«С камнем за пазухой»

С камнем за пазухой (fb2) - С камнем за пазухой (TV журналистка) 752K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Алешина

Светлана Алешина С камнем за пазухой

Глава 1

Утром нас ждал сюрприз. Его преподнесла Ее Величество Погода, которая выдала нам рекордное количество осадков в виде снега… в апреле. Ничего не скажешь, хороша весна в этом году: после оттепели наступают настоящие морозы. Не видать нам летом ни вишни, ни абрикосов.

Чертыхаясь от мысли, что придется опоздать на работу, я доставала зимнюю одежду, которую уже оптимистично считала ненужной в этом сезоне. Так… Дубленку вижу, а где ботинки? Наверняка Вовка успел куда-нибудь засунуть, и теперь мне улыбается перспектива ползать на коленках по полу, внимательно осматривая пространства под кроватью и шкафами. Что за день!

Ботинки наконец были найдены, но тут выяснилось новое, отнюдь не радостное обстоятельство: на одном из них предательски шатался каблук. Вот черт, ну как же я раньше этого не замечала?! Теперь придется идти в осенней обуви, а на заледеневших улицах сохранять равновесие будет непросто.

Муж уже успел убежать в свой институт, где трудился в должности и. о. доцента. Тоже наверняка опоздает, транспорт у нас к снежным завалам в швейцарском стиле непривычен и реагирует на них весьма обидчиво. Трамваи встают длинной вереницей, маршрутки ломаются в самых неподходящих местах, и приходится пробираться по толстому снежному настилу на своих двоих. А в моих невысоких ботиночках на рыбьем меху сделать это вдвойне непросто… Особенно остро я это осознала, оказавшись на улице и утонув в снегу чуть ли не по колено. Ноги мгновенно заледенели, и, сразу же забыв о данном себе обещании быть экономной, я уже ловила машину. Черт с ними, с деньгами, в конце концов, они не стоят того, чтобы зарабатывать себе пневмонию.

Зеленая «девятка» приятно обняла меня своим теплом, идущим от печки. На душе потихоньку становилось легче, несмотря на то, что снег на брюках растаял, и они теперь были мокрыми. У природы нет плохой погоды… пожалуй, сейчас бы я с этим поспорила. Что хорошего, например, в том, когда вошедшую в свои законные права весну вдруг разрезает снегопад, которого зимой люди ждали с нетерпением?

Водитель в считаные минуты доставил меня до родного телецентра и денег взял гораздо меньше, чем я предполагала. Ну вот, стало совсем хорошо. Все-таки здорово, когда жизнь преподносит тебе небольшие подарки, например, в виде душевных людей.

Кстати, о последних. Как-то на досуге, который лично у меня случается нечасто, я философствовала и пришла к одному очень интересному наблюдению. Мне везет на хороших людей. Если не быть совсем уж строгой, то можно сказать, что только такие меня и окружают. Взять хотя бы мужа Вовку. Вот уж с ним повезло так повезло. Пусть некоторые особо продвинутые знакомые, погрязшие в разрешении своих материальных проблем, время от времени ехидно намекают, что денег мой Володечка зарабатывать не умеет. Правы они, спорить не буду: действительно не умеет. Но если бы для меня это имело принципиальное значение, то я бы не пошла за него замуж, так как и его достоинства, и его недостатки были для меня очевидны с самого начала. Поэтому я успешно и без особых усилий игнорирую колкие замечания на этот счет.

Но самые значительные душевные люди, окружавшие меня, объединены общей профессией, и, конечно, это мои коллеги. Я – тележурналистка, ведущая популярной губернской передачи «Женское счастье». В прямом эфире я встречаюсь в студии с известными женщинами, которым есть что сказать народу. На съемках присутствуют зрители, которые задают вопросы, иногда достаточно колкие и непредсказуемые. В общем, аналогов у этого проекта множество, но, несмотря ни на что, мы прочно держимся в рейтинге популярности и занимаем далеко не последнее место.

Мы – это наша съемочная группа, те люди, с которыми я общаюсь почти ежедневно. И теперь, открывая дверь нашей комнаты, я уже приблизительно знаю, кого увижу в следующую минуту, а кто прибежит с получасовым опозданием. Так и есть. Лера, наш помощник режиссера, присела на чужом столе и строит глазки Павлику, нашему оператору. Ох уж эти двое!.. Хотя, если бы их не было, нам бы наверняка приходилось время от времени бороться со скукой. Наблюдение за ними способно заменить даже новомодное развлечение наших коллег из соседнего отдела маркетинга, установивших в своем кабинете бильярд и играющих в него в обеденный перерыв. Нам такие буржуазные развлечения не нужны, мы предпочитаем отдыхать по старинке в обед, с легкой газеткой в руках или, что бывает еще чаще, умчаться куда-нибудь по делам.

– Салют, ребята! Поздравляю вас с новой зимой.

Помреж и оператор состроили кислую мину, а Павлик недовольно буркнул:

– Ни слова о…

– Да ладно вам, – продолжала подбадривать я их, вешая дубленку в шкаф. – Зима – это ведь не так уж и плохо. На лыжах в лес махнем, красота! А то законной зимой сделать это было невозможно.

Продолжая рассуждать таким образом, я время от времени бросала взгляды то на Павлика, то на Леру. Все мы уже привыкли к их вялотекущему роману и если раньше пытались давать хоть какие-то советы то одному, то другому, руководствуясь своими познаниями в жизни, то сейчас уже не видели в этом смысла. Очевидно, наших голубков вполне устраивали ни к чему не обязывающие отношения, которые существовали между ними уже довольно продолжительное время. Их забавные подтрунивания друг над другом вносили в наше существование здоровые улыбки, а порой и взрывы гомерического хохота, когда шутки были особенно удачными.

– Опять от тебя перегаром несет, – возмущенно выговаривала Лера, в буквальном смысле нависая над Павликом. – Это, значит, ты так вчера культурно отдыхал?!

– Ну да. – Павлик был невозмутим и со здорово помятным лицом «после вчерашнего». – Я вчера корешу помогал костюм выбирать, а потом мы с ним покупку обмывали.

– Свадебный костюм-то? – поинтересовалась я, включая чайник. На лице Леры тут же отразилась явная заинтересованность.

– Нет, не свадебный, – поморщился Павлик, мельком глянув на подружку. – На работу ходить. Серега менеджером в солидную фирму устроился, а там требование: на службу обязательно являться цивильно одетым. Иначе – кранты, выгонят. В джинсах и тому подобном ходить не разрешается. В общем, фейс-контроль.

– Здорово! – восхитилась Лера и оглядела прикид Павлика с явным скепсисом. – Вот и наш Евгений Петрович такое правило бы завел!

– Ага! – неожиданно энергично мотнул головой наш оператор. – Его бы после этого жена из дому выгнала!

– Почему это? – одновременно спросили мы с Лерой, причем у меня появилось намерение прекратить разговор, пока он окончательно не перешел на личности.

– А потому что его бы содержать стало невыгодно! – успел-таки проговорить Павлик и увернулся от скомканной бумажки, которую я в него запустила.

– Ну хватит, ребята, посмеялись уже, – предприняла я попытку настроить коллег на рабочую волну. – Давайте-ка быстро выпьем кофе и – за дело. Еще не хватало, чтобы такие разговоры до шефа дошли.

В эту минуту открылась дверь, и на пороге эффектно возникла Галина Сергеевна. Моя непосредственная начальница, причем слово «непосредственная» по отношению к ней приобретало двойственное значение. Никто из коллег не знал точного возраста нашего режиссера, на этот счет существовали только неясные предположения, которые сама Галина Сергеевна ни поддерживала, ни опровергала. Особенно настойчивым она с достоинством отвечала, что ей около сорока. Как бы там ни было, но выглядела Галина Сергеевна, безусловно, замечательно. Она вообще была замечательной во всех отношениях, единственным ее недостатком были постоянные опоздания, за которые все ее великодушно прощали.

– Я не опоздала? – этот извечный вопрос Галина Сергеевна задавала чуть ли не каждое утро, и он чудесно ее характеризовал. – А у нас с транспортом сегодня такой кошмар творится! – продолжала начальница изливать на нас потоки своей неуемной энергии. – Была уверена, что приду первой.

Подобное было бы равносильно чуду, и, ручаюсь, что все присутствующие подумали о том же самом. Лера прыснула в кулак, Павлик скептически ухмыльнулся, а я лишь украдкой показала кулак этим двоим и с самым серьезным выражением лица спросила ничего не замечающую Галину Сергеевну:

– Ну как, приступаем сегодня к подготовке нашей знаменитой передачи?

Проект, который мы вынашивали довольно долгое время, действительно уже успел стать нашумевшим как в самом телецентре, так и в кругах работающих там сотрудников. Мой Вовка, например, ежедневно, правильнее сказать, ежевечерне вынужден был выслушивать очередные подробности планируемой передачи, которыми я не уставала делиться с ним. Я вообще редко чувствовала усталость, когда загоралась какой-нибудь идеей, а сейчас как раз наступил такой момент. Дело в том, что некоторое время назад наш город поразила очередная стрела тяги к зрелищам, в результате чего местные власти вкупе с плеядой спонсоров стали готовиться к десятилетнему юбилею одного из наиболее замечательных ресторанов Тарасова, обладающего неброским, но многозначительным названием – «Классика». В этом названии отразилось далеко не все, что составляло столь заманчивый коктейль, смачно вкушаемый богатыми и знаменитыми, однако возможно ли по описаниям воспринять сущность какого-то замечательного творения? В том-то и дело, что нет.

Предстоящее действо должно было развернуть активность высоких чинов нашего города на полную катушку. Дело в том, что чествуемый ресторан представлял собой поистине замечательное творение, можно сказать, был местной достопримечательностью. Начать следует с того, что полем деятельности этого предприятия был не только набор стандартных услуг, таких, как ужины, банкеты, презентации и прочие элементы деятельности заведений подобного профиля. В своем роде «Классика» представлял собой органичное сочетание ресторанных традиций с возможностями получения клиентами психологической помощи. Для обеспечения последнего фактора в ресторане работал штатный психолог. Кроме того, «Классика» периодически выпускал внушительное количество страниц журнала с одноименным названием.

Но, конечно, основным достоинством ресторана считалась кристальная репутация. Да что там говорить, в наше время, когда во многие питейные заведения, масштабные и не очень, люди просто иногда опасаются заходить, так как там могут существовать какие-то негласные правила, «Классика» зарекомендовал себя с гораздо более выгодной стороны. Здесь никогда не случалось разного рода разборок, благодаря тщательно отобранной охране начинающиеся скандалы гасились в самые первые минуты. И это, безусловно, было несомненным достижением.

– Подумаешь, ресторан! Чего особенного, таких сейчас море пооткрывалось, – натянутым тоном произнес мой муж, когда по долгу службы я в течение нескольких вечеров знакомилась с информацией относительно «Классики», перечитывая в основном «родные» журналы организации. Дело в том, что по случаю юбилея ресторана мы решили снять передачу с непосредственным участием его владелицы.

– Ну не скажи, Володя, он выделяется среди остальных заведений, как эксклюзивный наряд от кутюр от банального ширпотреба.

В течение последующих десяти минут я старательно пыталась втолковать моему простодушному супругу, чем одежда от кутюрье отличается от той, которая продается на базарах. Муж категорически отказывался понимать, что люди готовы без разговоров отвалить энное количество денег только за славное имя модельера. Ему казался диким тот факт, что какое-то платье, созданное маститым кутюрье, может стоить целое состояние. Нет, как человек образованный и живущий в современном мире, он, конечно, слышал о Джованни Версаче и Кристиане Диоре, но это все воспринималось им как-то… абстрактно, что ли. В общем, не предполагал мой любимый Вовка, что нечто подобное может существовать совсем рядом, даже не в Москве, а в родном провинциальном Тарасове.

Кстати, не таком уж и провинциальном, раз в нем находились такие во всех отношениях замечательные и интригующие объекты, как хотя бы все тот же пресловутый ресторан «Классика». Воистину, стать хотя бы однажды посетительницей этого заведения было тайным предметом мечтаний многих моих знакомых, да и я сама, если честно, тоже не отказалась бы от возможности провести незабываемый вечер под его сводами. Подобным образом музыкант мечтает хоть раз в жизни поиграть на знаменитой скрипке Страдивари. Но в том-то все и дело, что воплотить в жизнь эти мечты было достаточно сложно.

Выражаясь меркантильным языком, «Классика» стоила дорого. Очень дорого, если не сказать больше. В основном клиентами ресторана становились люди известные и богатые, и, как правило, своему выбору они не изменяли и впоследствии. В общем, клиентура была большей частью постоянной, не считая, конечно, приезжих, которые с тем же удовольствием посещали заведение.

Правительницей заведения являлась госпожа Меранцева. Я имела достаточно полное представление о том, как выглядела эта женщина, благодаря местному телевидению и прессе. На мой взгляд, более удачно найти свой имидж было просто невозможно, потому что Меранцева выглядела именно такой, какой в традиционном представлении должна была быть владелица ресторана. Чуть полноватая смешливая женщина с открытой улыбкой, она зазывно улыбалась с рекламных щитов, предлагая жителям родного города посетить свое заведение. Явственно можно было представить ее в качестве хлебосольной хозяюшки, радушно предлагающей гостям отведать фирменное блюдо собственного изготовления, хотя самостоятельно готовить Инге Леонидовне наверняка не приходилось последние несколько лет.

И вот, совсем недавно мне в голову пришла замечательная, если говорить без ложной скромности, идея. Я подумала о том, что героем нашей передачи «Женское счастье» обязательно должна стать Инга Меранцева. Подумала и о том, что это лучше всего устроить поскорее, чтобы успеть подготовить передачу до юбилея. В глубине профессионального сознания уже всплывали заманчивые картины телепроекта, транслируемого в свете предстоящего праздника, подготовкой которого занималась сама Меранцева. Нет, я вовсе не пыталась искусственно подогреть интерес к своей передаче, связав ее с неким зрелищным событием, просто, как и любой другой телевизионный деятель, пыталась найти более выгодные ракурсы для представления своего детища.

– А что, разве на сегодня у нас запланировано что-то конкретное? – с подозрением спросил Павлик, перестав блаженно потягиваться.

Лично меня в нашем операторе устраивало все, кроме одного качества, относительно которого – я уверена в этом – мои коллеги были со мной полностью солидарны. Этим качеством была исключительная леность, державшая Павлика в своих тесных объятиях и не желавшая отпускать захваченную добычу. Подозреваю, что союз Павлика с ленью был взаимовыгодным и приятным. Однако то, что в последнее время к лени прибавилась еще и забывчивость, мне не слишком нравилось.

– Павлик, когда-нибудь я разозлюсь и побью тебя, – вполне серьезно пообещала я и заметила, как Лера с Галиной Сергеевной одобрительно переглянулись. – Представь себе, сегодня у нас действительно запланировано очень даже, как ты выражаешься, конкретное. Сегодня мы встречаемся с госпожой Меранцевой, чтобы обсудить подробности предстоящей передачи.

Раздался возглас, которым наш оператор выражал свое чрезвычайное удивление. Так и есть – он просто забыл. Хорошо еще, что пришел сегодня с утра, а то бы решил устроить себе выходной после вчерашнего и появился бы только к обеду.

Встреча с Ингой Леонидовной была запланирована на два часа, и за оставшееся время мне нужно было успеть сделать две очень важные вещи. Первая заключалась в том, чтобы привести Павлика в надлежащий вид и как-то ликвидировать ужасающий запах перегара, который распространяло это чудовище за версту. Немного подумав, я решила возложить эту святую обязанность на Леру и, сунув ей полтинник, попросила сбегать в ларек и купить минералки, мятной жвачки и «антиполицай». Не пристало, чтобы такие кадры появлялись перед приличными людьми, одним из которых, безусловно, являлась Меранцева. Представляю ее реакцию при виде эдакого красавца!

Что же касается второй необходимости, то она заключалась в том, чтобы мне самой принять подобающий внешний вид. Честно говоря, я здорово волновалась при мысли о предстоящей встрече. Конечно, внешность Инги Меранцевой вызывала у меня симпатию, да и улыбка, которая не сходила с ее уст во время ее интервью, тоже располагала к себе. Но мне никогда не приходилось встречаться с ней в жизни. А вдруг окажется, что госпожа Меранцева на самом деле принадлежит к племени снобов или, что еще хуже, страдает манией величия? Ох, как же мне было неспокойно от таких мыслей!

– Павлик, сходи-ка вниз, купи мне пакетик кофе, – безапелляционно проговорила Галина Сергеевна, когда ей надоело смотреть на мои явные нравственные метания. Проницательности моей начальнице не занимать, очевидно, она уже была в курсе причины такого моего настроения.

Павлик с явной неохотой оторвал расслабленное тело от своего любимого кресла, кстати, законно принадлежащего мне, и медленной походкой вышел из кабинета. Как только за ним закрылась дверь, Галина Сергеевна тут же подсела ко мне и настойчиво взяла за руку.

– Ириша! – строго проговорила она и в эту минуту была до невозможности похожа на директора школы. – Сейчас же расскажи мне, что случилось, и не смей отделываться недомолвками, я все равно от тебя не отстану.

«Была не была», – подумала я и, как на духу, выложила ей все свои тревоги.

– Сами подумайте, Галина Сергеевна, мне предстоит такая встреча, а я выгляжу как самое настоящее чучело! Макияж от снега испортился, о прическе уже и не говорю, а она ведь это все сразу же заметит.

– Ну, во-первых, она не косметолог и не модельер, так что с этой точки зрения она тебя вряд ли будет оценивать. А во-вторых, все легко поправимо. Обнови макияж, поправь прическу и отправляйся на встречу во всеоружии. Или все-таки есть другая причина твоей взволнованности?

– Есть, – была вынуждена согласиться я, и причина такая действительно существовала. Дело в том, что Меранцева пользовалась довольно широкой известностью чуть ли не в мировом масштабе. Когда я знакомилась с информацией о «Классике», то выяснила, что Инга заключала контракты со многими ведущими зарубежными организациями и частными лицами на поставку редких экзотических продуктов, которые невозможно добыть в России и из которых готовились эксклюзивные блюда. Оставалось только предположить, какой была конечная стоимость этих яств, предлагаемых в меню ресторана…

А примерно пять лет назад «Классика» стал русско-французским рестораном. Да, именно так, потому что Меранцева подписала контракт с владельцем винного завода, расположенного в одной из многочисленных французских провинций, на постоянное сотрудничество. С тех пор в ее ресторане среди алкогольных напитков не было такого, который был бы получен из какой-либо иной страны.

Итак, по всем определениям, Меранцева была богатой. Как раз последнее определение и вызывало во мне некоторый страх. Вообще-то мне не свойственен снобизм, однако доселе героинями моих передач становились в основном люди более простые, чем владелица «Классики». Пока мы общались с ней только по телефону, да и то очень мало, а при таком контакте довольно трудно понять сущность собеседника. Поэтому сейчас мне было одновременно и страшно и интересно, как эта дама поведет себя, не будет ли чересчур высокомерна, и не придется ли мне чувствовать себя оскорбленной. Честно говоря, ужасно этого не люблю.

– Послушай, Ирина, – медленно, словно раздумывая, начала Галина Сергеевна, когда я высказала ей свои сумрачные страхи. – Насколько я осведомлена, госпожа Меранцева – женщина интеллигентная, истинная аристократка. Такая вряд ли позволит себе грубость. Да и вообще, с чего ты взяла, что твоя хваленая общительность и умение расположить собеседника на этот раз дадут сбой? Поверь, все будет хорошо, и вскоре ты будешь с улыбкой вспоминать свои страхи.

* * *

Знай я, насколько права окажется моя начальница, тогда, наверное, мне действительно стало бы спокойнее. Однако оставшееся до часа встречи время я провела как на иголках, то и дело вскакивая и подходя к зеркалу, чтобы удостовериться в своем безупречном внешнем виде. И хотя с этим все было в порядке, перспектива невозможности объективно оценить себя со стороны мучила: все казалось, что костюм сидит чересчур мешковато, на колготках образовалась складка, макияж слишком бледен, а прическу опять не мешало бы поправить. Подобный упадок моего настроения стал очевиден не только для Галины Сергеевны, но и для остальных сотрудников.

– Ну как? – с торжеством в голосе спросила меня Лера, с явным подозрением покосившись на мою кислую физиономию. Рядом с ней стоял Павлик – плод неустанного творчества Валерии, который она хотела продемонстрировать перед нами. Оператор был умыт, мастерски уложенные волосы разделял прямой пробор; как мне показалось, на его лице было заметно даже некоторое подобие грима. Сейчас он здорово напоминал купеческого приказчика из девятнадцатого века или же личного секретаря помещика, которому по статусу положено выглядеть благообразно.

– Павлик, ты великолепен! – разом воскликнули мы с Галиной Сергеевной, старательно сдерживая позывы смеха. – Только почему это ты так хмур, скажи на милость?

– Да ну вас! – протянул наш оператор с мукой в голосе. – Я в таком виде никуда не пойду. Мало того что прическу дурацкую сделала, так еще и рожу намалевала! Да я, чтоб ты знала, в таком виде знаешь на кого похож?

– Между прочим, все известные артисты перед важными мероприятиями гримируются, а тебе с твоей опухшей физиономией сам бог велел! – вспыхнула Лера праведным гневом. – Ты только представь, перед кем тебе придется появиться, – перед самой Меранцевой! И что она о нас подумает после созерцания тебя такого?

– Ладно, ребята, хватит трепаться, нам пора! Так, на ком сегодня поедем?

Я немного хитрила, на самом деле уже вчера вечером мне было известно, что сегодня на встречу нас везет шофер Костя Шилов. Похоже, известно об этом было не только мне…

– На нем, на нем, – подленько протянула Лера, сразу же забыв о своем возмущении. – Уж Константин так счастлив был, что ему предстоит сопровождать вас в такой ответственный момент! Ведь, можно сказать, на новый уровень передача выходит, раз с такими людьми контачить начинаем.

– Все, хватит, – остановила я потоки опасного красноречия помрежа. Лера никогда не упускала возможности подколоть меня на предмет обожания моей скромной персоны одним из наших водителей. Собственно, об этом знали многие, но в основном старались держать свои соображения по этому поводу при себе. – Поехали!

Шилов окинул меня сумрачным, как казалось поначалу, взглядом, но в нем проглядывало такое нескрываемое чувство восхищения, поэтому мне, как всегда, стало не по себе. Черт, с этим надо что-то делать, никуда не годится, что он вот так, запросто, только взглянув, демонстрирует перед всеми свои чувства!

Мы загрузились в машину и поехали.

* * *

В отличие от других деятелей нового времени, Инга Меранцева не стала следовать сложившимся традициям и размещать свои владения в старых полуразвалившихся особняках времен Николая II. Поэтому несколько лет назад «Классика» с размахом расположился в только что выстроенном по специальному заказу местных властей здании, для чего госпоже Меранцевой пришлось немало постараться. Я помню статью в одной из тарасовских газет, где колкий, но неумный репортер пытался представить владелицу «Классики» в невыгодном свете, описав соответственным образом, как она охмуряла нашего губернатора для получения разрешения на строительство здания за счет спонсорских взносов. Как ни старался автор статьи очернить образ Меранцевой, однако за созданный опус он вряд ли дождался похвалы от руководства, потому что невольно придал характеру Инги Леонидовны черты трагического благородства.

– Удачи, – пожелал Костя всем нам, глядя при этом исключительно на меня одну. Мне иногда кажется, что он нарочно так делает.

Мы вошли в просторный холл, отражающий удачное сочетание современного и классического стилей. Пол выложен мраморными плитами, на стенах – обивка подходящего светло-голубого тона, подвесные потолки искусно имитируют модернистскую лепнину. Вроде бы и просто, вовсе не вычурно, но тем не менее все смотрится очень органично. Мебели практически нет, только несколько красивых стульев у дальней стены, кстати, зеркальной. Наша команда четко возникла в его голубоватой глади, подчеркивающей общую тональность, и мы, словно сговорившись, разом совершили непроизвольный жест, поправляя прически, воротники и приводя себя в порядок. Зеркало не замедлило отразить наше волнение, выраженное в такой неоригинальной форме.

– Спокойнее, – с легкой улыбкой прошептала Галина Сергеевна, которая, пожалуй, единственная из нас четверых держалась не суетясь, с неизменным достоинством. – Нам вот сюда, – кивнула она на резную дубовую дверь, последнюю по коридору. Мы остановились, вздохнули словно по команде, собираясь с силами и придавая своим физиономиям подобающее выражение, а затем, постучав для проформы, толкнули дверь.

Комната, в которой оказалась наша съемочная группа, была на удивление большой. После довольно узкого пространства коридора это создавало эффект неожиданности, впрочем, как и сама атмосфера, царящая в этих неординарных апартаментах. Можно было не сомневаться, что вся обстановка была придумана одним человеком и приведена в исполнение под его чутким руководством.

Здесь все свидетельствовало о необычайной тяге хозяйки кабинета к делу, которое целиком поглотило ее, стало главным в жизни.

Огромное окно во всю стену открывало живописную картину, подобную которой мне давно не приходилось видеть. Позади здания находился самый настоящий сад, и сейчас он казался великолепной декорацией к сказочному сюжету. Ветви деревьев склонились под снежной тяжестью, сплошной белый настил укрывал землю, оставляя видными лишь несколько голубоватых скамеек и красивое сооружение, стоящее в редком окружении деревьев. Это была беседка.

Стильные бра по обе стороны от стола Инги Меранцевой бросали зеленоватый отсвет на белые листы бумаги, разложенные на поверхности, и от этого казались слегка загадочными, словно они только что вышли из какой-то волшебной машины, создавшей их. Мягкие кресла и диван были уютными, но, несмотря на это, очень уместно смотрелись в интерьере всего офиса. Дорогое ковровое покрытие на полу в точности повторяло цветовой фон стен, штор и мебели, которой здесь было ровно столько, сколько необходимо. Между тем большая часть помещения оставалась свободной; наверное, время от времени здесь проводились планерки, на которых Меранцева распекала своих нерадивых сотрудников, хотя вряд ли такие имелись в ее коллективе.

Владелица «Классики» поднялась навстречу нам с искренней улыбкой, чем сразу же покорила съемочную группу наповал. Для меня теперь стал очевидным тот факт, что не одна я пасовала перед этой встречей: и Лера, и Павлик, и даже Галина Сергеевна были солидарны со мной в этом, хотя в отличие от меня старались не подавать виду.

Меранцева была… великолепной! Вспоминая свое первое впечатление от этой женщины, я впоследствии долго не могла сказать, что же конкретно покоряло в ней, что заставляло неотрывно смотреть в эти бездонные зеленые глаза, такие мудрые, такие проницательные. Эта женщина явно не пыталась выглядеть моложе, хотя для своих сорока восьми она явно не добирала лет семь-восемь, но в ее облике было столько достоинства и изысканной простоты, что хотелось во что бы то ни стало расположить ее к себе, внушить симпатию, если только такое возможно. Доселе мне приходилось видеть Ингу Леонидовну только на экране телевизора или на фотографии в газете, но разве можно с помощью техники отобразить глубину и чистоту взгляда, целостность образа, органичное сочетание великолепной внешности и глубокого ума? Только в процессе общения я увидела и почувствовала все это. Хотя, почему это только я? Ручаюсь, все остальные ощутили то же самое.

– Добрый день, я ждала вас. Прошу прощения, что не смогла ответить на ваше предложение лично и была вынуждена поручить это секретарю. Самой смешно, но в последнее время навалилось так много работы по подготовке праздника, что не удается даже нормально поесть. Вот уж верно говорят, сапожник без сапог!

Вот так незатейливо и убедительно она сразу сумела расположить нас к себе. Наверняка после такого вступления никому из нашей компании не пришло бы в голову назвать ее богатой гордячкой. Меранцева обладала приятным голосом, который, очевидно, мог обернуться и громоподобными окриком, – тональность была вполне подходящей для этого, – или переходить на ворчливые интонации. Инга Леонидовна производила впечатление душевного и открытого человека.

Гостеприимным жестом она предложила нам сесть в кресла, а сама прошла на свое рабочее место. Хотя рабочее ли? Мне показалось, что она считает и это здание в целом, и этот кабинет в частности – своим домом.

– Итак, с чего мы начнем? – спросила Инга Леонидовна, когда все мы, за исключением Павлика, расселись по своим местам. Наш оператор тем временем принялся живейшим образом, свойственным ему только в порыве творческого процесса, выбирать для своей камеры наиболее удачные ракурсы и пробовать наиболее выгодные положения.

– Было бы замечательно, если бы вы рассказали про то, как вообще родилась идея создать такое вот предприятие, – начала я.

– Предприятие… Да, наверное, для окружающих мой проект действительно выглядит предприятием, и наверняка многие совершенно искренне полагают, что я расчетливо и меркантильно создавала его, приводя в соответствие с нынешним днем. На самом деле… ничего этого не было. Идея родилась сама, и я даже не обдумывала поначалу никакие технические тонкости, настолько четко представила себе, к чему буду стремиться в идеале. Только позже я столкнулась с реальными проблемами, но поскольку тогда уже заболела идеей, то начала бороться с трудностями со всем упорством, на которое была способна. В общем, могу сказать, что не я придумала создать «Классику», она сама нашла меня.

– Но ведь с чего-то же вы начинали?

– Вам наверняка известно, что ресторан существует уже десять лет, так что, как нетрудно догадаться, он создавался в непростое время. Однако могу сказать совершенно определенно, что тогда было проще громко заявить о себе, чем сейчас. В нынешнее время люди становятся избалованными и требовательными, создать нечто принципиально новое практически невозможно, поэтому все стараются отыскать достойные аналоги уже существующего. Тогда же можно было и блеснуть, имея в кармане несолидный начальный капитал и море энтузиазма. Но я, кажется, увлеклась. Для передачи вряд ли подойдут подобные откровения…

Она посмотрела на меня с чуть снисходительной улыбкой. Да, признаться, я допустила промах, попав под обаяние этой женщины и временно отключив свои профессиональные навыки. Мы рисковали сделать вместо популярной передачи документальную, вряд ли шеф похвалит за это.

– Прошу прощения, вынуждена признаться, я просто заслушалась вас и перестала думать о работе. Вы правы, нам нужно донести информацию до зрителей в доступной форме. Обещаю исправиться прямо сейчас. Итак, Инга Леонидовна, давайте оттолкнемся от того самого исходного энтузиазма, о котором вы только что говорили. Его действительно было так много?

– О да! Поверите ли, поначалу мы совсем не уставали, хотя работали очень много. Хотелось довести начатое до какого-то завершенного этапа, так сказать, запустить сложный механизм.

– Вы говорите «мы», а кто же скрывается за этим множественным местоимением?

– Ну, прежде всего, конечно, мои друзья. Впоследствии некоторые из них отошли от этой работы, открыли собственное дело, которое было им ближе, но вначале они очень хорошо мне помогали, и я считаю, что сама вряд ли могла бы вывести «Классику» на сегодняшний уровень.

– Большая была у вас команда?

– Помимо меня, еще четыре человека. Две подруги, одна из которых сейчас моя совладелица, а другая занимает в «Классике» важную должность; и два друга, которые, к сожалению, теперь ушли, после того как сумели поставить меня на ноги.

– А почему вы решили открыть именно ресторан? Характер заведения был близок вам по духу или же будущая деятельность соответствовала вашему образованию?

– Мечта иметь свой ресторан сопровождала меня практически с ранней юности. Я не помню точно, во сколько лет загорелась этой идеей, но как только она родилась, то я стала жутко целеустремленной для своих лет. Пошла учиться на повара, потом прошла переквалификацию на кондитера, осваивала все новые и новые рецепты. А что касается образования, то у меня, помимо всего прочего, имеется диплом психолога, и я, как ни странно, считаю, что в какой-то степени работаю сейчас по специальности. Дело в том, что «Классика» ориентируется на индивидуальные потребности каждого клиента, мы не практикуем какой-то единый подход ко всем и к каждому. С каждым, кто приходит к нам, мы общаемся индивидуально, и так было заведено с самого начала.

– Я вижу, что психология составляет чуть ли не базис вашей деятельности. Насколько я знаю, у вас в штате есть специальный сотрудник, у которого клиенты могут получить необходимую психологическую помощь. Да вот и вы только что сказали, что стараетесь вникнуть в психологию каждого клиента. Как-то это сложно и не совсем вписывается в специфику индустрии развлечений: люди приходят в ресторан просто для того, чтобы хорошо провести свободное время.

– Ну-ну, не преуменьшайте, пожалуйста, значимость этой проблемы, – добродушно рассмеялась Инга Леонидовна. – Психология многолика, и любой бизнес основывается на ее знании, иначе он просто обречен на провал.

– Ну хорошо, допустим. Инга Леонидовна, зрителей наверняка будут интересовать каверзные вопросы, и вы должны быть готовы, что они не постесняются их задать. Например, такой: где вы взяли начальный капитал?

– Прежде чем мы открыли «Классику», пришлось заработать деньги на менее благодарном труде. Поначалу мы занимались выпечкой хлеба, открыли свою пекарню, потом постепенно перешли на иной уровень. В общем, пословицу «Хочешь жить – умей вертеться» мы тогда прочувствовали на собственном опыте.

Мы проговорили с Меранцевой еще четверть часа, и в течение этого времени она продолжала рассказывать о «Классике» так же просто и понятно, однако стараясь раскрыть механизм работы своего детища как можно глубже. Плодом этого в высшей степени результативного разговора было приглашение Меранцевой обязательно посетить ее заведение. От внимания мудрой женщины, конечно, не укрылась скептическая ухмылка Павлика, которую тот не сумел или нарочно не захотел скрывать, и разом вытянувшиеся физиономии нас троих: Галины Сергеевны, Леры и меня. Смысл этой реакции был банальным – посещение ресторана с великим трудом вписывалось в рамки нашего жалованья.

Однако Инга Леонидовна тут же улыбнулась и заверила нас в том, что предлагает посетить свой ресторан исключительно из эгоистичных побуждений – в качестве рекламной акции: мол, позже она намерена договориться о рекламных паузах, включаемых в эфир нашей передачи.

– Согласитесь, что если вы не будете иметь представления обо всех достоинствах нашего заведения, то не сможете выгодно его представить, – хитро оглядев нас всех по очереди, заметила Инга. – Так что вам не отвертеться – все равно я не отстану от вас до тех пор, пока вы не почтите мое заведение своим присутствием. Да, и кстати о рекламной акции: мы собираемся приурочить к юбилею ресторана презентацию блюд из страусового мяса. Птицы выращены на ферме, расположенной в нашей области, и доселе такой продукт еще нигде не использовался. Словом, новинка во всех отношениях интересная, и если она придется по вкусу посетителям, то успех будет ошеломляющим. Полагаю, что лучшим временем для проведения передачи с моим участием будет как раз день презентации; можно будет договориться о проведении эфира, скажем, после официальной части. Как вам такой вариант?

Посоветовавшись, мы единогласно пришли к выводу о том, что мысль действительно дельная.

В этот момент открылась дверь, ведущая в смежную комнату, и на пороге возникла секретарша, молодая женщина лет тридцати в строгом стильном костюме темно-бордового цвета.

– Прошу прощения, Инга Леонидовна, но к вам пожаловал господин Ролес.

Очевидно, в здании был еще один вход, пройдя через который, можно было попасть к Меранцевой только через приемную секретаря. Инга Леонидовна чуть виновато улыбнулась и развела руками, показывая, что время беседы с нами подходит к концу.

– Я думаю, что проблем во время телепередачи не возникнет, – оптимистично заключила она, обращаясь к нам. – А если и возникнут какие-то вопросы, звоните, отвечу либо я, либо секретарь.

Мы поблагодарили ее, распрощались и пошли к выходу.

– Ну вот, вы совершенно напрасно волновались, – хитро проговорила Галина Сергеевна, когда мы загрузились в машину. – Инга Леонидовна оказалась прекрасным собеседником, совершенно лишенным снобизма.

– Да, ничего дамочка, – протянул развалившийся на сиденье Павлик. Рабочий процесс окончен, а значит, к нему вернулась его обычная леность.

– Это ты сейчас так говоришь, – Лера никогда не упускала случая поддеть нашего оператора, – а перед встречей трусил.

– Кто?!

– Ты!

Под звуки очередной перепалки можно было отвлечься и подумать, что я и сделала с величайшим удовольствием. За окном автомобиля проплывали потрясающие зимние картины, которые можно наблюдать лишь в первые несколько часов после того как выпал снег, но сейчас даже они не способны были отвлечь меня. Как любой другой занятый работой человек, я время от времени погружалась в свои мысли, продумывала, просчитывала варианты. И сейчас была как раз такая минута.

Теперь, когда передача с Меранцевой меня более не страшила, я могла наглядно представить себе ее концепцию, вернее, тот вариант, в котором мне бы хотелось ее провести. Довольно поверхностно представляя себе презентацию блюд из открытого Меранцевой продукта, да еще такого экзотического, как страусовое мясо, я, однако, предполагала, что действо, несмотря на свою оригинальную сущность, все же пройдет в соответствии с традициями. Красивые, нарядно одетые девушки будут разносить блюда, предлагая гостям вкусить их и отвечая на вопросы относительно того, как называются эти яства и что они собой представляют. На лицах посетителей наверняка появится выражение восторженного любопытства, и камеры умелых операторов «запомнят» их для телевизионной передачи. Те же самые посетители, но уже в качестве зрителей потом будут присутствовать и на моей передаче, ведь, как сказала Меранцева, мы проведем ее практически сразу после презентации, вернее, после ее официальной части…

– Эх, и жрать охота! – протянул Павлик, прервав мои размышления. Мы трое – я, Галина Сергеевна и Лера – разом шикнули в ответ на его грубость, сделав это скорее для проформы, так как уже давно привыкли к отнюдь не безупречным манерам своего оператора. Костя Шилов ухмыльнулся и попытался встретиться с моим взглядом в зеркале заднего обзора.

– Вот подожди, приедем на работу, я тебя соевым мясом угощу, – пообещала Лера, которая слыла ярым борцом за пресловутый здоровый образ жизни. Она принципиально не ела животной пищи, зато полезные продукты всегда составляли основу ее рациона, что служило приманкой для мелкой воровской деятельности Павлика. Время от времени этот вечно голодный обжора потихоньку таскал у девушки то сухофрукты, то выпивал витаминный чай.

– А что это такое, соевое мясо? – поинтересовался Павлик, очнувшись от своей полудремы, но Лера лишь загадочно промолчала.

Весна потихоньку снова вступала в свои законные права. Высоко взошло солнце, старательно исправляя утреннее недоразумение, и от того многочисленные быстрые ручьи теперь весело бежали по слегка наклонным дорогам, стекая в углубления и образовывая длинные лужи. Если так дело пойдет, то уже завтра или послезавтра снова будет сухо. Все-таки тепло не за горами, и никуда оно от нас не денется! Надо бы приобрести себе на досуге что-нибудь нарядное, соответствующее весеннему настроению.

Глава 2

– Какая гадость! – брезгливо провозгласил Павлик, отведав Лериного обеда. – Как это вообще можно есть?

Определенно, соевое мясо нашему оператору не понравилось. Именно насчет него он и высказался столь нелицеприятно. Лера тотчас начала читать ему нотации по поводу того образа жизни, который он ведет.

– Пройдет лет пять, и ты начнешь маяться от всяческих болезней! А соевое мясо, между прочим, достойный заменитель обычного, в нем содержится множество полезных веществ, таких, например, как фосфор, цинк…

– Вот уж никогда не думал, что кусочки вареной резины можно считать полезными, – проворчал Павлик и с надеждой окинул взором нас с Галиной Сергеевной. – А у вас, случайно, не найдется человеческой еды?

– Вообще-то найдется, – были вынуждены признаться мы, доставая свои запасы. К побирушке-оператору все давно уже привыкли, и постепенно он перестал раздражать общественность: попрошайничество стало таким же неотъемлемым качеством Павлика, как его лень. Галина Сергеевна щедро выложила на общий стол куски пирога, испеченного собственноручно, достала банку с консервированной фасолью и белый батон. Я могла предложить только варенье и бутерброды, но и на это непривередливый Павлик посмотрел с немым обожанием, очевидно, желая отблагодарить своих кормилиц – Галину Сергеевну и меня.

– Ну, слава богу, нашлись люди, которые спасли меня от голодной смерти, – оживленно проговорил Павлик, радостно потирая руки. – А то от некоторых хорошего не дождешься, они могут предложить только лекции на тему, сколько того или иного металла содержится в вареной резине.

Лера, к которой относился этот отнюдь не двусмысленный намек, лишь нервно хихикнула в ответ. Опасаясь, как бы она снова не разразилась лекцией о вреде «нездорового» питания – нездоровым она называла большинство традиционных вкусностей, – я разлила всем чай и жестом пригласила к столу.

Обеденный перерыв прошел в дружеской, почти семейной атмосфере. Я все чаще ловила себя на мысли, что здорово привыкла к этим людям и этой работе, со всеми ее минусами и положительными моментами. А вообще-то я мечтала о том, что когда-нибудь перейду на другой уровень, став основательницей собственной передачи: «Независимое расследование Ирины Лебедевой». Эта мечта, уже давно прочно поселившаяся в моем сознании, как всегда, сладко резанула тщеславие. Да, здесь мне хорошо, но ведь когда-нибудь нужно будет менять привычный, устоявшийся ритм и осваивать новые горизонты? Я считала, что нужно, а вот мой начальник не разделял этого мнения.

Но обед уже подходил к концу и пора было снова браться за работу. Философствование на рабочем месте в нашей организации не поощрялось ни морально, ни материально.

* * *

– Скажи честно, как я выгляжу?

Этот вопрос я задавала своему благоверному уже четвертый раз за последние пару часов. Я волновалась, причем так, что скрывать это было бы просто глупо. Тем более перед Вовкой, который, слава богу, знал меня не первый год и был достаточно внимателен ко мне, чтобы определить любое отклонение моего настроения от нормы. Нормой считалось настроение благодушное, максимально близкое к хорошему, но без сопутствующих эмоциональных эффектов. В общем, ровное, спокойное и безмятежное. Сейчас ничего подобного не было и в помине.

И вряд ли в тот момент я могла бы более или менее конкретно объяснить, в чем же причина подобного мироощущения, от которого хочется беспрестанно ходить из угла в угол, желательно в быстром темпе. Сегодня должна состояться моя передача с участием Меранцевой. Но это потом, а пока я, как и мои коллеги, исполню роль почетного гостя на презентации новых блюд ресторана «Классика», которую решено было провести в самом дорогом и элитном ночном клубе «Сильвер», и уже одно это говорило о невероятном масштабе проводимого мероприятия. Предпочтение клубу было отдано с той целью, чтобы вместить большее количество гостей и зрителей, так как в рамках упомянутого заведения такое было вполне возможным.

Однако не сознание огромной ответственности, возложенной на мои плечи, волновало меня в настоящий момент. Довольно продолжительная по времени карьера телеведущей накладывала вполне определенный отпечаток, в результате которого любые проявления социофобии исчезают бесследно. Я и раньше не испытывала ощутимых проблем, выступая публично или попадая в светское общество, а уж после нескольких лет работы на телестудии уже не страшилась этого в принципе.

– Дорогая, ты ведь сама не своя… Может, поделишься со мной своими переживаниями? – мягко попросил муж Володя.

Милый мой, родной, любимый и дорогой, если бы я могла это сделать! Но, к сожалению, даже самой себе я не могла объективно ответить на вопрос, что же меня мучает. Это было то самое неясное и непонятное предчувствие, от которого возникает неприятная расслабляющая нервозность, безотчетная боязнь чего-то, что может разрушить почти идиллическую картину существования.

– Не знаю, Володя, и сама не понимаю. Словно предчувствие какое-то гложет, будто что-то должно произойти. Ты не обращай внимания, может, я просто трушу, что придется выступать в студии с такими шикарными зрителями… Кстати, как же я все-таки выгляжу, ты ведь не ответил? – Я, конечно, прекрасно сознавала, что причина волнения вовсе не в моем виде.

– Замечательно! – честно вынес вердикт мой самый распрекрасный муж, и в глазах его засветилось восхищение. Вот так, просто и односложно, а зато сколько искренности в этом своеобразном комплименте, на который я сама же и напросилась. Обожаю Вовку!

Во дворе уже ждала студийная машина, которая должна была отвезти меня к месту действия. Слава богу, за рулем сегодня сидел не Шилов. Я была несказанно рада, что не придется видеть его тихое и молчаливое обожание, перед которым я всегда невольно испытываю безотчетную вину. Но нужно было ехать, несмотря на обуревавшие меня чувства, черт бы их побрал!

* * *

Подъезжая к «Сильверу», мы были вынуждены пристроиться в хвост длинной вереницы колоритных машин, направление которых явно совпадало с нашим. Определенно, в этих монстрах зарубежного и только зарубежного авторынка сидели все те, кто имеет непосредственное отношение к предстоящему действу: сотрудники «Классики», участвующие в создании раритетных блюд, которые сегодня будут продегустированы, многочисленные гости презентации и не менее многочисленные зрители. Наша «Волга» заметно выделялась на фоне этого разноцветного пиршества дорогущих иномарок. Ну и ладно, должен же хоть кто-то представлять отечественную автопромышленность!

Пока машины медленно проезжали через узкий переезд, на котором каждую фиксировали в специальном табеле, у меня было время, чтобы собраться и успокоиться. Как там говорила Меранцева… знание психологии – великая сила? Эх, если бы я могла понять сейчас причину своей тревоги, то первый шаг к решению проблемы был бы сделан.

Так, ну ладно, теперь надо переключиться и подумать о чем-то отвлеченном. Например, о собственном внешнем виде. А что, вполне занятная тема для легких необременительных дум. Перед уходом я критично осмотрела себя в зеркале и осталась весьма довольной. Макияж в порядке, костюм вполне соответствует событию, к тому же подходит к сегодняшней, по-настоящему весенней погоде. Небесно-голубая блузка из тонкого трикотажа и юбка соответствующего тона прекрасно гармонировали с пиджаком темно-сливового цвета. Туфли и сумка были подобраны в тон пиджаку, над прической трудились ведущие мастера элитного парикмахерского салона, с которым у нашей студии давно была договоренность на услуги за бесплатную рекламу.

Мандраж постепенно проходил. Я собралась и послала все свои предчувствия к чертовой бабушке, после чего ощутила прилив бодрости и хорошего настроения. Я просто многое себе внушила, обжегшись единожды, – вот она, объективная причина моих волнений. В принципе неудивительно было занервничать в предвкушении необычного, особенно в свете событий, имевших место в моей жизни. Дело в том, что иногда мне кажется, будто нашу съемочную группу преследует рок. Было время, когда это вызывало у меня сильную депрессию и я всерьез верила в то, что кто-то из нашей команды приносит несчастье. Готовя некоторые передачи, причем, как правило, они были неординарными, мы сталкивались… с преступлениями. Да-да, именно с преступлениями, и это были отнюдь не мелкие незначительные кражи. Несколько убийств, похищение, другие серьезные правонарушения – вот с чем нам пришлось иметь дело. Но самым неприятным было то, что каждое из этих негативных событий складывалось таким образом, что мы невольно оказывались связанными с тем или иным преступлением.

Однако пора уже расстаться с этими сумрачными воспоминаниями. Но в этот раз обязательно все будет в порядке.

Наконец и нашу машину зарегистрировали, мы разместили ее на автостоянке, а сами прошли к центральному входу. На лестнице была расстелена красная ковровая дорожка – старинный символ гостеприимства. Все-таки здорово иметь такую работу, которая позволяет присутствовать на таких празднествах, куда ты никогда бы не попал в своей обычной жизни, поскольку на это банально не хватило бы никаких твоих зарплат.

Клуб «Сильвер» был выбран для проведения показа не случайно: помимо всего прочего на фоне остальных заведений подобного плана он отличался очень выгодно. В нем не было того пошловатого великолепия, которое производит подчас прямо-таки убийственное впечатление и чуть ли не кричит о своей дороговизне. Простота и изысканность клуба располагали к приятному времяпрепровождению, при этом владельцы «Сильвера» не старались привлечь внимание посетителей к своему детищу с помощью показной роскоши. Мудрые люди, очевидно, рассудили, что клуб и без того будет пользоваться неизменным успехом среди богатых и знаменитых граждан нашего города, и они не ошиблись. Сейчас «Сильвер» считался самым посещаемым заведением Тарасова, несмотря на то, что при этом занимал первое место в рейтинге самых дорогих ночных клубов.

Простым смертным вход сюда был негласно воспрещен. Оставалось только мысленно порадоваться тому, что сейчас это правило обернулось лично для меня исключением.

В зале народу собралось еще немного, да и посадочных мест здесь не было предусмотрено на большое количество. «Элита», – подумала я, потихоньку окидывая взглядом собравшуюся публику. И была вынуждена констатировать, что за последнее время обеспеченные представители населения нашего города обрели значительную интеллигентность и светский лоск, напрочь избавившись при этом от прежних пережитков власти и денег – грубости, надменности, отсутствия элементарных норм вежливости. Сейчас эти господа – а это слово очень хорошо подходило собравшейся публике – с легкостью демонстрировали изящество манер и аристократическое достоинство, словно только что сдали архисложные экзамены по этикету и получили соответствующие дипломы.

– Ирина?

Шествуя между рядами пока еще пустых столов, я удивленно посмотрела вправо, недоумевая, кто бы это мог меня окликнуть. Неподалеку стояла совсем юная девушка, красивая, словно фея на картинке, рисованной по сказочному сюжету, и лучезарно улыбалась мне, словно старой знакомой. Хотя, как осенило меня уже через несколько секунд, она действительно была моей знакомой, вернее, дочерью той женщины, с которой мы однажды сошлись на почве общих интересов. Помнится, тогда я увлекалась водной гимнастикой и на одном из посещений бассейна обрела единомышленницу по имени Светлана, с которой было приятно общаться. Какое-то время мы поддерживали отношения, правда, в дружеские они так и не переросли, поэтому уже с полгода мы ничего друг о друге не слышали.

Красавицу Анюту я видела всего лишь раз, когда Светлана пригласила меня к себе в гости. Тогда девушке едва исполнилось семнадцать веселых лет, и она была гордостью матери. В период наших встреч Светлана с непередаваемым упоением говорила о ее красоте, многочисленных талантах и прекрасном характере, но я, признаться, до тех пор, пока сама не увидела Анну, считала материнское восхищение несколько преувеличенным. Однако при личном знакомстве девушка очаровала меня, поскольку восхваляемые достоинства действительно присутствовали в ней с избытком.

– Анюта, здравствуй! – я улыбнулась ей и подошла ближе. – Вот так приятная неожиданность! Какими судьбами здесь?

– А я сейчас работаю в «Классике»! – радостно сообщила мне сияющая Анюта. Ее глаза лучились довольством жизнью в целом и отдельными ее элементами в частности, и в порыве этого позитивного коктейля девочка явно слегка преувеличила. Надо отдать ей должное: она тут же поправилась. – Вернее, не работаю, а заканчиваю проходить стажировку. Меня взяли с испытательным сроком три месяца, а потом, скорее всего, зачислят в штат. Представляете?

Я тут же вспомнила в высшей степени великолепный торт – без ложной скромности произведение искусства, – которым угощали меня Анна со Светланой, когда я была у них в гостях. Кажется, Анюта заканчивает кулинарное училище, припоминала я. Между тем ее восторженные восклицания не смолкали.

– Сегодня я здесь вместе с другими девушками буду разносить блюда. Волнуюсь, но все равно чувствую себя такой счастливой!

Оставалось только порадоваться ее удаче, что я и сделала, выразив при этом уверенность, что она непременно проявит себя во время стажировки. Поговорив немного с девочкой относительно самочувствия ее мамы, я отправилась на свое место.

Немало времени потребовалось гостям, чтобы разместиться. Наконец на сцене появилась Меранцева, которая должна была произнести вступительное слово, то есть рассказать о том, как родилась и воплощалась в жизнь идея страусового мяса. Минуты через три после ее выступления наш Павлик, весьма скептически настроенный по отношению к экзотике вообще и в частности, еле слышно пробурчал:

– Ничего из этого я есть не буду! Они бы еще лягушачьи лапки нам предложили. Уж лучше я слопаю Леркину вареную резину!

* * *

– Быстрее, быстрее, Ирина! Тебя уже почти объявили! Ну где тебя носит?

Галина Сергеевна махала мне рукой, призывая поскорее подойти к кулисам, чтобы через секунду выйти на сцену. Признаться, я действительно замешкалась, нужно было тихонько выйти из зала сразу по окончании дегустации, но меня отвлек один из не самых тактичных репортеров, попросив описать свое отношение к представленным блюдам. Он как-то совершенно незаметно подкрался ко мне, так, что от растерянности я обернулась и взглянула в камеру, машинально дожевывая кусочек слоеного гребешка с начинкой из страусового мяса. Ох, неужели мое смущение будет выставлено напоказ?

Досадуя в душе на это происшествие, я случайно встретилась взглядом с мужчиной среднего возраста с очень приятной и интеллигентной наружностью. Он понимающе кивнул в сторону активно снующего по залу репортера и дружелюбно заметил:

– Была бы моя воля, я бы запретил присутствие этих кустарей в приличном обществе. Но что поделаешь, супруга настояла на том, чтобы пригласить журналистов, мотивируя это тем, что событие должно быть обнародовано. – Мужчина виновато развел руками, будто извиняясь за прихоть своей второй половины, и тут, словно что-то вспомнил: – Да, я же не представился! Позвольте исправить эту досадную оплошность. Меня зовут Максим Олегович Ледов, я главный редактор журнала «Классика», по совместительству супруг директора одноименного заведения.

– Инги Леонидовны? – с легким удивлением спросила я.

– Ну да, именно ее. Как видите, я счастливый человек, раз такая женщина удостоила меня своей любовью. – Максим Олегович обаятельно улыбнулся и кивнул в сторону сцены, где предположительно должна была находиться его жена.

– Да… – запнулась я, пытаясь подобрать подходящие слова, дабы должным образом отреагировать на столь редкое в наше время отношение двух уже, в общем-то, немолодых супругов. – Ох, Максим Олегович, я прошу прощения за то, что вынуждена вас оставить, но мне срочно нужно на сцену. Извините!

Последнее слово я произнесла уже на бегу. Сама виновата, в результате своего же ротозейства приходится удаляться в спешке. Ну да ничего, все в порядке, я как раз успеваю.

Меранцева уже сидела за столиком, который специально установили для съемки нашей передачи. Яркие прожектора над сценой сейчас чуть пригасили, создав привычную обстановку для съемок «Женского счастья». Представительницы прекрасного пола в зрительном зале только что имели возможность наглядно убедиться в том, что же такое счастье в одном из его проявлений. Я знала, что на устах многих сейчас вертится один вопрос, и он будет первым из тех, что будут заданы.

– Скажите, ваше счастье заключается в работе? И если да, то объясните, пожалуйста, почему: ведь напряженный труд не слишком соответствует традиционному представлению о женском счастье.

Я не ошиблась. Вопросы сегодня посыплются жесткие и каверзные, положение зрителей позволяет им спрашивать все, что они пожелают. Например, только что подала голос молоденькая девчушка, которой от силы восемнадцать, но она уже явно успела понять, что ей многое позволено.

Однако Меранцева держалась на высоте. На вопрос о счастье она ответила, что главным для женщины всегда остается семья, чем сразила наповал добрую часть сегодняшней публики. Я поискала глазами ее супруга и заметила, как он пробирается по второму ряду к единственно свободному в зале месту. Прозвучавшие только что слова вызвали в нем ответную реакцию: не сходившая с его губ улыбка стала заметно шире, а губы, казалось, послали Инге поцелуй.

Что касается работы, отвечала Меранцева, то она должна быть солидным дополнением к основе счастья, и лично она сумела найти такое дело, которое отвечало бы этим требованиям. После ответа на вопрос Меранцевой зааплодировали.

Передача прошла в теплой обстановке, несмотря на некоторые пикантные моменты, которые все-таки возникали время от времени. Но без них было бы неинтересно. В целом, можно было считать, что проект удался, и этот факт значил для меня очень много.

Уже когда передача подходила к концу, а я подводила некоторый итог, выразив основной смысл сказанного Меранцевой, по залу пронеслось вдруг какое-то тревожное волнение. Я не поняла его причины в тот момент, но чувство, одолевавшее меня сегодня с самого утра, вдруг возникло снова и сжало меня в своих тисках. Это было почти физическое ощущение, и такой силы, что я чуть не потеряла равновесие, когда поднималась из-за стола. Идя по сцене на совершенно деревянных ногах, я была почти уверена в том, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

* * *

– Что случилось? – спросила я, глядя в окаменевшее лицо Павлика и уже ни на секунду не сомневаясь в том, что что-то действительно произошло.

– Случилось… – эхом повторил оператор, отводя невидящий взор в сторону.

– Убили девушку, одну из тех, которые помогали представлять новые блюда, – раздался напряженный голос Галины Сергеевны. Она стояла совсем рядом, держась правой рукою за сердце.

– Нет! – кажется, я вскрикнула. – Нет, неужели…

Сразу же вспомнились все страхи, преследующие меня в течение нынешнего дня. Господи, это снова произошло с нами… Как после этого не поверить в законы эзотерики? Может быть, то, что происходит с нашей группой, есть результат отражения моих мыслей, их воплощение в действительности? Ведь я давно мечтаю о передаче «Независимое расследование…», а жизнь который раз преподносит мне подходящие сюжеты.

Милиция еще не подъехала, да ее, скорее всего, еще никто и не вызывал. За кулисами сейчас было довольно много народу, съемки передачи закончились, и люди сновали по закулисному пространству, улаживая свои дела. Некоторые еще даже не знали о случившейся трагедии – те, которые подошли только сейчас. Другие находились за кулисами в течение всей презентации, и они были в курсе случившегося. Согласно рассказу очевидцев, а в качестве одного из них оказался наш оператор, девушку нашли где-то около получаса назад, примерно тогда, когда были вынесено последнее блюдо из коллекции Меранцевой.

Я осторожно прошла сквозь толпу возбужденных и растерянных людей, и тут же крик ужаса, готовый вырваться из моих уст, перехватил дыхание. Посередине одной из подсобных комнат клуба лежала девушка, и в следующую секунду уже не оставалось сомнений в том, что это была… Анюта.

Глава 3

Цветущая красавица, сраженная злодейкой-судьбой, была определенно мертва, и неотвратимое понимание такой простой и несправедливой истины запечатлелось в моем мозгу, начиная делать свое страшное разрушительное дело. Истерика, заблудившись где-то в глубинах моего сознания, уже рвалась наружу, сметая и круша попытку взять себя в руки. «Убийство, убийство, убийство» – это слово, мысленно повторенное множество раз, прочно завладело моим разумом.

Несмолкающие голоса, которые на минуту словно отступили куда-то, сейчас вновь оглушили меня громким гулом. Я с немалым трудом попыталась осмыслить ситуацию, находясь в теперешнем своем состоянии. Насколько я могла судить по услышанным отрывочным фразам, никто не знал, в результате чего наступила смерть, однако версий возникло всего две: либо девушку отравили, либо она умерла от сердечного приступа. Второе было скорее теоретическим предположением, нежели объективным подозрением: Анюта едва достигла восемнадцати, в этом возрасте вряд ли умирают от больного сердца. О достоверности первого варианта свидетельствовал и тот факт, что рядом с телом был найдены осколки хрустального бокала, в котором, очевидно, было вино. Бокал разбила не сама девушка, а, скорее всего, тот, кто отравил ее. Вино забрызгало ослепительно белоснежный легкий костюм, в котором была Анна, а значит, бокал был брошен на пол уже после того, как она упала.

Совсем рядом со мной раздался судорожный всхлип, и вслед за ним донеслось приглушенное: «О боже!..» Я машинально обернулась, хотя любопытства во мне сейчас было меньше, чем когда бы то ни было, и увидела чету Меранцевых-Ледовых. Инга Леонидовна с полными от страха и изумления глазами смотрела прямо перед собой, а ее супруг вытирал платком выступившие на лбу капельки пота.

Милиция и «Скорая помощь» приехали где-то через полтора часа. Владельцы клуба не торопились вызывать их, ожидая, когда разойдутся последние посетители. Их можно было понять: кому хочется, чтобы такой чрезвычайный случай стал достоянием гласности. Однако, как ни крути, каждый каким-то образом оказывался связанным с происшедшим.

Все вокруг меня разом зашлось в суете, став неразборчивым общим фоном. Обрывки собственных мыслей, чужие возгласы и фразы, другие звуки слились в единую какофонию, которая сейчас здорово давила мне на слух. Будучи не в силах более выдерживать подобное, я отошла в дальний угол, где увидела небольшое окошко, уперлась руками в подоконник и прижалась носом к холодному оконному стеклу.

Совершенно некстати, как это всегда и бывает в сложные минуты жизни, мне вспомнилась хохотушка Света. Помнится, такой неунывающий тип людей мне всегда импонировал: вроде и жизнь не дарит им никаких особо радужных моментов, а они тем не менее умеют извлекать положительное из имеющегося. Вот и Светлана была такой. Личная жизнь, как она говорила мне в порыве откровения, не сложилась с юности – гуляющий муж, без зазрения совести променявший семью на призрачную перспективу свободы, – упорно не складывалась она и впоследствии. Дочка выросла, и только она, пожалуй, была отрадой для матери. Всю свою жизнь. Как оказалось, весьма и весьма короткую жизнь.

Судя по доносившимся звукам, можно было сказать, что за спиной у меня кипела жизнь, однако сейчас подобные слова больше подошли бы жанру черного юмора. Я заставила себя оторваться от подоконника – почему-то сейчас он казался мне спасительным плотом – и медленно пошла туда, где царила все более заметная Суета. Именно так, суета с большой буквы.

Она подхватила и меня, передав в руки своих исполнителей – людей, которые в силу своего темперамента и характера создавали ее. Кто-то уже посвящал меня в курс дела. Оказывается, врач, приехавший по вызову, косвенно подтвердил, что Анюта, скорее всего, умерла от отравления. Некто неизвестный, кто явно был ее хорошим знакомым, очевидно, предложил отметить грандиозное событие и испить по поводу его свершения вина. Бутылка «Саперави» стояла здесь же, в ней не хватало примерно трети до полного объема, из чего можно было сделать вывод, что убийца не тянул с выполнением своей задачи. Яд был обнаружен в одном втором бокале, из которого отпила Анна, и, судя по всему, был более чем сильным, потому что девушка умерла, даже не успев допить вино до конца.

Молодой сотрудник милиции, похожий на актера Алексея Нилова, но без его характерной мужественности, предпринимал робкие попытки опроса свидетелей. В первую очередь, конечно, тех, кто обнаружил тело. В число этих людей входила и наша Лера. Как оказалось, она была совсем рядом, когда в комнату вбежали две девушки, тоже помощницы по презентации. Они дико закричали, и Лера отважно бросилась в помещение, где и увидела Анюту. Ясное дело, все это невероятно потрясло ее, и, оправившись от первоначального шока, Валерия застыла в мрачном безмолвном ступоре. И как ни силился молодой лейтенант взять у нее показания, на все вопросы она отвечала в лучшем случае нервным кивком головы, положительным или отрицательным, в зависимости от обстоятельств. Снятие показаний с этой свидетельницы пришлось временно отложить, и мы, подхватив Леру под руки, повели к ее машине, предварительно пообещав лейтенанту завтра же приехать в отделение.

Водитель домчал нас до телестудии буквально за считаные минуты, в течение которых никто не проронил ни слова. И только когда мы поднялись в наш кабинет, избегая смотреть друг на друга, словно боясь увидеть в глазах коллег отражение собственных мыслей, всеобщее молчание вдруг огласилось Лериными рыданиями. Мы с Галиной Сергеевной бросились ее успокаивать, а Павлик застыл у окна, глядя на свою подружку и отчаянно кусая губы.

– Почему? Почему это опять произошло? Просто невозможно, какой-то злой рок! Эта девушка… такая юная. Она так молода, но ее уже нет… А ее родители, что с ними будет? О нет!..

Честно говоря, ничего не хотелось мне сейчас – только заплакать, как Лера, повторяя те же слова и выражения, которые только что сорвались с ее губ. И хотя я заставляла себя произносить какие-то утешительные слова, однако делала это автоматически, словно выполняя какую-то программу. Да так, собственно, и было.

И только когда Лера смогла наконец взять себя в руки, мы с Галиной Сергеевной тихонько вышли из кабинета, оставив девушку наедине с Павликом, а сами направились в такое непривычное для нас обеих место, как незаконная курилка. Именно здесь можно было поговорить, не стесняясь кого бы то ни было, поскольку официальный рабочий день закончился полчаса назад, и по этой причине курилка была пуста.

А обсудить нам было что. Смерть девушки на презентации ресторана сама по себе была ужасным фактом, но то ли холодный разум брал верх над нашими эмоциями, то ли мы с моей начальницей начали вообще философски относиться к смерти, однако было ясно одно: и она, и я сейчас думали об одном и том же. О судьбе передачи, как это ни было чудовищно.

– Да, – произнесла Галина Сергеевна, глядя в какую-то недоступную мне точку. – Ничего не скажешь, наши пути скрестились с сенсацией. Скажи, Ирина, ты когда-нибудь мечтала о бескрайне широкой известности?

– Уж явно не о такой, которая нас ожидает в ближайшем будущем, – мрачно отозвалась я, внутренне содрогаясь от наглядного представления перспективы. – Честно говоря, я бы предпочла неизвестность взамен ситуации, когда мое имя будет упоминаться то и дело в связи с произошедшим убийством.

– Как будем выпутываться из всего этого? – словно раздумывая вслух, спросила Галина Сергеевна. При этом, она, кажется, и не ждала от меня ответа. Слишком близко было случившееся, чтобы так, навскидку, найти достойное решение проблемы. Да и можно ли ее решить, если произошло самое страшное из того, что вообще может произойти?

– Нам с тобой нужно о многом подумать, – устало констатировала моя начальница, и тут только я заметила, как разрушительно подействовало на нее случившееся. Обычно моложавая, слегка даже легкомысленная, сейчас она и отдаленно не напоминала вечно веселую и во всех смыслах легкую Галину Сергеевну. Лоб прорезали предательские складки, глаза выглядели слишком мудрыми и утомленными, а в голосе не было и намека на прежнюю взбалмошность, присущую разве что юным девушкам. Наверное, и я сейчас выглядела не лучшим образом.

– Подумать, да, – повторила Галина Сергеевна, словно отвечая самой себе. – Но не сейчас. Сейчас нам всем пора разбегаться по своим норкам, а тебе особенно. Ты же знаешь, что твой Володя всегда волнуется, когда тебя долго нет, а если он каким-то образом узнает, что случилось…

– Вряд ли сегодня об этом будут сообщать в новостях, – тихо проговорила я. – Но вы правы, пора разойтись и попытаться хоть как-то зализать полученную рану. Завтра с утра нам всем нужно быть в отделении и давать какие-то показания. Хотя, что полезного мы можем рассказать? Например, я уж точно не помогу следствию, так как сама ровным счетом не знаю ничего.

Не сговариваясь, мы поднялись с подоконника, на который присели, словно школьницы на переменке, и пошли в кабинет. Нам предстояло еще сделать большое дело: уговорить Леру и Павлика пойти домой и уснуть крепким сном, выпив чего-нибудь успокоительного.

* * *

– Даже не думай влезать в это дело! – Как ни удивителен был этот факт, но мой муж почти кричал. Пятнадцать минут назад я в состоянии выжатого лимона или чудом спасшегося с потонувшего корабля счастливчика показалась на пороге своего дома, и этого времени как раз хватило, для того чтобы подробно рассказать Вовке, что случилось. Но сначала я бессильно упала в его объятия и от души заревела, что в принципе было хорошим знаком. Негативные эмоции выпущены, истерики в обозримом будущем не ожидается, значит, теперь я смогу наконец хорошенько подумать. Вот только моего мужа эта перспектива совершенно не воодушевляла.

– Я запрещаю тебе – ты слышишь? Запрещаю! – В обычном состоянии Вовка представлял собой последнюю модель человека исключительной доброты, являющегося редким в нынешнем обществе обладателем мягкого характера. Мой собственный нрав был куда более крутым, но в семейной жизни я предпочитала лишний раз это не демонстрировать.

– Не смей, Ирина, я тебе говорю, не смей! – Вот это уже точно было из области фантастики. Надо бы прекратить, а то могут произойти катастрофические последствия от такого немыслимого нарушения обычного положения вещей. Наподобие того, как на Землю действуют сейсмические колебания.

– Володя, перестать кричать, тебе это совершенно не идет, да и толку мало. – Мой неожиданно спокойный тон подействовал, да Вовка и сам успел сообразить, что перегибает палку. Он провел рукой по волосам, отчего они смешно вздыбились, повращал глазами, после чего уже вполне мирно предложил:

– Поговорим?

Мы проговорили почти полтора часа, и за это время каждый пытался убедить другого в своей точке зрения. Успех был поделен пополам с точностью до грамма, ни у Вовки, ни у меня не получилось перетянуть оппонента на свою сторону. Позиция мужа была такова: мне и какому бы то ни было члену нашей съемочной группы не следовало ни под каким видом приближаться к произошедшему на расстояние пушечного выстрела. Не стоит думать, что во Владимире предательски заговорила трусость, просто он обладал хорошим чувством воображения и неплохой памятью, поэтому мысленно воссоздал перспективы моего вторжения в случившееся, и это ему очень не понравилось. Уже случались похожие ситуации, когда я помимо воли была вовлечена в какие-то события и со свойственным мне азартом пыталась понять произошедшее. Вовке это ужасно не нравилось и тогда, но в конечном итоге каждый раз мне удавалось найти разгадку, и он облегченно вздыхал. Но сейчас, очевидно, решил навсегда запретить мне любые поползновения заниматься этим, вплоть до семейного скандала, которые мой милый муж патологически ненавидел.

– Можешь мне объяснить, с чего ты взяла, что случившееся будет напрямую связано с вашей передачей? Ведь убили-то, слава богу, не кого-то из вашей команды, а кондитершу ресторана «Классика», который к тебе никакого отношения не имеет! Так при чем же здесь все вы, и, в частности, ты?

– Как ты не понимаешь, что в период подготовки ток-шоу наша группа была напрямую связана с именем Меранцевой и с тем самым показом, на котором произошло убийство? Ну, хорошо, этот факт еще как-то можно упустить, но ведь девушка была убита как раз в момент нашей передачи, ты это понимаешь? И ты думаешь, внимание наших конкурентов не привлечет этот поистине жареный факт? А вдруг завтра в какой-нибудь желтой газетенке появится сообщение о том, что с этой девушкой был связан, например, наш оператор? Кстати, в момент убийства он еще мог теоретически находиться за кулисами, если предположить, что Анюта была убита чуть раньше, чем начались съемки передачи. Или я сама. Как раз в момент, когда я бежала через коридор по направлению к сцене, подгоняемая Галиной Сергеевной, убийца мог поить Аню отравленным вином. А где гарантия того, что это была не я? Ведь никто не скажет точно до минуты, когда я вышла из зала и сколько времени прошло между этим моментом, и тем, когда я появилась на сцене. Минута раньше, минута позже, а этого вполне хватило бы, чтобы выпить вина в подсобке и обеспечить себе своеобразное алиби.

– Я тебя умоляю, – устало произнес Вовка, тяжело вздохнув, – ну при чем тут ты? Кто может обвинить тебя в убийстве, если ты даже не была с ней знакома до сегодняшнего дня? Ты даже и сегодня не знакомилась с нею вовсе, просто видела во время презентации.

– Я тебе не сказала, но…

Я замолчала. И моя пауза произвела эффект оглушительного выстрела. Муж переменился в лице, страшно побледнел и, обхватив голову руками, приготовился к самому худшему.

– Эта девушка была моей знакомой, – грустно продолжала я тем временем. – Вернее, одно время я поддерживала отношения с ее матерью. Ты должен ее помнить, она однажды приходила к нам. Ее зовут Светланой.

Володя не сказал ничего, только бросил:

– Дальше!

– Я представить себе не могу, что с ней будет! Ведь у нее, кроме Ани, не было ни одного родного человека. Конечно, Светлане уже никто не поможет, ни я, ни вся наша компания вкупе со всей тарасовской милицией. Но ведь это убийство, Володя! И этот факт нельзя игнорировать.

– А почему не игнорировать его должна именно ты? – устало и обреченно спросил мой супруг. – Что ты там говорила по поводу связи убийства с вашим проектом? Лично я совсем ничего из этих объяснений не понял.

– Я говорила, что теоретически можно придумать все, что угодно, – не менее устало проговорила я и с тоской поглядела перед собой. – Можно, конечно, придумать красивую историю, как я, например, отравила свою соперницу. Да что я тебе рассказываю? Для человека с творческим воображением нет преград, и если кто-то решит воспользоваться этим случаем, чтобы снять нас с эфира, у него появились хорошие шансы на успех. Как видишь, мы так или иначе попались.

– То есть ты уверена, что должна непременно провести собственное расследование? А не боишься, что это может обернуться чем-нибудь непоправимым? Чего никогда не произойдет, если ты не будешь по-дилетантски вмешиваться в официальное расследование.

– Я не знаю, Володя, – грустно ответила я, и по моим щекам быстро потекли крупные слезы. Вовка тут же кинулся ко мне и, усадив к себе на колени, принялся гладить по волосам, проговаривая всякие утешительные слова. Я же только с горечью повторила сквозь слезы то, что уже только что сказала:

– Я не знаю…

* * *

Перед телестудией, куда я отправлялась только для того, чтобы не идти к следователю в одиночестве, – вчера мы так и не договорились встретиться на нейтральной территории, чтобы сразу же отправиться давать показания, – ошивался какой-то странный тип гражданской наружности. Профессиональная интуиция сразу же сработала, и я безошибочно определила в нем репортера. Казалось, что странного в том факте, что репортер стоит перед телестудией? Но дело в том, что этот молодой человек явно не трудился со мной в одной организации. Судя по его виду, это был прожженный во всех отношениях тип – сотрудник одной из многочисленных желтых газет, на которые у меня уже давно была аллергия. Да и не только у меня, у большинства людей, не обладающих склонностью к моральным извращенцам.

Предчувствуя недоброе, я осторожно подошла ко входу в здание и тут же мысленно чертыхнулась. Увидев меня, тип бросил въедливый взгляд на мое лицо, причем его собственное от этого заметно оживилось, а через секунду юрко, в два прыжка, оказался прямо передо мной, нахально тыча мне в глаза каким-то удостоверением. Я даже не потрудилась посмотреть, что в нем написано, так как не имела не малейшего желания общаться с этим человеком.

– Ирина Лебедева? – скороговоркой начал репортер – а это действительно был он, я не ошиблась. – Позвольте вас на несколько слов. Вчера произошло убийство во время съемок вашей передачи, и мне удалось это узнать раньше официального объявления. Не прокомментируете ли произошедшее? Кажется, труп обнаружила ваша сотрудница? Что вы можете сказать по поводу всего этого?..

Подозреваю, ему вовсе не были нужны какие-то подтверждения, он вполне со всем справлялся самостоятельно, молниеносно забрасывая вопросами, на которые уже успел ответить сам. Мое молчание вряд ли способно было спасти ситуацию, и я очень удивлюсь, если уже к вечеру в определенных изданиях не появится сенсационное интервью со мной, в котором я якобы буду освещать подробности случившегося преступления. Однако следующий вопрос репортера, заданный им в свойственной напористой манере, выбил меня из колеи окончательно.

– Это ведь уже не первое преступление, с которым вам приходится сталкиваться во время съемок? Так? Как вы считаете, почему происходят такие странные стечения обстоятельств? – Тон папарацци заметно изменился, приобретя убийственную вкрадчивость, от которой хотелось немедленно закричать. Я сдержалась. Пора было признать, что я внутренне ждала этого. Теперь не миновать нападок со стороны недоброжелателей или просто типов, подобных этому, которые просто чувствуют себя на седьмом небе от того, что им удалось насолить хоть кому-нибудь. Держу пари, он испытывает жгучее удовлетворение и готовит следующий вопрос: не орудует ли в нашей съемочной группе кровожадный маньяк, который убивает людей, попадающих в поле его зрения? А может быть, таким образом я развлекаюсь и заодно поддерживаю интерес к своей, в общем-то, отнюдь не будоражащей нервы зрителей передаче?

Так и не произнеся ни слова, я резко повернула влево и взошла на лестницу, оставив многочисленные вопросы атакующего репортера повисшими в воздухе. Если в ближайшее время мне придется столкнуться с подобными типами, я буду входить в здание телестудии каким-нибудь нетрадиционным способом. Например, через окно, хотя нет гарантии, что в скором времени около окон нашего кабинета не будет установлено дежурство искателями сенсаций.

Как ни удивительно, но сегодня все уже оказались на рабочих местах, несмотря на ранний час. Даже Галина Сергеевна не опоздала, вопреки своей всегдашней привычке. Оглядев коллег, я мысленно констатировала, что бессонная ночь была не только у одной меня: все выглядели утомленными, под глазами залегли тени, а лица казались очень напряженными. Определенно, не самое лучшее время для посещения милиции в качестве свидетелей, но… кто же нас спрашивает? Поздоровавшись со всеми кивком головы, я прошла ко своему месту и села, обхватив руками раскалывавшуюся от боли голову.

В отделении, по закону жанра, царила суета. Сколько помню фильмов, в которых изображались полицейские или милицейские участки, их режиссеры всегда старались передать именно ту атмосферу, в которой мы сейчас оказались. Беспорядочно сновали люди в форме, натыкаясь на углы, ругались или просто громко разговаривали – словом, делали все, чтобы место их службы как можно больше соответствовало своим заграничным аналогам, прославленным разнообразными детективами.

К счастью, нам не пришлось долго ждать того, к чему мы все мысленно готовились. Следователь, оказавшийся немолодым мужчиной с грузноватой фигурой, начал принимать нас по одному сразу же, как только получил от секретарши сообщение о нашем приходе. Его утомленный вид свидетельствовал о пренебрежении элементарными нормами здорового образа жизни вкупе с напряженным графиком работы: колючие глаза, казалось, пронизывали насквозь, а нахмуренные брови демонстрировали большое нежелание тратить хоть на секунду больше того времени, которое, по разумению следователя полагалось на каждого свидетеля. В результате наша беседа скорее напоминала блицопрос, что вносило определенный психологический дискомфорт.

– Где вы были в тот момент, когда закончилась официальная часть мероприятия? Вы покидали зал хоть ненадолго? – осведомился дядька, с хитрым прищуром заглядывая мне в душу. По крайней мере, именно такое впечатление сложилось у меня.

– На пару минут я отлучалась за кулисы, говорила со своими коллегами.

– На тему?

– Справлялась, все ли в порядке, все ли готово к съемкам передачи. Она должна была состояться…

– Я знаю! – остановил меня следователь. – Не следует говорить о том, чего я не спрашиваю. Итак, вы переговорили с коллегами, и что было потом?

– Собственно говоря, потом я вернулась в зал.

– Никуда больше не заходили?

– Нет, – вздохнула я. Ситуация начинала здорово меня раздражать. Если и с рядовыми свидетелями этот следователь ведет себя подобным образом, то что же тогда говорить о тех, на кого падает подозрение? Честно говоря, я им не завидую и готова многое отдать, лишь бы не оказаться на их месте.

– Находясь за кулисами, вы видели убитую?

– Нет. Я вообще видела ее только в зале перед записью. Ну и потом, конечно, когда она уже была… убита.

Следователь как-то странно хмыкнул и снова посмотрел на меня со странным прищуром. Что-то я не понимаю…

Это ощущение не исчезло и впоследствии, когда я вышла из негостеприимного кабинета угрюмого следователя и передала эстафету Галине Сергеевне. Высказанные ею по возвращении эпитеты в адрес сотрудника правоохранительных органов полностью соответствовали моим собственным, из чего можно было заключить, что господин следователь не меняет методов опроса свидетелей в зависимости от их личности. Ему неважно, кто перед ним, молодая женщина или зрелая интеллигентная дама, совсем юная девушка или взрослый парень. Со всеми он одинаково сух, колюч и неделикатен.

– Вы меня извините, но это просто какой-то маньяк! – с чувством провозгласил Павлик, закрывая за собой дверь следовательского кабинета. – Ему бы вести «Слабое звено», а не честных людей допрашивать.

Оператор картинно скрестил руки на груди и посмотрел на Леру:

– Ну, мать, я тебе не завидую! Ты одна у нас осталась неохваченная, наверное, не зря тебя на сладкое оставили. Кажется, этот монстр справедливого возмездия здорово разошелся на мне, а на тебе сможет отыграться.

– Павлик! – приструнила его Галина Сергеевна, но было уже поздно. Лера побледнела в страхе перед перспективой оказаться наедине со следователем и на пути к кабинету чуть не дрожала. Я решила, что оператору необходимо хорошенько надрать уши и уже готова была провести наказание собственноручно, но Павлик нарушил мои планы, задумчиво протянув:

– Да-а-а, товарищи… Дела наши хреновы, скажу я вам.

– Что ты еще имеешь в виду? – спросила я, застыв на подступах к его ушам.

– Они на сто процентов уверены, что девицу замочил кто-то, кто в тот вечер находился в «Сильвере» и имел отношение либо к ресторану, либо к съемкам телепередачи. Неспроста этот извращенец так мурыжит нашего брата, ведь все мы, по идее, могли зайти в гримерку и сыпануть яд в бокал красавице. Черт, а ведь ни у кого из нас нет алиби… – нахмурившись, продолжал он, глядя то на меня, то на Галину Сергеевну.

– Но теоретически убийство мог совершить и неизвестный… – Я не успела договорить, как Павлик энергично замотал головой, отрицая невысказанную мысль.

– Исключено! Вы же помните, что все машины регистрировали! А потом на входе такие лбы стояли, что и мышь бы незамеченной не проскользнула, не то что какой-нибудь посторонний ублюдок с ядом в кармане. Нет, в клубе вчера были только те, кто так или иначе имел отношение либо к презентации, либо к нашей передаче. Ко второй категории относимся… мы! И только мы.

– Значит, преступника надо искать в первой, – мрачно произнесла Галина Сергеевна. – Ясное дело, что никому из нас не нужно было травить девушку. И вообще, как-то чересчур притянуто у тебя получается. Ведь убийцей мог быть кто-то и из гостей тоже.

– Исключено! – вновь повторил Павлик, на этот раз с еще большим азартом. – Им за кулисы доступ был запрещен, там же опять-таки охранник стоял и проверял документы у всех входящих. Только помощницы презентации, ну и все мы, конечно, могли беспрепятственно входить туда и выходить оттуда, а больше никто.

– Нет, Павлик, – мягко остановила я его. Многое из того, что он говорил, действительно соответствовало истине, и я была вынуждена это признать, однако последняя фраза была явным заблуждением. – Кроме нас и участниц показа, за кулисами могли оказаться коллеги Инги Меранцевой, работники «Классики».

– И она сама тоже. Ну да, это я имел в виду. Наверное, кто-то из них и отравил девчонку.

– Не будем делать скоропалительных выводов. Во всем этом еще предстоит разобраться, – подвела итог Галина Сергеевна, и эта фраза, по существу, была ее решением, совпадающим с моим собственным: надо действовать своими силами. Официальное расследование в лице антипатичного представителя закона, с которым мы уже успели познакомиться, начисто отбивало веру в справедливое возмездие.

* * *

Через какое-то время нам всем стало окончательно ясно, что сегодняшний визит в отделение далеко не последний. Лера, покинувшая кабинет следователя в состоянии, близком к истерике, только после принятия успокоительного смогла рассказать, что ее чуть ли не обвинили во всех смертных грехах, начиная с начала прошлого века. Очевидно, Павлик был прав, и для официального следствия все, кто находился в тот вечер в «Сильвере» и имел свободный доступ за кулисы, являлись подозреваемыми, поскольку явного мотива не было ни у кого, а значит, оказались в равном положении. Оставалось только порадоваться открывающимся перспективам.

– С вашего позволения, я появлюсь на работе чуть позже, – просительно сказала я, глядя на Галину Сергеевну. Она кивнула, словно мои мысли были для нее очевидны, и ответила:

– Поезжай к Инге Леонидовне, возможно, она знает об этом деле больше, чем мы все, вместе взятые. Все равно сегодня нормальной работы не будет, так, может, хоть разузнаешь что-нибудь.

Честно говоря, сама я не слишком верила в возможность простого сбора информации, даже если в качестве ее источника выступит сама Меранцева. Если убийца как-то связан с «Классикой», то не в ее интересах выдавать его, чтобы позже случившееся бросило тень на ее благородное учреждение. Эх, ладно, была не была…

На этот раз я направлялась в «Классику» не в качестве приглашенной особы, как в прошлый раз, а как самая обыкновенная посетительница. Поэтому войти в кабинет к Меранцевой можно было только через секретаря. Девушка, в прошлый раз докладывавшая о приезде неизвестного господина Ролеса, сегодня выглядела не менее нарядно, но на ее лице отражались эмоции, которые сегодня мне приходилось наблюдать уже не один раз, – озадаченность, напряженность, растерянность, непонимание. По-видимому, в «Классике» очень серьезно относились к набору персонала, и даже секретаря не миновали общие проблемы. А то, что у ресторана возникли проблемы, можно было догадаться, даже не будучи мастером дедуктивного метода. Старенький служебный «жигуленок», отъехавший от здания в тот момент, когда я подошла к ограде, явно не принадлежал кому-то из посетителей «Классики», скорее всего, это было передвижное средство сотрудников правоохранительных органов. Очевидно, вызывать Меранцеву в кабинет к дотошному и неумному следователю побоялись, принимая во внимание ее несомненную влиятельность, поэтому визит был нанесен по принципу «если гора не идет к Магомету…». Что ж, вполне оправданно, учитывая, что в качестве свидетелей выступали еще и многочисленные сотрудники «Классики», находившиеся вчера в клубе. Не вызывать же их всех в малогабаритное отделение.

Отчаянно надеясь, что мое появление не вызовет недовольства со стороны работников ресторана, и боясь в душе этого, я постучала в косяк открытой двери, привлекая к себе внимание секретарши. Она в свою очередь оторвалась от созерцания обшивки толстой папки, лежавшей перед ней уже какое-то время, и вопросительно подняла брови.

– Вам что-то угодно? – Тон поначалу был вежливо-дежурным, но потом что-то произошло, отчего девушка заметно оживилась и улыбнулась уже совсем по-другому – более искренне, живее и симпатичнее.

– Ой, простите, я вас и не узнала! Сейчас доложу. Вы ведь Ирина Лебедева? – уточнила она уже на ходу. Я кивнула в ответ. По-видимому, девушка узнала меня, ведущую на ТВ популярную программу «Женское счастье». Возможно, вспомнила и то, что я была недавней посетительницей «Классики». В любом случае теперь она докладывала обо мне с явным удовольствием, и это здорово мне импонировало.

– Проходите, пожалуйста, вас ждут.

Я оказалась в уже знакомом мне кабинете. Инга Меранцева сидела на своем рабочем месте, и перед ней, как и в прошлое мое посещение, были разложены многочисленные бумаги. Наверное, она сама контролировала всю документацию, пребывая в тишине этого величественного и одновременно уютного кабинета. Бледное лицо казалось сосредоточенным, но спокойным, на нем не отражалось ни страха, ни волнения, только где-то в глубине глаз пряталась горечь и затаенное смирение. Не удивлюсь, если узнаю, что Инга была женщиной религиозной: слишком нехарактерна была ее реакция на произошедшее для человека, не имеющего никакой высокой эмоциональной поддержки.

Мы поздоровались, и, вопреки моим ожиданиям, просьба уделить мне немного времени не была воспринята с нежеланием. Инга нравилась мне все больше, если, конечно, это спокойствие не являлось… частью ее имиджа.

– Инга… прошу прощения, Инга Леонидовна…

– Просто Инга, так гораздо лучше.

– Хорошо. Инга, я хотела бы уточнить один момент, который интересует меня в связи со вчерашним происшествием. Только прошу, не думайте, что это нужно мне для каких-то профессиональных целей, чтобы сделать репортаж, например. Это не так.

– Я и не собиралась так думать. Спрашивайте, пожалуйста.

– Дело в том, что всех членов съемочной группы вызывали для дачи показаний, и кое-что в манере опроса нам всем показалось странным.

– Что же именно?

– Следователь вел себя так, будто подозревал каждого, кто был в тот вечер в клубе. Почему? Ведь представители закона, казалось бы, должны стараться найти того, кому это убийство было выгодно, а не действовать наугад, пытаясь выдавить какие-то признания из каждого, кто попадает в их поле зрения и кто вчера находился на месте происшествия. Можете представить, нашего помрежа Валерию следователь довел до слез, что неудивительно с его манерой допроса.

– Кажется, я знаю, в чем здесь дело, – задумчиво сказала Инга. – Я наводила кое-какие справки насчет официального следствия… – Она запнулась, не желая приоткрывать детали, и то, что уже широко воспользовалась своим могуществом, чтобы выяснить интересующую ее информацию. – Оказалось, что момент смерти установлен очень точно, буквально до минуты.

Она вопросительно взглянула не меня, словно желая знать, понятно ли мне, что это означает. Пришлось признаться, что непонятно.

– Аню видели примерно за десять минут до того, как нашли мертвой. Момент смерти установлен точно, но трудно вычислить, кто именно в этот момент находился за кулисами, понимаете? По сведениям милиции, как раз в это время там мог быть кто угодно. Поэтому-то вас и допрашивали не формально, как свидетелей, а почти как подозреваемых. Этот метод будет применяться к любому, кто предположительно мог совершить убийство.

– За десять минут… – повторила я в раздумьях. – Получается, что девушка умерла сразу же.

– Да. В крови найдено небольшое количество алкоголя и огромная доза веронала. Смерть наступила мгновенно, что было, в принципе, неудивительно, если учесть, что и половина дозы могла легко отправить человека на тот свет. Но убийца решил действовать наверняка. Вполне разумно! Ведь если бы девушка вдруг осталась жива, она бы выдала его.

– Спасти ее было невозможно, – подвела я итог. – Но ведь не могла она распивать вино с первым встречным! Этот человек должен быть непременно хорошо знаком с убитой.

– А вот это совсем необязательно. Анечка была очень общительной девушкой, легко шла на контакт, и ей вовсе не нужно было хорошо знать человека, чтобы согласиться отметить вместе с ним свой успех.

– Она была на хорошем счету в «Классике»?

– Я бы сказала, на лучшем. Она вместе с другими девушками поступила на стажировку около трех месяцев назад и за это время сумела проявить себя в работе честной, добросовестной и инициативной. У меня, кстати, были большие надежды в отношении ее. Остальным девушкам я собиралась лишь выдать премии за время работы, но из них лишь двое были бы зачислены в штат: Аня и еще одна, Вика Аркадьева. Безусловно, Аня была нашей надеждой, и я всерьез думала о том, чтобы всячески способствовать ее карьере, потому и решила отправить ее на некоторое время за границу, чтобы она сама смогла представить себе специфику нашего бизнеса. Да и опять же смогла приобрести какие-то навыки…

– Но ведь ее могли убить как раз потому, что она была лучшей! Это ведь очень просто, убийство из зависти. Ведь кому-то это наверняка выгодно, нужно только выяснить, кому?

– Не все так просто, Ирина, – остановила меня Меранцева легким, но повелительным взмахом руки. – Не стоит думать, что единственной причиной убийства могла быть зависть. Подобные мотивы изрядно претерпели изменения, и не стоит искать во вчерашнем дне аналогию с убийством Моцарта.

– Можно задать вам вопрос?

– Конечно. – Инга провела рукой по распущенным волосам, доходящим до плеч, и вздохнула: – Простите за резкость. Мне трудно держаться. Она была для меня как… Простите еще раз. Что вы хотели спросить?

– Вы… вы сами думаете проводить расследование? Своими силами, не надеясь на правосудие?

Откровенный вопрос, заданный в соответственной манере – в лоб, требовал такого же ответа. Только тогда задавший его будет удовлетворен полученной информацией. Как психолог Инга, конечно, не могла не знать этого. И потому она взглянула прямо мне в глаза и произнесла:

– Я не буду проводить своего расследования. Считайте, что у меня есть на то личные причины. Я не могу их назвать, и никто не способен заставить меня сделать это. Пусть расследованием занимаются другие, все, кто интересуется этим делом. Я никому не буду мешать.

Слишком явный намек проскользнул в ее словах и в том взгляде, который был обращен сейчас на меня. Неужели решимость во что бы то ни стало найти преступника отражается на моем лице? Но если так, то почему она не желает докопаться до истины, хотя и не собирается запрещать другим делать это?

– Инга… – Я замялась, не зная, стоит ли задавать вопрос, который давно уже вертелся на языке. – А вы не думаете, что кто-то хотел подставить вас, организовав эту смерть? Ведь проблем вам теперь точно не удастся избежать.

– Возможно, кому-то и хотелось меня подставить. Именно в этом кроется причина того, что я не хочу проводить расследование. Вы, безусловно, правы и насчет проблем, которые появятся у меня в связи со случившимся. Эта презентация значила очень много для нашего ресторана – и в плане вложенных средств, и в плане связанных с нею перспектив. Теперь придется смириться с неизбежными потерями и упорно работать над тем, чтобы свести их к минимуму… А проверять тех, кто составляет мое окружение, искать в них изъяны, превращая в доказательства то, что они настроены ко мне недоброжелательно?.. Нет, не могу! Если кто-нибудь другой занялся бы этим, то ему было бы проще, так как у него нет субъективного отношения к людям из моего окружения. Вы понимаете меня?

– Вполне. Спасибо, Инга. Не думайте, что это обыкновенное любопытство обывателя, просто меня, как и всех, потрясло случившееся. Будем надеяться, что преступник понесет заслуженное наказание.

– Будем.

– Могу я надеяться, что в свете последних событий ваше приглашение в будущем посетить ваш ресторан остается в силе?

– Конечно. Вы в любое время можете появляться в «Классике» и общаться со всеми, с кем сочтете нужным. Лично я даю вам на это полное и безоговорочное согласие.

И снова этот скрытый намек. У меня возникло такое ощущение, будто именно мне выдано негласное разрешение на проведение расследования.

* * *

Когда я вышла из кабинета Меранцевой, в комнате рядом, мне показалось, возникла какая-то не слишком явная суета, словно кто-то спешно сменил положение. Я взглянула на рабочее место секретарши: она сидела за столом и внимательно разглядывала какую-то бумагу. Все-таки, несмотря на то что девушка, безусловно, качественно выполняет свою работу, ее любопытст-во может в какой-то момент изрядно ей повредить. По крайней мере, совсем не обязательно подслушивать разговоры, происходящие в кабинете начальницы. Вряд ли это способно понравиться Меранцевой.

– Уже уходите? – с доброжелательной улыбкой осведомилась девушка.

– Да, – кивнула я. – А у вас обеденный перерыв?

– Э-э-э, да. – Она вовремя сообразила, что сейчас ей не нужно имитировать кипучую деятельность, и оттого слегка смутилась. – Да, перерыв. Просто после случившегося не хочется покидать рабочее место.

– Почему?

– Здесь как-то безопаснее. – Она оглядела родные стены и досадливо покачала головой. – Хотя если что-то должно произойти, то этого, конечно, не удастся избежать. Вот и вчера, например, кто бы мог подумать…

– Как-то слишком обреченно вы выражаетесь. Из-за случившегося вряд ли стоит бояться собственной тени. Ведь это не значит, что подобное обязательно должно произойти и с вами.

– Вы правы. Да, вы правы, мне-то бояться нечего.

В это время включился селектор, и Инга попросила Нину – наконец-то я узнала, как зовут секретаршу – заглянуть к ней, чтобы выполнить какое-то поручение.

– Простите, я должна идти. – В глазах ее при этом сквозила многообещающая уверенность в том, что нам еще предстоит общаться, и инициатором этого выступлю я. Кажется, это действительно будет так.

* * *

На реке покачивались большие льдины. Их было так много, что пуститься в свободное плавание эти осколки зимнего речного покрова просто не могли, потому и ждали своего счастливого часа. Панорама в серо-голубых тонах при других обстоятельствах навевала бы спокойствие и безмятежность, сейчас же способствовала мерному течению мыслей.

Выйдя из «Классики», я так и не смогла заставить себя отправиться на работу, а вместо этого побрела к той самой беседке, которую заприметила еще в свое первое посещение кабинета Меранцевой. Здесь было так красиво и покойно, что мне безотчетно захотелось хоть ненадолго уединиться в этом, будто сказочном саду, где никто не потревожит меня вопросами, не вызовет на сложный разговор, не побеспокоит провокационной просьбой.

Высокие деревья создавали живой свод над тропинкой, мощенной небольшими плитками. Чистота в саду была идеальной, и, хотя сейчас ранний весенний пейзаж еще мало радовал из-за отсутствия солнечного света, однако ярко-голубой цвет общего интерьера умиротворял и успокаивал. А для меня сейчас это очень много значило. Я присела на одну из лавочек рядом с беседкой, откинулась на спинку и взглянула в светло-серое небо, покрытое небольшими легкими облачками. Мысли, так не подходящие к этой райской обстановке, полились сплошным потоком. Их нельзя было остановить, пристыдив себя тем, что в таком месте невозможно думать о преступлении. Но что поделаешь, сейчас только оно занимало мое сознание.

Честно говоря, после разговора с Ингой у меня возникло какое-то странное недоумение. Почему она так убедительно заявила о том, что зависть в наше время – не самое веское основание для совершения преступления? Нет, бесспорно, я и сама не склонна верить в то, что человек, если он, конечно, психически здоров, способен устранить другого просто потому, что у того дела по жизни идут хорошо. Ведь если бы он в результате этого что-то получал сам… тогда совсем другое дело! Логичный вывод, который действует в девяноста процентах всех преступлений: у злоумышленника должен быть веский мотив. Исключение составляют разве что всякие маньяки и прочие психи, которые убивают потому, что так велит им больной разум.

Но я не думаю, что такой способ убийства, как отравление, может использовать человек с помутненным рассудком. Наоборот, он очень расчетливый и… женственный, что ли? По крайней мере, из всех известных способов устранения неугодной личности этот, пожалуй, самый нестрашный. К тому же если яд сильно действующий, то он верный.

Даже после довольно продолжительных размышлений я упорно склонялась к мысли, которая возникла у меня еще при разговоре с Ингой. Заключалась она в следующем: характер убийства, во-первых, говорил о том, что преступник, которому была выгодна смерть Ани, действовал самостоятельно. То есть наемные убийцы здесь отпадают сразу же, отравление не их стихия.

Была и еще одна особенность, которую я частично уже сформулировала. Способ убийства безотчетно наталкивал на мысль, что в качестве злоумышленника выступала… женщина. Ну, конечно, стопроцентной уверенности в этом не было, да и быть не могло, но в любом случае убийство было совершено как-то слишком гибко, что ли. Удачно подобранный момент, действие, совершенное несмотря на присутствие рядом многочисленных гостей, – тонкая работа, ничего не скажешь. Как убийца не побоялся, что его застанут на месте преступления? Почему совершил его именно в день презентации, когда один малейший неосторожный шаг с его стороны грозил крахом? Зато если бы для убийцы все сложилось удачно – как, впрочем, и произошло, – то отыскать его следы впоследствии было бы весьма сложно.

Все это говорило за то, что преступник являлся либо очень хитрым и расчетливым человеком, способным тонко учесть все детали, либо… Либо та версия, к которой я упорно склонялась, все-таки верна, и в роли убийцы выступала женщина. Кто усомнится в том, что представительницам прекрасного пола присуща тяга к изысканным, но в то же время не сложным в исполнении преступлениям? Я была уверена, что в моих рассуждениях многие люди увидят неоспоримую логику.

Следующий непонятный момент – Инга. После разговора с ней у меня возникло ощущение, которого раньше точно не было. Значит, причина его появления кроется в словах, сказанных собеседницей. Я прекрасно помнила, как она пыталась убедить меня в том, что мотив преступления наверняка идет гораздо дальше банальной зависти. А почему она так считает? Непонятно. Можно было подумать, будто Меранцева уверена в том, что девушка пострадала не от своих собственных недоброжелателей, а была пешкой в чужой игре. Но в настоящее время я не видела никаких зацепок в правильности этого вывода.

* * *

Итак, я себя убедила! Убедила в том, что нужно следовать только той логике, которая понятна мне самой, а не поддаваться на убеждения других людей, которые, кстати, могут оказаться всего лишь предположительными.

«Так будет лучше, – думала я, шагая по дорожке по направлению к «Классике». – Лучше уж послушать голос собственного разума и действовать в соответствии с ним, чем пойти на поводу у других, а потом обвинять целый свет в своих же ошибках».

Сумбурные мысли, бродившие в моей голове, постепенно начинали выстраиваться в более или менее стройный ряд. Прежде всего нужно проверить того человека, который является максимально приближенным к Ане. Который присутствовал на презентации. Который мог беспрепятственно подойти к девушке и предложить хлопнуть винца за правое дело. Который имел достаточно веский мотив, чтобы совершить это преступление. И еще, согласно моим предыдущим предположениям, этим человеком с большой долей вероятности могла оказаться некая особа женского пола.

На подступах к «Классике» я остановилась и в задумчивости обвела взглядом здание. Кажется, я поняла, кого следует проверять в первую очередь. Этот человек подходил по всем пунктам.

Этим человеком была пока неизвестная мне Вика Аркадьева.

* * *

– Скажите, пожалуйста, где я могу увидеть девушек, которые проходят здесь стажировку?

По одному из многочисленных коридоров здания с важным видом шествовал повар, мужчина лет сорока, очень большой и, судя по выражению лица, вполне довольный жизнью. Перед собой он торжественно нес огромный торт, глядя на который было сложно поверить в его истинность, настолько витиеватой была венчавшая его композиция. На ровном зеленом лугу, окруженном со всех сторон такими же зелеными горами, паслись симпатичные черно-белые и коричневые коровки. Некоторые из них щипали травку, другие подняли головы, очевидно, собираясь протяжно замычать. Сюжет напоминал луга Новой Зеландии, знакомые жителям России по рекламе сыра «Хохланд». Каким образом повару удалось сотворить подобное чудо, оставалось только догадываться. Величина каждой коровки не превышала и пяти сантиметров, тогда как с биологической точки зрения выполнены животные были безупречно. По крайней мере мне так показалось.

Обратиться именно к этому человеку у меня получилось само собой – клюнула на его добродушное лицо. К тому же с детства люблю поваров-мужчин. Да и у меня дома в основном Вовка готовит…

– Стажерки? – лукаво спросил мужчина, словно нарочно поворачиваясь так, чтобы сладкое произведение искусства оказалось у меня перед глазами. – А куда они стажируются-то?

– Ох, насколько я знаю, та, которая мне нужна, претендует на работу кондитера. Ее зовут Вика Аркадьева.

– Да? – слегка озадаченно спросил мужчина. – Не знаю такую, наверное, не в мою смену стажируется. А как она выглядит?

– Не знаю, – честно призналась я. – Меня попросили передать ей письмо, лично в руки.

– Ну извиняйте, девушка, ничем помочь не могу. Вот если бы вы мне ее описали, то, может, и вспомнил бы, а по фамилии не знаю. Вы у Ильича спросите, если не у меня, значит, у него ваша подруга стажируется. – Последние слова были брошены уже на ходу, – ловко маневрируя тортом, дядька продолжил прерванный путь.

– А где мне его найти? – крикнула я вдогонку.

– По коридору идите в обратную сторону, потом поворот налево и прямо, потом опять поворот и дальше в предпоследнюю комнату войдите. Там у нас кухни, там и Ильича спросите. Павел Ильич его зовут, фамилия – Мамонтов.

Однако попытавшись осуществить на деле полученные рекомендации, я пришла к неутешительному выводу, что путеводитель из мужчины – никакой. Впервые эта мысль посетила меня, когда за указанной дверью на самом деле оказался, судя по всему, какой-то кабинет. Побродив некоторое время по данной территории, я несколько раз повторила первую ошибку и наконец поняла, что зашла не в то крыло, которое имел в виду повар.

В экстремальных ситуациях люди действуют более решительно, нежели в обычных. Решив, что у меня сейчас как раз такой случай, я уверенно толкнула очередную дверь. Существенным минусом данной организации определенно являлось то, что на дверях здесь отсутствовали таблички.

– Здравствуйте! Не могли бы вы подсказать мне…

Ура, кажется, я оказалась у цели! Жар, поваливший на меня из образовавшегося проема двери, свидетельствовал об этом счастливом факте железно. Предыдущий коридор имел небольшой «аппендикс» – ответвление в левую сторону, о котором мой случайный гид, очевидно, попросту забыл сообщить. Ну ничего, зато теперь я у цели.

Осторожно войдя в первое помещение, я осмотрелась, пытаясь найти хоть какое-то доброжелательное лицо. Однако здесь никого не было. Судя по всему, сейчас я попала в так называемую комнату для персонала; об этом говорила немногочисленная мебель – кстати, очень качественная и, по-моему, даже новая – и одежда на вешалке. Дверь в смежную комнату была чуть приоткрыта, но не настолько, чтобы работники могли заметить мое появление. Намереваясь войти непосредственно в кухню, я уже было сделала шаг, как вдруг один предмет привлек мое внимание.

На столе стоял самый обыкновенный деревянный ящик, из которого торчали ряды ровных кусочков картона, подобно тому, как выглядят каталоги в библиотеке. Повинуясь непонятному порыву, я приблизилась к ящику и достала первую попавшуюся бумажку. «Интина Марина Викторовна, 1979 года рождения…» было написано на ней, а помимо этого, содержались и другие сведения. «Вот оно что! Это своеобразное досье на каждого сотрудника!» – догадалась я. Что ж, как нельзя более кстати сведения о двух сотрудниках «Классики», вернее, о двух потенциальных сотрудниках, мне бы сейчас очень пригодились. Надеюсь, они здесь имеются… так, посмотрим…

В это время я отчетливо услышала за спиной чьи-то шаги. В следующую секунду дверь, ведущая в кухню, отворилась и вместе с доброй порцией жары выпустила пожилого усатого мужчину в колпаке и белом халате. Я почему-то сразу догадалась, что это и есть тот самый Ильич.

Дядька снял колпак и с облегчением вытер им обильный пот с лица, а потом подошел к стоящему возле двери холодильнику, достал большую бутылку минералки и отпил прямо из горла, причем, каждый глоток доставлял ему явное удовольствие. После этого он весело и совершенно не вопросительно уставился на меня, так, будто я была его хорошей знакомой и мое присутствие здесь не требовало никакого объяснения.

– Вот как хорошо! А говорят, что людям для счастья много надо. Врут! Водички холодной выпил после трудовой смены и уже счастлив.

Я разделила его радость вежливой улыбкой и спросила:

– Скажите, а вы не знаете, где мне найти Павла Ильича?

– Хм… Знаю. Это я и есть. А у вас ко мне какое-то дело?

Неожиданно тон Ильича стал подозрительным, будто он уличил меня в недобрых намерениях. Или же он таким своеобразным способом выражал свой юмор, или на самом деле принял меня, скажем, за скрывающегося работника налоговой службы. Торопясь поскорее вернуть его расположение, я чуть было не совершила глупую ошибку – стала поспешно доказывать чистоту своих намерений.

– Э-э-э… Дело в том, что я учусь в аспирантуре на журналистском отделении, это такая специальность в университете. – Мои сумбурные объяснения вызывали явное непонимание у Ильича. Однако, к счастью, он ничего не говорил, а лишь морщил лоб, словно стараясь понять, куда это я клоню. – В общем, мне по теме моей диссертационной работы нужно выполнить одно задание: написать о молодых людях, юношах и девушках, которые самостоятельно находят свою дорогу в жизни. Я знаю, что у вас стажируются девушки, вот я и подумала, что они как раз могли бы стать героинями моей истории, которую я бы изложила в своей работе. Но для этого мне нужно прежде всего ваше согласие, – с просительной интонацией закончила я, наивно и преданно глядя в глаза Ильичу.

– Хе, – протянул он, снова открывая бутылку с минеральной водой. – Нашим красавицам некогда интервью давать, они из кожи вон лезут, чтобы себе место здесь отвоевать.

Цветистая речь Павла Ильича с импровизированными рифмами произвела на меня неизгладимое впечатление. Значит, верна была моя догадка относительно того, что у Виктории Аркадьевой имелся веский повод, чтобы совершить преступление… Что ж, это еще раз говорит о том, что ход действий был выбран мною правильно, – нужно всегда прислушиваться к голосу собственного разума и ничего больше.

– Да ладно тебе, чего ты пригорюнилась? – спросил Ильич через некоторое время, когда я опустила голову и уже всерьез подумывала, а не пустить ли мне слезу?

– Да я уже и не знаю, куда мне идти, – очень грустно проговорила я в ответ, отметив, что первоначальный контакт уже установлен: Ильич перешел на «ты». – Куда не придешь, всем некогда, все только и знают, что работать, работать и работать. Ничего человеческого в людях не остается, в роботов каких-то превращаемся. Никто помочь не хочет, а я человек добросовестный, хочу диссертацию написать хорошую, на реальном материале, а не на вымышленном. А как такое возможно, если все, кто на пути попадается, говорят вашими же словами?

Похоже, я попала в точку: мой монолог пронял Ильича. Он виновато потупился, опять глотнул минералки, досадливо крякнул:

– Да ну тебя с твоей жалостью! Общайся сколько хочешь с девчонками, я скажу, что разрешаю.

– Ой! Вот спасибо! А вы сами мне про них что-нибудь расскажете? Ну хоть немного, ведь я должна иметь представление о том, каковы их шансы на успех. Они же мне такой информации объективно дать не смогут.

– Ишь ты, объективно! Не смогут, конечно, – они же все приукрасить хотят. Каждая считает себя самой способной, каждая в успех верит. А потом, когда ей от ворот поворот дают, удивляется, понимаешь, недоумевает, с чего бы это. Напиши в своей работе, что самая главная ошибка этих девиц в том, что они в своем успехе преждевременно уверены.

– Ну а характеры девушек оказывают влияние на решение начальства взять их на работу или же отказать?

– Оказывают, конечно, как же не оказывать? Если девчонка послушная, то это ее большой плюс, значит, она работать хорошо сможет, понимая, чего от нее на самом деле требуется. Инициативность у нас не очень поощряется, тут тебе не риелторская контора, головой думать не надо.

– Это что же, – засмеялась я, – если она недюжинным творческим потенциалом обладает и его воплотить старается, то вы ей жирный минус ставите?

– Не всегда, конечно, но и такое, знаешь ли, бывает. Творческий потенциал хорош, когда он не в избытке. Ты представь себе специфику нашей работы. Допустим, нашему коллективу предстоит, скажем, подготовить свадебный банкет. Ну, какие-то пожелания заказчики так или иначе выскажут, верно? Ты сама-то замужем?

– Да, – ответила я.

– Ну вот, и свадьбу, наверное, когда собиралась делать, всех своими советами и указаниями замучила? Чего улыбаешься, знаю я вас. А уж если свадьба богатая предстоит, то тут требования ужесточаются до невозможности, попробуй что не так сделай. Ну а если повар или кондитер, как ты говоришь, с творческим потенциалом? И он решит, что ему-то, профессионалу, виднее, как лучше торт украсить или сколько салатов на стол настрогать. Сделает он это по своему разумению, а потом будет бо-о-льшие проблемы с клиентами иметь. Вот так-то!

В этот момент из кухни неотчетливо донеслись какие-то странные звуки. Сначала мне показалось, будто что-то стукнулось об пол, потом после секундного затишья раздались возгласы, послышалась возня. Все стихло, но уже в следующую минуту звук приближающихся шагов оповестил нас, что такой интересный разговор придется закончить.

Молодая девушка в белой косынке на голове, из-под которой на спину спускалась толстая блестящая коса, быстро подбежала к телефону и набрала две цифры.

– Алло! «Скорая»? Примите вызов! Девушка, Виктория Аркадьева, двадцать один год. Внезапно стало плохо, упала в обморок на работе. Кондитером работает. Приезжайте, пожалуйста, поскорее. – Она продиктовала адрес и повернулась к нам.

– Пал Ильич, там Вика в обморок хлопнулась ни с того ни с сего. Может, от жары, кто ее знает? Ей с утра сегодня нехорошо было, наверное, отравилась чем-то. У меня так при отравлении бывает. Надо ее оттуда вынести, с жары-то, а то мы с девчонками не сможем. Пойдемте, помогите!

Ильич протяжно вздохнул и молча пошел следом за девушкой. Я тоже решила не теряться и через полминуты после того, как они скрылись из виду, осторожно прошла по коридору и толкнула тяжелую деревянную дверь. В кухне, где я оказалась, было нестерпимо жарко, многочисленные котлы источали горячий пар, в духовках пеклись кондитерские изделия, а готовые печености остывали тут же. Неудивительно, что при такой жаре кондитер потеряла сознание.

Павел Ильич по-хозяйски разогнал трех девчонок, которые пытались поднять Вику, подхватил ее на руки и отнес в комнату, откуда мы только что вышли. Девушка действительно выглядела неважно. Раскрасневшаяся, светлые волосы слиплись сосульками, она часто дышала, но в сознание так и не приходила. Положив ее на небольшой диванчик в комнате для персонала, Ильич в очередной раз достал из холодильника минералку, смочил ею большой носовой платок и положил на голову девушке. Та слегка застонала. Не успокоившись на этом, Ильич набрал воды в рот и обрызгал Вику по принципу распылителя.

– Вот видишь, а ты говоришь творческий потенциал! – сказал он, оборачиваясь ко мне. – Здесь главное, чтобы эта работа тебя не доконала, чтобы ты ее физически смогла выдержать. А если каждый раз будешь в обморок хлопаться, то работать не сможешь по этому профилю вообще, понимаешь? Вот эта красавица, например, на моей памяти уже третий раз сознание теряет, и это за неполных три месяца! Определенно у нее здоровье слабое, а куда ее после этого возьмешь? Как не понимают очевидных истин, ну прямо не знаю! Зачем лезть туда, где ты работать явно не сможешь? Устройся секретаршей в какую-нибудь фирму, их сейчас море развелось, нарезай там колбасу, да на телефонные звонки отвечай, а повезет, так еще и шуры-муры с начальником закрутишь.

Я то и дело кивала головой в знак согласия, машинально отмечая и дивясь нестандартным для пожилого человека мировоззренческим взглядам, но сама в этот момент раздумывала над услышанным. Если все обстоит так, как и говорит Ильич, то Виктории «Классика» не светит, ведь даже вынести стажировку удается ей с большим трудом. Но, возможно, она была не в курсе позиции начальства относительно своего будущего, наверное, думала, что они закроют глаза на ее обмороки, которые, кстати, могут свидетельствовать о наличии серьезного заболевания. Помнится, когда я еще жила в родительском доме, моя соседка Людмила, молодая девушка лет двадцати, устроилась работать в пекарню, прельстившись на приличную заработную плату и махнув рукой на то, что она страдала слабым здоровьем и обширной аллергией. Этот необдуманный шаг сказался уже через пару месяцев, когда ее увезли на «Скорой» с острым приступом удушья. Через некоторое время выяснилось, что при постоянном воздействии муки на дыхательные пути аллергия перешла в астму, и с тех пор Людка не расстается с ингалятором. Эта в высшей степени поучительная история научила меня относиться к своему здоровью с должным вниманием.

– Ладно, девчонки, ступайте работать, нечего тут стоять просто так, – ворчливо напутствовал Ильич. – А то поразевали рты, за вас, между прочим, никто не приготовит. Ступайте, все с ней нормально будет, вон уже и глаза открывает.

Действительно, Вика приоткрыла глаза, мутным взглядом посмотрела в потолок. Ильич подошел к ней с неизменной бутылкой минеральной воды, поднял тряпку со лба и смочил ее еще раз, после чего заботливо всмотрелся в лицо девушки.

– Ну как ты? Получше?

– Кажется, да.

– Все, Виктория, завтра не приходи, хватит. Это уже в третий раз повторяется.

– Дядь Паш, мне нужно эту стажировку пройти. Очень нужно, мне тогда документ дадут и рекомендательное письмо напишут, мне Инга Леонидовна обещала.

– Да на хрен оно тебе сдалось, письмо это? Ясно, что работать ты кондитером не сможешь, ты же жару не переносишь.

– Переношу. Это… это просто сейчас я ослабла, у меня стресс сильный два месяца назад был. Дядя Паша, пожалуйста, не говорите начальству про то, что я в обморок упала. Факт того, что я прошли стажировку в самой «Классике», для меня как залог успеха в будущем. Ну вы же сами убедились в том, что я способная!

– Способная… горазда в обмороки падать, вот в чем я убедился. Бог с тобой, подожду эти две недели, хотя по-хорошему надо бы тебя прямо сейчас домой отправить.

– Нельзя мне сейчас домой, дядя Паш. Если я этой бумажки не буду иметь, нечего мне в той фирме делать будет.

Ильич досадливо поморщился и, вздохнув, подошел ко мне. То, что я до сих пор находилась здесь, нужно было как-то объяснить, все-таки это не профилакторий, куда люди свободно могут приходить и надолго оставаться. Я приняла ярко выраженный сочувствующий вид и ляпнула:

– Что-то врача долго нет… Павел Ильич, спасибо вам за помощь, извините, что не вовремя здесь оказалась. А… можно я еще раз приду? – спросила я и замерла в ожидании брани, коей он выразит свое возмущение. Пора тебе и честь знать, Ирина, сейчас тебе популярно это объяснят.

– Приходи, – негромко разрешил Ильич. – Напишешь свою статью, не переживай, поможем. Девчонок соберу, пускай тебе интервью дают, хоть какое-то разнообразие для них будет. А на случай этот внимания не обращай, еще и не то бывает. Сама видишь, производство у нас не самое легкое, жара, котлы тягать приходится. Со слабым здоровьем не попрешь, Вика это уже и сама понимает. Жалко мне ее, она сюда из Аткарска приехала, городок маленький, работы практически нет, вот она и расшибается в лепешку, чтобы стажировку пройти, мол, это поможет ей в другое место устроиться. Я бы ей и сам написал рекомендацию, да у нас с этим строго. Вот и придется еще две недели девчонку мурыжить… Ладно, ступай.

Я попрощалась и, в последний раз взглянув на все еще лежащую Викторию, направилась к выходу.

Глава 4

В кафе на углу улиц Набережной и Некрасова народу практически не было. Ничего удивительного, будний день, все торопятся уединиться по своим жилищам в компании с дорогими сердцу телевизорами и прочей видео– и аудиотехникой. Только я да еще какая-то молодая пара занимали два столика в небольшом уютном зальчике, стиль которого напоминал что-то среднее между традиционным оформлением деревенских изб и новомодной отделкой «новых русских» бань. Довольно незатейливо, но тем не менее мило и симпатично.

Потягивая слабоалкогольный ананасовый коктейль с мякотью – замечательная вещь! – я в который раз задавала себе очередной вопрос из разряда: «Зачем я здесь?» Нет, провалами памяти я, слава богу, не страдала, и в кафе пожаловала с вполне определенной целью. Впрочем, с нею же я позвонила в конце рабочего дня в офис Меранцевой и настойчиво попросила секретаршу Нину встретиться со мной вечером. Девушка не удивилась, мне даже показалось, что она ожидала чего-то подобного, а потому, лишь немного подумав, легко предложила устроить встречу как раз в том месте, где я сейчас находилась и где полминуты назад задала сама себе полуриторический вопрос, о котором уже упоминалось.

Это можно назвать чем угодно, банальной наблюдательностью, циничной интуицией или полумистическим провидением, но если бы я не была уверена в том, что Нина в курсе чего-то важного, то непременно еще раз сто напрягла свои умственные способности, прежде чем позвонить ей. Тем не менее я это сделала, уже находясь в неясной уверенности, что ее информация мне не понравится, и потому скрывала предстоящую встречу от своих коллег. Пришлось сказать им, что я плохо себя чувствую, и отпроситься домой на полчаса раньше. Да и ничего: все равно после вчерашнего происшествия нормально работать в студии физически невозможно. Постоянно врывается кто-то из сотрудников с дурацким выражением на лице и с порога начинает: «Ой, а я только что узнал!.. Ну надо же!»

Первым, кого я чуть не убила за подобное вторжение, был Валерий Гурьев, репортер криминальной хроники, который, возникнув в кабинете, поклонился до пола и глумливо поздравил нас с тем, что мы, как он выразился, «приехали». Правда, потом, увидев наши траурные физиономии, понял, что его юмор в данной ситуации не будет оценен, и посерьезнел. Но от этого легче не стало – чего уж там говорить, если мы действительно «приехали».

Нину я заметила только в тот момент, когда она, оглядев зал и не заметив в дальнем затемненном углу меня, собралась уходить. Я не включила бра в виде свечки над своим столиком, поэтому не было ничего удивительного в том, что девушка не разглядела меня среди остальных посетителей, которых, кстати, прибыло. Все-таки далеко не всем хочется проводить остаток дня в компании с телевизором.

– Нина! Я здесь! – окликнула я девушку и приветливо помахала ей, привстав со своего места.

Наконец, когда она уселась и сделала небольшой заказ, у нас появилась возможность поговорить. Уже с пару минут Нина вопросительно поглядывала на меня, но за этим «вопросом» угадывалась какая-то ненатуральность, словно она просто старалась скрыть свой собственный интерес в этом разговоре и ждала, пока я сама начну задавать вопросы. Что ж, так, пожалуй, и поступим.

– Вы, должно быть, были удивлены, когда я попросила о встрече, – для начала я решила успокоить девушку, продемонстрировав перед ней практически полное отсутствие своей проницательности. – Дело в том, что я никак не могу отделаться от мысли о вчерашнем убийстве. Простите, Нина, что вовлекаю вас в свои проблемы, но мне показалось, что вы как доверенное лицо Инги Леонидовны не можете не интересоваться случившимся. Кроме того, Анюта могла быть знакома с вами лично, и это еще одно очко в пользу того, что вы не можете быть безучастной. И, конечно, вас, как и остальных сотрудников «Классики», наверняка беспокоит тот факт, что убийство связано с вашей организацией, а значит, вам всем не избежать соприкосновения с официальным расследованием.

Во время моего монолога выразительное лицо Нины менялось в зависимости от того, какие слова произносила я в этот момент. Сначала оно было удовлетворенным, затем на нем проступил живейший интерес, а на смену ему пришли огорчение и скорбь, и эта реакция относилась к моей фразе о том, что Нина сильно обеспокоена делами своей начальницы. Когда она начала говорить, то к прежним эмоциям добавилось еще и жгучее желание оказаться полезной.

– Да-да, вы совершенно правы, мы все переживаем случившееся, это наша общая трагедия. Я не была близким человеком Анне, скорее наше знакомство было формальным, но ведь чисто по-человечески такое не может оставить равнодушной, правда? Тем более что я, кажется, знаю, из-за чего она погибла.

Вот так, просто и без лишних иносказаний. Признаться, в тот момент я ожидала от своей собеседницы чего угодно, но только не такой спокойной и прагматичной констатации факта, сделанного со столь не свойственной секретарям прямотой.

– Знаете? – машинально повторила я внезапно севшим голосом. – И вы так уверенно об этом говорите? Не думая о том, что, возможно, вы ошибаетесь?

– Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что другой правдоподобной версии убийства просто не существует. Я ведь в курсе всех событий, которые происходят в ресторане, вижу, анализирую, делаю выводы. В общем, голова у меня, слава богу, на месте, поэтому я могу сказать определенно, что убийство было выгодно Меранцевой.

* * *

Ни один мускул не дрогнул на лице, ни единого намека на сомнение не промелькнуло в ясно-голубых глазах, когда хорошо поставленным голосом она произнесла эти слова. Что ж, девушка отличается крутым нравом, это очевидно. Недолго и до прямого уличения Меранцевой в убийстве, которое она вынесет все тем же безапелляционным тоном. Интересно, какие же все-таки у нее доводы в пользу такого обвинения? Как-то не хотелось верить в то, что вердикт вынесен на основе обыкновенной антипатии подчиненной к вышестоящей особе. Мне приходилось слышать о так называемом «комплексе вахтера», психологической особенности характера некоего человека, которая делает его нетерпимым по отношению к начальству. Пораженный этим комплексом, он всеми силами старается унизить и оскорбить неугодную личность, вина которой лишь в том, что она имеет более высокий социальный статус. Может, сейчас передо мной подобный феномен?

– Понимаете ли, мне трудно говорить об этом, но и промолчать я тоже не могу. В какой-то степени мой моральный долг состоит в том, чтобы помочь наказать преступника. Несмотря на то, что от этого мне самой придется несладко.

– Нина, что вы имеете в виду? Пока я ничего не понимаю из сказанного.

– Инга Леонидовна относится ко мне очень хорошо. Она довольна моими рабочими качествами, считает, что никто не может так хорошо справиться с необходимыми обязанностями, как я, простите за некоторую нескромность. Она ценит меня и как сотрудника и как человека, считает, что у меня хорошие перспективы в рамках своей организации, поощряет инициативу с моей стороны, советуется по самым разным вопросам. Вам понятно? Понятно, против чего я иду, говоря о том, что Меранцева имеет отношение к убийству?

– Это трудно не понять, а вот с остальным дело обстоит прямо противоположно. Почему вы считаете, что смерть перспективного работника ресторана была выгодна его директору? Здесь нет никакой логики.

– Нет, – согласилась Нина. – И как раз на это была сделана ставка, когда планировалось преступление. Вот вы, человек со стороны, не можете уразуметь причину убийства потому, что вам неизвестно реальное положение дел на фирме. Уверяю вас, большинству людей, в том числе и работающим в «Классике», оно так же неизвестно, поэтому Меранцева и решилась на такое дерзкое… в общем, на такой поступок. Дело в том, что связи владелицы «Классики» с криминальным миром держатся за семью печатями, так было заведено ею самой с самого момента основания ресторана. Тогда-то и родились эти связи, а не появись они, не существовало бы сейчас и самой организации. Десять лет назад построить собственное коммерческое предприятие, да еще такого масштаба, как наш ресторан, исключительно на честном фундаменте было невозможно, да вы и сами наверняка это знаете. Каждый выкручивался как мог. Меранцева же проявила целый набор предпринимательских качеств, результатом чего стало новое имя – «Классика».

– Ну хорошо, допустим. В то время подобное действительно было широко распространено, а если иначе раскрутиться было нельзя, то вполне естественно, что все пользовались отработанными методами. С нашей сегодняшней позиции было бы не совсем справедливо судить предпринимателей прошлых лет за то, что они были, как все. Вы так не считаете?

– Совершенно с вами согласна! – энергично кивнула Нина, а потом подняла вверх указательный палец, сопроводив действие коротким восклицанием:

– Но!.. В погоне за собственным делом, будь даже его результат чрезвычайно благородным, нельзя идти по головам. В конце концов, христианские законы никто не отменял…

Эти слова прозвучали так трогательно и одновременно жестко, что я наконец начала невольно верить своей собеседнице, которая уверенно говорила о том, о чем я сама просто не могла судить по причине своей неосведомленности. И потому, дотронувшись до руки внезапно задумавшейся Нины, я осторожно спросила ее:

– Почему вы связываете вчерашнее убийство с Меранцевой? Неужели причина этого имеет десятилетний стаж и сокрыта в том времени, когда создавалась «Классика»? Ведь Анюта тогда была совсем маленькой девочкой… Каким же образом она могла навредить Инге и за что та убила ее спустя столько лет?

– Да нет, что вы, – махнула рукой Нина, словно только что услышала какую-то несуразицу. – Я не для того говорила о времени создания ресторана, чтобы вы связали тот момент с вчерашним происшествием. Просто связь Меранцевой с криминальным миром существует и сейчас.

Нина взглянула на соседний столик, где мирно ужинал благообразный мужчина, прикинула расстояние от него до нас и, успокоившись насчет того, что тот ничего не слышит, продолжала:

– Анечка знала об этом. О том, на чем держится «Классика». Регулярно Меранцева отправляет в разные страны своих работников для обмена опытом, действуя по договоренности с аналогичными зарубежными предприятиями. У нее хорошие связи и личные знакомства за рубежом. Бывает, что вместе со старыми работниками едут девушки, прошедшие стажировку: это расценивается как награда за безупречную работу и возможность приобрести широкий опыт в понимании бизнеса. Но не все девушки возвращаются, – закончила Нина. Глаза ее от волнения блестели.

– То есть как, не все возвращаются? – опешив, спросила я.

– А так! Для окружающих используется одно объяснение: они получили предложение работать за границей и приняли его. В принципе такое действительно возможно, это условие обговаривается при подписании договора между «Классикой» и заграничным предприятием. Но не все девушки, уехавшие за рубеж, начинают действительно работать там в ресторанном бизнесе. Некоторые становятся проститутками, и Меранцева прекрасно знает об этом. К сожалению, об этом знала и Анна. Через какое-то время ей как раз предстояло поехать во Францию, и наверняка она боялась, что там ее может настигнуть участь других девушек, которые так и не вернулись оттуда. Поэтому она и дала понять Инге, что знает о так тщательно скрываемой торговле живым товаром.

– Откуда вам это известно? – прошептала я.

– Неважно. Скажу просто: я секретарь и поэтому в курсе доли событий фирмы. К тому же по натуре я любопытна и стараюсь по возможности удовлетворять свои интересы. Вот сегодня, например, я подслушала ваш разговор с Ингой, после чего поняла, что с вами нужно обязательно поговорить, – сообщила она с обезоруживающей откровенностью, отчего у меня исчезла последняя причина сомневаться в ее порядочности. Разве может человек, который так легко открывает свои недостатки, оговаривать другого только из-за личной антипатии?

Тем временем Нина продолжала посвящать меня в курс дела:

– Мне кажется, что в последнее время Аня шантажировала Меранцеву. Возможно, у нее проснулся своеобразный азарт, в связи с чем она могла подумать о том, что из начальницы можно запросто вытрясти крупную сумму денег. Но это уже мои домыслы. На самом деле я не знаю, какие мотивы были у нее и как она решилась на такое, однако шантаж с ее стороны имел место, я в этом почти уверена, потому что опираюсь на факты. Однажды я стала свидетельницей скандала между Меранцевой и Анной. Инга Леонидовна кричала, и я здорово перепугалась, потому что она всегда такая спокойная, а тут… В общем, я случайно вбежала в комнату и увидела, как Инга отшатнулась от Анечки, хотя явно собралась ее ударить, даже рука была занесена…

– И когда это случилось?

– Где-то пару недель назад. В двадцатых числах Аня должна была уехать во Францию, и, очевидно, к этому времени хотела иметь какие-то гарантии, что будет там в безопасности. Ей действительно было чего бояться. У нее ведь, насколько я знаю, нет влиятельных родственников, к Меранцевой она устроилась не с чужой помощью, а исключительно благодаря своим качествам. Уж не знаю, что оценили больше – профессиональные способности или же внешне Аня приглянулась, однако ее приняли без всякого, сразу же допустили к стажировке. А ведь она в то время даже училище не закончила… Другие претендентки и дипломы имели, и опыт работы, а им было отказано.

– А когда Аню брали на стажировку, ей что, обещали хорошо платить? Почему существовал такой ажиотаж в связи с этим наймом в «Классику»? В принципе кондитером Аня могла устроиться и в другое место…

– Где получала бы сущие копейки! – с готовностью закончила Нина и вздохнула. – Это же элементарно, в «Классике» действительно очень хорошо платят. Ресторан считается лучшим и перспективным, это все равно что устроиться в серьезную, давно основанную фирму вместо дистрибьютерской кампании.

– А другие девушки, которым повезло меньше, чем Ане? Может, одна из них мечтала получить место в «Классике» и решила добиться своего во что бы то ни стало, устранив соперницу Анну? Ведь наверняка среди желающих была стажерка не столь удачливая, но все равно перспективная, и теперь она сможет всерьез рассчитывать на место. К тому же ее и во Францию отправят вместо Анны.

Нина задумалась, нахмурила брови, но уже через пару секунд покачала головой:

– Да нет, что-то мне в такое не верится. Эти девушки все тихие, как мышки, куда им до того, чтобы совершить убийство? К тому же я более чем уверена в том, что какая-то другая девушка смогла бы всерьез претендовать на то, что полагалось Ане. Меранцева ведь поначалу к ней очень благоволила, это было очевидно для всех. Она и потом такое же отношение демонстрировала, но, мне кажется, что все это уже было напускным.

Я, естественно, не могла не поинтересоваться в конце разговора, почему, собственно, у Нины вообще возникли такие серьезные подозрения по отношению к начальнице. Девушка пожала плечами:

– Ну, во-первых, свою роль сыграла сцена, когда Аня и Инга Леонидовна явно ссорились. Потом я невольно стала присматриваться к их отношениям и пришла к выводу, что их… будто что-то связывает, что ли. Но козырем в руках Ани, очевидно, самым главным, были две девушки, которые не возвратились из зарубежной поездки. У них не было таких родственников, которые бы беспокоились по поводу их отсутствия, этим наверняка она и воспользовалась. Вы знаете, Ирина, – Нина перешла на доверительный тон, – у меня всегда было богатое воображение, а в сочетании с любопытством это вообще взрывоопасная смесь. Можете мне не верить, я не обижусь. Но мне просто необходимо было с кем-то поделиться, и вот жизнь столкнула меня с вами. Извините за такую откровенность…

Стоило ли продолжать разговор дальше, если и так все было понятно? Похоже, к делу пора подключать Валерия Гурьева. С его постоянным общением с криминальными личностями, с одной стороны, и контактами с правоохранительными органами, с другой, – все это совершалось исключительно в служебных целях, – наш криминальный репортер представлялся мне в этом деле сейчас самым нужным и полезным человеком. А с Ниной мы распрощались, договорившись при необходимости держать связь.

Поздно вечером, когда мой супруг уже почивал сном праведника и видел неизвестно какой по счету сон, я осторожно поднялась с постели и, захватив с собой телефон, неслышно двинулась на кухню. Набирая номер Валерки, можно было не беспокоиться вызвать недовольство его за столь поздний звонок. У репортера криминальной хроники рабочий день не нормирован, как любил повторять наш непосредственный начальник. Гурьев от себя добавлял, что по отношению к нему понятие «рабочий день» уже давно перестало быть актуальным, и ему на смену надо вводить в употребление что-нибудь из серии «трудовые сутки».

– Алло, Валера? Это Ирина Лебедева, – шепотом начала я, время от времени с опаской поглядывая на дверь и готовая в любой момент скрыть радиотелефон от глаз внезапно проснувшегося мужа. Уж слишком необычно грозен был его тон вчера, когда он запрещал мне заниматься самостоятельным расследованием.

Тем временем я посвятила Валерку в суть дела. Собственно говоря, этот звонок был сделан мною с вполне определенной целью. Связи моего настоящего собеседника с представительствами двух баррикад – криминальной и правоохранительной – позволяли ему добывать такой материал, о котором всем остальным сотрудникам нашей телестудии не приходилось и мечтать. Маленький, юркий, но тем не менее чрезвычайно сильный физически, Валерка Гурьев обладал пробивным характером и массой других полезных качеств, среди которых особенно выделялась его энергичность. В общем, он был воплощенной мечтой для человека, решившего провести собственное расследование.

Быстро «въехав» в ситуацию, Валерка уже не нуждался в том, чтобы перед ним поставили планку, сформулировав для этого цель. Он и сам понял, что требуется сделать для того, чтобы я могла решить: стоит ли полученная информация о связи Меранцевой с преступным миром дальнейшей проработки или же вся она, начиная с туманно-криминальной истории создания «Классики», является плодом разбушевавшегося воображения или выдумкой иного рода.

* * *

Утром я приводила себя в порядок так тщательно, что Вовка, долго ходивший кругами около меня и стула, на котором я восседала перед зеркалом, наконец не выдержал и задал мучающий его вопрос:

– Сегодня тебе предстоит что-то особенное?

Честно говоря, сегодня я решила впервые отправиться в «Классику» как самая обыкновенная клиентка, позволив себе посетить бизнес-ленч. Насколько это входило в мои представления, под этим, пока еще загадочным для многих российских жителей названием, по сути, скрывался завтрак в ресторане. Я вспомнила о том, что читала в журналах «Классика». В ресторане было два зала: первый, основной, поистине огромный, открывался лишь в шесть часов вечера. Там проводились торжественные мероприятия и ужины для именитых и обеспеченных личностей нашего города, да и не только нашего. Однако существовал еще и дневной зал, который начинал работать с десяти утра. Туда-то я и собиралась отправиться, смирившись с необходимостью потратить свои кровные. Правда, у меня было личное приглашение Меранцевой, но, во-первых, оно предназначалось не только мне, а всей нашей группе, а во-вторых, его следовало приберечь для какого-нибудь вечера – во мне заговорил меркантилизм! Ужин стоил в десятки раз больше обеда или завтрака в любом рядовом кафе, поэтому такую радость мне не удалось бы осилить собственными средствами. В лучшем случае их хватило бы на скромненький ужин с условием, что в течение оставшихся до конца месяца дней супружеская чета Лебедевых будет вынуждена сидеть на голодном пайке.

Однако мой супруг явно ждал ответа. Идея посетить ресторан не могла быть скрыта от него хотя бы потому, что влекла за собой нехилую статью расхода. Думая, как мне выйти из этого затруднительного положения, я не нашла ничего лучше, как сказать правду, и быстро выпалила:

– Еду в «Классику» завтракать. Должна же я знать, что за публика там собирается, перед тем как идти туда ужинать? А то ведь я даже не имею представления, как должна выглядеть…

Но почему-то, когда я довольно бодро рассказала Володе о том, что некоторое время назад получила приглашение совершенно бесплатно посетить вожделенную «Классику», плечи его поникли, а на лице возникло печально-комичное выражение, которое можно описать так: «Я знал, что так просто ты не успокоишься!» Подумаешь… Будто я сама напрашивалась на это приглашение. Если я как-то и способствовала его возникновению, то только силой мысли.

* * *

«Да, это тебе не проза жизни», – думала я, поднимаясь по настоящему чуду современной архитектуры, представленному на человеческий суд в виде потрясающей лестницы. На первом этаже располагались кабинеты ответственных работников, ресторанные залы находились на втором. Открыв дверь в одно из помещений, я оказалась в довольно большом зале, в меру уставленном резными столиками и под стать им стульями. Несмотря на ранний час, заведение вовсе нельзя было назвать не пользующимся спросом: свободных мест в зале практически не осталось.

Молодая девушка, появившаяся возле меня через несколько секунд, после того как я опустилась на стул около свободного столика, не сказала: «Что будете заказывать?» – что приятно меня порадовало. Вместо ненужных вопросов девушка приветливо поздоровалась, с легкой улыбкой протянула мне меню и пообещала подойти через пару минут. Это меня вполне устраивало, поскольку давало возможность оглядеться.

Нельзя сказать, что люди, сидящие за другими столиками, выглядели как-то чересчур шикарно. Напротив, публика казалась вполне демократичной. Конечно, по аксессуарам и некоторым нехитрым тонкостям ее можно было отнести к элите, не покривив душой. Интеллигентность, которая за последнее время стала очень модной, в этом заведении ощущалась особенно, как некая черта, составляющая общую характеристику клиентуры.

Через несколько минут сделанный заказ уже стоял на моем столе, распространяя манящие ароматы. Парижские блинчики с клубникой и безе – звучит очень поэтично, а на вкус… божественно!

– Простите, Марина, можно у вас спросить? – осведомилась я, прочитав имя официантки на бейдже.

– Да…

– Дело в том, что в вашем заведении у меня работает знакомая девушка, кажется, она закончила проходить стажировку. К сожалению, я не располагаю информацией о том, где можно ее найти, может быть, вы мне подскажете?

– Если смогу… конечно.

– Ее зовут Анна Варенцева, ей примерно около двадцати, среднего роста, очень красивая русоволосая девушка…

– О-о, да, кажется, я поняла, о ком вы говорите.

– Прекрасно, так где я смогу ее найти?

– Боюсь, что буду вынуждена вас разочаровать. Она… больше здесь не работает.

– То есть как не работает? Не прошла стажировку?

– Нет… то есть. В общем, кое-что случилось. Но я не могу говорить об этом, лучше спросите это у начальства внизу. У меня подошел клиент, простите.

Разом хваленая вежливость куда-то испарилась, и девушка с растерянным видом побежала к новому посетителю, навстречу которому уже спешила и другая официантка. «Так, – подумала я, – с этой девушкой нужно обязательно поговорить».

В какой-то момент я заметила, как девушка вышла из зала. Выждав пять минут, я привела себя в порядок и направилась к двери, за которой недавно скрылась официантка, опасаясь при этом, как бы меня не остановили провокационным вопросом: «А вы, собственно, куда?!» Но то ли к клиентам здесь было особо трепетное отношение, то ли просто никто не обратил на меня внимания, но я беспрепятственно прошла по коридору и оказалась в подсобном помещении рядом с кухней.

На диване сидела та самая официантка, которая приносила мне заказ, и считала деньги. «Наверное, чаевые», – решила я, раздумывая, стоит ли беспокоить ее за таким деликатным занятием. Однако уйти незамеченной все равно бы не получилось, потому что девушка подняла голову и тут же удивленно и, как мне показалось, с досадой в голосе, спросила:

– Вы что-то ищете?

– Извините, Марина, но я все никак не могу успокоиться по поводу того, что вы сказали, вернее, на что намекнули. С Анной что-то случилось? Если да, то я попросила бы именно вас рассказать об этом. Идти к начальству с расспросами мне не представляется возможным.

– Ох, ну ладно! Дело в том, что вашу знакомую убили.

* * *

– Неужели все это создала Инга Леонидовна в одиночку? – искренне спрашивала я через некоторое время, нервно теребя в руках платочек, то и дело прижимая его к глазам.

Уже позади была сцена немого изумления и ужаса, которую мне пришлось разыграть в соответствии с услышанной новостью, хотя перспектива такого раскрытия актерского таланта никогда меня не прельщала. Какое-то время я задавала поистине бессмысленные, с позиций Марины, вопросы, рассчитывая, что она спишет внезапно проснувшееся любопытство насчет моей взволнованности. Уж не знаю, так ли произошло в действительности, однако когда испуганная девушка поняла, что истерики и рыданий не предвидится, по крайней мере в ближайшее время, она охотно отвлекла меня от печальной новости рассказом о работе ресторана.

– Не совсем, – с готовностью отозвалась Марина на мой вопрос. – Она действительно контролирует всю работу, следит за созданием новинок, руководит поставкой экзотических продуктов и алкогольных напитков из-за границы, но уже несколько лет руководство непосредственно рабочим процессом осуществляет другая женщина, Ирина Евгеньевна. Они совладелицы, только с Ингой Леонидовной мы общаемся больше. Она всегда интересуется делами сотрудников, даже если эти сотрудники работают здесь всего ничего. А Ирина Евгеньевна – особа надменная, куда ей снизойти до нас, – с некоторой манерностью закончила Марина, невольно продемонстрировав свое отношение к поведению начальницы.

Я натужно улыбнулась и понимающе кивнула, выдавив с явным усилием:

– Да уж, бывают такие. Хорошо хоть, начальницы ваши друг на друга не похожи, одна компенсирует качества другой.

– Это точно.

Сведения, полученные от моего общения с симпатичной Мариной, в общих чертах соответствовали цели, с которой я пожаловала в ресторан. Я сумела узнать нечто важное, что при определенном везении могло оказаться полезным в моем расследовании. По словам Марины, госпожа Нестерова являлась только лишь заместителем Меранцевой, хотя и называла себя ее совладелицей. На самом же деле она занимала гораздо меньшую должность, нежели сама Меранцева, и около года назад Инга Леонидовна, оказывается, принародно напомнила ей об этом.

– Ирина Евгеньевна тогда требовала какого-то переоборудования предприятия по своему уразумению или чего-то в этом роде, – вспомнила Марина, когда наш разговор с моей подачи перешел на личности. – Даже пригласила каких-то людей, не посоветовавшись с Меранцевой, повела их в наш главный зал для осмотра. Инга Леонидовна, когда об этом узнала, так разъярилась, что при всех поставила Нестерову на место, сказала, что-то в таком роде: «Ты, мол, здесь не главная, и знай свое место». Ну, конечно, повежливее, но общий смысл был таким.

Ссора закончилась тем, что Ирина признала свою вину и публично извинилась перед хозяйкой. Однако стремление к лидерству на этом не закончилось, Марина была уверена, хотя и не знала, чем объяснить это. Когда она провожала меня к выходу, я снова попыталась осторожно завести прежний разговор в надежде узнать что-то еще, но здесь меня ожидало полное фиаско: девушка довела меня до выхода из зала, где работала, попрощалась и тут же убежала. Понятно, ее ждали служебные обязанности, а мне не мешало бы довести до конца одно начатое дельце.

«Ох, как же отсюда пробраться к кухням?» – мысленно спросила я неизвестного собеседника, поскольку вблизи никого из потенциальных ответчиков не нашлось.

Архитектор, создававший типовой проект, по которому и была воздвигнута «Классика», наверняка обладал своеобразным мышлением. В хитросплетениях коридоров и их неожиданных продолжениях в ту или иную сторону я уже имела возможность потеряться вчера, а сейчас мне предстояло решить еще одну довольно непростую задачу: найти дорогу из так называемой «официальной», парадной части здания в рабочую. Кухни находились на первом этаже и сообщались с комнатой официантов специальной лестницей, по которой взмыленные сотрудники носились изо дня в день, неся вверх полные подносы, а вниз – пустые. Как ни удивительно, но даже такая, казалось бы, не самая благодарная работа, как официант, повар или кондитер, имела свои понятия престижа. Не зря же работать в «Классике» считалось великим счастьем, о чем я уже несколько раз слышала за последние пару дней.

Медленно бредя по коридору в направлении, которое, как мне казалось, совпадало со вчерашним, я вспоминала легендарный фильм отечественного кинематографа «Чародеи». Сейчас меня можно было запросто сравнить с героем Семена Фарады, оставалось только воскликнуть: «Кто так строит, ну кто так строит?» Я уже готова была произнести нечто подобное, как счастливое провидение вывело меня на вчерашнее место, более того, чуть ли не столкнуло с уже знакомым Ильичом.

– Здравствуйте! Павел Ильич, вы меня не узнали? – хмурое лицо кондитера осталось непроницаемым, абсолютно не посветлело от моей доброжелательной улыбки, которую я продемонстрировала, заприметив мужчину. То ли у него была склонность к депрессивным упадкам настроения, то ли что-то случилось, но вчера Ильич был настроен гораздо более благодушно.

– Я снова не вовремя? У вас что-то произошло? Может, мне лучше прийти в другой раз?

Он отошел к дальнему окошку, присел на корточки, закурил и только через какое-то время скептически посмотрел на меня.

– Тебе и в самом деле лучше бы прийти в другое время, сейчас всем не до праздных бесед, уж извини. Девчонку у нас убили, тоже стажировку проходила. Вчера меня Меранцева вызывает и говорит: так, мол, и так, нужно кого-то вместо нее отправить за границу, договор уже подписан. Я обрадовался, думал, Викторию снаряжу, она девка способная, хоть и со здоровьем неладно. А там что, работать особенно не придется, знай себе в детали вникай, чтобы потом на практике свои знания применить. Дело придется иметь в основном с вином, это тебе не котлы у нас таскать или пирожные целыми днями печь. Так вот, хотел ее отправить, доброе дело сделать, а как вернется, Меранцева ее в штат зачислит, некуда ей будет деться. И будущее, глядишь, у девчонки появилось бы.

– И что же? – напомнила я. – Неужели Виктория отказалась ехать?

– Отказалась! Именно что отказалась! С меня теперь полголовы снесут за то, что недоглядел.

– О чем это вы? – Я непонимающе уставилась на Ильича.

– Беременная она, оказывается! Уже и срок большой. Скрывала от всех, чтобы ей от ворот поворот не дали, нужна была ей позарез бумажка о том, что стажировку у нас проходила… Ну все казнят меня, – обреченно проговорил ответственный Ильич и тяжело поднялся. – Извиняй, красавица, я ведь не знаю даже, как звать-то тебя?

– Ирина…

– Давай в другой раз, Ирина, никуда твоя диссертация не убежит, и не один день ты ее писать будешь. Займись чем-нибудь другим сейчас, а как у нас тут все утрясется – приходи. Сейчас сама видишь, не могу тебе помочь. Эх, пойду по башке получать от самой Меранцевой!

И Ильич, насвистывая печальную мелодию, наподобие «Враги сожгли родную хату», пошел по коридору, не оглядываясь.

Ну вот, теперь и мне больше нечего здесь делать. Версия об убийстве из зависти и из желания занять освободившееся место в рейтинге лучших только что развеялась, как дым.

Покидая «Классику», я чувствовала, что мне просто необходимо увидеть компаньоншу Меранцевой, о которой мне говорила Марина. В тот момент я почти утвердилась в мысли о некотором несоответствии фактов, которое крутилось у меня в голове, но не желало стройно укладываться в понятную для меня форму, чтобы ее нелогичность была явственно видна. Наверное, стоит встретиться с моими коллегами, может, хоть они смогут подсказать мне, какого рода мысль не до конца сформировалась в моем сознании.

* * *

– Салют труженикам телевизионного труда! – С этими словами на пороге эффектно возник Валерий Гурьев, чей невысокий рост просто не мог позволить ему выделяться фигурой, поэтому он успешно компенсировал это неожиданными своими появлениями, которые часто сопровождались громогласными объявлениями себя любимого.

Мы разом вздрогнули и чуть не поперхнулись горячим чаем, потому что в этот момент как раз подносили к губам чашки с этим напитком. Только Павлик, развалившийся в моем родном кресле в позе сытого домашнего кота, продолжал мирно почивать, даже не обратив внимания на пришедшего. Собственно говоря, рабочее место нашего оператора никак не связано с моим креслом, но это еще одна неискоренимая привычка Павлика, с которой волей-неволей приходится мириться. Он уверен, что именно мое рабочее место – самое удобное во всем телецентре, и переубедить его просто невозможно.

– Ирина!.. – совершенно некультурно ткнул пальцем в мою сторону Валера, а потом добавил: – Можно тебя на минуту?

Своеобразный зов говорил только об одном: Гурьеву удалось что-то накопать для меня, иначе он вряд ли был бы таким загадочным. Стараясь унять волнение, я поднялась и последовала за журналистом, шагающим небрежной походкой к излюбленному курильщиками подоконнику. Вид у него был независимый и довольный, по-моему, он даже тихонько насвистывал какой-то веселенький мотивчик.

– Ну-с, – эффектно начал наш гений криминальной хроники свое повествование, – слушай мой рассказ. Удалось мне выйти на одного товарища, который с госпожой Меранцевой был лично знаком в то счастливое время, когда она трудилась в богом забытом учреждении менеджером… пардон, инспектором по кадрам. В тот незабвенный период своей жизни она попутно подумывала о том, как бы ей открыть свое дело. У нее уже была торговая точка, где действовал семейный подряд: муж исполнял функции грузчика, подруга продавала произведенную своими товарками продукцию – домашние пирожки. В общем, крутиться приходилось всем в соответствии с жанром. Меранцева была мозговым центром этой организации, она держала рабочий процесс в своих крепких ручках. Это было больше десяти лет назад. Дело пошло, у них даже появились некоторые деньги. Но их хватило бы только на одну регистрацию частного предприятия, да и то в лучшем случае.

Меранцева же мечтала играть по-крупному. Ей хотелось открыть свою пекарню, а впоследствии перейти на ресторанный бизнес. В общем, для того чтобы ее задумки воплотились в жизнь, нужно было очень много бабок. Вовремя сообразив, что от рэкета она никуда не денется, она решила сделать по-умному и обратить его себе на пользу. Сечешь?

– Нет, – честно призналась я. – Как же это возможно, обратить рэкетиров себе на пользу? Пообещала им бесплатное обслуживание в своем будущем ресторане, чтобы они вдохновились перспективой халявных посиделок?

– Э-эх, – с немым укором воззрел на меня Валерка. – Ни о каком обслуживании речи не велось, понимаешь? Ни в прямом, ни в переносном смысле. Просто Меранцева нашла нужного человека, кстати, с ним я и разговаривал недавно, вышла через него на главаря одной солидной городской группировки и рассказала ему про свои планы. Короче, я как-то на досуге читал книжку Дейла Карнеги, так вот, она сделала как раз так, как он советовал. Она этого криминального авторитета заинтересовала тем, чего хотела добиться сама. Не просто ему золотые горы пообещала, а реальную прибыль с продаж своих хлебов. О ресторане-то речи поначалу и не велось вовсе. В общем, товарищ с криминальным прошлым, настоящим и будущим ее спонсировал, и потом внакладе не остался. Все довольны, а Меранцева особенно.

– Так… – задумчиво кивнула я, – продолжай, пожалуйста.

– Начальный капитал она заняла, потом его с лихвой вернула, и дальше уже своими силами выкручивалась. Но дела у нее пошли хорошо, это точно. Дружбу с криминальным авторитетом она не прекратила, и в следующий раз, когда к нему обратилась – было это лет шесть назад, – она попросила помочь в строительстве здания под ресторан «Классика», в котором он сейчас и располагается. Поначалу был чуть ли не на окраине города, короче, у черта на куличках. Долгое время дружный коллектив выступал в роли скитальцев, снимали то один, то другой угол. Конечно, это дело Меранцеву напрягало.

– Значит, ей помог криминальный авторитет?

– Ну да, ты теперь имеешь возможность в этом наглядно убедиться. В нынешнее счастливое время «Классика» радует своих небедствующих посетителей красивым зданием, и мало кто знает, какую борьбу на самом деле пришлось выдержать Меранцевой тогда, когда прежний губернатор упорно показывал в ответ на ее запросы большой блестящий кукиш. А что поделаешь, ведь честный бизнес в нашей стране еще никогда не процветал, да и вряд ли будет, тогда как Меранцева в тот самый момент своей жизни пыталась выкручиваться именно по-честному…

– Ну ладно, Валер, ты не отвлекайся. Еще что-нибудь сумел нарыть? Самое главное, имя того криминального авторитета тебе известно?

– Не торопись, – осадил меня Гурьев, доставая сигареты. – Имя мне его известно. Но! Попрошу запомнить следующие слова как следует. Мотай на ус, в общем. Товарищ этот, вернее, к нему больше подходит слово «господин», так вот, он – человек серьезный, даже очень. Это не та «шестерка», с которой я разговаривал. Да и сама Меранцева, я тебе скажу, личность опасная, несмотря на кажущуюся мягкость и пушистость. Это она только с виду такая добросердечная и к чужим бедам проникновенная, но если уж дружбу водит с самим… в общем, с тем, имени которого лучше не произносить вслух без особой необходимости, то ей может не понравиться, что кто-то сует нос в ее дела. Вот. Теперь делай выводы, желательно сейчас, чтобы я мог внести в них свои коррективы.

– Валер, спасибо, конечно, за предупреждение… Только знаешь, у меня теперь и выхода нет, кроме как попытаться распутать это дело. Речь идет о репутации нашей передачи, моего собственного реноме, как ее ведущей, нашей группы в целом…

– Так, все, дальше перечислять не следует, мысль понятна. Слушай, репутация, конечно, значит много, но ты просто сообрази, какова может быть расплата за вмешательство.

– Что касается того, что Меранцева может воспротивиться моему вмешательству в случившееся, то, думаю, этого не произойдет. Наоборот, в разговоре со мной она вела себя так, словно ей самой хотелось, чтобы истина выплыла наружу. В противном случае, она, если учесть ее возможности, недвусмысленно поставила бы меня на место.

– А где гарантия, что она это не сделает впоследствии? – резонно заметил Гурьев. – Ладно, черт с тобой, делай что хочешь. Но теперь ты по крайней мере в курсе, что связь Меранцевой с криминальным миром не выдумка, а значит, и то, что смерть девчонки ей выгодна, тоже может оказаться истиной. Я-то, конечно, буду и дальше в этом направлении копать, глядишь, чего и узнаю. Ну а ты будь осторожна, не суйся, куда не следует. А если вдруг возникнет необходимость пообщаться с ребятами из преступного мира, это по моей части. Обращайся, чем сможем – поможем.

С этими словами Гурьев оторвался от подоконника, виртуозно отправив окурок в импровизированную пепельницу из консервной банки, и характерной походкой вразвалочку пошел по коридору. Перед уходом он молча сунул мне в руку бумажку, на которой мелким мужским почерком было написано имя: «Сушенков Андрей Евгеньевич».

Глава 5

В воскресенье, бесстыдно ранним утром, когда все нормальные люди предпочитают досматривать радостные сны, я устроилась на кухне с чашкой кофе и стопкой накопившихся газет. Выписывать периодические издания в нашей семье стало традицией еще с того времени, когда она только-только родилась, и с тех пор мы с мужем исправно вносили в графу расходов пункт под названием: «Газеты, журналы». На заре семейной жизни мы с Вовкой единогласно сошлись во мнении, что на это денег не жалко, потому что, с одной стороны, чтение газет позволяло не отставать от жизни, а с другой – многочисленные подписные издания помогали расслабиться. Лично я, придя вечером с работы, не представляла себе более желанного отдыха, чем засесть после ужина на диване и просмотреть свежую газетку или журнал. В последние дни, правда, было не до этого в свете последних событий, поэтому сейчас я и оказалась обладательницей целой кипы местной прессы.

Увы, сегодня она волновала меня отнюдь не в связи с перспективой приятного домашнего отдыха. Я пыталась отыскать информацию о случившемся событии, в которое оказалась вовлечена наша съемочная группа. Местная пресса, по крайней мере определенные ее представители, отличалась весьма въедливым характером, более того, если им не хватало материала, так сказать, на тему, то они готовы были подробно освещать факты, непосредственно к делу не относящиеся, но лежащие в пределах рассматриваемого. Об этой особенности работников большинства тарасовских редакций я узнала от своей знакомой, которая трудилась как раз в одной из них. Я искренне надеялась, что мне не придется прибегать к ее помощи для получения нужной информации, потому что особой она была пренеприятной и к тому же весьма занудливой. И то и другое мне представлялось крайне негативной чертой, а уж в сочетании, по-моему, составляло убийственный коктейль.

Через четверть часа бесполезных поисков я, кажется, наткнулась на нечто стоящее. Вся полоса газеты с незатейливым названием «Быль» посвящалась убийству, случившемуся на одной из наиболее ярких презентаций последнего времени, как об этом сообщалось в заголовке. Далее следовала фотография убитой – очень удачный снимок запечатлел беззаботно смеющуюся Анюту с красиво развевающимися волосами, словно от дуновения интенсивного ветерка. Но, что самое главное, в статье говорилось не только об убийстве девушки. К моему вящему восторгу, здесь приводилось нечто вроде биографии Анны, ее первые шаги, восхождение, перспективы. Как раз то, на что я и рассчитывала: освещение фактов, не относящихся напрямую к делу, но по крайней мере исходящих из более беспристрастного источника, коим являлись личные знакомые Меранцевой, в частности ее секретарша Нина.

Закурив сигарету – событие для меня редчайшее, имеющее место только в качестве одного из последствий стресса, – я погрузилась в чтение. Как ни странно, но большая часть почерпнутой информации была мне неизвестна.

Анна Варенцева с десяти лет находилась на воспитании тетушки, в то время как ее мать трудилась по какой-то рабочей специальности в Москве. Поскольку тетка имела своих собственных детей, то племянницу воспринимала как обузу, но отправить ее в детский дом не могла по причине религиозности: из последних сил она блюла христианские законы до Аниного семнадцатилетия. В этот год контракт, по которому работала Светлана, закончился, и она вернулась на родину, чтобы наверстать упущенное в воспитании дочери.

Нельзя сказать, чтобы матери удалось преуспеть в этом, по крайней мере именно так свидетельствовала пресса. Девочка к тому моменту, когда вернулась ее мать, считала себя вполне самостоятельной и даже завела роман с женатым мужчиной! Последний факт я отметила фломастером, поставив около строки жирный восклицательный знак. Ничего себе, узнаются новости!.. Анюта, «правильная» девочка – и такое! Ладно, как бы там ни было, но достоверность этого факта остается под большим вопросом.

Итак, Анюта в момент возвращения матери уже жила своей жизнью. Она поступила в кулинарное училище и с удовольствием пекла торты на заказ. Денежных проблем не возникало, потому что работа в столице позволяла Светлане обеспечивать дочь должным образом. Помимо прочего, в статье приводился явный намек на то, что девочка в своем юном возрасте и сама научилась зарабатывать – или получать? – деньги…

Я прервала чтение, потому что в этот момент на кухню вошел мой муж, заспанный и явно не слишком довольный, что с ним случалось весьма редко.

– Без пятнадцати шесть, – обреченно констатировал он, глянув на настенные часы. – Ты для того так рано поднялась в воскресенье, чтобы как можно быстрее прочитать газеты?

– Да ладно тебе, чего ты? – примиряюще сказала я, погладив его по руке. – В плохом настроении проснулся?

– Проснулся я как раз таки в прекрасном настроении. И да будет тебе известно, причиной того явилась ты. Но не спеши обольщаться, потому что как раз ты же и ввела меня в отвратительное расположение духа!

– Да ну? Слушай, это серьезное обвинение. Требую аргументировать.

– С удовольствием! Слушай. Я проснулся в хорошем настроении потому, что мне приснилась ты, – начал рассказывать Вовка, присаживаясь напротив и отбирая у меня недопитую чашку кофе. – Причем ты была в свадебном платье, а это вдвойне приятно, потому что замуж, слава богу, ты выходила только за меня, а значит, в этом сне где-то рядом был и я. – Я пришла в самый искренний восторг от логики моего мужа и невольно включилась в игру. – Ну, в общем, я на тебя долго смотрел, а потом решил поцеловать. Но не во сне же мне это делать?! Я потянулся – наяву уже, разумеется, – захотел тебя обнять, но нащупал только подушку. Неудивительно, тебя же не было рядом! Я честно подождал минут десять, но ты так и не вернулась. Настроение мое потухло, я встал, притащился на кухню и что я увидел? Тебя в компании с газетами, читающую статью про… ну да, я так и думал, про убитую стажерку ресторана! Как после этого настроение не испортится, скажи?

Вопрос был из разряда сложных, ответить так сразу я на него, естественно, не могла, и потому попросила тайм-аут. В ответ на это Вовка категорично заявил, что без меня из кухни не выйдет, хоть ты плачь. Но плакать мне не хотелось – сколько можно! – и потому пришлось последовать за родным мужем в спальню, где он наконец смог-таки меня поцеловать. И не один раз. И не только поцеловать. В общем, к чтению статьи я смогла вернуться только часа через три…

После того как судьба Анюты благосклонно улыбнулась ей – девушку взяли на стажировку в «Классику», – она практически сразу сумела показать себя с лучшей стороны и определиться со своей дальнейшей карьерой. Меранцева благоволила к ней, но не столько из-за личной симпатии, хотя и это имело немаловажное значение, а потому что девушка действительно была лучшей, и Инга Леонидовна никогда не скрывала своего к ней отношения. В «Классике» проходили испытательный срок и другие девушки, претендовавшие на место в штате, но Анне удалось удерживать первенство.

Далее следовали рассуждения автора статьи о нелегкой судьбе людей в целом, а юных личностей – особенно. В ходе этих рассуждений снова мелькнул тот самый интересный факт, который до недавнего времени был мне неизвестен: довольно яркий роман Анюты с мужем одной из работниц «Классики» якобы закончился расставанием по неясной причине. В общем, кто кого бросил – оставалось за кадром, однако доподлинно была известна личность любовника Анны. Им был некто Дабровский Виктор Васильевич, жена которого работала штатным психологом в «Классике».

Оторвавшись от газеты, я вздохнула и, приложив руки к вискам, заставила себя сосредоточиться на этой мысли. В статье не сообщалось о том, когда закончился роман между Дабровским и Анной. Возможно, о его окончании знали и вовсе только два человека, те, кто являлись его непосредственными участниками. А что если жена Дабровского, узнав о его измене, из ревности убила его любовницу, даже не догадываясь о том, что роман прекратил существование? Версия вполне правдоподобная, тем более я давно уже решила, что отравление – вполне женский способ убийства. Опять же в пользу данного варианта и то, что преступник непременно был хорошо знаком Анюте. Чего стоило психологу «Классики» предложить девушке бокал с отравленным вином, а потом незаметно покинуть закулисное пространство? Правда, Анна, которая, возможно, и не была такой простодушной, какой казалась, могла и не согласиться праздновать окончание показа с соперницей, но я ведь не знаю, какие отношения существовали между ними. Возможно, жена Дабровского обладала недюжинной хитростью и на людях никогда не демонстрировала свой ненависти к любовнице супруга. В любом случае эта версия требовала проверки.

Уже через минуту я набирала номер администратора «Классики». Представившись, я попросила записать меня на прием к психологу, на что тут же было получено вежливое согласие и заверение в том, что Наталья Владимировна будет рада принять меня завтра в шестнадцать ноль-ноль. Я поблагодарила и повесила трубку.

В тот момент я по-прежнему упорно отказывалась верить в то, что смерть Анны Варенцевой была подстроена самой владелицей «Классики».

* * *

В прохладной приемной, где царила какая-то безликая и потому расслабляющая атмосфера, подсвеченная голубоватыми светильниками, в кожаном кресле картинно развалилась молодая особа с выражением полнейшего равнодушия на лице. Кроме нее, здесь никого не было, и по этой причине мне предстояло провести несколько минут в ее компании. Не скажу, что эта перспектива меня радовала; честно говоря, я рассчитывала встретить здесь эдакую скучающую дамочку, готовую дорого отдать за возможность запросто поговорить ни о чем, поэтому и пришла чуть раньше, чем следовало. Но от разочарования никуда не денешься, поэтому остаток времени я провела, изучая сидящую напротив даму.

Очевидно, она пришла сюда задолго до назначенного часа или, наоборот, уже побывала в кабинете, но почему-то не торопилась уходить. Безусловно, красивая, холодная, строгая и отчужденная, она казалась недоступной и наверняка вызывала жгучий интерес к своей персоне. На мой вопрос: «Вы тоже к Наталье Владимировне?» она лишь покачала головой и так же молча продолжала смотреть перед собой. «Странная дамочка», – решила я и переключила свое внимание на другое.

Наталью Владимировну, ту самую женщину, которая работала психологом в «Классике», я уже видела, когда она проходила в свой кабинет с какими-то брошюрками в руках. Женщине на вид было чуть за сорок, причем о том, как в этом возрасте нужно тщательно следить за собой, она явно знала не понаслышке. Не просто ухоженная, а, пожалуй, даже холеная, она выглядела очень элегантно и броско, но в то же время располагала к доверию. «Таким и должен быть профессиональный психолог», – думала я, дожидаясь своей очереди.

Наконец из кабинета показалась безупречно одетая женщина лет пятидесяти с утомленным лицом. Потухшие глаза выражали апатию к окружающему миру, и когда Наталья Владимировна провожала пациентку до двери, она совершенно по-дружески взяла ее за руку, сжала и, глядя прямо в глаза, попрощалась, добавив бесполезное на первый взгляд, но очень ободряющее: «Все будет хорошо».

Я последовала за Натальей Владимировной, получив приглашающий жест с ее стороны. Обстановка кабинета мало чем отличалась от той, которая царила в приемной: тот же невыразительный стиль с преобладанием светло-зеленого тона, не привлекающий внимания, но при котором отступает напряжение и мысли невольно переключаются на незначительные темы. Вот и сейчас мне пришлось взять себя в руки и напомнить себе, зачем я сюда пожаловала, потому что наступило невольное расслабление и захотелось предаться легкому разговору, на который меня уже мастерски вызывала Наталья Владимировна.

– Вас что-то беспокоит? Хотелось бы поговорить относительно какой-то проблемы или, возможно, получить совет?

– Да, вы, к сожалению, правы. У меня действительно возникла большая проблема в жизни.

И я приготовилась к увлекательному, хоть и не слишком приятному, путешествию в мир вымышленных историй, одна из которых в настоящее время готова была сорваться с моих уст. Я рассказывала, а сама тем временем наблюдала за собеседницей, на лице которой соответственно сменялись эмоции, среди которых основной была мина сочувствия. Еще бы, ведь моя история была из разряда жалостливых! И банальных. В случае, если бы она являлась правдой, я ждала бы от собеседницы не конкретных советов, а лишь участия, и, следовало признать, что психолог отвечала моим требованиям по всем пунктам.

Я поведала про то, как шесть лет назад в возрасте двадцати одного года выходила замуж за своего нынешнего супруга и какие надежды испытывала в тот момент. Мне удалось довольно красиво описать идиллическую картинку первых лет супружества, когда на каждом шагу молодоженов поджидают приятные сюрпризы и мир кажется радужным и добрым. Для того чтобы представить и передать это, мне не требовалось как-то напрягаться, пытаясь настроиться на поэтический лад: я вспоминала свои собственные мечты и ощущения, поэтому рассказ получался вполне естественным. Радости и печали супружеской жизни крепко сплотили меня с мужем, практически слили в одно целое. Хотя звучит это слишком пафосно, и, возможно, даже пошло, однако так и было на самом деле.

– В тот момент я и представить себе не могла, что на седьмом году совместной жизни могу столкнуться с каким-то непониманием между мной и мужем. Знаете ли, когда я смотрела на свои знакомые пары, то для меня были очевидны слабые стороны их семей. Я думала, например, так: вот эта подруга выходила замуж по расчету, ей было не столько важно быть рядом с конкретным человеком, сколько волновал сам факт замужества как такового. Я замечала то, что оставалось тайной для окружающих, и даже могла предсказать примерный план развития супружеской жизни той или иной пары. Уж не знаю, как это получалось, наверное, благодаря природной проницательности и жизненным наблюдениям, но я практически никогда не ошибалась.

– А сейчас вы столкнулись с чем-то, чего никогда не могли предвидеть, и это касается вашей личной жизни? – Наталья Владимировна чуть придвинулась ко мне и посмотрела прямо в глаза. Я поймала себя на мысли, что невольно проникаюсь духом проникновенной беседы. А пришла я сюда с определенным намерением – выяснить, способна ли эта женщина совершить преступление из чувства ревности. Как выяснить такое? Наверное, в ходе общения: ведь именно общение является моим коньком, и в самом деле я могу расположить к себе людей, вызвать их на откровенность, покорить, вникнув в их доводы и приняв их образ мыслей с должным вниманием.

Но сейчас я не играла, пытаясь получить нужную информацию, используя свой актерский талант. Мне нестерпимо захотелось пренебречь этой целью, которую я преследовала, записавшись на прием, и с головой окунуться в омут общения с человеком, способным понять собеседника. Это, признаюсь, так просто и так… сложно.

– Вы правы. Совсем недавно я выяснила, что столкнулась с супружеской неверностью. Понимаю, что такая проблема слишком распространенное явление, чтобы считаться из ряда вон выходящим, но… Вы должны правильно меня понять. Моя шестилетняя идиллия завершилась так традиционно, но от этого не становится легче. Ведь еще полгода назад я не могла подумать ни о чем подобном!

– Ирина, вы ведь и сами понимаете, что ваша боль протекает большей частью от того, что вы не ожидали ничего подобного. Скажите, а если бы эта ситуация возникла у кого-то из ваших подруг или родственников, вы наверняка не были бы так удивлены и ошарашены?

– Нет, конечно, нет. Свою боль всегда переживаешь сильнее, но в данном случае дело даже не в этом.

Я замолчала, пытаясь мысленно сформулировать то, что хотела сказать дальше, но Наталья Владимировна опередила меня.

– Вам приходилось раньше обращаться к помощи профессиональных психологов?

– Нет, это мой первый опыт, – улыбнулась я.

– Я так и думала. Вы производите впечатление благополучной женщины, но в то же время совершенно не похожи на тех, кто обычно приходит ко мне на приемы. Не скрою, мне импонирует ваша очевидная самодостаточность, и почему-то кажется, что вам было не так-то просто прийти сюда.

– Да, – замерев на мгновение, кивнула я. Пожалуй, наше общение становится опасным. Для этой женщины я – открытая книга. Впрочем, не только я, а любой человек. Приходится признать, что Наталья Владимировна действительно профессионал в своем деле, способный подметить даже самые неявные черты поведения человека. Она разглядела мое замешательство, родившееся в тот момент, когда я встретилась со своей теперешней собеседницей, едва переступив порог ее кабинета, не проходящее и по сей миг.

Но как бы там ни было, а пора мне вспомнить, зачем я вообще оказалась здесь. Честно говоря, сейчас мне вряд ли пришла бы в голову мысль подозревать Наталью Владимировну в фанатизме и всерьез думать о том, что в порыве ревности она способна устранить соперницу. Хотя, с другой стороны, почему же в порыве? Отравление – довольно хладнокровный способ убийства, а спокойствие и взвешенное поведение моей собеседницы могут быть дифференцированными выражениями расчетливости и холодного разума.

– Я не знаю, что мне делать! В настоящий момент я склоняюсь к мысли, что наш брак не может дальше существовать, но, как говорится, умом я понимаю, что это не решение проблемы, а скорее ее радикальное уничтожение…

– Причем, сопровождаемое выжиганием ближайших с этой проблемой областей, – продолжила Наталья Владимировна. – Вы молодец, Ирина, хотя бы потому, что сами понимаете несовершенство подобного выхода. Брак – это нечто больше, чем взаимоотношение двух людей, это еще и большая ответственность друг за друга, и, как вы правильно заметили, единение. Чем больше люди живут вместе, тем роднее они становятся друг другу, конечно, если их супружество изначально не было ошибкой. Но я думаю, что в вашем случае это не актуально.

– Как же мне поступить? Я не сказала вам, но проблема осложняется еще и тем, что любовница моего мужа знакома мне… Она молода, даже слишком молода, красива, пуста. Она относится к тому классическому типу женщин, который в последнее время стал таким редким в результате эмансипации и прочих социальных причин. Тем не менее такие представительницы прекрасного пола всегда будут оставаться идолами, предметом поклонения мужчин.

Я старалась говорить раздраженно, демонстрируя обиду и негативное отношение к сопернице, но главной целью было стремление показать Наталье Владимировне аналогию с ее собственной ситуацией. Роман ее супруга с Анной – чем не повод обозлиться на всех женщин подобного типа?

Но реакция была совсем не такой, какой я ожидала и боялась увидеть. Наталья Владимировна грустно улыбнулась и положила ладонь на мою руку.

– Возможно, вам станет легче от мысли, что с подобной проблемой сталкивается практически каждая женщина. Слышите, каждая, независимо от того, как начиналась ее супружеская жизнь. Если все было безоблачно, а в какой-то момент вдруг загрохотал гром среди ясного неба, нужно подумать, не дано ли это испытание свыше в качестве закалки. Если сейчас вы найдете в себе силы побороть обиду, ваш брак станет только крепче.

– Да уж, куда крепче, – скептически хмыкнула я.

– Поверьте, я знаю, что говорю.

– А мне кажется, что в вас сейчас говорит профессиональный долг…

– Я могла бы многое рассказать вам в приватной беседе, и вы бы поняли, что о проблемах семейной жизни я знаю не понаслышке. Но сейчас я расскажу вам только о том, как поняла необходимость философского подхода к браку.

Когда я впервые осознала, что извечная проблема обманутых жен не миновала и меня, то поначалу чувствовала то же самое, что и любая другая, оказавшаяся на моем месте. Прибавьте к этому еще одно обстоятельство – в тот момент я была довольно молодой женщиной, но самолюбия во мне присутствовало в избытке. До того момента я была просто уверена, что если мой муж когда-либо изменит мне, то характер этой измены будет существенно отличаться от традиционных супружеских гуляний на стороне. Иными словами, я и представить себе не могла, что муж способен клюнуть на какую-нибудь пустышку в мини-юбке, умеющую красиво махать длинными ресницами. Сама себе я ужасно нравилась. Моя строгость, последовательность, уверенность в себе и своем окружении, удачная карьера и прочие факторы сформировали такой внутренний образ, который я сама весьма одобрила. Не сказать, чтобы я себя превозносила до небес или была самовлюбленной, просто я не находила в себе таких черт, от которых хотелось бы избавиться.

Наталья Владимировна перевела дух и, внимательно посмотрев на меня, улыбнулась.

– Словом, нужно было получить удар, чтобы свалиться с собственноручно возведенного пьедестала. Что и произошло в моем случае. Но что тут сказать, если и так все ясно: в один прекрасный день добрые люди показали мне любовницу моего мужа. Вы говорили о красивой и недалекой девочке, которая сумела увлечь вашего супруга? Мне очень знакома такая ситуация. После того как она возникла в моей жизни, мне пришлось заново осмыслить собственный образ, и, вы можете не поверить, я нашла в нем множество изъянов. Не то чтобы я целенаправленно критиковала себя после этого случая, нет, я взглянула на себя трезво, как бы со стороны, и поняла, что многого не замечала раньше. В какой-то степени все супружеские измены представляют собой такие вот своеобразные поиски, поиски того, чего одному из супругов не хватает в браке.

– Я, конечно, могла бы попытаться изменить себя, но ведь побуждением этого шага должна была быть не измена, а что-то другое. Скажем, откровенный разговор, в конце концов…

– Да, но согласитесь, что разговор можно проигнорировать или отложить прозвучавшие в нем просьбы на неопределенное время, но вот когда получаешь такую вот наводку на необходимость изменений в себе, то вряд ли оставишь без внимания.

– Все так. Допустим, одну измену можно простить, хотя и с очень большой натяжкой. Для меня это по-прежнему вопрос открытый, но предположим, что и я смогу подавить обиду. Однако где гарантия, что завтра или через два года я вновь не окажусь в той же самой ситуации? Можете мне поверить, если я смогу простить сейчас, то повторить это уже не получится. Так, может быть, не стоит оттягивать расставание: если муж изменил однажды, то и дальше пойдет по накатанной? Не воспользоваться ли мне сейчас тем, что у нас нет детей, дабы внести существенное изменение в свою жизнь? Развод – дело обычное в наше время.

– И это еще раз подтверждает, что его необходимо избежать! – энергично проговорила моя собеседница. – Поверьте, пример, который подают многие наши соотечественницы, выстраивающие свою жизнь не думая, отрицательный. Нужно постараться избавиться от стадного чувства и наладить брак, а не уничтожать его. Что же касается многократного повтора супружеских измен, то, увы, от него никто не застрахован. Я уже говорила, что любая измена – это поиск недостающего, значит, пока человек живет, риск измены продолжает висеть над ним дамокловым мечом. Однако это не означает, что нужно раскидываться, простите за грубость, родными людьми. Сейчас вы молоды, но чем старше будете становиться, тем большую справедливость будете отыскивать в этой истине.

Выйдя из кабинета Натальи Владимировны, я вздохнула и медленно пошла к мраморной лестнице с резными перилами. Да, приходится признать, что мой сегодняшний визит был напрасным. Хотя, с другой стороны, почему же напрасным, теперь никто не сможет убедить меня в том, что моя недавняя собеседница способна нанести вред своей потенциальной сопернице или просто очередной пассии своего супруга. Уж не знаю, осведомлена ли она о связи, существовавшей между ее благоверным и убитой девушкой, скорее всего это так, учитывая ее ум и проницательность, однако к совершению преступления она отношения не имеет. По крайней мере я в этом уверена.

Однако получается так, что Анюта устроилась в «Классику» все-таки не случайно. Я ошибаюсь или же этому счастливому поначалу, но трагическому впоследствии событию поспособствовал роман с неким господином Дабровским? И почему в статье об этом ничего не упоминалось? Вряд ли ее автор не уловил логической взаимосвязи между любовными отношениями и успехом Анюты на предприятии, где работала жена ее бывшего любовника…

Но как же все-таки замечательно, что на самом деле не существует и половины той проблемы, которую я с такой тщательностью описала психологу! Все-таки мой Вовка – самый замечательный, хотя бы потому, что не доставляет мне хлопот, увлекаясь очередным поиском недостающего на стороне. Наш с ним метод – откровенность, и мы практикуем его с того самого момента, как родилась наша семья. Хороший метод, я сама могу рекомендовать его в качестве панацеи от семейных проблем, хоть и не являюсь профессиональным психологом.

И, возвращаясь домой, я решила устроить Володьке какой-нибудь сюрприз, например, в виде праздничного ужина или еще какой-нибудь мелочи, которую он, безусловно, заслужил тем, что он – такой великолепный во всех отношениях, и, самое главное, тем, что он мой.

Глава 6

– Ух ты! – восхищенно выдохнул Володька, стоя на пороге кухни и созерцая поистинне живописную идиллическую картинку семейного уюта. В клетчатом переднике я стояла возле плиты с поварешкой в руках – специально взяла ее, как только услышала звук открывающейся двери, – а на столе был красиво расположен предмет моей кропотливой трехчасовой деятельности – запеченный в сметане карп с гарниром из отварного картофеля со свежей зеленью. На последнюю пришлось разориться, но дело того стоило. Ужин приобрел совершенно потрясающий вид благодаря укропу и петрушке, которыми я украсила блюда. Аппетитный дымок поднимался от тарелок и концентрировался где-то в районе потолка; я только что все приготовила, успев как раз к приходу мужа.

– Ну надо же! – этими пространными междометиями мой Вовка выражал свой восторг. – А я-то думал, что тебя еще и дома нет. Расстраивался, что опять придется ужинать в одиночестве.

При его словах я виновато потупила глаза, после чего подошла и поцеловала Вовку сначала в обе щеки, а потом в губы. Хотя он явно не пытался упрекнуть меня, однако я сама мысленно поругала себя за образ жизни, явно не соответствующий положению жены и хозяйки. На работе допоздна, подготовка новых передач, посещение салонов, подбор туалетов – все это, безусловно, имеет значение, так как без работы я не смогла бы нормально существовать. Только вот, наверное, придется несколько притормозить с самоотдачей телевизионному делу, а не то вскоре мой дорогой и любимый супруг начнет питаться одними макаронами быстрого приготовления, что будет замечено мной, только когда я столкнусь с этим непосредственно. Нет, решено, становлюсь более домашней, и пусть попробует мне кто-нибудь помешать.

– Ну, мой руки и за стол! – скомандовала я, с удовлетворением отметив, как на лице Вовки при этих словах выступила довольная улыбка. – На все про все тебе минута!

Совсем скоро мы сидели за столом друг против друга. Я украдкой наблюдала, как Вовка с аппетитом уплетает приготовленный мною ужин, не забывая выражать восхищение незатейливым способом – «М-м-м-м!», и думала о том, какая же я счастливая женщина. Если бы муж был посвящен в суть моих теперешних мыслей, то наверняка бы добавил, что для полного счастья не хватает, пожалуй, одного – ребенка. Что ж, в последнее время я и сама склоняюсь к этой мысли и, возможно, даже решусь заняться в ближайшее время ее осуществлением.

– Вкусно! – вытерев салфеткой губы, вынес Вовка окончательный вердикт. – Ты рискуешь приучить меня к хорошему. Представь, если я буду требовать такого ежедневно? Что тогда будешь делать?

– Подчинюсь, – покорно проговорила я, склонив голову, и, не удержавшись, добавила: – Желает ли еще чего-то мой повелитель?

– Хм, – с самым серьезным и внимательным выражением лица сказал Вовка и с интересом посмотрел на меня. – Наверное… Раз уж сегодня я повелитель, то мое желание – закон?

– Как и всегда, мой дорогой господин, – продолжала я играть.

– Ну тогда я удаляюсь в опочивальню вместе с моей самой дорогой женой, – подытожил Володя, подхватывая меня на руки. Улыбнувшись, он остановился перед дверью нашей спальни и прошептал мне на ухо:

– В роли восточной женщины ты мне очень нравишься…

* * *

Уже добрых полчаса я сидела в машине и мысленно ругала себя сама не зная за что, но понимая, что причина для этого все-таки есть. Если присмотреться, то не так уж она и не очевидна. Например, уже одно то, что за рулем машины сидит Костя Шилов, говорит о том, что я злоупотребляю его чувствами, что, по большому счету, совершенно не соответствует моей натуре. Но что же делать, если в данном случае мне была необходима помощь именно такого человека, немногословного и преданного? «Зря стараешься себя оправдать, слабоватые отговорки получаются», – поспешил заверить меня внутренний голос, и пришлось согласиться с ним.

Итак, мы с Костей сидели в машине, закрепленной за телестудией. На работе я сказала, что якобы еду за материалом для одной из последующих передач, а вместо этого сейчас бессовестно эксплуатировала Костину доверчивость. Мы остановились около здания «Классики», где, как я выяснила по телефону у секретаря, в настоящее время находился господин Ролес. Сведения, которые я получила недавно от Нины, продолжали жечь сознание, а прежде благородный образ Меранцевой постепенно начинал приобретать негативные черты. На самом деле я ее абсолютно не знаю, а факты, раздобытые Валеркой Гурьевым, говорят о том, что Нина вовсе не обманывала меня относительно дружбы Инги Леонидовны с представителями уголовного мира. Так или иначе, но торговля живым товаром – обвинение серьезное, и если на кону действительно стоят судьбы юных девушек, то я просто обязана распутать этот змеиный клубок и вывести главных виновников на чистую воду.

Только одна зацепка могла помочь мне сейчас. Я хорошо помнила, что в тот момент, когда мы всей съемочной группой приезжали к Меранцевой, дабы обговорить все вопросы, связанные с предстоящей передачей, секретарша доложила о прибытии некого господина Ролеса. Как нетрудно было догадаться, этот человек и был связующим звеном между «Классикой» и одним из тех предприятий Франции, куда отправлялись наиболее отличившиеся начинающие сотрудники предприятия с целью приобретения опыта.

Ожиданию пришел конец, так как двери «Классики» раскрылись, и через секунду из них вышел мужчина средних лет очень благообразной наружности с «дипломатом» в руках. Темные волосы с начинающейся сединой как нельзя лучше подходили ему, стильный костюм выдавал более чем состоятельного человека, и не нужно было быть провидцем, чтобы определить это, поскольку мужчина уверенным шагом направился к «Опелю» асфальтового цвета, откуда тотчас выскочил шофер и предупредительно распахнул дверцу заднего сиденья. Через секунду машина тронулась с места, а вслед за ней, повинуясь полученной от меня команде, включил зажигание и Костя.

Он, конечно же, догадывался, что вовсе не за материалом едем мы в настоящее время. Его живого тонкого ума, скрываемого подчас за угрюмостью и мрачным видом, хватило бы не только на то, чтобы заметить мою нервозность и внутренние колебания, но и чтобы правильно понять цель, преследуемую в настоящее время. Однако я ничего не объясняла ни тогда, когда тихо попросила: «Костя, пожалуйста, следуй за этой машиной», ни тогда, когда, остановившись вслед за «Опелем», выскочила на улицу и произнесла:

– Спасибо, Костя, дальше я сама. Ты не жди, я не знаю, сколько мне потребуется времени. Возвращайся, пожалуйста, на работу, а я доеду на каком-нибудь транспорте. Спасибо. – И побежала вслед за мужчиной, который направился к зданию с огромной и широкой лестницей, стоящему на возвышении. Это была международная гостиница «Словакия».

Оказавшись в холле, отделанном по последнему слову гостиничного бизнеса, я остановилась в нерешительности, что стало очевидным для миловидной девушки администратора. Она оторвала на миг голову от бумаг, которые собиралась заполнять для вновь прибывшего, и послала в мою сторону недоуменно-вопросительный взгляд, такой, который наверняка был должен заменить неозвученный вопрос: «Вы что-то хотели?» Мое появление и растерянный вид действительно смотрелись несколько странно, однако я не потрудилась удовлетворить возникшее любопытство администраторши. Впрочем, она была занята работой: в настоящий момент ее вниманием всецело завладел импозантный господин, который совершенно не догадывался о том, что является объектом моего пристального наблюдения.

– Да, господин Ролес, конечно, вы можете зарезервировать номер еще на неделю. Я сейчас же внесу изменения в регистрационный журнал. Можете не беспокоиться.

– Благодарю вас. – С этими словами господин едва заметно кивнул, что выглядело как своеобразный мини-поклон, и направился к лестнице, устланной бежевым ковровым покрытием.

Говорил он практически без акцента, разве что слегка растягивал гласные, создавая эффект распева своей речи. Однако сомнений больше не оставалось, это действительно был тот самый господин, с которым сотрудничала Меранцева. На сегодня моя миссия была окончена.

* * *

– Галина Сергеевна, а что вы думаете по поводу желтой прессы? – осведомилась я, нехотя отрываясь от окна. За ним сейчас открывался поистине замечательный вид – весенняя панорама. С утра светило высоко стоящее солнце, прогревая воздух до той степени, когда он становится пьянящим, сообщая этот эффект всему миру.

– Ирина, что за вопросы? – Галина Сергеевна с непритворным возмущением оторвалась от прочтения плана работы на следующий месяц и с откровенным недоумением посмотрела на меня. – Как я могу относиться к желтой прессе?! Как любой нормальный человек – негативно.

– Я немного не о том… – промолвила я, покусывая авторучку от задумчивости и досады за то, что приходится заводить такой малоприятный разговор. – Как вы считаете, насколько достоверна та информация, которую несут подобные СМИ?

– Ну… вопрос, конечно, не простой. Цензуры у них, как ты и сама, наверное, понимаешь, нет и в помине, а значит, они могут писать про что угодно и как угодно. Что касается достоверности… Ну да, какая-то реальная подоплека в их публикациях есть, но порой искажается до неузнаваемости. В общем, материал в желтой прессе выступает в качестве мягкой глины или, скажем, пластилина. Они делают с ним все, что им угодно.

– Понятно, большое спасибо, – поблагодарила я начальницу, понимая, что ее мнение совпало с моим собственным.

* * *

В редакции газеты «Обывательское мнение» было настолько неуютно, что я невольно поморщилась, едва оказавшись на пороге этого непрезентабельного помещения. Стандартный подвал, оформленный стараниями особо креативных сотрудников, напоминал собою не самый лучший пример клуба по интересам. Очевидно, основной интерес для сотрудников этой явно подпольной в недалекие времена организации заключался в открытии и распространении сплетен. Так и было на самом деле, на демонстрации грязного белья работала вся система желтой прессы, однако верным было одно: то, что прототипом создаваемого ими информационного продукта – весьма недоброкачественного, надо сказать, – являлось все-таки зерно истины. И если бы я не верила в это, то вряд ли пребывала бы сейчас на пороге нечистого, под стать деятельности самой организации, помещения, в котором стоял удушающий запах сырости и гнили.

Наверное, выражение брезгливости и обреченности невольно, но возникло на моем лице, потому что, когда я толкнула дверь с табличкой: «Главный редактор», немолодой лысоватый человек с глумливой физиономией обрадовался так, словно только что выиграл в лотерею. На самом деле он безусловным профессиональным чутьем угадал мое настроение и теперь с удовольствием ждал удобного момента, чтобы использовать мое раздражение себе во благо. А ожидание этого счастливого момента не могло не иметь места, учитывая понятия профессиональной этики этого человека.

– Прошу вас, проходите скорее, – словно долго-жданной знакомой предложил, нет, скорее даже потребовал от меня главный редактор. Сомнений в том, что я ошиблась кабинетом, не оставалось.

Определенно решив действовать сообразно обстоятельствам, я попыталась принять максимально нахальный вид – кажется, получалось не очень – и независимой походкой прошествовала через кабинет. После этого уселась напротив главного и чуть насмешливо улыбнулась, положив перед ним на стол недавно прочитанную газету.

– Меня интересует, откуда вами были взяты сведения для написания этой статьи и насколько она может считаться достоверной.

На лице главного отразилось легкое недоумение, впрочем, довольно легко замаскированное моментально сработавшим полетом мысли.

– Хм… Значит, вам нужна информация. А вам приходилось слышать о том, что она дорого стоит? – вкрадчиво спросил он, пристально глядя на меня маслеными глазками.

Сразу стало понятно, что без эпатажа не обойтись, но это не было для меня открытием, поскольку я внутренне готовилась в подобному. Эффектным жестом я достала из сумки бумажник и красноречиво зажала его в руках.

– Деньги… – уныло протянул редактор, будто эта расплата была самым нежеланным вознаграждением. – А нет ли у вас какого-нибудь сенсационного материала, который можно было бы использовать надлежащим образом?

«Сколько угодно!» – хотелось сказать мне и после чего показать известную комбинацию, именуемую в народе кукишем. Я живо представила себе, как именно он намерен распорядиться тем самым материалом, который в действительности я могла бы ему дать. Но поскольку недостатком воображения я явно не страдала, то невольно ощутила прилив негодования от попытки этого человека использовать меня в качестве источника информации для негативной обработки.

– Буду рада разочаровать вас, но никакого материала я вам не преподнесу, – и я нервно побарабанила пальцами по столу. – Я не имею ни времени, ни желания сотрудничать с вами, поэтому если вас не интересуют деньги, то я просто попытаюсь отыскать нужную информацию в другом месте.

Деньги его интересовали, да еще как. Не имея сил или просто не желая более скрывать этого, он кивнул, блеснув алчным глазом.

Итогом моего посещения этого крайне неприятного заведения было воплощение преследуемой цели. Господин Охлянцев – под этой фамилией подразумевался главный редактор – поведал мне довольно интересную историю о романе между Анной и Дабровским. Опустив особенности лексики, которая вполне соответствовала моим представлениям о языке работников желтой прессы, в общих чертах это можно было передать так: живя на попечении тетушки, Аня не хватала звезд с неба, но и нужды не испытывала. Однако целеустремленность ее выбивалась далеко за пределы обычного, потому что, по словам Охлянцева, «эта нимфеточка в простеньком платьице оказалась той еще штучкой». Познакомившись с Дабровским, она сумела покорить его несвободное сердце, после чего… отнесла в милицию заявление об изнасиловании. Крайне обеспокоенный этим фактом, Виктор Васильевич прямо спросил: «Чего ты хочешь?», – на что получил вполне резонный ответ: «Высокооплачиваемую и интересную работу».

Я не могла не спросить, где редактор добыл такую деликатную информацию, и получила неопределенный ответ в виде повествования о том, как нелегка судьба репортера. Могла ли я надеяться на то, что этот проныра решит отчитаться передо мной о том, как он добывал ее? Вряд ли, и потому пришлось дать ему обещанные деньги – триста рублей, чтоб ему провалиться! – и покинуть редакцию. Последнее я сделала с особым удовольствием.

* * *

Спасаясь от расспросов сотрудников в соседней комнате, под предлогом того, чтобы поиграть в бильярд, я заперлась изнутри и начала анализировать ситуацию. Было обеденное время, коллеги из отдела маркетинга, на чьей территории я скрылась, разумеется, с разрешения хозяев, отправились по своим делам, и я обрела несколько вожделенных минут спокойствия и одиночества.

Итак, у меня появились две зацепки в связи с делом «Классики». Первая – это информация, полученная от секретарши Нины: завуалированная торговля живым товаром и т. д. Вторая была связана с Охлянцевым и рассказанной им историей. Между Дабровским и Аней, по логике, могла, очевидно, произойти стычка. К тому же если девушка однажды воспользовалась его покровительством для достижения своей цели, то почему не предположить, что это произошло и еще один раз? Конечно, и та и другая версия имели равные шансы на достоверность, но мне для дальнейшего расследования все-таки нужно было отбросить наиболее сомнительную и начать проверку более вероятной.

«Из двух зол выбирай худшее», – гласит универсальная для любых случаев жизни пословица. Потому, прикинув масштабность первого зла, я поняла его значительное превосходство по сравнению со вторым. В результате махинаций руководства зло будет прогрессировать, могут пострадать молодые девушки, тогда как в случае предположительной виновности Дабровского в убийстве трагедия так или иначе уже произошла. В первом случае я что-то еще могу предотвратить, тогда как во втором любые мои действия окажутся напрасными. Логика и здравый смысл свидетельствовали в пользу проверки первой версии, и уж затем, если она окажется ошибочной, переходить ко второй. Значит, самое время вернуться к французскому господину, благо мне достоверно известно, что в ближайшую неделю он точно останется в Тарасове.

* * *

– Добрый день, господин Ролес, не могли бы вы уделить мне несколько минут своего внимания?

В холле гостиницы, где я ждала появления этого человека в течение получаса, собралось довольно много народу, поэтому он долго высматривал окликнувшего его по имени. Наконец я сделала несколько шагов ему навстречу, и у господина Ролеса не осталось более сомнений.

– Буду рад оказаться полезным такой красивой даме, – с исключительно французской галантностью ответил он и оглядел холл в поисках удобного для разговора места. Такое нашлось в баре, где не было ни одного посетителя. То ли господин Ролес действительно никуда не торопился, то ли прирожденная галантность не позволяла ему выказывать поспешности, однако он предложил поговорить в тишине бара, сделав небольшой заказ. Так мы и поступили, причем заказ в результате безапелляционно высказанного утверждения оплачивал он сам.

– Итак, какое у вас ко мне дело? – вопросительно начал господин Ролес, пригубив апельсиновый сок. Мне пришлось принять профессиональный вид и приготовиться к долгому разговору.

– Я – тележурналистка, – поведала я, радуясь, что хоть здесь не приходится кривить душой. Однако дальнейшее несколько не совпадало с истиной. – Я собираюсь выпустить на телевидении передачу о производстве высококачественного вина и как раз теперь продумываю ее концепцию. С вашим именем я столкнулась в процессе служебного расследования, узнала, что вы обладаете большими знаниями и опытом в изготовлении таких напитков. И подумала, что вас должна заинтересовать идея создания такой передачи для российских зрителей, ну по крайней мере я в этом уверена: жителям России было бы интереснее увидеть ваше выступление. Как вы относитесь к такой идее?

Как выяснилось в ходе беседы, господин Ролес не имел особых мотиваций для отказа, кроме разве одного, заключающегося в его изрядной занятости.

– В настоящий момент я нахожусь в служебной командировке, – сообщил он, когда наша беседа, плавно продолжаясь, переключилась на обсуждение возможностей проведения подобной передачи и на описание им достоинств России. – В вашей стране живут поистине неординарные люди, я уже убедился в этом однажды и не перестаю по сей день получать подтверждение тому. Кстати, у меня здесь довольно много друзей.

– А у себя на родине вы являетесь владельцем только одного предприятия по изготовлению алкогольных напитков?

– Нет, у меня еще есть маленькое кафе в одном из парижских районов, где живут русские эмигранты, – с заметной долей ностальгии в голосе поведал господин Ролес. – Неспроста же я воспевал вам российские достоинства, дело в том, что славянская кровь течет и в моих жилах… Да-да, Ирина, не смотрите так удивленно, моя мать была русской, и я сам был рожден ею вне брака здесь, в России. Уже потом, когда мне исполнилось десять лет, мама, которая, кстати, была переводчицей, познакомилась с французским виноделом, и он предложил ей выйти за него замуж. Так я оказался во Франции и был усыновлен своим отчимом.

– Как здорово! Тогда в вас непременно должно заговорить чувство патриотизма, являющегося главным из всех других, и поспособствовать согласию на передачу.

– Ну, тогда на этом и сойдемся! – рассмеялся господин Ролес и приложился к моей руке. – Непременно позвоните мне завтра утром или же сегодня вечером, я постараюсь уладить основную часть дел и тогда сообщу вам о своем решении.

Вечером, когда Вовка еще не пришел с работы, задержавшись на консультации у заочников, я взяла телефон и, собираясь с силами, подняла трубку. Неизвестно, чего больше я ожидала от этого звонка: согласия, которое означало бы, что в ближайшее время мне придется как-то выкручиваться с собственной выдумкой и одновременно выяснять моральную чистоту господина Ролеса и Меранцевой, или же отказа с последующей необходимостью придумывать новый вариант расследования. Однако произошло то, что произошло, и, забегая вперед, могу сказать, что такого поворота событий я никак не ожидала.

– Господин Ролес, здравствуйте! Это говорит Ирина Лебедева, звоню, как мы и договаривались…

– Ирина, да… – Голос моего собеседника был натянутым, отчего я невольно почувствовала себя виноватой. Может, я отвлекала его отчего-то?

– Простите, наверное, я выбрала не очень удачное время, но вы, к сожалению, не уточнили часа, когда можно вам позвонить…

– Да нет, все в порядке. Я действительно уладил свои дела и думаю, что смогу ответить на ваше предложение согласием. Вы могли бы подъехать ко мне завтра утром?

– Э-э, да, могла бы, – ответила я, прикинув в уме, на сколько придется опоздать на работу. – Можно приехать прямо в гостиницу?

– Да, если вас это устроит.

Договоренность была достигнута. Утром, в пятнадцать минут восьмого я была уже на пути к «Словакии», пытаясь остановить частника на автомобиле. Со второй попытки мне повезло, и за божескую цену хозяин серой «Лады» доставил меня к воротам гостиницы. Хотя, по совести говоря, пора бы перестать транжирить семейный бюджет, а то в последнее время я что-то разошлась с тратами.

Через какое-то время я уже стучалась в дверь номера француза и услышала разрешение войти. Прямо с порога у меня вдруг возникло ощущение, что человек, встречи с которым я добивалась, странно изменился: в его облике и взгляде чувствовалось какое-то напряжение, которое явно отсутствовало в момент нашей первой встречи.

– Прошу прощения, Антуан, – негромко произнесла я, испытывая безотчетное неудобство. – Я приехала…

Рассеянный взгляд, брошенный куда-то мимо, окончательно убедил меня в правильности первоначальных наблюдений. Однако задавать вопросы на личные темы мне не пристало, памятуя о той цели, с которой я сюда пожаловала. Чтобы как-то сгладить напряжение, я прошла в глубь комнаты и огляделась, отмечая качественную обстановку номера. В этот момент мое живейшее внимание привлекла лежащая на столе среди немногочисленных бумаг цветная фотография, на которой была изображена… Анна! Я безошибочно узнала ее на снимке, несмотря на то, что сделан был он некоторое время назад. Тем не менее характерные черты, в частности улыбка, от которой на лице девушки образовывались ямочки, выдавали неопровержимую истину: по какой-то неясной причине фотография убитой лежала на столе у господина Ролеса.

Правила этикета требовали, чтобы я оторвалась от созерцания фотографии, но в данный момент я абсолютно забыла о них.

– Какая милая девушка… – выдавила я из себя, стараясь говорить естественно и, подойдя к столу поближе, вглядываясь в снимок более пристально. Сомнений более не оставалось. – Мне кажется, я знала девушку, похожую на эту. Это ваша знакомая?

– Это моя дочь. Она вместе со своей матерью жила в России. Так… получилось. Вчера друзья сообщили мне о том, что ее убили. К моему теперешнему сожалению, мы были не так уж близки. Простите, Ирина, мне не хотелось бы говорить об этом сейчас. Давайте займемся делами.

Губы Антуана плотно сжались, лицо приобрело безучастное выражение. Этот человек привык работать – работа составляла большую и, безусловно, важную часть его жизни. Неудивительно, что и сейчас он предпочел уйти в нее с головой, дабы не думать о тяжести своей потери.

* * *

Я оглядела лица своих коллег. На каждом из них застыло похожее выражение – только что я рассказала им историю своего расследования в целом, и, в частности, то, что связано с Антуаном Ролесом. И теперь ждала от них совета.

Я не знала, как воспринимать информацию о том, что Анна являлась его дочерью. Наверное, самым правильным решением был бы визит к Светлане, но имела ли я право ждать от нее каких-то объяснений в данной ситуации? Тем более что сегодня должны были состояться похороны Анны. Стоп… Похороны. Возможно, там я смогла бы узнать что-то важное.

Коллеги, как я поняла, были согласны с этим предположением, однако так же, как и я, не могли быть уверенными в том, что в присутствии посторонних людей будет уместно что-либо выяснить. Понимала я и то, что только мне можно будет появиться на кладбище и, конечно, с разрешения Светланы – так как все-таки знакома с ней.

Получив такое своеобразное напутствие от своих коллег, я отправилась по знакомому адресу.

* * *

Постаревшая за полгода, в течение которого мы не виделись, а скорее всего за последние несколько дней, Светлана узнала меня сразу. Мы сидели на кухне, где она, пытаясь унять душившие ее рыдания, рассказывала историю своей жизни.

Анна была плодом ее любви к молодому человеку, приехавшему в Россию издалека, дабы навестить своих родственников. Антуан, а правильнее будет сказать, Антон, легко завоевал сердце молодой красавицы. Нельзя сказать, что тяга к России была в нем настолько сильна, что он решился бы поменять гражданство и переехать на свою истинную родину. В то время ему было двадцать четыре, и он успешно занимался виноделием вместе со своим отцом, который, невзирая на отсутствие кровных уз, сделал его своим наследником.

Однако заводить красивые романы свойственно всем молодым людям, независимо от этнической принадлежности. Роман Антона со Светланой был более чем просто красивым, по крайней мере в то время девушка была в этом уверена. Когда отпуск Антуана подходил к логическому завершению, случился довольно неоригинальный исход – Света оказалось беременной. Растерянный Антон и подумать не мог о подобном; он не отличался легкомысленным нравом и потому сильно мучился. К счастью для него, Светлана ни на что не претендовала, понимая, что отношения были хоть и яркими, но мимолетными. До встречи с Антоном она собиралась выходить замуж за своего ровесника Николая, и менять своего решения после обнаруженной беременности не собиралась.

Через несколько лет Николай начал пить, опустился окончательно, и Света связалась с Антуаном, попросив его по возможности помочь дочери. Тот согласился, пообещав увезти ее во Францию и помочь устроиться, когда у него появится такая возможность. Светлана не сомневалась, что когда-нибудь это обязательно случится, сама она никогда не хотела уехать с родины. Согласиться на тяжелую контрактную работу в Москве ее подтолкнуло сознание того, что в будущем предстоит расставание с дочерью, а женщина хотела быть готовой к этому прежде всего морально. Но и понимала, что если вдруг вариант с отъездом Ани за границу не выйдет, она должна будет обеспечивать девушке достойное существование здесь, в России.

Восхождение Анны в бизнесе было не случайным: устроиться в «Классику» ей помог родной отец. Но самым интересным было то, что Антон и Инга Леонидовна в далеком детстве дружили. Впоследствии, когда мать Антона вместе с ним переехала во Францию, связь, конечно, прервалась, однако это не помешало им возобновить ее впоследствии, когда юный месье Ролес стал серьезно заниматься бизнесом. Целеустремленная Инга уже тогда поняла, что во что бы то ни стало откроет собственное дело и каким-то неведомым чутьем предвидела, что наступят подходящие для этого времена. Так и случилось, после чего ее знакомство с представителем французского виноделия пришлось как нельзя кстати.

Торговля живым товаром абсолютно не вписывалась в рамки рассказанной истории. Каким образом и, главное, зачем Аня стала бы шантажировать Меранцеву, которая, кстати, являлась ее покровительницей и подругой ее отца? Отъезд во Францию являлся мероприятием запланированным, Анне нечего было опасаться по поводу того, что с ней может произойти что-то страшное, а значит, рассказанная Ниной история не более чем выдумка? Или же просто клевета от какой-то обиды на свою руководительницу.

Однако с помощью Гурьева я уже убедилась в свя-зи Меранцевой с криминальным миром. А вдруг Нина ошиблась лишь в том, что касалось Анны и шантажа, но основа ее подозрений была все-таки реальной? Опять-таки некстати вспомнились слова о девушках, не вернувшихся домой из заграничной стажировки…

В любом случае выходит, что у Меранцевой не было повода устраивать убийство Ани. Значит, догадка относительно того, что ее подставил кто-то из ближайшего окружения, верна и требует проработки.

Едва я успела выйти из квартиры Светланы, как эти мысли закружились в моем мозгу. Но сейчас они представлялись мне благодатным спасением от мрачных дум: после разговора с безутешной матерью я зашла в комнату, где стоял гроб с телом девушки… И не осталась на похороны, потому что поняла, что не выдержу этого и сорвусь. К тому же меня ждали неотложные дела на студии.

Глава 7

С таким подходом к служебным обязанностям, который стал нормой жизни в последнее время, самым лучшим вариантом было бы попроситься в отпуск. Так думала я, сидя в небольшом уютном буфете и поедая уже третье по счету пирожное. После беготни у меня часто появлялся неудержимый аппетит, и тогда я могла запросто проглотить столько, сколько в нормальном состоянии мне хватило бы на два или даже три добрых приема пищи! Стресс на женщин действует по-разному: кто-то напрочь теряет аппетит, а я начинаю лопать за троих! Если когда-нибудь мы с Вовкой серьезно поругаемся, то я растолстею килограммов на десять, честное слово.

– Девушка, можно к вам присоединиться?

Улыбающаяся физиономия препротивного типа с бумажной тарелкой и чашкой кофе в руках закрыла собой обозрение витрины как раз в тот момент, когда я раздумывала, какое бы пирожное съесть на этот раз. Так, расценим это как знак того, что с обжорством пора кончать. Спасибо моему ангелу-хранителю, что не забывает направлять меня на путь истинный.

– Присоединиться ко мне нельзя, но присесть рядом можете.

К сожалению, этот столик не в моей частной собственности, однако, если тип не прекратит попытки завязать знакомство, отошью его подоходчивее. Не люблю прилипал с юности.

К счастью, тип почувствовал мое нежелание знакомиться – потрясающая проницательность, право слово – и удовлетворился поеданием пирожных. Ну ладно, еще одно заварное, и пора отправляться на работу. Я озадаченно глянула на часы – обеденный перерыв закончился уже сорок минут назад.

Все, хватит! Чего никогда не было присуще Ирине Лебедевой с первого момента ее профессиональной деятельности, так это халатное отношение к работе. Пора честно признаться перед начальством и коллегами, что в ближайшие несколько дней я не смогу быть им полезной. Внеочередной отпуск наш Евгений Петрович мне не предоставит, а вот в очередной не отпустить не имеет права. «Отпустит, – подленько протянул внутренний голос, – ему-то легче тебя сейчас отправить на временный заслуженный отдых, чтобы все лето потом ты и заикнуться о нем не смела!» Да уж, отпуск в апреле не самая лучшая перспектива, но деваться некуда. Придется отложить поездку на море… Ну уж нет!

Воспоминания о море придали мне решимости. На самом деле, совсем ведь необязательно брать полный отпуск. Отпрошусь на недельку, подумала я, с удовольствием дожевывая последний кусочек пирожного.

* * *

На работе обошлось без проблем, начальник разрешил и даже распорядился выплатить мне отпускные за неделю. Ну вот, теперь я относительно свободна и вольна решать, что делать дальше. А дальше следовало прежде всего хорошенько подумать над тем, что уже зрело в моем сознании, но затем было занято более вероятными версиями случившегося. Я имею в виду личность некоего господина Дабровского, с супругой которого я уже имела честь пообщаться.

Признаться, версия о том, что взрослый мужчина вдруг решил избавиться от своей пассии, меня не слишком вдохновляла. В наше время подобные мотивы как-то… поистерлись, что ли. К тому же какие могут возникнуть распри, если отношения и так приказали долго жить? Но, с другой стороны, подробности Аниного образа жизни, которые всплыли в результате моего расследования, не могли не поразить. Девушка, которая всегда представлялась мне образцом добропорядочности, оказалась особой целеустремленной, умеющей напористо добиваться своего, а это уже говорит о многом. Где гарантия, что она не начала шантажировать Дабровского тем, что расскажет о его изменах его жене? Хотя нет, этот вариант уже неактуален: с Натальей Дабровской я имела возможность пообщаться, ее философский подход к семейной жизни не позволяет думать, что в данном случае подействует вышеописанный шантаж.

Хорошо, пусть так. Тогда, как говорил вождь мирового пролетариата, пойдем другим путем. Скажем, Аня за время отношений с Дабровским могла собрать о нем скандальный материал, чтобы впоследствии запустить в дело, ведь сбор компромата в современном обществе чрезвычайно распространен. Кстати, я до сих пор не имею представления о том, чем же занимается господин Дабровский. Возможно, что он как-то связан с «Классикой»…

По окончании официального рабочего дня я остановилась неподалеку от ресторана, так, чтобы меня не было видно. Надеюсь, меня никто не заметит, а то в данном заведении у меня уже завелось довольно много знакомых, объяснить же кому-то из них, что я делаю здесь и почему не желаю выдавать своего присутствия, будет непросто.

Поразмыслив немного над тем, как мне выявить профпринадлежность господина Дабровского, я пришла к выводу, что сделать это будет непросто. Не нужно было быть мудрецом, чтобы постичь простую истину: кроме имени этого человека, мне не было известно ровным счетом ничего. Хотя уже через секунду я ругала себя последними словами за упадническое настроение: как это ничего не известно, если я даже общалась с его женой! Вот через нее-то я и узнаю прежде всего адрес четы Дабровских, а уж потом воспользуюсь справочной или компьютерным поиском и смогу выйти на ее супруга.

К моей радости, Наталья Владимировна, выйдя с работы, не стала ловить машину и даже не воспользовалась общественным транспортом, а отправилась пешком. Следом за ней, буквально в двух шагах, шествовала я, надеясь, что госпожа Дабровская после работы обычно возвращается домой, не захаживая по пути в гости, и что сегодня это не станет исключением. Неторопливым шагом мы дошли до красивого высотного дома, наверняка построенного совсем недавно: архитектурное решение было выполнено в современном стиле, а декоративные украшения на окнах и дверях выглядели совсем новыми. Не пользуясь домофоном, Наталья Владимировна открыла дверь своим ключом и через секунду скрылась в подъезде. Таким образом у меня появилось реальное подтверждение, что она действительно здесь живет: вряд ли в наше время кто-то доверит посторонним людям ключи от собственной квартиры, которая расположена в таком шикарном доме!

И все-таки как бы ни был он роскошен и красив, а около его подъезда все равно должны восседать старушки на своих законных лавочках. Вот и этот ультрасовременный двор не стал исключением: привычные бабушки самого заурядного вида занимали свои позиции, на которые в данное время суток и не думала претендовать молодежь. В общении с особами пожилого возраста самое главное принять подобающий вид: немного растерянный, слегка виноватый и, самое главное, просительный. Примерно такой коктейль и был необходим мне сейчас, а потому, тщательно смешав названные ингредиенты, стараясь взять их в нужной пропорции, я удовлетворилась однородностью полученной смеси и нанесла готовую маску на лицо.

Старушки заинтересованно оглядели молодую интересную женщину, которая не спеша прогуливалась около подъезда, изредка посматривая на окна, а потом досадливо морщилась, словно укоряя себя в чем-то. Не прореагировать на подобный трюк пожилая компания просто не могла: слишком явный намек я послала в их сторону. Прервав, видимо, давно идущий разговор, начало которого уже никто и не помнил, старушки переглянулись, после чего одна из них спросила меня:

– А вы, девушка, пришли к кому-то?

Есть! Я с готовностью повернулась к говорившей, интеллигентной бабульке в черной шляпе и сером пальто, рядом с которой примостился маленький пинчер. Почему-то все старушки такого типа любят пинчеров и, когда на мир спускаются сумерки, с одинаковым видом выгуливают их на коротеньком поводочке. Я подошла ближе, не забывая про свою многокомпонентную маску, и пожаловалась:

– Пришла вот к знакомой по работе, принесла ей бумагу для срочной подписи, а листочек с точным адресом забыла. Улица эта, дом, кажется, тоже, а квартиру хоть убей – не вспомню. Что делать, ума не приложу, до такой степени переволновалась, что нехорошо становится.

Моя вымученная улыбка вызвала искреннее сочувствие на лицах бабушек. Одна из них начала рыться в своем ридикюле, очевидно, пытаясь отыскать для меня валидол и сопровождая свои действия ахами и охами; другая поднялась с насиженного места, освобождая его для меня. Третья старушка понравилась мне более остальных: она не стала суетиться, а вместо этого задала вполне резонный вопрос:

– А кто именно вам нужен-то? Может, мы и подскажем номер квартиры?

– Дабровская Наталья Владимировна, – безнадежно и часто дыша ответила я.

– Дабровские в нашем подъезде живут, – кивнула головой бабушка, – в тридцать третьей квартире. Да она только что прошла, вот минут за пятнадцать до вас.

Но я ее уже не слушала. Поднявшись со скамейки и держась ладонью за горло, я поспешно побежала за угол, изображая приступ внезапной тошноты. Старушкам сегодня будет о чем поговорить – тема слабого здоровья молодых плавно перейдет к плохой экологии, а там одно за другим и пойдет разговор, как по накатанному. А у меня теперь имеется адресочек господина Дабровского, что вкупе с его фамилией дает мне возможность воспользоваться справочной службой и определить-таки род его занятий.

Рабочий день давно подошел к концу, придется удовлетвориться сегодняшними результатами, поскольку нужная мне контора все равно скоро закроется. Самое лучшее сейчас – это спокойно отправиться домой.

* * *

Однако продолжать разрабатывать линию Дабровского мне не пришлось ни утром следующего дня, ни когда-либо в другое время. Вечером позвонил Гурьев, загадочный тон которого железно свидетельствовал о том, что ему стало известно что-то интересное. «Наверное, касающееся расследования», – подумала я, прекрасно зная, что Валерка с новостью подобен коту, поймавшему мышку. Прежде чем ее предъявить, он непременно с ней поиграет.

– А помнишь статью про роман девчонки с неким Дабровским? – словно невзначай осведомился Гурьев после обычного обмена любезностями.

– Ну… – натянуто ответила я.

– Ты знаешь, мне стало известно, что он умер. – Валерка сообщил это так, будто говорил о перемене погоды. Однако через секунду тон его стал сухим и напряженным. – Застрелился якобы, в собственном офисе, причем кто-то явно пытался свалить на него убийство девчонки. Там среди бумаг найдено ее давнишнее письмо. При желании написанное можно принять за угрозу шантажа. В любом случае, полагаю, его специально подкинули. – Валерка помолчал немного, а потом выдал очередную порцию информации: – Слушай, это все, конечно, весело, только я в это самоубийство абсолютно не верю. То ли его конкуренты «пришили», то ли тот, кого ты пытаешься найти.

– А чем он занимался? – Мой голос, наверное, было сложно узнать, настолько хриплым он стал.

– Поставлял деликатесные продукты для разных ресторанов, в том числе и для «Классики». Я тут вот что подумал…

– Да?

– Преступление это многим было выгодно, я слышал, что в последнее время этот Дабровский на плохом счету у своих же коллег был. Нужно другие версии проработать, потому что Дабровскому девчонку убивать из-за страха шантажа смысла особого не имело, не так уж и цена велика. Но в любом случае, если ты его подозревала, то теперь можешь успокоиться: либо он не виновен, либо его уже наказали. Ну все, отбой!

И Валерка отключился.

Самым простым вариантом было бы на этом и прекратить дальнейшее расследование, удовлетворившись тем, что господин Дабровский и был убийцей Ани. Однако в тот момент я приняла решение не бросать дело сразу же, а попытаться проработать все возможные версии, чтобы быть до конца уверенной в результате. Поначалу это решение не казалось мне особенно правильным, но впоследствии, когда произошло одно событие, я поняла, что голос интуиции не подвел меня.

Глава 8

Достав из сумочки бумажку, на которой корявым почерком Гурьева было нацарапано имя некого Сушенкова Андрея Евгеньевича, я задумалась. Оно было слишком известным в нашем городе, чтобы задавать вопросы относительно того, кто за ним стоит. Господин Сушенков являлся владельцем сети крупных предприятий по производству пищевых продуктов. Он мелькал на экранах телевизоров и газетных полосах, часто появлялся в здании правительства, где у него, судя по всему, было много хороших знакомых, он эффектно возникал на презентациях серьезных организаций и участвовал в других городских мероприятиях. Словом, господин Сушенков являлся фигурой масштабной. Любопытно, что он стал так популярен лишь в последнее время, а до того, как это вдруг произошло, никто не знал его. Очевидно, связи с криминальным миром названного господина в настоящее время держались за семью печатями, а его истинной биографии никто не знал, и узнать ее было очень непросто.

Как бы там ни было, но мне необходимо знать, каким образом этот господин Сушенков взаимодействует с Меранцевой. Если через нее он и в самом деле осуществляет торговлю живым товаром, тогда необходимо принять решительные меры, подключив прессу и телевидение. И что потом? Его деньги и власть позволят ему выйти сухим из воды, а что тогда случится со мной, лучше не думать. Именно об этом мне говорил Гурьев и примерно то же имел в виду мой Вовка. Однако в данный момент меня преимущественно интересовала Меранцева, а Сушенков всплывал только в связи с ней.

– Да, а ведь к этому Сушенкову и не подступишься так просто… – вслух произнесла я очевидную истину. «И не стоит делать этого во имя собственной безопасности», – подхватил мысль внутренний голос.

«Определись, каковы приоритеты твоего расследования, – сказала я себе. – Торговля живым товаром – ужасное дело, но ведь ты в любом случае знаешь, что подобное имеет место, не в этом конкретном случае, так в другом. И твоими силами с этой бедой не справиться. Как взрослый человек, обладающий разумом, ты должна понимать это. А вот найти убийцу Ани, вычислить его и поспособствовать наказанию – в твоих силах, по крайней мере ты должна попытаться…»

Взяв листок бумаги, я начала писать на нем имена тех людей, которые к настоящему времени всплыли в связи с расследованием. Я задумчиво подкинула ручку в воздухе. Определенно, я могу выйти на Сушенкова только через Меранцеву или же ее ближайшее окружение. Иначе как получить сведения об отношениях этих людей? Но каким образом сделать это? Следить за Меранцевой, ожидая, когда она встретится с Сушенковым, выследить их и подслушать разговоры? Это вряд ли возможно. Значит, нужно найти человека, который был бы доступен для получения информации и находился в курсе тонкостей бизнеса Меранцевой.

Я в который раз взглянула на свой список имен. Пожалуй, наиболее перспективным претендентом на роль нужного мне человека является совладелица Инги Меранцевой. Та самая дамочка со склочным характером, которую упоминала в разговоре со мной официантка Марина. Она незнакома со мной, и это несомненный плюс при условии, что незаконные действия руководства «Классики» действительно существуют. Если Меранцева мое появление может расценить как опасность, то незнакомая со мной совладелица этого не сделает. К тому же в разговоре с Мариной у меня тогда еще возникло странное ощущение, будто я что-то упускаю. Сейчас оно вновь мне вспомнилось.

Итак, решено, мне необходимо как-то сойтись с Ириной Евгеньевной Гереновой. А как лучше всего это сделать? Наверняка она станет разговаривать в вежливом тоне с потенциальной клиенткой, которая к тому же является богатой, а значит, может стать постоянной. Насколько я знаю сферу обслуживания, то там по-прежнему действует правило: клиент всегда прав, а значит, и отношение к платежеспособным людям совсем другое.

Эх… Посещение ресторана в качестве клиентки – дело недешевое. Я припомнила приглашение Меранцевой на ужин и поняла, что в данном случае оно мне не пригодится: я же собиралась наведаться в «Классику», не попадаясь при этом ей на глаза. Так, хорошо, значит, придется снова платить самой. Наверное, до полного банкротства семейной казны осталось совсем недолго.

Но в следующую минуту я уже поняла, что поступить надо вполне определенным образом, и приступила к исполнению плана. Подняв трубку, я набрала номер секретаря Меранцевой. Трубку сняла Нина, и через несколько минут я имела полную информацию о том, во сколько завтра смогу застать Ингу Леонидовну и в котором часу прибудет Ирина Евгеньевна.

Утром следующего дня я отправилась в парикмахерский салон. Вообще-то посещать подобные заведения для меня вошло в привычку, тем более что это органично вписывалось в рамки моей профессиональной деятельности. Однако цель сегодняшнего визита была не совсем ординарной: мне нужно было изменить свою внешность до неузнаваемости. В идеале, конечно, до неузнаваемости, но для этого пришлось бы здорово рискнуть, согласившись на принципиально новую стрижку, окраску волос и т. д. Смелости мне не занимать, а цель оправдывала средства, поэтому я разрешила себе это перевоплощение.

Для чего мне это нужно? Я намеревалась посетить «Классику» в образе более чем обеспеченной дамы и пообщаться с Ириной Евгеньевной. Демонстрировать сложности своего характера с богатой особой она наверняка не станет, я была в этом просто уверена, потому рассчитывала на вполне дружеское общение, во время которого… Нет, я вовсе не планировала во время него получить от совладелицы Меранцевой какую-то сенсационную информацию – было бы глупо рассчитывать на подобное. Я просто хотела знать, что представляет собой Ирина Евгеньевна, хотела иметь возможность увидеть ее вблизи. В общем, составить психологический портрет этой женщины и, по возможности, определить степень ее участия в работе «Классики».

Но появляться в ресторане в своем обычном облике было бы недальновидно. Хотя, по сведениям секретарши, Инга Леонидовна сегодня появится только после обеда, однако по извечно действующему закону бутерброда она могла явиться на работу и раньше, и тогда моя байка относительно богатой дамы потерпела бы фиаско. Опять же Нина знает меня в лицо и знает еще и то, что я интересуюсь убийством Ани. В общем, перевоплощение было продиктовано необходимостью, и я уповала только на то, что новые траты не слишком опустошат наш бюджет.

Итак, смирившись с тем, что Вовка в момент, когда ему станут известны все мои траты, натурально изобразит из себя Отелло, я отправилась в ближайший к до-му салон. Вообще-то с одним из подобных заведений у нашей телекомпании был заключен контракт на бесплатное обслуживание взамен на бесплатную рекламу в эфире передачи, однако пользоваться этой привилегией в личных, а не служебных целях я считала недопустимым. Будучи усаженной в кресло одной из немногочисленных работниц салона, я попыталась максимально доходчиво сформулировать перед ней задачу, на что девушка, немного подумав, отреагировала предложением:

– Я могу радикально изменить вашу внешность, лишь слегка изменив при этом образ. Это позволит вам чувствовать себя комфортно, но в то же время необычно, а при желании вы сами сможете усилить эффект с помощью соответственного желаемому виду наряда и макияжа. Как вам такой вариант?

Я поняла, что это именно то, что мне необходимо.

Где-то через час или чуть больше я с удовольствием лицезрела в зеркале свое отражение. Вообще-то волосы я красила достаточно часто, но все-таки старалась придерживаться оттенков, близких к натуральным. Однако сейчас, глядя на свои волосы, отливающие темно-фиолетовым цветом, я с удовольствием констатировала, что в таком виде вовсе не выгляжу вульгарно. Блестящий лак для волос закрепил искусную укладку, которая, я была вынуждена признаться, здорово меня преобразила. Надо бы ее запомнить, чтобы повторять впоследствии. Короткая стрижка была, пожалуй, чересчур короткой, зато отчаянно молодила, несмотря на некоторую строгость. В общем, я осталась вполне довольна. Добавить еще соответственный макияж с преобладанием фиолетового и сиреневого, и можно считать, что дело с перевоплощением мне удалось.

В оставшееся до двенадцати время – а именно во столько должна была подъехать на работу Ирина Евгеньевна – я продолжила славное дело с изменением своего имиджа, и результатом его стала мало похожая на меня, обычную, девушка, выглядевшая эмансипированной особой лет двадцати с небольшим. Мой привычный деловой стиль в настоящее время оказался некстати: требовалось что-то более раскрепощенное и свободное. Занимаясь подробным изучением своего гардероба, я пришла к неутешительному выводу, который однажды пытался доказать мне мой собственный супруг. Оказывается, я очень много средств трачу впустую. То есть, покупая вещь, я со спокойной совестью вешаю ее в шкаф, и после того как впечатление от покупки утихает, забываю про нее. Подобным образом мною было приобретено элегантное платье вишневого цвета, длиной чуть выше колен. Оно было сшито из тонкого тянущегося материала и тесно облегало фигуру, что не устроило меня уже после второй примерки – первая состоялась непосредственно в магазине, и почему-то покупка тогда не показалась мне самой удачной. В общем, внимательно оглядев себя со всех сторон, я пришла к неутешительному выводу, что «это не мой стиль». Интересно, сколько женщин сотни раз повторяли эти сакраментальные слова?

– Пойдет! – одобрительно постановила я, критически оглядев свое отражение. Облачившись в вишневый наряд, я поняла, что сейчас он подходит мне как нельзя лучше, чем в те разы, когда, повинуясь порыву, я пыталась надеть его и в результате снова снимала. Изобразить образ независимой девицы, не знающей такой несимпатичной проблемы, как материальный недостаток, вполне удалось мне.

* * *

И вот снова я иду по мраморным коридорам «Классики». В последнее время это заведение можно смело отнести к одному из наиболее посещаемых мною, так что если бы за мной водился такой грешок, как желание пустить пыль в глаза, то нынешняя деятельность пришлась бы как нельзя кстати.

Оглядев себя последний раз перед зеркалом, я удовлетворенно кивнула и постучала в дверь с табличкой: «Администрация». На месте секретаря сидела не Нина, а какая-то другая девушка, что меня здорово порадовало. Все-таки я не имела ясных представлений о дальновидности знакомой мне секретарши, поэтому лучше не рисковать с небольшим маскарадом.

– Добрый день! – поздоровалась я с девушкой, памятуя о нынешнем своем образе и потому глядя мимо нее в направлении двери смежного кабинета. – Могу ли я поговорить с вашим начальством?

Лицо девушки, вопреки ее воле, отразило гамму недопустимых для секретаря серьезной организации чувств. Растерянность выделялась среди них особенно, и это открыло мне тот факт, что она трудится здесь совсем недавно.

– Конечно, да. Вы… записывались?

«Нет, не будет она здесь работать», – решила я, сопоставляя поведение девушки с нагловато-уверенным и притом профессионально-вежливым обращением Нины. Небо и земля.

– Я по личному делу. – А в роли стервы я чувствовала себя вполне ничего. Надо поэкспериментировать с этим образом на муже… Но это, между прочим, легкий юмор. – Так я пройду?

– Ой, подождите, я сейчас доложу, – суетливо проговорила секретарша и нажала кнопку селектора. – Ирина Евгеньевна, к вам пришли… Как вас зовут? – трагическим шепотом спросила она так, что я готова была себя убить. Быстро проговорив наобум свое имя и фамилию, я постаралась успокоить себя тем, что не буду особо виновата в том, что девушке откажут от места: это произошло бы и без моего участия, и наверняка исход этот был близок.

– Проходите, пожалуйста, – сказала девушка, проводив меня взглядом, и из груди ее вырвался невольный вздох облегчения.

За столом в безликом кабинете, который действительно оказался очень невыразительным по сравнению с кабинетом Меранцевой, сидела полноватая женщины в темно-зеленом пиджаке. При моем появлении она с внимательным прищуром посмотрела на меня и вопросительно подняла брови. Я поняла, что настала пора представить себя должным образом, а заодно и заручиться расположением этой особы.

– Добрый день, – поздоровалась я с ничего не выражающей легкой улыбкой. – Я хотела бы поговорить с вами относительно банкета, который собиралась устроить в вашем заведении по случаю своей свадьбы.

Наживка была проглочена тут же.

Через полчаса я покинула «Классику» чрезвычайно довольная. Теперь я могла определенно сказать, что за неясная мысль крутилась в моем мозгу с тех пор, как я впервые услышала о совладелице Меранцевой. Помнится, по рассказам Марины можно было понять, что заправляет «Классикой» все-таки Инга Леонидовна, а Ирина Евгеньевна на иерархической лестнице находится рангом ниже и, следовательно, располагает меньшими правами. И вот подтверждение этому было получено мной только что. Я живописно расписала ей тот вариант проведения торжества, который хотела бы устроить, приправив его различными шикарными элементами. Если бы этот вариант получил ее одобрение, то требовалось бы закрыть ресторан на довольно продолжительное время, чтобы подготовить его к празднику. Кстати, я постаралась ясно дать понять собеседнице, что подготовка будет предполагать и некоторое переустройство основного ресторанного зала. Конечно, я подтвердила, что понимаю необходимость больших затрат и обещаю с лихвой компенсировать их.

– Знаете, мне всегда хотелось устроить шикарную свадьбу, а сейчас есть реальная возможность воплотить эту мечту в жизнь. Я хочу пригласить множество гостей, все они очень уважаемые люди, некоторые широко известные особы, потому все должно быть на соответствующем уровне.

Ирина Евгеньевна в разговоре со мной вела себя очень корректно, но общий смысл сказанного сводился к тому, что сейчас я не могу получить определенного ответа по поводу своего грандиозного проекта. Так что получилось, что решить этот вопрос самостоятельно она не могла. Я же, изображая горячность, настойчиво просила дать сейчас конкретный ответ. Но за отсутствием такового сделала вывод, что Ирина Евгеньевна непосредственно подчинена Меранцевой: только та решает подобные вещи.

Необходимость постоянного подчинения – чем не повод для того, чтобы попытаться подставить вышестоящую особу? И, как мне кажется, вполне веское основание для совершения преступления. Кажется, пора подключать Гурьева с его связями и возможностями.

Валерку я поймала на рабочем месте, что являлось событием невиданной редкости. Оказавшись на пороге его кабинета, хотя на самом деле под этим громким названием скрывалась всего лишь небольшая комнатка, я картинно помахала рукой и сделала шуточный реверанс. В ответ Гурьев приложил руку к сердцу, и на миг его лицо приняло мечтательное выражение, после чего он довольно резко перешел на деловой тон:

– С чем пожаловала? И в таком виде?

– А просто в гости нельзя?

– Да можно, только все равно ведь с чем-то пришла. Ну? Все о том же радеешь, что и раньше?

– Ну да. Слушай, Валер, ты ведь и сам знал, что так просто от меня отвязаться не удастся. Бумажечка твоя с именем господина Сушенкова, конечно, вещь ценная, но ты ведь дал мне ее только для того, чтобы я имела возможность все обдумать. Так вот, я обдумала и теперь пришла просить твоей помощи.

– Так… Ну и что же ты из-под меня хочешь?

– Хочу чтобы ты для начала послушал, что мне удалось раскопать. Только сразу предупреждаю: ни до чего конкретного докопаться мне не удалось, есть только расплывчатые сведения, которые я с твоей помощью надеюсь связать воедно. Ну так как? Слушать будешь?

– Вопрос риторический, ответ – в таком же духе, – философски заметил Гурьев, разливая кипяток из чайника по двум чашкам. – Чай, кофе, потанцуем?

– На твоей выбор. В общем, Валер, удалось мне более или менее достоверно выяснить, что смерть девочки лично Меранцевой выгоды никакой не сулила. Абсолютно не было ей резона убийство подстраивать, понимаешь? Подробности этого вывода опустим, но факт остается фактом. Меранцеву кому-то было выгодно подставить, и мне очень интересно, кому именно. Ведь этот человек и является убийцей Ани.

– Так. Мысль понятна. Продолжай.

– У Меранцевой есть совладелица Ирина Евгеньевна. Нужно как-то выяснить, что она собой представляет, потому что, по моим сведениям, дама имеет характер склочный и на предприятии значит гораздо меньше, чем Меранцева.

– Ну и что? У тебя есть реальные наводки на то, что она замешана в этом деле?

– По-моему, у нее имелся достаточный для этого повод. А тебе так не кажется?

– Я предпочитаю, чтобы не казалось, – коротко ответил Гурьев. – Будем плясать от фактов. Моя задача вполне ясна: нужно эти самые факты добыть. Что-то еще?

– Пока все, – порадовалась я, на том мы и разошлись.

«Так, за что же браться теперь?» – раздумывала я на подступах к родной квартире. После недолгих колебаний я все-таки вспомнила, что нахожусь в отпуске, и решила временно забыть о делах расследования. Кстати, пора бы позаниматься и насущными проблемами, то есть профессиональными, ведь в последнее время я здорово халтурила, что мне несвойственно.

– Уф, кто это? – довольно неоригинально удивился мой супруг, когда я оказалась дома. – Ничего себе, а ты не говорила, что хочешь сменить имидж!

Я с притворным возмущением фыркнула и тут же рассмеялась. Ну надо же, а ведь я и забыла, что у Вовки мой вид вызовет удивление. Кокетливо приосанившись, я томно глянула на мужа и дурашливым голосом спросила:

– Ну как я выгляжу?

– Обалдеть! – совершенно честно признался Вовка и добавил: – Только уж очень молодой кажешься.

– А вот это как раз и здорово!

* * *

Телефонный звонок прорезал тишину ночи и грубо вывел меня из плена сновидений. Черт, сколько же сейчас времени? Этот вопрос чрезвычайно занимал меня все то время, в течение которого я выпутывалась из двух одеял – в доме непонятно почему отключили отопление и ночью было невозможно спать без значительного утепления.

Часы показывали всего лишь без пятнадцати одиннадцать. Не самое подходящее время для звонка, конечно, но, с другой стороны, кто же знал, что чета Лебедевых отправится почивать аж в половине десятого. А мы с Володей так устали, что единогласно сошлись во мнении: пора бы и отдохнуть. Ох, интересно, это ему звонят или мне?

– Здравствуйте, Ирина! Я не слишком поздно?

– Да нет, конечно, нет! – Как вежливый человек я не могла ответить женщине иначе, несмотря на то, что спать жутко хотелось. – А с кем имею честь говорить?

Я уже смирилась с тем, что звонок касается работы и потому придется выслушивать и вникать. Однако то, что донеслось до меня через секунду, было равносильно грому среди ясного неба.

– Это Инга Меранцева. Если можно, то мне хотелось бы встретиться с вами.

На несколько секунд я замерла, пытаясь осмыслить услышанное.

– А… по какому поводу?

– Не хочу говорить об этом по телефону. Так как насчет встречи?

Я заметила, что ее тон, обычно тактичный и мягкий, сейчас стал гораздо более резким.

– Когда? – поинтересовалась я. От прежней сонливости не осталось и следа.

– Вообще-то чем раньше, тем лучше, – порадовали меня на том конце провода. – У меня, однако, нехватает совести просить, чтобы вы сейчас же подъехали, поэтому я попробую обратный ход: не будет ли это неудобно, если я сама сейчас явлюсь к вам?

– Да нет, такой вариант вполне приемлем. Приезжайте. – И я продиктовала адрес, попутно отмечая, что время уже к одиннадцати. Самое подходящее для визитов!..

Через пятнадцать минут я прихлебывала крепкий кофе и нервно прохаживалась по кухне, то и дело подходя к окну, дабы не пропустить подъехавшую машину. Дверь в спальню была предусмотрительно закрыта, но я и так не боялась, что в разгар нашего разговора Вовка вдруг проснется и выйдет на кухню: сон у моего супруга истинно богатырский, хоть из пушки пали – не проснется.

Наконец до меня донеслись звуки подъезжающей машины, и я поспешно подбежала к окну. Однако разобрать что-либо в темноте было невозможно, поэтому я направилась к двери, не дожидаясь звонка. Хоть Вовка и крепко спит, однако рисковать все же не стоит.

Пришел лифт, и послышались неторопливые шаги. Я начала поворачивать замок, и в тот момент, когда дверь распахнулась, что-то произошло. Вернее, тогда я вряд ли осознавала, что именно, потому что резкий запах неожиданно ударил в ноздри и прожег слизистые оболочки так, что у меня перехватило дыхание. Теряя сознание от удушья, я хватанула руками воздух и начала медленно проваливаться в глубокую пропасть. По крайней мере, так мне казалось в тот момент, когда перед глазами поплыли синеватые нечеткие круги, а опора как-то плавно и неуловимо стала уходить из-под ног.

Не знаю, сколько я пребывала в забытье. Ни одна ясная мысль не промелькнула за это время в моем сознании, лишь выматывающее, ни с чем не сравнимое ощущение немыслимой слабости и нехватки воздуха продолжало физически сжигать мой организм. Я не могла пошевелиться, любая попытка сделать это влекла за собой боль и дискомфорт. Я чувствовала, что со мной совершают какие-то действия. Скорее всего, неведомый кто-то переносит меня с одного места на другое. Однако в моем состоянии сопротивляться этому было просто невозможно.

В какой-то момент я отчетливо поняла, что умираю. Помнится, эта мысль возникла в затуманенном мозгу будто впервые за долгое время его бездействия, и я удивилась ее отчетливости. Нисколько не огорчившись открывшемуся факту, потому что готова была добровольно согласиться на все, что угодно, лишь бы нынешнее состояние прошло, я даже обрадовалась скорому избавлению. Однако до него, как выяснилось, было далеко.

Я пришла в себя через два с половиной дня, поначалу сама не зная о том. Чувствовала я себя, как ни странно, неплохо. Оглядевшись, поняла, что лежу в спальне собственной квартиры. Знакомая обстановка успокаивала, но одновременно рождала многочисленные вопросы. Попытавшись подняться, чтобы получить желанные ответы, я напряглась и тут же обомлела от испуга: дыхание вновь перехватило, как и в тот момент, когда я потеряла сознание. Превозмогая жгучую боль внутри, я задышала часто-часто и благодаря этому смогла откинуться обратно на подушку. Из груди вырвался стон, который причинил еще более сильную боль.

– Родная!

Словно сквозь ватное одеяло я услышала, как открылась дверь, и в спальню вбежал мой Вовка. На его глаза навернулись слезы.

– Мое солнышко! Все позади, теперь все позади! Теперь все будет хорошо!

Вовка успокаивал скорее себя и не мог справиться со своими эмоциями. Я хотела спросить его о том, что произошло, но любые слова сейчас причиняли мне боль, поэтому я просто молча лежала и смотрела на него. Он плакал. Плакал так, как плачут все люди, когда сталкиваются с чем-то ужасным, что не в их силах изменить. Это глупость, что настоящие мужчины не плачут. Слезы никогда не выступают на глазах только у очень жестоких людей, но и они способны заплакать, когда события идут не так, как им того хотелось бы.

Но сейчас был не тот случай. Вовка плакал от горя, от сознания того, что не сумел защитить родного человека от беды. Не в силах видеть этого, я выдавила из себя:

– Что… произошло?..

Хриплый до невозможности голос, несмотря на мои усилия, прозвучал еле слышно. Но этого оказалось достаточным для того, чтобы Вовка вытер слезы со своих глаз и начал рассказывать.

Оказалось, в тот момент, когда я открыла дверь, неизвестный попытался убить меня. Он действовал наудачу, полагая, что в доме, кроме меня, больше никого нет, по крайней мере определенно надеялся, что в ближайшие полчаса никто не заглянет в коридор, общий с соседями, и не найдет меня. Если бы мне не повезло, то так бы и случилось, и тогда мысль о смерти, прорезавшая беспамятство, не была бы ошибочной. Преступник использовал в качестве оружия нервно-паралитический газ, которым поразил меня с близкого расстояния сразу, как только я открыла дверь. В закрытом пространстве коридора при относительно долгом лежании у меня наверняка случился бы отек легких, ведущий к летальному исходу.

Вовка проснулся совершенно случайно, услышав какой-то звук, – скорее всего, это захлопнулась входная дверь. Он пошарил рукой по пустой кровати, не нашел меня и, глянув на электронные часы, светящиеся в темноте, подумал, что я опять сижу на кухне и изучаю какие-то материалы. Время было позднее, а мужу давно не нравился мой режим работы: я очень поздно ложилась и рано вставала. Он решил, что пора покончить с этим, и направился в кухню.

Свет горел, но меня там не было. Зато дверь в коридор была приоткрыта. Подойдя поближе, Вовка учуял странный запах, а потом увидел меня. Муж принес меня из коридора в спальню, сделал искусственное дыхание, раскрыл входную дверь, чтобы проветрить помещение, и вызвал «Скорую». Врач, приехавший по вызову, убедительно заявил, что, появись мой супруг минут на пятнадцать позже, было бы уже слишком поздно. Так что теперь Вовка мог по праву считаться моим спасителем и по совместительству ангелом-хранителем.

Глава 9

Поправлялась я довольно быстро. О случившемся происшествии было заявлено в милицию, однако сотрудники правоохранительных органов давно уже выработали философский подход к вещам, которые простым обывателям кажутся страшными и из ряда вон выходящими. Мне посоветовали быть поосторожнее и не открывать на звонки незнакомым людям, тем более ночью. Ценный совет, ничего не скажешь…

Разумеется, в милиции я ничего не сказала по поводу того, что предшествовало данному событию, то есть про звонок Меранцевой. Да, говоря откровенно, после того как ко мне вернулась способность соображать, я и помыслить не могла, что Инга Леонидовна действительно имеет отношение к случившемуся. Мудрая женщина, коей она являлась, никогда бы не стала действовать не наверняка. Скорее всего, кто-то не очень умный решил в очередной раз ее подставить, а значит, моя предыдущая догадка получает очередное подтверждение.

Но как же выяснить, кто из окружения Инги желает ей зла?

* * *

Утром я шла на работу в приподнятом настроении. Хотя убийство Анны и все, что так или иначе связано с ним, конечно, продолжало висеть надо мной подобно дамоклову мечу, однако в настоящее время нужно честно признаться, я совершенно об этом не думала. Сегодня я впервые после довольно долгого перерыва шла на работу – закончились дни моего внезапного отпуска. Конечно, в свете последних событий его можно было бы и продлить, однако, провалявшись в постели несколько дней, я взмолилась, настойчиво упрашивая мужа отпустить меня на работу. Он посопротивлялся, но, поскольку ко мне вернулся нормальный голос и обычная активность, настаивать на постельном режиме было бы глупо.

Разумеется, так просто Вовка бы меня не отпустил. Перед тем как снять вето с любой деятельности, кроме отдыха, муж провел со мной серьезный разговор относительно случившегося и тех событий, которые способствовали инциденту. Стоит ли говорить, что во время него он услышал в ответ слова? Вовка был резок и порою груб, когда заявлял о моей непроходимой глупости, граничащей с упрямством. «Ты понимаешь, какие могли быть последствия расследования?!» – со справедливым упреком спрашивал он, и мне нечего было на это возразить.

Однако и пустых обещаний я не давала, потому, что подобное было бы не слишком честно с моей стороны. Я убедила мужа лишь в том, что все понимаю, и он расценил это как мое согласие прекратить расследование. Как же он ошибался!

Нет, не геройство и даже не упрямство сыграло тут роль. Просто теперь уже невозможно выйти из игры, не выяснив всего до конца. Удивляюсь только, как муж не понял этого, но, думаю, что в то время он просто не мог посмотреть на все объективно, потому что пережитый стресс лишал его способности мыслить и здраво, и объективно.

Однако сейчас, когда я шла на работу, мои мысли была далеки от всего плохого и вовсе не связаны ни с попытками продолжить собственное расследование, ни с хитроумными вычислениями потенциального убийцы. По примеру героини романа «Унесенные ветром» я решила не думать сегодня о плохом, а сделать это в другое время, когда совсем окрепну. Надо сказать, в тот момент у меня даже возникла мысль о том, чтобы начать уповать на родную милицию, но, с другой стороны, я понимала, что в этом случае просто найду себе повод для самоуспокоения. Официальное расследование, судя по сведениям, доходившим до меня, не двигалось с места.

Но, как всегда это и бывает, судьба довольно решительно распорядилась всем. У входа в студию неторопливо прохаживался Валерка Гурьев, и я безошибочно определила, что поджидает он не кого иного, как меня. Рабочий день еще не начался, и тот факт, что Валерий не захотел застать меня непосредственно на рабочем месте, говорил о том, что разговор у него серьезный, непредназначенный для чужих ушей. По его виду однако догадаться об этом было невозможно.

– Привет, – непринужденно бросил Гурьев и весело глянул на меня. – Выглядишь хорошо, сияешь. Везет же людям!

Валерка, как и другие мои коллеги и друзья, ничего не знал о случившемся. Мы с мужем решили, что рассказывать об этом не стоит хотя бы потому, чтобы никого не волновать, да и себе не доставлять лишних хлопот с объяснениями. Мысленно хмыкнув в ответ на комплимент Гурьева, я улыбнулась и похвалила себя за то, что сегодня утром особенно тщательно постаралась привести себя в порядок. Кажется, удалось.

– Да и ты тоже не унываешь, – заметила я в ответ, глядя на извечно кажущуюся легкомысленной физиономию бравого коллеги.

– А нам ли быть в печали? – философски спросил Валерка и предложил: – Ну что, отойдем покалякать? А то ведь на работу чревато раньше времени приходить, так можно и начальство разбаловать.

Недалеко от телестудии был симпатичный скверик, прозванный горожанами треугольником. Он действительно имел такую форму, и в каждом по углу живописно расположились лавочки, обращенные к середине, где была детская игровая площадка. В это время здесь всегда малолюдно по причине еще слишком холодного времени года, но уже в апреле, когда появляется первая травка и листочки на деревьях, скверик оглашается веселым гамом детских и взрослых голосов.

Я с опаской присела на краешек скамьи, надеясь, что после этого смелого поступка на юбке не останутся живописные полосы после недавнего окрашивания, а Гурьев устроился на корточках возле меня и сразу же глубоко затянулся сигаретой. Наше молчание длилось довольно долго, в течение которого Гурьев задумчиво курил, не глядя на меня, а потом ловко отправил окурок в близстоящую урну, вздохнул и начал:

– Ну, мать, слушай… – и стал рассказывать.

Госпожа Геренова Ирина Евгеньевна, по добытым Валерой сведениям, действительно являлась совладелицей Меранцевой. Однако и те выводы, которые успела сделать я, не оказались ошибочными: Инга была непререкаемой властительницей предприятия, тогда как вторая директорша никогда не решала самого главного – финансовых вопросов. Кое-что, не касающееся денег, могло вершиться с подачи Гереновой, но опять же с согласования Меранцевой. Такое положение вещей имело объяснение, а вернее, свою предысторию. В свое время, когда дела у предприятия «Классика» пошли в гору, Ирина Евгеньевна занимала в нем незначительную должность официантки, но за старания, инициативность и целеустремленность была вскоре повышена. Карьера ей удалась: спустя каких-то пару лет она стала заместителем Меранцевой, а потом и ее совладелицей. Последнее повышение, о чем поведал мне Валерий, было сделано с вполне определенной целью, – официально предприятие теперь было поделено на два автономных подразделения: ресторан и психологический центр, что было выгодно с точки зрения налогов.

– Ну, словом, у Гереновой был вполне веский повод для того, чтобы как-то подставить Меранцеву. Если ее посадили бы, то для совладелицы наступит рай, она сможет единолично решать все вопросы, в том числе и финансовые. Представляешь, сколько бы она всего наворотила в то время, как Меранцева бы парилась на нарах?

– Перестань, Валер, – машинально остановила я его. – Слушай, а кто сейчас решает финансовые вопросы? Ну, в смысле, я поняла так, что Меранцева всем распоряжается, но ведь наверняка есть какое-то должностное лицо, которое распределяет денежные суммы и все такое…

– Естественно, – подтвердил Валерка. – Есть коммерческий директор, некий господин Аркин. Кстати, тот еще тип, его бы не мешало проверить. Но это я так, можно сказать, перестраховываюсь. Ты дальше послушай, самое интересное еще только начинается.

Ты вот, помнится, жаловалась, что не знаешь, как тебе за господина Сушенкова ухватиться. Фигура он и вправду значительная, это я тебе сразу сказал. Но, оказывается, Геренова называет его запросто… – Валерка выдержил эффектную паузу и наконец сенсационно сообщил: – Андрей! Сечешь?

– Э-э… Нет, – честно призналась я, действительно запутавшись в объяснениях коллеги. Он грустно вздохнул и терпеливо продолжал:

– Госпожа Геренова и господин Сушенков очень хорошие знакомые. Возможно, даже, что между ними сложились отношения близкие, доверительные и взаимовыгодные. Последнее, кстати, сомнений не вызывает. Я Гереновой «жучару» подбросил с помощью одного кореша, который у нее интервью брал. Кстати, она якобы меценатством занимается, но это я так упомянул, к нашему делу отношения это не имеет, тем более что лично для меня этот факт сомнителен. Ну так вот, удалось послушать разговор Гереновой и Сушенкова…

– Ну и?.. – поторопила я его, почуяв интересное.

– Говорили, как добрые друзья, за это я отвечаю. Насчет любовных отношений, правда, не уловил, но…

– Валера! – укоризненно глянула я на друга, поняв, что его занесло. – Давай по существу.

– Есть, начальник! Хотя существенного осталось не так уж и много. Встретиться они договорились – «все по поводу того же» – я тебе дословно цитирую. Встречаются сегодня вечером в восемь, в ресторане «Конек».

– Так… Надо идти.

– Да погоди ты, я же еще не кончил. Ты думаешь, я просто так последние несколько дней по городу носился? Не одна ты умеешь сведения добывать, и мы тоже не лыком шиты. Короче, я тут ребят слегка подключил, и мы совместными усилиями нарыли одну прелюбопытнейшую информацию. Оказывается, не все спокойно в датском королевстве. Меранцеву кто-то шантажирует!

– То есть? – тут же вскинулась я.

– Вот так! Какой-то хмырь периодически звонит ей и твердит, что скоро лавочке придет конец.

– Не поняла… Но он ведь должен что-то требовать?

– Ну, естественно. Он и требует, только вот чего именно, мне непонятно. Извини, подруга, но я ведь тоже не всесилен. Давай подключайся, вместе быстрее докопаемся до пресловутой истины.

Я задумчиво чертила носком ботинка по сырой после недавно растаявшего снега земле. Стоит ли рассказывать Валере о происшествии, которое на днях случилось со мной? Ведь перед этим мне звонила якобы сама Инга Леонидовна, хотя я очень в этом сомневаюсь. Моя растерянность не осталась для Гурьева незамеченной. Он переместился на корточках так, чтобы оказаться прямо передо мной, и поймал мой взгляд, причем в его собственном в этот момент обозначился вполне определенный вопрос. За долгое время взаимодействия на профессиональном поприще у нас с Валеркой успели выработаться и личные отношения. Нет, не стоит думать, будто нас связывало нечто большее, чем дружба или симпатия, такого не было. Просто порой мы могли понимать друг друга без слов.

И потому, осознав, что рассказать все равно придется, я выложила своему товарищу все начистоту.

– Ну, дела-а… – протянул он через некоторое время. – Не хочется повторять банальности, но я же тебя предупреждал, что ребята в этом деле замешаны нехилые.

– И что теперь следует делать?

– Знать бы… Я так понимаю, оставить это дело на произвол судьбы ты не решишься?

– Ты же и сам понимаешь, что теперь опаснее сделать так, как ты только что сказал, чем выяснить все до конца. Тот, кто хотел убить меня, может ведь и не узнать, что я решила отступиться. А даже если и узнает, я не смогу жить спокойно, зная, что где-то бродит безнаказанный убийца, на счету которого по крайней мере полтора преступления, если брать в расчет и мой случай.

– Ну да, с этим не поспоришь. Ладно, мать, предлагаю поступить следующим образом: в ресторан сегодня пошлем кого-нибудь нейтрального, например, Павлика. Как тебе такой вариант?

Поразмыслив немного, мы решили, что Павлик вполне справится с заданием, к тому же его физиономия не должна привлечь внимания интересующих нас особ, тогда как появление меня или Гурьева просто недопустимо: я уже успела засветиться перед Гереновой, а Валерий просто сам по себе личность колоритная и известная, особенно в кругах криминальных, так что господин Сушенков его видеть никак не должен.

Обговорив тонкости задания, на которое единогласно мы отправили нашего оператора – ему предстояло прежде всего услышать разговор между Гереновой и Сушенковым, – мы направились к студии. Рабочее время уже пошло, опаздывать в первый день после отпуска мне было совестно, поэтому я слегка нервничала, хоть и понимала, что никакого выговора мне не будет: в нашем коллективе к опозданиям всегда относились философски. Валерке же вообще все было до лампочки, что касается порядков и правил: более легкого отношения к формальностям я еще не встречала.

– Здравствуйте!

Мои коллеги оторвались от утреннего чая – символа того, что дела на работе идут нормально – и на их лицах воцарились разные, но, безусловно, искренние улыбки. Приятно, ох чертовски приятно возвращаться в родной коллектив после долгой отлучки!

– Ириночка! Как мы рады твоему возвращению! – Галина Сергеевна восторженно поднялась мне навстречу, а я, наверное, в сотый раз подумала, что этой женщине могут позавидовать и молодые, такой довольной и безмятежной она умела быть. – Сейчас я тебе чаю налью. Мы беззастенчиво пользуемся тем, что наш Евгений Петрович отбыл в командировку, и немножко бездельничаем. А что, вполне имеем право, мы ведь только вчера закончили подготовку к очередной передаче, ну про ту тетеньку, которая основала приют для бездомных кошек. Так что теперь можем немножко и отдохнуть.

– Вы уже все подготовили?.. – виновато констатировала я, понимая, что в данном проекте моего участия нет и десятой доли. – А я дома отлеживаюсь…

– И правильно делаете, – поддержала Лера, протянув пряник Павлику. – Отдохнули немного, так теперь смотреть любо-дорого, так хорошо выглядите. Кстати, новый цвет волос вам очень идет. Хотя, – в этот момент Лера укоризненно посмотрела на оператора, – это должна была сказать не я, но раз уж в наших рядах перевелись джентльмены…

– Лера! – осадила девушку Галина Сергеевна. Из-за своей молодости Лерины колкости частенько бывали бестактны, но так получалось, уверена, не со зла, а непроизвольно.

– А я предпочитаю не говорить очевидных вещей, – лениво парировал в ответ совершенно не обидевшийся Павел, с удовольствием вгрызаясь в пряник. – С выходом, Ирина.

– Ох, спасибо… – я обвела взглядом своих коллег и прикинула их реакцию, если я сейчас вдруг попрошу Павлика выйти вместе со мной в курилку… Нет, уж если говорить, то при всех, иначе потом могут возникнуть недоразумения и обиды. – А мне есть что вам рассказать, – начала я, отмечая, что все сразу же стали внимательно прислушиваться к моим словам, с готовностью отставляя свои чашки и блюдца и устраиваясь ко мне поближе.

Я выложила все, что знала, и теперь внимательно наблюдала за реакцией на рассказанную историю. Удивление на Лерином лице, озабоченность и сосредоточенность на лице Галины Сергеевны – примерно подобное я и ожидала. Реакция Павлика была особенно приятной: его обычная меланхоличность пропала, уступая место редкой, но яркой тяге к деятельности.

– А может, мне их разговорчик на какой-нибудь диктофон записать? – словно раздумывая, спросил он. – С усиливающим эффектом. Так оно вернее будет, а то вдруг я не смогу подсесть к ним близко и многого не услышу.

– Верно мыслишь, молодец, – одобрительно заявила Галина Сергеевна и обратилась ко мне: – А ты, Ирина, съезди-ка и поговори с Ингой Леонидовной. Кажется, понятно, что не она звонила тебе в тот вечер. Ей виднее, кто хочет причинить ей зло, она должна будет рассказать, чтобы подобное более не повторилось. Возьми с собой Валеру Гурьева, он вчера сдал свой номер, так что может и отлучиться. Поезжайте вдвоем!

* * *

В ранний час, когда дневной зал ресторана еще только-только начинал работу, мы с Гурьевым подъехали к «Классике» на такси и по знакомому пути направились к кабинету Инги Леонидовны. Я не обдумывала план действий или стратегию атаки, решив внести в предстоящее общение максимум откровенности. Не знаю, почему в тот момент я испытывала непоколебимую уверенность в том, что стоит действовать именно так – открыто и напористо, – но определенно была уверена, что не буду пытаться получить информацию путем завуалированных расспросов.

– Добрый день, – поздоровалась я с Ниной, испытывая в душе досаду на то, что сегодня работает именно она. Не хватало еще, чтобы наш разговор с Меранцевой был подслушан этой не в меру любопытной особой. – Инга Леонидовна на месте? – и, дождавшись ответа, продолжила не терпящим возражения тоном: – Будьте добры, доложите о посетителях.

Через полминуты мы уже входили в кабинет директора «Классики».

Глядя на осунувшееся лицо женщины, от которой совсем недавно исходило такое душевное тепло и явное довольство жизнью, я невольно подумала, что в ее жизни действительно наступили черные дни. Причем, она и не пытается этого скрывать или просто истощена физически. Синеватые круги под глазами не красят женщину, тем более той уже не двадцать лет. Слегка воспаленные веки – знак того, что последняя ночь была бессонной, возможно, как и предыдущие. «Да уж, ничто так не портит женщину, как стрессы и проблемы», – думала я, с невольным сочувствием глядя на хозяйку «Классики».

– Инга Леонидовна, мне хотелось бы поговорить с вами, и если такое возможно, то поскорее. Но не здесь, а где-нибудь в другом месте, потому что так будет удобнее. Разговор может оказаться долгим, а здесь вас в любую минуту могут отвлечь. Пожалуйста, это очень важно.

То ли последняя фраза произвела желаемый эффект, то ли наш серьезный сосредоточенный вид оказал свое действие, но Меранцева коротко кивнула и вышла вслед за нами, предупредив секретаршу о том, что ее не будет минут сорок.

– Могу предложить вам посидеть в нашем зале, там сейчас как раз еще нет посетителей, так что никто нам не помешает.

Так мы и поступили. В зале действительно было пусто; мы заняли дальний столик в углу, где наш разговор мог проходить спокойно, сделали легкий заказ и наконец приступили к главному.

Сначала я рассказала о злополучном ночном звонке, который якобы исходил от самой Инги Леонидовны. Отмечая, как при этом удивленно расширяются ее глаза, я порадовалась возможности быть откровенной. Могла ли я говорить открыто, если бы мне сейчас не было доподлинно известно, что убийство было невыгодно для моей собеседницы?

– Инга Леонидовна, я прошу простить меня, но сейчас мне придется забыть о деликатности, чтобы изложить одни только факты. Вас подозревают в том, что убийство Анны Варенцевой было подстроено вами для сокрытия определенной информации. Однако я знаю, что это не так. Тем не менее кто-то неизвестный пытается подвести вас под монастырь, и было бы хорошо выяснить, что это за человек, потому что он и есть убийца.

Повисла секундная пауза, после чего я услышала голос Меранцевой:

– Разумеется, я не звонила вам. То, что вы рассказали относительно событий, разыгрывающихся вокруг моей персоны последнее время, для меня не новость. Некоторое время назад мне стали поступать звонки с угрозами вполне определенного характера. Боюсь, что знаю, от кого исходят мои проблемы, но основная из них заключается в некоторой тонкости… Попробую изложить ее. Дело в том, что если меня пытается подставить тот человек, на которого я думаю, то у меня нет никакого шанса выйти из игры без потерь.

Все дело в том, что на меня оказывает влияние один человек, имя которого вам наверняка знакомо. Когда-то давно он считался моим другом, и я могла запросто рассчитывать на его бескорыстную помощь. Вернее, это тогда она казалась мне бескорыстной, но впоследствии, то есть сейчас, начинает выясняться, что эта помощь связала меня по рукам и ногам. Он жаждет завладеть «Классикой» и переоборудовать ее под заведение определенной направленности – широкомасштабный игорный дом. И у него есть на то причины: всяческие казино позволяют отмывать значительные суммы денег. К тому же ресторан имеет прекрасную репутацию, это еще один плюс в его пользу, ведь наше реноме перейдет к новому предприятию по наследству, оградив его от массы неприятностей.

– А вы, конечно, не хотите превращать «Классику» в игорное заведение?

– Естественно! Он пытался убедить меня в том, что род моей деятельности никак не изменится, все останется по-прежнему: и ресторан, и психологический центр, но разве можно всерьез представить себе, что элитное заведение, каким сейчас является «Классика», органично воспримет такие изменения?! Это будет крахом всей моей жизни, вы уж поверьте.

– И давно от вас ждут согласия?

– Это началось где-то полгода назад, но потом на какое-то время прекратилось. Недавно же, после убийства Ани, мне стали звонить с угрозами, причем он ни разу не звонил. Не знаю теперь, что делать дальше, а тут еще и ваша история… За меня серьезно взялись…

– А что думает по этому поводу ваш муж?

– Он ведь болеет делом «Классики» так же, как я, поэтому, естественно, говорит о том, что соглашаться ни в коем случае нельзя. Да вот только как вырваться из всего этого гнета, не знает ни он, ни я.

– А что, если к решению проблемы подключить прессу и другие средства массовой информации?

– Да это просто невозможно, ведь тогда всплывут мои прежние связи, так сказать, порочащие. Нет, увы, но разобраться с этой проблемой могу только я, да и то пока неизвестно, как именно.

– Инга, а как имя вашего прежнего покровителя? – спросила я напоследок и получила ответ, который и ожидала:

– Это Сушенков Андрей Евгеньевич.

* * *

Когда вечерняя пора в Тарасове полноправно завладела городом, молодой человек по имени Павел Старовойтов был практически готов к важному заданию. Облаченный в стильный костюм из дорогого качественного материала – событие воистину редкое и исключительное – он чувствовал себя не слишком комфортно, но философски относил это к издержкам профессиональной деятельности. Костюм после недолгих просьб было одолжен у лучшего друга, так как в недрах личного гардероба Павла подобной одежды не водилось в помине.

Лера с удовольствием оглядывала своего друга и время от времени, большей частью для проформы, поправляла ворот его рубашки. Она тоже собиралась с ним в ресторан: совместный совет коллег решил, что одинокий молодой парень может вызвать подозрения у наблюдаемых объектов, тогда как беззаботная парочка покажется совершенно ничем не выдающейся и привычной. Меранцевой ничего не сказали по поводу подозрений относительно ее совладелицы, раньше времени беспокоить женщину никто не хотел.

– Ты выглядишь просто потрясающе! Вот бы почаще так!

Хотя Лера и считалась девушкой Павла, однако они крайне редко выбирались куда-нибудь вместе. Инициатором такого положения вещей являлся, конечно, сам Павел, всегда трудный на подъем. Он считал, что тратить деньги на праздные мероприятия или походы в шикарные заведения по меньшей мере глупо.

– Чего я там, собственно, не видел?.. – отвечал он обычно.

На самом деле «там» Павел не видел практически ничего, что было вполне естественно, если учесть, что культурно-развлекательные заведения молодой человек посещал только по долгу службы. Вот и сейчас был крайне недоволен необходимостью «тащиться черт знает куда», однако успокаивал себя тем, что все это просто работа. На самом деле любимый отдых Павлика состоял в том, чтобы посидеть дома в компании многочисленных бутылок пива или водки, в зависимости от времени года, и немногочисленных друзей, с которыми можно поговорить за жизнь.

Все мы, я, Лера и Павлик, находились сейчас в квартире Галины Сергеевны. Под ее чутким руководством ребята приняли надлежащий для ресторана вид – наряды были принесены заранее, каждый сбегал за ним к себе домой – и теперь получали последние наставления.

– Главное, ведите себя как можно более естественно, – вещала Галина Сергеевна, довольно осматривая парочку. – Выглядите вы оба замечательно, и ты, Лера, пожалуйста, не скромничай. Кажетесь молодоженами, только Павлику нужно немного изменить выражение лица, а то смотрится он кисловато. Улыбнись! Да, вот так самый раз. Столик постарайтесь занять как можно ближе к ним.

– Необязательно слишком близко, диктофон с усилителем, разговор по-любому запишет, нужно только направить соответствующим образом, – пояснил Павлик.

– Да? Ну тебе виднее. Только еще раз напоминаю, будьте осторожны и естественны. Удачи, ребята!

– Удачи! – пожелала в свою очередь и я.

Павлик с Лерой удалились, а мы с Галиной Сергеевной вооружились припасенными японскими кроссвордами и приготовились ждать.

* * *

Рассказ, переданный мне впоследствии ребятами, сводился к следующему. На место действия они прибыли где-то за пятнадцать минут до времени, когда должны были встретиться Геренова и Сушенков. Павлик сделал вид, что ожидает кого-то, и, регулярно поглядывая на часы, стоял у входа в ресторан на том самом месте, где должны были появиться интересующие нас объекты. Какой-то мужчина очень высокого роста с надменной физиономией безучастно стоял рядом, и наш оператор сделал вывод, который, кстати, оказался безошибочным, что это и есть Андрей Евгеньевич. Догадку подтвердила вскоре подоспевшая дама в шикарном плаще с меховой отделкой: она назвала мужчину по имени, и сомнений в истинности их личностей у Павлика больше не осталось. Подождав, пока пара скрылась в дверях ресторана, он подал условный знак – подошел ко входу поближе – и Лера, стоящая за углом, тут же подоспела к нему. Ребята взялись за руки и вошли в ресторан.

К счастью, народу по случаю буднего дня было немного. Сев недалеко от Сушенкова и Гереновой, ребята сделали заказ – данный «проект» имел несколько спонсоров, проще говоря, деньги на посещение ресторана собирались нами в складчину. Павлик включил диктофон, и дальше дело оставалось за техникой.

Поздно вечером, когда ребята вернулись, мы включили запись и стали сосредоточенно вслушиваться. После нескольких, ничего не значащих фраз мужской голос вдруг спросил:

– Ты не передумала?

Эти слова прозвучали с какой-то особенной интонацией, благодаря чему мы сразу выделили их на звуковом фоне. В ресторане к этому моменту собралось довольно много народу, гул мешал разбирать все, о чем говорили Сушенков с Гереновой, однако после этого вопроса, прозвучавшего, как мне показалось, вкрадчиво, мы все, не сговариваясь, чуть ли не приникли к диктофону.

– Нет! – Ответ прозвучал хоть и резко, однако после небольшой паузы. – Нет, не передумала. Ты же сам заинтересован в этом проекте.

– Ну да, если бы это было не так, я не стал бы тратить время на разговоры с тобой. Мне действительно нужен опытный человек, который может решать вопросы самостоятельно. На которого можно положиться. Инга отказалась переделывать свое детище в игорный дом, и мне не нравится это, однако сделать я ничего не могу. К сожалению, она сама сейчас значит очень много, и разобраться с ней обычными методами просто невозможно.

– А не получится так, что, когда я уже буду рассчитывать на тебя, она вдруг возьмет и передумает? Ведь, как я понимаю, в данном случае я сгодилась по принципу безрыбья?

– А разве ты можешь претендовать на что-то другое? – Мужчина, произнесший эти слова, явно видел в них резон. – Я признаю, что охотнее сотрудничал бы с Меранцевой. И дело тут даже не в том, что я давно ее знаю. Просто она стоит большего, значительно большего, чем ты. Но и тут есть издержки, которые ты сама можешь наблюдать: Инга сознает свою непоколебимость и пользуется этим. Лет пять назад она радостно сплясала бы передо мной польку-бабочку на стойке какого-нибудь дешевого бара, а сейчас, хоть и дрожит от страха при мысли о том, что я способен с ней сделать, однако понимает, что в случае решительных действий я тоже понесу потери.

Далее последовала продолжительная пауза, в течение которой раздавались звуки, сопровождающие поедание заказанного. Наконец надтреснутый женский голос резко нарушил молчание:

– Значит, ты отказываешься давать мне хоть какие-то гарантии? Но ведь это означает, что я подписываю себе смертный приговор…

– Перестань, Ирина, – лениво оборвал ее мужчина. – Каких гарантий ты хочешь, если никто в нашем мире не дает друг другу никаких гарантий, а если и дает, то только для того, чтобы впоследствии их нарушить?

«Да этот дядя – философ», – с невольной усмешкой подумала я.

Разговор продолжался некоторое время в прежнем духе. Поскольку его слушатели, то есть мы, со слов Меранцевой, могли догадаться, о каком проекте идет речь, то сразу же сделали вывод, что ее совладелица, Ирина Геренова, решила «закрыть» собой дыру, образовавшуюся в результате отказа Инги от сотрудничества с Сушенковым. Андрей Евгеньевич, очевидно, испытывал острую нужду в открытии широкомасштабного игорного дома, а Ирина давно хотела выйти из-под контроля Меранцевой. Из их разговора стало ясно, что Сушенков спонсировал проект, а его руководителем назначал Геренову. Таким образом, у них не было смысла строить козни Инге.

Однако в дальнейшем разговоре Ирины с Сушенковым прозвучало одно имя, которое я уже слышала, – Аркин. Мне удалось вспомнить, что об этом человеке говорил мне Валерий Гурьев, отзывавшийся о коммерческом директоре Меранцевой весьма нелицеприятно. Аркин как раз занимал эту должность в «Классике».

– Надо бы переговорить с Аркиным, возможно, он действительно будет нам полезен, – словно раздумывая, сказал Сушенков, однако Геренова ему возразила:

– Нет, он слишком хитер, к тому же очень часто ведет собственную игру. Недавно мне стало известно, что он частенько кидал суммы, выручаемые от заключаемых Ингой сделок, на срочные депозиты и сдирал с них немыслимые проценты.

– Да ну? – искренне удивился мужчина. – Как ты узнала об этом?

– Та история с убитой девчонкой… Говорят, Меранцева сама собиралась отправить ее за границу, на собственные деньги, которые в ее статье расходов значились как «повышение квалификации персонала». Я совершенно случайно наткнулась на дискету с документацией, которую вел Аркин. Так вот, положенные для Анны деньги в файле не значились. Наверняка он кинул их на свой счет.

– Слушай, так получается, что он эту девчонку и замочил? Ведь для того, чтобы получить большой куш, ему было необходимо, чтобы деньги пролежали еще какое-то время. Так что повод был вполне основательный.

– Не знаю, пусть с этим разбирается милиция или сама Инга. Я не хочу вмешиваться в это дело, Меранцева здорово попортила мне нервы за все это время, теперь я хочу развернуться сама…

Больше ничего существенного в записи не содержалось. Однако и услышанного было вполне достаточно для того, чтобы начать действовать.

* * *

Я пришла домой около двенадцати в сопровождении Павлика. До этого мы проводили Леру, поэтому здорово задержались, так как жила она чуть ли не на окраине города. Я, как более взрослый человек, разумеется, не могла настаивать на том, чтобы сначала домой отвезли меня, однако сейчас здорово переживала по поводу позднего возвращения. В свете недавних событий Вовка наверняка волновался, хотя сегодня я и предупреждала его о своей задержке.

– Может, зайдешь? – спросила я Павлика, надеясь, что в его присутствии Вовка не будет слишком строгим.

– А не поздновато ли для визитов?

Павлик жил в одиночестве, снимал квартиру где-то в Транспортном районе, поэтому на приглашения друзей и коллег зайти в гости всегда соглашался. Холостяцкий быт в его типичных проявлениях мало кому способен понравиться, когда он длится уже довольно давно. Павлик, несмотря на леность, любил комфорт и особенно сытную еду, однако заполучить ее мог либо на работе от добрых сотрудников, либо в гостях у них же.

– Пойдем, пойдем, – потянула я его за собой, после того как мы расплатились за такси. – Подтвердишь мое алиби.

Павлик хмыкнул и поплелся вслед за мной.

К счастью, семейного скандала в этот вечер не случилось. То ли присутствие нашего оператора успокоило волновавшегося Володю, то ли он просто не пожелал тратить силы на бесполезное выяснение отношений, однако мы втроем довольно мило посидели на кухне, выпили чаю с домашним пирогом, добрый кусок которого я завернула Павлику с собой, после чего гость начал прощаться. Когда он ушел я, борясь с неотвратимой и естественной сонливостью, попыталась рассказать о том, что открылось нам в результате прослушивания записи, на что Вовка только вздохнул и пробормотал что-то вроде:

– Горбатого могила исправит.

Но я в этот момент уже почти заснула.

* * *

План действий по проверке господина Аркина подлежал обсуждению на следующее утро. Едва придя на работу, я тут же побежала к кабинету Гурьева, надеясь, что мне повезет, и этот соня сегодня придет на работу раньше обычного. Однако мне все-таки не повезло – Валерки не было, и потому, приколов на его рабочее место большой лист бумаги с броской надписью: «Ты мне очень нужен, Ирина», я побрела к себе.

Примерно до одиннадцати я чувствовала себя, как на иголках. То Павлик, то Лера, то Галина Сергеевна заводили разговор на больную тему, что в конце концов мне здорово надоело, в результате чего я довольно грубо заявила:

– Господа, давайте не будем толочь воду в ступе?! Здесь действовать нужно, а не обсуждать. – После этих слов стало чуточку спокойнее.

Около одиннадцати на пороге кабинета появился Гурьев.

– Хеллоу! – поклонился он нам, предварительно помахав моей запиской. – И кому же это я понадобился? Случайно не вам, дамочка? Ах нет, мне не может так повезти… Вы слишком прекрасны для меня.

В ответственные моменты Валерка превращался в паяца, что я заметила уже довольно давно. Схватив его за рукав, я настойчиво потянула бравого коллегу к курилке.

– Все, господа, был рад вас видеть, но как вы можете заметить, даме не терпится со мной уединиться, – все-таки бросил он напоследок, за что получил от меня чувствительный пинок. – Эй, ну ты, потише, а то останешься без предмета страсти и придется выпускать пыл в работе. Представляешь, какая тоска?

– Валер, замолчи. – Я действительно зажала ему рот и добавила: – Молчи и слушай, мне есть что тебе сказать. – И поведала ему историю, которую мы узнали вчера.

– Помнишь, ты сам мне говорил, что этот Аркин – порядочная сволочь? Ведь он мог убить Аню, чтобы скрыть свои махинации. Нет девушки – не нужны и деньги на отправку ее за границу.

– Слющай, правду говорищь, сущий правда, – подделываясь под кавказский акцент, согласился со мной упорно не желающий оставлять дурачества Гурьев. – Ну и щто, есть идеи, как мы этого падлу батистового будет на чистый воду выводить?

– Надо каким-то образом заполучить документацию «Классики». Может, попросить Меранцеву добыть нужный файл?

– Ага, а тебе не приходило в голову, что такой солидный компромат Аркин будет хранить в своем компе за семью печатями? Если Меранцева просто потребует показать ей именно этот файл, то он знаешь что сделает? Затаится или слиняет, по закону детективного жанра, прихлопнув опасного для себя объекта. Но это я никого конкретно не имею в виду, так, к слову сказал. В общем, нет, подруга бравая моя, здесь надо действовать нахрапом, но тем не менее осторожно.

– Как, Валера?

– Пока не знаю. Будем думать. – С этими словами Гурьев удалился, чтобы через некоторое время вновь возникнуть в нашем кабинете и поманить меня за собой.

– Короче, делаем так, – начал он, крутя у меня перед носом какой-то дискеткой. – Ты сейчас же связываешься с Меранцевой, лучше по сотовому, если у тебя имеется ее номер, и просишь об аудиенции. На этой дискете содержится замечательная вещь, добытая одним корешом специально по моей просьбе. Это вирус, причем самый новый из тех, что можно себе представить. Сечешь? Меранцева должна как-то эту дискетку запустить в комп Аркина. Вирус действует масштабно, ни одна антивирусная программа его не покажет, потому что он маскируется как раз под одну из них, под ту, какая стоит в компьютере.

– Так… А что дальше?

– А дальше захожу я, весь в белом. Под видом техника по обслуживанию компьютеров. Как дело будет сделано, пускай госпожа Меранцева мне звонит, я тут же приеду. Вирус ликвидируется элементарно, если знать, как. Если не знать, то можно на хрен всю информацию уничтожить.

Дальше все происходило согласно нашему плану. Договорившись с Ингой Леонидовной, для чего мне пришлось в очередной раз посетить «Классику», я передала ей дискету и вернулась на работу, приготовившись терпеливо ждать. Минут через тридцать после этого в нашем кабинете раздался звонок, к телефону попросили Валерия. Пробормотав несколько ничего не значащих фраз, он довольно кивнул и положил трубку.

– Готово! – сообщив это, Валера вразвалочку побрел к выходу.

К обеду, который у нас на работе наступал в тринадцать ноль-ноль, Гурьев появился на горизонте, торжественно неся в руках трофей. В качестве его выступал процессор от компьютера.

– «Пенек» четвертый, – сообщил нам чрезвычайно довольный успешно проведенной операцией коллега. – Хорошо живут буржуи.

Под тихий свист он направился вместе с системником в кабинет, где располагался отдел маркетинга. Мне пришлось догонять его.

– Валер, расскажи, как тебе это удалось?

– А что рассказывать, разве я не талантливый пройдоха? Прихожу, значит, во все офисы по очереди заглядываю, зычным голосом осведомляюсь, где тут комп полетел. Меня наконец послали, куда надо. Аркин этот выглядит, как зажиточный купец, толстый, солидный, с пузом, в общем, все, что полагается иметь уважаемому человеку, у него есть. Стал поначалу вокруг меня бегать, вопросы дурацкие задавать: информация сохранится или не сохранится? Я ему: не волнуйся, дядя, все путем, разберемся. Системник раскрыл, порылся для проформы и говорю, что нужно в ремонтную тащить, чтобы деталь в стационарных условиях заменить. Он поначалу аж позеленел, а я как ни в чем не бывало ему талон выписал, системник подхватил и был таков. Еще и счет ему предъявлю.

– Натуль, свет очей моих, на полчаса отдохни, а? Да подождет твоя работа, я тебе за простой на мороженое дам.

Валерка попытался оттеснить с рабочего места девушку, сидящую перед компьютером.

– Да подождут твои данные, красавица моя. А я тебя за это на свидание приглашу. Как это не пойдешь? В ресторан тебя поведу. В какой? В «Классику», конечно! Ха-ха, почему это денег не хватит?

Под неустанным напором Гурьева Наталья поднялась со своего места и освободила-таки компьютер.

– Давай, красавица моя, я тут пока похозяйничаю, – вещал Валерка, закрывая программу. – Обещаю ничего не стирать, быть аккуратным и ничего не спереть. – Как только за Наташей закрылась дверь, Валерка оперативно выключил компьютер, отсоединил от него родной системник и подключил принесенный.

– Так, теперь приготовьтесь, госпожа Лебедева, нас с вами ожидает плодотворная и насыщенная работа. Вернее, плодотворность ее будет зависить от удачи и упорства. Ой, блин, здесь информации – море, представляешь, нам придется все это просматривать! Легче винчестер стырить, честное слово!

– Слушай, а что, если попробовать воспользоваться автоматическим поиском? Нужно ввести какое-нибудь ключевое слово, и тогда программа сама отыщет нам файлы, где оно содержится.

– Так, дело говоришь, а что будем вводить? Лично я в бухгалтерской терминологии не силен, понятия не имею, что там может быть ключевым словом.

– Подожди, я вспомнила, что Сушенков упоминал такой пункт, как «Повышение квалификации». Давай его и введем.

– Ну давай, твоими бы устами… – рассеянно отозвался Гурьев. – Ага, вот что-то есть, показывает семь файлов. Скачиваем все, подай-ка дискеты…

* * *

Около часа ушло на то, чтобы по очереди посмотреть все файлы, относящиеся к документации предприятия и найти среди них тот, который относился к интересующему нас вопросу. В конце концов нам повезло: когда несправедливо вытуренная с собственного места Наталья вернулась и попыталась сместить Гурьева с незаконно занятой позиции, его радостный вопль возвестил нас о том, что дело сдвинулось с мертвой точки. Найденный файл содержал информацию о финансовых распределениях «Классики». Скачав его на две дискеты, я удовлетворенно покачала головой.

– Валер, кажется, это то, что нужно. Только мы все равно не разберемся в этом без знающего человека. Вот, например, посмотри, один из пунктов как раз и называется «Повышение квалификации» и здесь значится сумма в пятьдесят тысяч. А кто знает, какова она должна быть? Может, больше, а может, именно такой.

– Ну да, придется канать на консультацию к Меранцевой. Все равно, эта тетенька уже в курсе, что мы лазаем в ее документах. Если уж она позволила стырить системник своего комдиректора, значит, доверяет. Езжай к ней, поговори на животрепещущую тему.

Однако идея эта пришлась мне не по душе. И без того зачастила я в последнее время в «Классику», не ровен час снова случится беда, ведь преступник знает о моем расследовании и уже пытался однажды прекратить его. Сейчас, когда мы решительно ввязались в битву и не собираемся оставлять начатое, рисковать было бы особенно глупо. Поэтому, посовещавшись, мы с Валерой решили пригласить Меранцеву приехать в телецентр.

Красавице Наталье в этот день так и не удалось поработать. Когда шикарная машина марки «Ауди» была припаркована на нашей служебной стоянке – этот момент мы наблюдали из окна, – девушка обреченно вздохнула и грустно глянула на свое рабочее место, беззастенчиво оккупированное увлеченным Гурьевым. Наталья была еще очень молода и оттого не слишком хорошо умела скрывать чувства, питаемые ею к беззаботному Валерке. Она работала в нашей организации полгода, и за это время нашлось немало сотрудников, не преминувших приударить за красавицей, однако она оставалась недоступной и одинокой.

– Не судьба, Наталь, тебе сегодня поработать, – бессовестно констатировал неугомонный Валерка. – Но оно и правильно: работа, говорят, дураков любит, а ты у нас девушка, по всему видно, умная…

В этот момент открылась дверь и на пороге появилась Инга Меранцева.

– Оп-п! Ну я же говорю, не судьба! – возвестил-таки напоследок Гурьев в спину удаляющейся Наталье. – Но ты страдаешь за благородное дело! Добрый день, Инга Леонидовна, садитесь, пожалуйста!

– Добрый, – машинально ответила Инга, вопросительно оглядывая присутствующих. – Случилось что-нибудь еще? Вам удалось найти доказательства виновности в преступлении кого-то из моих сотрудников?

– Не волнуйтесь, Инга, пока мы ничего не нашли. Вернее, не нашли доказательств, потому что сами не может разобраться в информации. Нам просто была необходима ваша помощь. Посмотрите, пожалуйста, вот этот файл. Все ли суммы расходов здесь соответствуют действительности?

Гурьев поднялся с Наташиного места, уступив его Инге Леонидовне. Устало откинув волосы со лба, Меранцева вздохнула и опустилась на стул, напряженно всматриваясь в монитор. В таком положении Инга Леонидовна провела минут десять, время от времени переводя курсор с одного места на другое.

– Вот здесь… – проговорила она, указывая на одну из строк в таблице. – По отчету, который я получала на прошлой неделе, информация была другой. И вот здесь тоже. Так, и в графе, предназначенной для повышения квалификации персонала, значилась совершенно другая сумма – семьсот девяносто тысяч, я прекрасно это помню. Уж никак не пятьдесят.

– Может, это и есть ответ? – взглянув на меня, вопросительно проговорил Валера, а потом опять обратился к Меранцевой: – Скажите, в целом намного ли эта информация отличается от той, которой располагали вы?

– В общем… да. Расхождения большие, по многим пунктам я была уверена в значительно больших суммах, которыми в действительности должно было располагать предприятие.

– А как долго вы могли бы пребывать в неведении относительно истинного положения вещей? Если бы этот файл не попался вам на глаза, то вы бы ничего не знали о том, что денег у предприятия гораздо меньше, чем вы об этом думаете?

– Видите вот эти суммы? – рассеянно поинтересовалась Меранцева, выделяя курсором несколько идущих подряд строк. – Они уже вложены в работу предприятия. Суммы, которые стоят рядом, в скобках, отложены в качестве запаса – может случиться так, что на тот или иной проект понадобятся еще средства. Вот они-то как раз и не сходятся с теми, которые получала я. А что касается повышения квалификации персонала, то необходимую сумму мне должны были предоставить в самом скором времени.

– А для чего она предназначалась?

– Я планировала положить деньги на наш счет под тринадцать процентов в год, но часть суммы должна была уйти на отправку Ани за границу.

– Та-ак… – разом протянули мы с Валеркой и переглянулись. Меранцева судорожно приложила руки к вискам и спросила:

– Вы думаете…

– Похоже, у вашего коммерческого директора планы были другие. Как вы считаете, способен он на убийство, дабы скрыть свои грешки?

– Никогда не приходилось об этом думать…

– А сколько денег могло уйти на отправку Анны за границу?

– Я хотела отправить ее на год, это… значительная сумма.

– Если бы вышло так, что ваш коммерческий директор не смог бы оплатить расходы по отправке Ани за границу, то его махинации стали бы вам известны, – жестко проговорил Валера. – Возможно, он решил не рисковать и предотвратить раскрытие своих махинаций.

– Но… Ведь такое действие было бы очень ненадежным! После смерти Ани я могла бы положить на счет все семьсот девяносто тысяч, которыми он в настоящее время не располагает.

– Да, но впоследствии срок действия его депозита, на который он наверняка положил деньги, закончился бы, и, таким образом, недостающая сумма вновь была бы в его распоряжении. Какое-то время он бы постарался как-то скрывать от вас факт обмана. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Скажите, ваш коммерческий директор любит шампанское?

В этот момент с уст Инги Леонидовны, к нашему общему с Валерой удивлению, сорвалось незамысловатое ругательство. Мы невольно переглянулись, а Гурьев при этом недвусмысленно хмыкнул, за что я возмущенно глянула на него.

– Извините, – процедила Инга сквозь зубы. – Я спокойный человек, но только до тех пор, пока не сталкиваюсь с предательством. Я этого ублюдка по стене размажу!

– Вот это по-нашему! – возрадовался Валерий открывающейся перспективе. – Если что – я к вашим услугам и как репортер криминальной хроники, и просто как благородный человек, готовый прийти даме на помощь!

* * *

Когда наконец я вернулась домой, все мои чувства, сосредоточились на одном – непередаваемой усталости. Признаться, в тот момент лишь одна мысль согревала меня и придавала сил, чтобы добраться до своей квартиры. Так вот, эта мысль была о том, что день окончен, а вместе с ним окончено и мое импровизированное расследование. Эту счастливую новость я собиралась преподнести Володечке, как только окажусь на пороге своего родного дома.

Однако когда этот долгожданный миг настал, обессиленная, я открыла дверь ключом и вошла, кое-что выдающееся, хотя и не из ряда вон выходящее, привлекло мое внимание: это был потрясающий аромат готовящейся еды, кажется, что-то мясное жарилось или запекалось в духовке, уж не знаю, что придумал мой дорогой несравненный супруг… Признаться, усталость и апатия от этого куда-то улетучились, и я, быстренько переодевшись, радостно пропрыгала на кухню.

– Приве-ет! – довольно проговорила я, повисая на шее мужа. – Ой, а что это здесь такое вкусное?!

На плите в сковородке жарились сочные отбивные, а готовые уже были аппетитно разложены на блюде и украшены зеленью и помидорами. Помидоры – в апреле, ох, кажется, Вовка решил шикануть.

– Любимый, ты опять приготовил мне сюрприз, – с легким упреком, исключительно в свой адрес констатировала я. – Ух, какой же ты у меня хороший!

– Давай иди руки мыть, хоть поешь нормально в кои-то веки, – ворчливо отозвался Вовка, перекладывая готовые отбивные со сковородки. – Вкусно получилось, я уже попробовал, я их сначала в смеси уксуса и сметаны выдержал, а потом в сухарях панировочных обвалял.

В очередной раз подивившись кулинарным талантам супруга, я в приподнятом настроении проследовала в ванную. Что ж, не только Володя преподносит мне сюрпризы, я тоже не лыком шита и во время трапезы сообщу ему о том, что расследование закончено. Да уж, мой сюрприз весьма своеобразен, никто не спорит, однако супруг ему, безусловно, порадуется…

* * *

– Слушай, Ира, а давай куда-нибудь выберемся?

После императорского ужина – честь и хвала моему Володе – мы вместе устроились на диване, включив на среднюю громкость музыкальный центр с записью шедевров инструментальной музыки. Я упивалась божественными звуками композиции Эннио Морриконе, когда Володя вдруг неожиданно предложил:

– Сегодня?

– Ну да. Сейчас всего лишь семь часов, самое время, чтобы двум молодым еще людям немного развлечься. А то мы с тобой уже сто лет нигде не были.

Идея неплохая, была вынуждена признаться я. На самом деле из-за постоянной загруженности мы действительно редко куда-то ходили вместе, в основном в театр, приобретя билеты недели за две и готовясь к этому событию, как к чему-то особенному. А вот так, чтобы спонтанно куда-то выбраться, не испытывая при этом вины за невыполненные дела по службе или дому, такого практически никогда не случалось. Тем более был повод нарушить привычное существование.

– А что? – резонно заметила я, внутренне согласившись. – Давай выберемся.

Вовка издал радостный клич в духе индейских воинов и моментально вскочил с дивана, после чего галантно протянул мне руку. Я со смехом поддержала его игру, поднявшись, словно королева, покидающая свою карету.

– А куда мы пойдем? – спросила я, дабы определить, во что нужно одеваться.

– Предлагаю в кои-то веки посетить какой-нибудь популярный ночной клуб. Мы с тобой еще молоды, а подобные заведения почему-то игнорируем. Посмотрим хотя бы, а то перед коллегами иногда стыдно бывает. Только клуб будем выбирать не из тех, в которые мои студенты ходят, а что-нибудь посолиднее. Как ты на это смотришь?

– Да, в общем-то, положительно… – замялась я, невольно воспоминив клуб «Сильвер», в котором произошло убийство Ани. – А куда именно пойдем?

Похоже, Вовка понял мое настроение, потому что чересчур поспешно отреагировал на мою заминку.

– Давай пойдем в «Звездную ночь»?

Его голос звучал так просительно, хотя он явно пытался это скрыть, что отказаться бы было просто свинством. Поэтому я сказала:

– Давай в «Звездную ночь»!

* * *

В клуб мы пришли слишком рано, но кто же знал, что основные посетители здесь собираются ближе к одиннадцати вечера? Пока же мы последовали примеру других немногочисленных гостей «Звездной ночи», которые сидели в зале и вкушали удовольствия жизни. Правда, лица их при этом мне показались несколько унылыми, но, немного поразмыслив, я объяснила это тяжелыми трудовыми буднями, которые в конце концов подошли к логическому завершению. Была пятница, и утомленный подвигами на служебном поприще народ лениво наслаждался расслабляющими звуками мелодии.

– А здесь ничего, – заметила я, обводя взглядом интерьер в западноевропейском стиле с отделкой из светлого дерева. – Музыка, по крайней мере, приятная. Официантка принесла меню, которое можно было принять за произведение искусства, настолько красиво и качественно оно было выполнено. Коричневый кожаный переплет с золочеными уголками – даже это подходило общему стилю. Интересно, а кто отвечает за такие мелочи?

Мои опасения относительно высоких цен оказались обоснованными лишь наполовину: наряду с закусками, которые действительно стоили здесь недешево, предлагались и достаточно демократичные блюда. Мы заказали запеченные куриные окорочка, под венгерским соусом, картофельные кнедлики, салат из фасоли и разноцветное желе на десерт.

– Что будете пить?

Да уж, действительно, как это мы позабыли про вино?! Володя предоставил сделать выбор мне, а я в этот момент вспомнила сорта вин, предлагаемых в «Классике»… Почему бы и нет, попрошу что-нибудь французское.

Однако вино, по совести говоря, меня разочаровало, поскольку оказалось слишком… обычным, что ли, не выдающимся. Зато все остальное, включая десерт, было на высшем уровне. Захмелев от изрядного количества выпитого – все-таки бутылка на двоих – это немало, – я воодушевленно попросила Володю пригласить меня потанцевать – музыка как раз заиграла подходящая.

Стараясь никого не задеть на танцевальном пятачка – маловат он все-таки, ничего не скажешь, – мы следовали звукам мелодии группы «Скорпионс», давно ставшей легендарной. В какой-то момент я положила голову на плечо супругу и почувствовала себя очень счастливой, несмотря на то, что усталость предательски давала о себе знать. Но почему-то всегда бывает так, что удар случается тогда, когда его совсем не ждешь. Эта истина сработала и сейчас.

– Володь, мне надо выйти в туалет. Ты меня подождешь?

– Конечно. Я закажу еще что-нибудь выпить. Ты не против слабоалкогольного коктейля с натуральным ананасовым соком?

– Любимый, против я никогда не буду. Скоро вернусь!

Припав к Вовкиным губам от избытка благостных чувств, соответствующих здешней богемной обстановке, ну и, конечно, от повышенного уровня алкоголя в крови, я стала пробираться сквозь танцующие пары, направляясь к выходу из зала. В холле было прохладно, я поежилась, подходя к дамской комнате, и в этот момент боковым зрением уловила нечто в высшей степени интересное. Немолодой мужчина, из тех, применительно к которым уместно употреблять понятие благообразной наружности, помогал своей даме одеться. Еще до конца не сознавая, почему мое внимание привлекла именно эта пара, я внимательно следила за ними, наблюдая чрезвычайную заботу со стороны мужчины. Что же касается его дамы, то она выглядела шикарно в плане одежды и драгоценностей, но совершенно не соответствовала этому великолепию внешне. Слегка рыхловатая, что виделось даже на расстоянии, капризное выражение немолодого уже лица… – нет, когда твой возраст стремительно приближается к сорока, совершенно ни к чему строить физиономию юной недовольной девочки.

Наверное, сама я выглядела довольно странно, внезапно застыв посреди холла, и только присутствие здесь многих посетителей не выделяло меня из толпы, делая незаметной для наблюдаемой парочки. Осознав это, я вышла из оцепенения и в тот же момент поняла, в чем же причина такой моей реакции. Мужчина определенно был мне знаком – знаком не близко, но однажды нас представляли друг другу. В настоящий момент я имела честь лицезреть Максима Олеговича Ледова собственной персоной.

Помнится, в тот момент, когда его имя всплыло в моем затуманенном алкоголем мозгу, еще какая-то мысль предательски кольнула сознание и тут же оформилась в возмущенный внутренний монолог. Чего стоила демонстрируемая напоказ любовь Ледова к своей супруге, коли на самом деле его отношение к ней можно наглядно наблюдать сейчас?! Он разливался соловьем, превознося многочисленные достоинства своей спутницы, ее ум, обаяние, красоту, а сейчас, исполняя капризы этой склочной особы, глядя на которую нельзя не поразиться специфике вкусов некоторых мужчин.

Явное несоответствие жгло меня словно каленым железом, хотя в тот момент нельзя было сказать, что именно оно натолкнуло меня на внезапное понимание истины. Нет, оно пришло лишь спустя некоторое время, а пока, повинуясь какому-то неясному для самой себя побуждению, я инстинктивно последовала за удаляющейся парочкой. Не дойдя нескольких шагов до охранника, я услышала вопрос, обращенный к Ледову:

– Вы нас уже покидаете?

Мужчина вежливо подтвердил этот факт, а дама промолчала, сохраняя все то же презрительное выражение лица.

– Да-да, спасибо. Будьте так добры, уважаемый, подгоните нашу машину с автостоянки к самому входу. Кажется, идет дождь?

– Совершенно верно, господин Ледов. Сейчас я все сделаю, а вы пока подождите в помещении. Дождь действительно разыгрался не на шутку.

И охранник побежал исполнять приказание.

Подобно ему по степени быстроты, я пронеслась по холлу в зал, стараясь не налететь на кого-то из посетителей. Меня провожали удивленные взгляды, однако сейчас меня это мало беспокоило. В тот момент только одна цель казалась мне оправданной: нужно было как можно скорее, пока парочка не уехала, отыскать Вовку, чтобы предупредить его. Предупредить о том, что расследование еще не закончено и мне предстоит проверить одну догадку.

– Володечка, милый, пойдем скорее, я постараюсь все объяснить тебе по дороге! – на одном дыхании выпалила я, подбежав в нашему столику.

– Что случилось? – Мой вид потряс мужа до глубины души, это было очевидно. Я постаралась взять себя в руки, но продолжала тянуть его к выходу. – Пойдем, пойдем, сейчас не время для объяснений!

Схватив пальто у расторопной гардеробщицы, мы понеслись к выходу, одеваясь на ходу. Мы успели как раз в тот момент, когда Ледов со своей спутницей садился в машину. Оперативно поймав такси, благо желающих подработать частным извозом на территории клуба было в избытке, мы загрузились в автомобиль, и я попросила водителя следовать за только что отъехавшей машиной.

– Погоня, что ли? – недовольно и с опаской осведомился мужчина средних лет, невольно повинуясь моему требованию. Однако тут же добавил: – Я в эти игры не играю, прошу заметить.

– Никакая не погоня, просто нам необходимо знать, куда направляется некий человек, – раздраженно пояснила я. – Журналистское расследование, ничего опасного. Мы заплатим вам более чем щедро, так что успокойтесь.

При этих словах Володя вскинулся и произнес:

– Может, ты мне наконец тоже дашь какое-то объяснение? В связи с чем мы так поспешно покинули клуб? Разве каких-то несколько часов назад ты не говорила, что с расследованием покончено?

– Я действительно считала именно так, пока не всплыли кое-какие новые обстоятельства…

– Какие еще обстоятельства могли всплыть здесь, в клубе?!

– Тот господин, который только что так заботливо усаживал даму в кабриолет, не кто иной, как супруг Меранцевой. В тот день, когда нас представили друг другу, он показался мне образцом добропорядочности.

– Да? Вот тебе раз! А я-то, глупый, всегда полагал, что за образец ты принимаешь меня!

– Володь, это не шутка. Я и в самом деле тогда прониклась симпатией к этому человеку, а сейчас вдруг получаю доказательства, что он, оказывается, беззастенчиво изменяет своей дражайшей половине.

– Слушай, но ведь это дело житейское. Да не смотри ты на меня так, я имею в виду, что ничего криминального в этом нет, а в богатых кругах люди и вовсе относятся к этому совершенно спокойно. Или ты решила уличить этого дядю в измене, исходя из личной симпатии к Меранцевой?

– Да не совсем… Слушай, Володь, вот ты логически подумай и скажи, если я в чем-то не права. Богатый пресытившийся всем мужчина, у которого умная деловая красивая жена, какую любовницу скорее всего выберет? Ну теоретически…

– Даже, не знаю. Наверное, ту, которую подкинет случай.

– Сразу видно, молодой человек, что вы вряд ли когда-нибудь измените своей супруге, – включился в наш разговор внезапно подобревший водитель. – Ясно, что богатый солидный выберет в любовницы молодую и красивую, чтобы не стыдно было показаться с ней в обществе.

– Вот! – торжествующе, с чувством проговорила я. – Спасибо вам большое! Володь, молодую, красивую, да еще, желательно, покладистую, чтобы лишних проблем не возникало… Но не пожилую же тетеньку со склочным характером, имеющую странные представления о вкусе, но зато явно богатую! Она богата, понимаешь? Тебе о чем-то это говорит?

– Я так понял, что традиционной логики я все равно не пойму, – проворчал Володя. – Нет, мне это ни о чем не говорит.

– И мне тоже, – была вынуждена признаться и я. – Только чует мое сердце, что в отношениях этих двоих кроется нечто большее, чем обыкновенная страсть или привязанность. Он эту дамочку просто обхаживает, а спрашивается, зачем? Про таких, кажется, принято говорить «ни кожи ни рожи».

– Ладно, а зачем мы, собственно, за ними едем? Будем публично уличать их в измене и брать клятву больше никогда не прелюбодействовать?

– Боже упаси! Ну и юморок у тебя открылся, любо-дорого послушать! Я просто хочу убедиться, что эта тетенька не родственница Ледова, приехавшая из какого-нибудь отдаленного края в гости, которую он повел развлечься. Желательно бы еще на всякий случай выяснить, где эта ласточка проживает. Чует мое сердце, что наши с ней дорожки еще сойдутся. Называй это как хочешь, только у меня стойкое ощущение, что я только что узнала что-то очень важное, поэтому отпустить их так просто, не проследив за ними, я не могу.

– Ладно, Ир, тебе виднее. Кстати, мы приехали.

– Ты посидишь здесь, а я постараюсь незамеченной посмотреть, куда они пойдут.

– Ага, прям так и разбежался! Нет уж, дорогая моя супруга, сидеть в машине будешь ты, а следить – я. И никакие возражения не принимаются.

Мне пришлось провести двадцать бесконечных минут, в течение которых муж отсутствовал. Наконец дверь машины отворилась, и Вовка забрался в салон, внеся с собой порцию холодного воздуха.

– Б-р-р, холодно сегодня! Все лужи замерзли, когда весна-то настоящая придет?

– Володь, ну что там?

– Ты знаешь, кажется, ты была права. Они прощались совсем как мы с тобой, когда только познакомились, долго не расходились, он ей ручку целовал, а она хихикала, да как противно. Действительно, несимпатичная тетка! Ну так вот, потом она машину на сигнализацию поставила, а он пошел ловить такси. Так что насчет богатств ты была права, тачка у нее поражает воображение. Да и дом тоже не хилый, простые люди в таком не живут. Там домофон стоит, так что квартиру выяснить не удалось, уж не обессудь.

– Да ладно, дома и подъезда вполне достаточно на крайний случай. Слушай, мне эта пара покоя не дает. Ты говоришь, машина принадлежит ей?

– Ну да. Что делать-то собираешься?

– Не знаю пока точно, но кое-что выяснить не помешает. А сейчас предлагаю поехать домой, мы уже и так злоупотребляем временем нашего спасителя! – С этими словами я благодарно посмотрела на водителя.

– Наконец-то слышу дельное предложение! – вздохнул муж.

Машина развернулась на сто восемьдесят градусов и повезла нас к родному дому. Мелкие снежинки, кружащиеся в воздухе, могли бы поспособствовать лирическому настроению, но, конечно, при более подходящих обстоятельствах. Днем весна упорно удерживала свои законные права, но к вечеру, очевидно, уставала и потому невольно сдавала позиции. Апрельский морозец покусывал щеки и руки случайных прохожих, возвращающихся домой в столь поздний час. Я задумчиво глядела в окно на проплывающие мимо картины ночного города и размышляла.

Мысли текли плавным потоком, порой приостанавливаясь и выдавая в качестве важной какую-то одну. От размышлений, касаемых трудностей человеческих взаимоотношений, я почему-то незаметно перешла к такому фактору, как ложь. Возможно, интуиция без участия сознания связала только что открывшееся мне с событием недавним и теперь настойчиво протягивала мне концы этих взаимосвязей.

«Обманувши раз, кто тебе поверит?» – гласит народная мудрость. С Ледова на моих глазах слетела защитная пелена, которая делала его в моих глазах неуязвимым и порядочным. Я поняла, что в тот момент, когда произошло убийство, он вполне мог находиться за кулисами, и у меня даже было косвенное доказательство – я увидела его с подносом, на котором стояли презентационные изыски. Однако его заботливость, такая естественная и непринужденная, его чрезвычайно веселый и доброжелательный нрав и многие другие черты обаяния создали ему надежную защиту. Теперь эта защита слетела, неудивительно, что мысли мои потекли в ином направлении.

Доселе у меня и мысли не появлялось, чтобы проверить господина Ледова. Я бросалась за подозрительными личностями, составляющими окружение Меранцевой, но ее муж оставался неприкосновенным. Мне казалась, что я помогла отыскать того, кто имел веские основания совершить это преступление. Но в самом ли деле виновен именно Аркин? Сейчас я уже совсем не была в этом уверена.

А для чего Ледову понадобилось убивать Анну? Вопрос прорезался в моем сознании и заставил предоставить достойный ответ, но его-то как раз и не было. Пока. Потому что я непременно постараюсь отыскать его. И сердце подсказывало мне, что ответ непременно окажется связанным с супружеской изменой Ледова.

* * *

«Совет в Филях» – наверное, этим, ставшим нарицательным словосочетанием вполне можно было охарактеризовать наше сегодняшнее собрание. Утром я позвонила Валерию и рассказала о том, свидетельницей чего стала в прошедший вечер. Несмотря на выходной день, он приехал ко мне домой, и теперь мы втроем, я, Вовка и Гурьев, сидели за столом, пили чай с печеньем и пытались выдвинуть какие-то правдоподобные версии относительно личности господина Ледова.

– Лицемерие – конечно, грех, только он еще не означает, что человек способен совершить и совершил убийство.

Этого мнения придерживался мой супруг, но ни я, ни Валера особенно не разделяли его. Лицемерие в той или иной степени присутствует в каждом человеке, и большинство даже не особенно старается скрыть это. Однако, когда человек совершает неблаговидный поступок, он в корне меняет твое к нему отношение. И трудно смириться с этим. Окружающие невольно начинают искать в нем и другие негативные черты, которые прежде не замечали, и обычно они быстро отыскиваются.

– Я, Володь, с тобой спорить, конечно, не стану, но только, уверяю, и в словах твоей дражайшей половины есть зерно истины. Конечно, никто не говорит, что Ледов укокошил девчонку. Для такого вывода у нас по меньшей мере нет доказательств. Но и чтобы признать, что он чист, аки слеза младенца, теперь придется попотеть. Так просто оставлять это нельзя. К тому же мне тоже не нравится идея со страшной тетенькой, на которую он променял Меранцеву. Таких женщин, как Инга, так запросто не оставляют. Значит, есть какая-то причина, почему он с этой страшилкой сошелся. Вот ее-то нам и нужно прощупать!

– Так… Я все понял. Только и у меня тоже есть право голоса. Есть или нет? – спросил Володя, обращаясь теперь исключительно ко мне.

– Конечно, – ответила я, не раздумывая ни секунды.

– Тогда я им, пожалуй, воспользуюсь и запрещу тебе, Ирина, распутывать это дело и дальше. Хоть я и нечасто тебе приказываю, но сейчас попрошу воспринять мои слова именно как приказ. Человек, которого ты ищешь, очень хитер, раз сумел так ловко обмануть множество людей и среди них ту, которая прекрасно его знала, – свою жену. Если ваша догадка относительно его виновности верна, то он не остановится ни перед чем, чтобы помешать всплыть истине. Предлагаю это дело и все имеющиеся по нему сведения передать в милицию. Ведь это работа для правоохранительных органов, а не для одиночек-любителей. У меня одна жена, и я не хочу ее терять!

Последнее было заявлено весьма категоричным тоном, не терпящим возражений. Даже я поняла в тот момент, что не смогу, как обычно, воспротивиться воле мужа, если не хочу иметь серьезные последствия такого шага. Да, честно говоря, я и сама сознавала, что Володя прав.

– Правильно говоришь, – энергично кивнул Гурьев и повернулся ко мне. – Действительно, тебе лезть в это дело совершенно незачем. Я как-нибудь по своим каналам постараюсь все выяснить, а тебе буду докладывать обстановку.

– Что значит «по своим каналам»? Тебе тоже нежелательно действовать одному. Хитрость Ледова распространяется не только на меня.

– А я и не собираюсь действовать один, – заявил Гурьев. – Я вообще-то имел в виду, что свяжусь со своими приятелями из ментуры и попрошу их неофициально – реклама нам ни к чему – помочь в деликатном деле, вот и все. Как вам такой вариант, товарищи супруги?

Когда мы хором ответили, что этот вариант будет самым приемлемым, Валерка снова обратился ко мне:

– В ближайшее время поздно ночью не ходить, на подозрительные звонки не отвечать и вообще на провокации не реагировать. Будем действовать активно, но осторожно. А что касается твоего, Володя, предложения подключить официальное расследование, то этот вариант не самый лучший, и я тебе расскажу почему. Ребятки там работают горячие и импульсивные, они своими действиями могут загубить все дело. Сам же говоришь, что Ледов хитер. К примеру, они его с пылу сцапают, а он выкрутится, и что потом? Кто в первую очередь пострадает-то? Тот, кто все это затеял. Вот так-то!

Нам нужно найти доказательства вины Ледова, только не косвенные, а конкретные, и передать их Меранцевой. Несмотря на кажущуюся мягкость, она женщина умная и хваткая, если уж даже такой человек, как Сушенков, к ее мнению прислушивается. Уж она-то найдет способ разобраться с преступным супругом! Но для этого Инга должна нам поверить. Кстати, черкни-ка мне координаты той дамочки, которую Ледов домой провожал, надо бы выяснить, кто она такая.

На этом мы разошлись. Валерка отправился исполнять очередное задание, которое вручил ему в руки случай, а мы с Вовкой еще долго обсуждали превратности судьбы, знакомые как всему человечеству в целом, так и отдельным его представителям в частности. Эта ничего не значащая на первый взгляд беседа хоть немного отвлекла меня от грустных мыслей.

* * *

В понедельник с самого утра я ощущала жуткую нервозность. «Чувствую себя как уж на сковородке». Сейчас эта смешная ассоциация подходила к моему состоянию лучше. Рабочие дела, как назло, скопились в большом количестве, нужно было оперативно ликвидировать задолженность перед родной службой, а у меня не было ни сил, ни творческого потенциала. Тупо глядя на план передач последующего месяца, я пыталась выделить приоритеты, чтобы приступить к их реализации в первую очередь, однако мысли путались и все время наталкивались на какой-то внутренний барьер.

Валерки на рабочем месте не было, и это означало, что он ввязался в активное участие расследования. Я волновалась, ерзала на рабочем месте, то и дело вскакивая с места, чтобы посмотреть, не появился ли Гурьев. При этих моих действиях на лице Павлика воцарялось ленивое недоумение, он демонстративно провожал и встречал меня недоумевающим взглядом, но вопросов не задавал. Сейчас эта его черта – показное равнодушие – чрезвычайно меня устраивала, хотя я понимала, что на самом деле Павлик очень хочет узнать, что так занимает мои мысли.

Кроме нас двоих, в кабинете больше никого не было: у Галины Сергеевны и Леры был законный выходной. Оператор по своей неискоренимой привычке восседал в моем кресле, однако сейчас у меня не было ни сил, ни желания отвоевывать законную позицию. Дурацкое состояние, делать ничего не могу, только создаю видимость работы, так безрадостно думала я, перечитывая содержимое примерного плана, наверное, уже в десятый раз. Валерка, ну где ты? Хоть бы уж позвонил…

Гурьев появился в конце рабочего дня, когда я усилием воли, взяв себя в руки, заставила-таки себя работать. Взлохмаченный, как-то странно осунувшийся, но с горящими азартом глазами он прошел мимо нашего кабинета, дверь в который я сегодня специально не закрывала, дабы не проворонить его приход, и, не останавливаясь, бросил на ходу:

– Ирин…

Я вскочила и быстрыми шагами направилась к выходу:

– Ну что?!

В своем кабинете Гурьев неторопливо включил чайник, достал банку кофе с сахаром и принялся готовить себе напиток. При этом еще имел наглость как ни в чем не бывало осведомиться у меня, изнывающей от нетерпения:

– Тебе чай или кофе?

– Валер, я сейчас тебя побью, – совершенно честно предупредила я. – У тебя есть новости или нет?

– Новости-то? О, хороший кофе купил, рекомендую. Да, есть что порассказать. – Взглянув на меня, товарищ довольно широко улыбнулся и сообщил: – А знаешь, ты была права. Ледов действительно оказался тем еще типом. Слушай же!

И Валерка поведал мне историю, которая объясняла если не все, то, по крайней мере, очень многое.

Прежде всего, он рассказал о том, как удалось вывести господина редактора на чистую воду. Этот момент Гурьев описывал достаточно красочно, потому что сам принимал в нем непосредственное участие.

– Короче, как я и говорил, связался я с двумя своими корешами, которые трудятся в нашей доблестной милиции. Так, мол, и так говорю, не в службу, а в дружбу и тому подобное… Ну ребята вникли и обещали помочь. Установили мы за господином Ледовым поочередную слежку, и, как водится, повезло его вычислить мне. Прежде всего мы с ребятами все обсудили как следует и решили, что надо поймать того самого шантажиста, который хозяйке «Классики» проходу не давал. Ведь ясно, как день, что не Сушенков ее шантажировал, ему-то теперь смысла нет, раз он с Гереновой сотрудничает. Ну вот, с госпожой Меранцевой я поговорил, так, мол, и так, всплыли новые обстоятельства, надо бы ваш телефон на прослушивание поставить. Конечно, ничего про ее суженого говорить не стал, отделался туманными объяснениями. Но она вроде и вопросов особых не задавала, говорит, делайте, что считаете нужным.

Позвонил он ей вчера. До этого мы Ингу обо всем расспросили и выяснили, что звонки повторяются нерегулярно, а как придется. Задача наша от этого, конечно, усложнялась, но что поделаешь? Пришлось каждый звонок фиксировать на телефонной станции – опять-таки ребятки со своим служебным положением как нельзя кстати пришлись.

– А почему Инга сама не пыталась определить личность шантажиста? С ее-то возможностями она вполне могла это сделать.

– Ты дослушай. Хмырь звонил ей по сотовому, номер которого числился на мужике по фамилии Котапов. Неделю назад этот господин был убит, когда возвращался поздно ночью: прямо около собственного дома его наркоманы замочили, ребята специально смотрели по сводкам. Уж не знаю, как его телефон попал в руки к Ледову, может, они дружбу водили, и Котапов телефончик ему на время дал, а потом приказал долго жить, однако факт остается фактом: Ледов звонил именно с этого телефона. Когда я следил за ним, то мне удалось подслушать его разговор, когда он под видом анонима звонил своей супруге. Кстати, Инга, оказывается, выясняла на станции, кому принадлежит телефон с таким номером, ну ей и ответили, так, мол, и так, назвали фамилию. А когда она попыталась установить личность звонившего, то уперлась в тупик – гражданин-то умер. Ну и как ей после этого нужно было действовать? Землю рыть? А у нее сейчас и без того хлопот полон рот, подозрение в убийстве, это тебе не хило.

– А как же на телефонной станции номер телефона умершего Котапова не аннулировали?

– Поскольку срок действия телефонного тарифа составлял месяц, то еще недели две им можно было пользоваться, не боясь отключения, – счет был оплачен. А что касается смерти владельца, то о ней ведь никто не сообщал. Вот господин Ледов и пользовался чужим имуществом в своих неблаговидных целях.

– Понятно! Но непонятно, для чего он это делал.

– А вот это, как говорится, совсем другая история. Ты помнишь ту дамочку, которую Максим Олегович до хаты провожал и страстно целовал на прощание? Извращенец, я бы столько не выпил. Ну это я к тому, что тетенька действительно положительных эмоций не вызывает. Внешностью, по крайней мере, потому что в остальном она ого-го! В смысле, богатая очень. Некая Ольга Морина владеет целым состоянием, которое ей оставил первый муж, почив в сырой земле. Это давно было, не знаю, может, лет пятнадцать назад, когда дама была несколько симпатичнее. Родители у нее оказались людьми предприимчивыми, состоянием сумели распорядиться подобающим образом, в результате чего сейчас тетя занимает видную должность в крупной фирме по недвижимости, а папаня ее там директорствует. В общем, нормально устроились, только вот у Олечки с личной жизнью не складывалось до недавнего времени… Ну неудивительно, ты ж ее видела! А где-то полгода назад или чуть меньше она познакомилась на каком-то светском рауте с обаятельным гражданином Ледовым. Это была любовь с первого взгляда, – дурашливо протянул Валерка и в сердцах вымолвил: – Фу, гадость! Ну вот, как водится, этот «настоящий полковник» ей жениться обещал. Документик показывал, в котором в определенной графе значилось: «Разведен». Сечешь? С Меранцевой они официально разведены были уже года три или даже побольше, но как бы совместно бизнес вели, Максим Олегович главным редактором журнала «Классика» числился. А то, что они жили вместе после развода, неудивительно, – вас, женщин, разве поймешь… Сначала развода требуете, а потом назад принимаете. Ну вот скажи, зачем Меранцевой с ее положением и внешностью нужен был Ледов? Не знаешь? И я тоже. Однако после развода она через какое-то время его простила и стали они жить-поживать.

– Добра наживать? – машинально продолжила я.

– А вот это тоже разговор особый, насчет добра-то! Ведь вокруг него все и закрутилось. Восемь лет назад, когда «Классика» уже существовала, Меранцева вышла замуж за Ледова. От первого брака у нее осталось двое детей, сейчас они уже взрослые и живут за границей. Предприятие числилось за Ингой, а Ледову она дала должность и возможность трудиться на благо общего дела. Он никогда против такого расклада не возражал. Но алчность – штука коварная, никогда не знаешь ее пределов, и не предсказать, когда она расцветет пышным цветом. Вот и Ледову захотелось быть самостоятельным и богатым. А как это сделать, если все, что нажито непосильным трудом Инги, записано на нее? Если ее убить, то все достанется детям от первого брака, а бывший муж не получит ничего. Вот Максим Олегович и задумал уйти к Ольге Мориной, благо она сама была не против такого расклада. Женское счастье – был бы милый рядом, ну и так далее… Деньги – это, конечно, хорошо, а муж в придачу – еще лучше.

– И что?

– А то! Просто так он мог к ней уйти? Заметь, она и понятия не имела, что у него ни кола ни двора. Думала, что он – товарищ обеспеченный, а другого бы она и не приняла. Чтобы он ее богатством за здорово живешь наслаждался? Ну уж нет, тетушка не так глупа! Поэтому Ледов и пытался добиться от Меранцевой согласия на повторную регистрацию их брака, причем о разводе практически никто из их знакомых и понятия не имел. Когда он стал бы владельцем части акций «Классики», то мог претендовать на совместное имущество, вот тогда бы можно было и уйти с честью.

– Валер, я все равно не понимаю, почему он убил Анну?

– Слушай дальше и не перебивай. Сама по себе Анна не представляла для него никакого интереса. Однако она была перспективной стажеркой, и ее смерть привлекла бы широкое внимание к Меранцевой. Так и случилось. А если еще и подстроить все так, чтобы сотрудники говорили о том, что эта смерть Инге была выгодна… Ледов старался казаться мужем-простофилей, который находится при умной жене, а на самом деле был ужасно хитрым. Ему было необходимо устранить Ингу на некоторое время, чтобы взять в свои руки годовые обороты организации.

– Вряд ли ему бы удалось засадить свою супругу, – задумчиво рассуждала я, устремив взгляд перед собой. – Ведь не арестовали же ее до сих пор. Получается, дело было спланировано вовсе не так тонко?

– Тут есть еще один щекотливый момент… Помнишь то, о чем тебе говорила секретарша? Ну про двух девушек, которые якобы были проданы за границу на панель?

– Помню, – встрепенулась я.

– Так вот, я почти уверен в том, что это дело было устроено при непосредственном участии Ледова. У меня есть доказательства того, что некоторое время назад он поддерживал отношения с людьми, занимающимися покупкой и продажей живого товара. Возможно, тогда он и провернул эту аферу. Очевидно, Ледов совершал ее на будущее, так сказать, глядя на перспективу. А сейчас как раз наступил самый удобный момент, чтобы нанести Меранцевой сокрушительный удар.

– То есть?

– Предположим, убийство Ани было первым шагом, который привлек к Меранцевой заинтересованные взоры. В запасе у Ледова имелось еще одно преступление, якобы совершенное супругой. Эту бомбу следовало взорвать, и тогда всплыла бы та информация, которую дала тебе секретарша. Игра была тщательно спланирована, и, полагаю, Ледов в ближайшее время постарался бы убедить Ингу поскорее заключить брак и переписать на него все имущество. Тем более для этого имелась причина: опасность конфискации. Но эта версия пока еще требует проверки.

– А смерть Дабровского? Она как-то связана со всем этим?

– Дабровского пришили конкуренты, – вздохнул Валерий. – Это практически не вызывает сомнений – исполнителя удалось взять, он раскололся. Так что Дабровский тут ни при чем.

– А Ледов, получается, действовал в одиночку?

– Скорее всего. Если у него и были помощники, то случайные, ты же сама видишь, насколько он хитер, а доверчивость с этим не сочетается.

– Значит, это он пытался меня убить…

– Конечно, ведь он к тому времени осознал серьезность твоих намерений. Вряд ли он стал бы нанимать киллера, чтобы осуществить задуманное, слишком уж велик риск. Хотя и такой возможности я не отвергаю.

Глава 10

Когда на город спустились густые сумерки, постепенно затухли человеческие страсти – радости и беды заканчивающегося дня, из высотного здания, расположенного на одной из центральных улиц города, вышла молодая привлекательная женщина. Ее лицо было задумчивым, в глазах отражался холодноватый блеск, и печаль, излучаемая ими, казалось, шла от самого сердца. Так и было на самом деле.

Прохожим нетрудно было узнать в этой медленно бредущей особе местную тележурналистку Ирину Лебедеву. Уже давно закончился рабочий день, который сегодня оказался для нее ох каким долгим. Столько всего пришлось переосмыслить за эти часы, столько обсудить, столько заново пережить… Напоследок Валера Гурьев многозначительно уставился на свою собеседницу и задал давно тревожащий ее саму вопрос:

– Ну и что теперь ты будешь со всем этим делать?

Ирина очнулась, сбросив оцепенение, и чуть испуганно проговорила:

– Ты о чем?

– А то ты не поняла! Я о том, что расследование было неофициальным, а значит, и результат его тоже неофициален, и идти с ним в милицию явно не стоит. Вряд ли Меранцева возрадуется перспективе такого рода скандала вокруг своей особы. А ведь ты ей симпатизируешь, это точно, значит, не окажешь недобрую услугу, обнародовав тот факт, что ее муж пытался ее гнусно подставить. Поэтому я и спросил, что ты собираешься делать.

– Не знаю, – растерянно, как могло показаться на первый взгляд, ответила Ирина.

Однако ее неуверенность не обманула Валерия Гурьева, привыкшего к некоторым странностям характера своей подруги и коллеги, умеющего отделять ее настоящую растерянность от мнимой. Он медленно поднялся, надел пальто и направился к выходу. На пороге, однако, приостановился, обернулся и, глядя Ирине в глаза, сказал:

– Я свою миссию выполнил, дальше дело за тобой. В бабские дела я не полезу, так что представить Инге результат расследования торжественно поручаю тебе.

И вот этот момент настал.

Ирина шла по проспекту, пытаясь определить, хотя бы примерно, как отреагирует Меранцева на предоставленные сведения. Ей было и страшно, и грустно, и неприятно одновременно от того, что именно ей предстоит посвятить Ингу в сокрытые доселе перипетии ее собственной жизни.

«Как она могла так обмануться?» – мысленно задавалась вопросом Ирина и не находила на него ответа. Еще в самый первый момент их встречи Инга Меранцева показалась ей дальновидной и мудрой женщиной. Не заметила опасности потому, что она исходила от очень близкого человека, – так думала Ирина, чтобы найти хоть какой-то ответ на занимающий ее вопрос.

Внезапная догадка осенила ее и заставила сердце биться быстрее. Ирине вспомнилось, как она впервые разговаривала с Меранцевой о перспективе проведения независимого расследования в день, следующий за убийством Ани. Тогда еще у нее не возникало никаких подозрений как по поводу самой Инги – разговора с Ниной еще не было, – так и директора «Классики» в совершенном преступлении. Тем не менее Ирине показалось, будто ее собеседница сознательно не желает проводить расследование, однако же не против того, чтобы этим занялся кто-то другой. Не было ли это намеком на то, чтобы Ирина взялась за это дело?

«Она знала! Знала! – Эти слова чуть не сорвались с губ изумленной телеведущей, чья внезапно застывшая посреди дороги фигура провоцировала возникновение удивленных взглядов со стороны прохожих. – По крайней мере, догадывалась, потому и сказала, что не будет проводить свое расследование. Ну конечно, личные причины! Она говорила о том, что никому не будет мешать докопаться до истины…» Но теперь это произошло, и Ирина идет к владелице «Классики», чтобы обо всем поставить ее в известность.

Эти мысли бродили в голове Ирины, когда она уже довольно быстро шагала по тарасовскому бродвею.

* * *

Достав из сумочки несколько фотографий и диктофон, Ирина выложила все это на стол. Хозяйка дома усмехнулась одновременно печально и насмешливо, протянула руку и лениво перебрала снимки. На каждом из них был изображен ее супруг. Вот он вместе с Ольгой Мориной входит в элитный ночной клуб, нежно поддерживая ее под руку. Вот они танцуют на какой-то вечеринке, а вот он обнимает ее, стоя, судя по снимку, возле ее дома. Отношения между этими двумя людьми были очевидными даже на фотографиях.

– Неожиданно, очень неожиданно, – покачала головой Инга. – Вы случайно раздобыли это или целенаправленно искали материал?

– Инга, прежде чем делать какие-то выводы, прошу вас послушать запись разговора вас и вашего супруга, который состоялся вчера. И, как ни ужасно я себя чувствую при этом, однако вынуждена сказать вам, что ваш супруг виновен в смерти Ани.

Недолгое молчание нарушил какой-то надтреснутый, изменившийся голос Ирининой собеседницы.

– Глядя на эти фотографии я, кажется, понимаю его мотив, – вымолвила Инга. Ее лицо при этом оставалось непроницаемым. – А что там на диктофоне? Хотя, мне кажется, что я уже догадываюсь об этом. Мой дорогой муж и был тем загадочным шантажистом, которого мне не удалось вычислить, так?

Ирина кивнула.

– Он прятался за личностью Сушенкова? Ничего не скажешь, умно.

– Инга… Развейте мою догадку: не были ли вы в курсе того, что ваш супруг виновен, с самого начала?

– Нет, это не так. Я совершенно не подозревала мужа, однако так или иначе понимала, что в преступлении замешан кто-то из близких мне людей. Естественно, я попыталась вычислить, кто же виновен в смерти девушки, однако мне казалось, что все ведет к Дабровскому. Девушка крепко взяла его в оборот, их отношения обошлись Виктору довольно дорого, и мне казалось, что он все платит и платит… Потому я и успокоилась, когда получила известие о его гибели. Поверьте, я была уверена, что именно он убил Аню, так как она якобы тянула из него деньги. А потом появились вы и рассказали о звонке, который якобы состоялся от моего имени. Я была вынуждена дать вам какое-то объяснение, возможно, сейчас у вас есть основания считать, что я намеренно покрывала своего мужа Максима, однако это не так. До теперешнего момента я не видела, да и не могла видеть мотива убийства Ани, как не могла и представить, что он вообще способен на преступление. Что там говорить, если я даже не могла предположить о том, что он так хитер! Вот так-то! Очевидно, это издержки такого хода со стороны женщины, который имел место в моей жизни: я выходила замуж вторично и будучи богатой женщиной. Признаться, я никогда не боялась оказаться добычей искателя приключений или денег, но вот, как видите, ошиблась. Ведь, как я понимаю, он хотел оставить меня ради этой женщины на фотографии?

– Да. Но, думаю, ее судьба вряд ли оказалась бы завидной, потому что ваш муж скорее всего охотился не за ней, а за ее богатством. А она очень богата! Но как же за восемь лет совместной жизни вы так и не заметили в своем муже этой патологической тяги к деньгам?

– Наверное, вы не совсем правы, потому что поначалу положение вещей Ледова определенно устраивало. У него была работа, он не испытывал нужды, считался хорошим специалистом своего дела. До этого у него не водилось больших денег, он трудился корректором в одном из местных издательств, но его упорство, оптимизм и обаяние делали ему честь. К тому же он всегда великолепно выглядел, умел пустить женщинам пыль в глаза, вводя в заблуждение относительно своей персоны. Короче говоря, преподнести себя наилучшим образом. Меня восхищала в нем неутолимая жажда жизни, энергия, веселый нрав. Я была одна, не нуждалась в деньгах, зато, как и все одинокие дамы, испытывала потребность в мужском участии и потребность положиться на кого-то. Мне нужен был мужчина, и он явился. Но кто знал, какого рода аппетиты проснутся у него спустя несколько лет совместной жизни?

Инга провела рукой по лицу, будто сгоняя с него тоскливое выражение, и уже через секунду взгляду собеседницы предстала ее улыбка.

– Что-то я расхандрилась. А на самом деле ведь уже давно исповедываю правило: не расстраиваться из-за недостойных людей и событий. Спасибо вам, Ирина, будьте уверены в том, что преступник понесет справедливое наказание.

– А что вы собираетесь сделать?

– Если вам это интересно, то лично я не собираюсь делать с ним ничего особенно радикального. Мы ведь официально в разводе, значит, для того чтобы поразить его в самое сердце, мне нужно лишь выгнать его из дома и уволить с работы. Возможно, я постараюсь перекрыть кое-какие каналы в городе, чтобы он не смог устроиться на значительную должность. Вот и все, больше я ничего не стану предпринимать. Пожалуй, это будет одним из самых страшных наказаний, которое он когда-либо мог ожидать от меня.

– И вы считаете это достаточным, чтобы наказать вашего мужа за преступление?

– Нет, разумеется, не считаю.

Инга вновь пододвинула к себе пачку фотографий и стала всматриваться в самую верхнюю.

– Ирина, я ошибаюсь или же эта женщина действительно Ольга Морина? – Полученное подтверждение вызвало лениво растянувшуюся улыбку на губах Меранцевой. Она поднесла фотографию поближе, и на лице ее возникло странное выражение удовлетворения. – Дочь директора фирмы «Наша крепость»? Тогда, полагаю, ей будет чрезвычайно интересно узнать о событиях, связанных с ней непосредственно. А также не сомневаюсь в том, что она захочет внести посильный вклад в наказание за преступление…

Эпилог

На моем рабочем столе лежала газета «Тарасовские вести», раскрытая на второй полосе. Не нужно быть провидцем или хотя бы мудрецом, чтобы определить предмет интереса моего и моих коллег, столпившихся сейчас вокруг стола. Все пребывали в молчании, что в принципе было довольно непривычным, учитывая профессиональную направленность нашего коллектива. Однако сейчас немой ступор коллег имел вполне объяснимые причины.

Статья, заголовок которой привлек мое внимание минут пятнадцать назад, называлась «Дьявольское величие несчастного случая». Вообще-то по традиции вторая полоса данного издания посвящалась различным криминальным событиям, происходящим в нашем городе, но за неимением лучшего авторы время от времени прибегали к описанию многочисленных драк, а также несчастных случаев, таких, например, как автомобильные катастрофы или пожары. Как раз подобному роду происшествий и был посвящен небольшой опус местного репортера, постаравшегося передать случившееся в прямом соответствии с рубрикой, то есть максимально сжато и без выражения собственного отношения к происшествию.

«В минувший понедельник в очередной раз пополнилось количество жертв, возникших в результате пожаров. На сей раз стихийное бедствие случилось в загородном районе «Таринские дали», где располагаются дачи многих жителей нашего города. По имеющимся в ходе журналистского расследования сведениям, гражданин Ледов Максим Олегович, отдыхая на природе в собственном доме и находясь в нетрезвом состоянии, устроил пожар, заснув с зажженной сигаретой. Пожар имел значительные масштабы, и только удаленность участка Ледова от других домов не позволила огню перекинуться на соседние постройки.

Сам Ледов сильно пострадал и был доставлен с многочисленными увечьями в областной ожоговый центр. Для возвращения в нормальную физическую форму ему необходимо дорогостоящее лечение. До печального события Максим Олегович занимал должность главного редактора журнала «Классика», выпускаемого на базе известного в нашем городе одноименного ресторана, а также руководил поставками продуктов из регионов.

Необходимости проведения следствия по факту происшествия нет, так как причины возникновения пожара очевидны».

* * *

Журналисты – люди беспристрастные, по крайней мере они сами хотят в это верить. Поэтому неудивительно, что автор статьи не указал, почему Ледов находился на даче один и в такое неподходящее время года. Мало кого интересовал и тот факт, что вообще-то Максим Олегович не курил вот уже шесть лет. От этой вредной привычки его отучила прежняя супруга, Инга Меранцева. Однако она к происшедшему инциденту не имела ровным счетом никакого отношения…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg