«Сё вид отечества… Этюд»

Собака лает, ветер носит.

Борис у Глеба в морду просит.

Кружатся пары на балу.

В прихожей – куча на полу.

Луна сверкает, зренье муча.

Под ней, как мозг отдельный, – туча.

Пускай Художник, паразит,

другой пейзаж изобразит.

И.А. Бродский

Гомон у подъезда стоял жуткий. Вовка Смирнов, уснувший только с восходом, сопротивлялся экстремальной побудке изо всех сил: зажал уши между плеч, обхватив голову руками, зарылся поглубже в ворох тряпья, служившего ему постелью. Но безошибочно узнаваемый визгливый голос Сирены эту жалкую звукоизоляцию пробивал только так:

– А я предупреждала!.. Сколько раз!.. Притон!.. Докатились!

Её пронзительным воплям вторил бабий хор тоном пониже:

– Алкаши… допились… управы на Смирниху нет… только взятки брать…

"Материны клиенты чего-то натворили, – тоскливо подумал Вовка. – Сейчас Вадимыч мамку и ейного рукосуя вздрючит, а прилетит опять мне. Нет бы этого живодёра в обезьянник пристроить… До чего же гнусное лето!"

В отличие от подавляющего большинства сверстников, Вовка летнюю пору не любил. Некуда ему летом приткнуться. Школа закрыта, дворовая пацанва на каникулы разъезжается. Мать, помахавши с утра полчаса метлой, остальное время торчит дома. А с ней и хахаль, который по случаю "высокого сезона" тунеядствует, накачиваясь дармовым самогоном сожительницы. Стоит Вовке сунуться в хату – водички попить или (вот наглость-то!) перехватить жратвы, – его обкладывают матюками. Это ещё если повезёт, и "отчим" не прибегнет к своему излюбленному методу воспитания.

Приходится бедному пацану целыми днями болтаться по городу, подбирать объедки в "тошниловках" и пивнушках, чтобы не сдохнуть с голоду, бегать и прятаться от неприкаянного хулиганья, гоняющего чужаков со своей территории. А в этом году ещё и погода гнилая. Весь июль лило, не переставая, вот и август начался с дождя…

– Тихо! Р-разойтись по квартирам! – рявкнул участковый Вадимыч, перекрывая галдёж. – Сидите и ждите, пока мы не придём снять показания.