«Однажды в Америке»

Однажды в Америке (fb2) - Однажды в Америке [litres] (пер. И. И. Мансуров) 1772K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Гарри Грей

Гарри Грей Однажды в Америке

Моим истинным и верным друзьям

М., Б., Г. и С.

Глава 1

Косой Хайми взволнованно перегнулся через парту. Его голубые глаза смотрели в разные стороны. Он был настойчив и серьезен. Его голос звучал подобострастно.

– Эй, Макс, послушай, Макс. Ты слышишь меня, Макс? – шептал он просящим тоном.

Большой Макси бросил взгляд на учительницу, старую Булавку Монс, которая грозно сидела за столом далеко впереди, во главе нашего седьмого класса. Он положил на колени обернутый в бумагу роман и с раздражением посмотрел на Косого. Взгляд у него был острый и прямой; он вел себя спокойно и уверенно. В его голосе звучало пренебрежение.

– Почему бы тебе просто не читать книжку и помалкивать?

Он поднял с колен свой вестерн и пробормотал: «Вот задница».

Получив такой выговор, Косой посмотрел на Макси с болью и упреком. Он обмяк, надулся, чувствуя себя обиженным. Макси с добродушным юмором разглядывал его поверх книги.

Смягчившись, он прошептал:

– Ладно, Косой, что ты там хотел сказать?

Косой колебался. Отповедь Макси немного остудила его пыл. Это было видно по тому, что его глаза снова обрели нормальный фокус.

– Не знаю. Я просто подумал, – сказал он.

– Подумал? О чем? – Макс начал терять терпение.

– Как насчет того, чтобы сбежать из школы, отправиться на Запад и присоединиться к Джесси Джеймсу и его шайке?

Большой Макси посмотрел на Косого с глубоким отвращением. Он не спеша вытянул под маленькой партой длинные ноги. Лениво закинул за голову большие мускулистые руки, оказавшиеся высоко над затылком. Зевнул и слегка толкнул меня коленом. Он сказал тоном всезнайки, цедя слова сквозь зубы:

– Эй, Лапша, ты слышал, что прокудахтал этот цыпленок? Ты слышал? Как можно быть таким тупицей? Сделай одолжение, объясни ему. Господи, ну и олух!

– Таких еще поискать, – согласился я. Наклонившись к Косому, я сказал с привычной усмешкой превосходства: – Пораскинь своими мозгами. Все эти парни уже умерли, давным-давно.

– Умерли? – подавленно переспросил Косой.

– Конечно, умерли, дурень, – подтвердил я презрительно.

Он расплылся в притворной улыбке.

– Ты все знаешь. У тебя есть башка на плечах. Правда, Лапша? – Он издал угодливый смешок. Я проглотил эту лесть. Он сделал ее еще грубее. – Ты умник, вот тебя и прозвали Лапшой[1]. Верно, Лапша?

И он снова рассмеялся тем же заискивающим смехом.

Я с напускной скромностью пожал плечами и повернулся к Максу:

– А что еще ты ожидал от этого тупоголового Косого?

– Чего он ожидал от Косого? – вмешался крепыш Патси. Он сидел с другой стороны от Макса.

Мисс Монс бросила в нашу сторону предупреждающий сердитый взгляд. Мы не обратили на нее никакого внимания.

Патси вызывающим жестом откинул с кустистых бровей черные густые волосы. Оттопырив уголок верхней губы, он издал фырканье, означавшее у него крайнюю степень пренебрежения. Потом спросил намеренно отрывистым и грубым тоном:

– Что еще сморозил этот олух?

Коротышка Доминик, сидевший рядом с Косым, вызвался ответить. Он произнес тонким голоском:

– Он хочет отправиться на Запад и присоединиться к шайке Джесси Джеймса. Он хочет скакать на лошадке.

Доминик покачался вверх-вниз, держа в одной руке воображаемые поводья. Другой рукой он шлепал себя по толстому боку.

– И-го-го, Косой, и-го-го! – дразнил Доминик. Он поцокал языком.

Мы все вчетвером присоединились к этой игре, цокая языками и подскакивая на своих местах.

– Тише. Старый боевой топор, – шепнул Патси.

Словно темное облако, несущееся по ясному небу, по проходу двинулась огромная взъерошенная фигура. На ее гигантских боках клубились складки черной юбки, подколотой английскими булавками. Она грозно нависла над нами.

– Вы… вы… никчемные лодыри… чем вы тут занимаетесь?

Косой быстрым движением спрятал книгу за спину. Мисс Монс распирало от ярости. Ее щеки пылали от гнева.

– Вы… вы… хулиганы! Вы… вы… бандиты! Вы… вы… нищее отребье, читающее всякую дрянь! Немедленно отдайте мне эту грязную книжонку. – Она сунула руку под нос Макси.

Тот неторопливым и нахальным жестом сложил вестерн и положил его в задний карман.

– Сейчас же отдайте мне книгу! – Она в бешенстве топнула ногой.

Макс одарил ее сладкой улыбкой.

– Поцелуйте меня в точес, дорогая учительница, – сказал он на четком идиш.

Судя по выражению ее лица, она догадалась, какую именно часть тела Макс предлагал ей поцеловать.

На долю секунды класс замер в оцепенении. В комнате слышалось только астматическое дыхание, вырывавшееся из малиновых щек учительницы. Потом по партам пролетел подавленный смешок. Она резко развернулась на шум, задыхаясь от негодования. Одно мгновение мисс Монс в угрожающем молчании разглядывала класс. Потом направилась назад к столу, разгневанно покачивая на ходу мощными бедрами.

Доминик хлопнул левой ладонью по правой вытянутой руке: оскорбительный итальянский жест.

– Гола Тэй, старая Булавка! – крикнул он ей в спину.

Патси хлопнул Доминика по спине и хихикнул:

– У тебя слишком маленький; ей нужна ручка от швабры.

Макси издал губами громкий непристойный звук. Весь класс радостно заревел. Мисс Монс стояла у стола, наблюдая за этой буйной сценой. Ее трясло от ярости. Однако через минуту она взяла себя в руки. Ее гнев излился спокойной ледяной горечью. Она прочистила горло. Класс затих.

– Вы, пятеро оболтусов, виноваты в этом беспорядке, и вы получите по заслугам, – сказала она. – Мне уже второй год приходится терпеть вас, грязных мальчишек из Ист-Сайда, и ваши грубые выходки. Никогда, за всю свою учительскую карьеру, я не встречала таких мерзких маленьких бандитов. Впрочем, нет, я ошиблась. – Она торжествующе улыбнулась. – Несколько лет назад у меня училось несколько таких бездельников. – Ее улыбка стала еще шире. – И вчера в вечерней газете я прочла о том, как замечательно кончили двое из них. Они были такие же головорезы, как вы. – Учительница драматическим жестом указала на нас. – И я предсказываю вам, что вы пятеро в свое время закончите карьеру точно так же, как они, – на электрическом стуле!

Она села, улыбаясь нам и довольно кивая.

Патси проворчал:

– Она говорит о Левше Луи и Даго Фрэнке.

Макси сплюнул сквозь зубы.

– Пара тупых придурков, вот они кто! – Он повернулся ко мне. – Этот Левша Луи, он и вправду был твой дядя, Лапша?

Я с сожалением покачал головой. Я бы мог гордиться таким родственником.

– Нет, он был всего лишь другом моего дяди Абрахама, которого его друзья выбросили из лодки, когда они промышляли контрабандой бриллиантов.

Макси кивнул.

Учительница вынула тяжелые медные часы из складок черной юбки.

– Слава богу, до звонка осталось пятнадцать минут, – сказала она.

Мисс Монс сидела за столом, глядя на нас с полуулыбкой, очень довольная, как бы предвкушая тот конец, который она нам предрекла.

Макси вытащил вестерн из заднего кармана. Он бросил на учительницу нахальный взгляд и развалился с книгой за партой. Остальной класс вернулся к своим занятиям.

Я скопировал беспечную позу Большого Макси и еще глубже сполз за парту, слушая в открытое окно знакомый гул нью-йоркского Ист-Сайда. Я погрузился в свою любимую игру, воображая, что доносившийся с улицы шум – это звуки расстроенной оперы. Резкий свисток регулировщика означал сигнал дирижера начинать. Постукивание лошадиных подков, скрип колес и громыхание повозок по булыжной мостовой сливались в ритмичный рокот оркестровых барабанов. Громкие гудки грузовиков и рожки легковых автомобилей звучали как духовые инструменты, вплетавшиеся в основную тему. Крики и плач детей напоминали печальную музыку скрипок, отдаленный гул трамваев превращался в низкий дрожащий звук контрабаса. Человеческие голоса, врывавшиеся в эту суматоху и окликавшие друг друга на всевозможных языках, изображали звучавший на заднем плане хор, а зычные возгласы уличного разносчика, расхваливавшего свой товар, могли сойти за арию ведущего мужского тенора. Весь этот музыкальный гам перекрывал режущий крик какой-то толстухи. Я сделал из нее примадонну с оперным сопрано. Она высовывалась из верхнего окна:

– Шлойми! Шлойми! Эй, Шлойми, не забудь зайти к бакалейщику и купить жирную копченую селедку!

Потом я представил себе гоблинов и ведьм, которые мчались верхом на этих звуковых волнах и на струйках уличной вони. Они скользили по запахам гниющего мусора из открытых баков, путешествовали по зловонию сточных труб, смешанному с крепкими кухонными ароматами, которые доносились из многоквартирного дома, и с едкой мочой из школьных туалетов во дворе. Они врывались в окно удушающими парами, эти омерзительные гоблины, испускавшие смердящие газы. Благодаря этой игре в моей памяти навсегда остались звуки и запахи улиц Ист-Сайда.

Через некоторое время я вернулся к реальности. Я поглядел на Большого Макси, Патси, Доминика и Косого Хайми, спрашивая себя, о чем они сейчас думают. Я представил себе всех нас верхом на лошадях, с шестизарядными кольтами в руках, спасающимися от преследования правительственного отряда. Вот было бы здорово, подумал я. Я рассмеялся – как у меня, Лапши, могут быть такие детские мысли. Через несколько месяцев будет бар-мицва, а я все еще забавляюсь глупыми мечтами, как Косой Хайми. Я рассмеялся над самим собой.

– Что смешного, Лапша? – Макс отложил свою книгу и взглянул на меня.

– Ничего, просто подумал кое-что.

Макс улыбнулся:

– И ты тоже? О чем?

– О Косом, вступающем в шайку Джесси Джеймса.

– Он полный придурок, этот Косой. Что толку иметь дело с парнями, промышляющими по мелким городкам. – Макс пренебрежительно хмыкнул. – Конечно, он был крутой, этот Джесси Джеймс со своей шестизарядной пушкой, но ты понимаешь, Лапша, что я хочу сказать: глупо заниматься грабежом на лошадях. Это старомодный стиль. Мы будем делать по-другому. – Макс вытер нос тыльной стороной ладони. – Мы возьмем в банке миллион баксов, а потом скроемся.

Доминик спросил:

– Миллион баксов на всех пятерых, Макс?

– Нет, на каждого. Что ты скажешь о миллионе баксов, Лапша? – Макс был очень серьезен.

– О миллионе? Мне это нравится, но, я думаю, и полмиллиона будет достаточно, а потом мы скроемся. Полмиллиона баксов – это очень много денег, Макси, – сказал я рассудительно.

– Может быть, для кого-то и полмиллиона – большие деньги, но что касается меня, то мне нужен миллион. – Макс посмотрел на нас с вызовом.

Я пожал плечами:

– Ну ладно, хорошо, мы остановимся на миллионе. Какая, к черту, разница?

– И мы скроемся, когда получим по миллиону? – спросил Патси.

– Да, мы скроемся, и поедем в Бронкс, и станем там большими шишками, – безапелляционно заключил Макс.

– Эй, ребята. – Косой наклонился к нам. – А миллион баксов – это сколько?

Макс взялся за голову:

– Как вам нравится этот вопрос? Парню уже тринадцать лет, а он спрашивает, сколько это – миллион баксов!

Доминик вмешался в разговор:

– Косой, дурень ты этакий, миллион баксов – это миллион баксов, вот и все.

– Да, я понимаю, – с готовностью улыбнулся Косой, – но все-таки, сколько это? Скажи мне, Домми. Сколько это тысяч?

Доминик почесал в затылке:

– Я думаю, что миллион – это десять тысяч долларов.

– О чем ты говоришь? Это гораздо больше, чем пятьдесят тысяч баксов, верно, Лапша? – ухмыльнулся Патси.

Я был горд собой. Я знал все ответы. Поэтому они и прозвали меня Лапшой. Я веско произнес:

– Это десять сотен тысяч баксов!

Пат робко улыбнулся.

– Да, так я и хотел сказать. – Чтобы скрыть свое смущение, он поскорей переменил тему: – Когда мы начнем собирать деревья для костра на день выборов?

Макси подумал, прежде чем ответить.

– Начнем собирать в это воскресенье.

Косой заволновался:

– В этом году у нас будет большой костер, как всегда, даже если Уилсон проиграет?

– Конечно. Разве у нас не всегда был самый большой костер во всей округе? Не важно, кто выиграет, Уилсон или Хьюдж, у нас все равно будет большой костер.

Прозвенел звонок; мы стали собирать учебники. Остальные ученики почтительно стояли в стороне, пока мы шли к двери. Мисс Монс встала. Она протянула руку, чтобы остановить меня, когда я проходил мимо.

– Вы! – сказала она повелительно.

– Кто, я?

Я был готов оттолкнуть ее в сторону. Макси встал рядом, чтобы оказать мне помощь.

– Да, вы, молодой человек. Мистер О’Брайен хочет поговорить с вами.

– Кто, директор? Опять? – спросил я обеспокоенно. – А за что?

– Не задавайте лишних вопросов, молодой человек. Просто отправляйтесь наверх.

Я повернулся к Макси:

– Подожди меня. Я схожу к директору и узнаю, что от меня хочет этот старый болван.

Макс проводил меня к лестнице:

– Мы будем рядом, если тебе понадобится помощь. Мы ворвемся в кабинет и вышвырнем старую задницу из окна.

– Не надо. Он в общем-то ничего, не такой уж плохой парень, этот О’Брайен.

– Верно, для директора он не так уж плох, – согласился Макс.

Он пошел прочь. Я подождал, пока Макси не скроется из виду. Мне не хотелось, чтобы он видел, как я снимаю свою фуражку. Я робко постучал в дверь. Послышался приятный низкий голос:

– Входите, пожалуйста.

Я вежливо остановился в приоткрытой двери:

– Вы хотели меня видеть, мистер О’Брайен?

– Да, да, входите. – Его большое красное лицо приветливо улыбалось. – Входите и закройте дверь. Присаживайтесь, молодой человек, это не займет много времени. Я как раз смотрел кое-какие ваши письменные работы, они очень хороши, очень хороши. – Он взглянул на меня. Его брови нахмурились. – Но ваше поведение меня разочаровывает.

Директор снова склонился над бумагами.

Я сел напротив него, чувствуя себя не в своей тарелке. Через некоторое время он отодвинул кресло от стола и стал раскачиваться на нем взад-вперед, закинув руки за голову. Его проницательные голубые глаза блестели. Он смотрел на меня. Он думал о том, что собирался мне сказать. Мне все больше становилось не по себе. Внезапно он перестал раскачиваться и наклонился над столом. Выражение его лица стало строгим.

– Иногда я спрашиваю сам себя, почему я вами занимаюсь. Вероятно, потому, что вижу в вас кое-какие способности. Если судить по вашей успеваемости, вы – необычайно умный мальчик. И мне кажется, что я должен с вами поговорить… – Директор встал и начал расхаживать по комнате. – Не считайте сие еще одним школьным уроком. Это не так. Вам осталось провести в нашей школе всего несколько месяцев, так что ваше поведение, каким бы оно ни было, не имеет для нас большого значения, однако… – Он многозначительно поднял палец. – Ваше поведение здесь очень важно для вас, и только для вас. Этот момент может стать поворотной точкой в вашей жизни. Повторяю, не будь вы таким умным мальчиком, я вообще не стал бы тратить на вас время. Я не пытался бы объяснить вам, что путь, на который встали вы и ваши товарищи, ведет в никуда. Поверьте мне. – Директор говорил взволнованно и серьезно.

Я сидел и думал, предоставив ему вести беседу. Что он, этот старик, может знать о нас, ребятах? Ему уже почти сорок пять, и он стоит одной ногой в могиле. С другой стороны, этот ирландец совсем не плох. В качестве директора он лучший из всех, кто бывал в нашей дыре. Не то что последний старый ублюдок, который только и знал, что развешивать оплеухи.

Директор продолжал:

– Отчасти я виню в происходящем ваше окружение. Вы понимаете, что я имею в виду под этим словом?

На минуту я забыл, с кем говорю.

– Понимаю ли я, что такое окружение? – усмехнулся я презрительно.

Он рассмеялся:

– Да, да, я и запамятовал, что вас прозвали Лапшой, – вы все знаете.

Я осекся и переменил тон. Я пробормотал:

– Окружение? Вы имеете в виду Ист-Сайд?

– И да, и нет; в основном – нет. Многие, очень многие достойные люди родились и выросли в этом районе. – Он остановился и несколько секунд смотрел на меня внимательно. – Та последняя история, в которую попали вы со своими друзьями, – в чем там было дело? Зачем вы совершили это?

Я пожал плечами.

– Вы понимаете, о чем я говорю?

Я покачал головой. Я лгал. Мое лицо пылало. Откуда он об этом узнал?

– Вы знаете, о чем я говорю. – Его голос затвердел. – Посмотрите на меня, молодой человек, и давайте будем откровенны друг с другом.

Директор снова стал расхаживать по комнате. Я чувствовал себя как преступник на перекрестном допросе.

– Я говорю о кондитерской Шварца, которую вы со своими друзьями ограбили несколько дней назад.

Я готов был провалиться сквозь пол. Значит, директор знал. Ну и пошел он к черту.

– Вам известно, что, если бы не ваш рабби, не католический священник ваших друзей и не моя небольшая помощь в отношениях с городскими властями, вы все могли бы отправиться в исправительное заведение?

Я пожал плечами. Вот, значит, как он думает, этот болван. Он не знает, кто на самом деле вытащил нас из той передряги. Я раздумывал, не сказать ли ему, что все дело уладил дядюшка Большого Макси, владелец похоронного бюро? Он пошел к Монаху, гангстеру, а Монах пошел к местному лидеру Таммани[2], и тот поговорил с судьей прежде, чем к нему успели обратиться рабби, священник или О’Брайен. Вся эта троица – полные придурки. Монах и местный босс – вот с кем надо иметь дело. У них все в руках – полиция, судьи, все.

– Я с вами говорю, молодой человек. Почему вы не отвечаете?

Я опять пожал плечами. Я не мог смотреть ему в глаза. Он продолжал расхаживать взад-вперед.

– Я вас спрашиваю, зачем вы это сделали? Для забавы? Ради денег? Родители дают вам карманные деньги?

– Иногда, если отец работает, – пробормотал я.

– А сейчас он работает?

Я покачал головой.

– Сколько раз мне повторять, что невежливо качать головой и пожимать плечами? Говорите, а не отвечайте мне телодвижениями. Потом вы всю жизнь не избавитесь от этой дурной привычки.

Я пожал плечами.

Он в отчаянии воздел руки.

– Ну хорошо… есть еще одна вещь, которую я хотел бы знать. – На мгновение он замялся. – Меня все время интересовало… разумеется, я не собираюсь вмешиваться в ваши личные дела, но я просто хочу знать, чтобы правильно действовать дальше… Почему вы и ваши друзья не пользуетесь возможностью получать бесплатные горячие обеды, которые выдают в школе? Я заметил, что вместо этого в обеденный перерыв вы с ребятами играете во дворе в баскетбол. Вы – хрупкого телосложения, и я думаю, что вам совсем бы не повредил горячий суп в середине дня. – В его доброжелательном тоне снова послышалось колебание. – Скажите, это не связано с тем, что вы называете «кошерностью»?

Я покачал головой:

– Нет. Кошерность для меня ничего не значит.

– Тогда почему? Мне просто хотелось бы знать.

Я ничего не отвечал; я только пожимал плечами.

– Бесплатные школьные обеды стоят городу больших денег и усилий, – продолжал директор, – но многие из детей, которые могли воспользоваться такой щедростью, этого не делают.

– Щедростью, – усмехнулся я.

– Да, щедростью, – повторил он. – Что не так с этими обедами?

– Суп, – сказал я иронически.

– Суп?

– Да, благотворительный суп, – пробормотал я.

– Хм… да, к сожалению, суп и хлеб – основные блюда, которые раздаются бесплатно, чтобы пополнить домашний рацион недоедающих детей в этих густонаселенных кварталах.

– Суповые школы, – сказал я презрительно.

Он грустно улыбнулся:

– Да, да, я уже слышал это раньше. Суповые школы. Ладно, давайте на время забудем о супе, хорошо?

Я кивнул.

– Вот и замечательно. Так на чем мы остановились? – спросил директор, улыбаясь. – Ах да, значит, ваш отец – один из тех, кому не повезло с работой?

Я кивнул. Он печально покачал головой. Потом сочувственно поцокал языком: «Цк, цк, цк». Я начал чувствовать себя неловко.

Директор глубоко вздохнул:

– Так вот почему вы собираетесь уйти из школы? И закончить на этом свою учебу? Вы хотите пойти работать и зарабатывать деньги, чтобы помогать вашей семье?

– Да.

– Это очень похвально, но не лучше ли все-таки будет сначала закончить школу?

Я пожал плечами.

– Так да или нет?

Я снова пожал плечами.

– Послушайте. Я хочу помочь вам. И я помогу вам, если вы станете вести себя по-другому. Держитесь подальше от ваших опасных приятелей и продолжайте ходить в школу. Только благодаря учебе…

Я его перебил:

– Я не могу ходить в школу. Я должен работать. Мой отец безработный. – Я выпалил это с вызовом, на одном дыхании.

– Сколько времени ваш отец без работы?

– Сколько? Месяца три.

– Хм. – О’Брайен поскреб подбородок. – Вот что, у меня есть одна идея, и, по-моему, это как раз ваш случай. Вы достаточно умны и в целом имеете хорошие задатки… – Он опять заколебался. Подумав немного, прибавил: – Думаю, что при правильном руководстве вы все еще можете стать добропорядочным и достойным гражданином. Я обращусь в агентство социальной помощи и попрошу его заняться вами и помочь вашей семье, чтобы вы могли продолжать ходить в школу. Только не связывайтесь с дурной компанией. – На его лице появилась доверительная улыбка. Он думал, что решил проблему. В его голосе звучала радость. – Итак? Разве это не хорошее предложение? Они помогут вам, чтобы вы помогли самому себе. Вы сможете продолжить учебу и, если будете правильно себя вести, добьетесь успеха. Ведь вы хотите добиться успеха в жизни, не правда ли? А чтобы приобщиться к благам этого мира, вам нужно приобрести специальность. Я вижу, у вас есть способности к математике. Почему бы вам не продолжить образование и не стать бухгалтером или даже менеджером? Все, что вам нужно, это не плестись по жизни без всякой цели. Специальное знание – как острый нож. Оно поможет вам прорваться через все препятствия, которые жизнь воздвигнет на пути к вашей цели. К вашему успеху. Вы понимаете, о чем я говорю?

Я понимал, о чем он говорит, но притворился дурачком:

– Да, у меня будет большой ножик.

В первый раз О’Брайен вышел из себя.

– Черт бы побрал вашу тупость, – взорвался он. – Я думал, вы поняли, о чем я говорил.

Я пожал плечами. Я начинал испытывать раздражение.

– Итак? – Его голос зазвенел.

– Что? – Я сделал вид, что не понимаю.

Он уставился на меня. Я опустил глаза. Ирландец понял, что я знаю, о чем он говорит.

Разумеется, я знал, о чем он говорил. Директор хотел, чтобы я продолжал учиться в школе, расстался с Максом и упустил миллион баксов, которые мы собирались заработать грабежом, и все остальное. Он хочет, чтобы я получал помощь от социального агентства? Ха! Тогда все будут смотреть на нас свысока. Благотворительность, фи! Что хорошего в образовании? Я уже знаю все, что мне нужно. Я умею писать. Я знаю арифметику. Я могу читать. Я умный. Я работаю своей башкой. Поэтому-то меня и прозвали Лапшой. Потому что я умный. Да, у меня будет очень острый нож. Нож моих специальных знаний. О’Брайен стоял передо мной с суровым выражением лица.

– Я обращусь в агентство социальной помощи, чтобы оно помогло вам, и вы продолжите учебу. – Он сказал это утвердительным тоном.

Я встал. Я чувствовал себя героем, как Натан Хэйл.

– Я не хочу вашей благотворительности и не нуждаюсь в ней. Я ухожу из школы.

Он был чертовски хороший парень. Мне стало его жаль. Он заботился обо мне, обо всех ребятах.

– Ну ладно, хорошо, это все, сынок. – Директор похлопал меня по спине.

Я направился к двери. Потом повернулся и сказал:

– Так я смогу забрать свои бумаги?

Директор не ответил. Он просто смотрел на меня и безнадежно вздыхал.

Я настаивал:

– Они мне нужны, мистер О’Брайен.

Он печально кивнул:

– Вы их получите.

Мои друзья ждали меня внизу.

– Чего от тебя хотел этот старый идиот? – спросил Макси.

– Ничего особенного. В основном он говорил с самим собой. Хотел, чтобы я остался в школе.

Косой достал из кармана гармонику. Мы пошли вниз по улице, распевая песенку «Прощай, девочка из Кони-Айленда».

У Макси был приятный сильный баритон. Патси пел посредственным басом. Доминик все время срывался на фальцет, потому что у него ломался голос, а я считал, что у меня неплохой тенор. В любом случае, мы очень гордились своим уличным квинтетом.

Мы шли по улице и пританцовывали под музыку. Внезапно мы остановились, вытаращив глаза: перед нами стоял величайший человек в мире. В наших глазах он значил больше, чем для других детей Джордж Вашингтон. Этот человек смотрел прямо на нас.

– Привет, малышня, – сказал он.

Мы замерли в благоговении. Макси всегда был у нас самым смелым. Он ответил:

– Привет, Монах.

Да, это был Монах, самый крутой парень в Ист-Сайде, а по нашим представлениям – и во всем мире.

– Мне нужна от вас одна услуга, детки.

– Все, что скажешь, Монах, – ответил Макс.

– Ладно, пошли за мной. – Он махнул нам рукой.

Мы последовали бы за своим героем прямо в ад, стоило ему сказать хоть слово. Он привел нас в бар на Ладлоу-стрит, где за пенистым пивом сидела дюжина здоровенных парней.

Монах засмеялся и сказал им:

– Как вам нравится моя новая банда?

Они посмотрели на нас с улыбкой.

– Крутые парни, ничего не скажешь, Монах. Не хотите пивка, пацаны? – сказал один из них.

Это был первый раз, когда мы пили пиво. На вкус оно оказалось ужасно, но мы осушили все до дна, чувствуя легкое головокружение и большую гордость.

Монах Истмен объяснил нам, что он хочет. Мы получили по две бейсбольные биты и договорились встретиться с ним и его бандой в парке на Джексон-стрит. У шайки ирландцев было обыкновение наведываться в этот парк и беспокоить старых евреев, которые устраивали там собрания. Но теперь ирландцев ждал сюрприз, для чего Монах собрал самых главных людей со всего Ист-Сайда. Это была команда звезд бейсбола, и она состояла из самых крупных игроков обеих лиг. Кроме Монаха, здесь находились малыш Дроппер, Пулли, Эби Кочан, Большой Луи, Безумный Иззи – все крутые ребята.

Если бы Монах и его люди на глазах у всех потащились с битами в парк, их наверняка накрыла бы полиция и засекли ирландцы. Поэтому он и обратился к нам.

Монах и его ребята просочились в парк по одному, сделав вид, что друг с другом не знакомы. Они расселись по лавочкам вместе со своими старшими собратьями по вере, вынули из карманов еврейские газеты и зарылись в них с головой, так чтобы никто не мог их узнать. Мы стояли неподалеку и держали биты наготове. Ждать пришлось недолго. Мы увидели, как со стороны прибрежной части парка появились ирландцы – около пятнадцати дюжих парней с дубинками в руках.

Ближе всех к приближавшейся толпе оказался Эби Кочан. Эби славился своей огромной головой, которая, однако, вовсе не была мягкой, как капуста, а, наоборот, твердой, как скала. Самый большой парень из ирландской банды подошел к Эби и прорычал:

– Ну-ка, чеши отсюда, сопляк. Проваливай из парка, пока цел, чертов ублюдок.

Эби медленно поднялся с лавочки, будто собираясь отступить. Потом, наклонив голову, он кинулся вперед, как бык. Мы не ждали никаких сигналов от Монаха. Мы сами помчались к нему с битами. Монах и его люди повскакали с лавочек. Каждый выхватил у нас по бите, и началась бойня. Мы наблюдали за ней со стороны, приготовив на всякий случай камни. Если бы где-нибудь показалась голова ирландца, мы впятером вполне могли бы вывести его из строя. Нам было очень весело.

Именно здесь мы в первый раз увидели Трубу, Джейка Проныру и Гу-Гу. Макси раньше всех заметил что-то странное. Трое ребят примерно нашего возраста то появлялись, то исчезали в самой гуще схватки. Макс сказал мне:

– Посмотри на этих двух еврейских мальчишек и на того ирландца. Они работают вместе. Они здесь что-то проворачивают, это точно.

В тот момент троица пареньков была в самой середине одной из дерущихся куч; потом они выскочили оттуда и нырнули в другую группу.

Я сказал:

– Ребята не дерутся; тогда что они там делают?

Макси пожал плечами.

Наконец приехал фургон с сиреной, и копы в высоких твердых шлемах начали размахивать дубинками. Все, кто мог, разбежались.

Макси и я подобрали по бите. Макс крикнул остальным, чтобы следовали за нами, и мы бросились догонять двух еврейских мальчиков и ирландца. Мы загнали их в угол у Ист-Ривер. Ирландский пацан едва переводил дух, но при этом улыбался.

– Может, не станем драться? Будем друзьями? – произнес он с сильным ирландским акцентом, потом протянул руку и представился: – Меня зовут Труба, а это двое моих парней – Джейки Проныра и Гу-Гу.

Джейк, тоже улыбаясь, протянул руку и сказал с заметным еврейским акцентом:

– Рад с вами познакомиться, ребята.

Макси занес для удара биту и сказал:

– Идите вы в задницу со своей дружбой. Лапша, проверь у них карманы.

Я передал свою биту Патси. Он держал ее наготове, пока Доминик и я шарили у них по карманам. Содержимое этих карманов нас удивило. Обыскав всех троих, мы нашли три бумажника и четверо часов с золотыми цепочками. Мы вынули из бумажника деньги, всего около двадцати шести долларов. Макси отдал по два доллара Трубе, Джейку и Гу-Гу. Потом, подумав немного, он дал каждому еще по баксу.

Джейк Проныра был высокий паренек. Труба, наоборот, низенького роста. Гу-Гу – толстяк с огромными выпученными глазами. Парни выглядели настолько разными, что я нашел такую комбинацию забавной. Потом, узнав их поближе, я обнаружил, что внутри все они были одинаковыми. Ребята являлись эмигрантами, – эмигрантами из разных стран, но с одним и тем же ехидным юмором и природной склонностью к воровству.

Но тогда мы стояли кружком вокруг Трубы и слушали, как он разглагольствует о своих подвигах. Это была наша ошибка. Уайти, коп, появился неожиданно. Он огрел Джейка по спине дубинкой.

– Вы – та самая мелюзга, о которых говорил один из арестованных. Ну-ка, давайте сюда бумажники и часы.

Он обыскал наши карманы и забрал все наши приобретения.

– А теперь проваливайте, пока я вас не арестовал, – сказал коп и мрачно потопал прочь.

– Вот чертов Уайти, – с досадой произнес Макси. – Жулик каких поискать. Готов поспорить, что он не собирается все это возвращать. Он оставит все себе.

– А ты как думал? – произнес я саркастически. – Ты разве не знаешь, что все вокруг жулики? Что каждый нарушает закон?

– Что верно, то верно, – сказал Макси.

– Ясно, Лапша прав, – согласился Патси. – Все кругом воры.

Мы уже вышли из парка.

– Надеюсь, еще увидимся, парни, – улыбнулся нам Труба.

Он, Джейк и Гу-Гу направились в сторону Брум-стрит.

– Заходите к нам, ребята! – крикнул я им. – Нас можно найти в кондитерской Джелли на Деланси-стрит.

– Хорошо, мы к вам заглянем! – крикнул в ответ Джейк Проныра.

Мы пошли вниз по улице. Неприятный эпизод с Уайти был уже забыт.

Стоял полдень пятницы. Солнце, люди, улицы – все в середине пятницы выглядело другим. Мы были счастливы и беззаботны. Перед нами – целая вечность: два свободных дня, два чудесных дня без школы. Я был голоден, а сегодня вечером меня ждал самый сытный за неделю ужин – единственный, когда можно наесться по-настоящему. Не черствый хлеб, натертый чесноком и запитый жидким чаем. Мама сегодня что-нибудь испечет. Вечером будет горячий свежий хлеб и вкусная рыба с хреном. Во рту у меня уже стояла слюна. Я облизывал губы, предвкушая удовольствие. Господи, как я был голоден! Но, похоже, не я один.

Косой перестал играть на гармонике и сказал:

– Как насчет того, чтобы сходить в булочную Йони Шиммеля и что-нибудь купить?

Патси спросил:

– У кого есть деньги? У тебя есть деньги?

– У меня есть цент, который не забрал Уайти, – ответил Косой.

– У кого-нибудь еще есть деньги? – Макс взял у Хайма его монетку.

Доминик вытащил два цента из своего потайного кармашка. У остальных ничего не было.

– Мы купим одну булочку за два цента и пакетик орешков за цент.

Купив хлеб и горячий нут, мы встали на углу улицы, где каждому досталось по куску булки и по нескольку орешков. Вкус у них был чудесный, но от этого мы стали только голоднее. Мы пошли по Садовой улице, где разносчики товаров уже собирали свои лотки, чтобы пораньше прийти домой к Дню отдохновения. Они смотрели на нас с опаской. Они нас уже знали. После нескольких сложных маневров Макс и Патси изловчились стянуть для каждого по апельсину. Когда мы убегали, разносчики кричали нам вслед ругательства:

– Бандиты, чтоб вам пусто было!

Поделив апельсины, мы направились на Деланси-стрит, где находился мой дом.

– Смотри-ка, это Пегги, Пегги Бумеке, – взволнованно прошептал Косой.

У нашего подъезда, лениво прислонившись к двери, стояла светловолосая Пегги – дочь дворника и нимфоманка.

– Привет, ребята! Дай мне кусочек твоего апельсина, Лапша! – крикнула она мне.

– Я дам тебе кусочек своего апельсина, если ты дашь мне кусочек своей…

Патси не закончил фразу; он стоял, улыбаясь и с надеждой глядя на нее.

– Ну ты и нахал. – Она хихикнула, довольная этим предложением. Тем не менее Пегги его отшила. – Позже, птенчик, не сейчас. И не за апельсин – принеси мне пирожное, русскую шарлотку, если хочешь, чтобы я дала тебе кое-что взамен.

Проходя мимо Пегги, я ее ущипнул.

– Ох, Лапша, перестань, не здесь, лучше пойдем под лестницу, – прошептала она.

Я был очень молод. Я сказал:

– Нет, сейчас я голоден.

Макси бросил мне вдогонку:

– Встретимся после ужина у Джелли, Лапша.

– Я приду! – крикнул я в ответ.

Я бегом промчался по пяти пролетам скрипучей лестницы и влетел в нашу темную и тесную квартирку. В ней стоял чудесный запах пекущегося хлеба.

– Ужин готов, мама? – завопил я, швырнув в угол учебники.

– Это ты, мой мальчик, мое золотце?

– Да, ма, я спрашиваю – ужин готов?

– Что ты спрашиваешь?

– Я спрашиваю, ма, – ужин готов?

– Да, да, он готов, но подожди, пока твой отец и братья вернутся из синагоги, и я зажгу праздничные свечи.

– Я голоден, ма. Почему я должен ждать твоих свечей и папы?

– Потому что, если бы ты был как твой папа и братья, ты бы не попадал все время в неприятные истории, и не ходил бы всегда таким голодным, и, может быть, хоть иногда думал бы о синагоге. – Мама испустила глубокий вздох.

– Я думаю о еде и о том, чтобы делать деньги, большие деньги, мама, – миллион долларов.

– Миллион долларов? Это очень глупо, сынок, поверь мне. Миллион долларов – это для миллионеров; а для бедных людей есть синагога. А теперь не мешай, пожалуйста, – мне надо закончить со стиркой, чтобы мы могли принять ванну перед Днем отдохновения. И не забудь напомнить – я должна вымыть тебе голову с керосином.

– Ма, а папа занял денег, чтобы заплатить за квартиру?

Я услышал, как мама снова глубоко вздохнула:

– Нет, сынок.

Я взял «Робин Гуда», которого одолжил мне Макси, и стал перечитывать его заново. Я был ненасытным читателем. Я мог читать все, что попадалось мне под руку.

Я слышал, как мама энергично трет одежду, замоченную в ванной. Дневной свет начал постепенно меркнуть. Скоро читать стало трудно. Я чиркнул спичкой и взобрался на кресло. Я попытался включить газ, но в лампе его не было. Я крикнул:

– Ма, у нас нет газа!

Она тяжело вздохнула:

– Я весь использовала, чтобы выпечь хлеб и нагреть воду для стирки.

– Брось в счетчик четвертак, ма, я хочу читать.

– Не могу, сынок.

– Почему, ма?

– Сегодня вечером у нас будут свечи.

– Но я не могу читать при свечах.

– Прости, сынок, но больше тратить нельзя. Я заправлю лампу завтра вечером. Может быть, так мы сможем дотянуть до следующей недели.

Я хлопнул дверью и отправился в туалет, который находился в коридоре: им пользовались все шесть семей, живших на нашем этаже. Мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к стоявшей в нем вони. В потайной нише за унитазом я держал коробочку с окурками, которые вылавливал в сточных канавах. Я выкурил три окурка, чтобы подавить аппетит. Я заметил, что на стене, где обычно висел на гвозде рулон оберточной бумаги, ничего нет.

– Кончилась бумага для дерьма, – пробормотал я.

Про себя я заметил, что надо достать немного бумаги на Атторни-стрит, где торговцы фруктами выбрасывали ее, когда разворачивали свои апельсины, или, как запасной вариант, стянуть телефонную книгу из кондитерской Джелли.

Я услышал приближавшиеся шаги. Я с надеждой ждал. Дверь туалета открылась. Да, это оказалась Фанни, она жила дальше по коридору. Фанни была моя ровесница.

– О, это ты! – воскликнула она, глядя на меня с приятным удивлением. – Почему ты не запираешь дверь, как принято? – Фанни кокетливо улыбалась.

Я отвесил насмешливый поклон:

– Заходите, заходите, как сказал паук мухе.

Она, улыбаясь, стояла в двери.

– Похоже, птенчик, ты не прочь потрогать меня своими невинными ручками?

Фанни хихикнула. Положив руки на свои широкие бедра, она стала покачиваться взад-вперед. Короткое тугое платье плотно обтягивало ее полную круглую грудь и всю маленькую пухлую фигурку. Это меня сильно возбудило. Я запустил руку за вырез ее платья. Я нащупал теплые гладкие молодые груди. Я слегка сжал ее соски. Она продолжала покачиваться с закрытыми глазами, прерывисто дыша.

– Ну как, это нравится твоим сиськам, Фанни? – прошептал я.

Фанни открыла глаза. Она улыбнулась:

– Сиськи – это то, что дают малышам, чтобы они сосали молоко, а не то, чем играют мальчики.

– Входи, – прошептал я в возбуждении, – я запру дверь, и мы с тобой поиграем. – Я потянул ее за руку.

Она подалась назад:

– Сначала сходи к Джелли и купи мне русскую шарлотку.

– Кто тебя этому научил? Пегги? – проворчал я.

Фанни хихикнула.

– Ну что, купишь мне пирожное? А если принесешь два, я позволю тебе поиграть у меня между ногами.

– Да, да, – задыхался я, – я куплю тебе целую коробку шарлоток.

Она засмеялась, услышав мой прерывавшийся голос. Я обхватил ее за мягкие большие ягодицы и притянул к себе. Мне почти удалось закрыть дверь. В это время с другого конца коридора донесся глубокий рев, похожий на мычание коровы, зовущей своего теленка.

– Фанни, Фанни, скорее, я тебя жду.

Фанни прошептала:

– Это мама. Мы собираемся идти на ужин к моей тете Рифке. Дай мне пройти. Я позволю тебе поиграть со мной в другое время.

Мне не хотелось ее отпускать. Я был слишком возбужден.

– Пожалуйста, пусти меня. Я хочу писать, – сказала она. – Если не отпустишь, я напущу себе в штанишки.

Я выпустил ее из рук. Она задрала платье, спустила штанишки и села на унитаз. Я с отвращением ушел. Я решил, что она слишком вульгарна.

Я спустился вниз в надежде встретить Пегги. Я посмотрел в подвале. Проверил все туалеты на каждом этаже. Даже на крышу заглянул. Ее нигде не было. Разочарованный, я вышел на крыльцо и стал смотреть на девушек и отпускать непристойные замечания, когда они проходили мимо.

У подъезда появился запыхавшийся Макси. Он махнул мне рукой:

– Пошли, Лапша.

Я сбежал по ступенькам и поспешил за ним.

– Что случилось, Макс?

– Идем, нас ждет мой дядя на Пирс-Эрроу.

– Твой дядя повезет покойника на катафалке? – обрадовался я.

– Да, мы поедем в Гарлем. На Мэдисон-авеню. Надо ему помочь. Подвернулась неожиданная работенка.

В похоронное бюро мы прибежали, едва переводя дыхание, и как раз вовремя, чтобы помочь дядюшке Макса поднять борта его катафалка. Мы с гордым видом уселись на большие передние сиденья. Пустив экипаж трусцой мимо парка по Пятой авеню, дядя Макса указывал нам на стоявшие вдоль улицы богатые дома.

При этом он отпускал саркастические комментарии:

– Смотрите-ка, ну точь-в-точь такие же, как в Ист-Сайде. Наверное, и этим беднягам в их домах тоже не хватает еды вдоволь.

Его замечание напомнило мне о моем хроническом голоде. Я прошептал Максу:

– Может быть, мы раскрутим твоего дядюшку на несколько хот-догов или что-то в этом роде?

Макси в ответ закивал и подмигнул. Он подтолкнул меня локтем:

– Когда-нибудь мы сможем купить себе много хот-догов.

– Мне уже не терпится, – сказал я.

– Что, ребятки, хотите получить парочку хот-догов? – усмехнулся дядюшка Макси. – Ладно, я понял намек, но сначала надо забрать покойника.

Когда, погрузив покойника, мы возвращались обратно в Ист-Сайд, дядя Макси остановился у фургончика с хот-догами и купил нам по два франкфуртера. Мы разлеглись на катафалке, поглощая угощение. Обернувшись, дядя Макси ради шутки протянул нам сигары. К его удивлению, мы их взяли, закурили и пыхнули дымом. Он разразился довольным смехом:

– Ну, детки, с вами все в порядке.

Мы помогли ему перенести тело во двор похоронного бюро.

– Спасибо, мальчики. – Он снова засмеялся и поправил себя: – Нет, спасибо, парни. – И протянул каждому по четвертаку.

Макси сказал:

– Были рады помочь вам, дядюшка. Дайте мне знать, если мы снова вам понадобимся.

Дядя с любовью взглянул на Макса:

– Когда вырастешь, станешь большим человеком. – Он одобрительно похлопал его по спине.

– Спасибо за поездку и за все остальное, – сказал я.

– Не за что. Пока, ребята. – Дядя Макси с улыбкой посмотрел нам вслед.

Мы вошли в кондитерскую Джелли, пыхтя сигарами и чувствуя себя важными людьми. Патси, Доминик и Косой уже находились там и ждали нас. Патси крикнул:

– Эй, крутые парни, где вы были?

Макси бросил свой четвертак на прилавок и сказал:

– Лимонад и пирожные на всех.

За прилавком в грязном фартуке, обернутом вокруг широкой талии, стоял сын Джелли, Толстяк Мо. Он подобрал монету и стал внимательно ее рассматривать.

Патси сердито фыркнул:

– Ты что там рассматриваешь, Толстяк?

Мо пробормотал извиняющимся тоном:

– Ничего, Пат, ничего.

– Отлично, тогда тащи скорее лимонад.

Мы сидели на стульях и с шумом всасывали мягкий крем с русских шарлоток. Мы глазели на электрическую машину для взбивания коктейлей – это была сенсационная новинка для Ист-Сайда.

В дверях появились Джейк Проныра, Гу-Гу и Труба, наши новые друзья с Брум-стрит. Мы обменялись приветствиями.

Джейк спросил:

– Ну что, ребята, не хотите послушать хорошие стихи?

– Стихи? – с сомнением переспросил Макси. – Ты что – поэт?

– У Джейка всегда есть новые стихи и шутки, – сообщил Труба. – Он сам их придумывает.

– Да, грязные штучки, – подтвердил Гу-Гу. – Но классные.

– Такие стоит послушать, – согласился я.

– Ладно, валяй. – У Макса был скучающий вид.

Мы развернулись на стульях, повернувшись лицом к Джейку. Он встал перед нами в позу. С улыбкой на чумазом лице он продекламировал:

Хорошая девочка сказала плохой: «Хорошей быть трудно, боже ты мой». Плохая хорошей ответила вдруг: «И мне было трудно, мой друг».

Он остановился. Он ждал нашего одобрения.

– Это все? – спросил Макси.

– Да. Вам понравилось? – с надеждой спросил Джейк.

– Дерьмо, – ответил Макси.

Джейк выглядел совершенно убитым.

Труба предложил:

– Попробуй свою шутку, Джейк.

Тот воспрянул духом и снова обнадеженно заулыбался.

– Что общего между Ист-Ривер и женскими ногами?

Никто из нас не знал ответа.

– Чем выше поднимаешься, тем лучше.

Он улыбнулся нам, пытаясь прочесть одобрение на наших бесстрастных лицах.

Мы стали молча прихлебывать лимонад. Труба заметил на прилавке коробку с пирожными. Они втроем поспешили к ней.

Толстяк завопил:

– Эй, ребята, уберите руки. У вас есть монеты?

Труба вытащил долларовую купюру. Джейк Проныра взял ее у него из рук и помахал в воздухе.

Он обратился к нам:

– Ребята, не хотите еще пирожных?

Мы взяли по две штуки на каждого.

Макс спросил:

– Откуда у вас зелень, пацаны?

– Труба обработал одного пьянчугу на Бауери-стрит.

Джейк с гордостью обнял Трубу за плечи.

– А, он был тюфяк, – скромно сказал коротышка Труба. – Я стянул у него еще вот это.

Он показал большой нож.

Я вспомнил про О’Брайена и его нож «специальных знаний», который нужен для достижения успеха. Я увидел в этом что-то вроде знамения. Такой нож должен принадлежать мне. Я должен иметь его у себя. Он даст мне магическую власть, подумал я.

– Можно мне посмотреть, Труба?

Он протянул его мне. Это был нож на пружине и с кнопкой, немецкого производства. Он издал чудесный звук, и из рукоятки выскочило широкое сверкающее лезвие. Тут не могло быть никаких вопросов. Этот нож должен стать моим. Я продолжал открывать и закрывать его под носом у Трубы. Он встревоженно пятился назад.

Макси посмотрел на меня. Он сказал:

– Тебе нравится эта штука, Лапша? Хочешь оставить ее у себя?

– Да, классная вещица.

– Ну так оставь себе, она твоя. Правда, Труба?

Макси повернулся со сладкой улыбкой к Трубе и Джейку Проныре. Они поняли, что улыбочка Макса и мое поведение ничего хорошего им не предвещают. Патси приблизил лицо к Трубе и прорычал:

– Ты ведь подаришь его Лапше, правда, Труба?

Доминик и Косой стояли у них за спиной, готовые к действию. Я продолжал смотреть на Трубу и пощелкивать лезвием возле его горла. На мгновение в кондитерской Джелли воцарилось напряженное молчание. Наконец Джейк нарушил его добродушным смехом:

– Конечно, возьми его себе, Лапша, все равно он слишком большой и слишком опасный для такого коротышки, как Труба.

Я отошел к полке с книжками, разглядывая и поглаживая лезвие ножа. Оно было красиво. Заточенное с обеих сторон, узкое и острое наверху. В длину лезвие было не меньше шести дюймов. При нажатии на кнопку оно выскакивало из шестидюймовой рукоятки. Это было замечательное оружие. Оно удобно помещалось в кармане брюк. Мой взгляд скользнул по соблазнительным названиям книг, завернутых в бумажные обложки. Они гипнотизировали именами Ника Картера, Даймонда Дика, всевозможными вестернами. Я пролистал «Бедняк разбогател» Горацио Элджера, не зная, как лучше поступить – купить эту книгу или потратить четвертак, который дал мне дядя Макси, на газ для своей домашней лампы. Я подумал, что если куплю газ, то смогу читать весь вечер дома.

Толстяк Мо подошел ко мне и прошептал:

– Давай, Лапша, спрячь книжку к себе в карман, пока не появился мой старик. Только не очень ее мни, а завтра утром принесешь обратно, ладно?

Благодарный и обрадованный, я незаметно положил «Бедняка» в карман и сказал:

– Я буду обращаться с ней бережно. Спасибо, Мо, завтра утром я ее верну.

Я почувствовал, что мне больше нечего желать. У меня был четвертак для газа, новый нож и книжка, которую можно почитать вечером.

– Ладно, ребята, – сказал Макси, снимая с себя галстук и пиджак, – пора приступать. Не хотите к нам присоединиться?

Он повернулся к Джейку, Трубе и Гу-Гу.

– А что вы собираетесь делать? – спросил Джейк.

– Мы собираемся устроить бег на длинную дистанцию, – ответил Макс.

– Нет, это не для нас, – сказал Джейк. – Еще увидимся.

Они ушли.

Мы последовали примеру Макси, сложив одежду на стульях. Выбежав трусцой на улицу, мы начали нашу ежедневную длинную пробежку. Макси держался впереди всех, задавая темп. Во время упражнений он становился спартанцем.

– Когда мы вырастем, это войдет в привычку, у нас будут мускулы и хорошее дыхание, и мы станем крепкими, как гвозди.

Мы трусили по улице компактной группой позади Макси и его длинных ног. Кварталов через десять пухлый Доминик, задыхаясь и отдуваясь, прокричал:

– С меня хватит, Макс. Я совсем выдохся.

Макси повернул голову, его дыхание почти не участилось.

– Твоя проблема, Домми, в том, что ты ешь слишком много спагетти. Когда-нибудь ты об этом пожалеешь.

Доминик отстал. Мы продолжали бежать, меняя темп, – ускоряли бег в одном квартале и замедляли в следующем. Улица спускалась вниз, в финансовый район. Мы остановились, чтобы передохнуть у тротуара. Перед нами стояло огромное здание. Окна в нем были закрыты тяжелыми железными ставнями. Входная дверь блестела прочной сталью.

Патси заметил:

– Похоже на тюрьму.

– Здесь нет никаких тюрем, – сказал я.

Патси спросил:

– Откуда ты знаешь?

Макси засмеялся:

– Не спорь с Лапшой. Он все знает. Он и сам это признает.

– Да, – улыбнулся я. – У меня башка варит.

– Ты хочешь сказать, что у тебя вместо головы котел, да, Лапша?

Все засмеялись, и я тоже.

Макси обратился к прохожему:

– Эй, мистер.

Человек остановился:

– Да?

– Что это за здание – тюрьма?

Мужчина улыбнулся:

– Тюрьма? Нет, это место, где хранят деньги.

Патси заинтересованно спросил:

– Много денег?

– Пожалуй, да. – Прохожий забавлялся. – Несколько миллионов. Это Федеральный резервный банк.

Улыбнувшись, он пошел дальше.

Макси подошел ближе к дому и попытался заглянуть в него. Вернувшись, он сказал:

– Когда-нибудь мы обчистим это местечко. Как думаешь, Лапша?

– Я не против, но мне кажется, это будет трудная работа. По-моему, место очень крутое. Как ты собираешься его ограбить?

Макси ответил:

– Не волнуйся, когда придет время, я придумаю как.

Я посмотрел на Макси. Он разглядывал здание. Мне вспомнилась картинка, которую я однажды видел, – мышь с вызовом смотрит на слона.

Он пробормотал:

– За миллион баксов я расколю это заведение.

Мы пробежали весь обратный путь до кондитерской Джелли. Доминик стоял снаружи, разговаривая с симпатичной брюнеткой, сестрой Толстяка Мо, неприступной Долорес. Втайне мы все ее обожали. Через левое плечо у нее висела пара танцевальных туфель. Увидев нас, она холодно улыбнулась. Приветливой Долорес была только с Косым.

– Привет, Хай, – сказала она. – Не хочешь сегодня мне поиграть, пока я буду заниматься?

– Конечно, Долорес, с удовольствием. – Косой весь сиял от радости. – Для тебя сколько хочешь, сколько хочешь, сколько хочешь, – говорил он без остановки.

Они отправились в заднее помещение кондитерской. Мы последовали за ними и стали смотреть, как Долорес переобувается и приступает к танцам. Она сымпровизировала несколько па под музыку Косого. Движения ее тела вызвали у меня дрожь. Я неотрывно следил, как она била ногой об ногу и делала легкие и грациозные пируэты, описывая круг за кругом. Спустя некоторое время Долорес остановилась, чтобы перевести дыхание. Она присела и стала разговаривать с Косым.

Макс позвал ее:

– Эй, Долорес.

Она обернулась и холодно взглянула на него.

– «Эй» говорят лошадям. С кем, по-твоему, ты разговариваешь – с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне обращались таким тоном.

Долорес повернулась к нему спиной и продолжала беседовать с Косым. Внутри меня пробежал трепет наслаждения. Это был первый раз, когда я с болезненной остротой почувствовал прилив страстного влечения к Долорес и одновременно гордости за нее. У меня возникло чистое и возвышающее чувство, совсем не похожее на то, что я испытывал к Пегги или другим своим соседкам, которые нравились мне раньше. Глядя на надменное изящество, с которым Долорес сидела перед нами в кресле, я почувствовал, что она похожа на танцующего ангела, – нечто утонченное и неземное. Да, мне все стало ясно. Я любил Долорес.

Я улыбнулся и подошел к ней:

– Что это был за танец? Как он называется?

Она высокомерно взглянула на меня через плечо:

– А я думала, ты знаешь все. Это был «говорящий» танец. Ты вовсе не такой умный, каким тебя считают.

Я стоял перед ней молча, с покрасневшим лицом, не находя достойного ответа.

Косой сообщил:

– Долорес занимается, чтобы стать профессиональной танцовщицей. Когда-нибудь она будет звездой в бродвейском шоу.

Он постучал гармоникой по ладони. Потом в быстром темпе заиграл «Да, сэр, она – моя малышка».

Долорес снова закружилась посреди комнаты, двигаясь в такт музыке. Внимание, проявленное ею к Косому, почему-то нисколько меня не беспокоило. Макси – вот кто вызывал у меня ревность. Пока она танцевала, он потихоньку подобрал ее туфли и забросил их за скамейку.

Наконец Долорес закончила, улыбнулась Косому и сказала:

– Большое спасибо, Хай. Ты замечательно играешь на гармонике.

Косой вспыхнул и что-то пробормотал. Она стала рассерженно искать свои туфли. Я залез за лавку, вытащил их оттуда и протянул ей. Девочка не поняла, что произошло. В ее взгляде была ярость. Она надела туфли, не сказав ни слова. Я готов был убить Макса. Долорес вышла из комнаты, высоко вскинув голову и сверкая зелеными глазами.

Убитый, я молча вышел на улицу. Я встал в дверях, чувствуя, что весь мир рушится вокруг меня. Долорес значила для меня так много, а Макс поссорил меня с ней.

В мое мрачное настроение ворвался миролюбивый голос:

– Хочешь «Доброго капрала», Лапша?

Макс протянул мне сигарету. Я принял от него это предложение мира.

Мы стояли и курили. На улице показался мистер Джелли.

Подойдя к двери, он сказал, понизив голос:

– Ну что, мальчики, принесете мне что-нибудь завтра утром?

Макси кивнул и сказал:

– Конечно, разве мы всегда не снабжаем вас утренними газетами?

Джелли похлопал Макси по щеке:

– Принесите мне завтра пачку «Тагенблатт», ладно?

– Ладно. – Макси подтолкнул меня локтем. – Завтра встанем пораньше, Лапша.

Я кивнул:

– Во сколько?

– Около половины пятого я буду ждать тебя на углу.

– Я приду.

Мы продолжали стоять, чувствуя, что нам трудно вести разговор.

Мы заслоняли дверной проем. Появился новый посетитель. Мы с уважением посторонились перед хорошо одетым, усатым Профессором. Нас охватил трепет гордости и удовольствия, когда он одарил нас доброжелательной улыбкой.

– Как дела, ребята?

– Хорошо, Профессор, – ответил Макс.

– Отлично, Профессор, – отозвался я.

– Подождите меня, мальчики, я сейчас выйду.

Макс сказал:

– Конечно, Профессор.

Мы увидели, как он вошел в телефонную будку.

– Вот головастый мужик, у него мозгов хватает. – Макс был преисполнен восхищения. – Только неделя как вышел из тюрьмы, но я готов побиться об заклад, что он уже снова промышляет джанком[3]. Умный итальяшка. Интересно, где он берет зелье? – задумался Макс.

– У него есть связи. Я думаю, Профессор привозит его из-за границы. В нашей стране это не растет, – сказал я важным тоном всезнайки.

– Откуда он его привозит, Лапша? Из Италии?

– Может быть, из Италии, а может быть, из Китая. Китайцы часто его курят, я где-то об этом читал.

– Зачем люди курят опиум?

– Это вызывает у них приятные грезы.

– Сладкие грезы о девочках? – усмехнулся Макс.

Мы оба засмеялись. Я сказал:

– Я был бы не прочь как-нибудь выкурить трубочку этого зелья.

– Я тоже. Как говорится, оттянуться по-настоящему. Верно, Лапша?

Я кивнул и улыбнулся.

Профессор вышел, куря большую сигару.

– У меня есть для вас работа, парни, идите вслед за мной, – сказал он тихо.

Мы последовали за ним. Он обогнул угол и вошел в темный складской полуподвал. Профессор держал дверь приоткрытой, пока мы не подошли, и задвинул ее за нами на засов. Мы прошли вслед за ним сквозь темноту в заднюю комнату. Он чиркнул спичкой и зажег газовую лампу. У Профессора была хорошо оборудованная мастерская со столярным инструментом, ручной дрелью и небольшим механическим штамповальным прессом в углу. Я заметил на столе маленький точильный брусок. Я сунул его в карман, когда Профессор повернулся к нам спиной. На верстаке лежал большой деревянный ящик с открытой крышкой. Внутри него были видны колесики и шестеренки. Ящик имел прорези на передней и задней стороне и две ручки по бокам. Макс и я подошли к нему поближе. Он был тщательно отполирован и выглядел неуместным в этом грязном помещении. Профессор стоял, глядя на нас и покручивая ус.

– Что это? – Макс кивнул на ящик.

– Это? – У Профессора был лукавый вид. Он захлопнул крышку и сказал: – Давайте я продемонстрирую вам новое изобретение, которое должно быть в каждом доме.

Он покрутил ручку, шестеренки в ящике начали вращаться, и из прорези перед нашим изумленным взором появился десятидолларовый банкнот. Он отошел в сторону и сказал:

– Ладно, давайте пока забудем про эту машину. Вот что мне от вас нужно, парни… – Профессор остановился. Он стоял, глядя на нас и покручивая свои гладкие усы. – Думаю, вы, ребята, не откажетесь заработать немного денег, правда?

Я сказал:

– Разумеется, Профессор, мы для этого сюда и пришли.

Он посмотрел на нас серьезно:

– Я знаю, что вы умные ребята, и могу быть уверен, что ваши рты останутся на замке, так?

Мы оба эхом ответили:

– Так.

Он улыбнулся, показав крупные белые зубы.

– Прекрасно, прекрасно, вы хорошие парни, как раз такие, каким я могу доверять. Я не стал бы обращаться к кому-нибудь другому, потому что большинство молодых людей любит болтать. А теперь – вот зачем я вас сюда позвал: вы знаете, где находится Мотт-стрит?

– Да, Профессор, – гордо ответил Макси. – Лапша знает этот город, как по книжке.

– Мотт-стрит в Чайнатауне, – сказал я.

– Верно.

Он достал из ящика маленький круглый шарик, похожий на оконную замазку.

– Положите это к себе в карман. Отнесите в магазин по адресу, который я укажу. Просто положите на стол и сразу уходите. Это все, что нужно сделать. Согласны? – Профессор заставил нас несколько раз повторить адрес магазина, пока мы его не запомнили. – Будьте осторожны с этой штукой. Она очень дорогая, и с ней нельзя играть.

Макси кивнул:

– Да, Профессор, мы знаем, что это такое.

Профессор вопросительно поднял брови.

– Джанк, – сказал я.

Профессор усмехнулся. Он похлопал меня по спине:

– Умный мальчик. Я подожду вас здесь и дам каждому по доллару, как только вы вернетесь.

Оказавшись в Чайнатауне, мы без труда нашли магазин. Когда мы открывали дверь, мимо прошел, помахивая дубинкой, полицейский, который не обратил на нас никакого внимания. Мы вошли внутрь, висевший над дверью звонок издал слабый надтреснутый звук. При тусклом свете мы едва смогли разглядеть сидевшего за столом большого толстого китайца. Он со злобным видом уставился на нас. Я был рад, что в кармане у меня есть нож. Это давало мне чувство восхитительной уверенности. Я твердым взглядом ответил на его взгляд. Я погладил кнопку на рукоятке ножа. Мысленно я несколько раз вонзил лезвие в его толстую глотку, а потом располосовал ему лицо.

Произошла странная вещь: я увидел, как глаза китайца наполнились страхом. Я мог поклясться, что он знал, о чем я думаю. Я был в этом уверен. Он знал: все, что мне требуется, – сделать один шаг вперед. Своим волшебным выпрыгивающим лезвием я мог легко превратить его физиономию в мелкую крошку. В страхе он отвернул от меня белое вялое лицо. Я засмеялся и сплюнул на пол. Макс положил шарик на стол. Мы вышли.

– Над чем ты смеялся, Лапша?

– Над китайцем.

– Китайцы не любят, когда над ними смеются.

– Я мог бы справиться с этим узкоглазым, да и с любым другим тоже, – сказал я хвастливо.

Макси взглянул на меня с любопытством:

– Это был большой китаец.

Я пожал плечами:

– Ну и что? Я бы укоротил его до своего размера.

Макси рассмеялся и похлопал меня по спине:

– Ах да, я забыл, у тебя теперь нож Трубы!

– Мой нож.

– Ну да, твой нож. Ты себя неплохо чувствуешь, когда у тебя под рукой есть такая вещь, верно, Лапша?

Я кивнул:

– Да, я чувствую себя так, словно кое-что собой представляю.

– Я и сам хочу найти себе что-нибудь в этом роде, – сказал Макси. Он подобрал с тротуара сигарный окурок и засунул его в уголок рта. – В один прекрасный день я обзаведусь револьвером. Попрошу об этом Профессора.

Он протянул мне окурок. Я несколько раз затянулся, потом вернул его обратно.

Профессор держал дверь открытой, пока мы спускались по лестнице в его жилище.

– Все в порядке? Вы его доставили? – спросил он встревоженно.

– Да, все в порядке, мы его доставили. – Макс сплюнул на пол. Он пыхнул своим сигарным окурком. Я холодно смотрел на Профессора.

Он рассмеялся и дал каждому по доллару.

– Вы, ребята, далеко пойдете, вы умеете работать с товаром.

– Да, Профессор, мы хотим делать деньги. Нам они нужны, – сказал я.

– Вы будете делать много денег, а я научу вас как.

– Еще бы, ведь вы – Профессор, – сыронизировал Макс.

Он усмехнулся и потер руки:

– Да, да, я могу научить вас, мальчишек, многим вещам, возможно, к нашей взаимной выгоде.

– Профессор. – Макс нерешительно топтался с ноги на ногу.

– Да, Макс?

– Вы не могли бы достать пару пушек для меня и Лапши?

– Пушек? – Профессор выглядел удивленным.

– Да, пару пушек – ну, вы знаете, револьверов.

– Да, Макс, я понял, что ты имел в виду. – Он покрутил ус. Потом внимательно посмотрел на нас. – А зачем они вам?

– Мы думаем, что когда-нибудь пушки нам смогут пригодиться.

– Для чего, например, и когда?

– Ну, для ограбления.

– И что ты собираешься ограбить, Макс?

Тот на мгновение заколебался. Потом он сказал:

– Понятное дело, мы хотим ограбить какую-нибудь лавочку.

– Что ж, давайте посмотрим. Может быть, я смогу дать вам несколько полезных советов. Что вы будете грабить – кондитерскую Джелли?

– Нет, мы хотим взять Федеральный резервный банк, – внушительно заявил Макс.

Профессор повернулся к нам спиной и поднес ко рту носовой платок. Поначалу нам показалось, что он смеется. Но мы ошиблись. Он зашелся в глубоком кашле. Когда приступ закончился, Профессор извинился. Он вытер мокрые глаза.

– У меня скверный кашель; этот подвал не очень полезен для здоровья. А теперь насчет Федерального резервного банка. Для такого дела вы пока еще слишком молоды, ребята. Подождите несколько лет. Сначала вам надо поднабраться опыта на мелких ограблениях, вроде кондитерских и аптек, а потом можно будет переходить и к Федеральному резервному банку. Договорились, парни? – Он широко улыбнулся. – Вы всегда можете обратиться ко мне за помощью.

– Вы сможете достать нам револьверы? – настаивал на своем Макс.

– Да, да. Я могу достать все, что угодно. Предоставь это мне, Макс. Они у вас будут, как только я решу, что вы для них созрели. Это вас устроит? Одна из вещей, которые вам надо усвоить, – не действуйте чересчур скоропалительно, ребята. – Он похлопал Макса по спине. – Как называется книга, которая лежит у тебя в кармане? – спросил у меня Профессор.

Я вынул книжку и показал ему. Он взглянул на нее неодобрительно, проворчал:

– «Бедняк разбогател». Это не слишком детская книга для мальчика твоего возраста?

Я пожал плечами.

– Любишь книги? – спросил Профессор, улыбаясь.

– Да, я люблю читать.

– Почему бы тебе не брать хорошие книги, ходить в Публичную библиотеку?

– Библиотека для сосунков.

Он рассмеялся:

– Ладно, вот что я тебе скажу, – я запишу тебя в свою библиотеку. Давай, заходи и выбери себе что-нибудь. – Профессор жестом указал на туалет.

– Ваши книги хранятся в туалете?

– Да, входи, не стесняйся, это самое лучшее место для библиотеки. Здесь можно по-настоящему сосредоточиться на том, что читаешь.

Я вошел в туалет. Обе стены от пола до потолка оказались покрыты книжными полками. У всех были незнакомые заглавия – «Воспитание Генри Адамса» какого-то парня по имени Йейтс и многие другие, о которых я никогда не слышал.

– Ну, нашел что-нибудь себе по вкусу? – крикнул мне Профессор.

Я заметил книгу, заглавие которой мне хоть что-то говорило – «Жизнь Джонсона» Босуэлла. Да, подумал я, это должно быть чертовски интересно. Все о чемпионе Джеке Джонсоне. Я вышел с этой книгой.

Профессор спросил:

– Что ты выбрал?

Я показал ему книжку. Он посмотрел на меня с сомнением.

– Ты уверен, что книга тебе понравится и ты сможешь ее понять?

– Шутите, – фыркнул я.

– Это слишком серьезная вещь для мальчика.

– Вы не знаете Лапшу, Профессор, он – умный парень. Самый большой умник на всей Деланси-стрит.

– Хорошо, Лапша, – сказал Профессор, – когда ты ее закончишь, я хочу знать, что ты об этом думаешь.

– Я обязательно вам расскажу.

Глава 2

– Мы с вами еще увидимся, – прошептал он нам вслед, когда мы поднимались вверх по лестнице.

Мы отправились обратно к Джелли.

Макси спросил:

– Что он там сказал насчет того, что нам надо усвоить? Не действовать скоропа… Как он сказал, ты не помнишь, Лапша?

– Скоропалительно?

– Да, точно – скоропалительно. Что он хотел этим сказать?

– Не слишком торопиться, ничего не делать необдуманно.

– Хороший совет. Профессор – умный парень. Да, сначала надо как следует все распланировать; я это не забуду.

Патси, Косой и Доминик стояли у дверей и ждали нас.

– Вы где были, ребята? – спросил Патси.

– Мы с Лапшой заработали по баксу на брата.

Макси вошел в магазин. Мы последовали за ним.

– Дай мне свой доллар, Лапша, – сказал Макси.

– Отдать тебе доллар? – Я заколебался. – Зачем?

– Мы все поделим поровну, – твердо сказал Макс.

Я неохотно отдал ему доллар. Он подошел к старику Джелли.

– Разменяйте, – сказал он, бросив на прилавок две купюры.

Макси разделил два доллара на пять частей. Я взял свои сорок центов с чувством разочарования. Макс ободряюще улыбнулся:

– Не вешай нос, Лапша, мы еще разживемся.

Он купил пачку «Доброго капрала». Мы вышли на улицу. Мы курили, насвистывали и отпускали непристойные замечания вслед проходившим мимо девушкам.

К нам подошел отец Доминика. Он вырвал у него изо рта сигарету и потащил его домой. Мы проводили их свистом.

Я увидел Долорес, которая смотрела из окна своей комнаты на той стороне улицы. Макси помахал ей рукой; она с треском захлопнула окно. Я стоял на тротуаре, мечтая о ней. Моя первая любовь. Я представлял, как на нее обрушиваются всевозможные беды и несчастья, как на улице к ней пристают какие-нибудь пришлые бандиты. В мечтах я отводил себе героическую роль ее защитника – себе и своему ножу. Потом мои мысли обратились к Пегги. Меня охватило странное и незнакомое волнение. Я подумал, не стоит ли она сейчас на своем месте. А может быть, мне удастся потискать пухленькую Фанни.

Я сказал: «Пойду дрыхнуть, пацаны» – и направился вниз по улице к своему дому.

– Чего это ты так заторопился? – крикнул мне вслед Макси. – Не забудь, Лапша, завтра утром в половине пятого.

Я ответил через плечо:

– Приду, не волнуйся.

Пегги у подъезда не было. Крадясь, как кот, я просмотрел снизу доверху все лестницы и коридоры, надеясь найти ее или Фанни. Потом, чувствуя себя одураченным и неудовлетворенным, я поднялся по пяти пролетам лестницы в нашу темную квартиру. В ней было тихо. Вся семья уже спала.

Свечи потрескивали на кухне. На столе стояла тарелка с рыбой и свежий хлеб, которые мать заботливо оставила для меня. Голодный как волк, я набросился на еду и запил ее холодной водой из стоявшего в углу бака.

Я сунул четвертак в газовый счетчик и пошел к себе в спальню, где не было окна. Я зажег свет, разделся, столкнул своего посапывавшего братца на другой конец узкой железной кровати и раскрыл книгу, «Жизнь Джонсона» Босуэлла. Я открыл первую страницу. На ней оказалось предисловие, рассказывавшее о том парне, который написал эту книгу. Я его пропустил. Кому какое дело до автора? Я хотел знать все о чемпионе, о его схватках и о том, правда ли, что он имел связь со многими женщинами и был женат на белой. Я начал читать. Что это за дерьмо, подумал я. Книга была о каком-то парне по имени Сэмюел Джонсон, докторе.

Я с отвращением ее отбросил и взялся за «Бедняка» Элджера. Потом я вспомнил, как Профессор чуть не рассмеялся, узнав, какую книгу я себе выбрал. Он сказал, что я ее не пойму. Я, Лапша, не пойму, что написано в какой-то дрянной книжонке? Это был вызов. Я снова раскрыл книгу.

Мне пришлось пойти на кухню, чтобы взять с полки словарь. Господи, что за куча дерьма! Похоже, этот Джонсон только тем и занимался, что болтал о том о сем и больше ничего не делал. Я с трудом заставлял себя читать. Я заснул с включенной лампой.

Глава 3

Я проснулся как от толчка; газ все еще горел. Мой младший брат лежал на спине и сопел. Я столкнул его на другую сторону.

– Ты, дерьмовый сукин сын, погаси лампу, – пробормотал он.

Я выключил свет. Ощупью я пробрался на темную кухню и зажег газ. Было еще рано. Старый обшарпанный будильник показывал 3:30. Я был голоден, как всегда. Открыв окно, я посмотрел в жестяной ящик, который висел снаружи и служил нам вместо холодильника.

Там стояли несколько тарелок с рыбой и хлебом, предназначенные, очевидно, для субботнего и воскресного обеда. Я отрезал ножом тонкий кусок рыбы. Оторвал кусок хлеба, смахнул со стола тараканов и начал есть. Я думал о том, что собирается делать мой старик, чтобы расплатиться за жилье, и что он намерен делать, чтобы найти работу, прежде чем нас вышвырнут на улицу. Я размышлял, сколько месяцев нам еще осталось – два или три? Я думал о мерзком домовладельце, который заявлялся к нам разодетый в пух и прах и вопил об арендной плате. Я подумал, что, раз он носит в петлице цветок, значит, он гомик или что-то в этом роде.

Мой тюфяк папаша – почему он не может найти себе работу и принести в дом немного денег? Наверное, потому, что у этой старой развалюхи нелады со здоровьем; папаша только и делает, что болеет. Но какого черта он все время ходит в синагогу? Два часа утром и два часа вечером, и так каждый день. А по субботам он вообще оттуда не вылезает, сидит там вместе с другими старыми дурнями, все с бородами и в платках, целый день качаются взад-вперед, взад-вперед на своих молитвах и бормочут разную чушь себе в бороды. На кой черт это нужно? Бьюсь об заклад, их зануда рабби и сам не знает. Отцу следовало бы больше заботиться о том, чтобы найти работу, а не проводить время с безмозглыми стариканами. Нет, это не для меня! Я умный. Когда вырасту, меня туда не заманишь – уж лучше я буду воровать деньги. Господи, какого дьявола я сижу тут и ною? Мне пора бежать.

Я вымыл за собой нож и тарелку, смахнул на пол крошки вместе с тараканами и выпил стакан воды. Я вынул из кармана сорок центов и положил их на стол. Я рассмеялся, представив, как мама и старик накроют деньги клочком бумаги и оставят их до захода солнца. Вот дурачье! Мне стало смешно, что правоверные иудеи не прикасаются к деньгам в субботний день, – ну и дурни!

Я-то не такой. Покажи мне монету, и я тут же ее возьму, в любой день недели, хоть в пятницу, хоть в субботу. Будь это даже миллион баксов! Я посмотрел на часы – двадцать минут пятого. Я выключил газ. Я закрыл дверь и тихо спустился по темной лестнице. На первом этаже я остановился. Из-под лестницы доносились какие-то звуки. Я сунул руку в карман; присутствие ножа меня успокоило. Я погладил его кнопку и прислушался. Несколько минут я слышал ритмичный шорох и чье-то громкое дыхание. Потом послышался резкий мужской вздох.

– О боже, как здорово.

Ему ответило женское хихиканье, к которому присоединился смех мужчины. Хихиканье я узнал. Это была Пегги Бумеке. Я спустился по последнему пролету, громко насвистывая. Под лестницей все смолкло. Я вышел на улицу. Макси был уже здесь и ждал меня.

Я сказал:

– Я слышал, как Пегги и какой-то парень трахаются под лестницей.

– Шутишь! – На лице Макси появилось жадное любопытство. – Давай вернемся и посмотрим, что они там делают.

Макс и я на цыпочках пробрались в коридор. Мы остановились и стали слушать. Некоторое время из-под лестницы доносился только шепот. Потом снова начался ритмичный шорох и тяжелое дыхание, и мы с Максом потихоньку стали подбираться ближе, пока не оказались прямо над тесно обнявшейся парой.

Макси громко сказал:

– Привет, Пегги!

Я никогда не думал, что двое людей так быстро могут отпрянуть друг от друга. Настала наша очередь удивиться. В тусклом свете мы узнали партнера Пегги – это был Уайти, коп, наш участковый! Мы стояли все вчетвером, разинув друг на друга рты. Пегги пришла в себя первая. Она сказала вполне естественным тоном:

– Уайти, это мои друзья. Познакомься с Макси и Лапшой.

Она подтянула свои трусики и опустила платье. Уайти застегнул ширинку.

Он был раздражен.

– Какого дьявола вы здесь вынюхиваете? Что вам тут нужно в такое время?

Макси нагло спросил:

– А что вы делали под лестницей вместе с Пегги? Завершали свой ночной обход?

Уайти не знал, прийти ли ему в ярость или принять вопрос Макси за шутку. В конце концов на его лице появилась усмешка, которая превратилась сначала в широкую улыбку, потом в смешок, а затем в громоподобный смех. По его щекам текли слезы.

– Да, детки, вы застали меня со спущенными штанами, ну и дела.

Он пытался подавить истерический смех. Пегги тоже боролась со смехом. Копу не хватало дыхания, он хватал ртом воздух. Мы оставили их вдвоем.

В нескольких кварталах от дома на Хестер-стрит возле кондитерской Спивака мы увидели три пачки газет. Подошли ближе. Каждый из нас взял по пачке и взвалил ее на плечо.

Когда мы торопливо направлялись к Джелли, Макси заметил:

– Это единственный раз, когда нам не надо заботиться об Уайти. Мы точно знаем, где он сейчас.

Я добавил:

– Не только в этот раз, но и во все другие. Мы застали Уайти с поличным и теперь держим его на крючке. С этой минуты во время его дежурства мы можем делать все, что угодно.

Макси посмотрел на меня радостно и возбужденно:

– Черт, ты прав, Лапша, мы держим его за яйца. Пегги – несовершеннолетняя; это уголовное дело. Господи, мы можем его засадить!

Мы оставили пачки газет у дверей Джелли.

– Давай зайдем к Сэму и выпьем по чашке кофе, пока Джелли не открылся, – сказал Макси.

Я замялся:

– У меня ни цента, Макс. Я оставил все деньги дома, своей семье.

– Ну и что? О чем ты волнуешься? У меня-то они есть. – Макс беспечно хлопнул меня по плечу.

У ночного кафе Сэма на Деланси-стрит стоял «форд» с шашечками такси.

Макси сказал:

– Похоже, эта тачка принадлежит брату Косого.

Внутри кафе на высоком стуле перед стойкой мы увидели Крючка Саймона, брата Косого Хайми, который читал газету и ел яйца с ветчиной.

Макс крикнул ему:

– Как дела, Крючок?

Тот поднял голову, кивнул нам и вернулся к газете и еде. Мы сели на дальнем конце стойки и заказали кофе. Мы запустили руки в корзину с горячими бубликами. Мы сидели, макая в кофе бублики.

Макси прошептал:

– Посмотри-ка, кто идет.

Это был Уайти, коп. Он нас не заметил. Он сел рядом с Саймоном и стал к нему прикалываться.

– Будь осторожней, Крючок, а то проткнешь яйцо своим длинным носом.

Саймон оторвал голову от газеты и проворчал:

– А, самый паршивый полицейский во всем Нью-Йорке. Почему ты не на дежурстве и не следишь за порядком на улице?

– Почему я не на дежурстве? В это утро у меня были дела получше. – Он довольно рассмеялся. – Дела, после которых я чувствую себя голодным. – Уайти посмотрел в тарелку Саймона. Коп подозвал Сэма, стоявшего за стойкой: – Принеси мне то же самое, что и Крючку: яиц и ветчины. – Он подтолкнул Саймона локтем. – Скажи, Крючок, как ты можешь есть яйца с ветчиной? Или это кошерная ветчина, и свинья тоже была кошерная?

Саймон раздраженно отложил газету:

– Почему бы тебе отсюда не убраться, пока тебя не застукал сержант?

Но Уайти наслаждался своим юмором.

– Эй, Крючок, а что скажет твой рабби? Он знает, что ты ешь ветчину?

Саймон пробормотал:

– Ладно, ты дождешься, что тебя арестуют. Вот придурок. Ты что, все рассказываешь своему священнику на исповеди?

Макси отозвался эхом, точно голос совести:

– Да, Уайти, ты все рассказываешь на исповеди?

Я прибавил:

– Да, Уайти, ты собираешься рассказать священнику – сам знаешь о чем? – Я подмигнул ему.

Он вздрогнул и взглянул на нас. Мы холодно смотрели на него. В этом безмолвном обмене взглядами мы достигли полного взаимопонимания. Он опустил глаза; ему стало ясно, что мы держим его в руках.

Сэм подошел и убрал со стойки корзинку с бубликами.

– Сколько можно брать на пять центов, детки? Вы уже съели каждый по шесть штук.

Мы допили остатки кофе. С наглой улыбкой я сказал:

– Эй, Уайти, заплати за нас.

Макс взглянул на меня с восхищенным изумлением.

Озадаченный Сэм протянул Уайти его ветчину и яйца.

– Ну и детки пошли, просто сил нет. Что скажешь, Уайти?

Коп пробормотал:

– Ладно, все в порядке.

Сэм стал вытирать стойку, бурча себе под нос и качая головой:

– Ты собираешься заплатить за двенадцать бубликов, двенадцать бубликов и две чашки кофе? Двадцать центов? За этих сопляков?

Уайти мрачно кивнул.

Мы сказали «пока» и со смехом вышли на улицу.

Мы пошли по тротуару, высматривая бычки. Макс заметил довольно крупный окурок сигары с сохранившейся фирменной наклейкой. Он прикурил и несколько раз пыхнул дымом, с видом знатока разглядывая сигарную рубашку.

– Классное зелье, Лапша, попробуй. – Перед тем, как протянуть мне окурок, посмотрел на наклейку. – А, это «Корона Корона». Когда разбогатею, буду курить только такие.

Я несколько раз пыхнул сигарой.

– Ну как, нравится, Лапша?

– Сигара отличная, особенно если учесть, что ее нашли на Деланси-стрит, – прокомментировал я.

Макс рассмеялся:

– Сегодня сходим в финансовый квартал и поищем там еще «Корону».

– И возьмем Федеральный резервный банк, Макси?

– Не шути над Федеральным банком, Лапша. Вот увидишь, когда-нибудь мы его возьмем, надо только поднабраться опыта. – Он смотрел на меня серьезно.

Мы пришли к Джелли. Тот резал бечевку на пачках газет, чтобы выставить их для посетителей. Он дал нам по пятнадцать центов каждому.

– А как насчет коктейлей и пирожных? – спросил Макс.

Я подошел к Джелли ближе и грубо сказал:

– Сделка есть сделка.

– Ладно, ладно, я сделаю коктейли. – Джелли запустил машину. – Возьмите каждый по пирожному. Зачем спорить? – Он пожал плечами и повторил: – Зачем спорить?

– Может быть, добавите еще яйцо? – сказал Макс.

– Еще яйцо? Хорошо, я положу еще яйцо. Зачем спорить?

Джелли разбил яйцо и добавил его в вертящуюся смесь.

Когда он повернулся к нам спиной, Макси стянул со стойки батончик «Херши». Джелли наполнил нам два больших стакана. Мы сидели, не спеша потягивая коктейль. Макси невозмутимо развернул батончик «Херши» и отломил мне половину. Мы откусывали шоколад и запивали его коктейлем.

Джелли увидел шоколадный батончик.

– Где вы взяли этот шоколад? – спросил он сурово.

Макс ответил преувеличенно обиженным тоном:

– А в чем дело, мистер Джелли? Мы купили его у Спивака, когда брали там газеты.

– Да, – ответил я, передразнивая Джелли. – Зачем спорить? Мы его купили.

– Вы купили его у Спивака? Вы далеко пойдете, два шельмеца, вот что. – Он смотрел на нас в праведном негодовании.

– Как тебе это нравится? Он назвали нас шельмецами, – насмешливо произнес Макси.

– А как насчет вас самих, мистер Джелли? Вы что, так законопослушны? – спросил я.

– Законопослушен? – переспросил он.

– Я хочу сказать – вы сами так честны, что можете называть нас шельмецами?

– Так ты это имеешь в виду, говоря «законопослушен»?

– Да, я это имею в виду, говоря «законопослушен».

– Значит, я законопослушен?

– Нет, вы, как и все остальные, преступник.

– Преступник? Что это значит – преступник?

– Это значит – вор, мошенник, шельма.

– Вы воруете, а меня, честного человека, который не ворует, который ходит в синагогу, называете шельмой? Преступником? Почему? За что? – Он возмущенно смотрел на нас.

– Мы украли для вас газеты, это вы нас послали. Вы покупаете то, что мы воруем, выходит, вы такой же, как мы, то есть преступник, – объяснил я.

– Значит, ты думаешь, ты очень умный. Переворачиваешь все с ног на голову, так что я выхожу шельмой, а вы не шельмы. – Он хихикнул. – Ладно, ладно. – Джелли воздел руки кверху, делая вид, что ничего не понял. – Пусть я буду преступник, а вы хорошие ребята. – Он засмеялся. – Ты все переворачиваешь наоборот; ты – умный паренек. Ты работаешь своей башкой, да, Лапша?

– Да, я работаю своей башкой, и вы прекрасно поняли, что я хотел сказать, – вы… вы…

Я уже хотел сказать «шмак»[4], но потом вспомнил о Долорес. Этот шмак в один прекрасный день мог стать моим тестем.

Макс попытался ему объяснить:

– Слушайте, Джелли, Лапша хочет сказать, что, когда вы у себя в задней комнате устраиваете игорный притон, это незаконно.

– Незаконно? Даже если я плачу за разрешение Уайти, копу, десять процентов с прибыли? – Один глаз у Джелли был хитро прищурен. Он просто разыгрывал дурачка. – А как насчет моих конкурентов за углом? Как ты назовешь их, мой умный Лапша? Тоже преступниками?

– О чем это вы? – спросил я.

– О церкви за углом. У них в подвале тоже играют в азартные игры. Два или три раза в неделю. Они играют в бинго. Это азартная игра, и они ничего не платят Уайти, копу. – Джелли засмеялся. – Они делают хороший бизнес, как ты думаешь, умник? Ведь так, Лапша? Ты тоже назовешь их преступниками? Или нет?

– Да, – ответил я, пожав плечами. – Именно так я на это и смотрю. Вы – преступник, Уайти, коп, – преступник и ваши конкуренты за углом – преступники.

Старик Джелли хихикнул:

– Выходит, все преступники?

– Да, – буркнул я, – все преступники.

Глава 4

В кондитерской появился Косой. Мы прервали разговор. Он сказал:

– Всем привет, ребята. – Косой выглядел преувеличенно веселым. – Как дела? Что-нибудь случилось?

– Случилось? – саркастически повторил Макс. – Думаешь, ты где – на Диком Западе с бандой Джесси Джеймса? В Ист-Сайде ничего не случается.

– Господи, Макс, долго ты еще будешь это вспоминать? – Все веселье Косого сразу улетучилось. – Я просто пошутил насчет Джесси Джеймса.

– Ладно, Косой, забудем. Я скажу тебе, что нужно сделать. Пойди разбуди Патси и Доминика и скажи им, чтобы приходили к нам в школу.

– Где вы будете, в гимнастическом зале?

– Боже! О боже! – Макс в отчаянии хлопнул себя по лбу. – Где же еще мы можем быть в субботу? В классе, изучать историю?

– Отец Доминика устроит большой шум, если я постучу к ним в дверь, – пробормотал Косой, направляясь на выход.

Макс и я перелезли через пики школьной ограды. Мы углядели, что одно из задних окон в подвале открыто, и спрыгнули в гимнастический зал с высоты пять футов. Там мы сняли с себя всю одежду, за исключением нижнего белья. Мы стали босиком бегать по залу, пока не почувствовали, что вспотели. Макс расстелил на полу мат. Из кармана пиджака он достал бумажную брошюрку с руководством по борьбе джиу-джитсу. Мы отрабатывали друг на друге разные приемы, пока Макс чуть не вывихнул мне руку. Я сразу вышел из себя и ударил его ногой в пах.

Несмотря на боль, он с энтузиазмом крикнул:

– Отлично, Лапша, будем драться всерьез!

Мы сцепились в яростной и бестолковой схватке, злобно пиная и молотя друг друга кулаками. Макси сделал захват сзади, запрокинув мне голову и сдавив, как клещами, горло. Я начал задыхаться, и перед глазами у меня поплыли черные круги.

Я был рад услышать, как наверху открылось окно. Макс выпустил меня из рук. Патси и Косой спрыгнули в гимнастический зал.

Макс похлопал меня по спине.

– Ты делаешь успехи, Лапша. – Повернувшись к Косому, он спросил: – А где Доминик?

Ответил Патси:

– Ему пришлось пойти в церковь, в библейский класс.

– В церковь, – фыркнул Макси. – Пустая трата времени. Ладно, снимайте одежду, ребята.

Под руководством Макса мы приступили к нашим обычным упражнениям, состоявшим из поднятия тяжестей, подтягиваний и кувырков на перекладине. Потом он дал нам немного передохнуть, заполнив время чтением своей книжки по борьбе. Мы провели несколько часов, практикуясь в джиу-джитсу и обычных схватках. Последние пятнадцать минут мы яростно колотили по боксерской груше.

Косой ушел первым. Он сказал, что торопится домой на обед. Стянув майки, мы вытерли с себя грязь и пот. Надели остальную одежду и, помогая друг другу, вылезли в открытое окно.

Макс, Пат и я отправились в кулинарию Каца на Хьюстон-стрит. Когда мы вошли, в нос нам ударил умопомрачительный запах солонины и пастрами[5], выставленных на прилавках магазина. Одурманенные этим ароматом, мы стояли, как трое алчущих зверей, жадно принюхиваясь и глазея на горячее мясо. Мы трепетали в экстазе. Мы решили взять три сандвича с солониной и еще три – с пастрами под маринадом. Я отдал Максу пятнадцать центов, которые получил от старика Джелли. Он прибавил к ним свои пятнадцать центов, выложил их на прилавок и сказал внушительным тоном:

– Положите на хлеб побольше мяса.

Затаив дыхание, высунув языки и роняя слюну, мы в шесть голодных глаз следили за каждым движением продавца.

С величайшей осторожностью, словно несли самую хрупкую и драгоценную вещь на свете, мы протолкались с тарелками сквозь толпу и сели к ближайшему столу. Мы ели с обдуманной неторопливостью, стараясь получить удовольствие от каждой минуты. Мы не разговаривали. Мы только откусывали кусок за куском. Мы чмокали губами и издавали все звуки, какие делают голодные животные. Два моих сандвича кончились слишком быстро. Я сидел, собирая с тарелки волокна мяса и хлебные крошки. Я облизывал испачканные в горчице пальцы. Я отдал бы пять лет жизни еще за пару сандвичей. Мы с завистью смотрели на посетителя, сидевшего за соседним столом: перед ним лежали три больших сандвича с солониной, книш[6], кусок твердой салями, жареный картофель по-французски и бутылка с сельдерейным тоником «Доктор Браун».

Макс толкнул меня локтем:

– Когда-нибудь мы будем есть так же, как этот парень.

Я решил не говорить вслух, что думаю о Максе и его обещаниях.

Мы с неохотой покинули заведение Каца и пошли по улице, оглядывая тротуар в поисках окурков. На сигаретные бычки мы внимания не обращали. Наконец Макс нагнулся и поднял окурок сигары. Однако, понюхав, выбросил его вон.

– Дешевый табачишко, – сказал он.

Подходя к Джелли, мы все уже дымили сигарами разных марок и сортов. Косой и Доминик стояли у дверей, разговаривая с Долорес. В первый раз в жизни я почувствовал, как я грязен и обношен. Доминик, Косой и Долорес были в своих лучших субботних нарядах, особенно Доминик, одетый в новенькие длинные брюки, в которых он ходил в церковь. Я почувствовал себя неловко в коротких штанах, тесных и обтрепанных. Я ощутил свой грязный, вытертый воротник рубашки и подумал, что прореха в старом пиджаке моего отца должна быть хорошо видна. Покраснев, я стоял безмолвный и охваченный стыдом, глядя на носки собственных обшарпанных ботинок. В первый раз в жизни я почувствовал, как я одет.

Я взглянул на Макса, у которого козырек на кепке был оторван и нелепо висел набок. Он выглядел не лучше, чем я. И Пат тоже. Это меня немного успокоило. Потом я подумал о наступающих холодах, о ледяном ветре, который будет дуть по Деланси-стрит. Мне стало себя жалко. Неужели опять придется подкладывать под пиджак газеты, чтобы защититься от пронизывающего ветра, и засовывать картон под стельки ботинок? Я был уверен, что мой старик не найдет работы и у нас не будет угля, чтобы топить печь. Я мог поспорить, что в конце концов отморожу себе яйца; снова буду кашлять и чихать всю зиму и заработаю хронический насморк. Да, я мог поспорить, что мой тюфяк папаша не найдет работы и ублюдок домохозяин выкинет нас на улицу! И если он так и сделает, я перережу глотку этому козлу с цветочком! Только толку от того не будет никакого; мне надо шевелиться, я должен найти работу. Я должен зарабатывать деньги.

В этот момент Долорес обдала меня холодным взглядом и повернулась спиной. Мне стало не по себе. Если бы я только мог куда-нибудь исчезнуть вместе со своей грязью и поношенной одеждой. Если бы я мог провалиться сквозь тротуар!

Меня охватило отчаяние. Жизнь была дерьмом. Что толку жить? У меня в горле застрял ком. Огромным усилием удалось сдержать слезы. Я испытывал к себе позорную жалость. Сам не заметив как, я отделился от всей компании. Я бесцельно побрел по улице, чувствуя себя мрачным и униженным, полный сожаления к самому себе. Я прошел весь путь до вест-сайдских доков. Я увидел темную, холодную, блестящую воду Гудзона. Потом я направился в Чайнатаун. Так я бродил несколько часов. Стало уже поздно. Я был усталым, голодным и несчастным.

Я обнаружил себя под грохочущей подвесной дорогой. Это был район Бауэри. На улице валялись или бродили, пошатываясь, пьяные. Я подумал о Трубе, ловко и хладнокровно обшаривающем карманы пьяного. Это хорошая идея. Я тоже ограблю пьяного. Если он станет выступать, у меня есть нож.

Я внимательно оглядел всю улицу и переметнулся на другую сторону дороги. Я перевернул лежавшего навзничь, дурно пахнущего пьяного и обыскал его карманы. Они были пусты. Даже ботинки с него уже сняли. Тогда я вспомнил замечание опытного Трубы: «Кто лежит в отключке у подъезда, тот всегда уже обчищен. С таких даже пенни не возьмешь. Бери тех, кто еще держится на ногах».

Как шакал, я пустился вслед за большим пьянчугой, который шаткой походкой брел по улице. Меня колотила дрожь; я был возбужден. Может, у него найдется толстая пачка зелени? Он тяжело привалился к стене. В этот момент, откуда ни возьмись, на него накинулся сутулый пожилой мужчина. Я был слишком поражен, чтобы что-то сделать. Я только в изумленнии смотрел со стороны. Сутулый быстро и умело обыскал упавшего пьянчугу. Он что-то нашел и положил к себе в карман. Потом ловко стянул с него ботинки и бросился бежать, чтобы продать их на рынке краденого на Байард-стрит. Меня облапошили. Я почувствовал разочарование и презрение к себе. Этот пьяница должен был стать моим. Я первый его увидел. Вот так поступают все люди. Они тащат, тащат вещи прямо у тебя из-под носа. Я поклялся, что больше этого не повторится. Я был зол на себя.

– Ты шмак, – сказал я себе, – ты должен грабить, и грабить быстро, или тебя опередят другие. Наплюй на всех; грабь, грабь и грабь.

Ко мне снова вернулось чувство тоски и обиды. Весь мир был дерьмо. Все и вся против меня. Вдруг кто-то резко ударил меня дубинкой по спине. Вверх и вниз по позвоночнику побежала острая боль. Я потерял над собой контроль. Я напустил в штаны.

Полицейский прорычал:

– Какого черта ты тут делаешь в такое время? Проваливай отсюда, мозгляк, пока я не огрел тебя еще раз.

Как побитая, шелудивая, никому не нужная дворняжка, я поплелся по пустынным улицам в сторону дома.

Глава 5

Президентом избрали Уилсона. Мы, как всегда, отпраздновали выборы самым большим костром в Ист-Сайде. Еще некоторое время я продолжал учиться в суповой школе. Потом я отправился к О’Брайену и потребовал у него свой аттестат, который он неохотно мне отдал.

Несколько недель я ходил по улицам в поисках работы. Наконец я нашел место помощника в передвижной прачечной, за четыре с половиной доллара в неделю.

В первое время мне пришлось несладко. Работа начиналась в шесть утра. Мы с водителем до отказа загружали фургон тяжелыми влажными тюками. На протяжении целого дня мы делали остановки, с трудом взбирались вверх по лестницам, волоча чистое белье, а обратно уносили грязное. Это была тяжкая и нудная работа. У меня болели ноги, спина, каждый мускул в теле. Зима выдалась суровой, с дождем, снегом и холодным ветром, но на работе я постоянно ходил в поту.

Водитель получал комиссионные. Он был жаден и неправдоподобно вынослив. Мы тратили десять минут на сандвич. Это заменяло нам обеденный перерыв. Потом мы начинали снова и работали до позднего вечера. После скудного ужина я молча падал в холодную постель, чувствуя, что у меня нет сил сделать ни одного лишнего движения. Ночью мне снилось, что я хожу с тяжелыми мокрыми тюками, привязанными к каждой ноге, и еще один тюк качается у меня на голове. Я просыпался на рассвете застывший и голодный, с болью во всем теле, тоскливо думая о своей несчастной жизни и наполняясь горечью и злобой. Я старался подбодрить себя руганью. Я крыл сначала водителя, потом хозяина, потом всех подряд. Четырех с половиной долларов, которые я приносил матери каждую субботу, приплетаясь домой в десять часов вечера, едва хватало на скромную еду.

Мой старик все больше и больше времени проводил в синагоге. Его лицо и борода становились все белее и белее. Приступы кашля продолжались все дольше и дольше. Проходили месяцы, и мы все больше должали за квартиру. Жизнь мамы и наша была полна горечи. Но худшее оказалось еще впереди.

Нам пришло угрожающее извещение о «выселении». Потом явился невозмутимый судебный исполнитель со своими людьми. Нас выбросили на уличную стужу – весь наш жалкий, переломанный скарб свалили в одну кучу на тротуар, на глазах у безжалостного мира. Мы стояли, а суетливая жизнь Ист-Сайда все так же безразлично текла вокруг нас и нашей кучи.

Похоже, ни приятели моего отца, завсегдатаи синагоги, ни его молитвы, ни сам рабби – никто и ничто не собирались нам помогать. Старика в тот же день увезли на «скорой» в госпиталь Бельвью.

Наконец появился мой товарищ, Большой Макси. Он привел своего дядюшку, и тот поговорил с моей плачущей мамой. Потом дядюшка Макса отправился к местному боссу Таммани. Босс Таммани пришел к нам на выручку. Он отвез нас в квартиру, расположенную ниже по Деланси-стрит. Он заплатил за два месяца арендной платы. Он прислал нам пять бушелей угля и новенькую пузатую печь. Он прислал нам картошки и зелени – запас на две недели. Но мой старик домой уже не вернулся. На следующий день он умер в госпитале от пневмонии.

Дядюшка Макси похоронил отца бесплатно.

Когда все это закончилось, я, оцепенев от безнадежности, вернулся на свою работу, таскать тяжелые тюки.

Как-то раз у прачечной появился представитель от профсоюза водителей грузовиков. Он расспросил несколько шоферов и их помощников об условиях работы.

Мой водитель сказал:

– Все нормально. Дела не так уж плохи.

Несколько других сказали правду. Они настаивали на том, что у нас условия плохие. Я ответил представителю, что нас эксплуатируют; мы работаем больше восьмидесяти часов в неделю. Мой водитель сказал, чтобы я заткнулся. Я слишком много болтаю. Я посмотрел на него презрительно. Представитель записал тех, кто хотел вступить в союз. Мой водитель и еще несколько отказались. Представитель составил контракт на пятидесятичетырехчасовую рабочую неделю с десятипроцентным повышением заработной платы и представил его хозяину. Тот сказал, чтобы он заткнулся и проваливал. Представитель предложил членам союза устроить забастовку.

Я присоединился к пикетчикам. Мой водитель и большинство других предпочли стать штрейкбрехерами. Они смеялись над нами и называли нас паршивыми агитаторами и социалистами. Несколько дней мы околачивались у прачечной. Сквозь линию пикета проходили все кому не лень. Это приводило нас в уныние. Но я пикетировал по четырнадцать часов в сутки.

В один прекрасный день копы, дежурившие возле пикетчиков, куда-то исчезли. Появилась машина, в которой сидело четверо. У них были блестящие значки. Они работали в частном детективном агентстве. Они сказали нам, чтобы мы убирались подальше от прачечной. Они заявили, что забастовка окончена.

Я и еще один пикетчик отказались уходить. Тогда они вырвали у меня и другого забастовщика из рук плакаты и избили нас обоих.

Потом вернулись усмехавшиеся копы и спросили:

– Что случилось? – На их лицах были издевательские улыбки. – Видно, несладко вам пришлось, умники? Ладно, а теперь проваливайте отсюда.

Они заставили нас уйти. Мой водитель и его новый помощник стояли и со смехом смотрели на мой заплывший глаз и кровоточащую рану на голове.

Я спросил:

– Какого черта вы смеетесь?

– Вали отсюда, рвань, пока я тебя не взгрел как следует, – ответил мне шофер.

Я посмотрел на него. Я уже готов был на него наброситься. Но что-то внутри меня все время повторяло: «Работай головой, работай головой, он для тебя слишком большой». Я пошел прочь, думая о том, что вот, стало быть, с чем ты должен иметь дело, если хочешь влачить такую жалкую и никчемную жизнь! Нет, это не для меня. Я сыт по горло. Какого черта! Я что, собираюсь всю жизнь быть работником в передвижной прачечной?

В тот же вечер я встретился с Макси, Патом, Домиником и Косым.

Мы подкараулили моего водителя и его помощника на третьем этаже в доме на Генри-стрит.

Я навсегда расстался со своим прошлым, порезав щеку шофера лезвием автоматического ножа. Я отобрал у него все собранные за день деньги. Потом мы избили водителя и его помощника до бесчувствия. Их лошадь и фургон мы отогнали к пустынному пирсу на Ист-Ривер. Лошадь мы распрягли, а вагон столкнули в воду. Лошадь все время энергично кивала, как будто одобряла наши действия. Потом она ударила копытами о землю и ускакала прочь.

В этот вечер мы хорошо поели в кондитерской Каца.

Пришел искавший меня Толстяк Мо. Он сказал:

– Везде шныряют полицейские. Они спрашивали про тебя. Лучше не приходи домой.

К счастью, я нашел Профессора в его подвале. Я объяснил ему, во что влип. Он достал мне одеяло. Это был первый раз, когда я ночевал не дома.

Мне не спалось. Я не боялся, просто нервничал. Большую часть ночи я провел читая в туалете «Дон Кихота».

Утром Профессор принес мне горячий кофе и сдобные булочки. Он отдал мне ключи от склада и сказал:

– Можешь отсидеться здесь, пока все не утихнет.

Профессор одолжил мне два бакса. Это был отличный парень.

Я узнал, что меня разыскивает представитель профсоюза. Я с ним встретился.

Он сказал:

– Хорошая работа, Лапша. Еще один такой урок, какой ты устроил своему водителю, и забастовка закончится успешно. Штрейкбрехеры боятся выезжать на работу.

Шрам на лице водителя создал мне репутацию парня, умеющего обращаться с ножом. Обо мне теперь говорили:

это тот самый Лапша с ножом, что с Деланси-стрит. Я гордился своей репутацией.

Мы подстерегли еще одного штрейкбрехера и его помощника. Я порезал их обоих и отправил в госпиталь. Моя жизнь стала меняться. Я чувствовал себя веселым и счастливым. Я обнаружил, что это доставляет мне огромное удовольствие. Когда я щелкал ножом, люди вокруг вздрагивали. Они смотрели на меня с незнакомым мне раньше уважением.

Остальные водители больше не решались ездить по своим маршрутам. Босс обратился к профсоюзу. Скрепя сердце он подписал контракт на пятидесятичетырехчасовую рабочую неделю и увеличил зарплату на десять процентов.

Представитель профсоюза встретился с нами в подвале у Профессора. У него было к нам предложение.

– Ребята, не хотите поработать на меня и на профсоюз в качестве, скажем, специалистов по организационным вопросам? Десять долларов в неделю на каждого – вас устроит?

Это был наш первый постоянный бизнес.

Позже мы провели немало «организационной работы» среди водителей передвижных прачечных. Занимаясь таким делом, мы сталкивались с самыми жестокими, жадными и беззастенчивыми работодателями, которые попадались нам везде, где их не сдерживала деятельность профсоюза. Это вызвало в нас ненависть к любой власти вообще. В наших глазах их стандарты были стандартами всего общества.

Большую часть времени меня разыскивали полицейские, и я избегал появляться дома, но каждую неделю отсылал матери деньги через посыльного.

Глава 6

Президент Уилсон объявил войну Германии. Дух авантюры охватил страну. Слава и жестокость шли рука об руку. Они стояли в повестке дня. Мы все пятеро попытались нырнуть в водоворот узаконенного насилия, вступив в армию. Над нами только посмеялись: мы были еще слишком молоды. Но взбудораженный ритм военной жизни продолжал горячить нам кровь, как езда на быстрой карусели. Мы запрыгнули на нашу собственную маленькую карусель и неслись во весь дух, твердо держась за перила. Скорость становилась все больше и больше.

Кроме профсоюза, который выплачивал нам по десять долларов в неделю, мы нашли новые средства увеличить наши доходы, обратившись к самой грубой и захватывающей сфере деятельности – обыкновенному бандитизму. Мы вышли на сцену хорошо подготовленными, пройдя начальный курс в самой худшей суповой школе города.

Теперь мы продолжили образование. Нашими классными комнатами были задние дворы, подвалы, крыши, рынки, набережные и трущобы Ист-Сайда. Мы бродили по лабиринтам улиц, как охотники, выслеживающие в джунглях крупную дичь. Нас интересовало все. Мы собирали любую информацию, переживали странные приключения. Мы носили дубинки собственного изготовления, сделав их из свинцовых солдатиков, переплавленных в крышках от молочных фляг. Мы подстерегали прилично одетых горожан на темных узких улочках.

Курсы повышения квалификации по сексу мы прошли, обучаясь у такой опытной и искушенной учительницы, как Пегги.

Возобновив свои походы с джанком, который Профессор поручал нам относить по тому же адресу на Мотт-стрит, мы стали знакомиться с улицами Чайнатауна, заинтересованные и очарованные его странными запахами и необычным видом. Здесь мы наблюдали привычки и причуды приверженцев различных наркотических веществ.

Под неусыпным руководством нашего Профессора мы познали секреты и навыки всевозможных преступных ремесел. Он посвятил нас в умиротворенный и мечтательный экстаз курильщиков опиума. Он снабдил нас всеми видами холодного и огнестрельного оружия, необходимого в изощренном искусстве нанесения увечий.

Мы стали более жестокими и грубыми, настоящими профессионалами в делах, связанных с насилием.

Косой Хайми практиковался в езде на такси своего брата. Он так наловчился крутить баранку, что его способности казались почти сверхъестественными. Во многих случаях мы использовали их и тачку брата Хайми, с которой предварительно снимали номера, если во время ограблений нам была нужна машина. В грабежах мы выработали собственный стиль. Прежде чем скрыться, мы снимали с наших жертв штаны. В газетах нас называли юными похитителями штанов. Мы гордились своей известностью и оригинальностью. Мы стали беспечными и самоуверенными. Это была наша ошибка.

Во время ограбления маленькой аптеки, которое принесло нам двадцать два с половиной доллара, ее владелец бесстыдно выскочил без штанов на улицу и позвал на помощь. Когда мы удирали от полицейских на машине брата Косого Хайми, на Деланси-стрит у нас кончилось горючее. Мы выскочили из дверей и разбежались в разные стороны. Мы бегали слишком быстро для копов и сержанта, которые нас преследовали. Мысленно я поблагодарил Макса за ту усиленную физическую подготовку, на которой он всегда настаивал. Она держала нас в хорошей форме. Я слышал выстрелы. Я решил, что нам всем удалось благополучно скрыться.

Позже, в задней комнате у Джелли, я узнал печальную новость. Доминик был мертв. Он бегал не так быстро, как мы. Маленький толстяк Домми получил пулю в затылок. Его застрелил сержант-полицейский. Местные детективы устроили на нас облаву, которая им удалась. Тут снова пригодились дядюшка Макси и районный лидер из Таммани. Нам разрешили, находясь под стражей, присутствовать на похоронах Доминика. В зале похоронного бюро, где стоял гроб с телом Доминика, его родители и близкие бросали на нас мрачные и гневные взгляды. Они бормотали себе под нос и осыпали нас итальянскими проклятиями. Патси переводил нам их вполголоса. Мы присоединились к похоронной процессии у церкви. Приглушенные скорбные рыдания несчастных родителей Доминика терзали нам сердце. Когда священник склонился с кадилом над бедным Домми и благословил его, я почувствовал в сердце такую боль, словно оно готово было разорваться на куски. Все внутри у меня стонало от боли.

Я не мог плакать.

Из церкви мы проводили бедного Домми до кладбища в Лонг-Айленде. Я видел, как его опускали в землю. Все вокруг плакали и молились, а священник благословил могилу и обратился к Господу с просьбой простить несчастному Домми его грехи.

На обратном пути в Нью-Йорк я пытался все это обдумать. Добрый старина Домми смеялся, шутил и был полон жизни еще несколько дней назад, когда обращался ко мне со своей милой улыбкой: «Эй, Лапша!» А теперь он лежал холодный, в деревянном ящике, с пулей в голове, на дне могилы. Я не мог себе этого представить. Трудно было поверить, что я никогда больше не увижу своего друга Домми.

Глава 7

Районный босс сделал для нас все, что мог. Он сказал, что не сможет помочь нам всем. Ему пришлось пойти на сделку. Двое из нас должны были ответить за всех. Пат и я решили сесть в кутузку.

Макс пообещал каждую неделю отдавать моей матери десять долларов от профсоюза, а может быть, и больше.

Патси отправили в исправительное заведение для детей католиков. Меня послали в еврейский приют в Сидар-Ноулз, к северу от Готорна, штат Нью-Йорк.

Мне там было не слишком тяжело. Еда оказалась хорошей, и ее всегда хватало. Я в первый раз уехал из Нью-Йорка, и деревенская атмосфера была мне в новинку. С нами обращались не как с преступниками; скорее это напоминало школу-интернат. Я был приятно удивлен той свободой, которую нам предоставляли в передвижениях. Рассчитывали в основном на совесть и наш здравый смысл. И редко кто обманывал эти ожидания.

Честно говоря, мне там понравилось. Перемена атмосферы пошла мне на пользу. Сельский воздух был чистым и свежим, не то что вечное зловоние в нашем нищем гетто. Но больше всего мне понравилась тамошняя библиотека. Я с головой зарылся в книги. С их помощью я мог попасть в любую страну мира, даже путешествовать по другим мирам – на Луну, Марс и прочие планеты.

Я летал на самолете и погружался в морскую бездну. Я был пиратом и миссионером. Я был разбойником, священником, министром и раввином. Я был хирургом и его пациентом. Я был надменным богачом и человеком из простонародья. Я был королем и самым скромным из его подданных. Я был всеми и всем. Я стоял на горе вместе с Моисеем: обернувшись через плечо, я видел, как он сидит на камне и записывает десять заповедей. На обратном пути мы вместе обсуждали, как лучше представить их народу. Я смеялся от восторга, слушая историю, которую он собирался поведать остальным.

Я сидел у ног Иисуса с другими Его учениками. Я с благоговением слушал Его революционное учение о том, как исправить людей и весь мир. Я помогал Ему нести крест на Голгофу. Мое сердце кровоточило при виде мук и страданий на лице Иисуса, когда в Его ладони вколачивали гвозди. А потом я видел, как те же самые люди, которые боялись возвещенной Им истины, в каждом новом поколении использовали Его имя, извращали Его слова и распинали Его снова и снова ради собственных эгоистичных целей. И я видел, как другие несчастные и бедные создания превращали в фетиш Его страдальческий лик, чтобы чем-нибудь заполнить свою пустую жизнь или дать выход какому-нибудь неврозу. Все это наполняло меня печалью.

В тот день, когда я должен был выйти из Сидар-Ноулз, рабби позвал меня в свой кабинет и прочитал мне последнюю проповедь: «Как должен вести себя хороший еврейский мальчик». Она влетела мне в одно ухо и вылетела в другое. В заключение он улыбнулся и похлопал меня по спине:

– У меня есть для тебя сюрприз. Снаружи ждет твой товарищ, который отвезет тебя в Нью-Йорк.

Я подумал, кто это может быть? Из здания я выскочил чуть ли не бегом. На улице, прислонившись спиной к черному сверкающему «кадиллаку», дымя сигарой и сияя улыбкой, стоял Большой Макси.

Хотя мы росли вместе и со школьной парты он являлся самым близким моим другом, теперь я его едва узнал. Наверное, все дело было в нашей восемнадцатимесячной разлуке. Он стал совсем другим. Макси здорово вытянулся:

его рост оказался выше шести футов. Теперь он был большой, просто огромный, с широкими плечами и узкими бедрами. Вероятно, пока я сидел, он провел немало времени в гимнастическом зале. Вид у него был цветущий. Его ясные черные глаза сверкали. Он улыбнулся все той же заразительной улыбкой и показал безупречные белые зубы.

– Лапша, старина, как я рад тебя видеть! Ну, как дела?

Он протянул мне руки; его рукопожатие было похоже на тиски.

Меня обдало теплой волной симпатии и любви. Я ответил ему улыбкой.

– Я в порядке. Ты отлично выглядишь, Макс.

– Ты тоже смотришься неплохо, Лапша. Я тебя едва узнал – ты почти такого же роста, как я. – Он оглядел меня со всех сторон. – Ну и плечищи у тебя, Лапша, здорово ты накачался на свежем воздухе. Что, много занимался физкультурой?

– Ты хочешь сказать – много работал, чтобы искупить свои прегрешения. Кажется, мы вступили в клуб взаимных восхвалений, а, Макс?

Мы оба рассмеялись.

Он открыл дверцу «кадиллака». Забравшись в салон и сев рядом с Максом, я почувствовал себя светским человеком. Он сделал ловкий разворот и помчался по гравийной дороге.

– Где ты раздобыл «кадди», Макс?

– Это один из моих катафалков.

С невозмутимым видом он угостил меня сигарой. Я откусил кончик, сплюнул в окно и закурил. Затянувшись несколько раз, я взглянул на этикетку. Это была «Корона Корона».

– Я тебе не писал, что мой дядя отбросил копыта?

– Писал. – Я кивнул. – А из-за чего? Ты не сообщил.

Он сплюнул в окно:

– Рак кишечника.

– Жалко. Хороший был мужик.

– Да, старик был классный. Он оставил мне свой бизнес. Я вступлю в права владения, как только мне исполнится двадцать один.

– С таким бизнесом ты станешь большой шишкой, верно?

– Да, – улыбнулся Макс. – Мы все станем большими шишками. Мы будем партнерами – ты, я, Косой и Патси.

Я был потрясен.

– Ты собираешься взять нас в свое дело, Макси?

– Вот именно.

Я откинулся на спинку кресла, чувствуя себя комфортно и уверенно. Я думал о том, что мой друг Макси всегда был очень щедрым, он – лучший парень из всех, кого я когда-либо знал.

По дороге в город Макси дал мне подробный отчет о том, что происходило в Ист-Сайде во время моих принудительных каникул.

– Мы по-прежнему получаем деньги с профсоюза. Я каждую неделю относил твоим твою долю. У них все в порядке. Ты знаешь, что твой младший брат работает в газете? Теперь он репортер.

– Знаю.

– Пегги стала профессионалкой, об этом ты тоже слышал, Лапша?

– Нет. – Я покачал головой. – Профессионалкой в чем? В танцах?

В эту минуту я думал о Долорес. Она не выходила у меня из головы.

– В танцах? – расхохотался Макс. – Да, она танцует в постели. Из любительницы сделалась профессионалкой. Теперь она берет деньги.

– По баксу с носа?

– Да, но она того стоит.

– Что верно, то верно.

– Помнишь, как мы имели ее за русскую шарлотку?

Мы оба рассмеялись.

– А помнишь Уайти, нашего копа? – продолжал Макс.

– Еще бы не помнить. Разве такое забудешь?

– Так вот, теперь он сержант.

– Честность всегда вознаграждается, – прокомментировал я.

Мы снова рассмеялись.

– Да, он парень не промах, наш ирландец. Стрижет деньги с Пегги, – сказал Макс.

– Бьюсь об заклад, часть он берет натурой.

– Уж это точно, – со смехом согласился Макси.

Я умирал от желания расспросить его о Долорес. Я писал ей каждую неделю, но она не ответила ни на одно письмо. Вместо этого я спросил:

– Как дела у Патси и Косого?

– Косой получил водительские права и теперь ездит иногда на одном из такси своего брата.

– У Крючка несколько машин?

– Да, он завел себе целый парк из четырех тачек. Патси работает со мной, помогает в похоронном бюро. А когда наклевывается дельце, мы выходим вместе.

– Грабеж?

– Ага, – кивнул Макси. – Но дело должно обещать не меньше двух штук, иначе мы за него не беремся. Поскольку сухой закон действует уже несколько месяцев, денег вокруг хватает. Время от времени мы заключаем контракт с кем-нибудь из бутлегеров и надираем конкурентам задницу.

– Я слышал, у бутлегеров много зелени.

– Это верно, болтушки открылись уже по всему городу.

– Болтушки?

– Да, так теперь называют питейные заведения для своих, с глазком в двери.

– А-а.

Мы въехали в нижнюю часть Ист-Сайда. Макси небрежно вел «кадиллак» по запруженной транспортом улице. Он едва не снес крыло у какого-то автомобиля. Макси высунулся из окна и заорал на шофера:

– Эй ты, болван, где тебя учили водить? На заочных курсах?

Хорошо одетый пожилой мужчина, сидевший за рулем, прокричал в ответ, поворачивая за угол:

– Тупоголовая шпана, вы думаете, вам принадлежит весь город?

Когда мы въезжали в гараж, Макс усмехнулся:

– А знаешь, Лапша, это неплохая идея.

– Какая идея?

– Та, что сказал этот парень, – насчет шайки из суповой школы, которая захватывает весь город.

– Весь город?

– Почему бы нет? Ты ведь знаешь, мы – хорошие организаторы.

Глава 8

За те восемнадцать месяцев, пока меня не было в городе, произошло четыре примечательных события. Закончилась война. Ввели в действие сухой закон. Долорес произвела маленькую сенсацию, выступив в музыкальной комедии на Бродвее. Большой Макси, Патси, Косой при некотором содействии Джейка Проныры, Трубы и Гу-Гу приобрели в среде городского криминала репутацию самой крутой банды в Ист-Сайде.

Еще я обнаружил, что в мое отсутствие сильно разрослась легенда обо мне и моих способностях в обращении с ножом. Я теперь считался профессионалом в этом деле. Макси пересказал мне несколько историй, которые ходили обо мне в Ист-Сайде. Мы оба смеялись над моими мифическими «ножевыми» подвигами.

Наша репутация очень крутых парней и «киллеров» стала силой, которая бросила нас в самую гущу драматических событий, вызванных сухим законом.

К нам приходили люди и предлагали то, что мы называли «контрактами». Они появлялись со всех концов города, разные личности, которых мы видели в первый раз и о которых никогда не слышали, и предлагали нам ограбить крупную компанию, ювелирный магазин или богатый банк. Бутлегеры и рэкетиры заказывали нам убийство своих деловых партнеров, любовниц, братьев, мужей, жен и конкурентов. Плата, которую они нам предлагали, колебалась от до смешного маленьких вознаграждений до баснословно крупных сумм.

Поначалу мы только смеялись и отказывались от обрушившегося на нас потока добровольных ассигнований. Но то ли потому, что нам льстило внимание всех этих людей, или потому, что мы хотели денег, или по обеим причинам сразу, мы в конце концов капитулировали. Мы стали жить на свою репутацию, просеивая предлагаемые нам контракты сквозь большое сито собственного морального кодекса.

Подобно старым главарям банд, с помощью наглости и физической силы мы захватили под контроль значительную часть преступной деятельности в густонаселенном Ист-Сайде. Молодые по годам, мы были опытными ветеранами во всех делах, где требовались крепкие нервы и жестокость. Судьба к нам благоволила, и успех придавал нам блеск высокомерной дерзости.

За сравнительно короткое время мы познакомились со всеми маленькими бандами, которые, как чертики из табакерки, выскакивали из самых бедных районов города – из кварталов суповых школ. Чтобы взять крупную партию виски, которую доставили в верхнюю часть города, нам пришлось немного повздорить с Артуром ФлегенХаймером, по кличке Голландец, и его компанией, набранной им по безнадежно грязным, нищим и унылым закоулкам Бронкса. По делу, связанному с контрабандой сигарет, мы столкнулись с Джо Адонисом, Лео Байком и еще кое с кем из их команды, которую они сколотили в нездоровых, перенаселенных и обветшалых районах Бруклина. У нас были небольшие трения с Тони Бендером, Вито Дженовезе и их ребятами, выросшими в вонючих бараках и лачугах в нижней части Грин-Виллиджа. Мы водили дружбу со Счастливчиком Чарли и Волком Люпо – оба они были родом из Манхэттена, где в убогих квартирках многоэтажек ютились бедняки. С ними мы обсуждали судьбу одного из их земляков, который сбежал на нашу территорию и искал у нас защиты. Мы встретились и создали союз с самым достойным, благородным и смелым бандитом города – Фрэнком, или Франциском, выходцем из тесного и мрачного квартала в восточном Гарлеме. Мы знали их всех. Это был удивительный, но неопровержимый факт – каждый из них, так же как и мы, появился на свет на глухих задворках, населенных беднотой. Они пришли из разных концов города, но все оказались питомцами суповых школ.

У нас было шесть питейных заведений, в том числе одно на Деланси-стрит, которое мы считали своей штаб-квартирой. Мы назвали его «У Толстяка Мо», в честь сына старика Джелли. Толстяк Мо стал нашим главным барменом и менеджером. Кроме того, мы брали деньги с дельцов, которые занимались нелегальными операциями с бумагами, и букмекеров, работавших на подпольных тотализаторах. Бутлегеры и курьеры болтушек просили у нас защиты от залетных банд, вымогавших у них деньги. Разумеется, услуги мы оказывали не бесплатно. Многие были озадачены и отказывались нас понимать, когда мы, руководствуясь собственным опытом и личным вкусом, уклонялись от прибыльных сделок, связанных с производственным рэкетом, торговлей наркотиками или проституцией.

Несмотря на то что деньги мы тратили без счета, они продолжали вертеться вокруг нас и текли к нам в руки, так что мы набивали ими свои сейфы в банке.

Я являлся главным казначеем и сводил счета всех наших нелегальных операций. Впрочем, одно предприятие было у нас вполне легальным – похоронная контора, которую оставил Максу его бездетный дядюшка. Макс сдержал свое обещание: он разделил бизнес на четыре равных части. Это было наше прикрытие. По бухгалтерским книгам, для налоговой полиции и всех прочих властей похоронное бюро являлось нашим единственным источником дохода. Легальный бизнес очень удачно вписывался в общую схему операций. Он служил сразу нескольким целям. Наши катафалки постоянно вызывал районный босс Таммани и прочие политиканы. С виду похороны были вполне законными, хотя далеко не все тела, которые мы возили в своих гробах, принадлежали законопослушным людям.

Время от времени мы без особого энтузиазма устраивали крупные ограбления, да и то только в тех случаях, когда наводка делалась по нашим самым старым и надежным связям. Со дня на день у нас как раз намечалось одно такое дельце, старый долг, по которому пришло время заплатить. Мы ждали от наводчика последнего сигнала. Предположительно мы должны были взять бриллианты на сотню тысяч долларов.

Наступил момент, когда мелкие и разрозненные стычки банд превратились в войну национального масштаба. Газеты подняли шумиху, общественность была встревожена, а федеральные и городские власти известили криминальный мир, что нам пора притухнуть, пока нас не прихлопнули.

Но жадность и ненависть оказались сильней. Война банд продолжалась до тех пор, пока не появился лидер – наш старый приятель Фрэнк из гарлемских трущоб. Он позвал нас к себе. Мы встретились, и он изложил нам свой план. Мы уверили его в нашей безоговорочной поддержке. Он сказал, что пошлет нам весточку, когда будет готов воплотить свой план в жизнь. Мы пообещали, что отзовемся на его известие сразу же, днем или ночью, где бы оно нас ни застало.

Несмотря на то что я встречался с самыми разными женщинами и со многими из них был в связи, в глубине души я продолжал хранить детское преклонение перед Долорес. Я не мог увидеться с ней вне театра. Она никогда не назначала мне свидание, она не хотела иметь со мной ничего общего. Я постоянно ходил в театр, где Долорес выступала по два раза в неделю, просто для того, чтобы сидеть и смотреть на нее. Она не замечала моего присутствия. Вечер за вечером я проводил в каком-то трансе, глядя на нее и чувствуя, что с каждым днем люблю ее все больше. Мне было странно, что я, такой крутой парень, могу вести себя как школьник. Я послал ей цветы и часики с бриллиантовым браслетом, но она их не приняла. Были минуты, когда я впадал в отчаяние и начинал строить безумные планы, как завоевать, как заполучить ее любой ценой. Мне с трудом удавалось укрощать эти дикие фантазии. Она стала для меня наваждением. Все остальное отошло на второй план. Я был в скверном состоянии.

К счастью, важное событие отвлекло меня от мыслей о Долорес. Мы получили весточку от Фрэнка. Собирался огромный конклав гангстеров со всех концов страны. Он прислал нам адрес. Мы прибыли на место.

Это было фантастически живописное сборище. Оно прошло так, как планировал Фрэнк, и закончилось образованием национального Синдиката банд под общим руководством Фрэнка.

Когда мы возвращались домой, пришло сообщение от нашего наводчика. Он оставил нам подробные инструкции. Дело с бриллиантами было назначено на завтра. Я выступил против:

– Зачем нам рисковать с этим ограблением? Дела и так идут неплохо.

Но Макси был непреклонен:

– Во-первых, я уже дал слово; во-вторых, риск входит в нашу профессию. Мы займемся этим завтра. Я уже все распланировал.

– Слушай, Макс, – сказал я, – мы только что вернулись из поездки. Мы устали и…

Он меня перебил:

– Отлично, значит, надо немного встряхнуться. Мы поедем к Джои и расслабимся по полной.

Мы завалились в «кадиллак». Косой сел за руль. Мы поехали к Джои. Втайне от всех я стал завзятым курильщиком опиума. Я прикладывался к трубке гораздо чаще, чем мои компаньоны, потому что нуждался в зелье больше, чем они. Не знаю, может быть, так вышло потому, что я хотел избавиться от напряжения, или это было связано с тем, что я называл «долоресофобией». Только здесь, у Джои, я мог обладать Долорес, только здесь она не отталкивала меня. Наоборот, в опиумных грезах она отвечала на мою любовь с таким жаром, что я испытывал настоящее и полное физическое наслаждение.

Однако я не был до конца уверен, что именно потому так пристрастился к трубке. Ведь я испытывал и другие сладостные грезы, в которых реальные события причудливым образом смешивались с приключениями в духе Елизаветинской эпохи и превращались в живые и яркие фантазии, где участвовали короли и бароны и которые происходили в экзотических местах. Во многих я сам принимал участие, другие только созерцал, как взволнованный и увлеченный зритель. Я любил читать английскую историю; наверное, поэтому мои мечты всегда имели привкус старой Англии.

Мне удалось скрыть свое нетерпение, пока мы не вылезли из машины. На кушетке с трубкой во рту я оказался первым. Я умиротворенно откинулся на подушку, мысленно окинув взглядом все волнения последних дней. У трубки был подходящий вкус. Добрый старый Джои, подумал я туманно, у него всегда есть самый лучший опиум, и он определенно умеет приготовить трубку. Я вдохнул в себя влажный сладковатый пар. Он наполнил меня чувством мира и блаженства. Смутный образ Долорес промелькнул перед глазами. Я вдохнул еще раз, глубоко, медленно, расслабленно. Я выдохнул. Я увидел, как влажный пар поднимается вверх и образует надо мной какую-то фигуру. Это был Большой Макси в образе «барона», главаря воровской шайки. Мы направлялись вслед за ним в таверну. Мы вошли в заднюю комнату и уселись за стол. Большой Макс грохнул кулаком по столу и проревел: «Принеси нам эля!» Появился улыбающийся Толстяк Мо, неся на подносе большие кружки с пенящимся элем.

Возникшая было картина снова растворилась в завитках курившегося пара, а я продолжал находиться в блаженном ступоре, вспоминая ту волнующую весточку, которую прислал нам Фрэнки.

Глава 9

Это была фантазия о том, как образовалось криминальное сообщество.

Мы сидели, облаченные в странные елизаветинские костюмы. Мы были главарями воровских шаек. Наш ист-сайдский уличный акцент исчез, и мы говорили на тяжеловесном и напыщенном языке того времени. Мы сидели за столом в задней комнате таверны «Лосиная голова». Мы пили из высоких кружек крепкий эль и играли в карты. Рядом с каждым лежали стопки золотых монет. Наши короткие мушкеты стояли возле стульев, чтобы их сразу можно было схватить. Наш сияющий хозяин, известный как Толстый Лось, без устали сновал взад-вперед с кружками свежего эля.

Посреди шумной игры в комнату вбежал запылившийся курьер с посланием от знаменитого барона Франциско, лорда Гарлема.

Большой Макси положил карты на стол и развернул письмо. Шевеля губами, он прочитал его про себя. Мы смотрели на него с нетерпением. Он отпил глоток эля, прочистил глотку, мрачно улыбнулся и сказал:

– Господа, это то, чего мы ждали. – Он похлопал по письму в своей руке. – Здесь сказано, что мы должны немедленно отправиться на собрание всех банд, которое состоится в замке нашего друга Франциско. Это собрание созвано, чтобы разработать некий план, который по размаху и смелости превзойдет все, что знала воровская история. План состоит в том, чтобы объединить все шайки нашей страны под властью одного главного барона. Я думаю, что мой добрый друг Франциско сам метит на это место, и, клянусь всеми святыми, мы его поддержим! – Для пущей убедительности Большой Макси с грохотом опустил на стол мощный кулак. – Что скажете, мои товарищи? Поднимем тост за нашего друга барона Франциско и за исполнение всех его планов!

Мы подняли наши кружки и прокричали:

– За удачу нашего друга Франциско!

Мы залпом выпили эль.

Большой Макси чмокнул губами и вытер их тыльной стороной руки.

– А теперь поторопимся, потому что нас ждет долгое путешествие.

Мы вскочили на быстрых скакунов и как ветер помчались сквозь ночь, наполняя маленькие деревушки грохотом копыт, стреляя в воздух из мушкетов и поднимая с ложа перепуганных обывателей.

На рассвете мы остановились передохнуть в придорожном трактире. Мы быстро проглотили поданную нам еду и запили ее большим количеством эля. Глупый трактирщик сделал роковую ошибку, спросив с нас плату. Мы со смехом расстреляли его из мушкетов и похоронили на заднем дворе.

С наступлением ночи, усталые и грязные, на покрытых пеной конях, мы прибыли в неприступный замок барона Франциско. Закованная в латы стража с пиками и мушкетами день и ночь охраняла покой хозяина. В замок стекались вооруженные до зубов главари. Факельщики почетным эскортом проводили нас через подъемный мост и ввели в залитый огнями замок.

Нам дали удобные комнаты, где мы смогли отдохнуть. Приняв ванну и переодевшись в роскошные бархатные камзолы и рыцарские шляпы с перьями, мы важно прошлись по комнате, довольные нашими великолепными костюмами. Затем мы спустились в огромную трапезную залу, где нас тепло приветствовал хозяин, барон Франциско.

Слуга подвел нас к необъятному столу. Да, подумал я, сегодня всех этих головорезов ждет поистине королевское пиршество. На столе стояли золотые блюда, наполненные отборнейшей снедью: цельными тушами диких вепрей, молодыми поросятами, всевозможной дичью и домашней птицей, зажаренной с пряностями и поданной в вине. Здесь были и огромные чаши с новым экзотическим блюдом под названием «спагетти», в настоящем сицилийском стиле. На соседних блюдах лежали горы хлеба, рядом стояли подносы с иудейским деликатесом – измельченной куриной печенью, и глубокие кастрюли, в которых дымился горячий суп. Я заметил странные фрукты, привезенные из-за моря из далеких стран, и длинные ряды пирожных и тортов, изготовленных в самых причудливых формах и пропитанных ликером.

Барон Франциско восседал во главе массивного стола. По правую от него руку располагался его самый доверенный советник, утонченный и бесстрастный Денди Филипп из Казетеля.

По левую руку от барона сидел коварный Хьюго, по прозвищу Веселый Плут, князь Мэна и Хэйтона и претендент на титул Верховного лорда всего Йорка. Он был одет в дорогой костюм из тигровой шкуры, что говорило о его причастности к древнему могущественному клану Там-о-ни.

Позади барона тесной группой стояли его личные телохранители, самые свирепые рыцари страны. Один из них был сморщенный, злобный и жестокий Джозеф, которого в насмешку прозвали Джозеф Солнцедар.

Я узнал сэра Чарльза Пушечное Ядро, признанного мастера во всех видах насильственной смерти, и сэра Майкла, Щеголя из Каппола, кровожадного разбойника и меткого стрелка, не расстававшегося с пистолем, а также многих других бандитов и убийц из Гарлема, родового владения барона Франциско.

Сидя за столом, по обе его стороны, насколько хватало глаз, мы видели самых знаменитых преступников страны. Сэра Джозефа, по прозвищу Адонис, – лорда Бруклина. Сэра Артура, известного как Голландец, – владетельного лорда Бронкса. Позади них стоял безумный убийца Макколл, прозванный Бешеным Псом. С ним соседствовал душитель Кривоног, высокий и мускулистый, родом из Уайнбурга. Был тут и пресловутый главарь со шрамом, представитель центральных графств, лорд Капоне вместе со своей пестрой командой. Присутствовали могучие, неукротимые, багроволицые рыцари северных земель из города Де-Трой. Был Дикарь Уильям, лорд далекого юго-западного графства под названием Техас, и его неистовые помощники. Был Питер Печатник, лорд Томпсон, чьи способности к подлогу и изготовлению фальшивых денег стали легендой. Рядом с ним расположился скрытный и безжалостный Счастливчик Чарли, глава тайного ордена Сицилийской лиги. Соседом его являлся хитроумный и напыщенный Эдвард Старший, брат барона Франциско, и его латинская шайка, прозванная «Сорок воров».

На другом конце стола сидел длинноногий барон Цвиль, хранитель и защитник Нью-Арка и Южного Джерси. Рядом с ним разместился Оуни Мэдден, лорд Западного города, и его кровожадные кельты. Были здесь также Эрик Книжник и Уильям Мавр из Пассейика, лорды Северного Джерси. Далее разместились парочка хладнокровных и расчетливых бандитов, Леопард и Гурра, лорды и владетели Восточного города, и их необузданные семиты. С ними соседствовали Мейер Копье и его товарищ Баггси Орел с кучкой наемников – обкуренных латинцев и семитов, которые убивали за деньги и служили тому, кто давал больше.

Я повернулся к своим товарищам и сказал:

– Не бывало еще случая, чтобы столько бандитов, убийц и продажных политиканов собирались в одно и то же время и под одной крышей.

– Не относите ли вы к ним и самого себя, сэр Лапша? – серьезно спросил меня мой рослый приятель. Я проигнорировал его вопрос.

Праздник начался, но набитые пищей рты изрыгали ругательства, а сотрапезники бросали друг на друга яростные взгляды, грозившие смертью. Воздух был тяжел от злобы. Только страх и уважение к нашему хозяину, барону Франциско, удерживали собравшееся здесь дьявольское общество от буйства и саморазрушения.

Не успели мы как следует напиться и наесться, как прозвучал оглушительный удар большого гонга. В трапезной воцарилось глубокое молчание. Пораженные гости подозрительно поглядывали друг на друга. Один из нас встал, подняв руку и требуя к себе внимания. Все взгляды обратились на него. Это был Денди Филипп из Казетеля. Его привлекательное лицо выражало легкое презрение, когда он окинул холодным взглядом всех сидевших за столом.

Ясным, неторопливым и сдержанным голосом он произнес:

– Настало наконец время приступить к делу. Я постараюсь вкратце объяснить, почему мой лорд и сюзерен, – он учтиво поклонился в сторону барона Франциско, – решил собрать здесь вместе всех заклятых врагов. Действовать надо заодно, в интересах каждого из нас. Воюя между собой и убивая друг друга, мы понапрасну теряем время и людей. Добычи хватит на всех. Кровопролитие надо остановить! Мы должны объединить воровские шайки всей страны в единую организацию. Эта организация будет названа Синдикатом.

Начался шум и отрицательные покачивания головой со стороны некоторых гостей. Филипп из Казетеля молча смотрел на них. Он наклонился над столом; его пронзительный взгляд переходил от группы к группе, как будто читая их мысли. Когда Филипп продолжил, его голос стал более резким.

– Наш Синдикат должен иметь своего главаря. – Он прибавил с едкой улыбкой: – Разумеется, вы совершенно свободны в выборе и сами можете решить, кто им станет. – Тут улыбка исчезла с его лица, а голос стал похож на глухое рычание, когда Филипп медленно и веско произнес, взвешивая и подчеркивая каждое слово: – Но на самом деле не может быть никаких сомнений, кто станет главарем, потому что среди нас есть лишь один человек королевской крови, чье бесстрашие и чья родословная дают ему право на этот титул.

Филипп из Казетеля быстро дал знак сэру Джозефу Солнцедару, который стоял позади барона Франциско. Джозеф сунул руку за буфет. Он протянул Филиппу запечатанный пакет, который тот не торопясь распечатал и извлек на свет золотую корону, усыпанную драгоценными камнями.

Все общество в немом изумлении смотрело, как Филипп водрузил корону на голову барона Франциско. Тот сказал:

– По единодушному решению всех собравшихся здесь лордов я объявляю себя королем Франциско. Первый главарь Синдиката воровских шаек избран.

Король Франциско поднялся с величественным видом и улыбнулся изумленной и оцепеневшей ассамблее. На лицах некоторых гостей появилось негодование. Он с вызовом оглядел всех сидевших за столом и отвесил насмешливый поклон:

– Благодарю вас за оказанную честь, милорды.

Франциско не дал своим гостям ни одной минуты, чтобы они могли оправиться от шока. В учтивой и доверительной манере он развернул перед собравшимися смелый проект по развитию и укреплению Синдиката – строительство крупных винокурен, где будут изготавливаться крепкие напитки, наем торговых кораблей для перевозки заграничного товара, получение гигантских прибылей за счет распространения и функционирования хитроумных устройств, называемых «игральными автоматами»; управление игорными домами и подпольными тотализаторами, включая контроль над всеми азартными играми и лотереями по всей стране. Его Величество подробно остановился на доходных заведениях, где практикуются такие королевские виды спорта, как скачки и собачьи бега. Он обрисовал нам будущее, полное изобилия и процветания для всех.

По мере того как король развивал новые и новые идеи по извлечению сказочных доходов из обычной массы простолюдинов, напряжение в зале постепенно спадало. На лицах появились счастливые улыбки, когда Его Величество начал щедрой рукой раздавать своим лордам земельные владения. Он сказал, что в Синдикате должны быть два основных правила: во-первых, никто не должен вторгаться на чужую территорию. И второе. Он сделал паузу и улыбнулся.

– Убийство между членами Синдиката категорически запрещено, за исключением, – тут король Франциско снова сделал паузу и приятно улыбнулся, – за исключением тех специальных случаев, когда на это выдается санкция монаршей власти. Все лорды равны между собою, кроме Филиппа из Казетеля, который будет вторым после меня. Я назначаю его главным казначеем и государственным министром. Питер Печатник будет главой Королевского монетного двора и главным архивариусом. Главами исполнительной власти, начальниками военной полиции и чрезвычайными министрами похоронных дел я назначаю сэра Макси, сэра Лапшу, сэра Косого и сэра Патси, лордов нижних восточных земель. – Его Величество король Франциско сдвинул свою корону набок. – Есть какие-нибудь вопросы или возражения, милорды?

Сэр Макси встал, держа наготове мушкет. Сэр Патси, сэр Косой и я сделали то же самое. В зале стояла глубокая тишина. Никто не двигался и не говорил. Большой Макси взял со стола бокал. Резким жестом он поднял его вверх.

– Милорды, я предлагаю выпить за нашего короля!

Из-за стола один за другим стали неохотно подниматься главари воровских шаек, держа в руках бокалы и глядя на короля Франциско. Они поклялись ему в верности и хором прокричали:

– Да здравствует король!

Снова ударил огромный гонг. Появились музыканты, игравшие на своих инструментах, вместе с ними в зал вошли пажи, которые несли подносы, наполненные грудами бриллиантов, рубинов и изумрудов, и тяжелые корзины с золотыми дукатами – подарки Его Королевского Величества новым вассалам.

И снова ударил гонг. Во всех дверях зала показались прекрасные полунагие девушки. Они танцевали и пели неземными голосами.

– Что за чудное зрелище, – сказал я с восхищением.

Гости смотрели на девушек с плохо скрытым нетерпением, ожидая того момента, когда можно будет заполучить себе одно из этих очаровательных созданий.

Танцовщицы были всех оттенков и мастей. Белокожие сдержанные девы с безупречными фигурами двигались плавно и сладострастно; теплые и более смуглые девушки танцевали с томной негой. Чувственные красавицы с оливковой кожей стояли в отдельной группе, вращая бедрами в дразнящем непрерывном ритме. Соблазнительные, темные или совсем черные амазонки танцевали в медленном темпе. В зале были красные, голубые и зеленокожие красотки. Через некоторое время все девушки, продолжая гипнотически покачивать телами и подрагивать бедрами, образовали один круг. Темп танца ускорился, небесные создания вращались все быстрее и быстрее, их движения сливались в безумный разноцветный вихрь. Они кружились, кружились и кружились, как живой водоворот, охваченный неистовством и страстью. Внезапно из этого клубка выпала одинокая нагая фигурка. Она выскользнула из круга и поникла лицом вниз, склонившись к мраморному полу. Потом девушка снова поднялась во всей своей нагой красоте – самое чудесное создание во Вселенной! Нет, она не была хрупкой девушкой. Она была женщиной, соблазнительной и вожделенной, с чувственным и сильным телом, обольстительной в каждом своем жесте, созданной для одной-единственной цели – ради наслаждения мужчины!

Какая-то легкая дымка прикрывала ее очаровательную наготу. Словно небесное благоухание окутывало девушку нежной паутиной. Она делала пируэт за пируэтом, и казалось, что ее взлетающие в воздух руки источают дивную музыку, как пальцы ангелов, играющих на арфе. Небесный аромат, волшебная музыка, возбуждающее тело – все это подходило ко мне все ближе и ближе! Ее голос страстно шептал: «Милый мой, иди ко мне, иди ко мне».

Внезапно я все понял. Танцовщица была Долорес! И она звала меня к себе! Это ко мне, Лапше, девушка приближалась в танце. Я почувствовал, что ее благовонное женское тепло неодолимо манит меня к себе, как притяжение сильного магнита. Возбужденные, затвердевшие бутоны ее полных обжигающих грудей рдели, как два символа бесстыдной страсти! В этот миг она была раскалена добела, она извивалась, она корчилась в сладостной агонии! Ее обезумевшие бедра сотрясало бурное неистовство! Она была в экстазе, она исступленно жаждала отдаться! Она была высшим даром небес!

Все мое существо вспомнило ее. Я погрузился в нее всей своей жизнью, всей душой. Мы слились вместе, срослись в одно целое, охваченное неземным восторгом. Моя душа растворилась в океане райской любви, которым была Долорес. Она парила вверх и вниз, переполненная острым наслаждением, трепеща от напряжения и беспредельной страсти. Это было как замедленное извержение вулкана. Как взорвавшийся внутри салют гигантских, излучающих блаженство пульсирующих звезд.

Глава 10

Неожиданно кто-то похлопал меня по щеке. Туман полностью рассеялся. Грубый голос промычал мне в ухо:

– Просыпайся, просыпайся, нам пора ехать. Ты слышишь, Лапша?

Я открыл глаза. Это был Большой Макси, стоявший у моей кровати. Я сел и огляделся по сторонам. Патси стоял перед зеркалом, засовывая пушку в подмышечную кобуру. Я поднялся с кровати. Я еще ощущал тяжелый сладковатый запах опиума, но чувствовал себя вполне нормально, если не считать легкого возбуждения.

Господи, что за сон! Он казался мне ярче, чем реальность. Если бы я и наяву так же мог держать Долорес в объятиях, как это было во сне! Я с тоской вздохнул.

Макси перезарядил револьвер сорок пятого калибра и бережно протер его носовым платком. Он засунул оружие в кобуру, кивнул на спящего Косого и сказал Патси:

– Разбуди его, нам пора двигать.

Раздался стук в дверь. Я открыл. За дверью стоял улыбающийся Джои Китаец.

– Ну что, парни, вы готовы? – Он усмехнулся. – Приятные были сны, ребятки? – Джои повернулся к Максу и спросил: – Сможешь мне уделить несколько минут? Нужен твой совет. Сегодня утром доставили свежую партию зелья.

Макси надевал пиджак. Он сказал:

– Конечно, Джои, о чем разговор. Мы можем уделить несколько минут для друга.

Мы спустились вместе с Джои в подвал. Он открыл большую стальную дверь. Мы прошли по узкому длинному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь. Мы вошли в ярко освещенную комнату. Там, склонившись над столом, сидели пятеро китайцев.

Джои представил нас своим улыбающимся соотечественникам. Те принадлежали к тому же тонгу[7], что и он, под названием «Он Леонг». По-английски они говорили лучше, чем мы. Я заметил это Джои. Он прошептал мне на ухо: «Они учились в Колумбийском университете».

У пятерых китайцев были закатаны рукава. Некоторое время мы смотрели, как они скатывают маленькие шарики, похожие на темное тесто, намоченное в воде.

Джои гордым тоном пояснил:

– Так готовят опиум для курения. Его надо размять и увлажнить. Эта операция требует большого опыта. – Он потрепал по спине сидевшего рядом китайца. – А эти – художники в своем деле. – Джои указал на стоявшую в углу коробку и спросил у Макси: – Что за товар? Что ты скажешь о его качестве?

Я с интересом нагнулся над коробкой:

– А я думал, что опиум всегда есть опиум, и сорт у него один.

Макси напустил на себя вид школьного учителя, объясняющего урок ученику.

– Видишь ли, Лапша, пока ты прохлаждался в своем Сидар-Ноулзе, Профессор меня кое-чему научил насчет этого зелья. Есть «Патна», «Бенарес» и «Малива». У каждого сорта свой вкус и запах, потому что они растут на разных почвах и в разных странах.

Мы с Джои кивнули, оценив познания Макса.

В боксе было штук сорок четырехфунтовых шаров, уложенных впритык аккуратными рядами. Макс взял один из шаров и сколупнул с него почти дюйм маковых листочков.

– Упаковщик использовал листья в качестве обертки, – пояснил он.

Макс отщипнул кусочек от темной обнажившейся начинки, потер между пальцами, понюхал, попробовал на язык и заявил:

– Отличное зелье, Джои. Чистая «Патна».

Джои одобрительно кивнул:

– Я так и думал, Макс, но был не совсем уверен. Спасибо за консультацию.

Мы сказали «пока» Джои и его улыбавшимся рабочим и поднялись по лестнице. Какой-то шипящий и фыркающий кот преследовал свою подругу вдоль по темной, узкой и пустынной улице. Мы с интересом проследили, как он зажал ее в углу между мусорными баками. Она взвизгнула от боли и удовольствия, когда тот прыгнул ей на спину и вонзил зубы в шею, принуждая к повиновению.

Мы залезли в «кадди», смеясь и чувствуя легкую дрожь возбуждения. Макс напел какую-то непристойную пародию на песенку «Все это делают, всегда».

Косой сел за руль и оглянулся на Макси, ожидая инструкций.

Тот посмотрел на часы и сказал:

– Три часа ночи, еще полно времени, чтобы принять ванну и по-настоящему взбодриться. – Он задумчиво почесал подбородок. – Заодно устроим себе алиби у Латки.

Косой повернул ключ, нажал на газ, включил первую скорость и повез нас в верхнюю часть города, на Саус-стрит. По дороге он совершал необходимые действия, но мне всегда казалось, что во время езды Хайми просто сидит за рулем, а машина сама исполняет малейшие его желания, как волшебная лампа Аладдина.

Когда за рулем находился Косой, машина становилась живой. Она была женского рода, и в трудные минуты, когда у нас случались проблемы, он обращался к ней почти со страстью. Он называл ее Малышкой таким пылким тоном, словно это была его любовница. Сидя за рулем, он превращался в дьявола. Он мог выкидывать с машиной такие фокусы, какие не снились голливудским каскадерам. В Ист-Сайде он слыл одним из лучших водителей. Но и лошадка была ему под стать: наш «кадди» – особый экземпляр с пулезащитными дверцами и стеклами и с усиленным мотором, способным развивать сто двадцать пять миль в час.

Мы быстро и бесшумно мчались по ночному городу. Большой черный автомобиль, как хамелеон, скользил по темным и пустынным улицам. Внезапно мы выехали на яркий свет, в гущу движения и шума.

– А! – воскликнул Косой, глубоко вдохнув воздух. – Шанель номер пять.

Мы прижали к носу носовые платки.

Макси наклонился вперед, впившись пальцами в спину Косого, и сказал:

– Послушай, сколько раз тебе говорить, чтобы ты закрывал окно, когда мы проезжаем мимо Фултонского рыбного базара?

Косой рассмеялся:

– Нельзя же быть такими чувствительными, парни. Для меня это очень приятный запах. Как от перезрелой шлюхи.

Оставив позади рынок, мы задышали глубже. По сравнению с рыбной вонью затхлый воздух Ист-Ривер казался почти свежим. Мы быстро спустились в нижнюю часть Ист-Сайда и углубились в лабиринты его улочек.

Наконец впереди появилась тускло светящаяся вывеска: «Турецкие бани Латки». Косой переключил на нейтральную скорость и мягко подал машину к входу. Он выключил урчащий мотор. Мы вошли в бани.

В том, как улыбающийся Латки пожимал нам руки, чувствовалась забавная смесь страха, уважения и радости. Он лично проводил нас в самые лучшие комнаты заведения. Мы разделись и голыми двинулись в парилку. Когда мы шли по баням во главе с Максом, мягкое шлепанье наших босых пяток по каменному полу и вид наших голых волосатых тел навели меня на странную мысль. Дарвин оказался прав. Я мог побиться об заклад, что дикого зверя в нас было гораздо больше, чем homo sapiens. Мне чудилось, что мы, как стая свирепых животных, идем по жарким, дымящимся джунглям. Смуглое тело Большого Макса лоснилось крупными мышцами, его кошачья походка, когда он стремительно шагал по залу, таила в себе силу и грацию тигра-убийцы. Патси шел на шаг позади, его длинные ноги и руки двигались в безупречном ритме, мощные мышцы волнообразно ходили под кожей, покрытой густым темным волосом. Его скользящие движения напоминали крадущуюся черную пантеру. Косой больше всего смахивал на леопарда. Я усмехнулся про себя, подумав, на какого зверя похож сам.

Мы прошли через вращающуюся дверь в жаркую сухую комнату. Горячий воздух обдал наши прохладные тела, как тяжелый жар от раскаленной добела печи.

Пол обжигал нам пятки. Косой стал прыгать с ноги на ногу. Я все еще чувствовал себя слегка под кайфом.

Я сказал:

– В чем дело, ребята? Слишком жарко? Надо привыкать. Вы же не хотите, чтобы наш друг Мефистофель смеялся над нами, когда мы все в конце концов окажемся в его владениях?

Косой спросил:

– Какого черта? Что за тип этот Мефистофель? Фамилия у него какая-то греческая.

Я рассмеялся:

– Пусть будет грек, черт с ним. Вообще-то это парень с рогами и вилами, который живет под землей.

Косой наклонился и показал на свой зад:

– Если я когда-нибудь с ним встречусь, пусть он поцелует меня в точес. – Он заметил кресла с откидной спинкой и запрыгал к ним на одной ноге. Косой расположился было на сиденье, но в следующий момент подскочил в воздух, разразившись громкими проклятиями: – Чертов сукин сын!

– Действительно, надо привыкать. Помнишь, что нам говорила Булавка Монс: нас всех поджарят на очень горячем стуле! – засмеялся Макси.

Косой прыгал на одной ноге и потирал задницу.

– Чтоб она сдохла, эта сука.

В комнате появился человек с белыми прохладными простынями, накинул их поверх сидений, и мы смогли вытянуться на креслах. Мы чувствовали себя удобно и расслабленно.

Через некоторое время пот тек с нас уже струями. Жар стоял огненный. Косой похлопал себя по бедру:

– Ребята, как будем поджаривать мясо – с корочкой или помягче?

Патси окинул его изучающим взглядом:

– Ты слишком тощий и черствый, чтобы тебя есть, Косой.

Макси подошел к висевшему на стене термометру и воскликнул:

– Господи, здесь сто семьдесят семь градусов!

Сидевшие в парилке посетители толкали друг друга локтем и шептались. Должно быть, они узнали в нас знаменитых бандитов. Мы уже привыкли к такому усиленному вниманию. Мы с дружелюбным видом кивнули соседям. Макси попросил служащего принести для всех холодного пива. Со всех концов комнаты послышались слова признательности и благодарности.

Пара симпатичных молодых людей подошла поблагодарить нас лично. Они мялись, как две смущенных школьницы. Один из них прошепелявил:

– Мы много слыфали о вафих парнях, мистер Макс. Мы хотим лично поблагодарить фас за угофение.

Другой придерживал на бедре белое покрывало и откидывал назад длинные волнистые волосы, точь-в-точь как женщина.

– Мы хотели посмотреть, так ли вы хороши без одежды, как в ней, – сказал он.

– Ну и как? – заинтересованно спросил Макс.

– Безусловно, вы очаровательны и неотразимы. Какое мужественное тело!

Я процедил сквозь зубы:

– Хватит, девочки. Валите отсюда. Идите припудрите носики.

Молодые люди торопливо запахнулись в простыни.

– Пойдем, Фрэнки, эти мальчики слифком грубы, – сказал шепелявый.

Когда они удалялись, Фрэнки помахал нам рукой:

– До встречи, милашки.

Косой презрительно сплюнул:

– Вот чертовы гомики. Надо бы их как следует взгреть. Может быть, это их излечит.

– Напрасная трата времени. Они безнадежны, – сказал я.

– Конечно, их можно только пожалеть, вот и все, – согласился Макси.

Я кивнул и добавил:

– Вряд ли они могут контролировать свои сексуальные наклонности.

Патси спросил:

– Почему вообще гомики становятся гомиками?

– В основном под действием среды, – ответил я.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Косой.

– Ну… – Я задумался, как лучше объяснить это Хайми. – Возьмем нас, например. Наша среда – это то, как мы росли, как нас воспитывали или, лучше сказать, как мы воспитывали самих себя. У нас были такие классные девочки, как Пегги, Фанни и некоторые другие.

Это воспоминание заставило нас рассмеяться.

Я продолжал:

– Мы представляем собой прямую противоположность гомикам. В каком-то смысле мы тоже не совсем нормальны. Мы находимся на другом конце спектра. Может быть, в нас слишком много мужских гормонов. Поэтому мы такие мужественные и крутые. Как я уже сказал, считается, что гомосексуализм вызывается в основном воздействием общественной среды. Но в некоторых случаях возможен и врожденный фактор.

– Скажи это по-английски, – буркнул Косой.

Макси со смехом пояснил мои слова:

– Это значит, что они родились такими в животе своей матери.

– Слушай, Лапша, – сказал Хайми. – Откуда ты знаешь все ответы? Это что, тоже врожденный фактор?

– Косой, я охотно тебе отвечу. Я родился с такими же мозгами, как все, – улыбнулся я. – Но все время развивал их чтением. Я открою тебе один маленький секрет.

Благодаря тому, что я читаю книги и знаю то и это, вы все считаете, что башка у меня варит, верно?

– Котелок вместо башки, – засмеялся Косой.

– Ладно, не перебивай. Значит, если сравнивать меня с вами, то есть с людьми, которые ничего не читают, получается, что я знаю все ответы на все вопросы, так?

– Ну и что из этого? – спросил Хайми.

– Дело в том, – продолжал я, – что по сравнению с другими людьми, которые читали гораздо больше меня и имеют настоящее образование, я, недоучка, нахожусь в том же положении, что и вы. Вот и выходит, что все относительно.

– Как у Эйнштейна? – предположил Патси.

– Вот именно. Как в теории относительности Эйнштейна.

– Значит, ты признаешь, что ты не самый умный парень на свете? Не как Эйнштейн? – спросил Косой.

– Да, – согласился я скромно. – Среди самых умных парней на свете я второй после Эйнштейна.

– Ладно, кончайте это, – сонно сказал Макси.

Мы посидели еще немного времени и перешли в другую комнату, где нас помыл служащий.

Потом Макси минут на десять удалился в офис Латки. Выйдя оттуда, он кивнул нам:

– Все в порядке, мы договорились.

После этого мы разошлись по отдельным комнатам. Я забылся тяжелым сном.

В семь тридцать Макси негромко постучал в мою дверь и тихо сказал:

– Просыпайся, Лапша. Пора вставать.

Я сразу вскочил с постели. В голове стояла муть. Наверное, на меня все еще действовал наркотик. Странно, еще совсем недавно, сидя в парилке, я чувствовал себя совершенно трезвым. А теперь меня снова повело.

Мы быстро оделись и украдкой вышли на улицу через черный ход. Никто нас не видел.

Мы направились к заведению Йони Шиммеля на Хьюс тон-стрит, чтобы слегка позавтракать.

Над Ист-Сайдом уже висело утреннее солнце. Деятельные домохозяйки вывешивали из окон простыни и одеяла, чтобы проветрить их на воздухе. Одна из женщин голосила с верхнего этажа:

– Эй, мороженщик! Мороженщик, эге-гей, мороженщик!

Мороженщик остановил свою лошадь и прокричал в ответ:

– Да, леди?

– Пришлите мне сюда наверх большой кусок льда, центов так на десять, хорошо, договорились?

– Договорились, леди.

Мусорщики уже выгружали в свои телеги вонючие отбросы и с грохотом выбрасывали пустые баки назад на мостовую.

Дверь многоквартирного дома распахнулась настежь, и оттуда вылетел молодой парень.

Он скатился по ступеням. Наверху открылось окно, и оттуда высунулась женщина, вывесив наружу свои большие груди.

Она прокричала вслед убегавшему мальчишке:

– Джейк, Джейк, дорогой мой! Хорошо веди себя сегодня в школе и будь умным мальчиком.

Парнишка, не снижая скорости, ответил через плечо:

– Я буду хорошим… на том свете.

Изможденные мужчины средних лет, выглядевшие явно старше собственного возраста, тащились к своим лавкам. Пустая банка из-под сардин, вылетев в окно, едва не попала в голову отправлявшегося на работу мужа. Его воинственная жена высунулась из окна и заорала ему вслед:

– Lieg in dred, Yankel! A broch zu dir![8]

Он ответил ей очень коротко:

– Yenta[9].

Словно очаровательные цветы, выросшие из мокрой грязи, из темных, сырых и зловонных зданий выходили кокетливо одетые девушки, готовые начать новый трудовой день во всем блеске своей юности и свежести.

Да, думал я, проходя мимо: все эти люди – то, что называют послушным элементом. Посмотрите на них. Что за жизнь ведут они, сбившись в кучу в зловонных трущобах. Утром они отправляются на работу. Вечером возвращаются в гетто. Ну и жизнь. Мне их было жаль.

И взгляните на нас. Мы тоже выросли здесь – Большой Макси, Патси, Косой и я. Мы тоже часть Ист-Сайда и тоже начинаем новый день. Ха-ха-ха, рассмеялся я про себя. А какая разница! Мы-то – вовсе не послушный элемент. Мы – маленькая крепкая банда, звено в мощном синдикате таких же банд. Мы – шайка бунтовщиков.

Мы неторопливо шли по грязным, кишащим людьми улицам к кофе с книшами. Будущее дело представлялось мне почти таким же нормальным и естественным, как эта прогулка. Я спорил сам с собой, задаваясь вопросом: не являемся ли мы просто неизбежным продолжением своей среды? Банды не появляются в благополучных районах города. Кто когда-нибудь слышал о шайке с Пятой авеню или с Парк-авеню? Хотя, если задуматься, у них тоже есть бандиты, только они действуют по-другому.

Мысленно я рассмеялся. Да, эти парни ведут дела умней, чем мы. Они действуют легально; там, на Уолл-стрит, они так же обчищают свои жертвы, только не пускают в ход оружие. И они тоже сбиваются в банды, в финансовые банды. Они используют деньги так же, как мы используем револьверы, – чтобы править миром. Наверное, по большому счету их мораль ничем не отличается от нашей; как знать, может быть, мы даже более честные и более порядочные люди, чем эти ублюдки. Во всяком случае, они такие же преступники, как мы. Все на свете преступники, и те ублюдки – тоже.

Какого дьявола! Мир – джунгли, и сильный поедает слабого. Самые ловкие и удачливые поднимаются на вершину всего этого дерьма. И мы – одни из них. Конечно, нашу энергию и силу можно было бы направить в другое русло, только где, черт побери, на это взять терпения? Мы хотим на вершину, и побыстрее. Мы уже сыты по горло нашей вонючей нищетой.

Мы не обращаемся с молитвой к Богу, Аллаху или Будде, как делают другие: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Нет, к черту это. Мы берем то, что хотим. Как сказал Наполеон: «Судьба – это шлюха». Да, думал я, сильные мира сего насыщаются за счет других – тех, кто неловок и неудачлив. Бездельников, слабаков выбрасывают в помойное ведро, как негодную ветошь. Но мы не такие – у нас есть хитрость, сила и крепкие нервы, чтобы вырвать свою долю из рук богатой суки-судьбы. Кажется, эту фразу я где-то прочитал.

Я усмехнулся. Все та же история – карусель из мыслей, чтобы только оправдать себя и настроиться на предстоящее дело. Что бы человек ни совершал, он всегда найдет способ убедить себя, что поступает правильно.

Я не смог удержаться от смеха, подумав о своей нелепой философии. Господи, когда же я стану по-настоящему крутым? Помню, раньше, много лет назад, когда мы только начинали, я перед работой мог буквально наделать себе в штаны.

Макси взглянул на меня удивленно и спросил:

– Что смешного, Лапша? Или ты все еще под кайфом?

– Наверное, и то и другое, – ответил я, продолжая смеяться.

Макс сказал:

– Что тебе нужно, так это выпить чашку крепкого кофе и прочистить себе мозги.

Глава 11

У Йона Шиммеля Макс, запивая книши с сыром кофе, выложил нам всю информацию.

– Наводку я получил от одной крупной шишки в страховой компании. Если верить их записям, в сейфе лежит камешков на сотни штук. Вот схема всего здания.

Макс развернул бумагу и расстелил ее на столе.

Тыкая в нужные места вилкой, он продолжал:

– Это подъезд со стороны Сорок пятой улицы, вот главный вход с Сорок четвертой, а отсюда заносят грузы. Центральный вестибюль со стороны Сорок пятой набит легавыми, потому что все здание ломится от денег. В нем держат офисы полсотни оптовых ювелиров. Самый крупный сидит на двенадцатом этаже. – Макс указал на схему вилкой. – Босс этой фирмы – низенький толстый мужик с огромным носом. Его мы и будем брать. А теперь смотрите – главный фокус в этом боковом входе со стороны Сорок четвертой улицы. – Он посмотрел на часы. – Сейчас ровно восемь. В восемь тридцать они закончат вывозить мусор через грузовой лифт. Тут мы и должны появиться. Мой информатор сказал, что с половины девятого лифт стоит без присмотра до тех пор, пока снова не начнет работать после девяти. Как я сказал, мы начнем в восемь тридцать. Мы захватим грузовой лифт, поднимемся на двенадцатый этаж и будем ждать носатого парня. Наводчик гарантирует, что Большеносый прибудет к девяти, и мы тогда примемся за дело. Порядок? Вы все поняли, ребята?

Макс строго посмотрел на нас. Мы продолжали молча жевать книши. Я кивнул.

Макси продолжал:

– Джон, наш наводчик, хочет, чтобы никто не пострадал. Его жена там работает. Кроме того, Большеносый его близкий друг, так что никакой пальбы. Разве что другого выхода не будет… – Тут Большой Макс улыбнулся и пожал плечами. – Тогда я дам вам знак, ребята, а ты, Лапша, можешь немного поработать ножиком.

Я кивнул. Патси похлопал по своей пушке.

Макси продолжил:

– Мы должны быть при всем параде. Перчатки обязательны. Никаких отпечатков пальцев. Вот пачка новых носовых платков без этикеток. Вы знаете, что с ними делать. – Он раздал нам по несколько штук. Потом повернулся к Косому Хайми. – Ты, как обычно, сидишь за рулем. Тебе рассказывать ничего не надо.

Он подчеркнул слово «тебе». Косой рассеянно кивнул и продолжал есть книш с сыром.

Большой Макси – дотошный малый, прирожденный лидер. Я им восхищался. Перед каждым таким делом он подробно обсуждал все детали, учитывал все возможности и варианты. Макс бесконечно вдалбливал их нам в голову. Уклониться от инструктажа было невозможно.

– Я повторяю все еще раз, – сказал он. – Мы берем грузовой лифт. Мы поднимаемся на двенадцатый этаж.

Мы ждем, пока этот парень, длинноносый босс, не выйдет из пассажирского лифта. Наводчик говорит, что он очень пунктуален. Мы должны подвести его к стальной двери, чтобы ее открыла жена Джона. Кроме того, он единственный, кто знает комбинацию в сейфе. Вот так. Для нас это не самая трудная работа. Но не надо слишком расслабляться. Действовать будем быстро. Под контролем придется держать всего троих. Девушка из офиса на нашей стороне, я уже об этом говорил. Она – жена Джона, парня из страховой компании, который дал нам наводку. Не забывайте одну важную вещь – этих людей надо сразу парализовать страхом. Мы должны им показать, что настроены серьезно. Или мы, или они. Надо выбить из них все дерьмо. Тогда у нас будет полный контроль, и никто не запомнит, как мы выглядели. Они будут в шоке. Насмерть перепуганные люди – плохие свидетели. – Макси повернулся ко мне. – Лапша, ты отключишь сигнализацию. Вот здесь. – Он показал мне схему офиса. – Заодно перережешь телефонные провода, ясно?

Я кивнул.

– И запомните, ребята, когда закончим, тут же растворимся, быстро и незаметно, как вонь по ветру.

Не знаю, как эти бесконечные инструкции Макса действовали на других, но я от них начинал только больше нервничать. Мне уже не хотелось ничего слушать. Мне хотелось думать о других вещах.

Я вернулся в мыслях на много лет назад, когда мы вот так же сидели вокруг Макса, за этим же самым столом, пили кофе, если у нас были деньги, и жевали книши с сыром.

Тогда мы были желторотыми юнцами, которые только что оставили свою старую и разболтанную суповую школу. Перед каждой новой эскападой мы собирались за этим столиком у Йона Шиммеля, пили кофе с книшами и разрабатывали план. Большой Макси всегда являлся у нас главным. Он отдавал приказы и разрабатывал весь план, – так же, как сейчас.

Я вспомнил, что тогда нас было пятеро – наша четверка и Доминик, да покоится его душа в мире. Добрый старый Доминик. С какой стати я о нем вдруг вспомнил?

Впрочем, я никогда о нем не забывал. Для чего играть с собой в прятки? Откровенно говоря, у меня всегда было суеверное чувство, в котором я стыдился признаться сам себе, – что Доминик или его дух наблюдает за нами, он как бы вроде нашего святого покровителя.

В те времена мы были неразлучны. Если бы он мог увидеть нас сейчас, когда мы так выросли и возмужали, когда мы запускаем свои руки чуть ли не в каждый бизнес по всему Нью-Йорку, когда мы стали знаменитой бандой, крупными людьми в Синдикате. Ему бы понравилась эта новая идея, этот преступный картель в масштабах всей страны.

Макси посмотрел на меня с упреком. Он видел: я слушаю его невнимательно, что ему не нравилось. Он знал: я витаю в мыслях где-то далеко. Но какого дьявола меня занесло к Домми и работе Синдиката? Должно быть, еще сказывалась трубка с опиумом. Господи, что за чудный сон был у меня в этот раз! Любой сон чудесен, если в нем я сжимаю Долорес в объятиях. Он был волшебен, и он был чертовски реален. Меня до сих пор пробирала дрожь при одном воспоминании.

Послушаем Макса, он все еще обговаривает детали. Какого черта? За кого он нас принимает? За дилетантов? Все это дерьмо. Пора бы ему заткнуться. Я и так вполне в себе уверен, это алмазное дело меня больше не тревожит. Пожалуй, я даже чересчур уверен. Все-таки опиум еще продолжает действовать. Да, я слегка под кайфом. Я громко засмеялся.

– Черт, Лапша, ты все еще обкуренный? – Макси толкнул меня локтем. – Ты о чем таком думаешь, что все время ржешь?

Я сказал:

– Кто это думает и ржет?

Макс выглядел раздраженным.

– Хватит бормотать себе под нос. Если будешь так себя вести, мы не скоро выкурим следующую порцию. Сосредоточься, ясно? – Макси продолжал говорить, не спуская с меня осуждающего взгляда. – Что с тобой стряслось, Лапша? Ты совсем расклеился. В этом деле надо действовать быстро и незаметно.

Я его перебил:

– Как вонь по ветру.

Он улыбнулся и похлопал меня по спине. Подозвал официанта:

– Две чашки черного кофе.

Он заставил меня выпить обе чашки. Я повиновался. После этого я почувствовал себя лучше, голова немного прояснилась. Я закурил сигару и стал смотреть, что Макси будет делать дальше.

Он посмотрел на часы и сказал:

– С минуты на минуту здесь будет Латки с нашей машиной.

Мы еще посидели и покурили, потом услышали визг тормозов у подъехавшего к дверям автомобиля. Косой сходил к двери, вернулся и кивнул.

Он сказал:

– «Кадди» на улице.

Макс расплатился по счету и оставил на столе чаевые. Мы вышли наружу.

Косой медленно ехал по Сорок четвертой улице. Он остановился за полквартала от грузового входа. Улица была полна спешивших на работу пешеходов, вечно безразличных ко всему ньюйоркцев. Машина с мусором стояла у подъезда. Огромный, похожий на шведа парень выкатывал из нее пустые баки. Макс смерил его взглядом:

– Судя по описанию, это оператор лифта. Я возьму его на себя.

Мы подождали минут пятнадцать, пока мусорная машина не загрузилась и не уехала. Макси кивнул Косому. Тот медленно подкатил машину на то место, где стоял грузовик. Большой швед закатывал пустые баки в здание. Как профессиональные артисты, досконально выучившие роль, мы сидели в машине, выдерживая паузу, и ждали своего выхода.

– Теперь пора, – сказал Большой Макси и вышел из машины.

С невозмутимым видом он направился за шведом в здание.

Пат и я последовали за Максом.

Косой остался за рулем. Швед погрузил баки в лифт. За грохотом железа, увлеченный своей работой, он не заметил нашего бесшумного появления. Макси подошел к нему сзади. Сильный удар пришелся шведу под правое ухо. Он рухнул на пол без сознания. Мы с Патом его подняли и бросили в лифт между пустыми баками.

Мы вошли в лифт. Патси начал нажимать на кнопки. Вместо того чтобы пойти вверх, лифт начал спускаться вниз, в подвальное помещение.

Макси спокойно сказал:

– Ничего страшного. Подождем пока здесь.

Мы сели на пустые баки и молча закурили. Я нервничал и чувствовал себя напряженно, но старался этого не показывать. Спустя немного времени Макс взглянул на часы:

– Ладно, пора ехать. Сейчас без пяти девять. Надевайте перчатки.

Мы так и сделали.

Он нажал на кнопку. Лифт, все время дергаясь, доставил нас на двенадцатый этаж. Никто ничего не говорил. Мы были за работой.

Мы оглядели коридор. На другом его конце был пассажирский лифт. Коридор напоминал по форме букву «Т». Это полностью соответствовало схеме нашего наводчика.

Точно в девять дверь пассажирского лифта открылась. Подобравшись, как коты, готовые прыгнуть на ни о чем не подозревающую мышь, мы смотрели, как маленький, пухлый, длинноносый человек трусил нам навстречу.

Макси прошептал:

– Это наш боров. Приготовьтесь.

Мы прикрыли носовыми платками нижнюю часть лица. Я щелкнул лезвием ножа. Остальные вытащили пушки. Мы направились к Большеносому. Он что-то беззаботно насвистывал себе под нос, не обращая на нас никакого внимания. Мне стало слегка жаль этого парня, когда я представил, какой шок он сейчас испытает. Потом я сказал себе: «Забудь о нем. У него есть что взять; или он, или я».

Большой Макс и я двигались к жертве вдоль стены, крадучись, как две пантеры. Большеносый нас заметил. Он остановился. Он перестал свистеть. На его лице постепенно появился страх. Мы накинулись на него. Я угрожающе взмахнул ножом перед его горлом. Макси ткнул ствол ему в живот и прошипел:

– Тихо, ублюдок, или мы кончим тебя прямо здесь.

Он разинул рот. Его глаза остекленели. Он начал заикаться и что-то бормотать трясущимися губами. Макси толкнул его в сторону офиса. Мы спрятали оружие. За стойкой у дверей сидела девушка. Она была хорошая актриса. Увидев босса, она улыбнулась и сказала: «Доброе утро». Девушка нажала на кнопку. Тяжелая стальная дверь открылась.

Мы вошли внутрь. Какой-то клерк поднял на нас голову. Онемев от изумления, он смотрел, как мы достаем оружие. Он сделал шаг к нам. Тоном глубочайшего недоумения клерк произнес:

– Позвольте, что здесь происходит?

Макси ударил его пистолетом по голове. Тот медленно опустился на пол, закричав от боли:

– О, моя голова!

Из внутренней части офиса выбежал высокий худой паренек, на лице у него были написаны удивление и страх. Патси огрел его по башке пушкой. Тот рухнул на пол, стеная и кровоточа. Мы связали обоих и заткнули им рты кляпом. Все это время девушка наблюдала за нашими действиями с неподдельным интересом. Каждый раз, когда наносился удар, она издавала странный сдавленный крик: «О-о-о, о-о-о», как будто ее это сильно возбуждало. Она ерзала и терлась спиной об угол стола.

Макси толкнул длинноносого босса к большому сейфу и прошипел:

– Открывай, ублюдок.

Большеносый замотал головой:

– Нет, я не открою.

Макс сделал широкий размах. Его рука просвистела в воздухе, как бич. Чудовищный удар пришелся Большеносому по лицу. С его головы слетел парик. Половина лица сразу залилась кровью. Верхняя часть начала распухать. Он разинул рот, нелепо свесив его набок. Челюсть у него была сломана. Он заливался слезами, невнятно бормоча и умоляя о пощаде. Охваченный безумным страхом, он начал набирать комбинацию сейфа.

Краем глаза я следил за девушкой. Когда Макси врезал Большеносому, в ней что-то изменилось. На вид это была тощая плоскогрудая девица, тихая, скованная и робкая, как мышонок. Но мое впечатление оказалось обманчивым. Внутри девица вся кипела. Лицо у нее покрылось пятнами, а щеки пылали от едва сдерживаемого возбуждения.

После оплеухи, которую Макси отвесил Большеносому, она окончательно вышла из себя. Она кинулась на нас. Я ее схватил. Она чуть не вцепилась мне в лицо острыми ногтями. Я откинул голову и продолжал ее держать.

Я выдохнул ей в ухо:

– Прекрати, сука, ты уже переигрываешь.

Девица мне не ответила. Она хотела меня укусить.

Я ее выпустил и отпрянул назад. Но девка вцепилась в меня еще крепче и попыталась выцарапать мне глаза, не переставая при этом все время истерически рыдать. Мне пришлось бросить нож и взяться за нее обеими руками.

Разъяренные женщины знают, где у мужчины самое уязвимое место. Она попыталась ударить меня коленом. Я зажал ее колено между своими. Я ничего не мог с собой поделать. У меня началась сильнейшая эрекция.

Когда дело касается женщин, у меня нет ни капли совести. Размер, форма, цвет, тип, время, место и вероисповедание не имеют никакого значения. Я смотрю на женщин только с одной мыслью. На мой взгляд, у них есть одно-единственное предназначение. Но эта сука в таком месте и в такое время была не для меня.

Я не хотел причинить ей боль.

Я прошипел ей на ухо:

– Хватит, довольно, что с тобой случилось?

Она тяжело дышала:

– Ударь меня, ударь меня.

– Зачем? – Я опешил. – Ты и так хорошо сыграла свою роль. Хватит.

– Нет, нет, – рыдала она, – ударь меня. Я хочу этого, я хочу.

Она хлестнула меня по щеке. На мгновение я потерял контроль. Я схватил девицу за руки и выпустил ее колено. Садистка тут же заехала мне ногой в пах. К счастью, я вовремя успел собраться. Все, что ей удалось, это на секунду выбить из меня дыхание. Я потерял терпение. Я ударил ее левым хуком в челюсть.

Она растянулась на полу. Под платьем у нее не было ни чулок, ни трусиков. Она лежала, широко раскинув ноги.

Вся эта возня с девушкой заняла меньше минуты. Я оглядел помещение. Пат караулил у двери. Двое клерков лежали на полу и испуганно пялились на нас. Я видел, что все их рефлексы парализованы ужасом. Они были в шоке.

Большеносый все еще возился с комбинацией. Руки у него дрожали. Потребовалось время, чтобы он смог открыть сейф и распахнуть его темные внутренности. При виде них я почувствовал какое-то болезненное вожделение. Наверное, это было связано с только что пережитой борьбой. Меня волновала мысль о девушке, все еще лежавшей на полу. При виде открывающегося сейфа моя эрекция возобновилась. А может быть, ее вызвала девушка, распростертая передо мной в бесстыдной позе? Обе эти вещи каким-то образом смешались у меня в голове. В любом случае распахнутый сейф манил меня к себе. Я заглянул внутрь.

С чувством острого удовольствия я начал вытаскивать из сейфа маленькие конверты с бриллиантами. Я протягивал их Максу. Он рассовывал конверты по карманам. Надетые на руки перчатки мешали работать. Я выронил один пакет, и бриллианты рассыпались по сейфу.

Макси помог мне их собрать, предупредив:

– Осторожней, Лапша, не торопись.

Макс оглядел внутренность сейфа. Он выдвинул все ящики, чтобы проверить, не забыл ли я чего-нибудь, и прошептал:

– Готово. Мы сорвали банк. А теперь, Лапша, перережь телефонные провода и выруби сигнализацию.

Я вытащил нож и сделал свою работу. Макс и Патси толчками и волоком загнали клерков и их босса во внутреннюю комнату.

– Лучше свяжи эту бесноватую потаскуху, Лапша, и перетащи ее туда же, – сказал Макс.

Я взглянул на нее. Она была в сознании. Она смотрела на меня возбужденным взглядом, прищурив блестящие глаза. Я наклонился, чтобы ее связать. Она была совсем не тем, чем казалась на первый взгляд. Пока я ее связывал, девица лежала смирно, но непристойности, которые она все время шептала мне на ухо, противоречили ее внешнему спокойствию.

Когда я тащил ее во внутреннюю комнату, она пообещала мне море наслаждений, если я встречусь с ней как-нибудь ночью.

Я покачал головой:

– Я не смешиваю работу с удовольствием, детка.

Когда я опускал девушку на пол, мне поневоле пришлось сжать ее в руках. Она закрыла глаза, извиваясь на полу, как животное во время течки.

Макс и Патси не заметили всех этих тонкостей в возне с женой наводчика. Они видели только, что она была в истерике. Парни приписали ее поведение нервозности момента.

Макс оглядел офис.

Он удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами. Это означало отбой. Мы сняли с лиц повязки и убрали оружие в кобуру.

Мы вернулись к грузовому лифту. Патси нажал кнопку «вниз». Швед на полу зашевелился. Он попытался подняться на ноги, споткнулся об один из баков, свалил его и поднял страшный грохот.

Макси кивнул Патси:

– Утихомирь этого ублюдка, а то от него шума как от двух скелетов, танцующих на жестяной крыше.

Патси вытащил свое «успокоительное средство» и со страшной силой обрушил его на голову шведа.

Большой швед успокоился.

Мы спустились на первый этаж и неторопливо, один за другим, вышли на улицу.

Косой сидел за рулем машины с включенным мотором. Мы залезли в «кадди».

– В гостиницу Эдди.

Через минуту мы были в гуще уличного движения. Косой остановил машину у гостиницы. В вестибюле стоял улыбающийся Эдди. Он кивнул нам. Макси сделал ему знак, чтобы он оставался на месте.

Мы вошли в личный кабинет Эдди и закрыли дверь. Макси открыл сейф, вынул из кармана ключ и отпер им наш персональный ящик. Он положил в него конверты и запер сейф. Мы вышли из кабинета, и Эдди проводил нас понимающим кивком.

Все это время никто из нас не говорил ни слова. Мы подъехали к заднему входу в банях Латки, незаметно прошли в свои комнаты и разделись. Потом как ни в чем не бывало мы появились в банных помещениях. Было половина десятого. В такое время бани еще пусты. Обслуживающий персонал закончил свои утренние дела и приготовился к вечернему наплыву. Теперь все разошлись по комнатам, чтобы отдохнуть, потому что позже это будет невозможно.

На месте был только Латки, поджидая нас. Он прошептал:

– Все в порядке, Макс, как договаривались. – Он указал на большие часы, висевшие в холле. Они показывали двадцать минут девятого. Латки спросил: – Все нормально, Макс? Я перевел стрелки назад на час двадцать.

Макс кивнул:

– А как насчет часов в парикмахерской?

– Там то же самое.

– Ладно, ладно. Хорошо. Разбуди двоих банщиков и парикмахера. Скажи им, что мы только что встали. Подожди-ка. – Макс положил руку на плечо Латки. – А у этих парней нет своих часов? Карманных, например?

Латки улыбнулся:

– Да, но я их запер у себя в сейфе вместе с остальными вещами. Так что правильное время они узнают у меня или по часам в холле. Все продумано, можешь не сомневаться, Макс.

Сонные банщики и парикмахер, ворча, вышли из своих комнат. Однако, увидев нас, они оживились, предвкушая большие чаевые. Нас всех обтерли спиртом и побрили. Время от времени мы спрашивали, который час, чтобы это отложилось у них в памяти. Как и задумал Макс, теперь, если нас арестуют как подозреваемых, найдется множество надежных свидетелей, которые подтвердят, что между половиной девятого и половиной десятого мы находились за много миль от Сорок четвертой улицы.

Закончив свой туалет, мы дали банщикам и парикмахеру по десятке с каждого. Те рассыпались в благодарностях. Потом они вернулись в свои комнаты.

– К Толстяку Мо, Макс? – спросил Косой, когда мы уселись в «кадди».

Большой Макс кивнул.

Глава 12

Макс открыл заднюю дверь нашего заведения. Мы вошли внутрь. Со вздохом облегчения сели за стол.

Толстяк Мо принес на подносе бокалы с двойной порцией виски. Он радостно нам улыбнулся. Напитки с подноса перекочевали на стол.

– Я услышал, как вы вошли, ребята, – сказал он.

Макс взял свой бокал, сделал большой глоток и спросил:

– Есть новости, Мо? Кто-нибудь приходил?

Мо окинул нас понимающим взглядом. Он покачал головой: «Ни одной живой души» – и вернулся на свое место за стойкой бара.

Макс вытащил из ящика стола пригоршню «Короны». Он дал каждому по штуке. Мы закурили. Мы медленно потягивали виски и курили сигары.

Наши нервы были все еще возбуждены. Мы только что провернули очень выгодное дельце, и вызванное им волнение продолжало в нас бурлить в поисках выхода.

Поскольку Косой не был с нами наверху, его интересовали подробности. Макси вкратце описал ему всю историю.

Патси с усмешкой посмотрел на меня через стол:

– Почему бы тебе не рассказать Косому, о чем ты болтал со своей кошечкой? У этой девчонки шило в заднице, а, Лапша?

Я скромно улыбнулся.

Пат продолжал:

– Косой, тебе бы надо было посмотреть на физиономию того парня после того, как Макс ему впечатал. Теперь на него даже жена не взглянет, разве что в день получки.

С каждой порцией спиртного, которое приносил нам Мо, наше напряжение спадало. Собственные замечания казались нам все более блестящими и остроумными.

Да, мы чувствовали себя веселыми и возбужденными, как было бы с любой мужской компанией, успешно завершившей рискованное предприятие.

– А что за нос у этого парня! – со смехом сказал Макс. – Если такой нос набить деньгами, то можно смело уходить на пенсию. – Когда смех затих, он продолжал: – Должен сказать, что мы мастерски провернули эту операцию. Профессор нами бы гордился.

– Помнишь его четыре правила успешного ограбления?

Макс их перечислил:

– Во-первых, надежный наводчик. Во-вторых, быстрое и безопасное передвижение. В-третьих, и самое главное, надо действовать резко, грубо и стремительно. Знаете, – Макс потянулся к новому бокалу, – я почти забыл про четвертое условие. Ах да – нужно иметь безупречное алиби.

Он оглянулся по сторонам с удовлетворенной улыбкой. Он ожидал нашего одобрения.

Я выдержал паузу и сказал:

– Да, Профессор многому нас научил. А как насчет того, чтобы пожрать? Или никто не голоден?

Макс сказал:

– Отличная идея. Я совсем забыл про еду.

Он послал Косого к Кацу. В дверях Косой повернулся и спросил:

– А что заказывать?

Патси подал голос:

– Мне четыре горячих пастрами.

Макси улыбнулся.

– Я не очень голоден; возьми мне два горячих пастрами и еще пару сандвичей с солониной.

Косой сказал:

– Себе я возьму полдюжины хот-догов. А как ты, Лапша?

Я ответил, уже чувствуя во рту слюну:

– Два с вареным языком и два с горячей солониной.

В ожидании, пока Косой принесет жратву, мы курили и тянули из бокалов, погрузившись в удовлетворенное молчание. Мои мысли снова вернулись к жене наводчика. Может быть, следовало назначить ей встречу? Нет, такая стерва доконает любого мужика, даже меня. С ней лучше не связываться. Я рассмеялся про себя. Три-четыре разных и нормальных женщины в неделю мне вполне достаточно. И все-таки я чувствовал себя возбужденным. Я вытянулся в кресле, очень довольный самим собой и всем, что меня окружало. Я погрузился в полудрему. Я попытался выкинуть из головы жену Джона и вместо этого посмаковать удовольствие от выгодного дела с бриллиантами. Но у меня ничего не вышло. Мои мысли все время вертелись вокруг ее страстного взгляда и непристойных обещаний. Наконец я не удержался и залился тихим смехом.

Мои товарищи уставились на меня с удивлением.

Макси сказал:

– Как, опять? Кажется, у нашего Лапши съехала крыша.

Я был рад, что в этот момент вернулся Косой, нагруженный сандвичами от Каца. Я чувствовал, что на меня вот-вот накатит приступ смеха. Мы расхватали еду с такой же жадностью и счастливым возбуждением, как в ту пору, когда были детьми. Разница лишь в том, что теперь у нас хватало зелени, чтобы скупить все мясные сандвичи в округе, которые нам заблагорассудилось бы съесть. И это было приятное чувство.

Чтобы запить все сандвичи, нам пришлось здорово погонять Тостяка Мо с кружками холодного пива. Проглотив шесть хот-догов, Косой вынул из кармана гармонику, отодвинул к стене кресло и, как обычно, с силой постучав по инструменту, медленно и мягко заиграл «Прощай, девочка из Кони-Айленда».

Макси торопливо дожевал последний кусок, отхлебнул глоток пива и присоединился к Косому на втором куплете. Его несильный баритон прекрасно подходил к игре Хайми. Все, что делал Косой, он делал хорошо. В гармонике Хайми тоже был виртуоз. Для нас его музыка звучала симфоническим оркестром. Косой и Макс перешли на «Арабского шейха» и потом на «Дарданеллу». Они пели еще некоторое время, потом Макс замолчал. Косой же продолжал играть на гармонике старые баллады, одну за другой, наполняя нас ностальгией по давним временам, когда мы были еще детьми без гроша в кармане и вместе бродили под эту музыку в парке на Джексон-стрит.

Мы сидели, удобно прислонившись креслами к стене. Наши сигары приятно пахли. У пива был прекрасный вкус. Нас наполняло чувство сытости. Наш мир был безопасен и удобен. На лице Макса я видел то же выражение глубокого довольства и умиротворения, какое до этого наблюдал только раз в жизни, – на лице юной пылкой вдовушки, старый муж которой долго болел перед смертью, после того как я в первый раз удовлетворил ее в постели.

В задней комнате Толстяка Мо царила атмосфера несокрушимого мира и спокойствия. Один за другим мы начали дремать. Единственным звуком в комнате было похрапывание Косого. Затем грубо и резко, как топор дровосека, тишину разрубил телефонный звонок – и мы мгновенно вернулись в трезвый и холодный мир своих насущных дел.

Макс снял трубку и заговорил:

– Да… да… да…

Минуты две он просто слушал, потом опять начал повторять свои «да». После последнего «да» Макс повесил трубку.

Мы смотрели на него выжидательно. Макс не торопился; он закурил сигару, выпустил густой клуб дыма, бросил спичку на пол и небрежно сказал:

– Этот чертов пацан, Винсент Колл из шайки Голландца в Бронксе, которого называют Безумным Миком, слетел с катушек.

Я иронически произнес:

– Вот важная новость! Да кто он такой?

Макси сказал:

– Это еще не все. Из офиса мне сообщили, что он увел с собой тридцать человек из банды Голландца. – Он пыхнул сигарой и продолжал: – Теперь этот парень говорит, что сотрет с лица земли Голландца и любого из Синдиката, кто попробует встать у него на пути. Голландец предлагает пятьдесят штук за то, чтобы вырубить парня.

Я присвистнул.

Патси сказал:

– Господи Иисусе.

Косой возбужденно вскочил с места:

– Подать «кадди», Макс? Мы займемся этим делом?

Макс покачал головой:

– Нет. За этот куш будут драться все банды в городе. У нашего тупоголового парня столько же шансов разрушить Синдикат, сколько у коровы – остановить товарный поезд с сорока вагонами. – Он усмехнулся. – И это еще не все.

Патси спросил:

– А что еще? Чему ты улыбаешься, Макс?

– У парня есть чувство юмора. Он похитил Большого Француза, угнал его машину и вернул ее вместе с запиской, требуя выплатить восемьдесят штук. – Макс засмеялся и продолжил: – Он пообещал, что, если завтра ему не выплатят деньги, он пришлет им член Француза в виде начинки для хот-дога.

Я спросил:

– С горчицей или без?

Макс пропустил эту шутку мимо ушей. Он продолжил:

– В офисе сказали, чтобы мы были наготове. Думаю, мы должны оставаться здесь, пока не последуют новые инструкции.

Мо принес нам бокалы с двойным виски. Мы стали играть в «греческого дурака» двумя колодами карт. Через пару часов у Косого был выигрыш в пятьсот долларов.

На меня стала накатывать усталость. Смешав карты, я сказал:

– Все, я сдох. Пойду лучше вздремну.

– Хорошая идея. Нам всем надо лечь пораньше и хорошенько выспаться, – одобрительно кивнул Макс.

– Лапша так заторопился, потому что хочет подцепить себе блондинку, – съязвил Косой.

– Нет, только не сегодня, – успокоил я его и направился к двери.

– Эй, Лапша! – крикнул мне вслед Косой.

– Да?

– Не хочу лезть в твои личные дела, тем более если речь идет о сексе, но все-таки… это правда, что о тебе говорят?

Я посмотрел на Косого, не зная, должен я чувствовать себя оскорбленным или нет. Но больше всего мне хотелось узнать, что это такое обо мне говорят. Я вернулся к столу и сел.

– Ладно, Косой, – сказал я, небрежно закурив сигару, – ты влез в мои личные дела, но мне интересно: что ты хочешь знать о моей сексуальной жизни?

Он выглядел смущенным.

– Ну, говорят, что… – Хайми остановился.

– Давай, продолжай, с каких пор ты стал таким скромником? – сказал я, покровительственно улыбаясь.

Он попробовал еще раз:

– Говорят, что ты каждую ночь приводишь к себе домой новую бабу.

– Каждую ночь привожу к себе новую бабу? – переспросил я. – Ну, это сильно преувеличено; я не настолько хорош. – Я задумался, слегка улыбаясь. – Привожу новую бабу через ночь – так будет более точно.

– Да, Лапша, говорят, что ты настоящий Казанова, – сказал Макси, весело задрав брови. – Тебя так и называют – Бродвейский Казанова.

– Значит, вот как меня теперь называют? Лапша Нож и Бродвейский Казанова? – сказал я сухо. – Очень длинный титул, как вы думаете?

Все рассмеялись.

Патси сказал:

– Новая баба каждую вторую ночь – это тоже круто. – Он прикинул в уме. – Три раза в неделю за десять лет, это будет… – Потом поднял глаза на потолок, погрузившись в арифметические вычисления. Наконец он присвистнул: – Господи, это больше, чем полторы тысячи разных женщин!

Макси серьезным тоном заявил:

– Наш Лапша круче, чем Соломон.

– По крайней мере, выбор у меня гораздо больше, – заметил я сухо. – По Бродвею каждый вечер слоняется не меньше миллиона женщин. – Глупый разговор начал мне надоедать. Я встал. – Но сегодня единственная вещь, которую я хотел бы взять с собой в постель, – это хорошая книга.

– Какая книга? – встрепенулся Косой. – «Бедняк разбогател» или «Бриллиантовый Дик» Горацио Элджера?

Я улыбнулся:

– Это для тебя, Косой. Профессор давно перевел меня в следущий класс.

Я взял такси до гостиницы «Фортуна», где снимал номер. По дороге я остановился у газетного лотка и купил все свежие газеты. Я бегло пролистал их, чтобы посмотреть, нет ли в них чего-нибудь о новом ограблении. Ничего не было. Ни единой строчки. Я был разочарован. Меня это немного удивило. Что-нибудь они должны были написать.

Я здорово устал. Я принял душ и лег в постель, думая о жене Джона. Совершенно невозможная натура, трудно в это даже поверить. Я задумался, почему она могла стать такой. Откуда эта бешеная сексуальность? Да еще в подобных обстоятельствах. Господи, Пегги тоже была нимфоманкой, но по сравнению с той бабой… она выглядит просто монастырской девой. Интересно, какими причинами это вызвано – психическими или физическими? Вероятно, она впадает в такое состояние только тогда, когда видит, как кого-нибудь бьют, или бьют ее саму. Реакция нормального человека на такую ситуацию – боль или страх. А у нее это вызывает сильное сексуальное желание. Я готов был побиться об заклад, что где-то в нервной системе у нее произошло короткое замыкание, отсюда все и пошло.

Я вспомнил, что у меня есть несколько книжек о сексе. Я посмотрел в туалете, где обычно хранил все свои книги. Вскоре мне удалось их найти, четыре томика, написанные неким Х. Эллисом, под названием «Учение о сексуальной психологии». Я заглянул в первый том. Мне не удавалось как следует сконцентрироваться на чтении. Все, что я смог понять, – жена наводчика относилась к двум типам извращенцев одновременно: садистам, которые получают удовольствие, причиняя боль своим партнерам, и мазохистам, которым, наоборот, приятно, когда их бьют. Если верить книге, она являлась и тем и другим сразу. Она была садомазохисткой. Я узнал что-то новое.

Книги, черт возьми, чудесная вещь, из них можно узнать что угодно, на любую тему, достаточно только пролистать страницы. Не важно, что именно ты читаешь, даже если что-то чисто развлекательное, все равно при этом ты получаешь знания. Книги написаны обо всем на свете, обо всех странах и эпохах. Интересно, подумал я, напишет ли кто-нибудь хорошую книгу о нашем времени, об эпохе гангстеров? Что-нибудь основанное на настоящих фактах, как это делали армейские генералы или простые рядовые, когда они писали о битвах, в которых сами принимали участие. Например, Фрэнк, наш босс, может быть, напишет мемуары вроде тех генералов или других больших людей, известных каждый в своей области. Если подобные мемуары появятся в печати, они будут просто фантастикой, невероятной сенсацией. Впрочем, трудно себе представить, как будут выглядеть такие вещи, когда окажутся на бумаге. Господи, о чем я думаю, какой же я болван! Можно ли написать об ограблении, которое мы совершили сегодня, и не загреметь при этом в тюрьму? Да и кто поверит, что все происходило именно так. К тому же люди каждый день читают о подобных вещах в газетах. Они знают, что такие события происходят. Но совсем другое дело, если они будут описаны самим участником. Может быть, такой парень, как я, Лапша, станет литературной сенсацией. Почему бы и нет? Сколько романтических историй написано о разбойниках былых времен, таких как Джесси Джеймс, Молодые братья, Куантрелл с его партизанами, и еще о буканьерах, о капитане Кидде, Дрейке, Хоукинсе, Моргане и других. Обо всех о них написаны истории, со временем превратившиеся в полудетские сказки с приключениями. Если бы люди узнали настоящую правду о пытках, изнасилованиях, грабежах, о жертвах, с которых заживо сдирали кожу, на их фоне наши собственные подвиги показались бы мелкими грешками. Кроме того, о тех старых бандитах мы узнаем из вторых рук, а я мог бы дать самую свежую и достоверную информацию. Почему бы мне не написать историю гангстеров? Почему бы нет?

Я рассмеялся. Эта мысль казалась слишком нелепой. Как я мог написать о наших проделках, не заложив при этом Макса, Пата, Косого и весь Синдикат в придачу? Но сама идея меня все-таки интриговала. Я лежал и думал.

Возможно, когда подлинная история нынешних событий появится в газетах, пройдет уже много времени, лет двадцать или тридцать. Нет, так не годится, это глупая идея. Писать надо о том, что происходит сейчас, сразу. А если рукопись найдут копы или еще кто-нибудь? Может быть, зашифровать текст так, чтобы его никто не мог понять, кроме меня? Допустим. Но если я напишу все, что мы делали, думали и говорили на самом деле, для простых людей это покажется слишком шокирующим и грубым. Какого черта! Я постараюсь, чтобы все было изложено в приличном виде. Но как? Ведь тогда все будет выглядеть не по-настоящему. Не представляю, как могут звучать в печати те грубые шуточки и крепкие остроты, которыми любят щеголять в Ист-Сайде. Наверняка очень вульгарно. Хотя, если подумать, пройдет немного времени, и все эти словечки перекочуют в язык миллионов людей из разных слоев общества. Сначала мы придумываем их в Ист-Сайде, а потом ими пользуются все. Пожалуй, стоит попробовать. По крайней мере, будет очень забавно, если я, Лапша Нож с Деланси-стрит, напишу настоящую, умную и правильную книгу. Как бы ее назвать? Скажем, «Жизнь Лапши, написанная Босуэллом». Или, подражая Пипсу[10], я назову ее «Дневник Лапши». Книги пишут все кому не лень, так почему бы и мне этим не заняться? Но в каком бы виде ее подать? Как подлинную биографию? Нет, не годится. Подлинные факты засадят меня и всю нашу компанию в тюрьму. Я представлю ее как вымышленную историю, изменив время и слегка закамуфлировав место действия. Так будет лучше. Я смешаю вымысел с тем, что происходило на самом деле. А когда книга будет написана, я подожду лет этак двадцать. К тому времени газеты все уже разнюхают о нашем Синдикате, так что я не выдам никаких секретов. После стольких лет, наверное, уже начнет действовать срок давности. Или он касается только гражданских дел? Надо взять свод законов у Брентано и посмотреть, что там написано на этот счет.

Я лежал на спине и вспоминал про разные случаи, которые было бы интересно описать в книге.

Можно, скажем, рассказать о той истории с Капоне и его чикагской бандой. Они считали себя очень могущественными и перешли через границу. У них появилась дурацкая идея, что им вовсе не обязательно подчиняться правилам, однако скоро им пришлось пересмотреть эти взгляды. Мы преподали им урок. Капоне тогда сообразил, что единственный способ выпутаться из этой ситуации – дать себя арестовать за хранение оружия. К счастью для него, его агенты вовремя утрясли дела с Синдикатом, иначе и тюрьма не была бы достаточно безопасным убежищем для этого большого головореза со шрамом на лице. А потом можно будет рассказать, как мы проворачивали дела со спиртным. Сухой закон? Никаких проблем. Выпивка текла со всех сторон. Нанятые Синдикатом суда бросали якорь у границы трехмильной прибрежной зоны, и специальные скоростные катера доставляли груз на берег. Океанские лайнеры причаливали в укромных бухточках Лонг-Айленда, и я мог бы подробно описать, как мирно и спокойно работал Синдикат на всем протяжении береговой линии и в полном взаимопонимании с местной полицией. И еще о старых ист-сайдских доках, куда спиртное доставляли из Канады в огромных, полых изнутри рулонах бумаги, которые используются в газетной индустрии, и как автомобили въезжали прямо на пирс и грузили виски под охраной местных таможенных инспекторов и нью-йоркской полиции. Мне вряд ли поверят, если я расскажу, как груженные товаром большие машины с откровенным нахальством переезжали через американскую границу из Канады и доставляли товар в распределительные пункты в Детройте и Платтсбурге. Потом из этих точек его развозили во все концы страны. Я мог бы в деталях рассказать, как мы сопровождали машины по разным маршрутам, подмазывая федералов и шерифов, и как на груз нападали местные банды, которым было все равно, кого грабить. Мы устраивали им показательные выступления, чтобы научить эту наглую деревенщину хорошим манерам.

Я не мог заснуть. Я перебирал в памяти все новые случаи, которые мог бы вставить в свою книгу. Я встал с кровати, взял карандаш и начал делать записи.

Прежде всего я расскажу о первых днях Синдиката: как нам приходилось затягивать узлы то в одном, то в другом конце страны; как мы ездили по чужим бандам, которые занимались собственным бизнесом по всей Америке. И что нам приходилось с ними делать. Если у них шли крупные дела, дававшие большой доход, мы вмешивались в их операции и объявляли банду вне закона. Мы приводили их к покорности, отбирая самые доходные статьи или уничтожая все дело полностью. В тех редких случаях, когда какие-нибудь независимые группы – или изгои, как мы их называли, – все-таки бросали вызов Синдикату, мы расправлялись с ними своим обычным способом.

Я сделал несколько заметок по поводу игральных автоматов. Как эти машины устанавливались во всех болтушках, ночных клубах, аптеках и кондитерских. Я записал, что в одном Нью-Йорке их было больше пяти тысяч. Мы завели для них специальную книгу, за которую отвечал особый человек.

Я упомянул про роскошные игорные дома, которые были открыты по всей стране, и про то, как мы контролировали собачьи бега.

Я вкратце описал, как Синдикат обрел огромное богатство и мощь и как он держал под своим контролем местные власти путем подкупа чиновников и подтасовок на выборах.

Я изобразил всю романтическую атмосферу этого времени, то, с каким восторгом, уважением и страхом смотрели на нас тогда люди. Мы были совсем не то, что бандиты старой эпохи, отребья общества вроде Монаха Истмена, Малыша Твиста, Малыша Дроппера, Испанца, Левши Луи, Кровавого Джипа и им подобных.

Я написал о болтушках, которые мы держали для других и для себя, и особенно о том заведении, где мы устроили свою штаб-квартиру, «У Толстяка Мо». Как мы уверенно чувствовали себя в этом месте и нахально держали его двери открытыми настежь для любого, кому были по карману наши крутые цены. И как мы получали отличное спиртное, отечественное и импортное, лучшее во всем городе.

Я описал людей, которые помогали нашим операциям: бизнесменов, полицейских, политиков, правительственных агентов, отвечавших за выполнение сухого закона, все сливки ист-сайдского общества, – и то, как вольготно чувствовали в нашем баре мелкие воришки, прочие жулики и любые женщины, независимо от их моральных принципов. Я дал понять, что обширные связи и огромные деньги превратили наше заведение в неприкосновенное убежище. Я изобразил даже обстановку помещения, большую комнату с массивным столом и старыми уютными креслами, обитыми мягкой кожей. В интерьере преобладал солидный деловой стиль. Я написал, как задняя дверь вела в темную узкую аллею, зажатую между высотными домами. В летний зной там не было солнца и всегда стояли сумерки и сырость. Жаркий сезон мы переживали с помощью нескольких галлонов первоклассного холодного пива. Для зимних холодов у нас были раскаленные докрасна радиаторы и порции двойного виски, которые делали уютной любую погоду.

Заднюю комнату мы использовали как смесь делового офиса, командного пункта и развлекательного центра. Я написал о тяжелой стальной двери и металлических ставнях, о трех потайных выходах, которыми нам ни разу не пришлось воспользоваться. Я вспомнил, как мы превращали нашу комнату в гимнастический зал. Иногда мы раздевались до трусов, вытаскивали из туалета обитый кожей мат, расстилали его на полу и приступали к физическим упражнениям, как в давние времена в суповой школе. Мы боксировали или занимались борьбой, особенно практикуя захваты и удары, которые в профессиональной схватке считались бы «фолом». Я упомянул большие мешки, набитые песком, наши боксерские груши, которые висели в одном из углов и на которых мы отрабатывали удары. Макс с удовольствием возился с приспособлением, которое всегда носил у себя в рукаве: маленьким револьвером двадцать второго калибра, прикрепленным на длинной стальной пружине. Он прикручивал его к предплечью. Вытащив патроны, Макс по несколько часов упражнялся с этой штукой, стреляя из всех мыслимых позиций и под всевозможными углами. Он спускал курок в тот же миг, как только оружие выпрыгивало к нему в ладонь. Макс стал настоящим виртуозом в этом деле. Косой, Патси и я стояли вокруг него с разряженными пушками, вставленными в кобуру. Он кричал: «Давай!» Не успевали мы положить ладонь на рукоятку, как Макс уже держал нас на прицеле своего револьвера и смеялся, вхолостую щелкая курком: «Вы все уже мертвы».

Я вспомнил, как однажды мне удалось его обставить. Я держал руки в карманах брюк. Он сказал: «Давай». Моя рука выскочила из кармана вместе со сложенным ножом. Я ткнул им ему в живот и сказал: «Ты покойник. У тебя шесть дюймов стали в брюхе, Макс». На его лице появилось выражение недоверчивого уважения. Он похлопал меня по спине и сказал:

– Отличный прием, Лапша. Продолжай работать. Ты чертовски быстро управляешься со своим ножом.

Я рассказал о днях, когда мы просто бездельничали, и Косой тихо наигрывал на гармонике, а остальные дремали в креслах. В другие дни мы пили двойной бурбон и резались в разные карточные игры.

По мере того как мои записи росли, становилось очевидно, что мы были крепко связаны, притерты друг к другу за многие годы нашей совместной жизни. Между нами редко случались какие-либо конфликты.

Я изложил в хронологическом порядке, как мы отобрали бар «У Толстяка Мо» у одного типа по прозвищу Бенни Лодырь. Проблема с Бенни состояла в том, что он был лодырем с плохим характером. Бенни мошенничал и покупал виски и пиво из недозволенных источников. Несколько раз мы его предупреждали, чтобы он брал товар у наших дилеров, но Лодырь упорно предпочитал обращаться к продавцам с сомнительной репутацией. Не раз случалось, что упившиеся вдрызг клиенты слепли от его дрянного древесного спирта, и некоторых потом вылавливали мертвыми из сточных канав Ист-Сайда. А еще одной проблемой была его жена Фанни, та самая маленькая пухленькая Фанни, которая много лет назад жила на одном этаже со мной. Я смеялся, вспоминая нашу встречу в туалете. Я описал ее брак с Бенни Лодырем. Она была слишком хороша для него. Дело кончилось тем, что он сломал ей нос, а сам спутался с какой-то малолетней шлюшкой. Тогда мы потеряли терпение и навсегда изгнали его из нашего общества. Мы отправили его в далекую и дикую «Страну борща».

Я в подробностях описал, как мы возвращались потом домой по шоссе номер 17. Патси сидел за рулем, а Косой находился в музыкальном настроении. Привычным жестом он постучал по ладони гармоникой и мечтательно начал наигрывать что-то необычное. Макси посмотрел на него удивленно и спросил:

– Что это ты играешь, Косой?

Хайми пожал плечами:

– Не знаю. Просто играю то, что чувствую. Какую-то мелодию, которая вертится у меня в голове.

Патси иронически заметил:

– Никак второй Ирвинг Берлин объявился.

Косой проигнорировал его замечание и продолжал играть. Инструмент зазвучал, как орган, исполняющий кантату Баха. В нем было что-то религиозное. Он все играл и играл, милю за милей, пока нас всех не охватило траурное настроение.

Тут меня осенила внезапная догадка. Я взглянул на Макси. Я почувствовал, как одна и та же мысль пришла нам в голову.

– Косой перекладывает последнее путешествие нашего Бенни на музыку. Это здорово, а, Макс? – сказал я.

Макс наклонился ко мне и полушутя произнес:

– Ты у нас мастер на слова. Попробуй сочинить что-нибудь на этот случай.

Я достал карандаш и маленький черный блокнот. Я почувствовал, как меня пропитывает меланхоличная музыка. Понемногу я начал набрасывать слова, которые, на мой взгляд, подходили к этой мелодии. Когда я закончил, мне показалось, что я чувствую ее вкус на языке, настолько она была мне знакома. Я протянул блокнот Макси и шутливо бросил:

– Оцени мою школьную лирику.

Макси начал низким голосом напевать написанные мной слова под музыку Косого:

На свете жил лодырь по имени Бенни, Он совести не имел ни на пенни. Однажды в прекрасный июльский денек Решили ему преподать мы урок. И вот повезли мы его прогуляться В ту землю, где любят борщом угощаться. «Приехали». – «Где мы?» – спросил у нас Бенни. «В прекраснейшем месте для сна и для лени». Мы сделали дело и едем обратно, А где теперь Бенни, увы, непонятно. «Куда же пропал он, несчастный мой Бенни?» — Со смехом спросила счастливая Фэнни.

Не знаю почему, но воспоминания об этом мрачном случае и нашей песенке вызвали у меня приступ смеха. Я бросил писать и лег в постель. Я очень устал, но не мог заснуть.

Я вертелся в постели, пытаясь забыть о книге. Я снова начал думать о жене Джона. Но эти мысли разбудили меня еще больше и к тому же сильно возбудили. Что, черт возьми, со мной творится? Почему я не могу выбросить из головы эту плоскогрудую шлюху? Стоит мне о ней только подумать, как я уже вне себя. В последнее время я все время на взводе. И что мне теперь делать? Лежать в постели и считать верблюдов?

Я снял трубку с телефона и попросил соединить меня с Суини.

– Да, с Суини, управляющим, – повторил я.

Оператор переключил меня на его номер.

Я сказал:

– Суини, мне что-то не спится. У тебя там нет кого-нибудь в холле? Что-нибудь пухленькое и не слишком безгрудое?

Он усмехнулся:

– Тут таких полно. Кого тебе нужно? Блондинку или брюнетку?

Я засмеялся:

– Выбери сам. Только почище и чтобы в моем вкусе.

Она появилась у меня через две минуты. Я лежал в постели, глядя, как она раздевается.

Она была очаровательной малышкой. Белье у нее оказалось свежим и чистым. Девица скользнула под одеяло.

Тесно прижавшись ко мне, она прошептала на ухо:

– Мне нужно заплатить за квартиру.

На лице у нее появилась милая улыбка, словно милашка хотела извиниться за свои слова.

– Ты хористка и сидишь без работы?

– Да, а как ты узнал? Ты видел меня в шоу?

– Нет, догадался по твоему виду.

Она улыбнулась и вздохнула:

– Что ж, ты верно догадался. Сейчас трудно найти работу.

Я сказал:

– Расслабься, детка, ты получишь больше, чем месячную плату за квартиру. Поскольку я не только догадливый парень, но еще и покровитель всех хорошеньких безработных хористок.

– И к тому же симпатичный, – сказала она с улыбкой.

– За это ты получишь пятерку сверху.

Девица придвинулась ко мне еще ближе и прошептала:

– Ты мне нравишься, большой, красивый, неотразимый, замечательный, умный, чудесный покровитель хористок.

Мы оба разразились смехом. Мы были как старые друзья. Я выключил свет. Она оказалась упругой, мягкой, полногрудой и жаркой.

Глава 13

На следующий день не было запланировано ничего особенного, поэтому мы начали утро с «греческого дурака». Мы играли часа два.

Потом пришел Мо и сказал:

– Снаружи ждет Мойши, поставщик. Он хочет видеть вас, ребята. Похоже, у него проблемы. Выглядит он так, словно его только что обчистили до нитки.

– Мойши? – с сомнением переспросил Макс. – Это тот парень, у которого маленький магазинчик на Тринадцатой улице?

– Да, тот самый, – подтвердил я.

Я помнил его, потому что он жил по соседству с нашим домом на Деланси-стрит.

Появился Мойши. Он действительно выглядел так, словно кто-то здорово его пристукнул. Голова была обмотана повязкой, а один глаз заплыл от синяка. Губы у него так распухли, что он с трудом мог говорить.

Патси насмешливо спросил:

– В чем дело, Мойши? Тебя побила жена?

Я пододвинул к нему кресло и сказал:

– Садитесь, Мойши. Выпейте и расскажите нам о своих проблемах.

Он взял стакан и с благодарностью кивнул. Он крякнул «А!», по достоинству оценив напиток. Только после этого сел и застонал, бормоча сквозь распухшие губы:

– Подрался с женой? Нет, – сказал он, кивнув в сторону Патси.

Косой со смехом спросил:

– Тогда кто тебя так расписал – теща?

Мойши обернулся и посмотрел на Косого. Он печально покачал головой.

– Veh is mir[11]. Со своей тещей я могу справиться. У меня деловая проблема. Я попал в переделку. – Он в тоске раскачивался взад-вперед в кресле. – Это ужасно. Я занял у Натчи пятьсот долларов. Но он взял с меня большие проценты. Я уже заплатил Натчи восемьсот долларов, а он говорит, что я должен ему еще шестьсот. Я ему только возразил: «Это слишком много, Натч», и вот как он мне ответил. – Мойши показал на свою голову и глаз. – Еще шестьсот, сказал Натчи, или он переломает мне все руки и ноги. Что я могу сделать? – Поставщик беспомощно посмотрел на нас, продолжая машинально раскачиваться в кресле. – Я прошу у вас защиты. Я не хочу идти в полицию. Я боюсь туда идти.

– А почему вы решили обратиться к нам? – спросил я.

– Я ходил со своим делом к лидеру из клуба Таммани, и он сказал, что, может быть, вы сможете мне помочь. – Мойши посмотрел на наши лица, пытаясь найти в них искру симпатии. Он прибавил своему голосу патетики и лести. – Говорят, вы замечательные ребята. Может быть, вы мне поможете? А? Пожалуйста. Поговорите с мистером Натчи, чтобы он перестал меня бить.

Косой рассмеялся еще громче:

– Ох этот старина Натчи. Натчи с Тринадцатой улицы – парень не промах. У него совсем нет сердца.

Старик посмотрел на Косого. Он был сбит с толку и задет его смехом.

Макси его успокоил:

– Вы правильно поступили, что пришли к нам, Мойши. Не стоит обращаться в полицию. Натчи всех копов подкупил русскими шарлотками. Они вам не помогут.

Патси заметил:

– Я думал, Фрэнк приказал притухнуть всем Шейлокам в нашем городе.

Я отозвался:

– Верно, и я так слышал. Но этот Натчи – жадный парень. Похоже, он не признает правил.

– От них воняет, – сказал Патси, – ото всех этих Шейлоков.

– Да, грязный рэкет, – согласился Макс. – Он бросает тень на весь наш бизнес. Почему они так за него держатся?

– Потому что в нем много зелени, – ответил я.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Макс. – Сколько эти ублюдки берут за свои ссуды, по тысяче процентов, как ты думаешь?

– Думаю, что больше. По-моему, они берут столько, сколько им хочется, – ответил я. – Или столько, сколько смогут взять. К концу года цифра может достигать и десяти тысяч процентов.

– Им нужно больше, чем один фунт мяса из живого тела, – заметил Патси. – Они хуже, чем тот парень, настоящий Шейлок из Венеции.

Я посмотрел на Патси. Мне не слишком понравилось, как он это сказал. Я подумал: на что он, собственно, намекает. Я сказал:

– Патси, старина, может, ты не знаешь, но Натчи – итальянец.

Патси рассмеялся:

– Я знаю, что он макаронник. Ты меня удивляешь, Лапша. Ублюдок есть ублюдок, не важно, какой он крови.

Макси сказал:

– Конечно, мы все ублюдки. К чему эти щепетильности, Лапша?

– Все в порядке, – ответил я и улыбнулся Патси.

Он мне подмигнул.

– Как так получилось, что вы, бизнесмен, торгующий одеждой, заняли деньги у ростовщика? – спросил Макси. – Разве нельзя было обратиться в банк?

Старик сконфуженно взглянул на Макси. Ему явно не хотелось углубляться в подробности своей истории.

– Никаких документов, верно, Мойши? – спросил я.

– Верно. Я не плачу налогов, ни цента, – признался он.

– А чем конкретно вы занимаетесь?

– Я поставщик застежек «молний», практически изготовитель.

– Доходное дело? – спросил Макс.

Старик пожал плечами:

– Как можно вести прибыльное дело, имея конкурентом такого богатого человека, как мистер Тэлон, у которого пятьдесят миллионов долларов? Его машины намного лучше моих. И товар он делает более качественный. Он дешевле покупает. Он дешевле продает. Он дает своим клиентам месячные и двухмесячные кредиты. Мои клиенты тоже хотят такие кредиты, потому я принимаю от них векселя. Это отнимает у меня даже ту маленькую прибыль, которую я имею. Потом у меня кончается наличность. Я в отчаянии. Я закладываю свой маленький сборочный цех другому производителю, и одну неделю у меня все в порядке. Потом я снова в отчаянии. Телефонная компания отключает мой телефон. Домовладелец требует с меня арендную плату. Мне нужно покупать сырье для производства. Я должен платить Руби и Итцику, моим рабочим. И приносить домой кусок хлеба, для своих жены и детей, мне ведь тоже нужно, так? О, горе мне, горе! – Он раскачивался взад-вперед, держась за голову. – И вот теперь эта история с Натчем. Что я могу сделать? Спрыгнуть с крыши?

– Вечные проблемы мелкого бизнеса, – пробормотал я. – Где же равные возможности для Мойшей и Тэлонов всего мира?

Макс тихо сказал:

– Этот Натч играет не по правилам. Может быть, взять его в оборот? Только как это сделать? – На минуту он задумался, покусывая губы. – Наверное, лучше будет сделать так. Скажите, Мойши, Натч имеет дело с камешками?

– Да. Я думаю, имеет, мистер Макс. Говорят, у него их очень много. Он продает их на тысячи долларов.

– Отлично, – сказал Макс. Он быстро принял решение. – Раз Натчи не хочет играть по правилам, я ударю этого ублюдка в самое больное место – по его карману. Сколько, говорите, вы ему должны, Мойши?

– Шестьсот долларов.

Макси наклонился к Косому, прошептал ему что-то на ухо и отдал ключ. Косой неодобрительно посмотрел на Макса и пожал плечами. Он взял ключ и вышел.

Макс тихо сказал, наклонившись ко мне и Патси:

– Я хочу преподать Натчу урок. Я использую Джейка и Трубу, чтобы надуть его на бриллиантах. – Он посмотрел на меня, ожидая одобрения.

Я хмыкнул:

– Думаешь, Натч на это клюнет?

Макс пожал плечами:

– Ну хотя бы попробуем, чего нам терять?

Мы с Патом кивнули.

Макси повернулся к нашему гостю:

– Выпейте еще, Мойши. Когда Косой вернется, я решу вашу проблему. – Макс успокаивающе похлопал его по плечу.

Мойши сказал:

– Спасибо, мистер Макс.

Он медленно отхлебнул виски. Он смотрел на нас встревоженным взглядом. Мы вернулись к картам, не обращая внимания на Мойши, который нервно поглядывал на нашу игру.

Полчаса спустя вернулся Косой; он протянул Максу ключ и что-то завернутое в бумажную салфетку. Макс развернул ее. На стол выпал крупный блестящий камень. Это был один из бриллиантов, которые мы взяли во время ограбления.

Макси протянул его поставщику застежек:

– Вот, возьмите этот камень, Мойши. Он стоит, как минимум, две штуки. Отдайте его Натчу. Скажите ему, что ваш хороший друг Джейк дал вам этот камень. Что у Джейка нет наличных, но полно бриллиантов. С помощью камня вы заплатите свой долг, а в придачу Натч даст вам несколько сотен долларов наличными. Вы поняли, что я сказал?

Мойши кивнул:

– Да, да, я понимаю.

– Наличные, которые вы от него получите, можете оставить себе.

Мойши взглянул на него с благодарностью:

– Когда-нибудь я все вам верну.

– Забудьте об этом, – сказал Макс. – Я уверен, что у ростовщика глаза вылезут из орбит, как только он увидит бриллиант. – Макси улыбнулся при этой мысли. – А сейчас будьте внимательны, Мойши. Это очень важно. Он спросит вас, откуда вы взяли камень. Запомните имя. Вы скажете ему, что взяли бриллиант у Джейка Проныры с Брум-стрит. Скорее всего, он хорошо его знает. Прибавьте, что у Джейка есть еще много таких камней на продажу. Он ищет покупателя, чтобы дешево спустить товар. Вы поняли?

Бедный старый Мойши. Он сидел и кивал, пытаясь сдержать слезы благодарности, наворачивавшиеся ему на глаза.

Наконец он пробормотал:

– Как мне вас отблагодарить, мистер Макс? Вы так добры ко всем. Да благословит вас Бог.

Макси сухо сказал:

– Забудьте про благодарность. Только запомните, что вы должны сказать Натчу: камень вам дал Джейк Проныра и у него еще много таких камней на продажу. Это очень важно.

Мойши послушно кивнул:

– Хорошо. Я не забуду. Я скажу ему, что взял его у Джейка Проныры с Брум-стрит.

Макси похлопал его по спине и проводил до двери. Потом повернулся к Косому:

– Найди Джейка и Трубу и скажи им, что я хочу немедленно их видеть.

Косой отправился выполнять поручение. Мы вернулись к игре в карты.

Примерно час спустя Косой вернулся вместе с Джейком Пронырой, Трубой и Гу-Гу.

Макси улыбнулся:

– Вижу, ты привел с собой всю шайку, Джейк.

– Надеюсь, ты не против, Макс? – спросил тот.

– Против ли я? С каких это пор ты стал таким вежливым? Садитесь и выпейте по стаканчику.

При этом приглашении Джейк и его друзья расплылись в улыбках. Они сели за стол.

Патси насмешливо спросил:

– Эй, Джейк, неужели ты пришел сегодня без нового стишка или свежей шутки?

Проныра улыбнулся:

– Да, Пат, я как раз собирался рассказать один стишок.

– Откуда ты его принес, с Брум-стрит или с Деланси-стрит? – спросил Косой.

– Это мое собственное стихотворение, я сочинил его сам. – Гордость Джейка была задета. – Это одновременно и стишок, и штука.

– Ладно, давай выкладывай, – сказал Макс.

Джейк не нуждался в дальнейших приглашениях. Он прочитал, размахивая руками:

Сначала явился с визитом солдат, Чуть позже матрос постучал у ворот. На месяц девятый мы зрим результат. Кто выстрелил точно – пехота иль флот?

Джейк с тревогой ожидал нашего мнения.

– Неплохо, если ты сочинил это сам.

– Честное слово, сам, – серьезно сказал Проныра.

– Ладно, Джейк, ты же знаешь, что все, что у тебя есть, ты украл у других, включая и свои стихи.

Макси вытащил из кармана бумажник, отделил от пачки три сотенных банкнота и дал каждому из ребят Джейка по купюре.

– Это предварительный гонорар, парни, – сказал он.

Они с радостью взяли деньги.

Джейк произнес, сияя улыбкой до ушей:

– Спасибо, Макс, это очень кстати. Кошелек у меня стал плоский, как шлюха без грудей. В чем дело? Что-то наклевывается?

– Вы слышали про Натча Шейлока?

– Знаем мы этого ублюдка. Он дерьмо, – ответил Джейк. – Один из тех парней, которые насвистят тебе с три короба, а сами только и думают, как тебя поиметь. Я как-то раз пытался одолжить у него немного зелени. Он сказал, что у него ни гроша. Он, видишь ли, не имеет дело с жуликами, только с честными людьми. А мошна у самого тугая, как задница толстухи в слаксах.

– Точно, – вставил Труба, – от него воняет. Мы его знаем. Он собственную мать продаст за батончик «Херши».

– С орехами или без? – спросил Косой.

– За грош удавится, – добавил Гу-Гу.

– Ладно, ладно, хватит, – сказал Макс. – Вы, ребята, умеете дать хорошую рекомендацию. Замечательно. Теперь слушайте. Натчи скоро с вами свяжется. Он знает, где ты обитаешь, Джейк?

– Все знают, что Джейка Проныру можно найти на Брум-стрит, – с гордостью ответил он. – А что случилось?

Макси объяснил:

– Натч думает, что вы, парни, дали Мойши, поставщику одежды, бриллиант весом в две штуки, потому что у него проблемы и он твой друг. Слушайте дальше. Натч считает, что вы только что провернули ограбление. Взяли камешков на сотню штук и хотите поскорее спустить товар. Ясно?

Проныра выглядел сбитым с толку.

– Да, но в чем фокус?

– Фокус вот в чем. – Макс навалился грудью на стол. – Труба подсунет Натчи фальшивку, ясно? Я финансирую все дело.

Джейк Проныра довольно рассмеялся и похлопал Трубу по спине:

– Наш Труба – такой ловкач, ему сам бог велел надуть Натчи. Сколько запросить с него за камни?

– Двадцать штук, – ответил Макси.

– Мне не терпится увидеть, какая физиономия будет у Натчи, когда он разберется, что ему подсунули за двадцать штук, – засмеялся Труба.

– Когда Натчи с вами свяжется, отправляйтесь прямо сюда, и я дам вам все, что нужно, – проинструктировал Макси.

Пропустив еще несколько стаканчиков, они удалились в приподнятом настроении.

Мы поехали к Луиджи и заказали себе отличный итальянский обед.

Пока мы ели, появился мальчишка со свежими газетами. Макс купил одну. Мы нашли в ней всю историю. Непонятно было, почему она появилась с запозданием на день. «ДЕРЗКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ ЮВЕЛИРА СРЕДИ БЕЛА ДНЯ». В статье говорилось, что украли бриллианты на сто пятьдесят тысяч долларов и что в ограблении участвовало семь человек в масках, причем у каждого был автомат, и уехали они на двух больших машинах.

Я с улыбкой сказал:

– Типичная версия свидетелей. Наверное, теперь они будут искать банду, на которую можно навесить это ограбление. А таких хоть пруд пруди.

Патси засмеялся.

– Наверное, это будет кто-то, кого мы знаем?

– Вряд ли, – насмешливо ответил Макс. – Не можем же мы знать каждого дешевого воришку.

На следующее утро, когда Мо готовил на завтрак ветчину с яйцами вместе с горячими рогаликами от Ратнера, к нам с оживленным видом вошли Джейк Проныра, Труба и Гу-Гу.

– Все в порядке, – сказал Джейк. – Натчи на нас вышел. После того как в газетах появилась эта история, он купился с потрохами.

– Еще бы, особенно когда он насмотрелся на тот камешек, который дал ему Мойши, а я сказал ему, что у нас таких целый мешок и мы спустим ему все за двадцать штук, – улыбнулся Труба. – Он хочет, чтобы сделка состоялась в одной квартире на Пятьдесят первой улице в восемь часов вечера. Это подойдет, Макс?

– Вполне, – ответил тот с набитым ветчиной и яйцами ртом. – Не хотите чего-нибудь поесть, ребята?

– О да, кошерную ветчину. По утрам это мое самое любимое блюдо, – ответил Джейк.

Парни сели с нами за стол. Мо нарезал еще ветчины и поджарил ее на сковороде.

Мы запили завтрак двойным виски. Макс угостил каждого «Короной».

Когда мы закурили, он сказал:

– Косой, поезжай к ювелиру Сэмми на Гранд-стрит и скажи ему, что мне нужны полсотни крупных цирконов, и еще он должен дать тебе два абсолютно одинаковых холщовых мешочка с завязками. Не забудь, их должно быть два. Кроме того, захвати бумажных салфеток. Тебе ясно? Ты все понял?

– Да, да, я все понял, – проворчал Косой и вышел, пыхтя сигарой.

Макси повернулся к Патси и протянул ему ключ:

– Ты знаешь, что нужно взять в сейфе у Эдди?

Патси понимающе кивнул, сказал: «Хорошо, возьму» – и ушел.

– Знаешь, Макс, квартира, где мы должны встретиться с Натчи на Пятьдесят первой улице, принадлежит парню по имени Оскар, – сказал Джейк.

– Да, Макс, – добавил Труба, – я думаю, это тот самый Оскар, скупщик краденого.

– Вполне логично, – сказал я. – Вероятно, Натчи хочет сразу перепродать товар скупщику.

– Ясное дело, – отозвался Джейк. – Ребята, этот Натчи – тертый калач.

– Да, он тертый калач, и стоит так же дешево, – сухо произнес Макси.

Мо продолжал приносить нам виски, и застолье стало более задушевным. Время пролетело быстро. Не успели мы оглянуться, как вернулся Косой с цирконами от Сэмми и двумя маленькими мешочками. Макс высыпал камни на стол.

– Ого! Блестят точь-в-точь как настоящие, – заметил Джейк.

– Отличная копия, – согласился я.

Вскоре появился Патси и вытащил из кармана несколько пакетов. Макси вскрыл конверты и насыпал бриллианты в маленькие кучки на столе. Труба наклонился к ним поближе.

Макси повернулся к Трубе и сказал:

– Не нужно демонстрировать нам свое искусство, малыш. Держи пальцы подальше от камней, иначе я переломаю их тебе один за другим. Понятно?

Макс мне подмигнул. Он начал заворачивать каждый камень в отдельную салфетку. Труба выглядел обиженным.

– После всех этих лет, – сказал он, – ты знаешь, Макс, я не стал бы у тебя воровать.

– Я просто хотел напомнить, вот и все.

Я помог Макси наполнить мешочек с настоящими камнями. Точно так же мы упаковали цирконы. Я положил оба мешочка на стол.

Я сказал:

– Ну что, Труба? Покажи нам, насколько ты хорош, продемонстрируй свои способности.

Труба взял мешочек с поддельными камнями, оставив настоящие бриллианты на столе. Он небрежно прошелся по комнате, потом снова вернулся к столу. Он взял бокал и поставил его рядом с мешочком с настоящими камнями. Потом сел и улыбнулся.

– В чем дело? Какого черта ты ждешь? – удивленно спросил Макс.

Мы все смотрели на Трубу. Мы тоже не могли понять, в чем дело.

– Все в порядке, – сказал Труба, – я их поменял.

Я недоверчиво заглянул в лежавший на столе мешочек.

– Черт возьми, – произнес я восхищенно. – Как ты это сделал? – Я внимательно рассмотрел содержимое мешочка, чтобы убедиться, что тут нет никакой ошибки. Труба поменял камни на поддельные. Я повторил: – Как ты это сделал?

– Вот так.

Труба пододвинул к мешочку пепельницу и погасил в ней сигарету. Последовало почти неуловимое движение руки, и Труба обернулся к нам с улыбкой:

– Очень просто.

Макс с сомнением подошел к столу и посмотрел в мешочек. Он взглянул на Трубу с большим уважением:

– Ты стал настоящим артистом, малыш.

Труба с гордостью ответил:

– А ты как думал? Не забывай, что я выпускник суповой школы.

– Ага, – насмешливо прибавил Джейк, – а также тюрьмы Синг-Синг.

– Он получил и дополнительное образование, – вставил Гу-Гу. – Он так часто поднимался вверх по реке, что мы прозвали его «плавучим театром».

Труба фыркнул:

– Это старая шутка Джо Миллера.

Мы вернулись к игре. Труба продолжал практиковаться с подменой мешочков.

Я больше смотрел на Трубу, чем в свои карты. Меня завораживали его длинные проворные пальцы. Я видел в деле карманников и шулеров, но Труба был настоящий мастер. Я наблюдал за действиями замечательного виртуоза.

Они просидели у нас, пока не настало время ехать на квартиру Оскара на Пятьдесят первой улице, чтобы встретиться с Натчи.

Когда они уходили, Макс сказал:

– Если возникнут какие-нибудь проблемы, позовите нас. Мы будем здесь, пока вы не вернетесь. Не задерживайтесь.

– Никаких проблем не будет. Мы можем справиться с этим Натчи, – уверенно ответил Джейк.

Они удалились с важным видом.

Прошло время. Мы стали немного волноваться. Я достал из ящика стола точильный камень и начал обрабатывать лезвие своего ножа. Моя рука ходила легко, как у парикмахера, который правит бритву. Косой вытащил гармонику и заиграл траурный марш по Бенни. Патси достал свою пушку. У него была забавная привычка аккуратно протирать каждый патрон свежим носовым платком. Макс ходил взад-вперед, попыхивая сигарой.

Патси оторвался от своего занятия и проворчал:

– Может быть, надо было поехать с ними.

– Джейк, Труба и Гу-Гу могут сами о себе позаботиться, – сказал я.

– Подождем еще двадцать минут, а потом посмотрим, – произнес Макс.

Прошло еще полчаса. Я уже хотел сказать Максу: «Ну что, пора?» – когда парни с шумом ввалились в комнату, сияя довольными улыбками. Не надо было быть большим психологом, чтобы понять, что все прошло по плану.

Джейк чуть ли не с порога завопил:

– Это был лучший день Трубы! Даже мы не заметили, как он это сделал.

– Все проще простого, – возбужденно возражал Труба, размахивая руками. – Это было так же просто, как дать пять баксов двухдолларовой шлюхе. Сначала я вытащил настоящие камни, – продолжал он. – Натчи взглянул на них, присвистнул и сказал: «Ничего себе стекляшки». Потом он отнес их в другую комнату. Думаю, там сидел Оскар, скупщик. Мы слышали, как они шептались. Потом Натчи вернулся без мешочка и сказал: «Ладно, парни, даю вам пятнадцать штук». Я сделал вид, что возмущен. Я сказал: «Возвращай камни, ублюдок, мы договаривались о двадцати штуках». Натчи сказал: «Не кипятись, Труба, я просто хотел поторговаться. Сам знаешь, бизнес есть бизнес». Тут Джейк взял Натчи за горло и сказал: «Все это дерьмо для сосунков. Но со мной такой номер не пройдет. Неси обратно камни. А потом поговорим». Натчи, до смерти напуганный, бросился обратно в комнату, вернулся с камнями и положил мешочек на стол. Я подошел и заглянул внутрь. Тут я их и поменял. Потом он заплатил нам двадцать штук, и мы слиняли.

Труба бросил на стол мешочек и пачки денег. Макси проверил содержимое мешочка. Он удовлетворенно кивнул. Он пересчитал деньги. Он улыбнулся.

– Ровно двадцать штук. Я знал, парни, что вы годитесь для такой работы.

Макс отсчитал шесть тысяч и дал каждому по две штуки.

– Ну как, сойдет? – спросил он.

Джейк, Труба и Гу-Гу не скрывали своего удовольствия.

– Это очень щедро, Макс, – сказал Труба.

– Еще одна вещь, Макс. Я потратил пару баксов на тачку, когда мы сюда ехали, – смущенно улыбнулся Проныра.

– Ладно, малыш Джейки, бизнес есть бизнес.

Макс усмехнулся и протянул ему дополнительную сотню. Он сказал:

– Угости своих ребят русскими шарлотками.

Джейк с довольной улыбкой положил деньги в карман.

Мы несколько раз пропустили по стаканчику. Потом парни с Брум-стрит сказали «пока» и ушли. Мы стали играть в «греческого дурака». Но мысли у всех были заняты другим. Игра шла очень вяло.

Я зевнул и сказал:

– Вам не кажется, что усталым бизнесменам надо слегка расслабиться?

– Поддерживаю, – отозвался Макс. – Какие будут предложения?

– Как насчет вечеринки у Эдди с массажем и девочками? – с энтузиазмом спросил Косой. – Чтобы отпраздновать удачное дело.

– Я не сомневался, что ты это предложишь, – улыбнулся Макс. Он подозвал Толстяка Мо. – Если будет что-то важное, мы у Эдди.

Мы побросали на стол карты и поехали в гостиницу к Эдди. Макс первым делом убрал бриллианты обратно в сейф. Потом мы поднялись наверх, чтобы привести себя в порядок, пока Эдди и Макс договаривались об устройстве вечеринки.

Глава 14

На следующий день, едва мы вошли в комнату, к нам подскочил Мо:

– Вчера ночью раз десять подряд звонил какой-то парень. Имени он своего не назвал, но оставил телефонный номер. Он сказал, что это важно. Лучше позвоните ему прямо сейчас.

Макс с сомнением посмотрел на номер и сказал:

– Интересно, что это за задница? И кто мог дать ему наш телефон? Позвони ему, Косой.

Тот направился к телефону.

Макс спросил:

– А почему ты вчера не позвонил нам к Эдди?

– Тот парень не сказал, что ему нужно, поэтому я решил вас не беспокоить, – ответил Толстяк Мо.

Косой вернулся и сел за стол, пожав плечами.

– Парень, с которым я разговаривал, сказал, что звонил боссу на Хот-Спрингс и узнал наш номер. Он говорит, что у него есть «гость», от которого ему надо избавиться, и поэтому он обратился за помощью к нам. Он сказал, что мы можем позвонить боссу, если хотим его проверить.

– Он назвал себя? – спросил Макс.

– Нет. Сказал только адрес – Пятьдесят первая улица, квартира 4D. Он сказал, что просит приехать прямо сейчас, потому что его «гость» уже созрел и начинает слегка вонять.

Мы с Максом обменялись взглядами.

Макс произнес:

– Ты спросил у парня, есть ли у него ковер?

– Спросил. Он сказал, что есть – от стены до стены.

Макс сказал:

– Хорошо, Косой. Поезжай к Клеми, чистильщику ковров, и скажи ему, что мне нужен на время его грузовик. И не забудь взять у него два комплекта униформы. Потом подъезжай к нам на грузовике. Мы будем в квартире у этого парня. Ты хорошо запомнил адрес?

Косой кивнул и пробормотал:

– Вечно я на посылках.

Мы помчались по адресу на Пятьдесят первой улице, поднялись на лифте на четвертый этаж и позвонили в дверь с номером 4D.

За дверью послышался неторопливый, слащавый, оскорбительно вежливый голос:

– Кто там?

Макси назвал свое имя. Дверь медленно открылась.

Макси осторожно вошел, держа наготове пушку. Я последовал за ним, стиснув в кармане нож. Патси прикрывал нас сзади со стволом. За дверью стоял средних лет толстяк и улыбался во всю физиономию.

– Входите, джентльмены, – спокойно сказал он. – Зачем вам все это оружие?

Макси осмотрелся по сторонам и спросил:

– А оно вас беспокоит? Где ваш гость?

Толстяк кивнул на заднюю дверь.

– Труп там. – Он улыбнулся. – Нет, меня ничего не беспокоит.

Я спросил:

– Вы звонили в Хот-Спрингс?

Толстяк ответил:

– Да. Вначале я обратился в Новый Орлеан. – Он многозначительно улыбнулся. – Там мне дали номер в Хот-Спрингс. Так мне удалось связаться с вами, парни. Я много о вас слышал. – Макс вопросительно поднял брови. Толстяк продолжал своим неприятным, чересчур сладким голосом: – О, не поймите меня неправильно. Я слышал о вас только самое лучшее – о ваших способностях и тому подобном. Очень рад встретиться с вами лично. – Он протянул руку. – Мое имя – Оскар Антверп. Вы обо мне слышали, ребята?

Он сказал это таким тоном, как будто был бы глубоко разочарован, если бы мы о нем не слышали.

– Приходилось. Вы – Оскар, скупщик краденого.

Толстяк гордо улыбнулся.

– Да. Это я, Оскар, – самый крупный скупщик краденого во всем Нью-Йорке. Я покупаю все, что имеет хоть какую-то ценность; все, за исключением этого дерьма. – Он презрительно указал на наш холщовый мешочек.

Я спросил с невинным видом:

– А что в нем?

Толстяк Оскар открыл мешочек и высыпал на стол цирконы.

– Классные камешки, – прокомментировал Патси.

Оскар покачал головой:

– Это всего лишь хорошая подделка стоимостью в полсотни долларов. А труп – это Натчи, по прозвищу Шейлок. Слыхали о таком?

Макс покачал головой и невинно спросил:

– Нет, а кто это?

– Никогда не слышал о таком парне, – произнес Патси.

– Ладно, это не важно, – сказал Оскар. – Как бы там ни было, он появился у меня и заявил, что у него есть контакт с ребятами, которые взяли офис ювелира на Пятьдесят четвертой улице, – то самое дело на полторы сотни штук, о котором писали в газетах. И этот Натчи говорит мне, что договорился с теми парнями взять у них товар. Я сказал ему, что мне наплевать, сколько он за них заплатит, а я дам ему двадцать процентов от стоимости камней. Вот как это вышло. – Скупщик краденого сделал небольшую паузу и продолжил: – Я сидел в спальне и наблюдал в замочную скважину. Пришли три парня и показали Натчи мешочек с бриллиантами. Тот принес их мне, и я осмотрел их сквозь лупу. Товар был отличный, камни чистые, но ста пятидесяти штук они не стоили. Я сказал Натчи, что они тянут на девяносто тысяч долларов, а я заплачу ему восемнадцать тысяч, потому что товар совсем горячий. Натч сказал, что на восемнадцати тысячах он потеряет деньги, потому что уже пообещал тем парням двадцать штук. Наконец я предложил: «Ладно, я дам тебе двадцать две тысячи». Натч с этим согласился. Он вернулся к тем парням, и я слышал, как они спорили. Натч попытался снизить цену до пятнадцати тысяч, но этот номер не прошел. Потом он примчался ко мне за камнями и вынес их налетчикам. Я видел через замочную скважину, как он заплатил им двадцать штук, а потом они ушли. Тогда я вышел к Натчу. Он выглядел не очень довольным двумя тысячами прибыли. Я отсчитал ему двадцать две штуки, однако в таких делах я очень осторожен. Я подумал, что пару камней стянуть совсем нетрудно, и на всякий случай решил их пересчитать. Я заглянул в мешочек. Мне сразу стало ясно, что это подделка. Я сказал Натчи: «Ты что делаешь? Хочешь туфту мне всунуть? Это фальшивка». Натчи чуть копыта не отбросил. Потом он схватился за мои деньги. Я ему сказал, чтобы он убрал свои руки. Тогда этот вшивый ублюдок заявил, что я подменил камни. Это я-то! С моей репутацией честного скупщика! Я сказал: «Послушай, Натчи, или ты пытаешься меня надуть, или те ребята обвели тебя вокруг пальца. Так или иначе, забирай это барахло и вали отсюда». Но он снова хватается за мои двадцать две тысячи. Но вот в чем ирония, парни. – Скупщик засмеялся, тряся толстым животом. – Вместо двадцати двух Натчи получил «сорок пять» – я говорю об этом.

Толстяк распахнул пиджак и показал нам свою пушку в подмышечной кобуре. Точно такие же были и у нас.

Мы прошли в спальню. Здесь лежал Натчи с дырой в башке, весь залитый кровью. Толстяк снова засмеялся.

– Сколько будет стоить уборка трупа?

Он продолжал смеяться, как будто вся эта история была какой-то шуткой. Мне хотелось его успокоить.

– Пять штук, – ответил Макси.

Он перестал смеяться, и на его лице появилось огорченное и печальное выражение.

– Это слишком круто, – сказал Оскар. – Насколько я знаю, члены Синдиката платят за такой сервис всего три штуки.

– Ладно, ладно, – произнес Макс, – если это сделает вас счастливым.

– Еще бы, это сделает меня куда счастливее. – И он снова начал хохотать.

Толстяк отсчитал нам три штуки от такой толстенной пачки денег, какие обычно показывают на сцене в юмористических номерах.

Он сказал:

– Интересно, я могу вычесть эту сумму из своего подоходного налога?

– Да, – ответил я сухо. – Запишите ее в статью «производственные расходы».

Толстяк буквально зашелся от смеха:

– Да, с вами, ребята, не соскучишься.

Макси взглянул на распростертое тело:

– Этот Натчи так изогнулся, что впору его не хоронить, а ввинчивать в землю в виде штопора.

Толстяк был на грани истерики. Прошло несколько минут, прежде чем он смог прийти в себя.

– Как вы собираетесь вынести тело? – спросил он наконец.

– Увидите. Я гарантирую своим клиентам полное удовлетворение, – ответил Макс.

Толстяк снова разразился хохотом, как будто замечание Макса было самой остроумной шуткой, которую он когда-либо слышал.

Я насмешливо сказал:

– А вы большой весельчак, как я погляжу.

Я тут же пожалел об этих словах. Он смеялся минут пять. Чтобы остановить его буйное веселье, я спросил, нет ли у него чего-нибудь выпить.

Толстяк достал скотч и бутылку содовой. Он пил одну только содовую. А мы пили почти чистое виски.

Он посмотрел на нас с восхищением:

– Наверное, парни, у вас это зелье не залеживается.

Я сказал:

– Мы на нем выросли. В детстве нас отняли от груди и поили исключительно чистым двухсотпроцентным спиртом.

Новый приступ хохота. Он начал меня смертельно раздражать.

Я прошептал Максу:

– Если этот толстый ублюдок не угомонится, нам придется хоронить два трупа.

В дверь позвонили. На пороге стоял Косой, одетый в водительскую форму. Еще один комплект формы он привез для Патси. На комбинезоне было написано: «Чистка ковров». Косой насмешливо произнес, подражая деловому тону служащего:

– Сколько ковров, мадам?

– Хватит паясничать, – резко сказал Макс. – У нас работа.

С профессиональной ловкостью мы передвинули мебель, скатали ковер вместе с завернутым в него Натчи и завязали оба конца. Патси надел униформу. Вместе с Косым они потащили ковер, в котором лежал Натчи, вниз по лестнице к грузовику. Макс и я допили бутылку скотча.

Когда мы уже собрались уходить, толстяк Оскар спросил:

– А ковер вы мне вернете? Вещь дорогая, импортная, из Китая.

– Разумеется. Вычистим и вернем как новый, – ответил Макс. – Не беспокойтесь, настоящие чистильщики ковров доставят вам его в течение десяти дней.

Толстяк опять начал посмеиваться. Я поскорей ушел, пока у меня не лопнуло терпение и я не натворил чего-нибудь лишнего.

Мы поехали к похоронному бюро. Патси и Косой были уже там. Они готовили Натчи к погребению. Мы положили его в самый дешевый сосновый гроб, какой только нашли. Макс послал Косого к Питу, печатнику, на Томпсон-стрит за нужными бумагами. Макси позвонил на кладбище, чтобы подготовили могилу. Я связался с нашими профессиональными могильщиками. Через тридцать минут Натчи был уже на пути к своему последнему приюту.

– Быстрые у него похороны, – сказал Макс.

– Его похоронили гораздо лучше, чем он того заслуживал, – заметил Пат.

Я спросил Косого:

– На кого написано свидетельство о смерти? Для нашей внутренней отчетности.

– Я не могу выговорить эту фамилию, – ответил Косой. – Пит сказал, что это его шурин, и, заполняя форму, все время повторял: «Надеюсь, надеюсь».

– Тогда черт с ним, – сказал я. – Этого типа не стоит никуда записывать.

Не успели мы войти в свой офис, как к нам подошел Толстяк Мо с полным подносом выпивки и сообщением, что нам звонили из главного офиса.

– Они хотят, чтобы вы им сразу перезвонили. Они сказали, это важно.

Макси взял телефон. Как обычно, мы услышали только его невразумительные «да, да, да». Наконец он повесил трубку. Медленно вернулся к столу и сел с задумчивым видом, прожигаемый тремя парами глаз. Макс взял стакан, взболтал его и опрокинул одним глотком.

– Ничего важного, – сказал он. – В городе ничего особенного не происходит, по крайней мере в том, что касается нас. Единственное, что заслуживает упоминания, это тот чертов парень, Винсент Колл. Он получил от Синдиката свои пятьдесят штук и вернул им Француза в целости и сохранности.

– Не считая одного уха, – сказал я.

Макси улыбнулся:

– Не будем вдаваться в тонкости, Лапша. Как бы там ни было, мне сказали, что Безумный Мик снова на тропе войны и готовится похитить еще какую-нибудь важную персону. – Макси снова улыбнулся. – Наверное, парень вообразил, что, похищая крупных шишек, он нашел себе хороший бизнес. Пока он в выигрыше. В его активе пятьдесят штук баксов и пять мелких убийств.

– Может быть, и нам стоит ввязаться в игру, Макс, – спросил я, – и заполучить этого Винсента?

Макси ответил:

– Нет. В офисе сказали, что за ним охотятся уже пятьсот торпед[12]. Мы им не нужны. Кроме того, они наладили связь с Коротышкой, правой рукой Винсента. Коротышка спрашивает, может ли он рассчитывать на награду от Голландца. Офис ответил, что сезон открыт для всех. Каждый может принять участие в состязании, так что, я думаю, это дело одного-двух дней. Коротышка ближе всех к цели. Скорее всего, он и получит приз.

Патси выглядел разочарованным.

– Значит, для нас ничего нет?

Макси покачал головой:

– Нам сказано сидеть на месте. Но это тоже неплохо. Сегодня я жду того парня, Джона.

– А зачем он придет? Хочет выкупить камни обратно, чтобы предъявить их страховой компании?

– М-да, – отозвался Макси. – Ты мне кое о чем напомнил. – Он повернулся к Косому. – Привези сюда камни из сейфа Эдди. – Макс бросил ему ключи.

Косой с ворчаньем вышел. Он вернулся минут через сорок и протянул Максу мешочек с бриллиантами. Макс молча положил его в карман. Потом он отодвинул кресло, положил ноги на стол, надвинул на глаза шляпу и погрузился в сон. Патси и Косой, точно в каком-то водевиле, последовали его примеру.

У меня на языке все еще оставался вкус скотча, который я пил в квартире у толстяка Оскара. Мы редко имели дело с шотландским виски, предпочитая хлебную водку. Я подошел к бару и взял запечатанную бутылку «Кингс Рэнсом». Я открыл ее и налил полный бокал. Я медленно выпил его до дна. Аромат был замечательный. Я налил еще и выпил снова. Я решил, что это отличное шотландское виски. Я снова наполнил бокал. Я сидел и пил, глядя на моих товарищей.

От скуки я достал оселок из ящика стола и начал точить нож. Это занятие всегда меня успокаивало. В комнате было тихо, слышался только громкий храп Косого и скрежещущий звук точильного камня.

Не знаю, как долго они спали. Все это время я стакан за стаканом пил шотландское виски и методично водил ножом по камню.

Когда в комнату наконец вошел Мо, он прервал одновременно мою выпивку, точение ножа и их сиесту. Он остановился, глядя на меня со странным выражением лица. Он взял бутылку, присвистнул и поставил ее обратно на стол. Только тогда я увидел, что она почти пуста.

Он снова на меня посмотрел и сказал:

– Не хотелось вас будить, ребята, но там снаружи болтается какой-то парень, который говорит, что его зовут Джон. Он утверждает, что вы его ждете. Я спросил, как его фамилия, и он ответил: «До». Это что, шутка? Мне впустить его?

Макси потянулся и зевнул:

– Да, да, все в порядке. Можешь впустить.

Я с интересом наблюдал, как в комнату быстро вошел высокий худой мужчина средних лет. В руках у него был портфель. Я почувствовал к нему мгновенную антипатию, хотя никогда не видел его раньше. И было это вовсе не потому, что он являлся мужем той садомазохистки. Он напомнил мне какого-то типа, которого я ненавидел много лет назад. Да, вот в чем дело: он сильно смахивал на того гнусного домовладельца, что сдавал нам жилье на Деланси-стрит. У него были те же бойкие глаза, похожие черты лица и такие же аккуратные усики. Даже его костюм выглядел очень знакомым: лихо заломленная шляпа и белая бутоньерка в петлице приталенного пиджака. Как и тот домовладелец, он оглядел нас с надменным видом человека, которому принадлежит весь мир. Однако больше всего меня задела белая бутоньерка в петлице.

Макси представил его как мистера Джона До.

Он улыбнулся высокомерной, механической улыбкой. Даже жест, с которым тип с бутоньеркой протягивал руку, выглядел оскорбительным. Я подумал: кем, черт возьми, считает себя этот ублюдок? Очевидно, Макси его хорошо знал.

Макс спросил:

– Что-нибудь выпьешь, Джон?

Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь отвечал «нет» таким пренебрежительным тоном. Выглядело это так, как будто мы не заслуживаем того, чтобы с нами пить. Я посмотрел на Макса. Поначалу он, кажется, тоже был задет манерами нашего посетителя, но потом сделал вид, что все в порядке. Я почувствовал, что мое терпение быстро иссякает.

Макс дружелюбно спросил:

– Как дела в страховом бизнесе, Джон?

– Лучше оставим бесполезные разговоры и приступим прямо к делу, – последовал резкий ответ.

От этих слов все во мне вспыхнуло. Мне хотелось подойти к нему и как следует врезать прямо в его наглую рожу. Я посмотрел на своих товарищей. Они холодно смотрели на него. Странно, они вовсе не были в такой ярости, как я. Стало быть, это и есть тот самый страховой агент, который дал нам наводку на выгодное дело? Тот самый Иуда, который предал своих друзей и коллег по работе за пресловутые тридцать сребреников? Он и его распутная жена. Забавно, подумал я. Можно побиться об заклад, что он смотрит на нас как на бандитов из ист-сайдских трущоб, а на себя – как на честного и законопослушного бизнесмена, почетного члена общества. Лицемерный ублюдок!

Господи, сколько людей, с которыми нам приходилось иметь дело, смотрели на нас с таким же брезгливым видом. Притом, что сами они были просто шлюхи. Их всех можно купить за русские шарлотки. Работодатели и профсоюзные боссы, которые торговали рабочими. Продажные чиновники в муниципалитетах, бравшие взятки и предававшие правительство. Судейские чины и адвокаты, манипулировавшие законом и предававшие клиентов. Процветающие бизнесмены, которые вытягивали деньги из бедняков с помощью сутяжничества и крючкотворства.

Во мне кипели ярость и негодование. Я знал, что такие обвинения со стороны бандита выглядят нелепыми. Но я не мог контролировать себя. Мои мысли неслись неудержимым потоком.

Внезапно я вспомнил нашу мебель, сваленную в кучу на улице, мою мать, плачущую от отчаяния и стыда, и то, как я подошел к одному из мужчин, вышвыривавших наши вещи. Все, что я мог, это взять его за рукав и умолять: «Пожалуйста, мистер, пожалуйста». А он гаркнул на меня: «Вали отсюда, вонючий жиденок».

И теперь этот лицемерный ублюдок, агент из страховой компании – выглядел точь-в-точь как наш домовладелец. Страховые компании – что, черт возьми, это такое? Не что иное, как огромные тотализаторы. Они ставят на то, что вы не умрете раньше определенного возраста или что в вашем доме не случится пожар. Они ставят на что угодно.

Я сознательно подстегивал свою ярость. Я держал правую руку в кармане брюк и нащупывал кнопку на рукоятке ножа. Я думал о том, что, если я сейчас выну руку из кармана, нажму кнопку и одним молниеносным движением воткну шесть дюймов стали в его горло, у сукиного сына уже не будет такого презрительного вида! Нет, вы посмотрите на этого ублюдка. Он пялится на меня. Клянусь, он чувствует, как я его ненавижу. Его труп будет очень изысканно выглядеть с цветком в петлице. Да, этот муж мазохистки отлично впишется в красивый гроб, уляжется удобно, как на картинке.

Я шагнул в его сторону. Пульс бился у меня в висках. Мне казалось, что моя голова налилась кровью. Я тонул в пьяном бешеном тумане. Холодная сталь моего ножа сама просилась к его телу. В глазах ублюдка появился ужас. Я почувствовал, что он мой. Он был парализован страхом. Я сделал еще шаг. Я нажал на кнопку. Лезвие выскочило из рукоятки. Этот щелчок и вспышка стали его загипнотизировали. Я почти вонзил нож ему в горло.

– Нет, этого пациента не надо оперировать, Лапша. – Макс успел схватить меня за руку. – Чего вдруг ты так взбеленился?

Я покрылся потом. Я сел. В самом деле, что это со мной такое? Макс протянул мне «Корону». Я взял ее, откусил кончик и размял сигару на глазах у остолбеневшего гостя. Я чувствовал себя опустошенным. Словно меня всего выпотрошили изнутри. Не стоило мне привязываться к этому парню. Чего я от него хотел? Пусть он идет к черту. Со мной что-то не в порядке. Я вел себя как садист, которому не терпится перерезать кому-нибудь горло.

Патси наклонился ко мне, чтобы поднести огонь к сигаре. Он тихо спросил:

– С чего ты так взъелся, Лапша?

Я не хотел вдаваться в долгие объяснения, что этот человек символизировал для меня. Но что именно? Мои детские обиды? Наверное, тот парень Фрейд сумел бы это объяснить. А я не могу. Какой-то голос внутри меня шептал: «Ты просто напился, ублюдок, ты напился».

Я сказал только:

– Мне не понравилось, как он с нами говорил.

Патси ответил:

– Мне тоже.

Страховой агент сел в кресло. Он вытащил носовой платок и дрожащей рукой вытер лоб. Макси пододвинул ему стакан с двойным виски. Он взял его, пробормотав: «Спасибо, Макс». Его рука так тряслась, что он разлил половину выпивки, прежде чем донес стакан до рта.

Макс сказал любезным тоном:

– Ну что, Джон, tauchess offen tish[13].

Вероятно, он понял, что должен выложить то, что принес, на стол. Агент открыл портфель и достал оттуда толстый плотный конверт.

Макс открыл конверт и вытряхнул из него на стол тридцать пачек банкнотов, перетянутых узкими полосками банковской бумаги, на которых стояла надпись: «Одна тысяча долларов». Он вынул из кармана мешочек с бриллиантами и бросил его страховому агенту:

– Одного камня не хватает. Потеряли в спешке. Все в порядке, Джон?

Я ожидал, что он возмутится или попробует спорить. Но ничего подобного не произошло. Он только смиренно кивнул. Все его поведение резко изменилось. Он больше не выглядел как представитель привилегированного класса, пришедшего к жителям трущоб. Макс подтолкнул к нему три пачки денег.

– Это твои десять процентов, Джон.

– Большое спасибо, Макс.

Он улыбался и кланялся нам всем, как швейцар, получивший щедрые чаевые.

После этого он выпил еще стаканчик, и к нему вернулась часть его достоинства. Он кинул пачки денег в портфель и защелкнул замок.

– Должен сказать, ребята, вы сделали отличную работу. Все было превосходно. За исключением одной вещи – нет, я, конечно, вас не критикую, но так ли уж необходимо было все это насилие? – Он залился неприятным льстивым смешком. – Троих отправили в больницу, а моя жена лежит дома в нервном шоке.

Еще бы, после того как я отказался ее удовлетворить. Самому ему это наверняка не под силу, подумал я про себя.

Макси выпустил изо рта клуб дыма.

– Видишь ли, в чем дело, Джон. Когда мы занимаемся своей работой, мы, как ты понимаешь, не можем позволить себе играть в бирюльки. Мы играем всерьез и наверняка.

– Да, да. Я знаю, парни, что вы сделали отличную работу и что вы лучшие в своем деле. Мне вас так и рекомендовали еще несколько лет назад.

Он весь светился дружелюбием и доброжелательством.

Макс перебил его, сказав:

– Хорошо, Джон. Если что-нибудь наклюнется, свяжись со мной, как обычно.

Он понял намек.

– Да, да. – Он встал и взял портфель. – У меня намечается кое-что получше, чем последнее дело. Это один из моих самых крупных клиентов, все решится через месяц или два.

Макс взял его под руку и проводил к двери:

– Отлично. Мы всегда к твоим услугам, Джон.

Трусливый ублюдок притворно улыбнулся:

– Рад буду снова иметь с вами дело, ребята.

Тут он поймал мой мрачный взгляд, отвернулся и вышел, еле слышно пробормотав:

– До свидания.

Макс сказал:

– Пока.

Остальные молча смотрели ему в спину холодными взглядами.

Макс сел за стол. Он повернулся ко мне и улыбнулся:

– Не терпится прирезать курицу, которая несет золотые яйца, да, Лапша?

– Он стукач. Ему нельзя доверять, – сказал я коротко. – Он единственный, кто может всех нас завалить. Это наша ахиллесова пята.

Макси сгреб в кучу лежавшие на столе пачки денег и задумчиво произнес:

– Да, ты прав, Лапша. Он стукач, тут все понятно. Наверное, когда-нибудь нам придется его убрать. – Он достал из кармана еще пачку баксов и присоединил их к общей куче. – Двадцать семь тысяч осталось от Джона плюс те четырнадцать штук, которые принесли Джейк и его ребята после подмены бриллиантов, и еще три штуки за похороны. Ну-ка, посчитаем… – Макс пошарил в кармане в поисках карандаша, взял сотенную бумажку и начал делать на ней расчеты. – Хм… значит, всего выходит сорок четыре штуки. Разделим это на четыре… по моим подсчетам, получается одиннадцать штук на брата. Посмотри на цифры, Лапша. Все правильно?

Я бросил беглый взгляд на бумажку. Я был слишком пьян, чтобы считать. Я сказал:

– Порядок.

Отдавая каждому его долю, Макс цинично заметил:

– На уголовщине много не заработаешь. Наверное, лучше устроиться клерками в торговую контору Мэйси или еще куда-нибудь.

Патси сказал:

– Черт, а неплохо было бы взять эту контору. Я слышал, что в канун Рождества в их главном офисе лежит чуть ли не миллион баксов.

– Миллион баксов! – восторженно воскликнул Косой. – Господи, Макс, это отличная идея. Надо нагрянуть к Мэйси и взять его контору.

– К Мэйси? Нет, Мэйси нам не подойдет. Нам нужно кое-что побольше и получше.

Макси стал раскачиваться в кресле. Он с рассеянным видом выпускал к потолку клубы дыма от «Короны».

Я задумался. Лучше, чем миллион баксов? Вот черт, неужели Макси все еще мечтает о Федеральном резервном банке? Неужели он думает об этом после стольких лет?

Я насмешливо спросил:

– Макс, уж не метишь ли ты в Федеральный резервный банк?

Минуту Макс смотрел на меня с чрезвычайно самоуверенным видом. Потом он ответил:

– Вот именно. Я положил на него глаз, и, когда я соберу всю информацию, мы его возьмем.

Я не знал, что мне делать, – просто рассмеяться или пытаться его отговорить. Некоторое время я смотрел на него молча. Мы все смотрели на Макси. Мы всегда безоговорочно доверяли его решениям, но брать Федеральный резервный банк? Это выглядело невозможным. Банк представлял собой неприступную крепость. Он находился в самом центре финансового района, и все знали, что стоит в его окрестностях появиться хоть одному подозрительному типу, того тут же сцапают. Весь криминальный мир знал, что финансовый район не по зубам никому. Но чем черт не шутит? С Макси все казалось возможным.

Наконец я сказал:

– У тебя уже есть какой-нибудь план?

– Кое-что намечается.

– Какие шансы? – поинтересовался Патси.

– Мы сможем его взять? – спросил я.

– И да и нет. Я пытаюсь подобрать ключи. В нижние подвалы проникнуть трудно, но мне кажется, мы можем захватить суточный привоз, который бронированные машины каждый день доставляют в виде депозитов из других банков, членов Федеральной резервной системы. Мы можем взять его во время разгрузки.

– И на сколько потянет этот суточный привоз? – иронически спросил я.

– Миллионов десять наличными, а может быть, и больше.

Макс холодно улыбнулся мне. Он окинул взглядом наши лица, проверяя, произвели ли его слова на нас должное впечатление. Господи, это я так пьян или Макс совершенно спятил?

Глава 15

Утро среды. Посетителей было мало, и те не слишком интересные. В переднем зале Толстяк Мо и его бармены занимались своими обычными делами. Мы убивали время за «греческим дураком», когда появился Мо и сообщил:

– Снаружи стоит Пегги. Она хочет видеть вас, ребята.

Мы были заняты игрой и почти не обратили внимания на его слова.

Макс поднял глаза, на минуту оторвавшись от карт:

– Пегги? Какая Пегги?

Мо вместо ответа упер руки в бока и прошелся по комнате, покачивая толстым задом.

Макс бросил свои карты. Он взволнованно воскликнул:

– Пегги Бумеке? Какого черта ты сразу не сказал? Впусти ее.

Мы слышали, что она много лет работала на панели, и я ожидал увидеть обычную потасканную, испитую и распутную шлюху с угасшим взглядом. Я уже заранее ее жалел.

В то же время меня обдало приятной мыслью: «Она пришла сюда за помощью. Представляю, как она обрадуется, увидев, как много мы теперь можем ей дать и с какой щедростью это сделаем».

Я уже представил, как говорю ей, протягивая пачку денег: «Вот, Пегги, возьми, здесь хватит на русскую шарлотку».

Тем больше я удивился, когда она вошла. Мы стояли и смотрели на нее, точно почетный рыцарский эскорт, который встречает важную даму, а она ступала величественно, как Мэй Уэст в роли «Бриллиантовой Лиль». Она выглядела такой же молодой и сексуальной, как раньше. На ней были меха и бриллианты. Она обняла каждого из нас и поцеловала в щеку.

Косой обошел вокруг нее, втягивая носом воздух:

– Эй, какими духами ты надушилась, Пегги? «Фултонский рыбный рынок номер пять»? В этом прикиде ты выглядишь классной сучкой. – Он издал одобрительный смешок.

Пегги сказала:

– А у тебя такой вид, как будто ты страдаешь от этой редкой гавайской болезни.

– Какой болезни? – заинтересовался Косой.

Пегги с улыбкой оглядела его с ног до головы:

– Половой неудовлетворенности, простачок. Ты суетишься и дурачишься точь-в-точь как те несчастные. Что тебе нужно, так это большой развлекательный тур с одной очаровательной француженкой в моем новом заведении.

Макси рассмеялся:

– Рекламируешь свой бизнес, Пегги?

Она тоже засмеялась:

– Для вас, ребята, мой бордель открыт бесплатно. Как в старые добрые времена. Просто купите мне русскую шарлотку. Если заглянете ко мне, мальчики, вас обслужат по высшему разряду. Помнишь, Лапша, как это бывало раньше? – Она послала мне воздушный поцелуй.

Я ответил ей тем же.

– Ладно, Пег, я просто пошутил, – сказал Макс. – Так в чем дело? Неужели ты пришла на Деланси-стрит только для того, чтобы проведать старых соседей?

– Я уже давно хотела повидать вас, мальчики.

Пегги села. Она сбросила с плеч меха и взяла бокал:

– А если серьезно, Макс, то у меня есть работа, которую могут выполнить только такие ребята, как вы.

Макс поднял брови. Она поняла это неправильно. Она успокаивающе подняла руку:

– Не волнуйтесь. Я хорошо заплачу вам за беспокойство.

– Пегги, – перебил я ее с улыбкой, – в прежние времена ты так щедро и великодушно оказывала нам всем свои услуги, что теперь мы просто обязаны тебя отблагодарить. Мы поможем тебе бесплатно.

Макси пыхнул сигарой, стряхнул пепел на пол, отвесил вежливый поклон и сказал:

– По-моему, Лапша прав. Наши профессиональные таланты всегда к твоим услугам, Пег.

Я отметил, как корректно и уважительно ведет себя Макси. Это был один из уроков, который преподал нам наш старый друг, Профессор. Я хорошо запомнил его афоризм, который он частенько повторял: «Обращайтесь со шлюхой как с леди, а с леди – как со шлюхой».

И теперь Макс был сама галантность.

– Но если речь идет о том, чтобы брать деньги с леди, ты знаешь, Пег, мы так не работаем. Пусть это делают сутенеры.

Пегги открыла кошелек и вытащила толстую пачку пятидолларовых бумажек.

– Да ладно, Макси. У меня неплохо идут дела. Я могу расплатиться, как положено. Ты же знаешь, я никогда не была халявщицей. Я люблю, когда за дело платят то, чего оно стоит.

Макси задумчиво пыхнул сигарой, потом достал из кармана пачку денег, отсчитал десять купюр по сотне долларов и положил их на стол.

– Раз ты считаешь необходимым, чтобы за услугу было заплачено, я предлагаю тебе – только потому, что ты на этом настаиваешь, Пегги, – добавить к этим деньгам еще штуку, и мы отошлем всю сумму в Досуговый центр на устройство их детского летнего лагеря. А потом я тебе гарантирую, что мы решим любую твою проблему, какой бы она ни была. Договорились?

Лицо Пегги прояснилось.

– Чудная идея.

Она доложила к деньгам Макса свою тысячу, сказав: «Удваиваю ставку».

Макси повернулся к Косому:

– Теперь твой ход, парень. Ты будешь добрым самаритянином.

Косой взял деньги.

Когда он уже выходил в дверь, Макси крикнул ему вдогонку:

– Принеси от них квитанцию или расписку.

Косой остановился, с упреком посмотрел на Макси и спросил:

– Какого черта, неужели ты мне не доверяешь?

– Незачем кипятиться. Квитанция мне нужна для налоговой инспекции.

Я спросил себя, почему Макс вдруг решил сделать пожертвование в Досуговый центр? Что стало побудительным мотивом? Какая странная цепочка рассуждений могла натолкнуть его на эту мысль? Никто из нас не бывал в этом заведении. Мы считали, что оно годится только для маменькиных сынков. Весь наш досуг целиком заполняла улица. Может быть, это была своеобразная компенсация за то, что мы недополучили в детстве? Щедрый робингудовский жест со стороны Макса, наверное, заинтересовал бы психиатра. За этим что-то кроется. Недаром психоаналитики говорят, что на все есть своя причина.

Пегги выпила еще бокал, закурила сигарету, выпустила дым сквозь тонкие ноздри и вздохнула.

– Ты знаешь, Макс, что теперь я заправляю первоклассным заведением в верхней части города?

– Знаю. Ты сама только что сказала. Отлично. А теперь давай вернемся к нашим баранам. Кто тебя тревожит, Пег, – копы или рэкетиры?

– Ни то ни другое. – Пегги нахмурилась и покачала головой. – Меньше всего меня беспокоят копы. Уайти – теперь главный на моем участке, а ты знаешь, что мы с ним всегда неплохо ладили.

Пегги кокетливо поправила на голове прическу.

Макси, Пег и я рассмеялись. Мы помнили эту историю.

Патси сухо спросил:

– У этого старого ублюдка еще осталось что-то между ног?

Пегги ущипнула Патси за щеку:

– Гораздо больше, чем ты думаешь.

Косой спросил:

– Достаточно, чтобы тебя удовлетворить, Пегги?

Она покрутила бедрами:

– Ты же знаешь, что никто не может меня удовлетворить.

– Хорошо, с копами все в порядке; что еще тебя беспокоит, Пег? – спросил я.

– Что еще меня беспокоит? – повторила она.

Ее глаза гневно блеснули, к щекам прилила кровь. Она постучала по столу указательным пальцем, с негодованием подчеркивая каждое слово.

– Последний месяц каждую неделю в пятницу, то есть в мой самый напряженный день, появляется откуда ни возьмись какой-то неизвестный сукин сын, который выстраивает всех моих девочек и клиентов вдоль стены и обчищает их с ног до головы. А меня это чертовски раздражает. – Она произнесла это с такой яростью, что мы рассмеялись.

– Какого черта, Пег. Парню тоже надо есть, – сказал я. – Живи и давай жить другим.

– Отлично, ребята, можете смеяться сколько хотите, но меня это совсем не забавляет. Ладно бы это случилось только один раз. Но тот парень прямо зациклился – является ко мне уже третью неделю подряд. В конце концов он становится однообразным. Каждую чертову пятницу происходит одно и то же. Мало того что он мешает моему бизнесу, но еще и распугивает клиентов. Мои девочки так нервничают, что совершенно не могут сосредоточиться на деле.

– Это не так уж существенно, – заметил я сухо.

– Может быть, небольшая встряска даже пойдет им на пользу, – улыбаясь, прибавил Макси.

Пегги безнадежно махнула на нас рукой:

– Ладно, смейтесь, смейтесь. Это все, что я хотела вам сказать. Передаю дело в ваши руки. Ну что, вы возьметесь ради меня за этого парня, Макс? Вы разберетесь с ним, Лапша?

– Да, думаю, мы возьмемся за это дело, Пегги. Можешь не волноваться.

– Ублюдок знает, что я не могу заявить на него в полицию и не стану обращаться к Уайти, вот он и пользуется слабостью бедной леди, паршивый сукин сын, – пожаловалась Пегги.

– Не волнуйся, милая. – Патси погладил ее по светлым волосам. – Когда мы с ним разберемся, он поймет, что гораздо безопасней и полезней для здоровья грабить банки, чем твое заведение.

Пегги обняла Патси за талию и обольстительно улыбнулась:

– Представь себе, Пат, как чувствуют себя мои клиенты. В самом разгаре маленького тет-а-тет с какой-нибудь симпатичной крошкой вдруг появляется некий тип и орет: «Всем стоять! Это ограбление!» Не очень приятно, как ты думаешь? Как бы ты себя при этом чувствовал, Патси?

– Если бы этот тет-а-тет был с тобой, я бы того парня даже не заметил, – засмеялся Патси. – Продолжал бы заниматься своим делом.

Пегги крепче прижалась к Патси и улыбнулась еще более чарующе.

– Вот это по-нашему, обожаю добросовестных трудяг.

Макс был серьезен.

– Как выглядит этот шмак?

Пегги встала, дразняще приподняв юбку и выгнув зад.

– Ну как тебе сказать. Кажется, он довольно высокий парень. Примерно такого же телосложения, как Патси.

Она вновь улыбнулась Пату. Тот с готовностью проглотил наживку. Я подумал, что Пегги собирается заполучить его на этот вечер.

Макс достал из кармана авторучку:

– Назови мне адрес твоего заведения.

Она дала ему адрес – это было в верхней части Ист-Сайда рядом с Парк-авеню. Макси постукивал ручкой по столу. Он выглядел озадаченным.

– Объясни мне, Пегги, как этот парень попадает в твой бордель? Наверное, вы держите дверь на замке, пока не убедитесь, что пришел знакомый вам клиент, ведь так?

– Для меня это загадка, Макс. Разумеется, я запираю дверь, но, когда вечеринка в самом разгаре, тот ублюдок появляется буквально ниоткуда.

Макси почесал в затылке:

– Ладно, черт с ним. Не волнуйся, Пегги, мы заглянем в твое заведение.

Патси засиял от удовольствия.

– Мы разгадаем для тебя эту загадку, – подтвердил я.

Вернулся Косой и передал Макси пакет. Тот вытащил из пакета бумагу и прочитал ее вслух. Это было письмо с благодарностью от Досугового центра.

Макси сказал:

– Я чувствую себя как бойскаут после доброго поступка. После этого, – он взмахнул письмом, – я гарантирую полное удовлетворение.

– Это как раз мой девиз, – сказала Пегги. – Вот черт, меня уже ждут дела.

Тем не менее она выпила еще одну рюмочку. При этом она продолжала с явным намеком смотреть на Патси.

– Ладно, мне пора идти. Ты не подвезешь меня к дому, Пат?

Я давно понял, что Пегги наметила его на этот вечер, но Патси ее предложение застало врасплох.

На его лице появилось выражение такого удовольствия, какое я видел у него только в детстве, когда мы в первый раз ограбили кондитерскую и получили в свое распоряжение все коробки со сладостями и пирожными.

– Я могу довезти тебя до дома, доставить на другой конец города или весь день катать по улицам, Пег. – Он привлек ее к себе. – Полное удовлетворение – это и мой девиз.

Пегги стала скромной, как девочка.

– Милый мальчик, – прошептала она.

– Мы поедем рано утром в пятницу! – крикнул им вслед Макси, когда они выходили, держась за руки.

…Патси вернулся в середине следующего дня. Макси посмотрел на него и улыбнулся:

– Тебе надо отдохнуть.

Патси, не говоря ни слова, рухнул в кресло. Вялым взмахом руки он потребовал выпивки. Потом залпом осушил бокал и прохрипел:

– Лучшая шлюшка в этом заведении – сама хозяйка.

Я подумал о том, как он мог прийти к такому заключению? Наверняка у него не было возможностей для сравнения, потому что после Пегги у любого нормального мужчины уже не осталось бы никаких сил.

Патси с трудом добрел до угла, вытянулся на двух смежных креслах и мгновенно заснул. Мы смеялись, глядя, во что превратила его Пегги.

Мы начали партию в покер и просидели за столом до вечера. В перерыве между двух игр Макси послал Косого за горячим супом к Раппопорту. Весь этот день оказался тихим и спокойным.

Зато на вечер у нас имелось серьезное задание от Синдиката: мы должны были сопровождать груженную виски машину из Лонг-Айленда до места доставки в Нью-Джерси.

Ранним утром в пятницу мы отправились в заведение Пегги. Оно выглядело лучше, чем обычные бордели. Это был отдельный двухэтажный дом из бурого камня, с двенадцатью комнатами. Десять из них представляли собой хорошо обставленные спальни. Когда мы явились, единственной обитательницей дома оказалась Пегги – было еще слишком рано для девочек и для работы.

Пегги рассказала нам, что на нее работают десять девочек. Судя по тому, что она говорила, работы у них хватало. Обычная такса составляла десять долларов. За выезд – тридцать баксов. Девочкам, как обычно, доставалась половина каждой суммы. Но Пегги была гораздо щедрей других хозяек, потому что оставляла своим работницам чаевые.

Макси прикинул:

– Если прибавить к этому выручку от спиртного, получается, что Пегги имеет почти пять штук в неделю. Неплохой заработок для деловой женщины, особенно если учесть, что начинала она с бесплатных услуг на Деланси-стрит.

– Это гораздо больше, чем получает президент Соединенных Штатов, – заметил я.

– У нас свободное предпринимательство, – ответил Макси. – И у всех равные возможности. Быть может, для Гувера и для страны было бы лучше, если бы он управлял борделем, а не государством.

– Отличная идея, Макси, – согласился я. – Тогда вместо «цыпленка в каждой тарелке» он мог бы предложить цыпочку в каждой постели.

– Интересно, что предпочли бы граждане? – засмеялся Макси.

Изучив расположение помещений в доме, Макс сказал Пегги:

– Мы останемся в этой комнате. Похоже, она находится как раз посреди дома. Никто не должен знать, что мы здесь. Никто, понятно? Даже твои девочки.

– Как скажешь, Макс. Вы с ребятами не хотите выпить бутылочку «Маунт-Вернон»?

Макси кивнул:

– Конечно, Пег.

Хозяйка быстро вернулась с бутылкой и стаканами. Поставив их на комод с зеркалом, она сказала:

– Если вы поймаете моего грабителя, нельзя будет сделать это как-нибудь потише? Без стрельбы и всего такого прочего?

Макс пожал плечами:

– Мы постараемся не создавать лишнего шума, но ведь у парня, наверное, есть пушка?

Пегги кивнула:

– И все-таки хорошо бы обставить это дело, не привлекая особого внимания. Мои соседи думают, что я содержу частную танцевальную школу.

– Разница только в том, что твои танцовщицы не обременяют себя большим количеством одежды и ты обеспечиваешь их спальными местами. Верно, Пегги?

Она заговорщицки мне подмигнула и ушла.

Макси отправил Косого к Кацу.

– Возьми двадцать пять разных сандвичей, главным образом пастрами. И вот еще про что не забудь, Косой, – на обратном пути зайди в скобяную лавку и купи большую ручную дрель.

– Ручную дрель? – переспросил Косой.

Я посмотрел на Макса, пытаясь понять, какого черта ему понадобился коловорот. Потом до меня дошло. Я рассмеялся:

– Устроим маленькое шоу с подглядыванием?

Я был в восторге от Макси. Он подумал обо всем.

Когда Косой вернулся, Макс встал на стул и просверлил сквозные дырки в стенах, отделявших нас от соседних спален. Наша комната находилась примерно посредине дома и смотрела на входную дверь, расположенную в большом фойе. Это фойе было обставлено роскошной мебелью с причудливыми креслами и маленькими столами, на которых врассыпную лежали порнографические картинки и буклеты с французскими пособиями по сексу.

Поскольку мы находились на верхнем этаже, Макс послал Косого посмотреть, что находится внизу под нашей комнатой.

Косой доложил:

– Симпатичная спаленка.

Макси просверлил отверстие в полу и еще одно в двери, так что теперь мы могли смотреть через четыре дырки. Пришла Пегги. Она увидела Макси за работой. Вначале ей не понравилось, что имуществу нанесен ущерб. Но потом она засмеялась:

– Вы подсказали мне хорошую идею. Я смогу сдавать эти дырки по десять баксов за ночь.

– Одним выстрелом двух зайцев, а, Пегги? – рассмеялся и Макс.

Зазвонил телефон. Звонки раздавались один за другим. Пегги стояла с трубкой, принимая заказы на девочек по вызову. Она показала мне, чтобы я сел подле нее. Ей хотелось, чтобы я все слышал. Пегги гордилась тем, что в разговоре мелькали громкие имена. Некоторые из них меня удивили и даже произвели впечатление. Они были у всех на слуху. Тут и судья, и литературный критик из «Ивнинг пост», и крупный промышленник, и банкир, которому оказались нужны десять девочек для вечеринки, устроенной для коллег по бизнесу, и известная спортсменка-лесбиянка, и множество менее популярных деятелей, желавших скоротать одинокий вечер. Через некоторое время мне наскучило все это слушать, и я присоединился к ребятам, которые сели играть в покер в нашей комнате, продырявленной с четырех сторон.

Часа в два дня кто-то позвонил во входную дверь. Я нагнулся к отверстию. Я увидел Пегги, которая впускала в дом двух девушек. Они были симпатичные, хорошо одетые, совсем не похожи на уличных шлюх. В их сфере бизнеса таких называли «классными штучками». Они сняли пальто. Пегги выдала им два больших банных полотенца. Она хлопнула их по упругим попкам и погнала обеих в ванную. Послышался шум душа; одна из девушек неплохо пела. Спустя несколько минут они вышли, завернутые в полотенца. Я сказал парням, что происходит. Они повскакали с мест, бросив игру. Мы стали смотреть в дыру по очереди.

Макси рассмеялся; он прижал палец к губам и прошептал:

– Спокойнее, ребята. Не слишком возбуждайтесь.

Косой и Патси взяли стулья и прильнули к двум отверстиям, проделанным в противоположных стенах. Но девушки вошли в комнаты, расположенные на другой стороне фойе, куда мы заглянуть не могли. Макси и я забавлялись, слушая разочарованные возгласы Патси и Косого. Мы вернулись к картам, но теперь нам было трудно сосредоточиться на игре. Через несколько минут у дверей снова зазвонили. Одна за другой стали появляться девочки, они входили в дом, болтая и смеясь, парами и поодиночке. В уличной одежде их можно было принять за продавщиц из какого-нибудь очень фешенебельного магазина. Все девочки – свежие и милые, с хорошими фигурками, которые не стыдно выставить в первой линии хористок в одном из бродвейских мюзиклов.

Все они делали одно и то же. Пегги выдавала им полотенца, и девушки отправлялись в ванную, чтобы принять душ. Когда они выходили, Пегги распределяла их по разным комнатам.

Мы с Максом обсуждали девочек.

– Глупые шлюхи, – говорил он.

– Да, – соглашался я, – если бы они только могли увидеть, что с ними станет через пару лет.

Одна из них была совсем юной, на вид не больше восемнадцати.

– Прямо с пенсильванской фермы, – прокомментировал Макс.– Да, еще два года такой жизни, и эта малышка будет выглядеть на пятьдесят. Мало кто так вынослив, как Пегги. Притом рано или поздно все они садятся на джанк или виски.

– А как еще они могли бы принимать мужчину за мужчиной? Жизнь очень жестока. Они быстро превратятся в духовных и физических развалин.

– Знаешь, что я тебе скажу, Лапша, – сказал Макси. – Еще несколько минут таких подглядываний, и я сам превращусь в духовную и физическую развалину.

– От неудовлетворенных желаний, Макс?

Мы оба тихо рассмеялись.

Косой и Патси прилипли к своим «глазкам». Макси лег на пол, чтобы посмотреть, что происходит в нижней комнате. У меня осталась самая неинтересная позиция – с выходом на фойе.

Судя по тому, как парни приклеились к своим отверстиям, как они возбужденно переговаривались и шепотом обменивались замечаниями, им открывалось очень волнующее зрелище. Косой стал вести себя слишком шумно. Макси завязал ему рот носовым платком, чтобы заглушить его восклицания, и пригрозил, что отлучит от «глазка». Косой пообещал, что будет вести себя тихо. Мы сняли ботинки, чтобы двигаться как можно бесшумней.

В моем отверстии не происходило ничего интересного, поэтому я подошел к Косому. Я оттолкнул его от «глазка» и заглянул внутрь. То, что я увидел, меня удивило. Я посмотрел на Косого. Он что-то пробормотал, но сквозь платок невозможно было разобрать. Я снова посмотрел в дырку. Да. Она сидела на стуле, полностью одетая, и красила ногти. Я подошел к Патси и оттолкнул его в сторону.

– Какого черта, – прошептал я, – тут не на что смотреть. Она в одежде и читает журнал.

Патси прошептал в ответ:

– Надо было смотреть до того, как она оделась. Классные сиськи у этой малышки.

Я лег рядом с Максом. Девушка внизу тоже была уже одета. Макси прошептал:

– Видел бы ты ее минуту назад. Это не девочка с обложки, но какое у нее тело!

Он послал ей воздушный поцелуй.

– Да, – сказал я, – Пегги понимает мужскую психологию. Она знает, что парни сходят с ума, глядя, как женщина медленно перед ними раздевается.

Макси сказал:

– Вот почему так популярна Джипси Роуз.

Около четырех часов дня появился первый клиент. Он выглядел как коммивояжер, который постучался в дом в поисках нового покупателя. Он протянул Пегги портфель с образцами. Пегги потрепала его по щеке. Она предложила ему фотоальбом, где в полный рост были сняты обнаженные девочки, которых она могла предложить. Он медленно, с видом знатока, начал листать альбом. Пегги время от времени указывала на разные анатомические подробности моделей, как опытный продавец, гордящийся качеством своего товара. Наконец клиент тщательно выбрал себе девушку.

Пегги проводила его к ней. Она находилась в комнате на той стороне фойе, недоступной для наших взглядов.

Пегги постучала к нам в комнату, просунула голову в дверь и прошептала:

– Он появится еще не скоро. Обычно он приходит в самый разгар веселья, когда в доме полно народу. Может быть, вы хотите пока развлечься с парой симпатичных девочек?

Макс с сожалением отказался:

– Мы здесь по делу, Пег. Как-нибудь в другой раз.

– К черту дело, – пробормотал раздосадованный Косой.

Примерно около шести часов гости пошли валом. Это были мужчины всех возрастов и типов: смущенные мальчики из колледжа, конторские клерки, солидные бизнесмены средних лет, которые чувствовали себя скованно и как бы виновато. Другие, наоборот, выглядели самоуверенно и бесцеремонно приступали к делу. Все комнаты были уже заняты. Пегги развлекала посетителей. Мужчины сидели по всему фойе, невозмутимо читали, курили и говорили о бейсболе, как будто собрались в парикмахерской в ожидании своей очереди.

Я продолжал смотреть в разные «глазки», оценивал мужчин, наблюдал за их действиями, стараясь понять, что могло их привести сюда.

Это было то, чего я никогда не понимал, – холодное, деловое расположение ума мужчины, который является в публичный дом, чтобы заняться любовью. Потом я подумал о самом себе. Чем это отличается от того, что было у меня с хористкой прошлой ночью? Меня интересовало семейное положение пришедших мужчин. Большинство были похожи на женатых. Почему они сюда пришли? Их жены уехали? Или больны? Или просто устали от секса? Или мужчины ищут какой-то перемены, экзотического сексуального приключения? Что-нибудь такое, за что им потом будет стыдно? Чего им не позволяют жены? На мой взгляд, то были обыкновенные люди с обыкновенными желаниями. Какого черта, подумал я, это всего лишь скрытая часть жизни любого ньюйоркца. Мужчины как животные. Если подумать, животное мужского пола обычно требует большего сексуального возбуждения, чем женские особи того же вида. Быку нужно целое стадо коров, чтобы почувствовать себя удовлетворенным. Петух не успокоится, пока в его распоряжение не предоставят всех наличных кур. А у людей каждый мужчина мечтает иметь гарем. Возьмем, скажем, меня, думал я, тихонько посмеиваясь, разве я сам не гуляю каждую ночь по Бродвею в поисках новой женщины? Разве я не содержу гарем? Гарем из целого миллиона женщин со всех концов света, которые каждый вечер выходят на Бродвей?

Где я это читал? У Фрейда или Крафт-Эбинга? Какая, к черту, разница; короче говоря, некий умный парень, специалист по этим вопросам, обнаружил, что те мужчины, которые не имеют моральных или эстетических предубеждений против контактов с проститутками, гораздо реже фигурируют в бракоразводных процессах. Логически это вполне понятно. Вероятно, данным способом такие мужчины избегают эмоционального тупика, к которому приводит постоянное общение с одной и той же женщиной.

Эмоционально они все моногамны. Физически – распутны. Точь-в-точь как я – эмоционально связан с женщиной, с которой ни разу даже не имел свидания, которую видел только издалека. Почему, черт возьми, меня так притягивает к себе Долорес? Или я извращенец? Все остальные телки нужны мне на одну ночь. Ладно, ну их всех к дьяволу.

Я обернулся посмотреть, что делают мои товарищи.

Патси и Косой стояли на своих стульях. Они развлекались вовсю. Они зажимали себе рот и корчились от смеха. Даже Макси, обычно сдержанный, катался по полу, прижав к лицу подушку.

Я прилег и стал смотреть вместе с Максом. Клиент уже начал одеваться. Он встал с кровати с выражением отвращения на лице. Когда мужчина повернулся к девушке спиной, она беззвучно открыла окно и кивнула кому-то стоявшему снаружи. Я почувствовал, как напрягся Макс, лежавший рядом со мной. Он толкнул меня локтем.

Мы увидели, как в окне появилась нога, а потом остальная часть тела. Это был большой парень с пушкой в руках.

Он потихоньку подошел к одевавшемуся мужчине и ударил его по голове рукояткой пистолета. Потом обыскал лежавшее без сознания тело. Девушка начала быстро одеваться.

Глава 16

Макси негромко прищелкнул пальцами:

– Это он.

Макс выбежал из комнаты. Я бросился за ним вместе с Косым и Патси, спрыгнувшими со своих стульев. Мы выскочили в фойе прямо в носках, на ходу вытаскивая из кобуры оружие.

Ожидавшие в зале посетители уставились на нас в изумлении. Мы сбежали вниз по лестнице. Парень оказался еще внутри. Дверь была закрыта.

Макси знаком показал, чтобы мы встали по обе стороны двери. Он сорвал с окна занавеску и держал ее в руках. Через несколько секунд дверь начала медленно, дюйм за дюймом, открываться. Наконец из нее показался парень. В тот же миг Макси кинулся на него, набросив ему на голову и руки занавеску. Косой схватил его за ноги, а я и Патси – за верхнюю часть тела. Макси колотил его по голове через занавеску. Парень выронил пистолет на пол. Мы связали его занавеской и шнуром от занавески. Он лежал на полу без движения. Мы закатали его в ковер.

Пегги наверху быстро успокоила девочек и посетителей, извинившись за причиненное неудобство и вернув всех к своим занятиям. Макси разговаривал с девушкой, которая была в сговоре с грабителем. Она плакала и умоляла не выдавать ее Пегги.

– Мне очень жаль. Пожалуйста, не говорите Пегги. Он мне угрожал, – рыдала она. – Я его почти не знаю. Он заставлял меня отдавать ему все деньги.

– Ладно, детка. Забудь об этом, – произнес Макс. – Он ведь вшивый сутенер, верно?

Она кивнула.

Косой сказал:

– Я потерял остатки уважения к этому ублюдку. Я думал, он честный грабитель.

Патси и я подняли парня и вынесли его на пустынную улицу. Пегги прошептала нам вслед:

– Спасибо, мальчики. Не пропадайте надолго.

Мы бросили парня в багажник «кадиллака».

Косой спросил:

– Куда поедем, Макс?

– Давай отвезем его в похоронное бюро. Я хочу, чтобы этот ублюдок до смерти напугался, прежде чем мы начнем разговор.

Мы подъехали с черного хода и вошли в складское помещение, где хранились гробы. Макси сказал сторожу Иззи: «Исчезни». Тот знал достаточно, чтобы не задавать вопросов после вежливой просьбы Макси.

Мы развязали парня. Мы сняли с него ковер и занавеску. Он был холодный, как покойник. Он был без сознания, но на его лице застыло выражение страха. Макси некоторое время его разглядывал.

– Большой ублюдок, правда? Кажется, наш вонючий сутенер напуган до смерти. Подожди, я напугаю его по-настоящему.

Он кивнул мне. Я взял парня за руки, Макс за ноги, и мы бросили его в дешевый сосновый гроб. Мы закрыли крышку.

Макс рассмеялся:

– Пусть для начала очнется в этом ящике.

Он снял пальто и подтащил к себе огромный, шикарный, подбитый плюшем гроб.

– Что ж, и я могу отдохнуть, пока этот ублюдок не придет в себя.

Макси удобно устроился в гробу.

Косой сказал ему:

– Хорошо смотришься.

– Спасибо. Устраивайтесь сами, ребята. – Макс махнул на гробы, расставленные по всей комнате. – Мы здорово его напугаем.

Мы сдвинули свои гробы в полукруг вокруг того соснового гроба, в котором лежал парень, и улеглись. Свет в помещении был тусклый и спокойный. Мне показалось, что прошло довольно много времени. Косой, кажется, начал похрапывать. Я думал о шоу, которое мы видели у Пегги. Замечательное представление, не хуже, чем на Бродвее. Я вспомнил одну рыженькую девушку из команды Пегги, ту, у которой была удивительная фигура, как у греческой скульптуры. Я представил себе, как она подходит ко мне все ближе и ближе. Постепенно я начал грезить наяву, как тогда, когда курил трубку у китайца.

Потом я услышал приглушенный звук. Я сел. Мы все сели в своих гробах. Звуки исходили из закрытого гроба в центре комнаты. Мы сидели в тусклом свете, глядя на гроб и прислушиваясь к всхлипам и стонам, доносившимся из-под крышки. Парень пытался вылезти наружу. Мы слышали, как он возился и пыхтел.

Наконец крышка с шумом отвалилась. Появилась голова. Мне приходилось видеть испуганных людей, но этот парень был не просто испуган – буквально обуян ужасом. Его глаза почти вылезли из орбит. Он медленно повернулся и увидел нас, сидящих в гробах. Мы смотрели на него, не говоря ни слова.

Он в страхе прошептал:

– Кто вы? Где я? Я умер?

Мы молча продолжали на него смотреть. Он начал дрожать. Парень смотрел на Макса добрых пять минут. Он прохрипел:

– Я узнал тебя, я о тебе слышал. – Он указал на Макса. – Ты Большой Макси, гробовщик. Говорят, ты хоронишь людей заживо.

Его рука упала как мертвая, рот был открыт, но из него больше не выходило ни звука. Парень смотрел на нас в ужасе. Господи, что за чушь он порет? Откуда он мог взять эту историю?

Макси медленно встал, подошел к нему ближе и сказал размеренным, отчетливым и угрожающим голосом:

– Да, ты прав – я хороню людей заживо. – Он посмотрел парню в глаза. – Я вобью в крышку гвозди, а потом опущу тебя на дно могилы.

Макси остановился. По кладовой повеяло тяжелым холодком, как на кладбище в полночь. Это походило на какой-то спиритический сеанс, и мне показалось, что все мои чувства обострились. Я готов был поклясться, что слышу мысли налетчика и ощущаю его беспредельный страх.

Макси продолжал замогильным голосом:

– Я буду опускать твой гроб медленно, пока он не ударится о землю. Потом мы возьмем лопаты и станем забрасывать его грязью, а ты будешь лежать на дне. – Парень смотрел на Макса в каком-то трансе. – Наконец ты окажешься под землей. Тебя начнут есть черви. Ты почувствуешь, что тебе тяжело дышать. Ты начнешь задыхаться.

Голос Макси снизился до драматического шепота.

Я уже готов был выскочить из гроба и зааплодировать Максу за его блестящие актерские способности, когда увидел, что парень весь трясется. Голова у него дергалась. Изо рта вырывались сдавленные, булькающие звуки. В расширенных глазах застыла смерть. Они закатились, как в припадке. Смертельная бледность разлилась по его лицу. Он с глухим стуком упал обратно в гроб.

Макси засмеялся:

– А у меня неплохо получается, а? Когда вонючка придет в себя, дайте ему десятку и выкиньте отсюда. Надеюсь, он получил хороший урок.

Мы подождали несколько минут. Косой подошел к парню и потряс его.

– Вставай, мать твою, трусливый ублюдок. – Хайми повернулся к нам и заметил: – У парня такой вид, словно его придушили.

Макс показал на ведро с водой. Косой выплеснул его в лицо налетчику. Патси наклонился и начал трясти парня.

– Поднимайся, быстро, – прорычал он.

Макси подошел к гробу, потрогал тело налетчика и сказал:

– Похоже, ублюдок мертв. Посмотри, Лапша, что с ним?

Я наклонился, приподнял глазное веко, потом пощупал пульс:

– Парень мертв.

– Вот черт, – выругался Макси. Он был очень недоволен, что налетчик окочурился. – Ну вот, теперь нам придется его хоронить.

Косой сказал:

– Макс, тебе больше не нужно носить пушку. Ты можешь просто пугать людей до смерти.

Макси посмотрел на него с некоторым раздражением:

– Если у меня есть такой талант, я как-нибудь попробую его на тебе. Обыщи у парня карманы и посмотри, кто он такой. Черт его побери.

Косой обыскал карманы мертвеца. Он нашел несколько ключей, перочинный нож и бумажник. В бумажнике лежали полсотни баксов мелкими купюрами и водительские права с наклеенной фотокарточкой. Права были выписаны на Эндрю Мура. В боковом кармане лежала фотография жениха и невесты. Невестой была та самая шлюха, которая впустила его в заведение Пегги.

Макси посмотрел на снимок:

– Парень выглядит неплохо. Забавная бы из них вышла семейная пара.

Во внутреннем отделении портмоне нашлось несколько бумаг. На пол выпала сложенная вчетверо вырезка из газеты. Макси оставил ее на полу и стал изучать маленький профсоюзный билет.

– Что вы думаете? Парень был землекопом. Членом профсоюза. И взносы все заплачены. Вот бедолага. Не понимаю только, на чем они сошлись и почему он так часто грабил Пегги?

Патси ответил:

– Наверное, им обоим нравилась атмосфера борделя.

Косой хихикнул.

Макси наклонился и поднял газетную вырезку. Прочел ее.

– Смотри-ка, Лапша, это объясняет, почему он так сильно испугался.

Макс прочитал статью вслух. В ней рассказывалось о том, как полгода назад в горе прокладывали туннель. Один из рабочих попал в завал. Его уже считали мертвым. На второй день его откопали – больше мертвым, чем живым. Имя рабочего было Эндрю Мур.

Макси обратился к лежавшему в гробу мертвецу:

– Не повезло тебе, паренек, мы попали тебе в больное место. – Он повернулся ко мне. – У него, должно быть, развилась эта… как ее называют? – Макс остановился на середине фразы и нетерпеливо пощелкал пальцами.

– О чем ты говоришь, о какой-то болезни? – спросил я.

– Нет, не о болезни, то есть не о телесной, а о том, что бывает с головой. Ну, когда ты боишься запертых комнат и всего в таком роде.

– А, – сказал я, – да, я понял, о чем ты говоришь. Это одна из фобий, называется клаустрофобия. Но у парня страх был не только умственный. Его убила реальная угроза быть погребенным заживо.

Макси поскреб подбородок и прошелся взад-вперед по комнате.

– Может быть, кроме этой шлюхи-невесты, у парня есть родители, братья или сестры.

– И что из этого? – спросил Патси.

– Скверно будет, если мы похороним и закопаем его под чужим именем, а потом этого Мура всю жизнь будут разыскивать родители или кто-нибудь еще.

– А что еще мы можем сделать, Макс? Нельзя же оставить его здесь. Утром тут появятся люди. Назавтра назначены две погребальные церемонии, – сказал я.

Макс почесал в затылке.

– Да, ты прав, Лапша. Можно его куда-нибудь перенести, чтобы потом парня нашли и похоронили под своим именем.

– И куда ты собираешься подкинуть мистера Мура, Макс?

С минуту мы смотрели друг на друга. Макс пожал плечами.

Я продолжал:

– По-моему, разница все равно выйдет небольшая, по крайней мере для мистера Мура. Можно его подбросить к чьим-нибудь дверям.

– А если кто-нибудь увидит, как мы его вытаскиваем? – спросил Косой.

– Не знаю, как это будет выглядеть с юридической точки зрения, хотя… кажется, должен быть закон, запрещающий разбрасывать мертвые тела.

– Такой закон называется «убийство первой степени», – прокомментировал Косой.

– Только не в случае с мистером Муром. Освидетельствование покажет, что он умер от естественных причин.

Макси улыбнулся:

– Ты абсолютно прав, Лапша: даже если нас застукают с трупом, вскрытие покажет, что он умер своей смертью. – Он засунул бумажник обратно в карман к мистеру Муру. – Давай, Косой, подкатывай «кадди» к задней двери.

Косой вышел. Мы вытащили труп из гроба и завернули его в занавеску.

Косой просунул в дверь голову. Он покивал нам:

– Машина готова.

Макс без видимых усилий взвалил тело себе на плечо.

Я спросил:

– Помощь не нужна?

– Ха, да что он весит? Каких-то две паршивых сотни фунтов. Косой, посмотри, снаружи все чисто?

Тот выглянул на улицу. Он поднял руку, призывая нас остановиться. Макси застыл посредине комнаты. Он начал покрываться потом.

– Какого черта там стряслось? Мой парень с каждой минутой становится все тяжелее.

– Какая-то влюбленная парочка прошла мимо. Все, Макс, теперь можно.

Косой махнул рукой, показывая, что путь открыт.

Макс быстро пошел вперед, тяжело дыша и отдуваясь. Мистер Мур почти соскользнул с его плеча. Я слышал, как Макс прошипел сквозь зубы: «Паршивый ублюдок».

Не успели мы свернуть за угол, как полил сильный дождь. Было похоже, что кто-то направил на улицу струю из гигантского брандспойта.

Максу это не понравилось.

– Какого черта! Мы не можем оставить мистера Мура на улице в такую погоду. Думаю, надо отвезти его пока к Толстяку Мо.

Мы подъехали к заднему ходу нашего заведения и внесли мистера Мура внутрь.

Макс сказал:

– Положим его в туалете. Может быть, потом я придумаю местечко, где ему будет хорошо.

Мы аккуратно положили мистера Мура в туалет и накрыли его сверху спортивным матом.

Косой подошел к двери, выходившей в бар, просунул в нее голову и крикнул Мо:

– Мы здесь.

Мы сели играть в карты. Мо принес поднос с двойным виски.

Макси спросил Мо:

– Как дела? Было что-нибудь?

– Да. Звонили из главного офиса. Просили перезвонить. Кроме того, вас ждут братья Химмельфарб. Они уже достали меня просьбами снова свести их с вами. Они сидят здесь уже несколько часов. Говорят, что хотят вложить свои деньги.

– Дешевые мануфактурщики. Так и ищут, где бы поживиться и по-легкому срубить капусту, – поморщившись, сказал Макси. – Ну их к дьяволу. Угости их травкой и выпроводи. Нет. Постой, Мо. Лучше я преподам им урок. Скажи им, чтобы подождали.

Он подошел к телефону и позвонил в офис. Косой произнес, подражая Макси: «Да… да… да…»

Макси махнул Косому рукой, чтобы он заткнулся, и стал тянуть свое «да, да». С последним «да» он повесил трубку. Потом он вернулся к игре и взял карты. Мы выжидающе смотрели на него.

– Вы узнаете все подробности из вечерних газет, – сказал Макси безразличным тоном.

– О чем? – спросил Косой. – Что будет в вечерних газетах?

Макси улыбнулся:

– Этот парень, Винсент Колл, получил свое.

– А кто взял у Голландца банк в пятьдесят тысяч долларов? – спросил я.

– Коротышка.

Патси сказал:

– Вряд ли он успеет насладиться выигрышем.

– Получается порочный круг, верно? Как это было с Винси, Макс? – спросил я.

– На Двадцать третьей улице, в телефонной будке.

– С чем работал Коротышка? – спросил Патси с профессиональным интересом.

Макси рассмеялся:

– Ты же знаешь Коротышку. Он бы не стал рисковать с этим парнем, Коллом. Потому действовал наверняка.

Он просто подошел к Коллу с автоматом и изрешетил его в упор. Теперь Коротышка будет у нас так же популярен, как таракан, попавший в тарелку с супом.

– И так же мертв, – добавил я.

Косой сказал:

– Говорят, что этот Коротышка очень хорош со своим «томми»?[14]

Макси ответил небрежно:

– На его месте любой был бы хорош. Все, что нужно, – это крепко держать ствол и жать на спусковой крючок.

Мы продолжали играть в карты. Время от времени появлялся Мо со свежими напитками и одним и тем же сообщением:

– Братья Химмельфарб все ждут.

Макси отвечал на это тоже одинаково:

– Пусть ждут. Мы заняты. – Он повернулся ко мне. – Я пытаюсь придумать, как нам с ними поступить. Нужно сделать что-нибудь такое, что хорошенько проучило бы этих жадных ублюдков.

– Как насчет того, чтобы продать им Бруклинский мост? – предложил Косой.

– Для инвестиций у нас есть объект получше, – сказал я.

– Какой? – спросил Макс.

– Один из печатных станков Профессора, – ответил я.

– А что, Лапша, это неплохая идея, – сказал Макс. Через некоторое время он бросил карты на стол. – К черту эту игру. Косой, сыграй нам что-нибудь. Давай траурный марш по Бенни.

Косой постучал по руке гармоникой и затянул свою скорбную мелодию. Макс отодвинулся вместе с креслом от стола и закурил сигару. Взгляд у него стал отсутствующим. Я подумал, какого черта Макс так волнуется? Почему бы ему просто не избавиться от этих братьев Химмельфарб? Он мог бы сказать Мо, что не хочет их больше видеть. Или мог бы сказать им сам, чтобы они проваливали отсюда. Я вспомнил, как много лет назад братья появились у нас в первый раз. Тогда они только что приехали из Германии с большими деньгами. Братья Химмельфарб сразу стали вкладывать их во что попало. Очевидно, им везло, и их вложения возвращались с прибылью. Теперь они заправляли фабрикой на Гранд-стрит. Насколько я знал, у них всегда были проблемы с наемной силой. Братья считали, что американские рабочие слишком независимы, не то что в Германии. Я помнил, с какой помпой они ввалились к нам, когда их впустил Мо. Химмельфарбы выглядели как комические персонажи. «У нас много денег; мы хотим вложить их в дело. Даже в Германии мы слышали, что можно делать большие деньги в криминальной сфере».

С тех пор они надоедали нам, являясь примерно раз в неделю. Братья стали здорово нас доставать. Почему Макс не хотел просто вышвырнуть их отсюда? Впрочем, он, наверное, знает, что делает.

Косой продолжал играть мрачный похоронный марш. Даже Патси начал нервничать. Он указал мне на туалет. Я пожал плечами.

Наконец Патси сказал:

– Эй, Макс. Как насчет мистера Мура? Наверное, дождь уже перестал.

Косой пошел на улицу, чтобы посмотреть, что с погодой.

– Льет еще сильней, чем раньше, – сообщил он.

Мы ждали, когда закончится дождь. Братья Химмельфарб дожидались нас в баре. Мы ждали, и они ждали. Дождь все не прекращался. А Химмельфарбы все не уходили.

Наконец Макс позвал Мо:

– Скажи этой троице, что у меня есть для них предложение. Пусть придут завтра утром в половине одиннадцатого.

Мы оставили мистера Мура мирно лежать в туалете, а сами отправились по домам.

Я доехал до отеля на такси. Проходя через холл к лифтам, я встретил Суини, управляющего.

Он спросил:

– Как была та штучка вчера ночью?

– Симпатичная малышка.

Я протянул Суини две десятки.

Он сказал:

– Спасибо. Если у вас еще когда-нибудь будет настроение для одной их этих крошек, дайте мне знать.

– Обычно я охочусь сам. Знаете ли, испытываешь такую волнующую дрожь, когда преследуешь добычу.

Он усмехнулся. Дверь лифта открылась. Я поднялся в свой номер.

Я записал несколько разговоров и заметок для книги. В туалете я нашел старое издание книги «Мужчины, женщины и лодки» Стивена Крейна и лег в постель.

Глава 17

На следующее утро я приехал к Толстяку Мо с небольшим опозданием. Покер был уже в разгаре. Я открыл дверь в туалет. Мистер Мур лежал на том же месте.

– А ты что думал – он сам уйдет? – спросил Макс, улыбнувшись.

– Нет, просто Лапша хотел сказать ему: «Доброе утро, мистер Мур», – произнес Патси.

Я сел за стол. Косой сдал мне карты.

Вскоре появился Мо и сообщил:

– Эти Химмельфарбы опять здесь. Говорят, что у них назначена встреча. Мне что, угостить их выпивкой и вышвырнуть?

– Нет, пусть подождут. Я скажу, когда их впустить.

Мы с удивлением смотрели на Макса, который вытащил пачку денег и отделил от нее две тысячедолларовые купюры.

Он повернулся к Косому и сказал:

– Сходи в Публичный национальный банк и разменяй это на новенькие хрустящие десятидолларовые банкноты. Только проследи, чтобы они обязательно были новые и хрустящие.

Я достаточно хорошо знал Макса, чтобы более или менее ясно представлять себе мотивы его поступков. Но это поручение Косому привело меня в недоумение. Потом до меня дошло. Похоже, Макс собирается сплавить им печатную машину Профессора, как я предлагал вчера.

Вслух я сказал:

– Хочешь поймать Химмельфарбов в мышеловку, подсунув им зеленый сыр?

Макс кивнул. Косой поднял брови и, взяв деньги, удалился.

Через двадцать минут он вернулся с пачками хрустящих десятидолларовых банкнотов.

Макси улыбнулся, сорвал с пачек упаковочную бумагу и сунул ее в карман. Сами купюры он стал раскладывать на столе, пока они не заняли всю его поверхность. Потом начал разбрасывать деньги над и под столом, засыпал ими кресла и пол, так что вся комната оказалась завалена десятидолларовыми бумажками. При этом Макс посмеивался себе под нос, очень довольный собой и своими действиями.

– Лапша, – сказал он, – я намекну тебе, что говорить, а вы, ребята, подхватите беседу. Договорились?

Мы кивнули.

Он обратился к Косому:

– Скажи Мо, чтобы впустил братьев Химмельфарб.

Мо привел их. Все трое были низенькие, толстые и безобразные. Войдя, они неуверенно остановились, боясь наступать на деньги и в замешательстве оглядываясь по сторонам.

Макси бросил им вскользь:

– Заходите, заходите. У нас небольшой беспорядок. Мы весь день были очень заняты. Так что вы хотели?

Старший из братьев открыл рот, чтобы что-то сказать, но Макс остановил его, подняв руку.

– Одну минутку, Химмельфарб. – Макс взял один из банкнотов и стал внимательно его разглядывать, как будто видел деньги в первый раз. Потом он повернулся ко мне и сказал: – Знаешь, этот последний экземпляр из машины Профессора не так уж плох. – Он протянул мне банкнот, чтобы я его рассмотрел. – Как тебе кажется, Лапша?

Я зажал бумажку между большим и указательным пальцами, посмотрел и бросил на пол, небрежно заметив:

– Да, Макси. Она выглядит точно так же, как те деньги, которые выпускает государство.

Он улыбнулся:

– Верно. Давай спросим у Химмельфарбов. Как-никак они тоже производители. И могут отличить хороший товар.

Он протянул купюру старшему Химмельфарбу.

Тот надел очки и тщательно изучил банкнот. Он с шумом прочистил горло:

– Отличные деньги, Макс. Они настоящие или нет?

Макс спросил:

– А вы как думаете?

Химмельфарб со словами: «Здорово, здорово, прекрасные деньги» передал бумажку братьям. Они тоже согласились, что это хорошие деньги.

Макси поднял одну из купюр, поднес к ней спичку, прикурил от пламени и подождал, пока банкнот сгорит дотла. Братья зачарованно смотрели на него.

Макси спросил, глядя на Химмельфарбов:

– Так с чем вы пришли, джентльмены? Простите, что заставили вас ждать. Как видите, мы очень заняты. – Но, когда старший брат хотел заговорить, он снова поднял руку. – Одну минутку. – Макс повернулся ко мне и сказал: – Так что, значит, завтра покупаем машину у Профессора? Как ты думаешь?

– Конечно, покупаем, – ответил я, поддавая пару. – Это самый лучший производственный бизнес, с которым мы имели дело. Никаких расходов на зарплату, никаких накладных расходов. Очень хорошее вложение.

Патси и Косой эхом подхватили:

– Прекрасное вложение.

Макси сказал:

– Постойте, ребята. Кое-чего мы не учли. У нас нет производственного цеха. Нам нужно место, где можно установить машину. Такое помещение не подходит для этой цели. – Макси взмахом руки указал на комнату.

Химмельфарбы о чем-то шептались между собой. Они рассматривали и передавали друг другу деньги. Мы не обращали на них никакого внимания. Мы продолжали обсуждать подробности покупки машины, расходы на бумагу, чернила и прочие нужды.

Наконец Макси сказал:

– Ладно, давайте сначала закончим с Химмельфарбами. У них свои проблемы. Им нет дела до нашего бизнеса.

Старший Химмельфарб возразил:

– Ничего страшного, мы можем подождать. Продолжайте заниматься вашими делами. Это очень интересно. Вы обсуждаете увлекательные вещи. – Он обернулся ко мне. – Продолжайте ваше обсуждение, мистер Лапша.

Я вежливо улыбнулся:

– Нет-нет. Вы и так ждали слишком долго. Какие у вас проблемы?

– Дело вот в чем, – начал Химмельфарб. – Наш бизнес развивается очень, очень медленно. – Он прочистил горло. – Наши доходы почти свелись к нулю, и, поскольку мы знаем, что у таких ребят, как вы, есть много разных способов заработать большие деньги, мы решили, что вы, может быть, предложите нам какой-нибудь новый бизнес. Какое-нибудь прибыльное дельце. Что-нибудь такое, чем вам самим заняться недосуг. У нас есть деньги, и мы готовы вложить их в хорошее, прибыльное дело. Правильно, парни?

Он повернулся к братьям. Те энергично закивали. Они заискивающе улыбались. Я почувствовал к ним что-то вроде жалости. Они были слишком легковерны.

Макс пыхнул сигарой и поскреб подбородок:

– Вот что, Химмельфарб. Дайте мне время, чтобы все обдумать. Я посмотрю, что можно сделать. Приходите завтра, ладно?

Макси, как опытный рыбак, не торопился дергать удочку. Рыба была на крючке; он слегка ослабил леску.

Химмельфарбы кивнули в знак согласия. Они собрались в кучку, что-то обсуждая шепотом и взволнованно жестикулируя. Мы не обращали на них внимания. Мы продолжали говорить о будущей еженедельной прибыли, которую сможем получать, используя свою печатную машину. Мы называли астрономические цифры. Наши вычисления возбуждали их все больше и больше. Наконец они уже не могли себя сдержать.

Один из Химмельфарбов сказал:

– Простите меня, мистер Макс. Можно нам взять несколько этих десятидолларовых бумажек, которые лежат на полу?

Макси ответил великодушным жестом:

– Конечно. Берите, сколько хотите. Каждая из них обходится нам в двадцать пять центов.

– Только и всего? – удивился Химмельфарб. – Господи, какая прибыль!

– Естественно, – вставил я.– У правительства США расходы на изготовление десятидолларового банкнота составляют всего один цент. Это потому, что у них больше машин и крупнее тиражи. Вам это понятно, правда? Вы ведь сами бизнесмены. Чем крупнее производство, тем меньше производственные расходы – таково обычное правило в бизнесе, так?

Все трое глубокомысленно кивнули.

– Ясное дело, – пробормотал старший.

Я продолжал:

– Кроме того, насколько я знаю, Профессор использует бумагу лучшего качества, чем правительство. Поэтому и печать обходится дороже.

Я подумал, не слишком ли переборщил. Я посмотрел на них. Нет, было видно, что они заглотали всю наживку, вместе с крючком, леской и грузилом.

Младший из Химмельфарбов смело выступил вперед:

– Мы слышали, как вы говорили о цехе. У нас есть отличное помещение, в которое можно поставить эту печатную машину, мистер Макс.

– Ну, я не знаю. – Макс был в явном сомнении. – Обычно мы не ищем партнеров. Хотя, с другой стороны, у нас полно всяких других дел. – Он вопросительно повернулся к нам.

Я сказал:

– Прибыли хватит на всех. По-моему, они честные люди, Макс.

Старший Химмельфарб серьезно кивнул:

– Да, у нас хорошие рекомендации.

Макси сказал:

– Честно говоря, не знаю. Может быть, да, может быть, нет. – Он потер подбородок, как будто всесторонне взвешивая поступившее предложение. – Ладно, я скажу вам, как поступлю. Я возьму вас в дело на равные доли. Машина стоит тридцать пять тысяч долларов. Я дам двадцать тысяч, а вы, парни, только пятнадцать, потому что я собираюсь воспользоваться вашим помещением. Идет?

Макси знал, что рыба крепко сидит на крючке. Без особой спешки, твердой и умелой рукой он начал наматывать леску. Макс вытащил пачку денег и на глазах у изумленных братьев отсчитал двадцать тысяч долларов.

Он небрежно бросил их старшему Химмельфарбу:

– Пусть деньги лежат у вас. Будем считать вас казначеем, ладно? А теперь давайте выпьем за новое партнерство.

Макси сделал последний маневр. Рыба билась в корзине, и он закрыл крышку.

Косой вышел в бар и заказал выпивку. Мо принес двойное виски. Мы выпили за успех предприятия.

Младший из Химмельфарбов суетился на полу, собирая десятки и говоря извиняющимся тоном:

– Ведь это всего лишь образцы, верно?

Я заметил, что Макса это слегка задело. Он взял младшего брата под руку и повел его вместе с остальными к двери со словами:

– Вот что я вам советую – сходите в Публичный национальный банк и попробуйте предъявить эти «образцы». Не забудьте, что сегодня суббота, так что банк открыт только до середины дня. Возвращайтесь сюда примерно через час. Тем временем я договорюсь с Профессором, чтобы он доставил машину в ваш цех. Что скажете, компаньоны?

При слове «компаньоны» их лица засияли. Я представлял себе, как они гордятся, что стали партнерами знаменитого Большого Макси, человека, которого боятся и уважают все: полицейские, политики, профсоюзные боссы, торговцы оружием, весь мир. Большой Макси, миллионер, бутлегер, владелец игровых автоматов, у которого деньги лежат, как грязь, и который обращается с ними соответственно. Компаньоны! Их лица просто светились от гордости. Теперь-то, думали братья, их больше никто не посмеет тронуть. Теперь они сами могут угрожать кому угодно. Они – компаньоны Большого Макси. Я видел, что в них проснулось новое самоуважение. Братья пытались сдержать бурлившую в них радость.

Старший Химмельфарб протянул руку:

– Для нас большая честь быть вашими друзьями и партнерами, мистер…

Макс его перебил. Он скромно произнес:

– Зовите меня просто Макси.

Химмельфарб замялся, потом рассмеялся и сказал:

– Да, мой друг Макси. Мы вернемся через час. До свидания, мистер Лапша, до свидания, компаньоны.

Макси похлопывал их по спине, незаметно подталкивая в дверь.

– До встречи, компаньоны. Ждем вас через час.

Они вышли, смеясь и махая нам руками.

Как только дверь за ними закрылась, Макс щелкнул пальцами и кивнул Косому.

– Быстро за ними. У этих ублюдков мои двадцать штук.

Косой отправился вести слежку.

Макси подошел к телефону и позвонил Профессору в его магазин, сказав, что хочет поговорить с ним лично. К счастью, он был на месте. Макс сказал, что намечается дело. Профессор пообещал, что будет у нас через двадцать минут.

Макси угостил Патси и меня «Короной». Мы закурили и сели, попыхивая сигарами.

Макси спросил:

– Что вы думаете?

Я сказал:

– По-моему, все хорошо. Они – типичные бизнесмены. Готовы на все, чтобы заработать свой честный доллар.

Патси прибавил:

– Ясно, они купились с потрохами.

Появился Мо с новой порцией спиртного и вопросом: «Хотите освежиться?»

Макси сказал:

– Ты читаешь наши мысли.

Мы стали медленно потягивать из бокалов, погрузившись в размышления.

Профессор не заставил себя ждать. Ровно через двадцать минут он был у нас. Мы обменялись церемонными рукопожатиями. Он это любил. За последние несколько лет Профессор сильно изменился. В нем появился какой-то светский лоск. Он был все тот же невысокий, крепкий, невозмутимый итальянец средних лет с длинными пушистыми усами. Но теперь всем своим видом он излучал уверенность, процветание и успех. Профессор стал настоящим космополитом. Мы слышали, что он много путешествовал, разъезжая по всему миру и продавая свои машины и другие мошеннические приспособления легковерным и жадным простакам. Мы слышали, что Профессор сотрудничал с самыми крупными и уважаемыми организациями в международном преступном мире, такими как итальянская мафия, Сицилийский союз, группировка Лаймхаус в Лондоне, парижская Гильдия во Франции, а также с некоторыми высокопоставленными членами американского Синдиката.

Макси спросил:

– Что-нибудь выпьете, Профессор?

Тот изящно повел рукой:

– Бокал легкого вина.

Он пускал нам пыль в глаза – видно, забыл, что мы знали его еще в прежние годы.

Макси удивленно посмотрел на Патси. Тот пожал плечами.

– Вы имеете в виду обычное красное вино, Профессор?

Он улыбнулся, обнажив ослепительно-белые зубы.

Макси сказал:

– Мы, как и раньше, называем его «гвинейским красным».

Профессор усмехнулся:

– Приходится заново привыкать к американской разговорной речи. Гвинейское красное – я его помню. Я не большой любитель крепких спиртных напитков, но если уж все-таки имею с ними дело, то обычно проявляю плебейский вкус, потому что родом я из настоящих крестьян. Однако, – он гордо выпрямил спину, – при случае мне доставляет большое удовольствие играть роль законченного аристократа.

– В этом отношении мы gens de même famille[15], – заметил я. Мне наконец удалось использовать к месту эту вычитанную где-то фразу.

– Да, да, – кивнул он и улыбнулся. – Все мы птицы одного гнезда.

– Ладно, парни, кончайте это дерьмо. Представление еще не началось, – сказал Макс. – Сначала надо подготовить сцену, а потом можете играть кого хотите.

Макси посвятил Профессора во все подробности нашей встречи с братьями Химмельфарб.

Профессору понравилось, как мы забросили приманку, чтобы поймать рыбу на крючок. Он прерывал рассказ довольным смехом и замечаниями вроде «Умно, действительно умно».

Когда Макс подошел к той части истории, где братья согласились внести за машину пятнадцать тысяч долларов, Профессор стал очень серьезным. Он поднял руку, требуя нашего внимания. Его внешний лоск куда-то улетучился; Профессор весь напрягся и сосредоточился. Теперь он говорил на нашем языке, прибегая к еврейским оборотам речи.

– Пусть между нами не останется никаких неясностей. Tauchess offen tish, ребята. Какова моя доля?

Макси поднял брови:

– А сколько вы хотите?

– Ты спрашиваешь, сколько я хочу? А ты как думаешь? Я хочу пять тысяч баксов.

– Пять тысяч баксов? По-моему, это слишком большой кусок, но мы, так и быть, запишем его в счет оплаты нашего образования, которое вы давали нам в былые времена. – Макс зевнул. – Ладно, вы получите пять штук. Не стоит поднимать шум из-за всяких пустяков.

Профессор улыбнулся и потер руки:

– Отлично, Макс, отлично. Где и когда состоится встреча?

Он совершенно расслабился. Я забавлялся, наблюдая весь этот эпизод.

Макси ответил:

– Приезжайте сюда завтра, в три часа дня, вместе с машиной.

– Договорились, – сказал Профессор.

Мы пожали друг другу руки. В дверях он снова превратился в космополита. Профессор махнул нам рукой:

– Arrivederci.

Я помахал ему в ответ:

– Au revoir, до завтра.

Мы сели за стол. Макси подкинул мне свежую «Корону». Мы закурили. Макси улыбался.

– Забавный малый этот Профессор. Настоящий артист. Из вас двоих, Лапша, получилась бы отличная пара.

Я шутливо ответил:

– Я не виноват, что у меня варит котелок.

Макси рассмеялся.

Я спросил у Патси:

– Ты можешь определить по его речи, из какой части Италии он родом?

– Это называется «вопрос на засыпку». Я по-итальянски только материться умею, – ответил Патси.

Мы все засмеялись.

Мо принес нам еще выпивки. Мы сидели вокруг стола и медленно потягивали виски.

Патси вдруг воскликнул:

– А как же мистер Мур в туалете?

– Господи, я совсем о нем забыл, – нахмурился Макси. Его расстроенный тон заставил нас снова рассмеяться. – Что тут смешного! – сказал Макс. – Хотя какого черта! Разве мы о нем не заботимся?

Пришел Мо и сообщил:

– Химмельфарбы снова в баре. Впустить их?

В ту же минуту из задней двери появился запыхавшийся Косой:

– Эти чертовы Химмельфарбы заставили меня за ними побегать.

Макси обратился к Мо:

– Пусть Химмельфарбы немного подождут. – Он повернулся к Косому: – Что случилось?

– Они прямо помешались на этих десятидолларовых бумажках. Заходили во все магазины подряд и предлагали наши «образцы».

– Полагаю, они убедились, что это образцы очень высокого качества, – усмехнулся Макс.

Косой продолжал:

– Потом они отправились с ними в Публичный национальный банк.

Мы все засмеялись.

Косой сказал:

– Но сейчас вы перестанете смеяться. Я видел, как в окошке кассира они положили твои двадцать штук на депозит.

Закончив эту фразу, Косой расхохотался. Мы тоже не могли удержаться от смеха, увидев, как вытянулось лицо у Макси. Минуту он сидел в оцепенении, почесывая в затылке и повторяя только: «Хм, хм».

Наконец он сказал:

– Ладно, какого черта! Сначала посмотрим, с чем они пришли. Скажи Мо, чтобы их впустил.

Трое братьев Химмельфарб торопливо вошли в комнату, все очень возбужденные, едва не наталкиваясь друг на друга от спешки. Старший из них прижимал руку к груди. Он задыхался, разинув рот. Его толстые губы были мокрыми. При каждом слове он брызгал слюной.

– Это чудесно, великолепно! Все магазины, буквально все взяли эти деньги. Я даже решился обменять их в банке, зная, что они эксперты. На минуту мне стало страшно. Кассир посмотрел на меня и сказал: «Отличные новые купюры, мистер Химмельфарб. Вы их сами сделали?» Тут я сильно испугался. Я ответил: «Нет, но у меня есть один друг, который их делает». И что, вы думаете, он сказал, этот шлемиль?[16] «Химмельфарб, вам надо иметь дело с вашим другом. Вы станете миллионером». И при этом он рассмеялся, мешугенер[17].

Каждый из братьев добавил своих восторгов по поводу похождений с десятидолларовыми бумажками. Они были вне себя от радости, мы не могли вставить в их болтовню ни слова. Один из них, охваченный нетерпеливым желанием немедленно купить машину Профессора и сразу же печатать деньги, начал заикаться:

– Время… время…

– Время важней всего, – вставил я.

– Что? Ах да, да, конечно, мистер Лапша.

– Потише, компаньоны, потише. – Макси постучал по столу, требуя к себе внимания. Он повторил: – Потише, партнеры. – Он с улыбкой смотрел на их волнение. Наконец Максу удалось восстановить тишину. – Джентльмены, я вижу, что вы настоящие деловые люди. Вы умны. Вы сразу видите стоящую сделку. Но нам придется отложить наш бизнес до завтрашнего дня. Я договорился с Профессором, который придумал эту замечательную машину, что он доставит ее в ваш цех завтра в четыре часа дня, и там мы все закончим. Вы согласны, компаньоны?

Они одобрительно закивали. Старший брат выпустил целый фонтан слюны:

– Это превосходно. Замечательно. Чудесно.

Макси наклонился, чтобы прикурить сигару. Он тихо сказал мне:

– От этого ублюдка нужно закрываться зонтиком.

Я прошептал в ответ:

– Как насчет твоих двадцати штук?

Макси кивнул. Он спросил небрежным тоном:

– Химмельфарб, старина, вы положили мои двадцать тысяч в надежное место?

– Разумеется, – ответил Химмельфарб. – Я же деловой человек. Я сделал вклад в Национальном банке, а завтра я выпишу на имя Профессора чек на всю сумму, о которой мы договаривались. Правильно?

Мы с Патси переглянулись. Мне было интересно, как Макси справится с этой неожиданной проблемой, но для него она не составила никакого труда. Он заявил напрямик:

– Никаких счетов, никаких чековых книжек. Все расчеты должны происходить наличными, или я куплю эту машину сам. – Макси говорил дерзко и вызывающе. – Тридцать пять тысяч наличными должны быть завтра в вашем цехе в четыре часа дня. Профессор привезет туда свою машину. Не забудьте – наличные, или сделка не состоится.

– Конечно, конечно. Это не важно. Как скажете, компаньон. Я приготовлю наличные. – Химмельфарб заискивающе улыбнулся. – И еще одно. Профессор продемонстрирует нам действие машины? – Он вопросительно поднял брови. – Может быть, он даст нам гарантию на год?

Старший Хаммельфарб улыбнулся и оглянулся на братьев, ожидая их одобрения. Те тоже улыбнулись в ответ, восхищенные его предусмотрительностью.

Макси спокойно ответил:

– Вы получите все – и хорошую демонстрацию, и, возможно, раз уж я ваш партнер, двухгодичную гарантию от Профессора. – Он встал. – Прекрасно, джентльмены. Мы все обсудили. А теперь меня ждут дела. Итак, до завтра?

Макси проводил всех троих до двери с видом занятого человека, вежливо выпроваживающего своих визитеров.

Мы попрощались:

– До свидания. До завтра.

– Фу, – сказал Макси со вздохом облегчения. – Эти ублюдки – просто какой-то трехголовый член.

– Трехголовый кто? – спросил Косой.

Мы засмеялись.

Косой вытащил свою гармонику и начал наигрывать «Дарданеллу».

Патси покачал головой:

– Эй, Косой, имей хоть немного уважения к нашему гостю, – он указал пальцем на туалет, – мистеру Муру.

Косой перестал играть и постучал гармоникой по ладони.

– А как тебе это? – спросил он и заиграл «Меланхоличную малышку».

Патси улыбнулся и кивнул:

– Да, лучше уж что-нибудь погрустнее.

Мы сидели за столом, курили, прихлебывали из бокалов и вели неспешную беседу.

Патси сказал:

– Я слышал, что этот макаронник, переодетый детектив, все никак не угомонится. Он арестовывает игральные автоматы в Гарлеме. Какого черта? Неужели Фрэнк не может его достать?

Макси пожал плечами:

– Откуда мне знать? Может быть, он хочет подать жалобу на арест игральных автоматов.

Патси сказал:

– Фрэнк с ним живо разберется, уладит дело и зашлет этого шмака куда-нибудь на Стэйтен-Айленд. Пусть им займется наш человек из юридического отдела. У нас там есть один умный парень, верно, Макс?

– Да. – Макси лениво пыхнул сигаретой. – Он один из лучших. Бывает в разных местах. У районного префекта, например, у окружного прокурора, даже у мэра.

– Насчет разных мест… – Косой перестал играть, встал и широко зевнул. – Может, съездим в какое-нибудь место, Макс?

– Я не против, – ответил тот с полным равнодушием. – Могу предложить три варианта на выбор – вечеринка с блондинками в гостинице у Эдди, трубочка зелья у Джои или тихая и спокойная ночь в банях.

– Гостиница Эдди, – проголосовали Патси и Косой.

– Бани, – сказал я.

– Отлично. – Макси улыбнулся и подмигнул. – Победило большинство. Мы поедем в бани. – Он рассмеялся при виде вытянувшегося лица Хайми. – Твоя проблема, Косой, в том, что ты жжешь свечу с двух концов.

– Вовсе не с двух, Макс, – ответил тот с обидой.

Когда мы выходили, я сказал:

– Мистер Мур будет скучать без нас.

– Предлагаешь взять его с собой в бани? – сухо спросил Макс.

Я ничего не ответил.

Когда мы сели в «кадди», Косой спросил:

– В бани Латки?

– Нет. Бани отеля «Пенсильвания». Там чисто, спокойно, никаких бандитов, никаких гомиков, – сказал я.

Макси со мной согласился.

Патси покрутил головой:

– Мне не нравятся, когда бандитов ставят на одну доску с гомиками.

Я спросил:

– Почему, Пат? Ты считаешь себя бандитом? Но ты ошибаешься. Мы – типичные деловые люди, мы занимаемся бизнесом – торгуем бриллиантами и печатаем десятидолларовые банкноты.

Косой от души расхохотался.

Глава 18

На следующее утро мы чувствовали себя в форме – чистыми, бодрыми и голодными. Я попросил Мо пожарить нам бифштекс с дюжиной яиц. Косой отправился к Ратнеру за двумя десятками горячих бубликов. После того как мы закончили завтрак кофе и сигарами, Макси позвонил в главный офис. Повесив трубку, он пожал плечами:

– Ровным счетом ничего. На Западном фронте без перемен.

Большую часть утра мы играли в карты. Время от времени Мо приводил к нам людей с разными маловажными проблемами.

Потом появился рабби из синагоги, расположенной по соседству за углом. Он заговорил на идиш и поведал нам скорбную историю о неожиданной смерти в очень бедной семье.

– Их негде хоронить, у них нет денег на похороны.

Макси позвонил на кладбище и распорядился приготовить участок. Он разрешил рабби воспользоваться нашим похоронным бюро и подыскать какой-нибудь дешевый гроб на складе. Рассказ рабби напомнил мне о сходных обстоятельствах, в которых когда-то оказалась наша семья. Я добавил от себя катафалк и два автомобиля.

Рабби сказал:

– Да благословит вас Бог, джентльмены. Я буду молиться за вас.

Я вполне мог бы промолчать, но все-таки сказал на идиш:

– В этом нет необходимости, рабби, мы агностики.

Рабби философски улыбнулся и ответил на том же языке:

– Тем больше мне причин молиться за тебя, как когда-то я молился за твоего отца. Было время, когда твой отец думал и говорил, как ты, и совершал такие же поступки.

– Какие поступки? О чем вы говорите?

– Тебя это может удивить, мой мальчик, – улыбнулся он снисходительно, – но в свое время твой отец был очень известным человеком в Одессе.

– Неужели? – удивился я.

– Да, и у него тоже было свое звучное прозвище, как и у тебя.

– Не может быть, – пробормотал я недоверчиво.

– Но это именно так, – возразил рабби. – В Одессе твоего отца звали Шрулик Штаркер. Он был знаменитый конокрад и контрабандист.

Рабби улыбнулся, увидев замешательство на моем лице.

– Моего отца в Одессе звали «могучим и сильным Израелем»? – В моем голосе было изумление и восхищение.

– Да, – сказал рабби. – Единственная причина, по которой я тебе это рассказал, заключается в том, что ты, как мне кажется, ценишь в людях только такие качества.

– Как случилось, что он столь сильно изменился, рабби?

– Вышло так, что мы вместе приехали с ним в эту страну, и я помог ему обрести новый путь; а потом, обратившись и приняв Бога, он захотел искупить свои прош лые грехи. – Рабби направился к двери, продолжая говорить на ходу: – В Библии сказано: грехи отцов… – Он остановился и благодушно улыбнулся. – Как говорят в Америке, каков отец, таков и сын. Придет день, и я позабочусь о том, чтобы ты научился вести себя как хороший еврей. А пока – спасибо вам за все и шолом алейхем, мальчики.

– Заходите как-нибудь, рабби, посидеть и поговорить, – сказал я ему вдогонку.

– Лучше я приду к вам, чтобы выпить шнапса и получить финансовую помощь в каком-нибудь неотложном случае, – улыбнулся он.

– Мы всегда будем вам рады, – произнес я.

Когда рабби ушел, я некоторое время сидел молча и потягивал виски.

Макси подтолкнул меня локтем:

– Очнись, Лапша, о чем задумался?

– Что? – Я глубоко погрузился в свои мысли.

– О чем думаешь, спрашиваю?

– А… я думал о своем отце. Он был крутой парень, как ты думаешь? Его звали Шрулик Штаркер. Слушай, Макс, ты не знаешь какого-нибудь оптового торговца, у которого я мог бы купить новый большой камень на могилу своего отца?

– Да, я знаю одно местечко. Когда будет случай, мы съездим туда вместе.

К нам ненадолго заглянули Джейк Проныра, Гу-Гу и Труба.

Макс сказал:

– Как раз те парни, которых я хотел увидеть. Вы что, читаете мои мысли?

Джейк покачал головой:

– Нет, мы зашли, чтобы немного выпить и перехватить пару баксов. Кошельки у нас плоские, как…

– Как безгрудая шлюха? – сухо закончил Макс. – Наверное, сначала мы послушаем какой-нибудь стишок. Ты уже сочинил что-то новое?

– Макс, не провоцируй его, – взмолился Патси.

– Давай, Джейк, прочитай им то, что ты сочинил сегодня днем. – Гу-Гу ободряюще подтолкнул его локтем.

– Хорошо, хорошо, – послушно кивнул Джейк. – Слушайте:

В кровать взяла овечку Мэй: «Мне спать так будет веселей». Овца была мужских кровей. Теперь ягненок есть у Мэй.

Мы сидели и ждали, когда Джейк продолжит. Он посмотрел на нас и пожал плечами. Он закончил.

Я простонал:

– О нет!

Макс сказал:

– Господи.

Косой рассмеялся:

– Да не слушай ты их, Джейк. По-моему, очень здорово. Ты – настоящий гений.

Макс поддразнил Проныру:

– Значит, как ты сказал, когда появился здесь: у вас полно денег?

– Будь у меня деньги, – уныло ответил Джейк, – мне хватило бы их до конца жизни, при том условии, что я умер бы сегодня вечером.

Макс бросил ему сотню и сказал:

– Это аванс. У меня есть для вас небольшая работенка. Приходите сюда в десять вечера.

Джейк спросил:

– А что за работа?

– Узнаете, когда придете.

Они выпили по стаканчику и ушли.

Я спрашивал себя, за каким чертом они понадобились Максу. Что на этот раз он вытащит из рукава?

В половине четвертого Мо объявил:

– Пришел Профессор.

Макс сказал:

– Впусти его.

Он вошел стремительно, как энергичный коммивояжер, блестя глазами и сияя дружеской улыбкой. Профессор с сердечной теплотой пожал нам руки. Было видно, что ему действительно приятно снова нас увидеть.

Он спросил:

– Ну что, парни, хотите увидеть предварительную демонстрацию?

– Да, если вы не против, – ответил Макси.

Он улыбнулся:

– Ничуть, ничуть. С удовольствием. Кто-нибудь поможет мне с аппаратом?

Вызвался Косой.

Вдвоем они втащили машину. Она оказалась довольно громоздкой, шесть футов в длину и два в высоту. Это было крепкое сооружение. Его аккуратно поставили на стол.

Профессор начал свое представление. Он был очень убедителен. Глядя, как аферист демонстрирует свою машину, я начал понимать доверчивость его жертв. Прямо у нас на глазах он вставлял в аппарат листочки чистой бумаги размером в денежную купюру, а с другой стороны из маленького отверстия выпадали новые хрустящие десятидолларовые банкноты. Впечатление было неотразимое. Машина действительно печатала десятидолларовые купюры. Было слышно, как внутри позвякивает работающий механизм. Звук казался очень знакомым, но я не мог вспомнить, где слышал его раньше.

Макси шутливо сказал:

– Эта штука слишком хороша для Химмельфарбов. Лучше оставим ее для себя.

– Иногда я сам начинаю в нее верить, – заметил Профессор, улыбаясь. – Подождите, вы еще не видели ее внутри.

Он откинул крышку. Внутри находилась масса колесиков, пружин и шестеренок.

– Будь я проклят! – воскликнул Макси. – Неужели это они, Профессор?

Тот улыбнулся:

– Они самые, Макси. Я поставил сюда два игральных автомата Синдиката, только без фруктов и картинок на табло.

Профессор приподнял установленный внутри агрегат и показал нам потайной ящичек, где лежали новые десятидолларовые купюры. Когда мы поворачивали ручку аппарата, механизм зажевывал поступавшую в него чистую бумагу и прятал его в другом потайном ящичке, стоявшем ниже первого.

Потом механизм начинал выталкивать через щель настоящие деньги, и они выпадали из машины так, как будто он только что их распечатал. Работа шла по принципу перекладывания груза с руки на руку, только груз по дороге менялся. Начинка игрального автомата была немного переделана, чтобы производить впечатление сложного агрегата и издавать внушительные звуки. Мы решили, что все придумано замечательно. Наши похвалы доставили Профессору большое удовольствие.

– Еще одна вещь, – сказал Макс, обратившись к изобретателю машины. – Я хочу точную копию такой же штуки, но только без начинки.

Профессор поднял брови:

– Прошу прощения?

Макси повторил свою просьбу и добавил с улыбкой:

– Не волнуйтесь, Профессор, я не собираюсь с вами конкурировать. Просто мне нужна еще такая же машина минус механизм. У вас нет пустого экземпляра? Я пока не могу сказать, зачем он мне нужен, но это важно.

– Безусловно, Макси, безусловно. Если бы я знал, то обязательно бы захватил с собой пустую заготовку.

Макси сказал:

– Когда мы закончим с Химмельфарбами, я пошлю Косого к вам в магазин, и он ее заберет. Хорошо?

– Пусть возьмет столько, сколько захочет.

– Хватит и одной.

Я не мог понять, зачем Максу понадобилась вторая машина. Потом до меня дошло. Эта идея не привела меня в восторг. Вечно этот Макси со своим ненужным риском, подумал я.

Профессор вернул машину в рабочее положение. Он загрузил ее сорока десятидолларовыми банкнотами, отсчитал сорок листочков чистой бумаги и положил их в карман. Мы отнесли аппарат в грузовичок Профессора. Потом сели в «кадиллак» и поехали к фабрике Химмельфарбов, показывая путь ехавшему вслед Профессору.

Когда мы прибыли, Химмельфарбы уже очистили все помещения от персонала. Охранника они отпустили до конца смены с сохранением полного оклада. Насчет оклада настоял Макс.

Профессор безупречно исполнил свою роль. Братья смотрели, вытаращив глаза, как банкноты по десять долларов вываливаются из машины. Потом Профессор поднял крышку и показал им сложный механизм. Это произвело большое впечатление. Старший из Химмельфарбов возбужденно обдавал всех слюной. Все его замечания были в превосходной степени.

– Чудесно! Волшебно! Потрясающе!

Когда дело дошло до выплаты тридцати пяти тысяч, произошла маленькая заминка. Химмельфарб хотел получить письменную гарантию, что машина будет исправно работать в течение года.

Наконец Профессору удалось его убедить.

– Завтра я принесу вам настоящую, абсолютно законную гарантию, напечатанную на официальном бланке.

Профессор отлично умел сбывать товар.

Макси прошептал:

– Этот парень даст сто очков вперед любому коммивояжеру.

Химмельфарб дрожащей рукой протянул Профессору тридцать пять тысяч.

– Это большие деньги, – сказал он.

Аферист похлопал его по спине:

– Не волнуйтесь. Завтра мне доставят партию чистой бумаги, и я сразу отправлю ее вам. Я гарантирую, что вы заработаете больше тридцати пяти тысяч за одну неделю.

Я был в восторге от находчивости Профессора и от того, как братья проглатывали все, что он им давал.

Мы оставили Химмельфарбов подсчитывать свои прибыли. Они уверяли нас, что, как только придет бумага, машина будет работать круглосуточно. Когда мы выходили, я заметил, что Косой вот-вот взорвется. Он уже задыхался от едва сдерживаемого смеха.

Мы поехали прямо в профессорский магазин. Это был все тот же тусклый подвал, только теперь в нем появились самые современные инструменты для работ по дереву и металлу. Профессор отсчитал тридцать тысяч долларов и протянул их Максу.

– У тебя нет на примете еще таких же олухов, как эти Химмельфарбы? – спросил он.

Макси ответил, улыбаясь:

– Ничего личного, Профессор, каждый занимается своим ремеслом, но обычно мы не беремся за такие вещи. Просто эти Химмельфарбы давно нас доставали. Надо было от них избавиться.

– Это очень прибыльное ремесло, уверяю вас, – ответил Профессор. – Я продаю по меньшей мере одну машину в месяц. За каждую из них я беру от трех тысяч и выше. Самый крупный куш, который я когда-либо получал, – это пятьдесят тысяч долларов от одного итальянского графа. Я соотношу свою прибыль с финансовыми возможностями потенциальных инвесторов или, лучше сказать, потенциальных жертв. – Он издал смешок и продолжал уже более серьезно: – Разумеется, предупреждать вас излишне. Вы знаете, что некоторые из этих простофиль иногда обращаются к властям.

Макси только рассмеялся:

– Мы с ними справимся. Кроме того, вот что я вам скажу, Профессор. У них не будет никаких улик. Думаю, что вы получите свою машину обратно сегодня вечером в том же виде, в каком ее отдали. Как раз это я и собирался сделать, если получится. У вас есть рулон туалетной бумаги?

Я понимал, зачем Максу понадобился пустой ящик, но на кой черт ему сдалась туалетная бумага?

Профессор в замешательстве переспросил:

– Рулон туалетной бумаги? Есть, конечно. Туалетная бумага в туалете.

Он пошел в заднюю часть магазина, где находилась уборная, и вернулся с распечатанным рулоном туалетной бумаги. Он протянул ее Максу, все еще недоумевая.

Макси подошел к пустому аппарату с откинутой крышкой, положил в него рулон и спросил:

– Вы можете сделать так, чтобы бумага при вращении ручки выходила из отверстия машины?

– Да, конечно. Я понимаю, о чем ты говоришь. Это займет минут пятнадцать. – Приступая к работе, Профессор от души смеялся. – Еще один фокус, верно, Макс?

Я попытался его отговорить. Я спросил:

– Зачем тебе все это нужно, Макс?

Тот обернулся ко мне, сияя возбуждением и радостью:

– Ты понял, в чем дело, да, Лапша? Забавная шутка, правда?

Я не удержался от улыбки, глядя на его мальчишеский энтузиазм.

Профессору понадобилось добрых двадцать минут, чтобы установить в ящик рулон с бумагой и заставить машину правильно работать при вращении ручки. Макси радовался, как ребенок, получивший новую игрушку.

Мы вынесли аппарат на улицу и погрузили его в «кадди». Макси спросил:

– Вы будете в магазине сегодня вечером часов в одиннадцать? Я привезу вам машину, которую вы продали Химмельфарбам.

Профессор ответил:

– Если надо, я могу ждать всю ночь. Было бы очень здорово получить ее обратно. Возвращение машины сэкономит мне неделю работы.

Мы отвезли пустой ящик в нашу комнату у Толстяка Мо. Мы поставили ее на пол. Я улыбнулся Макси. Он готов был на что угодно, лишь бы иметь повод посмеяться.

Я сказал:

– Может быть, нам засунуть туда мистера Мура?

Я расхохотался, увидев реакцию Макси. Он буквально подскочил на месте.

– Прекрасно. Приступим к делу.

Мы зашли в туалет и подняли мистера Мура.

– Как тебе пришло это в голову? – спросил Макс.

– Элементарно, мой дорогой Ватсон. Ты же знаешь, что я варю своей башкой. Даже Косой мог бы до этого додуматься.

Косой пробурчал:

– Kish mir in taches[18], Лапша.

– Парни, а наш друг уже немного переспел, – сказал Макс.

Мы аккуратно вынесли мистера Мура и положили его в ящик.

– Фу, «Шанель номер пять»! – пробормотал Макс.

– Гораздо крепче, – усмехнулся я. – Он воняет, как по меньшей мере номер семь.

Макси серьезно спросил:

– Ты хорошо его уложил? Мистер Мур не будет мешать движению туалетной бумаги?

– Все в порядке, Макс. Я раздвинул его ноги в разные стороны, так что он не помешает.

Мы плотно закрыли крышку.

Макси покрутил ручку. Из отверстия поползла лента туалетной бумаги. Макс изобразил старшего Химмельфарба, плюясь слюной и восклицая:

– Чудесно! Волшебно!

Косой сказал:

– Парни, хотел бы я быть там, когда они начнут крутить и увидят эту дерьмовую бумагу.

– А потом откроют крышку, чтобы посмотреть внутрь, – засмеялся Патси, – и увидят, что на них смотрит мистер Мур!

– Готов поспорить, они сами умрут от страха, как этот мистер Мур, – сказал Косой.

Мы оставили ящик стоять на полу.

Макси сказал:

– После такой работенки самое время что-нибудь выпить.

Косой высунул голову в бар и прокричал:

– Выпивку!

Мо пришел с подносом виски. Патси некоторое время потренировался с боксерской грушей. Макс поработал со своим револьвером, выскакивающим из рукава. Косой тихо играл на гармонике. Я практиковался с ножом, рассекая им свистящий воздух.

Джейк Проныра, Труба и Гу-Гу пришли ровно в десять. Как обычно, они появились в том же порядке, один за другим. Сначала вошел преувеличенно развязный Джейк, потом Труба, похожий на улыбающегося хорька, и под конец Гу-Гу, который качался из стороны в сторону и все время оглядывался назад, как будто ждал неожиданного удара.

– Что-нибудь выпьете? – спросил Макс.

Вопрос был чисто риторический, поскольку я не помнил, чтобы они когда-нибудь отказывались.

Косой мотнул головой в сторону бара:

– Обслужи их, Мо.

Мо их обслужил, принеся поднос с выпивкой. Джейк и его ребята не сводили глаз с ящика. Наконец Джейк спросил:

– Что за дерьмо ты держишь в этом ящике, Макс?

Тот небрежно ответил:

– Я вам сейчас покажу; это новый товар на рынке. – Макси взял газету и разорвал ее на длинные полосы примерно в четыре дюйма шириной. Он вставил одну из полос в приемное отверстие машины. Потом стал крутить ручку, сопровождая появлявшуюся из щели туалетную бумагу серьезным комментарием: – Это новейшее изобретение столетия – машина по производству бумаги для дерьма.

Я сказал:

– Да. Это самое крупное из последних изобретений. Каждая семья захочет иметь ее у себя дома.

Джейк Проныра закивал и глубокомысленно произнес:

– Ребята, представляете, сколько люди сэкономят денег, особенно в больших семьях, если смогут делать туалетную бумагу из старых газет?

Я сказал:

– В науке это самое крупное событие после изобретения Эдисоном электрической лампочки.

Макси серьезным тоном заявил:

– Этот аппарат изобрел Маркони. Вы когда-нибудь слышали о Маркони, который придумал беспроводную связь?

Гу-Гу ответил:

– Да, мы слышали о нем – он умный итальянец.

Макси сказал:

– А теперь слушай внимательно, Джейк. Я расскажу, что вы должны сделать, только не надо задавать мне всякие глупые вопросы.

Джейк выглядел задетым. Он обиженно спросил:

– Разве мы когда-нибудь задавали тебе лишние вопросы, Макс?

– Ладно, ладно, не надо быть таким обидчивым. Вы знаете фабрику братьев Химмельфарб?

Джейк кивнул.

Гу-Гу прибавил:

– Да, Макс, у меня там двоюродный брат работает.

– Вот и хорошо. Я хочу, чтобы вы сегодня вечером отвезли туда этот аппарат, а вместо него взяли точно такой же ящик, который там сейчас стоит. Честный обмен, понятно?

Джейк переспросил:

– Сегодня вечером? Но они закрываются в семь. А сейчас уже одиннадцатый час.

Макси нетерпеливо сказал:

– Если бы я хотел доставить груз в их присутствии, то нанял бы обычных перевозчиков, а не тебя, Проныра.

Лицо Джейка расплылось в счастливой улыбке.

– А, понял. Ты хочешь, чтобы мы сделали это незаметно?

Макси улыбнулся:

– Умнеешь на глазах. У вас найдется небольшой грузовичок?

Джейк ответил:

– Да, мы можем одолжить его у Клеми, чистильщика ковров.

Макси усмехнулся:

– Клеми одалживает свой грузовик всем подряд, верно? Когда-нибудь он на этом погорит.

– Мы тоже сделали ему немало одолжений, – сказал Труба.

Гу-Гу с надеждой спросил:

– А мы можем почистить заведение, когда будем там?

– Не знаю. – Макси был в сомнении. – Вот что я вам скажу. Не трогайте никаких материалов или готовую продукцию, но если найдете где-нибудь деньги, они ваши.

Джейк сказал:

– Спасибо, Макс.

Я посмотрел на него, думая, нет ли в его тоне иронии. Но он был серьезен – сказал то, что думал.

Макс объявил:

– Все, можно начинать.

Джейк обернулся к Гу-Гу и сказал:

– Отправляйся домой к Клеми и скажи ему, что нам нужен его грузовик.

Гу-Гу быстро опрокинул стаканчик и пустился в путь.

Пока мы ждали, когда Гу-Гу вернется с грузовиком, Труба и Джейк возбужденно о чем-то шептались друг с другом. Труба настаивал:

– Спроси у него. Спроси у него. Говорю тебе, спроси.

Наконец я вмешался:

– О чем вы там шепчетесь, Джейки? Выкладывай, не стесняйся.

– Я не стесняюсь, Лапша.

Джейк прочистил горло и на мгновение задумался; потом он произнес извиняющимся тоном:

– Мы вот с Трубой подумали. – Он снова замолчал.

Макс подсказал:

– Подумали о чем?

Джейк решился идти напролом.

– Мы хотели бы войти в этот бизнес, – сказал он и указал на ящик.

Макс не понял:

– В какой бизнес?

– По изготовлению туалетной бумаги, – с чувством сказал Труба.

– Господи Иисусе! – Макси не мог поверить своим ушам. – Вы это серьезно?

Я подумал – боже ты мой! Перед нами двое крутых, прожженных парней из Ист-Сайда, парней, искушенных во всех мошеннических проделках, которые когда-либо изобретало человечество, и вот теперь они так легко попались на один из экспромтов Макси. Барнум[19] был прав.

Макси недоверчиво спросил:

– Вы что, ребята, хотите вложить деньги в эту штуковину?

Джейк и Труба кивнули.

Джейк сказал:

– Конечно, Мак. У нас есть немного денег, – прибавил он, немного заколебавшись, – те, что вы дали нам, а недостающую часть мы надеемся взять у вас взаймы.

Макси с трудом удалось сохранить серьезность.

– Вот что я вам скажу, – ответил он, подумав. – Производство туалетной бумаги для вас не годится. Это легальный бизнес. Вам он совершенно не подходит. Кроме того, сейчас депрессия – все дела стоят.

– Даже метро сидит в дыре, – вставил Патси.

– Да, – добавил Косой, – даже Палисады[20] на мели.

Макси сказал:

– Эти старые шутки так протухли, что от них несет за милю.

– Он просто ревнует, Пат, – сказал Косой, – потому что мы первые их придумали.

– Я думаю, мы вот что сделаем.

Макси прошелся по комнате, склонив голову и покусывая губы. Он остановился и посмотрел на Джейка и Трубу. Его лицо осветила широкая нежная улыбка. Он посоветовался со мной.

Я одобрительно кивнул:

– Конечно, я не против.

Он обернулся к Джейку и Трубе:

– Я дам вам кое-что. Это находится в вашем районе, и на нем можно заработать неплохие деньги. – С широким жестом барона, дарующего милость своим старым и верным вассалам, он произнес: – Начиная с сегодняшнего дня болтушка на Брум-стрит принадлежит Джейку, Трубе и Гу-Гу. Скажите Иззи, управляющему, чтобы выдал вам ключи, а если у него будут вопросы, пусть звонит мне. Я и не знал, что вы хотите заниматься бизнесом, ребята. Как вам такое предложение? Подойдет?

Макс еще спрашивал, подойдет ли им такое предложение. Это было все равно что спросить у начинающего клерка, хочет ли он стать во главе банка. Болтушка для них являлась вершиной успеха.

Голос у Джейка был сдавлен от избытка чувств.

– Спасибо, Макси, Лапша. Большое спасибо вам, ребята.

Малыш Труба торопливо вытер нос рукавом пиджака. Он едва держал себя в руках.

– Будь я проклят! Что скажет Гу-Гу, когда услышит об этом? Большое спасибо, парни.

– Услышу о чем, Труба?

Это был Гу-Гу. Он запыхался от спешки. Он с любопытством обвел нас взглядом.

– Я пригнал грузовик Клеми.

Труба положил руку на плечо Гу-Гу:

– Мы в деле. Макси и Лапша с ребятами отдают нам болтушку на Брум-стрит.

Гу-Гу так сильно вытаращил глаза, что я испугался, – не выпадут ли они у него из орбит. Он с трудом глотнул воздух и зашелся в приступе кашля. Джейк похлопал его по спине и сказал:

– Успокойся. Все в порядке.

Наконец Гу-Гу удалось из себя выдавить: «Спасибо, парни».

Макс обернулся ко мне и спросил:

– Сколько нам дает болтушка на Брум-стрит, Лапша?

Я вытащил маленький блокнот и открыл его на странице «Болтушки». Я спустился до места, где были записаны данные по Брум-стрит, и сказал:

– Она дает приблизительно двадцать восемь сотен долларов в неделю на пиве и виски и примерно четыре сотни на игральных автоматах. За вычетом расходов на обслуживание, доставку, ренту и тому подобное остается около двенадцати сотен долларов в неделю.

– Отлично, ребята, – сказал Макс, – все это ваше. Ведите дело так, как раньше; заведение должно быть уважаемым и чистым. – Он строго посмотрел на Джейка. – Никаких пьяных оргий. – Он взглянул на Гу-Гу и Трубу и, покачав у них под носом пальцем, предупредил: – И никаких шлюх.

Джейк сказал:

– Я обещаю, в заведении будет чисто.

– И еще одно, – продолжал Макс, сурово покачивая пальцем. – Я знаю, что у вас есть собственный бизнес, на котором вы зарабатываете по четыре сотни баксов на каждого в неделю. Приберегите его на черный день. Сухой закон не будет продолжаться вечно. Помните это и не бросайте свое дело. Ладно, а теперь займемся нашей машиной. – Макс ткнул пальцем в ящик. – Будьте с ней поосторожней. Внутри очень хрупкий механизм, – предупредил он, когда Труба и Гу-Гу грубо взялись за ящик. – Вы захватили свои инструменты, чтобы открыть дверь фабрики?

Джейк обиженно посмотрел на Макса:

– Ты за кого нас держишь – за каких-то фраеров? – Он вытащил связку отмычек и погремел ею в воздухе. Их было штук двадцать пять, все разных видов и размеров. —

У Трубы есть еще один набор. Могу поспорить, что мы откроем любую дверь в Нью-Йорке за десять минут, не прибегая к взлому, а если уж придется взламывать, то никто не сможет сделать это лучше, чем Гу-Гу.

– Ладно, – сказал Макс, – все в порядке. Я просто хотел убедиться, что вы взяли с собой инструмент. И не забудьте вот что. Вы должны забрать у Химмельфарбов второй ящик и доставить его сюда. Это очень важно.

Джейк нетерпеливо махнул рукой: «Ладно, не забуду», и они направились к двери. На ходу Джейк обернулся и заметил:

– Такое впечатление, что мы тащим гроб.

Я мрачно произнес:

– Прощайте, мистер Мур.

Джейк обернулся:

– Что?

– Ничего, – сказал я.

Они вышли за дверь.

Операция заняла больше времени, чем мы предполагали, но ребята вернулись веселые и довольные, волоча с собой тяжелый ящик.

– Как все прошло? – спросил Макс. – Трудно было попасть на фабрику?

Джейк ответил:

– Не труднее, чем в бордель Пегги. Что еще мы можем для тебя сделать, Макс? Потому что, если дел больше нет, нам не терпится отправиться в свою болтушку. – Джейк сказал это с робкой и гордой улыбкой.

Макси улыбнулся ему в ответ:

– Все в порядке, Джейки. Пусть Иззи позвонит мне, и я дам «добро», если у него будут к вам вопросы.

Они все втроем сказали:

– Спасибо, ребята.

На Брум-стрит они летели, видимо, на крыльях. Потому что уже через несколько минут нам позвонил Иззи, спрашивая, все ли он правильно понял.

Макси ответил:

– Да, да. Заведение теперь у них, и скажи Джейку, что он должен повысить тебе зарплату на двадцать пять долларов. – Макси повесил трубку и повернулся к Косому и Патси. Указав на обоих, он сказал: – Ты и ты – вы назначаетесь добровольцами для доставки ящика Профессору. Вопросы есть?

Когда мы остались одни, я спросил у Макса:

– Как ты думаешь? Химмельфарбы наверняка что-нибудь предпримут. Не такие они люди, чтобы безропотно терять пятнадцать штук.

Макси с усмешкой ответил:

– А что они смогут доказать? Если кто-нибудь поинтересуется, мы скажем, что нас самих надули на двадцать штук. Химмельфарбы могут догадываться, что мы в сговоре с Профессором, но доказательств у них нет. А теперь у них даже машины не осталось. Кроме того, мы подкинули им новую проблему, которую им срочно придется решать, – что делать с мистером Муром.

Макси пыхнул сигарой, отодвинул кресло и с умиротворенным видом закрыл глаза. Я подумал, что он заснул.

Макс слегка шевельнулся и лениво пробормотал:

– Знаешь, Лапша, от добра добра не ищут, так что Химмельфарбы вполне могут заняться производством туалетной бумаги.

Глава 19

– Срочно позвоните в клуб, – вместо приветствия сказал нам Мо, когда мы пришли на следующее утро.

Макс посмотрел на меня, многозначительно подняв брови.

– Я так и думал. Он не сказал зачем? – обратился Макси к Мо.

Толстяк Мо покачал головой:

– Нет. Он не сказал; он только сказал, что это очень важно. Он звонил уже дважды за это утро.

Макси залпом выпил виски и позвонил окружному лидеру Таммани. Поговорив всего минуту, он повесил трубку с несколько озадаченным видом.

– Едем, это срочно.

В кабинет лидера мы вошли без стука. Он сидел за столом с озабоченным выражением лица. Он пригласил нас сесть в кресла, стоявшие посредине комнаты. Мы пододвинули их ближе к столу.

Макс спросил:

– В чем дело?

– В это утро у меня было два звонка. Один с Центральной улицы… – Он посмотрел на нас, как будто ожидал, что это произведет на нас впечатление.

Макс сказал:

– И что?..

– Звонок был из полицейского управления. А во второй раз мне позвонили из офиса окружного прокурора.

Макс спросил:

– Так, дальше? Что-нибудь еще?

– Я просто хочу, ребята, чтобы вы знали, что у меня есть своя работа.

Макс сказал:

– Да, мы знаем, что у вас есть своя работа. Какие еще новости?

– Ладно, Макс, я расскажу, что мне сообщили по телефону. Речь идет о довольно странной и запутанной истории с теми Химмельфарбами, за которыми ты просил меня присматривать. В интересах твоего друга, так ты сказал, Макс.

Макс и я обменялись взглядами.

Я спросил:

– Так, и что случилось с этими ублюдками?

Окружной лидер внимательно посмотрел на меня.

– Этим утром Химмельфарбы приехали на свою фабрику и попытались запустить какой-то аппарат, который, как они утверждают, является особой разновидностью печатной машины. Машина не работала. Тогда они подняли крышку, чтобы заглянуть внутрь. Механизма в ящике не было. – Он сделал драматическую паузу. – И что вы думаете, парни, было в ящике?

– Что было в ящике? – спросил я с притворным интересом.

– В ящике было тело.

– Мертвое тело? – без улыбки спросил Макси. – Какие еще новости?

– Да, мертвое тело, – иронически сказал окружной лидер, бросив острый взгляд на Макса. Он продолжал тем же тоном: – Разумеется, вы, ребята, ничего об этом не знаете, особенно если учесть, что на теле не было признаков насилия. – Он усмехнулся. – Естественная смерть не входит в вашу сферу деятельности.

– Прекрасно, но к чему весь этот разговор? – сухо спросил Макси. – Когда мы появимся на сцене, если появимся вообще? Они сказали, чтó должна была печатать эта машина?

– Не волнуйтесь, вы сейчас появитесь на сцене, парни. Нет, они не сказали, что она должна была печатать. Так или иначе, старший Химмельфарб попал в больницу, не то в шоке, не то с сердечным приступом; двое других обратились к копам с невразумительной историей, в которой фигурируете вы.

– И как же мы участвуем в этой смешной истории? – спросил я.

– Они утверждают, что купили машину через вас.

– Нас винят во всем, что случается в Ист-Сайде, – пожаловался я.

– Что верно, то верно, Лапша, – сказал он, окинув меня едким взглядом. – К счастью, человек умер своей смертью, так что особых проблем быть не должно, тем более что Химмельфарбы очень уклончиво объясняют, что за машину они приобрели. В общем, я думаю, потребуется не так уж много, чтобы погасить интерес к этому делу со стороны полиции и окружного прокурора.

– Сколько? – спросил Макс, вытаскивая пачку денег.

– Две таких вот бумажки с портретом Кливленда.

Макс отделил два тысячедолларовых банкнота и бросил их на стол.

– Это не значит, что мы замешаны в какой-то дурацкой истории с Химмельфарбами. Будем считать, что мы просто делаем жест доброй воли, – сказал он.

Партийный лидер усмехнулся:

– Да, конечно, доброй воли, только не по отношению к братьям Химмельфарб.

Макс встал.

– Какие еще новости? – спросил он.

Лидер улыбнулся и пожал плечами. Он проводил нас до выхода на улицу. Когда мы отъезжали, он прокричал нам вслед:

– Какие еще новости?

– Теперь он меня еще и высмеивает, говоря мне «Какие еще новости», – раздраженно сказал Макс. – Еще бы, он чувствует себя прекрасно, получив две штуки за просто так!

– Ему придется поделиться с копами и окружным прокурором. Он возьмет себе не все, – возразил я.

– Разумеется, какой-то частью он с ними поделится, но, уверяю тебя, это будет малая часть, – сухо ответил Макс.

– Пожалуй, ты прав, – согласился я. – Это еще раз показывает нам, как велика власть денег.

– Верно, Лапша, это показывает, что каждого можно купить за русскую шарлотку.

– Да, – сказал я.

– Точно, – сказал он.

Наконец-то мне выпала удача. Получилось так, что я приехал утром раньше всех и находился в комнате один, когда зазвонил телефон. Это была Долорес, она спросила своего брата, Толстяка Мо. Когда я понял, что в телефонную трубку льется ее мелодичный голос, то от неожиданности на мгновение потерял дар речи.

Но потом старая тоска по Долорес взорвала меня изнутри. Я просил, я уговаривал, я льстил, я умолял ее, пока она милостиво не сдалась и не назначила мне встречу сегодня же.

– Хорошо, хорошо, Лапша, – сказала она, смеясь над моей настойчивостью, – твоя речь была очень убедительна. Хорошо, встретимся сегодня, но днем у меня спектакль, так что я не смогу прийти раньше половины шестого. Это ничего? – Потом, слегка кокетничая, она спросила: – Ты уже видел меня в шоу?

Видел ли я ее танец в шоу? Если бы Долорес знала, сколько раз я сидел в темном зале, умирая от желания с ней встретиться.

– Нет, но с удовольствием бы посмотрел, – солгал я.

– Отлично, Лапша, я беру это на себя. Я оставлю для тебя билет в кассе, а потом мы встретимся у служебного выхода через двадцать минут после спектакля. Договорились?

– До этой минуты мое имя будет Нетерпение, – сказал я.

В трубке послышался ее звонкий смех.

– Я не знала, что ты умеешь говорить такие милые вещи. А теперь, пожалуйста, позови Мо, пока я не забыла, зачем ему звоню.

Я позвал его:

– Эй, Мо, тебе звонит твоя сестра Долорес.

– Кто? Долорес? А, сейчас иду.

Я смотрел, как толстый неуклюжий Мо подходит к телефону, и сравнивал его с гибкой, стройной, изящной Долорес. Вместе они были как орхидея и чертополох. Я ждал, пока Мо закончит разговор. Я невольно все подслушал. Она хотела встретиться с братом, чтобы навестить могилу родителей, прежде чем уедет куда-то из города. Я пытался разобрать, куда именно, но мне это не удалось. Она хотела встретиться с ним в воскресенье.

Я слышал, как Мо сказал:

– Не уверен, что смогу прийти. Макси пока нет.

Я вмешался:

– Конечно, сможешь. Возьми в воскресенье выходной. – Потом, подумав, я добавил: – Я дам вам машину и шофера на весь день.

Мо повесил трубку и повернулся ко мне с улыбкой благодарности:

– Лапша, Долорес очень благодарит тебя за машину и шофера, которых ты пообещал.

Я сказал:

– Все в порядке, – потом, как можно небрежней, спросил: – Она куда-то уезжает?

– Да, ты уже знаешь? Она получила предложение из Голливуда. Ей дают небольшую роль в музыкальном фильме.

Сердце у меня упало.

Я сказал:

– Нет, я этого не знал.

Я поспешил уйти, чтобы не встречаться с Максом. Потом я поразмыслил и решил передать ему через Мо: «Меня не будет весь день по одному личному делу». Позже я позвоню Максу и все ему объясню.

Я чувствовал себя как школьник, собирающийся на первое свидание. Приехав в отель, я начал лихорадочно готовиться. Я вынул из шкафа все свои костюмы и положил их на кровать. После некоторых колебаний я выбрал темно-синий, в тонкую полоску. Он был почти новый, в консервативном стиле, но довольно эффектный.

Я перерыл все ящики с рубашками и выбрал самую белую и накрахмаленную. Я осмотрел свою коллекцию ботинок. Ни одни из них мне не подошли. Я решил, что позже слетаю на Пятую авеню и куплю себе новую пару. Заодно подыщу новый элегантный галстук у Сулка. Может быть, следует подумать и о новой шляпе. Например, котелок. Котелок? Нет, это плохая идея; я ее отбросил. К моему лицу он не подойдет – оно слишком красное и мясистое.

Я рассмеялся над собой – мясистое? Во мне нет ничего мясистого. Я посмотрел на себя в длинное зеркало на дверце шкафа. Да, ничего лишнего – ни в лице, ни в теле. Одни мускулы и кости. Я в отличной форме. Мне не надо подкладывать под плечи вату, как другим парням. Ну, может быть, совсем чуть-чуть, чтобы хорошо сидел пиджак. Кобуру лучше снять. Пистолет испортит мне фигуру. А вот нож я возьму. Без него я чувствую себя как голый. А ты совсем неплохо выглядишь, Лапша, старый друг. Почти шесть футов, ну ладно, хорошо, пять футов и одиннадцать дюймов. В любой арифметике это почти шесть футов.

Черт возьми, после стольких лет – и свидание с Долорес. Как раз то, что мне было нужно, – одно свидание, чтобы избавиться от навязчивой идеи, развеять все свои иллюзии. Господи, я почти начал ей поклоняться. Почему? Ведь я совсем ее не знал. За последние десять– двенадцать лет я говорил с ней, наверное, всего раз пять или шесть.

Конечно, в ней есть что-то привлекательное. Значит, она все-таки снизошла до того, чтобы назначить мне свидание? Что она вообще о себе думает? Всего лишь еще одна телка из Ист-Сайда, аппетитный кусочек, не более того. Наверняка я знавал женщин получше ее. Господи, да что со мной такое, неужели я могу думать и действовать только как гангстер?

На свете есть только одна Долорес – нежный ребенок, чистый и свежий со дня своего рождения. Она образованна, она закончила Хантер-колледж; она красива и, я уверен, преданна и верна. Девушка, которой можно доверять. Таких женщин, как Долорес, еще поискать. Когда она танцевала, залитая ярким светом, вся сквозя в этих легких покрывалах, словно некая богиня, не знаю, как мне удалось себя сдержать. Когда-нибудь я сойду с ума от одних мыслей о ней.

Я принял холодный душ, спустился вниз в парикмахерскую и занялся собой: побрился, подстригся, помыл шампунем голову, сделал массаж и маникюр. Я попросил Анджело не переборщить с лаком для волос, чтобы от меня не разило, как от гомика. Потом я позвонил к Кэри и заказал лимузин с шофером. Девушка на телефоне спросила мое имя.

Я решил подшутить над ней и сказал:

– Странно, что вы не узнали моего голоса. Это мистер Дюпон.

Она извинилась:

– Я недавно здесь работаю.

Я дал свой адрес и уверил ее, что беру машину и шофера на весь день.

Когда приехал шофер, он стал искать мистера Дюпона. Я подошел к машине. Он бросил на меня косой взгляд, потом снял шляпу и сказал:

– Вас нет в книге заказов. Мне очень жаль, сэр, но я работаю по предварительному вызову.

Я вытащил сотенную бумажку, разорвал ее пополам и сказал:

– Ладно, парень, в конце дня ты получишь на чай вторую половину. Это поможет решить проблему?

На его лице появилась улыбка. Он щелкнул каблуками, щеголевато отдал честь и ответил:

– Да, сэр.

– Можешь заткнуть «сэра» себе в задницу. Мне это дерьмо не нужно. Я парень другого сорта, ясно?

Шофер узнал мой ист-сайдский акцент. Он рассмеялся и сказал:

– Верно, для парня из светского общества вы выглядите чересчур естественно.

Я улыбнулся, садясь рядом с ним на переднее сиденье:

– Надеюсь, это надо считать за комплимент?

– Конечно. У тех парней такой вид, словно у них и дерьмо не воняет.

Я сказал ему, чтобы он ехал на Пятую авеню. Он помог мне сделать покупки, которые я запланировал. В награду я купил ему галстук за пять баксов. Мы заглянули к Рикеру и взяли пару гамбургеров без лука, пончики и кофе. Я съездил к флористу на Пятьдесят седьмой улице и купил букет из роскошных орхидей.

Мы поехали в театр. В кассе меня ждал билет в партер. Для шофера Джимми я смог достать только балкон в конце зала.

Джимми сказал:

– Все в порядке. У меня хорошее зрение.

Долорес танцевала волшебно. Ее номер слишком быстро кончился, я не мог усидеть до конца представления и вышел на улицу к машине, которая стояла у служебного входа. Я ждал, нервно прислонившись к лимузину.

Наконец представление закончилось, и появился Джимми.

– Черт, вот это шоу, – сказал он. – А та малышка, что в танцевальном номере с покрывалами, очень недурна. Я бы не отказался затащить ее в постель. Куда теперь?

Джимми все еще находился под впечатлением от спектакля.

Я сухо ответил:

– Мы подождем, пока та малышка, которую ты хотел бы затащить в постель, избавится от своих покрывал и спустится к нам.

Джимми смущенно пробурчал: «Вот черт». Я стоял, нервно затягиваясь сигарой, и ждал. Когда она появилась в дверях и направилась ко мне, я почувствовал, что почти дрожу от волнения, – я, Лапша, был до предела взвинчен и напряжен.

Ее поведение сильно отличалось от моего неловкого и натянутого приветствия. У нее была гордая и уверенная, но в то же время дружеская и теплая манера. Она протянула мне мягкую ласковую руку и улыбнулась ослепительной улыбкой.

– Как поживаешь, Лапша? Я очень рада увидеться с тобой после всех этих лет.

Я и не знал, что Долорес такая высокая. На каблуках она была почти моего роста. Я уже хотел открыть ей дверцу, но меня опередил Джимми, чей сияющий взгляд выражал восхищение и одобрение. Он захлопнул дверцу и подчеркнуто предупредительным тоном спросил:

– Куда едем, сэр?

Я услышал свой сухой и чопорный ответ:

– К Бену Рейлив в «Эрроухэд-Инн», Джеймс. – Потом, сбившись, я добавил: – Эй, Джим, надеюсь, ты знаешь, где это?

Он обернулся с понимающей улыбкой и ответил любезным «Да, сэр».

– А у нас хватит времени ехать так далеко? Не забывай, я должна вернуться в театр не позже восьми вечера, – сказала она.

– Обещаю, что ты вернешься вовремя.

Я взял ее послушную руку и задержал ее в своей. Я слегка сжал ее. Она улыбнулась и ответила мне встречным рукопожатием. Легкая дрожь перетекла из ее пальцев в мои и, как электрический ток, пронзила насквозь. У меня перехватило дыхание, по спине пробежал озноб. Я откинулся в угол лимузина и не спускал с нее глаз. Ее окутывал тонкий аромат духов, и этот запах наполнял меня головокружительным желанием. Я сделал глубокий вздох, стараясь прийти в себя.

Она взглянула на меня с улыбкой:

– О, Лапша, перестань, не может быть, чтобы я действовала на тебя так сильно!

Я сидел, чувствуя, что мои эмоции перехлестывают через край. Как я мог доказать ей глубину своих переживаний?

Весь разговор вела она. Все, что бы она ни говорила, было очаровательным, неожиданным и блестящим. Я сидел, как немой, лаская ее руку, наслаждаясь движением ее губ, ее шелковыми ресницами, блеском ее зеленых глаз.

Мне нравился ее дорогой, изысканно-простой костюм, и я сказал ей об этом. Все в ней находилось в совершенной гармонии.

Сорокаминутная поездка пролетела как один миг.

Метрдотель уделил нам персональное внимание. Роскошный обед из десяти блюд, который я заказал по просьбе Долорес, был мечтой гурмана. Она ела с энергией здорового красивого животного. Я был слишком поглощен своей спутницей, чтобы заниматься едой, а может быть, сказались те гамбургеры и пончики, которые мы с Джимми купили у Рикера. Как бы там ни было, я ковырял в своей тарелке кое-как.

Долорес тронула меня за руку и сказала:

– Сделай красивый жест и пригласи шофера пообедать с нами.

Я подозвал главного официанта и сказал ему, чтобы тот попросил Джимми присоединиться к нам.

Официант покачал головой и объяснил:

– Его уже обслуживают в зале для шоферов. Это входит в правила нашего заведения.

Мы с Долорес расхохотались, как будто услышали чертовски остроумную шутку, придуманную специально для нас.

Мы вышли на улицу, чтобы с четверть часа погулять в окрестностях, которые в этих местах выглядели почти деревенскими. Она с удовольствием закурила сигарету. Прежде чем я успел достать из кармана свою сигару, меня кольнул знакомый импульс. Я оглядел обочину дороги в поисках брошенного окурка. Я сказал Долорес о том, что ищу. Она рассмеялась и взяла меня за руку.

– Эхо давнего прошлого, да, Лапша? Я очень рада за тебя, милый, но… – Долорес стала серьезной и печально покачала головой. – Но жизнь, которую вы ведете, парни, просто ужасна.

Я ничего не ответил. Она почувствовала, что я не хочу обсуждать с ней свою жизнь, и сменила тему. Втайне я был очень взволнован тем, что Долорес назвала меня «милый». Это доказывало, что я ей не безразличен. Я подумал – для тебя, дорогая, я готов вести любой образ жизни. Я уйду на покой; я брошу все и оставлю криминальный бизнес. Я уже накопил больше сотни штук. Я брошу эти деньги к ногам Долорес и попрошу ее выйти за меня замуж. Да, я сделаю это на обратном пути. Я займусь каким-нибудь легальным бизнесом за пределами Нью-Йорка, в маленьком городке. Я куплю домик где-нибудь подальше от городской грязи. Долорес, я и ребенок.

Я начал напевать «Пташки поют для меня и для милой».

Черт, как там будет дальше? Я попрошу Косого сыграть эту песню на моей свадьбе. Вот будет штука. Макси станет моим шафером. Господи, как они удивятся, когда я выложу им свои новости. Что я собираюсь «завязать» и жениться на любимой девушке. И она тоже оставит работу. Больше никаких танцев.

Боже мой, я вспомнил, как такие вещи показывают в дешевом кино про гангстеров – когда один решил уйти из банды, а остальные ему за это мстят. Настоящая куча дерьма. В реальной жизни такого никогда не происходит. Какое дело банде до того, что один из ее членов решил завязать, если он действительно уходит и больше не вмешивается в бизнес? Другим больше достанется.

Когда мы шли к машине, Долорес сжала мне руку:

– Что ты там мурлычешь, милый, и чему все время улыбаешься?

– Скоро я расскажу тебе об этом, моя прекрасная леди, очень, очень скоро. – Я почти плыл по воздуху. Я помог ей сесть в машину. – Поезжай в театр, но не торопись, Джимми, дружище, – пропел я весело.

Я угостил его сигарой. Он улыбнулся. Вот чудесная жизнь. Я тоже куплю себе лимузин и найму Джимми на постоянную работу, но не стану обращаться с ним как с шофером. Я буду относиться к нему как к товарищу, как к человеку, которого уважают. Он – отличный парень. И я – тоже отличный парень. Не считая того, что я самодовольный ублюдок.

Я взял любимую девушку за руку и начал говорить, чувствуя полную уверенность в себе:

– Долорес, дорогая, это лучший день в моей жизни. Ни с кем на свете мне не было так хорошо и уютно, как с тобой, милая.

Она улыбнулась мне и сказала:

– Правда? Я рада.

Долорес похлопала меня по руке.

Эти слова и ее улыбка убедили меня, что я на верном пути.

Я пошел напролом:

– Долорес, милая, я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться.

Чуть смущенно я обвил рукой ее талию и попытался ее поцеловать. Она раскрыла глаза от удивления и отшатнулась в сторону.

Изумленным тоном Долорес сказала:

– Мы почти не знаем друг друга. Кроме того…

Я не дал ей договорить:

– Мы узнаем друг друга лучше после того, как поженимся.

Она сухо перебила:

– Мне давно следовало с тобой поговорить. Впрочем, это можно сделать и сейчас. Я только хочу сказать, что собираюсь выйти замуж и уже практически помолвлена. Кроме того, я уезжаю в Голливуд. Я заключила контракт. И я надеюсь там остаться.

В полном смятении я спросил:

– Что? Когда ты уезжаешь?

– В воскресенье вечером.

Я почувствовал, как земля уходит из-под моих ног. Что случилось с Долорес? Я чем-то оскорбил ее? Как могло испортиться то прекрасное настроение, которое только что владело нами? Уже не было той нежной Долорес, которую я видел мгновение назад. Теперь девушка сидела холодная и недосягаемая. Почему? Не прошло и минуты, как она сочувственно слушала мои слова. Я был уверен в этом. И вдруг такой поворот. Я не мог этого понять. Чего она хочет – просто подразнить меня?

– Лапша, во-первых, я тебя практически никогда не знала, правда не знала. Я и не подозревала, что ты такой… такой славный мальчик.

– Мальчик? – повторил я слабым голосом.

– Ну, скажем, такой славный юноша. Так тебе больше нравится? – Она вежливо улыбнулась.

– А кем же ты меня считала?

– Не знаю, наверное, не стоит входить в подробности, но, если говорить честно, я всегда думала, что ты совсем другого круга.

– Но почему? Ведь за все эти годы ты не дала мне ни одного шанса познакомиться с тобой поближе.

– Нет, давай говорить начистоту. Я помню тебя, как… – Она рассмеялась, потом заметила мой взгляд. – О нет, прости меня, Лапша, я смеюсь совсем не над тобой. Но ты был… – Долорес вздохнула. – В общем, я запомнила тебя… – она заколебалась, – как человека порочного.

Я подсказал ей:

– Не виляй и скажи прямо, что считала меня просто грязным вонючим подонком из Ист-Сайда.

– О нет. – Она взмахнула рукой жестом искреннего несогласия. – Поверь мне, Лапша, я и не думала ничего такого. Я выросла в той же среде, что и ты. Мне и в голову не приходило ничего подобного, но, понимаешь, я всегда тебя боялась.

– Ты меня боялась? Ясно. Какие еще причины заставили тебя избегать меня все эти годы?

– Согласна, я поступала глупо, если рассудить здраво. Мне следовало действовать умнее и отвечать на твои записки и звонки. Но, во-первых, я не хотела, чтобы в мою жизнь вмешивались другие интересы. Я очень честолюбива. Я люблю танцевать, это занимает все мое время, и, кроме того, – заговорила она быстро и почти без эмоций, – уже много лет я люблю другого человека. Это консервативный, миролюбивый бизнесмен, за которого в один прекрасный день я собираюсь выйти замуж. Потому я и поехала с тобой сегодня – чтобы попросить тебя больше не искать со мной встреч и не присылать мне цветов и… подарков.

Я не сказал ни слова. Я продолжал смотреть в другую сторону. Ее слова вонзились мне в сердце и сразили меня. Мое самолюбие было уязвлено. Я смотрел в окно. Потом я медленно повернулся к ней. Она отодвинулась от меня и сидела, глядя в противоположное окно. Долорес тоже повернула голову. Наши взгляды встретились. Ее рука скользнула к моей. Она сжала мне руку.

– Знаешь, Лапша, ты очень симпатичный парень. – Ее глаза были полны сочувствия. – И ты мне правда нравишься.

– Настолько, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего, – пробормотал я.

– Есть много других привлекательных девушек…

Девушек? О чем это она говорит? Я что, ничего не знаю о девушках? Я, Лапша? Да я имел их всех, этих шлюх, которые начинают тем, что околачиваются в болтушках на Пятой авеню, а под конец оказываются на Бродвее. Если бы я выложил в один ряд всех телок, которые у меня были, он протянулся бы от Бронкса до самой Бэттери-стрит. Черт возьми, про что она толкует? Ясно, она меня просто дразнит. Никаких «других» для меня не существует. Нет, я должен ее получить. Она сидит у меня в крови. Она глубоко проникла внутрь меня. Если я не смогу обладать ею хотя бы раз, я сойду с ума, рехнусь. Мне пришла в голову безумная мысль. Возможно, если я с ней пересплю, то очарование, которым она меня околдовала, пройдет. Я должен сделать это сейчас. Тогда ей придется выйти за меня замуж. Да, я ее использую. А после этого, да поможет мне Господь, я ее забуду. Так я поступал всегда – спал с женщинами и потом выбрасывал из головы. От этой мысли во мне вдруг вспыхнуло острое, неконтролируемое возбуждение.

Я набросился на нее. Я схватил ее в объятия и сжал так сильно, словно надеялся выжать из ее тела всю красоту и любовь, наполнив ими зиявшую во мне алчущую пустоту.

Она стала кричать: «Перестань, Лапша, пожалуйста, перестань!» Лицо ее было белым от страха. Она крикнула: «Прекрати, мне больно!»

Я покрывал ее мокрыми жаркими поцелуями. Я кусал ей губы до тех пор, пока они не начали кровоточить. В моих руках она была беспомощна, как птица. Своим коленом я заставил ее раздвинуть ноги. Краешек черного кружевного белья, мелькнувший на ее нежном розовом бедре, довел меня почти до безумия.

Я сорвал платье с ее белых плеч. Я разорвал бретельки ее лифчика, обнажив две круглых твердых груди. Я погрузил в них лицо.

Она закричала:

– Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, прошу тебя!

Машина неожиданно затормозила, и мы оба повалились на пол. Отворилась дверь, за ней стоял взволнованный Джимми.

Он сказал:

– Остановитесь, ради бога! Вы хотите убить девушку? Хотите, чтобы нас арестовали?

Долорес лежала в углу, скорчившись на полу и без сознания. Я в оцепенении смотрел, как Джимми пытается привести ее в чувство. Потом я осознал, что с Долорес что-то случилось. Я бросился к ней. Я схватил ее за руки. Я звал ее: «Долорес, Долорес». Я осторожно похлопывал ее по щекам. Наконец она приоткрыла веки. Она судорожно вдохнула воздух. Потом раскрыла глаза и уставилась на меня в ужасе.

– С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь, дорогая? – Я вытер кровь с ее губ. – Мне ужасно жаль, Долорес.

Я нежно поцеловал ее руку. Она вырвала ее. Она крикнула:

– Ты скотина! Ты просто подонок!

Я пробормотал:

– Ты права. Мне ужасно жаль. Пожалуйста, прости меня.

Мы стояли у обочины дороги на пустынной улице. Она застонала:

– Выпустите меня. Мне плохо. Мне нужен воздух.

Мы с Джимми помогли ей выйти и стали водить вверх и вниз по улице. Она была похожа на маленькую девочку, очень слабую и больную.

Неожиданно Долорес втянула ртом воздух.

– Боже мой, как мне плохо.

Она почти упала; потом ее вырвало.

Джимми отскочил в сторону. Я держал ее крепко. Она заблевала мне весь мой новый синий костюм. Мне было все равно. Я прижал ее к себе еще крепче. Я вытер ей лицо. Она плакала. Вся ее косметика растеклась. По ее нежным щекам текли черные струйки туши.

Едва слышно Долорес сказала:

– Пожалуйста, отвезите меня домой.

Я помог ей вернуться в машину. Я сказал Джимми, чтобы он остановился у автозаправочной станции.

Я сказал Долорес:

– Сходи в женскую комнату и умойся.

Она послушно пошла. Я отправился в мужскую комнату и очистил себя, как мог.

На обратном пути я попытался вытащить Долорес из ее холодного молчания. Я каялся и сокрушался. Все было без толку. Я не мог ее расшевелить. Она сидела в углу и смотрела в окно, замкнувшись в мрачной горечи. Я не знал, как поправить дело. Я никогда не чувствовал себя таким жалким и несчастным.

Я спросил:

– Когда ты уезжаешь?

Она холодно ответила:

– Это не твое дело.

– В какое время Джимми нужно подать лимузин, чтобы отвезти тебя с Мо на кладбище?

– Мы поедем на метро. Мне не нужно от тебя никаких одолжений.

Оставшуюся часть пути я молчал, чувствуя себя пристыженным. Выходя из машины, она не сказала ни слова, даже не попрощалась.

Я отдал Джимми вторую половину сотни. Он сказал:

– Спасибо. Знаешь, у тебя поганый способ обращаться с девушками, парень.

Глава 20

Меньше всего мне хотелось возвращаться к себе в гостиницу. Вместо этого я отправился бродить по городу. Мне было жалко самого себя. Я пил, играл блюзы и торчи[21] на музыкальных автоматах. Наконец я допился до того, что смог заснуть.

Я проснулся ранним утром следующего дня, в воскресенье. Первой моей мыслью было, что Долорес сегодня уезжает. В голове стучало так, словно кто-то со всей силы барабанил по мозгам. Я чувствовал себя больным с головы до ног. Особенно сильно болело сердце. Да, я болел от любви. Наверное, это была моя главная и единственная болезнь. Кроме того, я находился в состоянии слезливого одиночества. Я ходил взад-вперед по комнате и бил кулаком по ладони. Какого дьявола я натворил? Чего я хотел этим добиться? И что мне теперь делать?

Я должен был чем-нибудь отвлечься, но где и как? Болтаться весь день на вонючем Ист-Сайде, торчать в задней комнате у Толстяка Мо, вместе с Макси, Патом и Косым? Я там помру от скуки. Господи, до чего я дошел, если после всех этих лет стал воображать, что я лучше, чем они. Кто я такой, чтобы скучать в их компании? Все, что мне нужно, это немного встряхнуться. Да, я чувствую себя потерянным. Но дело можно поправить небольшой заварушкой, вроде тех, что мы устраивали в прежние времена. После создания Синдиката жизнь стала чертовски скучной.

Я вышел на улицу и отправился бродить по средней части города, переходя из одной болтушки в другую. Я решил зайти в кино. Я сел на верхнем балконе в «Стрэнде», закурил сигару и стал думать о Долорес и ее поездке. Да, как раз туда она и отправляется. В то место, где сняли эту картину. Она уедет сегодня. Взбешенный мыслью о ее отъезде, я швырнул горящую сигару на пол, и окурок рассыпал искры и пепел на одежду парня, сидевшего рядом со мной. Тот повернулся ко мне и привстал с воинственным видом:

– Какого черта ты вытворяешь? Ты что, спятил?

Я мгновенно пришел в ярость. Не успел он и глазом моргнуть, как я приставил к его животу нож. Я прошипел ему в лицо:

– Хочешь, чтобы я воткнул его поглубже, козел? Ну-ка сядь, пока я не вытащил из тебя все кишки.

Он сел.

Я выскочил из зала, а голоса внутри меня вопили: «Вонючий ублюдок, вонючий ублюдок, набрасываешься на беззащитных людей, ты, вонючий ублюдок из Ист-Сайда!»

Я свернул за угол и зашел в болтушку к Марио. Он тепло меня приветствовал. Я заговорил с ним на ломаном и грубом итальянском. Он быстро отошел. Я выпил подряд три двойных виски. Бармен не хотел брать у меня деньги.

Он улыбнулся и сказал:

– Профессиональная любезность, Лапша, ты же знаешь, твои деньги нам не нужны.

Я швырнул пятидолларовый банкнот ему в лицо. Я прошипел:

– Давай, ублюдок, открывай свою кассу.

Он посмотрел на меня испуганно и убрал бумажку в ящик.

Откуда-то сбоку ко мне подвалил высокий парень, хорошо одетый, но пьяный вдрызг.

– Эй, да ты крутой мужик, как я погляжу? – сказал он.

Парень застал меня врасплох. У него был быстрый удар. Он сделал ложный выпад слева и достал меня правой в челюсть. Меня отбросило назад. Я едва удержался на ногах. На прилавке стояла открытая бутыль «Голден Уэддинг». Я схватил ее за горлышко и ударил парня в лицо. Воя от боли, он бросился в мужской туалет. Я швырнул ему вдогонку остатки бутылки. Все виски вылилось на меня.

Я выбежал на улицу. Помню, что люди отшатывались от меня в ужасе.

Какой-то паренек кричал мне вслед:

– От вас разит, как от пивной бочки, мистер!

Меня вели ноги – а может быть, сердце? В следующий момент я уже стучал по мраморному прилавку у справочного окошка на вокзале Гранд-Сентрал.

– Когда следующий поезд на Голливуд? – вопил я.

У меня появилась безумная идея сесть на поезд и последовать за ней.

Испуганная девушка ответила:

– В тридцать пять минут, сэр.

– Какой путь? – рявкнул я.

Она объяснила. Я пошел искать поезд. Прямо передо мной, держась за руки и прогуливаясь по перрону в сопровождении двух носильщиков с вещами, ходили Долорес и мужчина. Это было уже чересчур. Внутри меня что-то оборвалось.

Не знаю, как мне удалось вернуться в гостинцу, но спустя некоторое время я обнаружил, что лежу на своей кровати полностью одетый, даже не сняв ботинок. Рядом со мной на стуле стояла бутылка «Маунт-Вернон». Я чувствовал себя жалким и несчастным. Весь мой мир рухнул. В нем не было ни крупицы радости. Только боль и мука. Теперь я ясно видел истину. Я всего лишь шпана, вонючка из Ист-Сайда. Мне было ужасно жаль себя. Я сделал большой глоток из горлышка.

Через какое-то время я впал в пьяное забытье. Еще через несколько часов я проснулся.

Я должен был предвидеть, что виски только усилит мое отчаяние и пустоту. Я снова попытался убедить себя, что моя страсть к Долорес не имеет смысла. Почему я должен так страдать? Неужели нельзя как-нибудь встряхнуться? С каких это пор я, крутой парень, Лапша из Ист-Сайда, веду себя как влюбленный школьник? Лучшее противоядие – найти себе другую женщину. Да, я подцеплю себе где-нибудь смазливую куколку и забуду про эту сучку Долорес.

Я принял ванну, тщательно оделся и вышел в город. Бродвей светился. По улице шла толпа красивых женщин. Многие из них многообещающе мне улыбались, но среди них не было Долорес.

Глава 21

Я пришел в заведение на Пятьдесят второй улице, где иногда бывал. Я сел в стороне за отдельный столик. Я заказал бутылку «Маунт-Вернон». Я сидел один и пил. За пианино была Элен. Она пела свои грустные торчи.

От ее пения на сердце становилось все тяжелее. Я выпил большую часть бутылки. Я сидел в пьяной дымке и слушал, как страстный хриплый голос Элен поет о неразделенной любви.

К моему столику подошла девушка. Она была симпатичной. Она сказала:

– Привет, громила. Не скучаешь в одиночестве?

Она присела рядом.

В моих глазах стояли слезы. Мой голос срывался. Я спросил:

– Ты Долорес? Мне нужна только Долорес.

Она ответила:

– Парень, от этого тебе только хуже.

– От чего хуже?

– От блюзов. Ты по кому-то сохнешь, верно? Расскажи мне об этой Долорес, малыш, расскажи все своей мамочке, и тебе станет гораздо лучше, вот увидишь.

Она была мила и обаятельна. Она похлопала меня по руке. Потом подозвала официанта и попросила принести ей бокал. Вернувшись с бокалом, он что-то прошептал ей на ухо. Она посмотрела на меня с новым интересом. Она налила из бутылки нам обоим.

С дружелюбной улыбкой она сказала:

– Так, значит, ты Лапша? Человек известный, верно?

Я безразлично пожал плечами.

– Ты знаешь, – произнесла она, – в свое время я немало поработала в разных болтушках и убедилась в том, что это правда.

– Что правда? – спросил я безжизненным тоном.

– У таких ребят, как ты, всегда есть слабое место. Вы с невероятной страстью привязываетесь то к женщине, то к лошади, то к собаке, то к ребенку, то к матери, то еще к чему-нибудь. Просто удивительно, как вы любите к чему-нибудь привязываться.

– Удивительно? Разве мы не люди? – спросил я слезливо.

Она похлопала меня по руке. Она улыбнулась извиняющейся улыбкой:

– Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что это странно и очень мило.

– Да, но я совсем не милый. Я вонючка. Я пытался изнасиловать девушку, мою девушку.

Я начал стучать кулаком по столу.

Я ревел:

– Я мерзкий. Я вонючка. Я ублюдок.

Слезы жалости к себе капали мне в виски. Я не мог их сдержать. Я откровенно плакал.

– Ш-ш-ш, люди смотрят. Пожалуйста, – прошептала она.

– Оставь меня. Мне нужна только Долорес, – рыдал я.

– Ладно, парень, вижу, я не вовремя. Извини.

Она раздраженно ушла.

– Эй, Лапша, возьми себя в руки.

Это была Элен. Я не знал, как долго она уже сидела за моим столиком и смотрела, как я плачу. Она вытирала мне лицо носовым платком.

– От выпивки и грустных песен тебе только хуже. Они как ветер, который еще сильней раздувает костер. Ты уже довольно наплакался. А теперь пора высушить слезы и погасить пламя. – Элен похлопала меня по щеке. – Ты понимаешь, о чем я говорю, – о хорошей девочке. Твой вид меня удивляет. Хочешь, я приведу тебе хорошенькую девочку?

– Нет, – промямлил я. – Я могу и сам найти.

– Тогда иди и прогуляйся на свежем воздухе. Если будешь сидеть здесь, то совсем раскиснешь.

– Ладно, – пробормотал я.

Я бросил на стол банкнот, даже не посмотрев на его достоинство. Я вышел.

Я направился на восток по Пятьдесят второй улице. Рядом со мной появилась девушка.

Она улыбнулась и сказала:

– Добрый вечер, не хотите поразвлечься, мистер?

Я спросил:

– Ты Долорес?

Она кивнула с понимающей улыбкой:

– За десять долларов я буду твоей Долорес.

Она взяла меня под руку и повела к себе, в маленькую гостиницу на Сорок седьмой улице.

Лежа в ее объятиях, я снова ударился в слезы:

– Долорес, Долорес, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

За десять долларов я мог заняться любовью и воображать, что делаю это с Долорес. Но когда я насытился и заплатил ей больше, чем она просила, то почувствовал себя подавленным и опустошенным. Я ушел, презирая себя за то, что осквернил память о Долорес.

Когда на следующее утро я явился к Толстяку Мо, то выглядел побитым и растрепанным. Мое появление прервало их разговор. Я почувствовал, что говорили обо мне.

Макс встретил меня иронической полуулыбкой:

– Мы как раз говорили о тебе, Лапша.

Значит, я был прав: они обсуждали меня. За моей спиной?

– Что именно? – спросил я хмуро.

– Вид у тебя как у драного кота.

Косой встал. Он обошел вокруг меня, насмешливо разглядывая во всех подробностях.

– Да и пахнешь ты соответствующе. – Хайми сделал вид, что с шумом втягивает воздух.

Я почувствовал раздражение. Я гневно посмотрел на Косого.

Патси бросил:

– Не валяй дурака, Косой.

– Отстань от Лапши, – сказал Макс. Он повернулся ко мне с сочувственной улыбкой. – Ты был вчера ночью в забегаловке на Пятьдесят второй улице?

– Да, а что? – спросил я.

– Это прислала Элен. – Он протянул мне тысячедолларовый банкнот. – Она сказала, что ты оставил его на столике. При этом ты жутко пил и лил крокодиловые слезы.

Я ничего не ответил.

Он продолжал мягко и успокаивающе:

– Она сказала, что ты все время говорил о какой-то девушке.

– Я был пьян, – пробормотал я.

– Она забыла имя той телки, по которой ты так страдал, – прибавил Косой. – Мы ее знаем?

– Послушай, Косой… – начал я раздраженно.

– Вот что, Косой, заканчивай, – предупредил Макси. – Допустим, у Лапши несчастная любовь. Ну и что из того? – заметил он философски. – Это его личное дело.

Он налил мне виски. Выпив бокал, я почувствовал себя немного лучше. Макс налил мне еще. Это изменило мою точку зрения. Я улыбнулся Косому. Он похлопал меня по спине. Это означало извинение.

– Ты ведь знаешь, что я просто шучу, правда, Лапша?

– Да, тем более что я это заслужил. Вчера я вел себя как дурак.

Теперь я мог более отстраненно взглянуть на события последней ночи.

– Должно быть, она классная девчонка? – вопросительно улыбнулся Патси.

– Да, она классная девчонка, – согласился я с тоской.

– Забавно. – Макси задумчиво взглянул на меня. – Забавно, что парень вроде тебя, знающий женщин вдоль и поперек, мог попасть в такую переделку. После всех девок, которые у тебя были. – Он с недоверием покачал головой. – Сколько у тебя было женщин, Лапша? Начиная с Пегги.

Этот вопрос Макс задал со смехом.

– Боюсь, не сосчитаю, – скромно ответил я.

– Мы от тебя тоже не отставали, – заметил Макс. – Как бы там ни было, ты должен знать, что женщина – это всего лишь женщина. – Он пыхнул «Короной». – А вот хорошая сигара – это вещь.

– Такое уже говорили раньше, – возразил я лаконично.

– В самом деле? – не мог поверить Макс. – Тот, кто это сказал, наверняка был умный парень, такой же, как и я, – усмехнулся он. Макс откинулся назад, свободно развалившись в кресле. Кольца дыма от его сигары поднимались к потолку. Он стал философствовать: – Такие умные парни, как мы, должны знать об этом лучше, чем кто-либо другой, потому что у нас были телки всех видов, размеров, форм, цветов и национальностей. И мы знаем, что, как их ни поворачивай, всегда найдешь одно и то же. – Макс замолчал, глядя, как кольца дыма восходят к потолку. Ему не хватало слов. Он повернулся ко мне. – Разве я не прав, Лапша? – Макс улыбнулся. – Разве я не прав? Женщина есть женщина. Как ее ни поверни, всегда найдешь одно и то же.

– Не всегда, – возразил я сухо. – Например, если повернешь гермафродита, можно наткнуться и на нечто неожиданное, а, Макси?

Эта мысль заставила его громко расхохотаться.

Косой спросил:

– А что есть у гермафродита?

– Все, – ответил я со смехом.

Наши шутки и рассуждения Макси о женщинах пошли мне на пользу. Я сидел, дымил сигарой и думал о себе. Что это было за странное чувство – моя так называемая любовь к Долорес? Мне было трудно его определить. Я попытался это проанализировать, как все, что со мной происходило.

Бывали дни, недели, месяцы, когда ни одна мысль о ней не приходила мне в голову. А если она и появлялась, я бросал на нее только беглый взгляд и тут же забывал. Но потом наступал день – например, как в тот раз, когда она звонила Мо, и я говорил с ней, – ее голос проникал в меня, словно волшебство. Будто что-то просыпалось внутри меня. Наверное, лучше всего никогда не думать и не слышать о ней, просто забыть о ее существовании. Послать ее к черту раз и навсегда.

Макси посмотрел на часы:

– Ладно, пора идти.

– Что случилось, Макс? – спросил я, когда мы выходили.

– О, я и забыл, что ты не знаешь. Мне позвонили из офиса вчера вечером. Мы идем домой к Фрэнку.

– Как ты думаешь, что нужно боссу? – поинтересовался Патси, когда мы ехали по городу.

Макс пожал плечами:

– Не знаю. Вчера я говорил с главным офисом. Все, что они сказали, это: «Приезжайте в дом Фрэнка на Сентрал-парк-Вест».

Косой, сидевший за рулем, сказал:

– А я думал, он все еще в Новом Орлеане.

– Эй, Макс, – недоверчиво спросил Патси, – ты хочешь сказать, что он встает в такую рань, чтобы заниматься делами?

Макс ответил:

– Этот парень – самый большой трудяга во всем Синдикате. Его день начинается раньше семи, и потом он работает до часу, до двух и до трех ночи. Я слышал, что иногда он работает круглые сутки.

Косой спросил:

– Интересно, он платит себе за сверхурочные?

– Он себя не обижает, – заверил его Макс. – У него десять штук в неделю на одних только игровых автоматах.

Я присвистнул:

– Это выходит полмиллиона в год на одних автоматах.

– А как насчет спиртного, пива, казино, собачьих бегов, ночных клубов, недвижимости и другого легального бизнеса, которым он занимается? – прибавил Макси.

– Вот черт, – сказал Патси. – На сколько же он тянет, как ты думаешь, Макс?

Тот пожал плечами:

– Откуда мне знать? Скорее всего, он и сам точно не знает. Примерно десять или пятнадцать миллионов в год.

Косой съязвил:

– Неужели ему этого хватает?

Макси спросил:

– А помнишь, Лапша, как он начинал охранником в игорных притонах и получал по пятнадцать долларов за ночь?

– Да.

Макс продолжал:

– А потом он стал играть в собственные игры. И вот что я вам скажу, ребята. Каждый, кто имел с ним дело, всегда мог рассчитывать на честную игру. В тех местах, где он заправлял, не было ни шулерства, ни обмана. Всегда все было по-честному. Так что свое нынешнее место он получил по праву. Он его заслуживает. У него есть характер. Если он дает слово, ты можешь на него положиться, даже если речь идет о его жизни или о десяти миллионах баксов. Я прав, Лапша?

– Да. Он отличный парень. Всегда держит слово.

Косой свернул на Сентрал-парк-Вест. Мы проехали несколько кварталов.

– Вот его дом, с навесом, – сказал Макси.

Косой выжал сцепление, перешел на нейтральную скорость и мягко поставил «кадиллак» под навес. Привратник, стоявший у большого вычурного дома, узнал нас, открыл дверцу и поприветствовал улыбкой. Мы вылезли из машины и направились к дому во главе с Большим Макси.

В холле к нам подошли два высоких крепких молодца в серой униформе. Они доброжелательно кивнули.

Один из них сказал:

– Одну минутку, ребята. Приказ есть приказ. Я должен получить «добро» сверху.

Он подошел к домашнему телефону, воткнул шнур и прошептал в трубку несколько слов. Повернувшись к нам с улыбкой, он сказал: «Все в порядке». Парень проводил нас до второго вестибюля к лифту. Мы поднялись на верхний этаж.

Макси нажал кнопку звонка. Дверь открыл улыбающийся мулат в белом воротничке и весело нас поприветствовал:

– Доброе утро, джентльмены. – Он принял у нас шляпы и кивнул в сторону бара, спросив: – Что-нибудь выпьете или вам принести кофе? Босс появится через несколько минут.

Макс сказал:

– Предпочитаем что-нибудь покрепче.

– Разумеется, мистер Макс. Прошу вас, джентльмены.

Он проводил нас в бар. Это было роскошное помещение, отделанное с отменным вкусом и не уступавшее лучшим коктейльным залам Нью-Йорка. Его стены украшал импортный голубой кафель, привезенный из Италии. В дальнем углу стоял знакомый предмет, который в этой обстановке казался неуместным, – игральный автомат.

Мулат принес нам напитки:

– Лед, воду или содовую, джентльмены?

– Ничего, спасибо. Разбавлять не нужно, – ответил Макси. – Как поживаете, как здоровье жены?

– Мы оба чувствуем себя превосходно, спасибо, мистер Макс.

Мулат и его жена служили Фрэнку уже много лет, с тех пор как он пошел в гору. Непритязательный штат прислуги для человека его состояния и положения, подумал я. Хотя какого черта? Он, наверное, и дома-то почти не бывает, да и особняк этот не выглядит особенно большим. Насколько я знал, у него было больше десятка других апартаментов и домов в разных частях страны. Разумеется, его нынешнее обиталище мало походило на ту маленькую, темную, обшарпанную квартирку, в которой он провел детство. Да, далеко ушла его дорога от грязных кварталов в сердце восточного Гарлема.

Мы стояли спиной к двери. Когда мы пили по второй, я услышал, как кто-то вошел в комнату.

Приятный низкий голос произнес:

– Привет, ребята. Как дела?

Мы обернулись. Он стоял, протянув нам обе руки, с дружеской улыбкой на смуглом, чисто выбритом, обаятельном лице. Он был одет в королевский пурпурный халат с поясом, затянутым вокруг узкой талии. Эта одежда подчеркивала ширину его плеч. Из кармашка халата высоко высовывался белый носовой платок с вышитой монограммой. Его черные волосы были гладко зачесаны со лба.

Помню, в художественной галерее я как-то видел портрет одного средневекового короля. Вот и сейчас я видел то же самое сочетание грубости и утонченности в лице, тот же выдающийся нос, те же проницательные, умные и ясные глаза.

Ясное дело, он был король. Король бандитского и воровского мира, державший под своим началом несколько тысяч «десперадос», которые служили ему в каждом городе и каждом штате страны. Во всем, что он делал, в каждом его слове или жесте сквозила непоколебимая уверенность в себе.

– Франциско! – воскликнул Большой Макси, увидев его.

Они дружески обнялись. Было заметно, что между ними есть настоящая симпатия. Фрэнк обменялся с нами теплым, крепким, уверенным рукопожатием и приветствовал каждого по имени. Его медленная улыбка дополняла острый и цепкий взгляд. Он присоединился к нам. Мы выпили за его здоровье. У него были изящные манеры. Он вел себя одновременно и обходительно, и настойчиво, и жестко. Небрежным тоном он задал Максу несколько серьезных вопросов. Макси подробно отчитался о нашей деятельности. Фрэнк одобрительно кивнул. В его речи слышалась старая закалка выпускника суповой школы. Букву «d» он часто заменял на «th». Все, что он говорил, было прямолинейно и откровенно.

– Я знаю, что всегда могу рассчитывать на ваше хладнокровие и вашу преданность. – Эти слова не прозвучали напыщенно или театрально, потому что были к месту. – В Синдикате вы стоите на самом верху, рядом со мной. Если вам что-то нужно, только скажите. Может быть, хотите больше территории? Или что-нибудь другое? Что я могу для вас сделать?

Он сказал это таким спокойным и уверенным тоном, словно в его власти было выполнить любую нашу просьбу. Я вспомнил случай, когда Макс великодушно отдал Джейку Проныре, Трубе и Гу-Гу нашу болтушку, которая приносила двенадцать сотен долларов в неделю. Но то был просто пустяк по сравнению с тем, что мог сделать этот человек. Одним широким жестом он мог даровать нам территорию размером со штат Нью-Джерси вместе с расположенным на ней доходным бизнесом стоимостью в несколько миллионов долларов. Ему было достаточно замолвить одно словечко, чтобы получить поддержку и согласие полицейского инспектора, главного судьи, мэра, губернатора. Кстати, именно благодаря такому словечку получил свое место Джимми Уокер.

Фрэнк повторил:

– Ну как, хотите больше территории, ребята?

Макси улыбнулся и ответил:

– Мы и так всем довольны, Фрэнк. Дела идут отлично. Все замечательно. Будет только лучше, если мы останемся работать у себя, в родных местах.

Фрэнк одобрительно похлопал Макса по спине:

– Вот и хорошо. Если вы довольны, то и я доволен. Одной из причин, по которым я вас сюда позвал, было просто желание вас увидеть, встретиться с вами лично. – Он широко улыбнулся. Перед его обаянием невозможно было устоять. – Я уезжаю на отдых в Хот-Спрингс. В офисе я оставил для вас небольшой подарок. Это дополнительные дивиденды. Небольшая сумма, которую я даю вам лично от меня. Дела идут совсем неплохо. – В его голосе прозвучало удовлетворение.

Мы поблагодарили. Он отмахнулся:

– Да ладно, это ерунда, не о чем говорить. – Потом он продолжал: – Я приготовил вам одно поручение. Я хочу, чтобы вы съездили в… – Фрэнк назвал модный морской курорт в Южном Джерси. – Там сидит один местный политикан. Он заправляет большим казино. Хорошо, пусть заправляет, я его не беспокою. Но есть одна проблема. Воспользовавшись моей добротой, он представил все дело так, будто бы его казино принадлежит мне. И это еще не все. Он использует шулерское оборудование, что совсем плохо для меня и Синдиката. Вам известно, что люди в игорном мире – большие люди с большими деньгами – с доверием относятся к моим заведениям. Такая репутация стоила нам много пота и труда, потому что мы никогда не прибегали к мошенничеству и обману. И если я связан с каким-то казино, значит, каждый должен быть уверен, что он может спокойно нести туда свои деньги. Я всегда веду честную игру. А теперь этот политик, уверяя всех, что казино принадлежит мне, начинает жульничать и обманывает клиентов. Я думаю, парни, вы сами отлично понимаете, что для нас это очень плохо. Обманутые им люди путешествуют по всей стране, у них много друзей, и слухи начинают ходить повсюду. – Он изобразил это круговым движением руки. – В результате из-за него страдает моя репутация, и весь игорный бизнес находится под угрозой. – Он немного помолчал, прихлебывая из бокала. Потом продолжил тем же неторопливым тоном: – Либо прикройте его бизнес, либо отберите у него казино. Я сообщил ему, что готов выкупить его дело за честную цену. Но больше никаких переговоров. Это серьезное задание я хочу поручить вам, ребята. – Фрэнк прибавил без обиняков: – Вы ведь умные парни. Не помню, чтобы вы провалили хоть одно дело. Если что-нибудь будет нужно для вашего задания – больше денег, людей, чего угодно, – сразу звоните в офис. Все дело целиком в ваших руках. – Он махнул нам рукой. – Разберитесь с этим политиканом.

Фрэнк улыбнулся и снова обменялся с каждым из нас длительным и крепким рукопожатием. Он проводил нас к двери, по дороге ведя светскую беседу.

Лифт нас уже ждал. Слуга в серой униформе держал дверь. Фрэнк махнул нам на прощанье:

– Удачи вам, ребята. Скоро увидимся.

Мы махнули ему в ответ:

– Пока, Фрэнк.

Когда мы ехали по городу в главный офис, Косой произнес:

– Черт возьми. Каждый раз, когда я вижу босса, у меня поднимается настроение. Вот это человек.

Я сказал:

– Да, у него есть то, что называют личным обаянием.

– Помню, мой старик рассказывал мне одну историю, – вмешался Патси, – как однажды он видел в одной старой стране настоящего короля, который ехал в экипаже, а мой старик, увидев его, поклонился и снял шляпу. И король, улыбнувшись, помахал ему в ответ. Мой старик говорил, что потом у него несколько дней было приподнятое настроение.

Я возразил:

– На самом деле эта особая аура вокруг больших людей – полное дерьмо. Дело тут не в личности, а в положении. Огромная власть этих людей – вот что производит на народ впечатление. Сами по себе они ничего не значат. Я, конечно, говорю не про Фрэнка. Он совсем другое дело. Не будь у него личных достоинств, он бы не забрался так высоко. Но что касается королей и прочих высоких особ – все они просто куча чистейшего дерьма.

– Не будь это правдой, ты бы такого не сказал, Лапша, – произнес Макси.

Косой не смог найти место для парковки на Бродвее. Мы оставили «кадди» за углом и вернулись назад пешком. Мы поднялись на лифте в офис, который занимал целый этаж.

Макси подошел к симпатичной секретарше. Он назвал наши имена и сказал:

– Нам нужно к главному.

Она взяла трубку и улыбнулась каждому кокетливой улыбкой, как будто хотела сказать: «Это все, что я могу вам дать, мальчики. Только улыбку. Так пользуйтесь ею на здоровье».

Она что-то негромко спросила в телефон. Потом повернулась к нам и сказала:

– Можете идти. Думаю, вы знаете дорогу. – Секретарша снова улыбнулась своей красивой улыбкой.

Я сказал:

– Не надо. От этого нам только хуже.

Она выгнула брови и улыбнулась еще красивей.

Косой вздохнул:

– Для такой и сотни не жалко.

– У тебя всегда практические мысли, – заметил я.

Косой ответил:

– Нет, скорее постельные.

Мы прошли через зал, обменявшись приветствиями и пожимая руки сидевшим за столами мужчинам. Весь остальной штат офиса был мужской. Помещение гудело голосами множества людей, занятых большим бизнесом. Макси постучал в тяжелую дубовую дверь. Изнутри послышался доброжелательный голос:

– Входите, ребята.

Из-за стола поднялся человек среднего роста и телосложения. Раньше, пока я не узнал его поближе, все в нем казалось мне средним. Потом я обратил внимание на то, как он одевается. Не знаю почему, но его костюм всегда выглядел так, что ему позавидовал бы сам Адольф Менджу, который разбирался в одежде лучше всех на свете.

У него было умное и привлекательное лицо. Этот человек являлся мозговым центром империи Босса и всего Синдиката. Создание криминального союза было его идеей. Очень мало кто знал, что во многих делах и предприятиях он являлся равноправным партнером Босса. Его всегда отличала скромность. Он держался в тени. Он воплощал в себе власть, стоявшую позади трона. Много лет назад он был одним из партнеров в большой брокерской фирме на Уолл-стрит.

– Как дела, Макси? – приветливо спросил Дэнди Фил. – Как поживаешь, Лапша? – Он по очереди пожимал нам руки. – Рад тебя видеть, Патси. А, это мой друг Хайми! – Фил говорил быстро и резко, но в то же время дружелюбно. – Фрэнк поручил вам разобраться с казино в Джерси?

– Да. Он предоставил нам все полномочия, – ответил я.

– Вот и хорошо. Замечательно. – Фил улыбнулся. – Позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится или если случится что-то непредвиденное.

Макси кивнул:

– Конечно.

Фил продолжал:

– Разумеется, мы могли бы сразу прибегнуть к экстренным мерам, но вы знаете мою точку зрения: следует избегать насилия до тех пор, пока это возможно. Оно годится только в качестве последнего средства.

Я сказал:

– Мы прекрасно знаем, как вы с Фрэнком смотрите на эти вещи.

Дэнди Фил вернулся к столу и открыл ящик. Он достал оттуда длинный толстый белый конверт. Небрежным жестом бросил его на стол:

– Полагаю, вы знаете, что это такое. Небольшой знак внимания, выражение признательности за ваши услуги.

Фил пожал нам руки с видом занятого человека, вежливо выпроваживающего посетителей. Он шел с нами до двери.

– Держите со мной связь, ребята. До встречи, парни. Удачи вам.

Мы сказали:

– Пока, Фил.

Когда мы проходили мимо приемной, секретарша подняла голову от журнала мод, очаровательно улыбнулась и сказала:

– Счастливо, мальчики.

Мы послали ей воздушные поцелуи; она ответила нам тем же, прижав кончики пальцев к губам.

– Фил совсем не похож на Фрэнка, правда, Лапша? – произнес Макси.

– Правда. Он отлично составляет планы. А Фрэнк их исполняет.

Глава 22

Мы ехали по улицам в «кадиллаке». Косой сидел за рулем, Патси рядом с ним, а мы с Максом на задних сиденьях. Косой притормозил.

– Какая следующая остановка? – спросил он.

– Гараж, – ответил Макс.

Он вынул из кармана конверт и вскрыл его.

Косой сказал:

– Эй, Макс, не тяни за душу. Сколько там?

Макси заглянул в конверт и произнес серьезным тоном:

– Что бы вы думали?

Косой беспокойно обернулся:

– Что?

– Здесь лежит бумажка с уведомлением, что в наших услугах больше не нуждаются.

Мы все расхохотались, увидев вытянувшееся лицо Косого. Он пробормотал:

– Вот ублюдок, вечно у тебя шуточки.

– Но ты сам на них напрашиваешься, – улыбнулся Макси, пересчитывая деньги.

Деньги он считал быстро, держа их в одной руке и двигая пальцами с ловкостью банковского кассира.

– Зарплата за тридцать недель. – Макс закончил подсчеты. Он с удовлетворением кивнул. – Шестьдесят штук, совсем неплохо. По пятнадцать на брата.

Косой расплылся в счастливой улыбке:

– В этом году Санта-Клаус пришел рано.

Макс разделил деньги на четыре пачки, взял одну и слегка стукнул ею Хайми по голове:

– Это тебе, дружище Косой. Купи себе русскую шарлотку.

Косой взял деньги и спрятал их в карман, сказав: «Счастливого Рождества».

Макси с улыбкой протянул Патси его пачку. Тот поцеловал ее и тоже положил в карман со словами: «С Новым годом».

Макси протянул мне деньги:

– А это тебе, Лапша. Купи себе батончик «Херши».

– С поджаренным миндалем? – улыбнулся я.

Косой съехал под уклон в гараж. Мы вышли из машины.

Макси сказал:

– Косой, надень рабочую одежду, а то запачкаешь костюм, когда полезешь под машину. Снимайте обмундирование, ребята.

Последняя фраза относилась ко мне и Патси. Мы последовали примеру Макса. Мы сняли пиджаки и отстегнули подмышечные кобуры. Макси взял их в одну связку и закатал в холщовый мешок.

– Отлично, Косой, давай сюда ящик… нет, погодите. – Он повернулся ко мне. – Слушай, Лапша, если в Джерси нас остановят копы, как это иногда случается, – в его тоне прозвучала легкая насмешка, – и задумают нас обыскать, ты не думаешь, что будет не совсем удобно, когда они найдут у тебя тесак с шестидюймовым лезвием? Что ты им скажешь? Что ты хирург, а это твой инструмент? – Макс засмеялся.

– Я совсем забыл про него, – объяснил я, отдавая нож Косому. – Могу поспорить, что и ты, Макс, забыл про маленькую пушку в рукаве.

– Ты прав, Лапша. Это может показаться странным, но я постоянно знаю о ее присутствии, в то же время до меня как-то не доходит, что я ее ношу. Без нее я чувствую себя беззащитным. – Он засучил правый рукав, отстегнул пружину и протянул пистолет Косому. – Наверное, и ты так чувствуешь себя без своего ножа, верно, Лапша?

Я кивнул:

– Привычка.

У нас был потайной ящик, приваренный к днищу между колесами. Косой полез под машину. Он положил оружие в ящик, вылез, снял комбинезон и вымыл руки.

– Ты не прихватишь с собой автомат, Макс? – спросил Патси.

– Я не думаю, что он нам пригодится. Сначала мы просто поглядим на заведение. А если он нам все-таки понадобится, ну, тогда… тогда мы за ним пришлем.

Мы поехали на пароме со Стэйтен-Айленда, чтобы избежать заторов на дороге в Джерси и кордонов полицейских. Потом мы быстро спустились на машине по бульвару Хайленд. Косой миновал мост Перт-Эмбой и набрал скорость на широкой автостраде, направлявшейся к морским курортам.

По пути мы остановились недалеко от Нью-Брунсвика, чтобы перекусить гамбургерами и кофе. После этого за руль сел Патси. Косой достал гармонику. Мы с Максом удобно раскинулись на задних сиденьях машины. «Кадиллак» с ровным жужжанием несся по скоростной дороге.

Мы ехали всю ночь и прибыли на место ранним утром. Было еще темно. Мы остановились в большом отеле на берегу океана. Служащий отеля отогнал машину в гараж. Мы взяли два смежных номера, которые Косой определил как «стильную хазу».

– Как насчет того, чтобы окунуться перед сном? – предложил Макси.

– Каким образом? – спросил Патси. – У нас нет плавок.

– Ну и что? Пойдем как в старые времена – с голой задницей. – Макс улыбнулся. – Ладно, я вижу, что Косой стесняется. Мы оставим на себе трусы.

После купания мы лежали на песке, курили и смотрели на звезды. На пляже никого не было. Макс и Патси сняли трусы, чтобы просушить их. Единственный звук, который мы слышали, был шум накатывавших волн. Господи, вот это жизнь, подумал я. Совсем не то, что в тесном, жарком, зловонном Ист-Сайде. Свежий ласковый ветерок с моря бодрил меня и прибавлял сил. Было так здорово лежать голышом, ни о чем не заботясь, забыв обо всем. Я чувствовал себя абсолютно свободным.

Косой зевнул и встал:

– Может, пойдем дрыхнуть? Меня от этой сырости уже тошнит.

Патси сонно сказал:

– Не валяй дурака. Ложись и дыши глубже, морской воздух для тебя полезен.

– Природа тебя отторгает, Косой, – лениво пробормотал Макси. – Твоя проблема в том, что ты насквозь пропитался ист-сайдской вонью, и нормальный воздух уже кажется тебе странным. Мы будем спать здесь. Представь, что ты лежишь, зарывшись в песок где-нибудь на Кони-Айленде.

Он повернулся на бок. Через минуту послышался его храп.

Косой послушно растянулся на песке, пробурчав себе под нос:

– Какого черта мы платим за номера, если спим на улице?

Потом все звуки затихли. Я лежал на спине и думал: поглядите на этих парней, которые спят вповалку после небольшой поездки на машине. Похоже, мы стали сдавать. Раньше мы могли без остановки сгонять в Чикаго, Луизиану и Флориду или смотаться по делам Синдиката куда-нибудь в Канаду, и все нам было нипочем. В те дни, когда эпоха Синдиката только начиналась, нас считали железными людьми, неиссякаемым источником энергии и силы. А теперь у меня неудержимо слипались глаза. Наверное, все дело было в океанском воздухе.

Я не заметил, как уснул. Похоже, мы проспали несколько часов. В какой-то момент я начал чувствовать тепло. Сквозь сон мне казалось, что я лежу в ванне под солнечной лампой. С каждой минутой она делалась все горячей.

Я услышал женские голоса, которые говорили: «Господи, какое бесстыдство». Потом послышался мужской смех. Вслед за ним засмеялась девушка и раздалось сразу несколько голосов, говоривших: «Безобразие. Надо позвать полицейского».

При слове «полицейский» я открыл глаза и огляделся по сторонам.

На уважительном расстоянии от нас стояла кучка людей. Некоторые просто смотрели, другие посмеивались. Я быстро потянулся за трусами.

– Макс, эй, Макс, – прошептал я.

Он вздрогнул и мгновенно вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Потом он схватил свои трусы и пнул ногой Патси и Косого. Мы торопливо натянули на себя белье. Мы встали, держа в руках ботинки и носки и чувствуя себя очень глупо.

Макси пробормотал:

– Вот дерьмо.

Мы пошлепали по песку к заднему входу в отель. Когда мы проходили мимо первой группы женщин, Макси поклонился и серьезно сказал:

– Простите, дамы, но вы должны нас извинить. Мы большие любители естественной природы. Мы даже состоим в обществе нудистов.

Одна из женщин бросила нам вслед:

– Почему бы вам не заняться этим где-нибудь в лесу? Вас надо арестовать за непристойное поведение.

Остальные отпускали нам в спину не менее язвительные замечания.

Макси сказал:

– Знаешь, я чувствую себя полным идиотом.

– И я тоже, – ответил я.

Мы поднялись в свои номера и легли в удобные кровати. Козырьки над окнами защищали помещение от солнца. Наши комнаты были на верхнем этаже, с видом на океан. Задувавший с берега соленый бриз освежал воздух. Комнату наполняла прохлада. В гостинице было спокойно, и мы спали весь день.

Уже почти стемнело, когда я проснулся. Часы показывали семь часов вечера. Макси все еще спал на соседней кровати. Я взглянул на него. Он тихо посапывал. Его лицо было абсолютно расслабленно и выглядело почти мальчишеским, несмотря на грубость и жестокость его жизни. Как, впрочем, и моей. Сколько я себя помнил, мы всегда были вместе. И в золоте, и в дерьме, как говаривал Горацио Элджер. Да, мы отлично понимали друг друга. Почему бы и нет? Ведь мы выросли вместе. Мы делали одно и то же, думали об одних и тех же вещах, и так всю жизнь. Я мог поспорить, что мы смогли бы общаться с ним, не говоря ни слова, одними только взглядами, поднятием бровей, шевелением губ, взмахом руки, постукиванием ботинка, серией обычных движений, которые остались бы непонятными для непосвященного. Разговор жестов. Отличная фраза – я вставлю ее в разговоре с каким-нибудь образованным типом. Пусть он думает, что я умный парень, закончивший колледж.

Вот дьявол, зачем я бросил школу? Я мог бы стать, например, адвокатом. Как тот парень в юридическом отделе. Впрочем, жизнь есть жизнь. У соседа трава всегда зеленее. Ладно, допустим, у того парня есть образование. Ну и что он с этого имеет? Двадцать пять баксов за каждый арестованный игральный автомат? Да я за один вечер трачу больше на своих потаскушек.

Дикси Дэвис – он заколачивает деньги с Голландцем Шульцем. Да, но не своей юридической практикой.

Все эти парни с законченным образованием – их легко можно купить и продать. Мы за неделю зарабатываем столько, сколько они за целый год. Вот тебе и университетское образование! Хотя… Это как в той басне про зеленый виноград. Не стоит обманывать самого себя. Нет, зря я не последовал совету того рыжего из школы. Как его, бишь, звали? О’Брайен. Хороший был мужик. Возможно, я стал бы журналистом, как мой младший брат. Или даже писателем.

Как знать, может быть, когда-нибудь я и напишу книгу. Скажем, лет через двадцать или тридцать. К тому времени, наверное, мы станем легендой для новых поколений. Если, конечно, я доживу до того времени. Я рассмеялся вслух.

Глава 23

Макси шевельнулся и открыл глаза.

– Который час, Лапша?

– Семь двадцать.

Макси встал. Он прошел через ванную в соседнюю спальню и разбудил Патси и Косого. Потом подошел к телефону. Я слышал, как он сказал оператору:

– Пришлите нам двоих парней.

Я рассмеялся и заметил Макси:

– Телефонистка подумает, что ты извращенец, раз заказываешь в номер «двоих парней».

Макси улыбнулся.

– Я понял… – Он продолжал в трубку: – Я хотел сказать, пришлите нам двоих коридорных и парикмахера, мисс. Мы не извращенцы, если вас это интересует.

Я слышал, с каким треском она бросила трубку. Макси почесал за ухом.

Через пять минут в дверь раздался стук. Патси открыл. В номер вошел хорошо одетый мужчина в мягкой шляпе, низко надвинутой на глаза. Он окинул нас испытующим взглядом. У него был вид человека умного и уверенного в себе.

Макси нахально оглядел его с ног до головы и сказал:

– Я просил прислать нам парикмахера. Ты не похож на парикмахера. Я просил прислать двух коридорных. Ты не похож на двух коридорных. Что тебе нужно, парень?

Он ответил с улыбкой:

– Я сотрудник отеля.

– Работаете детективом? – предположил я.

– Что-то вроде этого. – Вошедший доброжелательно улыбнулся.

На вид он был хороший парень, который знает, как себя вести.

Макс грубо сказал:

– Я спросил – что тебе нужно?

– Без обид, джентльмены. Всего несколько вопросов, и я уйду.

У него был извиняющийся тон.

Макс нетерпеливо перебил:

– Ладно, ладно. В чем дело?

– Во-первых, – продолжал он все с той же благожелательной улыбкой, – портье нарушил правила нашего отеля: никаких проституток, и плата вперед.

Макси с шумом вытащил пачку денег и зашуршал бумажками:

– Тысячу, пять тысяч? Сколько мы вам должны?

Детектив удивленно посмотрел на деньги в руках у Макси. Наверное, для него это была очень крупная сумма. В его голосе появилось уважение.

– Похоже, этот вопрос легко разрешим. Вы можете расплатиться с портье в любое время, когда вам будет удобно, джентльмены.

Макси рассмеялся. Он сказал:

– Ладно. Что еще?

– Наша следующая проблема, если можно так выразиться, это эпизод на пляже с купальными костюмами – или, лучше сказать, без купальных костюмов?

Макс ответил:

– Все в порядке. Больше этого не повторится. Случайное недоразумение.

– Я так и думал. Сразу видно, что вы не из таких.

Косой уперся кулаками в бедра и произнес:

– Ну что ты, дорогуша.

Все дружелюбно рассмеялись. Детектив сказал:

– Вы просили девушку прислать вам парикмахера. Обычно это не принято, если только постоялец не болен или что-нибудь в таком роде, но в вашем случае… – Он улыбнулся. – Я вам его пришлю. Теперь насчет двух коридорных…

Макс объяснил:

– Они нам нужны, чтобы кое-что для нас купить: свежее белье, смокинги и все такое прочее…

– С бельем проблемы нет. – Детектив начал задумчиво теребить и тереть нос. – Но что касается коридорных и покупки смокингов, тем более в такой час… – Он прошелся по комнате, продолжая тереть нос и улыбаясь про себя. – Вряд ли это возможно. – Детектив остановился, сосредоточенно покусывая губы. – Вот что я вам скажу, ребята. Здесь есть мистер Шварц, портной, он живет в нескольких кварталах отсюда и сдает напрокат вечерние костюмы. Вы не возражаете против одежды напрокат?

Макс сказал:

– Какая нам разница? Пусть будет напрокат. Позаботься об этом. Приведи сюда этого Шварца, и пусть он снимет с нас мерку. – Он вытащил из кармана сотенную бумажку и сказал: – Это тебе за беспокойство. Купи себе русскую шарлотку.

Мужчина недоверчиво посмотрел на купюру. Потом он улыбнулся и покачал головой:

– Ну что вы, это совсем не обязательно.

Но в его голосе звучала интонация девушки, которая умоляет: «Пожалуйста, не надо», а сама хочет сказать: «Продолжай, мне нравится. Заставь меня».

– Убери деньги в карман. Забудь об этом, – грубо сказал Макс.

– Спасибо. Большое спасибо. Что я еще могу сделать для вас, ребята? Только скажите.

Сотня баксов была для него большими деньгами.

Макс потряс в воздухе рукой, как бы бросая воображаемые кости, и спросил:

– Здесь есть какое-нибудь местечко, где можно сыграть в домашний гольф?

Детектив замялся.

– Есть одно место на окраине города… – Он назвал казино, о котором говорил Фрэнк. Мужчина добавил: – Заведение открыто для всех. Нужны только вечерние костюмы. – Судя по всему, он имел привычку, задумавшись, теребить нос. То же самое детектив начал про делывать и сейчас. – Если честно, лучше вам туда не ходить. Я говорю это только своим друзьям. Казино жульничает. В этом заведении никто не может рассчитывать на честную игру.

– Черт с ним. Ну, потеряем несколько лишних баксов, – сказал Макс. – Какой адрес?

Детектив записал его на листке бумаги.

– Не хочется мне вас туда посылать. – Он по-дружески нам улыбнулся. – Вы ко мне по-доброму отнеслись, ребята. Если там обчистят какого-нибудь богатого бездельника или большую шишку, которые перед всеми задирают нос, мне это только доставит удовольствие. Но вы, ребята, – повторил он, – вы обошлись со мной по-доброму. – Он покачал головой. Ему не нравилась наша идея.

Макси сказал:

– Не волнуйся, парень. Мы сумеем за себя постоять.

– Ладно, деньги ваши. Как мы договорились, я пришлю парикмахера и портного. Спасибо, ребята. Удачи вам.

Мы сказали:

– Счастливо.

Он вышел из комнаты с улыбкой.

– Хороший парень, – произнес Макс.

Я отозвался:

– Да. Парень что надо.

Макс повернулся к Косому:

– Спустись в гараж и достань из-под машины наше снаряжение.

Косой сказал: «О’кей» и вышел.

Через несколько минут зазвонил телефон. Это был парикмахер. Он извинился за задержку, объяснив, что у него сейчас клиент. Он придет не позже чем через полчаса.

Десять минут спустя в дверь постучали. Я открыл.

В номер вошел пожилой, хорошо одетый мужчина.

– Это вы заказывали вечерние костюмы, джентльмены?

– Вы Шварц? – лаконично спросил Макс.

– Я мистер Шварц, портной.

Он вытащил из карманов мерную ленту, карандаш и записную книжку.

– Четыре костюма? – Мужчина оглядел комнату, в которой стояли только трое.

– Еще один парень сейчас поднимется.

– Как насчет рубашек, галстуков, туфель, запонок? Я сдаю напрокат все, что вам может понадобиться, – улыбнулся он. – Я могу одеть вас с ног до головы. Десять долларов в день за все, включая носки. Пятьдесят долларов залога за каждый комплект. Это вас устроит?

Макс ответил:

– Все в порядке, папаша.

Старик раздраженно пробормотал себе под нос на идиш:

– Папаша? В гробу я видал таких сыновей.

Я сказал:

– Полегче, папаша. Мы говорим по-еврейски.

Старик расцвел в улыбке.

– Соотечественники? Еврейские ребята? А по виду не скажешь. Я совсем не хотел вас обидеть, парни. Просто мне не нравится, когда меня называют папашей. Я еще не так уж стар, а?

На вид ему было лет за восемьдесят. Я сказал:

– Вам никак не дашь больше пятидесяти, мистер Шварц.

– Ну, – скромно заметил он, глядя на нас сквозь очки, – может быть, немного больше.

Он нам улыбнулся. Мы тоже ответили улыбками. Он был отличный старикан. Он бодро принялся за работу, снимая с нас мерку. Записывая наши размеры в блокнот, портной что-то одобрительно бурчал себе под нос.

В это время в номер ввалился Косой. Не заметив старика, который стоял в углу на коленях и замерял длину брюк у Патси, он вывалил на кровать все содержимое холщового мешка. На глазах у портного по кровати покатились четыре больших револьвера сорок пятого калибра, маленький пистолет Макси с прикрученной к нему пружиной, четыре кожаные кобуры, несколько коробок с патронами и мой шестидюймовый нож.

Шварц поднялся с колен и суровым взглядом посмотрел на нашу амуницию. Потом перевел взгляд на нас. Он печально спросил:

– Гангстеры? – Портной огорченно покачал головой. – Еврейские гангстеры, какой позор!

С разочарованным видом он вернулся к брюкам Патси.

Старик показался мне умным и симпатичным человеком. Он меня заинтересовал. Я решил продолжить разговор. Шутливо я сказал:

– Мистер Шварц, мы не еврейские гангстеры. А вот он – итальянский гангстер. – Я кивнул на Патси.

Патси улыбнулся и ответил мне по-еврейски:

– Lieg in dread, momser[22].

Старик улыбнулся, услышав, как точно Патси воспроизвел нужную интонацию.

Сняв с нас все мерки, он сказал:

– Я позвоню отсюда в магазин. Так выйдет быстрее. Я дам все размеры мальчикам, которые на меня работают.

– Ваши сыновья? – спросил я.

– Нет, просто два смышленых цветных парня.

Он позвонил по телефону и зачитал все цифры из своего блокнота.

Мы стали ждать, когда прибудут вещи. Старик сказал, что его парням понадобится не менее получаса, чтобы найти нужные размеры на большом складе. Он сел в кресло. Вид у него был усталый.

– Я пока здесь посижу и покурю. Это ничего? Я не помешаю вам, ребята?

Макси ответил:

– Все в порядке, папаша. Не стесняйтесь.

Старик нахмурился:

– Папаша? Чертова бабушка тебе папаша.

Мы рассмеялись над его комическим раздражением.

Портной продолжал:

– Ладно, пусть я буду папаша. Если я папаша, у меня должны быть свои привилегии. Старики любят поболтать. Я имею на это право?

– Разумеется, – сказал я. – Полное право.

Это был занимательный, словоохотливый старик, много повидавший на своем веку. Богатый жизненный опыт сделал его проницательным и мудрым. Разговаривая, мы чувствовали, как между нами растут взаимное доверие и симпатия. Возможно, старику было приятно, что нас связывает вместе вера наших предков. Во всяком случае, он казался нам старым другом, который чувствует себя среди нас как дома.

Тем не менее я все-таки решил его предупредить.

Я сказал:

– Мистер Шварц, мы здесь на отдыхе. Приехали немного развлечься. Поэтому, если вы что-то видели или слышали… Понимаете, что я хочу сказать? Сделайте нам одолжение, окажите такую услугу – ничего никому не говорите, хорошо?

Старик обиженно фыркнул:

– На кого, по-вашему, я похож, на ребенка или на стукача?

Я с улыбкой извинился.

Он продолжал свою болтовню, пока мы сидели вокруг кучи оружия. Его очень заинтересовала идея с пистолетом, который Макси прятал в рукаве. Наконец он не смог сдержать себя. Старик задал нам вопрос, который считал очень простым.

С небрежным видом он поинтересовался:

– Сколько людей вы убили, ребята?

Мы несколько оторопели. Я сказал:

– Похоже, мистер Шварц, вы смотрите слишком много гангстерских фильмов.

Старик ответил:

– Да, я люблю ходить в кино. Я также читаю книги и газеты. Мне все известно о таких парнях, как вы. Я знаю, что происходит в мире.

– А какие книги вы читаете? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Я читал рассказ Хемингуэя «Убийцы», – с гордостью ответил старик.

Меня это заинтересовало. Я сказал:

– Я тоже его читал. Как он вам понравился, мистер Шварц?

– Отличная вещь, очень волнующая.

– В самом деле? – Я улыбнулся. – И что, мы выглядим и ведем себя так же, как герои этой книги, как те убийцы?

Старик медленно и внимательно оглядел нас с ног до головы. Сначала он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Косого и Патси. Последним он изучил Макси. Затем он покачал головой:

– Нет. Вы не похожи ни на героев Хемингуэя, ни на бандитов из гангстерских фильмов. Не вижу ничего общего.

Мы весело рассмеялись.

Я спросил:

– Но почему, мистер Шварц? Чем мы отличаемся?

– Попробую ответить. Выглядите очень симпатично, совсем не так зло…

– Зловеще? – подсказал я ему.

– Да, да. – Он энергично закивал. – Не так зловеще. Вы выглядите умнее, – добавил портной с улыбкой, радуясь, что может дать нам лестное определение.

Макси сказал:

– Спасибо за комплимент, папаша. – Он быстро поправился: – Я хотел сказать, мистер Шварц.

– Итак, мистер Шварц, – продолжал я, – учитывая, что мы совсем не похожи ни на героев Хемингуэя, ни на бандитов из кино, вы, очевидно, должны прийти к выводу, что мы никакие не гангстеры, а обманщики и самозванцы, верно?

Старик улыбнулся. Он ответил:

– Нет, друг мой. Я прихожу к выводу, что бандиты из кино – это подделка и что убийцы Хемингуэя – лишь литературные персонажи, выдуманные за чашкой кофе и опасные только на бумаге. А вот вы, ребята, – настоящий товар.

Мы засмеялись.

Я сказал:

– Честно говоря, когда я прочитал Хемингуэя, то решил, что его убийцы – это чистая липа.

В дверь постучали.

Макс сказал:

– Подождите минутку.

Он кивком указал нам на оружие и на дверь туалета. Мы быстро спрятали всю амуницию. Патси открыл дверь. Это был парикмахер. Он влетел в комнату, источая улыбки, запах одеколона и хорошее настроение. Он выглядел точь-в-точь как парикмахер с рекламной картинки средства для ращения волос.

Я сказал:

– У нас тут литературная дискуссия. Мы обсуждаем вопрос, похожи ли герои из «Убийц» Хемингуэя на настоящих гангстеров. Как вы считаете?

– Эрнест Хемингуэй, писатель? – переспросил парикмахер. – О, конечно, он отлично знает материал. Я читал все его книги. В рассказе «Убийцы» он просто великолепен, настоящий гений. Теперь я с первого взгляда узнаю любого гангстера и киллера. А вы сами что заканчивали, парни? Принстон?

Я чуть не поперхнулся.

Макси изобразил манеру и разговор одного из киллеров:

– Ты что, парень, любишь умничать? Нам от тебя нужны только стрижка и бритье, ясно тебе, умник? Так что кончай тут базарить про Хемингуэя и займись делом. Тебе все понятно, умник?

Очаровательная улыбка мгновенно погасла на губах парикмахера. Вместо этого на его лице появилось выражение замешательства. Он оглядел наши бесстрастные лица. Никто не произнес ни слова. Макси сел в кресло и молча дал ему знак начинать.

Единственным звуком в номере было щелканье парикмахерских ножниц над головой Макси. Даже старик замолчал и тихо курил сигару. Я ему улыбнулся. Он ответил улыбкой. Отличный старик этот Шварц, подумал я.

Он слегка напоминал мне моего отца. Скоро будут Йом Киппур и Рош Хашанах. Я подумал, что еще до праздников надо будет съездить на могилу отца. Мать и братишка обрадуются, когда увидят, какой большой камень я ему поставлю.

В дверь снова постучали.

Косой сказал:

– Какого черта! Здесь становится тесно.

Он пошел открывать дверь.

Это был посыльный из галантерейного магазина. Я дал ему наш заказ на трусы и другие вещи. Макс сказал:

– Проследи, чтобы белье было от «Райс Юнион».

Посыльный улыбнулся и ответил:

– Заметано, старина.

Я обратил внимание на это «заметано». Обычно все, включая нас самих, говорили только чертово «о’кей». В слове «заметано» звучало что-то английское.

Я с любопытством спросил:

– Ты из Британии?

Он покачал головой:

– Нет, я вырос здесь, в Джерси. – Посыльный улыбнулся. – А то, что я говорю старомодно, с акцентом, так это из-за заведения, где работаю. Магазин называется «Лондонская старина». Старые калоши, старые тюфяки, старые перечницы.

Мы оба рассмеялись. Он ушел, сказав, что вернется с товаром.

– Будьте здоровы, – бросил парень на прощанье.

Когда парикмахер всех подстриг, Косой встал перед зеркалом, подбоченился и потрогал свою челку. Он манерно прошепелявил:

– Разве мы не очаровательные мальчики?

Мы все передразнили его женоподобные ужимки.

Макс дал парикмахеру две десятки. Тот ушел в полном смятении. Старик одобрительно засмеялся.

Патси спросил:

– Как насчет жратвы? Не пора ли нам поужинать?

Макси ответил:

– Пора. Пойдем, как только привезут шмотки.

Косой переспросил:

– Что ты сказал? Как только привезут водки?

Мы пропустили шутку Косого мимо ушей.

Через несколько минут прибыл британский посыльный из Джерси с нашими заказами. Он отказался от чаевых. Этого мы не могли понять.

Мы уже успели принять душ, когда появился один из мальчиков мистера Шварца. Он шатался под тяжестью коробок. Нам едва удалось втащить их в дверь. Макси дал парню десятку на чай. Он рассыпался в благодарностях. Мистер Шварц остался, чтобы распаковать вещи.

Он сказал:

– Я могу завязать вам отличные узлы на галстуках.

Помогая нам одеваться, старик продолжал говорить без перерыва. В его улыбке сквозила родительская гордость. Когда мы были готовы, он устроил нам тщательный осмотр.

Его приговор гласил:

– Теперь, ребята, вы выглядите как настоящие джентльмены.

Мы вместе спустились вниз. По дороге он спросил:

– Можно мне к вам как-нибудь еще наведаться?

Я ответил:

– Пока мы здесь, мистер Шварц, вы у нас всегда желанный гость. Не хотите поужинать с нами?

– Нет, спасибо. Развлекайтесь сами.

Старик помахал нам рукой и направился через холл к выходу.

После ужина мы пошли в гараж и сели в «кадди». Немного поплутав по городу, мы нашли казино. Косой объехал вокруг него несколько раз, чтобы разведать место: это было приземистое и солидное сооружение из дерева, стоявшее на отшибе и окруженное большими красивыми лужайками. Позади здания находилась парковочная площадка, битком набитая роскошными автомобилями, от которых за версту разило запахом денег.

Глава 24

Косой подъехал к главному подъезду. Швейцар в форме открыл дверцу.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал он.

Швейцар протянул Косому парковочную квитанцию. Другой человек отогнал «кадиллак» на свободное место. Всего мы насчитали у входа десять служащих в униформе.

Макси коротко прокомментировал:

– Охрана.

Мы вошли в здание. Вестибюль был небольшим. Девушка в гардеробе взяла наши шляпы. Двое высоких мужчин в вечерних костюмах стали пристально разглядывать нас с ног до головы. Мы не обращали на них внимания. Один из них вскоре подошел к нам.

Он вежливо спросил:

– Впервые здесь?

Макси сухо ответил:

– Да, хотим посмотреть, что это за местечко.

Мужчина подвел нас к кассе. Макси вынул деньги. Он с притворной скромностью сказал:

– Хотим сделать несколько небольших ставок. Так, для развлечения. Стодолларовые фишки на десять тысяч долларов.

Он небрежно отсчитал от пачки десять штук и бросил их на стойку.

Кассир был крутой парень. Он сохранил невозмутимый вид. Только слегка приподнял одну бровь. С непроницаемым выражением лица он выдал нам столбик фишек. Мы рассовали их по карманам.

Мы вошли в большой зал, занимавший почти все здание. Патси сказал: «Класс». Это относилось одновременно и к людям, и к интерьеру. Мы помедлили у входа, чтобы бегло оценить обстановку.

Я сказал:

– Примерно четыре с половиной сотни человек.

Патси добавил:

– Я бы сказал – четыре с половиной сотни простофиль.

Все мужчины и женщины без исключения были в вечерних костюмах. Макси оглядел толпу.

– Человек двадцать пять из них – подсадные утки, – сказал он.

Я добавил:

– А остальные – чистой воды лохи.

– Большинство увешаны побрякушками, – констатировал Косой.

– Я бы с удовольствием расколол эту контору бесплатно, – буркнул Макси, когда мы все вместе углубились в зал.

Вдоль стен стояло около десятка карточных столов. В центре ближе к выходу находилась рулетка, а чуть подальше – новый красивый стол для игры в кости. Бар занимал самый дальний угол зала.

Мы смешались с толпой, стоявшей у рулетки. Патси встал рядом с крупье. Косой занял позицию позади человека, которого наши опытные глаза определили как подсадную утку. Я разместился напротив Патси. Народу было много, и игра шла вовсю.

Макси поставил по две фишки на три четных номера. Все ставки были сделаны. Колесо рулетки закрутилось. Макси проиграл. Он поставил по три фишки на нечетные номера. Я не понимал, что делает Макс, но, судя по его сосредоточенному виду, он устраивал рулетке что-то вроде проверки.

Все ставки были сделаны. Колесо снова завертелось. Я взглянул на Патси. Он внимательно следил за крупье. Всем своим видом он показывал, что очень увлечен игрой. Как бы нечаянно Патси оттолкнул крупье в сторону и мгновенно провел рукой под столом, нащупывая кнопки или переключатели. Он с улыбкой извинился за свою неловкость, вызванную чрезмерным возбуждением.

Я не заметил, на что поставил Макс в следующей игре. Я следил за Патси, который передвинулся к «подсадке», стоявшему рядом с Косым. Здесь он проделал то же самое, что и с крупье. Патси сделал вид, что возбужден игрой, оттер «подсадку» в сторону и пошарил рукой под крышкой стола.

В следующей игре Макси уже не делал ставок. Вместо этого он уронил все свои фишки на пол, притворившись, что это произошло нечаянно. Со смущенным видом, улыбаясь и рассыпаясь в извинениях, Макс залез под стол и стал собирать фишки. На самом деле он хотел проверить, нет ли каких-нибудь скрытых приспособлений под ковром. Я заметил, что он был разочарован. Он ничего не нашел. Макси продолжал играть, пробуя разные варианты и комбинации, но без особого успеха. Он стабильно продолжал проигрывать.

Я наблюдал за людьми, которые, наоборот, без конца выигрывали. Они были явными «подсадками». Но я не мог понять, как все это делается.

Макси оставил стол и отправился в уборную. Чтобы избежать подозрений, мы присоединились к нему по одному.

Макси сказал:

– Рулетка с секретом, это ясно. Но будь я проклят, если понимаю, в чем тут дело. Вы что-нибудь заметили?

Патси ответил:

– Крупье колесом не управляет, я уверен.

– Да, – согласился я, – похоже, это делает кто-то другой.

Косой сказал:

– Я абсолютно ничего не видел.

– Но как кто-то другой может управлять колесом? – спросил Макси. – Может быть, через какое-то дистанционное управление? – Он прибавил: – Из-за этих ублюдков я уже проиграл больше трех штук. Попробуем сыграть в кости.

По дороге мы заглянули в бар и выпили по рюмочке.

Стол для игры в кости выглядел как положено: зеленое сукно и доска, на которую бросали кубики. Мы встали вокруг стола и начали смотреть. Фишек в этой игре не было. На кон ставились живые деньги. Когда очередь бросать дошла до Макса, он поставил пятьсот баксов.

В первом круге расстановка сил была ясна. Очевидно, что для затравки Максу дадут выиграть первую ставку; об этом говорило и то, что никто из «подсадок» не поставил свои деньги.

И верно, он выбросил одиннадцать. Макс удвоил ставку. Он положил штуку. В игру тут же вступили «подсадки». Мы знали, что теперь Макси проиграет. Его деньги уже лежали у них в кармане. У него не было никаких шансов. Помощник крупье передал кубики Макси. На этот раз они были поддельные. Макс потряс кубики в руке. Потом он их бросил. Крупье назвал выпавшую цифру. Это была четверка.

Ход перешел к «подсадкам» и другим игрокам. Они увеличили свои ставки. Помощник снова передал кости Макси. Перетряхивая кубики, он улыбнулся мне и прошептал: «Девять на семь», имея в виду, что в девяти случаях из десяти выпадет семерка. Он бросил фальшивые кости на доску. Выпала семерка.

Теперь была очередь бросать «подсадке». Он сильно повысил ставку. У него выпало двенадцать, и он выиграл четыре штуки. Это снова подогрело интерес посетителей к игре. Было ясно, что крупье, его помощник и «подсадки» работают одной слаженной командой. Боссом в ней являлся крупье. Он подавал знак помощнику, какой набор костей подавать игрокам. «Подсадки» следили за этими знаками. Вот и все.

Отходя от игорного стола, Косой заметил:

– Ну и козлы!

Патси сказал:

– Да. Они не понимают, что выигрывающий игрок работает на заведение и потом с лихвой возвратит им эти деньги.

Мы прошлись по залу вдоль карточных столов, всюду присматриваясь к игре. Жульничество было практически за каждым столом. Игры попадались самые разные, но везде работали схожие команды, состоявшие из банкомета или раздающего карты и одного или нескольких подсадных уток.

Мы заметили, что за одним из столов в игре использовались крапленые карты. Но в следующих играх трюки стали меняться. Так, в одной игре мы три раза смотрели, как сдавали карты, прежде чем догадались, в чем дело. Фокус был в маленьком зеркальце, ловко вставленном в перстень банкомета. С его помощью он видел каждую карту, которую сдавал игроку.

В следующей игре использовалась колода с напылением. Мы поняли это по тому, как раздающий быстро ощупывал карты перед тем, как бросить их на стол.

Мы долго бродили по залу с безразличным видом, останавливаясь у столов и идя дальше. Один раз мы приняли участие в игре. Здесь, за столом, работали с краплеными тузами. Они были так сильно навощены, что просто удивительно, как этого никто не заметил. Банкомет, словно профессиональный фокусник, легко вытаскивал тузы из колоды, клал их под низ, сдавал «подсадке» или самому себе, короче говоря, так, как это было выгодно ему и заведению. Он был настоящий мастак в своем деле.

Самая крупная игра шла за покерным столом. Никаких фишек. Только на живые деньги. Минимальная ставка была в сотню долларов. Верхние ставки не ограничивались. Макси сел за стол, а мы стали смотреть за игрой. Мы следили очень внимательно. Мы чувствовали, что тут есть какой-то подвох, но не могли его обнаружить. Единственное, что показалось мне необычным, – это странный яркий козырек, который раздающий карты низко надвигал на глаза. Один из игроков спустил шесть тысяч долларов за двадцать минут.

Мы закончили осмотр игровыми автоматами. Они прятались в самом темном углу зала. Даже здесь они ухитрились сжульничать. Заметить это оказалось очень легко: средняя полоса на табло не двигалась, поэтому джекпот был невозможен. Мы вернулись к окошку кассы. Макс обменял на деньги оставшиеся фишки. Мы сели в «кадиллак». На обратном пути Макси сказал:

– Игроков здесь имеют как хотят.

– Даже без вазелина, – согласился Косой.

Мы остановились, чтобы перекусить гамбургерами с кофе. Сидя за столиком, мы закурили сигары и стали сравнивать свои впечатления от казино.

– Я оставил у них пять штук, – пожаловался Макси. Он пыхнул сигарой. – Но я их верну. Эти ублюдки заплатят мне сполна, прежде чем я с ними разберусь.

Я сказал:

– Дилер за покерным столом – ловкий парень, верно?

– Про него отдельный разговор, – сухо ответил Макс. – Я его раскусил. Вы поняли, какой трюк он использовал? – Никто не ответил. – Видели козырек у него над глазами?

– Да, я заметил, что он смотрит сквозь него, только не понял, на что, – сказал я.

– Лапша, ты меня разочаровываешь. А еще хвастался, что прочитал много книг. Слушайте меня, детки. – Макси сиял от удовольствия. Это был пик его славы. Наконец он знал что-то, чего не знал я. – Помните, как в детстве мы ходили в мелочную лавочку на Деланси-стрит и за пятак получали пакет с картинками и кусочком крашеной слюды? – Мы кивнули. – Неужели не понимаете? Когда мы смотрели сквозь слюду, рисунок на картинке менялся. На них проступали скрытые узоры, помните? Так вот, ребята, в колоде этого парня на рубашках карт есть специальные значки, которые становятся видны, когда он смотрит на них сквозь светофильтр. У него козырек сделан из светофильтрового стекла, понятно?

Я посмотрел на Макси с восхищением:

– Отличный образец дедукции, Макс.

– Благодарю вас, мой дорогой Холмс, – рассмеялся он.

– А как насчет рулетки, Макс? Ты понял, в чем дело? – спросил я.

– Нет. – Он покачал головой. – Тут я в тупике. Но мы еще сходим к ним завтра.

– Может, лучше сразу покончить с этими ублюдками, Макс? – В голосе Патси звучало нетерпение.

– Честно говоря, я думал о том, чтобы позвонить в Нью-Йорк и попросить прислать нам парочку горилл, чтобы они вычистили все заведение. Знаете эту команду разрушителей с Малберри-стрит? Тогда дело кончилось бы очень быстро. Но зачем нам спешить? Здесь не так уж плохо, и за все платит Синдикат.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Патси. – Не стоит звать сюда этих диких зулусов, мы справимся и сами.

– Фил не хочет никакого насилия, так что, если получится, попробуем сделать все по-тихому, – сказал Макс. – А теперь предлагаю поехать в отель и сыграть у себя в номере в честный покер.

Мы вернулись в отель и всю ночь играли в карты. Макс отправил вечерние костюмы обратно Шварцу, попросив их выгладить и приготовить к завтрашнему дню.

Мы спали до семи часов вечера. Макс позвонил в сервис:

– Я хочу, чтобы нам в номер прислали завтрак.

Очевидно, на другом конце провода ему ответили, что сейчас неподходящее время для завтраков.

Он нетерпеливо сказал:

– Называйте это как хотите, но пришлите нам апельсиновый сок, сандвичи с яйцами и ветчиной и кофе на четверых.

Когда мы закончили свою легкую трапезу, Макс предложил искупаться.

На пляже почти никого не было.

Косой сказал:

– Здесь не так интересно, как в Ист-Сайде, когда мы купались при лунном свете, цепляясь за буксирные тросы.

Макси насмешливо ответил:

– Придется довольствоваться тем, что есть.

Мы немного поплавали. Потом вернулись в отель, приняли душ и стали ждать, когда принесут наши костюмы. Наконец появился мистер Шварц, сгибаясь под тяжестью груза, который он с тяжелым вздохом свалил на кровать.

– Как дела, ребята? Развлекаетесь? – спросил он.

– Спасибо, мистер Шварц, – ответил я. – У нас отличный отдых.

Мы начали одеваться. Старик сидел в кресле и курил, болтая о том о сем. Как бы между прочим, он задал нам один из своих странных вопросов в лоб:

– Вы смелые ребята?

Я улыбнулся и пожал плечами.

Макси спросил:

– А что?

Старик быстро улыбнулся и с той же прямотой сказал:

– Потому что говорят, что все евреи – трусы. Патси и я засмеялись, посмотрев на Макси. Он не нашелся что ответить.

Я сказал:

– Храбрость или ее отсутствие не являются национальными признаками, мистер Шварц. Чаще всего это вопрос обстоятельств, необходимости или свободы выбора. На поведение человека влияет множество факторов. По моим наблюдениям – а они, смею вас уверять, основаны на личном опыте, – ни один из народов нельзя подводить под какой бы то ни было шаблон. Тем более если речь идет о недостатке смелости. Смелость можно в себе развить – я имею в виду постоянное качество, а не отдельные и кратковременные вспышки, – точно так же, как развивают умственные и физические свойства. В качестве живого примера, – продолжал я полушутя, обведя широким жестом комнату, – можно привлечь некоторых из присутствующих здесь лиц.

– Благодарю, – отозвался Макси, застегивая ширинку, и с насмешливой серьезностью отвесил мне поклон. – При всем уважении, не включаешь ли ты и себя, мой дорогой Лапша, в число этих живых примеров?

– При всем уважении, – ответил я, возвращая ему поклон, – разумеется, включаю.

– Поразительная скромность, – сказал Макси, кланяясь еще раз.

– Вы что, ребята, так и будете дурака валять? Я есть хочу, – заявил Патси.

– Ладно, парни, все уже оделись? – спросил Макс.

Он оглядел комнату.

Мы нацепили кобуры и надели пиджаки.

– Настоящие джентльмены, – удовлетворенно сказал старик.

Глава 25

После роскошного ужина мы поехали в казино. Макси подошел к окошку кассы и снова взял фишек на десять тысяч долларов. Как и в прошлый вечер, казино было переполнено. Мы направились прямо к рулетке. Макси сразу стал проигрывать. Он играл несколько часов подряд. Все это время я не сводил глаз с рулетки. Шарик. Колесо. Крупье. Я следил за самым незначительным движением. Все было напрасно. Макс спустил уже почти шесть штук, но продолжал играть. Я с раздражением отошел от стола. Мы, четыре специалиста, которые должны были до тонкости знать всю эту кухню, не могли поймать шулеров за руку.

Потом я заметил, как один из «подсадных» быстро взглянул на потолок. Я проследил за этим взглядом. Мне показалось, что между декором потолка скрыто небольшое отверстие. Я сделал знак Патси, у которого глаза были острей моих. Мы отошли в сторону. Я тихо сказал ему о своих подозрениях. Он подтвердил их. Мы вернулись обратно к столу. У меня было странное чувство. Я понимал, что это иллюзия, но мне все время казалось, что с потолка за мной следят чьи-то глаза. Я привлек внимание Макси. Он пошел за мной в уборную. Я рассказал ему о том, что обнаружил.

– Отличная работа, Лапша. Возможно, мы на правильном пути, – сказал он.

Макси обменял оставшиеся фишки на деньги. Мы вышли из заведения. Было около двух часов утра.

Мы поехали в ночной ресторан, сели за тот же столик, что вчера, заказали себе гамбургеры и кофе и не спеша закурили после еды. Так прошло больше часа.

Я нарушил молчание:

– Нам надо поехать в это заведение сегодня ночью и все там осмотреть.

Макс кивнул:

– Я как раз об этом думал. – Он взглянул на часы. – Три тридцать. Поехали.

Мы снова вернулись к казино. На этот раз мы остановились в отдалении и выключили фары, наблюдая за домом. Машины одна за другой отъезжали со стоянки, пока на ней не осталось только два автомобиля. К этому времени в здании погасли почти все огни. Мы сидели и ждали, пока не увидели, что в доме стало совсем темно. Две оставшиеся машины уехали со стоянки одновременно. Мы посидели еще немного, чтобы убедиться, что в доме все тихо и спокойно.

Макси вышел из машины.

– Пошли, – бросил он.

Мы не стали идти напрямик по покрытой гравием дороге. Вместо этого мы бесшумно прошли по траве и обогнули казино сзади. Внутри дома мы увидели вспышки фонаря и услышали чьи-то приглушенные шаги.

– Наверное, это охранник, – прошептал я.

Макс знаком показал следовать за ним. Он достал револьвер. Рукояткой револьвера постучал по стене. Мы услышали, как открылось окно. Мы спрятались за кустами. В окне показалась голова.

– Кто здесь? – послышался голос.

Свет от фонарика заплясал по кустам.

– Вот черт, – произнес голос.

Окно с треском захлопнулось.

Макси постучал по стене еще раз. Снова открылось окно, и появился свет фонарика. Голос сердито сказал:

– Кого тут черти носят?

Окно громко захлопнулось. Отворилась дверь. На улицу вышел высокий мужчина в деловом костюме, с револьвером в правой руке и с фонарем в левой.

Он пробормотал себе под нос:

– Чтобы вас всех черти взяли.

Большой Макси обошел его сзади. В руке у него была пушка. Патси, Косой и я сидели в кустах. Наши револьверы целили парню прямо в голову. Макси прыгнул сзади и обрушил на голову охранника чудовищный удар. Тот бесшумно рухнул в траву. Он не произнес ни звука. Из его головы текла кровь. Я склонился над ним. Макс вопросительно взглянул на меня. Я пожал плечами. Никакого пульса у парня не прощупывалось.

Макс прошептал:

– Парень отрубился? Я его прикончил?

– Похоже на то.

Потом я уловил едва заметный стук.

– Подожди-ка. – Я прижался ухом к его груди. Сердце билось отчетливо. Я сказал: – Нет, с ним все в порядке.

Мы подняли его с земли и перетащили в здание. Надежно связав охранника с помощью носовых платков, мы положили его на пол. Потом мы тихо прошли через зал и остановились у кассы. Она представляла собой почти квадратную будку с маленьким окошком в углу. Окошко смотрело в вестибюль. У него было пуленепробиваемое стекло. Мы пошарили в ящиках кассы. Потом заглянули в маленький сейф. Везде было не заперто и пусто.

В задней стенке кассы имелась дверь. Я осторожно ее открыл. Это была обычная ванная. Вся остальная обстановка кассы выглядела очень скудно. Она состояла из нескольких стульев, стола с пустыми ящиками и холодильника. Я подумал, что это довольно странное место для холодильника. Я посмотрел внутрь. Там стояло три бутылки молока. И больше ничего. Макси заглянул мне через плечо.

Он заметил:

– Наверное, кассир страдает язвой.

Я сказал:

– Странное место для холодильника.

Мы нашли узкую лестницу, которая вела на чердак. В полу имелся откидной люк. Через него можно было спуститься в подвал.

Макси с озадаченным видом стоял посреди комнаты. Он переводил взгляд с чердака на подвал, не зная, с чего начать. Потом он стал взбираться вверх по лестнице. Мы последовали за ним. Потолок на чердаке был низкий. Везде грязно и темно. Чтобы пролезть в дверь, нам пришлось согнуться. Макс шел вперед, освещая путь фонариком, взятым у охранника. Вскоре мы наткнулись на помещение, которое находилось прямо над центром большого зала. Мы вошли в дверь. Это была маленькая комната прямоугольной формы, примерно четыре на девять футов. Макси посветил в ней фонариком.

Как только свет упал на пол, мы увидели то, что искали: на полу краской был нарисован круг рулетки, где возле каждого гнезда торчал электрический выключатель. Отверстие, расположенное посередине комнаты, находилось как раз над центром настоящей рулетки, стоявшей в нижнем зале.

– Смышленые ребята, – прошептал я. – Шарик в колесе рулетки на самом деле не из мрамора. Он только с виду сделан под мрамор, а внутри из чистой стали. Я так и думал. Дистанционное управление.

– Ну и что? – спросил Косой.

– Ну и что? – презрительно передразнил его Макс. – Ты ничего не понял?

Косой покачал головой.

– Парень, который сидит наверху, – нетерпеливо объяснил Макс, – смотрит вниз, на стол, и следит за подсадными. Один из них делает большую ставку на какой-то номер. Когда колесо начинает вращаться, – Макс покрутил рукой, – парень включает ток и создает сильное магнитное поле. Оно действует на то гнездо, куда подсадной поставил свою ставку. Магнитное поле останавливает стальной шарик. Он падает в нужное гнездо. Остальные игроки проигрывают. – Макс поскреб подбородок. Эта штука ему явно нравилась. – Неплохо, совсем неплохо. Наверное, иногда они дают выиграть небольшую ставку какому-нибудь простофиле, просто так, ради интереса. – Он продолжал изучать оборудование, посмеиваясь и разговаривая сам с собой. – Если бы у меня был приятель, который сидел бы наверху и щелкал выключателями в мою пользу, очень прибыльное получилось бы дельце. – Его усмешка превратилась в широкую улыбку. – Как думаешь, Лапша?

– Да, это стоящая штука, Макс.

Мы без шума вышли из комнаты и осмотрели остальной чердак. Мы заглянули в каждый угол. Повсюду в полу были проделаны отверстия для наблюдения за нижним залом. Человек, сидевший на чердаке, мог следить за игрой на каждом столе. Мы тихо спустились вниз по лестнице и вернулись в кассу. Макс неуверенно посмотрел на люк в полу:

– Ладно, надо посмотреть, что там такое.

Он потянул за скобу и медленно поднял люк.

Зрелище, представшее нашим глазам, оказалось совершенно неожиданным. Внизу, за широким столом, заваленным большими книгами, сидел какой-то старик. Одна из книг лежала перед ним раскрытой. Он что-то торопливо писал при свете тусклой лампы. Слегка приподняв голову, старик сказал:

– Вы пришли немного рановато, парни, но я уже почти закончил. Остальные книги все готовы. Можете их выносить.

Макс прошептал мне в ухо:

– Какого черта?

Я пожал плечами: «Понятия не имею».

Старик махнул рукой в сторону законченных книг:

– Эти можете забирать. Они готовы.

Я прошептал:

– Давай подшутим над этим парнем.

Макс ответил:

– Ладно.

Мы спустились вниз по лестнице. Старик бросил на нас мимолетный взгляд и вернулся к своему занятию. Я заглянул ему через плечо, чтобы посмотреть, что он делает. Старик переписывал фамилии. Я присмотрелся повнимательней. В конце концов я понял, чем он занимается, – подделывает фамилии в регистрационной книге избирателей округа.

Старик гордо спросил:

– Ну как, хорошо смотрится, сынок?

– Превосходно, – ответил я. – Просто превосходно.

Я боялся выдать себя и не задавал лишних вопросов.

– Это последняя страница в последней книге, – сказал старик, быстро шурша пером.

Мы стояли вокруг и с интересом следили за работой.

Косой прошептал:

– Дедуля подделывает бумаги.

Наконец старик со вздохом отложил ручку:

– Хорошо, что мне приходится заниматься этим только раз в год. Нудная работенка. – Он улыбнулся: – А где Джон?

Очевидно, он спрашивал о том парне, которого пристукнул Макси.

Макс с обычным присутствием духа ответил:

– Пошел в сортир.

Старик кивнул:

– Ладно, давайте вытаскивать это барахло.

Мы начали выносить книги наверх. Макс сказал Косому:

– Подкати машину к выходу.

Мы сложили книги в «кадди». Старик по наивности ничего не замечал. Он не задавал нам никаких вопросов. Он спокойно влез на заднее сиденье. Макс и я сели по обе стороны от него. Косой нажал на газ. Мы выехали на автостраду.

Макси сказал:

– Поезжай в отель, Косой.

Старик с удивлением посмотрел на Макса.

Когда мы остановились у отеля, Макс, Патси и Косой пошли переодеться в номер, а я остался со стариком. Я держал нож наготове. Потом они вернулись, и я тоже пошел наверх переодеться. Я заплатил портье за неделю вперед и сказал, чтобы он отослал костюмы Шварцу. Потом мы уехали.

Я почувствовал, что старик начал беспокоиться. Он смотрел на нас с подозрением:

– Куда вы собрались, ребята? Разве мы едем не в здание суда?

Никто ему не ответил. Мы сидели как немые. Он смотрел на нас испуганно.

– Кто вы такие? – спросил старик с дрожью в голосе.

Макси улыбнулся и похлопал его по спине:

– Папаша, ты отличный парень. Все будет очень хорошо. Главное – не волноваться. – Он повернулся к Косому: – К Толстяку Мо.

По дороге старик понемногу расслабился, обнаружив, что мы относимся к нему с уважением и настроены миролюбиво. К тому времени, когда мы проехали полпути до Нью-Йорка, он уже стал нашим другом. Когда мы проезжали один из попутных городков, Макс купил ему в болтушке кварту виски. Это помогло развязать деду язык и сделало еще дружелюбнее. Он рассказал нам все о политике, который заправлял его округом. По словам старика, это был «толстопузый, жадный и лживый сукин сын». Но зато очень могущественный. Весь округ был у него в руках. Он даже являлся главой местного отделения ку-клукс-клана.

– С этим парнем лучше не связываться, – предупредил старик. – Все люди, работающие в казино, члены клана. Этот парень совсем не дурак. Он никому не оставляет шансов. Всё работает на него – от казино до местных выборов. – Потом он спросил: – А вы, ребята, из оппозиционной партии?

Я покачал головой. Он попробовал еще раз:

– Из кабинета окружного прокурора?

Макс ответил честно. Он сказал:

– Нет. Мы из организации, которую интересует только казино.

Старик мне был любопытен. Я решил расспросить его поподробней:

– Как получилось, что ты стал таким специалистом по подделке документов? И почему ты связался с этим парнем?

Старик объяснил:

– Я уже второй раз сижу за подлог. А этот толстопузый политикан одалживает меня на время у тюрьмы, чтобы я подчистил ему избирательные книги накануне выборов.

«Колумбия – жемчужина морей, приют свободы и обитель славы!» – со смехом пропел я про себя. Господи, как типично, как чертовски характерно для этого «при юта свободы»! Всем небишам[23] и шлемилям гарантировано одно – их обязательно обведут вокруг пальца.

Часто бывало, что мы, по просьбе Фрэнка, помогали на выборах тому или иному кандидату. Обычно мы поддерживали его деньгами. Иногда мы набирали людей и посылали их голосовать чуть большее количество раз, чем это положено по закону. Случалась, что мы слегка запугивали избирателей. Но куда нам до этого парня! Он не разменивается по мелочам. И он не бандит. Все считают его законопослушным гражданином. Но он мог бы научить нас тому, как надо фальсифицировать выборы. Это легко делается в подвале. Да, типичная история.

Бандиты – просто мальчишки и любители по сравнению с этими высокопоставленными шишками, которых считают образцами законопослушания.

Я спросил:

– Значит, на самом деле ты сейчас должен быть в тюрьме?

– Я мотаю уже второй срок. Джон, тот парень, которого мы там оставили, – это мой охранник. Он возглавляет сыскную полицию в нашем округе. Предполагалось, что он отвезет меня назад в тюрягу. – Он нахмурился. – Что вы с ним сделали, ребята? Наш заправила держит его за цепного пса.

Я сказал:

– Мы уложили его спать.

Старик встревожился:

– Что это значит? Вы его убили?

– Нет, – ответил Макс. – Просто отключили на время.

– А, – улыбнулся дед с облегчением.

– Ночью в казино есть постоянная охрана? – спросил я.

– По крайней мере, я ее никогда не видел. По-моему, они просто вывозят все деньги перед тем, как закрыть заведение на ночь.

Мы подъехали к Нью-Йорку. Макси обратился к старику:

– Что будешь делать дальше, папаша?

– В каком смысле? – спросил он.

Макси повторил:

– Что будешь делать? Хочешь отправиться назад в тюрьму или устроить себе побег и остаться здесь, в Нью-Йорке?

– Я предпочел бы остаться здесь, если бы смог найти какую-нибудь работу. И если копы меня не найдут.

Я сказал:

– Не волнуйся, не найдут.

– Ладно, отец, мы подыщем тебе какое-нибудь занятие. Только не по твоему профилю. Какую-нибудь работу, от которой у тебя было бы поменьше неприятностей. – Макс улыбнулся, увидев его заинтересованный вид. – Как у тебя с деньгами? Есть что-нибудь в карманах?

Старик покачал головой. Макс достал бумажку в пятьдесят долларов, протянул ее старику.

Тот пробормотал:

– Большое спасибо.

Выражение его лица было красноречивей всяких слов.

Мы прибыли к «Толстяку Мо». Перенесли книги из машины в заднюю комнату и свалили их в туалете. Услышав, что мы приехали, Мо принес поднос с выпивкой.

Макс повернулся к старику:

– Ну что, папаша, делай свой выбор. Какую работу ты предпочитаешь? Таскать мертвые тела в похоронном бюро или пьяные тела в болтушке?

– Я бы лучше работал прямо здесь, – с надеждой ответил старик.

– Мо, – позвал Макси, – выдай папаше фартук. У тебя появился новый помощник.

– Пожалуйста, зовите меня Филипп, – попросил старик.

Макси улыбнулся:

– Хорошо, Филипп. Мо покажет тебе, где что лежит, и подыщет комнату.

Мо стоял рядом и кивал с одобрительной улыбкой.

– Вот так, Фил, мы тебя пристроили. – Макс повернулся к Косому: – Едем к Джейку.

Мы сели в машину и отправились на Брум-стрит. Труба стоял за стойкой. Он радостно нас поприветствовал, смешивая в бокалах виски с содовой.

– Как идет бизнес? Все в порядке? – спросил Макс.

Труба весело ответил:

– Все отлично.

– А где Джейк и Гу-Гу? – спросил я.

– Отдыхают. Недавно вернулись с дела. У нас была беспокойная ночь.

Труба выглядел очень довольным.

– Ты, Джейк и Гу-Гу понадобитесь мне на пару дней. Есть работа за городом. Найдите пока кого-нибудь присмотреть за заведением.

Макс говорил коротко и властно.

Труба ответил:

– Конечно, Макс. Когда надо начинать?

– Все трое должны быть здесь сегодня вечером. Мы за вами заедем.

– Мы будем наготове. Я немедленно свяжусь с Джейком и Гу-Гу.

Когда мы выходили, Патси спросил:

– Может, слегка перекусим?

– Ты меня опередил, – сказал Косой.

Мы поехали в закусочную Зуссмана Волка на Деланси-стрит. Каждый из нас заказал двойную порцию горячей солонины с жареным картофелем и бутылку тоника.

– Ты помнишь адрес на Четвертой авеню? – спросил у меня Макс.

– Какой адрес? – Я переложил себе немного жареной картошки из тарелки Макса.

– Ну, адрес этого парня, который делает «груженые» кости?

– А, ты имеешь в виду того парня, который занимается всякими жульническими штучками в азартных играх? И к которому мы давным-давно ходили по просьбе Профессора, чтобы взять какую-то нужную ему вещь?

– Ну да, я говорю о нем. Ты помнишь его адрес?

Я на минуту задумался, смазывая горчицей сочный кусок солонины.

– Нет, адрес не помню, но я смогу узнать здание. Ты прав, это где-то на Четвертой авеню. На восточной стороне улицы.

Макс в раздумье жевал зубочистку.

– Я хочу у него кое-что взять, – сказал он. – У меня появилась идея.

– Собираешься скормить этим ребятам из казино их собственное блюдо? – спросил я.

– Что-то вроде того.

– Если мы не спеша проедемся по Четвертой авеню, то найдем это место, – предложил я.

Мы медленно двигались по Четвертой авеню. Я узнал здание; Косой въехал колесом на тротуар. Макс и я поднялись вверх по лестнице и подошли к прилавку.

– Привет, ребята, как дела? – спросил владелец заведения. Я не мог поверить, что он нас узнал. – Вы здорово выросли за это время, – добавил хозяин.

– Вы нас помните? – удивился я.

– Еще бы, – рассмеялся он. – Как не помнить? Кажется, это было только вчера. Приходят ко мне двое крутых мальчишек и высокомерно так цедят сквозь зубы: «Нас прислал Профессор».

Мы рассмеялись.

– Чем могу быть полезен? – спросил он уже деловым тоном.

Макс описал ему колоду с потайными знаками, которая была нам нужна.

– Понятно. Такой товар я держу для самых лучших клиентов.

Он достал из-под прилавка несколько карточных колод с соответствующими светофильтровыми наглазниками. Хозяин заведения показал нам, как читать знаки на рубашках и узнавать по ним достоинство карт. Это оказалось очень просто, надо было только запомнить условный код.

Он объяснил:

– У каждой колоды собственный код. Нет двух колод с одинаковым кодом.

Мы купили еще дюжину пар «груженных» свинцом костей и вышли.

– Теперь к Рубину, парню, который делает очки на Кэнел-стрит, – сказал Макс.

… – Вы хотите вставить эти стекла в очки? – спросил Рубин, когда мы приехали к нему. Лицо его выражало сомнение. Он крутил в руках светофильтровые стекла. – А зачем они вам нужны? Я не вижу в этом никакого смысла.

– Не надо беспокоиться о смысле, Рубин. Просто сделай нам две пары очков.

Макс бросил на витрину десять долларов.

– Этого хватит?

– Ладно, ладно. – Рубин убрал десятку. – Будут готовы через час.

Мы вышли на улицу и остановились на тротуаре, не зная, как убить этот час.

Напротив стоял маленький кинотеатр, показывавший два ковбойских вестерна: «Дестри снова в седле» и «Кровавый след». Фильмы были как раз для Косого, который в глубине души так и не избавился от мальчишеской мечты стать крутым ковбоем. Впрочем, возможно, это относилось и ко всем нам. Ребята решили пойти, но я хотел навестить свою мать.

– Хорошо, Лапша. Встретимся у Джейка.

Я прошелся по улице и поймал такси. Поднялся по шаткой лестнице в маленькую грязную прихожую. Меня охватило неприятное чувство тревоги. Я тихо постучал в дверь.

Послышался резкий голос:

– Дверь открыта. Входите.

Я узнал голос своего брата и открыл дверь. Он сидел на кухонном стуле, читал и курил сигарету.

– А, это ты, – сказал брат.

Он бросил на меня холодный взгляд.

Я вошел в комнату:

– Почему ты дома в такую рань? Где мама?

– Сосед позвонил по телефону, сказал, что мать больна. Она там.

Он махнул на дверь спальни.

– Что с ней? – Я встревоженно двинулся к спальне.

– Не мешай ей, она спит. Доктор только что ушел. Он дал ей лекарство, – грубо ответил брат.

Я остановился:

– Что произошло?

– А тебя это действительно интересует? – усмехнулся он. – Меня просто смешит твоя встревоженная физиономия. Может быть, твоей важной персоне следовало бы появляться здесь почаще?

– Я бы навещал вас чаще, если бы ты поменьше мне хамил. К тому же меня тошнит от этой трущобы. Почему бы вам не перебраться в какое-нибудь приличное место? Возможно, тогда я стал бы больше у вас бывать. Может быть, я вообще бы к вам переехал. Я заплатил бы за все расходы, я тебе уже сто раз об этом говорил.

– Начнем с того, что мама вообще не хочет переезжать. Она привыкла к своим соседям, и все ее друзья живут здесь.

– Болтуньи и сплетницы, – сказал я с кислой гримасой. – Я не говорю уже о том, как здесь воняет.

Я слишком поздно понял, что моя откровенность еще больше выведет его из себя. Как раз этого я хотел избежать.

– Болтуньи, сплетницы и вонь, – произнес он с горечью. – Наши соседи стали слишком плохи для тебя, мой крутой бандитский братец. За кого, черт возьми, ты себя принимаешь?

Он скривил губы в презрительной насмешке.

– Я не это имел в виду, – сказал я мягко.

Но он меня не слышал. Ему хотелось на мне отыграться.

– Скажи, тебя все еще называют Лапша Нож? Значит, Лапша Нож слишком хорош, чтобы жить в этом месте? По-твоему, ты из какого теста сделан? Не из такого, как наши скромные и приличные соседи? Ты, Лапша Нож, бандит, который вечно таскает с собой нож и пистолет, как другие носят ручку и карандаш? Которому всегда нужны виски и наркотики, чтобы чувствовать себя немного смелее?

– Я не пользуюсь наркотиками, – пробормотал я. – Правда, иногда мы выкуриваем трубочку-другую опиума, но это не вошло у нас в привычку.

Я чувствовал, что мои возражения звучат не слишком убедительно.

– Выходит, курить опиум – значит не пользоваться наркотиками? Это не вошло у вас в привычку? – усмехнулся он. – Скажи, ты все еще думаешь, что нужна большая смелость для того, чтобы запугивать беззащитных людей? Что единственный способ добывать деньги – это воровство и мошенничество? Нет у тебя уважения ни к вере, ни к Богу, ни к людям. Ты и твои бандитские дружки думаете, что вы стоите вне закона и морали. Что с вашими пистолетами и ножами вам все нипочем. Вы убеждаете самих себя, что все вокруг мошенники и воры, а кто не вор, тот простофиля и дурак. А себя самих вы считаете какими-то романтическими героями. Что-то вроде современных робингудов, верно? Не надо мне отвечать. Я знаю, что ты думаешь.

– Слушай, – ответил я раздраженно. – Ты вешаешь мне на уши это дерьмо каждый раз, когда я здесь появляюсь. Хватит разыгрывать из себя Авеля, а из меня Каина. Я пришел сюда не для того, чтобы продолжать этот дурацкий разговор. Я пришел повидать маму.

– «Я пришел повидать маму», – передразнил он. – Кстати, вот еще одна вещь, о которой я хотел с тобой поговорить, – кто дал тебе право переносить могилу нашего отца и водружать над ней этот идиотский камень? Для человека, который никогда не оказывал уважения к отцу при жизни и ни разу не помолился за него после смерти, такое неожиданное пробуждение любви и преданности выглядит просто нелепым. Ты никого даже не спросил. Сделал, как тебе хотелось, вот и все. Почему ты никогда не поступаешь как честные, порядочные люди?

– Довольно, – перебил я резко. – Я по горло сыт твоими проповедями. Еще немного, и я забуду про то, что ты мой брат. И хватит без конца твердить мне про честных людей. Честные люди? Какого черта об этом говоришь мне ты – газетный писака? Ты и твои дружки строчите в газетах. И вы думаете, что поэтому вы можете свысока смотреть на жизнь и на все прочее? Не надо вешать мне на уши дерьмо про идеалы и честную жизнь. Кто не вылезает из полицейских участков и больниц, чтобы вытащить на свет какую-нибудь скандальную историю? Не твои дружки репортеры? А откуда Синдикат узнает выигрышные лотерейные номера за несколько минут до того, как они по явятся в печати, чтобы успеть сделать ставки? Не у га зетчиков вроде тебя? А кто печатает за деньги утки и фальшивки, сбивающие с толку публику? Любой рекламный агент может купить газетного писаку, который за лишний доллар расхвалит ему все, что угодно. А ваши боссы и издатели, по-твоему, тоже честные и нравственные люди? Они состоят на службе у денежных мешков. Разве не деньги определяют их издательскую политику? Или ты думаешь, что они не прибегают ради своей выгоды к насилию? Ты никогда не слышал о законопослушных издателях, которые используют силу, чтобы продавать большие тиражи? Чтобы сбывать их через газетные ларьки? И к кому, ты думаешь, они обращаются за помощью в таких делах? К бандитам, вот к кому. Или ты не знал, что эти так называемые «честные» издатели нанимают гангстеров, чтобы расправиться с забастовщиками? Что время от времени эти солидные и уважаемые люди, посещающие церковь и почитающие закон, дают нам такие поручения, от которых даже нам становится не по себе? А во время войны, когда многим не хватало продуктов, разве не эти «честные» торговцы спекулировали и наживались на чужой беде, как могли, не зная ни жалости, ни совести? Довольно с меня этого дерьма. Нет людей абсолютно честных. Все так или иначе жульничают. Порядочные люди? Они только хотят считать себя такими и обманывают самих себя. А мы… мы, по крайней мере, честны перед собой; мы ни от кого не скрываемся; мы ходим с оружием. Тогда какого черта ты каждый раз, когда мы видимся, начинаешь читать мне мораль? Ты ведешь себя как сварливая старуха.

Я направился в спальню, сопровождаемый его злобным взглядом. Мама спала, тяжело дыша. Я поцеловал ее в щеку и засунул под подушку пять сотен баксов.

Я на цыпочках вернулся в кухню. Брат курил сигарету и читал газету.

– Что у нее было – плохо с сердцем? – спросил я.

Он кивнул, не отрывая глаз от газеты.

– Насколько серьезно?

– Небольшой приступ, – буркнул он. – Скоро она поправится.

Я еще не мог остыть. Мне хотелось вылить на него раздражение. Я сказал:

– Иногда я читаю всякое дерьмо, которое вы печатаете в воскресных газетах.

– Значит, тебе не нравится? – усмехнулся он. – По крайней мере, это честный и приличный способ зарабатывать на жизнь. Это честные деньги.

– Честные деньги? – переспросил я. – Такие же честные, как те, что получают проститутки.

Брат весь побелел от ярости.

– Ах ты, сукин сын, – прошипел он.

– Да, – продолжал я, – это абсолютно то же самое. Тебе платят. Тебя покупают, чтобы ты писал то, что нужно. Где твои либеральные идеи? Помнишь, как ты раньше восхищался этим парнем, Хейвудом Брауном?[24] А что стало теперь с твоей симпатией к маленьким людям, к побежденным? Тебя купили. Ты продал свои либеральные идеи. Ты продался за русскую шарлотку. Почему? Да потому что ты боишься писать правду, боишься, зная, что от этого потом тебе не поздоровится. Ты трус, как и все твои друзья-писаки. «Перо сильней меча!» – кричите вы. Но стоит вашему боссу поднять одну бровь, как вы тут же бросаете свои перья и готовы перебить друг друга, лишь бы первым прыгнуть в вагон к реакционерам.

– В наши дни не найдешь работу, если будешь либералом, – пробормотал он.

– Об этом я и говорю. Вы обожаете цитировать Линкольна и Тома Пейна[25]. Это ведь ты мне как-то процитировал: «Господи, дай мне силы видеть истину и следовать ей, даже если она меня убьет». Помнишь? Вот о чем я говорю. Ты продал себя, как шлюха.

– К черту тебя и твои нудные дискуссии, – пробурчал он. – Ты вечно затеваешь ссору.

– Я затеваю ссору?

– Да, ты всегда появляешься здесь, начинаешь нудные дискуссии и затеваешь ссору.

– Будь я проклят. – Меня охватило отвращение. – Ладно, к чертям все это. Передай мой привет маме.

Брат ничего не ответил. Мой взгляд стал угрожающим.

Он сказал:

– Ладно.

Я добавил:

– В следующий раз, если ты опять начнешь мне вешать на уши это дерьмо, я выброшу тебя в окно.

Он промолчал. Только бросил на меня вызывающий взгляд.

Я ушел. У Джейка за стойкой стоял какой-то незнакомец. Чтобы остыть, я выпил несколько рюмок. Заведение было переполнено. Очевидно, бармен меня знал. Он провел меня в заднюю комнату. Макс, Пат и Косой сидели напротив Джейка, Трубы и Гу-Гу. Они играли в покер. Мы обменялись приветствиями. Я стал следить за игрой. Макс и Патси испытывали свои светофильтровые стекла. В оправе они выглядели как обычные солнцезащитные очки.

Глава 26

Я решил, что Макс уже разработал свою стратегию в отношении казино. Очевидно, именно потому он пригласил Джейка, Трубу и Гу-Гу сопровождать нас во время второго визита в это заведение.

Наконец Макс рассмеялся и сказал:

– Ладно, хватит играть. Приступим к делу. – Он обратился к Джейку, Трубе и Гу-Гу: – Ваше снаряжение с собой, парни?

Они кивнули.

Вопросительно глядя на Макса, ребята выложили на стол свое оружие. Джейк достал «люгер» и «специальный полицейский». Труба вытащил из заднего кармана револьвер тридцать восьмого калибра. Такой же револьвер был и у Гу-Гу, только в переднем кармане брюк.

– А что делать с этим?

Джейк и Труба показали свою коллекцию ключей.

– Не будем напрашиваться на неприятности, – сказал Макс. – Положим их в общую кучу. А теперь мы, ребята.

Мы сняли с себя кобуры. Я выложил нож, а Макси отстегнул пистолет с пружиной. На столе образовалась целая гора.

Мы положили все в холщовый мешок, который держал Косой.

– Спрятать, как обычно? – спросил Хайми.

– Нет, погоди. Сходи сначала в гараж, возьми «томми», а потом уже спрячь все под машину. Мы подождем тебя здесь.

Косой взвалил на плечо мешок и вышел.

Мы сели за стойку и пропустили по нескольку рюмок.

Косой вернулся через двадцать минут.

– «Томми» не забыл?

– Не волнуйся, Макс. Со «свинцовым душем» все в порядке.

Мы всемером влезли в «кадиллак», что не создало особой тесноты. При необходимости в салон могло сесть девять человек.

Косой сказал:

– С таким грузом машина пойдет гладко.

Так оно и вышло – это была гладкая, спокойная поездка на морской курорт.

В отеле мы отметились около одиннадцати вечера. Джейк, Труба и Гу-Гу взяли большой номер на том же этаже. Мы все устали.

Макс сказал:

– Надо поспать. Завтра встаем в четыре утра.

Мы приняли душ и легли в постель.

Я быстро заснул. Мне казалось, что я проспал очень долго. Я посмотрел на часы, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Было десять минут пятого. Я взглянул на Макси. Он лежал совершенно расслабленный, как всегда слегка посапывая, с мирным выражением лица. Я его разбудил. Он сел в кровати, почесывая голову.

– Как самочувствие? Все в порядке? – спросил Макс.

– Да.

Мы шепотом обсудили ситуацию. Я предложил свой план действий. Макси с ним согласился.

Он начал одеваться. Потом заглянул в соседнюю комнату и шлепнул по заднице Патси и Косого. Макс босиком прошел по коридору и разбудил Джейка, Трубу и Гу-Гу.

Было половина пятого, когда мы по одному вышли из номеров и встретились в гараже. Косой залез под машину и вытащил мешок с оружием, включая автомат «томми». Макси раздал нам наши вещи. Он с интересом разглядывел отмычки Джейка и Трубы.

– Хочешь научиться нашему ремеслу, Макс?

Тот улыбнулся:

– Нет, спасибо, Джейк. Пусть каждый занимается своим делом.

По дороге мы остановились перекусить кофе с блинами. Макси взял с собой дюжину гамбургеров.

– Это хорошая идея, – сказал я. – К концу дня мы чертовски проголодаемся.

– Да, особенно ты и я, – многозначительно ответил Макс.

Около пяти часов мы остановились за один квартал до казино. Здание еще было залито ярким светом. На площадке стояло много машин. Мы стали ждать. К половине шестого большинство машин начало разъезжаться. Огни в доме гасли один за другим.

Без четверти шесть стоянка совершенно опустела. Здание погрузилось в темноту. Мы вышли из машины и тихо подошли к дому. Макс прошептал:

– Вытаскивайте пушки. Джейк, сними ботинки и иди за мной.

Макс знаком показал, чтобы другие оставались на месте. Он и Джейк подкрались ко входу в казино. Мы прикрывали их сзади пятью стволами. Джейк начал потихоньку работать отмычками. Ему понадобилось пять минут, чтобы открыть дверь. Макс махнул нам рукой, приглашая идти следом. Мы бесшумно вошли в дом, держа пушки наготове. Мы обошли все здание, от подвала до чердака. Нигде не было ни души. Мы заглянули в бар. Макси пригубил «Маунт-Вернон».

Джейк сходил на улицу, чтобы забрать свои и Максовы ботинки. Мы стали в кружок, слушая краткие инструкции Макса.

– Я и Лапша сядем на чердаке. Вы пока отправитесь назад в отель и отдохнете. Позвоните Шварцу, пусть он привезет костюмы. Возвращайтесь в казино в одиннадцать вечера. Как только приедете, ты, Патси, начнешь играть на рулетке. Начинай по маленькой. Потом постепенно увеличивай ставки. Ровно в одиннадцать тридцать поставь все деньги на один номер.

У Патси был неуверенный вид.

Макси повторил:

– Поставь все деньги на один номер. Ты, Труба, пойдешь к столу для игры в кости. Косой даст тебе фальшивые кубики. В одиннадцать тридцать поставь на все. Вот тебе пять штук для игры.

Труба взял деньги и спокойно кивнул.

– Джейк и Гу-Гу, вы сядете за покерный стол и покажете все, на что способны. Косой обеспечит вас деньгами и объяснит, как пользоваться очками и колодами. В одиннадцать тридцать выходите из игры, не важно, с выигрышем или проигрышем. Так, с вами все. Косой, ты подашь «кадди» к выходу ровно в одиннадцать сорок, ясно? – Макс строго взглянул на Косого. Тот кивнул. – А теперь очень важная вещь. Ровно в одиннадцать тридцать пять вы все, за исключением Косого, который будет за рулем, подойдете к окошку кассы. В то же время мы с Лапшой спустимся по лестнице с чердака. Мы не знаем, какой прием нам окажут внизу, так что будьте начеку. Все понятно? – Макси медленно и внимательно оглядел наши лица. – А теперь возвращайтесь в отель и оставайтесь там, пока не наступит время ехать. И почистите свои пушки; возможно, придется стрелять. – Он повернулся к Косому: – Принеси из машины пакет с гамбургерами и «свинцовый душ».

Когда Косой вернулся с полными руками, Макси спросил:

– Есть еще вопросы? Все понятно?

Мы кивнули.

– Ладно. Мы пошли. Джейк, запри дверь снаружи.

Замок щелкнул, когда Проныра повернул в двери ключ. Мы услышали, как отъехала машина.

Макси с улыбкой взял пакет с гамбургерами и ав томат:

– Ждать придется долго. Нет смысла голодать, верно, Лапша?

– Ты как Наполеон.

– Наполеон? – переспросил он. – При чем тут Наполеон?

Я рассказал ему о тактике Наполеона.

– Ну, это просто здравый смысл, – сказал Макс.

Он стал подниматься вверх по лестнице. Я последовал за ним. На чердаке мы сняли пиджаки и пододвинули пару стульев к маленькому окошку, выходившему на шоссе. Мы устроились поудобнее.

Макс возобновил прерванный разговор:

– Как я уже сказал, Лапша, это просто здравый смысл. Возьмем тебя и меня. Нам придется долго ждать, часов двенадцать, может быть, больше. А Наполеон был умный парень. Армия всегда движется на своем желудке. Я слышал, он был крутым мужиком, этот Наполеон. Верно, Лапша?

– Да.

Макс угостил меня «Короной». Мы оба закурили. Некоторое время молча пускали дым. Макс продолжал:

– Расскажи мне больше об этом парне; говорят, он был человеком действия.

Я улыбнулся, сплюнул в окно и ответил:

– Да, верно.

Четыре часа мы обсуждали Наполеона. Я цитировал книгу, которую о нем читал, рассказывал о его жизни, о его военной карьере, о его любви. Макси особенно заинтересовал тот эпизод, когда его слава поднялась на гребне революции и в глазах французов он превратился в национального героя.

Потом я объяснил, как быстро росли амбиции Наполеона. Он попытался захватить весь мир. Мы обсудили его военные кампании и ошибки, которые император сделал, вторгшись в Россию.

– Проблема этого ублюдка заключалась в том, что он был слишком самовлюблен, – сказал Макси.

– Да. Он мог бы стать действительно великим человеком и принести много пользы своему народу. Но он искал только личной славы.

– Этот ублюдок хотел стать всемирным диктатором.

– Да, всегда находятся ублюдки, которые хотят того же. И они всегда недооценивают маленьких людей.

– Наполеон родом из тех же мест, что и Фрэнк, верно, Лапша?

– Фрэнк? А, ты говоришь о Боссе. Нет, Фрэнк из Сицилии, а Наполеон родился на Корсике.

– Ты знаешь, Фрэнк – тоже очень самовлюбленный парень.

– Да, в определенном смысле. Но я не думаю, что он страдает комплексом Наполеона. Он уважает людей. В глубине души он скромный человек. Как думаешь, не принести ли нам каких-нибудь напитков, Макс?

– Пожалуй, надо сделать небольшой запас. Последи за дорогой, Лапша.

Макси встал со стула и спустился вниз. У меня был хороший наблюдательный пункт. Я мог видеть главную дорогу и сразу бы заметил, если бы какая-нибудь машина свернула к казино.

Скоро Макси вернулся, притащив с собой имбирный лимонад, кока-колу и бутылку «Маунт-Вернон». Мы поставили напитки в той комнате, где на полу была нарисована рулетка.

– Льда нет? – спросил я.

– Если бы дверца на чердаке была пошире, я бы мог доставить тебе лед. Я бы притащил тебе весь этот чертов холодильник.

Макс взял открывалку, которую прихватил в баре, и откупорил две бутылки коки.

Мы сели у окна и стали не спеша отхлебывать из горлышка. Время от времени один из нас вставал и ходил по комнате или ложился на пол, чтобы немного вздремнуть. Вскоре солнце раскалило крышу так, что чердак стал похож на турецкую баню. Мы начали постепенно раздеваться, снимая одну вещь за другой, пока не остались в одних ботинках и трусах.

Макси посмотрел на меня и рассмеялся:

– Жаль, что ты не видишь себя в зеркале, Лапша.

На мне была подмышечная кобура с револьвером. Нож я заткнул за пояс трусов. По телу ручьями струился пот.

– Ты тоже не похож на гостя, которого хозяин хотел бы увидеть на своей светской вечеринке, – ответил я с улыбкой.

Кроме кобуры, на его потном теле висел маленький пистолет с прикрученной к руке пружиной. Автомат «томми» лежал на коленях.

В половине первого мы съели несколько гамбургеров и выпили полбутылки лимонада. Напиток был теплым, но приятным.

– Не хочешь принести немного льда из холодильника, Лапша?

Я спустился вниз и вытащил из холодильника поддон со льдом. Он лежал одним сплошным полупрозрачным куском. Я огляделся в поисках чего-нибудь острого, чтобы расколоть лед, но ничего не нашел. Я хотел было разбить его своим ножом, но потом раздумал. Ну его к черту. Я не хочу тупить собственный нож.

– Что, льда нет? – спросил Макс.

– Есть, но он смерзся целым куском. Нужен нож для колки льда.

– Ладно, черт с ним.

Разговаривать нам уже не хотелось. Время ползло так, словно мы сидели здесь уже несколько дней.

Наконец около двух часов дня с шоссе к казино повернул старенький «форд». Мы с интересом наблюдали, как из машины вышли двое цветных. Один из них достал ключи. Некоторое время он возился с дверью. Потом они вошли внутрь. Мы следили за их перемещением сквозь отверстия в полу. Они зашли в уборную, взяли там ведро, швабру и тряпки.

– Вот черт. Это всего лишь уборщики, – разочарованно пробормотал Макс.

– Ладно, все-таки хоть что-то новое.

Мы смотрели, как они чистят ковер. Никогда не думал, что буду с интересом наблюдать за таким нудным занятием. Часа в четыре они закончили работу. Швабры и другие инструменты отнесли в уборную, а сами подошли к столу для игры в кости. Они стали играть на маленькие ставки.

– Не хочешь к ним присоединиться, Лапша?

Я посмотрел на Макса, чтобы убедиться, не всерьез ли он это говорит. От него всего можно было ожидать.

Они играли, пока один из них не продул все деньги, три с половиной бакса. В шесть часов уборщики ушли. Они заперли за собой дверь.

На второй обед мы съели еще несколько гамбургеров и запили их теплой смесью имбирного лимонада и виски. Жара все усиливалась. Чердак был раскален, как печь. Мы как можно ближе придвинулись к окошку и прихлебывали из бутылок. Даже после захода солнца воздух оставался нестерпимо душным.

Было около половины девятого. Мы смотрели, как по шоссе едут «хадсон» и «бьюик». Доехав до поворота, они свернули к казино. Из машин вышло десять плечистых парней в униформе.

Макс сразу напрягся, прошептав:

– Охрана.

Мы внимательно за ними наблюдали. Очевидно, ни у кого из них не было ключей. Они заняли свои посты снаружи.

Большой Макси расслабил мускулы. Он шутливо изобразил «бой с тенью» и с облегчением сказал:

– Возможно, скоро нам будет чем заняться.

В девять часов к дверям подкатили два больших «крайслер-империала». Из каждой машины вышли пятеро мужчин с револьверами на широких поясах. Двое несли в руках маленькие саквояжи, вроде тех, с которыми ходят доктора.

– Наверное, там лежат деньги, – прошептал Макси.

Один из мужчин открыл дверь. Все десять вошли внутрь. Сквозь отверстия в полу мы следили за тем, как они готовили казино к игре. Саквояжи мужчины отнесли в кассу. Кассир быстро подсчитал деньги и распределил их по ящичкам стола в соответствии с достоинством банкнотов.

– Эй, Макси, – сказал я шепотом, – похоже, здесь не меньше сотни штук.

Он кивнул. У меня уже чесались руки.

Мы услышали, как со стороны шоссе подъехало несколько машин. Я подошел к окну. К зданию подходили мужчины в вечерних костюмах. Я узнал в них стоявшего за рулеткой крупье, служащих казино и нескольких подсадных уток.

Глава 27

Было десять часов вечера. Я смотрел вниз на комнатку кассира. Я подозвал Макси. По лестнице начал подниматься высокий толстый мужчина. Он нес фонарик.

Я вытащил нож и прошептал:

– Чиркнуть его по горлу?

– Нет, Лапша. Я сам займусь этим парнем. Мне нужно его кое о чем спросить.

Я увидел в руках Макси что-то белое. Это была его рубашка. Толстяк, отдуваясь, поднимался по лестнице. В отличие от наших его глаза еще не привыкли к темноте.

Когда он дошел до конца лестницы, фонарик выпал у него из руки. Толстяк нагнулся, чтобы его поднять. Макси бросился на него сзади, обхватив левой рукой за шею. Правой он заталкивал ему в рот свою рубашку. У парня подогнулись ноги. Макс его поддерживал. Я заглянул толстяку в лицо. Глаза у него были закрыты.

– Он в отключке, – прошептал я.

Мы отнесли его в комнату и уложили на пол. Я вернулся назад и посмотрел в комнату кассира.

Я прошептал:

– Никто не слышал; внизу все тихо.

Макс вытащил кляп изо рта мужчины. Я смочил ему губы алкоголем. Потом слегка похлопал его по щеке. Мы посветили толстяку в лицо фонариком. Он начал приходить в себя. Его веки затрепетали.

Он хрипло прошептал:

– Мое лекарство.

Он полез в жилетный кармашек и вытащил оттуда маленькую плоскую коробочку. Положив таблетку на язык, он попросил воды и сделал глоток. Он держался рукой за сердце. Его лицо было мертвенно-бледным. Понемногу к нему стал возвращаться нормальный цвет. Он глубоко вздохнул и потер сердце.

– Мне очень плохо, – пробормотал толстяк еле слышно.

Макси прошипел ему в ухо:

– Лежи тихо, ублюдок, или мы тебя прикончим.

Он задрожал и посмотрел на Макси, возвышавшегося над ним, как башня, потом перевел взгляд на меня. Наверное, вид у нас был жутковатый.

Толстяк едва опять не потерял сознание. Я похлопал его по щеке:

– Спокойно. Спокойно. Веди себя тихо, и мы не причиним тебе вреда.

Я дал ему еще нашей смеси лимонада с виски. Он сделал большой глоток.

Макси спросил:

– Как самочувствие?

– Немного лучше.

Он сел и посмотрел на нас.

– Какая у тебя работа? – спросил Макси. – Чем ты здесь занимаешься?

– Я работаю с этим. – Он указал дрожащей рукой на переключатели на полу.

– Кто-нибудь еще поднимается сюда ночью, чтобы помочь тебе или, например, сменить?

Толстяк сидел, ничего не отвечая. Я не мог понять, молчал ли он от страха или просто тянул время. Но нам некогда ждать. У нас мало времени. Следовало напугать его так, чтобы он стал выполнять каждую нашу команду. Я прижал лезвие ножа к его сердцу.

– Не умничай, ублюдок. Делай, что говорят, или я вырежу тебе сердце, – прошипел я ему в лицо.

Его губы задрожали. Он облизал их. Потом сглотнул слюну. Толстяк хрипло произнес:

– Я на все согласен. Что мне нужно делать? Пожалуйста, не убивайте меня.

– Отвечай, – прошептал Макси. – Кто-нибудь поднимается сюда тебе на смену?

– Никто, если я только сам не нажму на эту кнопку.

Продолжая дрожать, он показал нам на кнопку. Она находилась справа, недалеко от нарисованной рулетки.

– Если что-нибудь пойдет не так, мы тебя пришьем, – с угрозой прошептал Макс.

– Прямо вот сюда. – Я ткнул кончиком ножа в его шейную вену.

– Я сделаю все, что вы хотите, – пролепетал он.

– Ладно, без фокусов, – сказал ему Макс.

Я посмотрел в отверстие. Публика начала прибывать. Посетители садились за карточные столы. Было половина одиннадцатого. Четверо элегантно одетых мужчин подошли к столу с рулеткой и выразили желание играть. Вскоре к ним присоединились другие игроки. Игра вот-вот должна была начаться.

Макс спросил, ткнув пальцем в нижний зал:

– Вот этот мужчина, тот мужчина и эта женщина – они подсадные утки?

– Да, и вот он тоже, – ответил толстяк, указав на широкоплечего парня с усами.

– Четыре подсадки на одно колесо? Что будет дальше?

– Дальше? – запинаясь, переспросил толстяк. – Я должен следить, кто из четверых поставит самую крупную сумму, и сделать его номер выигрышным.

– Отлично, – сказал Макс. – Действуй как всегда.

Все было просто. Мы заставили его объяснить, как действует оборудование, которым он управлял. Провода шли сквозь пол, по стенам и по полу зала, подходя снизу к игровому столу. Все, что от него требовалось, – это контролировать игру, щелкая нужным выключателем. Он мог заставить шарик упасть в любое гнездо, по своему выбору. Я ушел, оставив Макси и толстяка в комнате.

Я прошелся по чердаку, заглядывая в разные отверстия. Зал был полон народу. Я подошел к окну. Машины подъезжали одна за другой, высаживая хорошо одетых пассажиров. Я видел, как охранники патрулируют территории. Воздух стал слегка прохладней. Я подумал, не пора ли появиться нашим ребятам. Мои часы остались в комнате, где сидели Макси и толстяк. Я вернулся к ним. Большой Макси встретил меня уверенной улыбкой. Он курил «Корону» и наблюдал за игрой внизу.

Я посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Внутри меня все было напряжено, как у профессионального боксера, который собрался перед финальной схваткой и готов убить соперника на ринге. Макс надел брюки и угостил меня «Короной».

Он сказал:

– Расслабься. – Макси посмотрел в отверстие. В его голосе зазвучали симпатия и радость. – Патси, малыш.

Он предложил мне посмотреть.

– Черт возьми, а он хорошо смотрится, Макс. Высокий, смуглый, стройный Паскуале. На часах ровно одиннадцать, – улыбнулся я.

Потом я увидел Косого, за ним Джейка и, наконец, Гу-Гу, с беспечным видом бродивших по залу. Макс и я со смехом смотрели, как наши друзья выглядят в вечерних костюмах, особенно Джейк Проныра.

Макс заметил:

– Бьюсь об заклад, он надел его в первый раз.

Они были для нас как дружеский привет среди сотен незнакомых лиц. Узнав, что парни здесь, мы почувствовали себя намного легче и уверенней.

Патси начал играть. Он небрежно делал маленькие ставки. Макс ничего не сказал толстяку, сидевшему у выключателей. Он позволил Патси проиграть небольшие суммы.

Труба ушел в конец зала, где мы его не видели. Я нашел подходящую дыру, чтобы наблюдать за столом для игры в кости. Труба был уже там, он смешался с толпившимися у стола игроками. Я смотрел, как он делает небольшие ставки против метальщика костей.

Потом кубики перешли к нему. Он был великолепен. Он начал возиться с сигаретой и как бы между делом бросил кости. Я рассмеялся: от его мастерства у меня по спине пробежала дрожь удовольствия. Он не терял времени даром.

Я заметил, что крупье взглянул на него с удивлением. Он быстро взглянул на своего помощника, очевидно думая, что это была его ошибка и что он передал Трубе не те кости. Я увидел, что Труба выиграл еще несколько раз. Он поразительно ловко обращался с игральными костями.

Я пошел дальше, заглядывая в разные отверстия. Я выглянул в окно, потом посмотрел в комнатку кассира. Все было в порядке. Все шло замечательно.

Я наклонился над отверстием, просверленным над покерным столом. Я увидел Джейка и Гу-Гу, оба были в светофильтровых очках. Сверху это выглядело как равная игра: банкомет со своим жульническим козырьком и подсадками против Джейка и Гу-Гу. Преимущество у Джейка должно проявиться только в тот момент, когда ему удастся подменить карточную колоду. Смотреть за игрой оказалось очень интересно. Мне не хотелось уходить, но я должен был следить за всем залом. Я продолжал переходить от одного отверстия к другому.

Наконец я вернулся в пункт управления. Макс курил сигару. У него был удивительно спокойный вид, хотя он не спускал глаз с толстяка. Макс улыбнулся мне:

– Как идут дела?

– Все в ажуре.

Через несколько минут Макс взглянул на часы:

– Так-так. Одиннадцать двадцать три.

Макс взял в руки автомат.

Его беспечный вид мгновенно изменился.

– Игра начинается, толстяк, – рявкнул он на парня. Голос Большого Макса был грубым и резким. – Одно лишнее движение, и ты труп.

У толстяка был такой вид, словно он вот-вот грохнется в обморок.

– Я клянусь, что сделаю все, как вы захотите, – пробормотал он умоляющим тоном.

– Ладно, следи за игрой и отвечай на вопросы. Что за ублюдок заправляет этим заведением?

Он назвал имя политикана.

– Какой у него адрес и номер телефона?

– Они записаны в книге, которая лежит внизу.

– Когда мы спустимся вниз, ты позвонишь ему и попросишь его сюда приехать.

Толстяк испуганно кивнул.

Я следил за игрой в рулетку. Потом посмотрел на часы. Было одиннадцать двадцать семь. Патси постепенно увеличивал ставки. Крупье с довольным видом загребал их себе. Пат пропустил одну игру. Я внимательно следил за ним. Я увидел, как он бросил взгляд на часы. Я посмотрел на свои. Было одиннадцать тридцать.

Момент настал. Патси сгреб все свои фишки в одну кучу. Медленно и аккуратно он поставил их на номер восемь. Крупье с удивлением посмотрел на Патси. Это была самая большая ставка за всю игру.

Остальные игроки начали подталкивать друг друга локтями. Они возбужденно переговаривались и шептались.

Крупье сначала заколебался, потом пожал плечами. Я увидел, что на мгновение он потерял над собой контроль: нервным движением поднял глаза кверху и украдкой взглянул на потолок.

Большой Макс ткнул автоматом в затылок толстяку. Он прошипел:

– Давай, ублюдок, пусть выиграет большая ставка, или я выбью тебе мозги.

Толстяк, тяжело дыша, трясущимися руками поставил переключатель на номер восемь.

Внизу все глаза следили за вращением шарика. Когда он остановился, на мгновение наступила тишина. Потом поднялся оглушительный шум и рев. Люди сбегались к столу.

Мы слышали крики: «Он сорвал банк!»

Все поздравляли Патси и хлопали его по спине. Крупье в отчаянии смотрел на потолок.

К столу с властным видом подошел какой-то коренастый коротышка. Некоторое время он стоял у стола с недоуменным выражением лица. Потом пожал плечами и сделал крупье знак продолжать игру.

Патси собрал выигрыш и направился к окошку кассы. Коротышка с двумя крепкими ребятами шел за ним по пятам.

Потом я увидел Джейка, Трубу и Гу-Гу, которые появились с разных сторон.

Макс взглянул на часы. Он подтолкнул толстяка стволом автомата:

– Ладно, толстопузый, топай вниз.

Толстяк неохотно отправился к лестнице. Макси шел сзади, уткнув «томми» ему в спину. За ними следовал я, держа наготове нож и револьвер.

Мы спустились вниз по лестнице. Это было похоже на эпизод из пьесы, где актеры с разных концов выходят на сцену. Кассир обернулся к нам с изумленным выражением лица.

Патси вломился в дверь, размахивая револьвером сорок пятого калибра; вид у него был бешеный и в то же время элегантный. Вслед за ним появились коротышка и двое высоких парней. За спиной у них маячили Джейк, Труба и Гу-Гу с пушками в руках. Все взгляды сошлись на двоих – на Макси и на мне. Большой Макси держал в руках автомат «томми». Рукоятка его револьвера торчала из кобуры, болтавшейся на голом торсе. К его правой руке был прикручен пистолет двадцать второго калибра. Я стоял рядом с ним в боевой стойке, с револьвером в правой руке и ножом в левой.

Все смотрели на двух грязных, потных, диких, странно одетых парней. В пьесе нам принадлежала главная роль, и это была наша лучшая сцена. В какой-то момент у меня появилось острое, восхитительное чувство, что все идет так, как надо. В своем воображении я слышал грохот барабанов и звук военных труб. Я слышал грозные и волнующие марши.

Господи, происходило именно то, ради чего я жил. Я был Лапша. Да, я был Лапша Нож с Деланси-стрит, парень, который лучше всех работает ножом во всем ИстСайде, да что там – во всем мире. Это был момент моего наивысшего счастья, лучшее, что я испытывал в жизни. Это было куда сильней, чем сексуальное наслаждение. Это было чудесно. Каждая жилка трепетала во мне жаждой действия.

Действие началось. Патси в ярости развернулся. Он схватил коротышку за голову и втащил его внутрь комнаты. Джейк, Труба и Гу-Гу втолкнули двух остальных. Я сжался, как пружина.

Макс заорал:

– Заприте дверь!

Джейк повернулся, чтобы ее закрыть. В этот момент коротышка метнулся к двери, вытаскивая на ходу пушку. Он был мой. Он был целиком в моих руках, весь, с головы до ног. Я чувствовал себя уверенно, как кошка, играющая с мышью. Пружина во мне распрямилась. Рука с ножом описала широкий полукруг. Лезвие с размаху полоснуло по руке, державшей пистолет. Оружие упало на пол. Рука коротышки окрасилась кровью. Он упал на колени. Я прижал лезвие к его горлу.

Я прошипел:

– Хочешь сдохнуть, чертов ублюдок?

Он застыл, как статуя, увидев окровавленное лезвие у самых глаз.

Большой Макс кивнул одному из высоких парней и резко бросил:

– Перевяжи этого ублюдка, пока он не истек кровью.

Высокий парень посмотрел на него с вызовом, пробормотав сквозь зубы:

– Сукин сын.

Патси, сделав быстрое движение, изо всей силы ударил его револьвером в лицо. Удар пришелся парню в переносицу и почти снес шнобель на сторону. Парень со стоном опустился на пол. Сидя на нем, он обеими руками держал кровоточащий, свернутый набок нос и раскачивался из стороны в сторону от нестерпимой боли.

Это помогло. Мы показали, что настроены серьезно, что нам должны повиноваться. Мы держали всех на мушке. Нас было больше. Мы дали понять, что не станем церемониться и готовы убивать.

– Теперь ты. – Макси кивнул другому парню. – Перевяжи своего приятеля, пока он не сдох от потери крови. Или ты тоже хочешь что-нибудь сказать?

Парень быстро замотал головой. Он попытался остановить кровь с помощью носового платка. Но у него слишком дрожали руки. Я взялся за его работу. Я сделал перевязку, туго затянув ее вокруг запястья.

– Обыщи их, Джейк. – Макси махнул ему автоматом.

Проныра нашел у каждого по стволу.

– Теперь всех четверых в подвал.

Макс указал автоматом на двух пострадавших, толстяка и высокого парня.

Я поднял крышку люка. Джейк помог коротышке спуститься вниз. Высокий парень помог стонущему напарнику. Толстяк с больным сердцем торопливо слез последним.

– Джейк, оставайся вместе с ними, – приказал Макс.

Джейк исчез внизу. Я плотно захлопнул крышку люка.

Кассир стоял и смотрел на нас, оцепенев от ужаса.

Макси бросил ему:

– Звони боссу. Скажи, что он должен срочно приехать сюда по важному делу. – Макс угрожающе на него надвинулся. – Одно лишнее слово, ублюдок, и ты пожалеешь, что папаша в ночь твоего зачатия не воспользовался резинкой.

Кассир, боязливо косясь на нас, взял телефонную книгу. Дрожащими пальцами перелистал страницы. Он поднял трубку и осипшим голосом назвал оператору нужный номер. Босс ответил почти сразу.

Мы услышали, как он кричит на другом конце провода: «Какого черта? Что случилось? Что стряслось такого важного?» Но в конце концов он сказал: «Ладно, буду через пятнадцать минут. Но смотри, если вызвал меня зря».

К окошку кассы склонились мужчина и женщина. Мы с Максом в своем странном облачении едва успели спрятаться в уборной. Макси шепнул Патси:

– Пусть кассир занимается своим делом. Проследи за ним.

Патси ближе подвинулся к кассиру.

Труба и Гу-Гу, наоборот, отодвинулись подальше в угол. Парочка получила пять сотен долларов в обмен на фишки и удалилась. Мы вышли из уборной.

– Гу-Гу, – сказал Макс, – передай Косому, чтобы ближе подкатил машину. Возвращайся вместе с ним.

Гу-Гу вышел в дверь.

Мы вовремя заметили еще одного посетителя, направлявшегося к кассе. Нам снова пришлось спрятаться в уборной. Я оставил дверь слегка приоткрытой. Труба лег на пол.

Мужчина просунул голову в окошко. Он удивленно посмотрел на Патси, стоявшего рядом с кассиром, и спросил:

– А где Пол? В сортире?

Кассир, повинуясь толчку Патси, ответил:

– Да, он там.

Для пущей убедительности я спустил воду.

Парень в окне подозрительно посмотрел на Патси:

– А это кто такой?

– Я его новый помощник, – сообщил Патси.

Парень внимательно взглянул на Патси.

– Никогда тебя раньше не видел. Эй, Сай, – обратился он к кассиру, – скажи Полу, что мне нужно его видеть. Здесь происходит что-то странное. Я не могу понять, в чем дело. Какая-то ерунда с рулеткой. Выпадает слишком много выигрышей. Полная чертовщина.

Патси с обезоруживающей улыбкой ответил:

– Зайдите сюда и скажите ему сами.

Пат широко открыл дверь. Парень помедлил, прежде чем войти. Он был немного насторожен. Пат, продолжая улыбаться, ободряюще взял его за руку:

– Заходите, чего стесняться.

Когда он переступил порог, его подозрения еще больше усилились. Он попытался вырвать свою руку у Патси. Труба резко захлопнул дверь. Парень вытаращил глаза.

Он повернулся к Трубе:

– А вы что тут делаете?

– Этот ублюдок любит задавать вопросы, верно? – насмешливо сказал Патси.

Он развернул парня к себе спиной и стукнул по шее рукояткой револьвера. Тот шлепнулся на пол лицом вниз, словно дохлый кролик. Труба пошарил в его одежде и вытащил кольт тридцать восьмого калибра.

– Так-так, – сказал он, – эти местные парни – крутые ребята, у них есть большие пушки. Лучше бы они ходили с водяными пистолетами.

Труба ковбойским жестом покрутил револьвер вокруг скобы. Потом спрятал его в карман.

Мы вышли из уборной. Макс сказал:

– Давай, Лапша, перетащим его в подвал.

Пат и я поднесли парня к люку. Мы стали потихоньку спускать его вниз. Первой на полу оказалась голова парня. Джейк крикнул снизу:

– Эй, ребята, вы что там делаете? Думаете, вы на Деланси-стрит и можете выбрасывать мусор прямо на улицу?

Я спустился вниз посмотреть, что с парнем. В нашей компании я считался доктором.

Джейк спросил:

– Как он, Лапша?

Я склонился над пострадавшим:

– Он дышит; с ним все в порядке.

– Дышит-то он дышит. Может быть, у него проломлен череп.

Джейк загнал всех пленников в дальний угол на скамью. Мы подтащили к ним отключившегося парня.

– Подвиньтесь, – сказал Джейк. – У вас новый сосед.

Я предупредил Проныру, чтобы он не спускал с них глаз.

– Не волнуйся. У меня две пушки.

Я поднялся наверх. Гу-Гу вернулся вместе с Косым.

Макси спросил Косого:

– Что там делают большие шмаки?

Он имел в виду охранников.

– Эти олухи? – усмехнулся Косой. Он сплюнул в знак презрения. – Они у самих себя не смогут отличить задницы от локтя. Тупые, безмозглые ублюдки.

К окошку подошли еще несколько посетителей. Патси и кассир обменяли им деньги на фишки.

Когда они ушли, Патси сказал кассиру:

– Ты и меня можешь обналичить. У меня полно этого дерьма.

Самая мелкая фишка из карманов Патси стоила сто долларов. Остальные были по пятьсот долларов и выше. Всего он выиграл семьдесят пять тысяч пятьсот долларов.

Кассир заколебался.

– Выкладывай деньги, – приказал Макс.

– Слушай, ублюдок, – вмешался я, – мы ведь и так можем тебя обчистить.

– Но это практически все, что есть в кассе, – жалобно сказал кассир.

Макси подбодрил его с помощью «томми». Кассир начал торопливо отсчитывать деньги.

Я подумал, что Макси только зря усложнил проблему, занимаясь рулеткой и всем остальным. Теперь еще эти фишки, подумал я со смехом. Все, что может сделать сейчас кассир, – выдать нам деньги, а фишки выкинуть на улицу.

Макси смерил кассира взглядом.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Саймон Робинсон, – робко ответил он.

– Сколько босс платит тебе в неделю?

– Сорок долларов.

Макси поднял брови:

– Твой босс – дешевый ублюдок, Сай, раз он платит так мало парню, который имеет дело с такими большими деньгами.

– Тут я с вами согласен, – слабо улыбнулся кассир.

Макси задумчиво на него взглянул:

– Похоже, ты неплохой парень, Сай. Как тебя угораздило связаться с таким дерьмовым заведением?

Кассир пожал плечами.

Макси повернулся к Трубе, который спокойно стоял у двери:

– А ты удачно сыграл в кости?

– Я только начал разогреваться. Во всяком случае, я в выигрыше. Семь штук. Тебе сразу вернуть деньги?

– Потом рассчитаемся.

Глава 28

Я внимательно следил за входом в вестибюль. Я прошептал:

– Эй, Макс, кажется, сам босс пожаловал.

Сай выглянул в дверь и кивнул:

– Да, это он.

Я смотрел, как подходит к кассе в сопровождении двух парней из внешней охраны спортивного вида мужчина, одетый вызывающе и броско. На нем был ярко-синий костюм с блеском. От его красного полосатого галстука резало глаза. Жемчужно-белую шляпу он лихо сдвинул набок а-ля Джимми Уокер.

– Пат, останься с ним. – Большой Макси кивнул на кассира. – А вы, ребята, встаньте за дверью.

Это относилось к Косому, Трубе и Гу-Гу. Мы с Макси снова спрятались в уборной.

Босс с шумом ввалился в дверь. Он с порога стал презрительно цедить слова сквозь зубы, как киношный гангстер:

– Какого дьявола тут происходит? В чем дело?

Он увидел Патси и заорал на него:

– А это что еще за тип?!

Патси собирался что-то ответить. Но он не успел даже рта раскрыть. Босс грубо набросился на кассира:

– Черт тебя побери, Сай! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не пускал в кассу посторонних? Где Пол? Этого сукиного сына вечно нет на месте, когда он нужен.

Его скрипучий голос нам не понравился.

Мы вошли в комнату. Макс ткнул «томми» боссу в живот:

– У тебя что, ублюдок, словесный понос? Ты хоть когда-нибудь закрываешь свою пасть?

Макс выглядел очень раздраженным.

Босс широко открыл рот, но не мог произнести ни звука. Потом он увидел Косого, Гу-Гу и Трубу, стоявших с пушками в руках.

Молчание нарушил смех Патси. Вид у босса резко изменился. Он стоял, весь поникнув, как спущенный баллон. Казалось, мужик внезапно сдулся. В нем не осталось ни грамма воздуха, поэтому он не мог вымолвить ни слова.

Наконец босс еле слышно прошептал:

– Это ограбление?

– Послушай, ты, чертов ублюдок. – Большой Макс с трудом выдавливал из себя слова, словно вот-вот мог взорваться от бешенства. – Ты, дутый пузырь, полный дерьма и вони. С этой минуты говорю только я, или – я накормлю тебя вот этим.

Большой Макс в ярости ткнул «томми» боссу в рот, выбив два передних зуба. Политикан опрокинулся назад, закричав от боли. Он выплюнул изо рта зубы и кровь и сел на стул, прижимая к губам носовой платок.

– Пат и Косой, позаботьтесь об этих ребятах. – Макс кивнул мне, чтобы я откинул люк. – Всем лезть вниз! – рявкнул он на остальных.

Патси схватил босса за воротник и потащил его к люку.

– Вот тебе еще мусор, Джейк.

Проныра стоял внизу под лестницей и улыбался. В каждой руке у него было по револьверу.

– Эй, вы, черти рогатые, живо к стене! – гаркнул Макс, когда все спустились вниз.

Пленники с готовностью повиновались, за исключением одного из охранников. Он был бледен и обливался потом. Он не сдвинулся с места.

– Поторапливайся, – толкнул его Макси.

– Я не могу. У меня очень нервный желудок, – промямлил охранник. – Мне нужно наверх.

– Ясно, – сказал Макси, – тебе нужно наверх. Гу-Гу, будь так любезен, проводи этого джентльмена в сортир. – Большой Макс отвесил иронический поклон. Потом он насмешливо кинул им вслед: – Эй, Гу-Гу, проверь, чтобы он там испражнялся, а не мастурбировал.

Шутка Макси показалась нам очень забавной. Я увидел, как Гу-Гу повернулся к Максу и расхохотался. Это была его ошибка.

Мы услышали выстрел.

Большой Макс с автоматом отскочил в сторону.

Гу-Гу покатился вниз по лестнице.

Мы увидели взбегающие по ступенькам ноги.

Большой Макс пустил по ним струю горячего свинца.

Парень в униформе рухнул вниз.

Он навалился сверху на Гу-Гу.

Завопил что было мочи:

– О, мои ноги!

Гу-Гу заливало ручьями крови.

Она хлестала из ног охранника.

Патси сбежал по лестнице вниз.

Его лицо было перекошено от бешенства.

– Ты за это заплатишь, чертов ублюдок.

Макси успел его остановить.

Он держал наготове пушку.

Гу-Гу морщился от жуткой боли.

Я снял с него пиджак и рубашку. В спине повыше правой лопатки у парня было пулевое отверстие. Я разорвал его рубашку и наложил Гу-Гу повязку.

Макс встревоженно нагнулся:

– Как он, Лапша?

– Будет в порядке. Но нам нельзя терять времени. Ему требуется лечение. Надо вытащить пулю.

– Я быстро разберусь с этими ублюдками, – пообещал Макси.

– Эй, Труба, – позвал я. – Принеси из бара две бутылки виски.

– Хорошая идея, – одобрил Макс. Он зажимал рот раненому охраннику, чтобы тот не кричал.

Я снял с охранника брюки. Забавно, как правильно распределились пули. По четыре в каждой ноге. Я разорвал его рубашку на полосы. Я сделал два жгута, по одному на каждую ногу. Заткнув дырки от пуль, я наложил повязки.

Я прошептал Макси:

– Этому парню нужно в больницу, и быстро, не то он сдохнет.

Макси безразлично пожал плечами.

Труба спустился вниз с двумя бутылками виски. Я дал одну Гу-Гу, а другую охраннику:

– Пейте понемногу.

Макси спросил:

– Как там публика наверху? Они слышали выстрелы?

Кассир Сай ответил:

– Кое-кто задавал вопросы. Я сказал, что все нормально, это рабочие в подвале работают с пневматической дрелью.

– Спасибо за помощь. Я тебя не забуду, – сказал Мак. – Пат, тебе лучше вернуться наверх.

Мы отвели хозяина казино в сторону. Джейк и Труба охраняли остальных. Мы зажали политика в угол. Деться ему было некуда. Болтливый хвастун бесследно исчез. Даже его одежда, включая пестрый галстук, повисла в глубоком унынии. Шляпа больше не сидела залихватски набок. В его глазах стоял страх.

– Ну что, начнем, ублюдок. – Макс ткнул боссу в живот стволом «томми». – Во-первых, ты закроешь казино, это ясно?

Он робко ответил:

– Ясно.

Я перебил:

– Думаю, мне надо сходить на чердак и принести одежду. Здесь довольно холодно.

– Ладно, – сказал Макс.

Я вышел. И вернулся вниз с нашими костюмами и рубашками. Мы быстро оделись.

– Давай, ублюдок. – Макси грубо толкнул босса автоматом в направлении лестницы. – Ползи наверх.

Когда мы поднялись в кассу, Макси дал нам быстрые и краткие инструкции:

– Пат, ты пойдешь с Саем. Скажите всем, чтобы убирались: подсадкам, охранникам – всем. Объясните, что казино закрывается сегодня раньше времени. Когда они начнут уходить, возвращайтесь сюда с Саем. Мы обменяем на деньги фишки посетителей. А ты, ублюдок, – Макси махнул автоматом в сторону дрожащего хозяина, – будешь стоять у окошка и говорить своим людям, если кто-нибудь из них что-то заподозрит, что все в порядке и чтобы они сматывались. Одно лишнее движение, и я размажу тебя по полу, как коровье дерьмо. Лапша, ты останешься с ним.

Макси ушел в уборную. Я встал рядом с хозяином, слегка ткнув ему в ребра лезвием ножа.

Через двадцать минут большая часть людей ушла. Осталось только несколько человек.

Один из подсадных проявил большое любопытство. Он все время спрашивал в окошко:

– Почему так рано закрываемся, босс? Что случилось? А что с вашим ртом, у вас кровь?

Мне это не понравилось. Он был слишком подозрителен. Я прошептал его шефу:

– Скажи ему, чтобы зашел.

Парень вошел в комнату, благоухая одеколоном. Я откинул крышку люка и сказал:

– Полезай вниз, паренек.

Он заколебался. Шестидюймовое лезвие блеснуло у его горла. Он поспешно бросился вниз, побледнев от страха. Я захлопнул за ним крышку.

Понемногу мы избавились от оставшейся публики. Мы заперли дверь. Казино было нашим.

Макс, Патси, хозяин заведения и я подошли к бару. Макс опустил «томми» и сказал:

– Ладно, ребята, прячьте свои пушки.

Мы убрали револьверы в кобуру.

Макс поставил на стойку четыре бокала. Он взял непочатую бутылку «Маунт-Вернон» и разлил виски.

Болтун с заискивающей улыбкой протянул руку за своим бокалом.

– Как раз то, что нужно. – Без двух верхних зубов его речь звучала не совсем разборчиво.

Когда мы пропустили по второй, Макси спросил:

– Ты знаешь, зачем мы здесь?

Выпивка придала боссу немного смелости.

Он пошутил:

– Полагаю, не для того, чтобы доставить мне удовольствие.

Он замолчал, глядя, как мы воспримем его ответ.

Макси подбодрил его:

– Продолжай, мы слушаем.

Кровь все еще текла у босса изо рта, но он изобразил улыбку.

– Поначалу я думал, что вы хотите меня ограбить. – Политикан решил действовать напрямую. – Наверное, вы ребята Фрэнка и Синдиката?

Макс не моргнул глазом:

– Никогда не слышал об этом парне. – Он прищурил взгляд. – Скажем, мы из одной организации, которая хочет прибрать это заведение к рукам. Как тебе такая мысль?

Макси налил по третьей. Он явно накачивал босса виски, очевидно, для того, чтобы к нему вернулась его привычная наглость. Макс доказывал правоту старой римской поговорки: «In vino veritas».

Средство подействовало.

Босс поправил свой кричащий галстук, снова вызывающе заломил шляпу и ответил Максу с высокомерным видом:

– А почему я должен отдавать казино? Мне предлагали его продать за большие деньги. Это местечко – золотая жила. Я его построил. Оно мое. И вот что я вам скажу, ребята, – никто меня отсюда не выживет, ни просьбами, ни силой. – Выражение лица Макса заставило его замолчать. Легкий налет храбрости мигом улетучился. – Разве я не прав, ребята? Разве справедливо наезжать на людей и выгонять их со своего места? Отнимать то, что принадлежит им по праву? Это я, я, – босс гордо постучал себя в грудь, – я построил это казино. Нечестно отнимать его у меня, особенно со стороны иностранца, такого как Фрэнк. – Он оправдывался и защищался. – Я американец, стопроцентный американец.

При слове «американец» Макс выплюнул свою горящую сигару прямо ему в глаза. Пепел и искры полетели парню в лицо. Патси ударил его левым хуком в живот.

Политик со стоном упал на пол, протирая забитые пеплом глаза.

– Эй, ты, вонючий патриот, – бросил ему Макси. – А я уже хотел с тобой договориться. Я собирался сделать тебе предложение. Я оставил бы тебе это заведение, при условии, что ты будешь вести дела по-честному. Мы стали бы партнерами. Но ты безнадежен. Ты гнилой до самой сердцевины. Что, разве не так, ублюдок? Что ты там заикаешься о своих правах? Думаешь, ты так высоко забрался? Сукин сын, да ты лежишь ниже, чем китовое дерьмо на дне океана. Ты жульничаешь в играх. Ты все гребешь под себя. Ты мало платишь своим работникам.

Ты запугиваешь всех с помощью трусливых куклуксклановцев. Это ты-то хороший американец? Ты обманываешь людей, подделывая их голоса на выборах. И ты считаешь себя лучше Фрэнка? Сравниваешь себя с ним? С человеком, который каждому дает свой шанс? Который всегда играет по-честному? Который щедро платит своим помощникам? Которому наплевать на деньги? Чье слово крепче стали? Кто может потратить целое состояние на благотворительность? Да он куда больший американец, чем ты…

Что ж, подумал я, они оба правы. Этот ублюдок, со своим ку-клукс-кланом и бандой мошенников, тоже настоящая Америка. Где еще, кроме Америки, вы найдете такого типа? И где еще, кроме Америки, может появиться такой необыкновенный человек, как Фрэнк? Да и все мы, бандиты и гангстеры, настоящие и типичные американцы! Я засмеялся про себя. Боже, благослови Америку.

Макси продолжал свою дурацкую речь об истинных американцах. Он довел себя до белого каления. Он вскинул «томми» и упер его в голову трясущемуся боссу:

– Молись, ублюдок, молись.

Босс с ужасом смотрел на Макса.

Он начал умолять и хныкать:

– Пожалуйста, прошу вас, не убивайте меня. У меня есть деньги. Я отдам их вам. Возьмите все, что захотите. Только отпустите меня.

Я потряс Макси за руку. Я шепнул ему на ухо. Мы повернулись к стойке. Я налил два бокала. Макс остыл. Мы развернулись к парню.

Я спросил:

– Сколько у тебя здесь наличных? Те, что лежали в кассе у Сая, мы уже выиграли. Еще деньги есть?

– А потом вы меня отпустите, ребята? – спросил он с надеждой.

– Мы держим свое слово, ублюдок. Не то что ты, – ответил Макс.

– Сделка есть сделка, – успокоил я политикана. – Что скажешь?

– У меня есть еще кое-какие деньги. Я их вам отдам. Вы меня отпустите?

– Сколько? – спросил я.

– Сорок пять тысяч.

– Договорились. Где они?

– Вы обещаете, что сдержите слово? – заныл он.

– Обещаем, обещаем, – заверил я. – Так где они?

– Они здесь, в казино, – пробормотал он.

– Где в казино?

– В холодильнике.

– В леднике? – спросил я недоверчиво.

– Да, я положил их в холодильник, который стоит в кассе.

– Ладно, идем.

Макс махнул ему, чтобы босс шел вперед. Мы проследовали за ним в кассу. Он открыл дверцу холодильника. Все, что мы увидели, – бутылки с молоком. Босс нагнулся и что-то потянул. Он старался вытащить поддон со льдом. Тот самый, из которого я раньше пытался добыть льда.

– Они там? – спросил я удивленно.

Политикан кивнул.

– Ради сорока пяти штук я готов затупить свой нож, – сказал я.

Я начал колоть лед. Я вонзал лезвие по краям поддона. Мне приходилось прилагать большую силу. Поддевая его снизу, я чуть не свалился вместе с поддоном. Наконец в моих руках оказался монолитный кусок льда.

Лед был не совсем прозрачным. Внутри он выглядел дымчатым.

Я спросил:

– Ты смешал воду с молоком перед тем, как заморозить?

– Да, – сказал политикан слабым голосом.

Мы перенесли лед в уборную и положили его под горячую воду. Вода стала растапливать лед. Я осторожно ковырнул его ножом. Внутри показался пакет из промасленной бумаги.

Макси развернул его. Он насчитал в пачке девяносто пятидолларовых банкнотов.

– Все правильно, – с удовлетворением сказал Макси.

Парень осторожно спросил:

– Теперь все в порядке? Я могу идти? Казино останется у меня?

– Слушай, я не обещал тебе оставить казино. Не умничай, приписывая мне то, чего я не говорил. Все, что я обещал, – это отпустить тебя, – раздраженно произнес Макси. – Или ты думаешь, меня пальцем делали, ублюдок?

Макси отвел Косого в сторону и некоторое время о чем-то с ним шептался. Я смог расслышать только одно слово – «бензин».

Косой сказал: «Ладно» – и вышел из здания.

Макси повернулся к Патси:

– Останься с этим ублюдком. – Он обернулся ко мне: – Идем, Лапша.

Мы спустились в подвал. Гу-Гу и охранник чувствовали себя комфортно. Они были пьяны.

Я спросил:

– Как дела, Гу-Гу?

– Превосходно, – заявил он, по-дурацки ухмыляясь.

– Мы собираемся тебя перевезти, не возражаешь? – спросил Макс.

– Мне плевать, что вы будете делать, – засмеялся Гу-Гу.

Большой Макси бережно взял его под мышки. Он бросил через плечо:

– Все наверх. А вы отнесите этого парня.

Он кивнул работникам казино на раненного в ноги охранника.

Мы прошли через кассу к бару. Патси остался в кассе сторожить босса.

Мы аккуратно положили обоих раненых на стол для игры в кости. Я налил всем выпить.

Макси обратился к нашим пленникам:

– Жаль, что пришлось обойтись с вами немного грубо, ребята. Вы проявили по отношению к этому дешевому сукиному сыну больше преданности, чем он заслуживал. Теперь мы закрываем все предприятие. У этого парня больше не будет никаких казино. Ему конец. Про то, что вы здесь видели, забудьте, или я гарантирую, что вернусь обратно и зарою в землю всю вашу компанию.

Макси прошелся вдоль шеренги, помахивая «томми» перед их дрожащими носами.

Он вытащил из кармана деньги, отсчитал тысячу долларов и подошел к парню с восемью дырками в ногах:

– Вот тебе штука, чтобы побыстрей встать на ноги.

Некоторое время парень тупо смотрел на протянутую руку Макса. Потом вся комбинация боли, страха, виски и денег в один миг обрушилась на него. Он засмеялся и заплакал одновременно. Потом протянул руку за баксами.

– Спасибо вам, мистер, – сказал раненый взволнованным и пьяным голосом. – Вы прекрасный человек. Спасибо вам.

Макси отдал парню со сломанным носом пятьсот долларов. Ровно столько же он дал кассиру Саю. Остальным досталось по двести баксов.

Мне это показалось забавным. Я спросил:

– Ты что, платишь им выходное пособие?

В дверях появился Косой. Он крикнул:

– Эй, Макс, я принес его!

– Ладно, оставь снаружи.

Макс снова повернулся к группе и еще раз предупредил:

– С этой минуты, парни, вы ничего не знали, не видели и не слышали, иначе… – Он многозначительно похлопал по «томми».

Мы с Максом вышли на улицу. У дверей стояли две пятигаллонные канистры с бензином. Макси постучал по ним ногой:

– Полные?

– По горлышко, – ответил Косой.

На автостоянке стояли «бьюик» и «плимут».

Макси сказал:

– Думаю, «бьюик» принадлежит Болтуну. Лапша, надо всех отсюда отправлять.

Макс быстро вернулся обратно в здание.

Он очень бережно и осторожно подхватил Гу-Гу и мягко перенес его на заднее сиденье «кадиллака».

Раненного в ноги охранника мы уложили в «бьюик». Макси повернулся к Саю:

– Водить умеешь?

– Да.

– Поведешь «бьюик». Остальные полезайте в «плимут». Джейк, ты за рулем. Труба, помоги Джейку присмотреть за этими ребятами. – Макси продолжал быстро отдавать приказы: – Сай, ты поедешь следом за «кадди». Джейк, держись в хвост «бьюику». Все понятно?

Все кивнули.

Макс подошел к Косому, сидевшему за рулем «кадди».

– Поезжай по дороге, пока не повернешь вон там. – Макси указал на шоссе.

Косой кивнул.

– Ждите нас за поворотом.

– Ладно.

Караван из трех машин тронулся. Мы подождали, пока они не скроются за поворотом.

Макс взял одну из канистр. Он кивнул Патси, чтобы тот взял вторую.

– Спускайся в подвал и разлей три четверти канистры. Только смотри распределяй жидкость равномерно. И береги свою одежду.

Патси коротко кивнул и спустился вниз по лестнице.

– Подожди нас здесь, Лапша. Я позабочусь о чердаке.

Макси полез с канистрой наверх.

Я с сожалением оглядел большой зал. Стоит ли уничтожать такое красивое сооружение? Если правильно вести дела, это заведение могло бы принести кучу денег. Я готов был поспорить, что при честной игре Синдикат получал бы с него не меньше полумиллиона в год. Я подумал, что Макс действует слишком грубо и поспешно. Все было в его руках. Наверное, он решил, что это единственное средство. У казино слишком дурная репутация, чтобы им мог воспользоваться Синдикат. Что ж, пусть будет так, но все равно мне было жаль. Такое красивое здание.

Макси вернулся первым. Он спросил:

– Патси еще там?

Я кивнул:

– Наверное, он очень старается.

Макси направился к главному входу, разливая на ходу бензин, как коридорный, который собрался вымыть пол и расплескивает воду из ведра.

Появился улыбающийся Пат:

– Ребята, я постарался на славу!

– Хорошо, Пат, а теперь разлей остаток бензина в другом конце зала. – Макс ткнул большим пальцем за плечо.

Я с сожалением смотрел, как парни аккуратно и равномерно поливают все горючей жидкостью.

Когда они закончили, Макс сказал:

– Так, Пат, займись подвалом. Спички есть?

Патси кивнул.

– Возьми вот это. – Макси скатал в рулон газету и отдал ее Пату. Потом изготовил из других газет еще несколько таких же свертков. – Лапша, ты работаешь в зале. Я пойду наверх. Будь осторожен, – предупредил он.

Я прошел в дальний конец комнаты. Я поджег газету, и она быстро превратилась в факел. Остальное было легко. Я просто прикасался факелом к пропитанной бензином мебели и полу. Все вспыхивало мгновенно.

Ревущие языки пламени вызвали у меня странное чувство. Мне хотелось кричать, смеяться и бегать вокруг огня. Я испытывал возбуждение и радость. Наверное, в каждом из нас живет что-то от инстинкта поджигателя.

Макси со смехом спустился с лестницы. Он крикнул:

– Как дела, Лапша? Патси еще там? Он добросовестный работник, верно? – Продолжая смеяться, Макс подбежал к люку и крикнул вниз: – Эй, Пат, вылезай! Ты еще не закончил?

Патси появился в клубах дыма. Его лицо было черным от сажи, но он широко улыбался.

Мы выбежали из горящего здания. Мы хохотали, как дети. Отбежав немного, мы остановились, чтобы насладиться своей работой.

– Черт возьми, разве это не прекрасное зрелище? – пританцовывая, спросил Макси. – Какая красота. Как в ночь выборов в Ист-Сайде.

Он в возбуждении хлопнул меня по спине. Потом изобразил на лужайке джигу.

Огню потребовалось некоторое время, чтобы пробиться сквозь крышу. После этого он охватил стены и накрыл собой все здание. Вдалеке послышался звук пожарной сирены. Мы побежали к «кадди».

Караван из трех машин выехал на автостраду и двинулся в сторону Нью-Йорка. Мы проехали миль двадцать. Потом, по указанию Макси, мы свернули на пустынную боковую дорогу и остановились.

– Джейк, Труба и ты, болтун, перебирайтесь в «кадди», – коротко сказал Макси.

Он подошел к охраннику с простреленными ногами:

– Как дела, паренек?

– Боль снова возвращается. А виски уже кончилось, – ответил тот, поморщившись.

– Ладно, тебе пора домой. Эй, Сай, как только доберешься до города, сразу вези его в больницу.

– Я так и сделаю, – сказал Сай.

– Хорошо. Кто-нибудь из вас умеет водить? – спросил Макси.

Охранник сел за руль «плимута». Мы смотрели, как две машины развернулись и поехали обратно в город.

– Что вы хотите со мной сделать? – испуганно спросил политикан.

– Успокойся, ублюдок, – сухо ответил Макси.

Болтун жалобно простонал:

– Вы же обещали меня отпустить.

Мы ничего не ответили. Бывший хозяин казино тщетно скользил взглядом по нашим непроницаемым лицам. Мы проехали миль пять по безлюдной дороге и остановились.

Макси сказал:

– Все, приехали, болтун. Вылезай.

Он вышел из машины, как сомнамбула. Макс и я завели его поглубже в лес. Мы приставили его к дереву. Макс ткнул ему в ухо ствол сорок пятого калибра и прошипел:

– Молись, ублюдок.

Тот упал на колени. Из его рта вылетали бессмысленные стонущие звуки.

Макси рассмеялся ему в лицо. Он убрал оружие обратно в кобуру:

– Ладно, ублюдок, на этот раз мы сдержим слово. Но если ты хоть раз что-нибудь вякнешь или попытаешься снова заняться прежними делами, мы скормим тебя червям. Ну как, обещаешь?

Он рухнул на землю, тихо стеная:

– Да, клянусь вам, клянусь именем святой Девы Марии.

– Кроме того, – продолжал Макси, – мы кое-чем запаслись, чтобы держать тебя на поводке на тот случай, если ты забудешь свои клятвы. Мы забрали твои поддельные книги избирателей. Я в любой момент могу отослать их оппозиционной партии, ясно? Поэтому лучшее, что ты можешь сделать, – уйти в отставку.

– Да, – пролепетал он еле слышно. – С меня хватит. Клянусь вам, я сделаю все, что вы хотите.

Макси развернулся на каблуках. Мы оставили политикана сидеть на земле. Он безутешно рыдал, уронив голову на руки.

Когда мы вернулись в «кадди», Патси сказал:

– Мы не слышали выстрела. Это ты его кончил, Лапша? Своим ножом?

– Нет, Макси просто попугал его, – ответил я коротко.

Проехав миль десять по автостраде и не доезжая до города, мы свернули в сторону Филадельфии.

На окраине города Макси позвонил по телефону Лу-Лу, боссу Филадельфии. Его не было. Тогда Макс связался с его правой рукой, Джонни. Мы назначили с ним встречу на Маркет-стрит. Он приехал. Джонни отвез нас в уединенный частный госпиталь на тихой улице.

Мы перенесли в него Гу-Гу. Доктор немедленно приступил к работе. Он вытащил пулю из плеча парня.

Макс заговорил с человеком Лу-Лу по имени Джонни:

– Мы хотим отсидеться пару дней в городе. Можно это устроить?

Бандит в раздумье покусал губы.

– Подождите минуту.

Он подошел к доктору. Они пошептались несколько минут. Доктор улыбнулся и кивнул. Человек Лу-Лу вернулся к нам и спросил:

– Это место вам подойдет?

– Вполне, – ответил Макси.

– А сиделки будут? – с надеждой спросил Косой.

Доктор рассмеялся:

– Здесь нет сиделок, разве что когда я делаю аборт.

Это был обшарпанный деревянный дом в десять комнат. Мы обошли его весь. Кроме доктора и нас самих, единственным обитателем сооружения был согбенный старик, который готовил и убирался в нем. Судя по его виду, он очень мало обращал внимание на окружающее. Старик занимался готовкой и что-то бормотал себе под нос.

Косой произнес:

– Вид у него такой, словно в банке у него полно зелени.

– Кстати, о зелени, – сказал Макс. – Мне это кое о чем напомнило. Пошли в комнату.

Мы поднялись наверх. Патси, Джейк и Труба выложили свои выигрыши на кровать. Вычтя из этой суммы собственные затраты, Макси разделил все деньги на семь равных частей.

Потом мы с Максом немного повозились с «томми», разобрав его на части, вычистив и собрав снова. Это было довольно компактное оружие. Оно весило около пятнадцати фунтов.

Макс сказал с усмешкой:

– Я научился с ним неплохо управляться.

– Результат очень средний, – возразил я.

– Почему? Я целил ему в ноги. Не забывай, что он был бегущей мишенью. Я выпустил восемь пуль, по четыре в каждую ногу. Чем плохая стрельба?

– Половину зарядов ты потратил зря. Ты стрелял секунды три. За это время из автомата вылетает больше двадцати пуль.

– Ладно, ладно, профессор. Как-нибудь мы съездим с тобой в «страну борща» и там попрактикуемся, – улыбнулся Макс.

Глава 29

Два дня мы спали, играли в карты, ели, пили, читали газеты и слушали, как Косой играет на гармонике. Это было ленивое, идиллическое существование и хороший отдых для выздоравливающего Гу-Гу.

Макси заплатил доктору тысячу за работу и за пребывание в его доме. Мы поехали обратно в Нью-Йорк, на Деланси-стрит. Шины ровно шуршали по горячей бетонной автостраде. Жаркий ветер, врывавшийся в открытые окна быстро несшейся машины, и исходившие от мотора потоки горячего воздуха обдували нас сухим пронзительным сирокко.

– Ну и жарища, как в ист-сайдской булочной накануне Пасхи, – заметил Макси.

Мы проделали весь путь меньше чем за два часа. «Кадди» въехал в забитые транспортом улицы, шум, суету и запахи Манхэттена.

– Дом, родимый дом. Наш старый добрый вонючий Ист-Сайд.

Косой в ликующем настроении рассылал домам воздушные поцелуи.

После пыльной и знойной дороги мы с наслаждением вошли в темную заднюю комнату «Толстяка Мо». Ее прохладная, сырая и заплесневелая атмосфера была пропитана парами пива. Мы скинули пиджаки, отстегнули кобуры и вытянулись в креслах, с облегчением почувствовав, что мы дома.

Вскоре появился сияющий Толстяк Мо. Он весело спросил:

– Как дела, ребята? – Он увидел повязку на плече у Гу-Гу и участливо осведомился: – Что случилось?

– О, ничего особенного, – беспечно ответил Гу-Гу. – Меня немного продуло сквозняком.

– Его продуло куском свинца, – сухо произнес Джейк.

Мо отправился в бар и вернулся с обычной порцией освежающих напитков.

Когда мы выпили, Макси сказал Косому:

– Как насчет того, чтобы слетать к Кацу за старой доброй некошерной солониной и горячими пастрами?

– Я не против. Сколько брать? Две дюжины?

– Бери три, и разных видов.

Сандвичи исчезли почти мгновенно. Макс достал свою неисчерпаемую коробку «Короны» и угостил каждого из нас, заметив:

– Парни, вы набросились на сандвичи, как молодой жених на невесту во время брачной ночи.

– Эй, Макс, – сказал Джейк, – еще по одной, и мы уходим, ладно?

– Ладно, Джейк. Вижу, тебе не терпится убедиться, что ваше заведение еще на месте, а? Боишься, что зять Гу-Гу приделал к нему колеса и укатил в неизвестном направлении?

– С моим зятем в порядке. По крайней мере, я на это надеюсь, – ответил Гу-Гу.

Мы пропустили еще по рюмочке. Потом ребята сказали нам: «Пока» – и ушли.

Появился Мо, ведя за руку своего нового помощника:

– Помните его, ребята?

Это был Филипп, старик с большими способностями в каллиграфии.

Я поинтересовался:

– Как дела, Фил?

– Спасибо, очень хорошо.

Макс спросил:

– Ты в порядке? Нашел себе комнату? Работа нравится?

– Все отлично. Просто замечательно.

Он довольно улыбался.

– Я нашел Филу комнату у Фанни, – сообщил Мо.

– У вдовы Бенни? – поднял брови Макс.

Мо с улыбкой кивнул:

– Она говорит, что Фил – очень приятный мужчина, совсем не такой, как Бенни. Настоящий джентльмен.

– Чудесная женщина, хорошо готовит и прекрасная хозяйка. У меня никогда не было… – Фил остановился. Он выглядел немного смущенным. Наконец он закончил: – У меня никогда не было такой уютной жизни. Из нее вышла бы превосходная жена.

– Если ты женишься на Фанни, я увеличу твое жалованье до ста долларов в неделю.

Пожалуй, Макс был слишком нетерпелив и немного грубоват в роли великодушной свахи. Глядя на него, я не мог удержаться от смеха.

– Вообще-то мы и так уже собирались это сделать. Мы обсуждали вопрос с леди. – В голосе Фила появились нежные нотки. – Не скажу, что я меркантилен, но ваше великодушное предложение делает ситуацию еще более благоприятной. Оно упрощает проблему. – Он благодарно улыбнулся. – Спасибо вам, джентльмены, за вашу доброту по отношению ко мне и к Фанни. – Он добавил, скромно опустив глаза: – Как сказала леди Фанни, когда я попросил ее руки: «Бог дает, и Бог берет».

– Пути Господни неисповедимы, – заключил я.

Макси улыбнулся. Он повернулся к Мо:

– Какие еще новости? Что здесь было без нас? Кто-нибудь звонил или заходил?

Фил сказал:

– Простите меня, джентльмены. Я должен вернуться к своим обязанностям.

Он вышел из комнаты.

– Давай, Мо, не тяни резину, – сказал Макс.

Мо присел. Он посмеивался себе под нос.

– Меня смех разбирает, – произнес он извиняющимся тоном. – Вы бы тоже обмочили себе штаны от смеха, если бы увидели, что я проделал с этими Химмельфарбами.

– А что ты с ними такого сотворил? – спросил я.

– Я подлил им в виски несколько капель снотворного. Они два дня проспали у нас во дворе.

– Очень забавно, – произнес я сухо.

Мо сменил тему:

– Этот Фил отличный парень. Быстро работает.

– Особенно со вдовушкой Фанни, – заметил я.

Мо засмеялся, вытер со стола и вышел.

На следующий день Макс и я отправились в главный офис, чтобы сделать отчет. Денди Фил поздравил нас с «хорошей работой», как он это назвал.

– Вы в деле, ребята, – сказал Фил. – Скоро вы узнаете, что это значит. А пока у меня есть для вас маленькое поручение. Надо выполнить одну просьбу, с которой обратился к нам наш друг из мэрии, разумеется совершенно неофициально. – Он продолжал небрежным тоном: – Думаю, вы знаете, что у мэрии неприятности с забастовкой лифтеров. Никто не может решить эту проблему. Теперь ею займемся мы. Здесь столкнулись большие интересы. Газеты и общественность уже подняли шумиху. Мы просто хотим оказать услугу мэрии, потому что для самого Синдиката это дело не представляет никакого интереса.

– Никакого? – переспросил я.

Фил усмехнулся:

– Ладно, ладно. Я забыл, что говорю с Лапшой. Ничего нельзя скрыть от этого парня. Хорошо, выложим карты на стол. Мы собираемся заняться профсоюзом лифтеров по тем же причинам, что и всегда.

Он улыбнулся и кивнул мне. Мы с Максом хорошо знали, какие это причины – деньги, добыча и власть для Синдиката.

Фил продолжал:

– Как я уже сказал, мы получили благословение мэрии.

Я перебил:

– Мы не видели на улицах никаких пикетов. Давно продолжается забастовка?

– Она началась вчера и захватила пока только Бродвей и несколько улиц в Вест-Сайде. Надо остановить ее прежде, чем она успеет распространиться дальше.

Макс спросил:

– Они организованы? Кто за ними стоит?

– Кое-что нам удалось выяснить. В основном это неорганизованная стихийная толпа. У некоторых есть профсоюзные билеты. Мы собрали много информации. – Не прерывая разговора, он начал рыться в карманах. – Профсоюз – это внешний фасад забастовки. За ним скрывается много людей, которые хотят урвать свою часть добычи: уличные банды, горстка профсоюзных боссов, возможно, некоторые представители владельцев недвижимости. Они все участвуют в деле, пытаясь заграбастать себе то, что смогут. У меня есть достоверные сведения, что сегодня эти люди собираются встретиться в… – Фил продолжал рыться в карманах, пока не нашел листок бумаги. Он прочитал: – «В «Райском саду» между Коламбас-авеню и Шестидесятой улицей сегодня, в два часа дня».

– Мы знаем это место, – сказал я.

– Там обычно ошивается Сальви со своими «грязнулями», – добавил Макс. – Он тоже участвует в деле?

– Да, он тоже участвует, наш знаменитый Сальви. И мы хотим его из дела вывести. – Фил взглянул на Макса и меня. – Только без резких движений, просто объясните, что ему будет лучше остаться в стороне.

– Он настоящая знаменитость, этот Сальви. Из тех парней, которых газеты называют «заговоренными», – сказал я. – Мы никогда с ним не встречались, но, если верить тому, что мы слышали, однажды в него попало пять или шесть пуль и убийцы его бросили, решив, что он уже мертв.

– А помнишь ту историю, как Сальви попал под колеса и его переехала машина? – усмехнулся Макс. – Но он и тогда ухитрился выжить. Говорят, что Сальви полз, как змея, до самой больницы.

– Да, – сказал я. – А за рулем был не кто иной, как наш душка Винсент.

– Речь идет именно о Сальви, – продолжал Фил. – Наши осведомители говорят, что он вытеснил из дела небольшую банду, связанную с профсоюзом. Потом история пошла дальше, и та шайка, на которую наехал Сальви, в свою очередь наехала на кого-то еще.

Глава 30

– Кажется, намечаются крупные дела, – сказал в такси Макс.

Мы возвращались назад к Толстяку Мо.

– Да, похоже на то. – Я начал думать о забастовке лифтеров и о той небрежной манере, с которой Фил дал нам это поручение. Но суть дела от того не менялась. – Мне кажется, для начала нам надо заглянуть в «Райский сад» и надавить на Сальви.

– Да, это первым делом.

Я смотрел в окно. Мы проезжали по Двадцать третьей улице. Я услышал, как пробили часы на башне «Метрополитен». Было одиннадцать утра.

– Думаю, надо нагрянуть туда раньше двух часов, еще до встречи, взять Сальви и его людей, кто бы они ни были, и хорошенько объяснить им, что к чему.

– Хорошая идея, Лапша. Всегда лучше оказаться на месте первыми.

– Верно, – улыбнулся я.

Машин на улицах стало меньше. Водитель быстро проехал остаток пути.

Косой сидел, придвинув кресло к стене, и играл «Что я буду делать». Это была приятная, немного навязчивая мелодия. Патси стоял в другом конце комнаты. Он снял с себя почти всю одежду и колотил боксерскую грушу. Они оба взглянули на нас, когда мы вошли, но не стали прерывать своих занятий. На столе стояла бутылка «Маунт-Вернон». Макс налил два бокала. Мы сели в кресла и некоторое время молчали, прихлебывая виски. Макс поймал мой взгляд. Он громко сказал:

– Слушай, Патси, у нас есть контракт.

Тот подошел к нам:

– Что нужно делать?

– Фил поручил нам забастовку лифтеров, – ответил Макс.

Пат сразу отошел. Он начал одеваться.

Косой перестал играть. Он спросил:

– Где забастовка? В складах на Третьей авеню?

– Нет. В офисах и коммерческих зданиях, – сказал Макс.

Пат надевал подмышечную кобуру.

– Кто за этим стоит? – спросил он.

– Сальви, – ответил Макс.

– Этот ублюдок? – презрительно произнес Патси. – Я его знаю. Сальви Змея, так его зовут. Та еще сволочь. Он владеет «Райским садом» на Шестидесятой улице. Его партнер Вилли Обезьяна.

– Я был там у одной девочки пару недель назад, – сказал Косой. – Большой Майк и Фэйри выкупили это место у Вилли Обезьяны за пятьдесят штук.

– Обезьяна его продал? – спросил Пат.

– Так мне сказали, – ответил Косой.

Мы сели в «кадди» и поехали через город в сторону Вест-стрит. Косой мчался по забитым машинами улицам с бешеной скоростью, не обращая внимания на правила, пока мы не оказались на перекрестке Коламбас-авеню и Шестидесятой улицы.

– Господи, вот это езда, – сказал Пат.

– Как, мы уже приехали? – удивленно спросил Макс. – Знаешь, Косой, это была поездка вроде тех, что в былые времена устраивала нам Пегги, – засмеялся он.

– Что ты имеешь в виду, Макс? Такая же приятная?

– Нет, я имел в виду большую качку.

Мы вошли в подъезд с ярко размалеванным навесом и спустились по лестнице вниз. Я толкнул дверь. Господи, как же мы удивились! Мы думали, что в это время дня здесь будет совсем пусто. Но все заведение оказалось битком набитым девушками. Они были повсюду. Зал буквально кишел ими.

Девицы были одеты во все мыслимые костюмы, начиная от шорт и свитеров и кончая вечерними платьями. Нас окружил вихрь разноцветных тканей, звонких девичьих голосов, симпатичных мордашек и горячих тел, благоухающих духами. Мы пожирали их глазами. В своем воображении мы сжимали их груди и ласкали голые нежные тела. Какое-то время мы просто не могли сдвинуться с места. Наше мужское естество было возбуждено. Мы стояли, как раззадоренные жеребцы, не спускающие глаз с большого табуна молодых кобыл.

Я взглянул на своих товарищей. Готов поклясться чем угодно, они находились в том же состоянии, что и я. Мы застыли на месте, впав в оцепенение, глядя во все глаза и встречая ответные взгляды.

Первым очнулся Патси. Он издал долгий глубокий звук, исполненный страстного желания и смахивавший на первобытный волчий вой: «Ву-у-у-у».

Девушки подхватили этот звук. Они хором повторили «Ву-у-у-у», дополнив его веселым смехом, визгом и свистом.

– Да, это настоящий рай, – заметил Макси.

Высокий гибкий мужчина средних лет торопливо направился к нам с дальнего конца комнаты. У него была изящная, скользящая, женственная походка.

– Эй, девочки, девочки! – крикнул он резким голосом, громко хлопая в ладоши. – Что за тарарам вы тут устроили?

Мужчина бесцеремонно расталкивал по дороге девушек. Он остановился перед нами. Руки он держал на бедрах.

– Чем могу помочь, джентльмены? – спросил мужчина, манерно подчеркивая слова и отчеканивая каждый слог.

Он не узнал Косого, пока тот не рассмеялся и не сказал:

– Привет, Фэйри.

– А, привет, – ответил Фэйри, холодно улыбнувшись. – Прошу, не надо меня так называть. Обращайтесь ко мне по имени, моему настоящему имени – Теодор.

Косой нас представил:

– Это Макси, Патси и Лапша. Познакомься с моими друзьями, Фэйри.

– Меня зовут Теодор, – повторил он, церемонно пожимая нам руки.

Взяв его за руку, я почувствовал легкое отвращение. Ладонь у него была холодная, влажная и маленькая, как у ребенка.

Во время рукопожатия он подмигнул и зазывным жестом погладил меня по руке.

– Ах, вы слишком смелы, Теодора, – насмешливо прошепелявил я в ответ сюсюкающим тоном.

Этот ублюдок остался очень доволен.

– О, я о вас слышал, я о вас слышал, – пропел Фэйри жеманно и игриво, погрозив мне пальцем. – Вы знаменитые гангстеры.

– Нет, что вы, не говорите так, – возразил я с усмешкой. – Мы оставим вас на минутку, девочки, – обратился я к окружавшей нас очаровательной толпе.

– Кыш, кыш, – зашипел на них Теодор, размахивая руками, будто перед ним был выводок цыплят.

И они действительно разбежались врассыпную, хихикая и что-то щебеча, как настоящие цыплята.

– Глупые сучки, вы что, мужчин никогда не видели? – крикнул им вслед Теодор.

– Ладно, к делу, красавчик, – сказал Макси. – Когда здесь появится Сальви?

– А, значит, вы к нему? К этому головорезу, к шипящей в траве змее? – с отвращением произнес Теодор.

– Да, в какое время он обычно приезжает? – спросил я.

Он улыбнулся мне, потом вытянул вперед губы, облизал их и призывно подвигал языком.

– Не знаю, право, часа в два или около этого.

– Хорошо, мы пока здесь посидим, – сказал Макс.

– Не очень-то вежливо напрашиваться в гости без приглашения, как вы думаете? – Он дерзко и нахально посмотрел на Макси.

Прежде чем тому пришло в голову приложиться кулаком к его вздернутому подбородку, после чего Фэйри поднялся бы в воздух и перелетел в другой конец комнаты, я спросил:

– Ты не возражаешь, если мы здесь немного подождем, Теодор?

– Вообще-то я очень гостеприимный человек, – ответил он с раздражением, – если только мне дают возможность быть гостеприимным.

– Вполне справедливо, – согласился я. – Так ты не против, если мы тут посидим?

– Разумеется, нет. Садитесь за любой столик. Можете посмотреть, как я отбираю девушек для своего нового шоу.

Макси рассмеялся:

– Спасибо за разрешение.

– Чувствуйте себя как дома, – обидчиво ответил Фэйри.

Мы сели за столик в задней части комнаты, достаточно близко, чтобы следить за входом и видеть танцевальную площадку.

Это был большой зал, занимавший больше половины дома. Интерьер выглядел роскошным. На полу лежали мягкие ковры. Все стены, каждый их дюйм, были искусно расписаны пасторальными сценами. Столики стояли вразброс по всему залу. Центр занимала большая, квадратная, гладко отполированная танцевальная площадка. Сбоку от нее было огорожено маленькое пространство для оркестра, где стояло много музыкальных инструментов, но без музыкантов.

Лишь за пианино сидел один лысый парень. Сбоку от него, ближе к выходу, располагался хорошо оснащенный бар. Свет в помещении был мягким, неярким и рассеянным.

Теодор сел за маленький столик на краю танцевальной площадки.

– Итак, леди. – Он повелительно хлопнул в ладоши. – Я прошу внимания и тишины. – У какой-то девушки вырвался подавленный смешок. Он оглядел зал в поисках нарушительницы спокойствия. Потом резко сказал: – Если кто-нибудь пришел сюда, чтобы повеселиться, может уйти прямо сейчас.

Он выдержал паузу. Девушки стояли неподвижно и безмолвно.

– Фэйри умеет с ними обращаться, – заметил Косой.

– Да, потому что им нужна работа, – ответил я сухо. – Иначе они бы даже не взглянули на этот кусок дерьма.

– А теперь, леди, – сказал Теодор высоким тонким голосом, – те из вас, кто может выступать соло, пусть отойдут направо.

Около двадцати девушек отделились от толпы и перешли на правую сторону. Большинство из них были очень симпатичны. Фэйри окинул их холодным взглядом:

– Я скажу вам, кто нам требуется. Во-первых, мне нужен опытный ридотто.

Одна бойкая смазливая малышка переспросила:

– Кто вам нужен, мистер Теодор?

– Что за невежество, – фыркнул он. – Вы не знаете? Это артист, который может петь и танцевать одновременно.

– О, это как раз про меня, – сказала она весело. – Хотя до сих пор никто меня так не называл.

– Вы слишком легкомысленны, поэтому вы не будете делать ни то ни другое. – Фэйри взглянул на нее с благородным негодованием. – Можете уходить немедленно.

– Ну разве он не ублюдок? – пробормотал Макси.

Девушка сердито собрала свои вещи и направилась к выходу. Макси встал и подошел к ней. Она остановилась, удивленно глядя на него, пока он с ней говорил. Потом девица пожала плечами, улыбнулась, кивнула и села за соседний столик. Макс поднес к ее сигарете пламя. Он вернулся назад и сел за стол. Она улыбнулась, выпустила дым, скрестила хорошенькие ножки, слегка приподняв край юбки, чтобы их было лучше видно, и стала весело покачивать туфлей.

– Собираешься ее закадрить, Макс? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, я просто нанимаю ее в качестве ридотто в это заведение.

Я рассмеялся:

– Значит, мы берем себе «Райский сад»?

– Возможно, позже, когда у нас будет больше времени.

– Хорошая идея, Макс, в этом заведении мы здорово повеселимся, – сказал Косой.

– Повеселимся – да, но потом… – Макси покачал головой. – Это отвлечет нас от дел.

– Нет-нет, мы ни за что не забудем про дела, – пообещал Косой. В его голосе появились умоляющие нотки, как у маленького мальчика, выпрашивающего игрушку.

– Знаю я, что у вас за дела, – проворчал Макс.

Мы наблюдали за тем, как Теодор испытал и нанял танцовщицу канкана, стриптизершу, чечеточницу, исполнительницу акробатического танца и ридотто, как он это называл.

Макс заметил:

– Он взял себе двух ридотто, только сам еще об этом не знает.

– Леди, я буду платить вам пятьдесят долларов в неделю, включая питание, – сказал Теодор.

Он посмотрел на девушек. Фэйри знал, что они заслуживают гораздо большего. Но никто не возразил. Как видно, им трудно было найти работу.

– Хорошо, а теперь займемся хористками. Быстро выстроились в ряд. – Он щелкнул пальцами.

Теодор прошелся взад-вперед вдоль линии претенденток, бесстрастно разглядывая девушек.

– Эй, Косой. – Макс кивнул в сторону бара. – Принеси нам виски и бокалы.

Мы сидели и пили «Маунт-Вернон». Фэйри с головой ушел в отбор хористок. Он брал девушек, подводил их поочередно к лысому парню за пианино и заставлял проделывать несколько обычных танцевальных па со вскидыванием ног. От таких движений грудь у девиц ходила ходуном. Я подумал, что ради этого Фэйри и заставляет делать их такие упражнения. Сам он к женскому телу был безразличен, но хорошо знал свое дело и понимал, что может заинтересовать нормального мужчину.

Я следил за движениями последней девушки, которую он нанял. Это была пышная, аппетитная, чувственная куколка. Она немного напомнила мне Долорес. Впрочем, нет, Долорес была другой. Более царственной и артистичной.

Но эта штучка выглядела на редкость соблазнительно. Да, я знаю, в чем секрет твоей привлекательности, крошка. Она вся сосредоточена в твоих – как бы Макси описал их? – в твоих нежных, пухленьких, круглых холмиках цвета медвяной росы.

Подойдя к ней, я улыбнулся и сказал:

– Привет.

Она подняла брови:

– Да?

Я замялся:

– Вы были прекрасны.

Я попытался заглянуть ей за вырез.

– Что вы говорите, – сказала она, слегка улыбнувшись.

Девица заметила мой взгляд. Она приподняла свой лиф повыше.

– Я хотел сказать, что, наблюдая за вашим танцем, я понял, что у вас замечательные си… си… способности.

– В самом деле? Хорошо, у меня есть замечательные си-си-способности, а дальше что?

Она стояла, насмешливо глядя на меня и улыбаясь дразнящей улыбкой.

Я потерял всю свою бойкость. У нее было преимущество. Она знала, чего я хочу, и, кажется, просто смеялась надо мной.

– Ладно, скромняга, – сказала девушка. – Значит, у меня есть способности. Ты обеспечишь мне контракт с Голливудом или большую роль в бродвейском шоу, а я буду с тобой мила, правильно? Ты это хотел сказать?

Она рассмеялась, глядя на мое раздосадованное лицо.

– Что-то в таком роде, – сказал я, присоединившись к ее смеху. – А какие у меня будут шансы, если я обеспечу тебе сольный танцевальный номер в этом шоу?

Она смотрела на меня дразнящей, оценивающей улыбкой. Потом решительно кивнула.

– Ладно, милашка, – сказала девица улыбаясь. – Предлагаю тебе сделку. Ты даешь мне сольный номер, и я в твоем распоряжении на этот вечер.

– Что ж, сделка есть сделка. Хотя ни одному кавалеру еще не приходилось отваживаться на такой трудный и опасный подвиг ради своей прекрасной дамы.

Я отчеканил эту фразу без запинки. Я снова был в хорошей форме.

– Ты имеешь в виду – договариваться с этим чудиком? – Она со смехом кивнула в сторону Теодора.

– Да, с мисс Теодорой, – улыбнулся я.

– Такому милашке, как ты, будет легко найти с ним общий язык.

– Это почему?

– Пообещай ему то, что я пообещала тебе, – ответила она смеясь.

Меня позабавила ее смелость.

– Нет, малышка, это не для меня, а совсем другого типа. У меня найдутся собственные аргументы.

Я подошел к Фэйри.

– Теодора, – сказал я, взяв его под руку и отведя в сторону. – Дорогой мой, я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Это касается одной вещи, о которой я хочу тебя попросить.

Он сразу вспыхнул и затрепетал. Слова мгновенно хлынули из него потоком.

– Да, да, любимый мой. Это как раз то, о чем я мечтал. Это больше, чем я смел надеяться. Едва я тебя увидел, как сразу понял, что мы созданы друг для друга. Я от тебя без ума. Скажи, ты женишься на мне? – Он смотрел на меня выпученными, безумными глазами. – Я богат. У меня есть деньги, – бормотал Фэйри.

Господи Иисусе, подумал я, этот ублюдок не только извращенец, но еще и сумасшедший. Во что я позволил себя втянуть? Я оглянулся на девушку. Она помахала мне рукой и улыбнулась.

– Послушай, Теодор, – сказал я грубо. – Перестань нести эту околесицу. Какого черта, что с тобой творится?

Держи себя в руках. Ты что, не можешь отличить правду от шутки?

Он посмотрел на меня растерянно.

– Значит, ты говорил это несерьезно? – прошептал Фэйри.

– Что я говорил? Ты себе сам что-то придумал, а теперь спрашиваешь ответа у меня. Я не сказал ничего такого, что могло бы тебя так сильно взволновать. Я всего лишь хотел быть приятным, любезным, обходительным. Я отчасти понимаю, в каком ты положении, понимаю, что ты не можешь контролировать себя, не в силах сдерживать свою природу. Я тебе сочувствую, Теодор, но не более того. Антипатия смешивается во мне с жалостью.

– Тогда о чем еще ты хотел со мной поговорить? – спросил он жалобно.

– Мне очень жаль, что ты неправильно меня понял.

Какого черта? Я веду себя слишком мягко. Мне надо просто прикрикнуть на этого ублюдка. Заявить ему, что мне нужно. Если он откажется, бить его, пока не передумает. С другой стороны, зачем мне запугивать этого парня? Я куда больший мужчина, чем он. Мне не надо доказывать ему свою мужественность. По складу характера Теодор просто женщина.

Я сказал:

– Я хочу, чтобы ты оказал услугу одному моему другу.

– Какую услугу? И кому?

– Вон той девушке, которая сейчас нам улыбается.

– Ей? Этой бесстыжей девице? Не могу себе представить, что могло заинтересовать тебя в столь жалком создании.

– Она женщина. Для меня она источник удовольствия.

– Женщины нужны, чтобы плодить детей. А для удовольствия есть мужчины, – заметил он игриво.

– О вкусах не спорят, Теодор. – Я начал раздражаться. – Я хочу, чтобы ты дал этой девушке сольный номер.

– Ладно, ладно. – Он безнадежно вздохнул. – Я сделаю это для тебя.

– Спасибо, Теодор, я ценю твою услугу.

Когда мы подходили к девушке, он прошептал:

– Мне не скоро удастся излечиться от своей безумной страсти.

Я сделал вид, что не расслышал.

С девушкой он был сух и деловит. Он спросил:

– Умеешь танцевать соло?

– Нет, но я могу очень быстро научиться. Хоть к завтрашнему дню.

Он посмотрел на нее, покачивая головой.

– Теодор, ты сможешь ее научить, недаром тебя считают лучшим хореографом на всем Бродвее.

– Правда? Ты обо мне слышал? – улыбнулся он.

– Кто же о тебе не слышал? – солгал я. – У тебя репутация оригинального импровизатора и непревзойденного мастера по постановке танцевальных номеров.

– Хм, – промурлыкал он с удовольствием.

Макси делал мне какие-то знаки. Господи, он хотел, чтобы я поговорил с этим шмаком и о его красотке. Вот черт. Я совсем о ней забыл. Это будет дьявольски трудно. Ладно, попробуем. Я подошел к Фэйри.

– Теодор, еще одна просьба, – начал я.

Глава 31

Дверь открылась. Я мгновенно забыл о Теодоре и обо всех, кто находился в зале. Макс и я направились в высокому плотному мужчине, входившему внутрь. Косой и Патси следовали за нами. Когда мы подошли ближе, Косой его узнал.

– Привет, Майк, – сказал он и шепнул нам: – Это Большой Майк, партнер Фэйри.

– А, привет, мальчики, – произнес Майк.

Косой нас представил. Мы пожали друг другу руки. После того как мы познакомились, он рассмеялся несколько принужденно.

По его робкому и заискивающему виду я понял, что Майк о нас слышал и с уважением относится к нашим именам.

– Что я могу сделать для вас, ребята? У нас все в порядке? Надеюсь, что мой партнер показал вам заведение. Он знает, кто вы?

Макс шепнул:

– Бьюсь об заклад, этот болван – самый настоящий соглашатель и подлиза. Первоклассный мастер компромисса.

– Да, Фэйри знает, кто мы, – ответил я. Мне хотелось добавить – правда, это не произвело на него такого впечатления, как на тебя. Но я решил промолчать.

– Вы видели пиво, виски и игральные автоматы? Они взяты оттуда, откуда следует, не правда ли? – спросил он. – Я кошерный парень, весь до мозга костей. Можете в этом не сомневаться.

Майк подобострастно рассмеялся.

– Да, мы все посмотрели, – небрежно бросил Макс.

Лжец, подумал я. Мы ничего не посмотрели, если не считать нескольких девичьих фигур.

– Пока я не забыл, – сказал Макс. – Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

– Конечно, конечно, с удовольствием. Чем могу быть полезен?

– Возьмите эту девчушку в ваше новое шоу. Она чертовски хорошая певица.

Макс указал на очаровательную малышку, которая скромно и терпеливо сидела за столиком.

– Этим занимается мой партнер. Но не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь. Симпатичная крошка.

Макс весело поднял брови.

– Мы дожидаемся Сальви, – сказал он.

– А, этот парень ваш друг? – спросил Майк. Он тут же спохватился: – Ничего, что я вас спрашиваю?

– Он не наш друг, и мы не против, чтобы вы нас спрашивали, – ответил я.

– Похоже, что к вашим друзьям он тоже не относится, – сказал Макс.

– Верно. – Глаза Майка беспокойно забегали по залу. – У Сальви были дела с Фэйри. Теперь он хочет не только взять с Теодора деньги, но и получить долю в этом заведении.

– И что вы собираетесь делать? – спросил я.

Большой Майк пожал огромными плечами.

– Вы не можете с ним справиться? – спросил Макс.

– Этот парень сидит на игле; он наркоман, – сказал Майк.

– Значит, поэтому он такой крутой? – спросил я.

– Он ужасный; он убийца. – Майк снова боязливо огляделся по сторонам. – Он убивает ножом для колки льда.

– Да, я вижу, что он скверный мальчик, – насмешливо произнес Макс.

– Вы не будете возражать, если я задам вам один личный вопрос? Если это не мое дело, то так мне и скажите.

– Ладно, выкладывай, – ответил Макс.

– Вы пришли сюда, чтобы разобраться с Сальви? – с надеждой спросил Майк.

– Это действительно очень личный вопрос, – сказал я, чтобы немного его приструнить.

– Простите, – послушно произнес Майк.

– Мы здесь для того, чтобы призвать его к порядку, если это сможет вас немного утешить, – сказал я. – У нас совсем не дружеский визит, по крайней мере в том, что касается Сальви.

Он кивнул, несколько удовлетворенный.

Потом Майк жалобно заговорил:

– Я не знаю, что делать. Сальви грозится выкинуть отсюда Фэйри. Он хочет стать моим партнером. Мне наплевать на Фэйри, но я знаю, что Сальви сделает потом. Он выбросит отсюда и меня и станет хозяином всего заведения. – В отчаянии Майк заломил руки, как женщина: – Господи, почему я должен заниматься таким грязным бизнесом! Будь проклят этот сухой закон. Теперь нет ничего легального. Я не могу пойти в полицию, потому что мой бизнес нелегальный. Для копов «Райского сада» не существует, не считая того дня, когда я плачу им деньги. Копам совершенно наплевать, кто будет здесь хозяином. Лишь бы им продолжали платить.

– Сейчас всем нелегко, – заметил я.

– Даже метро сидит в дыре, – добавил Патси.

Косой продолжил нашу фирменную шутку. Он сказал:

– Даже Палисады сидят на мели.

– Вот дерьмо, – произнес Макс.

– Что? – спросил Майк.

– Ничего, – сказал я.

– Ребята, а вы ничем не можете мне помочь? Вчера Сальви приходил к Фэйри, и Фэйри его отшил. Теперь Сальви наверняка его убьет. Ему это ничего не стоит.

– Возможно, он убьет Фэйри. Но тебя это не касается, – нетерпеливо сказал Макси. – Так же как и нас, – прибавил он.

– Я сделаю так, чтобы это вас касалось, – нерешительно сказал Майк.

– Каким образом? – небрежно спросил Макс.

Майк быстро и испуганно оглядел зал. Он наклонился ближе. Еле слышным голосом произнес:

– Фэйри и я дадим вам десять штук, если вы избавите нас от Сальви.

Макс медленно покачал головой:

– Нет, Майк. Мы не делаем такие вещи за деньги.

Исключительно из чувства долга, добавил я про себя.

Мимо нас прошла девушка. Это была моя знакомая, обладавшая такими прекрасными, волшебными, безупречно выпуклыми формами.

– Тутси, – позвала она.

– Это меня, джентльмены. Прошу извинить.

Я подошел к ней.

– Я не хотела вас прерывать, но мне пора идти.

– Значит, тебя взяли?

– Да, и я приду завтра, чтобы репетировать и брать уроки. Теодор – замечательный мастер танцев. Я хочу тебя поблагодарить… сегодня вечером. – Она сказала это с соблазнительной улыбкой. – Но когда? И где?

Мне захотелось немного подурачиться. Я наклонился, чтобы заглянуть ей за вырез. Я облизал губы и произнес:

– М-м-м, как я голоден.

Она засмеялась:

– После Теодора приятно поговорить с нормальным мужчиной.

– У тебя есть то, что Теодор не способен оценить. – Я похлопал ее по выпуклому задку.

– Оставим это на вечер, Тутси.

Я дал ей адрес отеля и номер комнаты.

– Ужинать будешь до или после? – спросил я.

– До.

– Бифштекс или цыпленок?

– Бифштекс с жареным картофелем.

– Ужин будет подан к девяти, – пообещал я.

– А все остальное – к десяти, – ответила она, направляясь к двери.

Девушки начали уходить группами, парами и поодиночке. Мы смотрели, как Фэйри начал с серьезным видом танцевать на площадке под музыкальное сопровождение аккомпаниатора.

Он кружился и делал прыжки с легким, непринужденным и безупречным артистизмом. Иногда Теодор с силой и энергией перебирал ногами под бешеный ритм музыки, изображая яростный гнев и разочарование. Потом он скользил медленно и плавно, волнообразно взмахивая руками, как танцор хулы[26].

Наконец Фэйри остановился передо мной, едва переводя дыхание, и прошептал:

– Я исполнял этот танец только для тебя.

Я отошел от него без комментариев. Макс засмеялся. Мы сели и стали ждать. Было уже час дня. Косой, к неудовольствию Фэйри, отправился на кухню. Он вернулся с толстым ломтем ветчины и сандвичами со швейцарским сыром. Мы ели сандвичи и ветчину и попивали виски из больших бокалов.

К нам подошел Большой Майк.

Он сказал с извиняющейся улыбкой:

– Боюсь, я должен покинуть вас, ребята. Скоро здесь появится Сальви. А я терпеть не могу всяких заварушек.

Мы взглянули на него холодно.

Макс буркнул:

– Ладно.

Майк исчез.

Лысый парень, сидевший за пианино, удалился сразу вслед за Майком. Теодор ушел в свой кабинет, расположенный за стеклянной перегородкой. Мы видели, как он сидит там и что-то пишет в большом гроссбухе.

Я посмотрел на часы, висевшие над баром. Половина второго. Мы сидели, пили и курили, почти не разговаривая.

Дверь открылась. Вошли двое. В каждом было примерно пять футов девять дюймов роста. Один был средних лет, коренастый; другой – помоложе и худой. Я определил обоих как ирландцев. Я посмотрел на Макса и покачал головой. Сальви был итальянцем. Вилли – немцем.

Макс сказал:

– Значит, это не они.

Парни стояли, оглядываясь по сторонам. Я подошел к ним с небрежным видом:

– Кого-то ищете, ребята?

Старший ответил:

– У нас здесь назначена встреча с Сальви и еще кое с кем.

Молодой парень посмотрел на меня с любопытством, в котором сквозила враждебность.

– Да, Сальви мне говорил, мы здесь как раз по этому делу. Он будет немного позже. А пока мы можем познакомиться. Не хотите с нами выпить?

Не дожидаясь их ответа, я с любезной улыбкой взял их под руки и подвел к нашему столу.

Макс посмотрел на меня.

Я кивнул и улыбнулся.

– Это часть той группы, которую Сальви велел нам дожидаться.

Я взял бутылку. Я налил два бокала.

Молодой сказал:

– Спасибо, я не пью.

Старший улыбнулся и взял бокал:

– Спасибо, я пью.

Я с обходительным видом пододвинул им два стула:

– Не хотите ли присесть, ребята?

Они сели, неловко глядя на нас.

Я спросил:

– Не возражаете, если я представлюсь?

Говоря это, я старался скопировать их скованный и неловкий вид. Я придумал нам фальшивые имена.

– Меня зовут Моррис, это Милти, – я кивнул на Макса, – а это Мюррей и Марио.

Я указал на Косого и Патси. Макси улыбнулся, заметив, что все имена начинаются на «М».

Старший ответил дружелюбной улыбкой и сказал:

– Люди зовут меня Фитц, уменьшительное от Фитцджеральд, а это – Джимми.

– Выпьете еще, Фитц? – спросил Макс.

– Не возражаю.

– Какую группу вы представляете, ребята? – поинтересовался Макс.

– О! Об этом легко догадаться, – заметил я небрежно.

– Мы из профсоюза, – сказал Фитц. – Мы депутаты.

– Да, так я и думал, – кивнул я удовлетворенно.

– Как идут дела? – спросил Макс улыбаясь.

– Были стычки? – вставил Косой.

Макс бросил на него предупреждающий взгляд и поджал губы, показывая, что Косому следует придержать язык.

– Почти нет, были только небольшие столкновения, но… Сальви послал своих людей. Это немного помогло, – ответил Фитц.

Косой торжествующе посмотрел на Макса.

– Значит, небольшой прогресс есть, – поддакнул я.

– Да, дела идут неплохо. Есть несколько зданий, которые Сальви не хочет трогать. Я думаю, у него имеются на это свои причины, – сказал Фитц.

– А мне не нравится, как идут дела, – заявил молодой парень, которого звали Джимми.

Фитц вздохнул. Он кивнул на Джимми:

– Он новичок в нашем деле; его только что избрали. Он считает себя рыцарем в сверкающих доспехах. Спасителем угнетенного трудового народа. – Фитц похлопал молодого ирландца по спине. – У тебя есть хорошие идеи, Джим, но тебе нужно научиться иметь дело с людьми. – Фитц повернулся к нам: – Вы бы видели этого парня на митинге. Таких ораторов поискать.

Джимми пробормотал:

– Я обещал своим людям, что буду вести честную игру.

Я взглянул на молодого ирландца. У него было чистое, правдивое, открытое лицо.

Я сказал:

– Послушай, Джим, если ты хочешь заниматься профсоюзным бизнесом, тебе надо быть более дипломатичным, как говорит Фитц. Иногда приходится идти на компромиссы.

Джимми пожал плечами. Он бросил на меня упрямый взгляд:

– Я не иду на компромиссы. О чем тут можно договариваться? Люди, которые меня избрали, верят, что я буду честно представлять их интересы. Им не дают зарабатывать на жизнь. Это женатые люди, которые получают двенадцать или пятнадцать долларов за сорок пять или шестьдесят часов работы, а Сальви говорит, чтобы мы сидели тихо, и тогда он прибавит нам зарплату на один бакс. Без сокращения рабочей недели и остальных условий. – Джим упрямо посмотрел на нас. – Я пришел сюда сказать Сальви, что пусть он делает что хочет, а у меня сотни людей, которым надо заботиться о своих семьях.

– Ради бога, Джим, – взмолился Фитц. Он обернулся на нас с извиняющимся видом. – Вы должны простить этого парня, ребята, он слишком взволнован.

– С Джимом все в порядке, – сказал я. – Не важно, что говорит Сальви. Чего вы хотите?

Фитц переспросил:

– Не важно, что говорит Сальви?

Он посмотрел на меня так, словно я изрек какое-то богохульство.

– Да, не важно, что вам сказал этот змеиный ублюдок. Он вышел из игры, – сурово произнес Макс, поглядев на Фитца.

Фитц посмотрел на Макса. Потом на меня. Потом на Патси. Потом он медленно перевел взгляд на Косого. Мы все улыбались. Нас искренне забавляло ошеломленное выражение его лица. Оно появилось в тот момент, когда Макс назвал Сальви «змеиным ублюдком».

– Небиш, – произнес я.

– Что? – спросил Фитц.

– Ничего, – сказал я.

– А я-то подумал, ребята, что вы друзья Сальви. – Фитц пожал плечами. – Что вы тут делаете – устраиваете переворот? Берете власть в свои руки?

– Да, именно этим мы и занимаемся, – ответил Макс.

– О, – сказал Фитц с видом человека, начинающего понимать, что происходит.

– Мне все это не нравится, – произнес Джимми.

– Я тебя не виню, Джим, – ободрил его я. – А теперь скажи мне, какой «пакет» ты приготовил для своих людей?

Минуту Джим смотрел на меня с сомнением. Потом он выпалил:

– Сорокавосьмичасовая рабочая неделя, минимум сорок центов в час за урочное время и двойная оплата за сверхурочное. Оплачиваемые отпуска и признание профсоюза.

– Можешь завернуть, Джим, – рассмеялся я. – Пакет ваш.

Макс посмотрел на меня и улыбнулся. Он кивнул:

– Идет.

Джимми и Фитц посмотрели на меня как на сумасшедшего или по крайней мере на человека, который неудачно пошутил.

– Но как вы собираетесь обеспечить выполнение таких условий? – спросил Джимми. – Кто их будет гарантировать?

– Это наша проблема; просто выполняйте наши инструкции, и все будет хорошо, – спокойно ответил Макс.

– Я не понимаю, почему вы так уверены в успехе. Как вы связаны с этой забастовкой? Я хочу сказать – чем вам это интересно, что вы с этого получите?

Прежде чем я успел ответить, вмешался Фитц:

– Ради бога, Джим, не будь таким простаком. У них тот же интерес, что и у Сальви. Они все берут в свои руки. Профсоюз, всё.

– Не знаю. Мне не нравились такие дела раньше, не нравятся и сейчас. Это не пойдет на пользу профсоюзному движению.

Макс взглянул на меня. Я покачал головой.

Я сказал:

– Послушай, парень. Тебе еще многому придется научиться. Особенно в делах такого рода. Об этом не пишут в книгах и не говорят в школах. Но это является важнейшей частью трудовых отношений. Тебе известно, что в подобных спорах обычно побеждает тот, чью сторону мы принимаем?

– Да, но такие, как вы, не связаны с нашей профессиональной деятельностью. Вы – не рабочие и не работодатели. Спор идет между нами, рабочими и боссами, и только мы должны его решать.

– Господи, Джим, да не будь же ты таким чертовым болваном, – простонал Фитц.

– Оставь его, Фитц, – сказал я. – Парень совершенно прав. Верно, что мы не связаны профессионально. Но сдается мне, что в этой схеме мы играем роль неизбежного зла. Одна из двух сторон обязательно призовет нас на помощь. И насколько я знаю, боссы были первыми, кто стал использовать нас… нас…

Я остановился в поисках подходящего слова.

– Парней с пушками, – пробормотал Джимми.

– Господи, Джим, – взмолился Фитц.

– Ладно, Фитц, – рассмеялся Макс, – мы не в обиде.

– Да, и, как я уже сказал, это печально, но неизбежно. У боссов подобное давно вошло в привычку – нанимать сильных людей, чтобы запугивать рабочих и их представителей. А если не удавалось запугать профсоюзных делегатов, они подкупали их с помощью адвокатов и деловых ассоциаций, чтобы те предавали интересы своих избирателей. Об этом тоже не пишут в книгах и не учат в школе. Запугивание и подкуп – фундаментальная основа, базис, решающий фактор трудовых соглашений. Хотя о них редко узнаёт широкая публика. – Я посмотрел на часы. Было уже четверть третьего. Сальви опаздывал. – Кроме того, Джим, если здесь не будет нас, наше место займет кто-нибудь другой. Фитц тебе это подтвердит. Думаю, ты и сам уже успел это заметить. До Сальви здесь был кто-то еще, не так ли, Фитц?

– Да, маленькая банда из верхней части города.

– Сальви выгнал их, – продолжал я, – а мы прогоним Сальви. Схватываешь, Джим? Тебе всегда придется с кем-то договариваться. Так почему бы не сделать этого с нами? Мы – влиятельные люди. Мы можем для вас кое-что сделать. Мы избавим вас от всякой головной боли, особенно в том случае, если вы сумеете сколотить крепкую организацию. Прилипших к вам паразитов мы выкинем вон – копов, чиновников муниципалитета, мелких бандитов; с этого момента они будут иметь дело только с нами. Мы о них позаботимся. Кроме того, хотите – верьте, хотите – нет, мы сами отчасти принадлежим к трудовому классу. Мы тоже однажды создали свою рабочую организацию. Вам и вашим людям лучше иметь дело с нами, чем с кем-нибудь другим.

– Вы создали рабочую организацию? – фыркнул Джим. – В каком профсоюзе?

– В профсоюзе водителей передвижных прачечных, – ответил я.

– Ладно, допустим, я соглашусь иметь дело с вами, парни. Я не говорю, что уже согласен, но предположим…

– Конечно, ты согласишься, парень, – сказал Макс.

– А я в этом не уверен, – парировал Джимми.

– Ладно, Джим, продолжай. Что ты хотел сказать?

Я бросил взгляд на Макса.

– Откуда мне знать, что завтра не появится еще какая-нибудь банда и не отберет у вас то, что вы силой захватили у других? – сказал Джимми.

Макси и Патси расхохотались.

Я улыбнулся:

– Разумеется, теоретически это возможно, Джим, как возможно и многое другое – например, что завтра в Нью-Йорке произойдет землетрясение. Но это очень маловероятно. Мы – самая крупная и самая могущественная банда во всей стране.

Фитц наклонился ближе и взволнованно прошептал:

– Синдикат?

Я кивнул.

– Все равно мне надо подумать. Я должен посоветоваться с членами профсоюза, – тихо, но упрямо заявил Джим.

– Я поговорю с ним с глазу на глаз. Я научу его реальной жизни, – сказал Фитц.

– Послушай, Джим, – начал я нетерпеливо. – Давай я объясню тебе это по-другому…

Но я не успел ничего объяснить. Меня прервали. Открылась дверь.

Глава 32

Никогда в жизни мне не приходилось видеть такого странного явления, какое предстало перед нами в дверях «Райского сада». Черт меня побери, если я где-либо встречал что-нибудь столь же гротескное, как эта парочка, будь то птица, рыба, зверь или человек. Ничего похожего не являлось мне даже в опиумных грезах. Только самому дьяволу по силам было придумать такую жуткую и причудливую комбинацию двоих людей – простая случайность не могла бы создать этот омерзительный шедевр.

Я посмотрел на Макса. Макс посмотрел на меня. Мы не верили своим глазам.

Один из них был длинный, худой, скользкий ублюдок. Он двигался вкрадчиво и плавно, как змея. Казалось, у него в спине нет позвоночника. Резиновое тело выглядело бесконечно гибким. Лицо было болезненно-желтого цвета. Когда он смотрел на нас выпуклыми неподвижными глазами, его голова вытягивалась вперед и начинала дергаться из стороны в сторону резкими, короткими движениями. На нем был яркий облегающий костюм в желто-коричневую полоску и такие же рубашка и галстук. Про него говорили, что на его теле не осталось живого места от шрамов и пулевых отверстий. Мы сейчас лицезрели знаменитого Змею, человека, которого невозможно убить ни ножом, ни пистолетом, ни машиной, ни каким-либо другим оружием или механизмом и который всегда выживал, чтобы уничтожить своих врагов. Он считался слишком злобным и неуправляемым, чтобы стать членом Синдиката. Его трудно было не узнать.

Его компаньон – боже мой, до чего же уродливо выглядел этот сукин сын! Горбатый, на кривых ногах, с плоским носом и толстыми губами. Он шел, переваливаясь с ноги на ногу. По виду настоящий питекантроп и к тому же законченный ублюдок. Это был Вилли Обезьяна.

Увидев нас, они остановились посреди зала. Мы все четверо достали пушки. Мы встали из-за стола и окружили их. Сальви потянулся к своему карману.

Макси предупредил:

– Даже не думай, Сальви. Поговорим лучше по-дружески.

Они были сбиты с толку, но смотрели на нас с вызовом.

– Кто вы такие? Что вам нужно? – спросил Сальви. Его голова ходила из стороны в сторону.

– Если не возражаешь, Сальви, – сказал я, – у нас к тебе деловой разговор.

Я указал на стулья за ближайшим столиком. Они неохотно сели. Мы убрали оружие.

Я увидел Фэйри, который стоял в дверях кабинета и смотрел на нас. Двое депутатов, окаменев, сидели за столом и следили за тем, что происходит.

Макси сразу перешел к делу. Он сказал:

– Мы из Синдиката. Мы берем на себя забастовку и профсоюз. А вы, ребята, выходите из игры.

Сальви бросил на каждого из нас быстрый взгляд:

– Откуда мне знать, что вы из Синдиката? Кроме того, я и Вилли в него не входим. Почему мы должны выполнять приказы Синдиката?

– Мы не собираемся просить вас выполнять приказы, – сказал я. – Мы даем вам приказ – убраться с дороги.

– Это несправедливо, Синдикат хочет на все наложить свою лапу, – возразил Вилли Обезьяна. – Нам тоже надо чем-то кормиться.

– Зачем? – холодно спросил Патси.

– Зачем? – недоуменно повторил Вилли. – Чтобы жить, зачем же еще?

– А зачем вам жить? – Косой посмотрел Обезьяне в глаза.

– Спокойней, Вилли, – сказал Змея. Он обратился к нам: – Значит, такие у нас дела?

– Значит, такие, – холодно ответил Макси.

– Что я могу сказать? Ничего. – Сальви пожал плечами.

– Ничего и не говори. И ничего не делай. Тогда с тобой ничего не случится, – сказал Макс.

Вилли посмотрел на Сальви. Сальви посмотрел на нас. Оба промолчали.

К нам подошел Фэйри. Он обратился ко мне:

– Вы не могли бы выгнать отсюда этих головорезов? Я не выношу, когда они тут появляются.

Змея перекинулся через стол, в его руке блеснул нож для колки льда. Он прошипел:

– Чертов гомик. Я сказал тебе, что отберу у тебя это место.

Фэйри отскочил подальше от стола. Он крикнул:

– Грязная мерзкая змея!

– Я тебя убью, вонючий педик, и возьму себе все заведение, – прошипел Сальви.

– Врешь, врешь. Я тебя не боюсь. – Фэйри сердито танцевал вокруг стола, держась на безопасной дистанции. – Выкиньте отсюда этих головорезов! – крикнул он нам.

Сальви взглянул на нас.

Макси сказал:

– Мы не вмешиваемся в любовные ссоры.

Обезьяна расхохотался. Сальви метнул на нас яростный взгляд. Он направился к Фэйри. Тот отбежал на танцевальную площадку. Змея двинулся за ним с ножом. Делегаты смотрели на это зрелище разинув рты.

Я пошел вслед за Змеей, держа в кармане руку на кнопке ножа.

Я позвал его:

– Эй, Сальви, кончай это дерьмо.

Он развернулся ко мне лицом.

– Давай проваливай отсюда. Оставь Фэйри в покое.

Минуту он молча смотрел на меня. Потом повернулся и направился в уборную.

Фэйри подошел ко мне:

– Господи, разве это не ужасно? Мне стыдно за себя. Как я мог пасть столь низко, чтобы связаться с такой гнусной тварью.

Обезьяна сказал:

– Да ладно тебе, Фэйри. Разве ты сам не говорил когда-то, что влюблен в него? Впрочем, ты и мне не отказывал в знаках внимания, верно?

Теодор собирался что-то ответить, когда дверь снова отворилась. За ней стоял мужчина. Он был так велик, что своей фигурой заполнял почти весь дверной проем. Что это за чертово место, подумал я, кого сюда только не несет.

Мужчина вошел в зал. Он был настоящий колосс – примерно шесть футов и шесть дюймов роста плюс огромный живот. Красное лицо крест-накрест пересекали тонкие лиловые вены. Он выглядел так, словно за каждым обедом съедал по сырому бифштексу. Набрякшие глаза смотрели сквозь толстые очки. Кончик длинного носа почти влезал ему в рот.

Фитц поспешно подошел к нам.

Он прошептал:

– Это большой говнюк из группы боссов. Они делают все, что он скажет. Одно время он платил мне деньги. Его зовут Краунинг.

Я кивнул Фитцу. Я подошел к новому парню. Я сказал:

– Входите, входите. Мы как раз говорили о вас, мистер Краунинг.

– Говорили обо мне? Кто говорил обо мне? Где Сальви?

– Сальви сейчас немного занят. Мы его доверенные лица. Мы его ближайшие помощники. – Я широко улыбнулся.

– Хм, – буркнул он и направился к столику. Кивнув Обезьяне, Краунинг сказал: – Привет, Фитц.

– Хотите выпить? – предложил я.

Я налил всем по бокалу.

Он взял выпивку, сказав: «Спасибо», поднял стакан и со смехом провозгласил:

– За эту чертову забастовку, и пусть она тянется как можно дольше.

Джимми произнес:

– Дерьмо собачье.

– Кто этот парень? – спросил Краунинг.

– Он в порядке, это новый делегат. Новичок в нашей игре, – ответил Фитц.

– Новый делегат, вот как? – сказал верзила. – Слишком молод, чтобы быть делегатом, хотя… я люблю молоденьких мальчиков. – Он ущипнул Джимми за ягодицы.

Тот отшатнулся в сторону. Он прорычал:

– Держись от меня подальше, толстый ублюдок.

Верзила нахмурился:

– Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли. Я пришел по делу.

– Отлично, – сказал Макс. – Перейдем к делам.

– Где Сальви? Подождем его, – предложил верзила.

– Мы можем принять решение и без него, – сказал я. – Как у вас идут дела?

– Без Сальви? Ладно, пусть будет так – если вы считаете, что это хорошо для вас. Сальви говорил вам, что заварушка должна продолжаться по крайней мере еще недели две? Чтобы я мог изобразить ее своим коллегам в самых черных красках и выбить из них кругленькую сумму? – Он потер руки с удовлетворенной улыбкой на лице. – На этот раз мы возьмем большой куш. Денег хватит для всех. Даже для тебя, малыш. Эй, красавчик! – обратился он к Джимми. – Как тебе понравится, если ты положишь себе в карман четыре или пять тысяч долларов?

– Отвали, ублюдок, – сказал Джим.

– Ну вот, как вам такой ответ? Это как раз то, что я люблю в своих мальчишках, – характер. Впрочем, его не должно быть слишком много. Так что ты не очень показывай свой норов, а то я скажу Сальви, чтобы он выкинул тебя из организации.

– Сальви уже никого не выкинет.

Джим посмотрел на меня.

Я кивнул и улыбнулся:

– Продолжай, Джим. Расскажи ему.

– Сальви самого уже выкинули, – злорадно произнес Джим.

– Кто мог выкинуть его без моего позволения? – Верзила гневным взглядом обвел стол.

Обезьяна хохотнул и ткнул большим пальцем на нас:

– Вот эти ребята.

– Эти милые джентльмены? – сказал верзила, глядя на нас.

– В задницу джентльменов, – произнес Макс.

Из уборной вышел Сальви. Мне не понравился его вид. Я сделал знак Максу. Макс следил за тем, как он к нам подходит.

Верзила увидел Сальви.

Он сказал:

– Эй, Сальви, привет! Что я слышу? Ты позволил этим ребятам выкинуть тебя из дела? – Он поддразнил его. – И как тебе такое понравилось? – Верзила усмехнулся. – Разумеется, мне все равно, кому платить.

– Я по-прежнему в деле. Платить будешь мне, – хрипло сказал Сальви. – Это я вытащил людей на улицу и устроил забастовку. Мне надо с ними расплатиться. Никто и никогда не выкидывал меня из дела.

Он стоял, озираясь по сторонам. Внезапно в его руках появился нож.

Макс вытащил револьвер. Он наставил его на Сальви:

– Брось перо, тупой ублюдок.

Судя по выражению его лица, Сальви вколол себе в туалете дозу какого-то дерьма. Наркотик вызвал в нем кратковременный приступ бешеной храбрости. Его выпученные глаза сузились до размеров щелок.

Я встал из-за стола и улыбнулся:

– Сальви, успокойся. Убери эту штуку.

Я подошел к нему, держа руку на кнопке ножа. Взгляд Сальви был тяжелым от ярости.

Он прошипел мне, как змея:

– Прочь с дороги, чертов ублюдок.

Он плюнул в меня. Плевок попал мне в лицо. Я вытерся рукой. Мое оружие было длиннее и быстрее, чем его нож для колки льда. Лезвие вонзилось Сальви между пальцами. Острие вошло в ладонь и вышло с другой стороны. Его нож упал на пол. Долю секунды он стоял в изумлении и шоке. Я выдернул лезвие из руки и вытер о его желтый костюм. Рука у Сальви обвисла. Он посмотрел на нее и начал вопить:

– Ублюдок! Ублюдок!

Макси подошел сзади и стукнул его в висок рукояткой своего сорок пятого.

Сальви рухнул на пол, дернулся несколько раз и замер. Я пощупал ему пульс. Сердце билось.

Я сказал:

– Он в порядке.

Я разорвал его рубашку и перевязал ему руку.

– Ладно, – произнес Макс, – хватит на сегодня споров. Пора перейти к делу. Ты, – он ткнул в Джимми, – сядь на место. – Тот опустился на стул. – Тебя это тоже касается. Садись и слушай. – Он махнул верзиле.

Тот сел, но слушать не стал. Вместо этого он начал говорить.

– Отличная работа, – заявил Краунинг, кивнув на распростертое тело. – Вы как раз те парни, которые стоят моих денег. Действие – вот что мне нужно; действие и сила. Надо поставить этих людей на место. За последние дни они распоясались и стали слишком умничать со своими чертовыми радикальными идеями и прочим дерьмом. Особенно эти вонючие иностранцы, эти чертовы евреи и ниггеры.

Макс уже готов был приложить ублюдка. Я сделал ему знак, чтобы он не торопился. Верзила был нам нужен. Сотрудничество с ним сильно облегчало дело. Но все-таки, скорей из любопытства, чем из злости, я не смог удержаться от вопроса:

– Послушай, ты, толстая задница, неужели ты не знаешь, что большинство из нас как раз евреи? Даже Сальви это знает.

– Я не знал, что вы евреи. – Верзила улыбнулся. – Но для меня это не играет роли. Многие мои коллеги и друзья – евреи, один из моих партнеров тоже еврей. Вам бы следовало с ним встретиться.

– Мы хотим закончить забастовку, – сообщил я. – Вот пакет требований, который ты должен рекомендовать своим приятелям.

Я подробно рассказал ему о том, что пообещал Джимми. Он сидел с налившимся кровью лицом, качая головой. Потом встал.

– О чем вы говорите? На кого вы работаете, ребята, на меня или на профсоюз?

– На профсоюз, – ответил Макс, – но наши распоряжения относятся и к тебе.

– Не думаю, – фыркнул он. – Кем вы, парни, себя считаете? Это все еще Америка, я полагаю. И мы делаем свои дела по-американски.

Макси сделал к нему шаг.

– Остынь, Макс. – Я повернулся к верзиле. – Эй, ты, лицемерный ублюдок, значит, когда тебе нужно, ты готов завернуться в национальный флаг?

Он не ответил, повернулся к нам спиной и направился к выходу. Патси схватил его за руку, заломил ее за спину и потащил верзилу обратно к столу.

– Отпусти этого шмака, – сказал я.

Краунинг стряхнул с рукава воображаемую грязь и бросил на нас негодующий взгляд. Он снова пошел к выходу.

Уже в дверях обернулся к нам и крикнул:

– Вы хотите войны, парни, и вы ее получите! Я буду действовать как бизнесмен. Я возьму штрейкбрехеров и найму охранников через частное агентство. Через час они будут в каждом здании.

Макси затопал ногами, сделав вид, что бежит за ним. Верзила повернулся и бросился в дверь. Мы услышали, как он мчится вверх по лестнице.

Макс и я посмотрели друг на друга. Я пожал плечами.

– Надо было вышибить ему мозги, – сказал Макс.

– Да, – согласился я.

– Что будем делать? – спросил Фитц.

– Продолжайте вытеснять их отовсюду, – обратился я к Джимми. – Захватите все здания, какие сможете. Набирайте в союз больше людей.

– Это трудно. Они сидят без работы. У парней, которые стоят в пикетах, не хватает денег на хлеб, – сказал Джимми. – Но я постараюсь их уговорить.

Я вытащил из кармана пачку зелени. Я отсчитал ему четыре бумажки по пятьсот долларов.

– Купи своим людям немного хлеба. Если нужно будет больше, дай мне знать.

Он с недоверчивым видом взял деньги:

– Господи, да это большая сумма! Спасибо, нескольким парням как раз нужна небольшая ссуда. Вы не против?

Я спросил:

– Почему у них так плохи дела? Ведь они бастуют всего пару дней?

– Они всегда на мели, потому что им платят гроши, – ответил Джим.

Я дал ему еще штуку:

– Распредели это между всеми, нам понадобятся люди. – О чем мне было волноваться? Я знал, что, занимаясь таким делом, мы получим минимум в два раза больше, чем потратим. А мои расходы потом поделим между собой. – Запишите этот адрес, ребята, на случай, если случится что-то важное. – Я дал Фитцу и Джиму адрес «У Толстяка Мо». – А мне нужны телефон и адрес вашего штаба, Фитц.

Он дал мне всю информацию.

– Ну что ж, я думаю, теперь мы можем с вами распрощаться и пойти посмотреть, что творится на улицах, – сказал Джим.

– Да, – согласился я. – И больше вам не придется возвращаться в это заведение.

– Верно. – На лице Джима в первый раз появилась улыбка.

Мы пожали друг другу руки.

Фитц и Джим ушли.

Вилли Обезьяна подошел ко мне:

– Я знаю, кто ты. Это видно по тому, как ты обращаешься с ножом.

– В самом деле?

– Да, ты тот парень, которого зовут Лапша Нож с Деланси-стрит.

– Нет, ты ошибся, парень. Меня зовут мистер Поцелуй-Меня-В-Зад с Малберри-стрит. – Я холодно посмотрел на него. – Есть еще вопросы?

– Пока нет. Я только хотел сказать, что я не такой, как Сальви. Я уважаю Синдикат и его людей.

– Значит, ты проживешь дольше, чем он. – Я кивнул на лежавшую на полу фигуру. – Ты не мог бы научить его немного своему здравому смыслу? Чтобы он уважал людей и не нарывался на неприятности?

– Нет, его ничему нельзя научить; он хуже, чем Безум ный Мик. Кроме того, он сидит на игле.

Я пожал плечами:

– Это его проблемы.

– Змея никогда не прощает, – моргнув, сказал Обезьяна.

Я подошел к нему ближе:

– Он никогда не прощает? Ну и что дальше?

– Я хочу заключить сделку для него и для меня.

– Мы ни с кем не заключаем сделок, – отрубил Макси.

Но мне стало любопытно.

– Выкладывай, что у тебя на уме.

– У меня и Змеи есть три здания. Там мы даем деньги в рост и еще немного букмекерствуем – на лотереях и лошадиных скачках. Верзила из ассоциации работодателей, тот парень, который сейчас ушел, Краунинг, – он настоящий владелец этих зданий. Если профсоюз наложит на них свою руку, то верзила прикроет там наше дело.

– О каких зданиях идет речь? – спросил я.

Он назвал три больших многоэтажных дома в торговом центре.

Я покачал головой:

– Ничего не выйдет – нам нужны все здания, тем более в таком районе.

– Мы получали с них по две-три штуки в неделю. Змее это не понравится.

– Пусть он идет к черту, – сказал я.

– Ему это не понравится, – мрачно повторил Обезьяна.

– Слушай, тупой ублюдок! – взъярился Макс. – Мы могли бы решить все ваши дела – твои, Змеи и Фэйри – прямо здесь и сейчас. Без шума и свидетелей.

– Я ничего плохого не хотел сказать, честно, ребята. Я же говорю вам, я уважаю людей. Вы говорите «нет» – значит, нет. Я делаю то, что мне сказано. Разве уже и спросить нельзя?

Я услышал стон с той стороны, где лежал Змея. Он сел на пол. Бессмысленно смотрел по сторонам и потирал голову.

Макс сказал:

– А теперь запомните вы оба – не вмешивайтесь в это дело. Чтобы никаких фокусов, ясно?

Обезьяна кивнул. Змея все еще не мог прийти в себя. Мы направились к выходу. Фэйри смотрел нам вслед.

Глава 33

Мы поехали к Бродвею.

Я выглянул в окно. Я увидел первую линию пикета. Толкнув Макса, я указал ему на нее.

Он кивнул:

– Да, думаю, надо начинать. Притормози, Косой.

Тот подъехал к тротуару.

Макс сказал:

– Я схожу и быстро все посмотрю.

Его не было минут пять. Вернувшись, он сообщил:

– Все лифты работают со штрейкбрехерами.

– Кто с ними, какая-нибудь банда или люди из агентства? – спросил я.

– Детективное агентство, – ответил Макс. – Сдается мне, этот парень Краунинг загрузил их на полную катушку.

– Поехали в профсоюзный офис. Может быть, узнаем что-нибудь у них, – предложил я.

Офис был в нескольких кварталах от нас. Макс и я вошли внутрь. В офисе почти никого не было. Только несколько забастовщиков сидели, дожидаясь инструкций. Девушка сказала нам, где можно найти Фитца и Джима. Покружив минут двадцать по улицам, мы обнаружили их в одной из пикетных линий. Вид у них был немного обескураженный.

Джимми сообщил:

– Мы выталкиваем их из зданий, но через минуту они снова оказываются внутри. Все выглядит очень скверно.

– Не волнуйся, Джим, – сказал я. – Ты не знаешь, откуда приходят эти штрейкбрехеры?

Джим покачал головой.

Фитц предположил:

– Возможно, от этого ублюдка, Бергоффа.

– Ладно, мы все выясним.

– И обязательно их остановим, – пообещал Макс.

– Мы проломим им головы, этим ублюдкам, – добавил Патси.

Мы вышли. Макс взглянул на меня.

– Как насчет того, чтобы присоединиться к департаменту полиции? – предложил я.

– Хм, как в добрые старые времена. Да, это хороший способ что-нибудь разузнать, – улыбнулся Макс. – Как ты думаешь, у нас еще остались наши блестяшки?

– Наверняка остались, – ответил я. – Этот клозет не вычищали уже много лет.

– Ладно, посмотрим, – сказал Макс.

Когда мы приехали к Толстяку Мо, Макс направился прямо в туалет. Он поднял мат для упражнений. Потом крикнул:

– Да, они здесь! Косой, подними доски и вытащи коробку с блестяшками.

– Как в старые добрые времена. В один день копы, в другой – налоговая полиция. Помнишь, я как-то спросил, кого мы будем представлять в следующий раз – инспекторов по делам несовершеннолетних?

Патси рассмеялся.

Косой перенес большую картонную коробку на стол. Он сказал:

– Может быть, переоденемся инспекторами по делам публичных домов?

Макс молча перевернул коробку и вывалил ее содержимое на стол. Он рассыпал по столу блестящие эмблемы и значки.

– Сегодня, – объявил он с пафосом, – мы превратимся в самых гнусных обитателей Нью-Йорка.

– Мы будем простыми копами? – спросил Патси.

– Макс, а ты не хочешь сделать меня капитаном? – вставил Косой.

– Начинать надо с низов, а потом, если ты этого заслужишь, я произведу тебя в капитаны, – возразил Макс.

Он взял три никелированные бляхи уличных патрульных. Выдал по одной каждому из нас. Себе взял сверкающую желтую металлическую бляху лейтенанта полиции. Положив ее в карман, он сказал грубым басом:

– Я лейтенант Бродерик и хочу, чтобы сегодня все мои люди стояли на ушах. Курс на Бродвей, патрульный Косой, – приказал он, забравшись рядом со мной на заднее сиденье машины.

– Поцелуй меня в зад, лейтенант, – отозвался Косой.

– Вот чего я требую от нью-йоркских полицейских – почета и уважения, – прокомментировал Макс.

Мы приехали на Бродвей. У входов в торговые и офисные здания стояли кучки людей. Пикетчики с большими плакатами ходили взад-вперед по тротуару. Очевидно, забастовка лифтеров расширялась, перекидываясь на весь обслуживающий персонал.

– Это то, что нам нужно, – сказал Макс. – Эй, Косой, притормози здесь.

Мы вышли на тротуар перед большим офисным зданием. Направляясь к дверям, мы прошли мимо пикетчиков. Они посмотрели на нас с удивлением. Потом закричали нам вслед:

– Подлые штрейкбрехеры!

Входя в лифт, я почему-то чувствовал себя виноватым.

Несмотря на забастовку, лифт был переполнен людьми. Им управлял маленький коренастый штрейкбрехер. Когда лифт достиг верхнего этажа, кроме нас и лифтера, в нем остались еще двое плечистых парней.

Лифтер подозрительно взглянул на нас и сказал:

– Верхний этаж, приехали.

Макс осведомился:

– А как насчет двух этих парней?

Один из плечистых ребят вызывающе спросил:

– А тебе-то что за дело, умник?

Макс достал свою бляху:

– Я лейтенант Бродерик, полиция Нью-Йорка. А вы кто, ребята?

Парень извинился:

– Простите, лейтенант, я должен был вас узнать. Мы из детективного агентства Теспуса.

Макс резко сказал:

– Предъявите ваши удостоверения.

Парни показали документы, удостоверявшие, что они являются сотрудниками агентства.

Макс внимательно их рассмотрел.

– Ладно, все в порядке, но имейте в виду, что насилие недопустимо ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли? – с преувеличенной суровостью спросил Макси.

– Да, лейтенант, – ответили они послушно.

– Хорошо. Поехали вниз, – приказал Макс лифтеру. – И поживее.

– Да, сэр, – поспешно ответил он.

Когда мы выходили из здания и садились в «кадди», пикетчики снова закричали нам:

– Подлые штрейкбрехеры!

Макс рассмеялся.

– Эй, Лапша, – сказал он, – слышишь, как орут твои скромные небиши?

Несколько человек крикнули:

– Чертовы ублюдки!

Я улыбнулся:

– Наверное, это какая-то новая порода.

В остальных кварталах творилось то же самое. Схема везде была одинакова – на лифтах работали штрейкбрехеры, а рядом стояли охранники из детективного агентства Теспуса.

Некоторое время мы сидели в машине возле тротуара, обдумывая, что нам делать дальше. Косой и Патси высказали пару предложений, которые мы отвергли без комментариев.

Чтобы чем-нибудь отвлечься, я стал смотреть на хорошо одетую девушку с красивой фигурой, которая, покачивая бедрами, шла по улице. Другие сделали то же самое.

Косой прокомментировал:

– Вот это фигурка, что за буфера.

– Бьюсь об заклад, она работает моделью, – сказал Патси.

Девушка напомнила мне о сегодняшнем свидании. Я прикинул размеры своей новой знакомой. Я решил, что талия у нее двадцать, а бюст не меньше сорока.

– Чему ты улыбаешься? Вспомнил что-нибудь приятное? – спросил Макси.

– Да, я кое-что вспомнил, и чертовски приятное, – рассмеялся я.

– Ладно, выкладывай, – сказал Макс.

– Не сейчас, – ответил я с улыбкой. – Сперва я должен просмаковать это про себя.

– Не откладывай в долгий ящик, – посоветовал Макс.

– Надеюсь, – пробормотал я себе под нос.

– Что? – спросил Макс.

– Ничего, – ответил я.

– Мне показалось, ты что-то сказал, – заметил Макс.

Мы закурили новые сигары. Мы сидели и ничего не говорили, только смотрели на проходящих девочек. Я надеялся, что никто не придумает ничего такого, что могло бы помешать моей вечерней встрече.

Чтобы предупредить такую возможность, я сказал:

– По-моему, самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, – это заняться детективным агентством Теспуса и попробовать вывести его из строя на время забастовки. А лучшее время для таких акций – раннее утро. Надо застать их врасплох. Нагрянуть в тот момент, когда они только открываются. Как ты думаешь, Макс? Необходимо остановить работу лифтов. Чтобы рассерженные жильцы засыпали домовладельцев жалобами.

Макс минуту раздумывал над этим предложением. Потом почесал в затылке:

– Не знаю… вроде бы звучит неплохо.

Он был не уверен.

Я продолжал:

– Да, я думаю, так будет лучше всего, Макс. Если агентство перестанет присылать своих людей, мы быстро решим проблему. Мы съездим к Эдди и скажем ему, что нам нужна пара сотен «зулусов», чтобы они поразбивали головы всем штрейкбрехерам, до которых мы не сможем добраться сами. А офис пусть договорится с мэрией, чтобы они убрали из этого района копов, пока «зулусы» Эдди будут наводить порядок.

– Это мне нравится, Лапша. – Макс с энтузиазмом похлопал меня по спине. – Башка у тебя еще не заржавела, работает по-прежнему, на все сто.

– Да уж, – скромно согласился я.

– Котелок у него варит, это точно, – засмеялся Косой, поворачивая с тротуара на дорогу.

Эдди сидел в офисе своего отеля, положив ноги на стол. Он читал одну из гостиничных Библий. Мы пожали друг другу руки.

Макси спросил:

– Как дела?

– Как сажа бела, – ответил Эдди.

Макси рассказал ему о задании, которое мы получили в главном офисе.

Эдди кивнул:

– Да, я слышал об этом.

Макс продолжал:

– Нам нужна пара сотен «зулусов», чтобы проломить кое-кому головы завтра утром. Согласен?

– Конечно, я вызову их, зачем бы они вам ни понадобились. Двух сотен будет достаточно? Может, накинуть еще одну?

Макс кивнул:

– Ладно, пусть будут три сотни.

– Как насчет копов? – спросил Эдди. – Через полчаса я собираюсь в главный офис, хотите, чтобы я им передал?

– Да, Эд, если тебе все равно по пути. Ты сэкономишь нам время.

– Значит, договорились, – сказал Макс. – Мы хотим слегка расслабиться, Эд. Мы останемся здесь на ночь.

– С девочками или без? – спросил Эд, подмигнув.

– А ты что думаешь, – сказал Косой, – мы вегетарианцы?

– Косой у нас большой гурман, – заметил Патси.

– Я не останусь, Макс, – сказал я.

– Не хочешь на вечеринку? – спросил он.

– Сегодня у меня будет собственная вечеринка.

– Это с той самой – с большими формами?

– Да.

Макс улыбнулся:

– Ладно, развлекайся, только завтра утром не опаздывай. В шесть утра у Толстяка Мо.

– Договорились. В шесть у Толстяка Мо. Эй, Макс!

– Да?

– Я вот тут подумал. Мо мог бы приготовить нам пару бутылок «Маунт-Вернон», только покрепче. Завтра они могут нам понадобиться.

– Со снотворными каплями?

– Да. Особой крепости.

– Ладно. Я позвоню ему сегодня вечером, чтобы он приготовил их завтра к утру.

– И дюжину бокалов.

– И дюжину бокалов, – повторил Макс.

– Пока, – сказал я. – Приятных развлечений.

– Пока. Приятных развлечений, – эхом ответили парни.

Я направился в сторону Бродвея. Мой путь лежал мимо винного магазина Джирати. Это навело меня на мысль. Хорошее вино для ужина, может быть шампанское. Большие бутылки по две кварты.

Глава 34

Я шел по Бродвею. Погода была прекрасная. Только что спустились сумерки. На улицах начиналась вечерняя жизнь. Тысячи реклам и миллионы ламп, заснувших днем, постепенно набирали силу. Вначале их было совсем мало, но потом по улице словно побежал живой ток, как горячая кровь, растекающаяся по артериям, и множество огней вспыхнули и расцвели, затмив своим сиянием вечернее небо.

Тот же будоражащий поток вдохнул энергию в людей и машин, все вокруг задвигалось быстрее, в новом возбужденном ритме.

Я тоже часть всего этого, думал я, – суеты, спешки, заразительного веселья. Смазливые проститутки, новички и профессионалки, блистали красотой искусственных румян, белил, помады, туши. Их блестящие цепкие глаза выискивали в толпе какого-нибудь привлекательного, щедрого мужчину, которому они могли бы себя отдать на ночь. Я видел только это – женщин, миллионы красивых женщин. Все они принадлежали мне.

События дня стали далеким прошлым. Они осели где-то в глубине моей памяти. Я находился в счастливом возбуждении. Я был взбудоражен и взволнован, как парень, который вышел на Бродвей в поисках своей первой женщины. Я рассмеялся. Да, я, Лапша, взволнован и перевозбужден, как самый обычный парень, как будто мне уже не принадлежало все, о чем только могут мечтать мужчины всего мира. Я был уверен, что, пройдя два или три квартала, смогу найти себе пять, десять, сотню женщин. Это – мой Бродвей. Мои частные охотничьи угодья, мой личный гарем.

А, вот одно хорошенькое личико.

Я коснулся рукой шляпы, улыбнулся и сказал:

– Привет, милашка.

Она улыбнулась и мелодично промурлыкала:

– Привет, малыш.

Я прошел мимо. Она оглянулась через плечо и бросила мне призывный взгляд. Я рассмеялся, как мальчишка, впервые флиртующий с проституткой. Меня захватило возбуждение улицы, азартная дрожь охоты. Да, я был здесь в своих владениях, среди несметной дичи.

О, вот еще одна куколка – хм, красивая. Добрая нынче охота. Я устремил на нее взгляд. Я коснулся шляпы и улыбнулся:

– Привет, куколка.

Она улыбнулась и проворковала:

– Привет, милашка.

Я пропустил и эту симпатичную малышку. Черт возьми.

Я рассмеялся про себя. Разве я не ублюдок? Разве я не забавляюсь? Какого черта – я имею на это право! В конце концов, я не женат. Посмотрите на Косого и Патси, оба женаты, а все не угомонятся. В эту самую минуту они веселятся на вечеринке с горячими девчонками. Впрочем, Макс тоже имеет право. Он холост, как и я.

Забавно, что мы оба так и не женились. Я хотел, но Долорес меня отвергла. К счастью для нее и для меня, потому что я сатир. Одна женщина не может меня удовлетворить. Каждую ночь мне нужно новую. Переспал и забыл. Такой уж я, Лапша.

Но у той, что будет у меня сегодня, есть нечто особенное. Боже, у нее есть нечто – целая пара больших нечто. Если бы я мог прямо сейчас зарыться лицом в ее мягкое, полное нечто. Для обладательницы двух таких первоклассных нечто я должен купить что-нибудь особенное.

Я проходил мимо магазина нижнего белья. Вот оно. Я подарю ей дюжину соблазнительных черных кружевных лифчиков, вроде тех, что висят в витрине.

Я вошел в магазин. Торговый зал был полон женщин. Я внутренне собрался. У меня возникло такое чувство, словно я иду на свое первое ограбление.

Ко мне подошла продавщица.

– Да? – улыбнулась она.

С невозмутимым видом я сказал:

– Мне дюжину таких черных кружевных лифчиков, которые выставлены у вас в витрине, сороковой размер, пожалуйста.

Несколько девушек рядом со мной хихикнули. Продавщица достала коробки из-под прилавка. Она сказала:

– Есть размеры А, В, С и D. Вы хотите на них взглянуть?

– В этом месте у нее очень много, – сказал я. – Решайте сами.

Она улыбнулась и кивнула.

Я бросил на прилавок сотню. Она внимательно ее рассмотрела, прежде чем отсчитать сдачу. Отдавая мне завернутую покупку и деньги, продавщица шепнула:

– Если леди не подойдет, она может обменять на другой размер.

– Спасибо, мисс.

– Спасибо вам, сэр, заходите еще.

Вернувшись в номер, я позвонил на кухню. Я поговорил с шеф-поваром. Я сказал ему:

– Мне нужен большой бифштекс на двоих, двойная порция жареного картофеля и спаржа.

– Я подам мясо, как вы любите, слабо прожаренным. Что еще? Кофе и пирог?

– Да, яблочный пирог и немного сыра.

– Шампанское уже доставили. Я поставил его в лед. В котором часу подавать?

– Я вам скажу когда. Спасибо.

Я побрился и принял душ. Я надел новые брюки и того же тона приталенный жилет из тонкого вельвета. Я покрутился и повертелся перед зеркалом. Взяв один из галстуков, я завязал его бантом. Он показался мне не в тон жилету. Я взял другой. Я менял их один за другим. Наконец один из них меня удовлетворил. Я положил в нагрудный карман свежий носовой платок. Добрых десять минут я провел перед зеркалом, вынимая платок, складывая по-другому и засовывая снова, пока наконец не решил, что все в порядке. Я прошелся перед зеркалом взад-вперед.

Внезапно я почувствовал отвращение к самому себе. Господи, я веду себя как самодовольный ублюдок. Нет, дело тут не в самодовольстве. Я просто волнуюсь, да, нервничаю, как уличный кот, который ждет под деревом свою подругу. Что со мной происходит? Для парня, который переспал на Бродвее чуть ли с каждым существом женского пола, способным ходить, чихать и говорить, такое поведение просто смешно.

Я налил себе двойного виски. Это немного помогло. Неплохо бы поставить музыку. Я потянулся к стопке альбомов. Вытащив один из дисков, я не глядя поставил его на проигрыватель. Я откинулся в кресле и стал слушать. Это было интермеццо из «Травиаты». Мне нравилось то место, где вступали скрипки. Музыка была мягкой, нежной, волнующей – как женская грудь.

Я расхохотался. Что за дурацкое сравнение. Сравнить музыку с женской грудью. Это только показывает, где блуждают мои мысли. В последнее время я не думал ни о чем другом.

Не превращаюсь ли я в сексуального маньяка? Испытывать такую страсть к женской груди – нормальное явление или у меня развилось что-то вроде особой формы фетишизма? Ерунда, конечно, никакой это не фетишизм. Самое нормальное желание. Может быть, только слишком сильное и необузданное.

Музыка остановилась. Я снял пластинку. Я выбрал «Красавица похожа на мелодию», поставил на диск иглу и налил себе еще. Из всей современной музыки я любил эту песню больше всего. Я ставил ее несколько раз и мурлыкал про себя слова.

Без одной минуты девять раздался стук в дверь. Я открыл. Это была она. Господи, что за зрелище. Девушка выглядела даже красивей, чем я ожидал. Она оделась так, чтобы возбудить желание и произвести эффект.

На голове – непомерно большая широкополая шляпа, отделанная зеленым кружевом. Очень открытое облегающее платье с глубоким вырезом обнажало ослепительно-белые плечи, руки и спину. Ее длинные кружевные перчатки, доходившие до локтя, остроносые туфли и дамская сумочка были зеленого цвета.

Я слегка поцеловал руку, которую она мне протянула. Я закрыл дверь и проводил девушку в гостиную, все еще держа ее руку. Я оглядел гостью с разных сторон.

– Эта шляпа и все, что на тебе, – великолепно.

– Тебе понравилась моя шляпа?

Она остановилась перед зеркалом, чтобы лучше закрепить ее на голове.

– Она обольстительна, – улыбнулся я.

– Ее создал мистер Джон.

– Мистер Джон?

– Да, она от мистера Джона.

– Он что, портной?

– Нет, он художник, – улыбнулась она.

– А платье тоже от мистера Джона?

– Нет, Тутси, он делает только шляпы. Платье от Бергдорфа Гудмена.

– А туфли и сумочка?

Она приподняла узкую туфельку:

– Туфли от Полтера Де Лизо, а сумочка – от Кобленца.

Девушка повернулась ко мне и улыбнулась. Она уперлась обтянутым перчаткой пальцем в подбородок, лукаво прищурилась, слегка присела и сказала:

– Все остальное принадлежит Еве Макклейн.

– Это – ты.

– Это – я. А ты?

– А я – Тутси. Ты сама меня так назвала. Мне это нравится.

– Это нравится мне, и это нравится тебе, – улыбнулась она.

Да, я не ошибся. Она похожа на Долорес.

Я схватил ее в объятия. Я крепко сжал ее в руках.

Я поцеловал ее. Я вдавил колено между ее ног.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Чуть позже.

– Может быть, чуть-чуть можно и сейчас? – попросил я.

Она пожала плечами и улыбнулась. Она подошла к виктроле[27] и посмотрела на пластинку. Улыбнувшись, она сказала:

– Это моя песня, песня, под которую я танцевала.

Она поставила пластинку. Она покачивалась и мурлыкала, подпевая песне: «Красавица похожа на мелодию».

– Ты была в этом шоу?

Она покачала головой и ответила:

– Посмотрим, сможешь ли ты догадаться, в каком я выступала шоу.

Она начала вальсировать по комнате. Легким движением она спустила боковую «молнию» на платье. Продолжая танцевать, она расстегнула одну за другой все пуговицы и приспустила платье с плеч. Приблизившись ко мне, она низко согнула плечи. Я поцеловал ее теплую душистую кожу. Она снова скользнула прочь.

– Все еще не догадываешься? – спросила она, медленно продолжая свой дразнящий танец.

– Нет, – солгал я.

– Надо намекнуть тебе получше.

Не останавливая танца, она выгнулась всем телом. Платье соскользнуло с нее на пол. На ней не было нижней юбки. Все, что я увидел, – белые атласные трусики и такой же лифчик. Кроме того, на ней еще оставались большая зеленая шляпа, зеленые перчатки по локоть и зеленые туфли.

Она продолжала двигаться в ритме вальса и сбросила с себя сперва одну, потом другую туфлю. Она пропела: «Красавица похожа на мелодию».

Она спустила с ноги один чулок и бросила его мне. За ним последовал второй. У нее были длинные, точеные, красивые ноги. Глядя, как передо мной раздевается соблазнительная, идеально сложенная женщина, я не мог сдержать дрожи. Это было все равно что постепенно снимать покров с прекрасного произведения искусства.

Снова приблизившись ко мне, она подняла брови:

– Ну что, теперь узнал, Тутси? Какое это шоу?

– «Бурлеск» Майнски, – ответил я улыбаясь. – Продолжай. Я буду играть роль зрителей.

Я сидел в кресле-стуле и хлопал в ритм музыке, напевая: «Все снимай, все снимай, все снимай».

Но ничего она больше не сняла. Она просто танцевала в своей большой зеленой шляпе, зеленых перчатках, белых трусиках и белом лифчике. Она остановилась; пластинка кончилась.

– Еще, – потребовал я.

Она пожала плечами и поставила пластинку снова. Я сидел, глядя на ее ритмичный соблазнительный танец.

– Пора снять что-нибудь еще.

– Что, вот это? – улыбнулась она.

– Да, пожалуйста.

– Может быть, не стоит? – поддразнила она.

– Пожалуйста, – прошептал я.

– Только для тебя, милый. Я сделаю это только для тебя.

Она встала прямо передо мной, покачивая бедрами. На ее губах играла улыбка, наполовину дразнящая, наполовину проникнутая страстью.

Розовый бутон ее губ раскрылся.

– Милый, – пошептала она. – Я хочу отдать их тебе. Подари им свою любовь.

Она щелкнула застежкой на спине.

Жарким, страстным голосом она прошептала:

– Вот они, милый, возьми; они твои.

Она бросила их мне на колени. Я растерянно взял их в руки. Это были две красивые, прекрасно сделанные резиновые женские груди нежного естественного цвета. Я онемел. Все, что мне оставалось, – это поднять на нее ошеломленный взгляд. Она смотрела на меня с вызовом, широко расставив ноги и упершись руками в бока. Она твердо встретила мой взгляд. Я посмотрел на ее грудь. Она была плоская, совершенно плоская, как у настоящей плоскогрудой шлюхи.

Машинально я снова взял резиновую грудь и стал рассматривать. Потом я бросил ее на стол. Она упруго запрыгала по крышке стола.

– Ну что? – спросила она.

Я пожал плечами. Я был все еще ошарашен и не мог вымолвить ни слова.

Потом я заметил на столе коробку. Пододвинув ее, я сказал:

– Это для тебя подарок. Открой его.

Она спокойно открыла коробку. Без каких-либо комментариев или эмоций она рассмотрела лифчики и натянула один из них на резиновые груди. Она посмотрела на меня с лукавой улыбкой.

– Тутси, – сказала она, – спасибо тебе, они чудесно подходят.

Она подняла их, чтобы я мог рассмотреть получше.

– Да, – пробормотал я.

Она подошла поближе к моему креслу. Улыбка гуляла на ее губах. Ее глаза светились страстью. Она взъерошила мне волосы.

Она сказала:

– Мой Тутси разочарован?

Я взглянул на девушку, стоявшую прямо передо мной. Разочарован ли я? Я задумался об этом. Разочарован чем? Я смотрел на нее, чувствуя симпатию, даже восхищение. Она была очаровательна в своей огромной зеленой шляпе, длинных перчатках и белых атласных трусиках. Несмотря на нелепость этого наряда, она выглядела неотразимой. Она внимательно смотрела на меня большими зелеными глазами, пытаясь понять мое настроение.

Я посадил ее к себе на колени. Ее голое, теплое, чуть благоухающее тело тесно прижалось к моему. Ее пальцы все еще бродили в моих волосах. Она поцеловала меня в щеку.

– Ты – милый, – прошептала она. Потом поцеловала меня еще раз. – Ты правда не сердишься, что твоя малышка оказалась такой глупой?

– Сержусь? Я думаю, что ты самое чудное и милое создание.

Я поцеловал ее.

– Знаешь, – сказала она, – ты мне очень нравишься – у тебя такой спокойный характер. Готова поклясться, что ты никогда не сердишься. – Она продолжала играть моими волосами. – Правильно?

– Никогда.

– Ты из тех людей, что и мухи не обидят, правда?

– Правда. Я не выношу насилия. Это у меня в крови.

Я подумал, не приняла ли она лежавший у меня в кармане нож, на котором как раз сидела, за что-нибудь другое.

– Ты – очень мягкий человек, и я знаю почему, – сказала она с улыбкой.

– Почему?

– Потому что ты еврей. А еврейские мужчины – все такие мирные и уравновешенные.

– Да, все без исключения.

– Ты мне нравишься, – промурлыкала она. – А тебе нравится твоя шикса?[28]

– Да, нравится. Ты очаровательна и неотразима.

Она заурчала, как котенок, продолжая ерошить мне волосы.

Она покрывала мне лицо влажными теплыми поцелуями. Потом, в какой-то момент, мы посмотрели друг на друга и разразились смехом. Мы смеялись, не останавливаясь; она гонялась за мной по комнате, размахивая у меня над головой резиновым бюстом, пока мы оба не обессилели от истерического смеха.

Она собрала свои чулки, туфли, сумочку и платье и отправилась в ванную. Я услышал шум душа. Я вытянулся на диване и стал ее ждать. Через полчаса она вернулась, улыбаясь. Она выглядела миловидной и изящной. На ее лице появилась свежая косметика. Она оказалась полностью одета, не считая шляпы и перчаток. Ее роскошные черные волосы были собраны на голове в красивую прическу.

– Ты похожа на прекрасную королеву, – пробормотал я.

Она протянула мне свою теплую голую руку:

– За это, Тутси, можешь поцеловать мне руку.

Я прижал к губам ее нежные пальцы.

– Развлекайся как хочешь. – Я кивнул на виктролу, книжные полки и маленький бар. – Я буду через минуту.

Я пошел в ванную. Приняв душ, я оделся и вышел через пятнадцать минут. Я позвонил по телефону шеф-повару и сказал:

– Все в порядке, можете подавать, как только будет готово.

Через двадцать минут два официанта вкатили к нам столик с ужином и шампанским.

Еда ей понравилась. Мы вели приятный разговор и оставались приличными и сдержанными до конца вечера.

Когда она направилась к двери, я открыл ее сумочку и бросил туда пятидесятидолларовый банкнот.

Она улыбнулась, присела и сказала:

– Благодарю вас, сэр.

Она стояла в открытой двери. Минуту мы молча смотрели друг на друга. Потом она оказалась в моих руках. Я закрыл дверь. Я поднял ее на руки и отнес в спальню. Я выключил свет. Мы разделись и легли в постель.

Я встал в половине пятого, принял душ и оделся. Я уже уходил, когда она проснулась.

Она улыбнулась и позвала:

– Тутси.

Она протянула ко мне руки. Я наклонился и поцеловал ее. Она задержала меня на секунду. Она прошептала:

– Я люблю тебя, Тутси.

Я посмотрел на первую женщину, которая сказала мне эти слова, так просто и естественно. Я сел на край постели и взял ее за руку. Мы долго смотрели друг на друга. Рассыпанные волосы обрамляли ее лицо. Румяна, тушь и помада потекли и смазались.

Она улыбнулась и повторила:

– Тутси, я люблю тебя.

– Хочешь быть моей постоянной девушкой?

– Да, хочу.

– Хочешь переехать сюда и жить со мной?

– Хочу, – ответила она серьезно.

Я достал ключ и положил ей в руку:

– Когда отдохнешь, забирай свои вещи и переезжай сюда. Я все улажу с администрацией.

Она кивнула:

– Я так и сделаю. Поцелуй меня.

Я выполнил ее просьбу. Потом направился к двери.

– Я ничего о тебе не знаю, даже твоего имени, но я люблю тебя, Тутси.

Я взялся за ручку двери.

– А я знаю о тебе все.

– Правда? – спросила она удивленно. – Что ты обо мне знаешь?

– Что тебя зовут Ева Макклейн, что ты очаровательна и что я люблю тебя.

Я вышел.

Мне вслед донесся тихий шепот:

– Тутси, я люблю тебя. Я люблю тебя.

Глава 35

Я пешком дошел до «Автомата», позавтракал беконом с яйцами и кофе, взял такси и поехал на Деланси-стрит. Они уже сидели в «кадди» рядом с «Толстяком Мо» и ждали меня. Я заметил пакет, лежавший возле Макса.

– Зелье готово? – спросил я.

– Да, две бутылки и дюжина бокалов, – ответил Макс.

– Ну что, поехали? – спросил Косой.

– Поехали, – сказал Макс.

Мы оставили машину в гараже по правой стороне Бродвея. Мы подошли к детективному агентству Теспуса.

Было начало седьмого. К нашему удивлению, дверь оказалась открыта. За стойкой сидел молодой блондин и читал газету.

Макс вежливо сказал:

– У нас есть дело к мистеру Теспусу.

– Вы ранние пташки, ребята, верно? Он будет через некоторое время. – Парень взглянул на нас. – Ищете работу?

Макс улыбнулся:

– Да, за этим мы и пришли, Блондинчик.

– Не называйте меня Блондинчиком, – сказал он раздраженно. – У вас есть опыт работы детективами или штрейкбрехерами? Или в какой-нибудь другой детективной деятельности?

– Да, Блондинчик, – небрежно ответил Макси. – Мы закончили заочные курсы под названием «Как стать детективом за один день». – Говоря это, он зашел за стойку. – Хочешь узнать, чему нас там научили, Блондинчик? – С этим вопросом Макс схватил изумленного парня сзади, зажав ему рот одной рукой и обхватив за пояс правой. Он оторвал его от пола, втолкнул в дверь комнаты и бросил на пол. – Вот чему мы научились: начинать надо сверху. Мы собираемся взять это заведение. Ты не против, Блондинчик? Нет возражений? – вежливо спросил Макси.

– В чем дело? – сердито крикнул блондин. Он вскочил с пола и бросился к двери.

Макси ударил его левой в челюсть.

Он отлетел к стене и рухнул на пол.

Блондин отключился, как электрическая лампочка.

Мы оставили его лежать в комнате и осмотрели всю контору. Офис занимал три комнаты и включал в себя большую комнату с приемной стойкой, стоявшей лицом ко входу. Ее обстановку составляли несколько кресел и диванчиков, расставленных вдоль стен.

Позади приемной находилось два помещения поменьше, которые были соединены между собой общей дверью. В одной комнате имелся большой шкаф, где лежала разбитая пишущая машинка; к другой прилегала маленькая уборная.

Макси обратился к Косому:

– Свяжи Блондинчика, заткни ему рот и убери куда-нибудь с глаз долой.

– А чем его связать, Макс? – спросил Косой.

– Ай-ай, – с упреком сказал Макси. – У тебя совершенно нет инициативы, Косой. Свяжи ублюдку руки его галстуком. Потом сними с ублюдка рубашку. Разорви ее пополам и заткни ублюдку рот. – Макси посмотрел на нас с улыбкой. Он был доволен собой. – Это очень просто, Косой, верно?

Хайми засмеялся и пошел работать.

Потом мы подняли Блондинчика и затащили его в шкаф рядом с пишущей машинкой.

Макс сел за стол в одной из комнат. Он вытащил из пакета бутылки «Маунт-Вернон» и бокалы, приготовленные Толстяком Мо. Макси аккуратно расставил их на столе. Потом он положил ноги на открытый ящик, закурил новую сигару и откинулся на вращающемся кресле.

Макс широко улыбнулся и сказал:

– Итак, сегодня мы частные детективы. Косой, ты будешь принимать посетителей. Садись в приемной; конечно, ты не такой красавчик, как Блондинчик, но все-таки.

– Блондинка, которая была у меня этой ночью, считала, что я очень симпатичный. – Он пошел к двери. – А что мне говорить, если кто-нибудь придет?

– Что обычно говорят в приемной? Скажи, чтобы подождали, что босс на совещании. Правильно, Лапша?

– Да, так обычно говорят в приемных.

– А дальше? – спросил Косой.

– Дальше? – Макс воздел руки в комическом отчаянии. – Господи, Косой, я даю тебе полную свободу действий. Говори что хочешь.

– Вот дерьмо, – уходя, пробормотал Косой.

Часов в семь мы услышали, как открылась входная дверь. Кто-то вошел в офис. Из приемной донесся громкий голос, разговаривавший с Косым:

– Что значит – Люк уволен? Я – менеджер этого агентства. Кто его уволил? Уж точно не старик. Я отвозил Теспуса домой вчера вечером. Он не сказал мне об этом ни слова.

Макси поднялся с вращающегося стула. Пат и я последовали за ним. Мы вошли в приемную. В ней стоял большой крепкий мужчина и громко спорил с Косым. Он удивленно посмотрел на нас.

Макси сказал:

– Потише, пожалуйста. Это деловое учреждение.

– Кто вы такие, ребята? – в недоумении спросил мужчина.

– Входите, входите. Мы вам все объясним.

Я держал открытой дверь во внутренние комнаты.

– Люк там? – Мужчина приходил во все большее недоумение. – Этот парень, – он указал на Косого, – говорит, что Люк уволен.

Макси улыбнулся и сказал:

– Люк там.

Он ткнул пальцем через плечо.

– Где? – Мужчина заглянул в открытую дверь. – Я его не вижу.

– Не стесняйтесь. – Пат подтолкнул его внутрь.

Большой парень быстро сунул под мышку правую руку. Там она и осталась. Шестидюймовое лезвие моего ножа воткнулось ему в жилет. Кончик уперся в пуговицу на его рубашке.

– Подними руки, или я выпущу тебе кишки, ублюдок, – сказал я.

Патси вытащил сорок пятый у него из кобуры.

Макси открыл дверь шкафа. Блондин Люк, крепко связанный и с кляпом во рту, сидел внутри и смотрел на нас.

Макс спросил у верзилы:

– Присоединишься к Блондинчику добровольно? Или сначала нам вышибить тебе мозги?

Парень был встревожен и растерян.

– Кто вы? Что вам нужно?

– Скоро все узнаешь, – пообещал я.

Макси сказал:

– Снимай рубашку.

Парень заколебался. Он посмотрел на наши мрачные лица. Потом снял галстук, жилет и рубашку. Макси связал ему руки галстуком.

Когда я начал разрывать рубашку, чтобы сделать кляп, парень пожаловался:

– Это очень хорошая рубашка.

– Какие счеты между друзьями? – мягко ответил я.

Я заткнул парню рот, посадил его рядом с Блондинчиком и закрыл дверцу шкафа.

Минут через десять пришел Косой:

– У меня там пара шмаков. Они хотят знать, в какое здание им идти.

Макси протянул ему бутылку «Маунт-Вернон» и два бокала.

– Вот. Предложи им пока выпить. Скажи, что у твоей жены сегодня родился сын. Ты хочешь обмыть обрезание или что-нибудь в этом роде.

– Эти парни похожи на ирландцев. Они не станут пить за обрезание.

– Эй, Косой! – крикнул я ему вслед. – Смотри сам не пей это зелье; помни, что оно с секретом.

– Я все отлично знаю. Не волнуйся. Я скажу им, что у меня язва.

Сквозь закрытую дверь мы услышали возгласы: «Ваше здоровье». Через минуту этот возглас повторился, а потом наступила тишина.

Вошел улыбающийся Косой:

– Господи помилуй! Ну и крепкая штуковина. Парочка уже спит.

Мы услышали, как открылась входная дверь. Косой бросился обратно. Мы услышали разговор. Вернулся Косой.

– Там снаружи еще четверо. Что делать?

– Пришли их сюда, – сказал я.

Макси удобно откинулся на кресле.

– Да, пришли их сюда. Посмотрим, как выглядят частные детективы.

В комнату вошли четверо мужчин. Макси сказал деловым тоном:

– Ваши имена, пожалуйста.

Вид у них был не слишком преуспевающий и довольно обношенный.

Они назвали свои имена. Один из них спросил:

– А где Люк и Уолтер? Вы здесь новенькие?

Макс пропустил его вопрос мимо ушей.

– Где вы работали вчера, ребята?

Они назвали адреса двух больших зданий в нижней части Бродвея.

Макс взял ручку и записал информацию.

Один из парней увидел бутылки. Он спросил:

– Что-то празднуете, ребята?

– Да, – улыбнулся Макси. – Хотите выпить?

– Если угостите, не откажемся.

Макси наполнил четыре бокала. Я сказал извиняющимся тоном:

– Простите, ребята, мы с вами не будем. Только что закончили две бутылки.

– Конечно, ничего страшного. За продолжение забастовки.

Все четыре бокала поднялись и опустились на стол пустыми.

Один парень сказал:

– Этот «Маунт-Вернон» – классная штука.

– Чистый товар. Только что привезли. – Макси приглашающим жестом наклонил бутылку над бокалами. – Выпьете еще по одной?

Не дожидаясь ответа, он наполнил бокалы:

– За удачу.

Они выпили. С минуту детективы стояли, глупо ухмыляясь.

Потом у них стали подгибаться ноги. Я взял двоих под руки. Они без сопротивления дали себя увести в другую комнату. Патси проводил двоих остальных. Мы посадили их на пол.

Мы услышали еще несколько голосов в приемной комнате. Я сказал:

– Я схожу туда и помогу Косому. Я буду его младшим клерком.

Я вошел в приемную. То, что я там увидел, мне понравилось. Косой отлично со всем справлялся. Кроме двух первых посетителей, в креслах спало четверо других, а еще двоим он наполнял бокалы, объясняя, что эти люди только что вернулись с ночного дежурства и им надо немного отдохнуть, прежде чем они отправятся на другую работу.

Я стоял, наблюдая за Косым. Меня удивляло, что до сих пор ни у кого из пришедших не возникло вопросов или подозрений. Очевидно, они не имели представления о том, как работают маленькие детективные агентства. Похоже, их нанимали только временно, на эту забастовку. Расспросив их, я узнал, что для того, чтобы заниматься их профессией, не нужно официального разрешения или лицензии.

Меня заинтересовал этот бизнес, особенно когда я вспомнил свою первую работу помощником у водителя передвижной прачечной и роль детективного агентства, которую оно сыграло в нашей забастовке. Я еще живо помнил, как меня избили четверо людей из того агентства. Разумеется, у меня был только один шанс из тысячи. Это случилось много лет назад, но я все-таки попробовал. Я начал расспрашивать двоих работников, в каких забастовках они участвовали и на какие агентства работали. Вот было бы здорово, подумал я, если бы мне удалось поймать ту четверку. Господи, с каким удовольствием я отправил бы в больницу тех ублюдков, попадись они мне в руки. Но мне не повезло – эта парочка уснула на моих глазах.

Я сказал Косому, чтобы он больше никого не угощал спиртным и всех направлял ко мне. Это виски действует слишком быстро, подумал я, Мо добавил в него чересчур много снотворного.

Я вернулся в маленькую комнату. Я сказал Максу:

– Надо разбавить виски. Уж очень быстро оно действует. Мо налил в него слишком много капель.

– Какая разница, Лапша?

– Хотя бы та, что скоро весь офис будет набит спящими людьми. Кто-нибудь наверняка нас заподозрит. Будет лучше, если мы разбавим зелье и они начнут засыпать где-нибудь снаружи.

– Ладно. Эй, Косой, сбегай к Джирати и возьми четыре бутылки «Маунт-Вернон».

Косой вышел. Патси занял его место за столом в приемной.

Три раза Теспусу звонили. Отвечал Макс. Звонившие не объясняли, что им было нужно. Макси сказал, что мы не знаем, когда появится Теспус.

Через некоторое время Патси просунул голову в дверь и прошептал:

– Там снаружи два парня. Они хотят видеть Теспуса и больше никого.

– Пришли их сюда, – сказал я.

В комнату вошли два рослых крепких парня, хорошо одетых, но небритых. Их фетровые шляпы были надвинуты на самые брови. Из-под полей смотрели проницательные, жесткие глаза. Я заметил, что их пиджаки оттопыриваются под мышкой, как будто под ними было что-то длинное, похожее на револьвер сорок пятого ка-либ ра, засунутый в подмышечную кобуру.

Я посмотрел на Макси. Он понял мой взгляд – с этими ребятами надо держаться начеку.

Они окинули меня и Макса высокомерными взглядами.

– Где Теспус? – лаконично спросил один из них.

Другой сел на стол и закурил, не спуская с нас холодных глаз.

– Его еще нет, – ответил я. – Чем мы можем вам помочь?

Парень коротко ответил:

– Ничем.

Он тоже закурил и сел на другой конец стола:

– Мы подождем Теспуса.

Макс вопросительно поднял брови. Я улыбнулся и покачал головой.

– Вы уже работали на Теспуса? – спросил я дружелюбно.

– Нет, – буркнул один из них.

Другой спросил:

– Вы что, нас не знаете? Вы давно в этом бизнесе?

– Недавно, – ответил я.

Первый парень ограничился презрительной отрыжкой.

Второй спросил:

– Вы когда-нибудь слышали о Левше и Эдди? – Я изобразил почтительное удивление. – Так вот, я – Левша, а это – мой партнер Эдди. – Он кивнул на своего приятеля.

Эдди в знак нашего знакомства рыгнул еще раз.

Я понял, что эта парочка считает себя самыми крутыми парнями во всем детективном ремесле. На самом деле они всего лишь пара шмаков с развесистыми ушами, подумал я. Здесь мы ведем игру.

– Разумеется, кто же о вас не слышал, ребята, – сказал я. – Кажется, вы работали несколько лет назад на забастовке водителей прачечных, верно?

– Прачечных? – насмешливо переспросил Эдди.

– Вы что, ребята, хотите оскорбить нас? – хмыкнул Левша. – Мы работали на Рыжего.

– На Рыжего? – переспросил я.

– Да, на Рыжего. Рыжего Демона, – сказал Эдди.

Я пожал плечами.

– Господи, да эти парни зеленые новички. Черт, они даже не знают, кто такой Рыжий Демон, – обратился Левша к Эдди.

Тот рыгнул в знак презрения к нашему невежеству.

– Бергофф, Перл. Бергофф – вот кто такой Рыжий Демон, – с иронической любезностью пояснил нам Левша.

– Кажется, я слышал о нем, – сказал я без особой уверенности.

Они оба расхохотались.

– Господи Иисусе, – потешался Левша, – когда я увижусь с Рыжим, надо будет сказать ему, что в офисе Теспуса есть пара ребят, которые никогда о нем не слышали. Он наверняка обидится.

– Значит, вы работаете только по крупным делам? – Я говорил уважительно, как новичок, обращающийся к профессионалам.

– Вот именно, по крупным. Мы работали на самых главных забастовках, – с гордостью заявил Левша. – Мы проломили тысячи голов.

– Не меньше, – подтвердил Эдди, удовлетворенно рыгнув при таких приятных воспоминаниях.

– Вы гордитесь тем, что сражались против американцев? – спросил я.

– Американцев? Там не было никаких американцев. Были ирландцы, шведы, итальяшки и прочая шваль.

– Американцев не было, – утвердительно рыгнул Эдди.

– Да, конечно, – пробормотал я. – Там не могло быть индейцев.

– Они не нанимают индейцев, – презрительно фыркнул Левша.

– В таком случае, может быть, там все-таки были американцы, – заметил я. Внезапно меня охватил энтузиазм. – Я говорю про американцев, сражавшихся за высокие стандарты жизни, те самые стандарты, которые профсоюзы с боем вырывают у гигантских корпораций и о которых эти корпорации потом заявляют, будто они сами же их и создали. Сначала корпорации бьются насмерть и выбрасывают миллионы, чтобы снизить уровень жизни, а потом, когда их заставляют его поднять, они вешают всем на уши дерьмо. Вы только посмотрите, сколько они платят рабочим? Будь у них выбор, они бы сделали американские стандарты жизни самыми низкими в мире. Это подтверждают все их действия и слова. – Я говорил громко, почти кричал. Мое лицо раскраснелось. Левша и Эдди, вытаращив глаза, смотрели на мое выступление. Я негодовал; это была пламенная речь. – Разве Джей Пи Морган, большой босс, не доказал это, отвечая в комиссии сената на вопрос: «Какую заработную плату вы считаете справедливой для американских рабочих?» Я скажу вам, что он ответил; он сказал: «Я плачу им так мало, как только могу». Да, Джей Пи Морган, крупный промышленник и миллионер, произнес эти слова. Вот позиция истинного американца. Наплюйте на простых людей. Обирайте их как можете. Аплодируйте нам за такие дела. Вот что они подразумевают под американизмом, только у них это называется «морганизм».

– Морга… Что ты сказал? – спросил Левша.

Эдди рыгнул с несколько озадаченным видом.

Макси рассмеялся:

– Это особый род надувательства; но ты зря тратишь на них время, Лапша.

– Лапша? – переспросил Левша. – Ты Лапша с Деланси-стрит?

В его голосе прозвучало уважение. Он повернулся к своему партнеру:

– Эй, Эдди, ты слышал про Лапшу Ножа и Макси? А тот парень снаружи, наверное, был Патси?

Его взгляд и поведение сразу изменились.

Я кивнул.

– Надо же, кто бы мог подумать? – удивился он. – А я-то думал, что говорю с парой каких-то сопляков.

В отрыжке Эдди тоже прозвучало уважение.

– Что вы делаете здесь, парни? – спросил Левша почтительным тоном.

– Берем дело в свои руки, – ответил я.

– Синдикат встал на сторону профсоюза? – с благоговением спросил Левша.

– Да, – сказал Макси.

– Да, – сказал я.

Эдди рыгнул.

– А вы зачем пришли сюда, ребята? – спросил я.

– Работать, – ответил Левша.

– Штрейкбрехерами, за восемь баксов в день? – спросил я насмешливо.

– Нет, мы получаем не восемь баксов в день, Лапша. Мы из благородных[29], – ответил Левша.

– Из благородных? Это что еще такое? – спросил я.

– Благородные получают шестнадцать баксов в день. В общем, мы что-то вроде боссов над всеми остальными, – с запинкой пояснил Левша.

– Значит, вы самые крутые парни среди штрейкбрехеров? – спросил Макси.

– Да, нам поручают трудную работу, – ответил Левша.

Макси посмотрел на меня. Я кивнул. Нам обоим пришла в голову одна и та же мысль.

– Ладно, ребята, вы наняты. Шестнадцать баксов в день, – сказал Макс.

– А кто будет нам платить? – удивившись, спросил Левша.

Макс вынул из кармана пачку денег. Они вытаращенными глазами смотрели, как он отделил от пачки две сотенные купюры и протянул каждому по одной.

– Ну как, договорились? – спросил Макс.

– Еще бы, – ответил Левша. Они оба отблагодарили нас улыбкой. – И что нам нужно делать?

Макси взглянул на меня.

В этот момент Косой принес бутылки. Он поставил их на стол. Он вопросительно посмотрел на Левшу и Эдди.

Я сказал:

– Это двое – благородные; они работают на нас.

– Вид у них не очень благородный, – сказал Косой.

– Они – частные детективы, – объяснил я.

– Благородные детективы? – спросил Косой.

– Да, благородные детективы, – подтвердил я.

Макс откупорил одну бутылку от Джирати. Он разлил виски.

Я спросил:

– Выпьете с нами, Левша, Эд?

Оба с готовностью кивнули и подняли бокалы. Мы выпили.

– Виски что надо, – сказал Левша.

Эдди одобрительно рыгнул. Я смешал виски от Джирати с тем, что мы принесли с собой. Я использовал стаканы, чтобы перемешать их как следует. Я протянул по бутылке Левше и Эдди.

Я спросил:

– Вы сможете узнать благородных, если где-нибудь их встретите?

– Да, мы всех их знаем, – ответил Левша.

– Если увидите кого-нибудь из них при исполнении обязанностей, угостите их этим виски. В него подмешаны снотворные капли.

Левша улыбнулся:

– Хороший способ вывести их из дела.

– И преподать им небольшой урок, – сказал Макси.

– Большинство из них смоются, как только я скажу им, что в забастовку вмешался Синдикат, – заметил Левша.

– Хорошо, – ответил Макс. – Только вы сами, ребята, не смывайтесь, пока не сделаете свою работу. Без фокусов, – предупредил он.

– Хотите взять деньги обратно и заплатить нам после работы? – спросил Левша. Он был задет.

– Нет, все в порядке, мы вам доверяем, – сказал я.

Они направились к двери. Я крикнул им вслед:

– Загляните сюда ближе к вечеру.

Левша кивнул:

– Пока.

Эдди на прощание рыгнул.

Глава 36

Через некоторое время в приемной спало уже пятнадцать человек.

Я сказал Максу:

– Вся комната забита спящими ублюдками. Выглядит это дерьмово.

– Ладно, перетащим их туда. – Макс ткнул пальцем в соседнюю комнату. – Я позвоню Эду и скажу, чтобы он начал рассылать своих «зулусов» по улицам.

Он взял телефонную трубку. Я слушал, как Макси разговаривает с Эдди.

Пат и я перетащили из приемной половину спящей команды. Мы как раз наклонились, чтобы поднять следующего, когда дверь отворилась и над нами раздался голос:

– Какого черта?!

Мне редко приходилось слышать выражение столь искреннего недоумения.

Пат и я повернулись к двери. В комнате стоял крепко сбитый мужчина средних лет и с изумленным выражением лица разглядывал всю эту сцену:

– Черт меня возьми, кто вы такие, ребята? Какого дьявола вы здесь делаете?

Мы ничего не ответили.

Мужчина повторил:

– Кто вы такие? Где Уолтер и Люк?

Он с раздраженным видом прошел во внутренние комнаты.

Оттуда снова послышалось: «Какого черта?» – когда он увидел Макси, сидящего за его столом и курящего сигару. Он остановился, потеряв от удивления дар речи.

Макси взглянул на мужчину. Стряхнул с сигары пепел. Обезоруживающе улыбнулся.

– Мистер Ливингстон, я полагаю? – спокойно спросил он.

Мужчина в бешенстве выпалил:

– Какой, к черту, Ливингстон? Меня зовут Теспус, и объясните мне, какого дьявола вы делаете за моим столом?

– Не надо поднимать такой шум, – сухо ответил Макс. – Это вредно для вашего кровяного давления.

– Послушайте, – сердито сказал Теспус. – Что здесь творится, черт вас подери? Где мои люди, Люк и Уолтер?

– Они там.

Макси встал. Он взял Теспуса под руку, подвел его к шкафу и открыл дверь.

Теспус замер, увидев связанную парочку, которая беспомощно сидела в шкафу.

Макси провел Теспуса в соседнюю комнату и показал ему лежавших на полу людей.

Теспус хриплым шепотом спросил:

– Они мертвы?

– Пока нет, – беспечно ответил Макс.

Он подвел подавленного и ослабевшего Теспуса к креслу. Тот сел, тяжело дыша и вытирая платком лоб.

Внезапно он схватился за телефон. Макс вырвал трубку из его дрожащих пальцев:

– Куда вы собираетесь звонить?

– В полицию.

Макс засмеялся:

– Детективное агентство Теспуса звонит в полицию – звучит забавно, как по-вашему?

– Кто вы? – Теспус посмотрел на нас. Он не мог понять, к какому разряду нас отнести. – Вы люди Бергоффа?

– Как вы догадались? – спросил я.

– Откуда же еще вы могли появиться?

Решив, что мы из конкурирующего агентства и пришли, чтобы отобрать у него контракт на забастовку, Теспус снова почувствовал под ногами твердую почву. Он слегка расслабился, попробовал к нам подольститься:

– Вы классные ребята. Следует отдать вам должное – работать вы умеете. – Теспус дрожащими руками поднес огонь к сигаре. Он пытался говорить дружелюбным тоном. – Скажите, ребята, сколько вам платит этот скряга Бергофф?

– А что? – спросил я.

– То, что, возможно, я смогу сделать вам более выгодное предложение.

Он откинулся на спинку кресла. Он старался выглядеть небрежным и беспечным. Он широко нам улыбнулся.

Макс сказал:

– Бергофф платит нам сотню в неделю.

– Это очень хорошие деньги для такого дешевого ублюдка, как он. Но вот что я вам скажу, парни. – Он прочистил горло. Он собирался поразить нас своей щедростью. – Я буду платить вам сотню и четвертак в неделю. Ну, как вам это, ребята?

Старый мошенник. Сотня и четвертак. Я сделал вид, что на меня это произвело впечатление.

– Звучит здорово, – сказал я.

– Мы потрясены, – сухо сказал Макс.

Я взял бутылку разбавленного «Маунт-Вернон»:

– Надо за это выпить.

Теспус выпил свой бокал, сказав: «За ваше здоровье». Я быстро наполнил его снова. Теспус подозрительно посмотрел на наши полные бокалы:

– А вы, ребята, не пьете?

Мы подняли свои бокалы. Макси сказал:

– За ваше здоровье.

Теспус выпил. Он смотрел, как мы стоим вокруг него с полными бокалами.

Он пробормотал: «Ваше… здоровье…» Он заснул прямо на стуле. Косой и Пат отнесли его в соседнюю комнату.

Мы сделали небольшую передышку. Косой сидел за столом в приемной, играя на гармонике. Патси нашел молоток и пытался вскрыть им ящики стола. Мы с Макси наблюдали за его работой.

Потом случилось чудо. В приемной появился детектив, который отказался от предложенной Косым выпивки. Косой пришел сообщить нам об этом:

– Ублюдок говорит, что не пьет.

– Спроси у него, где он живет, – сказал я.

Косой вернулся с его адресом. Он жил на Уошбертон-авеню.

Я взял телефонную книгу Стэйтен-Айленда. Полистав страницы, я выбрал наугад имя и адрес и выписал их на листочек.

Я сказал Косому:

– Позови сюда этого трезвенника. – Когда он вошел, я произнес: – Вот как раз то, что мне нужно, – добропорядочный, непьющий детектив.

Большой шмак стоял передо мной, скромно улыбаясь.

Макс спросил:

– Ты никогда не пьешь?

– Пока это противоречит закону нашей страны, я не притрагиваюсь к спиртному, – сказал он с гордостью.

– А до сухого закона ты употреблял? – спросил я.

– Нет. Честно говоря, я не очень люблю это дело.

– Значит, ты отказываешься пить не потому, что это противоречит закону, как ты вначале сказал. Ты не пьешь потому, что тебе это просто не нравится, верно? – спросил я.

– Пожалуй, – признался он, несколько сбитый с толку.

– Еще один вопрос, – произнес Макси. – Ты когда-нибудь мастурбировал в открытом море?

– Я не понял вопроса. Какое это имеет значение?

– Извини. Забудем об этом, – сказал я. – У меня для тебя есть очень важное задание. Это имя и адрес человека, который живет на Стэйтен-Айленде. – Я протянул ему листок. – Ты должен следить за ним днем и ночью, пока мы тебя не отзовем. Подробно информируй нас о всех его передвижениях. Это очень важно. Это серьезное задание. Отнесись к нему со всей ответственностью.

– Не волнуйтесь. Я сяду ему на хвост. Я представлю вам детальный отчет.

Он быстро направился к двери. На ходу обернулся:

– Простите, а как мне лучше доехать до этого места?

Макси грубо ответил:

– Выясни сам. Ты же частный детектив, верно?

Он пробормотал что-то неразборчивое и вышел.

– Эй, я открыл эту чертову штуку, – позвал нас Патси.

Ящик стола был набит папками. В них лежали пачки писем, всевозможные документы и бумаги.

– А что ты рассчитывал найти? – спросил я.

– Не знаю, может быть, немного зелени, – ответил Патси.

– Ладно, продолжай искать зелень, – рассмеялся я.

Я вышел из комнаты. Патси стал рыться в папках.

Через минуту он снова меня позвал:

– Эй, Лапша!

Он выложил на стол пачку фотографий, негативов и писем.

Среди фото были порнографические снимки известной голливудской актрисы. Она была запечатлена в самых интересных позах с каким-то голым мужчиной.

Макс сказал:

– Да, я ее помню. – Он назвал имя. – Она начинала в «Серебряной туфельке», помнишь, Лапша?

Я кивнул.

– Потом она уехала в Голливуд. Дела у нее пошли неплохо. Она сделала себе имя. Вышла замуж за… – Он назвал фамилию знаменитого артиста. Макси стал читать письма, улыбаясь про себя. – Горячая штучка.

Он протянул мне пачку листов. Это была переписка между кинозвездой и каким-то парнем.

– Зачем он все это собирает? – спросил Патси.

– Свидетельства по делу о разводе; а может быть, шантаж, – ответил я.

По телефону стали поступать возмущенные звонки от разных компаний, владевших недвижимостью в городе, с требованием немедленно прислать людей. Как видно, ребята Эдди уже начали свою работу.

Макси отвечал всем одно и то же: «Да… да, я об этом позабочусь. Я пришлю вам людей. Продержитесь до их прихода» – и вешал трубку.

Один из звонивших настойчиво требовал соединить его с Теспусом. Макси ответил:

– Теспус сейчас занят.

Голос настаивал:

– Скажите ему, что это Краунинг. Он должен со мной поговорить.

Мы с Максом переглянулись.

Он звонил два раза, и Макс оба раза вешал трубку. В приемную продолжали прибывать люди за распоряжениями или с жалобами. Мы работали без передышки. На руках у нас уже двадцать спящих детективов. Большая часть нашей выпивки закончилась. Макси наугад выбирал имена из различных телефонных книг. Он рассылал сотрудников агентства в дальние концы города, чтобы следить за неизвестными людьми. Он требовал, чтобы они предоставили ему подробные отчеты о проделанной работе.

Ненадолго наступила передышка. Макси встал, расправил плечи и прошелся по комнате.

– Вот черт, я думал, люди в белых воротничках весь день только и делают, что прохлаждаются. А это трудная работа.

Он размял пальцы, разжимая и сжимая большие кулаки. Он немного побоксировал с воображаемым противником. Патси все еще копался в папках.

Появился какой-то верзила со свирепой рожей. Я послал его в Бруклин следить за очередной тенью. Он запротестовал.

Макс спросил:

– В чем дело, чем ты недоволен?

– Меня наняли как благородного. Я не занимаюсь чертовой слежкой, – ответил парень.

Макс спросил:

– Почему? Какая тебе разница? Мы даем тебе работу.

– Я люблю работать кулаками. Хочу разбить морду кому-нибудь из этих пикетчиков.

Макс с улыбкой встал:

– Так тебе нравится бить людей?

– Да, люблю на ком-нибудь попрактиковаться, – ухмыльнувшись, ответил верзила.

– А такой прием ты пробовал? – спросил Макс. Он ударил его кулаком в пах. – Тот согнулся пополам, задохнувшись от боли, и Макс заехал ему правым хуком в челюсть. Парень завалился на перегородку. – Прости, я просто пошутил.

Я склонился над ним с бокалом виски:

– Вот, выпей это. – Я поднес бокал к его губам.

Верзила медленно выпил. Он посмотрел на нас тупым взглядом.

Макси заботливо спросил:

– Как себя чувствуешь, парень?

Мы стояли, глядя, как мутнеют его глаза. Потом он уснул.

Я перетащил его за ноги и бросил к остальным.

– Там какой-то маленький ублюдок говорит, что хочет видеть Теспуса, – заявил Косой.

– Угости его выпивкой и уложи спать, – распорядился Макси.

– Паренек умный. Он увидел этих спящих ублюдков в комнате и сказал, что ему не хочется спать. Парень соображает.

– Ладно, – сказал Макси. – Веди его сюда.

В комнату с улыбкой вошел стройный симпатичный паренек с мальчишеским лицом.

– Привет, ребята, – произнес он.

Паренек непринужденно сел, перекинув ногу через подлокотник кресла, достал пачку «Лаки страйк» и предложил нам. Мы отказались от угощения. Он вел себя спокойно и естественно, не так, как те большие грубые ублюдки, которые весь день вламывались к нам в комнату. Он сидел, улыбаясь и покачивая ногой, словно у себя дома.

Макс сказал:

– Ладно, парень, мы заняты. Что тебе нужно?

– Где Теспус?

– Слушай, приятель, мы здесь задаем вопросы, – осадил его Макс.

Парень с улыбкой повторил:

– Где этот недоумок Теспус?

Есть люди, которые везде чувствуют себя в своей тарелке, и как раз такой человек находился перед нами. Он всегда и всюду свой, на улице и дома. Парень, болтающийся тут и там. Умник и всезнайка. Он мог быть италь янским умником с Малберри-стрит, еврейским умником с Деланси-стрит или, как этот парнишка, типичным ирландским умником с Десятой авеню.

Макси начал раздражаться:

– Поди-ка сюда.

Он открыл дверь в соседнюю комнату. Парень просунул в нее голову и присвистнул:

– Господи Иисусе.

Сцена произвела на него впечатление.

Парень вернулся в свое кресло и сказал:

– Меня выкинули из моего здания, потом я походил по улицам и посмотрел, что там творится. – Он с улыбкой продолжал: – Там идет бойня. Головы трещат, как яйца. Все лифты в домах стоят. Нигде нет ни охраны, ни штрейкбрехеров. Профсоюз практически выиграл забастовку. – Парень продолжал улыбаться, показывая свои зубы. Он знал, что они у него чистые и белые. Он выпустил кольцо дыма. – Я пришел с соседней территории, из владений Оуни.

– С Десятой авеню? – спросил я.

– Нет, с Одиннадцатой. Я знаю, кто вы, ребята.

– И что? – спросил я.

– Я понял, кто взял в руки эту забастовку. Синдикат, – заключил он со своей неугасающей улыбкой.

– У тебя ушки на макушке. Ты знаешь, что к чему, – сказал Макси.

– Да, я летаю тут и там, – беспечно признал парень.

– А если я выброшу тебя в окно, ты тоже полетишь? – съязвил Макси.

– В этом нет необходимости. Я могу вам помочь.

– Ты можешь нам помочь? – повторил Макс. – Как?

Парень пожал плечами:

– Как хотите.

– Что ты можешь для нас сделать? – спросил Макси. – Нам не нужна помощь. Мы и так справляемся. Мы выигрываем забастовку.

– Ну, не знаю. – Парень опять пожал плечами. – Просто если я могу быть чем-то полезен, то с удовольствием вам помогу.

Пришел Косой:

– Как насчет того, чтобы пожрать? Кто-нибудь ел сегодня?

Мы все вдруг почувствовали, что зверски проголодались.

– Хотите, я схожу за сандвичами к Линди или куда-нибудь еще? – вызвался парень.

– Ты никуда отсюда не пойдешь, – возразил Макс.

– Ладно, как скажете. – Он поудобней устроился в кресле.

– Меня что-то тянет на креплак[30], – сказал Патси.

– Ладно, возьмем креплак. Косой, сбегай к Раппопорту и скажи ему, чтобы сделал нам креплак побольше и посытнее – с сыром, картофелем и всем прочим. – Макс протянул Косому десятку.

Я перешел в приемную и сел за стол. Через некоторое время меня начали раздражать лежавшие кругом люди. Я взял одного за ноги и перетащил в другую комнату.

– Вы хотите убрать этих ублюдков из приемной? – спросил парень с Одиннадцатой авеню.

– Да, они меня раздражают.

– Я займусь этим, – энергично предложил парень.

– Ладно, помоги мамочке.

Я с одобрением смотрел, как легко он перетаскивал спящие тела в другую комнату. Потом парнишка нашел метлу и стал подметать помещение.

Он закончил работу и отнес метлу во внутренний офис. Мне показалось, что парень задерживается там слишком долго. Я подкрался, быстро открыл дверь и вошел в комнату. Он стоял на коленях на полу и обшаривал карманы спящих.

Оглянувшись, парнишка улыбнулся мне и продолжал свое занятие. Мое присутствие его нисколько не смутило. Я стоял, куря сигару и глядя на него. Он закончил работу, отряхнул брюки и пересчитал деньги.

– Сколько там? – спросил я.

– Сто десять долларов и сорок центов. – Парень отсчитал пятьдесят пять долларов и двадцать центов и протянул мне.

– Там есть еще трое ребят. Не хочешь поделиться с ними?

Он улыбнулся:

– Зачем, приятель? Это касается только нас. Они тут ни при чем.

– А если бы я не поймал тебя за этим делом, ты бы все оставил себе?

Он улыбнулся:

– Конечно, а ты разве нет?

Я покачал головой и усмехнулся:

– Ладно, парень, забирай все себе.

– А ты не хочешь взять?

– Нет, это все твое.

Он спокойно сказал:

– Ладно, спасибо, приятель.

– Эти ребята, – я ткнул ногой в спящих, – все твои друзья, разве нет?

– Нет, я просто работал с ними.

– Вы всегда занимаетесь только этим – штрейкбрехерством?

– По большей части. Бывают иногда дела, связанные с разводом.

– Все сгодится, чтобы заработать свой честный доллар.

– Верно, – засмеялся он. – Ради денег эти ублюдки, – парень кивнул на лежавшие на полу тела, – готовы продать собственную бабушку.

– И все агентства так работают?

– Да, везде полно дерьма. Я побывал в разных местах. Они берутся за любые дела, начиная с воровства и кончая убийством. Мы частенько следили и за крупными компаниями.

– Что это значит? Выслеживали воришек среди сотрудников?

Парень засмеялся:

– Случалось. Такие дела нам очень нравились. Мы ловили парня и выбивали из него деньги. Обдирали его как липку.

– А потом сдавали?

– Эти ублюдки – да, они так и делали. У них совсем нет жалости. Но я поступал по-другому. Я вытряхивал из парня деньги, а потом отпускал. Мы часто этим занимались.

Косой вернулся от Раппопорта с большим чаном креп-лака.

Патси спросил:

– А вилки?

– Вилок нет, – ответил Косой.

Макси погрузил свою руку в чан и сказал:

– К черту вилки.

– Кому вилки, а кому опилки, – сказал Косой, тоже засовывая руку.

– Кому опилки, а кому дерьмо в копилке, – продолжил я.

– Давайте лучше жрать, а не чесать в затылке, – заключил Макси.

Мы засмеялись с набитыми креплаком ртами.

Зазвонил телефон. Макси поднял трубку. Это был снова Краунинг.

Макси сказал:

– Я секретарь мистера Теспуса. Чем могу вам помочь?

Мы услышали, как Краунинг заорал на другом конце провода:

– Вонючие ублюдки! Я заплатил вам вперед. Когда вы пришлете своих чертовых людей?

Макси сказал:

– Мистер Теспус хочет еще пять штук, иначе он никого не пришлет.

Из трубки донесся голос:

– Я сейчас приеду, но это последний контракт, который вы от меня получили, вшивые ублюдки.

Он повесил трубку.

Мы вернулись к креплаку.

Потом Макси позвонил Эдди:

– Как дела, Эд?

– Все замечательно.

– Много шума на улицах?

– Было кое-что с утра. А теперь тихо. Большинство штрейкбрехеров смылись, как только увидели, что им ломают головы, а охраны нет.

В комнате было тихо; мы отчетливо слышали голос Эдди.

– Замели кого-нибудь из твоих ребят, Эд? – спросил Макс.

– Троих из трех сотен. Неплохо, правда, Макс? Я уже вытащил их под залог.

– А какое обвинение?

– Простое нападение.

– Ты звонил в клуб?

– Да, я звонил в клуб. Они сказали, что позвонят судье и он снимет с них все обвинения. Чем еще могу помочь, Макс?

– Спасибо, Эд. Все под контролем. Счастливо.

Макс с удовлетворенной улыбкой положил трубку.

Я сказал:

– Теперь они должны подписать. Арендаторы разорвут домовладельцев в клочья. Пока лифты не работают, у них стоит весь бизнес.

– Да, – согласился Макс, – теперь уже скоро.

Мы услышали шум в соседней комнате. Я пошел посмотреть. Один из больших парней, шатаясь, брел по комнате и спотыкался о чужие ноги.

Он уставился на меня мутным взглядом:

– Где я? Мне надо отлить.

Он пошел в уборную. Он вышел обратно. Он посмотрел на нас. Мы посмотрели на него. Он нахмурился.

– Хочешь выпить, приятель? – спросил я.

– Воды.

Он вернулся назад в уборную. Я увидел, как он напился прямо из-под крана и умыл лицо. Потом он вышел наружу. Лицо у него все еще было полусонным. Он покосился на нас и направился к двери.

Макс сказал:

– Вернись обратно, я еще не отпускал класс.

Он молча продолжал идти. Патси нанес ему короткий удар в челюсть. Он отлетел в другой конец комнаты.

– Лучше выпей, парень, – сказал я.

– Я не хочу пить, – пробурчал он.

– Давай пей, тупой ублюдок, или я пересчитаю тебе все зубы, – пригрозил я.

Я влил жидкость ему в рот. Он проглотил. Я проводил его назад во внутренний офис. Он сел на пол. Я следил за ним, пока он не заснул.

Патси вернулся к своим папкам. Он нашел уже много интересного. Время от времени Пат подходил к нам и показывал какие-нибудь забавные фотографии и письма. Здесь были досье на сотни людей, включая нескольких знаменитостей. Я не мог понять, для чего они могут быть нужны, если только не для шантажа. В них имелись такие детали и подробности, что я и Макси начали спорить, каким способом их раздобыли. Мы убедились, что в распоряжении агентства находилось множество свидетельств, в том числе фотографий, запечатлевших извращенное поведение разных известных и состоятельных мужчин и женщин.

Я позвонил в профсоюз и попросил Джимми. Девушка сказала, что его нет. Я спросил Фитца. Она ответила, что они оба уехали в мэрию на переговоры, которые ведет незаинтересованный посредник. Я сказал, что, как только кто-нибудь из них появится, пусть сразу позвонит мне по телефону. Я дал ей номер детективного агентства.

Наступило долгое затишье. Никто не приходил и не звонил по телефону. Косой сидел в приемной, играя на гармонике. Патси копался в папках. Макс и я слушали паренька из Вест-Сайда. Он назвал себя Келли. Он рассказывал нам о некоторых делах, которые они проворачивали с Теспусом.

Зазвонил телефон. Я взял трубку. Это был Фитц. Он звонил из мэрии, из телефонной будки. Он сказал, что группа работодателей настроена более миролюбиво, но третейский судья действует отчасти в их интересах. В остальном преимущество на стороне профсоюза.

Я сказал Фитцу:

– Не волнуйся, преимущество в любом случае будет на стороне профсоюза. На домовладельцев сильно давят арендаторы. Даже если попытаются что-нибудь предпринять – будут искать и посылать других людей, чтобы заменить лифтеров, – все равно они проиграют. Мы можем побить любую их карту. Мы вырвем у них из глотки договор. Что касается этого третейского или еврейского судьи, или как он там еще называется, то мы быстро подрежем ему крылья.

– Этот ублюдок ведет себя так, словно боссы ему платят.

– Ладно, я его мигом приструню. Ты увидишь, что он очень быстро изменит свое поведение, или вам пришлют другого посредника. Держи со мной связь по этому номеру. И еще одно, Фитц, – не уступай ни дюйма. Не иди на компромиссы, дело у нас в шляпе.

– Ладно, я все понял, хорошо.

Мы оба повесили трубку.

Я позвонил в главный офис. Я попросил их связаться с мэрией и сделать незаинтересованного посредника несколько более заинтересованным в наших делах. Они засмеялись и пообещали, что займутся этим немедленно.

Я позвонил в отель к Эдди и спросил:

– Как идут дела?

– Все в порядке. Мои «зулусы» понемногу возвращаются. Говорят, что на улицах все чисто. Нигде ни одного штрейкбрехера.

– Убирай их с улиц, Эд. Возможно, домовладельцы попытаются обратиться к другому штрейкбрехерскому агентству. Если это случится, мы должны знать немедленно.

– Ладно. Я понял, о чем ты говоришь. Я послежу за этим лично. Буду держать тебя в курсе.

Я не успел ничего ответить. Я услышал, как входная дверь отворилась настежь и захлопнулась с оглушительным грохотом. Трубка все еще была у меня в руке.

Эдди на том конце провода спросил:

– Эй, Лапша, у вас там все в порядке?

Я услышал за стеной голос, кричавший:

– Теспус, где этот чертов Теспус?

Я торопливо произнес:

– Я еще здесь, Эд. Хочешь что-нибудь сказать? А то мне надо вешать трубку. Тут кое-что происходит.

– Нет, ничего важного.

– Ладно, Эд.

– Пока, Лапша.

Я повесил трубку. Крики снаружи продолжались. Макс сидел в кресле, положив ноги на стол, и спокойно курил сигару.

– Похоже, пришел Краунинг, – сказал он улыбаясь.

– Да.

– Эй, Косой, – крикнул Макси, – впусти сюда этого пузатого ублюдка!

Краунинг ворвался к нам, как огромный бешеный бык, с криком:

– Теспус! Где Теспус?

Тяжело дыша, он остановился и увидел нас с Максом, безмятежно сидевших в креслах с ногами на столе.

Его лицо было таким красным, как будто из него вот-вот брызнет кровь. Когда он нас узнал, его глаза за толстыми стеклами загорелись ненавистью.

– Что вы здесь делаете? Где Теспус? – обрушился на нас Краунинг.

Пат и Косой уже были за его спиной. Косой держал сорок пятый за ствол и подавал нам сигналы, спрашивая, должен ли он опустить рукоятку на голову Краунинга.

Посмотрев на Косого, я не мог удержаться от смеха. От возбуждения и нетерпения его глаза торчали в разные стороны. Я не мог даже понять, на кого он смотрит, на меня или на Макса.

Я сказал:

– Нет, Косой, пока не надо. Садитесь, Краунинг. – Я указал на кресло. – Давайте побеседуем по-дружески.

Он не стал садиться. Он стоял, отдуваясь и бросая яростные взгляды. Он осмотрел всю комнату.

– Где, черт побери, Теспус? – прорычал он.

– Сдох, – сказал Макс.

Краунинг развернулся на каблуках и бросился к двери. Малыш Келли подставил ему ногу. Краунинг споткнулся и едва не рухнул на пол.

– Иди сюда, тупой верзила, и сядь на место, – сказал я.

Он развернулся ко мне, как разъяренный бык. Он навис надо мной, кипя от злобы. Я сидел перед ним, положив ноги на стол.

– Да? – спросил я.

– Я не потерплю, чтобы со мной говорили в таком тоне, – заявил он, с яростью качая передо мной пальцем.

– Ладно, – сказал я. – Я извиняюсь.

Я улыбнулся ему.

– Вот так уже лучше. Это другой разговор, – произнес он. – Никто не смеет мне угрожать. Если хотите поговорить по-дружески – хорошо, я не против.

Он сел.

Даже Келли рассмеялся над этим жуликом.

– Вы проиграли, Краунинг, – сказал я. – Ни один лифт не будет работать до тех пор, пока вы не заключите договор с профсоюзом.

– Это вы так думаете, – резко ответил он. – Я найму новых людей и новую охрану. У нас здесь все еще Америка, и пусть всякая гангстерская шпана не рассчитывает, что она будет заправлять везде по своим правилам.

– Знаете что, Краунинг, – спокойно произнес я, – вы рассуждаете как типичный бизнесмен. Сначала вы сами создаете прецедент, а потом, когда кто-нибудь следует вашему примеру и использует ваши методы, вы набрасываетесь на него с бранью, называя его гангстером, шпаной или как-нибудь еще. Разумеется, ваши слова вполне справедливы. Вы называете вещи своими именами. Но почему вы считаете гусей только на чужом дворе? – Все рассмеялись, кроме верзилы. – Серьезно, Краунинг, посмотрите на себя. Мы, – я обвел рукой комнату, – открыто называем себя гангстерами. Но, будучи гангстером и говоря со знанием дела, я должен заметить, что именно вы, так называемые честные бизнесмены, привлекли нас к участию в трудовых конфликтах. Вы следите за моей мыслью? Да, это вы, работодатели, первыми обратились к нам и показали, каким выгодным может быть этот бизнес. Возьмем, к примеру, нашу ситуацию. Вы привлекли к делу Сальви и его людей. Он получал от вас деньги, верно? Но, кроме гангстеров, вы, добропорядочные и законопослушные бизнесмены, подкупали также и профсоюзных боссов. Разве это не уголовное преступление?

– Я ничего подобного не делал, и вы не сможете это доказать!

– Ладно, Краунинг, не надо кричать. Я просто говорю с вами. Я ничего не собираюсь доказывать. Я лишь повторяю вам то, что говорил мне Фитц. Он рассказал, что несколько лет был у вас на содержании, в чем я ничуть не сомневаюсь. Я знаю по опыту, что это обычная практика у деловых ассоциаций, хотя каждый бизнесмен в отдельности наотрез сие отрицает. Вы же знаете этих лицемерных ублюдков, полных дерьма, что является одной из причин, почему они вам платят. Мне известно много других незаконных операций, которые проворачивают крупные компании, – например, лоббирование законов в Вашингтоне или отдельных штатах. Если говорить честно, между нами, – какая разница между лоббированием и подкупом государственных чиновников?

– Ничего общего.

– Вы по уши в дерьме, Краунинг, и сами это знаете. Именно вы, так называемые «честные» бизнесмены, научили нас подкупу представителей закона и властей. Вы ведете свои дела куда более грубо и бесчестно, чем бандиты. Такое я вижу каждый день. В документах, собранных этим агентством, лежит множество доказательств того, о чем я говорю. Тут есть досье на крупные фирмы в Нью-Йорке и других городах. Я не знаю, зачем и как агентство собрало всю эту кучу дерьма. Но поверьте мне, читать о том, как бизнесмены ведут дела, не слишком приятно. – У меня появилась идея. – Эй, Патси! Ты где сейчас находишься? Я хочу сказать, до какой буквы ты уже дошел?

– До буквы «Р».

– Загляни еще раз в букву «К», посмотри, есть ли что-нибудь на Краунинга, – предложил я.

– На меня не может быть досье, – фыркнул Краунинг.

– Еще как может, – ответил я.

Патси открыл отделение на букву «К». Он прошелся пальцем по корешкам папок. Вытащил одну из них, заглянул внутрь и поставил обратно. Его палец побежал дальше. Патси остановился, посмотрел более внимательно и вытащил папку. Он заглянул внутрь. На его лице появилась улыбка.

– Ага, вот и он.

Макс спросил:

– Картинки есть?

Патси ответил:

– Никаких картинок.

Он бросил папку на стол.

Я высыпал ее содержимое. Досье состояло из трех машинописных страниц, напечатанных мелким шрифтом. Одна из них была посвящена отношениям Краунинга с молодыми парнями и девицами. У этого человека было интересное прошлое. Несколько раз его арестовывали копы, но суд никогда не признавал его виновным. Каждый раз Краунинга отпускали за недостаточностью улик. Во всех случаях девушка или парень, а также арестовывавший его офицер меняли свои показания в суде. В скобках были указаны суммы, которые агентство платило пострадавшим и копам в каждом деле. Иногда это были очень большие деньги. Я передал папку Макси.

Я сказал:

– Этот ублюдок содомит.

Краунинг бросил на меня беспомощный взгляд, открыл рот и тяжело задышал. В глазах бизнесмена вдруг появились слезы.

Второй листок содержал его послужной список в качестве коммерсанта. Он был важной персоной. Ему принадлежали большие участки земли и крупная недвижимость. Он занимался производством сукна в Массачусетсе и владел большой фабрикой по производству униформы в Джерси. Он был директором одного из нью-йоркских банков и соучредителем и долевым участником многих финансовых организаций.

Он являлся также почетным членом Американской ассоциации производителей. Он принадлежал ко всем патриотическим, антисемитским и реакционным обществам и группам, заботившимся о расовой и национальной чистоте рядов в стране. Они провозглашали самые благородные цели и самоотверженно размахивали государственным флагом до тех пор, пока кто-нибудь вкладывал в них деньги. Я протянул этот листок Макси:

– Настоящий патриот. Вон евреев и вонючих ниггеров; да здравствует белая Америка.

Я посмотрел на Краунинга. В его широко раскрытых глазах я прочитал испуг. Он нервно облизывал пересохшие губы.

На третьем листке подробно излагались его жульнические сделки с деловым партнером по имени Мориц. Здесь были изложены детали закулисных соглашений с профсоюзными боссами в Джерси, Массачусетсе и Нью-Йорке.

Отдельно рассказывалось о том, как он спекулировал и наживался на государственных поставках военной формы во время последней войны.

Был здесь и пункт, касавшийся уклонения от уплаты налогов.

Я протянул листок Краунингу. Я ничего не сказал. Он читал, часто моргая ресницами. Адамово яблоко на его горле ходило вверх и вниз, как будто он пытался проглотить комок. Он без конца облизывал сухие губы. Руки, державшие бумагу, мелко тряслись. Наконец листок выпал из его безжизненных пальцев.

Он с трудом прохрипел:

– Стакан воды, прошу вас.

Келли принес ему воды.

– Нас не интересует это дерьмо, – сказал я, показывая на лежавшие на столе листки. – Нас интересует договор, который забастовщики и домовладельцы должны заключить сегодня в мэрии.

– А потом я смогу забрать эти бумаги? – спросил Краунинг.

– Нет, – ответил я, – мы прибережем их на будущее. Сейчас они нам не нужны, вы и так проиграли. Но позже они нам, может быть, понадобятся. На тот случай, если у нас вдруг возникнут размолвки и нам потребуется что-нибудь очень… очень убедительное.

– Теспус меня продал? – спросил Краунинг. – Он здесь? – Верзила кивнул в сторону офиса и встал. – Я хочу с ним поговорить.

Он направился к двери в соседнюю комнату. Малыш Келли преградил ему путь.

– Все в порядке, Келли, – сказал я. – Покажи ему, что там.

Келли распахнул дверь. Краунинг смотрел сквозь дверной проем с открытым ртом.

– Они все мертвы? – прохрипел он.

Я заглянул внутрь. Господи, они все выглядели мертвыми! Я зашел в комнату и посмотрел внимательней. Нет, все в порядке, – они просто спали глубоким сном.

Я подмигнул Максу и сказал:

– Да, они все мертвы.

Он с дрожью смотрел на распростертых на полу людей. Я мог себе представить, как подействовало на него это зрелище.

Он опустился в кресло:

– Можно мне выпить немного виски?

– Не сейчас, – ответил я, – сначала немного поговорим. Вы – крупная фигура в вашей ассоциации? Я хочу сказать – в ассоциации владельцев недвижимости?

– Я один из ее членов, – осторожно ответил Краунинг.

– Ваша ассоциация в дерьме, – сказал Макси. – Позвоните своим приятелям, чтобы они подписали договор.

– Я ничего не могу сделать в одиночку. – Он дрожал и говорил едва слышно. – Могу я позвонить своим партнерам и проконсультироваться с ними?

– Да, – ответил я, – но без фокусов. Мы будем слушать разговор. Если что – вам не поздоровится.

– Я понимаю. Мне не нужны никакие проблемы. Я хочу закончить это дело и уйти.

Я кивнул.

Он взял трубку и назвал номер телефона. Телефонный узел был тот же самый, что и у этого агентства.

Он подозвал человека по имени Мориц. Похоже, Мориц начал упрямиться. Краунинг повернулся ко мне. Я закрыл трубку ладонью.

Краунинг сказал:

– Я не могу его убедить, что мне делать?

– Пусть приезжает сюда. Он ведь недалеко, верно? – спросил Макс.

– Пять минут пешком, – ответил Краунинг. – Мориц хороший парень. – Он говорил заискивающим тоном. – Мориц белый еврей.

Мне захотелось стукнуть этого шмака. Но потом я подумал – какой в этом прок?

Через десять минут появился Мориц с деловым рукопожатием и механической улыбкой на лице. Он был высокого роста, худощавый, с гладкой лысиной. На лацкане его пиджака находился маленький золотой значок с алмазом. Это был масонский знак.

– Мы можем поговорить с Морицем с глазу на глаз? – спросил Краунинг.

– Не возражаю, – ответил я.

Они отошли пошептаться в угол. Во время разговора Краунинг кивал на меня. Я услышал, как он произнес слово «еврей». Мориц внимательно посмотрел на меня и Макса. Он понимающе кивнул в ответ.

Было ясно, о чем они шептались. Мориц был «белый еврей», партнер Краунинга, человек, который на все смотрит с точки зрения выгоды. Ради достижения его целей годилось все – еврейство, масонство, любые средства. Таких парней можно встретить где угодно.

«Мы, евреи, должны держаться вместе». «Мы, протестанты, должны держаться вместе». «Нам, католикам, надо держаться вместе». Каждый прибивается к своей компании в соответствии с религиозными воззрениями. Ясно, что, когда они закончат разговор, этот парень Мориц подойдет ко мне и заговорит на идиш.

Так и случилось. Смысл его речи был прост: «Мы, евреи, должны держаться вместе. Мы – угнетаемое меньшинство; нам надо помогать друг другу. Переходите на нашу сторону. Мы вам хорошо заплатим».

Он долго распространялся в том же духе. Все на чистом еврейском языке.

Я ответил ему по-английски:

– Да, я вполне согласен. Мы – угнетаемое меньшинство. Но скажи мне, сукин ты сын, какое это имеет отношение к данной ситуации? Я готов поспорить, что половина тех лифтеров, что стоят сейчас в уличных пикетах, такие же евреи. Но тебе, еврею, нет до этого никакого дела. Так что не вешай мне на уши дерьмо. Ради денег ты готов использовать кого угодно, еврей он или не еврей. Как только ветерок подует в другую сторону, ты сразу запоешь: «Янки дудл, да здравствует Америка». Вы все, крутые бизнесмены, ведете себя как шлюхи. Не важно, какой вы национальности.

– Не говорите со мной в таком тоне. Я вас не боюсь, и мне наплевать на то, что вы гангстеры. – Мориц положил руку на плечо своего партнера. – Мистер Краунинг объяснил мне, кто вы такие, а мистер Сальви кое-что рассказал о вашей крупной криминальной организации.

– И что вы собираетесь делать? – спросил я.

– Похоже, что порядочные граждане сейчас бессильны, но я поговорю об этом со своим сенатором.

– Порядочные граждане, которые водят дружбу с Сальви и мошенничают на пару с пройдохой Краунингом?

Он хотел мне что-то ответить.

Зазвонил телефон. Я взял трубку. Это был Фитц из мэрии.

– Все идет замечательно. Председатель собрания переметнулся на другую сторону; теперь он наш. Он дубасит по голове работодателей. Он говорит, что мэру уже надоел весь этот бедлам. Работодатели поняли, что у них связаны руки. – Фитц рассмеялся. – Я думаю, они ждут только слова от этого дерьмового ублюдка, Краунинга, чтобы подписать договор.

– Краунинг здесь, – сказал я.

– Он у вас? – взволнованно воскликнул Фитц.

– Да, он здесь. Ты не можешь подозвать к телефону представителя от группы работодателей?

– Конечно, могу, он тут, наверху.

– Тогда сходи за ним, Фитц. Мой друг Краунинг с ним поговорит.

– Ладно, не вешайте трубку.

Я стал ждать, держа в руке трубку.

Вмешался Мориц:

– Мистер Краунинг не будет говорить ни с кем по этому телефону.

Я кивнул Патси. Он ударил Морица левой в живот. Тот согнулся пополам. Патси выпрямил его ударом правой в челюсть. Мориц отлетел назад и распластался по перегородке.

В трубке послышался голос:

– Мистер Краунинг у телефона?

Я кивнул верзиле.

Он медленно взял трубку. Он сказал собеседнику на другом конце провода:

– Нет, я ничего не могу поделать, ни от кого нет помощи. Придется бросить это дело. Да, мое мнение – надо подписывать договор. – Краунинг устало положил трубку и спросил: – Теперь мы можем идти? Все эти волнения выбили меня из колеи.

– Пока нет, – ответил я. – Осталось еще немного.

– Как сказал младенцу рабби, раскрывая свой нож, – вставил Макси.

– Рабби тут не подходит, – сказал я. – Скорей уж мохель[31].

Я посмотрел на Краунинга. Он сидел с отрешенным видом. Он не обращал никакого внимания на Морица, все еще ошеломленно сидевшего на полу.

– Не хотите угостить своего партнера? – спросил я Краунинга, указывая на разбавленное виски. – Может, и сами пропустите рюмочку-другую?

Келли взял бутылку и налил два полных бокала. Он дал один Краунингу, который тут же залпом его опрокинул. Потом Келли заботливо наклонился к Морицу и поднес бокал к его губам. Тот медленно выпил. Я показал Келли, чтобы он налил им еще. Те поблагодарили его и снова выпили.

Мы ждали. Первым заснул Мориц. Краунинг чуть не вывалился из кресла. Я успел его поддержать и аккуратно положить на пол.

Мы посидели еще минут пятнадцать. Зазвонил телефон. Я ответил. Звонил Фитц, и голос у него был ликующий:

– Чертов договор подписан!

Я сказал:

– Отлично, замечательно.

Он добавил:

– С вами хочет поговорить Джимми.

Тот сказал:

– Ребята, я хочу поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали.

Я ответил:

– Все в порядке, Джимми. Это пустяки.

– Как только у нас в кассе появятся деньги, я верну вам все, что вы нам одолжили.

– Об этом позаботятся другие, Джим. Можешь не волноваться. Один из наших людей будет у вас секретарем и кассиром.

– О! – сказал он.

В его «О!» прозвучало некоторое удивление.

Я сказал:

– Эй, Джим, ты еще там?

– Да.

– Прости, Джим, но так обстоят дела. Тебе придется жить в реальном мире.

– Да, я понимаю.

– Пошли, – сказал Макс.

Мы направились к двери. Макс спросил:

– Может, дать Келли немного баксов?

Я покачал головой:

– Он о себе уже позаботился.

– Правда? – удивился Макс.

– Да, можешь сам в этом убедиться.

Мы обернулись на Келли, который тщательно обшаривал карманы Краунинга и Морица.

Глава 37

На Бродвее была толкотня. Мы, прокладывая себе путь сквозь густую толпу, выходившую из театров, зашли в «Хикори-Хаус», чтобы перекусить солидной порцией бифштекса.

Макси позвонил из ресторана в главный офис. По телефону мы получили указание немедленно отправляться в Чикаго «полностью экипированными».

Наскоро поев, мы поспешили к нашему «кадди», стоявшему в гараже, и спрятали в тайнике между шасси наши пушки и «свинцовый душ».

В семь тридцать вечера мы были уже в пути. Мы менялись за рулем, чтобы ехать как можно быстрее. В полдень следующего дня у нас была назначена встреча в «Цицероне». Менди, Триггер, Мускул и другие члены Синдиката, выехавшие из Нью-Йорка в то же время, отстали от нас на два часа.

Мы пообедали вместе с Капоне, Фишетти, Рикко и Малышом Луи.

Мы пролили много свинца и оставили свои мрачные следы на улицах Чикаго.

Вернувшись в Нью-Йорк семнадцать часов спустя, мы сразу поехали в бани гостиницы «Пенсильвания». Мы проспали там пятнадцать часов.

В три часа утра я оставил в банях Макса, Патси и Косого и взял такси. Проезжая по Седьмой авеню и Бродвею, я пытался вспомнить, сколько дней я отсутствовал. Прошло уже четыре дня, как я не видел Еву. Мне было интересно, переехала ли она в мой номер. Я спросил себя, не все ли мне равно. Нет, не все равно, ответил я. Было бы прекрасно, если бы сейчас она ждала меня.

Господи, мне надо бы ей что-нибудь купить! Я чувствовал себя как муж, возвращающийся домой из деловой поездки.

Черт меня возьми, но что это была за поездка! Какое грязное, отвратительное ремесло. На мгновение я увидел самого себя в Чикаго. Это было неприятное зрелище. Меня вдруг охватил острый приступ угрызений совести. В первый раз туман моих самоуспокаивающих рассуждений рассеялся. Я уже не был тем крутым, отчаянно смелым парнем, которым всегда себя представлял. На один головокружительный момент мои сомнения превратились в страх, почти в истерику.

Я окунулся с головой в чудовищный кошмар. С каждой минутой он становился все безумнее. Страшный мираж мерцал у меня перед глазами – тряпичные куклы, танцующие и кричащие под монотонное «тра-та-та, тра-та-та» автоматных очередей, которые широким веером прошивают их насквозь, пока не наступает мертвое молчание. Это молчание было еще хуже, чем крики и монотонный треск очередей. Оно разрывало мне внутренности.

Я почувствовал себя на самом краю – на краю какой-то неизвестности. Меня тошнило. Меня выворачивало наизнанку. Я больше не мог держать это в себе. Меня вырвало на пол такси. Выйдя у подъезда гостиницы, я дал водителю лишних двадцать долларов за беспокойство.

Я подошел за ключом к стойке.

Меня перехватил Суини, управляющий гостиницей. После обмена приветствиями он сказал:

– Эта куколка переехала к вам в номер. Она сейчас наверху.

– Хорошо, спасибо, Суини.

Я взял ключ и поднялся к себе. Тихо открыл дверь.

В номере было темно. Я на ощупь прошел в ванную, умылся и надел свежую пижаму.

Я влез под одеяло. Сладкая дрожь подкатила к моему горлу. Она была здесь. Она прижалась ко мне ближе. Она обвила меня всем телом. Она прошептала:

– Привет, Тутси.

Я лежал, испытывая одновременно печаль и счастье. Она запустила пальцы в мои волосы. В ее объятиях я чувствовал себя в полной безопасности. Я словно находился в чистом и святом убежище.

Она промурлыкала:

– Тутси, скажи что-нибудь.

Единственное, что я мог придумать, было:

– Ева, я люблю тебя.

Она вздохнула и больше не задавала никаких вопросов.

Я заставил Еву бросить свои танцы, и почти все дни мы проводили вместе. Я наслаждался ее обществом. Я никогда не думал, что смогу чувствовать себя довольным и счастливым с одной женщиной. Но теперь это было так. Мне нравилось покупать с ней одежду и все, что ей хотелось иметь.

Мы вместе ходили в театры, клубы, рестораны, на скачки. Чем больше я ее узнавал, тем больше испытывал к ней искреннего восхищения и уважения. У нее был своеобразный склад ума. Она ничему не удивлялась. Она везде чувствовала себя как дома. Она знала все на свете. Ко мне она относилась с нежностью и страстью. На других она смотрела немного свысока, и это было отличительной чертой ее характера. Мне нравилось, как она одевалась. В любом костюме она выглядела безупречно.

Меня мало волновала ее прошлая жизнь. Она тоже никогда особенно не интересовалась моей. Я настоял на том, чтобы она перестала носить свои нелепые резиновые подкладки. Она объяснила, что надевала их только ради работы.

В течение нескольких месяцев после поездки в Чикаго не происходило ничего важного. Потом мы получили известие, что Сальви и его партнер Вилли создают проблемы для профсоюза. Мы отправились в их штаб-квартиру в «Райский сад». Они вели себя вызывающе. Они не хотели ничего слушать.

Это произошло через несколько дней. Сальви полез на рожон. Он отправил в больницу Джимми, профсоюзного представителя, поранив его ножом для колки льда. Нам «предложили» избавиться от Сальви и его партнера.

Я должен был увезти Еву из города по двум причинам: во-первых, я не хотел, чтобы она оказалась как-нибудь замешана в мои дела в том случае, если бы операция с Сальви прошла не совсем гладко; во-вторых, ее присутствие действовало на меня слишком расслабляюще. Как-то раз она рассказала мне о своем доме и родителях, живших в Северной Каролине. Я дал ей две тысячи долларов и отправил ее навестить родных.

В тот же день мы отправились в «Райский сад», чтобы оценить обстановку. Заведение оказалось закрыто. На улице было слишком много прохожих, поэтому мы не стали взламывать дверь. Мы зашли в закусочную на углу и взяли себе сандвичи с картофельным салатом.

За едой я предложил:

– Косой мог бы съездить за Джейком и привезти его сюда вместе с отмычками.

– Верно, он поможет нам открыть эту чертову дверь. Мы подождем тебя здесь, Косой, – сказал Макси.

Косой недовольно проворчал, проглотил свой сандвич и вышел.

Через полчаса он вернулся вместе с Джейком Пронырой. На лице Проныры сияла широкая улыбка.

Мы вернулись вместе с Джейком к запертой двери.

Он вынул связку отмычек и приступил к работе.

– Эта чертова дверь закрыта изнутри, – прошептал Джейк. – В заведении кто-то есть.

Он вытащил перочинный нож и раскрыл тонкое длинное лезвие. Джейк стал ковыряться и ворочать ножом в замочной скважине. Мы услышали, как ключ упал на пол. После недолгих манипуляций с отмычками дверь открылась.

Когда мы вошли внутрь, Макс прошептал:

– Запри за нами, Джейк.

Внутри стояла кромешная тьма. Мы не видели ни зги. Я пошарил по стене в поисках кнопки или выключателя. Я нащупал на стене кнопку и шепнул об этом Макси.

Он сказал:

– Ладно, доставайте пушки.

Я нажал кнопку.

Вспыхнул свет. Мы стояли впятером в ярко освещенной комнате. Пять стволов смотрели в пол. В комнате царил хаос. На полу был распростерт Теодор по кличке Фэйри. Вокруг него разлилась лужа крови. Справа от него лежал Вилли Обезьяна. Его лицо было сильно избито. В кресле сидел Большой Майк с бейсбольной битой в руке. Я посмотрел на него внимательнее. Казалось, что он в стельку пьян. Я потряс его за плечо.

Он посмотрел на меня затуманенными глазами.

– Что случилось, Майк?

Макси потряс его снова.

Он ничего не отвечал. Он находился в шоке.

Макси отвесил ему хлесткую пощечину. Это привело его в чувство. Он выронил биту. Он начал плакать; крупные слезы потекли по его щекам. Плач перешел в рыдание.

– Как я мог? Как я мог ввязаться в этот ужас?

Слезы жалости к себе текли по его лицу. Он встал. Он посмотрел на нас.

– Я всегда был честным, законопослушным бизнесменом, пока не появился этот сухой закон. – Он снова залился слезами. – Я каждое воскресенье ходил в церковь. – Майк заломил руки. Рыдания заглушали его слова. – А теперь я связался с убийцами и гангстерами.

Слезы текли из него неудержимым потоком. Его широкие плечи сотрясались от горя.

– Хватит этого дерьма, – осадил его Макси. – Расскажи нам, что тут произошло.

Майк не отвечал.

Я сказал:

– Слушай, Майк, возьми себя в руки. Кто сделал это с Фэйри? Сальви?

Майк снова сел и начал бормотать:

– Да, вчера, когда мы уже… уже закрывались. Фэйри и я подсчитывали суточную выручку. Тут заявились Сальви и Вилли и потребовали пять тысяч долларов. Фэйри вышел из себя. Он расцарапал лицо Сальви и сказал, чтобы тот убирался к черту. Сальви сразу взбесился, может быть, он что-нибудь вколол себе перед этим, я не знаю. Он вытащил нож и начал убивать им бедного Теодора. Это было ужасно.

Майк закрыл лицо руками, словно хотел заслониться от этого зрелища.

– Ладно, а что случилось с нашим другом Вилли?

Макс потряс Майка за плечо.

– Я не знаю, – ответил он слабым голосом. – Кажется, я схватил биту и начал ею размахивать. Он мертв?

Майк со страхом посмотрел на нас.

Я наклонился и осмотрел Вилли:

– Ты его здорово избил, но мне кажется, что он оклемается.

– Слава богу, – пробормотал Майк. – Я сидел здесь, не зная, что мне делать. – Он посмотрел на нас с надеждой. – Что мне делать? Я хочу бросить этот бизнес. Я больше не хочу им заниматься. Я сыт этим по горло.

Макс и я взглянули друг на друга. Я кивнул и прошептал:

– Ладно, возьмем заведение у этого шмака.

Макс встал прямо перед Большим Майком:

– Вот что я хочу тебе предложить, Майк. Обычно мы никогда не платим отступные. Наверное, тебе это хорошо известно.

– Да, Макси, – кивнул Майк. Он смотрел на нас встревоженно.

– Мы избавимся от тела Фэйри. Не волнуйся, мы устроим ему хорошие похороны. Потом мы позаботимся о Вилли. – Макси толкнул его ногой. – И мы дадим тебе пять штук в качестве выкупа за заведение. Договорились?

Большой Майк печально поднял голову.

– Но, Макси, – сказал он жалобно, – это место стоит пятьдесят штук.

– Пяти будет вполне достаточно, – твердо ответил Макс.

– Хорошо, – безжизненно сказал Майк.

Макси вытащил пачку денег, отсчитал пять тысяч и протянул их Большому Майку. Я набросал договор, оформляющий сделку на покупку недвижимости. Майк его подписал.

– Спасибо, ребята, – сказал он. – Я ухожу на покой до тех пор, пока не отменят сухой закон.

В первый раз на его губах появилась улыбка.

– Не дай бог, если его отменят, – отозвался Косой.

– И не забудь, Майк, – предупредил я. – Рот держать на замке.

– Вы меня знаете, ребята, я не стану болтать, – ответил Майк.

– Да, Майк, ты хороший парень, – сказал я.

– Теперь я могу идти?

– Да, ты можешь идти, – ответил Макс.

Большой Майк облегченно вздохнул и направился к выходу.

У дверей он махнул нам:

– Спасибо, ребята. До встречи.

В этот же день, чуть позже, мы завернули Фэйри в большой ковер. Косой съездил за грузовиком Клеми и доставил его в похоронное бюро. Пит, как всегда, оформил нужные бумаги, и мы устроили Теодору достойные похороны.

Мы привели в чувство Вилли и отвезли его в гостиницу к Эдди. Доктор занялся его лечением.

– Зачем возиться с этим ублюдком? – спросил Косой. – Я думал, мы собирались его прихлопнуть.

– Он нужен нам как приманка, – объяснил я. – До поры до времени мы будем лучшими друзьями Обезьяны.

«Райский сад» открылся вечером, как обычно. Мы проинформировали сотрудников заведения, что купили это место и что все будет идти по-прежнему.

Я сказал Толстяку Мо, чтобы он пересылал все сообщения в «Райский сад», который будет нашей временной штаб-квартирой.

Через неделю, когда Вилли Обезьяна смог передвигаться, мы пригласили его в «Райский сад», сказав, что он может находиться здесь как дома, если только будет хорошо себя вести.

Макси убеждал его:

– Мы не держим зла против тебя или Сальви. Мы – деловые люди; забудем прошлые обиды.

Поначалу Вилли проявил некоторый скептицизм. Он держался от нас в стороне. Потом стал время от времени к нам заходить, чтобы перекусить или выпить. Наконец он отбросил все свои опасения и сделался нашим завсегдатаем.

Как-то вечером заявился местный коп и подозрительно уставился на нас. Он спросил, где Майк и Фэйри. Макси объяснил, что мы купили это место на законных основаниях. Я показал ему листок бумаги, на котором расписался Большой Майк. Копу документ не понравился.

– Это незаконно, – сказал он.

– Да нет, все законно, – возразил Макс. Он протянул ему пять сотен и спросил: – Каждый месяц, идет?

Коп усмехнулся.

– Да, теперь все законно, – сказал он с улыбкой. – Я загляну к вам через месяц.

Все было очень просто. Еще проще мы уладили дела с землевладельцем.

В течение нескольких недель о Сальви не было ни слуху ни духу. Мы знали, что Вилли с ним в контакте, но не задавали ему никаких вопросов, чтобы не вызывать подозрений.

Мысль о незаконченном деле меня тревожила, хотя наша новая штаб-квартира оказалась и прибыльной, и уютной. Заведение давало больше трех тысяч в неделю. Имевшийся под рукой бар и все прочие развлечения, казалось бы, должны были настраивать меня на благодушный лад. Но вместо этого я все время чувствовал себя на взводе. Вероятно, все дело было в том, что на нас висела «работа» и мы хотели поскорее с ней покончить. Это являлось моим самым горячим желанием. Мне хотелось вернуть себе Еву.

После стольких лет в бизнесе я начал испытывать беспокойство и нервозность. Я подумывал о том, не пора ли уйти на покой. Почему бы и нет? Я отложил довольно зелени, больше ста штук в надежных сейфах.

Да, я всерьез подумывал о том, чтобы расстаться с бизнесом. Может, дело было в нервах, может, в Еве. Что-то меня тревожило. Возможно, единственной причиной была эта затянувшаяся игра в кошки-мышки с Сальви. Кто знает? Я смотрел на Макса, Пата и Косого. Теперь, когда я об этом думал, мне стало казаться, что и им тоже не по себе. Патси и Косой однажды вечером повздорили из-за одной певички, Розы. Как они могли клюнуть на такой фрукт? Никто не мог сравниться с Евой. Я спрашивал себя, что она сейчас делает одна.

Прошла еще неделя, потом как-то вечером Обезьяна подсел к нам за столик.

– Ты в ладах с Сальви, Макс? – спросил он.

– Что значит «в ладах»? Если ты хочешь сказать, что мы ничего против него не имеем, то да, это так. А что?

– Сальви связался со мной прошлой ночью. Он без гроша.

– Он может прийти сюда и найти здесь приют и помощь, так же как и ты.

– Я не знаю, можно ли это сделать, – покачал головой Обезьяна.

– А что такое? – спросил я. – В чем проблема?

– В том, что он снова сидит на игле, и, как только он вкалывает себе новую дозу, этого сукиного сына так и тянет поиграться со своим ножичком для колки льда.

Я сказал:

– Пусть решает сам. Если он будет нормально себя вести, то может прийти сюда и получить еду, выпивку и немного баксов.

Макс слегка улыбнулся:

– Ты ведь его друг, верно?

Обезьяна молча кивнул.

– Ты должен присмотреть за ним, чтобы он не выкидывал номеров со своим ножичком.

– Значит, предложение остается в силе, Макс?

Однако Обезьяна был насторожен. В его взгляде все еще сквозило подозрение.

– Думаю, мы сможем так или иначе решить этот вопрос. – Макси сделал вид, что не совсем уверен. – На недельку-другую у нас будет небольшое дельце за городом. Нам нужен человек, который взял бы на себя это заведение. – Макс улыбнулся. – Если тебе нужно это место, то оно твое. Можешь согласиться, можешь отказаться. Мы бы предпочли скорей тебя. Ты знаешь это место, его постоянных посетителей, всю кухню.

Обезьяна колебался, но было видно, что предложение доставило ему удовольствие. Некоторое время он обдумывал его. Наконец клюнул. Мы оставили его наедине с новыми обязанностями. Он просиял от радости, когда мы попрощались с ним и сказали:

– Пока, увидимся через две или три недели.

Мы отправились к Джейку. Мы поговорили с Джейком, Трубой и Гу-Гу. Мы сказали, что хотим следить за «Райским садом» днем и ночью. Мы оставили им наш телефон у Солли в Джерси, чтобы они держали нас в курсе и сообщили, как только появится Сальви.

Мы провели несколько скверных дней на другом берегу реки, пока однажды утром нам не позвонил взволнованный Джейк:

– Он появился, но приезжать сюда нельзя. Мне надо с вами поговорить.

В четыре утра мы встретились с Джейком в Ньюарке, в задней комнате болтушки Лонги.

Джейк был возбужден.

– Дело плохо, лучше с ним не связывайтесь. Сальви появился, но он что-то почуял. Он не такой болван, как Обезьяна. Он раздал разным людям несколько писем, чтобы те передали их окружному прокурору и полиции, если что-нибудь случится с ним или Вилли.

Мы с Максом обменялись обеспокоенными взглядами.

– Лучше его не трогайте, ребята. Иметь дело со Змеей – все равно что хватать уголья из печки, – предостерег Джейк.

– Теперь точно надо действовать, и очень быстро, – сказал я.

– Почему? – удивленно посмотрел Макс.

– Ты представляешь себе, скольким людям Сальви перешел дорогу за эти годы?

– Ну и что? – спросил Макс.

– А то, что, если один из них решит разобраться с ним сейчас, кому придется все это расхлебывать?

– Да, ты прав, Лапша, – сказал Макс.

– Кончено, прав. Если один из его врагов окажется поумнее, он не будет колебаться, мигом разберется с Сальви и останется при этом чистым. Письма Сальви свалят всю вину на нас.

Макс нахмурился:

– Да-да, ты абсолютно прав. Мы влипли в дерьмо.

– Надо все обдумать, Джейк, – сказал я. – Продолжайте пока слежку. Держите нас в курсе.

– Будьте осторожны, ребята.

Джейк был действительно встревожен.

Я невесело рассмеялся:

– Не волнуйся, Джейк. Мы что-нибудь придумаем.

– Пока меня нет, за заведением следит Труба.

– Хорошо, Джейк, ты и Труба не спускайте с него глаз, – сказал Макс.

На следующий день мы хмуро играли в карты в задней комнате болтушки Лонги, ожидая известий от Джейка. Наконец он появился вместе с Трубой.

Труба сказал:

– Сальви приобрел подержанный «крайслер».

– И?.. – нетерпеливо спросил Макси, когда Труба и Джейк стали наливать себе из бутылки.

Труба быстро проглотил выпивку и продолжал:

– Больше почти ничего. Прошлым вечером он приехал в «Райский сад» около девяти. Совещался о чем-то с Вилли Обезьяной. Я видел, как он похлопывал Обезьяну по спине и смеялся. Потом стал ходить по заведению с таким видом, точно оно ему принадлежит.

Макси мрачно улыбнулся:

– Ладно. Что еще, Труба?

– Почти ничего. Он устроил переполох среди обслуживающего персонала и других работников. – Труба задумчиво почесал в затылке. – Да, а потом он повздорил с этой певичкой Розой насчет того, что она строила глазки одному из посетителей. – Труба улыбнулся, увлеченный новой мыслью. – Ты знаешь сестриц-чечеточниц, которые участвуют в вашем шоу, Макси?

Тот кивнул.

– Вот было бы забавно переспать с близняшками, – мечтательно сказал Труба.

– К черту близняшек, – раздраженно оборвал Макс. – Что еще?

– Еще? Закрыв заведение, как обычно, в половине пятого, Змея и Обезьяна отправились в гостиницу на Пятьдесят шестой улице. Они взяли комнаты на восьмом этаже. На том же, где живут близняшки. – В голосе Трубы прозвучала зависть.

– Как тебе удалось узнать, что они и близняшки поселились на восьмом этаже? – восхищенно спросил я.

– Я дал монету мальчику-лифтеру. И тот все мне рассказал. – Труба скромно улыбнулся. – Это было совсем нетрудно.

– Ладно, Труба, спасибо, вот, возьми, чтобы покрыть свои расходы.

Макси дал ему сотенную бумажку.

– Спасибо, Макс. Нам продолжать слежку?

Макс нахмурил брови. Он взглянул на меня.

Я сказал:

– Да, повисите у него на хвосте.

Мы выпили по одной. Потом Джейк и Труба ушли.

Макс спросил меня:

– Ну, что ты думаешь?

– Прежде всего я думаю, что мы не можем вернуть контракт в офис и сказать им, чтобы они передали его кому-нибудь другому, потому что мы не в состоянии с ним справиться. Верно?

– Разумеется, не можем. – Макс поправился: – То есть мы могли бы это сделать, если бы хотели. Но мы не хотим. Мы должны разобраться сами.

– Конечно, мы разберемся сами, – сказал Патси.

– Господи, конечно, разберемся, – подтвердил Косой.

Я наклонился над столом:

– Значит, с этим вопросов нет. Мы должны закончить дело, и чем скорей, тем лучше. До сих пор мы держали эту парочку на крючке и можем взять их в любой момент, как только захотим.

– Да, как кроликов в загоне, – отозвался Макс.

– Вот именно, мы поймали их в загон. Теперь все дело в этих чертовых письмах, – сказал я.

– Ну и ублюдок этот Сальви, он и вправду змея, – произнес Патси.

– А мы не можем найти тех, кому он отдал письма, и отобрать их? – предложил Косой.

– Не пойдет, – ответил Макс. – Это займет слишком много времени.

– Да, не пойдет, – согласился я, – потому что нам надо действовать очень быстро. Но прежде всего мы должны обеспечить себе железное алиби.

– Если принимать во внимание эти письма, наше алиби должно быть просто несокрушимым, – сказал Патси.

Глава 38

Мы просидели за столом у Лонги несколько часов, обсуждая план действий. Выпили две бутылки «Маунт-Вернон». Потом бармен принес нам третью, все за счет заведения. Я открыл зарешеченное окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Начинало светать.

Не знаю почему, мои мысли сосредоточились на решетке. Да, вот оно, подумал я. Если бы мы оказались за решеткой, это было бы замечательное алиби. Солли может такое устроить. У него в руках полицейское управление и чуть ли не вся власть в городе. Я вернулся к столу. Мы продолжили обсуждение. Я шепотом предложил свой план.

– Да, это годится, Лапша, – согласился Макс.

Пат и Косой кивнули.

– Я позвоню домой Солли, – сказал я.

Я бросил монетку в висевший на стене телефон и назвал номер.

Мне ответил сонный голос Солли.

– Это Лапша. Прости, что тебя разбудил.

– Все в порядке, Лапша. В чем дело?

– Надо обсудить кое-что. Мы сейчас приедем.

– Ладно.

За чашкой черного кофе с анисовым ликером я объяснил Солли, что нам от него нужно.

– Не забудь про глушители и про номера Джерси на машине.

В течение всего разговора он понимающе кивал.

– Да, разумеется, я обо всем позабочусь, – говорил Солли. – Это займет у меня часа три-четыре. Встретимся у меня ровно в три.

Я позвонил Джейку. На шифрованном языке я объяснил ему, что мы собираемся делать, и попросил нас встретить.

Мы вернулись в Ньюарк и поспали несколько часов.

В три часа мы зашли к Солли. Он спрятал в своем сейфе все наше оружие и деньги.

Солли привез нас в небольшое здание в центре города.

– Ладно, ребята, вот вам ключи. Заведение на втором этаже. – Он усмехнулся. – Теперь вы в деле.

Солли уехал на нашем «кадиллаке».

Мы поднялись на второй этаж. Макси открыл дверь. Мы огляделись. Это было неплохое местечко, дешевое, но полностью оборудованное. Во всю стену висело большое черное табло. По бокам стояли телефоны, столы для игры в кости и игровые автоматы.

– Как, ни одной рулетки? – удивился Косой.

– Это не казино, – сказал я. – Это всего лишь тотализатор.

Минут двадцать мы провели в комнате, играя на разных автоматах.

Внезапно мы услышали сильный шум. Дверь с грохотом распахнулась. В комнату ворвалось пять высоких мужчин.

– Кто здесь хозяин? – сурово спросил один из них. Он был хорошим актером.

– Мы все хозяева, – с улыбкой ответил Макси. Он обвел рукой всех нас.

– Ладно, ребята, вы арестованы за организацию подпольного тотализатора. – Он кивнул одному из своих людей: – Ронни, останься здесь и подожди фургон, чтобы вывезти оборудование в качестве улик. А вы, парни, идите со мной, – махнул он нам. – Вы что, думали преспокойно появиться в этом городе и открыть тотализатор? Мы не допустим в Джерси разгула преступности и азартных игр.

Мы послушно спустились вместе с ним по лестнице и сели в полицейскую машину.

В полицейском управлении наш арест зарегистрировали. Сержант спросил:

– Вам нужен поручитель, парни?

Макси ответил:

– Нет, сержант.

Тот удивленно посмотрел на нас:

– Мне, конечно, все равно, но вам, ребята, придется просидеть взаперти до завтра, пока не откроется магистратский суд. Ночью суды у нас не работают.

Макси безразлично пожал плечами.

Они отвели нас в камеру, расположенную в подвале. Там было довольно тесно, но мы устроились, как могли. В камере оказалось всего две койки, и мы лежали на них по очереди.

Мы курили и разговаривали в кромешной тьме. Время от времени Макси зажигал спичку и смотрел на часы. Время тянулось медленно. Примерно в половине четвертого утра в коридоре раздались шаги. Мы напряженно вслушались.

Шаги остановились у нашей камеры. В замке повернулся ключ.

Голос из приоткрытой двери прошептал:

– По коридору налево.

Шаги быстро удалились.

Мы немного подождали, потом тихо прошли по коридору вниз, пока не уперлись в железную дверь с торчавшим в ней ключом. Макс повернул его в замочной скважине. Дверь со скрипом отворилась. Мы вышли в темный переулок. Он привел нас на боковую улицу.

Солли сидел за рулем нашего «кадди».

– Глушители и все ваши вещи под задним сиденьем. – Он вышел из машины и сказал: – До встречи. Удачи вам.

Солли пошел вниз по улице к ждавшему его автомобилю. Я поднял заднее сиденье. Там лежали наши пушки с уже накрученными на ствол глушителями. Я раздал оружие, которое все спрятали под пальто. Мы медленно поехали в Нью-Йорк. Было четыре часа утра, когда Косой припарковался в одном квартале от «Райского сада».

К «кадди» метнулась темная фигура. Я приставил к ее голове ствол. Это был Джейк Проныра.

– Они оба здесь, и с ними еще один парень, – прошептал Джейк.

– Кто третий? – спросил я.

– Не знаю, я никогда его раньше не видел.

– Черт с ним; возьмем и третьего, – холодно сказал Макс. Я посмотрел на Макса. Он качнул головой. У него было каменное лицо. – Берем всех троих, – повторил он резким тоном.

– Вот ключи, они заперли дверь, – сказал Джейк.

Макс взял ключи.

– Ладно, Джейк, теперь уходи.

Проныра поспешил вниз по улице.

Косой остался за рулем работающей машины.

Мы спустились вниз по лестнице, держа пушки наготове.

Макс беззвучно открыл дверь.

Я медленно и тихо притворил ее за собой.

Мы увидели всех троих. Они стояли к нам спиной.

Сальви и Вилли пересчитывали на стойке деньги.

Незнакомец следил за ними.

Мы неслышно прошли по ковру.

Они были заняты подсчетом денег.

Мы стояли у них прямо за спиной.

Макс был за Змеей.

Я был за Обезьяной.

Патси был за незнакомцем.

Наши стволы застыли в дюйме от их затылков.

Они увидели нас в зеркале – три пары испуганных глаз.

Мы выстрелили одновременно.

Три выстрела слились в один глухой звук.

Три большие дырки появились в их затылках.

Три пары рук уцепились за край стойки.

– Еще раз, – сказал Макси.

Три руки снова подняли оружие.

Раздался еще один приглушенный звук.

Три пары рук выпустили стойку.

Три скорчившихся тела лежали на полу.

– На всякий случай, – сказал Макси.

Три руки еще раз подняли оружие.

Прозвучал еще один тройной выстрел.

Три тихих, безупречно мертвых тела неподвижно лежали на полу.

Мы поднялись по лестнице, спрятав дымящиеся револьверы под пальто.

– Назад в Джерси, – сказал Макси.

Косой включил первую скорость. «Кадди» плавно выехал на улицу. Косой переключился на вторую скорость. Машина быстрее покатилась по дороге. Косой включил третью скорость. Машина полетела по ночным улицам, подальше от места убийства.

На пароме, посредине реки, мы подошли к перилам и бросили наше оружие на дно Гудзона.

Мы остановили машину недалеко от полицейского участка.

Солли ждал нас.

– Порядок? – спросил он, садясь в «кадди».

– Порядок, – ответил Макси.

Солли уехал.

Один за другим, стараясь держаться в тени, мы прошли по улице и свернули в переулок.

Глава 39

Мы тихо поднялись по лестнице к железной двери и вошли в здание, вслепую нащупывая в темноте ступеньки.

Дверь камеры была открыта. Мы вошли внутрь. Через несколько минут мы услышали шаги. Они остановились у нашей камеры. Мы услышали, как ключ повернулся в замочной скважине. Шаги затихли в конце коридора. Мы испустили глубокий вздох. Я лег на койку. Никто из нас не говорил ни слова.

В семь утра коп принес нам дрянной кофе и сухой хлеб.

В половине десятого мы предстали перед магистратским судом.

– Признаете ли вы себя виновными в организации подпольного тотализатора? – спросил судья.

– Признаем, ваша честь, – ответил я.

– Штраф в сто долларов с каждого или десять дней тюрьмы.

Солли заплатил за нас штраф.

Я сказал секретарю:

– Выпишите нам квитанции.

– Для налоговой полиции? – спросил он, усмехнувшись.

– Вот именно, – ответил я. – Поставьте время и дату.

Солли ждал нас снаружи в «кадиллаке».

Он вернул нам наши деньги. Я отсчитал ему сумму, которую он заплатил за нас в суде.

Мы вернулись в Нью-Йорк.

Макси открыл дверь в заднюю комнату «Толстяка Мо».

Мы попали прямо в объятия поджидавших нас «Четырех кавалеристов». Они сидели за столом и пили виски.

– А мы вас ждем, ребятки, – сказал один из больших парней, сидевших за столом.

– Простите, что заставили вас ждать, лейтенант. Вы как, по делу или просто заглянули в гости? – спросил я, стараясь говорить небрежным тоном.

– Чисто деловой визит, – ответил лейтенант, бросив на меня внимательный взгляд.

Макси посмотрел на бутылку «Маунт-Вернон», которая стояла на столе.

Лейтенант заметил его взгляд.

– Беспокоитесь об этом? – Он поднял со стола бутылку. – Я знал, что у вас тут хорошая выпивка. Не возражаете, если мы немного попользуемся?

– Нет, что вы, лейтенант. Все, что хотите, – ответил я.

Лейтенант иронически поблагодарил, снова наполнил бокал, выпил и прокомментировал:

– Чистый товар. А теперь… – Он помедлил с улыбкой. – Как это говорится на идиш, Макс? Tachlas, да, я вспомнил. Приступим к tachlas.

В устах ирландского полицейского это слово звучало довольно странно. Его поведение изменилось. Его доброжелательность и улыбка стали откровенно фальшивыми. Он протянул Максу письмо:

– Наконец-то я вас поймал, ублюдки. Вот какое письмецо мне принес почтовый голубь.

Четверо этих полицейских были известны от Бронкса до Батерри-стрит. Их прозвали «Четырьмя кавалеристами». Они считались злобными тварями, которые терроризировали как преступников, так и законопослушных граждан. Они славились тем, что любили жестокость ради жестокости. На публике они старались создавать впечатление честных и ревностных полицейских. Но мы знали, что все это чепуха.

Они гребли деньги для себя и собственных начальников. Они собирали дань с болтушек и букмекеров, позволяя в то же время своим друзьям и родственникам заниматься нелегальным бизнесом под их прикрытием. Они действовали силой, как и мы, но у них имелось одно преимущество: на их стороне стоял закон. У них был собственный преступный синдикат. Мы относились к ним без большого уважения, потому что в крайнем случае каждый мог просто откупиться от них деньгами.

Если бы у них была надежда расправиться с нами без борьбы, они давно бы так и сделали, но им не хотелось ввязываться с нами в драку. Они знали, что это будет трудная битва. Потому держались от нас подальше. Разумеется, и в наше время бывали честные полицейские, но «кавалеристы» не относились к их категории.

– Мы искали вас по всем притонам Ист-Сайда, парни. Нам известно, что на время вы расстались с этим заведением. – Он усмехнулся. – Так где вас черти носили?

– Вы знаете, что с нами всегда можно связаться здесь, – сказал я спокойно. – В чем дело, вы хотите нас арестовать? Что за письмо читает Макси?

– Я здесь задаю вопросы, – грубо ответил лейтенант.

Макс закончил чтение. Он закурил сигару, шагнул к лейтенанту и окинул его презрительным взглядом:

– Зачем вы показали мне это письмо, лейтенант? Оно не дает вам никаких прав. Я не обязан отвечать на ваши вопросы, если не захочу. Все, что вы можете, – арестовать нас, но не более того. Больше вы ничего не сделаете, и вы сами это знаете, ребята.

Макси невозмутимо встретил взгляд лейтенанта и передал мне письмо. Я прочел его.

– Лейтенант, – сказал я, – вы можете не сомневаться, что мы выйдем из кутузки сразу, как только вы нас туда засадите. Похоже, вы хотите сказать, что Сальви мертв? Жаль, если это так. Я знаю, что он являлся вашим другом. Но, так или иначе, нас в это время не было в городе и вообще. Посмотрите на вещи трезво, лейтенант, – у нас есть связи, и вы знаете, что они тянутся до самого верха.

Лейтенант слегка изменил тактику. Он улыбнулся:

– Да, я знаю, что у вас есть связи, но сейчас они вам не помогут. Тут не какое-нибудь мелкое преступление. Вам потребуется чертовски хорошее алиби, чтобы выпутаться из этой истории.

– Что касается меня, лейтенант, то я не понимаю, о чем вы говорите.

Макс улыбнулся, сел в кресло и налил себе виски.

– Ладно, Макс, не вешай мне дерьма на уши. Не надо делать удивленный вид и притворяться, будто ты не знаешь, что Сальви, этот ублюдок Вилли и еще один парень были убиты сегодня утром в вашем новом заведении – «Райском саде».

– Меня ничего не удивляет, лейтенант, – ответил Макси. – Правда, откуда мы могли бы узнать об убийстве? Все эту ночь мы просидели в тюрьме в Джерси.

Макси начал рыться в карманах. Между делом он положил на стол пачку денег и продолжал поиски.

– У меня есть доказательство, – сказал я возмущенным тоном. – Вот оно. – Я протянул лейтенанту квитанцию за штраф. – Если не верите, можете позвонить в полицейский участок, – добавил я с улыбкой, – или самому судье.

Лейтенант пытался одним глазом читать квитанцию, а другим следить за тем, как Макс выуживает из пачки денег тысячедолларовый банкнот. Убрав деньги в карман, он оставил штуку баксов на столе. Четверо копов не спускали с нее глаз. Они наблюдали за Максом, как взволнованные зрители за стриптизом «Цыганской розы» Ли.

Лейтенант улыбнулся. Потом рассмеялся. Он понял, что к чему. Он восхищенно покачал головой.

– Черт меня возьми. – Лейтенант взял со стола бокал, все еще посмеиваясь себе под нос. – Ну конечно, у вас есть железное алиби. А я-то думал, что застану вас со спущенными штанами, ребята. – Он небрежно взял тысячедолларовую бумажку и положил к себе в карман. – Ладно, парни. – Лейтенант кивнул своим людям: – Нам пора идти.

Они направились к выходу. У двери лейтенант обернулся:

– Кстати, в своем рапорте я укажу, что мне не удалось вас разыскать. Но пусть ваш адвокат свяжется с окружным прокурором и убедит его снять с вас обвинения, если вы не хотите, чтобы в полицейских участках висели ваши фотографии с надписью «В розыске». – Он помедлил еще немного. – И спасибо… за выпивку.

Лейтенант ушел, продолжая покачивать головой и посмеиваться.

Появился Мо с бокалами на подносах. Он улыбнулся:

– Эти ублюдки уже ушли? Как дела?

– Все в порядке, – сказал Макс.

Мы сидели и пили, не говоря ни слова. У виски был не тот вкус. Оно совершенно на меня не действовало.

Обычно после долгого напряжения пара бокалов меня очень расслабляла. Но на этот раз все было по-другому. Я не чувствовал никакого облегчения.

Я взглянул на Макса. У него тоже был напряженный вид. Он заметил мой взгляд. Я подумал, догадывается ли Макс, что мне не по себе. Он ответил мне сочувствующей улыбкой.

Я сказал:

– Я хочу уехать ненадолго, устроить себе маленький отпуск.

– Ева? – спросил Макс.

– Да, она сейчас в Северной Каролине.

– Я узнаю, можно ли это сделать. Может быть, нам дадут пару недель на передышку.

– Хорошая идея, – сказал Патси.

– Это чертовски хорошая идея. Просто замечательная, – поддержал Косой.

Макс кивнул:

– Завтра я узнаю.

Нас ждало разочарование. В офисе хотели, чтобы мы поболтались еще пару недель в городе. Слишком многие брали себе отдых в эти дни.

Я позвонил Еве в Северную Каролину. Я разговаривал с ней почти час. Ей было одиноко. Она хотела вернуться. Я сказал, что пока лучше этого не делать. Позже я заеду за ней, и мы вместе отправимся во Флориду. Ей эта мысль понравилась.

Шли дни. Мы не могли уехать, хотя делать было почти нечего. Недели две спустя мы вновь открыли «Райский сад». Мы проводили там большую часть времени. Здесь было много людей, много выпивки и много развлечений.

Мы наняли опытного бармена, хорошо знавшего свое дело. До сухого закона он держал бар в одном из лучших отелей города. Я начал знакомиться со вкусом смешанных напитков и часто по ночам, когда большинство клиентов уже уходило, сидел у стойки, поставив ноги на перила, и дегустировал образцы барменского искусства.

Как-то ночью, часа в три, стоя у бара, я увидел Эдди, который быстро вошел в дверь. Он остановился и огляделся по сторонам. Я махнул ему рукой. Он торопливо направился ко мне, с трудом переводя дыхание. Такое поведение было совершенно не похоже на флегматичного Эдди.

– Что стряслось, Эд, твой отель горит?

– Где Макс? – выдохнул Эдди. – Вы оба должны идти со мной. Машина ждет снаружи.

Мы поспешили в другой конец зала, где Макс сидел за столиком с одной из танцовщиц шоу. Я кивнул ему. Он встал и подошел к нам:

– Что за дела?

– Идемте, – быстро сказал Эдди. – Я расскажу все по дороге.

Он повез нас на запад по Пятьдесят девятой улице, потом поднялся выше по Вест-Энд-авеню и повернул налево к Риверсайд-Драйв.

– Что такого стряслось? – спросил Макс.

– Вы должны избавиться от трупа. Сделать это надо очень быстро, – ответил Эдди.

– Господи, – отозвался Макс. – И это все?

– В самом деле, – удивился я, – к чему такая спешка и секретность?

– Надеюсь, труп не встанет и не сбежит, прежде чем мы до него доберемся? – сказал Макс.

– Что случилось, Эд? – настаивал я.

– Я не должен ничего рассказывать. Это строго конфиденциальное дело. Потому и обратились ко мне. Если произойдет утечка, будут большие проблемы у мэрии и у многих высокопоставленных лиц. Речь идет о важной персоне.

– Ладно, Эд, – сказал я. – Важная персона или не важная, нам это все равно.

– Черви не заметят разницы, – добавил Макс.

Мы прибыли. Эдди припарковал машину. Мы вошли в большое современное здание. Швейцар не хотел нас впускать. Он позвонил по внутренней связи. Получив доб ро, швейцар извинился:

– Поймите меня, джентльмены, – время для визитов довольно необычное.

Мы поднялись по лестнице. Дверь была приоткрыта, рядом с ней на страже стоял высокий мужчина. Когда мы подошли, он бросил на нас цепкий взгляд, выдававший в нем опытного полицейского.

Эдди обратился к нему:

– Как поживаете, инспектор?

Тот ответил:

– Как поживаешь, Эд?

Только теперь я его узнал. Я уже видел этого парня раньше.

Мы с Максом обменялись взглядами: нам вовсе не хотелось заниматься такой работой вместе с полицейским инспектором. Даже если он в курсе дел и на нашей стороне, все равно это было слишком рискованно. Мы верили в золотое правило – никогда не доверять копам.

Инспектор проводил нас в большую, роскошно обставленную гостиную. Я увидел труп – он лежал в дальнем конце комнаты, завернутый в белую простыню.

Я кивнул Эдди, указав на спальню. Там в кресле сидел мужчина. Когда мы вошли, он испуганно отвернулся. Я его узнал. Он был крупный адвокат и политик, важное лицо в организации Таммани.

Я прошептал Эдди:

– Убери отсюда этого чертова инспектора.

– Он в порядке. Он работает с нами.

– Мне наплевать, в порядке или нет этот ублюдок, только убери его отсюда, – повторил я. – Мы не хотим иметь с ним ничего общего.

Эдди пожал плечами:

– Посмотрю, что можно сделать.

Мы вернулись в гостиную. Инспектор стоял над накрытым телом. Из-под простыни торчала правая рука. Я заметил, что указательный палец искривлен и сплющен, как будто много лет назад его защемило дверью. На соседнем пальце блестело масонское кольцо из желтого металла. Инспектор заметил его одновременно с нами. Он опустился на одно колено и снял кольцо. Его рука дрожала, когда он убирал его в карман.

Инспектор нервно сказал:

– Я хочу, чтобы вы поскорей избавились от тела, парни. Я должен проследить, чтобы…

Макс его перебил:

– Мы сами решим, когда убрать тело, и вы не будете ни за чем следить.

– Ждать нельзя, оставлять его здесь опасно. Его нужно убрать немедленно.

Инспектор снял шляпу и вытер лоб. Он дрожащей рукой надел шляпу, снял ее снова. Потом посмотрел на нас. Ему явно было не по себе.

– Мы не станем убирать его сейчас, – сказал я.

– Жена этого человека, – инспектор трясущимся пальцем указал на спальню, – вернется сегодня утром.

Я пожал плечами.

Инспектор произнес запинающимся голосом:

– Вы должны… должны… очень быстро от него избавиться. Это динамит. Если он взорвется, рухнет все, до самого верха.

Эдди, Макс и я отошли посовещаться в угол комнаты.

– Мы сделаем все по-своему в нужное нам время, – сказал я Эдди.

Макс прибавил:

– И убери отсюда этого чертова инспектора!

– Не могу. Я не знаю, как это сделать. Инспектор замешан в деле, и он хочет убедиться, что с телом будет все в порядке.

– Он с нами не поедет, Эд. Это совершенно точно, – сказал я.

– Он нам не нужен. Все будет в порядке и без него.

– Я ничего не могу поделать, Лапша, – возразил Эдди. – Он должен поехать. Таковы инструкции.

Я посмотрел на Макса. Мы кивнули друг другу.

Я сказал:

– Мне наплевать, какие у тебя инструкции. Этот сукин сын с нами не поедет.

Макс спросил:

– Кто дал тебе задание?

Эдди заколебался.

– Офис, – наконец сказал он.

– Кто именно? – спросил я.

– Я не могу об этом говорить.

– Кто бы ни дал тебе такое задание, он должен знать, что мы делаем дела по-своему, – сказал я.

– Верно, можешь им так и передать, – подтвердил Макс.

Эдди пожал плечами.

– Скажи инспектору, чтобы убирался.

– Ладно, ладно, – пробормотал Эдди.

Он подошел к инспектору. Тот стоял на своем.

– Нет-нет, – твердил он. Инспектор подошел к нам. – Простите, ребята. Я не могу уйти. Я нахожусь здесь для того, чтобы никто не мог увидеть его лица.

– Нам наплевать, кто он такой. Пусть он будет Джимми Уокер или президент Соединенных Штатов. Для нас он просто труп. Не волнуйтесь, мы не станем смотреть на этого парня. Никто не увидит его лица, – сказал я.

– Я должен поехать, – настаивал он.

– Тогда мы отказываемся от этого дела, – ответил я.

Эдди подошел ближе:

– Не беспокойтесь, инспектор, они все сделают как надо.

Инспектор бросил на нас долгий взгляд. Потом разгневанно вышел из комнаты.

– Он задет, – сказал Эдди.

– Пусть смажет рану вазелином, – ответил Макс.

Макс и я подошли к трупу. Я откинул простыню. Даже мертвым этот парень выглядел довольно привлекательно. Он был средних лет, футов шесть ростом. Его лицо показалось мне знакомым.

Я сказал Максу:

– Кажется, я знаю этого парня. – Я наклонился ближе. – Да, я встречал его на Бродвее. Он любит девочек. Снимает проституток. – Я повернулся к Эдди: – Он – судья или что-то в этом роде?

– Да, этот парень – член Верховного суда.

Я осмотрел его рану. Это было пулевое отверстие в животе. Кровь еще сочилась на пол.

Я сказал Эдди:

– Поищи, нет ли в ванной клейкой ленты, и принеси какие-нибудь тряпки.

Эдди вернулся с полотенцем и изоляционной лентой. Я разодрал полотенце и заткнул им рану. Парень был еще теплым, когда я обматывал его лентой, чтобы полотенце крепко держалось на теле.

Эдди прошептал:

– Вы можете вытащить его прямо сейчас?

– Нет, сейчас не можем, – ответил я.

– Жена этого парня, – Эдди ткнул большим пальцем в спальню, – возвращается сегодня утром.

– Выясни, в котором часу она появится, – сказал Макс. – Мы постараемся убрать его до ее прихода.

Эдди пошел в спальню. Вскоре вернулся:

– Этот парень говорит, что труп надо убрать прямо сейчас. Она приедет рано утром.

– К черту его, – сказал я. – Как это будет выглядеть, если мы будем выносить ковер для чистки в четыре часа утра?

– Да, – согласился Эдди, – выглядеть будет подозрительно. Но от тела надо избавиться, и как можно быстрее.

– Не волнуйся, Эд, – сказал Макс. – Мы его уберем.

– Даже его исчезновение будет разорвавшейся бомбой, – заметил я. – До сих пор мы имели дело с обычными, никому не известными людьми. А от этого парня копы и газетчики так просто не отвяжутся. Он слишком крупная фигура.

– Как бы там ни было, мы ничего не сможем сделать до восьми утра, – заявил Макс. – Так что пока мы тоже можем сматываться.

Эдди остался в доме вместе с адвокатом. Мы с Максом ушли.

Глава 40

Мы поехали на Томпсон-стрит. Пит был у себя и занимался своим новым делом – изготовлял американские почтовые марки. Они лежали целыми листами на большом столе.

– Только что из-под пресса. – Пит усмехнулся. – Как они смотрятся?

Я взял один из листов.

– Вот оригинал. – Пит вынул из ящика и протянул мне другой лист. – Замечаете разницу?

Я сравнил оба листа:

– По-моему, они совершенно одинаковы.

Я передал листы Максу.

– Прекрасно, – сказал тот.

– Я нанял лучших граверов, – улыбнулся Пит, – прямо с итальянского монетного двора.

Он провел нас в маленькую кладовую. Она была набита всевозможными бумагами. Пит гордился своей коллекцией. Вдоль одной стены лежал запас фальшивых этикеток для всех местных и импортных сортов виски и пива. В других местах мы увидели поддельные акцизные и гербовые марки, американские и мексиканские купюры разного достоинства.

– Когда-нибудь, – похвастался Пит, – я создам такие деньги, что даже банковские эксперты не смогут отличить их от настоящих.

– А раньше это когда-нибудь случалось? – спросил я.

– Нет, но рано или поздно такой день настанет. Об этом мечтает каждый, кто занят в нашем бизнесе: создать совершенный банкнот.

– Как только такое случится, позвони нам, – усмехнулся Макс.

– Обязательно, – засмеялся Пит.

Он достал бланки свидетельств о смерти и захоронении, сел за стол.

– Мужчина или женщина? – спросил он.

– Мужчина, – ответил Макс.

Пит заполнил бумаги и поставил на них печать.

Мы сказали: «До встречи» – и ушли.

Мы поехали в «Райский сад». В заведении были только Патси и Косой с двумя близняшками из танцевального шоу. Мы появились не вовремя. Мы закрыли заведение, а близняшки уехали на такси.

Мы отправились в бани Латки, немного поспали, потом нырнули в холодный бассейн и растерлись полотенцами.

В похоронное бюро мы прибыли в семь тридцать. Косой и Патси отправились за грузовиком к Клеми, получив инструкцию встретиться с нами на Риверсайд-Драйв.

Мы с Максом положили в «кадди» большой джутовый чехол для ковра. Я взял с собой большую иглу и моток шпагата.

Дверь открыл Эдди. Он выглядел раздраженным и усталым.

– Этот ублюдок извел меня больше, чем сам труп.

Мы посмотрели на адвоката. Он сидел взлохмаченный, с бледным от страха лицом.

Адвокат смотрел, как мы заворачиваем труп в ковер.

Каким-то тусклым, потусторонним голосом он сказал:

– Это китайский ковер за пять тысяч долларов.

Мы не обратили внимания на его слова. Мы засунули ковер в джутовый чехол. Я крепко зашил концы.

Мы нашли стеклянный графин, наполовину полный виски. Макс и я налили себе выпить. Мы сидели и курили еще минут двадцать, пока не появились Пат и Косой. Они были одеты в униформу чистильщиков ковров.

Грузовой лифт оказался недостаточно высоким. Лифтеру пришлось приподнять сетчатый потолок кабины, чтобы мы смогли втащить в нее ковер.

Макс и я стояли в стороне и смотрели, как Патси и Косой пытаются втолкнуть в грузовик громоздкий, неуклюжий предмет. Наконец им это удалось, и они уже собирались уехать, когда к ним подошел коп. Макс и я поспешили узнать, чего он хочет.

Коп спорил с Косым, утверждая, что груз слишком далеко выдается из кузова грузовика.

– Вам надо повесить красный флажок на конец этой штуковины. Таковы правила дорожной безопасности, – настаивал он.

Я послал Косого обратно в дом оторвать клочок красной ткани от какой-нибудь одежды. Он вернулся с куском красного шелка от женского платья. Косой привязал его к торчавшему концу груза. Мы поехали следом за грузовиком.

В похоронном бюро находился один Розенберг. Позже на этот день были назначены похороны. Тело уже перевезли в часовню.

Макс сказал Розенбергу, чтобы тот не появлялся здесь остальную часть дня.

Мне не понравилось, как Розенберг ответил: «Ладно, если вы так хотите», как будто он что-то заподозрил. Я решил попозже поговорить об этом с Максом.

Макс стал звонить на кладбище. Патси отправился в гараж, чтобы выкатить катафалк, а Косой подал грузовик к задней двери. Вдвоем с ним мы перенесли зачехленный ковер внутрь. Я разрезал зашитые края. Мы раскатали ковер и перенесли труп в сосновый гроб.

Через полчаса тело двигалось по дороге к кладбищу, и Патси правил катафалком. За ним следовал Косой на «кадди», в котором сидело несколько стариков, профессиональных плакальщиков, заимствованных в соседней синагоге.

Мы сидели в офисе, ожидая возвращения Розенберга.

Макс спросил:

– Значит, труп показался тебе знакомым?

– Да, я встречал этого человека в ресторанчиках на Бродвее. Говорили, что он судья или что-то в этом роде. Но я не был с ним знаком.

– Да, он был членом Верховного суда, – сказал Макс. – Так думает Эдди. Не знаю, – продолжал он, – мне кажется, что он не очень-то похож на судью из федерального Верховного суда.

– Может быть, не федерального. Для этого он слишком молод. Скорее всего, он был членом Верховного суда штата.

– Кто это сделал? Думаешь, тот адвокат?

– Похоже на то, – ответил я. – Наверное, они оба замешаны в каком-нибудь крупном деле.

– Член Верховного суда, – иронически произнес Макс.

– Женатый парень и любитель проституток, – сказал я.

– Член Верховного суда, – повторил Макс.

– Мы с тобой знаем, какие сейчас судьи. Любой юрист, заплатив двадцать пять тысяч Таммани, может сесть на это место.

– Верно, и когда они там оказываются, то стараются побыстрей вернуть свои деньги. Их всех можно купить за русскую шарлотку. Интересно, поднимется ли шумиха из-за исчезновения этого парня?

Я пожал плечами.

– Как его звали?

Я вновь пожал плечами:

– Судья… Мэйтер… нет, не так. – Я не мог вспомнить. – Его хорошо знали на Бродвее.

– Так же, как тебя, Лапша? – рассмеялся Макс.

– Да, так же, как меня.

Макс усмехнулся.

Я посмотрел на него вопросительно.

Он сказал:

– Посмотри, какие партнеры подобрались в этом дельце, прямо хоть на выставку. – В голосе Макса звучал едкий сарказм. – Как на подбор: полицейский инспектор, известный адвокат и этот член Верховного суда – Мэйтер, Бэйтер, Шмэйтер, или как его там зовут.

Мы продолжали молча курить. Я думал об этом деле. Действительно ли его убил адвокат? Зачем он это сделал? Может быть, из-за своей жены? Или они еще кого-нибудь не поделили? На Бродвее их обоих знали как больших любителей девочек. А может быть, здесь замешан кто-то третий. Человек, пострадавший от махинаций судьи. Или кто-нибудь из сомнительных личностей, болтающихся по судам. Например, какой-нибудь шантажист. Инспектор и наши люди в суде должны знать всю эту историю.

Как наш офис оказался замешан в такое дело? Теперь никто уже не узнает правду. Публике пообещают, что убийство будет раскрыто. Начнут всем вешать на уши дерьмо, но никто ничего не раскопает.

Полицейские слишком тупы, по крайней мере честные копы. «Грязные» полицейские много знают о нераскрытых убийствах, поскольку сами так или иначе замешаны в большинстве из них.

Розенберг бродил по похоронному бюро. Мне хотелось узнать, что он заподозрил.

Я сказал:

– Патси уехал на катафалке.

– Я знаю. Когда он вернется? У меня назначены похороны на два часа.

– Он будет вовремя. – Я закурил сигару. Небрежным тоном спросил: – Что, по-твоему, Патси повез в катафалке?

Макс и я посмотрели на него.

– Это не мое дело. Катафалк ваш.

– Да, но все-таки что ты думаешь? – спросил я.

– Спиртное. Я думаю, что вы перевозите в нем спиртное, – ответил Розенберг.

– Ладно, помалкивай об этом, – сказал я.

– Само собой, – ответил он.

Глава 41

Однажды Макс появился в «Раю» с карманами, набитыми механическими зажигалками. Это были интересные устройства, изготовленные Ронсоном. Они недавно появились на рынке. Я их видел раньше, но никогда не пользовался. Макс дал мне одну из зажигалок. Она меня заинтриговала.

Я стоял в дальнем конце бара, прикуривая сигару и играя с зажигалкой. Я смотрел, как искры вылетают на фитиль и зажигают пламя.

Я поднял взгляд. Пара чьих-то блестящих глаз смотрела на меня поверх бокала. Они отвернулись, оглядев меня с ног до головы. Мне показалось, что меня самого обожгла горячая искра. Я снова чиркнул зажигалкой. Красивые глаза вернулись ко мне. Женщина не сводила с меня взгляда, прихлебывая из бокала. Это было уже слишком. Я загорелся. Я улыбнулся ей. Она ответила улыбкой. Она была стройной, невысокой, милой и очень загорелой. Я подошел к ней:

– Простите меня, мисс, но ваш взгляд действует на меня так же, как эти искры.

Для наглядной демонстрации я еще раз щелкнул зажигалкой.

– Он вас обжигает? – Она улыбнулась, показав белые, яркие, безупречно ровные зубы.

– Нет, воспламеняет.

– О, как интересно. – Она рассмеялась.

У нее был глубокий хрипловатый голос, очень выразительный и мелодичный. Когда она смеялась, он казался особенно низким и густым, как будто к нему примешано немного пепла.

– Вы поете? – спросил я. – Наверное, блюзы?

– Да. – Она снова показала красивые зубы. – Поэтому я здесь. Я ищу работу.

– А вы уже поговорили с хозяином заведения?

– Я как раз этим занимаюсь. – Она засмеялась. – Мне на вас показали.

– Я разочарован.

– Почему?

– Я решил, что вы улыбались мне не потому, что… В общем, теперь я вижу, что у вас были корыстные мотивы.

Она вновь засмеялась:

– А какие у вас были мотивы, когда вы решили заговорить со мной? Нет, не говорите мне. Я знаю.

Мы оба рассмеялись.

Оркестр заиграл медленный вальс. Свет на танцевальной площадке погас. На потолке начал гипнотически вращаться зеркальный шар. Воздух наполнила чувственная мелодия «Что мне делать».

– Может быть, обсудим это за танцем? – предложил я.

– С удовольствием.

Я вывел ее на площадку. Она скользнула в мои руки. Она положила левую руку мне на плечо. Ее глаза были прикованы к моим. Под тонкой шелковой тканью ее платья ничего не оказалось. Я обнял ее горячее податливое тело. Мы не разговаривали. Это было невозможно. Волна возбуждения заполнила нас целиком.

Она прижала голову к моей груди и томно опустила глаза. Она сжала мою руку и тесно прижалась ко мне всем своим жарким стройным телом. Слившись с ней в объятиях, я чувствовал каждый поворот, каждый изгиб ее тела.

Ее губы были приоткрыты. Она тяжело дышала. Ее рука все крепче сжимала мое плечо. Она прижималась ко мне все плотнее, продолжая покачиваться в медленном танце. Она сомкнула губы. Ее глаза были закрыты.

Когда я поцеловал ее в губы, она издала низкое «О-о-о». Ее тело начало дрожать.

– О-о, – прошептала она еще раз. – Сожми меня крепче. Сделай мне больно. Пожалуйста, – стонала она.

Я сжал ее еще сильней. Она дрожала.

– Пожалуйста, пожалуйста, – шептала она. – Вонзи мне пальцы в спину.

Она вся пылала. Я слегка вдавил ногти в ее кожу.

Она выдохнула:

– Прошу тебя, прошу тебя, сильнее, сильнее.

Она взглянула на меня мутными, бессмысленными глазами. Я ничего не мог поделать – ее неистовая страсть была заразительна. Я крепче вдавил ногти в ее тело. Она затрепетала, со стоном изогнувшись в моих руках. Вдруг она судорожно обвила меня руками. Я поцеловал ее задыхающиеся губы, чувствуя, что мы плывем в какой-то туман. Я потерял понятие о времени, пространстве, обо всем. Это было мгновенное, болезненное наслаждение.

Я не помнил, как увел ее с площадки. Я пришел в себя, когда усаживал ее на стул за дальним столиком.

Рядом сидел какой-то мужчина. Его вид показался мне знакомым. Когда мы подошли, он поднялся с места. Он поклонился мне и улыбнулся. Жестом пригласил меня присесть. Девушка расположилась между нами. В петлице его пиджака белел цветок. Я посмотрел на него внимательней. Я пытался вспомнить, кто он такой, но не мог.

Глаза девушки лукаво блеснули, когда она представила мне своего соседа:

– Милый, это мой муж Джон.

Я посмотрел на нее, потом на него. Они оба улыбались.

Он сказал:

– Я смотрел, как вы танцуете. Вам это понравилось, правда?

Он произнес это многозначительным тоном. Мы все рассмеялись. Потом я оборвал смех. Какого черта я смеюсь? Этот рогоносец – ее муж.

Я посмотрел на него. Он был средних лет, хорошо одет, загорелый, с приятной внешностью. Я не мог понять, почему он ведет себя так дружелюбно в таких обстоятельствах.

– И вы не возражаете? – спросил я.

– Нет, конечно. Почему я должен возражать?

Он улыбнулся. Его зубы так же поражали белизной, как и ее. Это потому, что они оба сильно загорели, подумал я. Все дело в контрасте.

Я спросил:

– Хорошая погода была во Флориде?

– Превосходная, – ответила она.

– Прекрасная погода, чтобы рыбачить и кататься на лодке, – сказал он.

У меня было странное чувство по поводу этой парочки – как будто я где-то уже ее видел. Девушка наклонилась к мужу и что-то зашептала ему на ухо. Потом они оба посмотрели на меня и разразились хохотом.

– Кажется, я являюсь предметом вашей беседы, – сказал я.

– Моя жена Бетти вспомнила кое-какие примечательные подробности вашего танца. – Мужчина засмеялся.

– Мне показалось, что ваша жена Бетти меньше всего была озабочена танцем, – заметил я сухо. – Что такого примечательного она запомнила? – Они оба захихикали. Что за чудаки, подумал я. – Мы никогда не встречались раньше, Джон?

– Да, – улыбнулся он, – вы встречались, и не только со мной, но и с моей женой. Помните где?

– Сдаюсь. Расскажите мне, – ответил я этому шмаку.

– Я – Джон, друг вашего друга Макси.

Я посмотрел на него с недоумением.

– Из страховой компании, – добавил он.

– Вот черт! – воскликнул я.

Теперь я его узнал. Это был Джон До, наводчик, помогавший нам в деле с ювелиром много лет назад.

Вместо того чтобы состариться, он стал выглядеть моложе. А его жена – теперь я ее тоже вспомнил. Да, это та самая мазохистка. Только тогда она была изможденной и высушенной. Я посмотрел на нее внимательней. Она стала носить накладные ресницы и подправила себе нос. Над ее лицом хорошо поработали в косметическом кабинете – я заметил толстый слой румян и пудры. И никаких очков. Теперь она выглядела совсем не плохо. Ее можно было назвать симпатичной, даже соблазнительной.

Я сказал:

– Вы оба сильно изменились. У вас отличный, просто превосходный вид. В чем ваш секрет?

– Отдых, много отдыха и много солнца. Флорида, как вы верно догадались, – ответил Джон.

– Ушли на покой?

– Что-то вроде этого.

– Наверное, удачно сыграли на бирже?

– Нет, – ответила она. – Один из друзей Джона умер и оставил мне свою страховку.

– Интересно, что вы сделали с этим другом – столкнули его со скалы или что-то в этом роде? – Я рассмеялся. – А я-то принял вас за блюзовую певицу, которой нужна работа.

Она рассмеялась вместе со мной. На этот раз Джон к нам не присоединился. Он смотрел на меня холодным взглядом. Мне не нравился этот ублюдок. Я вспомнил, как однажды чуть не перерезал ему горло.

Я спросил его с насмешливой улыбкой:

– Джон, старина, значит, ты не возражаешь, когда твоя жена любезничает с другими мужчинами?

Мне было интересно, что он думает по этому поводу.

– Если ей нравится, то почему я должен возражать? Я люблю ее, – ответил он просто.

– Разумеется, Джон не против. – Она улыбнулась ему. – Верно, дорогой?

– Конечно, дорогая. – Он похлопал ее по руке. – Проводи время так, как тебе нравится.

– Видишь, милый? – обратилась она ко мне. – Кроме того, потом я обо всем ему рассказываю. Ему нравится про это слушать. Во всех деталях. Правда, дорогой?

Она поцеловала его.

Меня чуть не стошнило, когда я вспомнил, как целовал ее во время танца.

Я продолжал свои расспросы:

– Ты не против, когда твоя жена занимается любовью с другими мужчинами, Джон?

– Вовсе нет, – ответил шмак. – Я же не провинциал.

Этот парень гордился собой. Он смотрел на меня с чувством превосходства.

– Что такое, по-твоему, любовь? Секс? Секс не имеет ничего общего с настоящей любовью. Все, что доставляет удовольствие Бетти, доставляет удовольствие и мне. Разве это не понятно?

– Такой подход кажется мне довольно неожиданным, – улыбнулся я.

– Боюсь, ты не понимаешь, что такое глубокое, истинное чувство. Постараюсь объяснить это по-другому. Я люблю свою жену. Допустим, она мечтает о норковом манто. Я куплю его для нее, потому что она очень хочет иметь это манто и потому что ей будет приятно его носить. Сам я носить манто не буду. Но мне приятно то, что приятно ей, потому что я сильно ее люблю, понимаешь?

Он смотрел на меня со своей глупой улыбкой.

Он продолжал:

– Не важно, что ей доставляет удовольствие. Когда она рада, я рад тому, что рада она. Это понятно?

Я пожал плечами. От его витиеватых рассуждений у меня стала слегка кружиться голова.

Бетти похлопала меня по руке:

– Точно так же я отношусь и к Джону. Мы чувствуем одно и то же.

– Если ей хочется иметь отношения с каким-нибудь приличным человеком вроде тебя, – пусть даже сексуальные отношения, – я не возражаю, поскольку этого хочет она. Если ей это нравится, значит, нравится и мне. Так же, как если бы ей нравилось норковое манто.

– Но мужчина – не то же самое, что норковое манто, – слабо возразил я. – Хотя, должен признать, иногда это все, что женщине нужно от мужчины.

– Возможно, для большинства женщин так оно и есть. Мужья нужны им только для того, чтобы иметь норковое манто. Это пустые, мелочные женщины, которые не знают, что такое истинная любовь, и не имеют никакого представления о морали. – Бетти фыркнула, выражая свое презрение к таким легкомысленным и аморальным женщинам.

Я посмотрел на нее. Она говорила это без всякой улыбки. Она была серьезна, убийственно серьезна.

Я рассмеялся:

– Ладно, оставим каждому его собственное представление о морали. Возможно, то, что я подразумеваю под этим словом, большинству людей покажется смешным.

– Ты прав, не стоит говорить о таких пустяках, милый.

Бетти ближе пододвинула ко мне свой стул и стала гладить мое бедро.

– Почему бы нам не поехать ко мне домой сегодня вечером? Ты не пожалеешь.

Ее бесстыдная улыбка обещала массу соблазнительных вещей.

– А как насчет Джона? – спросил я.

– Его не будет дома, правда, дорогой?

– Да, дорогая, сегодня у меня назначено свидание.

– С той маленькой блондинкой, дорогой? – поддразнила его Бетти.

– Верно, с той малышкой, – подтвердил Джон.

Мимо нас прошел Макс. Он бросил на меня удивленный взгляд.

Я подозвал его к столику:

– Помнишь этих людей, Макс?

Джон вскочил с места, протягивая руку:

– Как дела, Макс?

Тот с недоумевающим видом пожал протянутую ему руку.

– Ты не помнишь меня и Бетти?

На лице Макса мелькнула улыбка узнавания.

– Как же, как же! Как дела, Джон? И твои, Бетти?

Бетти живо встала и поцеловала Макса прямо в губы.

– Милашка! – воскликнула она.

– Я вас не узнал. Вы отлично выглядите. Что вы здесь делаете?

– Мы расспросили людей, и нам сказали, что мы сможем найти вас здесь.

– Замечательно. Рад вас видеть.

Джон предложил Максу свой стул. Бетти отодвинулась от меня и пересела прямо на колени к Максу. Она обвила его одной рукой за шею, а другой стала ласкать его бедро:

– М-м-м, мой очаровательный верзила. – Она поцеловала Макса в щеку. – Я люблю тебя.

Я усмехнулся:

– Скольких верзил ты можешь полюбить за один вечер, Бетти?

Макси взглянул в мою сторону с упреком, что меня удивило. Я поднял брови и пожал плечами, показывая, что мне это безразлично.

Макс повернулся к Джону:

– Давно не виделись. Чем вы занимались все это время?

Джон рассказал о своем друге, который умер, оставив страховку Бетти, о совместном путешествии в Европу и отдыхе во Флориде.

– Деньги уже кончились, – сказал он с сожалением. – Но я вернулся в офис, и… – Он наклонился и прошептал: – У меня есть большое дело, по-настоящему крупное, как раз для вас, парни.

Я попытался поймать взгляд Макси, но не мог. Бетти заслонила его от меня. Она что-то шептала ему на ухо. Ее язык почти влез Макси в ушную раковину.

Джон продолжал:

– Мы искали вас целую неделю.

– Сейчас мы слишком заняты, чтобы думать о новых делах, – сказал я. – Говоря по правде, мы планировали взять небольшой отпуск и отдохнуть месяц-другой во Флориде.

– Сначала бизнес, потом удовольствия, Лапша, – бросил Макс.

Меня удивили его тон и механическая улыбка. Похоже, эта сучка Бетти произвела на него впечатление.

Джон начал в деталях обсуждать новое дело. Речь шла о сумме двести тысяч долларов – недельной зарплате для работников судостроительной верфи, с которой его страховая компания вела дела и о деятельности которой он знал практически все.

Я подумал о Еве и о том, что это новое предприятие разрушит все наши планы на совместный отдых. Само дело выглядело довольно привлекательным. Оно обещало большие деньги, но зачем они были нам нужны? Деньги сами по себе не являлись для нас самоцелью. Меня беспокоило, что Макс продолжает слушать его не перебивая.

Эти двое – сомнительная парочка, люди психически неустойчивые. Ненадежные и странные во всех отношениях. На них нельзя полагаться, потому что они дрогнут при первом же нажиме. Да, раньше мы уже имели дело с двумя этими иудами, но сейчас? Лучше послать их к черту.

Макс был весь внимание. Он слушал и кивал. Неужели он собирается одобрить этот план? Меня охватило раздражение.

Я вмешался:

– Послушай, Джон, бесполезно об этом говорить. Мы не заинтересованы. Мы не хотим ввязываться в это дело. Мы слишком заняты. Кроме того, мы собираемся на отдых.

Лицо Макси стало пунцовым.

– Какого черта ты тут раздаешь приказы? С каких пор ты стал главным? – Он перегнулся ко мне через Бетти, глядя на меня с вызовом. Я опешил, не ожидая от него такой реакции. – Ты стал слишком высоко задирать нос, Лапша. Если иногда тебе приходили в голову хорошие идеи и я к ним прислушивался, это еще не значит, что каждое твое слово здесь закон.

Бетти ущипнула Макси за бедро. Ее смех стал последней каплей. Вот сучка, она смеялась мне прямо в лицо.

Я встал. Я перегнулся через стол с таким же вызывающим видом, как Макс, и сказал:

– Ладно, ты здесь босс. Им и оставайся. Но только не со мной. – Я повторил это ему в лицо. – Один или с двумя другими идиотами, – я имел в виду Патси и Косого, – но не со мной.

Мы встали, глядя друг на друга, как два бойцовых петуха.

Джон нарушил повисшее молчание:

– Это слишком большое дело, чтобы от него отказываться. Бабок хватит на всех.

Я повернулся к нему и прошипел:

– Послушай, ты, паршивый ублюдок, один раз я уже чуть не перерезал тебе глотку. Еще одно поганое слово из твоего вонючего рта, и я это сделаю. Я перережу горло вам обоим, тебе и твоей поганой шлюхе.

Я почувствовал, что еще минута, и я уже не смогу отвечать за свои поступки и слова. Я развернулся и ушел из зала.

Глава 42

В ту же ночь я упаковал два чемодана и едва успел на последний рейс в Майами. Я позвонил Еве в Северную Каролину. Она взяла билет на следующий день. Я провел счастливейшее время в своей жизни: две недели купания, солнца, тихого блаженства и покоя.

Возвращаясь на север, я завез Еву домой. Я оставил ей пять тысяч долларов и сказал, чтобы она ничего не делала, пока не получит от меня известий. Я был в нерешительности. Я не знал, что мне делать – бросить все и уйти на покой или придумать что-нибудь другое.

Прибыв в Нью-Йорк, я оставил вещи в гостинице и поехал на такси прямо в «Райский сад». За стойкой стоял Шмули.

Я спросил:

– Где Макс?

Он удивился:

– Разве ты не знаешь, Лапша? Макси продал заведение мне.

– Я не знал, я был в Майами.

– Да, это видно по твоему загару, – заметил он.

Мы немного выпили, и я взял такси до «Толстяка Мо».

Я отпустил машину на углу Деланси– и Бауери-стрит. Я по-прежнему не знал, что делать. Я быстро зашагал по Деланси-стрит, продолжая колебаться и спорить сам с собой. Я только что прибыл из страны мира, радости и чистоты, где все было пронизано свежестью и солнцем, где со мной находилась нежная, очаровательная, понимающая женщина, с которой я чувствовал себя полностью расслабленным.

Теперь я оказался на Деланси-стрит. Инстинктивно я весь напрягся. Я нащупал кнопку на ноже в кармане. Я бросал испытующие взгляды на всех прохожих. Я был насторожен и натянут, как струна. Я надвинул на глаза поля шляпы. Воротник моего плаща был поднят. Ко мне вернулся высокомерный и грозный вид. Я был Лапша Нож с Деланси-стрит.

Спорить с этим бесполезно. Я – Лапша. Это моя жизнь, и тут ничего не поделаешь. Я был как хищный зверь, которому на время захотелось стать ягненком и попрыгать на солнышке и по зеленой травке.

Я рассмеялся. Какой же я был шмак. Я вел себя как полный идиот. Думал, что смогу жить спокойной жизнью, в которой один день похож на другой. Но моя настоящая жизнь здесь. Незачем себя обманывать. Я должен жить тут, в Ист-Сайде, на зловонной и кишащей людьми Де ланси-стрит. Не для меня теплое золотое солнце, чистый песок и ленивое безделье. Я принадлежу к другому миру.

Даже если бы я захотел его покинуть, разве эти люди приняли бы меня? Ни за что. Я заклеймен. Мы все заклеймены. Посмотрите, как они сторонятся, когда я прохожу мимо. Жмутся к другой стороне улицы. Освобождают мне дорогу. Они боятся. Они не верят мне. Они шепчутся у меня за спиной.

«Он был плохим парнем; он и сейчас плохой; он всегда будет плохим. Плохой, плохой, плохой. Это Лапша Нож с Деланси-стрит. С ним надо быть поосторожней. Он человек безнравственный. Он вор. Убийца».

Что толку возражать? К чертям все это. У меня есть то, что мне нужно. Нож в кармане, револьвер под мышкой и презрение ко всем и ко всему, что признает закон.

Я вошел к Толстяку Мо. Они играли в карты. Макс едва поднял на меня голову.

Он пробурчал:

– Значит, отпуск у тебя закончился.

В его тоне звучала насмешка. Я ничего не ответил. Косой приветствовал меня дружеским кивком.

Патси сказал: «Привет» – и улыбнулся.

Я сел за стол и налил себе виски. Я вытащил из ящика оселок и стал точить нож. Никто со мной не разговаривал.

Я посмотрел на Макса. Господи, что у него был за вид! Я никогда не видел его в таком скверном состоянии. Он держал карты дрожащими руками. Его щеки глубоко ввалились. Под глазами висели мешки. А его глаза – господи, они были красными от крови! Такая перемена за каких-то три недели! Он выглядел выжатым и истощенным до предела.

Макс прервал игру и в ярости швырнул свои карты через всю комнату.

– Чертова игра. – Он выпил один за другим два бокала. – Тут была куча проблем, – процедил Макс в мою сторону. – Где ты шлялся, черт тебя побери?

– А в чем дело? – Я продолжал точить нож.

– Контракты сыпались на нас без перерыва.

– Что за контракты?

– Нападения на грузы. Это стало просто эпидемией. Сейчас у нас новый контракт, мы ждем информации от водителя.

Я кивнул.

Макс продолжал:

– Кроме того, Синдикат потерял много своих лодок.

– Нападения?

– Нападения и таможни.

– Что ж, пусть этим занимается морская команда в Бруклине.

– У них дел выше головы, – сказал Патси.

Он незаметно кивнул мне. Я проследил за ним взглядом. Патси встал из-за стола и начал бить боксерскую грушу. Я как бы между прочим подошел к нему.

– Я насчет Макси, – прошептал Патси между двумя ударами.

– Да?

– Он каждую ночь проводит с этой сучкой Бетти, с той чертовой мазохисткой, женой наводчика Джона.

– По нему это заметно.

– Она выжала из него все соки.

– Эта сука может выжать десятерых мужчин за одну неделю, – согласился я.

– Она высасывает из него мозги.

– Она может высосать все до последней капли.

Мо просунул голову в дверь. Он увидел меня:

– Привет, Лапша.

– Привет, Мо.

– Как отпуск?

– Все замечательно.

– Там пришел Хоган, водитель. Впустить его?

Макс прорычал:

– А зачем, по-твоему, его прислали из офиса? Конечно, впустить.

Мо внимательно посмотрел на Макса. Потом он пожал плечами.

Он сказал:

– Ладно, Хоган, можешь входить.

Появился Хоган. Это был невысокий и плотный ирландец с лысым черепом и сломанным носом.

Макси резко спросил:

– Сможешь узнать тех двух ублюдков, которые на тебя напали?

– Да, Макс. Думаю, что я узнаю тех парней, которые напали на мой грузовик. Где-то я их уже видел раньше, только вот не помню где.

Макс пыхнул сигарой и бросил на Хогана хмурый взгляд:

– Кто они были – итальянцы, евреи?

– Нет, они были ирландцы, в этом я уверен. Какие-то недоноски из Чертовой кухни[32]. Из тех, что ошиваются в гудзонских доках.

– Эти ублюдки знали, что они крадут товар, принадлежащий Синдикату?

– Понятия не имею. Вообще-то эти чертовы ребята из Чертовой кухни никого не уважают, даже Синдикат.

В голосе Хогана звучала некоторая гордость.

– А почему управляющий складом позволил везти груз без охраны? – спросил Макси.

Хоган скорчил недоуменную гримасу:

– Черт его знает. – Он нервно закурил сигарету. – Я знаю только то, что мне дали адрес и добро на перевозку груза. Как обычно, я ехал по Западной улице. Только далеко мне уехать не пришлось. Путь перерезала машина; из нее выскочили двое парней с пушками и увели наш груз, а я, как дурак, остался стоять посреди улицы.

– Кто сейчас заведует складом? – спросил я.

– Все тот же парень – Херринг, мистер Херринг, – ответил Хоган.

– Да, я его помню, – сказал я. – Нервный такой тип, все время кашляет и сплевывает.

– Точно, кашляет и сплевывает, – подтвердил Хоган.

Выяснять было больше нечего. Некоторое время мы сидели молча.

Хоган посмотрел на наши бесстрастные лица и робко спросил:

– Надеюсь, ребята, вы не думаете, что я замешан в этом деле? Честное слово, я сказал все, что знал.

Я успокоил его:

– Все в порядке, Хоган. Мы тебя ни в чем не обвиняем. Мы только хотим, чтобы ты рассказал нам, где мы можем найти двух ублюдков и научить их уважению, а заодно вернуть наш груз. Мы никого не обвиняем.

– Я точно знаю, что где-то видел их раньше. – Хоган поскреб небритый подбородок. Он пожал плечами, досадуя на свою бестолковость. – Вот тупая голова! Не могу вспомнить, где их видел, но уверен, что это было в одной из болтушек в Вест-Сайде.

Я спросил:

– А сколько болтушек ты посещал за последние несколько месяцев?

Хоган продолжал скрести щетину на тяжелом подбородке.

– Пять… может быть, шесть или семь.

Макси нетерпеливо встал:

– Ладно, хватит болтать. Поехали. Мы весь день только дурака валяем и больше ничего не делаем. Мы должны вернуть свой груз.

Патси прибавил:

– Когда мы поймаем этих ублюдков, то закопаем на шесть футов в землю.

Мы сели в «кадди» и поехали в Вест-Сайд.

За два часа Хоган успел заглянуть в пятнадцать разных заведений.

«Кадди» медленно полз вдоль темной Гудзонской улицы, когда Хоган взволнованно указал в окно.

– Это местечко мне знакомо! – воскликнул он. – Давайте зайдем. Кажется, я видел их именно здесь, «У Фитцджеральда». Тут бывают гудзонские докеры.

Косой лихо свернул с дороги и влетел на тротуар, как Тай Кобб[33], одним прыжком приземляющийся в базе.

Во главе с Хоганом мы вошли в болтушку.

Болтушка «У Фитцджеральда» была типичным заведением для Чертовой кухни. Большое помещение, обставленное только самым необходимым – стойкой бара и несколькими столиками, рассеянными неподалеку. Суровая атмосфера этого места напоминала о речных доках. Посетителей было человек двадцать – портовые грузчики, водители грузовиков и мелкие преступники, в основном ирландцы. Пока мы шли к расположенному невдалеке столику, они смотрели на нас с оскорбительным безразличием. Хоган огляделся по сторонам:

– Здесь их нет, но мне кажется, это то самое место, где я их видел.

Мы заказали двойное виски.

Отхлебывая из бокала, Хоган уверенно подтвердил:

– Да, это то самое место. Теперь я точно вспомнил.

Макси устало сказал:

– Ладно, посидим здесь немного. Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь, и два этих сукиных сына все-таки появятся.

Мы сидели, пили и вели бессвязный разговор, который растянулся, как мне показалось, на целые часы. Время от времени в баре появлялись новые посетители. Наконец наше терпение было вознаграждено. Двое молодых людей, оба немного навеселе, вошли в зал и направились к стойке бара.

Хоган возбужденно зашептал:

– Вот они, вон те ублюдки; они пришли.

Он в волнении указал на них пальцем.

Макси предостерег:

– Ладно, Хоган, мы все поняли, не дергайся; и не надо так орать на весь зал.

Мы подошли к бару и окружили новых посетителей. Один из них обернулся. Похоже, он почувствовал, что вокруг него сгущается опасность. Он обеспокоенно огляделся по сторонам. Он узнал Хогана. Он понял, для чего мы здесь. Я следил за его правой рукой. Она незаметно скользнула в боковой карман. Я держал большой палец на кнопке ножа. Он уже наполовину вытащил руку, сжимавшую рукоятку пистолета. Я нажал на кнопку. Шестидюймовое лезвие просвистело в воздухе. Нож глубоко вошел ему в руку. Он вскрикнул от боли. Пистолет упал на пол.

Все безмолвно, словно зачарованные, смотрели на кровоточащую руку парня. В зале повисло мертвое молчание. Потом мы услышали два звука – удар, который Макси влепил в челюсть второму парню, и стук его головы, ударившейся об пол.

– Пошли, ублюдки, – прорычал Макси.

Парень с раненой рукой заколебался. Макс схватил его за воротник и толкнул вперед так, что он пролетел через весь зал до самого выхода. Это было похоже на то, как бармен пускает кружку с пивом на противоположный конец стойки.

Второй парень лежал на полу и мрачно отказывался встать.

– Чтоб вы сдохли, вшивые ублюдки.

Патси ударил его ногой. Он застонал и поднялся с пола, держась руками за живот. Косой и Патси потащили его наружу.

Мы затолкали обоих на заднее сиденье «кадди» и влезли следом. Всю дорогу парни неподвижно лежали у нас под ногами. Когда мы втолкнули их в заднюю комнату, они превратились в двоих испуганных детей.

Парень с окровавленной рукой захныкал:

– Отпустите нас, ребята, мы друзья Оуни Мэддена.

– Вы знали, что Оуни входит в Синдикат, и все-таки не проявили уважения, – сказал Макси. Он слегка ударил парня по зубам.

Тот испуганно пригнулся к полу.

– Мы были пьяны, – всхлипнул он.

– Нам сделали наводку, – глотая слезы, добавил второй парень.

Они оба плакали и просили их пощадить.

– Отпустите нас, ребята. Обещаем, мы вас будем уважать, – бормотал один из них.

– Ладно, паренек, значит, вы готовы все нам рассказать? – спросил я.

Тот быстро кивнул:

– Да-да, мы все расскажем. Только отпустите нас.

Они назвали нам имя человека, который сделал им наводку, – мистер Гордон – и адрес места, куда они доставили похищенный груз.

– Мы научим хорошим манерам того парня, который подкинул вам эту работенку, – сухо сказал Макси.

– Скажите, ребята, а вы не разбавляли зелье перед тем, как его отвезти? – спросил я.

– Нет-нет, мы к нему даже не притрагивались, честное слово.

Второй парень добавил:

– А когда бы мы смогли? Мы доставили груз через полчаса после нападения на грузовик. Честное слово. Разрази меня бог, если я вру.

– Так, значит, вас навели? – переспросил я.

– Да, мы уже сказали, его зовут Гордоном. Мы встретили его в болтушке. Он сказал, что это пустяковое дело. Мы не знали, что груз принадлежит Синдикату, честно, не знали. А то бы мы не подошли к нему даже на милю.

– Мы знаем, что с Синдикатом лучше не связываться, – подтвердил второй парень.

Я решил попытать счастья:

– А как он выглядел? Такой маленький и тощий, с усиками?

– Да, это он, – быстро ответил первый парень.

– Перед тем как заговорить, он каждый раз прочищает горло? – продолжал я. – Как будто все время нервничает?

– Точно, и потом все время сплевывает.

Я насмешливо спросил Макси:

– Не стоит ли нам нанести визит нашему другу мистеру Херрингу?

Макс мрачно кивнул.

– Пока мы вас отпустим. Обещаете не вмешиваться в наши дела и держать рот на замке? – спросил я.

– Обещаем, честное слово.

– Клянусь Господом, – торжественно заявил другой парень.

– Ладно, проваливайте! – проворчал Макс.

Я сказал:

– Минуточку.

Я наклонился к Максу и прошептал несколько слов ему на ухо.

– Ладно, ладно, – ответил он нетерпеливо.

Я повернулся к двум парням:

– Мы задержим вас еще на часок, а потом отпустим. Мы хотим, чтобы вы совершили с нами небольшую поездку.

– Пошли, хватит с ними трепаться, – резко сказал Макс. – Что толку нежничать с этими ублюдками.

Парень с порезанной рукой съежился.

Я успокаивающе улыбнулся:

– Не волнуйся, малыш, это не поездка в одну сторону.

Он смотрел на нас недоверчиво.

Я продолжал:

– Все, что нам нужно, – вы должны опознать этого Гордона.

Макси подтолкнул его и сказал:

– Ступай вперед и веди себя как хороший мальчик, а не то…

Мы сели в машину. Когда мы подъехали к складу, я сказал Косому:

– Посиди здесь с этими парнями, пока мы тебя не позовем.

Патси условным сигналом – два громких удара и три тихих – постучал в дверь мрачного здания торгового склада на Западной улице. Макси вынул из кармана монету, поскреб ею по стене и нетерпеливо сказал:

– Ладно, давай открывай.

Массивная дверь со скрипом отворилась и обдала нас спертым запахом, стоявшим внутри помещения. За дверью было темно.

Макси прорычал:

– Какого черта тут нет света?

В проеме появился едва заметный силуэт невысокой худой фигуры. Мужчина нерешительно прочистил горло.

Он прошептал:

– Это ты, Макси?

– Да, Херринг, а ты кого ждал? Призрака Безумного Мика? – съязвил Макси.

– Надо быть осторожным. Ты же знаешь, Макси, у нас здесь ценные грузы, – примирительно сказал Херринг.

– Но ведь у вас есть охрана, верно? – возразил Макси. – Кстати, где эти ребята?

– Мы здесь, – послышался голос из-за двери.

Херринг включил ручной фонарь. Он осветил лучом полукруг, и из темноты выступили пять фигур, стоявших вокруг входа. Двое из них держали в руках «томми».

– А где вы были прошлой ночью, ребята, когда Хоган ехал без охраны? – насмешливо спросил Макси.

– Спроси об этом Херринга, Макс, – ответил раздраженный голос. – Он здесь главный. Он дает нам приказы. Мы были рядом. Мы даже не знали, что должен ехать грузовик.

– Ладно, ладно, – сухо сказал Макс. – Это ты, Дятел?

– Да, Макс, – ответил сердитый голос.

– Хорошо, пошли в офис.

Во главе с Херрингом, который светил нам фонарем, мы осторожно двинулись вперед, обходя множество препятствий. По дороге я узнавал аккуратно упакованные предметы и товары, принадлежавшие гигантскому Синдикату: тысячи игральных автоматов, пиво и спиртные напитки местного и импортного происхождения, которые громоздились друг на друга – бочонок за бочонком, коробка за коробкой – и доходили почти до потолка. Кроме того, здесь были сотни металлических цистерн, в каждой из которых хранилось по пятьдесят галлонов высококачественного спирта, полученного от перегонки сахара на подпольных дистилляторах Синдиката в Джерси.

Мы проходили мимо огромных пирамид из бочек, содержавших мелассу, черную патоку, которую использовали для производства дешевого рома.

Здесь в избытке присутствовали все виды товаров, которые могли понадобиться Синдикату для бесперебойной работы в любых отраслях его разнообразного бизнеса.

Шедший позади меня Патси заметил:

– Тут дерьма на целый миллион баксов, верно, Лапша?

– Думаю, что миллиона на два.

Херринг открыл дверь и включил свет в кабинете. После густой тьмы, стоявшей на складе, это было все равно что выйти из купальной кабинки на ослепительное солнце морского пляжа. Мы заморгали и некоторое время привыкали к новому освещению.

Макси сел за большой стол Херринга. Приглашающе махнув рукой, он сказал преувеличенно серьезным тоном:

– Садитесь, джентльмены, и обещайте говорить правду, и только правду. – Макс подчеркнул последние слова. – Короче говоря, не вешайте на уши дерьма.

Он бросил угрожающий взгляд на Херринга и охранников.

Херринг, с унылым видом стоявший у стола, начал робко прочищать горло, собираясь что-то сказать, но Макси заткнул ему рот.

Он с ядовитой вежливостью произнес:

– Мой дорогой мистер Херринг, вы сможете сказать все, что хотите, но в свое время. Пожалуйста, садитесь. Прежде всего я хочу выслушать свидетелей.

Херринг пробормотал что-то неразборчивое. Макси ударил кулаком по столу. Херринг откинулся на стуле и еле слышно промямлил:

– Я имею право на честный суд. Это была не моя вина.

– Разумеется, вы имеете такое право, мистер Херринг, и, если вы не виноваты, значит, вы не виноваты.

Макси недобро улыбнулся. Он играл с ним как кошка с мышкой. Мне это не понравилось.

– Хорошо, Дятел, – обратился Макси к недовольному охраннику с автоматом в руках. – Передай свой «свинцовый душ» Лапше и расскажи нам, что тут произошло.

Дятел послушно передал мне автомат и произнес:

– Если честно, Макси, мы ничего не знаем…

– Понятно, Дятел. – Макси продолжал допрашивать свидетеля: – Где в этот день был ты и твои ребята?

Дятел, заметно робея и смущаясь перед публикой, ответил:

– Мы играли в пинокл[34] за коробками с пивом.

– И пили пиво? – нахмурился Макси.

Дятел виновато кивнул.

Другой охранник вставил:

– Херринг нам разрешил, Макс. Я помню, как он сказал: «Ступайте, и можете пока расслабиться. Грузовик еще не готов». Херринг это сказал.

– Да, – добавил третий, – а пару часов спустя я зашел в офис отлить. Я спросил Херринга, готов ли уже грузовик. А он ответил, что тот уже уехал.

Макси спросил:

– И вам не показалось странным, что грузовик уехал без сопровождения?

Дятел совсем пал духом:

– Честно говоря, Макс, мы немного захмелели от пива.

– Захмелели, черт вас побери! – разозлился Макси. – Если вы хмелеете и ничего не соображаете после того, как выпьете, то какого черта вы пьете на работе!

– Понимаешь, Макс, – пробормотал Дятел, – мы выпили того чертова голландского пива.

– Крепкая штука, – заметил другой охранник.

– Переходите на отечественные напитки, – сухо ответил Макси.

Я наблюдал за Херрингом, вина которого становилась все более очевидной. Он знал, что Макси уже все решил и этот суд не более чем фарс. Он жалко съежился на стуле. Правая часть его лица все время дергалась. Взгляд испуганно метался по комнате в поисках выхода. Он напоминал мне загнанную в угол крысу. Да, этот парень знал, что обречен. Он понял, зачем мы сюда приехали. Я испытывал к нему жалость, но какого дьявола он затеял все это дело? Он получал от Синдиката три сотни баксов в неделю. Почему он это сделал? Из-за расточительной жены? Или чтобы дарить дорогие подарки какой-нибудь смазливой потаскушке? Или он играл на скачках? Какая, к черту, разница. Не стоит тратить на него сочувствие. Мы должны сделать свою работу. Парень сам вырыл себе могилу. Мы сдадим его другим людям. Пусть делают с ним что хотят.

Макси попытался привлечь мое внимание:

– Эй, Лапша, ты спишь? Я с тобой разговариваю.

Мне не понравился его тон.

– Да, Макс, – ответил я хмуро.

– Позови сюда Косого и свидетелей.

Он наслаждался своей ролью судьи и обвинителя.

Я взял фонарик Херринга и вышел из офиса. Я прошел через склад, открыл дверь и позвал Косого. Он пришел вместе с двумя молодыми парнями. Я проводил их обратно в офис.

Когда Херринг увидел, кто вошел в дверь, я подумал, что он умрет прямо на месте. Он уставился на них, остолбенев от ужаса. Он закашлялся, сплюнул и едва не подавился. Голос Макса стал едким, как серная кислота.

– Ну что, ребята, это тот самый парень, который подкинул вам работу?

– Да, тот самый.

Услышав этот ответ, Херринг вздрогнул, как от удара хлыста.

Он закрылся руками, крича в истерике:

– Нет, нет, я ничего не делал, ничего не делал!..

– Не делал? Да они узнали тебя, ты, вонючий ублюдок! – заорал на него Макс.

– Это не я, не я, – стонал Херринг.

Глава 43

В этот момент на складе громко и требовательно зазвонил колокольчик. Он прозвучал так неожиданно, что несколько мгновений мы сидели открыв рты. Своим резким тоном колокольчик напомнил мне удар гонга в шестом раунде поединка между Демпси и Уиллардом, который мы видели несколько лет назад в Огайо. На лице Херринга появилось то же самое выражение благодарности, которое я увидел у Уилларда в этот жаркий день Четвертого июля.

– Что еще такое? – спросил Макс, не обращаясь ни к кому в особенности.

– Звонок с боковой улицы, где находится разгрузочная платформа, – ответил Дятел.

– Патси, сходи с Дятлом и посмотри, кого там черти принесли.

Патси взял фонарик. Они ушли.

Я сказал:

– Я тоже пойду, может быть, им пригодится мой «свинцовый душ».

Я присоединился к Патси и Дятлу, когда они уже открывали боковую дверь. Снаружи на платформе стоял незнакомый водитель. Он подкатил к двери большой грузовик.

Патси спросил:

– В чем дело, приятель?

– Где мистер Херринг?

– А зачем он тебе?

– Он сказал, что я должен отвезти десять бочек спиртного в Балтимор.

– Десять бочек в Балтимор? – переспросил Дятел. – Мы не работаем с Балтимором, у нас там проблемы.

– Входите, входите, – сказал я. – А кому вы должны доставить груз в Балтиморе?

Шофер показал мне карточку.

Если что-то могло окончательно утопить Херринга, то именно это. Он отправлял груз маленькой банде, которая конфликтовала с Синдикатом.

Мы вернулись в офис вместе с водителем.

– Значит, этот тупой ублюдок даже не успел избавиться от зелья. Оно лежит где-то на складе, – прошептал Патси.

– Он полный олух, этот Херринг, – сказал я.

– Когда он увидит шофера, то сразу отдаст концы, – усмехнулся Патси.

Примерно так и случилось, когда мы вошли в комнату.

Макс спросил:

– Кто этот парень?

Патси зашептал ему на ухо. Макси мрачно кивнул.

– Парень, ты знаешь, кому ты должен был доставить груз в Балтиморе?

– Да, разумеется, мистер Херринг дал мне имя и адрес.

Шофер с невинным видом бросил свою «бомбу». Он назвал конкурирующую банду.

– Что?! – взорвался Макси. Он вскочил с места. Его кулак пришелся Херрингу по челюсти. – Ладно, – сказал Макс, раздраженно указав пальцем на водителя. – Можешь проваливать. Мы не собираемся ничего отправлять в Балтимор.

Патси проводил парня наружу. Макси выкрикивал свои приказы, как разъяренный сержант:

– Дятел и прочие ребята – вон из здания! – Он повернулся к охранникам: – Сегодня ночью вы здесь не нужны. Лапша, покажи дорогу этим соплякам. – Макс ткнул пальцем в двух парней. У него было странное выражение лица. Мне это не нравилось, но я сделал, как он сказал.

Когда я вернулся в офис, Пат, Косой и Макси стояли над Херрингом. Он в безмолвном ужасе раскачивался взад-вперед. Макси ударил его. Он упал. Херринг начал жалобно хныкать и стонать. Он молил о пощаде. Макси выругался и ударил его снова.

Наконец Херринг пробормотал:

– Я… спрятал десять… бочек… под мешками… с сахаром… на южной стороне… склада.

Макс и Патси потащили полумертвого от страха и боли Херринга в помещение склада.

Косой шел впереди с фонариком, бросавшим в темноту тонкий, слабый, дрожащий луч света. Я слышал, как крысы шуршали посреди огромных ящиков и коробов. Штабеля безмолвных грузов громоздились вокруг нас черной массой. Все кругом было нереально, словно мы шли в каком-то смутном и зловещем сне.

Это была странная и мрачная процессия. Я спрашивал себя, что Макси собирается сделать с Херрингом, узнав, что тот спрятал виски. Согласно принятой в Синдикате процедуре, он не имел права поступать по собственному разумению. Он должен был следовать установленному «кодексу». В данном случае надлежало передать Херринга и все собранные свидетельства в более высокую инстанцию. У меня было смутное и неприятное чувство, что Макс ведет себя как-то странно и что с ним что-то не так.

Макси прервал мои размышления отрывистым замечанием:

– Вот сахар, начнем поиски.

Нам пришлось убрать пятьдесят два стофунтовых мешка с сахаром, прежде чем мы нашли бочки. Тяжелая работа еще больше разозлила Макса.

– Эй, ты, ублюдок. Откупоривай эту бочку, – обратился он к Херрингу.

– Мне нужны молоток и лом, – промямлил тот еле слышно.

– Где ты держишь свои чертовы инструменты? – злобно спросил Макси.

– Там, под навесом. – Херринг указал дрожащей рукой.

– Косой, – крикнул Макси, – притащи их сюда!

Херринг с трудом держался на ногах. Мне пришлось его поддерживать. Он сильно дрожал. У него были ледяные руки.

Косой вернулся с инструментами. Он протянул их Херрингу. Тот подошел к бочке, но инструменты выпали у него из рук. Косой держал фонарик, пока Патси делал работу. Он стал сбивать с бочки крышку, чтобы освободить верхние заклепки. Каждый удар молотка отдавался гулким эхом, гулявшим между стенами большого зала, как в пещере. Когда крышка была немного сдвинута, державшие ее заклепки разжались. Сквозь щели в досках проступило виски. Патси сорвал верхние заклепки с помощью рычага и выбил крышку.

Макс неожиданно схватил и начал раздевать оцепеневшего от страха Херринга. Он раздел его догола. В первый момент я не понял, что Макс хочет с ним делать. Потом до меня дошло. От этой мысли я похолодел. Косой осветил фонариком Макси и его жертву. Это напоминало кошмарную сцену из фильма ужасов. Неторопливо и обдуманно Макси взялся одной рукой за худую волосатую ногу своей жертвы. Другой рукой он начал наклонять голову Херринга в бочку. Медленно, очень медленно он погрузил в виски его макушку. Я увидел, как широко раскрытые от ужаса глаза Херринга исчезли в янтарной жидкости. Макси окунул его глубже. Теперь в бочку погрузился нос Херринга. Еще один толчок. Виски потекло ему в разинутый рот. Я услышал в горле Херринга жуткий захлебывающийся звук. Я увидел, как его тощие перевернутые ноги забились в судорогах.

Это было слишком даже для меня. Я кинулся вперед, оттолкнул Макса и опрокинул бочку. Херринг выпал из нее с широко раскрытым ртом. Некоторое время он барахтался, распластавшись на полу, как выброшенная на берег рыба. Потом вскочил и бросился бежать нагишом, вопя так, словно за ним гнался сам дьявол.

Макси сидел на полу в большой луже и хлопал по ней ладонями, как ребенок. Он заливался истерическим смехом и кричал:

– Я хотел его засолить. Я хотел его засолить! – Он повторял это снова и снова. – Я хотел его засолить. Я хотел его засолить. Я хотел засолить Херринга[35].

Патси, Косой и я стояли полукругом вокруг Макси и с удивлением смотрели на него, а он продолжал кричать: «Я хотел засолить Херринга!»

Я размахнулся и влепил ему пощечину. Шлепок ладони эхом разлетелся в помещении. У меня заныла рука. Макс издал что-то вроде мычания, но перестал твердить как безумный: «Я хотел засолить Херринга». Мы подняли его с пола и отвели в офис. Я вытер его полотенцем.

Макс посмотрел на нас так, словно только что очнулся от глубокого сна. Он взглянул на свою грязную одежду и сказал спокойным и нормальным голосом:

– Господи, я весь грязный. Мне надо почиститься. У меня сегодня свидание с Бетти.

Мы услышали на складе грохот. Я шепнул Патси:

– Позаботьтесь с Косым о Макси. Отвезите его домой.

– А что с Херрингом? Нам найти его?

– Я займусь им сам. Я о нем позабочусь.

Я смотрел, как Макси выходит из склада между Патси и Косым.

Я нашел Херринга дрожащим и почти обезумевшим от страха. Я сказал ему, чтобы он одевался и убирался вон из города.

Я позвонил в главный офис и вкратце рассказал им всю историю. Я не стал говорить о том, что нашел Херринга, и вскользь упомянул о том, что Макси внезапно заболел и уехал вместе с Патси и Косым.

– Мы не можем позволить, чтобы Херринг болтался на свободе. Он слишком много знает, – ответили в офисе.

Я сказал:

– Пришлите мне кого-нибудь на смену.

Я прождал почти три часа. У меня ушло много времени, чтобы поймать такси на Западной улице. Шел дождь.

Я поехал прямо в отель. Я устал и чувствовал себя несчастным. Не приняв ванну и не поужинав, я лег в постель. Один.

Глава 44

Несколько недель я следил за поведением Макса. Оно становилось все более непредсказуемым. Большую часть времени он вел себя абсолютно нормально, но потом, совершенно неожиданно, мы с Патси становились свидетелями его эксцентричных выходок. Странно, но Косой как будто не замечал, что в Максе что-то изменилось. По крайней мере, он никак этого не проявлял. Иногда, если у Макса случались особенно буйные вспышки раздражения, Косой сам начинал вести себя довольно иррационально.

Насколько я мог понять, у Макса зарождалось что-то вроде особой формы мегаломании, в ее начальной, быстровозбудимой стадии. Теперь он мог планировать только очень крупные дела. Ничего, кроме грандиозных проектов, не приходило ему в голову.

Однажды Максу очень крупно повезло. Он наугад поставил двадцать тысяч долларов на одну из лошадей. Выигрыш составил около сорока штук. Потом ему начало везти все чаще. Судя по его рассказам, он выигрывал крупные суммы чуть ли не каждый день.

Если я в чем-нибудь противоречил Максу, даже в пустяках, он впадал в бешеную ярость. Косой в таких случаях тоже начинал вести себя странно. Он доставал гармонику и играл на ней какую-нибудь бурную мелодию, в тон настроению Макса. Мы с Патси молча сидели и смотрели на них, а посмотреть было на что. Макси нес какую-то околесицу, размахивая руками и расхаживая по комнате, а Косой ходил вслед за ним и наигрывал на гармонике, подлаживаясь под темп его речи.

Я заметил одну вещь: чем больше Макс увязал в своей связи с этой мазохисткой сукой Бетти, тем более безумным делалось его поведение. Я обсудил это с Патси. Я предложил уговорить Макси, чтобы он сходил к доктору. Патси считал, что это бесполезная затея. Макси никогда не обращался к докторам. Как-то я заметил Максу, что он проводит с Бетти слишком много времени. Он пришел в ярость и обвинил меня в ревности.

Близилось время большого ограбления – то самое дело на двести тысяч долларов, о котором говорил нам Джон. Макс никогда не обсуждал его со мной. Он говорил об этом только с Патси. За неделю до назначенной даты я пожелал им удачи и уехал к Еве в Северную Каролину. Я вернулся через три недели.

В первый день после возвращения я не появлялся на Деланси-стрит. Я бродил по городу в одиночестве. На следующий день я отправился к «Толстяку Мо», охваченный мрачными предчувствиями. Я спрашивал себя, как у них все прошло. Я пытался представить себе, как они меня встретят. Это был первый раз, когда я шел к Мо с неуютным чувством, словно я там посторонний. Я винил себя в том, что подвел их, не приняв участия в деле. Что мне скажет Макс? Ладно, к черту; пусть будет то, что будет.

Я вошел в заднюю дверь «Толстяка Мо».

Первое, что я услышал, был звук гармоники, на которой играл Косой. Потом меня встретил ледяной взгляд Макси.

Он восседал на странном, огромном, богато украшенном кресле во главе стола. Косой и Патси занимали обычные кресла справа и слева от него. По сравнению с Максом казалось, что они сидят на полу. Некоторое время я стоял и молча изучал эту разницу в уровнях. Косой смотрел на меня поверх гармоники и следил за каждым моим движением. Он продолжал играть.

Патси улыбнулся и сказал:

– Привет.

Макси спросил холодным, безразличным тоном:

– Ну, как оно тебе?

Понятно, он имел в виду кресло. Я обошел вокруг него, разглядывая и ощупывая резьбу, покрывавшую каждый дюйм дерева. Кресло было похоже на трон, оставшийся от какой-то древней империи. Я осмотрел его более внимательно. Главной темой орнамента был королевский флаг Румынии, окруженный иконами, гербами и прочими королевскими регалиями.

Такое кресло выглядело на редкость нелепо в задней комнате «Толстяка Мо», с развалившимся бандитом в качестве седока.

Я не удержался от вопроса:

– Как ты это достал? Откуда?

Макси ответил вопросом на вопрос:

– Ты знаешь, кому оно принадлежало раньше?

Я пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Оно принадлежало одному румынскому королю, в очень давние времена, несколько сотен лет назад.

Я повторил:

– И как оно тебе досталось?

– Как? – переспросил Макс с высокомерной улыбкой. – А как мне достается все, чего я хочу? С помощью силы. Откуда вообще у людей берутся большие деньги? Только благодаря грабежу. Как наживали свои богатства старые дворяне? Например, тот ублюдок король, которому принадлежало это кресло? Могу поспорить, он заработал свои миллионы тем же способом. Грабежом. Как раз то, что мне нужно, – миллионы долларов, и все за один раз, целым куском. К черту эти мелкие дела, несколько штук здесь и несколько штук там. Я покажу им, что такое настоящий король воров.

По стоявшей в комнате атмосфере довольства и успеха я догадался, что ограбление прошло удачно.

Я спрашивал себя, что теперь на уме у Макса. Он издал довольный смешок:

– Разве я не босс Ист-Сайда? Разве Ист-Сайд не мое королевское владение? Разве не все здесь повинуется моему слову?

Пока Макс изрекал свою хвастливую тираду, Косой продолжал играть. Было какое-то странное соответствие между его музыкой и речью Макса. Не погружала ли она Макса в еще большее безумие? Я не знал, что мне думать. Трудно было поверить, что перед нами прежний Макс. Может ли частое общение с дегенеративной женщиной ослабить умственные способности мужчины? Я где-то слышал, что некоторые половые извращения вызывают размягчение мозгов. Может быть, это похожее на трон кресло было одним из проявлений его мании величия?

Я посмотрел на Патси. Он спокойно курил сигару. В ответ на мой взгляд он только пожал плечами и поднял свои густые брови.

Макс вытащил из кармана листок бумаги и протянул его мне.

Он с гордостью спросил:

– Что ты об этом думаешь?

Я взял листок и попытался разобрать, что на нем нарисовано. Это был грубый карандашный набросок части Уолл-стрит, изображавший соседние улицы, подъезды и внутреннюю часть какого-то большого здания.

Я вернул его Максу:

– Что это?

Он иронически ответил:

– Ты такой умный парень и не можешь понять, что здесь нарисовано?

Косой перестал играть и задумчиво посмотрел на меня.

Я пожал плечами и повторил:

– Что это?

– То самое. – Макс хлопнул ладонью по ручке кресла.

– То самое? – переспросил я.

– Да, то самое – крупнейшее ограбление в истории. В десять раз крупнее, чем ограбление Рубеля. Вместо того чтобы грабить один бронированный грузовик, мы возьмем сразу десять. – Макси был сильно возбужден. – Там миллионы. Я все продумал. Это план ограбления Федерального резервного банка.

– Что? – воскликнул я. – Ты еще не выбросил из головы эту дикую идею? Хочешь взять Федеральный резервный банк?

– А у тебя есть какие-то возражения? – вспыхнул Макси. – Ты что, всех умнее? Знаешь все лучше других?

Я с сомнением сказал:

– Речь идет о Федеральном банке, верно? Значит, у него должна быть сильная защита, и этот орешек трудно будет раскусить.

– Мне так не кажется. Может быть, у тебя просто не хватает…

Макс замолчал и взглянул на меня. Ему не нужно было договаривать, я понял, что он хотел сказать, – что у меня «не хватает смелости».

– Я могу сделать все, что можешь ты, – заявил я.

Патси одобрительно мне подмигнул.

– Ладно, ладно. – Макс махнул рукой. – Мне просто показалось, что в последнее время ты стал слишком осторожничать. Ограбление прошло отлично, правда, там было только сто тридцать тысяч вместо двухсот, как мы ожидали.

– Прекрасно, Макс. Рад, что все прошло удачно.

– Я оставил тебе твою долю, Лапша, – прибавил Макс.

– Забудь об этом. Я ее не возьму.

Он взглянул на меня. Он понял, что я говорю серьезно.

– Хорошо. Ты заинтересован в деле с Федеральным банком?

Я подумал, что это смешно, но из любопытства ответил:

– Послушаем, что ты скажешь.

– В нем будут участвовать десять человек вместо четырех.

– Кто?

– Джейк, Гу-Гу, Труба и Дятел со своими ребятами. Этого достаточно.

– Ты сказал им, что собираешься грабить?

Макс отрицательно покачал головой:

– Я только сказал, что это будет крупное и трудное дело и что у каждого должно быть по «свинцовому душу».

– Где мы возьмем десять автоматов?

– Где? На складе, где же еще?

– Фрэнку не понравится, что мы используем собственность Синдиката в частном деле.

– Я сам с этим разберусь, – отрезал Макс. – С каких пор ты стал подвергать сомнению мои решения?

Минуту мы смотрели друг на друга.

– Я просто подумал, что сначала нам следовало бы получить на это добро.

– Мне ни от кого не нужно получать добро, – оборвал меня Макс.

Мне это не понравилось. Что такое нашло на парня? Дела с ним идут все хуже и хуже. Это явный знак. Он стремится к краху, к ужасной катастрофе. И он хочет утянуть нас всех за собой. Мне не нравилось все это дело. Тем внимательней мне следовало в нем разобраться, ради нашего же блага.

Вслух я спросил:

– Как мы собираемся в него попасть?

– Вот это разумный вопрос. – Макс удовлетворенно улыбнулся. – Есть большой грузовик с бакалеей, который каждый день завозит в здание товары. Я могу достать его через свои связи. Мы все спрячемся внутри грузовика, пока он не проедет через ворота и не развернется задом к платформе, где разгружаются бронированные грузовики. Там вы вылезем и возьмем товар. Уходим на трех машинах, которые будут ждать нас снаружи. Вот этой дорогой мы спустимся к реке. – Макс показал на схеме. – Здесь я поставлю скоростной катер, самую быструю лодку в Синдикате, «Калифорнию». Мы направимся к проливу Лонг-Айленд. – Макс прочертил весь путь пальцем. – А вот здесь мы ляжем на дно. – Палец Макси остановился в одной точке.

Я наклонился:

– Где это?

– Коннектикут.

Он рассмеялся, увидев удивление, с каким я слушал эти детали. На бумаге все выглядело хорошо. Даже слишком хорошо, и мне это не нравилось. У меня было тяжелое чувство. В этом плане было слишком много слабых мест, и в нем участвовало слишком много людей. Раньше мы никогда не работали с такой большой командой. Я ходил взад-вперед по комнате. Глаза Макса следили за мной. Косой продолжал негромко играть на гармонике. Я понимал, что план никуда не годился. Его невозможно было выполнить. Но у меня не хватало духу это сказать.

Тогда я спросил:

– Ты придумал алиби на тот случай, если нас начнут допрашивать? После ограбления?

– К черту алиби, – пренебрежительно ответил Макси.

– Не знаю, не знаю, – ответил я с сомнением.

Я перестал ходить по комнате и остановился перед ним. Большой Макс смотрел на меня холодно. Он величественно возвышался в своем большом кресле. Его руки покоились на подлокотниках. Его положение придавало ему надо мной какое-то физическое превосходство. Он сидел так высоко, как будто действительно был королем, восседавшим на троне и выслушивавшим просьбу скромного крестьянина.

Я нерешительно спросил:

– Ты помнишь нашу формулу успешного ограбления? Необходимость надежного алиби?

Он повторил:

– К черту алиби. Все предусмотрено. Я отрепетировал отход и просчитал время до минуты. Есть еще какие-нибудь возражения?

Макс насмешливо улыбнулся.

– Не знаю, Макс, – повторил я неуверенно.

Я снова стал ходить по комнате, чтобы выиграть время. Может быть, я ошибаюсь и этот план все-таки осуществим, если предусмотреть все варианты и правильно распланировать время? Было бы неплохо взглянуть на здание изнутри. Вдруг мне пришла в голову идея, как можно будет тянуть время до бесконечности.

Я остановился и сказал:

– Как насчет того, чтобы отправить меня на разведку? Сможешь это устроить?

Прежде чем он успел ответить, Патси вставил:

– Да, это хорошая идея, Макс. Пусть Лапша как следует все разведает.

– Ладно, ладно, – нетерпеливо ответил Макс. – Я позвоню в профсоюз и устрою его помощником на грузовик.

Остаток дня мы провели довольно неуютно. Прежней дружеской атмосферы больше не было. Почти все время Макс сидел в своем кресле, погрузившись в раздумья и отхлебывая виски. Мы уже не чувствовали себя спокойно и расслабленно, как дома. Мы были напряжены. В комнате висела какая-то тяжесть. Мы сидели с мрачным видом и хмуро смотрели друг на друга.

Макс позвонил в профсоюз и распорядился насчет того, чтобы устроить меня помощником на грузовик.

Он говорил отрывистым и грубым тоном:

– Я хочу, чтобы этот парень был на грузовике. Да, на один день и в той части города. Не задавайте много вопросов. Просто выполняйте.

Он дал мне адрес, по которому на следующий день, в восемь утра, я должен был подойти к грузовику. Черт, уже на следующий день! А я-то рассчитывал, что понадобится несколько недель, чтобы это устроить. Я ушел пораньше, чтобы подготовиться. Я отправился на Байард-стрит и купил поношенную рабочую одежду и фуражку, чтобы в этом костюме изображать из себя помощника водителя грузовика.

Я поставил будильник на шесть. Я провел скверную бессонную ночь и встал раньше, чем прозвонил будильник. Я надел потрепанную одежду, надвинул на глаза мятую фуражку и посмотрел на себя в зеркало. Я грустно улыбнулся. Так я выглядел много лет назад, когда был ребенком и мы вместе ходили в нашу суповую школу и слонялись по Ист-Сайду.

Я выглядел жалко и чувствовал себя соответственно. Я подумал, что одежда сильно меняет внешность человека. Я спустился вниз на грузовом лифте и вышел через черный ход. Дойдя до закусочной на Десятой авеню, я позавтракал кофе и сандвичем с яйцами и ветчиной. Потом я взял такси и доехал до гаража, где должен был стоять грузовик.

Я назвал смотрителю гаража номер машины, которая была мне нужна. Он сказал мне, что водитель еще не появился, но будет с минуты на минуту. Я сел в кабину и стал ждать. Когда пришел водитель, я представился:

– Я – Джек, твой новый помощник.

Похоже, я ему сразу не понравился. Он посмотрел на меня косо и процедил:

– Не понимаю, почему этот чертов профсоюз решил прислать тебя сюда. Где мой обычный помощник?

– Мне тоже надо есть, приятель. Я уже давно без постоянной работы.

– Судя по твоему виду, питаешься ты неплохо, – проворчал он.

– У меня есть друзья, которые иногда меня кормят, – ответил я спокойно. – Как тебя зовут, приятель?

– «Как тебя зовут, приятель?» – передразнил он меня. – Послушай, паренек, – шофер ткнул пальцем мне в грудь, – твои хорошие манеры тут ни к черту не нужны.

Мы не собираемся с тобой дружить; у нас есть работа, которую мы должны сделать, вот и все.

Он нажал на газ и выкатил машину из гаража. Водитель повел грузовик по скоростной полосе вниз по Западной улице. У оптового бакалейного склада он ловко подал фургон к разгрузочной платформе. Кладовщик вышел из офиса и стал проверять коробки с консервами, сахаром, мукой и рисом, которые грузчик выкатил на тележке из склада. Мы с водителем начали погрузку. Я работал не очень ловко.

Шофер не переставал ворчать:

– Что за олух, даже груз он не может положить как надо. Угораздило профсоюз прислать мне такого помощника.

Я весь взмок от непривычного труда и чувствовал раздражение, но старался себя сдержать. Про себя я думал – господи, как же хочется разобраться с этим типом. У нас ушло полтора часа, чтобы загрузить десять тонн различных продуктов. Водитель поднял брезентовый чехол фургона и подвязал края. Задний борт он оставил открытым. Недобро улыбаясь, сказал:

– Думаю, тебе лучше присмотреть за грузом в кузове.

Я стоял позади кабины, держась за тросы, пока он вел машину по всем ямам и колдобинам и лихо поворачивал на углах. Наконец шофер остановился у закусочной возле рынка. Он выпрыгнул из кабины и подошел к фургону. На его лице была широкая усмешка.

– Ты еще здесь? А я думал, тебя уже вытряхнуло. Это только начало, то же самое тебе придется выносить весь день. Может быть, хочешь уйти прямо сейчас?

На нетвердых ногах я спустился из грузовика. Я смерил его взглядом. Он был большой плечистый парень, и действовать надо было очень аккуратно. Ошибка могла дорого мне обойтись. Я наклонился, сделав вид, что поправляю отвороты брюк. Резко выпрямившись, я достал его левым хуком в челюсть. Он пошатнулся и отступил назад. Носком правого ботинка я ударил его в живот. Он упал, скорчившись от боли. Несколько грузчиков подошли к нам.

Один из них спросил:

– Что тут происходит?

Я ответил:

– Кажется, у моего друга схватило живот. – Наклонившись, я заботливо спросил: – Как дела? Надеюсь, тебе лучше? – Я помог ему подняться на ноги и прошептал ему на ухо: – Ну что, с тебя хватит? Или мне утопить тебя в реке?

Он посмотрел на меня и кивнул. Я ответил ему улыбкой. Я взял его под руку и провел в закусочную.

Стоявший за прилавком продавец спросил:

– В чем дело, Бутч? Ты выглядишь неважно.

Я сказал:

– Бутчу что-то нехорошо.

Продавец ответил:

– Скверные дела. Что берете, парни?

Я сказал:

– Бекон, яйца, тост и кофе для меня и для Бутча.

– Идет, – улыбнулся продавец.

Мы поели молча. Я взял с прилавка пригоршню сигар и заплатил по счету. Мы вышли.

Забравшись в кабину, водитель обернулся и поскреб подбородок. На его лице была неуверенная улыбка.

– Кажется, я повел себя глупо, – сказал он. – Садись в кабину. Как, говоришь, тебя зовут?

– Джек, – ответил я коротко.

– А меня Бутч. Ты умеешь за себя постоять, Джек.

Я скромно улыбнулся и протянул ему сигару. Он дал мне прикурить. Потом достал пачку квитанций:

– Наша первая остановка – госпиталь Бикман. Ты знаешь, как оформлять бакалейные заказы?

– Нет.

– Ничего страшного. Я покажу тебе, когда приедем.

– Хорошо, мне хотелось бы освоить это дело.

Он завел мотор, и мы поехали к госпиталю. Шофер поднял брезент, выкатил ручную тележку и загрузил ее доверху всевозможными консервами.

– Оставайся у грузовика, Джек, пока я отвезу товар.

Через десять минут он вернулся, убрал тележку в кузов и опустил брезент.

Бутч заглянул в квитанции и сказал:

– Следующая остановка – банк Симена.

Приехав туда, мы проделали все те же операции, что и у госпиталя. На этот раз я пошел вместе с ним в здание. Мы поднялись наверх на лифте и оставили товары в кафетерии.

– В каждом таком заведении есть кафетерий для своих работников, – заметил Бутч. – Ты в первый раз развозишь бакалею?

Я кивнул.

– Ну и как тебе это нравится?

– Не самое легкое занятие – целый день таскать все эти коробки и мешки.

– Ничего, когда привыкнешь, станет легче.

– Да, наверное, со временем я к этому привыкну, – согласился я. – Те жестянки, десятый номер – довольно большие штуки. Они здесь самые крупные?

– Да, это называется «корпоративный» размер. Наш торговый дом – один из самых солидных на всем побережье, мы поставляем бакалею крупным организациям и фирмам. – Он явно гордился своей компанией. – Если ты заметил, мы не занимаемся жестянками второго и первого размеров. Мы оставляем это разной мелкой шушере, торгующей в розницу.

Похоже, Бутч был очень невысокого мнения о торговле в розницу.

Мы завезли товар в шикарный клуб «Рэйлроуд Машинери».

– Здесь ничего особенного, – заметил Бутч. – А вот наш следующий пункт – это что-то.

– В самом деле? – спросил я равнодушным тоном.

– Да, там ты увидишь мешки денег и золотые слитки, которые ворочают целыми кучами, будто какое-нибудь дерьмо. Ты никогда в жизни не видел столько зелени, парень.

– Правда? А где это?

Мое сердце сильно стучало. Я старался скрыть волнение.

– Следующая остановка – Федеральный резервный банк, – многозначительно сказал Бутч.

Мы остановились у тяжелой стальной двери. Снаружи здание выглядело как неприступная крепость. На улице стоял вооруженный охранник.

Он махнул нам рукой:

– Как дела, Бутч? Вижу, у тебя новый помощник.

Я отметил про себя, что парень очень наблюдателен.

Бутч ответил:

– Как дела, Мак? Да, у меня сегодня новенький.

Я ничего не заметил, но, очевидно, стоявший на улице охранник подал знак людям, находившимся внутри. Стальная дверь медленно открылась. За ней стояли четыре охранника с револьверами сорок пятого калибра на поясе. От их цепких взглядов мне сделалось не по себе. Они показали Бутчу, что он может проезжать. Тот тронулся вперед. Дверь за нами закрылась. Мы были в крытом замкнутом пространстве размером с половину го родского квартала. Охранник показал Бутчу, чтобы он отъехал в сторону. У большой разгрузочной платформы не хватало свободного места. Я вышел из кабины и встал рядом с грузовиком. Вокруг стояло около пятнадцати охранников. У каждого из них на офицерском поясном ремне висела большая кобура с револьвером сорок пятого калибра.

Вдоль разгрузочной платформы стояло несколько бронированных машин, из которых мешки с деньгами выгружались на маленькие деревянные поддоны. К одному из грузовиков были приставлены деревянные сходни, и по ним из фургона скатывали бруски тусклого золота. Судя по усилию, с которым грузчики поднимали бруски, я оценил вес каждого бруска примерно в пятьдесят фунтов. Три деревянных поддона были уже полны и стояли в ожидании, когда их спустят в подвал. Я сделал несколько шагов к платформе, чтобы рассмотреть все получше. Рядом мгновенно появился охранник и похлопал меня по плечу.

Он вежливо сказал:

– Вы должны вернуться к грузовику, мистер. По территории ходить запрещено.

Бутч рассмеялся.

Он сказал охраннику:

– Парень здесь в первый раз, Мак. Пусть немного походит и возьмет себе пару образцов.

Охранник сухо улыбнулся:

– Сегодня не день открытых дверей.

Бутч вылез из кабины и уселся на подножке. Я присоединился к нему.

– Могу поспорить, на этой платформе не меньше десяти миллионов долларов, – сказал он.

Я присвистнул.

Бутч многозначительно шепнул:

– Но это еще пустяки. Как-то раз охранник сказал мне, что они разгрузили пятьдесят миллионов баксов.

– Большие бабки, – согласился я.

– Верно, поэтому они неплохо охраняются. – Бутч кивнул на стены. – Посмотри вон на те отверстия.

Я оглядел стены внутреннего двора. В них было около пятидесяти смотровых окошек.

– Там стоят двадцать охранников с автоматами и наблюдают за платформой. Кроме того, у них есть специальный парень, который целый день снимает все на пленку.

– На пленку? – переспросил я обеспокоенно.

– Да, на пленку – тебя, меня и всех, кто здесь есть.

– Господи, – пробормотал я, стараясь закрыть лицо.

Одна из машин закончила разгрузку. Водитель хлопнул дверцей и уехал.

– Бутч, можешь причаливать, – сказал охранник.

Грузовик подъехал к платформе. Мы выгрузили десять пакетов с мукой и около десяти коробок разных бакалейных товаров.

Пока работник кафетерия проверял и подписывал наши документы, я стоял на платформе и наблюдал за разгрузкой денег. Потом мы медленно отъехали в сторону. К тому времени я уже знал, что попытка ограбить это заведение будет чистым самоубийством.

Мы заехали в еще одно место. Я сказал:

– У меня жутко разболелась голова. Придется тебе закончить одному.

Я выпрыгнул из кабины.

– Тебе полагается зарплата за четыре часа! – крикнул он мне вслед.

– Можешь оставить ее себе.

– Спасибо, Джек. – Он махнул мне рукой.

Я взял такси до «Толстяка Мо».

Входя в комнату, я встретил двух агентов транспортной конторы, которые тащили с собой ручную тележку. Они только что выгрузили у нас четыре металлических сейфа и столько же больших несгораемых шкафов, оставив их стоять посередине комнаты. Пат и Косой разглядывали их со всех сторон.

Макс увидел меня. Он указал на сейфы:

– Классные штуки, просто классные, Лапша.

– Зачем они?

– Чтобы положить в них наши деньги. Их надо спрятать.

– Спрятать? Для чего?

– Их надо спрятать, – нетерпеливо повторил Макс. – Фрэнк узнал через своих людей в налоговом управлении: будет большая налоговая чистка по всей стране. – Он выплюнул на пол жеваный окурок, закурил новую «Корону» и продолжал: – Они уже подготовили дело против Капоне. Скоро этот ублюдок сядет за решетку.

Неприятности у Капоне, похоже, вызвали у Макса удовлетворение.

– Ты думаешь, люди из налоговой полиции могут взяться и за нас? – спросил я.

– Откуда мне знать? Я не предсказатель. В главном офисе тоже ничего не знают наверняка. Но они дали инструкцию – забрать свои деньги с депозитов и банковских счетов и припрятать в надежном месте.

– Положив их в несгораемый шкаф? – спросил я.

– Черт возьми! Мы не можем таскать все свои деньги в бумажнике, – грубо сказал Косой.

– Тебе нужен большой шкаф для твоих бабок, да, Косой? – подколол его Патси.

– Ты лучше о своих подумай, Патси, у тебя тоже кое-что найдется, – ответил Косой.

– Да, ребята, благодаря мне вы разбогатели штук на двести, если не больше, – хвастливо заявил Макси.

Мы с Патси переглянулись. Значит, теперь Макс приписывал все наши успехи одному себе. Это было что-то новенькое.

Я сказал:

– Мне кажется, довольно рискованно оставлять столько денег в номере гостиницы или где-нибудь еще.

– Ты абсолютно прав, Лапша, – согласился Макс. – Он продолжал резким и надменным тоном: – Поэтому вы и должны слушать, что скажу вам я. Вот как мы поступим. У нас есть четыре сейфа. Каждый положит деньги в свой сейф. – Макс медленным и важным жестом стряхнул пепел на пол. Потом продолжил: – Сейф запирается в несгораемый шкаф. – Он отхлебнул из бокала. Я ждал.– Потом шкаф помещается в подвал одного из больших хранилищ, защищенных от пожаров и от взломщиков.

– Все четыре шкафа в одно хранилище? – спросил я.

– Да. Не вижу в этом ничего плохого, – грубо ответил Макс. – Все в один склад, но для каждого шкафа будет своя комната. Так тебя устроит, Лапша?

В голосе Макса прозвучала легкая насмешка. Он бросил на меня высокомерный взгляд.

Я спросил:

– У каждого из нас будет свой код для сейфа и отдельный ключ от комнаты?

– Вот именно. Можешь не волноваться, – сухо ответил Макс. – Эй, Лапша, – прибавил он с усмешкой, – ты что, никогда не бывал в больших складах, где хранятся разные ценные вещи, картины и прочее барахло?

Я покачал головой.

Макс презрительно поцокал языком:

– Наш умный парень не знает таких вещей. Что ж, давай я тебе расскажу. Во-первых, само здание сделано из бетона и стали. Это огнеупорный материал. Склад находится под неусыпной круглосуточной охраной. Кроме того, повсюду протянуты провода сигнализации. Каждая комната представляет собой изолированное помещение. Толстые бетонные стены, тяжелая стальная дверь и надежный замок, который не сможет открыть даже Джейк.

Я слабо улыбнулся:

– Звучит неплохо.

– Вот именно, неплохо, – властно подтвердил Макс.

– А федералы не смогут проверить склад и найти наши деньги? – спросил Патси.

– Наверное, мы положим наши сейфы под вымышленными именами? – предположил я.

– Ты попал в точку, Лапша, – снисходительно согласился Макс. – Именно в этом состоит мой замысел. И чем скорее мы спрячем свои деньги, тем лучше.

– Это так срочно? – удивился я.

– Да, чем скорей, тем лучше. Федералы уже начали работать.

– Здорово придумано – сейфы, шкафы и все эти дела, – сказал Косой.

Он открыл один из сейфов и начал пробовать разные комбинации цифр.

Макс обратился ко мне:

– А ты классно замаскировался под помощника водителя. – Он неторопливо закурил сигару и сплюнул на пол. – Ну, что ты там увидел?

Я сказал:

– С ограблением ничего не выйдет, Макс. Выброси из головы эту идею. Только сумасшедший может взяться за такое дело.

Едва произнеся эти слова, я понял, что совершил ошибку. Надо было сказать как-то по-другому. Получалось, что я назвал Макса сумасшедшим.

– Кто это здесь сумасшедший, ублюдок? – заорал он в бешенстве.

– Успокойся, Макс. – Патси схватил его за правую руку. – Он не то хотел сказать, правда, Лапша?

– Нет, как раз это он и хотел сказать! Он всегда считал себя умней всех!

– Без обид, Макс, я только хочу сказать, что такая работа не по плечу ни нам, ни любой другой банде, – попытался я успокоить его.

– Я сам знаю, что нам по плечу, и мне не нужны твои вонючие советы! – злобно выкрикнул Макс. – Все будет так, как я запланировал!

Казалось, он вот-вот взорвется от ярости.

Я умиротворяюще произнес:

– Ладно, ладно, Макс, ты здесь капитан.

Он сел с красным лицом и побелевшими губами, продолжая что-то бормотать себе под нос.

Вошел Мо с бокалами на подносе.

Макс рявкнул на него:

– Черт побери, не появляйся здесь, пока тебя не спросят!

Мо с изумленным видом поставил поднос. Он быстро вышел. Пат и я сели за стол.

Патси еле слышно прошептал мне на ухо:

– Наш Макси совсем спятил.

Я кивнул поверх своего бокала.

Косой сыграл несколько мелодий на гармонике. Макс молча курил. Потом он встал и подошел к шкафам. Открыв дверцу, стал набирать комбинацию цифр. После этого со вздохом вернулся к столу и взялся за бокал.

Выпив все до дна, Макси улыбнулся:

– Прости, что был так несдержан, Лапша.

Я кивнул и сказал:

– Все в порядке, Макс.

Он почесал в затылке.

– Не знаю, что со мной творится, – сказал Макс со слабой улыбкой. – Наверное, мне надо немного отдохнуть. Я чувствую себя слегка на взводе.

– Нам всем пора отдохнуть, – вставил Косой.

– Верно. Как только закончим это дело, устроим себе отпуск.

Мы с Патси обменялись многозначительными взглядами.

– Эй, Косой, – позвал Макси, – иди сюда и выпей с нами.

Косой послушно бросил играть и подошел к столу. Он сел и начал не спеша пить виски.

– Я считаю, что надо поскорей припрятать деньги, как нам посоветовали в офисе, – сказал Макс.

– Ты уже подыскал нам какой-нибудь склад? – спросил я.

– И да и нет, – ответил он небрежно. – Мы решим это завтра. У меня есть на примете несколько хороших местечек. В любом случае, чем быстрей мы снимем со счетов деньги, тем меньше нам придется беспокоиться по поводу людей из налоговой полиции. Предлагаю, ребята, собрать всю капусту завтра утром и сразу покончить с этим делом. Согласны?

В Максе появилось что-то от его прежней обаятельной манеры. Мы одобрительно кивнули.

– Наши деньги будут в надежном месте. По крайней мере, мы сможем выкинуть эту проблему из головы. – Он задумчиво пыхнул сигарой. – Потом я сосредоточусь на деле с Федеральным банком. Нам осталась всего пара дней, чтобы решить все проблемы.

– Так скоро? – Я решил сделать последнюю попытку. – Послушай, Макс, мне кажется, что в нашем положении просто глупо связываться с ограблением.

– Почему? Что ты видишь глупого в ограблении? Мы занимались этим с самого начала, верно? – Он бросил на меня холодный взгляд. – И были лучшими в своем деле, разве не так?

– Правильно, но теперь все обстоит по-другому, – возразил я. – До сих пор мы делали неплохие деньги. Все эти годы Синдикат платил нам по пятьсот баксов в неделю. – Я вытащил блокнот и сделал подсчет. – С учетом болтушек, игральных автоматов, похоронного бюро и прочих мелочей в год мы зарабатывали по сотне штук на брата. Это совсем не пустяки. Так зачем нам рисковать? Разве так поступают хорошие бизнесмены, Макс?

– А с чего ты решил, что я бизнесмен? Интересно, где бы я сейчас был, если бы с самого начала боялся рисковать? Да и вы все тоже? Вы были бы помощниками на передвижных прачечных, – сердито выпалил он мне в лицо.

Он встал и прошелся по комнате. Он уселся на свой трон. Это сразу придало ему вид уверенности и превосходства. Он развалился в большом кресле. Он откинулся на спинку и скрестил ноги. Посмотрев на потолок, он выпустил в воздух дым. Потом его взгляд спустился к нам.

– Что касается меня, то те двести штук, которые завтра я положу в сейф, для меня просто дерьмо. Не говоря уже о том, что мы потратили на них слишком много времени. – Он наклонился вперед и ткнул в меня пальцем. – Не забывай, что при этом мы все время рисковали. – Он ударил себя в грудь. – Не забывай и про то, что только я, и никто другой, запланировал все эти успешные дела, точно так же, как я распланировал дело с Федеральным банком. Черт побери, почему я должен объясняться и извиняться перед тобой за все, что собираюсь предпринять?

Он смотрел на меня со злобой. Могу поклясться – или мне это просто показалось? – что в эту минуту он щелк нул пальцами Косому и сделал ему знак играть. Во всяком случае, Косой вытащил гармонику и заиграл как безумный.

Макс откинулся в кресло и указал на меня:

– Ты, Лапша… ты стал слишком смело вести себя со мной. Ты должен выполнять мои приказы…

Я встал; я не знал, что мне делать. Я чувствовал себя маленьким и слабым в своей поношенной одежде. Мне пришла в голову дикая идея – будто Макси ждет, что я встану на колени перед его троном и попрошу прощения. С чего я это взял? Может быть, на меня подействовал вид его большого кресла? Или на меня произвела впечатление величественная фигура самого Макси? Я выкинул из головы эту нелепую мысль, но поймал себя на том, что стою перед ним, низко склонив голову, и бормочу извиняющимся тоном:

– Ладно, ладно, Макс, ты здесь капитан. Лучше я пойду к себе и сменю эту грязную одежду.

Он отпустил меня надменным жестом:

– Хорошо, но завтра утром приходи сюда раньше одиннадцати. Я хочу избавиться от этих чертовых шкафов; они загромоздили всю комнату.

Я пробормотал: «Ладно, Макс» – и вышел из комнаты, чувствуя, что все нервы у меня натянуты, как струна.

Глава 45

Приняв душ, я лег в пижаме на кровать и стал думать о предстоящем ограблении. Может быть, Макс знает, что делает? Может быть, ему известен некий трюк, благодаря которому все получится? Всегда найдется какой-то способ. Почему Федеральный резервный банк должен быть исключением? Господи, если он возьмет такой банк, это станет действительно событием. Самое крупное ограбление в истории. Мне досталось бы не меньше миллиона баксов. Господи, целый миллион! Я мог бы уйти на покой. Что бы я стал делать с миллионом баксов? Путешествовать по всему миру. Спал бы со всеми красивыми женщинами в каждой стране. Делал бы это систематически, не пропуская ни одной расы и национальности. Коллекционировал бы все цвета и типы женщин на земном шаре. Останавливался бы в лучших отелях. В Турции я задержался бы подольше. Я много слышал о турецких женщинах. Интересно, смогли бы они меня чему-нибудь научить? Я самодовольно улыбнулся – вряд ли. Я бы курил опиум, то там, то здесь. Я покупал бы только самый лучший и в любых количествах. Господи, я забыл о Еве. Когда я вернусь из путешествия, то поселюсь вместе с ней. Мы поженимся.

Но чем, черт возьми, я занимаюсь? Лежу и мечтаю, как потратить миллион, которого у меня никогда не будет. Ограбление Федерального резервного банка – это самоубийство. Макс спятил. У нас нет одного шанса на десять миллионов, что мы выберемся оттуда живыми. Двадцать автоматов за стеной превратят нас в холодные гамбургеры прежде, чем мы успеем взять хоть один мешок. Черт побери этого Макса. Никто не может его переубедить. Ограбление Федерального банка стало его манией еще в те времена, когда он был ребенком. Я надеялся, что за эти годы Макс о ней забыл. Но она засела в нем, как неизлечимая болезнь, как раковая опухоль, которая будет все расти и расти, пока не убьет его, а вместе с ним и нас.

Он не станет никого слушать. Никого? Вот черт, почему же я не подумал об этом раньше! Этот сукин сын должен послушать Фрэнка. Он выполняет его приказы. Тут не может быть никаких сомнений. Я расскажу обо всем Фрэнку, и он решит эту проблему. Фрэнк может справиться с кем угодно. Почему до сих пор это не приходило мне в голову? Я с облегчением вздохнул. Я подошел к телефону и набрал номер офиса. Сердце у меня колотилось. Дьявольское невезение. Фрэнка не было в городе. В офисе не знали, где он. Фил тоже уехал. Не поможет ли мне кто-нибудь другой? Нет, другие ни черта не смогут сделать. Я сидел в унынии и нерешительности, не зная, что предпринять. Может быть, просто уехать? Покинуть город, отправиться к Еве? Не выйдет. Они решат, что я струсил. Кроме того, если сейчас я уеду, то уже навсегда. Больше не будет легких денег; мне придется исчезнуть – куда? Нет, так не пойдет. Я слишком привык к этой легкой жизни, к Нью-Йорку и старому доброму Ист-Сайду.

Может быть, Фрэнк уехал в Новый Орлеан? Где-то он должен же быть. Если понадобится, я просижу на телефоне всю ночь, пока не свяжусь с ним. Я позвонил в Новый Орлеан. Я нервно ходил по комнате, ожидая, пока мне ответит оператор. Прошло десять долгих минут. В Новом Орлеане мне ответил Дадли:

– Его здесь нет; попробуй Хот-Спрингс.

Я позвонил в Арканзас. Я наорал на оператора, потому что он соединил меня с задержкой в несколько минут, которые показались мне слишком долгими. Фрэнка там не было. Мне ответили:

– Попробуйте Чикаго.

Попробовать Чикаго? Я был близок к панике. Для меня это вопрос жизни и смерти, а они отвечают таким безразличным тоном. Они не торопятся, как будто им все равно, свяжусь я с этим парнем или нет. Но где, черт побери, он может быть? Это моя последняя надежда. Я должен его найти. Я в ярости теребил рычажок телефона, охваченный бессмысленной злобой. Я перепугал своим голосом телефонистку, потребовав соединить меня с Чикаго.

Я застонал, когда Фишетти из Чикаго ответил мне:

– Здесь его нет. Попробуй Детройт.

Обливаясь потом, я потребовал соединить меня с Детройтом. Мне захотелось разнести все вдребезги, когда в телефоне ответили:

– Его нет в Детройте.

Я заорал в трубку:

– Где он, черт возьми? Это срочно и очень важно. Я должен с ним связаться.

Спокойный голос из Детройта ответил:

– Кто знает, где он может быть? У него дела по всей стране. Вы пробовали Чикаго?

Я в ярости перечислил все города, в которые уже звонил: «Новый Орлеан, Чикаго, Хот-Спрингс, Детройт».

Спокойный голос спросил:

– А как насчет Джерси?

В самом деле, почему я не подумал о Джерси? Какой я болван! Он мог быть на другой стороне реки.

Почти не контролируя себя, я набросился на оператора и выкрикнул в трубку номер телефона в Джерси. Солли сообщил, что его там нет. Черт, что это за конспирация? Никто не хотел мне сказать, где Фрэнк. Кто-то должен был знать, где он находится, или хотя бы назвать номер, по которому с ним можно поговорить. Майами? Один шанс из тысячи, чтобы он был там в это время года. Я позвонил в Майами.

Смеющийся голос ответил:

– А что ему тут делать? Заведение закрыто.

Отчаяние продержало меня у телефона всю ночь. Я обзвонил все Западное побережье. Я звонил в Мексику. Я звонил в Канаду.

Все без толку. Начинало светать, и у меня больше не было телефонных номеров. Я чувствовал себя опустошенным. В горле пересохло, голос стал хриплым, как у Фрэнка. В ушах звенело. Меня тошнило от усталости, когда я в последний раз позвонил на коммутатор и попросил разбудить меня в восемь.

Телефонный оператор сказал:

– Вы знаете, что наговорили за эту ночь на четыреста долларов?

– А вам-то что за дело? – накинулся я на него. – Выставите счет.

Я с грохотом бросил трубку. Я опустошил на треть бутылку виски и погрузился в тяжелый сон.

Меня разбудил телефон. Телефонистка на коммутаторе сказала:

– Доброе утро, уже восемь часов.

Я пробормотал: «Спасибо» – и повесил трубку.

Я был взвинчен, меня мучила головная боль. Я взял бутылку и сделал большой глоток. Мне потребовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Что у меня там запланировано на сегодня? Ах да, я должен пойти в банк, закрыть свой счет и взять деньги из депозитного хранения.

Я быстро оделся, достал из шкафа большой саквояж и вышел из номера. Я посмотрел на часы – двадцать минут девятого, слишком рано, чтобы идти в банк. Я зашел в «Автомат» и просидел там некоторое время, выпив подряд несколько чашек черного кофе.

Я взял такси и поехал в Публичный национальный банк. Он еще не открылся. Минут пять я ходил взад-вперед по улице. Почему я так нервничаю? В банке я оказался первым посетителем. Закрывая свой счет, я подозрительно оглядывался по сторонам.

Без всякой необходимости я сообщил кассиру:

– Собираюсь уехать из города по важным делам.

Он улыбнулся:

– Какими купюрами?

Я ответил:

– Сотнями.

Я даже не пересчитал деньги, торопливо укладывая пачки в саквояж. Стоявший рядом посетитель посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

Я грубо спросил:

– На что уставился?

Он поспешно отвернулся.

Я спустился по лестнице в депозитный зал. Охранник поздоровался со мной и открыл дверь. Я быстро вошел, вытряхнул содержимое своих депозитных ящиков в саквояж и поднялся наверх.

Я шел по улице с деньгами, нервно озираясь и ускоряя шаг. Мне казалось, что все прохожие смотрят на меня и каждый из них знает, что я несу в саквояже. Было бы очень глупо, если бы шайка каких-нибудь грабителей напала на меня в эту минуту и отобрала все мои деньги. Такой куш порадует кого угодно – целых двести штук.

И что мне тогда делать – сослаться на профессиональный иммунитет, заявив: «Руки прочь, ребята, я занимаюсь тем же, что и вы?»

Господи, я схожу с ума. Никто не знает, что у меня в саквояже. Или знает?

Рядом со мной появился высокий мужчина. Я переложил тяжелый саквояж в другую руку и полез в брючный карман. Я сжал нож. Я встретился с ним взглядом и посмотрел на его руки. Холодная дрожь прошла у меня по спине и подняла волосы на затылке. Он сунул левую руку в карман пальто. Карман был оттопырен. В нем выпирало что-то похожее на ствол. Мы шли по улице плечом к плечу. Он начал вытаскивать предмет из кармана. Я не выдержал.

Я рванул его к себе и прошипел в ухо:

– Еще одно движение, и твоя голова покатится в канаву.

Ошарашенный парень застыл на месте и пробормотал:

– Господи, на этой Деланси-стрит все чокнутые.

Я оглянулся на него – он стоял, держа в руках банан.

Махнув очищенным бананом, он крикнул мне на идиш:

– Meshuggeneh merder![36]

Саквояж становился тяжелее с каждой минутой. Я прикинул, сколько он может весить. У меня получилось не меньше сотни фунтов. Я сделал глупость, не взяв такси, но идти было совсем недалеко.

Вдруг я подумал: а зачем мне класть все яйца в одну корзину? Действительно. Я разделю деньги. Я как раз проходил мимо «Бэнк оф Юнайтед Стэйтс». Это очень хороший, надежный банк. Я вошел в здание. Лучше сделать вклад на вымышленное имя. Я открою два счета. Положу пятьдесят тысяч на имя Евы Макклейн, еще пятьдесят – на имя Джона Макклейна, а оставшуюся сотню спрячу в хранилище. Когда я уходил, мне пожимали руку все служащие банка, начиная с президента.

Я был рад, когда наконец добрался до «Толстяка Мо».

За столом сидел один Патси и пил виски.

Он приветствовал меня взмахом бокала:

– За удачное начало дня, Лапша. – Он взглянул на мой саквояж. – Вижу, ты притащил свои сбережения. А вот мои.

Он показал на саквояж, стоявший под столом. Я кивнул и налил себе бокал.

Патси небрежно спросил:

– Значит, тебе не нравится это дело с ограблением Федерального банка, Лапша?

Я ответил:

– А тебе?

Патси пожал плечами:

– Макси всегда знает, что делает. Последнее ограбление прошло без запинки. Думаю, что и с этим будет все в порядке.

Я безнадежно махнул рукой:

– Будем надеяться.

Патси потер руки со счастливой улыбкой на лице:

– Миллион баксов – это миллион баксов, и тут не о чем спорить. Макс знает, что делает. У него всегда припасен какой-нибудь фокус.

– Будем надеяться, – повторил я.

Мое мнение не изменилось. Какой фокус может придумать Макс, чтобы обмануть автоматы, нацеленные на нас сквозь стену? Нас перестреляют, как уток в загоне. Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Она напомнила мне о нашей поездке в Чикаго и том, как мы нашпиговали пулями тех ребят. Я налил себе еще виски. Дверь открылась. Вошли Макс и Косой, оба с саквояжами. Макс был в хорошем настроении.

Поприветствовав нас, он взял бутылку и налил себе и Косому.

Он поднял бокал:

– Le’chayim[37].

– Le’chayim, – ответили мы.

Он облизал губы.

– Есть повод выпить. – Взяв бутылку, он налил всем четверым. Потом поднял бокал с довольной улыбкой. – Завтрашний день войдет в историю, – сказал он.

– Ты уже все подготовил к завтрашнему дню? – восхищенно спросил Патси.

– Да, будем действовать по графику. Я расскажу вам все детали. Но сначала уберем отсюда эти шкафы. – Макси прошелся вдоль ряда шкафов, открывая их один за другим. – Ладно, ребята, делайте свой выбор. – Он подошел к двери, ведущей в бар, и крикнул: – Эй, Мо, закрой эту дверь! Мы не хотим, чтобы нас здесь беспокоили.

Мо ответил:

– Хорошо, Макс.

Мы взяли свои саквояжи и подошли к стоявшим в шкафах сейфам. Косой нацелился на тот же шкаф, что и я.

Я сказал:

– Хорошо, бери этот. Я возьму другой.

Он отошел к другому шкафу, пробормотав:

– Мне не нужны твои одолжения.

Я вскрыл конверт, который был привязан к ручке сейфа, и вынул листок с напечатанной на машинке комбинацией цифр. Я покрутил рукоятку, набирая нужные номера, и открыл дверцу. Раскрыв саквояж, я стал перекладывать деньги в сейф. Краем глаза я видел, что остальные делают то же самое. Это было странное зрелище – четверо людей, быстро перекладывающих пачки денег из саквояжей в сейф.

И тут зазвонил телефон. Макс громко сказал: «Проклятье» – и подошел ответить.

Я продолжал укладывать деньги в сейф.

Макс отошел от телефона и сказал:

– Это из главного офиса. Сегодня днем мы должны сопровождать большой груз спиртного в Уэстчестер.

Я невольно подумал: «Господи, если бы нас только арестовали во время эскорта груза». Через минуту у меня вспыхнула новая идея – надо этим воспользоваться. Поступок скверный, но лучше просидеть восемнадцать месяцев за нарушение сухого закона, чем идти на верную смерть в безумной авантюре с Федеральным банком. Конечно, противно это делать, но я должен всех нас заложить, сообщив в полицию о грузе. Да, я заложу нас и стану стукачом. Я пойду в их офис и скажу, где они смогут взять нас вместе с грузом.

При хорошем поведении нам дадут не больше двенадцати месяцев, и мы легко отмотаем такой срок. По крайней мере, мы будем живы, а за время отсидки Макс, может быть, придет в себя и забудет про свою чертову идею. Это единственный возможный выход. Правда, если Синдикат когда-нибудь узнает, что я настучал в полицию и лишил их груза шотландского виски стоимостью пятьдесят штук, то меня быстренько похоронят в «цементной рубашке». Но откуда они об этом пронюхают? Им и в голову не придет, что я мог настучать сам на себя. Надо только выбрать момент и сообщить обо всем в полицейский отдел, занимающийся сухим законом.

Меня интересовало, когда приедут за нашими шкафами и в какую компанию решил обратиться Макс.

Я повернулся к нему:

– Эй, Макс, в какое хранилище мы все это положим?

Он поднял голову:

– Пока не знаю. Большинство из них вполне надежны. Я думал, что мы выберем одно из них, когда будем готовы.

– Мы спрячем деньги до того, как отправимся в Уэстчестер, правда? – встревоженно спросил Косой.

– Разумеется, а ты как думал? – фыркнул Макси. – Что, мы оставим их стоять посреди комнаты?

Мы вздрогнули, услышав громкий стук в дверь. Некоторое время мы стояли тихо и прислушивались. Макс подошел к двери и спросил:

– Да?

Он приложил ухо к замочной скважине и стал слушать.

Он обернулся ко мне:

– Мо говорит, что пришел твой младший брат, Лапша. Он хочет сказать тебе что-то важное.

Глава 46

Меня охватило неприятное чувство. Если мой брат решил прийти сюда, значит, что-то случилось.

Я сказал:

– Попроси его подождать несколько минут. Сейчас выйду.

Я торопливо закончил укладывать деньги в сейф. Мне с трудом удалось закрыть дверцу – я нервничал, и руки у меня дрожали.

Ситуация была не из легких. Мной овладела нерешительность. Я не хотел уходить, не убедившись, что деньги спрятаны в надежном месте. С другой стороны, я должен выбраться отсюда и связаться с отделом по делам сухого закона. Это был единственный способ избежать ограбления Федерального резервного банка. И вот теперь, в самый неподходящий момент, появился еще и мой братец. Что такого важного он хотел мне сообщить? Наверняка что-нибудь о маме. Господи, что мне делать! Чем больше я думал об этом, тем больше волновался и нервничал. Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы запереть сейф и закрыть дверцу шкафа.

Я вышел в бар. Мой брат сидел за стойкой с бокалом в руке, перед ним стояла бутылка виски. Я собрался с духом и положил руку ему на плечо:

– Как дела, малыш?

Он раздраженно сбросил руку со своего плеча:

– Где ты был, черт тебя возьми? Почему я должен ждать?

– А что такое? Что-нибудь случилось?

Я внутренне напрягся.

Он повернулся и посмотрел на меня.

– «Что-нибудь случилось?» – передразнил он. В его голосе были злоба и издевка. – Ты хоть раз удосужился зайти к нам, чтобы спросить об этом лично?

Я посмотрел на него:

– В чем дело? Мама?

Злоба погасла в его глазах и превратилась в слезы.

Он отвернулся и пробормотал:

– Мама в больнице. Она при смерти. Она хочет тебя видеть.

Меня прошиб озноб. Я почувствовал, как у меня упало сердце.

Я сказал:

– Подожди минуту.

На нетвердых ногах я вернулся в комнату. Я пытался справиться со своим дрожащим голосом:

– Макс, я должен идти. Моя мать в больнице.

Я развернулся. Макс догнал меня. Он положил руку мне на плечо:

– Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

Я пробормотал:

– Спасибо, Макс. – Я сказал брату: – Пойдем, малыш.

Мы вышли на улицу. Брат поймал такси. Все вокруг меня казалось черным. Мое сердце колотилось. Потом его стук перешел в виски. У меня дико разболелась голова. Я покрылся потом.

Брат некоторое время молчал, потом начал бубнить:

– Паршивый ублюдок. Не появлялся у нас годами. У матери все сердце изболелось.

Я пробормотал:

– Я присылал деньги.

– Кому нужны твои вонючие деньги? Я заботился о маме.

Я не мог с ним спорить. Тоска сжимала меня, как тиски.

Я едва заметил, как мы приехали. Брат заплатил за такси. Я почти бессознательно поднялся по ступенькам больницы. Я последовал за братом в отдельную палату.

Мама открыла глаза и просияла чудесной радостной улыбкой.

– Мой сынок, – прошептала она.

Мама взяла меня за руку. Я дрожал, как в лихорадке.

Все было мрачно и ужасно. Я сжал мамину руку.

Она с трудом проговорила:

– Как… ты… мой… сынок? Ты работаешь? Как хороший… мальчик? – Задыхаясь, она прошептала: – Много работаешь… сынок?

– Да, мама. Я работаю за городом.

Это было все, что она успела сказать. Она впала в кому. В панике я бросился искать доктора. Я ворвался к нему в кабинет. Я начал что-то бессвязно лепетать.

Он ответил:

– Мы больше ничего не можем сделать. – Доктор печально покачал головой. – Ей осталось несколько часов.

Я выскочил наружу. Я плакал. Мой брат взял меня за руку.

– Держи себя в руках, ублюдок, – прошептал он.

Брат повел меня в болтушку за углом.

Мы сели за дальний столик и стали пить. Я пытался выжечь алкоголем тоску и страх. Брат вернулся в больницу.

Внезапно я вспомнил, что должен связаться с полицией. Я вышел на улицу, заглянул в аптеку и нашел в телефонной книге номер нью-йоркского офиса. Я позвонил; я сообщил человеку на другом конце линии всю информацию – откуда пойдут грузовики и по какому маршруту.

Мой собеседник слушал меня скептически. Он спросил:

– Откуда нам знать, что это не утка и что мы не потратим время понапрасну? Почему вы решили нам об этом рассказать? Как ваше имя?

Я был в таком помрачении ума, что выкрикнул ему свое имя и объяснил, что я один из членов банды, которая будет сопровождать груз. Минут пять я поливал его руганью, потом повесил трубку и вернулся в болтушку.

Пришел брат, пробормотав: «Мама все еще в коме». Я сидел, рыдая над своим бокалом. Брат с раздражением ушел. Через какое-то время я вернулся в больницу. Я сидел, глядя на маму. Она дышала тяжело и шумно.

Внезапно она открыла свои прекрасные глаза. Она сжала мою руку:

– Я умираю, сынок.

Я держал ее за руку.

Как маленький мальчик, пытающийся слезами отвести опасность, я заплакал:

– Мама, мама.

Ее лицо было печальным, но светлым.

– Мы встретимся в другом мире, сынок.

– Меня туда не пустят, мама. – Я неудержимо разрыдался. – Я плохой, плохой.

– Я буду за тебя молиться, сынок.

Она перестала дышать.

Младший брат залился слезами; он стоял рядом со мной.

– Это ты убил маму. Ты извел ее, ублюдок.

Шатаясь, я вышел на улицу и вернулся в болтушку. Я пил виски и рыдал.

Не знаю, сколько времени я сидел там, смешивая слезы с алкоголем, пока не понял, что уже поздно и надо что-то делать. Я должен проследить за тем, как шкафы и сейфы с деньгами поставят на хранение, а потом заняться грузом в Уэстчестер. Надеюсь, мне позволят присутствовать на похоронах мамы. Обычно это разрешается.

Я доехал на такси до «Толстяка Мо». Комната стояла пустой, в ней не было ни души. Я стоял, озираясь по сторонам.

– А где шкафы? – спросил я.

Мо передал мне записку. Она была от Макса. В ней говорилось, что он отправил шкафы в хранилище и, когда они вернутся из Уэстчестера, он передаст мне квитанцию, ключи и все прочее. Пусть я не беспокоюсь, они отлично справятся с работой без меня.

Меня охватило блаженное чувство облегчения. Господи, какая удача, подумал я. Я останусь на свободе. Да, но как насчет Макса, Патси и Косого? Их всех заметут и посадят на восемнадцать месяцев.

Какого черта! Я этого не хотел. Если бы не спятивший Макс и не его сумасшедшая идея насчет Федерального резервного банка, я бы не стал на них стучать.

Я связался с братом. Он уже сделал распоряжения насчет похорон. Он наотрез отказался пользоваться услугами нашего похоронного бюро. Он дал мне адрес. Церемония была назначена на завтрашнее утро.

Я вернулся в гостиницу. Я поставил бутылку на столик у кровати. Я пил и пил, пока не впал в какое-то меланхоличное оцепенение.

Где-то вдалеке я слышал тихий хор, певший El Mole, монотонный плач по усопшим евреям. Потом я услышал великого кантора, Иосселя Розенблатта, к голосу которого присоединилась печальная гармоника Косого Хайми. Мне было грустно. Мое сердце плакало по маме.

Я не мог спать. Я вышел на улицу. Я стал ходить из одной болтушки в другую.

Сам не знаю, как это случилось, но я оказался у Джои Китайца.

Он спросил:

– В чем дело, Лапша, ты заболел?

Я пробормотал:

– Сделай мне трубочку, Джои.

Я лег на кушетку. Джои выбрал для меня трубку. Я дрожал. Он обмакнул шарик в воду, подержал его над огнем и вдавил опиум в трубку.

Джои прошептал:

– Ну вот, теперь тебе станет лучше.

Я не помню, спал ли я и видел ли одну из своих причудливых грез. Помню только, что очнулся я в тоске. Уныние обволакивало меня, как туман. Вошел Джои Китаец. Его обычно бесстрастное лицо было мертвенно-бледно и искажено от горя. Слезы текли по его щекам. В дрожащих руках он держал газету.

Он сел на пол и разрыдался:

– Ужасно, ужасно, это ужасно, Лапша.

Я в изумлении сел. Как мог всегда спокойный и невозмутимый Джои так расстроиться из-за смерти моей мамы?

Я похлопал его по спине:

– Не плачь, это было неизбежно. Она очень сильно болела.

Он бросил на меня странный взгляд и протянул мне утреннюю газету. Я взглянул на фото и статью. Какие-то демоны начали вколачивать мне в голову длинные гвозди, протыкая ими сердце и живот. Свет в комнате померк. Потолок опустился мне на голову. Пол поднялся и ударил меня в лицо. Это был конец света.

Двойной листок отделился от газеты и полетел по комнате. Я сидел и смотрел на фотографии. Они были на первой полосе, разбросанные по уэстчестерскому шоссе и плававшие в лужах крови.

Боже милосердный, это были они, все трое. Три моих брата. Больше чем брата. Макси, Патси и Косой – мертвы, мертвы, мертвы, все трое. Я любил их. Я любил их. Они были мне больше чем братья. Я убил их. Господи, я убил их. Мокрыми от слез глазами я прочел статью. Полицейские на двух машинах попытались захватить фургон с грузом контрабандного спиртного. Сопровождавшая его охрана открыла огонь и была застрелена на месте.

Кроме трех бандитов, в перестрелке погиб один полицейский и четверо были тяжело ранены.

Оглушенный, я сидел на полу, плакал и твердил про себя снова и снова: «Это моя вина. Только моя. Я убил их. Я убил их».

Наконец я смог сосредоточиться. Одна мысль пронзила меня. Я выбежал из комнаты как одержимый, словно кто-то гнался за мной по пятам. Я вскочил в такси.

– Деланси-стрит, – выпалил я.

Меня поразила мысль о наших деньгах, спрятанных в сейфы. Теперь они все были мои – почти миллион баксов наличными. Где-то под ложечкой у меня разгорался жадный зуд. Голова гудела, словно в ней работали ревущие моторы.

Я повторял про себя: «Надо взять их быстро. Надо взять их быстро. Раньше, чем это сделают другие. Это деньги моих братьев. Теперь они мои».

Я выскочил из такси раньше времени. Я бросился бежать по многолюдной улице, расталкивая ошарашенных прохожих. Как безумный, я ворвался к «Толстяку Мо» через главный вход, сметая с пути испуганных посетителей. Я вбежал в заднюю комнату. Она была пуста. Шкафы исчезли.

Я позвал Мо. Он вышел ко мне из-за стойки. На его лице были страх и скорбь. Я схватил его за горло, встряхнул и прошипел ему в лицо:

– Где они? Что с ними?

Он меня не понял.

Он сказал:

– Они мертвы, все мертвы. – Он начал плакать. – Макс, Патси и Косой мертвы.

Слезы струились по его толстому лицу.

Я прижал его к стене и поднес к горлу нож.

В бешенстве я заорал:

– Я говорю не о них, толстый ублюдок, а о шкафах, о четырех шкафах! Куда ты их спрятал? Где они?

– О шкафах? – повторил он тупо.

– Да, о шкафах, грязный ублюдок! – кричал я.

– За ними приезжали люди на машинах, – пробормотал он сквозь слезы. – Макси вчера им все отдал. Я передал тебе записку от Макси, там про это было сказано. Разве ты не помнишь?

Да, теперь я вспомнил. Как я мог забыть?

– Что это были за люди? Ты их знаешь?

– Нет, Лапша, не знаю, честное слово, но мы сможем это выяснить. Только не волнуйся, Лапша, держи себя в руках, – попросил он.

– Ладно, я это выясню, – процедил я, выпустив его и упав в кресло.

Это было большое кресло Макса. Когда я увидел, на чем сижу, то зашелся в истерическом смехе.

– Кресло Макса, королевское кресло, – повторял я, смеясь и плача, пока к горлу не подкатила тошнота.

Меня вырвало на пол. Мо вернулся с полотенцем. Слезы продолжали бежать по его толстым опухшим щекам. Он стал вытирать мне лицо и одежду, успокаивающе бормоча:

– Тише, тише, Лапша, не надо так убиваться.

Я начал плакать. Я обнял его. Я уронил голову и разрыдался у него на плече. Мы оба стояли и безутешно рыдали по нашим дорогим ушедшим братьям.

Я чувствовал себя пустым, потерянным, ненужным. Мы плакали снова и снова. Продолжая рыдать, я вышел в бар и попросил всех посетителей уйти. Я запер за ними дверь.

Мо и я взяли себе каждый по бутылке и сели на пол.

Я сказал:

– Мо, мы устроим шиву[38] по моей матери, по Макси, Патси и Косому. Прямо здесь, целую неделю, как принято у евреев.

Потом я осознал, что пропустил похороны своей матери. Я завыл еще громче и поклялся, что отсижу всю шиву на полу в этой комнате.

Пьяный Мо пробормотал:

– Да, Лапша, ты и я, мы будем вместе поститься и молиться, и мы отсидим здесь всю шиву, целую неделю.

И мы сидели на полу в задней комнате, плакали и раскачивались взад-вперед, как старые евреи, колотя себя в грудь и давая волю чувствам, выражая горе громкими скорбными воплями. Когда обе бутылки опустели, мы впали в беспокойный сон.

Наверное, прошло уже несколько часов, когда я очнулся и сел. Начинало светать. Мо лежал на спине и громко храпел. Все тело у меня занемело. Я плохо соображал. В голове стучало. Казалось, в ней вращаются какие-то огромные турбины, гул которых сливается в монотонные слова: «Деньги, деньги, деньги, где же мои деньги? Деньги, деньги, деньги, миллион наличных. Четыре шкафа денег. Где все эти деньги?»

Пошатываясь, я поднялся на ноги. Нетерпеливый зуд под ложечкой разгорелся с новой силой и растекся по всему телу. Оно кричало мне каждым своим нервом: «Деньги, деньги, деньги, миллион наличных денег», пока этот рефрен не начал срываться у меня с губ в виде монотонного речитатива: «Деньги, деньги, деньги. Миллион наличных денег. Разыщи все эти деньги. Миллион наличных денег, где четыре шкафа денег?»

Как безумный, я вылетел на Деланси-стрит. Изумленный молочник и его испуганная лошадь оба уставились на меня, видя, как я остановился посреди улицы, крича:

– Деньги, деньги, деньги. Где четыре шкафа денег?

Внезапно я остановился. Я понял, что веду себя как сумасшедший. Я сказал себе: «Какого черта я делаю? Надо держать себя в руках. Никто не знает ни о деньгах, ни о шкафах, один я. Я должен искать их, разумно и систематически. Если я буду вести себя как безумный, все начнут искать мои деньги».

Я продолжал уговаривать себя: успокойся, Лапша, возьми себя в руки, соберись, приятель, – как будто во мне было два разных человека. Я плохо понимал, что делаю. Я подошел к тележке молочника, и испуганный хозяин попятился назад. Я взял кварту молока и опрокинул полбутылки в свое пылающее горло. Молочник продолжал таращить на меня глаза. Это меня взбесило. Я швырнул в него бутылкой. Она пролетела в дюйме от его головы. Он громко завопил и бросился бежать по улице. Лошадь заржала и припустила рысью вслед за ним. Оба исчезли за углом.

Я почувствовал себя немного лучше. Я направился вниз по безлюдной улице. Я шел, сам не зная куда и зачем. Утренний воздух немного освежил мою голову. Я зашел в маленькое кафе и выпил три дымящиеся чашки черного кофе. Потом я взял такси и поехал в свою гостиницу. Я принял холодный душ, переоделся в свежую одежду и отправился на поиски.

Прежде всего я проверил все грузовые и транспортные конторы в Ист-Сайде. Я снова и снова задавал один и тот же вопрос: «Не перевозили ли вы недавно четыре несгораемых шкафа? Вы знаете кого-нибудь, кто это делал?»

Я предложил вознаграждение в тысячу долларов за любую информацию. Я хотел увеличить награду, но потом подумал, что это вызовет слишком много разговоров.

Я разбил весь город на отдельные участки и стал систематически проверять расположенные там хранилища. Результата не было. Первую неделю я ходил пешком. Потом нанял такси и целыми днями носился из конца в конец по городу, хватаясь за малейшую зацепку. Такой метод поисков обходился мне недешево.

Потом меня поразила шокирующая мысль. Я не был на похоронах не только своей матери, но и Макси, Патси и Косого. Действительно ли их уже похоронили? Я начал наводить справки. Я опоздал. Я клял себя за бессердечие и небрежность. Меня едва не арестовали, когда я попытался вытребовать себе одежду Макса и его личные вещи. Я подумал, нет ли среди них чего-то такого, что дало бы мне подсказку.

Я продолжал бесплодные поиски. Я перерыл вверх дном всю заднюю комнату в «Толстяке Мо», надеясь обнаружить ключ или квитанцию.

Толстяк Мо предупредил, что мне здесь лучше не появляться. Какие-то крутые парни уже спрашивали обо мне.

– К черту этих парней, – ответил я.

Вконец отчаявшись, я ухватился за идею, которая поначалу показалась мне удачной. Я отправился в маленькое детективное агентство на Бродвее. Там мне стали задавать наводящие вопросы. Слишком много вопросов. Что хранилось в шкафах и тому подобное.

Я понял, что не могу доверять детективу. Я сказал ему, чтобы он забыл об этом деле. Он ответил: «С удовольствием». Похоже, он принял меня за чокнутого. Именно так я себя и чувствовал, когда посещал бесчисленное множество мест и везде задавал свои назойливые вопросы. Я заметил, что по многу раз бываю в одних и тех же хранилищах и уже осточертел всем, кто там работал. На один из больших складов я заявился с бляхой полицейского детектива и потребовал предъявить мне для проверки все вещи и документы. Управляющий отказался, потребовав ордер на обыск. Я пришел в отчаяние. Я вернулся туда ночью, оглушил сторожа и обыскал хранилище.

Проходили неделя за неделей. Наконец я сдался. Я засел в «Толстяке Мо» и проводил там целые дни. Я беспробудно пил, пытаясь заглушить тоску и безнадежность. Знакомая обстановка и воспоминания сводили меня с ума. Я выгнал всех посетителей и запер дверь. Я расхаживал взад-вперед по комнате. Я снова начал бредить, без конца твердя себе: «Где-то рядом лежит миллион баксов, но где он, где он, черт возьми? Куда Макси мог спрятать эти шкафы? В пяти районах Нью-Йорка целые сотни хранилищ и складов. Или он увез их за город? Или запер в подвале какого-нибудь дома? Боже всемогущий, где мне их искать? Может быть, это должно стать моей карой? Я должен провести остаток жизни в поисках четырех шкафов. Ублюдок Макс, как он мог со мной так поступить? Возможно, сейчас его душа горит в аду и мучается так же, как мучаюсь я». Я проклинал Макси и обрушивал на его голову все ругательства, какие только мог придумать.

Глава 47

Меня отвлек громкий стук в дверь.

Я крикнул Мо:

– Кого там черти носят? Выгони этих ублюдков. Они мне мешают.

– Кто-то уже битый час долбит в дверь, – мрачно ответил Мо. – Я сказал им, что мы закрыты. Но они не уходят.

– Я сам вышвырну этих ублюдков, – прорычал я.

Я кинулся к двери.

Я распахнул ее и крикнул в темноту:

– Если вы сейчас отсюда не провалите, я…

Я не успел договорить. Две железных руки обхватили меня, как тиски. Я понял, кто это был. Только один человек в мире обладал такой геркулесовой хваткой. Я почувствовал себя беспомощным; мои руки и грудная клетка готовы были треснуть от страшного давления. Я с трудом прохрипел:

– Мускул, ради бога, отпусти, Мускул.

Мускул рассмеялся:

– Ты узнал мою сильную руку, да, Лапша?

– Я узнал твою сильную вонь, паршивый ублюдок, – просипел я.

Он усилил хватку. Я больше не мог произнести ни слова. Я был парализован от головы до пят. Я закричал от боли. Мне казалось, что меня переломили пополам. Чьи-то руки обшарили мои карманы и вытащили пушку и нож. Мускул поднял меня в воздух, как пушинку, и швырнул в заднюю комнату. Он бросил меня на пол.

Вспыхнул свет. На минуту я ослеп от ламп. Потом, не поднимаясь с пола, я огляделся по сторонам. Сердце у меня упало. Вокруг меня, усмехаясь, стояли Мускул, Триггер Майк и Менди. Я понял, что мне конец. Я знал их. Это была лучшая команда киллеров, которую Синдикат использовал по всей стране. Элитное подразделение для самых важных поручений. Ясно, зачем они пришли. Меня охватил липкий страх. Это был конец, но я поклялся, что встречу его мужественно.

Я встал на ноги и поглядел на них с вызовом. Я повернулся к Мускулу:

– Когда-нибудь я отрежу тебе твои чертовы руки.

Он кинулся на меня.

Менди рявкнул:

– Остынь, Мускул!

Тот пробормотал:

– Я разорву пополам эту крысу.

– Смотри, как бы за такие слова я не вырезал тебе язык, тупой ублюдок. – Я сплюнул на пол.

Похоже, моя угроза на него подействовала. Он отступил назад.

– Ладно, Лапша, кончай это, мы знаем, что ты парень стоящий, и готовы обращаться с тобой соответственно, если только ты будешь вести себя мирно, – сказал Триггер.

– В чем дело? – буркнул я.

– О, всего лишь обычная разборка, – добродушно улыбнулся Менди.

Я почувствовал, что у меня подгибаются ноги.

– С какой стати со мной надо разбираться?

Я пытался говорить сердитым тоном.

– Неприятно тебе это сообщать, Лапша, – сказал Менди, – но в офисе считают, что это ты настучал на Макси и своих друзей.

Сердце у меня замерло. Я глухо спросил:

– Кто это говорит, Менди?

– Совет обсудил все за и против; им показалось довольно странным, что тебя не было вместе с Максом…

– Что проку объясняться с этой крысой? – вмешался Мускул.

– Слушай, Мускул, если я хочу объяснить что-то Лапше, то не собираюсь спрашивать твоего разрешения, ясно? – нахмурился Менди.

– Ладно, можешь тратить свое время, если хочешь. Но у меня сегодня назначена встреча с одной шлюшкой.

– Плевать на тебя и на твоих шлюшек, – насмешливо бросил Менди. – Не представляю, какая баба может на тебя клюнуть. К тому же у нас есть работа, и если этот парень хочет задать несколько вопросов, прежде чем мы с ним разберемся, – тем более такой парень, как Лапша, – то я намерен ответить на его вопросы.

– Ладно, ладно, трать свое время, – пробормотал Мускул.

– Спасибо, Менди, – сказал я, стараясь сдержать дрожь в голосе. – То, что меня там не было, ничего еще не доказывает. Почему меня не вызвали на совет? Я бы объяснил, что в то время я был в больнице, где умирала моя мать.

– Соболезную, – сочувственно сказал Менди. Он пожал плечами: – Думаю, они решили, что им нет смысла тебя выслушивать, раз у них есть все доказательства.

– Да, Лапша, тут не о чем говорить, – согласился Триггер Майк. – Ты знаешь, с их связями им было легко выяснить, что это ты звонил в полицию. Тем более ты сам назвал им свое имя. Ты ведь сам назвал себя, Лапша. – В его голосе прозвучало удивление. – Не знаю, кем надо быть, чтобы сделать такое.

– Но это мог быть кто-нибудь другой, тот, кто решил использовать мое имя, – возразил я не слишком убежденно.

– Верно, настучать мог кто-то, у кого на тебя зуб, – признал Менди. Он пожал плечами. – Думаю, они просто не хотят с этим возиться. Они убеждены, что стукач – ты. Как бы там ни было, у нас есть приказ. Нам поручили с тобой разобраться. – Он посмотрел на меня и развел руками: – Ты ведь знаешь, приказ есть приказ. Пошли, Лапша.

Они стали выходить.

Оставалась еще одна надежда. Я мог обратиться в высшую инстанцию.

Я с жаром сказал:

– Я хочу увидеть Фрэнка. Можно мне с ним поговорить?

Менди отрицательно покачал головой.

– Почему? – спросил я взволнованно. – Он должен меня принять. Я имею на это право, разве нет? Пусть он выслушает обе стороны.

– Да, ты имеешь на это право, но сейчас он уехал из страны.

Я почувствовал себя так, словно в моем теле не осталось ни одной кости, на которую могло опереться тело. Я был только слабой и дрожащей массой бескостной плоти. Не знаю, как мне удавалось не рухнуть на пол.

Сквозь туман и звон в ушах я услышал голос Триггера:

– Да, Фрэнк поехал навестить свой родной город. Он повез подарок. Большие часы для городской башни, на которых выгравировано его имя.

Они повели меня на улицу – Мускул держал меня железной хваткой за руку, а остальные двое шли спереди и сзади – и посадили в большой сияющий черный «паккард». Мне предстояло совершить поездку, поездку в одну сторону. Потом я подумал: нет, этого не может быть. Они не могут со мной так поступить. В Синдикате это уже не принято. Так перестали делать – стрелять парню в голову и выбрасывать тело на улицу. Мертвые тела на тротуарах вызывают слишком много шума, слишком много внимания в газетах. Старомодный способ. Значит, они сделают это как-то по-другому. Как они меня убьют? Господи, неужели нет никакого выхода? Я начал дрожать. Я не мог дышать. У меня кружилась голова. Я едва не падал в обморок. Нет-нет, только не я, только не я. Я держался из последних сил.

Все выглядело не совсем реальным. Я не мог поверить, что это происходит на самом деле. Меня, Лапшу, собираются убить. Мне устраивают разборку. Раньше я делал это с другими, а теперь это сделают со мной. Что же тут реального? Может быть, у меня одно из опиумных видений? Нет, зловонное дыхание Мускула у моего лица было слишком неподдельным. Я буквально тонул в его вони. Я постарался подальше откинуть голову. Я снова вздрогнул, подумав о том, как они собираются со мной разделаться. Может быть, Менди прикажет Мускулу просто свернуть мне голову, как цыпленку? Или тот меня задушит? Нет, только не Менди. У этого парня есть сердце, не то что у Мускула. Напуганный своими мыслями, я потрогал шею. Меня обдало холодом, когда я увидел место, в которое мы приехали. Мы остановились на Западной улице рядом со складом Синдиката. Значит, вот где они со мной покончат.

Господи, как можно делать такие страшные вещи? Как один человек может убить другого? Это ужасно. Это невозможно. Внезапно я рассмеялся. Я был храбрым, когда делал такое с другими. А теперь посмотрите на меня – дрожу, будто овечий хвост. Как я буду вести себя перед смертью? Потеть от страха, как другие? Валяться в ногах и молить о пощаде? Нет, только не я. Я сумею держать себя в руках. Я – Лапша, крутой парень из Ист-Сайда. Я им покажу. Я буду смеяться им в лицо. И потом, когда эти ублюдки станут говорить обо мне, они скажут: «Да, Лапша был настоящий мужик». Они будут говорить обо мне с уважением. Они скажут: «Да, он был настоящий мужик».

Мускул почти вывернул мою руку из плечевого сустава. Он усмехнулся:

– Как себя чувствуешь, Лапша? Еще не наложил в штаны?

– Ты, вонючий ублюдок! – Меня охватила ярость. – Будь у меня нож, я разрезал бы тебя на тысячу частей, кусок за куском.

Я плюнул ему в лицо.

Мускул утерся и бросился на меня. Менди его остановил.

Он прикрикнул на него:

– Ты сам это заслужил! Разве я не сказал тебе, что Лапша – стоящий парень? – Он сурово добавил: – А к людям стоящим надо проявлять уважение.

Менди постучал условным стуком в дверь и поскреб монетой по стене. Большая дверь открылась. Мы вошли внутрь. Из стоявших в зале четырех охранников я узнал одного Дятла. Он посмотрел на меня с удивлением. В руках у него был автомат. Я кивнул ему.

Он сказал:

– Привет, Лапша.

Мускул усмехнулся:

– Эй, Дятел, ты бы лучше сказал ему: «Прощай, Лапша».

– А тебя кто спрашивает? – рявкнул на Мускула Менди. Он повернулся к охране: – Все, ребята, сматывайтесь отсюда.

Дятел и остальные ушли.

– Ладно, пора кончать.

Менди пошел вперед, сделав знак следовать за ним. Мы стали пробираться среди ящиков и коробок. Похоже, Менди вел нас в какое-то определенное место. Мы обогнули пирамиду из железных сундуков. Я остановился. Да, вот оно, это место, огороженное деревянными ящиками: свежеприготовленный раствор цемента. Рядом стояла большая металлическая бочка. Это был ответ на мой вопрос. Теперь я знал, как они со мной покончат. Сначала «успокоят» пулей в затылок, потом закатают в «цементную рубашку» и бросят на дно Гудзона.

От двух этих простых вещей, цементный раствор и железная бочка, с меня слетела вся бравада. Мной овладела безнадежность. Что делать? Что делать? Умолять их о пощаде? С такими людьми это бесполезно. Я увидел, как Менди наклонился и с видом специалиста провел рукой по цементному раствору. Он сказал Мускулу:

– Добавь еще две лопаты песка.

Будто зачарованный, я следил, как Мускул насыпал еще две лопаты мелкого песка и размешал раствор.

Мускул улыбнулся:

– Последний парень, которого мы одели в «цементную рубашку», был Кривоногий Уайнберг.

– Тебя кто спрашивает? – грубо сказал Менди. – Продолжай размешивать раствор. Цемент должен быть идеальным. Я не люблю халтурную работу.

Напряжение стало для меня слишком сильным. Я чувствовал, что в любой момент готов упасть в обморок. Теперь я понимал, что испытывают люди перед смертью. Они сто раз умирают перед тем, как их убьют по-настоящему. Лучше погибнуть неожиданно, чем ждать, когда тебя прикончат. Это отвратительно и страшно. Почему они не убили меня сразу? Господи, прошу тебя, сделай что-нибудь.

Менди дал знак Триггеру. Тот вытащил сорок пятый и прикрутил к нему глушитель «максим».

Менди мягко спросил:

– Куда тебе лучше выстрелить, Лапша? В живот, в сердце или в голову?

– Да, ведь он всегда славился своей башкой, – усмехнулся Мускул.

– Хватит. Проявляй уважение. – Менди бросил на Мус кула недовольный взгляд. Он с самым доброжелательным видом повторил: – Куда ты хочешь?

У меня пересохло во рту, язык онемел, я не мог ответить.

– Куда? – терпеливо спросил Триггер. Он смотрел на меня, держа в руках револьвер.

Мне казалось, что пауза длится бесконечно. Невероятным усилием воли я заставил себя поднять голову и ткнуть пальцем в лоб. Вот сюда я хотел, чтобы попала пуля. Прошла целая вечность. Потом он медленно, очень медленно поднял оружие. Револьвер с глушителем в его руках выглядел огромным, как артиллерийское орудие. Его вид меня гипнотизировал. Дуло револьвера остановилось на уровне моей головы, и я почувствовал на лбу то место, куда оно было нацелено, как будто его обожгли одновременно льдом и пламенем.

Я услышал, как где-то далеко от меня голос Триггера спросил:

– Эй, Менди?

– Да?

Я готов был рухнуть на пол, трясясь от ужаса, если бы меня целиком не парализовал страх, уже похожий на трупное окоченение.

– Ты не собираешься дать Лапше помолиться? Мне кажется, он это заслужил, – сказал Триггер.

– Да, ты прав, Триггер. – Менди повернулся ко мне с извиняющимся видом: – Прости, Лапша, я совсем забыл. Хочешь помолиться?

Я молча покачал головой.

– Может быть, хочешь что-нибудь сказать? – любезно предложил Менди. – Послать кому-нибудь последнюю весточку?

Послать весточку? Кому? У меня нет никого, кроме Евы. Как мне с ней связаться? Пусть хоть она воспользуется той сотней штук, которую я оставил в «Бэнк оф Юнайтед Стэйтс». И тем призрачным миллионом долларов, который я так и не нашел. Внезапно мой мозг заработал. Если я поведу дело умно и без перегиба, это даст мне хотя бы небольшую передышку. Мне нечего терять. Возможно, мне как-нибудь удастся передать ей словечко через Мо.

Действовать надо было очень аккуратно. Нужно только слегка их поманить, но ни в коем случае не перебарщивать. Подкупить их мне не удастся. Надежда, слабая надежда развязала мне язык. Я снова мог говорить. У меня возникла идея.

– Да, я хотел бы сообщить кое-что моему брату.

– Хорошо, я передам. Что ты хочешь ему сказать?

– Я хочу сказать, где лежат мои деньги.

При слове «деньги» они переглянулись.

– Ладно, я ему скажу. Где они? – спросил Менди.

В его глазах появился алчный блеск.

– Вы знаете о распоряжении, которое сделал Фрэнк, – чтобы все забрали из банков свои деньги?

– Да, я слышал о нем, – с готовностью подтвердил Менди.

– Так вот, Макс, Косой, Патси и я взяли все наши сбережения и спрятали их в несгораемые шкафы.

– А потом ты все их заграбастал? – напряженно спросил Менди.

Я стыдливо опустил голову:

– Да, я забрал себе все деньги.

– И на сколько это потянуло? А, Лапша?

Триггер приблизил ко мне лицо, на котором блуждала жадная улыбка.

– Мы все были не бедные, – ответил я уклончиво.

– Сколько?

Мускул грубо схватил меня за шею. Своими ручищами он едва не оторвал мне голову.

Менди прыгнул сзади, схватил его за волосы и оттащил назад.

Я упал на пол, притворившись, что мне больно и я вне себя от ярости.

Я злобно крикнул:

– Да, у меня отложен миллион баксов! Но вы не получите из него ни цента. Я знаю, что у вас на уме.

– Держи свои руки подальше от Лапши. Предупреждаю тебя в последний раз. – Менди бросил на Мускула разозленный взгляд. – Давай лучше все обсудим. – Он указал мне на железный ящик. Мы сели рядом. – Предлагаю тебе сделку.

Я с трудом подавил радость, но выразил сомнение и неуверенность.

Я пожал плечами и сказал:

– Не знаю. Какую сделку?

– Половину суммы, и я тебя отпущу.

Я посмотрел на него, стараясь придать себе легковерный вид:

– Да, это честная сделка, Менди. А те парни не будут возражать?

Я кивнул в их направлении. На нас смотрели два враждебных взгляда.

– Я с ними справлюсь, они послушают меня. – Менди повысил голос. – Идите сюда. – Он кивнул на меня: – Я предложил Лапше сделку. Мы получаем половину денег, а Лапша исчезает и уезжает из страны. Вы согласны?

Не дожидаясь ответа, он повернулся ко мне.

Я кивнул.

– Никто ничего не заподозрит, – продолжал Менди. – Мы скажем, что сделали работу и похоронили тебя в Гудзоне.

– Договорились, – согласился я поспешно.

Они стали шептаться между собой. Мускул смотрел на меня с насмешливой улыбкой. Можно подумать, я не знал, что, даже если бы у меня был миллион и я мог с ними им поделиться, все равно они все забрали бы себе, а потом утопили меня в реке. Эти ублюдки были готовы перебить друг друга за куда меньшую сумму. Если бы у меня был миллион… Но у меня его нет. Что теперь делать? Продолжать дальше? Рано или поздно они все поймут. Куда мне их отвезти? Что придумать? Господи всемогущий, я должен найти выход, я должен напрячь мозги. Пожалуйста, Господи, подскажи, что мне делать. Только бы мне вырваться отсюда.

От этого места у меня шел мороз по коже. Я не хотел здесь умирать. Этот склад был как большой мавзолей. Слишком многих парней убили в его стенах. Если уж надо умереть, лучше я умру на свежем воздухе. К черту этих ублюдков. На худой конец я буду биться с ними, пока меня не убьют. Может, мне удастся прихватить с собой на тот свет Мускула. Если бы только у меня было что-нибудь в руках, нож или револьвер.

Боже, где мне достать оружие? Может быть, в шкафу у Толстяка Мо? Да, я отвезу их туда. А вдруг Джейк Проныра, Гу-Гу или Труба появятся там и смогут мне помочь? Господи, только бы мне вырваться. Пожалуйста, Господи, сделай что-нибудь. Я до конца жизни буду ходить в синагогу, как мой отец. Пожалуйста, Господи.

Они перестали шушукаться и подошли ко мне с хитрыми улыбками. Менди спросил:

– Ну что, поехали за деньгами?

Я кивнул:

– Да, поехали.

Я старался сохранять невозмутимый вид.

– Где они? – спросил Менди, приятно улыбнувшись.

– В хранилище.

– В хранилище? В каком?

– Сначала я должен взять ключи и квитанции у Толстяка Мо.

Я сказал это быстрым деловитым тоном.

– У Толстяка Мо? – Менди снова улыбнулся. – Нет смысла ехать всем сразу.

Я едва не подпрыгнул от радости: значит, они хотят разделиться; какая удача.

– Мы с Триггером сами съездим за ними, – заключил Менди.

Сердце у меня упало.

– А почему мы все не можем ехать? – подозрительно спросил Мускул.

– Я не скажу вам, где ключи, и вы никогда их не найдете, если я не поеду с вами, – сказал я мрачно. – Поступайте как хотите.

– Ладно, – дружелюбно улыбнулся Менди, – поехали все вместе.

Во время поездки я почти готов был выпрыгнуть из дверцы. Мы остановились посреди забитой машинами улицы, где недалеко разговаривали два копа.

Но потом я понял, что вряд ли справлюсь с рукой Мускула, которой он бережно держал меня за шею. Один рывок, и верзила придушил бы меня. Господи, я в безнадежном положении. Мне в голову пришло нелепое сравнение: я как пойманная рыба, которая беспомощно бьется на дне корзины. Наверное, все дело было в том, что отделка салона напоминала плетеную соломку, и каждый раз, когда я шевелился, Мускул рычал мне:

– Перестань дергаться, как рыба, или я тебя придушу.

Страха я больше не испытывал. Я находился в замешательстве. Я спрашивал себя, что мне делать, когда мы приедем к «Толстяку Мо». Придется смириться с неизбежностью. У меня нет ни одного шанса. Я пал духом, и мне уже не хотелось драться.

Я продолжал твердить себе: «К черту, к черту, мне незачем бороться». У меня никого нет, ни одного друга. Макси, Патси и Косой мертвы. Скоро я к ним присоединюсь. И к моей матери. Боже милосердный, Ева! Ева будет ждать меня. Я все еще изнывал от жалости к себе, когда машина остановилась, въехав колесом на тротуар. Словно сомнамбула, я прошел посреди многолюдной улицы между тремя бандитами и вошел через главный вход к «Толстяку Мо».

Не почудилось ли мне это? Или Толстяк Мо действительно сделал мне ободряющий знак, когда мы проходили мимо? Он смотрел на меня с сочувствием и пониманием. Нет, я принял желаемое за действительное. Никто во всем мире не мог мне помочь. Даже Мо, бросив на меня взгляд, сразу отвернулся и занялся своими делами. Задняя комната была холодной и пустой.

– Ну, бери то, что нужно, и поехали отсюда, – хмуро сказал Менди.

Я медленно подошел к шкафу. Я словно находился под гипнозом. Все это только сон, только сон, не более чем ночной кошмар. Я потянулся к ручке дверцы, которая, казалось, хотела убежать от моей руки.

За спиной я услышал голос Менди, прорычавший:

– Какого черта тебе нужно? Проваливай отсюда.

Словно в тумане, я обернулся, чтобы посмотреть, с кем это он говорит.

Толстяк Мо стоял посреди комнаты, держа в руках поднос с бутылкой и тремя бокалами. На его толстом лице сияла дружелюбная улыбка.

– Не хотите выпить, ребята?

– Хорошая идея, – одобрил Мускул, взявшись за бутылку.

Мо с улыбкой поставил на стол поднос. Он сказал: «Угощайтесь, парни» – и вышел.

Я увидел, как Мускул наполнил три бокала. Менди поднес свой бокал к губам, не спуская с меня взгляда. Я отвернулся и открыл дверцу шкафа, потом опустился на колени и стал шарить руками по дну. Я ничего не нашел, даже пустой бутылки, которой можно было бы вооружиться. Я продолжал стоять в той же позе, чтобы выиграть время. Подняв линолеум, лежавший на полу, я стал делать вид, будто что-то старательно ищу. Мне безумно хотелось залезть в шкаф, закрыть за собой дверцу и сидеть там в темноте до конца своей жизни. Позади меня воцарилось странное молчание.

Я стоял на коленях и молился, прося о чуде. Я молился Богу. Какому Богу? Где был этот Бог? Услышит ли Он молитву такого жалкого существа, как я, существа, которое мечтает только спрятаться в темном шкафу? И что я должен говорить? Пожалуйста, Боже, пожалуйста, Боже, спаси меня – я буду хорошим человеком. Или лучше сказать по-другому: спаси мою паршивую жизнь, Господи, и я заключу с Тобой сделку. Я больше ничего не стану делать. Просто спаси меня, Господи.

К чертям все это. Чего они ждут, почему не набросятся на меня сразу и не убьют? Я тоскливо бормотал себе под нос: «Зачем все это, Господи, зачем все это? Почему они не схватят меня и не убьют?»

Глава 48

Вдруг я услышал за спиной глухой удар. Я вскочил на ноги и обернулся. Менди лежал на полу где-то в темной части комнаты. Триггер навалился на стол и храпел. Мускул, с мутными глазами, еще держался на ногах и невнятно бормотал: «Снотворные капли, чертовы снотворные капли».

Он вылил себе на голову остатки виски, пытаясь прийти в себя. Он яростно мотал головой из стороны в сторону, изо всех сил борясь со сном. Потом он увидел меня и двинулся в мою сторону.

– Ты приказал ему подлить снотворные капли, – прорычал Мускул. – Я тебя задушу.

Он споткнулся о Менди и упал лицом на пол. Он остался лежать. Я бросился вон из комнаты, но по дороге заметил револьвер, торчавший из кармана Триггера. Я схватился за рукоятку, но револьвер застрял в подкладке кармана. Я вырвал его вместе с подкладкой.

Я услышал позади себя шаги. Я развернулся. Мускул схватил меня за руку железной хваткой. Рука сразу онемела. Револьвер упал на пол. Я вырвался и бросился в бар. Мускул накинулся на меня сзади. Он повалил меня на пол и вцепился руками в горло. Посетители бара с криками стали выбегать на Деланси-стрит.

Я увидел, как Мо обрушил на голову Мускула бутылку виски. Это оглушило его на одно мгновение. Я ударил его ногой в живот. Оказавшись на ногах, я бросился на улицу прямо в стоявшую у выхода толпу. Мускул достал меня в прыжке. Он навалился на меня сверху, и я упал на тротуар вместе с ним. Подо мной кричал какой-то прохожий. Кровь из раны в голове Мускула хлестала мне в лицо.

На переполненной улице поднялся страшный шум. Казалось, тысячи мужчин, женщин и детей в панике бежали во все стороны, вопя во все горло: «Полиция! Полиция! Человека убивают!»

Мускул сжал руки на моем горле. У меня перед глазами поплыли черные точки и яркие вспышки.

Я подумал, что это конец.

Как во сне, я увидел Мо, нагнувшегося над нами еще с одной бутылкой виски, которая превратилась в тысячи осколков, разлетевшись о голову Мускула. Я с трудом встал на ноги и заковылял по улице, крича и расталкивая прохожих. Я обернулся. Мускул бежал сзади. Кровь струилась по его лицу. Она тянулась красным следом по всей Деланси-стрит.

Я вбежал в булочную и захлопнул за собой дверь. Было похоже, что я ворвался в переполненный курятник. От меня во все стороны полетели ополоумевшие женщины, истошно вопя, как перепуганные куры.

Мускул вломился в дверь вместе с душем из битого стекла.

Женщины выбежали на улицу, наполняя ее своими криками.

Я нырнул за прилавок. Я заметил большой нож для резки хлеба.

Он оказался у меня в руках вовремя. Я воткнул его в лицо навалившегося Мускула. Лезвие вонзилось ему в правую скулу и разрезало щеку до самого рта. Щека буквально повисла у него на подбородке. Сквозь разрез я увидел его задние зубы. Истекая кровью, он бросился назад на Деланси-стрит, а я помчался вслед за ним, размахивая большим ножом и вопя как сумасшедший:

– Я разрежу тебя на куски!

Перепуганные прохожие с криком разбегались во все стороны.

– Ублюдок! – заорал я и яростно взмахнул ножом. Лезвие рассекло пальто у него на спине. Я взмахнул еще раз. Кончик ножа достал его шею.

Я услышал за спиной шаги и голос, прокричавший:

– Бросай нож, Лапша, или я буду стрелять!

Я встал и оглянулся. Это был местный коп, целивший в меня из револьвера.

Я увидел, что он не шутит. Я бросил нож; он со звоном упал на мостовую.

– Эй, ты, иди сюда. – Коп махнул Мускулу.

Тот подошел, пошатываясь и держась за щеку. Сотни людей собрались вокруг нас.

– Наконец-то я поймал тебя с поличным. Ты пытался его убить, Лапша, и теперь тебе не отвертеться. – Коп посмотрел на окровавленную голову Мускула и его рассеченную щеку. – Здорово ты искромсал этого парня. Эй, подайте назад! – крикнул он толпе. – Кто-нибудь, вызовите скорую.

Коп зашел мне за спину, чтобы обыскать мои карманы.

В этот момент Мускул прыгнул на меня с диким и невнятным воплем, который исходил словно из раны, зиявшей на его лице. Коп успел броситься между нами. Вся страшная сила, которую Мускул готовил для меня, обрушилась на копа, выбила из его рук оружие и накатила на нас, смяв всех троих и еще пятерых зевак в один клубок, покатившийся в сточную канаву.

Как Мускулу удалось завладеть хлебным ножом, не знаю, но он навис надо мной, рассекая лезвием воздух, а я уворачивался и изгибался, катаясь в грязной канаве вместе с копом. Я заметил револьвер копа, лежавший на тротуаре. Я рванулся вперед, схватил оружие и разрядил его приблизительно в том направлении, где размахивал ножом этот безумный.

Первая пуля угодила ему в живот. Он свалился в канаву, лицом вниз. Я сделал еще один выстрел. Рука у меня дрожала, я промазал, и пуля срикошетила в прохожего, который с криком упал на землю. Мускул начал стонать, умоляя меня: «Боже, как больно, я не могу это вынести! Добей меня, Лапша, добей, пожалуйста!»

Я подошел к умирающему Мускулу. Я тщательно прицелился и разрядил револьвер ему в голову.

Я наставил дуло на приближавшегося копа и крикнул:

– Я и тебя убью, ублюдок!

Он остановился. Я махнул револьвером сгрудившейся толпе. Люди расступились в стороны.

Я побежал вперед, не думая о направлении, а коп и вся эта толпа с гиком и воплями понеслись за мной. Мне казалось, что тысячи глоток кричат мне вслед: «Поймать Лапшу! Поймать убийцу!» Мне казалось, что тысячи рук тянутся ко мне, чтобы схватить и разорвать на мелкие кусочки. Деланси-стрит дрожала от криков толпы, жаждавшей моей крови.

Посреди улицы стояло такси. Водитель кого-то ждал, не выключив работавшего мотора.

Не успел он опомниться, как я уже стоял над ним.

Я ткнул ему револьвером в грудь и крикнул:

– Выметайся, пока я не проделал в тебе дырку.

Он выпрыгнул на улицу, как кролик. Я нырнул на водительское кресло. Я переключил коробку передач на первую, вторую, третью скорость и понесся по Деланси-стрит, визжа на поворотах шинами. Я промчался мимо полицейского участка на Клинтон-стрит. Куча копов выбежала на середину улицы, крича и разряжая мне вслед револьверы. Я повернул налево под Уильямсбургский мост, в верхнюю часть города. Я помню, как летел по узкой улице, а у меня из-под колес разлетались торговые тележки. Каким-то чудом мне удалось вырваться на широкую Первую авеню.

Я бросил машину на углу Первой авеню и Четырнадцатой улицы. Я скрылся в кинотеатре и сидел там до самого закрытия. Потом я поймал такси и поехал к Джои Китайцу.

Увидев Джои, я вздохнул с облегчением и почувствовал себя в безопасности. Я сказал:

– Дай мне отдельную комнату, Джои. За мной гонятся бандиты, копы, все.

– Не волнуйся, Лапша. Я дам тебе комнату, где никто тебя не найдет.

Я лег на кушетку. Джои приготовил мне трубку. Боль, отчаяние, тоска – все исчезло с первым вдохом дурманящего дыма. Приятное тепло проникло мне в кровь и растеклось по всему телу. Блаженная дымка обволокла меня яркими, причудливыми снами.

Глава 49

Кто-то грубо потряс меня за плечо. Чьи-то настойчивые руки и встревоженный голос вырывали меня из сна.

– Вставай, Лапша, скорее. Они уже внизу. Просыпайся.

Я тряхнул затуманенной головой и увидел испуганное лицо Джои. Он умолял:

– Ради бога, проснись, Лапша.

– Господи, что за сон, – пробормотал я и сел на кушетке. – Что стряслось? В чем дело?

– Поднимайся, Лапша, быстрее. – Я услышал крики и револьверные выстрелы под лестницей. – Они здесь, – торопливо шептал Джои, – Менди, Триггер и еще двое.

Я вскочил с кушетки.

– Быстрей, за мной, – бросил Джои яростным шепотом.

Я поспешил за ним, спустился по пожарной лестнице в узкий переулок и нырнул в подвальное окно. Другой конец подвала выходил в новый переулок. Мы были уже в двух кварталах от дома Джои. Я оглядел улицу. Она была пуста.

– Уезжай из города, – задыхаясь, посоветовал мне Китаец.

– Спасибо, Джои.

Я добежал до конца улицы. На углу я повернул на запад. Я бежал в тени, прижимаясь к стенам домов. Я миновал Бродвей. Меня трясло. Я замедлил шаг, чтобы перевести дыхание. Я пытался собраться с мыслями. Что теперь делать? Куда идти? Мне надо выбираться из города, но как? Теперь, когда меня ищут и копы, и Синдикат, нельзя садиться ни в автобус, ни на поезд. Первое, что они проверят, – это вокзалы и автостанции.

Я увидел станцию метро. Вот это подойдет. Я сбежал вниз по лестнице и сел на поезд, уходивший в верхнюю часть города. Я проехал весь маршрут до Сто восемьдесят первой улицы. Пройдя несколько кварталов по Бродвею, я зашел в круглосуточную закусочную. Рядом с входом на улице стояли грузовики. Я заказал гамбургеры и кофе.

Заметив выходившего из закусочной водителя, я догнал его и пошел рядом. Я спросил:

– Не возьмешь меня с собой, приятель?

– Возьму, если ты мне немного поможешь.

– Конечно, – ответил я с радостью. – Куда ты едешь?

– В Хастингс, с грузом всякой всячины. Когда приедем, поможешь мне разгрузиться?

– Договорились.

Я сел рядом с ним. Я глубоко вздохнул, когда мы выехали с Бродвея и покинули город. Я пытался справиться со страхом, но мне этого не удавалось. Я снова и снова вспоминал все события вчерашнего дня. Меня бросало в дрожь от одной мысли о том, что произошло. И о том, чем все это может закончиться.

Меня объявят в национальный розыск, причем сразу в двух организациях. Кто из них найдет меня быстрее? Копы или Синдикат? Сумею ли я скрыться от копов, у которых есть связи в каждом городе и штате?

Это будет не так уж трудно. Но как мне спрятаться от армии вооруженных гангстеров, которым наверняка уже дали приказ найти меня живым или мертвым?

Да, все бандиты в каждом городе получили этот приказ. Я знал, как эффективно умеет работать Синдикат. Большие города мне теперь недоступны. Но я поведу себя умно. Я буду держаться маленьких городишек и сельских мест, пока все не утихнет. Водитель тихо напевал себе под нос. Было уже светло, когда мы въехали в Хастингс.

– Что, неплохо прокатились, паренек? – спросил шофер с довольной улыбкой.

У меня болело все тело, но я сдержал обещание. Я помог ему разгрузить товары.

Я сказал:

– Спасибо, приятель.

Я пошел вниз по улице. Водитель повернул назад в Нью-Йорк.

Я подсчитал свою наличность. В бумажнике оставалось около четырехсот долларов. На первое время хватит. Я не стану трогать ту сотню штук, которую положил в «Бэнк оф Юнайтед Стэйтс». Они в надежном месте. Как хорошо, что я сообразил оставить эти деньги там.

Прежде всего мне нужно обзавестись другой одеждой, если я собираюсь путешествовать по сельским дорогам. Я направился на север по главной улице Хастингса. Вскоре я заметил магазин армейского снаряжения. Дверь была на замке. Я пошатался по улице, пока магазин не открыли. Я купил высокие крепкие сапоги, рабочие брюки, рубашку, куртку, носки, нижнее белье и дешевую шляпу. Все обошлось мне в тридцать два доллара. Я улыбнулся, вспомнив, сколько денег я тратил на один хороший «стетсон»[39].

Я вышел из города, держась вдоль берега Гудзона. Отыскав укромное местечко, где над водой нависали густые кусты, я разделся, вымылся в реке и надел новую одежду.

У меня еще остался револьвер копа. В барабане сидел один патрон. Я вытащил его и бросил в реку. Оружие я положил на прибрежную скалу. Взяв большой камень, я стал колотить по револьверу, пока он не развалился на несколько кусков. Каждый кусок я забросил в разные места реки. Старую одежду я закопал в яме среди дремучих зарослей речного кустарника.

Я бодро направился в сторону Олбани-Пост-роуд, чувствуя возродившиеся силы и новую надежду. Близ Хармона на Гудзоне я зашел в маленькую бакалейную и купил две банки импортных очищенных сардин, батон белого хлеба, кварту молока и пять батончиков «Херши».

После Хармона я прошел еще немного вдоль реки, пока не увидел тихое, поросшее травой местечко, окруженное со всех сторон высокими деревьями. Когда я сел на этой лужайке, меня охватило забытое чувство расслабленной лени. Я открыл баночку сардин и сделал себе два сандвича. Они исчезли очень быстро. Я и не подозревал, что так проголодался. Я размышлял о том, не открыть ли мне вторую банку сардин, дополнив ее оставшимся хлебом, но потом остановился на «Херши» и молоке. Два шоколадных батончика растаяли у меня во рту. Холодное молоко показалось мне слаще нектара. Я попытался вспомнить, когда в последний раз пил молоко. Я ничего не мог вспомнить, кроме того, что это было очень давно.

Я вытянулся на спине и закинул руки за голову. Усталость и боль куда-то исчезли. Я чувствовал только безмятежность и покой. Да, покой… Чудесный покой.

Что ж, как видите, я еще жив и теперь, много лет спустя, рассказываю вам о моих приключениях. Как мне удалось спастись, где я жил все это время – уже другая история, и вы понимаете, почему я не могу рассказать ее сейчас.

Примечания

1

В английском языке кличка персонажа «Noodle» означает и «лапша», и «башка». (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Имеется в виду Общество Таммани – политический клуб, контролировавший нью-йоркскую организацию демократической партии США.

(обратно)

3

Джанк – наркотик (амер. сленг).

(обратно)

4

От shmok (идиш), буквально «пенис» – глупый, надоедливый человек.

(обратно)

5

Пастрами – копченая говядина.

(обратно)

6

Книш – булочка с начинкой, например с картофелем (идиш).

(обратно)

7

Тонг – тайное общество китайцев, живущих в США.

(обратно)

8

Катись к черту, Янкель! Чтоб ты сдох! (идиш)

(обратно)

9

Не бреши (идиш).

(обратно)

10

Пипс Сэмуэл (1633—1703) – английский чиновник и писатель, автор известных «Дневников», где, в частности, рассказывается о лондонской чуме 1665 г.

(обратно)

11

Горе мне (идиш).

(обратно)

12

Торпеда– профессиональный убийца (амер. сленг).

(обратно)

13

Покончим с этим делом; буквально – «задницу на стол» (идиш).

(обратно)

14

«Томми» – автомат американского конструктора Дж.Т. Томпсона.

(обратно)

15

Члены одной семьи (фр.).

(обратно)

16

Шлемиль – простак, растяпа (идиш).

(обратно)

17

Мешугенер – болван, дурак (идиш).

(обратно)

18

Поцелуй меня в зад (идиш).

(обратно)

19

Барнум Финеас Тайлор (1810—1891) – американский антрепренер и шарлатан, чье имя стало нарицательным.

(обратно)

20

Палисады– гряда водных скал у западного берега реки Гудзон.

(обратно)

21

Торчи – грустная и сентиментальная песня о неразделенной любви.

(обратно)

22

Чтоб ты сдох, стукач (идиш).

(обратно)

23

Небиш – простофиля, дурачок (идиш).

(обратно)

24

Браун Хейвуд (1888—1939) – американский журналист, известный своими либеральными социально-политическими убеждениями.

(обратно)

25

Пейн Томас (1737—1809) – англо-американский писатель и политический памфлетист, участник Войны за независимость в Северной Америке.

(обратно)

26

Хула– гавайский танец.

(обратно)

27

Виктрола – одно из названий граммофона.

(обратно)

28

Шикса – девушка нееврейского происхождения (идиш).

(обратно)

29

Благородный – лидер штрейкбрехеров (сленг).

(обратно)

30

Креплак – кусочки теста, как правило, с мясной или сырной начинкой, обычно кладутся в виде клецек в суп (идиш).

(обратно)

31

Мохель – у иудеев человек, непосредственно совершающий процедуру обрезания (идиш).

(обратно)

32

Чертова кухня – место, пользующееся дурной репутацией, опасный квартал в Нью-Йорке.

(обратно)

33

Кобб Тайрус Рэймонд (1886—1961) – знаменитый бейсболист.

(обратно)

34

Пинокл – вид карточной игры.

(обратно)

35

Херринг (Herring) – сельдь (англ.).

(обратно)

36

Сумасшедший ублюдок (идиш).

(обратно)

37

Будем здоровы (идиш).

(обратно)

38

Шива – традиционный семидневный траур у евреев, соблюдаемый родными и друзьями усопшего (идиш).

(обратно)

39

«Стетсон» – шляпа с широкими полями и высокой тульей; «ковбойская шляпа».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg