«Опущенная»

Опущенная (fb2) - Опущенная 1140K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Григорьевич Колычев

Часть первая

Глава 1

Солнце уже проснулось, приподнялось на локте над горизонтом, окинуло ясным взглядом свои владения, но еще не слезло с перины из белых пушистых облаков. А может, оно и не будет слезать, а просто сожжет свою постель по пути к знойному полудню.

День обещал быть жарким, но по-другому и не хотелось бы. Не для того Настя вставала в пять утра, чтобы провести выходные под пасмурным небом или даже под дождем. Ее зовут Настя, и ненастье — не для нее.

Машина уже в пути, дорога медленно идет на подъем, влево-вправо поля: пшеница, подсолнухи, а впереди синеют горы. Там, за перевалом их ждет море — мокрое и сухое. А как еще назвать соленую воду, которой не напиться?

За рулем — отец, мама рядом, за штурмана. Волосы у отца густые, но уже подернутые сединой. Лицо у него породистое, а роговые очки, так же как и бородка, подчеркивают его интеллигентный склад. Сытые щеки, легкая полнота в теле придают солидность его облику. Он у Насти — судья, вершитель судеб для тех, кто преступил закон. Мама у нее попроще — и по статусу, и по внешности. Круглолицая, розовощекая, в теле. И всегда веселая. Даже когда она грустит, все равно где-то в глубине глаз светится озорной огонек.

Отец сначала ударил по тормозам, только затем выругался:

— Черт!

Сила инерции потянула Настю вперед, она плечом ударилась в переднее кресло. А мама едва не выбила головой лобовое окно.

Машина остановилась, отец выскочил на дорогу, Настя — за ним. Она увидела белобрысого парня в запущенном состоянии. Волосы грязные, сальные, под глазами темные круги, щеки впалые, небритые. Убогий ватник на нем — рваный, замызганный, брюк нет, только сатиновые трусы, на ногах кирзовые сапоги. Это из-за него отец так резко затормозил.

— Давай отсюда, пока я милицию не вызвал! — Отец хотел крикнуть на него, но не смог, не хватило для этого злости.

Земля не остыла за ночь, и сверху начинало припекать. Вроде бы совсем не холодно, но парня трусило, как в лихорадке. И столько страдания в его взгляде, что Настю передернуло изнутри. Это существо вызывало и презрение, и жалость одновременно. Но вместе с тем ей стало страшно от мысли, что от такой судьбы не застрахован никто. В том числе и она…

Она все понимала. Лето, поля, где-то растут конопля, мак, эта жуткая радость для наркомана. И этот подался за своим счастьем.

Настя полезла в машину, достала из сумки несколько еще теплых пирожков, завернула их в салфетку. Парню сейчас нужна была доза, но наверняка его терзал и обычный голод. Настя собиралась отдать пирожки ему в руки, но, глянув на него, положила передачу на землю. Взгляд у него страдальческий, жалостливый, но там же чувствовалась и злость на весь мир. Как бы не взбесился, не набросился.

Парень кивнул в знак благодарности, но к пирожкам не поспешил. И Настю проводил тоскливым взглядом. Ему бы тоже в машину, а дальше — на море, на пляж, к нормальной человеческой жизни.

Настя села в машину. Только за ней закрылась дверь, как отец опустил сцепление, и «Волга» тронулась с места.

— Нет, все-таки надо в милицию позвонить, — в раздумье проговорил отец. — Пусть в ЛТП отправляют.

Настя развернулась, посмотрела в заднее окно. Наркоман стоял на обочине дороги и смотрел в ее сторону. И взгляд у него не просто жалостливый, но и прощальный. Возможно, его уже невозможно спасти. Может быть, сегодня он умрет. И ему об этом известно.

— В ЛТП — только по решению суда, — улыбнулась мама.

— А я кто, по-твоему?

— Сегодня ты курортник. Сегодня ты будешь купаться в море, есть шашлык и пить вино.

— Но кто-то же должен заботиться о сирых и убогих, — грустно вздохнула Настя.

— А не надо быть убогим, — сказала мама. — Он же сам во всем виноват… Сначала курил — веселился, потом опий, еще веселей.

— Может, он и не знал, что так будет.

— Главное, чтобы ты, дочка, знала. Это ж такая зараза!..

— Ну я-то знаю…

Наркомания — бич, и это ей внушали со школьной скамьи. Из милиции приходили с лекциями, из горздрава. Кольке Шутову тоже внушали, Лешке Грищенко, только им это не помогло. Один уже срок мотает за наркоту, другой целыми днями в парке сидит, анашу смолит. А может, и на что-то более тяжелое перешел… Столько их таких. И всем не поможешь, всех своей заботой не осчастливишь.

С наркотой нужно бороться. И, возможно, когда-нибудь Настя подключится к этому святому делу. Через два года она окончит университет, получит юридическое образование и станет следователем прокуратуры. Но еще рано думать о работе, сначала нужно летнюю сессию сдать. Это у родителей выходной, а она будет загорать на пляже с пользой для дела. Не зря же она прихватила с собой конспект по гражданскому праву.

* * *

Человек имеет право на счастье, с этим не поспоришь. А имеет ли он право на второе счастье, на то, которое называют наглостью? Хлопая от удивления глазами, Настя точно знала ответ на этот вопрос. И надо бы поделиться своими соображениями с эффектной загорелой блондинкой, которая прошмыгнула в пляжную раздевалку под самым ее носом. Настя отстояла очередь, чтобы переодеться, за это время купальник на ней высох. И тут вдруг появляется очень умная. И красивая. А Настя остается в дурах.

— Извини, мы очень спешим, — послышался знакомый голос.

Настя повернула голову и увидела Севу с ее курса. Жесткие волнистые волосы выгорели на солнце, осветлились, а лицо, напротив, потемнело. И глаза приняли цвет морской волны. А белые зубы блестят на солнце, как жемчужные бусы на шее у смуглой красавицы. Крепкая шея, широкие плечи, хорошо прокачанные грудные мышцы… Как-то раньше Настя не обращала на него внимания, а сейчас в голове сверкнула фотовспышка. Это был свет, в котором невозможно смотреть на человека, чтобы не влюбиться.

— И ты тоже? — Настя кивком показала на железную кабинку.

— Да нет, я уже высох, — качнул головой он.

— Я тоже.

Волшебная фотовспышка могла высветить и волшебную дудочку в глазах мужчины. Тот же Сева мог поманить ее за собой, и она бы пошла за ним — хоть на край света, хоть в постель. Но Сева не манил, он ждал свою блондинку. Да и не пошла бы Настя за ним. Она бросила сумку себе под ноги, взяла сарафан и надела его поверх сухого купальника. До лагеря недалеко, там она, в своей комнате, и переоденется. А с блондинкой она как-нибудь в другой раз поговорит. Если не отпадет желание проучить ее.

Она пошла к лагерю, но Сева догнал ее.

— Обиделась? — спросил он, сравнивая с ней шаг.

— Ничуть.

— Олеся, она такая.

— Сочувствую.

— Да мне то что…

— Ты же с ней куда-то спешишь.

— Ну, может быть, на обед, — улыбнулся он.

— Приятного аппетита!

— А ты же Настя, да?

— Неужели не узнал?

Она уже вторую неделю в студенческом лагере, а Севу только сегодня увидела. Или не замечала, или он только на днях появился. Сессия уже позади, каникулы в самом разгаре, а настоящая жизнь могла бы начаться сегодня. Если бы Сева не был занят…

— Честно?.. Если честно, то нет… В универе ты одна, а здесь другая…

— Загорелая?

— Ну, и загорелая… А ты с кем здесь?

— С Ленкой Павловой в номере, а что?

— Да нет, ничего. — Сева улыбнулся себе под нос.

Неужели ему не все равно, есть у нее парень или нет?

Они вышли на набережную с ее полуденным броуновским движением — кто на пляж, кто обратно. Кто-то еще полон сил, а кто-то уже сварился на солнце. Панамки, кепки, сомбреро, круги, матрасы… И мороженое.

— Мороженое будешь? — спросил Сева.

Настя вздохнула с усмешкой. Вокруг ларька очередь — человек пятьдесят, и почти все стоят под открытым солнцем.

— Жаль, Олеси нет, — глянув на нее, усмехнулся Сева.

— Вот и я говорю, человека забыл.

— А вот и она!

Олеся обогнала их, остановилась, преграждая им путь. Красивое лицо: правильные черты, роскошные брови, изящный носик, сочные губки. И фигурка — хоть на «Мисс СССР» отправляй. Настя считала себя симпатичной, но не более того. Глядя на Олесю, она понимала, насколько далека от идеала женской красоты.

— Сева, это что еще за новости? — возмущенно простонала Олеся.

— Ну, должен же я был извиниться за тебя.

— А кто меня торопил? — косо глянув на Настю, спросила она.

— Я пойду.

Настя не хотела быть камнем преткновения в этой перепалке, поэтому продолжила путь, оставив Севу на растерзание взбалмошной блондинке.

— Давай, давай! — Олеся небрежно махнула рукой в ее сторону.

Настя замедлила шаг, остановилась, повернулась к ней. Несомненно, Сева произвел на нее сильное впечатление, но бороться за него она не собиралась: не женское это дело. Но и оскорбления сносить она не станет.

— Слушай, ты!

— Так, девочки! Не будем ссориться! В конце концов, мы дети одной альма-матери!

Он обнял Олесю одной рукой и потянулся к Насте другой. Она должна была оттолкнуть его или даже послать по этой самой альма-матери, но рука оказалась такой горячей, что ей вдруг захотелось растаять под ней. Она позволила обнять себя, но вырвалась Олеся. И глянув на Севу, обнимающего Настю, вскипела:

— Ну, Лебедев! Ты еще пожалеешь! — Окинув Настю презрительным взглядом, она рванула прочь от них.

Шла она на высокой скорости, но вихляющая походка при этом казалась такой естественной и непринужденной. Настя и близко не умела крутить такие «восьмерки», но, глядя на Олесю, ей захотелось научиться.

— Догоняй, — тихо сказала она.

— Зачем? — Сева продолжал обнимать ее.

— А если уйдет?

— Уже ушла.

— А как же обед? — усмехнулась Настя.

Она должна была отстраниться, но так приятно было чувствовать на себе крепкую мужскую руку.

— Будем обедать вместе. — Он еще крепче прижал ее к себе.

— А я согласна?

Он повернул к ней голову, лишь слегка ослабив хватку.

— А ты согласна? — Он смотрел на Настю так, как будто собирался ее поцеловать.

И она опьянела под его взглядом.

— Ну, если только со мной…

— Только с тобой… Идем?

Настя кивнула. Волшебная дудочка звала ее к Севе, и она не могла не идти.

А шли они в столовую, но почему-то она оказалась у него в комнате. Он закрыл дверь, посадил ее на кровать, и Насте показалось, будто она оказалась на воде в открытом море. От сильного душевного волнения у нее отказали ноги, она тонула, но некому было бросить спасательный круг. А Сева уверенной рукой тянул ее на дно.

Его руки казались теплыми волнами, они не срывали, а смывали одежду. Настя вдруг оказалась в одном купальнике, и чуть погодя исчез и лифчик.

— Не надо.

Настя забарахталась, пытаясь удержаться на плаву, но Сева обжал губами сосок, скользнул по нему языком, и она всплеснулась, кругами расплылась по воде. И сама стала морем, которое требовало шторма.

— Ну пожалуйста…

Она еще взывала о спасении, но уже не хотела, чтобы Сева останавливался. В конце концов, ей через месяц будет двадцать лет, она уже совсем взрослая. И жить пора по-взрослому.

На ней уже ничего не осталось, когда в дверь забарабанили. Внутри все сжалось от страха, но Сева не позволил ей подняться. И она ощутила восторг, какой испытывала в детстве. Было такое, она сидела в шкафу, родители ходили по комнате, искали, но не могли ее найти. Но тогда это был детский восторг, в нем не было ничего крамольного, запретного. А сейчас ее могли застукать голую в объятиях такого же обнаженного парня; это как минимум стыд и позор, но почему страх за свое непорочное имя возбуждает порочные желания?

— Жора, погуляй! — крикнул Сева.

От его голоса зазвенело в ушах, но и это вызвало у Насти прилив бурлящих эмоций. Прилив куда-то в низ живота, где в ожидании ласки переворачивалась с боку на бок теплая пушистая кошечка.

— На старт! — тихо, но напористо прошептал Сева. — Внимание!..

Стартовая дорожка уже была готова к маршу, Сева неторопливо втиснулся в нее, медленно заскользил, ускоряя движения. Настя пожала плечами, прислушиваясь к чувствам. Говорили, что в первый раз больно, но нет, вполне терпимо. И даже приятно. А восторг вызывал сам процесс, рвущий на части все правила, которыми пичкали ее родители. Какая свадьба, какая первая брачная ночь, когда Сева как ураган, сметающий все на своем пути?

* * *

Лето закончилось, наступила весна. А какая может быть осень, когда Сева рядом?

Почти две недели они провели вместе в студенческом лагере. Две недели, которые стали для Насти лучшими в жизни. Потом он уехал к родителям, а с первого сентября они снова вместе. Идут себе по парковой аллее, он обнимает ее за талию, целует в шею.

И вдруг навстречу — Олеся. Распущенные волосы, кричащий макияж, вызывающая кофточка с трясущимся декольте, короткая юбка, туфли на шпильке, маленькая сумочка на длинном ремешке. И походка — ни дать ни взять, манекенщица на подиуме. Настя почувствовала, как напрягся телом Сева. А Олеся шла, как будто не замечая его. И слышно было, как стучат каблучки — возможно, в такт ее мыслям. Она прошла мимо, скользнув по Насте презрительным взглядом. А Сева не удержался, обернулся ей вслед.

— Фу-ты ну-ты!.. — Он хотел сказать что-то еще, но затих.

В такой ситуации словами делу не поможешь.

— Догоняй, — вздохнула Настя.

— Шутишь? — Сева внимательно глянул на нее.

— Конечно, шучу… — Она остановилась, повернулась к нему лицом и обняла, не позволяя смотреть вслед Олесе.

Олеся не бегала за Севой, не мстила ему, вешаясь на шею другим парням. Она просто исчезла из вида. Уехала из лагеря, только сегодня и объявилась.

— Я тебя никому не отдам! — Глядя в глаза Севе, сказала она.

— Да я и сам не отдамся, — улыбнулся он.

— Даже если она сама будет приставать?

— Не будет.

— А вдруг?

— Да ну ее!..

— А меня?

— Я же говорил, ты самая лучшая…

Он снова обнял ее, они продолжили путь, вышли к остановке. Ехать недалеко, минут десять.

— Проводишь меня? — спросила Настя.

— Ну конечно…

— Мама сейчас дома… — вздохнула она.

Мама у нее числилась внештатным корреспондентом районной газеты, но не работала, сидела дома. И вот как им с Севой уединиться? Мама ее убьет, если узнает, что у нее была с кем-то близость.

— Ты же говорила, что у вас дача есть.

— Это далеко… Давай завтра! — улыбнулась она.

Действительно, завтра она возьмет ключи отдачи, а после занятий они с Севой отправятся в Борисовку. От института это час туда — не так уж и много.

Они сели в троллейбус, Сева проводил ее к дому, но во двор она с ним заходить не стала. Вдруг мама из окна увидит, она же без соли ее съест. Да Сева и не рвался знакомиться с ней. Поцеловал Настю на прощание, весело улыбнулся и был таков. Она с подозрением смотрела ему вслед. Уж не торопился ли он вернуться в свою общагу, чтобы найти там Олесю? Так это или нет, но вечером встретиться с Настей он не предложил. А они могли бы сходить в кино.

Напротив ее подъезда стояла новенькая, сверкающая лаком вишневая «девятка». Хотела бы Настя такую ласточку, но разве отца уговоришь? Даже если он и найдет деньги, то все равно не купит. Так не бывает, чтобы у народного судьи на одну семью было две машины… А деньги у него есть. Кто сейчас не без греха?

Настя свернула к подъезду, а навстречу ей стремительным шагов вышел хорошо одетый мужчина лет тридцати. Среднего роста, худощавый, судя по движениям, юркий, непоседливый. Не красавец, но приятной, располагающей внешности. Взгляд живой, шипящая пена в нем и брызги шампанского. Так подумала Настя, когда их взгляды пересеклись. Увидев ее, мужчина мысленно откупорил бутылку шампанского — именно такое ощущение и возникло.

— Я думал, что ошибся подъездом! — ярко улыбнулся он.

Зубы у него ровные, но не совсем белые, легкий желтоватый оттенок на них.

— А вы не ошиблись? — Настя должна была пройти мимо, но как будто какая-то сила ее остановила.

— Да нет, двадцать четвертая квартира в следующем подъезде… Но сейчас я понимаю, что мне нужны именно вы… Евгений! Можно просто Женя.

— Ну, Настя…

— Настя, ты не смущайся, — улыбнулся он. — Я добрый и безобидный. И еще со мной всегда весело.

— Ну, если мне нужно будет весело, я в цирк схожу.

— В цирке клоуны, — качнул головой Женя. — А клоуны, они злые…

— Впервые слышу, что клоуны злые.

— Они на жизнь обиженные. А обиженный на жизнь человек не может быть добрым… А давай поедем в цирк! — Он кивком показал на «девятку».

— Ну, это слишком, — качнула головой Настя.

— Что, клоунов боишься? — засмеялся он. — Это ты зря. Нельзя верить случайным прохожим, а ты уши развесила, — засмеялся он.

— Не развесила… И, вообще, мне пора.

Да, действительно, почему она не уходит? Зачем ей какой-то Женя, когда есть самый лучший на свете Сева.

— А я вот никуда не спешу… Только что спешил, а сейчас нет. Потому что тебя встретил.

Настя усмехнулась, качнув головой. Она, может, и симпатичная на внешность, но не столь хороша, чтобы мужчины теряли от нее голову. И она бы не поверила в искренность Жени, если бы не Сева. Там, на пляже, он влюбился в нее с первого взгляда, как прилип тогда, так и не отстает. И они всегда будут вместе… И Женя мог влюбиться. Во всяком случае, она уже могла в это поверить. Но зачем задаваться вопросом, мог или нет, если, кроме Севы, ей никто не нужен?

— А вам нужно спешить, у вас дела. Извините, больше не буду вас задерживать. — Настя улыбнулась и шагнула к подъезду.

— Постой! — Женя всего лишь потянулся за ней, даже к руке не прикоснулся, но все же она остановилась.

Может, потому, что не хотела уходить?

— Ну что такое?

— Давай вечером встретимся.

— Я не могу.

— Я закажу столик в ресторане, в одиннадцать вечера ты уже будешь дома.

— Мой парень будет против, — усмехнулась она.

— Твой парень?! Ну да, конечно! — Женя эмоционально коснулся лба ладонью. — У такой красоты должна быть своя оправа… Как зовут оправу?

— Не важно.

— Если не важно, то вечером я за тобой зайду, лады?

— Это для вас не важно, а для меня очень важно… Все, до свидания!

— А когда свидание? — вслед спросил Женя.

Настя подняла руку и пошевелила пальцами.

В четверг будет свидание, после дождичка.

Может, зря она отшила Женю? Зрелый и, главное, симпатичный мужчина в самом расцвете сил, и машина у него своя, и одевается он хорошо. А Сева может вернуться к своей Олесе. Может, он сейчас едет в общагу, чтобы вымолить у нее прощение. Он уедет к ней, а Настя останется у разбитого корыта. И будет сидеть перед ним, пока не превратится в старуху.

* * *

Есть женщины красивые, а есть особенные. Настя же и красивая, и особенная. Красота ее, может, и неброская, но глубокая, одухотворенная. Золото ее не на поверхности, а в недрах, может, потому и не пропадает интерес к этой чудесной девушке. Добыча идет по крупице, по крупице, и так до скончания дней. А у Олеси вся сверкающая мишура на поверхности. Спору нет, она яркая, обворожительная, но все это на один раз. Съел и забыл…

И все же Олеся волновала кровь. Эти длинные ножки под короткой юбкой, а этот оглушительный бюст… Но как ни пыталась она привлечь его внимание, Сева обходил ее стороной. Не мог он променять Настю на нее… Может, где-то в душе и хотел, но не мог.

Олеся не выдержала первой.

— Лебедев, ты хоть знаешь, какая ты скотина? — спросила она, перегородив ему путь.

— Скотина — существо полигамное, а я человек моногамный.

— Ага, то с одной, то с другой.

— С другой, — кивнул он. — И с одной.

— Не понимаю, что ты нашел в этой курице?

— А вот это ты зря… — нахмурился Сева.

Он вовсе не хотел, чтобы Олеся оскорбляла Настю.

— Зря — это ты… Я хотела сказать, что ты мне больше не интересен.

— Да?

— И можешь обо мне забыть…

— Я попробую, — усмехнулся Сева.

— Ты еще придешь ко мне… — Олеся вдруг просияла, увидев кого-то.

Но он удержался от искушения обернуться, бросить взгляд через плечо. Может, это уловка какая-то.

— Ну все, Лебедев, чао!

Олеся щелкнула пальцами у него перед носом и направилась в сторону, куда обращен был ее взгляд. И лишь после того, как она оказалась у него за спиной, Сева обернулся. И увидел навороченного живчика с обольщающей улыбкой. Лет тридцать мужичку, среднего роста, худощавый. Прикид у него — сплошь фирма. Хотел бы Сева так одеваться, но пока не судьба.

Олеся не удержалась, оглянулась перед тем, как подставить щеку под поцелуй. Сева должен был видеть, как у нее все здорово в личной жизни.

Она взяла живчика под ручку и пошла с ним, подыгрывая себе движением бедер. Это она так хвостом перед Севой виляла — дразнила, провоцировала. Но зря старалась: Сева не пошел за ней. Много чести.

Глава 2

Сентябрь месяц уже на исходе, погода портится. Ветер поднялся, набежали тучи, первые капли дождя царапнули по стеклу. Но ненастье только за окном, в комнате хоть и прохладно, зато уютно и душевно. И все потому, что рядом Сева. Они лежали на разобранном диване, над головой тикали старые часы с безголовой кукушкой. Скоро уже темнеть начнет, а они все не уходят. И не собираются.

— Может, камин затопим? — спросил Сева.

— Может, на ночь останемся? — улыбнулась она.

— Камин у вас тут мощный, ночью точно не замерзнем.

Дача у них не очень большая, полутораэтажный дом с фундаментом из крупных речных камней. Каминный зал занимал половину первого этажа, и тепла в такую погоду могло хватить на весь дом. Но вряд ли Настя сможет бродить по комнатам нагишом. Желание такое, может, и было, и Севу она уже давно не стеснялась, но вдруг нагрянут родители и застанут ее в таком виде… А ведь нагрянут. Когда-нибудь это случится. Но ей уже все равно…

На крыльце скрипнула доска, тут же открылась дверь. Настя вскочила с дивана, метнулась к стулу, на спинке которого висела одежда… Если это родители, то, увы, ей не все равно. Ох и достанется же!

Она уже почти натянула платье, когда в зал широкой походкой вошел отец.

— Стучаться надо! — крикнула она.

Отец смутился, сдал назад. Только тогда Сева поднялся, взял брюки.

— Оделись? — не показываясь на глаза, спросил отец.

— Папа, я уже взрослая, мне уже двадцать лет! — Да?

Отец вошел в комнату, навалился взглядом на Севу, который застегивал рубашку.

— А вы что скажете, молодой человек?

— Ну, я хотел бы жениться на Насте, — развел руками Сева.

— А вот одолжения нам делать не надо!

— Это не одолжение… Просто мы думали сначала окончить институт…

— Сказать, чем ты думал? — Отец смотрел на него угрожающе, исподлобья.

— Ну, дело молодое… Но я с самыми серьезными намерениями…

Сева глянула на Настю как на хозяйку сторожевого пса, который зажал его в угол и не давал прохода. Он просил ее унять отца, пока он не загрыз его до смерти.

— Пап!.. Мы больше не будем! — первое, что пришло в голову, сказала Настя.

— А больше уже и не надо! Хватит и одного раза!

— Нет ничего!

— Ты уверена?

— Ну папа! — Настя готова была расплакаться, лишь бы только отец смилостивился над ней.

— Рано ему еще папой становиться, — съязвил отец, глянув на Севу.

— Ну, если вдруг, я готов…

— Если вдруг… Все у вас так…

— А у вас с мамой как было?

— Как у нас?.. — Отец вдруг завис в раздумье. — Ну, было…

Он хмыкнул в кулак и милостиво глянул на Севу:

— Кто такой?

— Ну, мы с Настей учимся…

— Юристом будешь?

— В прокуратуру хочу, следователем.

— Смотри, если вдруг… — Отец ткнул в Севу пальцем, но, глянув на Настю, не решился продолжать.

И повернулся к ним спиной.

— Давайте, собирайтесь, домой отвезу.

Он вышел из комнаты, Настя переглянулась с Севой, пожала плечами. Не думала она, что отец появится именно сегодня.

— Влипли, — усмехнулся он.

— Это еще мама не знает…

— Да как-то не страшно… А ты замуж за меня пойдешь?

Настя ткнулась ему лбом в плечо, постояла немного и пришла в движение. Надо было одеваться, приводить себя в порядок и настраиваться на головомойный разговор.

А замуж она за Севу пойдет. Только за него и пойдет. Только с ним она будет счастлива, а больше ни с кем.

* * *

Дураки женятся рано, а умные — никогда. Бродит по ушам такая вот глупость, кто-то соглашается, а Сева — нет. Но в дураках оставаться все же не хочется. Двадцать три года ему, два из них отданы армии, погранзаставе на Новой Земле, где вместо баб — только белые медведи. Отслужил, поступил, три года вольной охоты на скудных хлебах, хотелось бы еще порезвиться, но вдруг засада. А отец у Насти человек не простой, известный в городе судья. Нет, на скамье подсудимых он оказаться не боится, но и от ответственности уходить тоже нельзя. Взялся за гуж… А как же свобода? Гуже ней?..

В тяжких раздумьях он брел к общаге. Настя уехала с отцом, он возвращался на базу. Настроение не ахти, но и паники не было. Он же любил Настю, ему с ней хорошо. Так почему бы и не жениться?.. Или ну его в пень?

Чуть в стороне послышался девичий смех. Сева повернул голову и увидел белеющие в темноте волосы. Он шел по аллее, которую пересекала дорожка, на этом перекрестке, спиной к стриженому кусту, под кроной каштана стояла Олеся. И кто-то ее обнимал. Ее это не возмущало, но радости особой не было. И не смех он услышал, а нервное хихиканье.

Сева остановился, достал из кармана пачку сигарет. Ему, конечно, нет дела до личной жизни Олеси, но у него есть право задержаться на свежем воздухе перед тем, как зайти в общагу. И курить он может где угодно. Хотя бы потому, что он учится здесь, а с кем гуляет Олеся, он не знает. Если она с тем самым живчиком в фирмовом прикиде, то им здесь делать нечего. Пусть расходятся — он к себе, а она в свою комнату… Ну а если вдвоем уехать хотят, Сева удерживать их не вправе.

— Жень, ну что ты делаешь? — снова хихикнула Олеся.

Сева сунул сигарету в рот, поджег фильтр, затянулся, закашлялся. Руки кривые. Или это от волнения? Сигарету он выбрасывать не стал, просто оторвал фильтр. И экономия, и затяжки будут покрепче. А ему хотелось позабористей.

Он вспомнил, как вот так же в кустах зажимал Олесю. Задрал юбку, обжал руками зад, всем своим пылом прижимаясь спереди. Она и тогда упрямилась, но это не помешало ему снять трусики. А сейчас ее раздевал какой-то там Женя. А может, уже и раздел. Может, уже вжимается в нее.

— Ну Жень!

— Да ладно тебе! Нормально все!

— Я так не могу…

— А как ты можешь? И где?

— Везде. Но не сейчас…

— Может, хватит крутить динамо?

Женя говорил и пыхтел, пытаясь залезть к Олесе под юбку. И она уже не отталкивала его. Возможно, ее трусики уже валяются где-то под кустом.

— Я не кручу, просто не могу.

— Может, как-нибудь по-другому?

— Как по-другому? — В ее голосе прорезалось возмущение.

— Ну, есть способы…

— За кого ты меня держишь?.. — Судя по звукам, Олеся пыталась вырваться из мужских объятий. — Пусти, говорю!

— Сначала сделай…

— Пошел вон!

— Давай, давай!

Сева не выдержал, отбросил в сторону окурок, рванул к Олесе. И схватил за плечо мужика, который силой удерживал ее в своих объятиях.

Он мог бы ударить его кулаком в лицо, но побоялся задеть Олесю. Он просто схватил его за куртку и рванул на себя. Но Женя ударил его локтем в нос. Из глаз брызнули искры, в носоглотку хлынул тухлый запах ржавчины. Но это было еще не все.

Женя ударил его ногой в пах. И ударил сильно. Сева едва устоял на ногах. И блок под очередной удар поставил в самый последний момент. Но поставил. И ударил в ответ.

Сева и боксом занимался, и в карате знал толк, но прежде чем сбить противника с ног, он пропустил еще два болезненных удара. И все же победа осталась за ним.

— Мы с тобой еще поговорим, щегол! — поднимаясь с земли, пригрозил Женя.

— Ну, давай! — Сева надвинулся на него, нацеливая поднятый к уху кулак.

Он готов был ударить, но Женя стоял слишком далеко. А догонять его уже не хотелось. Да и зачем, если враг дрогнул и отступил? А добивая, можно нарваться на плюху.

— Да иди ты!

Женя повернулся к нему спиной, сделал несколько шагов и растворился в темноте.

И сразу стало тихо. Только слышно, как ветер копошится в опавшей листве. А где же Олеся? Неужели ушла?

Сева обернулся и увидел ее. Она стояла, свесив голову на грудь.

— Спасибо тебе, — буркнула она, исподлобья глядя на него.

— За что? За то, что кайф обломал?

— С кем кайф? С этим сморчком?

— Ну, я в штаны к нему не лазил.

— А я что, лазила?

— А чем ты здесь занималась?

Олеся дернулась, как будто собираясь повернуться к нему спиной, но сдержала свой порыв, осадила себя.

— Давай не будем!

— Да мне в общем-то все равно, какие сморчки ты видела.

— А к нам чего полез?

— Ну, он что-то там тебе предлагал…

— Что предлагал? — возмущенно и вместе с тем с загадочным видом спросила она.

— Ну, мало ли…

Возбуждение нахлынуло волной — навалилось, подняло, взболтало. И так вдруг захотелось упереться во что-нибудь до упора.

— Если я с твоим «мало ли» знакома, то это не значит, что я могу со всеми…

— Не можешь?

— А твоя эта, как ее там?.. Она может?

— Может.

— Со всеми?

— Нет, только со мной.

— И я могу только с тобой.

— Ну конечно!

— Да пошел ты!

Олеся повернулась к нему боком, но Сева поймал ее за руку, потянул на себя. И она оказалась в его объятиях. Юбка задралась, ладони обжали ягодицы. И трусики на месте, и колготки не сняты. Не было ничего с Женей. Но может быть с ним, с Севой. А почему бы и нет?

— Иди к своей этой! — толкнула его Олеся.

Но Сева удержал ее в своих объятиях.

— Я тебя ненавижу! — Она снова дернулась.

— Охотно верю.

— И люблю.

— Не знаю…

— А то, что ты козел, знаешь?

— Еще какой!

Он развернул ее к себе задом, подтолкнул к липе, заставив обнять ствол. Стянул колготки, пристроился.

— Скотина! — пробормотала она, принимая заданный ритм.

— Мне уйти?

— Только попробуй…

Сева не ушел. А потом еще и проводил Олесю до ее комнаты.

— Останешься? — спросила она, прижимаясь к нему будто бы в поисках защиты.

Взгляд грустный, жалобный.

— А с кем ты сейчас?

Сева надеялся, что ее соседка не позволит им уединиться. Только на это и была надежда. В себя он уже не верил. Хотя бы потому, что уже сошел с праведного пути.

— Да Райка домой уехала, завтра будет…

— Ну, если завтра…

Олеся открыла дверь, потянула его за собой в комнату. И, не включая свет, обвила руками его шею. А губы у нее вкусные, сочные, и сама она пахла как чайная роза на свежем ветру.

— Я тебя никуда не отпущу.

Он оказался у нее на кровати, она стянула с него куртку, расстегнула рубашку. Да и он готов был ко второму тайму — как физически, так и морально. А если точней, то аморально.

— У меня сегодня помолвка была, — неожиданно для себя сказал он.

— Что?! — Олеся отпрянула от него, но с кровати не поднялась.

— С Настей на даче был, а тут вдруг отец…

— И что, жениться заставляет?

— Ну, не то чтобы заставляет…

— На мораль давит?

— Настя, между прочим, девочкой была, — вспомнил Сева.

У Насти он был первым, а у Олеси нет. Может, она и не может ни с кем, кроме него, но в ее почтовом ящике побывало не одно письмо.

— В каком классе?

— На четвертый курс переходила…

— Не знаешь ты наших бабских хитростей.

— А ты знаешь?

— Я знаю. Только я с тобой по-честному… А эта стерва лапшой тебя кормит. Думаешь, отец случайно появился?

— Когда-нибудь это должно было случиться.

— Ты ей предложение делал?

— Ну, если только сегодня…

— Она отказалась?

— Вряд ли…

— Я бы не отказалась. Но и отца бы не подговорила…

— А Настя подговорила?

— Скажи, ты на юриста учишься или на сантехника?

Сева пожал плечами. Возможно, он действительно стал жертвой семейного сговора. Но ведь он любил Настю, и не так уж страшно было на ней жениться.

Олеся расстегнула молнию у него на брюках, просунула руку:

— Ты не бойся, мой отец тебя на мне жениться не заставит.

— Твой отец далеко.

— Он может и приехать. И отец, и брат…

Сева уже прочувствовал на себе момент, когда открывается дверь и появляется отец «испорченной» дочери. Ситуация могла повториться и сейчас, но у Олеси такие шустрые пальцы, а ощущения такие волнующие. Пусть заходит отец, пусть приводит братьев, ему сейчас все равно.

* * *

Взгляд грустный, настроение вялое. Похоже, Сева чувствовал, что у Насти для него не очень радостная новость. Мама обо всем узнала, и она хочет познакомиться с ним. Вот и как ему это сказать? Может, он и не прочь жениться на ней, но вряд ли ему нравится, когда на него давят.

— Даже не знаю, как тебе сказать, — издалека сказала она.

Они сидели на лавочке в парковой зоне, за спиной на дороге шумели машины, перед глазами маячила старушка с булкой хлеба в руке. Она отламывала кусочки, бросала их на асфальт, голуби слетались со всех сторон. Возможно, Сева переживал, что какой-нибудь сизарь облегчится ему на голову. Хорошо, если причина его недовольства заключается только в этом.

— Не знаешь — не говори.

— Мы такие молодые, так хочется свободы, а они давят, давят…

— Кому хочется свободы? Тебе?

— Мне? — опешила Настя.

Сева должен был спросить, кто давит, и тогда бы она сказала про маму. Но его понесло не в ту сторону.

— Вообще-то я про тебя хотела сказать.

— А что со мной не так?

— Ну, ты же птица вольная…

— Хочешь отпустить меня на свободу?

— Да нет.

— А зачем тогда говоришь? — кисло усмехнулся он.

— Так давят на тебя.

— Кто?

— Мама хочет с тобой познакомиться.

— Она что, тоже хочет нас застукать?

— Где застукать? — не поняла Настя.

— Ну, на даче… Или где? — усмехнулся Сева.

— Не хочет мама нас застукать. Что ты такое говоришь?

— Могла бы просто сказать: «Хочу замуж». А ты отцу сказала, зачем?

— Сева, что с тобой? — Она смотрела на него в ожидании грома — среди темного неба.

Он уже успел сгустить тучи своим мрачным настроением, осталось только грянуть.

— Я вчера спал с Олесей, — невесело, но и без трагизма сказал он.

— Что?!

— Я изменил тебе.

— Но это неправильно!.. — ляпнула она.

И получила то, что заслужила.

— Конечно неправильно! — Сева глянула на нее как на дуру, которая должна была, но не могла устроить скандал в силу своей ограниченности.

— И как же нам теперь быть?

Настя продолжала тупить, но ничего не могла с собой поделать. Она должна была устроить скандал, послать Севу ко всем чертям, но если он уйдет, то уже никогда не вернется. А она не могла его потерять.

— Тебе решать, — пожал он плечами.

— Я могу тебя простить, — осторожно сказала она.

— Ну, было бы неплохо…

— А потом ты снова с ней переспишь, да? — со слезами на глазах спросила она.

— Олеся меня любит.

— И я тебя люблю!

— Так я ничего…

— Тебе надо выбрать: или с ней, или со мной…

— Я не знаю… Мне и с тобой хорошо, и ее жалко. — Сева посмотрел ей прямо в глаза.

Казалось, он и хотел надавить на нее, но не смог: не хватало совести вести себя нагло. Но и рыцарем он не казался.

— Жалко?! — возмутилась Настя.

Видела она Олесю, и не раз. Эта дрянь могла вызывать восторг, зависть, все что угодно, но только не жалость. Но и слезу она пустить тоже могла.

— А если ей плохо без меня? Почему я не могу ее пожалеть? — Сева глянул на нее с укором и удивлением.

— Ну, не знаю…

— Если не знаешь, подумай… А потом скажешь… — Сева поднялся, грустно глянул на нее и повернулся спиной.

Настя не могла поверить, что Сева может так просто взять и уйти. А он ушел. И она едва удержалась, чтобы не побежать за ним, как побитая собачонка. Она и без того повела себя как тряпка, осталось только самой постелиться ему под ноги. Но нет, до этого она не опустится.

Она не помнила, как долго сидела на скамейке. Поняла только, что сильно замерзла на ветру. В троллейбусе было тепло, но Настя не могла согреться. И на своей остановке вышла, содрогаясь от внутреннего озноба. Срочно нужно было идти домой, мама приготовит чаю с малиной или молока с медом. Или лучше ей ничего не говорить, а то набросится с вопросами, проклюет темечко.

А она и без того набросится, измучает вопросами. И попробуй признаться, что они с Севой расстались… А может, не расстались? Может, он передумает бросать ее? Не зря же оставил ей время на раздумье…

— Привет! А где охрана?

Кто-то догнал ее, поравнялся, заговорил. Она повернула голову на голос и увидела Женю.

Глава 3

Он шел к ней от своей вишневой «девятки». Шел и улыбался, пытаясь настроиться на мажорный лад.

— Я сегодня без охраны, — буркнула Настя.

— Чего так?.. Никто не пристает?

— Нет.

— А я?

— Только тебя не хватало…

— Что-то ты сегодня совсем грустная… Может, я чем-то могу помочь?

Настя глянула на него удивленно и с надеждой. А ведь он мог помочь. Советом. Он мужчина и потому может влезть в шкуру Севы. И даже побывать у него в голове. Побывать и рассказать, какая каша там у него варится.

— Ну, говори, — улыбнулся он.

— А у вас так бывало: и одна женщина нравится, и другая?

— А почему на «вы»? Ты же вроде уже сказала «ты». -Да?

— А раз мы перешли на «ты», то ты смело можешь сесть ко мне в машину.

Настя кивнула. Да, она хотела бы сесть в теплую машину, согреться там. Но это же чревато последствиями… Она вопросительно смотрела на Женю.

— Я же сказал, что меня бояться не надо, — улыбнулся он.

— И еще ты сказал, что нельзя верить случайным прохожим, — напомнила она.

— Ну вот видишь, ты помнишь нашу первую встречу… Признайся, что ты ко мне неровно дышишь! — вроде бы в шутку, но вместе с тем и всерьез потребовал он.

— Еще чего?

— А чем я тебе не нравлюсь?

— Ты такой же, как все.

— Тебя бросил твой парень?

— Разве я это говорила?

— Я вижу. Я все вижу.

Он взял ее за руку, направил к своей машине, и она пошла, как овца на веревочке. Села, оправила юбку, вздохнула, как будто заранее оплакивая свою судьбу.

— Давай рассказывай, — тронув машину с места, сказал он.

— Да не хотелось бы…

— Он хочет и с тобой, и с другой?

— Ну, в общем, да.

— Это природа человека. Мужчина хочет мало. Но со всеми. А женщине нужно много. Но с одним… Бороться с природой нелегко, но нужно… Ты уже спала со своим Севой?

— Ну-у…

— Спала. Значит, ты уже вступила в борьбу со своей природой.

— Ты же сам сказал, что женщине нужен только один мужчина.

— Да, если это муж. А ты отдалась Севе до свадьбы… И это правильно.

— А если так вышло? — покраснела Настя.

— Я же говорю, что все правильно… Это в первобытном мире женщина не могла обходиться без мужчины. У кого копье потяжелей, тот и мил. Она в пещере у костра, он в погоне за мамонтами. Он сгинул, и ее никто не накормит… Сейчас женщина вполне может жить одна. И со многими. В свое полное удовольствие.

— Что за чушь?

— Это не чушь, это сексуальная революция. В Америке женщина может подойти к мужчине на улице и предложить ему секс, и никаких проблем. Никто не назовет ее шлюхой…

— Они в Америке там все вниз головой ходят. Им там все можно,

— Вниз головой?.. А с тобой прикольно! — засмеялся Женя.

И ей тоже стало весело. И страх перед ним вдруг прошел. А еще вспомнился тот первый их с Севой день знакомства, когда она отдалась ему в комнате. Не забыть ей то чувство дикого восторга, которое ворвалось в нее, когда в дверь забарабанили. Запретный плод не просто сладок, он еще и возбуждает…

Она и сейчас вдруг почувствовала возбуждение. Женя хорош собой, с ним интересно и даже весело, а Сева ей изменил, и она должна была его наказать. Но именно это ее и напугало.

— Мне домой надо, — сказала Настя.

— А как же сексуальная революция?

— Мы не в Америке!

— Так в чем же дело?

Женя резко надавил на газ, машина набрала скорость, и Настю охватило чувство полета. Крылья за спиной еще не вырастали, но легкость в теле уже вызывала приятные ощущения. Она еще не набрала высоту, но уже вдруг захотелось жесткого приземления. Как это бывало с Севой.

— Я не хочу в Америку, я хочу домой! — запротестовала душа.

— Тебе нужно успокоиться.

Его рука вдруг оказалась у нее на коленке. Настя сначала свела ноги вместе, только затем подумала, что сначала нужно было убрать руку.

— Не надо.

— Ты напряжена, тебе холодно, — сказал он.

— Холодно? — Настя прислушалась к себе.

Озноб ее уже не сотрясал изнутри, но не было и ощущения тепла. И она бы точно не отказалась от горячего чая.

— Он ушел, ты долго сидела на скамейке.

— Откуда ты знаешь?

— Однажды меня тоже бросила девушка… Или ты думаешь, что мужчин не бросают?

— Ну, бывает…

— Но я нашел в себе силы пережить расставание. И с тобой ничего не случится.

— Мы не расстались… Просто он хочет и со мной, и с Олесей…

— А ты сможешь спать с Олесей?

— Я?! С Олесей?! Что-то я не поняла.

— В Америке это в порядке вещей, когда мужчина спит с двумя женщинами сразу.

— Сева не из Америки.

— Значит, порнушки насмотрелся… В видеосалонах по ночам крутят. Да и напрокат видак можно взять…

Настя знала, что такое порнушка. И видеомагнитофон у них дома был. Возможно, даже «грязная» кассета была припрятана. Она слышала, как отец шептался с дядей Олегом, что-то о «клубничке» говорили… Секс — дело такое, про него не говорят на людях, но о нем кричат под одеялом. Все это понятно, но разве в жизни женщина может спать с женщиной?

— Еще как может, — сказал Женя. — И мужчина с мужчиной может, и женщина с женщиной…

Настя удивленно глянула на него. Он отвечал на вопрос, который она задала самой себе в мыслях. Или вслух?

— Разве я об этом спрашивала?

— Нет. Ты ответила, — улыбнулся он. — Ты сказала, что тебя возбуждают разговоры о сексе.

— Я этого не говорила!

— Не говорила, но я тебя услышал.

Его рука вдруг поползла вверх по бедру. Настя с ужасом осознала, что все это время она сжимала коленками мужскую ладонь. И ей было приятно.

— Убери лапы!.. — Она отбросила его руку. — И останови машину!

— Зачем? — Он вдруг взял влево и на скорости развернул машину прямо на дороге.

Сначала Настю бросило в одну сторону, а затем уложило на него.

— Что ты делаешь?

— Везу тебя домой. Из Америки. Где ты уже кое-чему научилась.

— Чему я научилась?

— Ну, может, еще и не научилась, но уже согрелась… — улыбнулся он.

— Согрелась?

— Тебе холодно?

Настя мотнула головой. Нет, ей не холодно.

— С тобой не замерзнешь…

— Тебе со мной понравится.

— Нет.

— И спать ты будешь только со мной. Никакой Олеси в нашей постели не будет, — без всякой иронии в голосе сказал он.

— И меня там не будет… И, вообще, откуда ты знаешь про Олесю?.. И кто тебе сказал, что моего парня зовут Севой? — спохватилась она.

— Я все про тебя знаю, если ты этого не поняла.

— Откуда?

— Откуда… Спрашивал, узнавал… В душу ты мне запала. Я бы сказал, что как заноза, но не могу. Ты в моей душе как луч света в темном царстве.

— Давай без лирики.

— Я мог бы и без лирики, но тебе нравится…

— Не нравится. Если бы нравилось, я бы не говорила…

— Женщина говорит одним полушарием, а думает другим. А истина где-то посередине.

— На нулевом меридиане, — усмехнулась Настя.

Что верно, то верно. Она просила Женю отвезти ее домой, но хотела при этом остаться в машине. Втайне от себя, но хотела.

— Предлагаю начать нашу жизнь заново, с этого нулевого меридиана, — серьезно сказал он.

— Нашу?

— Ты и я. А Сева пусть занимается глупостями.

— Глупостями?

— Он еще молодой. Киножурнал «Хочу все знать» — это про него. Всё и со всеми. А красивых женщин много, глаза разбегаются. И с тобой хочется, и с Олесей, и со всеми сразу. Но со всеми не получится, а с вами двумя разом — запросто…

— Как это запросто? — возмутилась Настя.

Она с трудом представляла, как это можно спать в одной постели втроем. Она с одной стороны, Олеся с другой, все голые, все в движении… Нет, это какая-то дикость.

— В фантазиях возможно все.

— Да нет, ты не так понял. Он хочет со мной и с Олесей по очереди…

— Ты не знаешь, что у него там в фантазиях. А он сейчас живет фантазиями. Ты не знаешь, а я знаю, сам через это прошел. И понял то, что ему еще только предстоит понять.

— И что ты понял?

— Я дошел до нулевого меридиана. И в минус жить больше не хочу. Буду жить в плюс…

— А Сева живет в минус?

— Я больше не хочу говорить о Севе, — твердо сказал Женя.

— Я хочу.

— Ты можешь о нем думать, — пожал плечами он. — Но не вслух.

Настя удивленно глянула на него. С чего это вдруг он стал устанавливать порядки? Но вслух она ничего не сказала.

«Девятка» свернула к ее дому, Настя это заметила и велела остановиться. Маме совсем не обязательно видеть, как она выходит из машины.

А выходить из машины не хотелось. Здесь так тепло. И еще ей нравилась атмосфера волнующего спокойствия. Женя говорил удивительные вещи, но при этом ей совсем не было страшно. И ее даже не покоробило от мысли, что одна женщина может провести ночь в постели с другой.

— Предлагаю культпоход в кино. — Женя улыбнулся, но взгляд остался серьезным.

— Сейчас?

— Я заеду за тобой через два часа. Форма одежды — вечерняя.

— Это как?

— Я хочу, чтобы ты выглядела лучше всех.

— Но я не хочу в кино.

Женя как будто почувствовал ее неуверенность. Одним полушарием она говорила «нет», другим думала — «да». А вектор нулевого меридиана показывал на кинотеатр «Аврора».

— У тебя осталось два часа.

Женя вышел из машины, открыл дверь, подал руку. А руку он держал твердо, жестко, хотя, казалось, и без видимых усилий. У Насти возникло чувство, будто она оперлась на самые настоящие перила. Можно сказать, Женя подставил ей свое крепкое мужское плечо. И она оценила это. Поэтому на свидание надела свое самое лучшее платье. Не забыла и кожаный плащик. А шляпку оставила дома, зато распустила волосы. И сама распустилась — как цветок навстречу солнцу. Но светить ей будет Женя. А Сева…

Настя оставила Севе шанс. Если он позвонит, скажет, что хочет быть с нею, она его простит и останется дома. Но Сева не позвонил. И, открывая дверь, Настя мысленно послала ему прощальный привет. А переступая порог, почувствовала стартовое волнение. И сердце ухнуло, как парашютист — в свободное падение. И неизвестно, раскроется парашют или нет.

Женя ждал ее на том самом месте, где они расстались пару часов назад. Как будто и не уезжал никуда. Он стоял возле машины и курил. Увидев Настю, он улыбнулся, удивленно повел бровью, давая понять, что заинтригован.

— Я знал, что ты сразишь меня наповал, — сказал он, открывая дверь.

— Наповал не надо, — улыбнулась она.

— Почему? — спросил он, усаживаясь за руль.

— Мне больше нравится, когда ты стоишь.

— Ты думаешь о постели?

— Я?! О постели?! — вскинулась Настя.

Но удивления не было. Она уже привыкла к таким вот кувыркам в разговоре с Женей.

— Не хочешь, чтобы я с тобой лежал, — усмехнулся он.

— Если не хочу, то какая может быть постель?

— А может, и хочешь?

— Ты назвался серьезным человеком.

— Я сама серьезность, — кивнул он. — Поэтому мы едем ко мне домой.

— Это что-то новенькое.

— Новенькое. В твоей жизни новенькое. И ты должна пощупать это своими руками. В смысле, ты должна убедиться в том, что мой дом — типичное жилище холостяка. Ты должна знать, что я еще молодой и уже не женатый.

— Уже?

— Давно это было. Рано женился, рано развелся… Дураком был.

— Потому что развелся?

— Потому что женился…

— Не хочу я к тебе домой.

Женя промолчал, а машина продолжала ехать — в сторону центра. Неожиданно он свернул к одному из множества однотипных частных домов, окнами выходящих на оживленный тротуар. Сразу за этим кварталом начинался главный в городе проспект, разделенный каштановой аллеей.

Женя остановил машину, заглушил двигатель, вышел. Настя думала, что он откроет дверцу с ее стороны, но его куда больше интересовала калитка. Она видела, как он вставил в замочную скважину ключ, открыл калитку и скрылся во дворе. А калитка осталась приоткрытой.

Она ждала его минуту, две, пять, десять. А он все не появлялся. Настя пожала плечами, вышла из машины, приблизилась к калитке. Постояла немного и зашла во двор.

Двор узкий, под навесом из винограда, справа — крыльцо дома, слева вход — в летнюю кухню. Дверь в дом открыта.

Во дворе было чисто, уютно, но ничего выдающегося Настя не заметила. А в доме, сразу за дверью она увидела гарнитурную стенку, какие ставят в прихожей. Мебель массивная, но изящная, из натурального дерева. Такую в магазине не купить, такую делают только на заказ. На стенах дорогие свежие обои. Настя залюбовалась, задумалась и вздрогнула, когда открылась дверь.

Из комнаты в прихожую вышел Женя.

— Ты здесь? — радушно улыбнулся он.

— Да вот, зашла.

— И правильно. — Он задорно подмигнул ей, помог снять плащ.

Она разулась, он подал тапочки — большие, мужские, но совершенно новые. И распахнул дверь, приглашая зайти в комнату.

А там такая же замечательная мебель. И обои на стенах ничем не отличались от тех, которые Настя видела в прихожей. Японский телевизор на специальной тумбочке, видеомагнитофон.

— И ты здесь живешь?

— Один как перст.

— Нуда.

Все вещи в доме вроде бы на местах, но здесь не было уюта, который могла создать только женская рука. Пыли на мебели вроде бы нет, но на глянцевых поверхностях заметны были грязевые разводы. Мебель здесь протирали абы как. И на самом верху гарнитурной стенки наверняка слой пыли. Мужская рука туда бы не добралась.

— Пещера есть, а хранительницы очага нет, — сказал он.

— Ну, я огонь здесь разводить не собираюсь…

— Может, глянешь, какого мамонта я добыч?

Женя обнял ее за талию, но только для того, чтобы направить к дивану. Настя еще и возмутиться не успела, как он отстранился от нее и скрылся на кухне.

Он принес две тарелки, одну с холодным мясом, другую с колбасой. К этому времени у Насти созрел закономерный вопрос. Разве она не говорила Жене, что не хочет ехать к нему? Но возмущаться уже было поздно. К тому же она сама зашла в дом.

Женя подал ей тарелки, она взяла их, приподнимаясь с дивана. Он поставил перед ней журнальный столик, извлек из серванта вилки, ножи, также подал ей. И снова ушел, чтобы вернуться с вазой в одной руке и бутылкой шампанского в другой. Поставил все на стол, полез в сервант за бокалами.

Настя окинула взглядом стоящие на столе тарелки — мясо, колбаса, сыр. В вазе — виноград, апельсины, все вперемешку. Вроде бы все неплохо, но если бы стол накрывала женщина, она бы приготовила горячее блюдо. И не забыла бы о салатах.

Женя поставил бокалы, достал из шкафа и открыл коробку шоколадных конфет. А откупорив шампанское, сел и наполнил бокалы.

— И это, по-твоему, кино?

Он кивнул, смахнул с дивана пульт дистанционного управления и включил телевизор. Запустил он и видеомагнитофон. На экране телевизора появился ожесточенный Брюс Ли, с криком «Кия!» он ударил ногой в челюсть какого-то толстого азиата.

— Чем не кино?

— Ровно в одиннадцать я должна быть дома, — сказала она.

— Это если ты гуляешь с Севой… Или ты уже сказала родителями, что гуляешь со мной?

— Я с тобой не гуляю.

— Если ты со мной, то можешь жить здесь круглые сутки, — улыбнулся он.

— Ну конечно!

— Как только твои родители со мной познакомятся, они сами отдадут тебя в мои заботливые руки.

— Ты хоть сам себе веришь?

— А кто у тебя отец?

— Судья.

— Футбол, баскетбол?

— Народный суд.

— Ухты!..

— А ты не знал?

— Откуда? — Женя отвел в сторону глаза.

— Ну про Севу ты узнал…

— Сева мой враг, а твой отец — мой друг. Даже если он судья… Насколько я знаю, тебе уже исполнилось восемнадцать.

— Развратные действия тебе не грозят, — усмехнулась она.

— Никакого разврата. Никакой «Кама Сутры». Все строго в рамках приличия. Он сверху, она снизу, свет выключен, — весело, но с серьезным выражением лица проговорил Женя.

— Прекрати! — Настя глянула на него с укором, но без возмущения.

— За приличия под покровом ночи!

Он поднял бокал. Настя пожала плечами, но за ним все же повторила. И тост приняла — на грудь. Хотела сделать один глоток, но шаманское показалось таким вкусным. Да и расслабиться вдруг захотелось. Она поставил на стол пустой бокал.

— Между первой и второй…

Женя снова наполнил бокалы. Настя глянула на него как на несчастный случай, от которого ни спрятаться, ни скрыться. И откинулась на спинку дивана. А диван такой мягкий, такой приятный на ощупь. Она сидела на нем, он ее — обнимал. Но этих объятий ей показалось мало.

— Освоилась? — спросил Женя.

— Освоилась? — Настя удивленно вскинула брови.

Но от спинки дивана не оторвалась. Так устала она за день, так не хотелось двигаться. А Женя со всеми своими скользкими подковырками ничуть ее не пугал.

— Осваивайся. Тебе можно, — улыбнулся он. — В интерьер вписываешься.

— И много у тебя таких было?

— Было. Но в интерьере будешь только ты одна.

— У меня парень есть.

— Твой парень сейчас в кружке.

— В каком еще кружке?

— Кройки и шитья. Даже не буду думать, кого он там кроит и порет… Не интересно. Да и неохота о дураках говорить.

— Кто дурак?

— От тебя только дурак мог отказаться…

— Сева не отказывался!

Женя кивнул, одновременно с этим пожав плечами. И ничего не сказав, отщипнул несколько виноградных ягод. Одну за другой забросил в рот, разжевал и закрыл глаза, смакуя удовольствие.

— Хорошо! — выдохнул он.

— Даже виноград у тебя — «Дамский пальчик», усмехнулась она.

— Сначала пальчики, потом губки…

Он поднял бокал, Настя кивнула, присоединяясь к нему.

— За твои сладкие губки! — сказал он, пристально глядя на нее.

Женя не давил на нее, он, казалось, хотел растворить в ней свой взгляд. И растворял, отдавая ей свою энергию. Может, потому ей вдруг стало жарко. И щеки запылали.

Настя не хотела пить за свои губки. Слишком уж дурацким казался этот тост. Но холодное шампанское могло унять жар в ее душе, и она с жадностью припала к бокалу. А когда выпила, Женя вдруг припал к ней.

Он целовал мягко, но при этом его губы намертво приклеились к ней. Во всяком случае, Настя вдруг поняла, что отталкивать его бесполезно. А оттолкнуть надо было. Она же не такая, чтобы вот так сразу…

Он медленно водил языком по внутренней стороне верхней губы. Медленно, натужно, как будто взбалтывал засахаренный мед. И этот сладкий сгусток становился все мягче, к нему примешивалось томление женских чувств, вкус шампанского. Этот коктейль взбалтывался все быстрей, от него заискрило, брызнуло горячими, парализующими волю каплями. И в этом коловороте закружилась сама Настя. Центробежные силы не давали пощады, они вмешивали ее в страстное волнение, от которого кругом шла голова и сладко-ватно ныло в низу живота. Они уже сняли с нее одежду — вместе с трусиками. И унесли, расплескали по стенкам реальности чувство протеста. Она даже не пикнула, когда Женя уложил ее на спину. И даже сама собиралась развести мосты, отрезая себя от прошлого.

Но Женя раздвинул ей ноги силой. И порывисто вжался в нее. Она даже почувствовала боль от резкого движения. Почувствовала и вскрикнула, но Женю это не остановило. Напротив, он как будто взбесился. Ей стало страшно.

Страх этот захлестнул душу, смешался там с запретными желаниями, выплеснулся тугой густой волной — поднимаясь, расширяясь. Эта гигантская волна подняла Настю над реальностью, закрутила ее, кувыркнула и швырнула на берег, где она со стоном растеклась по твердым камням. Это было что-то с чем-то. С Севой ничего подобного она никогда не испытывала…

Глава 4

Шампанское приятно смочило пересохшее горло. Настя осушила бокал, налила себе снова, выпила.

— Хочешь напиться? — лениво спросил Женя.

— Ты меня изнасиловал.

— Э-э, не обманывай себя!

— Я не обманываю!

— Самообман — опасная штука. Особенно если слово расходится с делом. Тебе понравилось, а ты себя накручиваешь. Будешь потом по ночным паркам ходить, маньяков искать…

— Я его уже нашла!

— Повторим?

Настя резко глянула на Женю, но не выдержала, отвела взгляд. Он должен был понять, что ее тошнит от одной только мысли об этом. Но на самом деле она совсем не прочь была повторить этот первобытный танец охотника за мамонтами. Эти пляски с копьем, ямы с заостренными кольями в них… А если появится еще и само стадо мамонтов… Нет, она не станет ложиться под них. Она же не тряпка, чтобы стелиться под бьющие ноги…

— Мне нужно принять душ, — сказала она.

Женя, кивнул, поднялся и, в чем был, пересек гостиную, скрылся в спальне. Вернулся в халате, запахивая его на ходу. Под мышкой у него был какой-то пакет, который он отнес в ванную.

Когда он вернулся, Настя полусидела на диване, закрываясь платьем. Он взял ее за руку, увлек за собой.

В ванной у него не было шторки, ее заменяли стеклянные створки, за которой она почувствовала себя как в кабинке. И почему-то вспомнилась пляжная раздевалка. Настя ждала своей очереди, появилась Олеся, внаглую опередила ее… Она и сейчас впереди нее. В объятиях Севы… Ну и пусть они пропадают там, а она остается с Женей. И ничего страшного, если по ней все же протопчется стадо мамонтов…

* * *

Пары закончились, можно идти домой. На улице распогодилось, солнце растолкало тучи, которые в ее лучах казались кусками огромной небесной мозаики.

Настя улыбнулась, глядя на небо. Настроение у нее хоть куда, и нет никакого желания смотреть под ноги. Только вперед, только вверх.

Но под ногами у нее копошились рожденные ползать. Один такой субъект перегородил путь. Настя недовольно глянула на Севу.

— Привет! — натянуто улыбнулся он.

— Я знаю, что ты с приветом, — кивнула она.

— Не злись, не надо.

— Я не злюсь, мне смешно.

Настя озадаченно смотрела на Севу. Серая болоньевая куртка на нем, тесные шерстяные брюки из тех комплектов, которые продаются в товарах для школы, разбитые ботинки. Как-то раньше она не замечала, как он одет, а сейчас вдруг глаза открылись. Что это такое? Неприятие убогих или потребность искать в нем недостатки — чтобы легче пережить разлуку?

— Я знаю, это от обиды… Но и ты должна меня понять. Олеся попала в историю, кто-то должен был ее пожалеть.

— Ты хочешь пожалеть ее в одной кровати со мной? — хмыкнула Настя.

— Что ты такое говоришь? — вытаращился на нее Сева.

— Это ты сказал. И со мной хочешь, и с ней…

— Я не в том смысле…

— Меня больше не интересует твой смысл… — Она снова окинула его придирчивым взглядом.

Внешне он, конечно, хорош собой, но прикид ни в какие ворота. Может, и у Олеси открылись глаза. Может, потому и послала она его куда подальше. А она могла послать. И конфетка у нее что надо, и обертка такая же блестящая. Олесе не трудно снять упакованного мужчину. Да и есть у нее наверняка кто-то. А Сева так, чисто приколоться от нефиг делать.

— И Олесю, я так понимаю, тоже… — усмехнулась она. — Признайся, что она тебя кинула!

— Да нет, она со мной…

— С тобой. На ниточке. Когда ниточка оборвется, за мной не ходи.

— Дело не в ниточке. Я твоему отцу слово дал…

— Забудь! — Настя усмехнулась, повернулась к нему спиной и прочь застучала каблучками.

Уж она-то одевалась не в пример Севе. Отец баловал дочь, потому как мог себе это позволить. Может, Сева просто решил присосаться к источнику благополучия? Ну, тогда он вдвойне козел.

— Настя!

— Отвали!

Все, прошла любовь, пусть Сева сам давится своими помидорами. А у нее дела.

На остановке она села не на «семнадцатый», как обычно, а на «четвертый» троллейбус. И через пять остановок вышла на улице Лермонтова. Сто метров пешком, и она дома. У Жени.

Сам он был на работе, и ему просто некогда было встречать ее из университета. Да она и не просила. Мужчина должен зарабатывать деньги, а не штаны за партой протирать, как некоторые. Женя и без того потерял массу времени, пока окучивал ее, а у него каждая минуты на особом счету.

У Жени был свой кооператив, он шил и торговал кроссовками. Дело это прибыльное, но такое хлопотное. То сырье нужно доставать, то станок сломался, то мастер заболел, а еще сбыт нужно организовать. С барахолкой все просто, там товар уходил, что называется, влет, но такой рынок работал только по выходным. Приходилось искать другие точки сбыта. Какие — он не говорил. Видно, там работали какие-то не совсем законные схемы, а Женя еще не очень доверял Насте. Но ничего, когда-нибудь полностью откроется ей. Хотя она не будет его об этом просить. Ей все равно, чем он занимается, главное — чтобы с ним все было хорошо.

Сейчас она уберется в доме, приготовит ужин, вечером подъедет Женя, похвалит ее за стряпню, а потом… Он уже больше не берет ее с такой остервенелостью, как тогда, в первый раз, но так она и не просит. Зачем, если все хорошо и без этого? Тем более что секс — это вовсе не главное в отношениях между мужчиной и женщиной.

Жаль, что вечером, в десять часов, ей придется отправиться домой. Родительский контроль по-прежнему строг, а спорить с отцом бесполезно. Да и у мамы характер еще тот…

Настя готовила на вечер овощное рагу с телятиной. Она уже заканчивала, когда позвонил Женя. Он попросил пожарить мяса на сковороде. И заказал салат «Оливье». В морозилке лежал кусок свинины, нашла она и вареную колбасу. К семи вечера все было готово. Но Женя появился в половине девятого. И не один.

С ним был мужчина в возрасте — рослый, грузный, с широким рябым лицом. Глазки маленькие, масленые. И взгляд у него — кожу живьем содрать можно.

Кожу он с Насти не содрал, но голой она себя почувствовала.

— Познакомься, мой компаньон и старинный приятель! Анатолий Александрович, прошу любить и жаловать! — Женя порхал вокруг него как мотылек над огоньком.

— Толик! — Гость протянул ей руку, это напугало Настю.

Ощущение было такое, как будто удав к ней из норы вылез. Она глянула на Женю, и тот кивнул, подталкивая ее.

Только тогда она протянула руку. И рябой ее поцеловал. Он приложился губами к ее ладони, а чувство было такое, как будто он лизнул где-то под юбкой. Омерзительное чувство.

Неряшливый он мужик. Пиджак дорогой, кожаный, джинсы фирменные, но смотрелось это на нем как новые колеса от «Волги» на старом ржавом «Запорожце». В парикмахерской давно не был, ногти не стрижены, а когда он разулся, пахнуло грязными носками. И глаза у него желтушные: видно, проблемы с печенью.

Анатолий Александрович прошел в комнату, сел на диван. Настя быстро накрыла на стол. И когда все было готово, гость велел ей сесть. И рукой показал на место рядом с собой. И взгляд у него был такой, как будто он собирался ее обнять.

Настя глянула на Женю, тот какое-то время неподвижно смотрел на нее, затем едва заметно мотнул головой. Он не хотел, чтобы она сидела рядом с гостем.

— Мне вообще-то домой уже пора, — сказала она.

Женя кивнул. Да, такой вариант его вполне устраивал.

— А с кем мы будем спать? — удивился рябой.

— С Настей, — улыбнулся Женя. — Нам же все равно, что в одном доме с ней спать, что в одном городе.

— Ну, на одну постель я не претендую, — сально усмехнулся гость.

— Еще бы ты претендовал! Я за Настю кому хочешь глотку перегрызу!

— Есть один фуфел… — Анатолий Александрович осекся, глянув на Настю. — Есть один очень нехороший человек, я хочу, чтобы ты ему глотку перегрыз.

— Ну, он же Настю не обижал…

— А ты представь…

— Кушать будете? — резко спросила Настя.

Гостя занесло на повороте, и она ясно ему дала это понять. Может, Женя в чем-то и заискивал перед ним, но меру в любом случае надо знать.

— Я бы тебя съел… — сказал рябой. — Но Женя не разрешит…

— Не разрешу!

Настя качнула головой, сочувствующе глянув на Женю. Она-то уйдет, а ему обхаживать этого придурковатого.

Женя откупорил бутылку, разлил водку по рюмкам.

— А ей? — глянув на Настю, спросил рябой.

— Ей нельзя, у нее родители.

— И что?

— Унюхают, запрут дома.

— Забей на предков, цаца, и все дела. — Гость сально подмигнул Насте.

— Я подумаю, — выдавила она.

— Обижаешься? — Анатолий Александрович пристально посмотрел на нее.

Настя отвернула от него голову.

— Обижаешься. А нельзя обижаться… Обиженных нигде не любят… Вон Женя это знает… Его в свое время пытались обидеть, а он ничего так, выстоял…

— Анатолий Александрович… — Женя увещевательно глянул на гостя.

— Я Жене всегда во всем помогал… И еще помогу, если надо будет… И тебе, девочка моя, помогу…

— Я не ваша девочка.

— Ну, давай за нашу девочку!.. — Рябой поднял рюмку, но Женя качнул головой. — Что не так?

— Не надо ноги на стол выкладывать, — сказала Настя.

— Ноги?! На стол?! Ну, может быть…

Анатолий Александрович чокнулся с Женей, выпил, поморщился.

— Не прет.

— Я сейчас Настю отвезу… — Женя выразительно глянул на гостя, поднялся.

— Так давай вместе с ней разгонимся…

— Нет.

Женя показал Насте на выход, и она улыбнулась, с радостью принимая его решение.

— Куда он разогнаться хочет? — уже в машине спросила она.

Конечно же Настя догадывалась, на что намекал рябой.

— Куда-куда… — пожал плечами Женя.

— Наркоман?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Ты же с ним не будешь?

— Ну, не знаю, может быть.

— Ты что, серьезно? — встрепенулась она.

— Иногда под настроение можно…

— Нет, ты шутишь.

— Что-то я не понял, что за кипешь? — спросил он, удивленно глянув на нее.

Настя уже знала, что Женя сидел — три года за фарцу. И ее не удивляли его блатные словечки. И с уголовниками он знакомство водил, но так это часть его бизнеса. Воры снимали процент с цеховиков, кооператоров, но вместе с тем они еще и помогали раскручивать дела. Во всяком случае, так говорил Женя.

— Наркотики вызывают зависимость, и ты это знаешь.

— Ну, это если меры не знать, а если так, иногда… Ты хоть раз видела, чтобы я? — Женя шлепнул себя пальцами по сгибу локтя.

— Нет! — Она большими глазами смотрела на него.

— А я пробовал. И не раз… И ничего! Это я тебе на всякий случай говорю, вдруг переживать будешь…

— Буду!.. И запрещаю тебе!

— Сдаюсь!

— Я серьезно!

— И я серьезно… Выпью водочки, уложу Сластика, и спать… Можешь ночью подъехать, проверить…

— Да нет, я тебе верю, — успокаиваясь, сказала Настя.

— И правильно делаешь. Наркота — это глупость, а я человек серьезный…

— А кто он такой этот Сластик?

— Хочешь сказать, что он тоже глупость?.. — засмеялся Женя. — Ну так без него на меня так наехать могут, что костей не соберешь.

— Кто может наехать? Воры?

— Воры… Воры — народ серьезный. Хотя и среди них встречаются отморозки… Ты себе голову не забивай, нормально все будет. Завтра придешь, от Сластика духу не останется… Или не придешь?

— Приду.

— А я пораньше подъеду… Долбаный Сластик!

— Что такое? — встрепенулась Настя.

— Что такое! — весело передразнил ее Женя.

И вдруг свернул в сторону, съехал на газон и остановился. Место безлюдное, темное, Настя сразу поняла, что все это значит.

— Может, не надо? — спросила она, настраиваясь на игривый лад.

А когда Женя взгромоздился, она ощутила страстное чувство азарта. Это сейчас здесь не было людей, но в любой момент могли появиться сотрудники милиции, задержать их за нарушение общественного порядка. И тогда ей не избежать позора. Но именно страх перед законом и возбуждал.

* * *

Сева появился на пути, будто из-под земли вырос.

— Ты хоть предупреждающий знак ставь, — поморщилась Настя.

— Так я и хочу тебя предупредить, — с самым серьезным видом кивнул он.

Но Настя засмеялась, глядя на него. Интересно, как бы он себя вел, если бы она бегала за ним? Воротил бы нос, кривился в ответ на попытки заговорить. А так он сам бегает за ней, можно сказать, проходу не дает. И все потому, что у нее теперь есть другой. И Сева ей больше не нужен.

— Я знаю, с кем ты встречаешься.

— А подглядывать нехорошо, — хмыкнула она.

— Его Женя зовут.

— И что?

— Он с Олесей гулял.

— Да нет. — Настя нахмуренно качнула головой.

— Я ему морду набил, он от Олеси отстал. А к тебе прилип. Вот скажи, зачем он это сделал?

— Зачем?

— Ему Олеся нужна, а не ты… Он к Олесе подкатывает, а не к тебе…

— Я уже с ним две недели, он со мной ни разу про твою дуру не заговорил.

— Значит, заговорит… Мутный он какой-то.

— Он, может, и мутный, а ты нудный. Достал!

Настя обошла Севу, продолжила путь.

— Нахлебаешься ты с ним! — донеслось вслед.

Настя сделала вид, что не услышала. Да и зачем ей заморачиваться на какие-то глупости? Ясно же, что Севой движет зависть, вот он и сочиняет небылицы.

Женя должен был быть на работе, но во дворе стояла его машина. И дверь была приоткрыта. Настя зашла в дом и в гостиной увидела незнакомую парочку. На диване в обнимку с губастой брюнеткой сидел белобрысый тип с рыбьими глазами. А в кресле, раскинув руки, сидел Женя.

Брюнетка смазливая, длинноногая. Юбка у нее короткая, а волосы немытые, сальные. По губам размазана помада, вокруг глаз испачкано тушью. На улице уже холодно, а ноги у нее голые, без колготок или чулок. И вид потрепанный, как будто ее здесь по кругу гоняли.

Парочка никак не реагировала на нее. Брюнетка сидела с закрытыми глазами и блаженной улыбкой на губах, а ее кавалер смотрел куда-то вдаль стеклянными глазами. И Женя едва замечал Настю. Он помахал рукой, но смотрел куда-то через нее, как будто она была сделана из стекла.

— И что это значит? — спросила она.

Женя даже не шелохнулся. Как смотрел на нее, так и остался с открытыми глазами. Но сам взгляд вдруг ожил. И сам он будто очнулся.

— Ты уже вернулась?

— Ну, если я не галлюцинация.

— Галлюцинация… Тут была галлюцинация… — Женя глянул на брюнетку. — Ты ее видишь?

— Вижу.

— А что курила?

— Я курила?!

— Тсс! — Женя приложил палец к губам и неуверенно поднялся.

Его не качало, но на ногах он держался нетвердо. А когда он нагнулся, его повело в сторону. Но он уперся, сжав рукой голую коленку брюнетки.

— Гараж, алло! Пора на выезд!

Белобрысый кивнул, поднялся и пошел на выход. Брюнетка потянулась за ним, схватила за руку. Он вырвался, но она пошла его догонять. Настя открыла дверь, выпустила их.

В прихожей они обулись, оделись, при этом едва замечая ее. Под кайфом они, так же как и Женя.

Настя выпроводила парочку, зашла в комнату. Женя сидел в кресле и что-то напевал себе под нос, рассматривая растопыренные пальцы правой руки. Настя зашла в спальню, а там бедлам. Покрывало на кровати смято, на полу валяются женские трусики, чуть в стороне использованный презерватив.

А на кухне в мусорном ведре она нашла использованные шприцы.

Разбираться она не стала. Вышла в прихожую, обулась, оделась, но входная дверь была закрыта на замок. А ключа нигде не было.

Она вернулась в комнату. Женя сидел в той же позе, но уже не пел. И пальцами правой руки, сжатой в кулак, подпирал подбородок.

— Я Лильку не шпилил. — Сначала он провел большим пальцем по верхнему клыку, а затем перекрестился.

— А шприцы?

— Я не в затяжку.

— Ты хоть понимаешь…

— Что я понимаю? — Женя проясненно глянул на нее. — То, что наркотики вред? Так меня не тянет… Я со Сластиком ни разу не ширнулся…

— А СПИД?

— А я что, дурак, чтобы на чужом баяне играть? У меня свой шприц. И морфий — чистой воды…

— А на Лильку в презервативе, да?

— Да это Ленька, мудак… Мы с ним знаешь как в школе дружили… Слушай, ты же не думаешь, что я мог дернуть его жену?

— А Лилька — его жена?

— В больнице работает. Медсестрой…

— Не хотела бы я в такой больнице лечиться…

— Ну, дура она, не вопрос. Но склянка у нее чистая… Леньку, правда, развезло… Они что там, у нас в спальне?

— А то ты не знаешь!

— Ну, слышал что-то…

— Когда с Олесей по телефону говорил, да?.. Или она здесь была? — едко спросила Настя.

— Какая Олеся?! — вытаращился на нее Женя.

— А из-за которой тебе Сева морду набил!

— Ну, это еще кто кому набил, — скривился он.

— Было?

— Было!.. Ты даже не представляешь, какой я настырный! — Женя поднялся, направился к ней.

Настя отступила назад, но Женя продолжал приближаться. Она уперлась спиной в сервант, он приблизился к ней, но не обнял, а просто взял за руки.

— Ты мне отказала, помнишь? — спросил он, пытаясь загипнотизировать взглядом. — Типа, у тебя Сева есть…

— И что?

— Ничего. Я и Севу нашел, и про вас все узнал…

— И Олесю снял.

— И Олесю снял, — кивнул он. — Это было нетрудно. Бабы меня любят.

— Ты с ней спал?

— Мог бы. Она была не против. Но я не стал… Ей нужен был Сева, мне — ты, мы заключили сделку.

— Сделку?

— Был спектакль, Сева на него повелся. И Олеся залезла к нему в постель.

— Хочешь сказать, что ты уложил его спать с Олесей?

— Я всего лишь хотел проверить его на вшивость, — усмехнулся Женя.

— И кто ты после этого?

— А мне все равно, что ты обо мне думаешь. Главное, что я добился своего. И теперь ты моя.

— Ты знаешь, кто ты такой после этого?

— Я знаю, что ты от меня никуда не денешься!

Женя навалился на нее, прижал к серванту, в котором зазвенела посуда.

— Пусти! — Она попыталась вырваться, но Женя умел держать мертвой хваткой.

И силы в нем хватило, чтобы поднять ее на руки и отнести в спальню.

Он бросил Настю на кровать, навалился на нее. А здесь только что пользовали грязную шлюху, она вспомнила об этом, но Женя не позволил ей вырваться. И задал такого жару…

Очень скоро злость переросла в дикий восторг, от которого хотелось выть во весь голос. И в этом крике из нее вышла вся обида. Да и как она могла обижаться на мужчину, который готов был на все, лишь бы добиться ее. На мужчину, которого она полюбила…

Глава 5

Будильник звал в новый день. Настя не упиралась, не зарывалась головой в подушку в надежде найти под ней несколько минут для сна. Напротив, ее будто ветром сдуло с кровати. Сейчас она поедет к Жене, проведет с ним часок-другой, а потом уже можно ехать в институт. Ну, пропустит одну пару, что здесь такого?

Она приняла душ, сменила белье, высушила волосы, накрасилась. И вышла к столу.

— У вас там в универе что, конкурс красоты решили провести? — глянув на нее, спросил отец.

— Да нет, пока еще до такого не докатились, — качнула головой Настя, с подозрением глянув на него.

— Так, может, это ты сама по себе докатилась? — Он воинственно свел к переносице брови.

— Пап, что-то я тебя не пойму, — нахмурилась она.

— Намалевалась, вырядилась…

— Я должна выглядеть хорошо.

— Кому должна?

— Ну, себе должна…

— А Севастьяну?

— Ну, и Севастьяну.

— Ты же с ним уже не встречаешься.

— Кто тебе такое сказал?

— Знаю… Знаю, что ты целыми днями где-то пропадаешь.

— Не пропадаю я, домой к одиннадцати прихожу…

Отец хотел сказать еще что-то, но махнул рукой.

И зарубку себе на нос поставил. Возможно, решил проследить за Настей. Что ж, в любом случае надо быть осторожной.

— А с Севастьяном что? — спросила мама. — Почему ты с ним рассталась?

— С тобой знакомиться не хотел.

— А вот дерзить не надо! — Отец поднял руку резко, но припечатал ее к столу плавно.

— Кто дерзит? — возмутилась Настя.

— Я смотрю, ты совсем от рук отбилась!

— Папа, я тебя не понимаю! Где я от рук отбилась? Я что, пьяная домой прихожу? На дискотеках пропадаю?

— Еще не хватало, чтобы ты пьяная приходила!

— А вот возьму и приду! — Настя вскочила со стула, стремительно вышла из кухни.

— Стой! — донеслось вслед.

Но Настя не остановилась. В двадцать лет уже замуж вовсю выходят, детей рожают, а ей даже выпить вечером нельзя. Никакой личной свободы.

Она уже открывала входную дверь, когда ее догнал отец:

— Чтобы в шесть вечера была дома как штык!

Настя промолчала. Не придет она в шесть, но лучше об этом не говорить. Зачем устраивать истерику и обострять ситуацию, когда можно просто все спустить на тормозах?

Она не изменила своему прежнему решению и отправилась к Жене, минуя институт. Он был дома, но, как оказалось, на работу даже не собирался.

В доме пахло конопляным дымом. Женя сидел в кресле с бессмысленными глазами и застывшей улыбкой на губах.

— Ты что, курил? — спросила она.

— Я всегда курю, — монотонно спокойным голосом проговорил он.

— Анашу?

— Анаша, анаша, до чего ж ты хороша!

— Я серьезно.

— Ну, взорвал косячок под настроение… Настроение не в дугу, проблемы у меня конкретные.

— Что такое?

— Да налоговая прикопалась… Думаешь, просто так на голову сели? Нет, кто-то посадил.

— Кто?

— Да есть там одни… Да ты не переживай, выкрутимся… А у тебя как?

— Да никак… — Настя опустилась в кресло, забросила ногу за ногу, постаралась расслабиться.

— Что так?

— Да отец узнал, что я с Севой не встречаюсь.

— Быстрый он у тебя на подъем, — усмехнулся Женя.

— В шесть часов, сказал, дома быть. И трезвой как стеклышко.

— А ты травки дерни, не унюхает.

— Дело не в этом, дело в том, что он теперь следить за мной будет. С кем я там встречаюсь…

— Со мной встречаешься.

— Ну, не говорить же ему об этом…

— Почему? — удивленно повел бровью Женя. — Ты меня стесняешься?

— Нет, не стесняюсь.

— Тогда в чем дело?

— В чем дело? — замялась Настя.

Действительно, а почему она не думает о том, чтобы познакомить Женю с родителями? Боится прослыть несовременной?..

— Да, в чем дело? — Он пристально смотрел ей в глаза.

Взгляд въедливый, осмысленный. И не скажешь, что Женя под кайфом.

— Ну-у… А надо?

— Конечно, надо!..

Настя нежно улыбнулась, глядя на него. Неужели все так просто? Женя познакомится с отцом, покажет себя с хорошей стороны, и все вопросы отпадут.

— Или ты не собираешься за меня замуж? — возмущенно спросил он.

— Ну, я не думала…

— Значит, не хочешь… К Севе хочешь вернуться? — В его голосе сквозила обида.

— Не хочу. И не собираюсь… Я тебя люблю.

— Впервые слышу.

— Ну, не я же первой должна признаваться…

— А я должен. И бегать за тобой, и в любви признаваться… Нет, я не против, так и надо. Но я хочу, чтобы между нами не было недомолвок. Или ты со мной, или со своим Севой.

— Ну конечно, с тобой!

— Без вариантов? — Он поднялся с кресла, подошел к ней.

— Без вариантов, — кивнула она, вытягиваясь перед ним во весь рост.

— Я хочу, чтобы ты показала, как ты меня любишь. — Взгляд его затуманился, на губы легла блудливая улыбка.

— А зачем я, по-твоему, здесь?

Он кивнул, обнял ее, крепко прижал к себе. Сначала Настя просто плыла по течению, затем закрутилась сама, переняв у него инициативу. Страшно было подумать о том, что увидел бы отец, если бы вдруг зашел к ним. Но Настя просто не могла об этом думать…

А потом они лежали в обнимку в постели, голые и счастливые.

— Мне, наверное, уже пора, — сказала она.

— Наверное, — усмехнулся он.

— Так и лежала бы здесь…

— А ты не думай, что тебе куда-то надо.

— Я не могу не думать…

— Давай попробуем отвлечься.

Он достал из тумбочки папиросу, понюхал ее, кивнул. И зажег. Это был косяк с анашой, Настя это понимала, но отказываться не стала. С трудом затянулась, закашлялась. Из глаз брызнули слезы, но это не помешало ей снова затянуться.

— Ну вот и все! — трагическом голосом сказал он.

— Что все? — испуганно встрепенулась Настя.

— Теперь ты с этого дела не слезешь?

— Хочешь сказать, что я наркоманка?

— А по-твоему, люди, которые ходят по улицам и курят, наркоманы?

— Они курят анашу?

— А просто курят. И ты теперь будешь просто курить…

— Просто курить?

— Я когда бросаю, долго не курю. А потом разок затянулся, и все, понеслась. И ты не сможешь теперь остановиться.

— Так я не бросала…

— Да?.. Ну, может, и остановишься…

— Остановлюсь бросать? — дурашливо засмеялась Настя.

— Остановишься курить.

— Брошу останавливаться курить? — захохотала она.

Это был самый настоящий приступ беспричинного смеха — до боли в животиках. У Насти пересохло в горле, а она все продолжала хохотать.

* * *

Калитка на замке, двери в дом на запоре. Машины во дворе нет. Значит, и Жени не должно быть. Настя зашла в дом, вымыла руки, на кухне взяла медную турку, насыпала туда кофе. Сначала нужно передохнуть с дороги, а потом уже можно браться за уборку. Сегодня в институте был трудный день.

Это раньше было легко, а сейчас она рвалась сюда, к Жене. Учеба уже мало интересовала ее, поэтому занятия тянулись невыносимо медленно.

Настя наливала кофе в чашку, когда на кухню кто-то вошел. Она вздрогнула, обернулась и увидела Женю.

— Предупреждать надо!

— Тсс! — Он приложил палец к губам.

Лицо у него серьезное, в глазах тревога, а в руке пистолет. Настя решила, что это зажигалка. Хотела так думать, поэтому и решила.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Я же говорил, проблемы у меня, — шепотом сказал он. — Прийти могут.

— Кто?

— Братва… Там такие люди задействованы… Меня убить могут…

— Нет!

Настя поняла, что пистолет у него настоящий. И он готов сражаться — за нее и за себя.

— Тихо! — Он снова приложил палец к губам.

В окно что-то стукнуло, Женя встрепенулся, настороженно вжал голову в плечи. Настя же от страха едва не подпрыгнула на месте. Он махнул ей в сторону двери, осторожно подошел к окну, на ходу передернув затвор пистолета.

Настя бросилась к входным дверям, проверила замки, все на месте. От страха ее колотило изнутри.

Она вернулась на кухню. Женя так и стоял у окна, не обращая внимания на кофе. А она не удержалась, выпила. Ей нужно было согреться.

— Страшно? — тихо спросил он.

— Тебя могут убить?

— И тебя тоже… Зря ты пришла, давай собирайся, и домой.

— А ты?

— Здесь буду.

— Я с тобой! — мотнула головой Настя.

— Нельзя. Здесь опасно.

— Я тебя не брошу!

Женя сунул пистолет за пояс, подошел к ней, обнял:

— Я не могу тобой рисковать.

— Я останусь с тобой.

— Ну хорошо… Только при малейшей опасности…

Женя отвернул край ковра, под которым находился люк в погреб.

— Если вдруг что, спрячешься здесь… — открывая люк, сказал он. — Договорились?

Она кивнула, представляя, как будет лезть в темный холод. Женя закроет люк, и она погрузится во мрак. Его убьют, и она останется там, внизу. Возможно, она не сможет открыть люк… Но зачем ей жить, если не будет Жени?

— Что там у тебя, кофе?.. — Он подошел к ней, взял чашечку, сделал глоток. — Давай еще.

— А покушать?

— И покушать.

Он вышел из кухни. Настя, посматривая на окно, приготовила на скорую руку яичницу. И позвала его — издалека.

Но Женя не шел. Тогда она сама отправилась к нему. Она нашла его в спальне. Он сидел на кровати, спиной к ней. Правый рукав у него был закатан, плечо перетянуто резиновым жгутом. В левой руке у него, по всей видимости, был шприц. Нетрудно было догадаться, для чего.

— Стучаться надо, — незло сказал он.

— Не надо.

— Вот только давай без морали… Лекарство от страха…

Он снял жгут, откатал рукав, поднялся, повернулся к ней и улыбнулся. Шприца в руке не было: видимо, он бросил его на пол.

— Тогда и мне, — сказала она.

— Тебе?!

— А чем я хуже?

— Да нет, ты лучше… Просто тебе не надо. — Он качал головой, внимательно глядя на нее.

— Но мне же страшно.

— А зависимость?

— Ну ты же сказал, что ничего не будет.

— Ну, если морфий, то нет…

— А у тебя что?

— Только учти, сначала нужно плотно покушать.

— Да, я все приготовила…

— Ну, пошли перекусим, — кивнул он. — Может, передумаешь.

Женя вел себя совершенно нормально. Взгляд слегка мутноватый, а в целом ничего необычного. И речь внятная, и движения не раскоординированные.

А Настя не передумала. Крепкий кофе слегка взбодрил ее, но ей захотелось еще большего просветления. И она сама попросила Женю избавить ее от страха.

— Может, лучше домой? — спросил он.

Настя мотнула головой. Нет, она не бросит его и останется с ним до конца. Если была с ним в радости, то останется и в горе.

— Ну, смотри…

Он достал из тумбочки дефицитный одноразовый шприц, заправил его из ампулы с прозрачной жидкостью, приготовил руку.

— Сейчас будет немного больно.

Настя улыбнулась с закрытыми глазами. Когда он с ней, она ничего не боится.

* * *

Занятия закончились, можно идти домой — к Жене. Но не все так просто. Отец уже заподозрил неладное, он может начать слежку за Настей. Не приходит она домой в шесть, как он того требует, и это его злит. На работе у него какие-то неурядицы, некогда вплотную взяться за дочь, но вдруг момент уже наступил? Что, если отец уже где-то рядом? А встретиться с ним Настя не могла. Он же заберет ее, увезет домой. А на Женю наедет милиция. Там у него дома есть еще несколько ампул морфия, а это статья — за хранение наркотических средств. Нет, Настя не может этого допустить. И к родителям нельзя. Сначала она должна уколоться. Это поможет ей снять усталость и стресс. Волнуется она очень, переживает, в таком состоянии нельзя оставаться наедине с мамой, можно разозлиться, сорваться в штопор. А вот если успокоиться, то можно и домой. Если с Женей все в порядке…

Настя шла по аллее, оглядываясь по сторонам. Отца она не увидела, но заметила Севу. Обычно он вырастал из-под земли, но тогда Настя была глупой и беспечной, а сейчас она — сама осторожность. Поэтому и опасность заметила вовремя. И даже остановилась. Не убегать же?

Она не ошиблась, Сева шел прямо на нее. Все та же стремная куртка, убогие штаны.

— Ну что тебе? — Она едва не топнула ножкой.

— У тебя все в порядке? — спросил он, внимательно глядя на нее.

— Все было в порядке. Пока ты не появился.

— Нервная ты какая-то.

— Короче, что нужно?

— Да нет, ничего…

— Ну, тогда чао!

Настя повернулась к нему спиной и слишком резво взяла старт. Каблук левого сапога не выдержал нагрузки, подломился, вместе с ним подвернулась и ступня.

— Черт!

Сева поймал ее на лету, помог добраться до скамейки. Острая боль перетекла в тупую, вместе со ступней заныла и душа.

Сева присел перед ней на корточки, расстегнул молнию на сапоге, снял его. И пальцами сжал ступню.

— Больно? — Он смотрел ей прямо в глаза.

— Дай сюда! — Она нервно показала на сапог, лежащий прямо на земле.

Сева пожал плечами, поднял и передал ей сапог. А она, схватив его, осмотрела каблук. Вроде бы все в порядке, не сломано.

— Болит, спрашиваю? — Сева продолжал массировать ступню.

— Пусти! Холодно! — Она выдернула ногу.

Ступня болела, но идти, наверное, уже можно.

Как-нибудь доковыляет до остановки, а там остановит машину и доедет до Лермонтова. Дальше — проще. Она знала, где находятся ампулы, шприцы…

Настя загадочно улыбнулась сама себе. Все, теперь нет никаких сомнений насчет того, нужен ей укол или нет. Конечно, нужен. Морфий отлично снимает любую боль, в том числе и душевную.

— Тебе в больницу надо, — сказал Сева, надевая на нее сапог.

— Может, лучше к тебе в общагу?

— Ну, если только отлежаться…

— С тобой?

— Вообще.

— А с тобой? — с наигранным возмущением спросила она.

— Ну, я сейчас об этом не думаю…

— Не мужик!

Настя поднялась, неуверенно оперлась на больную ногу. Ничего страшного, можно идти.

Она сделала пару шагов, и Сева взял ее под руку.

— Хорошо, уговорил, — усмехнулась она. — Беру тебя в братья. Будешь моим персональным медбратом.

— Давай я тебя домой провожу.

— Может, еще и с мамой познакомишься?

— Это ты прикалываешься?

— Ну, ты же сказал отцу, что больше со мной не встречаешься?

— Ну, он спросил, я сказал… А зачем врать?

— Не оправдывайся. Сказал и сказал…

— Какая-то ты не такая стала, — качнул головой Сева.

— А тебе больше нравилась наивная дурочка? Та, которую ты обидел?

— А если затмение нашло?

— Мне уже все равно, что там на тебя нашло…

— В тебе говорит обида. И злость… Нам нужно серьезно обо всем поговорить. И обсудить наши с тобой отношения.

— Очень хорошо. Подай заявление на имя Олеси, если она одобрит, обращайся ко мне — вдруг соглашусь!

— Олеся загуляла, — тихо, под давлением сказал Сева.

— Собаке — собачья свадьба.

— С Женей.

— Что — с Женей?

— Собачья свадьба. С ним она гуляет.

— Что?!

Настя остановилась, повернулась к Сева. И снова она погорячилась, на этот раз подвернулась правая нога. Катастрофы не произошло, она не лишилась способности стоять на своих двоих. Но как же больно!..

А Женя мог изменить ей с Олесей. Смог же он использовать эту дуру в игре против них с Севой. Олеся повела себя как приманка на крючке у рыбака, насадила на себя Севу. Но что ей мешало снова забраться на этот крючок?

— Ну, я точно не уверен…

— Не уверен?! — На душе у Насти полегчало.

Она повернулась и продолжила путь к остановке.

— Ну, я их вместе пока не застукал. Но я слышал, как Олеся звонила Жене…

— Ты так больше не шути!

Жене действительно звонили, но не Олеся. Кто-то из его друзей дал о себе знать. Этот же человек уладил проблему. Женя уже не боится, что его убьют, но из дома вчера уехал с пистолетом под курткой. Не все еще решено, тревожные нотки в ситуации сохраняются. Но ничего, скоро Настя успокоит брожение чувств и переживаний.

— Я обязательно узнаю, — сказал Сева.

Настя мотнула головой. Пусть следит за Олесей, а за ней ходить не надо.

— Олеся сейчас в общаге, иди, узнавай, с кем она там в номере, — с издевкой усмехнулась Настя.

— Меня ты больше интересуешь.

— Очень хорошо. Только сейчас оставь меня в покое.

Она подошла к остановке одновременно с троллейбусом, который приветливо открыл двери перед самым ее носом.

— Я тебя умоляю, не провожай!

Сева не брал ее за руку, но Настя на всякий случай дернулась, отталкивая его. Поставила ногу на ступеньку.

— Твой Женя — еще та сволочь! Он тебя до добра не доведет! — ей вслед сказал он.

Настя никак не отреагировала на эти слова. Все равно, что там говорит Сева. Сейчас главное — добраться до заветной ампулы. Надо как можно скорей снять боль.

Глава б

Женя сидел в кресле. Руки у него свободны, он мог ими крутить, махать, но туловище примотано веревками к спинке кресла. Губа у него распухшая, на подбородке — кровь, под глазом — синяк, на щеке — содрано. Он сидел, а рядом стоял какой-то устрашающей внешности тип с «наганом» в руке.

Этот тип уставился на Настю, от его взгляда у нее отнялись ноги. Заметил ее и Женя. Увидел, встрепенулся:

— Настя, беги!

Но сзади кто-то толкнул ее в плечо. Толкнули несильно, но Настя от испуга сама сорвалась с места, заскочила в комнату, забилась в свободный угол.

В комнату зашел Анатолий Александрович по кличке Сластик. В одной руке он держал кружку с дымящимся чаем, в другой — ложечку, помешивая сахар.

— Добро пожаловать, красотка! — с глумливой вежливостью сказал он.

— Сластик, ее не тронь! — Женя задергался в кресле, но подняться не смог.

— Это кто тут вякает? — спросил Сластик, с брезгливым возмущением глянув на него.

— Я отдам тебе все до копья!

— У тебя нет столько денег.

— Я достану!

— Не надо доставать. Мне нужно здесь и сейчас.

Настя поняла, что ей нужно срочно уколоться.

Если она этого не сделает, у нее разорвется сердце — от жалости к Жене. И от страха за себя. Все-таки проявил Сластик свое грязное нутро… Возможно, это от него прятался Женя. Если так, то эта мразь добралась до него. Осталось только убить. И Настю вместе с ним.

— Ну, хочешь, забери дом!

— Как я могу его забрать? На дом документы нужны, пока их переоформишь… Телочку мне свою отдай!

Сластик снова повернулся к Насте и навалился на нее взглядом. И мысленно уложил ее на спину.

— Как это отдать?

— Ну, документы на нее не нужны…

Сластик подошел к Насте. Пальто на ней было уже расстегнуто, осталось только развести полы. Он сделал это и заглянул под пальто с таким видом, как будто под ним она была совершенно голой.

— Не надо! — жалко пробормотала Настя, запоздало шарахаясь от него.

— Сластик, будь человеком! — простонал Женя.

— Это ты мне говоришь?! — У Сластика от злости перекосилось лицо. — Жоголь, кончай падлу!

Громила кивнул, наставил на Женю пистолет, и тот зажмурил глаза в ожидании выстрела. Но молить о пощаде он не собирался.

— Не надо! — Настя подалась к Сластику, схватила его за руку.

— А что такое? — удивленно и с восторгом протянул он. — Козла пожалела?

— Женя не козел! — мотнула она головой.

— Ты даже не представляешь, сколько он бабок закозлил.

— Он отдаст! — Настя взывающе приложила руки к груди.

— Я уже все взял. Осталось только тридцать косарей. Или я пристрелю его, или трахну тебя! — скривился Сластик, озверело глядя на нее.

— Нет!

Сластик вызывал отвращение, Настя и представить себе не могла, как ляжет с ним в постель.

— Жоголь!

Громила взвел курок, но Настя снова схватила Сластика за руку:

— Я у отца возьму!

Она не знала, где у отца тайник. Может, и нет ничего. Но все же она должна была проверить, обыскать всю квартиру. Надо будет маму куда-нибудь отправить. Но куда? Сказать, что тетя Арина звонила… Эти мысли пронеслись в голове пляшущим хороводом, Настю даже затошнило от мельтешения перед глазами.

— Отец у нее судья, — сказал Женя.

— Да знаю… Этот падла Солохин… — Сластик начал, но, передумав, оборвал себя взмахом руки.

— Послезавтра я занесу тебе тридцатку.

— Или сейчас, или никогда… Жоголь!

И снова громила приготовился стрелять. И в этот раз Настя остановила его.

— Не надо, я согласна! — вырвалось у нее.

— Что ты согласна? — обрадовался Сластик, движением руки осаживая палача.

— Ну-у…

Настя чуть не свалилась в обморок, представив, как этот урод будет вдавливать в нее свою похоть. Но не свалилась. И ее даже не стошнило.

— Недельку со мной поживешь, — сказал Сластик. — Через недельку верну твой огород этому козлу.

— Через недельку?

Настя вспомнила о наркотиках. Да, под кайфом она смогла бы преодолеть брезгливость. Уколоться, забыться, а там уже ничего не страшно…

— Думай быстрей, — подтолкнул ее Сластик.

Женя молчал. Настя с надеждой посмотрела него.

Но Женя, глянув на Жоголя, обреченно вздохнул. Он не принуждал ее, даже не просил, но и не отговаривал. Да и какая ему разница, ляжет Настя со Сластиком или нет, когда жить осталось считаные секунды? Сейчас ему выстрелят в голову, и Настя исчезнет для него навсегда. И уже все равно, что будет с ней дальше.

— Ну, если у вас есть морфий, — жалко пробормотала она.

— Чего?! — оторопело протянул Сластик, приложив к уху ладонь. — Я не понял, ты что, с Марфушей задружила?

Он перевел взгляд на Женю:

— Ты чо, девчонку на марафет подсадил?

— Да она сама…

— Ну, ты в натуре…

Сластик резко повернулся к Насте и уперся в нее взглядом.

— Если ты едешь со мной, пусть эта гнида живет. Если нет… Считаю до трех… Жоголь!

Настя увидела, как громила приставляет ствол пистолета к голове Жени.

— Да!

— Смотри, если попробуешь соскочить, козла твоего грохнут, как последнюю падлу!

— Я согласна.

Настю заколотило от ужаса. Хорошо, если у Сластика найдется средство от омерзения, которое он вызывал. Она примет дозу, и ей станет легче… А если не будет ничего? Если ей придется отрабатывать Женин долг наживую? Она же с ума сойдет от отвращения… А если ее будут держать где-нибудь в холодном подвале. Посадят на цепь, как собаку…

— Тогда поехали.

Сластик взял Настю под руку, вывел ее из дома, на улице к ним подъехала черная «Волга». Он открыл дверь, показал ей на заднее сиденье, подсел к ней сам:

— Как там в песне, «девчонки любят марафет»…

Он вдруг стал расстегивать ширинку. От страха

Настя закрыла глаза. Сейчас эта мразь схватит ее рукой за шею, наклонит к себе…

— Эй! — Сластик взял ее пальцами за щеки, повернул к себе лицом.

Настя успела заметить, что ширинка у него застегнута.

— А чего не побежала? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Куда?

— Дверь открыта.

— А Женя?

— Правильно соображаешь… Касыга!

Водитель, лохматый мужик с выпирающей нижней челюстью кивнул, и машина тронулась с места.

— Значит, марафет любишь?

— Да нет, — мотнула головой Настя.

— И что, закидываться не станешь?

— Ну, если есть…

Она не могла признаться себе в том, что наркоманка. Да и не так уж тянуло ее на это дело. Очень хотелось — до мелкого дрожания в пальцах. Но ломки как таковой не было. И не похожа она была на того торчка, который этим летом попался им по дороге к морю.

— Есть-то оно есть… А отец узнает, меня сдашь, да?

— Нет, не сдам.

— Я ведь и тебя тогда грохну, и Женю твоего…

— Я понимаю.

— А как с отцом объясняться будешь? Я ведь на неделю тебя похищаю…

— Ну, не знаю…

— Ничего ты не знаешь… — скривился Сластик. — Скажешь отцу, что тебя реально похитили. А кто, не скажешь… Ты меня поняла?

Настя кивнула. Она все понимала. Но ей бы сначала через эту страшную неделю пройти, а там уж она что-нибудь придумает. Лишь бы домой вернули. Да и с марафетом надо бы вопрос решить.

— Смотри, я ведь и твоего папашку грохнуть могу, — сказал Сластик.

— Не надо.

— А тебя могу трахнуть.

Настя промолчала. Для этого ее куда-то и везли. И она уже фактически согласилась на унижение.

— Ты не бойся, тебе понравится.

Сластик просунул руку между ее коленками. Настя инстинктивно сжала ноги, но тут перед ее глазами качнулась ампула с заветным лекарством. Ноги разжались сами по себе. Но стоило Сластику протолкнуть руку вверх по бедрам, Настя снова сжала их. И мотнула головой. Нет уж, сначала укол, а потом уже все остальное…

* * *

Походка у Олеси — это нечто. Если приделать к ее заднице крылья и хорошенько разогнать — взлетит как миленькая. Впрочем, она и сама по себе неплохо разогналась, Сева едва поспевал за ней. Но поспел. И увидел мужчину, который ждал ее возле своей машины. И это был Женя.

Она поцеловала его с ходу — в щеку. Он ответил ей тем же, но так вяло, как будто делал одолжение. А Сева продолжал идти, не собираясь останавливаться.

Женя увидел его, напрягся, нахмурился. Олеся уловила перемену в его настроении, обернулась, навела на Севу взгляд, испуганно дернулась. И вид у нее был как у жены, которую муж застукал в объятиях любовника.

Только какая она ему жена? Ну пожалел он эту дрянь, забрался к ней в койку. И сдуру признался во всем Насте. Несколько ночей подряд они провели вместе, потом Олеся куда-то исчезла. А когда вернулась, как ни в чем не бывало запрыгнула к нему в постель. Потом остыла, стала его избегать, а сейчас вот он застукал ее вместе с Женей. И непонятно, чего она это так испугалась? Неужели Олеся всерьез считает себя его подружкой? Или даже невестой.

— А чего ты шуганулась? — язвительно спросил Сева. — Я тут чисто мимо проходил…

— Ну, давай, вали! — Женя повел головой в сторону вещевого рынка, с тыльной стороны которого они находились.

— А это мне решать, куда и как идти! — набычился Сева.

Женя показал себя неплохим бойцом, но раз уж дело идет к драке, он готов набить ему морду снова.

— Сева, я тоже мимо проходила, — зачастила Олеся.

Она подошла к нему, взяла его под руку.

— Не оправдывайся перед этим, — пренебрежительно глянул на нее Женя.

— А в глаз?

— Настя с тобой? — спросил вдруг Женя.

— Настя?! Со мной?! — Сева посмотрел на него, перевел взгляд на Олесю.

Что это за маневры такие? Перевод стрелок с одних путей на другие? И это ради того, чтобы вернуть Олесю? Или на уме у Жени что-то другое.

— Ее уже два дня нет.

— И на занятиях нет… — в раздумье проговорила Олеся. И резко, с подозрением глянула на Севу: — Она что, с тобой?

— Чего вы мне тут муть на баламуть наводите? — нахмурился Сева.

Он, конечно, заметил, что Насти уже второй день нет в университете. Но ведь она пропадала и раньше. Что-то с ней не то происходит, ощущение такое, будто она с катушек съехала. И куда только делась серьезность и степенность примерной студентки? Порою в поведении Насти явно проглядывалась прожженная профурсетка. И во всем этом Сева винил козла, который стоял перед ним.

— Ну нет и нет, — пожал плечами Женя.

И, как-то странно глянув на Олесю, повернулся к ним спиной. И не прощаясь, направился к своей машине. Олеся растерянно хлопала глазами ему вслед. А когда он уехал, она с досадой глянула на Севу. Она должна была сейчас быть с Женей, но почему-то осталась с ним. Действительно, почему?

— И почему ты не уехала?

— Так я просто мимо проходила.

Олеся, казалось, разрывалась на две части. Одной половиной она тянулась к Жене, а другой — тяготела к Севе. Но лучше бы она сейчас каталась с Женей. Именно так она думала, потому и во взгляде сквозила досада.

— Я тебя не держу. Догоняй! — Он кивком показал в сторону, в которой скрылась вишневая «девятка».

— Э-э… Да я не должна с ним…

— Где Настя? — Сева внимательно смотрел на Олесю.

Странная ситуация. Козе понятно, что Олеся шла на свидание с Женей. Но почему же она сама все переиграла? А сделала она это потому, что так нужно было Жене. Такое вот впечатление сложилось у Севы. Отсюда и подозрения…

— Я откуда знаю?

— Но ты же знаешь, что ее в универе нет.

— Я знаю? — задумалась Олеся.

— Знаешь.

— Нуда, знаю…

— Откуда?

— Ну, заметила…

— А может, Женя сказал?

— Ну, он со мной про эту сволочь… А как еще ее назвать?.. Чем она лучше меня? А все вы на нее — как мухи на говно…

— И все-таки, где Настя?

Само чутье подсказывало Севе, что у Насти большие проблемы и Олеся в курсе. Но ведь не скажет же…

* * *

Дом добротный — кирпичный, с обстановкой, как в городских квартирах. А отопление печное. И удобства во дворе. Но во двор Настю не выпускали. Принесли вчера пару ведер воды, поставили таз — мойся. И это после того, как Сластик справил в нее нужду.

Печь небольшая, чтобы в доме было тепло, в ней нужно постоянно поддерживать огонь. Дрова есть, но сгорают они быстро. Не успела Настя забросить одну партию, как уже требуется другая. А на душе тревога. Нервы натянуты как провода, они чешутся, а успокоить их нечем. Вчера Сластик удружил ей с Марфушей и на ночь оставил склянку. До самого утра все было хорошо, а сейчас ей снова нужно разогреться, или эта чесотка в теле доведет ее до истерики.

Дверь открылась, появился Симон, кряжистый мужик с плоским широким носом. Он принес охапку дров, сгрузил их перед печкой. И сальным взглядом прошелся по Насте, которая лежала на кровати. Она уже привыкла к такому его поведению. Видно, что мужику охота, но сказать он об этом вслух боится. Потому как Сластик уроет его, если он позарится на Настю.

Вслух он не домогается, но взглядом выражать свои желания не запрещено. Вот он и лижет Настю глазами. Сначала ей было противно, потом она привыкла. В общем-то все равно, с кем, с ним или со Сластиком. И с тем омерзение, и с этим. А время идет, третий день уже на исходе. Еще столько же, ну, чуть больше простоять, продержаться… Пролежать…

Впрочем, ради Жени она готова на все. Ради него и ради дозы… Хотя нет, доза — это всего лишь лекарство. С ним легче лежать и держаться…

А Симон ее уже не злит и даже не раздражает. Он и воды принесет, и дров натаскает. И горячего в своей летней кухне приготовит. На обед сегодня соус из домашней утки был. На ужин мяса обещал пожарить. Аппетита у Насте не было, но тем не менее…

— Анатолий Александрович не приезжал? — спросила она.

— Не будет его сегодня, — буркнул Симон.

— Как это не будет?

— Дела у него.

— Как же так?

Сластик взял ее сразу же, как только привез в этот дом. Завалил на койку, задрал подол… Всю ночь ее потом одолевали кошмары, и это при том, что спала она под воздействием. Вчера приехал утром. Сначала позволил освежиться, а затем снова навалился. Ничего, выдержала. И на ночь его приняла — за сладкий приз, разумеется.

Ненавидела она этого урода, но и обходиться без него уже не могла. С утра его ждала, чтобы приободриться. А сейчас ей доза нужна как воздух… Но, видно, Сластик уже наелся досыта. И решил сделать перерыв.

— Есть будешь? — спросил Симон, взглядом стаскивая с нее одежду.

— А ты не знаешь, чего я хочу? — нервно спросила она.

— Ну, знаю… — Он отвел взгляд в сторону.

— Анатолий Александрович ничего не оставлял?

— Нет. Сам должен был подвезти?

— Может, еще будет?

Симон качнул головой, внимательно глядя на нее.

— А как же мне быть?

— Ну, я мог бы разогнать…

— Ты?! — Настя потянулась к Симону, собираясь схватить его за руку.

Но ее остановил его похотливый взгляд, который уже не просто раздевал, а лез в душу — через низ.

— Есть у меня сушняк, могу запарить баян.

— Анатолий Александрович оставил?

— Нет. Это все чисто мое.

— Давай так: ты отдаешь мне свое, а Анатолий Александрович завтра тебе отдаст.

Симон качнул головой.

— Почему? — нервно спросила Настя.

— Так дела не делаются.

— А как делаются?

— Делаются…

Симон изобразил стартующего лыжника.

— Пошел ты знаешь куда! — встрепенулась Настя.

— Ну, смотри…

Симон повернул на выход, но Настя не могла его отпустить.

— Ты хоть понимаешь, что это шантаж?

— И что? — хмыкнул он, останавливаясь у самой двери.

— Ну, если Анатолий Александрович узнает…

— Не узнает.

— Я ему скажу.

— Не скажешь.

— Почему это? — удивилась Настя.

— Если скажешь… если он узнает, ты здесь еще на неделю останешься. И вся братва через тебя пройдет…

— Вся братва?

— На круг тебя пустят. И без всякого марафета…

— Хорошо, я ничего ему не скажу.

— Вот и я думаю, зачем тебе хороводы хороводить, — осклабился Симон.

И вдруг стал раздеваться. Настя шарахнулась от него.

— Эй! Ты не так меня понял! Не скажу я ничего! Потому что ничего не будет!

— Не будет? — всматриваясь в нее, спросил он.

— Нет! — твердо ответила Настя.

Симон ушел, но через час-другой вернулся. Настю уже колотило от нетерпения. А Симон показал заряженный шприц, и ее затрясло еще сильнее.

— Баш на баш, — дразнящим тоном сказал он.

И Настя вдруг поняла, что нужно делать.

— Ну конечно!

Она позволила себя уколоть, но когда Симон полез под юбку, оттолкнула его.

— Только попробуй, козел! Я все Сластику скажу! Он тебя самого на круг пустит! — засмеялась она.

Симон глянул на нее зло, с досадой, но руки распускать не стал. Утерся и ушел.

А Настю накрыл приход — на удивление яркий, долгий, но смешанный с тошнотой. Ее вывернуло прямо на пол, но убирать она за собой не стала. Еще чего!..

А потом появился самый настоящий черт. С пятаком, с рогами. И с рожей Симона. Он навалился на нее, подмял под себя, но Насте было уже все равно. Более того, даже возникло желание усилить ощущение.

* * *

Василий Лукьянович схватил за грудки с такой силой, что затрещала ткань на куртке. И еще он прислонил Севу к стене на своей лестничной площадке, а там побелка, попробуй ее потом оттереть.

— Откуда я знаю, где Настя? — мотнул головой Сева.

— Но ты же сам пришел! — Солохин смотрел ему в глаза, выискивая в них крамолу.

— Что с ней?

— Пропала Настя… Похитили ее.

— Кто похитил?

— А ты не знаешь?

— Когда она пропала?

— Третий день уже как… — Солохин продолжал вскапывать ему душу — в поисках клада.

— И вы меня не искали. Значит, вы знали, что Насти со мной нет…

— Знал? — задумался Василий Лукьянович.

— А сейчас куртку мне рвете… А куртка у меня одна.

— Да, куртка… — Солохин разжал руки.

— Кто Настю похитил?

— Кто-то из моих крестников…

— Из каких крестников? — не понял Сева.

— Из тех, кого я к лишению свободы приговаривал… Позвонили, сказали, что Настю мне в наказание забрали… Сказали, что вернут. Если в милицию обращаться не стану…

— А с этим, с Женей говорили?

— С Женей… Что ты про него знаешь?

— Ну, мутный он какой-то…

— Где он живет? — с болью в душе спросил Солохин.

— А вы не знаете?

— Так в том-то и дело!.. Хотел узнать, собирался… Ты знаешь?

— Нет.

Сева тоже собирался проследить за Настей, но все не мог переступить через себя. Может, он и виноват был перед ней, но ведь и она хороша. Увлеклась Женей, потеряла от него голову, а он что, бегать за ней должен?

— Ты не знаешь, я не знаю… Но зачем ему похищать Настю? Ну, если они встречаются? Если у них роман?

— Он уже был у вас?

— Нет.

— И вам не кажется это подозрительным?

— В том-то и дело, что кажется… Его уже ищут. И его обязательно найдут… А ты зачем пришел? — встрепенулся Солохин.

Сева на всякий случай отошел от него на шаг-другой.

— Не похищал я Настю… Просто я сегодня видел Женю. Он показался мне подозрительным… И он, и Олеся…

— Кто такая Олеся?

— Она может что-то знать.

— Где она? Я хочу ее видеть!

— Да, конечно, — кивнул Сева. — Я скажу, как ее найти…

Но сначала он должен был поговорить с Олесей сам. Теперь он точно знал, что с Настей стряслась беда, и у Олеси просто не было шансов уйти от серьезного разговора.

Но в общаге он узнал, что Олеся собралась и уехала к родителям. И нетрудно было догадаться почему. Она пряталась от Севы, она скрывалась от всех, кто мог выпытать у нее правду о Насте. Возможно, вместе с ней прячется и сам Женя… Если так, то Сева обязательно их найдет. Если Настя стала жертвой какой-то чудовищной игры, Женя ответит за это.

* * *

От Сластика невыносимо воняло, он потел, кряхтел, пыхтел, и, если бы не доза, с Настей точно бы случился приступ омерзения — с летальным исходом. Но Сластик знал подход к ней, он сделал все как надо. И Настю стошнило уже после того, как он закончил.

Она успела дойти до ведра, над ним и вывернулась. А потом грела воду для себя, мылась в тазу. Воду, пролитую на пол, она не вытирала. Ей-то какое дело, сгниет пол или нет.

Сластик лежал на диване перед телевизором. Услышав Настю, он охлопал рукой место возле себя.

— Лягай!

— Да нет, я лучше постою… — Настя собралась уйти в свою комнатку, но увидела в руке у него пульт.

А на телевизоре стоял видеомагнитофон.

— Я говорю, ложись, порнушку будем смотреть.

— Не хочу я, — вздохнула Настя.

Она так хотела, чтобы Сластик поскорее убрался, а он, похоже, собирался повторить заход. Даже видеомагнитофон не поленился привезти.

— Я сказал!

Настя кивнула, легла, стараясь не прикасаться к потному вонючему телу. Но Сластик сам обнял ее. И свободной рукой включил телевизор. Настя закрыла глаза. Не было у нее никакого желания смотреть непотребное действо.

«Да, я буду послушной. Да, я сделаю все что угодно».

Настя не сразу, но узнала свой собственный голос. И, открыв глаза, увидела себя. Сластик сидел на диване, она стояла перед ним совершенно голая.

Она узнала этот момент. Она только что укололась, слабительная эйфория еще только подступала к ней, но она уже готова была на все. И Сластик, этот жирный слизняк, в тот момент не очень-то ее пугал.

«Ну давай, делай все что угодно», — похабно ухмыльнулся подонок.

Та Настя, которая была на экране, подошла к нему.

— Ну ты и урод!

Настя соскочила с дивана, рванула к телевизору, но Сластик поймал ее за руку, вернул на диван, подмял по себя.

— Ты куда, лахудра штопаная? — захрипел он ей в лицо.

— Зачем ты это сделал?

— А чтобы все знали, какая ты шмара!

— Зачем? — разрыдалась она.

— И все узнают! Если ты хоть кому-то про меня скажешь.

У Насти появилась шанс, и слезы остановились.

— А если не скажу?

— Будешь жить себе… — Сластик поднялся, подошел к видику, выключил его, вынул кассету.

Где-то была видеокамера, но Настя ее не замечала.

— Приведешь себя в порядок. А завтра утром — в институт.

— Уже?

— А надоела ты мне…

— Ну хорошо…

— А Симону еще нет… Он тебя сегодня еще разок заскирдует, — хохотнул Сластик.

— Еще?

— А ты думаешь, я не в курсе… Если ты во вкус вошла, так и скажи. Я тебя пристрою к делу, будешь ткачихой-многостаночницей. В три станка штопать будут…

— Не смешно! — огрызнулась Настя.

— Короче, ты меня поняла. Отцу скажешь, что не знаешь меня. Скажешь, что сама в машину села. И сама согласилась покататься с нами… И чтобы никаких заяв, поняла?

— Да поняла.

— Как хочешь, так и выкручивайся. А если нас засветишь, мы сначала тебя на смех выставим. А потом к себе заберем. Будем в порно снимать. Если тебе нравится…

— Не нравится.

— А это никого не чешет…

Сластик оделся, собрался уходить. Встал в дверях, вопросительно и с похотью во взгляде посмотрел на Настю. То на нее глянет, то на себя — ниже пояса. То на нее, то на себя.

— Ладно, живи, — сказал он.

И ушел, плотно закрыв за собой дверь. А вечером появился Симон.

— Косячок взорвем? — спросил он, вольготно обняв ее за талию.

— А зачем? — Она отстранилась, с подозрением глянула на него.

— Задаром. Угощаю.

— Задаром?

Она и хотела дернуть травки, но не настолько, чтобы ложиться с Симоном в постель. Если бы чего покрепче, она бы еще подумала. А жажда уже подпирала, ей очень хотелось. А скоро голод станет невыносимым…

Симон при ней распотрошил и заново зарядил папиросу. Но по кругу пускать ее не стал. Сначала потянул сам, а остатки отдал ей.

— Ты меня брезгуешь? — спросила она.

— Нет.

— А жаль.

Настя уже знала, что должно произойти дальше. Она не ошиблась. Симон предложил ей укол в обмен на постель. Она отказалась.

Но Симон пришел к ней ночью. Сел на кровать, показал заряженный шприц. Какое-то время Настя смотрела на него дикими глазами, не зная, что делать, а затем расплакалась. И Симон ее пожалел. Сначала он сделал укол, а когда Настю торкнуло, забрался к ней под одеяло. Обнял ее и затих, дожидаясь, когда она привыкнет к обстановке. А когда Настя смирилась с неизбежностью, постучался к ней в дверь. И она впустила его. Все равно ведь изнасилует. Да и не страшно уже. Одним больше, другим меньше…

Глава 7

Утро. Занятия в универе уже начались. В аудиториях тихо и сонно. Голос преподавателя бодрит только закостенелых отличников, всех остальных он убаюкивает. Но Настя с удовольствием послушала бы сейчас лекцию. Если бы отмотать жизнь на месяц-другой назад, она бы не стала колоть себе морфий. Отказалась бы от травки. Но время назад не повернешь. И ей уже хочется. А взять негде. Касыга подвез ее к главным воротам университета, высадил там и уехал, оставив только прощальный привет — как приложение к строгому предупреждению. А мог бы и оставить чего-нибудь на дорожку…

Настя не собиралась в университет. И домой тоже. Сначала она должна была узнать, как там Женя. Вдруг его и в живых уже нет? А если с ним все в порядке, он поможет ей снять напряжение. У него должно быть лекарство…

Настя остановила машину, назвала адрес. Рыжеволосый водитель кивнул, но цену назвал только после того, как за ней закрылась дверь.

— Пятерочка.

— Какая пятерочка? — ошалела Настя.

В кошельке у нее было всего три рубля. Этого должно было хватить, чтобы съездить к Жене, а затем — домой, к родителям. А к ним тоже нужно было ехать, наверняка они места себе не находят.

— Хозяин — барин, — тронув машину с места, сказал рыжий.

— У меня только три рубля.

— Оставь себе. Натурой отработаешь.

— Что?! — Настя не поверила своим ушам.

Сколько раз она ездила вот так — на частниках, никто ни разу не догадался предложить ей оплату натурой. А сейчас что случилось? Да, она падшая женщина, но разве по ней это скажешь?.. Или что-то отразилось во внешности?.. А может, водитель видел порнушку с ее участием?..

— Ну, тебе же не привыкать.

— С чего ты взял?

— Я еще не взял: ты еще не дала.

— Натурой?

— Ага, натурой.

— Натурой?! — Настя взбешенно вцепилась когтями в рыжие волосы.

И плевать, что машина в пути. Возможная авария ничуть ее не пугает.

— Эй, ты чего!

Ногой рыжий жал на газ, а рукой отталкивался от Насти. Он ударил ее локтем в лицо, но ее это взбесило еще больше. И она еще крепче вцепилась в него, ломая себе ногти.

— Натурой!

— Да пусти ты, дура чокнутая!

Водитель остановил машину, открыл дверь. Он явно хотел вытащить ее из салона силой. Но Настя выскочила из машины одновременно с ним. И смело пошла на него, выставив растопыренные пальцы.

Рыжий не выдержал, шарахнулся от нее:

— Чур тебя, ведьма поганая!

— Натурой?!

— Да иди ты, дура!

Рыжий скрылся в машине, ударил по газам. И был таков. А Настя осталась стоять на обочине.

Из глаз хлынули слезы. Она всхлипнула, закрыла лицо ладонями, разрыдалась. Да, она защитила свою честь и достоинство, а толку? Из нее уже сделали подстилку, втоптали в грязь, от которой уже никогда не отмыться.

Настя постаралась взять себя в руки. Слезами горю не поможешь. Надо бороться за себя, нужно сказать твердое «нет» проклятым наркотикам. Так она и поступит. Но не сегодня. Сначала ей нужно привести себя в порядок, отпариться в нормальной ванне. И сделать себе успокаивающий укол. А уже завтра на светлую голову начать жизнь с чистого листа.

Жени дома не было, но в сумочке у нее были ключи. Она открыла дверь, обошла комнаты. Тихо, пусто. И вещей Жениных нет. Ощущение такое, что он собрался и уехал. Но ведь это вполне объяснимо. Женя уехал от греха подальше — чтобы его не нашли люди Сластика. Но ведь он вернется. Узнает, что Настю отпустили, и вернется. Она очень хотела на это надеяться.

А пока что нужно принять душ и привести себя в порядок. Но главное, нужно прийти в чувство. И она знала средство, которое могло вернуть ей бодрость духа.

Она залезла в тайник, выцарапала оттуда одну-единственную ампулу морфия. Одноразовых шприцев было больше, целых три, жаль, что не наоборот.

Настя решила не спешить. Сначала она примет душ, затем позвонит маме, ну а после облегчит себе душу — в полное свое удовольствие. Тогда и отдых будет приятным, безмятежным. Надо же успокоить себя перед бурной встречей с родителями. Будет столько вопросов, и на все нужно дать правильные ответы…

Она взяла свой халат, которым всегда пользовалась, отправилась в ванную, разделась. Но ей вдруг так стало тоскливо. Жени нет, в доме пусто, а она одна — никому не нужная.

Настя вернулась в комнату без одежды — рукав закатывать не понадобилось. Сделала укол, дождалась, когда внутри всплеснутся чувства и ощущения. Приход уже не тот, что прежде, но солнце все равно поднималось и светило в душу. Через мутные облака, но светило.

Она оставила шприц и склянку прямо на журнальном столике. Как-то не подумала, что нужно убрать сразу, оставила на потом. Отправилась в ванную, долго принимала душ, смешивая внутреннее удовольствие с теплой чистотой проточной воды.

А когда вышла из ванной, увидела перед собой незнакомого мужчину в кожаном плаще нараспашку. Настя качнула головой, глядя на него. Да, она под кайфом, но ложиться под него не станет. И дозу пусть не предлагает, все равно ничего не обломится.

— Ты что здесь делаешь? — возмущенно спросил мужчина.

— Я делаю?! Это ты что делаешь?

Из гостиной в прихожую вышла немолодая блондинка с ярко накрашенными губами. На Настю она глянула с непримиримым возмущением.

— Это там твои художества? — спросила она, рукой через дверь указывая на комнату.

— Какие художества?

— Развели здесь притон… Леша, не знаю, как ты, а я вызываю милицию!

Женщина ушла в комнату, а мужчина, глядя на Настю, в раздумье покачал головой.

— Давно балуешься? — спросил, шлепнув себя пальцами по сгибу локтя.

— Вам какое дело?

— Давай выметайся, пока не поздно.

— Почему это я должна выметаться? — возмущенно протянула Настя.

— И ключи от дома оставь.

— Это мои ключи!

— Если это мой дом, значит, и ключи мои.

— Ваш дом?! Это Жени дом!

— Да, я знаю, здесь жил какой-то тип. Мы сдавали дом женщине, а поселился… Нуда ладно, что было, то было. Давай собирайся и ножками, ножками…

— Ножками?

— И халат оставь…

— Да пусть забирает! — Из комнаты вышла блондинка. — Буду я после какой-то сифилички носить…

— Я не сифиличка! — Настя возмущенно качнула головой.

— И давно ты проверялась? — спросил мужчина.

— Проверялась?

Настя зависла в раздумье. Действительно, ее могли наградить ценным букетом и Сластик, и Симон. А разве в Жене она могла быть уверенной? И заразить ее могли, и оплодотворить, да все что угодно. Может, она беременна и вместе с тем больна СПИДОМ, о котором сейчас так много говорят.

А в Жене она не могла быть уверенной. Если это съемный дом, то почему он выдавал его за свой? И почему он не ищет Настю? Да, ему угрожает опасность, он мог сбежать от преследователей, разве такой поступок может красить мужчину в глазах женщины, которая нуждается в его защите?

— Эй, алле! — Кто-то щелкнул пальцами перед ее лицом.

Это была блондинка, она усмехалась, с презрением глядя на Настю.

— Давай собирайся и пошла!

Настя кивнула, вернулась в ванную, там переоделась. Но уйти не успела. Она вышла во двор со стороны дома, а с улицы заходили сотрудники милиции. А блондинка тут как тут.

— Это я на «ноль два» звонила! — подала она голос, махая рукой из-за ее спины.

— Наркотики? — спросил немолодой усатый лейтенант, с подозрением глядя на Настю.

— Да, в доме там шприцы… Вот, она кололась!

— Кололась? — спросил офицер, внимательно всматриваясь в глаза Насти.

— Да я ногу подвернула, больно было, — вспомнив о своей последней встрече с Севой, сказала Настя.

— Ну если ногу, то давай в «Скорую помощь»… Зарницын!

К Насте подошел щекастый, с маленькими цепкими глазками сержант. Он грубо взял ее за руку, потянул к воротам:

— Пошли!

И Настя, вжав голову в плечи, последовала за ним. Сопротивление, казалось, могло только усугубить ее положение. Она покорно подошла к желтому с синим «уазику», сержант открыл заднюю дверь, она сама забралась в задний отсек. А там уже сидел какой-то мордастый тип с густой щетиной и массивными надбровьями с выпученными глазками под ними. Губы у него пухлые, слизкие.

Он отвернул голову, когда Настя занимала место, но вперил в нее взгляд, едва закрылась дверь.

— У-тю-тю, какая цаца! — осклабился он.

На нем были наручники, но это не помешало ему накрыть ладонью ее коленку. От него мерзко пахнуло гнилыми зубами, но Настю не затошнило. После Сластика она не боялась ничего, но и разбазаривать себя не собиралась. Никакого больше секса. Только с Женей, только с любимым.

— Пусти!.. — Настя дернула ногой. — Откройте! Насилуют!

— Кто тебя насилует, дура? — ощерился арестант.

— Не лезь ко мне, понял!

— А если не понял?

— На нож поставят, тогда поймешь!

— Кто поставит? — вытаращился на нее мордастый.

— А есть люди!

— Кто?

— Узнаешь!

— Гонишь ты!

Арестант сделал вид, что не поверил ей, но руки больше не тянул. Всю дорогу он косился на Настю, но даже слова не сказал.

И в отделении их заперли в одной камере — для временно задержанных, с видом на дежурную часть. Там находилась потрепанная жизнью женщина — уже не молодая, но и не старая. Под глазом синяк, щека поцарапана, рука перебинтована.

— Ты откуда такая, лахудра нарисованная! С «Интуриста» сняли? — ехидно спросила она, с пренебрежением глядя на нее.

— Пасть закрой! — Настя резко шагнула к ней и подняла руку, растопырив пальцы.

И это сработало. Женщина вжала голову в плечи и прикусила язык. Но и Настя вынуждена была держать взятую планку. А так вдруг захотелось расплакаться, разжалобить хоть кого-то. Ведь на самом деле она такая слабая и беззащитная.

* * *

И снова приходится бежать за Олесей. Ноги у нее длинные, мах от бедра усиленный — походка летящая, быстрая, но так и Сева не от черепахи произошел.

— Стоять!.. Раз-два!

Олеся остановилась, с наигранной радостью во взгляде улыбнулась Севе:

— Привет!..

Она вдруг обвила руками его шею, прильнула к нему.

— Я так рада, что ты меня сам нашел.

От нее пахло французскими духами, но вместе с тем Сева уловил терпкий аромат хорошего мужского одеколона. Впрочем, ему могло и показаться.

— Ты где была?

— Дома!

— Не ври, не было тебя дома! Я узнавал! — соврал Сева.

И обманка сработала.

— Ну, дом — понятие растяжимое… У тети я была…

— У дяди.

— Ну, тетя живет с дядей.

— А ты живешь с ложью.

— Ну ладно тебе!

— Где Настя?

— Настя?! А почему ты спрашиваешь?

— Она пропала! И ты знаешь, кто ее похитил?

— Кто ее похитил? Здесь она, в универе! — Олеся округляла глаза, оторопело глядя на него. — Я ее сегодня видела!

— Где ты ее видела?

— Утром видела. Она из машины выходила… Зачуханная какая-то. Как будто ее черти по городу возили… Черти с колотушками… — язвительно усмехнулась Олеся.

— С колотушками?

— Затрахали ее.

— Заткнись!

— Эй, я что-то не поняла! — вылупилась на него Олеся. — Ты почему со мной так разговариваешь?

— Да потому что ты с Женей таскаешься!

— А если таскаюсь, то что? Можно на меня гавкать?

— Я не гавкаю… Это ты… — Сева осекся, не зная, что сказать.

С Олесей у них странные отношения, она хочет быть с ним, но ее тянет и к другим. Клятву верности она ему не давала, невестой быть не обещала, поэтому какие могли к ней быть претензии? Да, ветреная она, блудная, но ведь это для него не открытие, так что действительно, нет у него права грубить ей. И предъявлять он не должен.

— Козел ты, Сева! Я к тебе с открытой душой, а ты на меня из-за какой-то шлюхи наезжаешь!

— Сама ты шлюха! — выпалил Сева.

И ничуть не осудил себя за этот выпад. Олеся сама не имела права оскорблять Настю.

— Эй, пацан! Ты чё на биксу отрываешься? — прилетело вдруг слева.

Сева повернул голову и увидел чернявого парня с маленькими стеклянными глазами. Он смотрел на Севу не зло, но задиристо. И прицепился он к нему с явным желанием подраться. Матерчатая куртка нараспашку, под ней футболка с черепами. А рядом еще такой же хлопчик с хищным оскалом и золотой фиксой во рту. Этот в джинсовой куртке с белым отворотом. Судя по размеру, куртка эта была с чужого плеча. Может, на гоп-стоп где-то взял…

— Мальчики, не надо! — мотнула головой Олеся.

— Мальчики у нас в штанах, — не сводя с Севы глаз, сказал чернявый.

— Забирай своего мальчика и вали отсюда! — Сева не собирался с ним церемониться.

Он ловил и не прозевал опасный момент, и даже смог заслониться от удара. Но фиксатый сам поджидал его. И ударил Севу в тот момент, когда он собирался ответить чернявому. И ударил ногой в пах — заученно, со всей силы. А тут и чернявый подоспел — врезал ему кулаком в челюсть.

Сева удержался на ногах и даже смог блокировать летящую в него ногу, но слишком неравными были силы. Гопники явно знали толк в уличной драке, они смогли свалить его наземь, а затем обрушили на него град ударов. Причем целили ногами в голову…

Сева пришел в себя, когда все закончилось. Голова его лежала в клумбе, а ноги — на тротуаре. Олеся трясла его, пытаясь привести в чувство. Гопников не видно, не слышно.

— Как ты? — спросила Олеся, с тревогой глядя на него.

— Да все нормально… — Сева оттолкнул ее, решительно поднялся.

Он смог встать на ноги, но едва удержал равновесие — так сильно закружилась голова. Он едва добрел до скамейки, сел, обхватил голову руками.

— Вот Сволочи! Откуда они взялись? — стенала Олеся.

Сева молчал. Отребья в городе как собак нерезаных, так что нарваться не проблема. А он сам повод подал — наорал на Олесю. Может, и прошли бы мимо, но нет, нашли причину…

— Ты меня больше не обижай, ладно?

Сева мрачно усмехнулся. Не в его положении что-то говорить на эту тему. Обделался — обтекай.

— Тебе в больницу надо, — сказала Олеся.

— Было бы из-за чего, — недовольно буркнул он.

— Тогда пошли ко мне. Я тебе компресс сделаю…

Сева качнул головой и снова поплыл куда-то в сторону. Олеся сидела рядом, он уперся в нее, и кружение остановилось. Надо же, подставила плечо.

— Пошли!

Сева ничего не сказал. И с места не тронулся. Но спустя время все же оказался у Олеси в комнате. Может, она и шлюха, но больше некому позаботиться о ней. А Настя… Настя где-то далеко. И если вернулась, то незачем ее искать…

* * *

Дверь открылась, в камеру зашел щеголеватого вида подтянутый старшина:

— Солохина, на выход!

Он поскреб у себя за ухом, с кислым видом глядя на Настю. Как же так, отец — известный в городе человек, а дочь — наркоманка, шастающая по чужим квартирам.

Отец схватил ее за руку, едва она переступила порог камеры.

— Живая? — Он обнял ее, прижал к себе.

— Не так дочь воспитываете, Василий Лукьянович, — сказал стоящий у него за спиной офицер с майорскими погонами.

— Ты, Алексей Никитич, много чего не знаешь.

Настя уже знала, что не числится в розыске, не ищут ее как жертву похищения.

— Ну так просветите.

— Давай завтра. И я объясню тебе все очень подробно, — разглядывая дочь, сказал отец.

Он пожал руку майору, поблагодарил его, и они с Настей вышли во двор. Он показал ей на переднее сиденье, сел за руль. Завел машину, трясущейся от волнения рукой включил первую скорость, но тут же вернул в нейтральное положение. Не в том он был состоянии, чтобы вести машину.

— Так, давай рассказывай, — доставая из кармана склянку с таблетками, сказал отец.

— А что рассказывать?

— Что они с тобой… Кто тебя похитил?

Отец бросил в рот таблетку, открутил пробку от пластмассовой фляжки с водой.

— А кто меня похитил?

— А разве нет?

— Мне в милиции ничего не сказали…

— А мне сказали. Что убьют тебя, сказали. Если я в милицию заявлю… Но ты же не думаешь, что тебя не искали?

Настя пожала плечами. Возможно, отец действительно вышел на след Свастика, если тот сократил ей срок пребывания в притоне. Но говорить об этом не хотелось. Дурно ей. Сейчас бы выпить чего-нибудь горячего, и в постель — раны душевные зализывать. А еще лучше уколоться, тогда душа запоет. И курнуть было бы неплохо…

— Что они с тобой сделали?

— Изнасиловали, — сказала она, сама удивляясь своему спокойствию.

— Что?!

Отец встрепенулся, но в глаза не посмотрел. Ничего другого от похитителей он не ждал.

— Но это же лучше, чем если бы меня убили? — Настя не хотела его ни в чем упрекать, но язвительные нотки сами по себе врезались в голос.

— Пойми, они не требовали выкуп. Они просто хотели отомстить.

— Ну, они, наверное, тебе говорили…

— Нет. Я судья, я мог кого-то несправедливо осудить… Но в данном случае я точно осудил справедливо!.. Кто тебя похитил? Я должен знать имя этого человека.

— Я не знаю.

— Как он выглядит?

— Не скажу.

— Почему?

— Потому что он снял на видео… Как со мной… Ты же не хочешь, чтобы кассета со мной гуляла по видеосалонам.

— Сволочи!.. Ничего, я еще доберусь до них! — Отец сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

А лицо, напротив, покраснело — от натуги.

— И еще меня посадили на иглу.

Отец встрепенулся точно так же, как тогда, когда она сказала про изнасилование. Но на этот раз вопрос застрял в горле. Он просто не мог вымолвить слова от волнения.

— Ты же знаешь, за что меня взяли…

— Взяли… — выдавил он. — В доме. На Лермонтова… Что ты там делала?

— Раньше там жил Женя.

— Понятно.

— Что тебе понятно?

— Кто он такой?

— Бизнесмен.

— Я хочу знать его фамилию.

— Фамилию?.. — Настя пожала плечами. Она не знала, какая у Жени фамилия.

Она не интересовалась, а он не говорил. Но раньше это не казалось ей странным.

— Не знаешь?

— Да как-то мимо прошло…

Она убиралась в доме, но ни разу не нашла ничего такого, что указывало бы на его фамилию. Но это можно было объяснить: дом-то съемный, там не могло быть его документов.

— А сам он где?

— Меня, наверное, ищет…

— Он как-то связан с людьми, которые тебя похитили?

— Нет, — не задумываясь, соврала Настя.

Не хотела она, чтобы порно с ее участием стало достоянием гласности, поэтому не надо говорить про Сластика. Тем более что Женя сам его накажет. Когда-нибудь… Как-нибудь… Или кто-нибудь пристрелит его как собаку. В мире криминала это в порядке вещей…

— Но ты знаешь, кто тебя похитил?

— По фамилии — нет.

— А в лицо?

— Я, кажется, говорила про видеосалоны, — мрачно усмехнулась она.

— Ты говорила про иглу, — осторожно сказал отец.

— Это страшнее всего, — вздохнула она.

— Ты чувствуешь зависимость?

Настя едва не сказала «да». Но вместо этого она удивленно глянула на отца:

— Нет.

Действительно, как он мог подумать о ней так плохо?

— Но ты же сделала себе укол.

— Они оставили мне ампулу… А я хотела умереть… Но не умерла…

— Девочка моя.

Отец потянулся к ней, обнял. Но Настя вдруг представила на его месте Сластика. Ее охватил ужас, она оттолкнула отца.

— Что с тобой?

— Мы едем или нет? Я уже замерзла здесь.

— Да, конечно.

Но со Сластиком было не так уж и плохо. Он, конечно, мразь, причем во всех отношениях, но у него был марафет. И он умел его наводить. А что ждет ее дома?.. Если она попросит укол, ее тут же отправят на принудительное лечение — возможно, даже в ЛТП. А ей это нужно?

— Маме ничего не говори, — по дороге к дому сказала она.

— Что не говорить?

— Про изнасилование… Про наркоту… Просто держали в доме. Просто на хлебе и воде. Чтобы ты переживал… Они же могли тебя бояться?

— Ну, они должны меня бояться, — кивнул отец.

— Боялись. Поэтому не тронули.

— Но ведь тронули…

— Ты же об этом никому не скажешь?

— Э-э… Нет. Пока эту сволочь не найду, не скажу… А когда найду, сам его своими руками…

— Без суда? — усмехнулась Настя.

— А разве я не судья?

— Судья… — кивнула она. И немного подумав, с невольным сарказмом в голосе добавила: — Только они тебя не боятся.

Отец глянул на нее цепко, с подозрением. Уж не проснулся ли в ней цинизм, свойственный наркоманам и прочим деклассированным элементам?

— Ты ни в чем не виноват, — сказала Настя.

Нет, нельзя ей показывать зубы. Нужно быть пай-девочкой. Только так можно заслужить свободу, которая позволит ей встречаться с Женей. Она обязательно найдет его, и они снова будут вместе. И каждый день они будут любить друг друга. Сначала уколются, а потом в постель.

А отец поступил правильно, что не предал дело огласке. От ментов отмазал, и за это ему спасибо. И вообще, Настя будет ему послушной дочкой. Только вот это не помешает ей осуждать его и даже тихо ненавидеть. За то, что не спас, не вырвал из рук подонков…

Глава 8

Настя цвела и пахла. Светлая улыбка, яркий, чарующий взгляд. Свежая, бодрая, подтянутая, как изнутри, так и снаружи. Безупречный макияж, стильный прикид… Но за этой броской облицовкой скрывался, казалось, лопнувший фундамент. Улыбка у нее мягкая, а в глубине глаз — жесткое гранитное дно. Там же можно было заметить и нездоровый блеск. Но, возможно, Сева просто хотел найти в ней подвох, потому и мерещилось.

— Ты только никому не говори, что меня похищали, — сказала она.

— Ну, если ты здесь, то зачем?.. — замялся он.

— И многим ты сказал?

Настя правильно все поняла, но ничуть, казалось, не расстроилась.

— Ну, официальной информации не было…

— Не было никакого похищения. Это мы все придумали.

— Зачем?

— В Сочи сейчас лето… Для моржей, — засмеялась она.

— Ты была в Сочи?

— Я тебе этого не говорила, — заговорщицки подмигнула она.

— С кем?

— Сева, не будь занудой.

— Просто я видел Женю…

— Когда? — Настя попыталась, но не смогла скрыть волнения.

— Ну, на следующий день после того, как ты исчезла… Нет, через два дня, — поправился он.

— Ну, мы же не сразу уехали…

Сева пожал плечами. Как-то не очень верил он Насте. Скорее, вообще не верил… Но, может, она просто хотела поскорее забыть о похищении, поэтому и придумала эту историю с Сочи. Возможно, она пережила такое, о чем с другими не случалось даже в самых страшных снах…

— А где сейчас Женя? — спросил он.

— Ну-у… — замялась она.

— Не знаешь?

— Олеся может знать, — предположил Сева.

— Олеся? — Настя мило улыбнулась, в раздумье глядя на него.

Но это была застывшая улыбка, можно даже сказать, гримаса, за которой скрывалось тревожное томление.

— А ты не можешь найти его?

— Ну почему же не могу… — Настя накрыла рукой его запястье.

А рука у нее такая теплая, и само прикосновение — хмельное.

— Он тебя бросил?

— Ты задаешь много вопросов.

— А если он причастен к тому, что с тобой произошло?

— Сева, я сейчас уйду!

— Уходи.

— Что?! — Настя обиженно надула губки.

И глаза сощурила, как будто собиралась заплакать.

— Ну, если тебе что-то не нравится, можешь идти…

— Да, конечно.

Сначала она опустила голову, затем неторопливо повернулась к нему спиной. И в этих движениях не было решительности. Настя, казалось, ждала, когда Сева ее остановит.

— Да я тебя не гоню. — Он взял ее под руку.

— Не надо меня гнать… — вздохнула она. — Ничего не надо… Но и не гони…

Она сама взяла его под руку, прижалась грудью к его плечу.

— Знаешь, а я соскучилась по тебе…

— Я тоже.

— Ты все так же с Олесей?

— Не думаю.

— Она с кем-то встречается?

— Ты хочешь узнать про Женю? Ничем не могу помочь.

— Женя, Женя… Не нужен мне Женя… А пошли к тебе!

Настя повернулась к нему и осветила его многообещающим взглядом. От волнения Севу бросило в жар. Он представил, как раздевает Настю, укладывает в постель…

Возможно, она прошла через Крым и Рым, но мысль об этом не остудила пыл. Она уже не та, что раньше. Она все так же молода, но взгляд у нее как у зрелой женщины. Это заводило.

— Ну пошли!

— А меня пропустят? — Настя снова взяла его под руку, грудью прижимаясь к плечу.

— Разберемся, — кивнул Сева.

Совсем не обязательно обманывать бдительность вахтерши, достаточно просто хорошо ее попросить. Главное, чтобы у Насти был студенческий билет, с ним, в принципе, можно без пропуска.

— А кто с тобой живет?

— Ну, Костя сегодня ночует у своего друга.

— Мы будем вдвоем? — Настя улыбнулась, но особой радости в ее голосе он не услышал.

— Ну, если ты хочешь…

— Хочу… Но не сейчас… Просто посидим… У тебя музыка есть?

Сева озадаченно глянул на нее. Обычно это так и называлось, пойти послушать музыку с девушкой. Со всем отсюда вытекающим. И непонятно, то ли Настя всерьез, то ли шутит. То ли не сейчас, то ли с музыкой… Впрочем, вопросов он не задавал. В таких случаях обычно разбираются на месте. Как пойдет, так и будет…

Но не пошло с самого начала. Сева провел Настю через вахту, но в комнате он застал Костю. И всех его новых друзей, в общаге у которых он сегодня должен был ночевать. На столе закуска: хлеб, колбаса, сало, плавленые сырки, соленые огурчики. Водки не видно, но это если не заглядывать в тумбочку.

— Сева, брат! — Увидев Настю, Костя приложил руки к груди.

Сева качнул головой. Да, Костя должен убраться, это без вариантов.

— Ну хорошо, мы уходим… — Костя обвел своих дружков умоляющим взглядом.

Он обещал им теплый приют, а вышел облом. Но Сева не собирался делать ему снисхождение. Сегодня его день, и, если он пришел с девушкой, сосед должен исчезнуть хотя бы на пару часов.

— Куда это вы уходите? — Настя удивленно вскинула брови. — Не надо никуда уходить!.. Что у вас тут интересного?

— Ну, ничего особенного. — Худосочный паренек с горбатым носом достал из-под подушку бутылку водки.

— Да, ничего особенного, — мило улыбнулась Настя.

— Ну, можно послать гонца. За бутылочкой винца.

— За бормотухой? — Настя поморщилась лишь слегка.

— Ну, можно сена понюхать, — улыбнулся лопоухий толстячок с густыми, но какими-то бесформенными бровями.

И приложив пальцы к губам, изобразил процесс курения.

— Сена? Это как? — нахмурилась Настя.

И при этом она, как показалось Севе, напряглась, как будто от сдерживаемого восторга.

— Ну, травка к зиме в сено превращается…

— A-а!.. Это слишком круто… Да, Сева? — Она посмотрела на него, и он заметил в ее глазах нездоровый блеск.

Что это с ней? С каких это пор ей стали нравиться шумные компании? Кто ее к этому приучил?.. Сева знал ответ на этот вопрос.

Настя не отказалась от водки, выпила наравне со всеми. Но так скривилась, что Костя не выдержал и протянул ей огурчик.

Вслед за первой бутылкой появилась вторая. Настя заметно занервничала. Сева выразительно глянул на Костю, но тот, похоже, не заметил намека.

Настя же намекать не стала. Она сказала прямо:

— Ребят, а давайте вы пожуете своего сена, а потом пойдете погуляете. Думаю, вам будет весело.

— Обхохочемся, — нервно засмеялся горбоносый Славик.

— Комендантша здесь, — сказал Сева.

Он, конечно, мог пыхнуть на пару тяг, но лучше обойтись без этого. Баловство это, причем не безопасное.

— Даже не знаю, что вам делать, — с самым серьезным видом сказала Настя.

— А что делать? — в ожидании чего-то смешного с интересом глянул на нее Костя.

— Чтобы вас не унюхали, нужно курить в окно. А здесь четвертый этаж, вдруг от смеха повываливаетесь.

— На измену пробьет! — засмеялся толстячок Веня.

— Как это — на измену? — Настя смотрела на него с самым серьезным видом.

— Ну, война с немцами…

— Парашютисты с четвертого этажа, — хохотнул Славик.

— Лучше не рисковать, — качнул головой Сева.

— Если не рисковать, какие же вы парашютисты-десантники?

— Ну, я уже свое отслужил…

— А с тобой и так все ясно. — Настя прильнула к Севе, обвила рукой его шею. — А салаги пусть прыгают…

— Да не вопрос!

Толстячок полез в сумку, вынул оттуда папиросу и, посматривая на запертую дверь, стал вытряхивать из нее табак, чтобы забить «пяточку». Настя сидела на кровати, отстраненно глядя в окно. Как будто она не имела никакого отношения к происходящему.

Косяк пустили по кругу, Настя затянулась, закашлялась, из глаз брызнули слезы.

— Ну и зачем тебе это надо? — Сева недоуменно смотрел на нее.

— Хочу забыть, — тихо, на ухо сказала она.

— Кого?

— Ты знаешь… Его забыть, тебя вспомнить… — Ее рука теплой змейкой влезла к нему под рубашку.

— Можно и без этого…

— Не будь занудой.

Она продолжала кашлять, затягиваясь, но ни разу не пропустила своей очереди. А когда от папиросы остался только один мундштук, удивленно глянула на Веню.

— И это все?

— Да, это конец… А где же пистолет? — прыснул он, вспомнив анекдот про Штирлица.

— А где измена?

— Ты хочешь кому-то изменить? — спросил Костя и, не поворачивая головы, глянул на Севу.

— С тобой нет, — качнула головой Настя. — Глупости говоришь. А я с плохими парашютистами не вожусь.

— Я хороший.

Веня достал вторую папиросу. Сева даже не пытался его остановить. Просто вдруг стало интересно, что будет дальше. В конце концов, Настя ему даже не подружка. Случайно, можно сказать, пересеклись…

А Настя разошлась не на шутку. В то время как все делали по тяге, она позволяла себе по две. И так насосалась, что ее стало выкручивать наизнанку.

— Я сейчас!

Приложив руку к животу, она направилась к двери. Но спохватилась, вернулась, взяла сумочку.

— Платок забыла, — будто оправдываясь, сказала она.

И ушла — вместе с сумочкой. Минут через десять Сева отправился за ней, но не нашел. Он обыскал весь этаж, но ее нигде не было. Тогда он спустился вниз, на вахту. И оказалось, что Настя ушла совсем. То ли заклинило ее, то ли обиделась.

А если заклинило, то ей опасно находиться на улице. Где искать Настю, Сева не знал, поэтому отправился к ней домой.

Настя открыла дверь сразу.

— О! Какие люди!.. — обрадовалась она.

Сева потрясенно смотрел на нее. В глазах у нее дым от папирос, но поведение вполне адекватное. И улыбка как будто от души.

Она взяла его за руку, провела в квартиру.

— Мама, к нам Сева пришел!

Из кухни в прихожую вышла сдобная румяная женщина, радушно улыбнулась. Глядя на нее, Сева не мог понять, то ли от нее пахло свежими пирожками, то ли на кухне что-то готовилось.

— Сева?! Тот самый?!

— Сева уже давно хочет познакомиться с тобой!

— Ой как хорошо! Сейчас будем пить чай!

Настя снова взяла Севу за руку, на этот раз она завела его в свою комнату.

— Мама, мы сейчас!

Она закрыла за ним дверь, прижала его к стене. И какое-то время смотрела на него так, как будто собиралась поцеловать. Но даже носиком к щеке не прижалась.

— Ты такой хороший! — сказала она.

И вид у нее был такой, как будто она собиралась признаться ему в любви. Но ведь не признается. Так и будет мутить дальше.

— Что с тобой происходит? — спросил он.

— А что со мной происходит?

— Ты же сейчас под кайфом.

— Ты же не скажешь маме! — тихо, но с громким возмущением сказала она.

— Для тебя это как для слона дробина.

— Да нет, просто не действует…

— Мало?

— Давай не будем! — Настя умоляюще глянула на него.

— Женя тебя испортил, — качая головой, сказал он.

— Неправда. Моим первым мужчиной был ты.

— Он дурно на тебя влияет…

— Надеюсь, ты будешь влиять хорошо. — Она смотрела ему прямо в глаза.

А улыбка такая мягкая, такая непорочная. Но под этой овечьей шкурой скрывалась самая настоящая лиса. Которая непонятно что задумала.

— А оно мне нужно?

— Нет? — Она смотрела на него, как будто собиралась заплакать.

Но Сева разглядел в ней притворство.

— Сначала ты должна мне рассказать все.

— Нет, — твердо сказала она.

— Тогда извини.

— Да, конечно.

Она повернулась к нему боком и взглядом показала на дверь. Она прогоняла его. Но сказала совсем другое:

— Сейчас ты познакомишься с моей мамой. И, пожалуйста, не огорчай ее.

— А смысл?

— Смысла нет. Я с тобой спать не буду. Но я хочу, чтобы мы были с тобой хорошими друзьями. И маме так будет спокойно.

— Да?

— И пожалуйста, не задавай за столом глупых вопросов.

Ирина Витальевна пекла пироги, но накормила Севу и свежими голубцами с домашней сметаной. А потом с работы вернулся Василий Лукьянович. Он принял Севу как дорогого гостя, распечатал бутылочку коньяка.

Уходил Сева под впечатлением от встречи. И только на улице он понял, что ни разу не спросил, где была Настя и что с ней произошло. А Василий Лукьянович должен был это знать. Но Сева так и не решился задать вопрос из тех, от которых его отговорила Настя. И дело не в чувствах родителей, которых он должен был беречь как всякий порядочный человек. Настя подчинила его своему влиянию, потому он и пошел у нее на поводу. Но именно это и пугало. Что, если она собиралась использовать его как ширму, чтобы прятаться за ним от родителей? А прятать ей, вне всякого сомнения, есть что…

* * *

Олеся ожидала троллейбус, а Настя подъехала к остановке на такси.

— Конкурентка? — спросил водила, кивнув на Олесю.

Настя удивленно глянула на него. Не говорила ему ничего, просто сказала остановиться и ждать.

— Под «Интуристом» небось стоите?

— Почему под «Интуристом»?

Примерно такой же вопрос задала ей в «обезьяннике» Василина. Но тогда Настю еще можно было принять за проститутку — из-за ее потрепанного вида, а этот с чего взял? Неужели есть в ее облике что-то такое безусловно порочное?

— И ты стоишь дорого, и она…

— Много ты понимаешь, — резко сказала Настя.

Ее подмывало устроить скандал, но разум призывал к спокойствию. Во-первых, глупо метать бисер перед этой свиньей, а во-вторых, ей просто нельзя выходить из себя. Сейчас ей нужен Женя, она собиралась выйти на него через Олесю, и все будет, если судьба не подставит подножку. Судьба в лице того же таксиста. Вдруг он больной на всю голову. Настя оторвется на него, он ударит в ответ, а это больничная койка… Хорошо, если там ей вколют обезболивающее… А ведь вколют, если хорошо попросит. Но больница не тот вариант, который ей нужен, уж лучше она подогреется у Жени.

— Понимаю. Поэтому не прошу… Да и «крыша» у тебя…

— Тогда почему она ездит на рогатом? — Настя кивком показала на Олесю, которая входила в троллейбус.

— Не всеми такси управляют сознательные водители. Вдруг чего-то попросит. Когда нужно платить?

Настя с презрением глянула на водителя. Вроде бы и не маленький, не плюгавенький, а философия как у сморчка под гнилым пеньком. И хочется ему с элитной путаной, но стремно, потому как и на деньги попасть можно, и на грубость нарваться. Сидел бы уж лучше и молчал, а то расфантазировался.

— Ну, чего сидишь? Поехали!

Олеся вышла из троллейбуса на улице Кочубея, свернула во двор пятиэтажного дома сталинской постройки. Настя едва ее не упустила из вида. Олеся уже входила в подъезд, когда машина въехала во двор.

— Бывай!

Настя сунула водителю пятерку, выскочили из машины. Ей снова повезло. В подъезде она услышала голоса — Олеся перебросилась словом с Женей. Настя успела заметить, какая дверь закрылась на третьем этаже.

Дверь деревянная — массивная, с резьбой, лакированная. Возможно, и квартира за ней такая же небедная. Но чьи это апартаменты? Если Женя снимает их, то все понятно. А если эта квартира его собственность, то Настю просто-напросто кинули. Как последнюю. Созревала в ней такая мысль, но так не хотелось ронять ее на пол, как спелое, но гнилое яблоко с ветки. Может, и не надо жать на кнопку звонка?

Но Насте нужна пища. Вчера она смогла урвать косячок, это помогло ей продержаться, не развязаться на глазах родителей. Но сегодня, если она не получит дозу, возможен срыв. А это принудительное лечение, все такое…

Дверь открыл Женя. Растерянность в глазах быстро сменилась тревожной решимостью.

Скупо кивнув ей в знак приветствия, он стремительно переступил через порог, взял Настю за руку, и она оказалась у него в квартире.

— Тебя Сластик ищет? — спросила Настя.

Она окинула взглядом прихожую. Ремонт и обстановка здесь не хуже, чем в доме на Лермонтова.

— Все возможно, — кивнул он.

— О! А это что за явление? — Из гостиной показалась Олеся.

— Пойди погуляй, — резко сказала Настя.

— Чего?! — вскинулась девушка.

Женя удивленно глянул на Настю и небрежно посмотрел на Олесю.

— Нам надо поговорить, — сказал он.

— Ну, я вам не помешаю… Ну хорошо.

Проходя мимо Насти, Олеся толкнула ее плечом.

И так захотелось дать ей пинка, но лучше поберечь эмоции — для предстоящего разговора с Женей.

Настя дождалась, когда за Олесей закрылась дверь.

— Если я смогла ее выследить, то и Сластик сможет.

— Я уже думал об этом.

Женя прошел в гостиную, Настя последовала за ним. Он показал ей на кресло, но она качнул головой. И осталась стоять.

— А о том, что Сластик меня отпустил, думал?

— Ну, он же обещал… — Женя глянул куда-то влево.

— А тебе он не сказал?

— Нет. — Женя повернул голову вправо.

И вверх он глянет, и вниз — лишь бы только в глаза не смотреть. Неужели стыдно?

— Мог бы моему отцу позвонить, он бы сказал.

— А я знаю номер его телефона? — Но Женя посмотрел ей прямо в глаза.

И едко при этом усмехнулся.

— Мог бы и узнать. Ты же собирался с ним познакомиться.

— Собирался.

— А сейчас что, передумал?

— Передумал.

— Почему?

— А зачем мне нужна шлюха? — Он скривил губы в язвительной, пронизывающей насквозь улыбке.

— Шлюха?! — Настя готовила себя к крутому повороту, но вписаться в него все же не смогла.

Ощущение было такое, как будто она на полной скорости вылетела с дороги и врезалась в столб.

— А кто ты?

— Я тебя спасала…

— Чем?

— Тем.

— А кто тебя просил?

— А если бы Сластик тебя убил?

— Но не убил же… А тебя как последнюю во все дыхательные…

— Заткнись!

— Но все равно спасибо — Женя смотрел на нее так, как будто собирался рассмеяться ей в лицо.

Он не смеялся, но в ушах у Настя звучал сатанинский хохот.

— А на иглу ты меня зачем подсадил?

— Я подсадил? Ты сама захотела…

— Мне было страшно, мне нужно было успокоиться… А ты сказал, что к морфию не привыкают.

— Я же не виноват, что ты слабая.

— А в чем ты виноват?

— В том, что на меня наехал Сластик. А в том, что ты оказалась шлюхой, я не виноват. Это был твой выбор, и ты его приняла… Сама знаешь куда, — ухмыльнулся он.

— Закрой рот!

Женя вдруг шагнул к ней, рукой обжал ее щеки.

— Ты на кого пасть разинула, паскуда?

Но Настя не растерялась. Толкнула его в грудь, подалась назад, и выставила перед собой растопыренные пальцы. Пусть эта сволочь не думает, что с ней легко справиться. И Женя, глядя на нее, передумал применять силу.

— Когти отрастила? — ухмыльнулся он.

— Я все поняла. Сластик не собирался тебя убивать. Вы разыграли меня…

— И соображать начала.

— А я, дура, повелась… Потому что любила тебя…

— Я тебя не любил…

— Да?.. Значит, ты просто мною пользовался. А когда я тебе надоела, ты отдал меня Сластику.

— Я тебя никогда не любил.

Настя уже мысленно распрощалась с Женей. Не тот он человек, которого можно и нужно любить. Раз он такая мразь, она не будет с ним. Но как бы то ни было, его слова ударили прямо в сердце. И выбили почву под ногами. В какой-то момент Насте показалось, будто она летит в пропасть.

— И Олесю не подговаривал, чтобы меня заполучить, — пробормотала она.

— Олеся умная девочка и целку из себя строить не пыталась.

— Ты ее тоже подсадил на иглу?

— Зачем?

— Но я же с тобой спала… И любила тебя без всякой дури.

— Так надо было, — сказала Женя.

Насте вдруг показалось, что ей в глаза смотрит сам сатана.

— Кому надо было?

— Мне.

— Я тебя не понимаю.

— Давным-давно жила одна девочка, и звали ее… Кто звал, к тому она и шла. И всем давала. И мне дала. Сама. Я позвал, а она дала. А об этом узнали ее родители. И они смогли убедить судью в том, что их дочка сама невинность с ангельскими крылышками. Такая девочка просто не могла дать такому мальчику, как я. Значит, я ее изнасиловал. Значит, давай, Женя, в тюрьму. На девять лет… Ты знаешь, что в тюрьме делают с насильниками? — спросил он ожесточенно, с болью и злость во взгляде.

— Ну, слышала…

— Мне повезло, за меня заступился Сластик. Он знал эту девочку, он сорвал с нее, так сказать, покровы… Но все равно, шесть лет я отмотал. Шесть лет в самом настоящем аду. Если бы не условка… Вот и кто в этом виноват?

— Кто?

— Твой отец. Он меня осудил. На девять лет. И вырвал из моей жизни целых шесть лет… Теперь он знает, что и хорошие девочки могут быть законченными шлюхами…

— Это ты про меня?

— Это я про тебя, — ухмыльнулся Женя.

— Ты отомстил отцу?

Насте хотелось зажмурить глаза, разинуть рот и заорать во всю глотку. Стоять и орать, пока не выключится сознание…

— Да, я отомстил твоему отцу.

— И он об этом узнает.

— Похищения не было, ты сама уехала со Сластиком. Ты наркоманка, для тебя это в порядке вещей. — Женя не просто смотрел на Настю, он расстреливал ее взглядом в упор.

— А кто сделал меня наркоманкой?

— Как я мог сделать тебя наркоманкой, когда у меня никогда не было наркотиков! Ты приносила, ты предлагала, я, конечно, отказывался. Но и тебе запретить не мог…

— Ну ты и мразь!

— Сейчас не тридцать седьмой год, и меня голыми руками не возьмешь. Так что пусть твой отец и не пытается.

— А если попробует?

— Кассета с твоими приключениями у меня. Ты хочешь, чтобы этот материал приобщили к делу?

Настя почувствовала себя букашкой, которую иголкой пригвоздили к доске.

— Твой отец знает про кассету?

— Да, — подавленно кивнула она.

— У меня есть копия, можете глянуть вместе. Будет интересно.

— Тварь! — не выдержала Настя.

— А оскорблять меня не надо! — Женя с размаху вонзил в нее взгляд. — Я ведь и наказать могу.

— А ты не наказал?

— Я всего лишь отомстил… Но могу и наказать…

Он жестом велел подождать, вышел из гостиной, но через минуту-две вернулся — с ампулой в руке.

— Будешь?

— Да! — Настя потянулась к морфию как железная стружка к магниту.

Голова вдруг отключилась, обида заглохла… Она чувствовала, что разговор с Женей будет не из простых, но ведь шла она сюда не столько за правдой, сколько за дозой. Сейчас она уколется и снова станет человеком. Утром проснется, пойдет в институт, а вечером заглянет к Жене. Он снова вернет ее к жизни. Он же должен как-то компенсировать нанесенный ей ущерб.

— Нужно заслужить.

— Я не буду больше тебя оскорблять.

Женя втоптал ее в грязь, он мразь и подонок. Она никогда его не простит, но ведь можно спрятать свои чувство на дне души. Она же не зря вчера импровизировала и хитрила в общении с Севой. Ей нужно было узнать, как выйти на Олесю, и он подсказал, через кого это можно сделать. И в общагу привел, где могли курить травку. Но ничего бы не было, если бы она окатила Севу презрением, выплеснув на него все свои обиды…

— Этого мало.

— Я буду хорошей.

Женя в раздумье цокнул языком, он смотрел на Настю — как дрессировщик на глупую собачку, которую только что научил гавкать по команде. Задел есть, но будет ли прогресс дальше?

— Это и все? — спросил он.

— А что ты хочешь?

— А чего хотел от тебя Сластик?

— С тобой — нет! — Настя выставила перед ним указательный палец и качнула им.

— Почему? — Женя удивленно вскинул брови.

— Ну-у…

Настя сделала над собой усилие и сменила минорную пластинку на мажорную. Женя — ублюдок, и спать с ним — себя не уважать. Но ей нужен морфий, и раз уже она решила хитрить и изворачиваться, то почему бы не лечь с ним? Тем более с ним куда приятней, чем со Сластиком. С ним будет очень хорошо — на том остаточном чувстве, которое осталось от любви к нему.

— Ну так что?

— Только сначала я должна заправиться.

— Ты что, машина?

Настя кивнула. Да, ей сейчас легче представить себя в образе бездушной машины, нежели в шкуре живого человека.

— Отработаешь на холостом ходу. А потом заправишься.

Настя промолчала. И знаком ничего не подала. Да, она согласна, но как же гнусно на душе.

— Давай так, ты прямо сейчас заправляешься, а потом я ставлю тебя в гараж.

— Это сейчас так называется? — с жалостью и презрением к себе усмехнулась она.

— В чужой гараж… — кивнул он. — Сейчас Олеся подойдет, я с тобой не могу. А мой сосед снизу тебя обслужит. Фильтр поставит, масло сменит…

— Сосед?!

Настя возмутилась. Но не удивилась, потому как знала, с кем имеет дело.

— Соседи, друзья… Я уверен, что ты им понравишься…

— Так не пойдет, — мотнула головой Настя.

— Заправка стоит денег, моя дорогая.

— Я заплачу.

Денег у Насти не было, но ведь она может их найти. У отца в кабинете. Вдруг она сможет найти там тайник, в котором он хранит похвальные грамоты в рублевом эквиваленте? Она уже искала, но впустую. Возможно, там какой-то очень сложный секрет.

— Нет, только натурой, — Женя смотрел на нее безжалостно и требовательно.

Ему нужно было полное подчинение от Насти. И она должна была принять его волю. Иначе сегодня она останется без сладкого. И ей будет невыносимо плохо. А она не хотела страдать…

— Натурой?

— Натурой, — кивнул он.

— Ну, пока Олеси нет, можно начать с тебя… — Настя чарующе улыбнулась и, грациозно качнув бедрами, подошла к нему.

— Ты меня интригуешь, — усмехнулся он.

— Начинать.

— Ну, если по-быстрому…

Настя кивнула, слегка присела и вдруг резко распрямилась, ударив его коленкой в пах.

— Ой-ёё!

От боли Женю согнуло в поясе. Ампула выпала у него из руки, Настя подняла ее. Он потянулся за ней, но боль не отпустила его. Он не смог распрямиться, шагнуть за ней, поэтому Настя смогла выйти из квартиры.

А на лестнице она увидела Олесю. Эта глупая болонка стояла и терпеливо ждала, когда хозяин позовет ее и приласкает.

— Дешевка! — выплеснула в нее Настя.

— Что ты сказала?! — вскинулась Олеся.

Но Настя перла на нее, как бульдозер на кучу грязи. Олеся дрогнула, отступила.

Настя прошла мимо, только тогда сказала, не оборачиваясь:

— Дура! Беги от этого ублюдка со всех ног!

— Сама дура! — донеслось вслед.

— Слабоумная!

Это было попадание в самое яблочко. Действительно, она сама настоящая слабоумная. Она — это Настя. Говорил ей Сева, что Женя — фрукт с гнильцой, а она не верила. И сам Женя сказал, что хитро развел их с Севой, а она восприняла это как доказательство любви. А это был коварный и подлый ход со стороны человека, который вел против нее опасную игру. И победил, смешав Настю с грязью. И ничего ему не сделаешь. Она уже побывала в милиции, возможно, ее поставили на официальный учет как наркоманку. И Женя в том деле не фигурировал. И похищение — уже вчерашний день. Отец не заявлял в милицию, уголовного дела нет, и уже поздно его заводить.

Женю можно было взять на наркотиках. Согласиться на случку с похотливым соседом, отработать, получить дозу, и в этот момент на Женю наденут наручники. Но тогда Насте придется отработать свой номер, и тогда все узнают, какая она. А вдогонку появится кассета с компроматом на нее.

Это раньше Женя снимал дом, выдавая его за свой. Скрывал свою фамилию, опасаясь отца. Но сейчас ему все равно. Он сделал свое дело, затер доказательства, и теперь отец может узнать, почему Настя вляпалась в дерьмо. Что ж, пусть узнает! И пусть казнит себя за то, что не смог найти дочь и вытащить ее из лап Сластика. Но ведь петля по ним так и плачет — еще не поздно свести с ними счеты.

Глава 9

Настя грустно улыбалась. Ни одной складочки на щеке, ни одной искривленной черточки, а слезы текут по щекам. И так ее жалко, аж сердце ноет.

— Женя отомстил моему отцу… Обманул меня и отомстил… Если он Женя.

— А кто он? — спросил Сева.

— Я не знаю, он мог изменить имя…

— Имя, фамилию, — кивнул он.

— Сейчас он уже ничего не боится…

— Почему?

— Потому что скользкий, руками его не ухватишь…

— Хорошо бы гарпуном.

— Китобоев нет.

— Да? — задумался Сева.

Женя еще та гадина. И Настю совратил, и Олесю с толку сбил. Наступить бы ему ногой на голову да руками ноги вырвать. Но зачем это Севе? Олеся соблазнилась на Женю из-за слабости своего характера и всего остального. Но ведь и Настя бегала за ним как та собачонка. А если ее силой сажали на иглу, она могла бы сказать об этом отцу. Но нет, Настя довела дело до похищения. Которое организовал Женя. Она не распространялась, как там было, но вряд ли с нее сдували пылинки. Скорее, надували… Она сама во всем виновата. Сама позволила извалять себя в грязи. Почему он должен идти мстить за нее, рискуя своей жизнью?..

— Да и зачем руки марать об эту мразь? — спросила Настя, обращаясь к самой себе.

— Он тебя преследует?

— Он от меня прятался… А сейчас не знаю… Я его ударила, а он — тварь мстительная.

— Отцу скажи.

— Боюсь.

— Он же все знает.

— Не все… Мне доза нужна. — Настя умоляюще смотрела на Севу.

— Я так и понял, — кивнул он.

— Отцу я сказала, что ничего такого нет…

— А на самом деле есть… С этим надо что-то делать, — кивнул он.

Можно наказать Женю, но от этого ничего не изменится. Самый страшный враг для Насти — это наркотики. Вот с чем нужно бороться.

— Что ты с этим сделаешь?

— Ну, как-то же лечатся.

— Понятно, — с обидой в голосе вздохнула она.

— Что тебе понятно?

— Я тебе душу открыла… А ты капельницу в нее поставил, — печально усмехнулась она.

— А капельница нужна. Интоксикацию снять…

— Мне бы чего-нибудь другого…

— Чего другого?

— У Кости твоего друг, Веня его зовут, да?

— И что?

— У него может быть…

— Теперь и мне понятно. Зачем ты мне душу открыла, — усмехнулся Сева.

— Ну, я же не просто так… Я бы ему заплатила…

— Что у него есть? Достал где-то на шару, больше нет…

— А вдруг?

— Пацана под монастырь подводить не надо, — отрезал Сева.

— Какой ты правильный! — с укором и обидой глянула на него Настя.

— А что бы ты на моем месте сделала?

— Ну да, мы же на разных местах…

— На разных!.. И ты знаешь почему?

— Потому что я наркоманка…

— Потому что ты врешь, изворачиваешься.

— Я буду хорошей.

— Ну вот, ты уже и обещаниями разбрасываешься.

— А я, по-твоему, не могу быть хорошей?

— А разве ты сейчас такая?

— Нет, я хорошая…

— А считаешь себя плохой… Завязывать тебе с этим делом надо, пока не поздно.

— А если поздно?

— Неужели так затянуло?

— Да нет, сессия на носу, а если меня на лечение запрут, как я экзамены буду сдавать? Выпрут из универа, а оно мне нужно?

— Академку возьмешь.

— Да не хотелось бы…

— Дура! — Сева развернулся к Насте лицом, крепко взял ее за плечи. — Какой может быть универ, когда на кону — твоя жизнь!

Настя проясненно глянула на него. И кивнула, соглашаясь с ним.

— Тебя спасать нужно!

— Ну, хорошо…

— Что хорошо?

— Ну, я скажу отцу…

— Вот и правильно!

— Мне больно! — мотнула головой Настя.

— Извини. — Сева разжал руки.

— Мама сейчас дома, я ей во всем признаюсь.

— Очень хорошо.

— Только ты ей ничего не говори… Ни ей, ни отцу.

— Ну, если ты сама скажешь…

— Проводи меня домой.

— Ну конечно!

Насте сейчас никак нельзя оставаться без присмотра. И не совсем понятно, почему родители не посадили ее под замок. Допустим, она смогла убедить их в том, что может держать себя в руках. Но ее снова могут похитить, на этот раз по-настоящему. Отец должен оградить ее от связей с внешним миром и вплотную заняться Женей. Может, эта мразь и подстраховалась, но, если очень сильно захотеть, и на него можно найти управу.

Надо бы поговорить с отцом Насти, подсказать, если он чего-то не понимает. Об этом Сева думал всю дорогу, до самого дома, в котором она жила. Но дальше подъезда Настя его не пустила.

— Спасибо тебе за все! — Она обняла его руками за шею, горячо поцеловала в щеку и ушла.

Он потянулся за ней, но, качнув головой, отступил. Он обязательно поговорит с Василием Лукьяновичем. Но потом. И то, если мужик ничего не поймет.

А пока что надо бы поговорить с Олесей. Как бы она не впуталась в такую же историю, как и Настя. Наверняка у Жени есть доступ к наркотикам. Очень может быть, он их распространяет. Возможно, даже через таких дурочек, как Олеся. Может, она уже на игле…

Сева вернулся в общагу, без всякой надежды застать Олесю заглянул к ней в комнату. Она лежала на кровати, забросив руки за голову. И смотрела в потолок.

— Что там читаешь? — глянув вверх, с колкой иронией спросил он. — Гражданский или уголовный кодекс?

— А какой надо? — едва глянув на него, кисло спросила она.

— Уголовный.

— Зачем?

— Ну, должна же ты знать, сколько лет тебе Настин отец впаяет.

— За что?

— Ты вступила в преступный сговор с Женей… Или как его там?

— Не понимаю, о чем ты.

— Помнишь, я дрался с Женей? Вы же нарочно разыграли эту сцену… Ты знала, зачем это чмо преследует Настю. А там и наркота, и похищение. И ты пойдешь как соучастница…

Олеся лежала не реагируя. И это начинало выводить Севу из себя.

— Ты меня понимаешь? — Он даже не надеялся на вменяемый ответ, но Олеся вдруг поднялась с кровати, подошла к нему, обняла.

Он ее оттолкнул, она села на кровать, ладонями закрыла лицо и заплакала.

— Женя меня бросил! Сказал, что я ему больше не нужна.

— Ты знаешь, зачем он преследовал Настю?

— Хотел ее проучить. За то, что она ему отказала… Ну, она тогда с тобой была… А я хотела, чтобы она отстала от тебя…

— Он ее на иглу посадил.

— Я здесь ни при чем!

— Настя искала Женю, а ты знала, где он живет…

— Он там больше не живет! Он сказал, что уезжает в Сочи! Навсегда!

— И как его найти? — спросил Сева.

— А почему я должна его искать? — Олеся развела руки и с удивлением посмотрела на него.

— А почему не должна?

— Я тебя люблю! И хочу быть с тобой!

— Со мной? После того, что было?

— А что было?.. Ну, ошиблась я, с кем не бывает.

— Ты на самом деле полная дура или притворяешься?

— Ну а что?.. Настя вон сразу толпу мужиков обслужила, и ничего. Ты вон за ней как собачонка бегаешь!.. А я только с Женей была. И марафет в себя не наводила. А Настя совсем конченая…

Сева сам не понял, как влепил Олесе пощечину.

— Заткнись!

Какое-то время она ошеломленно смотрела на него сквозь слезы, затем вскочила.

— Ну ты и козел!

Он понял, что перегнул палку. И даже извинился, но не словом, а взглядом. И Олеся учуяла эту слабину.

— Извинись! — потребовала она.

Сева кивнул, давая понять, что просит прощения.

— И больше так не делай! — Олеся поднялась, обвила руками его шею и глубоко заглянула в глаза.

— Не надо так про Настю…

— Согласна. О ней или хорошо, или ничего…

— И языком трепать не надо. Не было никакой толпы мужиков…

— Была. И она у них, у всех… За дозу… Брр!

Сева представил себе, как это могло быть, и его самого передернуло от отвращения. Может, потому он и оттолкнул от себя Олесю. Но та снова приклеилась к нему.

— Я все понимаю. И не осуждаю… И если ты вдруг решишь вернуться, моя дверь всегда открыта. Можешь постучать в нее прямо сейчас…

Он снова оттолкнул Олесю. И ушел.

— Моя дверь только для тебя! — крикнула она в спину.

Не было у него желания входить в эту дверь, но и Настя вдруг показалась ему такой далекой. Действительно, наркоманы за дозу готовы на все что угодно. И Настю совсем не трудно было совратить.

Сева вернулся в свою комнату, бухнулся на кровать и вперил взгляд в потолок. В этом положении Костя его и застал.

— Ты здесь? — спросил он.

— Нет, здесь твоя галлюцинация.

— Я не курил.

— А чего так? У Вени трава закончилась?

— Пфф!.. Надо будет, домой съездит… А ведь поедет. Ну, если Настя очень хорошо попросит, — усмехнулся Костя.

— При чем здесь Настя? — резко глянул на него Сева.

— Ну, я же не просто так спросил, ты здесь или не ты… Подходила она ко мне, спросила, как Веню найти. Мне кажется, она к нему поехала… Слушай, а может, она из-за Вени от тебя тогда ушла?

— Ну не сука! — Сева вскочил с кровати, схватил куртку.

Костя глянул на него с иронией великого прорицателя. Знал он, что Насте понравился Веня. Знал, потому что от него ничего не скроешь.

Сева не стал разрушать его заблуждения, он узнал, как найти Веню, и отправился к нему в общежитие сельхозинститута.

Настя снова обманула его. Даже в подъезд своего дома зашла у него на виду, чтобы сбить с толку. Он отправился в общагу, а она — за ним. На поиски Вени, через которого можно было разжиться анашой. Да и душу она открыла ему, чтобы получить выход на Веню. Только Сева сам должен был навести к нему мосты. Сева отказался, но разве ж Настю этим остановишь? Да, она действительно готова была ради дозы на все. И толпа мужиков точно была. Но ведь эти толпы будут и дальше. Если ее не остановить. Да и Веня может влипнуть в историю, а он, хоть и дурачок, парень, в принципе, неплохой. Нельзя ему в тюрьму…

Дверь в комнату Вени была закрыта, но запах конопляного дыма хоть и смутно, но все же чувствовался. Сева достал свой ключ, вставил его в замочную скважину, делая вид, что пытается открыть дверь. Так и Веня сейчас мог тыкать — своим ключом в чужую скважину. Если Настя действительно готова была на все за тягу с косячка.

Веня открыл дверь почти сразу. Настя сидела на кровати в одежде. И вид у нее совершенно невинный. А глазки блестят. Сева напористо переступил порог.

— Это ты? — Веня пугливо шарахнулся от него. — А я думал, Славик…

— А ты можешь думать? — зыркнул на него Сева.

— Настя сама пришла…

— А Настя сама сейчас ко всем приходит. Да, Настя?

— Сева, не злись! — Она весело глянула на него.

И даже протянула руку для поцелуя. Вряд ли она поймала приход, но настроение точно приподнялось.

— Буду злиться! Собирайся, поехали!

— Куда?

— А я тебе все расскажу… — глянув на Веню, сказал он.

— Не хочу я никуда ехать.

— Тогда я поеду сам!

— И все расскажешь?

— Даже не сомневайся…

— А если ты просто проводишь меня домой?

— Тогда просто уйду, — кивнул Сеня.

— Уйдешь и ничего не скажешь? — Настя пытливо смотрела на него.

— Ничего.

Сева обманывал Настю, но делал это сознательно.

— Какой ты хитрый!.. Думаешь, я тебе поверила?

— А кому ты сейчас можешь верить? Может, себе?

— Себе? — задумалась Настя.

— Пошли.

Она кивнула, поднялась. У входа в общежитие стояла желтая «Волга» с шашечками, из нее выходил взрослый мужчина, возможно, кто-то из преподавательского состава.

— Давай на такси! — капризно потребовала Настя.

Сева кивнул, но не сразу. С деньгами у него туго, и он никогда этого не скрывал.

— Я заплачу.

Они сели в машину, Настя сказала, куда ехать, и прильнула к нему. Сева внутренне напрягся. Она, конечно, самая лучшая, но через нее прошло целое стадо, и он никак не мог сбросить это со счетов.

— Не бойся, целовать тебя не буду, — тихо сказала Настя.

Она пыталась бодриться, но в голосе все равно чувствовалась обида.

— Можешь и поцеловать.

— Не буду… И не хотела… Я больше никого не хочу… Даже тебя…

— Даже меня?

— Тебя-то я люблю.

— Где-то я это уже слышал… Сказать от кого?

— Все равно… Мне уже все равно… — вздохнула она. — Буду жить как монашка.

— Тогда, может, в монастырь надо?

— В монастырь? — задумалась Настя.

И всю дорогу молчала, размышляя над его предложением. Действительно, в монастыре особая, целительная атмосфера, в нем постом и молитвами можно избавиться от наркотической зависимости.

— Я неверующая, — уже возле подъезда с самым серьезным видом сказала она.

— А ты попробуй поверить.

— Попробую, — кивнула она. И улыбнулась, давая понять, что пора прощаться. — Ну все, до встречи!

— До какой еще встречи?

Сева взял ее за руку и чуть ли не силой завел в дом. Дверь им открыл Василий Лукич.

* * *

Сева обманул. Настя так надеялась на него, а он обманул ее ожидания. Пришлось выкручиваться самой. Зато Веня раскрыл душу нараспашку, вместе со спичечным коробком, в котором у него находился первосортный гашиш. Курить травку все равно, что пить воду, когда хочется есть. Но без воды человек умрет быстрей, чем без хлеба. А еще под травкой весело, а ей так не хватало хорошего настроения. Но Сева обломал весь кайф.

— Настя! Нам нужно что-то делать, — сказал отец.

— Ты поверил Севе? — скривилась Настя.

— А почему я не должен ему верить?

— Потому что Сева — стукач.

Настя не злилась на Севу. Но и добра ему не желала. И так хотелось его уколоть.

— Вот только давай без этих жаргонных словечек!

— Сева — ябеда. Что от этого изменилось? — усмехнулась Настя.

— Характер у тебя изменился…

— Это все Женя… Которого ты посадил…

— Ну, с этим мы разберемся… — болезненно скривился отец.

Сева рассказал ему все, что узнал от Насти. Взял и без всякого зазрения совести вывалил. А ведь она поделилась с ним по секрету… Вот и как его после этого назвать?

— А было?

— Ну, насильников я, конечно, осуждал…

— Женя не насильник. Эта девочка сама ему дала… Чистая, невинная девочка. Такая же, как я, — ухмыльнулась Настя.

— Ты чистая. И невинная. А то, что было, скоро забудется как страшный сон…

— Не забудется. И не сотрется… А разбираться надо было сразу… Ты же собирался узнать, кто такой Женя…

— Не успел, закрутился…

— Ты крутился, меня крутили… Как же так, папа?

— Я обязательно доберусь до этого гада! — Отец сжал кулаки до хруста в костяшках.

Но Настя лишь усмехнулась. После драки кулаками не машут.

— Мне плохо, папа. Если бы ты знал, как мне плохо… Душа болит… — Она потянулась к отцу, обняла его.

— Ничего, мы вместе справимся с этой болью. Все будет хорошо.

— Когда?

— Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— А что тут думать? — Настя отпрянула от отца и едко глянула на него. — Сдай меня в наркологию. Привяжут к кровати, будут лечить… Чем там у нас психов лечат?

— Ну, наркология — это слишком.

— А чего? Женю ты не остановил… А ведь я к нему ходила, он мне все рассказал… Почему ты его не нашел! Почему ты к нему не пришел?.. Почему ты его не убил? — Настя обозленно глянула на отца.

— Девочка моя! — Он обнял ее, прижал к себе — как будто смирительную рубаху надел.

— Все, все, больше не буду!

Отец отпустил ее, она села на кровать, подтянула коленки к подбородку.

— А этого подонка я найду!

— И убьешь!

— И убью, — кивнул отец.

— Я тебе не верю!

— Убью… И в тюрьму сяду… Тогда поверишь…

— A-а, в тюрьму!.. И Сева боится!.. Никому я не нужна! — С Настей случилась самая настоящая истерика.

— Ира! — отец позвал маму.

И это отрезвило Настю. Она вскочила, бросилась к двери, встала спиной к ней.

— Все! Все! Только маму не надо!.. Или у меня от вас взорвется голова!

— Хорошо, хорошо, давай без мамы… А лечится будешь здесь?

— Как?

— Ну, с наркологом я договорюсь, он будет приходить на дом. Будет тебя лечить.

— Я знаю одно лекарство.

Отец округлил глаза, возмущенно глядя на Настю. Он понял, о чем она завела речь.

— Тут главное — не переборщить, — с самым серьезным видом сказала она. — Полкубика в день, чисто для поддержания тонуса. Кайфа не будет, да мне и не нужно. Но чувствовать я себя буду хорошо. И учится буду, сессию сдам. Ты же знаешь, мне нужно образование… Прокурором хочу стать… И Женю не надо убивать. Я его сама убью. Морально. Запрошу для него пятнадцать лет и ни на год не сдвинусь. Да что там год, месяца ему не скину…

— Станешь прокурором, обязательно станешь, — Отец обняла ее. — Только не надо по полкубика в день…

— Да, я знаю, можно капельницы ставить, интоксикацию снимать. Тогда легче станет…

— И легче станет, и вылечимся…

— Но это завтра?

— Завтра. Завтра будет врач, он назначит лечение…

— Нужно сегодня.

— Ну, сегодня никак нельзя…

— Тогда просто обезболивающее.

— Нет!

— Ты можешь достать, я знаю. — Настя оттолкнулась от отца.

— Я же сказал…

— Тогда я выброшусь из окна!

— Настя!

— Там четвертый этаж. Я не убьюсь! Но сломаю позвоночник! И стану инвалидом на всю жизнь! Вы этого хотите?

— Настя, ну не надо!

— А что, это мысль! Мне будет больно, мне будут колоть морфий!

— Настя, пожалуйста, возьми себя в руки.

— Мне нужен морфий! Одна ампула! На один раз! До завтра!.. А завтра уже не надо!.. Неужели это трудно понять! — Настя чуть ли не в бешенстве смотрела на отца.

— Где ж я возьму тебе морфий?

— В аптеке купи… В больницу съезди… Ты же судья, у тебя должны быть связи…

— Я не смогу.

— Я жду!

Настя подошла к окну, отодвинула занавеску, взялась за ручку.

— Ну хорошо…

Отец ушел, появилась мама, но Настя вовсе не хотела с ней говорить. Она бухнулась на кровать, зарылась головой в подушку.

Мама что-то говорила, успокаивая, а она лежала и усмехалась. Где они все были, когда ее опускали на уровень канализации? Раньше надо было спасать, а сейчас пусть бегут за обезболивающим. А если они ничего не придумают, она точно выбросится из окна. Или вскроет себе вены.

Отец вернулся с трясущимися от волнения руками. Как оказалось, он принес ампулу с морфием. Настя смотрела на него с удивлением и насмешкой. Вроде бы плохо ей, а ломает его.

Мама принесла шприц, взяла ампулу, но сломать кончик не смогла: расплакалась, разрыдалась. Настя выгнала родителей из комнаты, взяла процесс в свои руки. И погрузилась в состояние фиолетового спокойствия.

На следующий день она собралась в институт, но мама не выпустила ее из дома. А к обеду подъехал отец, он привел с собой мужчину с крылообразными бровями и вислыми щеками. Все бы ничего, но у него был сизый нос. Настя не могла сдержать насмешки. Видно, мужик — большой специалист, если он изучал проблему глубоко изнутри.

Врач осмотрел Настю, опросил и назначил лечение. Капельница с раствором глюкозы — для снятия интоксикации, бром — для успокоения. Инсулин в малых дозах. И главное, полная изоляция от внешнего мира.

Капельницу он поставил ей сразу, дал успокаивающего. Настя уже погружалась в сон, когда появился отец.

— С институтом я договорился, — сказал он. — Часть зачетов поставят автоматом, а часть — сдашь в облегченном режиме…

— Уйди! — Настя умоляюще глянула на него.

Она уже почти успокоилась, но отец одним своим присутствием умудрился вывести ее из себя.

— Я же как лучше хотел…

— Уйди! Ну пожалуйста!

Отец ушел, Настя постаралась расслабиться, представила, что в кровь из капельницы поступает морфин. Это помогало мало, но и на стену она не лезла. И благим матом не орала. А когда ей захотелось сбежать из дома, снова появился отец. Он принес доски, молоток и своими руками заколотил окно. Насте вдруг захотелось его убить. Этим же молотком. А потом выкинуть из окна.

Но набросилась она на маму, которая не хотела выпускать ее из дома. И отец не постеснялся надеть на нее самую настоящую смирительную рубашку. А мама сделала укол, после которого ее охватила сумеречная апатия. В этих сумерках ею и овладел долгожданный сон.

Глава 10

СПИД, сифилис, гонорея — все это просвистело как пуля у виска. Мимо проскочило, даже не зацепило. Об этом отец сообщил с радостью. Но тут же выложил и неприятную новость.

— Срок небольшой, всего три недели. И, насколько я понимаю, ты не знаешь, от кого ребенок.

Настя пожала плечами. Или от Сластика, или от Симона. Ну а если со сроком немного ошиблись, то можно было бы подумать и на Женю.

— Неизвестный половой партнер, наркотики… — Отец страдальчески смотрел куда-то в сторону. — Плод оставлять нельзя.

Мог бы и не прятать глаза, Настя и сама не хотела смотреть в его сторону. Да, отец — урод, и ребенок будет таким же, как морально, так и физически.

— Аборт?

— Искусственное прерывание беременности.

— Обезболивание будет?

Отец пронзительно глянул на Настю. Она еще не совсем избавилась от зависимости, но ее уже не ломало. А тяга к морфину оставалась. Отца это пугало, а ее почему-то нет. Не страшно было. И болеутоляющее на основе опиатов приняла бы с удовольствием.

— Так я ж этого и боюсь, — вздохнула она.

— Постараемся обойтись без этого.

— Будет больно.

— Придется потерпеть.

— Я умру, и вам от этого станет легче?

Настя легла на кровать, зарылась головой в подушку. Отец подсел к ней, провел рукой по спине.

— Настя, доченька…

— Что — доченька? — Настя резко повернулась на спину.

Отец даже вздрогнул от неожиданности.

— Что «доченька»?.. Вы меня под нож пихаете!

— Но так надо…

— А Женя, будь он проклят, живет и в ус не дует…

— Он еще получит свое.

— Ты его уже нашел?

— Его обязательно найдут.

— Вот когда ты его найдешь, тогда и поговорим… Как только ты его убьешь, так и я лягу под нож!.. И встречусь с ним на том свете!..

— Настя, прекрати.

— Ты убьешь его? — Она с остервенением смотрела на отца.

Он принужденно кивнул, поджав губы. Но это вызвало у нее лишь приступ истерического смеха. Может, и найдет он Женю, но точно его не убьет. И не осудит. Эта скользкая мразь обязательно выкрутится. А гарпун в него всадить некому…

* * *

Зона уже в прошлом, но ветра оттуда все еще дуют. Одним таким ветром навеяло идею открыть свой собственный ресторан. Гена хорошо помнил скудную и чертовски голодную пайку, никогда не забыть вечное чувство голода. Помнил, как они сидели с мужиками и мечтали отметить свое освобождение в шикарном ресторане.

Пять лет прошло с тех пор, как Гена освободился. Но так ни разу ни с кем из своих корешей не встретился. Но ветра продолжали дуть. И несли они не только воспоминания и идеи. В ресторан надуло Алика Ругаля; не счесть, сколько кубов леса Гена с ним напилил.

Алик был не один, какой-то мрачный тип с ним — здоровый, накачанный. И блондинка с узким лицом и острым носом. Волосы пушистые, с химической завивкой, а лицо не очень большое, но ей шло. Очень шло. Может, потому, что глаза большие. И глубокие. Платье на ней с открытыми плечами — синее, в горошек. Пышная высокая грудь, тонкая талия… Рассматривая девушку, Гена поймал себя на мысли, что Алик отошел на второй план. Блондинка заинтересовала его куда больше.

Алик вел себя развязно. Что-то громко, в деловой манере говорил, резко жестикулировал. Футболка на нем фирменная с золотым шитьем, джинсы-варенки, кроссовки. На шее — толстая, типа, золотая цепь. Он всерьез считал, что выглядит очень круто, может, потому и выбрасывал пальцы веером. В зоне он вел себя поскромней. В зоне он был мужиком, а здесь выставлял себя реальным авторитетом. И это при том, что ресторан «Гармония» пользовался спросом у грандов криминального мира. И сейчас неподалеку от Алика ужинал еще пока не коронованный, но уже очень уважаемый вор Карелец со своей подругой. Этот не выделывается, руками не машет, но, если его задеть, сразу же прилетит ножом по горлу.

Было время, когда Гена корешился с Аликом. И работали вместе, и земляки, но реально друзьями они не стали. Он сам к этому не стремился, да и Алик всегда был себе на уме. Гена бы и не подошел к нему сейчас, если бы не блондинка. Что-то вдруг захотелось прибрать ее к рукам, а для этого надо было прощупать почву. В каких сферах, на каких высотах витают Алик и его молчаливый спутник? Может, Алик реально крутой, тогда и связываться с ним не стоит.

— Не помешаю?

Алик встрепенулся, резко глянул на Гену. Но вот он узнал его, изменился в лице.

— Бастурма?! В натуре, Бастурма!

Гена улыбался. Он смотрел и видел Алика, но при этом умудрялся разглядывать и блондинку. Да, она реально заслуживала внимания. Кожа у нее чистая и нежная, как у младенца, но зрелого матового оттенка. Изящные, точеные плечи, красивые руки…

И она с интересом смотрела на Гену. А он умел произвести впечатление на женщину, в общем-то этим и пользовался. Сколько баб у него было, не счесть. Но всегда хотелось чего-то новенького.

— Ну, здорово, Ругаль!

Прежде чем подняться, Алик глянул на своего спутника. Пусть он видит, как уважает его зоновская братва.

Алик пожал Гене руку, обнял. У него бы затрещали кости, будь Алик хоть немного сильней самого себя.

— Мы с Бастурмой такие дела там делали… — Отпустив Гену, Алик повел рукой в сторону, где, по его разумению, должна была находиться зона.

Наверняка он думал сейчас не о шумной и пыльной пилораме, он представлял толковища, разборки с лагерными авторитетами. И не мужиком он там был в своих фантазиях, а наверняка блатным, которого боялись и уважали.

— Что было, то было, — скупо улыбнулся Гена.

У него не было ни малейшего желания хвалиться своим криминальным прошлым. Хотя бы потому, что не было там славных моментов. Но и позорного ничего не произошло. Хотя и могли опустить — за лохматый сейф, который он вскрыл по беспределу. Хорошо, нашелся человек, который знал, кто такая Анжела Менгрелова, эта злоберучая сучка с невинным личиком и ангельскими крылышками… Не тронули его на крытом, но глаз положили. Был там один фрукт с перцем, а Гене было всего двадцать два года, и бриться он тогда только-только начал. Смотрели за ним, ждали, когда он накосячит, засады ставили, чтобы с толку сбить. И через весь тот срок, пока шло следствие, прошел как по рыхлому минному полю. Один неосторожный шаг, и взрыв. И один только он знает, чего ему стоило не оступиться… Да и в зоне тоже было несладко. Там своих почитателей пряничного удовольствия хватало. И каждый день для Гены был как испытание.

— Да ты садись! — спохватился Алик.

Он выдвинул из-за стола тяжелый массивный стул, на котором можно было сидеть как в кресле. Непросто было достать оригинальную мебель для ресторана, но так по-другому и быть не могло. В Стране Советов все по единому стандарту, все по линейке. И все государственное. Кооператоры — как белые вороны на общем сером фоне. Это сейчас их развелось, к ним уже привыкают. И государство уже даже начинает наживаться на них. Еще совсем недавно продукты можно было закупать по госцене, а сейчас для частников свой особый прейскурант. И шкалу налогов подняли. Вот и крутись как можешь…

— Ну, садиться я не буду, — улыбнулся Гена. — Но присяду с удовольствием.

Он присел, к нему тут же подошел вышколенный официант. Аркаша тонким чутьем уловил настроение хозяина и приготовился принять заказ. Гена попросил пожарить хачапури по-аджарски и сациви с курицей. Хотелось узнать, как новый повар справится с этим заданием.

— А в меню такого не было, — удивленно повел бровью Алик.

— На всех, — кивнул Гена, глянув на Аркашу.

И, заказав бутылку армянского коньяка, отпустил официанта. Заказ не из дешевых, и оплачивать его придется из своего кармана. Чтобы не нарушать отчетность. Но так ведь сам карман пополняется как раз за счет таких заказов. И пополняется неплохо. Тут главное — крутиться, наладить поставку продуктов по приемлемым ценам, схитрить по налогам. У Гены все налажено, потому и на личные проблемы время остается.

— А ты здесь, типа, свой? — спросил Алик.

— Свой ресторан.

— В смысле?

— В смысле, мой ресторан.

— Ну-у!.. За это нужно выпить! — Алик потянулся к графинчику с водкой.

Гена выразительно посмотрел на блондинку. Похоже, Алик не собирался их знакомить. Глаза у него пьяные, и голова плохо соображает. Но если Магомет очень хочет, гора сама идет к нему.

— Гена.

— Яна. — Девушка посмотрела на Алика, давая понять, кто конкретно ее ужинает.

И едва заметно скривила губы. Не очень вдохновлял ее Алик, и она совсем не прочь сменить приборы на своем столе.

— А ведь это я хотел заведовать своим рестораном! — сказал Алик, настороженно глянув на Яну.

Его спутник практически не реагировал на происходящее. Сидел с каменным лицом, вяло слушал, равнодушно смотрел. И Яна, казалось, его не интересовала. Но так только казалось. Закрытая душа — потемки.

— Когда это было! — улыбнулся Гена.

— Когда не было кооперативов… Зато сейчас… Мы тут с Вадиком тоже мутим… Шапки шьем, из ондатры… Может, нужно?

— Я зимой без шапки хожу. А если вдруг зашлют на Север… — Гена нарочно потянул паузу, давая понять, что надеется на лучшее.

Хотя грехи за ним были. Махинации с поставками, химия с налогами — за это можно влететь. К тому же не так давно он наткнулся на золотую жилу — аптечный морфий без рецепта и крупной партией. Наткнулся, разработал, и сейчас снимает с этого дела неплохие деньги. Клиентура у него конкретная — воровская братия, проблем с ними быть не должно. Но вдруг все-таки менты прочухают?..

И еще с девчонкой одной завязался. Сколько лет Гена мечтал наказать судью Солохина, но все думал, что уляжется душа. Не улеглось. Блюдо мести остыло, но желание подать его не пропало. И дочка судейская на крючок попалась…

Говорили же Солохину, что на Менгреловой клейма ставить негде. Не поверил. Что ж, пусть теперь расхлебывает. Дочь его проклеймили со всех сторон, ей теперь не отмыться. И ему не отчиститься.

— А чо Север! Я северов не боюсь! — Алик выкатил грудь колесом. — Там тоже нормально, если масть знать… И Вадик не боится. Да, Вадик?

Здоровяк едва заметно кивнул. И глянул в сторону Гены, но куда-то сквозь него.

— Он еще там не был, но все знает.

— Еще?.. А он что, собирается?

— Ну, жизнь, она, сука, такая… Мы вот шапки шьем, кто-то джинсу варит, у тебя вот кабак свой, а кто-то хочет с нас поиметь… — Алик взглядом показал на Карельца.

Гена удивленно повел бровью. Оказывается, не так уж и прост Алик, если знает, кто есть кто в этом темном мире. А Карелец как раз из тех людей, которые не дают покоя цеховикам, кооператорам и прочим частникам. Он был завязан на воров, которые смотрели за городом и стригли купоны на общак. И Гене приходилось отстегивать, как же без этого. Зато у него нормальные отношения с криминалом. И в ресторане у него всегда порядок. Если вдруг что, подъедут «быки» с большими бодалами…

— На то и нужна щука, чтобы карась не дремал, — усмехнулся Гена.

— Ты карась? — резко спросил Алик, в упор и пьяно глянув на него.

— Жирок нагуливаю. И плавники начищаю. А на жизнь не жалуюсь…

— А может, жизнь надо как-то улучшить?

— Углубить.

— Не понял!

— Рыба ищет где глубже…

— Не-е! Заглублять нужно тех, кто против нас… Против трудового народа!.. — чуть ли не заорал Алик, глядя на Карельца.

Тот обернулся, остро глянул на него и хищно сжал челюсти. Гена предупредительно приложил руку к груди. Во-первых, он не при делах, а во-вторых, проблема будет улажена.

— Бастурма, братуха! Если вдруг какая-то проблема, обращайся ко мне! Мы тут всех на ножи поставим!..

Карелец снова обернулся, но Алик и в этот раз не отвел глаза.

— Да, морда! Я тебе это говорю! — выкрикнул Алик.

Карелец поднялся, но сорвался со своего места и Алик. В руке у вора блеснул нож, а тот выхватил пистолет. И передернул затвор.

Теперь Гена точно знал, что его бывший корешок появился у него в ресторане не случайно. Или он выслеживал Карельца, или просто присматривался к нему. Но, возможно, он пришел убивать.

— Алик! — испуганно вскрикнула Яна.

И Вадим потянулся к Алику, пытаясь его остановить. Но раньше его среагировал Гена. Он толкнул Алика, тот выстрелил, но рука уже задралась вверх. Пуля разбила плафон в люстре над головой у Карельца.

Грохот выстрела отрезвил Алика. Он смотрел на Карельца как на кошмарную явь, которая вдруг вышла к нему из кошмарного сна.

— Ну ты и удод! — заорал Гена.

Алик испуганно уставился на него, перевел взгляд на Карельца, который не рисковал приблизиться к вооруженному противнику. Но и отступать вор явно не собирался.

— Шухер!

Алик вышел из-за стола, перевернув стул, рванул к выходу. Его дружок не стал корчить из себя героя и убрался вслед за ним. Карелец тоже сделал шаг к выходу, но быстро понял, что беглецов ему не догнать. Зато Гена остался на месте, и он направился к нему.

Взгляд у него жесткий, морозный. А в руке заточка, которую он мог пустить в ход.

— Гена, в чем проблема? — тихо, но зло спросил вор.

— Да сам в ауте…

— Кто это был?

— Алик Ругаль, мы с ним три года за одной колючкой.

— А это кто?

Только сейчас Гена понял, что блондинка никуда не делась. Она с бледным видом стояла у стола.

— Да мы только что познакомились… — Яна, казалось, вот-вот расплачется. — Алик в ресторан позвал, я согласилась…

— Разберемся, — отчеканил Карелец и, хищно глянув на Гену, направился к своему столу.

— Уфф! — облегченно выдохнул Гена.

Карелец в общем-то мужик нормальный, отходчивый. Если сразу не убил, то, считай, пронесло.

— А как мне быть? — спросила Яна.

— В смысле, как быть? — не понял Гена.

— Ну, они же убежали, а за стол платить надо…

Гена усмехнулся, вспомнив случай недельной давности. Снял мужик двух телок, пригласил их в ресторан, заказал кучу всего, а потом пошел в туалет. И с концами. И сколько таких историй… Но чаще всего дамы кидали кавалеров.

Возможно, Яна уже побывала в шкуре тех недавних девчонок. А возможно, она сама промышляла кадками. Хотя в ресторане «Гармония» замечена не была…

— И за люстру, — сказал Гена, глянув на разбитый плафон.

— Но я же не стреляла…

— Ну как же не стреляла? Если ты здесь, значит, в Алика стреляла. Глазками.

— И сколько я должна?

Яна не хотела платить, но желала знать цену вопроса. А вдруг не так уж и много? Вдруг хватит денег, чтобы оплатить счет?.. А если вдруг не хватит, Гена протянет руку помощи. В конце концов, они же проводили время за одним столом. И еще Яна понравилась ему. Может, он учтет это при расчете.

— Пошли!

Он провел ее в свой кабинет, взял с приставного стола калькулятор.

— Будем считать? — спросил он, внимательно глядя на девушку.

Она подавленно кивнула. Взгляд у нее расстроенный, хныкающий, но страха особого нет. И она даже знала, почему Гена ее пощадит.

Он отложил калькулятор в сторону, вплотную подошел к Яне. Она замерла, не решаясь пошевелиться. Но когда он ладонями обжал ее талию, руки сами приподнялись. То ли она не хотела касаться локтями его предплечий, то ли хотела помочь ему снять платье.

Но платье снимать он не стал. Стянул только колготки, усадив Яну на стол. И повернув ее к себе спиной, выставил счет. Она приняла его к рассмотрению, и оплата началась.

* * *

Зима, студеный ветер, повышенная влажность. Брр! Это какой-то ужас! А нужно идти в универ, втыкаться в учебу. Тоска!..

Но Настя все же пересилила себя и оказалась-таки в аудитории. А все вокруг смотрят на нее, перешептываются. Экзамены она не сдавала, но сессию закрыла. Как же так? Отец постарался?.. Настя вздохнула. Если бы ее осуждали только за это. Шила в мешке не утаишь, и, судя по всему, все уже знали, где она была и от чего лечилась. А может, и про аборт знают…

И преподаватель смотрит на нее как на убогую. А еще нет никакого желания грызть гранит науки. Нервы чесаться начинают, когда подумаешь, что нужно браться за учебник, вчитываться, анализировать, запоминать. А ей нельзя волноваться.

Под конец пары Настя едва не скрежетала зубами от нетерпения. Раньше с ней такого не было. Но раньше она и не кололась. И под грязных мужланов не ложилась. И абортарии не посещала… Но страх перед учебой и перед самой жизнью пройдет. Надо всего лишь набраться терпения.

Уже завтра должно все быть в полном порядке. А сегодня Настя пойдет в кино. Вместо занятий. А к двум часам за ней заедет отец и отвезет домой. Там она терпения и наберется. Мама собирается печь пирожки, почему бы ей не начинить их терпением?..

Настя шла по аллее, поеживаясь от холода. Когда-то здесь она ходила с Севой. Как же давно все это было! Сева где-то здесь, на занятиях. Возможно, он уже знает, что Настя вернулась. Но почему тогда его не видно? Сторонится ее?.. И правильно делает. Он ей тоже не нужен. Никто не нужен. Тошнит ее от мужиков, и мысль о сексе вызывает рвоту. А мужиков хлебом не корми, дай только в трусы залезть. И Сева такой же. И окажись он на месте Жени, он тоже мог бы опустить Настю. Из жажды мести… Все мужики одинаковые… А все бабы — шлюхи… И весь мир — дерьмо!

Настя начала заводиться. И так вдруг захотелось чего-нибудь горяченького. Если согреть нервы, они успокоятся и перестанут донимать.

За спиной послышался стук каблучков. Настя обернулась и увидела Олесю. Она шла, глядя куда-то перед собой. Шла, не замечая Настю. Брови нахмурены, на переносице морщина, в глазах боль.

Настя не хотела с ней говорить. И дело не в прошлом, просто ей тупо лень было говорить. Но Олеся сама заметила ее. Обогнала, прошла несколько шагов, остановилась. И развернулась, вскидывая брови.

— Настя?!

— А ты что, меня уже похоронила?

— Я?! Похоронила?!

— Думала, я от наркоты сдохну?

— Я думала?! Это все Гена!

— Какой Гена?

— Он тебе врал, что его Женей зовут… И мне врал. Пока я его не раскусила…

— Не удивила.

— Гена Бастурмин… У него свой ресторан на Дзержинского. Ресторан «Гармония»…

— На Дзержинского?.. Так просто?

Настя скривила губы, подумав об отце. Женя, он же Гена, здесь, в городе. У него есть фамилия, есть ресторан. Его не так уж и трудно найти… Вот и спрашивается: почему эта мразь до сих пор жива?..

— Я знаю, что он с тобой сделал!.. Это ужас!

— Ты все знала.

— И даже помогала ему… — вздохнула Олеся.

— Сука ты.

— Я знаю, — как с чем-то само собой разумеющимся, согласилась она.

— Ты сейчас с ним?

— Нет… Он меня бросил… А почему он до сих пор не в тюрьме? — Олеся не просто спрашивала, она взывала к справедливости.

— Ты хочешь, чтобы его посадили?

— Я его ненавижу. — Он меня использовал, как тряпку. А потом выбросил… А я ничем не хуже его Яны!

— Кто такая Яна?

— Я тебя умоляю! Не лезь в это дело!.. Говорят, ты лечилась…

— Говорят, — с горечью усмехнулась Настя.

— Что, никак?

— Да нет, нормально все…

— Ну и хорошо, а то, если честно, я переживала за тебя… Севу не видела?

— Не хочу.

— Слушай, а тебе не холодно?

— Ну есть немного, — поежилась Настя.

— А давай по чашечке кофе?

— Можно.

— Там как раз аптека рядом. Голова что-то болит.

В аптеку Настя идти не хотела, но на улице холодно, а там тепло. Она постояла немного на крыльце, зашла и увидела, как Олеся укладывает в сумочку целый ворох облаток с таблетками.

— Цитрамон? — спросила она.

— Да нет, от кашля.

— А при чем здесь голова? — не поняла Настя.

— Ну ты даешь… — вытаращилась на нее Олеся. — Ты же должна врубать в эту тему.

— В какую тему?

— Да-а!

Олеся вышла из аптеки, глянула в сторону кафе. Нужно было через дорогу переходить, движение оживленное, а светофор далеко. Она еще ничего не сказала, но Настя ее уже поняла.

— Знаешь, я, наверное, пойду. Голова болит, сил нет.

Настя усмехнулась себе под нос. Что-то в этом роде она и ожидала услышать.

— У меня тоже.

Действительно, а почему бы не прикинуться больной? Сказать маме, что у нее разболелась голова, она поймет. И отцу ничего не скажет… А если скажет, плевать!

— Ну, возьми таблеток, легче станет, — усмехнулась Олеся.

— От кашля?

— От кашля, там кодеин. Ты должна знать, что это такое.

— Ну, слышала…

Настя насторожилась. Кодеин, по сути, такой же наркотик, как морфин, только более слабый. Но если правильно подобрать дозу, так можно разогнаться. А таблетки от кашля дешевые…

— Десять таблеток, и никаких проблем… Больше нельзя, а то так вштырит… Я подсаживаться не собираюсь, — скороговоркой сказала Олеся.

И будто испугавшись чего-то, торопливо направилась в сторону общаги. И рукой на прощание махнула вяло, издалека. А может, она спешила поскорей закинуться. А что, день такой холодный, солнца не видно, настроения нет, а тут такая возможность взбодриться… Настя глянула на аптеку, но тут же осадила себя. Нет, не станет она разгоняться. Не тянет же, и не надо начинать…

Она вернулась домой, пожаловалась маме на головную боль и закрылась в своей комнате. Там и заснула. А проснулась от озноба. У нее поднялась температура, но Настю это не расстроило. Уж лучше болеть в постели, чем мерзнуть на улице и прозябать в аудитории.

К утру жар спал, но из груди посыпался кашель. Мама собралась в аптеку за лекарствами.

— «Пертуссина» куплю, — сказала она.

— И таблеток возьми. От кашля.

Кодеин ей противопоказан. Как наркотик. А как лекарство… Почему бы и нет?

Глава 11

Не так страшен холод, как повышенная при этом влажность. Ощущение такое, будто мороз пробирается в самую душу и уже оттуда липкими своими руками обнимает тело.

Но зима уже на исходе, злиться ей осталось совсем чуть-чуть. Тем более что дома тепло. И на кухне что-то шкварчит. Пахнет жареным луком и мясом.

А на самой кухне — Яна в коротком шелковом халате. И тапочки у нее на каблуке, чтобы подчеркнуть длину и стройность ножки. Не девушка, а праздник — в стриптиз-баре. Одного взгляда достаточно, чтобы в свече проскочили искры. И прикасаться не надо, чтобы завестись с полоборота.

Это не первая девушка, с которой жил Гена. Но хорошей хозяйкой из них можно было назвать только Настю. И Яну. Олеся умела только в постели. Зажигала она там здорово, но Яна — еще лучше. Потому Олеся получила отбой. На этот раз Гена выставил ее за дверь окончательно. А Яна освоилась в его квартире. И порядок в доме, и ужин на столе. А еще она знала, что сейчас могло произойти, поэтому под халатиком у нее ничего нет.

Но не произойдет. Потому что у Гены к ней серьезный разговор.

— Привет! — Она ярко улыбнулась, подошла к нему, поцеловала в губы.

— Алика ты тоже так целовала? — зло спросил он.

— При чем здесь Алик? — удивилась она.

— При том, что Карельца убили. Выстрелом в затылок.

— А я здесь при чем?

— А разве я говорил, что ты при чем?

— Нет.

— А почему ты на себя подумала?

— Я тебе еще раз говорю, что не знаю Алика. Я с ним все два дня была знакома…

— Та-ак! Уже два дня!

Они уже второй месяц вместе, но разговор об Алике как-то не заводили. Ну, снял он ее на улице, пригласил в ресторан, в принципе, ничего такого. Тем более что Гена наводил справки насчет Яны. Обычная девчонка, окончила индустриальный техникум, работала где-то в землеустройстве каким-то учетчиком. Был парень, она с ним встречалась, собиралась замуж, но не сложилось. А тут Алик подвернулся. Мужик он не страшный, при деньгах. Ничего необычного.

Но вдруг выясняется, что с Аликом она была знакома целых два дня. А если еще сильней потрясти? Как бы там срок на недели не пошел.

А тряхнуть надо было, но Карелец оставил Яну в покое. Поговорил с Геной, расспросил его об Алике и вроде бы успокоился. А вчера его застрелили у порога своей квартиры. Сегодня Гена узнал, что накануне убийства Карелец жестко сцепился с Аликом Ругалем из-за барахолки, которая открылась в районе Колхозного рынка. Оказывается, Алик сколотил свою бригаду. Но как там, что — Гена не знал. Но догадывался, что Алик уже давно готовил восстание против Карельца, который обложил налогом его кооператив. И людей он под это дело нашел, и оружие… Каша заварилась крутая, и она могла вывалиться Гене на голову. А зачем оно ему нужно?

— Ну, на второй день мы пошли в ресторан… А на первый мы просто познакомились.

— В постели?

— С Аликом?! Нет, с Аликом я не спала.

— С Вадиком?

Яна закатила глазки, показывая, как ей невыносимо тяжело выслушивать чушь в его исполнении. А Гена и сам понимал, что его понесло. И это от ревности… Давно с ним такого не было.

— Ты знаешь, чем они занимаются?

— Шапками торгуют, а что?

— Да нет, ничего… У Алика своя банда, он теперь свои шапки на кооператоров будет надевать. И обувать…

— Я не знаю ничего про банду, — качнула головой Яна.

— Уверена?

— А если бы знала?.. Мне такого счастья — дружить с бандитами — не надо.

— А со мной?

— А за тебя я хочу замуж, — Яна смотрела на него с невозмутимой наивностью.

Гена кивнул. Замуж он ее не возьмет, но разговор окончен. И больше он к Алику не вернется, если, конечно, этот сукин кот сам на него не наедет.

— Кушать сейчас будешь или сначала примешь ванну?

— Просто в душ.

Гена любил сразу после работы принять горячую ванну, особенно такое желание одолевало после возвращения с холода. Но сейчас ему захотелось просто в душ. И будет неплохо, если Яна подаст полотенце.

Но только он зашел в спальню, чтобы раздеться, в дверь позвонили.

— Кого там? — напрягся он.

Воры ему за Карельца не предъявляли. Подъехал человек, объяснил ситуацию, попросил обрисовать Алика, на этом все и закончилось. Но, возможно, это было всего лишь затишье перед бурей. Что, если воры вынесли ему приговор?

За дверью действительно стоял человек, который мог выносить приговоры. Гена хищно сощурился, глядя на Солохина. Он знал, что когда-нибудь эта сволочь найдет его и спросит за дочь. И даже опасался его. Совращая и опуская Настю, принял все меры предосторожности, даже дом снял, затем квартиру. Тогда он был уязвим, а сейчас его уже ничем не возьмешь. Поэтому он спокойно живет в своей квартире. И Солохин заявился к нему один, без сопровождения. Было бы у него что-то на Гену, ему бы сейчас заламывали руки.

— Да, я так и думал, что это был ты! — с ненавистью глядя на Гену, запыханно проговорил судья.

— Я — это я. — Гена глянул на Яну, которая стояла в конце коридора, прислушиваясь к разговору.

Он всерьез подошел к делу: разработал план, организовал людей, даже позаботился о страховке. Дело выгорело, все у него получилось, он даже гордился собой. Но Яне вовсе не обязательно знать о девчонке, которую он так жестоко наказал за грехи отца.

— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! — Солохин потянул к нему руки, чтобы схватить за грудки, но не рискнул переступить порог.

Гена скривил губы в презрительной улыбке. Он всю зиму ждал Солохина, готовился к встрече с ним, а его принесло только сейчас. Почему он так долго тянул? Не мог найти Гену?.. Нет, боялся он столкнуться с суровой правдой жизни в неформальной обстановке. Легко быть грозным и важным в зале суда под охраной закона, а вот так, глаза в глаза… Он же знает, с кем имеет дело, потому и боялся. И сейчас он боится, пытаясь преодолеть свой страх.

— Поговорим?

Гена набросил на себя куртку и прямо в тапочках вышел из квартиры. Солохин отступил назад, освобождая место. Гена глянул вниз, вроде бы на лестнице никого нет. Может, наверху кто-то?

Гена поднялся на один лестничный пролет вверх. Достал из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой. Солохин надвигался на него медленно. Руки еще не тянул, но уже сжимал пальцы. Гена выпустил ему дым прямо в лицо.

— Ах ты, морда! — вскипел Солохин.

Но Гена даже бровью не повел. И продолжал смотреть на него с полной невозмутимостью на лице. И этим остановил враждебный порыв. Судья к нему даже пальцем не прикоснулся.

— Я бы тебя сейчас по стене размазал! — сжимая и разжимая пальцы, выдавил из себя мужик. — Но я не могу преступить закон…

— Зачем же тогда приперся?

— Ты хоть понимаешь, что натворил?

— А ты что натворил?.. Менгрелова была такой же пай-девочкой, как сейчас — твоя Настя.

— Почему ты меня не похитил? Почему ты со мной так не поступил, как с Настей?.. Потому что ты трус!

— Как хочешь, так и думай, — презрительно усмехнулся Гена.

— Я тебя уничтожу!

— Долго же ты рожал, — Гена сплюнул ему под ноги.

— Ты даже не представляешь, что с тобой будет!

— Может, и будет. Но сначала влетит тебе.

— Да, ты можешь еще сильней опорочить Настю…

— И ее могу опорочить, и тебя. Но ты же видишь, я вас больше не трогаю. Живите, зализывайте раны, а меня оставьте в покое. Так будет лучше для вас.

— Не-ет! — Он переизбытка эмоций на губах у Солохина вспенилась слюна.

Гена едва удержался от искушения воткнуть сигарету ему в рот, чтобы затушить. Но он всего лишь бросил окурок судье под ноги.

— Я тебе еще раз говорю, что не трогаю тебя, пока ты не трогаешь меня.

— Я тебя не просто трону, я сотру тебя в порошок. Вместе с твоим рестораном.

— И ресторан трогать нельзя, — нахмурился Гена.

— Ты еще пожалеешь о том, что на свет народился!

— Это твое последнее слово?

— Последнее слово будет у тебя. На суде!

— Это твое последнее слово.

Гена растоптал бычок и прошел мимо Солохина. И в тот момент, когда он потянулся за ним, ускорил ход. Рука всего лишь скользнула по плечу. Но ход уже сделан, и теперь его очередь отвечать. А у него давно уже все готово. И он рад будет опустить самого Солохина.

* * *

Мама кричала и плакала. В руке к нее ворох облаток из-под таблеток от кашля. Это Настя потеряла бдительность. Надо было выбросить бумагу за пределами дома, а она сунула ее в мусорное ведро. И мама нашла.

— Ну и что это такое?

— Кашли на меня напали, — пожала плечами Настя. Все было так хорошо. Она забрасывалась на ночь «колесами», засыпала в прекрасном расположении духа, а утром — на учебу. Голова, правда, отказывалась соображать, но это мелочи. Главное, в ее жизнь пришла гармония. И вдруг — все.

— Думаешь, я не знаю!..

— Ты сама купила мне эти таблетки!

— Да? — Мама вырвала у нее из рук сумочку, открыла ее, вытащила целую пачку таблеток.

— Отдай! — Настя набросилась на нее, отобрала таблетки.

— Настя! — Мама просто не могла в это поверить.

— Не смей лезть ко мне в сумку!

— Дай сюда! — Мама попыталась вырвать таблетки, Настя уперлась.

В этот момент открылась дверь, и появился отец.

— Что у вас здесь?

Он быстро оценил ситуацию, пришел маме на помощь. Вдвоем они справились с ней, отобрали «колеса».

— Ты же слово давала? — Отца трясло от возмущения.

— А не было ничего.

— Или твое слово ничего не стоит?

— Нет, конечно, я же наркоманка! — захохотала она.

— Да тише ты! — шикнула на нее мама. — Люди слышат!

— Да поздно уже! — всплеснул руками отец. — Все уже знают!.. И на службе знают!.. И от должности меня отстранили!..

— Как — отстранили?! — Мама шокированно уставилась на отца.

— Увольняют меня! Все, нет больше судьи Солохина!

Настя и сама слушала отца с открытым ртом. Как это отца увольняют? Он же всегда был судьей. И всегда должен им быть. Нет, в увольнение просто невозможно было поверить.

— И что нам теперь делать? — спросила мама.

— А вот не знаю!..

Отец тяжело хватанул ртом воздух, приложил руку к двери.

— Вася, таблетки!

Мама убежала на кухню, принесла таблетки, воду. Отец принял лекарство от сердца, мама увела его в спальню. И таблетки с собой унесла.

Настя глянула на входную дверь, немного подумала и вышла из дома. В ближайшую аптеку она не пошла, там ее уже знали. Она выбрала аптеку подальше, отоварилась, но таблеток наглоталась еще по пути домой.

Мама стояла посреди коридора, уперев руки в бока.

— И где ты была? — взбешенно спросила она.

— Спокойно, Ирина Витальевна! В общении с больным ребенком нельзя выходить из себя, — пародируя врача, с издевкой в голосе проговорила Настя. — От вас требуется терпение и ласка…

— Будет тебе ласка! Завтра Игорь Алексеевич будет!

— Думаешь, меня испугает его сизый нос?

— А я смотрю, тебя уже ничего не пугает? У отца предынфарктное состояние, а ты снова своей дряни наглоталась…

— Больше не буду! — Настя подмигнула маме, скрылась в своей комнате и завалилась на кровать.

Плевать на всех. В том числе и на себя. Нужно просто лежать и наслаждаться моментом. Пока еще есть возможность.

Она заснула при дневном свете, а проснулась в темноте. Под дверью светилась щель. Где-то в отдалении слышались голоса. Очень хотелось в туалет, но подниматься было так лень. Полный упадок сил. И злость на весь мир.

Настя заставила себя подняться, вышла в коридор. С кухни доносились голоса — родители разговаривали между собой. Настя остановилась, прислушалась.

— Да не было меня в этой сауне! — доказывал отец. — Эксперты доказали, что это был фотомонтаж!

— Тогда почему тебя увольняют?

— Нет, в сауне я был. Со всеми. Коля был, Миша, Александр Степанович… Но девочек никаких не было. Тем более малолетних. Их без меня сфотографировали. А потом две фотографии совместили… Не знаю, как они это сделали. Но сделали!..

— Но если эксперты доказали, то почему тебя увольняют? — настаивала мама.

Настя продолжила путь, родители увидели, как она прошла в туалет. А она через стеклянную дверь увидела пачку таблеток, которую отобрала у нее мама. А ей нужно: впереди целая ночь.

Из туалета она свернула на кухню. Отец сидел за столом и ложечкой помешивал сахар в чае. Настя вымыла руки под краном, вытерла их кухонным полотенцем. Повернулась к мойке спиной, но уходить не стала.

— А может, все-таки были девочки? — спросила она.

Отец аж подпрыгнул на месте.

— Ну давай, скажи, что это из-за меня!

— Настя! — одернула ее мама.

— Это же Гена все подстроил! Гена Бастурмин — мразь и подонок!

— Я был у него… Я говорил с ним… — задыхаясь от возмущения, говорил отец. — Я сказал, что ждет его впереди!.. А он сказал, что сам накажет меня… Накажет!.. Да, это он все подстроил!.. Конечно же, он!..

У отца был такой вид, как будто он только что сделал для себя открытие.

— У меня была такая же история, — тайком глянув на «колеса», сказала Настя. — Но там девочка была… Может, и у тебя была?

— Настя, уйди! — Отец глянул на нее тяжело, исподлобья.

— Почему ты не убил эту мразь? — зло спросила она.

Отец снова схватился за сердце, и мама бросилась за лекарствами. А Настя под шумок увела таблетки от кашля. С ними и смылась из кухни. У нее свое лекарство, и ей тоже нужно поправить здоровье.

* * *

Весна греет, бодрит, день удлиняется, женские юбки укорачиваются. И жизнь бьет ключом. Все радуются, и только у Солохина вид, как будто его ударили этим ключом по голове. Настроение у него ни к черту, а тут еще Гена — будто из-под земли вырос.

— Ну что, Василий Лукьянович, дальше будешь прыгать? — с издевкой спросил он. — Или уже допрыгался?

Солохин побагровел от злобы.

— Ненавижу!

— С работы поперли, да?

— Мразь!

— И судейской неприкосновенности больше нет.

— Ничего, ты еще ответишь за все это! — Василий Лукьянович колотился в бессильной злобе.

Но сбрасывать его со счетов еще рано. Зерно лжи легло на благодатную почву и проросло в колос истины. Уголовное дело на Солохина заводить не стали, но на карьере поставили крест. И все равно он еще опасен. У него еще есть связи в ментовке. А если Солохина убить, к делу подключатся лучшие сыщики города… Но так Гена и не собирается его убивать. Пусть живет. И мучается.

— Я уже ответил. И тебе припомнил за свои шесть лет… Как там Настя?

— Закрой свой поганый рот! И не смей произносить это имя!

— Я ее больше не трону… Но если хоть одно движение с твоей стороны…

Гена не договорил, он повернулся к Солохину спиной и направился к своей машине. А над головой вдруг пролетел камень, он упал на дорогу перед самым капотом «девятки». Гена резко развернулся и выстрелил взглядом в Солохина.

Тот стоял в струнку, с немым ужасом глядя на него. Психанул, схватился за камень, выместил злобу, только затем вспомнил, что с Геной лучше не связываться. И от страха едва в штаны не наложил.

Гена сплюнул в его сторону и продолжил путь. Он ничуть не сомневался в том, что это жалкое ничтожество больше не бросит камень в его огород.

Часть вторая

Глава 12

Небо красное, тучи синие — длинные и одна за одной как сосиски в тесте. Под ногами булькает чистейшая родниковая вода, но напиться ею невозможно. Пьешь, пьешь, а все без толку. Только намочишься, а стужа с неба свисает невидимыми сосульками. Коснется одна такая, и промерзнешь до костей. Где-то за горизонтом горят гигантские костры, в них варится что-то черное, воющее. Небо красное от этих огней.

Жуткое небо. Все вокруг жуткое. Слева кто-то стоит — слышно тяжелое дыхание. Справа, сзади, спереди, со всех сторон, везде, где только можно. Но никого не видно. Только стоны слышны…

Жутко на душе. Холодно, хочется пить, есть. Настя понимала, что не сможет напиться, но все равно встала на корточки, припала губами к красной воде. И вдруг поняла, что вода живая. Хватило нескольких глотков, чтобы утолить жажду. А когда она поднялась, увидела Кузьму Георгиевича. Он смотрел на нее в упор, скалился, а по лицу блуждали отсветы страшных далеких пожаров.

— Говорил же я тебе! Нельзя! Нельзя!

Он вдруг схватил Настю за горло, стал душить. Она дернулась, попыталась вырваться. От натуги она закрыла глаза. Но при этом вдруг открылся какой-то внутренний взгляд. Синие тучи пропали, над головой закачалось белое облако. И тело стало сухим.

Дымка перед глазами рассеялась, и Настя увидела потолок, который когда-то был белым. Трещины на нем, краска местами облуплена.

Настя лежала на кровати, в больничной палате. Рядом еще койки, на них — бесчувственные люди. Капельницы, кислородные подушки, аппараты искусственной вентиляции легких. И сама она под принудительным дыханием. В руке игла, какая-то жидкость из банки вкапывается в кровь.

А больница — это хорошо. В больнице можно выпросить болеутоляющее. С морфином… Настя скривилась, подумав о наркотиках. Это ведь они привели ее сюда, в реанимацию. Из-за них она страдала от холода и жажды в преисподней, в ожидании очереди на котел.

Дверь открылась, в палату вошла пожилая медсестра в чистом, но застиранном до желтизны халате. При виде Насти у нее вытянулось лицо.

— Так, лежим, лежим! — Женщина вернула ее на место и поспешила за врачом.

А Настя вспомнила, как родители привезли ее на какой-то хутор, к какому-то Кузьме Георгиевичу. Этот народный целитель снимал запои, ставил заговоры на табак, алкоголь и наркотики. И Настю он закодировал. Только не поверила она, А тут косяк с первосортным гашишем подвернулся. Казалось бы, мелочь, но вывернуло наизнанку. И боль была такая — как будто тело горело изнутри. А потом она вдруг оказалась под красным небом с синими облаками.

Да, было бы неплохо подмазать себя обезболивающими, но вдруг она снова окажется там? А не хочется. Уж лучше умереть так, чтобы ничего не чувствовать. Но ведь не получится так. Снова лютый холод под жарким небом, жажда, голод, стоны грешников… А может, в этот раз она угодит в самый котел. И будет вариться там вечно…

А ведь где-то есть рай. И там текут молочные реки с кисельными берегами. Там не мучает жажда и не насилует голод… Может, ей дали шанс исправить свою судьбу и получить путевку в лучшую жизнь. Если так, то никаких больше наркотиков. И никакой больше лжи…

Настя вдруг почувствовала, что проваливается обратно в небытие. Кровать под ней превращалась в булькающее болото.

— Помогите! — в панике заорала она.

В палату вошли люди в белых халатах, бросились к ней. И не позволили ей потерять сознание. И она готова была молиться на них.

* * *

Диван на месте, гарнитурная стенка никуда не делась. Но дорогого хрустального сервиза в серванте нет. И картина в золоченой рамке куда-то делась. Пропал и персидский ковер под ногами. «Волга» тоже исчезла. Дача на продажу выставлена. А мама смотрит на Настю грустно-грустно.

— Мама! — Настя обняла ее, прижалась.

— Ничего, доченька, ничего, как-нибудь выкарабкаемся…

В дом пришла нужда. И Настя приложила к этому руку. Она подворовывала деньги, но куда большие суммы ушли на ее лечение. А после общения с Кузьмой Георгиевичем она впала в кому. Через месяц у отца случился инфаркт, не успел он оклематься, как его разбил инсульт. Он лежал сейчас в спальне, на кровати. И так смотрел на Настю, что она поспешила покинуть комнату при первой же возможности. Но это временная слабость. Она, конечно же, будет ухаживать за ним. Тем более что его уже начинает отпускать. Он уже может сидеть, подносить ложку ко рту.

— Я больше никогда! — Настя приложила руки к груди.

— Я верю. — Мама отвела в сторону взгляд.

— Не веришь… Но я докажу.

— Ну конечно. — Мама снова обняла ее.

— И в универе восстановлюсь.

— Обязательно.

Настя завалила экзамены за четвертый курс. Попыталась зачистить хвосты, но не хватило усердия и времени. Отчислили ее. Она в расстройстве чувств, в какой уже раз ударилась во все тяжкие. А там и Кузьма Георгиевич со своим заговором подоспел, и Настя впала в кому — на целых полгода.

Сева и Олеся уже с дипломами, а она как яблочко на тарелочке, не знает, куда покатится. Как бы снова под откос не уйти. На этот раз некому будет подставить плечо. Отец еле живой, мать не отходит от него. И с деньгами полный «гитлер капут». Оказывается, не было у родителя никакого тайника со взятками. А если бы и был, то все бы уже сгорело. Новое государство, новые деньги, а вклады в советских рублях давно уже всем простили.

— Мне тут работу предлагают, — сказала мама. — В столовую. Здесь рядом, зарплата хорошая, и вынести всегда можно…

— Ну, если надо.

— Необходимо… А ты с отцом будешь сидеть.

— Хорошо, — кивнула Настя.

— А справишься? — Мама смотрела на нее в поисках подвоха.

Не верила она в ее искренность, и в этом Настя должна была винить саму себя.

— Даже не сомневайся.

— Ну, смотри…

— Все будет хорошо.

Настя обняла маму, заряжаясь энергией для рывка в новую жизнь, где не будет обманов и наркотиков. Сейчас она выдохнет и пойдет к отцу — выносить из-под него.

* * *

Отец шел с трудом, его качало, он опирался на палочку. Настя поддерживала его. Но ведь он шел, и это нельзя было назвать иначе как победой.

Она уложила отца на кровать, укрыла. И тут зазвонил телефон.

— Как отец? — спросила мама.

— Да все хорошо…

— Давай ко мне, дело есть. Скажи ему, пусть сам побудет…

Мама встретила ее у входа в столовую, провела на кухню через служебный вход.

— Работа есть, надо горячие обеды развезти, — скороговоркой сказала она.

— Куда?

— Да есть тут одно совместное предприятие, цементом приторговывают. Персонал — человек двадцать. Чем они там занимаются, не знаю, но есть все хотят… В общем, сама все увидишь…

Вид у мамы был, как будто счет шел на миллионы, но прибыль ожидалась копеечная. Всего четыре обеда на двадцать человек персонала. Причем первых блюд не было, только второе. К тому же один человек отказался, и Насте пришлось везти все обратно. Из-за этого одного обеда прибыль фактически обнулилась. И Настя ничего не заработала.

Но сама идея ей понравилась. Холмогорск — город большой, далеко не у всех работающих есть возможность пообедать дома. Многие берут с собой «тормозки», но там сухомятка, не всем это нравится…

На следующий день Настя снова отправилась в офис фирмы, который находился в здании научно-исследовательского института, расположенного в самом центре города. В этот раз она и накрасилась, и приоделась. И все четыре обеда, которые она приготовила дома на кухне, ушли без возврата. В следующий раз она снова продала четыре обеда, но получила заказ на пятый и шестой.

Отец шел на поправку, но ему еще рано было оставаться без присмотра. Настя это понимала, поэтому исчезала из дома не более чем на час-другой. Но ее стряпня понравилась людям, а рядом с одной фирмой открылась другая. И оттуда поступил заказ. А там в активе нефть и бензин и персонала раза в два больше. Пока всех обойдешь… Но Настя старалась. Обед подавала за плату, а улыбку дарила на десерт. И все у нее получалось.

Продуктами помогала мама: что-то урвет, что-то купит. Но ей и самой приходилось ходить на рынок, заглядывать в магазины. А на рынке тоже люди — торговцы, покупатели, и все хотят кушать. Но Настя решила туда не соваться. Там и своих разносчиков хватало. Уровень сервиса, правда, страдал, но вряд ли Настя смогла бы составить конкуренцию. А побить могли. Уж она-то знала, как жесток этот мир. Было время, когда она плыла по жизни, касаясь самого ее дна.

Отец не хотел становиться для Насти обузой и сам напросился в помощники. Настя посадила его лепить пельмени. Накатала теста, намесила фарша, и вперед. А бизнес наступал на город, подгребая под себя государственные структуры. Очень скоро от научно-исследовательского института осталась одна только вывеска, а почти все помещения ушли под офисы и салон бытовой техники. И количество заказов резко увеличилось. Слишком уж вкусными оказались пельмени, которые лепил отец.

Сама Настя с таким объемом справиться не могла, поэтому мама уволилась с работы и переключилась на домашнюю готовку. Но бизнес — это прежде всего конкуренция. А неподалеку от научно-исследовательского института открылось небольшое кафе. И там стали принимать заказы на бизнес-ланчи, доставляемые на место работы. Без работы Настя не осталась, но оборот пошел на спад.

— Ничего страшного, — сказала мама. — Город большой, голодных ртов много…

Настя кивнула, вроде бы соглашаясь, но вместе с тем и пожала плечами. Может, и много в городе коммерческих структур, но все они в разных местах, а здесь целая золотая россыпь. И она не могла ее потерять.

— Будем ставить свою столовую, — решила она.

— Где ж мы денег на это возьмем? — всплеснула руками мама.

— Кредит в банке возьмем.

— И кто ж нам его даст?

— Дадут. Под залог квартиры.

— Это ты так пошутила?

— Нет. — Настя строго смотрела на маму.

— Это ты пошутила.

— Надо будет, и квартиру продадим.

Настя почувствовала в себе предпринимательскую жилу. И она почти уверена была в том, что ее проект окажется успешным. Но квартиру пока закладывать не надо. За четыре месяца работы она смогла скопить небольшую сумму, и ее вполне хватит на аренду небольшого помещения на первом этаже здания. Кухонное оборудование стоило денег, но на это можно не тратиться. У них уже здесь, в квартире, целый цех, и обеды первое время можно доставлять отсюда. А потом уже и там кухню оборудовать…

Все будет, главное — не тормозить и тем более не останавливаться.

* * *

Пицца — изобретение итальянское, но Настя всерьез подозревала, что название было взято из русского языка. И образовано от слова «птица». Так это или нет, но пиццу можно было перемещать по городу со скоростью птицы. Уложил в коробку, зарядил курьера по адресу, задал время — и вперед. И если ничего не случится, то клиент получит заказ еще тепленьким. Или даже горяченьким. Таких желающих в городе немало. А рекламные буклетики стоят не очень дорого, во всяком случае, овчинка стоила выделки. Звоните, заказывайте, получайте. А товар вам доставят из ближайшей пиццерии. Их у Насти уже четыре — и все в центре города.

А еще три мини-столовые при офисных центрах. И все это создано за каких-то два года. Не побоялась Настя рискнуть и не прогадала.

Четвертую пиццерию она открыла совсем недавно. Все в аренду: помещение, оборудование, персонал. С транспортом посложней. Настя старалась нанимать развозчиков со своими машинами, но не всегда это получалось. Поэтому пришлось приобрести три «Оки» в собственность. Это влетело в копеечку, но в конечном итоге все окупится.

А себе она машину купила — подержанную «восьмерку». Но для нее это не роскошь, а средство передвижения. Будь у нее возможность летать как птица, она бы продала машину и вложила деньги в расширение бизнеса. И выкупила бы здание пиццерии в собственность. Место отличное — пересечение двух главных улиц. Рядом оживленный сквер, люди там отдыхают, нагуливают аппетит. Одним словом, посетителей хватает. И всегда их будет много.

Настя стояла неподалеку от входа в пиццерию. Стояла, невидяще смотрела на проходящих мимо людей и думала о том, как она устала за последнее время. Режим ошпаренной кошки выматывал и высушивал. А останавливаться никак нельзя. Обороты должны постоянно расти, кредиты должны отбиваться. В ее положении спад в темпах роста на один процент мог обернуться потерей в прибыли на все пять или даже на десть… Она стояла и курила, не думая о том, что это вредно. Сигареты — единственное, что осталось от ужасов из ее прошлого. Единственное, к чему ее по-прежнему тянуло.

— Эй, красивая!.. — Настя обернулась и увидела двух крепких парней в майках-борцовках.

Наглые рожи, золотые цепи на бычьих шеях, накачанные бицепсы. Как же они ей все надоели!

— Давай метнись, хозяина позови, — кивнув на вывеску, сказал качок с уродливой шишкой на правой щеке.

— А то мы там, на все разнесем, — с ленцой изрек второй, амбал с большим ртом и маленьким носом.

С такой же вялостью он достал из пачки сигарету. День сегодня жаркий, а здесь, под каштаном, приятная тень. Уж лучше он здесь побудет, чем в душной пиццерии. А зря. На кухне действительно жарко, а в небольшом зале на шесть столиков работают кондиционеры. На барахолке пару штук взяли, почти задаром. До конца лета должны дотянуть.

— Я Ругалю плачу.

— Какой, на…, Ругаль?.. — скривился большеротый. — Здесь наш район.

— А ты чо, здесь основная? — с интересом глянув на Настю, спросил качок с шишкой.

— Солохина Анастасия Васильевна. Прошу любить и не ругаться матом.

— Любить?!. Ну, это мы запросто.

— Веди себя поскромней. — Настя посмотрела на качка без нажима, но твердо.

— Эй, я что-то не понял? Это что, наезд?

Настя молчала, продолжая смотреть ему в глаза. Она знала, что так делать нельзя. Такой взгляд сам по себе вызов. Но и отвести взгляд в сторону тоже нельзя. Если этот пес учует в ней жертву, он вцепится зубами в глотку.

— Ты так не говори, поняла? — Качок задумался, глядя на нее.

А вдруг она не просто платит Ругалю, но и спит с ним?

— Я уже все сказала.

— Что ты сказала?

— У меня несколько точек по городу, и я плачу одному Ругалю. Разбирайтесь с ним. Стрелки, разборки — это к нему.

— Да нет, ты сначала заплатишь нам, а потом разберешься с ним.

— Да, я заплачу, — спокойно сказала Настя. — Но Ругаль потом снимет с вас. Для него это дело принципа…

— Деньги на бочку!

— Мне нужны ваши паспорта, — с самым серьезным видом сказала Настя.

— Чего?! — Большеротый офонарел от такой наглости.

— Откуда я знаю, кто вы такие? Как вас потом искать?

— Ну, ты в натуре…

— Договорились, с нас паспорта, с тебя — десять зеленых тонн, — загнул качок с шишкой.

— У меня столько нет… Заходите завтра.

— До завтра ты у нас все двадцать штук отработаешь. — Большеротый вдруг протянул к Насте руку, собираясь схватить ее за шею.

Она вовремя среагировала, отступила. Но большеротый шагнул к ней. А у нее каблуки, с ними будет сложно сохранять взятую фору. Еще чуть-чуть, ее схватят, нагнут… А как можно отрабатывать деньги, она знала. Никогда ей не забыть Гену-Женю и его подонков-дружков.

— Эй, ты что делаешь?

Сначала Настя узнала голос, а затем увидела, как Сева схватил большеротого за руку. И тут же провел прием, заломив ее за спину. А рука у качка крепкая, так просто с ней не управиться. Но и Сева не хилого десятка.

— Эй, чет я не понял! — вскинулся браток с шишкой.

Но Сева, удерживая большеротого, вынул из-под полы пиджака пистолет. И наставил на него.

— Уголовный розыск, старший лейтенант Лебедев!

— Ну, ты, мент, в натуре…

— Даю вам пять секунд, чтобы исчезнуть. Или вызываю наряд.

— Да уходим мы, уходим, — скривился большеротый.

— И чтобы я вас здесь не видел.

Прежде чем отпустить братка, Сева сделал ему очень больно. И он со стоном отскочил от него.

— Время пошло.

— Ну, мы с тобой еще встретимся, — зыркнул на него качок с шишкой.

— Три!..

Бандиты решили не пытать судьбу и дали задний ход. Уходили они неторопливо, с важным видом, но Настя видела их поджатые хвосты.

— Уже старший лейтенант? — Настя благодарно посмотрела на Севу.

— Время идет.

— Уголовный розыск?

Сева мог бы служить следователем в прокуратуре, а он выбрал собачью работу. Но ведь это его жизнь, и ему решать.

— Ну пока да. А вообще, в РУОП буду переходить. Борьба с бандитизмом — дело важное.

— Кто бы сомневался…

— Что у тебя за проблемы?

— Да вот, на десять штук хотели поставить. — Настя кивком показала на вывеску. — Открыла точку — заплати.

— Ты открыла точку?

— Хочешь жить — умей вертеться.

— Десять штук?

— Это называется «срубить бабла по-быстрому».

— Это называется «срубить бабла по беспределу».

— Ругалю нужно звонить… Или лучше в милицию заявить? — с усмешкой спросила Настя.

Она с интересом смотрела на Севу. Он и раньше казался взрослым не по годам, а служба в милиции еще больше закалила его как изнутри, так и снаружи.

— Милиция сейчас не в лучшей форме, — вздохнул Сева. — Но мы обязательно это поправим.

— Хотелось бы поскорей.

— И Ругаля возьмем.

— Чур, я ни при чем!

— Страшно?

— Мне проблемы не нужны…

— Значит, кафе у тебя.

— Экспресс-кафе, доставка пиццы и обедов на дом… Где ты работаешь? Называй адрес, доставим в лучшем виде. За счет заведения. Заслужил.

— Настя… — Сева с затаенным восхищением смотрел на нее. — Я рад за тебя.

— Я тоже за себя рада.

Сева — хороший парень, и она не могла сказать о нем ничего плохого. Но все-таки он исчез из ее жизни. Занес ее в списки пропащих и махнул рукой. Она сама в этом виновата, но тем не менее.

— Выглядишь замечательно, — сказал он.

— Запыханная, замыленная…

— Взгляд ясный.

— А с этим у меня все в порядке, никаких проблем… — Настя поняла, о чем думал Сева. — Кстати, я помню, как ты меня на путь истинный наставлял.

— Ну, не то чтобы наставлял…

— А потом сам с этого пути исчез, — усмехнулась Настя.

— Может, это тебя с истинного пути смывало. Всякими там течениями…

— Из универа вымыло, — кивнула она.

— Вот и я о том же…

— А ты окончил…

— Да уже три года как.

— А я вот этим со всем кручусь… Думала восстановиться, да все некогда. Ничего, когда-нибудь…

— Учиться никогда не поздно.

— Жизнь учит. А в юридических тонкостях я и без диплома разбираюсь.

— Знаешь, и в уголовном розыске можно без него…

— Но все равно, корочки нужны. В сентябре думаю на восстановление подать.

— Это все хорошо… Плохо, что на тебя братва наехала. Если это не ругальские, то кто?

— Сказали, что это их территория. А здесь Ругаль основной… Я, конечно, скажу, пусть разбираются.

— Если вдруг эти появятся, звони мне. — Сева достал из кармана пиджака блокнот, ручку.

Он сделал запись, вырвал из блокнота страничку и передал ей.

— Если что, звони.

— Рабочий телефон и домашний? — спросила Настя, рассматривая записанный номер.

— Рабочий… А домашний… — замялся он. — Я живу не один.

— Понятно.

На пальце правой руки у Севы не было обручального кольца, но это ничего не значило. Служивым людям не рекомендуют носить кольца, и дело тут не в каких-то моральных принципах, а в банальной безопасности. Преодолеваешь полосу препятствия, берешь барьер, цепляешься кольцом за какой-нибудь выступ — и прощай палец. Можно и с мясом вырвать…

— Я с Олесей живу. — Севе понадобилось усилие над собой, чтобы признаться в этом.

И на Настю он смотрел, как будто она могла поднять его на смех.

— Я почему-то не удивлена.

Настя ничего не знала про Севу. Часто думала о нем, вспоминала, как начинался их роман, перебирала в памяти приятные моменты. Но справки о нем не наводила. А Бастурмина она ненавидела. Потому знала, как он и с кем живет. И мечтала отомстить ему за себя, за своего отца.

Но этой местью она пока что еще не жила. Рано еще ей начинать войну с Бастурминым. Но когда-нибудь ее хозяйство окрепнет, она разбогатеет, выбьется в сильные мира сего. Вот тогда она обрушится на Гену. Для начала оставит его у разбитого корыта, а затем окончательно растопчет его… Как такового плана у нее не было, но это пока и не нужно. Вот когда пробьет ее час, тогда она и возьмется за дело. А пока что ей нужно карабкаться по крутой шаткой лестнице к своей цели.

— У нее был сложный период, и ей некому было помочь, кроме меня, — будто оправдываясь, сказал он.

— Таблетки от кашля?

Сева нахмурился, внимательно глядя на нее.

— У меня тоже был такой период. Она мне и посоветовала…

— Она — тебе?!

Настя засмеялась. Ну конечно же, Олеся перевернула с ног на голову. Как будто это Настя посоветовала ей «колеса».

— Я тогда и не знала, что в таблетках от кашля содержится кодеин…

— А Олеся тебе сказала?

— Неужели на меня все свалила?

— Ну, не то чтобы все…

— Значит, свалила… Не верь ей… И мне не верь…

— Почему я не могу верить тебе?

— Потому что я этого не хочу. Потому что мне все равно, что ты обо мне думаешь.

Настя училась держать обиды на безопасном от себя расстоянии. Слишком уж много всего в ее жизни происходит, если зацикливаться на каждом вздорном пустяке, с ума можно сойти. Но Сева не пустяк. И как бы она того ни хотела, его появление в ее жизни — целое событие. И обида на него вовсе не пустяк, потому и дрогнул голос.

— Не все равно. — Он качнул головой, цепко глядя на нее.

И в его взгляде угадывалась обида. Как будто Настя, по его разумению, должна была броситься ему на шею, и раз уж этого не произошло, по самолюбию нанесен удар.

— Все равно… И, вообще, мне уже пора.

Настя отвела в сторону глаза, чтобы Сева не лез через них ей в душу.

— Если что, звони.

Он вдруг потянулся к ей. Настя должна была его остановить, но не стала делать этого. И он поцеловал ее в щеку. А она провела по этой щеке рукой. И стремительно повернулась к нему спиной.

— Олесе привет!

Ей не должно было быть дела до личной жизни Севы, но так почему-то хотелось его уколоть, сделать ему больно.

Глава 13

Если волки одолевают, режут овец и лишают хлеба, нужно сделать ход конем. И возглавить волчью стаю. Но не ту, которая режет, а другую. Так Ругаль и поступил. Достали его воры, сначала десять процентов от прибыли поставили, потому еще столько же добавили. Но и этого им стало мало. А у Алика уже на подхвате был Вадик, эта бесчувственная машина для убийств. И еще пацаны подтягивались. С БОЛЬШОЙ повезло…

С Карельцем он схлестнулся жестко. Один раз его подкараулили в подъезде, напали со спины. Ругаль чудом тогда увернулся. Затем его пытались сбить машиной. Не увернулся, целый месяц в больнице лежал. И пацанов под себя собирал. А когда кости срослись, Ругаль нанес удар — и выбил из-под воров барахолку. Карелец успел узнать о его победе, но взять реванш не успел. Пуля в затылок отправила его в морг.

С рынка все и началось. А сейчас под Ругалем весь центр Холмогорска с его сытными кусками. Окраины ему не нужны, с ними больше мороки, потому и некому зачищать их от крыс. А дезинфекция, по ходу, нужна.

— Как они выглядели? — спросил Чан.

Он с важным видом сидел за столом, курил сигару и разговаривал с молодой женщиной в светлом, безупречно сидящем на ней костюме. Густые русые волосы, каре по плечи, светло-серые глаза — глубокие, как тихие омуты с чистой водой. Широковатое лицо, не самый маленький нос, губы недостаточно пухлые, но был в ее облике живой нерв, который так вдохновляет художников на творчество. С нее бы картины рисовать. И хорошо бы в обнаженном виде. Фигура у нее вроде бы ничего. Есть в линиях ее тела какой-то посыл, уловив который мужчина выдвигает антенну — для более уверенного приема. Во всяком случае, Ругаль почувствовал, как телескопический штырь дернулся под воздействием возбуждающей волны.

— Ну как выглядели… — пожала плечами женщина. — Здоровые такие, накачанные. У одного рот большой, а нос маленький…

— Нос маленький, а переносица широкая, да? — взбудоражился Чан.

— Да, широкая…

Чан заметил Ругаля, подобрался, всклокоченно глянул на него.

— Ну что, узнал? — спросил Ругаль, с интересом глядя на женщину.

И молодая, и хороша собой, а главное, бизнес у нее. И налог она исправно платит. Он уже имел представление о Насте Солохиной, но только сегодня представилась возможность познакомиться с ней поближе.

— Да веселовские это, — сказал Чан. — У Тростика переносица широкая… Барбамбия на центр мылился…

— Барбамбия киргуду… Это я не вам, Настя, — улыбнулся Ругаль, взглядом обласкав Солохину. — Ничего, что по имени?

— Ничего. — Она глянула на него с интересом, но настороженно. И безо всякого желания завязывать с ним близкие отношения.

— Я уже в курсе, что на тебя наехали, — сказал он и с намеком глянул на Чана.

Тот все понял, поднялся из-за стола, и Ругаль сел на его место. Теперь он лично будет разбираться с проблемой. Тем более что с Барбамбией решать придется по-любому. Его бригада наползла в Холмогорск из станицы Веселой, осела здесь, подмяла по себя окраины Первомайского округа. Но этого ему мало, он мылится на центр города. Вот уже разведку боем проводит, пытаясь подмять под себя новые, еще только открывающиеся точки.

— Надеюсь, что меня оставят в покое.

— Претензий к тебе нет, поэтому можешь спать спокойно.

— Очень хорошо.

— Можешь даже спать со мной, — разгульно улыбнулся Ругаль.

Настя даже бровью не повела. Как будто речь шла о чем-то будничном.

— Я это учту.

— Ты замужем?

— Если да, вы заберете свое разрешение обратно? — усмехнулась она.

— Да или нет?

— Нет.

— Тогда разрешение остается в силе, — усмехнулся он.

— Я все сказала, вы все поняли. Думаю, мне пора.

— В холодную постель?

— Ничего, я ее согрею. Своим телом, — Настя мило улыбнулась, давая понять, что ей интересно было пообщаться с со знаменитым Ругалем.

Но со своего места она поднялась порывисто, выказывая нервное напряжение, которое вряд ли можно было назвать приятным.

— Не надо так резко, — качнул головой Ругаль.

Настя кивнула, будто соглашаясь с ним. И села, покорно глянув на него. Но это была не капитуляция, а попытка обойти острый угол. Она прекрасно понимала, что ссора с ним будет ей очень дорого стоить.

— Вы хотите, чтобы я подробно рассказала вам об инциденте? — спросила она.

— Я хочу, чтобы ты рассказала о себе.

— Ничего особенного. Родилась, росла, училась, работала.

— Хорошо работаешь.

— Хочешь жить, сами понимаете…

— Да, я тоже кручу как могу… Вот, накрутил.

Ругаль обвел рукой банкетный зал своего собственного ресторана, где он обычно принимал людей. Здесь у него круто, Бастурма со своей «Гармонией» отдыхает.

У Гены уже три ресторана, но вряд ли он обогнал Алика. Гена — смертный прыщ, он рожден ползать, а Ругаль парит над ним как орел. И стрижет с него купоны. Гена платит ему, и все равно, что они когда-то вместе мотали срок. Гена не поддержал его в свое время, он принял сторону воров, и Алик никогда ему этого не забудет…

— Мне нравится, — улыбнулась Настя.

— Могли бы крутиться вместе.

— Я вас слушаю.

Она смотрела на Ругаля внимательно, но при этом не надеялась на взаимовыгодное сотрудничество. И ведь правильно все понимала. Алик предлагал ей крутиться в одной постели. И почему бы не заявить об этом напрямую.

— Ты мне понравилась, и я тебя хочу.

— Я бы не хотела вам отказывать. — Настя заметно напряглась, пытаясь скрыть естественное в таких случаях смущение. — Но я не проститутка.

— Я не предлагаю любовь за деньги.

— Это мне придется заплатить себе. Частичкой своей гордости.

— Если гордости много, от нее не убудет, — усмехнулся Ругаль.

— Дело не в этом. Дело в том, что я вас не хочу.

— Не хочешь. Но можешь. — Он пристально смотрел на нее.

— В моей жизни было столько дерьма… Я бы не хотела заносить вас в этот список.

— Ты не проститутка… — в раздумье кивнул Ругаль. — Не знаю, сколько там у тебя было дерьма, но ты не проститутка. И мне совсем не все равно, что ты обо мне думаешь…

— Я думаю о вас хорошо.

— Можно на «ты»…

— Я думаю о тебе хорошо. — Настя приняла поправку не моргнув глазом.

— А что там за дерьмо в твоей жизни?

— Не надо его ворошить, — слегка поморщилась она. — Будет вонять.

— Я все равно узнаю, — качнул головой Ругаль.

— Имеешь на это полное право.

Настя смотрела на него с просьбой, она хотела, чтобы он оставил ее в покое. А он не хотел ее отпускать.

К Алику подошел Вадик. Он возглавлял охрану, которую Ругаль воспринимал как личную бригаду. Пацаны там боевые, проверенные. И сам Вадик как глыба, причем во всех отношениях. Если он подставил плечо Алику, то с места уже никогда не сойдет.

— Там Яна, — тихо сказал он.

Ругаль кивнул. Да, он готов ее принять. Но Яна не стала ждать, когда он соблаговолит. Она вошла в зал с кротким выражением лица, но уверенной походкой. Она точно знала, что Ругаль ее не прогонит.

— Я пойду? — спросила Настя, глянув на нее.

Ругаль посмотрел на нее, будто руку разжал, в которой держал поводок. Настя благодарно кивнула, поднялась и направилась к выходу. Алик повернул голову, провожая женщину взглядом, но зацепился за Яну и переключился на нее.

Яна остановилась возле кресла, руками взялась за спинку и вопросительно глянула на Ругаля. Тот кивнул, и она заняла место, которое только что освободила Настя.

— У меня проблемы, — протяжно вздохнула она.

— Попробуем решить, — усмехнулся Алик.

С Яной он познакомился на улице, вечером они поужинали в ресторане, а ночью он ее станцевал. Потом отношения прервались — из-за проблем с воровской братвой, но Алик их возобновил. А в ресторане у Гены он нарвался на Карельца, рванул ствол, выстрелил. Рано было еще тогда начинать, потому он поторопился исчезнуть. А Яна осталась. И Гена ее захомутал.

Однажды у Ругаля возник вопрос, что это за дела такие. Он привел в кабак бабу, а Гена ее отбил. За такие дела наказывают. Но прежде чем наехать на Бастурму, Алик пересекся с Яной. И она его убедила в том, что Гену трогать не нужно. Он же увел ее у Алика с самыми серьезными намерениями. Ругаль тогда вошел и в положение, и в саму Яну. Она упиралась, но Алик пригрозил наездом… Через полгода после этого Яна вышла замуж за Гену, Алик не удержался и присунул ей снова. Чисто приколоться. Да и баба она знатная, хорошо с ней было. И сейчас они зажгут. Пусть сначала расскажет, какая беда ее сюда привела…

* * *

Чтобы спать с женщиной, совсем не обязательно на ней жениться. Гена точно это знал, но… Сначала он женился на Яне, а сейчас у него планы на Машу. Эта красотка поймала его в сладкую ловушку. Сначала легла с ним в постель, а когда он вошел во вкус, отказала ему в сладком. И сейчас он дергается как наркоман, которому отказали в дозе.

— Я же сказала, ничего такого. — Маша улыбалась, глядя на него.

Солнце отражалось в ее глазах, в зубах, слепило. Так хотелось ее обнять, прижать к себе, уложить на спину… Красивая она очень, и внутри у нее источник повышенного напряжения, от которого невозможно отключиться. Он пробовал, не получается.

— Я уже подал на развод.

— Это плохо, — качнула головой Маша.

— Тебя не поймешь: то плохо, то хорошо. — Гена глянул на нее с легким раздражением.

Может, проучить ее? Почему бы не подсадить Машу на иглу? Тогда и жениться на ней не придется. За дозу она сделает все… Но ведь он уже подал на развод. А зачем подсаживать свою будущую жену?

— Разве я говорила, что это хорошо? — Она удивленно повела бровью.

Гена раздраженно глянул по сторонам. Погода хорошая, не вопрос, каштаны вокруг зеленеют, люди по аллее прогуливаются. Но ведь он уже не мальчик, чтобы встречаться с девочками в парках и скверах. Ему бы в постель с Машей… Да, он уже не мальчик. Он уже стареет, если решил на ней жениться.

— А почему это плохо?

— Потому что у вас ребенок.

Денису полтора года, он еще, конечно, малыш, но в том-то и соль. Если он не помнит отца, то и вспоминать будет не о ком. А Яна баба здоровая, ей хватит сил, чтобы воспитать его и поднять на ноги. А может, и замуж выйдет…

— Ты об этом не думай.

— Я не думаю, — усмехнулась Маша.

Существование проблемы беспокоило ее, но не настолько, чтобы заморачиваться на ней.

— Я разведусь с Яной, и мы будем вместе.

— После свадьбы.

— А сейчас?

— Душой я с тобой. И не переживай, ни с кем и ни за что… — Она смотрела на него, ничуть не сомневаясь в своих способностях.

Секс для нее далеко не самое главное в жизни. Куда важней устроить свою жизнь, а Гена в бизнесе далеко не последний человек. И рестораны у него, и ночной клуб в самой ближайшей перспективе. А при каждом ресторане у него игорный зал, можно сказать, миниказино. А при ночном клубе казино у него будет покрупней. И наркота там будет уходить только в путь… Одним словом, с деньгами у него без проблем, и Машу ждет обеспеченное будущее. Потому она и набивает себе цену, изо всех сил пытаясь держать его на расстоянии. И дразнит запахом своего тела и ароматом жарких воспоминаний. Как же здорово с ней в постели…

— Поехали к нам, — сказал он.

Маша покачала головой. Нет, она не отступит от своей линии. И все равно, что у них уже фактически есть своя квартира. Принадлежит она ему, но там нет и не будет Яны. И он мог бы там жить с Машей, но и сегодня он получил отказ.

— Мне пора.

Маша прильнула к нему, быстро, но плотно поцеловала в губы. И выпорхнула из его объятий, как бабочка.

Она шла по аллее вся в белом, а он стоял и любовался ею. Глаз невозможно оторвать.

— Красивая телочка, не вопрос, — послышалось вдруг сзади.

Гена обернулся и увидел Алика. Ругаль стоял перед ним, сунув руки в карман. И улыбался, наслаждаясь его замешательством. За спиной возвышался Вадик, чуть в стороне маячила еще одна такая же крупная фигура.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Гена.

— А где «здорово, брат»? — возмущенно улыбнулся Ругаль.

— Мы с тобой сегодня виделись.

— Когда?

— Ночью. Ты мне снился, брат.

— Ну какой же ты мне брат? — удивился Ругаль. — Разве братья крадут друг у друга девушек?

— Что?! — Гена невольно повел головой в сторону, в которой скрылась Маша.

— Помнишь, я оставил тебе Яну на хранение? А ты взял ее и присвоил.

— Ну, когда это было…

— А ведь я тебе предъявить собирался. Но посмотрел, что ваши дела идут к свадьбе, и успокоился… Вот если бы ты ее бросил…

— Но ведь не бросил.

Гена долго не воспринимал Ругаля всерьез. Ну, выпорхнул баклан, поднялся над жизнью, но таких много, и у всех полет короткий. А Ругаль крепко завис над Холмогорском, смотрит со своей высоты, выискивает, хватает, наказывает. И бригада у него очень серьезная. Даже воры предпочитают обходить его стороной.

— А на развод кто подал?

— Кто тебе такое сказал? — нахмурился Гена.

— Высоко сижу, далеко гляжу, — усмехнулся Алик.

— И что с того?

— Ты не можешь бросить Яну.

— Почему это?

— Я так сказал.

— Алик, давай ты не будешь лезть в мою жизнь. Я тебе исправно отстегиваю…

— Исправно, — усмехнулся Ругаль. — Но мало… Я мог бы иметь с тебя больше.

— Алик, это не разговор.

— Что-то я не понял, мужик. Ты будешь решать, что и кому говорить?.. Кто ты для этого такой? — Алик смотрел на него насмешливо, свысока.

Гена и хотел выдать пару ласковых слов, но сдержался. Это в зоне Ругаль был мужиком, а сейчас он реально в авторитете, и ему ни в коем случае нельзя с ним связываться. Хотя и было такое желание — послать его к черту со всеми его дьяволами. Послать и не платить ему ничего.

— Ты не можешь развестись с Яной. — Алик смотрел на него как дрессировщик на усмиренного кота. — Если разведешься, я тебе за нее предъявлю. И ты мне за нее ответишь… Будем бодаться?

— Это слишком смешно для того, чтобы воспринимать это всерьез, — выжал из себя Гена.

— Будем бодаться? — повторил Ругаль, навалившись на него всей тяжестью своего взгляда.

Он не шутил, и Гене ничего не оставалось, как принять эту его блажь как данность. К тому же Яна еще не совсем опостылела ему. Или даже вовсе не опостылела. К тому же у них сын, который не может расти без отца…

Но с Ругалем надо решать. Он сунул свое свиное рыло в калашный ряд и должен за это поплатиться. А Гена вовсе не так прост, как это кажется Алику…

* * *

Сильные и толстые, как сардельки, пальцы давили на горло — и больно, и приток воздуха пережат. Настя кривилась, задыхалась, а Тростик смотрел ей в глаза и усмехался:

— Где деньги?

Бандиты зажали ее в угол в подсобке пиццерии. Наехали, взяли за горло, и никакой Ругаль не мог ей сейчас помочь. Он просто не знал, где Настя в данный момент находится.

— Давай поговорим, — прохрипела она.

Тростик разжал пальцы, отступил на шаг. Но взглядом он все так же продолжал давить на нее.

— Нет у меня сейчас ничего… — Настя чуть не плакала, массируя пальцами раздавленное горло.

И больно, и обидно. И злость берет. Ну что это за страна такая, где бандиты чувствуют себя полными хозяевами жизни! Где беспредел, как с добрым утром…

— Все, что было, отдала Ругалю.

— Ты отдала уже после того, как мы ктебе подошли.

— Я должна была.

— Ты должна была нам.

— Я не могу платить всем…

— Тогда будешь всем давать… Мы тебя сейчас к дальнобоям на раздачу завезем, через них будешь отрабатывать…

— Ну да, на меня же легче наехать, чем на Ругаля, — усмехнулся Настя.

И тут же пожалела об этом. Тростик ударил ее наотмашь, раскрытой ладонью по щеке. Настя больно стукнулась головой о пол. Как падала, она не помнила. Может, отключилась на секунду-две?..

— И с Ругалем мы разберемся. Но сначала накажем тебя. Хочешь к дальнобоям?

— Нет.

— А со мной? — Тростик вдруг стал расстегивать брюки.

Настя поспешила подняться. Ее качнуло, повело в сторону, но все же она кое-как восстановила равновесие. А бандит положил тяжелую руку на плечо, стал давить, пытаясь поставить ее на колени. Настя собралась с силами и толкнула его в грудь.

— Я не понял! — возмущено протянул Тростик.

В этот момент за дверью послышался шум. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Сева. А за его спиной шла борьба, какие-то люди укладывали на пол двух бандитов, которые были с Тростиком.

А самому Тростику пришлось иметь дело с Севой.

— РУОП! Не двигаться!

Сева крикнул громко, до звона в ушах. Смог он ошеломить бандита или нет, но удар в голову ему точно удался. Он сбил Тростика с ног, навалился на него, заломил ему руки за спину.

— Пусти, мусор! — заорал тот.

— А я тебя предупреждал! — защелкивая наручники, сказал он.

— Ты покойник!

Сева ударил Тростика кулаком по почкам. Тот взвыл от боли.

— А теперь повтори!

Бандит продолжал выть, но повторять свою угрозу не стал. Настя кривила губы, с презрением глядя на это ничтожество. А Севе она улыбнулась благодарно.

Сева увел Тростика. Очистили коридор и от его дружков. Но Сева вскоре вернулся и обеспокоенно глянул на нее. Одна щека у нее была красной после удара, и он не мог не заметить этого.

— Он тебя бил?

— Откуда берутся эти уроды?

— Оттуда же, откуда и Ругаль… Надо было в милицию идти, а не к нему.

— Давай без агитации… — поморщилась она. — Ты вот пригрозил этим, и что? Испугались? Нет, пришли…

— Теперь будут бояться.

— Теперь будут, — не могла не согласиться Настя.

— И ты будешь мне верить. — Сева как-то странно смотрел на нее.

— Я тебе верю. — Она глянула на него с подозрением, но при этом покорно.

— И будешь полагаться на меня. — Он взял ее за руки, положил их себе на плечи.

— Буду, — кивнула она, чувствуя, как его ладони ложатся ей на талию.

— И будешь меня любить.

— Я не могу с тобой спать, — качнула головой Настя.

Никогда ей не забыть тех унижений, которые она испытала в объятиях мужчин. Сластик, Симон — эти мрази навсегда привили ей аллергию на мужчин. И секс воспринимался ею как что-то грязное, унизительное. Столько лет, а ничего в ее восприятиях не меняется. Потому и не зажглась она, когда Сева появился на ее горизонте после долгой разлуки. И с Ругалем она не хотела спать. А он ее совращал…

— Со мной не надо спать. Меня надо любить. — Он смотрел ей в глаза, и она таяла у него в руках.

— Не надо.

— Я знаю, что слишком тороплюсь…

Она вдруг оказалась на столе. А юбка под ней не самая узкая. И недостаточно длинная. На улице жарко, колготок под подолом нет, трусики снимаются легко… А Сева такой напористый, такой жаркий. И чувства к нему не прошли. Он как был, так и оставался самым любимым мужчиной в ее жизни. А сейчас он стал еще и желанным.

Настя просто не могла устоять перед его натиском. И даже развела ноги навстречу ему. Но вдруг вместо него она увидела потного и вонючего Сластика.

— Не надо, пожалуйста.

Настя отталкивала Севу без всякой силы, но слезы из глаз хлынули как вода из душа. И он остановился.

— Что такое?

— Я не могу.

Она вцепилась в него, плотно прижалась к нему. Нет, она не хотела, чтобы он отпускал ее. И если вдруг возьмет ее, ничего страшного не случится. И она уж точно не проклянет его. Но лучше не надо.

— Рассказывай.

Сева остановился, замер, удерживая ее в своих объятиях.

— Ты знаешь, что сотворил со мной Гена… Его дружки были такими мерзкими… Ты можешь это забыть, а я нет.

— Я могу забыть?

— Раньше ты мною брезговал, а сейчас нет…

— Я не брезговал.

Настя несильно оттолкнула Севу, он послушно отошел. Она поднялась со стола, оправилась. Взяла платок, вытерла слезы. Снова полезла в сумочку и достала оттуда тушь, чтобы накрасить глаза. Он стоял и смотрел на нее с растерянностью и чувством вины.

— Ты самый лучший, — с затаенной нежностью сказала она. — И я нисколько на тебя не злюсь.

— Извини. Я не знал, что в тебе все это живет до сих пор.

— Да, это очень живучая зараза.

— Надо ее вытравливать.

— Тут нужна терапия, а не хирургическое вмешательство… — усмехнулась она.

Конечно же, Настя хотела иметь семью, жить с мужем, растить детей, но эта мечта казалась ей неосуществимой. Воспоминания о прошлом не просто вызывали в ней омерзение, она чувствовала себя еще и грязной. И как она будет такой жить с тем же Севой?.. К тому же он женат.

— А ты все мечтаешь одним скальпелем со мной и с Олесей. — Настя засмеялась.

— Что ты такое говоришь?

— Да то и говорю, что с тех пор ничего не изменилось.

— Ничего не изменилось, — кивнул он. — Я должен быть с Олесей, но люблю тебя.

— Ты не устаешь меня удивлять.

— Я не хочу тебя удивлять, я хочу тебя любить. — Сева прямо смотрел ей в глаза.

Он ни капли не шутил, и Настя должна была это понять.

— Ты не устаешь. Но меня уже утомил…

— Мне уйти?

Настя мотнула головой. Нет, она не хотела, чтобы он уходил. Она нуждалась в нем, в его крепком мужском плече. С ним она чувствовала себя защищенной, одно только это дорогого стоило.

— Ты живешь прошлым, — сказал он.

— Да, но иду в будущее.

— Ты не идешь, ты убегаешь.

— Может быть.

— Что ты знаешь о Бастурмине?

Сева задал вопрос так резко, что Настя вздрогнула.

— Что я знаю?.. Знаю… Он женат… Я ее на днях видела, — усмехнулась она.

— Кого — ее?

— Жену этого ублюдка… Ее зовут Яна… Красивая… А у Ругаля губа не дура… Вот и спрашивается, зачем она к нему приходила?

— Зачем?

— Вид у нее был как у школьницы, которая пришла к физруку в тренерскую за пятеркой… Ты не знаешь, где можно достать оленью голову?

— Оленью голову?

— Чучело с рогами. Отправлю Гене в подарок. Пусть повесит у себя над головой… Морда рогатая!

— А если ты не так все поняла? Если эта Яна пришла к Ругалю зачем-то другим… Ты знаешь, что Ругаль и Бастурмин вместе мотали срок?

— Да?

Настя наводила справки о Бастурмине, но глубоко она не лезла, потому Сева смог ее сейчас удивить.

— У Бастурмина связи в криминальном мире, — сказал он.

— Ну, это я знаю… Такая мразь, как Сластик, может водиться только в криминальном мире…

— Ругаль сейчас на подъеме, Бастурмин не упустит возможности нагреться на дружбе с ним.

— На дружбе?

— Возможно, у них какие-то общие дела…

— А Яна там каким боком?.. Или задом?

— Все возможно…

— Знать бы точно.

Идея назревала уже давно, с тех пор как Настя увидела Яну в ресторане у Ругаля. А сейчас она готова была лопнуть и вылиться в действие. Действительно, почему бы не стравить Ругаля и Бастурмина? Сказать Гене, что его жена гуляет с Ругалем, тот примет меры, возможно, у него сорвет башню, и он совершит роковую для себя ошибку. И Ругаль грохнет его как последнюю падлу…

— Ты что-то задумала, — предположил или даже догадался Сева, внимательно глядя на нее.

— А если вдруг? — Настя пристально посмотрела на него.

— Не связывайся с Бастурминым.

— Почему?

— Он очень опасный человек.

— Ты что-то знаешь?

— Я прошу тебя, не лезь к нему. — Сева сощурил глаза, усиливая внушение.

— Да я и не лезу. — Настя сложила крылья.

В конце концов, она не рвалась в бой. Она пока что еще в пути. А ее час еще пробьет, и она сделает все, чтобы приблизить его.

Глава 14

Правила поведения в очереди просты: стой молча и торопи события. Но спокойствие легко дается в очереди за хлебом. А если это очередь за дармовым золотом? На такой раздаче всего три правила: беспредел, беспредел и еще раз беспредел. Потому и неудивительно что Барбамбия борзеет не по дням, а по часам — лезет, толкается, пытаясь выпихнуть Ругаля с его свята места.

Пока что Барбамбия толкается локтями, но скоро в ход пойдут кулаки и ноги. Если, конечно, его не остановить. Пора забиваться с ним на стрелу и класть всю его кодлу штабелями.

Но сначала нужно во всем разобраться. Тростика, а с ним еще двух бойцов замели руоповцы. Чан уже в деле, он доберется до этих уродов, узнает, зачем они наехали на Солохину. Им же ясно дали понять, что бабу трогать нельзя. Но, видно, Барбамбия шел на обострение.

Впрочем, Ругаль понимал это все и без всяких разборов. Поэтому к Насте он подъехал не только для того, чтобы выяснить. Он совсем не прочь был запустить руку к ней под юбку. Уж больно хороша баба. К тому же из-за Яны он не успел познакомиться с ней поближе… А сама Яна в тот день была ну очень уж хороша в постели. И Солохина могла показать класс. Уж он-то знает.

— Рада вас видеть, Александр Андреевич. — Настя смотрела на него как на досадную неотвратимость.

— Ну, зачем же так официально?

Ругаль осмотрел ее кабинет. Тесно, бедно, можно даже сказать, убого. Чувствовалось, что Настя экономит каждую копейку, чтобы пустить ее в расширение дела.

— Ну, вы же моя защита и опора. — В ее голосе можно было уловить сарказм.

— А у нас как в милиции, мы работаем по факту. Сначала преступление, потом уже наказание… И поверь, эти ребята будут очень серьезно наказаны… И я стану для тебя такой опорой.

Ругаль подошел к ней, обнял за талию, но Настя не позволила ему зарыться носом в свои волосы. Оттолкнулась, отошла.

— В милиции сработали на опережение.

— Ну, бывают исключения…

— Может быть, — не стала спорить она.

Алик снова подошел к ней, а отступать уже некуда. Кабинет тесный, угол близко. В этот угол он ее и зажал. И все-таки зарылся в ее волосы.

— Хорошо! Коноплей пахнет!

Настя поднатужилась, оттолкнула его от себя.

— Давно уже не пахнет.

— А чего так?

Настя смотрела на него с тихим ужасом в глазах. Она, похоже, поняла, о чем он думает. А на иглу она возвращаться не хотела.

— Я все про тебя знаю, — усмехнулся он.

— Не надо про меня знать.

Настя просила, нет, умоляла оставить ее в покое. Но разве Алик собирался ее опускать? Нет. Всего лишь разок-другой, и все, дальше она может спать одна.

— Скажи, тебя тянет на это дело? — Он шлепнул себя пальцами по локтевому сгибу правой руки

— Не надо! — Опустив голову, Настя исподлобья глянула на него.

— А на мужиков?

— Ты такая же сволочь, как твой дружок!

— Ух ты! — Ругаль глянул на нее возмущенно, но вместе с тем и с иронией.

Никто не смел разговаривать с ним в таком тоне, но Насте можно было сделать исключение. Но с условием. Если она ляжет с ним в постель, то никаких проблем.

— Я не удивлюсь, если ты помогал Бастурмину.

— В чем?

— А ты не знаешь?

— Я знаю, что ты лечилась от наркомании… А там, где наркота, там и мужики. Все кому не лень… Так что не надо строить здесь из себя целку.

— А кто сделал меня такой?

— Кто?

— Как будто ты не знаешь!

— Неужели Гена Бастурмин?

— Твой дружок!

— Ну, мы мотали с ним срок… Но Гена повел себя неправильно… Мы с ним не друзья… Так это он тебя подсадил?

— Скажи, что я его ненавижу. Но крови его не ищу.

— Я же сказал, что мы с ним о таких делах не говорим.

— А с его женой о чем ты говоришь?

— С его женой?.. А ты знаешь Яну?

— Ну, лично не знакома…

— Яна — моя любовница. — Алик смело зашел прямо в лоб.

Настя заинтригованно вскинула брови.

— А Гена, можно сказать, ее увел. И я заставил его на ней жениться.

— Заставил?

— А он подал на развод.

— И что?

— Я запретил ему разводиться. И он забрал заявление.

— Да?

— Угадай, чем она расплатилась?

— Не хочу напрягать голову.

— Хочешь, я заставлю его извиниться перед тобой? — разошелся Ругаль.

— Это не извинение.

— А если он будет ползать перед тобой на коленях?

— И что ты за это хочешь? — загорелась Настя.

— Угадай с трех раз.

— А как же милиция?

— При чем здесь милиция? — не понял Алик.

— Ну, Тростика же замели не просто так. Старший лейтенант Лебедев — мой бывший однокурсник… Он любит меня… Он будет против наших с тобой отношений.

— Старший лейтенант Лебедев? — Это имя ему ни о чем не говорило.

— Оперуполномоченный управления по борьбе с организованной преступностью. Он только что перевелся. А уже Тростика задержал…

— Управление по борьбе с организованной преступностью… — невольно повторил Ругаль.

Это управление в Холмогорске было создано совсем недавно и уже успело стать головной болью для бандитов. И не факт, что Чан сможет пробить ситуацию с Тростиком. Зато у Алика появилась кое-какая информация. Похоже, у Солохиной образовалась ментовская крыша.

— Ты же не думаешь, что это твоя новая крыша?

— Это моя крыша, — кивнула Настя. — Над моей личной жизнью. В которую ты пытаешься влезть.

— Меня больше интересует твой бизнес.

У Алика вдруг пропала охота пугать и шантажировать Настю. И лезть к ней в трусы вовсе не обязательно. В конце концов, свет клином на ней не сошелся. Действительно, зачем обострять отношения с курицей, которая несет золотые яйца? Тем более что через нее можно завязать знакомство со старшим лейтенантом Лебедевым. Может, он и мал, этот золотник, но раз в год, как говорится, и палка стреляет.

— Думаешь, надо сменить крышу? — спросила Настя.

— А вот этого я тебе не советую, — качнул головой Ругаль.

— Будут проблемы?

— Да еще какие!.. И никакой старлей тебе не поможет.

— Гену на колени ставить будешь?

— Забудь.

— Уже, — улыбнулась Солохина.

— А насчет Лебедева я узнаю… — поворачиваясь к ней спиной, сказал Ругаль. — Если вдруг наврала, пеняй на себя.

Не обломилась ему здесь масленица, но унывать не стоит. Город большой, и в нем столько возможностей на сегодняшнюю ночь. Он обязательно найдет себе что-нибудь новенькое.

* * *

Прошлое остается в воспоминаниях. А если прошлое грязное, то и память о нем — это медленный яд, который отравляет настоящее. Но есть способы, чтобы снять интоксикацию. Одно из них — доброе слово.

— Я хочу, чтобы ты извинился перед Настей. — Сева в упор смотрел на Бастурмина.

Но тому как с гуся вода. Взгляд неподвижный, непроницаемый, такой же скользкий и холодный как наледь в морозилке.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, товарищ старший лейтенант. — И голос у него как механический автоответчик.

— Все ты понимаешь, Гена-Женя. И все ты знаешь.

— Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»?

— Да потому что за решеткой к тебе по-другому обращаться не будут.

— На меня заведено уголовное дело?

— Нет. Но предпосылки уже есть.

— Меня не интересуют предпосылки. Меня интересуют факты.

— Будут и факты.

— Вот когда будут, тогда и поговорим. А пока что прошу вас очистить помещение. В противном случае мне придется обратиться к прокурору по надзору.

— То есть перед Настей ты извиняться не будешь?

— Я ни в чем перед ней не виноват.

— Ну что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому… — Сева смотрел на Бастурмина, как на непроходимого тупицу.

Это же так просто, извиниться перед Настей. А больше ничего и не нужно. Настя его, конечно же, не простит, но лед в ее душе тронется. И ужасы из прошлого снимут блокировку с ее подсознания. И она снова станет нормальной девушкой. Которая сможет любить и быть любимой. А он хотел быть с ней вместе. Тем более что Олеся — это его жизненный тупик, в который он умудрялся попадать раз за разом. Он уже поумнел и после следующего заскока с ее стороны они расстанутся навсегда. А заскок не за горами. Олесе снова надоело быть примерной женой, ее снова тянет на приключения, в которых она наконец сможет найти свой идеал с тугим кошельком…

А Бастурмин ответит перед законом — за то, что он сотворил с Настей. Но уже по другой статье.

Сева собрал всю имеющуюся информацию по этому типу. И узнал, что Бастурмин в свое время подозревался в распространении наркотиков, но там такой темный лес, что взять его с поличным не представлялось возможным. Этот гад умел конспирироваться… Сейчас, возможно, он уже отошел от этих дел, но, если вдруг его возьмут с наркотой на кармане, никто особо не удивится. А что такое подстава по-ментовски, Сева знал не понаслышке. С волками жить, по волчьи выть…

— Я еще раз повторяю, что ваши обвинения, товарищ старший лейтенант, несостоятельны, — с непроницаемым лицом, монотонным голосом проговорил Бастурмин.

— Это не обвинения, это черная проза жизни… Это хорошо, что Настя выкарабкалась из дерьма, а если бы не смогла?

— Это не мое дерьмо. И убирать я его не собираюсь. — Из-под каменной маски вылупилась живая злость.

— Да, и к Насте своими грязными руками не лезь. Если вдруг замахнешься на нее, будешь иметь дело со мной.

— С чего бы это мне на нее замахиваться?.. Ну, расстались мы с ней, и что? У меня жена, ребенок… Вы свободны, старший лейтенант! — Бастурмин величественно повел рукой в сторону двери.

— Ну, я тебя предупредил.

Гена ничего не сказал. Он молча взглядом выдавливал Севу из своего личного пространства. И наверняка с издевкой усмехнулся, когда их разделила закрытая дверь.

Из ресторана Сева выходил как оплеванный. За три года в уголовном розыске он успел хлебнуть лиха. И стреляли в него, и ножом слегка задели. А сколько преступлений он раскрыл, а сколько задержаний на личном счету! Его считали перспективным опером, поэтому в РУОП взяли без особых заминок. И там он уже успел отличиться — с его подачи взяли бандитов из бригады Барбамбии, вышли на него самого… А Гена взял и окунул его мордой в холодную воду. Как щенка, которого собирались утопить. Ну ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним…

* * *

Барбамбия должен был сиять от радости. Как же, сам Алик Ругаль снизошел до личной встречи. Но Барбамбия вел себя неприлично нагло и смотрел на Алика как на последнее ничтожество, на которое он вынужден был терять драгоценное время.

— Твоя телка заявила на моих пацанов, — сказал он. — Их замели. И теперь она должна за это ответить.

Нос у Барбамбии острый, как у ястреба, но сам он почему-то больше похож был на тупого хомяка, чем на хищную птицу.

— Она не телка, — усмехнулся Алик. — Она уже корова, которая дает молоко. И это мое молоко, а не твое… Ты пристроился к чужому корыту, пацан.

— Я могу пристроиться и к чужому заду, — ухмыльнулся Барбамбия.

Ругаль едва сдержался, чтобы не врезать ему с правой. И хотелось бы, но нельзя. Во-первых, Барбамбия мог ответить тем же. А во-вторых, толпа за ним реально серьезная. Пацанов много, и у них оружие — дробовики, автоматы. И стоят они так, что их не положишь одной очередью. А Ругаль так на это рассчитывал. Бойцы у него подкованы получше, а в кущерях расставлены снайпера. Но не исключено, что и Барбамбия приготовил сюрприз. Во всяком случае, было у Ругаля чувство, что на него смотрят через перекрестье прицела.

— Это все слова, — выжал он из себя.

— Отдашь мне свою корову, и я снимаю претензии, — сказал Барбамбия.

— Ты что-то не понял, претензии у меня…

— Хорошо, я отдам тебе свою корову. Баш на баш.

— Это не разговор.

— Я предлагаю реальный расклад. Ты сдаешь мне свою корову вместе со всеми ее надоями. И все, конфликт улажен.

В ответ Ругаль повернулся к Барбамбии спиной. Все, разговор закончен, и можно разъезжать по куреням — готовиться к боям местного значения. А этого не избежать. Война так война — бойцов Барбамбии будут истреблять по всему городу, пачка за пачкой. Терпения у Ругаля хватит. А заодно людей в деле проверит…

— Ты пожалеешь, — бросил вслед Барбамбия.

Ругаль усмехнулся так, чтобы это видели все его бойцы. А усмешка, должно быть, удалась. Мефистофельская усмешка — хищная и коварная. Все пацаны должны знать, что его месть будет жестокой и беспощадной. А главное, быстрой.

Он сел в машину и подумал, что на всем пути к ней мог находиться под прицелом. Но ничего не случилось, и он перевел дух. А когда эскорт пересек городскую черту, едва сдержал вздох облегчения. Уж очень сильное впечатление произвел на него сегодня Барбамбия со своими бойцами. Автоматы — это серьезно. Из воюющей Чечни сейчас везут целые арсеналы, а там и пулеметы, и гранатометы. Барбамбия мог бы устроить залп из «Мух» и поднять Ругаля на воздух вместе с машиной. Но нелегкая пронесла, и теперь можно приступать к планомерному истреблению.

Выходя из машины, Ругаль думал о том, чтобы собрать в банкетном зале всех своих бригадиров и поставить перед каждым задачу. Первым делом завалить Барбамбию. Ругаль представил, как снайпер ловит в прицел голову этого отморозка, жмет на спусковой крючок, и в этот момент в шею, прошивая ее насквозь, что-то ударило. В голове громко щелкнул выключатель, и свет жизни погас…

* * *

Снайпер стрелял с чердака пятиэтажного дома. Снайперская винтовка аккуратно приставлена к вентиляционной трубе, стрелянная гильза лежит на полу в пыли. Все, больше никаких следов. Можно не сомневаться, «пальчиков» на винтовке не окажется.

— Обзор неважный, и сектор узкий, — сказал майор Жильцов, глядя в отдушину, через которую предположительно стрелял киллер.

Сева кивнул. Он уже смотрел вниз. Внутренний двор ресторана обнесен бетонной стеной. Стрелок просто не мог видеть машину, которая остановилась у рабочего входа. Он видел только само крыльцо, на которое поднялся Ругаль. И момент истины для него длился совсем немного — секунды две-три. Может, потому он и не смог убить жертву.

Впрочем, шансов у Ругаля мало. Пуля задела шейные позвонки, разорвала трахею. Его доставили в больницу, сейчас идет операция, но спасут его или нет, большой вопрос. Впрочем, переживать за этого бешеного пса Сева не собирался. Слишком уж много крови на руках у этого нелюдя.

— Профи работал.

— Сейчас этих профессионалов… В Грозном такие бои были. А солдатики уже возвращаются.

— А Барбамбия тут как тут, — сказал Сева. — И тепленьким, тепленьким…

— Барбамбия, Барбамбия… — проговорил Жильцов, сопровождая каждое слово кивком. — Ругаль со стрелки с ним ехал…

— А здесь его поджидали.

— И не просто поджидали. Ругаля вели. Снайпер не видел, как машины въезжали в ворота, но ему сообщили, он приготовился…

— И сделать это мог Барбамбия. Кто-то из его людей.

— Если у него такие профи, почему Ругаля не сделали на стрелке? — в раздумье спросил Жильцов.

— Чтобы мясорубка не закрутилась.

— Логично… Давай-ка ты, Лебедев, езжай в Веселовский военкомат. Пробить надо, кто там этим летом из Чечни вернулся. Кто там снайпер из них…

— Веселовского будет мало. Барбамбия в Первомайском округе фестивалил. Может, там кого-то нашел.

— С Первомайского округа и начнешь… Завтра… — немного подумав, уточнил Жильцов. — А сейчас давай по свидетелям… Куй железо, пока не унесли…

Сева кивнул. Что такое работа со свидетелями, он знал не понаслышке.

* * *

Пицца уходила влет, предложение с трудом поспевало за спросом. Настя подъехала к пиццерии, чтобы самой встать у плиты, но на пути неожиданно появился Гена Бастурмин. В душе у Насти дрогнуло так, как будто перед ней всплыло самое настоящее привидение — из преисподней.

— Не ждала? — спросил он, с чувством вины, но без переживания глядя на нее.

— Я тебя ненавижу! — вырвалось у нее.

— Значит, любишь.

— Что?! — Настя ошалела от возмущения.

— Ну, ты же меня любила.

— Ты идиот?

— Нет. Просто смотрю на тебя и хочу думать, что ты когда-то меня любила. А я этого не ценил.

— Если я сейчас выцарапаю тебе глаза, ты сам будешь в этом виноват.

— И я так виноват перед тобой. И перед твоим отцом.

— Застрелись.

— Уже. Я застрелил в себе Женю.

— А почему не похоронил? — поморщилась Настя. — Падалью воняет.

— Очень смешно, — нахмурился он.

— Зачем пришел?

— Я же сказал, что виноват перед тобой. Хочу извиниться за Женю.

— Извиняйся.

— Извини.

— Женю извинила, тебя — не знаю…

— Это в тебе говорит обида. Может, подождем, когда в тебе заговорит любовь? — натянуто улыбнулся он.

— Обязательно заговорит. Матом.

— С тобой весело… Может, встретимся, поужинаем?

— Взорвем косячок, закинемся.

— Я и раньше себе в этом не отказывал. И сейчас иногда балуюсь… Просто я не думал, что тебя затянет. Если бы я посадил тебя на героин, а морфий — так, баловство…

— А Сластик?

— Я проиграл ему кучу денег, он зажал меня в угол, давай, говорит, Настю. Я ему и говорю: если ты согласишься, то можно. А ты взяла и согласилась…

— А моему отцу ты не мстил?

— Ну, одно зацепилось за другое…

— Имя ты тоже не менял?

— А вдруг он бы узнал меня? Вдруг бы подумал, что я нарочно тебя снял…

Бастурмин благодушно улыбался, чуть ли не влюбленно глядя на Настю. И вид у него был как у человека, который, совершив героический поступок, через много лет пришел за благодарностью. Как будто он не втаптывал Настю в грязь, а, напротив, вытаскивал ее из пропасти. Глядя на него, она не могла испытывать ничего, кроме омерзения.

— Ты меня снял? — скривилась Настя.

— В смысле, познакомился… Извини, не так выразился.

Он почему-то уверен был, что любое его слово, произнесенное в извинительном ключе, будет воспринято ею как проявление высочайшей милости. Интересно, удивится он, если Настя вдруг падет перед ним ниц и начнет целовать ему ноги?

— Не надо путать меня со своей женой. Ее ты снял, а со мной, да, познакомился.

Настю задело за живое, и она не смогла сдержаться. Нужно было держать язык за зубами, а с него вдруг слетело.

— Что ты знаешь о моей жене? — вскинулся Гена.

Насте бы прикусить язык, но ее понесло.

— Ой, ты знаешь, а, я, наверное, извинюсь за Ругала! Который трахает твою жену!

Гена дернулся, как будто собирался влепить ей пощечину, Настя подалась назад, собираясь подставить руку по удар.

— Кто тебе такое сказал?

— Я тебя любила, я пылинки с тебя сдувала. А ты со мной как со скотиной… Может, и Ругаль к тебе в зоне тянулся. Не удивлюсь, если ты обошелся с ним по-свински… Ты же не можешь с людьми по-хорошему, да?

— Ругаль тебе про Яну сказал?

— Я ее сама у него видела… Ты точно заявление из загса забрал?

Гену передернуло изнутри, как будто через него пустили высокоамперный ток.

— Приятно знать, что тебя хоть кто-то имеет. За твое скотство!

На этот раз Гена все-таки поднял на нее руку. Но за его спиной вдруг появился Сева. Он поймал руку, развернул Гену к себе и сам замахнулся для удара. Но в самый последний момент сумел себя остановить.

— Ну ты и урод! — просипел он в лицо Гене.

Тот не выдержал его взгляд, опустил голову и даже что-то виновато пробормотал себе под нос. Он был сейчас таким же жалким, как тогда, когда сидел перед Сластиком, примотанный к спинке кресла. Но тогда он притворялся. Может, он и сейчас изображал смирение.

— Это он так извиняться приходил, — презрительно скривилась Настя.

— Извини! — Гена вырвал руку, резво развернулся и убегающим шагом пошел прочь.

— Больше не приходи! — крикнул ему вслед Сева.

— Да я близко его к себе не подпущу, — кивнула Настя, благодарно глянув на своего спасителя.

— А больше и не надо. Главное, что приходил… А то «не приду, не приду»…

— Кому он это говорил?

— Ну-у… — Сева отвел в сторону взгляд.

— Ты что, был у него?

— Прошлое тебя душит, а ты должна дышать полной грудью.

— А ты думаешь, теперь я смогу дышать свободно?

— Не знаю.

— Этот козел пришел, наговорил мне, я не сдержалась… — вздохнула Настя.

— Что такое? — спросил Сева, внимательно глядя на нее.

— Да он мне что-то такое сказал, а я про его жену вспомнила… Ну, и сказала ему… Ругаль мне сам сказал, что спал с Яной.

— Когда он тебе это сказал?

— Ну, приходил… Я сказала ему все, что думаю про них с Геной, а он сказал, что не дружит с ним. Как раз наоборот… Яна его любовницей была, а Гена ее отбил. С тех пор между ними кошка сдохла… А я их еще сильней стравила… — поморщилась она. — Если Гена вдруг наедет на Ругаля и скажет на меня… Хорошо, если Ругаль его сначала убьет, а потом уже с меня спросит… Если он Гену убьет, мне и самой умереть будет не страшно… А если не убьет, а с меня спросит?

— Не убьет.

— Значит, с меня спросит…

— Не спросит.

— Почему?

— Потому что он сам сейчас при смерти. Вряд ли выкарабкается.

— Кто при смерти?

— Ругаль. Стреляли в него сегодня. Ранили. Возможно, смертельно.

— Кто стрелял? Гена?

— Почему Гена?

— Ну, из-за Яны…

— Почему он мог стрелять в него из-за Яны?

— Ну, я же сказала ему, что Ругаль спал с его женой.

— Когда ты ему это сказала?

— Ну, сейчас…

— А Ругаля убили до того.

— Ну, да… — кивнула Настя. И тут же вспомнила. — Да, но Ругаль запретил Гене разводиться с ней.

— Разводиться с Яной? Запретил?! — удивился Сева.

— Ну да. Он подал на развод, Яна пришла к Ругалю, пожаловалась, расплатилась, и тот надавил на Гену.

— Кто тебе такое сказал?

— Ругаль. Я же говорила, он приходил, намекал. Предлагал наказать Гену, ну, чтобы я потом с ним расплатилась. Ну, как Яна… Я сказала про тебя, он отстал… В него что, стреляли?

До Насти только сейчас дошло, что в Ругаля стреляли не просто так. Его пытались убить. И хотелось бы знать, кто это сделал.

— Снайпер.

— Ничего себе!..

— Чистой воды заказуха.

— И кто его заказал?

— Да кто ж его знает… — в раздумье кивнул Сева. — Возможно, Барбамбия.

— А если Гена?

— Из-за Яны?

— Ну ты же видел, как Бастурмин вышел из себя… Я думала, он меня убьет.

— Думаешь, он мог?

— Он — мразь мстительная. Вспомни, как он ко мне подъезжал. Дом снял, имя сменил… А еще и Олесю подговорил, чтобы тебя сдвинуть… А отца моего как из игры вывел, с фотомонтажом провернул..

— Да уж, подготовился… Значит, Ругаль запретил Гене разводиться с женой?

— Сам знаешь, как это называется.

— Беспредел.

— И кому же мне теперь платить?

— Ну, за этим не заржавеет… Или кто-то из ругальских встанет. Или Барбамбия всех задавит…

— Вместе со мной… Тростик на мне погорел, такое не прощается. — Настя ощутила себя в состоянии, близком к легкой панике.

— Тростика принял РУОП. Вали все на меня…

— А кто подпряг РУОП?

— РУОП не надо звать, РУОП приходит сам.

— Так я и скажу. Вдруг Барбамбия со смеху лопнет?

— Скажи, что РУОП — твоя крыша. Мой телефон у тебя есть. Если что, звони. Подъедем, прижмем. Тем более мы сейчас по Барбамбии работаем… А я тут с тобой… Мимо проходил, а работы… — Сева провел пальцем по горлу.

— Аналогично, — кивнула она.

— Может, вечером встретимся? — Сева заметно разволновался, задав этот вопрос.

Он очень боялся, что Настя отвергнет его, а это такой удар по самолюбию.

А почему она должна его отвергать? Ругаль всего лишь предложил наехать на Бастурмина, а Сева пошел и потребовал от него извинений. А от бандитов кто ее отбил? А кто сейчас остановил Гену?.. Но, самое главное, Сева был единственным мужчиной, с которым она могла бы переспать. Если бы вдруг очень захотела… Но разве она не женщина? Почему она не может захотеть?

— Встретимся, — кивнула Настя.

Она жила с родителями, но, если вдруг свидание заведет их очень далеко, всегда можно снять номер в гостинице. И все равно, что Олеся будет против.

Глава 15

Ребенок ухожен, накормлен, уложен спать. В доме тихо, спокойно, идеальный порядок во всем. И сама Яна в полной боевой. Время близилось к полуночи, а она под макияжем, и шелковый халат на ней как платье. А из кухни доносятся слюноточивые запахи.

— Привет! — Она нежно улыбнулась Гене, прильнула к нему на секунду-две, поцеловала.

Он кивнул, сел, подставил ногу. Раз уж она изображает из себя «Мисс Покорность», пусть снимет с него туфлю. Яна удивленно повела бровь, но ничего не сказала. Опустилась на колено, разула его.

— Почему не спросишь, где я был? — спросил он.

— Зачем спрашивать? Работа у тебя такая, рестораны работают допоздна. — Яна не отводила глаза, она просто смотрела в сторону.

— А в ресторанах водятся официантки, они должны проходить проверку качества.

Маша продолжала крутить хвостом, ночь с ней только снилось. Зато Гена присунул молоденькой официанточке. Под коньячок все прошло как по маслу…

— С одной сегодня пробу снял. И штамп поставил.

— Зачем ты мне это говоришь? — нахмурилась Яна.

— Помнишь, как мы с тобой в первый раз, у меня на рабочем столе… Ты и тогда шлюхой была, а порядочной прикидывалась…

— Гена.

— Шлюха ты у меня порядочная…

— Гена!

— А я знал, что Алик тебя вспахивал… Но не думал, что ты снова под ним раздвинешься… Неужели ты поверила, что этот козел сможет нагнуть меня, Гену Бастурмина? Думаешь, я не разведусь с тобой?

— Я не раздвигалась под Аликом.

— Просто его попросила?

— Да, просто попросила… — опустив голову, вздохнула Яна. — Он убить тебя хотел, а я попросила не убивать…

— Убивать?

— Ну, я же осталась тогда в ресторане, а ты воспользовался… И Карельца ты тогда поддержал. Алик не может тебе этого простить…

— Класть я хотел на Алика… И на тебя… Завтра подпишешь развод. И откажешься от претензий на имущество.

— Почему я должна отказываться? — возмущенно спросила Яна.

— Потому что ты шлюха. И я за это должен тебя убить… И убью!

Гена резко поднялся, подошел к Яне и двумя руками сжал ее горло.

— Удавлю падлу! — в бешенстве прохрипел он.

Дениска услышал шум, проснулся, заплакал, только это и остановило Гену. Он разжал руки, оттолкнул Яну, и она больно ударилась головой о стенку.

— Тварь!

Яна опустилась на пол, зарыдала.

— К Дениске иди, овца!

Он направился на кухню. Там в холодильнике коньяк, а свою стряпню Яна пусть забирает себе. Не будет он есть больше из рук шлюхи.

— Я к маме уйду! — всхлипнула Яна.

Гена остановился, повернулся к ней и удивленно вскинул брови:

— А раньше почему не ушла?

— Надо было.

— А может, ты к Алику намылилась? Жаловаться, да?.. Так он тебе не поможет. В больнице он. А может, уже и в морге…

— Почему в больнице? — захлопала глазами Яна.

— Потому что он бандит. Потому что бандиты долго не живут. И Алику осталось совсем чуть-чуть… Так что некому за тебя заступиться. Некому борозду к твоему сердцу вспахать… Если у шлюх есть сердце.

— Я не шлюха… Просто я очень тебя люблю…

— Да? Ну тогда завтра подпишешь отказной. Докажешь свою бескорыстную любовь.

— У меня ребенок, я не могу остаться ни с чем…

— А рога мне наставлять можешь?

— А если Алик меня заставлял?.. Или я его задабриваю, или он убивает тебя… И ты правильно сделал, что убил его!

— Я убил?! — От волнения у Гены в горле застрял глоток воздуха.

— А разве нет? — Яна испуганно захлопала глазами.

— Кто тебе такое сказал?

— Ну, я подумала…

— Говори!

Гена зажал ее в угол, пальцами обжал горло, но сжимать их не стал.

— Да я просто подумала…

— Просто?

Он и раньше догадывался, что Яна вовсе не так проста, как хотела казаться. Асейчас убедился в том, что жил с лисой в овечьей шкуре. С лисой-шлюхой… А ирония ситуации заключалась в том, что это Гена заказал Алика. Был у него человек, который мог решить проблему, и он дал ему отмашку. Заплатил хорошо, решил с оружием, организовал взаимодействие. А узнав, что Ругаль съезжается на стрелке с Барбамбией, укоротил срок на подготовку. Выстрел прозвучал досрочно, и все теперь грешат на Веселовских бандитов. А Гена в стороне. Но вдруг Яна что-то знает? Вдруг она собирается сдать его?

— Ну, с языка сорвалось. — От страха у нее дрожал голос.

— Я не убивал Алика.

— Я знаю.

— Но ты же подумала.

— Я ошиблась.

— И другие могут ошибиться…

Все уже было готово к выстрелу, когда из табакерки вдруг выскочил черт по имени Сева. И так жестко наехал… Гена послал его к черту, а потом решил все же сгладить ситуацию. Подъехал к Насте, но только все усугубил. И теперь у Севы может возникнуть вопрос: а зачем Гена извинялся перед Настей? Уж не для того ли, чтобы замять конфликт?.. И еще Гена поднял руку на Настю, узнав, что его жена шлюха. И Сева об этом узнает. И у него могут образоваться другие вопросы. Действительно, а вдруг Гена решил отомстить Алику?

Все бы ничего, но Сева служил в РУОП, а эта контора как раз и занимается покушением на Ругаля. И Сева сейчас носом роет землю. Как бы он до Яны не дорылся. А след ведет прямо к ней… Тут нужно что-то делать.

— Если человек ошибается, он исправляет свою ошибку, — мрачно усмехнулся Гена.

— И что я должна сделать? — Яна смотрела на него глазами преданной собаки, несправедливо обиженной хозяином.

— А на что ты готова?

— Ради тебя — на все.

— Ну, если это действительно так, зачем нам с тобой разводиться?

— Я все ради тебя сделаю! — Яна подалась к нему, обняла руками за шею.

Но Гена мотнул головой. Она все поняла и опустилась перед ним на колени, лбом прижавшись к его бедру. Он кивнул. Да, только из такого положения она сможет вымолить себе прощение. Если сможет…

* * *

Все мужчины такие мерзкие. Все… И только Сева — исключение. И он так убедительно ей это доказал. Всю ночь доказывал, но этого ей было мало. Утром Настя сама разбудила его, сама приласкала. И ничуть не пожалела об этом.

— И почему ты не нашел меня раньше? — Она лежала на боку, ее голова покоилась у него на груди.

— Лучше поздно, чем никогда.

Он потянулся за сигаретой, щелкнул зажигалкой, закурил.

— И мне.

Она мягко обжала губами фильтр сигареты, глубоко затянулась.

— Мне уже пора, — сказал он.

— К Олесе?

— Нет, прямым ходом в управление…

— А она тебя ждет, — вздохнула Настя.

Она завидовала этой сучке и не скрывала от себя этого. И Севе скажет, если надо.

— Не знаю.

— Что ты не знаешь?

— Там у нас мужик один живет. На «Мерседесе» ездит. На Олесю облизывается. А она «Мерседесы» любит… — усмехнулся Сева. — Может, катается, пока меня нет.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Затем, что ничего не изменилось. Какой Олеся была, такой и осталась… Да и я по-настоящему ее никогда не любил… А с тобой хотел бы умереть. В один день…

— Врешь.

Сева затушил сигарету, выдул дым в потолок, после чего уложил Настю на лопатки. И сверху вниз с милой иронией посмотрел ей в глаза:

— Я тебя люблю.

Он поднялся, смахнул со стула банный халат и направился в ванную. В постели осталось только тепло его тела, но Настя рада была и этому. Он уйдет, а она еще поспит часок в обнимку с этим теплом. И проснется такая счастливая. Чтобы вечером снова увидеться с ним. Пожалуй, она не станет сдавать этот номер.

* * *

Практически новый «БМВ» пятой серии, джинсы и пиджачок от Версаче, туфли из крокодиловой кожи. Гена ничуть не сомневался, что сможет произвести впечатление на Олесю. Она увидела его, вспыхнула изнутри.

— Ты ко мне? — Голос ее вибрировал от волнения.

— Ну а к кому же…

— А как ты меня нашел?

Олеся смотрела на него в ожидании чуда. И он просто обязан был придумать для нее сказку.

— Ездил всю ночь по городу, смотрел в окна домов. Окно, за которым живешь ты, светилось ярче всех. От твоей красоты.

— Если я такая красивая, почему ты бросил меня?

Олеся выглядела хорошо. Одета так себе, но волосы чистые, начесанные, и макияж яркий. А походка, походка… Ей бы «восьмерки» задницей рисовать, только кому это нужно?..

— Яна меня околдовала… Я же тогда не знал, что она ведьма.

— А сейчас знаешь?

— Сейчас знаю… — Гена открыл дверь своей машины и кивком пригласил Олесю занять в ней место.

Он подкараулил ее возле дома, в котором она жила вместе с Севой. Его не пугала встреча с ее мужем, но лучше обойтись без эксцессов.

Олеся не обманула его ожиданий и села в машину быстро, без всяких возражений.

— А ты куда-то шла?

— Шла, — усмехнулась она. — За хлебом… Больше ни на что денег не хватает.

— Чего так?

Гена отпустил педаль тормоза, и машина плавно стронулась с места. Колесо, велосипед и автоматическая коробка передач — величайшие изобретения в истории человечества.

— А то ты не знаешь, какие зарплаты в милиции.

— Ты служишь в милиции?

— Сева служит.

— А разве ты сейчас с ним?

— Вообще-то он мой муж, — хмыкнула Олеся.

— Вообще-то?

— Вообще-то, — кивнула она. — Угораздило…

— Чего так?

— Да люблю я его, — пожала она плечами. — Да и не за кого больше…

— Такая красивая, и не за кого…

— Ну, ты же меня бросил. — В ее голосе сквозила обида, но еще больше там было надежды.

— Я же не последний мужчина на земле?

— А у меня выбор небольшой: или ты, или Сева. Больше для меня мужчин не существует.

— Приятно слышать. — Гена сделал вид, что поверил.

— Я знала, что рано или поздно ты меня позовешь.

— А я позвал?

— Когда-нибудь позовешь… — В ее голосе звякнула досада.

— С Яной я развожусь…

— Позовешь?

— Ну, если Сева будет не против…

— Да ну его!

— Что такое?

— С ним такая тоска…

— Только на хлеб и хватает?

— Дело не в этом…

— Изменяет?

— Да на службе постоянно. Дома сегодня не ночевал…

— Дежурство?

— Да нет, там какого-то крутого завалили, у них там аврал…

— А Настя в числе подозреваемых?

— Настя?! Какая Настя?

— Солохина.

— А почему она должна быть в числе подозреваемых?

— Не знаю. Знаю только, что Сева ее всю ночь пытал. В гостинице «Кубань».

— Вот сука!

— Думаешь, она во всем призналась? — усмехнулся Гена.

— Как же она меня уже достала!

— Меня тоже. Вбила себе в голову, что я ее на иглу посадил.

— Да, она мне говорила, — кивнула Олеся.

— Требует материальной компенсации. А сто тысяч долларов на дороге не валяются… Лучше я тебе компенсирую…

— За что?

Гена взял Олесю за руку, поцеловал пальчики.

— За годы, проведенные без меня.

— Ты можешь просто на мне жениться.

— Я думаю над этим…

Олеся нужна была ему, и он готов был обещать ей все что угодно. Но сначала он должен наказать старшего лейтенанта Лебедева и наставить ему рога. А заодно он освежит воспоминания. Когда-то Олеся творила чудеса в постели. Вряд ли она откажется от своего волшебства…

* * *

Если есть женщины, которые не нуждаются в салонах красоты, то Яна Бастурмина — одна из них. Черты лица у нее четкие, ярко выраженные, а волосы густые, пышные — она бы и без косметики, без укладки смотрелась очень хорошо. Но все же макияж и прическа лишними не назовешь. Роскошная женщина, и непонятно, чего не хватает подлецу Бастурмину, если он собрался разводиться с ней.

— Здравствуйте, — кивнул Сева, не без восхищения глядя на Яну.

Она кивнула, сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но вдруг замерла. Дошло до нее, что Сева встал у нее на пути не ради знакомства. Замерла, повернула к нему голову:

— Что такое?

— Старший лейтенант милиции Лебедев.

Он предъявил удостоверение, но Яна окинула корочки поверхностным взглядом.

— Да, я вас слушаю.

Она только что вышла из салона, и от нее, можно сказать, пахло свежей красотой. И сама она вся как мягкое дуновение весеннего ветра… Сева вдруг понял, что ему придется сделать над собой усилие, чтобы устоять перед этим искушением. Он любит Настю, и эта самая лучшая на свете женщина ответила ему взаимностью. Что ему еще надо? Да и Олеся у него ничем не хуже Яны. Одевается не так роскошно, и парфюм у нее средненький, ну и в салоны красоты она ходит лишь по большим праздникам. Зато костюм Евы у нее в идеальном состоянии…

— Мне бы хотелось с вами поговорить.

— О чем?

— О личной жизни.

— Извините.

Яна снова сделала попытку его обойти, но Сева мягко взял ее за руку и удержал. А рука у нее такая упругая, гладкая. Тонкая полупрозрачная материя сарафана создавала ощущение голой кожи. На какой-то миг Севе показалось, будто он держит в своих объятиях обнаженную женщину.

— Я слышал, вы разводитесь с мужем.

А сарафан у нее летний. Как и должно быть. А красивый шифоновый шарфик, повязанный вокруг шеи, плохо сочетался с ее нарядом. Хотя бы потому, что на улице жара.

— Вас это не касается! — Яна возмущенно глянула на него.

— Ну, я бы так не сказал… Дело в том, что ваш муж может переключиться на мою жену.

Сева просто обязан был расположить Яну к себе. Этот цветок мог раскрыться перед ним только в атмосфере взаимного доверия, создать которую должна была общая тайна.

— Мой муж — на вашу жену? — Яна заинтригованно глянула на него.

— Он бросил Олесю, чтобы жениться на вас.

— Олесю?

— Знаете такую?

— Да, конечно…

— Она моя жена.

— Да?

— И у меня есть подозрение, что ваш муж встречается с ней.

Сева говорил достаточно убедительно. Хотя бы потому, что Олеся действительно могла изменять ему с Геной. Во всяком случае, он бы не удивился.

— Интересно.

— Я знаю, вы обращались за содействием к Алику Ругалю…

— Кто вам такое сказал? — Яна смотрела на него большими глазами.

— Ну, вы же в курсе, что в Ругаля стреляли. А я веду розыск по этому делу.

— Розыск?

— Да, мы ищем организатора преступления.

— А при чем здесь я?

— Яна, вам нужно успокоиться. И охладиться. Как насчет мороженого? — Сева показал на летнее кафе неподалеку.

Четыре столика под навесом, людей нет — идеальный вариант для деликатного разговора.

— Ну, хорошо.

Они прошли в кафе, Сева сделал заказ. С деньгами у него, как обычно, туговато, но на мороженое для дамы пока что еще хватало.

— Вы меня в чем-то подозреваете? — спросила Яна.

— А почему я должен вас подозревать?

— Ну, я действительно обращалась к Алику за содействием… И даже… — Она запнулась, в легком замешательстве глянув на Севу.

— Спали с ним? — Он должен был поставить вопрос ребром.

— Он очень сильно меня обидел… Но как я могла его убить?.. В него стрелял снайпер, а я даже ружья в руках не держала…

— Вы знаете, что стрелял снайпер?

— Ну конечно, Геннадий об этом говорил…

— Он знает, кто мог стрелять?

— Почему он должен это знать?.. Вы подозреваете его?

— Насколько я знаю, Алик Ругаль давил на вашего мужа. А Геннадий человек гордый, самолюбивый… И опять же, Ругаль спал с его женой… — Сева кашлянул в кулак. — То есть с вами…

— Ну да, Геннадий такой.

— И он мог заказать Алика?

— Я этого не говорила.

— Но вы не сказали, что ваш муж не знает про вашу измену.

— Он знает. — Голос у Яны дрогнул.

— А вам он не угрожает?

Яна закрыла глаза, щека у нее дрогнула, губы плаксиво изогнулись.

— Угрожает?

— Я боюсь идти домой.

— Зачем вы надели шарфик? — Сева провел пальцами по своей шее.

Яна вздохнула и сняла шарфик. Нежная кожа шеи хранила на себе синяки — следы чьих-то пальцев. Нетрудно догадаться чьих.

— Он меня чуть не задушил.

— Ваш муж?

— Ну, он уже не считает себя моим мужем… Я думала, он меня убьет…

— Этого нельзя допустить.

— Вы должны об этом знать… Если вдруг… Впрочем, мне уже будет все равно.

— Когда Геннадий узнал, что вы спали с Ругалем?

— Вы задаете такие вопросы… — возвращая шарфик на место, тихо, но с возмущением сказала она. — Уши в трубочку сворачиваются.

— Ну, если вы хотите, чтобы я вас защитил, вам ничего не остается, как помогать мне в расследовании, — деловито сказал Сева.

— А я хочу, чтобы вы меня защищали? — заинтригованно глянула на него Яна.

— Я не знаю. Поэтому и спрашиваете.

— Спрашиваете?

— Вы хотите, чтобы я взял вас под свою защиту?

— И как это будет выглядеть?

— Ну-у… — Этот вопрос загнал Севу в тупик.

Действительно, как это будет выглядеть? Привести Яну к себе домой? Так Олеся сама ее убьет… А тайной квартиры у него нет. Разве что с начальством поговорить. Но тогда придется раскрыть карты, сдать Бастурмина как подозреваемого, а так хочется взять его за жабры без чьей-либо помощи. Если он раскроет это дело, никто не посмеет назвать Севу сырым опером.

— Не надо брать меня под свою защиту, — Яна глянула на него с двояким чувством, там и благодарность за заботу, и разочарование.

— Может, нам лучше вывести вашего мужа на чистую воду? — спросил он.

— На чистую воду?

— Вдруг это он заказал Ругаля?

— Я не знаю… — Яна в раздумье пожала плечами.

— Не знаете, говорить или нет?

— Я не могу вам ничего сказать! — Она испуганно глянула на него.

Но боялась они не столько Севу, сколько своих мыслей.

— Ваш муж может убить и вас, и вашего ребенка.

— И Дениску? — нахмурилась она.

— Бешенство — процесс неконтролируемый.

— Да, пожалуй, вы правы.

— В любом случае вам не жить с Геннадием. Будет бракоразводный процесс…

— Ничего не будет, — качнула она головой. — Я отказываюсь от имущества.

— Вас заставляют от него отказаться, — уверенно сказал Сева.

Яна кивнула, обреченно глянув на него.

— А если мы посадим Геннадия, то никакого развода не будет. И вы станете вдовой…

— Вдовой?

— В тюрьме Гена долго не протянет. За Ругаля он ответит своей головой… Не думаю, что вас обрадует такая перспектива.

— Да, это ужасно, — кивнула Яна.

— Но это лучше, чем погибнуть самой.

— Ну, не знаю…

— А нужно знать, — сказал Сева. — Ваша судьба в ваших руках.

— Вам так нужно избавиться от моего мужа? — Яна глянула на него с осторожным осуждением в глазах.

— Если ваш муж виновен, он просто обязан понести наказание.

— А может, все-таки дело в вашей жене?

— Олеся здесь ни при чем.

— Но в уме вы ее держите.

— Ну, вы же тоже не хотели разводиться с мужем.

— Если я что-то узнаю, я вам позвоню…

Сева оставил Яне номера домашнего и рабочего телефонов, заранее поблагодарил ее взглядом. И ушел.

Не успел он вернуться в управление, как попал в круговорот событий. Нужно было взять двух бандитов, которые могли быть причастны к покушению на Ругаля. Собровцы запаздывали, а время поджимало, поэтому пришлось действовать по старинке — собственными силами.

Бандитов брали на квартире. Дверь снесли с одного удара, ворвались в дом, скрутили обоих. Все обошлось, если не считать синяка, который Сева получил под глаз.

Задержанных доставили в управление, там их прессанули по полной программе. Один браток поплыл конкретно. Но Барбамбию и кого-либо из его окружения не сдал. Он всерьез считал, что Веселовская братва к этому делу отношения не имела.

Работа еще шла полным ходом, когда позвонила Олеся. И чуть ли не ультимативно потребовала, чтобы он был сегодня дома. Не успела трубка остыть после ее голоса, как позвонила Настя. Сева рвался к ней, но вынужден был перенести встречу на следующий день. А потом должна была позвонить Яна. И сдать Бастурмина. Но не позвонила. И в десятом часу вечера Сева наконец-то отправился домой.

Глава 16

Настя находилась в одном углу комнаты, Яна — в другом, а Олеся стояла между ними. Настя качала на руках коробку с пиццей, Яна держала — плотно закутанного в пеленки младенца, а Олеся кричала на них обоих. Олеся драла глотку, но ее почему-то не было слышно, зато ребенок плакал хоть уши закладывай. И как-то странно он плакал, как будто телефон звонил.

Олеся вдруг успокоилась, повернулась к Севе и тряхнула его за плечо:

— Ты что, не слышишь?

Он лежал на кровати, а она действительно возвышалась на над ним. А рядом, на столе, звонил телефон.

— Достал ты меня со своей службой!

Олеся бухнулась на бок, накрыла голову подушкой. А он подошел к телефону, взял трубку.

— Севастьян? — тихо, вкрадчиво спросила Яна.

— Слушаю.

— Мне нужно срочно с вами поговорить…

— Может, завтра?

— Завтра уже будет поздно.

— Ну хорошо…

Он глянул на часы — половина второго ночи. Еще спать и спать. Но золото истины дороже сна. А Яна могла оказать неоценимую услугу.

Сева представил, как Бастурмин сидит перед ним в наручниках и дает показания. Одного этого вполне хватило, чтобы проснуться.

— Записывайте адрес.

Уже через полчаса он подходил к старому пятиэтажному дому на улице Свободы. Во дворе ни души, свет горит в считаных окнах. И в подъезде мертвая тишина, подсвеченная лампочками.

А лампочки на каждом этаже, и все горят. Это успокаивало. Обычно, когда готовят покушение, свет стараются потушить.

Он поднялся на этаж, нащупал взглядом номер на двери. Его интересовала тридцать девятая квартира. Он поднес руку к истертой кнопке звонка, но дверь открылась до того, как он на нее нажал.

Яна приоткрыла дверь, бросила взгляд ему за спину, только тогда скинула цепочку. И распахнула дверь:

— Давайте быстрей!

Она казалась такой встревоженной, что Сева невольно оглянулся. Мало ли, вдруг кто-то страшный поднимается по лестнице.

В квартире с самого порога пахло старой мебелью. Этот противный запах давала мебельная моль, которая мало-помалу превращала в труху шкафы, столы, стулья. Мебель древняя, обои старые, местами отклеенные. Зато здесь никого не было, кроме них двоих. Сева обошел всю квартиру, прежде чем начать разговор.

— Что случилось?

— Гена отобрал у меня сына… — Яна крепилась, но с каждым сказанным словом глаза у нее становились все уже.

Еще чуть-чуть, и хлынут слезы.

— А меня выгнал из дома… — всхлипнула она.

— Выгнал?

— А если точней, я убежала… Возможно, он меня ищет… У вас есть пистолет?

Сева отвел в сторону полу пиджака, обнажая рукоять «Макарова».

— Неужели все так серьезно?

— Гена — очень опасный человек. У него своя мафия.

— Наркотики?

— Кто вам такое сказал? — нахмурилась Яна.

— Оперативная информация.

— Почему бы вам не арестовать Гену за наркотики?

— Нет доказательств.

— И у меня нет доказательств… Но я точно знаю, что это Гена заказал Алика.

— Если вы знаете это точно, значит, доказательства у вас есть.

— Кофе будете?

Яна прошла на кухню, он проследовал за ней. Она достала из шкафа турку, банку с молотым кофе.

— Чья эта квартира? — спросил он, усаживаясь за стол.

— Досталась мне по наследству… Раньше руки не доходили, а сейчас надо приводить в порядок, — с рассеянной озадаченностью проговорила она.

— Это если Гена до вас не доберется, — качнул головой Сева.

— А ты здесь зачем? — Яна удивленно глянула на него.

— Ну, вы же позвонили… — Он пока не решился переходить на «ты».

— Правильно, мне нужна защита.

— А информация?

— Информация в обмен на защиту, — кивнула она.

— Мне нужны доказательства…

— Доказательства… А мне поверят?.. Может, я что-то слышала.

— Что?

— Ну, Гена говорил с кем-то по телефону. Сказал, что вопрос по Алику закрываем.

— То есть не закрыли, а закрываем?

— Да, закрываем.

Сева озадаченно поскреб щеку. Да, для него это доказательство. Вернее, подтверждение догадкам. Но для суда этого ох как мало. О каком Алике шла речь? И что это значит — закрыть вопрос? Где здесь прямое указание на убийство?.. Да и Яна источник ненадежный. Муж собирается разводиться с ней, и она хочет ему отомстить. Чем не мотив для оговора?

— Только я вам этого не говорила, — спохватилась Яна.

— И на суде не подтвердите?

— На каком суде?! Я что, похожа, на сумасшедшую…

— Пока Гена не сядет, он так и будет бегать за вами. И ребенка не отдаст.

— Ну, ребенок… За Дениску я не переживаю. У нас дома няня, есть кому за ним смотреть. И Гена в обиду не даст, он отец хороший… А придет время, я верну сына.

— Само это время не придет.

— Ну, мы с тобой его поторопим… Ты же что-нибудь придумаешь? — Яна глянула на него как женщина, робкая на вид, но смелая в душе. Как женщина, готовая предложить близость в обмен на заботу и безопасность.

— Я думаю.

— Тебе идет, — нежно улыбнулась она.

— Что идет? — не понял Сева.

— Думать… Давай пить кофе!

Яна достала из посудного шкафа две чайные чашки, заглянула в них с таким видом, как будто думала увидеть там таракана. Покачала головой, открыла кран, вымыла одну кружку, другую. И подставила их под кофе.

— Тебя это взбодрит, — сказала она, поставив перед ним чашечку с вареным кофе.

— Я так понял, мне нужно заступить на пост.

— Ну, если хочешь, можешь лечь ко мне в постель. — Яна в раздумье пожала плечами.

Она задумалась всерьез и крепко, но с той озадаченностью, с какой хозяйка решает, что ей купить на борщ, говядину или свинину. Все переживания на поверхности, а внутри полное равнодушие. Как будто ей все равно, с кем спать, с мужем или с посторонним мужчиной… Но, возможно, Сева просто не так ее понял.

— К тебе в постель? — Кофе вдруг стал чересчур горячим.

Более того, у Севы возникло желание смочить лоб холодной водой, чтобы его охладить.

— Ну, ты не будешь приставать? — с наигранной наивностью спросила она.

— Нет, не буду… У меня жена есть…

— Которая спит с моим мужем.

— Ну, спала.

— И сейчас спит, — ничуть не сомневаясь в том, сказала Яна.

— Кто тебе такое сказал?

— Гена… Я говорила с ним, он во всем сознался… Я думаю, это будет справедливо. Мой муж спит с твоей женой, а я буду спать с тобой… Но не приставать! — озорно улыбнулась она.

— Нет, конечно.

— А почему «конечно»? — Яна вдруг расстегнула боковую молнию на платье.

— Ну, это неправильно…

— Думаешь, я не знаю, что ты изменяешь своей жене?

— Я изменяю?

— С Настей… Ты за нее заступался, ты с ней спал в «Кубани».

— Гена сказал?

— Спал?

Яна распустила волосы, тряхнула головой, и они рассыпались по плечам. И ротик приоткрыла, как это делают женщины в ожидании страстного поцелуя.

— Ну, я люблю Настю…

— Кофе выпил? — спросила Яна.

Сева кивнул, взял кружку и осушил ее до дна. Кофе не успел остыть, но он показался ему холодным. А пить очень хотелось. К тому же нужно было смочить вдруг пересохшее горло.

— Пошли?

Яна взяла его за руку, и он пошел за ней, как тот телок на веревочке. Очнулся он в спальне, перед старой, слегка перекошенной кроватью. Яна уже сняла платье и стояла перед ним в одной короткой комбинации. И выглядела запредельно сексуально.

— Я не могу, — качнул головой Сева, вспомнив о Насте.

Олесе он изменить мог, а ей — нет. А раз не мог, то и не надо.

— Ты пока подумай. — Яна обиженно глянула на него и нырнула под одеяло.

— Я в окно гляну, может, Гена там.

— Далеко не уходи.

— Да, конечно.

Ноги у него вдруг стали ватными, веки налились тяжестью. Но это неудивительно. Устал он очень за последнее время, спал мало, а время позднее, и все это давало сейчас о себе знать. Может, из-за этого Яна не смогла вдохновить его на героическое преступление.

Сева подошел к окну, отвел занавеску, глянул вниз, но не сразу и с трудом осознал, что отсюда не виден двор. И не заметить ему подъезжающую машину с Геной. Он отошел от окна, его потянуло вниз, опустился на кровать. А Яна тут как тут.

— Снимай пиджак.

Сева усмехнулся, податливо вытягивая руку. Да, она его разденет, а толку? Все равно ничего не выйдет. Слишком тяжелый сон овладевал им, чтобы Яна могла на что-то рассчитывать. Не сможет он в таком сне… Да и сопротивляться не было сил. Спать, спать…

* * *

Настя с силой трясла за плечо:

— Вставай! Вставай!

Но Сева не мог открыть глаз, настолько сильно хотелось спать. Глаза у него были закрыты, но при этом он мог видеть Настю. Что-то здесь не то.

— Вставай давай!

Настя тряхнула его за плечо с новой, мужской силой. Сева открыл глаза и увидел широколицего мужика с маленьким вздернутыми носом. И рот подтянут кверху, и глазки близко посажены. Одно маленькое лицо на другом, большом. Где-то он видел этот формат.

— Проснулся?

Сева узнал мужчину. Майор Юшко, начальник уголовного розыска Первомайского РОВД, Но почему он такой серьезный? Ему-то какое дело, проспал Сева службу или нет? И что он делает здесь, в этой квартире, где Сева заснул вчера в одной постели с Яной?

И еще Сева не мог понять, почему голова у него такая трескучая и тяжелая. Он же засыпал вчера, то есть сегодня, от усталости, откуда тогда сейчас похмелье? Ощущение такое, как будто литр водки всосал…

Сева повернул голову влево и увидел Яну. Она лежала на кровати в своей комбинации, но в неестественной позе. Голова повернута в одну сторону, рука отброшена на всю длину в сторону. Она не дышала, и Сева понял это, не глядя на ее грудь.

Он встрепенулся, вскочил, хотел нащупать пульс на ее шее, но вдруг понял, что на руках у него стальные браслеты. Юшко сначала защелкнул на его запястьях наручники, а затем уже разбудил.

Мало того, Сева заметил еще и экспертов — медика и криминалиста. Они стояли возле кровати и с осуждением смотрели на него. А они уже, похоже, успели поработать. Пока он спал. И осмотрели, и сфотографировали.

Сева еще раз глянул на Яну. Следов крови не видно, зато на шее синяки. Ее, похоже, задушили. Чем? Удавкой? Вряд ли. Руками? Может быть.

Сева посмотрела на свою руки, перевел взгляд на криминалиста, с которым однажды работал. Возможно, Олег Максимович успел даже снять соскобы с его рук. А кого им еще подозревать?

— Ну чего зыркаешь? — с усмешкой спросил Юшко. — Давай, рассказывай.

Сева осознал, что лежит в одних трусах.

— А пистолет где? Документы? — спросил Сева.

Каждое слово болью отдавалось в голове, но кривился он не от этого. Он еще не совсем разобрался в происходящем, но уже ясно одно: над ним висела большая дамоклова жопа. Она еще не накрыла его с головой, но уже дурно пахла.

— Здесь. И пистолет здесь. И документы… И бутылка водки… — Юшко кивком показал на стол где-то рядом с кроватью.

— И половой акт установим, — добавил криминалист, все так же с укором глядя на Севу.

— И факт убийства докажем, — кивнул Юшко.

— Я не убивал.

— А больше некому… Кто она такая? — Майор взглядом показал на Яну.

— А документов нет?

— Документов нет.

— Странно, Яна убежала от мужа, спряталась здесь… Может, не смогла забрать документы… Но как же тогда она смогла взять ключи от квартиры?

Голова раскалывалась от боли, отказывалась соображать, но Сева просто обязан был думать, задавать вопросы, искать на них ответы. Он угодил в яму, из которой его мог вытащить мозговой штурм.

— Что ты там лопочешь? — усмехнулся Юшко.

Он не торопился поднимать Севу с постели, тащить его в машину, везти в отдел. Он смотрел на него как ботаник на лягушку — в ее естественной среде обитания, прежде чем препарировать и заспиртовать в банке.

— Я рассуждаю.

Сева мог возмутиться, но положение сдерживало. Он в одних трусах, в окружении враждебно настроенной среды, рядом с трупом, но все же в относительном спокойствии. Его не хватают, на тащат, а значит, есть возможность объясниться на месте. И доказать свою невиновность.

— Ну, ну… — Одну руку майор приложил к животу, локтем другой на нее оперся, а кулаком подпер подбородок.

Терпения у него немного, но все же он готов посвятить его Севе. Лишь бы услышать правду.

— Это Яна, жена Бастурмина.

Юшко кивнул. Да, его устраивал такой ход разговора. Но тут же он качнул головой. А кто такой Бастурмин, он не знал.

— Вы меня, товарищ майор, знаете. Я сейчас служу в РУОП, мы работаем по делу Ругаля.

— Это которого Барбамбия замочил?

— Все думают на него, а на самом деле Ругаля заказал Бастурмин. И Яна мне вчера об этом сказала…

— Здесь?

— Здесь.

— В постели?

— Нет, на кухне… В постели я оказался потом… Она напоила меня кофе… И после этого я стал засыпать. Думал, от усталости, а меня подпоили… — Сева кивнул, утверждая свою догадку. — После чего подставили.

Теперь он знал, почему заснул так быстро и без шансов на спасение.

— Кто подпоил? Яна?

— Выходит, что да…

— Зачем? Чтобы затем задушиться и подставить тебя? — Юшко едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

И Олег Максимович сжал пальцами переносицу, как это делают, демонстративно сдерживая смех.

— Значит, она не знала, что ее собираются убить. — Сева чувствовал себя лягушкой, в брюхо которой воткнули шило.

— Не знала?

— А Бастурмин мог ее убить… За то, что она ему изменила…

— С тобой?

— Нет, с Ругалем.

— А с тобой?

— Со мной ничего не было.

— А почему ты спал в обнимку с трупом?

— Я спал в обнимку?

— И в одних трусах.

— Я же говорю, это подстава… Бастурмин хочет убить сразу двух зайцев. И Яну наказать, и меня под статью подвести…

— Мы не видели здесь никого. Видели только тебя. И бутылку водки…. И перегаром от тебя несет… Может, водку в тебя насильно влили?

— Да, насильно.

— А больше ничего насильно не сделали?

— Товарищ майор, не надо со мной так… — обиженно поморщился Сева. — Яна реально изменила Бастурмину. Он собирался с ней разводиться, а Яна пожаловалась Ругалю. И он запретил Бастурмину разводиться. А Бастурмин его за это заказал…

— Слышь, Максимыч, ты со своей женой разводиться не собираешься? — насмешливо спросил Юшко.

— Да вроде нет.

— А то, если вдруг, можешь смело подавать на развод. Ругаль за нее сейчас заступиться не сможет.

— Яна была любовницей Ругаля. А Бастурмин ее у него увел…

— А потом она переспала с Ругалем?

— Да. Расплатилась с ним.

— А ты ее за это задушил.

— Да не душил я ее!

— Душил. Просто ты не помнишь… Приревновал ты ее наяву, а задушил во сне.

— Да не ревновал я ее! — сквозь зубы процедил Сева.

— Ревновал. А она сопротивлялась… Что это? — Юшко провел пальцами над его плечом.

А там царапины, причем свежие.

— Покойница даже ноготь себе сломала… Ты ее душил, а она сопротивлялась…

— Не душил я ее.

— Водка ее задушила. Так бывает. И ты, Лебедев, это прекрасно знаешь… Давай так, я тебя знаю, мы вместе работали по делу… э-э, по делу… — Юшко махнул рукой. Действительно, сейчас не важно, что было в прошлом. — В общем, я даю тебе возможность облегчить свою вину. Ты сейчас во всем признаешься, а мы оформляем тебе явку с повинной.

— Кстати, а как вы узнали, что здесь произошло убийство? — спросил Сева.

— Соседи позвонили. Сказали, что женщина в квартире кричала…

— В этой квартире?

— В этой.

— А кто конкретно звонил?

— Не важно, кто звонил. Важно, что звонили по делу.

— А какая женщина кричала?

— Лебедев, не валяй дурака.

— Если Яну душили, как она могла кричать?

— Значит, она кричала до того, как ты начал ее душить.

— Дичь. Натуральная дичь! — Сева приложил сжатые кулаки к своему лбу.

— Явку с повинной оформлять?

— Да не убивал я!

— Ну что ж, будем оформлять приводом. — Юшко бросил на кровать брюки. — Собирайся!

— Да, конечно, — обреченно кивнул Сева. — Только прошу вас, еще раз осмотрите здесь все. Вдруг тут было еще и третье лицо. Кто-то же задушил Яну.

— Осмотрим, — в раздумье глядя на него, неуверенно пообещал криминалист.

— Вдруг сами окажетесь в таком положении.

— Это вряд ли. Но поработаем.

На этот раз обещание прозвучало более уверенно. Но чутье подсказывало Севе, что следов постороннего вмешательства эксперты найти не смогут. Бастурмин в таких делах ошибок не допускает. А осечка может произойти лишь с теми, кто идет против него.

Сева с горечью усмехнулся. А ведь он, кажется, собирался подбросить Бастурмину наркотики. Собирался рыть яму, в которую сам же и угодил.

Глава 17

С утра зарядил дождь. И это не летний ливень, а осенняя нудь, но расстраиваться было глупо. После долгой жары немного сырой прохлады — в радость. И экономия электроэнергии опять же, а то кондиционеры работали на износ.

Но прохладно стало сейчас, а ночью было жарко. Настя помнила, как проснулась в третьем часу и до самого утра думала о Севе. Совсем недавно она с такой легкостью обходилась без мужчин, а сейчас одиночество просто невыносимо. И так хочется поскорее увидеться с ним.

Настя собиралась звонить Севе, когда дверь открылась и в кабинет вдруг вошел Бастурмин. Как будто какая-то дьявольская сила внесла его в помещение. Внесла, поставила на пол, а сама переместилась к Насте, чтобы со всей силы надавить на грудь. Да так, что невозможно стало дышать.

— Зачем? — хлестко и зло спросил Бастурмин.

— Что зачем? — не поняла Настя.

— Зачем ты убила Яну?

Он смотрел на нее, ничуть не сомневаясь в том, что говорил. Как будто Настя на самом деле убийца.

— Убила Яну?! — обомлела она. — А ее что, убили?

— Не притворяйся!

Бастурмин подошел вплотную к ней, рукой взял за горло, надавил. Настя уперлась, но против резкой мужской силы устоять не смогла. Вдобавок еще и стукнулась затылком о стену.

— Что ты делаешь?

— Вот так! Вот так твой Сева ее задушил?

— Сева?! Задушил?! Что ты такое говоришь?

Бастурмин держал ее за горло, но пальцы сжимал не очень сильно. Она попыталась оттолкнуть его, только тогда он сжал их сильней. Настя поняла, что лучше не сопротивляться.

— Сева задушил мою Яну! И ты мне за это ответишь! — Бастурмин смотрел на нее люто, но не взбешенно.

Смотрел, вчитывался в Настю, думал, анализировал. Но при этом он твердо придерживался своего заблуждения. А ведь он должен был видеть в ее глазах переполох, удивление. Он должен был понять, что Настя ничего не знала про убийство. И сама новость ее потрясла до глубины души.

— Где Сева? — спросила она, с трудом выталкивая слова.

— Закрыли твоего Севу. Но отвечать он будет не перед судом, отвечать он будет передо мной. Сразу после тебя!

— Как он мог убить Яну?

— Я же сказал, вот так!.. — Бастурмин с силой сжал одну руку, но этого ему показалось мало, он подключил вторую. И полностью пережал приток воздуха. И еще Настя стала терять сознание от недостатка воздуха. — Вот так он ее задушил!..

Очнулась на полу. Она сидела, спиной прижимаясь к стене, а плечом — к шкафу, а Бастурмин стоял над ней и лил на голову воду из графина. Настя должна была убрать голову, но она задрала ее, открыла рот и подставила его под струю. Она страшно хотела пить, а потому жадно хватала губами воду. А Бастурмин стоял над ней и презрительно, со злорадством усмехался. И Настя поняла, почему он скалится. Он не просто лил воду, он мочился на нее. И любой, кто наблюдал бы за этим действием со стороны, подумал бы так же. Настя шарахнулась, поднялась.

Ее качнуло, каблук подвернулся, но все же она удержала равновесие.

— Зря ты это сделала. — Бастурмин смотрел на нее пристально и беспощадно.

— Что я сделала?

— Я знаю, ты хотела мне отомстить. Но ничего не было, пока не появился Сева. И началось…

— Ничего не началось.

— Сначала ты попыталась стравить меня с Ругалем.

— Ничего я не пыталась.

— Но Ругаль вышел из игры. Тогда ты взяла в прицел Яну.

— Не брала я ее в прицел.

— Сева взял. Чтобы убить. И сделать мне больно.

— Не было ничего такого.

— Было. И Яна мертва. А мой сын остался без матери. Вот и как мне теперь быть?

— Сева не мог ее убить.

— Сева с ней спал.

— Как спал?

— Как спал, так и задушил. Не поднимаясь с постели… Я не хочу говорить об этом.

— Не мог он с ней спать.

— Он с ней спал. И ты это знаешь.

— Нет! — Настя мотнула головой так, что хрустнули шейные позвонки.

— Я тебе этого никогда не прощу, — внешне спокойно, но с клокотанием в душе сказал Бастурмин.

— Я ничего не знаю!

— Зачем ты требовала у меня извинений?

— Я не требовала.

— Опять врешь. Сева был у меня. Он требовал.

— Я не знала.

— Опять не знаешь… Как я могу тебе верить?

— Но это правда.

— А я тебе не верю… Мне придется тебя убить.

— Убить?!

Глядя на Гену, Настя пронзительно поняла, что это чудовище может убить.

— Но сначала я втопчу тебя в грязь. И ни одна сволочь тебе не поможет.

Перед глазами у нее пронеслись шприцы, ампулы, жгуты, собственные затуманенные наркотиками глаза. Увидела она и перекошенное от похоти лицо Сластика. Так же перед мысленным взором всплыла печка, из огня в которой появился Симон…

— Нет! — в ужасе простонала она.

Сева знал, кто такой Бастурмин. Он просил Настю не связываться с ним… Но ведь он сам полез к нему. И еще задушил его жену… И кто теперь ее защитит?

— Ты должна была забыть обо мне раз и навсегда.

— Я забыла!

— Ты знала, что у меня ресторанный бизнес. Зачем ты полезла в общепит? — Гена смотрел на нее, взглядом пытаясь пригвоздить к стене.

— Так вышло… Мама работала в столовой, она попросила меня помочь…

— Ты к чему-то стремишься. Ты уже многого добилась… Ты хочешь стать сильнее меня?

— Нет.

— Да… Ты собиралась мне отомстить. И ты мне отомстила.

— Не мстила я тебе.

— Мне сейчас не до тебя, и, мой тебе совет, воспользуйся этим. Чем раньше ты исчезнешь из города, тем лучше.

— Исчезнуть из города?

— Продай свой бизнес. И сваливай, пока не поздно.

— Я не могу продать свой бизнес… Кто его купит?

Бастурмин поднял руку, глянул на часы и с них перевел взгляд на Настю.

— Время пошло.

Он ушел, а она опустилась в кресло, оцепенело глядя перед собой. И вдруг поняла, что ее руки свисают плетьми. Неужели она опустила руки? Неужели она испугается какого-то подонка?

* * *

Следователь Морохов дослуживал последние месяцы до льготной выслуги лет. Будет он служить дальше или нет, не знал никто, кроме него самого. Но Сева слышал, как он трепался в курилке со своими коллегами. Достала его служба, хочется поскорее уволиться и вместе с женой поселиться на даче. О садочке, о морковке и лучке он рассказывал с таким упоением, как будто не было ничего милее для души. Возможно, о своей даче он мечтал и сейчас, тусклыми своими глазами глядя на Севу. Может, уже мысленно писал рапорт об увольнении со службы, на которой он так и не смог сделать карьеры. Рядовой следователь в рядовой прокуратуре.

Но как бы ни относился Морохов к своей службе, как бы вяло ни выглядел, дело свое он знал. И на Севу смотрел как охотник на взятого в прицел кабанчика. Вряд ли его интересовала благодарность от начальства, но в Севу он вцепился крепко.

А может, он был для него картошечкой с дачи. Которую нужно было посадить… Как бы то ли было, а копал он глубоко.

— Вот показания вашей супруги, Лебедевой Олеси Петровны. — Морохов достал из папки несколько листов, но протягивать их Севе не спешил. — Вечером указанного дня вы пришли домой в состоянии алкогольного опьянения. А вы утверждаете, что были совершенно трезвым. И как мне теперь вам верить?

— Олеся сказала, что я был пьян? — удивленно вскинулся Сева.

— Вот протокол допроса. Можете ознакомиться.

— Зачем? Я в любом случае не изменю своих показаний. Как было, так и говорю. Я был совершенно трезв, ночью мне позвонила Яна Бастурмина, я поднялся и поехал к ней.

— В каком часу?

— В половине второго ночи.

— А вашу супруга утверждает, что вам позвонили в половине двенадцатого.

— Нет, Яна позвонила мне в половине второго.

— И кто из вас врет? — усмехнулся Морохин.

— Олеся может просто ошибаться.

Олеся могла плясать под дудочку Бастурмина, в угоду ему очерняя мужа. Но Сева об этом говорить не хотел. Он сам служил и знал, какое у следствия отношение к версиям о всяких там подставах. Это в кино, в книгах такие зигзаги на каждом шагу, а в жизни все гораздо проще. Тем более что Сева мог надраться в хлам, лечь в постель к Яне и там ее задушить. А половой акт у них был, экспертиза это доказала. Как там Бастурмин химичил, Сева мог только догадываться, но сделал он все на совесть, не подкопаешься.

Только вот зачем он жену свою убил? Вернее, почему Яна ему помогала, если знала, что умрет? Скорее всего, она просто не знала, какая судьба ей уготована. Возможно, Бастурмин обещал ей сладкий приз, а расплатился горькой смертью…

— Еще ваша супруга призналась в том, что состояла в интимных отношениях с гражданином Бастурминым. — Морохин выложил очередной козырь.

И Сева ему поверил. И вместе с тем убедился в том, что Олеся действительно состояла в сговоре с Бастурминым. Как тогда, когда он набил морду этому подонку. Бастурмин тогда подсунул ему Олесю, чтобы разлучить их с Настей. А сейчас он разлучал его со свободой. И с той же Настей.

— Зачем она это сказала? Какой в этом смысл? — мрачно усмехнулся он.

— Ваша супруга объяснила, почему вы могли сойтись с потерпевшей. Гражданин Бастурмин гулял с вашей женой, а вы загуляли с его.

— Я не знал, что Олеся изменяла мне. А если бы знал, я просто бы набил Бастурмину морду.

— Вы были у него в офисе, вы угрожали ему расправой.

— Но морду ему не набил. И разговора насчет Олеси не было.

— Разговор был насчет Насти Солохиной, вы требовали, чтобы гражданин Бастурмин извинился перед ней.

— Вы знаете за что?

— Да, Бастурмин редкая сволочь, — не мог не признать Морохин. — Но, возможно, это и объясняет вашу неконтролируемую агрессию. Возможно, в постели с Яной Бастурминой вы душили ее мужа.

— Я ее не душил. И ее мужа тоже.

— Но вы же не станете отрицать, что у вас был конфликт с гражданином Бастурминым?

— Нет.

— И ваша неприязнь к нему могла перекинуться на Яну.

— Я не душил Яну. И если вы ждете от меня признания, вы его не получите.

— Все факты против вас.

— Я знаю.

— Обвинение вам предъявлено.

— Да, я знаю, завтра меня отправляют в СИЗО.

— А потом суд. И приговор. Возможно, высшая мера… Если вы, конечно, не признаетесь, что душили Яну Бастурмину в состоянии сильного душевного волнения.

— Ну да, главное — признаться, — усмехнулся Сева. — А потом состояние сильного душевного волнения переквалифицируют в состояние сильного алкогольного опьянения…

— Ну вот, вы уже ищете лазейки, — с едкой иронией глянул на него Морохов. — Но пока что находите тупики.

— У меня сейчас только один тупик. В который загнал меня Бастурмин. Чтобы я не смог доказать его вину. Это ведь он заказал Ругаля. И Яна это знала.

Следователь поморщился так, как будто его сначала напоили горькой микстурой, а затем дали понюхать нашатырный спирт.

— Я же говорю, что это тупик.

Никто не верил Севе. Один только Жильцов попытался проанализировать ситуацию, но нашел в ней массу изъянов. Не той величины Бастурмин фигура, чтобы бросить вызов Ругалю. Тем более из-за жены. Но с Бастурминым он встречался, говорил с ним. Но сторону Севы так и не принял…

А может, и не виноват был Бастурмин в гибели Ругаля. Может, Яна нарочно подыграла Севе, чтобы покрепче привязать к себе. И чтобы он затем пошел у нее на поводу — на бойню. А Бастурмин мог наказать его только за то, что Сева угрожал ему. И еще Сева мутил воду, пытаясь уличить его в покушении на Ругаля…

— Ты еще молодой, — сказал Морохов. — Если признаешь вину, получишь пятнашку. Но не вышку. Отсидишь, в сорок лет выйдешь… Поверь, в сорок лет жизнь только начинается.

— Устал я, Александр Николаевич. Или дальше жмите, или давайте отпускайте.

— На свободу?

— В камеру… Там сейчас моя свобода, — горько усмехнулся Сева.

Он понимал, что его подставили без шансов. Куда ни кинь, всюду клин. А значит, от тюрьмы не отвертеться. К высшей мере вряд ли приговорят, но пятнадцать лет влепить могут запросто. Так что хочешь не хочешь, а нужно привыкать к жизни за решеткой.

Об этом он думал и по пути в свою камеру. А когда дежурный сотрудник открыл дверь, с горечью усмехнулся себе под нос. Домой он вернулся. А там жена, дети… Будет ему жена и все остальное…

Но на койке действительно сидела женщина. Настя поднялась ему навстречу, обняла его.

— Откуда ты?

— Ну, ты же говорил — к Жильцову, если что, обращаться.

— Обращалась?

— Как видишь.

— Говорила с ним?

— Говорила, — вздохнула Настя.

— Дело дрянь.

— Я пыталась его убедить… Говорила, что Бастурмин ко мне приходил. Говорил, пугал, угрожал.

— Он был у Бастурмина.

— И что?

— Не знаю.

Жильцов, конечно, мог пригрозить Бастурмину. Но послушается ли он?

— А если он меня убьет?

— Не убьет… Вспомни, сначала он отказался извиняться перед тобой. А потом пришел. Почему? А чтобы отношения со мной не обострять. Чтобы я не наседал на него. И не вышел на его след. А я вышел. И тогда он решил меня убрать…

— А ко мне зачем приходил?

— Чтобы обвинить нас в смерти своей жены. И чтобы все знали, как сильно он ее любил…

— А он разводиться с ней собирался. И Ругаль на него наехал.

— А кто об этом знает? Где Ругаль? Где Яна?.. А где я?

— Все будет хорошо. — Настя снова обняла Севу и крепко, до дрожи в теле прижалась к нему.

— Кстати, Яна знала, что мы были вместе… Она все про меня знала. Бастурмин все обо мне знал. Он следил за мной. Он следит за тобой… Он очень опасный человек.

— Ты это мне уже говорил.

— Но сам же себя не послушался… Ничего, я еще до него доберусь.

— Я знаю, ты ни в чем не виноват. И я постараюсь это доказать.

— Как?

— Ну, адвоката я уже наняла… А толку? — Настя уныло пожала плечами. — Он доказательства искать не будет.

— И ты в это дело не лезь.

— Не лезь… Мне бы самой от этого козла отбиться.

— Я попробую поговорить с Жильцовым…

— Я говорила… Предложила ему деньги, — тихо сказала Настя.

— Деньги?

— За крышу… — еще тише добавила она.

— И что?

— Обещал подумать…

— И свидание устроил, — усмехнулся Сева.

— Ну да, помог… А насчет крыши… Я же не могу платить и вашим, и бандитам…

Сева до хруста сжал зубы. Если вдруг на Настю наедут, он даже не сможет ей помочь. И на Жильцова надежды мало. Хорошо, если он возьмет Настю под свою персональную защиту, а если нет? Сева воздействовать на него не мог. Слишком уж мало проработал в одной связке с Жильцовым, чтобы сдружиться с ним по-настоящему. Скоро Юрий Сергеевич забудет, как его звать…

Может, сбежать? И вцепиться голыми руками в глотку Бастурмину. Но легко сказать, а как сделать, когда вокруг сплошь заслоны?

— Ты за меня не переживай, — спохватилась Настя. — Я обязательно выкручусь.

— Может, тебе действительно продать бизнес?

— И уехать из города?.. Может, мне и от тебя отказаться?

— Не надо от меня отказываться… Но вдруг подвернется кто, не теряйся, выходи замуж.

— А если меня тошнит от мужиков?

— И от меня?

— Ты не мужик. Ты мой любимый мужчина… И сколько бы тебе ни дали, я буду тебя ждать.

— Пятнадцать лет?

— Да хоть сто пятнадцать!.. Кстати, о времени. Его у нас не так уж и много.

Настя отстранилась, загадочно посмотрела ему в глаза и стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Сева кивнул. Да, не в его положении отказываться от столь большого удовольствия. Более того, он должен записать в память, как на магнитофон, каждую секунду, проведенную с Настей. Чтобы просматривать эту запись долгими холодными вечерами под зарешеченным небом.

Глава 18

Настя выехала из гаража, остановилась, вышла, стала закрывать ворота. В этот момент Гена и сел к ней в «Оку». О чем тут же пожалел. Ощущение было такое, как будто он по собственной воле забрался в тесную бочку и сам же себя закупорил.

Настя уже занесла ногу в машину, когда увидела его. Замерла с открытым ртом. Но ускорение и направление уже было задано, и сила инерции усадила ее в водительское кресло.

А ножка у Насти красивая. Тонкая лодыжка, четко очерченная икроножная мышца, красивая коленка. А если задрать юбку, откроется изящное бедро. А как изящно она в свое время раздвигала эти бедра…

Настя села, но дверь закрывать не стала. И левая нога осталась за порогом.

— Боишься?

— Нет.

— Это правильно. Нужно бояться… Бояться и слушаться.

— Ты добился своего. Сева в тюрьме, и ему не выйти.

— Не выйти.

Все складывалось как нельзя лучше. В попытках обвинить Гену в своих бедах Сева еще крепче затянул петлю на своей шее. В конце концов ему даже перестали верить свои же. Один только майор Жильцов пытался сделать ему внушение. Он же попросил оставить Настю в покое.

А Гена очень хотел тронуть Настю. Наказать, унизить, опустить, добить. И все потому, что она реально ненавидела его. И могла отомстить… Нет, он не боялся эту сучку, но и со счетов сбрасывать не мог.

— И ты можешь там оказаться.

— В тюрьме? — Настя растерянно глянула на него.

— Если я тебя не убью… Почему ты не уехала?

— Это мой город. И здесь мои родители.

— Как отец?

— Не тебе об этом спрашивать.

— Ершишься?

— Что тебе от меня нужно? — с вызовом, но не зло спросила Настя.

Она явно делала над собой усилие, чтобы не сорваться на крик.

— Я хочу, чтобы ты исчезла. Куда угодно. На край света, в тюрьму, в ад, в рай…

— Я уже была в аду.

— Да?

— Когда лежала в коме. Я стояла под жарким небом, по колено в воде, которой невозможно напиться. Это было ужасно… Теперь я точно знаю, что ад есть. И тебя там ждут.

— Вода, которой невозможно напиться… Я знаю, что есть ад, где куда ни глянь, сплошь горы анаши. А огонька нет… Кстати, как насчет косячка?

— Можно, — на удивление спокойно сказала Настя.

— А по вене удариться?

— Можно и по вене. Под настроение… Мне теперь все можно… Мне заговор сделали.

— Кто?

— Адрес на память я не помню…

— Заговор? — в раздумье спросил Гена.

— Заговор. — Настя смотрела ему прямо в глаза.

Но в ее взгляде чувствовалось напряжение. И в глубине глаз вибрировала слабая струнка. Так бывает с человеком, когда он врет. И Гена понял, зачем Настя это делает. Чтобы он не пытался совращать ее. Или даже насильно возвращать на иглу. А такой вариант не исключался.

— Это ты хорошо придумала. Я почти повелся… Раньше ты такой умной не была.

— Раньше я тебя любила. А ты меня подло обманул.

— Молодой был, дурной.

Настя быстро глянула на него. Не такой уж он и молодой был в их время. И сейчас не старый.

— А сейчас поумнел?

— Мудрым стал.

— Поэтому и жену свою убил?

Гена криво усмехнулся, пытаясь вызвать в себе злость. Он всегда начинал накручивать себя, вспоминая, как душил Яну. Она-то, дурочка, думала, что помогает ему во благо для себя. А он раз, и перекрыл ей кингстоны. Это было ей наказание за измену. И за Ругаля, и за Севу, с которым она, как ни крути, легла в постель.

Он вспоминал тогда все самое плохое из их жизни, глядя в ее полные ужаса глаза. Но на ум почему-то приходило только все самое хорошее. Яна любила его, холила, лелеяла, а какой прекрасной матерью она была. И хозяйка превосходная… Гена тогда уже думал разжать руки, но страх за себя остановил его. Он перешел ту черту, за которой заканчивались шутки. Яна бы поняла, что он пытался ее убить. А бабы — стервы хитрые. Яна могла бы сдать и его, и себя, чтобы наказать его…

Задушил он Яну. А потом набросился на Настю, обвинив ее в гибели жены. И столько в нем тогда был злости, как будто Яну на самом деле убил кто-то, но не он сам. И Настю он тогда готов был убить реально. Убить, наказать за смерть жены…

Злость уже прошла. Но осталась обида и обостренное чувство несправедливости. Действительно, почему Яна мертва, а Настя жива? Если Яны нет, то и ей на этом свете не место. А людей в гаражном кооперативе немного. Можно затащить Настю в гараж… Убить человека не так уж и трудно. Главное, знать, ради чего.

— Мою жену убил Сева. Чтобы отомстить за тебя. И ты прекрасно это знаешь. — Гена всем видом давал понять, что выходит из себя и Насте лучше остановиться, не доводить его до греха.

И он остановится. Постарается взять себя в руки. И с Настей ничего не случится. А если она вдруг уберется из города, он и думать о ней забудет. А так, пока они ходят по одним и тем же улицам, его мысли будут соскальзывать на крамольную тропку. И когда-нибудь эта дорожка приведет его к Насте. А в руках у него может оказаться удавка. Да и голыми руками хрупкую женскую шею пережать совсем не трудно.

— Что тебе нужно?

— Я хочу, чтобы ты исчезла.

— Я это уже поняла.

— Ты меня злишь. Нет, ты меня бесишь.

Настя делала реальные успехи в бизнесе. И к своей цели она шла, отказывая себе во всем. Подумать только, на «Оке» ездит. Это же стыд и срам даже для мелкого бизнесмена. Но ей все равно. Она знает, что придет ее время, когда «Мерседес» представительского класса с личным водителем будет такой же обыденностью, как кусок мыла в умывальнике.

— Я перешла тебе дорогу?

— Да, ты перешла мне дорогу… Ты для меня как кость в горле.

— Я тебя поняла.

— У тебя еще есть время, чтобы исчезнуть.

Гена открыл дверь и вынес ногу за порожек. Ему не хотелось уходить. Настя так хороша, что неплохо было бы тряхнуть с ней стариной. Завалить ее на спину, задрать подол и наказать по самое не балуй. Но ведь она будет сопротивляться. Мало того, еще и заявит. Да и он будет выглядеть полным идиотом. Пришел за одним, а затребовал другое.

Нет, раз уж Настя должна исчезнуть, пусть убирается к черту. А для развлечений у него есть женщины попроще. Та же Олеся, например. Она сделала все как надо, он ее за это похвалил по голой попке. Но ведь она ждет от него серьезного решения. Она уверена, что Гена должен на ней жениться. И если он ее обманет, она может отказаться от своих показаний против Севы. И заявит на самого Гену. Тогда у него будут проблемы…

Вот и что теперь делать? Жениться на Олесе? А как же Маша? Этот магнит тянет его со страшной силой… Может, убить Олесю?.. Но сейчас нельзя, нужно выждать время.

А идея хорошая. Убить Олесю. А затем и Настю… Почему бы вместе с ними не грохнуть и Машу? За то, что она динамит его, как обтруханного юнца…

* * *

Микола подошел к машине, открыл дверь, уныло заглянул внутрь. Настя усмехнулась, глядя на него. На ум пришла сцена из «Операции «Ы», где Моргунов подходит к своей «инвалидке». Машинка маленькая, а он такой большой. Здесь ситуация один в один. Микола здоровый, почти два метра ростом, и в плечах косая сажень, «Ока» рядом с ним кажется игрушечной.

Настя не разбрасывалась деньгами, все в бизнес, все на развитие. Но на Миколу пришлось раскошелиться. Он ее троюродный брат, мама выписала его из станицы, теперь он будет жить у них в квартире, на всем готовом. Но двести долларов живыми деньгами в месяц — вынь да положь. Он ведь не просто должен ходить за Настей как привязанный, а еще и грудью встать на ее защиту. Или даже трупом лечь, если вдруг в нее будут стрелять. Это ведь не просто принять на себя пулю. И не факт, что Микола справится с этой задачей, хотя Настя на это надеется. Потому что знает, с кем имеет дело.

Она разговаривала с Бастурминым, видела его глаза. Похоже, Гена окончательно тронулся умом. И если так, то у него буйное помешательство. А может быть, и маниакальная паранойя. Он уже убил свою жену, и теперь у него на очереди Настя. Он пытался держать себя в узде, поэтому и подъехал к ней с требованием. С глаз долой, из своих маниакальных фантазий — вон… Но Настя не собирается никуда уезжать. Может быть, потом, когда Севу осудят и отправят на этап. Если его загонят далеко, она поедет за ним. И будет жить поблизости от зоны. Там она снова займется бизнесом, опыта и знаний ей не занимать.

Но пока что она остается в Холмогорске и продолжает работу. С оглядкой на Бастурмина. Этот подонок очень ее напрягает, но бегство — это не выход. Таких уродов на каждом шагу, в каждом городе. И если от каждого бегать, целой планеты, чтобы спрятаться, не хватит.

И еще во всех российских городах живут и беспределят бандиты. Строят коммерсантов, стригут с них купоны и воюют между собой. А там, где война, там гибнут и мирные граждане. В Холмогорске стреляют, льется кровь — Веселовские бандиты теснят ругальскую братву. А Настя запросто может оказаться на линии огня. Вряд ли Микола сможет отбить наезд, но справиться с каким-нибудь отмороженным одиночкой — вполне.

Микола почесал затылок, но в машину сел. Кое-как запихался, с трудом закрыл за собой дверь. Настя села за руль, завела двигатель.

— Ну как?

— В тесноте, да не в обиде.

— Ага, в тесноте, — кивнула Настя, чувствуя его локоть у себя под мышкой.

— Я в армии механиком-водителем БМП был, там тоже не сахар, пока влезешь.

— Лучше быть механиком-водителем «БМВ».

— А что, у меня права есть.

— Будет «БМВ», — сказала она. — Обязательно будет… А пока что на «семерке» поездим.

— Где «семерка»?

— В автосалоне.

Настя твердо решила раскошелиться на новую машину. А «Ока» перейдет в службу доставки. Или отцу отдать? «Волги» давно уже нет, а дачу, к счастью, продать не успели. Отец туда через день ездит. Инсульт у него был, затем инфаркт случился, сейчас вроде бы ничего, и ходит, и работает мало-помалу. На дачу через день ездит — на автобусе. Дорога дается ему тяжело, а с машиной будет проще…

— Может, лучше «Ниву»? Там повыше, и выходить легче.

Настя кивнула. «Ниву» так «Ниву». Лишь бы только не выглядеть полной лохушкой. В глазах того же Бастурмина. Не производит Настя на него серьезного впечатления, может, он потому и не церемонится с ней.

* * *

Квартира Маше понравилась. Город с высоты птичьего полета, отличный ремонт, первоклассная мебель. Гена усмехнулся, исподлобья глядя на нее. Яна уже приказала долго жить, а эта сучка все виляет перед ним хвостом. И только сегодня наконец-то согласилась приехать в квартиру, которая должна была стать их тайным любовным гнездышком. Но сейчас это всего лишь одна из двух его квартир.

— Можем поехать ко мне домой. Там еще лучше, — сказал он.

— У тебя траур, тебе нельзя приводить в дом постороннюю женщину. — Маша удивленно глянула на него.

Действительно, почему она должна учить его прописным истинам?

— Ты не посторонняя.

— Ну, это ты так думаешь.

— Хорошо, поехали в загс, распишемся.

— Рано еще, хотя бы пол года надо потерпеть.

— Потерпеть?

— Да, потерпеть. — Маша внимательно посмотрела на Гену.

Интересно, что непонятного она сейчас сказала.

— Без постели?

— Полгода — это не так уж и много, — кивнула она.

— Есть у меня одна знакомая, она лет десять принца ждала. Так и не дождалась. Действительно, полгода — это не так уж и много. Чтобы принца найти. Но ты же девушка терпеливая, вдруг найдешь.

— Кого найду?

— Принца. Помоложе. И с более крутым царством, чем у меня.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Маша рассерженно нахмурила брови.

— В поиске ты, моя дорогая. Меня про запас держишь, а сама получше вариант ищешь. А принц все не идет. Потому ты и согласилась приехать сюда. Была не была, да?

— Что — была не была?

— Дала не дала…

Одной рукой Гена обнял Машу, а другой расстегнул наполовину молнию на ее платье.

— Что ты делаешь? — Она отстранилась, но Гена потянул за ней руку.

И смог расстегнуть нижнюю половину молнии. Платье поползло вниз, и Маше пришлось браться за него двумя руками, чтобы удержать.

— Ты же всегда знала, зачем я тебя сюда зову.

— Ты говорил, что у тебя здесь хорошо.

— А чем здесь плохо? — Гена взял ее за руки, развел их в стороны.

И платье сползло вниз, обнажая высокую, красивой формы грудь под прозрачным кружевным бюстгальтером.

— Ты делаешь плохо! — Маша не брыкалась, но взглядом взывала его к совести.

Гена лишь усмехнулся. Знала бы она, кто на самом деле задушил Яну.

— Я всегда был плохим парнем.

Он резко потянул Машу на себя, передом прижал к своему животу. И ловким движением расстегнул застежку бюстгальтера.

— Почему ты так думаешь?

— А ты знаешь, за что я мотал срок?

— За фарцу.

— Нет, за изнасилование. Которого не было… Шесть лет ни за что.

— Пусти!

Маша попыталась оттолкнуть его, и он позволил ей это сделать. Но только для того, чтобы снятый с нее бюстгальтер упал к его ногам. И еще он поймал ее за руки, не позволяя закрыть обнаженную грудь.

— Ну, не надо!

— Надо!

Он толкнул девушку на кровать, навалился на нее.

— Нет!

Маша пыталась его лягнуть, но это не помешало Гене раздвинуть ей ноги.

— Давай восстановим справедливость! — засмеялся он. — Пусть эти шесть лет будут мне наказанием за тебя.

— Гена, ну пожалуйста!

Из глаз у нее брызнули слезы, но Гену это лишь еще больше распалило. И он довел начатое до конца.

* * *

Чан выглядел неважно. Солнцезащитные очки скрывали синяк под глазом, щека содрана, верхняя щека припухшая. И его спутник выглядел не лучше.

— Деньги приготовила? — спросил он и бросил взгляд на окно.

— Нет. — Настя качнула головой.

Окно ее кабинета выходило на высокий забор вокруг хлебозавода. С этой стороны на Чана просто никто не мог напасть, но ему страшно, у него измена. И дело здесь не в наркотиках. Говорят, Барбамбия уже взял под себя весь Центральный округ, оставив не у дел своих врагов. Потому и Чан такой побитый. Может, он собирался уходить в бега, поэтому спешил стрясти дань с подконтрольных некогда коммерсантов.

— А почему? — напыжился Чан.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Микола. Движения медлительные, неуверенные, в глазах тревога. Страшно ему, тем не менее он не оставил Настю в одиночестве.

— Кто это? — нервно спросил Чан.

— Мой телохранитель, — не стала врать Настя.

— Да? — заметно расслабился бандит.

Их было всего двое, и с одним телохранителем они еще могли справиться. А вот если бы Микола представлял веселовскую братву, Чан сдал бы назад. Но Настя не стала врать. Может, зря?

— Он тебе не поможет, — ухмыльнулся Чан.

— Менты помогут. У меня ментовская крыша. Микола уже позвонил, сейчас подъедет СОБР.

— СОБР?

— Специальный отряд быстрого реанимирования.

— Реагирования, — нервно поправил Чан.

— Да, сначала реагируют, а потом реанимируют…

— Гонишь!

Настя бросила взгляд на часы, которые стояли у нее на столе:

— Минут через десять узнаешь.

— Ну, времени у нас в обрез… Завтра зайдем, чтобы деньги были, поняла? — Чан надавил на нее взглядом.

И Настя опустила глаза. Вряд ли он воспринял это как жест согласия. Но тем не менее убрался вместе со своим дружком. Впрочем, Настю это не очень обрадовало. Чан и его братия — это, судя по всему, вчерашний день. А завтра к ней с визитом заявятся сборщики дани от Барбамбии. Вот тогда для майора Жильцова наступит час истины. Только вот справится ли он со своей задачей? Если нет, то Настя может и не пережить суровый разговор с бандитами.

* * *

Тупоголовый болван с плебейской рожей пытался изображать из себя короля.

— Да ты садись, чего стоять? — Барбамбия степенно повел рукой в сторону кресла напротив.

А ведь он видел, что Гена собирался занять это место и без его разрешения.

— Да, лучше пересесть, — Гена кивнул на другой стол.

— Чего так?

— Да это любомое место Карельца.

— Ну, слышал о таком. — Барбамбия с подозрением глянул на него.

Дескать, не надо тут щеголять перед ним именами известных людей. Класть он хотел на всех, кто посещал его рестораны. И на самого Гену хотел с высокой колокольни.

— Так убили его. Ругальские постарались.

— Ругальские все сдохли, — сказал Барбамбия, поднимаясь из-за стола.

— Так никто ничего, — пожал плечами Гена.

Ему все равно, кто там сейчас держит масть в городе. Его дело сторона, но не снизу, как у некоторых, а сверху. Он своего не отдаст. И платить не будет.

Барбамбия сел за другой стол, но Гена снова качнул головой:

— А здесь Ругаль сидел.

— И что? — нахмурился Барбамбия.

Не было у него желания пересаживаться на другое место. Он же не сучка, чтобы прыгать с кочки на кочку. Он реально крутой авторитет. Во всяком случае, Гена должен был это понимать.

— Ну, Ругаль у нас, кажется, в коме.

— Кажется!.. — торжествующе осклабился Барбамбия. — Отъехал Ругаль. Коньками вперед.

— Да? Не знал.

— А надо знать.

— Я знаю только, что ты в него не стрелял.

— Я в него не стрелял? — Барбамбия от неожиданности слегка опешил. — Конечно, не стрелял!..

— И не заказывал.

— Нет.

— А все думают, что это ты.

— Не понял, это ты к чему? — нахмурился бандитский авторитет.

— Я так не думаю. — Гена смотрел на него без вызова, но прямо в глаза.

— Не думаешь?

— Я знаю, кто заказал Ругал я.

— Кто?

— Знаю. — Гена качнул головой.

Никто и никогда не узнает, кто именно стрелял в Ругаля. И кто именно его заказал. Это будут знать только двое. И эти двое могут решить вопрос с самим Барбамбией. И могут сделать это в самое ближайшее будущее.

— Ты мне здесь тень на плетень не наводи.

— Я тебе платить не буду, — тихо, но с вызовом сказал Гена.

— Чего?! — встрепенулся Барбамбия.

Они приехал в кабак чисто оттянуться в свое удовольствие. А заодно обложить ресторатора данью. А тут вдруг щелчок по носу.

— У меня своя охрана. Людям нужно хорошо платить, они должны хорошо есть.

— Хорошо есть?

— Чтобы потом хорошо убивать, — внешне спокойно, но с внутренним напряжением сказал Гена.

— Я не понял! — Барбамбия вскочил со своего места, глянул на своих «быков», которые сидели в отдалении от него.

Их было много — три бойца в зале и с полдюжины за дверью. А Гена мог положиться только на штатную охрану, на двух человек. Но Барбамбия почему-то не нашел опоры в своих людях. И на Гену глянул растерянно. Наконец до него дошло, что он мог стать следующим после Ругаля. Хороший снайпер — это прямой и короткий путь к победе, которую собирался одержать Гена. Если Барбамбия не слезет с него.

— Ты чего о себе возомнил, фраерок?

— Я, может, и фраер. Но я срок мотал.

— И чо?

— И бизнес у меня есть. Теневой. С него я отстегиваю ворам. На общак.

Гена продолжал толкать наркоту в массы, более того, это дело набирало обороты. Иногда подъезжали воры, Гена не отстегивал им процент, но, случалось, отдавал товар без оплаты. Чисто на грев для лагерной братвы. И воры брали… Вот и скажи, что он сейчас врал?

— Напугал!

— Зачем я буду тебе платить? Я свои проблемы решаю сам… Ругаль меня очень сильно оскорбил, а я обид не прощаю.

— Ты?!

— А у тебя, говорят, Тростика приняли.

— Чего? — Барбамбия, казалось, пытался завестись, чтобы наехать, но его свечи недостаточно для этого искрили.

Похоже, Гена смог произвести на него правильное впечатление.

— Кто его там сдал?.. Баба какая-то?

— Баба?! Да, баба… И что?

— Ничего. Просто баба сдала твоих пацанов.

— Я знаю… И разговор у меня с ней будет…

Гена ничего не сказал. Он смотрел на Барбамбию с очень серьезным видом, но с колючей иронией во взгляде. Вот когда он разберется с Настей, пусть приходит решать вопросы с куда более важными людьми.

— И ты мне здесь права не качай!.. — встрепыхнулся Барбамбия. — И бабки на бочку!.. А если что не нравится, давай забьемся на стрелу…

— Стрелки не будет, — качнул головой Гена.

Он всем своим видом давал понять, что все будет решать пуля. И Барбамбия, похоже, уловил этот посыл.

Гена вел очень опасную игру, но у него не было другого выхода. Не мог он больше платить бандитам, слишком уж это накладно для него. Снайпер у него есть, винтовка готова, а смелости, чтобы выдержать прессинг со стороны бандитов, должно хватить.

— А что будет? — хищно, но с опаской глянул на него Барбамбия.

— Ужин будет. За счет заведения.

— И девочек! — щелкнул пальцами бандит.

И Гена воспринял это как желание съехать со скользкого разговора. Как признак слабости.

— Девочками мы не занимаемся, — качнул головой Гена. — Мы — очень приличное заведение.

— Девочек мы снимем.

— Не вопрос.

— А потом возьмемся за мальчиков, — с намеком сказал Барбамбия.

Гена кивнул. Он готов был к любому развитию событий. Но было бы лучше, если бы Барбамбия утерся. Гена — неудобный для него клиент, с ним он куда больше потеряет, чем найдет. И чем скорей Барбамбия это поймет, тем лучше для него. Глядишь, еще полгодика погуляет по жизни. Пока его не сожрет более страшный зверь. Бандита век недолог.

Глава 19

Уроды бывают и моральные, и на внешность. А Барбамбия был и тем и другим. Противная рожа, мерзкий взгляд.

День выдался на редкость нервным, то одно, то другое. Забегалась Настя, только под вечер вернулась в свой кабинет. Хотела выпить кофейку в тихой спокойной обстановке, и вдруг явление. Барбамбия сидел в ее кресле и курил, уложив ноги на стол.

А назад не повернешь. Со спины Настю подперли крепкие парни в кожаных куртках.

И Микола куда-то делся. Отсекли его, затерли. Как бы не убили по-тихому.

— Так вот ты у нас какая, Снегурочка! — ухмыльнулся бандит, нахально осматривая Настю.

— Я не Снегурочка.

— Не знаю. Мы тебя сейчас в лес отвезем. И через костер прыгать заставим. Если растаешь — значит, Снегурочка. Если сгоришь, значит, ведьма… Или ты сразу признаешься?

— В чем?

— В том, что ты ведьма.

— Что вам от меня нужно?

— А ты не догадываешься?

— Если вы пришли за деньгами, так это не ко мне, это к майору Жильцову.

— Кто такой майор Жильцов?

— Начальник отдела РУОП.

— РУОП?! Так мы не бандиты, нам твоего майора бояться нечего.

— Так и он вас не боится.

— А ты?

— Я боюсь, — честно призналась Настя.

— Зачем же ты моих пацанов ментам сдала?

— Я не сдавала. Просто мой парень служил в РУОП. Они с Жильцовым мимо проезжали, а Тростик меня тут за горло держит, — Настя не поленилась приложить руку к шее. — Севе это не понравилось.

— Севе?

— Старший лейтенант Лебедев. Он сейчас в СИЗО, — вздохнула Настя.

— В СИЗО? — Барбамбия с интересом смотрел на нее.

— За убийство. Которое он не совершал.

— Да, я слышал, в СИЗО у нас только невиновные сидят, — усмехнулся он.

Настя пожала плечами, недовольно глянув на него. Если он такой умный, то она не станет ему ничего рассказывать. Знает, кто у нее крыша, и ладно.

— Хочешь сказать, что менты своего же мента подставили?

Настя промолчала, глядя куда-то в угол.

— Я, кажется, вопрос задал.

— Да, мне тоже так показалось.

— Ух ты, какая колючая!

Барбамбия поднялся, подошел к ней. Настя готова была зажмуриться от страха. Сейчас эта сволочь влепит ей пощечину, а может, и шею свернет.

Но бандит взял ее за руку, подвел к столу, кивком показал на директорское кресло.

— Садись давай, рассказывай.

— Что рассказывать? — спросила она, опускаясь в кресло.

— Кто лейтенанта твоего подставил?

— Да это не важно.

— А кто такой Гена Бастурмин?

— Бастурмин?! — встрепенулась она.

— Вижу, знаешь.

— Так и ты знаешь.

— Что я знаю?

— Кто лейтенанта моего подставил.

— Неужели Бастурмин?

— У меня сейчас голова лопнет. — Настя поднесла пальцы к вискам.

— А не заказать ли нам пиццы? — игриво спросил Барбамбия.

— Ну, можно…

Она поднялась, но бандит показал ей на телефон, по которому можно было связаться с кухней. Выходить из кабинета он ей не разрешал. Плохой знак.

Настя заказала пиццу, кофе, а заодно перевела дух.

— Не нравится мне Бастурмин, — сказал Барбамбия, в раздумье глядя на нее.

Настя промолчала. Не зря бандит завел разговор про Гену. Видно, у них какие-то общие дела. Возможно, наркотики. Да и в любом случае нельзя открывать душу.

— Я так понимаю, между вами какая-то кошка пробежала, — сказал он.

— Нуда.

— Это ведь он меня на тебя натравил.

— Он? — как-то не очень удивилась Настя.

— Я когда с Ругалем на стрелке тер, про тебя говорил. Сказал, чтобы Ругаль тебя сдал, — в раздумье проговорил Барбамбия.

— Зачем? — насторожилась Настя.

— Ну, это как замануха, поведется, не поведется… А к тебе какие претензии? Ты жертва, но у тебя есть право брыкаться… А Бастурмин как-то узнал об этом… Ну, что за тебя разговор на стрелке был, узнал…

— Как узнал… Следил он за Ругалем… — пожала плечами Настя.

— Зачем? — Барбамбия цепко глянул на нее.

— Зачем, зачем?.. А почему Севу подставили? — Настя спохватилась, замолчала.

— Ты говори, говори, не обрывайся. А то ведь я сейчас загну тебя кряком и спрошу по полной. — Барбамбия вдруг стал мрачнее тучи.

— Да скажу… Все равно никто не верит… Это ведь Бастурмин заказал Ругаля. А Сева об этом узнал. Насел на его жену. А она дурочкой прикинулась. Я, говорит, от мужа сбежала, приходи ко мне, сказочку тебе про него расскажу. Он пришел, а она кофейком его напоила. Его и вырубило. Он просыпается, рядом из уголовного розыска, и Яна мертвая с ним в постели…

— И кто ее убил?

— Бастурмин. За то, что она изменяла ему с Ругалем.

— Веселый у вас тут ералаш.

— Обхохочешься.

— Опасный он человек, Гена Бастурмин.

— Наглый. Подлый.

— А с тобой у него какие рамсы?

— Рамсы… Он мне жизнь сломал.

— Где ж она у тебя сломанная эта жизнь? Нормальная жизнь.

— Склеенная у меня жизнь… А он снова меня уничтожить хочет…

— Нехороший он человек.

— Нехороший.

— А ты хорошая.

— Ну, не знаю…

— А давай с тобой дружить? — Барбамбия поднялся со стула и сел на край стола, за которым сидела Настя.

И сел так близко, как будто собирался наклонить ей голову. Настя с тоской глянула на него. Вроде бы бандит, а что-то человеческое в нем вдруг вылезло. Но, увы, солнце лишь на миг показалось из-за туч. И снова стало темно. Начался мелкий похотливый дождик — с угрозой перерасти в ливень…

— Я уже дружу с Жильцовым.

— Дружишь? — Барбамбия сделал неприличный жест. Как будто подтягивался обратным жимом.

Настя снова вздохнула и качнула головой. Она не кисейная барышня и через такое в свое время прошла, но все равно противно.

— Тогда это не дружба.

— Тебя от себя никогда не тошнит? — спросила она.

— Может, я тебя замуж потом возьму?

— Я замуж не хочу. Из-за таких, как ты, не хочу.

— А что во мне не так? — Барбамбия поднялся и, с обидой глянув на нее, провел пальцами сверху вниз по своей куртке.

— Ведешь себя как последняя паскуда.

— Ты ничего не попутала? — офонарело спросил он.

— Извини. — Она отвела в сторону взгляд.

— А чего извини? Если ты такая крутая, давай, стой до конца!

Барбамбия агрессивно надвинулся на нее, и Насте пришлось подняться, вжаться в угол.

— Что, страшно?

— Конечно, страшно… Я же женщина. — Она удивленно смотрела на него.

— Да?!

— Я имею полное право быть слабой.

— А какого ты здесь понты колотишь?

— Я же сказала, извини…

Лицо его разгладилось, взгляд прояснился. А на губы легла грустная полуулыбка.

— Я не паскуда… И с бабами не воюю…

— Я так почему-то и поняла.

— Просто я хотел с тобой подружиться. Ты бы стала моей биксой, я бы наказал Бастурмина. Чтобы он тебя больше не обижал.

— Тсс! — Настя приложила палец к губам.

— Что такое?

— Не говори так.

— Почему?

— Ругаль тоже хотел за меня спросить. И где он?

— Ты эту чушь себе на ужин оставь, а меня кормить не надо.

В дверь постучали, появилась официантка, она принесла пиццу, кофе. Барбамбия забрал у нее поднос, кивком показал на дверь.

Он взял кусок пиццы, согнув ее вдоль сунул в рот, откусил. И тут же скривился.

— Что, невкусно?

— Да вот накормила ты меня! Кусок в горло не лезет… Вот скажи, откуда ты такая взялась.

— Какая — такая?

— А ведь я наказать тебя должен.

— Ты не сможешь.

— Почему?

— Не сможешь, и все, — пожала плечами Настя.

— И еще платить ты мне должна.

— Это к майору Жильцову.

— РУОП? — с кислым видом спросил Барбамбия.

— Он самый.

— Пусть он мне позвонит, скажет, что ты с ним.

— Он не звонит. Он приходит. Когда его не ждут.

— Я тебе почему-то верю… Может, как-нибудь прогуляемся. В кабак можно…

— Можно, — кивнула Настя.

— Да?

— Только без рук.

— А если я вдруг с серьезными намерениями?

Настя качнула головой. Барбамбия, конечно, мог ее взять. Но только силой. И она не исключала такой вариант. Но подобру-поздорову она не ляжет ни с кем. Кроме Севы. И если понадобится, будет ждать его до глубокой старости.

— А ведь я могу решить вопрос с Геной, — сказал Барбамбия.

Настя вздохнула. Она бы поставила памятник человеку, который смог бы избавить ее от этого подонка. Но ложиться с таким человеком в постель… Нет, она не шлюха. И никогда ею не была. Что бы там ни думал Бастурмин.

* * *

Хороший снайпер — большие деньги. Но Гена не поскупился. И даже заплатил больше чем нужно. Слишком рано он бросил перчатку Барбамбии, теперь ему не дадут возможности спокойно работать в паре с Латышом. В этот раз киллеру придется работать в автономном режиме.

Гена подъехал к ресторану, остановился, заглушил двигатель. Но выходить не торопился. Нервная дрожь его не одолевала, но в ногах чувствовалась слабость. Нелегко ему далась встреча с Латышом. Боялся он. Вдруг кого-то из них ведут менты, вдруг накроют… Но все обошлось. И теперь он может вздохнуть с облегчением. Красная карточка показана, осталось только дождаться, когда штрафника уберут с поля.

А Барбамбию нужно убирать. Не даст он Гене житья. Нутро подсказывало, что быть беде. И ничем этот голос не унять. Даже сигаретами. Но Гена все же вынул из пачки «мальборину», закурил.

И только он воткнул зажигалку в гнездо, как к машине кто-то подошел. Гена невольно вздрогнул. Барбамбия?!

Но дверцу машины пыталась открыть Олеся. Гена выдохнул дым и набросил на лицо маску добродушной иронии. Не нужна ему Олеся, но ей об этом лучше не говорить.

Он снял блокировку, только тогда Олеся смогла сесть в машину. Села, скрестив на груди руки, вскинула голову. Гена покачал головой, глядя на нее. Дура дурой.

— Я тебя жду, жду!

— Проблемы у меня.

— И как ее зовут, твою проблему?

— Олеся.

— Я твоя проблема?! — возмущенно взвизгнула она

— Ну, если ты думаешь, что у меня кто-то есть, так у меня есть ты.

— А меня к следователю вызывали.

— Что? — встрепенулся Гена.

— Я подтвердила свои показания.

Он внимательно посмотрел на Олесю. Или врет, или правду говорит, но в любом случае шантажирует.

— Ты же знаешь, я тебя не сдам.

Гена озадаченно провел рукой по волосам. Он всегда считал себя умным человеком. Более того, он имел полное право так о себе думать. Но даже он совершал глупости. И Олеся — одна из них. И зачем он только связался с ней?

— Знаю.

— Я хочу жить с тобой. — Она капризно посмотрела на него.

— Как я могу привести домой женщину сразу после того, как похоронил свою жену?

— Придумай что-нибудь… Ты обещал жениться на мне.

— А передумать я не могу?

— Нет, конечно! — Она смотрела на него удивленно и вопросительно.

Но спрашивала не столько у него, сколько у себя. Она хотела знать, сколько у нее шансов въехать в рай на шантаже.

— У меня сейчас реальные проблемы… Мне угрожают.

— Кто?

— Бандиты.

— Да?

— Не веришь?

— Ну почему же не верю, — как-то без искры отозвалась Олеся.

— Я не смогу приезжать к тебе каждый день. Но жить ты будешь у меня. Хорошо?

— Хорошо! — просияла она.

Гена все для себя решил. Он поселит Олесю в своей новой квартире. Пусть живет в свое удовольствие, а он будет приезжать к ней, потрахивать. А заодно подсадит ее на иглу. Начнет с травки, потом «колеса», кокаин. Ну а там в ход пойдет героин.

Гена усмехнулся, вспомнив, как прикалывался над Настей. Типа, братва на него наезжает, он собирается дать бой, и ему нужна ее поддержка. И она его поддержала. Начала с травки, а потом резко вниз, на самое дно… И с Олесей можно начать с той же ноты. Тем более что травка для нее не в диковинку. И «колесико» проглотить не трагедия…

Он поставит эту сучку в полную от себя зависимость. А когда шумиха вокруг ее мужа уляжется, организует ей передоз. Интересно будет посмотреть на нее мертвую и спросить, глядя в стеклянные глаза: «Олеся, почему ты такая дура?»… И он спросит, обязательно спросит.

— Поехали!

— Ура! — Олеся восторженно сомкнула ладони, кончиками пальцев касаясь подбородка.

Гена завел двигатель, сдал назад, но тут же остановил машину. Ему помешала черная иномарка, которая должна была пройти мимо. Но автомобиль вдруг остановился, подпирая его «БМВ» сзади.

Из машины выскочили внушительного вида парни в кожаных куртках. Гена понял, что происходит, заблокировал салон.

Бритоголовый качок попробовал открыть дверь, не смог. Тогда он просто локтем выбил окно и просунул руку в салон, чтобы открыть дверь. Гена вцепился в эту руку, резко надавил вниз, и качок взвыл от боли. Но в этот момент вылетело стекло в правой передней двери. Олеся помешать браткам не могла. Сначала из машины вытащили ее, а затем Гену.

Он успел схватить бейсбольную биту, которая лежала у него между сиденьями, но применить ее не успел. И все же биту испытали на прочность, и она выдержала столкновение с его головой. Зато сам он отключился в момент.

Очнулся Гена уже в ресторане. Кто-то из охранников держал ватку с нашатырем у него под носом. Гена простонал, оттолкнул руку, схватился за голову. Больно. Как же больно!..

— Где эти уроды?

— Так уехали, — сказал охранник Яша.

— А вы где были?

— Так мы не успели… — Парень повернул голову в сторону.

— Не очень-то и торопились! — язвительно вставила Олеся.

— Да поздно заметили…

— Машина где? — встрепенулся Гена.

— Так это, уехала, — Яша развел руками.

И растерянно переглянулся со своим напарником.

— Страшно с бандитами, да? — презрительно скривился Гена.

Он едва сдерживался, чтобы не уволить двух этих баранов прямо сейчас. Ну а вдруг Барбамбия вернет своих отморозков, чтобы его добить? А тут хоть какая-то защита.

А Барбамбия мог появиться в любой момент. Чтобы поговорить об оплате… Гена злорадно усмехнулся. Все-таки правильно он сделал, что заказал этого урода.

— Да нет, не страшно.

— Штаны сменил, и уже не страшно…

— В угон надо заявить, — сказал Миша.

— Какой угон?.. Это залог. Который надо выкупить… — Гена разочарованно махнул рукой и скривился с досады.

Голова раскалывается от боли, каждое слово простреливает мозг насквозь, а он тут что-то этим баранам объясняет.

А голову отбили жестко, наверняка ушиб головного мозга. И что теперь делать? В больницу ехать или ждать, когда появится Барбамбия?.. Лучше в больницу.

Гена кое-как добрался до машины, сел за руль. Он уже был в пути, когда заметил Олесю. Она сидела на заднем сиденье — тихо, как мышка.

— Страшно? — спросил он.

— Да нет, — пожала она плечами.

— Страшно… А думала, что я вру.

— Когда думала?

— Когда я сказал, что у меня реальные проблемы.

— Я не думала.

— И правильно делала. Тебе сейчас не надо думать. Будешь жить со мной на всем готовом. И с отключенной головой.

— Я согласна.

Гена задумался. Вряд ли Барбамбия знал о его новой квартире. А раз так, то надо там и поселиться. Оставить бизнес на своего зама и залечь на дно. Вместе с Олесей, которая будет его развлекать. До тех пор, пока Барбамбию не грохнут…

Впрочем, есть место и понадежней. От города далеко, и дом там не фонтан, зато Барбамбия туда никогда не доберется. И женщину туда можно выписать. Чтобы не скучать. Есть у него один вариант. И зрелищем себя потешит, и счет на оплату выпишет…

Глава 20

Закатное солнце красило поднебесье в багровые тона. Зелень, синева, облачная серость — все с красным оттенком. Как жизнь с привкусом крови. Как жизнь, которая может закончиться так же быстро, как уходящий день. Может, потому и загрустил отец. Стоит посреди своего маленького огородика, опираясь на лопату, смотрит на запад. А солнце смотрит на него, потому и бледность у него на лице с краснотой. И в сединах тот же оттенок.

— Ну чего ты загрустил? — Настя подошла к отцу, обняла его за плечи.

— Да думаю.

— Может, присядешь? И думай себе.

— Почему я тогда не смог тебе помочь, думаю. Надо было сразу этого Женю за шкирку брать, а я все тянул… И дотянул…

— Что было, то было.

— Но ведь было. Не уберег я тебя, дочка. И ты этого мне простить не можешь.

— Давно уже простила.

— Если простила, то из жалости.

— Ну все, хватит.

— А я эту сволочь простить не могу, — начал заводиться отец.

— Я сейчас маму позову, — пригрозила Настя.

— Все, все, не буду.

Отец постарался взять себя в руки, вынул из земли штык лопаты, о которую опирался. И медленно побрел к своему любимому винограднику.

— Я тебя уже давно простила, — сказала ему вслед Настя. — И о том, что было, уже забыла.

Отец качнул головой. Не забыла она ничего, и он это понимал. Да и сам он не мог забыть, как ни старался. Потому что Гена до сих пор гадит на этой земле. Потому что Сева сейчас находится в тюрьме по его вине. Скоро суд, и шансов на спасение у Севы фактически нет. Всё против него. И все. Даже Олеся, и та предала его…

* * *

Олеся разухарилась не на шутку. Волосы распущены, взгляд полыхает, короткое платье все норовит соскользнуть с разгоряченного тела. Еще чуть-чуть, и она ударится в пляс. В смысле, в стриптиз. И полетят клочки от ее одежды по закоулочкам. А душа улетит в рай.

— Может, носик припудрим? — спросила она, обняв Гену.

— Нечем.

— Как это нечем? — Она капризно захныкала.

— Ну, нет ничего. Да и какой летом «снег»?

— А сани летом готовят.

— Ну, сани есть, — усмехнулся он. — И тройка вороных… Белых нет, только морфин.

— Да?

— Тебе это не нужно.

— Почему?

— Потому.

— Думаешь?

— Уверен.

— Ну, хорошо…

— Где хорошо?.. Зажигай!

Олеся пьяно улыбнулась, сорвалась с места. И как зажгла!.. Платье улетело в дальний угол, трусики повисли на люстре. Остались одни только босоножки на каблуках. Они наскочили на Гену, оседлали его и застучали по кочкам с таким пылом, аж искры из глаз.

Гена потом долго приходил в себя. Но времени у него с избытком. Целая ночь впереди. А утром не надо никуда ехать. Постельный режим у него — на вполне законных основаниях. От Барбамбии он не прячется, но и на глаза ему лучше не показываться. Здесь он переждет момент. В компании с зажигательной бомбой на каблуках.

А бомба эта отправилась за подзарядкой. Пока Гена приходил в чувство после взрыва, она отыскала спрятанные ампулы, нашла шприц и сделала себе укол. После чего с чувством исполненного долга погрузилась в наркотическую эйфорию.

Наказывать ее Гена не стал. Отругал для проформы, а к вечеру следующего дня выписал новую дозу. И ей для успокоения нервов хорошо, и ему не переживать. А то мало ли, вдруг ее дернет черт пойти к следователю да отказаться от своих показаний. А так он привяжет ее к себе намертво. После чего возьмется за Настю. Он же обещал ей веселую жизнь, пора приводить приговор в исполнение.

* * *

Бутылка с зажигательной смесью упала, не долетев до окна. Упала, разбилась и выжгла землю под стеной пиццерии. Ничего страшного не случилось, но, если бы бутылка влетела в помещение… Об этом не хотелось и думать.

— Или руки не из того места растут, — сказал Жильцов, — или нам сделали устное предупреждение.

Настя ему не звонила, он узнал о происшествии из оперативной сводки. Узнал, подъехал.

— Кто? Бастурмин?

— Бастурмин?! Он что, хочет поставить тебе свою крышу?

Жильцов не усмехался, не кривил губы, но чувствовалось, что Бастурмина он всерьез не воспринимает. И не очень-то верит в ту версию, на которой настаивал Сева.

— Нет. Но у нас сложные отношения.

— Сложные отношения у него. С Барбамбией. Отхватил пилюлю, теперь прячется.

— Кто, Барбамбия?

— Барбамбия?! От Бастурмина?! Да нет, все как раз наоборот, — усмехнулся Жильцов. — Поверь, Бастурмину сейчас не до тебя… А вот Барбамбия тебя в покое не оставит. Пока ты не начнешь ему платить.

— Так надо с ним что-то делать.

— Само собой. Будет серьезный разговор… Будет очень серьезный разговор, — немного подумав, добавил Жильцов.

— А если это не он?

— А кто?

— Не знаю… Мне кажется, Барбамбия не хочет связываться с вами. И цену мне не назначал.

— Правильно. Он ждет, когда ты сама прибежишь к нему.

— Ну, не знаю, — пожала плечами Настя.

Барбамбия не внушал ей доверия, но все же они расстались, скорее, на мажорной ноте. Хотя и минора в их разговоре хватало. И еще Барбамбия обещал разобраться с Бастурминым. И он мог наказать его. Но вовсе не из-за Насти. Гена повел грязную игру, он пытался оставить Барбамбию в дураках, за это и поплатился.

— Будем разбираться.

— Как там Сева?

— А что Сева… Глухо как в танке. — Жильцов отвел в сторону взгляд.

— Неужели не за что зацепиться, чтобы его вытащить?

— Ну ты же знаешь, как обстоят дела.

— Но, может, открылось что-то?

— Да все только закрывается. Олеся исчезла. Следователь хотел ее допросить, а ее дома нет.

— А как же подписка о невыезде?

— Ну, это уже другая статься, на показания она не влияет…

— Она могла Севу оговорить.

— Зачем ей это?

— Зачем она меня на иглу подсадила?

— Она?! Тебя?! — удивленно повел бровью Жильцов.

— С Бастурминым на пару. Она же все знала. И ему подыгрывала… И сейчас подыгрывает…

В принципе, не суть важно, пьяным был Сева перед встречей с Яной или нет. Но он говорил одно, а Олеся другое. И если бы это была одна нестыковка… Из-за таких нестыковок Севе и не верят. Потому и не может он выкарабкаться.

— Против родного мужа?

— Да какой он ей родной? Она все время на сторону смотрела.

— Ну, это ты так говоришь.

— И за Бастурмина замуж хотела, аж из трусов выпрыгивала… Может, она и помогла ему стать вдовцом.

— Ну, это вряд ли.

— А следователь ее зачем вызывал?

— Ну, дело серьезное, семь раз отмерь — один раз отрежь.

— Может, у следователя сомнения на ее счет появились.

— Может быть, — не стал отрицать Жильцов.

— Ну вот видите.

— Понимаешь, в чем закавыка. Если Бастурмин смог подставить Севу, значит, он умный человек… А если не человек, то все равно умный. И хитрый… Не стал бы он связываться с Олесей. Не стал бы ее подговаривать.

— Почему?

— Ну, не очень она умная баба. И ненадежная. Проговориться она может. А одно ее слово, и следствие переключится на Бастурмина. Если был сговор, значит, была и подстава… Ты меня понимаешь?

— Понимаю.

— Не стал бы Бастурмин рисковать.

— И где сейчас Олеся?

— Ну, не знаю…

— Может, ее и в живых нет?

— Ну, ты же говоришь, что у нее отношения с Бастурминым. Может, она сейчас с ним прячется? Вернее, он прячется от Барбамбии, и она с ним. За компанию.

— Может быть. А может и не быть.

— Я отправлю ребят, пусть поищут ее.

— А если она скажет, что состоит в сговоре с Бастурминым?

— Это будет камушек, который столкнет с горы целую лавину.

— Которая засыплет Бастурмина?

— Кто знает, кто знает… — Жильцов поднял руку, глянул на часы. — Ладно, мне пора.

Он ушел, оставив Настю наедине со своими вопросами. А что, если Жильцов сам состоит в сговоре с Бастурминым? Если он берет деньги от нее, то почему ему не поставить крышу над Бастурминым? Тем более, что у него есть крючок на Гену: «Не будешь платить, получишь пристрастное следствие». И если Бастурмин платит, шансов у Севы нет.

Зато у Насти все хорошо. Бизнес худо-бедно идет в гору, денег становится все больше. И квартира своя когда-нибудь у нее появится, и «Ниву» она сменит на иномарку. А Сева в это время будет мотать срок. Вот и где справедливость?

Может, хватит сидеть на попе ровно? Может, пора самой взяться за дело? И начать с Олеси. Найти ее, зажать в угол. Действительно, а почему бы не выцарапать ее бесстыжие глаза?

Настя отыскала взглядом Миколу. В схватке с бандитами он совершенно бесполезен, зато на него можно будет положиться при встрече с Бастурминым. А вдруг она столкнется с ним на узкой дорожке, которая ведет к Олесе?

* * *

Нет хлеба — переходите на пирожные. Именно это Гена и сказал, выкладывая на стол пакетик с героином. Закончился морфин, но героин еще круче. И Олеся оценила это по достоинству. В нирвану она ушла с диким воплем, означающим высшую степень восторга. Гена поморщился, наблюдая за ней. Да, все шло по плану, но как-то не очень хотелось превращать свою квартиру в наркопритон. И еще напрягала мысль, что Олеся могла склеиться от передоза прямо здесь.

«Пирожное» Олеся «скушала» вчера. А сегодня у нее снова разгорелся аппетит. Пришлось запаривать для нее дозу. А это целый процесс. То ли дело морфий: раздавил ампулу — и никаких проблем.

Гена не торопился, это вдруг разозлило Олесю.

— Ты нарочно так долго?

— Я могу вообще уйти. Останешься без сладкого, — усмехнулся он.

— Какое сладкое?.. Это же герыч! — В ее словах прорезался страх за свое будущее.

— И что?

— Ты же нарочно меня подсадил!

— Я тебя подсадил?! — Гена возмущенно глянул на Олесю. — А кто у меня марафет дернул? Кто ампулу раздавил?

— Ну, ты же сказал…

— Я сказал, а ты крыса.

— Я крыса?! — испугалась она.

— А знаешь, что с крысами делают?

Он подсел к Олесе и, обняв за плечи, ласково посмотрел в глаза.

— Если ты мой домашний крысеныш, — сказал он, — то бояться тебе нечего.

— Домашний, — кивнула она.

— И сейчас тебе будет очень хорошо.

— Будет. — Олеся с жадностью смотрела на заряженный шприц.

— И на этом все.

— Как — все?

— Поигрались, и хватит. А то еще вдруг подсядешь на это дело. А зачем мне нужна жена наркоманка?

— Не, не, не подсяду! — Олеся энергично мотнула головой.

— Точно?.. А то, может, не надо? — Гена поднялся, давая понять, что собирается унести шприц.

— Точно, точно!.. И надо!..

— Мне нужно будет ненадолго уехать. Побудешь здесь одна?

— Да, конечно.

Гена сделал укол, дождался, когда Олеся переместится в лучшую реальность, и ушел. Барбамбии осталось совсем чуть-чуть, и он в этом практически не сомневался. А раз так, то нужно успеть воспользоваться его именем…

* * *

Микола встал не с той ноги. Все утро ходил хмурый, что-то бубнил себе под нос. То ли работа ему казалась слишком сложной, то ли зарплата не устраивала, но скорее всего, и то, и другое. Настя ни о чем его не спрашивала. Надо будет, сам скажет, что его не устраивает.

Настя хорошо помнила, как Бастурмин перехватил ее на выезде из гаража. Больше она таких ошибок не повторяла. Теперь за машиной ходит исключительно Микола. И сегодня в гараж отправился он. Но в дурном настроении. Поэтому Настя и не удивилась, что Микола не вышел к ней, не открыл дверь, как он иногда это делал.

Она сама открыла дверь, подняла ногу, чтобы забраться в салон. И оторопела. За рулем сидел здоровяк, имеющий с Миколой лишь отдаленное сходство. Настя в испуге шарахнулась назад, но путь к отступлению был уже отрезан. Кто-то подпер ее сзади, и ей в нос ткнулась тряпка с хлороформом.

Заснула Настя не сразу. Она сопротивлялась, пытаясь вырваться, но человек сзади держал ее крепко. И громила, который сидел за рулем, схватив ее за руки, втаскивал в салон.

Ее усадили на переднее сиденье, пристегнули к креслу ремнем, только тогда она погрузилась в тяжелое сонное состояние. Но заснула она лишь после того, как машина выехала со двора.

Проснулась она в той же машине. Открылась дверь, какой-то мордоворот взял ее за руку, потянул на себя.

— Я сама, — пробормотала она.

Настя поставила ноги на землю, но удержаться на них не смогла. Мордоворот подхватил ее, потащил к дому. Она успела окинуть взглядом двор. Потрескавшийся бетон перед крыльцом кирпичного дома, виноградник над головой, справа палисадник с малинником у забора. А забор штакетный, невысокий. Перемахнуть через него будет нетрудно. Или просто доску вытащить. Забраться в малинник, затаиться, а затем потихоньку проделать брешь в заборе. И к соседям, огородами.

Бросила взгляд она и на окна. Решеток на них нет, раму открыть будет несложно. Или просто стекло выбить. Только кто ей позволит это сделать? Если ее похитили, то будут держать под замком. Или даже на привязи. Может быть, и на цепи.

Дом старый, обстановка под стать: древний кожаный диван с высокой спинкой, буфет, черно-белый телевизор типа «Рекорд». Заметив телевизор, Настя ужаснулась. К этому «ящику» видик не подключишь, но запись с ее участием можно будет просмотреть в другом телевизоре. А запись могут сделать. Изнасилуют и отснимут на пленку… Однажды с ней такое уже было. Неужели кошмар повторяется?.. И куда, спрашивается, смотрел Микола? И зачем только она наняла этого барана?

Мордоворот затащил ее в маленькую темную комнату, швырнул на пол и закрыл дверь.

Сначала Настя подумала, что в комнате нет окон. А когда глаза привыкли к полутьме, заметила солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели между досками. Заколотили окно, причем наглухо. Настя попробовала отодрать одну доску, но лишь сломала ноготь.

Она осмотрелась, но не нашла ничего такого, чем можно было бы отжать доску. Железная кровать, обшарпанный буфет, шаткий стол. Она попробовала снять прут со спинки кровати, но очень скоро поняла, что ей это не по силам. Она смогла открутить только ржавый набалдашник в форме шишки. Только она это сделала, как открылась дверь и появился громила. Массивный лоб, маленькие, глубоко посаженные глаза под высокими надбровьями, широкий крепкий нос.

— Ну и что ты делаешь?

— Да вот, шишечка, — жалко улыбнулась Настя.

— Знаешь, куда ее себе вкрути!

— Я сама не могу.

— Да? — Парень задумался.

Уж не предложить ли ей свои услуги?

— А как тебя зовут?

— Олег… Эй, а что такое?

— Да нет ничего, просто интересно… — зажеманилась она.

Где-то Настя читала, как нужно вести себя с маньяками. Агрессора можно ошеломить его же оружием. Маньяк лезет к женщине под юбку, а она должна засунуть руку ему в штаны. Он ожидает сопротивления, а она должна сама наступать. Это, конечно же, не просто и не факт, что сработает, но попробовать все же можно. Только с умом и осторожностью. Хотя бы потому, что перед ней похититель, а не маньяк.

— Что тебе интересно?

— Однажды меня уже похищали, мне так понравилось! — Настя мечтательно закатила глазки, но, глянув на Олега, смутилась.

— Да?

— Уйди! — потребовала она.

— Ну-у… — Олег кивнул, отшагнул назад, переступая порог. И вдруг спохватился: — Эй, а чего ты здесь раскомандовалась?

— Разве я командую? — удивилась Настя. — Просто я еще не готова.

Она провела руками, оглаживая на себе платье. И кокетливо накрутила на палец завитушку возле уха.

— К чему не готова? — Олег оценивающе смотрел на нее.

— Да уйдешь ты или нет? — Настя толкнула его в грудь.

Он не упал, но через порог все же перевалил. И она смогла закрыть дверь.

— Ну ты в натуре!

Он распахнул дверь, но Настя стояла и улыбалась ему, как это делает мама, глядя на своего малолетнего сынка-бедокура. Сынка, которому можно простить все что угодно.

— Ты так больше не делай, поняла?

— А ты хороший, — еще нежнее улыбнулась она.

Дверь захлопнулась, на пол упал маленький кусок штукатурки.

Настя еще раз оглянулась, легла на кровать, скрестив на затылке руки. Ну и чего она добилась? Вдохновила Олега на эротические подвиги? Но так он в любом случае сможет взять ее. Это будет не трудно. Ее накачают наркотиками, поставят в полную от себя зависимость, и она будет плясать… Вопрос, под чью дудку она будет это делать.

Настя вздохнула. Кажется, она знала ответ на этот вопрос. А кто еще мог ее похитить, как не Бастурмин? Некому было убить этого выродка, поэтому она снова в ловушке. И не факт, что ей удастся из нее выбраться.

Настя поднялась, постучала в дверь. Ждать пришлось недолго.

— Ну, чего? — спросил Олег.

— Мне нужно в туалет.

На этот раз она изобразила не маму, а капризную девочку, которая сама нуждается в родительской ласке.

— Под себя ходи.

— Здесь некуда ходить. Даже под себя, — совсем не весело пошутила она.

— А это твои проблемы!

— Но ты же не такой, каким хочешь казаться.

— Какой — не такой?

— Ты хочешь казаться злым и жестоким, а в душе ты обычный человек. У тебя и мама есть, и сестра…

— Эй, только на жалость давить не надо!

— Думаешь, я хочу разжалобить тебя? Нет, я хочу разжалобить себя. Чтобы дать тебе самый важный в твоей жизни совет. Закрой меня в этой комнате и беги отсюда со всех ног! Пока тебе голову не скрутили…

— Кто мне голову скрутит?

— Барбамбия.

— Кто?! — скривился Олег.

— Барбамбия. Киргуду тебе сделает. — Настя провела ладонью по горлу.

— Какой Барбамбия?! Он сам тебе сделает! — Синхронным движением обеих рук Олег изобразил похабное действие.

— Зачем? — удивилась Настя.

— Как зачем?

— Он это уже делал… И не раз… Мы с ним спим… А ты что, не знал?

— Кого ты лечишь? — хохотнул Олег, хотя, как могло показаться, ему вдруг стало не до смеха.

— И не надо говорить, что это Барбамбия меня похитил, — качнула головой Настя. — Он не мог этого сделать. А Бастурмин мог.

— Какой еще Бастурмин?

— Гена Бастурмин. Твой хозяин. Он когда Ругаля убил, Барбамбию под это дело подставил. Все думают на Барбамбию, а его Бастурмин убил… Ну, или заказал… Может, это ты в него стрелял?

— В кого?

— В Ругаля.

— Ты что, дура? — не на шутку всполошился парень.

— Зря он Барбмабию подставил. Барбамбия ему этого не простит… И тебе, кстати, тоже. Но за тебя-то я слово замолвлю… может быть, — в раздумье проговорила Настя.

— Какое слово?

— Ты же не собирался меня насиловать?.. Или собирался?

— Да ты сама дашь!

— Да сама-то я дам… — кивнула она. — Только ты никому об этом не говори. А то если Барбамбия узнает…

— А у тебя что, реально с ним?

— И реально, — кивнула она. — И вертикально… Ты вертикально когда-нибудь пробовал?

Настя точно знал, что дверь Олег закрывал на ключ. И открывал он ключом. Но его самого не видела. Возможно, ключ торчал в замочной скважине с обратной стороны двери. Если так, то у нее был шанс. Дверь крепкая, понадобится время, чтобы ее выбить. А дальше другая дверь. И она также может ее закрыть. Чтобы затем выскочить на улицу и там поднять шум. Главное, милицию на помощь не звать, а то народ сам под лавки попрячется. На пожар людей надо созывать. Вот когда у мужика под жопой гореть начнет, тогда он и поднимется…

Но сначала надо обезвредить Олега. И закрыть его в этой комнате. Усыпить бдительность, настроить на легкую победу, а затем нанести удар. Но сможет ли она это сделать?.. Вряд ли.

— В смысле, стоя?

— Да, только ноги земли не должны касаться, — с самым серьезным видом сказала она.

— У кого не должны?

— У меня, конечно!.. Или ты думаешь, что я тебя на себе буду держать?

— Да нет, не думаю, — качнул головой парень, завороженно глядя на нее.

— А ты сможешь меня удержать?

— Да не проблема.

Олег подошел к ней, обхватил руками, оторвал от пола.

— Легко!

— Ты такой сильный! — Настя весело засмеялась.

И это при том, что она находилась в состоянии, близком к панике. Олег мог задрать ей подол прямо сейчас. И чего она этим добьется? У него столько силы в руках, а она такая слабая. К тому же во дворе находится еще один похититель, тот, который угнал ее «Ниву».

— Ну что, взлетаем?

Олег разжал руки, и Настя под действием силы тяжести стала сползать вниз. А платье при этом задралось до пупа.

— Погоди! Погоди!.. Ты не сказал, что вы сделали с Миколой?

— С каким еще Миколой?

— Да, что вы сделали с Миколой? — спросил вдруг знакомый голос.

Олег отскочил от Насти как ужаленный. Глянул на Бастурмина, стушевался.

— Ты что здесь делаешь? — жестко спросил он.

— Так она сама… — Олег не нашел ничего лучше, как кивнуть на Настю.

— Я же говорил тебе, что это хитрая змея.

— Ну-у…

— Потом поговорим. — Бастурмин властно повел рукой, выпроваживая парня из комнаты.

Тот ушел, и Гена закрыл за собой дверь.

— И что дальше? — спросила Настя.

— А дальше ничего, — пристально глядя ей в глаза, сказал он. — Дальше только земля. Дальше только черви.

— Ты меня убьешь?

— Ты сама сдохнешь. От передоза. Тебя найдут на собачьей свалке. Я позабочусь о том, чтобы ты попала в ментовскую сводку. Это чтобы тебя больше не искали…

— Но сейчас-то ищут.

— Тебя похитил Барбамбия.

— Барбамбия — это огонь, с которым ты играешь.

— Да, выбор у меня небольшой: сгореть или не сгореть. Я, конечно же, надеюсь на лучшее.

— Да, я тоже надеюсь на то, что тебя зарежут не больно.

— Барбамбия обречен, — усмехнулся Гена. — Так же, как и ты.

— Ты сдохнешь от своей наглости. Тебя найдут на собачьей свалке.

Сильный удар в челюсть сбил Настю с ног. Падая, она ударилась затылком об угол стола. От сильной боли замкнуло в голове.

В себя Настя пришла от сильной тряски. Она лежала на кровати, а Гена с дикими от возбуждения глазами лез к ней. И она вдруг вспомнила, как он брал ее силой раньше. Но тогда она изнывала от восторга, а сейчас она готова была его задушить в приступе ненависти.

Настя вдруг поняла, что ей ничего не мешает вцепиться ему в горло. Обе руки свободны, нужно лишь извернуться, поймать момент и напрячь все свои силы…

Она извернулась, двумя руками обжала его горло, надавила. От неожиданности Бастурмин потерял над собой контроль, и она смогла скинуть его на пол. И даже навалиться на него, продолжая сжимать горло. Он захрипел, но вместе со страхом за свою жизнь к нему вернулись силы. Он скинул Настю с себя, уложил ее на спину. И сам принялся ее душить…

В себя Настя пришла в машине, в своей «Ниве». Она сидела на переднем сиденье, за рулем — Олег. Больше в салоне никого не было. Руки свободны, ноги не связаны. Горло болит. Ощущение такое, что ее вытащили из петли в момент смертельного старта.

Олег заметил, что Настя пришла в чувство.

— Очнулась?

— А где Бастурмин? — спросила она, с трудом и хрипом выговаривая слова.

— Где, где?.. Думаю, он уже оттуда выбрался, — мрачно усмехнулся Олег.

— Откуда оттуда?

— Может, уже за нами идет. С Кирпичом. Если догонят, убьют обоих.

— Он меня душил… Это ты его остановил?

— А если не догонят, я тебя сам убью, — кивнув, сказал Олег. — Если ты меня обманула… Если у тебя ничего нет с Барбамбией.

— Дело не в этом, дело в том, что Бастурмин собирается убить Барбамбию. Так же, как убил Ругаля.

— Думаешь?

— Представляешь, под какую раздачу ты попадешь!.. Гена — твой босс?

— Да так, подписал нас на это дело. Мужик он, в принципе, крутой, при бабках. А мне сейчас деньги нужны. — Олег повернул голову к Насте и выразительно посмотрел на нее.

— Будут тебе деньги, — кивнула она. — Если живыми из этой беды выйдем.

— Ну да. — Олег бросил взгляд в зеркало заднего вида.

— Что ты знаешь про Бастурмина? — чуть погодя, спросила Настя.

— А что я знаю?

— Ну, кто его жену убил?

— Чего не знаю, того не знаю. Он мужик реально скрытный.

— А что знаешь про Олесю?

— A-а, эта… — скривился он.

— Знаешь ее?

— Ну, общались… Деловая. Сама Бастурмину под ноги стелется, а мы для нее — грязь под ногами.

— Где она сейчас?

— Да у него дома.

— Где дома?

— Ну, есть у него квартира. Он ее там… — Олег запнулся.

— Что там?

— Знаешь, мне с Барбамбией проблемы не нужны. Я потому от дедушки и ушел. А бабушку лохматить не надо. Зачем я буду тебе что-то рассказывать? Я тебя спас, ты мне за это заплатишь, и разойдемся.

— Что с Олесей? — хлестко спросила она.

— Вот только не надо…

— Что с Олесей? — звенящим от натуги голосом спросила Настя.

— Да что с ней… Под наркотой она…

— Гена накачал?

— Нуда.

— Зачем?

— Законсервировал. Чтобы не сбежала.

— А может сбежать?

— Ну, вроде того…

— Поехали за ней.

— Как-то у тебя все просто.

— Поехали!

— Вот только командовать не надо…

— Давай гони! — заорала Настя.

Олег окинул ее возмущенно-удивленным взглядом, провел рукой по загривку и прибавил газу.

Глава 21

Плохо, когда ситуация выходит из-под контроля, но еще хуже, когда она слетает с катушек и обухом падает на голову. Не успел Гена оправиться от встречи с «быками» Барбамбии, как нарвался на удар в спину от своего бойца.

Хотя какой он свой?.. Гена с досадой глянул на громилу, который крутил баранку. Кирпич — пацан исполнительный, что скажут, то и сделает. Но так и Олежа был таким же, а от рук отбился. Послушал бабу, поверил ей и слетел с тормозов. Догоняй теперь их!

Это у бандитов — все свои. Там отбор из своей же среды обитания, там круговая порука, там жесткая система. И постоянные общие дела, в которых закаляются пацаны. А Кирпич и Олежа люди со стороны. Пока им платят, на них еще можно положиться. Но и доверять нельзя. Потому как нет в них личной преданности своему боссу. Олежа это доказал. И Кирпич может пойти вразнос.

А еще Латыш мог сойти с дистанции. Забрать аванс и умотать куда-нибудь в Москву, там для него сейчас работы вдоволь. Там и затеряться можно, после того, как он убил Ругаля. А здесь с этим грехом обитать опасно. Тем более что нужно убить еще и Барбамбию… Вдруг у Латыша сдадут нервы.

А если Барбамбию не завалить, он Гене жизни не даст. И Настя с крючка сорвалась. Если она заявит в милицию, Гена попадет в оборот. А заявить она может напрямую в РУОП… Куда ни кинь, всюду клин.

— Ты быстрей можешь? — раздраженно спросил Гена.

Кирпич глянул на него косо, но в скорости прибавил. Не нравится ему, что с ним так резко. А еще Олежа вышел из подчинения. Кирпич тоже пострадал, но сейчас его больше волнует сам прецедент. Если Олежа не хочет работать на Гену, то зачем ему это нужно? А если он действительно задался этим вопросом, то с ним нужно держать ухо востро.

Да, ситуация выходила из-под контроля. А почему? Где Гена ошибся?.. Может быть, он зря связался с Настей? Ну жила бы она себе спокойно, ну строила бы планы против него. А что планы? Их можно было бы и отменить. Подъехать к Насте на добром коне, договориться с ней.

А может, он ошибся тогда, когда убивал Яну? Не надо было этого делать: не заслужила она такой смерти. И теперь мстит ему с того света.

Или он совершил ошибку еще раньше, когда замахнулся на Лебедева?

А может быть, не надо было связываться с Ругалем?

А если вся его жизнь — сплошная череда ошибок? Может быть, не надо было ему мстить Солохину?.. Да, не надо было совращать и опускать его дочь.

А может быть, ему не стоило залазить на Менгрелову?.. Да, она была сучкой и давала всем кому ни попадя. Но с Геной она тогда не хотела. Он фактически взял ее силой… И, пожалуй, Солохин впаял ему срок по заслугам. Зона исправила его ошибку, на свободу он вышел с чистой совестью… Да, не надо было ему лезть к Насте.

Но поздно уже каяться. Нужно работать над ошибками сейчас, а не ждать, когда грехи спишутся по «звонку» в местах не столь отдаленных. Если он вообще выйдет из колонии, куда его могут отправить по новому приговору суда.

Гена кивнул. Да, он сделает все, чтобы выкрутиться. И если вдруг он снова сможет загнать Настю в угол, то больше не позволит ей уйти. На этот раз он задушит ее с концами… Это же так приятно — сжимать руки на нежной и хрупкой женской шее.

* * *

Дверь не открывалась. Настя жала на клавишу звонка, но все без толку.

— Говорю же, он ее закрыл, — нервно сказал Олег.

Бастурмин мог появиться в любой момент, это его и пугало. А Настю почему-то нет. Она настолько ненавидела этого урода, что готова была убить его голым руками. И если это у нее не получится, она все равно даст ему бой. В любом случае ему не поздоровится… Как же она ненавидит эту падаль!

— А почему Олесю не слышно?

— Может, в отключке… Или в передозе… — Олег выразительно вознес глаза к небу.

— Очень может быть… Надо звонить Жильцову. — Настя глянула на соседнюю дверь, за которым мог находиться телефон.

В это время открылись створки лифта. Олег не вздрогнул, но заметно напрягся. И Насте стало не по себе. Вроде бы и не боялась она Бастурмина, но в коленках вдруг похолодело.

Но из лифта вышла редкой красоты девушка с длинными, собранными на затылке волосами. Она настороженно глянула на Олега, вопросительно — на Настю.

— А вы к Геннадию? — напряженно спросила она.

— Да ты не теряйся, Маша, проходи, — усмехнулся Олег.

— Да нет, я пойду.

Она повернулась к лифту, но Олег подошел к ней, взял за руку. И это едва не вызвало у нее обморок.

— У тебя должны быть ключи от квартиры, — сказал он.

— Нет у меня ничего!

— А я найду!

Олег потянулся к ее сумочке, но Маша вырвалась, отскочила от него. И лихорадочно, в страхе достала ключи и протянула ему. Настя внимательно смотрела на нее. Похоже, девушка очень переживала за содержимое сумочки. И не за ключ, а за что-то другое.

Олег забрал ключи, быстро открыл дверь.

Олеся полулежала на диване. На журнальном столике шприцы, жгуты, столовые ложки. Судя по ее взгляду, она только что приняла дозу.

— Это что здесь такое? — спросила Маша.

И это живо напомнило Насте давний эпизод. Она приехала в дом, который снимал Гена, укололась, приняла душ, а тут вдруг появляется хозяйка… Может, потому она так зло глянула на девушку.

— А ты кто такая? — спросила она.

— Кто, кто? Подружка Геннадия Романовича, — хмыкнул Олег. — Динамо-машина. Он жениться на ней собрался.

— Так это он из-за тебя свою жену убил?

— Он убил? — нахмурилась Маша.

— Он убил… — кивнула Олеся, глядя куда-то в пустоту перед собой. — Он, он.

— А муж твой сидит! — гаркнула на нее Настя.

— Мой муж… — Олеся с трудом сфокусировала на ней взгляд. — Мой муж, что хочу, то и делаю.

Настя не удержалась, и влепила пощечину. И это слегка отрезвило Олесю.

— Ты знаешь, что это такое? — Наста скинула со столика использованный шприц. — Это твой передоз!.. Гена убить тебя хочет! Чтобы ты его не сдала!

— А умереть не страшно, — хихикнула Олеся. — Там, в раю, так клево.

— Какой рай? Тебя ждет ад!

— Рай. — Олеся мотнула головой.

— Может, все-таки скажете, что здесь происходит? — спросила Маша.

— Если бы ты знала, с кем ты связалась, ты бы бежала отсюда быстрее плевка.

— Я знаю, с кем связалась… И знаю, что Гена — подонок, — совершенно серьезно сказал Маша.

— Тогда выплевывайся отсюда!

— И нам пора! — Олег схватил Олесю под мышки, оторвал от дивана.

— Гена меня изнасиловал, — тихо сказала Маша.

Но Настя на нее даже не глянула. Гена изнасиловал всю ее жизнь, но сейчас не время об этом говорить. Уходить надо, пока не поздно.

Олег помог Олесе спуститься вниз. Ее усадили на заднее сиденье, Настя устроилась рядом. Машина тронулась с места, и только тогда она спохватилась:

— Черт! А телефон!

— Нет у меня телефона, — качнул головой Олег.

— Жильцову надо позвонить.

— Зачем звонить? Доставим дрова на дом, — сказал он, кивнув через плечо.

— Где дрова? — спросила Олеся.

Пик эйфории прошел, она понемногу приходила в себя.

— Ты в дрова, — усмехнулась Настя.

— А ты зачем приехала? — недовольно глянула на нее Олеся.

— А чтобы Гена тебя не грохнул.

— Зачем ему меня убивать?

— Ну, ты же знаешь, кто убил Яну. А он зачищает хвосты.

— Да? — Олеся зависла в раздумье.

Настя в сомнении посмотрела на нее. Нет, не время везти ее сейчас к Жильцову. Да и не с кем. Олег при всей своей покладистости доверия не внушал. Надо бы его сменить. На Миколу…

— Стой! А где Микола? — спохватилась она.

Это вопрос совершенно выпал из головы. А вдруг Микола срочно нуждается в помощи?

— В гараже оставили… Связали, закрыли на замок… Неплохо, кстати, сработали, — ухмыльнулся Олег.

— Где гараж, ты, конечно, же знаешь.

— Само собой.

— Поехали.

— А деньги?

— У меня сейчас нет.

Сумочка с деньгами осталась в доме у похитителей, и было бы глупо за ней возвращаться. Во всяком случае, сейчас.

— Без денег не повезу… И машину не отдам.

— Ну, деньги ты заработал. Заедем домой, я возьму.

А заодно можно будет и Жильцову позвонить.

Пусть прямо к гаражу и подъезжает. Сначала Микола ему все расскажет, затем она обличит Бастурмина. И Олесю предъявит.

— Заедем домой… Только у тебя будет не больше десяти минут, — немного подумав, добавил Олег. — Если через десять минут тебя не будет, я уеду вместе с Олесей.

Настя его поняла. Он боялся, что Жильцову она сдаст и его. Но в то же время она понимала, что Олег мог исчезнуть сразу же, как только она выйдет из машины.

Именно поэтому к себе домой она поднималась в сильном нервном напряжении. О том, что Олег мог угнать не чью-то, а ее машину, она думала меньше всего. Куда больше она переживала за Олесю. Она просто не имела права ее потерять.

Дверь открыл отец. Он бьш бледный как смерть, но на Настю смотрел, как будто это она вернулась с того света.

— Живая?

— Все хорошо, папа, все хорошо.

Она позволила себя обнять, но тут же постаралась высвободиться.

— Папа, я очень спешу. Если не успею, все пойдет прахом… А где мама?

— Так все на ногах, тебя ищут… Соседи сказали, что тебя затолкали в машину и увезли.

— А в гараже искали?

— В гараже?! В гараже не искали…

Одну руку отец прижал к груди, другой нащупал спинку кресла. Настя помогла ему сесть, принесла лекарство.

— Что-то плохо мне совсем, дочка.

— В больницу надо!

Настя рванула к телефону, но отец поймал ее за руку, удержал:

— Нет, нет! Все хорошо!

— Правда хорошо?

— Все, уже отпустило, — улыбнулся он.

— Там, в гараже, связанный Микола, его нужно освободить. Я туда и обратно. Подождешь?

— Не надо ждать, все хорошо.

— Тогда я пойду.

Настя вскрыла свою заначку на черный день. Олег хотел получить три тысячи долларов, но Настя взяла половину от этой суммы. Для него и этого слишком много.

— Больше нет, — сказала она, протягивая ему деньги.

Олег пересчитал, кивнул:

— Ну, все, бывайте!

— Эй, ты куда?

— Пока, пока!

Олег исчез, и Насте пришлось самой садиться за руль. Олеся едва обращала на нее внимание. Ей сейчас было слишком хорошо, чтобы интересоваться приземленными вещами.

Ворота в гараж были закрыты, внутри тихо. Может, Микола уже и не дышит. А может, его убили сразу. Возможно, Олег потому и смотался, что не хотел идти сюда, отвечать на острые вопросы.

Ключ находился в машине, Настя открыла калитку. Опасения оказалась напрасными. Микола был жив. Он лежал связанный на самом дне монтажной ямы. На голове наволочка, во рту кляп.

Настя вытащила изо рта кляп.

— Долго же ты! — сам вялый, но с живым укором сказал он.

— Что?! — оторопела от такой наглости Настя.

— Думал, сдохну здесь…

— А то, что я могла сдохнуть, не думал? — спросила она, срезая веревки с его рук.

— Ну, с тобой же все хорошо…

— Идиот!

Настя освободила его, вышла из гаража. И как оказалось, к машине она вернулась как нельзя вовремя. Олеся уже вышла из машины, еще чуть-чуть — и она исчезла бы за гаражами.

— Стоять!

Настя догнала ее, схватила за руку.

— Да пошла ты!

Олеся ударила ее рукой. А Настя толкнула ее так, что она упала в траву, высоко задрав ноги.

— Эй, ты чего? — поднимаясь, с обидой спросила она.

— Что чего?.. Ты же нарочно оговорила Севу! Вы с Геной его подставили?

— А это ты во всем виновата! — Олеся взмахнула руками, как крыльями.

— Ну конечно! Кто ж еще!

— Ты с Севой таскалась!

— Сева в тюрьме! Ему пятнадцать лет светит!

— Лучше пятнадцать лет в тюрьме, чем пятнадцать лет с тобой!

Настя взорвалась и со всего маху влепила Олесе пощечину. И снова она растянулась по земле.

— Я тебя сейчас убью, суку!

Олеся села, закрыла лицо руками, но этого ей показалось мало, и она зажмурилась.

— Чего тебе надо? — хныкающим голосом простонала она.

— Тебя вызывает следователь. Сейчас ты поедешь к нему и скажешь, что Бастурмин заставил тебя оговорить Севу!

— Скажу.

— Врешь!

— Не скажу! — Олеся испуганно смотрела Насте за спину.

Она обернулась и увидела Бастурмина, который медленно, с мефистофельской улыбкой надвигался на нее.

— Ну вот и все!

Вокруг сплошь гаражи и, как назло, ни одного постороннего. Только Настя, только Бастурмин. Олеся, Кирпич… Был еще Микола, но он так и не вышел из гаража.

Настя могла бы его позвать, но Кирпич обратил бы на него внимание. Атак он стоял спиной к гаражу, и Микола мог бы без помех атаковать сначала его, а затем и самого Бастурмина.

А Жильцову Настя так и не позвонила. Зациклилась на отце, затем переключилась на деньги, и телефон вылетел у нее из головы. И если Микола не придет ей на помощь, шансов у нее нет. Бастурмин смотрел на нее глазами убийцы. И руки тянул к ней, как будто собирался задушить.

— Гена, я бы ничего не сказала! — поднимаясь с земли, мотнула головой Олеся.

— Я знаю… — вроде бы мило, но с дьявольским блеском в глазах сказал Бастурмин. — Иди в машину.

— Ты отвезешь меня домой?

— Я сказал: иди!

— Да, да!

Олеся повернулась к машине, а Бастурмин двинулся на Настю. Она пятилась до самых гаражей. Пора было упереться спиной в стену, но препятствие на пути так и не возникло. Зато слева и справа появились кирпичные стены. Оказывается, Настя втянулась в проход между гаражами. И уже там уперлась спиной в столб.

Это был самый настоящий тупик, в котором Гена мог запросто ее задушить, не опасаясь быть замеченным.

— Как же ты меня достала! — вне себя от злости прохрипел он.

— Будь ты проклят!

Настя попыталась оттолкнуть Бастурмина, но его руки все же обжали ее шею.

— Ну ты и мразь, Бастурмин! — раздалось вдруг за его спиной.

Это была Маша, Настя узнала ее голос.

— Какого хрена? — в бешенстве взревел Гена.

Он бросил Настю, развернулся к Маше, рванул к ней. И Настя вышла из тупика вслед за ним. И увидела, как Маша пятится от Бастурмина. В руке у нее был маленький револьвер. Она держала Бастурмина на прицеле, но выстрелить не решалась. И хотела наказать его, но не могла — не хватало духу.

— Маша, что с тобой? — увещевающим голосом спросил Бастурмин.

— Ты изнасиловал меня!

— Ты дура?.. Я же собираюсь жениться на тебе!

— Все равно!

Бастурмин вплотную сблизился с Машей и вырвал у нее из руки пистолет.

А Настя подняла с земли увесистый булыжник, чтобы запустить им в ублюдка.

— Не все равно!

— Я ненавижу тебя! — завизжала Маша.

Но тут же движением руки показала ему на Настю, которая замахивалась для броска.

Бастурмин развернулся к ней, наставил на нее револьвер. Настя опустила руку, в которой держала камень. Что-то не было у нее желания получить пулю в живот.

Бастурмин посмотрел на нее, огляделся и недовольно нахмурился. Настя тоже заметила, что Кирпич куда-то делся. Возможно, в ее гараже сейчас шла борьба — между ним и Миколой.

— Я ж тебя, суку, пристрелю! — Гена снова нацелил свой взгляд на нее.

И его палец шевельнулся на спусковом крючке.

— Гена, не надо! — Маша схватила его за руку.

— Отойди! — сквозь зубы процедил Гена.

— Маша, беги! Пока он не убил тебя, как Яну! Пока он не посадил тебя на иглу! Как меня, как Олесю… Это не человек! Это чудовище! — Настя обращалась к девушке, но в бессильной ярости смотрела на Бастурмина.

— Заткнись, тварь! — процедил сквозь зубы Бастурмин.

— Эй!

Настя сначала услышала отца и только затем увидела его. Он стоял с охотничьим ружьем в руках. И целился в Бастурмина.

Тот повернулся к нему, недоуменно вскинул брови. И смело направился к нему.

— Василий Лукьянович! Вам нельзя в тюрьму за убийство!

— Гражданин Бастурмин Геннадий Романович приговаривается к высшей мере наказания! — дрожащим от волнения голосом пробормотал отец.

— Василий Лукьянович! Ну зачем же вы так?

Бастурмин приблизился к отцу на расстояние вытянутой руки. Он уже собирался ударить по ружью, когда громыхнул выстрел.

Выпущенная в упор пуля ударила Бастурмина в грудь, он подался назад, но, как это ни странно, не упал. В ужасе посмотрел на отца, перевел взгляд на Настю.

— Приговор приведен в исполнение! — крикнул отец.

И снова нажал на спуск. Пуля из второго ствола попала преступнику в горло, и он замертво рухнул на землю.

Но рядом с ним лег и отец. Схватился за сердце, опустился на землю.

— Папа!

Настя бросилась к отцу, опустилась перед ним на колени, но тут же вскочила. Надо было срочно бежать за врачом.

Отец схватил ее за руку.

— Стой!.. Уже не успеешь… — пробормотал он.

— Папа, ну что ты такое говоришь?

— Я его осудил… Я должен был его осудить.

Взгляд его затухал, но улыбка становилась все шире.

— Папа!

— И все равно, прости меня, дочка.

Отец вцепился в ее руку, как утопающий за соломинку. Глаза его закрылись, дыхание остановилось. Но улыбка так и осталась на лице.

А к Насте подошел Микола. Живой и невредимый. Но жалкий, потерянный.

— Что нужно делать?

— Где Кирпич? — тихо спросила Настя.

Отца больше нет, но жизнь продолжается, а дружок Бастурмина мог ее оборвать. Если Микола не смог справиться с ним.

— Какой кирпич?

— С которым ты дрался?

— Я ни с кем не дрался… Мне плохо было, я сидел…

Настя посмотрела на него, на отца, на Бастурмина. Заметила и Машу, которая тихо, с бледным видом стояла в сторонке. Столько всего произошло, скольким людям нужна была помощь, а он сидел и ничего не делал.

Настя едва сдержалась, чтобы не наорать на него. Поднялась, направилась к машине, на которой приехал Бастурмин. Там была только Олеся, Настя схватила ее за руку, вытащила из салона.

— Я скажу! Я все расскажу! — отгораживаясь от нее руками, закивала та.

— Конечно, скажешь!

Настя вернулась к телу отца, села перед ним, закрыла лицо руками и разрыдалась. Справедливость восторжествовала. Но почему ей пришлось заплатить за нее такую цену?..

* * *

Сева вышел из СИЗО через проходную. Остановился на крыльце, потянулся, мотнул головой, будто стряхивал с нее лагерную пыль.

Настя помахала рукой, стремительным шагом направилась к нему. Сева улыбнулся, рванул к ней.

От него неприятно пахло тюрьмой, но Настю это ничуть не смущало. Она целовала его, наслаждаясь вкусом скисшего табака с его губ.

Олеся дала показания против покойного Бастурмина, дело в отношении Севы прекратили. А сегодня он вышел на свободу. И Настя чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Самым-самым… Она с трудом оторвалась от него.

— А я знал, что ты меня отсюда вытащишь, — улыбнулся он, не отпуская ее от себя.

— Ну, не я тебя отсюда вытащила.

— Да ладно!.. Олесю кто нашел?

— Ее можно было бы и потерять… И если бы не отец…

— Прими мои соболезнования…

— Да, конечно…

— А об Олесе давай не будем. — поморщился Сева.

— Не будем.

— Есть только ты и я, — сказал он.

— Ты, я… и твоя служба, — улыбнулась Настя, глядя на Жильцова, который приближался к ним.

— Ну, здорово, старлей!

Жильцов крепко пожал Севе руку, по-товарищески похлопал по плечу.

— Как настроение?

— Боевое!

— К труду и обороне готов?

— Ну, если труба зовет…

— Еще как зовет! Кто бандитов ловить будет? Убийства раскрывать… Похоже, Бастурмин действительно причастен к убийству Ругаля.

— Лично у меня никаких сомнений, — пожал плечами Сева.

А Настя посмотрела на Жильцова скучающим взглядом. Она рвалась к Севе не для того, чтобы слушать разговоры о службе. Даже если речь шла о Бастурмине.

— Киллера сегодня взяли. На месте преступления… Работал на Бастурмина.

— На месте преступления? — Сева вопросительно глянул на своего начальника.

— Барбамбию убили, — тихо сказал Жильцов.

— Прощальный привет от Бастурмина? — еще тише спросила Настя.

И после этого стало совсем тихо. Настя услышала, как над ухом прожужжала муха. А за спиной кто-то кашлянул. Она вздрогнула, решив, что это Бастурмин. Резко обернулась и увидела пожилого, чахоточного вида мужчину с морщинистым лицом. Бастурмина не было, но вдруг он просто где-то в другой стороне? Вдруг он вернулся за ней с того света?

— Не бойся. Со мной ничего не бойся.

Сева будто почувствовал ее настроение. Обнял ее сзади, прижал к себе. Настя кивнула. Да, с ним она ничего не боится. С ним она начинает новую жизнь — долгую и счастливую.

Оглавление

Часть первая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава б

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

Часть вторая

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg