«Не называйте меня «Мистер»»

Харви Уилсон принимал гостя, и старался быть возможно радушней, что удавалось лишь отчасти, поскольку мысли о предстоящей ночи одолевали его. Вдруг, она будет той самой, долгожданной? А может случиться так, что в последний момент, как это бывало уже не раз, опять что-нибудь сорвется. А значит, нужно ждать, ждать и надеяться, а что может быть хуже ожидания?

Гость Харви сделал очередной глоток и оценивающе оглядел крохотную гостиную.

— А у вас здесь неплохо, Харви, — сказал он. — Так вы говорите, что построили это все собственными руками. Неужели все?

Он не переставая пил, как только пришел сюда, поэтому язык у него слегка заплетался.

Харви кивнул.

— Все, кроме водопровода. Я подумал, что это лучше поручить специалисту, — и, посмотрев с улыбкой на свою жену, сидевшую на диване рядом с Келвином Ламбертом, добавил: — А все внутренние малярные работы сделала Дорис. Она у меня умница: сразу смекнула, что и как.

Дорис закинула ногу на ногу и хмуро посмотрела на стену над головой Харви. Ей было лет под тридцать. Кукольное личико, длинные черные волосы до плеч, красивые ноги и пышная соблазнительная фигура, грозившая годика так через два превратиться в перезревшую. Она тоже изрядно выпила, и ее темные глаза за невероятно длинными ресницами неестественно блестели.

— Я взялась за это дело только потому, что Харвей приставал ко мне, сказала она, как бы оправдываясь. — Но на самом деле я не из тех женщин, которые получают удовольствие от махания кистью, м-р Ламберт. — Она взглянула на свой стакан и протянула его мужу. — Налей еще, Харви. И ради бога, плесни побольше виски.

Харви встал, взял стакан и посмотрел на Ламберта.

— А вы, сэр? Готовы принять еше стаканчик?

— Неплохая мысль, Харв. — Ламберт протянул свой стакан и глубокомысленно изрек: — В такую холодную ночь, как эта дополнительного анти-фриза не помешает.

— Что верно, то верно, — улыбнулся Харви.

Ламберту было около сорока, но в свои сорок он, пожалуй, выглядел лучше, чем когда-то в двадцать. Два десятилетия слегка, как раз в меру, посеребрили его виски и скрыли все, что нужно было скрыть, кроме нескольких шрамов.