«Академия»

Академия (fb2) - Академия [litres] (пер. Татьяна Борисова) 1355K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Бентли Литтл

Бентли Литтл Академия

Bentley Little

The Academy

© 2008 Bentley Little. All rights reserved

Иллюстрация на обложке

Вячеслава Коробейникова

Пролог

– Чем займемся? – спросил Ван.

– Без понятия, – пожал плечами Курт. – Есть мысли?

– Не-а.

Двое подростков прислонились к закрытым гаражным дверям. Впереди лежала улица и долгий нудный день.

– Может, в баскетбол?

– Давай, – кивнул Курт.

После окончания учебного года приятели не были на школьном дворе ни разу, хотя прошлым летом они оттуда практически не вылезали. Курт недавно получил права, и началась райская жизнь. Ребята частенько ездили на пляж, «охотились» на симпатичных девчонок (которых еще попробуй найди!) – словом, всячески наслаждались долгожданной мобильностью. Увы, на прошлой неделе отец Курта увидел счета за бензин и быстренько прикрыл лавочку. Теперь до конца лета развлекайся пешком.

Курт с Ваном прихватили из холодильника «Кока-колу» и, перебрасывая друг другу мяч, побрели вниз с холма к старшей школе.

Ван надеялся, что кто-нибудь составит им компанию, однако спортивная площадка стояла пустой. Курт обрадовался. Он давно не играл и хотел сначала немного потренироваться без чужаков.

– Играем в «Лошадь»?[1]

– Тебе, что, три года? – фыркнул Ван. – Давай лучше в «Черт». Или в «Хрен».

– Ладно, в «Хрен».

Курт провел мяч по площадке, замер под корзиной, перекинул его снизу через голову, каким-то чудом попал в кольцо и бросил мяч приятелю. Тот попробовал повторить трюк, но мяч ударился о кольцо и отскочил.

– «Х»! – объявил Курт.

– Зацени! – крикнул Ван и, подражая шоу-команде «Гарлем глоббтроттерс», показал мастерскую проводку мяча.

Но Курт не заценил. Он смотрел в сторону школы.

Странно здесь как-то стало…

Здания окружала сетка-рабица – гипотетическая защита от вандализма. За ней виднелись запертые корпуса, казенные грязно-белые шторы на окнах. В прошлом году вид закрытой школы вызвал у Курта прилив радости, однако сейчас ему стало не по себе. Его нервировали даже поле и заасфальтированная баскетбольная площадка.

Кругом пусто, нигде никого – только они с Ваном.

Если с ними что-нибудь случится, никто не узнает.

– Я – профи! – воскликнул Ван.

Курт оглянулся. Мяч прыгал уже под корзиной.

– Прости, я не видел.

– В смысле?

– Отвлекся.

– Тебе «Х» автоматом! – возмущенно крикнул Ван. – Мне теперь повторять!.. Смотри внимательно.

Он провел мяч между ногами, на бегу описывая восьмерку, затем от линии штрафного броска выполнил боковой крюк слева и попал в кольцо.

Курт попробовал повторить. Едва он начал вести мяч, как тот резко отскочил от трещины в асфальте и сильно ударил Курта в подбородок. Зубы клацнули, он взвыл и схватился за ушибленное место, мяч поскакал в сторону. Курт провел пальцем по зубам – нет ли крови?

– «Р»! – торжествующе завопил Ван.

– Я больше не играю, придурок! Всё!

Курт пощупал два передних зуба – слава богу, на месте и не шатаются. Краем глаза он уловил движение, крадущуюся тень – вроде бы какой-то тощей девчонки. Она так быстро юркнула между зданиями, что Курт с сомнением подумал, не привиделось ли ему.

В классе миссис Хэйбек качнулись шторы – словно кто-то отпрянул от окна.

– Пошли отсюда, – сказал Курт.

– Да ну тебя. – Ван сделал боковой бросок.

Мяч отскочил от кольца, Ван быстро повторил маневр. Попал.

Курту было стыдно признаться в своем страхе. Он молча наблюдал за приятелем. Тот обвел мяч вокруг площадки и забросил его в корзину из-под кольца. Курт сам не понимал, чего боялся. Но ведь боялся же! На улице стоял белый день, припекало солнце, а страх все нарастал. Курт отошел в тень, под дерево, прислонился к стволу и стал думать, как уговорить Вана уйти.

Сверху упал орех, ударив Курта по макушке. Тот громко ойкнул. Не орех, а прямо камень какой-то! Курт сунул пятерню в волосы – на макушке вскочила шишка.

Вниз устремился еще один орех, стукнул Курта по руке. На ней тут же расцвел круглый красный синяк.

Ван неожиданно споткнулся, ничком рухнул на асфальт и вскрикнул от боли. Выругался, встал, глянул на колени. Курт даже из-под дерева увидел дыру на джинсах приятеля и кровь.

Что за дела?! Может, конечно, это воображение разыгралось, но у Курта вдруг возникло впечатление, будто их атакуют.

У ног приземлился очередной орех, промазав всего на дюйм.

Курт поспешно отошел от дерева.

– Пошли! – позвал он. – Пора валить!

– Нет, – с вызовом бросил Ван.

– Чувак…

– Говорю ж, нет! – В голосе друга прозвучала откровенная враждебность.

С чего Ван так завелся? Надо его уговорить, придумать что-нибудь нормальное, не бредовое…

Ван демонстративно повернулся к приятелю спиной и стал бросать мячик в дальнюю корзину. Значит, уйду сам, решил Курт.

Мяч отскочил от металлического щита и сильно ударил Вана в живот. Парень на миг задохнулся.

– Я ухожу! – объявил Курт.

– Давай, – буркнул Ван, не глядя на приятеля.

Курт пошел прочь. В конце учительской автостоянки он оглянулся. Ван продолжал кидать мяч в кольцо, отрабатывая свободный бросок.

Больше Курт своего друга никогда не видел.

Глава 1

Письмо пришло в середине июля. Это было очень странно – окружное управление образования обычно рассылало уведомления в конце августа. Вскрывая конверт, Линда Уэбстер мысленно подсчитывала выслугу лет и прикидывала варианты на случай грядущего увольнения.

Об увольнении в письме не было ни слова. В нем, наоборот, говорилось, что управление прогнозирует в этом году рост числа учащихся и потребность в двух-трех дополнительных преподавателях. Замечательная новость. Однако причина для столь ранней рассылки корреспонденции все же имелась: управление информировало сотрудников старшей школы имени Джона Тайлера о том, что оно готово рассмотреть их заявление о предоставлении школе независимого статуса. Обсуждение состоится на ближайшем собрании, в понедельник двадцать третьего июля.

Линда посмотрела на мужа.

– Говорят, наш Тайлер станет независимой школой.

– Это как? – Фрэнк выглянул из-за компьютера.

– Сама не знаю.

– А в письме?..

– Оно без подробностей. – Линда еще раз глянула на бумагу и покачала головой. – Независимая школа, надо же. Неожиданная новость. Впервые об этом слышу. Причем тут упоминают какое-то заявление. Получается, Джоди уже подала заявление в школьный совет? Странно, что она ничего не обсудила с персоналом, не узнала нашего мнения. Даже в известность не поставила. Не похоже на Джоди.

– Зато вы избавитесь от контроля окружного управления.

Фрэнк был прав. На последних выборах в школьный совет победили консервативные фундаменталисты. Они сразу же начали старательно проталкивать в жизнь свою непостижимо идиотскую программу: отказаться от танцев/вечеринок/празднований на Хеллоуин, очистить библиотеки от книг про Гарри Поттера, запретить преподавание теории эволюции и отменить бесплатные завтраки-обеды для малообеспеченных учеников – мол, школа не обязана оказывать социальную помощь.

Окружному управлению подчинялись шесть школ. Все шесть директоров попробовали вразумить новое начальство. По последнему пункту они, например, напомнили, что Иисус всячески поддерживал бедняков. К тому же, отменив бесплатное питание, округ потеряет федеральное финансирование. Школьный совет не дрогнул. С тех самых пор школы неустанно спорили с окружным управлением образования по множеству вопросов, больших и маленьких.

Да, освободиться от этих фанатиков было бы здорово.

– Или, – продолжал Фрэнк, – вас всех уволят, а преподавание поручат какой-нибудь частной компании.

Такое тоже не исключено. Верить, конечно, не хотелось, но… Директор почему-то ни слова не сказала сотрудникам о грядущих переменах. Действительно планировала всех заменить?

Линда позвонила подруге, Диане Брук, которая заведовала в школе Тайлера кафедрой английского. Диана тоже пребывала в неведении и озадаченно читала письмо из управления.

– Странно, правда? – поделилась сомнениями Линда. – Джоди и словом не обмолвилась!

– Да уж. А представляешь, сколько нужно было подать бумаг? Значит, подготовка идет уже не первый день.

– Бобби! – хором воскликнули подруги.

Бобби Эванс. Как же Линда сразу о ней не подумала? Секретарь знала обо всем, что происходило в кабинете директора. Знала – и тоже молчала.

– Я ей позвоню, – сказала Диана. – Потом наберу тебя.

Не успела Линда дойти до кухни и выпить воды, как телефон зазвонил.

– У нее автоответчик, – доложила Диана. – Я оставила сообщение.

– Я хочу отправить всем мейл. Надо бы выяснить, кто еще не в курсе. Вдруг только мы с тобой?

– Джоди в рассылку включишь?

– Хуже не будет. Может, тогда она нас просветит.

– Что тебе известно о независимых школах?

– Почти ничего, – призналась Линда. – Они не подчиняются управлению, да? По типу частных школ?

– В Калифорнии, – начала Диана, – есть два вида независимых школ. Я в Интернете глянула. Собственно, я как раз про них читала, когда ты позвонила. Так вот, заведениями первого типа управляют наемные частные компании – такое практикуют в слабых школах из бедных районов. Мы к ним явно не относимся. В нашем округе Ориндж независимые школы обычно курируются управлением образования, но имеют большую степень свободы. Видимо, именно это нас и ждет.

– Зачем? Что Джоди задумала? Странно, правда?

– В независимых школах есть свои преимущества. К примеру, учебники. Мы сможем выбирать их сами, а не выполнять распоряжения свыше. У нас будет больше финансовой свободы. Считается, что независимые школы используют индивидуальный подход к ученикам и лучше, чем управление, знают их потребности. С другой стороны, отсутствие контроля, наверное, провоцирует разные злоупотребления.

– Ну, и что говорит тебе чутье? – спросила Линда. – Да или нет?

– Ох, – вздохнула Диана, – я не любитель перемен. Свой черт – хоть и черт, да роднее. А ты что скажешь?

– Понятия не имею, нужно больше информации. Только есть у меня подозрение, что эта история грозит проблемами с работой. Так и вижу, как все обещанные нам гарантии идут коту под хвост.

– Ты прямо как профсоюзный деятель, – рассмеялась Диана.

– Ну…

После разговора с подругой Линда разослала мейлы коллегам, но ответы стали приходить лишь на следующий день. Секретность вокруг таинственного заявления Джоди и ее непонятное молчание озадачили почти всех. Однако среди учителей оказалось на удивление много горячих сторонников независимости. Фрэнк был прав – людей привлекал не столько новый статус школы, сколько возможность избавиться от самодурства школьного совета. Тем не менее Линда все равно считала, что нырять с головой в неизвестность нельзя. Сперва нужно изучить все нюансы, а уж потом принимать окончательное решение.

Фрэнк жену поддержал.

– Поговори с преподавателями из других независимых школ. Узнай, насколько реальность расходится с обещаниями. Выясни, как людям работается, чем они довольны, чем недовольны. Прозондируй почву насчет увольнений и гарантий, которые тебя волнуют. Думай не только о ближайшем будущем, но и о долгосрочной перспективе. Да, уйти из-под контроля чокнутого школьного совета, конечно, хорошо. С другой стороны, в следующем году состоятся выборы, и состав совета может целиком поменяться. Что будет лучше для школы в конечном итоге? Думайте, взвешивайте, поступайте ответственно. Это очень важное решение.

– Обожаю твою логику. Ты у меня настоящий Спок из «Звездного пути». – Линда чмокнула мужа в нос.

– Только логику? – игриво намекнул Фрэнк.

– Сегодня вечером, – пообещала она.

Почти весь день Линда переписывалась с коллегами и говорила с ними по телефону. Ни директор, ни секретарь на связь ни с кем не выходили, хотя обеим было послано множество сообщений.

Информация о заявке на реорганизацию школы была доступна каждому: ее опубликовали на сайте окружного управления образования. Однако документ ничего не прояснял, а лишь рождал еще больше вопросов. В нем сообщалось, что предложенный заявителем проект устава соответствует требованиям штата, что проект этот успешно прошел проверку управления по делам образования в штате, что план реорганизационных мероприятий утвержден руководителем окружного управления образования, и что школа выполнила все пять обязательных учебных задач за положенные три года.

Устав уже написан? План мероприятий представлен окружному руководителю? Процесс запущен еще три года назад?

Целых три года?! И Линда, и ее собеседники-коллеги были потрясены. Их так долго держали в неведении? В заявлении говорилось, что реорганизация даст преподавателям возможность влиять на образовательный процесс; что они смогут сообща разрабатывать учебный план, а не просто выполнять приказы окружного управления. Если так, то начало было не самым правильным. Оно вызвало у учителей одну только злость – с ними не посоветовались, им даже не сказали!

Тем не менее некоторые преподаватели одобряли желание выйти из-под опеки школьного совета. Им нравилась идея демократии в школе, они мечтали об обещанном влиянии.

Линду же грызли сомнения.

* * *

Зал был набит битком, все места и проходы заняты. Родители и учителя подпирали стены, часть народу толпилась в коридоре. Явка была поразительная – редкая даже для учебного года, а уж для середины лета и вовсе неслыханная. Вокруг создания независимой школы подняли немалую шумиху. Окружная газета «Ориндж каунти реджистер» и местная «Санта-Мара сентинел» посвятили этой теме статьи. Агитаторы от обоих лагерей старательно подливали масла в огонь и вербовали сторонников. Впрочем, противников независимой школы практически не наблюдалось – разве что профсоюзы госслужащих пробовали роптать, но в консервативном округе Ориндж поддерживать профсоюз было смерти подобно.

Потому-то Линда и переживала.

Они с Дианой прибыли вдвоем, без мужей – те на собрание идти не захотели. Подруги приехали на полчаса раньше назначенного времени, однако маленькая стоянка перед управлением оказалась уже заполнена. Пока они искали место для парковки в соседнем квартале и спешили назад, время подошло к семи. Линда с Дианой взлетели на третий этаж в актовый зал и с трудом втиснулись в небольшой просвет у стены, рядом со входом – повезло, что не остались за дверью. Линда оглядела толпу. Присутствовали почти все учителя из Тайлера, много знакомых родителей. Линда прислушивалась к разговорам, пыталась уловить общее настроение. Шум стоял невообразимый.

– Смотри, – кивнула Диана. – Вон Джоди и Бобби.

Директор и секретарь молча сидели в первом ряду, глядя вперед и ничего вокруг не замечая.

– Странно, – ответила Линда. – Ведут себя как степфордские жены из сериала.

– Прикрой меня. Я в атаку.

Диана стала боком протискиваться вперед между родителями.

– Разрешите… Простите… Извините… Позвольте…

Наконец она достигла первого ряда, присела рядом с креслом Джоди и что-то произнесла. Линда со своего места ничего не услышала. Ей показалось, что директриса проигнорировала Диану, даже головы не повернула. Через минуту подруга вновь ледоколом рассекла толпу и пробралась на место. Лицо у нее было растерянным.

– Ну? – поторопила Линда.

– Мне посоветовали не совать нос куда не следует, чтобы не было хуже.

– Джоди?!

Диана кивнула. На смену ее растерянности пришла злость. К подругам начали подтягиваться другие учителя, желая послушать новости.

– Повтори, что она сказала, дословно, – попросила Линда.

– Так это дословно. «Не суй нос куда не следует, чтобы не было хуже». Жутким тихим голосом. Она на меня даже не глянула. Так и смотрела вперед. Бобби – тоже.

– На Джоди совсем не похоже, – заявил преподаватель вождения Дэвид Долливер.

– И не говори. Я прям остолбенела. Звучало как… угроза.

Ивонна Готье кашлянула.

– А я не удивлена.

Ивонна была в Тайлере новенькой – ее наняли в прошлом году, когда учительница математики вдруг решила не выходить на работу после декрета.

Все дружно посмотрели на Ивонну. Та нервно теребила сумочку.

– Вы не подумайте, Джоди замечательно ко мне относится, и директриса она потрясающая. Просто… На собеседовании она спросила, есть ли у меня дети – уже или в планах. Я ответила, что не замужем – хотя ей какое дело? – и что в будущем, когда-нибудь, хочу детей. Джоди резко переменилась. Лицо стало серьезным, а голос тихим и… угрожающим, как ты говоришь, Диана. Правда, жутко было. Джоди заявила, что сыта по горло моей предшественницей: та зареклась заводить детей, а сама соврала. Поэтому, продолжила директриса, если хочу получить место, я должна пообещать не беременеть. Я пообещала. Тоже соврала, но пообещала.

– Я знаю Джоди Хоукс еще по старшей школе Санта-Мары, – недоверчиво покачал головой учитель истории Кен Майерс. – Она добрейший, милейший, честнейший и достойнейший человек. Не верю, чтобы Джоди вела себя так непрофессионально и уж тем более кому-то угрожала.

– Я слышала это своими ушами, – не сдавалась Ивонна.

– Я, видимо, тоже, – кивнула Диана.

Толпа внезапно оживилась, гул голосов стал громче. Его сменила почтительная тишина – последний член окружного школьного совета занял место на трибуне, и собрание призвали к порядку. Сначала бегло обсудили кое-какие общие вопросы, быстро за них проголосовали и только потом перешли к заявлению Тайлера.

Несмотря на огромное количество присутствующих, дискуссия получилась на удивление короткой. Впрочем, напомнила себе Линда, люди пришли в основном слушать, а не говорить. Линда пожалела, что она так плохо знакома с темой. Нужно было все изучить и поучаствовать в обсуждении! Джоди выступила с презентацией, ответила на безобидные вопросы членов совета; большая группа родителей поддержала инициативу; главы профсоюзов высказались категорически против. Слушая так называемые прения, Линда все больше понимала: исход собрания – дело давно решенное.

Как же она раньше не догадалась? Линда думала, что совет не захочет терять контроль над школой Тайлера, но ведь главной целью этих фанатиков было искоренить в школах государственные образовательные стандарты (мол, они «недостаточно христианские»). Ради этого совет не возражал даже поступиться собственной властью. Возможно, взамен Джоди дала какое-нибудь обещание или заключила тайную сделку – лишь бы добиться своего.

Предложение приняли при одном голосе «против». Тем не менее это не означало, что Тайлер автоматически поменял статус. На следующем, финальном, этапе следовало провести голосование среди сотрудников школы. Оно определит, чего желает большинство: обрести независимость или остаться под эгидой окружного управления. Если большинство одобрит перемены, несогласные смогут перейти в другое учебное заведение округа. Если же большинство выступит против, то идея с независимой школой повиснет в воздухе: придется либо запускать весь процесс заново, либо отказываться от идеи.

После собрания родители, ученики и местные журналисты обступили Джоди. Директора поздравляли, расспрашивали о будущем школы Тайлера.

– Пойдем отсюда, – сказала Диана.

Домой поехали мимо школы. Она стояла неосвещенная, черная. Круглые кроны деревьев сливались с очертаниями зданий, придавая им во мраке необычный вид. Школа вдруг показалась Линде неуклюжим чудищем, которое замерло перед прыжком. Странная мысль, раньше ей ничего подобного в голову не приходило, а ведь Линда бывала здесь по ночам сотни раз…

Она отвела взгляд и зябко поежилась. Лишь через несколько кварталов Линда поняла, что именно ее насторожило. Освещение отсутствовало не только в самой школе, но и вокруг. Словно в одном-единственном квартале пропало электричество. Школа выглядела не просто средоточием темноты, а ее источником. От такой метафоры Линде стало очень неуютно.

Диана будто прочла ее мысли.

– Все меняется, – сказала она.

Линда не совсем уловила, что именно прозвучало в голосе подруги – печаль или тревога. Не радость, точно.

– Что ты думаешь про независимую школу? – спросила Линда.

После собрания они говорили только о странном поведении Джоди и совсем не обсуждали главного.

– Какая разница? Все решат и без меня.

– И все же?

Диана вздохнула.

– Учти, я от своих слов открещусь. Еще два часа назад мне бы такое и в голову не пришло, но теперь перспектива вручить Джоди полную власть над школой пугает меня до чертиков. После ее выходки…

– Да, школьный совет хотя бы отозвать можно, – кивнула Линда. – Он ведь выборный.

– Ты тоже не купилась на обещания про великую демократию?

– Право голоса каждому сотруднику? Учительское самоуправление? Счастливая коммуна, где царит любовь и выполняются все наши желания? Нет, не купилась.

– Независимые школы, они такие. В правилах это черным по белому написано. Ты же слышала Джоди.

– Да. Слышала.

Дома Фрэнк смотрел в постели повтор «Детектива Монка». Хоть что-то в этом мире было неизменно. У Линды отлегло от сердца. Успокоенная, она почистила зубы, разделась и скользнула под одеяло, к мужу. Они занялись любовью. И хотя Фрэнк одним глазом все время косил в телевизор, боясь пропустить конец серии, вышло неплохо.

Нет, прекрасно вышло.

Глава 2

Спустя два дня Линда получила по почте тяжелый пакет. Внутри лежала толстая подшивка – двести отксерокопированных страниц. Титульный лист гласил «Независимая старшая школа имени Джона Тайлера. Устав». Там же обнаружились сопроводительное письмо и номерной бюллетень с двумя вариантами ответа: «Принять устав» и «Отклонить устав». Бюллетень следовало сдать на общем собрании, назначенном на десять утра в понедельник.

После заседания школьного совета Линда, конечно, обсуждала будущее Тайлера с Дианой и другими коллегами. Они считали, что на реорганизацию уйдет не меньше года: слишком много нюансов нужно учесть, слишком много точек над «i» расставить. Графика никто не знал; все предполагали, что новый устав – если его примут – вступит в силу лишь на будущий учебный год. Однако в сопроводительном письме четко говорилось: директор вместе с уставным комитетом планируют нововведения уже в нынешнем учебном году и хотят немедленно получить от управления необходимые полномочия.

Ни о каком уставном комитете Линда понятия не имела, поэтому имена семерых его членов она прочла с большим интересом. Все – преподаватели и сотрудники, которые, по слухам, были ярыми сторонниками грядущих перемен. Секретарь директора, Бобби – куда ж без нее? Джанет Фрателли, библиотекарь-фашистка. Двое новеньких, их Линда знала лишь в лицо – учитель математики Арт Коннор и учитель музыки Джозеф Карр. Со следующими тремя коллегами она последнее время конфликтовала: учительница истории Нина Хэйбек, физрук Джон Николсон и учитель рисования Скотт Суэйм. С Ниной Линда поругалась из-за девятиклассницы, у которой были проблемы с обучаемостью. Нина унизительно отчитала девочку перед всем классом, и та расплакалась.

Состав компании не сулил ничего хорошего, и Линда решила обсудить новость с Дианой.

– Значит, нам Джоди и полслова не сказала про все эти уставы с независимостями, зато сколотила целую команду, которая полна планов и рвется в бой, – возмутилась подруга. – Мое мнение о Джоди полностью изменилось, причем всего за неделю. Я ведь искренне восхищалась нашей чудо-директрисой – она поставила школу на ноги, сделала столько хорошего… Я была благодарна Джоди, считала ее другом! Если б в прошлом семестре ты сказала мне, что все станет по-другому, я назвала бы тебя ненормальной.

– Точно, – согласилась Линда. – Я не встречала начальницы лучше. Может, она такой и осталась?.. Хотя открытие, конечно, не из приятных: оказывается, Джоди давным-давно готовила тайный переворот, а с нами вела себя как ни в чем не бывало.

– Между прочим, мы с тобой громче всех жаловались на школьный совет, особенно после выборов.

– Вот именно. Не понимаю, почему Джоди нам не рассказала. Странно… Тоже мне, государственная тайна! К чему такая секретность? По-моему, наоборот, если б Джоди привлекла к делу учителей, это был бы замечательный аргумент в пользу «переворота». А так…

– А так все выглядит подозрительно, – поддакнула Диана.

– Угу.

– Слушай, вдруг мы ошибаемся? Наверное, без чокнутого правления жизнь у нас и правда станет лучше. Может, Джоди хочет не власть заграбастать, а пользу школе принести?

– Может, – с сомнением протянула Линда.

– Ты права, – вздохнула Диана. – Джоди жаждет власти. Да здравствует королева.

Устав оказался жутким документом. Он оговаривал множество нюансов и изобиловал непонятными юридическими терминами. Позаимствовали этот документ у кого-то, что ли? Или подключили к работе юриста? Директор с секретарем ни за что бы такого не сочинили. Устав не только определял систему управления и субординации в будущей школе, но и перечислял новые правила – как для учеников, так и для сотрудников. От количества предписаний голова шла кругом. Просто Оруэлл какой-то! Кошмар. Сопроводительное письмо утверждало, будто цель реформы – избавиться от «душащей руки» окружного управления и вновь сделать упор на преподавание. Если так, то метод был выбран странный. Столь изощренная, коварная система окружным бюрократам и не снилась.

Внимание Линды привлек подпункт: «Соглашения между организациями трудящихся и окружным управлением образования не распространяются на сотрудников независимой школы. Любой профсоюз и любая организация трудящихся, желающие представлять интересы сотрудников независимой школы перед уставным комитетом, обязаны получить одобрение данного комитета, который имеет право по собственному усмотрению разрывать любые соглашения и договоренности».

Линда еще раз перечитала абзац. Разве это законно? Она позвонила в профком и попросила к телефону Лайла Джонса, председателя учительского объединения. Тот сказал, что насчет законности данного требования никто ничего не знает, поэтому профсоюз изо всех сил стремится помешать утверждению устава.

– Понятно, почему его одобрил школьный совет, – добавил председатель. – Они всегда выступали против профсоюзов. Наша задача – донести это до учителей и предупредить их о последствиях голосования за устав.

– Собрание уже в понедельник! – возразила Линда. – И голосование тогда же. Не обижайтесь, но вы как-то слабо доносите до нас информацию. Это ведь не вы мне позвонили, а я вам. Со мной из профсоюза никто не связывался. Ни писем, ни звонков…

– Мы разослали мейлы всем членам профсоюза, – растерялся Джонс. – Мы даже родителей обрабатываем: пусть они тоже надавят на учителей со своей стороны. Ничего хорошего в такой реформе нет. Она не только ослабит профсоюзы и повлияет на наши отношения с окружным управлением, но и оставит сотрудников вашей школы без профсоюзной защиты и без компенсаций. Мы выкладываемся изо всех сил, жмем на все рычаги.

– Значит, у вас что-то поломалось, – сказала Линда. – Мне письмо не пришло.

– Я проверю. Но вы сами говорите – голосование уже в понедельник, у нас цейтнот. Можно я отправлю вам мейл с кое-какой информацией, а вы разошлете его другим учителям? Подстрахуете.

– Конечно.

– Нужно всех предупредить.

– Неужели новое правление школы и правда вправе аннулировать наш коллективный трудовой договор? Отменить все гарантии?

– Мы подадим в суд, профсоюз штата нас поддержит. Беда в том, что суд может принять сторону правления. Такое уже имело место, хотя случаев крайне мало. Независимые школы – пока большое новшество. Мы, скорее всего, проиграем.

Линда была потрясена. Она принялась обзванивать учителей, и ее потрясение возросло. Поддержкой профсоюза дорожили лишь немногие. Люди просто не понимали, что профсоюз – их единственный защитник от рабочих притеснений и несправедливых взысканий. Среди преданных союзников Линды оказались Диана, учителя английского Рей Чен и Стив Уоррен, преподаватель столярного дела Алонсо Руиз, «француженка» Мэри Мерсер, учительница обществознания Сьюзен Джонсон и еще несколько человек. Новенькие сотрудники, пока не заработавшие пожизненного контракта, в основном были ярыми противниками профсоюзов, а многие коллеги пока не определились. Тем не менее Линда добросовестно переслала полученный мейл всем – вдруг прозреют.

На собрание она пришла пораньше. Джоди с единомышленниками расстарались на славу. Зал празднично украсили: по стенам развесили рекламу организаций, суливших будущей независимой школе щедрые пожертвования. На длинном столе грудой высились пончики, стояли напитки, вазы с фруктами. Каждому входящему вручали папку. В ней были газетные статьи, поющие дифирамбы независимой школе, и материалы исследований, иллюстрирующие высокие достижения такой школы по сравнению с традиционным учебным заведением. Понятно, что до голосования прочесть никто уже ничего не успевал. Бумаги эти должны были поразить «избирателя» своим количеством и подтолкнуть его к нужному решению.

– Хорошо, что мы сможем вести обсуждение и голосовать в спокойной, честной и беспристрастной обстановке, – съязвила Диана, явившаяся минут через десять.

Линда, которая до тех пор бродила среди коллег и прислушивалась к разговорам, поведала подруге, что ничего пока не ясно.

– Многие высказывают сомнения, так что надежда есть.

Время подошло к десяти. Люди стали рассаживаться, и подруги заняли места впереди. Диана неуютно поерзала в пластиковом креслице.

– Могли бы хоть нормальные стулья раздобыть, – проворчала она.

– Вот станем независимой школой, тогда и на стулья денег будет хоть отбавляй, – с готовностью сострила Линда.

– Держите ехидные комментарии при себе, – раздался за спиной голос Бобби. Подруги оглянулись на недовольную помощницу директора. – Ваше мнение никому не интересно.

– Ой, простите, – ласково пропела Диана. – Я ошибочно полагала, что живу в свободной стране. Впрочем, я ведь простая учительница английского… Что я понимаю в истории?

Бобби презрительно фыркнула и пошла дальше к центру зала.

– Слушай, – громко сказала Диана Линде, – кажется, мне тут не рады. Пойду-ка я лучше домой.

Бобби рванула назад к ним. Лицо у нее пылало, глаза сердито сверкали.

– Собрание обязательно для всех!

– Вынесете мне выговор? Уведомление о нем можете сунуть в мой личный почтовый ящик. – Диана встала, бросила на кресло врученную ей при входе папку и взяла сумочку.

– Проголосовать сегодня должны все!

Диана молча смотрела на Бобби.

– Прости, – вдруг примирительно сказала та. – Я перетрудилась, работы было непочатый край…

– Ладно, – невозмутимо кивнула Диана, повернулась к секретарю спиной, подобрала папку, села.

– Злая ты, – сообщила подруге Линда и улыбнулась в затылок удаляющейся Бобби.

– Да, формы не потеряла, приятно, – радостно подтвердила Диана.

Наконец собрание началось. Почти все вокруг жевали пончики и фрукты. Взятка, про себя отметила Линда. Джоди вышла на сцену, взяла со стойки микрофон, поприветствовала коллектив. Затем коротко описала собрание школьного совета – для тех, кто не ездил в управление. Она была милой и жизнерадостной, радушной и участливой: старая добрая Джоди Хоукс, а не давешняя жесткая мегера.

– Я приведу примеры изменений, которые ждут нас в случае независимости школы. Если вам они по душе, высказывайте свое мнение.

– Начинается, – шепнула Диана.

Толпа, покончив с угощением, теперь внимательно слушала.

– Приняв устав, мы станем хозяевами своей судьбы, не будем больше зависеть от прихотей школьного совета.

– Да! – выкрикнуло несколько голосов.

Линда повертела головой. Бобби, Джанет, Арт, Джозеф…

Уставный комитет.

– У нас появится демократическое управление, и каждый сотрудник сможет влиять на решения по поводу своей работы.

– Да!

Все спланировано, поняла Линда. Сердце у нее тревожно сжалось. В зале явно разыгрывали отрепетированное представление.

Задумка была хорошая, действенная для любой толпы. Люди перенимали общее настроение, поддавались ему. К голосам уставного комитета начали присоединяться другие голоса. К сторонникам Джоди примыкали все новые учителя; после каждого ее призыва отклик публики звучал еще громче, еще пламенней.

– Мы найдем способ снизить затраты, а за счет сэкономленных средств поднимем зарплату сотрудникам!

– Да!

– Закупим новые учебники и новые компьютеры в каждый класс!

– ДА!

– Привлечем к воспитательному процессу родителей!

– ДА!

– Обяжем родителей вкладывать в обустройство школы либо деньги, либо время!

– ДА!

– Десять часов или сто долларов!

– ДА!

– Каждую четверть!

Горячее скандирование воскресило у Линды в памяти телесериал «Незнакомцы с конфеткой» с Эми Седарис в главной роли. В одной из серий героине пытались промыть мозги некие сектанты. Все они были в одинаковых нарядах и дружно, как по команде, пели песню «Щедрый стол». Вот и нынешнее действо очень уж смахивало на собрание секты. Линда представила, как она вдруг вскакивает и, притопывая, начинает хлопать и распевать во всю глотку: «Сяду я за щедрый стол! Сяду я за щедрый стол! Сяду я за щедрый стол, и день тот недалек!»

Линда хихикнула.

Увы, как раз в этот миг скандирование стихло.

Директриса с подиума одарила Линду хмурым взглядом. Сидящие справа от Дианы Джанет Фрателли и Кен Майерс вытянули шеи и посмотрели на Линду с осуждением. От этого смех разобрал ее еще сильнее. Она почувствовала себя ребенком, который в храме думает о козявках и какашках. Ее скорчило от смеха – неуместного, дикого в подобной ситуации и потому неудержимого.

Диана не хохотала вместе с Линдой, зато улыбалась из солидарности. Вспыхнули улыбки и на лицах нескольких учителей. Директор решила не обращать на них внимания, громче заговорила в микрофон. Времени для ознакомления с уставом и прочими материалами было достаточно, объявила Джоди, все уже наверняка приняли решение насчет дальнейшей судьбы школы Джона Тайлера.

– Остались ли у кого-нибудь вопросы?

Взметнулось множество рук.

– У меня нет времени ответить на все, – сказала Джоди. – Но я попробую для…

– Почему же нет времени? – поинтересовалась Диана. – Чтобы принять взвешенное решение, нужно иметь максимум информации. Или у вас есть дела поважнее, чем убедить нас поддержать вашу инициативу?

Джоди напряглась.

По залу пролетел одобрительный шепоток.

Директор попробовала спасти положение и выдавила натянутую улыбку.

– Конечно, я с радостью отвечу на любые вопросы.

Вопросы, как на грех, были в основном безобидными. Джоди щелкала их, как орешки, и чувствовала себя все уверенней. Хотя кое-кто высказал свои сомнения, таких людей оказалось слишком мало, и четких ответов они не услышали. Диана спросила, повлияет ли реорганизация на пожизненные контракты, а Линда уточнила, сможет ли администрация увольнять учителей без компенсации. Директриса (не без самодовольства, заметила Линда) сообщила, что эти нюансы определятся позже, причем так сформулировала фразу, что у зала сложилось впечатление, будто решение будут принимать все, большинством голосов. Однако Линду терзали смутные подозрения.

Наконец поднятых рук больше не осталось.

– Ну что ж, хорошо, – с улыбкой подытожила Джоди. – Теперь проголосуем. Если вы за обретение независимости от окружного управления и за устав в предложенном виде, поднимите руку.

– Разве мы не в бюллетенях должны галочку ставить?.. – начал было Стив Уоррен.

– Тайного голосования не будет, – заявила директор. – Я хочу знать позицию каждого.

Линда посмотрела на соседей. На некоторых лицах проступило удивление и замешательство, но ни возмущения, ни гнева не было. Удивительно!

Она встала.

– Если в нашу школу и правда придет демократия, если каждый сможет высказывать мнение и голосовать по важным для нас вопросам, тогда нынешнее голосование должно быть тайным. – Линда твердо глянула на директора. – Ваш метод несет в себе скрытую угрозу: тех, кто проголосует против воли администрации, запомнят и впоследствии, видимо, накажут. Это – антитезис всему, что вы наобещали нам в случае независимости.

Антитезис… Хорошее слово. Линда восхитилась тем, что вспомнила его вот так, без подготовки. Оно сорвалось с языка само и усилило эффект от тирады, придало аргументам Линды интеллектуальный вес и законность.

Краем глаза Линда заметила, как Бобби что-то записывает – наверняка ее, Линды, имя и фамилию, – и рванула сквозь толпу к секретарше, перешагивая через чьи-то ноги и протискиваясь мимо кресел.

– Что ты пишешь? – потребовала ответа Линда. – Покажи.

Бобби нависла грудью над столом, прикрывая планшет с листочком согнутой рукой: точь-в-точь отличница, прячущая экзаменационные ответы от назойливых глаз одноклассников.

– Нет!

– Покажи.

– А ну, хватит! – рявкнула со сцены Джоди.

Единый вздох вырвался из груди школьного коллектива – потрясенный, испуганный, – и директор, похоже, осознала, что перегнула палку.

– Вот вам и демократия, да? Вы правы, Джоди. Хватит. Давайте голосовать. – Линда пригвоздила Джоди невозмутимым взглядом и пошла на место.

Директор на миг растерялась и не смогла быстро собраться с мыслями. Затем поправила микрофон и повторила призыв голосовать поднятием рук.

– Давайте заполним бюллетени. – Линда продолжала стоять.

Вокруг закивали, согласно зашептались.

– У кого есть ручка? – громко спросил Стив Уоррен, не сводя глаз с Джоди.

– Ладно, – улыбнулась та.

Она старательно изображала любезность, однако Линда явственно ощущала, как Джоди зла. Оставалось надеяться, что залу это тоже очевидно. По приказу начальницы Бобби сходила в дальний конец зала, принесла коробку с ручками, раздала их. Учителя, сотрудники администрации, обслуживающий персонал – все дружно проставили в бюллетенях галочки и свернули листки.

– Передайте бюллетени направо, – велела Джоди. – Бобби соберет их и подсчитает голоса. Ручки можете оставить себе.

Линда вновь встала.

– Думаю, подсчет должны вести двое, чтобы обошлось без подтасовок.

– Потому-то я и предлагала голосовать открыто. Ради прозрачности, – с ласковой улыбкой пожурила ее Джоди. – Можете помочь с бюллетенями, если хотите. Мы их, конечно, проверим дважды – во избежание ошибки.

Бросив многозначительный взгляд на Диану, Линда пробралась в конец ряда, вместе с Бобби собрала листки бумаги и отнесла их на стол в конце зала. Все сгрудились вокруг, а Линда с Бобби начали считать.

Линда покончила со своей стопкой, обменялась бюллетенями с Бобби. Подсчет велся независимо друг от друга, числа совпали. На всякий случай проверили еще раз. Результаты сошлись.

Победили голоса «за».

Глава 3

– Ну, и чего нам теперь ждать? Больше работы? Больше денег? Чего?

Пятеро уборщиков – трое штатных и два совместителя – не сводили глаз с Энрике, своего начальника. Тот чересчур старательно сыпал сахар в кофе. Больше в столовой никого не было. Карлос вдруг заподозрил, что Энрике знает не больше их самих.

– Понятия не имею, – сказал тот.

Хоть честно.

– Работайте себе как обычно.

– Нет, чего ждать-то? – не унимался Майк. – Сейчас еще можно перевестись в другую школу. Пока все это неофициально, мы ходим под окружным управлением. Запахнет жареным – успеем слинять. Но как только колесики завертятся, конец. Застрянем тут. А вдруг станет хуже? Хочу понять, на каком мы свете.

– Я не знаю. – Энрике обвел уборщиков глазами. – Еще недовольные есть?

Карлос с Ракимом переглянулись.

– Нам не нравится здесь по ночам, – произнес Карлос.

– Найдите другую работу, – посоветовал Энрике. – Дальше?

– Работа нас устраивает, – возразил Карлос. – Не нравится только здесь. Ночью.

– Баба, – презрительно бросил Энрике.

Карлос попробовал объясниться, но тщетно. Не обращая на него внимания, Энрике уставился в свои записи.

– Так, тихо, – приказал он. – Сегодня у нас много дел, слушайте внимательно.

Летучка завершилась рано, еще до конца дневной смены. Карлосу нужно было заступать на дежурство лишь через два часа, поэтому он поехал домой. Позвонил Марии, назначил свидание на пятницу. Сварил себе на ужин сосисок, посмотрел конец «Побега из Нью-Йорка». Вернулся в школу.

Карлос оставил машину на служебной стоянке. Солнце садилось, на асфальте центрального двора лежали длинные тени. В подсобке, рядом с уборочными тележками, уже ждал Раким. Лицо у него было недовольным, и Карлос сразу понял почему.

– Черт, кто тебя за язык тянул? – упрекнул Раким.

– Перестань, мы уже все обсудили.

– Ну и что? Зачем было говорить Энрике? Теперь у нас ночная смена «до скончания наших долбанных дней».

– Ты знал, что я расскажу. И хотел этого.

– Да, но…

– И вообще, ты ж молчал. Так что ночные смены только у меня. Ты свободен и «чист».

– Не, братан, куда ты, туда и я. Мы напарники.

– Напарники?

– Ага.

– Ты просто не хочешь работать с Майком.

– Точно, – осклабился Раким.

Как обычно, подбросили монетку. Карлос проиграл. Значит, Ракиму доставалась уборка канцелярии, библиотеки и нижних классов, а Карлосу – спортзал, художка, музыкальный кабинет и классы наверху.

– Какая радость, – пробурчал он.

– Развлекайся! – громко хохотнул Раким.

…Карлос толкал по двору тележку и каждой клеточкой ощущал безмолвие и пустоту классов в полутемных учебных корпусах. Скрежет колес и дребезжание уборочных инструментов звучали громко, слишком громко. Карлос сутулился, ежился – словно так он меньше привлекал внимание. За лето со школой что-то произошло. Карлос работал здесь восемь лет, последние три года – в ночную смену, и никогда ничего не боялся. Он ведь не ребенок, чтобы пугаться темноты. Но в последнее время тут стало как-то странно, неспокойно. Жутковато. Почему – точно и не скажешь, да только на душе очень уж нехорошо. Они с Ракимом даже это обсудили. Сперва, правда, не всерьез. Карлос мимоходом, с грубоватыми шутками, упомянул про всполошивший его громкий удар в стену класса; потом он заглянул в соседнее помещение, но источника шума не нашел. Раким, посмеиваясь, рассказал, как чуть не выпрыгнул из штанов, когда с учительского стола сама по себе грохнулась стопка книг. Пришлось Ракиму тогда убирать не только за школьниками, но и за собой – с перепугу разлил бутылку моющего средства. Через неделю после разговора выяснилось, что оба таинственных события произошли в одном и том же классе, и что были и другие странности. Тогда напарники отбросили притворную беспечность и выложили друг другу все без утайки. Оказалось, оба они слышали необъяснимые звуки и встречали жутковатые картины в разных местах школы. Потому-то Карлос и решил пожаловаться Энрике – хотя и непонятно, что мог по этому поводу сделать начальник.

Теперь он, ясное дело, считает Карлоса с Ракимом последними слабаками, а остальные уборщики небось хихикают втихомолку или даже готовят какой-нибудь страшный розыгрыш.

Раким прав. Надо было держать болтливый рот на замке.

Карлос вздрогнул – тележка с громким лязгом налетела на трещину – и торопливо оглянулся.

Чего он боялся?

Боялся, что его учует нечто, притаившееся в темноте.

По небольшому подъему Карлос дотолкал тележку до кабинета музыки, открыл двери универсальным ключом, привычно щелкнул выключателем. Наверное, воображение разыгралось, только лампочки вроде бы горели слабее, чем в прошлом году. Оборудование нигде не меняли, но Карлосу казалось, что за лето освещение во всей школе потускнело. Он пытался себя уговорить – мол, это сделано специально, для экономии. Верилось с трудом.

Оркестранты – так же как и футболисты, и девочки из группы поддержки – возвращались в школу за несколько недель до начала учебного года. Карлос оглядел небольшой подиум с левой стороны класса. Большинство инструментов спрятали или разобрали по домам, но парочка, как всегда, осталась. Сейчас в самом центре подиума стояла туба, прислоненная к складному металлическому стулу. Карлос присмотрелся к ней. Верхний свет играл на золотистом ободке вокруг черной дыры, расположенной в середине большого рожка. Зрелище было завораживающим, глаз не оторвать. Карлос, не мигая, смотрел в темное отверстие. Взгляд словно затягивало туда, внутрь, в голове все кружилось, как в водовороте.

Карлос заставил себя отвернуться. Его трясло от страха. Нет уж, лучше уйти. Мусора не видно, беспорядка нет. Мыть полы и вытирать пыль необязательно. Одну ночь кабинет переживет и без основательной уборки.

Ммммммммммммм…

Карлос подскочил на месте. Что за звук? Низкий, непрекращающийся… Откуда?

Похож на… Будто кто-то на тубе играет, да!

Карлос быстро глянул на инструмент. Тот стоял на прежнем месте – нетронутый, неподвижный. Черное отверстие посреди блестящего золота выглядело еще более зловещим.

Ммммммммммммм…

Звук не умолкал – словно у невидимого игрока было бесконечное дыхание, и он собирался дуть в гигантский рожок вечно.

Потихоньку вступила барабанная дробь, хотя никакого барабана не наблюдалось. Голоса двух инструментов зазвучали в унисон, сливаясь в единый погребальный плач.

– Да пошло оно! – громко заявил Карлос.

Может, грубые слова докажут этому… этой… Докажут – Карлос не боится.

Он ведь и вправду думал, что тут кто-то есть, он не верил, будто таинственные звуки – лишь обычные ночные скрипы. От этой мысли стало еще страшнее. Карлос резко рванул назад, под аккомпанемент неутихающей заунывной песни толкнул тележку из класса и запер за собой дверь. Выскочил быстрее, чем хотелось бы, – сразу ясно, что дал деру. Ну и ладно. Зато он опять на улице, а не в той жуткой комнате!

Рацию в подсобке забыл…

Да что с ним такое? Как он свяжется с Ракимом, если что-нибудь… произойдет?

Карлос постоял, напрягая слух. Наконец с облегчением различил возле канцелярии скрип Ракимовой тележки, его фальшивый голос, подпевающий музыке из наушников. Стало спокойней. Карлос оглядел двор и решил начать с физкультурного блока. Спортивные корпуса стояли в северном конце школы, отделенные от остальных зданий теннисными кортами и бассейном. Обычно Карлос оставлял этот участок напоследок, но сегодня бродить там глубокой ночью не хотелось. Уж лучше поскорее с ним закончить и потом работать в классах, поближе к Ракиму. Если все пойдет хорошо, Карлос, может, даже соберется с духом и уберет музыкальный кабинет.

Вспомнилась туба и медленный бой невидимого барабана.

А может, и не уберет.

Ночь выдалась прохладной. Легкий ветерок ерошил волосы. Карлос шел по открытой галерее между кабинетами обществознания. Галерея выглядела длинной. Гораздо длиннее, чем всегда. Словно в кино: когда камера отъезжает назад, и обычное расстояние растягивается до невероятных размеров. Впереди, в арочном проеме, виднелись затемненные корты и огороженный бассейн, дальше округлой глыбой маячил спортзал.

Энрике прав, покаянно вздохнул Карлос. Я – баба.

Он заставил себя идти вперед. Размеренно, ровно – словно смелее него нет человека на свете. Пора кончать с этой нервотрепкой, иначе придется искать новую работу. Нельзя же каждую ночь шарахаться от собственной тени.

Вот бы перейти в дневную смену…

Карлос добрел до физкультурного блока – администрация называла его спорткомплексом, – собрался было войти внутрь и быстренько протереть деревянный пол, но замер перед девичьей раздевалкой. В свое время эта манящая запретная комната по другую сторону от спортзала была для юного Карлоса с приятелями-школьниками священным Граалем, именно о ней они чаще всего думали и мечтали. Даже теперь раздевалка не совсем утратила своей привлекательности. По ночам, надраивая здесь бетонные полы или намывая кафель, Карлос невольно представлял разгоряченные девичьи тела: как они обнажаются, принимают душ, надевают одежду, снимают ее…

Но сейчас… Он насторожился.

Из раздевалки доносились голоса. Какие еще голоса? Сегодняшние тренировки давно закончились. По вечерам в физкультурном блоке должно быть тихо, как в могиле.

Могила.

Черт. Почему в голову пришло именно это слово?

Карлос вздрогнул. Затем попробовал включить логику. В спорткомплексе звуки часто бывали странными. Высокий потолок в зале украшали деревянные балки, кафельные душевые напоминали гулкий бункер, тренерские кабинеты разделялись не стенами, а перегородками с огромными окнами. Все это искажало голоса. Иногда казалось, будто они шли из одного места, а на самом деле – из другого. Раз сейчас никого в здании быть не должно, то вполне возможно, что какой-нибудь тренер забыл, например, выключить у себя радио. Голоса в женской раздевалке? Объяснение наверняка самое заурядное.

Только верил ли в это Карлос, а?

Нет.

Он припал ухом к щели в двустворчатой двери. Голоса. Мужские и женские. Карлос почему-то медлил, не мог открыть дверь и заглянуть внутрь. В раздевалке не просто разговаривали; оттуда доносились стоны и всхлипы, мычание и судорожные вздохи. Это напоминало оргию – только вот участвовать в ней совсем не хотелось. Да, Карлос слышал крики удовольствия, легкие ритмичные шлепки по коже, но было и другое. Неприятные, тревожные звуки. И мужской смех – резкий, безжалостный, чересчур громкий. Слов было не разобрать, все заглушал этот грубый смех.

Похожий на смех отца.

Сердце Карлоса затрепыхалось, застучало с перебоями. До чего знакомые интонации… Отец всегда хохотал, когда колотил сына, – а такое случалось часто. Правда, Карлос уже много лет не думал о побоях. Перед тем как уйти навсегда, старик избил его пряжкой от ремня. Оба были голыми, и член у отца стоял. Карлос никому об этом не рассказывал. Он успешно сослал кошмар на задворки памяти и до сих пор о нем не вспоминал. Но, оказывается, боль и унижение никуда не делись и терзали его по-прежнему. Терзали невыносимо.

Карлос рывком распахнул дверь раздевалки.

Тихо.

Тихо и темно.

Ему не почудилось, нет! Он включил свет, судорожно вцепился в метлу. Если что – будет ею отбиваться.

Карлос медленно пошел вперед. Раздевалка выглядела пустой. Он проверил кабинеты тренеров, прочесал все коридоры – искал что-нибудь неладное. Не ждал – да и не хотел – ничего обнаружить, однако посредине центрального прохода, на плоской лавочке между двумя рядами запирающихся шкафчиков лежали влажные окровавленные полотенца.

Со стороны душевых долетел громкий шлепок, за ним девичий вскрик.

И грудной резкий смех.

Отец.

Карлос рванул назад. Пальцы, крепко сжимавшие метлу, болели. Он не прикрыл за собою дверь, не запер ее, даже тележку не забрал. Просто помчал на всех парусах прочь от спорткомплекса, мимо пустых теннисных кортов, по открытой галерее между кабинетами обществознания…

И едва не сбил с ног Ракима.

– Господи! – завопил тот.

Он уже закончил уборку в канцелярии и направился к классам на первом этаже.

Закончил в канцелярии?

Работы там было по меньшей мере на час, а прошло всего минут десять. Карлос присмотрелся к напарнику. Может, с ним что-нибудь произошло?

– Ты как?

– Отлично. – Раким старательно отводил взгляд. – Ты-то от кого бежишь, как угорелый?

Карлос хотел обо всем рассказать напарнику – уж кто-кто, а Раким поверит. Похоже, он и сам увидел в канцелярии что-то такое… Но вопрос прозвучал с издевкой, и Карлос вдруг вспомнил, как Раким возмутился из-за разговора с Энрике.

Карлос вытер со лба пот, глубоко вздохнул.

– Ни от кого я не бегу. Все нормально.

Глава 4

– Офигительно длинный денек будет, чувак.

Брэд Бекер глянул через плечо и увидел своего приятеля Эда Хейнса. Тот тяжело дышал. Он явно только что бежал, но сейчас шел показным неторопливым шагом и делал вид, будто совершенно случайно оказался здесь одновременно с Брэдом.

Бекер улыбнулся – Эд вечно из кожи вон лез, хотел быть крутым, да только не судьба. Они дружили с третьего класса, вместе их свела фанатичная любовь к «Звездным войнам». Эд не вписывался ни в одну компанию, на любой тусовке выглядел самым странным чудиком. Брэд, конечно, и сам не мог похвастать большой популярностью. Так, заурядный середнячок среди безликого большинства. Однако Эд был не просто прирожденной жертвой: он действовал людям на нервы и, похоже, этим упивался. За годы дружбы Брэду не раз приходилось спасать приятеля от трепки, причем даже от девчонок. Взгреть его мечтал чуть ли не каждый школьник.

В нынешнем году вряд ли что-нибудь изменится.

– С дороги!

Мимо на велосипедах промчала стайка учеников, из нее вылетело яблоко и, расколовшись, приземлилось на дорожке у ног Эда.

– А вот и начало, – осклабился Брэд.

– Блин, – заключил Эд.

Они побрели по Грейсон-стрит к школе.

– Короткое было лето, Чарли Браун[2], – вздохнул Брэд.

– Ясен пень. Мы стареем, годы летят все быстрее. Моргнул – тебе уже сорок. Обернулся – на пенсию пора.

– Мне даже восемнадцати нет! Целый месяц еще. А тебе вообще до апреля ждать.

– Без разницы.

Приятели свернули за угол. В квартале от них желтый школьный автобус въезжал на автостоянку Тайлера.

– Ненавижу школу, – заявил Эд.

– Не все так плохо.

– Мама сказала, что если я завалю в этом году хоть один предмет или рискну пить на вечеринках – короче, если буду вести себя как нормальный старшеклассник, – то не смогу купить машину, на которую коплю.

– Какое совпадение. Моя сказала то же самое.

– Мистика, а? Они друг друга терпеть не могут, придерживаются совсем разных политических взглядов, а ведут себя совершенно одинаково.

Брэд рассмеялся. Что да, то да. Мама Эда была ярой сторонницей консерватора-республиканца Раша Лимбо. Она не признавала вторичную переработку отходов и энергосбережение, поскольку не верила ни в какое глобальное потепление. Мама Брэда, убежденная либеральная демократка, не признавала вторичную переработку отходов и энергосбережение, поскольку, по ее мнению, консерваторы специально переключали внимание общества на поведение отдельных индивидов и тем самым мешали правительству решать проблему в целом. Обе мамы и слышать не хотели о философии «думай глобально, действуй локально», которую их дети постигали в школе и пытались воплотить дома.

У обеих мам были сходные взгляды на денежную благотворительность. Мама Эда приравнивала безвозмездные взносы к налогообложению – мол, деньги достаются ей нелегким трудом, почему она должна их кому-то отдавать? Мама Брэда видела в благотворительности очередные происки консерваторов: люди обязаны платить налоги, но если отдельный индивид безвозмездно расстается со своими деньгами, то всем остальным жертвовать уже не обязательно.

В результате этих грандиозных философий обе мамы, по иронии судьбы, на удивление часто вели себя совершенно одинаково.

Вот как сейчас.

– У Эда, у Эда в башке полно бреда! – проорал Ларри Доджсон из машины, забитой футболистами.

Эд, не глядя, поднял средний палец.

– Офигительно длинный денек будет… – повторил он.

Эд сразу же пошел в канцелярию – ему неправильно составили расписание. Брэд заглянул в обеденную зону. Столовая была еще закрыта, а на поляне выпускников никого из нормальных ребят не наблюдалось. Брэд вышел во двор, поболтал с теми, кого не видел с прошлого года, и вновь встретился с Эдом у шкафчиков. Шкафчики закреплялись за учениками на весь срок учебы в школе. Брэд сунул рюкзак за металлическую дверцу, запер ее собственным навесным замком и вдобавок набрал код на встроенном замке.

Шкафчик Эда находился на один ряд ниже и на два правее. На дверце по-прежнему красовались выведенные фломастером буквы «Э.Х.» – хотя за лето школу должны были отдраить.

Буквы означали не только инициалы Эда, но и словосочетание «экскременты хорька» – надпись появилась после соответствующего урока биологии.

Делать кому-то было нечего.

Эд достал из рюкзака обед, положил его на полочку вверху шкафчика.

– Слыхал про Вана? Вана Нгуена?

– А что с ним? – спросил Брэд.

– Его вроде как похитили. Возле канцелярии плакат висит.

– Я тоже слышала!

Брэд обернулся. От стоянки к ним шла Майла Эллис. У него участился пульс. В конце прошлого года они типа вроде как почти встречались. Она провела лето в Денвере, у отца с мачехой, и Брэд с Майлой чуть ли не каждый день слали друг другу мейлы. Однако в середине июля что-то переменилось: письма Майлы стали сдержанней и суше, в ответ Брэд начал писать так же. У него было подозрение, что она встретила другого – там, в Денвере. Майла вернулась к маме уже больше недели назад, но они так ни разу друг другу и не позвонили. Брэд не знал, что и думать. Он украдкой вытер потные ладони о штаны.

– Привет, Майла, – произнес Эд. – Ты себе нового парня в Денвере завела?

Хотите разболтать тайну – доверьте ее Эду. Брэд покраснел, но за реакцией Майлы проследил внимательно.

– Нет, конечно. – Она вспыхнула и, продолжая смотреть исключительно на Эда, добавила: – А вы, ребята? Завели себе новых девушек?

– Нет! – поспешно влез Брэд.

Майла наконец перевела глаза на него.

– Я думала…

– Нет.

– А вот я думаю, что вам надо поговорить. До скорого. – Эд вскинул руку.

– Увидимся на математике. – Брэд постарался передать другу взглядом свою огромную благодарность. Затем повернулся к Майле. – Какой у тебя первый урок?

– Физра.

– В восемь утра? Жесть. Покажи расписание.

Еще до начала лета они постарались составить расписание так, чтобы у них совпадало как можно больше предметов. Ребята сверили распечатки. Так и есть: у обоих на третьем уроке биология, на четвертом – английский, на шестом – экономика. Их руки нечаянно соприкоснулись, Брэд и Майла отпрянули друг от друга, свернули листки, убрали их в папки. Кожа у Брэда горела. Выходит, его чувства к Майле никуда не делись. Хотя он это и так знал.

– Значит, ты не встречаешься с другим?.. – начал Брэд.

Прозвенел звонок.

Ученики заспешили по классам, только Брэд с Майлой не двинулись с места.

– С чего ты вообще такое надумал? – Она покачала головой.

Он хотел объяснить, но ей нужно было бежать через всю школу на физкультуру, а ему – в соседний корпус на испанский.

– Поговорим позже, – решил Брэд. – Тебе пора. Увидимся на биологии.

Исчезновение Вана Нгуена взбудоражило всю школу. О происшествии рассказали на утренней пятиминутке; каждый учитель зачитал своему классу обращение родителей Вана, написанное совместно с полицией. Мальчик пропал около месяца назад. Последним его видел друг, Курт Дженсен: ребята играли в баскетбол на школьном дворе. Вана, по-видимому, похитили. Учеников призывали остерегаться незнакомых людей, подозрительных машин и всего необычного.

Удивительно, подумал Брэд, что сам он узнал об этом только сейчас. Ведь наверняка о похищении передавали в новостях или писали в газетах.

Курт посещал те же занятия по алгебре, что и Эд с Брэдом, и Брэд хотел перед вторым уроком разузнать подробности. Остальные, судя по всему, хотели того же. Стоило Курту войти в комнату, как его окружила толпа, но он заявил, что ничего не скажет. Курт выглядел по-настоящему пришибленным – хотя прошел уже целый месяц – и постоянно твердил: мол, полиция запретила ему обсуждать случившееся. Врет, решил Брэд. Ему почему-то стало не по себе. Похоже, об этом исчезновении что-то недоговаривали – и Курт, и полиция, и родители Вана.

У Брэда был приятель в школьной газете, Брайан Браун. При встрече, решил Брэд, надо будет предложить Брайану взять у Курта интервью про похищение Вана.

– Думаешь, он умер? – шепнул Эд, когда мистер Коннор повернулся к классу спиной и начал писать на доске. – Был бы жив, уже объявился бы.

– Не знаю.

Брэд глянул в окно. На краю поля шел урок физкультуры: ученики бомбардировали мячами баскетбольные корзины. Отсюда серые металлические щиты больше всего напоминали надгробья на столбах.

Какая-то неприятная баскетбольная площадка, заключил Брэд.

И похвалил себя за то, что записался на теннис.

* * *

Перед обедом Брэд с Майлой подождали Эда возле шкафчиков и поспешили на поляну выпускников. Наконец-то они перешли в последний класс! Теперь у них появилось право обедать на маленьком травянистом участке, куда раньше ходу не было. Место оказалось занято: футболисты вместе с болельщицами из группы поддержки оккупировали и столик в центре, и невысокую стену вокруг поляны.

В результате друзья устроились на своем прежнем месте рядом со столовой. К ним подсели подруги Майлы – Синди, Реба и Шерил. Эд с Брэдом не особенно любили девчонок из ученического совета, но компания любых девчонок была лучше компании жалких «холостяков», с которыми пришлось бы обедать в противном случае.

Брэд жевал бутерброд с индейкой и вспоминал сегодняшние уроки. Математика – нудятина, биология сойдет, испанский как испанский. Зато английский – блеск. Мало того что рядом была Майла, так еще миссис Уэбстер подобрала им потрясающий список литературы на семестр. Гюнтер Грасс, Курт Воннегут, Джон Фаулз… Какие имена! Брэд сразу почувствовал себя умным и взрослым – словно он уже готов к колледжу.

Эд запивал начос «Доктором Пеппером».

– Ну а что в ученическом совете думают про байду с независимостью? – поинтересовался он.

Ответа не последовало. Девочки явно боялись высказывать свое мнение. Тогда Эд добавил:

– По-моему, это полный отстой.

– Твоя мама пойдет на добровольную отработку? – спросил Брэд. – Сорок часов отработки, представьте!

– Моя-то? – фыркнул Эд. – Еще чего. Надеется забить. Хотя я подозреваю, что тогда ее заставят заплатить штраф. Она жутко психует. «Я плачу налоги, которые идут на содержание государственной школы. Так я должна в ней еще и работать? Или вносить деньги, как в частном заведении?!» – Эд очень натурально изобразил свою маму и усмехнулся. – Я посоветовал ей считать это абонентской платой. Она меня чуть не прибила. Абонентскую плату мама уважает, – пояснил он Майле. – Налоги ненавидит, а абонентскую плату любит. Хмм… – Эд почесал подбородок, изображая глубокую задумчивость. – Может, сказать ей, что у нас ввели «налог на образование»? Она тогда совсем взбесится.

– Моя мама пока обещает ходить на отработку, – сказал Брэд. – Посмотрим.

– Вообще странно, – протянула Майла. – Требовать отработки в школе? По-моему, это незаконно. Все ведь имеют право на бесплатное образование, разве нет? А как быть детям бедняков? Если родители, к примеру, трудятся с утра до ночи и у них нет времени ходить на отработку? А выкинуть четыре сотни в год они тоже не могут. – Она тряхнула головой. – Четыреста долларов! Куча денег. – Майла посмотрела на Шерил, президента ученического совета. – Давай поднимем этот вопрос на собрании – вдруг мы сможем что-то изменить?

– Это, наверное, не наше дело, – смущенно отвела глаза Шерил.

– Не наше? Ученики нас выбрали! Мы должны отстаивать их интересы!

– Я пошла в казначеи только ради хорошей характеристики, – заявила Реба. – Менять мир я не нанималась. Если родители не хотят отрабатывать или платить, пусть идут к администрации и договариваются сами. – Она помолчала. – Между прочим, я рада, что родителей заставляют принимать участие в жизни школы.

– Ага, – поддакнула Синди.

– Добровольно-принудительная отработка, – хмыкнул Эд. – Это из той же оперы, что «гигантский карлик», да? Как такие выражения называются, не помнишь?

– Оксюмороны, – подсказал Брэд.

– Точно. «Заботливый учсовет» тоже к ним относится.

– Чего вы вообще тут сидите? – огрызнулась Реба. – Поищите себе отдельный стол!

Эд сгреб пакет с обедом и приподнял невидимую шляпу.

– Дамы, – произнес он вместо прощания.

Брэд улыбнулся, встал следом за другом.

– Ну, до шестого урока, извини, – сказал он Майле.

– Извини, критические дни! – громко объявил Эд.

– Фу! – дружно крикнули Синди и Реба.

Ребята перенесли еду на освободившийся стол в другом конце обеденной зоны.

– Умеешь ты друзей заводить, – рассмеялся Брэд.

– Работа у меня такая. Как Майла вообще связалась с этими козами? А с тобой? Она тебе, между прочим, не по зубам.

– Ее выбрали в ученический совет – так она связалась с ними. А со мной… Видимо, у нее хороший вкус.

– Точно. – Эд вытянул шею, заглядывая приятелю через плечо. – Что там такое?

Брэд обернулся. У баскетбольной площадки собралась толпа учеников. Фанаты игры часто жертвовали обедом и проводили там всю большую перемену, но сегодня дело было в другом. Что-то явно произошло. От площадки бежал какой-то паренек, громко зовя приятеля:

– Птица, мужик! Врезалась прямо в щит! За ней – еще две! Бум, бум, бум! Вторая вообще отскочила и влетела в кольцо! Пошли смотреть!

– Слыхал? Глянем? – предложил Эд.

– Что я, дохлых птиц раньше не видел? – помотал головой Брэд. – Лучше доем.

– Я скоро. – Эд рванул к растущей толпе, но Брэд в ту сторону даже не повернулся.

Потому что ему вдруг стало страшно.

Он никогда не отличался суеверием. Наверное, просто весть об исчезновении Вана навеяла странное настроение. Так или иначе баскетбольная площадка вызывала у него тревогу. Поэтому Брэд просто сидел и жевал банан, а к краю поля бежали все новые и новые ученики – поглазеть на птиц-самоубийц.

Глава 5

Линда приехала на работу на час раньше. Она не сомневалась, что в школе еще никого нет. Однако Джоди уже была на месте. Мало того, была не у себя в кабинете, а стояла одинокой статуей в дальнем конце коридора на втором этаже. Поднимаясь по лестнице в класс, Линда неожиданно заметила женскую фигуру, испуганно вздрогнула и рассмеялась, чтобы скрыть нервозность.

– Я не думала, что тут кто-то есть!

Джоди не ответила. Молча посмотрела на Линду, затем отвернулась и пошла вниз по другой лестнице.

Странно. Впрочем, директриса вела себя странно уже не первый день: с самого начала истории с независимостью, с того собрания в окружном управлении. Словно вместо открытой, покладистой и доброжелательной женщины, с которой Линда работала последние несколько лет, им подсунули двойника, бездушную самозванку. Чего Джоди ждала там, в коридоре? Что высматривала? Кого она напомнила Линде? Открывая класс, Линда вдруг сообразила: тюремную надзирательницу! Застывшая у дальней стены директриса – торжественная, суровая – походила на тюремщицу, которая проводит осмотр камер. «Ну и метафора в голову пришла, – удивленно подумала Линда. – Неужели оправданная? Посмотрим, учебный год только начинается».

Линда приблизилась к окну. По дорожке между деревьев шагала к канцелярии Джоди – целеустремленно, не глядя по сторонам. Двор был пуст: ни учителей, ни учеников, ни уборщиков. Хорошо, что Джоди работала в другом здании. Оставаться с ней наедине Линде не хотелось бы.

Словно услышав чужие мысли, Джоди застыла, обернулась и посмотрела прямо в окно. Линда побледнела, отпрянула – вдруг ее заметили? Страшно, если заметили… Что за глупое ребячество! Лишь подойдя к своему столу, она поняла, что не дышит, и с протяжным свистом выпустила воздух.

Сердце бешено стучало, словно после столкновения с кошмарным чудовищем, в ушах шумело. Линда с тревогой прислушалась – не хлопнет ли дверь? Не простучат ли шаги? Не вернется ли Джоди?

С тревогой?

Почему? Чего ей бояться? Она у себя в кабинете, работает. И взбрело же ей в голову прятаться, отскакивать от окон, прислушиваться к шагам! Смешно. Фрэнк живот надорвал бы.

Но, как бы Линда ни старалась убедить себя в нелепости происходящего, напряжение не отпускало. Взвинченная и напуганная, она лишь через несколько минут набралась мужества вновь выглянуть в окно. Двор был пуст.

Линда перевела взгляд на небольшое одноэтажное здание. Канцелярия. Последнее время там царила какая-то странная атмосфера. Заходить туда стало неуютно.

Все из-за Бобби. В последнее время та вела себя, как еще один директор. Ей поменяли название должности и повысили зарплату – теперь Бобби называлась не секретарем, а административным координатором, – и это явно вскружило ей голову. В обязанности Бобби по-прежнему входило отвечать на звонки, набирать приказы и подхалимничать перед Джоди, однако Бобби, похоже, возомнила себя властелином всего обозримого. «Власть людей портит», – заметил по этому поводу Стив Уоррен.

Канцелярия превратилась для Линды в очень неприятное место. На злополучном голосовании Бобби, судя по всему, и вправду записала фамилии недовольных и затаила на них злобу. Стоило Линде прийти за почтой или за ксерокопией, как секретарь – административный координатор – бросала свои дела и начинала глазеть. Телефонные разговоры ставились на удержание, болтовня с коллегами обрывалась – Бобби молча испепеляла Линду взглядом, пока та не уходила. Линда завела привычку проверять почтовый ящик вместе с Дианой или с кем-то из приятельниц. А вчера она малодушно отправила в канцелярию вместо себя помощницу – сделать копии домашнего задания.

Линда задумчиво смотрела на здание канцелярии. Что там сейчас делает Джоди? Из головы не выходило странное поведение директрисы, ее жуткий взгляд, когда она застыла посреди двора и уставилась на Линду в окне – прямо мороз по коже. Воображение нарисовало, как Джоди неподвижно сидит в темном-темном кабинете: на губах играет дьявольская усмешка, а горящие глаза неотрывно смотрят на нечто, невидимое глазу простого смертного.

Линда вздрогнула, отвернулась. Так, пора браться за работу. И чем быстрее, тем лучше. Хватит раздувать слона из каждой мухи.

Вчера привезли большую коробку – закупленные на класс экземпляры «Колыбели для кошки» Курта Воннегута – и бросили ее рядом со стопками писчей бумаги. Все это нужно было распаковать. Линда поставила книги в этажерку, бумагу спрятала в шкафчик. Ночные сторожа вытерли обе доски, хотя Линда оставила им записку с просьбой ничего не трогать. Пришлось кропотливо восстанавливать записи. Наконец Линда устроилась за столом и распечатала батончик-мюсли.

Неожиданно стало тихо. Чересчур тихо. Она не замечала этого, пока трудилась, но теперь тишина показалась гнетущей. До Линды вдруг дошло, что она в здании одна-одинешенька. Она вскочила и заперлась изнутри.

Надо отвлечься. На полке за преподавательским столом стоял переносной CD-плеер. Не какая-нибудь маленькая штучка с наушниками, вроде «Айпода», нет – обычный дешевый проигрыватель, купленный несколько лет назад. Линда поставила диск старой группы «Назз», подаренный Фрэнком в июне на день рождения. Она думала заняться учебными планами, но вместо этого просто сидела и слушала музыку. В подростковом возрасте у Линды был оригинальный виниловый альбом этой группы, и сейчас хорошо знакомые аккорды вернули ее в юность. Даже тогда песни «Назз» уже считались пережитком прошлого, музыкой предыдущего поколения, но в том и состояла их притягательность. В школе Линда почти не ходила на свидания и после переезда Мэдди, своей лучшей подруги, чувствовала себя ужасно одинокой и заброшенной. Спасала музыка – гнала одиночество прочь. Особенно музыка конца шестидесятых – начала семидесятых. Линда часами слушала записи у себя в комнате, и песни вели с ней беседы. Группы вроде «Назз» не просто понимали и отражали ее чувства, они давали надежду. Композиции, пришедшие из прошлого, были полны наивности и целомудрия своей эпохи и одновременно указывали путь в завтрашний день, который будет лучше сегодняшнего.

Мелодии юности пробудили в душе легкую приятную грусть. Линда задумалась о ценности искусства, о том, как много для нее значат музыка и литература. Сама собой родилась идея: отложить учебные планы на завтра, а сегодня обсудить в каждом классе не что они изучают, а зачем. Нынче люди помешались на экзаменах, тестах и оценках. Родители ревностно сличали уровень образования в разных странах, политики принижали все, что не вело к выбору конкретной профессии. На этом фоне не мешало бы поговорить с детьми о важности тех предметов, которые обогащали душу, а не характеристику.

На первый урок Линда ждала двенадцатиклассников. Им скоро предстояло выпорхнуть в огромный мир, и для них вопрос «зачем» вместо «что» наверняка особенно актуален.

Линда выключила музыку, отперла дверь. Школа оживала. Уже слышались голоса и шаги в коридоре. Линда выглянула в окно. Двор заполнялся учениками.

Она в безопасности.

Странная мысль.

Зато честная.

Сегодня Линда поняла, что она больше не хочет оставаться в школе одна. Надо предложить Диане ездить на работу вместе постоянно, а не от случая к случаю.

Ко второму звонку ученики сидели на местах. Отсутствовала одна девочка по имени Оливия, в лицо ее Линда не помнила. После обычного утреннего ритуала – краткие объявления, клятва верности флагу – Линда велела всем отложить карандаши и ручки. Они просто немного поговорят, сказала она. Без записей.

– Каково предназначение искусства? – спросила Линда и увидела полное непонимание на лицах.

– Я думал, у нас урок английского, – пропищал Антонио Гонсалес.

– Я имею в виду не просто живопись или скульптуру, но искусство в целом. Изобразительное искусство, конечно, а также музыку и… – Линда театральным жестом раскинула руки, – литературу. Например… английскую! – Она вновь оглядела класс. – Зачем же нам нужно искусство? Почему оно стало необходимой частью человеческой жизни?

Беседа шла совсем не так, как представляла себе Линда. Собственно, и беседы-то никакой не было. Был, скорее, монолог. Или лекция. Линде пришлось объяснять ученикам, почему искусство важно, а ведь она хотела подвигнуть их на поиск собственного ответа. Наверное, для столь свободного общения еще не пришло время. Учебный год едва начался, дети пока к ней не привыкли, а Линда не привыкла к ним. Доверие между нею и классом созреет немного позже, постепенно. Хотя… Линда присмотрелась внимательней. Почти все ребята были ей знакомы. Три четверти класса ходило к ней на уроки в прошлом и позапрошлом году. Дети не знали друг друга? Вряд ли это заставляло их отмалчиваться.

Нет, причина крылась в другом. Ученики просто не желали идти тем путем, на который Линда их приглашала. Ее посыл был им чужд. На втором уроке она уже не пробовала начинать обсуждение со следующим классом и вела занятие по первоначальному плану.

Нынешние дети совершенно не воспринимали информацию, выходящую за привычные рамки. Прискорбно. Реклама, фильмы, телепередачи постоянно твердили о том, как важно мыслить нешаблонно, но среди молодежи на это были способны лишь единицы. Причем школы такую способность не развивали. В мире господствовало стандартизированное обучение, а от Линды как от преподавателя требовалось лишь одно: подготовить детей к экзамену, чтобы балл аттестата у них был как можно выше, а денег впоследствии – как можно больше. Ее даже посетила крамольная мысль: может, эксперимент с независимой школой не так уж и плох – если он даст учителям возможность использовать другие методы обучения?

Раньше знание малоизвестных любопытных фактов обеспечивало человеку интеллектуальное уважение окружающих. В юности Линда с друзьями старались обскакать друга: выискивали заумные мелочи из области музыки или литературы и небрежно роняли их в разговоре – словно такое обязан знать каждый. Глупость, конечно, но какая пьянящая! Она побуждала исследовать новые миры и погружаться с головой в неизведанные темы. Конечно, с возрастом Линда поняла: значение имеют лишь собственные переживания, родившиеся от соприкосновения с искусством, а вовсе не бесполезные поверхностные факты, свидетельствующие о прочтении некой книги или прослушивании некоего произведения. Нет ничего фальшивей и претенциозней человека, который выдает себя за большого мыслителя, повторяя чужое мнение. Однако сегодня Интернет искоренил даже это банальное стремление прослыть интеллектуалом. Ученики искали информацию только по необходимости, использовали ее и тут же выбрасывали из головы, не утруждая себя запоминанием. Они жили в мире «Википедии», где знания больше не требовались.

Может, Линда ошибалась. Может, так – с Интернетом – лучше.

Вряд ли…

На обед Линда, как обычно, пошла в учительскую комнату отдыха. Ее обустроили в дальнем помещении без окон, примыкавшем к театральной студии, – жутко неудобно для всех, кроме преподавателя актерского мастерства. Однако с недавних пор Линду это, наоборот, радовало: руководство не слишком жаловало комнату на отшибе и чаще всего оставалось есть у себя в канцелярии. А у Линды в нынешнем году была цель: видеть Джоди как можно реже.

За столом Стив Уоррен с Реем Ченом шуршали упаковками с обедом, рядом Ивонна Готье разогревала в микроволновке полуфабрикат. К удивлению Линды, они обсуждали важность искусства.

Неужели эту тему подняли ученики на уроках? Может, попытки Линды не прошли даром? На душе повеселело.

Однако коллеги пребывали в том же умонастроении, что и сама Линда после первого урока, – они сокрушались по поводу культурной безграмотности современного поколения.

– Интеллект больше не в ходу, – покачал головой Стив. – Все рушится. Раньше, если ты небрежно упоминал в разговоре нужных писателей и музыкантов, книги и фильмы, то морочил всем голову и выдавал себя за умного. А теперь дети знают так мало, что даже не подозревают о своем незнании. Услышанное тут же вылетает из головы, их ничего не волнует. Удручающая картина.

– Фильмы шикарные были, – поддакнул Рей. – Иностранное кино, старые комедии. Очень волнующе, особенно на первом свидании.

– Помнишь начало семидесятых, старшие классы? – спросил Стив. Они с Реем оба выросли в Анахайме и подружились еще в детстве. – Как мы бегали в старый кинотеатр и смотрели картины с братьями Маркс, Уильямом Клодом Филдсом, Лорелом и Харди?

Рей кивнул.

– А какими древними они нам казались…

– Да уж, – хохотнул Рей.

– Так вот, нас с ними разделяло всего лет тридцать. А фильмы семидесятых? Которые для нас были новыми? Скажем, «Монти Пайтон и священный Грааль», «Томми» или «Энни Холл». Для наших учеников они так же далеки, как для нас был далек Уильям Клод Филдс.

– Точно. – Рей сделал в уме подсчеты и удивленно покачал головой. – Черт. Мы старые!

Беседа сошла на нет – в комнату отдыха подтянулись другие учителя. Линда не успела вставить ни слова. Сьюзен Джонсон, с трудом скрывая раздражение, сообщила соседу, что ей нужно отпроситься у Джоди на свадьбу к деверю. Раньше они могли использовать отгулы без разрешения.

– Видели с утра Джоди? – полюбопытствовала Линда.

Интересно, подметил ли кто-нибудь еще странное поведение директора?

– Я встретила ее перед третьим уроком, – вспомнила Ивонна. – Она шла в библиотеку.

– Школа получила независимость, и Джоди теперь днем с огнем не сыщешь, вам не кажется? – заметила Сьюзен.

– Занята, наверное, – предположил Стив.

– Чем?

– Не знаю. Независимыми делами.

Линде хотелось рассказать про сегодняшнее утро, про то, что она увидела и пережила. Но, честно говоря, ничего особенного она не видела, а переживания… Если попытаться сформулировать их вслух, прозвучит по-дурацки. Ее антиреформаторские настроения были хорошо известны, и любое бездоказательное заявление прозвучало бы просто воплем бессилия.

И, вполне вероятно, дошло бы до ушей директрисы.

Линда не знала, кто из коллег на чьей стороне.

В комнату вошла Мэри Мерсер, унылая и явно не в духе.

– Привет, Ворчун, – поддел ее Рей. – Что, Белоснежка потерялась?

– Отстань, – ответила учительница французского.

Судя по тону, ей было не до шуток.

– Что случилось? – подошла к ней Линда.

– Не знаю. Надеюсь, ничего.

– Что?

– Ничего.

Мэри красноречиво скосила глаза на диван, где Нина Хэйбек с Кеном Майерсом обсуждали новые учебники истории. Линда понимающе кивнула.

– Потом, – успокаивающе произнесла она и легонько сжала руку Мэри.

«Потом» наступило после занятий. Зайдя в женский туалет, Линда обнаружила Мэри: та изучала свое отражение в зеркале над раковиной и промокала красные глаза бумажным платком.

– Так, – сказала Линда. – Выкладывай.

Мэри молча посмотрела на нее.

– Давай. Мы здесь одни.

Та помотала головой.

– Мэри!

– Ден… Деннис. Я… – Она судорожно вздохнула. – Прости. Не могу. Это… как в низкопробном шоу.

– В чем дело? – мягко подтолкнула Линда.

Мэри в зеркале моргнула.

– Я нашла мейлы. У него в компьютере.

– Нет!

– Да! От какой-то шлюхи по имени Тина. – Мэри вновь промокнула глаза. – Может, ничего такого, конечно, может, я все надумала… – Помолчав секунду, она твердо сказала: – Нет, не надумала. Я прочла письма, и они именно такие.

– Недвусмысленные?

– Да. – В глазах Мэри вдруг блеснул доверчивый огонек, отчего она стала похожа на ребенка. – Так ведь теперь многие делают, правильно? Ну, то есть это часто просто выдумка, фантазия. А на самом деле у них нет романа, только… переписка. Да?

– Я бы такого не потерпела, – честно призналась Линда.

– Вот и я тоже… Я в ужасе. – Мэри вновь собралась заплакать.

– Ты с ним поговорила?

– Не могу! Он узнает, что я прочла его почту. Обманула его доверие.

– Ты? Обманула его? Он у тебя за спиной пишет сексуальные письма неизвестно кому.

– Пишет. – Мэри опустила глаза.

Линда смотрела на нее. Что тут посоветуешь? Чем утешишь? Это было ужасно, но в глубине души Линда испытывала облегчение от того, что подобное случилось не с ней.

– Как поступишь? – спросила она.

– Понятия не имею.

– Нельзя же так все оставлять.

Мэри коснулась ее руки.

– Спасибо, Линда.

– За что?

– За то, что выслушала.

По дороге домой у Линды разболелась голова.

– Ну, как прошла первая неделя в независимой школе? – бодро поинтересовался из кухни Фрэнк, едва жена вошла в гостиную.

Он просиял улыбкой, однако Линде вопрос смешным не показался. От ее взгляда улыбка мужа мигом растаяла. Он вытер руки и сочувственно спросил:

– Что, так плохо, а?

Линда вздохнула.

– Ну, не так, но от прошлого года сильно отличается. Причем не в лучшую сторону.

Она умолчала о своей беседе с Мэри, зато рассказала про ненормальное поведение Джоди, про свою неудачную попытку вовлечь детей в обсуждение не по теме и про неуютное ощущение от Тайлера в целом – в том числе про холодный прием и враждебные взгляды в канцелярии.

– Я уже предлагал: если тебе невмоготу, переходи в другую школу.

Линда помотала головой.

– Не уверена, что так можно. С новым уставом ничего непонятно. К тому же Тайлер – моя школа. Я лучше останусь и буду за нее бороться. Не сбегу и не брошу ее на произвол судьбы.

– Не подозревал в тебе такого патриотизма.

– Сам-то ты не уехал в Канаду при Джордже Буше, а? Хотя грозился.

– Не уехал.

– То-то же.

– Но тебя не уволят? Ты явно в черном списке. Вдруг уволят, да еще без компенсации?

– Пусть только попробуют! Я их со скоростью звука в суд притащу. За что увольнять? Я хороший учитель, десять лет получаю положительные отзывы. Увольнение будет безосновательным.

– И все же…

– Да что ты так разволновался?

Фрэнк вздохнул.

– Ходят слухи, будто почти весь ай-ти-сектор нашей компании передадут на аутсорсинг. Моя работа висит на волоске, поэтому хоть у кого-то из нас должна быть стабильная зарплата.

– Ты уже начал рассылать резюме?

– Еще нет. Вдруг все неправда? Может, мне, наоборот, возьмут да и предложат прибавку. Или повышение. Начну зондировать почву в других фирмах – потеряю такой шанс. В общем, я решил выждать.

Линда чмокнула мужа и с трудом улыбнулась.

– Будем выжидать оба.

Глава 6

Кейт Робинсон разложила на кухонном столе содержимое большого белого конверта, принесенного Тони из школы. Призыв к родителям вступать в родительский комитет… скидка от частной компании, предлагающей репетиторство по математике… извещение об общем родительском собрании – явка родителей обязательна… реклама канцтоваров от магазина «Таргет»… скидочный купон от «Кока-колы»…

Кейт услышала о том, что Тайлера сделают независимой школой, в конце лета. Услышала – и обрадовалась. Она читала в «Лос-Анджелес таймс» об академических успехах таких заведений. По мнению редакции, округ только выиграл бы, если бы как можно больше школ в нем получили статус независимых. Тогда Кейт целиком поддержала идею, чтобы школа Тони пошла по этому прогрессивному пути. Однако постепенно уверенность таяла. Кейт не нравилось то, что дело принимало коммерческий оборот: администрация упирала в основном на сбор средств и прочие вопросы, не имеющие никакого отношения к образованию.

Не нравилось и то, что родителей обязали вкладывать в школу либо время, либо деньги. Кейт с отцом Тони были вынуждены подписать соглашение, по которому они обещали отработать в школе Тайлера минимум двадцать часов в семестр. Иначе Тони пришлось бы перевести в обычную старшую школу: Вашингтона – в плохом районе – или Филлмора – в другом конце города, куда еще попробуй доберись. Подобные ультиматумы со стороны государственной школы – или отработки или перевод ребенка, – наверное, были незаконны, но Кейт считала, что на борьбу с ними у нее не хватит ни денег, ни сил.

Одна из бумаг в конверте адресовалась не Кейт, а Тони, и содержала в себе клятву верности. Сопроводительное письмо сообщало, что со следующей недели традиционную ежедневную клятву флагу США заменят на другую, адаптированную для школы. Кейт прочла:

Клянусь в верности старшей школе имени Джона Тайлера и устоям, которые она символизирует, одному ученическому братству под единым Уставом, с правилами и предписаниями для всех[3].

Очень странно, решила Кейт и перечла еще раз. Типичная клятва, короткая и немногословная. Однако кое-что в ней смущало: она подразумевала, будто школа важнее всего на свете, и ученики должны быть верны ей, а не нации.

Это было как-то неправильно.

Кейт вернулась к содержимому конверта. Преподаватель рисования, мистер Суэйм, прислал записку: не могут ли родители помочь ему подготовить завтра материалы для занятий? Нужно по двое родителей от каждого класса. Эта помощь засчитывалась в отработку, поэтому Кейт быстренько послала учителю мейл: она с удовольствием все сделает. Вечером пришел ответ: ей нужно явиться в кабинет рисования завтра в половине восьмого, за полчаса до начала уроков.

Утром Кейт отправилась в школу на машине, а Тони – пешком. Подросток, что поделаешь. На данной жизненном этапе он ни в какую не желал признавать наличие у себя родителей. Тони взял с матери обещание: в школу они явятся отдельно, и Кейт не будет его замечать при случайной встрече на школьном дворе.

Родителям, прибывшим на отработку, полагалось сперва отметиться в канцелярии. Кейт отстояла на удивление длинную очередь, записала свое имя в журнале, получила от секретаря «пропуск волонтера» и спросила дорогу к кабинету рисования. В западной части школьной территории Кейт поджидал еще один сюрприз: на маленькой лужайке перед нужным кабинетом толпилось довольно много взрослых. Двенадцать женщин и один мужчина. Это, конечно, логично – двое родителей от каждого класса, семь классов, – но непонятно, зачем столько народу? Целых четырнадцать человек станут вырезать фигурки из цветной бумаги, проделывать отверстия в картоне или заниматься еще какой-нибудь ерундой?

Родители разделились на две группы. Первую составляли мамочки-домохозяйки, которые явно знали друг друга очень давно. Они бегло поприветствовали Кейт неискренними улыбками и вернулись к обсуждению семейных фотоальбомов. Вторая группа была меньше, но даже хуже – стайка татуированных родительниц-неформалок. Они и вовсе проигнорировали существование Кейт. Та в конце концов пристроилась к чьей-то бабушке по имени Лиллиан, которая с довольным видом рылась в огромной холщовой сумке – искала вязальный крючок. Кейт с Лиллиан болтали, точно добрые приятельницы, пока дверь кабинета не распахнулась и учитель не пригласил всех внутрь.

– Знаете, – доверительно шепнула Лиллиан, – я не уверена, что мое присутствие вообще зачтут. По соглашению отрабатывать должны родители моей внучки Меган. Разрешат ли мне их замещать?

– Поговорите с кем-нибудь в канцелярии. Вам должны пойти навстречу.

– Должны. Только пойдут ли? Пока что моя дочь не в восторге от этой школьной независимости. Я, надо сказать, тоже.

Одна из мам-неформалок – похожая на крысу дамочка в камуфляжных штанах и поддельной футболке группы «Рэмоунз» – протолкалась мимо Кейт и Лиллиан в класс, одарив последнюю злобным взглядом. Кейт хотела было возмутиться, но новая знакомая поймала ее взгляд и с грустной улыбкой покачала головой: мол, оставьте.

Как только все вошли и закрыли дверь, мистер Суэйм быстро заговорил:

– В этом году у меня семь художественных классов: от рисунка для начинающих до продвинутого гончарного дела. Обычно для каждого направления составляется своя программа, но, поскольку школа Тайлер теперь независима, мне дали относительную свободу действий и разрешили вести междисциплинарные занятия. – Учитель поднял руку, предвидя возмущение. – Я по-прежнему буду преподавать рисунок в классе рисования, живопись – в классе живописи, гончарное дело – в гончарном классе и так далее. Однако периодически я стану комбинировать программы разных направлений и давать всем ученикам одинаковые задания. Начну с фигуры человека. Мне необходимо найти женщин, согласных позировать в эту пятницу для каждого из семи классов.

– Позировать? – переспросила одна из неформалок.

– Да.

– В?..

– В обнаженном виде, да.

Пораженная Кейт уставилась на преподавателя, не веря собственным ушам.

– Вы говорите о наших детях! – гневно воскликнула любительница семейных фотоальбомов.

– Не переживайте, – успокоил ее мистер Суэйм. – Вас я позировать не приглашу. – Он обратился к остальным родителям: – Тех, кто не будет позировать, я попрошу подготовить материалы для другого занятия, где…

– Я иду к директору с жалобой, – заявила возмущенная мамочка-домохозяйка и пулей вылетела из кабинета.

Следом за ней поспешили еще три дамы из той же группы. Кейт приросла к месту. Она бросила взгляд на Лиллиан – та тоже выглядела потрясенной до глубины души.

Мистер Суэйм прокашлялся.

– Я начал рассказывать про тех, кого не выберут для позирования. Они будут готовить материалы: нарезать по заданным размерам бумагу для рисования, наливать в бутылочки клей, отмерять глину.

– Кого не выберут для позирования? – Вперед выступила женщина с крысиным лицом. – Как вы собираетесь выбирать? – Она лукаво улыбнулась. – Просмотр нам устроите?

– Вообще-то, да. Именно поэтому я пригласил вас сюда до начала уроков. – Учитель указал на единственного отца, на Лиллиан и одну фотоальбомную мамочку, которая по непонятной причине не сбежала. – Вы отпадаете. Остальные раздевайтесь. Трусы тоже снимайте.

Родители дружно повалили прочь из кабинета. Сердце у Кейт стучало как сумасшедшее – от страха, от смущения. Он хотел посмотреть на нее голую… Она выбежала в двери следом за Лиллиан. Краем глаза Кейт заметила, что женщина с крысиным лицом и еще две мамаши-неформалки остались. Одна уже начала стягивать с себя футболку.

– Я… – начала Лиллиан и, не найдя слов, просто покачала головой.

– Этого мужика выгонят, – решительно заявила Кейт. – Я добьюсь его увольнения. Он нарушает закон.

Они с Лиллиан присоединились к процессии разгневанных родителей, шествующих в канцелярию. В приемной, у высокой стойки, уже стояла директор и слушала разъяренные вопли тех четырех мамочек, которые вылетели из кабинета рисования первыми. Она спокойно посмотрела на Кейт – прямо в глаза. Та увидела руководительницу школы впервые и немедленно ее невзлюбила. Кейт привыкла верить своему чутью, и неважно, как его называть: шестым чувством, женской интуицией или проницательностью. Сейчас чутье кричало, что директор Хоукс – жесткая, несговорчивая дрянь, которая считает себя всегда и во всем правой. Таких людей Кейт целенаправленно избегала. Она быстро глянула на Лиллиан и убедилась, что у пожилой дамы сложилось похожее мнение.

Тем не менее Кейт протолкалась вперед и заявила: мистер Суэйм не только предложил мамам позировать обнаженными перед собственными детьми и перед их одноклассниками, но и решил устроить этим мамам просмотр и велел им раздеться.

– И некоторые согласились! Сейчас у него в кабинете настоящий стрип-клуб!

Директриса слушала возмущенных родителей, молча кивая. Когда крики немного поутихли, она наконец заговорила:

– Вы обеспокоены, я вижу. Если кто-нибудь из вас решит отказаться от участия в проекте мистера Суэйма, я пойму. Сегодняшнее время обязательно зачтут вам как добровольную отработку. – Ее лицо стало жестче. – Однако предупреждаю вас раз и навсегда: я ни в коем случае не стану ущемлять академическую свободу своих преподавателей. Мы боролись за право стать независимой школой, чтобы избавиться от мелочной опеки узколобого управления образования, чтобы не допустить чужого влияния на нашу учебную программу. И я не позволю горстке каких-то родителей-ханжей диктовать художественные стандарты нашему высококвалифицированному и весьма одаренному персоналу. – Директриса твердо посмотрела на родителей. – Можете перевести своих детей в другие классы, где есть места. Имеете право. Однако если в таком возрасте вид груди, обнаженной для творческого процесса, выводит ваших детей из душевного равновесия, то их ждут большие трудности при переходе во взрослую жизнь.

– Речь не только о груди, – сердито выпалила Кейт. – Он требовал, чтобы мы сняли белье. Понимаете? Пятнадцатилетние мальчики будут смотреть на женскую промежность. На влагалища. По-вашему, это нормально?

– Я…

– Влагалища. Влагалища собственных матерей или матерей своих друзей. В классе. С вашего одобрения. Такое и вправду кажется вам нормальным?

Директриса посмотрела на Кейт в упор, и та напряглась. До чего неприятный взгляд! Жесткий, да, только не в жесткости дело. Было в этих темно-карих глазах что-то еще – глубокое, темное, непонятное… Кейт вдруг стало страшно.

– Повторяю, – неожиданно спокойным голосом сказала директриса, – вы вольны перевести своего ребенка в другой класс, если уроки мистера Суэйма вас не устраивают. В канцелярии вам с радостью помогут все оформить. – Она фальшиво улыбнулась. – Если вопросов больше нет, я вернусь к работе. Прошу меня извинить.

Директор Хоукс исчезла, оставив разгневанных родителей в еще большем смятении. Из-за ближайшего стола встала стройная женщина в строгой одежде и подошла к ним. На лице ее играла неискренняя улыбка – как у коммивояжера или ревностного новообращенного, – а на бейдже стояли имя и должность: «Бобби Эванс, административный координатор».

– Вам помочь? – спросила она.

Кейт третьей по счету перевела сына из художественного класса мистера Суэйма на факультативный курс «Синее и серое», про Гражданскую войну. Она вышла на улицу, растерянная и злая. Лиллиан уже уехала: бабушка не имела юридического права представлять интересы внучки, необходимо было присутствие родителей. Кейт в одиночестве побрела на стоянку. Теперь Тони должны вызвать в канцелярию и сообщить ему о замене. Однако Кейт не верила, что кто-нибудь из сотрудников этим озаботиться. Она сделала себе мысленную пометку – когда сын придет домой, спросить у него насчет перевода.

Одновременно с Кейт к стоянке подошла еще одна женщина: та самая мамаша с крысиным лицом, которая осталась в кабинете мистера Суэйма на «просмотр». Она узнала Кейт, глянула на нее в упор, разгладила поддельную футболку на поддельном бюсте и гордо улыбнулась.

Глава 7

Едва ступив на школьный двор, Брэд, Майла и Эд увидели группку, окружившую флагшток. Ученики, человек восемь-девять, держались за руки – мальчики и девочки вперемешку – и, склонив головы, повторяли слова молитвы за преподавателем музыки, мистером Карром.

– А я-то думал, у нас церковь отделена от государства, – громко бросил Эд, проходя мимо.

– …И благослови неверующих, – нараспев произнес мистер Карр, словно по заказу, – чтобы познали они великодушие Твое и почерпнули из него силу.

– Терпеть не могу верующих придурков, – объявил Эд.

– Эй! – возмутилась Майла. – Я, между прочим, тоже верующая!

– Ты же понимаешь, о чем я.

– Нет. – Она застыла как вкопанная. – Не понимаю.

– Чувак, выручай, – взмолился Эд, глядя на друга.

– Он, видимо, имел в виду святош, – пояснил Майле Брэд и указал назад, на молящуюся группку. – Вот таких.

– Точно, – кивнул Эд.

– Они не все святоши.

– Да брось.

– В смысле, «брось»?

– Ты шутишь.

– Совсем нет. Эшли, например, классная, и она ходит в мою церковь.

Эд хмыкнул.

Брэд начал закипать.

– Они собирают подписи за то, чтобы вывесить в библиотеке десять заповедей.

– И что?

– А то. Почему люди, которые мечтают везде понатыкать десять заповедей, обычно поддерживают войны и смертную казнь, а? Вот смотри. «Не убий» – это ведь важная заповедь, так?

– Так, – настороженно подтвердила Майла.

– Значит, по их понятиям убивать плохо. Но если ты кого-нибудь убьешь, тогда тебя самого следует убить, потому что убивать – плохо. Конечно, если начнется война и правительство прикажет тебе убивать жителей другой страны, тогда можешь убивать, кого хочешь. Мужчин, женщин, даже детей. Причем чем больше чужаков убьешь, тем лучше. Тебя даже медалью за такое наградят. Но когда вернешься домой, тогда, понятное дело, убивать опять нельзя. Убьешь – и тебя самого казнят. Потому что убивать плохо.

– Ты все упрощаешь, – тряхнула волосами Майла.

– Серьезно?

– Ты в дебатах участвовать не думал? – ухмыльнулся Эд. – У тебя талант, чувак.

– Не хочу больше об этом говорить. – Майла пошла дальше.

Возле шкафчика ее уже поджидали Синди с Ребой. Обе, завидев спутников Майлы, нахмурились.

– Надо найти Шерил, – сказала Реба. – У нас тут кое-что намечается.

– Что?

Девушки покосились на Брэда с приятелем и не ответили.

– Намек понят. – Брэд легонько сжал плечо Майлы. – Пока.

– Мы теперь не сможем сорвать праздник урожая! – удаляясь, громко посетовал Эд.

– Придурок! – крикнула ему вслед Синди.

– Ничего лучше в голову не приходит? – отозвался он.

– Оставь их в покое, – сказал Брэд. – Что ты, как третьеклассник?

– Они первые начали.

– Не первые.

– Ну, все равно заслужили.

– Вот тут согласен, – усмехнулся Брэд.

Друзья побрели каждый к своему шкафчику, взяли нужные вещи и вновь встретились на углу корпуса. До первого урока было еще десять минут, поэтому они вышли во двор. Вдали, у библиотеки, стояли Майла, Синди, Реба и Шерил, что-то горячо обсуждали.

– Слушай, – спросил Эд, – вы вообще планируете, ну, типа официальное свидание?

– В субботу, – ответил Брэд.

– Отлично! – Эд вскинул пятерню, но хлопка по ней не дождался. Уронил руку. – Хочешь совет?

– Насчет чего?

– Хочешь или нет?

– Ладно, давай уже свой совет.

– Вывали прибор на стол. В разгар свидания. Девчонки такое любят. Видят большую волосатую штуку у себя перед носом и не могут удержаться, чтоб ее не облизать.

– Шикарный совет. – Брэд закатил глаза. – Знаешь, я его лучше для тебя приберегу. Если ты хоть когда-нибудь выберешься на свидание, то попробуешь. Потом поделишься опытом.

– Чувство юмора кончилось, – покачал головой Эд.

Святая правда. Когда речь заходила о Майле, чувство юмора у Брэда пропадало напрочь. Он относился к ней серьезно – пусть в их отношениях пока и не хватало определенности. Брэд не мог на эту тему шутить, он слишком дорожил Майлой. Да, испытывать такие чувства в столь юном возрасте было еще рано – но Брэд испытывал, хотя и не собирался рассказывать о них Эду. Да и Майле тоже.

Во дворе собралась толпа. Несколько десятков ребят стояли плечом к плечу и напряженно глазели на поляну выпускников. Брэд вытянул шею. Не слышалось ни криков, ни суматохи, которые обычно сопровождали драку. Что там произошло? Взрослых нигде не было видно. Брэд с приятелем протолкались сквозь толпу вперед и наконец поняли, куда все смотрят.

На школьный талисман. Точнее, на костюм школьного талисмана. Обычно на каждом спортивном мероприятии в этот наряд облачался кто-нибудь из весельчаков-болельщиков и приставал ко всем подряд. Сейчас костюм тигра лежал на траве: руки-ноги были раскинуты в стороны и прибиты к земле, внутренности наполняла какая-то коричневая дрянь, подозрительно смахивающая на дерьмо. Кругом роились мухи, много мух. Их жужжание перекрывало даже гул озадаченной толпы.

Эд присвистнул.

– Здрасьте-херасьте с двумя писюнами и шариком мороженого!

– Ты эту идиотскую фразу повторяешь с восьмого класса, – повернулся к нему Брэд. – Полная мура! Что она, блин, значит?

– Откуда я знаю? – невозмутимо протянул Эд. – Я ж до нее в восьмом классе додумался.

– Так хватит ее повторять.

– А мне нравится.

– Это школа Вашингтона сделала, сто процентов, – сказала высокая плотная девочка. – Мы с ней в субботу играем.

Толпа согласно зашумела.

Не похоже на невинную проделку соперников, не согласился про себя Брэд. Слишком уж безжалостно обошлись с костюмом. Нешуточно. Безобидные объяснения здесь не подходили, дело было серьезное. Это явно чувствовали все ребята – хотя вслух и говорили другое. Унылый тон и отсутствие веселья выдавали общий настрой. Казалось бы, смешно: надоедливого тигра напичкали дерьмом, так ему и надо! Однако никто не смеялся.

Если это сделала не школа-конкурент, тогда кто? И зачем?

Пришел уборщик, и толпа начала редеть. Кому охота смотреть на уборку дерьма? Если в костюме и вправду оно, зрителей может стошнить.

Прозвенел звонок, и Брэд махнул Эду:

– Пока, до второго урока.

– Давай.

После урока они встретились у шкафчиков, поболтали с Натаном Уитманом – тот намекнул, будто кое-что знает про изгаженный костюм, но соврал. В результате на математику друзья опоздали. К удивлению Брэда, мистер Коннор их не отчитал – лишь неодобрительно глянул.

Учитель встал посреди кабинета, обвел глазами класс.

– Понимаю, вам хочется обсудить мистера Долливера и то, что с ним произошло. Однако я вам заявляю: здесь не место для досужих домыслов. У нас идет урок алгебры, и мы будем изучать алгебру – как делаем это каждый день. А теперь откройте учебники и решите номера с пятого по пятнадцатый на странице двадцать три. Когда все закончите, мы вместе их проверим. Даю вам десять минут.

Долливер? А что с ним произошло? Брэд посмотрел на Эда; тот помотал головой и озадаченно пожал плечами.

Весь урок мистер Коннор заваливал учеников заданиями и не давал им переговариваться, поэтому возможность что-то выяснить появилась лишь после звонка. В коридоре Брэд подошел к Джоуи Масвику и спросил про Долливера.

– Ты не слышал? У него в компьютере нашли детское порно.

– Гонишь!

– Не-а. Голые мальчики и все такое.

– Детское гей-порно?

– Говорят, да.

– Здрасьте-херасьте, – округлил глаза Эд.

Брэд недовольно покосился на друга.

– Я так понял, его отстранили на время, пока все не уладят. Только сомневаюсь, что он вернется.

– Я тоже, – кивнул Брэд.

– Не похож Долливер на такого, – недоуменно покачал головой Эд. – Конечно, по виду не всегда угадаешь, но…

Брэд думал так же. И не он один. По дороге во двор друзьям встретилось немало знакомых – все дружно недоумевали.

Поляну выпускников уже убрали. Вот только учеников на ней по-прежнему не было.

Ни одного выпускника на поляне выпускников.

Брэд видел такое впервые за все три года, что ходил в школу Тайлера. Зрелище было тревожное. Беспокойство, поселившееся у Брэда в душе, видимо, отразилось и на лице: Майла, которую он встретил у кабинета биологии, тут же спросила, что с ним.

– Ничего, – ответил Брэд.

Однако он соврал, и Майла это поняла, и они в конце концов поругались.

Обед Брэд провел с Эдом. Жевал бутерброд, смотрел, как вороны с воробьями гулко бьются о баскетбольные щиты на площадке, и слушал, как школьники приветствуют каждую новую птицу-камикадзе хриплыми воплями.

* * *

Столярное дело. Последний урок на сегодня.

Эд миновал чертежный кабинет, затем – мастерскую металлообработки и, не доходя до столярной мастерской, замедлил шаг. Вчера он пришел сюда пораньше. Дверь в столярку стояла открытой, но учителя не было. Эд тогда ужасно перепугался. Столярка, как магнитом, манила к себе задир и двоечников, а они Эда терпеть не могли. На его счастье, вчера три самых злостных хулигана оказались заняты – они приставали к Уэйну Дики, в углу возле ленточной пилы. До самого прихода мистера Руиза эти гады не замечали Эда – большое везение.

Поэтому сегодня он предусмотрительно прошел мимо открытой двери дальше, словно направляясь в автомастерскую. Бросил беглый взгляд внутрь столярки и увидел у стола мистера Руиза. Гадов не было. Эд быстренько сдал назад и нырнул в мастерскую.

Пронесло.

Почти сразу явился и Тодд Зивни с приятелями: они шутливо тыкали друг друга кулаками и гоготали над очередной своей жестокой проделкой, устроенной в коридоре. Зивни был главным в шайке хулиганов и мучил Эда с восьмого класса. Эд с опаской наблюдал, как Зивни важно прошествовал мимо мистера Руиза, в ожидании звонка уселся на рабочий стол и внимательно осмотрел мастерскую. На миг взгляды Зивни и Эда встретились. Эд поспешно отвел глаза, сердце у него бешено застучало.

– Мистер Зивни, – громко сказал учитель. – Будьте добры, слезьте со стола и сядьте на стул. Я устал повторять вам это изо дня в день.

Гад молча глянул на преподавателя и даже не пошевелился.

– Мистер Зивни!

На него уже смотрел весь класс. Эд вдруг заметил на рукаве своего мучителя нашивку с эмблемой. Как у полицейского или охранника. Что это такое? Эд прищурился, чтобы разглядеть получше. Рычащий тигр – школьный талисман – в окружении одинаковых пальм, на фоне корпусов Тайлера. Знакомый логотип, такой стоял на фирменных бланках школы.

Эд вспомнил о костюме, набитом дерьмом. Чокнутый какой-то день, паршивый. И конец у него не лучше.

Зивни без единого звука упрямо смотрел на учителя.

– Отправляйтесь-ка в канцелярию, вы наказаны, – приказал мистер Руиз и достал бланки дисциплинарных актов.

Зивни спрыгнул со стола.

– Не отправлюсь, – заявил наглец и двинулся к мистеру Руизу.

Голос и вид у Зивни были угрожающими. Внутренности у Эда скрутило, сердце испуганно заколотилось.

– Я не обязан вас слушаться. Я теперь скаут Тайлера! – Зивни выставил вперед нашивку на рукаве, извлек из кармана значок. – Директор Хоукс уполномочила меня следить за тем, как ученики – и учителя! – соблюдают правила и предписания.

– У вас бред.

– Да что вы? Сегодня утром директор Хоукс вызвала меня к себе и назначила помощником! Теперь я обязан проверять, как вы выполняете свои обязанности. А если не выполняете…

Окончание предложения зловеще повисло в воздухе.

Лицо учителя покраснело от злости. Он с хрустом вырвал из блокнота заполненный дисциплинарный акт.

– Будьте добры отнести это в канцелярию, мистер Зивни.

Тот дерзко выпятил подбородок.

– Думаете, вы меня заставите?

– Да, мистер Зивни. – Мистер Руиз встал. – Заставлю.

– Давай, старик. Я тебя уложу! – Зивни сунул значок назад в карман и выставил вперед кулаки.

– Давайте-ка выйдем из класса.

– Нет.

У Эда перехватило дыхание. Дело плохо. Если б не мистер Руиз, Эд уже давно попал бы в неминуемую беду. Без учительской защиты Эд – покойник. Он скосил глаза на Уэйна: у того на лице тоже застыла паника. Почти все ребята в классе выглядели испуганными, одни только дружки Зивни возбужденно ржали и подталкивали друг друга локтями.

Неожиданно Зивни сделал выпад правой. Кулак вылетел вперед и… промазал. Мистер Руиз ловко уклонился от удара и ткнул мальчишку в живот. Несильно. Лишь чтобы предупредить: учитель сможет сделать наглецу больно – при желании.

Казалось бы, на этом все должно кончиться.

Не тут-то было.

Зивни пошатнулся и едва не въехал головой в металлическую столешницу. Он скривился, тяжело задышал, громко заглатывая воздух. В следующий миг метнулся к куче с обрезками и выхватил из нее деревянный брус сечением два на четыре дюйма. Мистер Руиз подобрал с пола брус подлиннее. Оба настороженно закружили друг напротив друга на свободном пятачке у двери. Эду вдруг вспомнилось увиденное где-то название фильма – «Битва кувалдами». Древнее кино, снятое в начале двадцатого века, наверняка примитивное до безобразия. Однако само название вызвало в голове у Эда страшную картинку, и картинка эта поселилась там навечно. Сейчас она вновь всплыла в памяти, принеся с собой знакомое тошнотворное чувство. Учитель столярного дела и ученик вот-вот начнут молотить друг друга досками… Как кувалдами.

Зивни – разъяренный, красный – издал дикий вопль и замахнулся. Он вложил в замах столько силы, что деревяшка рассекла воздух со свистом. Мистер Руиз вскинул свою доску, будто меч, и парировал удар. Брус Зивни отскочил под неожиданным углом и обрушился на голову хозяина. Тот с глухим стуком рухнул на цементный пол, как подкошенный. Брус приземлился сверху, на спину Зивни.

На короткий миг Эд подумал – понадеялся, – что гад умер. Но Зивни застонал, с трудом встал на ноги и ошеломленно уставился в пространство – словно не понимая, где он.

Учитель посмотрел на Рика с Митчеллом, дружков Зивни. Те больше не смеялись.

– Отведите его в медпункт, – велел мистер Руиз. Затем взял со стола дисциплинарный бланк. – А это занесите директору.

Преподаватель тяжело дышал. Эд испугался, что Митчелл с Риком сейчас вдвоем накинутся на мистера Руиза и отметелят – оба с ненавистью буравили его взглядом. Однако хулиганы послушались. Стоило им выйти, как остальные ученики с облегчением занялись обработкой деревяшек.

Эд задумал в этом семестре сделать два футляра для автомобильных колонок. Правда, машины у него пока не было – да и колонок тоже, если уж на то пошло. Он принялся шлифовать заготовку, которую выпилил вчера из кленового бруса, однако мысли витали не здесь. Вернулись приятели Зивни. Рик, бредя мимо, якобы невзначай налетел на Эда. Целый семестр терпеть такое?! Митчелл с Риком занялись своими делами, а Эд подошел к мистеру Руизу и попросил выписать пропуск на поход в канцелярию.

– Что случилось? Вам плохо?

– Я, наверное, перейду в другой класс, – тихо сказал Эд.

Он думал, что учитель станет его отговаривать, но мистер Руиз все понял и кивнул с ободряющей улыбкой.

– Нам будет тебя не хватать.

– Дело не в… – начал Эд.

– Я знаю, – заверил мистер Руиз.

Эд брел по школьному двору и радовался. Словно тяжелый камень с плеч!.. В проходе между корпусами естествознания и обществоведения ему встретилась Шерил. Президент ученического совета не обратила на Эда внимания, зато он ей улыбнулся.

– Привет, Шерил! Как делишки?

– Отвали, – проворчала она и проскочила мимо.

– Ну, тогда я беру назад свое приглашение на выпускной танец. Ты вычеркнута.

– Размечтался, слабак.

Он рассмеялся.

Двор выглядел непривычно пустым. В прошлые годы выпускники, у которых обычно не бывало седьмого урока, торчали на своей поляне – ждали, пока кончатся занятия у друзей, приставали к идущим мимо «малолеткам». В этом году во дворе не было никого: только Эд да незнакомая девочка, спешащая от театральной студии к туалетам.

Может, администрация придумала новое правило: ученикам нельзя слоняться по двору после уроков? Дурацкое было бы правило…

В этом году многое изменилось.

Не в лучшую сторону.

Эд толкнул тонированные двери в канцелярию, вошел. Воздушная легкость, возникшая после ухода из столярки, моментально исчезла. Он постоял, привыкая. «Как-то здесь жутковато», – мелькнула мысль. Эд уже и раньше это замечал. Лампы, к примеру, светили слишком тускло, а в углах стояли непонятные тени – откуда им взяться в разгар дня? Было и еще что-то… неуловимое. Эд медленно, даже с опаской шагнул вперед. Протянул разрешение секретарше за стойкой.

– Я хочу поговорить с куратором.

Эд с удивлением услышал собственный голос – слабый, приглушенный.

– А кто у тебя куратор?

– Не знаю. Я в выпускном классе. Наверное, мистер Хилл.

– Мистер Хилл в школе больше не работает, – сообщила секретарша. От ее тона у Эда по коже поползли мурашки. – Ваш новый куратор – мисс Тремэйн. Кабинет Б, в том коридоре.

Мимо беззвучно проплыла помощница учителя с конвертами в руках: лицо у нее было невыразительное, взгляд бессмысленный. Ее словно загипнотизировали.

Зомбировали.

«И правда, как зомби». Эд вздрогнул, увидев еще одну помощницу учителя с таким же отсутствующим выражением лица.

Секретарша смотрела на него… с подозрением? Эд торопливо поблагодарил, обогнул стойку и устремился к нужному кабинету. Коридор, хоть и короткий, Эду не понравился. Да и вся канцелярия тоже. Куратор, впрочем, выглядела нормально. Он постучал по косяку открытой двери, получил в ответ улыбку и приглашение войти.

– Здравствуй. Я мисс Тремэйн. – Она протянула руку.

Эд не привык обмениваться рукопожатием с женщинами. Пальцы у нее были тонкими, а кожа – мягкой. Он сел возле стола.

– Слушаю тебя.

– Я хочу перевестись в другой класс на седьмом уроке.

– Как тебя зовут? – Она ввела имя в компьютер. – Хочешь уйти со столярного дела?

– Да, – с облегчением выдохнул Эд.

– Объяснишь причину?

Он помедлил.

– Не хотелось бы.

– Мне нужно знать причину.

– В классе есть драчуны. Они меня недолюбливают. Ненавидят еще со средней школы.

– Преподаватель должен…

– Один из них сегодня устроил с преподавателем драку. Сейчас этот парень в медпункте. – Эд подался вперед. – Послушайте, мистер Руиз все понимает и не возражает против моего перевода. Помогите мне, пожалуйста, найти другой класс…

Куратор помолчала, потом кивнула.

– Хорошо. – Голос ее прозвучал сочувственно. Она нажала кнопку на клавиатуре. – Столярное дело – факультатив. Значит, я так понимаю, обязательные занятия у тебя уже все расписаны. Тогда что бы ты хотел изучать? Что тебе интересно?

– А где есть места?

– Седьмой урок?[4] Мест маловато.

Мисс Тремэйн повернула экран к Эду. Да уж, и вправду «маловато».

– Может, помощник библиотекаря?

Мисс Тремэйн нахмурилась.

– У тебя хороший набор предметов для подготовки к колледжу. Зачем разбавлять его несерьезным курсом?

– Ну, я же не на «здоровое питание» записываюсь.

– Ходить на седьмой урок вообще необязательно.

– Мне надо баллы набирать. К тому же библиотечное дело – это продвинутый курс, он увеличит мне средний балл аттестата.

– Хорошо, – сдалась куратор. – Нужно еще разрешение родителей.

– Позвоните маме. – Эд продиктовал номер мобильного.

Через пять минут он сбегал в столярку, получил подпись мистера Руиза на переводной форме и вернул ее мисс Тремэйн. Та взамен выдала Эду другой бланк, для библиотекаря.

– Скажешь миссис Фрателли, чтобы она занесла потом форму мне. Удачи! – пожелала куратор.

Эд улыбнулся.

– Спасибо.

Он вышел в короткий темный коридор. Взгляд уткнулся в закрытую дверь директорского кабинета. На нее почему-то даже смотреть не хотелось.

– Эд? – позвала мисс Тремэйн.

Он обернулся.

– Если будут проблемы, смело приходи ко мне.

– Хорошо, – с улыбкой пообещал Эд. – Еще раз спасибо.

И направился в библиотеку.

В средних классах он проводил в библиотеке много времени – прятался от обидчиков, – но в старшей школе эта привычка сошла на нет. Во-первых, из-за библиотекарши – сердитой мрачной тетки, вылитой злой волшебницы из страны Оз. Во-вторых, из-за самой библиотеки. В средней школе она находилась в просторном, приветливом помещении, а вот в Тайлере… Двухэтажное уродство выглядело устрашающе, настоящее архитектурное бельмо в глазу. Оно унылой глыбой торчало среди светлых, воздушных корпусов школы, построенных в испанском стиле – с арочными проемами и колоннами. Внутри библиотеки было темно и угрюмо: грубые кирпичные стены, коричневое ковровое покрытие, серые тонированные окна. Тусклые точечные светильники с трудом развеивали мрак. Узкая лестница, расположенная ровно по центру библиотеки, соединяла два этажа, тесно заставленных высокими книжными шкафами. На верхнем этаже вдоль стен стояли ряды читательских столов с перегородками; на нижнем – свободный пятачок перед стойкой занимали несколько круглых столов.

Эд замер перед закрытыми двустворчатыми дверями. С какой радости он вдруг решил работать здесь помощником?! Мисс Тремэйн права – седьмой урок совсем не нужен. Да и вообще: можно было выбрать фотографию, нормальный ведь курс!

Эд уставился на затемненные окна. Как его сюда занесло? На душе стало тревожно. Канцелярия… Она как-то на него повлияла, подтолкнула к решению. Тогда он этого не ощутил, да и сейчас еще не понял, в чем дело, – но результат говорил сам за себя. Если б Эд рассуждал здраво, он ни за что не записался бы на работу в библиотеке.

«Если будут проблемы, смело приходи ко мне…»

Вернуться к куратору, опять перевестись в другой класс? Немного поразмыслив, Эд отбросил эту идею. Смельчаком он не был, зато был любопытным. Интересно посмотреть, как все сложится.

И вообще, что за дурацкие мысли его посетили? Да, канцелярия выглядела странновато, но чтоб она могла влиять? Куда-то подталкивать? Бред!

Не понравится работать в библиотеке – запросто можно будет перевестись.

Эд толкнул библиотечную дверь. Из полумрака пахнуло не прохладой, а теплом. Противным таким.

Столы стояли пустыми. Из-за стойки на Эда смотрела незнакомая девушка – тоже помощница библиотекаря. Больше в зале никого не было, и Эд протянул бланк перевода ей.

– Миссис Фрателли на месте? – спросил он.

Откуда-то из сумрачных глубин за стойкой раздался ровный, бесцветный голос:

– Это мистер Хейнс?

– Вы мистер Хейнс? – вопросительно посмотрела на него девушка.

Видимо, куратор позвонила сюда и предупредила о приходе Эда.

– Да. Эд Хейнс. Помощник библиотекаря.

На девичьем лице не мелькнуло ни проблеска интереса.

– Проводите его в мой кабинет, – велел голос.

Глаза Эда уже привыкли к темноте, и он разглядел просторную нишу за стойкой. Три стены занимали металлические полки с книгами, возле них стояли две тележки. В четвертой стене, без полок, темнела дверь. Хотя она была закрыта, Эд не сомневался – голос шел оттуда.

– Миссис Фрателли ждет вас у себя в кабинете. – Девушка указала на двери и, подняв крышку стойки, запустила Эда внутрь.

– Знаю, – сообщил он, протискиваясь мимо. – Я слышал.

Девица бросила на него хмурый взгляд. Эд привык к подобной реакции, и ему было плевать. Безликая услужливость помощницы его раздражала, и он сомневался, что они с ней станут друзьями. Хорошо бы на этом уроке здесь работал еще кто-нибудь – повеселей да поприятней…

Эд постучал.

– Входите, – пригласила миссис Фрателли.

Кабинетик оказался тесным и захламленным, но Эда потрясло не это. Его взгляд прилип к фотографии на заваленном бумагами столе. Снимок запечатлел миссис Фрателли: волосы начесаны, макияж чересчур яркий… а из одежды – лишь кружевной красный бюстгальтер да трусики.

– Покажите, пожалуйста, бланк перевода.

Эд перевел взгляд с фотографии на суровое, неприветливое лицо библиотекарши и понял – она заметила, куда он пялился. Эд постарался скрыть смущение, протянул бланк.

– Хотите быть моим помощником? – недоверчиво осведомилась дама.

– Да, – соврал Эд.

Миссис Фрателли посмотрела на бланк, немного помедлила и расписалась.

– Милости просим в библиотеку, – с безрадостной улыбкой сказала она.

Глава 8

Фрэнк забыл завести будильник, и они проспали. Впопыхах оделись, выскочили из дому. Впрочем, Линда могла не спешить: сегодня у учителей был запланирован день саморазвития, и учеников в школе не ждали.

То есть это раньше Линда могла не спешить.

В независимой школе все изменилось. В прошлом на посещаемость таких мероприятий смотрели сквозь пальцы, теперь же к делу подошли строго. У входа в театральную студию усадили Бобби. Она записывала время прибытия каждого сотрудника и выдавала ему бейдж. При появлении Линды Бобби щелкнула ручкой и сверилась со списком.

– Имя? – спросила Бобби, словно увидела Линду впервые в жизни.

– Господи Боже!

Линда попыталась войти.

– Минутку. – Бобби торопливо перерыла пластиковые прямоугольники на столе. – Прошу.

– Бейдж я не надену, – заявила Линда.

– Так надо! – возмутилась Бобби. – Положено.

– Не буду. Идиотизм.

Не обращая внимания на негодующие вопли секретарши – ах да, административного координатора, – Линда прошла в студию.

На занятия явились не все – но почти все. Она, стараясь никому не мешать, села в последнем ряду, возле двух физруков. На сцене, за ораторской трибуной, стояла Джоди и говорила в микрофон. Линда нахмурилась. Откуда взялась трибуна? Это было что-то новенькое. И очень затейливо украшенная – сложной резьбой, золотым и серебряным тиснением. Голос директрисы звучал из ультрасовременных колонок, тоже новых.

Линда оглядела зал в поисках Дианы.

В этом семестре в школу пришло много девятиклассников, и Линда с Дианой попросили заказать дополнительные учебники – штук двадцать, не больше. Джоди отказала, сославшись на дефицит средств.

– Если получится, купим вам учебники позже, через пару месяцев. Уставный комитет вынужден строго контролировать бюджет и правильно расставлять приоритеты. На год выделена фиксированная сумма, мы не сможем попросить у округа еще.

А вот на крутую трибуну и аудиосистему, значит, «скудного» бюджета хватило!

Приоритеты…

Директриса со сцены расписывала преимущества работы в независимой школе. Мол, у преподавателей в ней больше академической свободы; контроль бюджета осуществляется на уровне школы, а не окружного управления, поэтому высвобождаются средства на повышение зарплат и на разные поощрения.

Линда покачала головой. К чему все эти речи? Тайлер ведь уже стал независимой школой! Джоди необязательно агитировать сотрудников и дальше.

Или обязательно?

Линда присмотрелась внимательней. На лице директрисы читалось желание – нет, потребность – убедить слушателей в том, что они стали частью важнейшего движения в истории образования. Джоди их вербовала! Ей было недостаточно, чтобы люди просто здесь работали, – она хотела, чтобы они эту школу любили! Джоди не успокоится, пока все до последнего сотрудника не поклянутся в вечной преданности Тайлеру.

На свете нет ничего страшнее фанатика.

Линда слушала, затаив дыхание. До присвоения школе независимого статуса Джоди выступала на собраниях коротко и немногословно. Теперь же со сцены вещал, не умолкая, пламенный оратор а-ля Фидель Кастро.

Директриса все говорила и говорила, но тон речи постепенно менялся: из страстно-призывного он становился все более резким, вызывающим. Джоди вытащила микрофон из стойки, сошла с трибуны и начала мерять шагами сцену.

– По закону, чтобы сохранить за школой независимый статус, мы должны повысить успеваемость учащихся, то есть их экзаменационные баллы. В ближайшие пять лет нас трогать не будут, и за это время нам нужно разработать план действий. Как поднять средний балл Тайлера? Мы с комитетом видим два пути. Первый – трудиться в поте лица, подтягивать всех учеников, особенно отстающих. Или… – Джоди с улыбкой остановилась посреди сцены. – Или отсеять всех отстающих. Пусть переходят в другие школы, а у нас останутся только успевающие!

С передних рядов донеслись одобрительные возгласы. Уставный комитет?

– Мы превратим школу Тайлера в самую сильную не только в округе, но и в штате. Во всей стране!

Восторженных криков стало больше.

Линда ошеломленно застыла. Задачей школы было давать образование, а задачей Линды – не жалея сил давать знания каждому ребенку в классе, будь он отличник, двоечник или середнячок. Кроме того, она сама несказанно радовалась при виде огонька в глазах какого-нибудь мальчишки-книгоненавистника, который вдруг открыл для себя радость чтения, – потому что его заинтересовал роман, выбранный ею, Линдой. Предложение Джоди потрясло Линду до глубины души. Отбирать способных учеников, лишь бы повысить школьные показатели?! Невообразимо!.. Линда торопливо огляделась. Как реагируют остальные? Она всегда считала, что толпа пробуждает в людях худшее, что стадное чувство затмевает врожденную порядочность. Опасения подтвердились. Учителя, которые сейчас радостно аплодировали ужасной идее Джоди, сами по себе были хорошими людьми и увлеченными преподавателями, но в общем запале потеряли способность мыслить здраво и превратились в единый, до жути послушный организм, готовый на все по первому слову вожака.

Джоди перешла к следующей теме: о наказании родителей, которые во время уроков возили детей к врачам, стоматологам или – о, ужас! – забирали чад на семейные мероприятия.

– Родители обязаны планировать подобные визиты так, чтобы те не мешали школьным занятиям! – провозгласила директриса. – Поэтому с сегодняшнего дня вводится наказание: однодневное отстранение от уроков для ребенка и штраф в пятьдесят долларов для родителей!

Вновь аплодисменты – правда, уже не такие бурные.

– Ученики, которых родители забрали с занятий, лишаются права на пересдачу пропущенного материала.

– И да записано будет, и да свершится, – пробормотал сидящий впереди Пол Мэйс, который в Тайлере занимался с труднообучаемыми – «особыми» – детьми.

Линда невольно улыбнулась, хотя ничего смешного в происходящем не было. Она всегда ненавидела день саморазвития – как и большинство ее коллег. Кому нужны нудные лекции и семинары, от которых клонит в сон? Однако эти мероприятия хотя бы проводились в интересах учеников. Теперь же, надо полагать, преподавателям будут рассказывать не о том, как лучше учить, а о том, «как победить врагов-школьников и их родителей». Долой семинары, да здравствует военный совет!

Линда не видела, чтобы после нее в зал входил кто-то еще, однако последние опоздавшие, наверное, все же явились, поскольку Бобби оставила свой пост, прошествовала по боковому проходу и поднялась на сцену. Секретарша что-то сказала Джоди, а затем почтительно замерла позади трибуны.

– Внимание! – воскликнула директриса, возвращая микрофон на стойку. – Мы подготовили для вас кое-что интересное. Фирмы, которые в этом году помогают нам с финансированием, любезно согласились продемонстрировать свои товары и услуги. Вы сможете выбрать, что вам больше по душе. Каждый преподаватель знает сумму, которую он с учениками должен собрать и сдать в фонд школы. Сегодняшняя выставка, организованная в спортивном зале, поможет вам определиться с тем, как вы станете это делать. Смело останавливайтесь у прилавков и задавайте любые вопросы.

Линда подняла руку. Джоди на нее посмотрела, но никак не отреагировала. Линда все равно выпалила:

– Пустят ли в спортзал без бейджа? А то я свой потеряла.

– У нее не было бейджа! – взвизгнула Бобби, рванув вперед. – Она отказалась его надеть!

Вокруг раздались смешки.

Джоди жестом остановила Бобби – разъяренную, красную.

– Да, вас впустят, – заверила директриса. – Уверена, вы будете приятно удивлены.

– Очень смешно, – заметила Диана, поймав Линду у выхода через несколько минут.

– Мне тоже понравилось, – хихикнула Линда.

– Учти, ты нажила себе врага на всю жизнь.

– Только сейчас? Не раньше?

– Тоже верно.

– Что творится со школой? – К подругам подошла Сьюзен. – Сплошные разговоры о сборе денег. И никому это не кажется бредом? Я-то думала, мы должны учить!

– Ты ломишься в открытую дверь, – кивнула Диана.

Сотрудники толпой, точно стадо баранов, протопали через двор к спорткомплексу.

– Как думаете, кто-нибудь заметит, если я сбегу к себе в кабинет проверять тетради? – спросила Сьюзен.

Диана напустила на себя шутливо-таинственный вид.

– Осторожней. Бобби не только считает нас по головам, но и прослушивает наши разговоры. Возьмут и урежут тебе зарплату за такие заявки.

– Может, твоя шутка – не такая уж и шутка, – сказала Линда.

– А я не совсем и шутила.

Двери спортзала были распахнуты. Внутри любопытным взглядам представало нечто среднее между ярмаркой и торговой выставкой. Прилавки, киоски, воздушные шарики, даже оркестр. Несколько продавцов старательно перекрикивали друг друга в микрофоны, а под большим белым пологом две красотки в бикини исполняли танец живота.

– Что за чертовщина? – изумленно ахнула Диана.

Подруги переходили от стенда к стенду, собирали буклеты и каталоги, образцы и бесплатные пробники. Размах предложений поражал. Ученики могли ходить по домам и продавать что угодно: от подписки на журналы и праздничных украшений до курортных особняков и страхования жизни. Предусматривались даже награды: для школьников, которые продадут больше всего товаров, и для учителей, чей класс соберет больше всего денег. Линда остановилась перед прилавком с чудодейственными моющими средствами. Вся эта затея была ей не по душе. В классе у Линды учились дети, а не коммивояжеры, им полагалось думать об уроках, а не о сборе средств.

– Видели складную палатку? – восторженно спросил учитель биологии Билл Мэннинг, пробегая мимо. – Она влезает в школьный рюкзак!

– С меня хватит. – Линда взвесила в руке большой пакет с бесплатными образцами.

– С меня тоже, – кивнула Диана.

Сьюзен сбежала к себе в класс еще раньше. Диана с Линдой миновали писклявого мужчину, расхваливавшего сковороду без ручки, и вышли во двор. Линда посмотрела на небо, глубоко вдохнула и внезапно ощутила, как давили на нее стены спортзала. Она глянула назад. Преподаватели толпились у киосков, пробовали и щупали товары, затем бежали на следующую презентацию.

– По-моему, школьников нужно награждать за успехи в учебе, а не за продажу всякой… дряни, – произнесла Линда.

– Ученика, который продаст больше всего журнальных подписок, покатают на лимузине, – сообщила Диана. – Представляешь? А того, кто продаст больше книг, отправят в «Фэмилиленд». Во время уроков!

– Бред!

Они пошли к своему корпусу. В половине двенадцатого родительский комитет должен был накрыть обеденный стол, дальше планировались какие-то лекции, а пока учителя могли заниматься чем угодно.

Диана оглянулась, проверяя, нет ли кого рядом.

– Ты про мужа Мишель слышала?

– Да! Господи, просто не верится!

– А слышала, от чего он умер?

Линда помотала головой.

– Захлебнулся собственной рвотой.

– Пьяный?

– Нет. Пищевое отравление. Уснул в кресле перед компьютером, голова откинулась назад. Беднягу вырвало, и он задохнулся. Вроде бы пытался откашляться, но не смог. – Диана сокрушенно вздохнула. – Жуткая смерть.

– Его нашла Мишель?

– Нет. Их сын.

– Взрослый?

– Десять лет.

– Ужас. – Линда помолчала. – Трезвый мужчина захлебнулся собственной рвотой… Такое нечасто бывает, а?

– Да уж.

– Тебе не кажется, что тут есть связь?

– Какая еще связь? – нахмурилась Диана.

– Мэри разводится. Колин переезжает, потому что ее мужа переводят в Техас. У Дэвида нашли детское порно…

– Никак не могу поверить!

– Да, а теперь еще у Мишель умирает муж. Умирает! С учителями, которые были против независимости Тайлера, происходят сплошные беды.

– Я слышала о теориях заговора, но твоя круче всех.

– Я серьезно. Включи аналитические способности. Наша сторона несет тяжелые потери, а безнаказанные союзники Джоди празднуют победу.

– Слушай, не сходи с ума. – Диана остановилась. – Я, как и ты, против всей этой независимости, но подумай сама! По-твоему, Джоди навела на противников порчу, что ли?

– Не знаю, – вздохнула Линда.

– Зато я знаю. Ты перегрелась.

– Тебе не кажется, что в этом семестре все как-то… странно?

– Странно было бы, если бы странностей не было, – улыбнулась Диана.

– Нет, ну правда. Новая клятва верности. – Линда качнула пакетом в сторону спортзала за спиной. – Это вот?..

– Да, странно, – признала Диана. – Но объяснимо. Никакой… мистики, или чего ты там надумала.

– Надеюсь, ты права. – Линда без особой уверенности опустила пакет. – Очень надеюсь.

Глава 9

Майла с благодарностью позаимствовала у мамы предложенный ею минивэн. Обычно в ответ на подколки Брэда Майла уверяла, будто девочки из ученического совета ей нравятся; на самом деле это было не так. В нынешнем семестре она и вовсе от них отдалилась. Может, из-за того, что стала проводить много времени с Брэдом и Эдом? Так или иначе пустая болтовня Ребы и Синди раздражала Майлу все сильнее. Иногда до такой степени, что Майла даже боялась с ними встречаться. С Шерил она такого не чувствовала, но ехать с ней на одной машине все равно не хотела. Подруга наверняка предложила бы посидеть в «Старбаксе» или «Дель тако», а Майла мечтала сразу после собрания вернуться домой.

Зачем нужно было назначать собрание на вечер? Непонятно. В прошлом году ученический совет заседал в обеденный перерыв, и всех все устраивало. Майла подозревала, что теперь Шерил тратила свой обеденный перерыв на вербовку сторонников: она горела желанием стать королевой выпускного бала и готовилась к событию заблаговременно. К тому же ее папочка, который вечно где-то пропадал и потому терзался угрызениями совести, сделал дочери шикарный «подарок на выпускной год» – новенький «Фольксваген». Шерил использовала любую возможность покрасоваться в нем, а вечернее собрание ученического совета служило для этого прекрасным поводом.

Машин на парковке было мало. Майла затормозила возле «Эксплорера» Ребы – точнее, Ребиного папы. Она заглушила двигатель, выключила фары, а радио оставила – и стала ждать кого-нибудь еще. Зря она все же не поехала вместе с Шерил. Фонари на стоянке горели, но каким-то приглушенным оранжевым светом и почти не разгоняли мрак. Здания же стояли совсем без света, только во дворе что-то тускло мерцало.

Майла прослушала одну песню. Вторую. Рекламу.

Глянула на приборную панель. Уже восемь, пора начинать собрание. Тогда почему на парковке так мало машин? Где все? Может, пришли пешком? Или приехали на велосипеде? Или припарковались на Грейсон-стрит, с другой стороны школы, – оттуда к месту заседания гораздо ближе, чем отсюда.

Отсюда надо было топать через всю территорию школы.

Майла вытащила ключ зажигания, выключила радио. Приборная панель погасла. Стало вдруг очень тихо. Девушка вышла из минивэна, заперла двери. Сейчас бы фонарик! В автомобиле где-то валялся, но где? Времени искать не было, она и так уже опаздывала.

Майла двинулась по пешеходной дорожке в глубь школьной территории. Шаги отдавались гулким пугающим эхом, а размытое мерцание впереди во дворе придавало корпусам и деревьям незнакомый вид. Жутковато…

Майла оглянулась на минивэн, стоящий рядом с «Эксплорером» и чьим-то светлым «Приусом». Ну хоть назад сюда одной идти не придется.

Она ускорила шаг.

В последнюю минуту Майла решила пойти не через центральный двор, а в обход, мимо столовой и обеденной зоны, и тут же порадовалась этому: в проходе между зданиями, перед входом в библиотеку, мелькнула маленькая темная фигура. Во дворе вдруг что-то грохнуло – будто из окна второго этажа выбросили ящик с инструментами.

Майла побежала. Свернула за угол.

Впереди показалась распахнутая дверь комнаты заседаний. Там горел теплый свет и было полно народа. Словно путеводная звезда… Майла перешла на шаг, постаралась успокоить дыхание. Удивительно, как она перепугалась по дороге сюда! И как нелепо обрадовалась сейчас людям – даже членам совета.

Собрание еще не началось. Несколько человек пока не пришли, и присутствующие в ожидании разбрелись по огромной комнате. Возле флага стояли Шерил, Синди и Реба. Майла поспешила к ним.

– Как вам мистер Николсон? – спросила Шерил.

– Как учитель? – Майла не поняла, что они обсуждают.

– Нет… Как мужчина.

– Фуу! – завизжали Синди с Ребой.

– Да тихо вы! – встревоженно шепнула Шерил.

Майла похолодела. Какое совпадение… Ночью она видела мистера Николсона в кошмарном сне. Дело происходило в спортзале. Голый физрук держал в руках кнут и хлестал им школьниц. Девочки были раздеты и ходили по кругу, точно стадо коров. Во все стороны летели брызги крови, но никто не обращал на это внимания – даже те, кого доставал кнут. Одна только Майла попыталась сбежать, когда удары хлыста стали громче и быстрее, а мистер Николсон захохотал.

– Ребе нравится новенький из оркестра, – пояснила Шерил для Майлы.

– Франческо, – вставила Реба.

– Короче говоря, мы обсуждаем свидания, парней и все такое.

– И мистера Николсона? – хихикнула Синди.

– Заткнись. Разговор окончен. – Шерил отошла к длинному столу, где уже сидел куратор совета, мистер Майерс. – Начинаем собрание! – объявила она.

Все расселись. Два человека до сих пор не пришли – то ли опаздывали, то ли не собирались присутствовать вовсе, – однако заставлять остальных ждать так долго было бы неправильно. Шерил взяла молоточек и громко стукнула им по столу.

– Заседание объединенного ученического совета объявляю открытым!

Майла посмотрела на сидящего слева от нее Роланда Невинса. Рукав его рубашки украшала нашивка с эмблемой школы Тайлера. Пока Шерил зачитывала регламент собрания, Майла разглядывала эмблему. Вчера такая же появилась на рукавах еще у нескольких ребят.

– Послушай, а зачем тебе эта нашивка? – спросила Майла у Роланда.

Хотя говорила она тихо и только для него, на нее оглянулись все. Даже Шерил умолкла.

– Нашивку мне вручила директор Хоукс, – гордо ответил Роланд. – Такую носят скауты Тайлера. Мы принесли скаутскую присягу. Наша задача – следить за соблюдением правил.

– Каких правил?

– Правил и предписаний, которые оговорены в школьном уставе. О нарушениях мы докладываем директору Хоукс.

– Прямо как гитлерюгенд, – пошутила Майла.

Никто не засмеялся. Даже подруги сидели с каменными лицами. Майла оглядела зал, и по спине у нее пробежал холодок.

– В некоторых случаях, – многозначительно и веско произнес Роланд, – мы имеем право решать проблему сами.

– Ладно! – Шерил так резко сменила тему, что Майла чуть не подпрыгнула. – Это наше первое собрание, давайте обсудим круг обязанностей каждого. Синди, записывай все, пожалуйста. Потом подготовишь протокол собрания. А на следующий раз нужно будет распечатать еще и повестку дня.

Поговорили об обязанностях членов совета, Синди добросовестно записала все высказывания. Затем Шерил свернула обсуждение и спросила:

– Идем дальше. У кого какие предложения?

Все молча переглянулись. Чего именно от них ждут?

– Меня многие спрашивают насчет мобильных телефонов, – наконец решилась Майла. – Мол, почему они в школе не работают.

– Ученикам запрещено пользоваться мобильными телефонами на территории школы, – строго заявила Шерил.

– Я знаю. Потому-то и не подозревала о проблеме. Когда же мне о ней сказали, я сама попробовала позвонить – и не смогла…

При этих словах почти все участники заседания вытащили свои телефоны и стали их проверять. Майла последовала примеру остальных – вдруг все уже в порядке? Она быстро набрала мамин номер. Сначала раздался один громкий гудок, затем второй – уже едва различимый, потом в трубке тихо щелкнуло, и наступила тишина. Как и следовало ожидать.

– Хм. – Шерил удивленно уставилась на свой телефон.

– Да, мы не должны пользоваться мобильниками в школе, но мало ли что? Вдруг кому-то станет плохо? Или национальная катастрофа случится? Телефоны должны работать.

– Может, ну, кто-то проводит эксперимент по физике? И это как-то влияет на связь? – предположила Реба.

Никто не обратил на ее слова внимания.

– Завтра спрошу у директора Хоукс и сообщу вам ответ на следующем заседании, – пообещала Шерил.

– Можешь просто рассказать мне все при встрече, – улыбнулась Майла.

Шерил стукнула молоточком.

– Следующий вопрос.

– Не знаю, в нашей ли это компетенции… – начал Роланд.

«Компетенции? – удивилась Майла. – Какое умное слово для Роланда Невинса!»

– Я думаю… то есть мы думаем – я с остальными скаутами, – что школьникам нужно ограничить доступ на мероприятия, которые устраивает учсовет. Чтобы наши праздники проходили успешно, чтобы их не срывали некоторые… Ну, вы понимаете, о ком я.

Кругом закивали, а Майла озадаченно нахмурилась. И о ком же он?

– Можно привязать ограничения к родительской отработке, – предложила Синди. – У кого родители успели отработать положенные часы, тот может прийти, скажем, на вечер танцев или на праздник урожая. Остальных не пускать.

– А я вот склоняюсь к увеличению денежных взносов, – задумчиво протянула Шерил. – Сделать билеты, к примеру, по сто долларов. Вносишь в казну учсовета деньги – получаешь билет на праздник. Это быстренько отсеет всякий сброд.

– Нет, – твердо возразила Майла. – Дискриминация бедных не поможет вам в… в… – Она помотала головой. – В чем? Я вообще не пойму, чего вы добиваетесь? Хотите не пускать кого-то на мероприятия, которые должны быть открытыми для всех?

Майла посмотрела на куратора в поисках поддержки, но тот невидящим взглядом уставился в противоположную стену и никак не отреагировал.

– Роланд имеет в виду следующее. – Шерил отвечала медленно, четко выговаривая слова, словно обращалась к глухому или умственно отсталому. – Танцевальные вечера, которые мы устраиваем, праздник урожая, спектакль и прочие наши мероприятия пройдут гораздо успешней и интересней, если пускать туда лишь тех, кто действительно хочет прийти.

– На мероприятия и так приходят лишь те, кто хочет, – не уступала Майла. – Кто не хочет, туда просто не является.

– Не самый надежный план, – влез Роланд.

– Нужны дополнительные меры безопасности, – поддержала его Шерил.

Дальше посыпались предложения о целом море ограничений и запретов. Майла в обсуждении не участвовала. Все предложения, на ее взгляд, звучали неэтично и даже противозаконно. Во-первых, вряд ли ученический совет был уполномочен придумывать правила и внедрять их по всей школе как нечто непреложное. Во-вторых, хоть Майла до сих пор и не понимала, против кого именно эти правила вводили, от них явно попахивало дискриминацией. Майла по-прежнему украдкой посматривала на мистера Майерса, однако тот совершенно не обращал внимания на происходящее.

Наконец заседание закончилось. Было уже почти десять часов. Майла с Ребой помахали Шерил, которая пошла в другую сторону, на Грейсон-стрит, а сами побрели на стоянку.

– Мистер Николсон? – сказала Реба, когда они отошли на приличное расстояние. – Ну и заявочки!

Майла кивнула. Она думала о том же.

– Да уж. Неожиданно.

– Он меня бесит, если честно. А Шерил считает его сексуальным, что ли?

Майла глянула влево, за обеденную зону. На темной лужайке возле спортзала лежал длинный прямоугольник света, падавшего то ли из окна, то ли из приоткрытой двери.

Кабинет мистера Николсона?

В затылок повеяло холодом.

Не может быть. Там, наверное, уборщик. Майла старалась смотреть вперед, на стоянку, но глаза невольно косили на пятно света. Вдруг физрук там – голый, как в ночном кошмаре? Хлещет кнутом девчонок, а те, съежившись от страха, ходят-ходят по кругу, и во все стороны летят брызги крови…

Майла ускорила шаг.

Реба не отставала.

– Не нравится мне тут по ночам, – пробормотала она. – Особенно в этом году. Все стало по-другому. Ты заметила?

Майла еще прибавила шагу.

– Да. Заметила.

В кустах справа что-то вздохнуло.

На стоянку Майла с Ребой влетели уже бегом.

* * *

После ужина и кино они поехали на парковку и… припарковались. Мысль была не самая оригинальная, к тому же она пришла в голову еще одной парочке в другом конце стоянки. Однако Брэд весь вечер только об этом и думал. Думал, поедая энчилады. Думал, любуясь Стивом Кэреллом на экране. В прошлом году Брэд с Майлой лишь несколько раз поцеловались, но за лето что-то поменялось. Им стало проще друг с другом, спокойней, прежняя скованность ушла. Стоило двигателю умолкнуть, как Майла тут же проявила инициативу и жадно поцеловала Брэда. О таких страстных поцелуях он всегда мечтал, но никогда еще ничего подобного не испытывал.

Сейчас его пальцы были уже в расстегнутых джинсах Майлы, прижимаясь к ее намокшим трусикам. Она вдруг, тяжело дыша, отпрянула, оттолкнула Брэда и начала застегиваться.

– Что случилось? – не понял он. – Что?

– Ничего.

Брэд вновь потянулся к ней. Майла торопливо его поцеловала и решительно отстранила.

– Продолжения не будет.

Он понял – огорчился, но понял. Отсел к водительской двери и стал наблюдать, как Майла застегивает пуговицы на блузке. Потом не утерпел, горестно вздохнул – вдруг Майла сжалится и уступит?

Она не сжалилась.

Жаркие поцелуи пробудили в обоих жажду, поэтому на обратном пути Брэд заехал в «Тако белл», заказал Майле «Спрайт», а себе – «Пепси».

Она подняла голову от телефона, по которому вела с кем-то переписку.

– Можешь завернуть сначала к школе, а потом уже отвезти меня домой?

– Зачем?

– На минутку всего, – попросила Майла.

– Тебе целой недели в школе мало? Мы были там вчера и будем завтра. Выходной нам положен?

– Я хочу кое-что проверить.

– В чем дело? – с подозрением спросил Брэд. – Кому ты писала?

– Мне надо кое-что проверить, а одна я боюсь. – Она картинно, точно кукла, захлопала ресницами. – Пойду только с таким силачом, как ты.

– Нашла силача, – засмеялся он.

– Пожалуйста…

– Хорошо. Ничего я не понял, но ладно.

Они забрали заказанные напитки, вырулили на Уэст-стрит, оттуда мимо торгового центра «Ральфс» въехали в жилой район.

– Дело в Шерил, – наконец выпалила Майла, когда машина свернула на Грейсон-стрит. – У нее это… чувства к мистеру Николсону.

– Ё-моё! Она сейчас с ним? В школе? Шерил тебе сама сказала?

– Не сказала, – призналась Майла. – Она не отвечает, связи нет. А ее телефон в субботу вечером включен всегда, чем бы Шерил ни занималась.

– И ты решила, что они трахаются. Вечером. В школе. – Брэд покачал головой. – Фантазерка. Даже если б между ними и было что-то такое, они бы выбрали место поукромней.

– У меня просто предчувствие.

Майла положила ладонь на руку Брэда, и он понял, что причин не заехать в школу нет. Не так уж еще и поздно.

– Ладно. Давай проверим.

– Спасибо. – Майла чмокнула его в щеку.

– Кстати, о птицах. Эд видел у библиотекарши на столе гламурное фото, где она в одном сексуальном белье!

– Миссис Фрателли? – Майла скривилась от отвращения.

– Она самая.

– Не представляю.

Справа выросла школа. Брэд съехал на обочину, остановился на бесплатной двадцатиминутной парковке. Заглушил двигатель, выключил фары.

– Хорошо. Что дальше?

Майла вгляделась между корпусами вдаль, в центр двора. Вид у нее почему-то стал встревоженным.

«Нет, не встревоженным, – подумал Брэд. – Испуганным».

Он коснулся ее плеча.

– Можем уехать. Совсем не обязательно…

– Нет. Давай быстренько проверим. Чтобы уж наверняка.

И вновь тревога.

Страх.

– Пошли к спортзалу. Может, к физруку в кабинет?

Они выбрались из машины, заперли двери.

– Если мы их и вправду найдем, что будем делать? – спросил Брэд. – Настучим на них? Попросим прекратить? Что?

– Не знаю. – Об этом Майла явно не подумала. – Решим, когда их найдем. Если найдем.

Они взялись за руки и пошли вдоль английского корпуса к аллейке, ведущей в спорткомплекс. Брэд и раньше бывал здесь вечерами на разных мероприятиях, но такой безлюдной видел школу впервые.

Да, жутковато. Слышны только их с Майлой шаги – и больше ни звука. Да и света как-то маловато.

– Ты случайно фонарик не прихватила? – пошутил Брэд.

Майла в ответ лишь крепче стиснула его руку.

Ему вдруг вспомнился Ван Нгуен, пропавший из школы среди бела дня. Брэд оглянулся. Тени, тени кругом, куча укромных местечек. Похитить здесь кого-нибудь ночью еще легче, чем днем.

Похитить? Он действительно верил в похищение?

Нет. Если бы. Птицы, бьющиеся о баскетбольные щиты… Дело в самой школе. С Тайлером происходила какая-то…

В шкафчик рядом что-то стукнуло.

Майла вскрикнула, оба подпрыгнули. Брэд схватил ее за руку так крепко, что пальцам стало больно, и потащил прочь от аллейки, прочь от шкафчиков, назад на узкую травяную полоску между этим зданием и соседним. Он осмотрел все вокруг, глянул даже на крышу прилегающего здания. В шкафчик швырнули камнем? Выстрелили? Кто?

Звук повторился – громкий, звонкий, словно кто-то ударил бейсбольной битой по металлу. На этот раз ребята увидели источник.

Сам шкафчик.

Прямоугольная металлическая дверца до сих пор дрожала.

Ребята продолжали пятиться. Брэд скосил глаза влево. Если промчать по травяной полоске параллельно аллейке, можно выскочить назад на улицу и сбежать.

– Там мой шкафчик, – с трудом выдавила Майла.

Точно. Но Брэд тут же заметил – дрожит не ее дверца. Чужая, хоть и рядом с Майлиной.

Потом он заметил кое-что похуже: шкафчик был ничей. Замок на нем отсутствовал.

Еще удар, на этот раз громче. Левый нижний угол дверцы выпятился. По нему били изнутри с такой силой, что металл погнулся.

– Бежим! – крикнул Брэд.

Не успели они рвануть, как дверца распахнулась и…

Внутри было пусто.

Он и сам не знал, что ожидал увидеть. Мохнатого монстрика? Злобного карлика? Но уж точно не… пустоту. Голова ничего не соображала, все вытеснил страх – огромный, безотчетный. Дверца распахнулась, и уже через долю секунды Майлу с Брэдом как ветром сдуло. Они пронеслись по тротуару, подлетели к «Тойоте», запрыгнули внутрь и заперлись.

– Шерил пусть сама выпутывается. – Брэд завел машину.

Так себе шутка получилась. Дурацкая острота, брошенная с перепугу. Однако, проезжая мимо тыльной части школы по Грейсон-стрит, на краю стадиона Брэд увидел в полосе света две фигуры – кажется, мужскую и женскую. Майле он ничего не сказал, и только на Йорба-авеню, когда старшая школа Тайлера исчезла из виду, Брэд наконец перестал слышать панический грохот собственного сердца.

Глава 10

В понедельник пропал Кайл Фабер.

Он не пришел на урок, и его не оказалось в списке класса. Нельзя сказать, что Линда огорчилась: вел себя Кайл безобразно, учился кое-как – словом, хуже ученика не придумаешь. Однако его неожиданное, необъяснимое отсутствие тревожило. Кайла точно бесследно удалили из школы. Стерли, не оставив ни единого намека на его существование, – как какого-нибудь исчезнувшего диссидента в тоталитарном государстве.

На третьем уроке, в другом классе, тоже таинственно пропал ученик – еще один возмутитель спокойствия. На перемене перед четвертым уроком Линда заглянула на кафедру узнать, не пришли ли наконец учебники для десятого класса, и услышала, что у Дианы и Стива Уоррена также недоставало учеников – похоже, они больше не числились в Тайлере.

– Неужели?.. – начала Линда.

– Вот именно, – кивнула Диана. – Джоди предупреждала, что так будет.

– Ничего себе скорость.

– Видимо, независимые школы и правда свое дело знают, – невесело усмехнулся Стив.

Тем не менее этот вопрос не давал Линде покоя. В обеденный перерыв она собралась с духом и поспешила в канцелярию за ответом. Бобби при виде посетительницы нахмурилась, однако Линда проигнорировала недовольный взгляд секретарши и прямиком пошла к кабинке Елены Мур, ответственной за посещаемость. С ней Линда общалась редко, однако при каждой встрече они всегда непринужденно беседовали и хорошо ладили. Поэтому для Линды было полной неожиданностью, когда ее встретил взгляд исподлобья и сердитый вопрос Елены:

– Вам-то что нужно?

Опешившая Линда постаралась ничем не выдать своих чувств. Особенно перед Бобби. А может, и перед Джоди, если та откуда-нибудь наблюдала.

– Я, э-э… – Линда выдавила из себя улыбку. – Я хотела узнать… Кое-кого из моих учеников нету в списке…

– Списки подчистили, – отрезала мисс Мур.

К ее большому неудовольствию, Линда села на стоящий рядом стул.

– Как это понимать?

– Что значит «как это понимать»?

– «Списки подчистили». А ученики? Они переехали? Перешли в другую школу? Где они вообще?

– Вас это не касается.

Голос Елены по-прежнему звучал враждебно, но сама она украдкой безотчетно поглядывала на Бобби.

Вот оно что! Мисс Мур боялась! Наверное, поэтому так строго следовала «партийной линии».

Если б Линда выманила Елену отсюда, поговорила наедине…

Линда посмотрела собеседнице в глаза. Нет. В них действительно стоял страх, но за ним горел огонек истинно верующей. За столом сидела уже не та Елена, которую Линда знала раньше.

И канцелярия была уже не та.

Линда поерзала на стуле. Что здесь изменилось? Изменились люди, да – они стали похожи на сектантов. Но разве проблема крылась только в людях? Нет, еще и в самом здании. Оно сделалось неуютным до жути, хотя Линда до сих пор не понимала почему. Она посмотрела по сторонам, ища ответы.

Появился новый ковер. Страшненький, конечно, но вряд ли это он так на нее влиял. Исчезли растения – золотистые рафидофоры в кашпо, фикусы в горшках. Потемнели окна: на стекла нанесли столь сильную тонировку, что теперь ничего не было видно ни снаружи, ни изнутри. Утопленные в потолок флуоресцентные лампы излучали не привычный стерильно-белый свет, а какой-то нездоровый зеленовато-желтый. По отдельности эти мелочи беспокойства не вызывали, а вот в совокупности… Все казалось неестественным, искаженным. Потому-то, наверное, Линда и чувствовала себя здесь не в своей тарелке.

Нет. Не потому.

Тут крылось что-то еще. Тревогу пробуждало не расположение предметов в помещении, а живое нутро самой канцелярии.

Именно так. Нутро. Ну не бред ли?

– Значит, вы не можете просветить меня насчет судьбы моих учеников? – Линда продолжала фальшиво улыбаться.

– Нет, не могу. Я не стану нарушать конфиденциальность. Не переживайте, – отрывисто успокоила мисс Мур. – Их заменят.

– То есть как?

– Хоть мы и независимая школа, наше финансирование зависит от численности учащихся. Мы не можем допустить ее снижения.

– Но…

– Директор Хоукс сумела пригласить в Тайлер отличников, поэтому численность не пострадает. – Елена улыбнулась: холодно, жестко. – Зато ваши экзаменационные баллы побьют все рекорды.

Линда хотела услышать совсем не это.

Елена, потеряв к ней интерес, начала перебирать бумаги на столе.

Аудиенция закончилась. Тем лучше. Линда уже вся покрылась испариной. В канцелярии стояла невыносимая жара. Линда не страдала клаустрофобией, однако ей казалось, будто стены на нее давят, давят, а само помещение сжимается. Линда встала, медленно пошла к выходу – хотя больше всего она мечтала отчаянно рвануть вперед, на свободу.

Благословенная улица! Свежий воздух. Линда низко нагнула голову, уперлась руками в колени, задышала глубоко – точно марафонец после дистанции. Глянула на окна канцелярии. Сквозь темное стекло ничего было не различить, но Линда чувствовала – за ней наблюдают. Она торопливо нырнула в толпу учеников и успокоилась лишь в комнате отдыха, за закрытыми дверями.

На следующий день Линда не досчиталась еще двух учеников. Оба были, мягко говоря, неуспевающими. Третий мальчик, Люк Вернон, опоздал на четвертый урок, сдал учебники и сердито сообщил, что его выгоняют.

– За что? – не поверила Линда.

Уверенный хорошист, Люк и в классе проблем никогда не создавал.

– Ни за что. Тренер Николсон обвинил меня в нарушении дисциплины и субординации: мол, я во время шестиминутного задания «трусцой/шагом» шагал, а надо было бежать. Задание, между прочим, входит в президентский экзамен по физподготовке, мы его вообще не сдаем! И называется оно «трусцой/шагом». Можно выполнять и так, и эдак.

Тогда до Линды дошло: Люк не успевал по физкультуре.

Джоди отсеивала тех, у кого плохие оценки по любому предмету, а не только по академическим дисциплинам.

«Не переживайте. Их заменят».

– Я вернусь, – пообещал Люк. – У меня отец адвокат. Он засудит школу.

«Хорошо бы», – подумала Линда.

Однако говорить вслух такое остереглась. Она забрала учебники, поставила отметку в бланке и пожелала Люку удачи.

После его ухода Линда обвела глазами класс, с грустью задержала взгляд на пустых местах. Задумалась.

– Сегодня у нас будет необычный урок, – решила она. – Я дам вам творческое задание.

В ответ раздались стоны – правда, не так уж и много. Несколько пар глаз и вовсе посмотрели на Линду выжидательно.

На душе стало чуть легче. Похоже, дело двигалось.

– Мой учитель английского временами проводил для нас увлекательную игру. Он гасил свет и включал музыку – когда классику, когда рок, когда джаз. Мы слушали, а после рассказывали, какие образы рождала музыка в нашем воображении. Мы с вами сыграем в такую же игру, но с одним отличием. Я попрошу вас не рассказать свои впечатления, а записать их. В форме рассказа, стихотворения, короткой заметки – неважно. Можете даже набросать отдельные слова, выражающие ваши чувства. Выбор за вами. Вас ждет три музыкальных фрагмента. Каждый я проиграю дважды. В первый раз просто закройте глаза, слушайте и мечтайте. Во второй раз – записывайте. Готовы?

Все кивнули и закрыли глаза.

Из груды компактов, хранящихся в классе, Линда выбрала три своих любимых произведения: песню Рика Уэйкмана, на которую Линду еще в детстве подсадил старший брат; джазовую импровизацию Кита Джарретта – ее Линда открыла для себя сама; и инструментальную композицию Дэниела Ленца, впервые услышанную Линдой на музыкальном уроке в колледже. Начала она с Уэйкмана – «Анна Болейн», диск «Шесть жен Генриха VIII». Стоило музыке затихнуть, как ребята тут же заговорили – вместо того чтобы молча поразмышлять над услышанным.

– Напоминает страшную ЛСД-галлюцинацию, – сказал Роланд Невинс.

Кое-кто понимающе закивал.

– На изнасилование похоже, – поделилась Тиффани Люн.

– Ага, – поддержала ее другая девочка. – Точно.

Линда нахмурилась. Столь неожиданные ассоциации привели ее в полное замешательство. В задании нужно было использовать воображение, и Линда меньше всего хотела навязывать классу «правильное» восприятие музыки. Вот только мрачное описание ребят никак не вязалось с лирической композицией Уэйкмана, который создал музыкальный портрет знаменитой жены Генриха VIII.

Однако больше всего Линду ужаснуло другое – дети, похоже, озвучивали собственный опыт.

– Изнасилование под страшной ЛСД-галлюцинацией, – внесла окончательную ясность Тиффани.

Линда обвела взглядом юные лица и включила повторное воспроизведение. В глаза ей бросилось, что на рукаве у всех высказавшихся нашита эмблема школы Тайлера.

– Теперь запишите свои мысли и ощущения. Времени у вас – до конца композиции. Потом перейдем к следующей.

С двумя следующими музыкальными фрагментами история повторилась, причем странные ассоциации вновь возникли лишь у ребят с нашивками на одежде.

От кого-то из преподавателей Линда слышала, что такими нашивками Джоди решила отмечать «скаутов» – придумала какую-то новую программу дежурств. Ничего необычного тут не было: в любой школе всегда хватало учеников, которые с ведома администрации охотно надзирали за однокашниками. Вот только у директрисы наверняка имелся тайный умысел, она что-то затевала. Интересно, как и почему в скауты выбрали именно этих ребят?

Класс записывал свои впечатления от композиции Дэниела Ленца.

Было бы очень любопытно почитать.

Наступил обеденный перерыв. Диана недавно села на диету и решила вместо обеда заняться бумажной работой на кафедре, поэтому Линда пошла в комнату отдыха со Сьюзен. Не успела она подогреть спагетти и приступить к еде, как в комнату влетел Пол Мэйс, наставник особых детей, шумно швырнув портфель на стол. Сьюзен от неожиданности вздрогнула и пролила кофе. Линда схватила горсть бумажных полотенец и стала торопливо промокать лужу. Все учителя удивленно уставились на сердитого Пола.

– Вокруг школы возводят забор! Как вам такое? У меня в классе не хватает учебников, а мы строим девятифутовую стену, потому что Энрике лень вытирать граффити со стен. Господи, это ведь старшая школа! Здесь обязаны быть граффити.

– В каком смысле «забор»? – не поняла Линда. – Ограждение из рабицы?

– Нет. Кирпичная стена. Которую, конечно же, скоро покроют… граффити! – Пол скривился.

– Можно колючую проволоку натянуть, – предложил Алонсо Руиз. – Она никого сюда не впустит и рисовать на себе не даст.

Все посмотрели на преподавателя столярного дела.

– Да я просто так сказал, – сконфузился тот.

– А цель какая? Никого сюда не впускать? Или никого отсюда не выпускать? – вслух подумала Линда.

– Кирпичная стена. – Пол тяжело опустился на стул. – Уму непостижимо. Линда права. Мы словно в тюрьме работать будем.

– А своих новых «скаутов» Джоди назначит охранниками, – поддержала Линда.

– Ты вот смеешься, – сказал Алонсо, – а так, может, и задумано.

– Я не смеюсь.

– Я тоже, – кивнул Пол. – Я вне себя. Джоди со своим идиотским комитетом отказывают мне во всем, даже в самом необходимом. Зато выкидывают не пойми сколько тысяч долларов на кирпичное ограждение вокруг всей территории. Потому что Энрике одолела проклятая лень?

– Мне кажется, книг тебе не закупают не поэтому, – тихо произнесла Сьюзен. – Думаю, программу обучения особых детей хотят свернуть – ради повышения экзаменационных баллов.

– Что?! – Пол вскочил на ноги. – Где Арт? А Джозеф? Нина? Я хочу поговорить с этим сволочным комитетом! Пусть они мне ответят, черт их дери!

– По-моему, без Энрике тут тоже не обошлось, – сказала Труди Темпл. – Недавно я попросила его отчистить жвачку от трибун на стадионе, а он отказался. Пришлось звать Ханга. – Она кивнула Полу. – Я вот вне себя от того, что моим девочкам не хватает волейбольных мячей. Хотя, как ты говоришь, на забор у школы деньги есть.

– Я расспрошу Карлоса или Ракима, – пообещал Рей Чен. – Они тоже вроде бы в последнее время не в восторге от Энрике. Узнаю, что там у них творится.

– Они оба в ночную смену работают, – вставил Алонсо.

– Тогда Майка.

В комнату как по заказу вошел Майк. Направился прямиком к раковине, помыл свою чашку из-под кофе, открыл дверцу холодильника – и тут заметил устремленные на него взгляды.

– Так. В чем дело?

– В стене, – сердито бросил Пол.

– Я тут ни при чем. – Майк поднял руки, словно сдаваясь в плен. – Вне моей юрисдикции.

– Чья идея? – спросил Пол. – Энрике? Говорят, он решил таким способом бороться с граффити.

– Энрике и правда парится из-за граффити, но приказ насчет стены пришел сверху. Не знаю, может, тут и Энрике постарался – сказал, например, директору Хоукс, что нам забор нужен. Только решение это – ее.

– Директору Хоукс? – переспросила Линда. – Ты ведь не школьник и не обязан звать ее так официально. Зови ее Джоди. Как свинью в «Ужасе Амитивилля»[5].

– Линда! – рассмеялась Сьюзен.

– Тут все свои.

Майк тоже улыбнулся.

– Мы все считаем стену идиотизмом. Все, кроме Энрике. – Майк вытащил из холодильника полупустую двухлитровую бутылку «Маунтин дью», плеснул газировки в кофейную чашку. – А граффити теперь станет еще больше – на стене вон сколько места для рисования будет. – Он вернул бутылку в холодильник. – Как по мне, директор Хоукс… э, Джоди… надула Энрике с этим граффити. По-моему, ей просто нужна стена, чтобы запереть детишек.

– Согласна, – кивнула Линда.

Майк помахал всем и направился к двери.

– Пора мне. Энрике вечно где-то пропадает, а нам, простым смертным, приходится делать за него всю работу. – Он в притворном удивлении прикрыл рот ладонью. – Ой, я ничего лишнего не сболтнул? Всем привет. – И уборщик, усмехнувшись, вышел.

Обед Линды уже остыл, но греть его было некогда – перерыв подходил к концу. Она повернулась к Полу.

– Забудем пока про стену. Боюсь, Сьюзен права насчет твоей программы. Ее могут свернуть. – Жуя холодные спагетти, Линда рассказала про своих пропавших учеников и про намерение администрации заменить их отличниками. – Похоже, Джоди начала воплощать свои планы в жизнь и переделывать Тайлер под идеальную старшую школу.

– Ну а я против. – Пол нахмурил лоб. – Я без боя не сдамся, пусть Джоди и не мечтает.

– Отлично! Я с тобой. – Линда оглядела комнату, увидела сочувствующие взгляды и кивки коллег. – Мы все с тобой.

На обратном пути в класс Линда свернула в туалет. Открыв двери, она краем глаза заметила справа какое-то движение. В нее врезалась Бобби и, едва не сметя Линду с дороги, влетела в туалет, даже не извинившись.

Может, ей срочно надо, решила Линда. Однако Бобби направилась не к кабинке, а к зеркалу над раковиной и начала неторопливо поправлять прическу.

Линда ощутила легкий укол злости. «Бобби толкнула меня специально!»

– Эй! – возмутилась Линда.

– Я не получила от тебя сметы по сбору средств, – глянула на нее Бобби.

– Нет. Не получила.

– Сдай сегодня. Хотя положено было еще вчера.

Линда молча улыбнулась.

– Положишь смету сегодня мне на стол – или получишь дисциплинарное взыскание.

– Учту.

– Ты сдашь мне смету! – взвилась Бобби. – Я – административный координатор школы, я контролирую соблюдение правил и предписаний. В школьной иерархии я тебя выше – показать функциональную схему?! Если я велю тебе что-то сделать, ты должна подчиняться. Поверь, я могу очень сильно осложнить тебе жизнь.

– Знаешь, – к удивлению Линды, раздался вдруг из занятой кабинки голос Дианы, – пожалуй, в этом году от меня ты подарка на день секретаря не получишь.

– Я административный координатор! – рявкнула Бобби. – Я не секретарь!

– Бобби? – Линда подалась вперед. – По-моему, Джоди тебя ищет: она хочет продиктовать приказ и мечтает выпить чашечку кофе. Может, ты поторопишься? – Она с улыбкой похлопала ресницами.

Линде показалось, что Бобби сейчас влепит ей пощечину. Лицо секретарши исказила невиданная, бешеная ярость, взгляд стал невменяемым. Однако удара не последовало: Бобби вылетела из туалета, с грохотом распахнув двери.

Диана захихикала.

Линда воспользовалась дальней кабинкой, а когда вышла, подруга уже красила губы перед зеркалом.

– Смешно вышло, – заключила она.

– Скажи?

– Вылезла из помойной ямы и возомнила себя правительницей мира.

– Как думаешь, что сделает ее королевское высочество, если я так и не предоставлю смету?

– Назначит тебе тридцать ударов кнутом.

– Она бы с радостью.

Диана помолчала.

– Серьезно, составила бы ты смету. На меня как на завкафедрой по этому поводу давят. Джоди способна отыграться на нас обеих.

– Да что она сделает? У нас пожизненный контракт.

– Ты читала, что написано в нашем уставе мелким шрифтом? Думаешь, в этом дивном новом мире пожизненный контракт котируется? Сомневаюсь.

– Ты ведь не сдаешься? – Линда насупилась.

– Нет, конечно. Ни за что. – Диана вздохнула. – Только отныне я предлагаю вести борьбу осмотрительней.

На пятый урок Линда опоздала. У стола ее ждал новый ученик. Она дала классу задание десять минут почитать про себя – они дошли до середины «Колыбели для кошки», – а сама занялась новеньким. В бланке перевода значилось, что Брэндон Коулз переведен к ним из старшей школы имени Вашингтона.

Вашингтон? Там углубленно изучали естественные науки.

Вот и первый обещанный Джоди отличник со стороны. Пусть это неправильно и мелочно, но Линда хотелось верить, что он окажется слаб в английском. Она бы с удовольствием выставила директорскому протеже непереводную оценку за год. Парень вел себя словно избранный и посматривал на всех свысока. Тем не менее Линда с улыбкой выдала ему книгу и определила место.

Когда она предложила закончить чтение и стала задавать вопросы по роману, Брэндон поднял руку первым.

Выходит, он умный. Вот черт.

Линда бесстрастно на него поглядела и вызвала другого ученика.

* * *

– Я хочу поговорить с директором. И поскорей!

Либби Вернон сердито сверкнула глазами на назойливую козу, которая корчила из себя официального представителя школы. Либби не в первый раз имела дело с бюрократами и потому знала: чтобы чего-то добиться, нужно сразу идти к главному, а не тратить время и силы на разговоры с шестерками. Она успела позабыть имя козы и покосилась на бейдж, пришпиленный к плоской груди.

– Бобби! – приказала Либби. – Позовите начальника.

– Я административный координатор…

– Да хоть китайский император. Мне нужен директор!

Оскорбленная и разгневанная дамочка резко отвернулась и поспешно нырнула в какой-то кабинет, расположенный в коротком коридоре. Через мгновение она выскочила оттуда уже не одна, а в сопровождении элегантной брюнетки, похожей на жену политика со Среднего Запада. Директор. На лице Бобби застыло язвительное выражение – язвительное и даже торжествующее, – но у Либби не было времени об этом задуматься, поскольку директриса уже протягивала ей ухоженную руку с красивым маникюром.

– Я директор Хоукс. Чем могу помочь?

– Мой сын, Люк Вернон. Его, похоже…

– Отчислили, – подсказала директор.

– Восстановите его. Немедленно.

– Простите, не могу. – Директор одарила Либби холодной улыбкой.

– Люка ни разу не отстраняли от занятий, ни разу не оставляли после уроков. С ним никогда не было никаких проблем. И его отчислили?

Улыбка директора заледенела еще сильней.

– По словам учителя физкультуры, ваш сын отказался выполнить задание в соответствии с инструкцией. «Грубое нарушение субординации» – по-моему, учитель выразился именно так.

– Нарушение субординации? У вас тут что, армия?

– Нет, миссис Вернон. Старшая школа.

– За такое не положено даже после уроков оставлять! Кроме того, у вас есть лишь слово учителя против слова Люка, а я верю Люку. Поэтому, если не хотите возбуждения судебного иска, – Либби подалась вперед, – предлагаю вам быстренько отменить приказ и вернуть моего сына на занятия. Иначе вы пожалеете о своем грубом непрофессионализме.

– Давайте пройдем ко мне в кабинет, – предложила директор Хоукс. – Обсудим все в спокойной обстановке.

– Меня и тут все устраивает. – Либби оглядела канцелярию. – Для иска понадобятся свидетели. Кстати, муж у меня юрист.

– Пойдемте ко мне. Уверена, мы сумеем решить недоразумение по-хорошему. – Не переставая улыбаться, директор жестом пригласила Либби за стойку.

– Ладно.

Либби следом за директором пересекла приемную, шагнула в открытый проем, за которым начинался куцый коридорчик, и нерешительно замерла, переводя дыхание. Из воздуха словно резко выкачали весь кислород. Холода Либби не ощутила и кондиционеров нигде не заметила, однако по ее коже вдруг пробежал мороз. Сердце гулко забилось. Коридорчик – пусть даже короткий и хорошо освещенный – показался ей жутче любого длинного темного прохода.

Нет, он был не жутким.

Он был ненормальным.

Либби с трудом сдвинулась с места и пошла дальше. Ее чуть повело, ноги стали ватными.

Джоди Хоукс распахнула двери в свой кабинет, приглашая посетительницу внутрь.

Что это такое?! Либби медленно сделала шаг. За спиной глухо щелкнула дверь. Ничего себе… Разве так должен выглядеть кабинет директора школы? Гостья пораженно оглядывала лиловые полосы на стенах, испачканную поломанную мебель, грязное окно, растрескавшийся бетонный пол. С потолка свисала одинокая голая лампочка с нарисованной на ней хмурой рожицей. Пахло гнилыми фруктами.

Директриса обошла кривобокий исцарапанный стол, выдернула из лежащей на нем кучи хлама бамбуковую трость и ткнула ею в шаткий складной стул, покрытый ржавчиной.

– Задницу сюда! – скомандовала хозяйка кабинета.

Либби покорно села. Разыскивая директора, она злилась, жаждала крови и кипела от праведного гнева. Теперь же, пройдя по странному коридору и увидев этот непостижимый кабинет, Либби испугалась и пала духом. Соотношение сил изменилось. Она подняла глаза на директрису, застывшую с тростью возле стола.

– Ваш ребенок проявил непокорность! – громыхнула директриса.

Упоминание Люка придало Либби мужества.

– Восстановите его.

– Тихо!

Либби умолкла.

Директриса медленно обошла поломанный стол, вертя трость в руках, встала перед Либби и холодно произнесла:

– Я дам вашему ребенку шанс. Последний. Если он не сдаст президентский экзамен по физподготовке, то вылетит. – Директриса нагнулась ближе. – Причем с последствиями.

В последних словах прозвучала угроза. Услышь Либби такое раньше, она тут же бросилась бы в атаку, а сейчас приняла все молча и порадовалась, что директрисе больше нечего добавить. Либби боялась эту женщину и не хотела ее злить – даже ради Люка.

– А теперь марш из моего кабинета. – Директриса направила на Либби трость. – И не возвращайтесь.

Либби вскочила, пулей пролетела ужасный коридор, нырнула в приемную.

Назойливая коза нагло лыбится? Черт с ней! Бежать, убраться из этого здания, подальше от директрисы, от ее дьявольского полосато-лилового кабинета.

Либби чувствовала себя трусихой, предательницей сына, однако страх и инстинкт самосохранения были сильнее материнской любви. Она изо всех сил помчала к стоянке и по пути едва не сбила с ног старшеклассницу, прижимавшую к груди учебники.

Отдышалась Либби лишь в автомобиле, рванув прочь от школы Тайлера.

Глава 11

Когда Эд вернулся из школы, родителей дома не было. К ужину тоже никто не пришел. Они уже целых два года изводили Эда рассказами о том, как важны семейные трапезы. Мама вечно талдычила – мол, подростки, которые едят с родителями, лучше учатся, реже употребляют наркотики и почти никогда не вступают в банды. А теперь вот предки сами не явились.

«Вдруг они умерли? Вдруг погибли в аварии?»

Эд прогнал непрошеную мысль. С чего он вообще о таком подумал?!

Все из-за работы в библиотеке.

Да. Неудивительно. Миссис Фрателли точно чокнутая. Недавно он увидел, как она слизнула с указательного пальца что-то маленькое и черненькое. Эд ни о чем не спросил, но библиотекарша рассказала сама:

– Люблю выдергивать у себя ресницы и есть их. Солененькие такие.

Его чуть не вырвало.

Ночью Эду приснилось, как он входит в кабинет миссис Фрателли и видит у нее на столе мертвого младенца. Она отрывает ему руки и говорит:

– Люблю выдергивать и есть ручки. Солененькие такие.

Сон получился очень ярким. Наутро у Эда даже мелькнуло сомнение, а не произошло ли все на самом деле.

Библиотекарша имела какую-то странную власть над своими помощниками. Эд совершенно не понимал, в чем тут дело, однако все ребята, работавшие в библиотеке – причем неважно, на каком уроке, – выглядели такими же угрюмыми, как сама миссис Фрателли. Они ходили будто под наркозом. Будто она всех загипнотизировала – всех, кроме Эда.

Поэтому он часто недоумевал, зачем библиотекарша держит его при себе.

И подозревал, что ответа на этот вопрос лучше не знать.

Эд порылся в кухонных шкафчиках, нашел полупустую пачку сырных крекеров, сыпанул несколько квадратных оранжевых печенек в рот. Взял из холодильника банку «Коки» и побрел назад в гостиную. Домашняя работа уже сделана, теперь можно и телик посмотреть. Эд пощелкал пультом, нашел интересный канал.

Уже стемнело. А родители все не возвращались.

Зазвонил телефон. Сердце у Эда подпрыгнуло. Он схватил трубку.

– Алло?

Раздался механический щелчок, затем директорский голос в записи произнес:

– Добрый вечер, родители. С вами говорит Джоди Хоукс, директор старшей школы имени Джона Тайлера. Хочу напомнить о том, что в этот четверг состоится родительское собрание. Мы будем…

Эд нажал отбой.

Телефон тут же зазвонил вновь.

Опять щелчок, за ним – голос директрисы:

– Как вы смеете вешать трубку, когда я с вами говорю?!

Это была запись, но голос звучал сердито. Эд испуганно отключился.

И снова звонок.

Эд попятился. Ему стало по-настоящему страшно. Хотя чем мог грозить телефонный звонок?

Коротко пискнуло – включился автоответчик. Еще одна запись, и вновь голос директора Хоукс – разъяренный, тихий, угрожающий.

– Возьми трубку, гаденыш. Ты ведь слушаешь, я знаю.

Эд спиной влетел в кухню и замер у стены, от ужаса не в силах даже оставаться в одной комнате с телефоном.

– Школу ты не закончишь, – пообещал злобный голос директора Хоукс. – Уж я об этом позабочусь.

Эд глянул на руки. Те тряслись. Что значит «позабочусь»? Она позаботится о том, чтобы у него не хватило баллов для выпуска?

Или позаботится о том, чтобы он до выпуска не дожил?

Очередной щелчок – и наступила тишина. Эд немного подождал, затаившись в кухне, – вдруг телефон опять зазвонит? Нет, похоже, все. Он опасливо вернулся в гостиную, неотрывно глядя на мигающий красный огонек автоответчика – жуткий какой-то огонек, зловещий, вспыхивающий, будто глаз у робота. Выходит, сообщение записано, есть доказательство. Эд подошел к журнальному столику, нажал кнопку воспроизведения, однако вместо сердитого голоса директрисы раздался глухой шум – словно жужжание моторной лодки, слышимое из-под воды.

Открылась входная дверь, и Эд чуть из кожи вон не выпрыгнул. Родители! Мама бросила сумочку, отец запер дверь. Оба выглядели усталыми и подавленными.

– Где вы были?!

– Не спрашивай, – ответил отец.

– В аварию попали, – вставила мама. – То есть нам так почудилось.

Эд непонимающе нахмурил брови.

– Возле твоей школы, – пояснил отец. – Мы уже и так опаздывали: какой-то баран порезал на нашем «Бьюике» оба задних колеса, пришлось вызывать тягач, ехать менять резину. Ну и расценочки, больше я в эту фирму не позвоню! На Мэдисон все перерыли, я решил срезать по Грейсон. Перед школой… – Отец сокрушенно покачал головой. – На дорогу выскочил мальчик. Я вильнул, но…

– Мы его сбили, – сказала мама.

– То есть подумали, что сбили. Услышали удар, ощутили удар, я дал по тормозам, выбежал на дорогу, а там… никого. И ничего. Ни зверя, ни камня, ни ветки…

– Мальчик пробежал перед машиной, в каком-то футе от нас, и мы его сбили.

– Не сбили! – раздраженно бросил отец. – Не было там мальчика. Никого не было. – Он растерянно развел руками. – И на машине никаких следов и вмятин.

– Но мы же почувствовали удар.

– Почувствовали, – кивнул отец и глубоко вздохнул. – В общем, потому мы и задержались. Я съехал на обочину, обошел квартал, даже постучал в пару-тройку домов: вдруг кто-то что-то видел. Безрезультатно. – Он поморщился и посмотрел на жену. – Не хочу больше это обсуждать. Ужинать будем?

Родители понуро поплелись на кухню, а Эд покосился на мигающий красный огонек автоответчика. В голове прочно засела одна мысль. Родители опоздали не случайно, все было подстроено. Их задержали намеренно, чтобы дать Эду послушать ту злую, страшную угрозу в телефоне.

Только вот зачем? С какой стати? Кому охота городить столько сложностей ради какой-то ерунды?

Эд не знал, но в догадке своей был уверен.

Ему стало страшно.

* * *

– Да не вру я, чувак! Это правда! – Эд в отчаянии пнул сухой лист, и тот рассыпался мелкой коричневой крошкой.

Брэд пожал плечами. Он не знал, что сказать.

– Я тебе верю, – тихо произнесла Майла.

Брэд посмотрел на нее удивленно. История Эда была полным бредом. Может, приятель и правда в нее верил, но тогда ему, значит, просто померещилось: спросонья, или под воздействием лекарств, или… еще как. Чтобы директор записала не только информационное аудиосообщение, но еще и гневные угрозы? Или чтобы она сама названивала Эду и изображала аудиозапись?! Ну ведь бред!

– Я тоже получила такое сообщение, – добавила Майла. – Про родительское собрание.

– Все получили. Но без проклятий директора Хоукс в адрес тех, кто повесил трубку. – Брэд посмотрел на друга. – Прости.

– Проклятия были. И они меня до смерти напугали.

– Ладно, – кивнул Брэд. – Я признаю: в школе творится что-то странное.

«В ней поселились призраки», – вертелось у него на языке, но вслух говорить такое он боялся.

– Только проблема в самой школе, а не в людях. Не в директоре. Ну, она… она…

– Что «она»? – возразил Эд. – Она руководит этим чокнутым местом, а должность директора еще не значит, что она не психопатка. Знаешь, сколько врачей, юристов и добропорядочных, уважаемых членов общества на самом деле оказывались ворами, убийцами или кем похуже!

– Похуже? – Брэд улыбнулся. – Кто может быть хуже убийцы, Эд?

– Будто ты сам не знаешь.

Майла наградила Брэда тяжелым взглядом и спросила в лоб:

– После того что мы с тобой видели, ты все равно не хочешь верить Эду?

– А что вы видели? – нахмурился Эд.

– Ты ему не рассказал?

– Из головы вылетело, – махнул рукой Брэд.

Ничего у него, конечно, ниоткуда не вылетело. Теперь он даже днем обходил злополучный коридор стороной и с опаской посматривал на любой шкафчик, в том числе и на свой. Однако обсуждать это Брэд ни с кем не мог, даже с Эдом: чувствовал себя глупо как-то. И стыдно.

Майла с Эдом дружно уставились на Брэда.

– Ну хорошо, – сдался он. И рассказал другу, чем закончилось их с Майлой свидание.

– Здрасьте-херасьте! И ты еще не веришь в угрожающее послание от директрисы?!

– Да я просто не понимаю, как такое можно сделать. Оборудование в нашей школе – дешевле не придумаешь. Оно вряд ли умеет кому-то перезванивать и включать персональные сообщения. Его программируют на рассылку одной и той же записи по всем номерам.

– А призраки, значит, из шкафчиков выскакивать могут? И гоняться за людьми по всему двору тоже?

– Ага, – вяло подтвердил Брэд.

– Логично.

– В прошлой жизни я был Фомой неверующим, – усмехнулся Брэд.

– А про уроки рисования слышали? – Майла понизила голос, поскольку мимо протопала группка спортсменов.

– О, да! – осклабился Эд и толкнул приятеля локтем. – Эх, надо было в этом семестре на рисование записываться.

– Расскажу вам секрет, – продолжила Майла. – Шон Бергман в выходные пытался покончить с собой. Сейчас он в больнице «Фэйрвью», под наблюдением. Его маму рисовали в классе.

– Откуда ты знаешь? – удивился Брэд.

– Я вчера получила мейл. Его прислали всем членам совета. – Майла многозначительно посмотрела на Брэда. – От директора.

– И?..

– А ты подумай.

– Зачем рассказывать такое ученическому совету? – не понял Эд. – Чего от вас ждут?

– Понятия не имею. Спроси у Хоукс.

– Спасибо, воздержусь.

– То есть тут как-то замешана директриса? – по-прежнему недоумевал Брэд.

– Не то чтобы замешана, – пояснила Майла. – Однако про уроки рисования она знает, без ее одобрения их никто не проводил бы. Знает, но не запрещает, несмотря на Шонову попытку самоубийства. На Шона директриса плевать хотела.

– Вот она, твоя Хоукс. – Эд хлопнул друга по плечу. – Добропорядочный, уважаемый член общества.

– Лапы прочь, человекообразный! – Брэд отодвинулся.

– Шерил предлагает нам молчать про Шона, – поделилась Майла. – По-моему, ей ужасно льстит то, что она получает мейлы от «самой миссис Хоукс». Я же думаю, что нужно всем рассказать. Особенно родителям. Если они надавят на школу…

– Расскажи ребятам из школьной газеты, – предложил Брэд. – Я могу поговорить с Брайаном…

– Молчите оба! – возмутился Эд. – Голые мамочки на уроках рисования! Не ломайте кайф.

Брэд с Майлой воззрились на него.

– Ладно, – вздохнул Эд. – Я козел, я урод. Делайте что хотите.

Народ вокруг засуетился, забегал туда-сюда. Часов Брэд не носил, но и так было понятно – скоро звонок.

– В этой чертовой школе все чокнутые, – посетовал Эд и ткнул пальцем в сторону рабочих, которые перекапывали кусок лужайки на краю двора. – А про стену ты что-нибудь знаешь? Про нее вам Хоукс мейлов не присылала?

– Нет, – покачала головой Майла. – Зато она устроила нам презентацию с компьютерными картинками и показала, как будет выглядеть школа после установки забора. В этом году, мол, участились случаи вандализма и стало больше граффити, поэтому администрация решила возвести стену. Теперь по ночам и по выходным хулиганы сюда не пролезут, а в будние дни школьники не смогут прогуливать занятия. И правда, если нас тут всех запереть, много мы не нагуляем.

– Прямо тюрьма получится, – хмыкнул Брэд.

– Мы Хоукс так и сказали. Даже Шерил не смолчала. Но стену, мол, спроектировал какой-то архитектор, он придумал новый ландшафтный дизайн, и она, мол, чудесно в него впишется.

– Какой высоты будет стеночка? – полюбопытствовал Эд.

– Вроде бы девять футов.

– О, да. Такая точно в любой ландшафт впишется, – насмешливо протянул он.

– А ну, разговорчики! – рявкнули вдруг у них за спиной.

Ребята вздрогнули. Послышался довольный гогот, и к ним подплыл Тодд Зивни с двумя дружками.

– Что обсуждаете? – требовательно спросил Зивни.

– Твою мамочку, – ответил Эд.

Зивни толкнул его, и Эд едва не упал.

– Мы – официальные представители Тайлера, придурок! – Зивни ткнул в свою нашивку на рукаве. – Школьными правилами запрещено высмеивать школу на территории школы.

– Сколько «школы» в одном предложении, – заметил Эд.

Дружок Зивни шагнул вперед, но дорогу ему преградил Брэд.

– Чего вам надо?

– Нам сообщили, что вы говорите про Тайлер гадости.

– Так. И что? У нас свободная страна.

– Здесь вам не страна, – осклабился Зивни.

– Я – член ученического совета, – заявила Майла. – Вице-президент. Моя должность выше вашей.

– Да ну? – ехидно прищурился Зивни.

Его дружки загоготали.

Прозвенел звонок.

– Ну да. И поверь, я сообщу о вашем наезде. – Она ткнула пальцем в нашивку Зивни. Ткнула сильно. Тот поморщился. – Стоит мне доложить, и вас вышвырнут из скаутов – пикнуть не успеете.

– Только докладывать тебе нечего! – огрызнулся Зивни, но уже на полпути к классу. Затем он притормозил и злобно глянул на Эда. – Мы еще встретимся.

– Прикольно. Твоя мамочка тоже меня об этом просила.

Эд нырнул за спину Брэду, однако троица скаутов уже поспешила прочь.

Брэд легонько саданул приятеля в плечо.

– Ты чего добиваешься? Моей смерти?

– Зато мы кое-что выяснили, – подытожила Майла. – На людях лучше ничего не обсуждать.

Времени на разговоры уже не осталось. Коридор почти опустел, вот-вот должен был прозвенеть второй звонок. Ребята торопливо попрощались и побежали на занятия.

Испанский прошел, как всегда, скучно, зато на следующем уроке скуку как ветром сдуло. Брэд с Эдом явились на математику почти одновременно и удивленно воззрились на преподавателя. Мистер Коннор, стоя спиной ко всем, старательно выводил на доске большими печатными буквами слово «СМЕРТЬ». Класс постепенно заполнялся школьниками, звенел звонок, но учитель продолжал трудиться. Он украсил белые буквы красным мелом – и вот уже с поперечной перекладины «Т» потекли вниз жуткие кровавые капли.

Наконец мистер Коннор повернулся к ученикам лицом. Щеки у него раскраснелись, глаза вылезли из орбит, лоб покрылся испариной, на светло-синей рубашке выступили затейливые пятна пота – словно кляксы на карточках с тестом Роршаха. Мистер Коннор улыбнулся одними губами и оглядел класс. Затем указал на доску кусочком красного мела.

– Смерть, – изрек математик. – Будь на то моя воля, именно такое наказание постигло бы каждого ученика, который не получил высшего балла на экзамене по моему предмету. – Он обвел ребят диким взглядом. – То есть каждого из вас!

Брэд незаметно покосился на соседей. Эд, сделавший то же самое, выпучил глаза, потом моргнул другу: мол, ну и дела!

Мистер Коннор подался вперед.

– Будь у меня выбор, вас располосовали бы пополам – от паха до самой глотки – и бросили медленно умирать с вывалившимися внутренностями. – Математик встал ровно, отложил мел, пригладил волосы. – Однако, на ваше счастье, устав нашей школы подобное запрещает.

«Закон тоже», – хотел добавить Брэд, но смолчал. Он боялся даже пальцем шевельнуть, не то что заговорить.

– Вряд ли вы понимаете, как вам повезло. Учиться в независимой школе! Она не просто защищает вас, она дает вам права и преимущества, которых в обычной школе дети лишены. Преподавай я английский язык, я задал бы вам сочинение на тему «Что для меня значит независимая школа» и «Моя благодарность школе». Но! – воскликнул мистер Коннор, и в глазах его вновь блеснул безумный огонек. – Я преподаю алгебру. Алгебру для старшеклассников. Наша школа подготовила для вас в этом семестре особую программу. – Он принялся вышагивать вдоль доски. – Беда в том, что пока вы не продемонстрировали ни способностей, ни желания проходить эту программу. Поразительно бездарный класс… Смерть! – внезапно выкрикнул математик и ткнул пальцем в слово на доске. – Вот чего вы заслуживаете!

На последнем ряду заплакала Зорида Марин.

– Не сметь рыдать в моем кабинете! – рявкнул на нее учитель, и она тут же умолкла. – Итак, – уже спокойней произнес он, – сегодня мы обсудим, чего требует независимая школа от нас и чем мы сами можем быть ей полезны.

Через сорок минут, еще до звонка с урока, ученики в полном молчании вышли из класса. Мистер Коннор отпустил их раньше положенного, однако радости никто не выразил. Все лишь тихо переглядывались. Прозвенел звонок, и из соседних кабинетов посыпали школьники – веселые, шумные, вопящие.

– Не знаю, что и сказать, – прокомментировал Эд.

– Нечего тут говорить, – ответил Брэд.

Эд кивнул, и ребята побрели в разные стороны. Затем смешались с толпой и поспешили каждый на свой следующий урок.

Глава 12

В этом году родительское собрание застало Линду врасплох. Причем не ее одну. Хотя совершенно непонятно, почему. Мало того, что мероприятие устраивали позже обычного – не через две недели после начала учебы, а через четыре, – так еще и Джоди постоянно донимала всех напоминаниями о нем: рассылала мейлы и голосовые сообщения, кидала в личные почтовые ящики служебные записки. Казалось бы, времени и возможностей на подготовку было хоть отбавляй. Однако почти никто ничего не успел. В назначенный четверг учителя прямо на уроках лихорадочно заканчивали наводить лоск в кабинетах, включив ученикам видео.

Вечером Линда ехала к школе вместе с Дианой и сокрушенно вздыхала. Как проводить собрание? Она совершенно не готова! Ну и ладно. Все равно родителей, которые посещали собрания в Тайлере, можно было по пальцам пересчитать. Преподаватели хорошо знали статистику: в начальной школе на встречу с учителем приходят почти все родители в классе; в средней школе их число заметно уменьшается, а в старшей на собрание не является практически никто.

Однако на школьной автостоянке стало ясно, что в этом году все будет по-другому. До начала собрания оставалось еще сорок пять минут, а ставить машину оказалось уже некуда. Пришлось объехать школу и припарковаться на улице.

– А я не оформила доску объявлений в кабинете; думала, смотреть на нее будет некому, – сухо заметила Диана, вертя руль.

– Поразительно, – удивленно покачала головой Линда.

Школа сияла всеми огнями. По периметру и по проходам, ведущим в глубь территории, бродили люди: рассматривали корпуса, знакомились с их расположением. Линда с Дианой прошли сквозь толпу родителей в канцелярию – по распоряжению Джоди, персоналу следовало отметиться в регистрационном журнале. На месте дежурили ярые поборницы нового порядка, Бобби и Джанет. Не глядя в их сторону, подруги молча поставили подписи и так же молча вернулись на улицу.

– Интересно, где Джоди. – Линда оглядела прямоугольный двор.

– Где-то неподалеку, – негромко провыла Диана зловещим голосом. – Бродит в черной-черной ночи…

Линда прыснула.

– Пойдем, мне тоже надо кое-что дооформить. После собрания встречаемся на кафедре?

– Ага.

Кабинеты подруг располагались в одном корпусе, но на разных этажах. Линда пошла к себе наверх.

– Насыщенный будет вечер, помяни мое слово, – услышала она снизу голос Дианы.

– Ну, хоть какое-то приятное разнообразие.

Во дворе кишмя кишел народ, однако на лестнице было пусто. В коридоре второго этажа – тоже.

Если не считать одинокой фигуры в дальнем конце.

Джоди Хоукс.

Она маячила там же, где и в прошлый раз. Хотя двери нескольких кабинетов стояли открытыми, учителя оттуда не выходили, и Линде казалось, что они с директрисой в коридоре одни. Джоди одарила Линду улыбкой – широкой и ужасно гадкой, – а затем, как в прошлый раз, отвернулась и ушла вниз по противоположной лестнице.

Линда занервничала – этого Джоди, несомненно, и добивалась – и поспешила к себе в класс. Отперла дверь, щелкнула выключателем, настороженно осмотрелась. Все на месте, ничего не пропало. Вот только что за мерзкий запах? Смрад кошачьего туалета. Линда медленно обошла комнату по периметру, принюхалась. Откуда вонь? В конце концов нос привел Линду в книжный уголок, где хранилась классная библиотека. После недолгих поисков она обнаружила томик стихов Уолта Уитмена, «Листья травы», лежащий поверх стопки книг. Изнутри томика, между страниц, торчали сухие экскременты. Чьи – кошачьи, собачьи, человечьи? Какая разница! Линда, скривившись, схватила книгу двумя пальцами и вынесла в коридор. Урны здесь не оказалось. Линда сбежала вниз, выскочила на улицу и швырнула вонючий том в мусорный контейнер под деревом.

Она вернулась к себе. К вечеру похолодало, однако Линда распахнула все окна. Пусть кабинет проветрится. Где-то в столе был дезодорант… Она перерыла ящички. Наконец-то! Так, побрызгать возле парт, теперь в книжном уголке – побольше. Кто же это сделал?!

Джоди?

Потому-то она и ухмылялась?

Нет. Конечно, в последнее время Джоди вела себя отвратительно, но испражняться на книгу она не стала бы. Зрелище было бы еще то. Линда представила, как директриса приседает над раскрытым сборником «Листьев травы», и громко захохотала.

Вскоре класс начали заполнять родители тех ребят, которые ходили к Линде на первый урок. Такие собрания недаром получили название «Снова в школу». Сегодняшний вечер, как и положено, имитировал обычный школьный день: родители посещали занятия своих чад в том же порядке, что и последние, – вот только каждый «урок» длился всего десять минут. Когда прозвенел первый звонок, все места в классе были уже заняты. То же самое повторилось и на остальных мини-уроках.

В такой повальной явке было нечто пугающее. Впервые с начала преподавания в Тайлере Линда получила возможность поговорить с родителями практически всех своих учеников. Это, конечно, не могло не радовать. К тому же взрослые проявляли искренний интерес к школьным успехам детей. Однако в воздухе ощутимо витало напряжение. Родителей вынудили прийти на собрание, и за их неподдельным беспокойством о благополучии собственных чад сквозила едва сдерживаемая враждебность, естественная неприязнь к авторитаризму – ее вызывают любые учреждения, насаждающие свои правила и занимающиеся произволом.

Хотя учителям было велено отметить присутствующих и сообщить в канцелярию имена тех, кто не явился, делать этого Линда не собиралась. На собрание пришли почти все, а у отсутствующих наверняка имелись уважительные причины. В любом случае она не стала бы доносить. Джоди вполне была способна исключить из школы ребят, чьи родители не посетили собрание.

На последнем мини-уроке, шестом по счету, чей-то отец непрерывно терзал свой телефон.

– Простите. Не знаете, почему тут не ловится сигнал? – наконец не выдержал мужчина и с подозрением огляделся – видимо, решил, что стены класса обшиты свинцом.

– С сигналом такое во всей школе, – ответила Линда. – Почему, еще не выяснили. Разбираются.

– А вдруг сыну понадобится мне позвонить? – спросила мама. – Мало ли что. Заболел, стало плохо…

– Хороший вопрос, – кивнула Линда. – Попробуйте задать его директору.

После звонка класс опустел быстро – время уже подошло к половине девятого, а день был будний. Линда решила сначала немного прибраться, а потом пойти на кафедру к Диане.

Она закрыла двери, повернулась к своему столу.

И увидела за передней партой ученика.

Сердце с силой ударило в грудь, Линда испуганно вскрикнула. Секунду назад в классе было пусто. Абсолютно точно. Она лично проводила до двери последнего отца.

За весь вечер в кабинет на заходил ни один ребенок.

А теперь за передней партой сидел школьник и смотрел перед собой, на доску.

Он не шелохнулся, когда Линда вскрикнула, не удивился этому короткому возгласу, не повернул головы в ее сторону. Так и сидел – тихо, неподвижно. Линда вдруг с ужасом разглядела то, чего не заметила сразу: пыльная одежда мальчика была словно из другого века – старомодной даже для времен юности Линдиного дедушки, – а волосы не светлыми, как ей показалось вначале, а белыми, седыми.

С воротника мальчика по паутинке спустился паук, перелез за шиворот, побежал вниз по спине.

Ученик не пошевелился, не издал ни звука.

Просто молча смотрел на доску.

Линда рванула прочь. Распахнула двери и помчала по коридору – не погасив света, не заперев кабинета. Ее бешеный топот услышали Стив и Рей, дружно выскочившие из своих классов посмотреть, что за переполох.

Она летела вперед по наитию, не понимая – куда, зачем? В голове засело одно: беги, спасайся. Однако увидев коллег, Линда замерла.

– У меня в классе!.. – задыхаясь, выпалила она. – Чужак!

Чужак?

Странное слово. Все ж лучше, чем слово «призрак», которое на самом деле вертелось на языке.

Стив и Рей подбежали к ее кабинету, влетели внутрь.

– Эй! Есть тут кто?

Значит, мальчик исчез – если он вообще был. Хотя внутри у нее все по-прежнему кричало – беги, спасайся! – Линда собралась с духом и заглянула в класс. Стив пожал плечами.

– Вроде пусто.

– Он сидел вот там, – она показала.

– Чужак сидел за партой? – недоверчиво протянул Рей.

Как объяснить им то, что она видела? Оцепенелый мальчик, старинная одежда, седые волосы, паук… Линде ни за что не поверят, и она ни за что не сумеет передать тот ужас, который пробудил в ней совершенно неподвижный ученик. Поэтому Линда рассказала коллегам об изгаженной книге.

– Наверное, это он сделал. Парень, которого я видела.

– Чужак.

– Сама не знаю, почему я так его назвала. Простите! Я не пыталась заманить вас к себе в класс, не пыталась разыграть…

Линда заплакала. Не смогла удержаться. Весь ее страх, все отчаяние пролились вдруг несвойственными ей слезами. Она сердито вытирала их с лица, а Стив с Реем неловко топтались рядом.

– Прости, – сказал Рей. – Я не хотел…

– Ты не виноват, – всхлипнула Линда.

– Можем еще поискать, – предложил Стив. – Вдруг он спрятался?

– Не надо. – Она замахала руками. – Лучше пойдем отсюда.

Смущенные коллеги вышли следом за ней в коридор. Линда погасила свет, заперла двери.

– Я тебе верю, – произнес Рей. – Прости еще раз.

– И я, – поддержал Стив.

Она помотала головой. Они лгали, но переубеждать их желания не было. Линда знала, кого видела, – призрака. Сейчас ей хотелось одного: найти Диану и уехать. Линда пальцем смахнула последнюю слезинку и выдавила улыбку.

– Спасибо. Тяжелый день был. До завтра.

Прежде чем направиться на кафедру к Диане, Линда выскочила на улицу, обошла корпус и посмотрела на окна своего класса. За темным стеклом что-то мелькнуло, смутное белесое мерцание в черном мраке. Линда торопливо отвела взгляд, миновала мусорку, куда выбросила «Листья травы», и поспешила назад в корпус, к подруге.

* * *

В школе толпился народ. Кругом горел свет.

А Майла умирала от страха.

Вразумительных причин для этого не было, однако она стояла за столиком с выпечкой, забирала долларовые банкноты, протягивала шоколадные кексы – и боялась. Реба рядом, похоже, не ощущала ничего плохого. Девочки из спортивной группы поддержки, помогавшие за соседними столиками, – тоже. Напротив них парни из организации «Кей-клаб» продавали минералку, повсюду сновали учителя и родители. Майла же чувствовала себя одинокой беззащитной сироткой посреди дома с привидениями.

Мало того, ей отчаянно хотелось в туалет. Она терпела уже давно – думала сходить вместе с Ребой или какой-нибудь другой девочкой. К сожалению, никто пока никуда не собирался, а Майла больше не могла ждать.

Она уговаривала себя: в школе сейчас столько людей, в туалете обязательно кто-нибудь будет – мамы, учительницы, ученицы… Однако чувства не желали внимать логике. Одна Майла по тому длинному проходу идти не желала и в туалет – тоже. Только вместе с кем-то знакомым.

Чего она боялась?

Лучше было об этом не думать, чтобы не накликать беды.

Майла сжала бедра, прикусила щеку. Взяла у чьей-то мамы доллар, выдала ей два печенья с шоколадной крошкой. Все, терпеть больше нельзя. Надо идти, хоть и страшно, иначе позору не оберешься.

– Я скоро, – сказала Майла Ребе. – Сбегаю в туалет. Может, еще кто-нибудь хочет? – Она с надеждой посмотрела вокруг.

Никто не захотел. Пришлось идти самой. Майла побрела к ближайшему женскому туалету. Толпа постепенно редела. Почему туалет так далеко?! Майла понимала, что в классных комнатах полно родителей и учителей – она даже встретила по пути несколько семейных пар, – но после шума и суеты у столиков коридор выглядел длинным и пустым. Страх, который терзал Майлу весь вечер, перерос в настоящий ужас. Вот если сейчас из-за угла выскочит какой-нибудь шутник и заорет «Бу!», она точно умрет от разрыва сердца.

Майла успела как раз вовремя, забежала в первую кабинку чуть ли не вприсядку. Сердце стучало быстро-быстро. Она успела заметить, что туалет выглядит как-то непривычно, но запретила себе думать, пока не сделает дело. Не успела она протянуть руку к кнопке слива, как уже поняла – в туалете больше никого нет и шум улицы сюда не проникает. В кафельном помещении стояла полная тишина, не считая громких ударов сердца самой Майлы. Она быстро спустила воду, натянула трусики и джинсы, распахнула металлическую дверцу. Слева, над последней кабинкой, мигала лампочка – доживала последние дни. Пульсирующий свет отбрасывал на дальнюю стену жутковатые пляшущие тени.

Майла подошла к умывальнику, глянула в зеркало и…

Там мелькнуло что-то стремительное, мимолетное – и исчезло.

Майла дернулась было бежать, но тут открылась дверь. В туалет вошла учительница. Миссис Готье.

Майлу затопило облегчение. Она открыла кран, намылила руки. Учительница с улыбкой поздоровалась, прошла в дальнюю кабинку и закрыла за собой дверцу.

В дальнюю кабинку?!

В груди у Майлы вновь глухо застучало. Почему миссис Готье выбрала тот темный угол, а не какую-нибудь кабинку поближе и посветлей?

Ладно. Ее, Майлы, это не касается, нужно домыть руки и уходить. Однако она повернула голову влево, увидела мигающий свет, водоворот расплывчатых теней – и обмерла от ужаса. Из кабинки не доносилось ни звука. Совсем. Словно миссис Готье вошла внутрь и исчезла. Майла резко присела и заглянула под металлическую дверцу в надежде увидеть ноги учительницы.

Их не было.

Майлу охватила паника. Что делать? Звать миссис Готье? Бежать за помощью? Проверять кабинку самой?

Нет. Последнее отпадало. Майла туда ни за что не сунулась бы. И окликать учительницу тоже не стала бы. Девушка вдруг мысленно увидела миссис Готье: как та стоит, пригнувшись, на унитазе, безумно улыбается в мигающем свете и ждет, пока кто-нибудь откроет кабинку. Тогда учительница прыгнет на него и сожрет.

Сожрет?

Все может быть…

Краем глаза Майла вновь заметила движение в зеркале.

И побежала.

Толкнула дверь, пролетела по коридору и остановилась лишь во дворе, среди толпы.

– Ты чего? – вытаращила на нее глаза Реба.

Надо полагать, у Майлы на лице были написаны все ее чувства. Точнее, одно-единственное чувство – неподдельный ужас.

– Ничего. Все нормально. – Она сделала глубокий вдох, заставила себя улыбнуться и оглядела горку кексов на столе. – Ну, как тут у нас дела?

* * *

– Богом клянусь, уйду я с этой проклятой работы! – Карлос посмотрел на Ракима, который снимал плакат с внешней библиотечной стены.

В школе стояла тишина. Все уже разошлись, но оставили во дворе такой кавардак, словно там торнадо пролетел. Повсюду валялся мусор. Столики, которые уборщики перед мероприятием старательно расставляли для продажи напитков и сладостей, теперь громоздились друг на друге. Шаткая конструкция выросла выше Карлоса.

– Это ж дети, приятель, – рассмеялся Раким. – Пусть себе играют.

– Ага, а убирать за ними должны мы.

Карлос глянул под ноги. На земле, между мятой упаковкой от картофельных чипсов и металлической ножкой нижнего стола, лежала фотография. Карлос ее поднял. Выцветший, полинялый снимок был, похоже, родом из 70-х годов XX века, хотя изображал сегодняшнее празднество.

Вроде бы.

Вот канцелярия, вот по дорожкам гуляют родители… Правда, на фото было кое-что еще – точнее, кое-кто еще. На крыше канцелярии. Краски на снимке поблекли, к тому же человек стоял на краю здания, прямо над ярким прожектором, поэтому разобрать подробности было трудно. Карлос напряг зрение. Какой-то бородач в старомодном пальто – глазеет на родителей внизу.

Карлосу внезапно стало холодно, он посмотрел на канцелярию – никого – и, выставив фото перед собой, побежал к Ракиму.

– Глянь-ка.

– Откуда оно у тебя? – Тот нахмурился. – Кто фотографировал?

– Не знаю. Нашел возле стола.

Раким взял снимок в руки, внимательно изучил.

– Я этого человека уже видел, – наконец тихо и испуганно сказал Раким. – Он подглядывал за мной, когда я в канцелярии убирал: стоял на улице, в темноте, и смотрел. Я бы, конечно, вышел и прогнал его с территории, да только понял, что никого там нет. Он был как… отражение.

– Отражение?

Раким помолчал.

– Призрак.

– Что ж ты мне не рассказал?

– Не знаю. – Раким покачал головой. – Постыдился, наверное.

Карлос понимающе кивнул.

– Как-то раз я его снова увидел. – Раким ткнул пальцем в фото. – Вот именно тут, на крыше. Правда, когда я опять глянул, никого уже не было. Я подумал – может, почудилось. – Он громко выдохнул. – Видать, не почудилось.

– Думаешь, кто-то специально подкинул нам этот снимок? – спросил Карлос.

– Я бы не удивился. Сейчас здесь странностей до черта… В общем, в канцелярии я убирать разлюбил. Прям как ты разлюбил спорткомплекс. – При виде удивленного лица приятеля Раким улыбнулся. – Да-да, я в курсе. В канцелярии я только по привычке работаю. Да и к классам она близко. А вообще там теперь и убирать почти нечего. Кабинет директора – табу, весь тот коридорчик – тоже. Мне остается только приемная да запасник… Слушай, нечисто тут. Хватит нам работать по отдельности. Давай вместе.

– Так дольше получится.

– Может, дольше. Может, нет. – Раким вернул фотографию. – Зато безопасней.

Карлос кивнул на шаткую гору из столиков.

– Поможешь?

Последний стол торчал так высоко, что они дотянулись лишь до его ножек. Не успели приятели опустить стол на землю, как со столешницы что-то спланировало.

Еще одна фотография.

Карлос ее поднял. Она – тоже выцветшая и полинялая, тоже тридцатилетней давности с виду – запечатлела Карлоса с Ракимом несколько минут назад, когда друзья разговаривали возле библиотеки. Судя по ракурсу, снимали сверху, со столов.

На фото за спинами уборщиков, в тени, едва заметно маячил бородач.

– Черт! – заорал Карлос и отшвырнул фотографию.

Раким ее поднял, лихорадочно огляделся. Карлос тоже повертел головой, но призрачной фигуры не увидел.

Приятели посмотрели друг на друга.

– Что скажешь? – спросил Карлос.

Они не стали рассуждать, как фото попало на столы, кто его сделал и что вообще происходит. Хватит, порассуждали.

– Скажу, что сейчас я валю отсюда на фиг, а завтра еду в управление и перевожусь в другую школу. Хорош с меня чертовщины.

– Мы не можем перевестись, – начал Карлос. – Энрике сказал…

– К черту Энрике! Не переведут так не переведут. Значит, уволюсь и найду другое место. Но здесь я больше ни минуты не пробуду.

– Я тоже.

– Тогда потопали.

Оба оставили машины на дальней стоянке, у спорткомплекса. Далековато. Карлос лучше бы сразу покинул территорию школы и, обогнув квартал, подошел к машине с другой стороны, но Раким уже двинул вперед через асфальтированный центральный двор, и Карлос побрел следом.

Миновав двор и дойдя до обеденной зоны, он рискнул бросить взгляд назад. В одном из классов качнулась штора – словно там кто-то наблюдал за ними и отпрянул от окна.

Между обеденными столами, недалеко от входа в столовую, метнулось что-то низкорослое и темное. Раздался смех – басовитый, мужской. Не какое-нибудь детское хихиканье, уместное для такой маленькой стремительной фигурки, а зычный жуткий хохот, который подошел бы, скорее, созданию огромному, грозному.

– Ай! – вскрикнул Раким.

Он ударился коленом о кирпичный вазон – причем ударился, видимо, сильно, поскольку обхватил колено руками и запрыгал на здоровой ноге.

Вот только раньше никакого вазона здесь не было. Карлос знал школу как свои пять пальцев, знал каждый ее дюйм. Глядя на прямоугольную кирпичную конструкцию с зрелой, хорошо укоренившейся геранью, можно было подумать, что она стояла тут годами. Но нет, не стояла! Правда, попробовал уговорить себя Карлос, территорию сейчас вовсю озеленяют и обновляют – с подачи директора и Энрике. Может, вазон – их очередное новшество?

Кого Карлос хотел обмануть? Он недавно тут проходил, и никакого вазона с геранью не было.

– Пошли, – поторопил Карлос. – Скорей.

– Твою ж мать, больно как!

Раким, хромая, побрел за другом между обеденными столами. И тут же споткнулся о камень.

Раким был мужчиной сильным, с хорошей координацией. Чтобы он ни с того ни с сего стал таким неуклюжим? Это казалось не просто странным – невероятным! Теперь у Ракима болели уже обе ноги, однако он упрямо ковылял дальше.

На дорогу перед ним упала ветка.

Что за бред?! В воздухе ни ветерка. С чего бы вдруг ветке падать с ухоженного, подрезанного платана? Карлос, разозлившись, отстранил друга, шагнул к деревяшке, схватил. Он думал сломать ее надвое и отшвырнуть куски подальше, но она оказалась очень тяжелой. Карлос с трудом отодвинул ее с дороги.

Сзади раздался грохот, Раким завопил: «Мать твою!»

На него из темноты выкатил металлический мусорный контейнер, следом – еще один.

«Школа нападает на Ракима», – мелькнуло у Карлоса в голове.

Идиотская мысль. Но необязательно – ошибочная. Карлос сгреб приятеля за руку, отдернул в сторону. Надо уводить Ракима из школы, надо спасать.

Контейнеры прокатили мимо.

Затем вдруг встали.

И на дикой скорости поехали назад.

Толчок. Приятели упали как подкошенные – точно кегли в людском обличье. «Ну и силища в этих контейнерах!» – успел поразиться Карлос. Удар по ногам был чудовищным. Карлоса словно сбила машина, он отлетел на несколько футов вперед, в ноге звучно хрустнуло, и нижнюю половину тела затопила боль. Контейнер тут же догнал его, наехал сверху, вдавил голову в бетон, раздробил кости в правой руке. Карлос мучительно кричал, но, даже изнемогая от боли, понимал, что кричит лишь он один. Раким не издавал ни звука.

Будто сквозь туман доносился грохот контейнеров. Катятся… Сквозь собственные душераздирающие крики Карлос вдруг уловил странный низкий звук, который признал не сразу. Потом потрясенный мозг вспомнил: туба.

Ммммммммммммммммм…

Карлос с трудом приподнял шатающуюся голову, увидел Ракима – тот неподвижно лежал неподалеку, – затем мототележку Энрике; она мчалась к ним с потушенными фарами.

Последним, что он увидел, было колесо, размозжившее ему голову.

Глава 13

Поутру школа выглядела чудесно. Уборщики, наверное, всю ночь трудились, наводили порядок. Линда дала себе слово при случае поблагодарить Карлоса с Ракимом.

Она неспешно прошлась по двору. Кстати, об уборщиках и прочем обслуживающем персонале. Линда ни разу не полюбопытствовала, как им работалось в независимом Тайлере. Самое время провести опрос сотрудников-непреподавателей. Они, скорее всего, негодовали не меньше самой Линды. А может, и больше – ведь рабочая нагрузка возросла как минимум вдвое. Теоретически сотрудники административно-хозяйственного отдела тоже имели право голоса в этом великом демократическом эксперименте; на самом деле их мнение значило для Джоди еще меньше, чем мнение учителей. Об обещанной прибавке к зарплате после реформы никто уже не вспоминал, так что уборщики наверняка были очень недовольны.

Энрике, ехавший в своей мототележке, заметил Линду и изобразил неискреннюю улыбку.

– Здравствуйте, миссис Уэбстер.

– Доброе утро, Энрике. Когда увидите Карлоса с Ракимом, передайте им, пожалуйста, мою благодарность. Они замечательно потрудились. Школа сияет, как новенькая.

– Вот уж спасибо, миссис Уэбстер. – Улыбка Энрике стала шире. – Только ночью тут убирался я. Карлос с Ракимом у нас больше не работают. Уволились.

Лицо у Линды, должно быть, удивленно вытянулось, поскольку Энрике хохотнул.

– Невелика потеря. Работали они так себе. Теперь смогу нанять тех, кто будет работать хорошо. И будет уважать нашу независимую школу.

Последние слова только усилили подозрения Линды. Чтобы двое штатных уборщиков с хорошей выслугой уволились одновременно? Значит, Карлоса с Ракимом вынудили уйти. Или просто уволили – за отказ ходить по струнке. Джоди с Энрике наверняка состряпали какой-нибудь предлог для увольнения.

– Ну, в любом случае школа выглядит замечательно. – Линда пошла дальше.

На самом деле школа уже не казалась Линде замечательной. Хорошее настроение пропало. Она решительно устремилась вперед, не глядя по сторонам, и не убавила шаг, пока не услышала за спиной жужжания отъезжающей мототележки. Тогда Линда остановилась и подняла глаза на окна второго этажа. Несмотря на белый день, возвращаться в класс было страшновато. Диана с Фрэнком, не говоря уж о Рее со Стивом, почти убедили Линду в том, что ей все померещилось. Однако образ неподвижного седовласого мальчика так и стоял перед глазами. Страх тоже никуда не исчез. Ночью Линде даже приснился кошмар про незваного гостя. Она проснулась в тот миг, когда отчетливо разглядела лицо мальчика, – мокрая от пота, готовая завопить от ужаса. Слава богу, подробности этого жуткого лица стерлись из памяти вместе со сном.

– Тебя проводить?

Линда посмотрела назад, увидела Рея.

– Пойдем, – предложил он. – Мне тоже наверх. Проверим твой класс.

Она ответила благодарной улыбкой. Рей над ней не смеялся, и это придало Линде уверенности. Они вместе поднялись по лестнице, затем бегло осмотрели кабинет. Ничего необычного, ничего странного. Линде сразу стало намного легче.

– Спасибо тебе большое!

– Друзья всегда помогают друг другу, – кивнул он.

– Где-то я об этом слышала, – улыбнулась Линда.

Она занялась подготовкой к занятиям и едва начала писать на доске задание для первого урока, как Рей вернулся. Выглядел он расстроенным, на лице застыло выражение гадливости.

– Линда?

Больше Рей ничего не сказал, лишь поманил ее за собой. В животе у Линды неприятно засосало, и она проследовала в кабинет к Рею.

На его столе красовалась кучка фекалий.

Линда зажала рот рукой, вылетела назад в коридор.

– Ну, по крайней мере мы выяснили, что с ума ты не сошла, – попробовал пошутить Рей.

– Ты думал, я сумасшедшая?!

– Нет, конечно. Неудачная шутка. – Он скосил глаза на свой стол, скривился. – Надо вызвать уборщика.

– Отведи ребят в библиотеку, пока тут все уберут.

– Смеешься? Фашистка нас и на порог не пустит. Скажет, надо было предупреждать за два дня, как минимум.

– А ты заявись туда, и всё.

– Она мне голову откусит!

– Так-так, – сказала Линда. – Выходит, привидений ты не боишься, зато боишься нашей библиотекарши?

Рей нахмурился.

– Привидений? Думаешь, ты видела призрака?

– Не знаю. Может быть.

Рей глянул на свой стол.

– Это сделал не призрак. Скорее уж какой-то недовольный ученик. – Он подошел к телефону на стене. – Пора докладывать.

– Удачи.

Линда вернулась к себе и на всякий случай еще раз осмотрела кабинет. Ничего странного не обнаружила, все вещи были на своих местах, и она вновь взяла мел.

В середине второго урока в класс из канцелярии явилась помощница учителя. Ребята подняли головы от книг и дружно уставились на девушку. Та смущенно пересекла кабинет и вручила Линде запечатанный конверт.

– Не отвлекаться, – напомнила та ученикам.

Ребята со вздохом вернулись к книгам, девушка вышла, а Линда вскрыла конверт.

Внутри лежала служебная записка от директора.

Уважаемая миссис Уэбстер!

Жду у себя в кабинете сразу по окончании вашего последнего урока. Я хотела бы обсудить с вами несколько важных вопросов.

Благодарю за сотрудничество.

Сегодняшняя дата, подпись директора и буквы «ск» – «снята копия» – в уголке. Значит, Бобби тоже приложила к посланию руку.

Линда перечитала его еще раз. Ей не понравились ни официальный тон приглашения, ни то, что оно было сделано в письменном виде, поэтому на перемене она спустилась на кафедру, позвонила Лайлу Джонсу, председателю учительского профсоюза, и попросила, чтобы ее сопроводил на встречу представитель профсоюза.

За обедом Линда в комнате отдыха рассказала о приглашении всем, кому смогла, – вдруг кто-то что-то знает? Однако коллеги были озадачены не меньше нее. Один только Джозеф Карр, преподаватель музыки, сидел на диване молча, загадочно улыбался и в разговоре не участвовал.

– Послушай, – наконец спросил у него Рей, – когда там следующее заседание вашего организационного комитета?

– Не организационного, а уставного. Это закрытая информация.

Остальные недоуменно переглянулись.

– Позволь-ка, – вступил Алонсо. – Все мы кровно заинтересованы в делах школы, все имеем право голоса. От нас не должно быть секретов.

Карр загадочно улыбнулся.

– Мы обсуждали твое дело, – сообщил он Линде. – Но подробности я разглашать не могу.

– Мое дело? Какое еще дело?

Карр хохотнул и указал на часы.

– О, гляньте-ка на время.

Он встал и направился к двери. Его проводили дружным молчанием.

– Возьми с собой представителя профсоюза, – посоветовал Алонсо.

Остальные закивали.

– Не сомневайтесь, так и сделаю.

Представитель профсоюза, Бойд Мерритт, после уроков ждал Линду на кафедре.

– Информации маловато, – изучив записку, заключил он. – Вы догадываетесь, о чем пойдет речь?

Линда помотала головой.

– Я с самого начала выступала против реформы Тайлера, и Джоди затаила злобу. Что еще?.. – Она пожала плечами. – Больше ничего в голову не приходит. Наказывать меня уж точно не за что.

– Ну что ж, разберемся на месте, – сказал Бойд. – Только позвольте вести разговор мне. Ваше дело – своего рода прецедент. Насколько мы знаем, мисс Хоукс выбрала вас наобум, чтобы преподать нам урок. Она жаждет устроить показательную порку с той самой минуты, как было принято решение о независимости школы Тайлера. Возможно, ваш директор просто желает надавить на нас авторитетом.

– Возможно, – кивнула Линда. – Но меня выбрали не наобум. Джоди я не нравлюсь. Если она найдет способ от меня избавиться, то непременно его использует.

– Потому-то беседу лучше вести мне.

Линда с Бойдом направились в канцелярию. Школа стояла тихая, чересчур тихая. Раньше седьмой урок был свободным часом, выпускники его любили. Обычно они слонялись по двору – ждали автобус или друзей, просто гуляли и болтали друг с другом. В этом году правила ужесточили, и безмолвный двор стал каким-то неприветливым. Линде сделалось неуютно. Она глянула в просвет между библиотекой и первым учебным корпусом: там уже выросла приличная стена. Словно на территории тюрьмы или психбольницы.

И то и другое сравнение Тайлеру подходили.

Линда с Бойдом добрались до канцелярии, открыли дверь, шагнули внутрь. И тут все замерло. Словно кадр из фильма, снятый в замедленном темпе. Летавшие над клавишами пальцы застыли, руки, перебиравшие стопку бумаг, оцепенели, разговоры смолкли. Затем из глубины канцелярии появилась директриса и рявкнула:

– Пусть он убирается!

Бойд предостерегающе поднял руку, призывая Линду не отвечать, однако та подобного оскорбления не стерпела.

– Это мой профсоюзный представитель! – заявила она Джоди. – Без него я общаться с вами не буду.

Директриса улыбнулась и стала удивительно похожа на акулу.

– Наш устав однозначно запрещает профсоюзам представлять интересы сотрудников.

– Ничего подобного, – спокойно парировал Бойд. – У меня в портфеле лежит экземпляр вашего устава. В нем сказано, что профсоюзные деятели должны получить одобрение уставного комитета, прежде чем представлять интересы сотрудника перед данным комитетом – наши юристы, кстати, считают это положение незаконным. Однако в уставе нет ни слова о представителях, если дисциплинарное слушание проводится не комитетом, а директором.

– В устав были внесены некоторые поправки, – сообщила Джоди.

Линда слышала об этом впервые.

– Мы не голосовали ни за какие поправки! – возмутилась она.

– Если б и голосовали, они были бы неправомочны и не имели бы силы, – успокоил Бойд. – Окружной школьный совет и штат утвердили конкретный документ, менять его задним числом нельзя. Вы должны следовать тому уставу, который подавали на рассмотрение.

– Вот тут вы ошибаетесь, – с плохо скрываемым презрением сказала Джоди. – Статья шестнадцать, пункт ГГ, подпункт двенадцать дает право уставному комитету по своему усмотрению вносить поправки в любые школьные нормы, касающиеся кадровых вопросов – независимо от политики округа. – Она улыбнулась. – Именно так комитет и поступил.

– По калифорнийским законам запрещать профсоюзную деятельность нельзя…

– Убирайтесь отсюда, – по-прежнему с улыбкой посоветовала Джоди. – Или вас вышвырнут.

– И не подумаю. – Бойд достал мобильный телефон. – Более того, я сейчас…

Телефон тут же выхватили. Линда резко обернулась и прямо за собой увидела двух скаутов Тайлера. Высокие мускулистые парни сумели открыть дверь и войти так неслышно, что Линда с Бойдом ничего не заметили. У этих скаутов были не просто нашивки на рубашке – парни носили настоящую форму. Выглядела она по-военному: коричневые брюки с отутюженными стрелками, светло-коричневая сорочка, небольшой значок на нагрудном кармане. Оружия у скаутов не имелось, зато на массивном ремне висела небольшая прямоугольная сумка, похожая на кобуру. Нашивки на сорочке тоже были – только покачественней и побогаче тех нашивок, что множились в Тайлере с каждым днем.

– Выведите его с территории школы и удостоверьтесь, что он не вернется, – приказала Джоди.

Парни схватили Бойда под руки, повернули к двери.

– Не говорите ни слова! – успел крикнуть он Линде. – Это беззаконие!.. А вас ждут большие неприятности! – кивнул Бойд Джоди.

Скауты выволокли его на улицу.

– Вот уж вряд ли, – бросила директриса ему вслед и перевела веселый взгляд на Линду. – Пройдем в конференц-зал?

– В конференц-зал? Не к вам в кабинет?

– Нет, не ко мне. – Джоди таинственно улыбнулась. – Еще не время.

Линда внутри кипела. Так обойтись с профсоюзным деятелем! Она поедет прямиком отсюда в главное управление ассоциации преподавателей и составит официальную жалобу. А пока пойдет в конференц-зал и будет молчать. Только слушать. Затем перескажет все в профсоюзе.

Линда шагнула за стойку. Джоди подхватила папку со стола Бобби.

Они свернули не в коридорчик, к директорскому кабинету – идти туда почему-то отчаянно не хотелось, – а направо, в конференц-зал. Джоди открыла двери, датчик движения включил свет. Посреди комнаты стоял новенький стол. Из красного дерева. Из того же материала были и элегантные стулья. На стене висел большой плоский телевизор.

– Мило, – констатировала Линда. – Видимо, поэтому нам и не хватает денег на учебники, да?

Джоди пропустила реплику мимо ушей и указала на стул. Сама села по другую сторону стола.

Линда положила руки на столешницу и выжидательно замерла.

– Вы слышали про Ивонну Готье? – мимоходом бросила Джоди. – Про нашу выдающуюся учительницу математики? Она уволилась. Прямо посреди родительского собрания. Написала заявление сегодняшним числом, даже без двухнедельной отработки. Дрянь.

– Дрянь? – отозвалась Линда. – Очень профессиональное выражение.

– Она нас подставила, бросила. Я не обязана быть к ней добра. – Джоди улыбнулась. – Другое дело вы.

– Я-то никуда не ухожу, – ласково заверила Линда.

– Посмотрим. – Джоди открыла папку, порылась в бумагах.

Через минуту в зал вошла Бобби, села рядом с начальницей.

– Что ж, – объявила та. – Можем начинать.

– Погодите, – возразила Линда. – Мне, значит, свидетель не положен, а вы привели своего человека?

– Вы будто на встречу с врагом пришли.

– Я присутствую в качестве административного координатора, – встряла Бобби. – Я не свидетель.

– Ой, прости. – Линда одарила ее безмятежной улыбкой. – Я-то думала, ты присутствуешь в качестве секретаря, и как раз собиралась попросить чашечку кофе… Не хочу потом тебя отвлекать, ты ведь будешь записывать. Тебя не затруднит? Черный. Без сливок, без сахара.

– Вот об этом я и говорила! – Бобби стукнула ладонью по столу и посмотрела на директрису умоляюще. – Вот какое у нее отношение!

Джоди успокаивающе подняла руку, однако улыбка у нее стала натянутой. Ага, задело.

Линда сидела, не меняя позы, ждала.

– Я уже поняла, – заговорила Джоди, – что вы были не в восторге от преобразования Тайлера в независимую школу. Однако вы не стали переходить в другое учебное заведение, а предпочли остаться тут. Значит, нравится вам это или нет, вы обязаны следовать нашим общим правилам. – Она постучала пальцем по бумагам. – Тем не менее эти докладные говорят о ваших многочисленных нарушениях.

Линда хотела возразить, защитить себя. Впрочем, не стоит. Лучше следовать совету Бойда. Молчать.

– В первый же день саморазвития мне доложили о вашем отказе надеть бейдж. Все сотрудники его надели. Вы – нет.

Бобби ухмыльнулась.

– Вы также не сочли нужным предоставить смету по сбору средств. Вчера вы то ли не сделали перекличку, то ли не занесли в канцелярию отчет, и мы не смогли точно посчитать родительскую явку.

Линда не отвечала.

– По отдельности такие поступки кажутся незначительными промахами. Однако если свести их вместе, просматривается тенденция. Тревожная тенденция к неповиновению приказам. Поэтому встает вопрос – следует ли наложить на вас дисциплинарное взыскание?

– Конечно, следует, – расплылась в улыбке Бобби.

По лицу Джоди пробежала тень недовольства. Директриса явно успела пожалеть, что позвала Бобби с собой. Линда переводила взгляд с секретарши на начальницу. Бобби определенно считала эту встречу шикарной возможностью укрепить свою власть и авторитет. Однако не по зубам рыбка. Джоди была в замешательстве: глупое поведение Бобби бросало тень на саму Джоди.

Что ж, даст бог, для Бобби это станет началом конца.

– Как, по-вашему, следует поступить? Не лучше ли позабыть о нарушениях и начать с чистого листа? Договориться, что подобных инцидентов больше не будет? Как думаете?

– Нет! – заявила Бобби.

– Я не у тебя спрашиваю, – холодно отрезала директриса.

Бобби отпрянула.

– Так что же? – давила Джоди.

Линда посмотрела ей в глаза.

– Без комментариев.

– Вы предпочитаете наказание?

– Без комментариев.

Джоди вдруг стала ужасно деловитой. У Линды сложилось впечатление, будто ей только что устроили экзамен, а она дала не те ответы.

– Я выношу вам письменный выговор с занесением в личное дело. У вас, разумеется, есть право написать объяснительные. Их также подошьют в ваше дело. – Джоди встала. – Встреча окончена.

– Я хочу получить копию выговора, – наконец заговорила Линда.

– Ее опустят в ваш почтовый ящик.

Джоди закрыла папку, сунула ее под мышку и выплыла из зала. Бобби почтительно засеменила следом.

Линда осталась на месте – просто так, чтобы лишний раз позлить Джоди. Директрисе не нравилось, когда все шло не по ее сценарию? Когда люди не оправдывали ее ожиданий? Линда ведь, наверное, должна была покинуть зал вместе с этой парочкой? Что ж, значит, она сделает наоборот – посидит здесь еще.

Линда задумалась, рассеянно блуждая взглядом по комнате. Надо же, когда Джоди произнесла слово «наказание», воображение Линды нарисовало картину гораздо страшнее письменного выговора. Линда представила розги, пытки, заключение в каземат – и удивилась, когда услышала, каким легким будет наказание. Легким и… обыкновенным. Удивление помогло ей понять, насколько сильно она демонизировала школу. Нет, в Тайлере, конечно, происходило что-то ненормальное, но все не так уж плохо.

Хотя со временем наверняка станет «так уж» плохо.

Наконец и Линда покинула конференц-зал. Никто из сотрудников на нее не взглянул, не заговорил с ней. Она вышла во двор, с чувством выдохнула. Сегодня канцелярские стены не давили, как в прошлый раз, однако внутри ей все равно было не по себе. Хорошо на улице…

С противоположной стороны здания, от просторной лужайки перед школой, послышались скандирующие голоса. Мужские. Значит, это не девочки из группы поддержки. Может, болельщики? Или хор? Урок музыки? В глубине души Линда подозревала, что объяснение окажется далеко не столь безобидным. Движимая любопытством, она пошла по дорожке в обход канцелярии.

Глазам Линды предстала удивительная картина. По лужайке маршировали мальчики, ученики школы – в несколько рядов. Скауты Тайлера. С недавних пор Линда стала считать их личной преторианской гвардией директрисы. Как их было много! Поразительно… Линда, конечно, встречала скаутов то здесь, то там – у себя на уроках, на школьном дворе, – но никогда не задумывалась об их числе. Если б ее спросили, она предположила бы, что скаутов – человек десять-пятнадцать на всю школу, вместе с девочками. Однако здесь собралось добрых пять-шесть десятков парней. Они маршировали строгим боевым порядком и неразборчиво скандировали какую-то воинственную речевку. На них была полная форма, не просто нашивки – как и на тех ребятах, которые выволокли Бойда из канцелярии. Целое море коричневых рубашек, движущееся в едином ритме… По спине у Линды пробежал холодок. Прямо как нацисты.

Взрослых рядом не наблюдалось – ни руководителя, ни тренера. Однако через несколько минут строй, словно по чьей-то невидимой указке, распался на группки по шесть-семь человек. Это явно была тренировка, только какая? Началось сражение, группа на группу. Может, рукопашный бой? Или самооборона? Ребята атаковали друг друга с такой неистовой свирепостью, что Линде вспомнилась телевизионная реклама чемпионата по боям без правил.

От улицы их скрывала недостроенная стена. Жаль, прохожим не видно происходящего. Если б выяснилось, что школа устраивает у себя на лужайке нешуточные баталии, в городе забили бы тревогу.

Линда обратила внимание на ребят, сражавшихся ближе всего к канцелярии. Двое парней повалили третьего на землю и пинали его по ребрам; он безуспешно пытался перевернуться и встать. Рядом Нолан Рис, мальчик из класса Линды, ударил соперника коленом в пах.

Линда уже рванула в гущу драки, чтобы остановить, запретить – в конце концов, она учитель и единственный тут взрослый! – однако сражение стихло так же внезапно, как началось. На удивление слаженно, без лишних движений, ребята построились и вновь замаршировали по лужайке. Хотя многие наверняка испытывали боль, никто не хромал и не выбивался из шага.

Смотреть дальше не хотелось, зрелище уже вызывало дурноту. Как Джоди планировала использовать скаутов? Каким образовательным целям они служили?

Звонок с последнего урока еще не прозвенел, и Линда, придя на английскую кафедру, села проверять тетради. Занятия кончились. За дверью зашумело – ученики помчали на волю. Через пять минут появилась Диана.

– О, ты здесь? – удивилась она. – Как прошла встреча с нашей бесстрашной руководительницей?

Линда рассказала про выговор и про антипрофсоюзные правки, которые Джоди с приближенными исподтишка внесли в устав.

– Что за бред?!

– Вот и я так сказала. Хочу сейчас заехать в главное управление ассоциации, проконсультироваться.

– Надо всем рассказать.

– И предупредить об осторожности. Видишь, устав меняют, а нам ничего не говорят.

– Пора положить этому конец. – Губы Дианы вытянулись в ниточку. – Школе нужна прозрачность управления! Я заведую английской кафедрой. Кину клич заведующим остальными кафедрами…

– Кроме тех, кто входит в уставный комитет.

– Кроме тех, кто входит в уставный комитет. Мы потребуем, чтобы нас держали в курсе любых изменений. По-моему, когда нас не извещают о правках, то нарушают уставные нормы.

– Если эти нормы тоже не изменили.

– Джоди совсем распоясалась.

– Я видела еще кое-что странное, – добавила Линда. – Помнишь, я говорила про двоих скаутов, которые вывели из канцелярии Бойда? На них была форма – настоящая форма, а не просто нашивки на рукаве. Так вот, после канцелярии я видела целый отряд таких скаутов. Они тренировались на большой лужайке: сперва маршировали строем, потом упражнялись в борьбе. Причем учителей рядом не было – одни дети, мальчики. По виду – выпускники. Не знаю, зачем это нужно, но сдается мне, что Джоди формирует себе личную охрану.

– И сколько там было ребят? – помрачнела Диана.

– В том-то и ужас! Много. Сколько у нас учеников в школе? Две тысячи? Предположим, половина – мальчики. Из них уже около сотни – скауты. И это число растет, я уверена. Их вербуют, как военных, и ведут они себя тоже как военные! Этот отряд, на лужайке… будто готовился к битве. Или к подавлению мятежа. Знаешь, как жутко! Прямо мороз по коже.

– А девочки? – спросила Диана. – Для девочек у Джоди тоже есть программа, как думаешь?

– Есть, не сомневайся. Ко мне на уроки ходят несколько девочек с нашивками. Не знаю, правда, к чему Джоди готовит их.

– Об этом я тоже поговорю с заведующими. – Диана взяла со стола бумагу и ручку. – Я тут себе записываю вопросы для обсуждения. Еще хочу обратить внимание коллег на то, что теперь, в независимой школе, администрация стала общаться с сотрудниками намного меньше прежнего – а нам обещали обратное.

– Правильно, – кивнула Линда.

– Кстати… – Диана потянулась к полке над столом, достала голубой лист бумаги, – ты получила служебку насчет надбавки за успеваемость?

– Не знаю. Может быть. Я забыла проверить почту.

– В общем, идею забраковали.

– Невелика потеря.

Линда с самого начала выступала против этой надбавки. Вознаграждать учителей за высокие тестовые баллы учеников? Абсурд! Ясно же, что у преподавателя углубленных курсов баллы будут выше, чем у преподавателя отстающего класса. Выше будет показатель и у того, кто ведет уроки строго по экзаменационной программе, по сравнению с тем, кто дает полет фантазии и, по мнению Линды, делает занятие интересней. Словом, пресловутую надбавку получали бы только угодливые приспособленцы.

– Не в том суть, – сказала Диана. – Это такая же важная проблема, как и отсутствие общения. Во время агитации Джоди давала столько обещаний! А теперь она от всего отказывается. – На губах у подруги заиграла шаловливая улыбка. – Я, как завкафедрой, могла бы, между прочим, подтасовать карты и набрать нам с тобой одних умников. Вот зажили бы припеваючи… Как две главные бандитки.

– Могла бы, но не стала! Ужас.

– Не стала, конечно. Это я так. – Диана вздохнула. – Зато Джоди предлагает вместо надбавки за успеваемость кое-что другое. Вот где и вправду ужас.

– И что же?

– Набавку за верность.

– Шутишь? – Линда выпучила глаза.

– Если бы… – Диана картинно взмахнула рукой и вручила голубой лист Линде. Та пробежала его глазами. – Как видишь, сотрудники, которые будут умело лизать Джоди зад, потакать каждому ее капризу и подпишут некую «клятву верности», получат ежемесячную доплату.

– Разве клятвы верности еще законны? Их вроде бы запретили в пятидесятых?

Диана вновь взялась за ручку.

– Еще один вопрос для обсуждения.

– Я в профсоюзе тоже спрошу. По дороге домой заеду в управление ассоциации, узнаю, что они думают по этому поводу.

– Хочешь, я с тобой?

Линда покачала головой.

– Я тебе вечером позвоню, расскажу про свои успехи. Ты лучше и правда попробуй организовать остальных заведующих и надавить на Джоди с уставным комитетом.

– Да, весело, – посетовала Диана.

С улицы долетел звук шагов, марширующих по бетону. Бесконечный парад скаутов Тайлера продолжался.

– Кошмар какой-то, – кивнула Линда.

* * *

– Я дома! – Усталая Линда пристроила сумочку на вешалку.

Фрэнк валялся на диване, смотрел новости.

– Привет! – воскликнул он. – Что новенького? Больше странные посетители к тебе в класс не заглядывали?

– Нет, – медленно произнесла Линда. – Зато я теперь прецедент.

– Это как понимать?

Она рассказала про приглашение, доставленное в кабинет посреди урока, и про дисциплинарное разбирательство с Джоди, на котором та запретила присутствовать профсоюзному деятелю.

– По дороге домой я заехала в профсоюз. Там все на ушах, созваниваются с юристами и профсоюзом штата. Настрой у них боевой. Мол, вот оно, переломное сражение! Хотят решить дело раз и навсегда, добиться права представлять наемных работников независимых школ. Готовы дойти хоть до Верховного суда. Мол, любая развязка будет иметь долгоиграющие последствия для калифорнийских учителей…

– Господи…

– В общем, тот еще денек, – вздохнула Линда.

– Может, сходим развеемся? Вкусно поужинаем в каком-нибудь симпатичном ресторанчике, ты расслабишься и обо всем позабудешь.

Она пристроила голову мужу на плечо.

– Славная мысль, только ничего я не забуду, как ни старайся. Давай лучше закажем пиццу и посмотрим кино. Желательно комедию.

– Хорошо, сделаем все по-твоему. – Фрэнк обнял ее.

– Ух ты! Я согласна терпеть нервотрепку, угрозы и выговоры хоть каждый день, если в результате ты будешь вот так меня баловать.

– Смотри, допросишься.

– Да уж. Не исключено.

Глава 14

Шон Бергман сидел на кровати и смотрел на голую стену своей комнаты. Снизу, из кухни, долетали голоса родителей. Слов было не разобрать, зато интонации звучали четко. Обсуждали его, Шона.

Он старался не слушать, думать о стене. Завесить бы ее плакатами. Киношными. Его друг Макс перед увольнением из кинотеатра нагреб целую кучу плакатов и несколько штук предложил Шону. Мама запретила их вешать – ей не понравились фильмы. Вот если б сын выбрал что-нибудь старое низкобюджетное, или ужастики, или про кунг-фу, или шедевры Тарантино – тогда да, можно. А обычные популярные фильмы – нет, не круто и не стильно. В общем, Шон назло матери оставил стену голой.

Он опустил глаза вниз, на бинты на запястьях. Согнул пальцы. Шон стал их сгибать, едва выписался из больницы. Часто сгибать. Себе он говорил, что упражняется, однако на самом деле то был некий ритуал, навязчивая привычка. Незажившие порезы под бинтом еще болели. Шон хорошо помнил свои ощущения, когда он полоснул лезвием по запястьям, когда потекла кровь… Перед глазами вновь встала картина, которую он мысленно видел, нанося себе порезы: его мама, голая, лежит на столе мистера Суэйма, поддерживая груди и раскинув ноги. На виду у всего класса… Господи, как стыдно, как унизительно!..

Знал ли папа?

Вряд ли. Шон на эту тему не заговаривал, но, может, врачи? Или сама мама призналась? Правда, она бы дала собственную версию событий, чтобы себя выгородить.

Может, отцу без разницы?

Может. И отец, и мать гордились своей крутизной: они, мол, круче не только других родителей, но круче даже друзей сына. Вечно его позорили. А он вечно чувствовал себя третьим лишним. Шон давно понял, что им неуютно в родительской роли, что ответственность за ребенка сильно осложняет им жизнь. Иногда он думал: они были бы гораздо счастливей, если б я не родился.

Его родители – эгоисты. В глубине души Шон знал это всегда, просто раньше не мог так четко сформулировать. Теперь ему не терпелось обсудить свое открытие с новым психиатром.

Нудное гудение отца снизу затихло, зато ясно и четко прорезался визгливый, раздраженный голос матери. Слов по-прежнему было не разобрать.

Интересно, мать хоть на миг задумалась, что почувствует ее сын, когда она станет голая позировать перед классом?

Нет, ясное дело.

А он чувствовал, ох, как чувствовал! Уйти Шону мистер Суэйм не позволил. Нет, он заставил рисовать все мамино тело, а не только голову с плечами, как попробовал сделать Шон.

– Манда у твоей старушки ничего так, – подошел к нему после урока Тодд Зивни и осклабился. – С причесочкой.

И это было только началом. За обедом все кому не лень отвешивали комментарии насчет маминого тела – даже те, кто и близко не подходил к классу; даже те, кого Шон совсем не знал. Под конец дня он мечтал об одном – спрятаться. Домой не тянуло. При мысли о встрече с матерью начинало тошнить. Шон не представлял, как с ней разговаривать. Отсидеться до прихода отца у кого-нибудь из друзей? Видеть друзей Шон тоже не хотел. Не хотел отвечать на вопросы, терпеть на себе чужие взгляды. И уж тем более не хотел снова идти в школу…

Он не хотел делать ничего, понял Шон.

Не хотел нигде быть.

Не хотел быть вообще.

Тогда-то его и посетила мысль порезать вены. Попытка самоубийства не удалась. Теперь Шон был и рад, и не рад этому. Он словно застрял в каком-то промежуточном состоянии, в неопределенности: где непонятно толком, что делать и что хочется – или чего не делать и чего не хочется.

Шон услышал мамины шаги – четкие, чеканные. Вот она поднимается по лестнице, идет по коридору к его комнате. Шон запаниковал. Вскочить? Сделать вид, будто чем-то занят? Паника отступила так же быстро, как началась, и Шон остался сидеть на кровати и разглядывать стену.

Мать вошла, не постучав – она никогда не стучала, – и встала перед ним. Помолчала. Ждала, чтобы он заговорил первым? Зря. Шон продолжал смотреть сквозь нее на голую стену, где должны были висеть его киношные плакаты.

– Чем ты думал? – наконец не выдержала мать.

Он пожал плечами, не ответил. Согнул пальцы, ощутил, как натянулся бинт, как заныли порезы.

– Я состою в трех комитетах, – обвинительным тоном заявила она. – Разве смогу я уделять им должное внимание, если все мое время будет уходить на тебя?

Последнее слово мать выплюнула с таким негодованием и отвращением, что Шон подумал – она бы, наверное, только обрадовалась, если б у него вышло… с венами.

«Нечего было демонстрировать моему классу свою промежность. Которая, по словам Тодда Зивни, с милой причесочкой».

Вот как надо было ответить.

– Ты хоть представляешь, каково мне? Мой сын сотворил такое! Ужасный позор…

Шон только сильнее согнул пальцы, распрямил их изо всех сил, вновь сжал – покрепче.

Мать подошла ближе, наклонилась, заглянула ему в глаза. Словно знала, о чем он думал… Точнее, думала о том же. Мать улыбнулась – совсем не ласково, – выпрямилась.

– Лезвия в ванной, – бросила она, выходя. – Пользуйся смело.

* * *

Билл Мэннинг стоял перед классом и широко улыбался. В этом году у школы Тайлера были великолепные шансы в академическом десятиборье[6]. Хоть на поездку в Вашингтон замахивайся. До нынешнего года школа не участвовала даже в окружных соревнованиях, не то что в общенациональных. Но раньше мистеру Мэннингу не давали такой свободы действий: делай что угодно, лишь бы подстегнуть команду к победе.

Подстегнуть…

С громким свистом он рассек воздух черным кожаным хлыстом, зажатым в руке.

Несколько учеников нервно посмотрели на него. Еще несколько глянули на учителя исподтишка, не поднимая головы от книг и тетрадей. Однако большинство детей продолжали зубрить – слишком напуганные, слишком подстегнутые, чтобы провоцировать его гнев.

Он вновь взмахнул хлыстом, рассек воздух, ухмыльнулся еще шире.

За окном садилось солнце, заливая небо оранжевым светом. Осень. Скоро темнеть начнет еще до окончания занятий.

А в темноте можно столько всего сделать…

Мистер Мэннинг взглянул на часы. Без малого четыре тридцать. Еще чуть-чуть – и конец перерыва, пора возвращаться к муштре. Обычно мистер Мэннинг предупреждал об этом за полминуты, а потом громко отсчитывал последние десять секунд. Однако сейчас он ждал в тишине, не сводя глаз с часов. Пять минут…

Четыре минуты…

Две…

Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два…

Один.

Он резко крутанулся и указал хлыстом на Анджелу Айи.

– Нуклеотиды содержат два типа азотистых оснований. Назови их! – потребовал мистер Мэннинг.

– Пентозы и пурины! – выкрикнула она.

– Неправильно! – Он гневно хлестнул хлыстом по ее парте, едва не попав по пальцам. – Пурины и пиримидины!

Анджела заплакала.

– Сто такое, моя ма-енькая? – Мистер Мэннинг нагнулся, приблизил к девчонке глумливое лицо. – Плацем, потому сто мы тупенькие?

Она села прямо, шмыгнула носом, усилием воли подавила рыдания.

– Я не тупая, – заверила Анджела и смахнула непрошенные слезы. – Я учила.

– Не выучила! – заорал учитель. – И ты тупая! Такой безмозглой дуры мне тренировать еще не доводилось! – Он вновь взмахнул хлыстом, и на этот раз задел ее, хлестнув кончиком по плечу. Она вскрикнула. – В следующий раз напрягай память получше.

Мистер Мэннинг медленно пошел по центральному проходу.

– К первичным тканям сосудистых растений… относятся? – Хлыст опустился на парту Кирка Ньюкомба.

– Первичная ксилема и первичная флоэма!

– Да.

Муштра продолжалась. Билл Мэннинг ходил по кабинету, произвольно выбирая учеников, ругал и бил их за неправильный ответ, удостаивал равнодушной похвалы за правильный. Наконец каждый ответил хотя бы на два вопроса: один из области медико-биологических наук, второй – из науки о Земле. Мистер Мэннинг вернулся к доске. Работа предстояла долгая, тяжелая и кропотливая, однако с его помощью да при их старании они справятся. Если же нет…

Он сильно взмахнул хлыстом, с наслаждением прислушался – ах, как свистит! – и посмотрел на команду десятиборцев.

– Хочу внести полную ясность: мы должны победить. Никакого второго или третьего места, никаких одобрительных поглаживаний по головке и почетных грамот. Все поняли?

– Да! – ответил дружный хор голосов.

– Хорошо! Вы должны сделать округ, взять штат и победить по стране! Если же не победите… – Билл Мэннинг понизил голос. – Если вы не победите, если где-нибудь на этом пути споткнетесь, то будете наказаны. Сурово. Вы не просто больше никогда не попадете на десятиборье, вы станете к нему непригодны. Я буду хлестать вас до тех пор, пока не искалечу ведущую руку, не переломаю пальцы, не отобью мозги. Вы больше не сможете держать ручку или печатать на клавиатуре. Повезет, если вас после такого возьмут хотя бы в класс для особых детей. Уж я позабочусь, чтобы вы больше никогда не позорили ни меня лично, ни школу. Я ясно выразился?

– Да!

Он широко улыбнулся.

– Тогда на сегодня все. Идите домой и зубрите. Увидимся завтра.

* * *

Миссис Темпл подула в свисток.

– Раз… два… три… вперед!

Шерил вложила в выступление всю душу. Она сама помогла его придумать. Оно, конечно, было сложным, особенно для новеньких девочек, зато шикарным. Именно такие программы завоевывают призы и вдохновляют на создание фильмов.

– …«Тигры Тайлера» ведь лучше всех! – закончили девочки и по очереди, слева направо, сели на шпагат.

– Хм-м, – протянула тренер группы поддержки. – Давайте-ка еще раз, сверху.

Шерил не знала, как остальные, а она в этот раз старалась еще сильней: прыгала выше, кричала громче, двигалась четче. Однако миссис Темпл вновь осталась недовольна.

– Покажите еще раз первый бросок ногой. Что-то тут не то, – подытожила тренер, когда они закончили, и задумалась. – Дело в том, что у вас под юбками слишком много одежды, – решила она. – Без нее будет лучше.

Девочки неуверенно переглянулись. Может, им послышалось?

– Раздевайтесь! – приказала миссис Темпл. – Продемонстрируйте свою красоту!

Тренировка проходила на стадионе, перед трибунами. Шерил покрутила головой – нет ли где зрителей? Только их тут сейчас не хватало! Особенно ботанов-извращенцев из теннисной команды. Хотя… какая разница? В пятницу вечером эти трибуны будут полны народа, и, когда Шерил задерет ногу или подпрыгнет, все увидят…

Эта мысль приятно взволновала.

Никто не раздевался. Справа от Шерил столбом застыла Иоланда Мартинес, безотчетно сжав ноги. Девчонки за спиной нервно и смущенно переглядывались. Линдси хихикала.

– Я только вместе с тобой, – неуверенно шепнула стоящая слева Кэрри.

– Девочки! – крикнула тренер. – Пошевеливайтесь!

Шерил отстегнула шорты от юбки, стянула вниз трусики. Между ног внезапно обожгло холодом, и, пока Кэрри снимала с себя белье, Шерил высоко брыкнула ногой в сторону трибун.

Через несколько минут ни у кого из группы поддержки под короткими юбками ничего не осталось.

– Давайте сначала! – скомандовала миссис Темпл.

Они дали, и даже самые стыдливые потом согласились, что движения стали более плавными, а броски ногой и скачки вниз – не такими резкими и механическими.

– Отлично! – похвалила тренер. – Идите домой и хорошенько выспитесь. До игры у нас еще много работы. Отдохните и приготовьтесь к бою. Да, вот еще что. Иоланда?

Девочка замерла, обернулась.

– Побрейся, ладно? А то у тебя там непроходимые джунгли.

Глава 15

Последним уроком у Брэда шла государственность. Друзей в этом классе у него не имелось, поэтому время до прихода учителя Брэд коротал за чтением «Волхва» Джона Фаулза – задания по английскому на нынешнюю неделю. Английский язык и литературу Брэд любил. Миссис Уэбстер преподавала замечательно. Когда он читал выбранные ею книги, обсуждал их, слушал ее мнение о них, то чувствовал себя ужасно умным и просвещенным – словно учился уже в колледже, а не в школе. Чувство было очень личное, интимное, Брэд ни с кем им не делился – даже с Майлой, которая тоже ходила на английский, – и такая скрытность добавляла ощущениям ценности.

Правда, в этом семестре только английский Брэда и радовал.

А государственность?

Без нее точно можно обойтись.

Вошел мистер Майерс, и Брэд закрыл книгу. Он сидел на переднем ряду, поэтому, несмотря на свою нелюбовь к предмету, вынужден был изображать интерес – чтобы учитель не доставал.

Мистер Майерс подошел к своему столу, бросил на него папку.

– Сегодня мы пойдем в библиотеку, – объявил он, как только прозвенел звонок. Ученики притихли, замолчали. – Я раздам список тем. Выбираете одну из них и готовите доклад. Пять страниц, три источника. Только книги и периодика, никаких сайтов. Меня также интересуют сноски и библиография.

Сидящим впереди выдали по пачке листов с темами. Каждый брал себе один лист, а остальные передавал дальше. Брэд изучил список. Нудятина, как и предполагалось. Однако он быстренько поднял руку и застолбил «В чем важность Первой поправки»[7] – пожалуй, самую терпимую из предложенных тем. Остальные последовали его примеру, и вскоре весь класс был готов идти в библиотеку и работать над докладами.

Неожиданно двери класса распахнулись, и на пороге выросли два скаута в форме. Чеканя шаг, они подошли к Аннабель Иверс – та сидела сзади и смотрела в свою потрепанную, всю в наклейках, тетрадь. Аннабель, как обычно, выглядела совершенно готически: черные ботинки, черное платье, черная шнуровка, серебряные украшения с черепами, белый макияж в духе японского театра кабуки, на голове – воронье гнездо из черных крашеных волос а-ля Тим Бёртон[8]. Когда двое парней встали по обе стороны от ее парты, Аннабель даже не подняла на них глаз.

– На тебя поступила жалоба, – заявил первый скаут.

Брэд их не знал. У обоих были резко очерченные лица и одинаковые квадратные подбородки. По виду типичные качки.

– Ты нарушаешь дресс-код, – добавил второй.

– У нас нет дресс-кода, – по-прежнему не поднимая глаз, ответила Аннабель.

– Уже есть.

Парни дружно, как по команде, подхватили ее под руки, приподняли и выволокли из-за парты.

– Эй! – возмутилась Аннабель.

– Где ты такую одежду раздобыла? – тихо заржал первый скаут. – У мамаши в шкафу?

– Точно! – подхватил второй. – Какой год сейчас, знаешь? Думаешь, восемьдесят восьмой?

Она попробовала вырваться, но не смогла, и парни буквально вынесли ее из класса, точно два комедийных копа: они держали Аннабель под руки, а ее ноги волочились по полу. Потрясенные ученики ждали какой-нибудь реакции от учителя, но тот лишь приветливо улыбался. Словно все шло как обычно.

– Возьмите с собой вещи, – произнес мистер Майерс. – В класс мы не вернемся. Домой пойдете прямо из библиотеки.

– Только что двое парней выволокли Аннабель из класса! – возмущенно заявил Гари Чен.

– Да, – кивнул преподаватель. – Нам пора.

– А как же ее вещи? – спросил кто-то еще.

– Не переживайте, она сама их заберет.

– Но вы сказали, что мы не вернемся, – заметил Гари. – Что домой пойдем прямо из библиотеки.

– Время, которое вы тратите на разговоры об Аннабель, уменьшает ваше время работы над докладом. Вперед.

Брэд погрустнел. Разве одна из поправок к Конституции не запрещала необоснованные обыски и задержания?[9] Надо было выбрать эту тему.

Класс спустился за учителем во двор. Выпускники чувствовали себя слишком взрослыми, чтобы идти гуськом. Они разбились на бесформенные группки и побрели порознь, но в одном направлении. Брэд топал неподалеку от Гари, который тоже был сам по себе, и от новенького, перешедшего из другой школы, – его имени никто не знал. Брэд посмотрел на мрачную, уродливую громаду библиотеки и не сдержал улыбки, представив там Эда.

– В библиотеке сохраняйте тишину, – предупредил мистер Майерс. – Если я или миссис Фрателли сделаем вам замечание, я вычту балл из вашей оценки за доклад. – Учитель открыл двери. – Так, подходите к двум столам возле исторических стеллажей. Это наши столы. Кладите книги и сумки, затем отправляйтесь к компьютерам и по очереди ищите книги и статьи, которые имеют отношение к вашей теме. В библиотеке могут быть и другие классы, делитесь с ними компьютерами.

Началась бесшумная толкотня: ученики протискивались в библиотеку, бросали вещи у столов и торопливо занимали очередь к одному из четырех компьютеров. Брэд знал, что историческая секция библиотеки упорядочена по темам. Он не стал ждать возле компьютера, а сразу прошел в первый проход между стеллажами. Читая корешки, наконец набрел на литературу, посвященную Конституции и Первой поправке. Книг оказалось отрадно много. Он вытаскивал каждую, просматривал содержание, выбирал. С двумя самыми интересными, на его взгляд, томами Брэд вернулся к столам.

Он выписал уже довольно много в тетрадь, и половина класса уже расселась вокруг с найденными материалами, когда в зале возник Эд, толкая перед собой тележку с книгами.

– Развлекаешься? – усмехнулся ему Брэд.

– Ага. Вот, книжицу тебе подыскал.

Приятель швырнул на стол том в твердом переплете и покатил тележку дальше. Брэд прочел название – «Креативное составление букетов» – и рассмеялся.

– Эй! – воскликнул вдруг кто-то. – Ложись!

Со второго стола прилетела книга, ударив Эда в спину. Тот поморщился от боли. Нагнулся, поднял книгу.

– Что, счас нам экскременты хорька продемонстрируешь, а, Э. Х.?! – загоготал Рик Шлегель.

Брэд подхватил свою книгу, пошел в сторону второго стола, будто бы собираясь поставить ее на место, и «нечаянно» треснул ею Рика по затылку.

– Ай!

Вокруг захихикали.

– Прости, – сказал Брэд. – Я тебя не заметил.

– Ну, конечно. Ты труп, Бекер. Я тебя урою.

– Да хоть сейчас, котик.

– Чуть позже, – мрачно пообещал Рик.

– Брэд позже не сможет, – шепнул ему Эд. – У него свидание в постели с твоей мамочкой.

Рик, вскочив, рванул к Эду.

– В чем дело, мистер Шлегель? – Откуда ни возьмись рядом вырос учитель.

Рик покорно сел.

За спиной учителя маячила миссис Фрателли. Она смотрела на их столы так, словно за ними кишмя кишели тараканы. Зловещее выражение лица библиотекарши заставило всех тут же вернуться к работе. Стоявший посреди зала Брэд свернул к стеллажам и затаился там, якобы подыскивая себе книгу.

Когда опасность миновала, он вновь сел за стол и продолжил делать заметки. Вскоре в другом конце зала появился Эд; он нырнул с тележкой в проход между полками. Брэд взял руководство по составлению букетов и поспешил вернуть его другу.

– Зачем ты его треснул? – спросил Эд.

– За дело.

– Ты что, в мои защитники записался?

– Я тебе услугу оказал, блин! Поблагодарил бы, что ли… Я просто его предупредил, чтоб он фигней не страдал.

– Все равно будет страдать. Да и вообще, я уже привык. – Эд глянул на друга. – Сам знаешь.

– Знаю, – признал Брэд.

– Не понимаю, правда, почему, – продолжал Эд, вытаскивая книгу из тележки. – Я – какая-то прирожденная жертва. Вроде и не полный придурок, и не идиот с виду, а вот…

– У тебя язык без костей, – подсказал Брэд.

– Что есть, то есть.

– Может, тебе станет легче, если я скажу, что Майла тебя полным придурком не считает.

– Да? И что, она готова свести меня с какой-нибудь своей подружкой?

– А тебе разве нравятся ее подружки?

– Возражение принимается, – кивнул Эд. Он поставил книгу на место, выдвинул ее корешок вровень с соседними. – Но, честно говоря, чувак, я сейчас на кого угодно согласен. Кстати, а твоя мамочка не занята?

– Я ж говорю, язык без костей.

– Да. Прости. – Эд усмехнулся и взял из тележки очередную книгу. – Шел бы ты назад. Майерс распсихуется, если увидит, что ты со мной болтаешь, а не дело делаешь.

– Не переживай. Я задержусь немного после урока, продемонстрирую свою сознательность.

– Хорошая мысль. Я тебя навещу, когда кончу.

– Кончишь?! – Брэд в притворном ужасе округлил глаза. – Прямо здесь, в библиотеке? А если тебя за этим делом застанут?

– Иди к черту.

Брэд со смешком прошествовал за стол. Мистер Майерс наградил прогульщика недовольным взглядом, но смолчал, и Брэд немедленно зарылся в книгу. Он сосредоточенно изучал страницы и выписывал факты про Первую поправку, нацепив на лицо серьезное выражение.

Аннабель Иверс вернулась под конец урока. Готку доставили те же скауты, которые выволокли ее из класса. Волосы Аннабель были причесаны «под пажа». Украшения исчезли, привычная черная одежда – тоже. Ее сменили чистые штаны защитного цвета и бежевая футболка с надписью «Собственность старшей школы им. Тайлера».

К чему именно относилась надпись – к футболке или к самой Аннабель? Брэд недоумевал. Изменился не только ее гардероб, но и поведение. Она по-прежнему выглядела спокойной, только по-другому. Угрюмость и отстраненность исчезли. Аннабель стала какой-то смирной, покорной. Мистер Майерс указал ей на стул, и она безропотно села. Брэд посмотрел на одноклассников. Все изумленно переглядывались.

Вскоре прозвенел звонок. Ученики собрали вещи и побрели домой притихшие, подавленные – сказывалось загадочное перевоплощение Аннабель. Брэд подождал, пока мистер Майерс закончит разговор с миссис Фрателли и покинет библиотеку, и только тогда сгреб тетради в рюкзак. Он решил взять две книги с собой и отнес их на стойку, где сидела светловолосая девушка с пустым взглядом. Она отрешенно смотрела в никуда и не делала никаких попыток уйти, хотя уроки уже закончились. Брэд протянул ей ученический билет и книги, блондинка молча просканировала их и вернула.

Брэд поспешил к Эду, идущему навстречу по центральному проходу.

– Что это с ней? – шепнул Брэд, кивая назад.

– Они все такие, – сообщил Эд. – Помощники. Кроме меня, ясен пень.

– Будто под гипнозом.

– Я тоже так думаю.

– А они такие постоянно? На всех уроках? Или только тут, в библиотеке?

– Ты меня озадачил, – сказал Эд. – Я их не знаю.

Жуть какая, подумал Брэд. Ему представился целый штат бледных зомби, которые постоянно живут в библиотеке и служат миссис Фрателли. К примеру, эта девушка. Наверное, сутки напролет сидит за стойкой и шевелится лишь тогда, когда нужно просканировать книгу… Нет, ерунда! Эд ведь тоже здесь трудится, а уж он-то точно обычный школьник.

Стоп, одернул себя Брэд. Значит, мысль о работниках-зомби его не удивила? Просто показалась ему нелогичной из-за того, что Эд – нормальный?

Да уж, одно только это многое говорило о нынешнем семестре.

– А взрослые помощники в библиотеке есть? – спросил Брэд.

– Вроде бы, есть какая-то мисс Грин, но я ее ни разу не видел.

– Странно, правда?

Ответ был настолько очевиден, что Эд промолчал, лишь многозначительно глянул на друга.

– Знаешь, – сообщил он, – в библиотеке есть такая штука, называется «специальное хранилище». Наверху. Ученикам оттуда ничего не выдают.

– А что там? Антикварные книги?

– Порнуха, наверное. У меня туда доступа нету.

– Мечты, мечты…

– Ну да. Хотя я не от балды говорю. Может, это не просто мечты. – Эд покосился на стойку и поманил Брэда за собой. – Видел, как я книги по местам раскладывал?

– Ага.

– Так вот, в мою тележку попала одна лишняя книжица.

Эд все шел и шел. Друзья миновали один проход между стеллажами, второй… Библиотека оказалась неожиданно огромной, у Брэда даже закружилась голова.

– Штрихкода на книге не было. Само странное, я не помню, чтобы клал ее в тележку. Книга там просто материализовалась. – Эд наконец замер, потянулся вверх. – Я не знал, что с ней делать, поэтому сунул ее сюда. – Он достал с полки тонкий коричневый том, на обложке которого не было ни надписей, ни картинок. – Открой.

Брэд взял книгу. Ее страницы пестрели словами на непонятном, чужом языке – возможно, французском – и старыми передержанными фотографиями. На них были дети: изувеченные, обезображенные, пораженные какими-то страшными кожными болезнями.

– Кошмар! Что это?

– Вот-вот, мне тоже интересно. Перелистни в конец.

Брэд перелистнул и увидел снимки красивой обнаженной женщины в замысловатых, на вид мучительных и неудобных, но соблазнительных позах.

– Господи…

– Ага.

– Что будешь делать?

– Я ее припрятал, чтоб тебе показать. – Эд вернул книгу на верхнюю полку. – Завтра отдам миссис Фрателли. Спорим, она заберет книгу в спецхранилище.

Брэд оглядел ряды томов.

– Всегда не любил эту библиотеку. Теперь не люблю еще сильней.

– Я тоже, – кивнул Эд.

Они пошли назад, лавируя между стеллажами.

– Тут целый лабиринт, – добавил Эд. – Даже подвал есть. Вот ты о нем знал? Я – нет. Я здесь однажды по-настоящему заблудился. Глупо, да? Миссис Фрателли нашла меня и отвела к стойке.

Брэд хотел сказать, что он хорошо понимает друга, но тут они выскочили в главный проход и едва не врезались в компанию учеников, идущих к кабинкам у восточной стены. Натан Бигли, по обыкновению беспардонный и наглый, толкнул Эда плечом и рванул вперед.

– Упс, библиотека-то закрыта, – сообщил Эд.

– Мы тут всегда собираемся для изучения Библии. Миссис Фрателли разрешает.

– Идите отсюда с миром, – посоветовал Эд.

– У нас внеклассные занятия!

– Идите с миром. Идите с миром. Идите с миром.

– Ты попадешь в ад, – сказала Эшли Холлетт.

– Ага, за еженощные мечты о твоей сестричке, – согласился Эд.

– Душа – не повод для шуток, – вклинилась еще одна девочка.

– Это верно. Зато ты – повод, – отбрил Эд. Он придвинулся к Натану и, прикрыв рот ладонью, поведал по большому секрету: – Мы тут на книжицу наткнулись, там есть изображения женских гениталий. – Эд напустил на себя похотливый вид. – Прэээлесть!

Подошел мистер Карр – он, видимо, был куратором группы, – хмуро глянул в сторону Брэда и Эда.

– Что происходит?

– Ничего. – Брэд двинулся прочь.

Эд не пошевелился.

– Я попробовал растолковать сим чадам значение выражения «идти с миром», но отрок Натан ничего не уразумел.

– Буду благодарен, если вы оставите нашу группу в покое, – произнес мистер Карр. – Еще один ваш выпад, и я доложу о нем миссис Фрателли и директору. – Он тронул Эда за плечо и прошествовал в глубь библиотеки. – Я помолюсь за вас.

Брэд с Эдом направились в другую сторону, к выходу.

– И чего это они вечно хотят за меня помолиться? – полюбопытствовал Эд.

– Чтобы Бог сделал тебя таким, каким ты, по их мнению, должен быть. Таким, как они.

– Ага, счас, – хмыкнул Эд.

Во дворе было пусто. Раньше тут после школы тусовалось много народу – одни болтали с друзьями, другие ворковали в паре, третьи катались на велосипеде или скейте. Теперь же Тайлер пустел быстро. Ученики – то ли осознанно, то ли нет – старались проводить в школе поменьше времени.

Правда, к скаутам это не относилось. Они маршировали взад-вперед по главной лужайке, и Брэд с Эдом поспешили в другую сторону. Для них громилы были врагами и раньше. Теперь же, когда директор разрешила скаутам применять к неугодным ученикам физическую силу, они стали попросту опасны.

– Козлы, – процедил Эд, глядя на марширующих скаутов.

Однако процедил тихо, чтобы его не услышали.

У стены трудились рабочие, на грудах кирпичей то тут, то там стояли маленькие дешевые радиоприемники, откуда звучали голоса разных испаноязычных станций. Брэду с Эдом пришлось сделать приличный крюк, чтобы обойти стену и попасть на тротуар. Рядом громко разговаривали двое рабочих, перекрикивая музыку. По-испански Брэд понимал плохо, хоть и учил язык уже три года, тем не менее разобрал слова «страшно», «плохо» и «призрачное лицо».

– Пошли в «Макдоналдс», – предложил Эд. – Я угощаю.

Брэд так удивился, что даже про рабочих позабыл.

– Ты угощаешь?

– Я нашел пять баксов в библиотеке, – признался Эд.

– И никому не сказал? Не отнес в бюро находок?

– Слушай, сознательный ты наш, ты картошки фри хочешь?

– Хочу, – кивнул Брэд.

– Ну так вперед.

Приятели направились к желтой букве «М» впереди. Дойдя до угла, Брэд оглянулся. Рабочие продолжали разговор.

Возможно, у Брэда разыгралось воображение, но оба мужчины выглядели напуганными.

* * *

Несмотря на жесткую позицию, которую Майла заняла в ученическом совете по поводу… да по всем почти поводам; несмотря на жуткую ссору с Шерил после последнего собрания – они орали друг на друга и потом не разговаривали целых пять дней, – несмотря на все это, Майла по-прежнему считала Шерил подругой. Именно Майла сделала шаг к примирению. Она извинилась в электронном письме, отправила голосовое сообщение на телефон Шерил и дождалась ее на улице перед классом после первого урока. Шерил на послания не ответила. При встрече обе сперва испытали неловкость, но распря осталась позади.

Реба и Синди во время ссоры держались в стороне. Сейчас девичья четверка воссоединилась; впрочем, хотя с виду все было дружно, на самом деле отношения стали напряженней и скованней. Девочки избегали многих тем, чтобы не спорить. Теперь они проводили вместе гораздо меньше времени. С одной стороны, это было естественно – разные интересы и занятия, разные мальчики, разные хлопоты, связанные с окончанием школы.

С другой стороны… Тут крылось что-то еще.

Майле было грустно от того, что старая компания разваливается, и подруги наверняка чувствовали то же самое. Только что поделаешь? И все же Майла попробовала предотвратить разрыв и в среду даже пошла вместе с Шерил на тренировку группы поддержки. После этого девочки собирались побродить по торговому центру, поглазеть на витрины и перекусить – по доброй прошлогодней традиции.

Майла сидела на заднем ряду и наблюдала за происходящим на поле. Она и сама в средней школе мечтала попасть в группу поддержки – не хватало координации для слаженного выполнения упражнений и не хватало уверенности для выдвижения своей кандидатуры, но тайная мечта такая была. Интересы и вкусы Майлы с тех пор изменились, группа поддержки потеряла для нее свою привлекательность. Однако презрения к этому занятию или к самим болельщицам Майла не испытывала – в отличие от Брэда.

Она смотрела, как девочки делают растяжку перед первым акробатическим танцем, и любовалась их мастерством. А затем они высоко вскинули ноги.

Потрясенная Майла поспешно отвела взгляд. Щеки вспыхнули от стыда, лицо словно обожгло. Она бросила взгляд на миссис Темпл, подумав – понадеявшись, – что стала свидетелем шутки над тренером. Шутки грубой, но безобидной. Однако миссис Темпл не выказывала ни малейшего удивления и вела себя спокойно, хотя некоторые девочки сами выглядели смущенными.

– Хорошо! – объявила тренер. – Молодцы! Нужно посинхронней. Хейли, ты вступила на полтакта позже, а ты, Жасмин, поспешила выбросить ногу. Нам нужна идеальная точность. Особенно при первом броске ноги. Юбки должны взлететь одновременно. Это будет наш коронный номер, народ. Так, давайте сначала.

Когда тренировка завершилась, уже начало темнеть. Большинство девочек пошло за миссис Темпл в раздевалки принимать душ, Шерил же просто достала из сумки трусики, натянула их и подсела к Майле.

– Ну как?

Майла не знала, что сказать.

– Первый номер – мой. Последний тоже. Я сама ставила хореографию.

– Я… тебя видела, – наконец выдавила из себя Майла. – А на игре тебя увидят все.

– Ага! – счастливо кивнула Шерил.

– Даже твои родители!

– Они на игры не ходят.

– Другие-то ходят. Они могут рассказать твоим. Проблем не будет?

– Если и будут, то не у меня, а у школы, – пожала плечами Шерил. – Я только выполняю приказы.

– Но как ты можешь… такое?! – удивилась Майла.

– Напоминаю себе, что мною будет любоваться мистер Николсон, – мечтательно протянула Шерил.

В пятницу Майла с Брэдом отправились на свидание. Она сказала родителям, что идет в школу смотреть игру. Однако ни сама Майла, ни Брэд не были футбольными фанатами, а вечерний Тайлер не привлекал Майлу тем более.

Она представила, как Шерил без трусов заводит толпу, и вздрогнула.

– Замерзла? – спросил Брэд.

Майла помотала головой и прильнула к нему. Они решили провести свидание на берегу, и девушка чувствовала себя как-то странно. Выросшая в Южной Калифорнии, в каких-нибудь двадцати милях от океана, Майла редко бывала возле него. Если и бывала, то всегда с семьей. Сидя здесь вдвоем с Брэдом, Майла ощущала себя на удивление взрослой и еще почему-то виноватой, словно она делала что-то недозволенное.

Они сидели на скамейке над пляжем Корона-дель-Мар и слушали шум волн внизу. Воду пересекала лунная дорожка, воздух был соленым на вкус. В кустах на краю обрыва выводила диковинные трели какая-то птица.

– Не хочу идти на праздник урожая, – призналась Майла.

Брэд поерзал, сел так, чтобы ее видеть.

– Придется. Праздник ведь устраивает учсовет, да?

– Да. Знаю, что придется. Только мне страшно.

– Почему? Там будет куча народу.

Как ему объяснить? Как выразить словами?

Здесь, на прибрежной скамейке, отговорки Майлы показались бы если уж не пустяковыми, то неубедительными точно.

– У меня ужасное предчувствие. Будто произойдет какая-то беда.

Интересно, вспоминает ли Брэд про тот шкафчик? Она – да.

Майла набрала в грудь побольше воздуха.

– Еще мне не нравится то, во что совет превратил этот праздник. В сборище для своих, как в каком-нибудь загородном клубе. – Злость прогнала страх. – Праздник урожая всегда устраивали для всех, а теперь он только для горстки избранных. Жутко бесит.

– Тогда не ходи.

– Нет, ты прав, идти придется. Устроители ведь – мы. Мое имя даже есть на плакатах и флаерах, в списке организаторов.

– Ну а я не пойду, – сказал Брэд. – Не собираюсь платить бешеный взнос за то, чтобы поучаствовать в идиотских играх и выиграть пару паршивых призов.

– Я тебя проведу, – предложила Майла. – И Эда тоже.

– Не хочу. Из принципа.

– Именно этого совет и добивается. Как ты не понимаешь? Именно против этого я и борюсь. Совет хочет устроить эксклюзивную вечеринку, куда другим хода нет.

– Ты же вроде боялась идти?

– И до сих пор боюсь. Но пойду. Как раз из принципа. И вы с Эдом должны прийти. Если что-нибудь произойдет, мы все увидим. И засвидетельствуем.

Брэд медленно кивнул, и Майла почувствовала – он ее понял.

Они помолчали.

– Тебе тоже страшно? – мягко спросила Майла.

Она не хотела его смущать, ей было просто интересно. Ведь у них с Брэдом сложились довольно близкие отношения, он наверняка будет с ней честен – особенно после пережитого вместе. Однако Брэд замешкался с ответом. Наверное, она ошиблась, решила Майла. Видимо, Брэд не готов отбросить мужскую гордость и предрассудки. Майла уже собиралась извиниться и, как положено старшекласснице, потешить самолюбие своего парня, но тут он ее удивил.

– Я не люблю ходить в нашу школу по вечерам, – признался Брэд.

– По-моему, никто не любит, – поддакнула Майла и прижалась к нему покрепче.

Значит, он ей доверяет, раз смог такое сказать. Как хорошо!

Вскоре они вернулись к машине, устроились на темном заднем сиденье и стали целоваться. Поначалу Майла нервничала: время от времени рядом проходили люди, в основном тоже парочки. Однако окно быстро запотело, и увидеть происходящее в салоне машины снаружи стало невозможно при всем желании.

В этот раз, когда пальцы Брэда скользнули Майле в трусики, она его не остановила.

Глава 16

Кейт Робинсон дошла до того, что стала бояться белых конвертов.

Тони побрел к себе заниматься – ему каждый день задавали на дом немыслимое количество уроков, – а Кейт взяла стопку конвертов. Реклама многочисленных сетевых магазинов и ресторанов. Армейский вербовочный буклет. Регистрационный бланк для участия в соревнованиях по бегу трусцой – рекомендованный взнос от двухсот долларов. Настойчивая просьба к каждой семье, чьи дети посещают школу Тайлера, продать газетных подписок минимум на триста долларов – друзьям, соседям, сотрудникам – и тем самым поддержать школьную музыкальную программу. Обращение к родителям безвозмездно поработать на благоустройстве школьной территории.

Кейт отложила бумаги с конвертами на кофейный столик. Тони учился уже двенадцать лет, но с подобным она сталкивалась впервые. Школа Тайлера еженедельно призывала вкладывать в нее деньги и время. Призывала упорно. Она напоминала огромный пылесос, который высасывал из родителей все подчистую и требовал еще. Кейт вспомнила собственное детство. Ее родители не пожертвовали школе ни цента – да их об этом никто и не просил. А отработка? В начальных классах чья-нибудь мамочка иногда на добровольных началах помогала учителю управляться с детьми – вот и весь безвозмездный труд. Никого ни к чему не принуждали.

У Тони было то же самое.

До нынешнего года.

До того, как Тайлер стал независимой школой.

Кейт посмотрела на стопку бумаг и пошла в кухню готовить ужин. Первым желанием было выбросить все послания в мусор, но некоторые из них нужно было подписать и отослать обратно – подтвердить прочтение. Если этого не сделать, у Тони могут возникнуть неприятности. Придется следовать правилам.

На ужин были домашние гамбургеры – точнее, бургеры с индейкой; последнее время Кейт старалась готовить еду поздоровее. В середине трапезы она вдруг обратила внимание на то, что Тони не разговаривает. Она болтала за обоих, рассказывала о своем новом ужасном сослуживце – Кейт работала в компании, проверяющей право собственности на недвижимость, – и потому сперва не замечала молчаливости сына. Но вот в монологе возникла пауза, Кейт глянула на Тони и увидела ту же мрачность, которая часто гостила на лице его отца. Нет уж, Кейт не даст сыну превратиться в собственного папашу и не пустит все на самотек!

– В чем дело? – спросила она в лоб.

– Ни в чем. – Тони не отрывал глаз от тарелки.

– Тони…

– Говорю же, ни в чем! – Он выпалил это чуть отчаянней, чуть громче, чем следовало.

– Нельзя держать все в себе. – «Как твой отец», – хотела добавить Кейт. – Это вредно. Ты можешь рассказать мне о любой проблеме, поговорить со мной…

– Дело в тебе! Ясно?

– Во мне? – Кейт на миг зажмурилась. Вот уж полная неожиданность.

– Да.

– Не понимаю.

– Ты не помогаешь школе! Почему? Запишись куда-нибудь. Продавать минералку на футбольных матчах или билеты на праздник урожая. Поработай в библиотеке!

– Зачем? Если память мне не изменяет, когда ты был в пятом классе, я помогала учительнице за вами присматривать, а ты так меня стыдился, что со слезами умолял никогда больше не принимать участия в жизни школы.

– Да, но… – Тони неуютно поерзал на стуле.

– Что «но»?

– Ну… По-моему, я передумал.

– Неужели? С чего вдруг?

– Кто-то из учителей… упомянул. – Тони вновь уставился в тарелку.

– Что упомянул?

– Что ты волонтерствуешь меньше, чем должна. – Слова полились из него потоком, полные обиды и злости. – Из меня в классе посмешище сделали! Мистер Коннор ткнул пальцем и сказал, что ты единственная из родителей не вносишь вклад в общее дело! Миссис Хэйбек при всех заявила, что пробуждать в тебе ответственность – мое домашнее задание! Меня даже на праздник урожая в этом году не пустят, потому что у тебя мало отработки!

Кейт была ошеломлена.

– Я… Прости.

– Извинений недостаточно. – Снова этот взгляд, взгляд отца.

Она протянула руку через стол, накрыла ладонь сына своей. Порадовалась, что он ее не оттолкнул.

– Я все сделаю. Обещаю. – Кейт заглянула ему в глаза и встретила уже не сердитый взгляд его отца, а умоляющий, полный надежды взгляд Тони-малыша. – Обещаю.

На следующий день планировалось собрание родительского комитета. Кейт никогда туда не ходила, однако на этот раз она твердо вознамерилась посетить собрание и пожаловаться на непомерные требования к детям и родителям, в особенности к работающим родителям. Постоянный натиск белых конвертов был возмутителен сам по себе, но поведение преподавателей вообще не лезло ни в какие ворота. Перед всем классом обвинять учеников в том, что их родители якобы не желают посвящать время школе или жертвовать ей деньги? Куда это годилось?

После ужина Кейт выудила из стопки бумаг на кофейном столике уведомление о собрании. Его назначили на десять, поэтому утром Кейт позвонила начальнику, взяла отгул на половину дня и поехала в школу. Кейт оказалась на месте на десять минут раньше назначенного времени и с удивлением обнаружила, что прибыла первой. Двери стояли открытыми, однако зал был пуст. Она-то ожидала, что тут уже вовсю сервируют чай с печеньем, а члены родительского комитета общаются друг с другом в ожидании остальных.

Никого. Ну и ладно.

Если честно, большинство родителей в школе Тайлера Кейт не нравились. Между ними существовало какое-то непонятное соперничество, а их положение в этом замкнутом мирке сильно зависело от достижений детей. Родители вечно кичились оценками своих отпрысков, спортивными победами, успехами на внеклассном поприще – мечтали доказать, что их ребенок лучший. Обычных детей, конечно же, не было ни у кого. Их дети просто не могли быть заурядными. Все они обладали талантами, одаренностью и исключительностью – хотя почти всех ребят в будущем ждала самая обычная работа и самая обычная жизнь где-нибудь в пригороде, как у их родителей.

Кейт в такие игры не играла. Однако, чтобы добиться хоть каких-то перемен, надо привлечь людей на свою сторону. Она уселась на металлический складной стул в заднем ряду и стала обдумывать темы для разговора, которые помогут ей растопить лед.

Через несколько минут зал заполнили мамочки из родительского комитета. Они появились все одновременно, словно уже начали собрание где-то в другом месте, а сюда пришли на финальную часть. Кейт узнала Хелен Адамс, маму Джейсона. Тони с Джейсоном дружили в средней школе, а в старшей они примкнули к разным компаниям. Были и еще знакомые лица: Андреа Хэйген, Барбара Уоткинс.

Вот только…

Только мамочки выглядели очень уж непривычно. Они «расфуфырились», как сказала бы мама самой Кейт. Вместо ожидаемых хозяюшек-домоседок а-ля Бетти Крокер и Кэрол Брейди в зал впорхнули дамочки в тугих джинсах и открывающих плечи топах, в мини-платьях и туфлях на шпильке. Лица украшал густой кричащий макияж. На всеобщее обозрение были выставлены татуировки. При виде этих женщин Кейт ощутила себя самой старомодной клушей на планете.

Они не обращали на нее внимания – все как одна. Болтая друг с другом, мамочки дружно заняли первые три ряда и тем самым положили конец надеждам Кейт перекинуться с кем-нибудь словечком до начала собрания. Ну почему она села так далеко?

Подошли еще три женщины, присоединились к остальным.

Кейт была человеком не очень-то компанейским, однако она собралась с духом и прошествовала в начало зала. Подсела к Хелен, приветливо улыбнулась:

– Привет. Как поживаешь?

Хелен проигнорировала вопрос, отвернулась и заговорила с соседкой.

Не зная, как себя вести (если верить старым фильмам, то нужно надменно фыркнуть: «Ну и ну!» и тоже отвернуться), Кейт немного помолчала. Рядом с ней сидела женщина в обтягивающей розовой футболке с рисунком – блестящим зеленым листом марихуаны. Бюстгальтер под футболкой явно отсутствовал. Кейт уже хотела поздороваться и завязать разговор, но тут собрание началось. С переднего ряда встала одна из мамочек, повернулась лицом к остальным и с ходу, без вступления, стала зачитывать список вопросов на нынешнюю неделю.

Собрание больше походило на доклад с нравоучениями. Своей быстротой и краткостью оно напоминало пародию на суперделовую летучку, проводимую влиятельным бизнесменом. Кейт так и не представился случай вставить слово. Не успела она и глазом моргнуть, как собрание объявили закрытым. Мамочки дружно вскочили и устремились к выходу.

– Подождите! – громко сказала Кейт. – У меня есть вопрос!

К ней повернулось целое море неприязненных хмурых лиц.

– Кто вы такая? – возмутилась председательница родительского комитета.

Загремели отодвигаемые стулья, и Кейт вдруг оказалась лицом к лицу с председательницей. Их окружила целая толпа женщин.

– Меня зовут Кейт Робинсон. Я пришла на собрание, чтобы поговорить о принудительном волонтерстве и принудительных денежных взносах. Требования школы переходят всякие границы, и родители наверняка…

– Вы первый раз на собрании родительского комитета, – злобно бросила председательница.

– Да.

– Я вспомнила ваше имя. Вы не записались на танец матери с сыном. И ничего не испекли для распродажи, которую мы проводили на родительском собрании.

– Участвовать в этих мероприятиях можно было по желанию, – сухо ответила Кейт. – Насколько мне известно.

– Ты не умеешь работать в коллективе! – Хелен подошла ближе. – Не поддерживаешь школу!

Кто-то толкнул Кейт, и она налетела на незнакомую мамочку. Та отпихнула Кейт, и уже через мгновенье ее стали швырять туда-сюда бесчисленные женские руки. Толпа зверела все сильней. Длинные ногти расцарапали Кейт плечо. Цепкие пальцы разорвали рукав. Кто-то дернул ее за волосы.

– Хватит! – кричала она, но это больше походило на мольбу, чем на требование.

Барбара отвесила Кейт пощечину. Андреа рванула с ее плеча сумку.

Кейт отбивалась. Не обращая внимания на настырную мамашу, пытающуюся сбить Кейт с ног, она влепила ответную пощечину Барбаре и выхватила у Андреа свою сумку. Прихрамывая, кинулась в просвет между двумя женщинами, смела с пути полуголую фифу и с наслаждением впечатала локоть в живот председательнице родительского комитета.

Свобода! Кейт побежала к выходу. Она думала, за ней погонятся, ожидала услышать стук-перестук высоких каблуков за спиной, когда председательница крикнула: «За ней!» Однако Кейт ничего не услышала, кроме собственного хриплого дыхания да нескольких приглушенных смешков. Она выскочила на улицу и стрелой полетела к машине.

Какие-то школьники проводили Кейт удивленным взглядом, но ей было все равно. Вперед, к стоянке! Кейт рыдала, хотя не плакала уже давным-давно. Слезы лились не столько от физической боли, сколько от отчаяния и безысходности. Наконец-то стоянка. Машина. Кейт запрыгнула внутрь, заперлась, нажала на газ. Рванув с места, она чиркнула крылом о чей-то автомобиль, припаркованный у выезда, но даже не притормозила. Плевать! Домой, домой, в свой безопасный гараж…

* * *

Сегодня Тони обедал в одиночестве. Друзей, одного за другим, директриса завербовала в скауты. Чак был последним – он продержался до вчерашнего дня, – и теперь Тони остался один за их старым столом. Скауты проводили тренировки в обеденный перерыв, а еще до школы и после школы. Так что пришло время либо искать новых друзей, либо записываться в отшельники.

Тони скосил глаза влево, где сидела компания клевых девчонок. Они тихонько о чем-то болтали, склонив головы друг к другу. Вот была бы у него девушка, тогда бы он и без друзей обошелся. Но девушки нет. Тони не обладал смазливой внешностью, не умел заигрывать и в этом семестре ни разу не ходил на свидание. Летом он немножко пофлиртовал с одной девицей – страшненькой недоучкой, которая работала вместе с ним в «Тако белл», – но в августе бросил ее, как только уволился.

Тони с мрачным видом раскрыл бумажный пакет с едой. Сейчас вся обеденная зона наверняка потешается. Вокруг почти не было свободных мест, и его жалкий пустой стол не мог не привлечь внимания. Тони запустил руку в коричневый пакет, взял бутерброд и…

И тут на его ладонь легла чужая сильная рука.

– Эй! – Тони ее стряхнул и вскочил, готовый к драке с незваным гостем.

Чак. И Логан. И Крейг. Они широко улыбались, а за ними до самых корпусов выстроились в линию скауты Тайлера. Вот теперь Тони и правда оказался в центре всеобщего внимания. Ну и хорошо. Нет, даже приятно.

– Чего вам? – спросил он, надеясь услышать долгожданный ответ.

И услышал.

– Директор Хоукс назначает тебя скаутом. – Логан протянул письмо.

– Ну наконец-то! – Тони театральным жестом смахнул со лба воображаемый пот.

– Это тебе больше не нужно. – Чак сгреб коричневый пакет с бутербродом и швырнул его изо всех сил.

Пакет перелетел через несколько столов и приземлился на голову толстому мальчишке. Тот вскочил, завертел головой.

– Та-ак! – проревел он. – Кто это сделал? Я тебя на куски…

Скауты загоготали.

Мальчишка побледнел и сел на место.

– Уважает, – сказал Чак Тони и потряс кулаком.

– Ага. – Тони расплылся в улыбке.

Вот здорово! Он не знал, чем именно занимались скауты, но уважение они вызывали точно. Их боялись все до единого. Хотя Тони никогда не мечтал вступить в армию или стать полицейским, мысль об обладании властью грела душу.

– Ты письмо-то прочти, – подсказал Логан.

– Ой, точно…

Тони посмотрел на стиснутый в руке лист. Стандартное ксерокопированное послание гласило, что директор лично приглашает Тони вступить в ряды скаутов Тайлера – за его выдающуюся успеваемость и незаурядные личностные качества. За Тони поручились минимум двое других скаутов.

«За выдающуюся успеваемость?»

Тони нахмурился и продолжил читать. Как только он пройдет обряд посвящения и примет присягу, ему вручат форменную одежду и зачислят в официальные кадровые сотрудники школы.

– Посвящение? – Тони поднял глаза от письма.

– Мероприятие не из приятных, – признал Чак. – Можешь отступить.

Тони не понял, информация это или предостережение. Да ладно! Речь шла о школьной программе, которую курировала сама директриса. Что там могло быть такого уж неприятного?

– С чего мне отступать? – пожал он плечами.

– Молодец. – Крейг радостно треснул его по спине. – Добро пожаловать в наши ряды.

– Что я тепе… – начал Тони.

Его схватили сзади, прижали руки к бокам. На голову набросили черный мешок, плотно обвязали вокруг шеи. Тони слышал привычные обеденные звуки – разговоры, смех, чавканье, – но слышал словно издалека. Скауты не произносили ни слова. Его взяли за руку, потянули вперед. Рядом вплотную шагали скауты. С одной стороны, так было легче идти вслепую, с другой – труднее определить направление движения. После первых двух поворотов Тони окончательно потерял ориентацию.

Брели они довольно долго – похоже, позади осталась и территория школы, и даже соседний квартал. В какой-то момент Тони ощутил, что дорога пошла под уклон. Наконец процессия замерла, мешок с головы сняли. Они стояли в туннеле. Эксплуатационное сооружение? По стенам бежали трубы и изолированные кабели, с закругленного потолка свисали голые лампочки. Горели только те, что были над скаутами.

В желтоватом свете последней включенной лампочки на крюке болталась освежеванная туша. Под ней на грязном цементе лежала груда одежды. Тони понимал, что он присутствует на традиционном обряде по запугиванию новичка, что его просто пытаются одурачить, внушить, будто перед ним человечина… Однако вид у окровавленной туши был какой-то странный, а смятая рубашка на полу подозрительно напоминала рубашку Фила Чо.

Фил на прошлой неделе якобы перешел в другую школу.

Тони нервно оглянулся. Где Чак, Логан, Крейг? Пропали из виду. Вокруг стояли одни только скауты-громилы устрашающего вида. Совершенно незнакомые.

Сильные руки подтолкнули его вперед. Все по-прежнему происходило в молчании. Первым порывом Тони было заартачиться, встать намертво. Но тогда не быть ему скаутом. Тони позволил подвести себя к туше. Очень уж она была тощая для коровы или свиньи, а очертания смутно напоминали человеческое тело…

– Пора обедать, – объявил скаут слева. – Ешь.

Чья-то рука нажала на затылок и погрузила лицо Тони в мясо. Холодное… жесткое… невыносимо вонючее… От гнилостного запаха Тони едва не стошнило. Нет, он не опозорится, не даст себя забраковать, не вылетит из скаутов, не вернется за пустой обеденный стол, как последний слабак. Тони попробовал дышать ртом, чтобы не ощущать мерзкого аромата, но все чувства обострились до предела, голову заволокло туманом, и, когда скауты начали хором скандировать: «Ешь! Ешь! Ешь!», Тони широко раскрыл рот и вонзил зубы в тушу.

Тошнотворный до ужаса вкус. Холодное мясо. Необычное, плотное, вязкое. Выплюнуть, немедленно!

Тони пришлось собрать всю волю, до капли, чтобы не вырвать, но он сумел-таки раскусить кусочек во рту на два кусочка поменьше и по очереди их проглотить.

Скандирование затихло, а из мрака позади туши вдруг донесся шепот – словно несколько голосов зашелестело одновременно. Все скауты стояли у Тони за спиной, впереди в туннеле вроде бы никого не было… Однако Тони отчетливо слышал голоса, причем некоторые, казалось, звали его по имени.

Давление на затылок исчезло, Тони наконец оторвал от туши окровавленное лицо и обернулся. Скауты пятились. Они тоже слышали шепот, и им было страшно. Даже в тусклом свете голых лампочек он разглядел страх в глазах громил. Тони пошел к ним. Не слишком быстро – чтобы его не приняли за труса, – но и не слишком медленно – чтобы поскорее оказаться подальше от туши, висящей перед черной пустотой. Там что-то было, Тони ощущал это каждой клеточкой.

Спокойно, главное – не бежать.

Кое-кто из скаутов показал ему спину. Они уже не просто пятились, а по-настоящему отступали. Несколько человек поспешили по туннелю назад – туда, откуда пришли. Шепот подбирался ближе, заглушал шарканье шагов, голоса скаутов… Может, он был не за спиной, а впереди. Может, даже повсюду.

Кто-то вскрикнул. Почему – непонятно: то ли что-то увидел, то ли просто запаниковал. И внезапно все рванули вперед – сумбурно, бестолково, точно маленькие дети, каждый сам по себе; единый сплоченный организм распался на множество отдельных перепуганных организмов, отчаянно ищущих спасения. Тони бежал последним и все время ждал, что ему в плечо вот-вот вопьются холодные когти, поволокут в темноту, подвесят на мясной крюк. Тони с безумной скоростью мчал вперед, а когда туннель пополз вверх, когда впереди забрезжил дневной свет, – тогда Тони уже благополучно затесался в гущу группы.

Скауты перестали вопить, постепенно замедлили бег, переключились на шаг и восстановили упорядоченный строй – бесконечные тренировки не прошли даром. К удивлению Тони, они вынырнули между театральной студией и музыкальным корпусом, на покатую пешеходную дорожку. Раньше Тони ее не замечал. Если бы его спросили, он ответил бы, что между зданиями вообще никакого прохода нет, а если и есть, то просто узкая полоса земли, заваленная мусором – как пустырь за столовой. Теперь же, глянув назад, Тони увидел, что покатая дорожка за спиной последнего скаута уходила в подземный туннель под учительской стоянкой.

Наверху скауты заулыбались, окружили Тони, стали хлопать его по спине, поздравлять.

– М-да, легче внизу не стало, – произнес Логан.

Тони недоверчиво посмотрел на него.

– В смысле? Такое уже бывало?

– Оно бывает каждый раз, блин.

– Осталось принести клятву на крови, и тогда получишь форму, – обрадовал Крейг.

– На крови?!

– Теперь ты с нами. – Чак опустил на плечо Тони дрожащую руку.

– Гип-гип, ура, – слабо улыбнулся тот.

Глава 17

Сокращенный день.

Это словосочетание, имевшее раньше магическую власть и над учениками, и над учителями, сейчас вызывало у Линды нервную дрожь. В прошлом окружное управление обязывало школу Тайлера устраивать раз в месяц сокращенный день – якобы для того, чтобы преподаватели уделяли время своим непреподавательским обязанностям. Джоди с уставным комитетом решили эту традицию оставить. Каждый урок был короче обычного, занятия заканчивались в полдень, и дети шли по домам. Вот только если раньше учителя могли посвятить остаток дня выставлению оценок, проверке письменных контрольных, составлению заданий – или же и вовсе уйти домой, – то Джоди ясно дала понять: отныне по сокращенным дням после занятий будет проводиться общее собрание персонала. Явка обязательна.

Линда каждый день звонила в профсоюз. Безрезультатно. Отсутствие новостей, видимо, означало плохие новости, и чутье нашептывало ей, что этот раунд Джоди выиграла. Рассчитывать на помощь профсоюза, похоже, не стоило.

После занятий Линда встретилась со Стивом и Дианой на английской кафедре. До собрания оставалось пятнадцать минут, нужно было успеть пообедать. Стив убежал в столовую перехватить какого-нибудь фастфуда. Диана сидела на диете, поэтому не обедала. Линда водрузила на шкафчик термос с супом и кулек с морковью и виноградом, нашла пластиковую ложку и принялась за еду.

– Ну, в чем дело? – спросила Диана. – Твое старательное чавканье меня не обманет. Я же вижу, ты до смерти хочешь мне что-то рассказать. Выкладывай.

– Люди меняются. – Линда промокнула рот салфеткой. – Только не сами. На них влияет школа, она их меняет.

– Я вся внимание.

– Ты ведь в курсе про сторонников Джоди и про мои мысли насчет кое-каких событий, которые тут происходят?

– Да, в курсе. Некоторые твои мысли я даже разделяю.

– Так вот. По-моему, это еще не всё. Люди меняются. Меняются не просто их взгляды или склонности. Радикальную трансформацию претерпевают сами личности.

– Чьи личности? Приведи пример.

– Например, Труди Темпл. Вчера после занятий я видела, как она угрожала одной девочке теннисной ракеткой. Труди замахнулась, и я подумала, что она сейчас ударит бедного ребенка. Причем не какую-нибудь наглую соплячку, это хоть можно было бы понять. Знаешь, кого? Ким Нимура. В ней росту-то метр с кепкой. К тому же Ким, по-моему, вообще никогда рта не раскрывает, такая она застенчивая. Я подошла к ним, решила узнать, в чем дело. Труди та-ак на меня посмотрела… У меня прямо волосы задымились. Вот точно, если бы взглядом можно было испепелять, я бы превратилась в горстку пепла. И это Труди! Ты ведь ее знаешь, она совсем не такая. А Пол Мэйс? Он перешел на «темную сторону»: сегодня утром смеялся и болтал с Джоди и Бобби.

– И ты винишь в этом…

– Школу, – сказала Линда. – Школьную независимость.

– Которая неким волшебным образом влияет на людей.

– Ты, конечно, иронизируешь и слишком все упрощаешь, но… да.

– Почему же тогда на нас она не действует?

– Не знаю, – признала Линда. – Может, это что-то вроде черной магии, которая действует только на тех, кто в нее верит?

– Уж большего верующего, чем ты, моя дорогая, не найти, а с тобой всё в порядке. Хотя… Может, и не совсем в порядке…

– Да ну тебя.

– Но вот число учебников мне урезали. Это объективная истина. И произошла она независимо от того, во что я верю.

– Именно о таких нюансах я и говорю. Конкретных, материальных. Чтобы школьная независимость подействовала на тебя, в ее власть, думаю, нужно верить.

Диана зажмурилась и запричитала:

– Я верю-верю в добрых фей! Я верю-верю в добрых фей!

– Перестань.

– Ну…

– Многие в школе и вправду стали другими. Думай, что хочешь. Может, тут есть какое-то простое объяснение, без мистики. – Линда многозначительно глянула на подругу. – Хоть я и повстречала привидение… Согласись, эта независимость разделила школу на два лагеря – на сторонников и противников. Причем пропасть между ними увеличивается с каждым днем.

– Согласна.

Вошел Стив, что-то дожевывая и зажав в руке банку «Коки».

– Успел! Еще и с запасом, – объявил он и ухмыльнулся. – Что, по-вашему, сделает с нами Джоди за опоздание? Подвесит на флагштоке за большой палец правой ноги?

– Что и требовалось доказать. – Линда махнула в сторону Стива рукой и посмотрела на Диану.

– А? – растерялся тот.

– Насчет Джоди я спорить не стану. Тут я с тобой заодно, – пожала плечами Диана.

Стив переводил взгляд с одной подруги на другую.

– Что вы обсуждаете?

– Линда думает, будто в Тайлере неладно с водой…

– С независимостью!

– …И это неладное изменяет людей, они становятся сами на себя не похожи.

– Да, правда, – кивнул Стив. – Я тут вчера с Полом поболтал. Помните, как он был враждебно настроен против новых порядков? Так вот, теперь он восторженно поддерживает администрацию. Прямо как зомбированный сектант. И ничего, что его программу обучения особых детей скоро свернут.

– Видишь? – кивнула Линда Диане.

– Ладно, может, что-то в этом есть, – сдалась та и посмотрела на часы. – Доедай скорее, пора идти. Не то Джоди и вправду нас за ногу подвесит.

На этот раз места на собрании были распределены. Директор решила не давать своим оппонентам возможности сесть вместе, поэтому для размещения людей применили вариацию популярной схемы «мальчик – девочка» и рассадили персонал по принципу «сторонник – противник». Рассадкой ведала Бобби. Она с самодовольной улыбкой проводила Линду подальше от Дианы и Стива. Вытянув шею, Линда осмотрелась. Так и есть: ее друзей и ближайших союзников разбросали по разным концам зала.

К креслу справа от Линды Бобби подвела Роберта Харриса, учителя физкультуры.

– Обожаю, когда со мной возятся, как с ребенком, – сообщил тот Бобби. – Благодарю.

Линда рассмеялась.

Сотрудники продолжали прибывать. Время подошло к часу дня. Поскольку Джоди заранее объявила, что собрание начнется ровно в тринадцать, она встала за трибуну и постучала по микрофону.

Трибуна.

Линда мрачно свела брови. Это была прежняя трибуна или Джоди купила новую? Выглядело сооружение по-другому. Затейливый орнамент и сложное тиснение золотом-серебром никуда не исчезли, зато в нижней части появились резные изображения, которых Линда не помнила. Тигр Тайлера – правда, очень уж жуткий и свирепый; стопка книг с ухмыляющимся черепом наверху; и домик – похоже, маленькая школа, – в окна которого по обе стороны от двери выглядывали гротескные лица.

Новая то была трибуна или переделанная старая, неважно. Она все равно настораживала и возмущала. Джоди с усмешкой посмотрела на Линду – словно прочла ее мысли. Линда отвела взгляд и тут же себя отругала: «Директриса примет это за проявление слабости, надо как-то исправлять ситуацию!» Она небрежно пробежала глазами по залу, словно выискивая друзей, и вновь глянула на Джоди – пускай та думает, будто перед этим их глаза встретились случайно. Увы, директриса переключила внимание на кого-то другого.

Последние опоздавшие торопливо заняли места, а Джоди уже заговорила.

– Приветствую. Хочу поблагодарить всех вас за тот огромный успех, который сопутствует нашему выдающемуся эксперименту. Особая роль принадлежит уважаемому уставному комитету, взявшему на себя роль советников и консультантов, а также учителям…

Какое-то время речь текла в том же духе – безликое самодовольное разглагольствование, без которого не обходилось ни одно собрание. Внезапно Джоди пристально оглядела зал и без подготовки объявила:

– На этой неделе вы получите новые контракты, которые необходимо подписать. Утвержденные ранее трудовые договора теряют силу. Также упраздняется должностная тарифная сетка. Отныне зарплату будут насчитывать каждому индивидуально. Дисциплинарные взыскания станут менее кодифицированными, это даст администрации большую свободу действий при решении кадровых проблем. Бессрочные и долгосрочные контракты тоже отменены. Сотрудники обязаны подписывать контракт ежегодно.

– Условия независимости продолжают меняться, – пробормотал рядом Роберт.

– Вот и нечего было за нее голосовать, – огрызнулась Линда. – Я, например, не голосовала.

Физрук посмотрел на нее удивленно. Она ожидала враждебного, гадкого ответа – ведь только так и вели себя с ней сторонники Джоди, – но Роберт смущенно понурил голову и смолчал. Линда ощутила желанный толчок надежды. Вдруг еще не все потеряно? Если люди начали разочаровываться в администрации, то у Линды с друзьями появился шанс набрать достаточно голосов и взять руководство школой в свои руки. Или вернуться под крыло окружного управления.

Улыбка Джоди стала шире. Директриса прямо-таки светилась от счастья.

– К сожалению, вынуждена вас огорчить. Хотя всем была обещана прибавка – в частности, пятипроцентное повышение зарплаты уже в следующем месяце, – пока придется подождать. В связи с непредвиденными расходами.

– Вы же обещали! – крикнул мужчина в конце зала. Голос звучал приглушенно, и Линда не поняла, кто говорит. – Многие голосовали за независимость именно из-за прибавки. Вы обещали больше, чем предлагал округ! А теперь в других школах учителям повышают зарплату на три с половиной процента, а мы получаем пшик!

– Вот именно! – произнесла Линда хором с кем-то еще.

Послышался ропот одобрения, однако он был на удивление слабым.

– К тому же, – не утихал мужчина, – мы должны принимать все решения совместным голосованием! Что за непредвиденные расходы? Я о них ничего не слышал!

– Речь идет о затратах на безопасность, – терпеливо ответила Джоди. – Вы ведь не станете рисковать безопасностью школы ради нескольких лишних центов, верно? – Она снисходительно улыбнулась. – Могу рассказать подробней. Во-первых, это стена. Она у нас не была запланирована, поэтому мы слегка выбились из бюджета. Во-вторых, мы покупаем передовую высокоэффективную систему наблюдения. Видеокамеры установят в каждом помещении, а также на улице под козырьками зданий. Рядом со сторожкой оборудуют централизованный наблюдательный пункт. Мы сможем контролировать каждый угол школы и каждого человека. Мы будем знать, где находятся и что делают самые отъявленные хулиганы. У нас станет значительно меньше преступлений против личности и против имущества.

– Кому поручат вести наблюдение? – спросила откуда-то слева Диана. – И еще вопрос: за сотрудниками тоже будут шпионить? Я не хочу, чтобы какой-нибудь извращенец подглядывал за мной в туалете.

Джоди хмыкнула.

– Наблюдение поручено охранникам. И нет, следить за сотрудниками мы не будем.

«Пока что», – мысленно добавила Линда.

– В результате мы получим не просто самую безопасную школу в округе. Используя такие передовые технологии, Тайлер станет образцом для всех старших школ в Калифорнии.

Посыпались вопросы, множество вопросов. Директор ответила на все, в том числе и на язвительное замечание Линды – зачем относиться к ученикам, как к преступникам, и лишать их права на личную жизнь? Чем больше Линда слушала, тем в больший ужас приходила. Тюремная стена, видеокамеры, марширующие повсюду скауты… Скоро они окажутся в полицейском государстве Оруэлла. Линда решила добавить в учебный план книгу «1984». Может, ученики поймут намек. Может, расскажут родителям.

Покончив с вопросами, сотрудники тихонько загудели, зашептались. Тон разговоров был не гневным, а скорее обреченным. Рядом с Линдой звучало несколько недовольных голосов, но особого возмущения в них не слышалось.

Джоди вскинула руку, призывая к тишине, и все, точно послушные дети, умолкли.

– На следующей неделе у нас вводится новый дресс-код. Результаты множества исследований говорят сами за себя. В школе, где ношение формы обязательно, дети успевают намного лучше, чем в школе, где на ученические наряды смотрят сквозь пальцы. Поэтому с первого числа наши ученики должны приходить в школу в форме. Флаеры и бланки заказа вложат в конверты, которые рассылают родителям по средам.

– Я хотела бы ознакомиться с этими исследованиями, – встала Линда. – Я не верю в их существование.

Джоди помрачнела.

– Желающим будут предоставлены копии. Однако позвольте вас заверить, на эту тему было проведено очень много исследований, и все они…

– Неправда, – вскочил Рей Чен. – В прошлом году в журнале «Образование сегодня» напечатали статью, где утверждалось прямо противоположное.

– Я не намерена с вами спорить. – Джоди начала закипать. – Решение принято.

– Отмените его, – потребовал Рей.

– Нет. – Директриса обвела взглядом Рея, Линду и прочих несогласных, затем вновь обратилась к Рею: – Вот вы по происхождению китаец. Как по-вашему, почему азиатские страны вечно утирают нам нос в плане успеваемости?

– Думаете, дело в том, что их дети носят форму?

– Совершенно верно.

– У нас старшая школа, – напомнила Линда. – Наши ученики почти взрослые, а некоторые выпускники уже считаются взрослыми по закону. Они имеют право одеваться, как хотят. Наряды, прически и прочие модные штучки позволяют детям безопасно самовыражаться. – Она оглядела зал в поисках поддержки. – Мне не хочется повторять одно и то же, но я повторю. В нашей школе учатся хорошие дети, в большинстве своем. Не бандиты, не наркоманы. Нормальные ребята из среднего класса. Нельзя относиться к ним как к преступникам.

– Мы относимся к ним так, чтобы они не стали преступниками. Все наши усилия направлены к одной цели, и мы используем методы, которые давным-давно зарекомендовали себя как в государственных, так и в частных учебных заведениях. – Джоди пригвоздила Линду тяжелым взглядом. – Предлагаю вам присесть, миссис Уэбстер. Если вы не хотите получить еще один выговор.

Послышалось несколько судорожных вздохов – видимо, люди были знакомы с выговорами не понаслышке. Интересно, сколько человек Джоди уже наказала?

– Вы тоже садитесь, мистер Чен. Я делаю объявления, а не веду дискуссию. Дебаты не предусмотрены.

На губах Джоди вновь заиграла улыбка степфордской жены.

– Сделка беспроигрышная. Мы заключили договор с поставщиками формы. За то, что мы размещаем у них заказ, они жертвуют школе определенный процент от продажи каждого форменного комплекта. Эти средства пойдут на финансирование внеклассных программ. Теперь подробней: дизайн формы разработала я, при участии уставного комитета; она будет пошита в цветах школы – оранжевом и черном. Каждый учитель обязан ежедневно производить осмотр учеников, проверять, соблюдают ли они новое правило. Инструкцию с подробными требованиями к дресс-коду вам выдадут. Напоминаю, родителям в среду вышлют бланки заказа, и к следующей среде каждому ученику выдадут личную униформу. – Джоди окинула взглядом собрание. – Вопросов здесь быть не должно.

Собрание продолжили члены уставного комитета: каждый из них подготовил доклад о состоянии дел в определенной области школьной жизни. Без высокопарных сентенций директрисы обсуждение вскоре переключилось на скучные мелочи. Роберт по соседству с Линдой задремал, и она заметила, как сидящая впереди, лицом ко всем, Бобби кинула на него оценивающий взгляд и что-то записала в блокнот. Роберта, понятное дело, накажут за непростительную оплошность. Бобби рыскала глазами по толпе, выискивая несогласных.

Когда установят видеокамеры, станет, наверное, еще хуже…

Собрание все шло и шло. Полчаса. Час. Полтора.

Если Джоди хотела ввергнуть всех в транс, то она была близка к цели. От бесконечного сидения Линда чувствовала себя разбитой. Когда их наконец отпустили, она не сумела сразу встать – левая нога затекла. Преподаватели покидали зал молча, гуськом. У дверей Линда встретила Диану, а во дворе к ним пристроилась Сьюзен.

– Хочу с вами поговорить, – сказала она. – Насчет Ивонны Готье.

– А что с ней такое? – спросила Линда.

Сьюзен украдкой огляделась.

– Кроме вас, я никому не доверяю. Да и вряд ли остальные мне поверят. – Она подождала, пока мимо пройдет Скотт Суэйм. – По-моему, Ивонна не увольнялась.

– Думаешь, ее уволили?

Сьюзен помотала головой.

– Хуже. Она якобы подала заявление в разгар родительского собрания, так? Но Ивонна ничего с собой не взяла. Сумочка, пальто, «Айпод» – все осталось в классе. Я знаю. Я их видела. Я решила, может, она заберет их позже – хотя странно это. Как бы она доехала в тот вечер домой без сумочки с документами, понимаете? А вчера я помогла одному ученику кое-что искать в бюро находок и увидела там вещи Ивонны. Она за ними так и не пришла. В общем, я прочла ее адрес на «аварийной карточке» в кошельке и поехала туда. Дом брошен. Газеты валяются на дорожке, письма не умещаются в почтовом ящике; почтальон перевязывает их резинкой и складывает на землю. Лужайку не косили примерно с родительского собрания, цветы увяли, кругом сорняки.

– К чему ты клонишь?

– По-моему, с Ивонной что-то произошло. – Сьюзен оглянулась. – Боюсь, с ней что-то сделали.

– Я тебе верю, – сказала Линда.

Диана, хоть и неохотно, тоже кивнула.

– Может, сообщить в полицию? Заявить об исчезновении Ивонны? – Сьюзен вновь настороженно оглянулась. – Так, чтобы не узнала Джоди.

– Да, позвони в полицию, – кивнула Диана. – Анонимно, с предоплаченного телефона. Скажи, что Ивонна Готье, преподаватель старшей школы Тайлера, пропала. Дай ее адрес.

– Можно добавить душераздирающих подробностей, – подхватила Линда. – Ты же аноним. Сочини, будто ты слышала у нее в доме крики, или еще что-нибудь придумай. Чтобы у полиции была причина войти в дом.

– Ладно, – вздохнула Сьюзен.

Было три часа дня, светило солнце, подруги стояли посреди школьного двора, однако Линду пробирала дрожь, словно в полночь на кладбище.

– Нужно созвать собрание. Подальше от школы, чтобы говорить свободно. Пора составить полную картину происходящего и понять, кому что известно. Хватит строить домыслы на основе разрозненных сведений. А то один услышит что-то за обедом, другой – в коридоре. Так не годится.

– И правда, – поддержала Сьюзен. – Надеюсь, совместными усилиями мы что-нибудь придумаем.

Диана уже листала свой ежедневник.

– Давайте в пятницу вечером? Как раз успеем всех оповестить. Только оповестить устно! Никаких писем. Никаких документальных свидетельств.

Линда и Сьюзен кивнули.

К ним приблизился новенький уборщик, толкавший тележку с горой складных стульев. Дамы вежливо ему улыбнулись, но разговор прекратили.

Когда уборщик отошел, Линда кивнула.

– Ну, за дело.

* * *

– Не люблю я ваши учительские посиделки, – простонал Фрэнк.

– Это не обычные посиделки.

– Учителя там будут?

Линда глянула на мужа с укоризной.

– Тогда я не хочу идти.

– Повторяю, это не посиделки, а собрание. По поводу обстановки в школе.

– А я-то при чем?

Линда встала перед ним, уперев руки в бока.

– Неужели тебе все равно? Конечно, речь лишь о моей работе, она не такая важная, как твоя…

– Я не это имел в виду! К тому же еще неизвестно, когда у меня вообще появится новая работа.

– Тем более не отнекивайся.

Фрэнк вздохнул.

– Я ведь не всерьез. Мы часто друг друга поддразниваем, вот я и подумал… Конечно, я приду. И конечно, мне не все равно.

Линда с глубоким вздохом положила ладонь ему на руку.

– Знаю. Прости. Я сейчас постоянно в жутком напряжении. А ты должен быть моей каменной стеной. Выслушивать мои беды, утешать и давать дельные советы.

– Буду стеной. – Фрэнк чмокнул ее в макушку.

– А ты и вправду не любишь учительские посиделки? – Линда невольно улыбнулась.

– Вправду не люблю.

Через двадцать минут они припарковали машину у обочины в Анахайм-Хиллс, перед домом Рея Чена. Рей предложил провести встречу у него, поскольку он жил в другом городе, а заговорщики хотели собраться как можно дальше от школы Тайлера.

При виде огромного двухэтажного дома и двора с ландшафтным дизайном Фрэнк присвистнул.

– Миленько… Кем работает жена Рея? Явно не учителем.

– Руководителем среднего звена в какой-то компании в Ирвайне.

– Неправильные мы с тобой профессии выбрали.

Линда и Фрэнк – с сумкой-портфелем на длинном ремешке – направились по булыжной дорожке к дверям. Не доходя до освещенного крыльца, Линда спросила:

– Что у тебя там? Ноутбук? Оставь в машине. Попробуй сегодня пообщаться с живыми людьми.

– Не переживай, – улыбнулся Фрэнк.

Не успела она его остановить, как он уже вскочил на крыльцо и позвонил. Дверь тут же распахнулась, на пороге вырос Рей, жестом пригласил их внутрь.

– Молодцы, что приехали. Рад вас видеть. Даже и при таких обстоятельствах. – Хозяин указал в сторону столовой, на роскошно накрытый стол. – Угощайтесь. Ешьте, пейте. Прошу.

Интерьер дома впечатлял не меньше экстерьера. Линда застыла у панорамного окна с потрясающим видом. Перед ней лежала половина округа Ориндж. Внизу в темноте бежала река из красно-белых огоньков – скоростная автострада. Она вилась среди городского пейзажа, местами освещенного, местами темного. Словно отражение звездного неба…

– Ты знала, что Рей живет вот так?

Линда обернулась. За спиной стояла Диана, вертела в руках бокал с вином.

– Нет, – покачала головой Линда. – Где Грег?

– Не захотел ехать.

– Мудрый человек, – тихонько прокомментировал Фрэнк.

Линда пихнула его локтем.

Диана улыбнулась.

– Учителям не только недоплачивают – их еще и не уважают, – сказала она.

– Все приехали? – спросила Линда.

– Народу много.

– Шпионы тоже явились, как думаешь?

– Самое печальное – или страшное? – что я хотела задать тебе тот же вопрос, – вздохнула Диана.

– Может, устроим перекличку? Мы ведь примерно знаем, кто есть кто.

– Необязательно, – ответила Диана. – Давай лучше походим среди людей, посмотрим-послушаем. Может, что-нибудь выясним.

Они стали бродить по просторной гостиной, приветствовать друзей и коллег, беседовать с теми, кто выражал недовольство школой. Фрэнк завел разговор на профессиональные темы с Уинтоном Бремером, учителем информатики. Линда отошла от них к только что подъехавшему Стиву Уоррену. Через несколько минут она оглянулась и увидела, что Фрэнк с Уинтоном, почтительно склонив головы, слушают рассказ Айрис Ройер, старейшей преподавательницы Тайлера, о школе на заре ее существования.

Чуть позже Линда заметила мужа у столика с напитками: Фрэнк по-прежнему поддакивал погруженной в воспоминания Айрис. Уинтон сумел сбежать.

– Замечательно. – Айрис тронула его за рукав. – Надо почаще вот так собираться.

Фрэнк поверх ее головы стрельнул взглядом в Линду и соврал:

– Хорошо бы.

Линда, сдерживая смех, попросила Айрис вернуть мужа, и они вдвоем подошли к большому окну, где уже стояла Диана.

– Где Сьюзен? – встревожилась Линда. – Что-то ее не видно.

– Обещала приехать, – кивнула Диана.

– Может, опаздывает? – предположил Фрэнк.

Линда посмотрела на часы.

– На полчаса? Не нравится мне такое опоздание. На Сьюзен не похоже.

Наконец из холла вышел Рей. Поскольку дом принадлежал ему, Рей официально открыл собрание – постучал вилкой по бокалу и провозгласил: «Друзья, прошу внимания!»

Все головы повернулись к хозяину.

– Вам известно, зачем мы собрались. Давайте же перейдем к делу. Обсуждение начинается.

Заговорили разом. Рей поднял руку и строгим учительским тоном произнес:

– Тише! – Кое-где послышался смех, и Рей улыбнулся. – Простите. Привычка. Видимо, нам нужно установить какой-то порядок выступлений. Давайте я буду первым, потом пойдем по кругу и дадим слово каждому.

Люди закивали.

Рей рассказал, как нашел фекалии у себя на столе, – после того, как помог Линде в поисках призрака, посетившего ее класс накануне вечером. При слове «призрак» несколько учителей многозначительно переглянулись. Линда возликовала. Другие тоже встречали призраков! Ее затопило облегчение, в душе вдруг вспыхнул необъяснимый оптимизм.

Рей продолжал описывать – события, про которые он слышал, разговоры, которые он вел.

Учителя, выступившие после него, поведали истории еще удивительней. Во многих фигурировала директриса. К примеру, Лиза Пикколо, живущая с больной матерью, однажды застала ту в слезах. Оказалось, пока Лиза была на работе, ее матери позвонила Джоди. Зачем она это сделала и что произошло дальше, ни мать, ни Джоди не объяснили. Джоэл Грейзер две недели назад встретился с Джоди и Бобби и сообщил им, что хочет взять отгул на пятницу – свозить сынишку в Перрис, покататься на паровозике Томасе. Обе дамы заявили, что в таком случае обвинят Джоэла в сексуальных домогательствах. Отгул он все же взял. До сих пор никто Джоэла ни в чем не обвинил, но теперь его жизнь превратилась в ожидание казни.

Каждый следующий оратор был откровенней предыдущего. Казалось, признания коллег придавали людям мужества и силы для того, чтобы делиться не только фактами, но и своими переживаниями, впечатлениями от школы в целом. Эти чувства порой проскальзывали в их разговорах и раньше – во время бесед в комнате отдыха или на парковке, – однако никогда еще сотрудники не высказывались так открыто, не выражали мысли так свободно.

– Мне не нравится библиотека, – призналась Джеки Линден. – Она мне всегда не нравилась. За шесть лет работы в Тайлере я, наверное, и парой слов не перемолвилась с Джанет Фрателли. В последнее время мне вообще страшно идти в это здание. Оно меня пугает. Свои классы я больше туда не вожу. Даже изменила учебный план, чтобы ученики не брали книги из библиотеки.

Линда собралась с духом.

– Рей рассказал вам, что я видела у себя в кабинете привидение, – хотя тогда я подумала, что он мне не поверил. Но это правда. Все произошло вечером после родительского собрания.

Послышались приглушенные возгласы.

– Думаю, тот вечер стал своего рода катализатором, – продолжала она. – Именно тогда старая школа окончательно умерла, а независимая полностью захватила власть.

Многие закивали, забормотали:

– Да-да, после родительского собрания.

– Именно в тот вечер исчезла Ивонна и уволились Карлос с Ракимом, – добавила Диана.

– В тот вечер в школе что-то произошло, – кивнула Линда. – Что, мы пока не знаем. Но оно повлияло на все дальнейшие события. Стало новой точкой отсчета.

– Кстати, о Ракиме с Карлосом, – вступила Лиза. – Вы видели, кого взяли на их место? Двоих новеньких? Один, Мел, вылитый педофил.

– Да уж, – сказала Джеки. – Я думала, округ тщательно отбирает персонал, проверяет биографии…

– То-то и оно! – вмешалась Линда. – Округ людей проверял. Тайлер не проверяет. В нашей независимой школе наймом персонала заведует Джоди со своим комитетом.

Учителя недовольно зароптали.

– Вот и давайте подумаем, – произнес Рей. – Что мы можем сделать по этому поводу?

Сидящий рядом с Линдой Фрэнк откашлялся, раскрыл портфель и извлек из него пачку бумаг.

– Я тут провел небольшое исследование независимых школ. Известно ли вам, что вопреки расхожему мнению процент их выпускников, поступивших в колледж, ничуть не выше – и даже немного ниже, – чем в обычных школах? Число детей, бросивших школу, почти одинаково. Более того, хотя независимые школы, по сути, могут набирать себе лучших учеников, результаты их тестов хуже, чем в обычных государственных заведениях. К тому же у независимых школ недопустимо низкий рейтинг надежности. Я распечатал список их прегрешений. Тут и банкротства, и грандиозная финансовая халатность, и злоупотребление служебным положением… Говорят, девяносто процентов коммерческих предприятий разоряются. Так вот, государственное учреждение разориться не в состоянии. Может, хватит применять так называемые бизнес-технологии в образовании? Может, пора признать, что для некоторых отраслей коммерческая модель не подходит?

Линда с удивлением слушала мужа. Иногда он ее изумлял. Надо же! Она-то думала, что Фрэнк притащился сюда против воли; думала, что он будет одиноко напиваться где-нибудь в углу, – а Фрэнк приехал подготовленный, вооруженный фактами и цифрами. Линда оперировала лишь смутными ощущениями да догадками, а он провел исследование. Она с улыбкой покачала головой. «Потрясающий у меня муж. Я его просто обожаю!»

– По-моему, в этом и есть ваш выход, – продолжал Фрэнк. – Соберите побольше доказательств, потом отправляйтесь в окружное управление и продемонстрируйте, какое пагубное влияние оказала независимость на школу Тайлера.

– А как же все эти… привидения и прочее? – смущенно напомнил Джоэл. – Какое они имеют отношение к независимости?

– Не знаю, – развел руками Фрэнк. – Может, и никакого. Судя по всему, проблемы со школой начались в нынешнем семестре. А единственное его отличие от предыдущего – превращение школы из государственной в независимую.

Фрэнк протянул Линде подготовленные распечатки, она передала их дальше по комнате.

– Просмотрите материалы, там много чего есть. Вы наверняка и сами сможете их дополнить. Насколько я понял из рассказов Линды, округ не предоставлял школе совсем уж полную независимость. Остались какие-то рычаги влияния. Значит, пусть вас не пугают диктаторские замашки директрисы – вы сможете ее обойти или перепрыгнуть через ее голову.

На собрании не было принято окончательных решений, однако люди вышли окрыленными.

– Я люблю тебя, – благодарно сказала Линда Фрэнку по дороге домой.

– И я тебя люблю, – улыбнулся он в ответ.

* * *

В пятницу вечером целая цепь необычных случайностей вынудила Сьюзен засидеться на работе допоздна. Заперев двери класса и выйдя наконец во двор, она обнаружила, что уже стемнело, и задумалась – не были ли все эти «случайности» подстроены? Последнее время Сьюзен часто занимали подобные мысли. Теперь она видела школу под другим углом, многое подмечала и воспринимала по-новому.

Сьюзен посмотрела на часы. Семь пятнадцать. Опоздала. Пока она доедет до Анахайм-Хиллс, собрание подойдет к концу. Хотя… Вдруг у Рея тоже засиделись? Тогда был бы смысл отправиться к нему. Сьюзен решила позвонить из автомобиля и выяснить. Она бы уже давно позвонила, но мобильные телефоны на территории школы, как известно, не работали. Кстати, тоже подозрительно.

В школе было пусто. И жутко. Освещение встречалось лишь местами, большая часть территории тонула в черных тенях. То ли администрация экономила деньги и электроэнергию, то ли еще что, только во дворе было темнее обычного. Все вокруг выглядело не просто зловеще, а словно бы иначе. Деревья казались незнакомыми, дорожки вели не туда, на удивление высокие корпуса поражали мрачностью. Сьюзен понимала, что это лишь обман зрения, но не могла отделаться от ощущения, будто она не в Тайлере, будто ее перенесло в какое-то другое место.

Похолодало. Сьюзен пожалела, что не захватила пиджак. Дрожа, она пошла по дорожке через двор, крепко прижав к груди сумочку. Странно… Вот это грозное дерево справа – оно росло здесь утром или нет? Никак не вспомнить.

Из темноты впереди выступил человек.

Сьюзен ахнула, отскочила назад.

– Не бойтесь, мисс Джонсон. Я пришел вам помочь.

Человек шагнул в пятно света. Скаут, мальчик, который ходил к ней на третий урок. Гамильтон Прайс.

– Я провожу вас к машине.

Голос звучал ровно и безжизненно. Слова напоминали приказ, а не предложение.

Скауты Тайлера Сьюзен не нравились. Бродить ночью в компании Гамильтона совсем не хотелось. Однако сказать об этом она побоялась и в ответ на безучастный взгляд мальчика почему-то кивнула.

– Хорошо. Моя машина на учительской стоянке.

Какое-то время шли молча. Вдруг из какого-то здания – из библиотеки? – Сьюзен услышала шум: тихие, едва различимые звуки, наводящие на мысль об истязаемых зверушках.

– Ты что-то задержался сегодня в школе, – сказала она Гамильтону.

Пусть он поговорит с ней, пусть заглушит этот слабый, неясный писк, идущий из библиотеки…

– Я ждал вас, – раздался безжизненный голос.

Ответ прозвучал двусмысленно, и любое толкование ничего хорошего не сулило.

Сьюзен ускорила шаг.

– Я опаздываю на встречу. – С какой стати она перед ним оправдывается?! – Я уже должна была приехать. Обо мне, наверное, волнуются.

Голос прозвучал испуганно, и Сьюзен заставила себя умолкнуть, чтобы не опозориться окончательно.

Гамильтон не отвечал.

Они пересекли центральный двор, и Сьюзен первой шагнула в закрытый коридор, который разрезал надвое корпус математики и естественных наук и вел в обеденную зону. Обычно коридор освещался, но сейчас здесь горела лишь одна длинная флуоресцентная лампа под потолком. Ее облепили ночные бабочки и жуки, крылышки их трепетали, и по стенам метались сумасшедшие тени. Впереди лежала полная чернота. Лишь в столовой мелькал какой-то странный огонек, да фонари вдалеке, на парковке, отбрасывали мутно-оранжевый свет. Остальное скрывал вездесущий мрак.

Сьюзен захотелось повернуть назад. То была интуитивная реакция – как у животного, чутье которого предостерегает об опасности. Если б не Гамильтон, Сьюзен со всех ног помчала бы обратно в класс и заночевала бы там, включив все лампы. Но скаут пошел бы за ней, куда бы она ни направилась… Он пугал Сьюзен не меньше, чем темнота впереди. Нужно побыстрее добраться до стоянки, сесть в машину и удрать отсюда на всех парусах.

А вдруг Гамильтон полезет в машину следом? Или проследит ее до дома? Полезет следом? Тогда она его пнет, ударит, заедет в лицо ключами от машины – сделает что угодно, лишь бы от него избавиться. Сьюзен хорошо понимала, как это дико – планировать нападение на ученика, провожающего тебя к автомобилю, – однако отчаянные времена требовали отчаянных мер, и она не испытывала ни сомнений, ни малодушных колебаний.

Коридор остался позади. К западу от обеденной зоны, там, где обычно располагались баскетбольные площадки, стояли качели, турники-рукоходы, горка. Вместо черного асфальта на земле лежал белый песок.

Гамильтон перехватил взгляд Сьюзен и скучным голосом сообщил:

– Там играют мертвые дети.

Сердце у нее замерло. Посмотреть бы сейчас Гамильтону в лицо – наверное, шутит?

Если все сложится хорошо, то через две минуты она будет в машине.

Только куда исчезли огни парковки? В густой тьме больше ничего не светилось. Внезапный туман? Но на улице холодно, а не сыро, откуда взяться туману? Сьюзен пошла медленней, чтобы не споткнуться. Глаза постепенно привыкли к полному мраку, впереди проступили какие-то очертания.

Она прищурилась.

Игровая площадка.

Где играют мертвые дети.

Не может быть! Сьюзен развернулась к школьным корпусам – точнее, туда, где они должны были быть, – но перед ней вновь выросла площадка: качели, горка, рукоходы.

И дети.

Сьюзен побежала. Куда? Где стоянка? Где вообще хоть что-нибудь? Неважно. Скорей выбираться отсюда. Прочь из школы.

Откуда-то из ночи прилетел смех. Смех был детский, но совсем не наивный. Казалось, он шел отовсюду.

Впереди опять выросла игровая площадка… Повернуть налево… Бежать… Быстрее…

Площадка. В другую сторону… Быстрей…

Все равно площадка.

Сьюзен остановилась – злая, испуганная. Гамильтон по-прежнему был рядом. Смотреть на него она боялась, но ощущала его присутствие, его твердое плечо возле своего плеча. Игровая площадка стала ближе. Резвящиеся на ней дети выглядели скорее тенями – неясными пятнами чуть светлее окружающей черноты, – однако Сьюзен разглядела, что некоторые похожи не на малышей, а скорее на подростков. Или даже учеников старшей школы?

– Ваша машина пропала, – механическим голосом сообщил Гамильтон.

Сквозь собственные рыдания Сьюзен услышала его слова. Она не хотела им верить – но верила.

– Надо сообщить директору, – добавил он.

– Нет! – закричала Сьюзен.

Она толкнула скаута и со всех ног рванула в противоположную сторону. Игровая площадка впереди не выросла, зато темнота потяжелела, сгустилась, начала сжиматься. Миг – и Сьюзен очутилась одна-одинешенька посредине непроницаемо-черного безликого мира.

– Помогите! – закричала она во всю мощь легких. – На помощь!

Голос затих, провалился в никуда, утонул во мраке.

– Помогите!

Однако человек, выступивший из мрака и взявший ее за руку, пришел вовсе не на помощь.

Сьюзен посмотрела ему в лицо, ощутила ледяное прикосновение – и не сумела издать ни звука.

Глава 18

Майла давным-давно не общалась с Рейчел Джексон-Смит. Класса с девятого, наверное. Поэтому она очень удивилась, когда под конец обеда к ней подошла старая подруга и попросила разрешения сесть рядом. Брэд как раз ушел в библиотеку сдавать какие-то книги, и Майла взялась перечитывать протокол последнего заседания ученического совета – хотела проверить, все ли ее возражения зафиксировали. Над ухом вдруг послышалось робкое: «Привет». Перед ней стояла Рейчел – знакомые джинсы и футболка, прежний рюкзак. На носу у нее сидели новые очки, но в остальном она выглядела почти так же, как в девятом классе.

Майла не помнила, когда они с Рейчел разговаривали в последний раз. Более того, Майла не помнила, почему они перестали разговаривать. Девушки познакомились на вводной лекции для девятиклассников и весь первый год в Тайлере были неразлучны. Потом, в десятом классе, у обеих появились новые друзья, и каждая пошла своей дорогой. Сейчас Рейчел была редактором школьной газеты, «Тайлер газетт». Юная журналистка заработала высокую репутацию своими смелыми статьями: Рейчел критиковала администрацию, спортивную кафедру и прочих «священных коров».

Пусть они больше и не дружили, но Майлу Рейчел восхищала.

– Как дела? – спросила Майла. – Давно тебя не видела.

Она мысленно поморщилась, устыдившись собственной банальности.

Рейчел ответила ничуть не лучше:

– Все нормально.

Поначалу обе испытывали неловкость и трогательно пытались восстановить прежнюю теплоту отношений, затрагивая лишь общие темы. Но вот прозвенел звонок, а Рейчел не шевельнулась. Майла заподозрила, что старая подруга выплыла из небытия не просто так.

– Ты… что-то хотела?

– Послушай, – решилась Рейчел, – можешь прогулять этот урок? Ну, ты же в ученическом совете. Выпиши себе разрешение, или как правильно? Если тебе так нельзя, – поспешно добавила она, – то мне можно. Я – редактор и имею право выписывать своим журналистам разрешение на пропуск занятий. Могу и для тебя такое сделать.

– Зачем? – удивилась Майла.

Рейчел помолчала.

– Объяснить трудно, – наконец произнесла она. – Лучше показать.

– Что показать? И почему именно мне? Не понимаю. Ты предлагаешь мне пропустить урок, чтобы… я на что-то посмотрела?

Рейчел вздохнула.

– Задам тебе вопрос. Ты не замечала в Тайлере каких-нибудь странностей в этом семестре? После того, как мы стали независимой школой?

– Кто же их не замечал? – ответила Майла.

– Слава богу. – Рейчел с облегчением рассмеялась. – А то я не знала, как тебе это преподнести. В общем, я пишу статью о происходящем, хочу свести все воедино. Вот ты, к примеру, в курсе, что мистер Карр достает оркестрантов по поводу их религиозных убеждений? У него есть то ли христианский клуб, то ли группа по изучению Библии, и мистер Карр заставляет всех музыкантов туда вступать. Он не просто пугает их адскими муками – угрожает выгнать из оркестра тех, кто не уверует. У миссис Хэйбек другой перегиб: она то ли колдунья, то ли язычница. Только не та, что проповедует всеобщее единство и почитает матушку-Землю. Нет, миссис Хэйбек верит в кровавые жертвоприношения и пытается набрать учеников.

– Разве можно делать такое в школе?

– В нормальной – нельзя. Независимая школа – совсем иной коленкор. И это еще цветочки. Словом, я собираю доказательства, беседую со свидетелями. Вопрос изучен досконально, поверь. Ответственный редактор и наш куратор уже одобрили собранный материал. Мы собираемся выступить с разоблачениями.

– А я при чем? – спросила Майла.

– Честно говоря, точно не знаю. Понимаешь, ученический совет имеет какое-то влияние на администрацию. Или на родительский комитет. В конце концов, ты можешь дать мне официальное интервью – и это будет важный вклад. Твоя поддержка поможет нам сдвинуть дело с мертвой точки. Конечно, ты член ученического совета, но я хорошо тебя знаю. – Рейчел потупила взгляд. – По крайней мере, знала. – Она вновь посмотрела на Майлу. – Ты не такая, как остальные в совете.

– Э… спасибо. Надеюсь, это комплимент.

– Именно. В школе происходит нечто… – Рейчел покачала головой. – Не могу объяснить. Лучше тебе самой увидеть. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Поэтому – да, я приглашаю тебя с собой. Сегодня утром мне дали пару наводок, и я хочу их проверить.

– Ты просто Нэнси Дрю[10].

Рейчел покраснела.

– Это тоже комплимент, – быстро сказала Майла. – Прости. Я слишком много общаюсь с Брэдом и Эдом, их ирония заразительна. Я сама не ожидала…

– Я слышала, что ты встречаешься с Брэдом. Поздравляю.

– Ты в курсе? – удивилась Майла. – Ты даже Брэда знаешь?

– Я держу ушки на макушке, – провозгласила Рейчел с напускной серьезностью. – И знаю всех.

– Я по тебе соскучилась, – рассмеялась Майла.

– Я по тебе тоже.

Прозвенел второй звонок.

– Теперь ты точно опоздала. Могу написать тебе объяснительную, если ты решишь пойти на урок, – или разрешение на прогул, если составишь мне компанию.

– Составлю, – кивнула Майла.

Рейчел внезапно стала очень деловитой. Извлекла из рюкзака блокнот, а из кармана джинсов – ручку.

– Первый пункт назначения – женская раздевалка; говорят, там на каждом пятом уроке что-то происходит. Только пошли быстрее. – Рейчел поспешила к спорткомплексу. – Многие странности, как я выяснила, привязаны к определенным учителям. – Она очень торопилась, и Майла с трудом за ней поспевала. Рейчел оглянулась через плечо. – Ты замечала что-нибудь необычное на своих уроках? Необычное и регулярное?

– Нет, – выдохнула Майла, догоняя. – В голову ничего не приходит.

– А в раздевалке на физре? Кто у тебя ведет, кстати?

– Френч. Иногда Темпл. Нет, никаких странностей.

– Про Темпл до меня дошли нехорошие слухи, – сообщила Рейчел. – Ее-то мы и навестим.

Они подходили к раздевалкам. Справа на поле в ожидании выстроились несколько ребят, уже в спортивной одежде. Впереди, у входа на стадион, команда Тайлера по американскому футболу, состоящая из одних белых игроков, описывала круги вокруг команды игроков в сокер[11], состоящей сплошь из латиноамериканцев, и во всю глотку орала оскорбительную песню:

– Ты кукарача! Ты кукарача! Бурритами набит твой зад!

На обеих командах была форма. Странно. Что они здесь делали? Тренировки проходили после школы, а не на пятом уроке.

– Ты кукарача! Ты кукарача! Бурритами набит твой зад!

– Сюда. – Рейчел отвлекла Майлу от созерцания стадиона.

Та послушно повернула налево и следом за Рейчел вошла сквозь распахнутые двойные двери в женскую раздевалку.

Сквозь распахнутые двери?

Майла недоуменно свела брови. С улицы просматривалось все, что творилось внутри. Обычно двери стояли закрытыми. А еще сразу за ними обычно высился барьер – большая прямоугольная перегородка, облицованная кафелем, которую девочки всегда обходили и которая скрывала интерьер раздевалок от мальчишек-прохожих. Куда она делась? Еще сегодня утром перегородка была.

Однако это оказалось лишь началом.

При появлении Рейчел и Майлы в их сторону повернулось множество голов.

– Вы не в нашем классе. Чего приперлись? – злобно спросила известная грубиянка Алва Рамирес.

– Я пишу статью для школьной газеты. – Рейчел помахала блокнотом.

– Про что? Про мою киску?

Несколько девчонок нервно хихикнули.

Алва тяжело посмотрела на Майлу.

– Чего уставилась, лесба?

В голову Майле полетели скомканные трусы, она проворно уклонилась.

– Пришли полюбоваться на нас голеньких? Да?

«Слонихи меня не возбуждают», – хотела ответить Майла, но не успела она открыть рот, как из тренерского кабинета вышла миссис Темпл.

Обнаженная.

В раздевалке наступила тишина. Даже Алва струхнула. Однако удивления на лицах девочек не было. Ну и ну! Значит, для них это не впервые.

Рейчел дернула Майлу за руку и втащила в санузел по соседству. Как темно… Стоя возле раковины, они видели все, но сами оставались невидимыми.

Тренер пошла между шкафчиками. Одни девочки уже натянули на себя спортивную форму, другие еще не успели снять форму школьную, третьи и вовсе стояли полураздетыми. Однако все, не сговариваясь, смотрели вниз или в сторону. Куда угодно, только не на миссис Темпл, которая гордо дефилировала мимо них, выпятив грудь и выставив на обозрение бритую промежность. Не знакомая Майле стеснительная девочка в одном нижнем белье как раз хотела надеть спортивные шорты, когда перед ней остановилась миссис Темпл. Она стянула с девочки трусики, повернула ее к себе спиной, запустила палец между девичьими ягодицами, провела им сверху вниз и пошла дальше, чему-то улыбаясь.

Майлу едва не вырвало. Рейчел лихорадочно царапала в блокноте, хотя вряд ли видела, что пишет.

– Построились по двое и в зал! – скомандовала тренер; те, кто еще не успел переодеться, засуетились. – Возьмите с собой ракетки для пинг-понга.

О непрошеных гостьях позабыла даже Алва.

– Пошли, – шепнула Рейчел, высунув голову из санузла.

Майла скользнула следом за подругой ко входу в зал.

Девочки столпились на линии штрафного броска у ближайшей баскетбольной корзины. Миссис Темпл, по-прежнему голая, стала в центре площадки, уперев руки в бока. Все ученицы захватили ракетки, как и было велено.

– Строиться по одному! – скомандовала тренер и наклонилась вперед, расставив ноги и ухватив себя за лодыжки. – У каждой по три удара! Отрабатываем замах с доводкой мяча. Алва, ты первая! Отшлепай меня по заднице, чтобы покраснела, как наливное яблочко!

Майла с Рейчел смотрели, затаив дыхание, как девочки по очереди подходили к миссис Темпл и трижды шлепали ее ракеткой по обнаженному заду. Учительница делала замечания.

– Сильнее отведи руку назад! – рявкнула она на одну ученицу. – Выше угол наклона в конце! – поправила другую.

Несколько раз миссис Темпл вздрагивала, стонала и говорила уже ласковей:

– Да! Вот так хорошо.

Рейчел потянула Майлу за рукав, и они тихонько прошли через раздевалку на улицу.

– О господи, – произнесла Майла, когда подруги поспешили прочь. – Господи.

Обычно мягкие черты лица Рейчел стали жестче. Она шагала молча до самой обеденной зоны.

– Мне про это намекнули по секрету. Одна девочка из того самого класса посоветовала глянуть, как проходит урок. Я не знала наверняка, в чем дело, хотя кое-какие догадки имелись. Вот только я не подозревала, что все так… откровенно и пошло. Эх, надо было фотоаппарат взять! Визуальные доказательства всегда лучше слов. – Она повернулась к Майле. – Зато у меня есть свидетельница – ты. Правильно? Ты видела то же, что и я.

– Да уж. И никогда этого не забуду.

Они присели за обеденный стол. Рейчел застрочила в блокноте.

– Пойдем-ка к театральной студии. Покажу тебе кое-что еще.

Подруги направились назад к школьным корпусам. Перед проходом, ведущим на центральный двор, на посту стоял скаут. Рейчел показала ему журналистский пропуск, и они беспрепятственно прошли дальше.

– Джаред Гельмс в униформе… Чудовищное зрелище, – презрительно бросила она, когда проход остался позади. – Правда, если кто-нибудь додумается вручить ему оружие, будет еще чудовищней.

Майла улыбнулась.

Они миновали несколько корпусов. Впереди показалась открытая дверь в театральную студию, оттуда звучала быстрая музыка в стиле кантри. Рейчел, приложив палец к губам, подошла к двери сбоку и осторожно просунула голову внутрь. Заглянула за угол. Затем поменялась местами с Майлой и жестом предложила ей сделать то же самое.

Поначалу Майла ничего не разглядела. Три четверти аудитории – часть зала, предназначенная для зрителей – тонули во тьме. Однако народная музыка заиграла громче, к ней добавился мужской голос, выкрикивающий команды для кадрили. Майла вытянула шею еще дальше и увидела освещенную людную сцену. Парни и девушки в ковбойских нарядах парами танцевали под команды невидимого ведущего.

– Покружите дам вы дружно и понюхайте там, где нужно!

Мальчики, все как один, закружили партнерш, затем подняли их и ткнулись носом прямо им в промежность. Майла округлила глаза. Что сейчас будет! Однако ничего не произошло. Ни смеха, ни визга, ни возмущенных воплей. Наоборот, ученики действовали отлаженно и сосредоточенно – словно проделывали все не в первый раз и сейчас просто оттачивали технику исполнения.

– Ноги на пол возвращай, зад хватай и клич кидай!

Девочки нагнулись. Парни обеими руками схватили услужливо подставленные ягодицы и хором крикнули: «Йи-хоу!»

Майлу потянули за рукав, и она следом за Рейчел пошла по очередному проходу до закрытых дверей музыкального кабинета.

– Гадость, правда? – сказала Рейчел.

Майла оглядела двухэтажные учебные корпуса, опоясывающие школьный двор.

– После такого поневоле задумаешься, что происходит за этими дверями. Какие еще сюрпризы нас ждут?

– Потому-то я и решила написать статью. Потому и попросила твоей помощи. Нужно подключить учеников. Нужно положить конец этим безобразиям.

Положить конец? Как? Майлу одолевали сомнения. Речь ведь шла не о каком-нибудь одном свихнувшемся учителе или об одном возмутительном правиле. Что-то неладное происходило со школой в целом. Вспомнился жуткий шкафчик. В придачу тут была замешана мистика, и это пугало сильнее всего.

Однако Рейчел отступать не собиралась. Глядя на подругу, Майла почувствовала себя немного смелее.

Рейчел решительно зашагала через двор, оттуда – к корпусу обществознания.

– Последний пункт нашего путешествия, – объявила она.

– А здесь что будет? – У Майлы уже не осталось сил для новых открытий.

– Для начала кое с кем встретимся. С моим источником.

– Идем на явочную квартиру? Кто у нас источник?

Подруги подошли к кабинету миссис Хэйбек.

– Челси Джеймс. Сейчас я заберу ее с урока истории, и она покажет нам то, о чем даже учителям неизвестно. Тренировку скаутов. Девочек-скаутов.

Тренировку парней Майла видела, и не раз. Их трудно было не увидеть. Военная форма, бесконечная маршировка на лужайке перед школой – казалось, они намеренно мозолят всем глаза. Майла считала, что это делается для запугивания других учеников. На последнем собрании совета она так и заявила Роланду Невинсу, но тот, конечно, все отрицал.

Однако девушки-скауты…

Тут дело обстояло сложнее. Они тоже носили нашивки, однако в форме не ходили и вместе ничем не занимались. Собственно, большой редкостью было увидеть даже двух девушек-скаутов, разговаривающих друг с другом. Они вели себя настолько скрытно и незаметно, что об их существовании помнили далеко не все. Делалось это, по мнению Майлы, опять же намеренно.

Рейчел извлекла из блокнота пропуск и стала его заполнять.

– Подожди, я быстро, – попросила она Майлу и вошла в кабинет миссис Хэйбек.

Майла принялась рассматривать школьный двор. Невысокая стена, окаймляющая поляну выпускников, пестрела граффити: ругательства и непристойности, грубые изображения мужских и женских половых органов, незнакомые символы, похожие на арабскую вязь. Майла нахмурилась. До обеда ничего такого на стене не было. Точно.

Вернулась Рейчел не одна. Челси холодно глянула на Майлу, не поздоровавшись. На рукаве у Челси красовалась нашивка. Девушка-скаут. Интересно, что ею двигало? Зачем она вообще обратилась к Рейчел? Зачем предложила отвести на тайную тренировку? На доносчицу-идеалистку Челси не походила. Наоборот, в ней чувствовалось то ли коварство, то ли еще что-то – некое неуловимое качество, роднившее всех скаутов Тайлера.

Однако скоро Челси расслабилась, и Майла увидела испуганного ребенка, обычную старшеклассницу, которая ввязалась во что-то непонятное и чуждое.

– Спасибо, что пришла, – Челси посмотрела на Рейчел. – Спасибо, что напишешь об этом.

– Тебе спасибо за откровенность.

– Пойдемте. – Челси покосилась на двор. – Пора. Самое время вам все показать.

– А если нас застукают?

– Я скажу, что ты пишешь статью про девушек-скаутов – какие мы ловкие и умелые по сравнению с парнями.

– А вы с ними соперничаете? – оживилась Рейчел.

– Нет. Просто выполняем распоряжения директора. Парни тоже. Но объяснение должно сработать.

«А если не сработает?» – подумала Майла.

Они направились по проходу к обеденной зоне.

– Здесь мы срежем. – Челси провела подруг мимо мастерских – автомобильной, столярной, металлообрабатывающей, – обогнула их и вышла на грязную тропинку между зданием и забором. Тут было тесно и валялось много мусора. За забором начиналась улица. Троица одолела невысокий утрамбованный холм, спустилась с него, расшвыривая ногами пивные бутылки, банки из-под колы и обертки от чипсов. Оставив задворки позади, девушки оказались на цементированной дорожке посреди открытого участка к западу от спорткомплекса. Впереди стали видны загоны с парой-тройкой овец, несколькими козами и коровой. Дальше стоял сарай.

Здесь Майла еще не бывала. Ни разу за все три с лишним года учебы. Она когда-то смутно слышала про участие школы в общественной организации «Будущие фермеры Америки», но совершенно не представляла, где эти самые фермеры собираются и что делают. Наличие тут, на отшибе, сарая с загонами – посреди школьного участка, о котором Майла даже не подозревала, – стало для нее сюрпризом. Ощущение обособленности усиливала девятифутовая стена, которая вскоре должна была опоясать всю школу. Здесь стену уже закончили, и она отрезала Тайлер от мира, полностью скрыв за собой дома и улицу.

Из сарая доносились женские голоса. На таком расстоянии было не понять – разговаривают они, спорят, смеются или кричат.

– Сейчас ведь пятый урок! – внезапно осенило Майлу. – Почему же скауты не на занятиях?

– Ага, – кивнула Рейчел. – По идее тренировки должны проходить до или после школы. Или в обед.

– Мы тренируемся по сменам, – сказала Челси.

Это «мы» Майле по-прежнему не нравилось.

– Здесь постоянно кто-нибудь есть. Распоряжение директора Хоукс. На каждом уроке группа девочек отрабатывают боевые приемы.

– Вас готовят к бою? С кем? – Рейчел достала блокнот.

– Нам пока не сказали. – Челси остановилась. – Теперь давайте тихо. Если нас заметят, говорить буду я. Хорошо?

Майла и Рейчел кивнули.

– Обойдем сарай сбоку. Там окно, через которое вы все увидите. Оно у девочек за спиной.

– А учитель? Или инструктор? Или кто вас там тренирует?

– На пятом уроке тренера нет. Потому-то я вас сейчас и привела. – Челси понизила голос. – Всё, ни слова.

Они обошли загоны; пригнувшись, перебежали грязный открытый пустырь, выскочили к боковой стене сарая. Здесь действительно находилось окно – маленький стеклянный прямоугольник как раз на уровне глаз, рядом с крюком, на котором висел моток веревки. Челси заглянула в окошко первой, затем уступила место Рейчел.

Наконец подошла очередь Майлы. Девушек внутри оказалось неожиданно много, около двадцати. Она быстро подсчитала. Семь уроков, по двадцать человек. Сто сорок девушек-скаутов? Да нет, нереально! Во всей школе лишь триста выпускников. Может, на пятом уроке была самая высокая посещаемость? Может, поэтому Челси и привела их именно сейчас?

Может, да, а может, и нет.

Майла заметила нескольких девочек помладше, не выпускниц. Она-то думала, что в скауты брали только двенадцатиклассниц…

Девушки молча стояли в ряд в центре сарая, спиной к окну. Каждая держала в правой руке копье. Видимо, левшей среди скаутов не было. К делу это не относилось, но Майла все равно отметила. Перед ними на копне сена лежала окровавленная корова. Корова, несомненно, принадлежала «Будущим фермерам», они ее кормили, ухаживали за ней. Потом бедное животное попало к скаутам и сделалось мишенью для метания копий. Точнее, мишенью для пыток и истязаний.

Тиффани Льюнг шагнула вперед, вскинула левую руку и, взмахнув правой, кольнула копьем корову под лопатку. Корова дернулась, жалобно замычала и бессильно уронила голову на сено.

Тиффани отступила влево, ее место заняла следующая девушка. Она вонзила копье корове в заднюю часть – животное застонало еще мучительней, – провернула копье в ране, выдернула его и последовала за Тиффани к следующему «тренажеру». Там девушки метали копья в куриную тушку, висящую на деревянной стойке.

Слева от истерзанной коровы Майла увидела кандалы. Сверху и снизу к стене крепились цепи с оковами на конце. Они явно предназначались для людей.

– Боже мой! – отпрянув от окна, выдохнула Майла.

Рейчел строчила в блокноте.

– Вот что нас заставляют делать, – угрюмо кивнула Челси. – Причем говорят, это только начало.

Больше она ничего не добавила, но Майла сразу же подумала о кандалах.

Три спутницы в молчании вернулись на школьный двор. Зажав в руке пропуск, Челси рассталась с подругами у корпуса естествознания.

– Не упоминай в статье моего имени, – попросила она. – Даже не намекай на меня.

– Не буду, – пообещала Рейчел.

Майла в безмолвном бессилии посмотрела на подругу.

– Еще хуже, чем ты себе представляла, да? – Рейчел была мрачнее тучи.

Хотя ничего подобного Майла и вообразить себе не могла, все увиденное прекрасно вписывалось в образ сегодняшнего Тайлера.

– Выскажешься для газеты?

Майла отупело покачала головой. Сейчас мозг был не в состоянии выдать хоть какой-нибудь вразумительный комментарий. Рейчел это поняла.

– Я напишу статью вечером, а завтра утром тебе покажу. Давай встретимся на поляне выпускников перед уроками.

– Хорошо. Я до утра тоже подумаю. Надеюсь, сумею сказать что-нибудь внятное.

Однако утром Рейчел не пришла.

Майла была на поляне уже в половине восьмого. Она прождала подругу до самого звонка, но Рейчел так и не объявилась, и Майле пришлось бежать через всю школу, чтобы успеть на физкультуру. На перемене Майла сказала Брэду, что у нее дела, и отправилась в редакцию школьной газеты, расположенную рядом с кабинетом мистера Бута. Куратор был на месте – вычитывал материалы вместе с редактором. У дальней стены за компьютерами работало несколько учеников.

– Простите, – сказала Майла. – Я ищу Рейчел Джексон-Смит.

Ученики взволнованно переглянулись, затем посмотрели на мистера Бута. Куратор спокойно дочитал абзац и поднял на посетительницу глаза – холодные, непроницаемые.

– Вы, видимо, еще не знаете, – произнес мистер Бут. – Вчера вечером Рейчел погибла. Виноват пьяный водитель.

Идя сюда, Майла думала, что готова ко всякому. Тем не менее услышанное вызвало шок и дошло до нее не сразу.

– Рейчел… умерла?

Мистер Бут кивнул.

– Мы готовим первую страницу, посвященную ее памяти. Хотите взглянуть?

Происходящее казалось нереальным: хладнокровный преподаватель, безучастные ученики, их отношение к этой новости – как к… новости. Они знали Рейчел, работали вместе с ней, что-то к ней чувствовали. Однако ее смерть вызвала у них не больше эмоций, чем известие о приеме на работу нового учителя или результаты пятничного футбола. Оглушенная Майла подошла к куратору и прочла статью, которую тот правил. Статья содержала ответы на все вопросы, которые Майла могла бы задать по поводу аварии: несчастье случилось на перекрестке Вест-стрит и Линкольн-авеню примерно в восемь тридцать. Рейчел ехала пристегнутой, но в ее автомобиле отсутствовали подушки безопасности, и она умерла прямо на месте; за рулем вылетевшей в лоб машины сидел пьяный безработный – строитель с недействительной лицензией. Все было написано так сухо и бесстрастно, словно речь шла о событии, произошедшем в другом штате с чужим человеком.

Подобное равнодушие выглядело не просто странным, оно выглядело… подозрительным. Майла впервые посмотрела на редакцию новыми глазами. Неужели и сюда добралась та зловещая жуть, которая разъедала Тайлер?

Майла решилась.

– Рейчел собирала материал, – сообщила она куратору. – Про… странности, творящиеся в школе.

– Впервые слышу, – ответил мистер Бут.

Она посмотрела на редактора, Ричарда Парка. Тот отвел глаза и стал внимательно разглядывать пол.

– Вчера мы вместе с Рейчел посетили урок физкультуры, урок танцев и тренировку девушек-скаутов, – раздраженно выпалила Майла. – Учительница физкультуры вела урок голая и заставляла девочек ее шлепать, кадриль была непристойной, а скауты в сарае убивали корову «Будущих фермеров».

– Рейчел непременно мне рассказала бы. – Мистер Бут покачал головой. – Но она и словом не обмолвилась, и в ее записях ничего подобного не было. Сегодня утром мы проверили ее компьютер – нужно было перепоручить незаконченную работу кому-нибудь другому.

– Рейчел согласовывала статью с вами! – Майла указала на редактора. – И с вами!

Редактор смотрел в пол.

– Нет, – произнес мистер Бут. – Не согласовывала.

– Вранье!

– Разговор окончен. – Куратор холодно посмотрел на Майлу. – Думаю, вам пора.

* * *

Брэд волновался: Майла не пришла на английский. Уроки она никогда не прогуливала, и, глядя на ее пустой стул, Брэд нутром чуял – что-то не так. Позвонить бы ей или сообщение послать! Увы, мобильные телефоны, даже если б ими разрешали пользоваться, в школе по-прежнему не работали.

Он так расстроился, что перед уроком физкультуры позабыл сменить носки. Спортивные носки тоже были белыми, так что большой беды не произошло; однако с этой недели в Тайлере ввели идиотскую форму, и учителя – в особенности физруки – встали на тропу войны. Они проверяли каждую деталь облачения, от складочек на футболке до шнурков, и наказывали учеников за малейшее нарушение.

А Брэд забыл сменить одни белые носки на другие.

Тренер Николсон отругал за это Брэда, как только тот вошел в зал.

– Бекер! – скрипуче пролаял учитель. – Марш назад за нормальными носками, не то сниму с тебя десять баллов! Оденься как положено, а потом уже являйся на баскетбольную площадку. Быстро!

В дверях раздевалки Брэд замер. Что-то было не так. Ощущение… Не холод и не жар, нет, хотя ощущение все равно физическое, словно внезапно изменился состав воздуха. В раздевалке было пусто, но…

Но пустой она не казалась. Сочившийся сквозь слуховое окно в центре потолка грязно-серый свет не проникал в закоулки возле туалетов, возле кабинета тренера, они оставались в тени, и там вполне мог кто-нибудь прятаться. Стояла тишина, тишина выразительная – слишком безупречная, слишком… насыщенная чем-то.

Брэд пошел вперед – медленно, осторожно.

Резиновые подошвы его кед громко шлепали по цементному полу.

Тренер наверняка уже начал составлять докладную на Брэда за опоздание и заодно выписывать обещанные штрафные баллы. Плевать. Брэд все равно приближался к своему шкафчику не спеша, с опаской. Здесь ощущение чужого присутствия стало сильнее. Этот ряд шкафчиков располагался прямо под слуховым окном, однако слабое освещение не разгоняло сумрака, оно лишь сгущало тьму в дальних углах раздевалки. Брэд посмотрел в конец прохода.

В душевом отсеке кто-то был.

Ван Нгуен.

Полностью одетый, в джинсах и футболке, он стоял в углу кафельной душевой кабинки и пристально смотрел на баскетбольный мяч у своих ног. Лица Брэд не видел, но знал, что перед ним именно Ван. Еще он знал – с беспочвенной уверенностью, какая свойственна снам, – что ему не следует встречаться с Ваном взглядом, иначе… что-то произойдет.

Что именно, Брэд не представлял.

Что-то…

Он отвел глаза, быстро набрал код на шкафчике, схватил спортивные носки. Затем рискнул посмотреть назад, в душевую.

Ван переместился.

У Брэда пересохло во рту. Ван по-прежнему смотрел под ноги, только теперь он стоял посреди кабинки, под центральным распылителем.

Сердце бешено стучало. Держа в поле зрения неподвижную фигуру, Брэд скинул кеды и рухнул на скамейку, по-прежнему не отводя взгляда от душевой. На несколько секунд посмотрел вниз, чтобы снять носки. Поднял глаза.

Ван передвинулся к порогу душевой кабины.

И поднял голову.

Брэд побежал. Не забрал с пола носки, не запер шкафчик – просто рванул прочь, прихватив кеды, пролетел чрез раздевалку к залу. Одноклассники уже играли в баскетбол. Мистер Николсон стоял позади корзины, наблюдал за игрой, посвистывал. Сейчас он увидит Брэда и опять разорется. Брэд сел у входа в зал. Лучше обуться. За отсутствие носков, конечно, влетит, но за появление на площадке босиком вообще не поздоровится.

Он торопливо развязал шнурки и натянул один кед, но не успел надеть второй или даже завязать шнурки на первом, как услышал тихое «кап-кап-кап». Словно кран подтекал. Брэд оглянулся… За спиной стоял Ван. Стоял неподвижно и смотрел на баскетбольный мяч под ногами.

Брэд с воплем вскочил и в одном кеде рванул на середину зала. Лицо Вана… Брэд увидел его всего на мгновенье, но запомнил навсегда. Такое в жизни не забудешь. Мертвенно-бледная, до голубизны, кожа, круглый распахнутый рот без зубов, широко раскрытые остекленевшие глаза…

Одноклассники уставились на Брэда, кто-то засмеялся. Он бежал к ним в одном кеде, без носков, босая нога шлепала по паркету. Тренер разъяренно дунул в свисток и рявкнул, указывая на раздевалку:

– Марш назад! Обуйся как положено!

– Ван Нгуен! – закричал Брэд, несясь вперед. – Я его там видел! Он там! Он на меня чуть не напал!

Теперь смеялись все. Тренер Николсон решительно зашагал через зал к Брэду.

– Я не вру! Сами посмотрите! Он…

Тренер схватил Брэда за шею и развернул его на сто восемьдесят градусов. Грубые пальцы больно впились в кожу, Брэд хотел закричать, однако учительская пятерня перекрыла ему доступ воздуха. Мистер Николсон злобно впихнул Брэда в раздевалку.

– Ну, показывай! Показывай, из-за чего ты летел отсюда в одном ботинке без носков и визжал про привидение, как девчонка!

Глаза Брэда обшарили раздевалку. Пусто. Ни Вана, ни его баскетбольного мяча, ни ощущения чужого присутствия. Все исчезло.

Начисто.

Дурак, обругал себя Брэд. Трусливый дурак… Стыдно-то как. Надо что-нибудь придумать.

– Я пошутить хотел, – соврал он.

Тренер придвинулся так близко, что Брэд ощутил зловонное дыхание.

– Не-ет, не хотел, – насмешливо протянул мистер Николсон. – Ты перепугался.

Как это было понимать? Учитель издевается? Или знает, что произошло тут на самом деле? Брэд растерялся. «Лучше промолчу, – решил он. – Целее буду».

Тренер вытолкнул Брэда обратно в зал, разжал хватку.

– Марш к щитам, отрабатывать бросок в корзину. Ставлю тебе сегодня «неуд», Бекер. Скажи спасибо, что не отстраняю на неделю.

За обедом Майла так и не появилась. Зато Эд сидел на обычном месте. Брэд швырнул пакет с едой на пластиковый стол и сел напротив друга.

– Ты чего?

– Майла пропустила урок. Я не знаю, где она. – Брэд огляделся, не подслушивает ли кто. – Еще я видел Вана. В раздевалке.

– Он там прятался, что ли?

– По-моему, он стал призраком.

Эд не выказал ни капли недоверия – они давно уже прошли эту стадию, – кивнул и придвинулся ближе.

– Рассказывай.

Брэд рассказал. Все, в подробностях – в том числе и про то, как тренер Николсон ухватил его за шею и втащил в раздевалку.

– Я думал, этот козел мне голову оторвет.

– Да, красные следы остались, – подтвердил Эд, разглядывая шею друга над воротником. – Давай их сфотографируем. Дело беспроигрышное. Физическое насилие. Пусть Николсона уволят. Черт, да ты вытрясешь из школы кучу денег!

Брэд помотал головой.

– Сам знаешь, ничего не выйдет. Не тот случай. Учителя, похоже, больше не боятся обвинений в насилии. Они считают, что им все с рук сойдет. И сойдет же, блин! Нужно удвоить осторожность. Правила игры переменились.

– Точнее, пошла игра без правил, – сухо сказал Эд. – Кстати, а мяч Вана пропал вместе с ним?

– Думаю, что да.

– Значит, ты видел призрак баскетбольного мяча.

– Издеваешься?

– Обстановку разряжаю. – Эд демонстративно скосил глаза на соседний столик.

Брэд сложил руки замком на затылке, демонстративно потянулся и тоже скосил глаза вслед за другом. Рядом в полном молчании ели четыре девчонки – девяти- или десятиклассницы. Они явно слушали разговоры окружающих. У всей четверки на рукавах были нашивки скаутов Тайлера.

– Я упоминал, что у меня обалденно большой член? – громко спросил Эд.

– Нет, – подыграл Брэд. – Спорим, вон те телочки с радостью это проверят.

Девицы-скауты, как по команде, стали смотреть в другую сторону.

– А то. У меня тут на кармане кругленькая сумма образовалась…

– А твоя сестрица говорила мне совсем другое, – бросил проходящий мимо Хэл Герни и отвесил Эду затрещину.

Эд скривился, прижал ладонь к уху.

– Вот они, подводные камни славы.

– Кое-что не меняется, – расплылся в улыбке Брэд. – Это радует.

Приятели не знали, что это были за девчонки, шпионили они или нет. Если шпионили, то для кого? На всякий случай Брэд последовал примеру Эда: принялся болтать ни о чем.

Однако страх после встречи с Ваном не отпускал. Любое движение, которое краем глаза улавливал Брэд, заставляло тело сжиматься и вызывало в памяти жуткое мертвенно-бледное лицо.

К тому же Брэд негодовал по поводу унижения, нанесенного тренером.

И волновался за Майлу.

Происшествие в спортзале еще сильнее укрепило его в подозрении, что с ней что-то случилось. Вдруг ей грозит настоящая опасность? Наверное, стоило выйти из школы и позвонить Майле на мобильный? Однако стену уже почти закончили, возле немногих оставшихся в ней дыр расставили скаутов, и покинуть Тайлер в разгар занятий стало почти нереально. Кроме того, Майла могла и не ответить. Например, она отключила телефон. Или срочно уехала куда-то с родителями. Или попала в больницу.

Майлу Брэд увидел после обеда возле класса мистера Грейзера. Они с Эдом шли к своим шкафчикам, и тут Брэд заметил ее, одиноко стоящую у закрытых дверей. Он сорвался с места.

– Где ты была?!

Тревога отступила, на смену ей пришла злость. Почему Майла не предупредила его о своих планах – будь то визит к стоматологу или заседание ученического совета? Зачем заставила волноваться?!

– Вчера вечером моя подруга Рейчел погибла в аварии. Я узнала об этом на перемене.

– Господи… – Брэд с шумом втянул воздух.

У Майлы было такое опустошенное лицо, что Брэду стало стыдно. Он ее обнял, крепко прижал к себе, погладил напряженную спину.

– Почему же на утренней пятиминутке ничего не объявили?

– Не знаю, – отрешенно ответила Майла.

– Капец…

Брэд и сам расстроился не на шутку, а ведь с Рейчел он даже знаком не был. Брэд никогда еще не соприкасался со смертью, а сейчас его девушка оплакивала мертвую подругу, и он чувствовал себя как-то странно.

– Рейчел Папатос? – спросил Эд.

– Нет, Рейчел Джексон-Смит.

– Которая из газеты? Вы дружили?

Майла кивнула.

Брэд удивился. Конечно, всех друзей Майлы он не знал, но слышал от нее про многих. Рейчел в этих рассказах не фигурировала. Брэд не очень-то представлял себе, кто она вообще такая. В памяти всплыл смутный образ хорошенькой брюнетки, которая в прошлом году ходила с ним в один класс по испанскому.

– Она интересно писала, – сказал Эд. – Помню очерк про успеваемость наших футболистов…

– Она готовила статью про школу. – Голос Майлы звучал тихо. – Про то, что происходит на самом деле. Вчера мы с ней вместе такое видели… – Майла помотала головой. – Вы не поверите.

– Давай попробуем, – предложил Брэд.

Она поведала им об уроке физкультуры и миссис Темпл, о репетиции кадрили и тренировке девушек-скаутов.

– Почему ты не рассказала мне этого еще вчера вечером? – недоумевал Брэд. – Мы болтали с тобой по телефону больше часа, а ты ни словом не обмолвилась.

– Ты обсуждал то одну музыкальную группу, то другую, то одну книгу, то другую. Потом мы переключились на домашнее задание, и ты стал рассуждать о колледжах.

– Да, но…

– Не знаю я, почему, ясно?

– Ясно. – Брэд увидел, что Майла сейчас заплачет. – Но где ты была сегодня? Я волновался.

– Мы с Рейчел договорились встретиться, а она не пришла. Поэтому я на перемене отправилась в газету, к куратору с редактором. Они-то и сообщили мне об аварии. Только они знают больше, чем говорят. Особенно куратор, мистер Бут. Ричард, редактор, вроде бы и хочет быть откровенным, но боится. Я все ждала его, хотела пообщаться с глазу на глаз. Никого я не дождалась и побрела не знаю куда. Ходила и думала, думала…

– Тебя не застукали? Скауты, например? Не поволокли в канцелярию?

– Повезло, наверное. – Майла покачала головой. – Я вообще внимания ни на что не обращала, представь. Просто бесцельно бродила.

Эд хранил необычное молчание. Брэд ожидал от друга каких-нибудь острот, особенно про голую учительницу физкультуры, но тот был на удивление сдержан.

Мимо прошли Шерил, Синди и Реба.

– После школы собрание по поводу праздника урожая, – на ходу напомнила Майле Шерил, и троица проплыла дальше.

– И вам здрасьте! – крикнул ей в спину Брэд.

– Стервы, – добавил Эд.

Девушки, как по команде, замерли, повернули головы и пригвоздили Брэда с Эдом к полу ледяным, тяжелым взглядом. Словно двух педофилов увидели. Брэд вызывающе посмотрел им в глаза. Наконец подруги отвернулись и продолжили свой путь. От страха у Брэда по позвоночнику пробежал озноб.

– Не ходи на собрание, – попросил Брэд Майлу.

– Нужно. Я в оргкомитете.

– Ты сама видела, что творится в школе. Ученический совет в этом замешан.

– Знаю, – кивнула она. – Теоретически, я – одна из них. Если же я выйду из совета, если перестану быть с ними заодно…

Майла не договорила, но Брэд понял, что она думает о мертвой Рейчел.

– Ты там осторожно.

– Я всегда осторожно.

Вокруг заспешили, забегали – перерыв подходил к концу. Друзья торопливо попрощались. Брэд с Эдом бросились сперва к шкафчикам, затем – к своим классам.

Брэд с Майлой вновь встретились на экономике, но кругом было полно народу – в том числе и три скаута, – поэтому пообщаться ребятам не удалось. К тому же учитель без предупреждения устроил контрольную, к которой Брэд оказался не очень-то готов. Она заняла половину урока и, словно специально, отвлекла их друг от друга. После урока Брэд, прежде чем отпустить Майлу, обнял ее так крепко, что кто-то из одноклассников заулюлюкал, а один скаут рявкнул: «А ну прекратите!»

Брэд показал всем средний палец и поцеловал Майлу – в лоб, в щеки, в губы.

– Держись, – велел ей он.

После занятий, как обычно, Брэд решил подождать Майлу у ее шкафчика.

Сегодня в конце коридора стояли двое скаутов, еще двое парней в форме медленно шли по проходу, держа в руках резиновые дубинки, и командовали ученикам: хорош болтать, хорош копаться, немедленно покинуть территорию школы.

– Да в чем дело? – возмутился кто-то через несколько шкафчиков от Майлы с Брэдом. – Уроки закончились. Мы можем…

Скаут ткнул дубинкой смельчаку в живот, и парень сложился пополам.

– Шевелись давай! – приказал скаут.

Брэд с Майлой торопливо миновали коридор и выскочили на улицу через дыру в почти законченной стене. Домой обоим не хотелось. Им нужно было обсудить случившееся, и они пошли в «Макдоналдс». Взяли две соломинки, заказали одну большую газировку «Доктор Пеппер» и оккупировали отдельную кабинку.

– Откровенничать в школе опасно, – начал Брэд.

– Согласна. Я хочу выяснить, что произошло с Рейчел. – Майла глубоко вздохнула. – Знаю, что несу бред, сама не верю, что его несу, только мне кажется, что ее убили.

– Никакой это не бред… Знаешь, у меня в газете есть приятель, Брайан Браун. Хороший парень. Я с ним поговорю.

– Куда мы вляпались? Шкафчики с монстрами. Высокие стены. Беструсая группа поддержки. Девчонки с копьями. Голые учителя. Пропавшие ученики.

– А я видел призрака, – дополнил Брэд. – Вана Нгуена. – И рассказал про раздевалку.

– Похоже, эта гадость сосредоточена возле спорткомплекса.

– И возле библиотеки, по словам Эда. И канцелярии.

– Кого мы дурачим? – вздохнула Майла. – Гадость повсюду. – Она вдруг вскочила. – Господи! Собрание по празднику урожая! Совсем про него забыла!

– Не ходи, – сказал Брэд. – Мне не нравится…

– Надо! – уже на пути к выходу крикнула она. – Прости! Вечером позвоню!

– Но…

Майла исчезла. Брэд увидел в окне, как она мчит по тротуару назад к школе. Он хмуро уставился в стакан с двумя соломинками. Ему очень хотелось пойти за Майлой следом или хотя бы дождаться ее здесь. Она пошла одна в школу, после уроков… Это опасно. Черт, это опасно даже среди бела дня, когда в школе полно людей. Но если бы Брэд стал караулить Майлу, она разозлилась бы, а спорить с ней не стоило. У нее подруга погибла! Сейчас Майла нуждалась в его поддержке, а не в дополнительной нервотрепке.

Брэд допил газировку, налил новую порцию, вышел с ней на улицу. Посмотрел на школу в последний раз – уродливая стена была видна даже отсюда, – повернулся и побрел в другую сторону.

Он подоспел к дому как раз в ту минуту, когда оттуда через кухонную дверь вышел скаут Тайлера. Что за черт? Сердце громко забухало. Спрятавшись за живой изгородью, Брэд наблюдал, как скаут размашисто прошагал по двору, пересек улицу и направился на север, в сторону школы. Кто это? Не разглядеть. Может, Тодд Зивни? Брэд подождал, пока гость не свернет за угол в конце квартала, и только тогда вышел из кустов. Он сам не понимал, что его так напугало, но страх не отпускал. Брэд рванул к входной двери.

– Мам! – позвал он, взлетая на крыльцо. – Пап!

Родители вообще дома? Оба они работали, и Брэд часто возвращался первый. Особенно теперь, когда отец получил новую работу и стал через день ездить в Лос-Анджелес и обратно.

Брэд ухватился за ручку, повернул ее. Не заперто. Значит, кто-то дома.

– Мам? Пап?

Что здесь делал скаут? Зачем ему понадобились родители Брэда? Лучший вариант: скаут что-то им привез, какие-нибудь бумаги из канцелярии или от учителя. Худший вариант? Об этом лучше было не думать.

На оклик никто не отозвался, и Брэд, проскочив гостиную, поспешил дальше. Скаут вышел через кухонную дверь; значит, он, скорее всего, явился к маме.

– Мам? – крикнул Брэд, влетая в кухню.

Мама сидела на полу, привалившись спиной к холодильнику. Платье задралось намного выше колен. На ляжках темнели синяки, хотя туда Брэд и смотреть-то не хотел. Глаза у мамы были закрыты, а рот открыт, однако при появлении сына она быстро открыла глаза, закрыла рот и попыталась придать лицу обычное выражение. Выдавила из себя улыбку.

– Я упала. Поскользнулась на чем-то. Мокрый пол был, видимо. Сейчас встану.

Глаза у мамы вновь закрылись, вокруг левого кожа побагровела. Будет синяк.

– Я тут подумала, – слабым голосом произнесла мама. – В следующем месяце я бесплатно поработаю в твоей школе на благотворительном сборе продуктов ко Дню благодарения. Хорошее дело. Тем более что Тайлер замечательно помогает городу.

– Мам… – Брэд упал рядом с ней на колени, изо всех сил сдерживая слезы.

Она похлопала его по руке. Затем встала, опираясь на плечо сына.

– Я в порядке. Поскользнулась просто.

– Я его видел. Скаута. Пацана из моей школы. Чего он хотел?

На мамином лице мелькнул страх.

– Кто? – спросила она.

– Я видел, мам. Он вышел через эту дверь.

– Спасибо за помощь. Займусь-ка я ужином.

– Ты сейчас не в том состо…

– Я в порядке.

– Мам…

– Я буду чаще бесплатно помогать твоей школе. Хорошее дело. Полезное. – Она отвернулась, склонила голову над раковиной. – Польза будет нам обоим.

На кафельном полу возле холодильника Брэд заметил размазанную каплю крови. И наконец заплакал.

– Мам…

Она повернулась к сыну, тот сгреб ее в охапку, обнял, крепко стиснул. Мама обхватила его дрожащей рукой, прижалась ближе. И оба разрыдались.

Глава 19

Телефон затрезвонил, и Фрэнк вновь позволил ответить автоответчику. Скорее всего, опять звонили по поводу Линдиной школы, а об этом Фрэнк больше говорить не хотел. Когда он в последний раз снял трубку, какая-то злая мамашка из родительского комитета пригрозила ему кастрацией за то, что он не пришел на праздничный ужин отцов и детей. Фрэнк попробовал объяснить, что он не состоит в родительском комитете, что дети Фрэнка не ходят в школу Тайлера, что у Фрэнка вообще нет детей – следовательно, он и не отец вовсе, – однако разгневанная фурия пообещала скормить его гениталии своему декоративному карпу. Перед тем Фрэнку позвонили для уточнения адреса: мол, куда вам доставить партию из ста телячьих эмбрионов в формальдегиде. Когда Фрэнк вежливо сообщил, что он не заказывал никаких телячьих эмбрионов в формальдегиде, собеседник пришел в бешенство и завопил. Он, мол, держит в руках бланк заказа, подписанный Джоди Хоукс; в бланке четко сказано – доставить сто эмбрионов в дом Фрэнка Уэбстера.

Теперь звонки принимал автоответчик. Перед приходом Линды Фрэнк стирал все сообщения, и жене никогда о них не рассказывал. Ей и так переживаний хватало.

Автоответчик пискнул, включил запись, Фрэнк прислушался. На этот раз речь шла о конкурсе, якобы выигранном Линдой. Вкрадчивый голос сообщил, что из всех преподавателей старшей школы имени Джона Тайлера, автоматически принявших участие в конкурсе, была выбрана именно Линда. Приз – полностью оплаченный уик-энд в Лас-Вегасе.

Отмахнувшись от сообщения, Фрэнк вернулся к работе. С минуту он молча смотрел на застывший экран. Да что ж такое, злости уже не хватает! Компьютер подцепил где-то вирус, хотя Фрэнк совершенно не представлял, как такое могло произойти. Он установил мощную защиту, способную выдержать практически любой взлом. К тому же Фрэнк всегда крайне осторожно выбирал и программное обеспечение, которым пользовался, и сайты, на которые заходил. Сейчас на машине работал целый ряд служебных программ для обнаружения вируса. Если его не вычислить, все сегодняшние данные пропадут – как назло, не успел сделать резервную копию. Он уже и так задержал сдачу текущего проекта почти на неделю. По нынешним смутным временам Фрэнку за такое вполне могли голову оторвать.

Оторвать голову…

Он вспомнил о супругах некоторых учителей из Тайлера: одни потеряли работу, другие переехали.

Третьи умерли.

Фрэнк замер. Суеверным он не был, но и слепым – тоже. А уж после собрания у Рея Чена Фрэнк и вовсе убедился: в независимой школе творится нечто такое, что не имеет логических объяснений, что попирает любые разумные доводы и что, пожалуй, относится к разряду сверхъестественного.

И это «нечто» опасно.

Совершенно точно.

Был ли Фрэнк неуязвим?

Большинство преподавателей Тайлера проявляло куда меньше воинственности, чем Линда, однако с их супругами происходили разные беды, часто при загадочных обстоятельствах. Фрэнк же с Линдой оставались в общем-то невредимы. Возможно, худшее обходило их стороной?

Вскоре вернулась Линда, бросила на пол белую коробку.

– Знаешь, что это? Хочешь, расскажу последние новости? Мы тоже должны носить форму. Нам объявили, что сотрудники обязаны соответствовать новым стандартам в одежде, за которые проголосовал уставный комитет. – Она открыла коробку, выдернула оттуда оранжевую блузу и черную юбку. – И вот выдали шикарные мундирчики – как видишь, в прекрасных цветах старшей школы Тайлера! – Линда с отвращением отшвырнула вещи. – Надо было переводиться в другую школу.

– Я предлагал, – пожал плечами Фрэнк.

Линда расправила плечи.

– Нет, – решительно сказала она. – Тайлеру я нужна. И никому не позволю себя выжить. Это моя школа и мои дети, и мой учительский долг – за них бороться.

– Потрясающе! – зааплодировал Фрэнк. – Где ваш призывной центр? Побегу записываться.

– Кончай!

– Кстати, о Тайлере. Я нашел кое-что интересное. Перед тем, как у меня завис компьютер.

– У тебя завис компьютер?

Фрэнк махнул рукой.

– Не переживай. Я все починю. – Он выудил распечатанную страницу из растрепанной кипы бумаг возле принтера. – Та-да!.. Домашний адрес Джоди Хоукс.

– Зачем он мне? – растерялась Линда.

– Ты взгляни. На адрес. Видишь, где она живет?

Линда удивленно моргнула, подняла глаза на мужа.

– В школе?

– Это дом Джоди Хоукс. Она живет в школе.

– Джоди указывает школьный адрес для получения корреспонденции. Не хочет афишировать свое место жительства. Вдруг ее выследит какой-нибудь неуравновешенный, обозленный ребенок-хакер?

Фрэнк решительно помотал головой.

– Я проверил. Я в этом деле не новичок, ты же знаешь. У меня есть связи. Старым адресом Джоди значится городок Бри. Там у нее был дом, который она продала три года назад.

– Три года назад она подала заявление о независимом статусе для школы.

– Ага! С тех самых пор старшая школа Тайлера стала для Джоди не только адресом для корреспонденции, но и официальным местом жительства.

– Но я видела, как Джоди уходит. После уроков. Она уезжает.

– Для отвода глаз. Или за покупками. За продуктами. К друзьям.

– Она живет в школе… – потрясенно повторила Линда.

Фрэнк кивнул.

– Позвоню Диане.

– Интересно, а Джоди не нарушает закон? Это ведь школа, а не жилой дом, вряд ли она предназначена для бытовых нужд. И коммунальные тарифы там, скорее всего, другие. Наверное, можно куда-нибудь жалобу подать. В муниципалитет, например.

– Вообще звучит бредово. Чтобы Джоди Хоукс жила одна-одинешенька где-то на территории школы, ночью спала на раскладушке, а днем ее прятала… С ума сойти.

– Зато это – информация, и ее можно использовать. Почему Джоди там живет? Лишилась дома после тяжелого развода? Тронулась умом? По крайней мере, у нас есть шанс поднять вопрос о ее психическом и эмоциональном состоянии.

– Да, ты прав. – Линда задумчиво кивнула.

– Хочешь, я попробую узнать, как ее оттуда выкурить? – предложил Фрэнк. – Как заставить переехать?

– Работа у нее все равно останется. Только вдобавок Джоди еще и озвереет от злости. Давай лучше выждем и используем наш козырь, когда придет время.

Фрэнк обрадовался. Он с удовольствием помог бы Линде, но его ждала собственная работа. Если в ближайшее время не уничтожить вирус, придется искать другой компьютер, загружать в него резервные копии и пробовать восстановить сегодняшние данные.

– Когда будет модный показ? – Фрэнк с ухмылкой ткнул в коробку с формой.

– Отстань, – посоветовала Линда.

Он со смехом повернулся к компьютеру.

* * *

– Стройся!

Ученики, словно вышколенные новобранцы, быстренько выстроились в ряд вдоль стены музыкального кабинета и застыли – ноги вместе, руки прижаты к бокам. Такое построение стало уже традицией на некоторых уроках, оно повторялось несколько раз на дню, и школьники выполняли все четко.

Мистер Карр прошелся вдоль шеренги, сложив за спиной руки с указкой. При его приближении кое-кто из оркестрантов вздрагивал. Мистер Карр использовал указку не только для дирижирования.

– У вас блуза не заправлена, мисс Кеннеди.

Регина Кеннеди поспешно заправилась.

– Застегните молнию, мистер Палуа.

Орландо Палуа застегнулся.

– На вас форменный бюстгальтер? – Учитель остановился возле Кристи Фам.

– Да, мистер Карр. – Девушка нервно кивнула.

– Покажите.

Кристи расстегнула блузку, продемонстрировала оранжевый бюстгальтер.

– Первый размер?

– Да, мистер Карр, – смущенно подтвердила Кристи.

С легкой улыбкой он прошествовал дальше. Остановился вновь – в конце ряда, перед Джимом Дадли, который вызывающе уставился на мистера Карра. Они стояли, глядя друг другу в глаза целую вечность. Джим не пожелал отвести взгляда.

– Хорошо, мистер Дадли, спускайте штаны.

– Вы не имеете… – возразил Джим.

– Спустить штаны! Быстро!

– Нет.

– Хотите остаться после уроков?

Джим слегка побледнел. Оглянулся на одноклассников, ища поддержки. Те смотрели строго перед собой, боясь даже повернуть голову в сторону Джима. Помедлив, он расстегнул ремень, затем пуговицу, молнию. Приспустил брюки до колен.

– Полностью спускайте, – сказал мистер Карр. – Трусы тоже.

Джим подчинился. Учитель знаком велел ему повернуться. Джим неуклюже – мешали брюки на щиколотках – засеменил на месте, встал лицом к стене. Мистер Карр присел, разглядывая оранжевые трусы с черной надписью «Старшая школа имени Джона Тайлера», затем сердито поднялся, схватил Джима за плечо, рывком повернул к себе. Джим едва не упал, однако в последний миг выровнялся.

– Эй! – возмутился он.

– Трусы грязные, – словно выплюнул учитель.

– Да. И что?

Мистер Карр подался вперед и тихо, с угрозой заговорил:

– Если ты не вытираешь нормально задницу, если твое дерьмо марает великое имя школы Тайлера, то тем самым ты проявляешь неуважение ко мне, к другим учителям, к своим одноклассникам, ко всем, кто старается обеспечить тебе самое качественное образование в стране! Понятно?

– Ага. – Джим прыснул.

– Что за смех? – Лицо мистера Карра побагровело от гнева, вены на шее вздулись, костяшки пальцев на правой руке, сжимавшей указку, побелели. – Ты осознаешь всю серьезность своего проступка?

К Джиму Дадли уже вернулось привычное нахальство. Плевать он хотел на угрозу остаться после уроков.

– Трусы иногда пачкаются.

Мистер Карр ударил его указкой по шее. Джим вскрикнул и завалился на бок. Ноги его по-прежнему были связаны спущенными штанами. Учитель нанес удар еще раз. И еще. И еще. По голове, по руке, по ноге. Указка окрасилась кровью. Джим выплевывал ругательства, одновременно пытаясь встать, натянуть штаны и защититься. Он сумел вырвать у учителя указку. Тот отступил на шаг, позволил Джиму подняться – и со страшной силой впечатал кулак ему в живот. Джим врезался в стену. Что-то треснуло, словно ветка сломалась, и он вдруг рухнул на пол. Закатившиеся глаза его были широко открыты, из вялого рта стекала струйка крови.

Учитель поднял указку, пригладил волосы. Посмотрел на застывшую шеренгу школьников.

– Неудачно споткнулся, – безучастно произнес мистер Карр. – Правда?

Ребята переглянулись.

– Правда? – прорычал он.

Все испуганно закивали.

– Да!

– Да!

– Конечно!

– Идите в канцелярию, пусть вызовут полицию, – приказал учитель Кристи Фам. – У нас в классе умер ребенок. Остальные – берите инструменты и начинайте репетировать.

* * *

Диана больше не посылала провинившихся учеников в канцелярию.

Не хотела, чтобы их оставляли после занятий.

Ее за это ругали – новый школьный порядок наказания поощрял, – однако Диана больше не доверяла школьной администрации.

Если твоих детей положено наказать, накажи их сама.

Этот урок она усвоила на горьком опыте.

В последнее время ученики вели себя все хуже. То ли верили в собственную безнаказанность, то ли выбирали в жертву конкретно ее, Диану, потому что видели в ней человека мягкого и беспомощного, то ли на них просто действовало общее агрессивное настроение в школе. Почти в каждом классе были дети, которые оспаривали Дианин авторитет и выкидывали фортели. В конце концов ее терпение лопнуло. Из-за Натана Уитмана. Тот не просто заявился на третий урок с пятнадцатиминутным опозданием, но еще и швырнул учебник в стену, когда получил задание прочесть в этом самом учебнике рассказ. Вот тогда Диана не выдержала: она составила на Натана дисциплинарный акт и отослала скандалиста в канцелярию.

Отсутствовал он два дня.

Диана подумала было, что его временно отстранили от занятий. Однако в реестре отстраненных Натан Уитман не значился. Во вторник у Дианы имелось окно, и она пошла в канцелярию к куратору Натана, мисс Тремэйн. Та сообщила, что его оставили после уроков.

– После уроков? – удивилась Диана. – Да его со вчерашнего дня нет!

Куратор смущенно отвела глаза. Затем закрыла двери в свой кабинет.

– Задержки после уроков теперь… другие, – пояснила она. По ее голосу Диана поняла, что мисс Тремэйн не одобряет этих перемен. – Уставный комитет изменил их продолжительность.

О да, изменил. Раньше роль помещения для «задержанных» периодически выполняла переговорная комната в библиотеке: нарушителей дисциплины заставляли несколько часов сидеть там в тишине или выполнять дополнительные задания. Теперь же, оказывается, в школе организовали так называемую штрафплощадку: пустовавший прежде кабинет разбили на восемь камер без окон и без мебели. Провинившихся учеников помещали туда на неопределенный срок.

– Это что, карцер? Одиночное заключение?

– Не совсем. Им кое-кто составляет компанию.

– Кое-кто?

Мисс Тремэйн кивнула.

– Директор с комитетом ввели новую должность: координатор наказаний.

– Как это?

Куратор красноречиво покосилась на дверь – видимо, в сторону директорского кабинета через коридор.

– Не могу сказать.

– Родители в курсе?

Мисс Тремэйн беспокойно откашлялась.

– Их поставили в известность.

Диана нахмурилась.

– Я не хожу вокруг да около, поверьте. Просто директор с уставным комитетом четко дали понять, что наказания и взыскания – прерогатива администрации. Учителя вообще не должны вмешиваться. Только на первой стадии – выписывать дисциплинарные акты. Собственно, это не правило даже, а целое приложение к уставу. – Куратор понизила голос. – Я вот сейчас нарушаю сразу несколько правил, даже когда просто с вами разговариваю.

Диана поняла. Мисс Тремэйн не нравились новые порядки, она хотела оповестить о них коллег и делала это через нее, Диану.

– Последний вопрос. Надолго ли учеников помещают… на штрафплощадку?

– По-разному. От получаса-часа до… пяти дней.

– Пять дней!

Мисс Тремэйн кивнула.

– Где этот кабинет?

– Вы же туда не пойдете? – Куратор побледнела.

– Да ладно вам. Где находится штрафплощадка? Хочу на нее взглянуть.

– Вас не впустят.

– Я посмотрю снаружи.

Надо же, как упорствует мисс Тремэйн при ответе на столь простой вопрос! Диану это слегка испугало. Даже не слегка. Что же кроется в той комнате? К чему такая строгая секретность?

– Кабинет сто шестьдесят шесть, – наконец сдалась мисс Тремэйн. – Только его… непросто найти.

– Что тут сложного?

– Ну…

– Он идет сразу за сто шестьдесят пятым кабинетом, верно?

– Теоретически.

Разговор зашел в тупик. Диана, конечно, испытывала признательность к мисс Тремэйн за помощь и сочувствие, однако все эти пугливые пляски вокруг да около дисциплинарных взысканий были невыносимы.

– Замечательно. Кабинет я найду.

Диана встала, поблагодарила куратора и открыла дверь, собираясь уйти.

– Будьте осторожны, – тихо, чуть ли не шепотом предупредила мисс Тремэйн. – И не заходите внутрь штрафплощадки. Снаружи смотрите, но внутрь – не надо.

Диана кивнула.

«Вряд ли штрафплощадка хуже этого коридора», – думала Диана, спеша по коротенькому проходу прочь от кураторского кабинета. Да, Линда права: в канцелярии и правда царила какая-то зловещая атмосфера. Причем ее создавали не только бездушные, как роботы, помощники учителя или откровенно злобные секретарши. Ее создавало само здание. Может, действительно не стоит ходить на штрафплощадку? По крайней мере одной… Ладно, если просто посмотреть издалека, ничего страшного не произойдет.

Сто шестьдесят шестой кабинет располагался в другой стороне школы, в самом конце узкого прохода между двумя корпусами – естествознания и художественным. Дальше шла глухая стена. Глядя на нее даже с приличного расстояния, Диана занервничала. Тот участок коридора утопал в густой тени – словно на дворе не стоял белый день, а в небе не светило солнце. Сейчас, в разгар занятий, в кабинетах вокруг было полно учеников, однако Диана чувствовала себя очень одинокой. Из-за закрытых дверей корпуса естествознания не долетало ни звука, а за тонированными окнами соседнего, художественного, корпуса не мелькало ни тени. Школа выглядела пустой. Вспомнилось предостережение мисс Тремэйн: «Вы же туда не пойдете?»

Диана пошла назад, к себе в кабинет.

Назавтра вернулся Натан Уитман, сам не свой. Он стал послушным, усердным, внимательным – просто образцовым учеником. Казалось бы, нужно радоваться – и, если верить слухам, курсировавшим в комнате отдыха, другие преподаватели так и делали. Однако Натан перестал быть Натаном. То был другой мальчик в прежнем теле. Это само по себе вызывало ужас. Когда же еще и Лиза Пикколо с Джоэлом Грейзером рассказали про двух своих учеников, вернувшихся после штрафплощадки новыми людьми с промытыми мозгами, Диана поняла: случай с Натаном был вовсе не единичным. Что-то там происходило, за стенами штрафплощадки, причем систематически; и оно превращало трудных детей в милых ангелочков.

Кого-то это, возможно, и радовало, но Диана не собиралась подвергать детей никакому внушению или перепрограммированию. Поэтому она уже целую неделю не составляла актов на учеников, как бы отвратительно те себя ни вели. В конце концов, дети есть дети, и даже самые злостные хулиганы не заслуживали подобного обращения. Вина за случившееся с Натаном давила ей на плечи тяжелым грузом. Диана позвонила родителям мальчика, но они пребывали в таком восторге от своего нового, изменившегося сына, что не обвиняли школу, а, наоборот, превозносили ее.

Лиза с Джоэлом – также, как и Стив с Реем – согласились с мисс Тремэйн: от штрафплощадки следует держаться подальше. Однако Линда поняла и Дианин страх, и ее любопытство, и предложила сходить на разведку вместе.

– Ну ничего себе! – сказала Линда. – Тюремные камеры, где учеников держат по несколько дней! Где с ними постоянно присутствует палач – пардон, «координатор наказаний»! Это же нарушение закона!

– Мы постоянно говорим про нарушение закона, но никаких мер не принимаем. Никто не принимает. Никто ничего не делает.

– Пора начинать.

– С чего?

– Во-первых, – заявила Линда, – ты у нас заведующая кафедрой.

– Какая радость…

– Значит, – спокойно продолжала Линда, – ты обладаешь определенным влиянием. В особенности за стенами школы. Дальше. По совету Фрэнка мы все ведем записи, так? Фиксируем факты.

– Муж у тебя – голова, – улыбнулась Диана.

– Да, иногда от него есть толк. Фрэнк прав. Клин клином вышибают. Против Джоди надо использовать ее же оружие. Она убедила окружное управление в том, что Тайлер – хороший кандидат в независимые школы. Джоди наверняка пообещала округу добиться каких-то суперпоказателей, поэтому нас и сделали независимыми. Сейчас она, как видишь, помешалась на идее повысить экзаменационный балл. Если эти планы не осуществятся, наша независимость лопнет.

– Туда ей и дорога.

– Значит, мы тоже должны обратиться в округ и предъявить свои факты. Пусть там узнают, как далеко готова зайти Джоди ради высоких показателей. С нашей встречи прошло… сколько, две недели? Самое время собраться вновь и все обсудить. Мысли, факты, всё на свете. – Линда перевела дух. – И штрафучасток…

– Штрафплощадку.

– Да, штрафплощадку. Чую, она станет для нас козырем в рукаве. За нее-то Джоди и вздернут. А мы опять заживем нормально.

Диана поразмыслила.

– Меня сильно пугает страх мисс Тремэйн. Я ее почти не знаю…

– Я тоже.

– Она, вроде бы, своя, хоть и сидит в канцелярии. Мисс Тремэйн очень не хотела подпускать меня к тому кабинету. Причем переживала она, по-моему, вовсе не за его судьбу, а за мою. Искренне за меня боялась. Давай начистоту. Там промывают мозги детям. Они входят туда одними людьми, а выходят оттуда – другими. И мне страшно: вдруг я тоже выйду оттуда… такой?

– Ты будешь не одна, а со мной.

– Ну уж нет, – решительно возразила Диана. – Вдвоем мы внутрь не полезем. Кто-то должен остаться снаружи. Это как подстраховка для альпиниста: он сообщает другу о том, что идет в горы; и если альпинист не возвращается в срок, тогда друг отправляет за ним спасательную партию. Если мы сумеем проникнуть на саму штрафплощадку, одна из нас должна сохранить свободу. Не дай бог зомбируют нас обеих…

– Ладно, – кивнула Линда. – Я понимаю.

– Внутрь пойду я.

– Погоди. С какой…

– Это я составила дисциплинарный акт на Натана Уитмана. Это из-за меня он теперь такой. Поэтому именно я должна проникнуть в тот кабинет, разведать обстановку и попробовать все исправить.

– Хорошо. – Линда вновь кивнула. – Когда начнем?

– Завтра перед уроками.

– Мы с тобой будто вылазку в логово льва планируем. – Линда печально улыбнулась. – На самом деле мы увидим просто переоборудованный кабинет в провинциальной старшей школе.

– Да, – ответила улыбкой Диана.

Обе они лукавили.

На следующее утро Диана вновь стояла в начале злополучного прохода – теперь уже вместе с Линдой – и вглядывалась в темноту перед кабинетом сто шестьдесят шесть. Диане показалось, что тени там клубятся, словно туман. Наверное, воображение разыгралось. Она ничего не сказала Линде, чтобы не пугать подругу.

– Семь пятнадцать. – Диана посмотрела на часы. – Если к половине восьмого я не вернусь, принимай меры.

– Там, наверное, еще закрыто, – возразила Линда. – Рано ведь. Мы с тобой, по-моему, пришли в школу первыми…

– Детей держат в камере по несколько дней, – напомнила Диана. – Уж кто-нибудь меня впустит.

– Я постою тут, пока ты не войдешь, – решила Линда. – Пускай меня увидят. Пускай поймут, что я подстраховываю. Тогда, может, и тебя не тронут. Потом я буду ждать на кафедре.

– Что-то мне страшновато, – призналась Диана.

– Хочешь, я пойду?

– Нет. – Она тряхнула головой.

Диана пошла по проходу к клубящимся теням. С каждым ее шагом внешний мир словно бы отступал. Слева находились двери в классы, справа – окна соседнего корпуса, но все они почему-то были далеко, не здесь. Диана оглянулась. Теперь тени окутывали уже Линду. Та что-то сказала, но Диана не услышала.

Вот и штрафплощадка.

Кабинет сто шестьдесят шесть.

Диана глубоко вздохнула и постучала. Подождала, постучала еще раз. Ответа не последовало. Она повернула ручку, и та вдруг поддалась. Не заперто. Собравшись с духом, Диана вошла.

Перед ней убегал далеко вперед узкий коридор, длинный-предлинный, куда длиннее протяженности класса. Темные стены покрывал непонятный материал – и не дерево, и не пластик, и не бетон. Диана прикоснулась пальцем к стене справа, ощутила металлический холод. Дверь за спиной закрылась, и Диана рванула за ручку.

Та поддалась.

Диана думала, что ее тут запрут, и открытый путь к спасению придал ей сил.

Она пошла вперед. Коридор не освещался, но почему-то все было видно. Через несколько шагов Диана остановилась перед дверью слева. На ней на уровне глаз красовалось грубо нарисованное «О». Ни засова, ни висячего замка. Только обычная ручка. Диана немного постояла, послушала, затем приложила к двери ухо.

Ничего.

Тихо.

Диана робко постучала.

– Есть тут кто?

Ей не ответили, и она попробовала еще раз. Ни звука. Диана повернула ручку, и дверь открылась.

Тесный закуток размером не больше стенного шкафа. К противоположной стене крепилась плоская скамья, похожая на лавку в примерочной какого-нибудь дисконтного магазина. Больше никакой мебели и никакого декора. Не было даже туалета. Впрочем, возможно, штрафплощадка – совсем не тюрьма, как Диана вообразила сначала. Возможно, дальше по коридору имелся санузел.

Не тюрьма?

Да эта кабинка выглядела куда хуже любой тюрьмы! Здесь едва хватало места для одного человека. А где же сидел или стоял «координатор наказаний», когда… делал свое дело?

Диана закрыла дверь, посмотрела в глубь коридора.

– Ау! – крикнула она.

Ответа не последовало. Ни голосов, ни стуков в дверь, ни тяжелых ударов в стену. Похоже, таинственная штрафплощадка пустовала. Может, составлять акты и посылать учеников в канцелярию перестала не только Диана. Или, может, ей просто улыбнулась удача. Почему-то ведь мисс Тремэйн предостерегала: «Не заходите внутрь штрафплощадки». Наверное, Диане повезло, и она попала сюда в промежутке между «арестами».

Диана коснулась холодной стены. Что же в этом переделанном кабинете так пугало мисс Тремэйн? Ну да, вход в него надежно укрывали загадочные тени. И коридор внутри был на удивление длинным, что противоречило законам физики… И все же Диана чувствовала себя смелее и уверенней, чем до прихода сюда. Она решительно шагнула вперед и постучала в следующую дверь, неизвестно почему помеченную буквой «В». Ей не ответили, и Диана толкнула дверь.

Внутри стояла ее мать.

Диана ахнула, захлопнула дверь. Подышала немного, ловя ртом воздух, затем вновь повернула ручку.

Мать никуда не делась. Диана хорошо знала это выражение лица и позу: сжатые губы, тяжелый категоричный взгляд, стиснутая в кулак правая рука. Именно с таким видом мать обычно читала дочери нотации, давила на чувство вины.

Невероятно. Мать была жива; значит, в камере находился не призрак. Мать жила в Массачусетсе; значит, тут она находиться никак не могла. Диана не понимала, что происходит. Зато теперь она понимала тревогу мисс Тремэйн.

Коридор неожиданно ожил. Стали слышны легкие удары, дробный перестук, гулкий грохот. Диану окружили голоса – шепот, вскрики, монотонное бормотание. Жуткая какофония доносилась отовсюду, сбивала с толку. Конец коридора потонул в тумане, покрылся пятнами и мазками, как картина импрессионистов, будто распадаясь на глазах. Напуганная, Диана повернула к выходу, и тут распахнулась дверь первой комнатушки. Диана пробежала мимо, краем глаза заметила что-то внутри камеры, больно ударилась плечом о входную дверь, одновременно нащупала пальцами ручку.

Ничего не произошло. Дверь была заперта.

Нет!

– Помогите! – Диана забарабанила в дверь. – Выпустите меня!

За спиной послышалось движение. Тяжелые шаги, скребущие когти, громкие голоса – все ближе, ближе.

– Помогите!

Дверь открылась.

Линда! Диана буквально вывалилась наружу и быстро захлопнула дверь.

– Не могла я тебя тут бросить, – сказала Линда. – У меня было нехорошее предчувствие.

Диана кинулась к подруге, благодарно сжала ее в объятиях.

– Ты видела? До того, как я закрыла дверь? Видела у меня за спиной?..

– Видела темный коридор.

– Господи, – выдохнула Диана. – Господи.

– А ты что видела? Что там?

Диана помотала головой.

– Сейчас расскажу. Только давай отсюда уйдем.

Схватив Линду за руку – крепковато, наверное, – Диана подтолкнула подругу, и они торопливо дошли до конца корпуса. Интересно, в соседних со штрафплощадкой кабинетах слышно что-нибудь через стены? Надо разузнать, кто из преподавателей тут работает, и непременно с ними поговорить.

Остановились подруги лишь в центре двора. Диана присела, тяжело дыша, обхватила колени. Сердце ухало, словно после гонки, руки дрожали.

– Что там было? – спросила Линда.

Диана рассказала все с самого начала.

– И что же это такое? Что там происходит?

– Не знаю. Но я туда больше ни ногой. И никому не советую.

– Кроме Джоди.

Диана вдруг рассмеялась. Она хохотала неудержимо, долго, пока на глазах не выступили слезы.

– Кроме Джоди…

– Ну и еще, пожалуй, Бобби, – улыбнулась Линда.

Глава 20

Тучи, которые собирались весь день, скрыли от глаз луну и звезды. Бодрящий ветер – не сильный, но и не слабый – колыхал флаги, расставленные по периметру ярмарки, и кружил в водовороте над землей мятые осенние листья. Из дома по соседству долетал древесный запах поленьев в камине.

Лучшего вечера для праздника урожая и желать было нельзя.

Праздник организовали на поле возле спорткомплекса. Не на стадионе, где обычно играли в футбол, а рядом со спортивным залом – на том поле, где проходили уличные уроки физкультуры. К участию в ярмарке допустили школьные клубы и организации, которые прошли, по словам Майлы, жестокий и предвзятый отбор. В этом году количество спонсируемых игр и развлечений било все рекорды. Внушительная армия волонтеров, состоявшая из учеников, учителей и родителей, почти целую неделю украшала поле и устанавливала палатки с балаганами, так что сегодняшняя подготовка закончилась рано. Все выглядело великолепно.

После ярмарки в спортзале всегда устраивали вечер белого танца. Эта давняя ежегодная традиция не теряла в Тайлере популярности. Парней приглашали на бал девушки, а не наоборот. Они же покупали билеты и бутоньерки, оплачивали услуги фотографа. Майла, разумеется, пригласила Брэда. Эда не позвал никто, и, хотя он делал вид, будто ему все равно, Брэд видел затаенную боль друга. Тем не менее Эд на праздник пошел – его провела Майла.

– Посмотрим, – заявил он. – Вдруг мне повезет и я найду одинокую троллиху. Она будет так отчаянно мечтать о танцах с себе подобными, что в последнюю минуту пригласит меня.

– Не тешь себя надеждами, – посоветовал Брэд.

– Не волнуйся, чувак, – хмыкнул Эд. – Не буду.

Как и предрекала Майла, одиноких троллей на празднике не оказалось. Кругом были красавцы, школьная элита: богатые, привлекательные и в основном белые. Среди сплошных королев выпускного бала, спортсменов и скаутов Брэд чувствовал себя незваным гостем, нежеланным и ненужным, однако настроения ему это не портило. Он купил в кассе целую пачку билетов, половину вручил Майле и повел ее выигрывать призы. Эд участвовать в развлечениях не пожелал – то ли из жадности, то ли из упрямства. Он просто смотрел.

Брэду, пожалуй, даже нравилось. В палатке группы поддержки он выиграл в кольцеброс плюшевого Шрека; от немецкого клуба получил летающую тарелку с рожицей-тыквой – за победу в метании мячика, набитого фасолью. Однако через некоторое время Брэд вдруг заметил, что за натянутой вокруг поля рабицей стала расти толпа. Сначала у сетки стояло лишь несколько человек, но каждый раз, когда он смотрел во мрак за освещенными палатками, зрителей все прибывало. То были ученики – многих Брэд знал лично, – которых не пустили на праздник; только в темноте они выглядели странными, чужими, незнакомыми. Брэд почему-то вспомнил о грязных уличных мальчишках из романа Чарльза Диккенса. На их лицах застыли голод и отчаянное желание, и, хотя одежды школьников Брэд не видел, ему казалось, что на них – рваные рубища. Ассоциация была неожиданной и непонятной, и, наверное, поэтому он постоянно переводил взгляд с богатых, нарядных и веселых посетителей праздника на молчаливую толпу зрителей за оградой.

Майла заговорила с подругой возле бака-ловушки, а Брэд с Эдом приперли к стенке Брайана Брауна и устроили ему допрос с пристрастием – почему это Брайан обходит их седьмой дорогой и не отвечает на вопросы о смерти Рейчел («Да вы чего, блин?! – вопил тот. – В нее пьяный водитель въехал! Газета тут вообще ни при чем!») Внезапно лампочки, развешенные на столбах вокруг поля, несколько раз мигнули, из спортзала долетели двойной аккорд и барабанная дробь – оркестранты предупреждали о скором начале танцев.

Все потянулись ко входу в зал, Брэд поискал глазами Майлу. Брайан под шумок улизнул и растворился в толпе.

– Что планируешь делать? – спросил Брэд у Эда.

– Стену подпирать, – пожал тот плечами.

– Если хочешь, иди домой.

– Я тебе мешаю?

– Нет. Но это ведь танцы. Я подумал, тебе будет неловко.

– Плевать. Мы с неловкостью давно дружим. Полюбуюсь на сияющих счастливчиков и составлю хитроумный план мести.

– Хорошо. Только после праздника поедешь домой сам. Мы с Майлой хотим уединиться.

– Я ж на своей машине. Ясное дело, поеду сам.

– Я имею в виду – ты нас потом не жди.

– Не переживай. Я рвану домой, потереблю перчик. А ты где-нибудь на стоянке завалишь свою подружку на заднее сиденье.

– Придурок. – Брэд отвернулся.

– Прости, – покаялся Эд. – Привычка.

К ним подошла Майла – ее подружку увел кавалер. Майла протянула руку Брэду.

– Готов?

– Всегда готов.

Ярмарка пустела, ученики перетекали в спортзал. Майла с Брэдом, взявшись за руки, тоже пошли туда вместе с Эдом по вытоптанной траве. В зале царила реклама. Плакаты с пожелтевшими листьями и тыквами, вымпелы желтого, оранжевого, коричневого цвета, связки воздушных шариков по периметру танцпола – все это пестрело логотипами разнообразных сетевых магазинов и закусочных. Занавес за сценой, на которой играл оркестр, украшала эмблема известного банка, а над столиком с бутылками, банками и стаканами висели плакаты компаний, предоставивших напитки.

– Добро пожаловать на танцы в честь праздника урожая, устроенные компанией «Майкрософт» в спортивном зале школы имени Тайлера-Старбакса, – съязвил Эд. – В углу «Пепси-колы» вы можете заказать песню, которую предоставит вам компания «Эппл»…

– Обалдеть, – вертя головой по сторонам, кивнул Брэд и спросил у Майлы: – Ты про это знала?

– Да. Только не знала, что все будет так откровенно и поˆшло.

– Давайте же навсегда запечатлеем в памяти любезность нашего ученического совета и закусочных «Тако белл», – не унимался Эд.

– Не все так плохо, – виновато возразила Майла.

– Плохо, плохо, – не поддержал ее Брэд.

– Давай просто потанцуем, – предложила она.

Танцевал Брэд не очень. Если честно, вообще не танцевал. Но он мужественно потоптался с Майлой под парочку медленных песен, покачался из стороны в сторону. Когда музыка набрала обороты, Брэд пошел за напитками. У столика в одиночестве стоял Эд в обнимку со стаканом пунша.

– Веселишься? – усмехнулся Брэд.

– От души.

– Чего домой не едешь?

– А ты прямо мечтаешь, да? – Эд покачал головой. – Я ни за что не прогнусь под давлением общественности.

– Мазохист.

Брэд отсалютовал приятелю стаканом и вернулся к танцполу. Майла разговаривала с Ребой, Синди и их кавалерами. Общаться с этими двумя снобками Брэду не хотелось ни капли, но он нацепил на лицо лучшую фальшивую улыбку из своего арсенала и протянул Майле стакан.

– Привет всем.

Майла то ли разгадала настоящие чувства Брэда, то ли сама захотела сбежать – она сделала глоток, коснулась руки Брэда и предложила:

– Пойдем сфотографируемся?

– Пойдем.

Он кивнул остальным и повел ее в конец зала, где фотограф устроил за занавеской импровизированное ателье. Подойдя ближе, Брэд окинул взглядом длинную очередь.

– Прости, – покачал он головой. – Я не хочу двадцать минут ждать, пока какой-то мужик заломит нам бешеную цену за постановочное фото на безвкусном фоне.

– Хочешь-хочешь. – Майла покрепче стиснула руку Брэда. – Во-первых, это наши первые танцы. Такое событие! Я мечтаю запечатлеть его на память. Во-вторых, мы с тобой на вечере белого танца. Значит, плачу я. Поэтому марш в очередь и молчать.

Он со смехом позволил затащить себя в очередь.

Впереди стояла парочка: девушку Брэд видел в школе, но лично не знал; с парнем вместе посещал физру. Парочка обсуждала праздник урожая.

– Лучше б мы в кино сходили, – говорила девушка. – Вся эта элитарность действует мне на нервы.

– Тебе тоже? – вмешалась Майла. – Я столько спорила на этот счет! Я входила в комитет по подготовке к празднику, – пояснила она.

Сзади пристроилась еще пара, Рей Сэнди и Анита Беголь – оба были с Брэдом и Майлой в одном классе по английскому.

– На улице за забором собралась толпа ребят, – сообщила Анита. – То ли они войти хотят, то ли еще что, не знаю. Я будто попала в «Повесть о двух городах» Диккенса.

– Извини, – обратился Брэд к девушке впереди, – не знаю, как тебя зовут. – Он указал на парня из своего физкультурного класса. – Ты Дэйн, правильно?

– Да. Это моя девушка Лори. А ты… Брэд?

Шестеро молодых людей перезнакомились, и разговор завертелся не только вокруг сегодняшнего праздника, но и вокруг нынешнего семестра в целом. Все были озабочены и недовольны происходящим, все высказывались довольно резко. От услышанного Брэду стало намного легче. Он целый вечер чувствовал себя шпионом в тылу врага, воспринимал ребят по ту сторону забора как эксплуатируемых, а людей по эту сторону – как эксплуататоров. Теперь же внутри проснулась надежда: оказывается, не все здесь думают одинаково; оказывается, враг не монолитен. Значит, Брэд с друзьями боролись не зря.

Они боролись?

Как? Да никак! Разговоров вели много, а дела делали мало. Оправдание у них, конечно, имелось: сутки не резиновые, а у школьников, помимо проблем в Тайлере, были еще домашние обязанности, уроки, повседневные заботы и сложности. К тому же никто толком не знал, как именно вести борьбу.

Пришло время меняться. Пришло время реальных дел.

Женский голос пригласил Дэйна и Лори за ширму. Брэд вытянул шею и стал высматривать Эда. Хорошо бы, тот оставался в зале. Выходить сейчас через ярмарочные ворота было бы опасно. Вспомнились голодные глаза ребят на улице. Зачем они вообще сюда пришли? Просто посмотреть? Вряд ли. Брэд мысленно увидел, как Эд шагает за ворота и на него набрасывается разъяренная орава бесправных детей – хватает его, бьет… Бесправных? Брэд отругал себя за выбранное слово, но картина, нарисованная воображением, показалась ему очень правдоподобной. Вечер вполне мог перерасти в классовый бунт – как только элитная публика начнет расходиться по домам. Причем «классовый» не в смысле «девятый класс против двенадцатого», а в смысле – низы против верхов, неимущие против имущих.

Наконец Брэд разглядел Эда, застывшего на прежнем месте у столика с напитками, и облегченно выдохнул.

– Следующие! – позвал женский голос из-за ширмы.

Брэд с Майлой вошли в импровизированное ателье, где фотограф еще снимал Дэйна и Лори.

Только никакой это оказался не фотограф, а мистер Суэйм, учитель рисования. Он лежал на полу перед парой и фотографировал платье Лори. Лори с Дэйном неуклюже примостились на деревянном ящике, покрытом тканью. Обоим было явно не по себе. На их лицах застыла неестественная, напряженная улыбка, а глаза не отрывались от учителя на полу. Мистер Суэйм сменил позицию, и Лори покрепче сжала колени. Фоном для снимка служило увеличенное фото гнилой тыквы.

– Вы можете выбрать один из трех комплектов, – механическим голосом произнесла женщина. Она сидела за столом, усыпанным бланками заказа, и походила на обрюзгшую стриптизершу. Кажется, Брэд видел ее в канцелярии. – В комплект номер один входят одна фотография двадцать на двадцать пять, три – десять на двенадцать и шесть штук три на четыре. В комплект номер два…

– Раздвинь слегка ноги, милая, – попросил мистер Суэйм Лори.

– Да пошел ты! – Девушка вскочила. – Еще чего не хватало!

– Что за бред! – Дэйн постарался придать голосу решительности, но тот прозвучал испуганно. – Не нужны нам ваши фотографии!

– Ничего. – Мистер Суэйм сел и бесстыдно улыбнулся. – Я уже получил, что мне нужно. – Он посмотрел на Брэда и Майлу. – Ваша очередь.

Брэд схватил Майлу за руку и выволок из-за ширмы.

– Следующие! – крикнула женщина.

– Это уже вообще ни в какие ворота не лезет! – возмутился Брэд.

По-прежнему крепко держа Майлу, он подтащил ее к столику с напитками и выложил все Эду.

– Ты гонишь! – выпучил глаза тот.

– Одно хорошо, – сказал Брэд. – В очереди мы пообщались с другими парами и кое-что выяснили. В этом семестре школой недовольны все.

Эд ткнул своим стаканом в сторону танцпола.

– Да ну? А с виду не скажешь.

– Ого. – Брэд нахмурился, глядя поверх голов танцующих.

Двери спортзала стояли открытыми, и на улице мелькали какие-то отблески. Неужели на ярмарке начался пожар? Брэд бросил Майлу с Эдом и рванул к выходу.

Нет, то был не пожар. Пока публика развлекалась на танцах, кто-то убрал палатки и флаги и разложил посреди поля огромный костер. Из хвороста, веток, деревянных обрезков выстроили пирамиду высотою с дом, и мощные языки пламени неудержимо взмывали в небо, словно выпущенные из клетки птицы. Вокруг огня плясали люди – кажется, скауты, хотя отсюда было не разглядеть.

За спиной у Брэда выросли Майла с Эдом. За ними к выходу повалила целая толпа учеников – все хотели узнать, что происходит.

– Пойдемте посмотрим, – предложила Майла.

Трое друзей вместе с толпой выбежали на траву.

– Ты про это знала? – спросил Эд.

– Нет.

Брэд так и не понял, что именно прозвучало в голосе Майлы – обида или испуг.

Плясали действительно скауты; были с ними и девушки – то ли подруги, то ли тоже скауты. Хотя действо это выглядело стихийным, оно вполне могло быть отрепетированным. Слаженные движения предполагали заранее спланированный ритуал.

Брэд, Майла и Эд остановились в нескольких шагах от костра. Его жар ощущался даже здесь, а яркий огонь лишь сгущал темноту вокруг. Пламя взмывало все выше, и в глазах ребят, прижимавшихся к металлической сетке, прыгали оранжевые сполохи. Если раньше эти ребята выглядели голодными и дикими, то теперь они казались грустными и несчастными. На всех лицах застыла обреченность, одинаковая до жути.

В танец у костра вливались все новые и новые ученики. Они пели. Или скандировали? За ревом огня было не разобрать. Ветер усиливался, теперь он не столько бодрил, сколько обжигал холодом, и его ледяные укусы подгоняли народ к жаркому огню. Несколько спортсменов скинули с себя рубашки. Когда же хоровод описал круг, один из танцоров разделся донага.

Брэд напрягся. Праздник перерастал в вакханалию.

Какая-то девушка спустила платье с плеч и, оголив груди, весело поскакала вокруг огня.

Взрослые словно исчезли. Ни тебе куратора, ни учителя, ни даже сторожа. Они, наверное, были в зале, на танцах, и сюда, похоже, не выходили нарочно. У костра царили настоящая анархия и откровенное буйство. Брэд никогда в жизни не испытывал такого страха. Если сейчас что-нибудь произойдет, оно волной затопит всех.

Он хотел увести Майлу с Эдом обратно в зал, подальше от опасности – сквозь открытые двери долетала негромкая музыка, танцы продолжались, – однако хотел и досмотреть ритуал. Да и друзья не сойдут с места, пока не узнают, чем тут дело кончилось.

Скандирование у огня перешло в крики. Первобытные яростные вопли совсем не напоминали человеческую речь. Неожиданно с другого конца поля из переносных колонок прогремел мужской голос, читающий молитву. Брэду почудились слова «благодарны» и «жертва».

За оградой началось волнение, суета и толкотня.

Эд ткнул Брэда локтем в бок и заорал, перекрывая шум:

– Смотри! Там Шерил! Голая!

Действительно. Президент ученического совета выделывала кульбиты из танцевальной программы группы поддержки, однако в экзальтированных движениях Шерил сквозило такое отчаяние, что Брэду пришла на ум белка в колесе.

От ограды, у которой перед тем возникла какая-то потасовка, сейчас шла к костру группа скаутов. В темноте было плохо видно, но Брэд, кажется, разглядел зажатого между ними пленника, которого скауты волокли к огню. Теперь настала очередь Брэда тыкать Эда локтем и сжимать ладонь Майлы, привлекая ее внимание.

– Смотрите!

Однако скауты как раз скрылись из виду с другой стороны костра. Брэд перевел глаза на ограду – туда, откуда они пришли. Ребята, толпившиеся у металлической сетки, исчезли. За границами праздника чернела пустота.

Все больше и больше учеников вступали в дикую пляску. Все больше и больше плясунов срывали с себя одежду.

Брэд внезапно ощутил, как вздрогнула в его ладони ладонь Майлы, как в пальцы ему впились ее ногти. Свободной рукой она безотчетно стиснула руку Брэда. Глаза Майлы распахнулись от ужаса, губы что-то произнесли, но из-за шума Брэд ничего не разобрал. Он глянул на Эда. Тот, как и Майла, немигающе уставился в костер, и Брэд проследил за взглядом друзей. Что они там узрели? Ну, огонь…

И вот тут…

Брэд увидел.

Человеческую фигуру в языках пламени.

Мальчика.

Волос и одежды на нем уже не было, да и сам он казался лишь черной тенью внутри бушующего жара. Мальчик корчился в агонии, но упрямо пытался выползти из огня. Обгорелая рука взметнулась вверх, словно моля о спасении, и мальчик рухнул. Неподвижное тело стало частью погребального костра.

Брэд рванул вперед, Эд – за ним. Брэд попробовал сбить пламя – бесполезно! Отчаянно завертел головой в поисках воды, огнетушителя – чего угодно… Чем залить этот адский огонь?..

– Там человек! – закричал Брэд. – В огне! Горит!

Он сунулся было за мальчиком. Брови сразу опалило, волоски на руках затрещали от жара, и Брэд беспомощно отпрянул.

– Гасите костер! – надрывался он. – Спасайте человека!

Мимо проскакала какая-то голая девчонка, потерлась грудью о плечо Брэда.

– Неси шланги! – Он попытался схватить парня, который на скаку выделывал коленца. – Нужна вода!

– На помощь! – орал рядом Эд.

Никто их не слышал, никто не обращал внимания. Праздник продолжался. Мальчика в огне уже не было видно. Жаркое пламя уничтожило все следы.

Брэд упрямо звал на помощь, как вдруг его крик замер. Померещилось? Конечно, померещилось, ведь такого быть не могло… В темноте по другую сторону от костра вроде бы стояла директор Хоукс.

Она смотрела в огонь.

И хохотала.

Глава 21

Эд стукнул кулаком по своему шкафчику.

– Он сгорел, чувак!

– Да, – сказал Брэд.

– Так почему… почему?.. – Эд беспомощно развел руками. – Почему ничего не делается? Почему полиция не расследует эту смерть? Почему газеты о ней не трубят? Почему по школе не бродит толпа копов? Почему школу не закрывают? Почему никого не арестовывают?

– Мама мне не верит, – вздохнул Брэд. – Она злится, думает, что на празднике я пил.

– Мои тоже не верят! – сердито бросил Эд. – В костре был какой-то парень. Он сгорел заживо. И мы – свидетели. Черт, мы – участники!

– Да.

– Его родители!.. Ведь ребенок пропал.

– Может, проверим? Спросим в полицейском участке, не подавали ли заявления?

– Кто спросит? – фыркнул Эд. – Твой недоделанный приятель-журналист Брайан Браун?

– Ну а вдруг? Давай после уроков сходим в полицию.

– И что? Кто нам поверит?

– Кто-нибудь да поверит.

Эд в этом сомневался. Он и раньше не питал особой надежды на закон, а уж теперь – и подавно. Администрация создала собственную военную дружину, окружила школу тюремной стеной, – а в городе никто и не пикнул. Так разве сумеют какие-то двое подростков привлечь внимание общественности к тому, что здесь творится? Да и не помогут тут ни проверки, ни кампания в прессе, ни даже аресты. Как говорил капитан Барбосса из первых «Пиратов Карибского моря», придется вам поверить в ужасы, поскольку вы среди них.

Утро выдалось туманным. Густая мгла отсекала верхушки зданий и укутывала окружающее белой пеленой. Бредущие по двору ученики напоминали призраков. Очень гармоничное зрелище, решил Эд. Эффект Дориана Грея. Так и должна по-настоящему выглядеть школа Тайлера.

Эд вдруг с удивлением понял, что они с Брэдом заблудились. Приятели не шли никуда конкретно, просто гуляли по двору в ожидании звонка на первый урок, но из-за сплошного тумана Эд вдруг утратил способность ориентироваться в пространстве. Где восток, где запад? Где север, где юг? Даже смутные очертания зданий, периодически всплывавшие то справа, то слева, выглядели чужими. В считаные минуты друзья очутились где-то в незнакомом месте, посреди заасфальтированной площадки. Корпусов видно не было, людей – тоже. Ни ровесников, ни взрослых. Никого.

Брэд продолжал обсуждать праздник урожая.

– Все зашло слишком далеко, пора что-то делать.

– Пора, – согласился Эд. – Только что?

Брэд не ответил. Остановился, посмотрел по сторонам.

– Где это мы?

– Вот и я не пойму.

– Школа… – начал он и умолк, уставившись в туман.

Эд проследил за взглядом друга. Постепенно глаза начали что-то различать. Какие-то очертания, силуэты, одни двигались, другие – нет… «Да это же детская площадка!» – наконец сообразил Эд. Горка, подвесные качели, рукоходы. На площадке играли дети: непоседливые фигурки бегали, качались, съезжали и лазили.

– Это что? – прошептал Эд.

– Не знаю.

Друзья пошли вперед – медленно, осторожно. Одна из фигурок, крупнее остальных, одиноко парила на качелях-весах: вверх-вниз, вверх-вниз. Эд с Брэдом подходили все ближе, туман постепенно редел. Стали видны детали. Малыши были одеты в старинные наряды. В голову Эду пришло слово «призраки», и мороз, пробежавший по спине, не имел никакого отношения к погоде. Крупная фигура, которая сидела на качелях-весах… выглядела…

Обгорелой.

Она обессиленно приподняла одну руку. В точности как мальчик на костре.

– Мля! – заорал Эд.

И тут площадка исчезла. Туман никуда не делся, но огромный заасфальтированный участок оказался вдруг спорткомплексом, а слева выросла столовая. Прозвенел звонок, студенты, толпившиеся у автоматов со злаковыми батончиками, заспешили по классам.

– Ёлы-палы… – выдохнул Эд. – Ты видел?

– Конечно. – Брэд посмотрел вокруг. Лицо у него было белее белого. – А остальные видели?

– Вряд ли.

– Это подсказка, – сказал Брэд.

– К чему?

– Не знаю. Нам что-то мельком показали. Что-то, не предназначенное для наших глаз, по-моему.

Сердце у Эда никак не успокаивалось, громкий стук отдавался в ушах, по телу бегали мурашки.

– Не очень-то приятное послание.

– Да уж, – согласился Брэд. – Зато его можно использовать. Если понять, как.

Друзья пошли в сторону классов. Оба молчали.

– Это был тот парень, – наконец произнес Эд. – Из костра. Парень, который умер.

– Я видел.

– По-моему, он подавал нам сигнал.

– Мне тоже так показалось.

– Может, и Ван в раздевалке тоже пытался подать тебе сигнал?

– Нет. – Брэд вздрогнул. – Ван… Ван был какой-то другой.

Друзья обсуждали это и на перемене, и во время обеда с Майлой, однако никто из них не понимал, что происходит и что делать.

День тянулся бесконечно. Эд никак не мог сосредоточиться на учебе. Оно и неудивительно, после таких-то событий: сначала на празднике сожгли какого-то парня, потом Эд с Брэдом случайно забрели в параллельный мир и там увидели призрак того самого парня… Подошел седьмой урок. Вот бы его прогулять. И зачем только Эд записался в помощники библиотекаря?! Однако его отсутствие обязательно заметят, и еще неизвестно, какое наказание назначила бы Эду миссис Фрателли. Она была дамой жесткой, это Эд уже усвоил.

Впрочем, о ее жесткости он знал и раньше. Потому-то и не переводился никуда из библиотеки. Миссис Фрателли не входила в школьную администрацию, не являлась ни секретарем, ни учителем. Миссис Фрателли обитала вроде бы на задворках Тайлера, однако имела собственное здание и собственный персонал, и была королевой своих личных владений. Эд подозревал, что она куда ближе к центру событий, чем думают другие.

Он вошел в библиотеку. На посту за стойкой уже сидела Энн. Эд так и не разгадал ее тайны, так и не понял, почему Энн и остальные помощники миссис Фрателли порой больше напоминали зомби, чем людей. Наверное, библиотекарша промывала им мозги. Хотя с ним она ничего подобного не делала…

– Где наша старушка? – спросил Эд.

Ему нравилось изображать крутого парня. Только здесь это и сходило ему с рук – ведь работающие в библиотеке ребята были еще большими шизиками, чем он сам.

Энн не ответила.

– Ну и ладно. Гляну в ее кабинете.

Эд провоцировал девушку: миссис Фрателли не любила, чтобы к ней в кабинет заходили в ее отсутствие. Энн по-прежнему не отвечала, лишь смотрела перед собой жутким бессмысленным взглядом. Как обычно.

Эд обогнул стойку и постучал в кабинет библиотекарши.

Никто не ответил.

Ощущая себя смельчаком, Эд вошел. Пусто. Стоя в дверях, он с интересом осмотрел кабинет. Взгляд зацепился за книгу, лежащую на столе. Черный кожаный переплет, красные буквы… Они были перевернуты, поэтому название не читалось, зато рисунок под ними, выполненный серовато-коричневой сепией, изображал библиотеку. Вроде бы. Эд сделал несколько шагов вперед. Даже на перевернутом рисунке он узнал массивное уродливое здание библиотеки, вот только других корпусов вокруг не наблюдалось. Зато перед библиотекой выстроился ряд сухих деревьев. На каждом дереве висел связанный темнокожий подросток.

Чувствуя себя преступником, Эд отступил к двери, выглянул наружу. Увидел лишь затылок Энн – та молча смотрела вглубь библиотеки.

Интересно. Брэд и Майла винили в происходящем школьную независимость. Действительно, до «революции», в первые три года их учебы, Тайлер был абсолютно нормальной школой. И все же, все же… Да, независимость обострила ситуацию, но только обострила. Библиотека отпугивала школьников всегда. И миссис Фрателли была такой тоже всегда, ничуть в этом семестре не изменилась.

Эд оглянулся на книгу и вспомнил другие необычные издания, которые он выкладывал на полки. Их заполняли картинки обезображенных мужчин и обнаженных женщин, растерзанных трупов и мертвых младенцев; названия звучали одновременно жутко и непристойно. И эти книги стояли в открытом доступе!

Что же тогда содержалось в спрятанных томах?

В специальном хранилище?

Вдруг там найдется то, что прольет свет на секреты Тайлера?

Эд медлил. Он знал, где миссис Фрателли держит ключи от хранилища. Взять их сейчас, а потом положить на место не составило бы никакого труда. Дурно, конечно…

Дурно? А разве другое не хуже? В костре заживо сгорел человек. Некоторые ученики пропали и, если судить по Вану, наверное, умерли. Эд слышал, будто среди учителей тоже есть пропавшие. Разве не должен он в такой ситуации выяснить все возможное, даже ценой нарушения правил?

Библиотекарша могла вернуться с минуты на минуту. Без дальнейших колебаний Эд схватил ключи, висевшие на крючке под полкой, быстро вышел и закрыл дверь. Воровато огляделся, сунул ключи в карман и, подойдя к Энн, похлопал ее по плечу. Эд дотронулся до нее впервые и ожидал, что она повернется медленно и отрешенно, как обычно, однако, к его удивлению, Энн испуганно подпрыгнула и коротко вскрикнула.

Эд от неожиданности тоже подпрыгнул и тут же обрадовался. Выходит, Энн способна реагировать по-человечески!

– Где миссис Фрателли? – спросил он.

– У нее встреча с миссис Хоукс в канцелярии. Меня оставили на хозяйстве до прихода мисс Грин.

Эд до сих пор так и не видел неуловимую мисс Грин и сомневался, существует ли она на самом деле. Не желая себя выдавать, он все же спросил:

– Миссис Фрателли не говорила, когда вернется?

Девушка покачала головой.

Эд лихорадочно соображал.

– Я буду наверху.

Энн вновь стала безответной статуей, и он поспешил по центральному проходу к лестнице. Взлетел на второй этаж, добежал до дальней стены и повернул направо. Миновал читательские столы с перегородками. Вот наконец и ниша с запертой дверью, на которой значится «Специальное хранилище». Замешкавшись лишь на секунду, Эд отпер замок, приоткрыл на щелочку дверь, оставил без внимания пахнувшую оттуда вонь и помчал вниз – класть на место ключи.

Миссис Фрателли, слава богу, еще не вернулась. Не оказалось в библиотеке и посетителей. Эд вспотел, дыхание у него сбилось, однако, взяв себя в руки, он прогулочным шагом обогнул стойку и позвал, якобы разыскивая библиотекаршу:

– Миссис Фрателли?

Энн даже не повернула головы. Эд благополучно повесил ключи назад, закрыл двери и вернулся к стойке.

– Там жуткий бардак, – сообщил он девушке, ткнув пальцем в потолок. – Я, наверное, провожусь наверху весь урок. Передашь миссис Фрателли?

Энн не ответила, глядя перед собой. Эд взял из-под стойки бумагу с ручкой.

– Ладно, неважно. Я ей записку напишу.

– Я передам на словах, – произнесла Энн.

– Точно?

Она кивнула.

– Хорошо. Я все равно записку напишу. Главное, отдай ее миссис Фрателли.

– Я расскажу ей, что ты был у нее в кабинете.

Эд замер, сердце подпрыгнуло.

– Если не разрешишь мне передать миссис Фрателли твое сообщение на словах, то я расскажу ей, что ты заходил к ней в кабинет. Два раза. – Энн вертела головой, словно самый настоящий робот.

Что происходит? О чем Энн думает? Чего она хочет? Эд сомневался даже в том, что он понимает суть ее предложения.

– Ты хочешь сообщить ей сама? – осторожно уточнил он.

Энн кивнула – отрешенно, как всегда.

– И ты сообщишь только то, что на втором этаже бардак и я его разбираю?

Еще один кивок.

Что она затеяла? Черт ее знает. Если ей не подыграть, заварится жуткая каша.

– Ладно, – примирительно кивнул Эд. – Спасибо, Энн.

Она не ответила. Он быстро пересек проход, взлетел по лестнице, пробежал, как сумасшедший, мимо столов с перегородками. Нырнул в нишу.

Дверь в специальное хранилище стояла нараспашку.

Эд замер. Он приоткрывал дверь лишь на щелочку.

На этом этаже, кроме Эда, никого не было.

Помещение за распахнутой дверью напоминало черную утробу. Которая ждала.

– Ау? – позвал он.

Ответа не последовало. Ни единого звука. Однако внутри колыхнулось легкое дуновение – словно выдох. Вновь пахнуло гнилью, как тогда, когда Эд только отпер дверь.

Так, времени на проволочки нет. Библиотекарша вот-вот вернется из канцелярии. Надо решаться: либо туда, либо назад.

Эд стиснул зубы, приготовился бежать при малейшем намеке на опасность, шагнул к отрытой двери, просунул руку внутрь и стал нащупывать выключатель. Безрезультатно. Где же?! Наконец пальцы наткнулись на округлую ручку, повернули ее.

Вспыхнул свет.

Эд вошел.

Запах оказался не таким уж отвратительным. Не приятным, нет, но вполне терпимым. Запах сырости – плесени, видимо, – а вовсе не вонь разлагающейся плоти, которую вообразил себе Эд поначалу. Он медленно двинулся вперед. Комната была большой. На удивление большой для помещения, расположенного в самом северном конце библиотеки. Эд ожидал увидеть узкое хранилище, тянущееся вдоль здания, а попал в прямоугольный зал, который выглядел просторней некоторых классов.

И стоял в нем один-единственный деревянный шкаф с книгами.

Эд стал их рассматривать. Штрих-коды отсутствовали, ничто не указывало на принадлежность книг библиотечному фонду. Все они составляли единую серию: их украшал не только такой же черный кожаный переплет, какой был на томе в кабинете миссис Фрателли, но и такой же заголовок, нанесенный на обложку красным тиснением: «Академия». Заинтригованный Эд наугад вытащил том со второй полки. Фотография на обложке изображала…

Детскую площадку, которую Эд с Брэдом видели в тумане.

Хотя детей на снимке не наблюдалось, да и сделан он был в ясную погоду, Эд сразу узнал расположение подвесных качелей и горки, рукохода и качелей-весов. Похоже, фотограф стоял на том самом месте, где стояли они с Брэдом. Эд раскрыл книгу, быстро пролистал. Она представляла собой что-то вроде ежегодного школьного альбома. Только не для учеников. Скорее это было некое задокументированное свидетельство внутренней жизни школы за один год, предназначенное для будущих поколений. Разделы носили названия «Администрация», «Преподавание» и «Дисциплинарные наказания».

Имелись в книге и фотографии. На некоторых Эд задержался. Кто этот насупленный бородатый мужчина в старомодной одежде? Его место не в школе, а на китобойном судне или в судейском кресле. Подпись под снимком гласила: «Директор Хоукс».

Директор Хоукс?!

Эд вгляделся в жесткие темные глаза на фото, и по спине побежал холодок. Еще один директор Хоукс? Эд стал листать дальше, наткнулся на другой снимок игровой площадки, уже с детьми. Играли они без особого энтузиазма, были одеты кое-как и покрыты синяками, а на руке у одного мальчика в обносках кровоточили раны – Эд разглядел их, несмотря на слабую резкость старого снимка.

В конце книги обнаружилась фотография школьного здания – старинного, в духе сериала «Маленький домик в прериях» про миннесотскую ферму конца XIX века. Внимание Эда привлек пейзаж: пологие холмы на фоне далеких гор. Казалось бы, ничего примечательного. Кроме одного обстоятельства – Эд узнал окрестности. Пусть на холмах росла трава и отсутствовали строения, все равно то были холмы над городом Бри, а далекие горы – хребтом Сан-Бернардино.

Этот вид ежедневно открывался Эду с физкультурного поля.

Школа на фотографии была Тайлером.

Тайлером давних-давних времен.

Название школы нигде не упоминалось, во всяком случае Эд его не обнаружил. Правда, страницы он просматривал очень бегло, поскольку спешил – боялся, что в хранилище явится библиотекарша. Эд вернул книгу на место и пересчитал корешки на верхней полке. Двадцать пять. Полок всего шесть. Значит, в общей сложности сто пятьдесят томов. Если каждый том хранит сведения за один год, то история школы насчитывает сто пятьдесят лет.

Однако ученикам рассказывали, будто старшая школа Тайлера была основана в тысяча девятьсот пятидесятом.

То же самое сообщала и табличка на школьном фасаде.

Может, в пятидесятом Тайлер сделали именно старшей школой? А до того в нем была полная школа, с первого класса по двенадцатый?

Или академия.

Что бы это ни значило.

Эд торопливо вытащил из шкафа первый том. На его обложке красовалось фото того самого бородача – директора. Он и здесь хмурился, смотрел в объектив тяжелым злым взглядом. Эд проверил, не идет ли кто к хранилищу, и занялся изучением книги. Директора звали Джон Джозеф Хоукс. Эд решил, что имя стоит запомнить и поискать потом его в Интернете.

Фотографий в книге оказалось мало, зато в ней присутствовали рисунки, выполненные, судя по всему, Джоном Хоуксом: наброски школы и ее будущих территорий. Бородач был человеком в высшей степени честолюбивым и мечтал масштабно: он планировал сперва пристроить к однокомнатному зданию еще несколько корпусов, затем, без устали развивая свою Академию, возвести вокруг нее целый городок для единомышленников. Эд просмотрел сопроводительный текст. Директор хотел, чтобы и сама Академия, и этот утопический городок базировались на трех китах: духовном, интеллектуальном и физическом. То есть, ученики должны были соответствовать жестким стандартам Джона Хоукса в духовном, умственном и физическом планах – и, превратившись во взрослых, не снижать планки. Насчет духовного аспекта Эд ничего не знал, а вот описания «физической активности» и «интеллектуальной деятельности» навели его на мысль про спорткомплекс и библиотеку. Именно в этих двух местах нынешнего Тайлера происходило больше всего странностей.

Вот бы засесть в хранилище надолго и прочесть каждый том от корки до корки!.. Однако время поджимало. Миссис Фрателли скоро явится. Эд жадно пробежал глазами книгу до конца. Из главы «Духовное образование» он узнал о том, что Джон Хоукс подчеркивал важность преподавания в школе религии – хотя какой именно религии, Эд так и не понял. В любых ссылках на нее говорилось об умиротворении призраков. Мало того, бородач претендовал на роль некоего помазанника Божьего. Верил в то, что Бог избрал его, Джона Хоукса, для обучения молодежи Соединенных Штатов. Он создал Академию, стал ее единоличным директором, и после его смерти должность эта могла переходить только к его потомкам.

Эд нахмурился.

Джон Хоукс?

Джоди Хоукс?

Неужели?..

Времени на раздумья не оставалось. В другой главе, «Академия навеки», Эд прочел про веру Джона Хоукса в то, что его школа будет существовать бесконечно – поскольку так пожелал Бог, – и что все новые и новые ее выпускники и их отпрыски постепенно заполонят другие города, другие штаты, и что со временем влияние этих людей станет огромным и повсеместным.

«Бред», – подумал Эд и убрал книгу. Затем присел и вынул с нижней полки последний том. На его обложке красовалось цветное фото – современный Тайлер. Перелистнув страницы, Эд увидел знакомых учителей и учеников. Он остановился на главе «Независимость».

«Приобретение Академией независимого статуса – задача первостепенной важности. Независимость позволит вновь ввести в Академии первоначальную программу образования и достичь нашей конечной цели».

За спиной послышался шум.

Кто-то поднялся на второй этаж.

Эд лихорадочно сунул книгу на место. Двигаясь быстро и тихо, погасил свет, осторожно, без щелчка, закрыл дверь. Выйдя из ниши, прислушался.

Не хватало сейчас на кого-нибудь наткнуться.

Особенно на миссис Фрателли.

Реже всего на втором этаже ходили по западному крылу, где находились пустой стол справок и комнатка со старым проектором для чтения микрокарт. Обычно все шли либо по центральному ряду, либо вдоль столов с перегородками. Эд повернул на запад.

И едва не налетел на миссис Фрателли.

Не заорал он по чистой случайности, просто повезло. Библиотекарша наградила его своим неизменным взглядом – неприветливым и строгим одновременно.

– Я поднялась проверить, чем ты занят. Мне сказали, ты здесь что-то убираешь. Я не знала о беспорядке.

– А его уже нет. Я разобрался. В смысле, навел лоск. Я уже иду вниз, разбирать книги на полках.

Слушая собственный бредовый лепет, Эд понимал, что сам роет себе яму.

– Покажи, чем ты занимался.

Ему стало страшно. Миссис Фрателли пугала его всегда, даже без причины, а уж теперь… Она что-то заподозрила? Узнала про хранилище? Неужели Энн рассказала библиотекарше про визиты Эда в ее кабинет?

На втором этаже стояла тишина.

Они были здесь одни.

Миссис Фрателли не сводила с Эда глаз.

– Да там все уже убрано. Порядок. Мне и правда пора полки внизу разбирать, а то я не успею.

Эд развернулся и пошел в другую сторону. Его искаженного лица библиотекарша увидеть не успела. Дерзкий маневр сработал. Эд каждую секунду ждал расправы, но миссис Фрателли его не окликнула, не издала ни звука. И не стала преследовать. Наверное, решила осмотреть все там, откуда он выскочил, и выяснить, чем он занимался.

Выяснит ли? Не наделал ли Эд ошибок? Не сдвинул ли чего-нибудь? Вернул ли книги на правильные места?

Что сделает миссис Фрателли, если его уличит?

Сойдя наконец вниз, он почувствовал себя заново рожденным. Спасен! Вот и выход. Если библиотекарша сейчас явится по Эдову душу, он выскочит на улицу. Пронесло.

Направляясь разбирать полки с художественной литературой, Эд даже послал Энн улыбку.

* * *

– Глянь, чувак.

Брэд через плечо друга посмотрел на монитор. Приятели ввели в «Гугл» три запроса: «старшая школа Джона Тайлера», «Академия» и «Джон Джозеф Хоукс». По первым двум ничего ценного не нашлось, а вот по третьему Эд пролистал несколько страниц со ссылками и наконец обнаружил конкретную информацию.

Он открыл очерк 1956 года, напечатанный в историческом журнале «Американ херитейдж» и посвященный образованию в Калифорнии на заре ее освоения[12]. Статья утверждала, что Джон Джозеф Хоукс был пионером стандартизированного обучения в Соединенных Штатах. Забытая ныне фигура, раньше он обладал огромным влиянием, служил советником президента Франклина Пирса и являлся первым сторонником всеобщего образования. Бывший армейский капитан, позднее Хоукс стал священнослужителем некой странной религии, которая признавала Бога, но отрицала рай и ад. Мол, после смерти люди никуда не переносятся, а остаются на земле в виде призраков. Хоукс мечтал строить школы, в которых было бы хорошо и живым, и мертвым – раз уж им суждено сосуществовать в едином физическом пространстве.

Религиозные убеждения директора, а также разразившийся в его школе скандал из-за смерти ученика – про эту историю в статье лишь намекнули без подробностей, – привели к краху мечтаний, и Хоукс умер в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году в нищете и забвении.

– Похоже, твоего бородача мы нашли. – Брэд закончил читать и выпрямился.

– И что нам это дает?

– Пока непонятно, – признал Брэд.

– Мне тоже.

– Нужно искать дальше.

– Ага.

– Есть у меня одна мысль, хотя ты не обрадуешься, – предупредил Брэд. – Если Интернет нам не поможет, то придется идти в школьную библиотеку. Там может быть нужная информация.

– Ни за какие деньги, чувак, – замотал головой Эд. – Даже за самые бешеные.

– Именно в библиотеке ты нашел сто пятьдесят загадочных томов. И другие книжки – с изуродованными людьми и прочим.

– Надо попробовать еще. – Эд уже запускал на компьютере другой поисковик. – Сдаваться рано.

– Конечно. Только ты вспомни детскую площадку в тумане. Говоришь, бородач верил в то, что люди после смерти становятся призраками и бродят вокруг? Ответ прячется где-то в школе. Если нам придется ее прочесать, чтобы найти разгадку, значит, мы так и сделаем.

Эд молчал.

– Ты меня слышишь?

Тот прокрутил вниз очередную страницу с бесполезными ссылками, вздохнул.

– Слышу, приятель. К сожалению.

* * *

У торгового автомата в обеденной зоне Майла увидела редактора школьной газеты. Он покупал печенье с шоколадной крошкой. Шла перемена, и Брэд с Эдом проводили ее в библиотеке. Вчера Эд обнаружил какие-то странные книги в засекреченном специальном хранилище, и сегодня друзья решили изучить обычные стеллажи – те, которые редко пользовались спросом у посетителей, – в надежде отыскать там подсказки. Майла от ребят откололась – у нее начались месячные, и она поспешила в туалет. В результате сейчас Майла оказалась одна. Она встала за спиной у редактора и громко прокашлялась.

– Ричард. Ричард Парк.

Он обернулся, на лице мелькнула паника.

– Что произошло с Рейчел? Вы так и не рассказали мне правды.

– Рассказали, – высоким плаксивым голосом ответил Ричард. – В машину Рейчел въехал пьяный водитель.

«Нервничает», – про себя отметила Майла.

– А статья, над которой работала Рейчел?

– Про статью я ничего не знаю.

Майла посмотрела ему в глаза.

– Неправда. Рейчел говорила мне, что вы с Бутом одобрили ее статью. Или ты обвиняешь ее во лжи?

– Нет!

– Ну и?..

Ричард распечатал печенье.

– Я спешу. – Он старался вести себя невозмутимо, но руки у него дрожали.

Майла загородила ему дорогу.

– Как вы планируете освещать праздник урожая?

– В смысле? – Ричард облизнул губы.

– Ты там был? Видел, что произошло?

Он помотал головой.

– Ученический совет нас не пропустил. Ты ведь знаешь.

– Но ты слышал, что произошло?

– Слышал, будто празднование имело большой успех и будто денег собрали в два раза больше, чем в прошлом году…

Майла придвинулась ближе.

– На празднике умер человек. Его убили. Сожгли на костре. Все хотят знать, кто этот несчастный и что случилось.

Ричард попятился.

– Тут пахнет Пулитцеровской премией. Опубликуешь эту историю – и любая школа журналистики в стране распахнет перед тобой двери. Грандиозный материал! И у тебя есть возможность его обнародовать.

Она задела его за живое. Мысль явно пришлась Ричарду по вкусу, однако искорка в его глазах сразу же погасла, вытесненная страхом.

– Что произошло с Рейчел? – наступала Майла. – Ты ведь знаешь. Расскажи. Тебе Бут велел молчать? Подумай, как ты будешь жить с таким грузом. Облегчи душу.

Ричард вдруг что-то увидел, и глаза у него расширились. Из-за спины Майлы выступили два мускулистых скаута, отодвинули ее в сторону и схватили редактора под руки, едва не оторвав от земли. Майле показалось, что незнакомые молодчики староваты для школьников.

– Тебя вызывает директор, – заявил скаут слева.

– Я ничего ей не рассказал! – завопил Ричард. – Клянусь!

– Ты этого не слышала, – ткнул в Майлу пальцем второй скаут.

Они широко зашагали в сторону двора, ведя между собой Ричарда. Тот за ними не успевал, и его ноги волочились по земле.

«Я ничего ей не рассказал…»

Пойти следом? Неразумно. Куда бы ни увели Ричарда, Майлу туда не пустят. Ей стало страшно. Кругом было полно учеников – у торговых автоматов, за столами, – но, когда двое фашистов схватили редактора газеты, никто и бровью не повел. В школе Тайлера похищение человека среди бела дня воспринимали как должное? Это пугало не меньше, чем само похищение.

Уходя, Ричард уронил пакетик с печеньем. Майла его подняла и невидяще уставилась на синюю фольгу.

– Майла.

Шерил, Реба и Синди. Подруги улыбались, однако улыбки их выглядели не радостными, а самодовольными, что ничего хорошего не сулило. Майла подобралась.

– Что?

Заговорила Шерил.

– Вчера вечером было заседание ученического совета…

– Меня не предупредили.

– Да. Заседание созвали по твоему поводу. Мы проголосовали и решили тебя отлучить. Со вчерашнего вечера ты не являешься членом ученического совета.

– Решение приняли единогласно, – ехидно добавила Синди.

Майла и сама уже не хотела участвовать в совете, однако членство в нем было бы очень кстати для будущей характеристики. К тому же Майлины так называемые подруги поступили подло, сговорились у нее за спиной… Майла решила им назло отстоять свою должность.

– В совет меня избрали. «Отлучить» меня вы не можете, – с нажимом произнесла Майла и сухо улыбнулась. – Мало того, ученический совет – не церковь, а внеклассная школьная организация. Вы, видимо, перепутали отлучение с отстранением. Так вот, чтобы меня отстранить, вы должны соблюсти ряд процедур и предпринять ряд действий. Одно из них – уведомить меня о своем намерении, чтобы я смогла себя защитить!

Отповедь застала троицу врасплох. Синди с Ребой неуверенно глянули на Шерил.

– Я вам не новичок, – ледяным тоном сообщила Майла. – И знаю, что делаю. Если уж кто и доказал свою несостоятельность, Шерил, так это ты. Я приду на следующее заседание совета. Вот и попробуй тогда сместить меня с поста. – Она усмехнулась. – Кстати, как у тебя дела с мистером Николсоном? Как по мне, он староват и брюхо у него толстое. Хотя… что я понимаю?

Ровно в тот миг, когда прозвенел звонок, Майла отвернулась от бывших подруг и зашагала к учебному корпусу. Ее переполняли гордость и радость. Неожиданно она заметила тех самых скаутов, которые увели Ричарда; его самого нигде не было видно. На четвертый урок Майла приплелась, понурив голову и обреченно опустив плечи.

Глава 22

– Я заказывал макароны с сыром!

Кейт Робинсон уклонилась от полной тарелки, брошенной Тони. Она боялась собственного сына. Ужасно, но факт. Вступив в скауты, Тони начал вести себя, точно агрессивный самец, и с каждым днем становился все гаже. В нем появились важность и болезненная страсть к порядку и дисциплине, но не только это. Ярость, ненависть и жестокость – вот что видела теперь в сыне Кейт, вот что ее тревожило и заставляло по ночам запирать спальню.

– Ты хоть что-нибудь можешь сделать правильно?!

– У нас кончился сыр, – терпеливо пояснила Кейт. – Полуфабрикаты ты не любишь, поэтому я решила приготовить сырные макароны завтра, а сегодня сварила обычные спагетти.

– Дурная сука.

– Что ты сказал? – Внутри вспыхнул гнев, и Кейт пошла в наступление. – Не смей так со мной разговаривать! Слышишь?

– Лучше б я жил с отцом, а не с тобой. – Тони посмотрел на нее с ненавистью. – Дурная сука.

Она пересекла кухню в три быстрых шага…

И получила пощечину от Тони. Тяжелую. Глаза у него радостно вспыхнули, и, хотя глаза самой Кейт налились слезами, она не доставила ему удовольствия и не расплакалась. Сдержала рыдания, подавила гнев и спокойно вышла мимо сына из кухни. Больше всего на свете Кейт сейчас хотела убежать к себе в комнату, запереть дверь, спрятаться… Нельзя. Хватит проявлять слабость. Кейт направилась в гостиную и села на диван.

На кофейном столике, словно дразнясь, лежал белый конверт из школы. Наверное, его принес Тони. Кейт решила проигнорировать конверт, включить телевизор и посмотреть новости – дождаться, когда Тони уйдет к себе. Однако боковым зрением она постоянно видела белый прямоугольник на темном фоне столешницы и после недолгих колебаний сдалась.

В конверте оказалось добрых тридцать-сорок страниц. Наверху лежал желтый лист с ее именем, нацарапанным маркером в левом верхнем углу. Лист представлял собой стандартное отпечатанное письмо.

Уважаемая никчемная мать!

Ваше полнейшее нежелание участвовать в школьной жизни в интересах вашего ребенка не оставило нам иной возможности, кроме как наложить на вас штраф за стремление оставаться в стороне. Просим в кратчайшие сроки явиться в канцелярию для уплаты 359,62 долларов задолженности за ваш отказ от родительской ответственности. Ежедневная пеня за просрочку составит 19,5 % от данной суммы и будет насчитываться до полной уплаты штрафа. Мы принимаем карты «Виза» и «Мастеркард».

Внизу стояла подпись: «Джоди Хоукс, директор».

Первой реакцией Кейт было изумление. Второй – злость. Да что они себе позволяют?! «Никчемная мать»? Она завтра же пойдет в школу и выложит директрисе все, что думает. Кейт не заплатит ни цента, а если эта дрянь Хоукс не угомонится, то она расскажет все отцу Тони. Вдвоем они будут стоять до конца, даже если им придется нанять адвоката и потратить все деньги!

Она не стала смотреть остальные бумаги. Сгребла их в кучу и бросила в мусорный пакет со старыми газетами. Сверху сунула конверт и хорошенько все примяла.

Из кухни было слышно, как Тони гремит посудой, громко закрывает шкафчики и хлопает дверцей холодильника – показывает, что сам готовит себе ужин, раз уж мать не выполнила его инструкции. «Прекрасно, – решила Кейт. – Пусть выпустит пар». Она включила телевизор и стала смотреть новости. Чуть позже Тони промчался мимо нее в коридор и изо всех сил грохнул дверью своей комнаты. Кейт еще немного подождала, убедилась, что сын не выйдет, и пошла на кухню – оценить масштабы бедствия.

Убирать пришлось до девяти часов.

Кейт приняла душ, легла в постель, но мысли все не желали успокаиваться. Уснула она, когда часы показывали уже одиннадцать с лишним.

Разбудил ее среди ночи Тони.

Он стоял в ногах кровати – вместе с тремя скаутами Тайлера, облаченными в одинаковую военизированную форму. В тусклом свете ночника они напоминали гитлерюгенд. Тони держал какую-то тряпку, вроде наволочки. Не успела Кейт спросить, зачем ему эта штука и что вообще происходит, как он накинул тряпку на голову Кейт. Она ощутила на своем теле чужие руки, жадные, шарящие, грубые. Между ног повеяло холодом – это задрали подол ночнушки.

– Пустите! – закричала Кейт.

Одна пара ладоней схватила Кейт за руку и плечо справа, вторая – слева. Кейт надеялась, что один из этих людей – Тони, потому что двое других занялись нижней половиной ее тела. Парень слева одной рукой зажал голень Кейт, а вторую руку сунул ей глубоко между ягодиц. Парень справа вцепился обеими руками в ляжку Кейт, больно надавив большим пальцем возле влагалища. Ее подняли.

Она ощущала одновременно страх и унижение – причем, что из них было сильнее, Кейт не понимала. Однако разума она не теряла. Похищение? Да, но один из похитителей приходился ей сыном, что давало Кейт явное преимущество.

– Погоди, вот отец узнает! – пригрозила она невидимому Тони. – Отец не просто разозлится, он в тебе ужасно разочаруется. Мы воспитывали тебя совсем не так, учили тебя другому. Слышишь?

Она продолжала читать нотацию, а ее несли: коридор, гостиная, входная дверь…

– Мы идем на улицу? Я не слышала, чтобы закрылась дверь. Ты ее запер? Вдруг, пока нас не будет, в дом нагрянут воры?

Если Кейт и хотела пристыдить сына перед друзьями, то цели она не достигла. Все ее реплики встречались каменным молчанием. Ее куда-то внесли и положили: видимо, в микроавтобус. Те же руки продолжали держать Кейт, когда автомобиль тронулся. Правда, из промежности пальцы убрали.

Наволочка лишила Кейт зрения, зато остальные ее чувства поразительно обострились. Она ощущала каждую ямку на дороге, каждое ускорение и торможение микроавтобуса, слышала каждый его скрип и стон, каждый вдох своих молчаливых похитителей.

Наконец они остановились. Приехали. Ночнушку вновь задрали, вновь чужие руки внедрились в интимные места. Кейт понесли. Она почувствовала сперва холод улицы, затем – тепло помещения. Ее положили и сняли с головы наволочку.

Кейт доставили в канцелярию школы Тайлера.

Даже далеко за полночь здесь словно царил разгар рабочего дня. Все лампы горели, за всеми столами кипела работа. Секретари печатали на компьютере, клерки разговаривали по телефону. Кейт заметила школьницу со степлером – та нырнула в кабинет, расположенный в маленьком коридоре за приемной.

Коридор.

Кейт, не отрываясь, смотрела на обычный с виду коротенький проход и чувствовала, как растет внутри страх. Ее вечернюю решимость как ветром сдуло.

В коридорчике открылась дверь, из нее вышла Джоди Хоукс и с улыбкой поплыла к Кейт. Компанию директрисе составляла женщина с воинственным лицом и манерами декоративной собачки. Когда они приблизились, Кейт прочла на бейдже: «Бобби Эванс, административный координатор».

– Вы явились заплатить штраф, – произнесла Бобби.

Она не спрашивала, а утверждала.

– Ага, и чековую книжку в ночнушке припрятала. – Кейт перевела глаза с Бобби на директрису. – Вы что тут, с ума сошли?!

Сохранять достоинство, стоя почти голышом посреди работающего учреждения, было непросто, но Кейт помогал гнев. Она оглянулась, ища Тони – пора было хватать сына и тащить его домой! Однако четверо скаутов исчезли.

– Вас доставили сюда, потому что вы не желаете помогать школе своим трудом – хотя это оговорено и в уставе, и в подписанном вами лично контракте.

– Да будет вам известно, я попыталась «помочь школе трудом»! Но ваш учитель рисования оказался извращенцем, а родительский комитет – сборищем психов. Я записалась на отработку в математическом классе Тони на конец недели. Хотя проверить это вы, конечно, не потрудились.

– Хотите посмотреть, как выглядит настоящая помощь? По-настоящему неравнодушного родителя?

Директор жестом пригласила Кейт в дверь, расположенную справа от коридорчика и украшенную вывеской «Конференц-зал». Административный координатор пошла следом.

Длинный стол был сдвинут к дальней стене, а на ковре в центре зала, лицом к двери стояло на коленях несколько женщин. Перед ними возвышалась бритоголовая дама в простой крестьянской рубахе до пола. Дама напоминала бы раскаивающуюся средневековую грешницу, если б не ее одежда цветов Тайлера и не прическа. Рубаха была черной, ее подпоясывал оранжевый шнур, а на бритом затылке виднелся тигр Тайлера, вытатуированный теми же двумя красками. Дама тянула монотонным речитативом, коленопреклоненные женщины повторяли за ней:

– …сим отрекаюсь от веры своей, от друзей своих, от семьи. Душу свою и чистые помыслы отдаю родительскому комитету и заверяю старшую школу Джона Тайлера в своей преданности…

Кейт отвернулась.

– Вам стыдно, правда? – спросила директриса.

– Нет, мне дико! – отрезала Кейт. – Что за бред? Они отрекаются от семьи? Да если б не дети, никаких женщин тут и близко не было бы! Разве могут они отречься от детей?

– Могут. Потому что они стали выше этого.

В глазах директрисы вспыхнул фанатичный огонек. Да она сумасшедшая!

– Теперь они дарят свою любовь и верность не только своим детям, а всем нашим детям, всей школе. Именно такая мать заслуживает того, чтобы ее ребенок учился у нас. Именно такая независимая школа заслуживает того, чтобы ей добровольно помогала такая мать. Вот она, дорога в будущее. Вы тоже должны идти по ней.

– Еще чего, – заявила Кейт.

– Тогда уплатите штраф, – вылезла вперед Бобби.

– Вы от меня ни цента не получите! – нависла над ней Кейт.

Директор улыбнулась.

– Давайте пройдем ко мне в кабинет.

Кейт улыбнулась в ответ.

– А давайте не пройдем. Вы велели своим головорезам вломиться в мой дом…

– Скаутам Тайлера.

– Ваши головорезы вломились в мой дом, схватили меня и привезли сюда под конвоем, как пленницу. Вас ждет не просто гражданский иск, а настоящее уголовное дело. Я вас засужу, и тогда посмотрим, где вы устроитесь работать. Вас даже в симпсоновский «Быстромарт» не возьмут туалеты драить!

– Пройдем ко мне в кабинет!

Это было не приглашение, а приказ. К немалому удивлению Кейт, административный координатор подтолкнула ее сзади и заставила свернуть за директрисой в короткий коридор. Стоило Кейт пересечь его порог, и ее охватил такой ужас, что ноги примерзли к полу. Директриса открыла дверь в кабинет, и Бобби впихнула Кейт внутрь.

С первого же взгляда она поняла, что попала в большую беду. Разве это кабинет? Пол, густо покрытый грязью, пестрел дырами и кучками экскрементов – может, звериных, а может, и человеческих. Цвет стен представлял собой мешанину темных оттенков – черных, лиловых, коричневых. К прямоугольнику, который, видимо, выполнял роль окна, крепились рваные куски белого и желтого картона с грубыми изображениями мужских и женских гениталий, нацарапанными цветным мелком. Потолок украшал желтый смайлик – старая краска на нем выцвела, а веселую улыбку заменил черный круг, из которого свисал шнур с голой лампочкой на конце. На лампочке кто-то нарисовал маркером хмурую рожицу.

– Пока всё, – сказала директриса Бобби. – Оставь нас.

Административный координатор вышла – как показалось Кейт, неохотно – и закрыла за собой дверь.

– Садитесь, – велела хозяйка кабинета.

Куда? Мебель в кабинете отсутствовала – если не считать нескольких искореженных кусков металла, которые в прошлой жизни, наверное, были стульями, да сломанного деревянного стола, заваленного плетьми, ножами и какими-то боеприпасами.

Кейт осталась на ногах.

– Садитесь, я сказала! – Джоди Хоукс схватила бамбуковую трость и рассекла ею воздух.

Кейт не шевельнулась.

За спиной директрисы вдруг возник еще один человек. Мужчина, высокий бородач в старомодном пальто. Откуда он взялся? Конечно, раньше Кейт могла его и не заметить – темный наряд незнакомца сливался с грязным цветом стен, – однако она была уверена, что мужчина просто вырос из ниоткуда. О его присутствии, похоже, не знала даже директриса. На мгновение Кейт почудилось, что он пришел покарать хозяйку кабинета, но нет… По тому, как вел себя бородач – как он, словно тень, повторял за Джоди Хоукс каждое движение, – стало ясно, что он на ее стороне, что он, как ни ужасно такое звучит, – часть этой комнаты.

Директриса вновь взмахнула тростью.

– Вы не выйдете из кабинета…

«Пока не уплатите штраф», – ожидала услышать Кейт дальше. Однако продолжения не последовало. Фраза была законченной.

«Вы не выйдете из кабинета».

Да сколько можно! Кейт повернулась к дверям.

На плечо ей обрушилась трость. Удар оказался сокрушительным, по спине потекла теплая кровь. Кейт непроизвольно вскрикнула – безотчетная реакция на внезапную боль, – но не дрогнула, не остановилась, а протянула руку к дверям.

Новый удар трости, на этот раз по руке. Треск костей, кровь… Боковым зрением Кейт заметила, что у бородача тоже есть трость: темное дерево, серебряный набалдашник. Такая очень подошла бы доктору Джекилу и мистеру Хайду.

Кейт не успела даже крикнуть, как мучители накинулись на нее вдвоем. Удары сыпались со всех сторон. Кейт упала, приземлилась подбородком в экскременты. Две трости выколачивали из нее жизнь, а Кейт все рвало, рвало…

Последний удар нанесла директриса.

– Ты не настоящая мать, – объявила она, высоко вскидывая руки.

И наступила темнота.

* * *

Брэд сказал родителям, что с ними хочет поговорить мисс Монтолво, учительница испанского. Она была не худшей из учителей – к худшим Брэд отнес бы мистера Коннора или, может, мистера Майерса. Однако в последнее время мисс Монтолво вела себя необычно. Она изменилась с начала семестра заметней других преподавателей, и ее странное поведение вполне смогло бы убедить родителей Брэда в том, что в школе у сына творится неладное.

Испанка, хоть и чокнутая, опасности для них не представляла.

В отличие от мистера Коннора или мистера Майерса.

Дело было рискованное, однако Майла с Эдом его одобрили. Этот план пришел вчера вечером в голову Брэду, и он сразу же позвонил друзьям. Все трое не раз пробовали рассказать родителям о происходящем в Тайлере, но без толку. Да и какой нормальный человек поверит в подобные ужастики? Родителей до того злили постоянные «сказки» сыновей, что те ощущали себя героями притчи про мальчика, который кричал: «Волк!» Неудачные попытки друзей связаться с полицией только ухудшили ситуацию. Мамы и папы больше не желали говорить на эту тему. Поэтому Брэд решил сказать родителям, будто у него проблемы с испанским и будто учительница хочет с ними посоветоваться.

Отец написал мисс Монтолво электронное письмо и договорился о встрече с ней утром, перед занятиями.

Маме пришлось в последнюю минуту отправиться на работу – заболела напарница-медсестра, – но у папы утро выдалось свободным. Отец с сыном приехали в школу пораньше, и Брэд нарочно выбрал те ворота в стене, которые вели к обеденной зоне. Он мечтал вновь увидеть призрачную детскую площадку или хотя бы показать отцу мертвых птиц у баскетбольных щитов. Как назло, ничего необычного не было. Пришлось вести папу прямиком в корпус иностранных языков.

Дверь в класс мисс Монтолво стояла открытой, внутри горел свет. Брэд вытер руки о штаны. Он внезапно разволновался: идиотская идея!

Отец постучал и весело спросил:

– Есть кто дома?

Мисс Монтолво встала.

– Мистер Бекер, полагаю? Входите-входите. Ты тоже, Брэд.

Это был провал. Сегодня она выглядела нормально и вела себя как обычный учитель. Вчера испанка пришла на урок в клоунском макияже, странно контрастировавшем с ее двуцветной униформой; когда же Тами Йошида ошибочно употребила в предложении слово мужского рода вместо женского, мисс Монтолво ни с того ни с сего обвинила во всем компьютерную анимацию и стала ругать ее на чем свет стоит.

– Присаживайтесь, – предложила учительница. – По какому поводу вы хотели меня видеть?

Сердце у Брэда екнуло.

– Я думал, это вы хотели меня видеть, – недоуменно свел брови отец.

Она легко рассмеялась и, коснувшись его руки, кокетливо потупила глаза.

– О да, хотела.

Слава богу. Здравствуй, бред.

– Как успехи у моего сына? – спросил отец.

– О, ваш сын – прекрасный ученик. На прошлой неделе у нас была первая контрольная, он написал ее очень хорошо. Он часто поднимает руку, активно работает на уроке.

Брэд почувствовал себя первоклашкой.

– То есть проблем у него нет? – вновь нахмурился отец.

– Ни малейших.

Он посмотрел на Брэда.

– Ну… Отлично. – Бекер-старший бросил взгляд на часы над доской и встал. – Простите, что я вот так убегаю, но вам, наверное, нужно готовиться к занятиям, а я просто зашел на минутку узнать, как дела…

– Мистер Бекер?

– Да?

– Я буду лизать вам зад, пока вы не запросите пощады, – прошептала испанка.

То ли она думала, что говорит тихо, то ли ей было все равно. Отец покраснел до корней волос, быстро глянул на сына. Тот отвел глаза. Такого жгучего стыда Брэд не испытывал ни разу в жизни. Однако в душе он ликовал. Вот теперь папа просто обязан ему поверить!

– Мне действительно пора, – натянуто произнес отец.

Брэд рванул следом.

– Вот видишь!.. – начал было он.

Однако стоило им перешагнуть порог класса, как отец словно позабыл о случившемся.

– Похоже, все у тебя в порядке, – улыбнулся он. – Ты молодец, приятно слышать.

– Э, пап?! – возмутился Брэд.

– А? – непонимающе переспросил отец.

– Ты не помнишь, что она тебе сказала?

«Она предложила вылизать тебе зад!» – хотел крикнуть Брэд, но не смог.

Неужели он такой слабак, что из-за какого-то там стыда не сможет открыть отцу правды?

Не слабак.

Во дворе стало людно, и Брэд понизил голос.

– По-моему, она хотела заняться с тобой сексом, пап.

– Ну ты и сочинитель! – Отец хмыкнул.

Брэд запаниковал. Папа ничего не помнит! Неужели школа добралась и до него?

– Хотела, – упрямо повторил Брэд. Потом решился: – Она сказала, что будет лизать тебе зад, пока ты не запросишь пощады.

– Прекрати! – Лицо у отца окаменело.

– Да оглянись ты! Вот стена, о которой я тебе рассказывал! Моя учительница – чокнутая! Здесь полно призраков. Здесь умирают и пропадают люди. Я говорил тебе правду! Посмотри сам!

– Мне пора. А у тебя скоро уроки. – Отец улыбнулся, но очень коротко, словно улыбку кто-то включил-выключил вместо него. – До встречи, сынок.

И он размашисто зашагал к стоянке. Брэд проводил его взглядом, ощущая внутри сосущую тревогу.

– У тебя очень милый отец.

Брэд вздрогнул. Мисс Монтолво положила руку ему на плечо и мягко прошептала на ухо:

– Я обязательно вылижу ему зад. И пробегусь язычком ему по яйцам. А из его лобкового волоса сделаю себе зубную нить.

Брэд рванул прочь – очень быстро, но не бегом, а шагом, чтобы не привлекать к себе внимания. Сердце бешено стучало.

Испанский шел первым уроком. Как его пережить? Разве сможет он после такого сидеть за партой и слушать, как мисс Монтолво спрягает глаголы?

Но и прогуливать нельзя. Учительница знала, что Брэд уже в школе. Если он не явится на урок, испанка напишет отцу.

Этого Брэд не хотел – по некоторым причинам.

Он пересек заасфальтированный двор, бредя куда глаза глядят, – лишь бы не стоять. Дошел до поляны выпускников, где не было ни единого выпускника. Посреди небольшого, поросшего травой пятачка земли торчал кол с насаженной на него собакой. По центру двора маршировал отряд скаутов: они дружно размахивали руками и двигались в сторону своей излюбленной лужайки, распевая военную песню.

Школьный корабль быстро шел ко дну. Причем вместе с ним тонули и Брэд с друзьями, а спасательной шлюпки нигде не наблюдалось.

Прозвенел звонок. При мысли о кабинете мисс Монтолво у Брэда сводило живот, однако не идти на урок было страшнее, чем идти. Брэд выждал подольше – чтобы класс успел заполниться учениками – и сел на место ровно с последним звонком.

Мисс Монтолво весь урок разглагольствовала о вреде ротоскопирования[13].

Третий урок, биологию, Брэд и Майла посещали вместе – к большой радости Брэда. Близость Майлы всегда поднимала ему настроение, что бы ни происходило. Тем не менее, войдя в класс, они сразу ощутили неладное. Брэд не понимал, в чем именно дело, однако кабинет казался странным и неуютным, а воздух – густым и тяжелым. Брэд повстречался глазами с Майлой. Она тоже это чувствовала.

Другие, похоже, ничего не замечали. Двое зубрил на последнем ряду обсуждали комиксы, девчонки-гулены хихикали в уголке и о чем-то шептались, остальные ученики либо пялились в никуда, либо, как обычно, выводили каракули в тетрадях.

Брэд медленно опустился за парту. Он ощущал себя астронавтом в громоздком, неудобном скафандре.

Мистер Мэннинг сидел за своим столом и с улыбкой смотрел на дальнюю стену класса. Прозвенел последний звонок. Ученики ждали, ничего не происходило. Кто-то приглушенно засмеялся, кто-то беспокойно заерзал. Брэд наблюдал за учителем. В его улыбке не было радости. Она выглядела напряженной, даже злой – словно мистер Мэннинг сейчас кого-нибудь цапнет.

– Эй, приятель, – фыркнул Антонио Гонсалес с середины класса. – Вы нас сегодня учить-то будете или как?

Несколько человек засмеялось.

Биолог встал. Не переставая улыбаться, прошел между рядами и без предупреждения выдернул Антонио за волосы из-за парты.

– Аууу! – взвыл парень. – Какого?..

Мистер Мэннинг сильно ткнул его в живот.

Класс молча смотрел, как Антонио складывается пополам, точно сдувшаяся резиновая игрушка. Он был парнем крупным, а мистер Мэннинг не мог похвастать высоким ростом, однако в считаные мгновения учитель с учеником словно поменялись размерами.

– Все лицом к доске! – скомандовал биолог.

Говорил он громко, жестко и зло; возражений не последовало. Брэд стрельнул глазами в Майлу и покорно развернулся. Глядя на доску, он слушал долетающие сзади удары, шлепки, мучительные стоны.

Кое-кто из ребят, не выдержав, завертел головой, и Брэд тоже не устоял. Он медленно, тайком поерзал на стуле, посмотрел назад. Мистер Мэннинг толкнул Антонио в нишу в конце кабинета. Там располагались рабочий стол с раковиной, над ними – полки с химическими реактивами и научным инвентарем.

– Пробудешь здесь пять минут! – распорядился учитель.

Вот только…

Только в нише было темно. В кабинете горел свет, в восточных окнах сияло солнце, а в нише царил полумрак – такой густой, что Антонио в нем словно растворился. Откуда взялись тени? Брэд об этом даже думать не хотел и отвернулся, почему-то вспомнив детскую площадку в тумане.

Прошагав к доске, учитель как ни в чем не бывало стал водить по ней мелом.

– Конспектируйте!

Зашелестела бумага, все быстро раскрыли тетради, схватили карандаши, начали писать. Мистер Мэннинг, как обычно, ничего не рассказывал, а просто заполнял доску основными терминами и определениями. Ученики обязаны были переносить все это себе в тетрадь.

Он исписал левую половину доски, затем правую. Стер то, что написал вначале, взял новый кусок мела и вновь подступился к левой половине.

Наконец биолог отложил мел и отряхнул руки.

– Антонио, можешь выходить, – ласково сказал мистер Мэннинг в сторону ниши.

Парень выступил из тени, налетел на парту. Ноги держали его плохо, неуверенно; он будто заново учился ими пользоваться. Антонио, похоже, обмочился – на джинсах темнело большое пятно, изо рта текла слюна. Бедняга брел к доске, шатаясь и заваливаясь в стороны, и школьники выскакивали из-за парт, уступая ему дорогу.

Он дошел до учительского стола, навалился на него, что-то неразборчиво промычал.

– Джоуи? – позвал мистер Мэннинг. – Патрик? Подойдите, пожалуйста.

Ребята встали и, с тревогой поглядывая на одноклассников, подошли к нему.

Учитель оторвал от своего стола Антонио, вручил одну его руку Джоуи, вторую – Патрику.

– Отведите Антонио в класс для особых детей, – велел мистер Мэннинг. – У него афазия.

– Афазия? – переспросил Патрик. – Что это значит?

Биолог ухмыльнулся.

– Это значит, что он кретин.

Брэд посмотрел на Майлу, увидел на ее лице отражение собственного страха.

– Остальные – открывайте учебники. Глава три…

* * *

Линда приехала домой в хорошем настроении. Она привезла сэндвичи из итальянского гастронома и только сейчас сообразила, что надо было предупредить об этом Фрэнка – муж как раз доставал из микроволновки запеченные макароны быстрого приготовления.

– Ты куда пропала? – спросил он. – Я заждался и решил приготовить ужин.

– Это, по-твоему, ужин?

– Когда ты шла за меня замуж, то знала, что я не умею готовить. Так где ты была?

– На очередном тайном собрании.

– Ну и как?

– Неплохо. – Линда выложила сэндвичи на стол. – А еще мне звонили из ассоциации преподавателей. Их иск согласились рассмотреть в девятом судебном округе. Так что скоро у нас снова будет защита профсоюза.

– Или дело застрянет в суде на долгие годы.

– Или застрянет.

– Ну, а что было на собрании? – Фрэнк поддел вилкой комковатые макароны.

– Все наши старательно следовали твоему совету: вели записи, сохраняли документы, фиксировали даты и время.

– Молодцы.

– Кое-кто из учителей продолжил твои изыскания и выяснил, что наш случай – не единичный. В других независимых школах порой встречались директора с манией величия. Мы связались с тамошними учителями. Так вот, одни сумели сместить директора, другие добились аннулирования независимого статуса.

– Браво!

– Впрочем, новости у меня не только хорошие. – Линда развернула сэндвич. – В Тайлере есть и такие проблемы, с которыми другие независимые школы не сталкивались.

– Призраки, – кивнул Фрэнк.

– Да.

Он отнес свои макароны за стол. Линда прихватила сандвич и подсела к мужу.

– Но призраки тоже имеют отношение к независимой школе, – сказал Фрэнк. – Правильно? До этого семестра у вас ничего странного и сверхъестественного не происходило.

Линда ущипнула мужа за щеку.

– Обожаю твой подход. Для тебя сверхъестественное – просто очередной фактор, над которым стоит поразмыслить.

– Знаю-знаю, ты обожаешь мою логику, я у тебя – Спок из «Звездного пути».

– Меня это успокаивает. – Линда откусила сандвич.

– Что вы намерены делать дальше?

– На следующей неделе будет первый этап тестирования.

– И?..

– И вот. – Она отложила сэндвич. – Если вдобавок ко всему, что мы собрали, еще и результаты тестирования станут хуже по сравнению с прошлым годом, то у нас появится хороший шанс аннулировать независимость Тайлера. Я сегодня позвонила в Сакраменто и выяснила, что пятилетний испытательный срок – не догма. Если мы не достигнем того уровня показателей, который обещала Джоди, то школу могут лишить независимого статуса. Плюс у нас есть доказательства служебных злоупотреблений администрации и уставного комитета. То же самое сказали и в одной из бывших независимых школ.

– Не понимаю. – Фрэнк посмотрел на жену. – Вы хотите попросить учеников рискнуть будущим и написать тесты плохо? Вам это не кажется немножко неэтичным? Разве у учителей нет какой-нибудь клятвы, вроде клятвы Гиппократа, которая бы такое исключала?

– Тесты показывают не индивидуальную успеваемость, а школьную в целом. На детей они никак не повлияют.

– Все равно…

Линда вздохнула.

– Да уж, дилемма. Хотя, возможно, это наша единственная надежда.

После ужина они вместе вымыли и вытерли посуду – пусть ее и было немного, – потом завалились на диван перед телевизором. Когда закончились последние известия, Фрэнк проверил электронную почту, а Линда выпила витамины и погасила в квартире свет. Встретились они уже в спальне.

Линда сняла блузку и бюстгальтер, скинула юбку, глянула на себя сверху вниз и поморщилась.

– Трусы пора стирать. Они уже грязные. Могли бы выдать нам еще несколько штук!

– Хочешь, я вылижу их дочиста? – плотоядно улыбнулся Фрэнк.

– Я их два дня носила!

– О, просто моя мечта!

– Ты больной, – Линда улыбнулась. Помолчала. – Ладно, не больной. Сексанутый. Грязный развратник. Я бы даже, наверное, позволила тебе вылизать трусы, если б на них не было метки нашей независимой школы. Культ трусов – еще куда ни шло. Культ независимой школы… Нет, этого я не выдержу.

– Тогда снимай их, и займемся делом.

Она чмокнула мужа в нос.

– Сперва я хочу в душ. Мечтаю смыть с себя грязь. Ты бы после Тайлера мечтал о том же. – Линда поцеловала Фрэнка в губы. – Никуда не уходи.

– Не волнуйся. Я буду здесь.

Когда она вышла из душа, Фрэнк спал, приоткрыв рот и похрапывая. Линда улыбнулась, стащила одеяло, села на колени между ног Фрэнка и взяла его в рот. Муж открыл глаза, счастливо потянулся, запустил пальцы ей в волосы. Когда он достаточно отвердел, Линда села сверху, направила его в себя и задвигалась – медленно, нежно.

Оргазм они испытали одновременно.

И уснули в объятиях друг друга.

* * *

Грег пошел спать рано, а Диана засиделась над тетрадями.

Сидеть ей предстояло долго. Она до сих пор не проверила сочинение, заданное на прошлой неделе, а сегодня еще и контрольная подоспела. Чтобы высвободить себе выходные, нужно было до пятницы выставить все оценки. Диана запланировала сегодня разобраться с сочинениями, а завтра вечером – с контрольной. Своей работоспособностью она гордилась и, несмотря на разные отвлекающие мысли – о штрафплощадке, например, – не желала снижать планку. Диана решила, что не ляжет спать, пока не сделает намеченного.

Следуя привычному ритуалу, она выключила телевизор, заварила себе чаю и погасила свет в передней части дома – весь, кроме лампы над столом.

Первое сочинение написала Келли Хун, лучшая ученица. Диана улыбнулась. Келли выполняла любые задания только на «отлично», во всем стремилась достичь совершенства. Не будь Диана столь добросовестным учителем, поставила бы девочке «А», не читая. Однако жульничать нельзя. К тому же ей искренне хотелось прочесть сочинение. Диана глотнула чаю и открыла обложку синей тетради.

«Мисс Брук должна умереть!» – гласил крупный заголовок.

Странно. Совсем не похоже на Келли. Диана нахмурилась, прочитала заголовок еще раз. Видеть собственное имя в таком контексте было жутковато.

Она перешла к тексту сочинения на свободную тему.

«Не знаю, когда именно я решила, что моя учительница английского, мисс Брук, должна умереть. Но как только решение было принято, я ощутила его безошибочность. Я закончила отвечать на вопросы теста и посмотрела туда, где за столом сидела учительница. Она проверяла наше вчерашнее домашнее задание. Меня охватило огромное желание полоснуть ножом ей по горлу, почувствовать, как лезвие впивается в плоть, как оно рассекает артерию, качающую кровь в извращенный мозг…»

Диана дочитала до конца. Несмотря на отвратительную тему, сочинение было написано хорошо и заслуживало однозначного «А». Правда, рядом с оценкой Диана приписала «Шокирует».

Она взяла следующую работу, посмотрела на заголовок. «Анальное искупление».

Анальное?

В животе заворочался тяжелый камень. Посреди страницы Диана заметила собственное имя, и глаза ее перебежали к этому абзацу.

«Мисс Брук приподняла ягодицы повыше, желая глубже принять его в себя. Задница у мисс Брук оказалась тугой, мягкой, теплой, и он по-звериному зарычал, войдя в нее сильным толчком. Он был близок к оргазму, и она вдруг тоже закричала, когда собственные неуемные пальцы, порхающие между ног, довели ее до кульминации. Он ощутил колоссальное облегчение, толкнул еще и излился в эту податливую глубину, а ее сфинктер все сокращался, выдавливая из огромного члена густую горячую сперму – всю, до последней капли».

Диану передернуло от отвращения. С нее хватит. Она ни за что не поставит приличную оценку за такую мерзость. Нахмурившись, Диана подумала о сочинении Келли и выбрала наугад следующую работу. Прочла из нее несколько строк, взяла еще одну тетрадь. И еще. И еще. Везде присутствовало красочное описание секса и потрясающей жестокости. Диана рылась в тетрадях, просматривала пару строчек в одной, абзац – в другой. Главной героиней всех сочинений выступала она сама, Диана Брук. Ей было стыдно, страшно, противно – все одновременно. Причем качество работ оказалось на высоте, и это пугало еще сильнее. Даже самые слабые ученики, которые едва могли пару слов связать, сочинили складные опусы, полные подробностей.

Тетради выпали у Дианы из рук.

Сегодня ей, пожалуй, намеченного не выполнить. Она впала в уныние и утратила способность трезво мыслить. Исправлять ошибки и ставить оценки за ТАКОЕ просто нельзя. Что же делать? Диана решила сейчас идти спать, а завтра в классе притвориться, будто сочинений она еще не читала. И лелеять надежду, что к завтрашнему вечеру в голове родится какое-нибудь решение.

Диана допила остывший чай, поставила чашку в раковину, погасила свет и на ощупь побрела в темноте в спальню. На прикроватной тумбочке Грега горел ночник, сам он дремал, лежа на боку посреди кровати. Грег часто засыпал за чтением. «Лучшее снотворное – хорошая книга», – шутил он. Диана обошла кровать, чтобы снять с мужа очки. На носу их не оказалось, зато Диана увидела стекло на постели: очки упали, и Грег во сне раздавил их.

– Грег, – позвала Диана.

Она попробовала его перевернуть, но он почему-то оказался необычайно тяжелым. Диана потормошила мужа; тот не реагировал. Она коснулась его щеки.

Кожа была холодной.

– Грег! – закричала Диана.

Она напряглась, с трудом перевернула его на спину, разорвала пижаму, приложила ладонь к груди. Прислушалась – есть ли дыхание? сердцебиение? – ничего не услышала, стала вспоминать основы искусственного дыхания. Зажала пальцами нос мужа, выдохнула ему в рот, затем несколько раз ритмично надавила на грудную клетку.

– Не умирай, – всхлипывала Диана. – Не умирай…

Однако в глубине души она знала: Грег уже умер.

Диана не сдавалась, продолжала реанимировать: давила и выдыхала, давила и выдыхала…

Через какое-то время она обмякла. Руки болели, легкие жгло огнем. Диана истерически рыдала, но краешком сознания еще надеялась. Она перегнулась через него, схватила телефон, набрала 911. Вдруг медики привезут какой-нибудь неведомый аппарат или применят какой-нибудь неведомый реанимационный прием…

Она посмотрела вниз, на постель, и рядом с раздавленными очками увидела книгу, которую читал муж. Диана не сумела оторвать глаз от заголовка, даже когда услышала в трубке голос полицейского диспетчера.

Это был «Устав старшей школы имени Джона Тайлера».

Глава 23

Всю оставшуюся неделю Брэд, Майла и Эд прогуливали школу: они боялись посещать уроки и пытались разработать план действий. Друзья делили время между городской библиотекой и домом Эда; правда, к Эду шли только в отсутствие его родителей.

Поиски наконец принесли плоды. В одной старой газете ребята обнаружили некролог о Джоне Джозефе Хоуксе, где говорилось, что он умер здесь, в Санта-Маре, «неестественной смертью». Откопали они и его монографию на тему дисциплины в образовании. Хоукс описывал метод, который якобы развивает в учениках самостоятельность и целеустремленность: детей нужно делить на команды скаутов, обучать каждую различным навыкам выживания, а затем ставить команды друг против друга в физических состязаниях.

– Скауты! – Эд возбужденно ткнул пальцем в монитор. – Видишь?

– Вижу, – сказал Брэд.

В виртуальной библиотеке был открыт доступ к архиву Франклина Пирса, и в этом архиве друзья наткнулись на письмо Джона Хоукса к президенту Пирсу. В письме Хоукс делился своими планами по созданию академии и городка рядом с ней. Однако самой интересной оказалась туманная фраза, сообщавшая: «Миссис Ф. согласилась занять должность библиотекаря».

Эд отпрянул от компьютера, словно тот вдруг выпустил пучок смертоносных лучей.

– Миссис Ф.?

– Не может быть, – произнес Брэд.

– Может, – не согласилась Майла.

– Еще как может, – кивнул Эд.

К сожалению, пользы от всех этих сведений не было никакой. В голову ребятам пришла лишь одна толковая идея: завести блог, посвященный событиям в Тайлере. Пусть о них узнает побольше народу. Эд, как самый продвинутый в компьютерном деле, создал домашнюю страничку, а Брэд с Майлой сочинили первый пост. Они надеялись, что читатели блога разовьют тему и поделятся собственным опытом, поэтому разослали всем, имеющим отношение к школе, анонимные мейлы с информацией о своем сайте.

Друзья даже отправили мейлы в окружное управление образования, полицию и все известные им средства массовой информации.

На всякий случай.

К субботе ребята уже не находили себе места. Брэд взял у мамы «Хонду», и они поехали в сторону Тайлера. Немного поколесили вокруг, затем рискнули сунуться в квартал, где располагалась школа. Увы, за коричневой кирпичной стеной виднелись лишь вершины зданий.

– Ха, – удивился Эд. – А граффити ведь и вправду исчезли.

– На этой стене рисовать боятся, – сказал Брэд.

– Нас, между прочим, могут отчислить, – встревоженно заметила Майла.

– За пропуск парочки уроков? – хмыкнул Эд. – Выпускникам такое иногда можно.

– Да, можно. В официальный день прогулов. Только он в мае. И мы пропустили не парочку уроков. Нас не было в Тайлере почти неделю.

Брэд еще раз объехал вокруг школы, высматривая открытые ворота. Все три дня – среду, четверг и пятницу – он, возвращаясь домой от Эда, ждал, что родители узнают о прогулах и начнут ругаться. Однако из канцелярии никто не звонил, и писем никто не слал – ни по обычной почте, ни по электронной.

Видимо, исчезновение из школы трех человек никого не заботило.

Брэд сбросил скорость.

Или их исчезновение всех радовало.

– Майла права, нельзя прогуливать вечно. Мы ходим по грани. Давайте подделаем записки от родителей. Может, прокатит. А то еще чуть-чуть, и без справки от врача нас назад не примут. Тогда нам крышка.

Эд ткнул пальцем в сторону стены.

– Ты правда хочешь туда вернуться?

– Не хочу. Только, по-моему, школа тоже не хочет нашего возвращения. – Брэд подъехал к бордюру, остановился и посмотрел на друзей. – Сами подумайте. Учителя уже три дня ставят нам «эн»-ки, а из канцелярии даже не звонят родителям и не выясняют, куда мы пропали. Разве не подозрительно?

– Не особо, – пожал плечами Эд.

– Мы представляем угрозу, и в школе об этом знают. И радуются нашему отсутствию. Думаю, мы до чего-то докопались. Мы в состоянии что-то изменить.

– Здесь мы уже сделали все, что смогли, – добавила Майла. – Сайт запустили. Пора возвращаться в школу и рассказывать о нем там. К тому же на следующей неделе тесты. – Она смутилась. – Не хочу их пропускать.

– Да эти тесты ничего не значат, – возразил Эд. – Нам их в средний балл не засчитывают. На хрен тесты! – Он сердито взъерошил волосы. – Вы что, уже забыли? Ну-ка расскажите еще раз про Антонио после биологии. Хотите, чтобы с вами произошло то же самое?

– Нужно соблюдать осторожность, – подчеркнул Брэд. – Но пора возвращаться.

Эд откинулся на сиденье, упрямо скрестил руки на груди.

– Не пойдет, чувак. Ни фига не пойдет.

– Пойдет, – сказал Брэд.

– Пойдет, – улыбнулась Майла.

– Бли-ин! – вздохнул Эд.

За неполную неделю отсутствия Тайлер в их воображении вырос в зловещее страшилище, в средоточие зла, эдакий Мордор[14]. Поэтому в понедельник утром друзья с удивлением увидели обыденную картину: обычные школьники с учебниками и рюкзаками сновали по двору, болтали в коридорах, занимались привычными делами.

Однако стена вокруг школы никуда не исчезла, и друзья очень быстро убедились в том, что с миром по-прежнему не все в порядке. Посты скаутов стояли теперь не только в обоих концах каждого коридора, но и по всей школе: на центральном дворе, перед канцелярией и библиотекой, у обеденной зоны, на аллее к спорткомплексу. На поляне выпускников валялись куски подозрительного гнилого мяса, а запуганные ученики были такими тихими, что жужжание мух над этим мясом казалось грохотом газонокосилки.

– Я же говорил, – шепнул Эд. – Говорил.

Со стороны театральной студии прилетела полная банка «Ред булл», ударив Эда в спину.

– Ай! – он обернулся.

На пороге студии стоял довольный Тодд Зивни.

– Привет, слабак! А где морячок Попай?

Эд промолчал и попробовал тихо ускользнуть, но Брэд не позволил. У него появилась догадка, что скаутам, расставленным по всей школе, было запрещено покидать посты.

– Попай занят! – крикнул Брэд. – Маму твою трахает! Хотя, может, до него еще очередь не дошла – их там человек тридцать желающих выстроилось.

Зивни разразился непристойной бранью, однако с места не сошел. Что и требовалось доказать.

Эд улыбнулся.

– Надо мной смеешься? Ну, ты труп, гомик недоделанный! – Зивни швырнул еще одну банку.

Эд легко увернулся, посмотрел на Брэда и сообщил:

– Мне стало немного лучше. На перемене, за обедом и еще, может, на физре я, наверное, огребу по полной. Но оно того стоило.

– В школе есть хорошие учителя и хорошие ребята, – сказала Майла. – Нужно найти их и держаться вместе. Так безопасней.

Трое друзей отправились в канцелярию и вручили поддельные родительские записки сотруднице, ответственной за посещаемость. Дама, к немалому удивлению прогульщиков, не высказала ни единого подозрения – хотя они пришли к ней все вместе и отсутствовали в школе в одни и те же дни. Вскоре ребята, целые и невредимые, вышли на улицу.

– Знал бы я, что все так просто, прогуливал бы чаще, – заявил Эд.

Они с Брэдом проводили Майлу на физкультуру.

– Ты там осторожнее, – попросил Брэд.

– Конечно.

Затем он провел Эда до класса химии, дождался последнего звонка и только тогда переступил порог класса мисс Монтолво. Утро прошло… хорошо. Словно в нормальной школе, с нормальными учителями и нормальными одноклассниками. Даже мистер Мэннинг вел себя как обычный человек.

К действительности Брэда вернула его любимая учительница, миссис Уэбстер. Кто-то спросил ее о расписании на среду, день тестирования: мол, будет ли, как обычно, семь уроков или экзамен займет целый день, как при проверке академических способностей. Ответила миссис Уэбстер не сразу, а когда ответила, голос ее прозвучал на редкость серьезно.

– Расписание будет несколько изменено, – медленно произнесла она. – До обеда вы останетесь в том классе, где у вас всегда проходит первый урок, а после обеда занятия продолжатся в обычном режиме. – Учительница помолчала. – Однако сдавать этот экзамен вы не обязаны. Школа – да, она обязана его провести и обнародовать результаты, но насчет вас такого закона нет.

Брэд недоумевал. Что это значит? Миссис Уэбстер предлагает не сдавать тест?

Брэд встретился глазами с Майлой. Она задавалась тем же вопросом.

Миссис Уэбстер заговорила дальше, осторожно подбирая слова:

– Уверена, все вы заметили недавние перемены. В последнее время у нас начали уделять особое внимание стандартам и отчетности. Дело в том, что штат выдвинул нам условие – мы должны достичь определенного уровня образовательных показателей. Если этого не случится, независимость школы могут аннулировать.

Да! Миссис Уэбстер призывала не сдавать экзамен!

Она оглядела класс. Встретившись с ней глазами, Брэд прочел в них ненависть к нынешнему Тайлеру.

Ненависть и страх.

На этом обсуждение закончилось, и они перешли к роману Джорджа Оруэлла «1984» – роману, который миссис Уэбстер наверняка выбрала не случайно. Брэд воспрянул духом – нашел союзницу в рядах учителей! И наверняка она не одна такая… Брэд стал мысленно оценивать преподавателей, сортировать их в группы «Друзья» и «Враги».

После урока Брэд с Майлой не вышли из класса вместе со всеми, задержались.

– Вы что-то хотели? – приветливо спросила миссис Уэбстер.

Вдруг он ошибся?

– Правда, что по закону мы не обязаны сдавать тест на проверку успеваемости? – осторожно спросил Брэд.

Она медленно кивнула и ответила с такой же осторожностью:

– Правда.

– Значит, если в среду я останусь дома или просто не заполню экзаменационный бланк, то на мои оценки это не повлияет?

– Не повлияет. – В голосе учительницы Брэду послышалась благодарность. – Это может повлиять лишь на положение школы. Никто даже не узнает, что бланк оставил пустым именно ты. Тест анонимный.

– Закончили? – В дверях показалась голова еще одного учителя, мистера Чена.

– Почти, – помахала ему миссис Уэбстер и вновь повернулась к Брэду с Майлой. – У вас есть еще вопросы?

Брэд посмотрел на Майлу.

– Нет, – сказал он. – Спасибо.

– Вот теперь и мы можем кое-что предпринять, – радостно рассуждала Майла, сбегая вниз по ступенькам. – Нужно об этом раструбить. Напишем в блоге!

Эд воспринял новости без энтузиазма.

– Хорошо тем, у кого на первом уроке миссис Уэбстер. Но если я попробую провернуть такое у себя в классе, то мигом окажусь в кабинете директора. – Эд кивнул Брэду. – Думаешь, мисс Монтолво даст тебе увильнуть от теста? Уважит твои права? Ох, сомневаюсь, чувак.

– Верно, – кивнул Брэд. – А если попробовать иначе? Если завалить тест? Специально. Давайте отметим побольше неправильных ответов и убедим других сделать так же. Необязательно подговаривать всех, хватит и небольшой группы отличников. Если они не пройдут тест, это серьезно снизит общий показатель по школе. И тогда, если миссис Уэбстер не ошиблась, независимость Тайлера окажется под угрозой.

– Не хочу рушить твои воздушные замки, но ты не забыл парнишку на костре? А детскую площадку с призраками? А то, что я видел в библиотеке? Не надо валить все на независимость. Просто здесь поселилось зло.

– Между ними есть связь, – упорствовала Майла. – Вот только непонятно: то ли школа стала независимой благодаря злу, то ли зло в ней поселилось благодаря независимости.

– Что так, что эдак – один черт, – сказал Брэд. – Но комбинация взрывоопасная, это мы точно знаем. Призраки, независимость… Они каким-то образом спелись и привели нас к катастрофе. Разобьем эту сладкую парочку и будем жить спокойно.

– Хорошо бы, – вздохнул Эд.

Брэд посмотрел на центральный двор, по которому в сторону обеденной зоны маршировали скауты.

– Да, хорошо бы.

* * *

Сначала идея провалить тест ему не понравилась. Хотя чем дольше Эд о ней думал, тем больше проникался к ней уважением. К тому же в душе он был бунтарем и авантюры любил. Однако, прежде чем писать о ней в Интернете, прежде чем втягивать в нее других ребят, не мешало бы посоветоваться еще с кем-нибудь из взрослых – кроме миссис Уэбстер. Может, с куратором, мисс Тремэйн? Однажды Эд с ней разговаривал – когда оформлял перевод из столярки в библиотеку, – и мисс Тремэйн показалась ему «своей».

«Если будут проблемы, смело приходи ко мне».

Поскольку он все равно решил перевестись из библиотеки – нечего ему там делать, ни за какие деньги! – то в начале седьмого урока отправился в канцелярию. Сперва надо уладить вопрос с библиотечной подработкой, а потом рассказать мисс Тремэйн про авантюру.

Канцелярию охраняли скауты. Не Зивни с дружками, а два других парня – вроде бы, из марширующего оркестра. Идти мимо часовых без Брэда и Майлы было боязно, однако парни и не думали останавливать Эда.

Какая-то ведьма-секретарша зло поинтересовалась, зачем он пришел, и Эд спокойно ответил, что ему нужна куратор, мисс Тремэйн.

– Зачем?

Враждебность секретарши немного пугала.

– Хочу с ней поговорить. Не могли вы передать ей, что я пришел?

– Сам передавай. – Ведьма пропустила его за стойку.

Эд быстро преодолел приемную. В ней ничего не поменялось, и тем не менее стало хуже: теперь к неуютному чувству добавилось легкое ощущение опасности. Вроде бы все элементы картины были правильными – столы, сотрудники, компьютеры, ксероксы, телефоны, – а вот сочетание они давали неправильное. Или как-то так. Словно химические ингредиенты, которые по отдельности безобидны, а в смеси превращаются в яд.

Эд смотрел строго вперед, сделав вид, будто не заметил помощницу учителя с забинтованным лицом и секретаршу, которая старательно закрашивала черным лист бумаги. Он вошел в ужасный коридорчик, без стука открыл кураторскую дверь, шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. В голове поднялась боль.

Мисс Тремэйн удивленно повернулась от компьютера.

– Здравствуй, – сказала она.

Эд глубоко вдохнул, сел.

– Простите за вторжение. Меня зовут Эд Хейнс. Несколько недель назад я оформлял у вас перевод из столярной мастерской в библиотеку.

– Да. Я помню.

– Я хочу перевестись из библиотеки.

Мисс Тремэйн развернула к нему свой стул.

– Понятно. А по какой причине?

Голова болела все сильнее.

– Просто не хочу там больше работать.

– Твои родители в…

– Послушайте. – Эд подался вперед, положил руки на ее стол, поморщился от боли. – У вас нет какого-нибудь аспирина? У меня вдруг голова разболелась.

– В соседнем кабинете есть медсестра. – Куратор встала. – Позвать ее?

Эд помотал головой, и боль почему-то немного утихла.

– Ладно, перевод я оформлю завтра, это сейчас не главное. На самом деле я пришел к вам, чтобы спросить. Про независимость нашей школы и… про все, что тут сейчас творится.

Мисс Тремэйн долго смотрела на него молча.

– Хорошо, – наконец произнесла она.

Куратор заметно нервничала и явно опасалась вопросов Эда, но она была живой – не завербованной, не сломленной – и по-прежнему «своей».

– Мы тут подумали… Я знаю, вы такое не одобрите, но мы вот подумали: что, если в среду ученики Тайлера по какой-то причине напишут тест плохо? Не навредит ли это школе? В смысле, она же стала независимой, чтобы нам лучше училось, и чтобы у нас повысились экзаменационные баллы, да? А если они не повысятся, а наоборот, понизятся, тогда всю эту независимость могут ведь и пересмотреть, так?

– Да, – осторожно подтвердила мисс Тремэйн. – Верно.

Голова у Эда была такая тяжелая, очень хотелось опустить ее на стол… Он встряхнулся, выпрямил спину.

– Нам не нравится независимая школа! Мне и моим друзьям. Многим ученикам. И учителям.

– Мне тоже не нравится, – мягко сказала куратор и посмотрела на закрытые двери. – Поэтому я ухожу, – призналась она. – Завтра я здесь последний день. Я получила работу в другой школе. Вот почему я с тобой так откровенна.

Ну и сюрприз… Эд – ученик – не имел иного выбора, кроме как посещать школу в обязательном порядке. И сам Эд, и его одноклассники были участниками поневоле, своего рода пленниками, и учителей он считал такими же пленниками Тайлера. По крайней мере, нормальных учителей. Эду и в голову не приходило, что они в состоянии просто взять и уйти, как с любой обычной работы. Мисс Тремэйн может уволиться – от этой мысли все происходящее казалось еще более невероятным.

Эд вновь потряс головой. Мозги это не проясняло, как утверждали книги, зато боль точно уменьшало.

– У меня в канцелярии тоже голова болит. – Куратор понимающе кивнула. – Иногда очень сильно. Правда, сегодня я чувствую себя нормально.

– Что, если ученики устроят акцию протеста и нарочно завалят тест? – напрямик спросил Эд. – Как думаете, это что-то изменит?

Наступила долгая тишина.

– Возможно, – наконец произнесла мисс Тремэйн. – Попробовать стоит. Такие стандартизированные тесты влияют на школу в целом, а не на каждого ученика в отдельности. – Несмотря на закрытые двери кабинета, она заговорщически нагнулась поближе к Эду и понизила голос. – В канцелярии много говорят о необходимости повышения тестовых оценок. Сильно переживают.

Эду стало легче. Не физически – в голове по-прежнему стучало, – а морально, в отношении их с друзьями плана.

– Спасибо.

– Послушай, твои родители могут подать в округ прошение о переводе тебя в другую школу. Необязательно учиться здесь.

– А как же остальные? Мои друзья? – Он покачал головой. – Нет.

– Но ты имей в виду. Все-таки возможность.

Эд кивнул.

– Удачи вам на новом месте.

– Спасибо, – слабо улыбнулась мисс Тремэйн.

Эд помчался назад через приемную: вперед, к выходу, не глядя на столы и людей. Как здорово на улице! Безумно хотелось надышаться, посмаковать чистый воздух – однако по обе стороны двери стояли скауты, поэтому Эд проскочил мимо них на центральный двор.

Шла середина седьмого урока. Куда идти? Просто так болтаться и ждать Брэда с Майлой? Нельзя – в обязанности скаутов входило наказание бездельников. Эд посмотрел на библиотеку. Нет, туда он не вернется.

Выйти бы за школьную территорию, да ворота в стене закрыты…

Он решил пройтись и сделать вид, будто у него есть некая определенная цель. Поэтому достал из рюкзака листок с домашним заданием – для окружающих листок изобразит учительскую записку – и, уткнувшись в него глазами, побрел по проходам между корпусами. Скаутов Эд избегал, все время посматривал, нет ли где Тодда Зивни, и благополучно слонялся в одиночестве. Наконец прозвенел звонок, двери классов распахнулись, и Эд слился с толпой.

Он подождал Брэда у его шкафчика.

– Я выложил нашу идею мисс Тремэйн.

– Твоему куратору? – нахмурился Брэд.

– Она классная. И она увольняется. Нашла работу в другой школе. Мисс Тремэйн в курсе, что у нас тут творится.

– И что она сказала?

– Сказала, дело может выгореть.

– А вдруг мы ошибаемся? – встревоженно спросила Майла. – Вдруг ничего не выйдет? Вдруг нас все-таки накажут? Тогда мы только испортим себе средний балл и не поступим в приличные колледжи.

– У тебя крышу сносит, да? – засмеялся Эд. – Для тебя сознательно завалить тест – смерти подобно?

– Да, – призналась Майла.

– Ну, а для меня – нет. Раз плюнуть.

– Давайте напишем про это в блоге, – предложил Брэд. – Впереди еще один день и две ночи. Посмотрим, что будет.

Глава 24

Диану охватило оцепенение. В душе, в мыслях, в теле. Везде. Она не пила никаких лекарств, а чувствовала себя так, словно пила; ее краткосрочная память укоротилась до предела. Диана делала все необходимое, чтобы прожить день, сосредоточивалась на текущих практических задачах, принимала неотложные решения, однако все, что происходило со смерти Грега, было покрыто туманом. Она урывками помнила вчерашний день, но совсем не помнила позавчерашний. Мозг словно защищал ее – стирал все, связанное с ужасным событием, как только отпадала необходимость помнить.

Линда с Фрэнком Диану поддерживали, ее поддерживали все друзья, отзывчивые и сочувствующие, вот только болело не у них. Когда друзья разъезжались, когда дом пустел, ей приходилось встречаться со своим горем в одиночку.

Похорон Грег не хотел – в свое время выбрал кремацию в присутствии одной только жены. Выполнить его желание не составило труда. Диане не требовалось ничего организовывать, приглашать коллег или иметь дело с родственниками. От нее не требовалось общаться с забытыми друзьями и едва знакомыми приятелями. На деле вышло, что Грег, который не верил в жизнь после смерти, позаботился не столько о себе, сколько о Диане. Поняв это, поняв, что муж даже в такую минуту думал о ней, она сломалась.

В миллионный раз.

Прах Диана поместила не в урну, а в коробку. Поскольку насчет праха Грег распоряжений не оставил, Диана решила хранить его дома. Временно, пока не придумает места получше, она поставила коробку на мужнину половину туалетного столика. Сюда Грег, приходя вечером домой, выкладывал из карманов бумажник, ключи, мелочь. Коробка с прахом Грега, расположенная в этом месте, олицетворяла его присутствие. Диана видела коробку, когда входила в спальню, когда переодевалась, когда лежала в постели.

На следующий день после того, как Диана принесла прах мужа домой, она получила письмо с соболезнованиями от Джоди Хоукс и уставного комитета. Не открытку фирмы «Холлмарк», которую все они лично подписали бы, а распечатанное послание на официальном бланке, где в конце перечислялись их имена. Послание, как и следовало ожидать, было холодным и бездушным. Мало того, сами соболезнования заняли от силы две строчки. Дальше в письме говорилось, что, хотя окружное управление и предоставляло сотрудникам отпуск в связи со смертью близких, устав старшей школы Тайлера подобного не предусматривал. Поэтому пропущенные Дианой дни вычтут из положенных ей отгулов.

Диана разорвала письмо. Она с радостью сожгла бы его, если б в спальне был горящий камин. За неимением оного она просто с дикими воплями расшвыряла клочки бумаги по полу. Затем собрала их, отнесла в туалет и смыла в унитаз.

Однако мысль про огонь Диане понравилась. Она пошла в кабинет Грега за «Уставом старшей школы имени Джона Тайлера». Диана отнесла его туда не для хранения, а для того, чтобы убрать документ с глаз. Она его боялась. Наверняка именно чтение этой проклятой книжицы и убило Грега.

Диана отнесла «Устав» в гостиную и швырнула в камин. Затем включила газ, чиркнула спичкой и развела огонь. Вспыхнули языки пламени – желтые, голубые, неестественно ровные. Прошитые листы загорелись не сразу, но все же загорелись; белая бумага почернела, скрутилась. Смотреть на охваченное огнем зло было приятно. Диана любовалась зрелищем, пока от документа не осталась лишь кучка пепла.

Выключая газ, она улыбалась. Она чувствовала себя так, словно довела до конца что-то важное.

Вскоре позвонила Линда, выложила последние школьные новости. Диана запланировала вернуться на работу завтра и спросила подругу, не против ли та поехать утром на одной машине.

– Я только за! – ответила Линда.

– Не хочу проходить через это в одиночку. Вообще ничего не хочу. Возвращаться в школу, видеть всех, отвечать на бесконечные вопросы, терпеть сочувственные взгляды… Ох, не знаю.

– Может, ты еще не готова? – мягко предположила Линда.

– Нет, готова. Я тут с ума схожу. Как только я вернусь к работе и привычному распорядку, станет легче. Мне очень нужно какое-нибудь подобие нормальной жизни.

– Не хочешь подождать до понедельника? В начале недели приступать к работе, наверное, проще, чем в середине. К тому же на этой неделе тестирование.

– Нет, – твердо сказала Диана. – Завтра.

– Тогда я заеду за тобой пораньше, – пообещала Линда. – В семь. Никакой толпы еще не будет, и ты спокойно пройдешь к себе в кабинет.

– Ты такая заботливая… – Диана расплакалась.

– Ты точно справишься?

– Точно-точно.

Линда и вправду подъехала к семи утра, даже чуть раньше. Когда она позвонила в дверь, Диана уже была готова к выходу. Собственно, готова она была еще в пять, поскольку в очередной раз всю ночь не смыкала глаз. Возможно, недосып проявит себя позже, днем, но сейчас Диана чувствовала себя хорошо.

На парковке стояло несколько машин. Линда остановилась поближе к выезду.

– В случае чего мы быстро сбежим, – пошутила она.

В стене были открыты лишь одни ворота. Подруги забрали с заднего сиденья сумки с книгами и портфели, прошли под аркой и оказались внутри школы.

В тот же миг к ним от канцелярии подлетела Бобби – она явно поджидала их на улице.

– Ты что с ней сделала?! – завопила секретарь. – Что, черт возьми?!

Диана ничего не успела сообразить, а Линда уже шагнула вперед, загородила собой подругу и выставила вперед кулак.

– А ну отойди! Быстро!

Бобби замерла, как вкопанная.

– Диана только-только потеряла мужа, – сверкнула глазами Линда. – Не понимаю, что ты несешь, сука бессердечная, но скажи ей еще хоть слово, и я так тебя припечатаю, что ты рухнешь!

– Джоди… – начала Бобби.

– Я непонятно выразилась? – рявкнула Линда.

Бобби убежала. То есть не совсем убежала – она развернулась и торопливо засеменила прочь; передвигаться быстрее ей не позволили высокие каблуки. Подруги в молчании смотрели, как административный координатор споткнулась о низкий бордюр и скрылась в канцелярии.

– Это что за на фиг было? – спросила Линда.

Диана покачала головой.

– Понятия не имею. – Она хихикнула. – Ты собиралась ей врезать?

– Ради подруги и не на такое пойдешь, – улыбнулась Линда.

С другого конца центрального двора им помахал Энрике. Он метлой оббивал ветви дерева, и с него дождем падали коричневые листья.

– Сочувствую по поводу мужа, миссис Брук!

Сочувствия в голосе Энрике не было ни капли, а по его лицу расплывалась широкая ухмылка.

– Пошли, – глядя в землю, пробормотала Диана. – Пока остальные не съехались.

На перемене она уже чувствовала себя лучше. Вновь стоять перед классом, вновь учить – именно такое лекарство было ей необходимо. Впрочем, организм все равно требовал кофеина. Поскольку в кофеварке на кафедре никто так и не потрудился заменить фильтр, Диана с Линдой решили быстренько сходить в комнату отдыха. Вокруг микроволновки толпились учителя.

– Вы лицо ее видели? – спросила Лиза.

– Она явно напугана, – кивнула Джеки Линден.

«Меня обсуждают», – решила Диана. Однако коллеги сообразили, что она может неправильно их понять, и Джеки пояснила:

– Мы про Джоди. С ней вчера что-то произошло. Она выглядит очень плохо.

В затуманенном мозгу Дианы звякнул сигнальный колокольчик. Проблеском понимания мелькнули в памяти сегодняшние слова Бобби.

«Ты что с ней сделала? Что, черт возьми?!»

Учителя окружили Диану, принялись соболезновать, говорить сочувственные слова. Ей вдруг стало тесно, она чуть отстранилась и спросила:

– Что у Джоди с лицом?

Поток соболезнований иссяк, втайне каждый порадовался смене темы.

– Неудачная пластическая операция, – высказал мнение Джоэл Грейзер.

Кто-то нервно хохотнул.

– У Джоди на лице заживающие раны, как после аварии, – сообщила Лиза Пикколо.

– Сегодня я ее не видел, – протянул Стив Уоррен. – Но вчера в обед она выглядела нормально.

– А я видела ее вчера после занятий, – сказала Джеки. – И уже было ненормально.

Значит, таинственная авария произошла между половиной первого и тремя часами.

«Ты что с ней сделала? Что, черт возьми?!»

Где-то в глубине Дианиного мозга проклюнулась и начала расти навязчивая мысль. Диана извинилась и вышла из комнаты отдыха, позабыв про кофе.

– Ты что? – кинулась за подругой Линда.

– У меня бред, – призналась Диана. – Бредовая идея.

– Какая?

– Помнишь сегодняшнюю встречу с Бобби?

– Такое разве забудешь?

– Она орала на меня, в чем-то обвиняла… Сказала: «Что ты с ней сделала?»

Линда нахмурила брови.

– Ты думаешь, что она думает, будто ты что-то сделала с Джоди?

– Может, и сделала.

Линда потрясла головой.

– Ты меня совсем запутала.

– Помнишь, я рассказала тебе, что сожгла устав? Тот, который… – Диана запнулась и с трудом сглотнула, стараясь не заплакать.

– Конечно, – торопливо заверила Линда. – Помню.

– Я сожгла его где-то после обеда. Принесли почту, я получила письмо от Джоди с комитетом…

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что сожжение устава что-то сделало с Джоди.

Мысль была неожиданной, однако Линда приняла ее без вопросов и тут же начала взвешивать.

– Надо глянуть на Джоди.

– Да.

– Причем сегодня. Тогда мы узнаем, изменится ли что-нибудь, когда я вернусь домой и сожгу свою копию устава.

Диана улыбнулась, неожиданно ощутив надежду.

– Надо бы собрать наших, обсудить это. Пускай все сожгут свои экземпляры устава. Не сработает – ну что ж. Зато если сработает… – Линда кивнула самой себе. – У меня есть еще кое-какие идеи. Хочу ими поделиться.

– А я хочу посмотреть на Джоди, – сказала Диана.

Желание это было злорадным, продиктованным жаждой мести. Диана не могла доказать, что Грег умер не просто от сердечного приступа; не могла она доказать и того, что сожжение устава причинило какой-то вред директрисе. Однако для Дианы это было так, и ее вдохновляла возможность поквитаться.

Прозвенел звонок. Стайки учеников рассыпались, дети побежали по классам.

Диана повернулась в сторону канцелярии.

– Давай быстренько глянем? Одним глазком.

Линда кивнула, и обе они, пока не передумали, решительно зашагали по бетонной дорожке к административному зданию, наплевав даже на два поста скаутов по дороге.

Пришли. Диана уставилась на тонированную дверь, за которой ничего не просматривалось. Под ложечкой засосало от волнения.

Линда взялась за дверную ручку, потянула.

Они заглянули внутрь.

Джоди могла бы быть у себя в кабинете, в туалете, в конференц-зале, в любом другом месте огромной школы. Дверь могла бы распахнуться в приемную, полную сотрудников.

Однако Джоди в полном одиночестве стояла за стойкой в пустой приемной.

Линда ахнула и выпустила ручку. Дверь закрылась. Диана тоже ахнула. Во-первых, от неожиданности – Джоди словно бы поджидала их, хотела подловить.

Во-вторых, от ее внешнего вида.

Даже с порога Диана разглядела затвердевшие рубцы на карикатурно распухших щеках директрисы. Она выглядела другим человеком – безобразным, подлым. Прежде чем дверь закрылась, у Дианы мелькнула мысль – такой облик гораздо больше подходит Джоди, соответствует ее внутреннему содержанию.

Неужели это и впрямь произошло из-за сожженного устава?

Не может быть. Хотя вокруг столько всего невозможного…

Диана повернулась к Линде.

– Что скажешь?

Двор быстро пустел, школьники торопливо расходились по кабинетам. Подруги опаздывали на урок, но не двигались с места.

– Не представляю, что могло вот так изменить лицо за несколько часов – от обеда до конца занятий.

– Аллергическая реакция? – предположила Диана.

– Сомневаюсь.

– Я тоже.

Прозвенел звонок, и они наконец побрели к своему корпусу.

– Джоди будто знала, что мы придем, – сказала Диана.

– Она нас увидела. Снаружи через такие двери ничего не видно, а изнутри – пожалуйста.

– Думаешь, потому она на нас так пялилась?

– Нет, – призналась Линда.

– У нее вид чокнутой. Это хорошо.

– Согласна.

– Думаешь, она боится?

– Не знаю. – Линда мрачно усмехнулась. – Но пусть начинает.

* * *

Все столики в кафе «У Денни» занимали учителя.

Если тут и были другие посетители, то они ушли. Линда стояла в центре кафе, смотрела на коллег и радовалась собственной силе. Слабость и сомнения никуда не делись – и вряд ли денутся, – зато теперь внутри проросла и окрепла долгожданная надежда. Линда посмотрела на сидящую рядом Диану, пригнулась, ободряюще сжала подруге руку.

– Мы собрались здесь, – заговорила Линда, – чтобы начать борьбу против независимой школы.

Послышались одобрительные возгласы, и она не сдержала улыбки.

– Многие из вас – почти все, наверное, – видели изменившуюся внешность нашей бесстрашной руководительницы.

Кругом захихикали.

– Не стану ходить вокруг да около. Мы думаем, эти перемены произошли из-за того, что Диана сожгла свой экземпляр устава. Звучит это, конечно, дико. Однако Джоди попала в таинственную передрягу между полуднем и тремя часами. Стив видел Джоди в обед, Джеки – после уроков. Именно тогда Диана сожгла устав.

– Ну, не так уж это и дико звучит, после всего-то! – выкрикнул Алонсо.

– Так вот, мы предлагаем следующее: пускай сегодня вечером каждый из вас сожжет свой экземпляр устава. Все до единого.

– Мы хотим убить Джоди? – спросила Лиза.

– Нет, – заверила Линда, а про себя ответила: «Да». – Только давайте начистоту. Если директора можно по-настоящему ранить, бросая в огонь документы, то человек ли она? – Линда помолчала. – Все согласны? Или кто-нибудь считает, что и пробовать не стоит? – Она обвела глазами кафетерий. Никто не поднял руки, не заговорил. – Хорошо. Тогда у меня есть еще одна идея. Тоже не совсем нормальная и тоже заслуживающая своего шанса.

Линда взглядом обратилась за поддержкой к Диане, та кивнула.

– Вернемся к началу. Джоди подала заявление о реформе школы в штат и в округ, правильно? Далее был написан устав, и нам предложили за него проголосовать. Только когда устав приняли – с незначительным перевесом голосов, между прочим, – тогда Тайлер официально стал независимой школой. И тогда же начались наши беды. Так вот, я предлагаю провести еще одно голосование. Неофициальное, конечно, и не под эгидой школы – Джоди этого не допустит. Но у нас здесь, по-моему, есть кворум. Что мешает нам проголосовать о том, хотим ли мы, учителя, чтобы Тайлер и дальше оставался независимым? Результат запишем – составим протокол. Одну копию вручим администрации, другие отошлем в окружное управление и в управление штата – тем, кто санкционировал реформу. Продемонстрируем им недовольство нынешней системой. Вроде вотума недоверия.

– Отличное предложение, как по мне, – сказал Рей.

– Только здесь не все наши учителя, – заметил Стив.

– И обслуживающего персонала нет, – поддакнул Джоэл Грейзер.

Этого Линда не учла.

– Все равно можно составить петицию… – начала она.

Рей посовещался с соседями, что-то прикинул.

– Я могу ошибаться, но в штате Тайлера состоят семьдесят шесть человек. Это и преподаватели, и обслуживающий персонал. – Он пересчитал присутствующих. – Нас сорок два. По идее, кворум набирается. И все же давайте перед рассылкой протокола уточним цифры и примем окончательное решение.

– Замечательно. – Линда кивнула. – Итак, кто за отмену независимого статуса старшей школы Тайлера?

Дружно взметнулись руки.

– Кто против?

Ни одной руки.

– Сорок два «за», ноль «против», тридцать четыре отсутствует, – объявил Рей. – Даже если добавить или убавить несколько человек, все равно большинство – «за».

Собравшиеся радостно зашумели.

– И последнее. – Линда дождалась тишины. – В наших силах сделать кое-что еще. Решение может оказаться трудным, поскольку оно грозит увольнением. Поэтому предлагаю все обсудить. Я считаю, что нам не стоит проводить завтра тест. – Учителя недоуменно зашептались. – Звучит неожиданно, знаю, но прошу меня выслушать. Округ и штат выдвинули школе несколько требований, школа пообещала их выполнить. Если она не справится, то возникнут основания для отмены независимости. Одним из требований было значительное повышение успеваемости, то есть рост экзаменационных баллов. Завтра у нас появится возможность на это повлиять. Честно говоря, я уже два дня втолковываю ученикам, что по закону они не обязаны сдавать тест. Да, я действую неэтично. Да, мне пришлось с собой побороться, но я поступаю так ради высшего блага.

– На днях я случайно подслушала разговор своих учеников, – сказала Марсия Уильямс. – Оказывается, кое-кто из ребят хочет сознательно завалить тест. По той же причине. Может, лучше так?

– Нельзя полагаться на удачу, – возразила Линда. – Неизвестно, много ли учеников на это пойдет. Не забывайте еще о рокировках Джоди. Она не только отчислила наших двоечников, но и заменила их отличниками – они наверняка ответят блестяще и легко компенсируют несколько провальных работ. Нам нужно, чтобы Тайлер точно не справился с тестом. Поэтому я предлагаю саботаж. Даже если сегодняшнего голосования и завтрашнего саботажа окажется недостаточно, они все равно заставят округ и штат задуматься насчет независимости Тайлера. Раз Джоди Хоукс не в состоянии контролировать своих подчиненных, решат наверху, значит, пора вернуть школу под контроль округа.

– Ненавижу округ, – опечалился Рей.

– Сильнее, чем ненавидишь устав с независимостью?

– Нет.

Споры не утихали еще долго, ведь речь шла не о каком-нибудь гипотетическом волшебстве вроде сожжения документов, а о вполне реальном нарушении профессиональных обязанностей – последствия могли быть серьезными. В конце концов договорились положиться на совесть: пусть каждый учитель сам решает, проводить ему тест или нет. Если взбунтуется хотя бы несколько преподавателей, рассудила Линда, волны все равно пойдут большие.

Собрание закончилось уже затемно. У входа в кафе в ожидании столиков бродили разгневанные посетители. Персонал тоже был недоволен – учителя в основном заказывали только кофе, – и в качестве извинения Линда оставила официанту заоблачные чаевые.

– Помните, – сказала она напоследок коллегам, – сегодня все жжем устав.

Заговорщики разошлись.

– Что теперь будет, как думаешь? – спросила Диана по дороге к машине.

– Думаю, завтра узнаем, – ответила Линда.

Глава 25

Перед сном Брэд позвонил Майле. Он звонил ей каждый вечер. Их телефонные разговоры занимали все больше времени. Мама Брэда даже завела привычку ставить у дверей кухонный таймер, заведенный на один час, – после его писка Брэду полагалось вешать трубку. Однако сегодня они проговорили дольше, почти два часа. И Брэд, и Майла пытались за бравадой скрыть тревогу. Эд установил на страничке блога счетчик – с вечера понедельника на нее зашло больше пятисот человек. Это было хорошо, но обнадеживало не слишком, ведь в школе училось примерно тысяча двести ребят. Появились в блоге и анонимные посты, хотя не много. Внешне Брэд храбрился, но на самом деле боялся, что план обречен на провал и что все кончится отчислением – самого Брэда и его друзей.

Или чем похуже.

Ночью ему приснился сон: по призрачной детской площадке бродила семья Брэда и все его друзья. Они умерли, потому что своими необдуманными планами он поставил их жизнь под угрозу.

Утром Брэд, Майла и Эд по обыкновению пошли в школу вместе. Как сложится сегодняшний день, они не представляли. Едва свернув на Грейсон-стрит, друзья поняли – затевается что-то грандиозное. Перед стоянкой ждали разрешения заехать два желтых автобуса, а на тротуаре и проезжей части толпились люди.

– Что происходит? – удивилась Майла.

– Без понятия. – Брэд покрепче взял ее за руку и ускорился.

Эд, который обогнал их на несколько шагов, заметил телевизионные камеры первым.

– Гляньте! – воскликнул он.

Кто-то предупредил средства массовой информации. Эд похвастал, что это произошло благодаря блогу, – и, вполне вероятно, не ошибся. Толпа росла как на дрожжах. Брэд пробирался сквозь нее и смотрел во все глаза. Он заметил хорошо известную журналистку: та брала интервью по поводу объективности-необъективности тестов на успеваемость. Журналистка была не с какого-нибудь захудалого канала округа Ориндж, а из самого Лос-Анджелеса; и интервью ей давал не просто Эрик ван Гельдер, а его отец. Значит, кто-то устроил под стенами школы акцию протеста против стандартизированных тестов? Еще один журналист, уже местный, слушал разглагольствования Брэдова приятеля-газетчика, Брайана Брауна, который стал вдруг ужасно разговорчивым. Он явно выступал на стороне школьной администрации, поскольку упорно твердил об эффективности тестов.

Сколько внимания к школе Тайлера! Это хорошо. Надежды Брэда на успех вспыхнули с новой силой.

На улице перед школой царили шум, гам, неразбериха. По тротуару и стоянке бродили родители, комментаторы, любопытные зеваки. За стену их не пускали, зато скауты Тайлера вылавливали учеников и грубо провожали их сквозь толпу в школу, расталкивая всех на своем пути. Скауты – и парни, и девушки – щеголяли оружием: размахивали полицейскими дубинками и выглядели весьма воинственно.

– Я в ворота не хочу, – заявил Эд.

Он наблюдал за тем, как скауты подтащили к стене ученицу и втолкнули ее внутрь.

– Давайте обойдем вокруг, – предложил Брэд.

Они пробрались между автобусами и прошли вдоль квартала к другим воротам – ими решили воспользоваться еще несколько человек, чтобы избежать толпы.

В школе царил хаос. Стоило шагнуть за ворота, как автомобильный шум и людские голоса с улицы стихли. Их сменили странные звуки, идущие непонятно откуда: необычное громыхание, словно гул неслабого землетрясения; короткие пронзительные крики – такие громкие и визгливые, что закладывало уши; непонятное мяуканье – то ли кошачье, то ли детское, то ли помеси котенка с ребенком. Группки учеников испуганно жались друг к другу перед запертыми классами, ждали учителей, а возле поляны старшеклассников скауты обоих полов метали друг в друга копья.

Трое друзей замерли у ворот – на случай, если понадобится быстро ретироваться.

По центральному двору, размахивая плеткой, бежал тренер Николсон – гнался за двумя ученицами. Девушки были в одном нижнем белье черного цвета с оранжевой надписью: «Я верна старшей школе Джона Тайлера».

– Так вот какое у вас белье… – протянул Эд.

Майла покраснела.

– На моем написано просто «Независимая старшая школа имени Джона Тайлера». – Он ухмыльнулся. – Хочешь, покажу?

Брэд его пнул.

Он наблюдал за всей этой горячечной суетой с удивительной отстраненностью. В воздухе витала безысходность: школа словно понимала, что дни ее сочтены, и бросалась во все тяжкие, лишь бы напоследок громко хлопнуть дверью.

Загляни сейчас сюда из-за стены кто-нибудь из журналистов или телеоператоров, и все было бы кончено.

– Да сколько же можно? – Майла будто прочла мысли Брэда. – Это уже перебор. Такое не скроешь.

Затем прозвенел первый звонок.

И вакханалия закончилась.

Безумный спектакль точно по мановению волшебной палочки остановился в самом разгаре, и актеры организованно заспешили к шкафчикам и кабинетам. Странные звуки исчезли, сменившись тишиной. Даже скауты подобрали копья, одернули форму и направились каждый к своему классу.

– Ух ты, – восхищенно выдохнул Эд.

– Нам тоже пора, – объявила Майла.

Брэд кивнул.

– Ну, всё. – Он сжал ее ладонь. – Пожелай нам удачи.

– Не торопитесь! – бросили сзади.

Троица застыла. Брэд узнал голос, но все равно обернулся. Так и есть, Тодд Зивни собственной персоной. В руках он держал нож. За спиной Зивни, сияя зловещей улыбкой, маячила секретарь директора, миссис Эванс.

– Директору Хоукс известно, что вы натворили! – радостно возвестила она. – Директору Хоукс известно все!

– Вас троих, – с довольным видом добавил Зивни, – велено доставить на штрафплощадку.

– Какую еще?.. – начал было Эд, но тут же получил по голове рукояткой ножа. – Мать твою! – закричал он.

Зивни ударил вновь.

– Еще слово – и я тебе глотку, к черту, перережу!

– Помести их туда на год, – сказала миссис Эванс. – Будет им уроком.

На год? Брэд посмотрел на Майлу. Это, наверное, шутка. Если дети не вернутся домой сегодня вечером, их родители всех на уши поднимут. Они не только позвонят в полицию, они камня на камне от школы не оставят!

– Топайте! – скомандовал Зивни и толкнул Эда в спину.

Через центральный двор они направились к дальнему концу корпуса естествознания и свернули в проход между этим зданием и соседним.

– Почти пришли, – со злобным удовольствием объявил Зивни.

Однако на штрафплощадку они не попали. В середине прохода все внезапно поглотили тени, вокруг завихрились бесформенные темные щупальца. Друзей словно втягивало в бесконечную черную дыру. Зивни с воплями кинулся наутек, бросив своих пленников. Брэд потянулся к Майле, но нащупал лишь пустоту.

– Майла?.. Эд?..

Из горла не вылетело ни звука.

И Брэд очутился в другом месте.

* * *

Линда не стала проводить тест, не раздала ни единой инструкции с заданиями, ни единого бланка. Вместо этого она сказала ученикам, что те могут идти домой – если хотят.

Они хотели.

Суета с телекамерами за «тюремной» стеной придала детям уверенности, а безумие внутри школы их основательно напугало. Поэтому они сбежали – как только услышали, что наказания не последует. Остался один Гектор Альварадо. Он был не самым лучшим учеником, зато самым сознательным. Гектор предложил сдать тесты, поскольку решил, что на самом деле учительница хочет именно этого. Она ласково разрешила уйти и ему тоже, и мальчик испарился.

Теперь Линда сидела, глядя на нетронутые тестовые бланки, и ждала. Когда подойдет время окончания экзамена, она вернет стопку пустых бланков в канцелярию.

Тридцать учеников. Тридцать нулевых баллов за тест.

Кто еще из учителей решился? Диана точно. И Рей. И Стив.

В коридоре послышался странный звук.

По спине у Линды пробежали мурашки. Она встала, подошла к двери и опасливо высунула голову в проем.

В конце коридора стояла Джоди.

Сердце у Линды екнуло. На этот раз директриса не улыбалась. Она была в бешенстве. Ярость исказила ее внешность настолько, что Джоди выглядела неузнаваемо. Нет, не только ярость! Изменились пропорции и черты лица… Линда смотрела на него со смесью восторга и ужаса. Вчера вечером сгорело много экземпляров устава. И это сработало.

Но не до конца. Ее осенило: чтобы остановить директрису, нужно сжечь оригинал.

Как же Линда сразу не догадалась!

Где хранился оригинал? В Сакраменто? Или здесь, в школе?

Джоди шевельнулась. Вот только в этот раз она не повернула на лестницу, как раньше, а зашагала вперед. Свирепый взгляд лазером буравил Линду, рот широко распахнулся в беззубом «О», и оттуда шел звук… Завывание ветра. Она больше не была человеком.

Линда не выдержала и побежала.

Вниз через две ступеньки. Куда угодно, только подальше отсюда. Конец лестницы. Что теперь? Запереться на кафедре? Выскочить на улицу? Словно белка на шоссе, Линда метнулась влево, потом вправо – и наконец решила, что лучше на улицу.

Сверху завывала Джоди. Линда толкнула двери, вылетела во двор.

И попала в другой мир.

Откуда-то взялся туман. В белой мути кружили темные тени, похожие на тени у входа в штрафплощадку. Людей не было – ни учеников, ни учителей. Школа словно перенеслась в призрачное, безмолвное царство.

Только школа ли это? Где корпус слева от Линды? Где дерево и мусорный бак под ним? Где хоть один знакомый ориентир? Линда обернулась, но не увидела даже дверей, сквозь которые только что выскочила, не увидела самого здания. Мысль о Джоди, которая, наверное, идет где-то по пятам, пришпорила Линду. Она двинулась вперед. Туман, конечно, пугал до жути, но уродливая директриса-мутант, изрыгающая шум ветра из беззубого рта, пугала в сто раз сильнее.

Ни деревьев, ни стен, ни кустарника… Ровная голая земля занимала место асфальтированного центрального двора.

Неожиданно из тумана выступило здание.

Библиотека.

Больше ничего видно не было. Прямоугольная громадина в белой мути отчего-то напоминала обыкновенную коробку, в которой что-то заперто. Линда нахмурилась. Неожиданное сравнение. Впрочем, в этом семестре Линда научилась доверять собственному чутью: часто ее самая неожиданная реакция оказывалась самой верной.

Как ни странно, даже в нескольких футах от библиотеки детали здания не стали отчетливей. Оно оставалось расплывчатым и мутным – точно едва родившаяся мысль, не продуманная до конца. Линда все же разглядела смазанный прямоугольник света – открытые двери. Она подошла к ним, намереваясь лишь просунуть голову и заглянуть внутрь. Но, не успев ничего сообразить, вдруг перешагнула порог…

И очутилась в маленькой однокомнатной школе.

Линда замерла, зажмурилась.

Школа была старой. Не старомодной, а старой, обветшалой, заброшенной. Углы заросли паутиной, на полу валялись разбитые грифельные дощечки. Над большой классной доской красовалась вывеска: едва различимые, грубо вырезанные буквы складывались в слова «Школа имени Джона Тайлера». Учительский стол освещался голубоватым светом – сочась из ниоткуда, он заливал всю комнату. Сам стол покрывала густая пыль; на нем лежали рассыпающиеся книги, гнилой яблочный огрызок и стоял изодранный флажок на палочке, поблекший до неузнаваемости. Позади стола, в витрине на стене, желтел какой-то документ.

Самое страшное – Линда была в классе не одна. За допотопными партами лицом к доске сидели ученики. Некоторых она знала. Ван Нгуен, пропавший в начале семестра; Кайл Фабер и остальные ребята, которых «стерли» из списков. В конце класса держались вместе Майла Эллис, Брэд Бекер и еще один парень, приятель Брэда. Несколько других лиц тоже казались знакомыми – или нет?.. Дети были бледными и тусклыми: белые лица, бесцветная одежда – все, кроме Майлы и Брэда с приятелем. Эти трое выглядели как обычно.

Перед учениками стоял учитель – суровый мужчина в пыльном пальто и с густой бородой. Он держал хлыст. Выражение лица бородача не оставляло сомнений: он готов применить хлыст к любому ослушнику.

Вот только…

Только никто не шевелился. Все присутствующие замерли на месте. Линда точно смотрела на восковых кукол или на фигуры в музейной диораме. Они, как и сама школа, застыли во времени.

Зато снаружи что-то двигалось. Сквозь окно Линда разглядела игровую площадку, по которой бегали дети. Они скакали, смеялись, визжали – словом, веселились от души. Однако голоса у них были старыми и далеко не наивными, а смех звучал глумливо, издевательски и зловеще.

Линде хотелось одного – уйти. Сбежать отсюда, отыскать дорогу в реальный мир. Но Майла, Брэд и еще один паренек… Они выглядели такими живыми!

Линда робко шагнула вперед. Замерла. Никто не пошевелился, учитель не заорал на нее, не ударил хлыстом. Она чуть осмелела.

– Майла! Брэд!

Никакого ответа. Впрочем, ответа она и не ждала. Линда вытянула руку и дотронулась до плеча Майлы. Обычное плечо, податливое и теплое под одеждой. Сама же Майла никак не реагировала. Линда посмотрела ей в лицо, помахала у нее перед глазами рукой. Ничего. На всякий случай Линда пощупала плечо тусклой девушки слева от Майлы. Оно оказалось твердым и холодным, как у ледяной статуи.

Линда нахмурила брови и присмотрелась к этой девушке внимательней. Она была одной из тех, чье лицо показалось Линде смутно знакомым.

Сейчас Линда его узнала.

Сьюзен Джонсон.

Не взрослая учительница естествознания, а подросток – и все же за партой сидела Сьюзен. Без сомнения. Помимо ужаса, на Линду нахлынула еще и печаль. А кто же те двое парней, чьи лица тоже кажутся знакомыми? Один старшеклассник – Карлос, второй – Раким.

Люди, которых схватила школа. Люди, которых она взяла в плен.

По классной доске визгливо проскрипели когти.

Линда испуганно вздрогнула. Рядом с бородачом стояла Джоди. Выглядела она еще хуже, чем в коридоре. Волосы, которые и так никогда ее не украшали, сейчас лезли клочьями. Лицевые кости неестественно и жутко выпятились. Пятнистая кожа походила на растрескавшуюся резину. Впалые глаза застыли в злобном прищуре. Рот оставался безупречным «О», только внутри теперь рядом с двумя клыками торчали крошечные зубки. Руки директрисы превратились в клешни – одна заметно больше другой, а ноги стали короче и толще.

Джоди вновь царапнула правой клешней по доске и неразборчиво проскрипела:

– Попалась. Сука.

Директриса продолжала меняться на глазах. Линда потрясенно смотрела, как в центре морщинистого лба набухла шишечка, и из нее проклюнулся маленький рог. А ведь в реальном мире ученики сейчас должны были бы сдавать тест!.. Многие отказывались, а те, которые сдавали, нарочно отмечали неправильные ответы. Правая щека Джоди покраснела, затем лопнула. Каждую секунду, чем ниже падал средний экзаменационный балл школы, тем чудовищней преображалась директриса. Она сама являлась независимой школой, и все, что угрожало этой независимости, отражалось на Джоди.

– Мы проголосовали за отмену устава, – сообщила Линда.

– Еще чего, – выплюнула Джоди. – Санкционировать голосование могу только я.

– Не переживай, мы все сделали по правилам. Тебе конец. И твоим играм в независимость тоже.

– Это тебе конец! – прохрипела Джоди. – Ты ведь здесь!

Здесь…

Уголки изуродованного рта поползли вверх в пародии на улыбку. Джоди обвела рукой классную комнату, застывших учеников за партами, заросшие паутиной углы.

Линда внезапно поняла.

Вот где Джоди все прятала. Вот где скрывались школьные тайны. Здесь.

Здесь…

Глаза Линды перескочили на маленькую витрину на стене за учительским столом. Ну конечно! Теперь стало ясно, что за документ там желтел – оригинал устава.

Нужно как-то туда подобраться, схватить устав и сжечь.

Сжечь? Чем?

Она не носила с собой ни зажигалки, ни спичек. Где взять огонь? Даже если проскочить мимо Джоди и завладеть документом, как его уничтожить? Разве что разорвать на мелкие кусочки – только будет ли от этого толк?

К тому же Линда боялась приближаться к директрисе, даже смотреть на нее не хотела.

Бородач тоже вызывал ужас.

– Спорим, ты и не догадывалась, что все завершится вот так. – Джоди тяжело, с присвистом рассмеялась. – Что тебе придет такой конец.

Сердце у Линды ухнуло в пятки, в душу хлынула паника. Завершится? Придет конец? До сих пор у Линды не было времени об этом подумать, но… Как она отсюда выберется? Линда бросила взгляд назад – проверить, не исчезла ли дверь и открыта ли она.

Не исчезла. Открыта.

И тут Линда увидела кое-что еще.

Слева от нее в дальнюю стену был встроен камин. Класс отапливали дровами, как во времена первых переселенцев. Стараясь не задерживать взгляд надолго и не вызывать подозрений у Джоди, Линда торопливо осмотрела очаг. Заметила небольшую пирамиду из дров, каминные щипцы.

И жестяную коробку со спичками.

Длинные спички… Такими можно чиркнуть обо что угодно, и они должны вспыхнуть. Только как стащить спичку незаметно для Джоди?

По-прежнему боясь смотреть на директрису, Линда уставилась на вывеску над доской. «Школа имени Джона Тайлера». Надпись отчего-то придала сил.

В реальном мире средний экзаменационный балл Тайлера продолжал падать. Джоди передернуло, она мучительно закричала, и на лбу у нее проклюнулся еще один рог. В тот же миг Брэд слегка шевельнул рукой.

Джоди теряла контроль! Она слабела – и одновременно слабела ее власть над школой и над всем происходящим. Мертвые были мертвы, этим выцветшим фигурам уже никто не мог помочь. Однако Брэд, Майла и еще один паренек оставались живыми! Их поймали в ловушку, как и саму Линду, обездвижили – но не умертвили!

– Мы сожгли все уставы! – выпалила Линда.

– Нет!

– Да!

Брэд повертел головой. За ним движение повторили Майла и его друг. Линда затормошила их:

– Помогите мне! Вставайте!

Джоди накренилась в ее сторону. Нормально ходить директриса уже не могла, но толстые, негнущиеся ноги еще кое-как ее держали. Хрипло, тяжело дыша, она рывками зашаркала вперед между двумя рядами учеников. За ее спиной пошевелился бородач. Уставился на Линду пронзительными глазами и рассек воздух хлыстом.

– Помогите! – закричала Линда.

– Что?

Первым заговорил друг Брэда. Мальчик растерянно оглянулся – он явно не понимал, куда его занесло и что происходит.

Вводить ребят в курс дела? Времени не осталось. Джоди почти добрела до них, бородач топал за нею следом.

– Задержите их! – выкрикнула Линда. – Не дайте меня поймать!

Она метнулась к камину, подцепила горсть пыльных спичек и рванула назад. Что происходило за спиной? Оглядываться было некогда. Вперед, быстрее… Лишь бы не схватили. Линда пробежала вдоль боковой стены; мимо окна, за которым в тумане резвились на площадке мертвые дети; скользнула за учительский стол, дернула крышку витрины и схватила устав.

Он оказался не прошит, несколько страниц выскочили из пальцев и спланировали на землю чуть в стороне. Однако остальное осталось у нее в руках, и Линда бросила устав на пол. Краем глаза она видела, как бородатый учитель разворачивается и прокладывает себе дорогу назад к доске – а Брэд с другом толкают его партами, пытаясь сбить с ног. Линда чиркнула спичкой о стол и мысленно взмолилась – пусть получится.

Получилось. Стоило поднести огонек к верхней странице, и она тут же вспыхнула.

– Нет! – взревела Джоди, и вопль ее эхом повторил бородач.

Линда судорожно собрала разлетевшиеся листки, сунула их в разгорающееся пламя.

Школа начала таять. С каждой сгоревшей страницей что-нибудь исчезало. Сперва дети на улице; их голоса постепенно затихли и совсем умолкли. Затем туман – мир за окном стал не белым, а черным. Растворились ученики вместе с партами. Стены, потолок, все предметы в классе стекали, словно краска, и впитывались в пол.

Последними сошли на нет Джоди с учителем. Они цеплялись друг за друга и, слившись в одно целое, кричали, кричали – словно их разрывало на части. Когда огонь поглотил остатки устава, когда обугленные листки рассыпались пеплом, Джоди и бородач сплавились вместе и превратились в черную прямоугольную глыбу, похожую на книгу.

Вокруг проступил другой мир. Настоящий. Линда с ребятами очутились в каком-то пустом складском помещении, посреди которого возвышался один-единственный книжный шкаф. Другой мебели не было. На полках стояли книги, а один том лежал на полу. Все они дымились и тлели. Линда растерянно завертела головой, не понимая, куда они попали.

– Мы в библиотеке, – изумленно ахнул друг Брэда. – В специальном хранилище.

– Вот они. – Майла испуганно ткнула пальцем в книгу на полу.

Из-под ее обложки струился черный дым.

Линда по-прежнему держала в руках спички. Она подошла к книге, поддела носком обложку. Та отлетела в сторону, пустые белые страницы внутри затлели веселее. Линда присела, сунула головки спичек в огонек и, как только они вспыхнули, бросила их на книгу.

Противопожарной системы в хранилище не было. Ответственная часть Линдиной души возмутилась: «Библиотека! Школьная! Без системы тушения пожара? Как можно?!»

Приятель Брэда распахнул дверь, ребята, кашляя, выскочили из комнаты. Линда еще подождала немного, прикрывая нос и рот руками, полюбовалась горящей книгой и, убедившись, что огонь не выплеснется наружу, тоже вышла.

Закрыла двери, повернулась к ученикам и с улыбкой спросила у друга Брэда:

– Тебя зовут?..

– Эд, – подсказал тот.

– Спасибо, Эд. Всем вам спасибо.

– Она умерла, как думаете? – Майла кивнула на закрытые двери.

Умерла… Слово было жуткое, окончательное. Однако в данном случае оно Линде нравилось.

– Да, – кивнула она. – Думаю, умерла.

Линда вдохнула полной грудью.

– А теперь давайте найдем телефон и позвоним пожарным, пока тут все не сгорело.

ЭПИЛОГ

Чтобы привести дела в порядок, понадобилось больше недели. Считалось, что Джоди Хоукс исчезла, прихватив с собой школьную казну – несколько сотен тысяч долларов. Этого было достаточно, чтобы окружное управление аннулировало независимый статус Тайлера и вернуло школу под свой контроль.

После Джоди, рассуждала Линда, даже оголтелые фундаменталисты выглядели ангелами.

К тому же на носу были новые выборы.

Джанет Фрателли тоже пропала, и ее местонахождение осталось загадкой. Кабинет библиотекарши стоял пустой, без единой личной вещи. Никто не знал, куда и почему уехала миссис Фрателли.

Бобби Эванс обнаружили мертвой в кабинете Джоди. Она наложила на себя руки. Статья в окружной газете «Ориндж каунти реджистер» и некролог в местной «Санта-Мара сентинел», не сговариваясь, назвали Бобби не административным координатором, а секретарем. То была жестокая ирония судьбы.

Жизнь в школе постепенно налаживалась. Несколько преподавателей ушли сами, еще нескольких уволили, и порой казалось, что подменных учителей в школе больше, чем постоянных. Окружное управление всеми правдами и неправдами уговорило бывшего директора Тайлера на время выйти из отставки и вернуться на пост. Он не только упразднил организацию скаутов, но и затеял расследование – чтобы установить, кого из бывших активистов следует отстранить от занятий, а кого отчислить.

Линду с Дианой и других учителей усиленно допрашивали по поводу событий в Тайлере – событий не только последнего дня, но и предыдущих недель. Хотя никто заранее не договаривался о том, какие именно показания давать, показания эти, видимо, не слишком разнились, поскольку все прошло гладко.

Было бы непросто рассказывать о призраках, движущихся тенях и прочей чертовщине сотрудникам правоохранительных органов и чиновникам из управления, поэтому Линда ограничилась простым и четким изложением, без всякой мистики. Впрочем, кое о чем Линда упомянула – о пропавших учениках и преподавателях. После увиденного в призрачной школе Линда сомневалась, что кого-нибудь из них отыщут, однако не сообщить властям она не могла – а вдруг?

Брэд, Майла и Эд поведали ей о своих изысканиях. Линду приятно поразило умение ребят собирать факты, потрясло их знание школьной истории, описание Джона Хоукса и его академии. Сама Линда ни о чем таком не знала, и эти сведения помогли расставить по местам частички головоломки. Она пообещала переговорить с остальными преподавателями неразлучной троицы – пусть поставят друзьям дополнительные баллы. Подобные инициативы заслуживали награды.

К концу второй недели жизнь почти вошла в нормальное русло. Линда пока еще очень уставала, но уже радовалась – худшее позади.

Кошмар закончился.

Они с Фрэнком лежали, обнявшись, в постели и смотрели по телевизору передачу с Биллом Маром. Линда просунула руку под одеяло, провела ею по обнаженной груди мужа, запустила пальцы под резинку его трусов.

– Хочешь? – шепнула Линда.

– Ага, – ответил он, глядя поверх ее плеча в телевизор. – Только давай дождемся рекламы, а?

– Давай, конечно.

Линда чмокнула Фрэнка и, улыбнувшись, откинулась на подушки. Ей было хорошо и радостно.

Спокойно.

Читайте книгу Блейка Крауча «Темная материя»

Для тех, кто хочет знать, какой могла быть жизнь в конце непройденной дороги

Что быть могло и что случилось, Все сводится к извечному концу. В памяти эхо шагов По коридору, в который мы не свернули, К двери, которую мы не открыли. Т.С. Элиот «Бернт Нортон»

Глава 1

Люблю четверговые вечера.

Есть в них что-то вневременное.

Такая у нас традиция – семейный вечер, только мы втроем.

Мой сын Чарли сидит за столом, рисует что-то в альбоме. Ему почти пятнадцать. Вырос за лето на два дюйма и уже почти догнал меня.

Я отворачиваюсь от лука, который режу на разделочной доске.

– Можно посмотреть?

Сын поднимает альбом, показывает горный хребет – нечто инопланетное.

– Мне нравится, – говорю я. – Просто так или…

– Домашнее задание. Завтра сдавать.

– Что ж, трудись, мистер В-Последнюю-Минуту.

Довольный и чуточку пьяный, я стою у себя на кухне и даже не подозреваю, что этот сегодняшний вечер – конец всего. Всего, что я знаю, всего, что люблю.

Никто не скажет, что скоро все изменится, что тебя лишат всего-всего. Никакой системы предупреждения о приближающейся опасности нет, как нет ни малейшего указания на то, что ты уже стоишь над пропастью. Может быть, именно поэтому трагедия так трагична. Дело не в том, что случается, а в том, как это случается: удар настигает внезапно, когда ты совсем его не ждешь. Ни увернуться, ни собраться уже не успеваешь.

Светодиодные светильники отражаются на поверхности вина в бокале, и в глазах начинает пощипывать от лука. На старенькой вертушке в кабинете крутится пластинка Телониуса Монка. Аналоговые записи можно слушать бесконечно – в них есть некая сочность звучания, особенно эти щелчки между треками. В кабинете у меня груды редких виниловых дисков, и я постоянно говорю себе, что однажды возьмусь за них и приведу все в порядок.

Моя жена Дэниела сидит на «кухонном островке». В одной руке у нее почти пустой бокал, в другой – телефон. Почувствовав мой взгляд, она улыбается и, не отрывая глаз от экрана, говорит:

– Знаю, знаю. Я нарушаю главное правило семейного вечера.

– Что-то важное? – спрашиваю я.

Дэниела смотрит на меня темными испанскими глазами.

– Ничего.

Я подхожу к ней, мягко забираю телефон и кладу его на столешницу.

– Могла бы приготовить пасту.

– Предпочитаю смотреть, как готовишь ты.

– Вот как? Тебя это заводит, да? – понизив голос, спрашиваю я.

– Не-а. Мне просто больше нравится выпивать и бездельничать.

Ее дыхание отдает сладким запахом вина. На губах она держит улыбку, с архитектурной точки зрения совершенно невозможную. Улыбку, которая до сих пор действует на меня убийственно.

Я допиваю последние капли.

– Откроем еще бутылочку?

– Было бы глупо не открыть.

Пока я вожусь с пробкой, Дэниела забирает свой телефон и показывает мне дисплей.

– Читала в «Чикаго мэгэзин» рецензию на шоу Марши Альтман.

– И как? Благожелательная?

– Да. Практически любовное письмо.

– Она молодец.

– Я всегда думала…

Супруга обрывает предложение, не доведя его до конца, но я знаю, куда ее потянуло. Пятнадцать лет назад, еще до знакомства со мной, Дэниела делала первые шаги и подавала надежды на артистической сцене Чикаго. У нее была студия в Бактауне, она показывала свои работы в полудюжине галерей и готовилась к сольной выставке в Нью-Йорке.

Потом вмешалась жизнь. Я. Чарли. Тяжелая послеродовая депрессия.

Крушение планов.

Сейчас Дэниела дает частные уроки живописи школьникам.

– Не то чтобы я не рада за нее. То есть да, она умница, талант, и она все это заслужила.

– Послушай, – говорю я, – если тебе станет лучше, Райан Холдер только что получил премию Павиа.

– А что это такое?

– Междисциплинарная награда, которую дают за высокие достижения в биологических и физических науках. Райана отметили за работы в области нейробиологии.

– Премия большая?

– Миллион долларов. Признание. Широкие возможности для получения грантов.

– Повышение по службе?

– Истинная ценность награды именно в этом. Он пригласил меня сегодня отметить это дело неформальным образом в узком кругу, но я отказался.

– Почему?

– Потому что сегодня наш вечер.

– Тебе надо сходить.

– Не пойду.

Дэниела поднимает свой пустой бокал.

– То есть ты хочешь сказать, что у нас с тобой есть веская причина напиться?

Я целую ее и щедро наливаю нам обоим из только что открытой бутылки.

– Эту премию мог бы получить ты, – говорит Дэниела.

– А ты могла бы владеть художественной сценой этого города.

– Зато у нас есть это. – Жена делает широкий жест, включающий в себя обширное пространство нашего городского особняка; его я купил еще до встречи с ней на деньги, полученные по наследству. – И это… – Она кивает в сторону Чарли, который полностью поглощен работой. Своей сосредоточенностью наш сын напоминает Дэниелу, когда та с головой уходит в живопись.

Странная это штука – быть родителем подростка. Одно дело – растить ребенка, и совсем другое, когда за умным советом обращается человек, стоящий на пороге взрослости. У меня такое чувство, что дать-то особо и нечего. Подозреваю, есть отцы, которые видят мир в определенном ракурсе, четко и ясно, и они всегда знают, что говорить сыновьям и дочерям. Но я не из их числа. Чем старше становится мой ребенок, тем меньше я понимаю. Я люблю сына. Он для меня – все. И при этом мне трудно избавиться от чувства, что я каким-то образом подвожу его. Отправляю в суровый и жестокий мир всего лишь с крохами моих довольно неопределенных убеждений.

Я подхожу к шкафчику возле раковины, открываю его и начинаю искать коробку с феттуччине.

Дэниела поворачивается к Чарли:

– Твой папа мог бы получить Нобелевскую премию.

Я смеюсь.

– Это, пожалуй, преувеличение.

– Чарли, не верь, – возражает жена. – Он – гений.

– Ты милая, – говорю я. – И немножко пьяная.

– Ты сам знаешь, что это правда. Наука шагнула не так далеко вперед, потому что ты любишь свою семью.

Я только улыбаюсь. Когда Дэниела выпивает, случаются три вещи: у нее начинает проскакивать родной акцент, она становится агрессивно доброй и у нее появляется склонность к преувеличению.

– Твой отец сказал мне однажды ночью – никогда этого не забуду! – что чисто научное исследование требует полного самоотречения. Он сказал… – На какое-то мгновение – и к моему удивлению – эмоции у супруги берут верх. Глаза ее затуманиваются, и она качает головой, что делает всегда перед тем, как расплакаться. Но в последний момент Дэниела все же справляется с собой и продолжает: – Он сказал: «На смертном одре хочу вспоминать тебя, а не холодную, стерильную лабораторию».

Бросаю взгляд на Чарли и вижу, как тот, не отрываясь от работы, закатывает глаза. Наверное, смущен разыгрывающейся на его глазах родительской мелодрамой. Я смотрю в шкафчик и жду. Подступивший к горлу комок рассасывается, и я, взяв пасту, закрываю дверцу.

Дэниела пьет вино.

Чарли рисует.

Трогательный момент проходит.

– Где у Райана вечеринка? – спрашивает жена.

– В «Виллидж тэп».

– Так это ж твой бар!

– И что?

Она подходит и забирает у меня коробку с пастой.

– Иди, выпей со старым колледжским приятелем. Скажи, что гордишься им. И выше голову! Передай мои поздравления.

– Твои поздравления я передавать не буду.

– Почему?

– Ты ему нравишься.

– Перестань!

– Так и есть. С тех самых пор, когда мы жили в одной комнате в общежитии. Помнишь последнюю рождественскую вечеринку? Он только и делал, что пытался заманить тебя под омелу.

Дэниела смеется.

– Когда вернешься, обед уже будет на столе.

– Значит, вернуться мне нужно через…

– Сорок пять минут.

– Что бы я без тебя делал?

Она целует меня.

– Давай даже не будем об этом думать.

Я беру ключи и бумажник с керамического блюда возле микроволновки и выхожу в столовую, задержав взгляд на тессерактовой[15] люстре над обеденным столом. Дэниела подарила ее мне на десятую годовщину свадьбы. Самый лучший подарок.

У передней двери меня догоняет голос жены:

– Будешь возвращаться, возьми мороженое.

– Мятное с шоколадной крошкой! – добавляет Чарли.

Я поднимаю руку и выставляю большой палец.

Не оглядываюсь.

Не прощаюсь.

И мгновение уходит незамеченным.

Конец всего, что я знаю. Всего, что люблю.

* * *

Я прожил на Логан-сквер двадцать лет, и краше всего это место бывает в первую неделю октября. На память всегда приходит строчка из Ф. Скотта Фицджеральда: «Жизнь начинается заново с первой осенней свежестью».

Вечер выдался прохладный, небо ясное, и на нем прекрасно видна рассыпанная пригоршня звезд. В барах шумнее обычного, их заполнили разочарованные фанаты «Кабс»[16].

Я ступаю на тротуар под мерцающей пестрой вывеской «ВИЛЛИДЖ ТЭП» и смотрю в открытую дверь корнер-бара, найти который можно в любом уважающем себя районе Чикаго. Этому бару случилось стать моей местной забегаловкой. К дому он самый близкий – всего-то пара кварталов.

Я прохожу сквозь сияние голубой неоновой вывески перед окном и переступаю порог. Пробиваясь через толпу, киваю Мэтту, хозяину и по совместительству бармену.

– Только что рассказал о тебе Дэниеле, – говорю я Райану Холдеру.

Он улыбается. Для преподавателя-лектора вид у него весьма изысканный и ухоженный – загорелый, в черной водолазке, растительность на лице тщательно подстрижена.

– Чертовски приятно тебя видеть. Тронут. Дорогая? – Холдер трогает голое плечо молодой женщины, сидящей на соседнем табурете. – Ты не уступишь место моему старому другу? На минутку?

Женщина послушно освобождает табурет, и я сажусь рядом с Райаном. Он подзывает бармена.

– Мы хотим самого дорогого, что есть в вашем заведении.

– Райан, не надо… это ни к чему, – пытаюсь я отказаться.

Друг хватает меня за руку.

– Сегодня пьем самое лучшее.

– Есть двадцатипятилетний «Макаллан», – говорит Мэтт.

– Двойной. На мой счет, – заказывает Холдер.

Бармен уходит, и Райан тычет мне кулаком в плечо. Сильно.

За ученого его с первого взгляда и не примешь. В студенческие годы он играл в лакросс, о чем до сих пор напоминают его широкие плечи и легкость движений прирожденного атлета.

– Как Чарли и милая Дэниела?

– Отлично.

– Надо было взять Дэниелу с собой. Я не видел ее с прошлого Рождества.

– Просила передать тебе поздравления.

– У тебя чудесная жена, но это не такая уж новость.

– Каковы шансы, что и ты в ближайшее время остепенишься?

– Почти никаких. Холостяцкая жизнь с ее немалыми преимуществами меня вполне устраивает. А ты по-прежнему преподаешь в Лейкмонт-колледж?

– Да.

– Приличное заведение. Базовый курс физики?

– Точно.

– Значит, преподаешь…

– Квантовую механику. В основном вводную часть. Ничего жутко сексуального.

Мэтт возвращается с нашими напитками. Райан берет у него стаканы и ставит мой передо мной.

– Так ты сегодня празднуешь… – начинаю я.

– Экспромт. Несколько аспирантов организовали. Больше всего им хочется напоить меня и учинить суд.

– У тебя удачный год. Я еще помню, как ты чуть не засыпался на дифференциальных уравнениях.

– И спас меня ты. Не в первый и не в последний раз.

На мгновение под уверенностью и глянцем проглядывает бестолковый студент-весельчак, с которым я полтора года делил отвратительную комнату в общежитии.

– Павиа тебе дали за…

– Идентификацию префронтального кортекса как генератора сознания.

– Точно. Конечно. Я же сам в газете читал.

– И что думаешь?

– Блеск.

Похвала ему определенно по вкусу.

– Сказать по правде, Джейсон, – говорю это без лишней скромности, – я всегда думал, что прорывную работу опубликуешь ты, – признается мой друг.

– Правда?

Холдер изучающе смотрит на меня поверх черной пластиковой оправы очков.

– Конечно. Ты умнее меня. Это все знали.

Отпиваю виски и стараюсь не показать, насколько он хорош.

– Хочу спросить… Ты сейчас кем себя считаешь – ученым-исследователем или преподавателем?

– Я…

– Потому что я, прежде всего и главным образом, считаю себя человеком, ищущим ответы на фундаментальные вопросы. Если люди, которые меня окружают… – Райан кивает в сторону прибывающих студентов, – достаточно умны, чтобы поглощать знания всего лишь за счет близости ко мне… что ж, отлично. Но передача знаний сама по себе меня не интересует. Значение имеет только наука. Исследование.

Я отмечаю в его голосе нотку раздражения или злости, и она крепнет, словно он накручивает себя, готовясь к чему-то.

– Так ты расстраиваешься из-за меня, а, Райан? – Я пытаюсь обратить все в шутку. – Тебя послушать, получается, что я едва ли не подвел тебя.

– Послушай, я преподавал в МТИ[17], в Гарварде, в Университете Джонса Хопкинса – в лучших учебных заведениях на планете. Я знаю самых больших умников по этой части, и ты, Джейсон, перевернул бы мир, если б выбрал нужную дорогу. Если б держался меня. Но вместо этого ты преподаешь базовый курс физики будущим врачам и юристам-патентоведам.

– Не всем же быть мегазвездами вроде тебя, Райан.

– Если б ты сам не поднял руки…

Допиваю виски.

– Ладно, рад, что заглянул. – Я слезаю с табурета.

– Не надо так, Джейсон. Я же в плане комплимента.

– Горжусь тобой, приятель. Серьезно.

– Джейсон…

– Спасибо за выпивку.

Выйдя из бара, иду по тротуару, и чем дальше от Райана, тем сильнее разгорается во мне злость. И я даже не уверен, на кого злюсь.

Горит лицо.

По спине течет пот.

Бездумно, вопреки запрещающему сигналу на пешеходном переходе, ступаю на проезжую часть – и тут же слышу скрип тормозов и визг трущейся о мостовую резины.

Я оборачиваюсь и с удивлением вижу несущееся прямо на меня желтое такси. За приближающимся ветровым стеклом лицо таксиста – усатое, в глазах паника, – напрягшегося в ожидании столкновения.

В следующий момент мои руки уже лежат на теплой желтой крышке капота, и шофер, высунувшись из окна, орет:

– Куда лезешь, придурок?! Жить надоело? Башку из задницы вытащи!

Позади такси уже сигналят остановившиеся машины.

Я отступаю на тротуар, и движение возобновляется.

Водители трех автомобилей столь любезны, что нарочно сбрасывают газ – показать мне средний палец.

* * *

Магазин здорового питания «Хоул фудс» пахнет, как та девушка-хиппи, с которой я встречался до Дэниелы, – свежей зеленью, молотым кофе и эфирными маслами.

Испуг рассеял кайф до стадии отупения, и я просматриваю витрины-холодильники в затуманенном, летаргическом и сонном, состоянии.

На улице, когда я выхожу из супермаркета, похолодало. Зябкий ветер с озера напоминает о скорой, уже ждущей где-то за углом зиме.

Теперь в холщовой сумке у меня мороженое, и маршрут для возвращения домой я выбираю другой. Он на шесть кварталов длиннее, но потеря во времени компенсируется уединением, а мне после разговора с Райаном и стычки с таксистом требуется перезагрузка.

Прохожу мимо стройки (вечером она выглядит заброшенной), а чуть позже – мимо спортплощадки начальной школы, в которую ходил мой сын. Металлическая «горка» поблескивает в свете уличного фонаря, покачиваются под ветром качели…

Есть в этих осенних вечерах некая энергия, пробуждающая внутри меня что-то природное. Что-то давнее, из детства, прошедшего в Западной Айове. Футбольные матчи в средней школе, стадион, игроки в лучах прожекторов. Запах созревающих яблок и кисловатая пивная вонь студенческих попоек в кукурузных полях. Ветер в лицо, красная пыль кружится в свете задних фонарей – я еду в кузове старенького пикапа по проселочной дороге, и вся жизнь расстилается впереди широкой, бесконечной лентой.

Вот это и прекрасно в юности.

Пронизывающая все невесомость. Судьбоносные выборы не сделаны, дороги не выбраны, и развилка впереди предлагает чистый, ничем не ограниченный потенциал.

Мне нравится моя жизнь, но я уже не помню, когда ощущал в себе эту легкость. Разве что нечто отдаленно похожее, в такие вот осенние вечера.

Холодок начинает прочищать голову.

Хорошо, что до дома уже недалеко. А не растопить ли газовый камин? Мы никогда не делали это до Хеллоуина, но сегодня так непривычно холодно, что, пройдя около мили на таком ветру, мне хочется только одного: сидеть у камина в компании Дэниелы и Чарли с бокалом вина.

Улица пересекает линию метро.

Я прохожу под ржавеющей металлической эстакадой.

В моем представлении метрополитен – по-нашему Эл – персонифицирует город даже в еще большей степени, чем знаменитый профиль с небоскребами. Эта часть маршрута – моя любимая, потому что она самая темная и тихая.

И сейчас здесь…

Ни поездов.

Ни огней в обоих направлениях.

Ни шума пивных.

Ничего, кроме далекого рева реактивного лайнера, приближающегося к аэропорту О’Хара.

Подожди-ка…

Что-то есть, что-то приближается… шаги по тротуару.

Я оглядываюсь.

Тень бросается ко мне, расстояние между нами сокращается быстрее, чем я успеваю понять, что происходит.

Первое, что я вижу, – лицо.

Белое, как у призрака.

Высокие, выгнутые, с опущенными концами брови.

Красные, поджатые губы – слишком тонкие, слишком идеальные.

И жуткие глаза – большие и черные, как смоль, без зрачков и радужек.

Второе, что я вижу, – дуло то ли пистолета, то ли револьвера в четырех дюймах от моего носа.

– Повернись, – произносит низкий, скрежещущий голос за маской гейши.

Ошеломленный происходящим, я реагирую не сразу.

За что получаю рукояткой оружия в лицо.

И поворачиваюсь.

Сказать, что бумажник лежит в левом переднем кармане, я не успеваю.

– Твои деньги мне не нужны, – говорит он. – Иди.

Я делаю шаг… другой…

– Быстрее.

Иду быстрее.

– Что вам надо?

– Рот закрой.

Над нами проносится с шумом поезд. Мы выходим из темноты под эстакадой. Сердце рвется из груди. Я осматриваюсь – внимательно, с любопытством и с внезапно проснувшимся интересом к деталям. На другой стороне улицы – огороженный жилой комплекс. По эту сторону – квартал с несколькими заведениями, закрывающимися в пять. Поезд с ревом проносится вверху, над нами, и мы выныриваем из темноты.

Салон красоты.

Юридическая консультация.

Мастерская по ремонту бытовой техники.

Косметический салон.

Шиномонтаж.

На улице – ни души. Район словно вымер, превратился в город-призрак.

– Видишь тот внедорожник? – спрашивает незнакомец. Впереди, у тротуара, припаркован черный «Линкольн Навигатор». Чирикает сигнализация. – Садись за руль.

– Что бы вы ни думали…

– Иначе сдохнешь прямо здесь, на тротуаре… от потери крови.

Я открываю дверцу с левой стороны и сажусь за руль.

– Моя сумка с продуктами…

– Возьми. – Мужчина садится сзади. – Заводи.

Я закрываю дверцу и ставлю пакет из супермаркета на пол между передними сиденьями. В машине так тихо, что слышно, как колотится пульс – быстрое треньканье о барабанную перепонку.

– Чего ждешь? – спрашивает незнакомец.

Нажимаю кнопку запуска двигателя.

– Включи навигацию.

Включаю.

– Выбери предыдущие пункты назначения.

Автомобиля со встроенным GPS-навигатором у меня никогда не было, так что нужный символ на тачскрине нахожу не сразу.

Появляются три локации.

Одна – мой домашний адрес. Другая – университет, где я работаю.

– Вы за мной следили? – спрашиваю я.

– Выбери Пуласки-драйв.

Выбираю 1400 Пуласки-драйв, Иллинойс 60616, не имея ни малейшего представления, что это и где. Женский голос из навигатора предлагает повернуть, когда это будет возможно, на сто восемьдесят градусов и проехать восемь десятых мили.

Я переключаю передачу и сворачиваю в темную улицу…

Примечания

1

«Лошадь» – баскетбольная игра для двоих и более человек. Игроки по очереди забрасывают мяч в кольцо, выделывая при этом различные кульбиты. Каждый следующий участник должен в точности повторить движения предыдущего и попасть в кольцо. Если ему это удалось, он показывает свой кульбит. Если не удалось, он получает букву (за первую неудачу – «л», за вторую – «о» и т. д.). Кто первый наберет полное слово «лошадь», тот и проиграл. – Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Название некогда популярного мультипликационного телесериала на основе комиксов (1969).

(обратно)

3

Клятва верности флагу США, произносимая учениками всех школ ежедневно перед началом первого урока, звучит так: «Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он символизирует, одной нации под Богом, неделимой, со свободой и справедливостью для всех».

(обратно)

4

В американских школах нет понятия стабильных классов – у каждого школьника индивидуальное расписание, и для изучения каждого предмета формируется свой состав учащихся. Ученики выбирают в конце года предметы, которые хотят изучать в будущем году (из списка обязательных и факультативных, все они влияют на средний балл аттестата), а также уровень сложности предмета. Затем канцелярия составляет расписание, причем оно одинаковое каждый день на весь год. Один и тот же предмет изучается в одном и том же кабинете на одном и том же по счету уроке. Для поступления в колледж или университет требуется определенный балл аттестата – чем престижней колледж, тем выше должен быть средний балл. Поэтому заинтересованные в поступлении ученики стараются брать побольше предметов, чтобы улучшить средний балл своего аттестата.

(обратно)

5

«Ужас Амитивилля» – роман и два фильма ужасов на основе реальных событий.

(обратно)

6

Академическое десятиборье – в США ежегодное академическое соревнование учеников старшей школы по десяти предметам.

(обратно)

7

Первая поправка к Конституции США гарантирует свободу слова и печати, а также свободу вероисповедания.

(обратно)

8

Тимоти (Тим) Уолтер Бёртон (р. 1958) – американский кинорежиссер, продюсер, мультипликатор и писатель; известен также своими экстравагантными прическами.

(обратно)

9

Четвертая поправка к Конституции США.

(обратно)

10

Нэнси Дрю – всемирно известный литературный и киноперсонаж, девушка-детектив, созданная американским издателем Э. Стратемаэром.

(обратно)

11

Сокер – европейский футбол; это название используют в странах, где существуют разные виды футбола.

(обратно)

12

После 1850 г., когда Калифорния стала американским штатом.

(обратно)

13

Ротоскопирование – мультипликационная техника, покадровая ручная обработка видеоизображений.

(обратно)

14

Мордор – страна зла в трилогии Дж. Толкиена «Властелин колец».

(обратно)

15

То есть в форме тессеракта – развертки четырехмерного куба в трехмерном пространстве; выглядит как восемь трехмерных кубов, соприкасающихся друг с другом гранями в определенном порядке.

(обратно)

16

«Чикаго кабс» – американский профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной бейсбольной лиге.

(обратно)

17

МТИ – Массачусетский технологический институт.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

ЭПИЛОГ

Читайте книгу Блейка Крауча «Темная материя» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg