«Король сыщиков»

Король сыщиков (fb2) - Король сыщиков 2484K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Нат Пинкертон

ЗАГОВОР ПРЕСТУПНИКОВ

Глава I Таинственное убийство

Холодная осенняя ночь. Сильный ветер дико завывает на улице, оконные ставни трещат, ежеминутно угрожая сорваться с петель и слететь на головы прохожих. Косой дождь обдает запоздалых путников холодом, в то время как ветер подгоняет их, побуждая искать тёплого убежища.

Нат Пинкертон, знаменитый американский сыщик, только что вернулся домой после целого дня усиленной работы и чувствовал себя порядочно уставшим.

Задумчиво сидел он на диване, вытянув ноги, и курил сигару. Он только что собрался зажечь спиртовку и приготовить себе чай, как услышал резкий звонок у входной двери.

— Опять посетитель! И в такой поздний час… — пробормотал он недовольно.

Послышался легкий стук в дверь, и в комнату вошла хозяйка квартиры, маленькая толстенькая миссис Шелвуд.

— Какой-то незнакомый господин просит видеть вас немедленно. Прикажете впустить его?

— Конечно, — ответил Пинкертон.

Пинкертон всегда был настороже, когда в поздний час приходили к нему незнакомые посетители. Вот поэтому он быстро встал с дивана и достал из ящика письменного стола револьвер. Затем он снова сел на диван и сделал вид, что чистит оружие.

В комнату вошел коренастый парень, плохо одетый, с довольно угрюмым лицом, на котором опытный взгляд сыщика прочел плохо скрытую хитрость.

— Добрый вечер, мистер Пинкертон. Я пришел сообщить вам о страшном убийстве. Пойдёмте скорее со мною! Вам удастся по горячим следам поймать убийцу.

Однако волнение посетителя не сообщилось сыщику. Он улыбнулся.

— Так быстро дела не делают, как вы хотите. Вы сначала мне расскажите, в чем суть, а затем я сам увижу, следует ли мне заняться им или нет. Вы, вероятно, знаете, что я занимаюсь только сложными и запутанными делами, простые пускай ведёт полиция.

— Знаю. Хорошо знаю все это. Должен вам сказать, что здесь дело идёт не о простом убийстве, и раскусить такой орешек во всём Нью-Йорке может только один человек — это мистер Нат Пинкертон.

— Благодарю! — улыбаясь, ответил сыщик. — Но у меня, видите ли, привычка, самому судить о трудностях и запутанности обстоятельств, сопровождающих преступление, а потому ещё раз прошу вас сесть и рассказать подробно всё дело.

Посетитель тяжело опустился на стул, испустил глубокий вздох.

— Право не знаю, у меня в голове от этого происшествия такой хаос, что трудно будет рассказать вам все последовательно.

— Однако попробуйте как-нибудь!

— Ну вот, — начал незнакомец, — меня зовут Чарли Смит! Моя квартира находится в одном из одноэтажных домов на Габур-стрит, номер пять, и там же, кроме меня, жила одна старая женщина по имени Бетти Сипланд; час тому назад эту женщину убили!

— Вот как?!

И сыщик пожал плечами.

— Откуда вы это знаете, мистер Смит?

— Когда я, вернувшись домой, разделся и лег в кровать, я услышал из соседней комнаты душераздирающий крик. Я вскочил в испуге, накинул на себя платье и поспешил в квартиру старухи. При свете свечи, которую я держал в руке, я увидел Бетти Сипланд, лежащую с закатившимися глазами на полу, в луже крови. От охватившего меня ужаса я выронил свечу и выбежал из комнаты, захлопнув за собою дверь, и вошел обратно в свою комнату. Тут мне пришла в голову мысль обратиться к вам за помощью, вместо того, чтобы сообщить полиции.

Пинкертон подозрительно взглянул на посетителя и спросил:

— Вам эта старуха не родственница?

— Совершенно чужая. Я думаю, у всякого порядочного человека должно возмутиться сердце от такого зверского и загадочного убийства, требующего должного возмездия. Вот почему я, опасаясь, чтобы следы не были заметены, обратился к вам.

— Да вы сами, как я вижу, наполовину сыщик, ибо так проницательно делаете свои заключения, — заметил Пинкертон. — Но все-таки вы ошиблись в расчёте, Я не могу вмешиваться в это дело, пока не будет извещена о нем полиция.

При этих словах он встал, оделся, взял шляпу и палку.

— Вы идёте, милорд! — воскликнул Смит.

— Конечно иду! — ответил Пинкертон. — Но сначала мы отправимся в полицию, сделаем там заявление и возьмем с собой на всякий случай людей.

— Но ведь это бессмыслица! — воскликнул Смит. — Мы потеряем много времени, а преступник между тем скроется за тридевять земель!

— Он уже удрал! — сухо заметил Пинкертон. — Или вы думаете, быть может, что негодяй уселся возле трупа и ждет, пока не придет мистер Пинкертон и не арестует его!

— Этого я не думаю! Но я вам уже сказал: следы будут заметены!

Сыщик вдруг выпрямился и смерил посетителя пронзительным взглядом.

— Я не понимаю, как вы беретесь меня учить. Похоже, вы разбираетесь в деле лучше меня, так почему сами его не исследуете? Будьте уверены, я и сам отлично знаю, что мне следует делать, а вот ваше рвение немедленно доставить меня на место преступления представляется мне подозрительным!

При последних словах Пинкертона посетитель невольно опустил глаза, но тут же овладел собой и рассмеялся:

— Вы правы, мистер Пинкертон, совершенно правы! Было бестактно с моей стороны в таком вопросе противоречить знаменитому сыщику!

— Совершенно верно, — заметил Пинкертон. — И оставим этот разговор. Пойдёмте!

Они вышли из дому и поспешили к расположенному неподалеку зданию полиции.

Пинкертон не выпускал из вида шедшего рядом с ним Смита. Смутное подозрение, что здесь дело неладно, не покидало сыщика.

Вдали показалось здание полицейского управления. И тут проводник сыщика метнулся в сторону, в один из пересекающих главную улицу тёмных переулков. Мгновение — и мрак поглотил его.

Пинкертон остановился и присвистнул.

— Вот как! — пробормотал он. — Дело-то и впрямь нечисто! Надо будет во всем этом разобраться, ибо здесь явно скрыты какие-то козни…

Быстрым шагом он добрался до полицейского управления, велел доложить о себе дежурному и, когда тот явился, в нескольких словах рассказал обо всем, что с ним случилось.

— Вас, очевидно, хотели надуть, мистер Пинкертон! — воскликнул чиновник. — Теперь нет смысла идти нам на Габур-стрит. По моему разумению, это будет потерянное время!

— Может быть, и нет! Я все-таки прошу вас дать в мое распоряжение несколько человек.

Дежурный поворчал, но тем не менее исполнил просьбу Пинкертона и отрядил с ним троих полицейских.

— Если там ничего не произошло, пришлите людей тотчас же обратно! — крикнул он вдогонку, когда за сыщиком уже закрывались двери.

Дом номер пять по Габур-стрит оказался низеньким одноэтажным строением. Внутри него было тихо и темно.

Пинкертон громко постучал в дверь.

— Именем закона, отворите!

Все было тихо, ничего не пошевелилось; только в окнах соседних домов показались головы проснувшихся и любопытствующих обитателей.

Пинкертон подождал несколько мгновений, потом крикнул полицейским:

— Ломайте дверь! Мы должны войти и убедиться, все ли там ладно.

Двое дюжих полицейских уперлись плечами в хилую дверь, и она тут же подалась и с треском отворилась.

Сырой гнилой воздух пахнул в лицо вошедшим. Полицейские зажгли карманные электрические лампочки, и Пинкертон с револьвером в руке первый вступил в узкий, мощеный камнем коридор.

По левой стороне была дверь с привешенной грязной бумажкой, на которой было выведено: «Чарли Смит».

— Гм! — пробормотал сыщик. — Если тот негодяй и не Чарли Смит, то все же сведения об этом доме у него точные! Ну, а теперь посмотрим, что с Бетти Сипланд.

В противоположной стене тоже была только одна дверь, и Пинкертон решительно открыл ее. И едва вступив на порог, остановился пораженный.

— Значит, все же! — вырвалось у него.

Незнакомец, был ли он Чарли Смитом, или только назвался так, во всяком случае, не солгал.

Посреди убогой комнаты, на грязном полу, лежала, вытянувшись, старая, бедно одетая женщина. Голова ее плавала в луже крови. Увядшее желтое лицо с закатившимися неподвижными глазами производило страшное впечатление.

Пинкертон овладел собой и, подойдя к трупу, нагнулся.

— Женщине перерезали горло острым ножом, — констатировал он. — Нож лежит здесь же, возле тела. Никаких следов борьбы не видно, судя по всему, несчастная стала жертвой трусливого и коварного нападения, совершенного неожиданно… Оставьте ее лежать, и пойдемте на улицу.

Несмотря на поздний час, на улице перед домом собралась уже маленькая толпа, привлеченная появлением полиции.

— В этом доме совершено убийство, — сказал, обращаясь к собравшимся, Пинкертон. — Убита Бетти Сипланд. Нет ли среди вас кого-либо из ее соседей, кто мог бы дать о ней какие-нибудь сведения?

Одна старушка выступила вперед.

— Я могла бы, сэр!

— Ну так войдите со мною в дом!

Женщина нехотя последовала за сыщиком и, войдя, боязливо покосилась на лежащий на полу труп, который полицейские накрыли темным платком. Пинкертон начал допрос.

— Как вас зовут?

— Мери Петтерсон, сэр.

— Вы живете здесь, поблизости?

— В соседнем доме.

— Вы хорошо знали покойную?

— Очень хорошо, мы почти каждый день встречались.

— Как вы думаете, хранила ли она в этой комнате какие-либо драгоценности?

Старуха горько усмехнулась.

— Она была так же бедна, как и я! Иной день мы обе не имели куска хлеба.

— Странно. Итак, убийство не могло быть совершено из корысти. Но, возможно, у покойной были враги?

— Нет, врагов у ней не было, она никому не причиняла зла, никем не интересовалась, да к тому же была наполовину слепа и глуха.

— У нее не бывало гостей?

— Кроме меня, не бывало, сэр. Она всегда бывала одна.

— Вспомните хорошенько! Может быть, все же у неё кто-нибудь был, и вы об этом забыли?

— Нет, — уверяла старуха.

— Ну, а в каких была она отношениях с соседом из комнаты напротив?

— Со Смитом? Он переехал сюда всего несколько дней тому назад, и с ним она не вымолвила еще ни слова.

— Но она его знала?

— Думаю, что нет. Видела она плохо, а слышно его бывало редко: его же весь день не было дома.

— А вы видели этого Смита?

— Да, несколько раз.

— Как он выглядит?

— Это мужчина небольшого роста, лицо у него бритое и такое… хитрое, как мне кажется, сэр. Ходит он в клетчатом костюме, уже довольно потертом.

— Значит, это тот самый человек, который принес мне известие об убийстве. А как вы думаете, сударыня, он способен был совершить это преступление?

— Этого я не знаю! Я с ним слова не сказала, откуда же мне знать?

Сыщик отпустил женщину.

Затем он вошел в комнату, в которой жил Смит, но, кроме нескольких старых полуполоманных стульев, кресла да старого грубой работы стола, в этой комнате ничто не говорило о том, что она жилая.

Пинкертон прислонился к косяку двери и задумался, глядя прямо перед собой.

«Кто этот Чарли Смит? — думал он. — Зачем ему понадобилось извещать меня об убийстве и затем удрать по дороге в полицию? Если убийца он сам, то какого черта он пошел к сыщику доносить на самого себя?! На вид он не такой осел. Допустим, полиция его знает под другим именем, допустим, у него с нею старые счеты?.. Положим, он преступник, но не убийца, а просто мошенник. И, стало быть, убийство возмутило его до глубины души, но, боясь полиции, он не обратился к ней, а решился позвать меня?.. Когда же я заявил, что без полицейских на место преступления не пойду, Смит сбежал, решив, что дело так и так сделано, а ему лучше исчезнуть, не навлекая на себя неприятностей?»

Рассуждая таким образом, Пинкертон стал уже думать о Чарли Смите благосклоннее, но какой-то внутренний голос при этом упорно твердил ему:

«Черта с два, Нат! Это все не так просто. Здесь сокрыта тайна, и ты должен ее раскрыть, потому что тебе, похоже, бросили вызов! Отступишься — останешься в дураках!»

— Ладно! — проговорил сыщик. — Я разберусь с этим делом и непременно узнаю, какое отношение имеет к нему этот Чарли Смит!

Приняв такое решение, он опять позвал полицейских и вместе с ними начал подробный осмотр дома. Сперва они поднялись на чердак, но там в маленьких тесных каморках валялись лишь кучи старого хлама.

Они снова спустились вниз.

В комнате, где лежала убитая. Пинкертон не нашел ничего, что могло бы дать ему нить в руки. Даже нож, послуживший орудием убийства, был самый обыкновенный, кухонный, отточенный как бритва.

Каменный пол, сырой и грязный, сложенный из больших серых плит, не позволял рассмотреть каких-либо следов.

В коридоре Пинкертон обнаружил нишу и в ней низкую дверь. Она вела в погреб, довольно просторный, служивший, верно, прежде местом хранения каких-то товаров, а теперь совершенно пустой. Крепкая деревянная стена делила его на две части, в этой стене была дверь, снабженная крючками-запорами с той и с другой стороны. Та часть погреба, которая находилась за стеной, не имела другого выхода наружу, кроме этой двери.

Пинкертон обыскал оба помещения самым тщательным образом, но ничего в них не нашел, хотя и обшарил все углы. В погребе, похоже, давно никто не бывал.

Поднявшись наверх, сыщик наткнулся в коридоре на инспектора по уголовным делам Мак-Коннела, который встретил его вопросом:

— Ну, мистер Пинкертон, удалось вам открыть что-либо интересное?

Нат пожал плечами.

— Случай довольно непонятный. Кому было выгодно убить старуху? Она была так бедна, что по целым дням голодала…

— Ну, мистер Пинкертон, у меня на этот счет иные мысли. Неужели вы никогда не слышали, что старые люди бывают страстными скупцами?! Старуха, по всей вероятности, хранила среди своего тряпья какой-нибудь чулок, набитый золотыми монетами и банковыми билетами, её скупость не позволяла ей истратить из этих сбережений ни цента, и она предпочитала лучше голодать, но не наносить ущерба своему сокровищу.

Пинкертон покачал головой.

— Это предположение, быть может, верное, однако в таком случае, представляется почти невозможным, чтобы при такой скупости старуха сообщила кому-нибудь о своих деньгах.

— Какой-нибудь негодяй мог случайно узнать об этом!

— Но тогда убивать старуху этому негодяю было вовсе необязательно. Она часто отлучалась из комнаты, он мог дождаться ее отсутствия и украсть спрятанные деньги.

Мак-Коннел усмехнулся.

— Ну, такому-то человеку это безразлично! К тому же он мог прийти и в отсутствие Бетти Сипланд, а покуда рылся в ее тряпье, она вернулась, и ему пришлось с нею расправиться.

— Нет, инспектор, здесь никто ни в чем не рылся, вещи нетронуты, — возразил Пинкертон. — Вы же видели комнату. Если там были деньги, то преступник знал, где они!

— И знал, что никто другой о них не подозревает! — подхватил инспектор. — Значит, он может теперь спокойно тратить свою добычу, ни в ком не возбуждая подозрений. Я так полагаю и, исходя из этого, буду действовать.

— Желаю вам удачи, инспектор! — сказал Пинкертон и, кивнув Мак-Коннелу с самой вежливой улыбкой, вышел из дому.

Глава II Странный посетитель

На другой день утром Пинкертон собрал в своём бюро нескольких своих помощников и, объяснив, в чем суть дела, а, также дав подробное описание Чарли Смита, разослал их по разным частям города.

— Кто сумеет мне его доставить, получит приличное вознаграждение, — пообещал сыщик. — Если просто что-то услышите о нем, либо заметите где-либо что-то подозрительное, сразу возвращайтесь сюда. Я и сам займусь поисками, но в течение дня раза три—четыре наведаюсь в бюро.

Заметив сомнение на лицах своих подручных. Пинкертон прибавил:

— Может быть, с виду такие розыски и кажутся безнадежным делом, но пока иного пути нет. Ты возьмись за кабаки в гавани. Боб! — обратился он к молодому немцу по имени Боб Руланд, тот пользовался особым его доверием. — Я знаю, что ты человек не только смелый, но еще и хороший актёр. Переоденься, чтоб ни одна собака тебя не узнала, и пошатайся по этим злачным местам. Может, именно там и отыщется наш молодец. Я должен иметь его во что бы то ни стало!

Сам Пинкертон нарядился в костюм уличного торговца и отправился бродить по притонам и игорным домам, надеясь там что-то разузнать, либо, если посчастливится, то и поймать свою птицу.

Однако целый день поисков ничего не дал ни Нату, ни его подручным — никому из них даже услышать ничего не довелось о Чарли Смите…

Усталый и скверно настроенный, Пинкертон вечером вернулся домой и в первый момент был немало удивлен, завидев у своего письменного стола какого-то матроса в поношенном платье, с красным лицом бывалого пьяницы.

Только что сыщик собрался спросить гостя, отчего тот с такой бесцеремонностью уселся за его стол, как вдруг моряк поднял голову, и, встретившись с его усталым и довольно угрюмым взглядом, Пинкертон расхохотался.

— Фу ты черт, это ты, Боб! Ну, на этот раз ты так переменил свою внешность, что и я узнаю тебя только по глазам… Но, постой-ка, а это что такое?!

Только теперь он заметил, что висок Боб Руланда был залеплен пластырем и что это явно не часть его маскарада.

Молодой человек встал перед своим начальником. Его лицо выражало отчаяние.

— Ах, мистер Пинкертон! Ведь я имел этого молодца уже в руках, и он все-таки улизнул!

— И притом, мне кажется, порядком тебя хватил! — воскликнул сыщик.

— Не он, а один из его сообщников! Он, оказывается, довольно опасный тип. По крайней мере, место, в котором я его застал, много говорит за это! Вы, вероятно, знаете кабак Тома Иллинга, мистер?

Нат Пинкертон кивнул головой.

— Знаю ли я его?! Еще бы! Там бывают самые отъявленные разбойники, и я не раз настигал свою «дичь» у этого Тома Иллинга! Да, мой Боб, теперь я понимаю, что с тобой произошло и отчего добыча от тебя улизнула. Дьявольская банда, которая там вращается, имеет свои особые приемы, которыми умеет сбить с толку неопытного агента. Да и у меня бывали случаи, когда мошенник, которого я, казалось, уже держал в руках, в последний момент скрывался.

— Но почему полиция не закроет этого притона? — в сердцах спросил Боб.

Пинкертон улыбнулся.

— Тогда полиция лишилась бы своего самого богатого места охоты! Мой милый Боб, это было бы непоправимой ошибкой! Знаешь — прямо удивительно! Негодяи прекрасно знают, что полиция туда частенько наведывается, и все же не перестают туда ходить! Словно этот кабак имеет для них какую-то притягательную силу. Я точно знаю, что в кругу отъявленных молодцов тот, кто избегает Тома Иллинга, считается трусом. Вот почему нельзя закрыть этот кабак. Ну, а теперь расскажи мне, что с тобою случилось.

— Я вошел в заведение и притворился пьяным. У прилавка в это время стояло несколько человек, на которых было казенное полосатое платье. В стороне, за отдельным столом, сидело трое молодцов, и один из них своей рожей как раз походил на того человека… Я спросил себе водки и стал за ним наблюдать.

Все шло как нельзя лучше, ибо я вполне убедился, что это Чарли Смит: по облику, фигуре и костюму. Его два товарища тоже искоса поглядывали на меня и, переговорив между собою, встали, распрощались с Чарли и медленной походкой вышли из кабака.

Я понял, что надо действовать. Подошел к молодцу, сел против него и сказал:

— Как поживаете, Чарли Смит?

Негодяй вздрогнул и отпрянул, да деваться-то ему было некуда. Я уже торжествовал победу и сказал ему:

— Нат Пинкертон свидетельствует вам свое почтение и просит вас пожаловать к нему, а потому соблаговолите незаметно последовать за мною, иначе мне придется угостить вас свинцовым орехом.

При этих словах он бешено выругался, а потом сказал довольно спокойно:

— Что ж, пойдем! Видно, глупо я попался. Ну и черти же вы, агенты Пинкертона!

И он поднялся и покорно пошел впереди меня к задней двери. Вообразите себе, наставник, как я был горд и счастлив!

Пинкертон улыбнулся.

— Дай мне продолжать, Боб! — сказал он спокойно. — Ты только начинал проникаться сознанием своей победы, как почувствовал сильный удар сзади, по правому виску. У тебя искры посыпались из глаз, ты зашатался и упал без сознания. И если бы у тебя не было истинно немецкого железного черепа, ты лежал бы теперь на носилках, и через несколько дней я мог бы уже отдать последний долг своему любимому Бобу! Но, к счастью, удар не был смертелен, и ты очнулся, спустя какое-то время, со страшной головной болью; добыча же твоя улетучилась, а вместе с нею и твое торжество!

— Вы правы, наставник, и очень верно все себе представили. Я не был достаточно осторожен, я дал им заметить, что наблюдаю за ними, и они стали питать ко мне подозрение.

— И приняли меры предосторожности! — заключил Пинкертон. — А смотреть и наблюдать надо, не подавая виду, что тебе интересен тот, за кем ты наблюдаешь. Впрочем, со временем у тебя появится опыт, а на этот раз ты легко отделался — тебя угостили ударом, от которого обыкновенно не встают.

Боб Руланд был совершенно подавлен, и Пинкертону пришлось долго утешать его, пока он не успокоился.

— И все-таки я еще раз пойду в этот квартал! — вскричал он и вскочил с кресла. — Я должен найти этого мерзавца и, ей-богу, во второй раз он от меня не уйдет!

— Ладно, ладно, Боб, — Пинкертон похлопал его по плечу. — Действуй, как знаешь, только уж подожди до завтра. Отдохнешь, переменишь платье, да и голове твоей станет полегче.

— Нет, я отправлюсь сегодня на ночное дежурство!

— Ну, бог с тобой. Только подкрепись и переоденься.

Через некоторое время Пинкертон тоже ушел из дому. Он хотел немного пройтись, чтобы на свежем воздухе собраться с мыслями.

Дело показалось ему еще более запутанным.

Выходило так, что Чарли Смит был членом шайки опытных преступников. Но ведь эти люди не имеют обыкновении трогать бедных старух… И как могло случиться, что подобный негодяй по доброй воле явился к сыщику?

Вдруг у Пинкертона явилась неожиданная мысль: ну а если это заговор против него самого? Может быть, преступники хотели завлечь его в дом одного и уничтожить? Может быть, он в тот вечер смутно предчувствовал это и потому воспользовался помощью полиции?

В таком случае, дом, в котором совершилось убийство, был убежищем преступников…

Когда сыщик вернулся домой, в коридоре его встретила квартирная хозяйка. Ее лицо выражало смятение и страх.

— Ради бога, мистер Пинкертон, будьте осторожны! — воскликнула она. — Там сидит господин, который мне кажется весьма подозрительным!

— Кто же он такой?

— Я его не знаю! Час тому назад он позвонил, и едва я приоткрыла дверь, как он бесцеремонно в нее протиснулся и заявил, что должен вас видеть. Я ему сказала, что вас нет дома, но он заявил, что будет вас ждать! Он вошел в вашу комнату и уселся за стол, как будто так и надо было.

Пинкертон усмехнулся и вытащил из кармана револьвер.

— Посмотрим поближе этого красавца и постараемся вознаградить его за дерзость.

При этом он открыл дверь и вошел.

За столом сидел оборванный детина с красным обрюзгшим лицом и косматой бородой. Маленькие глазки его сверкали злобой, при появлении сыщика он поднялся и отвесил неуклюжий поклон.

— Добрый вечер, мистер Пинкертон!

Последний остановился у двери и пристально посмотрел на оборванца, а затем холодно спросил:

— Что вам здесь угодно? Как вы осмелились ворваться в мою квартиру и расположиться здесь так бесцеремонно? Убирайтесь вон!

Непрошеный гость расхохотался.

— Но, почтеннейший мистер Пинкертон, разве вы меня не узнаете?

Сыщик на мгновение задумался, затем воскликнул:

— Ага, так это рыжий Билл! Что же вам от меня нужно?

Тот опять опустился на стул, вытащил трубку и закурил, выпустив целое облако вонючего дыма.

— Что ещё за шутки?! — рассердился теперь сыщик и навел на молодца револьвер. — Если вы через три секунды не уберетесь, то я вам всажу пулю между ребер!

Билл махнул рукой.

— Оставьте! Я сейчас уйду, мистер Пинкертон, я только хотел исполнить долг вежливости! Припомните: когда вы три года тому назад помешали мне в одном славном предприятии, ну, помните, у ювелирного магазина на Бродвее, и я должен был на три года отправиться в Синг-Синг, я вам пообещал ведь, что позволю себе после выхода на свободу сделать вам визит, чтобы достойным образом отблагодарить вас за любезно предоставленные мне государственные харчи.

Он поднялся и собрался уходить, косо посматривая на револьвер Пинкертона.

— Сожалею, — сказал Пинкертон, — что благодарность ваша не вышла такой, как вы желали, но я знаю, как держать себя от нежелательных гостей.

— Я в этом сомневаюсь! Знаете, мистер Пинкертон, хорошо смеется тот, кто смеется последним!

При этом он повернулся и вышел. С шумом хлопнула входная дверь, которую миссис Шелвуд тщательно заперла за Биллом.

Пинкертон, однако, обратил внимание на последний взгляд негодяя, который тот, выходя, бросил на него. В этом взгляде читалось нескрываемое злобное торжество, как если бы рыжему Биллу удалось исполнить то, ради чего он являлся.

От сыщика также не укрылось, что к запаху отвратительного дешевого табака, который курил Билл, примешивался какой-то другой запах, что-то вроде порохового дыма. Он отошел от двери и заглянул под свой письменный стол.

— Ага, фитиль! — пробормотал он.

Затем он быстро нагнулся и загасил горящий фитиль. Между деревянными брусьями стола он заметил блестящий металлический предмет. Это оказалась начиненная бомба. Если бы он опоздал на две-три минуты, то взрыв разнес бы все его жилище, не оставив камня на камне…

— Ну, конечно! — пробормотал Пинкертон. — Рыжий Билл обязан мне уже по крайней мере десятью годами Синг-Синга! До сих пор я выслеживал его во всех делишках, и он, конечно, давно мечтает со мной посчитаться. Но ты опять проиграл дело, Билл! Рано ты торжествовал победу!

Пинкертон отрезал от бомбы конец зажигательного шнура и сунул ее в карман, чтобы отнести в полицию.

Уже выйдя из дома, он вдруг понял, что должен еще раз непременно побывать в том злосчастном доме, где была убита Бетти Сипланд, где могло быть, в этом он не сомневался, убежище преступников. Сыщик прекрасно сознавал, что в этом случае небезопасно идти туда в одиночку, но охотничий азарт пересилил в нем доводы разума…

Глава III В большой опасности

Когда он подошел к дому, где была убита Бетти, было уже совсем темно.

По дороге Пинкертона снова одолели сомнения, которые привели его в самое мрачное настроение. С чего, в самом деле, он придумал, что здесь был заговор? К чему было бандитам куда-то его заманивать? Ведь нашел же рыжий Билл куда более простой способ, как с ним разделаться… Уж не прав ли инспектор Мак-Коннел, подозревая, что у убитой были деньги, которые она не тратила по скупости?

Он взглянул на окна соседнего дома, где жила подруга убитой Мери Петерсон, та, что согласилась тогда ответить на его вопросы. Сыщик хорошо запомнил, в какую дверь она вошла, когда он отпустил ее, — эту дверь было видно из окна комнаты покойной. У Пинкертона родилась мысль еще раз поговорить с миссис Петерсон.

Он подошел к двери и постучал. Старуха была дома, она открыла и, узнав сыщика, впустила его в свою комнату, такую же бедную и убогую, как комната ее несчастной подруги.

Извинившись за свое позднее появление. Пинкертон спросил:

— Простите, но мне говорили, что покойная Бетти Сипланд была богата, а денег не тратила по скупости… Как вы думаете, это правда?

— Бетти была богата и скупа?! — возмутилась Мери. — Нет, нет, это неправда! Напротив, мистер, когда к ней в руки попадали деньги, она бывала расточительна. Помню я, как один богатый и добрый человек подарил ей десять долларов. И что вы думаете: она накупила вина, фруктов, сластей и угостила меня прекрасным ужином, истратив на это не только все те деньги, но еще задолжала в магазине два доллара. Такова была Бетти! И после этого подозревать ее в скупости?! Я уверена, если бы ей подарили состояние в десять тысяч долларов, я уверена, что она потратила бы его в течение года.

Пинкертона убедили эти доказательства. Он знал теперь достаточно, он был уверен, что убийство Бетти Сипланд совершено было не из корыстных побуждений. Но все-таки, из каких?..

Знаменитый сыщик не подозревал, что еще в эту ночь ему предстоит узнать причину убийства, и притом не совсем приятным образом.

Он поблагодарил старую Мери Петерсон за ее сведения и оставил ее лачугу, снова имея твердое намерение еще раз посетить соседний пятый номер.

Раньше чем войти в дом, он прикрепил к своему плащу зажженную электрическую лампочку и взял в каждую руку по револьверу.

Сперва он еще раз тщательно исследовал обе передние комнаты. Комната, в которой убили Бетти, осталась в прежнем виде, верно, с того дня в ней никто больше не побывал.

Но когда он вошел в комнату, где жил Чарли Смит, он сразу сделал открытие.

На полу лежало несколько обожженных спичек, остатки табаку и пепла; это свидетельствовало, что тут были люди и курили. Запах скверного табака еще чувствовался в воздухе.

В углу, в куче хлама, валялась старая мятая шляпа, в которой Пинкертон признал шляпу Чарли Смита. Так, быть может, Смит здесь, и притом не один?

Вновь смутно предчувствуя западню и вновь не имея сил побороть азарта, вызванного к тому же длительным поединком с хитрым противником. Пинкертон еще раз обошел все помещение и затем направился в погреб. Сначала он простоял несколько минут на верхней ступеньке лестницы и осторожно прислушался. Не было слышно ни звука.

С револьверами в руках сыщик спустился вниз и открыл дверь, отделявшую заднюю часть погреба от передней. Когда он переступил порог, он сразу почувствовал, как какие-то сильные руки схватили его с двух сторон, вышибли из рук револьверы и опрокинули его на пол. Однако он не потерял присутствия духа и, вывернувшись, быстро вскочил на ноги. Дверь за его спиной захлопнулась, лязгнул засов. Справа от себя он заметил нишу, образованную дымовой трубою, за которую он встал.

Перед ним стояли восемь человек. В шестерых из них он сразу признал преступников, которых давно искала полиция, седьмой был рыжий Билл, а восьмой — Смит.

Они закрыли и вторую дверь, дверь крепкой деревянной стены, перед которой стояли, так что отступать Пинкертону было некуда. Положение было отчаянное.

Бандиты, между тем, разразились хохотом.

— Видишь, мой милый Нат, — сказал, выступая вперед Чарли Смит, — наконец ты все-таки попался к нам в руки.

— Вы так думаете, — проговорил сыщик, — а я так сомневаюсь в этом… Советую открыть дверь, иначе вы дорого заплатите за эту шутку.

Бродяги вновь захохотали.

— Посмотрите-ка, как он себя держит! — воскликнул один из них. — Так и мечет глазами искры, точно взбесившийся кот!

— Пора наконец играть в открытую, — сказал Смит. — Ты хотел знать, кто убил старуху. Это я! И сделал это для того, чтобы заманить тебя к нам в гости.

— Мерзавцы, — прошипел Пинкертон.

— Ты не так давно расследовал убийство Джона Петера. Его тоже убил я. Некую молодую девицу убил и украл ее драгоценности я же. Желаешь ли, чтобы я продолжал?

— Довольно! — ответил Пинкертон. — И этого вполне достаточно, чтобы познакомить тебя с электрическим стулом.

Как бы случайно он сделал шаг в сторону, к нише, и при этом медленно опустил руку в карман, и обхватил пальцами лежавшую там бомбу.

Бандиты тем временем вытащили свои револьверы и держали их направленными на сыщика.

— Сегодня вечером, Нат, ты от меня спасся, — сказал рыжий Билл. — Зато ты пришел сюда, и этого вполне достаточно! Эти джентльмены могут принести тебе свою благодарность, причем они устроят в честь тебя небольшую стрельбу, а ты соблаговолишь изобразить собою мишень!

Взрыв хохота наградил Билла за остроту.

— Не будем больше медлить! — воскликнул Чарли. — Я тогда только буду убежден в безвредности Пинкертона, когда тело его будет лежать у моих ног, пробитое пулями, как решето.

— В этом ты прав, дружище, — спокойно ответил сыщик. — А все же мне жаль вас, господа. Вы вообразили, что поймали меня в западню, между тем, как сами попали в засаду. Извините, джентльмены, но вы — большие ослы!

— Покончим с ним скорее! — яростно воскликнул Чарли. — Я буду считать! При трех — стреляем!

Все взвели курки. Чарли считал:

— Раз!

— А я стреляю при двух! — закричал в это мгновение Нат.

И, выхватив из кармана бомбу, он бросил ее по направлению к деревянной стене, а сам быстро спрятался в нишу за трубу.

Раздался оглушительный взрыв.

Столб пламени охватил все помещение, и крепкая деревянная стена рухнула.

Сам Пинкертон был прижат к стене воздушной волной. Одежда висела на нём лохмотьями; правая сторона тела была вся изранена и обожжена.

С трудом заставив себя не потерять сознание, Нат выбрался из ниши в полуразрушенный погреб, наполненный дымом.

Действие взрыва было ужасающее.

Четыре преступника лежали мертвые, обезображенные до неузнаваемости. Это были те, которые ближе всех стояли к стене. Рыжий Билл, Чарли Смит и другие двое были тяжело ранены. В сознании был один Чарли. Он посмотрел на сыщика взглядом, полным ненависти.

— Собака! — прохрипел он. — Мы все же еще друг с другом посчитаемся!

И он впал в беспамятство.

Между тем прибыла полиция. Ее вызвали соседи, перепуганные взрывом. В коротких словах Пинкертон рассказал, в чем было дело. Полицейским оставалось только поздравить его с успешным завершением дела.

Оно и в самом деле завершилось полным успехом, если не считать, что на этот раз неустрашимый сыщик не вышел сухим из воды. Он получил немало сильных ожогов и ранений и на несколько дней вынужден был оставить дела.

ТИГР ГАМБУРГСКОГО СОБОРНОГО ПРАЗДНИКА

Глава I В поезде

Нат Пинкертон занимал купе второго класса в поезде, вышедшем в полдень из Берлина в Гамбург. В Германии он пробыл недолго. Он завершил замечательное дело о брачном авантюристе Спенсере, в погоне за которым он и прибыл из Нью-Йорка в Берлин, и теперь возвращался на родину, где его ждали новые загадки.

В купе кроме Пинкертона был только один пассажир, усердно читавший газету. Резкие черты его лица выдавали в нем полицейского чиновника, а поза и подчеркнуто прямая фигура говорили о том, что он — бывший военный.

Незнакомец все время молчал, не имея, по-видимому, охоты вступать в беседу. Молчал и Пинкертон.

Наконец незнакомец сложил газету, оглянулся и заговорил:

— Удивительный случай произошел в Берлине! Вы слышали о сенсационном аресте, совершенном знаменитым американским сыщиком Пинкертоном в берлинском ресторане «Кайзеркеллер»?

— Конечно! — улыбаясь, ответил Пинкертон. — Я даже подробнейшим образом осведомлен об этом происшествии.

— Этот Пинкертон поистине замечательный человек. Из Нью-Йорка он пускается в погоню за преступником, преследует его по пятам в Германии и хватает в тот самый момент, когда под руководством этого негодяя должно было совершиться отвратительное преступление. К счастью, оно было предупреждено своевременным появлением знаменитого сыщика. Это просто удивительно!

— Ничего особенного я здесь не вижу, — заметил Пинкертон. — Следы, которые вели в Берлин, были слишком ясны!

Незнакомец иронически посмотрел на своего собеседника. Его забавляло, что профан осмеливается так легко судить о трудновыполнимой задаче.

— Простите, — сказал он, — но мне кажется, нельзя так скоропалительно высказывать свои суждения! Когда знакомишься с каким- либо событием по газетам, все кажется простым и ясным. Читатель и понятия не имеет о том, сколько сил, энергии, изобретательности, ума должен приложить сыщик прежде чем он раскроет все обстоятельства преступления, кажущиеся при чтении такими простыми и несомненными.

— В данном случае вы совершенно правы! — заметил Пинкертон.

— В настоящее время, например, — продолжал незнакомец, — в Гамбурге произошел целый ряд загадочных преступлений: на местном соборном празднике какой-то негодяй, а может быть, и целая банда совершает нападения и грабежи. И никто из злодеев до сих пор не пойман!

— Думаю, что вам удастся арестовать виновника, господин инспектор, — с улыбкой заметил Пинкертон.

Незнакомец изумленно взглянул на своего собеседника:

— Вы назвали меня инспектором? Но разве вы меня знаете?

— Я заключил это из ваших же слов, — сказал сыщик.

— Меня это крайне удивляет! Судя по вашему произношению, вы — англичанин или американец. Как же вы могли сразу определить мое звание?

— Ну, это не так уж трудно. Путешествуя и присматриваясь к окружающим, я научился узнавать людей…

— Вы угадали. Я действительно инспектор гамбургской полиции Гельман. Частые преступления, совершаемые в последнее время на соборном празднике, заставили меня съездить в Берлин. Я надеялся разыскать там знакомого сыщика, который помог бы мне напасть на след негодяев.

— И он отказался сопровождать вас?

— Он уехал на юг Германии, где его ждали неотложные дела, касающиеся раскрытия одного весьма важного преступления. И вот я возвращаюсь в Гамбург один. Досадно! Если бы я знал наверняка, что знаменитый американский сыщик Пинкертон поедет через Гамбург, я бы обратился к нему. Он-то уж переловил бы преступников! Не знаю только, согласился бы он помочь нам. Он, верно, спешит обратно в Нью-Йорк!

— Нат Пинкертон никогда не отказывает в помощи никому, тем более, что он может сейчас уделить вам достаточно времени… Вы бы спросили его самого!

Инспектор принужденно засмеялся:

— Благодаряю за совет! — воскликнул он. — К сожалению, я не знаю, где находится в данный момент Пинкертон.

— Он недалеко отсюда, — с хитрой улыбкой заметил сыщик.

Гельман остолбенел. Он внимательно оглядел своего собеседника и произнес:

— Не знаю, правильно ли я вас понял… Может быть, вы сами и есть…

Сыщик, улыбаясь, достал свой бумажник, вынул оттуда визитную карточку и подал ее инспектору. Пораженный, тот вскочил со своего места:

— А, так вы действительно Нат Пинкертон! Очень приятно, от всей души рад!

Лицо чиновника сияло. Он сердечно тряс руку американца и беспрестанно уверял его, что он страшно рад этой неожиданности и благословляет счастливый случай, который свел его со знаменитым сыщиком.

— Так вы согласны помочь нам? — воскликнул он.

— Ну конечно! — сказал Пинкертон. — Пароход, на котором я еду обратно в Нью-Йорк, отходит через несколько дней, а до тех пор я могу посвятить себя вашему делу. Посмотрим, удастся ли нам обезвредить преступника — или преступников! Не расскажете ли вы мне сейчас, в чем, собственно, там дело?

Инспектор с живостью заговорил:

— На гамбургском соборном празднике, как я вам уже докладывал, были совершены и совершаются поныне преступления. Для пояснения замечу, что гамбургский соборный праздник — это народное гулянье, которое продолжается обыкновенно от первого декабря до Сочельника. На большой площади строятся карусели, палатки, выставляются лотки с разными сластями и тому подобное. Туда устремляется народ для веселого времяпрепровождения: ежедневно там собирается огромная толпа. Гамбуржцы охотно ходят на это гулянье и оставляют там немало денег… И вот, в течение последних десяти дней на этой площади происходит целый ряд преступлений. Есть основания предполагать, что все они являются делом одних и тех же рук. Это — серия грабежей, совершенных в праздничной толпе. Нападению обычно подвергались молодые люди, главным образом, — девушки, так или иначе отдалившиеся от толпы. Грабитель подкрадывается к жертве сзади, наносит удар и валит на землю. Как правило, удар так силен, что потерпевший теряет сознание, и тогда грабитель очищает карманы своей жертвы. Таких случаев было более десяти, а самый страшный произошел третьего дня вечером. В этот день, несколько в стороне от праздничных балаганов, была найдена молодая девушка с глубокой колотой раной в груди. Несчастная лежала без сознания, и только сегодня утром, перед моим отъездом, она пришла в себя…

— И что же она сообщила?

— Мы надеялись, что она видела виновника, но выяснилось, что нет. Вообще никому из пострадавших не удалось увидеть преступника в лицо, ибо негодяй нападает сзади, а в момент ограбления жертва уже без сознания…

— Так что и на этот раз раненой не удалось разглядеть преступника? — спросил Пинкертон.

— Нет, — сказал Гельман. — Когда она отошла немного в сторону от центральных построек, кто-то неожиданно и сильно ударил ее по голове, отчего она упала. Преступнику не удалось совсем оглушить ее, так как меховая шапочка, которая была на ней, несколько смягчила удар. Она пронзительно закричала и хотела подняться, но была снова брошена на землю, и тотчас же ей вонзили в грудь нож. Она потеряла сознание. В ту же ночь ее нашли окровавленную, лежащую в глубоком обмороке.

— Останется ли она в живых?

— Да, рана, к счастью, не опасна, хотя и потеряно много крови.

— А в тот момент, когда она пыталась подняться, ей тоже не удалось увидеть преступника? — осведомился Пинкертон.

— Она вообще ничего не видела. От удара ее сознание совершенно помутилось, и она утверждает только, что у преступника была большая собака, голову которой она будто бы видела.

— Последнее заявление весьма знаменательно! При определенных обстоятельствах собаках могла бы навести на след.

— Вначале и я так думал, — сказал Гельман, — но именно присутствие этой собаки еще более запутывает дело. Оказывается, до сих пор на площади никто ни разу не видел человека, у которого была бы с собой большая собака. У многих владельцев палаток, правда, есть собаки, но ни на кого из них не может падать подозрение, так как в каждом случае они могут доказать свое алиби. Впрочем, один из них находится под нашим тайным надзором. Однако я не думаю, чтобы он совершил это преступление.

— Надеюсь, что вся эта местность находится под вашим пристальным надзором, — сказал Пинкертон.

— Конечно. По всей громадной площади расставлены агенты тайной полиции, за всеми уединенными местами, где могло бы совершиться преступление, негласно наблюдают люди, но негодяй, по-видимому, осведомлен обо всех наших действиях. Его грабительские нападения всегда происходят там, где на данный момент нет охраны, и действует он всегда замечательно быстро. Я уверен, что разбойнику достаточно одной минуты, чтобы повалить и ограбить свою жертву. Публика напугана. Народное празднество уже не посещается так усердно, как прежде, и торговцы жалуются на убытки. Этому преступнику, наводящему панику на весь Гамбург, уже присвоили прозвище «Тигр соборного праздника».

Пинкертон протянул инспектору руку и сказал ему спокойно и уверенно:

— Вот вам моя рука, господин инспектор! Я обещаю вам, что поймаю и предам правосудию «Тигра гамбургского соборного праздника». Надеюсь, что мы обрежем когти этому чудовищу!

— Не слишком ли вы уверены, господин Пинкертон? — спросил инспектор. — Из моего рассказа нельзя заключить еще ничего определенного. Нить к раскрытию этого загадочного преступления найти нелегко…

Пинкертон улыбнулся:

— Однако из вашего рассказа, господин инспектор, я понял, что в данном случае мы имеем дело не с бандой, а только с одним преступником. Целой банде было бы трудно действовать на этой площади, раз она находится под строгим надзором агентов тайной полиции. Кроме того, мне кажется, что я даже напал на след!

— Что же могло послужить вам нитью? — напряженно спросил инспектор.

— Собака!

— Но ведь именно эта история с собакой и запутывает дело!

Пинкертон пожал плечами:

— А может быть и нет, — сказал он. — Я, собственно, уверен, что собаки-то и вовсе не было.

Инспектор был совершенно сбит с толку. Сыщик хотел напасть на след преступника с помощью собаки, которая вовсе не существовала! Этого уж инспектор никак не мог понять.

— Я совершенно вас не понимаю, — сказал он наконец. — Но не хочу расспрашивать. Я от души рад, если вы действительно составили себе определенное представление о деле.

К вечеру оба путешественника прибыли в Гамбург и немедленно отправились на соборную площадь, где ярмарка была уже в полном разгаре.

Глава II Странный выстрел

Соборная площадь была полна народу. Гуляющие теснились около балаганов и палаток; рокот каруселей, музыка шарманок и других инструментов смешивались, наполняя воздух неимоверным шумом.

Дойдя до полицейской палатки, Гельман и Пинкертон вошли в контору, устроенную на время праздника.

Здесь собралось несколько полицейских агентов; один из них сидел за письменным столом и записывал показания молодой бледной девушки, которая, вся дрожа, сидела тут же на стуле. При виде инспектора в сопровождении незнакомого господина полицейские вежливо поклонились.

Гельман обратился к своему спутнику:

— Мне кажется, господин Пинкертон, перед нами новая жертва.

При имени «Пинкертон» дежурный полицейский поднял голову. Другие агенты также с удивлением оглянулись: утренние газеты были полны сообщений о происшествии в берлинском ресторане «Кайзеркеллер».

Предложив сыщику стул, Гельман занял место дежурного за письменным столом. Один из полицейских доложил:

— Эта девушка только что подверглась нападению. Повторилась старая история!

— Где произошло нападение?

— В узком проходе между двумя балаганами.

— Расскажите нам, сударыня, как было дело, — сказал инспектор. — Ваше имя, как видно из протокола, — Мария Вайзе?

Девушка утвердительно кивнула.

— Я отправилась, — начала она, — вместе со своей подругой на площадь и, потеряв ее в толпе, стала ее искать. При этом я очутилась в другом ряду построек и, желая вернуться к прежнему, я решила для сокращения пути пройти между двумя балаганами, где был узкий проход. Было уже темно, и я бежала очень быстро, но едва я достигла середины прохода, как кто-то сильно ударил меня сзади по голове. В ушах у меня зашумело, я потеряла сознание и упала на землю. Когда я очнулась, голова у меня так сильно болела, что я даже не могла сразу сообразить, где нахожусь. Но вскоре я вспомнила о «Тигре соборного праздника» и, охваченная ужасом, вскочила и бросилась к людному месту. Тут уже я заметила, что нет золотых часов, цепочки и сумки, где лежал кошелек. Моя бледность, растрепанные волосы, грязное платье привлекли ко мне внимание публики. Меня обступила целая толпа, стали расспрашивать. Затем появился полицейский и, узнав о случившемся, привел меня сюда.

Нат Пинкертон подошел к пострадавшей.

— Будьте любезны ответить мне на несколько вопросов, сударыня, — учтиво сказал он ей. — Вы не заметили, кто именно напал на вас?

— Нет! От удара я лишилась сознания.

— Имеете ли вы хотя бы смутное представление о том, каким орудием вам был нанесен удар?

— Это должен был быть очень твердый предмет, — сказала девушка.

— Позвольте мне взглянуть на то место, куда был нанесен удар. Может быть, мне удастся узнать, чем именно его нанесли.

Девушка сняла шляпу и показала Пинкертону вспухший кровоподтек около виска. Взглянув на рану, он проговорил:

— Я думаю, что в данном случае был пущен в ход металлический кастет. Все указывает на то, что человек, нанесший удар, отличается большой физической силой. Подобным ударом можно и убить… А теперь, — обратился он к пострадавшей, — проводите меня, пожалуйста, к тому месту, где на вас было совершено нападение. Я хотел бы его осмотреть.

Но едва только Нат Пинкертон поднялся, чтобы направиться к месту происшествия, как его внимание привлекли вновь пришедшие люди.

Это был полицейский в сопровождении рыдающей женщины. У нее были грубые черты лица, а дешевые юбка и кофточка отличались кричащей пестротой. Из раны на ее правой руке сочилась кровь, которой был запачкан весь рукав.

— Что случилось? — спросил изумленный инспектор.

— Снова нападение! В эту женщину стреляли! — доложил полицейский.

— А преступник?

— К сожалению, скрылся.

— Как это произошло?

— Я шел по шестому ряду, — начал полицейский. — Лишь только я поравнялся с палаткой, где показывают «волосатого человека» Вильяма, как услышал выстрел и затем — отчаянные вопли. Я поспешил туда и на лестнице, ведущей в фургон, где живут владельцы упомянутой палатки, увидел эту женщину: она плакала и держалась за плечо. На все мои расспросы она не отвечала, продолжая плакать и стонать. Вдруг из задней двери палатки выбежал «волосатый человек» Вильям и взволнованно воскликнул: «Что случилось, черт возьми?» Когда он увидел женщину в крови, он поразился и сказал: «Боже! Да в нее стреляли!» Тогда она тоже закричала: «Да, да, в меня стреляли! Негодяй удрал!» Большего я от нее не мог добиться, вот и привел ее сюда, чтобы она здесь дала показания.

— А она не хотела идти сюда? — вмешался Пинкертон.

— Нет! Она заявила, что не может идти, так как ей надо быть около кассы, но поскольку я настаивал, то и «волосатый» стал гнать ее сюда. Вообще он был взбешен и все время ругал ее.

Нат Пинкертон, казалось, был весьма заинтересован этим происшествием. Инспектор заметил это и спросил:

— Думаете ли вы, господин Пинкертон, что и этот случай следует приписать «Тигру»?

Лицо Пинкертона было весьма загадочно.

— Возможно, — сказал он, — хотя вряд ли: тот негодяй, по-моему, не решился бы перейти от кастета и ножа к револьверу. Последний не так-то просто использовать на площади, полной народу.

— Я того же мнения. В данном случае мы, по-видимому, имеем дело с другим преступником, не имеющим ничего общего с «Тигром».

— Об этом пока нельзя сказать ничего определенного, — заметил Пинкертон. — Позвольте мне, господин инспектор, снять показания с раненой!

— Хорошо, — ответил Гельман. — А я буду записывать.

Раненой между тем перевязали руку, и она сидела около письменного стола. Ее красное лицо слегка побледнело, а глаза беспокойно бегали по сторонам. Сыщик взял стул, уселся напротив женщины и за все время допроса не сводил с нее глаз. Это, видно, было ей весьма неприятно, и она избегала смотреть ему в лицо.

— Как ваше имя? — начал он свой допрос.

— Мария Вильям!

— «Волосатый человек» Вильям — ваш муж?

— Нет, он мой брат…

— Давно вы разъезжаете с ним по ярмаркам?

— Пять лет! — ответила она и раздраженно прибавила: — А зачем вы это спрашиваете? Это вас вовсе не касается!

— Вы заблуждаетесь! — холодно возразил ей Пинкертон. — Сыщик должен знать все второстепенные обстоятельства дела, чтобы раскрыть преступление. Вот почему я прошу вас отвечать на все вопросы, иначе я вынужден буду принять самые решительные меры.

Женщина вскочила.

— Это уже слишком! Вы обращаетесь со мной, как с преступницей, тогда как я сама стала жертвой преступления!

— Сидите спокойно и не волнуйтесь! — сказал ей Пинкертон сурово. Она тотчас уселась и только злобно посмотрела на него.

Инспектор и другие чиновники удивленно глядели на Пинкертона. Они не могли понять, почему он так странно обращается с раненой. Он же делал вид, что ничего не замечает, и продолжал:

— Расскажите-ка, только правдиво, как было совершено на вас это нападение.

Раненая медлила. Ей не нравился метод допроса, выбранный Пинкертоном, однако она стала рассказывать:

— Мы содержим нашу палатку вдвоем с братом. Так как в то время никого из зрителей в палатке не было, я оставила свое место у кассы и направилась к фургону, в котором мы живем, чтобы сделать себе бутерброд. Я крикнула брату, что сейчас вернусь, вышла из палатки и поднялась на ступеньки, чтобы войти в фургон. В тот самый момент, когда я взялась за ручку двери, раздался выстрел, и я почувствовала сильную боль в правом плече. Я вскрикнула и, оглянувшись, заметила тень фигуры, быстро скрывшейся между рядами фургонов, за палатками.

— Вы хотели открыть дверь в тот момент, когда в вас выстрелили?

— Да…

— Это неправда! — сказал холодно и уверенно Пинкертон.

Она вскочила, побледнев:

— Значит, по-вашему, я лгу?!

— Да, лжете! Неправда, что вы хотели открыть дверь!

Мария Вильям в бешенстве затопала ногами, сжала кулаки и закричала:

— Теперь мне остается только замолчать! Я даю самые правдивые показания, говорю, как было дело, а вы мне не верите! Что же мне сказать вам в таком случае? Я вам больше отвечать не намерена, если вы сомневаетесь в моих словах!

Странная улыбка мелькнула на губах Пинкертона.

— Если дело обстоит именно так, как вы говорите, то выстрел был какой-то необыкновенный! Я объясню вам, почему ваши слова не соответствуют истине. Когда вам завязывали раненую руку, я видел рану, и фельдшер, сделавший вам перевязку, подтвердит, что пуля, попавшая в вашу руку, была выпущена спереди, а не сзади. Если бы вы действительно в тот момент открывали дверь, пуля попала бы сзади; это вам самим ясно, и даже маленькому ребенку не пришлось бы этого объяснять.

Полицейские громко выразили свое изумление. Фельдшер подтвердил слова Пинкертона. Мария Вильям еще сильнее побледнела и крикнула:

— Да, может быть я, прежде чем открыть дверь, оглянулась назад! И вообще я не могу помнить всех подробностей!

— Это странно, — сухо заметил Пинкертон. — Вы должны были совсем повернуться, услышав какой-то шум. В таком случае, по меньшей мере, непонятно, что вы не помните такого обстоятельства…

Раненой было явно не по себе от такого строгого допроса. Она не знала, что ответить, и сказала:

— Я сама не знаю, как это все произошло, у меня кружилась голова. Оставьте меня в покое!

Сыщик поднялся. Его сухость сразу исчезла, и он вполне дружески сказал:

— Понятно, что у вас закружилась голова от такого ужасного происшествия. Идите в медицинский пункт. Там извлекут пулю и перевяжут рану.

Мария Вильям облегченно вздохнула. Видимо, она была рада, что допрос, наконец, окончен. Когда она вместе с фельдшером покинула контору, инспектор обратился к Пинкертону.

— К какому выводу вы пришли относительно этого странного выстрела?— спросил он.

— Пока трудно сказать, — ответил Пинкертон. — Во всяком случае, я уверен, что покушения на эту женщину не было. Здесь что-то другое… И я постараюсь добраться до сути!

— Но что же?

— Позвольте мне пока ничего не говорить. Вы знаете, что человеку свойственно ошибаться… Пойдемте, сударыня, укажите мне место, где вы подверглись нападению!

Нат Пинкертон вежливо поклонился и вышел из конторы в сопровождении Вайзе, которая все это время удивленно следила за происходившим.

Глава III Таинственный фургон

Площадь все еще кипела жизнью, когда Пинкертон с госпожой Вайзе подошли к месту, где она подверглась нападению.

Они протолкались через толпу, дошли до зверинца, обогнули его и очутились в узком проходе между этим зверинцем и каким-то другим балаганом. Этот проход соединял две большие улицы и был погружен в темноту — вполне подходящее место для нападения.

Сыщик зажег электрический фонарь и стал внимательно изучать место происшествия. Девушка тем временем показывала ему, в каком направлении она шла, и в каком месте ей был нанесен удар. Как только она указала на это место. Пинкертон заметил большой разрез, сделанный острым ножом в полотне палатки, служившей зверинцем. Он раздвинул щель и увидел, что с внутренней стороны, у самого разреза, нагромождены ящики.

— Видите, сударыня? Держу пари, что преступник скрывался именно за этими ящиками. Он сделал этот разрез и подстерегал здесь свою жертву, словно паук, подстерегающий в паутине мух.

Пинкертон внимательно разглядывал почву в надежде заметить хоть какие- нибудь следы, но ничего примечательного не открыл.

Войдя в зверинец через разрез, он также ничего особенного не обнаружил. Тем не менее, неудача его не огорчила, и он бормотал себе под нос:

— У меня есть еще другой путь, по которому я безошибочно дойду до цели… — Он обратился к девушке: — А вы, сударыня, можете идти домой. Надеюсь, свой адрес вы оставили в полиции? От всей души желаю вам получить обратно свои утраченные вещи!

Девушка поблагодарила его и удалилась, а Нат Пинкертон смешался с толпой.

Он стал разыскивать палатку «волосатого человека» Вильяма, который показывал себя публике, беря по десяти пфеннигов с человека.

Недолго пришлось ему искать. Третья палатка принадлежала Вильяму.

Раненой Марии Вильям еще не было за кассой. Дела у них, по-видимому, шли плохо. Толпа мало интересовалась «волосатым человеком». Люди равнодушно проходили мимо его палатки; никто не задерживался. Пинкертон стал прохаживаться взад и вперед, пока не заметил в толпе фигуру Марии Вильям. Она проталкивалась сквозь массу народа, рука ее висела на повязке. Увидев ее. Пинкертон тотчас же скрылся в боковом проходе и подошел к палатке Вильяма с задней стороны. Через щелку он мог видеть внутренность палатки. Устройство ее отличалось чрезвычайной простотой. Там стоял ряд простых деревянных скамеек, а перед ними висела занавеска, которая раздвигалась в обе стороны. За занавеской было сделано небольшое возвышение, с которого Вильям, очевидно, показывал себя публике.

Пинкертону пришлось ждать недолго. Через несколько минут в палатку вошла Мария Вильям, просунула голову за занавеску и тихо позвала:

— Эдуард, ты здесь?

Занавеска колыхнулась, и показалась голова, скорее напоминающая обезьяну, чем человека. Вся голова, шея, щеки, лоб были покрыты густыми темно-каштановыми волосами, а глаза горели, как два угля. Этот удивительный человек был, видимо, сильно взволнован. Хриплым беспокойным голосом он спросил:

— Ты уже вернулась, Мария? Как дела?

— Все благополучно! — ответила она. — Можешь быть спокоен. Позже я все тебе расскажу. А пока молчи, говорить опасно: здесь и у стен есть уши.

Голова Марии исчезла, а «волосатый» продолжал ворчать:

— Счастье, что все так кончилось, а не то попомнила бы ты свою неосторожность…

Нат Пинкертон обернулся и стал издали разглядывать принадлежащий Вильяму фургон, куда хозяева, видимо, перебирались на ночь. Погруженный в глубокое раздумье, он долго стоял на месте.

Он думал о выстреле, который был нацелен в Марию Вильям. Из допроса раненой он понял, что она солгала, утверждая, что пуля попала в нее именно тогда, когда она собиралась открыть дверь фургона. Но если и в самом деле, как он думал, покушения на эту женщину не было, то откуда рана? Почему она не хотели идти в полицию, и почему волосатый Вильям только что ругал ее за какую-то неосторожность? Как это все увязать вместе и объяснить?

Вдруг Пинкертон ударил себя по лбу и воскликнул:

— Патрон-самострел!

Такое заключение было весьма правдоподобным. И если предположить, что Вильям, охраняя имущество от непрошеных гостей, установил у дверей и окон своего жилища автоматически срабатывающие патроны, то понятно: пуля попала в Марию в тот момент, когда она отворяла дверь. И конечно неосторожность ее была непростительна, раз она знала об этом устройстве.

Все это было похоже на правду: ведь никто не мог запретить Вильяму охранять таким образом свое имущество. Вместе с тем было подозрительно: зачем ему вообще понадобилась такая охрана? Странствующие по ярмаркам балаганщики не возят с собой ценностей, которые приходилось бы охранять таким изощренным способом. Странно и то, что Мария и «волосатый» пытались объяснить выстрел чьим-то нападением. Если бы все было чисто, зачем скрывать?

Какие тайны могли храниться в этом фургоне, что доступ в него был защищен автоматическими патронами? За этим наверняка что-то кроется. И сыщик, рассуждая логически, пришел к выводу, что брат и сестра связаны с так называемым «Тигром соборного праздника».

Если бы «волосатый» действительно был искомым преступником и складывал бы добычу в свой фургон, тогда выстрел был бы объясним… Пинкертон вспомнил, что, по словам пострадавшей девушки, у преступника была большая собака!

Правда, с самого начала он считал, что никакой собаки не было, а просто негодяй надел на себя собачью маску.

Теперь он увидел, что «волосатый» даже не нуждался ни в какой маске! Человек, будучи в полубессознательном состоянии, всегда принял бы его лицо за собачью или обезьянью морду.

К таким выводам пришел Нат Пинкертон, и то, что ранее казалось ему только предположением, стало ясным и очевидным. Он решил продолжать свои розыски именно в этом направлении. Но прежде он хотел убедиться, что его гипотеза насчет автоматических патронов соответствует действительности.

Между палатками и фургонами лежали доски и шесты. Пинкертон взял один шест, лег на землю, чтобы в него не попала пуля, если произойдет выстрел, и стал осторожно нажимать шестом на окошко фургона. Вначале безрезультатно. Но вот рама окошка стала подаваться, — и в тот же момент раздались один за другим два выстрела.

С быстротой молнии Пинкертон вскочил, бросил шест и спрятался за грудой ящиков в нескольких шагах от фургона.

Едва он достиг своего убежища, как показался крайне обеспокоенный Вильям. Он выскочил из палатки и обежал вокруг фургона. Не обнаружив никого, он отворил дверь и осмотрел его внутри. Убедившись, что и там все в порядке, он снова вышел и стал искать причину выстрелов поблизости. Не найдя ничего, он, по-видимому, успокоился и направился обратно в свою палатку.

Пинкертон покинул свой наблюдательный пост. План действия у него уже был готов, и он, не теряя времени, отправился в гостиницу, в которую отослал с вокзала свои вещи.

Полчаса спустя он вышел из гостиницы через черный ход. Никто не узнал бы знаменитого сыщика в облике спившегося забулдыги. На нем был грязный рваный пиджак, ярко-рыжий парик украшал его голову; добавьте к этому багровое лицо и застывший отсутствующий взгляд…

Было уже около одиннадцати. Жизнь на площади стала замирать, и шум толпы по-немногу затихал. Народ расходился по домам, и только несколько запоздалых бездельников еще шатались по площади.

Рыжий бродяга прошел несколько улиц, затем исчез за рядом деревянных построек и очутился позади палатки, принадлежащей волосатому Вильяму, Осмотревшись кругом, он вполз под кузов фургона и стал искать, нет ли где-нибудь щели между досками пола.

Долго его поиски были тщетными. Наконец он нашел то, что искал и начал осторожно действовать маленьким ломиком, захваченным специально для этой цели. Некоторые гвозди сильно проржавели снизу, и доски стали понемногу подаваться. Скоро ему удалось вынуть одну из них, так что уже нетрудно было приподнять и соседние половицы. В результате образовалась дыра, через которую он проник внутрь.

Засветив на секунду электрический фонарь, Пинкертон быстро обвел взглядом внутренность фургона. Обстановка была нехитрая. Узкие походные койки в два этажа, шкафчики, дорожные корзины, хозяйственная утварь, в одном углу — вешалка с целой кучей одежды.

Оставалось только открыть шкафы и корзины и осмотреть спрятанные там вещи. Пинкертон хорошо сознавал опасность затеянного им дела и предвидел все возможные случайности, а потому не испугался, когда щелкнул замок, дверь открылась, и в фургон вошел волосатый Вильям с ярко горящей лампой в руках.

Рыжий пьяница уже сидел, удобно расположившись на одной из корзин, с холодной усмешкой направляя на вошедшего дуло револьвера.

Вильям настолько перепугался, что вскрикнул и подался назад, едва не выронив из рук лампы.

— Что это значит?! — воскликнул он в бессильной злобе. — Как вы сюда попали?!

Рыжий рассмеялся, подошел к Вильяму, оттолкнул его от двери и плотно ее затворил. Вильям был парализован ужасом.

— Что, не ожидал меня здесь увидеть? — заговорил рыжий по-английски. — Я слышал, что ты американец, и поэтому решил навестить тебя!

Вильям все еще не мог прийти в себя. Тяжело дыша, он бессильно опустился на одну из корзин и простонал:

— Но как же ты вошел сюда?

— Это было чертовски трудно! — проговорил рыжий. — Твои окна здорово защищены. Я в этом убедился сегодня вечером, когда хотел пролезть к тебе через окно. Пришлось избрать другой путь и лезть снизу.

Пинкертон все еще держал револьвер в руке.

— Во-первых, не озирайся по сторонам, тебе все равно не удрать от меня. Если ты думаешь воспользоваться своими дьявольскими патронами, то учти: не успеешь ты и прицелиться, как я отправлю тебя на тот свет… А так — можешь вполне мне довериться: ты ведь знаешь, что ворон ворону глаз не выклюет.

«Волосатый» несколько овладел собой и махнул рукой:

— Не беспокойся, я не собираюсь защищаться. Только спрячь оружие и скажи, чего тебе от меня надо?

— Денег! — хриплым голосом сказал Пинкертон.

«Волосатый» даже подскочил на месте.

— Ты спятил! Ты силой ворвался в мой дом, и если я позову на помощь, тебя немедленно арестуют, убьешь ты меня при этом, или нет!

— Верно! Только ты не будешь звать на помощь, — заметил Пинкертон. — Постыдился бы выдавать своего друга и товарища!

— Ты, оборванец и вор, — мой друг и товарищ?! — закричал «волосатый».

— А ты-то чем лучше? — сказал насмешливо Пинкертон. — Думаешь, я не вижу тебя насквозь?

— Как ты смеешь?! — злобно воскликнул Вильям. — Тебе не в чем упрекнуть меня, за мной нет никакой вины, ты ничего не докажешь!

Пинкертон похлопал Вильяма по плечу.

— Конечно! — сказал он. — Но ведь и ты мне не докажешь, что бедный балаганщик, живущий на жалкие гроши, добываемые на ярмарках, нуждается в такой надежной защите, какую ты устроил в своем доме, если не хранит что-нибудь особенное! Хотелось бы мне знать, что спрятано в этих ящиках и корзинах! Уверен, что там лежат неплохие штучки, а за то, что они добыты исключительно благодаря твоей волосатой роже, я готов голову дать на отсечение!

«Волосатый» весь съежился при этих словах рыжего, который небрежным жестом указывал на сундуки и корзины.

В этот момент дверь открылась, и в фургон вошла Мария.

Она испугалась не меньше, чем ее брат, и в ужасе застыла. Пинкертон снова поднял свой револьвер и любезно сказал:

— Подойдите-ка поближе, миледи, и закройте за собой дверь. Не задавайте пока никаких вопросов. Ваш уважаемый супруг, или кем он вам там приходится, расскажет вам потом обо всем подробно.

Выражение лица рыжего и нацеленный на нее револьвер подтвердили, что это не пустые слова. Мария вошла в фургон, заперла за собой дверь и уселась рядом с братом.

— Итак, давайте делиться! — воскликнул Пинкертон. — Открывайте быстренько ваши ящики, — я посмотрю. Что понравится, возьму себе.

Хозяева кипели от злости.

— Как только у тебя язык поворачивается?! Мы не собираемся ни с кем делиться!

— Хватит! — загремел Пинкертон. — Выполняйте приказание, или я отправлю на тот свет и эту старую волосатую обезьяну, и ее дражайшую половину!

Курок револьвера зловеще щелкнул.

Этого было достаточно: Вильям и Мария встали и принялись выполнять требование рыжего.

Пинкертон все время зорко следил за ними. Он видел, как неохотно они принялись за дело. Каждую минуту от них можно было ожидать какой- нибудь подлости… Все случилось даже раньше, чем предполагал сыщик.

Мария сделала шаг вперед и сильно толкнула ногой ящик, на котором стояла лампа. Пинкертон рванулся, чтобы подхватить ее, но было поздно — лампа упала. При падении она не потухла, а разбилась и заполыхала. Вскоре вся внутренность фургона была в огне: старое сухое дерево горело как порох.

Пинкертон быстро выскочил наружу. За ним последовали Вильям с сестрой. На улице поднялся шум, сбежалась толпа, а через несколько минут явилась пожарная команда, дежурившая тут же, на площади.

В горящий фургон впрягли лошадей и вывезли его на открытое место. От него остался только железный остов. Сгорели и ящики, и корзины вместе со всем содержимым. Вильям и Мария были в отчаянии. Они как безумные метались в толпе. Причем Вильям со своим обезьяньим лицом был до того комичен, что в толпе слышались шутки и смех.

Из-за пожара, уничтожившего все вещи Вильяма, Пинкертон лишился возможности доказать его вину: улик — награбленных ценностей — больше не было.

Приходилось искать другие пути для уличения преступника, и Пинкертон тотчас сообразил, какие это должны быть пути. Сыщику было ясно, что «волосатый» теперь снова примется за грабежи, чтобы возместить убытки, нанесенные пожаром.

Надо было только позаботиться о том, чтобы «волосатый» не позже завтрашнего вечера мог снова спокойно приняться за дело, уверенный в своей безопасности.

Глава IV Тигр пойман

Инспектор Гельман, присутствовавший на пожаре, только что вернулся в свою контору. Не успел он закрыть за собой дверь, как снаружи раздался сердитый голос дежурного полицейского:

— Что вам здесь надо?! Убирайтесь вон! Или вам захотелось провести ночь в участке? Слышите? Я вам говорю!

— Зачем — убирайтесь? Мне надо в контору, — бормотал в ответ чей-то пьяный голос. — Мне надо господина инспектора Гельмана…

— Подите прочь! Если вы сейчас же не уйдете, я вас арестую!

— А я вот войду!

При этих словах дверь распахнулась. Гельман и прочие, сидевшие в конторе, увидели рыжего оборванца, нахально рвавшегося в помещение. Его преследовал полицейский.

— Что это значит? — воскликнул инспектор. — Как вы смеете врываться сюда?!

Вошедший не испугался сурового тона начальника и, смеясь, протянул ему руку:

— Добрый вечер, господин инспектор! Как поживаете?

Гельман был вне себя. Такого бесстыдства он не встречал ни разу за всю свою службу.

— Посадите этого негодяя под арест! — велел Гельман своим людям. — Я проучу его за дерзость!

Полицейские сделали движение, чтобы арестовать рыжего. Но тот весело расхохотался и заговорил другим голосом:

— Разве вы меня не узнаете, господин инспектор?!

Полицейские и Гельман вытаращили глаза. Они были сильно смущены.

— Черт возьми! — воскликнул Гельман. — Судя по голосу, вы — Нат Пинкертон!

— Так оно и есть, господин инспектор! Очень рад, что вы, наконец, узнали меня.

— Ваш грим поразителен! — сказал восхищенный инспектор. — Никто не узнал бы вас. Должен засвидетельствовать вам свой полный восторг… Ну что, удалось вам чего-нибудь добиться?

— Пока немногого. Но я напал на серьезный след и явился к вам с одной просьбой.

— В чем она заключается? — спросил инспектор, любезно предлагая Пинкертону стул.

— Прошу вас написать одну заметку и позаботиться о том, чтобы завтра утром она появилась во всех газетах.

Инспектор согласно кивнул, взял бумагу и перо, а Пинкертон продиктовал ему следующее:

«Тигр гамбургского соборного праздника пойман! Благодаря усилиям полиции в прошлую ночь удалось, наконец, поймать знаменитого «Тигра», безнаказанно совершавшего в течение многих дней свои преступления. Им оказался служащий на карусели Штейнер. Хотя преступник и отрицает свою вину, но улики очевидны, и вина его несомненна. Публика может свободно вздохнуть. Кроме того, не нужен строгий надзор на площади: теперь снова можно чувствовать себя в безопасности. Преступник арестован и заключен в тюрьму».

Гельман кончил писать и изумленно посмотрел на Пинкертона.

— Вы серьезно считаете, что эту заметку необходимо поместить во всех газетах, мистер Пинкертон? —- спросил он.

— Непременно! — сказал сыщик. — Это та ловушка, в которую завтра негодяй обязательно попадется.

— Хорошо, будь по-вашему!

Инспектор сделал необходимые распоряжения, а затем сказал:

— Вы, господин Пинкертон, вероятно, видели сегодняшний пожар, от которого сгорел фургон волосатого Вильяма. Владелец фургона — брат той женщины, в которую сегодня вечером стреляли. Теперь я еще больше убеждаюсь, что здесь замешана личная месть. Не исключено, что у брата и сестры есть какой-нибудь общий враг, который покушается и на их жизнь, и на их имущество.

— Вполне возможно… Однако меня удивляет, господин инспектор, как вы до сих пор не догадались, что это был за выстрел!

Инспектор пожал плечами:

— Должен признаться, я пока не уяснил себе…

— Но ведь вы, если не ошибаюсь, были на площади, когда горел фургон, — сказал сыщик. — Разве вы не слышали взрывов?

— Как же, слышал. Но владелец фургона объяснил мне, что там у него были хлопушки.

— Этот Вильям отъявленный дурак! Он вполне спокойно мог сказать, что у дверей и окон там у него были установлены патроны-самострелы.

Гельман крайне удивился:

— Странно! За этим что-нибудь кроется!

— Да, за этим нечто кроется, господин инспектор! Сказать вам, что именно?

— Пожалуйста, очень прошу вас!

Гельман напряженно ждал ответа.

— Хорошо, — серьезно сказал Пинкертон. — Но я убедительно прошу вас и всех присутствующих хранить пока полное молчание об этом. Итак, короче говоря, волосатый Вильям и «Тигр соборного праздника» — одно и то же лицо?

— Нельзя ли его сейчас же арестовать? — заторопился инспектор.

— Нет! У нас недостаточно улик. Они были бы у нас в руках, если бы не сгорело жилище Вильяма.

— Так вы хотите поймать его завтра на месте преступления?

— Конечно. Желая возместить потерю награбленных ценностей, он снова примется за свое. Завтра он прочтет, что «Тигр» будто бы пойман, что надзор с площади снят, и наверняка воспользуется благоприятными обстоятельствами, чтобы наверстать упущенное! Значит, завтра надзор с площади мы снимаем, а за палаткой Вильяма буду наблюдать я один.

— И вы надеетесь справиться с этим негодяем?

Пинкертон нахмурился:

— Я был бы просто заурядным сыщиком, и мне нечем было бы похвастаться, если бы я не мог справиться с такой задачей! Поэтому позвольте мне действовать в одиночку! Я обещаю вам завтра же доставить сюда этого мерзавца и прошу не предпринимать ничего такого, что могло бы вызвать подозрение Вильяма.

На другой день Нат Пинкертон отправился на соборную площадь. Строгий надзор был полностью снят, во всех утренних газетах появилась заметка о поимке «Тигра». Народу на площади было больше, чем в предыдущие дни. Казалось, известие об аресте преступника совершенно успокоило публику.

Пинкертон снова исчез за палаткой Вильяма, около которой уже не было фургона. На его месте был нагроможден целый штабель ящиков, вероятно, приготовленных Вильямом для своего убогого инвентаря. Это было на руку сыщику. Быстро подняв крышку одного из ящиков, он забрался в него и, оставив маленькую щелку, стал внимательно наблюдать за палаткой.

Было уже около десяти часов вечера, когда полотно палатки медленно раздвинулось, и показалась голова Вильяма. Он осторожно озирался по сторонам, и прошло немало времени, прежде чем он решился вылезти, убедившись, что никого поблизости нет. Бесшумно прокрался он между ящиками, пригибаясь, как хищник. Едва он прошел мимо. Пинкертон выскочил из ящика и последовал за Вильямом, демонстрируя изумительную ловкость. Вильям часто оглядывался, но ни разу ему не удалось заметить даже тени своего преследователя. Он тихо крался вдоль палаток, пока не достиг довольно широкой темной площади, на которой не было никаких построек. Здесь он спрятался за какой-то повозкой и стал поджидать добычу… Вдруг он вскочил и устремился вперед, размахивая тяжелым железным прутом.

Намеченной жертвой была молодая девушка, случайно очутившаяся вдали от людной дороги. Прежде чем Нат Пинкертон подбежал на помощь несчастной, негодяй ударом прута повалил ее на землю. Но на этот раз Вильяму не удалось полностью оглушить свою жертву. Девушка глухо застонала и попыталась подняться, напрягая последние силы. Вильям с проклятьем вытащил остро отточенный нож, намереваясь вонзить его в ее грудь. В этот момент Пинкертон схватил преступника за шиворот и ловким ударом опрокинул на землю.

Удар сыщика был так силен, что Вильям потерял сознание. Пинкертон немедленно защелкнул на нем стальные наручники.

Когда преступник, наконец, очнулся, Пинкертон доставил его и девушку в полицию.

В ту же ночь была арестована и Мария Вильям как соучастница преступлений своего брата. Он был приговорен к пятнадцатилетнему заключению, а сестра его отделалась семью годами.

Через несколько дней Нат Пинкертон уехал в Нью-Йорк, провожаемый восхищенными благодарностями инспектора Гельмана.

БОРЬБА НА ВИСЯЧЕМ МОСТУ

Глава I Коварное злодеяние

Тихо было в гавани Нью-Йорка при лунном свете, только временами раздавался пронзительный свист, и быстро проносилась полицейская или таможенная лодка. Иногда, тяжело пыхтя, проходил буксир, таща за собой груженые барки, которые к утру должны были быть на месте назначения.

Было уже за полночь. От одной из пристаней Гобоккена отчалила баржа, нагруженная тяжелыми высокими ящиками. Ее тащил небольшой буксир. У руля стояли двое матросов, явно усталых и сонных. Они изредка перекидывались короткими фразами.

Баржа проскользнула мимо статуи Свободы и поплыла по направлению к большому Цепному мосту, этому чуду техники, который на головокружительной высоте соединяет гавань Нью-Йорка с Бруклином. Старший из рулевых, задрав голову, стал внимательно вглядываться.

— Ага! — воскликнул он наконец. — Держу пари, что на мосту борются два человека. Черт побери, они рискуют!

Младший напрасно напрягал зрение.

— Ничего не вижу, — сказал он. — Тебе показалось, на мосту никого нет.

Но первый настаивал на своем.

— Ты что? — сказал он. — Где же твои глаза?

— Ничего не вижу!

Старший рулевой заволновался.

— На середине моста, — сказал он, — на том месте, под которым мы сейчас пройдем, у самого края, борются двое! И один другого старается сбросить вниз!

— Пожалуй, — согласился, наконец, его товарищ. — Теперь и я вижу: там двигается что-то темное.

Между тем маленький буксир вместе с прицепленной к нему баржой подошел к мосту. В ту же минуту сверху раздался страшный, нечеловеческий крик, какая-то темная масса мелькнула в воздухе и тяжело упала на стоявшие на палубе ящики.

— Господи, спаси и помилуй! — закричали оба и замерли, в ужасе глядя на свалившийся с моста предмет, в котором они распознали человеческое тело. Послышался тихий жалобный стон.

— Оставайся у руля, — крикнул старший, — а я пойду посмотрю! Тут пахнет преступлением, не иначе!

С этими словами он взобрался на груду ящиков — туда, где лежал потерпевший. Тут баржа выплыла из-под свода моста, и при бледном свете луны рулевой смог разглядеть несчастную жертву.

Человек этот страшно разбился и лежал на ящиках весь в крови. Судя по костюму, он принадлежал к высшему классу общества, и в его перстнях и запонках сверкали крупные бриллианты. Его лицо, мертвенно-бледное, с закатившимися глазами, показалось матросу знакомым, но он не мог припомнить, где видел его раньше. Склонившись к несчастному, он крикнул:

— Вы меня слышите?

Умирающий кивнул и произнес едва слышным голосом:

— Отнесите меня на берег…

— Вас сбросили с моста?!

Несчастный снова кивнул и пробормотал:

— На берег… на берег… полицию… преступление… меня…

— Как вас зовут? — спросил рулевой.

— Джон Барри…

Рулевой вздрогнул: это имя принадлежало известному миллиардеру, владельцу огромных поместий в центральных штатах и крупной фабрики стальных перьев.

Никакого сомнения: здесь было совершено тяжкое преступление и, поскольку имя Джона Барри так широко известно, оно произведет колоссальное впечатление.

Рулевой окликнул матросов буксира, которые уже заметили, что случилось нечто необыкновенное.

— Держите к берегу! — крикнул он. — Надо доставить умирающего!

— Он упал с моста? — отозвались с буксира.

— Да, да! Вы ведь слышали крик! Это Джон Барри, фабрикант стальных перьев!

Послышались возгласы удивления. Буксир быстро направился к берегу и через несколько минут причалил.

Один из матросов спрыгнул на берег и побежал за полицией. Полицейский пост находился поблизости, и вскоре явился инспектор с помощниками.

Инспектор Колмэн засуетился, когда узнал, что несчастная жертва — известный миллиардер Джон Барри, которому, видно, оставалось жить уже очень недолго.

— Надо поместить его где-нибудь тут же, неподалеку, — заявил инспектор. — Переносить потерпевшего в больницу или домой нельзя: мы только ускорим его кончину и не сможем снять с него показания.

Умирающего осторожно перенесли на берег и уложили в пакгаузе на мешковине. Послали за врачом. Колмэн достал блокнот и приготовился записывать.

От сотрясения при переноске Барри очнулся и не переставая стонал, испытывая нестерпимые муки. Инспектор окликнул его:

— Мистер Барри, вы в состоянии отвечать на мои вопросы?

— Вызовите мистера Пинкертона, — с трудом произнес тот. — Он отомстит… за меня…

Инспектор Колмэн понял, что дело принимает непростой оборот, если к расследованию необходимо привлекать знаменитого сыщика. Он немедленно отправился на пост и позвонил Пинкертону.

— Я слушаю! Кто говорит?

— С девятнадцатого полицейского поста, инспектор Колмэн. Это вы, мистер Пинкертон?

— Да, что случилось?

— Приезжайте, пожалуйста, сию же минуту в таможенный пакгауз номер восемьсот девяносто пять, что недалеко от девятнадцатого полицейского поста. Кто-то совершил тяжкое преступление: сбросил мистера Джона Барри с Цепного моста.

Сыщик был изумлен:

— Джона Барри, миллиардера?! Новая жертва Цепного моста! Уже третий случай за последние три недели! Я веду это дело.

— Тем лучше. Так мы вас ждем, мистер Пинкертон.

— Сейчас буду! А мистер Барри еще жив?

— Да. Он упал на проходившую под мостом баржу. Теперь он лежит в пакгаузе, но повреждения таковы, что смерть может наступить в любую минуту.

— Сейчас, сейчас буду!

Не прошло и получаса, как Пинкертон уже был на месте. Пакгауз, в который матросы принесли умирающего Барри, представлял собой просторное помещение. В широко раскрытые двери светила полная луна. Подоспевший врач стоял, наклонившись над раненым, и на вопрос сыщика о состоянии пациента пожал плечами:

— Минуты мистера Барри сочтены. Допрос невозможен, так как он находится в глубоком обмороке.

Пинкертон схватил врача за руку.

— Ради Бога! — воскликнул он. — Сделайте так, чтобы умирающий пришел в сознание на несколько минут! Мне необходимо услышать от него хоть два слова!

Врач покачал головой.

— Я сделаю все, что могу, но за успех не ручаюсь.

Он достал из кармана пузырек и, слегка раскрыв губы несчастного, влил ему в рот несколько капель какой-то жидкости с резким запахом. Все тело Барри передернулось, грудь поднялась, и умирающий, глубоко вздохнув, открыл потускневшие глаза.

Пинкертон опустился на колени и наклонился к уху несчастного.

— Мистер Барри, это я, Нат Пинкертон! Если вы хотите, чтобы злодей был наказан по заслугам, скажите мне, кто столкнул вас с моста?

По лицу умирающего скользнула едва заметная улыбка, когда он узнал Пинкертона. Он хотел сказать что-то, но не смог, и из полуоткрытого рта вырвался только сдавленный хрип вместе со струйкой густой крови.

— Кто это был? — спросил сыщик.

— Не знаю… — простонал Барри.

— Вы кого-нибудь подозреваете? — снова спросил Пинкертон.

Несчастный корчился в страшных мучениях, пытаясь ответить, но не мог произнести ни слова: кровь, изливавшаяся из разорванных внутренностей, заполняла рот и не давала говорить.

Однако Пинкертон не переставал расспрашивать. Он поднес губы к самому уху умирающего.

— Как попали вы на мост в такой поздний час?

Вдруг с жертвой ночного преступления произошла страшная перемена: руки сжались в кулаки, лицо перекосилось, на губах выступила кровавая пена. Послышался хриплый голос:

— Платок… Лилиан…

Больше сыщик не услышал ничего: после этого сверхчеловеческого усилия тело умирающего судорожно дернулось, вытянулось и осталось недвижимым…

— Плохо дело. Умирающий не смог дать никаких показаний, — сказал Колмэн.

На губах знаменитого сыщика мелькнула легкая усмешка.

— Напротив, умирающий дал одно очень важное показание.

— Какое же? — удивился инспектор, чрезвычайно заинтригованный.

— Когда я спросил, почему он находился на Цепном мосту в такой поздний час, он ответил: «платок Лилиан».

— И это вы называете важным показанием? — в недоумении спросил Колмэн.

— Конечно! Эти два слова помогут мне напасть на след преступника.

Инспектор пожал плечами. Такой ход, мыслей был ему совершенно непонятен.

— Как носовой платок может быть причиной того, что Барри в полночь находился на Цепном мосту? А главное — кто такая эта Лилиан?

— Эта Лилиан — миссис Лилиан Барри, супруга покойного. А вот какое значение имеет ее носовой платок, — это я должен узнать.

На этом Нат Пинкертон снял шляпу и раскланялся. Инспектор отдал необходимые распоряжения относительно транспортировки тела и отправился к себе домой.

Глава II У госпожи Лилиан Барри

На следующий день, в полдень, к великолепному дому около Центрального парка, принадлежавшему миллиардеру Джону Барри, подъехала пролетка. С нее соскочил Пинкертон. Он подошел к входной двери и позвонил. Открывший ему лакей смерил сыщика надменным взглядом и важно произнес:

— Госпожа никого не принимает.

Пинкертон достал визитную карточку.

— Передайте ей мою карточку. Надеюсь, миссис Барри сделает для меня исключение.

Прочитав фамилию, лакей сменил тон:

— Сейчас доложу. Потрудитесь войти, мистер Пинкертон.

Сыщик вошел в вестибюль и через несколько минут уже был приглашен в роскошную гостиную, где его встретила сама хозяйка.

Лилиан была красавица. Она происходила из знатной английской семьи, и американский миллиардер добился ее руки только благодаря своему богатству. Тем не менее, она нежно привязалась к мужу и теперь оплакивала его кончину с искренней и глубокой скорбью.

Она подала Пинкертону руку и пригласила его сесть, а сама опустилась напротив в одно из кресел, обитых тяжелым шелком.

— Благодарю вас, что вы пришли, мистер Пинкертон, — мягко сказала она. — Страшное событие прошедшей ночи совершенно потрясло меня… Надеюсь, вам удастся найти злодея, чтобы отомстить за моего дорогого несчастного Джона.

— Сударыня, я сделаю все, что в моих силах, — ответил сыщик. — Можете ли вы ответить мне на несколько вопросов?

— Конечно. Спрашивайте, — сказала она усталым тоном, откинув свою очаровательную головку на спинку кресла.

— Есть ли у вас в отношении кого-нибудь хотя бы самое смутное подозрение?

Она отрицательно покачала головой.

— Я не подозреваю никого и вообще не знаю ни одного человека, который питал бы к моему мужу вражду. У него не было никаких неприятностей, да и рабочие всегда были им довольны. Для меня это преступление — неразрешимая загадка…

— Теперь, сударыня, простите — нескромный вопрос: не было ли среди вашего окружения мужчины, который явно и настойчиво ухаживал бы за вами, который желал бы видеть вас вдовою и, следовательно, более для него доступной?

Лилиан горько улыбнулась.

— Одного мужчины? — переспросила она. — Их было, разумеется, множество! Вы сами знаете, что красивую, а тем более — богатую женщину всегда окружает толпа поклонников. Так что в кавалерах у меня не было недостатка.

— И среди них мог быть кто-то один, кто особенно упорно добивался вашего расположения…

Она покачала головой.

— Я особо не выделяла никого. Все эти воздыхатели, в сущности, ничем не отличаются друг от друга. Они мало интересовали меня. Я любила своего мужа, и мне не было дела до других.

Искренне теплым чувством были проникнуты слова этой женщины, которую свет называл холодной и бесстрастной…

— Значит, в вашем обществе не было никого, кто бы обратил на себя ваше внимание?

Она немного помолчала, потом сказала, явно удивленная:

— Никого, мистер Пинкертон… Между прочим, мне странно, что вы, кажется, ищете преступника в нашем кругу!

— Я уверен, что преступник, или вернее, подстрекатель принадлежит к высшему обществу. Скажите, кто бы мог извлечь выгоду из смерти вашего супруга?

Лилиан пожала плечами:

— Таких я не знаю.

— Вы — единственная наследница огромного состояния?

— Да. Муж оставил мне все свое колоссальное состояние, за исключением нескольких пожертвований в пользу благотворительных учреждений.

Пинкертон подошел к окну и некоторое время смотрел на улицу, погруженный в глубокое раздумье.

— Не знаете ли вы, сколько у вас носовых платков, сударыня?

Лилиан Барри встала и удивленно сказала:

— Этого вопроса я совершенно не понимаю, мистер Пинкертон.

— Тем не менее я должен его задать и прошу вас дать мне точный ответ.

Она улыбнулась.

— Как же я могу вам ответить? Разве я знаю, сколько у меня носовых платков?

— Пожалуй, нет, сударыня. Все же мне необходимо знать, не пропал ли у вас один носовой платок.

— Право, не могу вам сказать. Даже если бы у меня пропало пятьдесят, то я и тогда не заметила бы пропажи и не могла бы утверждать ничего определенного.

— Однако есть основания предполагать, что именно тот платок, который, вероятно, у вас пропал, был почему-то особенно хорошо знаком вашему мужу.

Эти слова, видимо, поразили Лилиан. Она встрепенулась:

— Это мог быть только один из платков с настоящими брюссельскими кружевами, — живо ответила она. — Муж привез мне из Парижа дюжину таких платков, каждый из которых стоит около двухсот долларов.

Лицо сыщика прояснилось.

— В таком случае вы сейчас же можете установить пропажу, без всякого сомнения. Убедительно прошу вас, сударыня, узнайте, целы ли у вас эти платки.

— Я сделаю это немедленно, — ответила Лилиан, нажала кнопку звонка и приказала вошедшему лакею:

— Позовите ко мне Мэри.

Лакей вышел.

— Кто эта Мэри? — спросил Пинкертон.

— Моя горничная. Она очень услужлива, и я ею довольна.

— Она ведает всем вашим бельем?

— Да, и очень добросовестна в этом отношении.

— А давно она у вас служит?

— Месяца три. Лорд Стоунфилд привез ее из Англии. А так как перед этим я уволила свою горничную за нечестность, то он и уступил мне эту, по его словам, порядочную и расторопную девушку, которая прослужила у него уже несколько лет.

В эту минуту дверь отворилась, и в гостиную вошла Мэри. Она низко присела перед своей госпожой и спросила, как и положено учтивой, послушной служанке:

— Чего изволите, сударыня?

— Принесите мне ту дюжину кружевных брюссельских платков, которые покойный муж привез мне из Парижа.

Услышав это приказание, Мэри слегка вздрогнула и побледнела, но быстро оправилась и ответила:

— Слушаю. Сейчас принесу, сударыня.

Она повернулась и быстро вышла из комнаты. Но от зоркого глаза Пинкертона не ускользнуло ее смущение. Он снова обратился к Лилиан.

— Смею вас уверить, сударыня, — сказал он спокойно и твердо, — что в этой дюжине будет недоставать одного платка.

— Не может быть! — быстро возразила она. — А впрочем, увидим…

Пинкертон продолжал так же спокойно:

— Кто такой этот лорд Стоунфилд?

— Очень элегантный молодой человек, родственник недавно умершего миллионера Грина, который оставил ему все свое состояние.

Глаза сыщика сверкнули, и у него вырвалось:

— Племянник мистера Грина, труп которого недели три назад был найден ниже по течению от Цепного моста?!

Лилиан Барри побледнела. Она поняла, почему Пинкертон так ставит вопрос, и невольно содрогнулась.

— Да, действительно, он племянник мистера Грина. Но я не думаю, чтобы он имел какое-либо отношение к убийству: лорд Стоунфилд — джентльмен и в высшей степени порядочный человек.

— Он бывал у вас? — продолжал допытываться сыщик.

— Да. Его ввел в наш дом дядя, мистер Грин.

— Он принадлежал, конечно, к числу ваших поклонников?

Миссис Барри энергично запротестовала.

— Напротив! — воскликнула она. — Он был настолько сдержан и серьезен, что ни разу не позволил себе ни одного лишнего слова. И я могу сказать, что он гораздо симпатичнее всех бывавших у нас мужчин.

— А каков лорд собою?

— Он высок и строен, глаза и волосы темные, лицо несколько бледновато, бороды и усов не носит.

В эту минуту снова вошла горничная с видимым выражением испуга на лице. Она опять низко присела и заговорила быстро, точно захлебываясь от волнения:

— Представьте себе, сударыня, я не могу найти одного платка. Я искала, я перерыла все решительно и не нашла, неужели его украли? Может быть, он пропал еще при той горничной, которая служила до меня и которую вы уволили за нечестность?..

Миссис Барри крайне удивилась.

— Вы были правы, мистер Пинкертон, — тихо сказала она. — Боже мой, откуда вы могли это знать?

Но сыщик обратился к горничной.

— Скажите мне, Мэри: неужели платок пропал еще до вас?

Он сказал это четко и внушительно, глядя своими серыми глазами прямо в глаза девушки. Она побледнела, не смея взглянуть на него.

— Право, не знаю, что вы хотите этим сказать, — смущенно ответила она. — Я не брала этого платка… и вообще никогда в жизни я не делала ничего бесчестного… Если хозяйка изволят приказать пересчитать все белье, то оно окажется в целости.

— В этом я не сомневаюсь, — холодно ответил Пинкертон. — Но дело в том, что не хватает именно этого платка. Все остальное белье, конечно, цело. А платок этот был употреблен на гнусное дело!

Горничная вздрогнула и бросила испуганный взгляд на сыщика, который говорил таким спокойным, уверенным тоном.

— Очень неприятно, если это действительно окажется так… Только я ничего не знаю и еще раз повторяю, что при мне этот платок пропасть не мог. Определенно он пропал раньше, а на что он был употреблен, я не могу знать…

Сыщик подошел к Мэри вплотную и сказал сурово:

— Можете быть совершенно уверены, Мэри, что я разгадаю тайну этого убийства. И горе тому, кто так или иначе к нему причастен. Запомните мои слова и примите их к сведению.

Она стояла, не смея поднять головы, но когда он закончил, она бросила на него быстрый враждебный взгляд и сказала:

— Я не понимаю, о чем вы говорите… А впрочем, можете говорить, что вам будет угодно.

— Хорошо! — холодно заметил Пинкертон. — Теперь идите, но поверьте, что я скоро узнаю, как именно при помощи этого платка мистера Джона Барри заманили на Цепной мост…

Она отпрянула, повернулась и быстро вышла из комнаты, на этот раз не делая глубокий книксен перед хозяйкой. Очевидно, страх, охвативший ее, заставил забыть приличия.

Пинкертон невольно усмехнулся, увидев, в какое изумление, чтобы не сказать — ужас, пришла хозяйка дома.

— Да, — сказал он. — В тихом омуте черти водятся. Эта горничная еще приготовит вам сюрприз!

— Боже мой, что же мне делать? — сказала Лилиан со слезами в голосе. — Неужели вокруг меня одно вероломство, и мне угрожает какая-то опасность?

— Вы можете быть уверены в остальных слугах, сударыня?

— Эти люди помногу лет служат в моем доме. Я могу довериться каждому из них.

— В таком случае, будьте спокойны: эта злодейка не найдет в доме ни одного сообщника.

Лилиан умоляюще протянула руки.

— Ради Бога, объясните же мне, какое значение имеет этот несчастный платок? Откуда появилась у вас уверенность, что он обязательно должен был пропасть?

— Об этом я пока умолчу, так как и сам не вполне уяснил себе суть дела. Надеюсь, однако, что очень скоро я смогу сообщить вам все как есть. На этом он раскланялся, но в дверях задержался и сказал:

— Прошу вас, не выказывайте горничной никакого подозрения. Обращайтесь с ней совершенно так же, как и прежде. Она должна пребывать в уверенности, что вы считаете ее безусловно невиновной.

— Постараюсь, хотя это мне будет нелегко… — ответила она и ласково кивнула сыщику на прощанье.

Спустившись с лестницы, Пинкертон отвел швейцара в сторонку.

— Послушай, братец! У меня к тебе дело. Не ответишь ли ты мне на кое-какие вопросы?

С этими словами он сунул ему в руку золотой. Швейцар широко осклабился и поспешил заверить:

— К вашим услугам, сударь.

— Только никому ни слова о том, что я тебя спрошу, — сказал сыщик серьезно и твердо. — Никому во всем доме!

— Помилуйте, — сказал швейцар. — Я не баба.

— Так слушай. Ты знаешь, конечно, лорда Стоунфилда?

— Как же, знаю. Он здесь часто бывает. И с тех пор, как он получил наследство от своего дяди, мистера Грина, всегда много дает на чай.

— Ты не замечал, чтобы лорд Стоунфилд говорил о чем-нибудь с горничной Мэри?

Швейцар покачал головой.

— Нет, ничего такого я не замечал. Да разве будет такой важный господин связываться с этой девчонкой? Ведь это срам один, что ее здесь держат. Шатается все время со своим кавалером, который чуть не каждый вечер поджидает ее у подъезда. А он — прямо хулиган какой-то. В самых последних трущобах поискать такого бродягу…

Пинкертон слушал с огромным интересом.

— Значит, у нее есть кавалер? Хотелось бы взглянуть на этого красавчика. Такой уж у него страшный вид?

— Как вам сказать: одевается-то, пожалуй, и прилично, но рожа у него прямо-таки пакостная. Настоящий жулик. Наверное уже успел отсидеть не один годик за решеткой.

Сыщик остался очень доволен полученными сведениями. Он сунул швейцару еще один золотой, напомнил ему, что он обещал молчать, нанял извозчика и поехал домой, погруженный в глубокое раздумье…

Итак, за последние три недели были три случая, когда поздней ночью с Цепного моста сбрасывали человека.

Первый случай был с мистером Грином, миллионы которого унаследовал его племянник, лорд Стоунфилд. Второй — с мистером Полли, молодым, очень богатым человеком, сыном одного нью-йоркского торговца. Труп его всплыл в гавани ниже Цепного моста, и по различным признакам можно было установить, что он был сброшен именно оттуда. Гибель мистера Барри стала уже третьим подобным случаем.

Пинкертон видел связь между первым и третьим случаями, лорд Стоунфилд был племянником мистера Грина и состоял в дружеских отношениях с четой Барри. Очевидно, человек он был достаточно ушлый и по отношению к Лилиан Барри поставил себя так, что внушил ей к себе глубокое уважение. Таким образом, если бы ему довелось когда-либо выступить в роли претендента на ее руку, то у него могло быть больше шансов, чем у других поклонников. Несколько странно было то, как он повел себя с Мэри: ведь она долго прослужила у него, а с тех пор, как она поступила в дом к Барри, он перестал ее замечать.

За свою многолетнюю практику Пинкертон не раз отмечал, что преступники в своем стремлении скрыть следы преступления нередко заходят слишком далеко и именно этим выдают себя.

Пинкертон не сомневался, что первая и третья жертвы преступлений на Цепном мосту лежат на совести лорда Стоунфилда По всей вероятности, и во втором случае, когда погиб молодой Полли, не обошлось без его участия Так что план действий был у него уже готов.

Глава III Трезвый пьяница

Вечерело. Движение на улицах Нью-Йорка понемногу стихало. С каждым часом улицы становились все пустыннее, а в богатом квартале, где находился великолепный дом миллиардера Барри, все погрузилось в глубокий сон. Лишь изредка проходил торопливо запоздалый пешеход. Вот из-за угла, шатаясь, вышел какой-то пьяный бродяга. Дойдя до дома Барри, он постоял там некоторое время, держась за садовую ограду, осмотрелся, проворчал что-то себе под нос, перешел на другую сторону улицы, упал и разлегся у подъезда виллы, явно намереваясь расположиться там на ночлег.

Вскоре у дома Барри появился еще один человек, который, судя по костюму, также не принадлежал к числу обитателей этого дома.

Уличный фонарь осветил его лицо. Грубые черты поражали неприятным и недобрым выражением.

Засунув руки в карманы, он шел и насвистывал какую-то мелодию. Перед домом Джона Барри он остановился и вдруг сменил мотив: это были первые такты известной американской народной песни. Очевидно, условный знак: не успел он пройти и двадцати шагов, как дверь дома отворилась, и на улицу быстро выскользнула горничная Мэри.

— Том! — крикнула она, догоняя его.

Бродяга, лежавший в тени у подъезда, приподнялся и проводил парочку внимательным взглядом. Он собрался уже совсем встать и перековылять на другую сторону, но в эту минуту они сами перешли через улицу и остановились у того подъезда, где он лежал.

Тот, которого Мэри назвала Томом, заговорил первый:

— Что с тобой? Чего ты волнуешься? Зачем перетащила меня на эту сторону? Боишься, что там, в доме Барри, нас могут подслушать?

— Я должна сообщить тебе очень неприятную новость, — сказала Мэри. — Сегодня у нас был Нат Пинкертон!

— Нат Пинкертон?! Черт бы его побрал! — выругался он. — Если эта собака сует свой нос в наши дела, то лучше всего убраться отсюда поскорее. Надеюсь, что у шефа больше нет для нас поручений.

— Представь себе, Том, Пинкертон прямо заявил мне, что здесь замешан носовой платок! А что хуже всего, он знает даже, что именно этим платком хозяина заманили на Цепной мост!

Том сплюнул. Визит сыщика в дом миссис Барри его совсем не устраивал.

— Будь оно проклято! — проворчал он — Только я этому Пинкертону не дамся, вот тебе мое слово! Ради Бога, Мэри, сбегай быстренько к… — имени подслушивавший пьяница не расслышал, — и скажи ему, что Мор ждет его сегодня в полночь в погребке Томаса, у гавани, и что, мол, он должен сообщить ему что-то важное. Постараюсь еще раз выжать из него кругленькую сумму. А потом мы с тобой исчезнем, пока не попались в лапы этого шпика.

Горничная побежала исполнять поручение, а Том Мор медленно пошел дальше. Когда он скрылся из виду, пьяница, лежавший у подъезда, встал. Он двинулся легкой быстрой походкой в сторону гавани и шел так, пока не добрался до той улицы, где находился погребок Томаса.

Здесь он снова преобразился. Теперь он брел ссутулясь, ноги его подгибались, а глаза стали мутными, как у настоящего пропойцы. Он шатался, чуть не падал, хрипло распевал какую-то песню и так дошел до погребка. Толкнув дверь ногой, он с пьяными воплями ввалился в залу. Стоявшие у стены стулья с грохотом повалились, что пьяницу страшно развеселило. Он захохотал, подошел к стойке и оперся на нее обеими руками.

— Хозяин! — заорал он, достал из кармана золотую монету и бросил ее на стойку. — Не думай, что я не смогу заплатить! Вот они — деньги! Я заработал их честным трудом. Джентльмены! Пожалуйте сюда! Угощаю всех!

Он стал подзывать посетителей, сидевших в зале у столиков Большинство из них, смеясь, подошли к стойке. Только один остался сидеть.

Это был Том Мор. Он сидел в углу и задумчиво смотрел на стоявший перед ним стакан виски.

Бармен наполнил стаканы, поставил их перед гостями, взял золотой и дал пьянице сдачу. Тот быстро опорожнил несколько стаканов виски со льдом и снова разразился хохотом, стуча кулаком по стойке.

— Вот ведь легко достались денежки, — болтал он. — Мне бы каждый день такой заработок, — зажил бы барином!

— Черт возьми! — сказал хозяин. — За что ж тебе так хорошо заплатили?

Пьяница некоторое время тупо смотрел на него, а потом вдруг опять закатился смехом:

— Письмо, письмецо мне велели снести, — вот и все дела!

— За письмо тебе дали целый золотой? А кому оно?

Тот уставился в одну точку, будто припоминая что-то.

— Кому?.. Если б я только знал, — кому… Ведь я… я его еще не того… не отнес. Это здесь погребок… Томаса?

— Здесь, здесь! — воскликнул хозяин. — Так мне, что ли, письмо? Давай сюда!

Пьяница снял руки со стойки и полез в карман. При этом он так закачался, что соседям пришлось его поддержать. С большим трудом вытащил он, наконец, грязный конверт и положил его перед барменом Тот взглянул на адрес и громко прочел. «Мистеру Тому Мору, погребок Томаса».

Мор вскочил и подбежал к стойке. Он поспешно схватил конверт и, посмотрев на почерк, грубо закричал на пропойцу:

— Чего же ты тянешь, негодяй?! Тебе хорошо заплатили, а ты, вместо того, чтобы отнести письмо, — напился! Это очень важное письмо для меня, понимаешь, дурак! Вот была бы история, если бы ты его потерял или забыл отдать!

Бродяга только засмеялся и заказал себе еще порцию виски, а Том Мор вернулся к своему столу и распечатал конверт.

— От него, — пробормотал он и прочел:

«Дорогой Том! Прошу тебя еще об одном, последнем, одолжении. Есть один человек, который стал мне поперек дороги. Мне удалось его одурачить, и он обещал быть сегодня ночью на мосту. Он придет около часу из Нью-Йорка и будет идти по правой стороне. Он высокого роста, одет в крылатку. Надеюсь, ты сделаешь свое дело. Даю тебе слово, что это — в последний раз. За работу получишь десять тысяч долларов и можешь уезжать из Нью-Йорка, если хочешь. С.»

Том сунул письмо в карман. Лицо его приняло мрачное выражение. Он взглянул на часы.

— Еще почти два часа… Все равно, — пойду. Так и быть, в последний раз!

Он встал, расплатился и быстро вышел из погребка. Не успел он дойти до угла, как услышал позади шум и ругань: это пьяного бродягу, который затеял драку, выставляли на улицу.

«Хорошо еще, — подумал Mop, — что дело обошлось так. Посыльный попался больно ненадежный. Письмо легко могло попасть в чужие руки, а тогда…»

И Том Мор направил свои шаги к большому Цепному мосту.

Глава IV Раскрытие преступления

Бродяга, которого выставили из погребка Томаса, некоторое время продолжал идти неведомо куда, ворча и ругаясь. Он несколько раз оборачивался, посылая кому-то проклятья, пока не отошел на приличное расстояние. Тут он вдруг как будто протрезвел, выпрямился во весь рост и пошел твердым шагом в тот конец города, где находилась квартира Пинкертона. Там он отомкнул дверь и вошел в дом. Хозяйка при виде оборванца отшатнулась и вскрикнула было от испуга, но тут же весело рассмеялась.

— Вот это мило! — воскликнул пришедший. — Моя почтенная хозяйка, миссис Шелвуд, не желает признавать собственного жильца!

— Ах, это вы, мистер Пинкертон! Ну, в таком виде вас простительно не узнать!

Сыщик засмеялся и прошел к себе в комнату, где его уже поджидал его верный помощник Боб Руланд, который сидел, уютно устроившись в кресле, и покуривал сигару. При виде Пинкертона Боб встал.

— Здравствуйте, учитель! Можно узнать, на какое дело вы посылаете меня сегодня ночью?

— Надо кое-кого арестовать, — ответил Пинкертон, снимая с себя лохмотья и превращаясь в нормального человека.

— Арестовать?! — воскликнул Боб. — Надеюсь, что это будет ловкий и опасный противник!

— Да, ты угадал. Поэтому будь осторожнее. Возьми с собой двух полисменов и отправляйся в погребок Томаса, что у гавани. Там ты найдешь человека, называющего себя лордом Стоунфилдом. Он и есть организатор убийств, совершенных на Цепном мосту.

Когда Боб ушел. Пинкертон закурил трубку и, прежде всего, расположился поудобнее, чтобы немного отдохнуть. Около двенадцати он встал, накинул темную крылатку и отправился на Цепной мост.

Было уже за полночь, когда он достиг цели. Луна время от времени пряталась за облака. На мосту не видно было ни души.

Сыщик высоко поднял воротник и надвинул шляпу на самые брови. Он шел медленно и спокойно, словно на прогулке, однако зорко смотрел по сторонам. Том Мор не показывался, хотя Пинкертон чувствовал, что он уже здесь и поджидает свою жертву.

Он постепенно приближался к середине моста. Ни направо — за перилами, ни налево — на рельсах железной дороги — не было заметно ничего особенного.

А что если Мор отказался от преступного намерения? Что если он почуял неладное и улизнул?

Пинкертон был зол на себя. Ему уже казалось, что тщательно продуманный план провалился. А ведь все было так хорошо рассчитано! Образец почерка лорда Стоунфилда он получил накануне от миссис Барри, а имя разбойника Тома Мора узнал, когда под видом пьяного бродяги валялся у подъезда и подслушал его разговор с горничной Мэри. Тогда же он подписал конверт с письмом якобы от Стоунфилда и отдал его в погребке Томаса…

Сыщик остановился и, запрокинув голову, стал вглядываться в темную сеть железных ферм над собой. Может быть, Том Мор спрятался наверху?..

Тут размышления Пинкертона прервались: сверху, с железной балки, что была прямо над его головой, сорвалась какая-то темная масса, раздался хриплый крик, и Пинкертон оказался в чьих-то железных объятьях. Кто-то со страшной силой тащил его к перилам моста.

Толчок от свалившегося сверху грузного тела был настолько силен, что сыщик чуть было не перелетел через перила вслед за собственной шляпой. Но он плотно прижался к перилам и, напрягая все силы, попытался разорвать железные объятия Тома Мора. Пинкертон понял, что имеет дело с необычайно сильным человеком и что долго ему не выдержать. Он старался высвободить хотя бы одну руку, чтобы достать из кармана револьвер. Между тем преступник, сопя и напирая на него всем телом, стремился перебросить его через перила.

— Напрасно стараешься, Том, — сказал Пинкертон спокойнейшим голосом. — С Натом Пинкертоном тебе не совладать. И не убивать тебе больше людей по поручению лорда Стоунфилда!

На мгновение руки преступника как будто разжались, когда он узнал, с кем имеет дело. Но тут же, испустив дикий злобный вопль, он напряг последние силы, — и сыщик оказался по ту сторону перил.

Однако Пинкертон не растерялся: крепко вцепившись в преступника, он потащил его за собой. Здесь деревянные шпалы образовали узкий выступ, и здесь, на головокружительной высоте, противники продолжали бороться не на жизнь, а на смерть.

— Наконец-то ты попался мне, собака! Теперь живым не уйдешь! — шипел Мор, силясь столкнуть Пинкертона в воду.

Тем временем сыщику удалось высвободить одну руку. Он быстро выхватил из кармана револьвер и приставил его холодное дуло ко лбу преступника.

— Сдавайся, Том Мор! Еще одно движение — и будешь убит!

Том замер. Его руки еще обхватывали противника, но перед лицом верной смерти он не решался продолжать борьбу. Скрежеща зубами, он понял, что всякое сопротивление бесполезно.

— Нет! — заревел он. — Я не сдамся! Я еще не в твоих руках, Нат Пинкертон!

И в тот же миг, выпустив из своих объятий Пинкертона, он бросился вниз. Пинкертон ясно расслышал всплеск от упавшего в воду тяжелого тела. Он свесился с моста и стал пристально вглядываться в темноту. Но при тусклом свете луны ничего нельзя было различить, и Пинкертон перелез через перила обратно на мост.

* * *

Около двенадцати часов ночи в погребок Томаса вошел элегантно одетый джентльмен с изжелта-бледным лицом, без бороды и усов, с темными глазами и темными волосами. С порога он стал беспокойно озираться, видимо, находясь в сильном волнении.

— Тома Мора нет здесь? — обратился он к хозяину.

— Он был здесь, мистер Стоунфилд, но с час тому назад какой-то пьяный бродяга принес ему письмо, и он тотчас ушел.

— Он ничего для меня не оставлял? Не говорил, когда вернется?

— Нет, ничего не говорил.

— Придется подождать! Не может быть, чтобы он забыл обо мне в таком важном деле…

Джентльмен сел за стол, заказал виски и принялся читать газету. Но было видно, что он совсем не думает о том, что читает: он поминутно смотрел на часы и бормотал проклятия.

— Куда же он пропал? — ворчал он. — Если Мэри права, и Пинкертон в самом деле пронюхал кое-что о нас, то надо как можно скорее посоветоваться и решить, что делать дальше…

В эту минуту дверь отворилась, и вошел высокий молодой человек в сопровождении двух полицейских. Это был Боб Руланд. С минуту он стоял, отыскивая кого-то глазами, а потом прямо направился к столу, за которым сидел Стоунфилд.

— Это вы — лорд Стоунфилд?

Тот побледнел, как смерть, и вскочил со стула.

— Что это значит? — закричал он. — Как вы смеете говорить со мной таким тоном?!

Руки Стоунфилда молниеносно опустились в карманы, чтобы достать револьверы.

Но в тот же миг Боб с такой силой ударил его кулаком в подбородок, что он потерял сознание и упал под стол. Полицейские тут же обезоружили его.

— Что вы себе позволяете? — очнувшись, продолжал он кричать, пока полицейские вели его к выходу. — Как вы можете ни в чем не повинного человека…

Боб иронически рассмеялся.

— «Ни в чем не повинного»! — передразнил он. — Это как посмотреть! Не вы ли, милорд, поспособствовали тому, что мистер Грин, мистер Полли и мистер Барри были сброшены с Цепного моста?

Стоунфилд вздрогнул и выругался. Полицейские вывели его из погребка, усадили в карету и повезли в дом предварительного заключения.

На следующее утро Пинкертон лично арестовал и горничную Мэри.

* * *

Оказалось, что Стоунфилд действительно был главным виновником всех трех убийств, совершенных на Цепном мосту.

Он вовсе не был племянником покойного миллионера Грина, но ему удалось ловко завлечь его в свои дьявольские сети. Как-то, совершенно случайно, Стоунфилд узнал о некоторых неблаговидных коммерческих махинациях, в которые впутался Грин. Этих сведений было вполне достаточно для того, чтобы опорочить миллионера в обществе и даже отдать под суд, чем мошенник и воспользовался самым постыдным образом. Почувствовав, что миллионер стал в его руках безвольным орудием, он потребовал, чтобы тот выдал его за своего племянника, составил завещание на его имя и ввел в общество под именем лорда Стоунфилда. Затем, с помощью своего сообщника Тома Мора, женатого на горничной Мэри, он заманил несчастного мистера Грина на Цепной мост, откуда тот уже не вернулся.

Молодой Мистер Полли, бывавший в доме Грина, заподозрил что-то неладное в отношениях лорда Стоунфилда со своим названным дядей. Странной показалась ему и внезапная страшная смерть миллионера. Он открыто высказал свои подозрения Стоунфилду, прекратил дружбу с ним и заявил, что этого так не оставит. За это заявление он заплатил жизнью: негодяи и его заманили на Цепной мост, где покончили с ним.

Джон Барри тоже мешал Стоунфилду, так как «лорд» был безумно влюблен в Лилиан и хотел завладеть ею во что бы то ни стало.

Миллиардер был очень ревнив. Одного ласкового слова, сказанного женой постороннему мужчине, было достаточно, чтобы привести его в бешенство. На этом-то Стоунфилд и построил свой сатанинский план. Как-то, когда Барри только что вернулся домой из непродолжительного путешествия, Стоунфилд отвел его в сторону и рассказал, что минувшей ночью видел Лилиан на Цепном мосту нежно беседующей с каким-то элегантным молодым человеком.

В доказательство своих слов он показал платок из брюссельских кружев, который Лилиан будто бы потеряла на мосту, и который на самом деле был доставлен ему его сообщницей, горничной Мэри.

Джон Барри, вне себя от гнева и горя, решил застичь врасплох неверную жену во время следующего же ночного свидания. По совету Стоунфилда, он сказал жене, что в тот вечер должен уехать, а сам ночью отправился на мост, откуда Том Мор, после недолгой борьбы, сбросил его в воду.

Но последние слова умирающего «платок Лилиан» послужили Пинкертону отправной точкой для раскрытия преступления, и ужасным злодеяниям Стоунфилда, таким образом, был положен конец.

Стоунфилд был осужден на вечную каторгу. Впрочем, он недолго отбывал наказание, так как уже через несколько лет умер от чахотки.

Горничная Мэри была заключена на шесть лет в Синг-Синг.

Миссис Лилиан Барри щедро отблагодарила Пинкертона за его самоотверженное расследование. Она с ужасом думала о том, что могла бы стать супругой коварного «лорда», организатора нескольких злодейских преступлений.

Вскоре после завершения этого дела она покинула Нью-Йорк, вернулась в Англию, где вступила во второй, очень счастливый брак.

В ПОГОНЕ ЗА ПРЕСТУПНИКОМ ОТ НЬЮ-ЙОРКА ДО БЕРЛИНА

Глава I Брачный авантюрист

— Вас, мистер Пинкертон, спрашивает дама!

С этими словами в кабинет своего начальника вошел Боб Руланд и передал визитную карточку. Пинкертон прочел:

— Мисс Норма Кроудер… Проси ее сюда!

В комнату вошла молодая, скромно, но со вкусом одетая женщина и робко протянула ему руку:

— Здравствуйте, мистер Пинкертон! Простите, быть может, я пришла не вовремя, но я уверена, что у вас я найду защиту и помощь.

Пинкертон пригласил ее сесть, и когда она откинула вуаль, он увидел перед собой смелое, но бледное лицо, отмеченное печатью горя и житейских невзгод.

— Я никому не отказываю в помощи, — ответил он с участием. — Если не ошибаюсь, я уже встречал вашу фамилию, мисс Кроудер.

Она горестно улыбнулась:

— Это вполне возможно. Видите ли, я сделалась жертвой одного брачного авантюриста и мошенника, который в течение многих лет безнаказанно совершает свои преступления в Соединенных Штатах.

— Вы, вероятно, говорите о Джерарде Спенсере?

— Да, я думаю, что это именно он. В последнее время в разных городах он обманул и сделал несчастными столько девушек!

— Да, все эти проделки приписывают одному лицу, — сказал сыщик. — В последнее время я был занят раскрытием нескольких очень тяжких преступлений. Это потребовало от меня всей моей энергии и всего внимания, поэтому я не смог заняться этим мошенником. Но при первой же возможности готов взяться и за него.

— Располагаете ли вы свободным временем? — спросила дама робко.

— Вполне! Я весь в вашем распоряжении.

— Много времени это у вас не отнимет, так как вам придется только арестовать обманщика.

— А вы разве знаете, где он находится?

— Он здесь, в Нью-Йорке!

Пинкертон встал и зашагал по комнате. Известие его взволновало.

— Почему же вы не обратились в полицию и не попросили арестовать этого господина?

— Я боялась, что он сумеет в последний момент ускользнуть от полисменов. Он хитер, как лиса, и уже неоднократно ускользал из ловушек, которые ему ставили его преследователи, и вдобавок насмехался над ними. Я же хотела действовать наверняка и поэтому пришла к вам. От вас, мистер Пинкертон, ему не скрыться!

— Вы питаете ко мне большое доверие, мисс Кроудер? Но ведь и я иногда делаю промахи. В моей практике бывали случаи, когда преступник скрывался как раз в тот момент, когда я уже собирался праздновать победу… А теперь попрошу рассказать мне подробно историю вашего знакомства со Спенсером.

Норма Кроудер покраснела, но исполнила просьбу:

— Еще в прошлом году я была жизнерадостной девушкой, с румянцем на щеках, не знала забот и была полна надежд на счастливую будущность. Я была хорошо обеспечена, так как получила в наследство от дяди капитал в десять тысяч долларов. Полгода назад, в Метрополитен-Опере, я случайно познакомилась с неким мистером Блумфилдом. Это был джентльмен в полном смысле этого слова, все его манеры носили великосветский характер, и я была очень рада такому удачному знакомству… Мне, конечно, и в голову не приходило, что под именем мистера Блумфилда скрывается известный Джерард Спенсер… Он сумел возбудить во мне сердечные чувства к нему. Жил он на широкую ногу и тратил много денег, принадлежавших, наверно, тем несчастным, которых он обманул еще до знакомства со мной. Я его считала богатым человеком с честным, благородным характером. И не буду отрицать, что мое сердце принадлежало ему, что я готова была пойти за него в огонь и в воду…

Она вздохнула и после паузы продолжала окрепшим голосом:

— Но, слава Богу, это прошло. Теперь я глубоко ненавижу его и желала бы, чтобы он понес заслуженное строгое наказание! Дошло до того, что я перевела на его имя все свои сбережения, и именно с того дня, когда я сделала его владельцем своего состояния, я его больше не видела: он исчез с моими десятью тысячами долларов. Оставшись без средств, я была вынуждена искать место учительницы. Безуспешно я пыталась найти обманщика. Деньги пропали бесследно, — я стала нищей. Когда я услышала о других брачных авантюрах, похожих на мой случай, я поняла, что именно Джерард Спенсер, и никто другой, был тем мошенником, который меня обманул. Словом, я уже потеряла всякую надежду и покорно исполняла обязанности учительницы, когда, часа два назад…

— Вы его увидели, — закончил Пинкертон.

— Да, я его увидела! Мне нужно было выполнить в городе кое-какие поручения, и на улице Бовери я встретилась с ним.

— Скажите, вы уверены, что видели именно его?

— Да, уверена! Правда, раньше он не носил бороды, а теперь у него большая светло-русая борода, но, тем не менее, я уверена, что это он!

— Он вас видел?

— Думаю, что видел, но не узнал. Очевидно, он был погружен в себя.

— А знаете ли вы, куда он шел?

— Да. Я пошла за ним. Он направился в Центральную гостиницу, что на углу 3-й авеню и 14-й улицы. Когда он скрылся в подъезде, я вошла и спросила швейцара, кто этот господин, который входил передо мной. Швейцар ответил, что это мистер Бюллинг, который уже два дня как живет в гостинице. Тогда мне стало все ясно, и я отправилась к вам просить о помощи.

— Вы поступили бы разумнее, если бы немедленно вызвали полицию и велели бы арестовать его!

— Да, но он наверняка ускользнул бы от них!

— Я пойду с вами, мисс Кроудер. Но вам не следует ходить в гостиницу, — лучше, если вы сейчас отправитесь в полицейское управление, спросите там мистера Мак-Конелла и передадите ему мою визитную карточку. Можете ему сообщить, что я, по всей вероятности, доставлю ему редкую птицу!

— Но удастся ли вам одному справиться с этим негодяем?

— Надеюсь, — с улыбкой ответил Пинкертон. — Теперь попрошу вас минуточку подождать меня. Я сейчас вернусь.

Минут через десять вдруг отворилась дверь, и в комнату вошел какой-то незнакомец. Это был настоящий нью-йоркский денди, в светлом костюме и сером цилиндре, рыжеволосый, с моноклем в глазу.

Когда франт развязно подошел к ней, она попятилась:

— Что вам угодно? Я жду мистера Пинкертона!

Ответом был добродушный смех.

— Это я, мисс Кроудер! — произнес незнакомец голосом Пинкертона. — Я только переоделся, чтобы меня не узнал тот господин, которого я собираюсь навестить в гостинице.

— Превосходно! — сказала она. — Спенсер тоже мастер переодеваться, но вы превзошли его в этом искусстве.

Они вышли вместе из подъезда дома, но скоро расстались. Мисс Кроудер отправилась в полицейское управление, а Нат Пинкертон — в Центральную гостиницу.

У дверей элегантного денди встретил швейцар и низко поклонился, увидев в его руке монету.

— Чем могу служить, сэр?

— Не у вас ли остановился мистер Бюллинг?

— Да, он занимает номера четырнадцатый и пятнадцатый.

— Хорошо. Я хотел бы его видеть. Где эти номера?

— На третьем этаже.

Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Пинкертон увидел, что направо и налево идут полутемные коридоры, куда выходят двери номеров.

Медленно свернув направо, он бесшумно пошел по коридору. В полутьме, царившей там, он с трудом разбирал номера комнат.

— Двенадцать… тринадцать… четырнадцать! Здесь! — отметил он про себя, остановившись перед дверью, за которой скрывался авантюрист.

Ключ торчал снаружи, и Пинкертон, осторожно повернув его, бесшумно запер дверь, чтобы отрезать противнику путь отступления. Потом он подошел к двери 15-го номера, рядом с которой на вешалке было много разной одежды.

Нат Пинкертон сунул правую руку в карман и приготовил револьвер, а левой громко постучал в дверь.

— Войдите! — послышалось из номера.

Сыщик вошел и увидел мужчину с окладистой русой бородой, который при его появлении встал из-за стола. Пинкертон не успел осмотреть обстановку, в которую попал, и не успел проронить ни одного слова, как случилось то, чего он менее всего ожидал в эту минуту.

Позади него раздался легкий шорох открываемой двери, быстрые крадущиеся шаги, и — прежде чем сыщик успел обернуться, он получил такой сильный удар в висок тяжелым предметом, что упал без памяти, не издав ни звука.

— Молодец, Барлок, спасибо! — сказал Спенсер. — Теперь бежим! Эти сыщики — крепкие ребята, и он может скоро прийти в себя!

Две темные фигуры поспешно покинули номер и заперли его снаружи, а раненый, лежавший без чувств на полу, остался один.

Прошло около получаса прежде чем Нат Пинкертон открыл глаза. Он схватился за голову, вспомнил, что с ним произошло, и с проклятьем вскочил на ноги.

Он понял, что попал в ловушку и что преступник снова скрылся. И как это он раньше не подумал о том, что у Спенсера может быть сообщник! Ему стало ясно, что эта хитрая лиса Спенсер знал о его приходе и должным образом подготовился к встрече.

Очевидно, он все же узнал на улице обманутую им мисс Кроудер, но ничем не обнаружил этого. Потом он, наверно, следил за ней, слышал, как она справлялась о нем в гостинице, и последовал за ней, когда она вышла.

Так он выяснил, что она отправилась к Нату Пинкертону, видел девушку в сопровождении «денди», когда они выходили из квартиры сыщика, и поспешил вперед, чтобы достойно встретить его.

— Ну погоди, мерзавец, — прошептал Пинкертон, — ты рано торжествуешь! Теперь я напал на твой след и не отстану, пока не схвачу, даже если бы мне пришлось гоняться за тобой по всему свету!

Сыщик собрался покинуть западню, но тут же понял, что обе двери, как 15-го, так и 14-го номера, заперты на ключ снаружи.

Ключи преступники захватили с собой, рассчитывая выиграть этим время: они полагали, что необходимость взламывать двери задержит преследователя. Но Пинкертон вынул из кармана свою коллекцию отмычек тонкой работы и в мгновение ока открыл одну из дверей.

— Мистер Пинкертон! — раздался в коридоре чей-то голос. Это был инспектор, который явился в сопровождении мисс Кроудер и нескольких полисменов. Он не мог не обеспокоиться после рассказа девушки, когда увидел, что Пинкертона с преступником долго нет.

— Где же Спенсер? — спросил инспектор после краткого приветствия.

Сыщик пожал плечами.

— На этот раз он удрал, — сказал он. — К сожалению, я представил себе это дело слишком легким. К тому же у него был сообщник.

Мисс Кроудер вскрикнула, узнав о происшедшем.

— Успокойтесь, мисс! Он от меня не уйдет, я поймаю его, а за это поражение он заплатит сторицей!

Это заявление успокоило мисс Кроудер, и ее лицо прояснилось. Нат Пинкертон обратился к испуганному швейцару, который стоял тут же:

— Почему же вы мне не сказали, что этот мистер Бюллинг или, вернее, Спенсер остановился здесь не один?

— Вы изволили спрашивать только про него, и я подумал, что вы пришли к нему в гости…

— Я, конечно, не сержусь: ведь вы не знали, что я — Нат Пинкертон, а он — разыскиваемый полицией преступник! Можете ли вы дать какие-нибудь сведения о сообщнике Спенсера?

— Это вы, верно, спрашиваете про его лакея? У Спенсера, который жил здесь под именем Бюллинг, был лакей. С ним они и занимали эти два номера.

— Опишите мне его наружность.

— Невысокого роста, лицо обыкновенное, а затылок прямо как у буйвола. Наверняка — страшной физической силы…

Пинкертон невольно схватился за голову, которая все еще болела:

— Вы совершенно правы, он действительно обладает большой физической силой: я испытал ее на себе самом… Но зато, поверьте, скоро он узнает и мою физическую силу!.. Скажите, этот лакей приехал в гостиницу незадолго до моего прихода?

— Да, — ответил швейцар. — Минут за пять до вашего прихода он подъехал на извозчике и быстро поднялся наверх.

— Так это и был тот, кто по поручению Спенсера следил за мисс Кроудер от гостиницы до моего дома! Увидев меня с ней вместе, он помчался на извозчике сюда, чтобы известить своего хозяина и приготовить мне такую милую встречу… Надеюсь, эти птички недолго будут летать на свободе и скоро попадутся в сети!

Инспектор раскланялся и удалился со своими полисменами, а Пинкертон приступил к подробному осмотру комнат, где жили преступники.

От швейцара он узнал, что, уходя из гостиницы, преступники несли два желтых кожаных чемодана — те самые, с которыми они приехали за два дня до этого. Так что нельзя было и надеяться на какие-либо находки. В самом деле, тщательнейший обыск не дал никаких результатов, пока сыщик не обнаружил под одной кроватью скомканную бумажку. Он развернул ее — это оказалось меню гостиницы «Россия» в Филадельфии.

— Ага, — сказал Пинкертон, — значит, в этой гостинице они жили! Посмотрим, нельзя ли будет там что-нибудь о них узнать!

Он простился с мисс Кроудер, которая отправлялась в город по своим делам, и еще раз просила сыщика приложить все старания к поимке мошенников.

Нат Пинкертон отправился в свою контору, чтобы дать помощникам инструкции для поиска преступников.

Здесь ему пришлось лично убедиться в том, что Спенсер имел привычку насмехаться над своими преследователями, от которых ему удавалось ускользать. Его ожидало письмо следующего содержания:

«Многоуважаемому мистеру Пинкертону, самому знаменитому сыщику во всем мире.

Более двух лет я имею удовольствие работать в Соединенных Штатах, а посему позвольте мне выразить Вам мою сердечную благодарность за то, что Вы мне до сих пор ни разу не мешали. Сегодня, наконец, я имел случай познакомиться с Вами лично, правда, переодетым в фатовской костюм.

Впрочем, я всегда считал Вас и на деле фатом. Сохраните на добрую память от меня удар, нанесенный Вам в Вашу пустую голову, и не рассчитывайте увидеть меня когда-нибудь вновь. Будьте уверены, что я ускользнул от Вас бесследно, и Вам впредь не удастся меня схватить. Поэтому не ищите меня больше и не тратые на это своего драгоценного времени.

Сердечный привет моей возлюбленной мисс Кроудер, а Вам — прости навеки!

Ваш Джерард Спенсер».

Прочтя письмо, Нат Пинкертон улыбнулся.

— Все то же плоское остроумие, — сказал он. — Я так и думал, что получу нечто в этом роде. Судя по письму, — и я готов биться об заклад, — их здесь теперь уже не найдешь… Но теперь прежде всего надо посмотреть, не узнаю ли я чего-нибудь нового в Филадельфии!

В тот же вечер Пинкертон прибыл в Филадельфию и сейчас же отправился в гостиницу «Россия». Он занял место за столиком в обеденном зале и попросил позвать хозяина.

Он подробно описал ему наружность обоих преступников и выяснил, что они жили в этой гостинице неделю тому назад. Никаких других сведений хозяин ему сообщить не мог.

Пинкертон посмотрел ему прямо в глаза и медленно, выделяя каждое слово, произнес:

— Знаете ли вы, кого вы здесь укрывали? Знаете ли вы, кто тот господин, который проживал у вас здесь с лакеем под именем Джон Холмерс?

— Ради Бога, вы меня пугаете!

— Этот Холмерс — не кто иной, как известный брачный авантюрист и мошенник Джерард Спенсер!

— Не может быть! — воскликнул хозяин. — Невозможно! Я бы никогда не поверил! Может быть, вы ошибаетесь?

— Я — Пинкертон, — ответил сыщик просто.

Хозяин испуганно посмотрел на него и сказал:

— В таком случае, простите. Я более не сомневаюсь в правильности ваших слов.

— Ответьте мне: не заметили ли вы чего-либо подозрительного в этих господах?

Хозяин задумался, потом покачал головой:

— Я лично ничего такого не знаю… Но быть может, мой старший официант Бернхард Морбург даст вам какие-нибудь показания. Он прислуживал им и, насколько я помню, неоднократно вел с ними продолжительные беседы.

Старший официант, который все это время прислушивался к разговору, при этих словах подошел к ним. Это был красивый статный мужчина лет сорока, с открытым честным лицом и большими черными усами. Он был поражен услышанным и сказал, поклонившись сыщику:

— Просто невероятно, чтобы тот Холмерс, которого я считал джентльменом, был всего лишь мошенником! Мне он сказал, что он — английский лорд и разъезжает инкогнито!

Пикертон попросил официанта сесть.

— При каких обстоятельствах он вам это говорил?

— Я думаю, он сделал это потому, что и я, со своей стороны, открылся перед ним…

— Как?

— Я рассказал ему о своем прошлом.

Вдруг какая-то мысль осенила Морбурга, и он сказал, повернувшись к хозяину:

— Мистер, мне пришло в голову, что этот авантюрист со своим лакеем могли быть именно теми неизвестными ворами, которые украли у меня из сундука все мои сбережения!

— Весьма возможно! — воскликнул хозяин. — Такие люди на все способны. Вот вам и разгадка.

Сыщик попросил их успокоиться и обратился к официанту:

— Вы, судя по фамилии, — немец?

— Да.

— Когда вы обнаружили пропажу денег?

— Дней пять тому назад… Два дня спустя после отъезда мошенников!

— Говорили ли вы им о том, что у вас в сундуке хранятся деньги?

— Нет, не говорил. Да я и вообще никому об этом не рассказывал. Непонятно, откуда можно было узнать, что именно там я храню деньги?

— Очевидно, вор искал что-то другое, при этом нашел ваши деньги и захватил с собой, — спокойно сказал Пинкертон.

— Это невозможно, — возразил официант. — За исключением денег все остальное уцелело.

— И все ваши вещи в целости?

— Да, все.

— Я готов держать пари, что не хватает чего-нибудь еще! — уверенно сказал Пинкертон, но официант только пожал плечами.

— Мистер Морбург, вы говорили, что откровенно рассказывали этому Холмерсу о своем прошлом. В интересах дела прошу вас повторить ваш рассказ, не упуская ничего из того, что вы рассказали им. Думаю, что здесь находится ключ к загадке…

Хозяина в это время отозвали, и официант придвинулся ближе к сыщику.

— Хорошо, мистер Пинкертон, — сказал он тихо. — Я не буду от вас ничего скрывать, хотя не думаю, что мой рассказ может повлиять на исход этого дела… Моя настоящая фамилия не просто Морбург, а граф Гайно фон Морбург. Отец мой, старый граф Бодо фон Морбург, — богатый вдовец, живет в Берлине. Моя мать умерла, когда мне было десять лет. Так как отец мой относился ко мне очень строго и даже сурово, то после смерти матери отроческие и юношеские годы мои протекали далеко не весело. Когда мне минуло двадцать лет, я стал выражать недовольство по поводу чрезмерных строгостей и принуждений со стороны отца. Я начал кутить по ночам, и когда отец узнал об этом, он проклял меня и выгнал из дома с ничтожной суммой денег, которой едва хватило на проезд сюда, в Америку. Уже двадцать два года я живу безвыездно в Соединенных Штатах и за это время добывал средства к жизни самыми разнообразными способами, начиная от чистильщика сапог, дворника, полотера и тому подобное. При этом я все время откладывал немного денег на черный день. Как вы знаете, я успел скопить приличную сумму, и теперь — все пропало!

— И за все это время вы ни разу не обращались к своему отцу?

На лице Морбурга появилась гордая улыбка.

— Нет, я никогда к нему не обращался и обращаться не намерен! Он выгнал меня из дому без всяких средств, на произвол судьбы, а я ведь перед ним ни в чем не провинился. Я этого не могу забыть и никогда ему не прощу. Я скорее готов умереть, чем вернуться к нему или обратиться с какой-нибудь просьбой!

— И все это вы рассказали Спенсеру?

Официант кивнул головой.

— Хорошо, — сказал Пинкертон. — Позвольте мне задать вам еще один вопрос: храните ли вы документы, доказывающие ваше происхождение?

— Конечно!

— Где?

— В моем сундуке.

— Думаю, что этих бумаг у вас больше нет…

Морбург вскочил и уставился на сыщика. Потом он понял, о чем идет речь.

— Не может быть! — воскликнул он. — Я сейчас взгляну!

Он выбежал из ресторана, а Пинкертон пошел за ним. Официант вбежал в свою комнату, открыл сундук и, после недолгих поисков, достал черную сумку, в которой хранил свои бумаги. Он открыл ее и вскрикнул: сумка была пуста.

Мертвенно бледный, стоял он, глядя в пустую сумку, и тяжело вздыхал.

Пинкертон положил ему руку на плечо и сказал:

— Ничего не поделаешь, мистер Морбург, вы должны отправиться со мной в Германию — к вашему отцу.

— К моему отцу? Никогда… — пробормотал граф.

— Вы хотите, чтобы этот обманщик с вашими документами в руках явился к вашему отцу как блудный сын и получил бы все то, что по праву принадлежит вам? Наконец, разве вы допустите, чтобы вашему отцу угрожала опасность? А со стороны этих мошенников, уверяю вас, она неминуема!

Морбург все еще медлил.

— Но ведь можно воспользоваться телеграфом, чтобы предупредить германскую полицию и попросить ее задержать преступников сразу по их прибытии в страну…

— Нет, — возразил сыщик. — Спенсер — слишком опытный мошенник. Он наверняка не разъезжает ни под фамилией Морбург, ни Спенсер, ни Холмерс. Одна из специальностей этого авантюриста — похищение чужих документов, так что он путешествует совершенно безбоязненно, пользуясь теми, которые ему более всего на данный момент подходят. К тому же он крайне ловок и опытен в искусстве переодевания. Так что он уйдет от нас при малейшей неосторожности с нашей стороны. Поэтому я считаю совершенно излишним сообщать о происшествии германской полиции. При первом же подозрении Спенсер бесследно исчезнет. Нам, очевидно, самим придется пересечь океан.

После недолгой внутренней борьбы Гайно Морбург протянул сыщику руку.

— Пусть будет так, — сказал он. — Я отправляюсь с вами в Берлин.

Через четыре дня после этого разговора Нат Пинкертон и граф Гайно фон Морбург отплыли на одном из быстроходных судов Гамбургско-Американской пароходной компании в Германию.

Глава II В доме графа Морбурга

Прибыв в Берлин, Нат Пинкертон связался с местной полицией, и ему была предоставлена полная свобода действий.

Как оказалось, преступник, которого он преследовал, был хорошо известен и там. Несколько лет назад он подвизался в разных столичных городах, не раз был подвергнут тюремному заключению и скрылся из Берлина после отбытия последнего срока.

Граф Гайно фон Морбург, с которым Пинкертон приехал в Германию, до поры до времени жил инкогнито, как этого желал сыщик. Пинкертон отлично знал, что Спенсер — человек отчаянный и, почуяв опасность ареста, не остановится перед тем, чтобы пустить в ход револьвер. Поэтому он решил взять его хитростью.

Гайно фон Морбург остался в гостинице, а Пинкертон отправился в западную часть Берлина, где на аристократической тихой улице в роскошном особняке жил старый граф.

Никто бы не мог предположить, что под видом плохо одетого, простоватого прохожего скрывается самый опытный и известный у себя в стране сыщик: на Пинкертоне был поношенный костюм, на лицо он положил сильный румянец и приклеил каштановые баки и усы. Вообще наружностью своей он походил на старого, немного опустившегося английского лакея.

Подойдя к калитке графской виллы. Пинкертон нажал кнопку электрического звонка. Калитка отворилась, и он направился к дому по дорожке, посыпанной песком. За приоткрытой дверью дома его поджидал лакей, с любопытством осматривавший пришельца.

Пинкертон вежливо поклонился:

— Меня зовут Генри Тейлор. Я хотел бы поговорить с графом.

— Что же вам нужно от его сиятельства? — спросил лакей.

— Я хотел бы получить какое-нибудь место. Может, здесь мне повезет — доложите, пожалуйста, графу.

— Не иначе, сами черти привели вас сюда с вашей просьбой. Предупреждаю вас, что служить в этом доме — чистая каторга. Граф привередлив, и бывают времена, когда любой из его слуг охотно удрал бы отсюда.

— Может, и так, — пробормотал Пинкертон, — только я привык переносить всякие капризы. За свою жизнь я и не с такими господами ладил.

Лакей открыл двери шире.

— Ну заходите, я доложу о вас, но сомневаюсь, чтобы вас приняли: молодой граф, недавно вернувшийся из Америки, находится сейчас у своего отца, старого графа.

Лакей ушел, а Пинкертон стал осматривать прихожую. Уже по ней он мог судить, что находится в доме, который обставлен с беспримерной роскошью и большим вкусом. Ждать пришлось недолго, так как лакей скоро вернулся.

— Ваше счастье! — сказал он. — Сегодня камердинеру Жану попало от старого графа, поэтому он приказал вас впустить. Но мой вам совет — откажитесь от этого места.

— Простите, но я буду рад, если снова найду себе кусок хлеба. В моем положении нельзя быть разборчивым.

— В это нетрудно поверить, — сказал лакей. — Идите за мной.

Он повел Пинкертона вверх по широкой, устланной мягкими коврами лестнице и открыл дверь в роскошный кабинет.

Пинкертон вошел и низко поклонился.

Перед ним за письменным столом сидел старый граф. У него была величавая фигура, довольно редкие седые волосы и длинная, окладистая белая борода. Около него стоял высокий элегантный молодой человек. Это был Джерард Спенсер.

Пинкертон сразу узнал его, несмотря на то, что он выкрасил в черный цвет волосы и бороду, бывшую в Нью-Йорке светло-русой.

— Этот человек здесь? — спросил старый полуслепой граф.

— Да, папа, — ответил мнимый сын.

— Вы ищете место? Приходилось ли вам служить камердинером?

— Так точно, ваше сиятельство. У меня имеются самые лучшие рекомендации, — сказал Пинкертон.

— Как вас зовут?

— Генри Тейлор.

— Вы англичанин? — спросил, в свою очередь, молодой «граф».

— Точно так, хотя вот уже шесть лет как служу в Германии.

— Гайно, сын мой, нравится тебе этот человек?

— Хм… Н-нда… Что ж, неплох!

Похоже, молодой «граф» хотел сказать что-то другое, но, видимо, передумал, увидев на лице посетителя обращенную к нему немую просьбу.

— Можете ли вы сейчас приступить к исполнению своих обязанностей?

— Точно так. Я уже восемь дней без места.

— Тогда я вас беру, — решил граф Бодо фон Морбург. — Я недоволен моим камердинером, и он может сейчас же уходить, я прикажу его рассчитать. Вас, конечно, я буду звать Жан, так как привык к этому имени.

— Покорно благодарю, ваше сиятельство, — сказал Пинкертон, — и надеюсь, что вы будете мною довольны.

Новый лакей пошел за своими вещами. Когда он убедился, что за ним никто не следит, то прямо поехал в гостиницу, где остановился настоящий молодой граф Морбург. Там Пинкертон обрисовал ему положение дел, потом взял два плохоньких серых чемодана и поехал на извозчике к графскому дому.

Полчаса спустя он уже щеголял в графской ливрее, но работы в этот день у него почти не было.

Спенсер окликнул его, хлопнул по плечу и сказал, улыбаясь:

— Слушайте, дорогой Тейлор, вы — мой должник: вы всецело обязаны мне тем, что получили это прекрасное место. Впрочем, я помог вам потому, что люблю англичан.

Пинкертон низко поклонился:

— Я от всей души благодарен вам, ваше сиятельство, и не забуду того, что вы для меня сделали.

Спенсер повернулся и собрался уже уйти, как вдруг на лестнице появился его личный лакей. Это был человек с приземистой крепкой фигурой и крайне хитрым лицом.

— Ты весьма кстати пришел, Вильям! — воскликнул Спенсер. — Ступай ко мне в комнату, мне надо с тобой поговорить. Через пять минут я приду.

Лакей поклонился и поднялся наверх. Пинкертон невольно сжал кулаки, так как понял, что этот Вильям и есть сообщник Спенсера, что это его удар поверг его на пол в Центральной гостинице Нью-Йорка.

«Погоди же, братец, — подумал он, — удар этот я верну тебе с процентами».

Тем временем Спенсер скрылся в комнате старого графа. Тогда Пинкертон бесшумными шагами стал подниматься вверх по лестнице: он должен был знать, — на всякий случай, — что Спенсер собирался передать своему сообщнику.

Он видел, как лакей вошел в одну из комнат второго этажа, и тут же тихо пробрался в соседнее помещение. Отсюда в спальню мнимого графа вела дверь, завешанная портьерами. Дверь эта была полуоткрыта, и Пинкертон, спрятавшись за портьерой, мог обозревать всю комнату.

В спальне на кушетке лежал Вильям в самой непринужденной позе. Он курил сигару своего «господина» и небрежно выпускал дым. Когда несколько минут спустя в комнату вошел его «барин», он даже не встал с места.

— Как дела? — дружески спросил он «графа». — Что ты хотел мне сказать?

— Настало, наконец, время для выполнения нашего замысла, — сказал Спенсер, усаживаясь возле Вильяма.

— Значит, сегодня ночью все должно быть сделано?

— Обязательно! У старика в несгораемом шкафу сейчас лежит громадная сумма денег. Сегодня вечером в ресторане «Кайзеркеллер» я встречаюсь с компанией аристократов, с которыми познакомился через старика. Этим моя непричастность будет вполне доказана. Ты же достанешь ключи из брюк старика, которые висят около его постели, и пойдешь в соседнюю комнату, к несгораемому шкафу. Возьми все, что там найдешь, и спрячь хорошенько. Если старик проснется, успокой его навеки!

— Согласен, — ответил сотоварищ, — но с условием, что половина — моя. Иначе и рук марать не буду.

— Хорошо, — сказал Спенсер. — Только сделай все чисто: тогда ты навсегда освободишься от зависимости, в которой сейчас находишься.

— Тогда уж я основательно поработаю и не оставлю в шкафу старика ни гроша!

— Часа в два я вернусь домой. К этому времени все должно быть закончено.

— Ладно, — согласился Вильям. — Весьма кстати рассчитали сегодня старого камердинера Жана.

— Преемник его совсем не опасен, — сказал Спенсер, потирая руки. — Судя по его лицу, он любит выпить, и я думаю, что этим вечером несколькими стаканами рома ты его полностью обезвредишь.

— Будет исполнено!

— Кажется, условились обо всем… Ну а теперь ступай исполнять свои обязанности: надо избегать всего, что может возбудить подозрение.

Пинкертон решил, что слышал достаточно. Он покинул свою засаду, вышел из комнаты и быстро спустился с лестницы. Вскоре появился и Вильям. Новому камердинеру не трудно было заметить, что лакей молодого «графа» желает с ним подружиться.

— Послушайте, Жан, — сказал ему Вильям, — давайте посидим сегодня вечерком в столовой. Я ведь тоже англичанин, и мы за бутылочкой доброго виски вспомним нашу родину, потолкуем!

Пинкертон охотно согласился. Часть вечера он провел возле старого графа. Мнимый графский сын зашел попрощаться перед уходом в «Кайзеркеллер». Старик, конечно, не подозревал, какая опасность грозит ему. С помощью лакея он разделся и лег в постель, около которой, по его указанию, камердинер повесил его платье.

Пинкертон пожелал своему господину спокойной ночи и вышел из спальни. У дверей его уже поджидал Вильям. Он повел его в столовую, где были приготовлены три бутылки виски.

Они сели за стол. Вильям начал свои рассказы про старую Англию и про разные проделки, которые он будто бы вытворял в местах службы, не забывая в то же время подливать живительной влаги своему собеседнику. Генри Тейлор пил охотно. Вильям не заметил, что новый камердинер ловко выливал виски в специальный сосуд, заготовленный им для этого еще днем и поставленный около того места, где он предполагал сесть.

Задолго до полуночи у Пинкертона стал заплетаться язык. Было очевидно, что он опьянел. От него не скрылось довольное выражение лица Вильяма. Наконец «камердинер», покачиваясь, поднялся и заявил, что идет спать.

Вильям по-дружески дотащил его до спальни, причем ему пришлось пустить в ход всю свою физическую силу, чтобы поднять по лестнице своего упившегося до бесчувствия собутыльника. Наверху он без дальнейших церемоний бросил его на кровать:

— Теперь проспись как следует!

Но лишь только он вышел, как Пинкертон вскочил, сбросил ботинки и крадучись пошел за преступником. Вильям сперва зашел в свою комнату, которая находилась в среднем этаже. Пинкертон же продолжал спускаться, пока не добрался до спальни старика. Ему удалось тихо проникнуть в спальню и незаметно укрыться за экраном, стоявшим около печки.

Старый граф лежал и тихо спал. В тишине было слышно его равномерное дыхание. Ночник на столике около кровати распространял по комнате неяркий свет. Тихо тикали роскошные часы из мейссенского фарфора, стоявшие на камине.

Пробило полночь. В доме царила мертвая тишина. Пинкертон достал короткий железный прут, которым он «ошеломил» на своем веку не одного преступника. В другой руке он уже держал наготове револьвер.

Прошло около получаса, как Пинкертон сидел в своей засаде, и вдруг до его слуха дошел какой-то тихий шорох со стороны коридора…

Вот бесшумно открылась дверь, и на пороге показался Вильям. Он крался пригнувшись, словно хищник, и на минуту остановился у входа. Зорко смотрел он на кровать, его глаза горели зловещим огнем, а в правой руке его блестело лезвие острого кинжала.

Когда он убедился, что старый граф спит, он тихо подкрался к постели и принялся рыться в одежде графа. Он осторожно запустил руку в карман брюк и потащил оттуда связку ключей.

Он хотел уже ретироваться, но ключи зазвенели у него в руке. В тот же момент старый граф проснулся и приподнялся на постели. Полуслепой, он не мог видеть грабителя, но чутье ему подсказало, что здесь кто-то чужой.

— Что случилось? Кто здесь? — вскрикнул он испуганно.

Вильям испустил проклятие и, занеся кинжал, бросился на старика.

Но Пинкертон оказался быстрее: он выскочил из своей засады, и его короткий железный прут дважды опустился на голову преступника. Тот без звука замертво рухнул на ковер. Граф, которого Вильям уже успел схватить одной рукой, лежал почти без чувств от испуга.

— Успокойтесь, граф, — мягко сказал Пинкертон. — Ваша жизнь висела на волоске, но я успел вовремя и обезвредил преступника… Я ведь только для вида поступил к вам камердинером. В действительности же я — Нат Пинкертон, сыщик из Нью-Йорка. Я преследовал по пятам двух преступников, которые с похищенными документами графа Гайно фон Морбурга поселились у вас в доме, выдавая себя за вашего сына и его лакея…

Выслушав это сообщение, старик испустил крик ужаса и потерял сознание. Тем временем Нат Пинкертон связал лежавшему на полу преступнику руки и ноги, совершенно лишив его возможности двигаться.

— Вот так-то, голубчик! — приговаривал он при этом. — Теперь я вернул тебе твой нью-йоркский удар, и с процентами, а от моих ударов тебе будет хуже, чем мне от твоих!

Затем он разбудил нескольких слуг, которым вкратце рассказал, в чем дело, велел перетащить преступника в другую комнату и караулить его. Некоторым из них он приказал оставаться у старого графа, а сам удалился в свою комнату и быстро переоделся.

Спустя некоторое время он предстал перед удивленными слугами настоящим джентльменом. На нем был элегантный черный фрачный костюм, и в белоснежной сорочке блестели бриллиантовые запонки. Фальшивые баки и усы исчезли, как, впрочем, и красный цвет лица.

— Вот и я, господа! Правда, теперь я выгляжу несколько иначе и мало похож на камердинера Жана… Смотрите же хорошенько за преступником, чтобы он не удрал от вас!

Лакеи обещали смотреть в оба. Им даже доставляло удовольствие стеречь опасного мошенника, особенно когда он был связан по рукам и по ногам.

Нат Пинкертон наскоро переговорил с графом Бодо, который уже пришел в себя, и дал ему полное разъяснение всего происшедшего. Старика очень обрадовало известие о том, что его настоящий сын все-таки приехал из Америки: отец много лет тосковал по своему сыну и искренно раскаивался в своем поступке…

Глава III Арест Спенсера

Часы пробили час ночи, когда Нат Пинкертон сел в шикарный наемный экипаж.

— В «Кайзеркеллер»! — крикнул он кучеру.

По пути он обдумывал, как арестовать Спенсера. С таким опытным преступником надо быть крайне осторожным. Если он прямо подойдет к нему и схватит за руку, то не избежать отчаянного сопротивления, последствия которого могут быть самыми печальными. Пинкертон не мог предпринять ничего, что могло бы возбудить хоть малейшее подозрение Спенсера, покуда тот не будет лишен всякой возможности сопротивляться. Тем не менее, когда знаменитый сыщик вышел из экипажа у ресторана, план действий уже созрел в его голове. Он велел позвать одного из распорядителей.

— Я хотел бы видеть господина…

И он сделал вид, будто не может вспомнить имени.

— Черт возьми! Забыл фамилию… Ну, словом, того господина, который сидит рядом с графом фон Морбургом.

— Графом фон Морбургом?

— Ну да, у него еще окладистая черная борода.

— А, теперь понимаю! Эти господа здесь! Вам, может быть, нужен господин фон Зольбах?

— Да, он! Попросите его сюда на минутку.

— Слушаюсь.

Распорядитель ушел, и через несколько минут в прихожей появился очень элегантно одетый господин. Он остановился у дверей, удивленно ища глазами того, кто его вызывал. Сыщик подошел к нему и вежливо поклонился:

— Я имею честь видеть господина фон Зольбаха?

— Да, — ответил тот. — Это вы хотели говорить со мной? Но я не имею удовольствия вас знать…

— Я лорд Эсдерс, — ответил Пинкертон, — и хотя я не знаком с вами, я много слышал о вас, а потому позволю себе обратиться к вам с почтительной просьбой.

Фон Зольбах учтиво ответил:

— Я вполне к вашим услугам, милорд!

— Видите ли, дело в том, — сказал Пинкертон, — что я хотел бы с полчаса понаблюдать за одной личностью, которая находится сейчас здесь, в этом ресторане. Для этого мне надо бы незаметно пройти в зал, и я прошу вас сопровождать меня, словно старого знакомого. Подведите меня к вашему столу и представьте своему обществу!

Зольбах медлил с ответом: дело требовало некоторого размышления. Но Пинкертон сказал сердечно:

— Даю вам честное слово, что вы и ваши друзья в течение часа узнают о причинах моего поведения!

Тогда Зольбах решился:

— Хорошо, идемте! Я питаю к вам доверие: судя по вашей внешности, нельзя предположить, что у вас есть какой-то коварный замысел.

Зольбах тотчас же вошел в роль. Он взял Пинкертона под руку и прошел с ним через весь зал до столика, где сидели его знакомые. Столик стоял в самом углу, и Пинкертон сразу увидел, что Спенсер все еще там, среди всех этих нарядных дам и господ.

— Позвольте, господа, — сказал Зольбах, — представить вам лорда Эсдерса, с которым я познакомился в Лондоне. Я от души рад, что лорд разыскал меня здесь…

— Надеюсь, я вам не помешаю, господа, — произнес Пинкертон с сильным английским акцентом. — Но я хотел перед отъездом провести хоть час в обществе моего друга Зольбаха.

Зольбах познакомил мнимого лорда со всеми присутствующими, в том числе и с «графом» Гайно фон Морбургом, который вежливо поклонился незнакомцу.

Пинкертон сел за стол напротив Джерарда Спенсера. Он вступил с присутствующими в разговор самого невинного характера и особенно много говорил с Зольбахом, который все-таки, незаметно для других, относился к нему с легким недоверием. «Граф» Морбург несколько раз обратился к мнимому англичанину с вопросами:

— Вы давно в Берлине, милорд?

— Да, — ответил Пинкертон, — и я сильно скучаю.

— Вы путешествуете по Германии ради удовольствия?

— Я приехал сюда на охоту, — ответил сыщик. Никто из присутствующих и не догадывался, за какой дичью охотится этот «лорд».

— А бывали ли вы в Америке? — спросил Спенсер.

— О да! Я бывал в Нью-Йорке и в других больших городах и много там охотился.

— Охота, должно быть, ваша страсть, милорд?

— Да, только я люблю охотиться на редкую дичь, — ответил Пинкертон.

Одна из молодых дам спросила:

— Значит, вы и на гризли, наверно, охотились?

— О да! А также на еще более опасных зверей, — ответил с достоинством «лорд». — Какой у вас роскошный браслет, миледи!

Он заметил это как бы вскользь, глядя на украшение, сверкавшее на белоснежной руке молодой дамы.

Дама, смеясь, кивнула и сказала, что это — старая фамильная драгоценность, доставшаяся ей по наследству.

— Я нахожу, что носить браслеты действительно пристало дамам, но когда их носят мужчины, это уже безобразие, — сказал «лорд». — Посмотрите, господа, — наши руки слишком грубы, чтобы надевать на них такие изящные вещи!

Говоря это, «лорд» осмотрел свои руки, потом взглянул на руки Спенсера.

— Вот у графа, кажется, такие чудесные белые руки, что на них, пожалуй, кстати были бы браслеты, — сказал он, смеясь.

«Граф» невольно положил руки на стол и отогнул манжеты:

— Вы немного увлекаетесь, милорд, я…

Больше он не успел ничего сказать. Сыщик с быстротой молнии вскочил, раздался лязг металла, — и страшное проклятие вырвалось из груди Спенсера.

— Вот настоящие браслеты для таких мошенников, как вы, мистер Спенсер! — спокойно заявил Пинкертон, с изумительной ловкостью защелкивая на руках мнимого графа Морбурга наручники специальной конструкции.

Все присутствующие были как громом поражены случившимся, а сыщик хладнокровно вытащил револьвер и направил его на ошеломленного преступника.

— Вы арестованы, Джерард Спенсер! Ни с места, или я вас убью!

Хладнокровное приказание Пинкертона и дуло револьвера заставили Спенсера покориться. Но он пришел в еще больший ужас, когда Пинкертон обратился к присутствующим со словами:

— Простите, господа, если я нарушил ваше веселье. Но я исполнял свой долг. Я — Нат Пинкертон, сыщик из Нью-Йорка, а этот человек — опасный брачный авантюрист и мошенник. Он украл у сына графа фон Морбурга его документы и воспользовался ими, чтобы втереться в ваш круг.

Присутствующие не верили своим ушам. А Спенсер, бледный как смерть, проворчал:

— Нат Пинкертон!.. Этот дьявол преследовал меня до самого Берлина!..

— До свидания, господа! — сказал сыщик. — Если кто из присутствующих пожелает отправиться со мной в полицию, то узнает там кое- какие интересные подробности!

Зольбах и еще один господин решили воспользоваться приглашением. Поступок сыщика был до такой степени смел, что никто не сомневался в правдивости его слов и даже не подумал вступиться за преступника, которого они знали лишь несколько дней.

— Идемте, Джерард Спенсер! К сожалению, я не могу сейчас же забрать вас с собой в Америку: вам сначала придется еще в Германии отвечать за попытку ограбления и убийства графа фон Морбурга. К счастью, ни то, ни другое не удалось совершить вашему сообщнику Вильяму.

Эти слова пали на голову Спенсера подобно удару молота. Молча, с поникшей головой вышел он за сыщиком из ресторана и был доставлен на извозчике в полицию. Около самого управления он пытался было бежать, но железная рука Пинкертона осадила его.

— Видите, — то, что вы любезно писали мне еще в Нью-Йорке, не сбылось: мы все-таки встретились еще раз. И при новой встрече вы даже помогли мне устроиться камердинером к старому графу.

— Так это были вы! — прошипел Спенсер.

— Да, вы не узнали меня в наряде лакея, питающего слабость к спиртным напиткам…

Арестованный больше не разговаривал. Он понял, что на этот раз проиграл.

На следующий день Спенсер сознался во всем. Сначала он упрямился и отпирался, но когда в комнату судебного следователя вошел Пинкертон в сопровождении настоящего графа Гайно фон Морбурга, пришлось покориться.

Преступник вздрогнул, когда увидел графа. Барлок, которого привели в кандалах, также немедленно признал его. Спенсер бросил на сыщика взгляд, полный злобы, к которой, однако, примешивалось удивление и уважение.

— Как вы смогли обо всем узнать? — спросил он сыщика. Тот спокойно опустил руку в карман, вынул оттуда бумажку и показал преступнику. Это было меню гостиницы «Россия» в Филадельфии.

— Вы оставили это в Центральной гостинице в Нью-Йорке…

Спенсер выругался.

— В другой раз я буду осторожнее!

Пинкертон улыбнулся:

— Боюсь, что вам, мистер Спенсер, придется очень долго ждать другого раза!

Из признаний обоих преступников выяснилось, что все события происходили именно в той обстановке и в том порядке, как их выстроила проницательность Пинкертона.

Со своим сообщником, Барлоком, Спенсер познакомился в Чикаго. Он посулил ему златые горы и сделал его своим «лакеем» и соучастником преступлений. Барлок и сам к тому времени уже был матерым преступником, которого давно разыскивали правительства Соединенных Штатов и Англии.

Во время своих совместных скитаний они прибыли в Филадельфию и остановились в гостинице «Россия». Откровенность официанта, который проникся доверием к лорду, за какового выдавал себя Спенсер, навела их на мысль воспользоваться неожиданным открытием.

Пока мнимый лорд разговаривал с официантом, Барлок отправился наверх, в его комнату, открыл отмычкой сундук и похитил бумаги. Захватил он и деньги, не сказав о них Спенсеру ни слова (он только сейчас узнал об этом).

Спенсер совершенно не опасался преследования. Он знал, что сын старого графа никогда не обратится к своему отцу, даже если окажется в крайне бедственном положении, и поэтому преспокойно взялся за дело.

В Берлине он отыскал графа Бодо фон Морбурга и бросился ему в ноги, моля о прошении. Старик простил его, помирился с ним, и он стал играть роль хозяина в графском доме. Его план заключался в том, чтобы присвоить все наличное состояние старика, поручив лакею украсть деньги, и удрать потом со своей добычей.

Из своих брачных афер Спенсер признал очень немногие. Авантюру с мисс Кроудер он не мог не признать, так как в письме, посланном перед отъездом из Нью-Йорка Пинкертону, он сам подтвердил, что знаком с ней.

Спенсер и его сообщник были приговорены в Берлине — за попытку ограбить и убить старика — к восьми годам тюремного заключения. Кроме того, им «улыбалась» перспектива после отбытия этого наказания быть выданными Соединенным Штатам, где за все их многочисленные преступления им грозило по крайней мере десять лет каторги.

Поэтому Нат Пинкертон был совершенно прав, когда сказал Спенсеру, что ему придется долго ждать «другого раза»…

Граф Гайно фон Морбург помирился со своим седым отцом и сделался наследником несметных графских богатств. Нат Пинкертон отправился на родину, но по пути, когда он проезжал через Гамбург, ему довелось раскрыть в Германии еще одно загадочное преступление, к рассказу о котором мы и переходим…

ПИРАТЫ ГУДЗОНОВОЙ РЕКИ

Глава I Важный разговор

Судовладелец и крупный коммерсант Балдуин Кинлей возбужденно шагал взад и вперед по своему кабинету.

Старик озабоченно качал своей благородно седой головой, и голубые глаза его мрачно смотрели из-под нависших бровей.

Наконец он остановился у окна, отдернул слегка в сторону тяжелые гардины, и взглянул на шумную, полную деловой суеты главную улицу Нью-Йорка.

Перед его домом в этот момент остановилось несколько огромных подвод, перед которыми тотчас открылись ворота.

Подъемный кран был приведен в движение, и на подводах быстро начали нарастать целые горы тяжелых ящиков и тюков. Рядом с краном стояли двое служащих с тетрадями в руках, в которых они отмечали число зафрахтованных тюков. Когда подвода наполнялась доверху, ее место занимала следующая; сильные ломовые лошади отвозили нагруженные подводы к реке Гудзон, по которой товары доставлялись на баржах до Большого нью-йоркского рейда, где уже окончательно перегружались на большие океанские пароходы, которые в огромном количестве покрывали своими высокими мачтами и белыми парусами всю нью-йоркскую гавань, готовые к отплытию во все страны света.

Гордо поднял голову старик, увидев перед глазами эту картину — результат его трудов и таланта.

Он имел право гордиться, глядя на плоды своей кипучей деятельности, которая помогла ему превратиться из мелкого торговца в могущественного финансиста и судовладельца. Он был одним из главных тузов в торговом и судовладельческом мире Нью-Йорка, и на всем Соут-стрит он не имел соперника по финансовому могуществу.

Но вот черты его лица нахмурились и он отошел от окна.

Мимо него внизу по мостовой проехал элегантный кеб. На заднем сиденье восседал ливрейный лакей, внутри экипажа развалился на подушках молодой человек с манерами истинного янки. По его толстому животу извивалась массивная золотая цепь от часов, а на полное безбородое лицо падала тень от изящной шляпы-панамы. Казалось, человек этот при проезде мимо дома Кинлея бросил надменный, злобный взгляд на окна финансиста.

Старый джентльмен усталым движением опустился в кресло перед письменным столом и озабоченно подпер рукой голову. Он так глубоко погрузился в свои думы, что не расслышал легкого стука в дверь и затем шагов вошедшего в кабинет лакея.

Вошедший слегка кашлянул, и лишь тогда старик заметил его:

— В чем дело, Джон?

— Какой-то господин хочет видеть, вас, сэр. Он отказался назвать мне свое имя. Он приказал мне так и доложить.

— Впустите его.

Кинлей говорил звонким, энергичным голосом, в котором сразу была заметна привычка повелевать.

Сэр Балдуин Кинлей бросил на себя быстрый взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что лицо его достаточно непроницаемо, чтобы скрыть заботы и невзгоды от постороннего взора.

В этот момент послышались твердые шаги, и после лаконичного «войдите» со стороны хозяина на пороге показался незнакомый Кинлею господин. Интеллигентное безбородое лицо его с первого взгляда показывало, что обладатель его одарен недюжинными способностями, а в серых пронизывающих глазах этого человека светилась энергия и предприимчивость.

Кинлей вопросительно взглянул на посетителя.

— Мое имя — Нат Пинкертон. Вы, сэр Кинлей, просили меня зайти к вам.

Кинлей с оживившимся радостным лицом подошел к великому сыщику и протянул ему обе руки:

— Приветствую вас, мистер Пинкертон. Ваше появление у меня снимает с моей души великую тяжесть. Прошу садиться.

Усаживаясь, сыщик скользнул взглядом по внушительной гордой фигуре финансиста, а также успел оглядеть до мелочей всю обстановку комнаты. Наконец он вопросительно взглянул на своего собеседника.

— Не знаю, мистер Пинкертон, — начал Балдуин Кинлей, — известно ли вам об огромных убытках, понесенных в последнее время моим Торговым домом благодаря целой шайке разбойников. Вы, вероятно, слышали уже не раз о подвигах речных пиратов, появившихся на реке Гудзон. По каким-то таинственным причинам больше всего от этих господ страдает моя фирма, скажу вам даже, что в течение последних трех месяцев убытки достигли миллиона долларов. Если дело пойдет так и впредь, моей всемирно известной фирме грозят в ближайшем будущем крупные финансовые затруднения.

Пока старик говорил, Нат Пинкертон вынул из кармана газету и, когда собеседник его замолчал, прочел из нее ему вслух несколько строк, напечатанных мелким шрифтом. Строки эти гласили следующее:

«Прошлой ночью отчаянным «пиратам гудзоновой реки» вновь удалось овладеть большим грузом шелковых материй, перевозившихся фирмой «Балдуина Кинлей» на одной из собственных барж в коммерческую гавань. Это уже пятый по счету случай за последние четыре месяца, когда означенная фирма является жертвой этой смелой шайки. Убыток, понесенный фирмой за этот указанный выше срок, составляет около миллиона долларов. Пираты привели свой план в исполнение с беспримерной дерзостью. За полчаса ходу от Габокен-Пирса буксиру, который вел означенную баржу с товарами, перерезал дорогу небольшой паровой катер. Он ловко причалил к самому борту буксира, и на палубу последнего с катера соскочило десятка два-три людей с ружьями, которые моментально справились со шкипером и всей малочисленной командой буксира. Люди были связаны и отведены в трюм буксира, а груз с баржи был увезен катером в неизвестном направлении. И сами разбойники, и все похищенные товары как в воду канули. Полицейские катера, число которых увеличено вдвое со времени появления пиратов, не заметили ничего подозрительного. Буксир со связанным экипажем и опустошенной баржей был найден рано утром полицейским катером вблизи Габокен-Пирса».

Нат Пинкертон закончил чтение и задумчиво устремил взор перед собой, а финансист только глубоко вздохнул.

Сыщик первый нарушил молчание:

— Сэр Кинлей, так как вы хотите оказать мне доверие и поручить мне преследование шайки, то первой вашей обязанностью будет рассказать мне о ваших отношениях, как деловых, так и интимных, со всеми теми людьми, с которыми вам приходится соприкасаться. Лишь при этом условии я могу надеяться на успех. Окажите мне полное доверие — и вы увидите, что не напрасно обратились ко мне за помощью.

— Вы вселяете в меня новые надежды на успех, мистер Пинкертон, — горячо ответил коммерсант. — Спрашивайте меня обо всем, что найдете нужным, — и вы получите ответ на каждый предложенный вами вопрос.

При последних словах Кинлея глаза Пинкертона обратились на красную портьеру, находившуюся на противоположном конце комнаты. Ему показалось, будто она слегка зашевелилась.

Одним прыжком сыщик очутился перед портьерой и быстрым движением руки отдернул ее в сторону. Там все было пусто, но Пинкертон успел заметить, что противоположная дверь закрылась как раз в тот момент, когда он распахнул портьеру.

Он вернулся на свое место:

— Мне показалось, что кто-то подслушивает за этой портьерой, а так как мое посещение должно остаться в тайне, то я счел лучшим тотчас же убедиться в том, был ли там кто или нет.

— Дверь эта ведет в комнату моего клерка, который стоит выше всяких подозрений. Он сам вне себя от гнева на разбойников и целыми днями только и занят мыслью о том, как бы изловить всю их шайку. В своих опасениях он дошел до того, что заподозрил даже моего шкипера в соучастии с шайкой. Я рассчитал последнего и нанял нового, но, к сожалению, и это не помогло, так как разбойникам после этого повезло еще больше.

Сыщик многозначительно улыбнулся при этих словах:

— Вы лично нанимали нового шкипера?

— Нет. Делами подобного рода распоряжается всегда мой клерк.

— Есть ли у вас, сэр, враги, которые были бы заинтересованы в вашем разорении?

Коммерсант подумал минуту и сказал:

— Я не могу припомнить ни одного случая, который мог бы дать основание предположить, что у меня есть враги, заинтересованные в моих неудачах.

— А как обстоят у вас дела с рабочими, сэр? Быть может, ответ на этот вопрос покажется вам затруднительным в некотором отношении, но, тем не менее, я прошу откровенного ответа. Не относитесь ли вы слишком строго к вашим людям и не платите ли вы им слишком малую плату? Не было ли у вас случаев несправедливого увольнения рабочего?

— Я со своими рабочими обхожусь гуманно и плачу самое высокое жалованье. Я не могу также припомнить ни одного случая несправедливого беспричинного увольнения. У меня рабочий персонал состоит большей частью из старых служащих, пополняемых, конечно, все время новыми, ибо обороты моей фирмы растут с каждым днем.

Наступило короткое молчание, во время которого Балдуин Кинлей задумчиво посмотрел на портрет, стоявший на его письменном столе. Его лицо приняло при этом мягкое выражение.

Фотография эта изображала изящную красивую девушку, удивительно похожую лицом на коммерсанта.

Сыщик проследил за взглядом хозяина дома и спросил:

— Это ваша дочь?

— Да, сэр, это моя единственная дочь.

— Замужем?

— Нет!

Это «нет» прозвучало как-то жестко и сыщик инстинктом почувствовал, что своим вопросом он задел какую-то еще не зажившую рану старого финансиста.

— Три месяца тому назад у меня появился претендент на ее руку; я отказал ему, и этот отказ причинил мне и причинит еще впереди много убытков.

Пинкертон насторожился:

— А кто же был этим претендентом?

— Один из моих конкурентов, Фред Кронвелл. Его экспорт, правда, вдвое меньше моего, но так как у него нет собственных пароходов, то он отправляет все свои товары на моих судах. После моего отказа он стал направлять их на суда других компаний, это обстоятельство явилось чувствительным ударом для меня. В довершение всего, примерно в то же время я начал терпеть огромные убытки из-за нападений пиратов гудзоновой реки. И что самое удивительное, этим рыцарям легкой наживы попали в руки как раз самые дорогие грузы, тогда как менее ценные остались нетронутыми. Очевидно, тут дело обстоит не без измены со стороны кого-либо из моих служащих.

— Кто еще, кроме вас, знал, какой товар заключался в тех или иных ящиках?

— Один только мой клерк, мистер Эдуард Броун, если не считать шкиперов тех судов, на которые был назначен соответствующий груз.

— Когда вам предстоит новая отправка большой партии драгоценных грузов?

— На днях, мистер Пинкертон, — озабоченно ответил коммерсант. — Но, принимая во внимание все происшедшее, я отчаиваюсь в успехе этой перевозки и подумываю, что лучше всего будет отказаться от этого дела.

— Не можете ли вы распределить ваш груз на суда так, чтобы никто, даже ваш клерк, мистер Эдуард Броун, не знал ничего о нем? Или, что будет еще лучше, чтобы груз был бы подменен малоценным, при том так, чтобы об этом знали лишь вы да я, а ваш клерк думал бы, что ценность груза осталась та же?

Коммерсант ответил несколько запальчиво:

— Конечно, я могу устроить это, мистер Пинкертон, хотя, должен сказать, никогда не простил бы себе такого обращения с человеком, который пользовался до сих пор моим безусловным доверием и в поведении которого при том я не заметил ничего, что заставило бы меня раскаяться в этом доверии.

— Ваши взгляды вполне достойны такого честного человека, как вы, сэр Кинлей. Но таким поступком вы вовсе не окажете недоверия молодому человеку. Этим вы лишь избавитесь раз и навсегда от мысли отказывать ему впредь в доверии; а кроме того, вы впоследствии всегда будете иметь возможность вознаградить его, удвоив степень своего доверия к нему. Разве я не прав?

Кинлей кивнул головой, наполовину убежденный словами сыщика:

— Хорошо! Если вы непременно хотите, я готов последовать вашим указаниям.

— Прекрасно, сэр Кинлей, вы не раскаетесь в этом. Теперь я изложу вам мой план, но прежде всего попрошу сообщить мне точный срок ближайшей отправки груза.

— Послезавтра, мистер Пинкертон.

— Отлично. Этот груз вы отправите под клеймом «шелк» — такого рода материи, как кажется, излюбленная добыча для речных пиратов, — но при этом так, чтобы ваш клерк не знал, что на самом деле ящики содержат самый дешевый товар. Посоветуйтесь перед этим с ним, как отправить этот груз — под истинным или под фальшивым клеймом, и согласитесь с тем, что он предложит. Объявите ему, что груз этот стоит огромных денег. В назначенный вами день вы получите от меня два больших ящика, которые вы прикажете отнести на борт вместе с прочим грузом, но с величайшей осторожностью, спешу заметить, ибо там будет заключен действительно ценный груз.

Говоря последнюю фразу, сыщик тонко улыбнулся:

— Внушите вашим людям, чтобы они как можно бережное обращались с этими двумя ящиками. Далее, наймите одного нового работника, помощника при погрузке. Для этого рассчитайте кого-нибудь из имеющихся налицо, если без этого нельзя обойтись. Этого нового работника пришлю вам я в день отплытия. Вам не нужно видеть его — главное дело в том, чтобы вы известили об этом новом работнике шкипера буксира. Вот, кажется, и все. Да, мне было бы интересно посмотреть на вашего клерка, мистера Эдуарда Броуна, а также и на неудачливого претендента на руку и сердце вашей дочери, мистера Фреда Кронвелла.

— Это легко устроить. Завтра будет в моем доме большой вечер, соберется большое общество; мистер Кронвелл находится в числе приглашенных. Несмотря на удар по самолюбию, нанесенный ему моей дочерью, он все-таки появляется у нас периодически и, вероятно, будет здесь и завтра. Мне кажется, что он все еще питает надежду назвать когда-нибудь меня тестем; иначе я не умею объяснить себе его посещений моих вечеров при существующих между нами натянутых отношениях. Тут же вы заодно увидите и моего клерка, так как он тоже приглашен на этот вечер.

Пинкертон потер себе руки:

— Все, я вижу, складывается удивительно удачно, сэр; я попрошу вас отвести мне завтра место около Фреда Кронвелла. Вы можете представить ему меня как одного из ваших приятелей-дельцов, находящихся проездом в Нью-Йорке.

— Хорошо, мистер Пинкертон.

Оба собеседника пожали крепко друг другу руки, и Балдуин Кинлей после ухода сыщика почувствовал себя сильно успокоенным.

Глава II Неожиданное приключение

— Мистер Вилькинс из Чикаго, один из моих деловых друзей, — так рекомендовал своим гостям сэр Балдуин Кинлей на следующий день вечером пожилого, добродушного на вид джентльмена с седыми волосами и золотым пенсне на носу.

За столом соседом пожилого господина оказался Фред Кронвелл, тот самый господин, который за день перед этим, проезжая мимо дома Кинлея, вызвал такую перемену в лице старого коммерсанта.

Фред Кронвелл был типичным янки, до кончиков ногтей. Он презрительным и надменным взором поглядывал на господина из Чикаго.

Пожилой господин сначала, казалось, не интересовался ничем, кроме еды. Ловкими, гибкими движениями своих пальцев он разрезал жареного цыпленка и бережно отделил мясо от костей.

— Отличное меню! Не правда ли, мистер Кронвелл?

— Yes, сэр, — лаконично ответил тот. Ему был противен этот старикашка.

— И какой отличный, гостеприимный хозяин, не правда ли, мистер Кронвелл?

— Yes, сэр.

Наступила пауза, в течение которой пожилой господин с восхищенным видом уплетал курицу.

— Отличные люди эти Кинлеи, не правда ли, мистер Кронвелл?

— Yes, сэр.

Новая пауза.

— И чертовски хорошенькая леди, эта мисс Кинлей, не правда ли, мистер Кронвелл?

— Yes, сэр.

И Фред Кронвелл со злобой на лице отвернулся в другую сторону, между тем как пожилой господин все с тем же блаженным видом обтер свой рот салфеткой.

— Мой друг, сэр Кинлей, кажется, потерял всякую охоту к коммерческим операциям, благодаря этим речным пиратам, мистер Кронвелл. Жаль, я хотел заключить с ним большую сделку с шелковыми материями, а он не согласен на это. Жаль, ужасно жаль, — мы оба получили бы хорошие барыши.

Мистер Кронвелл полуобернулся при этих словах и бросил на старика, испытующий взгляд.

Последний между тем вынул из кармана пенсне и поднес его к своим очкам:

— В самом деле, мистер Кронвелл, эта мисс Кинлей — восхитительное создание. Мне прямо-таки жаль становится при взгляде на нее, что я уже не молод.

Янки, казалось, решил отбросить теперь свою холодность, так как стал вдруг разговорчив и пустился в беседу со своим пожилым соседом.

Через четверть часа разговора Фред Кронвелл спросил вдруг:

— Вы говорили только что о большой сделке с шелком, которую намерены были заключить с сэром Кинлеем, а не хотите ли вы вступить в сделку со мной?

Мистер Вилькинс улыбнулся.

— Вы, вероятно, не подозреваете о количестве нужной мне материи, мистер Кронвелл, иначе вы вряд ли предложили мне это. Нет, нет, — улыбаясь, твердил он, когда Кронвелл начал убеждать его в противном.

— Но я прошу вас, мистер Вилькинс, совершенно серьезно прошу сказать, сколько этого товара вам нужно?

Пожилой господин все еще с сомнением качал головой, говоря:

— Ну-с, мистер Кронвелл, если вы уж непременно хотите знать это, — мне нужно партию материй на пятьсот тысяч долларов, — довольны вы теперь?

К явному удивлению старика, Фред Кронвелл сухо ответил:

— Могу, мистер Вилькинс, послужить вам в этом.

— Что! — выпалил старик. — Вы обладаете в самом деле такой огромной партией?

— Да, сэр, за последние годы моя фирма настолько расширилась, что я могу вести и такие дела.

— Черт возьми! Вам, я вижу, удивительно повезло, мистер Кронвелл: вы так молоды еще и ведете такие большие дела. Вы далеко пойдете! Да, да, молодые коммерсанты нынешних времен далеко опережают нас, дельцов старой школы. А где бы я мог осмотреть ваш товар, мистер Кронвелл? Я остаюсь в Нью-Йорке лишь до послезавтра.

— Товар находится на моих складах, Либерти-стрит, номер 50. Зайдите ко мне завтра днем. Мы отлично оборудуем дело.

— Прекрасно, мистер Кронвелл! Так выпьем же за наше столь удачно начавшееся знакомство!

Раздался звон стаканов, и, когда общество поднялось из-за стола, оба собеседника были уже приятелями.

Восторгу Вилькинса — Ната Пинкертона — не было границ.

— Вот уже не воображал, что он так легко попадется на удочку, — бормотал он про себя.

Сыщик вышел в ближнюю комнату и, найдя укромный уголок позади целого ряда пальм, уселся там.

И в тот момент, когда он хотел уже встать, он услышал голоса и шаги.

Сыщик узнал дочь хозяина, шедшую в сопровождении молодого, полного жизни человека с красивым лицом. Его бегающие глаза портили общее довольно симпатичное впечатление, производимое на наблюдателя его внешностью.

— Неужели у вас, мисс Кинлей, никогда не найдется ласкового слова для меня?

— Разве я не любезна с вами, мистер Броун! Смею заметить, даже более, чем это приличествует дочери патрона по отношению к клерку.

— Во всяком случае, из ваших слов явствует, что вы находите, что уж слишком ласковы ко мне, ничтожному служащему вашего отца, — печально произнес молодой человек.

— Не говорите вздора, — улыбнулась прелестная девушка, — вы нравитесь мне, но это не значит, что скоро будет свадьба, а кроме того, вы знаете, что мой отец никогда не выдаст меня за бедного.

— А если я сделаюсь богатым? — спросил молодой человек с загоревшимся взглядом.

— Что ж, попробуйте, — улыбнулась девушка. — Когда у вас будет два миллиона долларов, попросите у меня моей руки еще раз.

— Ловлю вас на слове, мисс, — крикнул Эдуард Броун вслед со смехом убегавшей девушке, затем повернулся и пошел прочь.

— Удивительное стечение обстоятельств, — бормотал Пинкертон. — Интересно было бы взглянуть на физиономию старого коммерсанта, если бы он услышал, какие намерения питает его клерк.

Становилось поздно, и Пинкертон решил отправиться домой. Не успел он пройти и сотни шагов, как его обогнал кеб, в котором сидели, к великому его удивлению, клерк мистера Кинлея и мистер Фред Кронвелл, погруженные в дружескую беседу.

— Черт возьми, вот так открытие!

К счастью, мимо проезжал другой кеб. Нат Пинкертон вскочил в него и приказал кучеру следовать за первым экипажем, посулив ему хорошо на чай.

Первый кеб остановился у ворот одного из известных клубов, в котором, как знал Пинкертон, в маленьких задних комнатках до раннего утра велась крупная игра в карты.

Сидя в кебе, он снял бороду и парик, приняв, таким образом, свой обыкновенный вид, дабы не быть узнанным при встрече со своим новым знакомым.

Сыщик обошел одну за другой все комнаты, пока не нашел наконец искомую парочку, мирно беседовавшую в маленькой игорной комнате.

Он прошел мимо них. Посмотрев при этом на клерка, он заметил, что тот как будто съежился от его взгляда.

— Неужели этот мазурик подслушал меня вчера из-за портьеры? — пробормотал Пинкертон.

Он постоял некоторое время в соседней комнате и затем вернулся снова.

Фред Кронвелл и Эдуард Броун уже приняли участие в игре.

— Черт возьми, эта каналья узнала таки меня, — поморщился сыщик, заметив, как оба собеседника обменялись при его появлении взглядом.

Он равнодушно подошел к столу и принялся наблюдать за играющими.

— Довольно дорогое удовольствие для простого клерка, — подумал он. — Держу пари, что мистер Броун не заработает и за полгода столько денег, сколько проиграл здесь в одну-две минуты.

Сыщик знал теперь достаточно и потому ушел из клуба. Но, видимо, Эдуард Броун действительно узнал сыщика, так как тоже немедленно встал из-за стола и вышел за Пинкертоном. Теперь роли как бы переменились: наоборот, сыщик обратился в преследуемого.

Пинкертон, глубоко задумавшись, пошел по направлению к реке Гудзон. Броун ни на шаг не отставал от него. Когда он увидел наконец, что Пинкертон свернул на совершенно пустынную улицу, которая другим концом своим упиралась в реку, он коварно улыбнулся и исчез во дворе одного из ближайших домов. Вскоре оттуда появились три какие-то темные личности в одежде матросов и пустились с пьяными криками и песнями догонять сыщика.

Последний посторонился, давая им дорогу, как вдруг увидел сверкнувший в руке одного из них нож.

Быстрым, молниеносным движением сыщик схватил левой рукой нападающего за кисть, державшую нож, а кулаком правой руки нанес ему такой страшной силы удар между глаз, что тот без звука полетел на землю.

Но когда Пинкертон захотел отскочить назад, чтобы стать лицом к двум другим негодяям, он почувствовал, что сзади его обхватили две сильные руки; он напрасно пытался освободиться от их объятий — ему приходилось, кроме того, не сводить глаз с третьего нападающего, который все время старался ударить его ножом. С поразительной ловкостью отражал Пинкертон ногами удары своего противника. Тогда негодяй, державший его сзади, видя, что таким способом с сыщиком ничего не поделаешь, стал тащить его к реке.

— Ого, эти подлецы намерены, кажется, утопить меня, — подумал Пинкертон и, находясь уже в пяти шагах от реки, сделал отчаянное усилие оттолкнуть от себя обоих нападающих.

Ловким ударом ноги в живот он заставил одного из них со стоном выпустить из рук нож, со звоном упавший на мостовую. Освободившись таким образом и от второго негодяя, Пинкертон мог теперь вступить в единоборство с третьим и покатился тотчас по земле, увлекая и его за собой. Последний был страшно силен и как клещами сжимал сыщика в своих объятиях.

Пинкертону удалось наконец вытащить из кармана револьвер, и в тот момент, как оба сшибленных им с ног и теперь оправившихся негодяев готовы были снова броситься на него с высоко поднятыми кинжалами, прогремел выстрел, и один из них, пораженный пулей, сделал скачок и рухнул затем без звука на землю. Другой со страху отбежал в сторону. Сыщик воспользовался этим моментом и со страшным напряжением всех своих сил перебросил своего ближайшего противника через перила в реку. Тот еще держался кое-как, уцепившись за грудь сыщика.

— Помоги, Билл, он хочет сбросить меня в воду, — дико взвыл негодяй.

Пинкертон быстро обернулся, чтобы пригрозить своему третьему противнику револьвером, но в этот момент получил вдруг страшный толчок и полетел вниз головой в реку вместе со своей жертвой.

Сверху над водой нагнулась чья-то голова и прислушалась. Но в воде раздался лишь короткий всплеск, и затем все стихло.

Тотчас в реку полетело еще одно тело и послышался звук быстро удалявшихся шагов.

Четверть часа спустя несколько ниже по течению реки из воды вылез какой-то человек. Он отряхнулся, улыбаясь, и бросился бежать по направлению к более людным улицам.

— Ловко было задумано, джентльмены, — подумал он, садясь в кеб, — что и говорить. А все-таки завтра господа Кронвелл и Броун очутятся за решеткой, и Нью-Йорк будет освобожден от владычества речных пиратов.

Глава III Пираты за работой

На пристани сэра Кинлея нагружали последние ящики и тюки на баржи и шкипер буксира отдал приказание развести пары.

Пробило одиннадцать часов ночи.

Нельзя было терять времени. Судну предстояло семь часов пути, а все товары должны были быть сданы и перегружены к полудню следующего дня: к этому времени пароход отходил в море.

— Люди, на шпиль! — крикнул шкипер.

Шпиль заработал, и якорь был поднят. Машины пришли в движение, и буксир огромной черной массой отделился от берега и тронулся в путь.

Под командой шкипера находилось десять человек, распределенных на пароходе и баржах. Ввиду последних нападений команда была вооружена револьверами.

Сегодня после полудня в число ее был принят новичок. Он выглядел настоящей «смоленой курткой» с коротенькой трубкой в зубах. Шкипер недоверчиво поглядел на вновь прибывшего. Но тот отлично выдержал его взгляд и работал потом за двоих.

— Боб Шиллинг, отправляйтесь на самую дальнюю баржу, — сказал ему шкипер при отчаливании.

— Так я и знал, — пробормотал Боб Руланд — испытанный помощник Пинкертона, — что ты меня туда откомандируешь. Ну погоди, вы у нас еще попляшете сегодня.

Он добрался между тем до указанного ему места и оглянулся кругом, затем приблизился к двум большим ящикам, сел между ними и постучал слегка по стенке одного из них пальцем, повторив удар трижды:

— Вы слушаете, начальник?

— Да, Боб. Кругом никого нет? — раздался вопрос из глубины ящика.

— Никого; меня услали назад. Очевидно, шкипер находится в стачке с шайкой.

— Согласен с тобой. Моррисон здесь?

— Рядом с вами, начальник, — я сижу между обоими ящиками.

— О пиратах еще ничего не слышно?

— Пока нет. Мы плывем посреди реки. Выше по течению видны два полицейских катера, которые снуют вокруг нас. Впрочем, виноват, я вижу теперь довольно далеко позади нас идет небольшой пароход! Он держит курс прямо на нас! Это, очевидно, пираты! Они идут полным ходом!

— Где мы теперь, Боб?

— Недалеко от Джерсей-Сити. Габокен останется скоро позади нас.

— Видны ли еще полицейские катера?

— Нет, не видны, теперь вообще мало что можно разглядеть. Луна зашла за тучи, и вся река окуталась мраком.

— Во всяком случае ты, Боб, отдайся в плен вместе с прочими, чтобы увидеть, кто из экипажа находится в стачке с пиратами, — понял?

— Понял. Пароход находится теперь не более чем в пятистах метрах от нас, и если… Но тише — кто-то идет сюда.

По борту баржи пробирались двое из экипажа. Когда они приблизились к Бобу Руланду, то остановились и спустились к нему. Казалось, они хотели поболтать с ним.

— Темная ночка сегодня, товарищ, не правда ли? — спросил один из них у Руланда.

— Как же! Как раз подходящая для речных пиратов, — ответил тот.

— Если бы они только знали, какой товар мы везем, они бы уже давно гнались за нами, — усмехнулся матрос.

— Эй, кто тут еще есть? — спросил он вдруг и прислушался.

— Кому ж тут быть, кроме нас? — проворчал Боб. После короткого молчания первый матрос заговорил снова, предварительно оглянувшись.

— Скажите, товарищ, с кем это вы только что говорили, перед тем как мы подошли к тебе?

Боб Руланд был опешен. Оба матроса придвинулись теперь к нему и пронзили его злобными взглядами.

Помощник Пинкертона заметил, что в то же время ближайший к нему матрос характерным движением сунул руку себе под куртку.

Этого было достаточно для Боба.

Прежде чем его противники успели броситься на него, он поднялся спокойно с места, положил свою трубку на один из ящиков и быстрым как молния движением нанес одному из не ожидавших ничего подобного матросов здоровенный удар кулаком в висок.

С глухим стуком тот упал на палубу, уронив при этом кинжал, что доказало Бобу, что он не ошибся в своих предположениях.

Между вторым матросом и Бобом завязалась отчаянная борьба. Оба, кряхтя, сжимали друг друга в объятиях. Наконец Боб высоко поднял врага над собой и ударил его головой о борт баржи.

Впереди, должно быть, почуяли что-то неладное, так как Боб увидел теперь, как третий человек с фонарем в руках перешагнул на последнюю баржу и начал пробираться к месту поединка.

Пока он не мог еще видеть Боба.

Последний поспешно выбросил за борт тела обоих матросов.

Две минуты спустя перед Бобом, как ни в чем не бывало сидевшим между ящиками и курившим свою трубку, стоял человек с фонарем.

— Вам приказано отправляться вперед, Шиллинг, — сказал он.

Тронувшись в путь, чтобы исполнить приказание, Боб видел, что человек с фонарем остался стоять на его прежнем месте и поднес фонарь к одному из ящиков.

Когда Боб Руланд взобрался на буксир, к нему подошел шкипер.

— Идите в трюм, Боб Шиллинг, и принесите мне оттуда канат.

Боб повиновался. Не успел он дойти до середины лестницы, как услышал, что позади него с адским хохотом захлопнули люк.

Он быстро поднялся назад по лестнице и сильно ударил по люку кулаком.

— Желаю вам весело провести там время, господин шпион, — проговорил голос шкипера. — Вас выпустят, когда пираты овладеют пароходом.

— Увидим, — подумал Боб и спустился вниз по лестнице. Там было дьявольски темно, и когда он зажег спичку, то увидел, что трюм наполнен старыми досками. Боб сел и начал думать, что бы ему предпринять. Его положение было критическим, так как шкипер считал его шпионом и сам, очевидно, был в заговоре с пиратами. Руланду казалось даже, что и весь экипаж был на стороне шайки. Когда же шкипер узнает, что из его команды пропало двое людей, то подозрения его против Боба еще усилятся, возможно даже, что его убьют.

Его, следовательно, могло спасти лишь бегство.

Он подошел к маленькому окошку в борту и просунул в него голову. Но протиснуть плечи оказалось совершенно невозможным.

Шкипер наверху дал громкий свисток, и тотчас за ним Боб услышал второй свисток, точно эхо первого.

— А это сигнал для пиратов, — подумал Боб. Просунув голову еще раз в окно, он действительно увидел в темноте ночи вблизи от буксира силуэт другого судна.

Буксир получил вдруг сильный толчок, затем наверху послышался топот ног и раздались отрывистые слова команды.

Постепенно шум наверху умолк, и другой пароход шел впереди буксира, как видел Боб, точно указывая ему путь.

Приблизительно через полчаса пароход остановился и вдруг все ожило.

Боб видел из окна, что место остановки было выбрано весьма подходящее, он видел, как пираты, точно гномы, работали поспешно в темноте, выгружая тяжелые тюки и ящики на берег. Он не имел возможности определить, где они остановились.

Насколько он мог разглядеть, на берегу стоял маленький, наскоро сколоченный домик, в который пираты складывали ящики и тюки. Кроме этого домика на берегу виднелись очертания еще каких-то странных строений.

Вдруг Боба осенила мысль. Ну да, конечно, это так, эти здания — старинные, ныне заброшенные Манхэттенские укрепления. Надо отдать справедливость пиратам — лучшего места под склады краденых товаров нельзя было найти нигде.

Теперь Бобу необходимо было подумать о собственном спасении. Пролезть через люк было немыслимо: там его встретили бы пираты, и в таком числе, что было бы безумием вступать с ними в борьбу.

Если бы ему удалось расширить окно настолько, чтобы можно было пролезть в него, он мог бы еще спастись. Он просто-напросто проплыл бы немного вниз по течению и выплыл бы где-нибудь на берег.

Он поспешно вынул из кармана нож, который всегда носил с собой, и принялся ковырять им доски, составлявшие обшивку баржи. Работа была нелегкой, и пот лил с него градом. Но работа, тем не менее, продвигалась вперед, и он уже почти успел настолько расширить окно, что мог бы кое-как пролезть через него, как вдруг люк наверху открылся и на лестнице показался человек, а сзади него высунулся десяток ружейных стволов.

Лицо человека было покрыто маской, в руках он держал револьвер.

— Скажите, кто вы такой? — спросил он. — И кто послал вас сюда?

Когда Боб промолчал на этот вопрос, тот кратко приказал ему идти наверх.

На палубе Боб увидел человек двадцать пять вооруженных людей, которые направили на него дула своих ружей.

Весь экипаж буксира принадлежал шайке — он ясно видел это теперь. Среди этих людей стоял еще второй человек в маске.

— Вас обвиняют в шпионаже, Боб Шиллинг, — снова обратился к нему первый замаскированный. — Признаете вы себя виновным?

— Если вы называете шпионажем выслеживание преступников, то могу ответить на ваш вопрос лишь утвердительно, — бесстрашно ответил Боб.

— Во время сегодняшней поездки пропали два человека из экипажа. На том месте, где один матрос с последней баржи встретил вас, было замечено большое кровавое пятно. Это вы убили их?

— Во всяком случае я позволил себе защищаться против этих двух джентльменов, так как в противном случае лежал бы теперь сам на дне Гудзона.

— По чьему приказанию вы действовали?

Боб подумал и потом ответил решительно:

— Я вам не скажу!

Было весьма вероятно, что пираты разделаются с ним не раньше, чем выпытают у него это имя, — таким образом он выигрывал время.

— Свяжите его и отведите на пароход, — приказал атаман.

Боб дал себя связать и был затем переведен на пароход пиратов. Там его запрятали в трюм и приставили к нему вооруженного караульного.

Боб мирно заснул и проснулся, лишь когда его сильно встряхнули за плечо. Он встал и поднялся на палубу согласно приказанию часового. К величайшему своему удивлению, он заметил, что была опять ночь, так что он проспал, оказывается, целый день.

По небу плыл месяц, освещавший то же здание, в котором хранились похищенные товары. Окружавшие его пираты мрачно поглядывали на него. Когда появились наконец два замаскированных человека, вся компания тронулась на берег.

Ворота открылись и затем снова закрылись. Боб с напряжением ждал, что произойдет, так как помещение, в котором они находились, было пусто, насколько он мог видеть это при свете фонаря.

Боб недолго оставался в недоумении. Открылась опускная дверь, и пираты начали по одному спускаться в нее.

Его оставили пока наверху.

Он снова принялся мечтать о бегстве, попробовал было освободиться от веревок, но тщетно.

Через полчаса снова появилось двое пиратов, которые приказали ему следовать за ними вниз.

Когда на следующий день клерк Эдуард Броун ворвался в кабинет сэра Кинлея и сообщил ему о новом разбое пиратов, то был немало удивлен несвойственным старику спокойствием, с каким тот отнесся к его рассказу. И клерк побледнел, заметив пронизывающий взгляд, брошенный ему в упор хозяином.

Слегка дрожащим голосом изложил Броун своему шефу подробности нападения, переданные со слов экипажа:

— Вчера вечером, отправившись в путь в одиннадцать часов ночи, они добрались беспрепятственно до того места, где буксир был найден сегодня полицейским катером. Тут вдруг из одной бухты вылетел большой пароход, подошел прямо к буксиру и высадил на палубу последнего около пятидесяти вооруженных людей, потребовавших от шкипера выдачи груза. При этих условиях борьба с пиратами была немыслима — произошло бы лишь напрасное избиение людей, а потому экипаж сдался, был связан и доставлен на берег, где их сторожило несколько человек из шайки. Груз затем был увезен разбойниками неизвестно куда, так как никто из экипажа не присутствовал при этой разгрузке. Четыре часа спустя пираты покинули буксир, который был найден затем полицейским катером. Двое из команды, попытавшиеся было сопротивляться, были убиты и выброшены за борт.

Когда клерк закончил свой рассказ, то добавил, что отныне в гавани будет крейсировать военное судно. Затем шеф отпустил его, как-то странно поглядев на него при расставании. Балдуин Кинлей все более убеждался в правильности предположений и действий Пинкертона и сильно рассчитывал на его помощь.

Глава IV Среди пиратов

— Вылезай же, Моррисон! Что ты, заснул, что ли, — крикнул Пинкертон, выползая из своего ящика.

— Я не могу поднять крышку, — послышался ответ из другого ящика.

— Погоди, сейчас я помогу тебе. Черт возьми, до чего жарко было в этом проклятом заключении.

Сыщик поставил на пол потайной фонарь и начал отрывать крышку другого ящика молотком и клещами.

— Ну, выходи, Лазарь, — смеясь, сказал он, когда Моррисон выполз наконец весь мокрый от пота.

Подкрепившись немного, оба принялись за осмотр места своего заключения.

Это было огромное каменное здание без окон и дверей. Стены его были выложены из больших квадратных камней. Наверху виднелась большая четырехугольная дыра, прикрытая трапом.

— Выбраться отсюда через эту дыру положительно невозможно, Моррисон, — сказал Нат Пинкертон. — Имеешь ли ты понятие о том, где мы находимся?

Тот ответил отрицательно.

— Я полагаю, что это здание — одно из старых укреплений Нью-Йорка, около Манхэттена; для чего бы иначе стали строить такие солидные стены? Смотри-ка, я, кажется, прав — вон наверху в стенах видны амбразуры.

— А что стало с Бобом, начальник, — спросил озабоченно Моррисон. — Надеюсь, он в безопасности?

Сыщик пожал плечами:

— Об этом мы узнаем завтра ночью, когда вся банда соберется здесь.

Моррисон вытащил из своего ящика два небольших бочонка, а затем крышки были вновь заколочены наглухо.

Оба заключенных начали обходить помещение, как вдруг, пройдя шагов сто, в ужасе остановились.

Моррисон поднял фонарь кверху и осветил им столб, вбитый глубоко в землю. Почва вокруг столба была пропитана насквозь кровью, а рядом валялись толстые веревки.

— Знаешь, что это такое, друг мой? — спросил своего помощника сыщик.

— До известной степени догадываюсь, — ответил тот.

— Это столб пыток гудзоновых пиратов, у которого они пытают насмерть свои жертвы, а также изменников из своей среды.

Оба двинулись дальше, но, нигде не найдя выхода, вернулись в конце концов назад.

— Мы еще имеем десять часов в запасе до нового прихода этих мерзавцев. Воспользуемся ими, чтобы устроиться здесь как можно удобнее.

Выбрав подходящее и закрытое со всех сторон место, они разлеглись и заснули.

Через несколько часов Пинкертон вдруг выпрямился и осторожно толкнул своего помощника.

— Ты слышишь, Моррисон — пираты уже пришли.

— Как же, начальник, слышу.

— Смотри наверх, видишь, трап приподнимается.

В образовавшееся отверстие по веревочной лестнице спустилось около двадцати пяти человек с ружьями и фонарями в руках.

Оружие они сложили около лестницы, а затем вся банда направилась к столбу пыток. Они остановились напротив него, образовав полукруг, в центре которого находились два человека в масках.

— Черт возьми! — воскликнул Пинкертон. — Провались я сквозь землю, если эти два подлеца в масках не суть господа Броун и Кронвелл.

Но вот наступила тишина и один из замаскированных топнул трижды ногой по полу. Затем он заговорил:

— Мы собрались сегодня здесь, чтобы переговорить и посоветоваться о разных инцидентах, имевших место за последние дни и вызвавших недовольство и недоверие между нами. Мы достигли того, что все теперь боятся речных пиратов, и мы можем гордиться своими успехами. К сожалению, за последнее время в нашей среде начали попадаться шпионы и изменники, которые, впрочем, не избежали наказания — они были присуждены к смерти у столба пыток. Но, несмотря на все предосторожности, принимаемые нами при выступлениях на работу, к нам все-таки присосалось несколько новых шпионов, одного из которых нам удалось поймать во время вчерашней экспедиции. Как с ним поступить теперь?

— Он должен умереть, — пронеслось в толпе.

— Хорошо, я ожидал этого приговора, — сказал оратор и повернулся затем к двум ближайшим из пиратов: — Приведите сюда шпиона!

Те немедленно вернулись к лестнице, поднялись наверх и тотчас вернулись оттуда с человеком, у которого руки были связаны за спиной.

— Что такое, Моррисон, — да ведь это Боб! Ну потерпи, мой милый, тебе не долго придется там стоять в таком неприятном положении, — бормотал себе под нос Пинкертон.

Оратор повернулся теперь ко вновь введенному:

— Не угодно ли вам будет объявить теперь ваше имя, а также сообщить, каким образом вы напали на наш след? Или прикажете прибегнуть к пытке, чтобы заставить вас говорить?

— Имя свое я вам скажу, — ответил Боб Руланд, называя себя, — а относительно того, как я напал на ваш след, это вам сообщит при случае мой начальник, мистер Нат Пинкертон.

— Нат Пинкертон! — в ужасе вскричали пираты. — Нат Пинкертон преследует нас! Мы погибли!

Замаскированный со злобой ударил ногой об пол, водворив этим молчание.

— Я уже три дня знаю, что Пинкертон преследует нас, и мной уже предприняты кое-какие меры, чтобы обезвредить его.

— Ого, атаман, — подал голос один высокий здоровенный детина, делая два шага вперед, — Пинкертона не так легко уничтожить. Гораздо легче может случиться, что он всех нас усадит на электрическое кресло. Не так ли, товарищи?

— В этом вы вполне правы, — надменно вставил Боб.

— Молчать! — загремел атаман. Говоривший, ворча, отошел назад.

— Кроме вопроса о шпионах тут есть еще одно обстоятельство для обсуждения, — продолжал атаман. — Вы часто выражали свое неудовольствие на то, что мы скрываем наши лица под масками, и не раз предлагали нам снять их. Мы никогда этого не сделаем, так как в этом случае мы окажемся всецело в ваших руках. Будьте довольны тем, что без нас вам никогда ничего не удалось бы сделать. Если вы и впредь будете приставать к нам с подобными требованиями, то мы покинем вас и вам придется выбирать нового атамана. Обещайте нам, что оставите нас в покое, тогда мы останемся во главе шайки и будем делить с вами все опасности.

— Так делите же с нами и добычу поровну, атаман! — со злобой воскликнул тот же детина. — Ведь вы изволите получать вдвоем половину барышей, а другую нам приходится делить на двадцать пять частей между собой. Черт возьми, если играть, так начистоту, а потому — долой маски!

И озлобленный великан выступил вперед, протянув руку к лицу атамана.

Последний вместе с другим замаскированным отступил на шаг назад и моментально выхватил из кармана револьвер.

Раздался треск выстрела, и пуля пролетела у самого уха пирата.

— Первого, кто дотронется до меня, убью как собаку! Запомните это!

Средство подействовало: все сразу притихли.

— Говорите, обещаете ли вы оставить меня и моего компаньона в покое с вашим приставанием относительно масок?

Но, прежде чем они успели ответить, произошло нечто такое, что произвело на собравшихся пиратов впечатление бомбы, взорвавшейся вдруг посреди комнаты.

Пока шли эти переговоры Пинкертон и Моррисон выскользнули из своей засады и прокрались к веревочной лестнице.

Пираты были настолько увлечены своим спором, что ничего не замечали вокруг.

Ружья были быстро собраны и связаны в кучу.

Затем оба сыщика поднялись вместе с оружием наверх.

Моррисон бросился тотчас за полицией, а Пинкертон спустился вновь до середины лестницы и повернулся лицом к пиратам.

При последних словах атамана с лестницы раздался вдруг его могучий голос:

— Пираты гудзоновой реки, ни с места. Смотрите, в нескольких шагах от вас на ящике стоят два бочонка. Они наполнены взрывчатым составом колоссальной силы. В тот момент, когда кто-либо из вас попробует тронуться с места или сделать какое-нибудь подозрительное движение, я выстрелю в бочонки, — и все вы взлетите на воздух.

Пираты понимали всю опасность положения.

— Эдуард Броун и Фред Кронвелл, — продолжал Пинкертон, — снимите ваши маски! Пусть ваши сообщники видят, с какими изысканными джентльменами им пришлось иметь дело.

Замаскированные с судорожно-искаженными от бессильной злобы лицами сняли маски.

Сыщик не ошибся. Это были именно Броун и Кронвелл.

— Фред Кронвелл, развяжите немедленно руки моему человеку, — продолжал Пинкертон.

И это приказание сыщика было исполнено. В один момент Боб Руланд был свободен и спокойно направился к лестнице.

— Лезь через меня, — сказал ему Пинкертон, — я хочу сыграть еще одну шутку с пиратами.

Когда Боб скрылся наверху, Пинкертон крикнул снова:

— Фред Кронвелл, возьмите один из бочонков, не бойтесь, сам по себе состав не взорвется. Но прежде всего отложите ваш револьвер в сторону. И шевелитесь, а то иначе мой револьвер может выстрелить невзначай.

Атаман отложил оружие и подошел к бочонку.

— Откройте осторожно крышку бочонка, — продолжал Пинкертон, — и скажите потом вслух, что в нем находится.

На этот раз Пинкертон не стал ждать ответа, быстро взобрался по лестнице в люк, между тем как внизу поднялся страшный шум и крики.

— К оружию, ребята, в бочонках песок! — кричал не своим голосом атаман, бросая бочонок на пол.

Точно тигры бросились пираты к веревочной лестнице, где стояли их ружья, — и вдруг остановились, точно пораженные молнией: ружья исчезли!

Пинкертон тем временем уже втащил за собой наверх веревочную лестницу, и пираты очутились, таким образом, в самом глупом и безвыходном положении.

Немного спустя наверху послышались шаги прибывших во главе с Моррисоном полицейских и раздался голос Пинкертона:

— Предлагаю вам выходить наверх поодиночке. Первый, кто попытается защищаться, будет застрелен на месте.

Пираты подчинились приказу и принялись вылезать по лестнице наверх, где их немедленно связывали.

Наконец внизу остались лишь Броун и Кронвелл.

Они пытались спрятаться, но были быстро найдены Пинкертоном и его помощниками и доставлены затем наверх, подобно прочим.

Полиция была донельзя поражена, когда великий сыщик доставил всю компанию пиратов в Метбери-стрит.

Нью-йоркские газеты пестрели хвалебными гимнами в честь Ната Пинкертона, избавившего Нью-Йорк от речных разбойников и давшего возможность вздохнуть свободно всему коммерческому миру.

Кронвелл повесился несколько дней спустя в доме предварительного заключения, а Броун и вся остальная компания были приговорены к двадцатилетней каторге и отправлены в Синг-Синг.

Балдуин Кинлей не знал, как отблагодарить великого сыщика, и весьма крупно вознаградил его за услугу, так как тот поистине спас его от неминуемого краха.

ЗЛОДЕЙ ГРИЗАМ, УКРОТИТЕЛЬ ЛЬВОВ

Глава I Страшная находка

Для Чарльза Фредерика сегодня был настоящий праздник. Лицо его сияло с самого утра.

Маленький конторский писец не подозревал, что адвокат, у которого он служил, только что получил известие о крупном выигрыше на бирже и именно поэтому на радостях отпустил своего служащего на весь день, да еще вручил ему двадцать долларов.

Впрочем, Чарльз и не ломал себе голову над тем, как это случилось, а просто радовался неожиданному свободному дню. Хозяин дал ему деньги с тем, чтобы он позволил себе какое-нибудь удовольствие, а он всегда точно исполнял указания хозяина. Какое-то время он раздумывал, куда лучше направить свои стопы, и вдруг ему явилась мысль, от которой все лицо его так и засияло, он даже присвистнул от радости.

— Кони-Айлэнд! — промолвил он, точно наэлектризованный.

Кони-Айлэнд — это особое увеселительное местечко недалеко от Нью-Йорка, служащее специально для развлечения публики, открытое в течение всего лета. Можно с уверенностью сказать, что другого подобного заведения на свете не существует. Это своего рода огромный сказочный балаган, и то, что изобретательные янки предлагают здесь удивленным глазам публики, нередко доходит до крайних пределов возможного. Чего только здесь нет! Американские горы всех видов, карусели, водяные колеса, построенные со смелой гениальностью, приглашают посетителей на отважные головокружительные поездки; на открытых сценах и в театрах даются всевозможные представления, а буфеты, чайные и ресторан предлагают публике, стекающейся сюда тысячами, всякого рода угощения.

Когда Чарльз Фредерик приехал в Кони-Айлэнд, было уже около полудня. Прежде всего, он пошел в один из ресторанов подкрепиться. Пообедав вкусно и плотно, он пошел присмотреться к тому, что предлагалось публике.

Народу было еще мало: главная масса публики стекалась сюда только вечером.

Чарльз походил мимо деревянных павильонов, в которых находились выставки всякого рода уродов, как людей, так и животных, видел всевозможные карусели и даже предпринял головокружительную поездку в коляске, устроенной наподобие лодки и спускавшейся с высокой башни прямо в расположенный под нею пруд.

Он пошел дальше и очутился перед каменным строением, служившим зверинцем. Над входной дверью, к которой вела невысокая лестница, крупными буквами было написано: «Львы Гризама».

Чарльз поднялся по лестнице. За небольшим окошечком сидела кассирша, маленькая толстая женщина с красным вульгарным лицом.

— Пожалуйста, дайте мне билет! — сказал он.

— Представления нет! — ответила она пискливым голосом. — Зайдите позже, сэр.

— Я пришел только посмотреть на львов, а не на представление.

Она посмотрела на него испытующим взглядом, затем повернулась в сторону внутренних помещений и крикнула:

— Эдвард, ты готов?

— Сейчас, — ответил мужской голос. — Чего тебе?

— Один джентльмен желает посмотреть на львов.

— Впусти его!

Кассирша снова повернулась к посетителю.

— Можете посмотреть зверей! Плата двадцать центов.

Чарльз Фредерик заплатил и вошел внутрь зверинца. В первом помещении находились клетки с обезьянами, попугаями и разными небольшими зверьками. Чарльз бросал им кусочки хлеба, прихваченного с собою, и весело смеялся над их возней.

Направившись к дверям следующего помещения, он заметил в дверях человека, который вошел незаметно, покуда он развлекался. На этом человеке была открытая серая куртка, под которой виднелось пестрое трико. Странно, но взгляд его показался Чарльзу недобрым и недоверчивым, а лицо крайне неприятным. В грубых чертах было что-то отталкивающее, особенно неприятны казались недобрые жестокие глаза.

Судя по одежде, это был сам известный укротитель львов, и Чарльз вежливо поклонился.

— Вы пришли в неурочный час! — сказал укротитель. — Публика обыкновенно собирается только к представлениям.

— Я очень люблю зверей, — возразил Чарльз, — но у меня сегодня занят вечер, вот и решил посмотреть ваших львов теперь же.

Гризам кивнул головой и пропустил молодого человека.

— Только берегитесь! — сказал он. — Львов нельзя кормить так, как обезьян, с ними это опасно!

— Да, им едва ли понравятся кусочки хлеба! — со смехом возразил Чарльз.

Когда он вошел в соседнее помещение, у него вырвался невольный крик удивления. По сторонам обширной залы стояло десятка два клеток с хищниками, но особенный восторг Чарльза вызвала огромная, стоявшая в середине клетка, в которой находились два громадных льва. Хотя сейчас они казались очень мирными и кроткими, у Чарльза они вызвали чувство робкого почтения.

«Вот попади к таким в когти!» — с невольным трепетом подумал он.

Налюбовавшись львами, он хотел перейти к другим клеткам, но тут заметил, что у него развязался шнурок ботинка. Молодой человек нагнулся, чтобы его завязать, и тут почувствовал, что у него мороз пробежал по коже.

Вокруг большой львиной клетки, на расстоянии около двух метров от нее, был устроен барьер, чтобы посетители не могли подходить к клетке вплотную. В промежутке между клеткой и барьером на земле валялись мелкие остатки мяса, очевидно, выпавшие из клеток во время обеда животных.

И вот, нагнувшись, среди этих отбросов мяса Чарльз заметил окровавленный человеческий палец…

Молодой человек с трудом удержался от того, чтобы не вскрикнуть, но он сразу понял, что тогда неминуемо погибнет. С минуту он оставался в наклонной позе, продолжая машинально завязывать шнурок. Глаза его при этом были устремлены на палец, который лежал на песке немым свидетелем дикого преступления.

Мысли сменялись в голове Чарльза с быстротою молнии. Ему было совершенно ясно только одно: надо притвориться, что он ничего не заметил, не заметил этого пальца, о котором хозяин зверинца безусловно и не подозревал. Ему хотелось броситься вон, убежать из этого страшного места, но Гризам, укротитель львов, все еще стоял в дверях и наблюдал за ним, и он усилием воли заставил себя сдержаться.

Точно во сне продолжал он переходить от одной клетки к другой, а сам от времени до времени поглядывал на дверь, где стоял Гризам.

При этом его ни на минуту не покидало сознание своего ужасного открытия: львы в большой клетке получают в пищу человеческое мясо!

Чарльз наскоро осмотрел всех животных и при этом пришел к решению: перед уходом отсюда надо взять с собою окровавленный палец, чтобы получить улику против злодея-укротителя.

Но как овладеть пальцем? Чарльз видел, что Гризам зорко наблюдает за каждым его шагом.

Молодой человек снова подошел к большой клетке, достал из кармана сигару и, будто играя, стал вертеть ее между пальцами.

Остановившись как раз в том месте, где за барьером лежал окровавленный палец, Чарльз еще сильнее завертел сигару и вдруг уронил ее. Он был достаточно ловок — сигара упала вплотную к пальцу. Он быстро нагнулся, просунул руку под барьер, схватил сигару вместе с пальцем и сразу отправил их в карман.

У него хватило воли простоять еще несколько минут, разглядывая львов, наконец он повернулся и направился к выходу.

Он преспокойно прошел мимо Гризама, опять поклонился ему, причем Гризам на этот раз ответил несколько любезнее. Женщина, сидевшая у кассы, когда он прошел мимо нее, посмотрела ему вслед, однако Чарльз, оказавшись на улице, почувствовал себя лучше и, сохраняя самообладание, зашагал ровно и медленно, как человек, которому некуда торопиться.

Однако, завернув за угол, он бросился бежать, точно за ним гналась сама смерть. Ему хотелось крикнуть первого встречного полисмена и сообщить о своей страшной находке.

Затем ему пришла в голову иная мысль. Он вспомнил знаменитого Нат Пинкертона, о котором немало слышал и читал.

Не медля ни минуты, Чарльз отправился в Нью-Йорк. Ему страшно было запустить руку в карман, где лежал окровавленный палец, и он только тогда пришел в себя, когда очутился перед домом, в котором находилась контора Нат Пинкертона.

Глава II Чей был палец?

Войдя в кабинет Пинкертона, Чарльз достал из кармана свою находку и молча положил перед сыщиком на стол.

— Признаюсь, — сказал Пинкертон, — такое введение вполне способно вызвать во мне живейший интерес к делу. Рассказывайте поскорее, что это значит.

Слушая подробный рассказ Чарльза, сыщик делал какие-то пометки в своей записной книжке. Когда Чарльз закончил свой рассказ, Пинкертон протянул ему руку и сказал:

— Вы отлично сделали, что пришли именно ко мне. Для полиции это дело слишком… хм… своеобразно. Она тотчас арестовала б владельца зверинца и этим только испортила бы все дело. Здесь нужно действовать очень осмотрительно. Поэтому и я пока не сделаю полиции никакого заявления. Но позвольте высказать вам свое полное одобрение: вы вели себя прекрасно! Ваш рассказ был тоже достаточно подробен, и я не стану вам больше задавать вопросов и не буду вас задерживать.

На лице молодого человека отразилось разочарование. Он думал, что будет принимать участие в раскрытии преступления. Пинкертон отгадал его мысли и ласково сказал:

— Вы поймите, мистер Фредерик, что расследование должен производить я один со своими помощниками. Непосвященный тут будет только помехой! Но обещаю вам, что после раскрытия преступления я немедленно сообщу вам об этом. Кроме того, вы получите известную награду, если таковая будет назначена.

Чарльз поблагодарил. Оставив сыщику адрес конторы, в которой он служил, молодой человек отправился домой. К каким-либо развлечениям у него в этот день совершенно пропала охота.

Нат Пинкертон после ухода Чарльза призвал к себе своего любимого помощника Боба и показал ему страшную находку, сообщив при этом все подробности дела.

— Прежде всего, — заметил он, набирая воды в чашку и осторожно обмывая палец, — надо установить, чей он был?

Сыщик взял лупу и принялся разглядывать ужасную находку. Наконец он сказал:

— Очевидно, что это палец мужской и принадлежал он богатому человеку. На нижнем конце пальца — след широкого, надо полагать, дорогого кольца. Кожа белая и не носит никаких следов какой бы то ни было работы. Палец теперь сморщился, но прежде он был очень толст, значит, принадлежал человеку довольно тучного сложения. Ноготь гладко отполирован и выхолен, этот человек, я вижу, заботливо относился к своей наружности. Но при этом он, очевидно, любил нюхать табак: под ногтем можно найти едва заметные следы нюхательного табака. Наконец, этот палец — средний палец правой руки. На кончике его крошечные синие пятнышки — следы чернил. Мне думается, этот человек был биржевым деятелем. Чернильные пятна — от карманного пера, которым он делал пометки на бирже.

— Похоже на то, — согласился Боб. — Как, однако, много можно видеть по одному только пальцу!

— Итак, человек этот был богат, тучен, любил нюхать табак, ногти полировал и стриг у парикмахера и, по всей вероятности, был финансистом! По этим данным надо теперь разузнать, не исчезал ли такой человек и когда именно. Кстати, Боб, как ты думаешь, каким образом палец этот отделен от руки?

Боб задумчиво покачал головой:

— Только не откушен зубами льва! Его отрезали острым, как бритва, ножом.

— Ты прав! — подтвердил Пинкертон. — И вот как я представляю себе ход всего дела… Богача заманили в зверинец и там или оглушили, или убили. Затем его ограбили и раздели. Кольца, которые он носил на руке, сняли, но широкое кольцо на среднем пальце правой руки сидело очень крепко и не снималось, поэтому убийца просто отрезал палец, а затем снял с него кольцо. Тело убитого было затем брошено на съедение зверям, причем туда же был брошен и отрезанный палец, но он каким-то образом выпал из клетки…

— Но почему же этот Гризам не уничтожил все следы преступления, а вместе с ними и этот палец? — спросил Боб.

— Да он как раз этим и был занят сегодня утром, когда молодой человек явился в зверинец! Гризам действовал заодно с женщиной, что сидит у кассы, это либо его жена, либо весьма преданная ему особа! Помнишь, я рассказывал тебе, что женщина эта сначала не хотела пускать Фредерика, говоря, что представления начинаются только вечером. Когда же Чарльз заявил, что хочет только посмотреть зверей, она повернулась в сторону внутренних помещений и спросила: «Эдвард, ты готов?» А Эдвард и был занят очисткой клетки от остатков страшного обеда. Он уже окончил работу и потому ответил, что молодой человек может войти. О том, что отрезанный палец лежал перед клеткой, он и не подумал, и это было одной из тех грубых и фатальных ошибок, которые подчас делают самые ловкие преступники.

Глава III Опасность надвигается

У подъезда одного из роскошных домов Нью-Йорка вблизи Центрального парка остановилась извозчичья пролетка. Из нее вышел Нат Пинкертон и позвонил. Лакей отворил дверь и вежливо поклонился.

— Можно видеть мистера Робертсона? — спросил Пинкертон.

— Хозяина нет дома.

— А хозяйка дома?

— Они сегодня никого не принимают.

Сыщик подал свою визитную карточку и решительно сказал:

— Скажите, что я приехал по очень важному делу.

Слуга прочел имя посетителя на карточке и с почтением посмотрел на него.

— Сейчас доложу, мистер Пинкертон.

Знаменитого сыщика пригласили в гостиную. Через несколько минут туда вышла миссис Робертсон. Это была довольно полная дама с красивым и милым лицом.

— Я не хотела верить своим глазам! — сказала она, учтиво протягивая руку Пинкертону. — Что такое случилось? В сущности, мне бы следовало испугаться…

— Прежде всего, — начал Пинкертон, — один вопрос, миссис Робертсон! Не знаете ли вы, где находится в данную минуту ваш супруг?

По лицу женщины скользнула грустная улыбка. Она покачала головой.

— Не знаю.

— Когда он ушел из дому?

— Кажется, он не возвращался с позавчерашнего дня, — подумав, ответила она. И, прочитав изумление на лице Пинкертона, проговорила:

— Не правда ли, сэр, вам это кажется странным? Прежде я грустила, чувствовала себя несчастной, когда мой муж покидал меня и пропадал целыми днями, но теперь я привыкла. Дружбы и согласия давно уже нет между нами, мы стали как чужие. Поэтому я и не беспокоюсь особенно, когда муж исчезает на день, на два, такое уже случалось.

— Это другое дело! — сказал Пинкертон. — Тем не менее, на этот раз возможно, что ваш супруг исчез недобровольно. Возможно, он сделался жертвой преступления.

Миссис Робертсон побледнела.

— Не может быть! — воскликнула она. — Вильям убит?!

— Пока я этого не знаю наверняка. Пожалуйста, успокойтесь и ответьте мне на некоторые вопросы… Супруг ваш был полный?

— Да, очень полный.

— Он любил нюхать табак?

— Да. Я всегда находила это ужасным.

— На среднем пальце правой руки он носил широкое золотое кольцо?

— Совершенно верно.

— Теперь скажите мне, какой костюм был на вашем муже третьего дня, когда он вышел из дому?

— Этого я не знаю, но мы можем узнать это у камердинера!

Она позвонила.

— Позови Жана! — приказала она вошедшей горничной.

Лакей вошел и, почтительно поклонившись, остановился в дверях.

— Скажите, Жан, какой костюм был на мистере Робертсоне, когда он вышел из дому третьего дня?

— Темно-синий, в светлую полоску.

— А какую обувь он надел? — спросил Пинкертон.

— Темно-коричневые башмаки.

— Хорошо, спасибо. Можете идти.

Лакей вышел, а Пинкертон снова обратился к миссис Робертсон, которая уже не могла скрывать своего волнения.

— Не знаете ли, сударыня, не любил ли мистер Робертсон проводить время в Кони-Айлэнд?

— Как же! Он охотно там бывал, и он сам мне иногда рассказывал, и от других я слышала. Его там часто видели.

Сыщик встал.

— Позвольте мне теперь проститься с вами, миссис Робертсон. Я начинаю расследовать дело, но, боюсь, едва ли вернусь к вам с утешительными вестями.

Бедная женщина заплакала. Она все-таки еще была привязана к своему мужу и теперь, поверив, что его нет в живых, искренними горячими слезами оплакивала его.

Между тем Нат Пинкертон уже сидел в своей пролетке и держал путь к себе в контору.

Он был доволен. Он знал теперь, кто стал жертвой злодея Гризама.

На бирже, где собираются каждый день тысячи людей, ни он, ни Боб ничего не смогли узнать о человеке, который подошел бы под сделанное ими описание. Оставалось только навести справки в парикмахерских. Искусство ухода за ногтями появилось в них недавно, в городе еще мало было мастерских, где оказывали бы такие услуги, и после нескольких попыток Пинкертону удалось напасть на верный след.

В одной из парикмахерских, расположенной возле самого Центрального парка, ему сказали, что какой-то невысокого роста полный господин, очень любивший нюхать табак, действительно аккуратно заходил два раза в неделю, чтобы стричь и полировать себе ногти. Один из мастеров знал даже, что господина этого зовут мистер Вильям Робертсон и что квартира его находится тут же, неподалеку… Таким-то образом Пинкертон и попал в дом Робертсона, а разговор с его женой только подтвердил предположения сыщика.

В конторе он нашел своего помощника Боба. Тот тоже обходил парикмахерские, но ничего не разузнал. Пинкертон рассказал ему о своей удаче.

— Черт побери! — сказал молодой человек. — Но как же мы будем действовать дальше? Не поехать ли прямо в Кони-Айлэнд и не арестовать ли этого негодяя Гризама с его помощницей?

— Поедем, — сказал Пинкертон. — Но, я боюсь, арест его сейчас ничего не даст.

— Почему?

— А какие у нас доказательства? Только этот палец. А Гризам скажет, допустим, что один из посетителей зверинца слишком близко подошел к клетке и захотел погладить льва, а зверь цапнул и откусил у смельчака палец! Вот и уличи его во лжи без других доказательств! Надо их достать…

— Надо, — согласился Боб. — А каким образом?

— Я думаю, — сказал Пинкертон, — что Вильям Робертсон не первая и не единственная жертва злодея. Данное убийство совершено с целью овладеть драгоценностями и крупными деньгами, которые он имел при себе. Весьма вероятно, что мистер Гризам уже не раз пополнял таким образом свою кассу. Ну так вот, нам надо соблазнить его на подобное же дело и на этом уличить. Слушай внимательно, Боб, план действий таков: ты оденешься возможно элегантнее, нацепишь крупные бриллианты и при случае пощеголяешь туго набитым кошельком. Если ты выкажешь к тому же интерес к зверям, то Гризам, без сомнения, начнет увиваться вокруг тебя и, быть может, постарается заманить тебя в зверинец после представления. Ты, разумеется, соглашайся на все, а в тот самый момент, как он уже вообразит тебя в своей власти, мы его и прихлопнем!

— А сами вы как проникнете ночью в зверинец?

— Это уж мое дело. Во всяком случае, Нат Пинкертон сумеет позаботиться о том, чтобы его верного Боба не сожрали львы!

Сам Пинкертон отправился в Кони-Айлэнд, не меняя своей наружности: он был уверен, что Гризам не знает его в лицо.

Приехав в Кони-Айлэнд, Пинкертон и его помощник отправились в тот конец его, где находился зверинец Гризама. Около одного ресторана, наполненного публикой, они остановились, и сыщик еще раз оглядел костюм Боба.

В это время из ресторана вышел какой-то огненно-рыжий человек, одетый в простое, но не грязное платье. У него была довольно разбойничья физиономия, но оба сыщика не обратили на него внимания. Зато он сразу заприметил их: его взгляд остановился на лице Пинкертона, затем он злобно улыбнулся и нырнул за угол дома, чтобы, оставаясь незамеченным, наблюдать за сыщиками. Когда они снова медленно пошли вперед, направляясь к зверинцу Гризама, незнакомец последовал за ними…

— Дай-ка я пойду сначала один! — заявил Пинкертон своему помощнику, когда они достигли цели. — Мне хочется присмотреться к обстановке. Я дам тебе знак, когда войти.

— Хорошо, а я буду незаметно прогуливаться около зверинца, — сказал Боб.

Пинкертон поднялся на крыльцо, взял в кассе билет и вошел в зверинец. Там только что началось представление. Оно производилось во втором помещении, где находились львы.

Сыщик протиснулся вперед и внимательно следил за фокусами укротителя.

Гризам держал себя уверенно и спокойно. Он подставлял львам обручи, и те через них прыгали, заставлял их ложиться и снова вставать, ездил на них верхом, словом, демонстрировал всякие чудеса дрессировки, всякий раз вызывавшие громкий восторг публики.

Пинкертон, между тем, тщательно оглядывал внутренность клетки.

Он прошелся по всему зверинцу, оглядывая все закоулки. В заднем углу ему удалось заметить узенькую дверь, которая, очевидно, вела в закулисные помещения, служившие квартирой Гризма и его кассирши.

Сыщик осторожно оглянулся. Никто из присутствующих не обращал на него внимания, все не спускали глаз с Гризама и львов.

Пинкертон нажал ручку двери и быстро скользнул в лежащее за ней помещение, плотно прикрыв дверь за собою.

Квартира укротителя состояла из трех комнат. Гостиная была убрана не без некоторой претензии на элегантность, но Пинкертона интересовало не это… Он направился прямо к камину и принялся рыться в золе. Однако там ему не удалось найти никаких следов сожжения человеческих костей или одежды.

Он внимательно оглядел комнату и перешел в спальню. Здесь тоже не было ничего подозрительного.

Наконец он попал в кухню. Зола в плите, тщательно разрытая, также не представляла ничего подозрительного. Зато Пинкертон сделал другое открытие: в одном из углов стояла пара очень нарядных темно-коричневых башмаков… очевидно, тех самых, в которых третьего дня покинул свою квартиру Вильям Робертсон!

Пинкертон поднял башмак и посмотрел на фирму. «Тук и сын. Нью-Йорк. Бродвэй, 245» стояло на внутренней обшивке. Это был один из лучших и самых дорогих магазинов, едва ли Гризам покупал там свою обувь.

Оставив башмаки на прежнем месте. Пинкертон вскочил на подоконник низкого открытого окна и выскочил на улицу.

Между тем, пока он находился в зверинце, незнакомец из ресторана (а это был не кто иной, как давний недруг Пинкертона мошенник рыжий Билл) подошел к окошечку, за которым сидела кассирша и по-приятельски с нею поздоровался. Делая вид, что берет билет, он нагнулся к женщине и шепнул:

— Я зайду к тебе в кассу и сообщу кое-что важное.

Она мигнула ему в знак согласия, и рыжий Билл вошел в первое помещение зверинца, а оттуда уже проскользнул в небольшой чуланчик, служивший кассой. Там он уселся на стул, но так, чтоб снаружи его нельзя было увидеть.

— Не смотри на меня. Мери, когда будешь говорить, чтоб никто не заметил, что ты в кассе не одна.

Она удивилась.

— Зачем это? Что у тебя за новости?

— Не очень приятные. Знаешь ли, кто сейчас находится в числе зрителей в нашем зверинце?

— А кто? — с испугом спросила она.

— Нат Пинкертон!

Кассирша побелела.

— Не может быть! — простонала она.

— Да… А внизу, на улице, в толпе ты можешь увидеть его агента. На нем коричневый костюм, и выглядит он франтом.

Кассирша поглядела на улицу и вздрогнула.

— Да, да, я вижу его!.. Он уже раз бросился мне в глаза, потому что посмотрел на меня как-то особенно пристально.

— Ну вот! Надо будет принять меры. Лучше будет, если ты будешь со мной откровенна. Скажи-ка, что вы натворили?

— Прошлой ночью укокошили одного толстосума… Львы им поужинали.

— Все ли следы уничтожены?

— Гризам уверяет, что все.

— Ну, значит, эта проклятая собака Пинкертон пришел за чем-то другим. Во всяком случае, что-нибудь он пронюхал! — заметил Билл. — Ну не беда, эта история наконец сломает ему шею. Как ты думаешь, а хорошо бы заманить его сюда нынче ночью, после представления, и угостить им львов!?

Глаза женщины так и заблестели.

— Ах, если бы это удалось!

— Удастся! — заверил Билл. — Надо устроить так, чтобы Пинкертон вообразил, что сегодня вы опять что-то затеваете, тогда он непременно явится… Послушай, есть у вас старая лакейская ливрея?

— Ну, есть. А на что она тебе?

— Давай скорее ключи! И не удивляйся, если к тебе явится лакей и передаст поручение от хозяина. Это буду я!

Она дала ему ключи, и мошенник тут же исчез.

Пинкертон и Боб Руланд встретились неподалеку от зверинца и незаметно отошли в уединенную часть парка, чтобы поговорить без помехи.

— Начальник, мне, вероятно, не придется играть роль богача, — сказал Боб. — Негодяи имеют уже другую жертву на сегодня.

— То есть? — спросил Пинкертон.

— Да, представьте себе. Хожу я себе взад и вперед возле зверинца, как вдруг является какой-то лакей в ливрее, поднимается к окошечку кассирши и начинает с нею говорить. Лицо кассирши при этом изобразило такое наглое торжество, что, следуя невольному внушению, я поднялся вверх по ступеням и вот, что услышал: «Отлично, миссис Гризам, я так и передам. Хозяин мой очень хочет посмотреть, как ваш муж ночью дрессирует своих зверей. Он приедет вечером, после представления. Можете быть уверены: милорд вам хорошо заплатит за удовольствие».

Нат Пинкертон нахмурился.

— Очень уж это странно, — пробормотал он. — Такие бывалые негодяи не станут действовать так опрометчиво. Ведь лакей явится живым свидетелем преступления… Ну, допустим, этот самый лорд захватит его с собой, и злодеи его тоже убьют… Но должно же у них возникнуть опасение, что лакей уже разболтал всей дворне о предстоящей забаве их хозяина. Нет, тут что-нибудь нечисто. А каков собой этот лакей?

— Лицо у него грубое, неприятное, все в веснушках, волосы рыжие, и правое плечо немного повыше левого.

— Знаю! Теперь все понятно. Ну, подожди, голубчик, видно, тебе мало старых уроков! Однако я постараюсь окончательно отбить у тебя охоту строить мне козни!

— Но тогда вам нельзя идти туда одному! — испуганно воскликнул Боб.

— Нет, я пойду один, — решительно возразил Пинкертон. — Только надо съездить в Нью-Йорк за кой-какими необходимыми вещицами… Часа через три я буду здесь. А ты пока следи за всеми, кто будет входить в этот проклятый зверинец.

Глава IV В клетке у львов

Представления в Кони-Айлэнд кончились. Закрыли и зверинец Гризама, толпа разошлась, и после толкотни и шума дня на всем пространстве Кони-Айлэнд воцарилась тишина.

Нат Пинкертон со своим помощником осторожно обошли зверинец с задней стороны. Здесь он походил на обыкновенный дом, сюда выходили окна квартиры Гризама.

Окно гостиной так и оставалось открытым.

— Я так и думал, — произнес Пинкертон. — Они хотят облегчить мне дорогу, чтобы заманить меня в западню! Я влезу в это окно, а ты подожди еще минут десять. Боб. Очень возможно, что в это время окно закроют. Тогда ты его разобьешь, но через десять минут ты во что бы то ни стало должен последовать за мной. Не забудь держать наготове револьвер. Из гостиной ты пройдешь коридором до двери, ведущей в зверинец. Если она будет заперта, откроешь ее отмычкой. Но в зверинец входи не раньше, чем я подам тебе сигнал выстрелом. Понял?

Боб кивнул, и Нат Пинкертон быстро удалился. Подойдя к окну, он минуту или две постоял, прислушиваясь, потом одним прыжком вскочил на подоконник и скрылся в неосвещенной комнате.

Бобу сделалось жутко. Он просто не мог стоять на месте, и не прошло еще и пяти минут, как он уже тихо подошел к окну. Но в ту самую минуту, когда он собрался было вскочить на подоконник, кто-то тихо закрыл окно изнутри.

Больше Боб не стал медлить. Ему было все равно, ждет ли его в комнате человек, закрывший окно, или нет. Достав из кармана алмаз, каким пользуются стекольщики, он вырезал в стекле отверстие, запустил в него руку, отодвинул задвижку и открыл окно.

Но в комнату Боб вскочил не сразу. Он сперва зажег взятый с собой электрический фонарик и осветил им комнату. При этом он увидел, что справа от окна стоял уже знакомый ему человек с огненно-рыжими волосами. В его руке сверкал нож.

Внезапный яркий луч света ослепил его, и прежде, чем он успел опомниться, Боб вскочил в окно и с возгласом «Ага! Попался, дорогой лакейчик!» обрушил рукоятку револьвера на его огненную голову. Разбойник без чувств свалился на пол. Сыщик связал его по рукам и ногам и для большей осторожности засунул ему в рот тряпку.

— Ну-с, ты от нас не уйдешь! — прошептал он. — А теперь вперед, пора идти на помощь начальнику!

Нат Пинкертон между тем, свободно пройдя через квартиру Гризама, выбрался в коридор и вошел в зверинец. Дверь туда не была заперта. Сыщик засветил электрический фонарь, но вначале никого в зверинце не заметил.

— Ничего, придут! — сказал он про себя.

С одной стороны к большой львиной клетке вела деревянная лестница, и Пинкертону пришла мысль посмотреть, какой был замок у железной решетки. Он поднялся по лестнице и стал его рассматривать, но в ту же минуту дверь в клетку открылась, и кто-то с такой силой толкнул его сзади, что он упал вперед, прямо в клетку. Тотчас во всем помещении зажглось электричество, и послышался басистый смех.

Гризам, укротитель львов, оказывается, сидел, спрятавшись под лестницей, и, улучив момент, когда Пинкертон разглядывал замок, толкнул его в клетку со львами, и сейчас же захлопнул за ним дверь.

— Поздравляю вас, мистер Пинкертон! Надеюсь, мои львы вкусно сегодня поужинают! — крикнул он со злорадством.

— Рано радуетесь! — раздался в ответ голос Пинкертона.

Только секунду, не более, он стоял, прислонившись спиной к двери, разглядывая огромных львов, которые глухим рычанием приветствовали свою жертву.

В следующий миг он выхватил из кармана какой-то сверток и разорвал его. Внутри оказался большой пучок пакли, пропитанной горючим составом. Пинкертон быстро растрепал ее, бросил перед собою на дно клетки и зажег; пакля вспыхнула ярким и высоким пламенем. Голодные звери, только что готовившиеся к прыжку, с ревом отпрянули.

Пинкертон между тем повернулся к двери, больше не обращая внимания на львов: он знал, что они никогда не перескочат через огонь.

Гризам и его жена стояли, пораженные, возле лестницы и с изумлением и страхом следили за действиями Пинкертона.

В каждой руке сыщика блеснуло по револьверу.

— Сию минуту откройте дверь, негодяи! Считаю до трех! Не откроете — стреляю! Раз!..

Но Гризам уже оправился от неожиданности.

— Пропадай, проклятый сыщик! — заревел он. — Идем, Мери! Он схватил женщину за руку и хотел бежать, но в ту же секунду раздался выстрел, и негодяй, которому пуля попала прямо в живот, с диким воплем упал на пол. Жена его остановилась, как вкопанная, дрожа всем телом.

— Открой! Не то и с тобой будет то же самое! — крикнул ей из клетки сыщик.

Потеряв голову от ужаса, она поднялась по лестнице и открыла дверь. Пинкертон выскочил из клетки, и как раз вовремя: пламя за его спиной уже совсем догорело.

Сыщик захлопнул за собою дверь, затем вытащил из кармана наручники и надел их на руки сообщницы преступника.

В то же время дверь из квартиры укротителя открылась, и Боб Руланд показался на пороге.

— Ты пришел, как было условленно, после выстрела, и все же немного опоздал, друг мой! — весело приветствовал его Пинкертон. — Не запасись я паклей, ты в эту минуту нашел бы меня уже в виде настоящего английского ростбифа!

Боб и Пинкертон связали раненого преступника, при этом Боб рассказал о рыжем негодяе, что поджидал его в гостиной.

— Это мой старый приятель рыжий Билл! — заметил Пинкертон. — Я сразу узнал его по твоему описанию.

Оба сыщика покинули зверинец и отправились за полицией.

Тяжело раненный Гризам на смертном одре сознался во всех своих преступлениях. Богач Вильям Робертсон был шестой его жертвой. Подобным образом погибли и пять его несчастных предшественников. Он не дожил до суда и умер в тюрьме. Жена его была приговорена к смерти, и умерла на электрическом стуле. Рыжий Билл снова на несколько лет отправился в Синг-Синг.

Нат Пинкертон сдержал слово, данное Чарльзу Фредерику. Едва расследование закончилось, он сам отправился в контору адвоката и сообщил молодому человеку о результате дела. Чарльз был крайне польщен такой предупредительностью знаменитого сыщика. Посещение последнего, а также деятельное участие Чарльза в раскрытии преступления возвысили его и в глазах адвоката. Отныне тот относился к своему молодому служащему с огромным уважением и очень скоро повысил его в должности. 

АРЕСТ В ОБЛАКАХ

Глава I Сенсационное преступление

Вот уже два часа, как Нат Пинкертон ехал в экспрессе, шедшем из Чикаго в Нью-Йорк. Великий сыщик только что способствовал чикагской полиции в поимке нескольких важных преступников. Он пробыл в Чикаго всего лишь несколько часов, и, по его мнению, дело, ради которого он туда приехал, оказалось весьма простым, хотя оно доставило, тем не менее, много хлопот местной полиции.

Теперь Пинкертон лежал в удобной позе в одном из мягких кресел вагона первого класса и читал газету. Он часто отрывался от своего чтения, больше думал о делах, ждавших его в Нью-Йорке.

Среди них не было, правда, ни одного особенно важного, но можно было ожидать, что ко времени его прибытия в Нью-Йорк накопятся еще новые, до сих пор ему неизвестные дела, которые потребуют напряжения всех его способностей.

Он опустил газету и задумчиво поглядел в окно на довольно мало живописный ландшафт. Экспресс давно уже оставил за собой окрестности озера Мичиган, и вдали уже виднелись воды озера Эри. Теперь поезд приближался к городу Кливленду.

Вдруг Пинкертон вздрогнул и с величайшим интересом начал вглядываться вверх, на небо.

Некоторые из пассажиров тоже обратили свое внимание на небо и принялись оживленно переговариваться:

— Воздушный шар, — смотрите, смотрите, воздушный шар, — в корзине двое людей, — а вон внизу на длинном канате висит третий!

— Это, должно быть, гимнаст, который намерен проделать свои упражнения в воздухе! — решили некоторые из пассажиров.

— Но он ведь не двигается! — заметил кто-то. — Шар находится на вполне достаточной высоте, ему давно пора бы было начинать!

Пинкертон ни словом не принял участия в разговоре. Его острые глаза видели побольше глаз прочих, и он, должно быть, заметил нечто особенное, так как лоб его покрылся морщинами, а лицо приняло мрачное, гневное выражение.

Он быстро открыл свой изящный дорожный чемодан и вытащил оттуда бинокль. Посмотрев в него, он снова невольно вздрогнул, вскочил с места и крикнул:

— Тысяча чертей! Там, кажется, совершается гнусное дело!

И действительно, того, что сыщик увидел в свой превосходный бинокль, было вполне достаточно, чтобы внушить ужас и заставить вздрогнуть каждого. Человек, висевший высоко над землей на конце гайдропа[1], был мертв: конец гайдропа обвивался мертвой петлей вокруг шеи несчастного.

Одну-две секунды Пинкертон смотрел пристально на искаженное лицо мертвеца, а затем направил свой бинокль кверху, на корзину. В ней находились два человека, из которых один перевесился в этот момент через край корзины и смотрел вниз на висевшего под ним мертвеца.

Пинкертон заметил, что это был тощий чернобородый человек, второго воздухоплавателя он не мог разглядеть, так как тот свесился вниз с другой стороны корзины.

Воздушный шар тем временем с быстротой стрелы поднимался кверху; Пинкертон мог делать свои наблюдения лишь в течение нескольких секунд. Затем воздушный шар попал в верхнее, более быстрое воздушное течение, которым его повело в сторону. Скоро он превратился в небольшую точку на горизонте, а затем совершенно исчез из виду.

Сыщик стал соображать, куда мог быть отнесен шар. Он полетел в направлении на юго-восток, прямо на Ричмонд.

Когда шар исчез из виду, Пинкертон погрузился в глубокое раздумье. По его мнению, здесь имело место преступление и совершилось оно неслыханным доселе способом.

Дело могло оказаться настолько сложным, что и Пинкертону не будет зазорно взяться за него; и весьма возможно, что раскрытие этого преступления потребует от сыщика приложения всех его громадных способностей и опыта.

А потому Пинкертон решил выйти из поезда в Кливленде, чтобы осведомиться прежде всего о том, были ли правильны его подозрения или нет.

Немного спустя экспресс добрался до Кливленда, и великий сыщик покинул вагон, чтобы приняться за свои исследования.

Не успел он отойти и нескольких шагов от вокзала, как уже заметил, что между обывателями города царит сильное волнение. Повсюду люди говорили между собой о шаре и о преступниках. Сыщик подошел к одной из оживленно разговаривавших групп, толпившихся на улицах.

— Что же именно случилось? — спросил он. — Я заметил в городе большое волнение и слышал, что оно было вызвано полетом воздушного шара!

Один из собеседников тотчас же повернулся лицом к спрашивающему, чтобы изложить ему эту сенсационную новость.

— Вообразите себе, — с оживлением начал он, — здесь произошло ужасное преступление! О полете этого шара, принадлежащего братьям Вестерлэнд, население было оповещено уже давно. Полет должен был состояться ровно в полдень, что и произошло на самом деле. Но шар поднял вместо двух пассажиров — трех, так как в момент поднятия шара на воздух одному господину, стоявшему в первом ряду зрителей, была накинута на шею петля, сделанная на конце гайдропа; господин этот был таким образом увлечен вместе с шаром — теперь он болтается высоко в воздухе!

— А кто этот несчастный? — поспешно спросил Пинкертон.

— Это Вильям Моррис, кассир Кливлендского Центрального банка, у него в кармане находилось 50 тысяч долларов наличных денег! А потому вполне ясно, что эти негодяи имели в виду эти деньги, и я думаю…

Но ему не пришлось закончить, так как Пинкертон отрывисто поблагодарил его за сообщение и бросился поспешно прочь. Его собеседник посмотрел ему удивленно вслед и пробормотал про себя:

— Странный субъект! Это известие, как видно, не очень заинтересовало его, потому что он не выслушал меня до конца.

Пинкертон между тем вскочил в проезжавший мимо экипаж:

— Везите меня скорее в полицейское управление. Четверть часа спустя Пинкертон входил в кабинет кливлендского полицейского инспектора. Паттерсон — так звали инспектора — с изумлением встретил знаменитого сыщика.

— Мистер Нат Пинкертон?! — с изумлением воскликнул он. — Неужели это действительно вы? Вы, очевидно, прилетели сюда со скоростью электрического тока, иначе я не могу объяснить себе вашего прибытия! Пять минут назад я телеграфировал вам в Нью-Йорк, прося прибыть немедленно сюда, так как здесь случилось сенсационное происшествие, — и вдруг вы уже очутились здесь, когда еще и телеграмма-то моя не успела дойти до вас!

Пинкертон с улыбкой пожал инспектору руку и произнес:

— Не правда ли, это кажется почти колдовством, а? Но дело в том, что я ехал домой из Чикаго и в пути увидел из вагона шар братьев Вестерлэнд вместе с его странным грузом на гавдропе. Заподозрив тут что-то неладное, я прервал свое путешествие на здешнем вокзале, чтобы посмотреть, что тут собственно произошло? Мне кажется, для меня тут найдется работа?!

— И вы не ошиблись! — подтвердил Паттерсон. — Слышали ли вы какие-либо подробности о происшествии?

— Собственно говоря, ничего определенного я не знаю. Я знаю лишь, что братья Вестерлэнд задушили кассира Центрального банка, имевшего при себе 50 тысяч долларов, и похитили его тело.

Полицейский инспектор отошел немного назад, и тут только Пинкертон заметил, что в комнате находится еще третье лицо. Это был старый, почтенный господин с большой седой бородой и серьезными глазами, который поднялся теперь со стула, на котором сидел у письменного стола.

— Позвольте мне познакомить вас, господа! Мистер Джемс Холли, директор Кливлендского Центрального банка, — мистер Нат Пинкертон, известный сыщик.

Старый господин сердечно протянул сыщику руку и горячо произнес:

— Я искренно рад вашему прибытию сюда, сэр. С вашей помощью, я надеюсь, нам быстро удастся добраться до преступников и заставить их понести наказание. Я могу откровенно сказать, что для меня важна не столько потеря 50 тысяч долларов, сколько утрата самого Вильяма Морриса. Банк, собственно говоря, легко может перенести потерю такой суммы, но убийство одного из самых честных и преданных банку служащих не может и не должно оставаться безнаказанным! Моррис был близок ко мне, я относился к нему как к сыну, и его печальная упасть бесконечно огорчает меня. Он был человеком величайшей добродетели и редкого благородства, честность его стояла выше подозрений!

Собеседники уселись, и Пинкертон заявил:

— Разумеется, что я готов принять на себя расследование этого дела, и я надеюсь на успех — не может же пропасть, точно иголка, целый воздушный шар, да еще с двумя пассажирами! Но позвольте мне прежде всего задать вам несколько вопросов.

— Сделайте одолжение.

— Каким образом случилось, что Вильям Моррис именно сегодня имел при себе 50 тысяч долларов?

— Сегодня у нас суббота, — ответил Джемс Холли, — а в этот день мы отправляем еженедельно 50 тысяч долларов торговому дому «Кук и Сыновья», который держит у нас свои капиталы. Эта сумма нужна означенной фирме для еженедельного расчета с рабочими. Вильям Моррис имел обыкновение отвозить туда эти деньги лично и именно в час дня, когда он уходил из конторы. Но сегодня он ушел вместе с деньгами из банка в половине двенадцатого, с тем чтобы успеть поглядеть по дороге на подъем воздушного шара, который должен был полететь ровно в полдень.

— А как произошло само преступление?

— Вильям Моррис стоял совсем рядом с корзиной шара, — начал объяснение инспектор. — Было замечено, что он разговаривал с братьями Вестерлэнд. Незадолго перед моментом подъема он пожал им обоим руки, а несколько минут спустя произошло нечто невероятное! Шар наполнен был до должных размеров, и воздухоплаватели отдали распоряжение, чтобы канаты, прикреплявшие шар к земле, были обрезаны все сразу по сигналу специально для этого назначенными рабочими. Как только часы пробили полдень, один из преступников подал сигнал и рабочие немедленно перерубили все канаты. В тот же момент другой из братьев накинул петлю гайдропа на шею все еще стоявшего у корзины Морриса и быстро затянул ее; не успел еще несчастный поднять руку, чтобы снять петлю, как уже оказался поднятым на воздух! Я сам видел, как в течение нескольких секунд несчастный, поднимаясь на воздух, бился на веревке, но затем затих. Я думаю, что страшный толчок, которым его рвануло вверх, сломал ему позвоночник.

Нат Пинкертон подумал немного и затем спросил:

— Из разговора, который произошел у Вильяма Морриса с преступниками незадолго до момента подъема, явствует, что он был знаком с ними.

— Уже раньше было замечено, что Вильям Моррис встречался несколько раз в ресторанах с обоими братьями, прибывшими в город дней восемь назад.

— Относительно преступников тут, конечно, не известно никаких подробностей?

— Нет! Они прибыли сюда, вероятно, из Нью-Йорка и намерены были устроить зрелище воздушного полета. Они брали небольшую плату за право входа за загородку, окружавшую место подъема, но, очевидно, главной их целью было убийство и ограбление кассира!

— Вполне согласен с вами! — сказал Пинкертон. — План их был поистине дьявольски хитро задуман. Я думаю, в летописях всех времен и народов не найдется ни одного преступления, равного этому по оригинальности и смелости замысла! Оба эти Вестерлэнда — фамилия эта, конечно, вымышлена, — как видно, народ тертый, и придется-таки повозиться с ними, прежде чем нам удастся забрать их в свои руки.

— Но мы должны добраться до них! — воскликнул директор банка. — Согласитесь сами, что это было бы неслыханно, если бы эти мерзавцы улизнули от правосудия! В самом деле, средь бела дня на глазах тысячной толпы они учиняют такое неслыханное, дерзкое, вопиющее преступление и никто из свидетелей его не может двинуть пальцем, чтобы помешать им! Тысячи людей должны были быть немыми свидетелями этого убийства; они могли лишь кричать и грозить кулаками! А преступники — те лишь смеялись презрительно с высоты! Неужели же эти изверги ускользнут от рук правосудия и будут спокойно пожинать плоды своего страшного деяния?

— Несомненно, я приложу все усилия, чтобы притянуть их к ответу, — спокойно отозвался Пинкертон. — Но позвольте мне продолжать мои вопросы. Сколько лет было Вильяму Моррису?

— Тридцать пять, — ответил Джемс Холли.

— Он был женат?

— Да. Он был женат уже пять лет.

— У него есть дети?

— Один мальчик, трех лет.

— Вы знакомы с его женой?

— Да, я хорошо знаю ее. Супруги часто бывали у меня. Госпожа Моррис одна из самых очаровательных и любезных женщин, каких я когда-либо знал. У меня сердце обливается кровью при мысли о том, как она должна страдать теперь!

Пинкертон повернулся к инспектору:

— Вы уже говорили с госпожой Моррис?

— Нет еще, но я жду ее с минуты на минуту. Я послал к ней спросить, когда она может принять меня, но она ответила, что придет сюда через полчаса сама.

— Вы отлично сделали, поступив так. Я думаю, эта дама может сообщить нам кое-какие важные сведения об обоих преступниках.

Пинкертон не успел кончить фразы, как доложшш о прибытии миссис Эллинор Моррис.

Это была стройная, с внушающей почтение осанкой женщина, на изящном лице которой читалось теперь выражение страшной сердечной боли и безнадежного отчаяния.

Пинкертон, представленный ей инспектором, почтительно склонился перед ней и спросил затем:

— Чувствуете ли вы себя в силах, многоуважаемая миссис Моррис, ответить на несколько вопросов, которые я намерен вам предложить? Для успешной поимки преступников мне крайне важно собрать самые подробные сведения об обоих негодяях, причинивших вам такое несчастье.

Она подняла голову и взглянула прямо в глаза сыщику, видимо, стараясь овладеть своим горем:

— Спрашивайте, мистер Пинкертон. Так как я никогда не увижу моего горячо любимого мужа, то мной руководит теперь страстное желание, чтобы негодяи, похитившие его у меня, понесли жестокое наказание за свое преступление. Я не успокоюсь до тех пор, пока не буду убеждена, что муж мой отомщен!

Миссис Моррис громко всхлипнула, и глубоко тронутые ее горем собеседники заметили, что она прикладывала усилие, чтобы сохранить спокойствие.

Великий сыщик помолчал некоторое время, а затем спросил:

— Некоторые подробности, касающиеся вашего мужа, я слышал уже от мистера Холли; от вас же я желал бы узнать кое-что о его отношениях с обоими негодяями!

— Я, к сожалению, знаю о них не больше вас!

— Но вам, конечно, известны какие-нибудь мелочи! Оба эти человека, именовавшие себя братьями Вестердэнд, появились в этом городе около недели назад — не так ли?

— Этого я не знаю; я могу сообщить лишь то, что около недели назад Вильям вернулся вечером домой в сопровождении одного из них. Он представил мне его под именем мистера Генри Вестерлэнда, и гость остался у нас ужинать. Мне он показался несимпатичным при первом же знакомстве. Его лицо, с мрачными сверкающими глазами и с длинной черной густой бородой, внушало мне отвращение, причину которого я не могла понять! Теперь это объяснилось поистине ужасным образом, и я думаю…

Она не могла больше говорить, голос ее прервался от слез, и сознание ужасного несчастья, пережитого только что ею, снова охватило все ее существо.

Пинкертон терпеливо ждал, пока она немного успокоится, а затем спросил ее:

— Быть может, вы в состоянии вспомнить тот день, когда Генри Вестерлэнд впервые посетил ваш дом?

Она подумала минуту и затем сказала:

— Это было в субботу на прошлой неделе.

— И сегодня у нас тоже суббота! Значит, это было неделю назад?

— Как раз в эту субботу прибыли сюда оба Вестерлэнда, мне это известно в точности! — добавил инспектор.

Пинкертон в раздумье опустил голову:

— Отсюда следует, с достаточной долей вероятности, что либо Вильям Моррис знал обоих негодяев, либо эти последние имели какую-нибудь рекомендацию к нему, которой было достаточно, чтобы он почувствовал к ним доверие!

Эллинор Моррис при последних словах вдруг вздрогнула.

— Не знаю… Я думаю… что последнее предположение верно! — прошептала она. — Я только что-то плохо рассуждаю… У меня так болит голова… Я… я не могу больше!..

И бедная женщина почти без чувств откинулась назад на спинку своего стула; глаза ее закрылись, а лицо покрылось мертвенной бледностью.

Пинкертон обернулся к инспектору и сказал ему тихо:

— Велите дать ей поскорей стакан вина, так как мне необходимо довести допрос до конца. Надеюсь, что потом мне уже не придется больше мучить миссис Моррис.

Инспектор Паттерсон тотчас распорядился подать требуемое, и, когда Эллинор глотнула вина, силы вновь вернулись к ней. Она сама попросила, чтобы допрос ее продолжался.

— Вы сказали, миссис Моррис, что, по вашему мнению, эти негодяи имели рекомендации к вашему мужу и что только благодаря этому они получили доступ к вам в дом?

Она сжала обеими руками лоб и напряженно задумалась.

— Обдумайте это хорошенько, миссис Моррис, от вашего ответа зависит многое.

Тогда она ответила медленно, обдумывая каждое слово:

— Да, я вспомнила! Мы поссорились впервые за нашу супружескую жизнь: я рассердилась на него за то, что он обходился так дружески с Гарри Вестерлэн-дом, так не понравившимся мне с первого же дня знакомства. Вильям был очень взволнован по поводу моей антипатии к этому человеку и сказал мне, что этот Ве-стерлэнд — человек весьма порядочный и честный, что он привез с собой рекомендательные письма от его друга, Джона Тейлора, живущего в Чикаго и путешествующего теперь в Скалистых горах.

Нат Пинкертон слегка свистнул сквозь зубы:

— Кто такой этот Джон Тейлор?

— Это лучший друг моего мужа, адвокат из Чикаго. Он очень почтенный и хороший человек! — слегка более оживленно ответила Эллинор, как бы желая защитить друга ее мужа от подозрения соучастия в преступлении.

— Нисколько не сомневаюсь в этом! — спокойно ответил сыщик. — Джон Тейлор, следовательно, лучший друг вашего мужа! Они, вероятно, часто переписывались друг с другом!

— Они обменивались письмами каждую неделю; их дружбе ничто не могло помешать! Они жили вместе с юности!

— Читали ли вы письма, которые писал Джон Тейлор вашему мужу?

— Конечно! Они были так милы и сердечны!

— Не писал ли Джон Тейлор в одном из своих последних писем, что намерен совершить путешествие в Скалистые горы?

— Нет!

— А из этих гор к вам не приходило никаких известий от него?

Эллинор покачала отрицательно головой.

— Таким образом, мы приходим к заключению, что Гарри Вестерлэнд сообщил вашему мужу, что его друг находится в Скалистых горах?

Она тихо кивнула головой и произнесла монотонно:

— Должно быть, что так!

— А из Чикаго на прошлой неделе ваш муж не получил письма от Джона Тейлора?

— И оттуда тоже нет! — ответила Эллинор.

Сыщик помолчал немного. Его гениальный ум обдумывал положение вещей, и на губах играла чуть заметная усмешка. Затем он спросил:

— Гарри Вестерлэнд был, значит, у вас в доме всего один раз?

— Да, больше он не приходил; мой муж не приглашал его более, ибо мы поссорились с ним из-за этого человека! Они встречались потом в ресторанах.

— Другого Вестерлэнда вы никогда не видели в лицо?

— Нет!

— Не был ли ваш муж взволнован сегодня утром, когда отправлялся в банк?

— Он был в отличном расположении духа! Когда он уходил, он обнял меня и сказал, что сегодня этот несимпатичный мне человек улетит отсюда на воздушном шаре, что он обещал ему, однако, взять его, Вильяма, как-нибудь с собой в такое воздушное путешествие, чему муж мой был очень рад!

Эллинор едва владела собой. Душевная боль и горе снова проснулись в ней, и когда она произнесла последнюю фразу, то не выдержала и уронила голову на грудь.

Пинкертон встал.

— Мне не о чем больше спрашивать вас, миссис Моррис; и поверьте, что я сделаю все от себя зависящее, чтобы предать преступников в руки правосудия!

Директор банка предложил несчастной женщине руку, чтобы довести ее до экипажа.

Инспектор остался наедине со знаменитым сыщиком и вопросительно поглядел на него.

— Дела идут неважно, не правда ли, мистер Пинкертон? — сказал он. — У нас остается очень слабая надежда на поимку этих негодяев. Вся наша надежда держится на том, что их, быть может, арестуют при спуске шара на землю. Я уже телеграфировал о происшедшем во все концы и уверен, что по всей Северной Америке и в большей части Южной тысячи глаз устремлены в данную минуту на небо, чтобы не прозевать преступный воздушный шар!

— Ну, я мало надеюсь на это! — возразил Пинкертон. — При тех огромных незаселенных пространствах, которых такая масса здесь, преступникам, я думаю, не трудно будет спуститься в таком месте, где им нечего будет опасаться ареста! Я думаю, что эти негодяи заранее разработали самый подробный план действий и что они отлично поняли выгоду этих незаселенных пространств! Вероятнее всего, что они продержатся в воздухе до наступления темноты, а затем спустятся на землю под покровом ночи, не замеченные никем.

Инспектор кивнул на это головой:

— Вы хотите сказать этим, что негодяи улизнут от нас? Я вообще думаю, что ничего с этим нельзя сделать! Согласитесь, мистер Пинкертон, что вам до сих пор еще не приходилось стоять перед такой сложной задачей?

Пинкертон улыбнулся:

— Вы правы! До сих пор мне не приходилось еще иметь дела с таким своеобразным преступлением, и именно потому я приложу все усилия, чтобы поймать этих негодяев! Нет, господин инспектор, я еще не потерял надежды на успех!

— С чего вы хотите, собственно, начать ваши расследования? — удивленно спросил инспектор.

— С допроса Джона Тейлора!

— Джона Тейлора? Вы, значит, поедете искать его в Скалистые горы?

Нат Пинкертон ответил самым невозмутимым тоном:

— Я и не подумаю ехать в Скалистые горы, я попросту подожду его немного здесь. Я рассчитываю, что Джон Тейлор приедет сюда сам, если не сегодня, то завтра уже наверное!

Инспектор с глупым видом поглядел на сыщика:

— Почему вы думаете, что он приедет сюда? В Кливленд нельзя ведь добраться так скоро из Скалистых гор, а в те пустынные, дикие места эта новость не успеет дойти и до завтра!

— Да ей и не надо доходить туда! Тейлор вовсе и не думает быть в Скалистых горах!

Инспектор Паттерсон покачал головой. Это утверждение Пинкертона превосходило границы его разумения, тот между тем продолжал:

— Ведь несомненно, что известие о поездке Тейлора в горы — ложно. Оба негодяя добыли себе каким-то неизвестным мне путем рекомендательное письмо, написанное рукой Тейлора, или же подделали его почерк. Когда они прибыли сюда, они рассказали несчастному Моррису, что его друг уехал в горы, для того чтобы воспрепятствовать ему писать Тейлору в Чикаго об их прибытии.

— Но почему же тогда Моррис именно на этой неделе не получал писем от Тейлора из Чикаго?

— Потому что негодяи были достаточно предусмотрительны, чтобы заставить каким-либо путем и Тейлора не писать писем Моррису!

— Но все-таки допрос Тейлора мало поможет нам. Он вряд ли может навести нас на след преступников!

— Ну я вовсе не уверен в этом! — возразил сыщик. — Очень и очень возможно, что Джон Тейлор несколько ближе знаком с этими джентльменами и что он будет в состоянии сообщить нам какие-либо более точные сведения о преступниках. Быть может, мы узнаем их настоящие фамилии, так как я не сомневаюсь, что фамилия Вестерлэнд, равно как и их густые черные бороды, были фальшивы!

— Хорошо, — сказал инспектор, — допустим, что все это так, как вы говорите, но из этого ведь еще не следует, что мы тотчас же изловим разбойников!

Пинкертон возразил тоном глубокого убеждения:

— О я имею полное основание думать, что оба эти негодяя профессиональные преступники! А потому-то их не так уж трудно будет разыскать — они, наверное, учинят какую-нибудь новую гнусность! Но мне было бы еще приятнее, если бы эти люди оказались из числа тех, с которыми мне приходилось иметь дело, тут уж я держу миллион против одного, что доберусь до них!

— Вы думаете, что они попробуют устроить новый фортель с воздушным шаром? — спросил Паттерсон.

Сыщик пожал плечами:

— Это еще вопрос! ]У них теперь есть деньги и они, должно полагать, воздержатся от повторения подобного фокуса, который в конце концов может оказаться для них гибельным!

— Согласен с вами! — сказал инспектор.

В этот момент дверь открылась и в кабинет вошел телеграфист. Он принес в полицию телеграмму, которую Паттерсон немедленно вскрыл и прочел вслух. Она была послана из одного местечка, расположенного в десяти милях к юго-востоку от Кливленда, и гласила следующее:

«Труп унесенного шаром кассира Морриса сорвался с петли при попытке преступников втащить его наверх в корзину шара и упал на землю недалеко отсюда, в поле. Я приказал доставить труп к себе вместе с деньгами, находящимися в целости; жду распоряжений.

Эффингтон»

Пинкертон вскочил на ноги.

— Они в наших руках! — радостно воскликнул он. — Теперь уж они не уйдут от нас. Их план не удался, они обронили тело, а вместе с ним и деньги, а потому попробуют повторить свою штуку еще раз в каком-нибудь другом месте и на большем расстоянии отсюда. Я найду их, даже если они попытаются проделать свой трюк в самом отдаленном захолустье Америки.

Глава II По горячим следам

Нат Пинкертон обратился к Эллинор Моррис с просьбой направить к нему Джона Тейлора немедленно по прибытии последнего в Кливленд. Расчет великого сыщика снова оправдался, так как на следующее утро адвокат действительно приехал к жене своего друга из Чикаго, страшно удрученный и опечаленный.

Он был лучшим другом покойного и поэтому страшно огорчился, когда прочел известие о страшной кончине Морриса.

Теперь он приехал, чтобы утешить вдову и рассеять ее горе. Ему пришлось позаботиться также и о погребении, так как труп был доставлен в Кливленд из местечка, где он был найден. Деньги, бывшие при нем, были возвращены банку.

Пинкертон сидел у инспектора, когда доложили о приходе Джона Тейлора. Сыщик поспешил ему навстречу:

— С добрым утром, мистер Тейлор! Надеюсь, что вы сильно поможете мне вашими показаниями по настоящему делу, касающемуся вашего друга!

Адвокат был маленький, коренастый человек с открытым, честным лицом и добрыми глазами, в которых читалась искренняя печаль. Он покачал головой и произнес безнадежным тоном:

— Сомневаюсь в этом. Боюсь, что ничем не смогу быть вам полезным! Мой бедный друг останется неотомщенным! Но какой ужасный конец был уготован ему Провидением! Когда две недели назад в моем доме случилось ограбление, стоившее мне четвертой части моего состояния, я никак не мог думать, что меня так скоро постигнет новый, еще более тяжелый удар! Тогда я впал в страшное отчаяние, которое кажется смешным мне теперь, когда я стою лицом к лицу с новой, гораздо более тяжкой утратой!

Сыщик движением руки пригласил адвоката сесть, сам сел напротив него и сказал:

— Тем не менее, мистер Тейлор, я должен уверить вас, что вы замешаны, сами того не подозревая, в это дело и что именно ваше имя и послужило успешному выполнению преступления!

Маленький адвокат вскочил со стула, его лицо побледнело.

— Но этого быть не может! — воскликнул он вне себя.

— Успокойтесь, мистер Тейлор! Необходимо, чтобы вы вполне владели собой теперь. Я объясню вам все в кратких словах. Один из преступников, называвший себя Гарри Вестерлэнд, передал Вильяму Моррису рекомендательное письмо, написанное вашей рукой!

Сыщик сунул руку в карман и вынул оттуда письмо, которое было найдено при мертвом. Это было рекомендательное письмо, написанное в очень сердечных выражениях почерком Тейлора и весьма лестно отзывавшееся об обоих Вестерлэндах.

Едва Тейлор взглянул на письмо, как он яростно хватил кулаком по столу.

— Тысяча чертей! — вскричал он. — Это не мой почерк, а только ловкая подделка под него! Я не писал этого письма!

— Так я и думал, — спокойно заметил Пинкертон. — Да иначе и нельзя было объяснить себе существование его!

Маленький адвокат принялся бегать взад и вперед по комнате, а затем вдруг вскричал:

— Значит, письмо, полученное мной от моего друга, тоже фальшивое! Восемь дней назад Вильям Моррис написал мне, что намерен отправиться на несколько недель в Скалистые горы и что поэтому мне нельзя будет писать ему.

Инспектор издал восклицание удивления:

— Ну и голова же у вас, мистер Пинкертон! Вы ведь заранее слово в слово предсказали это!

Пинкертон улыбнулся и снова обратился к Тейлору:

— Теперь, значит, ясно, что эти негодяи стали обладателями сначала вашего почерка, а затем и почерка Вильяма Морриса. Подделка произведена великолепно и не могла быть сделана без оригиналов под рукой. Кроме того, преступники должны были знать о вашей дружбе с Моррисом; и это обстоятельство может, по-моему, привести к кое-каким выводам. Не приходилось ли вам иметь в Чикаго знакомых, которых вы считали бы способными на такое преступление?

— Нет! — возразил адвокат. — Никто из моих клиентов не знал о моей дружбе с Моррисом, а кроме того, я не знаю никого, кто мог бы совершить такое позорное дело!

— Вспомните хорошенько, сэр! Часто бывает, что мы забываем о второстепенных лицах. Быть может, какое-нибудь случайное знакомство?

Адвокат задумался. Его лоб прорезала глубокая складка, но все его усилия не имели успеха. Он покачал головой и сказал:

— Ни одно лицо не приходит мне на память, и я помню в точности, что не встречался ни с кем, кто мог бы находиться в связи с этим преступлением!

Сыщик опустил глаза вниз и погрузился, в свою очередь, в глубокое раздумье; несколько минут в комнате царило полное молчание. Затем Пинкертон хлопнул себя ладонью по колену и воскликнул:

— Нашел, нашел! И уверен, что не ошибаюсь. Вы говорили, кажется, о грабеже, случившемся в вашем доме две недели назад.

— Да.

— Скажите-ка мне теперь, что у вас пропало тогда?

— Грабители взломали шкаф, стоявший в моем бюро, и вынули оттуда два портфеля: в одном было 10 тысяч долларов, а в другом находились бумаги!

— Какие?

— Частью деловые, а частью — личная корреспонденция!

— И среди последних находились письма, полученные вами от Вильяма Морриса! — со спокойной уверенностью докончил сыщик.

— Черт возьми, вы правы! — во все горло крикнул Тейлор.

Пинкертон с улыбкой посмотрел на него:

— Для меня нет теперь никаких сомнений, что преступники, убившие Морриса, находятся в сношениях с теми, кто ограбил вас. Из этих писем Морриса к вам они узнали о ваших отношениях и использовали это знание таким ужасным образом!

Тейлор ничего не сказал на это. Холодный пот выступил у него на лбу.

— Я немедленно же отправлюсь в Чикаго, — продолжал Пинкертон, — чтобы осмотреть место грабежа. Как я уже говорил вам, я ожидал, что эти негодяи окажутся бывалыми злодеями. Это действительно так и есть, и я хочу по следам, оставленным у мистера Тейлора посмотреть, не принадлежат ли они к числу тех многочисленных преступников, с которыми мне приходилось возиться во время моей долголетней карьеры сыщика!

Глава III Черный Франц

Два часа спустя Пинкертон ехал уже вместе с адвокатом в Чикаго для осмотра места грабежа.

Тейлор очень жалел, что ему пришлось пробыть так недолго у вдовы своего друга. Но положение вещей было таково, что ему немедленно же надо было спешить в Чикаго, так как его первой обязанностью должна была быть забота о поимке преступников. Сыщик, кроме того, уверил его, что его исследования потребуют очень немного времени и что сейчас же по их окончании Тейлор получит возможность отправиться обратно в Кливленд.

По прибытии в Чикаго оба путешественника тотчас же направились в контору адвоката.

Она состояла из трех комнат для служащих и кабинета. Этот последний был весьма невелик, и в нем-то у окна и стоял шкаф, опустошенный грабителями.

Сломанный ими замок был уже починен, и на нем почти не было видно теперь следов взлома.

Пинкертон тщательно осмотрел всю комнату. Пол ее был исследован им до мелочей, но так как за истекшие после ограбления четырнадцать дней комнату неоднократно выметали, то теперь все следы, если они и были, давным-давно исчезли.

Осмотр помещения длился уже час и не дал пока никаких результатов. Сыщик не отчаивался, но около рта его начала все заметнее вырисовываться складка горечи и досады; иногда он бормотал сквозь зубы ругательства.

Ему показали путь, которым вошли в контору грабители. Они воспользовались для этого боковой дверью, которую взломали; но и в этом месте все уже было починено и вычищено.

— Вы говорили мне по дороге сюда, что шкаф был немного отодвинут от стены! — сказал Пинкертон.

— Да, так оно и было!

— В таком случае попробуем и мы отодвинуть его немного.

Им удалось сделать это только с большими усилиями. Сыщик исследовал затем в лупу заднюю стенку шкафа.

— Очевидно, — сказал он, — что грабители пытались взломать шкаф сзади, и лишь потом перешли ко взлому замка. Вот видите, здесь заметны следы их попыток, но задняя стенка оказалась слишком солидной и крепкой! Они пошли…

Пинкертон сразу оборвал речь и слегка присвистнул. Он напряженно всмотрелся через лупу в одно место задней стенки шкафа, и лицо его затем осветилось торжествующей улыбкой.

Тейлор не мог усмотреть ровно ничего примечательного в том месте стенки, которое привлекло внимание сыщика, и он вопросительно посмотрел на него, когда тот со вздохом облегчения отнял лупу от глаз и выпрямился.

— Теперь они в моих руках! — торжествующе заявил он.

Тейлор не мог удержаться. Он взял лупу из рук сыщика и принялся, в свою очередь, рассматривать это место стенки. Пинкертон с улыбкой посмотрел на него.

— Ну что ж, — спросил он, — заметили что-нибудь?

— Ровно ничего, черт возьми. Разве только несколько неясных полустертых пятнышек!

— Видите ли, мистер Тейлор, именно эти-то пятнышки и дали мне возможность узнать, кто такие эти грабители.

Адвокат покачал головой:

— Не понимаю вас. Это выше моих сил.

— Всмотритесь в них хорошенько, сэр, держу пари, что в конце концов вы разберете, что они образуют собой очертание руки!

— Руки? Что ж, с помощью некоторой фантазии их можно, пожалуй, принять и за очертание руки!

— Да оно видно совсем ясно и отчетливо, — спокойно возразил сыщик. — Рука эта довольно больших размеров с большим кольцом на указательном пальце и на ней не хватает третьего пальца!

Тейлор откинулся сразу назад и изумленно взглянул Пинкертону в лицо:

— И все это вы прочитали по этим еле/хам?

— Ну, конечно!

— Простите, для меня это совершенно непостижимо. Я прямо-таки не знаю, что и сказать! Вы, пожалуй, знаете и то, кому именно принадлежит эта рука с четырьмя пальцами?

Сыщик, улыбаясь, кивнул головой:

— Совершенно правильно, я знаю это. Это опасный рецидивист, известный в преступном мире под кличкой Черный Франц. Мне часто приходилось иметь с ним дело, и именно мне он обязан по меньшей мере десятью годами каторги, проведенными в Синг-Синге!

Маленький адвокат не сразу нашелся, что ответить. Он был совершенно пришиблен неожиданными открытиями Пинкертона.

— Возможно ли? — пролепетал он, наконец. — Вам удалось извлечь столько сведений из грязного полуистертого очертания человеческой руки?

— Совершенно верно! Я немедленно же еду в Нью-Йорк!

— В Нью-Йорк?

— Конечно, я могу и оттуда следить за разбойниками, а кроме того, там у меня имеются преданные мне помощники! Желаю вам всего наилучшего, сэр! Поезжайте как можно скорее в Кливленд и утешьте там бедную вдову убитого! Надеюсь, что в скором времени я буду иметь возможность лично препроводить обоих негодяев в дом предварительного заключения Кливленда! До свидания!

С этими словами Нат Пинкертон вышел из кабинета и отправился на вокзал, чтобы сесть в первый же поезд, идущий в Нью-Йорк.

Глава IV Арест в облаках

Вернувшись домой, сыщик немедленно приступил к работе, чтобы энергично продолжать начатое дело.

Он разослал во все концы Северной Америки десятерых своих лучших помощников, в том числе Боба Руланда и Моррисона.

Каждый из них должен был наблюдать за своим районом и извещать начальника о каждом готовящемся полете воздушного шара.

В особенности эти люди должны были наблюдать, не находится ли в числе будущих пассажиров шара человек без среднего пальца на руке.

Сыщик не очень-то рассчитывал на то, что полет произойдет в скором времени, хотя было возможно и то, что преступники решатся на это дело из-за недостатка в деньгах.

Так оно и вышло.

Восемь дней спустя Пинкертон получил телеграмму из одного небольшого городка, расположенного недалеко от Атланты, от своего помощника Моррисона. Она гласила:

«Через два дня здесь состоится полет воздушного шара. Воздухоплаватель называет себя Франци, имеет помощника, носит постоянно перчатки, никогда не снимает их.

Моррисон».

— Это они! — решил сыщик.

В тот же день он выехал в Атланту; он был убежден, что попал на верный след.

То обстоятельство, что этот Франци носил постоянно перчатки, было очень легко объяснимо. Он хотел скрыть недостаток пальца на руке, для чего ему стоило лишь надеть перчатки и набить хотя бы ватой место, предназначенное в перчатке для этого пальца.

Экспресс Нью-Йорк — Атланта часто останавливался, а потому Пинкертон добрался до цели лишь утром следующего дня.

Небольшой городок, в котором должен был состояться полет, не был соединен с Атлантой железной дорогой, а потому Пинкертону пришлось нанять экипаж.

Не успел он сесть в него, как к вокзалу примчался в карьер какой-то всадник.

При виде экипажа всадник этот издал радостное восклицание:

— Слава богу, наконец-то это вы, начальник! Вы прибыли как раз вовремя, полет состоится через два часа; там уже приступили к наполнению шара газом!

Это был Моррисон; мучимый беспокойством, он поскакал на вокзал, так как приготовления к подъему уже подвигались к концу, а его страстно ожидаемый начальник все еще не показывался. Сам он не знал бы, что предпринять, так как воздухоплаватели, проживавшие в городе уже более недели, успели заручиться большой популярностью среди населения.

Многие из обывателей давно уже, а большая часть из них и вовсе никогда не видала подъема воздушного шара, а потому они смотрели на них как на героев, и нетерпение, с каким население ждало дня полета, было всеобщим.

Все это Моррисон поспешно сообщил своему начальнику.

— Сколько времени потребуется, чтобы добраться в пароконном экипаже до места подъема?

— Два часа.

Сыщик повернулся к кучеру:

— Послушайте, вы спросили с меня десять долларов за то, чтобы отвезти меня в этот городок; я заплачу вам сто, если вы доставите нас туда за полтора часа. Мой товарищ сядет со мной и вы можете припрячь его лошадь в наш экипаж!

Кучер ухмыльнулся, услышав это предложение.

— Сделаю все, что могу, — ответил он. — А если я загоню одну из моих лошадей…

— …Разумеется, я заплачу вам за нее, — докончил сыщик. — А теперь — вперед!

Кучер быстро принялся за дело. Он живо припряг третью лошадь, Моррисон вскочил в экипаж, и они помчались со страшной быстротой.

— Рассказывай дальше! — сказал Пинкертон. — Теперь тебе не нужно спешить, времени у нас достаточно, а потому расскажи мне все по порядку!

Моррисон повиновался и начал:

— Я впервые услыхал о полете в тот день, когда отправил вам телеграмму. Население смотрит на подъем шара точно на народное празднество. На месте, где произойдет подъем, уже поставлены временные пивные и портерные. Там сегодня с утра играет музыка и толпится народ. В школах отменены занятия, и многие рабочие не вышли сегодня па работу.

— Да, для них это великое событие. Подъем воздушного шара они принимают за нечто сверхъестественное, чудесное, — заметил Пинкертон. — Нельзя поэтому не признать, что арест преступников до полета может оказаться для нас опасным. Это может сильно раздражить толпу, которая лишится таким образом долгожданного зрелища! Полиция здесь, кроме того, слишком малочисленна, чтобы бороться успешно против толпы.

— Вы совершенно правы, начальник! Каким же образом думаете вы задержать негодяев? Ведь если полет состоится и они поднимутся па воздух, они ускользнут от нас!

— Этого-то я и хочу! При любых остоятельствах мы арестуем негодяев — на этот счет будь спокоен!

— Но как — как?

— Очень просто, я полечу вместе с ними и арестую их в воздухе!

Лицо Морриса перекосилось от ужаса.

— Великий боже! — крикнул он. — Ведь вас могут убить! Подумайте только, вы очутитесь наверху, под облаками, одно неверное движение — и вас ждет смерть внизу!

Пинкертон тихо засмеялся:

— Мне приходилось не то еще переживать, дорогой Моррисон, и я нарушил бы свой долг, если бы отступил перед опасностью, в каком бы виде она ни предстояла мне! Кроме того, мне как раз необходимо задержать этих голубчиков не до, а после нового преступления. Кстати, нет ли здесь автомобиля?

— Есть. Он принадлежит богачу Пленнису, который станет, вероятно, жертвой сегодняшнего полета.

— Да! Я только что хотел спросить тебя об этом обстоятельстве. Но прежде всего должен заметить, что ты немедленно по прибытии в городок отправишься в дом Шейниса и приготовишь там автомобиль к отправлению в путь. Ты отправишься на нем вдогонку за шаром, так как я вовсе не намерен оставаться наверху и думаю быстро вернуться вниз.

— Это не трудно будет выполнить, ибо Пленнис страстный автомобилист и целыми днями разъезжает по здешним местам. Я полагаю, что его автомобиль будет находиться весьма недалеко от места подъема вполне готовым к путешествию.

— Так ты говоришь, что этот Пленнис станет жертвой преступников?

— Пленнис — первый богач в городе; он обладает, по крайней мере, миллионом долларов. Довольно толстый, с жирным, красным и грубоватым лицом, он производит неприятное впечатление, тем более что любит пустить пыль в глаза своим богатством.

On носит кольца с громадными бриллиантами; его жирные, мясистые пальцы сплошь покрыты ими. Кроме того, он постоянно носит с собой туго набитый бумажник, который вынимает из кармана при каждом удобном и неудобном случае. С воздухоплавателем Франци он подружился с того самого момента, как тот появился неделю назад в этих местах. Он пригласил Франци к себе, и с тех пор их видели вместе ежедневно.

— Этот господин точно нарочно создан для плана обоих негодяев! — заметил Пинкертон. — Таскает на себе дюжину бриллиантовых колец, толстый бумажник, кроме того, и глуповат еще. Но вперед, кучер, вперед — да скорей!

Тот, точно бешеный, ударил по лошадям, и экипаж помчался еще быстрее.

Наконец они поднялись на гору. Моррисон указал своему спутнику на большой шар, вздымавшийся над крышами и освещенный лучами солнца.

— Черт возьми! — воскликнул Пинкертон. — Наполнение шара уже закончено; нам нужно спешить! Будет ужасно, если мы опоздаем и если негодяи успеют на наших глазах улететь вместе со своей жертвой!

Сыщик сам взялся за кнут и вожжи; покрытые белой пеной лошади летели стрелой.

Все яснее и яснее становилось глазу покрытое огромной толпой народа поле. Вскоре экипаж добрался наконец до цели своего путешествия.

Огромный шар тихо покачивался в воздухе, движимый ветром, на удерживавших его канатах. Нетерпение толпы дошло до крайних пределов.

Моррисон тем временем бросился к автомобилю Пленниса, стоявшему невдалеке.

Пинкертон же принялся с удивительным проворством и ловкостью пробираться через толпу. Позади него слышались ругательства, сопровождавшиеся иногда и ударами, так как все принимали его за простого любопытного, лишь с большим нахальством протискивающегося вперед.

Но сыщик не обращал на это никакого внимания и вздохнул наконец с облегчением, когда ему удалось после всего занять место в первом ряду зрителей.

Черноволосый Франци уже занял место в корзине вместе со своим помощником.

У последнего было безбородое лицо, и он ехидно поглядывал на Шейниса, разговаривавшего с Франци.

Пинкертон нашел, что наружность миллионера вполне соответствовала описанию Моррисона. Он окинул всех троих лишь мимолетным взглядом, а затем устремил глаза на гайдроп.

Гайдроп этот был прикреплен одним концом ко дну корзины, середина его находилась как раз у ног сыщика на земле, а другой конец был перекинут, как он ясно видел, в корзину. На том конце, очевидно, и была петля.

— Все ли готово? — спросил напоследок помощник воздухоплавателя дрожащим от волнения голосом.

Сыщик споткнулся в этот момент о гайдроп, лежавший у его ног, упал и быстрым как молния движением руки, державшей острый нож, разрезал канат почти совсем, оставив нетронутыми две-три пряди..

Он тотчас же поднялся на ноги и инцидент этот прошел почти незамеченным.

Пленнис пожал руку Франци.

— Счастливого путешествия! Итак, все решено. Как только вы спуститесь на землю, вы пришлете телеграмму и я немедленно прибуду к вам на автомобиле!

— Превосходно. Все ли готово?

— Все! — был ответ рабочих, стоявших у канатов.

— В таком случае — раз-два-три! Пускай!

Волнение зрителей выразилось общим единодушным криком.

Рабочие обрезали канаты, и в тот же момент Франци накинул на стоявшего рядом с корзиной Пленниса петлю гайдропа, которая теперь была приготовлена на всякий случай из тонкой проволоки.

Миллионер испустил страшный крик, и шар, рванувшись кверху, поднял его на добрых два метра от поверхности земли; но тут гайдроп, подрезанный Пинкертоном, лопнул, и полузадушенный Пленнис тяжело шлепнулся на землю.

Ему пришлось немедленно снять с шеи петлю, иначе он задохнулся бы.

Обоим преступникам, сидевшим в корзине, судьба готовила тем временем неожиданный сюрприз.

В тот самый момент, как раздалась команда помощника «Пускай!», Пинкертон бросился вперед, вцепился руками в край корзины и был поднят вместе с ней на воздух.

Все это произошло в одно мгновение ока.

Пинкертон, в один момент поднятый шаром на высоту нескольких сот метров над поверхностью земли, был удивительно спокоен и хладнокровен, как будто он находился на суде в обществе невинных младенцев.

— Прошу извинить за вторжение, — с величайшей невозмутимостью произнес он, — но мне было крайне интересно принять участие в этой небольшой прогулке.

Оба негодяя онемели от ужаса и глядели на сыщика как на приведение.

А он тем временем одним махом очутился в корзине и стоял теперь в спокойной позе перед обоими преступниками.

— Пинкертон! — воскликнул Франци.

— А ты, значит, узнал меня, мой дорогой Франц Beстерлэнд и Франци тоже. Я рад этому. Но теперь ты не уйдешь от меня, как ушел в прошлый раз.

Помощник Франца испустил ругательство и сунул руку в карман куртки.

Но Пинкертон хватил его своим обычным железным стержнем по голове и тот пошатнулся, испустив крик.

Он пытался схватиться за веревки, но его руки хватали воздух, и он упал за борт корзины.

До ушей оставшихся в корзине донесся глухой крик толпы.

— Теперь открой клапан — и вниз! — приказал Пинкертон ошеломленному Францу.

Последний злобно заскрежетал зубами; он бросил на сыщика взгляд бесконечной ненависти. Рука его потянулась к веревке, дернув которую можно было в один миг выпустить из шара весь газ, и он стремительно полетел бы вниз. Гибель обоих была бы неизбежна поэтому. Эту веревку пускают в ход лишь совсем близко от земли, когда, например, шар тащит бурей над самой ее поверхностью. Но Пинкертон тотчас понял намерения преступника.

Быстро сообразив, он новым ударом своего стержня сбил Франца с ног, и последний свалился без сознания на дно корзины.

Теперь он сам открыл клапан; шар начал медленно опускаться, между тем как сыщик надел на сбитого с ног Франца ручные кандалы. Спуск шел гладко. Шар опустился на землю приблизительно в миле от места подъема и был пойман Моррисоном, прибывшим на автомобиле вместе с несколькими полисменами. Пинкертон сам доставил Франца в Кливленд, где последний был казнен.

Миссис Эллинор Моррис нашла хоть некоторое утешение в сознании, что муж ее не остался неотомщенным. Два года спустя она стала женой адвоката, бывшего лучшим другом ее мужа.

ЖЕРТВА МЕТРОПОЛИТЕНА

Глава I Одержимый манией преследования

Боб Руланд и Генрих Моррисон, два старших помощника Ната Пинкертона, сидели в конторе знаменитого сыщика. Вдруг они с удивлением переглянулись: на лестнице, ведущей в контору, раздавались торопливые шаги и чей-то хриплый отчаянный голос несколько раз прокричал:

— Помогите! Помогите!

Наконец в комнату ворвался уже пожилой, приблизительно семидесятилетний старик, с шумом захлопнул за собой дверь и, не выпуская из рук ее ручки, не переставал кричать диким, неистовым голосом:

— Помогите! Помогите!

В эту минуту открылась дверь кабинета Ната Пинкертона и на пороге показался сам великий сыщик.

— Что случилось?

Он быстрым взором окинул всю представившуюся его глазам картину и сразу сообразил, в чем дело. Подойдя к старику, который все еще судорожно держал ручку двери, точно не желая впустить кого-то, гнавшегося за ним по пятам, он взял его за руку и сказал тихим, ласковым голосом:

— Успокойтесь! Тут вы в полной безопасности; у нас вам никто ничего не сделает!

С этими словами он сильной рукой оттащил старика от двери, но тот сейчас же снова дико и неистово закричал:

— Ради бога! Не пускайте его! Он хочет меня убить! Он идет за мной по пятам!

Пинкертон открыл дверь на лестницу и, не увидев там никого, приказал Бобу:

— Пойди, пожалуйста, на улицу, посмотри хорошенько, не увидишь ли ты там какой-либо подозрительной личности!

Взволнованный посетитель между тем упал на первый попавшийся стул. Вид у него был очень странный, даже почти комичный. На тоненьком тщедушном тельце висел длинный синий сюртук, который, при необыкновенно низеньком росте старичка, покрывал его всего, как широкий развевающийся плащ. Желтое морщинистое лицо окаймляла длинная белая борода, голову покрывала копна таких же белых волос.

Лицо носило отпечаток невыразимого ужаса и страха, глаза все еще боязливо смотрели на входную дверь, как бы ожидая, что вот-вот она откроется и в комнату ворвется какой-то страшный враг.

Пинкертон подошел к старику:

— Вам теперь совсем нечего больше бояться! На лестнице не было никого, а мой помощник только что пошел вниз на улицу, чтобы убедиться, что и там поблизости нет никакого опасного человека.

Старик содрогнулся.

— Но он там… рыжий! — пролепетал он. — Дьявол преследует меня повсюду, он идет за мной по пятам… я знаю! Он хочет меня убить… он хочет…

Старик испуганно оглянулся по сторонам и замолчал, как бы боясь, что сказал уже слишком много.

— Да уверяю же вас — вы здесь в полной безопасности. Верьте мне! Ведь вы хотели меня навестить, не правда ли?

Старик поднялся и встал позади стула, точно готовясь защититься от чьего-то нападения.

— Я нигде не в безопасности! — пробормотал он. — Все люди такие злые, жестокие! Я ненавижу их, они хотят меня ограбить. А Рыжий Дьявол — он хуже всех. Он уже замахнулся на меня ножом, но я побежал, бежал как лань, — и он меня не догнал!

Пинкертон начинал терять терпение. Думая, что незнакомец находится в состоянии невменяемости и страдает манией преследования, он сказал спокойно и строго:

— Если вы пришли ко мне для того, чтобы обратиться за моей помощью, то я должен попросить вас вести себя иначе!

При этих словах сыщика старик попятился назад и, протянув вперед руки, как бы защищаясь от нападения, жалобно проговорил:

— И вы? И вы жестоки? И вы хотите навлечь на меня опасность?

Пинкертон даже засмеялся от досады.

— Да перестаньте же вы говорить глупости! — возразил он. — Объясните же мне наконец, чего вы от меня хотите? Ведь не случайно же вы пришли в контору Ната Пинкертона?

— Нет, не случайно! — заявил старик, забираясь в угол и забаррикадировав себя там двумя стульями. — Я хочу видеть мистера Пинкертона!

— Это я и есть! Так чего же вы от меня хотите?

— Вы — Нат Пинкертон? В самом деле — вы? Это вы мне должны сначала доказать!

Великий сыщик посмотрел на своих помощников совершенно озадаченный. Этого до сих пор не требовал еще ни один из его клиентов.

— Но позвольте, голубчик! — сказал он, пожимая плечами. — Вы, кажется, сами хорошенько не знаете, чего хотите?

— Я никому не доверяю, никому! — горячился старик. — А вы были со мной так нелюбезны — вы желаете мне зла!

Сыщик понял, что перед ним действительно человек, страдающий манией преследования. Ему хотелось поэтому как можно скорее удалить его из своей конторы.

— Если вы такого мнения обо мне, то прошу вас, оставьте мою контору! — сказал он сухо. — Обратитесь к какому-нибудь другому сыщику! Я не желаю иметь с вами никакого дела!

Старик вздрогнул.

— Ведь я не смею уйти! — чуть не заплакал он. — Рыжий Дьявол поджидает меня там и хочет меня убить!

— Кто же этот Рыжий Дьявол?

— О, это ужасный и безжалостный злодей! Он преследует меня! Он хочет вонзить мне в шею сверкающий нож!

— Как же его зовут?

— Но нет, он не смеет меня тронуть! — продолжал старик, не обращая внимания на вопрос сыщика. — Нат Пинкертон защитит меня!

— Нат Пинкертон не может защитить вас так просто! Сначала расскажите толком в чем дело, тогда можно будет поговорить и о защите!

— Нат Пинкертон арестует злодея и посадит его в тюрьму! — опять пробормотал свое старик. — Никому это не удастся, никому, только знаменитому Нату Пинкертону!

Сыщик снова подошел к старику.

— Пойдем-ка ко мне в кабинет! — ласково сказал он. — Там мы как следует поговорим об этом деле, а я посмотрю, не удастся ли как-нибудь поймать Рыжего Дьявола.

— Нет, нет! Не пойду! Я останусь здесь! — воскликнул незнакомец. — Я не хочу остаться с вами наедине, я вам не доверяю! Вы в союзе с Дьяволом!

— А вы — сумасшедший! — гневно закричал сыщик. — Мне надоело, наконец! Скажите мне ваше имя и ваш адрес, тогда я могу зайти к вам на квартиру, если хотите!

Старик так и закричал:

— Мое имя и мой адрес?! Нет, нет, нет! Вы хотите прийти ко мне на квартиру, чтобы убить и ограбить меня! Ничего я вам не скажу, ничего! Если вы действительно Нат Пинкертон, то словите Рыжего Дьявола, — и больше ничего; мое имя и мой адрес вам для этого совершенно не нужны!

— А вы обращались уже в полицию по поводу этого Рыжего Дьявола?

— Да! Но эти негодяи просто-напросто выставили меня! О! Люди все такие злые!

— Еще бы! Станет полиция возиться с этаким болваном! — пробормотал про себя Пинкертон.

Старик снова стал озираться на дверь; тщедушное тело его дрожало как в лихорадке; он весь съежился от смертельного ужаса. На лестнице послышались чьи-то шаги.

— Слышите, слышите? — простонал он. — Это Рыжий Дьявол! За мной! Он хочет меня убить! Помогите! Помогите!

Дверь отворилась, и вошел Боб.

— Я не заметил ни одного подозрительного субъекта, начальник, — сказал он. — Старый джентльмен ошибается, если думает, что его преследуют.

Старик засмеялся как-то пронзительно и крикливо:

— О, да ведь Дьявол хитер! Его не увидишь: он может сделаться невидимкой! Нет, я вижу, вы никогда не поймаете его!

Пинкертон с состраданием посмотрел на старика и сказал кротко:

— Вы больны, голубчик! Советую вам отправиться к хорошему специалисту по нервным болезням, он поможет вам. Вам необходимы покой и уход, тогда, быть может, и пройдет эта ужасная мания преследования, от которой вы страдаете.

Старик покачал головой и злобно застучал стульями:

— Значит, вы не хотите помочь мне?

— Я не могу вам помочь, потому что я не врач! — спокойно возразил сыщик. — Но, если хотите, я могу сейчас же позвонить врачу, который приедет за вами и отвезет вас в свою клинику, где вы, я надеюсь, скоро вылечитесь от своей болезни.

— Вы с ума сошли! — заревел старик. — Я прошу вас защитить меня от Рыжего Дьявола; никакого врача мне не нужно!

Пинкертон пожал плечами:

— Пока вы не доверитесь мне, я ничем вам не могу помочь! Сообщите мне все подробности относительно этого преследователя; назовите мне свое имя, опишите свою жизнь и людей, среди которых вы вращаетесь, тогда я посмотрю, что можно будет сделать!

Старик замахал руками:

— Совсем нечего вам знать все это! Все это вас не касается! Схватите Рыжего Дьявола, и я дам вам за это пять долларов!

Боб и Моррисон звонко расхохотались, услышав такое предложение. Но Пинкертон остался совершенно серьезен.

— Очень жаль! — ответил он. — Ведь вы не можете требовать от меня, чтобы я гнался за каким-то призраком, и поэтому — прошу вас, сэр, — до свидания!

С этими словами сыщик повернулся и пошел к себе в кабинет. Старик смотрел ему вслед, совершенно ошеломленный.

— И он выгоняет меня прочь! — прошептал он. — А все говорили, что такой добрый, всем рад помочь?! Да куда же я пойду? Ведь я не смею: Рыжий Дьявол поджидает меня. Он пойдет за мной, и никто не поможет мне, когда он вздумает меня убить!

Он сказал это с такою грустью, с такою горечью, что Боб и Моррисон почувствовали невольное сострадание к бедному старику. Боб подошел к нему и ласково сказал:

— Хотите, я провожу вас домой. В моем присутствии вам нечего будет бояться: я сумею защитить вас, и горе Рыжему Дьяволу, если он посмеет приблизиться к вам!

Старик, казалось, готов был принять предложение молодого сыщика, но вдруг снова неистово закричал:

— Нет, не хочу! Всех вас знать не хочу!

Боб отодвинул стулья:

— Да опомнитесь же! Ведь мы не делаем людям никакого зла; напротив, мы существуем именно для того, чтобы защищать несчастных!

Он хотел взять старика под руку, но тот с силой оттолкнул его назад, и в ту же минуту в руке его сверкнуло лезвие острого ножа.

— Назад! — завопил он. — Я буду защищаться. Я не дам убить себя!

Ловким, быстрым движением Боб вырвал нож из рук несчастного:

— Оставьте эти глупости! Пора бы…

Но он не докончил. С секунду старик смотрел на молодого сыщика, онемев от ужаса, потом вдруг испустил неистовый крик и бросился к двери. Дверь со стуком захлопнулась за ним: на лестнице послышались его торопливо убегающие шаги.

— Это сумасшедший! — заметил Боб, пожимая плечами.

Нат Пинкертон снова вошел в комнату:

— Ушел?

— Да! И должен был оставить вот этот нож, с которым хотел было броситься на меня!

Боб передал начальнику острый как бритва нож.

— Бедняк страдает манией преследования! — заявил Пинкертон. — Ему все чудятся какие-то страшные опасности, и Рыжий Дьявол — это, без сомнения, только плод его воображения! Боюсь, что ему придется окончить свою жизнь где-нибудь в доме умалишенных!

Сыщик подошел к окну, Боб и Моррисон также подошли посмотреть еще раз на старика. Тот между тем, выйдя из подъезда и весь согнувшись, тихими, кошачьими шагами дошел до самой середины улицы. Там он постоял немного, все время неподвижно глядя в темный подъезд противоположного дома. Потом вдруг поднял обе руки, как бы для обороны, задрожал весь и, как бешеный бросившись бежать дальше по улице, вскоре скрылся за углом.

— Бедняга! — сказал Пинкертон с состраданием. — Он действительно не в своем уме. Помощи ему надо искать не у нас, а у врачей!

Взяв пальто и шляпу, Пинкертон сказал:

— Я поеду теперь в Ньюгавен по делам воровства у золотопромышленников. Раньше завтрашнего утра мне едва ли удастся вернуться; да и точного адреса я никакого не могу вам дать! Так как в данную минуту у нас нет никакого особенно важного дела, то я могу спокойно ехать. Если же в течение этого дня представится какое-нибудь новое серьезное дело, то вы возьмитесь за него, а я уж займусь им завтра утром, когда приеду.

С этими словами Пинкертон вышел, а помощники его остались в конторе одни. Поговорив еще немного о сумасшедшем старике, посетившем их контору, они только собрались было взяться за какие-то письменные работы, как вдруг Боб, подойдя еще раз к окну, испустил невольный крик удивления:

— Моррисон, ради бога!

— Что случилось?

— Вот он — Рыжий Дьявол!

Молодой сыщик указал на подъезд противоположного дома. Из него только что выходил человек богатырского роста. На нем был темно-синий поношенный костюм, а из-под грязной фуражки выбивалась копна густых огненно-рыжих волос. Длинная запущенная борода такого же цвета окаймляла некрасивое рябое лицо, а из-под нависших рыжих бровей выглядывали неспокойные сверкающие глаза.

Стоя на пороге, человек быстрыми, неспокойными взорами оглядывал улицу; на секунду глаза его, с выражением злобного интереса, остановились и на окнах конторы сыщика, но за густыми занавесками он не мог заметить наблюдавших за ним молодых помощников Пинкертона.

Моррисон и Боб с удивлением переглянулись.

— Рыжий Дьявол! — тихо повторил Моррисон.

— Видно, старик был не совсем уж сумасшедший! — сказал Боб. — Этот молодец едва ли отличается очень кротким нравом и, пожалуй, вполне заслуживает название Рыжего Дьявола! Он стоит как раз у того подъезда, куда недавно так пристально смотрел старик, прежде чем обратиться в бегство!

— Наружность у него прямо-таки страшная. Я легко представляю себе, что этакому молодцу не трудно свести с ума такого старого, дряхлого и, быть может, одинокого человека!

— Начальника вот нет. Он, без сомнения, сейчас же приступил бы к преследованию этого типа. Старик ушел от нас, не получив помощи: это вполне понятно, потому что поведение его действительно можно было объяснить только сумасшествием. Но теперь наша прямая обязанность выяснить это странное дело. Я пойду за ним!

— Разумеется. И если тебе нужна помощь…

— Я на всякий случай буду оставлять меловые следы! — возразил Боб. — Надеюсь, что, если бедному старику действительно грозит опасность со стороны этого рыжего молодца, мне удастся его спасти!

Боб вышел из конторы, и Моррисон из окна видел, как рыжий медленно поплелся вдоль улицы, а молодой сыщик осторожно последовал за ним. Вскоре оба исчезли за углом.

Глава II Во власти Рыжего Дьявола

Рыжий, по-видимому, нисколько не боялся возможности какой бы то ни было погони: он спокойно шел своей дорогой, ни разу не оглядываясь, так что преследовавший его Боб даже начинал уже сомневаться, действительно ли он имеет какое-либо отношение к полусумасшедшему старику.

Возможно было, что старик, одержимый манией преследования, встретил когда-то на улице этого, без сомнения, страшного на вид молодца и в нем, как и во всех вообще людях, тотчас же предположил врага, готового покуситься на его жизнь. Тем не менее, несмотря на все эти соображения, Боб не решался оставить преследование, так как не мог забыть злорадного выражения на лице незнакомца, когда тот выходил из подъезда, и злобного взгляда, который он бросил на окна конторы Ната Пинкертона.

Рыжий завернул на улицу Боэри и пошел по ней по направлению к югу, пока не дошел до огромного, ведущего в Бруклин, висячего моста. Около сквера Франклина он поднялся на мост и медленно направился в предместье.

Боб все следовал за ним, не отставая и не забывая в то же время бросать изредка перед собой кусочки мела, которые потом раздавливал ногой, оставляя таким образом за собой ясные следы для Моррисона. Незнакомец по-прежнему шел спокойно, не оглядываясь, и только один раз остановился, чтобы глотнуть из бутылки, которую достал из бокового кармана, и при этом мельком посмотрел назад, не обратив, однако, никакого внимания на медленно шедшего за ним сыщика.

— Или у рыжего совесть совершенно чиста, или же это чрезвычайно ловкий мошенник! — рассуждал Боб.

В Бруклине рыжий сошел с моста на улицу Фултон и направился на юго-восточную окраину города, пока не дошел до самого бедного квартала. Уже почти два часа продолжалось хождение по улицам Нью-Йорка, и Боб с облегчением вздохнул, когда незнакомец завернул наконец в темный, узкий, глухой переулок и скрылся в каком-то низком проходе на правой стороне улицы.

Прежде всего Боб поинтересовался узнать название улицы, на которую он попал. Невольная улыбка появилась на его лице: этот грязный затерянный переулок, с жалкими, почерневшими домишками, служившими приютами для нищих и всякого рода бродяг, носил громкое название «Цветочная улица».

Кругом не видно было ни души. Только с какого-то чердака доносились звуки старой, расстроенной гармоники. Боб медленно подкрался и скользнул в проход. Он выходил в узкий, грязный двор с несколькими низенькими лачугами, обитатели которых, очевидно, влачили здесь самое жалкое существование.

Но, прежде чем войти во двор, Боб произвел некоторую предварительную перемену в своей наружности. Сняв галстук, а также воротничок и манжеты, он нарочно загрязнил пальто, вдавил кулаком шляпу и прикрепил себе взъерошенную бороду.

Затем, засунув обе руки в карманы брюк, он вошел во двор, насвистывай какой-то избитый уличный напев. Было еще рано и совершенно светло: мало-мальски прилично одетый человек на этом дворе, без сомнения, тотчас же привлек бы к себе общее внимание всех обитателей.

Медленно проходя вдоль расположенных по обеим сторонам двора лачуг, он внимательно заглядывал направо и налево в раскрытые окна. Здесь и там ему представлялась картина убогого нищенства, но рыжего не было нигде видно.

Так он дошел до последней лачуги. Здесь его поразило то странное обстоятельство, что окна ее были наглухо забиты крепкими ставнями, да еще сверх того защищены прочной железной решеткой, точно внутри этого жалкого строеньица хранились какие-то несметные богатства.

Сквозь щели ставень виднелся слабый свет, и явственно доносился чей-то громовой голос.

Боб быстро оглянулся. Нигде — ни души; он подкрался к одной из ставен и заглянул внутрь лачуги. Невольный крик удивления чуть было не вырвался у него при виде странной, представившейся его взору картины.

В одном углу убогой комнатки сидел, весь съежившись, его старый знакомый — старик, страдающий манией преследования. Лицо его выражало смертельный ужас; весь дрожа как осиновый лист, он с невыразимым страхом глядел на рыжего великана, который стоял посреди комнаты и со злорадным смехом смотрел на несчастного старика.

Скрестив на груди могучие руки, он стоял и угрожающим голосом что-то говорил обомлевшему со страха старику.

Боб тихо подбежал к двери. Она была открыта; молодой сыщик вошел в низкие, темные сени, откуда узкая, обитая железными полосами дверь вела во внутреннее помещение, где находились рыжий и старик.

Щелей тут, к сожалению, не было; но, прислонив ухо к самой двери, Боб мог расслышать каждое слово, которое произносили в комнате.

— В последний раз говорю тебе, Леви Канцер, не жди от меня ни милосердия, ни пощады. Наконец-то мне удалось проникнуть в твою нору и уловить момент, когда ты, по неосторожности, на минуту оставил дверь открытой; и теперь я не уйду от тебя. Выбирай: или ты будешь лежать мертвый у моих ног, или откроешь свой секрет!

— Сжалься, сжалься надо мной! — жалобно молил старик. — У меня нет денег — ни одной копейки нет у меня. Я уже говорил тебе не раз: у меня нет ничего!

Рыжий громко рассмеялся.

— Ты лжешь! — заревел он. — Помнишь тот вечер, когда мы с тобой сидели в ресторане Трэбблера? Трех недель не прошло с тех пор, а ты уже успел забыть?!

— Три недели ужаснейших мучений! — простонал старик. — Негодяй! Ты лишил меня рассудка за это короткое время!

— И черт с тобой! Только открой мне свой секрет!

— У меня нет никакого секрета! — снова жалобно заговорил Леви Канцер.

— Если ты еще раз осмелишься повторить мне эту ложь, я задушу тебя! — страшным голосом закричал на него рыжий. — Неужели ты воображаешь, что я забыл все то, что ты говорил мне, когда выпил десять стаканов виски и окончательно захмелел?! Ты говорил мне, что вовсе не так беден, что только притворяешься нищим, а на самом деле мог бы заткнуть за пояс любого спесивого богача; что у тебя есть и звонкое золото, и ценные бумаги, но ты спрятал их в таком месте, где их не найдет ни один человек и куда ты сам заходишь только изредка, чтобы тайком полюбоваться на свои богатства! Будешь ли ты теперь отрицать все это?

— Я ничего этого не помню; пожалей меня! Если я это сказал, так это был нелепый вздор, шутка, в которой нет ни одного слова правды!

— Врешь, собака! Не думай, что тебе удастся меня провести! Я отлично знаю, что именно тогда, спьяну, ты сказал правду и, конечно, немало перепугался, когда, протрезвившись, сообразил, что проболтался. Теперь тебе никакой черт не поможет, говори — не то настал твой последний час!

— Помогите! Помогите! — закричал старик в смертельном ужасе.

— Не кричи! Никто не поможет такому старому болвану, как ты! Полиция выставила тебя, а твои Пинкертоны, к которым ты отправился сегодня, вероятно, сделали то же самое.

— Потому что я теряю рассудок, когда знаю, что ты следишь за мной! — закричал Канцер. — Потому что в каждом человеке мне чудится тогда твое ненавистное лицо, потому что я не доверяю тогда никому, потому что я…

Голос старика надорвался, казалось, от ужаса у него отнимался язык.

Рыжий засмеялся зловещим смехом:

— И прекрасно! Никто тебе, дураку, не поверит, что у тебя есть богатства! А я знаю, что они у тебя есть, и я хочу их иметь, потому что сумею лучше воспользоваться ими, чем ты! Сознайся! Куда спрятал ты деньги? Я буду считать до трех! Если до этого времени ты не скажешь мне, где деньги, я тебе, гадкому скряге, перережу горло!

— Смилуйся!.. Пожалей! — стонал старик.

— Вздор! Скажи мне свой секрет — и я не трону тебя, я даже — черт с тобой! — оставлю тебе горсть долларов!

— Ведь я все заработал черным, тяжелым трудом!

— Знаем, знаем, — послышался насмешливый ответ, — деньги в рост отдавал, христопродавец! Не одному человеку надел ты петлю на шею, зато и я теперь перережу тебе горло!

— Смилуйся — я скажу!

— Ну, живее! Раз — два — три!..

Боб решил, что пора вмешаться. Достав револьвер, он только собрался открыть дверь и ворваться в комнату, как изнутри послышалось страшное проклятие, затем кто-то изо всех сил рванул дверь и оттуда как бешеный вылетел обезумевший старик. Со всего маху налетел он на Боба, сшиб его с ног, и оба они повалились на пол.

Но не прошло и секунды, как старик уже вскочил на ноги и как пуля вылетел на двор, тогда как Боб, еще не успев опомниться, получил такой страшный удар между глаз, что тотчас же потерял сознание.

Оказывается, что в ту минуту, когда рыжий с поднятым ножом в руке уже хотел броситься на старика, тот неожиданным прыжком в сторону опрокинул стоявшую на столе керосиновую лампу, опрометью бросился к двери, открыл ее и выбежал из комнаты, столкнувшись при этом в дверях со спешившим ему на помощь Бобом, у которого сорвал в довершение всего его фальшивую бороду.

Таким образом Канцер улизнул, зато молодой сыщик очутился теперь во власти рыжего негодяя, который со злорадным смехом втащил свою жертву на самую середину комнаты.

Через несколько минут, когда Боб очнулся, он увидел себя привязанным к стулу и притом так, что не мог сделать ни одного движения. Даже голова его с помощью накинутой вокруг шеи петли, конец которой был прикреплен сзади за спинку стула, была приведена в такое положение, что он не мог даже слегка пошевелить ею, не рискуя удавиться.

Даже веревка до того стягивала горло, что в высшей степени затрудняла дыхание несчастного пленника.

Перед молодым сыщиком, скрестив руки на груди, стоял рыжий и со злорадством смотрел ему прямо в лицо. Заметив, что Боб открыл глаза, он громко и ядовито рассмеялся:

— Что? Не нравится, голубчик, а?

Боб сначала ничего не ответил. Голова у него кружилась и болела от страшного удара, полученного здоровенным кулаком рыжего великана.

— Мне так и чудилось все время, что за мной следят! — продолжал последний. — От самого дома Пинкертона у меня все время было неприятное чувство, точно у меня на затылке сидит муха, а это чувство меня никогда не обманывает. Ведь вы хитрые парни, вы, Пинкертоны, но до Неда Краузе вам все же далеко! Я справлюсь хоть с целой дюжиной таких молодцов, как вы! Когда я повернулся на мосту и заметил тебя, я сейчас же сообразил, что ты именно и есть та самая муха, которая меня беспокоит, и действительно я не ошибся. Теперь тебе, я думаю, не особенно-то весело, а?

— Не говори глупостей! — спокойно возразил Боб. — Ты доведешь себя только до виселицы, а от Пинкертона все равно не уйдешь!

Нед Краузе громко захохотал:

— Ты думаешь? Ну а я другого мнения! Вот жаль только, что я не знаю, ты ли есть сам проклятый Нат или нет!

— Нет, я не Нат Пинкертон! Поэтому-то я и говорю, что он выследит тебя, и горе тебе, если он узнает, что ты со мною сделал!

Великан презрительно махнул рукой:

— Ба! Не испугаешь! До сих пор не было еще такого человека, который мог бы справиться со мной!

— Нат Пинкертон справлялся и не с такими еще негодяями!

— Ого! В том-то и дело, что не с такими! Силу надо иметь да и царя в голове! А у этаких болванов всегда недостает либо одного, либо другого. Неудивительно, что они попадаются в ловушки такого проныры, как Нат Пинкертон. А вы и рады: хвастаетесь громкими успехами и сами повсюду трубите о своих победах! Нет, дудки! Меня не проведете!

— Смотри, Нед Краузе, как бы ты не ошибся! Хочешь пари, что не позже чем через три дня ты будешь в наших руках!

Рыжий с видимым удивлением посмотрел на молодого сыщика, который, несмотря на свое отчаянное положение, еще предлагал ему пари.

— Ей-богу, — сказал он, смеясь, — надо вам отдать должное! Чертовское хладнокровие у вас, Пинкертонов. Ты предлагаешь мне пари и как будто совершенно забываешь о том, что через несколько минут отправишься на тот свет!

— Ну на тот свет я отправлюсь еще не так скоро! — сухо возразил Боб.

— Что такое?! — вспылил рыжий. — Неужели ты не веришь, что я преспокойно всажу тебе в ребра вот этот самый нож?

— Нет, не верю!

— Да ты, кажется, рехнулся! — злобно воскликнул Нед. — Кто же мне помешает прикончить тебя, когда я захочу?

— Тебе помешает мысль о Нате Пинкертоне, который следит за тобой, и страх перед электрическим стулом, которого тебе не миновать, если ты приведешь в исполнение свое намерение!

— Черт возьми!..

Больше рыжий ничего не сказал; он принялся шагать взад и вперед по комнате, и Боб отлично заметил, что он боится великого сыщика Ната Пинкертона и что слова его произвели на него желаемое действие.

Наконец, Нед Краузе остановился перед Бобом и засмеялся каким-то хриплым, сдавленным смехом:

— Ты прав, голубчик мой! Я и не думаю лишать тебя жизни! Не хочу я марать свои руки кровью такой собаки-шпиона. Сиди себе здесь! Старый Леви скоро вернется, он и сделает за меня эту грязную работу. Он во всех видит своих врагов, а человека, проникнувшего в его святая святых, он, кажется, готов будет растерзать собственными своими руками! Теперь я с своей стороны предложу тебе пари: хочешь — поспорим на двадцать долларов, что этот старый хрыч зарежет тебя, когда вернется и найдет здесь!

— Ладно, идет, — сухо ответил Боб.

— По рукам, значит! А теперь погоди, голубчик! Надо привести тебя в надлежащий вид, чтобы он сразу догадался, что ты вор!

С этими словами великан подошел к маленькой железной печке, стоявшей в углу комнаты. Открыв одной рукой заслонку, он просунул другую в самое отверстие трубы и достал оттуда горсть сажи, которой вымазал все лицо сыщика, так что он сделался похожим на негра. Точно так же он вымазал ему и руки. После этого он написал еще какую-то записку, которую прикрепил к груди пленника.

Все это Боб должен был терпеть. Он делал отчаянные попытки освободиться от опутывавших его веревок, но узлы, затянутые богатырской силой Неда, не поддавались и только еще больнее врезались в тело; ни одним пальцем не мог шевельнуть молодой сыщик, и перетянутые члены, казалось, начинали постепенно отмирать.

— Ну вот, мой друг! — со злорадством сказал Нед, окончив свою работу. — Теперь Канцер ни за что не поверит, что ты пришел ему помогать. Вот обрадуется, когда увидит тебя уже приготовленным к закланию! Он должен поблагодарить меня! Только попроси его не слишком издеваться над тобой, а то у этого старого хрена бывают поползновения мучить тех, которые добиваются его денег. Он уже сказал мне как-то, что с наслаждением замучил-бы меня до смерти, если бы я попал в его руки!

Боб ничего не ответил. Бешеная злоба охватила его, в особенности когда он заметил, что рыжий негодяй преспокойно сунул в карман два его револьвера и электрический карманный фонарик.

Нед Краузе больше ничего не сказал. Он еще раз принялся обыскивать все помещение в надежде найти спрятанные сокровища старика, но, перерыв все, ничего не нашел и в конце концов с сердцем выругался и оставил свои безуспешные попытки.

Он направился к двери и, еще раз оглянувшись на Боба, провожавшего его глазами, полными бешеной злобы, насмешливо сказал:

— Прощай! Приятной смерти!

Дверь с шумом захлопнулась за ним.

Боб Руланд остался один.

— Вот тебе и раз! — пробормотал он. — Нечего сказать, завидное мое положение! Проклятая история! Этот негодяй, конечно, совершенно прав: старик со своими безумными идеями, разумеется, не поверит ни одному моему слову и с холодной улыбкой преспокойно отправит меня на тот свет! Черт возьми, этакой подлой смертью я все-таки не хотел бы помереть. Но погоди, Нед Краузе! Если мне удастся выбраться отсюда, я отплачу тебе за твою проделку!

К несчастью, в эту минуту пошел сильнейший дождь.

— Боже праведный! Меловые следы! — пробормотал он с какой-то покорностью судьбе. — Все смоет к черту, и ни начальник, ни Моррисон не найдут меня. Да вдобавок и начальника-то нет в Нью-Йорке!

Проходили часы. Несколько раз еще Боб делал сумасшедшие попытки разорвать узлы, но в конце концов должен был отказаться от всякой надежды на избавление: силы его все более убавлялись, и малейшее движение причиняло нестерпимую боль во всех членах.

Начинало смеркаться. Дождь продолжал лить, на улице было темнее ночи, а в маленькой комнате Боб совершенно перестал различать предметы. По его мнению, должно было быть около полуночи.

Мало-помалу он начинал впадать в состояние какого-то тупого полусна, как вдруг какой-то шум вернул ему полное сознание. Казалось, кто-то тихонько подкрадывается к двери. Послышались шлепающие шаги, и вслед затем тяжелая, обитая железом дверь тихо отворилась. Боб заметил это по струе воздуха, пахнувшей ему в лицо.

Шлепающие шаги приближались. Чиркнула спичка, блеснул свет — и сыщик увидел перед собой Леви Канцера.

Вид у него был страшный. Черты лица перекосились, глаза налились кровью, белые, промокшие от дождя волосы космами спадали на лоб и затылок. Увидев связанного сыщика, он испустил хриплый крик и сделал движение к двери, как будто собирался опять бежать.

— Эй, мистер Канцер! — крикнул ему Боб. — Оставайтесь здесь, освободите меня. Рыжий Дьявол был здесь, он привязал меня к стулу, а ведь я пришел вам помогать!

Снова послышался хриплый крик:

— Рыжий Дьявол… а!.. Ты сам такой же подлый негодяй… хищник!

— Нет, мистер Канцер! Я уже говорил вам, что пришел вам помогать!

Старик между тем зажег вторую спичку; увидев действительно беспомощное состояние сыщика, он осторожно подошел поближе, все время глядя на Боба с какой-то коварной усмешкой.

— Ага! Попался наконец! Он в моей власти! Он нарочно вымазался, чтобы я его не узнал! Но я знаю, что он мошенник, и он поплатится мне за свои злодейства!

Так как керосиновая лампа лежала разбитая на полу, то Леви Канцер достал из ящика огарок свечи, зажег его и поставил на железную печь, а сам с ехидной улыбкой принялся разглядывать связанного пленника:

— Что? Не нравится сидеть здесь, а? Ну, собирайся умирать! Добрался-таки я хоть до одного из этих злодеев, которые хотят моей жизни и моих денег!

— Вздор, мистер Канцер! Не нужны мне ни ваша жизнь, ни ваши деньги! Я пришел сюда, чтобы поймать Рыжего Дьявола, Неда Краузе, а когда вы рванули дверь, то налетели на меня и сшибли с ног, так что я еще прежде чем успел встать на ноги, очутился во власти Рыжего Дьявола. Освободите же меня, и я пойду арестую Неда Краузе и отправлю его в тюрьму, так как он вполне этого заслуживает!

Старик этим временем подкрался к связанному сыщику и снял с его груди записку, оставленную рыжим. Записка эта была следующего содержания:

«Дорогой Леви! Оставляю тебе одного моего конкурента, который тоже преследует тебя и жаждет твоих денег! Такой соперник мне невыгоден и поэтому предоставляю его в твое распоряжение! Делай с ним что хочешь!

Рыжий Дьявол».

Старик снова ехидно захихикал и совсем не слушал того, что говорил ему Боб.

— Да, негодяй должен умереть! — проговорил Канцер. — Быть может, тогда и другой злодей, этот Рыжий Дьявол, как-нибудь попадется в мои руки!

— Бога ради, Канцер, опомнитесь же! Я такой же враг Рыжего Дьявола, как и ты! — воскликнул Боб.

Но старик злобно указал на беспорядок в комнате.

— Это ты наделал, негодяй! — закричал он. — Ты искал моих денег, но ты их не найдешь, никто не найдет их! Все они умрут, как ты сейчас умрешь!

— Стой! — снова вскричал Боб. — Я один из людей Пинкертона, которые хотят тебе помочь!

— Пинкертоны выгнали меня, они не хотели мне помочь! — возразил старик. — Да ты и не принадлежишь к ним: у Пинкертонов не черные лица!

— Но ведь это Рыжий Дьявол вымазал меня! — воскликнул Боб, которому становилось все более и более жутко по мере того, как он замечал, что никакие его слова не могли убедить старика.

Леви Канцер только засмеялся. Он выдвинул ящик полуразвалившегося стола и достал оттуда сверкающий нож. С удовольствием безумного он начал вертеть его в руках, любуясь на отражение свечи в полированной стали.

— Ха! ха! чудный нож! Как он хорошо засядет в сердце! Я вонжу его медленно, дюйм за дюймом, я полюбуюсь на муки своего врага!

Медленно, шаг за шагом ужасный старик стал подходить к несчастному сыщику. Держа наготове нож, он сверкающими глазами смотрел на грудь своей жертвы, как бы прицеливаясь, куда вонзить нож.

Боб сделал еще одно последнее усилие разорвать веревки, но они только глубже врезались в тело.

Вот Леви Канцер уже возле него.

Глаза горят в безумном восторге; острие кинжала уже касается груди связанного пленника как раз над самым сердцем.

— Что ты делаешь? — чуть слышно прошептал Боб. Перед глазами его затанцевали искры, мысли стали путаться.

— Вот как я убиваю своих врагов! — злорадствовал старик. — Вот как я уничтожу всех, становящихся мне поперек дороги, всех до единого!

Старик вонзил нож. Холодная сталь медленно стала входить в тело.

Боб вздрогнул. Он чувствовал, как вонзилось острие; холодная дрожь пробежала по его телу, а из груди медленной струйкой потекла алая теплая кровь.

Леви Канцер не спускал глаз с лица своей жертвы. Но вот Боб вдруг широко, неестественно широко раскрыл глаза и уставился в полуоткрытую дверь, затем испустил глухой крик и заревел:

— Вон он… идет… Рыжий Дьявол!.. Он хочет тебя убить! Беги, Канцер!.. беги!

Старик хрипло застонал, отшатнулся и в свою очередь закричал. Нож со звоном упал на землю, и, не переставая кричать: «Помогите! Помогите!» — сумасшедший понесся через двор на улицу и исчез в темноте ночной.

Боб, которому в последнюю минуту пришла в голову эта спасительная мысль, напряг все силы, чтобы освободиться, но напрасно. Он упал вместе со стулом — и лишился сознания.

Глава III Перерезанный поездом

На другое утро с первым поездом Нат Пинкертон вернулся в Нью-Йорк. Было еще почти темно, когда он, приехав к Центральному вокзалу у 42-й улицы, сошел с поезда и направился к станции метрополитена.

Вскоре электрический поезд быстро примчался. Станция 9-й улицы уже осталась позади, и поезд приближался к улице Гоустон, где Пинкертон намеревался сойти, как вдруг кондуктор изо всех сил налег на ручку тормоза и одним сильным внезапным движением переставил рычаг.

Раздался общий испуганный крик пассажиров, вагоны проехали еще несколько метров и остановились. Никто из публики не знал, что означала эта внезапная и поэтому неприятная остановка поезда, но Пинкертон, быстро соскочивший на полотно дороги, сразу сообразил, в чем дело.

При бледном свете просыпающегося утра он разглядел человека, который лежал на рельсах перед самым поездом. Вид его был ужасен. Правая рука, лежавшая на рельсах, казалось, была совершенно отрезана; лицо, окаймленное белыми волосами и густой белой бородой, имело явные следы крови.

С первого взгляда Пинкертон узнал несчастного, которого переехал электрический поезд. Это был тот самый странный старик, который накануне заходил в контору сыщика.

Пинкертон тотчас же оставил поезд и пошел со служителями, которые отнесли тело пострадавшего на станцию Гоустон. Там его положили на скамейку, а один из чиновников сейчас же отправился за санитарным отрядом. Поезд тем временем умчался дальше.

Вокруг покойника сейчас же собралась толпа любопытных, но Пинкертон, опустившийся на колени возле безжизненного тела, не обращал на это никакого внимания и спокойно принялся за свое исследование.

Он не думал, чтобы со смертью старика было связано какое-нибудь преступление. По его мнению, гораздо вернее было предположить, что старик в припадке безумия, спасаясь от воображаемого врага, побежал по полотну дороги и, не обратив внимания на мчавшийся ему навстречу поезд, был сшиблен с ног и попал под колеса вагонов.

В пользу такого предположения говорила и большая рана на лбу: череп был, казалось, совершенно размозжен.

Но один вопрос возникал в голове Пинкертона. Неужели старик из одного только безумия, воображая за собой преследователя, взбежал на расположенное высоко над улицами полотно дороги навстречу верной смерти? Или же он действительно спасался от чьего-то преследования?

Искаженное ужасом лицо старика производило впечатление, точно он еще перед самой смертью увидел нечто страшное, ужасное.

В сюртуке покойного, в боковом кармане, Пинкертон нашел старый засаленный портфель, из которого, когда он его раскрыл, выпало несколько бумаг и между прочим пустой конверт с адресом: «Мистеру Леви Канцеру, Бруклин, Цветочная улица, 12, во двор».

— Ага! Вот его имя и адрес, которые он вчера ни за что не хотел мне сказать! — пробормотал он. — Зачем он скрывал их? Быть может, тогда не случилось бы с ним этого несчастья?

В другом кармане сыщик нашел еще одну маленькую записку. Он развернул несколько скомканную бумажку и прочел то, что было на ней написано, сначала с выражением удивления, а потом даже испуга:

«Дорогой Леви! Оставляю тебе одного моего конкурента, который тоже преследует тебя и жаждет твоих денег! Такой соперник мне невыгоден и поэтому предоставляю его в твое распоряжение! Делай с ним что хочешь!

Рыжий Дьявол».

— Что бы это значило? — Пинкертон с состраданием посмотрел на покойника и прошептал: — Бедняга! Значит, в самом деле тебя преследовали враги, жаждавшие твоих денег, и Рыжий Дьявол — это не плод больного воображения?! Но я найду Рыжего Дьявола, и он горько поплатится мне тогда за то, что довел тебя до безумия и отравил твою жизнь беспрестанным смертельным страхом!

В этот момент кто-то дотронулся до плеча Пинкертона:

— Начальник!

Пинкертон поднял голову:

— А, это ты, Моррисон!

На молодом сыщике лица не было. Пинкертон тотчас же встал на ноги и, сунув в карман найденные бумаги, отвел его в сторону:

— Что случилось, Моррисон?

— Боб исчез.

Это было сказано таким грустным, почти отчаянным голосом, что у Пинкертона сжалось сердце:

— Исчез? По какому же случаю?

— Он пошел преследовать одного человека, который, по всей вероятности, и есть тот самый Рыжий Дьявол, о котором говорил покойный старик, и до сих пор он не возвращался. Зная, что вы сойдете на этой станции, я побежал сюда, чтобы поскорее уведомить вас.

— Расскажи, когда вы увидели Рыжего Дьявола?

Моррисон подробно рассказал обо всем, что они видели с Бобом из окна конторы, и закончил свое повествование следующими словами:

— Я еще вчера вечером отправился по меловым следам, оставленным Бобом, но я не мог их найти, так как они были смыты дождем. Всю ночь я пробродил, но нигде не нашел и слабого намека на то, куда мог пропасть Боб. Можете себе представить, начальник, в каком я настроении!

Пинкертон погрузился в мрачные размышления. Он вспомнил записку, найденную в кармане покойного.

— Ей-богу, пожалуй, этот мнимый конкурент Рыжего Дьявола и есть наш Боб, которого выдали старому полусумасшедшему Канцеру для того, чтобы тот убил его? Слушай, Моррисон! Едем сейчас же в Бруклин и отыщем квартиру покойного Канцера! Быть может, мы найдем там ответ загадки!

Сыщики сели в следующий электрический поезд и через висячий мост переехали в Бруклин. Пинкертон, отлично знающий план города, легко нашел Цветочную улицу, и таким образом они вскоре достигли своей цели.

В маленьком грязном переулке, всего-то имевшем не более нескольких десятков домов, не трудно было найти дом номер 12. Через низкий проход они попали в грязный узкий двор.

У обоих ради осторожности были в руках заряженные револьверы: кто мог знать, быть может, Рыжий Дьявол уже успел забраться в квартиру погибшего Леви Канцера?

Наконец, они остановились перед последней лачугой. Пинкертон указал на запертые ставни и железные решетки и сказал:

— Видно, что здесь жил человек, страдавший манией преследования!

Толкнув ногой наружную дверь, он вошел в низкие, полутемные сени. Дверь в комнату была открыта; сыщик засветил электрический фонарь и переступил через порог.

В то самое мгновение, когда свет фонаря ярко озарил всю комнату, оба сыщика испустили невольный крик ужаса. Глухой стон донесся до их слуха; посреди комнаты корчился крепко привязанный к стулу человек.

Лицо связанного было густо вымазано сажей, на груди виднелись большие пятна крови.

— Боб! Боже праведный! Это Боб!

Моррисон зажег огарок, стоявший на железной печке, и Пинкертон быстро схватил лежавший на полу окровавленный нож и в одно мгновенье перерезал связывавшие Боба веревки.

После этого Пинкертон и Моррисон уложили бесчувственного молодого сыщика на находившийся в углу комнаты соломенный матрац, натерли ему лоб водкой, а также влили несколько капель в рот.

Пинкертон продолжал хлопотать вокруг своего молодого друга, а Моррисону шепнул:

— Пойди, обыщи весь дом, но смотри — все время держи револьвер наготове, так как очень возможно, что Рыжий Дьявол или другой какой-либо негодяй скрывается где-нибудь здесь.

Моррисон исполнил приказание сыщика, но через четверть часа вернулся и сообщил, что ни в доме, ни вокруг его не нашел ничего подозрительного.

После долгих усилий своих друзей Боб наконец глубоко вздохнул, открыл глаза и стал озираться. Взор его, вначале мутный и, видимо, ничего не замечающий, скользнул по всему помещению, как вдруг остановился на стуле с разрезанными веревками; тут лицо его как-то сразу приняло осмысленное выражение.

— Черт побери, вы долго заставили себя ждать! — были первые слова Боба.

— В самом деле, пора было прийти к тебе на помощь, дорогой мой! — возразил ему Пинкертон. — Надеюсь, эти негодяи не слишком уж пощипали тебя. Но, слава богу, ты жив, а это главное, и Рыжий Дьявол теперь, надеюсь, скоро попадется в наши руки!

— Да не один только Рыжий Дьявол, — прошептал Боб. — Нет, позаботьтесь о том, чтобы этого сумасшедшего Леви Канцера поскорее посадили в дом умалишенных, потому что это он, старый хрен, хотел меня отправить на тот свет да вдобавок еще не очень-то приятным способом! Проклятый старик ковырял уже ножом в моей груди, и, смею вас уверить, ощущение было не из приятных!

— Чувствуешь ли ты себя достаточно сильным, чтобы рассказать мне, как все это случилось? — спросил Пинкертон.

— Конечно! — ответил Боб. — Я уже чувствую себя настоящим богатырем!

При этих словах он сделал попытку приподняться, но закоченевшие члены, в которых только сейчас медленно восстанавливалось кровообращение, отказывались служить, и молодой сыщик с тихим стоном снова упал на свою постель.

— Лежи, лежи, Боб! Лучше рассказывай поскорее, а то, быть может, Рыжий Дьявол явится раньше, чем мы успеем узнать, как было дело!

— Это правда! — испугался Боб. — Этот Нед Краузе ловкий мошенник! Он знает, что старик Канцер хранит здесь какие-то сокровища и уже нынче ночью перерыл здесь все, только ничего не нашел.

— Тем более есть данные на то, что он вернется сюда, так как знает, что Леви Канцер уже не может помешать ему: сегодня утром безумный старик окончил свою жизнь под вагоном электрической дороги!

Эта новость вызвала крик удивления со стороны Боба; он принялся поспешно, но вместе с тем подробно рассказывать все, что случилось с ним прошлой ночью.

Пинкертон и Моррисон внимательно слушали его, время от времени только прерывая рассказ возгласами удивления.

— Нет никакого сомнения, — заявил Пинкертон, когда Боб кончил свой рассказ, — что этот Нед Краузе вернется в лачугу Канцера, чтобы еще раз обшарить все щели и углы, в поисках спрятанных денег. Хорошо, что он еще не вернулся: если бы он пришел раньше нас и нашел бы тебя, дорогой Боб, еще живым, то, без сомнения, тебе пришлось бы плохо. Но теперь мы должны ждать его с минуты на минуту.

В это мгновение со двора послышались приближающиеся шаги.

Пинкертон поспешно погасил свечку и сказал:

— Лежи тихо, Боб! Мы придем к тебе на помощь!

При этом он схватил Моррисона за руку, потащил его за собой в сени и скрылся с ним вместе через маленькую боковую дверь.

Нед Краузе, рыжий великан, вошел, грузно ступая тяжелыми сапогами. Видно было, что он явился сильно навеселе: бормоча что-то себе под нос, он, стуча и спотыкаясь, дошел до середины комнаты, зажег спичку и оглянулся. Взор его остановился на лежавшем на полу стуле с перерезанными веревками.

— Ну-с, теперь я здесь хозяин! — проговорил он. — Посмотрим-ка, успел ли старый Канцер перед смертью убрать тело этого проклятого сыщика или же предоставил это удовольствие мне!

— Ей-богу, — продолжал он про себя, — кажется, старый хрен действительно убрал его!

— С добрым утром, Нед Краузе! — донесся в эту минуту звонкий голос с соломенного матраца в углу комнаты. — Ты, кажется, глотнул лишнего, братец мой!

Спичка вывалилась из рук великана, но он в ту же минуту чиркнул другой, зажег огарок и на секунду, как остолбенелый, уставился на молодого сыщика, который, по-видимому, лежал очень удобно на своем ложе и смотрел на него с веселой улыбкой.

Наконец Нед разразился громким раскатистым смехом.

— Вот это мило! Каков молодец! Лежит себе тут как бревно и прелюбезно встречает меня как ни в чем не бывало! Ну погоди, теперь уж я окончательно расправлюсь с тобой, красавец ты мой! Пора тебе и честь знать!

Боб преспокойно засмеялся:

— Неужели? Мне кажется, ты чуть-чуть ошибаешься. Помнишь, дорогой мой Нед, наше вчерашнее пари?

Великан даже смутился:

— Помню! Ты говорил, что Пинкертон поймает меня не позже как через три дня!

— Да! А кроме того, ты предложил мне двадцать долларов в заклад того, что Канцер зарежет меня, если найдет меня здесь! Однако ж Канцер был здесь, а зарезать меня не зарезал! Так что, пожалуйста, дай-ка мне эти двадцать долларов, а потом не вернешь ли мне кстати и два моих револьвера да мой электрический фонарик? Все равно они тебе теперь ни к чему, так как в Синг-Синге в таких вещах нет решительно никакой надобности!

Нед Краузе стоял совершенно обескураженный: он понять не мог, как этот безоружный да вдобавок еще совершенно не оправившийся человек мог говорить с ним с такой смелостью.

— Ты, кажется, тоже с ума сошел! — заревел он. — У тебя в голове также не хватает винтика, как и у покойного Канцера!

— Ошибаешься, голубчик! — раздался вдруг громовой голос. — Мой помощник, Боб Руланд, так же здоров, как и ты!

Рыжий с проклятием повернулся к двери и увидел стоявшего на пороге Ната Пинкертона. Он так и отскочил.

— Что ты хочешь?! Кто ты такой?! — невольно воскликнул он.

— Я — Нат Пинкертон и хочу тебя арестовать!

Глухой крик бешенства был ответом на его слова.

Пинкертон спокойно продолжал:

— Ты говорил, что справишься хоть с дюжиной таких молодцов, как мы. Хорошо же! Начинай с меня!

Великан подозрительно посмотрел на руки Пинкертона, но, увидев, что тот не вооружен, сделал быстрый прыжок вперед. Но в ту же минуту и Нат Пинкертон неожиданно отскочил в сторону и своим железным стержнем, спрятанным до этого в рукаве, нанес рыжему такой страшный удар по голове, что тот упал как подкошенный.

Подбежал и Моррисон, и через несколько минут великан был связан по рукам и ногам, так что не мог, несмотря на свои исполинские силы, сделать ни одного движения.

— Ну-с, это дело сделано! — смеясь заявил Пинкертон. — И гораздо скорее, чем я думал!

Моррисон отправился за каретой для Боба; кроме того, необходимо было призвать и нескольких дюжих полисменов для конвоя великана, так как надо было ожидать, что Нед Краузе без сопротивления не даст перевести себя в тюрьму.

Вскоре рыжий очнулся и, увидев себя в полной власти сыщика, заревел от бессильной злобы.

— Ну-с, как же теперь насчет царя в голове?! — крикнул ему Боб. — На этот раз он, кажется, не захотел за тебя заступиться!

Вместо ответа снова послышался громкий рев, вызвавший со стороны сыщиков только насмешливый хохот.

Через некоторое время вернулся Моррисон с полисменами, которые увели Неда Краузе; последний сначала оказывал отчаянное сопротивление, но в конце концов все-таки принужден был смириться. Через час он сидел уже в доме предварительного заключения.

Боба Руланда отвезли в карете домой. Рана на груди оказалась пустяшной и уже на третий день совершенно зажила.

На суде Нед Краузе сознался во всем. Однажды за бутылкой пива Леви Канцер, захмелев, проболтался ему о том, что имеет большое состояние и хранит много звонкой монеты и бумажных денег в ему одному известном месте. С тех пор великан не давал несчастному старику покоя. Он преследовал его днем и ночью самыми ужасными угрозами и во что бы то ни стало хотел добиться от него открытия его тайны.

Несколько раз ему даже удавалось проникнуть в лачугу старика, но, несмотря на самые тщательные поиски, он там ничего не мог найти. В конце концов Леви Канцер, в защиту от негодяя, приделал у себя к окнам крепкие ставни и железные решетки. Так как он вообще был несколько ненормален, то постоянные угрозы и преследования Неда Краузе довели его наконец до состояния полного сумасшествия: старик занемог манией преследования и перестал доверять кому бы то ни было.

В ту ночь, когда Нед Краузе привязал Боба к стулу, он ушел совершенно уверенный в том, что Канцер убьет сыщика. Сам он, прошатавшись несколько часов по разным трактирам, уже опять зашел на Цветочную улицу, как вдруг увидел старика, который, выскочив как шальной из прохода, бросился куда-то бежать. Тотчас же Нед Краузе снова принялся за преследование и крикнул бегущему:

— Секрет, Канцер! Скажи мне свой секрет! Не то я задушу тебя!

Гонимый смертельным ужасом, несчастный по висячему мосту побежал в город; Краузе все гнался за ним по пятам, у улицы Гоустон он уже почти догнал Леви Канцера, как вдруг тот, окончательно обезумев от страха, побежал вверх по лестнице к станции электрической дороги, а оттуда все дальше по полотну прямо навстречу мчавшемуся поезду, под колесами которого и нашел свою смерть.

Нед Краузе все это видел и чрезвычайно обрадовался такой развязке, так как теперь надеялся беспрепятственно обыскать покинутую лачугу несчастного старика. На радостях он зашел еще в несколько трактиров, окончательно напился, а потом вернулся опять на Цветочную улицу, где его и арестовали.

Нед Краузе был осужден на двенадцатилетнюю каторгу в Синг-Синг. Неутомимому Пинкертону же удалось наконец найти деньги Леви Канцера в одном потаенном месте лачуги. Состояние равнялось 50 тысячам долларов золотом и бумажными деньгами. Вместо того чтобы устроить свою жизнь уютно и удобно, старый скряга жил как нищий, боязливо прятал деньги и только изредка любовался своими скрытыми сокровищами.

Так как Канцер не имел наследников, то состояние его досталось государству, которое присудило великому сыщику высокое вознаграждение за его умелое и ловкое ведение дела.

КРОВАВЫЙ АЛТАРЬ

Глава I Редкая конкуренция

Нат Пинкертон сидел в своей конторе и читал газету. Его взгляд остановился на одном объявлении, и по губам его скользнула насмешливая улыбка. Это было объявление, напечатанное жирным крупным шрифтом и занимавшее почти четверть газетной страницы. Пинкертон надавил кнопку звонка.

Боб Руланд тотчас вошел в кабинет и спросил:

— Что прикажете?

— Подойди поближе. Боб, и полюбуйся на это странное объявление. А потом скажи мне откровенно, что ты о нем думаешь.

Боб подошел к столу и, взяв в руки газету, вполголоса прочел большое, окаймленное толстой черной рамкой объявление:

«Внимание! Сыскная контора «Справедливость»!

Единственное вполне современное учреждение! Преследование преступников, охрана частных лиц, раскрытие мрачных тайн на строго религиозной почве. До сего времени — исключительный успех. Низкие цены, быстрое исполнение. Адрес: Марк-стрит, 234, пятый этаж. К. Мак-Берри, директор».

Боб опустил газету и в недоумении посмотрел на своего начальника. Затем он расхохотался и презрительно бросил газету на пол.

— Это просто восхитительно! — воскликнул он. — Я думаю, что нам скоро придется сложить оружие перед такой конкуренцией. Народ, наверное, толпами побежит туда. Ведь ничего подобного еще не бывало. «Преследование преступников на строго религиозной почве»! Этим сказано все! Сыщик, преследующий преступника с Библией в руке и боящийся задеть хоть один волосок на его голове, — это ведь прелестно, такого действительно еще не бывало на свете!

— Не обернулась бы эта прелесть трагедией… — произнес Пинкертон серьезным тоном.

— Ну, не думаю, шеф, — возразил Боб. — Похоже, что эта достославная контора обязана своим существованием какой-нибудь благочестивой секте, которая со священным трепетом заметила, что нехорошие сыщики не всегда учтиво обращаются с бедными преступниками. И вот эта секта решила прийти на помощь гонимым и арестовывать их при поддержке священных текстов, благочестивых брошюрок, мягкостью и убеждением! Во всяком случае, мистер Мак-Берри — святоша весьма оригинальный, и неплохо было бы познакомиться с этим господином поближе.

Нат Пинкертон кивнул.

— В этом ты прав, и я обязательно займусь этой историей. И я вовсе не склонен рассматривать это объявление с юмористической точки зрения. Именно «строго религиозная почва» наводит меня на мысль, что какая- то банда задумала все это, чтобы поживиться. Я намерен серьезно и досконально расследовать это дело. Если твое предположение справедливо, — а это не исключено, — тогда Господь с ними: пусть они себе продолжают свою криминально-религиозную деятельность, я не буду мешать. Но если за этим благочестивым обществом скрывается кое- что другое, — тогда извините!

Боб тоже стал серьезным. Он понял, что его шеф в очередной раз преподал ему урок: настоящий сыщик ни к какому делу не должен относиться так легкомысленно.

Тут Нату Пинкертону доложили, что какая-то дама желает с ним говорить. На визитной карточке стояло: мисс Леони Франк.

— Ага, это, должно быть, дочь мистера Гаральда Франка, который пропал без вести около недели тому назад. Я долго ждал, чтобы кто- нибудь обратился ко мне по поводу этого исчезновения, — и напрасно. Так всегда бывает: люди являются за помощью лишь в крайнем случае, в самый последний момент.

При появлении молодой элегантно одетой дамы сыщик встал, вежливо поздоровался и предложил ей стул. Она села, подняла вуаль, и он увидел бледное красивое лицо с большими синими глазами.

— Вы, верно, уже слышали о деле, по которому я пришла к вам? — спросила она приятным мелодичным голосом.

Речь идет о бесследном исчезновении вашего отца, — ответил он. — Если не ошибаюсь, это случилось восемь дней назад?

— Совершенно верно, — сказала она, несколько смутившись.

— Почему вы не обратились ко мне раньше?

— В день исчезновения отца ко мне явился директор другой сыскной конторы, который убедил меня поручить ему ведение этого дела.

— Позвольте спросить: что это за контора?

— Она называется «Справедливость», а ее директора зовут Мак- Берри.

— И вы обратились ко мне потому, что эта контора до сего времени не добилась успеха?

— Да, мистер Пинкертон. По крайней мере, у меня такое впечатление, хотя Мак-Берри ежедневно твердит мне, что уже напал на след. Я вынуждена впустую тратить огромные деньги. Вообще все это довольно неприятно. Я потеряла всякое доверие к мистеру Мак-Берри.

— Вам не следовало вовсе принимать его предложение, мисс Франк, — серьезно заметил сыщик. — Вы хорошо сделали, что обратились ко мне.

— Но я не должна была этого делать! — возразила она. — Я дала обещание мистеру Мак-Берри не обращаться ни в какую другую сыскную контору. Он на этом особенно настаивал!

— Вот как? И ко мне он не советовал обращаться? В каких же выражениях?

— Он говорил, что вам важно лишь любой ценой перещеголять других, и что рассчитывать на вашу помощь ни в коем случае нельзя. Он даже требовал, чтобы я дала клятву в часовне, принадлежащей его секте, о том, что не изменю ему.

— Значит, он вам говорил, что принадлежит к какой-то секте?

— Да, он сказал, что его контора основана сектой. Бог уже осенил их своей благодатью, без имени Божьего они не предпринимают ни одного дела и обязательно хотят, чтобы клиенты, нуждающиеся в их помощи, вступали в их секту хотя бы на время расследования, которое проходит успешнее, если обе заинтересованные стороны совместно возносят свои молитвы… Этот фанатик взял с меня обещание, что я в назначенный день вознесу у алтаря его часовни особую молитву к Богу, дабы он даровал нам свое милостивое содействие.

Нат Пинкертон недоверчиво покачал головой.

— Этот Мак-Берри производит странное впечатление… И преступников он выслеживает оригинальным способом. Однако не думаю, что его способ приносит положительные результаты.

— Но он рассказывал мне о многих делах, успешно проведенных конторой «Справедливость»…

— Мне отлично понятны мотивы, которыми он при этом руководствовался, — заметил Пинкертон. — Значит вы, мисс Франк, пришли, чтобы поручить мне это дело, и чтобы я расследовал обстоятельства исчезновения вашего отца?

— Да, — подтвердила она.

— В таком случае я прошу вас быть со мной совершенно откровенной и не утаивать от меня ни одной мелочи. Вы согласны?

— Конечно! Охотно расскажу вам обо всем, ибо полностью вам доверяю.

— Сколько лет было мистеру Гаральду Франку?

— Шестьдесят два.

— Как велико его состояние?

— Его можно оценить, по крайней мере, в три миллиона долларов.

— Составил ли он завещание?

— Как же, — составил.

— И вы, конечно, его наследница?

— Мне не досталось ни единого доллара: наследником объявлен мой двоюродный брат Чарлз Тальбот…

— Вот этого я не понимаю! — воскликнул Пинкертон. — Вы, единственная дочь Франка, не получите ни доллара?

— Тем не менее, это факт, — подтвердила она. — Отец потребовал, чтобы я вышла замуж за его племянника Чарлза. И я уже обручена с ним. Ему и переходит все состояние, но с тем условием, что если Тальбот не сдержит слова или умрет, наследницей становлюсь я.

— Значит, этим завещанием отец принуждает вас выйти замуж за вашего двоюродного брата?

— Принуждения тут, в сущности, нет: мы любим друг друга и счастливы, что скоро обвенчаемся…

— Теперь мне ясен смысл завещания, — заявил сыщик. — Ваш двоюродный брат живет здесь, в Нью-Йорке?

— Нет. Он офицер и служит на канадской границе. Из-за него у меня даже произошла крупная размолвка с инспектором Мак-Конеллом.

Нат Пинкертон слегка улыбнулся. Он уже догадывался, в чем дело.

— Подумайте только! — продолжала мисс. — Он осмелился подозревать моего двоюродного брата…

— Неужели он допускает, что он имеет отношение к исчезновению вашего отца?

— Вот именно. И хотя я энергично протестовала, он предпринял кое- какие розыски, которые, разумеется, ни к чему не привели… Моего жениха задержали по служебным делам, и он не смог освободиться, так что приедет лишь завтра.

— Все, что вы мне сейчас рассказали, вы говорили, конечно, и мистеру Мак-Берри?

— Да, — ответила она. — Этот сыщик осведомлен о некоторых моих семейных делах.

— Значит, он заранее навел справки? — заметил Пинкертон. Он все более убеждался в том, что этот благочестивый сыщик вовсе не так уж благочестив, и окончательно решил познакомиться с ним поближе.

— Известно ли мистеру Мак-Берри, когда приедет ваш двоюродный брат?

— Конечно! Я сказала ему, что брат приедет завтра после полудня на Центральный вокзал.

— А что он ответил вам на это?

— Он ответил, что будет завтра на вокзале, встретит моего брата, отвезет его ко мне и добавил, что намерен тесно с ним взаимодействовать.

— Вы, конечно, тоже будете его встречать?

— Я собиралась, но мистер Мак-Берри потребовал, чтобы ко времени прибытия брата я уже была в часовне его секты, помолилась бы там Богу и прошла бы через обряд приобщения к секте, покуда идет расследование. Один из «благочестивых братьев», как назвал его Мак-Берри, приедет за мной в половине шестого, чтобы отвезти в часовню.

— Нет ли у вас с собой фотографии вашего брата?

— Вот она. Я чуть было не отдала ее Мак-Берри, который ее у меня просил.

— Оставьте ее, пожалуйста, мне. А мистеру Мак-Берри можете отдать, если хотите, другую, — сказал Пинкертон.

— Нет, этого я не сделаю. А уж возносить молитву у алтаря вообще не собираюсь. Я не желаю больше иметь с ним никаких дел.

Нат Пинкертон подумал немного, затем встал и заявил твердым тоном:

— И все-таки, мисс Франк, вам следует сделать все, что он от вас требует: у меня есть все основания думать, что этот оригинальный сыщик задумал гнусное дело, и его надо поймать на месте преступления… Кроме того, я почти уверен, что в результате мы узнаем и то, куда девался ваш отец.

От неожиданности она изумленно взглянула на него и произнесла:

— Право… Это несколько… Впрочем, я готова исполнить все, что вы мне скажете. Жду ваших указаний.

— О, я буду краток! — ответил великий сыщик. — Прежде всего: не отказывайте этому Мак-Берри в просьбе дать ему фотографию. У вас, конечно, есть второй экземпляр?

— У меня их несколько.

— Затем вы безропотно последуете за посланником, который явится к вам завтра, чтобы отвезти в часовню, и проделаете там перед алтарем все, что от вас потребуют. Вам нечего будет бояться: я буду недалеко от вас. Далее: попрошу вас дать мне рекомендательное письмо к брату. Без него он не доверится ни мне, ни моим людям. Но главное — вы должны держаться с мистером Мак-Берри так, словно полностью ему доверяете!

— Это будет нелегко, но я постараюсь, — сказала мисс Леони. — Мне самой важно, чтобы Мак-Берри понес заслуженное наказание, если он замыслил что-то гнусное.

Нат Пинкертон как бы случайно подошел к окну и стал за портьерой, чтобы его не было видно с улицы. Проницательный взгляд его серых глаз пробежал по уличной толпе. Когда, наконец, он выделил среди массы людей высокого господина, одетого во все черное, прогуливавшегося взад-вперед по противоположному тротуару и не спускавшего глаз с дома Пинкертона, тогда он повернулся к своей посетительнице и сказал:

— Еще одно замечание, мисс Франк. Мистер Мак-Берри, наверное, будет иметь с вами разговор по поводу вашего визита ко мне.

— Но он ничего об этом не знает! — удивленно возразила она. — Я ему ни слова не говорила о своем намерении посетить вас!

— И все-таки ему известно об этом, — ответил Пинкертон. — Либо он кому-нибудь приказал следить за вами, либо шпионит сам. Подойдите-ка к окну и станьте за портьерой так, чтобы вас не было видно с улицы.

Когда она подошла, он указал ей вниз:

— Не знаете ли вы этого господина в черном, что с таким невинным видом прохаживается по тротуару?

Она мгновение смотрела туда, куда показывал сыщик, и сразу отпрянула:

— Боже мой! Это мистер Мак-Берри! Вы правы!.. Но как вы узнали?..

— Нетрудно было догадаться, — ответил он. — А теперь запомните, мисс Франк. Если Мак-Берри заговорит с вами об этом, скажите, что вы действительно были у меня, и что я уклонился от ведения дела и даже весьма неучтиво обошелся с вами, узнав, что вы уже поручили дело другой сыскной конторе. Не говорите ему, что сообщили мне, в какую именно контору вы обращались! Скажите только, что я был обижен, отказал вам в помощи и рекомендовал удовольствоваться услугами любой другой конторы.

Мисс Франк обещала исполнить все требования сыщика; он дал ей еще несколько советов относительно того, как держать себя с Мак-Берри, и она ушла.

Не успела она выйти из конторы Пинкертона на улицу, как услышала громкий, хорошо знакомый голос:

— А, мисс Франк! Как хорошо, что я вас встретил! Я вне себя, и у меня нет слов…

Это сказал мистер Мак-Берри, который вдруг оказался рядом с мисс Леони. Она посмотрела на него и спросила:

— В чем дело, мистер Мак-Берри? Кто вас разгневал?

— Да вы, вы! Я ведь просил вас не обращаться к другому сыщику! А вы вдруг отправляетесь к Нату Пинкертону, который — я предупреждал вас — не более чем бездарная тупица и норовит только сорвать куш со своих клиентов! Само собой разумеется, что я отныне не желаю иметь никакого отношения к вашему делу: пусть этот Пинкертон вам и помогает!..

Мисс Леони сделала сконфуженное лицо и виноватым тоном произнесла:

— Вы совершенно правы, мистер Мак-Берри! Было глупо с моей стороны идти к этому человеку: мне был оказан такой прием, какого я вовсе не ожидала от благовоспитанного джентльмена…

Мак-Берри насторожился, видимо, крайне заинтересованный:

— Вам был оказан дурной прием? Не понимаю… Что же сказал вам Пинкертон?

— По неосторожности я сказала ему, что уже имела дело с другой конторой, и это ему очень не понравилось. Он заявил, что если я обращаюсь к нему через целых восемь дней после исчезновения отца, то, следовательно, я ему не доверяю, а таким людям он не имеет обыкновения помогать.

Глаза ее собеседника заблестели. Он,едва сдерживал радость.

— Вы говорили ему, как называется моя контора?

— Нет. Он и не спрашивал меня об этом.

Мак-Берри довольно хмыкнул и проговорил любезно:

— В таком случае я, конечно, не оставлю вас, мисс Франк. Слава Богу, я — джентльмен, а не нахал, как этот Пинкертон! Я никогда не забываю, что имею дело с дамой. И вы можете полностью на меня положиться.

Она протянула ему руку и сказала дружелюбно:

— Я искренне рада, мистер Мак-Берри, что вы так добры ко мне. Отныне я всецело доверяюсь вам одному.

— Значит, вы готовы исполнить все, о чем я ни попрошу?

— Охотно! — ответила она.

— Тогда я повторяю: завтра, после обеда, в половине шестого, за вами приедет мой человек, который отвезет вас в часовню секты. Там, у алтаря, вы вознесете, молитву и дадите в присутствии благочестивого брата клятву в верности нашей секте на все время расследования дела. Сам я в шесть часов встречу на Центральном вокзале вашего двоюродного брата и приеду с ним в часовню. Молодой офицер, в свою очередь, тоже вознесет молитву к Богу. Согласны ли вы на это?

— Согласна, и я буду молить Бога от чистого сердца, чтобы вам удалось поскорее найти моего исчезнувшего отца и вернуть его в мои объятья!

Пока мисс Леони говорила, Мак-Берри благосклонно кивал. Затем он подал ей руку.

— До свидания, мисс Франк. Если случится что-либо важное, я дам вам знать письменно. Прошу только не забыть, что завтра в половине шестого вы должны быть готовы.

Мисс Леони подтвердила, что все будет исполнено. Мак-Берри раскланялся и отправился на Марк-стрит, где помещалась его контора.

Когда он поднялся в лифте на пятый этаж, то увидел у своей конторы какого-то человека, ожесточенно стучавшего в двери. Он был обут в высокие непромокаемые сапоги, на голове была широкая зюйдвестка, во рту торчала короткая трубка, а ругательства так и сыпались из его уст, ибо дверь, несмотря на стук, не открывалась. Мак-Берри быстро подошел к нему.

— Что вам угодно?

— Здесь находится контора «Справедливость»? — спросил моряк.

— Да, здесь. Вы сюда?

— Именно. Может, вы и есть директор?

— Да. Меня зовут Мак;Берри, я директор сыскной конторы «Справедливость».

Он отпер дверь и пригласил посетителя войти. Моряк, войдя в небольшую, скромно убранную комнату, без дальнейших церемоний уселся на стул. Мак-Берри занял место напротив него, за письменным столом, и спросил:

— В чем дело?

— Черт возьми! — сказал моряк. — Мне понравилась ваша контора, потому что называется «Справедливость». Поможете мне?

— Прежде мне надо знать, в чем дело, — холодно ответил Мак- Берри.

— Сейчас все расскажу, — начал матрос. — Понимаете, у меня была сестра, писаная красавица. Я только вчера прибыл сюда из Вест- Индии, и тут меня ждет удар. Я узнаю, что моя сестра — моя маленькая Мэри! — умерла! Ее убили, понимаете вы, — убили, и полиция не может даже узнать имя убийцы!.. Она служила у торговца Нортона, на Третьей авеню, и ее нашли зарезанной в спальне! Полиция замяла дело, и проклятый убийца не найден!.. Но я поклялся отомстить, а потому хочу подыскать приличного сыщика, который бы мне этого убийцу нашел!

— Вы можете назначить приличное вознаграждение за розыск? — спросил Мак-Берри.

— Да нет! — возразил моряк. — У меня есть каких-то двести– триста долларов, чтобы заплатить тому, кто найдет убийцу.

На губах Мак-Берри мелькнула насмешливая улыбка:

— Мне очень жаль, но я не могу взять на себя расследование вашего дела: контора загружена работой. Обратитесь к кому-нибудь другому.

Моряк поднялся, лицо его побагровело от гнева. Он изо всей силы хватил кулаком по письменному столу и заорал:

— Ах, так?! Вот что вы называете «Справедливостью»?! Вам, видно, хочется только деньгу зашибить, продажные вы души! Если б я сказал, что заплачу десять тысяч, — вы так бы и вцепились в меня! А теперь вы изволите улыбаться?! Хороша компания, как я погляжу, черт бы вам всем свернул шею!

Мак-Берри тоже встал и с гневом указал моряку на дверь.

— Вон! — прорычал он.

— Уйду, уйду! — проворчал моряк. — Только уж будьте спокойны: мы еще встретимся!..

Когда моряк вышел и с треском захлопнул за собой дверь, Мак-Берри презрительно расхохотался. Воинственный посетитель медленно спускался по лестнице, все еще бормоча что-то себе под нос.

Выйдя на улицу, он подозвал кэб и велел кучеру ехать в контору Пинкертона. Там моряка — оказалось, это и был сам Пинкертон — встретил Боб Руланд и вопросительно посмотрел на него.

— Я был прав! — сказал Пинкертон. — Контора «Справедливость» занимается делами, которые имеют весьма мало общего с раскрытием преступлений. Я видел этого Мак-Берри и выяснил, что он стремится сорвать с клиента побольше денег, нисколько не интересуясь борьбой с преступным миром, этой язвой современного человечества… Кроме того, мне удалось сделать очень интересные наблюдения относительно характера этого человека, и я думаю, что в скором времени нам придется надеть на него браслеты… Тебе, дорогой Боб, предстоит завтра выполнить трудное задание. В течение нескольких часов ты должен будешь играть роль молодого офицера — некоего Чарлза Тальбота, наследника миллионного состояния. Надеюсь, в этой роли ты будешь чувствовать себя отлично и превосходно справишься со своей задачей!

Глава II Страшный алтарь

На другой день, ровно в пять часов в квартире мисс Леони Франк раздался звонок. Открывшему дверь лакею пришелец, элегантно одетый господин, подал свою карточку. Он был немедленно принят и препровожден в большую приемную на первом этаже, где уже сидела мисс Леони в черном платье, готовая к отъезду.

— Ах, это вы, мистер Пинкертон! — сказала она при виде сыщика. — Мне становится не по себе, как только я подумаю, что нужно ехать в часовню. Я боюсь, и если бы не обещание, данное вам, я бы, наверное, отказалась от этой поездки…

— Не бойтесь ничего, мисс Франк! — ответил сыщик. — Я последую за вами и вашим спутником и не выпущу вас из виду. Я тоже войду в часовню, и пусть хоть кто-нибудь осмелится тронуть вас!

Слова сыщика немного успокоили молодую женщину, но она все-таки не могла побороть страх.

— Когда прибудет посланец мистера Мак-Берри, пригласите его сначала сюда и спросите, где находится эта часовня. Вряд ли он даст вам точный адрес, но быть может, мне удастся извлечь кое-какие сведения из его ответа и добраться туда короткой дорогой.

Она пообещала выполнить его просьбу. Вскоре раздался звонок. Нат Пинкертон немедленно спрятался за ширму, и тут же в комнату вошел долгожданный посетитель. Это был невысокий коренастый человек с круглым бритым лицом и лукавыми глазами. Он был одет во все черное. Его сюртук был наглухо застегнут, в руках он держал шляпу с очень широкими полями. Войдя, он низко поклонился мисс Леони и произнес:

— Приветствую вас во имя Господа, благородная госпожа! Я приехал, чтобы отвезти вас, по приказанию главы нашего смиренного братства, в святую часовню, где вы должны будете вознести молитвы Господу. Но я должен спросить вас прежде, точно ли и от всего ли сердца решились вы принять участие в предстоящей церемонии?

— Думаю, что да, — спокойно отвечала она, между тем как сердце у нее так и билось от волнения.

— Тогда следуйте за мной. Я отвезу вас в нашу святую часовню.

Мисс Леони подошла к зеркалу, как бы для того, чтобы поправить шляпу и спросила небрежно:

— А где находится ваша часовня, куда вы намереваетесь меня везти?

— Я не могу открыть вам ее местонахождение прежде, чем вы станете членом нашей секты. У нас много врагов, и поэтому нам приходится всегда быть настороже. Сам Бог не хочет, чтобы мы доверяли тайну местонахождения часовни людям, не принадлежащим к нашей секте. Но вы не бойтесь, мисс Франк!

Она покачала головой и улыбнулась.

— Я не боюсь, — отозвалась она. — У меня легкое сердцебиение. Это, впрочем, вполне понятно.

— Все это скоро пройдет, — поспешил утешить посланец. — И вы обретете мир и покой…

Пинкертону, неподвижно сидевшему за ширмой, показалось, что в последних словах «благочестивого брата» кроется какая-то двусмысленность. Ему страшно захотелось выскочить из засады и потребовать у этого типа ответа.

— Идемте! —сказал тот. —Следуйте за мной! Недалеко отсюда нас ждёт карета, в которой мы поедем в часовню.

Она бросила напоследок боязливый взгляд на ширму, скрывавшую сыщика, собралась с духом и последовала за своим провожатым. Они вышли из дому, и «благочестивый брат» направился к малолюдному кварталу, расположенному поблизости.

Сразу же вслед за ними из дома выскользнул Нат Пинкертон. Он тенью крался за ними, прячась, то за выступом стены, то в подъезде всякий раз, как только благочестивый провожатый мисс Франк внимательно оглядывался по сторонам. Пинкертону приходилось все время быть начеку, и он артистически избегал взоров этого человека, не привлекая к себе внимания прохожих.

Спутник мисс Франк свернул, наконец, в глухой переулок, где стояла карета. Леони стало жутко, и она невольно обернулась, но никаких признаков присутствия Пинкертона в переулке не обнаружила. Тут ее охватил такой безумный страх, что она чуть было не повернула назад, и только с большим трудом заставила себя продолжать путь… А что если Пинкертон потерял их из виду? Если ему не удастся снова отыскать их?..

Они уже дошли до экипажа, старой обтрепанной повозки, напоминавшей, скорее, запертый сундук, нежели карету.

— В часовню! — сказал провожатый кучеру, который вежливо поклонился даме.

Дверцы открылись. Леони мгновение колебалась, еще раз бросив взгляд назад. Пинкертона нигде не было видно. «Благочестивый брат» взял ее за руку и помог взойти в экипаж, а потом и сам сел напротив нее, на переднее место.

В карете было темно. Леони судорожно обхватила пальцами окованную серебром рукоятку своего маленького револьвера, который она постоянно носила в кармане. Она решила застрелить своего спутника при малейшем подозрительном движении с его стороны.

Лошади тронули, и карета покатилась по пустынным улицам и переулкам. Девушка напряженно вглядывалась в окошко, но улицы, по которым проезжал экипаж, были ей вовсе незнакомы. От страха у нее помутилось в голове. Теперь она была уже уверена, что Пинкертон потерял ее след.

Ее дыхание участилось, от волнения не было сил на решительный поступок, иначе она тут же распахнула бы дверцу и выпрыгнула из кареты.

— Мне что-то не по себе! Я не узнаю тех мест, где мы едем! — сказала она, не в силах скрыть дрожь своего голоса.

— Мы едем кратчайшим путем и скоро достигнем цели, — заметил ее спутник. — Когда вы преклоните колена перед нашим алтарем, вы немедленно обретете мир и покой…

На этот раз и мисс Леони почувствовала некоторую двусмысленность в его словах. Уличный фонарь на миг осветил его лицо, и она увидела на нем торжествующе-злобное выражение. Но удивительное дело: ее страх достиг такой степени, что она ощутила спокойствие и даже какую-то твердую решимость. Она еще крепче сжала рукоятку револьвера, собираясь уложить на месте всякого, кто приблизится к ней с враждебными намерениями.

Мисс Леони чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы знала, что Нат Пинкертон все это время находился в непосредственной близости от нее. Когда она садилась в карету, он прятался за ближайшим углом, и в тот самый момент, как только лошади тронулись, он с быстротой молнии бросился, пригнувшись, к карете и мигом прицепился сзади.

В таком положении он и проделал весь путь. Он бы с радостью подал мисс Франк какой-нибудь знак о своем присутствии, но боялся привлечь внимание ее спутника, который до сих пор не подозревал о незваном соглядатае.

Пинкертону оставалось рассчитывать на то, что у мисс Леони хватит мужества и силы доиграть свою роль до конца. Сыщик отлично знал все улицы и переулки, по которым проезжала карета. Он заметил, что кучер сначала нарочно кружил словно бы без всякой цели, пока не свернул, наконец, в темный переулок, ведущий прямо к гавани. При этом он придержал лошадей, и Пинкертон понял, что теперь уже недалеко. Поэтому он соскочил и спрятался в ближайшем подъезде.

Кучер остановил лошадей в нескольких шагах от него, у соседнего дома. Сыщик слышал, как он спрыгнул на мостовую и открыл дверцу. «Благочестивый брат» вышел и помог выйти из кареты мисс Франк.

— Мы приехали, мисс, — сказал он. — Не пугайтесь! Это место, правда, не слишком привлекательно, но что делать, — наша секта еще очень бедна, и поэтому нам приходится довольствоваться этим, пока мы не выстроим большую великолепную церковь поближе к центру…

Мисс Леони не сказала ни слова. Дрожа, она огляделась вокруг. Лицо ее было мертвенно бледно. Тем временем провожатый обратился к кучеру:

— Поезжай на условленное место, чтобы доставить сюда мистера Чарлза Тальбота и мистера Мак-Берри. Поезд приходит на Центральный вокзал ровно в шесть часов. Кучер кивнул, взобрался на козлы и тронул лошадей быстрой рысью. Леони взглянула на темное мрачное здание, возвышавшееся перед ней, и боязливо спросила:

— Это и есть цель нашего путешествия? Но, Боже мой, какая же это часовня? Это, скорее, какой-то склад, или что-то в этом роде!

— Вы правы, мисс Франк. Это именно склад, и нам надо пройти через него: наша часовня помещается во внутреннем дворе. Не бойтесь ничего, — здесь вы в безопасности! Следуйте за мной!

Он взял мисс Леони за руку и три раза стукнул в дверь.

— Кто там? — тихо раздалось за дверью.

— Один из братьев святой секты «Справедливость»!

Старая, почерневшая от времени дверь открылась, и «благочестивый брат» вошел, увлекая за собой слабо сопротивлявшуюся мисс Франк. За дверью стоял какой-то чернобородый человек с потайным фонарем в руке. Он сразу же запер дверь за ними.

— В часовне все готово, Педро? — тихо спросил спутник Леони.

— Конечно! Светильники возжены, и все готово к совершению молитвы, — ответил чернобородый, бросая странный взгляд на молодую женщину.

— Оставайся здесь. Через некоторое время впустишь мистера Мак-Берри и с ним — молодого офицера.

— Хорошо. Я подожду их.

Спутник мисс Франк взял со столика у двери другой потайной фонарь и попросил ее следовать за собой. Она была в страшном волнении и не вынимала руки из кармана, так как была твердо уверена, что, в конце концов, ей придется пустить в ход свой револьвер.

Безмолвно следовала она за своим провожатым. Они прошли через склад, забитый тюками, ящиками и прочим товаром, и углубились затем в узенький коридор.

Теперь она потеряла всякую надежду на помощь Пинкертона. Ей оставалось рассчитывать только на самое себя, и она уже решила, что погибла. После всего происшедшего она не сомневалась, что эти люди замышляют недоброе.

Пройдя коридор, ее спутник открыл незапертую дверь, и они оказались в большом, заставленном всяческими ящиками дворе. Пробравшись между ними, они вышли на просторную площадку, окруженную высокими стенами, посреди которой помещалась небольшая полуразвалившаяся часовня.

— Вот мы я пришли, мисс Франк, — сообщил ее спутник. — Войдите и приблизьтесь к алтарю, перед которым вам придется вознести молитву!

Он отворил низкую, обросшую мхом дверцу и ввел мисс Леони в часовню, озаренную тусклым светом. Ни она, ни он не заметили, что за одной из церковных скамеек, справа от них, неподвижно сидит темная фигура. Это был Нат Пинкертон.

Сыщик слышал каждое слово из разговора мисс Франк с ее спутником еще на улице, когда они вышли из кареты. Он знал, что часовня находится на заднем дворе. Если бы молодой женщине грозила опасность внутри дома, то у Пинкертона была бы возможность прийти к ней на помощь и со двора. Он мгновенно сообразил все это, когда на секунду зажег свой электрический фонарь и осмотрелся в том подъезде, где прятался. Прямо перед собой он увидел длинный темный коридор, который вел во двор. Дверь была открыта, и он быстро скользнул в нее. Справа от него был каменный забор, отделявший этот двор от соседнего, именно того, куда направилась мисс Леони со своим провожатым. Из-за забора виднелась верхушка старой полуразвалившейся башни.

В одно мгновенье сыщик вскарабкался на забор и спустился на землю по другую сторону, не производя ни малейшего шума. Тут он и увидел часовню с тускло освещенными окнами, где, вне всякого сомнения, должны были разыграться дальнейшие события.

Пинкертон осторожно открыл дверь и заглянул в часовню. Она была пуста. Он вошел, затворил за собой дверь и спрятался за скамьей справа.

Сыщик проверил оба свои револьвера и взял в руки свой неразлучный стальной прут, чтобы быть готовым ко всему.

Минуты две спустя в часовню вошла мисс Франк со своим спутником. Она была очень бледна, но в полумраке можно было лишь смутно разглядеть черты ее лица. Она направилась к алтарю, но не дошла до него и остановилась посреди часовни, охваченная ужасом…

На алтаре стояли две зажженные свечи, испускавшие слабый мерцающий свет. Рядом лежали два человеческих черепа. Они так жутко блестели в темноте своими оскаленными зубами, что бедная девушка оцепенела от страха…

— Не бойтесь, мисс Леони, — снова сказал ее спутник, беря ее за руки. — Приблизьтесь к ступеням алтаря и сотворите молитву!

Он медленно подвел ее к алтарю. Она остановилась, а он скрылся за алтарем. Она хотела опуститься на колени и молиться, но не смогла. Мысли ее были парализованы страхом, из уст раздался лишь стон. Вдруг она увидела за алтарем белую фигуру с мертвенно-бледным обезображенным лицом, которая глухим голосом произнесла:

— Стань на колени и молись!

Не владея собой от страха, она опустилась на колени и закрыла глаза, чтобы не видеть жуткий призрак…

— Боже всемогущий. Боже всемилостивый, помоги мне… — шептали ее уста. Но слова молитвы вдруг перешли в душераздирающий крик, которому из-за алтаря ответил торжествующий адский хохот…

Пораженный ужасом Пинкертон увидел, как ступени алтаря опустились под ногами мисс Леони, и она стала погружаться в образовавшийся люк. Она рванулась было назад, но было уже поздно: она исчезла в таинственной глубине. Раздался только глухой всплеск, словно от падения в воду…

В ту же секунду Пинкертон выскочил из своей засады, в два гигантских прыжка достиг алтаря и страшным ударом стального прута сбил с ног привидение, все еще стоявшее на прежнем месте. Затем он дернул за рычаг, что был позади алтаря, и люк, в котором исчезла мисс Франк, вновь открылся.

Он посветил электрическим фонарем и увидел, что внизу, под ступенями, протекает глубокий подземный канал с быстрым течением. Канал этот шел, очевидно, к гавани, так что мисс Леони можно было бы считать погибшей, если не оказать ей немедленную помощь.

Нат Пинкертон вниз головой бросился в холодную, как лед, воду. Вынырнув, он стал продвигаться вперед быстрыми сильными взмахами рук, держа в зубах свой электрический фонарь.

Уже через несколько секунд он наткнулся на увлекаемое течением тело мисс Леони. Он моментально обхватил его и приподнял над потоком грязной воды хорошенькую головку девушки.

Ему пришлось плыть все дальше по каналу: другого пути не было. Сыщик еще до прыжка в воду заметил, что стены в месте падения были гладкие и мокрые, а после прыжка люк в полу часовни закрылся за ним сам собой.

Лишь через четверть часа плавания по водам канала сыщик, наконец, достиг до того места, где канал расширялся, и стены его образовывали колодец с металлической лестницей, которая вела наверх. Это был ход на улицу, которым пользовались рабочие при чистке канала.

Пинкертон с трудом влез наверх по лестнице, поддерживая одной рукой тело мисс Леони. Добравшись до верха, он уперся плечами в железную крышку колодца и приподнял ее.

На улице раздались удивленные возгласы прохожих. Они со всех сторон бросились к колодцу и поспешили принять у Пинкертона тело мисс Франк. Среди них был и полисмен. Он спросил было суровым тоном:

— Что это значит?!

Пинкертон вылез между тем на поверхность и прошептал полисмену:

— Возьмите эту даму, поймайте кэб и отвезите ее в дом Леони Франк, на Палас-стрит, 265. Я Нат Пинкертон. Скорее! Где здесь ближайший полицейский участок?

Полисмен почтительно поклонился, услышав имя знаменитого сыщика, объяснил, где находится участок, и остановил кэб, на котором отправил бывшую без сознания мисс Франк по указанному адресу.

Глава III Боб в роли лейтенанта

В поезде, шедшем в тот день от канадской границы в Нью-Йорк, в одном из купе первого класса со всеми удобствами ехал молодой офицер американской армии. Это был красивый молодой человек лет двадцати шести со светлыми вьющимися волосами и кокетливо закрученными усиками.

Поезд только что отошел от вокзала северного города Олбани. Когда они пересекли городскую черту и оказались среди полей, молодой офицер случайно взглянул в сторону входных дверей — и вздрогнул от неожиданности…

В двери входил офицер его полка, тоже, как и он, в чине лейтенанта, но что всего удивительнее, — как две капли воды похожий на него лицом и фигурой. Те же светлые вьющиеся волосы, те же кокетливые усики, — словом, сходство было полное, и всякий мог принять их за близнецов.

Не успел молодой человек оправиться от изумления, как его двойник подошел к нему и взял под козырек:

— Имею честь видеть лейтенанта Чарлза Тальбота?

Тот совершенно опешил. Он ни разу не видел этого «однополчанина» и тем более не знал его имени. Видя изумление молодого лейтенанта, его двойник улыбнулся и сказал:

— Если вы позволите мне присесть рядом с вами, я вам все объясню.

— Пожалуйста, прошу вас, мистер… э-э…

— Боб Руланд, с вашего разрешения!

Двойник Тальбота опустился рядом, вынул из кармана письмо и подал своему собеседнику.

— Прежде всего, попрошу вас, лейтенант, прочесть вот это.

Тальбот схватил письмо и, взглянув на почерк, воскликнул:

— Это от моей кузины! — и прочел:

«Дорогой брат, сокровище моего сердца!

Прошу тебя полностью довериться подателю этого письма. Он — либо сам знаменитый Нат Пинкертон, либо один из его помощников. Я в опасности, и счастье, что обратилась за помощью к упомянутому сыщику. Действуй согласно указаниям подателя письма. Он тебе все разъяснит.

С сердечным приветом — твоя Леони».

Молодой офицер протянул Бобу руку и сказал:

— Я имею честь и удовольствие говорить с Натом Пинкертоном?

— С одним из его помощников. Имя, что я назвал, — Боб Руланд— не вымышленное.

Тальбот пожал руку молодого человека.

— Очень рад, что ваш патрон взял на себя ведение дела! Я очень беспокоился оттого, что моя кузина обратилась в какую-то контору «Справедливость».

— Опасность, грозящая мисс Франк, — а быть может, и вам, — исходит как раз от этой конторы, — сказал Боб. И он объяснил своему внимательному собеседнику, каким образом мистеру Мак-Берри удалось завоевать доверие мисс Франк.

Когда он закончил, Тальбот сказал:

— Ваши предположения не лишены оснований! Почти наверняка: здесь готовится преступление!

— Мой шеф того же мнения. Потому-то он и последовал за мисс Франк в часовню, где она должна совершить обряд приобщения к их секте.

— А мистер Мак-Берри должен встретить меня на вокзале и отвезти туда же!

— Да. Но вместо вас туда попаду я. Для этого я и переоделся в вашу форму. Надо, чтобы Мак-Берри принял меня за лейтенанта Тальбота, а так как мы с вами похожи, то он не заподозрит обмана. Вам придется немного повременить с выходом из вагона, пока мы с Мак-Берри не покинем вокзал. А тогда отправляйтесь прямо в дом вашей кузины и ждите нас.

— Я так и сделаю…

Когда поезд прибыл в Нью-Йорк, Боб одним из первых соскочил на перрон. Не успел он пройти несколько шагов, как к нему подошел господин, одетый во все черное, и приподнял шляпу.

— Имею честь видеть мистера Чарлза Тальбота?

— Вы не ошиблись. Мистер Мак-Берри?

— К вашим услугам, сэр. Я приехал встретить вас. Надеюсь, мисс Франк вам об этом писала.

— Да, мне обо всем известно. Я должен ехать с вами в часовню, чтобы вступить в вашу секту на время расследования? Скажу вам откровенно, мистер Мак-Берри, что считаю это излишним. Но раз уж вы настаиваете — исключительно из благочестивых соображений, — я выполню ваше требование.

Мак-Берри кивнул и сказал:

— Вот и хорошо, мистер Тальбот. Без помощи Божьей мы не предпринимаем ничего. Надеюсь, что вы искренне преклоните колени перед нашим алтарем и от чистого сердца вознесете молитву к Богу.

Бобу пришлось сделать усилие, чтобы не рассмеяться. Но он не подал вида и вошел вслед за Мак-Берри в старую, похожую на сундук карету, ожидавшую их у вокзала.

— Документы у вас с собой, мистер Тальбот? — спросил Мак-Берри.

— Да. А зачем вам?

— Я должен предъявить их полиции.

— А я не могу сделать это сам? — спросил Боб.

— Нет, так не годится, — возразил Мак-Берри. — Давайте мне документы. Вы получите их обратно сегодня же вечером.

Боб полез в карман и подал своему спутнику толстый кожаный бумажник.

— Вот! Они все здесь.

Мак-Берри схватил бумажник и торопливо спрятал. Боб молча дивился прозорливости Ната Пинкертона, который предсказал, что лже-сыщик потребует у него документы…

Мак-Берри завязал разговор на благочестивые темы, и Боб охотно принял в нем участие, в то же время наблюдая, по каким улицам они едут.

Наконец они подъехали к какому-то мрачному дому. Мак-Берри трижды постучал в дверь и сказал:

— Один из братьев святой секты «Справедливость»…

Дверь тотчас открылась, и они вошли.

Теперь Боб следовал по тому же пути, где полчаса назад шла мисс Франк. Они прошли через двор и оказались в часовне. Бобу тоже стало не по себе при виде страшного алтаря.

— Преклоните колени у ступеней и молитесь, мистер Тальбот! Будьте…

Он не докончил фразы: в тот же момент из-за алтаря, качаясь, поднялась белая фигура с лицом мертвеца и прокричала:

— Бегите, мистер Мак-Берри! Нас предали!

Тот побледнел и отскочил назад. Тем временем «мертвец» сорвал свою маску и подбежал к Мак-Берри. Это был провожатый мисс Франк, сбитый с ног Пинкертоном и только сейчас очнувшийся. Придя в себя, он не думал уже ни о чем, кроме бегства, и теперь старался прихватить с собой товарища.

Мгновенно Боб выхватил револьвер и, направив его на Мак-Берри, крикнул:

— Руки вверх, негодяи! Вы арестованы!

— Нет еще! — крикнул тот и, в свою очередь, выхватил револьвер.

Два выстрела прогремели одновременно.

Боба ранило в правую руку, и он быстро спрятался за колонну. Его пуля задела голову Мак-Берри. Тот с товарищем тоже бросился искать защиты за колоннами. Началась отчаянная перестрелка.

Вдруг двери распахнулись, и в часовню ворвался Нат Пинкертон с полицейскими. Еще несколько выстрелов, короткая рукопашная схватка, — и оба преступника были схвачены и обезоружены…

После спасения мисс Леони Пинкертон отправился в полицейский участок, взял с собой несколько полисменов и поспешил на помощь Бобу. Он постучал в дверь условленным способом и назвал «пароль». Когда дверь открылась, он сбил стража с ног ударом кулака, оставил его на попечение двух полисменов, а сам с остальными бросился к часовне. Так он выручил своего помощника из беды…

Молодой лейтенант Чарлз Тальбот был немало удивлен, застав свою кузину в обществе врача, который уже успел привести ее в чувство. Опасность миновала: ледяное купание не принесло ей вреда.

Она со слезами радости встретила своего двоюродного брата и жениха и рассказала о случившемся. Часом позже явился Нат Пинкертон и подробно объяснил им весь преступный замысел Мак-Берри, так, как он себе его представлял.

В дальнейшем следствие подтвердило все предположения великого сыщика. Действительно, контора «Справедливость» не имела ничего общего с розыском преступников, а занималась исключительно завлечением доверчивых жертв в свои сети. При этом множество несчастных простились с жизнью у ступеней кровавого алтаря. Главарь шайки, Мак-Берри, задумал дьявольский план по отношению к семейству Франк. Прежде всего, он приложил руку к исчезновению старого Франка: заманил его в часовню и сбросил в канал (действительно, несколько дней спустя тело несчастного было найдено в гавани).

Далее должна была наступить очередь Леони Франк и Чарлза Тальбота. У молодого офицера намеревались силой или хитростью отнять документы, удостоверяющие его личность. С этими бумагами один из членов шайки должен был выступить под его именем и получить многомиллионное наследство.

Преступники отказались назвать остальных членов шайки, и Пинкертону еще пришлось их вылавливать.

Мак-Берри — его настоящая фамилия была Борхэм — оказался закоренелым преступником. Его, а также товарища его Фрэнсиса, открывшего люк, куда была сброшена мисс Леони, приговорили к смертной казни. Сторож, сидевший у дверей, и кучер, которых тоже удалось арестовать, были осуждены на многолетнее заключение в Синг-Синг.

Чарлз Тальбот женился на Леони Франк, и они никогда не забывали о том, кому они обязаны своим счастьем. Вместе с глубокой скорбью о безвременно погибшем отце они всегда хранили чувство сердечной благодарности Нату Пинкертону, который не раз посещал их в их роскошном палаццо в Нью-Йорке.

БИЧ РЕДСТОНА

Глава I Таинственный преступник

— Могу я переговорить с мистером Пинкертоном? — спросил, входя в бюро знаменитого сыщика, коренастый, крепкого сложения крестьянин с широким красным лицом и здоровенными кулаками.

Боб Руланд, к которому был обращен вопрос, ответил:

— Вам повезло: мой начальник как раз находится здесь, что случается с ним довольно редко. Как о вас доложить?

— Холльманс, Вильям Холльманс из Редстона! Скажите ему, что я пришел сюда по очень важному делу и очень нуждаюсь в его совете и помощи. Если он откажется выслушать меня — это будет ужасно!

— Можете быть спокойны, — возразил, улыбаясь, Боб. — Мистер Пинкертон никому не отказывает в своей помощи! Правда, он берет на себя разрешение лишь трудных задач и не возьмется за расследование какой-нибудь обыкновенной кражи.

— Ну, я думаю, что мое дело достаточно сложно!

Боб доложил сыщику о посетителе, и несколько минут спустя последний вошел в кабинет. Пинкертон сидел у письменного стола. Он тотчас встал и протянул посетителю руку.

— Ну-с, мистер Холльманс, — так, кажется, вас зовут, — что привело вас ко мне?

Холльманс не садился еще на стул, предложенный ему сыщиком, но продолжал стоять перед ним, очевидно, сильно взволнованный.

Волнение его происходило отчасти оттого, что он видел перед собой такого знаменитого человека, о деяниях которого ему приходилось много слышать, отчасти и оттого, что дело, ради которого он потревожил Пинкертона, было такого рода, что Холльманс выходил из себя при одном воспоминании о нем.

— Если вы, мистер Пинкертон, не поможете нам, тогда нам никто не поможет! — сказал он, наконец. — Целая местность возлагает на вас свои последние надежды; местность эта страдает вот уже несколько лет от страшных деяний преступника.

— Прежде всего присядьте, мистер Холльманс, — сказал сыщик. — Вот так. Закурите теперь сигару и успокойтесь, ибо мне положительно необходимо, чтобы вы рассказали мне о вашем деле вполне спокойно и не упустили в вашем рассказе ни одной мелочи!

Холльманс понял, что Пинкертон прав. Поэтому он сел на стул и закурил предложенную ему сигару. Затем он начал рассказывать:

— Я происхожу из Редстона, одного небольшого местечка, расположенного в пятидесяти километрах к югу от Кливленда. Это местечко совсем не похоже на другие города; его население состоит сплошь из земледельцев, а потому дома в нем расположены не по улицам, но в беспорядке рассыпаны по равнине отдельными дворами. Вот уже около двух лет как у нас появился грабитель, хозяйничающий в нашем местечке самым бесцеремонным образом. До сих пор он остается непойманным, несмотря на все усилия полиции. Преступления, им совершаемые, заключаются обыкновенно в грабежах, выполняемых с изумительной ловкостью. За последние полгода, например, в нашем городке произошло до 30 грабежей, которые единогласно приписываются изобретательности этого «бича Редстона», как его называют. Он представляет собой весьма опасную личность и способен, по-видимому, на все, не исключая и убийства свидетеля его преступлений, если таковой окажется. И действительно десять из этих тридцати грабежей сопровождались убийством.

Вы легко себе можете представить, насколько все у нас взволнованы и взбудоражены этими преступлениями; тем более, что, несмотря на самые строгие правила и неослабный надзор, несмотря на учрежденную особую ночную стражу из жителей, до сих пор все еще не удалось схватить этого или этих грабителей. Могу заверить вас, что положение создалось совершенно невыносимое. Дети и женщины день и ночь напролет положительно дрожат от страха; во многих домах владельцы их проводят целые ночи на карауле, с ружьями и револьверами наготове для встречи грабителей! Но в том-то и дело, что грабитель не появляется в тех домах, где люди держатся наготове. Он, очевидно, отлично знает характер и привычки каждого местного жителя, точно в него вселился дьявол, так как он нападает как раз на те дома, где нет часовых и которые лежат в отдалении от постов ночных сторожей!

Пинкертон слушал с большим вниманием этот рассказ и сказал:

— Вы образовали охрану из населения? Разве вы так мало доверяете вашей полиции? Разве она проявляет слишком мало усердия в борьбе с разбойниками?

Посетитель его громко рассмеялся.

— Наша полиция?! — презрительным тоном сказал он. — На что она способна?! Правда, Харрион, начальник ее, много постарался, чтобы поймать мазуриков, но это никогда не удастся ему. Пока он будет у нас полицейским инспектором, грабитель может быть вполне спокоен; ему нечего бояться, что флегматичный Харрион схватит его за шиворот. Да и вообще этот Харрион, по моему мнению, набитый дурак. Он любит покой и удобство во всем и всегда морщится, когда к нему приходят и говорят, что «бич Редстона» учинил новое преступление; ему приходится волей-неволей садиться на лошадь, ехать осматривать место происшествия и вообще стараться раскрыть преступление, чего ему, впрочем, никогда при его флегме не удается.

Пинкертон улыбнулся.

— Всякие бывают люди! — сказал он. — Но каким-то образом он попал в начальники полиции! Было бы куда лучше, если бы он занялся каким-нибудь другим делом. Однако почему вам, мистер Холльманс, пришло в голову обратиться ко мне?

— Меня вынудило к этому последнее преступление! — был ответ. — В небольшом владении, лежащем рядом с моей землей, жил старый, одинокий скряга. Старик был известен всему околотку своей невозможной скупостью. Говорили также, что он страшно богат. Что-либо достоверное сказать об этом трудно, так как жил он в полном уединении, замкнуто, не показываясь нигде; редко кто переступал порог его дома. Чаще других у него бывал инспектор Харрион, которого он считал гораздо талантливее, чем считали его мы. Этот человек тоже слышал о грабежах, а потому завел себе защиту особого рода. Он приобрел массу различных самострельных аппаратов, капканов и тому подобных снарядов и расставил их по всему дому. Я готов держать пари, что всякий, кто осмелился бы попытаться влезть ночью в жилище старого скряги Суммера, наверное, заплатил бы жизнью за свою отвагу. Но «бич Редстона» сумел справиться и с этими заграждениями! С неделю приблизительно назад было замечено, что старый скряга вот уже несколько дней не показывается из дому. Торговцы говорили также, что на их стук в двери Суммера им не открыли. В конце концов стали предполагать, что там произошло какое-нибудь несчастье, и полиция с величайшими предосторожностями проникла в дом. Несмотря на всю их осмотрительность, несколько аппаратов выпалило-таки, и выстрелом был ранен один полисмен. Оказалось, что опасения были основательны; когда проникли в дом, раздался общий крик ужаса: старый Суммер стал жертвой «бича Редстона». Я присутствовал при этом открытии и могу сказать, что на нас оно подействовало как удар грома! Денежный шкаф был опустошен, все ящики и шкафы, стоявшие в комнате, перерыты, а все, что в них заключалось, было раскидано по комнате. Сам старик лежал с раздробленным затылком в сенях дома!

— В сенях? — переспросил Пинкертон. — Мне кажется, это доказывает, что Суммер услышал шаги грабителя и направился в сени; в противном случае он остался бы лежать на кровати.

— Это и мое мнение, — согласился Холльманс. — Преступнику удивительно посчастливилось пройти, не задев на один из капканов. Этот человек обладает поистине дьявольскими способностями и всем нам и по сей день непонятно, как мог он столь благополучно проникнуть в дом старого скряги. Вы легко поймете, мистер Пинкертон, что этому «бичу Редстона» приписывают у нас сверхъестественные способности и силы и никто уже не верит в то, что он принадлежит к числу обыкновенных смертных. После последнего его преступления, жертвой которого пал бедняга Суммер, я не мог уже сидеть спокойно дома, так как покойный был моим соседом. Я часто и много слышал и читал о вас, мистер Пинкертон, и уже давно решил, что если и есть на свете человек, могущий пролить луч света на это темное дело, так это только вы. И если это не удастся вам, то задачу придется признать неразрешимой. Но я не решался приехать к вам, так как думал, что вы сильно заняты, и боялся отказа. Но теперь, после этого последнего грабежа, я не мог более усидеть на месте! И я решился на поездку в Нью-Йорк, чтобы найти мистера Пинкертона и постараться быть принятым им!

Сыщик поднялся и зашагал взад и вперед по комнате, говоря с упреком в голосе:

— Вы поступили очень дурно, мистер Холльманс, что не приехали раньше. Быть может, мне уже давным-давно удалось бы изловить преступника или преступников и таким образом предупредить несколько убийств. Пинкертон никогда не отказывает в помощи тому, кто действительно нуждается в ней, и вы судили обо мне совершенно несправедливо, когда думали, что получите от меня отказ. Напротив, я готов ехать хоть сейчас с вами в Редстон. Я надеюсь, что мы добьемся успеха, и буду очень рад, если мне удастся избавить Редстон от грозы, тяготеющей над ним вот уже два года!

Холльманс поднялся и благодарно пожал руку сыщику.

— От всего сердца благодарю вас, мистер Пинкертон, — радостно проговорил он. — Вы снимаете своим согласием тяжелую ношу с моей души. Союз фермеров объявил награду в 10 тысяч долларов тому, кто поймает грабителя, — я передаю это вам лишь для сведения!

— О, я буду очень рад заработать такую сумму! — засмеялся Пинкертон и, поглядев на часы, сказал: — Уже десять часов; поезд в Кливленд идет, если не ошибаюсь, в четыре; мы поедем на нем!

— Угодно ли вам будет взять с собой помощников? — спросил Холльманс.

— Нет! — ответил после краткого раздумья Пинкертон. — Если будет нужно, я выпишу их потом. Вы никому не говорили, что едете за мной в Нью-Йорк?

— Об этом знают только моя жена и два взрослых сына, оставшихся дома. Я строго запретил им говорить кому бы то ни было о моей поездке и о цели ее, так как я вовсе не желаю, чтобы слухи эти шли дальше и достигли наконец ушей преступника.

— Вы поступили вполне резонно, мистер Холльманс! — воскликнул Пинкертон серьезным тоном. — Из того, что вы мне рассказали, я убедился, что преступник — один из местных фермеров, хорошо известный вам лично и потихоньку занимающийся своим постыдным ремеслом. А поэтому необходимо, чтобы никто и не подозревал, кто приедет вместе с вами, — мне придется даже переодеться! Кроме того, мне будет очень затруднительно работать рука об руку с таким полицейским инспектором, как Харрион, и поэтому я думаю действовать независимо от него. Но если мне удастся накрыть преступника, то это неожиданное открытие выведет, может быть, господина инспектора из его обычной флегмы; а ему, я вижу, не мешает немного встряхнуться!

В назначенный час оба джентльмена сели на поезд, идущий в Кливленд. Нат Пинкертон на сей раз был удивительно похож на завзятого сельского жителя. У него появилось порядочное брюшко, а лицо стало красным и лоснящимся; одет он был в костюм из простой, грубой материи. Ни один человек в мире не заподозрил бы, что под этой серенькой обыденной внешностью скрывается несравненный сыщик.

Глава II Хвастливый дуралей

— Дом, в котором жил убитый мистер Суммер, стоит все еще пустым? — спросил Пинкертон во время пути.

— Естественно, наследником убитого является его двоюродный брат, который живет в Соединенных Штатах, но неизвестно где. Его нужно сначала разыскать, а на это потребуется значительное время.

— Кто ведет дела о розыске его?

— Мистер Эллоу, адвокат из Редстона.

— Я поговорю с ним, — объявил Пинкертон. — Можно ли рассчитывать на его скромность?

— О, я думаю, что да! — ответил Холльманс. — Ведь этого требует его профессия. Вы, значит, хотите посвятить его в эту историю?

— Конечно, и по весьма понятным причинам. Я хочу разыграть на время роль этого двоюродного брата мистера Суммера: это даст мне возможность поселиться в доме покойного.

— Боже мой! — воскликнул Холльманс. — Ну, а если преступник снова нападет на дом, чтобы ограбить и наследника старого скряги?

— Я был бы этому очень рад! — улыбнулся Пинкертон. — Более того, я употреблю все усилия, чтобы этот грабитель пожаловал в дом Суммера вторично.

Холльманс бросил почтительный взгляд на сыщика. Черт возьми, этот человек берется за дело совсем иначе, чем флегматичный Харрион. Наконец-то преступнику перейдет дорогу соперник, достойный его.

Холльманс положительно гордился выпавшей на его долю честью — иметь случай путешествовать вместе с знаменитым сыщиком.

— Все это так, сэр, — продолжал он, все еще беспокоясь, — но если преступник проникнет в дом, то ведь он, наверное, нападет на вас. И вы подвергнетесь опасности не меньше той, какой подвергнется он при этой встрече.

Сыщик спокойно покачал головой:

— Опасность, к которой я приготовился и о которой я знаю, перестает уже быть для меня опасностью! Гораздо хуже такие положения, в которых может произойти что-нибудь неожиданное. Только в таких положениях и может заключаться настоящая опасность. В них может помочь лишь полное самообладание, быстрое, молниеносное соображение и энергичное действие!

— Вполне согласен с вами, — откликнулся Холльманс, который начинал все больше и больше сожалеть, что ему приходится ехать с сыщиком инкогнито. Ему страшно хотелось бы с гордостью крикнуть всем встречным и поперечным: — Смотрите — вот этот человек, с которым я сижу рядом и разговариваю, есть не кто иной, как Нат Пинкертон, знаменитый сыщик, равного которому нет во всем мире!

Но бравому крестьянину приходилось, к великому огорчению, молчать.

— Можно задать вам еще несколько вопросов? — вывел его из задумчивости Пинкертон.

— Сделайте одолжение, мистер Пинкертон!

— Грабежи выполнялись всегда одним и тем же способом?

— О да, не может быть сомнений, что всюду действовало одно и то же лицо!

— А не находилось ли чего-нибудь из украденного в окрестностях?

— Ах, об этом я и позабыл сказать! Нет, ничего подобного и не могло найтись, так как грабитель уносил с собой только деньги. Все остальное, даже самые дорогие ювелирные изделия, он оставлял нетронутыми.

— Это вполне понятно! Если мое предположение, что разбойник живет в той же местности под видом самого мирного человека, верно, то такой образ действий его следует признать весьма логичным! В окрестностях Редстона ему ни в коем случае не удалось бы сбыть драгоценные камни и прочее; уезжать куда-нибудь дальше он не хотел, отчасти из боязни, что во время его отсутствия может быть обнаружено что-нибудь, а отчасти и оттого, что опасался навлечь на себя подозрение этими отлучками. Это, во всяком случае, тертый калач, и нам придется-таки повозиться с ним. Впрочем, есть одно обстоятельство, которое сильно поможет при преследовании грабителя.

Холльманс вопросительно посмотрел на сыщика. Пинкертон продолжал:

— Я говорю про бездеятельность и благодушие инспектора Харриона.

— Но почему?..

— Потому что благодаря этим качествам Харриона преступник уверился в своей безнаказанности! Он с величайшей дерзостью обделывает свои делишки, твердо зная, что его не будут энергично преследовать и что возможность раскрытия его преступления исключена почти наверняка! Еще один вопрос: вам ничего не известно о наружности грабителя?

— Ровно ничего! — был ответ Холльманса. — Люди, стоявшие лицом к лицу с ним, все мертвы. Он, кроме того, выбирал для нападений лишь такие дома, население которых не превышало одного-двух человек.

— Это еще одно доказательство того, что преступник живет в окрестностях и имеет сношения с населением Редстона! — сказал сыщик. — Ну, я думаю, что теперь ему недолго придется наслаждаться плодами трудов своих!

Это путешествие в город, лежавший в стороне от железной дороги, оказалось довольно долгим — обоим путешественникам пришлось употребить на это около восьми часов времени.

Наконец они добрались до цели; при въезде в местечко Нат Пинкертон внимательно огляделся кругом. Оно выглядело совершенно так, как описал его Холльманс. Домики не были вытянуты в линию по улицам, но были рассыпаны на местности в беспорядке. Почти каждый из них был окружен садом и полем, и таким образом город с двадцатитысячным населением раскинулся на довольно большом пространстве.

— Вот это дом убитого Суммера! — указал Холльманс.

— Значит, это моя будущая квартира? — пробормотал Пинкертон, внимательно оглядывая строение.

Жена и сыновья Холльманса, владения которого были рядом с указанным домом, весьма радостно встретили знаменитого сыщика и оказали ему самое изысканное внимание. Они даже вздохнули с каким-то облегчением, когда глава семейства представил им Пинкертона; и лишь жена его сказала, смеясь, гостю за обедом:

— Говоря откровенно, мистер Пинкертон, я представляла себе вас немного иначе!

Сыщик и Холльманс громко рассмеялись.

— Вы вполне правы, миссис Холльманс! — сказал Пинкертон. Теперь я — вовсе не я, а почтенный мистер Генри Суммер, двоюродный брат убитого Суммера! И я очень прошу называть меня этим именем и отнюдь не говорить никому ни слова о моей настоящей личности.

Через несколько минут в комнату вошел сосед Холльманса, пожелавший навестить его. Ему представили сыщика под именем наследника убитого Суммера и сообщили, что он намерен поселиться на некоторое время в доме покойного.

— Как? — в ужасе воскликнул гость. — Вы в самом деле хотите поселиться в этом доме, где произошло убийство вашего брата?

— А почему бы и нет? — небрежно спросил Пинкертон. — Я не верю в привидения!

— Но убийца может вернуться и убить и вас!

— Ого! — угрожающим тоном воскликнул лже-Суммер. — Пусть только попробует, это окончится плохо для него. Прежде всего ему трудно будет поживиться чем-нибудь у меня в доме, хотя я и ношу все мое состояние, около 50 тысяч долларов, постоянно при себе; они зашиты в кожаный мешочек, который днем и ночью находится у меня на груди под рубашкой; но, чтобы достать этот мешочек, ему пришлось бы обшарить меня самого, — ну а тут я ему уже показал бы, где раки зимуют! Я привык всегда спать с револьвером в руке, а, кроме того, сон у меня очень чуткий, при малейшем шорохе я немедленно просыпаюсь! А потому, если эта каналья вздумает пожаловать ко мне, ему не миновать доброй пули, которая навсегда отучит его от подобных грабежей! Я, конечно, не стану заводить разных автоматических сногсшибателей и прочего, что завел мой брат; напротив, я уберу всю эту дрянь, с ней еще и сам как-нибудь на тот свет невзначай отправишься!

Пинкертон говорил так не без расчета. Он хотел, чтобы слова его были переданы дальше; и он достиг своей цели, так как сосед Холльманса не замедлил сообщить всем встретившимся ему на обратном пути великую новость о прибытии двоюродного брата покойного Суммера и о его смелых словах.

Все лишь покачивали головой, выслушивая эту новость, и каждый думал, что этот Генри Суммер большой, должно полагать, дуралей и хвастунишка. Он, видно, совсем не был знаком со страшной репутацией «бича Редстона», иначе он вряд ли стал бы говорить так смело. Некоторые предсказывали, что недалек уже тот час, когда наследник старика будет убит точно так же, как был убит и ограблен его двоюродный брат.

В тот же самый день Пинкертон навестил адвоката Эллоу. Он довольно долго беседовал с маленьким достойным человечком, и результатом этой беседы было то, что он получил ключ от дома Суммера и мог беспрепятственно войти в здание, на которое все население местечка взирало с ужасом. Он тотчас расположился там по-домашнему и сделал при этом открытие, что убитый владелец дома был вовсе не таким уж скрягой по отношению к себе самому, так как комнаты были убраны весьма элегантно и указывали на то, что старик обладал хорошим вкусом.

Эту ночь сыщик проспал совсем спокойно и беззаботно. Он не боялся, что преступнику вздумается посетить его теперь, так как в такое короткое время до него не могла бы еще дойти весть о прибытии наследника.

На следующее утро он отправился в полицейское бюро.

— Могу я видеть господина инспектора?

— Он сейчас выйдет! — ответил полисмен, дремавший в углу.

Сыщик опустился на стул и скоро убедился, что к службе в этом бюро относились довольно небрежно. Среди служащих царила величайшая распущенность; они, казалось, не питали никакого уважения к своему начальнику, и возможность его скорого появления нисколько не пробуждала их принять более приличное подчиненным положение.

Наконец в дверях показался инспектор Харрион. Он был сгорбленным, низеньким, немного тучным человеком; в походке его была заметна какая-то усталость, причем верхнюю часть тела он наклонял немного вперед, как будто спина его была обременена тяжестью долголетней, полной забот жизни. Черты лица его казались сонными и безжизненными, лишь в маленьких серых глазках его сверкал какой-то скрытый огонек, точно молния иногда вспыхивавший в них, как заметил Пинкертон.

Он тотчас опустился в кресло, стоявшее у письменного стола, и небрежно поглядел на человека, сидевшего напротив.

— Что вам угодно? — флегматично спросил он.

— Мое имя Генри Суммер — я наследник и двоюродный брат убитого Суммера, — ответил Пинкертон. — Я приехал, чтобы вступить во владение наследством, и думаю остаться здесь, пока мне не удастся продать дом покойного!

— Очень рад! — сказал инспектор Харрион. — Мне уже говорили о вашем приезде сегодня утром.

Пинкертон в душе удивился быстроте, с какой весть о его прибытии облетела город. Очевидно, сосед Холльманса, посетивший последнего вчера, постарался растрезвонить о том, что видел и слышал, на весь городок.

— Но что угодно вам от меня? — спросил инспектор.

— Перед моим домом всю ночь напролет простоял какой-то полицейский!

— Совершенно верно!

— Но что ему было нужно от меня? — слегка взволнованным тоном спросил Генри Суммер, он же Пинкертон.

Харрион поднял высоко плечи, сделал значительное лицо и посмотрел на наследника мистера Суммера слегка сверху вниз:

— Вы не понимаете этого, мистер Суммер, и все-таки вы должны согласиться, что это обстоятельство должно быть лишь приятно вам, так как оно служит вашей безопасности. Вот уже несколько лет я держусь правила ставить по ночам в течение нескольких недель караул перед домом, в котором было совершено преступление.

— А зачем?

— Ну, это легко понять! — сказал Харрион. — Вспомните старую истину, что преступника зачастую тянет, точно магнитом каким-то, к месту преступления!

— Ага, об этом я когда-то слышал кое-что! — наивно заметил Пинкертон. — Поэтому-то полицейский и стоял там?

— Разумеется! — ответил инспектор. — Он должен был наблюдать, не вернется ли преступник, и если да, то арестовать его!

Пинкертон должен был изо всех сил сдержаться, чтобы не прыснуть со смеху:

— А за то время, что вы применяете ваш метод, удалось ли вам хоть раз изловить таким путем преступника?

Инспектор отрицательно покачал головой:

— К сожалению, нет! Но я не отчаиваюсь и надеюсь, что настанет час торжества этой старой истины!

— Я убежден в этом! — искренним тоном согласился Пинкертон. — Вы, я вижу, талантливый криминалист, и вам, наверное, удастся когда-нибудь изловить этот «бич Редстона»!

— Ну, конечно! — отозвался самоуверенно инспектор. — Преступнику уже недолго осталось гулять на свободе!

— Вы приобретете этой поимкой право на всеобщую благодарность! — с чуть заметной иронией сказал Пинкертон. — И ваш метод охраны места преступления станет в конце концов всеобщим правилом, которое назовут в честь вас «методом Харриона!»

Инспектор раскрыл слегка глаза и посмотрел на своего собеседника. Уж не смеялся ли последний над ним? Но тот сидел с видом невинного младенца и, казалось, был далек даже от мысли насмехаться над почтенной личностью инспектора.

А потому Харрион ограничился тем, что пробормотал себе под нос несколько несвязных слов, а затем спросил:

— Значит, вы пришли ко мне из-за этого полицейского?

— Конечно, мистер Харрион, и я хотел просить вас избавить меня от него. Я не люблю полицейского надзора. Кроме того, я сумею и сам защитить себя в случае нужды, если, паче чаяния, преступник будет притянут под влиянием каких-нибудь магнетических сил к моему дому!

— Но этот человек небезопасен! — сказал Харрион.

— Да и я тоже не робкого десятка! — возразил Пинкертон. — А потому, если он только пожалует ко мне, то я сцапаю голубчика и немедленно же доставлю его сюда к вам.

Инспектор насмешливо ухмыльнулся и сказал:

— Сделайте это, мистер Суммер, и если это удастся вам, то я с удовольствием заплачу вам 10 тысяч долларов от себя лично, сверх тех 10 тысяч, что обещаны фермерами!

— Стоп! — воскликнул Пинкертон. — Ловлю вас на слове!

— И я сдержу его! — проворчал Харрион.

— Значит, на следующую ночь полицейский уже не будет торчать перед моим домом?

— Если вы этого непременно хотите, я удалю его оттуда, но, боюсь, наступит момент, когда вы пожалеете о вашем решении. Ведь преступник может прийти именно ради того, что вы поселились там, чтобы отобрать у вас деньги, которые вы носите на груди, в кожаном мешочке!

— Вы уж и это знаете?! — изумленно вскричал Пинкертон.

— Конечно, мне рассказали и об этом! Вы поступили очень неосторожно, говоря об этом у Холльманса! Благодаря этому известию внимание «бича Редстона» может быть легко привлечено именно на вас!

— Ба! Я вовсе не боюсь его, и я смеюсь над людьми, которые считают его чуть ли не за черта в образе и подобии человеческом. Этот всеобщий страх и трепет перед ним только помогает ему совершать преступления.

Харрион кивнул на это головой, но на лице его читалась насмешка над фермером, так хваставшимся своим мужеством и неустрашимостью.

— Так, до свидания, мистер Харрион!

Пинкертон поднялся и протянул Харриону руку.

— До свидания! — отозвался тот. — Надеюсь, что ваша смелость, с какой вы вызываетесь победить «бич Редстона», не послужит вам во вред, мистер Суммер!

— Будем надеяться!

И с этими словами Пинкертон вышел из бюро, между тем как инспектор насмешливо поглядел ему вслед.

По дороге домой сыщик заметил, что шедшие на встречу люди перешептывались между собой при виде его и провожали взглядом этого «дуралея-Суммера», но это мало его заботило. Он шел и думал:

— Умно я поступил однако, что представился этому Харриону под именем Суммера! Работать с таким разгильдяем — слуга покорный. Кроме того, в нем есть что-то, что вовсе не нравится мне. Одно из двух; или это величайшая дубина, которой не хватает только длинных ушей, чтобы стать настоящим ослом, или же это хитрейшая бестия, какой я еще не видывал в своей жизни! Будущее покажет, конечно, которое из этих предположений является правильным.

Глава III Богач полисмен

По временам Пинкертону приходила в голову дикая мысль, и, как ни гнал он ее от себя, она возвращалась к нему снова и снова. Что если этот замечательный инспектор находится в сговоре с преступником и получает от последнего солидное вознаграждение за попустительство? Исходя из этого положения можно было легко объяснить себе поведение Харриона.

Однако Пинкертон никак не мог допустить, чтобы полицейский инспектор, то есть лицо, получающее отличное жалованье, занимающее почетное положение и облеченное важными полномочиями, могло настолько забыть свой долг, чтобы войти в сговор с каким-то грабителем. Поэтому он старался не думать больше на эту тему и занялся приготовлениями для встречи преступника.

Пинкертон был уверен, что последний обязательно пожалует к нему. Во всем городе ни один человек и не подозревал, что под личиной сумасшедшего Генри Суммера скрывается сыщик, да притом еще сам Нат Пинкертон.

Между тем речи предполагаемого двоюродного брата и наследника старого Суммера были прямым вызовом по адресу «бича Редстона», и теперь оставалось лишь ждать, когда наконец последнему заблагорассудится поднять перчатку. Кроме того, кожаный мешочек с 50 тысячами долларов был сам по себе достаточно лакомой приманкой для грабителя.

Пинкертон произвел самый тщательный осмотр комнаты, где стоял денежный шкаф старого Суммера, но он не нашел в ней никаких следов, которые могли бы помочь в розыске преступника.

Ему удалось лишь установить, что грабитель был без сапог, в одних чулках, и что чулки эти были темно-синего цвета.

На полу перед денежным шкафом было вколочено несколько гвоздей с обломанными головками, на которых он нашел несколько синих шерстинок, оставшихся на гвоздях, когда преступник наступил на них ногой.

Сыщик был уверен, что шерстинки эти принадлежали чулкам преступника; трудно было допустить, чтобы убитый стал разгуливать в чулках по собственному дому. Кроме того, Пинкертон перерыл все белье покойного и не нашел ни одной пары чулок такого резкого синего цвета, какими были эти шерстинки, найденные им на гвоздях, вбитых в пол.

Вечером Пинкертон вышел из дома и направился в ресторан, чтобы поесть.

На улице он встретил Холльманса, который шел к нему. Этого доброго человека мучило любопытство: ему страстно хотелось узнать, не сделал ли сыщик какого-нибудь открытия.

— Ну как дела, мистер Суммер? — улыбаясь, спросил он. — Надеетесь ли вы добиться успеха?

— Ничего не могу сказать вам об этом в точности! — заявил Пинкертон. — Если меня не обманывает предчувствие, то молодчик очутится в скором времени в моих руках; но ведь я могу и ошибаться!

Продолжая беседовать, они вошли вместе в ресторан и заняли места у одного из свободных столиков. В наполненном табачным дымом помещении царило оживление. Несколько столов было сдвинуто вместе, и около них сидела целая компания ремесленников, а в центре заседал длинный полисмен с удивительно воинственным видом.

— Ого, мистер Холльманс! — воскликнул последний, бывший уже слегка навеселе. — Вы никак загордились вдруг? Не хотите присоединиться к нам и воспользоваться моим угощением?

— Сейчас иду! — рассмеялся Холльманс. — Мне нужно только переговорить пару слов с этим господином, а затем я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным приглашением!

— Только поскорей! — раздался ответ полисмена.

И он снова повернулся к своим собутыльникам.

Вино за их столом лилось рекой.

— У него, видно, много денег! — небрежно заметил Пинкертон.

— Ну, конечно! — подтвердил с улыбкой Холльманс. — Его все называют богачом полисменом, так как он давно уже получил большое наследство. Это очень забавный тип, и при этом он так привязан к своей профессии, что ни за что не хочет расстаться с мундиром, несмотря на свое богатство. Он любит, когда находится в хорошем расположении духа, угощать за свой счет любую компанию, которую набирает из первых попавшихся ему на глаза людей в каком-нибудь ресторане. Сегодня как раз вы можете видеть пример такого времяпрепровождения богача полисмена.

Пинкертон ничего не сказал на это, но крепко задумался. Это богатство полисмена казалось ему подозрительным. Но еще более странным казалось ему то обстоятельство, что этот богач оставался на службе. В полицейской службе нет ничего такого особенно заманчивого, чтобы человек, не нуждающийся в заработке, стал посвящать себя ей из одной только любви к этому роду деятельности.

Что если сыщику удалось напасть здесь случайно на ключ к раскрытию всей тайны? Быть может, человек этот добывал деньги незаконным путем и находился в сношениях с «бичом Редстона»?

Эта мысль как молния мелькнула в голове Пинкертона. Он дорого бы дал, чтобы узнать, не носит ли этот подозрительный полисмен синих чулок! Впрочем, он надеялся выяснить любым способом этот вопрос.

В этот момент полисмен закричал снова:

— Ну мистер Холльманс, что же вы?! Идете вы или не идете? Да тащите с собой и вашего компаньона!

Пинкертону вдруг пришла идея использовать это приглашение по-своему и, может быть, немного оригинальным способом, но узнать все же, какого цвета чулки носил этот человек. Он сделал презрительное лицо, покачал головой и сказал довольно громко:

— Я не пойду!

Пьяный полисмен вскипел, вскочил с места и подошел вплотную к Пинкертону, чуть ли не наваливаясь на него всей своей огромной тушей. Его глаза грозно сверкали, и он запальчиво произнес:

— Послушайте, вы, это еще что за новости? Вы отказываетесь принять мое приглашение да еще вдобавок рожи корчите?

Пинкертон в свою очередь тоже встал. Он стоял совершенно спокойно перед полисменом, который был на целую голову выше его ростом.

— Я объясню вам это сейчас! — сухо возразил он. — Вот этот человек рассказывал мне только что, что вы получили наследство. Но я не желаю быть в числе тех, людей, которые помогают вам столь безрассудно выбрасывать ваши деньги. Вот мое мнение, и я остаюсь при нем!

Полисмен злобно захохотал и так ударил по столу своим тяжелым кулаком, что стаканы зазвенели.

— Мне еще не приходилось встречать таких нахалов! — заревел он. — Вот уж никогда бы не предполагал, что на свете водятся такие типы! Вам-то что до того, что я делаю со своими деньгами? Даже если я стану закуривать сигары билетами в тысячу долларов — вам-то какое дело? А потому я спрашиваю вас: угодно ли вам немедленно же взять ваши слова обратно и принять мое приглашение?

— И не подумаю даже! — невозмутимо ответил Пинкертон.

Холльманс, ровно ничего не понимавший во всей этой сцене, попытался было примирить обоих противников:

— Мистер Суммер, этот человек, в конце концов, прав, кому какое дело до того, как он тратит свое наследство?

Пинкертон расхохотался самым презрительным и нахальным образом:

— Свое наследство?! Да если бы только кто-нибудь знал, что это за наследство?! Я что-то не очень в него верю! Господь его знает, каким путем добывает он эти деньги! Всем известно, что у полиции бывают иногда свои доходы!

Длинный полисмен окончательно вышел из себя. Лицо его налилось кровью, и вне себя от гнева он схватил Пинкертона за руку.

— Ты! Как тебя там?! — изо всей мочи крикнул он. — Возьми свои слова обратно!

— Никогда в жизни! — ответил сыщик.

Тогда полисмен схватил в бешенстве пивную кружку и замахнулся ею, намереваясь опустить ее изо всех сил на голову Пинкертона. Но сыщик предупредил его. Он давно уже держал наготове кастет, и не успела кружка опуститься на его голову, как он уже сбил полисмена с ног страшным ударом кастета по голове.

Огромная туша полисмена с грохотом повалилась на пол, одна нога его мелькнула на мгновение в воздухе, и Пинкертон успел заметить, что на ней надет черный чулок.

Но теперь ему надо было спасаться самому. Прочие посетители приняли сторону сраженного полисмена и начали враждебно поглядывать на сыщика. Холльманс нагнулся к нему и прошептал:

— Уходите, иначе эти люди набросятся на вас.

Сыщик вовсе не был намерен впутываться в новую историю, а потому постарался незаметно стушеваться, сопровождаемый угрозами и руганью, в изобилии летевшими ему вслед.

На улице к нему тотчас присоединился Холльманс и сказал:

— Я вне себя от изумления, мистер Пинкертон! Вот уж не ожидал от вас подобной выходки. Вы, обыкновенно такой спокойный и рассудительный человек, позволили себе настолько разгорячиться!

Пинкертон не слушал его; он был погружен в свои мысли. Итак, этот полисмен не носил синих чулок! Но было ведь весьма возможно, что он носил и черные, и синие чулки! Во всяком случае, из поведения полисмена явствовало, что источник, откуда он черпал свои богатства, не отличался кристальной чистотой.

Пинкертон и Холльманс скоро добрались до дома Суммера; здесь они распрощались. Холльманс все еще не мог успокоиться после происшествия в ресторане и был все еще очень взволнован.

Тогда Пинкертон улыбнулся и совсем спокойно сказал ему:

— Это происшествие было устроено мной нарочно!

— Нарочно?! Быть не может! Но зачем вы это сделали?

— Мне нужно было увидеть чулки длинноногого полисмена. Покойной ночи, мистер Холльманс.

С этими словами сыщик вошел в дом и закрыл за собой дверь. Холльманс стоял, выпучив глаза, и растерянным взглядом смотрел на то место, где только что стоял Пинкертон. Наконец, он повернулся и направился домой, все еще качая в недоумении головой.

Глава IV Удивительное открытие

Наступила ночь, и вся местность погрузилась в глубокую тишину.

В спальне Пинкертона светился еще огонь; он сидел у стола и с довольным видом смотрел на кровать, в которой, как казалось, спал какой-то человек.

Это была кукла, приготовленная сыщиком, голова которой, покоившаяся на подушках, была устроена им из восковой маски и парика. Лицо было до некоторой степени похоже на лицо Пинкертона.

Все, таким образом, было готово для встречи «бича Редстона». Сыщик вышел в соседнюю комнату и открыл там окно. Затем он сделал то же самое в спальне с окном, находившимся прямо над изголовьем кровати.

Сам он сел, тесно прижавшись к последнему из упомянутых окон.

Если бы теперь открылась дверь, ведущая из соседней комнаты, то должен был бы возникнуть легкий сквозной ветер, который показал бы сыщику, на случай если ему изменит его чуткое ухо, что преступник близко.

Он снова осмотрел барабан своего револьвера, еще раз ощупал короткий железный стержень, ударами которого он сбивал обыкновенно преступников с ног, — все оказалось в порядке и на своем месте.

Не было сомнения, что сыщику придется иметь дело с чрезвычайно опасным и на все способным преступником, а потому ему следовало быть начеку. Когда пробило полночь, сыщик погасил огонь в лампе.

Теперь уже ждать ему оставалось недолго, если только преступник появится у него в эту ночь. Пинкертон не чувствовал ни тени страха или боязни, но все-таки он был охвачен каким-то томительным чувством ожидания, какое являлось у него всегда перед критическими моментами.

Но теперь к этому чувству примешивалось известное волнение. Сыщика сильно интересовало, был ли он прав, предполагая, что преступник не кто иной, как длинноногий полисмен. Он был уверен, что не ошибся.

Теперь он сидел окруженный полной темнотой, и время для него тянулось в эти минуты страшно медленно. Пробило половину первого, затем час — но все оставалось спокойным.

Время все шло и шло. Вот уже пробило половину второго, а гробовая тишина, окружавшая Пинкертона, не была еще ничем нарушена.

Но что это?.. До напряженно прислушивавшегося к малейшему шороху уха сыщика донесся, точно издалека, какой-то бесконечно тонкий звук.

Ни один человек на месте сыщика не услышал бы этого звука, но ухо сыщика изощрилось за долгие годы его карьеры до невероятных пределов.

Он догадался даже, отчего происходил этот звук. Он понял, что кто-то со всей осторожностью вкладывает ключ в замочную скважину и медленно поворачивает его в ней.

Это приближался «бич Редстона». Сыщик язвительно улыбнулся в темноте; наконец-то наступал момент разрешения загадки, момент, когда он увидит, правильно он рассуждал или нет.

Через несколько минут напряженнейшего ожидания Пинкертон почувствовал наконец долгожданный сквозной ветер.

Одной рукой он сжал покрепче железный стержень, а другой обхватил потайной электрический фонарь.

В комнате не было слышно ни звука. Грабитель превосходно сумел приноровиться, чтобы не потревожить легкий сон своей жертвы, о чем он, очевидно, знал.

Тем не менее Пинкертон ощущал близость какого-то человека так отчетливо, как будто мог видеть его, — теперь он стоял уже рядом с кроватью.

На секунду блеснул яркий свет.

На голову, покоившуюся на подушке, упал на один момент сноп лучей от потайного фонаря преступника, и в то же время на эту голову опустился со страшной силой топор.

В это время Пинкертону удалось разглядеть фигуру стоящего у кровати коренастого бородатого человека.

Теперь сыщик вскочил с быстротой молнии на ноги. Его фонарь, в свою очередь, вспыхнул ярким пучком света, и в следующую секунду он взмахнул железным стержнем и нанес свой знаменитый удар. Преступник без звука рухнул на землю.

Все это произошло в мгновение ока. Пинкертон наклонился к сшибленному им человеку, чтобы узнать, кто он такой. Что это был не долговязый полисмен, он понял уже тогда, когда увидал его низкую коренастую фигуру в тот момент, когда тот освещал постель.

Он навел свет своего фонаря на лицо грабителя, сорвал с него привязанную бороду и парик — и невольно вскрикнул от безграничного изумления.

Он не верил глазам своим, когда узнал в грабителе полицейского инспектора Харриона.

Значит, это был он: вот почему он играл роль простодушного вахлака! Это было невероятно, и Пинкертон испытывал искреннюю радость, что наконец-то удалось поймать с поличным этого мерзавца. Кто знает, сколько еще новых преступлений успел бы совершить этот выродок, если бы дело не попало в руки Пинкертона.

С истинным наслаждением сыщик надел на Харриона кандалы. Через некоторое время тот открыл глаза и немедленно же испустил страшное проклятие, когда увидел себя в кандалах и во власти мнимого мистера Суммера.

Этот последний, улыбаясь, стоял перед ним, скрестив руки на груди.

— А знаете, мистер Харрион, — сказал он, — ваша-то теория о возвращении убийцы на место преступления оправдалась самым блестящим образом! Старая истина осуществилась лишний раз на деле, магнетическая сила привлекла его к месту убийства и, увы, он попался!

Харрион заскрежетал зубами и бросил взгляд, полный ненависти, на сыщика.

— Вы, кажется, не в своем уме? Как смеете вы надевать кандалы на меня, инспектора Редстона! — закричал он. — Потрудитесь немедленно освободить меня!

Пинкертон только засмеялся:

— Как вы сказали? Инспектор Редстона? Вы хотите сказать — «Бич Редстона»? Убийца десяти человек и виновник ста грабежей! Это будет вернее!

— Я хотел лишь убедиться, что с вами ничего не случилось, я заботился о вас же, несчастный! — кричал Харрион.

— Вот как! — резким тоном возразил сыщик. — Потому-то вы, вероятно, и хватили со всей силы топором по голове этой бедной куклы?

Преступник бросил взгляд на кровать, и с его губ сорвалось новое проклятие. Его лицо исказилось, так как он понял, что никаких отговорок тут быть не может.

Тогда он пустился на просьбы:

— Освободите меня и не выдавайте! Я заплачу вам все, что вы потребуете. Я не пожалею и 100 тысяч долларов!

— Э, да вы, я вижу, очень щедры! Впрочем, деньги ведь доставались вам без особых затруднений!

— Я поделюсь с вами всем, что имею, только отпустите меня на свободу, мистер Суммер!

— Можете не называть меня более мистером Суммером! — сказал со смехом Пинкертон. — Я вовсе не Генри Суммер.

— Не может быть?! — взволнованно воскликнул Харрион.

— Нет, это просто была небольшая комедия с переодеванием. Мое настоящее имя — Нат Пинкертон!

Ему ответил глухой стон Харриона, который весь съежился и пробормотал про себя:

— Нат Пинкертон — единственный человек, который всегда внушал мне тайный ужас!

Он более ничего не сказал, так как знал, что слова будут излишни, раз ему приходилось иметь дело с Пинкертоном.

Сыщик убедился еще раз, что кандалы в порядке, и вышел затем на улицу, чтобы разбудить Холльманса и перевезти вместе с ним пойманного преступника в тюрьму. Когда он шел по саду, то увидел на улице чью-то длинную фигуру, очевидно, караулившую кого-то.

— Ага! Долговязый полисмен охраняет своего начальника, чтобы он мог беспрепятственно закончить свое доблестное дело! Теперь-то я знаю, откуда он получил свое наследство!

В одно мгновение Пинкертон очутился перед полисменом с поднятым револьвером в руке:

— Ни с места, мерзавец, или я стреляю!

Негодяй подался назад, но не посмел бежать при виде блестящего дула револьвера. Сыщик в один момент схватил его за руки и надел наручники.

Затем Пинкертон закричал во весь голос, повернувшись к соседнему дому:

— Алло, мистер Холльманс! Идите скорее!

Этим моментом воспользовался долговязый полисмен. Он сделал большой скачок в сторону и бросился бежать.

— Стой, каналья! — крикнул ему сыщик вдогонку.

Но тот бежал во всю мочь. Раздался выстрел, а затем крик полисмена, упавшего со всего маху на землю. Пуля Пинкертона ранила его в ногу.

Дом Холльманса оживился; и в прочих домах показались люди, разбуженные выстрелом, а сам Холльманс крикнул из окна:

— Что случилось?!

— Идите сюда, я поймал «Бич Редстона»!

Взрыв восторга был ответом на эти слова. Изо всех домов бежали обрадованные обитатели.

Нат Пинкертон в кратких словах рассказал им о ночном происшествии и повел их к себе в дом. Легко себе представить, как велико было удивление всех, когда они узнали, кто был этот преступник, так долго державший в страхе всю местность.

Лишь с трудом Пинкертону удалось удержать озлобленную толпу от самосуда; но он не мог воспрепятствовать тому, чтобы обоим арестованным был нанесен по дороге в тюрьму целый град ударов и побоев, так что кровь лилась с них ручьями.

Харрион, совершенно изувеченный, оказался в весьма плачевном положении.

Но этим еще не кончились мучения преступников. Харриона, равно как и его сообщника, долговязого полицейского, ждала страшная смерть. На следующую ночь в тюрьму ворвалась целая толпа замаскированных людей, которые выволокли обоих преступников на улицу.

Бывший начальник полиции дрожал всеми членами точно так же, как и его длинноногий помощник.

— Пощадите! — молили они оба. — Вы будете щедро вознаграждены, если дадите нам убежать! Вы получите все, что мы имеем, только отпустите нас!

Но замаскированные ни слова не отвечали на их мольбы! Они тащили молча свои жертвы вперед к небольшой группе деревьев. Преступники отлично понимали, что их ожидает, и их отчаяние все росло и росло.

Так как их крики могли всполошить спящих обывателей городка, то один из замаскированных сказал:

— Завяжем-ка им рты! Тогда они перестанут выть!

Это предложение было немедленно выполнено, и жертвы замолкли. Долговязый полисмен впал при этом в состояние какого-то животного озлобления. Страх смерти придал ему нечеловеческие силы; он рвался и метался в своих кандалах, и ему удалось-таки наконец со страшным усилием разорвать их.

Но, прежде чем он успел обратиться в бегство, его уже схватили несколько пар дюжих рук и, несмотря на отчаянное сопротивление, заставили-таки идти вперед, пока вся процессия не дошла до группы деревьев. Здесь один из людей обратился к дрожащим пленникам:

— Мерзавцы! Настал час суда и для вас! Харрион, ты много лет жил вместе с нами, мы верили тебе и были убеждены, что ты исполняешь свои обязанности честно и добросовестно, насколько это в твоих силах! Но ты обманул нас. Ты учинял тайком вместе с твоим помощником страшные преступления; ты убивал наших братьев, ты грабил их! Ты носил маску честного человека, ты пожимал нам руки и выражал свое негодование по поводу собственных же преступлений, а втайне насмехался над нашим легкомыслием! — он обратился к полисмену: — А ты позволил увлечь себя этому выродку! Тебя ослепило золото, которое предлагал тебе Харрион, и ты стал послушным оружием в его руках. Оба вы умрете, нет вам пощады! Ваши деяния вопиют к небу. Вы будете сейчас казнены; употребите последние минуты земной жизни на молитву!

Им развязали рты, но преступники и не думали начинать молиться, а завыли еще пуще прежнего, надеясь привлечь своими воплями полицию, которая должна была бы остановить этот незаконный суд Линча.

Но мстители не дали привести им свой план в исполнение; двое из них влезли на дерево и перекинули через сук две веревки. Затем обоих преступников подвели под дерево. Им надели на шеи заготовленные заранее веревочные петли.

Один момент — и тела обоих отделились от земли; их крики перешли в сдавленное хрипение. Вздернутые на воздух тела покачались сначала из стороны в сторону, а затем остановились неподвижно.

Суд Линча сделал свое дело, и толпа замаскированных рассеялась в различных направлениях. На следующее утро оба трупа были найдены полицией. Весть об этом разнеслась по городу, и все испытали при этом известии чувство полного удовлетворения.

Когда Пинкертон узнал об этом, он слегка кивнул головой; и он тоже не мог не признать, что такой суровый приговор народного суда был вполне заслужен преступниками.

Покрытый новыми лаврами и при этом с хорошими деньгами — 10 тысяч долларов были немедленно выплачены ему жителями Редстона, — великий сыщик вернулся в Нью-Йорк, куда телеграф уже принес известие о его новых подвигах в Редстоне.

ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕЗИДЕНТА

Глава I Жертва недоразумения

— Вам телеграмма, мистер Пинкертон!

Знаменитый сыщик, сидевший за своим письменным столом, оглянулся.

— Это, вероятно, от старого скряги Синдона, — сказал он, обращаясь к своему испытанному помощнику Бобу Руланду. — Две недели назад у этого человека украли двести долларов. И вот он пристает, чтобы я отыскал виновников и передал их полиции: ему во что бы то ни стало хочется получить обратно свои деньги. Я ответил, что такими пустяками не занимаюсь, а для полиции это дело — в самый раз. Это уже пятая по счету телеграмма, что он мне присылает. На, прочти и выкинь в корзину для бумаг, если она опять от Синдона.

С этими словами Пинкертон бросил своему помощнику запечатанную телеграмму и снова повернулся к столу.

Но уже в следующее мгновение раздался удивленный возглас Боба:

— Вы ошибаетесь! Это не от Синдона, а из Вашингтона!

Нат Пинкертон вскочил на ноги:

— Давай сюда!

Он схватил телеграмму и прочел следующее: «СЕНСАЦИОННОЕ УБИЙСТВО ЗПТ ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕЗИДЕНТА ЗПТ ПИНКЕРТОНУ НЕМЕДЛЕННО ЯВИТЬСЯ ТЧК КОКЛЭН».

— Черт возьми! — вырвалось у сыщика. — Дело серьезное!

— Вы сейчас поедете? — спросил Боб.

— Конечно. И ты поедешь со мной. Пусть Моррисон примет здешние дела. Там ничего особенно важного не предвидится.

Два часа спустя Пинкертон и Боб сидели в вагоне скорого поезда, идущего в Вашингтон. Сыщик сидел, погруженный в свои мысли, и Боб не смел его беспокоить. Только один раз Пинкертон нарушил молчание:

— Ты обратил внимание, Боб?

— Что вы имеете в виду?

— В Нью-Йорке, кажется, никто ничего не знает о покушении! Я думаю, что не президент пал жертвой упомянутого убийства, иначе телеграф уже разнес бы эту весть по всему свету.

— Но ведь в телеграмме ясно говорится об убийстве, о покушении на президента! — возразил Боб.

— Скорее, здесь речь идет о человеке, который был убит при этом покушении, только не о самом президенте.

Мистера Коклэна, начальника вашингтонской полиции, Пинкертон известил о своем прибытии телеграммой.

Уже стемнело, когда скорый поезд въехал под навес вокзала в Вашингтоне. Коклэн встречал их.

— Вот и вы, мистер Пинкертон!

— А мы с вами не виделись с того времени, когда вас перевели из Нью-Йорка сюда!

— Точно! — сказал начальник полиции. — Этот необычайный случай опять свел нас вместе. Вот уж не думал! Как только вся эта чертова штука случилась, я сразу вспомнил о вас. И очень рад, что вы приехали так скоро.

— Ну, я полагаю, что когда дело касается всеми уважаемого главы Соединенных Штатов, ни один американец, любящий свое отечество, не будет медлить… Позвольте представить вам, — продолжал Пинкертон, — моего давнишнего и испытанного помощника, Боба Руланда.

Боб и Коклэн пожали друг другу руки, затем все трое сели в коляску и поехали в управление полиции. По дороге начальник полиции начал:

— Я вам сейчас расскажу, в чем, собственно, дело…

— Прежде всего, скажите, — прервал его Пинкертон, — жив ли президент?!

— Конечно! Во всей этой истории ни один волос не упал с его головы, так как он вообще отсутствовал.

— Странно! — сказал Боб, помотав головой.

— Две недели тому назад в Вашингтоне поселился богатый промышленник из Сент-Луиса. Он жил со своей женой в Центральной гостинице. Самое интересное было то, что он обладал удивительным внешним сходством с президентом Соединенных Штатов: издали отличить их друг от друга было бы совершенно невозможно. Благодаря этому обстоятельству президент обратил на него внимание, пригласил его к себе, и мистер Старфилд — так его звали — стал часто ездить в Белый Дом и навещать президента. Сегодня утром именно так и было. Он вышел из Белого Дома и отправился в своем экипаже в Центральную гостиницу. Когда коляска проезжала мимо парка, на подножку вскочил какой-то оборванец и несколько раз выстрелил в седока. Три пули попали мистеру Старфилду в голову, две — в грудь, и он скоро испустил дух. Убийца спрыгнул и попытался укрыться в парке. Убегая, он застрелил полицейского, но все-таки его арестовали. Теперь он сидит в полицейской тюрьме.

— Что же тогда остается делать мне?

— Самое важное, мистер Пинкертон! Уже давно есть подозрение, что существует тайный заговор с целью покушения на жизнь президента. Организовано целое общество анархистов, состоящее из типов, пользующихся самой дурной славой. Как я ни старался обнаружить эту шайку, все было тщетно. Нет никакого сомнения, что нынешнее покушение, жертвой которого пал «двойник», — дело рук одного из членов шайки. Негодяи приступили к своей жуткой деятельности, и я боюсь, что за первым покушением, неудавшимся, последуют и другие. Поэтому я и вызвал вас, мистер Пинкертон. Я поручаю все это дело вам. Если уж вам не удастся разгромить это преступное общество, то не удастся вообще никому. Вы — моя последняя надежда…

Знаменитый сыщик немного помолчал, а потом сказал:

— Не сомневайтесь, я посвящу этому делу все свои силы. Сначала позвольте задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста!

— Вы уже допросили убийцу?

— Разумеется! — воскликнул Коклэн с отчаянием в голосе. — Почти три часа я его допрашивал и всякими уловками пытался сбить с толку, но безуспешно!

— Он, конечно, утверждал, что совершил убийство по собственной инициативе? — спросил сыщик.

— Он говорит, что сделал это из мести. Дескать, он сильно пострадал от несправедливого законодательства этой страны, а виновным в этом считает президента.

— Ага, значит, он сознается, что его действия были направлены против президента?

— Этого он не отрицает. Ему ведь только впоследствии сообщили, что он убил не президента, а некоего мистера Старфилда. Так он был вне себя от злости и досады.

— Больше из него ничего нельзя было выжать?

— Нет.

— Как зовут преступника?

— Мне так и не удалось заставить его назвать себя.

— Я хотел бы еще сегодня повидаться с этим молодчиком и задать ему несколько вопросов…

— Хорошо, мистер Пинкертон. Тогда мы поедем прямо в управление.

Вскоре экипаж подъехал к управлению полиции, все трое вышли и поднялись в кабинет начальника. Коклэн тотчас же распорядился привести преступника.

— Дело очень интересное, — заметил Пинкертон. — Я пока еще не уверен, что здесь присутствует целый заговор. Надеюсь уяснить себе это из показаний убийцы.

Через некоторое время двое полицейских ввели преступника, закованного в цепи. Это был очень неряшливо одетый человек с наглым, циничным лицом и мрачными злыми глазами.

Когда он огляделся и заметил Нат Пинкертона, он отшатнулся, и с его уст сорвалось проклятие.

Пинкертон громко рассмеялся:

— Посмотрите-ка: да ведь это Ювелир!.. Позвольте представить вам, мистер Коклэн, этого джентльмена, который так робок, что стесняется назвать свое имя! Его зовут Фрэнк Мерфи. Лет семь тому назад он повадился наносить ночные визиты в большие ювелирные магазины Нью-Йорка, пополняя свою немалую коллекцию драгоценностей. При этом он тяжело ранил полицейского. Тогда я взялся за это дело. Мне удалось взять нашего дорогого Фрэнка с поличным, и я устроил ему шесть лет полного пансиона за казенный счет в Синг-Синге. Неудивительно, что он так не любит называть свое имя!

Коклэн улыбался. Он был очень рад, что ему пришло в голову вызвать знаменитого сыщика из Нью-Йорка.

«Ювелир» стоял, опустив голову, и метал исподлобья на сыщика злобные взгляды. Тот спокойно подошел к нему.

— Я сомневаюсь, что на этот раз ты отделаешься шестью годами Синг-Синга! Ты, пожалуй, познакомишься с электричеством, этим чудесным изобретением нашего времени. Ну да тебя-то не жалко!

Тут «Ювелир», сжав кулаки, рванулся вперед, так что цепи загремели. Казалось, сейчас он бросится на сыщика. Но Боб схватил его железной рукой за локоть и оттащил назад.

— Слушай, веди себя прилично! — сказал он при этом. — С таким человеком, как мой учитель, надо быть повежливее. Кто этого правила не соблюдает, тот знакомится с моим кулаком, который превращает любой нос в дирижабль, по крайней мере, на полмесяца!

«Ювелир» дико глянул на говорившего, но смекнул, что здесь всякое сопротивление бесполезно. Поэтому он придал своему лицу насмешливое выражение и вызывающе посмотрел на Пинкертона.

— Чего вам, собственно, от меня надо? — дерзко спросил он.

Пинкертон был невозмутим:

— Я хотел бы знать, каким образом «Ювелир» попал в число анархистов.

— Никакой я не анархист! Я уже говорил инспектору, что хотел отомстить президенту страны за то, что был несправедливо осужден здешними законами! Это я задумал еще в Синг-Синге и, как только вышел на свободу, то первым делом поспешил в Вашингтон, чтобы свести счеты!

Пинкертон вытащил из кармана объемистую записную книжку и стал ее перелистывать. Наконец он сказал «вот оно!», иронически посмотрел на преступника и сообщил:

— «Ювелир» был выпущен на свободу из Синг-Синга уже восьмого сентября прошлого года, стало быть, — десять месяцев назад. Охваченный жаждой мести, он тотчас же поспешил в Вашингтон. И для исполнения замысла потребовалось целых десять месяцев, хотя ему сотни раз предоставлялся случай это сделать!

Фрэнк пробормотал ругательство, однако ничего не возразил на это «неожиданное открытие».

— Тебе следовало бы знать, милый мой, что я всегда записываю дату, когда мои постоянные клиенты вновь обретают свободу, в этом есть прок!

— Вы удивительный человек, мистер Пинкертон! — воскликнул Коклэн.

Сыщик не обратил внимания на эту реплику и, обращаясь к преступнику, продолжал:

— Скажи-ка лучше, как тебе пришло в голову мстить за себя президенту? Ведь этот человек вовсе не виноват в том, что тебя осудили: законы не им писаны.

— Но он — президент и может, если захочет, изменять законы, — пробормотал Фрэнк.

— Неужели ты настолько наивен, что думаешь так? — спокойно спросил сыщик — Я в это не верю: все-таки, насколько я знаю, Фрэнк Мерфи — малый далеко не простой Легче было бы отомстить мне, ведь это я упрятал тебя в Синг-Синг и загубил твой выгодный промысел.

— Пришла бы и твоя очередь!

Пинкертон рассмеялся.

— Вот тут я тебе верю — в первый раз! Но — к делу… Итак, ты утверждаешь, что тебя никто не подкупал и что сообщников у тебя при этом убийстве не было?

— Я сам задумал этот план и сам его выполнил! Но судьбе было угодно, чтобы я выстрелил в другого!

Пинкертон подошел к преступнику вплотную и пристально посмотрел ему в глаза. Затем медленно, отчеканивая каждое слово, он сказал:

— Ты меня знаешь, Фрэнк, и я не понимаю, зачем ты плетешь небылицы. Тебе известно, что я тебя вижу насквозь! Поэтому мой тебе совет: не запирайся и назови своих сообщников. Признание может спасти тебя от электрического стула. Если же ты будешь молчать, тебе ничто не поможет, — я все-таки нападу на след вашего общества, и твоим приятелям от меня не скрыться!

Преступник рассмеялся.

— Смейся, смейся! Скоро я тебе докажу, что я прав… Итак, не желаешь ли ты сознаться?

Фрэнк пожал плечами:

— В чем мне еще сознаваться? Я все сказал.

Пинкертон холодно улыбнулся.

— Я тебе сейчас расскажу, Фрэнк, как все это было. Ты и твой характер мне известны, поэтому я могу представить себе все в точности. С тех пор, как ты вышел из Синг-Синга, дела твои шли плохо. Ты болтался там и сям, и тебя за этот год ни разу не поймали, когда ты обделывал свои маленькие штучки. Крупных мошенничеств ты не затевал, так как был напуган, — иначе я о тебе, конечно, услышал бы. Наконец ты попал под влияние шайки анархистов. Они обещали тебе огромную сумму, если ты убьешь президента… «Черт возьми, — подумал ты, — если я это сделаю, то буду обеспечен на всю жизнь, а если нет, — останусь нищим бродягой, который влачит жалкое существование». Я знаю, что ты думал именно так и взялся за это предприятие. И оно бы тебе удалось, если бы в коляске сидел президент. На деле же ты убил совсем другого человека. Да еще одного полицейского! Потом ты дал себя поймать! Какой же ты был дурак! Неужели ты не подумал, чем ты рискуешь? Разве ты не соображал, что побег в таких случаях — дело почти невозможное? Разве я не прав? Так не желаешь ли ты сознаться, что существует шайка, которая тебя наняла? Не скажешь ли ты мне, где эти молодчики имеют обыкновение собираться?

Мерфи заскрежетал зубами.

— Собака! — проговорил он, задыхаясь.

— Значит, я прав?

— Нет! — закричал узник. — Ты не прав! Делай что хочешь, только от меня ты ни слова не услышишь!

— Спасибо, Фрэнк, — сказал Пинкертон равнодушно. — Этими словами ты убедил меня в том, что существует нечто, о чем я еще не знаю. Но я это узнаю, уверяю тебя!

— Ничего ты не узнаешь! — возразил «Ювелир», презрительно оскалясь.

Пинкертон обратился к начальнику полиции:

— Я вам советую, мистер Коклэн, запереть этого типа в самую надежную камеру и приковать к стене. Пусть его стерегут днем и ночью: во-первых, он опытный взломщик, а во-вторых, не исключено, что его сообщники будут пытаться вызволить его…

Злобный вопль Мерфи был ответом.

Начальник полиции сказал:

— Разумеется, я сделаю все так, как вы сказали, мистер Пинкертон. Эта птичка не вырвется из клетки!

Он позвонил, вошли двое полицейских и вывели преступника.

— А теперь, мистер Коклэн, нам надо с вами кое о чем поговорить. Мне вовсе не хочется лазить по всему городу, чтобы открыть, где собираются преступники. Я надеюсь узнать это проще…

У сыщика с начальником полиции было получасовое совещание. Под конец Коклэн довольно ухмыльнулся и еще раз искренне сказал:

— Мистер Пинкертон, вы удивительный парень! Однако я не слишком уверен, что вам удастся осуществить ваш план, ведь эти ребята очень осторожны.

— И все-таки я попытаюсь проникнуть в эту тайну…

Все трое вышли из кабинета. Руланд устроился на ночлег в ближайшую гостиницу, чтобы на следующий день со свежими силами приняться за поиски преступников.

Глава II Перехитрили

Фрэнк Мерфи беспокойно ворочался в своей камере.

— С ума сойти! — бормотал он. — Надо же было этой собаке Пинкертону стать мне поперек дороги! Теперь мне не уйти отсюда… Моим странствиям, кажется, настал конец. Какой же я осел, что впутался в эту историю! Совсем забыл про этого чертова сыщика… Но уж если мне еще раз удастся вырваться на свободу, я точно отправлю его на тот свет! Надеюсь, начальник полиции не переведет меня в другую камеру и не велит приковать к стене, как ему советовал Пинкертон, иначе на побег нечего рассчитывать.

Так рассуждал преступник. Он был уверен, что его обязательно освободят.

— Они мне обещали, — бормотал он, — и говорили, что их тайная власть простирается далеко. Пожалуй, так оно и есть, только если освобождать, то этой ночью. Иначе Пинкертон может расстроить все расчеты.

Шли часы, но помощи все не было. Преступник надеялся, что его вызволят через окно камеры, которое было на втором этаже и выходило на пустынную улицу.

Пробило полночь, но ничего более не было слышно. Фрэнк впал в лихорадочное беспокойство. Он яростно потрясал цепями, дикая злоба охватила его. Своими силами ему не освободиться, а на следующий день начальник полиции наверняка велит перевести его в другую камеру, до которой с улицы не добраться. И если его к тому же прикуют, — это будет означать для него верную гибель.

Лишь только он подумал об этом, как у зарешеченного окна камеры, находившегося под потолком, что-то тихо зазвенело. Послышался высокий скребущий звук.

Затаив дыхание, Фрэнк Мерфи прислушивался. Было похоже, что вырезают оконное стекло.

Преступник слышал биение своего сердца Он не смел шевельнуться, только хрипло дышал, пытаясь хоть что-то разглядеть в ночном мраке.

Тихо зазвенели осколки стекла, упавшие на пол. Он едва не вскрикнул от радости, но овладел собой. Он понимал, что его освобождение удастся только при соблюдении полной тишины.

В коридоре у его камеры ходил взад-вперед надзиратель. Временами он останавливался у двери, чтобы проверить, все ли в порядке. Поэтому узник часто притворялся спящим: глубоко и ровно дышал, пока надзиратель снова не начинал ходить.

Была гробовая тишина. Даже чуть слышный шорох у окна камеры прекратился. Вдруг от окна раздался сдавленный голос:

— Фрэнк Мерфи, ты здесь?

Преступник тихо ответил:

— Я здесь. Не шуми. У двери надзиратель.

— Я перепилю прутья решетки. Ты сможешь вылезти, когда будет готово?

— Нет. На мне браслеты.

— Тогда я влезу к тебе. Я начинаю, а ты мне давай знак каждый раз, когда надзиратель подойдет к двери.

— Скорее! Уже за полночь!

— У меня хорошие напильники. Уложимся в полчаса.

— Давай! Мне не терпится выйти из этой проклятой дыры! Tсc… Надзиратель!

Воцарилась тишина.

Снаружи надзиратель остановился на минуту у двери и пошел дальше, услышав глубокое дыхание «спящего».

— Он ушел, продолжай.

— Порядок!

Сверху слышался визг напильника. Через некоторое время голос тихо возвестил:

— Один прут перепилен! Осталось недолго!

— Тсс… Надзиратель!

Страж опять подошел к камере. На этот раз он открыл дверь, посветил фонарем и громко позвал:

— Мерфи! Мерфи!

Узник, казалось, спал глубоким сном на своей жесткой постели. Когда раздался голос надзирателя, он притворно зевнул и недовольно пробормотал:

— Ну чего вы меня будите? Оставьте меня хоть ночью в покое!

Надзиратель быстро оглядел внутренность камеры и закрыл дверь.

— Он ничего не заметил? — послышалось от окна.

— Нет. Давай!.. Похоже, он услыхал какой-то шум. Так что лучше помалкивать, пока ты работаешь.

Работа продолжалась, прерываемая лишь сигналами Мерфи о появлении надзирателя.

Наконец освободитель торжествующе воскликнул:

— Готово! Внимание, я спускаюсь!

Наверху что-то тихо задребезжало, затем в отверстии показалась черная фигура и тотчас же бесшумно проскользнула в камеру.

На мгновение вспыхнул электрический фонарик, и Мерфи увидел перед собой отчаянного парня. Он был рыжий, с всклокоченной бородой, а одет был в какие-то обноски и лохмотья.

— Я тебя еще не видел у «Мстителей»! — удивился Фрэнк. — Ты недавно вступил, что ли?

Тот тихо засмеялся:

— Боже мой! Эти джентльмены уже давно меня знают! Я из Филадельфии, они меня сюда вызвали специально, чтобы тебя вытащить. У меня такие штуки получаются, а вот они уж больно неуклюжи, а может, и нерешительны.

— Ловкий ты парень, — сказал признательный Фрэнк. — Как только тебе удалось сюда взобраться?

Рыжий на мгновение осветил свои ноги, к которым были прикреплены железные крюки с остро отточенными концами.

— В стене трещины, а штукатурка местами обвалилась, вот я и взобрался. Чертовски тяжело! Вниз будет легче и безопаснее: я там наверху привязал веревку. По ней мы быстренько и спустимся!

— Ты молодчина, — прошептал Фрэнк. — Как тебя зовут?

— Рыжий Билл.

— В Синг-Синге бывал?

— Двенадцать лет!

— А знаешь, что здесь сейчас Нат Пинкертон, который хочет отыскать «Мстителей»?

— Черт возьми! — выругался Рыжий Билл. — Дело дрянь! Когда выберемся, снова в Филадельфию удеру!

— Ты боишься Пинкертона?

— Не очень-то. Если мы с ним повстречаемся, я ему покажу! А пока стараюсь не попадаться ему на глаза. До сих пор я с ним дела не имел, и в лицо он меня не знает. Это мне на руку.

— Конечно, — подтвердил Фрэнк.

Во время разговора, который они вели шепотом, Рыжий Билл ловко и бесшумно перепилил железное кольцо на руке преступника.

— Так, — бормотал он, — одно готово…

Едва Билл принялся за другое кольцо, как вдруг случилось нечто совершенно неожиданное.

Под потолком, в окне камеры, внезапно блеснул свет электрического фонарика, послышался щелчок взводимого курка и раздался громкий голос:

— Эй, что там такое? Мы, кажется, застали ребят за самым интересным делом?!.. Не двигаться! Кто пошевелится, — получит пулю в лоб!!!

Рыжий Билл молниеносно выхватил револьвер и несколько раз выстрелил в окно. В ответ тоже раздались выстрелы. Затем загремели засовы, дверь распахнулась, и в камеру вошли несколько надзирателей. После короткой, но упорной борьбы Фрэнк Мерфи и Билл были связаны и брошены на пол.

Билл буйствовал, как сумасшедший, и силился освободиться от своих пут. Он выл, кричал и старался пнуть надзирателей связанными ногами.

Совершенно неожиданно появился начальник полиции Коклэн. Один из надзирателей сейчас же доложил о происшедшем, а полицейский, который влез в окно, рассказал, что обратил внимание на свисавшую веревку, взобрался по ней и накрыл преступников.

Коклэн хмуро посмотрел на бесившегося Рыжего Билла.

— Нат Пинкертон был прав, — сказал он. — Негодяй чуть было не удрал с помощью своего сообщника. То хорошо, что хорошо кончается… Теперь у нас в руках еще одна птичка, это облегчит Пинкертону работу.

Начальник обратился к надзирателям:

— Запереть обоих молодцов в камеру для буйных и приковать там к стене! Мы отобьем у них охоту устраивать побеги!

Обоих тотчас отвели в узкую камеру, находившуюся во внутренней части здания. Там их и приковали к противоположным стенам. Когда надзиратели вышли, камера погрузилась в непроницаемый мрак.

Фрэнк Мерфи первый нарушил молчание. Он испустил проклятье и в бешенстве проговорил:

— Ты, идиот! Какого черта ты оставил веревку болтаться?!

— Ни черта! — возразил Рыжий Билл. — Я оба конца прикрепил вверху. Значит, один из них отвязался и упал!

— Ты дурак и за дело взялся по-дурацки! Ну, чего стоит твоя знаменитая ловкость! Теперь мы оба вляпались! Мне это будет стоить головы, а ты готовься посидеть несколько годиков в Синг-Синге! Ведь из этой-то дыры нас уже никто не вытащит!

— А я не отчаиваюсь, — сказал Билл. — Условленно, что если моя попытка не удастся, то «Мстители» взорвут пол-тюрьмы, чтобы нас освободить.

— Точно?

— Уверен.

— Значит, сделают, как с виллой президента? Ведь этот-то план теперь будет исполнен?

— Конечно. Только не все еще готово.

— Потайной ход в виллу президента из дома Сиверта уже окончен, наверно?

— Почти. Все еще спорят насчет взрывчатки.

— Но ведь было решено, что динамит?

— Двое снова твердят, что пироксилин лучше.

— Эх, завтра, в среду вечером, как соберется у президента большое общество, так и взлетит вся эта компания на воздух…

— Я уж этого не увижу. Лучше удеру. Что ни говори, риск есть, а толку может и не быть.

— Если б так просто было удрать…

— Ну, я-то удеру! В первый раз попробую, когда завтра поведут на допрос… Если «Мстители» еще этой ночью не взорвут эту мышеловку.

— Ничего из твоей попытки не выйдет, — проворчал Фрэнк.

— Посмотрим. Один револьвер они мне оставили…

— Да что ты? — воскликнул Фрэнк.

— Правда. Я его носил под рубашкой, в потайном кармане.

— Но поведут-то тебя связанного.

— Не думаю. Я прикинусь слабеньким да хиленьким, чтобы с меня тяжелые кандалы сняли.

— Не поверят.

— Актер из меня вроде неплохой, так что будь уверен, — удеру.

— А если удастся, поможешь мне сбежать?

— Ясное дело, на все пойду, чтобы вытащить тебя отсюда.

— Прежде всего, зайди к Сиверту и передай, что я хочу участвовать в последних приготовлениях к взрыву.

— Ладно. Сколько теперь здесь находится «Мстителей»?

— При взрыве будет присутствовать все общество: одиннадцать человек.

— Сиверт, наверно, и есть душа всего предприятия?

— Конечно, — ответил Фрэнк Мерфи — Разве тебе не говорили?

— Нет. В последнее время у меня здесь дел не было, вот я с «Мстителями» и не общался давненько.

— Сиверт, он глава всему. У него доходная гостиница у самой виллы президента, а никто и не подозревает, что делается в ее подвалах.

— Будем надеяться, что Пинкертон тоже об этом не узнает! — ответил Рыжий Билл. — Уж если он берется за расследование, — пиши пропало!

— Тут он ничего не добьется! — уверенно сказал Фрэнк. — Все задумано очень хитро, да и у общества «Мстителей» есть люди поумнее Пинкертона. Например, Безумный Фриц. Это очень богатый человек, ему бы в такие дела не вмешиваться, только он действует по убеждению. Он готов, если нужно, и самого себя вместе со всеми подорвать. У него постоянно при себе динамитная бомба в кармане, на всякий случай.

— Да, неглупо, — сказал Билл. — Он тоже живет здесь?

— Конечно. Он называет себя рантье Блактрэ и вообще играет важную роль в обществе. Он и француз Мельвиль живут в одном доме и все время вместе.

— А с другими ты тоже близко знаком?

— Они — только орудия в руках этих двух и еще ресторатора Сиверта. Они у него на жалованье и, по-моему, нет более отчаянных парней. С ними Пинкертону не справиться. Если они узнают, что он их преследует, ему не жить!..

Наступало утро. Мерфи растянулся на полу, насколько позволяло его положение, и заснул.

Спящего разбудил громкий хохот Рыжего Билла Он поднял голову и не сдержал удивленного возгласа. Рыжий Билл уже не был прикован к стене, а сидел, очень довольный скрестив ноги, на полу маленькой камеры.

— Ты свободен?!

— Разумеется! Думаешь, мне охота висеть всю ночь у стены? Ни капельки! Вот я и вылез из цепей, а снова я их надену нескоро.

— Черт возьми! — воскликнул Фрэнк Мерфи — Освобождай теперь меня! Теперь то я уверен, что тебе удастся удрать. Хитер, не хуже Пинкертона.

Рыжий Билл засмеялся. И Фрэнка вдруг прошиб холодный пот: он где то слышал раньше этот презрительный смех, и не однажды. Но где?

Рыжий Билл поднялся с пола, схватился за голову и снял рыжий парик с бородой. Хорошо знакомое лицо Нат Пинкертона глянуло на преступника, застигнутого врасплох и подавленного такой неожиданностью.

Сыщик спокойно подошел к узнику.

— Теперь ты меня узнаешь? — спросил он насмешливо. — Никакого Рыжего Билла нет, я просто сыграл с тобой маленькую комедию, чтобы поговорить по душам. Это мне вполне удалось и я тебе очень благодарен за те сведения, которые ты мне любезно сообщил. Заверяю тебя, что теперь вилла президента не взлетит на воздух. А о господах Сиверте, Блактрэ и Мельвиле я позабочусь особо, и они скоро будут твоими ближайшими соседями. Еще раз спасибо тебе. Прими мои искренние уверения в том, что большего дурака, чем ты я в мире не видал!

Преступник слушал в совершенном оцепенении. Этот номер, мастерски исполненный сыщиком, произвел на него угнетающее впечатление. Он и подумать не мог, что рыжий парень, перепиливший прутья решетки для его освобождения, — знаменитый сыщик. Ему в голову не приходило, что все это — ловко поставленная комедия, когда в камеру ворвались надзиратели и стали вязать отчаянно сопротивляющегося Рыжего Билла.

Словно оглушенный, неподвижно висел Фрэнк Мерфи в своих цепях, и только когда Пинкертон подошел к двери, которую для него снаружи отомкнули, преступником овладело дикое бешенство, и он стал осыпать уходящего градом проклятий.

Вошел начальник полиции Коклэн и поздоровался с сыщиком, улыбаясь и не обращая никакого внимания на бесновавшегося у стены преступника.

— Ну как вы провели эту ночь в тюрьме? Признаться, на душе у меня было тяжело, когда я приказал, согласно вашему плану, запереть вас здесь вместе с этим негодяем.

— Я добился того, чего хотел! — весело ответил сыщик. — Теперь мне все известно: этот простак сообщил даже больше, чем мне надо было узнать. Мы действительно имеем дело с целой шайкой, и скоро она будет обезврежена!

— Смотри, как бы тебе самому не взлететь на воздух! Проклятая собака! — в бешенстве закричал Фрэнк Мерфи.

— Спасибо за добрый совет, я постараюсь ему последовать, — спокойно ответил Пинкертон. Затем они с начальником полиции удалились, оставив Фрэнка Мерфи в камере одного.

Узник скоро умолк, сообразив, что бесноваться и орать бесполезно. Он вынужден был признать, что для него игра окончена.

Так как он стал вести себя спокойно, днем его не приковывали к стене, и он мог свободно расхаживать по камере.

Кончилось все это тем, что однажды утром его нашли мертвым. Он разорвал рубашку на полосы, связал их вместе и повесился. Так он избежал смерти на электрическом стуле.

Глава III Неудавшееся покушение

Гостиница, в которой ночевал Боб Руланд, находилась рядом с Риджент Стрит.

Великий сыщик установил, что рантье Блактрэ и Мельвиль живут на этой же улице. У них был небольшой собственный дом. Блактрэ жил во втором этаже, Мельвиль — в первом.

Было около полудня, когда Пинкертон и Боб вышли из гостиницы и направились на Риджент Стрит. Одетые, как настоящие бродяги, они медленно приближались к дому номер шестнадцать. Перед этим небольшим строением был палисадник — высокий решетчатый забор.

Пинкертон и Боб осторожно озирались, словно хотели убедиться, что за ними не наблюдает полицейский.

Вскоре они позвонили у калитки палисадника. Ответа не последовало. Пришлось подождать несколько минут. Когда на повторный звонок калитку все же не открыли, они применили заранее условленный прием. Пинкертон толкнул своего помощника в бок и показал ему рукой назад. Оба быстро скрылись в боковой переулок. Появился полицейский и медленно прошел мимо дома. Казалось, он их не заметил, так как и не посмотрел в их сторону. Когда он исчез из виду, Боб и Пинкертон вернулись и снова позвонили у калитки.

Они были уверены, что разыгранная ими сцена будет замечена обитателями, что на самом деле и получилось. Как только они позвонили, показалась негритянка, открыла калитку и быстрым жестом предложила им войти. Они вошли в прихожую, а оттуда их провели в приемную.

Едва переступив порог, они в ужасе вскрикнули и отшатнулись: оба хозяина дома, Блактрэ и Мельвиль, холодно усмехаясь, стояли против входа и целились в них из револьверов.

— Черт побери! — воскликнул Пинкертон. — Вот так милая встреча! Уберите-ка ваши револьверы, джентльмены.

— Если вы переодетые полицейские, — ваш последний час пробил! — закричал Блактрэ, бородач атлетического сложения.

Пинкертон и Боб расхохотались.

— Билл, ты слыхал?! Мы — переодетые полицейские! Лучше шутки не придумаешь! — сказал Пинкертон. — Я могу гордиться, что меня принимают за полицейского! Кто из вас будет мистер Блактрэ?

— Это я! — ответил великан, не опуская револьвера. — Говорите скорее, мерзавцы, откуда вы и чего вам здесь надо!

— Откуда мы? Да из тюрьмы, — спокойно ответил Пинкертон, как ни в чем не бывало подошел к столу, налил себе виски и выпил.

Его поведение немного озадачило обоих обитателей дома. Они опустили револьверы, однако не спрятали их. Мельвиль, низкорослый француз, громко рассмеялся.

— У этого малого нахальства не занимать! — сказал он.

— Простите, джентльмены, — сказал Пинкертон, радостно осклабясь, — я отсидел шесть недель, и вы можете себе представить, каково мне было, когда я увидел здесь бутылку виски, которого мне так давно и страстно хотелось! Я не устоял против искушения. Уж вы позвольте мне налить еще рюмочку.

Он налил себе, подозвал Боба и предложил ему полный стакан. Тот с жадностью выпил.

Мельвиль засмеялся и спрятал револьвер в карман.

— Этих нечего бояться, — сказал он. — Побереги патроны для более важного случая, Блактрэ.

Но великана не так то просто было убедить. Все еще держа револьвер наготове, он сказал грозно:

— Я не верю им! Вы пришли из тюрьмы? Ну и что же вам здесь надо?!

Пинкертон стал перед Блактрэ, широко расставив ноги, и сказал:

— Могу я свободно говорить при нем?

— Конечно, — недовольно ответил Блактрэ. — Однако, к делу!

— Я пришел от Фрэнка Мерфи, — спокойно сказал Пинкертон.

— От Мерфи?!

Великан опустил револьвер.

— Как же могло случиться, что ты разговаривал с ним в тюрьме?

— Я провел с ним пару часов в камере для буйных.

Блактрэ кивнул.

— Продолжай!

— Он просил передать вам, что Нат Пинкертон следит за вами, так что вам надо быть поосторожнее.

— Черт возьми! Нат Пинкертон?! Уж не нью-йоркский ли это сыщик?

— Да, он самый. Мерфи просит, чтобы вы поскорее выручили его из этой ямы. Он говорит, что вы обещали.

Как только Пинкертон заметил, что Блактрэ спрятал свой револьвер, он потихоньку сунул руку в карман…

Блактрэ и Мельвиль расхохотались при последних словах Пинкертона:

— Если этот дурак нам поверил, тем хуже для него. Мы и не подумаем его выручать. Завтра мы исчезнем из Вашингтона, пусть тогда предает нас!

Пинкертон быстро выхватил из кармана короткий металлический брусок и нанес им сильнейший удар в висок великана. Тот, не издав ни звука, упал, как подкошенный.

Одновременно Боб вытащил свой револьвер, прицелился в Мельвиля и крикнул:

— Руки вверх!

Француз отпрянул и попытался было сунуть руку в карман, где находился револьвер. Тогда Боб взвел курок. Мельвиль поднял руки.

Боб быстро подошел к нему и спокойно вынул из его карманов два револьвера.

Мельвиль и Блактрэ были связаны по рукам и по ногам. Из карманов Блактрэ Нат Пинкертон осторожно извлек три заряженных револьвера и динамитную бомбу.

Вскоре великан пришел в себя и зарычал от ярости, увидев, в каком положении находится. Он стал дико метаться по полу, стараясь особенно сильно ударяться левым боком.

— Не старайся напрасно, Блактрэ, — спокойно сказал Пинкертон. — В твоем левом кармане больше нет бомбы. Эту опасную игрушку я взял себе: у тебя она могла бы слишком легко взорваться.

Блактрэ перестал биться.

— Кто ты? — прохрипел он.

— Я Нат Пинкертон!

— Так я и думал, — мрачно проворчал преступник. — Нас предал Мерфи?

— Невольно, — коротко ответил Пинкертон. — Я его перехитрил.

— Значит, вам все известно? — спросил Блактрэ.

— Все! — спокойно ответил сыщик. — И могу вас заверить, что вилла президента не взлетит на воздух.

Блактрэ лежал, будто в обмороке, и когда пришли полицейские, он вел себя тихо.

Преступников не увезли, а, по приказанию Пинкертона, оставили в доме, чтобы никто в городе не знал об их аресте.

Президента обо всем известили и условились, чтобы торжество, назначенное на вечер, не было отложено. Однако приезжающие гости тут же выходили из виллы через заднюю дверь и окольными путями направлялись к Белому Дому.

Одновременно и в ресторан Сиверта съезжались гости, которые так же один за другим исчезали через заднюю дверь.

В углу ресторана сидел оборванный молодой человек и пил виски. При этом он внимательно наблюдал за хозяином, который стоял за прилавком. Тот был очень неспокоен и едва мог скрывать охватившее его волнение. Из подозрительных типов, которых наблюдатель насчитал восемь, семеро уже вышли. Восьмой стоял у входной двери и пристально глядел на улицу. Очевидно, он кого-то поджидал, и его очень беспокоило, что никто не являлся.

Один раз хозяин подошел к двери и тихо сказал парню:

— Не понимаю, почему Блактрэ и Мельвиль так долго не идут? Впрочем, это не помешает нам сделать свое дело, явятся они или нет.

— Конечно, — проворчал тот. — Остальные уже за работой, через час представление будет окончено.

Хозяин злобно захохотал и снова стал за прилавок, откуда он то и дело бросал недоверчивые взгляды в сторону скромного посетителя, сидевшего в углу. Но тот спокойно сидел на стуле, погруженный в свои мысли, и, казалось, не обращал внимания на окружающих.

По улице, шатаясь, плелся пьяный бродяга и приближался ко входу в ресторан.

— Эй! — закричал он уже издали. — Здесь есть виски? Налейте-ка мне рюмку!

Неверными шагами он вошел в ресторан, и человек у двери отступил в сторону, чтобы его пропустить.

В то же мгновение пришелец вынул из кармана небольшой металлический брусок и сильно ударил им парня в лоб. Тот, даже не вскрикнув, без чувств свалился на пол.

Одинокий посетитель ресторана поднялся и в один миг очутился у прилавка. В его руках блестели два револьвера, дула которых были направлены на хозяина.

— Ни с места, или ты погиб! Я тебя пристрелю при малейшем движении!

Сиверт побледнел и судорожно ухватился за прилавок Он увидел, как пришедший бродяга связывает растянувшегося перед дверью сторожа.

— Кто вы такие? — закричал хозяин.

Бродяга внезапно сбросил с себя лохмотья и предстал перед ошеломленным хозяином в элегантном костюме.

— Мое имя — Нат Пинкертон!

— А я — Боб, его помощник! — прибавил молодой человек, не переставая целиться в дрожащего хозяина.

Сиверт съежился, когда услышал имя великого сыщика.

— Нат Пинкертон! — в ужасе пробормотал он.

Пинкертон быстро связал его руки. В ресторан вошли полицейские и забрали обоих преступников.

— Ну, а теперь пошли в подвал, — сказал Пинкертон. Группа, возглавляемая им, вышла через черный ход.

Люди с величайшей осторожностью спустились по темной узкой лестнице. Мерцающее пламя масляной лампы освещало подвальное помещение, загроможденное бочками и ящиками. Очень скоро сыщик обнаружил за грудой досок темное отверстие, служившее входом в подземный коридор, который вел к вилле президента.

Пинкертон вытащил оба свои револьвера.

— За мной! — сказал он тихо и вполз в подземный ход. Остальные последовали за ним.

Подвал виллы президента служил кладовкой, но теперь в нем шла зловещая работа. Одна из больших каменных плит пола была отодвинута в сторону, и на ее месте зиял черный провал, который вел в подземный ход. Похоже, что именно из этой дыры вышли одетые в черное люди, которые развернули здесь такую лихорадочную деятельность. Они несли небольшие ящики, из которых вынимали мешки и складывали штабелем, проявляя величайшую осторожность.

— Смотрите в оба, — сказал один из них. — Эта дрянь может легко взорваться, и тогда мы все взлетим на воздух…

Молча исполняли эти люди свою ужасную работу. Они намеревались взорвать всю виллу вместе с собравшимися наверху лучшими представителями общества.

— Последний ящик! — сказал кто-то. — Через полчаса вся эта музыка рванет.

— Стой! — раздался вдруг неожиданно громкий голос. Из отверстия пола вынырнул Нат Пинкертон и навел дула обоих револьверов на перепуганных преступников. Негодяи шарахнулись, словно увидели привидение. Некоторые из них знали Пинкертона в лицо, но не могли поверить, чтобы он явился перед ними собственной персоной.

— Прошу прощения, джентльмены! — сказал Пинкертон, несмотря на ужасную опасность, с ледяным спокойствием. — Мне очень жаль, что я должен прервать ваше интересное занятие, но господа Блактрэ, Мельвиль и Сиверт уже находятся в тюрьме, поэтому взрывать виллу нет необходимости.

С этими словами сыщик впрыгнул внутрь. Он хорошо понимал, что погибнет, если только кому-нибудь из преступников вздумается выстрелить в кучу взрывчатки. Но мерзавцы были слишком ошеломлены. Кроме того, им была дорога собственная жизнь, и жертвовать собой никто не решался.

Раздалось только несколько неистовых проклятий, когда вслед за сыщиком стали появляться полицейские. Злоумышленники увидели, что попались, и что сопротивление бесполезно. Они предоставили себя своей судьбе и только ругались.

Снова Пинкертону пришлось выслушивать угрозы: каждый из арестованных клялся ему отомстить, как только выйдет на свободу. Сыщик лишь смеялся в ответ. Что он мог сказать на это?

Успех был необычайный. Обезвредив опасную шайку. Пинкертон принес своему отечеству большую пользу, и этого ему не забыли.

Преступников же отправили на много лет в Синг-Синг.

РАЗБОЙНИКИ НА ОЗЕРЕ ЭРИ

Глава I В пивной Тома Рейли

Была холодная темная сентябрьская ночь. Дул суровый северный ветер, и по небу одна за другой тянулись темные тучи, грозившие каждую минуту разразиться ливнем.

На улицах маленького города Порт-Рована, лежавшего около южной границы штата Онтарио, на берегу озера Эри, не было ни души. Только немногие трактиры на пристани, посещаемые большей частью матросами да рыбаками, оставались освещенными, и оттуда время от времени доносился шум и перебранка.

В воде отражались огни стоящих на якоре судов, а вдали мелькал свет фонаря одной из полицейских лодок, постоянно сновавших в последние недели по всему Эри, поверхность которого равна приблизительно 24500 квадратным километрам.

Взволнованная зыбь переливалась дрожащими тенями, и только очень опытный, острый глаз мог бы заметить, что к берегу приближается маленькая лодка, единственный пассажир которой старался грести как можно осторожнее, беззвучно. Он направился к самому концу набережной, туда, где всего темнее, и не доезжая до каменных ступенек, спускающихся в воду, причалил к совершенно неосвещенной железной лестнице, вделанной в каменную обшивку берега. Быстро привязав лодку, он стал подниматься, но сперва осторожно высунул голову и, лишь убедившись, что поблизости никого нет, ступил наконец на землю, а потом тотчас же направился к одному из освещенных трактиров, над дверью которого виднелась старая побуревшая вывеска с надписью «Пивная Тома Рейли». Тут он опять остановился на минуту, оглядываясь по сторонам, и затем, поспешно открыв стеклянную дверь, вошел в трактир.

Однако с набережной, с того самого места, где он только что стоял, за ним все-таки следили. Когда он шел по направлению к пивной, из-за железной сваи большого подъемного крана вынырнула какая-то темная фигура.

В тот момент, когда он был уже за дверью «Пивной Тома Рейли», в ночной тишине вдруг раздался слабый свист; невдалеке кто-то ответил на него, а затем из-за низких сараев для лодок появился еще один человек, который подошел к темной фигуре.

Пошептавшись, они направились прямо в трактир. Это были два рыбака в запачканной дегтем одежде, высоких сапогах и широкополых шляпах. Пройдя через низкое, наполненное табачным дымом помещение, они сели за свободный столик в углу.

Старший — высокий, загорелый, с взъерошенными темными бакенбардами — все время говорил что-то своему приятелю; другой — низкого роста, также загорелый, с лукавым лицом — только поддакивал ему.

Никто в зале среди пьющих и курящих не обратил на них никакого внимания; они ничем не выделялись среди здешней публики, и их вполне можно было принять за настоящих завсегдатаев, хотя раньше этих рыбаков здесь ни разу не видели.

Никто также не заметил, что новые посетители, глядя по сторонам, с особым вниманием следили за вошедшим перед ними человеком, который сидел за отдельным столиком, около стойки. Хозяин — полный, коренастый, с широким, некрасивым лицом — подошел к этому молодцу, одетому по-матросски, и, незаметно подмигнув, кивнул ему головой. На грубом лице матроса промелькнула улыбка, говорившая о каком-то тайном соглашении между ними.

Хозяин подал ему виски и при этом взял у него запечатанное письмо, которое поспешно спрятал в карман. Что-то шепнув матросу на ухо, он затем обратился к двум рыбакам, сидевшим в углу:

— Добрый вечер, джентльмены! Рад видеть вас у себя!

— Мы придем еще не раз, если у тебя найдется приличная выпивка!

— Ну, за этим дело не станет, и, значит, вы будете моими ежедневными посетителями! Что вам принести?

— Конечно, виски со льдом!

Том Рейли, кивнув головой, направился за стойку. Проходя мимо матроса, он сказал ему:

— Подожди немного, Джек! Я сейчас напишу ответ, и ты захватишь его с собой!

Матрос, невнятно что-то пробормотав, залпом осушил стопку и протянул ее хозяину, чтобы тот налил снова.

Том Рейли подал виски ему и обоим незнакомым рыбакам, потом обошел зал, дабы убедиться, что у всех полные стопки.

Выполнив кое-какие заказы, он вышел, и его место за стойкой заняла толстая неопрятная женщина.

За одним из столов сидели несколько дюжин матросов. Читавший газету вдруг ударил кулаком по столу.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Проклятые разбойники на озере, кажется, опять совершили нападение! Слушайте, последние известия из Пенсильвании!

Он поднялся, чтобы всем было слышно, и стал громко читать: «Эри, 12-го сентября. Сегодня в 12 часов пополудни сюда прибыл небольшой торговый пароход «Свалло» Билли Ридера, живущего в Буффало; капитан сообщает, что ночью слышал глухой пушечный грохот. По его словам, выстрелов было всего пять или шесть. Очевидно, разбойники озера Эри опять совершили одно из своих обычных преступлений, и какое-то торговое судно стало их жертвой. Две полицейские лодки из Аштабьюлы, штата Огайо, отправившиеся два дня назад на розыски, до сих пор не вернулись; возможно, что они исчезли так же бесследно, как и предыдущие. Неужели не удастся, наконец, покончить с разбойниками озера Эри?»

Когда матрос закончил, по залу пронесся глухой ропот. Присутствующие пришли в сильное возбуждение, и их возмущение преступниками, которые препятствовали безопасному сообщению на озере Эри и подрывали торговое плавание, вылилось в грубую ругань с проклятиями.

— Ведь исчезло уже четыре торговых судна! — проворчал старый моряк. — Очевидно, у разбойников хорошее оружие! Разумеется, наши власти, посылая маленькие полицейские лодки, не могут с ними справиться! По-моему, сюда следует прислать хорошего сыщика; он разузнал бы, по крайней мере, где скрываются эти негодяи!

Одни согласно кивали, другие только посмеивались, выражая сомнение.

— Это глупости! — ворчал кто-то. — По воде пешком не пойдешь, и сыщик тоже должен плыть на полицейской лодке, причем также рискуя не вернуться из своего плавания!

— Настоящий сыщик все сможет сделать! Например, известный Нат Пинкертон из Нью-Йорка, я уверен, положил бы конец этим разбоям!

Двое рыбаков особенно внимательно прислушивались к разговору, охватившему весь зал. Сами они, однако, не вмешивались в него, а только наблюдали за всеми. Особенно их привлекал молодой матрос, сидевший у стойки.

Том Рейли вернулся в зал и, проходя мимо матроса, опять сделал ему какой-то таинственный знак. Потом он занялся клиентами. Приняв участие в толках о преступниках, Том Рейли стал громко выражать свое негодование наглой шайкой.

Джек, молодой матрос, все время смотрел на хозяина, и по лицу его пробегала легкая, довольная, почти торжествующая улыбка.

Том Рейли, взяв у него стопку, подошел к стойке и снова налил виски. Одновременно он передал Джеку письмо. Тот быстро сунул его в боковой карман. Все это произошло так, что кроме двух рыбаков, сидевших в углу, никто ничего не заметил.

Вскоре рыбаки обратили на себя общее внимание, поскольку между ними завязалась ссора, грозившая перейти в отчаянную драку.

Тот, который был постарше и повыше, разгневался не на шутку. Он, стуча обоими кулаками по столу, кричал:

— Черт возьми, Дэнни, говорю тебе в последний раз — я не позволю глумиться над собой! Ведь видел же ты, как я проучил негодяя Робберса за то, что он пытался рассказывать мне эти байки. Я не такой дурак, чтоб поверить, и если ты скажешь это еще раз, так получишь такую затрещину, что два месяца от нее не опомнишься.

При этом он сжал свои грязные кулаки. Но его противник ничуть не испугался; вскочив с места, грозно уставился на него и закричал:

— Конечно! Ты всегда так поступаешь: если тебе что-то не нравится, тут же давай драться! Но со мной этот номер не пройдет, я не позволю колотить себя, как бедный Робберс! А то, что я тебе сказал, — правда!

— Ну, погоди! Я тебе сейчас покажу правду! — произнеся это, высокий рыбак стал засучивать рукава.

— Постойте, джентльмены! Драться будете на дворе! — сказал, подойдя к ним, хозяин.

— Оставь их, Том, — кричали гости, предвкушая удовольствие от кулачного боя. — Расступись! Начинайте!

— Я ставлю пять долларов за высокого! Десять за маленького! Три за высокого! — раздавались выкрики.

Столы были отодвинуты, чтоб предоставить дополнительное пространство для поединка. Хозяин, решив не вмешиваться, ушел опять за стойку.

Оба рыбака, еще недавно мирно беседовавшие за одним столом, встали друг против друга, чтобы сцепиться в поединке.

— Ну, начинайте! Чего вы ждете? — слышалось из зала.

Наконец они схватились, и удары так и посыпались. Их кулаки работали, как молотки. Маленькому рыбаку удалось нанести такой удар в подбородок противнику, что тот пошатнулся. Тут же раздались громкие аплодисменты и одобрительные крики державших пари, что он победит, но были и такие, которые его освистывали и бранили.

Однако высокий рыбак собрался с силами. Раз, два, три — ударил он кулаком в лицо Дэнни. Тот пришел в ярость.

— Собака! — заскрежетал он зубами и, бросившись вперед, схватил противника за горло так, будто хотел его задушить.

Послышались протесты, угрозы, даже проклятия: все возмутились, что мальчишка нарушает основные правила бокса.

Но высокий рыбак одним движением стряхнул с себя противника, потом, обеими руками схватив его за плечи, с такой силой оттолкнул, что тот полетел, как мячик, прямо на молодого матроса Джека, и они повалились на пол.

Джек сердито выругался и набросился на Дэнни, который уже начал подниматься.

— Каналья! — прошипел он. — Мало того, что отступаешь от правил, еще и валишься на людей!

Началась новая драка — между Джеком и Дэнни. Высокий рыбак, как победитель, стоял теперь в стороне и, скрестив руки, с улыбкой следил за борьбой.

Маленький рыбак оказался сильнее матроса. Джеку страшно доставалось; катаясь по полу, он со злости кусался и царапался, но ему ничего не помогало. Кулаки Дэнни наносили удар за ударом, так что скоро все лицо Джека покрылось синяками и распухло.

Противник его несколько раз вызывал всеобщее одобрение своей необыкновенной ловкостью. Хозяин наконец подошел к дерущимся.

— Ну, кончайте! Неужели тебе все еще мало, Джек? — грубо сказал он. — Хочешь здесь остаться лежать, что ли?

Высокий рыбак тоже подошел, схватил своего приятеля за шиворот и оттащил в сторону.

— Теперь довольно! — воскликнул он. — Убирайся отсюда!

Дэнни хотел было возобновить драку, но высокий насильно вытолкал его за дверь и сказал ему вслед:

— Вот так! На ночном холоде протрезвишься!

Потом он вернулся в зал, где его встретили одобрительными возгласами. Джек, жалкий, весь в синяках, сидел у стойки и освежал опухшее лицо холодной водой.

Высокий рыбак, допив виски, заплатил за себя и за приятеля.

— Вы откуда? — спросил Том, принимая от него деньги.

— А тебе что за дело! — угрюмо проворчал гость. — Спокойной ночи! Завтра опять приду! Мне здесь понравилось!

После его ухода присутствующие еще долго говорили о нем, а также о его приятеле, поскольку оба своей силой и ловкостью произвели большое впечатление.

Тем временем высокий рыбак шел по набережной. Дождь лил, как из ведра; но это его, видимо, нисколько не беспокоило. Отойдя от пивной шагов на двести и остановившись в конце набережной, он прислушался и вскоре услышал легкий свист. Высокий рыбак ответил, а через минуту рядом с ним возник тот самый, маленький, с которым он только что дрался в трактире.

— Дело удалось, начальник!

— Отлично, Боб! Но самое главное, — я в этом убежден, — мы, наконец, напали на верный след!

— Без сомнения! Я думаю, через несколько дней на озере Эри разбойников уже не будет!

— Так письмо у тебя?

— Да, начальник! Положим, нелегко было его вытащить из кармана Джека так, чтобы никто этого не заметил: пришлось смять в комок.

— Ничего! Но ты порядочно задал этому молодцу! Он сидит сейчас за стойкой и делает себе холодные компрессы.

Боб тихо засмеялся.

— Ну, это ему по заслугам, маленький задаток в счет будущего. Впрочем, и мы не очень-то любезничали друг с другом: мне досталось от вас, начальник, несколько очень здоровых тумаков.

— Твой удар в подбородок тоже был недурен! Но щадить друг друга нам нельзя было — не то нашу комедию могли бы разгадать! Ну, а теперь покажи, что пишет Том Рейли и кому предназначено это послание.

На самом деле эти два рыбака были не кто иные, как известный нью-йоркский сыщик Нат Пинкертон и его помощник Боб Руланд. Пинкертон решил положить конец преступным операциям шайки разбойников, которые уже несколько недель наводили ужас на все окрестности озера Эри и жертвой которых стало несколько судов вместе с экипажами.

Знаменитый сыщик провел здесь уже около двух недель, но в лодке по озеру не плавал, прекрасно понимая, что таким способом не выйти на след преступников.

Он был убежден, что у разбойников есть пособники на суше; здесь он и предполагал начать свои розыски. За все время своего пребывания на берегу Эри Нат Пинкертон и его помощник Боб Руланд ночами не смыкали глаз, довольствуясь дневным отдыхом. Они побывали в нескольких прибрежных городах, проводя темные ночи на пристанях и набережных в попытке установить хоть какую-то связь между сушей и разбоями на озере Эри.

Пинкертон не терял надежды, несмотря на абсолютную безуспешность первых попыток. Он решил не давать себе передышки, пока не поймает разбойников, пусть даже на это пришлось бы потратить целые месяцы. Побуждало его к этому не столько высокое вознаграждение за поимку разбойников, обещанное пограничными штатами, сколько собственное возмущение злодеяниями негодяев, совершивших нападение на пассажирский пароход с целью грабежа и потопивших его, причем из членов экипажа и пассажиров никто не спасся.

И вот, наконец, в эту ночь сыщики добились своего. Причаливший к набережной Порт-Рована матрос Джек вызвал у них сильное подозрение, поэтому-то они и последовали за ним в пивную Тома Рейли.

Когда они увидели, что матрос передал письмо, на которое тотчас же получил ответ, то устроили драку, чтобы втянуть в нее Джека и незаметно вытащить из его кармана конверт. Намерение их увенчалось полным успехом.

Во время драки с матросом Боб — рыбак, что пониже — ловко вытащил у него послание Тома Рейли; и теперь сыщики, спрятавшись за каким-то складом и засветив электрический фонарь, принялись читать, прикрыв шляпой письмо от дождя.

Оно было написано скверным почерком, очень неграмотно и содержало следующее:

«В гавани стоят: «Арро», груз — табак; хозяева — Томас Бридж и Джеймс Аурбурн, богатые плантаторы; сами находятся на борту. «Квик Винд», груз — колониальные грузы. «Елена» — пассажирский пароход. «Майфлауэр» — яхта миллионера Мариуса Сендинга из Буффало; он здесь сам, но сомнительно, поплывет ли на ней назад; собирается, кажется, железной дорогой. «Арро» отходит 17-го, «Квик Винд» — 18-го, «Елена» — 20-го сентября. Привет П. Мне скоро опять будут нужны деньги. Пускай пришлет 500 долларов».

Пинкертон, погасив фонарь, расправил, насколько можно, смятое письмо и положил в конверт, который тщательно заклеил.

— Так! — сказал он. — Боб, отправляйся опять к Тому Рейли и брось конверт в какой-нибудь угол трактира. Будем надеяться, что исчезновения письма еще не заметили.

Боб взял конверт и поспешил к трактиру. В дверях он столкнулся с Джеком, который сильно выругался, увидев своего противника.

Боб не стал с ним связываться, вошел в трактир и заказал виски. У стойки он незаметно бросил конверт на пол и вскоре распрощался с хозяином.

Джек, очевидно, еще не заметил потери конверта, но должен непременно хватиться, и тогда, конечно, вернется в трактир. Найдя ответное письмо Тома Рейли на полу, матрос, разумеется, подумает, что конверт выпал у него из кармана, но остался никем не замеченным, а следовательно, не вскрытым.

Глава II Пароход «Примроза»

Выйдя из трактира, Джек обходным путем добрался до набережной. Он не хотел, чтобы кто-нибудь заметил, куда он направился. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что вокруг ни души, он подошел к железной лесенке, к которой была привязана его лодка.

Он быстро спустился в нее и, тихо отчалив, исчез во мгле.

Он и не заметил, как от набережной отчалила другая лодка, в которой сидели сыщики. В царившей вокруг темноте Джек не мог различить даже очертаний этой лодки, а подозрительного всплеска не было слышно потому, что Пинкертон и Боб, преследовавшие его, обмотали свои весла тряпками.

Так плыли они примерно около получаса. Вдруг из первой лодки, находившейся приблизительно метров на десять впереди второй, раздалось негромкое проклятие.

— Нам надо отплыть немного назад, — шепнул Пинкертон своему помощнику. — Джек, вероятно, запустил руку в карман и понял, что письма нет!

— Ну, тогда он, надо думать, повернет обратно! — сказал Боб, направляя лодку в сторону.

Так оно и случилось: матрос хватился письма и, развернув лодку, стал быстро грести к берегу.

Сыщики и Джек приплыли почти одновременно, только на некотором расстоянии друг от друга. Боб остался в лодке, а Пинкертон пошел за матросом.

Джек поспешил к трактиру, где посетителей оставалось уже немного; там он без всяких предосторожностей подбежал к стойке и зашептал на ухо хозяину.

Том Рейли, узнав, в чем дело, заметно побледнел, и оба они принялись что-то искать на полу. Пинкертон следил за ними через тусклое окно.

Негодяи нашли смятое письмо и, как видно, страшно обрадовались, поскольку у них не возникло ни малейшего подозрения относительно того, что о нем знает кто-то еще.

Джек вздохнул с облегчением, сунул конверт в карман и, выпив еще виски, вышел на улицу.

Он осмотрелся вокруг и опять поспешил к железной лесенке.

Он сел в лодку и стал быстро грести, чтобы наверстать упущенное время, не подозревая о том, что его преследуют сыщики.

Но скоро грести стало тяжело: северный ветер, дувший весь день, перешел в настоящую бурю и поднял высокие волны, с которыми было весьма трудно справиться.

Они плыли в замедленном темпе уже около двух часов. Вдруг над водой сквозь завывание ветра прорвался странный звук, похожий на звон колокола, и послышался довольно громкий свист Джека.

Эта перекличка повторилась несколько раз, затем неподалеку мелькнул слабый луч, и Джек стал придерживаться того направления, откуда он возник.

Луч то появлялся, то гас, а спустя некоторое время кто-то тихо окликнул:

— Джек! Джек! Это ты?

— Да!.. Только я с трудом продвигаюсь вперед! Помогите!

Через несколько минут к нему подплыла маленькая, длинная моторная лодка; Пинкертон четко увидел ее при свете луча, вновь появившегося на несколько секунд.

Сыщики хотели было подплыть ближе, чтобы прочесть название на ее борту, но тут произошло нечто совершенно неожиданное.

На моторной лодке зажегся яркий луч прожектора, осветивший все вокруг, и сыщики тотчас были замечены:

— Смотрите! Шпионы! Ну, погодите!

— Нам придется бороться не на жизнь, а на смерть! — проговорил Пинкертон. — Но без борьбы мы не сдадимся!

И началось… Несмотря на бешеную скорость, с которой гребли Пинкертон и Боб, они не могли рассчитывать, что им удастся уйти от моторной лодки, нагонявшей их.

Силы гребцов начали ослабевать, но, как всегда, осмотрительность и хладнокровие не покидали сыщиков.

— Нет, так не годится! — пробормотал наконец Пинкертон. — Если б можно было хоть один раз хорошо выстрелить! Но из-за проклятого прожектора мне не видно рулевого! А негодяи сами не стреляют, боятся этим привлечь полицейские лодки, которые стоят на пристани. Нам стрелять тоже нельзя — мы тогда совсем потеряем след. Остается только один выход. Хватит у тебя сил продержаться несколько часов на воде?

— Смогу! — спокойно ответил Боб.

— Отлично! Вперед!

В этот момент их догнали.

— Попались! — раздался торжествующий крик.

Сыщики, перевалившись через борт, нырнули в воду. Киль моторки с треском врезался в пустую деревянную лодку и расколол ее пополам.

Пинкертон сам отлично плавал и знал, что его помощник тоже опытный пловец. Сильными толчками он проплыл около двадцати метров под водою, после этого осторожно вынырнул, огляделся, а потом, лежа на спине, закачался на волнах, но это не мешало ему следить за тем, что происходило вокруг.

Сыщик видел, как по озеру разлился свет прожекторов и как к первой моторной лодке присоединились еще три. Когда луч достиг Пинкертона, он моментально нырнул в воду.

Проплыв под водой несколько метров, он вынырнул, сделал глубокий вдох и вдруг замер, заметив, что очутился в ближайшем соседстве с одной из моторных лодок. Но оттуда его не могли увидеть, поскольку он находился в не освещенной прожекторами воде.

Сцена, которая разыгралась перед глазами Пинкертона, привела его в ужас: моторная лодка наткнулась на Боба в тот момент, когда он высунул голову из воды, чтобы вдохнуть воздух. Бедного Боба ударили длинным багром по голове, отчего он потерял сознание, а потом втащили в лодку.

— Одного поймали! — заорал кто-то из преступников так, чтобы его услышали на крейсирующих поблизости моторках. Со всех сторон раздалось торжествующее гиканье, после чего преследование второго сыщика возобновилось с новым рвением.

Но Пинкертон умело скрывался в воде! Его не могли увидеть даже тогда, когда луч прожектора непосредственно падал на него, поскольку сыщик с необыкновенной ловкостью приспосабливался к перекатам волн, ныряя под них в нужный момент.

Он твердо решил держаться на воде до последнего, чтобы не потерять преступников из виду. Впрочем, если бы он даже захотел отстать от них, доплыть до берега было делом немыслимым, несмотря на исполинские силы знаменитого сыщика.

Между тем, Боб Руланд, очнувшись, открыл глаза и увидел, что лежит связанный в небольшой каюте под стражей двух матросов. Они заметили, что Боб пришел в себя.

— Ну, как, молодец? — смеясь спросил один. — Этого ты не ожидал? Ха-ха-ха! Уж не вздумал ли ты со своим спутником поймать разбойников озера Эри? Нет, таким, как вы, это не удастся сделать, запомни!

Другой, сняв со стены горящий фонарь, поднес его к лицу пленника.

— Черт возьми! — воскликнул он. — То-то мне сразу показалось… когда я увидел его! Ведь это же помощник Ната Пинкертона, проклятого шпиона! В таком случае с ним здесь…

— Нат Пинкертон! — со злостью закончил второй матрос.

— Хорошо, что хоть ты попался, негодяй! — закричал опять первый. — Да и твоему начальнику от нас не уйти, пусть попробует доплыть до берега с такого расстояния и в такую погоду! Я побегу наверх — дам знать остальным, что мы имеем дело с Натом Пинкертоном! Мы быстренько найдем его, мы не успокоимся до тех пор, пока не найдем эту собаку!

На лице Боба появилось выражение отчаяния и тоски, и он пробормотал:

— Ищите! Ищите хоть всю ночь, хоть весь день, все равно вы его не найдете!

— Ты, кажется, воображаешь, что он доплывет до берега! — насмешливо сказал один матрос.

— Нет! — едва вымолвил Боб, горестно покачав головой. — Моего начальника уже нет в живых. Он лежит на дне озера Эри!

— Ты думаешь, я поверю, что этот ловкий на все руки хитрец Пинкертон не умеет плавать?

— Разве я стал бы говорить такие глупости? Да, конечно, Нат Пинкертон умел плавать так, что никто не мог с ним сравниться! Но сегодня, сегодня…

Боб, не закончив фразы, вздохнул.

— Ну и что же «сегодня»?

— Сегодня это его не спасло. Несчастный Пинкертон забыл о защитном жилете, который был под его одеждой… да еще в карманах у него лежали бомбы!

— Защитный жилет и бомбы! — воскликнули одновременно оба негодяя.

— Да! Мне нечего терять теперь, когда его уже нет. Эх вы, подлые люди! Вы убили самого лучшего человека в Соединенных Штатах.

Разбойники засмеялись.

— Зачем же он надел жилет и к чему ему бомбы? — спросил один из них.

— Жилет — чтобы защититься от ваших пуль, а бомбы — чтобы взорвать ваше судно! Под их тяжестью он и потонул, а если б даже успел выбросить бомбы, так все равно жилет снять не смог! Так он и погиб!

Все это Боб произнес с такой скорбью на лице, что разбойники, поверив в истинность слов сыщика, начали злорадствовать по поводу гибели Пинкертона.

— Пойдем, Билли! — воскликнул один из них, рыжий. — Надо сообщить эту новость остальным. Пусть прекратят поиски, а то, пожалуй, кто-нибудь увидит с берега свет наших прожекторов, и за нами погонятся полицейские лодки; мы ведь только что от них отделались! А борьба с ними может кончиться для нас плохо!

Негодяи поднялись наверх и подали другим моторным лодкам условный сигнал, после чего все они, прекратив поиски, направились подальше от берега, на середину озера.

Через полчаса они приблизились к темному корпусу большого мало освещенного судна и тут же пристали к нему. Связанного Боба они перетащили из лодки на судно, и он увидел, несмотря на слабый свет фонарей, что оно коммерческого типа.

Боб понял, что преступники использовали это судно, чтобы незаметно, под маской невинных купцов, совершить свои разбойничьи набеги.

Предположение молодого сыщика вскоре подтвердилось. Его отвели на корму, в маленькое помещение, находившееся над большим винтом, — пароход был винтовой, — и привязали к столбу.

Около Боба собралось не меньше пятнадцати моряков; у них были дикие, мрачные лица закоренелых преступников. Боб узнал некоторых, поскольку видел их на пристани Эри в то время, когда был там с Пинкертоном. Без сомнения, разбойники сходили на берег, не вызывая никаких подозрений, как все моряки. То судно, на котором они плавали, было, вероятно, хорошо известно именно как торговое.

К Бобу подошел один из разбойников — высокого роста, рыжеволосый и бородатый — и, скрестив руки, сказал:

— Сознаешься, наконец, что ты помощник шпиона Ната Пинкертона, этой проклятой собаки?

— Да! Я его помощник! — ответил Боб коротко.

— И эта проклятая собака, твой начальник, был с тобою в лодке?

— Да! — горестно проговорил Боб.

Рыжий ехидно рассмеялся.

— Ему теперь хорошо на дне озера! И ты тоже скоро последуешь за ним!

— Так поскорее… убивайте меня поскорее! — крикнул Боб, уже всерьез потеряв надежду на спасение. — Я не хочу больше жить, раз погиб мой начальник, знаменитый Пинкертон!

Рыжий покачал головой.

— Ошибаешься! — сказал он грустно. — Джон Патрик, главарь разбойников озера Эри, гроза всех моряков, не настолько добр, чтобы тут же убивать своих преследователей. Ты будешь умирать ужасно! Я найду средство заставить тебя, подлого шпиона, почувствовать предсмертный страх!

С этими словами он вышел. За ним последовали все остальные, — кроме того, который еще на моторной лодке узнал в Бобе помощника Ната Пинкертона и которому было поручено охранять пойманного сыщика.

Закурив трубку, разбойник стал молча прохаживаться, потом остановился перед связанным Бобом.

— Не надейся на милость! — сказал он с усмешкой. — Джон Патрик — сатана и беспощаден к врагам. Ты умрешь ужасной смертью!

Боб ничего не ответил, лишь презрительно улыбнулся. Он не собирался показывать этому негодяю, что действительно испугался. Разбойник Билли продолжал насмехаться над беспомощным пленником, меж тем как последний, словно не слыша его, упорно смотрел куда-то в сторону.

В небольшой каюте горела единственная маленькая лампа, и свет от нее был тусклым. С обеих сторон находились небольшие круглые окна-люки, из которых одно было совсем темным.

Посмотрев на него случайно, Боб задержал вдруг взгляд и насторожился: ему показалось, что он увидел лицо…

«Это начальник!» — промелькнуло в его голове. Боб сообразил, что надо отвлечь внимание разбойника, не дать ему прохаживаться, чтобы он не успел заметить Пинкертона. С этой целью Боб затеял с ним разговор.

— И какие же казни придумывает Джон Патрик? — спросил он.

Билли засмеялся.

— Тебе очень хочется знать? Не тут-то было — зачем портить сюрприз! Но что он будет не из приятных, за это ручаюсь!

Боб вдруг увидел, как в люк осторожно вполз человек; он уже не сомневался в том, кто этот неожиданный гость.

— Послушайте, вашему Патрику не удастся меня убить! — воскликнул Боб. — Нас с Пинкертоном не так легко уничтожить, как вы думаете, негодяи!

Разбойник, сделав презрительный жест, повертел пальцем около виска пленника.

— Бедняга! — произнес он со злорадством. — У тебя помутилось в голове. Ты помешался от страха!

Боб тихо засмеялся.

— Ты ошибаешься! Я могу сейчас повалить тебя, несмотря на то, что связан!

— Ну, это возможно только в том случае, если с тобой сам черт! — возразил Билли. — Ну, покажи мне этот интересный фокус!

— Покажу! Погляди: раз… два… три!

Боб скомандовал таким уверенным голосом, что разбойник несколько отступил назад. Когда Боб произнес «три», преступник получил сзади такой удар по голове, что, как срубленное дерево, без чувств рухнул на пол.

— Слава Богу, начальник, что вы пришли!

— Да, надо торопиться! Моторные лодки только что опять отправились искать меня; кажется, капитан этого судна не верит, что я утонул. Впрочем, твоя выдумка насчет защитного жилета и бомб была хороша!

— Откуда вы уже знаете об этом, начальник?

— Я слышал, как кто-то передавал эту новость с одной из лодок на другую! — ответил сыщик, развязывая веревки, которыми Боб был привязан к столбу. — Знаешь, на каком ты корабле?

— Нет, они не говорили!

— На «Примрозе». Так как я собрал сведения обо всех более или менее больших судах, плавающих по Эри, то знаю и об этом. «Примроза» — известное торговое судно, на которое не могли падать ни малейшие подозрения. Оно принадлежит крупному судовладельцу на Эри, Соломону Брауну, не исключено, впрочем, что он заодно с разбойниками. И тогда становится понятно, почему так долго нельзя было напасть на след разбойников! Кто бы мог такое предположить!

Пинкертон рассказывал все это с величайшей поспешностью. Он, кстати, уже не походил на того рыбака, который был вечером в «Пивной Тома Рейли» в Порт-Роване, поскольку вода унесла его парик и бороду и смыла с лица грим. Рыбачью одежду он с себя сбросил и был теперь в одном нижнем белье, с которого вода стекала ручьями.

Сыщик показал на люк:

— Ну, Боб, вперед! Иди первым! А потом плыви к берегу!

— А мы доберемся до него? — спросил его помощник с сомнением, — Чтобы преодолеть такое расстояние при шторме, нам придется плыть, по крайней мере, часов пять! А на это ни у вас, ни у меня не хватит сил.

— Нам нужно захватить одну из моторных лодок! Я заметил, что на каждой из них не больше трех человек. Мы справимся с ними. Ведь наши револьверы не пострадали в непромокаемых кожаных карманах?

Боб, улыбнувшись, кивнул головой. Теперь он уже не сомневался в том, что им удастся не только бежать, но и схватить потом разбойников.

— Отлично, начальник, вперед!

Он подбежал к окну, однако в этот момент на лестнице раздались шаги. Боб юркнул в люк и исчез под водой. Пинкертон подбежал к другому люку, но, к несчастью, увидел, что тот закрыт.

Он кинулся за Бобом, но двое разбойников набросились на него. Одного из них Пинкертону удалось повалить, другой же со зверским криком успел схватить сыщика за горло.

Завязалась отчаянная борьба, преимущество в которой, при небывалой силе и ловкости сыщика, было бы, вне сомнений, на стороне Пинкертона, если б не продолжительное пребывание в воде, потребовавшее от него огромной затраты энергии. Правда, то пространство, которое отделяло сыщика от судна разбойников, он проплыл, не тратя сил, крепко уцепившись за корму одной из моторных лодок. Иначе ему не удалось бы достигнуть «Примрозы» одновременно с ними, но все-таки напряжение и холодная вода значительно ослабили силы Пинкертона.

Он не мог сразу одолеть противника, крик которого привлек внимание других разбойников. Пять-шесть человек тут же сбежали вниз, и через минуту Нат Пинкертон, получив несколько сильных ударов по голове, потерял сознание.

Глава III Успехи Боба

Боб Руланд, исчезнув под водой, проплыл несколько метров, не показываясь над поверхностью, а затем осторожно вынырнул. Услышав страшный рев негодяя, боровшегося с Пинкертоном, молодой сыщик понял, что начальнику не удалось скрыться.

В первый момент Боб хотел броситься на помощь, но потом сообразил, что он один все равно не осилит преступников. Следовательно, надо получить подкрепление с берега, и Боб взялся за исполнение плана Пинкертона.

Дело было нелегкое — завладеть одной из моторных лодок, — тем более, что молодому сыщику предстояло действовать одному. Но другого выхода не было, поскольку жизнь Пинкертона находилась в опасности.

И Боб быстро, с новой силой, пустился вплавь навстречу моторной лодке с прожектором, луч от которого сравнительно редко попадал на молодого сыщика; и он устремился прямо на киль, медленно разрезая все еще высокие волны.

Боб поравнялся с лодкой. Луч прожектора падал справа, поэтому он, проплыв мимо киля, стал придерживаться левой стороны, пока не достиг кормы.

Тут сыщик уцепился за борт лодки и влез в нее, оказавшись перед будкой со стеклянными оконцами, в которой находилась машинная часть.

Оконца оказались зашторенными, чтобы свет не пробивался наружу, но Боб сквозь щель разглядел стоящего за рулем матроса лет двадцати.

Сыщик осторожно обошел будку вокруг, потом продвинулся к середине лодки, где находился прожектор, которым управлял второй матрос, а третьего увидел впереди — он сидел с подзорной трубой.

Боб вытащил револьвер и, готовясь нанести удар рукояткой, подошел сзади к матросу, стоявшему у прожектора.

— Нет никакого смысла в наших поисках, — ворчал тот. — Пинкертон давно уже утонул!

— Конечно! — ответил матрос, сидевший с подзорной трубой. — Я и не особенно стараюсь! Патрик, кажется, боится этого сыщика больше, чем черта!

Боб изо всей силы ударил намеченную им жертву рукояткой револьвера по голове, и разбойник тотчас же рухнул. Сыщик быстро нажал на кнопку прожектора и погасил его.

Второй разбойник, оглянувшись, крикнул в темноту:

— Дьявол тебя возьми, Мартен! Что ты делаешь? Зачем ты выключил прожектор?

Он сделал шаг вперед.

Тогда Боб, как тигр, одним прыжком настиг его; разбойник остолбенел, испугавшись от неожиданности; удар неизвестного противника сшиб его с ног.

Справившись уже с двумя, Боб направился к машинному отделению. Теперь не было необходимости особенно осторожничать; и он, открыв дверь, крикнул:

— Руки вверх!

Увидев направленный на него револьвер, разбойник немедленно сдался. Боб счел необходимым обезопасить себя и от этого негодяя. Он быстро схватил стоявший рядом железный прут и ударил дрожащего, как осиновый лист, преступника. Тот упал, а Боб, собрав силы, поднял его и вынес из машинного отделения. Посветив небольшим фонариком, сыщик нашел веревки и связал разбойников.

Они лежали в передней части лодки рядом, беспомощные, с кляпами во рту. Боб вздохнул с облегчением. Все произошло быстрее, чем он ожидал. Борьба длилась лишь несколько секунд, и моторка с той же скоростью скользила по волнам.

Боб поспешил в машинное отделение. У него был некоторый опыт в управлении подобными лодками, и он быстро освоился. Повернув руль, сыщик направился к отдаленной пристани, а поскольку он выбрал наибольшую скорость, то маленькое судно полетело по волнам, как стрела.

Лодка скрипела и стонала, разрезая высокие пенистые волны, весь корпус ее дрожал. Машина была отличной конструкции и большой мощности.

Не прошло и часа, как показались береговые огни, и вскоре Боб причалил к молу. С его лодки раздался пронзительный гудок, на который сбежались сторожа. В тот момент, когда появился начальник пристани, подъехали полицейские лодки, в том числе одна канонерская, прибывшая в Порт-Рован из штата Онтарио накануне.

Все население пришло в необычайное возбуждение, как только разнеслась весть о разбойниках, тем более когда узнали, что они пользуются пароходом «Примроза», который привыкли видеть у пристани как самое обычное коммерческое судно.

Полиция телеграфировала в управление о необходимости ареста богатого судовладельца Соломона Брауна, как предполагаемого соучастника разбоев.

Вскоре после прибытия Боба в гавань Порт-Рован по озеру протянулась целая флотилия. Впереди шла канонерская лодка, за ней — несколько торговых судов, также оснащенных пушками, а замыкали флотилию полицейские лодки.

Разбойники не смогли бы устоять против такой силы.

Но обо всем, что происходило в гавани Порт-Рован, они были осведомлены, поскольку из моторной лодки, подъехавшей к пустынной части пристани, на берег вышли два разбойника, чтобы разведать, удалось ли спастись Пинкертону, которого они все еще искали, не подозревая, что он находится на «Примрозе».

Еще до появления на пристани Боба, слившись с возбужденной толпой, разбойники узнали о грозившей им опасности. За полчаса до того, как флотилия вышла на борьбу с «Примрозой», разбойники, быстро отчалив, поспешили предупредить своих.

Глава IV Рядом со смертью

Вскоре после того, как в маленькой каюте «Примрозы» разбойники повалили и связали Ната Пинкертона, появился их главарь Патрик. Он зверски рассердился, узнав, что первый пленник убежал. Но стал немного спокойнее, когда рыжий Билли, очнувшись, приподнялся над связанным Натом Пинкертоном и громко воскликнул торжествующим голосом:

— Да вы знаете, кто здесь у нас?!

Он вскочил на ноги и нагнулся над беспомощным сыщиком, открывшим в этот момент глаза.

— Кто же это? — заревел Патрик. — Кто этот негодяй, который освободил первого пленника, но зато попался сам?

— Нат Пинкертон! — воскликнул Билли хриплым голосом.

— Нат Пинкертон?! — повторили все присутствующие, и бешеная злоба Патрика превратилась в сатанинскую радость. Пнув связанного сыщика ногой, он радостно закричал:

— Нат Пинкертон! Нат Пинкертон! Мы поймали самого знаменитого сыщика на свете. Нам очень повезло! Потопи мы еще хоть сто торговых и полицейских судов, такого сыщика уже больше не найдется. Пинкертон наш! Вот это праздник! Проклятая ищейка, мы тебе устроим достойненькую смерть!

Нат Пинкертон улыбнулся.

— Смотрите, как бы не вышло наоборот! Не торжествуйте прежде времени!

Патрик опять пнул его ногой.

— Ты думаешь, твой сбежавший от нас помощничек спасет тебя? Нет, нет! Теперь мы будем очень внимательны! Шесть человек останутся здесь сторожить… Эй, дайте сигнал лодкам, чтобы возобновили поиски первого сыщика. Не может быть, чтобы он добрался до берега вплавь. Если мы его не поймаем, он утонет конечно!

Пинкертон мысленно согласился с последней фразой, произнесенной главарем шайки разбойников, но тем не менее его еще не покидала надежда на спасение Боба. Ведь тот знал план Пинкертона, как можно добраться до гавани, и великий сыщик почти не сомневался, что его помощник попытается завладеть одной из моторных лодок. Тем более, что прошло уже порядочно времени, а молодого сыщика так и не поймали. Поразмышляв, Нат Пинкертон окончательно уверился в том, что Боб продвигается в сторону Порт-Рована.

Пинкертона, как и Боба, привязали к столбу и оставили под присмотром шести человек.

Джон Патрик решил показать этому сыщику. Он втайне всегда боялся, как бы Нат Пинкертон не появился на озере Эри и не взялся за всю его шайку. Хорошо зная о необычайных способностях Пинкертона, постоянно слыша о его успехах, Патрик всегда был в напряжении.

Но теперь негодяй торжествовал, а с ним и вся его шайка.

— О, как мистер Браун обрадуется, когда узнает, что мы устранили самого Ната Пинкертона! — говорил Джон Патрик своим сообщникам. — Через час нам надо сняться с якоря, и там, на середине озера, мы расправимся с этим легавым. Я уже подумал, каким способом отправить его на тот свет; он у нас долго помучается в предсмертном страхе, привязанный к жерлу пушки! Вот тогда мы на него посмотрим!

Разбойники выразили одобрение злодейской выдумке своего главаря громким хохотом. Они немедленно притащили виски, и в каюте Патрика началась дикая попойка в предвкушении предстоящего издевательства над своим врагом.

Так прошло больше часа. Наконец, Патрик приказал поднять якорь, и пароход направился на середину озера. В этот момент послышался двойной гудок моторной лодки, мчавшейся от берега. То был сигнал о грозящей опасности и весьма важных новостях.

Через несколько минут лодка подошла к пароходу. Патрик был вне себя, когда один из прибывших на ней, еще поднимаясь по лестнице, крикнул хриплым от волнения голосом:

— Все пропало! Приближается целая флотилия, чтобы захватить «Примрозу»!

В ответ раздались злобные вопли. Патрик, придя в сильное возбуждение, схватил за горло поднявшегося на борт и начал трясти его.

— Это неправда! Ты врешь! — ревел он в исступлении.

Но это состояние у него продолжалось недолго, он вскоре утих и начал подробно расспрашивать прибывших на лодке разбойников обо всем, что они видели и слышали в Порт-Роване.

— Вперед! Полным ходом! — скомандовал Патрик с налившимся кровью лицом, когда они закончили. — Дальше, на середину озера! Придется пожертвовать «Примрозой», но сначала надо уничтожить Пинкертона! Тащите его к пушкам! Откройте люки и направьте в них жерла! На середину палубы несите динамит со взрывным снарядом! Пускай эти собаки взлетят на воздух, если смогут подняться на «Примрозу»!

Вся шайка разбойников тотчас взялась выполнять указания своего главаря. Нат Пинкертон слышал каждое слово Патрика. Его отвязали от столба и потащили на носовую часть судна, по бокам которого стояло по три пушки.

Расположенные перед ними люки были устроены так хитро, что, когда они были закрыты, их почти невозможно было заметить. Разбойники поспешили их открыть.

Патрик в диком бешенстве набросился на Пинкертона и кулаком нанес ему сильный удар по лицу.

— Это ты во всем виноват, собака! — хрипел он. — Ведь это ты придумал, как завладеть нашей моторной лодкой, и рассказал об этом своему помощнику.

Пинкертон хладнокровно кивнул головой.

— Да, я!

— За это ты поплатишься! — закричал Патрик. — Вперед! Заряжайте пушку картечью! — отдал он команду.

Пинкертон видел, как зарядили пушку.

Злодеи, злобно смеясь, привязали его так, что живот оказался перед самым жерлом.

Когда все приготовления были окончены, в запал вложили фитиль, конец которого спускался на палубу. Патрик, зажигая его, с гадкой усмешкой посмотрел Пинкертону в лицо и сказал с дьявольским злорадством:

— Выстрел будет через несколько минут. Посмотри, как искра поднимается вверх! И если ты сможешь теперь освободиться, я брошу все и повешусь на первой осине!

Потом Патрик крикнул:

— Эй, вы, идем! Всем в лодки! Зажгите фитиль под динамитом! Чтобы через час, когда флотилия подойдет к нам, все взорвалось.

Разбойники, посылая по адресу Пинкертона всякого рода злые насмешки, направились к открытому люку. Патрик шел последним, он, подтащив к люку лестницу, все с той же усмешкой заглянул в него.

— Отправляйся в пекло, собака сыщик! — крикнул он Пинкертону.

Пинкертон смотрел на пламя, успевшее уже подняться до половины высоты пушки, заряженной картечью, которая должна разорвать его тело на куски.

Джон Патрик исчез, как и остальные разбойники, но еще слышны были отдельные возгласы. Наконец раздался шум моторов. Преступники уплыли, бросив «Примрозу» на произвол судьбы.

Нат Пинкертон остался один. Великий сыщик был ошеломлен. Но, собрав волю в кулак, он преодолел охвативший было его страх. Он понимал, что нельзя терять ни секунды, надо быстро сообразить, как найти выход из этого, по-видимому, безвыходного положения.

Горькая улыбка появилась на его крепко сжатых губах: он не видел средств к своему спасению! Пинкертон не сводил глаз с фитиля: огонь уже достиг того места, где шнур касался пушки. Еще четыре минуты — и его разорвет на части…

В отчаянии он со страшной силой рванул связывавшие его веревки, стараясь придвинуть к себе ту петлю, которая надета на дуло пушки и к которой прикреплены его руки, и почувствовал, что это ему может удастся.

Но слишком мало времени у него оставалось, только три минуты — он не сможет освободиться! Негодяи это знали! Он погиб. Мысли Пинкертона путались, он закрыл глаза… Дрожь пробежала по телу, холодный пот выступил на лбу…

Он опять открыл глаза. Пламя находилось в пяти сантиметрах от запала. Еще две минуты, и все будет кончено. В этот страшный момент обычное хладнокровие покинуло сыщика: его пронзила предсмертная судорога.

Еще минута! Он уже находился в состоянии того страшного нервного напряжения, которое близко к помешательству, как вдруг гениальная мысль мелькнула в его голове. Надо плюнуть! Просто сильно плюнуть и потушить таким образом пламя!

Но рот у него весь пересох — слюны не было. О, где же взять какую-нибудь жидкость!

Он вскрикнул… Он все же нашел средство, и к нему вновь вернулось хладнокровие. Не обращая внимания на сильную боль, он стал кусать язык зубами. Рот его моментально наполнился кровью, а в следующий миг сыщик выплюнул красную темную жидкость на запал. И еще раз, и еще раз!

Пламя уже находилось на расстоянии всего одного сантиметра от запала. Взрыв произошел бы через несколько секунд. Но полилась кровь, послышалось легкое шипение, и на месте пламени появилось крошечное облачко белого пара.

Пламя погасло — опасность миновала!

Нат Пинкертон глубоко вздохнул и почувствовал, как тело его наполняется новой силой. Он стал нетерпеливо рвать и дергать во все стороны опутывающие его веревки, пока ему не удалось наконец отодвинуться от пушечного жерла. Вот он уже свободно поворачивается, вот сбрасывает веревку с туловища, а потом освобождает и руки. Он начал действовать с быстротой молнии, крепко сжав губы, чтобы кровь не вытекала изо рта.

Одним прыжком поднявшись наверх, сыщик пробрался через люк на середину судна, схватил подложенный под динамит горящий фитиль и моментально вернулся с ним к заряженной пушке. Он направил ее на плывущие одна за другой лодки, в которых сидели разбойники, потом поднес горящий фитиль к запалу.

Результаты раздавшегося выстрела были потрясающими: две лодки разбились вдребезги и пошли ко дну, у третьей были повреждены руль и винт, и она не могла продолжать свой путь. Раненные и уцелевшие разбойники устремились к ней, чтобы уцепиться за нее, но большинство негодяев были убиты.

Разбойники оказались обезоруженными, и когда через полчаса их стали арестовывать, они сдались без всякого сопротивления.

Ната Пинкертона нашли на «Примрозе» возле пушки — он лежал без чувств. Потеря крови из перекушенного наполовину языка привела к обмороку.

Шестнадцать оставшихся в живых разбойников, в том числе и Патрика, отправили в Эри, где в скором времени все они были преданы суду — вместе с Соломоном Брауном, богатым судовладельцем, который, как подтвердилось, был главным в этой разбойничьей шайке.

Брауна, Патрика и еще нескольких приговорили к смертной казни, остальных, включая и Тома Рейли, — к долгосрочному тюремному заключению.

Нат Пинкертон полностью вылечился от травм, полученных на «Примрозе». Во всех окрестностях озера Эри его славили как героя и освободителя; в честь его и Боба, верного помощника знаменитого сыщика, на побережье были устроены всевозможные празднества.

А потом Нат Пинкертон и Боб вернулись в Нью-Йорк, где их ждали уже новые, не менее интересные и не менее опасные дела.

ГНЕЗДО ПРЕСТУПНИКОВ ПОД НЕБЕСАМИ

Глава I Синий зонтик

В пасмурный осенний день 18… года по Бродвею, главной улице Нью-Йорка, шло двое мужчин, из которых один был до того смешон, что прохожие останавливались и с улыбкой глядели ему вслед.

Невысокого роста толстяк, лет пятидесяти, был одет в светлый, клетчатый костюм и красный, вышитый желтыми цветами жилет, с толстой золотой цепочкой.

На коротких ногах, упрятанных в сапоги с громадными голенищами, звенели шпоры, а на голове красовалась мягкая, широкополая шляпа. Лицо толстяка круглое, бритое, красное, говорило, что этот человек не знал нужды. В правой руке, унизанной дорогими перстнями, он нес невероятной величины зонтик, крытый синей, шерстяной материей, с необыкновенной ручкой, напоминавшей толстый конец дубины.

Владелец этого своеобразного зонтика, по-видимому, не замечал, что его синее чудовище привлекало насмешливые взгляды прохожих, и что порою слышались довольно насмешливые замечания.

Наружность другого мужчины не бросалась в глаза. Головой выше своего товарища, худощавый, с бледным лицом, окаймлявшимся черной бородой, он был одет в простой, темный костюм, а в руке держал солидную трость.

Он и не думал потешаться над своим спутником, привыкнув к эксцентричностям приятеля, которого ценил и уважал.

Когда они дошли до Цедар-стрит, толстяк вдруг остановился.

— Стой, Джоэ Риджерс! — воскликнул он. — Вот мы и дошли! А чтобы попасть на Западную улицу, придется свернуть, вероятно, на запад!

— Правильно, Джон Сеймур! — ответил худощавый. — На углу Цедар-стрит и Западной улицы находится тот «небоскреб», в двадцать четвертый этаж которого ты намерен подняться.

Они завернули на Цедар-стрит и вскоре дошли до цели.

Там возвышалось так называемое «Строение Западной улицы», одно из удивительнейших зданий, которых теперь в Нью-Йopке много и которые народ прозвал «небоскребами». Они строятся таким образом: сначала возводится остов из стальных и железных балок, высотою в несколько сот футов, а затем заделывается и облицовывается мрамором, гранитом, камнем или кирпичом.

В этих «небоскребах» нет жилых квартир; они сверху до низу заняты многочисленными конторами, в которые попадают при посредстве подъемных машин.

— Я подожду тебя внизу, Джон! — сказал Джоэ Риджерс, когда они остановились у подъезда.

— Хорошо! Да пройдем-ка вон в тот ресторанчик напротив! Я, предварительно, тоже хочу хватить рюмочку, и после зайду за тобой сюда же. А если дело состоится, то мы уже как следует вспрыснем его!

Джон Сеймур взял приятеля под руку и потащил на другую сторону улицы, в ресторан. У буфета они выпили по рюмке, а затем сели у одного из столиков.

Сеймур пошарил у себя в боковом кармане, достал номер «Вечерней Почты», и ткнул пальцем, в очеркнутое синим карандашом, объявление, гласившее:

ПРОДАЮТСЯ:

две, красиво расположенные, фермы, в окрестностях Гундингтона, штат Пенсильвания. Цена умеренная, условия выгодны. Подробности у уполномоченного агента, Иосифа Гартона, «Строение Западной улицы», 24-ый этаж, комната № 224, в Нью-Йорке.

Джон Сеймур прочитав объявление, записал номер конторы агента Иосифа Гартона, затем сложил газету и сказал:

— Видишь ли, дорогой Джоэ, я ужасно рад, что снова сделаюсь фермером! Оно, конечно, весьма приятно, им вдоволь денег, ничего не делать и жить беззаботно. Но работать все-таки следует! Бездельничая целыми днями, является дурное настроение, недовольство и… видишь, уж я начал брюзжать! Когда же у меня будет ферма, я снова оживу, и ко мне вернется прежняя веселость и жизнерадостность!

Положив газету в карман он поднялся с места, заботливо взял свой зонтик и сказал:

— Думаю, что через полчаса я вернусь!

— Буду ждать, тебя! — ответил Риджерс и взял какой-то журнал.

Он посмотрел Джону Сеймуру вслед, пока тот не скрылся в подъезде громадного здания, а затем погрузился в чтение.

Так незаметно прошел целый час.

Риджерс взглянул на часы.

— Черт возьми! Прошел час с лишним, а Джон все еще не возвращается! Длинные же они там ведут переговоры.

Он потребовал еще кружку пива и, не отрывая глаз, смотрел на подъезд < <небоскреба», у которого непрерывно толпился народ.

Его приятель, Сеймур должен был выйти оттуда с минуты на минуту.

Но минуты проходили, а Сеймур не появлялся.

Наконец Джоэ Риджерс расплатился, вышел из ресторана и стал ходить, взад и вперед, у подъезда, тщетно ожидая возвращения приятеля!

Он снова взглянул на часы. Прошло уже три часа с тех пор, как тот вошел в «Строение Западной Улицы».

— Уж не случилось ли с ним чего-нибудь? — подумал Риджерс.

С этой целью, он вошел в подъезд и, по одной из многочисленных подъемных машин, поднялся в 24-ый этаж, помня номер комнаты, куда отправился Джин Сеймур.

Пройдя по длинным коридорам, он, наконец, нашел комнату № 224. На двери была прибита маленькая медная дощечка с надписью: «Иосиф Гартон, агент».

Джоэ постучался и открыл дверь.

Он очутился в светлой комнате. Справа, за письменным столом, сидел стройный, хорошо одетый мужчина, с темными усами. Слева стояла конторка, за которой занимался бледный молодой человек, с бритым лицом.

Рядом с письменным столом, стояло кресло с широкой спинкой предназначавшееся для посетителей.

При входе Джоэ, стройный мужчина в усах поднялся ему навстречу и вежливо спросил:

— С кем имею честь говорить? Чем могу служить?

При этом он отвесил низкий поклон.

— Вы мистер Гартон? — спросил Джоэ Риджерс.

— Да, это я!

— Видите ли, я пришел, чтобы справиться, не здесь ли мой приятель, м-р Джон Сеймур?

— М-р Сеймур? — как бы припоминая, спросил Гартон.

— Вы должны помнить его! — сказал Джоэ. — Он заходил нисколько часов назад, чтобы переговорить с вами, относительно приобретения фермы в Пенсильвании, о которой помещено объявление в «Вечерней Почте!»

Тут обернулся конторщик.

— Вероятно, вы говорите о господин, в светлом клетчатом костюме? — спросил он.

— Вот, вот! Именно о нем я и говорю!

— Теперь я припоминаю! Извините, но за эти последние часы у меня перебывало столько посетителей, что я не могу сразу припомнить каждого в отдельности! Верно, верно, — это был м-р Джон Сеймур! Вы ищете его?

— Конечно! Он до сих пор не вышел из этого здания, а ведь я его ожидаю уже часа три!

— Быть не может! Этот господин пробыл у меня не более получаса, дело не состоялось, и он сейчас же ушел. Он говорил, что у него есть еще другие дела в Нью-Йopке!

Вдруг взгляд Джоэ упал в угол между, письменным столом и окном. Там стоял большой, синий зонтик.

Риджерс тотчас же громко и уверенно воскликнул:

— Я вам не верю! М-р Сеймур здесь! Вы только не хотите признаться в этом!

— Послушайте! — вскипел Гартон. — По какой причини я стану обманывать вас?

— Я вижу, вон тот, зонтик! Джон Сеймур хранить его, как старое семейное достояние и никогда не оставил бы его здесь! Если он куда-нибудь уходит, то прежде всего, вспоминает о зонтике и, за долгие годы моего знакомства с ним, не бывало, чтобы он, хоть раз, забыл свой зонтик! Скажите же мне, наконец: где мой приятель?

— Я уже сказал вам, что он ушел!

— Я не верю вам!

— И не нужно! Какое мне дело до вашего Джона Сеймура? Неужели вы думаете, что этот смешной толстяк настолько мне нравится, что я захочу завладеть им?

Но Джоэ Риджерс не поддавался.

— Но зонтик! — твердил он. — Зонтик! Джон никогда не забывает своего зонтика! Скорее провалится небо!

Агент похлопал своего служащего по плечу:

— Что вы на это скажете, Билл Эверет?

— Что же я могу сказать? — осклабясь, ответил тот. — Глупая история, больше ничего!

— Вот именно! Но позвольте, мистер, если вы уверены, что ваш приятель так высоко ценит этот зонтик, он наверно, вернется за ним! Может быть, вы пока присядете?

И Иосиф Гартон указал рукой на кресло, с высокой спинкой, стоявшее рядом с письменным столом.

Джоэ сильно волновался и им, почему-то, овладело непонятное недоверие к агенту и его служащему.

— Нить! — резко произнес он. — Я уйду! С моим приятелем случилось какое-нибудь несчастье! Может быть полиции удастся выяснить это дело!

— Вы никак угрожаете мне? — воскликнул Гартон и со свирепым видом, подошел к Джоэ, яростно сверкнув глазами.

— Зачем мни грозить вам? — возразил Риджерс. — У меня нет для этого основания! Дайте мне зонтик!

— Нет, зонтика я вам не дам! Если хотите, ждите здесь вашего приятеля!

И Гартон схватил Риджерса за пиджак, пытаясь усадить в кресло.

Но Джоэ вырвался и пошел к двери.

— Подождите! — в один голос крикнули ему вслед Гартон и Эверет, но Джоэ уже успел открыть дверь и выйти.

— За ним! — прошипел агент.

Эверет моментально схватил шляпу и побежал за Риджерсом, который, в это время, входил в подъемную машину, чтобы спуститься.

Джоэ и не подозревал, что Эверет незаметно стал следить за ним.

Глава II В смертельной опасности

Джоэ Риджерс немедленно направился в полицейское управление. Он не предполагал преступления, но склонялся к тому, что с Джоном Сеймуром произошло какое-нибудь несчастие.

Если бы он не знал хорошо своего чудака-приятеля и его детского, иной раз доходившего даже до смешного, уважения к синему зонтику, переходившему в семьи Сеймура от отца к сыну, то конечно, не стал бы так беспокоиться. Но Джоэ прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях.

Он уже подходил к зданию полицейского управления и собирался перейти улицу, как из-за угла появился автомобиль и Джоэ остановился, на краю тротуара, чтобы пропустить его.

В этот момент, за спиной Джоэ пробежал какой-то человек и нанес ему в спину, как бы нечаянно, такой удар, что тот споткнулся, упал на мостовую и очутился перед колесами автомобиля.

Шофер, однако, не потерял присутствия духа. Тотчас же сообразив в чем дело, он моментально затормозил.

Автомобиль остановился, успев, однако, протащить Джоэ Риджерса на протяжении нескольких метров; когда несчастный поднялся, кровь сочилась у него из нескольких ран, а костюм был испачкан и местами изорван.

Джоэ обернулся, чтобы посмотреть кто его толкнул. Но, разумеется, в толпе, сразу окружившей место происшествия, не мог найти виновника несчастного случая.

Шофера ни в чем нельзя было упрекнуть; Джоэ Риджерс поблагодарил его за осмотрительность и разъяснил в дело полисмену, который собирался арестовать шофера.

Тот же полисмен проводил Джоэ Риджерса в ближайшую аптеку, где он умылся и наложил пластыри на раны, которые, к счастью, оказались неопасными. После этого Риджерс отправился в полицейское управление.

Полисмен проводил его в кабинет инспектора Мак-Коннэля, сидевшего за письменным столом и беседовавшего с каким-то, энергичным на вид, пожилым господином с бритым лицом.

Когда Джоэ Риджерс вошел, инспектор сказал своему собеседнику:

— Простите, одну минутку!

— Сделайте одолжение! — ответил тот. Это был знаменитый нью-йоркский сыщик Нат Пинкертон.

— Будьте добры, подойдите ближе! — обратился Мак-Коннэль к Джоэ Риджерсу. — По какому делу вы явились?

Джоэ подошел к столу, неловко поклонился и проговорил:

— Меня зовут Джоэ Риджерс, я сегодня утром прибыл сюда из Спрингфильда, вместе с моим приятелем, Джоном Сеймуром! Джон живет в Спрингфильде лет восемь, проживая доходы, так как прежде имел ферму. Теперь ему надоело сидеть без дела, он искал себе занятий и решил опять купить ферму, чтобы снова заниматься хозяйством! Вчера вечером мы прочли в «Вечерней Почте» объявление: какой-то агент, Иосиф Гартон, проживающий в 24-ом этаже «Строения Западной улицы», предлагает две фермы в Пенсильвании близ Гундингтона. Джон сейчас же решил войти с ним в переговоры. Он взял с собой наличными деньгами десять тысяч долларов, на случай если бы пришлось дать задаток.

— Для чего же это? — вставил тут Нат Пинкертон. — Ведь он, предварительно, должен был посмотреть, что это за фермы, стоят ли они назначенной цены и так далее! Сразу ему вовсе не нужно было денег?

— Это так, но, у Джона свои причуды, о которых я вам потом расскажу, против них не действуют никакие убеждения! Он заупрямился на том, чтобы сейчас же совершить купчую, а уж раз ему пришла в голову такая мысль, так тут ничего не поделаешь!

— Теперь поступок Сеймура становится понятным. Ну, а что же дальше произошло с вашим приятелем?

— Он исчез, да при таких обстоятельствах, которые заставляют думать, что с ним произошел несчастный случай!

И Джоэ Риджерс рассказал, со всеми подробностями, дело: как он напрасно прождал в ресторане, как, наконец, поднялся на 24-й этаж «небоскреба» и как вошел к агенту Иосифу Гартону.

Упомянув о зонтик и передав дословно свою беседу с Гартоном, он, наконец, проговорил:

— Вам это, пожалуй, будет смешно, господа, но факт что Джон Сеймур ни при каких обстоятельствах не расстается со своим зонтиком! Я уверен, он скорее согласился бы потерять тысячу долларов, чем этот громадный синий зонтик, с которым еще его мать ходила с фермы в город во время дождя! Но и помимо этого обстоятельства, свидетельствующего, что с Джоном Сеймуром произошло нечто необычайное, есть еще один очень важный факт: Джон не заставил бы меня напрасно ждать в ресторане, он всегда исполнял свои обещания, а меня ценил высоко, как своего лучшего друга. Будь у него еще какие-нибудь дела, он обязательно сказал бы мне об этом.

Инспектор Мак-Коннэль отнесся к рассказу с явным недоверием. История с зонтиком показалась ему нелепой, и он не замедлил высказать это.

— Может быть, м-р Сеймур, все-таки, передумал! — сказал он. — Вероятно, заметив, что люди смеются над его синим чудовищем, он нарочно оставил его у агента, чтобы никогда больше не явиться за ним!

— Этого быть не может! — решительно заявил Джоэ.

— А почему же нельзя предположить, что у Сеймура все-таки были дела в город, в которые ему не хотелось посвящать даже своего лучшего друга? — продолжал Мак-Коннэль. — Мне кажется, м-р Риджерс, вы напрасно беспокоитесь и, вернувшись в Спрингфильд, застанете там вашего приятеля в вожделенном здравии!

Джоэ Риджерс энергично покачал головой.

— Это вам так кажется, потому что вы его не знаете! — возразил он. — Вы иначе бы заговорили, если бы бывали с ним вместе как я!

Нат Пинкертон внимательно прослушал весь разговор.

— Знаете ли, м-р Мак-Коннэль, — сказал он. — Это дело меня интересует! Позвольте мне еще кое о чем спросить м-ра Риджерса!

— Сделайте одолжение, м-р Пинкертон! — ответил инспектор, пораженный тем, что сыщик интересуется случаем, казавшимся ему не заслуживающим внимания.

А Джоэ Риджерс воскликнул:

— Как? Вы — м-р Пинкертон? Знаменитый сыщик?

— Да! — коротко ответил Пинкертон. — Но вернемся к Делу!

Джоэ с уважением и удивлением смотрел на Ната Пинкертона, которого видел в первый раз, но о котором слышал очень много.

— Теперь все выяснится, и я узнаю, что сталось с моим другом! — воскликнул он. — Когда вы окажете мне содействие, все будет хорошо!

Нат Пинкертон помолчал и затем сказал:

— Прежде всего должен вам заметить, что я, м-р Рид-жерс, вполне согласен с вашим взглядом на это дело!

— Вот видите! — воскликнул взволнованный Джоэ. — Вы, значит, прекрасно поняли все, что я хотел сказать!

— Именно! И вывел из этого свои заключения! Впрочем, ваша беседа с агентом Гартоном, кажется, закончилась далеко не миролюбиво?

— Почему вы так думаете? — спросил удивленный Джоэ.

— Потому, что вижу на вас несколько легких ран, недавно перевязанных!

— Это случилось не у Иосифа Гартона! — возразил Джоэ и рассказал о несчастном случай с автомобилем.

Пока он говорил, сыщик несколько раз кивал головой и многозначительно улыбался.

— Значить, вас сильно ударили в спину! — сказал он. — А не показалось вам, что вас ударили нарочно?

— Этого не смею сказать! — ответил Джоэ. — Я даже не видел того, кто меня ударил! Да и кому было нужно нарочно толкать меня под колеса автомобиля? Врагов у меня нет, а в Нью-Йорке и вообще-то никто меня не знает!

— Однако, агент Иосиф Гартон имел же основание питать к вам вражду! Наверно, он угрожал, когда вы уходили от него?

— Так-то оно так, но не станет же он покушаться на мою жизнь?

— А если предположить, что он над вашим другом совершил преступление?

Джоэ Риджерс вздрогнул.

— Преступление? Быть может, убийство? — вырвалось у него.

— Это мы увидим! Так или иначе, я расследую это дело, оно мне кажется очень серьезным!

Инспектор Мак Коннэль своим ушам не верил. Ему никогда и в голову не пришло бы, что тут скрывается преступление, а, тем более, что в «Строении Западной Улицы», в течение дня всегда царило большое оживление.

— Вы долго еще остаетесь в Нью-Йорке? — спросил сыщик.

— Собственно говоря, мы собирались уехать сегодня же, — ответил Джоэ Риджерс. — Но теперь я останусь, пока не узнаю, что случилось с моим приятелем!

—А где вы думаете остановиться?

— Я всегда останавливался в гостинице «Метрополь» на 29-ой улице!

— Отлично, так и отправляйтесь туда, но будьте осторожны: вашей жизни постоянно угрожает опасность!

Джоэ Риджерс сжал свои сильные кулаки.

— Пусть тронут! — воскликнул он. — Я никого не боюсь!

— Самый сильный и отважный человек не может защищаться, застигнутый врасплох! — заметил Пинкертон. — До свидания, м-р Риджерс! Я немедленно приступлю к розыскам Джона Сеймура и не премину известить вас, как только что-нибудь узнаю. Когда вы будете выходить, всегда оставляйте в гостинице сведения, куда именно вы направились!

— Обязательно, м-р Пинкертон!

Джоэ Риджерс попрощался и ушел. Пинкертон тоже встал и, обращаясь к инспектору, торопливо проговорил:

— Боюсь, м-р Мак-Коннэль, что мы натолкнемся на ужасные преступления! Я сейчас же пойду следом за этим господином, он, действительно, в опасности! Вспомните, что вы мне давеча говорили! За последнее время к вам неоднократно поступали заявления об исчезновении разных лиц, и вам ни разу не удалось напасть на какой-нибудь след! До- свиданья!

Сыщик удалился, оставив полицейского инспектора в весьма понятной тревоге.

Глава III Старый посыльный

Выйдя из здания полицейского управления, Джоэ Риджерс с Мульбери-стрит пошел на Бовери, затем завернул на Третье авеню и дошел до 29 улицы, на которой находилась гостиница «Метрополь», где он хотел остановиться. Он зорко оглядывался по сторонам, памятуя предостережения Пинкертона, но нигде не заметил никого, кто бы следил за ним или преследовал.

И все-таки за ним крался Билл Эверет, служащий агента Иосифа Гартона, да так искусно, что Джоэ решительно ничего не замечал.

Эверет страшно обозлился, когда увидел, что Джоэ Риджерс входит в полицейское управление; он сталь терпеливо ждать возвращения преследуемого, в одной из подворотен противоположной стороны улицы.

Когда Риджерс возвращался один, Билл ехидно улыбнулся, предполагая, что в полиции постарались отделаться от посетителя и пошел вслед за ним, постоянно оглядываясь. По-видимому, он не совсем успокоился и предполагал, что за Риджерсом идет полицейский, но никого не увидел; он окончательно успокоился, не обращая внимания на то, что делается за его спиной, сосредоточив всю бдительность на идущем впереди человеке. Он, в свою очередь, не заметил, что за ним по пятам шел Пинкертон.

Билл Эверет мнил себя в полнейшей безопасности, когда вслед за Джоэ Риджерсом дошел до подъезда гостиницы «Метрополь». Он прошел немного дальше, по той же улице, затем вернулся и зашел в подъезд гостиницы.

Ему навстречу вышел швейцар.

— Вам угодно комнату?

— Нет, мне надо поговорить с одним господином, высокого роста, с темной бородой, который вошел сюда минуть пять назад.

— Вы, вероятно, говорите о м-ре Джоэ Риджерсе?

— Кажется, это он и есть!

— Тогда будьте добры, потрудитесь подняться к нему наверх, № 82, на третьем этаже!

Эверет кивнул головой и быстро поднялся по лестнице. Он с удовольствием заметил, что кругом никого не было. В коридоре третьего этажа он остановился и стал прислушиваться.

Не услышав ничего подозрительного, он пошел к номеру 82 по мягким дорожкам, заглушавшим шум шагов.

Постояв немного, он постучал в дверь.

— Войдите! — послышалось из комнаты.

Билл Эверет быстро вошел и закрыл за собою дверь. Джоэ Риджерс без пиджака и жилетки стоял над умывальником.

Он сразу узнал служащего агента и тотчас же спросил далеко не любезным тоном:

— Что вам нужно?

— М-р Джон Сеймур, поручил мне сообщить, что он ожидает вас в конторе моего патрона! Вскоре, после вашего ухода, он пришел за зонтиком!

Джоэ изумился, но потом вдруг отскочил на шаг и крикнул:

— Ложь! Оставьте меня в покой с вашими выдумками!

— Нет, это правда! — уверял Эверет, опуская при этом правую руку в карман.

— Вы такой же негодяй, как и ваш патрон! — кипятился Джоэ. — Вы воображаете, что можете меня провести!

Эверет насмешливо расхохотался.

— Откуда вы узнали, что я живу здесь? — продолжал Джоэ.—Ведь я об этом ни слова не говорил у вас в конторе? Вы, значит, выследили меня? Теперь я догадываюсь, кто толкнул меня с тротуара под автомобиль! Это сделали вы, негодяй!

Эверет вдруг вытащил из кармана револьвер.

— Да! — воскликнул он. — Это сделал я! Зачем отпираться! А теперь, м-р Риджерс, я завершу план, который начал, но не докончить — я вас пристрелю на месте!

Билл Эверет стоял спиной к двери и не заметил, как кто-то бесшумно отворил ее.

Джоэ побледнел, как полотно.

— Негодяй! — скрежетал он. — Что я вам сделал дурного?

— Это мое дело! Так вот, я сейчас же выстрелю вам в самое сердце!

— Нет, Билл Эверет, вы этого не сделаете! — послышался вдруг могучий голос. Вместе с тем, чья-то рука протянулась через плечо преступника и выхватила револьвер.

Звереть отшатнулся, обернулся и в ужасе уставился на мужчину, который смотрел на него пронизывающим взором.

— М-р Пинкертон! — радостно воскликнул Джоэ Риджерс. — Вы вовремя пришли!

— Пинкертон? — дрожащим голосом повторил Билл Эверет. — Нат Пинкертон?!

Сыщик быстро подошел к растерявшемуся преступнику и наложил на него наручники. Тот не сопротивлялся, загипнотизированный взглядом Пинкертона.

— Не скажете ли вы теперь, где находятся м-р Джон Сеймур? — спросил сыщик.

— Я… Я не знаю этого! — заплетающимся языком проговорил Эверет.

— Вы прекрасно знаете! Сознайтесь лучше, что вы, вместе с вашим патроном Иосифом Гартоном. совершили преступление, ограбив Сеймура!

—Нет, нет! Мы ничего подобного не делали! Это неправда! — крикнул Эверет, к которому постепенно стала возвращаться его наглость.

— Я сумею уличить вас обоих! — заявил сыщик. — И не миновать вам электрического стула!

Эверет заскрежетал зубами. Страх его перешел в бешеную ярость.

— Отпустите меня! — заревел он. — За что вы заковали меня? Я не совершил никакого преступления!

— А покушение на убийство м-ра Джоэ Риджерса?

— Это… я шутил! На самом деле у меня и в мыслях не было убивать м-ра Риджерса! Я не способен на такое злодеяние!

— Что за негодяй! — воскликнул Джоэ, возмущенный его наглостью.

Нат Пинкертон злобно ухмыльнулся.

— Не волнуйтесь, м-р Риджерс, не стоит! Этого господина, за его «шуточки», мы отправим за решетку, а его почтенный патрон в скором времени разделить туже участь, затем им предоставят почетные электрические стулья!

Пинкертон, не обращая внимания на брань и угрозы Эверета, попросил Джоэ Риджерса сходить за закрытой каретой, чтобы доставить своего пленника в полицию, не возбуждая ничьего любопытства. Для него было важно, чтобы Иосиф Гартон не узнал об аресте своего служащего.

У Пинкертона еще не было доказательств виновности преступников, хотя он, конечно, не сомневался что негодяи ограбили и убили Джона Сеймура.

Несмотря на попытки к сопротивлению и яростные протесты, Билл Эверет должен был сойти вниз и сесть в карету.

На допросе у инспектора Мак-Коннэля, он держал себя крайне вызывающе и нагло.

Но инспектор не волновался, а, спокойно улыбаясь, заявил:

— Я посажу вас сначала на несколько недель на хлеб и на воду в одиночную камеру, Билл Эверет! Надеюсь, это подействует и, если вы научитесь вежливости и скромности, мы возобновим наш разговор!

Мак-Коннель сделал знак двум здоровенным полисменам, которые схватили Эверета и отвели в тюрьму. Затем инспектор выразил сыщику свое удивление, по поводу, столь быстро, достигнутого им, успеха, которым Пинкертон был обязан исключительно своей сообразительности.

Сыщик не замедлил принять дальнейшие меры и привести свой план в исполнение. Ему хотелось, чтобы агент Иосиф Гартон своим поведением сам выдал, было ли им совершено преступление или нет.

Пинкертон поспешил к себе на квартиру и, там преобразившись в обыкновенного посыльного, через полчаса вышел на улицу в синей блузе и с бляхой на картузе. В этом человек с багровым от водки носом и тупым выражением лица, никто не у знал бы сыщика.

Он отправился на Цедар-стрит, вошел в «Строение Западной улицы», поднялся по подъемной машине в 24-ый этаж и, пройдя нисколько коридоров, очутился у № 224.

Он постучал в дверь.

— Войдите! — послышалось изнутри.

Пинкертон открыл дверь, покачиваясь переступил порог и остановился, тупо оглядывая комнату. Притворившись пьяным, он зорко осмотреть обстановку.

Он заметил, что рядом с конторой находилось еще помещение, вход в которое было завещано темно-зеленой портьерой.

При входе посыльного, Гартон, сидевший за письменным столом, поднял голову и с недоумением взглянул на него.

— Мое почтение! — глупо улыбаясь поклонился сыщик, снимая с головы картуз.

— Что вам угодно? — спросил агент.

— Я пришел по поручению… Ну и высоконько же вы поместились! — прервал посыльный сам себя, заглядывая в окно.

— К делу, к делу!.. У меня нет времени! — отозвался Гартон.

Но подвыпивший посыльный, очевидно, любил поболтать.

— И не страшно вам тут? — спросил он.

Агент не выдержал и вскочил из-за стола.

— Довольно болтать! — вскричал он. — Зачем вы пришли?

— За одной драгоценной вещичкой! — лукаво подмигнул посыльный.

Брови Гартона наморщились и он пристально взглянул на сыщика, который превосходно играл свою роль.

— Помните смешного толстяка, который к вам заходил утром? — продолжал посыльный.

Агент вздрогнул. Смутное подозрение мелькнуло у него в голове.

— Какого толстяка? — спросил он.

— Да с огромным синим зонтиком, который он забыл у вас…

— У меня никто ничего не забывал!

При этом взгляд Гартона невольно скользнул по портьере, завешивавшей дверь в соседнее помещение. Нат Пинкертон заметил его взгляд и придумал план действий.

— Не разрешите ли вы мне присесть? — спросил он. — Я сегодня с утра на ногах и чертовски устал!

— Садитесь! — буркнул агент, в души очень довольный таким оборотом дела и указал на кресло.

Посыльный грузно опустился в него и заговорил:

— Меня послал м-р Джон… Джон… вот забыл как его фамилия!..

— Сеймур!.. — невольно вырвалось у Гартона.

— Вы знаете его?

— Нить, но вы уже второй, который приходить справляться о нем!.. — выпутывался агент и с этими словами стал медленно подходить к письменному столу. Он уже собрался нажать какую-то кнопку, как посыльный вскочил с кресла.

— Он велел потребовать у вас его зонтик!

— Вы надоели мне! — вскричал Гартон. — Убирайтесь вон!

Он сделал несколько шагов к посыльному, но тот не струсил и стал в свою очередь наступать на него, таким образом, что агент очутился спиной к дверям с портьерой.

— Без зонтика мне не приказывали возвращаться! — кричал посыльный. — Может быть он у вас там? — указал он рукой на портьеру.

Гартон, предполагая, что посыльный хочет его ударить, сделал шаг назад, нечаянно оборвал портьеру и, запутавшись в ней, упал прямо на дверь кабинета, которая, под тяжестью его тела, открылась. Сыщик увидел там несколько ящиков, в каких обыкновенно перевозятся клади. Возле одного из них стоя и синий зонтик.

— Вот он! — вскричал посыльный, хватая его. — Как же вы уверяли, что не знаете ни м-ра Джона Сеймура, ни его зонтика? Как погляжу, вы большой руки плут!..

В этот момент Гартон поднялся с пола и выхватил револьвер.

— Ты не выйдешь отсюда! — вскричал он, побагровев от злости. — Ты не посыльный, ты—шпион!

— Много чести! — ответил сыщик, стоя на пороге двери кабинета. — Не волнуйтесь! Теперь я получил зонтик и мне больше нечего делать у вас. До приятного свидания!..

— Оставь зонтик! — орал агент. — Или я убью тебя, как собаку!

— Ну, это еще вилами по воде писано! — ответил посыльный.

— Лучше кончим добром!.. Я сосчитаю до трех и тогда…

— Все-таки ничего не выйдет!.. — рассмеялся сыщик.

Гартон не опускал руки с револьвером.

— Раз! Два!

На этом он и кончил. Пинкёртон с быстротой молнии выхватил оружие у агента, не ожидавшего такого нападения и нанес ему такой удар, что тот упал навзничь, сзади одного из ящиков.

Взяв синий зонтик, Пинкертон на пороге двери обернулся.

— Револьвера я не отдам! — проговорил он, все еще заплетающимся языком полупьяного посыльного. — Вы очень опасный господин! Надо будет предостеречь товарищей.

С этими словами он вышел и с треском захлопнул за собою дверь.

Дрожа от злости, Гартон поднялся с пола.

— Тут что-нибудь да не так! — пробормотал он, выходя в контору. — Мне даже кажется, что этот мерзавец вовсе не посыльный! Но я буду настороже! Доказательств никаких нет! А когда вернется Эверет, я вместе с ним и Гаргамом обсужу, что предпринять против врагов, и мы выйдем победителями!

Нат Пинкертон, в это время опускавшийся на подъемной машине, улыбаясь, думал:

— Этот негодяй ужасно глуп! Будь он умнее, то без разговоров отдал бы мне зонтик, а он, вместо этого сам себя выдал! Ведь Гартон отлично знает, что Джон Сеймур не мог прислать за зонтиком, а потому… Погоди милейший! Теперь я тебя скоро поймаю!

Иосиф Гартон тщетно ждал возвращения своего служащего, но это его не слишком беспокоило. Он знал, что Билл умён и хитер и не допускал возможности, что тот сделает глупость, которая приведет его в тюрьму. Он полагал, что Эверет выслеживает Джоэ Риджерса и не отстает, чтобы не дать ему возможности донести полиции о происшедшем. Гартон ни секунды не сомневался, что Билл Эверет будет искать и найдет случай совершенно избавиться от Джоэ Риджерса; это было бы вполне в духи самого Гартона.

С наступлением сумерек к Гартону снова явился посетитель: здоровенный ломовой в синей блузе и кожаном передник с грубым отталкивающим лицом, но агент встретил его, как доброго знакомого.

— Добрый вечер, Фреди Гаргам! — приветствовал он его. — Отлично сделал, что пришел! Как дела? Покончил ли ты с последним делом?

— Разумеется! Никто ничего не увидал! Очень уж было смешно, когда всплеснула вода!

— Ты, вероятно, явился за деньгами!

Ломовой почесал затылок.

— Да уж что говорить! Недурно бы получить несколько сотенных!

Гартон вынул бумажник и передал Гаргаму пять билетов по сто долларов, которые тот, не моргнув глазом, спрятал в карман.

— Что дальше? Есть еще работа на сегодняшний вечер?

— Возможно, что будет, наверно, пока не могу сказать, так как не знаю, явится ли кто-нибудь по моему новому объявлению! — с отвратительным смехом ответил Гартон. — А теперь ты слушай, что случилось!

Агент пододвинул своему посетителю ящик с сигарами и извозчик, с видимым удовольствием, закурил. Затем, откупорив бутылку вина, Гартон взял две рюмки из стенного шкафа и наполнил их до краев. Собеседники чокнулись.

Агент рассказал ломовому обо всем, что случилось, подробно остановившись на посещении посыльного, но Гаргам не разделял опасений агента.

— Чепуха! — проговорил он. — Тут ничего такого нет! Этот посыльный, наверно, был прислан приятелем Сеймура, причем ему поручили сказать, что он приходить от имени самого Сеймура! Тебе бы сразу отдать ему зонтик, это было бы правильнее! Ну, да тут уж ничего не поделаешь! Я не думаю, чтобы это причинило нам неприятность. Во всяком случае, приятель Сеймура еще не был в полиции, иначе Билл Эверет давно бы вернулся!

Гартон стал успокаиваться.

— Ты можешь остаться здесь! — проговорил он. — Если кто-нибудь придет, пройди в кабинет, и в случай чего сейчас его и возьмешь с собой!

— Ладно! Недурно, если бы опять представилось маленькое дельце! — проворчал извозчик и откинулся на спинку кресла.

Когда около девяти часов вечера в коридоре раздались шаги, ломовой юркнул в темный кабинет, сорванную портьеру которого агент успел опять прикрепить на место.

Глава IV Между небом и землей

Нат Пинкертон отправился прежде всего к себе домой, откуда он, еще когда переоделся посыльным, телефонировал своему помощнику Бобу Руланду, каким делом он занимается.

Переодевшись, сыщик вошел в кабинет, Боб последовал за ним туда же.

— Как дела, начальник?

— Сегодня вечером мы поработаем вместе, Боб!

— В «Вечерней почте» опять помещено объявление агента Иосифа Гартона! — сообщил Боб и подал Пинкертону газету.

Сыщик с любопытством прочитал объявление, которое Боб очеркнул синим карандашом.

«За бесценок продается совершенно новый восьмиместный автомобиль, фабрики Демлинг, в 60 сил. Был заложен. Уполномоченный агент Иосиф Гартон, «Строение Западной Улицы», 24-ый этаж, комната 224».

— Великолепно! — заметил Пинкертон. — Вот этого мне только и надо! Теперь я могу надеяться, что мне удастся этого негодяя посадить за решетку еще сегодня вечером!

— Вы собираетесь пойти к нему в роли покупателя автомобиля?

Сыщика подумал немного и сказал:

— Нет, это я поручу тебе, Боб! Сам я буду наблюдать за вашими переговорами и, в нужный момент, появлюсь!

— Но вам будет трудно наблюдать через дверь! — заметил Боб.

Пинкертон улыбнулся.

— Да я и не собираюсь делать этого.

Боб удивленно взглянул на своего начальника.

— А как же иначе?

— Кроме дверей, существуют, я думаю, окна.

Боб покачал головой.

— Это совершенно невозможно, м-р Пинкертон! Каким образом вы доберетесь снаружи до окна комнаты, расположенной на 24-м этаже «небоскреба»?

— Очень просто! — ответил Пинкертон. — Я влезу на крышу и спущусь оттуда на канате с перекладиной до окна, а если тебе удастся, в нужный момент, открыть его, то моментально влезу в комнату!

— Это немыслимо! Слишком уж рискованно!

— Наше занятие вообще сопряжено с большим риском, милейший Боб! Кажется, я побывал уже и в более опасных положениях!

— А если с улицы снизу, увидят прохожие? Они поднимут тревогу!

Пинкертон покачал головой.

— Раньше девяти часов мы не примемся за дело, а в это время на Западной улице и на Цедар-стрит бывает сравнительно мало народу, и вряд ли кому-нибудь придет в голову посмотреть наверх! Надо же нам в данном случае понадеяться, что нам немного повезет!

Боб Руланд знал, что никакие возражения не изменят решения начальника, и перестал возражать.

— А как мне нарядиться? — спросил он.

— Да нарядись хотя бы разбогатевшим мясником, который хочет воспользоваться случаем дешево купить хороший автомобиль!

— Отлично! — ответил Боб и скрылся.

Спустя полчаса, он появился, в светлом костюме и галстуке, на жилете болталась толстая часовая цепочка, на руках сверкали бриллиантовые кольца, а на голове модный цилиндр.

Всему этому изяществу совершенно не соответствовала красная, блестящая физиономия и красные же руки, по которым можно было судить о профессии их обладателя.

Нат Пинкертон испытующим взглядом посмотрел на своего помощника.

— Грим тебе удался! — проговорил он одобрительно. — И надо надеяться, что негодяй Гартон не возымеет подозрений!

Затем Пинкертон подошел к своей железной кассе.

— Автомобиль Демменга новый в 60 сил, да на восемь мест, можно купить не дешевле, как тысяч за двенадцать! Гартон же, вероятно, продаст тысяч за восемь–десять! Возьми вот десять тысяч долларов, фальшивыми билетами! Помнишь, нам полиция оставила их на память, когда мы поймали шайку фальшивомонетчиков!

Пинкертон положил фальшивые, весьма искусно сделанные банковые билеты, в бумажник, передал его Бобу и взглянул на часы.

— Теперь восемь часов, — сказал он. — Тебе придется еще немного повременить!

— Ах, я еле могу дождаться, когда можно будет взяться за этого господина!

Пинкертон достал из своей кладовой длинный и крепкий канат, на конце которого имелась петля с перекладиной.

— Теперь наши приготовления закончены! — сказал он. — Да, вот еще что, Боб: если агент тебе предложить сесть на кресло, с высокой спинкой, ни под каким видом не садись! Если же никак уж нельзя будет избежать этого, то следи внимательно за каждым движением Гартона и, как только заметишь что-нибудь подозрительное, моментально вскакивай с места!

— Слушаю, начальник!

— Я полагаю, что у Гартона, кроме арестованного Билла Эверета есть еще и второй сообщник!

— Почему вы так думаете, начальник?

— Сужу по ящикам, которые стояли в кабинете рядом с конторой. В них, по всей вероятности, увозятся убитые этими негодяями жертвы! А такую работу не исполнит ни сам Иосиф Гартон, ни Эверет!

— Да, это возможно! Значить мы, пожалуй, будем иметь дело с двумя противниками!

— Было бы недурно, если бы мы застали их вместе и сразу обоих поймали! — заметил Нат Пинкертон.

Сыщик вышел из дому в половине девятого и направился прямо к «Строению Западной улицы». Там, на подъемной машине, поднялся прямо на самый верх и, по узенькой лестнице, взобрался на плоскую крышу.

Кругом стояла темнота, внизу же виднелся слабый свет бесчисленных уличных фонарей. Небо было покрыто белыми облаками.

Прежде, чем Пинкертон вошел в «небоскреб», он рассчитал, где должно находиться окно конторы Иосифа Гартона, на 24-м этаже. В этом окне виднелся еще свет, тогда как другие конторы, по-видимому, уже закрылись и в двух этажах лишь несколько окон были освещены.

Сыщик подошел к краю крыши и заглянул вниз, в зияющую бездну, осторожно спустил перекладину на канате до середины окна конторы Иосифа Гартона, прикрепив верхний конец каната к низким перилам, окаймлявшим крышу.

Сыщик, переждав сильный порыв ветра, переступил перила и взял канат в обе руки.

Ноги его очутились в воздухе. С поразительным хладнокровием и спокойствием он соскользнул вниз и повис над страшной бездной. Внизу лежала улица, и немногочисленные прохожие казались сверху маленькими точками.

Никто не смотрел наверх, да если бы и взглянул, то вряд ли увидел сыщика, висевшего на головокружительной высоте.

Наконец Пинкертон очутился как раз перед окном конторы Гартона.

* * *

Боб Руланд поднялся в 24-ый этаж, разыскал № 224 и постучал в дверь. Услыхав приглашение агента, молодой сыщик вошел и вежливо поклонился.

— Я имею честь говорить с м-ром Иосифом Гартоном? — спросил он.

— Да! Чем могу служить?

— Меня зовут Вилльям Камбелль, я мясник, мои лавки, по большей части, за городом! Вы меня извините, что я прихожу так поздно, но, знаете, деловой человек вечно занять!

Агент кивнул головой.

— Пожалуйста, садитесь!

— Покорнейше благодарю, — ответил Боб. — Дайте немного постоять! Насиделся уж в экипаже да в вагоне железной дороги!

— Как угодно! — с любезной улыбкой отозвался Гартон. — Так в чем же, собственно, дело?

Боб вынул из кармана последний номер «Вечерней Почты» и ткнул пальцем в объявление.

— Вы объявили о продажи автомобиля, фабрики Демлинга, в 60 сил?

— Совершенно верно!

— Автомобиль еще не продан?

— Нет! Вам угодно приобрести его?

— Я был бы не прочь, так как давно собираюсь купить себе такую штуку! Наверно, при вашем посредстве, автомобиль будет стоить дешевле, чем на фабрике?

— Конечно! Ведь это продажа случайная! Автомобиль совершенно новый, на нем еще не ездили! Владелец только что купил машину, как ее описали за долги и кредитор, чтобы получить свои деньги, поручил мне продажу!

— А какая ему будет цена?

— Девять тысяч долларов!

— А нельзя ли его посмотреть?

Агент пожал плечами.

— Сегодня не придется; он стоить за городом, в сарае, на 72-ой улице, вам придется пожаловать завтра!

— Видите ли, если это хороший автомобиль…

— Смею вас уверить, что он превосходен! Если хотите, я выдам вам обязательство, принять автомобиль обратно и вернуть уплаченные деньги, если только вы найдете хотя бы малейший недостаток!

Боб почесал затылок.

— Я, собственно говоря, неохотно покупаю вещи, которых не видел своими глазами! Так я поступаю всегда, даже со скотом, покупая для убоя, — я не куплю ни свиньи, ни быка, пока хорошенько не осмотрю их!

— Ну, в данном случае дело обстоит нисколько иначе! А деньги вы захватили?

Мнимый мясник сделал презрительную гримасу.

— Господи! Несчастные девять тысяч долларов у меня всегда найдутся!

Он вынул туго набитый бумажник, раскрыл его и дал агенту налюбоваться на банковые билеты.

Глаза Гартона засверкали, в них отравилась неимоверная жадность. Он охотно бы вырвал бумажник из рук своего посетителя.

— Я посоветовал бы вам приобрести этот автомобиль! — проговорил он хриплым голосом, садясь за письменный стол и отыскивая бланк задаточной расписки. — Вы пожалеете, если откажетесь! Сегодня вечером или завтра утром может явиться другой покупатель и вырвет его у вас из-под носа! Ну что же? Покупаете или нет?

Мясник подумал немного и потом сказал:

— Ладно! Я вам верю! Раз вы говорите, что автомобиль новый и не имеет недостатков, пусть будет по-вашему!

Торжествующая улыбка пробежала по лицу агента.

— Садитесь, пожалуйста! — сказал он. — Я сейчас составлю запродажную!

Но Боб не садился.

— Благодарю вас! — ответил он. — Я постою!

В этот момент что-то снаружи ударило в окно. Иосиф Гартон, побледнев как полотно, вскочил, выхватил револьвер и направил его на Боба.

— Предатель! — проскрежетал он, а затем крикнул. — Фреди Гаргам!

— Иду! — раздалось в ответ, и из кабинета выскочил ломовой извозчик.

— Сторожи этого мерзавца, пока я не вернусь! Если он попытается бежать — пристрели его.

У Гаргама в руке тоже был револьвер. Он прицелился в Боба и крикнул:

— Руки вверх!

Боб не успел достать своего револьвера и потому должен был повиноваться, а Гартон выбежал из комнаты.

Боб и извозчик стояли лицом к лицу. Гаргам разразился злобным смехом.

— Этого ты никак не ожидал! — воскликнул он. — Теперь пришел тебе конец, и твои доллары перейдут из твоего бумажника к нам!

— Посмотрим, — отозвался Боб и хладнокровно улыбнулся.

Он выжидал момента, когда внимание преступника будет чем-нибудь отвлечено, твердо рассчитывая, что такой момент скоро наступить.

Тем временем Нат Пинкертон уселся на перекладину поудобнее и уперся ногами в карниз окна. Стекла изнутри были затянуты занавесами, но сквозь узкие щели сыщик все-таки мог видеть, что делается в комнате.

Пинкертон прижался лицом к стеклу и вдруг услышал над собою хриплый смех. Он взглянул наверх. В окне 25 этажа появилось, искаженное злорадством, лицо агента, который в этот момент протягивал к канату руку, вооруженную длинным ножом.

— Эй, вы там! — крикнул он. — Счастливого пути!

Нат Пинкертон моментально понял грозившую ему опасность. Гартон собирался перерезать канат, чтобы сыщик полетел вниз, на мостовую.

Пинкертон думал не больше одной секунды и избрал единственное, оставшееся ему, средство спасения. Обоими кулаками он разбил окно, не обращая вниманья на кровь, брызнувшую из порезов.

Затем, просунув руку, открыл задвижку. Окно распахнулось и в тот самый момент, когда Гартон перерезал канат, Пинкертон вскочил в комнату.

Боб уже успел повалить Фреди Гаргама. Когда стекла треснули, кучер испуганно посмотрел на окно. Это-то его и погубило! Боб моментально вырвал у него револьвер и свалил на пол.

Пинкертон, не говоря ни слова, выскочил из конторы в коридор и по лестнице взбежал в следующий этаж. Гартон, как раз собирался скрыться за поворотом коридора, но Пинкертон настиг его и ударом кулака сбил с ног.

Спустя нисколько минуть оба негодяя лежали связанные в помещении конторы и Пинкертон принялся за осмотр кресла с высокой спинкой.

Оказалось, что оно было соединено электрическими проводами, с током высокого напряжения для подъемных машин здания. Если кто-либо сидел в этом кресле, Гартон, при помощи скрытого в письменном столе рычага, мог включить ток и моментально убить несчастного.

Этим путем негодяй, вместе со своим помощником, Биллом Эверетом, убил беднягу Джона Сеймура, а до него еще трех других, которых тоже заманил к себе объявлениями. Ломовой, Фреди Гаргам, укладывал трупы в ящики, вывозил их и выбрасывал в каком-нибудь уединенном месте, в реку Гудзон.

Иосиф Гартон и Билл Эверет оба сели на электрический стул, а Фреди Гаргама приговорили к пятнадцатилетнему тюремному заключению. Он не дожил до истечения срока наказания, спустя полгода скончавшись в тюрьме от чахотки.

ПИСЬМО С ТРЕМЯ КРЕСТАМИ

Глава I Письмо до востребования

В один ненастный осенний вечер знаменитый сыщик Нат Пинкертон, зашедший по какому-то делу в почтовую контору в Нью-Йорке, заинтересовался странным на вид молодым человеком, высокого роста, в длинном черном плаще, в широкополой шляпе, надвинутой на брови и наполовину закрывавшей лицо поразительной бледности.

Отличавшийся необыкновенной наблюдательностью, сыщик окинул его пытливым взглядом. Ему еще никогда в жизни не приходилось видеть такого бледного лица, какое было у незнакомца: вряд ли подобная бледность могла быть естественной.

Повинуясь предчувствию, Пинкертон стал следить за подозрительным субъектом. Тот тихими, кошачьими шагами направился к отделению, где выдавалась корреспонденция до востребования.

— Скажите, пожалуйста, нет ли письма для М. К. 713? — спросил он вполголоса.

Чиновник порылся в ящике и, найдя письмо, выдал его молодому человеку, который торопливо сунул его в карман и той же кошачьей походкой вышел из почтовой конторы.

На улице тускло горели фонари; в двух шагах ничего нельзя было разобрать из-за сильного дождя, сопровождаемого пронизывающим до костей ветром. Неизвестный поднял воротник плаща и, не подозревая, что за ним наблюдают, остановился под ближайшим фонарем, который под порывами ветра ежеминутно грозил погаснуть, достал полученный в почтовой конторе пакет и вскрыл его.

Нат Пинкертон стоял почти за спиной у него.

Неизвестный, не успев прочесть и нескольких строк, глухо вскрикнул, зашатался, словно от удара, и с перекошенным лицом, широко раскрыв глаза, уставился на письмо.

Так как он держал письмо прямо перед собой, под светом фонаря, Нат Пинкертон, осторожно заглянув через его плечо, успел заметить, что вместо подписи там стояло три креста.

Больше, однако, ему ничего не удалось подсмотреть: незнакомец увидел сыщика и, пробормотав какое-то проклятие, скомкал письмо и быстро сунул его в карман.

Нат Пинкертон не торопясь пошел дальше, как будто дело его вовсе и не касалось, спокойно завернул за ближайший угол налево, но тут остановился и стал выжидать.

Поведение неизвестного показалось ему в высшей степени подозрительным, и он решил понаблюдать за ним.

Незнакомец все еще стоял под фонарем, тяжело дыша, но Пинкертон ясно видел, как его бледное лицо исказилось страшной гримасой, а рука в кармане сжимала скомканное письмо, точно оно представляло какое-то драгоценное сокровище.

Несколько минут, несмотря на все усиливающийся ветер и дождь, неизвестный простоял неподвижно, а затем, погрозив кому-то в пространство кулаком, повернулся и быстро пошел своей странной походкой, точно к чему-то подкрадываясь. Он прошел всю улицу Парк-Роу, завернул на Катем-сквер и, дойдя до угла Катарине-стрит, вдруг исчез в старом пятиэтажном доме № 85.

Тотчас у подъезда появился Нат Пинкертон и последовал за неизвестным.

При входе горела керосиновая лампа, тускло освещая длинный темный коридор с деревянной лестницей, ведущей наверх.

Неизвестного нигде не было; вероятно, он скрылся в подвале, так как за короткий промежуток времени, который прошел до появления здесь сыщика, он никак не мог успеть подняться даже на первый этаж.

Нат Пинкертон прислушивался около каждой двери, потом вышел на улицу, посмотрел, нет ли света в каком-нибудь окне; но все они были темны, а в доме по-прежнему стояла тишина.

В конце концов сыщик прекратил поиски. Правда, незнакомец казался подозрительным, однако определенных фактов, кроме странной бледности и письма, подписанного крестами и, быть может, содержащего какое-нибудь роковое для него известие, у сыщика не было.

Пинкертон отправился к себе домой, решив не упускать из виду таинственного дома № 85 на Катарине-стрит.

Бледный молодой человек заинтересовал сыщика, предчувствовавшего, что ему еще придется с ним встретиться. Но он и не подозревал о том, как скоро это случится.

В шесть часов утра Ната Пинкертона разбудил звонок телефона, стоявшего в спальне. Сыщик схватил трубку.

— Нат Пинкертон! Кто говорит? — спросил он.

— Инспектор Мак-Коннел! Здравствуйте, мистер Пинкертон! Скажите, пожалуйста, вы сегодня чем-нибудь заняты?

— Здравствуйте, Мак-Коннел! Нет, пока еще ничем. Я вам зачем-нибудь нужен?

— Да! Ночью произошло таинственное убийство на третьем этаже дома № 79 на 41-й Западной улице! Жертва злодеяния — молодой человек по имени Джон Фельдор. Преступник обставил дело так, что на поверхностный взгляд можно предположить самоубийство.

— Через двадцать минут, мистер Мак-Коннел, я буду к вашим услугам.

— Благодарю вас, мистер Пинкертон!

Сыщик повесил трубку, наскоро оделся и отправился на 41-ю улицу. В доме № 79 были меблированные комнаты, преимущественно занятые иностранцами.

Убитый, Джон Фельдор, оказался англичанином.

Пинкертон поднялся на третий этаж и в коридоре, покрытом коврами, застал нескольких полисменов. Дверь одной из комнат была широко открыта, и на ее пороге сыщик столкнулся с полицейским инспектором Мак-Коннелом.

— Хорошо, что вы пришли, мистер Пинкертон! Меня пугает это дело, опять какая-то загадочная история!

Нат Пинкертон оглядел комнату. Это была спальня, убранная очень элегантно. К ней примыкала гостиная, обставленная чрезвычайно изящно. Дорогие картины и другие произведения искусства свидетельствовали, что убитый, занимавший эти комнаты, вероятно, обладал и состоянием, и хорошим вкусом.

Труп Джона Фельдора обнаружили на постели. Это был молодой человек лет двадцати пяти, со спокойно застывшим лицом и крепко сжатыми губами.

В правой руке, лежавшей поверх одеяла, был зажат револьвер, левая свешивалась с кровати. Пуля прошла через висок навылет.

Сыщик внимательно посмотрел на труп и спросил:

— Каким образом вы пришли к убеждению, что тут не самоубийство?

— Это установил полицейский врач! — ответил инспектор.

— И совершенно правильно, — добавил Пинкертон. — Если предположить самоубийство, то нельзя не удивиться, до чего самоубийца ловко прицелился. Пуля прошла сквозь голову и вошла в стену.

— Полицейский врач, — продолжал Мак-Коннел, — нашел положение руки, держащей револьвер, неестественным. Тогда мне пришла идея достать из стены пулю, что было нетрудно сделать, так как она вошла неглубоко. И вот тут-то мы и установили, что пуля выпущена из револьвера другого калибра.

— Это доказательство достаточно убедительно! Но ведь и в этом револьвере не хватает одного заряда.

— Совершенно верно. Убийца — для большего правдоподобия — выстрелил и из него.

— И несомненно в камин! — сказал сыщик, который, подойдя к камину, сунул в него голову и посветил электрическим фонариком.

— Разве никто в доме не слышал выстрелов?

— Нет. При сильном шуме ветра, свирепствовавшего прошлой ночью, они ускользнули от внимания жильцов.

— Имя убитого, кажется, Джон Фельдор?

— Да. Больше о нем ничего неизвестно.

— Кто содержит эти комнаты?

— Вдова Анна Клеменс. Я уже допросил ее, но из показаний нельзя вывести никаких заключений. Она знает только, что мистер Джон Фельдор, богатый англичанин, поселился у нее три месяца назад. Он часто уходил из дому, любил развлечения, но никогда не говорил ничего, что касалось его личной жизни. Особое пристрастие он питал к изящным искусствам и нередко приносил домой новые картины и другие произведения искусства, которые вы видите здесь в таком большом количестве.

— Неужели миссис Клеменс совсем не знает, где молодой человек бывал?

— Я знаю только, что он иногда ходил в Стар-клуб! — послышался в эту минуту голос миссис Клеменс, добродушной седой старушки, вошедшей в комнату.

Пинкертон поклонился хозяйке и назвал себя.

— В Стар-клуб? — переспросил он. — Где он помещается?

— На 58-й улице, в доме № 245.

— У мистера Фельдора были там друзья?

— Не знаю. Сюда он не приводил ни одного знакомого, да и его никогда не спрашивали.

— Когда мистер Фельдор был последний раз в клубе?

— Недели три назад. До этого он каждую неделю бывал там по несколько раз.

— А куда он еще ходил, вы не знаете?

— Он часто посещал театры, но какие — тоже не могу сказать. Он вообще любил веселиться, но никогда об этом не рассказывал. Иногда он целыми часами просиживал у себя в комнате и писал необыкновенно длинные письма.

— Вы отправляли их когда-нибудь?

— Нет, он всегда посылал их сам.

— И адреса на них вам не приходилось видеть?

— Никогда!

— Какие марки наклеивались на эти письма?

— Всегда пятицентовые.

— Значит, письма посылались куда-то в Америку. Для Англии требуются десятицентовые, — сказал Пинкертон. — В молодом человеке было что-нибудь особенное, обращавшее на него невольное внимание?

— Нет!.. А впрочем… он часто выглядел грустным. Когда по утрам я, бывало, приносила ему в комнату завтрак, то нередко заставала его сидящим за письменным столом, ничем не занятым, погруженным, по-видимому, в тяжелое раздумье. Раз я даже заметила у него на глазах слезы!

— А вы никогда не спрашивали, что так сильно огорчает его?

— Раз спросила, но он так огрызнулся, что я больше никогда не рисковала. Да и вправду, какое мне дело?

— Скажите, пожалуйста, часто мистер Фельдор получал письма или деньги?

— Нет, очень редко. Вначале я недоумевала, на что, собственно говоря, он существует, но однажды нашла на столе чековую книжку банка «Унион». Очевидно, он перевел свой капитал из Англии сюда и по мере надобности брал деньги с текущего счета.

— Из какого именно города приехал мистер Фельдор?

— Из Лондона.

— Гм. Надо будет навести там справки. Может быть, через посредство банка «Унион» нам удастся собрать более точные сведения о таинственной личности мистера Джона Фельдора. Благодарю вас, миссис Клеменс! Пока мне больше не о чем вас спрашивать.

После этого сыщик принялся за тщательный обыск. Он начал с убитого, потом осмотрел кровать и наконец с лупой в руке дюйм за дюймом исследовал весь иол.

Особенное внимание он обратил на камин: среди истлевших углей он увидел пепел сожженной бумаги и, пошарив в золе, вскоре нашел в ней уцелевшую часть письма.

Едва только он взглянул на слова, которые еще можно было прочесть на полуобгоревшей бумаге, как вскочил, пораженный до такой степени, что невольно вскрикнул:

— Что это? Да это немыслимо! Просто не верится!

Инспектор Мак-Коннел взял протянутую ему бумагу и прочел:

«.......................... будь проклят

  ....................... убийца Артура

  .................................. Повелла.

  ...................................... + + +».

Инспектор Мак-Коннел недоуменно покачал головой, а Нат Пинкертон сразу же до мельчайших подробностей припомнил случившееся с ним накануне.

Не найденное ли в камине письмо так испугало неизвестного с мертвенно-бледным лицом? Три креста доказывали это с почти непреложной очевидностью, да и слова обгоревшего письма вполне соответствовали странному поведению бледного человека: недаром он пришел в такое сильное волнение.

Неужели незнакомец и был убийцей?

— Я пока еще ничего не могу сказать, мистер Мак-Коннел, однако странное приключение со мною, не далее как вчера вечером, кажется мне связанным с совершенным здесь преступлением. Пока у меня нет никаких доказательств, но я почти не сомневаюсь в этом! Быть может, завтра я дам необходимые разъяснения и покажу вам таинственного убийцу Джона Фельдора!

С этими словами Нат Пинкертон взял шляпу, простился с инспектором и немедленно отправился на Катарине-стрит.

Глава II Неприятный жилец

Через некоторое время сыщик стоял перед тем мрачным домом, до которого накануне провожал незнакомца с бледным лицом, после того как тот получил письмо, подписанное тремя крестами.

Войдя в темный подъезд, сыщик прежде всего подошел к небольшой двери, за которой раздавалось негромкое постукивание. Он открыл ее и оказался в мастерской сапожника, усердно занимавшегося своей работой у тусклого окна.

Увидев незнакомого, хорошо одетого господина, старичок посмотрел на него с некоторым удивлением. Должно быть, нечасто заходили к нему такие посетители, вот почему он поторопился встать и вежливо поклонился.

— Чем могу служить? Может быть, джентльмен желает заказать себе пару новых туфель? Товар у меня самый хороший, первый сорт!

Нат Пинкертон не без сожаления взглянул на старика, которому, вероятно, давно никто ничего не заказывал, и, повинуясь какому-то внезапному порыву, присел на деревянную табуретку.

— Снимите-ка с меня мерку. Надоели мне эти готовые ботинки, хочется, наконец, иметь удобную обувь.

Обрадованный сапожник сейчас же принялся за дело. Пока он снимал мерку, Пинкертон заговорил с ним.

— Кажется, в этом доме живет молодой человек по имени… — он сделал вид, что припоминает. — Не могу припомнить! — сказал он наконец.

— На каком этаже он живет? — спросил сапожник.

— Если не ошибаюсь, в подвале. Вы, вероятно, его знаете. Он всегда ходит в темном плаще и широкополой черной шляпе. Лицо у него необыкновенно бледное.

— А, вы говорите об иностранце, который живет у вдовы Старлерс! Он актер, его имя Адамс.

— Адамс? Да, да, кажется, так! Он актер, вы говорите? Где же он играет?

— Не могу вам сказать. Вдова Старлерс и сама не знает этого. Он никогда об этом не говорил, да и вообще он какой-то неразговорчивый, скрытный. У него много всякого рода масок и костюмов. Иногда он уходит из дому среди ночи, а возвращается только на рассвете! Вдова Старлерс была бы рада, если б могла отделаться от этого неприятного жильца.

— А как вы думаете, Адамс дома?

— Может быть. В это время он обычно еще лежит в постели.

— А у него всегда бледное лицо?

— Бледное? Напротив, у него румянец во всю щеку! Только иногда, когда он, как я вам уже говорил, отправляется на представление, где играет роль духа, то покрывает свое лицо густым слоем белил.

— Странный человек. Все это вы узнали от вдовы Старлерс?

— Да. Она каждый день приходит ко мне поболтать часок-другой.

— И что же, этот Адамс хорошо и аккуратно платит?

— До сих пор всегда платил в срок. Да и вообще он, кажется, живет довольно хорошо.

— Может быть, у него есть родственники в Нью-Йорке или в каком-либо другом городе Соединенных Штатов?

— Этого тоже не могу сказать. Он о своих семейных обстоятельствах никогда не говорил.

— Не упоминал ли он когда-нибудь имени Артура Повелла?

— И об этом я ничего не знаю. Да вы лучше поговорите с самой вдовой Старлерс. Попросить ее, чтобы она пришла сюда?

— Я был бы вам очень благодарен.

Сапожник, закончив снимать мерку, отправился к вдове Старлерс, которая занимала квартиру, расположенную слева по коридору и выходившую окнами во двор. Через минуту он вернулся с ней. Это была старушка, одетая просто и опрятно, производившая приятное впечатление.

— Вы хотите расспросить меня относительно моего жильца? — сейчас же начала она. — Вы, вероятно, из полиции? Он, должно быть, совершил какое-нибудь преступление? О, я всегда предполагала нечто подобное!

— Отчего же вы это предполагали? — осведомился сыщик.

— Да оттого, что Адамс какой-то странный. Эти вечные отлучки куда-то по ночам всегда пугали меня. Несколько раз я видела, когда он уходил: лицо у него тогда бывало белое, как снег! Ходит он тоже как-то странно, крадучись. Он как-то сказал мне, что на сцене всегда играет мошенников, и при этом засмеялся таким неприятным, страшным смехом, что я даже испугалась!

— Сейчас он дома?

— Да, спит. До самого обеда всегда валяется в постели!

— А еще что-нибудь особенное о нем вы можете мне рассказать?

— Иногда он говорит у себя в комнате каким-то страшным, глухим голосом, точно из могилы. У меня мороз проходит по коже каждый раз, когда я его слышу! Как-то я даже сказала ему, чтобы он оставил это, но он ответил, что учит роль и что мне придется с этим примириться. Так он и продолжает делать свои страшные упражнения!

— А улавливали вы в них какой-нибудь смысл?

— Связной речи я никогда не слышала. Он что-то бубнит о смерти, о неотвратимом суде Божьем, о небесной каре, которая постигает каждого преступника.

Нат Пинкертон задумался.

— Боюсь, что он слишком хорошо играет свою роль мошенника, только не в театре, а в жизни! Не знаете ли, миссис Старлерс, есть у него здесь какие-либо родственники?

— Не знаю.

— И имени Артура Повелла тоже никогда от него не слышали?

Лицо старушки сразу просветлело.

— Артур Повелл? Как же, как же, слышала! Погодите, когда же это было? Ах, да! Имя Артура Повелла он произнес несколько раз именно тогда, когда делал свои упражнения.

— Каким же тоном он произносил это имя?

— Насколько помню, глухим, угрожающим.

— Прекрасно! Знаете, мне все-таки хотелось бы поговорить с этим мистером Адамсом. Проводите меня к нему, миссис Старлерс. Он запирается у себя в комнате?

— Да!

— Все равно, это не помешает. Постучите к нему и скажите, что вам необходимо с ним переговорить, а вместо вас войду я.

— Хорошо, так и сделаю. Не правда ли, вы из полиции? О Боже мой! Какой ужас, если этот Адамс в самом деле преступник! Еще, пожалуй, и меня, бедную старуху, заподозрят! Горемычная я, в самом деле!

— Будьте совершенно спокойны, миссис Старлерс. С вами ничего не случится. Одного взгляда на ваше честное лицо достаточно, чтобы понять, что вы порядочная женщина! Мастер, поскорее сделайте мне сапоги. Вот вам пять долларов задатку. А пока никому не говорите о том, что я у вас был.

Старик-сапожник с довольной улыбкой спрятал щедрый задаток и заверил сыщика, что сошьет ему прекраснейшие прочные сапоги.

После этого Пинкертон пошел за вдовой в ее квартиру. Войдя в маленькую темную переднюю, миссис Старлерс подошла к двери слева и постучала.

— Мистер Адамс! — позвала она.

Вместо ответа сначала послышался громкий зевок.

— Что такое? — спросил наконец заспанный голос.

— Мне необходимо с вами переговорить. Откройте.

— Лень вставать. Если хотите, можете сказать через дверь!

— Да дело очень важное!

— Так что ж такое! Скажите в нескольких словах. Если оно мне покажется важным, я вам открою.

— Нет, я так ничего не могу сказать!

— Так подождите, пока я встану к обеду, а теперь не мешайте мне!

— Не говорите больше ничего, миссис Старлерс, — шепнул Нат Пинкертон. — Идите в кухню и хорошенько хлопните дверью, чтобы он слышал, что вы ушли.

Старушка исполнила желание сыщика, а Нат Пинкертон наклонился и, заглянув в замочную скважину, убедился, что ключа в ней нет. Тогда он достал свои отмычки и с изумительной ловкостью принялся за работу, не производя ни малейшего шума.

Адамс, лежавший в постели, не слышал ни единого звука. Только когда замок щелкнул, он приподнялся и резко крикнул:

— Кто там у дверей?

— Я! — сказал Пинкертон, переступив порог комнаты, убранной просто, но чисто и красиво.

Адамс сидел в постели и широко раскрытыми глазами смотрел на неизвестного ему посетителя. Сыщик сразу же узнал в нем незнакомца, которого накануне провожал из почтовой конторы, поскольку тот вызвал у него подозрения.

Актер с проклятьем вскочил с постели.

— Черт возьми, что это значит? Что вам здесь нужно? Как вы смеете взламывать дверь и врываться в чужую комнату?

— У меня к вам очень важное дело, — ответил Нат Пинкертон, прикрывая за собой дверь.

Адамс смотрел на сыщика глазами, полными ужаса и, подозревая, что дело это не может быть ему особенно приятным, крикнул с нескрываемой досадой:

— Не хочу я ничего слушать! С людьми, которые таким образом проникают ко мне, я не желаю иметь никакого дела!

— Мало ли чего вы не желаете, мистер «Адамс», хотя я мог бы вас назвать и настоящим именем, потому что знаю его!

Лицо актера так и перекосилось:

— Что вам нужно? Меня зовут Адамс, и никакого другого имени у меня нет!

Сыщик презрительно улыбнулся.

— Я уже говорил вам, что знаю ваше настоящее имя. Но теперь — к делу! Знаете ли вы, кто меня послал?

Это было сказано необыкновенно решительно, даже грозно, и Адамс, который успел уже кое-как одеться, обеими руками схватился за спинку стула, точно собирался ударить им непрошеного гостя.

— Черт возьми! Я уже говорил вам, что не желаю иметь с вами дел! Убирайтесь вон и скажите тому, кто вас послал, чтобы он пришел сам, если ему что-нибудь от меня нужно!

— Это невозможно. Мистер Артур Повелл не может прийти сам!

Имя Артура Повелла ошеломило актера так, точно его ударили обухом по голове. Он вздрогнул и отшатнулся.

— Это неправда! — прохрипел он после минутной паузы. — Вас послал не Повелл!

— А отчего бы нет? — насмешливо спросил Нат Пинкертон. Сыщик был убежден, что говорит о человеке уже мертвом.

— Артур Повелл не знает, что я здесь.

— Нет, знает!

— Он тяжко болен?

— Очень тяжко.

— А какое же вы мне принесли от него известие?

— Он велел вам сказать, чтобы вы навестили его как можно скорее.

— Откуда он узнал, что я вернулся?

— Этого я не знаю. Так как мне приказали сообщить вам об этом как можно скорее, а вы не желали открывать, то я вошел без разрешения. Ну-с, так каков же ответ? Придете вы к мистеру Повеллу?

— Да, приду, сегодня же! Скажите ему, что я приду непременно!

— Прекрасно! Мистер Повелл будет очень рад. Только я попрошу вас написать, что вы придете, а то мистер Повелл, пожалуй, не поверит мне.

— Скажите старику, что говорили со мной лично!

— Нет уж, лучше напишите. Ведь у вас на письменном столе есть все, что нужно. Напишите записку.

Адамс проворчал что-то себе под нос, но сел и стал писать. Пинкертон стоял за его спиной и глядел через плечо. Адамс писал:

«Зайду к тебе в течение сегодняшнего дня или, во всяком случае, никак не позже завтрашнего утра. До свидания! Тогда же получишь и объяснение, почему я остался здесь.

Твой…»

Здесь Адамс остановился.

— Подписывайтесь, — сказал Нат Пинкертон.

— Нет, не нужно, Повелл хорошо знает мой почерк.

— Так подпишите хотя бы буквы «М. К.»

Актер вздрогнул и бросил на сыщика полный ненависти и страха взгляд. Он опять пробормотал что-то невнятное, но все-таки поставил произнесенные сыщиком буквы и вручил записку Пинкертону.

— Ну, надеюсь, теперь вы довольны?

— Нет уж, как хотите, а придется вам вложить записку в конверт и написать адрес. Не стану же я, в самом деле, подавать мистеру Повеллу какую-то бумажку!

— Но ведь это совершенно излишне!

— У приличных людей так не принято.

— Ну, Бог с вами!

Адамс достал конверт и надписал: «Мистеру Артуру Повеллу, Нью-Йорк».

— Пожалуйста, полный адрес! — сказал сыщик.

— Но…

— Без всяких «но», полный адрес!

Актеру снова пришлось повиноваться. Злобно стиснув зубы, он прибавил: «76-я улица, Запад 456».

Тут только сыщик принял письмо и сунул себе в карман.

— Я сейчас же отнесу это мистеру Повеллу, — сказал он. — Старый джентльмен будет очень рад, что вы согласились прийти!

Адамс ничего не ответил, только бросил на уходившего сыщика злобный взгляд; но когда Пинкертон уже подошел к двери, актер вдруг позвал его обратно.

— Вот что. Кто вы, собственно такой? Каким это образом вы вдруг стали посланником мистера Повелла?

— Это вышло случайно, — спокойно ответил Пинкертон.

— Вы служите у него?

— Нет. Я только очень хорошо знаком с ним.

— А каково состояние здоровья мистера Повелла?

Сыщик загадочно улыбнулся, но ответил совершенно хладнокровно:

— При данных обстоятельствах — хорошее!

— Я буду очень рад снова увидеть его. Скажите, что я приду непременно!

Сыщик раскланялся и вышел. В передней он остановился и, вырвав листок из своей записной книжки, особым, только ему и его помощнику понятным шифром написал Бобу Руланду на частную квартиру, прося его немедленно же отправиться на Катарине-стрит и зорко следить за неким Адамсом, мнимым актером, живущим в № 85, у вдовы Старлерс.

Затем сыщик снова зашел в мастерскую сапожника и попросил его немедленно доставил записку по адресу, сам же отправился на 76-ю улицу, взяв экипаж, чтобы попасть туда как можно скорее.

Глава III Важный разговор

Дом № 456 на 76-й улице представлял собою небольшую, построенную в новейшем стиле виллу, в которой престарелый и очень богатый мистер Артур Повелл жил совсем один.

Маленькое изящное здание производило чрезвычайно приятное впечатление и отделялось от улицы небольшим хорошеньким садиком.

Пройдя этот садик, Пинкертон предварительно остановился и внимательно оглянулся вокруг. Он должен был считаться с тем, что этот Адамс, может быть, последовал за ним, желая убедиться, действительно ли он идет к мистеру Повеллу. Но нигде не было ни души: зоркий глаз сыщика непременно заметил бы преследователя, если бы тот был где-нибудь поблизости.

Успокоившись, Нат Пинкертон поднялся по ступеням к подъезду и позвонил. Ему открыла горничная.

— Мне необходимо видеть мистера Артура Повелла.

— Разве вам не известно, что мистер Повелл очень болен?

Нат Пинкертон удивился. Значит, Артур Повелл жив, и в подписанном тремя крестами письме слова: «Проклятье тебе — убийце Артура Повелла!» не соответствовали истине.

Он был действительно поражен, но сейчас же оправился и сказал с настойчивой решительностью:

— Мне необходимо видеть мистера Повелла во что бы то ни стало! Я пришел по делу, от которого, быть может, зависит его жизнь! Доложите обо мне немедленно. Вот моя визитная карточка.

Сыщик передал свою карточку, и горничная пошла доложить о нем.

Через минуту она вернулась и попросила сыщика войти в гостиную. Здесь Пинкертон встретил пожилого, элегантно одетого господина, который назвал себя доктором Вестманом, — это был домашний врач хозяина дома.

Он вежливо поклонился сыщику, радуясь, что имеет случай познакомиться с великим мастером сыскного дела.

— Странно! — заметил он. — Ваше появление в этом доме укрепляет во мне одно предположение, которое я до сих пор никому еще не решился высказать.

— А именно? — спросил сыщик.

— Над мистером Повеллом, изнемогающим от тяжкой болезни, совершается какое-то систематическое издевательство.

— А конечная цель этого?

— Смерть Артура Повелла!

— Какой болезнью страдает мистер Повелл?

— С ним случилось два удара — следствие страшного испуга. Он частично разбит параличом и требует самого заботливого ухода. Его организм ослаблен до крайности.

— Не хотите ли мне рассказать…

— Пожалуйста, пройдите в комнату мистера Повелла. Мне кажется, будет лучше, если он сам сообщит вам о том, что вы хотите от него услышать. Я, собственно, никого не хотел допускать к нему, но, заметив, как радостно засияло лицо мистера Повелла, когда он прочитал ваше имя на карточке, разрешил вас допустить к его постели. Уже одно сознание того, что вы находитесь здесь, ободрит больного и произведет благотворное действие. Он может говорить с вами только шепотом, но вы поймете его, и я надеюсь, что после разговора с вами у него хоть немного пройдет то удрученное состояние духа, от которого он так сильно страдает. Эта почти полная апатия особенно способствует ухудшению его здоровья.

— Ну-с, посмотрим, — заметил сыщик. — Я, со своей стороны, разумеется, сделаю все, что от меня зависит.

— Еще один вопрос, мистер Пинкертон. Что привело вас сюда? Вы только подозреваете, что здесь имеет место преступление, или знаете наверняка?

— Я знаю наверняка и пришел с тем, чтобы мне помогли обнаружить злодея и предать его заслуженному наказанию!

— В таком случае от души желаю вам успеха, мистер Пинкертон! Пойдемте. Мистер Повелл, вероятно, уже с нетерпением ждет вас.

Врач пошел вперед, а сыщик за ним. Спальня больного, убранная довольно приятно и богато, находилась на первом этаже.

Артур Повелл, старик с почтенным, обрамленным совершенно седыми волосами лицом, встретил вошедшего сыщика взглядом, полным тоскливого ожидания. Па его восковом, осунувшемся лице выступил чуть заметный румянец, когда сыщик, которому он протянул руку, подошел к постели.

— Мистер Пинкертон?

— Да, это я, мистер Повелл.

— Хорошо, что вы пришли. Ваше присутствие внушает мне некоторую надежду. Я уже совершенно поддался отчаянию и тоске.

Пинкертон взял стул и, подсаживаясь к больному, сказал:

— Быть может, мне удастся вернуть вам душевное спокойствие, а вместе с тем и здоровье, мистер Повелл. Будьте же настолько любезны и расскажите мне как можно подробнее, какие события послужили причиной вашей болезни.

Артур Повелл кивнул головой и на минуту закрыл глаза. Потом, не глядя на сыщика, он принялся рассказывать тихим, едва слышным шепотом:

— Мне шестьдесят пять лет, и я холост. Но когда-то я знал одну хорошую бедную девушку, которую полюбил всей душой… но не сделал своей супругой! Она также любила меня… и не подозревала, что я не думал жениться на ней, хотя и дал ей такого рода обещание. Наша связь не осталась без последствий — она родила мальчика. Я никогда не забуду той сцены, которая произошла, когда Мэри принесла мне ребенка. Избавьте меня от необходимости рассказывать вам дальнейшую историю нашей любви, мистер Пинкертон. Словом, я покинул несчастную женщину и более о ней не заботился. На содержание ребенка я предложил ей некоторую сумму, от которой она, однако, отказалась. Мэри не переставала меня умолять дать ребенку мое имя. Десять лет назад, перед смертью, она написала мне последнее такого рода письмо. Позднее и сын, который теперь должен быть уже молодым человеком лет двадцати пяти, несколько раз обращался ко мне, но я оставался неумолим. Я не отдавал себе отчета в том, как страшно грешил. Забыл упомянуть, что я англичанин и что с Мэри познакомился в Англии. Пятнадцать лет назад я переселился в Америку. Здесь я удвоил свое состояние и уже пять лет живу на проценты с капитала. И вот среди моего старческого одиночества мне вдруг камнем легла на душу мысль, что у меня нет наследников, что мои деньги достанутся племяннику, который никогда не был симпатичен мне и с родней которого, хотя отец его был моим сводным братом, я никогда не водил знакомства. К тому же племянник и сам человек достаточно богатый. Я понял, как страшно виноват перед Мэри Локвуд и сыном Джоном. Я начал горько раскаиваться, что не дал несчастному мальчику своего имени, и в конце концов я решил исправить свою ошибку. Наведя справки в Англии и узнав адрес Джона Локвуда, я написал ему письмо, в котором сообщил, что хочу сделать своим законным сыном, и просил приехать ко мне в Америку.

Однако я не получил ответа! Несколько раз писал я ему длинные письма, но Джон Локвуд по-прежнему не отзывался. Я пришел к заключению, что мое прежнее поведение настолько ожесточило его, что теперь, из-за гордости, он отказывается от того, что по праву должно принадлежать ему уже двадцать пять лет! Я понимал его состояние, но не терял надежду и продолжал писать. Я отправил в Англию, по крайней мере, с дюжину писем, но ответа так и не получил. Тогда, наконец, я оставил свои попытки, но раскаяние продолжало грызть мое сердце. Я становился дряхлым, отчаяние овладело моей душой, и я решил съездить в Англию сам!

— Позвольте, мистер Повелл, — прервал Нат Пинкертон старика. — Когда именно вы послали первое письмо в Англию?

— Месяцев пять назад.

— А последнее?

— Три недели назад.

— Где находился мистер Джон Локвуд?

— В Лондоне. Впрочем, по наведенным мною справкам он, оказывается, совсем не беден и в качестве инженера уже успел скопить себе маленькое состояние — обстоятельство, тоже, конечно, способствовавшее тому, что он не отвечал на мои письма. Так вот, несмотря на свой возраст, три недели назад я хотел пуститься в путешествие в Англию, как вдруг произошло нечто ужасное. Однажды ночью, за несколько дней до моего отъезда, меня посетило ужасное видение. Около полуночи — луна ярко светила в окно — у моей кровати вдруг, точно из-под земли, выросла черная фигура с лицом, белым, как снег, и сверкающими глазами. Я окаменел от ужаса: эта фигура подняла руку и заговорила грозным голосом, упрекая меня в вине перед Мэри Локвуд. Она стала грозить мне смертью! Предвещая мою близкую кончину, сообщила, что она есть дух несчастного моего сына Джона Локвуда, погибшего в Англии от нужды и горя. Страшный дух заявил, что теперь не оставит грешного отца, пока я не окажусь в могиле, но и там я не найду себе покоя! Ужасное видение на фоне бледного света луны, его еще более ужасные слова… Со мной сделался удар: правая сторона совершенно отнялась. Доктор Вестман приехал ночью и оказал мне первую помощь, а когда я рассказал ему о видении, он сказал, что это игра воображения и что все надо забыть. Но видение повторилось вновь, потом еще раз, неделю назад, после чего у меня снова сделался удар. Приближается мой конец! Если дух явится еще хоть раз, я не выдержу, я чувствую, что умру, мистер Пинкертон!

Сыщик улыбнулся.

— Помилуйте, мистер Повелл, будьте же мужчиной! Не станете же вы бояться какого-то негодяя, который одевается в черный плащ и покрывает лицо белилами, чтобы напугать вас!

— А вы думаете, что это преступник? — задыхаясь, спросил Повелл.

— Для меня это не подлежит никакому сомнению. Я приведу вам доказательство, что это так, и в самом ближайшем будущем торжественно представлю вам негодяя, который играл роль духа.

Мистер Повелл с надеждой посмотрел на сыщика.

— Вы говорите с такой уверенностью, мистер Пинкертон, что я принужден вам верить. Я уже не могу сомневаться, и душа моя наполняется новою надеждой.

— Эта надежда оправдается. А теперь скажите, видели вы когда-нибудь вашего внебрачного сына?

— У меня есть одна фотография, сделанная восемь лет назад, которую он мне тогда же и прислал.

— Можно мне ее посмотреть?

— Конечно. Будьте любезны, позвоните.

Сыщик позвонил, и Артур Повелл приказал вошедшему слуге принести снимок, лежавший в письменном столе.

Через некоторое время слуга вернулся и подал сыщику карточку. Пинкертон, внимательно посмотрев на благородное юношеское лицо, тихо кивнул головой и спросил:

— Вы говорили, что наследником вашего состояния является ваш племянник, с умершей родней которого вы жили не в ладах?

— Совершенно верно.

— А как зовут племянника?

— Мак Керринг.

«М. К.»! — мелькнуло в голове сыщика. Это была подпись под тем письмом, за которым актер Адамс заходил в почтовую контору.

— Вы видели вашего племянника в последнее время?

— А как же! Последние две недели, приехав из Англии, он даже жил у меня.

— Будьте любезны, опишите мне внешность вашего племянника.

Повелл описал Мака Керринга, совершенно похожего на Адамса.

— Скажите, пожалуйста, в появлявшемся у вашей постели духе вы не замечали знакомых черт лица?

— Нет, лицо всегда было закрыто воротником плаща.

— А разве у вас никогда не появлялось подозрение, что кто-то мог изображать этого страшного духа?

Повелл помолчал несколько секунд, а потом сказал несмелым шепотом:

— Мне бы не хотелось об этом говорить…

— Что можно сказать о материальном положении Мака Керринга?

— Я уже говорил вам, что он унаследовал от отца большой капитал, который дает ему возможность безбедного существования на проценты.

— Симпатичен ли вам этот молодой человек?

— Откровенно говоря, вовсе не симпатичен. Хотя, нужно отдать ему должное, со мной он чрезвычайно предупредителен и любезен и никогда не проявил по отношению ко мне хотя бы незначительной бестактности.

— Куда же он уехал, когда оставил ваш дом две недели назад?

— Вернулся в Англию.

Пинкертон слегка улыбнулся.

— Он так сказал?

— Да! Он уехал с пароходом «Австрия», принадлежащим обществу «Кунард».

— Вы ошибаетесь, он не уехал. Мак Керринг здесь, в Нью-Йорке, — спокойно заявил Нат Пинкертон.

Артур Повелл вскрикнул от испуга.

— Это немыслимо!

— Мало того, мистер Повелл, я совершенно убежден, что в одну из предстоящих ночей, быть может, даже сегодня, он снова нанесет вам визит в образе духа, чтобы закончить свое дело, а потом в качестве наследника вступить во владение вашим состоянием!

Повелл не верил своим ушам, да и доктор Вестман глядел на сыщика, делавшего такие смелые заявление, с видом безграничного удивления.

— Да, джентльмены, все обстоит так, как я говорю! А теперь еще один вопрос: чувствуете ли вы себя достаточно хорошо, чтобы еще раз, без страха, взглянуть на «духа», которого я намерен арестовать именно здесь, у вашей постели?

Повелл кивнул головой.

— Конечно, конечно! Теперь, когда я все знаю, я уже не стану бояться!

— В таком случае я должен остаться у вас на ночь, так как уверен, что негодяй придет сегодня.

Больной старик с мольбой посмотрел на сыщика.

— Не правда ли, мистер Пинкертон, вы не посадите моего племянника в тюрьму? Пусть он оставит Америку и возвратится в Англию.

— Нет! — мрачно сказал Пинкертон. — Ваш племянник умрет на электрическом стуле.

Повелл вскрикнул.

— На электрическом стуле?! Боже праведный! Но ведь его преступное намерение погубить меня еще не осуществилось!

— Он виновен в других преступлениях! В каких именно, вы узнаете, когда окончательно оправитесь от своей болезни.

Но больной не давал сыщику покоя и во что бы то ни стало требовал сказать, в каких преступлениях замешан его племянник. Пинкертон вопросительно посмотрел на врача. Доктор Вестман пощупал пульс пациента.

— Говорите, мистер Пинкертон, — сказал врач. — Мистер Повелл имеет достаточно сил, чтобы спокойно выслушать все, что вы должны ему сообщить.

— Да, я буду спокоен, даю вам слово, — заявил Повелл, — иначе погибну от страха и тревоги, если вы умолчите о том, что я все равно узнаю позже.

— В таком случае, мистер Повелл, не стану более скрывать — Мак Керринг убил вашего внебрачного сына Джона Локвуда, который жил на 42-й улице под именем Джона Фельдора!

Из груди Новелла вырвался глухой стон. Он закрыл лицо руками, тело его бессильно откинулось на подушки; меж худых пальцев, закрывающих лицо, текли крупные слезы.

— Да, мистер Пинкертон, — сказал он наконец, немного успокоившись. — Вы правы! Этому негодяю место на электрическом стуле. Если он опять появится у моей кровати, делайте, что вам предписывает долг!

— Я найду средство вырвать у него полное признание, — решительно заявил сыщик.

После этого он вышел из дома мистера Повелла, чтобы отправиться к себе в контору. Оттуда он пошел на Катарине-стрит, где у № 85 стоял на посту Боб в костюме простого матроса. Сыщик узнал от него, что мнимый Адамс все это время не выходил из дому. Сыщик оставил Боба на посту, а сам отправился в магазин волшебных фонарей, где имел с хозяином длинный разговор. Через несколько часов уже была готова стеклянная пластина, на которой в точности были воспроизведены последние строки письма вместе с помещенными под ними тремя крестами.

С этой-то пластиной и хорошим волшебным фонарем Нат Пинкертон отправился на виллу мистера Артура Повелла.

Глава IV На месте преступления

В комнате больного царила тишина. Артур Повелл лежал в постели, охваченный лихорадочным ожиданием. С той минуты, как в доме появился Нат Пинкертон, состояние старика значительно улучшилось. К нему отчасти вернулась способность двигаться, что в значительной мере было вызвано его внутренним состоянием, уже не имевшим ничего общего с апатией и отчаянием.

В углу, за платяным шкафом, сидел Нат Пинкертон, перед которым на стуле стоял волшебный фонарь.

Внутри фонаря горела свеча, но все щели и отверстия его были так тщательно закупорены, что наружу не проникал ни один луч. За постелью больного, на стене, повесили белую простыню и таким образом сделали все необходимые приготовления, чтобы достойно встретить «привидение».

Доктор Вестман, который тоже сильно заинтересовался этим делом, засел в маленьком кабинете около спальни, дверь которой осталась полуоткрытой, так что сквозь нее он мог наблюдать за всем, что происходило в комнате больного.

Часов около одиннадцати Пинкертон потушил ночник. Луна озаряла комнату слабым голубоватым светом.

Сыщик заранее поставил непременным условием, чтобы никто не говорил ни единого слова, и в комнате слышалось только дыхание больного.

Часы на башне пробили полночь.

Старик приподнялся на постели и хотел что-то сказать, но Пинкертон сделал ему знак молчать. Его тонкий слух уже различил тихий шорох в передней, которого не услышали ни Артур Повелл, ни притаившийся за дверью доктор Вестман.

Прошла еще одна томительная минута. Повелл откинулся на подушки и закрыл глаза. Он притворился спящим, но все время поглядывал на дверь.

Вот она чуть-чуть приоткрылась, затем на пороге показалась длинная черная фигура. С плеч ее спадал широкий темный плащ, лицо, белое как снег, искаженное ужасной гримасой, выглядывало из-под надвинутого на него темного капюшона.

Все это создавало впечатление чего-то жуткого, еще более усиливающееся из-за плохого освещения комнаты. Пинкертон отлично понимал, что старик при виде этого «духа» вполне мог перепугаться до смерти.

Несколько секунд фигура неподвижно простояла на месте, потом вдруг подняла обе руки и сказала глухим, замогильным голосом:

— Артур Повелл!.. Проснись!

Старик открыл глаза, приподнялся и, громко вскрикнув, протянул обе руки, точно защищаясь от страшного гостя.

А фигура подходила все ближе и ближе, пока не приблизилась к спинке кровати.

Нат Пинкертон взглянул на Повелла и остался доволен. Действительно, старик уже не чувствовал страха, но умело притворился исполненным безграничного ужаса.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он дрожащим голосом.

— Положить конец твоей жизни! Ты — подлый злодей, обманувший и соблазнивший несчастную девушку! Ее дух требует отмщения! Негодяй, тебя постигнет достойная кара!

«Привидение» говорило таким голосом, который действительно производил страшное и жуткое впечатление.

В эту минуту Пинкертон неслышно поднес руку к стоявшему перед ним на стуле аппарату, и на стене, за постелью больного, вдруг появился светлый блестящий круг, а на нем ясно и отчетливо высветились многозначительные слова:

«....................... проклятие тебе

  ........................ убийце Артура

  .................................. Повелла.

  ...................................... + + +».

Черная фигура издала крик ужаса.

Капюшон откинулся назад; «дух» поднял вверх обе руки.

— Боже мой! — проговорил он. — Почерк Джона Локвуда!.. Его письмо мне! Убитый — он воскрес!

— Да, Мак Керринг! — загремел тут могучий голос сыщика, и в ту же секунду комната осветилась ярким электрическим светом.

Пораженный преступник увидел перед собою не только Ната Пинкертона, стоявшего с направленным на него револьвером, но и доктора Вестмана.

— Дух несчастного Джона Локвуда, убитого тобою, вопиет о мщении! Подлый негодяй! Ты хотел убить и дядю! Твоя игра окончена! Ты арестован!

Из-под плаща преступника со звоном упал на землю острый, как бритва, кинжал. Пинкертон подошел к негодяю и сорвал с него плащ.

В бледном лице, покрытом толстым слоем белил, Артур Повелл узнал черты своего племянника.

Преступник до такой степени потерял всякое присутствие духа, что, не сопротивляясь, дал надеть на себя наручники. Он стоял, точно пораженный громом.

— Мак Керринг! — сказал тогда мистер Повелл. — Как велика твоя подлость! Ты кончишь жизнь на электрическом стуле, а какая блестящая будущность могла бы тебя ожидать!

Керринг ничего не ответил.

— Полно, — заявил Нат Пинкертон, — Негодяй не достоин того, чтобы вы с ним говорили, мистер Повелл.

Но тут арестованный вдруг пришел в себя. Он громко вскрикнул и впал в состояние такой ярости, такого дикого бешенства, что Пинкертон с трудом унял его.

Он проводил его вниз, подозвал нескольких полисменов и передал им арестанта. Через полчаса последний сидел уже под замком. Ввиду очевидности приведенных улик ему оставалось только признать себя виновным. Его признание пролило свет на многие обстоятельства этой трагической истории.

Когда Керринг гостил у дяди, Артура Повелла, тот как-то начал писать письмо своему внебрачному сыну Джону Локвуду. Он не скрывал этого от Керринга, и негодяй, мечтавший о состоянии старика, решил помешать намерению мистера Повелла.

Он перехватил все его письма, тогда как бедный старик думал, что Джон Локвуд не хочет отвечать ему. С другой стороны, Керринг перехватывал и все письма, приходившие из Англии. Он пришел в ярость, когда однажды получил письмо Джона Локвуда, в котором тот сообщал отцу, что в самом ближайшем будущем приедет в Соединенные Штаты.

Он во что бы то ни стало решил помешать встрече Повелла с Локвудом, чувствуя, что такая встреча, безусловно, грозит ему потерей наследства. Он встретил Локвуда в гавани Нью-Йорка и предупредил, чтобы он не шел в дом Артура Повелла, так как последний будто бы грозился прогнать его.

И вот Джон Локвуд поселился на 42-й улице и жил скромно, хотя иногда предавался развлечениям, так как обладал довольно большим состоянием. Единственным и самым горячим его желанием было добиться примирения с человеком, который был его отцом.

Он писал Повеллу письмо за письмом, но ни на одно из них не получил ответа, так как их перехватывал Керринг.

Это страшно огорчало Локвуда, который поселился у вдовы Клеменс под именем Фельдора. Он часто приходил к дому Повелла, куда его влекла какая-то неудержимая сила. И вот однажды он увидел, как из подвального окна виллы вылезла темная фигура с белым как снег лицом. В этой фигуре он узнал Мака Керринга, племянника своего отца. На следующее утро он, совершенно случайно, услышал, что с Повеллом ночью был удар и он слег от тяжелой болезни. У Джона Локвуда возникло подозрение. Еще при первой встрече с Маком Керрингом он условился с ним, что будет писать ему до востребования под шифром «М. К. 713». И вот Джон Локвуд написал Маку Керрингу письмо с тремя крестами, после чего был убит.

Мака Керринга приговорили к смерти, и он умер на электрическом стуле. Артур Повелл вскоре скончался, оставив все свое состояние благотворительным учреждениям.

ДОМ СМЕРТИ

Глава I Несчастная девушка

— Как? Лора не приехала?

— Нет! Ведь я писала тебе, что она сильно заболела и только теперь начала выздоравливать.

— Но ты, однако, писала, что она уже встала с постели и даже выходила на прогулку?

— Да, но сегодня… Впрочем, о чем говорить, не приехала, и ладно!

Так беседовали Эрих и Эльза, брат и сестра из немецкой семьи Эринг, проживавшей в Нью-Йорке.

Двадцатитрехлетний Эрих, студент Питтсбургского университета, только что прибыл в Нью-Йорк к родителям. Сестра встретила его на вокзале, и теперь они шли по Пятой авеню, где находился их дом.

Молодой человек был весьма недурен собой — высокого роста, стройный; его открытое лицо, с голубыми глазами, красиво очерченным ртом и лихо закрученными усиками, производило приятное впечатление.

Рядом с ним его сестра Эльза выглядела очень миниатюрной; у нее была изящная, довольно пикантная фигура.

На ее бледном личике отражалась озабоченность, а нежные голубые глаза были полны слез.

По-видимому, ее тяготило какое-то горе, и ей хотелось что-то сказать, но она боялась огорчить любимого брата.

Она внимательно посмотрела ему в глаза и поняла, что он явно раздосадован.

— Не надо сердиться! — попросила она. — Быть может, как раз сегодня Лора чувствует себя не совсем хорошо! Иначе бы она наверняка приехала!

Тут он не выдержал.

— Я чувствую, что ты не совсем откровенна со мной! С Лорой что-то неладно, и ты не хочешь мне сказать, в чем дело! У меня так тяжело на душе! Мне кажется, что над нами нависла беда!

Эльза печально улыбнулась и пожала плечами.

Они шли под руку. После довольно продолжительного молчания Эрих снова заговорил, внезапно остановившись и взяв сестру за руку.

— А теперь скажи мне, но только откровенно: разве вы все не заметили, что Лора в последнее время, еще до болезни, сильно изменилась?

— Заметили, — печально ответила Эльза. — Да и не только нам это бросилось в глаза, но и мистеру Брауну, отцу Лоры. Мы теряемся в догадках, а хуже всего то, что от Лоры мы не можем добиться объяснения причин ее странного состояния.

— А что говорят врачи?

— Только руками разводят, — ответила Эльза, — ее обследовали несколько врачей и никто из них не понимает, в чем дело. Впрочем, один сказал, что…

Эльза запнулась.

— Продолжай! — попросил Эрих. — Ради Бога, скажи мне все!

— Он сказал, что есть основания предполагать, что Лора страдает душевным расстройством!

Эрих был совершенно ошеломлен. Помолчав немного, он заговорил:

— Эльза, мы всегда были с тобой друзья, да и Лора видела в тебе лучшую подругу. Тебе известно, что между ней и мной возникли очень нежные отношения, весьма далекие от обычной влюбленности студента и молоденькой девушки. Да ты и сама наверняка видела и понимала, что у меня самые серьезные и искренние намерения. Я часто писал ей, и она всегда отвечала мне, но за последние полтора месяца я не получил от нее ни единой строчки. Почему?

— Ты знаешь, что именно полтора месяца назад Лора заболела?

— Да, знаю. Но ведь прошло уже две недели, как она встала с постели! Мне кажется, она могла отправить мне хотя бы открытку.

Эльза с нежностью и участием взглянула на брата.

— Она почему-то настроена против тебя, Эрих! Я почувствовала это еще тогда, когда она заболела. Прежде, когда мы проводили время вместе, она охотнее всего говорила о тебе, постоянно расспрашивала о том, как тебе живется, что ты пишешь и вообще так интересовалась тобой, что сразу можно было догадаться, что она питает к тебе особое чувство. Но теперь она сильно изменилась и совсем не хочет слышать о тебе. Как только я заговариваю о тебе, она прекращает разговор или переводит его на другие темы.

Эрих побледнел.

— Давно ли она стала так вести себя?

— Как только заболела. У меня сложилось впечатление, что болезнь навсегда убила ее нежное чувство к тебе, и даже когда Лора стала понемногу поправляться, она по-прежнему не хотела слушать о тебе.

Эрик невольно схватился за грудь, пытаясь подавить подкатывающий страх.

— Боже мой! — пробормотал он. — Но ведь я не сделал ей ничего дурного! Я не вижу своей вины перед ней! На нее, видимо, повлияло что-то совершенно непонятное, ужасное. Я во что бы то ни стало должен узнать, в чем причина.

Сестра участливо посмотрела на брата.

— Как ты можешь узнать? Она не сказала никому ни единого слова… ни мне, ни своему отцу.

Вдруг Эрих вздрогнул.

— Боже мой! — вырвалось у него. — Неужели она полюбила другого и забыла меня?

Эльза покачала головой.

— Это совершенно исключено. Разве может не любить тебя та, которой ты отдал всю душу!

Она с гордостью и любовью посмотрела на своего брата, считая его верхом совершенства. Но он не обратил внимания на ее слова и, по-видимому, даже не расслышал их.

— Не знаю, что и думать! — шептал он. — Не могу поверить, что кто-то другой завладел ее сердцем. Я должен выяснить все и сегодня же пойду к ее отцу.

— Возьми меня с собой, — попросила Эльза. — Будем надеяться, что тебе удастся поговорить с Лорой с глазу на глаз. Если и ты не сможешь узнать причину ее душевного расстройства, то этого уже никто не узнает.

Эрих с благодарностью пожал сестре руку.

— Ты так добра, Эльза, я буду вечно тебе признателен за это. Я надеюсь, что мне удастся помочь Лоре; по-моему, тут какое-то недоразумение.

Он немного воспрянул духом и повеселел.

— Иначе и быть не может! — продолжал он. — Сегодня же на душе моей Лоры снова станет светло — это сделает моя любовь к ней!

Он оживился — к нему снова пришла надежда, хотя он понимал, что ему, быть может, в тот день придется пережить горестное разочарование. Но поскольку он не чувствовал за собой никакой вины перед Лорой, ему казалось, что нескольких слов будет достаточно, чтобы вернуть расположение любимой девушки.

— Поспешим домой, — попросил он сестру. — Я не могу больше ждать. Я хочу видеть Лору и в ее глазах прочесть прежнюю любовь ко мне.

Когда они вошли в дом, Эриха радостно встретили родители. После полудня он с Эльзой поехал на авеню Амстердам, к Лоре, дочери богатого фабриканта Джо Брауна.

Старик Браун, семья которого состояла лишь из него и дочери-красавицы, был дома и сердечно приветствовал молодых людей.

Эрих заметил, что Браун за последнее время сильно постарел. Забота о единственной дочери проложила на его лице глубокие морщины, и весь он производил впечатление усталого, измученного человека.

— Я очень рад, что вы приехали, мистер Эринг! — сказал он. — Вы, по всей вероятности, уже знаете, какая меня гнетет печаль, но вы не представляете, до чего я исстрадался. Лора совершенно изменилась. Она утратила жизнерадостность, стала грустной и уже давно не улыбается. Целыми днями она сидит в своей комнате, закрывшись, но мало того: она отказывается дать какое бы то ни было объяснение своему состоянию. Она довольно часто говорит о том, что скоро умрет, что покойники зовут ее. Я близок к отчаянию, мистер Эринг! Я полагаюсь теперь только на вас. Я знаю, Лора вам очень доверяет. Быть может, она вам откроется. Не стану скрывать, что я давно уже питаю надежду на ваш брак с Лорой, и эта надежда крепла, когда я видел растущее расположение моей дочери к вам. Пойдите, пожалуйста, к ней в гостиную. Еще недавно она играла на рояле — и все печальную музыку. Быть может, она именно сейчас согласится объясниться с вами.

Эрих, неслышно ступая по мягким коврам, прошел в гостиную и тихо приоткрыл дверь.

Лора неподвижно сидела за роялем. Юношу охватил ужас от происшедшей с ней перемены. Нежное лицо ее, прежде свежее и цветущее, сильно исхудало и стало очень бледным, щеки ввалились, взгляд поблек. Лишь волосы сохранили свой прежний иссиня-черный цвет. Тонкие руки небрежно лежали на клавишах.

Лора была одета в простое черное платье.

Эрих тихо вошел, закрыл за собой дверь, прошел на середину комнаты и тихо произнес:

— Лора! Милая Лора!

Она испуганно обернулась и, увидев Эриха, воскликнула, всплеснув руками:

— Эрих! Бога ради, уйди отсюда! Ты не должен меня больше видеть!

В полном недоумении он сделал шаг назад, но потом снова приблизился к девушке и проговорил:

— Почему ты гонишь меня, Лора? Что с тобой? Чем я перед тобой провинился?

Она вся задрожала.

— Ты ничем не провинился. Виновата я, а точнее — мертвецы.

— Какие мертвецы? — воскликнул он. — Лора, ты думаешь о том, что говоришь?

— Еще бы! Как бы мне хотелось, чтобы меня никогда не постиг этот страшный рок. Ведь ты не представляешь самого ужасного, Эрих! Одно только я могу тебе сказать: я встала на бесчестный путь. А произошло это из-за мертвецов.

— Ты говоришь какой-то вздор! Опомнись, Лора! Какие мертвецы? Ты среди живых людей, тебя ждет светлое будущее и ты вновь будешь весела и жизнерадостна!

Она закрыла лицо руками и зарыдала:

— Этого уже никогда больше не будет! — воскликнула она. — Оставь меня, Эрих! Уйди и никогда не возвращайся ко мне! Я не стою тебя! Уйди, прошу тебя. Я не перенесу твоего присутствия!

Он никак не ожидал подобной реакции. Надеясь изменить ее настроение и избавить от мыслей о каких-то мертвецах, он быстро подошел к ней и обнял ее.

— Лора, моя милая Лора! — прошептал он. — Ведь я так люблю тебя!

Она пронзительно закричала и вырвалась из его объятий.

— Я никогда не смогу принадлежать тебе, Эрих! Мертвецы загубили мое счастье! Я не вынесу этого, я знаю, что ты снова и снова будешь приходить ко мне. И потом я уйду… в дом мертвецов!

Она схватила черную шаль, лежавшую на стуле, и выбежала из комнаты.

Эрих устремился за ней и увидел, что она открыла дверь, ведущую в сад.

— Бога ради, Лора! Объясни, куда ты бежишь?

Она не стала слушать его и выбежала на улицу. Он попытался догнать ее, но ему помешал проезжавший мимо трамвай. Он в ужасе увидел, как хрупкая девушка на полном ходу прыгнула на подножку. Если бы мужчины не поддержали ее, она неминуемо попала бы под колеса.

Эрих остановился как вкопанный. Трамвай тем временем успел отъехать на довольно большое расстояние. Немного придя в себя, Эрих громко крикнул:

— Остановитесь! Остановитесь же!

Но трамвай уже повернул за угол.

Эрих попытался догнать его, но это ему, конечно, не удалось. Тут он увидел дилижанс, вскочил в него и крикнул:

— Поезжайте вдоль рельс! Гоните лошадь, не жалейте ее! Если вам удастся догнать трамвай, который прошел здесь минуту назад, я вам заплачу тройную цену!

Дилижанс помчался во всю мочь. Так они ехали, пока трамвай не повернул на Сто сорок восьмую авеню.

Погоня длилась около четверти часа. Наконец дилижанс у одной из остановок нагнал трамвай. Но Эрих еще издалека увидел, что на задней площадке никого нет.

Сильно волнуясь, он спросил кондуктора:

— Куда подевалась девушка в черном платье, прыгнувшая на подножку на авеню Амстердам?

— Она на полном ходу спрыгнула на авеню Манхеттен.

— Не заметили ли вы, в каком направлении она ушла?

— Этого я не могу сказать. У нас там нет остановки, и у меня не было возможности обратить на это внимание.

Эрих снова сел в дилижанс, и поехал на авеню Манхеттен. Здесь он стал останавливать всех прохожих и расспрашивать их, но ничего не добился. Лора исчезла бесследно.

Усталый и расстроенный, он вернулся в дом Брауна.

Отец Лоры, Эльза и вся прислуга находились в тревожном ожидании.

Старик Браун видел, как его дочь прыгнула на подножку трамвая и как Эрих помчался за ним, поэтому с нетерпением ждал его возвращения.

Он пришел в полнейшее отчаяние, когда Эрих сообщил, что сказала ему Лора до своего исчезновения.

Он немедленно заявил о происшедшем в полицию. Были предприняты тщательные розыски, однако они не привели ни к какому результату.

Распростившись с мистером Брауном, Эрих отправился домой. Эльза ушла раньше.

Вдруг Эриха осенила мысль, и он решил действовать немедленно.

Эрих пошел к знаменитому нью-йоркскому сыщику Нату Пинкертону.

Сыщик весьма любезно встретил юношу и внимательно выслушал его. Он сразу же согласился взяться за расследование этого дела, ибо в рассказе Эриха было много необычного, что всегда сильно интересовало Пинкертона.

Он пожал Эриху руку и сказал:

— Успокойтесь, мистер Эринг! Я обещаю вам сделать все, чтобы разыскать молодую девушку. Весьма вероятно, что тут замешаны гнусные преступники. А теперь мы пойдем к мистеру Брауну.

Они вышли и направились к авеню Амстердам.

Глава II Непредвиденные открытия

Около восьми вечера Нат Пинкертон и Эрих были в доме фабриканта.

У мистера Брауна уже находился инспектор Мак-Коннел. Оба очень обрадовались, когда слуга доложил о Нате Пинкертоне; Браун вышел к нему, протянув навстречу обе руки.

— Добро пожаловать! — воскликнул он. — Если и вам не удастся вернуть мне мою несчастную дочь, то это будет уже никому не под силу!

Мак-Коннел обменялся рукопожатием со своим знаменитым другом и сказал:

— Вы легки на помине, мистер Пинкертон! Я только что думал о вас. Видите ли, для меня это происшествие представляет полнейшую загадку.

Все сели, и Нат Пинкертон начал:

— Мистер Эринг уже сообщил мне подробно о случившемся, теперь я попрошу вас, мистер Браун, рассказать о поведении вашей дочери в последнее время.

Старик поведал сыщику об угнетенном состоянии Лоры, о том, что она часто говорила о каких-то мертвецах.

— Давно ли мисс Лора впала в такое состояние?

— Это началось месяца два назад, когда я был в отъезде. Она вышла из дома, сказав лакею, что идет прогуляться. Вернулась поздно вечером, и лакей, открыв дверь, ужаснулся, увидев ее: Лора была очень бледна и сразу же прошла в свою комнату. С того дня она совершенно изменилась.

— Вам не удалось узнать, куда именно она уходила в тот вечер?

— Нет! Я ее спрашивал сотни раз, но так и не добился ответа.

— Она стала избегать общества?

— Да, наотрез отказалась бывать где бы то ни было.

— А с кем она встречалась?

— Собственно говоря, ни с кем. Даже лучшая ее подруга, миссис Мэри Стирман…

— Где она живет? — перебил сыщик.

— В квартале Бронкс на авеню Берген, в доме № 22.

— Не справлялись ли вы у этой дамы? Быть может, ваша дочь была у нее?

— Нет, я опросил уже всех знакомых.

— Какой врач наблюдал вашу дочь?

— Доктора Стивенсон и Прут.

— Не говорили ли они, что ваша дочь страдает душевным расстройством?

— Они ни разу не говорили об этом определенно, ссылаясь на то, что перемена в состоянии моей дочери может объясняться естественной реакцией на какое-то страшное происшествие.

— А каково ваше мнение, мистер Пинкертон? — спросил инспектор Мак-Коннел. — Считаете ли вы возможным, что в данном случае мы имеем дело с душевным расстройством?

— Отнюдь нет! Напротив, я пришел к убеждению, что здесь замешаны преступники, и только потому взялся за расследование. Если бы я был склонен предполагать душевное расстройство, то предоставил бы дело врачам.

Старик Браун схватился за сердце и простонал:

— Боже праведный! Моя дочь в руках преступников! Ведь это ужасно! Умоляю, приложите все усилия, мистер Пинкертон. Надо привлечь негодяев к ответственности, во что бы то ни стало.

— Само собой разумеется, сделаю все, что могу, — заверил сыщик.

— Но какая может быть цель у преступников? Для чего им нужна моя дочь?

— Это мы увидим, — ответил Нат Пинкертон с улыбкой. — Скажите, мистер Браун, вы не обнаружили никакой пропажи в вашем доме?

— О чем вы говорите?

— Я хочу сказать, все ли ваши деньги и ценные вещи на месте?

— Я не проверял их.

— Мистер Эринг рассказал, что ваша дочь поведала ему, что она встала на бесчестный путь. Вот это-то и наводит меня на определенную мысль. Она добавила, что к этому ее принудили мертвецы.

— И вы допускаете, что Лора…

— Можете убедиться воочию. Много ли у вас в доме драгоценностей?

— Только те, что принадлежали моей покойной жене. Они находятся в большом черном кожаном футляре, который хранится в сейфе в моем кабинете.

— Не угодно ли вам будет пройти туда?

Старик Браун, слегка пошатываясь, шел впереди других. Им овладело ужасное предчувствие, которое все больше усиливалось по мере того, как они приближались к кабинету.

Он вынул из сейфа большой черный футляр.

— Футляр этот я не открывал уже несколько лет, — проговорил Браун. — В нем есть и список всех драгоценностей.

Открыв замок и откинув крышку футляра, он в тот же момент вскрикнул и без чувств упал в кресло.

Футляр был пуст, в нем не осталось ни единой драгоценной вещи.

Когда старик пришел в себя, он, вспомнив, что случилось, весь затрясся, едва сдерживая рыдания.

Он потянулся к верхнему отделению сейфа, чтобы вынуть оттуда маленькую шкатулку.

— В этой шкатулке хранятся двадцать тысяч долларов наличными, — прошептал он, — шкатулка находится здесь давно, чисто случайно я еще не внес эти деньги в банк. Только теперь я о них вспомнил.

Он попытался открыть шкатулку, но не смог этого сделать, так сильно тряслись его руки. Он передал ключ Нату Пинкертону, а сам опустился в кресло.

— Откройте шкатулку! — прошептал он.

Шкатулка оказалась пустой.

Браун опять глухо застонал, Нат Пинкертон подошел к нему и положил на плечо руку:

— Успокойтесь, мистер Браун! Вы же сами не верите, что ваша дочь виновна в краже! Она взяла драгоценности и деньги, но не для себя! Ведь вы сами видели, как ужасно она страдала. Какие-то негодяи воспользовались впечатлительностью молодой девушки: загримировавшись и нарядившись под мертвецов, они заставили ее взять все, что было в сейфе, и передать им. Таким образом, поведение вашей дочери вполне понятно. Теперь нам остается только разыскать преступников и освободить вашу дочь.

Старик немного успокоился. Он поднялся и произнес:

— Вы правы, мистер Пинкертон! Моя дочь ни в чем неповинна, хотя и взяла драгоценности и деньги. Как бы то ни было, она не может нести юридической ответственности.

— Да и нравственной, — добавил Нат Пинкертон. — А теперь, будьте добры, разрешите мне осмотреть комнату вашей дочери. Быть может, в ее письменном столе нам удастся найти какие-нибудь улики, указывающие на преступников.

Старик Браун проводил Ната Пинкертона, инспектора Мак-Коннела и Эриха; войдя в уютную, изящно обставленную девичью комнату, Нат Пинкертон спросил:

— У вашей дочери были какие-нибудь ценные вещи?

— Да. Они должны лежать вон в том маленьком шкафчике, но теперь их, скорее всего, тоже нет.

Нат Пинкертон открыл шкафчик и увидел, что и тут ничего не осталось.

Сыщик взял с письменного стола лист бумаги и карандаш.

— Будьте добры сказать, какие именно драгоценности принадлежали вашей дочери?

— Больше всего Лора дорожила одним медальоном: золотым, осыпанным бриллиантами, с маленьким сердечком на золотой цепочке, — ответил старик. — Он ей достался от покойной матери, и потому она так любила его. К тому же эта вещь сама по себе довольно ценная. Лора надевала медальон очень редко. В середине медальона был большой бриллиант, излучавший божественный свет.

Нат Пинкертон все записал. Но еще раньше он положил себе в карман список находившихся в футляре вещей.

Затем начал обыск письменного стола. Открыв ящик, он увидел неоконченное письмо следующего содержания:

«Дорогая Мэри!

Я больше не в силах выносить этот ужас! Мертвые зовут меня, и я должна идти. Я не смогла избавиться от них ценою тех жертв, которые уже принесла».

Нат Пинкертон протянул его Брауну.

— Это почерк Лоры, — сказал старик.

— Причем письмо, несомненно, адресовано ее подруге Мэри Стирман?

— По всей вероятности.

— Из этого отрывка можно заключить, что мисс Лора состояла в большой дружбе с миссис Стирман. По-видимому, она доверяла ей больше, чем даже вам, мистер Браун.

— Я ничего не понимаю, — ответил старик. — Прежде Лора поверяла мне все свои тайны, и вдруг такая перемена! Хотя не понимаю, как могла Лора так близко сойтись с этой Мэри Стирман.

— Почему?

— Да потому, что та крайне несимпатичная женщина. Любит наряды, очень тщеславна и кокетлива, и мне всегда казалось, что она хвастает своим богатством и одновременно страшно завидует тем, кто богаче ее.

— Часто ли она посещала ваш дом?

— Нет. По-видимому, она чувствовала, что я не симпатизирую ей, хотя и приглашал на свои вечера по просьбе дочери.

— Но, вероятно, ваша дочь часто посещала эту даму?

— Не знаю. Лора была вполне самостоятельна, часто уходила одна, и я всегда знал, что мне не следует о ней беспокоиться. Весьма возможно, что она нередко бывала у миссис Стирман.

— Чем занимается муж этой дамы?

— Он доверенный какой-то большой иногородней фирмы. Он обычно в разъездах, и я видел его редко.

— Не можете ли вы рассказать о нем более подробно?

— Ничего особенного. Ему лет сорок, носит черные усики, бледнолицый. Он мне всегда казался очень скрытным.

Нат Пинкертон встал.

— Мне необходимо отправиться на авеню Берген, там я надеюсь кое-чего добиться. До свидания, господа. Как только я узнаю что-нибудь, то не премину поставить вас в известность.

Нат Пинкертон забежал на одну из своих, находившихся вблизи, временных квартир и, не меняя костюма, мастерски загримировал свое лицо, придав ему как можно более глупое, бессмысленное выражение, так что любой человек должен был принять его за слабоумного. Но именно этого-то он и добивался.

— Посмотрим, как попадется миссис на эту удочку, — бормотал он, — предстоящая встреча мне весьма интересна.

Он быстро вышел на улицу и, наняв экипаж, отправился в Бронкс.

Глава III Серьезная беседа

Миссис Мэри Стирман занимала на авеню Берген небольшой дом, окруженный садиком.

Не доехав до него, Пинкертон вышел из экипажа и пошел пешком. Позвонив в дверь, он принял важный вид.

На вопрос горничной, что ему угодно, он ответил высокомерно:

— Я — Якоб Миллер, из уголовной полиции, и хочу видеть вашу госпожу! Доложите обо мне и скажите, что дело не терпит отлагательства.

— Войдите, пожалуйста, я сейчас доложу.

Нат Пинкертон вошел в просторную переднюю и стал прохаживаться там. Горничная ушла куда-то. Сыщик заметил, как через несколько секунд в затемненном конце передней почти бесшумно приоткрылась дверь и кто-то внимательно стал наблюдать за ним сквозь узкую щель.

Снова появилась горничная.

— Миссис Стирман просит вас пожаловать.

Она открыла дверь в гостиную, Пинкертон вошел, и перед ним предстала хозяйка дома, некрасивая особа, ниже среднего роста, с рыжеватыми волосами, обрюзглым лицом и толстыми губами. Глаза ее имели неприятное выражение. Она была в домашнем капоте, но руки сплошь унизаны бриллиантовыми перстнями.

Она с улыбкой приветствовала гостя.

— Здравствуйте, мистер Миллер! Я давно уже жду визита из уголовной полиции.

— Вот как? — удивленно воскликнул сыщик, так высоко подняв брови, что лицо его приняло крайне комичный вид. — Стало быть, вам известно, по какому делу я пришел.

— Известно, — отозвалась она, еле сдерживая смех. — Но садитесь же!

— О, конечно, конечно! Очень приятно! — ответил гость и неуклюже плюхнулся в кресло.

Миссис Стирман присела на диван, стоявший напротив, но избегала смотреть на сыщика, боясь расхохотаться.

— Вы пришли по поводу моей подруги, мисс Лоры Браун?

Он хлопнул себя по коленям.

— Вы угадали, миссис! Вы чрезвычайно догадливы! Вот именно, по этому делу я и пришел.

— Догадаться было нетрудно, — ответила она, — но, к сожалению, у меня нет подробных сведений.

Он шутливо поморщился:

— Пожалуйста, миссис, скажите хоть что-нибудь. Вы не представляете, как сотрудники уголовной полиции умеют пользоваться самыми незначительными на взгляд обычных людей сведениями.

Она взглянула на него и, с трудом сдерживая смех, спросила:

— По всей вероятности, вы принадлежите к числу самых гениальных сыщиков полицейского управления?

Он гордо кивнул головой.

— Совершенно верно! Мистер Дункан утверждает, что я его правая рука, что без меня он и шагу не сделает. И вы увидите, миссис Стирман — мне, безусловно, удастся разыскать вашу подругу.

Теперь она уже громко рассмеялась и воскликнула:

— Вы не поверите, как я буду рада, если Лора вернется! Но, к сожалению, на это мало надежды.

— Мало надежды? Почему?

— Потому что, как мне кажется, в это дело замешаны потусторонние силы.

Сыщик весь съежился, его лицо выразило страх.

— Как так? — спросил он. — Стало быть, вы тоже полагаете, что здесь замешаны духи?

— А кто еще так думает?

— Мистер Браун, отец беглянки. Он говорит, что на его дочь оказывали влияние какие-то мертвецы.

— Мертвецы?

Она вздрогнула и удивленно всплеснула руками, притворившись, что слышит об этом впервые.

— Ведь вам-то, я не сомневаюсь, все известно, — снова заговорил сыщик, — мисс Лора поверяла вам свои тайны.

— Почему вы так думаете?

— Потому что на ее письменном столе мы нашли неоконченное письмо, адресованное вам.

— Мне?

Он передал ей письмо. Она прочитала его, печально кивнула головой и сказала:

— Да, вы правы! Оно адресовано мне.

— И что вы скажете по этому поводу? Быть может, вы найдете беглянку?

Она покачала головой и ответила:

— Я ничего не знаю! Мне кажется, мы никогда больше не увидим нашу бедную Лору. Она стала жертвой мертвецов.

— Разве она вам рассказала, что с ней происходило?

— Рассказала, но я не могу никому передать это, не могу, при всем желании.

— Не расскажете ли вы, по крайней мере, мне? — спросил сыщик. — Тогда полиции не о чем будет больше беспокоиться. Ведь с неземными силами мы не можем бороться.

— И вы думаете, что в этом случае следствие будет прекращено?

— Это полностью зависит от меня. Должен вам сознаться, миссис, что я страшно боюсь привидений и вообще всего, что связано с четвертым измерением. Лучше не соваться в такое, иначе можно погубить себя.

— Совершенно верно! — согласилась она. — Но неужели вы думаете, что полицейское управление оставит это дело, если вы не будете продолжать расследование?

— Я создам видимость, что продолжаю работать дальше, а на самом деле брошу расследование. Наше начальство далеко от веры в привидения. Я поработаю еще месяца три, но, конечно, буду стремиться не навлечь на себя гнев злых духов.

— Вы хорошо сделаете, если поступите именно так, — ответила миссис Стирман, на лице которой появилось выражение внутреннего удовлетворения. — Тем более, что вы понятия не имеете, как страшно поступают духи с теми, кого они хотят погубить.

— А они хотели погубить мисс Лору? — спросил Пинкертон.

— Именно! И погубили! Вы не можете себе представить, как она страдала.

— Еще бы! Духи являлись ей?

Миссис Стирман наклонилась к уху своего гостя, сидевшему в кресле, и шепнула:

— Я собственными глазами видела духов.

Он испуганно вздрогнул и уставился на нее растерянным взглядом, причем выглядел так глупо, что она чуть не расхохоталась ему в лицо. Но сдержала себя и продолжала:

— Да, я собственными глазами видела эти ужасные привидения! В жизни их не забуду!

Нат Пинкертон весь дрожал, сидя в кресле.

— Да неужели вы действительно видели привидения? Как они выглядят? Где это было? При каких обстоятельствах они появились?

Посмеиваясь над его испугом, она ответила:

— Так и быть, скажу вам, в чем дело. Над семьей Браунов тяготеет страшное проклятие одного из предков.

— Проклятие? Ведь это ужасно!..

— Слушайте дальше. Уже несколько человек из рода Браунов сделались жертвой этого проклятия. Разве вы не слышали, что около тридцати лет тому назад один член этой семьи сошел с ума?

— Слышал, слышал.

— Ну вот, видите? Ему являлись духи покойников и довели до сумасшествия; он в отчаянии наложил на себя руки.

— Это ужасно! — простонал сыщик.

— Так вот: мы часто встречались с мисс Лорой и совершали вместе прогулки. Однажды вечером мы заблудились и оказались возле маленького домика, стоявшего в полном уединении в лесной чаще. Все ставни оказались заперты, света в окнах не было. Как раз в это время пошел дождь, и мы решили спрятаться в этом домике. Но дальше случилось нечто ужасное! Дверь была открыта. Мы вошли в уютно обставленную комнату. Я зажгла спичку, а Лора, утомленная затянувшейся прогулкой, села в кресло и стала ломать себе голову над вопросом, где может быть хозяин домика. И вдруг… Когда я вспоминаю об этом, у меня по телу начинают бегать мурашки.

Сыщик весь дрожал. Обеими руками он ухватился за ручки кресла, широко открыл глаза и хриплым голосом спросил:

— Что… «вдруг»? Что случилось дальше?

— Когда спичка погасла, комната вдруг озарилась странным красноватым светом, исходившим неизвестно откуда. И вскоре мы увидели две длинные фигуры в белом, с мертвецки бледными лицами.

Сыщик совершенно растерялся. Он начал судорожно сжимать руки, а потом вытер холодный пот со лба.

— Что же было дальше? — простонал он.

— Одно из привидений заговорило. Оно сообщило Лоре о тяготеющем над ее семьей проклятии и сказало, что оно и есть дух одного из давно умерших Браунов. Затем предупредило ее, чтобы она никому не говорила о привидениях, так как тот, кому она расскажет, погибнет. Привидение также предупредило Лору, что она будет очередной жертвой и обречена на умопомешательство или на смерть. Но есть средство, с помощью которого она может попытаться спастись. Быть может, драгоценные дары смогут примирить мертвецов ее рода и уничтожить проклятие. Конечно, эти дары не нужны мертвым, они будут отданы нищим и бедным. Затем привидение сказало Лоре, что она должна приносить драгоценности в этот дом и оставлять их в комнате, где сейчас находится. Привидения будут появляться до тех пор, пока проклятие не потеряет силу.

— Ужасно! О, как ужасно! И что же на это ответила мисс Лора?

— Когда привидения исчезли, она лежала в глубоком обмороке. Мне с трудом удалось привести ее в чувство, — рассказывала дальше миссис Стирман. — Затем мы ушли оттуда, причем мне пришлось вести Лору под руку. Добравшись до города, мы взяли экипаж и поехали ко мне. Здесь Лора немного успокоилась и затем отправилась домой.

— Ага, это был тот самый вечер, когда она пришла домой сама не своя?

— Тот самый. Бедняжка! Утешить ее я не могла, поскольку тоже находилась в шоке от увиденного. Да и со мной после того вечера произошла перемена. Теперь я уже не так весела и жизнерадостна, как прежде.

— А что стала делать мисс Лора в дальнейшем?

— Она стала носить туда драгоценности и деньги, а я сопровождала ее. В дом она не входила, а подкрадывалась к окну и оставляла их на подоконнике. Как только она отходила, комната начинала озаряться красноватым светом, какая-то неземная сила раскрывала окна, и в них появлялись два мертвеца.

— О, как это ужасно! И что они делали?

— Они грозно трясли костлявыми руками, а потом исчезали. Иногда они кричали: «Горе тебе, мы зовем тебя! Ты обречена на смерть!» Теперь вы поймете, мистер Миллер, почему моя бедная подруга стала такой. Отцу она не могла ничего рассказать, поскольку боялась, что тогда умрет и он.

— Да, да, вы совершенно правы, — ответил Пинкертон и стал незаметно рассматривать медальон, который висел на груди Мэри Стирман. — Где находится этот дом с привидениями? — задал он вопрос.

— Почему вы спрашиваете?

— Видите ли, я хочу посмотреть на привидения.

— Что же, если вы собственными глазами хотите их увидеть, я расскажу вам, как найти дорогу: надо пойти по шоссе на северо-запад; примерно после сорока минут ходьбы вы увидите на правой стороне, немного поодаль, маленький пруд, за ним чащу, в ней и стоит тот маленький дом, где появляются привидения.

Нат Пинкертон встал.

— Я сегодня же вечером рискну пойти туда, — сказал он. — Очень близко я не подойду, это слишком опасно, я не хотел бы, чтобы привидения укокошили меня. А теперь прощайте, миссис Стирман. Я убедился, что продолжать расследование в данном случае не имеет смысла.

Сыщик вышел. Он чувствовал, что миссис Стирман наблюдает за ним. Он пошел по улице, однако вскоре спрятался в ближайшей подворотне и стал наблюдать за ее домом.

Прошло около получаса, когда он заметил, что из дома миссис Стирман вышла горничная. Она огляделась по сторонам, а потом быстро направилась к шоссе.

Сыщик осторожно, чтобы миссис Стирман не смогла увидеть его, вышел из подворотни и догнал горничную. Он схватил ее за руку и спросил требовательно:

— Куда вы идете?

Она вздрогнула и дрожащими руками стала прятать в складках своего платья конверт.

— Вам поручено отнести письмо, — продолжал он, — и я даже знаю, куда: в тот уединенный домик, который стоит в чаще около пруда. Не так ли?

Горничная была озадачена, а сыщик продолжал:

— Хорошо, идите. Несите письмо по назначению.

Она побежала, а Пинкертон вернулся к дому миссис Стирман, но не позвонил, а открыл дверь при помощи своей отмычки. Юркнув в переднюю, он запер за собой дверь и тихо подошел к гостиной.

Он слегка приоткрыл дверь и увидел Мэри Стирман, с торжествующим видом сидевшую в кресле и о чем-то сосредоточенно раздумывающую.

Она и не заметила, как в комнату вошел мнимый полицейский, не так давно распрощавшийся с ней.

— Здравствуйте, миссис Стирман! — вдруг произнес он.

Она вздрогнула и побледнела.

— Ради Бога! Откуда вы взялись? Ведь я видела, как вы ушли! Каким образом вы пробрались сюда, мистер Миллер?

Сыщик с улыбкой указал на связку отмычек.

— При помощи вот этих штучек. Я не хотел шуметь, чтобы не мешать вам.

— Совершенно напрасно. Я просила бы вас в другой раз не входить ко мне таким образом. Что вам, впрочем, еще нужно?

— Я хотел спросить, куда вы отправили вашу горничную?

— Мою горничную? А вам какое дело? Я дала ей поручение.

Сыщик тихо усмехнулся.

— Вы отправили ее в дом привидений, не правда ли? Она несет письмо, чтобы предупредить тех негодяев, которые скрываются там и изображают привидения, о том, что сегодня вечером некий болван, по имени Миллер, будет наблюдать за ними. Разве не так?

Какое-то время Мэри Стирман не могла произнести ни слова. Но потом подошла к сыщику и в гневе сердито топнула ногой.

— Как вы смеете говорить мне подобные дерзости? Это неслыханно! Сию минут убирайтесь вон, я не хочу вас видеть!

Но сыщик выпрямился во весь рост, быстро сорвал парик, фальшивые брови и усы и резким голосом произнес:

— Довольно разыгрывать комедию, миссис Стирман! Я не Якоб Миллер, а Нат Пинкертон!

Она громко вскрикнула, услышав это имя.

— Вы попались в ловушку! — продолжал Пинкертон. — Охотно верю, что вам было приятно видеть у себя некоего Якоба Миллера, болвана, разыгранного мною, которого нечего было опасаться. Но, откровенно говоря, вы вели себя удивительно глупо. Правда, у нас в полиции служит много таких, которые не обладают особыми способностями, но все-таки такого осла, как некий Миллер, полицейское управление не приняло бы на службу. Об этом вы могли бы догадаться.

Миссис Стирман ценой больших усилий взяла себя в руки.

— Но что вы хотите от меня? — спросила она. — Я к этому делу не имею отношения. У вас нет оснований беспокоить меня. Все произошло так, как я вам рассказала.

— Тогда почему вас испугало мое имя? — отозвался Нат Пинкертон. — Нет уж, оставьте попытки водить меня за нос. Вы заодно с теми негодяями, которые изображают духов и которым вы послали письмо. И я полагаю, что один из них — ваш супруг, который якобы постоянно где-то разъезжает.

По реакции миссис Стирман было видно, что сыщик угадал. Он указал рукой на украшение на тонкой золотой цепочке, висевшее у нее на шее, и продолжил:

— Вы носите медальон с бриллиантами, принадлежавший мисс Браун!

Она вновь вздрогнула и, побледнев, как полотно, в ужасе глядя на сыщика, воскликнула:

— Эта вещь прежде действительно принадлежала мисс Браун, но она мне ее подарила!

Нат Пинкертон покачал головой и ответил:

— А я точно знаю, что именно этой вещью мисс Лора очень дорожила, поскольку она досталась ей от покойной матери. Она никогда не смогла бы кому-то подарить этот медальон!

— И все-таки она это сделала, именно потому, что хотела показать, как она мне признательна.

— Это, между прочим, проверит следствие, — заявил Нат Пинкертон, — да и обыск в этом доме, по всей вероятности, даст веские улики. Вы арестованы, миссис Стирман, следуйте за мной в полицейское управление.

— Вы не имеете права! — простонала она. — Я ни в чем не виновата!

— Все скоро выяснится. За решетку сядут и «привидения», которые находятся там, в уединенном домике.

Мэри Стирман больше не пыталась сопротивляться, понимая, что все равно она не сможет справиться с сыщиком. Она была совершенно разбита и с трудом держалась на ногах.

Пинкертон проводил ее в переднюю; она надела шляпу и жакет, и, выйдя из дома, они сели в экипаж, который отвез их в полицейское управление.

Несмотря на то, что Мэри предложила кругленькую сумму, чтобы ее отпустили под залог, по настоянию Ната Пинкертона ее отвели в камеру.

Он же распорядился арестовать горничную, которая, по-видимому, действовала заодно со своей госпожой.

Глава IV В доме мертвецов

Около десяти часов вечера Нат Пинкертон и его помощник Руланд бесшумно приблизились к уединенному домику.

Почти на всех окнах ставни были закрыты, и света нигде не было.

Сыщики подошли к домику и метрах в десяти от него спрятались в кустах.

— Мне хотелось бы подкрасться поближе и посмотреть, нет ли какого-нибудь тайного хода, — шепнул Пинкертон. — Если мне нужна будет твоя помощь, я свистну или выстрелю.

Сыщик осторожно подкрался вплотную к домику и увидел, что дверь не заперта, даже чуть приотворена.

После некоторого колебания он все же решил не входить в дом, так как не сомневался, что дверь соединена со звонком или каким-нибудь другим приспособлением, подающим сигнал. Именно то обстоятельство, что дверь была лишь приотворена, вызвало у него подозрение.

В окно он тоже не мог пролезть, поэтому решил подняться на крышу. Здесь он нашел открытое слуховое окно и через него проник в дом.

Чердак был пуст. Следов недавнего пребывания людей он здесь не обнаружил, хотя тщательно осмотрел все вокруг. Потом бесшумно спустился вниз, где помимо передней, было три помещения: уютно обставленная комната, кухня и еще маленькая пустая комнатенка, выходившая окнами на задний двор.

Нигде никого не было. И никаких дополнительных выходов, например в погреб или в какие-нибудь другие подсобные помещения.

Нат Пинкертон начал быстро осматривать в каждой комнате полы, потолки, стены и мебель. Поскольку ничего особенного он обнаружить не смог, Пинкертон пришел к выводу, что, по-видимому, у преступников имелся удивительно удачно скрытый тайник.

Нат Пинкертон предположил, что преступники уже знают о том, что он находится в доме. Он допускал, что под полом или в другом месте находится сигнальное приспособление, которое он, не зная того, привел в действие. Его мог выдать и свет электрического фонарика, которым он вынужден был пользоваться, так как в темноте нельзя было произвести осмотр.

Он покинул дом тем же способом, каким пробрался в него, и уже спустя пять минут стоял около своего помощника.

Кроме обычного снаряжения сыщики в этот вечер захватили с собой охотничьи ружья.

— Ничего не удалось обнаружить, — прошептал сыщик, — и все-таки я убежден, что у этих негодяев есть тайник в доме! Во что бы то ни стало надо раскрыть эту историю сегодня ночью; меня сильно беспокоит участь мисс Лоры. Вряд ли преступники позволят освободить девушку, которая передала им столько денег и драгоценностей. Они выжали из нее все, ей больше нечего им принести, и они укокошат ее, чтобы она не смогла выдать их, когда преодолеет страх перед ними.

— Не подойти ли нам поближе, чтобы быть на месте, когда «привидения» появятся? — спросил Боб.

— Нет, это рискованно, — ответил Пинкертон, — я думаю, что приспособление, с помощью которого они куда-то исчезают, действует безотказно. Они моментально скрываются, как только видят постороннего человека. Я надеюсь на свое ружье.

Сыщики стали терпеливо ждать.

Когда настала полночь, в окнах большой комнаты появился слабый свет. Бесшумно открылись ставни, и сыщики увидели, что комната словно наполнена каким-то красноватым паром.

Неожиданно в каждом окне появились «привидения». Они действительно были похожи на мертвецов; их лица и руки белели, как снег.

Зрелище было поистине ужасное. Но Нат Пинкертон лишь улыбнулся и поднял ружье. Привидения не шевелились, сыщик шепнул:

— Теперь вот что, Боб. Как только я выстрелю, мы бросимся туда: быть может, нам еще удастся ворваться, прежде чем они захлопнут ставни.

Нат Пинкертон нажал курок. Раздался пронзительный крик, одно из «привидений» взмахнуло руками и упало.

В тот же момент сыщики выскочили и бросились к открытым окнам.

Они не успели добежать до них, ставни захлопнулись, и свет в комнате погас.

— Войдем через дверь! — крикнул Пинкертон.

Они побежали на задний двор, распахнули дверь и оказались в комнате, где только что были «привидения».

Сыщики оставили ружья в кустах и теперь вынуждены были воспользоваться револьверами. Комнату они освещали электрическими фонариками.

Нат Пинкертон осмотрел пол и увидел кровавые следы, которые вели к стоявшей в углу кафельной печи.

— Вот это мне и нужно было! — проговорил он. — По этим следам мы и пойдем. Я прострелил негодяю правое плечо.

Он схватил тяжелый стул и изо всех сил начал бить им по печи.

Кафельные плитки, прикрывавшие вход в маленький погреб, рассыпались, и сыщики увидели довольно уютно обставленное помещение, где на постели лежала мисс Браун.

Почти в тот же момент раздался выстрел, и пуля просвистела над головой Пинкертона. Боб Руланд бросился вперед и увидел стоявшего на лестнице преступника. Схватив негодяя за горло, он сшиб его с ног.

Вскоре вошел и Нат Пинкертон.

— Молодец, Боб! — похвалил он помощника. — Но где же второй «дух»?

Снова из-за угла грянул выстрел, и пуля вторично прожужжала над Пинкертоном.

— А! Вот он где! — абсолютно невозмутимо сказал сыщик и одним прыжком настиг негодяя. — Для «духа» ты стреляешь прескверно, милейший.

С этими словами он схватил его за руки.

Несмотря на отчаянное сопротивление, оказанное обоими «привидениями», они вскоре были связаны по рукам и ногам.

Сыщики вывели преступников наружу, а потом освободили мисс Лору. Со слезами на глазах она благодарила своих спасителей.

Арестанты в ту же ночь были доставлены в полицейское управление Нью-Йорка. На следствии выяснилось, что один из них — муж Мэри Стирман, а другой — его лакей.

Оказалось, что Стирман спустил все свое состояние и вместе со своей женой и лакеем придумал такой изощренный способ вымогательства.

Закончив свое «предприятие», они действительно хотели уничтожить несчастную девушку.

В тот вечер, когда Лора убежала от Эриха, она прямо направилась к уединенному дому, так как решила умереть, не имея больше сил хранить страшную тайну. Она считала себя недостойной быть женой Эриха.

Преступники понесли заслуженное наказание: на длительный срок были упрятаны в тюрьму.

Лора Браун, освободившись от страха, вышла замуж за Эриха, и Нат Пинкертон часто бывал в доме этой счастливой молодой четы.

НАТУРЩИЦА-УБИЙЦА

Глава I Таинственная незнакомка

Художник Джон Мелвилл жил на 58-й авеню, в доме 72, в Нью-Йорке.

Около пятнадцати лет тому назад он получил известность, выставив на одной из нью-йоркских экспозиций картины, за которые был удостоен золотой медали.

Он снимал квартиру у добродушной старушки, мисс Аггор. Мастерская располагалась на самом верхнем этаже и имела большие стеклянные окна, выходившие во двор.

Рядом с мастерской находилась спальня, и, кроме того, в его распоряжении была еще одна комната на первом этаже. Других жильцов в доме не было, и мисс Аггор в свое время сдала ему помещение только потому, что в приобретенном ею доме была мастерская для художника.

Мисс Аггор имела все основания быть довольной своим жильцом. Очень симпатичный, скромный и нетребовательный человек, и даже популярность не испортила его, не сделала тщеславным.

Джон Мелвилл, правда, нередко развлекался вне дома, но в общем вел степенный образ жизни. Отношения с хозяйкой были весьма дружественными, он любил ее почти как родную мать.

Ежедневно она заходила к нему в мастерскую, радовалась его успехам и была в курсе всех его дел.

Они обедали, а иногда и ужинали вместе. У молодого художника не было секретов от хозяйки, за исключением одного.

В течение последнего месяца в мастерской Джона Мелвилла иногда стала появляться какая-то женщина в шляпе с густой вуалью. Когда она звонила в дверь, художник всегда сам спускался вниз и открывал ей. Потом они быстро поднимались в мастерскую, и Мелвилл запирал дверь на ключ.

Мисс Аггор несколько раз мельком видела незнакомку и заметила, что та одевалась очень изящно; но имени ее она не знала.

Лица незнакомки мисс Аггор не могла разглядеть, поскольку оно всегда было закрыто вуалью. Хозяйка, конечно, не преминула спросить художника, кто это такая. Он ответил весьма уклончиво, а когда мисс Аггор повторила свой вопрос, сказал, что это натурщица. Прежде она была богата, а теперь вынуждена зарабатывать позированием и поставила условие никому не называть ее имени, так как не хочет быть узнанной.

Мисс Аггор поверила всему, что сказал Мелвилл, и прониклась сочувствием к незнакомке, которая стала появляться после этого разговора довольно часто. Но хозяйка тщетно пыталась увидеть в мастерской художника картину, для которой позировала незнакомка. В смежной комнате стоял огромный шкаф, где молодой художник хранил свои незаконченные творения, но он был всегда закрыт.

Мисс Аггор очень хотелось увидеть картину с изображением незнакомки, но она не осмеливалась просить художника об этом, пока Мелвилл как-то в разговоре не заметил, что покажет ее, но после завершения и при условии, что она никому о ней не скажет.

В течение всего лета натурщица приходила к Джону Мелвиллу три раза в неделю. Настала осень, а картина все еще не была готова.

Как-то утром, когда художник сидел с мисс Аггор за завтраком, она сказала ему:

— Мистер Мелвилл, раньше вы работали более интенсивно, и я часто поражалась тому, как быстро вы пишете ваши вещи. Но теперь вы работаете уже целое лето! И эта женщина продолжает ходить к вам позировать. Неужели картина еще не закончена?

— Нет, — коротко ответил он, — потребуется еще некоторое время.

Художник казался недовольным и, по-видимому, ему не понравилось, что мисс Аггор завела разговор о таинственной натурщице.

Помолчав немного, он сердито проговорил:

— Я бы охотно уничтожил эту картину!

Старушка широко открыла глаза.

— Почему же? Разве вы не удовлетворены вашей работой?

— Работой-то я доволен, но не натурщицей!

— Я заметила, что в последнее время вы стали бледны и задумчивы! Неужели из-за натурщицы? Может быть, вы в нее влюбились?

В ответ Джон Мелвилл лишь махнул рукой.

Позвонили в дверь. Пришел один из богатых нью-йоркских банкиров, не раз бывавший у Мелвилла. Он поднялся с художником в мастерскую и отобрал несколько картин, заплатив за них большую сумму.

Джон Мелвилл уже мог запрашивать высокие цены, поскольку пользовался известностью.

В тот день он работал мало, вечером куда-то ушел, но вскоре вернулся. В последнее время он постоянно был не в духе.

На другое утро Джон Мелвилл проснулся рано. За завтраком мисс Аггор заметила, что он чем-то сильно расстроен.

Около десяти часов раздался звонок. Судя по тому, как художник заторопился вниз, старушка поняла, что пришла таинственная натурщица.

Мисс Аггор поспешила к двери, но они уже поднялись в мастерскую, и хозяйке опять не удалось разглядеть лица незнакомки.

Дверь мастерской закрылась, щелкнул замок. Мисс Аггор, вздохнув, стала убирать со стола.

— Чувствую, что это знакомство не приведет мистера Мелвилла к добру, — бормотала она, — мне кажется, эта женщина принесет ему несчастье! Только бы он поскорее закончил свою картину!

Потом она взяла шитье и села к окну. Но работа не спорилась. Ее мысли были в мастерской. Мисс Аггор понятия не имела, в каком виде позирует художнику незнакомка, есть ли на ней вообще какой-либо костюм. Она опустила руки на колени и вспоминала минувшее лето, в конце которого между ней и Джоном Мелвиллом постепенно возникло отчуждение. Прежних откровенных бесед не стало, и художник уже не обращался к мисс Аггор со своими сокровенными мыслями, что ее очень огорчало. У мисс Аггор не было близких, все родственники или умерли или проживали далеко, поэтому сердечное отношение к ней молодого художника искренне радовало ее. А теперь все изменилось, и она понимала, что виной этому таинственная натурщица.

Когда художник сообщил мисс Аггор, что натурщица так скромна, что не хочет показывать своего лица и называть своего имени, она осталась очень довольна этим объяснением. Но теперь она чувствовала, что здесь что-то не так.

Сидя у окна, хозяйка провела в раздумьях около часа. Иногда, напрягая слух, она пыталась услышать, что происходит наверху.

Ей никогда не приходило в голову подслушивать у двери мастерской, поскольку это было неприлично. Она ни разу не слышала голоса незнакомки. Лишь однажды, когда та пробегала по лестнице, вдруг раздался ее серебристый смех.

Мисс Аггор насторожилась. Дверь мастерской отворилась и тут же захлопнулась. Потом кто-то осторожно повернул ключ, и на лестнице раздались торопливые шаги.

Подойдя к двери, она увидела проходившую мимо ее комнаты незнакомку.

— Сегодня сеанс уже закончен? — не удержалась мисс Аггор от вопроса.

— Да!

— Вы, кажется, заперли ключом дверь? Но ведь мистер Мелвилл остался в мастерской!

Ответа она не услышала.

Незнакомка быстро спустилась в переднюю и выбежала на улицу, сильно хлопнув парадной дверью. Мисс Аггор замерла в недоумении. Вдруг ее сердце сильно забилось от нахлынувшего страха. По-видимому, что-то случилось! Может быть, между ними произошла ссора? Ведь незнакомка находилась в сильном волнении. Почему она повернула ключ в двери мастерской? Там же остался художник! Как и почему она не позволила ему выйти вслед за ней?

Хозяйка решила серьезно поговорить с молодым художником и убедить его в необходимости порвать знакомство с этой женщиной. Она стала медленно подниматься в мастерскую. Ее тело точно налилось свинцом, какой-то необъяснимый, безотчетный ужас сжимал горло.

Мисс Аггор наконец добралась до мастерской. Постояв немного перед дверью, постучала, затем нажала на ручку.

Дверь была заперта. Она хотела открыть ее, но увидела, что ключа в замке нет. Неужели незнакомка взяла его с собой? Или же художник сам закрылся и вынул ключ?

Она вновь постучала и громко позвала:

— Мистер Мелвилл! Откройте, пожалуйста!

Ответа она не дождалась. Из мастерской не доносилось ни единого звука. Мисс Аггор посмотрела в замочную скважину, но смогла увидеть лишь небольшую часть мастерской.

— Здесь определенно что-то случилось! — вырвалось у нее. — Надо вызвать полицию!

Она еще раз постучала в дверь и позвала художника, но ответа опять не услышала. Тогда мисс Аггор спустилась вниз, и, недолго думая, выбежала на улицу.

Она окликнула проходившего мимо полицейского, изъявившего готовность помочь ей. Он тотчас вызвал слесаря, проживавшего неподалеку, который, захватив свои отмычки, направился к мастерской.

Пока слесарь взламывал дверь, мисс Аггор вся дрожала. Она предчувствовала, что случилось ужасное. И не ошиблась…

Когда наконец замок поддался и слесарь распахнул дверь, все одновременно вскрикнули, увидев потрясающую картину. Около большого окна стоял мольберт с неоконченным портретом женщины в древнегреческом одеянии, лицо которой было вырезано.

У мольберта лежал молодой художник Джон Мелвилл. В его спине торчал кинжал, пронзивший сердце.

Кровь, струившаяся через правое плечо, растекалась по ковру, а потом стекала на пол, образовывая лужу.

В правой руке несчастный художник держал кисть, рядом с ним валялась палитра. Очевидно, он не ожидал нападения сзади.

Мисс Аггор при виде трупа лишилась чувств, и полицейский едва успел подхватить ее. Он посадил мисс Аггор в кресло и обратился к слесарю:

— Я должен сообщить об этом в полицию! Останьтесь пока здесь, но ни к чему не притрагивайтесь!

Слесарь согласно кивнул головой, и полицейский ушел.

Вскоре появился инспектор Мак-Коннел в сопровождении нескольких подчиненных и врача. Весть об убийстве известного художника Джона Мелвилла быстро распространилась по всему Нью-Йорку.

Глава II Пинкертон на месте происшествия

Происшествие показалось инспектору Мак-Коннелу столь странным, что он решил вызвать знаменитого сыщика Ната Пинкертона, и тот не замедлил явиться, зная, что инспектор обращается к нему лишь в случаях интересной и трудной работы.

— Слава Богу, что вы пришли! — воскликнул инспектор. — Теперь это загадочное преступление будет раскрыто.

— Труп обнаружили именно в таком положении? — спросил Пинкертон, сердечно поздоровавшись с инспектором.

— Да. Я не трогал его до вашего прихода!

Сыщик молча взглянул на труп, а потом стал внимательно рассматривать картину. Мак-Коннел все это время не проронил ни слова. Составив суждение о происшедшем, Пинкертон сказал:

— Этого человека убила именно та женщина, которая ему позировала! Она же и вырезала изображение лица, чтобы затруднить расследование!

— Так оно и есть, мистер Пинкертон! — отозвался Мак-Коннел. — Почти все лето она появлялась здесь три раза в неделю в качестве натурщицы. Она всегда приходила, прикрывая лицо вуалью, чтобы мисс Аггор, хозяйка дома, не увидела его. Джон Мелвилл сказал, что эта женщина прежде жила в богатстве, а теперь стыдится зарабатывать себе на пропитание в качестве натурщицы и потому носит густую вуаль. Ее имени он не назвал.

Нат Пинкертон прежде всего отправился к мисс Аггор, которая отказалась подняться в мастерскую, так как не могла видеть труп молодого художника. Ведь она любила Джона Мелвилла почти как сына.

Она рассказала сыщику все, что знала, упомянув также о том, что художник в последнее время часто бывал расстроен и грустен, но ни разу не пожаловался ей.

— Вы никогда не видели лица незнакомки?

— Никогда! Я пыталась заглянуть ей в лицо, но вуаль всегда была так густа, что можно было различить лишь его овал!

— Не приходилось ли вам встречать ее на улице, по дороге к вашему дому?

— Приходилось! Она появлялась всегда из западной части города и всегда шла очень быстро!

— Приезжала она когда-нибудь в карете?

— Нет, всегда шла пешком!

— Меняла ли одежду?

— Нет, неизменно была в одной и той же!

— Опишите мне ее подробно!

— Натурщица носила длинное легкое пальто с черной кружевной оборкой. Оно плотно облегало ее фигуру и выглядело очень дорогим! А на голове всегда была черная шляпа со страусовыми перьями!

— В ее одежде вам ничего не бросилось в глаза?

— Нет, ничего!

— Как она вела себя?

— По улице шла очень гордо, вид у нее был высокомерный! В первое время я ей симпатизировала, поверив, что несчастная женщина действительно вынуждена в силу обстоятельств сама зарабатывать себе на жизнь, но вскоре поняла, что это не так!

— Вы никогда не слышали ее голоса?

— Один раз мне удалось услышать ее серебристый смех. И еще сегодня утром, когда я спросила, окончен ли сеанс, она произнесла «да»!

Когда Нат Пинкертон вернулся в мастерскую, инспектор спросил его:

— Ну что? Показания хозяйки весьма скудны, не правда ли?

Сыщик покачал головой.

— Я так не считаю, — ответил он, — я сделал из слов мисс Аггор довольно много важных выводов!

— Неужели? Каких же?

— Прежде всего, что натурщица — очень хитрая женщина. Она приходила сюда, чтобы ограбить художника.

— Но ведь она ничего не украла?

— Думаю, что вы ошибаетесь! Мисс Аггор сообщила мне, между прочим, что вчера к Джону Мелвиллу заходил богатый банкир и за весьма большую сумму приобрел несколько картин. Я уверен, что у художника не осталось ни гроша.

— Но ведь Джон Мелвилл мог не держать денег в мастерской, а спрятать их в каком-нибудь укромном уголке другой комнаты! — возразил Мак-Коннел.

— Посмотрим, но я сомневаюсь в успехе наших поисков! — заявил Пинкертон. — Натурщица, по-видимому, только и выжидала подходящего случая!

— Вы настаиваете на том, что она все лето ходила сюда только за тем, чтобы при удобном случае ограбить художника?

— Именно!

— Но почему же она медлила? Почему не ограбила его раньше?

— Да потому, что выжидала момент, когда у Джона Мелвилла на руках появится крупная сумма. Он хранил все свои сбережения в банке и брал оттуда лишь понемногу на текущие расходы. А с мелочью она и не думала связываться!

— Расчетливость удивительная, ничего не скажешь! Но почему Мелвилл, работая так долго над последней картиной, даже не закончил ее? Мисс Аггор говорила мне, что те картины, которые принесли ему славу, были написаны им гораздо быстрее!

— Объяснение очень простое: он был влюблен в эту женщину!

— Пожалуй, что так!

— Даже наверняка! Она сумела поймать его в свои сети! И, вероятно, все время болтала с ним, отрывая от работы.

— Конечно, хитро придумано! Но если она очень практична и сообразительна, то могла ведь женить его на себе! Перед ней открывалось блестящее будущее, стань она женой знаменитого художника!

— Вероятно, что-то мешало ей поступить так. Возможно, ее прошлое было запятнано, а если бы она решилась выйти замуж, то ей пришлось бы покаяться! В данной ситуации она сначала разжалобила художника, потом он влюбился в нее, и в итоге все завершилось для него катастрофой.

— Ужасно! Ужасно! — проговорил инспектор. — У меня сердце сжимается при мысли о том, что погиб талант. Этот художник создал бы еще очень много прекрасных картин.

— Да, действительно, ужасно! А теперь я хочу обыскать мастерскую, может быть, удастся найти то, что поможет выяснить личность преступницы!

Пинкертон опустился на колени и стал внимательно осматривать труп, но ничего особенного не обнаружил.

Потом он посмотрел на кинжал, торчавший в спине убитого. Это был старый, довольно дорогой кинжал с позолоченной рукояткой и хорошо отточенным лезвием, как бы специально приготовленным для убийства.

Со слов мисс Аггор было известно, что кинжал не принадлежал художнику, он вообще не держал никакого оружия, поэтому можно было предположить, что его принесла незнакомка.

Пинкертон уже решил отправить труп в морг, но вспомнил о карманах пиджака художника. В них он обнаружил переплетенный в серый холст блокнот с эскизами.

Осмотр мастерской не дал никаких полезных для расследования результатов. В углу лежал костюм натурщицы, он был скомкан, и на нем Пинкертон заметил несколько пятен крови.

Этот костюм, по словам мисс Аггор, принадлежал художнику, который купил его несколько лет тому назад для работы над какой-то другой картиной.

Закончив обыск, Нат Пинкертон попросил мисс Аггор подняться наверх. Она в страхе переступила порог мастерской — места ужасной драмы.

— Незнакомка бывала только здесь? — спросил он.

— Да!

— Вы, наверное, знаете, бывала ли она в комнате Джона Мелвилла, расположенной на первом этаже?

— Нет! Это я знаю точно! Когда она приходила, я всегда была дома!

— Не обратили ли вы внимание на походку незнакомки? У нее легкая походка?

— Да, очень! Я не раз поражалась ее чрезвычайно легкой, плавной походке!

— Она носила ботиночки на резиновой подошве, без каблуков! — уверенно сказал Нат Пинкертон.

— Вот как! — воскликнул Мак-Коннел. — Откуда вы знаете?

— Об этом нетрудно догадаться! — ответил Пинкертон. — Художник много курил, а пепел сбрасывал на пол. На нем и остались отпечатки обуви этой женщины. Они довольно отчетливо видны, если присмотреться внимательно!

— И все же я не понимаю! Она ведь носила дорогую и изящную одежду, грубые ботиночки никак не соответствовали ее платью!

— Да почему же? Есть очень дорогая обувь такой модели.

— Но что нам дают отпечатки ее обуви?

— Видите ли, я полагаю, что они дают ключ к разгадке ее настоящей профессии! — ответил сыщик.

— Как так?

— Мне кажется, она выступает на сцене кафе-шантана в качестве эквилибристки или чего-то в этом роде!

— Пожалуй, это возможно! Подобные артистки всегда носят такие ботиночки! — согласился Мак-Коннел.

— Ну, вот! А так как женщина, не имеющая ничего общего со сценой, не станет носить их, то становится ясно, чем занималась преступница в то время, когда она не позировала художнику!

— Совершенно верно! — возбужденно воскликнул инспектор. — Это уже большой шаг вперед в нашем расследовании!

— Джон Мелвилл решительно не подозревал ничего дурного. Он работал над картиной, пока она надевала древнегреческий костюм. А потом эта женщина подкралась сзади и нанесла ему смертельный удар!

— Но все же, по-видимому, в последнее время он кое-что стал замечать в ее поведении, иначе бы не грустил так!

— По всей вероятности, она наговорила ему много неприятного, чем сильно расстроила его. Но об этом мы узнаем подробно, когда она будет сидеть за решеткой!

Мак-Коннел, волнуясь, ходил по комнате.

— Очень печально, что картина пострадала! — проворчал он. — Если б у этой женщины не возникла коварная мысль вырезать изображение лица на холсте, мы наверняка очень скоро смогли бы поймать ее! Вряд ли есть эскизы к картине, ведь художник старательно оберегал натурщицу от посторонних глаз!

Нат Пинкертон, улыбнувшись, сел в кресло и вынул из кармана блокнот с эскизами.

— Однако не забывайте, мистер Мак-Коннел, что черты лица любимой женщины преследуют мужчину всюду! Я уверен, что Джон Мелвилл любил натурщицу и постоянно думал о ней. Таким образом, какие бы женские головки художник не рисовал, он невольно видел натурщицу перед собой.

Нат Пинкертон открыл блокнот — там были наброски больших картин и… несколько эскизов с изображением женских головок.

— Вот, посмотрите, мистер Мак-Коннел, — воскликнул знаменитый сыщик, — все они почти одинаковы, в лицах проглядывают схожие черты! Я готов пойти на какое угодно пари, что это черты лица преступницы! Они наверняка помогут нам опознать убийцу. Вот взгляните сюда: вы видите эскиз с изображением гречанки, приносящей жертву Зевсу! Возможно, что у преступницы такая же высокая прическа. Да и линии выреза на картине подтверждают это. Ясно, что волосы у натурщицы не были распущены. Я полагаю, что мы не ошибемся, если придем к выводу, что этот эскиз сделан с женщины, убившей Джона Мелвилла.

Инспектор пожал плечами.

— Ваше предположение небезосновательно, но все же мне оно представляется довольно шатким!

— Вы можете думать что угодно, мистер Мак-Коннел! А я намерен взять блокнот с собой, чтобы увеличить этот эскиз для розысков! Пожалуй, мистер Мак-Коннел, в ближайшие сутки я приведу преступницу в ваш кабинет!

Убрав блокнот Джона Мелвилла, сыщик распрощался, а инспектор погрузился в глубокое раздумье. Предположения Пинкертона казались ему слишком смелыми, и все же он согласился с ними, поскольку знал, что знаменитый сыщик ошибается очень редко.

Глава III В опасности

Спустя два часа несколько помощников сыщика отправились на розыски артистки, имея при себе копию эскиза с изображением гречанки, поскольку, как считал Пинкертон, это поможет опознать артистку, позировавшую Мелвиллу.

Они разошлись по всему городу. Самых опытных Пинкертон отправил в наиболее опасные места.

Мориссону и Бобу Руланду он поручил обследовать отдаленные авеню Бовери и Китайский квартал. Задача была не из легких. Молодые сыщики оделись в поношенные костюмы и загримировались под бродяг, каких немало в Нью-Йорке.

Боб шел по левой стороне Бовери, останавливаясь перед кафе-шантанами и маленькими театрами. Если на стенах не были вывешены афиши с портретами артистов, он входил в вестибюль и рассматривал их там.

Около половины седьмого Боб оказался у кафе-шантана, посетителями которого были преимущественно моряки.

Он знал это место, так как бывал здесь по служебным делам.

Над дверью висел красный фонарь с вывеской «Театр Тедерса», а стены здания пестрели афишами с анонсами.

Руланд остановился и стал внимательно рассматривать фотографии. Вдруг он замер, увидев красивую головку с высокой прической, а под ней подпись: «Мисс Элеонора Талланд, гимнастка, работающая на трапеции».

Внешний вид ее показался сыщику знакомым.

Он осторожно вынул из кармана копию эскиза и довольно улыбнулся. Потом прошел в ближайшее телеграфное отделение и отправил Нату Пинкертону телеграмму следующего содержания: «Нашел. Элеонора Талланд. Театр Тедерса. Боб». Начальник был оповещен!

Он вернулся в кафе-шантан, прошел в бар, небрежно держа сигару во рту.

Зал был пуст. Бармен дремал за стойкой. Боб ударил по столу так, что запрыгали стопки.

— Эй вы там! Что за безобразие! Неужели некому обслужить? И почему нет никого?

— Все придут к началу представления, к восьми часам! Сейчас они сидят в трактире Маклана!

— А по какому случаю?

— Да ничего особенного! Одна из артисток решила угостить своих друзей и завсегдатаев театра, вот все и пошли туда! Не знаю, что будет сегодня на сцене, если они там перепьются!

— Что, богатое угощение?

— Еще бы не богатое! Элеонора заявила, что не пожалеет нескольких сот долларов! Вероятно, она нашла зажиточного поклонника, с которого берет деньги оптом! Ее жалованья на такие выходки не хватит!

— Ага, значит угощает красавица Элеонора! Надо будет заглянуть в трактир Маклана и посмотреть, что там делается! Должно быть, дым стоит коромыслом!

— Идите! Но будьте осторожны, иначе они напоят вас так, что вы не найдете дорогу домой!

Боб вышел на улицу.

Он знал трактир Маклана. Прежде это было приличное место, но в последнее время порядочные люди сюда заходить перестали. После того, как трактир перешел в другие руки, его стали посещать подозрительные личности, с которыми достойная публика не хотела иметь ничего общего.

Трактир находился неподалеку, и через две минуты Боб был уже там. Пока он спускался по длинной лестнице, до него все время доносился оглушительный шум.

Боб открыл дверь и невольно отпрянул назад от резкого запаха дыма и винных паров.

Он оказался в довольно большом зале с низкими потолками. За накрытым посередине столом, уставленным многочисленными бутылками и стоиками, сидели человек двадцать.

Стоял невообразимый гам, все уже успели перепиться. Большинство представителей обоих полов были одеты довольно прилично, но вели они себя крайне вызывающе, с сознанием превосходства над всеми остальными посетителями трактира.

Были среди них несколько человек в простой одежде, завсегдатаев «Театра Тедерса», — Элеонора Талланд пригласила на свое торжество и таких.

Она сидела во главе стола. На ней было серое манто, а под ним виднелось трико для вечернего выступления. Предполагалось, что пиршество продлится до начала представления.

Элеонора обладала своеобразной красотой.

Боб сразу узнал ее, благодаря эскизу Джона Мелвилла.

Когда молодой сыщик появился, раздались возмущенные крики:

— Это еще кто? Что ему нужно? Эй, хозяин, откуда взялся этот новичок?

Боб не спеша подошел к бару и спросил хозяина трактира:

— Эй, Маклан, имею ли я право войти сюда и попросить виски?

— Несомненно!

— Отлично! В таком случае, скажи им, чтоб не орали. Ведь я их не трогаю.

Один из завсегдатаев трактира, Сэм Баркер, здоровенный малый, подбежал к нему и заревел:

— Что такое? Ты хочешь, чтоб мы молчали? Прикуси свой язык, а не то…

Он замахнулся рукой, но Боб с поразительной ловкостью ударил его кулаком в подбородок так, что Сэм упал, опрокинув при этом несколько стульев.

Воцарилась мертвая тишина…

Но Сэм Баркер был настолько сильным, что смог подняться и вынуть нож. Причем проделал он все это с диким ревом.

— Отдай нож! — крикнул Боб и, подскочив к своему противнику, быстрым движением выхватил оружие.

Увидев, что Сэм собирается вновь вступить в драку, Боб спокойно произнес:

— Советую тебе сесть на место и вести себя тихо, иначе я серьезно проучу тебя!

Молодой сыщик подошел к стойке и выпил виски. Сэм Баркер так испугался, что всю его агрессивность как рукой сняло.

Элеонора, сверкая глазами, следила за происходящим. Когда драка кончилась, она позвала Боба:

— Подойдите сюда, молодой человек! Будьте моим гостем! Вы молодец! Повеселитесь же с нами!

Будь на месте Боба Нат Пинкертон, он бы непременно заподозрил Элеонору в хитрости и стал ждать проявления какого-нибудь коварства с ее стороны. Нат Пинкертон, согласившись сесть за стол, был бы начеку. А Боб, приняв приглашение, забыл об осторожности. Ему хотелось услышать о себе приятное, и потому он быстро сел рядом с Элеонорой.

Она похлопала его по плечу и сказала:

— Вот такие, как ты, мне нравятся! Можешь пойти со мной в театр, денег за билет с тебя не возьмут.

— Весьма рад, — ответил Боб, сделав вид, что влюбился в артистку, — мне очень повезло!

— На, пей! Я хочу оказать тебе честь, которой сегодня не удостоился никто! Пей из моей стопки!

Присутствующие еще не пришли в себя после недавней драки. Некоторые, приняв сторону пострадавшего, по-видимому, настроились наказать Боба за его дерзость. А тут еще Элеонора так явно стала оказывать ему знаки внимания, что еще больше настроила многих против Боба.

Раздался гул недовольства, но так как пирушка оплачивалась Элеонорой, то смельчаков начинать с ней ссору не оказалось.

Но когда Боб взял из ее рук стопку, Сэм Баркер опять вскочил:

— Не смей, — заревел он, вне себя от ярости, — я убью тебя, если ты будешь пить из ее стопки!

Элеонора властно крикнула:

— Сиди смирно, Сэм Баркер! Мой новый друг будет пить из моей стопки, и никто не посмеет помешать ему.

А Боб тоже заявил:

— Да, я буду пить из стопки Элеоноры! Пусть попробует кто-нибудь помешать мне в этом!

Баркер дико заревел, когда Боб опрокинул стопку. Он отодвинул стул и хотел броситься на него, но тут произошло неожиданное. Боб стал падать, теряя сознание, однако он успел сообразить, что попался в ловушку и что артистка чем-то отравила его.

Глухо застонав, он упал, лишившись чувств. Элеонора громко расхохоталась и крикнула Баркеру:

— Теперь ты доволен?

Сэм Баркер подошел к Бобу, пнул его ногой и спросил:

— Что с ним, он умер?

— Нет, — сказала Элеонора, — только лишился чувств! Наблюдая за ним, я почти сразу поняла, что он сыщик, а этих проныр я терпеть не могу! Вот почему я дала ему этот напиток! Теперь он беспомощен и находится в моей власти, и я его так просто не выпущу!

Послышался общий гул одобрения. Никто из присутствующих не мог похвастаться чистой совестью и благородством, поэтому шутка, сыгранная Элеонорой, всем чрезвычайно понравилась.

— Действительно ли он сыщик? — спросил кто-то.

— Выверни его карманы! — приказала Элеонора Сэму Баркеру.

Тот опустился на колени и стал вытаскивать все, что было в них. Под торжествующие вопли всей компании он достал два револьвера, карманный фонарик, связку отмычек, хорошо отточенный ножичек, наручники и другие предметы, являющиеся обычной принадлежностью сыщиков.

Иного уже не требовалось, чтобы понять, кто такой Боб.

Вдруг Сэм Баркер неожиданно вытащил из кармана сыщика какой-то снимок. Элеонора быстро взяла его и вздрогнула, узнав на нем себя.

Не было никаких сомнений, что сыщик разыскивал именно ее. На лице Элеоноры появилось жестокое выражение, глаза засверкали, она сжала кулаки и что-то прошипела сквозь зубы.

— Что с ним делать дальше? — раздался вопрос.

— Я вынесу его отсюда, — отозвался Сэм Баркер, — оставлю на каком-нибудь пустыре, пусть там и приходит в себя. Вряд ли он вспомнит, что с ним произошло, а если и вспомнит, то ничего не сможет сделать, так как не найдет ни одного свидетеля.

Почти все одобрили этот план, никто не хотел, чтобы Бобу нанесли более серьезный вред.

Но тут заговорила Элеонора:

— Нет, я требую другого! Вы должны его связать и вставить кляп, потом засунуть в мешок в таком положении, чтобы никто не смог догадаться, что в этом мешке, и отнести его в мою уборную. Я с ним хочу серьезно поговорить и свести счеты, как только он придет в себя.

— Это, пожалуй, приведет к неприятностям, — возразил кто-то.

— Глупости! Если вы не выдадите меня, никто об этом не узнает.

— Конечно, не выдадим!

— Ну так вот, за работу! Я получу огромное удовольствие от беседы с этим пронырой. Тот, кто мне поможет, получит пять долларов.

Все бросились к Бобу. За пять минут молодого сыщика связали, заткнули ему рот большим платком, а потом завернули его в толстую парусину и обмотали воровками. Получился большой бесформенный куль.

Двое подняли его и потащили, и когда они шли по улице, никто из прохожих не догадывался, что находится в этом большом куле.

В «Театре Тедерса» его бросили на пол в уборной Элеоноры, находившейся за сценой.

Каждый из участников пирушки дал ей твердое обещание никому не рассказывать о происшествии в трактире, после чего преступница осталась наедине с сыщиком.

Глава IV Прерванное представление

Нат Пинкертон целый день провел в поисках женщины, изображенной на эскизах художника. Он вернулся домой около восьми вечера и нашел телеграмму Боба.

Нат Пинкертон, конечно, немедленно отправился в «Театр Тедерса» — в костюме матроса, поскольку знал, что там бывают моряки.

Рассмотрев у входных дверей афиши, Пинкертон увидел снимок артистки Элеоноры Талланд и убедился в ее сходстве с натурщицей.

Немного покачиваясь, развалистой походкой, он вначале прошел в помещение, где находился бар.

У стойки он увидел двух артистов, уже хвативших через край.

Нат Пинкертон потребовал виски и, потягивая его с безразличным видом, стал внимательно слушать, что они говорят.

Один из артистов, атлет, работавший с тяжелыми гирями, сказал:

— Я многое отдал бы, если б мог посмотреть, что Элеонора с ним сделает!

— Это может стоить тебе весьма дорого, — ответил другой, — она начеку. Раньше окончания представления она вряд ли предпримет что-либо. Я уверен, что она не будет с ним церемониться.

— Этот легавый должен получить по заслугам! — ответил атлет.

Артисты говорили шепотом, но Нат Пинкертон слышал каждое слово и делал соответствующие выводы.

Он был уверен, что Боб не преминул бы дать о себе знать, если б имел такую возможность. Вероятно, с ним случилось что-то серьезное, если он этого не сделал.

Однако о том, где может находиться Боб, безусловно, попавший в сети артистки-преступницы, Пинкертон мог только догадываться.

Он решил пробраться за кулисы и разыскать Элеонору Талланд. Пинкертон понял из разговора артистов, что Элеонора не собиралась расправляться со своим пленником во время представления, она решила это сделать позже, а значит Боб где-то здесь.

Пройти за кулисы было нелегко, поскольку посторонним лицам вход туда был, безусловно, воспрещен.

Сцена театра была небольшой, поэтому пробраться через нее так, чтобы никто из артистов и рабочих не заметил, было довольно трудно.

Нат Пинкертон, заранее все хорошо продумав, принял необходимые меры предосторожности. Прежде чем войти в здание театра, он попросил своего помощника Мориссона незаметно встать у дверей. Кроме того, на улице находились полицейские, которые, по установленному сигналу, должны были прийти сыщику на помощь.

Мориссон появился в театре чуть раньше Ната Пинкертона.

Зал был полон, ни единого свободного места. Уже прошли первые номера представления, когда Нат Пинкертон стал медленно продвигаться между столиками к сцене. Добравшись до окна, открытого для проветривания зала от табачного дыма, он остановился.

Правее занавеса сыщик увидел дверь, к которой вела лестница в несколько ступенек. Пинкертон понял, что здесь он не сможет незаметно пройти за кулисы, поскольку рядом с дверью стоял пожарный, а напротив окна за столиком сидели несколько моряков.

Сыщик внимательно посмотрел на открытое окно и решил, воспользовавшись им, незаметно исчезнуть из зала, а потом через другое окно пробраться за кулисы.

Нат Пинкертон сел на подоконник и выглянул наружу. Он находился около одной из деревянных колонн, поддерживающих галерею. Зал во время представления едва освещался, и никто не заметил сидевшего на подоконнике матроса.

Сыщик осторожно распахнул пошире окно и незаметно вылез, оказавшись в каком-то маленьком дворике.

Он огляделся и не обнаружил ворот. Видимо, это было всего лишь пространство между строениями. В траве валялись битые стекла, пустые жестянки и прочий мусор, выброшенный из окон. Нат Пинкертон посмотрел на здание театра. Там, где находилась сцена, из небольших окон струился свет.

Нат Пинкертон решил вскарабкаться к ним.

Здесь его никто не мог заметить.

Он прикрепил к ногам железные шипы, а поскольку кирпичная стена была ветхой и рыхлой, взобраться по ней не составляло труда, и вскоре он был у цели.

Таким образом он добрался до нижних окон на высоте пяти метров. Заглянув в одно из них, сыщик увидел закулисное помещение, в котором находились люди. Чтобы его не заметили, он быстро отпрянул от окна.

Стало быть, здесь нельзя пробраться за кулисы. Нат Пинкертон тихо продвинулся к другому окну, расположенному несколько правее и чуть выше.

Работа была не из легких: хотя ногами сыщик упирался крепко, но руками не за что было уцепиться, и он чуть не сорвался.

Наконец Нат Пинкертон достиг другого окна, которое было распахнуто, заглянул в него и едва не вскрикнул.

Он увидел артистку Элеонору Талланд. Эта красавица стояла посередине своей уборной в одном трико, предназначенном для сцены, и со злорадной улыбкой смотрела на лежавший в углу большой куль, из которого торчала голова Боба Руланда.

Нат Пинкертон застыл в недоумении, но быстро опомнившись, стал наблюдать за происходящим в уборной Элеоноры.

Артистке и в голову не могло прийти, что за окном кто-то есть. Элеонора приблизилась к Бобу и вынула кляп.

— Ну что, — спросила она, — пришли в себя?

— Как видите, — ответил Боб.

Глаза его бегали по сторонам, поэтому он быстро заметил Пинкертона, старательно подававшего ему знаки. Увидев своего начальника, Боб расхохотался и сказал:

— Что за глупые шутки, мисс Талланд? С какой целью вы меня так крепко связали и превратили в куль? Может быть, решили сыграть со мной какой-нибудь номер на сцене?

Она сверкнула глазами и спросила:

— Вы сыщик?

— Да! Ну и что?

— И вы преследуете меня?

— Почему вы задаете такие вопросы? Разве за вами нет никакой вины?

— Я нашла у вас копию эскиза с изображением женщины, похожей на меня.

— И поэтому вы решили, что я вас преследую? Преклоняюсь перед вашей необыкновенной догадливостью, мисс Талланд!

Элеонора побледнела и воскликнула:

— Я с вами не намерена шутить! Если вы думаете, что вам удастся улизнуть, то вы сильно ошибаетесь.

— Я не только думаю так, но твердо убежден в этом! — ответил Боб.

— Вы, наверное, считаете, что у меня не хватит смелости уничтожить своего врага? Ошибаетесь!

Боб презрительно улыбнулся.

— Будьте добры, объясните, как вы укокошите меня? — спросил он.

— Очень просто. На вашу шею я надену петлю и буду ее затягивать, пока вы не задохнетесь. Потом куль, в котором вы находитесь, уберут отсюда и бросят в реку, привязав к нему тяжелый груз.

— Недурно! — отозвался Боб. — Но только вам не удастся это сделать. Впрочем, интересно узнать, почему вы не хотите использовать ваше привычное оружие — кинжал? Ведь несчастного художника Джона Мелвилла вы убили именно им!

Она стала бледной, как полотно, но быстро взяла себя в руки, бросилась к Бобу и начала трясти его.

— С чего вы взяли? Как вы смеете утверждать это! — закричала она.

— Я знаю это точно! — ответил он. — Вы, между прочим, совершили очень жестокое убийство. Какая подлость — подкрасться к художнику сзади, когда он творит, и вонзить в его спину кинжал.

— Молчать! — крикнула она, вне себя от ярости. — Теперь я тем более с вами должна покончить! И никто не сможет помешать этому! Через несколько минут мой выход на сцену, но когда я вернусь, настанет ваш смертный час! Приготовьтесь к этому!

— Хорошо, — безразлично ответил молодой сыщик, — но разрешите вас спросить, Элеонора, не случалось ли вам когда-нибудь ошибаться в своих расчетах? Ни разу? Смею заверить вас, что теперь вы ошибаетесь.

Она недоуменно посмотрела на него, а потом расхохоталась.

— Вы, видимо, решили запугать меня, но это вам не удастся сделать! Я не дам вам ни малейшей возможности уйти отсюда. Меня трудно запугать, сколько бы вы ни угрожали.

— Но все же сознайтесь, что вы убили молодого художника!

Она помолчала немного, потом лицо ее исказилось, и она, злорадно улыбаясь, сказала:

— Да, да! Я его убила. Пронзила кинжалом! И нисколько не жалею об этом! Но вы единственный человек, которому я призналась в этом, и скоро умолкнете навсегда, и никто не узнает, что я убила его!

— Вы сущий дьявол! — воскликнул Боб. — А куда вы спрятали вырезанный вами кусок холста с изображением лица женщины, похожей на вас?

Элеонора показала на свои ботиночки — они были без каблука, на резиновой подошве, — потом прибавила:

— Этот кусочек холста я сожгу сегодня же ночью!

В этот момент раздался резкий звонок, вызывавший артистку на сцену. Элеонора прошла к двери и сказала:

— Я, выполнив свой номер, вернусь и покончу с вами!

Она вышла, и тут же из окна появился Нат Пинкертон.

— Милости просим, — смеясь, проговорил Боб, — вот будет штука! Я с нетерпением жду развязки.

— Я слышал весь ваш разговор, — произнес Нат Пинкертон и начал развязывать веревки, которыми был опутан его помощник.

— Они завернули меня в какую-то тряпку, — смеялся Боб, — вероятно, чтобы мне было тепло.

Затем он быстро рассказал, что с ним произошло. Развязав Боба, Пинкертон дал ему револьвер и сказал:

— А теперь мы им устроим такое представление, какого они никогда еще не видели! Пойдем!

Нат Пинкертон тихо открыл дверь, и они спустились по деревянной лестнице.

Поскольку было довольно темно, им удалось незаметно проникнуть за кулисы.

Элеонора Талланд исполняла свой коронный номер на трапеции, которая находилась под самым потолком. Время от времени раздавались шумные аплодисменты: у актрисы было много поклонников.

Закончив свой самый сложный номер, Элеонора сидела на трапеции, и, благодарно кивая головой, посылала зрителям воздушные поцелуи. Затем она схватилась за веревку, висевшую рядом с трапецией, и стала спускаться вниз.

Вдруг за кулисами раздался пронзительный свист, за ним последовал другой — уже из бара.

Элеонора Талланд, спустившись наполовину, испуганно вздрогнула и невольно замерла. Но потом быстро соскользнула вниз.

Как только она коснулась пола, на сцене появились Нат Пинкертон и Боб Руланд.

С револьверами в руках они подошли к артистке. Аплодисменты прекратились, а когда раздался полицейский свисток, зрители пришли в изумление.

— Элеонора Талланд! — громко произнес Нат Пинкертон. — Именем закона вы арестованы!

Она посмотрела на сыщика, потом на Боба и упала без чувств. Среди публики поднялась суматоха, несколько мужчин с револьверами бросились на помощь артистке.

Но полицейский свисток был услышан Мориссоном, находившимся возле театра, и возымел свое действие.

В зале появились полицейские. Элеонора Талланд, немного придя в себя, хотела бежать, но у нее не хватило сил, и она, пошатнувшись, снова упала. Нат Пинкертон подхватил ее, а Боб побежал в уборную и принес ей пальто и шляпу.

Элеонору под конвоем вывели из зала, и через некоторое время она уже сидела в камере следственной тюрьмы.

В ее ботиночке был обнаружен кусок холста, вырезанный из картины Джона Мелвилла. Кроме того, у нее был найден ключ от мастерской художника.

Элеонора Талланд была вынуждена сознаться во всем. Действительно, она разыгрывала перед Джоном Мелвиллом бедную, покинутую мужем женщину.

Художник страстно полюбил ее, и чувство это не угасло даже тогда, когда он понял, что она обманывает его. Джон Мелвилл ничего от нее не скрывал, и Элеонора знала, что он выгодно продал несколько картин и вырученные за них деньги находятся в мастерской.

Эта доверчивость и погубила бедного художника.

Суд приговорил преступницу к смертной казни, и она закончила свою жизнь на электрическом стуле.

НЕВИННО КАЗНЕННЫЙ

Глава I Судебная ошибка

В мрачном помещении нью-йоркской тюрьмы, где совершались казни, собрались представители судебной власти и администрации. Они были одеты во все черное, и по их лицам видно было, что они собрались сюда по весьма серьезному поводу.

Предстояла казнь убийцы, приговоренного судом присяжных к смерти лишь несколько недель назад.

Все присутствовавшие были как-то особенно нервно настроены. Это было отчасти вызвано тем, что осужденный до последнего момента клялся в своей невиновности и, выслушав приговор, произнес проклятие.

В свое время Давид Саломон был человеком богатым и почтенным. Правда, ходила молва, что он занимается ростовщичеством и для своей выгоды не задумается погубить кого угодно, но он клялся и божился, что не убивал своей матери, хотя против него говорили самые наглядные и веские улики. Судьи не поддались его уверениям в невиновности и вынесли приговор, добросовестно взвесив и обсудив все обстоятельства дела.

И все-таки всеми овладело какое-то нервное беспокойство, которое неизбежно в тех случаях, когда осужденный упорно клянется в своей невиновности.

Полицейский инспектор, стоявший рядом с одним из членов суда, шепнул последнему:

— Саломон не сознался и сегодня ночью, даже перед лицом неминуемой смерти. Он и раввину клялся, что не виновен!

Чиновник пожал плечами:

— Ничего ему не поможет! Несомненно, он виновен, об этом и спорить не приходится. Если он надеется, что своим поведением и своими клятвами ему удастся добиться какого-либо успеха, то он жестоко ошибается. Через несколько минут он сам убедится в справедливости моих слов.

В этот момент открылась дверь тюремного здания и оттуда вышел Давид Саломон в сопровождении двух полицейских служителей и раввина.

Лицо его было мертвенно-бледно, глаза широко раскрыты, колени дрожали. Служители должны были вести его под руки, иначе он упал бы.

При виде электрического стула он вскрикнул, отшатнулся и протянул вперед руки.

Пока надзиратели усаживали его на стул и привязывали, приговор еще раз был прочитан вслух.

Затем ему наложили на ноги, руки и голову стальные пластинки, через которые электрический ток должен был проникнуть в его тело.

В лице у него не было ни кровинки. А когда он увидел, что палач подходит к доске с коммутаторами, он воскликнул:

— Стойте! Вы совершаете убийство! Я не виновен в преступлении! Я…

Но палач уже опустил рычаг, и электрический ток прошел в тело осужденного.

Давид Саломон внезапно умолк. Тело его скорчилось, лицо страшно перекосилось.

Спустя секунду черты лица приняли спокойное выражение и тело перестало извиваться — на электрическом стуле сидел труп.

Присутствовавшие в глухом безмолвии смотрели на ужасное зрелище. Последними словами осужденного все были потрясены. Неужели человек, виновный в убийстве, в последнюю секунду перед неизбежной смертью стал бы уверять, что он не виновен?

Всем стало не по себе. У всех явилась мысль: а что, если в самом деле совершена судебная ошибка? Если действительно казнен невинный?

Один из служителей открыл входную дверь.

Свидетели казни уже собирались уходить, как вдруг быстрыми шагами вошел курьер.

— Остановитесь! — крикнул он. — Я пришел по приказанию судьи Бута! Казнь надо отложить!

— Поздно, — глухо проговорил один из чиновников, — осужденный уже умер!

Все страшно взволновались:

— В чем дело? Почему казнь решили отложить? Разве приговор подлежит отмене? Разве невиновность казненного доказана?

Курьер не мог дать никаких разъяснений.

— Судья Бут, сильно волнуясь, приказал мне поспешить сюда и остановить казнь во что бы то ни стало, — сказал он. — Подробностей он мне не передавал.

— Но ведь это было бы ужасно, если бы Давид Саломон был казнен невинно!

Полицейский инспектор Мак-Коннел и несколько чиновников поспешили выйти из здания тюрьмы и отправились на квартиру судьи Бута.

Бут был председателем суда, вынесшего обвинительный приговор. Закон требовал его присутствия во время совершения казни, но вследствие нездоровья он не выходил из дома, а потому на казнь не явился.

При виде чиновников, он пошел им навстречу:

— Ну что? Давид Саломон жив еще?

— Нет. Он умер за полминуты до прихода курьера.

Судья Бут схватился руками за голову и вскрикнул:

— Это ужасно! Отчего я не узнал этого раньше? Теперь эта казнь будет мне вечным укором!

— Да разве он осужден невинно?

Судья Бут молча указал на письмо, лежавшее на столе рядом с тонким золотым кольцом, старинными дамскими часиками, длинной серебряной цепью и маленькой шейной цепочкой, к которой были прикреплены две большие жемчужины.

Инспектор Мак-Коннел, прочитав письмо, сказал:

— Здесь необходимо содействие такого человека, который мог бы раскрыть тайну и разоблачить истинного виновника, если только это письмо не представляет собой мистификацию! Я немедленно вызову по телефону Ната Пинкертона! А когда он приедет, вы позволите нам, господа, побеседовать с ним с глазу на глаз.

Все согласились и признали предложение инспектора вполне целесообразным.

Мак-Коннел сейчас же подошел к телефону и переговорил со знаменитым сыщиком. Спустя полчаса Нат Пинкертон уже явился.

Он приехал тотчас же, оставив в стороне все прочие дела, так как по возбужденному тону Мак-Коннела сообразил, что дело представляется исключительной важности.

Судья Бут радостно встретил знаменитого сыщика.

— Случилось нечто ужасное! — заявил он последнему. — Произошла судебная ошибка!

— Дело касается казненного сегодня утром Давида Саломона? — спросил сыщик.

— Именно его. Разве это дело вам знакомо?

— Поверхностно — да. Но подробно я его не изучал, так как в последнее время часто уезжал из Нью-Йорка.

— В таком случае позвольте вам в общих чертах набросать картину этого дела, — проговорил судья, — ведь прежде всего вы должны знать, каким образом создалось обвинение и почему Саломон был приговорен к смертной казни.

— Будьте добры, расскажите, — ответил Нат Пинкертон, откидываясь в кресло и закуривая одну из предложенных ему сигар.

Дрожащим от волнения голосом судья Бут начал свое повествование. Часто речь его прерывалась, так как мысль о том, что Давид Саломон казнен невинно, снова и снова охватывала его с ужасающей силой и приводила в трепет.

Глава II Рассказ судьи

— Месяца четыре назад, — начал Бут свое повествование, — полицейское управление получило сведения о том, что на Сорок восьмой улице в доме номер девяносто два совершено убийство. Я лично отправился туда и увидел одноэтажный, хорошенький домик, который, как оказалось, принадлежал некоей вдове Саре Саломон. Она проживала в этом домике одна со старухой-прислугой. Мне тут же рассказали, что Сара Саломон была сама воплощенная скупость. Она жила впроголодь, почти никогда не выходила из дома и занималась тем, что давала взаймы деньги под верное обеспечение и ростовщические проценты. Прежде этим же самым занимался ее покойный супруг, который мастерски умел выжимать все соки из своих ближних. Старуха была найдена лежащей в одной ночной сорочке на полу в своей спальне. В таком положении застал ее и я. Убита она была ударом ножа в самое сердце. Она лежала, вся скорчившись, на окровавленном ковре. По-видимому, удар был нанесен ей совершенно внезапно. Старая прислуга, которая спала в маленькой каморке наверху, ночью не слышала ни малейшего шума, а утром, придя в спальню своей барыни, обнаружила труп последней. По всем признакам было совершено убийство с целью грабежа. По словам старой прислуги, исчезли некоторые вещи убитой Сары Саломон. Не было узкого золотого колечка, которое она носила на левой руке, старинных золотых часов с серебряной цепью и шейной цепочки с двумя жемчужинами. Все эти вещи лежали ночью обыкновенно на ночном столике возле кровати. Все это вместе не представляло собой большой ценности, и убийца не мог похвалиться крупной добычей. Трудно было объяснить, почему он взял только эти вещи и не попытался даже взломать старую денежную кассу в салоне, в которой хранились крупные деньги. Времени у него на это было достаточно, так как, по словам полицейского врача, старуха была убита после полуночи. На денежной кассе действительно не было никаких следов попытки произвести взлом. Ключи от кассы нашлись в кармане платья убитой, а платье висело на вешалке в углу комнаты.

— Было ли замечено еще что-нибудь особенное в комнате?

— Ничего. Я, конечно, сейчас же энергично взялся за дело и прежде всего допросил прислугу. От нее я узнал, что у вдовы Сары Саломон был сын Давид, проживавший на своей маленькой вилле на Шестьдесят девятой улице и занимавшийся тем же, чем его мать и в прежнее время его отец. Давид Саломон был ростовщик беспощадный, но мастерски умел носить маску порядочного человека, так что имел доступ даже в лучшие круги общества. Подозрение сразу же пало на него. Смерть старухи могла быть выгодна только ему, так как он являлся единственным наследником всего ее крупного состояния. Старая прислуга к тому же еще сообщила, что Давид был со своей матерью в натянутых отношениях и что он с ней очень часто ссорился. В последний раз Давид заходил к своей матери месяца за два до ее кончины. Тогда он хотел сделать какое-то крупное дело, для которого и собирался занять у старухи двадцать пять тысяч долларов. Но она не дала ему этих денег.

Ее отказ привел его в страшную ярость. После этого он больше к своей матери не заходил, да и мать не принимала больше в нем никакого участия, а старой прислуге даже было запрещено произносить его имя. Все это, вместе взятое, конечно, давало повод немедленно принять меры против Давида Саломона. Поэтому я в сопровождении нескольких полисменов отправился на маленькую виллу на Шестьдесят девятой улице. Давида как раз не было дома, когда мы явились туда. Мы сейчас же принялись за обыск и добились самых поразительных результатов: в клозете был найден окровавленный кинжал, лезвие которого, как оказалось впоследствии, вполне точно подходило к размерам раны старухи. Под кроватью Давида Саломона были найдены старый забрызганный кровью пиджак и окровавленная рубаха, которая, по словам прислуги, тоже принадлежала Давиду. Из дальнейших расспросов выяснилось, что Давид Саломон уже успел затеять задуманное в свое время дело и что он обещал кому следовало внести деньги в течение недели. У него же самого не было в наличности таких денег, да и вообще он не мог бы достать такой суммы, если бы не получил наследства своей матери. Все это, конечно, должно было служить уликой против него, и он немедленно был арестован. Он страшно возмутился, стал отрицать всякую вину и заявил, что не знает, каким образом окровавленный кинжал попал в клозет, хотя и признал, что кинжал принадлежал ему и что раньше он лежал у него в ящике письменного стола. Далее он говорил, что не понимает, каким образом попала кровь на пиджак и рубаху, найденные под кроватью. Он не отрицал, что действительно предпринял задуманное дело, но заявил, что за несколько дней до этого получил от своей матери письмо, в котором она якобы извинялась перед ним и просила прийти к ней за просимой суммой. Письма этого, однако, найдено не было. Давид Саломон заявил, что он носил его при себе, но, вероятно, потерял. Конечно, никто ему в этом не поверил.

Пинкертон кивнул и проговорил:

— Да и трудно было верить. Все это должно было произвести впечатление пустых отговорок, так что дело неминуемо приняло бы дурной оборот для него.

— Затем, — продолжал судья, — было снаряжено судебное следствие, и я с самого же начала был убежден, что Давид Саломон будет осужден, хотя он на каждом допросе упорно отрицал свою вину и клялся в невиновности. Но это меня только еще больше восстановило против него, тем более что он часто приходил в ярость и не раз осыпал меня грубой бранью. Он должен был сознавать, что положение его безнадежно, но все-таки не ожидал, что его осудят. Вследствие его упорных уверений в своей невиновности я, правду говоря, немного был поколеблен в своем убеждении и счел необходимым назначить новое следствие, но опять не добился никаких результатов. Да иначе и быть не могло. Все улики были налицо. В конце концов я закончил следствие и стал уповать на то, что присяжные заседатели, люди безусловно порядочные и снисходительные, вынесут приговор по совести. Был назначен день суда. На суде Давид Саломон снова стал уверять в своей невиновности, но делал это столь дерзким, вызывающим образом, что сразу же утратил все симпатии судей и присяжных, которые сочли его дерзким лгуном и лицемером. Присяжные не сомневались в его виновности и вынесли обвинительный приговор. Давид Саломон был приговорен к смертной казни. Когда я объявил приговор, он испустил страшное проклятие и лишился чувств. Его отвезли обратно в тюрьму. Ни одного человека не нашлось, кто встал бы на его защиту, напротив, все без исключения осуждали его и признавали решение суда правильным.

— Не мог ли он доказать, где находился в ночь, когда было совершено убийство?

— Нет. Он уверял, что ночевал дома, но прислуга его не могла этого подтвердить. Один из его слуг заявил, что Давид Саломон часто ночью уходил из дома, не говоря никому, куда именно. Таким образом, он и в эту ночь мог уйти. Как бы там ни было, решение суда состоялось и было конфирмовано высшей инстанцией, так как ввиду упорства осужденного нельзя было и думать о помиловании. Сегодня утром состоялась казнь Давида Саломона, в тот же час я получил по почте письмо, содержание которого меня страшно взволновало. Читайте сами, мистер Пинкертон, а потом скажите мне ваше мнение.

Сыщик взял письмо, написанное ровным почерком, и прочитал следующее:

«Судье Буту в Нью-Йорке.

В ту минуту, когда Вы получите это письмо, казнь Давида Саломона будет уже совершившимся фактом. Настал момент заявить Вам, что осужденный не совершил убийства своей матери. Убийство это совершил я, я же доставил в дом Давида Саломона все улики, говорящие против него. Я написал ему письмо от его матери, в котором она заявляет, что готова дать ему взаймы 25 тысяч долларов. Я сумел искусно подделать почерк старухи, так что он и не догадался, что письмо было подложно. Вслед за тем я снова украл это письмо, рассчитывая на то, что пропажа явится новой уликой против него. Так оно и вышло. Вы видите, я устроил все очень удачно, ибо хотел погубить Давида Саломона и его мать, и это мне удалось. Причины, побудившие меня поступить так, для Вас неинтересны. В виде доказательства, что я пишу сущую правду, препровождаю Вам при сем часы, серебряную цепь, узкое колечко и шейную цепочку покойной Сары. Я тогда взял с собой эти вещи, с тем чтобы послать их суду, так как с самого начала решил дождаться казни Давида Саломона, а затем обнаружить всю правду. Так я и сделал. Не пытайтесь ловить меня — все равно не поймаете. Только время зря потратите.

С почтением N. N.».

Прочитав это письмо, Нат Пинкертон задумался.

— Что вы на это скажете? — спросил наконец судья.

Сыщик, медленно подняв голову, сказал:

— Я верю, что в письме сказана правда.

— Стало быть, вы полагаете, что тут нет мистификации? Вы не допускаете мысли, что письмо написано кем-нибудь из друзей Давида Саломона, который таким путем хотел очистить его имя от позора?

— Нет, этого я не допускаю. Прежде всего, Давид Саломон не из таких людей, у которых бывают преданные друзья, а кроме того, после смерти Давида кому может быть нужен его позор или чистота его имени? В пользу моего предположения говорит наличность присланных вещей. Какое, впрочем, заключение вывел суд из факта пропажи этих вещей?

— Было предположено, что Давид Саломон нарочно взял их с собой и уничтожил, чтобы навести на мысль об убийстве с целью грабежа.

— Конечно. Это предположение напрашивалось само собой! Но вам придется привыкнуть к мысли, что сегодня утром в тюрьме было совершено убийство.

— Какой ужас! Но кто же мог желать гибели Сары Саломон и ее сына? Ведь виновный в этом не мог извлечь никакой выгоды. Родственников у покойных нет, их состояние переходит в казну, — стало быть, какие же могли быть мотивы такого злодеяния?

— По всей вероятности, мотивом была месть, — произнес Нат Пинкертон, — не забывайте, что и мать и сын занимались ростовщичеством, да притом самым беспощадным. Они, наверное, разорили много людей. А если представить себе, что разоренный Саломоном человек, обнищавший по вине ростовщиков, озлобился и задался целью отомстить, то это является очень вероятным предположением. И действительно, месть вышла ужасной. Я возьмусь за расследование этого дела. Задача не из легких, но я сделаю все, что могу, чтобы найти истинного убийцу и предать его в руки правосудия.

С этими словами Нат Пинкертон встал и распрощался.

Глава III Адвокат-делец

Прежде всего Нат Пинкертон отправился на 48-ю улицу, в тот дом, где проживала убитая Сара Саломон.

Дом оказался заколочен, а старая прислуга выехала оттуда, так как ей было страшно оставаться в доме, где была убита ее барыня.

Пинкертон при помощи отмычки открыл дверь и вошел в дом.

Его ожидания сбылись: все в доме переменилось, и нельзя было надеяться на возможность найти какие-нибудь следы истинного убийцы. Старая прислуга, прежде чем уехать, привела все комнаты в порядок, и везде было чисто, хотя на мебели и на полу уже успел образоваться тонкий слой пыли.

Сыщик оттуда поехал на 69-ю улицу, где находилась маленькая вилла казненного Давида Саломона. Здесь проживали двое слуг, которые пока еще смотрели за домом, но тоже уже собирались выехать.

Один из них, пожилой еврей Джозеф Зальбан, мог дать сыщику некоторые указания. Он обратился к Пинкертону с вопросом:

— Сегодня утром казнили нашего барина?

— Да.

— А я не верю, что он совершил убийство. Говорите что хотите, а я не верю.

— Да уже почти и доказано, что он не виновен.

Старик развел руками:

— Неужели же это правда? И все-таки его казнили?

— Новые данные опоздали. Истинный убийца обратился к суду с письмом, в котором сознается в своей вине.

— Какой ужас! А теперь вы хотите найти убийцу?

— Именно, и для этого я хочу вас расспросить кое о чем.

— Я готов давать ответы, если только они могут оказать пользу. Я и сам хочу, чтобы тот негодяй, который погубил моего барина и его мать, был обнаружен.

— Ну так вот. Отвечайте мне и не скрывайте ничего.

Нат Пинкертон сел в кресло и спросил:

— Вам известно, что ваш барин занимался ростовщичеством?

— Он делал то, что делают многие, — ответил старик, пожимая плечами, — возьмите наших миллиардеров на Пятой авеню. Сколько людей они разорили, пока составили свои состояния. Мистер Саломон занимался денежными делами, ну а в таких делах надо быть коммерсантом и не руководиться соображениями сердца.

— Да-да, — холодно проговорил Пинкертон, — таковы ваши взгляды, но, я повторяю, они недостойны порядочных людей.

— А почему бы и нет? — спросил старик.

— Оставим это. А теперь скажите, много ли было врагов у вашего барина?

— Само собой разумеется. Конечно, было много. Но они ничего ему не могли сделать.

— Не знаете ли вы кого-нибудь такого из них, который был бы в состоянии совершить преступление?

— Я не настолько хорошо знаю всех людей, которые имели дела с моим барином, — ответил старик, — но я часто слышал, как многие его проклинали и грозили, уходя отсюда.

— Не был ли кто-нибудь из них особенно озлоблен?

— Был такой. Это было около полугода тому назад. Этот человек бесновался, схватил барина за шею и тряс его во все стороны. Мне пришлось тогда освободить барина из рук этого человека.

— Каков он был из себя?

— Довольно большого роста, лицо у него было бледное, бритое, глаза впалые, скулы выступают вперед.

— А что он говорил, когда уходил?

— Да все то же, что говорили и другие. Он кричал, что отомстит кровопийце, что он его будет помнить.

— А что на это ответил Саломон?

— Он смеялся и приказал мне вывести этого человека. А так как я один не мог сделать этого, то призвал своего товарища, и мы вместе выпроводили его.

— Не знаете ли вы, как зовут этого человека и где он живет?

— Понятия не имею.

— После этого случая вы его больше не встречали?

— Ведь я ухожу из дома редко. Нет, я его не видал ни разу после этого.

— Выходит так, что Давид Саломон обычным порядком разорил этого человека, а тот его за это проклинал, Не знаете ли вы, о какой именно сумме шла речь?

— Не знаю.

— И вообще вы не знаете никаких подробностей этого дела?

— Нет. Когда наш барин принимал таких посетителей, то прислуга не имела даже права находиться вблизи, и мы должны были держаться наготове лишь на тот случай, если бы стали раздаваться брань или шум.

— Вероятно, вы постоянно носили при себе оружие?

— Да. Каждый из нас имел по заряженному револьверу, а сам барин даже целых два.

— Не говорил ли вам Давид Саломон еще чего-нибудь о том человеке?

— Он только сказал, что этот человек — легкомысленный игрок, постоянно шатающийся по всем игорным притонам, что он будто бы спустил все свое состояние, является лишь для того, чтобы занимать все новые и новые деньги, но что теперь он ему отказал раз и навсегда.

Нат Пинкертон задумался.

Дело было не так просто. Правда, кое-что он успел разузнать, но все-таки было еще весьма сомнительно, можно ли будет добиться благоприятного результата.

— Само собой разумеется, — заговорил сыщик, — Давиду Саломону постоянно приходилось таскаться по судам, куда его привлекали к ответственности?

— Это верно, но он всегда выигрывал такие дела.

— Не сомневаюсь. Ведь он был, что называется, тертый калач и прекрасно знал, как устроить так, чтобы снять последнюю рубаху с человека и не провиниться при этом перед законом.

Старый слуга состроил странную гримасу, но ничего не ответил.

— У Давида Саломона, — продолжал Нат Пинкертон, — конечно, был дельный адвокат?

Старик свистнул сквозь зубы:

— Еще бы! У него был адвокат каких мало!

— А как его зовут и где он живет?

— Вы, наверное, его знаете. Это Абрам Натансон с Двадцать пятой улицы, дом номер сорок пять!

— Ага, знаю. Надо будет мне отправиться к нему.

Нат Пинкертон по подземной железной дороге поехал на 25-ю улицу.

Там он зашел в контору адвоката Абрама Натансона.

За столами сидело несколько писцов, из которых один вышел сыщику навстречу.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Могу ли я видеть мистера Натансона?

— Вам придется немного подождать, у него как раз сидит клиент. Впрочем, вот он уже уходит. Я сейчас доложу о вас.

Нат Пинкертон увидел, как из кабинета адвоката вышел стройный господин.

Лицо у него было бледное, глаза глубоко ввалились, скулы выступали. Он мимоходом взглянул на сыщика, кивнув головой писцам, и вышел за двери.

Пинкертон невольно обратил внимание на этого человека, так как за какой-нибудь час до этого старый слуга в доме Давида Саломона описал ему именно такое лицо.

Он сейчас же направился к кабинету адвоката, не дожидаясь, пока отправившийся с докладом писец вернется.

Он открыл дверь и, войдя, увидел, как Абрам Натансон как раз в этот момент прятал в кассу банковский билет в пятьсот долларов.

Натансон был человек маленького роста, с большой головой и выразительным лицом, окаймленным длинной седой бородой.

Сразу было видно, что это человек чрезвычайно хитрый, и, казалось, он сам был не лучше ростовщика Давида Саломона.

Саломон скопил свое состояние путем ростовщичества, адвокат — путем обхода закона. Натансон, несомненно, тоже не постеснялся бы разорить и погубить кого угодно, лишь бы при этом можно было заработать, не приходя в столкновение с законом.

В момент появления сыщика Натансон самодовольно улыбался и не сразу заметил посетителя.

— А как зовут господина, который хочет меня видеть? — спросил он писца. — Я десять раз повторял вам, что вы должны всегда спрашивать фамилию!

— Я сейчас его спрошу, — отозвался писец, обернулся и, увидев сыщика, произнес: — Да он уже вошел сюда.

— Как так? — злобно воскликнул адвокат, подойдя к сыщику. — Как вы смеете являться сюда, не зная, будете ли вы приняты? Я с вами разговаривать не желаю, уходите!

Пинкертон и не подумал двинуться с места. Он строго взглянул на писца и повелительным тоном произнес:

— Уйдите отсюда!

Писец струсил и поспешил удалиться, а Пинкертон обратился к адвокату со словами:

— Я — Нат Пинкертон! К вам я явился по делу, а потому уверен, что вы будете говорить со мной. Впрочем, считаю не лишним обратить ваше внимание на то, что я обыкновенно не берусь за расследование деяний таких людей, как вы, но могу, если потребуется, сделать и исключение.

Натансон побагровел.

— Что вы хотите этим сказать? — крикнул он. — Ни в чем дурном вы меня уличить не можете!

— Это было бы весьма нетрудно, — оборвал его Нат Пинкертон. — Берегитесь, мистер Натансон! Весьма возможно, что когда-нибудь нам с вами придется поговорить весьма серьезно!

Натансон сразу струсил. Он понимал, что ему не справиться с Пинкертоном и что сыщик, пожалуй, сумеет уличить его во многих неблаговидных поступках, а тогда пришлось бы понести весьма строгую кару.

Вот почему он предпочел переменить тактику и, улыбаясь, сказал:

— Вы меня извините, мистер Пинкертон, я немного расстроен. Я никогда не ожидал, что вы окажете мне честь вашим посещением. Садитесь вот в это мягкое кресло, куда я сажаю только своих лучших клиентов, и не откажитесь закурить одну из этих сигар.

— Пожалуйста, мистер Натансон, не трудитесь, — ответил Пинкертон, — мне от вас нужна только маленькая справка, в которой вы, надеюсь, мне не откажете!

— Если только сумею, я с удовольствием скажу все, что могу.

— Ну так вот! Скажите, кто такой господин, который только что вышел от вас?

— Право, при всем желании не могу вам этого сказать! Это какой-то сумасшедший, который даже не назвал мне своего имени!

— Мистер Натансон, не лгите! Вы прекрасно знаете, кто он такой!

— Будь я проклят, если не говорю вам правду! — воскликнул адвокат. — Не понимаю, почему вы мне не верите! Он вошел сюда и сразу сказал, что не желает называть своего имени, так как, мол, у него дело такое таинственное и загадочное, что он хочет сначала мне его изложить и узнать, возьмусь ли я за него как адвокат. Затем он рассказал мне массу всякой ерунды, так что я даже подумал, что он не в своем уме, и попросил его отправиться к какому-нибудь другому адвокату, так как у меня нет времени для него.

Пинкертон начал терять терпение.

— Все это вы можете говорить кому угодно, но только не мне! — ответил он. — Вам не удастся провести меня! Я прекрасно видел, как вы положили в кассу пятьсот долларов, полученные вами от этого господина! Он заплатил вам пятьсот долларов за то, чтобы вы молчали!

— Я не знаю, откуда вы это взяли! — возразил Натансон. — Я сказал вам одну только сущую правду, а если она вам не нравится, то я в этом не виноват! Какое вы имеете основание думать, что меня вообще можно купить? Я человек честный и на такие дела не иду…

— Довольно! — резко оборвал его Пинкертон. — Сознайтесь в том, что вы получили пятьсот долларов от этого человека за то, чтобы вы молчали в случае, если к вам обратятся с запросом, была ли у него тяжба с Давидом Саломоном! Вы признаете это или нет?

— Нет, не признаю, потому что это неправда! Вы жестоко ошибаетесь, мистер Пинкертон!

— А если я буду настаивать на своем? — резко ответил сыщик. — Если я вам заявлю, что немедленно арестую вас в случае дальнейшего отпирательства?

Натансон побледнел.

— Арестуете! — воскликнул он. — Но за что? Вы не вправе сделать этого! Я ничего дурного не сделал, и у вас нет никаких оснований к этому.

— Хорошо, мистер Натансон! — ответил Пинкертон с улыбкой. — Я пока еще воздержусь от этого, так как я добьюсь своей цели и без вашей справки! Как бы там ни было: признаете ли вы, что состояли поверенным казненного Давида Саломона?

— Да, признаю!

Пинкертон встал и подошел к двери. Но тут он еще раз обернулся и сказал:

— Еще одно, мистер Натансон! Я в этом деле буду действовать энергично, и, полагаю, вам попутно тоже попадет. Для ближних ваших будет весьма желательно, если вы на несколько лет отправитесь в места не столь отдаленные. Прощайте!

С этими словами сыщик ушел, а адвокат остался в своем кабинете в весьма неприятном настроении.

Глава IV Арестуйте меня!..

Полицейский инспектор Мак-Коннел сидел у себя в кабинете в здании главного полицейского управления в Нью-Йорке за работой.

Вдруг к нему вошел вестовой и доложил:

— Вас настоятельно желает видеть какой-то бродяга!

— Бродяга? Что ж, пусть войдет!

Спустя несколько минут, в кабинет вошел какой-то плохо одетый мужчина с испитым лицом и поклонился инспектору.

— Что вам угодно? — спросил Мак-Коннел.

— Меня зовут Джекоб Гаррис! — ответил незнакомец, — Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз, мистер Мак-Коннел!

Мак-Коннел дал знак вестовому, и тот вышел. Затем он взял со стола маленький револьвер и начал вертеть его в руке. Приходилось допускать возможность, что незнакомец явился с намерением произвести покушение, и Мак-Коннел на всякий случай приготовился дать должный отпор.

Он не заметил, что бродяга слегка улыбнулся, когда увидел револьвер.

— Ну, что ж вам нужно? — снова спросил инспектор.

— Я должен доверить вам тайну! — заявил незнакомец, подойдя ближе.

— Говорите, в чем дело?

Вдруг бродяга громко воскликнул:

— Арестуйте меня!

— Арестовать вас? За что?

— Я — убийца Сары Саломон!

Инспектор невольно растерялся:

— Что такое? Вы — убийца Сары Саломон? Вы написали письмо судье Буту?

— Да, я написал это письмо!

— Отлично, в таком случае я арестую вас! Но что побудило вас явиться в полицию? Совесть, что ли, замучила вас?

— Нет, я явился для того, чтобы истинный убийца был наказан!

— Стало быть, вы сами хотите сесть на электрический стул?

— Ничего подобного!

— Неужели вы полагаете, что отделаетесь более легким наказанием? Тем более что из-за вас пострадал невинно другой?

— Нет. этого я не полагаю, — ответил бродяга, — но дело в том, что на самом деле я вовсе не убийца.

Мак-Коннел сердито топнул ногой.

— Послушайте, — крикнул он, — как вы смеете дурачить меня?

Но вдруг бродяга заговорил совершенно другим голосом:

— Друг мой, Мак-Коннел. Зачем вы так волнуетесь? Стоит мне немного переодеться, и вы не узнаете меня.

Мак-Коннел был крайне озадачен — такого сюрприза он не ожидал.

— Это вы, мистер Пинкертон, — воскликнул он, — ни за что не узнал бы вас!

— Тем лучше! — ответил сыщик. — Дело в том, что я явился действительно для того, чтобы быть арестованным как убийца Сары Саломон!

— Ничего не понимаю. Ведь не вы же ее убили?

— Понятно, нет! Но таким способом я надеюсь напасть на след истинного убийцы.

— Вы думаете, он заявит о себе, когда узнает, что из-за него должна погибнуть вторая невинная жертва? Не думаю. Я лично убежден, что он совершенно хладнокровно допустит казнь и второго невинно осужденного.

— Почем знать. Он допустил казнь Давида Саломона, ибо он добивался ее, желая отомстить ему и его матери, которые разорили и погубили его. А теперь дело обстоит иначе. Убийца, по всей вероятности, тем или иным путем объявит, что арестованный, выдающий себя за убийцу, вовсе не совершал этого убийства. А если и тут нам не удастся найти преступника, то мы обнаружим его на суде во время разбора дела. Одним словом, снова повторяю: арестуйте меня.

— Недурно придумано, — ответил инспектор, — значит, прикажете арестовать вас?

— Конечно. Призовите полисмена и прикажите отвести меня в тюрьму. Завтра, а может быть, еще и сегодня, я письменно изложу в наиболее правдоподобной форме, каким образом было совершено убийство. Об одном только буду просить: назначайте поскорее суд над Джекобом Гаррисом. В данном случае сделайте исключение, а то мне не особенно приятно сидеть несколько недель за решеткой.

— Могу ли я посвятить судью Бута в это дело?

— Можете, но только под строжайшим секретом.

— Ладно, тогда можно будет скоро назначить суд. Так как мнимый убийца сознается во всем, то предварительное следствие не займет много времени, и ваше желание будет исполнено.

— Итак, мистер Мак-Коннел, поторопитесь. Я с нетерпением ожидаю минуты, когда наконец буду сидеть за решеткой. Суд, пожалуй, может быть назначен уже через два-три дня?

— Я сделаю все что могу, — ответил Мак-Коннел, крепко пожимая руку тому, кого собирался отправить в тюрьму.

Затем он позвонил. Явился полисмен.

— Отведите этого человека в тюрьму, — приказал инспектор, — личность свою он удостоверит сам. Он — убийца Сары Саломон. А затем спросите по телефону у судьи Бута, может ли он сейчас же поговорить со мной по очень важному делу?

Сыщика отвели, и спустя несколько минут он уже сидел в одной из самых надежных камер тюрьмы.

Под вечер того же дня его привели на допрос к судье Буту. Тюремные служители были немало поражены, когда их выслали из комнаты на время допроса. Обыкновенно при допросе присутствовали два служителя для предупреждение бегства или какого-либо насилия со стороны арестанта.

Бут долго смотрел на бродягу и наконец спросил в недоумении:

— Неужели на самом деле это вы, мистер Пинкертон?

— Я самый и есть, — проговорил сыщик своим обыкновенным голосом и немного приподнял свой парик.

Только теперь судья вполне узнал сыщика.

— Призовите поскорее вашего секретаря, — сказал последний, — я дам показания по поводу совершенного убийства. Скажите, мистер Бут, когда может состояться суд?

— Я устрою, чтобы разбор дела был назначен не далее как через три дня. Правда, это нелегко устроить, но я приложу все усилия, и, надеюсь, мне уступят.

— Ну что ж, постараюсь за это время не потерять терпения. А теперь приступим к допросу.

Судья призвал секретаря и двух тюремных служителей. С арестанта был снят допрос, на котором Пинкертон показал, что совершил убийство из мести. Он придумал очень правдоподобное описание преступления, и протокол был составлен.

Затем его отвели обратно в тюрьму.

Еще в тот самый день, когда Нат Пинкертон в образе бродяги выдал сам себя полиции, в газете появились статьи по этому поводу.

Известия газет произвели огромную сенсацию; повсюду только и говорили об этом деле и высказывались сожаления об участи, постигшей невинно осужденного Давида Саломона.

На утро следующего дня арестант снова был вызван к судье Буту, и снова тюремные служители должны были выйти из комнаты.

Бут встал и торопливо проговорил:

— Пожалуйте сюда, мистер Пинкертон. Ваши ожидания сбылись. Истинный убийца уже дал знать о себе.

Он передал сыщику письмо, полученное им рано утром, в котором было сказано следующее:

«Судье Буту в Нью-Йорке.

Я узнал из газет, что в полицию явился некий Джекоб Гаррис и выдал себя за убийцу еврейки Сары Саломон. Человек этот лжет. Он либо с ума сошел, либо просто ищет смерти. Он убийства не совершал. Освободите его, он к этому делу совершенно не причастен. По почерку настоящего письма Вы увидите, что я уже раз писал Вам; тогда уже я сообщил Вам, что в убийстве виновен я и что Вы никогда меня не поймаете. Теперь повторяю то же самое. Джекоба Гарриса посадите в сумасшедший дом, ибо он, очевидно, помешан.

С почтением N. N.».

— Что вы на это скажете? — спросил судья Бут.

— Так и вышло, как я ожидал, — ответил Пинкертон. — Я знал, что преступник не пожелает допустить казни второго невинного. Но из этого письма нельзя извлечь никаких данных, поэтому придется дожидаться дня суда, а там видно будет дальше.

— Что же делать? — спросил Бут. — Как мне поступить с этим письмом? Не могу же я совершенно оставить его без внимания.

— И не нужно. Дайте его отпечатать в газеты, а репортерам скажите, что вы считаете автора письма идиотом, который хочет ввести суд в заблуждение; Джекоб Гаррис дал вам будто бы столь неоспоримые доказательства своей вины, что в последней совершенно не приходится сомневаться.

Судья Бут обещал, что поступит согласно этому совету. Затем он позвонил и арестанта опять увели.

В вечерних газетах появилась копия этого письма вместе с пояснением самого судьи.

Известие это вызвало самые разноречивые толки. Многие допускали возможность, что судьи могут в данном случае снова впасть в заблуждение.

Никто не подозревал, что все эти известия явились плодом тонко задуманного плана знаменитого сыщика Ната Пинкертона.

Глава V Суд

Зал суда был переполнен. Многим пришлось уйти ни с чем, так как еще задолго до начала заседания все места в зале были заняты.

Наконец члены суда и присяжные заняли свои места.

Привели обвиняемого, который спокойно сел на свое место и стал разглядывать публику.

Нат Пинкертон был убежден, что увидит в публике того, кого он подозревал в совершении убийства. Но как он ни вглядывался в публику, он не видел того, кого ожидал увидеть.

В конце концов он обратил свое внимание на одного из сидевших в первом ряду. Человек этот был одет довольно хорошо, на нем был светлый клетчатый костюм; он носил длинную черную бороду.

Пинкертон как-то сразу умел отличать фальшивые бороды от настоящих и вскоре убедился, что замеченный им человек носил именно фальшивую бороду. А теперь он заметил также, что глаза у того человека были впалые, а скулы выдавались.

На суде председательствовал Бут.

Он обратился к подсудимому с вопросом:

— Ваше звание, имя и фамилия?

— Зовут меня Вильям Джекоб Гаррис, — ответил сыщик.

— Где вы родились?

— В Канзасе.

— Сколько вам лет?

— Сорок пять.

— Вы явились в полицию и сами себя обвинили в том, что убили еврейку Сару Саломон. Действительно ли вы совершили это преступление?

— Да, я указал сам на себя.

— Зачем вы это сделали? Мучились ли вы угрызениями совести?

— Нет. Я был только движим желанием предать в руки правосудия истинного убийцу.

— А известно ли вам, что вы этим самым произнесли над собою смертный приговор? Если вы полагаете, что вам удастся избежать электрического стула, то очень ошибаетесь.

— И все-таки я не буду казнен, — возразил подсудимый.

В публике поднялся глухой говор. Судьи и присяжные переглянулись.

— Нет, вы не уйдете от казни, — снова заговорил судья, — не забывайте, что из-за вас был казнен невинный.

— Не из-за меня, — спокойно ответил мнимый убийца.

— Что это значит? — раздалось в ответ.

— Не из-за меня была совершена эта казнь, — повторил сыщик, — а из-за того, который на самом деле совершил убийство Сары Саломон.

— Стало быть, вы теперь заявляете, что Сару Саломон убили не вы?

— Нет, не я убил ее.

В зале поднялось волнение. Председательствующий вынужден был призвать публику к порядку.

Человек с черной бородой, сидевший на первой скамейке, видимо, начал сильно беспокоиться. Он ерзал на своем месте и оглядывался назад, как бы ища прохода, чтобы бежать.

— Но если вы не виновны, — снова заговорил судья, — то почему же вы сами взвалили вину на себя?

— Я уже говорил, что сделал это для того, чтобы уличить истинного преступника.

— Это непонятно. Говорите яснее, Джекоб Гаррис.

Тут подсудимый взглянул на человека с темной бородой в первом ряду публики и громким голосом проговорил:

— Не называйте меня Джекобом Гаррисом.

— Почему?

— Потому что меня зовут не так.

— А как вас зовут?

— Я — Нат Пинкертон.

Судьи, присяжные и публика пришли в неописуемое волнение.

Подсудимый спокойно продолжал:

— Вероятно, господам членам суда известно, что я сыщик. Я действовал по зрело обдуманному плану, принимая на себя вину в убийстве.

— И что же, ваш план удался, мистер Пинкертон? — спросил председательствующий самым любезным тоном. — Можете ли вы указать на истинного убийцу?

— Могу. Он находится здесь, в зале, среди публики.

При этом он указал на чернобородого человека в первом ряду.

Вдруг произошло нечто совершенно неожиданное.

Нат Пинкертон вскочил со скамьи подсудимых и кинулся на человека в клетчатом костюме.

Моментально он сорвал с него фальшивую бороду и схватил его за шиворот.

В зале поднялась страшная суматоха.

Пинкертон схватил совершенно растерявшегося преступника и потащил его на середину зала.

По знаку судьи Бута явилось несколько полисменов, которые связали преступника, очень мало, впрочем, сопротивлявшегося.

Он еле стоял на ногах и тяжело опустился на стул.

Когда тишина была восстановлена, судья Бут обратился к незнакомцу с вопросом:

— Признаете ли вы себя виновным?

В ответ раздался слабый стон, но вдруг преступник громко крикнул:

— Да, я виновен! Сару Саломон убил я. Я виновен в том, что Давид Саломон казнен невинно.

Вдруг он как-то ожил, выпрямился и вскочил. Обращаясь больше к публике, чем к судьям, он громко произнес:

— Не судите меня слишком строго. Я несчастный человек, которого разорил Давид Саломон и старуха Сара Саломон. У меня прежде было хорошо идущее дело, я был женат и был счастлив. Мы работали без отдыха, мы хотели составить себе обеспеченное положение. Но вдруг настали тяжелые времена. Я тяжко заболел, дела пошли на убыль, и мы очутились в нужде. Я обратился к Саре Саломон и занял у нее некоторую сумму денег под заклад моего дела. Дальше — хуже. В конце концов она мне пригрозила, что выбросит меня на улицу, если я не уплачу своего долга. Я побежал к ее сыну Давиду, который сейчас же дал мне денег на уплату долга Саре, его матери. Но оказалось, что я попал в еще более цепкие лапы. Давид Саломон считал еще более высокие проценты, и в конце концов я потерял все свое состояние. Моя жена умерла. Давид Саломон высмеял меня, когда я явился к нему с жалобами. Тут я решил отомстить им и привел свое решение в исполнение. Я убил Сару Саломон, а сына ее подвел под суд. Я уже объяснил в своем первом письме на имя судьи Бута, каким образом я это сделал. Но теперь скажу, что я на электрический стул все-таки не попаду.

При этих словах незнакомец выхватил револьвер и, прежде чем кто-либо успел помешать ему, пустил себе пулю в лоб.

Так завершилась трагедия, конец которой был так же ужасен, как и начало.

Когда Нат Пинкертон вспоминал об этом деле, в душу его закрадывалась какая-то скорбь, и он избегал говорить о достигнутом успехе.

РОКОВАЯ ПОЕЗДКА НА САНЯХ

Глава I Ужасная находка

В один из зимних дней 1900 года из маленького городка Ньюбург, расположенного приблизительно в ста верстах к северу от Нью-Йорка, выехал красивый автомобиль, в котором сидели трое мужчин. Он то поднимался, то спускался по холмам правого берега Гудзона, направляясь на юг. В автомобиле оживленно беседовали знаменитый нью-йоркский сыщик Нат Пинкертон, его помощник Боб Руланд и известный полицейский инспектор Мак-Коннел.

Они попали в Ньюбург, преследуя преступника, и им удалось задержать беглеца.

Сидя в автомобиле, они обсуждали это дело, одновременно любуясь зимним пейзажем. Со всех сторон возвышались величавые, покрытые снегом горы; деревья сверкали, словно были усыпаны мельчайшими кристалликами; и зрелище это было достойно кисти художника.

Автомобиль в очередной раз поднялся в гору, и путники увидели справа глубокий обрыв. Вдоль него тянулась деревянная ограда.

Вдруг Нат Пинкертон крикнул, оборвав фразу на полуслове:

— Стой!

Шофер обернулся и спросил изумленно:

— Остановить автомобиль?

— Ну да, остановите!

Автомобиль замер, и Нат Пинкертон указал рукой назад. Метрах в десяти ограда была проломлена, а на снегу виднелись следы.

— Мне кажется, — сказал Пинкертон, — что произошло какое-то несчастье!

Все вышли из автомобиля и направились к указанному месту. Пинкертон подошел к краю обрыва и взглянул вниз. Но дна не было видно, так как мешал скалистый выступ в отвесной стене обрыва. Осмотрев следы на снегу, Пинкертон решительно заявил:

— Мы должны обязательно спуститься вниз! По-видимому, туда упали сани. Пассажиры, быть может, еще живы, но погибнут, если мы не окажем им помощи! Надо отыскать наиболее удобное место для спуска!

Мак-Коннел и Боб молча последовали за сыщиком. Они знали, что он никогда не отказывается от своих намерений.

Пинкертон шел вдоль обрыва до тех пор, пока не обнаружил место, где стена была не слишком отвесна и где было много щелей и выступов. Не говоря ни слова, он перелез через ограду и начал осторожно спускаться.

Посмотрев через некоторое время вниз, он обратился к Мак-Коннелу и своему помощнику, следовавшим за ним:

— Я прав! Произошло ужасное несчастье!

Вскоре он и его спутники спустились в пропасть. Им представилось страшное зрелище.

С высоты обрыва, пролетев приблизительно двадцать пять метров, упали сани, запряженные парой вороных лошадей. Сани разбились вдребезги, а лошади погибли, переломив спины.

Санями были придавлены мужчина лет двадцати пяти, в дорогой шубе, и изящная белокурая дама с очень красивыми чертами лица.

— Она еще жива, — воскликнул Боб, наклонясь к ней. — Губы полуоткрыты, она еще дышит!

Пинкертон взял руку молодой женщины, чтобы пощупать пульс.

— Да, она жива! — подтвердил он. — Попытайся-ка, Боб, привести ее в чувство! Быть может, она нам сообщит, каким образом произошло несчастье!

Боб достал маленькую карманную аптечку, которую постоянно носил с собой, опустился на колени рядом с молодой женщиной и влил ей в рот несколько капель из крошечного флакончика. Результат не заставил себя долго ждать: она сделала глубокий вдох и стала дышать равномернее.

Пинкертон тем временем подошел к телу мужчины, левая рука которого судорожно сжимала вожжи. Сыщик поискал бумажник в кармане погибшего, но ничего не нашел. Дорогие, усыпанные бриллиантами часы на тяжелой золотой цепочке были украшены инициалами «Г. Т.»

На кошельке стояли те же буквы. В нем оказалось золота и ассигнаций более чем на триста долларов. На руках пострадавшего красовалось несколько дорогих бриллиантовых колец. Пинкертон с большим трудом снял их, в надежде увидеть какие-нибудь выгравированные надписи. На них ничего не было. Однако на белье мужчины стояли те же инициалы: «Г. Т.»

Сыщик внимательно поглядел ему в лицо, а затем стал осматривать отвесную скалу, с которой сорвались сани. Чем больше он смотрел, тем сосредоточеннее становилось выражение его лица. Он вынул подзорную трубу и снова начал внимательно осматривать скалу.

Мак-Коннел недоумевал.

Пинкертон положил трубу в карман и произнес:

— Здесь совершено преступление! Лошади были направлены на край обрыва! Молодая чета стала жертвой негодяев! Но я постараюсь найти злодеев!

— Почему вы решили, что произошло преступление? — недоверчиво спросил Мак-Коннел. — Ведь можно предположить, что лошади испугались чего-то, понесли и сорвались вниз?

— Нет, — решительно заявил Пинкертон, — еще наверху я заметил нечто такое, что показалось мне подозрительным!

— Дама приходит в себя! — вдруг крикнул Боб.

Пинкертон тотчас подошел к ней, опустился на колени и наклонился к ее уху.

Она открыла глаза и в полузабытьи стала смотреть куда-то вдаль.

— Вы слышите меня? — спросил Пинкертон.

Она едва прошептала в ответ:

— Слышу!

— Знаете ли вы, где находитесь?

Она ответила не сразу, пытаясь, по-видимому, что-то припомнить. Вдруг на лице ее появилось выражение ужаса, и она, широко открыв глаза, посмотрела на обрыв.

— Вы упали в санях? — спросил Пинкертон.

— Да!

— Каким образом? Расскажите, как было дело!

— Не знаю, — прошептала она. — Кто-то выстрелил, лошади шарахнулись в сторону, я поняла, что грозит опасность… потом… мы сорвались!

— Может быть, вы успели увидеть кого-нибудь?

— Нет!

— Но вы слышали выстрел?

— Да, слышала!

— Как ваше имя?

— Лиза Гриндал!

— А вашего спутника?

— Генри Тарнтон!

— Откуда вы родом?

— Я из Ньюбурга, он из Вестпойнта!

— Он ваш жених?

— Да!

— Подозреваете ли вы кого-нибудь? Были ли у вас или у него враги, способные покуситься на вашу жизнь?

— Нет, врагов у нас не было! Генри такой хороший человек! Кто же мог его ненавидеть?

Она снова лишилась чувств. Пинкертон обратился к Мак-Коннелу:

— Вот и подтвердилось мое предположение, что совершено преступление! Какой-то негодяй напугал лошадей, выстрелив рядом с ними, они шарахнулись в сторону, сбили ограду и вместе с санями полетели в пропасть! Вполне понятно, что молодая женщина не видела негодяя, совершившего это злодеяние!

— Но что со скалой? — спросил Мак-Коннел. — Почему вы так внимательно разглядывали ее?

— У меня есть на это серьезные основания, и я осмотрю ее еще раз более тщательно! Ты немедленно поднимись наверх! — обратился он к Бобу. — До Вестпойнта недалеко! Вызови оттуда полицейского врача и наведи справки о семье мистера Тарнтона, которого мы нашли мертвым! Его близким тактично сообщи о случившемся, а потом во что бы то ни стало достань мне веревочную лестницу.

— Будет сделано!

— Не забудь поставить в известность полицию!

Боб вскарабкался вверх по обрыву, и спустя несколько минут раздался шум его автомобиля, мчавшегося в Вестпойнт.

Нат Пинкертон с Мак-Коннелом остались внизу. Сыщик не сказал ему, что именно он увидел на обрыве, хотя инспектор сгорал от нетерпения. Как Мак-Коннел ни разглядывал скалу, ничего особенного он там не заметил…

Глава II Важные наблюдения

Нат Пинкертон тщательно обыскал сани, потом проверил карманы мисс Гриндал, но нигде не обнаружил ничего такого, что могло бы как-то объяснить случившееся.

Ничего не оставалось, как только ждать возвращения Боба.

Через два часа снова послышался шум автомобиля. Пинкертон с любопытством взглянул наверх, откуда должны были появиться вновь прибывшие.

Он увидел Боба, который помогал спуститься вниз почтенному седобородому старику. За ними следовали еще один пожилой человек, вероятно полицейский врач, и полисмен в форме. Вскоре все были около саней.

Старик с громким стоном упал на колени возле погибшего мужчины.

— Сын мой! Дорогой мой сын! — воскликнул он и залился горькими слезами.

Пинкертон посмотрел на старика, но не стал его беспокоить. Затем он взял у Боба веревочную лестницу. Полицейский врач занялся молодой девушкой. Осмотрев ее, он сказал Мак-Коннелу, что, по его мнению, несчастной осталось жить всего несколько минут.

Он оказался прав. Лиза Гриндал, не приходя в сознание, скончалась через четверть часа.

Тем временем Пинкертон выслушал донесение своего помощника.

— Вот этот старик, — сообщил Боб, — отец погибшего, мистер Тарнтон. Он владеет большим пороховым заводом в Вестпойнте и поставляет товар местной военной академии. Жена его умерла полгода тому назад и, по его словам, кроме этого сына, у него есть еще два: один учится в Филадельфии, другой путешествует по Европе. Он был вне себя от горя, когда я сообщил ему о происшедшем, и сразу поспешил сюда. По дороге он то и дело бормотал: «Несчастный мой сын! Сколько раз я предостерегал его от этой связи!»

Стоявший тут же Мак-Коннел воскликнул:

— Я сразу подумал, что все дело в этой девушке! По всей вероятности, разыгралась драма ревности, и убийца — какой-нибудь неудачливый поклонник!

— Трудно принять подобное предположение, — возразил Нат Пинкертон, пожимая плечами. — Если бы дело обстояло так, как вы полагаете, то она иначе бы ответила на мой вопрос о врагах!

В этот момент старик Тарнтон поднялся. Он несколько оправился от шока.

— Вы мистер Пинкертон? — спросил он, обращаясь к сыщику.

Тот молча поклонился.

Старик подал ему руку и сказал:

— Мне повезло, что именно вы проезжали здесь и обнаружили сани! Мистер Руланд сообщил мне, что, по вашему мнению, здесь совершено преступление. Я согласен с этим предположением: мои лошади десятки раз ездили по этой дороге и знали ее превосходно, так что я отвергаю возможность несчастного случая!

— Сани и лошади принадлежали вам?

— Да, мой сын часто ими пользовался для своих поездок!

— Кто эта молодая женщина?

Старик тяжело вздохнул:

— Это некая Лиза Гриндал, молодая актриса, выступавшая в последнее время в одном из маленьких театров Ньюбурга. Мой сын познакомился с ней около года тому назад в Филадельфии и с тех пор состоял в связи, хотя я всегда противился этому. Из-за него она, по всей вероятности, стала выступать в Ньюбурге. Ей хотелось быть рядом с ним, так как она искренне любила его.

— Но вы не соглашались на брак вашего сына с актрисой?

— Сначала не соглашался, но недавно дал согласие. Я понял, что они так любят друг друга, что разлучить их уже нельзя, и вот вчера мисс Гриндал в первый раз пришла к нам в дом. Я хотел с ней познакомиться, и должен признаться, что она произвела на меня очень хорошее впечатление. Около одиннадцати вечера сын велел заложить сани, чтобы отвезти молодую девушку обратно в Ньюбург. Генри был счастлив, и она не меньше. Он заметил, что Лиза мне понравилась, и понял, что я больше не буду противиться их браку. Когда мне сегодня утром сообщили, что сын не вернулся из Ньюбурга, я не предполагал ничего дурного. В Ньюбурге у него много знакомых, он часто ночевал там. И вдруг появился ваш помощник со страшным известием! Я чуть не умер, да и теперь еще не могу прийти в себя! Я заверяю вас: причина этого несчастья — связь с Лизой Гриндал.

— Почему вы так думаете? — спросил Пинкертон. — Ведь она произвела на вас хорошее впечатление!

— Так-то оно так, но она была актриса! Она несомненно умела притворяться и пустила в ход все свое обаяние, чтобы понравиться мне. У нее, как у всякой актрисы, конечно же, было много поклонников — кто-нибудь из них мог совершить это преступление из-за безумной ревности!

— Я согласен с ним, — сказал Мак-Коннел.

— И я допускаю такую возможность, — спокойно сказал Пинкертон, — но считаю это маловероятным! Впрочем, хочу спросить вас, мистер Тарнтон: ваш сын имел при себе бумажник?

— Да, он всегда носил с собой черный кожаный бумажник с красной шелковой подкладкой. На подкладке были вышиты его инициалы: «Г. Т.»

— Но этого бумажника при нем нет! Он исчез!

— Не может быть!— воскликнул старик.

— Не оставил ли он его дома?

— Не думаю! Впрочем, я могу доказать, что бумажник находился при нем!

— Каким образом?

— Незадолго до отъезда Генри в Ньюбург я спросил его, намерен ли он зайти в клуб «Унион». Он ответил утвердительно. Так как мне известно, что там всегда идет крупная игра и что Генри не раз уже проигрывал большие деньги, я попросил его на этот раз не поддаваться искушению. Он рассмеялся и сказал, что мне нечего бояться, так как у него теперь голова занята другим. При этом он вынул бумажник и открыл его. Я увидел, что там лежат лишь разные бумаги, а денег нет. Он сказал, что нарочно не берет с собой денег, чтобы не играть!

— Вы видели, как он положил бумажник обратно?

— Да, он положил его в правый боковой карман, где всегда его держал, затем проводил мисс Гриндал к саням.

Сыщик немного помолчал, а потом сказал:

— Бумажник бесследно исчез. Мы можем, правда, поискать еще раз, но я не думаю, что мы найдем его.

Он еще раз осмотрел тело погибшего мужчины, затем с помощью присутствовавших сдвинул сани, но ничего не обнаружил.

— Я уверен, господа, — заявил Пинкертон, — что бумажник украден тем самым негодяем, который направил лошадей в пропасть! Быть может, он только потому и совершил преступление, что хотел завладеть бумажником!

— Но зачем он ему? — воскликнул старик. — Ведь денег там не было!

— Если бы он хотел обокрасть вашего сына, то наверняка взял бы и часы с цепочкой, и драгоценные кольца и кошелек, в котором лежало триста долларов!

— Но в таком случае я совершенно не понимаю, для чего ему мог понадобиться бумажник! — возразил старик.

— Быть может, в нем хранился важный документ.

Мистер Тарнтон покачал головой.

— Не знаю, какой там мог находиться важный документ!

— Вот это и надо выяснить! Будьте уверены, мистер Тарнтон, я сделаю все, что смогу, чтобы поймать преступника и передать его в руки правосудия!

— Но чтобы взять себе бумажник, — воскликнул Мак-Коннел, — ему нужно было спуститься вниз! Здесь должны быть его следы!

— Мы их не найдем! — возразил Нат Пинкертон.

— Почему?

— Потому что преступник спустился вниз по отвесной скале!

— Каким же образом?

— Очень просто! Он прикрепил наверху веревку и спустился по ней. Таким образом он оказался рядом с разбившимися санями, вынул бумажник из бокового кармана Генри Тарнтона, а затем влез наверх!

— Вот почему вы так внимательно разглядывали скалу! — заметил Мак-Коннел. — И вот почему вы сразу предположили, что тут произошло преступление!

— Совершенно верно! Я увидел кое-что и догадался, что сюда спускался какой-то человек; у выступа, на мягком снегу, остался след от веревки, которая проходила по скале!

— Странно, — отозвался Мак-Коннел. — Если это так, то преступник — прекрасный гимнаст!

— Конечно, это кое-что дает для характеристики преступника. Сейчас я спущусь вниз тем же способом, что и он, — именно для этого я просил достать Боба веревочную лестницу. Может быть, на скале я обнаружу и другие следы!

Пинкертон взял веревочную лестницу и поднялся наверх. В том месте, где упали сани с лошадьми, он привязал один конец лестницы к толстому дереву, а другой — спустил вниз и медленно начал скользить по ней.

Время от времени он останавливался и внимательно осматривал скалу. Добравшись до выступа, он нашел осколки стекла от очков.

— Стало быть, преступник носил очки! — пробормотал сыщик. — Они свалились у него с носа и упали на скалистый выступ, где стекло разбилось. Это очень важная находка!

Придерживаясь одной рукой за лестницу, другой он собрал осколки и положил в карман.

Пинкертон уже хотел продолжать спуск, как вдруг заметил маленький кусочек черной материи.

По-видимому, преступник, упираясь коленом в скалу, зацепился, и у него оторвался от брюк клочок ткани.

Спустившись вниз, Пинкертон не торопился сообщить о своих находках.

— Ну, что, мистер Пинкертон, обнаружили ли вы что-нибудь? — спросил его Мак-Коннел.

— Я вполне доволен тем, что нашел! — спокойно ответил тот. — И я надеюсь, мистер Тарнтон, что в скором времени мне удастся задержать убийцу вашего сына и девушки. Но уже теперь я считаю возможным сообщить, что мисс Гриндал абсолютно ни в чем не повинна, убийство совершилось бы и в том случае, если бы ваш сын не ухаживал за ней. Убийца, вероятно, осуществил бы свой план в каком-нибудь другом месте. Ему прежде всего надо было похитить бумажник.

— Может быть, вы и правы, мистер Пинкертон, — отозвался старик.

— Вот еще что, господа! — продолжал сыщик. — Я бы хотел, чтобы до определенного времени дело не получило огласки. Замолчать его, конечно, невозможно, но надо обставить все так, чтобы причиной смерти этих молодых людей был назван именно несчастный случай! Я позабочусь о том, чтобы весть о происшедшем попала в газеты именно с такой мотивировкой. Тогда убийца не будет опасаться преследования, а это облегчит мне задачу. Так вот, господа, прошу хранить все в тайне и никому не говорить о том, что я занимаюсь этим делом!

Все отправились в обратный путь.

Погибших положили во вместительный автомобиль мистера Тарнтона; в него же сели Боб Руланд и полисмен. Пинкертон, мистер Тарнтон, Мак-Коннел и полицейский врач ехали в другом.

— Вы говорили, — обратился Пинкертон к Тарнтону старшему, — что у вашего сына много знакомых в Ньюбурге?

— Совершенно верно!

— Но у него были друзья и в Вестпойнте?

— Да, но гораздо меньше, чем в Ньюбурге. В Вестпойнте у него несколько друзей среди офицеров и воспитанников старшего курса академии.

— Не было ли среди этих друзей такого, который носил очки?

— Что-то не припомню!

— А в числе ньюбургских друзей?

— Не могу вам сказать! Я мало интересовался друзьями Генри!

— Благодарю вас! Надеюсь, что мои старания скоро увенчаются успехом!

Мак-Коннел не понял, почему Пинкертон спрашивал о человеке в очках, но догадывался, что сыщик имеет на это основания. Дело сильно заинтересовало его, и он с нетерпением ждал развязки.

Спустя полчаса путники прибыли в Вестпойнт, где весть о случившемся произвела сенсацию. Молодой Тарнтон в маленьком городке пользовался всеобщей симпатией, и все жители выражали соболезнование его отцу.

В газетах появилось известие о гибели молодых людей в результате несчастного случая, и никто, кроме нескольких посвященных в это дело лиц, не знал, что в городе находятся знаменитый Нат Пинкертон, его помощник Боб Руланд и полицейский инспектор Мак-Коннел.

Глава III Пинкертон-вор

В тот же день Пинкертон отправился к лучшему оптику Вестпойнта.

Он предварительно собрал все найденные на выступе скалы осколки от очков, наклеив их на кусочек простого стекла.

Войдя в магазин, он обратился к хозяину с вопросом:

— Будьте любезны, объясните мне, что это за стекло! Я охотно заплачу за справку!

Оптик взял стекло и пошел в мастерскую, откуда вернулся через несколько минут, сказав:

— Это очень сильное стекло для близи!

— Есть ли у вас на складе подобные стекла?

— Есть!

— Продавали ли вы в последнее время кому-нибудь такое стекло?

— В нашем городе — нет, но сегодня утром я отвез такое же точно в Ньюбург, оптику Клариту!

— Вероятно, какой-нибудь клиент заказал его?

— Полагаю, что да, иначе оно бы ему не понадобилось.

— Благодарю вас! Сколько я вам должен?

— Ничего! Хотелось бы только знать, почему вы наводите такие справки?

— Я пока не могу вам сказать! Но завтра в это же время вы все узнаете!

Пинкертон раскланялся и немедленно отправился к старику Тарнтону, в доме которого находились Боб Руланд и Мак-Коннел.

Через некоторое время они втроем выехали на автомобиле в Ньюбург.

Прибыли они туда с наступлением сумерек. Мак-Коннел и Боб поехали в гостиницу, а Пинкертон поспешил к оптику Клариту.

Кларит уже собирался закрывать магазин.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Я хочу задать вам только один вопрос!

— В чем дело?

— Вы сегодня получили из Вестпойнта стекло для очков?

— Совершенно верно!

— Не можете ли вы мне сказать, для кого именно оно было предназначено?

— Для одного господина, который сегодня принес мне свои разбитые очки. Он просил вставить стекло к вечеру, так как в клубе «Унион» в этот же день должен был состояться большой бал, в котором он намерен принять участие. Он очень близорук и потому просил меня поторопиться.

— Не будете ли вы любезны назвать мне имя этого господина?

— Для чего?

— Этого я вам пока не могу сказать, но будьте уверены, речь идет о весьма важном деле.

— Извольте! Это некий Павел Норман.

— Чем он занимается?

— Как вам сказать… Он человек молодой, очень богатый, живет здесь давно, занимается спортом и принадлежит к здешней золотой молодежи.

— Не знаете ли вы, где он живет?

— Он вместе со своими тремя слугами-неграми занимает маленькую виллу на авеню Скарфилд. Сейчас вы не застанете его дома, так как он, вероятно, уже отправился в клуб на бал.

Пинкертон приподнял шляпу.

— Благодарю за ваше любезное сообщение. Мне необходимо видеть мистера Нормана сегодня, поэтому придется пойти в клуб!

Затем Пинкертон направился в гостиницу, чтобы сообщить Бобу и Мак-Коннелу все, что ему удалось узнать.

— Но ведь это великолепно! — воскликнул Мак-Коннел. — Быстро же вы достигли успеха в этом деле! Что вы теперь намерены предпринять?

— Прежде всего я собираюсь проникнуть в дом Нормана, чтобы произвести обыск, так как мне хотелось бы найти еще некоторые улики, а именно черный бумажник и черные брюки, из которых вырван клочок материи.

— В таком случае, — ответил Мак-Коннел, — мы просто возьмем нескольких полисменов, войдем в дом и произведем обыск!

— Мне бы этого не хотелось, — возразил Пинкертон, — хотя поступить так, действительно было бы проще всего. Но ведь нельзя утверждать, что Норман скрывает эти вещи именно у себя дома! Если во время обыска одному из его слуг удастся улизнуть и уведомить хозяина, то он будет предупрежден, и тогда сможет бежать, скрыть улики или вообще предпринять что-нибудь такое, что создаст новые затруднения. Нет уж, пусть он лучше не знает о том, что у него в квартире кто-то был, да и слуги тоже не должны об этом знать. Вот почему я намерен пробраться к нему сегодня в качестве ночного вора!

— А если слуги почуют неладное?

— Они примут меня за обыкновенного вора, и я надеюсь, что мне удастся улизнуть от них!

Когда уже совсем стемнело, сыщик, его помощник и инспектор отправились на авеню Скарфилд. Пинкертон распорядился, чтобы Мак-Коннел и Боб дежурили на улице. В случае, если он, паче чаяния, будет застигнут врасплох, они должны помешать полисменам задержать его.

Пинкертон сначала перелез через ограду соседней усадьбы, потом прокрался через сад к заднему фасаду виллы Нормана и пробрался во двор. Затем начал осторожно подкрадываться к вилле.

Он увидел, что в двух окнах горит свет. По-видимому, в одной из комнат находились слуги-негры.

Пинкертон осторожно нажал на ручку двери, но она оказалась заперта.

С правой стороны находилось маленькое окно прачечной. Оно было открыто.

Пинкертон пролез через него в прачечную, а оттуда прошел в коридор.

Из передней раздавались громкие голоса негров.

«Они пьяны! — подумал Пинкертон. — Это очень кстати!»

Он подкрался к двери, заглянул в замочную скважину и увидел обычную лакейскую, освещенную керосиновой лампой. У стены стояли диван и стол, уставленный бутылками виски и стопками. Очевидно, негры воспользовались отсутствием хозяина, достали из погреба основательное количество виски и устроили кутеж.

Двое из них лежали на диване полупьяные, третий сидел, согнувшись, на стуле, держа в одной руке стопку и напевая негритянскую песенку, а остальные вторили ему.

Пинкертону этого было достаточно. Ему явно нечего было бояться, и он направился к следующей двери.

Открыв ее, он оказался в рабочем кабинете.

Пинкертон включил электрический фонарик и огляделся. Он был несколько удивлен тем, что увидел. Оптик Кларит говорил ему, что Норман слывет богачом, между тем при виде этой неуютной, обставленной лишь самой необходимой мебелью, комнаты, возникали сомнения в богатстве Нормана.

Письменный стол Пинкертон обыскал весьма быстро. Он не нашел никаких улик против Нормана и обнаружил лишь пачку крупных погашенных векселей.

— Вот каким образом Павел Норман поддерживает свое существование! — пробормотал Пинкертон.

Разглядывая векселя, он насторожился.

— А вдруг в бумажнике несчастного Генри Тарнтона находился вексель, которым преступник хотел во что бы то ни стало завладеть!

Но Пинкертон пока не стал задумываться над этим вопросом и продолжил обыск. Однако, в этой комнате он не нашел ничего особенного и поэтому проследовал дальше.

На первом этаже были расположены прачечная и кухня, где с обыском пока можно было подождать.

Сыщик поднялся на второй этаж и вошел в спальню Нормана. Подойдя к большому гардеробу, открыл и осмотрел его.

Через некоторое время он нашел то, что искал. Среди модных костюмов он увидел грязные черные брюки, на правом колене которых была дыра.

— Вот веская улика! Пока и этого достаточно!

Вынимая брюки из гардероба, Пинкертон задел другие костюмы, и они свалились с вешалок. При свете фонаря сыщик увидел в гардеробе доску, неплотно прилегающую к задней стенке.

Пинкертон тотчас оторвал ее. За ней оказалась узкая щель, в которую был заткнут черный кожаный бумажник.

Пинкертон моментально вытащил его оттуда и, открыв, увидел на красной шелковой подкладке золотые инициалы: «Г. Т.»

«Больше мне ничего не нужно! — подумал сыщик. — Участь Нормана решена, его постигнет заслуженная кара!»

После некоторого раздумья он положил бумажник на прежнее место и повесил брюки на ту же вешалку. Затем запер гардероб на ключ.

После этого он выскользнул в коридор и стал спускаться по лестнице.

Дойдя приблизительно до середины, он увидел, как открылась дверь передней и на пороге показался негр; в руке он держал лампу.

Пинкертон не успел отскочить назад, поскольку слуга появился совершенно неожиданно; посмотрев на лестницу, он конечно, сразу увидел сыщика.

Сначала негр остолбенел, а потом громко закричал:

— Воры! Воры!

И поставил лампу на пол.

Но Пинкертон уже подбежал к нему; он сшиб негра с ног и опрокинул лампу.

Наступила полная темнота и, когда другие негры выскочили из своей комнаты, они уже ничего не увидели. Один споткнулся и растянулся во весь рост, а другой, размахивая руками, как помешанный, пытался поймать «вора».

А Нат Пинкертон быстро юркнул в прачечную и выскочил в окно. Спустя минуту он уже был на улице и подошел к ожидавшим его Бобу и Мак-Коннелу.

— Ну, что? — спросил инспектор. — Добились вы чего-нибудь?

— Да, многого! Сейчас я хочу немедленно арестовать Нормана! Но сделаю это необычно: я хочу уличить его сразу во всем и поэтому отправлюсь за ним и заставлю поехать домой. А вы тем временем известите здешнего полицейского инспектора, возьмите с собой несколько полисменов и отправьтесь с ними в дом Нормана! Там на всякий случай арестуйте слуг-негров, поскольку я еще не знаю, причастны они к убийству или нет. Затем вы с полисменами зайдите в спальню Нормана на верхнем этаже и встаньте полукругом — там я собираюсь устроить ему крупный сюрприз!

— Вот так штука будет! — заметил Мак-Коннел, — Вы правы, мистер Пинкертон! Таким образом мы скорее заставим негодяя сознаться!

Пинкертон направился в клуб «Унион» на авеню Вашингтона.

А Мак-Коннел с Бобом приступили к исполнению его распоряжений. Они зашли в полицию и спустя некоторое время вместе с инспектором Гаральдом и пятью полисменами вернулись на авеню Скарфилд. Они смогли войти в дом лишь после того, как сделали несколько продолжительных звонков в дверь.

Двое слуг-негров находились в коридоре. Один из них лежал на полу, будучи уже совершенно пьяным, а другой стоял, прислонившись к стене. Он проговорил заплетающимся языком:

— Ага! Вы наверно… пришли… чтобы арестовать у нас… вора?

Арестовали слуг-негров. Третьего в доме не оказалось, а те, будучи почти в бессознательном состоянии, не могли сказать, куда он ушел. Вместо ответа они пробурчали что-то совершенно непонятное.

Две полисмена доставили негров в полицейское бюро, где их посадили за решетку.

Поиски третьего негра не увенчались успехом.

Затем Мак-Коннел, Боб, Гаральд и полисмены встали полукругом в спальне Нормана. Входную дверь в дом они пока заперли. Воцарилась полнейшая тишина.

Глава IV Арест

В большом зале клуба «Унион» было весьма оживленно. Молодежь танцевала под звуки прекрасного оркестра, а люди постарше сидели в смежных комнатах за столами, накрытыми большими скатертями и уставленными шампанским и дорогими винами.

В клубе собралось высшее общество Ньюбурга, не подозревавшее о близящемся громком скандале.

Играли вальс, когда Нат Пинкертон через боковую дверь вошел в одну из гостиных, расположенных рядом с залом. Там никого не было, и Пинкертон, стоя около дверей, мог наблюдать за тем, что происходит в зале.

Нормана он увидел быстро.

Это был стройный, элегантно одетый мужчина. Однако черты лица его производили довольно неприятное впечатление.

Он носил золотые очки; видимо, это были те самые, в которых одно стекло он заменил сегодня утром.

Норман танцевал с молодой, очень красивой девушкой и, по-видимому, нашептывал комплименты, судя по тому, как она краснела и смущенно опускала глаза.

Когда оркестр умолк, Норман проводил свою даму к тому месту, где сидели ее родители.

Он наклонился к отцу молодой девушки и проговорил:

— Вы, мистер Тват, и ваша супруга, вероятно, давно уже заметили, что я неравнодушен к вашей дочери! Я был бы весьма рад, если бы мог иметь некоторые надежды!

Старик подумал немного, потом положил Норману руку на плечо и ответил:

— С моей стороны вы не встретите препятствий, мистер Норман! Приходите ко мне завтра, мы сможем основательно потолковать. Вы лично мне нравитесь, но только я посоветовал бы вам заняться чем-нибудь, а не проводить время зря! Если вы согласны вступить в мое дело и немного облегчить мои заботы по управлению, то я скорее был бы готов…

— Охотно принимаю это условие! — поспешил заверить Норман. — Очень благодарен вам за надежду, которую вы мне подаете! Завтра я обязательно буду у вас!

Старик Тват, состоявший старшиной клуба, случайно взглянул на дверь одной из гостиных и пришел в недоумение.

— Что за незнакомец? — проговорил он. — Очевидно, не здешний, он даже не одет для бала! Нельзя допускать, чтобы публика с улицы появлялась здесь и разглядывала нас!

Норман посмотрел на незнакомца и проговорил:

— Погодите, мы его живо выставим отсюда! Я пойду с вами, мистер Тват, и, если он скажет какую-нибудь дерзость, я с ним поговорю серьезно!

Тват и Норман направились к незваному гостю, которым был Нат Пинкертон. Он спокойно ждал их приближения и лишь немного отошел от двери, чтобы в зале не смогли увидеть то, что неминуемо должно было произойти.

Тват подошел к Пинкертону и спросил:

— Что вам угодно? Ведь вы не состоите членом клуба?

— Нет!

— В таком случае я настоятельно прошу вас уйти, поскольку правом входа пользуются только члены клуба!

— Простите, я пришел сюда по очень важному делу! — ответил сыщик. — Я обязательно должен поговорить с мистером Норманом!

Теперь заговорил Норман.

— Что вам угодно?

— Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз!

Норман смерил незнакомца высокомерным взглядом.

— Я с вами незнаком и, кажется, никогда не встречался! Никаких общих дел у нас не может быть!

— Тем не менее, у меня к вам очень важное дело!

— Да кто вы такой?

— Имя мое вы пока не узнаете! Я назову его вам, когда мы останемся с вами наедине!

— На это я не пойду. Если у вас есть ко мне дело, то говорите здесь!

— Это невозможно! Вам придется отправиться со мной, так как мне нужно поговорить с вами у вас дома!

— Вы с ума сошли! — воскликнул Норман. — Убирайтесь вон! Никуда я с вами не поеду!

— Я тоже нахожу, — вмешался теперь Тват, — что вы, милостивый государь, выдвигаете странное требование! На месте мистера Нормана я ответил бы вам так же!

Пинкертон пожал плечами:

— В таком случае мне придется прибегнуть к другому средству! — сказал он и уже хотел вынуть из кармана свой серебряный значок, как вдруг в зале поднялся шум.

Чей-то низкий, хриплый голос заглушал громкие возгласы гостей.

Вдруг раздался неистовый вопль.

— Я должен видеть моего хозяина! Мистер Норман, где вы?

Норман вздрогнул.

— Это один из моих слуг! Что ему нужно здесь? Он, кажется, пьян.

Норман побежал к двери, ведущей в зал, и увидел негра, который размахивая руками, все время кричал:

— Мистер Норман! Мистер Норман!

— Том! Иди сюда! — резко сказал Норман.

Пьяный слуга подошел к своему хозяину, а тот, взяв его за руку, вывел из зала в гостиную.

— Скотина! — прошипел Норман. — Что ты себе позволяешь? Как ты смеешь врываться сюда в пьяном виде?

— Мистер Норман, — заревел негр, — а что мне оставалось делать? К нам в дом забрался вор, он убил Билла и Джонни, они лежат в передней, а я убежал, чтобы известить вас об этом!

Оказалось, что Том улизнул из дома вскоре после Пинкертона и отправился в клуб за своим хозяином. Поскольку он был сильно пьян, то, конечно, добрался сюда не скоро.

Норман воскликнул, бледнея:

— Вор у меня в доме? Сейчас поеду, посмотрю, в чем дело!

Норман наскоро распростился с Тватом, в недоумении смотревшим на него и слугу, а затем побежал в гардеробную. За ним последовал и негр.

Когда Норман вышел на улицу, его там уже ждал Пинкертон.

— Что вам нужно? — крикнул Норман.

— Я иду к вам!

— Убирайтесь к черту! Ведь вы сами слышали, что ко мне в дом забрался вор!

— Слышал; но я все-таки пойду с вами!

— Я убью вас, если вы не отстанете! — крикнул Норман и прицелился.

Но в тот же момент Пинкертон выхватил у него револьвер и спокойно положил его в карман. Норман был вне себя от ярости.

— Отдайте револьвер! — заревел он.

— И не подумаю!

Пинкертон спокойно взял Нормана под руку, крепко прижал его к себе и решительным тоном произнес:

— Теперь вы пойдете со мной, так как у меня к вам очень серьезное дело!

— Отстаньте! Черт возьми, кто же вы такой? — прошипел Норман, но невольно продолжал идти рядом с Пинкертоном.

— Если уж вам так хочется знать, кто я такой, извольте! Я — Нат Пинкертон!

Норман вздрогнул, весь как-то съежился и широко раскрыл глаза.

Но он не стал сопротивляться и послушно пошел рядом.

Когда они подошли к вилле, в лакейской еще горел свет.

По приказанию Пинкертона, Норман открыл дверь и, войдя в переднюю, проговорил дрожащим от страха голосом:

— Прошу вас пожаловать в мой рабочий кабинет, мистер Пинкертон, там вы можете сказать мне все, что хотите.

— Нет! — возразил сыщик. — Я хочу потолковать с вами в вашей спальне!

При этом он зажег свой электрический фонарик и вынул револьвер.

Норман отпрянул назад.

— В спальне? — пробормотал он. — Почему именно в спальне?

— Это вы узнаете там! А теперь идите вперед!

Норман при виде револьвера не посмел оказать сопротивление. Он медленно поднимался по лестнице.

Вместе с Пинкертоном он подошел к спальне, открыл дверь и вдруг вскрикнул.

При свете электрического фонаря он увидел полицейских и помощника Пинкертона.

— Что это значит? — спросил он, еле дыша от страха.

— Это значит, что вы арестованы! — заявил Пинкертон. — Сознайтесь, что вчера вечером вы убили Генри Тарнтона и Лизу Гриндал, выстрелом загнав лошадей с санями в пропасть.

Норман остолбенел. Но затем проговорил:

— Это ложь! Это клевета!

Пинкертон подошел к шкафу и вынул старые черные брюки.

— Эти брюки, — сказал он, — были на вас вчера, когда вы по веревке спускались в пропасть, чтобы похитить бумажник у сына мистера Тарнтона. Вырванный вот здесь кусочек материи я нашел на выступе скалы!

— Но это ошибка! — простонал Норман. — Это сплошное недоразумение!

Пинкертон вынул из шкафа бумажник, спрятанный за прибитой доской, показал его Норману и спросил:

— А это что?

Преступник зашатался, лицо его перекосилось, он вскрикнул и упал.

Полисмены не без труда поставили его на ноги и надели наручники. Полицейский инспектор города Ньюбурга, который, как и все жители города, считал Нормана порядочным и состоятельным человеком, приблизился к преступнику, взглянул ему в лицо и спросил:

— Неужели вы в самом деле совершили это злодеяние? Норман ничего не ответил, лишь опустил глаза и застонал. В ту же ночь его доставили в тюрьму; на первом же допросе он сознался во всем.

Оказалось, что в течение последних двух лет он жил только в долг. Он сумел снискать доверие богатых людей и время от времени занимал деньги. Векселя он покрывал с большим трудом. Но деньги брал только у тех людей, которые не хотели вызывать скандал, поэтому ему все сходило с рук, его даже считали богатым человеком.

Но постепенно его «доходы» стали уменьшаться. Те приятели, которым приходилось по несколько раз переписывать векселя, в конце концов потеряли терпение и отказали ему в кредите.

Один только Генри Тарнтон продолжал помогать ему, но тоже наконец отказал.

Норман оказался в безвыходном положении. Свое спасение он увидел в браке с Эллен, дочерью богатого заводчика Вильяма Твата.

Он сумел ей понравиться, но знал, что для достижения цели потребуются еще и деньги.

И тут у него появилась мысль выдать подложный вексель от имени своего приятеля Генри Тарнтона, надеясь ко дню срока платежа собрать необходимую сумму и погасить его.

Но этого ему не удалось сделать. Денег он не достал.

Подложный вексель был предъявлен Генри Тарнтону в тот самый день, когда Лиза Гриндал в первый раз посетила дом его отца. Тарнтон сразу догадался, в чем дело, и поскольку Норман присутствовал при этом, он решил спасти его и, не говоря ни слова, уплатил деньги.

Но когда они остались вдвоем, Тарнтон заявил Норману, что он его бесконечно презирает и требует, чтобы в течение двух дней он покинул город навсегда, грозя в противном случае передать дело в суд.

Норман, видя, что все его планы рушатся, решил убить Генри Тарнтона и похитить подложный вексель.

За это преступление он был приговорен к смерти на электрическом стуле.

ПРЕСТУПНОЕ ТРИО

Глава I Без вести пропавший

Знаменитый сыщик Нат Пинкертон испытующим взглядом смерил с головы до ног даму, которая в сопровождении его помощника Боба Руланда вошла к нему в кабинет.

Хотя незнакомка была в глубоком трауре, тем не менее сразу бросалось в глаза, что она принадлежит к высшему обществу.

Сев на указанный ей стул, она откинула вуаль.

Нат Пинкертон увидел лицо экзотической красавицы, знойные прелести которой могли бы воспламенить даже самого хладнокровного мужчину.

Печальными темными глазами смотрела она на Пинкертона, с выражением глубокого уныния на лице. Красивые губы ее вздрагивали от еле сдерживаемых рыданий.

— Чем могу служить, миссис? — участливо спросил Нат Пинкертон.

На правой руке у нее он заметил гладкое золотое кольцо и потому предположил, что она замужем, хотя, судя по внешнему виду, она была еще молода для этого.

— Я пришла к вам, мистер Пинкертон, — ответила она, — за советом и содействием, так как во всей Америке я не знаю другого человека, который мог бы мне помочь в моем несчастье!

Она проговорила это почти шепотом и затем наклонила голову так, что Пинкертон не видел ее лица.

Сыщик незаметно вынул из кармана какой-то маленький предмет и, зажав его в руке, поднес к своим глазам.

Это было своеобразное зеркало, благодаря которому он мог видеть лицо посетительницы, хотя она смотрела в пол.

По-видимому, сыщик остался доволен тем, что увидел в зеркале, так как чуть заметно кивнул головой.

Спрятав зеркало в карман, он ответил:

— Я вижу, вы в трауре, миссис, и полагаю, что с поводом к этому трауру связано ваше посещение. Скажите мне откровенно, в чем дело, а я вам обещаю, что сделаю все, что могу, чтобы помочь вам в вашем горе! Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?

— Мэна Морган из Цинциннати в штате Огайо!

— Вы вдова?

— Я не знаю этого, мистер Пинкертон, потому-то и пришла к вам! — взволнованно ответила посетительница.

Пинкертон нисколько не поразился такому ответу; напротив, судя по кивку головой, именно его он и ожидал.

Миссис Морган начала свой рассказ, время от времени прерывая его рыданиями.

— Я жена бывшего фабриканта Вильяма Моргана. Муж мой три месяца назад продал свою фабрику и с тех пор жил доходами с капитала. Я познакомилась с ним семь месяцев назад; хотя он вдвое старше меня, я все-таки приняла его предложение и искренне полюбила его, так как он в высшей степени честный и хороший человек. Недавно мы с ним решили переселиться в Нью-Йорк, где муж хотел начать новую деятельность. С этой целью он две недели назад выехал сюда из Цинциннати. В Нью-Йорке у него есть племянник, очень богатый молодой человек, с которым он и раньше имел дела. Он остановился у этого племянника, а на другой день после приезда начал искать квартиру.

Пять дней тому назад он велел мне немедленно приехать, так как купил в пригороде маленький домик. Через день я прибыла в Нью-Йорк. К моему удивлению, меня встретил его племянник, Эвальд Брадли… Я заподозрила неладное и спросила, что с мужем. Брадли пытался меня успокоить, и потом сообщил, что Морган накануне днем вышел по делу, насколько известно, для осмотра какой-то фабрики, но до сих пор не вернулся, что он уже разыскивал его, но, при всем желании, не смог найти. Брадли старался придать всему этому игривый оттенок, и, между прочим, сказал, что мой муж, быть может, закутил, весело проводит время и потому до сих пор не возвращается. В Цинциннати, однако, мой муж, благодаря своему примерному поведению, чуть не вошел в поговорку, поэтому мне не верилось, что предположение Брадли может быть основано на фактах, но я все-таки пока удовлетворилась им и стала ждать. Но когда мой муж не вернулся и сегодня, Брадли посоветовал мне обратиться к вам, так как и ему уже начинало казаться, что с Морганом либо случилось несчастье, либо он стал жертвой преступления. И вот я прошу вас, мистер Пинкертон, помогите мне! Я предчувствую нечто ужасное! Внутренний голос говорит мне, что я никогда больше не увижу моего мужа!

Она закрыла лицо руками и громко зарыдала.

Нат Пинкертон в глубоком раздумье несколько раз прошелся по комнате.

— Жаль, что вы или ваш родственник сразу не известили полицию!

— Мы это мы сделали еще вчера!

— А, хорошо! Ну, и что же?

— К сожалению, это ни к чему не привело. Сегодня к Эвальду Брадли заходил полицейский инспектор и чисто формально расспрашивал нас о внешности и привычках моего мужа. Он обещал нам сообщить приметы мужа во все полицейские бюро и известить нас, как только будет найден какой-нибудь след. Но я опасаюсь, что нам придется ждать этого до скончания века, а потому и решила обратиться к вам!

— Где находится ваша квартира, точнее говоря, где проживает племянник вашего мужа?

— Брадли владеет в Гобакене маленькой хорошенькой виллой, на Милль-стрит, № 23, вблизи канала Морриса. Он живет там совершенно один.

— Местность мне знакома! — заметил Пинкертон и спросил: — Вы, между прочим, говорили, что Эвальд Брадли состоял прежде в деловых отношениях с вашим мужем. По какой причине они разошлись?

Красивое лицо посетительницы залилось густой краской. По-видимому, этот вопрос пришелся ей не но вкусу. Она ответила, слегка запинаясь:

— Насколько мне известно, Эвальд Брадли три года тому назад вступил в дело мужа в качестве компаньона. Он и мой муж — ученые, химики. Морган заведовал технической частью дела, а Брадли разъезжал и занимался распространением изделий фабрики. Когда я познакомилась с Морганом и вышла за него замуж, Брадли находился в Европе, куда поехал по делам на несколько месяцев. Вот почему я с ним тогда не была знакома. А когда он вернулся, я уже целый месяц была женой его дяди!

— Еще вопрос, миссис: скажите, если бы ваш муж не женился, то Эвальд Брадли был бы его единственным наследником?

— Да, мистер Пинкертон, но…

Она побледнела и запнулась. Но затем решительно покачала головой и произнесла:

— Брадли в три раза богаче своего дяди, кроме того, он не корыстолюбив и вне всяких подозрений. Насколько я знаю, он всегда искренне желал своему дяде счастья и долгой жизни!

Пинкертон чуть заметно улыбнулся и сказал:

— Не будете ли вы любезны ответить на мой вопрос, почему мистер Брадли разошелся с мистером Морганом? После того, как Эвальд Брадли вернулся из Европы, он еще целый месяц оставался компаньоном моего мужа. Но потом вдруг вышел из дела и уехал в Нью-Йорк, без объяснения причин!

Миссис Морган слегка нахмурилась. По-видимому, ей было неприятно говорить об этом.

Но именно вследствие этого Пинкертон не удовлетворился полученным ответом. Он прислонился к столу и, разглядывая свои ногти, произнес:

— Прошу вас, миссис Морган, не считать меня нескромным или любопытным, если я снова возвращаюсь к этому вопросу. Делаю это потому, что вижу по вашему поведению, что вы более подробно посвящены в причины выхода из дела Эвальда Брадли. Вот я и прошу вас смотреть на меня, как на вашего друга, которому без стеснения можно довериться!

Последние слова, по-видимому, произвели впечатление на миссис Морган.

Она вздохнула и нерешительно ответила:

— Извольте, мистер Пинкертон, раз уж вы читаете сокровеннейшие мысли, я вам скажу, почему Брадли переселился в Нью-Йорк. Но помните, что я вам доверяю нечто такое, о чем даже мой муж не подозревал, и я рассчитываю, что это останется между нами!

Сыщик молча кивнул головой.

— Эвальд Брадли влюбился в меня, — смущенно продолжала она. — Чтобы не нарушать доверия, которое к нему питал дядя, он решил уехать.

— Я так и думал! — с улыбкой заметил Пинкертон.

— Но неужели же вы склонны в чем-нибудь заподозрить Брадли? — воскликнула миссис Морган и затем взволнованно прибавила: — Такое подозрение не должно иметь места, мистер Пинкертон! Я клянусь вам, Эвальд не способен ни на какое злодеяние, о нет, мистер Пинкертон!

И она снова зарыдала.

Пинкертон дал ей время немного успокоиться, а потом проговорил:

— Могу вас уверить, миссис, что я вполне согласен с вами, что нельзя ни в чем заподозрить Эвальда Брадли. Хотя я не знаю его лично, но, судя по вашим словам, он поступил как честный человек. А в остальном вряд ли ошибусь, если на основании ваших слов о племяннике вашего мужа скажу, что вы отвечаете ему взаимностью!

Он взглянул на нее так, что она залилась густой краской и в смущении опустила глаза.

Нат Пинкертон переменил тему и спросил:

— Не знаете ли вы, была ли при вашем супруге значительная сумма денег, когда он ушел из дома своего племянника?

— Едва ли! — ответила она, — Брадли уже запрашивал банкира, и тот сообщил, что мой муж брал только проценты со своего капитала!

— А где находится дом, приобретенный вашим супругом?

— Этого мы, к несчастью, не знаем. Мой муж хотя и говорил своему племяннику об этом, но тот никак не может припомнить название улицы!

— Это очень досадно! — заметил Нат Пинкертон. — Возможно, что он отправился именно в приобретенный им дом и что там с ним произошел несчастный случай!

— Вы, пожалуй, правы, мистер Пинкертон! Но ведь это ужасно, если он на самом деле лежит там в бессознательном состоянии и умирает!

Она в отчаянии ломала руки.

— Успокойтесь, миссис Морган! — участливо произнес Пинкертон. — Ведь это одни только предположения! А теперь будьте добры сказать, кто из вас задумал переселиться в Нью-Йорк, ваш муж или вы?

Вопрос этот был поставлен так неожиданно, что красавица смутилась.

— Как вам сказать… Не помню! Впрочем, нет! Об этом впервые заговорил мой муж и затем стал настаивать с большим упорством!

Казалось, будто Пинкертон не придал никакого значения этому ответу, так как совершенно не обратил внимания на волнение своей посетительницы.

— Мне придется первым делом поговорить лично с мистером Брадли! — задумчиво произнес он.

— Но вы не станете передавать ему, что я рассказала о его любви ко мне? — испуганно спросила она.

— Если вы этого не желаете, не стану! — ответил Пинкертон.

— Очень прошу не упоминать об этом! — торопливо произнесла она.

— Когда легче всего застать мистера Брадли? — спросил сыщик.

Она подумала немного и сказала:

— Лучше всего, если вы придете часов в девять утра!

— Отлично! Так вы его предупредите, что я буду у него завтра в девять! Еще вопрос, миссис Морган: где познакомился с вами мистер Морган и при каких обстоятельствах? Конечно, все зависит от вас — отвечать на этот вопрос или нет, но…

— Конечно, я вам отвечу! — быстро прервала она его. — Хотя вы поймете, что я говорю об этом неохотно, так как принадлежала совсем к другому обществу, чем то, в котором вращался мой муж. Я была бедной девушкой, не имевшей ничего, кроме доброго имени. Я познакомилась с мистером Морганом в цирке!

— Благодарю вас! — вежливо ответил Пинкертон. — Обещаю, что сделаю все, что могу, а вам советую не унывать! Так вот, завтра утром я буду у Эвальда Брадли!

Мэна Морган закрыла лицо вуалью, распростилась с сыщиком и ушла.

Как только Пинкертон остался один, он нажал кнопку электрического звонка и позвал своего помощника Боба Руланда.

Когда Боб вошел в комнату, Пинкертон спросил его:

— Ты хорошо запомнил даму, которая только что была у меня?

— Да!

— Последи за ней и ничего не упускай из виду!

Боб моментально выбежал из комнаты.

Глава II Ночная стычка

Нат Пинкертон сел за письменный стол и написал длинное заявление в полицейское управление Цинциннати. Затем он оделся и вышел.

Он пошел к берегу Гудзона.

Вблизи канала Морриса он переправился на противоположный берег и пошел в местное полицейское бюро.

— Мое почтение, мистер Пинкертон! — приветствовал сыщика полицейский инспектор и протянул ему руку.

Ответив на приветствие, Пинкертон сел в кресло и спросил:

— На территории вашего участка живет некий Эвальд Брадли, молодой богатый человек. Можете ли вы дать мне о нем справку?

— Конечно, могу, мистер Пинкертон! Это племянник пропавшего Вильяма Моргана! Когда мне сообщили об исчезновении Моргана, я заходил к Брадли и застал у него молодую женщину, жену Моргана.

— Вот об этом Брадли я и спрашиваю.

— Видите ли, Брадли, как известно, ведет добропорядочный образ жизни, а это с подобными молодыми людьми случается весьма редко! Он, говорят, очень богат!

— Значит, с виду репутация его безупречна?

Инспектор насторожился.

— Не хотите ли вы сказать, что Брадли в той или иной форме причастен к исчезновению своего дяди?

— Пока я ничего определенного не подозреваю, — ответил Пинкертон, — я спрашиваю только так, для руководства к действию. Вы ведь знаете, что я всегда предварительно стараюсь составить суждение о тех лицах, с которыми приходится сталкиваться. Что ж, я полагаю, вы лично считаете Брадли весьма порядочным человеком, а этого мне пока достаточно! Прощайте, инспектор!

С этим Пинкертон ушел.

Вилла Эвальда Брадли находилась в южной части Гобакена. К ней вела широкая тенистая аллея, в конце которой возвышалось маленькое здание в готическом стиле, окруженное со всех сторон большим садом.

Пинкертон не торопился, так как не хотел быть у виллы до наступления темноты.

Заходить к Брадли в тот день он и не собирался, а назначил ему свидание на следующее утро. Он хотел, как всегда в таких случаях, предварительно обследовать местность, на которой предстояло действовать.

Он внимательно оглядел виллу со всех сторон.

Вдоль фасада, на высоте первого этажа, тянулся балкон, освещенный розовым фонарем.

Узкая аллея, разделявшая красивый сад на две части, вела к вилле.

Пинкертон, однако, не рискнул пойти по аллее, опасаясь, что шаги по песку выдадут его.

Поэтому он пошел дальше в тени деревьев, а затем по боковой дорожке приблизился к фасаду виллы.

Вокруг было тихо. Сюда не долетал шум большого города.

Прохаживаясь вдоль ограды, Пинкертон время от времени заглядывал в сад.

Потом остановился, намереваясь перелезть через ограду.

Взобравшись наверх, он поднял голову и прислушался.

Затем он перескочил через ограду и скрылся за толстым деревом.

Вскоре послышались чьи-то торопливые шаги. Пинкертон сразу понял, что шли два человека.

Они остановились на том самом месте, где сыщик перелез через ограду, и начали беседовать полушепотом.

Это были мужчины.

— Они сидят на балконе, Чарльз! — шепнул один из незнакомцев.

— Ну и пусть сидят! — тихо смеясь, ответил другой. — Отсюда нас не слышно! Он так влюблен, что мы могли бы без риска выпустить здесь дюжину ракет!

— Ты неосторожен, Чарльз! — проговорил первый. — Ведь ты знаешь, что в доме есть прислуга, весь наш план расстроится, если нас услышит старый лакей Энкеди! Он очень чуток!

— Ну что ж, лезь! — произнес второй, и Пинкертон увидел, как они перелезли через ограду.

Он стоял от них на расстоянии каких-нибудь десяти шагов. Лиц в темноте он не мог разглядеть, только увидел, что «гости» небольшого роста.

Незнакомцы медленно подходили к дому.

Затем вдруг нагнулись, как будто что-то ища на земле, а потом исчезли.

«Что это значит? Что нужно этим людям?» — подумал Пинкертон.

Он двинулся вперед, осторожно переходя от дерева к дереву, и добрался до того места, где только что были незнакомцы.

Увидев открытое окно подвала, Пинкертон догадался, что они забрались в погреб.

Он наклонился к окну и прислушался.

Снизу раздавался какой-то странный глухой звук, как будто стучали по металлу.

Пинкертон припал к земле и осторожно заглянул в окно.

В погребе было темно, но сквозь узкую щель пробивался свет, и сыщик увидел их.

Пинкертон недоумевал: быть может, незнакомцы намеревались совершить взлом и спрятались в погреб до той поры, когда на вилле все лягут спать?

Он вынул из кармана свой электрический фонарик и посветил вниз.

Погреб был забит разным хламом. Под окном стояла какая-то старая скамейка.

Пинкертон спрятал фонарик и хотел уже спуститься в погреб, как вдруг из его кармана выскользнул револьвер и с шумом упал на скамейку.

Пинкертон моментально отскочил назад и прижался к стене.

Стук тотчас прекратился. Затем кто-то стал приближаться к окну.

Вместе с тем Пинкертон заметил еще нечто, заставившее его изменить свой первоначальный план.

Он увидел, как на улице, за оградой, появилась мужская фигура.

Новый пришелец перелез через ограду в том же месте, где ее перелезли сыщик и два незнакомца.

Пинкертон ни минуты не сомневался в том, что все эти незнакомцы составляют одну компанию. По всей вероятности, третий неизвестный сначала стоял на часах на большой дороге, или в его обязанности входило наблюдение за жильцами виллы, чтобы дать знать, когда они уйдут с балкона.

Пинкертон сразу понял, какая опасность ему грозит.

Он неслышно прокрался вдоль стены к толстому дереву, потом выпрямился и начал быстро переходить от одного дерева к другому, пока не добрался до середины сада.

Там он постоял немного, затаив дыхание, но не заметил ничего подозрительного.

Однако сыщику казалось, что его услышали и только ждут его появления, чтобы разделаться с ним.

И как бы в ожидании этого все вокруг притихло.

Вдруг Пинкертон увидел, как по саду неслышными шагами передвигается тот самый мужчина, который последним перелез через ограду. Он перебегал от дерева к дереву, как будто намереваясь сбить какого-то преследователя с толку.

Пинкертон попытался разглядеть, нет ли еще кого-нибудь у ограды, но ничего не смог увидеть.

Была минута, когда таинственный незнакомец оказался на расстоянии нескольких шагов от Пинкертона, который хотел было подбежать к нему и сразить метким ударом.

Но незнакомец зашагал дальше.

Пинкертон решил пока не показываться, так как противников стало уже трое, и борьба с ними была бы опасной. Находившихся в погребе незнакомцев нельзя было одолеть, не обезвредив третьего.

Пинкертону показалось странным, что из погреба никто не появлялся. Оставалось только надеяться, что они не заметили упавшего вниз револьвера.

Третий незнакомец прошел вдоль стены к окну подвала. Там он оставался, не двигаясь, в течение почти получаса, и у Пинкертона даже глаза заболели от напряжения.

Пинкертон тихо подкрался совсем близко к дому и, в конце концов, очутился на расстоянии каких-нибудь десяти шагов от незнакомца, притаившегося у окна.

Стук из погреба теперь был слышен ясно.

Прошло еще четверть часа.

Вдруг третий незнакомец привстал и скрылся за одним из деревьев на другой стороне дорожки.

Прежде чем Пинкертон успел понять, в чем дело, из окна подвала вылезли первые двое мужчин, заперли окно и, тихо переговариваясь, собрались уходить.

Тут третий незнакомец выскочил из-за дерева и преградил им дорогу, высоко подняв правую руку.

Теперь Пинкертон понял, что третий незнакомец явился сюда приблизительно по тем же причинам, что и он.

Прежде чем он успел подбежать, разыгралась безмолвная борьба.

Трое мужчин сцепились, раздалось несколько глухих ударов, и кто-то упал на землю.

Все это длилось каких-нибудь две-три секунды.

Но тут Пинкертон подскочил к ним и нанес одному из преступников сильный удар по голове.

Послышалось проклятие, незнакомец пошатнулся и упал.

Вдруг сверкнул нож.

Им замахнулся второй незнакомец, вылезший из погреба. Он кинулся на Пинкертона, который чуть не стал жертвой этого нападения.

Пинкертон быстро отскочил в сторону; только благодаря этому ему удалось избежать ударов ножа своего противника.

Он заметил с досадой, что первый преступник, которого он сшиб с ног, собирается подняться. По-видимому, удар только слегка оглушил его.

Пинкертон слышал, как другой выкрикнул несколько слов на незнакомом языке, после чего оба негодяя приготовились к нападению. В руке второго преступника тоже сверкнул нож.

Сыщик проклинал себя за то, что уронил револьвер.

Положение его было незавидным, так как ему приходилось отбиваться одним только кастетом.

Оставалось положиться исключительно на кулаки.

В момент крайней опасности он пустил в ход хитрость, которую применял уже не раз.

Он выхватил из кармана большой клинок и крикнул:

— Руки вверх или буду стрелять!

Нападавшие подались назад, но сразу же метнули в сыщика свои кинжалы.

Пинкертон, однако, быстро припал к земле, так что кинжалы вонзились в ствол дерева, у которого он стоял.

В ту же секунду Пинкертон вскочил на ноги и кинулся к преступникам, но те бросились бежать. Пинкертон пустился за ними в погоню.

Они добежали до ограды. Пинкертон был уверен в успехе! Ограда имела высоту метра два, и уйти беглецам теперь уже было некуда. Значит, преступники волей-неволей вынуждены будут вступить в борьбу, а так как оружия у них больше нет, то преимущество окажется на его стороне, размышлял Пинкертон.

Но тут сыщик остановился в сильнейшем недоумении и страшной злобе: противники почти без разбега перескочили через ограду.

Послышался их насмешливый хохот, а затем они скрылись во мраке.

— Черт знает, что такое! — буркнул Пинкертон и вернулся к месту борьбы.

Тут он опустился на колени возле лежавшего лицом вниз человека. На голове у него были две раны, из которых сочилась кровь.

Пинкертон повернул к себе его лицо и вскочил, как ужаленный. Это был его помощник Боб Руланд!

Глава III Приключения Боба

— Однако, такого сюрприза я уж никак не ожидал! — пробормотал Пинкертон и принял меры, чтобы привести Боба в чувство.

Старания его вскоре увенчались успехом.

Не прошло и пяти минут, как Боб тяжело вздохнул и открыл глаза.

Он в недоумении посмотрел на своего начальника, очевидно, не соображая, где находится и что с ним случилось, однако спустя некоторое время все вспомнил.

— Где эти два негодяя? — проговорил он.

— Сегодня им удалось улизнуть, — спокойно ответил Пинкертон. — Прежде всего я тебе залеплю пластырем раны, а ты тем временем расскажи, что с тобой произошло. А тех господ мы еще успеем поймать! Ну что ж, рассказывай!

— Откуда вы появились, начальник? — спросил Боб, прежде чем начать свое повествование.

Пинкертон рассказал, с какой целью пришел сюда, и сообщил о своих наблюдениях.

— Поразительная история! — воскликнул Боб.

— Твердая, однако, у тебя голова! — засмеялся Пинкертон, налепив последний кусок пластыря. — Надеюсь, ты себе ничего не повредил?

— Пустяки! — весело ответил Боб. — Поболит немного голова, и все! Вы, однако, правы: голова у меня твердая, другой, пожалуй, не выдержал бы таких ударов! Теперь я вам расскажу, что со мною было!

Пинкертон прислушался, нет ли кого поблизости. Убедившись, что вокруг тихо, он сел с Бобом под большим деревом, и тот начал рассказывать.

— Выйдя из дома, я увидел даму на другой стороне улицы. Я уже хотел пойти за ней, как вдруг заметил двух хорошо одетых юношей. Они стояли у какой-то витрины и внимательно ее разглядывали. Я увидел, как один из них при виде меня слегка толкнул другого в бок. Рискуя потерять даму из виду, я повернул обратно и перешел на противоположную сторону улицы. Там скрылся в подворотне, быстро загримировался и стал наблюдать за обоими юношами, которые, остановившись посредине улицы, посматривали во все стороны. Очевидно, они разыскивали меня. Я быстро перешел через улицу, зашел в мясную лавку, где нас с вами знают, взял лоток, шапку, белый фартук и затем вышел на улицу. Скоро я нагнал молодых людей, и понял, что они не узнали меня, судя па тому, что опять остановились, озираясь вокруг. Я то обгонял их, то отставал от них. Вдруг они бесследно исчезли. Минут пять я искал их, но в конце концов должен был признать, что потерял след. На этой улице находилась гостиница средней руки. Мне почему-то казалось, что они скрылись именно там. Я опять кое-как переоделся и перегримировался, воспользовавшись одной из наших временных квартир, и зашел в гостиницу под видом франтоватого господина. Оказалось, что юнцы сидят в общей зале, в углу, и оживленно беседуют. Я навел справки и узнал, что это — братья Чарльз и Генри Лонгстоны. Я записал номер их комнаты и затем вышел на улицу, вслед за ними. На правом берегу Гудзона, вблизи пристани, они зашли часа на два в довольно хороший ресторан. Я сел неподалеку от них, навострил уши и закрылся газетой. К сожалению, я так ничего и не понял, они говорили на непонятном мне языке, кажется, по-итальянски. Судя по тому, что они ели макароны с сыром, я думаю, что не ошибся!

Нат Пинкертон кивнул головой.

Теперь он знал, что во время стычки юноши переговаривались на итальянском языке, которого он не понял потому, что это, вероятно, был один из многочисленных южно-итальянских диалектов.

— Когда наступила темнота, — продолжал Боб, — они переправились на другой берег и пошли пешком к вилле. Следить за ними было нетрудно, надо было только не выходить на открытую дорогу и держаться в тени. На боковой дорожке возле дома я потерял их из виду и лишь после долгих размышлений решился перелезть через ограду в сад. Я шел вперед крайне осторожно, готовый отразить внезапное нападение. У окна подвала я услышал странный стук. Просунув туда голову, я по тихой беседе определил, что юноши находятся в погребе. Не знаю, как все вышло: дело в том, что мой револьвер дал осечку, и они наверняка укокошили бы меня, не появись вы в нужный момент. Правда, даму-то я так и не выследил, но полагаю, что и без того походил недаром!

— Ты, пожалуй, прав! — заметил Пинкертон. — А теперь посмотрим, чем эти юнцы занимались в погребе!

Они вернулись к дому и спустились в погреб, где Пинкертон к большой своей радости между двумя старыми ящиками нашел револьвер, который уронил.

Дверь в соседнее помещение была приоткрыта.

Боб вынул свой карманный фонарик, и сыщики прошли через несколько помещений, с дверьми без замков, где повсюду валялся старый хлам.

В одном из них были сложены разные припасы, а в стенных шкафах и на полках стояло вино.

Вдруг Пинкертон что-то заметил на земле и указал туда рукой.

Боб посветил и наклонился к этому месту.

В глинистой почве довольно отчетливо были видны следы недавней работы лопатой.

— А это что такое? — произнес Пинкертон и снял с полки лопату.

— Кровь! — пробормотал Боб, слегка вздрогнув.

— И волосы, человеческие волосы! — добавил Пинкертон, рассматривая острие лопаты.

Сыщики переглянулись, и Пинкертон сказал:

— Я вряд ли ошибусь, если скажу, что здесь закопан Вильям Морган и что он убит этой лопатой!

— Там, в углу, стоит еще одна! — заметил Боб.

Пинкертон взглянул в указанном направлении и сказал:

— Той лопатой была вырыта яма!

— Не следует ли выяснить, в чем дело? — спросил Боб, схватив вторую лопату, чтобы раскопать яму.

— Не надо! — остановил его Пинкертон. — Поставь лопату на место!

Он, в свою очередь, положил и первую лопату на полку, а потом сказал Бобу:

— Теперь освети-ка весь пол, вплоть до окна! По всей вероятности… Ну да, так и есть!

— Виден след!

— Он свидетельствует, — пояснил Пинкертон, — что здесь протащили тяжелое тело! Тут есть и следы крови!

Следы вели к окну.

Пинкертон вынул свой фонарь и осветил покатый подоконник.

— Ясно, — проговорил он, — что несчастный был убит в саду и затем через окно брошен в погреб!

— Но как же вы объясните, начальник, что те юноши были в погребе одни?

— Тут, вероятно, и объяснять нечего! — ответил Пинкертон. — По всей видимости, Морган был брошен в погреб еще вчера или я не уверен, причастны ли вообще эти юноши к убийству! Возможно, что они по другим причинам сегодня ночью явились сюда. Как бы там ни было, ты теперь спрячешься здесь и будешь сторожить, чтобы не произошло ничего такого, о чем бы мы не знали! Если эти молодчики снова появятся и не сдадутся по первому требованию, пристрели их! А завтра утром я буду у владельца виллы. Выйдешь к тому времени и пойдешь мне навстречу. Спокойной ночи, Боб!

— До встречи, начальник! — ответил Боб.

— Да, вот что еще… — сказал Пинкертон. — В какой гостинице остановились эти преступники?

— Владельца ее зовут Фомой Гауком, а гостиница находится на улице Ворта, № 54.

После этого Пинкертон скрылся в ночной темноте.

Глава IV Арест

На другой день рано утром Нат Пинкертон появился в гостинице Гаука и спросил, у себя ли два молодых человека.

— Они сегодня после полуночи уехали! — заявил владелец гостиницы, что нисколько не удивило Пинкертона, так как он ожидал такого ответа.

Затем он направился к вилле Эвальда Брадли. На полпути его встретил Боб, по лицу которого было видно, что случилось нечто интересное.

— Доброе утро, Боб! — приветствовал его Пинкертон.

— Доброе утро, начальник! Сегодня ночью в погребе кое-что произошло!

Пинкертон, выслушав Боба, сказал:

— У меня тоже новость, Боб! Наши юнцы улизнули. Они бежали сегодня ночью, тотчас после того, как вернулись в гостиницу!

— Черт знает, что такое!

— Ничего, Боб! Мне почему-то кажется, что в ближайшем будущем мы снова столкнемся с ними! Ну, тогда уж мы позаботимся, чтобы они не удрали!

Подойдя с Бобом к калитке, Пинкертон позвонил. Вышел лакей и, узнав, что господа хотят видеть хозяина дома, проводил их на первый этаж, и куда-то скрылся.

Было очевидно, что Эвальд Брадли устроился очень уютно, его вилла производила весьма приятное впечатление. Никакого показного богатства, но повсюду чувствовалась опытная рука человека со вкусом.

Подойдя к первой ступеньке лестницы, застеленной толстым ковром, сыщики остановились и прислушались. Пинкертон посмотрел на часы и шепнул, слегка улыбаясь:

— Ровно девять!

Они постояли с минуту, прислушиваясь к голосу мужчины, который явно объяснялся в любви.

Потом Пинкертон громко откашлялся, взял своего помощника за руку и подошел к двери, которая была немного приоткрыта. Когда он постучал, послышался крик, а когда сыщики вошли в комнату, они увидели красивого молодого человека лет двадцати пяти и Мэну Морган.

Это Эвальд Брадли объяснялся в любви супруге своего дяди.

Мэна Морган отвернулась и пригладила волосы, а Брадли подошел к сыщикам и спросил, что им здесь надо.

— Эвальд, я ведь говорила тебе, — произнесла Мэна Морган, — что мистер Пинкертон придет к тебе в девять часов утра!

— Как, в девять? — удивился Брадли. — Ты, кажется, говорила, в одиннадцать?

— Нет, нет, в девять! — настаивала она.

— Миссис Морган права, — заявил Пинкертон, поклонившись, — я говорил, что приду в девять часов!

— Это уже все равно, — отозвался Брадли. — Видите ли, я посоветовал миссис Морган обратиться к вам за содействием!

— Хочу попросить вас, — обратился Пинкертон к Мэне Морган, — оставить меня наедине с мистером Брадли.

Она слегка вздрогнула и взглянула на сыщика враждебно и недоверчиво. Но тотчас спохватилась, выпрямилась и вышла из комнаты, сопровождаемая влюбленным взглядом Брадли.

— Допрашивать мне вас не нужно, — заявил Пинкертон, — так как миссис Морган уже сообщила все подробности исчезновения ее мужа. Я хочу задать вам только несколько вопросов!

При этих словах сыщик внимательно посмотрел на Брадли.

— Спрашивайте! — отозвался тот.

— Не заметили ли вы что-нибудь необычное в поведении вашего дяди, когда видели его в последний раз?

— Заметил! — ответил Брадли, нахмурившись. — Он как-то странно обходился со мной: то был резок, то чрезвычайно ласков. Он просил меня прийти на вокзал, поскольку хотел передать мне кое-что. При прощании он нежно пожал мне руку. А когда я через два часа пришел на вокзал, его там не оказалось, и после этого он пропал без вести!

— Вот как! Скажите, мистер Брадли: вы влюблены в супругу вашего дяди? Ведь ни к какой другой женщине не могло относится ваше объяснение в любви, которое мы услышали, пока находились в коридоре!

Брадли густо покраснел, хотел что-то сказать, но вдруг закрыл лицо руками и глухо застонал.

Пинкертон прошелся несколько раз по комнате, а потом заявил:

— Ввиду выяснившихся обстоятельств дела, на вас, мистер Брадли, падает серьезное подозрение в убийстве вашего дяди, и поэтому я вынужден арестовать вас!

Брадли вскрикнул от ужаса.

— Я весьма сожалею, — продолжал Пинкертон, — что должен сказать вам это, но пока не будет доказана ваша невиновность, подозрение падает на вас! Быть может, вы предпочтете сознаться?

— Мне не в чем сознаваться! — воскликнул Брадли. — Я виновен, но только не в этом убийстве!

Пинкертон помолчал немного, а затем обратился к Брадли с вопросом:

— Будьте любезны, покажите мне теперь все комнаты вашей виллы.

Брадли с трудом поднялся с места.

— Я готов! — проговорил он еле слышно.

За исключением той комнаты, где находилась миссис Морган, Брадли показал сыщикам все помещения. Пинкертон и не стал настаивать на осмотре комнаты Мэны Морган, так как вообще делал все это только для вида.

Потом они прошли к винному погребу.

Брадли позвал лакея, который, открывая дверь, робко поглядывал на гостей.

— Идите с нами! — приказал ему Пинкертон.

Спустя несколько минут они стояли в погребе. Пинкертон внимательно смотрел на Брадли и на его лакея.

— Вы давно не были здесь? — спросил он лакея.

— Дня три или четыре!

Пинкертон внезапно осветил фонарем перекопанное место, на котором были следы мужской обуви. Складывалось впечатление, что кто-то пытался утрамбовать рыхлую землю.

— А вы когда были в погребе в последний раз? — спросил Пинкертон, обращаясь к Брадли, который в немом ужасе смотрел на притоптанную землю.

— Я? Да так давно, что и сам не помню, когда это было!

— Да, это правда! — подтвердил лакей, не дожидаясь вопроса.

— Будьте добры снять ботинок! — снова обратился Пинкертон к Брадли.

Оказалось, что ботинок точно соответствовал следу на земле. Участливо взглянув на растерянного Брадли, Пинкертон отдал ему ботинок.

— Ничего не понимаю! — простонал тот.

Когда Пинкертон снял с полки лопату, то всем уже стало ясно, что в погребе закопан Вильям Морган…

Когда все вышли из погреба, Пинкертон поручил своему помощнику остаться на вилле до прибытия судебного следователя.

Сам он вместе с Брадли отправился в город, разрешив ему перед тем проститься с миссис Морган.

Прошло два дня.

Судебный следователь, осмотрев место преступления, подтвердил подозрения Пинкертона.

В яме был найден труп Вильяма Моргана с размозженной головой. Орудием убийства послужила лопата.

По просьбе Пинкертона арестованный Брадли еще не был допрошен.

Знаменитый сыщик в сильном волнении ходил по комнате. Он с нетерпением ожидал ответа на отправленное в Цинциннати письмо.

Боб Руланд и второй помощник Пинкертона, Мориссон, по очереди наблюдали за виллой. Но там не произошло ничего такого, что могло бы подтвердить предположения Пинкертона.

Но вот Пинкертону подали большой пакет из Цинциннати.

— Слава Богу! — пробормотал сыщик и быстро вскрыл конверт.

Сообщение полиции города Цинциннати гласило следующее:

«Вильям Морган пользуется всеобщей известностью и уважением. Так как еще его отец проживал здесь и основал фабрику, то, конечно, решение Моргана переехать в Нью-Йорк вызвало сенсацию. Намерение это, несомненно, внушено ему молодой красивой женой, которая из-за своего происхождения не была принята в лучшем обществе города. В свое время многие удивлялись, что такой человек, как Вильям Морган, берет в жены артистку цирка. Еще полгода назад миссис Морган вместе с двумя братьями выступала в здешнем цирке. Это было «Трио итальянцев». Морган безумно влюбился в нее. Говорят, что он дал ее партнерам 15 тысяч долларов отступного».

Пинкертон с довольным видом сложил письмо и положил его в карман.

Вдруг раздался звонок телефона.

Пинкертон выслушал чье-то короткое сообщение и повесил трубку.

Спустя полчаса он явился к полицейскому инспектору Моргану в Гобакене.

— Я прошу вас предоставить в мое распоряжение нескольких полисменов! — обратился он к нему.

Тот немедленно отдал необходимые распоряжения… На расстоянии нескольких сот метров от виллы Брадли, за толстым деревом, стоял молодой человек, поглядывая на шоссе.

Увидев приближавшийся к вилле маленький отряд, он вышел из-за дерева и пошел навстречу. Это был Боб Руланд.

— Они еще в доме? — спросил Пинкертон, шедший во главе отряда полисменов.

— Да, и по-видимому, чувствуют себя в полной безопасности!

Пинкертон сказал несколько слов инспектору Моргану. Тот вместе с полисменами свернул на боковую тропинку, а сыщики пошли дальше.

Вилла оказалась закрытой.

Пинкертон вынул отмычку и спустя минуту вошел в переднюю.

Сыщики неслышно поднялись по лестнице.

В одной из комнат раздавались громкие, смеющиеся голоса мужчин и женщины.

Сыщики постояли у дверей минут пять.

Вдруг дверь открылась и появилась Мэна Морган.

При виде сыщиков она пронзительно вскрикнула.

Прежде чем она успела захлопнуть дверь, Пинкертон вошел в комнату.

Он выхватил два револьвера и направил их на молодых людей, которые вскочили и в ужасе уставились на него.

— Стойте смирно! — крикнул Пинкертон. — Вы, «Трио итальянцев», арестованы по обвинению в убийстве Вильяма Моргана!

Вдруг оба юнца с быстротой молнии бросились в соседнюю комнату.

Пинкертон пустился за ними и выстрелил сразу из двух револьверов.

Послышался крик, зазвенело стекло и, когда Пинкертон вбежал в комнату, он увидел, что один из преступников валяется на полу, а другой успел выскочить в сад.

Он быстро надел на раненого наручники и подошел к окну.

В саду четверо полисменов боролись с беглецом.

По-видимому, он обладал большой силой, так как несколько раз стряхивал с себя нападавших.

Но в конце концов и его одолели.

Тем временем Боб поймал Мэну Морган. Она тоже сначала яростно отбивалась, о чем свидетельствовало исцарапанное лицо Боба.

Мэна со сверкающими от негодования глазами требовала, чтобы ее освободили.

— Раньше, чем лет через двадцать это вряд ли случится! — насмешливо возразил Пинкертон.

— Я ни в чем не виновата! — кричала она.

— Кроме подстрекательства к убийству вашего мужа!

— Докажите это!

Пинкертон сел на стул и сказал:

— Еще когда вы в первый раз были у меня, я заподозрил вас, так как ваше печальное лицо как-то сразу изменилось, когда вы опустили голову. Я заметил это при помощи особого зеркальца. Когда вы заступались за Эвальда Брадли, вы полагали, что я заподозрю его. Ваша лицемерная любовь к нему должна была только усилить эти подозрений. Я поддался вашей игре, чтобы усыпить вашу бдительность. При моем первом посещении виллы вы с дьявольской хитростью устроили так, что в момент моего прихода Брадли объяснялся вам в любви. Вы обратились ко мне потому, что полиция не подозревала Брадли, зная его хорошую репутацию. Мне, кроме того, показалось весьма странным, что вы явились ко мне в трауре. Теперь я спрашиваю вас, миссис Морган, что вы делали два дня тому назад, ночью, в погребе этого дома?

Преступница вся сжалась, потом вдруг выпрямилась и воскликнула:

— Я не была в погребе!

— Боб, говори! — сказал Пинкертон.

— Миссис Морган в ту ночь, — заявил Боб, — пришла в погреб с ботинком Брадли и оставила ими следы на рыхлой земле! Я наблюдал за ней.

Мэна Морган громко закричала…

Ран у упавшего убийцы не оказалось, его только контузило.

Разбор дела в суде длился недолго, так как «Трио итальянцев» созналось во всем.

Убийство было подготовлено исподволь, только для этого Мэна Морган и вышла замуж. Один из преступников состоял с ней в любовной связи.

Ей удалось заманить несчастного Моргана в сад, где его убили итальянцы, партнеры Мэны Морган. Преступники перенесли труп Моргана в погреб и закопали его там в ту ночь, когда сыщики слышали стук лопаты.

Эвальд Брадли из-за обманутой любви тяжко заболел, впав в меланхолию.

Убийц казнили на электрическом стуле.

А Мэна Морган была приговорена к 25-ти годам тюремного заключения.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПИНКЕРТОНА НА ТОТ СВЕТ (111) 

Глава I Пропавший труп

Все население Нью-Йорка было сильно взволновано.

В газетах появились длинные статьи, и газетчики выкрикивали экстренные приложения, которые раскупались нарасхват, что само по себе уже доказывало, что случилось что-то совершенно необычное.

Газетные сообщения, из-за которых поднялось такое волнение, гласили следующее:

«В ночь на вчерашнее число из фамильного склепа похищен труп Вильяма Стуарта! До настоящего времени не удалось выяснить, кем совершено это преступление. Госпожа Стуарт предлагает 20000 долларов тому, кто окажет содействие в розыске трупа! Наши читатели, конечно, помнят, что четыре недели назад состоялись похороны известного миллионера Вильяма Стуарта! Он скончался 29-го апреля после продолжительной болезни и оставил после себя не только огромный магазин, принадлежащий к числу достопримечательностей Нью-Йорка как крупнейшее дело во всей Америке, но еще и наличный капитал свыше десяти миллионов долларов. Лет пятьдесят тому назад Вильям Стуарт, совсем еще молодым человеком, переселился в Соединенные Штаты из Ирландии. У себя на родине он сильно бедствовал. Убедившись после целого ряда лет упорного труда, что здесь ему не добиться лучшего, Стуарт решил переселиться в Новый Свет, где и поступил приказчиком в небольшой модный магазин в южной части Нью-Йорка. Прослужив пять лет и скопив значительную сумму денег, он купил собственный магазин. Дела его сразу пошли хорошо, и он постепенно стал расширять свой магазин. В конце концов он стал собственником крупнейшего торгового предприятия, известного под фирмою «Базар». Магазин этот пользовался в Нью-Йорке широкой популярностью, и все, кто хотел купить что-нибудь хорошее, шли к Стуарту. Благодаря этому он нажил миллионы. Так как Стуарт умел находить своим деньгам выгодное помещение, то состояние его быстро возросло до колоссальных размеров. Все это баснословное богатство после смерти Стуарта досталось в наследство его вдове. Детей у покойного не было. Похороны состоялись 2-го мая. Гроб с останками покойного был поставлен в склеп, приобретенный Стуартом на кладбище вблизи Бродвея. Тело покоилось в дорогом металлическом гробу, завинченном крепкими болтами. После похорон ключ от склепа был взят вдовою. Сегодня утром могильщик Илья Росс во время своего обычного обхода заметил, что дверь склепа Стуартов полуоткрыта, а не заперта; он предположил, что в склепе находится вдова покойного и молится; а потому Росс продолжал обход. Но когда он спустя продолжительное время вернулся к склепу, то увидел, что дверь еще открыта. Он подошел ближе и окликнул госпожу Стуарт. Так как ответа не последовало, то он заподозрил неладное. Вблизи склепа находилось случайно несколько лиц; Росс поспешил сообщить им, в чем дело, и попросил их спуститься вместе с ним в склеп, так как он не хотел сделать этого один, без свидетелей. Вошедшим в склеп представилась ужасная картина: металлический гроб был сброшен с возвышения и валялся на полу разбитый и пустой. Труп же покойного исчез бесследно. Недоставало также покрова, которым был покрыт гроб. В остальном царившем внутри склепа порядок ничем не был нарушен. Немедленно о происшедшем была извещена полиция. Но явившаяся затем полиция могла лишь только установить, что труп, несомненно, был похищен и что кража была совершена ночью. Само собою разумеется, что о происходившем была извещена вдова. Она пришла в сильнейшее волнение и заявила, что заплатит 20000 долларов тому, кто наведет полицию на след преступников. Явилось предположение, что похищение трупа Стуарта было совершено с целью шантажа и вымогательства и, очевидно, преступники рассчитывали, что г-жа Стуарт не пожалеет никаких денег, чтобы обеспечить своему скончавшемуся супругу вечный покой, и что ее будет терзать мысль, что труп его находится во власти чужих лиц. Похищение трупа миллионера поставило на ноги всю нью-йоркскую полицию, занявшуюся усиленными розысками».

* * *

Пока в городе шли разговоры о таинственном похищении трупа, на квартире покойного миллионера разыгралась душу раздирающая сцена.

Госпожа Эллен Стуарт, дама лет шестидесяти, неутешно плакала и никак не могла успокоиться.

Давнишний друг покойного, судья Гильтон, тщетно пытался ее утешить.

— Добрейшая миссис Стуарт! — увещевал он ее. — Все ваши слезы не помогут горю. Поймите же вы, наконец, что этим вы не вернете трупа вашего супруга! Но будьте уверены, он найдется, и придется только пожертвовать известной суммой! Я твердо убежден, что негодяи, похитившие труп, только и домогаются денег.

— Да я бы им миллион заплатила, — рыдала она, — только бы они не причиняли мне этого горя! Бедный мой муж! Всю жизнь свою он честно трудился и никогда не знал отдыха, и после смерти ему даже и в гробу покоя не дали!

— Не отчаивайтесь! Я надеюсь, что труп вскоре будет разыскан! Я жду с минуты на минуту человека, который сумеет расправиться с похитителями трупа и арестовать их! Наша полиция, правда, очень хороша, но я полагаю, что в данном случае…

В этот момент вошла горничная и доложила:

— Прибыл м-р Пинкертон!

Гильтон вышел встретить знаменитого сыщика и вернулся вместе с ним к миссис Стуарт:

— Позвольте вам представить м-ра Пинкертона! — сказал он. — Мне нечего объяснять, кто он такой, так как вам, без сомнения, известна та популярность, которой пользуется в Соединенных Штатах м-р Пинкертон.

— Искренно приветствую вас, м-р Пинкертон! — воскликнула вдова, протягивая ему обе руки. — Вы слышали уже, какое горе меня постигло?

— Слышал, миссис Стуарт! — ответил Пинкертон. — Но я вас прежде всего прошу успокоиться! Я думаю, что это дело выяснится через несколько дней!

— Как так — выяснится?

— Я хочу сказать, что по истечении нескольких дней труп будет снова лежать в склепе, так как я уверен, что похитители предложат вам купить его!

— Если бы они это сделали! — воскликнула вдова. — Я бы заплатила им сколько угодно, хоть бы даже три миллиона! Что вам еще нужно, Бесси?

Вопрос этот был обращен к горничной, которая все еще стояла у дверей.

— Простите, госпожа! — ответила Бесси. — Я думала, у вас будут приказания! Может быть, нужно принести сигар для господ?

— Совершенно не нужно! — строго проговорил Гильтон. — Когда вы будете нужны, вам дадут звонок!

Горничная, бормоча какое-то извинение, удалилась. Пинкертон, улыбаясь, посмотрел ей вслед и сказал:

— Хорошенькая девушка! Немного любопытна, кажется.

— Она вовсе не любопытна! — возразила миссис Стуарт. — Она уже три года служит у меня и родом из той же деревни, где родился мой покойный муж!

— Оставим горничную! — досадливо воскликнул Гильтон. — И будем лучше говорить о деле, которое нас интересует! Значит, вы полагаете, м-р Пинкертон, что похитители имели в виду только вымогательство?

— Труп покойного, несомненно, был похищен только с целью получить деньги за возвращение его по принадлежности!

— Вы уже смотрели склеп? — спросил Гильтон.

— Я пришел сюда прямо оттуда!

— Послушайте, м-р Пинкертон! — воскликнул Гильтон. — Что вы скажете относительно могильщика Росса? Не кажется ли он вам подозрительным? Можно ли допустить, чтобы без его ведома с кладбища мог быть похищен труп?

— Я не считаю его виновным! Но он лжет в одном отношении! Он утверждает, что вчера после десяти часов вечера не выходил из дома, но это ложь! Я более чем уверен, что Росса в течение всей ночи не было дома!

— Как так? — воскликнула миссис Стуарт. — Где же он мог быть?

— Почем знать! — отозвался Пинкертон. — Он мог просидеть всю ночь в трактире! Могильщики тоже любят это! А так как он этим самым нарушил правила и заслуживает наказания, то он и не хочет говорить правду, так как боится, что его уволят.

— Значит, вы полагаете, что он лжет только из боязни лишиться места?

— Я убежден в этом! Он не принимал участия в совершении преступления, но облегчил его вследствие своего неаккуратного отношения к долгу службы! Нечего говорить, м-р Гильтон, что об этом не следует говорить посторонним, но я не премину расследовать и этот вопрос!

— Не допускаете ли вы возможности, — после некоторого молчания снова заговорил Гильтон, — что похитители перелезли через железную решетку со стороны улицы?

— Совершенно не допускаю!

— Остается только предположить, — воскликнул Гильтон, — что преступники спокойно вошли в калитку, примыкающую к домику могильщика!

— Так оно и было на самом деле! — подтвердил Пинкертон. — И я не только утверждаю это, но и докажу!

— Каким образом!

— Очень просто! Если ни с какой стороны нельзя было проникнуть на кладбище, то само собою разумеется, что преступники вошли через калитку!

— Но ведь калитка всегда заперта?

— Так то оно так, но у преступников, очевидно, был ключ!

— Возможно! — согласился Гильтон. — Но остается еще самый главный вопрос: каким образом преступники могли открыть дверь склепа? Ведь она не была взломана, а только приоткрыта!

— Вот это и есть самый существенный вопрос! — сказал Пинкертон. — И я вас теперь попрошу ответить мне на некоторые вопросы. Кто изготовлял замок к двери фамильного склепа?

— Известная фирма Макинтош и Кo! Она дала формальное обязательство сделать к замку не более одного ключа!

— Стало быть, существует всего один ключ! Но у кого находится этот ключ?

— У меня! — заявила миссис Стуарт.

— Где вы храните его?

— Днем ношу его с собою, а ночью кладу под подушку!

— Так было и в минувшую ночь?

— Да, конечно!

— А где находится он теперь?

— У меня в кармане.

Она вынула из кармана средних размеров ключ и передала его Пинкертону.

— Позвольте взглянуть! — сказал Пинкертон, встал и подошел с ключом к окну.

Он внимательно рассматривал его, а затем вынул маленькое увеличительное стекло и, взглянув на ключ через стекло, вдруг воскликнул:

— Не будете ли вы любезны дать мне белую тарелку?

— Извольте! — ответил Гильтон и передал ему тарелку из буфета.

Пинкертон отложил увеличительное стекло в сторону, вынул перочинный нож и острием достал из отверстия в ключе какую-то черную массу, величиной с булавочную головку.

Эту массу он снова рассмотрел в увеличительное стекло, затем растер ее между пальцами.

Положив ключ обратно на стол, за которым сидела миссис Стуарт, он сказал:

— Дверь вашего склепа ночью была открыта при помощи поддельного ключа!

— Понимаю, — воскликнул Гильтон, — вы полагаете, что был сделан ключ по образцу подлинного?

— Именно! Скажу больше: этот ключ преступниками изготовлен не только что, а некоторое время назад! Будьте любезны сказать мне, миссис Стуарт, когда именно был построен склеп и когда был изготовлен ваш ключ?

— Мой покойный муж выстроил склеп два года тому назад, — ответила миссис Стуарт, — но дверь была изготовлена лишь полгода тому назад, и тогда же мой муж получил ключ. При жизни он хранил его у себя в письменном столе!

— Значит преступление давно уже подготовлялось! — заявил Пинкертон. — Я даю голову на отсечение, что поддельный ключ изготовлен уже месяца три тому назад! Вот эта частица черной массы, что лежит на тарелке, не что иное, как воск. С подлинного ключа был сделан оттиск, и хотя его потом тщательно отчистили, в нем все-таки осталась крупинка воска!

— А как вы думаете, — спросил Гильтон, — не увеличить ли назначенное вознаграждение?

— Я готова опубликовать в газетах, что даю миллион долларов тому, кто вернет труп! — сказала миссис Стуарт. — Не в деньгах дело! Я хочу, чтобы покой моего мужа не был более нарушен!

— Очень прошу вас, миссис Стуарт, не делать этого! — возразил Пинкертон. — Будьте любезны подождать три дня, не предпринимая ничего и не заявляя ровно никому о том, что вы готовы вознаградить преступников огромной суммой.

— А что будет через три дня? — спросила она.

— Через три дня Вильям Стуарт будет снова покоиться в своем склепе! — спокойно ответил Пинкертон.

Затем он раскланялся и ушел.

Глава II Арест

— Похититель трупа обнаружен! Он арестован и находится уже в руках полиции!

С этими словами Боб Руланд ворвался в рабочий кабинет своего начальника, размахивая газетой.

— Вот читайте, м-р Пинкертон! — продолжал он, кладя газету на письменный стол. — Это вечерний выпуск! Видите заглавие? Похититель трупа найден! Преступник — племянник покойного миллионера! Мотивом послужила месть!

Пинкертон спокойно прочитал статью.

Действительно, в газете было сказано, что полиция около полудня арестовала некоего Артура Стуарта, племянника покойного Вильяма Стуарта.

Артур Стуарт служил в деле своего дяди, и так как он был прилежен и способен, то вскоре сделался правой рукой покойного.

Но вдруг между дядей и племянником вышло какое-то недоразумение; в кабинете старика произошло с глазу на глаз бурное объяснение, и в результате Артур Стуарт оставил свою должность.

— С нынешнего дня у нас с тобой нет ничего общего! — кричал старик, когда Артур Стуарт, бледный и в сильном волнении, выходил из кабинета.

— Я ухожу, м-р Стуарт, — злобно проговорил Артур и остановился, — но знайте, что сегодняшнего дня я вам не забуду, и вы за это оскорбление дадите мне ответ даже и после вашей смерти! Вы старик — возможно, что вы скоро умрете! Неужели вы будете лежать спокойно в гробу! Можете быть уверены, что этого не будет — об этом предоставьте мне позаботиться!

Крикнув это, Артур удалился.

Никто не знал, что именно произошло между дядей и племянником, но надо было думать, что полный разрыв имел весьма серьезные основания.

После разрыва с дядей Артур Стуарт находился в очень стесненных обстоятельствах. Он нашел место у какого-то биржевого маклера, но получал весьма мизерное вознаграждение за свой труд.

Прочитав обо всем этом в газете, Пинкертон сказал:

— Этот Артур Стуарт ровно ни в чем не виновен! Боб, найми коляску!

Спустя несколько минут у подъезда уже стояла коляска. Пинкертон быстро оделся и вышел.

— В полицейское управление! — приказал он кучеру.

Подъехав к зданию полицейской тюрьмы, Пинкертон направился к судебному следователю.

Он попросил разрешения повидаться с арестованным Артуром Стуартом, и дежурный полисмен проводил его в камеру заключенного.

Артур Стуарт, симпатичный молодой человек, с белокурыми волосами и усами, сидел на постели в глубоком раздумье.

Он был очень бледен, и все его лицо выражало явное уныние.

— М-р Артур Стуарт? — спросил Пинкертон, стоя на пороге.

— Что вам? Кто вы такой? — глухо проговорил молодой человек, не поднимая головы.

— Вы могли бы встретить меня немного приветливее! — засмеялся Пинкертон. — Я явился с весьма приятным для вас известием!

— Я буду свободен? — воскликнул Артур Стуарт и вскочил на ноги. — Моя невиновность уже выяснилась?

— Потерпите, так быстро это не делается! — возразил Пинкертон. — Но вам должно быть уже приятно, что я считаю вас невиновным!

— Только-то! А я-то думал, что вы пришли ко мне с вестью о свободе!

— Освободить вас немедленно я не могу, но через час вы уже будете на свободе! Требуемый залог в 10000 долларов будет за вас внесен!

— Кто внесет за меня такие деньги! — пожимая плечами, возразил Артур Стуарт. — У меня теперь нет ни родственников, ни друзей, да и в тех родственниках, что были, пришлось горько разочароваться!

— Вы имеете в виду покойного Стуарта? — спросил Пинкертон. — Послушайте, милейший, будьте откровенны со мной! Меня ваше дело интересует, и я убежден в вашей невиновности!

— Вы, вероятно, адвокат, — недоверчиво ответил Стуарт, — и хотите взять на себя мою защиту?

— Нет, вы ошиблись — я не адвокат, а только сыщик. Вы, быть может, когда-нибудь уже слыхали мое имя — я Пинкертон!

— Вы Нат Пинкертон, знаменитый сыщик! — радостно воскликнул Артур Стуарт. — Да, это большое счастье для меня, если вы уверены в моей невиновности! Тогда ваше известие действительно очень ценно для меня! И я клянусь вам, что я действительно не виновен, не я похитил труп Вильяма, хотя признаюсь, что смертельно ненавидел покойного!

— А за что вы его ненавидели? Если вы хотите, чтобы я помог вам, вы должны быть откровенны со мной!

— Я вам расскажу, в чем дело! Я поступил на службу к моему покойному дяде, когда мне было двадцать лет. Я работал прилежно и прилагал все старания к тому, чтобы заслужить доверие дяди и сделаться его сотрудником. Тем не менее мой дядя всегда обходился со мной я уже не говорю как с родственником — даже и не как с посредственным приказчиком, а прямо-таки как с рабом.

— А что случилось в тот день, когда вы угрожали ему своей местью?

— Вот об этом-то я и хочу рассказать вам! В тот день я попросил моего дядю, чтобы он уделил мне несколько минут в своем кабинете. Там я ему заявил, что хочу жениться на девушке, с которой я уже два года тайно помолвлен! «Сколько у нее приданого?» — прежде всего спросил дядя. Должен обратить ваше внимание, м-р Пинкертон, что мой дядя хотя и был очень способный и дельный, но вместе с тем и односторонний человек! Он ничего не хотел знать кроме дела и наживы. Я ответил ему: «У моей Клары ничего нет; она портниха, трудом зарабатывающая по два доллара в день. Но она молода, хороша собой и очень порядочная девушка, и кроме того я люблю ее безумно!» — «А кто ее родители?» — злобно проворчал дядя. «Родители ее умерли, и у нее есть только один брат, который где-то служит слесарем!» — «Что ж, женись на своей портнихе, — ответил дядя, — но имей в виду, что с этого дня ты больше у меня не служишь! Я терпеть не могу мечтателей и идеалистов!» — «Другими словами, — заметил я, — ты отказываешь мне от места за то, что я намерен жениться на этой девушке?» — «Конечно. Ты оставишь немедленно свое место!» — «А чем ты вознаградишь меня за мои долголетние труды в твоем деле? Ведь ты дашь мне что-нибудь?» — «Ни гроша ломаного, убирайся вон!» — грубо крикнул покойный. Этот грубый и незаслуженный ответ меня страшно обозлил. «Ты вор, укравший у меня мою молодость, — крикнул я, — ты эксплуатировал меня, как сделал это со многими другими, черствый эгоист, ты знаешь только себя и свою выгоду! А я тебе докажу, что сумею обойтись и без тебя!» С этими словами я вышел из кабинета. Он крикнул мне что-то вслед, и я, может быть, в волнении и сказал то, что теперь служит основанием для моего обвинения!

— Скажите еще, м-р Артур, — спросил Пинкертон, — где вы провели ту ночь, в которую был похищен труп?

Молодой человек густо покраснел.

— На это я вам, к сожалению, ответа дать не могу! — проговорил он.

— Это может роковым образом отозваться на вашей судьбе! — заметил Пинкертон. — Но я вам облегчу ответ: я полагаю, вы эту ночь провели в приятном обществе дамы, имени которой вы не считаете себя вправе назвать!

— Если хотите, да! — смущенно проговорил Артур Стуарт.

— Одним словом, вы были у своей невесты.

— Господи! — воскликнул Артур. — Да разве мы виноваты, что не можем повенчаться! Клара трудится, я тружусь, и мы кое-как собрали уже триста долларов, но нам пришлось расстаться с этими деньгами!

— Вот как? Куда же вы их девали?

— Это пренеприятная история! — со вздохом ответил Артур. — Я уже говорил вам, кажется, что у Клары есть брат?

— Да, говорили! Он слесарь!

— Недавно он явился к Кларе, которая его очень любит, и спросил ее, не может ли она дать ему взаймы несколько сот долларов и что она может на этом заработать хорошие деньги, т.к. он изобрел что-то такое очень важное и собирается использовать свое изобретение! Черт его знает, чего он только не наговорил ей! Я страшно обозлился! Дело в том, что она дала ему наши деньги, которые теперь безвозвратно пропали!

— Но почему же вы думаете, что они пропали? Может быть, этот слесарь действительно изобрел что-нибудь такое, чем он удивит еще мир! Чего доброго он, пожалуй, сделается миллионером!

— Он-то утверждает это, но я не верю в него и его изобретения! Когда я узнал от Клары, что она дала ему триста долларов, я сейчас же отправился к нему и попросил его показать мне свое изобретение. Он не мог этого сделать, но все время продолжал утверждать, что хочет устроить счастье Клары и что через короткое время у него будут сотни тысяч долларов.

— Очень предприимчивый молодой человек! — проговорил Пинкертон. — Надо будет принять к сведению его фамилию! Как его зовут?

— Джоэ Газельтон.

— А где можно видеть этого «великого» человека?

— Он работает в мастерской на углу Аллен-стрит, если идти от Бовери! Хозяин его — немец, а фамилия его Штрумпф!

— Благодарю вас за ваши сообщения, — сказал Пинкертон, — а теперь дайте мне руку, м-р Стуарт! Поговорив с вами, я еще больше убедился в вашей невиновности! Через час за вас будет внесен залог, и сегодня же вечером вы увидитесь с вашей невестой, адрес которой тоже прошу мне дать. Вот вам моя записная книжка, запишите туда ее адрес! Быть может, вас интересует знать, кто именно вносит за вас залог? Его вносит ваша тетка, вдова покойного Стуарта!

— Неужели! Ведь она до последнего времени на все глядела глазами своего покойного мужа! Прежде она действительно любила меня, но потом, после того, как ее муж очернил меня в ее глазах, стала презирать. Нет, от нее я ничего не дождусь!

— Ладно, увидим! — заметил Пинкертон. — Пока прощайте и приготовьтесь к выходу из тюрьмы.

Глава III Вымогательство

Из тюрьмы Пинкертон поехал прямо к миссис Стуарт. Он застал ее в сильном волнении; судья Гильтон, обычно очень спокойный человек, тоже сильно волновался.

— Закройте за собой дверь, — крикнул он Пинкертону, — и идите скорее сюда, у нас есть важная новость!

— Я только что получила письмо, — сказала миссис Стуарт. — Вот оно, читайте сами!

Пинкертон взял простой белый конверт, осмотрел его со всех сторон, а потом вынул из него письмо и стал быстро пробегать его глазами.

«Миссис Эллен Стуарт

в Нью-Йорке.

Если Вам желательно вернуть труп вашего покойного супруга, то Вы должны заплатить за это два миллиона долларов! Если Вы согласны, то поместите завтра в газете объявление из двух слов: «Согласна, Эллен!» После этого труп вашего супруга будет выдан Вам в следующую ночь. Так как Вы женщина и вряд ли решитесь явиться лично на условное место за получением трупа, то можете прислать какого-нибудь мужчину, но без всяких провожатых. При посланном должны быть наличные деньги, а не чеки. Если Ваш поверенный попытается заманить нас в ловушку или если вместе с ним явится полиция, то он будет убит, прежде чем успеет пикнуть. Тогда труп Вашего мужа будет разрезан на куски и выброшен в поле. По прочтении Вашего объявления в завтрашней газете дадим Вам знать о месте, где должна состояться передача.

Похитители трупов».

— Я очень рада, м-р Пинкертон, — сказала миссис Стуарт, — что наконец получила это письмо! Само собой разумеется, я сегодня же дам объявление, а вас я хотела попросить передать по назначению два миллиона долларов и принять труп моего покойного мужа!

После некоторого раздумья Пинкертон ответил:

— Весьма сожалею, миссис Стуарт, но такого поручения я на себя не приму!

— Как, вы отказываете мне? — в изумлении сказала вдова. — Неужели же я не найду никого, у кого хватило бы храбрости взять на себя эту рискованную задачу и кому я могла бы доверить два миллиона!

— Мне весьма лестно, — ответил Пинкертон, — что вы доверяете мне два миллиона долларов, но я скорее отрубил бы себе правую руку, чем уплатил бы этим негодяям такие деньги! Я уже говорил вам, миссис Стуарт, что через три дня вам вернут труп вашего супруга и вам не придется уплатить за это ни одного цента.

— Правильно! — воскликнул Гильтон. — Позвольте пожать вашу руку, м-р Пинкертон! Я уже говорил, что считаю сумасбродством платить два миллиона долларов за труп.

— Но ведь это труп моего мужа! Неужели же, заработав много миллионов, он не имеет права купить свой загробный покой хотя бы ценой двух миллионов долларов?

— Я полагаю, что ваш супруг согласился бы со мной, что незачем платить миллионы за то, что можно получить даром! — с легким оттенком иронии отозвался Пинкертон. — Лучше скажите, каким образом вам было доставлено это письмо? Марки на конверте нет, стало быть, оно прибыло не по почте!

— Нет, — сказала миссис Стуарт, — кто-то позвонил на парадной. Так как я послала швейцара куда-то по делу, то спустилась вниз моя горничная, Бесси! Спустя несколько минут она вернулась, принесла мне вот это письмо и сказала, что его отдал какой-то оборванный мальчишка.

— Бесси? — вспомнил Пинкертон. — Ах, да, это та хорошенькая горничная! Нельзя ли пригласить ее сюда?

Гильтон позвонил и явилась Бесси.

— Вы говорите, — обратился к ней Пинкертон, — что письмо это принес какой-то оборванный мальчишка?

— Да, лет девяти-десяти! — ответила горничная. — Он быстро сунул мне письмо в руку и убежал.

— Вы обыкновенно не открываете парадную дверь?

— Нет, это дело швейцара!

— Но когда его нет, то открываете вы?

— Нет, это вообще не мое дело! Внизу находятся еще садовник и кухарка. Кто-нибудь из них и идет открывать.

— Но почему же сегодня открыли именно вы?

— Сегодня?.. — переспросила сильно смутившаяся девушка. — Видите ли — звонок был очень сильный и я подумала, что принесли что-нибудь очень важное! Но зачем вы меня так расспрашиваете? Неужели вы можете думать, что я…

— Я думаю, что я давно не видел такой хорошенькой девушки, как вы! — улыбнулся Пинкертон. — Нет, не беспокойтесь, Бесси, мне только надо установить все в точности! Можете теперь идти!

— Как вы ее напугали, мою бедную Бесси! — с легким упреком заметила миссис Стуарт.

— Мне думается, — ответил Пинкертон, — она у вас долго не останется! Она, наверное, скоро выйдет замуж! Слишком уж она хороша собою, чтобы остаться в девушках! Быть может, у нее уже есть жених?

— У Бесси? Что вы, м-р Пинкертон! Она слишком привязана ко мне!

— Вероятно, ночью она спит недалеко от вас?

— Да, в комнате рядом, на всякий случай!

— Окна вашей спальни выходят в сад?

— Да, в сад! Я люблю, когда ночью окна открыты, особенно весной и летом, тогда из сада поднимается запах цветов! Бесси, правда, боится, что я могу простудиться, так что я в последнее время на ночь закрывала окна!

— Какая она у вас добрая! — заметил Пинкертон. — Очевидно, она вас очень любит! Но теперь вот что, миссис Стуарт: вы должны немедленно внести десять тысяч долларов залога за вашего племянника Артура!

— Знаете, м-р Пинкертон, — возразила она, — я, в общем, женщина добрая, делаю много добра для бедных, но для Артура я ничего не сделаю! Правда, я тоже не верю в его виновность, так как не мог же он дойти до…

— Вы не верите в его виновность? — воскликнул Пинкертон. — В таком случае вы нравственно обязаны внести за него залог! Впрочем, я ставлю это непременным условием! Советую вам не выбрасывать двух миллионов, но эти десять тысяч вы должны внести немедленно! М-р Гильтон, я попрошу вас принять соответствующие меры!

— Конечно, — согласился Гильтон, — миссис Стуарт совершенно неосновательно ненавидит своего племянника.

— Он слишком обидел покойного мужа!

— Напротив, ваш супруг обидел его! — возразил Пинкертон. — Ваш племянник виноват разве только в том, что любит бедную девушку! Но теперь я попрошу извинить меня, у меня есть еще одно очень важное дело! Вы, конечно, разрешите мне поместить от вашего имени следующее объявление:

«Все происки обнаружены! Труп моего мужа Вильяма Стуарта уже находится у меня и завтра в три часа дня будет похоронен в склепе».

— Но ведь это неправда! — испуганно воскликнула миссис Стуарт.

— Конечно, это неправда! — улыбнулся Пинкертон. — Но мы все-таки поместим такое объявление! А вы, миссис Стуарт, должны помочь мне разыграть маленькую комедию! Завтра в три часа дня должно состояться якобы вторичное погребение! В склеп должен быть перевезен закрытый гроб, который вы должны проводить! А затем заприте склеп! Ручаюсь вам, что послезавтра утром вам вернут труп вашего супруга!

— Я, откровенно говоря, не понимаю, какую цель преследует м-р Пинкертон, устраивая эту комедию, — сказал Гильтон, — но я советую вам, миссис Стуарт, делать все, что он говорит!

— Но ведь это кощунство! — воскликнула она.

— А разве лучше, если труп останется в руках преступников? Кроме того, эта маленькая комедия спасет вам два миллиона долларов!

— Приходится подчиниться, — грустно отозвалась миссис Стуарт, — я вам безгранично доверяю, м-р Пинкертон, а потому предоставляю вам полную свободу действий!

— Отлично! В таком случае я приму все меры к тому, чтобы погребение состоялось завтра в три часа!

— Но в гробу ничего не будет? — спросил Гильтон.

— Будет! — ответил Пинкертон.

— Неужели труп!

— Нет, надеюсь, не труп! Вот еще что, господа! Вы должны распространить в доме весть, что труп найден! Вы, миссис Стуарт, прочитайте ее и примите радостный вид, заявите всей прислуге, что труп был прислан неизвестным лицом на имя могильщика Росса. Но вы должны обязательно выдержать свою роль, должны показать телеграмму всем, в том числе и Бесси, и должны сделать вид, что не сомневаетесь в истине.

— Мне будет очень трудно лгать!

— Делать нечего! — возразил Гильтон. — Впрочем, я буду находиться здесь и буду следить, чтобы миссис Стуарт не выдала себя!

— Отлично! — сказал Пинкертон — А теперь я пойду и помещу объявление.

Он распростился и быстро ушел.

Глава IV Слесарь-изобретатель

Пинкертон поехал в контору газеты и дал объявление, затем посетил несколько редакций и везде рассказал, что труп Стуарта прислан анонимным отправителем на имя могильщика Росса и что на другой день в три часа состоится вторичное его погребение.

Затем Пинкертон поехал на кладбище и вошел в домик могильщика.

Илья Росс встретил его со смущенным и недоверчивым видом.

— Если вы газетный репортер, — грубо заявил он, — то уходите! Я ровно ничего не скажу! Мне эта история и без того надоела!

— Я не репортер, а сыщик Пинкертон, и хочу поговорить с вами откровенно! Я знаю все!

— Все? Но что же именно? Клянусь всеми святыми, что я ничего общего не имею с этим преступлением. Я ровно ничего не знаю, как уже и говорил на первом допросе!

— Я знаю, что вы не виновны, — сказал Пинкертон, — но все-таки вы соврали в вашем показании!

— Я соврал? Позвольте, я честный труженик.

— Против этого я и не спорю. Но вы ведь живой человек, и нет ничего мудреного, что и у вас иной раз является желание поразвлечься, хотя бы как в ту ночь, когда было совершено преступление!

Росс вдруг побледнел. Он задрожал и простонал:

— Не губите меня, м-р Пинкертон!

— Мне известно, что в ту ночь вас не было дома и что вы вернулись домой очень поздно или, скорее, очень рано! — проговорил холодным тоном Пинкертон. — Видите ли, м-р Росс, — продолжал сыщик, — если вы не скажете всей правды, то я обязан доложить обо всем вашему начальству.

— Тогда я потеряю место!

— Будьте откровенны со мной, и я вам обещаю, что никаких неприятностей вам не будет!

— М-р Пинкертон, я сознаюсь вам! Да, действительно, в ту ночь меня не было дома!

— Знает ли об этом ваша жена?

— Нет, я ей сказал, что иду к знакомым и вернусь часам к одиннадцати и чтобы она легла спать. Так она и сделала. Но я вернулся домой почти в шесть часов утра!

— А где вы провели ночь?

— Прошу вас, м-р Пинкертон, избавьте меня от этого! Со всяким бывают такие грешки!

— Всякое бывает! Словом, в ту ночь вы были на свидании с женщиной?

— Да, так! Но это была очень порядочная женщина, и мы с ней побывали в разных ресторанах!

— А где вы с ней познакомились?

— На кладбище! В течение последних месяцев она по воскресеньям приходила на кладбище и обходила все могилы! Я обратил на нее внимание, благодаря ее прелестным золотисто-рыжим волосам!

— А, она рыжая! Скажите, не познакомила ли она вас с каким-нибудь своим родственником — братом или кузеном?

— Два раза за ней приходил какой-то мужчина, когда мы с ней стояли и болтали!

— Каков он из себя?

— Он высок ростом, сильный на вид, имени его я не знаю, так как она нас не познакомила. Кажется, он рабочий!

Пинкертон еще раз уверил могильщика, что ему не будет неприятностей и что место останется за ним, но только при условии, если он на следующий день исполнит все, что потребует сыщик.

Заручившись соответствующим обещанием Росса, Пинкертон поехал на Восемьдесят девятую улицу.

Там он остановился у подъезда дома № 623 и поднялся на второй этаж.

На двери, рядом со звонком, была прибита маленькая дощечка с надписью:

«Клара Газельтон, портниха».

Он позвонил.

Послышались мужские шаги внутри.

Когда открылась дверь, на пороге появился Артур Стуарт.

— М-р Пинкертон! — радостно воскликнул он и протянул сыщику обе руки.

— Да, это я! — отозвался Пинкертон. — Вы, вероятно, поражены, что видите меня здесь! Я хотел взглянуть на вас, как вы чувствуете себя на свободе!

В коридор вышла прелестная девушка, в черном платье с белым передником.

— Вот м-р Пинкертон, Клара, — сказал ей Артур, — которому я обязан тем, что нахожусь на свободе!

— Вы так много сделали для нас, — воскликнула Клара, пожимая сыщику руку, — что я и не знаю, как вас благодарить!

Она проводила его в чистенькую, уютную комнату, в которой сидел какой-то мужчина, чисто одетый; хотя сразу было видно, по его большим, грубым рукам, что он принадлежит к рабочему классу.

Симпатичное лицо молодого рабочего освещалось хитрыми и насмешливыми глазами, судя по холодному блеску которых нетрудно было заподозрить в нем человека скрытного и решительного.

— Позвольте, м-р Пинкертон, представить вам моего брата, Джоэ Газельтона!

Пинкертон протянул ему руку.

— Это вы, стало быть, тот изобретатель, — воскликнул он, — о котором мне говорил Артур Стуарт? Неужели вы на самом деле собираетесь заработать сотни тысяч?

— Мой будущий зять наговорил вам всякой чепухи! — ответил Джоэ. — Я никогда не говорил о сотнях тысяч!

— Нет, ты говорил, Джоэ! — вмешалась Клара. — Но, по-видимому, из твоего изобретения ничего не вышло!

— Дело еще не закончено! — буркнул слесарь. — Подождите еще несколько дней!

— И тогда вы нам отдадите триста долларов, которые вы взяли у Клары? — спросил Артур, которому присутствие Джоэ, по-видимому, было не слишком-то приятно.

— Можете их получить хотя бы сегодня, — злобно ответил слесарь, — но помните, когда я разбогатею, то вы не получите от меня ни единого медного гроша!

— Успокойтесь, господа! — воскликнул Пинкертон. — Не следует спорить из-за денег, это недостойно порядочных людей! Впрочем, знаете последнюю новость, м-р Стуарт? Ваше дело может считаться законченным: труп вашего дяди найден!

Артур и Клара вскрикнули от изумления.

На Джоэ Газельтона сообщение Пинкертона произвело сильное впечатление.

Он подскочил, как ужаленный, и злобно вскрикнул:

— Как так, что за ерунда!

— Можете справиться у могильщика Росса! — спокойно ответил Пинкертон, делая вид, что он не обратил внимания на страстный и порывистый возглас молодого рабочего. — Он получил сегодня анонимную посылку, в которой оказался труп старика Стуарта. Могильщик очень рад этой развязке, так как все-таки на нем лежало подозрение. Погребение состоится завтра в три часа дня!

Джоэ Газельтон стоял на месте, не шевелясь, и мрачно смотрел на пол, нахмурив брови.

Вдруг он встрепенулся и крикнул:

— Прощай, сестра! Мне надо уходить! Я совершенно забыл, что у меня еще есть срочная работа!

Он выбежал из дверей.

— Странный господин! — заметил Пинкертон.

— Он за последнее время стал таким! — ответила Клара. — Прежде он был спокойный, прилежный работник, но вот уже несколько месяцев, как его узнать нельзя!

Поговорив немного с Артуром и Кларой, Пинкертон распростился и ушел.

В ближайшей телеграфной конторе он подал телеграмму на имя миссис Стуарт, затем зашел в электротехническую мастерскую, потолковал там кое о чем и поехал домой, вполне довольный достигнутыми за день результатами.

Глава V Погребение

На другой день к трем часам на кладбище вблизи Бродвея в Нью-Йорке собрались знакомые семьи Стуарт.

Весть о том, что труп Вильяма Стуарта найден, распространилась с быстротой молнии по всему Нью-Йорку, чему немало способствовали газеты, редакции которых накануне посетил м-р Пинкертон.

Все были довольны, что это печальное происшествие разрешилось так скоро и просто.

В особенности была довольна полиция и те чиновники, которые хвастались, что только благодаря энергичной деятельности полиции преступники так испугались, что вернули труп обратно на кладбище.

Никто, разумеется, и не подозревал, что вся история присылки трупа была лишь выдумкой. Точно так же как никто не знал и всей предшествовавшей вторым похоронам процедуры, происшедшей в начале третьего часа в помещении для хранения покойников.

Пинкертон озаботился тем, чтобы там не было лишних свидетелей.

Все окна помещения были завешены, и внутри находились только Пинкертон и могильщик.

На возвышении стоял большой металлический гроб, принесенный из фамильного склепа Стуартов, покрытый снизу доверху живыми цветами и венками.

— Все ли в порядке, м-р Росс? — спросил Пинкертон.

— Все готово!

— Действует ли электрический провод, проведенный ночью между вашей квартирой и фамильным склепом?

— Действует безукоризненно!

— Так вот, помните же, м-р Росс! Когда меня поставят в склеп, вы в это отверстие проведите в гроб вот эту проволоку!

А когда раздастся тревожный звонок в вашей квартире, то вы с Бобом и тремя мужчинами, что спрятаны у вас в доме, немедленно броситесь в склеп! Вот и все, что я вам хотел сказать!

Пинкертон влез на возвышение и лег в гроб.

— Значит, я могу открыть крышку простым нажатием кнопки? — спросил он.

— Когда угодно, м-р Пинкертон!

— Отлично, тогда вы, значит, запрете склеп, когда гроб будет внесен туда, и передадите ключ миссис Стуарт!

С этими словами Пинкертон спокойно лег на мягкие белые подушки, которыми был выложен гроб, и приказал могильщику закрыть крышку.

Росс исполнил это приказание и затем открыл дверь покойницкой.

Сейчас же вошли все друзья и знакомые покойного Вильяма Стуарта.

Миссис Стуарт, опираясь на руку Гильтона, стояла совсем близко у гроба.

Она плакала навзрыд.

Была произнесена молитва, и ближайшие друзья семьи понесли гроб к склепу.

Там его поставили на возвышение, засыпали цветами и обложили венками.

Затем дверь склепа была заперта снаружи и Илья Росс с глубоким поклоном передал ключ миссис Стуарт.

Пинкертон, лежа в гробу, ужасно скучал, но нисколько не боялся.

Прошло несколько часов, Пинкертон, все еще находясь на своем необычном ложе, вдруг услышал шорох со стороны дверей склепа.

— Ага, клюет! — подумал он и нащупал револьвер в боковом кармане. — Прекрасно, теперь мы узнаем, кто похитил труп Стуарта!

Вскоре гулко раздавшиеся под сводами склепа шаги дали знать ему, что двери склепа открыты и туда кто-то вошел. Шум шагов усилился, и со стороны дверей к гробу стали приближаться люди.

Сквозь крошечное оконце в одной из боковых стенок гроба Пинкертон увидел, что к нему подошли два таинственных незнакомца, закутанные в плащи.

Едва они успели сбросить видимо мешавшие им плащи, как Пинкертон в одном из них сразу узнал рыжую Бесси, горничную миссис Стуарт.

Лица ее спутника он не видел, так как тот стоял немного дальше.

Но когда он услышал его голос, он сейчас же узнал Джоэ Газельтона, брата Клары.

С трудом Пинкертон сдерживал свое волнение.

Он вынул револьвер из кармана, а левой рукой нажал кнопку электрического провода.

— Я тебе сейчас докажу, — послышался голос Газельтона, — что ты ошибаешься!

— Ты обманщик, Джоэ, — перебила его Бесси, — ты хотел надуть меня и не дать того, что я заслужила!

— Глупости! Можешь мне верить, что труп Стуарта и поныне лежит у меня в мастерской под наковальней! Черт знает, кто надумал послать могильщику чужой труп!

— Значит, ты утверждаешь, что труп, полученный Россом, вовсе не труп старика Стуарта?

— Ну я думаю!

— Стало быть, сегодня похоронили вовсе не Стуарта?

— Это я тебе сейчас докажу, стоит только открыть гроб!

— Торопись! Хотела бы я знать, кому нужна была эта комедия! Я поверю тебе только тогда, когда увижу собственными глазами, что в гробу лежит не труп Стуарта! Но если ты меня обманул, то помни, я тебе отомщу!

— А я полагаю, что ты сейчас меня обнимешь и расцелуешь! — засмеялся Джоэ.

— Ну, не болтай попусту! Открывай скорее гроб, надо же посмотреть, в чем дело!

Слесарь пустил в дело свой лом, и вскоре крышка начала подниматься.

Пинкертон с закрытыми глазами спокойно лежал на подушках. Джоэ сбросил крышку на пол.

— Что это? — вырвалось у него. — Этого человека я вижу не впервые! Где это я видел его?

Но Бесси испугалась гораздо больше, чем Джоэ. Рука ее, державшая фонарь, сильно затряслась, и она с трудом проговорила:

— Да ведь это Пинкертон!

— Руки вверх! — внезапно крикнул Пинкертон, поднимаясь с подушек и устремляя на них свет своего электрического фонаря. — Ни с места, иначе я пущу тебе пулю в лоб.

Бесси громко вскрикнула и уронила свой фонарь. Джоэ покорно поднял руки, зная, что если он не повинуется, то ему несдобровать.

— Не пытайтесь бежать, Бесси! — сказал Пинкертон. — Я уже дал сигнал в домик могильщика, который сейчас явится сюда!

— Ты выдала меня! — вдруг крикнул Джоэ и набросился на Бесси. — Так на же тебе, проклятая предательница! — И под сводами склепа гулко прогремел выстрел.

Но пуля только слегка задела руку Джоэ.

Слесарь выхватил острый напильник и яростно всадил его хорошенькой Бесси в грудь чуть ли не по самую рукоятку.

Смертельно раненая Бесси упала на пол, не издав ни единого звука.

Спустя несколько секунд в склеп явились Боб Руланд, Илья Росс и три полисмена.

Джоэ пришлось покориться.

Бесси скончалась по дороге в больницу.

Джоэ Газельтона связали, и Пинкертон сейчас же вместе с ним поехал в его мастерскую.

Там под наковальней был найден похищенный труп старика Стуарта.

В ту же ночь его похоронили.

Миссис Стуарт вновь нашла душевное спокойствие и щедро вознаградила Пинкертона за понесенные им труды.

Джоэ Газельтон был приговорен к пожизненному тюремному заключению.

Артур Стуарт и Клара повенчались. Миссис Стуарт постаралась исправить ошибку своего покойного мужа и дала своему племяннику крупную сумму, благодаря которой он получил возможность открыть собственное дело.

СТАЛЬНОЕ ЖАЛО

Глава I Паника

Вся полиция Нью-Йорка была на ногах… Население громадного города было охвачено паникой, а у саженных объявлений, расклеенных на всех перекрестках, с утра до вечера толпился народ… Объявления гласили, что за поимку, или, даже, просто за указание местонахождения виновника последних убийств будет выдано вознаграждение в 400 долларов. Но проходил день за днем, а преступника все еще не могли обнаружить, в то время как убийства регулярно следовали одно за другим. Это были, поистине, загадочные убийства! Убитых, исключительно людей состоятельных, находили в самых разнообразных частях города, при самой неудобной, казалось бы, для убийства обстановке. Вот, уже 10 дней неведомый убийца держал в страхе весь Нью-Йорк, и за это время насчитывалось целых 8 человек убитых. Последние 3 дня убийства следовали одно за другим.

Первой жертвой злодея был никто Беллэрс, богатый фабрикант, найденный мертвым в парке. Он сидел на скамейки, закинув голову назад, судорожно скорчив руки и ноги. Бумажник, массивные золотые часы с такой же цепью и кольца бесследно исчезли. Впрочем, все жертвы преступника, уже прозванного «Невидимкой», были обобраны, так что для полиции было ясно, как Божий день, что убийства совершались с целью грабежа. За Беллэрсом последовал лорд Брайдом, умерщвленный в читальной комнате одного из лучших клубов Лондона. Далее, миллионер-торговец Ламе, убитый в конторе собственного магазина, Гиченс, эсквайр, в отдаленном зале музея древностей, Брай, комиссионер стальных изделий, в вагоне поезда, Додд, ростовшик, в отдельном кабинете ресторана, Дэвид Гокс, один из представителей золотой молодежи, труп которого нашли в карете, когда она привезла его домой, причем кучер показал, что покойного посадил в экипаж кто-то из товарищей… Последний случай особенно поставил в тупик полицию и напугал население: молодая, прелестная мисс Мери Дентон, дочь богатых родителей, найдена была мертвою в собственном доме, в разгар бала, который давал отец убитой. В зале гремела музыка, танцующие пары неслись одна за другой, сплетавшиеся гирлянды их белых дамских платьев и строгих, черных фраков мужчин ласкали зрение, как вдруг, в смежной с залою комнате раздался душу раздирающий крик самого мистера Дентона. Музыка тотчас же прекратилась, все гости бросились по направлению к комнате, откуда раздался крик. Это была одна из гостиных, приспособленных для отдыха танцующих. Пушистый мягкий ковер покрывал весь пол, с потолка свешивалась бронзовая люстра с розовыми электрическими лампочками, разливавшими мягкий свет, а по углам стояли гигантские пальмы в кадках, искусно скрытых кусками туфа. На небольшой козетке, стоявшей под одною из пальм, сидела молодая мисс Дентон, совершенно в такой же позе, как и первая жертва «Невидимки», мистер Беллэрс.

Та же запрокинутая голова, те же судорожно скорченные руки и ноги, тоже выражение адской муки на лице. Все украшения, бывшие в этот вечер на Мери Дентон, и оценивавшиеся в 150.000[2] долларов, исчезли… Приглашенный врач, самым внимательным образом осмотревший покойную, не нашел никаких следов насильственной смерти. На теле, казалось, не было ни одного пятнышка, ни одной царапины, и, в тоже время, было очевидно, что здесь имело место убийство. Врач склонялся в сторону отравления, ссылаясь на искаженное муками прелестное личико покойной, но допущенное родителями вскрытие не подтвердило этого предположения. Словом, повторилась та же истерия, которая имела уже место 7 раз до того. Последний случай был страшнее других тем, что убийство совершено было на глазах двухсот человек приглашенных на бал, в собственном доме несчастной жертвы. На балу присутствовало все высшее общество Нью-Йорка, так что подозревать кого-либо из гостей было, по меньшей мере, смешно. Но факт был на лицо: подлый убийца нашел вход в аристократический салон Дентона, совершил свое гнусное дело и остался безнаказанным Понятно, что все население Нью-Йорка было охвачено паникой и слово «Невидимка» не сходило с уст обывателей.

Глава II Ужасный подарок

— Поистине, Боб, — говорил Нат Пинкертон, сидя у себя в квартире, за утренним кофе, — это труднейшая загадка, перед которой когда-либо приходилось мне стоять!

— Вы говорите о «Невидимки», начальник? — спросил Боб Руланд, помощник знаменитого сыщика.

— Конечно, о нем! Преступления обставлены так артистически, что я буквально теряюсь. Заметь себе, Боб: на трупах нет никаких следов! Понимаешь ты — никаких! Я уверен, что и на теле последней жертвы, в дом отца которой мы сейчас пойдем, мне ничего не удастся открыть.

— А мы туда пойдем, начальник? — спросил радостно Боб.

Он все еще надеялся, что, рано или поздно, его великий учитель найдет ключ к разгадке.

— Да! Я забыл тебе сказать, что мистер Дентон прислал вчера вечером письмо, в котором очень просит меня взять на себя дело по открытии убийцы. Вот, оно, — продолжал великий сыщик, указывая на свой рабочий стол, — прочти, если хочешь!

Боб взял со стола листок почтовой бумаги и прочитал следующее:

«Многоуважаемый мистер Пинкертон!»

«Не откажите просьбе убитого горем отца: примите на себя расследование совершенного в моем доме гнусного преступления, жертвою которого, как Вам известно, пала моя единственная, горячо любимая дочь. Буду ждать Вас сегодня же, или, в крайнем случае, завтра утром. Зная Ваши взгляды, я боюсь говорить о вознаграждении, но не могу не добавить, что я готовь отдать все, что имею, за то, чтобы только отомстить смерть моей Мери и избавить Нью-Йорк от чудовищного злодея. Итак, с большим нетерпением жду Вас у себя.

Ричард Дентон».

— Это прямо вопль истерзанного сердца, — сказал Боб, кладя письмо на прежнее место.

— Да, дорогой мой! — задумчиво произнес Нат Пинкертон, помешивая ложечкой в стоявшем перед ним стакане, — это именно вопль! И тем грустнее у меня на душе, когда я подумаю, что, вряд ли, сумею исполнить страстное желание Дентона, да, и всего Нью-Йорка!

Однако, кофе допит, и ничто не мешает нам отправиться к мистеру Дентону, где нас ждут с большим нетерпением!

Великий сыщик поднялся с места, чтобы идти одеваться, как шум и голоса в передней остановили его. Слышен был низкий бас что-то говорящего мужчины и визгливое сопрано протестующей экономки великого сыщика.

— Мне поручено передать эту корзину мистеру Пинкертону, — гудел бас, — я получил за это деньги и не могу уйти отсюда, не повидав мистера!

— Никаких посылок мистер Пинкертон не принимает! — упорно настаивала на своем экономка. — Отдайте вашу корзину тому, кто вам дал ее!

— Я не знаю, кто это был! — говорил мужчина. — Когда я стоял на перекрестке, трех улиц, близ Пятой авеню, ко мне подошел молодой человек, с этой, вот, корзиной в руки. — Отнесите это мистеру Нату Пинкертону, — сказал он мне, — и оставьте там, если его самого нет дома. Если же он там, то передайте ему лично! — За труды я получил целых 2 доллара.

Нат Пинкертон быстро открыл дверь в переднюю, и увидел посыльного. В одной руке он держал небольшую круглую корзину, сплетенную ид ивовых ветвей, в другой — свою фуражку посыльного с номером.

— Вам поручили доставить мне эту корзину? — обратился Пинкертон к посыльному. — Оставьте ее здесь и скажите тому, кто послал вас, что поручение его исполнено!

— Я не знаю, мистер, кто это был! Когда я спросил его, где он будет ожидать моего отчета в исполнении поручения, он мне ответил: — Это не так важно! Я вам безусловно доверяю и так!

— Хорошо! Идите! — кивнул головою Нат Пинкертон.

Посыльный поклонился, поставил корзину на стул в передней и вышел. Экономка заперла за ним дверь и обратилась к своему хозяину:

— Не нравится мне эта посылка, мистер Пинкертон! — заговорила она. — Ну, кому нужно делать вам подарки! Тут что-то не так — и напрасно вы взяли эту штуку!

— Ваши опасения совершенно справедливы, и я постараюсь отнестись к посылке так, как отношусь обыкновенно к неожиданным подношениям! Идем, Боб!

Говоря это, Нат Пинкертон взял со стула корзину и вошел в приемную комнату. Его помощник последовал за ним.

— Запри плотно все двери, Боб, и спусти шторы на окнах! Здесь достаточно света! А теперь, — продолжал он, когда увидел, что приказания его исполнены, — подай сюда, вон, тот круглый столик!

Пинкертон поставил корзиночку на поданный Руландом маленький круглый столик, сел около него на стул, и наклонил ухо к корзинке. Минуты три он прислушивался, потом саркастически улыбнулся, встал и пригласил своего помощника.

— Наклонись, Боб, и послушай! — сказал он. — Что ты слышишь?

— Я слышу какой-то шорох, начальник, — проговоришь Боб, — нечто вроде скрипа пера о бумагу!

— Совершенно верно, дорогой Боб, — спокойно произнес великий сыщик. — Сейчас я покажу тебе, какой восхитительный подарок получил я сегодня! Посиди здесь у стола, и, ради Бога, не вздумай приподнимать крышку! Это может стоить тебе жизни!

Боб хотел что-то спросить, но Нат Пинкертон уже скрылся в соседней комнате. Недоумение Боба все росло, и он с нетерпением ожидал выхода своего начальника. Наконец, Нат Пинкертон вошел в приемную. На руках у него были длинные кожаные перчатки, лицо было в кожаной же маске.

— Так как подарок предназначался не тебе, а мне, милый Руланд, — шутливо проговорил он, — то потрудись отойти к окну, пока я здесь буду работать!

Говоря это, он вынул из кармана пузырек с какой-то бесцветной жидкостью и странного вида стальной инструмент, напоминающий собою клещи.

Боб отошел к окну и с недоумением стал наблюдать за манипуляциями начальника.

Нат Пинкертон сделался очень серьезен. Он еще раз нагнулся к корзине, послушал и раза два втянул носом воздух, как бы принюхиваясь к чему-то. Затем отставил стул в сторону, откупорил пузырек и тотчас же по комнате распространился пряный запах хлороформа. Все содержимое пузырька Нат Пинкертон вылил в корзину, тщательно закрыл ее сукном, лежавшим на одном из стульев, и минуть пять, не шевелясь, стоял перед столом, скрестив руки на груди. Наконец, быстро отбросив сукно в сторону, он открыл корзину, и левой рукой вынул оттуда маленькую, серого цвета змию. В правой руке появился принесенный им раньше стальной инструмент… Нат Пинкертон ловко раскрыл змее рот и вставил в него инструмент: послышалось легкое хрустенье и затем сыщик бросил пресмыкающееся в корзинку, даже не закрывая ее особенно тщательно. Щипцы оказались в крови, а в их тонких, острых кончиках быль зажат маленький, острый как шило, белый зуб гадины. Сделав операцию, великий сыщик сбросил перчатки и маску и облегченно вздохнул.

— Ну, вот, и все, Воб! — почти весело проговорил он. — Теперь наша пленница так же безвредна, как обыкновенный уж. Нельзя не признать, что мой таинственный поклонник, приславший мне этот знак своего почитания, выбрал один из редчайших экземпляров для своего подарка. — Это так называемая — болотная ехидина. По шороху в корзине я догадался, что там лежит змея, а по легкому запаху, характерному для этого вида змей, я даже узнал точное название нашей пленницы. Ну, однако, — заключить великий сыщик, запирая корзину, — мы потеряли массу времени и мистер Дентон, наверное, сильно беспокоится.

Через полчаса после этого, из небольшого дома вышли две дамы: по-видимому, мать с дочерью. Старшая была высокого роста, худощавая, с холодным взглядом и сильно поседевшими волосами. Вторая обладала пышными волосами золотистого цвета и ярким, молодым румянцем. Лица и той, и другой были закутаны шелковыми вуалями…

Глава III Заноза под ногтем

Предместье, в котором помещалась вилла Дентона, лежало к западу от Нью-Йорка — можно сказать, за городом, и граничило с громадным парком. Дилижанс высадил всех своих пассажиров уже у парка. Две дамы, не кто иные, как Нат Пинкертон и его помощник, оставили омнибус последними.

Дом мистера Дентона представлял из себя великолепный коттедж, стоявший на краю отлогой возвышенности. Когда сыщики подошли к причудливо изукрашенной решетке, окружавшей дом, они заметили около него несколько полицейских, что-то тщательно рассматривавших в клумбах и на дорожках сада. Нат Пинкертон с удивлением посмотрел на Боба и быстро пошел по направлению к подъезду.

— Что вам угодно, мистрис? — встретил его величественный лакей. — Мистер Дентон приказали не принимать никого из посторонних!

Великий сыщик шепнул что-то на ухо лакею, после чего тот вежливо поклонился и широко раскрыл двери. Когда Пинкертон и Боб начали подниматься по широкой мраморной лестнице кверху, лакей пожал плечами и проговорил:

— Удивительный человек! Я готов был поклясться, что это женщины, и младшая, притом, прехорошенькая!

Поднявшись во второй этаж, Пинкертон передал встретившему его другому лакею свою визитную карточку, чем вызвал такое же удивление, как и внизу.

— Сейчас доложу, мистр… то бишь, мистер Пинкертон, — почтительно сказал он.

Минуты через две он вернулся, и провел великого сыщика с его помощником в роскошный кабинета Дентона. Вышедший к ним хозяин, увидав двух дам, отступил назад и робко обратился к лакею:

— Что это значить? Где же мистер Пинкертон?

— Это я и есть, мистер Дентон, — обратился к хозяину великий сыщик, А, вот это, — продолжал он, указывая на Боба, — мой помощник — Боб Руланд, позвольте вас познакомить!

— Господи! — удивленно проговорил хозяин, — ни за что в жизни не узнал бы я вас под этой маской! Вы значить, берете на себя это дело, мистер Пинкертон? От всей души благодарю вас за это! Садитесь, пожалуйста!

После того, как гости закурили по великолепной сигаре, предложенной хозяином, великий сыщик приступил к делу.

— Идя к вам сюда, мистер Дентон, — начал он, — я видел у вас в саду полицейских. Что это значить? Ведь если не ошибаюсь, убийство вашей дочери произошло третьего дня, и, конечно, еще вчера утром все было осмотрено.

— Совершенно верно, мистер Пинкертон, — со вздохом ответвить Дентон, — но дело в том, что вчера вечером у меня в доме был еще один смертный случай!

— Вчера вечером? — удивился Пинкертон, — тоже убийство?

— Безусловно нет, так как в доме никого посторонних не было. Но, тем не менее, причины смерти более чем загадочны! Они, прямо таки, необъяснимы. Погибла наша горничная Кларисса.

— Будьте добры, мистер Дентон, — серьезно сказал великий сыщик, — расскажите все, что вам известно об этом последнем случае, по возможности, не пропуская ни одной мелочи, как бы незначительна она вам ни казалась!

— Собственно говоря, нечего и рассказывать, мистер Пинкертон. Дело произошло следующим образом: когда следственные власти окончили осмотр тела несчастной Мери и комнаты, в которой совершено было убийство, настал уже вечер. Кларисса начала приводить в порядок комнату, и, между прочим, захотела выколотить коврик, покрывавший подушки козетки, на которой найдена была моя дочь. Взяв коврик, Кларисса вышла в сад и начала вытрясать его над небольшим прудом, который вы видите из этого окна. Я еще, сидя здесь, любовался ее ловкостью. Вдруг, она слегка вскрикнула, отдернула правую руку, бросила на траву ковер и зашаталась. Когда к ней подбежали, она уже была мертва.

Нат Пинкертон быстро вскочил с кресла, на котором сидел и нервно прошелся по комнате.

— Тело горничной еще здесь? — отрывисто спросил он.

— Да! Оно лежит в комнате для прислуги. Его уже осматривали и ничего не нашли!

— Идемте туда, мистер Дентон! — проговорил сыщик. — Я должен сам осмотреть труп Клариссы.

Мистер Дентон сейчас же поднялся и повел сыщиков вниз, по лестнице, находившейся внутри дома.

В комнате для прислуги, находившейся рядом с буфетной, на кровати лежало тело молодой горничной, уже покрытое белой простыней. Сыщик отдернул покрывало и, скрестив руки на груди, долгое время пристально смотрел на покойницу. Губы ее были плотно сжаты, как бы под влиянием страшной боли, глаза совершенно выкатились из орбит. Руки и ноги были судорожно скорчены. Лицо Ната Пинкертона было мрачно. Он покачал головою и сквозь зубы пробурчал:

— Да! Поистине артистически!

Затем он нагнулся над трупом и внимательно осмотрел грудь, ноги и руки покойной Клариссы. Вдруг он испустил радостное «А-а-а!» и повернулся к стоявшему сзади него Дентону.

— Вы говорите, мистер, что Кларисса отдернула от ковра правую руку?

— Да! Да! — поспешил ответить Дентон, совершенно не понимая радости великого сыщика. — Это я хорошо заметил, т.к. все время смотрел на работу покойной, сидя у окна своего кабинета!

— Так и есть! — как бы про себя проговорил Нат Пинкертон, внимательно разглядывая пальцы на правой руке трупа.

Нат Пинкертон вынул из кармана пинцет и маленькие ножницы, коротко обрезал ноготь на среднем пальце правой руки покойницы и обратился к своему помощнику:

— Подержи, Боб, руку, вот так! — проговорил он.

Когда приказание его было выполнено, он запустил пинцет далеко под ноготь, некоторое время что-то нащупывал и, наконец, вытащил инструмент обратно.

— Довольно, Боб, — дружеским тоном обратился он к Руланду, — заноза вынута! Интересно узнать, что это такое.

— Я Думаю, обыкновенный кусок щепки, — заявил Дентон.

— Весьма возможно, во всяком случай, меня это интересует.

Вооружившись лупой, он некоторое время рассматривал в нее вынутую из-под ногтя занозу и, наконец, торжествующим тоном произнес:

— Фу! Наконец-то я узнал секрет «Невидимки»! Теперь мне вполне понятно, почему на трупах убитых не было никаких следов!

— Как? Вы уже раскрыли, в чем дело? — недоверчиво обратился к сыщику Дентон.

— Нет! До этого еще далеко, ведь я еще не имею счастья знать преступника. Я только сделал очень важный шаг вперед!

— И это дала вам вот эта заноза?

— Да! Это дала мне именно эта заноза! — серьезно подтвердил Нат Пинкертон, тщательно завертывая в бумагу вынутый из-под ногтя покойницы предмет. Теперь я позволю себе задать вам только никоторые вопросы и очень просить вас никому не говорить, что я осматривал труп вашей горничной!

— Все ваши приказания будут исполнены, м-р Пинкертон, — отозвался хозяин, — а теперь, может быть, можно вернуться в кабинет?

— С удовольствием, м-р Дентон!

Закрыв тело покойной снова простыней, сыщик вместе с Бобом вернулся в кабинет хозяина. Проходя мимо окна, Пинкертон увидел, что полисмены все еще шарили что-то в траве около пруда, и насмешливо улыбнулся.

— Итак, какие вопросы вы желаете задать мне, м-р Пинкертон? — обратился к нему хозяин.

— Прежде всего, м-р Дентон, гости, бывшие у вас па балу третьего дня, все ваши хорошие знакомые?

— О, да, м-р Пинкертон! Из всех 189 приглашенных было всего 3 человека, которые появились у меня на балу первый раз! Остальных я знаю уже по несколько лет — это все члены наших аристократических семейств!

— А кто были эти три новых? — снова задал вопрос сыщик.

— Они тоже выше всяких подозрений! Первый — м-р Лёммис, вновь назначенный секретарь английского посольства; затем — лорд Сейгорн, владелец богатых поместий в Шотландии, который, из-за разных неладов с правительством, 12 лет провел в путешествиях и теперь поселился в Нью-Йорке и, наконец, молодой м-р Роунет — очень богатый человек, ученый, недавно приехавший из Индии, где изучал естественные науки!

— Нат Пинкертон издал какой-то неопределенный звук и сделал движение, так, что скрипнуло кресло, в котором он сидел.

— Из Индии, говорите вы? — переспросил он. — Как вы познакомились с этим Роунетом?

— Если это вас интересует, я вам расскажу, хотя, сознаюсь, не вижу в этом никакой связи с тем темным делом, по которому я имею удовольствие видеть вас здесь! Мы познакомились с м-ром Роунетом на скачках. Я, надо вам сказать, большой любитель этого спорта! Так как м-р Роунет оказался моим соседом по месту на трибуне, то мы с ним разговорились. От него я узнал, что он недавно приехал в Англию, и так как оказалось, что он близко знаком со многими ив людей нашего круга, то я и пригласил его к себе на бал.

— После печального события м-р Роунет был у вас?

— Конечно! Он, вместе с другими, заезжал вчера, чтобы выразить свое соболезнование. Но я не понимаю, почему вы так интересуетесь личностью м-ра Роунета? Ведь не думаете же вы…

— О, конечно, нет, мистер Дентон, — поспешно согласился знаменитый сыщик. — Если я так подробно выспрашиваю вас о нем, то это лишь для того, чтобы составить себе возможно более полную картину. Адреса мистера Роунета вы не знаете? — добавил он, как бы вскользь.

— Как же, как же! Мидл-стрит, 59. Это будет даже хорошо, если вы зайдете к нему, мистер Пинкертон он ведь главным образом и танцевал с моей несчастной Мери третьего дня!

Знаменитый сыщик поднялся с кресла и стал прощаться.

— Я убедительно прошу вас мистер Дентон, — серьезно проговорил он, — никому не говорить о том, что я был у вас, и что я принял на себя розыски. Это необходимо для успеха дела! Затем Пинкертон и Боб опустили свои вуали и вышли из комнаты, провожаемые недоумевающим взглядом хозяина.

Глава IV Задача решена

В квартире Ната Пинкертона, знаменитого сыщика, уже ожидал инспектор полиции. При входе двух дам он вежливо поднялся со стула, на котором сидел, и проговорил, обращаясь к ним:

— Мистрис и мисс, вероятно, желают видеть мистера Пинкертона? Его нет, он…

— Только что сейчас вернулся, дорогой Бернсон, — своим голосом докончил Пинкертон.

— Мистер Пинкертон, это вы!?

— Да! А это тоже хорошо вам известный Боб Руланд! Однако, обождите нас несколько минут, мы сейчас будем к вашим услугам!

Говоря это, великий сыщик вместе со своим помощником уже входил в соседнюю комнату.

— Однако! — только и мог произнести полицейский инспектор.

Не прошло и четверти часа, как оба сыщика, уже в своем настоящем виде вернулись в приемную.

— Ну-с, мистер Бернсон, — начал Нат Пинкертон, закуривая сигару, — какая запутанная история привела вас ко мне? Не удивляйтесь моему уверенному тону — я ведь знаю, что не будь у вас какой-нибудь неприятной неожиданности, вы и не подумали бы посетить мою маленькую квартирку!

— Вы правы, мистер Пинкертон, — откровенно сознался инспектор, — этот «Невидимка» задает нам загадку за загадкой.

— А! Опять он? Это интересно! — насторожился знаменитый сыщик. — Что же еще он выкинул за штуку?

— Непостижимая вещь, мистер Пинкертон! Сейчас мы получили известие, что банкир Стэнгон, на Бобстрит, близ театра, найден мертвым у себя в директорском кабинете конторы. Убийца заходил в приемный час, пробыл у Стэнгона с четверть часа, и спокойно вышел, на виду у многочисленных служащих. Из кабинета не слышно было никакого крика, но когда вошел следующей посетитель, то увидел, что банкир уже мертв, а бумажник, часы и кольца исчезли. Осмотр тела и поиски убийцы не дали никаких результатов. Дерзость «Невидимки», согласитесь сами, переходит всякие границы — это, в продолжение 11 дней, уже девятая жертва. Что нам делать, мистер Пинкертон?

— Искать! — был спокойный ответ.

— Мы и ищем! Но открыть этого «Невидимку», по-видимому, не может никакая человеческая сила!

— Будто бы? — с легкой насмешкой задал вопрос Нат Пинкертон.

— Будто бы?! — обидчиво переспросил Бернсон. — Чему вы смеетесь? Ну, вот вы, прославленный Нат Пинкертон, много вы преуспели в этом деле? Я вед знаю, что и вы им занимаетесь! Что, нашли вы этого проклятого «Невидимку»? Да, уж не будем говорить об этом! Скажите, чем он убивает своих жертв?

— Чем? — спросил великий сыщик, очень спокойно слушавший разговорившегося полицейского инспектора.

— Извольте, скажу: вот чем — этой штукой!

И Пинкертон протянул пораженному Бернсону бумажку с «занозой» из под ногтя Клариссы.

Инспектор развернул бумажку и разочарованно произнес:

— Что это? Обломок какой то иглы?

— Совершенно верно, мой друг Бернсон. Обломок иглы от шприца! Этой иглой и убивает «Невидимка» своих жертв!

— Но где вы нашли эту иглу? — спросил инспектор полиции.

— Под ногтем одной несчастной, которая накололась на нее, вытрясая ковер. Повторяю: «Невидимка» убивает людей уколами маленького шприца, наполненного страшным, сильно действующим ядом змеи. Поэтому то, на теле убитых и не находят никаких следов. Вы, конечно, знаете, что ранка от укола шприцем слишком незначительна, и совершенно невидна между пятнышками, неровностями и складочками кожи. Сознаюсь вам, мистер Бернсон, не потеряй «Невидимка» иглу из шприца после убийства леди Дентон, и не наколись на нее горничная Кларисса, я и теперь ломал бы себе голову над разрешением этого вопроса. Врачи, осматривавшие тело Клариссы, конечно, не обратили внимания на черную точку под ногтем, приняв ее просто за след от занозы. Заметьте себе, Бернсон, что яд настолько силен, что достаточно было той микроскопической дозы, которая осталась в канале иглы после употребления ее в дело, чтобы вызвать смерть совершенно здорового человека. А теперь, — закончил велики сыщик свою речь, — пойдемте на Бобстрит, в контору Стангона чтобы опросить служащих!

Глава V Ловушка Пинкертона

«Новая жертва «Невидимки»!» «Новое загадочное убийство в Торрис-сквере!» — выкрикивали на всех углах разносчики вечерних газет.

Элегантно одетый господин, с густой черной бородой я такими же усами, проходившей по Первой Авеню, вздрогнул, услышав такое восклицание, подошел к разносчику и, купив у него газету, сел в проходивши трамвай.

Развернув газету, он прочел следующее:

«Сегодня, в 4 часа дня, в Брунис-парке обнаружена новая жертва загадочного «Невидимки». На одной из скамеек найден труп мужчины, лет 30 с небольшим. Судя по одежде, покойный был человек богатый. В виду исчезновения бумажника, часов и золотых украшений, а также вследствие того, что лицо покойного искажено предсмертными страданиями, нет никакого сомнения, что и на этот раз мы имеем дело с новым убийством страшного «Невидимки». Так как опрос ближайших жителей не выяснил личности покойного, и в полицию не поступало ни от кого заявлений о пропаже кого-либо из жителей города, то тело убитого выставлено в морг, для опознания. Не можем не пожалеть, вместе со всеми обитателями Нью-Йорка, что единственный человек, который мог бы открыть неуловимого «Невидимку», знаменитый сыщик Нат Пинкертон, на этот раз категорически отказался принять на себя розыски убийцы, ссылаясь на массу дел и страшную опасность борьбы с грозой столицы».

— Странно, — пробормотал изящный господин, кончив чтение.

Он вышел из вагона трамвая, и нанял кеб, как раз в это время проезжавший мимо него:

— В морг! — коротко приказал он кучеру.

* * *

Когда элегантный господин вошел в комнату, где, обыкновенно, выставляются трупы для опознания, в ней не было никого, кроме старика сторожа, безучастно стоявшего у единственного окна, и жевавшего листья бетеля. Покойный лежал на высоком столе, поставленном, как раз, против окна, и был покрыть черным коленкором, так что видно было только лицо. Да! Черты его были искажены страданиями: глаза, казалось, еще и теперь видят перед собою страшный призрак смерти; такой ужас выражался в его взгляде, губы были, прямо-таки, закушены зубами, а лоб изборожден морщинами. Вошедший обошел вокруг стола, стал прямо против окна, лицом к голове трупа, и еще раз произнес:

— Странно! — лицо его, при этом, передернула мимолетная судорога…

Вслед за этим, он вышел из морга. Как только дверь за ним захлопнулась, сторож быстро сбросил с себя форменную одежду, сорвал седую бороду и усы, и очутился в рваном костюме типичного забулдыги, в рыжем парике и жиденьких бакенбардах…

— Довольно, Боб! — произнес он, доставая из кармана засаленную фуражку и надевая ее наголову. — Теперь переоденься и марш на Мидл-стрит, следить за № 59.

«Труп» моментально сбросил с себя покрывало и соскочил со стола.

— Сейчас, начальник! — весело произнес Боб Руланд. — Тем более, что лежать с выпученными глазами, в продолжение часа, штука довольно неинтересная!

Нат Пинкертон, не слушая своего помощника, уже вышел на улицу. Оглянувшись кругом, он увидел, что элегантный господин, только что вышедший из морга, медленно шел по тротуару, низко опустив голову и пожимая, от времени до времени плечами, как бы чему-то изумляясь. Неслышными шагами знаменитый сыщик подкрался к нему и пошел сзади, пошатываясь из стороны в сторону, как сильно выпивший человек.

Выслеживаемый уже прошел центральную часть Нью-Йорка, и приближался к глухой улице Полнер-стрит, одну сторону которой занимают убогие постройки, а по другой проходит полотно железной дороги. Пересекши в одном месте рельсовый путь, неизвестный пошел по полю и скоро дошел до одиноко стоявшего деревянного домика. Отперев его вынутым из кармана ключом, он вошел в домик и сейчас же снова запер дверь за собою. Нат Пинкертон выждал время, пока преследуемый скрылся за дверью, и быстро подошел к домику. Одного беглого осмотра было великому сыщику достаточно для того, чтобы попять, что наблюдение снаружи невозможно: окна были наглухо закрыты внутренними ставнями, так что, даже, свет, который, несомненно, давала зажженная в домики свеча или лампа, не проникал на улицу:

— Что же, надо будет проникнуть внутрь — больше ничего не остается! — пробормотал Пинкертон. Затем, он спрятался за стеною и стал ждать. Через час с небольшим, за дверью послышались шаги, щелкнул замок, и на пороги появился второй Нат Пинкертон, как две капли воды похожий на настоящего. Осмотревшись вокруг, он быстро запер дверь и зашагал по направлению к городу. Знаменитый сыщик, на несколько минуть как бы окаменел, затем тихо засмеялся и неслышно скользнул за удалявшимся «Невидимкой»…

— Ага! Понимаю! — шептал он. — Ты хочешь выследить, когда я выйду из дома, затем явиться, под видом хозяина, в мою квартиру и устроит мне бесплатное воздушное путешествие посредством динамитной бомбы! Прекрасно! Мошенник, очевидно, опасается, что я, в конце концов, возьмусь за, его дело! Ну, не будем торопиться! Так как сегодня ты никого не будешь отправлять на тот свет, а займешься выслеживанием меня, то я могу, со спокойною совестью, повидаться с Бобом, и посетить твое логовище!

Не обращая больше внимания на преступника, знаменитый сыщик направился на Мидл-стрит. Против дома 59, у фонарного столба, стоял чистильщик сапог. Он назойливо предлагал прохожим свои услуги, не забывая, от времени до времени, посматривать на подъезд роскошного четырехэтажного здания, над воротами которого красовалась цифра «59»… По условному знаку, Руланд подошел к своему великому учителю.

— Я не заметил ничего подозрительного, начальник! — шепнул он ему, идя с ним рядом и неся свой ящик-табурет под мышкой. — Последний посетитель морга не приходил сюда!

— Я это знаю, Боб, — ответил Нат Пинкертон и рассказал своему помощнику результаты своих наблюдений.

— Дождавшись, когда мой двойник, — закончил Пинкертон, — покинет мою квартиру, войди в нее и уничтожь ту адскую машину, которую он, несомненно, в ней оставит! Ну, а теперь до свидания!

Сыщики расстались: Боб Руланд медленно зашагал по улице, а сам Нат Пинкертон зашел под ворота большого дома, откуда вскоре появился уже в своем настоящем виде. В этом доме у него, как во многих частях Нью-Йорка, была квартирка, в которой он, иногда, совершал свои переодевания…

Глава VI Роковая ошибка

Когда великий сыщик подошел к маленькому домику на Полнер-стрит, было уже одиннадцать часов вечера. Внимательно осмотревшись кругом и убедившись в том, что за ним никто не следить, Нат Пинкертон открыл дверь одной из своих великолепных отмычек и вошел в дом. Снова заперев за собою дверь, знаменитый сыщик засветил свой электрический фонарь и вошел в большую, совершенно темную комнату. При свете фонаря сыщик увидел стоящую на столе, посредине комнаты лампу и зажег ее. Осмотрев ставни двух окон и удостоверившись в том, что они плотно закрыты, Нат Пинкертон приступил к осмотру помещения. Обстановка его была до крайности проста: большой деревянный стол посредине, два шкафа по стенам, кровать из досок, на четырех обрубках и три стула грубой работы составляли всю мебель комнаты. Стол был загроможден всевозможными химическими аппаратами и странного вида бутылками: тут были колбы, реторты, перегонные кубы, воронки. Видное место на столе занимали две большие спиртовые лампы… Пробирки и склянки с латинскими надписями дополняли картину… На одном из углов стола валялись две-три исписанные бумажки. Нат Пинкертон быстро схватил их, и, при свете лампы, принялся за чтение. Первая бумажка поставила бы в тупик большинство людей, к которым она попала бы в руки — это был листок, испещренный цифрами, латинскими буквами и ничего не значащими словами, вроде: «aqua» (вода), «ignis» (огонь) и т.п. Но для знаменитого сыщика смысл листка был очевиден… Вынув свою записную книжку, он тщательно переписал в нее текст бумажки.

— Хорошо! — весело проговорил он, — рецепт концентрации яда мы уже имеем!

Вторая бумажка, видимо, не заключала в себе ничего интересного, так как Нат Пинкертон, бегло пробежав ее содержание, отбросил листок в сторону. Но третья, последняя, бумажка, наоборот, сильно заинтересовала его. Она была разделена на 2 равные части карандашной линией. В левой половине стоял ряд фамилий, в правой, против каждой из них, — по-видимому, — совершенно не относящиеся к этим фамилиям слова. Общий текст листка был таков:

Беллэрс — прогулка. +

Брайдон — клуб, бега. +

Ламбе — контора. +

Гиченс — музей, театр. +

Брай — вагон. +

Додд — ? +

Гонс — ресторан, игорный дом. +

Дентон — дом, теннис. +

Стэнгон — биржа, контора. +

С. Бёрнс — дом.

Некоторое время, великий сыщик, недоумевая, разглядывал этот ребус. Затем он, все в том же состоянии недоумения, машинально переписал текст в свою записную книжку, спрятал ее в карман, и снова принялся за чтение. Наконец, выражение недоразумения исчезло, морщины на лбу Ната Пинкертона разгладились, и он весело засмеялся.

— Экий я осел! — выбранил он вслух самого себя, — да, ведь, здесь все жертвы «Невидимки». Слова вполне подходят к той обстановки, в которой найдены были убитые. Этот листок, так сказать, краткое руководство для злодея: ознакомившись с образом жизни намеченной жертвы, он определял, приблизительно, удобный момент для проведения своего замысла в исполнение. Очевидно, листок был составлен до начала всего предприятия. Жертвы идут в строгом порядке, против девяти поставлены кресты — знак, что убийство удалось. Выбраны все богатые люди… Приговор не исполнен еще над одним. — «С. Бёрнс» — кто бы это мог быть? Ба! Очевидно, Стюарт Бёрнс, владелец железоделательных заводов, живущий в своей вилле на Виктория-стрит. Его предположено убить дома, так как он, после покушения на него одного из рабочих, не выходить из дому иначе, как под охраной двух агентов.

— Прекрасно! Надеюсь, что тебе не удастся на этот раз твой замысел, любезный Роунэт!

Заключив этим восклицанием свою речь, Пинкертон приступил к дальнейшему осмотру.

В одном из шкафов, открыть которые для сыщика не представляло никакого труда, он нашел целый театральный гардероб: здесь были парики, накладные усы и бороды, полный набор грима и туалетных принадлежностей. На вбитых в стенки шкафа гвоздях висело всевозможное платье, начиная с роскошных смокингов и фраков и кончая засаленными матросскими блузами. В картонках находились разнообразнейшие шляпы, а в одном углу стояло около дюжины тростей и зонтиков.

— Да! Это артист своего дела! — произнес великий сыщик, осмотрев «коллекции».

Переходя на другую сторону комнаты, чтобы осмотреть последний шкаф, Пинкертон споткнулся и едва не упал… Наклонившись, он увидел, что к полу прибит, ребром вверх, какой то стальной обруч. Диаметром, приблизительно, в метр, и вышиною около 5–6 сантиметров, он представлять из себя, как бы прибитый к полу ободок от стальной коробки. Верхний край был довольно остер…

— Понимаю! — произнес знаменитый сыщик. — В этот стальной круг Роунет вытряхивает своих змей, зная, что ни одна из них не переползет через холодный металл, который как бы обжигает ее тонкую кожу, а затем петлей вылавливает нужный ему для вытяжки яда экземпляр. Положительно, вполне оборудованная фабрика!

С этими словами, великий сыщик открыл второй шкаф. В нем не было ничего, кроме четырех круглых плетеных корзин, да, плетки, висевшей на одном из гвоздей внутри шкафа. Плетка была волосяная и оканчивалась петлей.

— Надо, пока, не поздно, обезвредить змей! — прошептал сыщик.

Вынув одну из корзин, Пинкертон поставил ее на стол.

— Хлороформом здесь действовать опасно, — проговорил он. — После моего ухода каждую минуту может вернуться Роунет и запах хлороформа может испортить все дело.

Говоря это, он вынул из кармана те же щипцы, которыми утром вырвал ядовитый зуб у присланной «Невидимкою» болотной ехидны, и кожаные перчатки и положил все это подле себя на стол. Затем, из бокового кармана, появилась маленькая костяная свистулька, которую он вложил в рот, под верхнюю губу. Он уже готов был начать гипнотизирование гадины, как это делают индийские факиры, звуками свистка, как вдруг услышал позади какой то шорох. Пинкертон быстро обернулся, но в то же время получил страшный удар по голове, и упал без чувств на пол…

Глава VII На волосок от смерти

— Очень приятно познакомиться, мистер Пинкертон! — услышал, наконец, великий сыщик над собою насмешливый голос.

Нат Пинкертон хотел встать, но не мог. Он лежал на полу, крепко связанный по рукам и ногам. Голова сильно трещала, а в глазах ходили разноцветные круги. Увидев свое положение, великий сыщик только простонал сквозь зубы и снова опустил голову на пол.

— Вам несколько неудобно, мистер Пинкертонъ? — продолжал издаваться склонившийся, над ним человек, в котором сыщик узнал самого себя. — Что делать! Так всегда бывает с людьми, всюду сующими свой нос! Я только что от вас, мистер! Думая, что вы вернетесь домой, я предусмотрительно оставил под вашим любимым диваном небольшой сюрприз. Жаль, что, вместе с другими жильцами дома, не взлетите на воздух и вы, но впрочем, я позабочусь о том, чтобы они на том свете не долго оставались без вас.

Поднявшись с колен, Роунет подошел к столу и увидел вынутую из шкафа корзину и инструменты Ната Пинкертона и цинично расхохотался.

— Великолепно, мистер! Вы, кажется, намеревались совершить небольшую операцию над моими бедняжками? — все в тон же насмешливом тоне продолжал злодей. — Напрасно! Еще один раз зубки им понадобятся — чтобы отправить вас в лучший мир!

Роунет, говоря так, переоделся, загримировался молодым человеком и, вынув из шкафа все корзины поставил их одна на другую и приготовился уходить.

— До свидания, или, вернее, прощайте, мистер! — стоя уже у двери произнес он. — Мой гардероб и лабораторию я оставляю Нью-Йорку на память о «Невидимке». Сейчас эти четыре красавицы останутся с вами наедине и познакомятся поближе! Адью, прославленный сыщик!

С этими словами, он, взяв с собой корзины, вышел за дверь. Первое время, сыщик, даже, не понял его маневра, но вскоре он увидел, что негодяй нисколько не изменил своего адского намерения: дверь немного приоткрылась, и одна из корзин, уже открытая, влетела в комнату…

* * *

Когда минуты через три, Пинкертон открыл глаза, он похолодел от ужаса: оглушенные в первую минуту падением, змеи оправились, и ползли прямо на него. Любопытство пресмыкающихся было возбуждено большим телом, неподвижно лежащим на полу. Еще полминуты, и все будет кончено… Стоить одной из гадин ткнуться об его лицо или руки, и она, непременно, из простого любопытства, укусит его. А страшные болотные ехидны все ближе и ближе… Во рту пересохло от ужаса, Нату Пинкертону захотелось сделать, в последний раз, глоток воздуха, и вдруг его мозг, как молния, пронизала мысль:

— Мой свисток, ведь, у меня во рту!

И как только он вспомнил об этом, в нем проснулась надежда на спасение. Как он спасется — покажет будущее, а, пока, нельзя терять времени. И, вот, по комнате понеслись нежные, шелестящие звуки особенно устроенного свистка. Пресмыкающиеся, услышав их, приостановились и подняли свои плоские головы кверху. Некоторое время, змеи изумленно поводили своими круглыми глазами, потом вперили их в лежащего на полу великого сыщика и замерли… Первый шаг к спасению быль сделан, и Нат Пинкертон, продолжая наигрывать на своем оригинальном инструменте, начал придумывать выход из своего ужасного положения. Казалось, его не было: докатиться до двери немыслимо, так как того и гляди, заденешь какую-нибудь из змей, и тогда смерть неизбежна. Ни на секунду не переставая свистеть, великий сыщик безнадежным взглядом обвел комнату и чуть не вскрикнул от радости: почти рядом с ним был замеченный им раньше обруч с острым верхним ребром. Если удастся добраться до него, то можно попытаться перерезать веревки на руках! И, вот, все время не сводя своего взгляда с притихнувших змей, с неимоверными усилиями, гениальный сыщик дополз до обруча… Через нисколько минут, веревки на руках были перерезаны, и Нат Пинкертон получил возможность сесть. Развязать ноги для него было минутным делом. Тогда, все время насвистывая, сыщик медленно начал подвигаться к двери. Расстояние в каких-нибудь 8 метров он прополз в течение полутора часов. Наконец, он добрался до порога. Толкнув локтем дверь, чтобы убедиться, что она не заперта, Пинкертон одним прыжком перескочил через порог и с быстротой молнии захлопнул дверь. В то же мгновение, он услышал, как со стороны только что оставленной им комнаты, об доску двери ударилось что-то мягкое. Это змеи, обозленные мгновенным прекращением звуков, делали скачки по комнате.

— Спасен! — с облегчешем проговорил Пинкертон. — Контора Бёрнса отпирается в 9 часов утра, а до этого времени a успею попасть к нему.

Затем он быстро направился в свою квартиру.

Глава VIII Игра сыграна

Стюарт Бёрнс, фабрикант, мужчина лет 40, был сильно удивлен, когда на другой день, вошедший дежурный по конторе клерк доложил ему, что его желает видеть знаменитый сыщик Нат Пинкертон, пришедший со своим помощником за полчаса до открытия, «по крайне важному делу».

— Конечно, просите! — все еще изумляясь, дал он ответ.

В директорский кабинет вошел Нат Пинкертон со своим верным помощником, Бобом Руландом.

— Чем могу служить? — встретил их Бёрнс, протягивая сыщикам руку и указывая другой на кресла.

— Вам, несомненно, известны подвиги «Невидимки»? — вопросом на вопрос ответил великий сыщик.

— О, да! Я очень внимательно читаю газеты, и прихожу, буквально, в трепет, когда подумаю, что от такого убийцы не спасет никакая осторожность!

— Вы правы! — продолжал Пинкертон, — от него трудно спастись. Не пугайтесь мистер Бёрнс, если я скажу вам что сегодня «Невидимка» будет у вас!

Услышав эти слова, совершенно спокойно произнесенные сыщиком, Бёрнс вскочил с места, потом снова упал на стул, на котором сидел, и пролепетал едва слышно:

— Ко… мне?.. «Невидимка»?.. За… а… чем?…

— Конечно, за тем, чтобы убить и вас, как он убивал всех остальных, — хладнокровно продолжал Пинкертон.

— Но сегодня его песенка будет спета! Я пришел к вам, мистер Бёрнс, чтобы предложить вам нечто.

— Пожалуйста, мистер Пинкертон, приказывайте! — проговорил фабрикант, все еще не опомнившийся от испуга.

Нат Пинкертон стал объяснять свой план Бёрнсу, после чего фабрикант, вместе с Бобом Руландом, вышел из конторы и направился через двор, в свою квартиру. Когда, минуть черев пятнадцать, он вернулся на свое место, Ната Пинкертона в конторе уже не было…

* * *

— Мистер Клоуд — владелец железных копей, желает переговорить с вами! — почтительно доложил тот же клерк, который объявил патрону и о приходе сыщика.

— Просите! — коротко приказал Бёрнс.

В комнату вошел молодой человек, лет 30-ти, блондин, в безукоризненно сшитом смокинге, с цилиндром в одной руки и массивной тростью в другой.

— Имею честь видеть мистера Бёрнса, фабриканта железных изделий? — вежливо осведомился он.

— Да, это я! Прошу покорно садиться, мистер Клоуд. Чем могу служить?

— Видите ли, мистер Бёрнс, — начал владелец копей. — Я имею богатые железом… Впрочем, вы позволите закурить мне сигару?

— Пожалуйста, сделайте одолжение, — любезно согласился хозяин, но ящика с сигарами не протянул, а ограничился тем, что кивком головы указал на него. — Вот, прошу!

Мистер Клоуд удивленно взглянул на фабриканта, но, все же, вынул сам сигару из стоявшего на столе ящика.

— Я владелец богатых копей железа, мистер Бёрнс! Зная, что ваши заводы принадлежать к числу самых богатых учреждений этого рода, мне хотелось бы завязать с вами постоянные деловые сношения. Кстати, не помните ли вы, в каком количестве тонн была последняя поставка вам железа?

— 10.000[3] тонн, мистер Клоуд, — послышался ответ фабриканта.

— Да, ведь, это прямо таки, прекрасно! — радостно воскликнул мистер Клоуд, и, должно быть, от радостного волнения, вскочил с места, и начал ходить по комнате. — 10.000 тонн — это почти полная выработка моих копей. Я с удовольствием скину 12% против ваших теперешних поставщиков… Ах! — вдруг перебил он сам себя, — какая прелестная картина висит у вас там, сзади, мистер Бёрнс. Это вероятно, с последней выставки?

Говоря это, он зашел сзади, за кресло мистера Бёрнса продолжавшего невозмутимо сидеть на своем месте.

Размаривая картину, мистер Клоуд положил свою правую руку на спинку кресла хозяина.

Прошло минуты две… Вдруг раздался страшный крик мистера Клоуда, и вслед за этим металлический голос:

— Ваша игра проиграна, мистер Клоуд, или вернее, мистер Роунет! Игла «Невидимки» прекратит теперь свою адскую работу! Боб, надень негодяю наручники, пока я держу его за руки!

Мнимый Бёрнс быстро выскочил из-за стола, раздался сухой треск, и вслед затем голос великого сыщика:

— Так. Неправда ли, вы не ожидали, что за этой портьерой сидит тот самый Нат Пинкертон, которого вы оставили в такой оригинальной обстановке? Что делать? Так всегда бывает с людьми, разбрасывающими по столу записки с перечислением намеченных жертв!

Циничное проклятие сорвалось с уст негодяя, а глаза его, с выражением ненависти, впились в холодное лицо сыщика.

— Проклятый! — проскрежетал убийца. — Сам сатана спасает тебя!

— Немного помог и мой свисток для укрощения змей, любезный Роунет! — насмешливо отозвался Нат Пинкертон. — Однако! Тюрьма давно ждет тебя. Марш вперед, и помни, что малейшая попытка к бегству будет стоить тебе жизни!

Вынув револьвер, великан сыщик направил его на пленника, и указал ему на дверь. Послав последнее проклятие, преступник пошел к выходу, сопровождаемый обоими сыщиками.

Обыск, произведенный на квартире преступника на Полнер-стрит, дал возможность вернуть наследникам несчастных жертв «Невидимки» все похищенные последним деньги и драгоценности: он лежали в несгораемом шкафу, находившемся в квартире негодяя. Домик на Полнер-стрит был очищен от его ужасных обитательниц Натом Пинкертоном и его помощником: разобрав крышу и потолок, отважные сыщики, несколькими меткими выстрелами убили змей и, таким образом дали возможность войти в комнату следственным властям… Маленький шприц, отобранный у Роунета в квартире Бёрнса, оказался наполненным тем ядом, который и предполагал великий сыщик.

Преступления были чересчур тяжелы для того, чтобы присяжные могли вынести «Невидимке» мягкий приговор: он был приговорен к смертной казни, и вскоре покончил свою преступную жизнь на электрическом стуле.

КРАСНАЯ МАСКА

Глава I Ужасная находка

В холодное пасмурное февральское утро 1895 года в главное полицейское управление в Бруклине вошел пожилой, изящно одетый господин и попросил доложить о себе начальнику полиции, мистеру Брауну. Господин был страшно расстроен. Начальник полиции был знаком с посетителем, богатым пивоваром, владевшим большим промышленным заводом, и поэтому немедленно поднялся с кресла и пошел ему навстречу.

— Добрый день, мистер Нортон! — обратился он к гостю. — Что привело вас ко мне? Вероятно, что-то случилось?

— К сожалению! — в сильном возбуждении простонал Карл Нортон, не заметив предложенный ему стул. — Моя дочь Нелли три дня назад бесследно исчезла.

— Уже три дня? — изумленно переспросил начальник. — И вы только теперь сообщаете нам об этом?

— Я не мог этого сделать раньше! — возразил Нортон. — Позвольте мне все рассказать вам! Восемь дней назад я уехал из дома на неделю и оставил свою восемнадцатилетнюю дочь одну! Вы, конечно, знаете, что это мое единственное дитя, которое мне оставила моя жена, скончавшаяся шесть лет назад. Можете себе представить, что я берег девочку, как зеницу ока! Нелли была моей гордостью, всей моей жизнью! Я любил ее безгранично и потому оберегал ее, боясь, что она может попасть в дурное общество, где увидит и услышит вещи, оскорбляющие ее целомудренные чувства! Я считал своим святым долгом сохранить ее чистой и непорочной. Я уже не раз оставлял Нелли дома одну, потому и теперь уехал без особого беспокойства. Я побывал во многих западных городах и не мог точно сообщить, где и когда буду находиться, поэтому ни моя дочь, ни прислуга не могли мне писать! Сегодня ночью я наконец вернулся. И первое, что я услышал, это то, что Нелли вечером третьего дня бесследно исчезла! Мне рассказали, что в тот вечер моя девочка, закутавшись в свое длинное театральное манто, накинув капюшон, закрывавший ее лицо, оставила дом! Нелли сказала слугам, чтобы те не беспокоились, если она поздно вернется, так как получила приглашение от своей хорошей подруги. Это было последнее, что о ней слышали! Куда она пошла?! Из каких побуждений оставила родительский дом? Все покрыто загадочным мраком, и никто не может дать мне объяснения!

— Посылали ли вы с расспросами к подругам вашей дочери?

— Без сомнения, я немедленно принял все возможные меры! По всему Бруклину и Нью-Йорку я разослал своих слуг, телеграфировал за границу всем своим знакомым, по отовсюду получил один и тот же ответ, что Нелли не видели!

— И вы не имеете ни малейшего представления о том, где может быть ваша дочь?

— Ни малейшего!

Начальник полиции после некоторого раздумья медленно заговорил:

— Нельзя ли предположить, что здесь идет игра за обладание рукой вашей дочери? Может быть, девушка любит молодого человека, который по своему социальному положению стоит ниже ее? Она, зная, что вы, мистер Нортон, никогда не дадите согласия на такой брак, могла бежать со своим возлюбленным!

Заводчик отрицательно покачал головой.

— Нет, это не подходит! У меня к этому совсем другое отношение! Очень часто я говорил своей дочери, что она не встретит препятствий с моей стороны, если полюбит кого-нибудь и захочет выйти замуж, пусть даже жених ее будет беден. Единственно только, чтобы он обладал честным и благородным характером! Нелли это знала, и я уверен, что она тут же доверилась бы мне, если б почувствовала к кому-нибудь глубокую симпатию! Пет, тысячу раз нет, это не так! Я слишком хорошо знаю Нелли! Я не могу представить, что могло принудить ее покинуть отцовский дом, и не могу отделаться от страшного предчувствия, что здесь возможно преступление!

— Но Боже мой! Неужели удалось завлечь мисс Нелли?! Быть может, за этим стоит вымогательство?

— О, если бы это было так! Я с радостью заплачу любую сумму: только б вернуть мое дитя! Я буду безутешен до конца своей жизни, если с моей дочерью приключилось какое-то несчастье!

— Само собой разумеется, что полиция немедленно приступит к самым тщательным поискам! — пояснил Браун. — Будет более чем странно, если нам не удастся обнаружить какой-нибудь след, указывающий на местопребывание вашей дочери!

— Пожалуйста, сделайте это, мистер Браун. Нью-йоркская полиция также должна быть осведомлена и получить инструкции.

— Не беспокойтесь, в самое короткое время сотни служащих будут вовлечены в это дело.

— Хорошо! — произнес несчастный отец. — Вы можете не стесняться и тратить сколько нужно, мистер Браун, я за средствами не постою! Надо немедленно дать объявление о вознаграждении в десять тысяч долларов тому, кто возвратит мою дочь или поможет разыскать ее!

— Все будет исполнено! Я сам…

Тут начальник прервал свою речь, так как открылась дверь и вошел один из служащих. Это был инспектор Риддер, ближайший помощник Брауна.

Начальник тотчас по выражению лица подчиненного заметил, что тот намерен сделать серьезное сообщение.

— Что случилось, мистер Риддер?

— Экстренное донесение!

Инспектор вопросительно взглянул в сторону Карла Нортона.

— Вы можете спокойно говорить, мистер Риддер! — заметив его взгляд, сказал начальник. — Это господин Нортон, который только что сообщил мне, что его дочь исчезла три дня назад! Вероятно, вам я и поручу заняться расследованием этого дела.

Риддер кивнул в знак согласия, а потом, сев по приглашению своего начальника в кресло, начал излагать происшедшее:

— Сегодня утром около половины седьмого обнаружен труп в старом амбаре в предместье Галлерстрит!

Браун насторожился, а заводчик сосредоточил все свое внимание на рассказчике и не мог оторвать от него глаз.

— Найден труп! — воскликнул Браун. — Рассказывайте же все подробно!

— Тот старый сарай, о котором идет речь, находится па территории уже давно разрушенной усадьбы, расположенной недалеко от Гавайского канала. Владелец сдает его внаем различным фирмам для хранения товаров, которые сгружают с кораблей или грузят на них. Этот сарай — старое ветхое здание, его входная дверь совершенно расшатана и снабжена самым примитивным замком, который всякий желающий с помощью простой отмычки может очень легко открыть.

Еще сегодня утром там работало много грузчиков. Они выносили из сарая большие ящики и укладывали их на повозки. В этих ящиках в основном хлопчатобумажные и шерстяные изделия, предназначенные для местной фабрики «Эльканс и сын».

Надзиратель склада наблюдал за работами, погрузка была почти закончена, и вдруг ему бросился в глаза ящик, который стоял сзади других, в темном углу. Невольно он задался вопросом, что же такое лежит в этом ящике. Внешне он ничем не отличался от других, однако стоял особняком.

Надзиратель тотчас приказал рабочим снять ящик и при дневном свете убедился, что на нем пет никакой надписи или клейма, по которым можно было бы узнать, кому он принадлежит и что в себе содержит.

Тогда он решил его открыть. Крышка была крепко прибита, в некоторых местах даже наглухо привинчена!

Наконец ящик был взломан, сверху лежал слой древесных стружек.

Когда надзиратель снял стружки, все одновременно вскрикнули и отпрянули назад — в ящике был женский труп!

Карл Нортон был вне себя от волнения; он бросился к инспектору и схватил его за руку.

— Милостивый Бог! — проговорил он, задыхаясь. — Неужели ото моя дочь! Как, как выглядела она? В каком была платье?

— Успокойтесь, успокойтесь, мистер Нортон! — уговаривал несчастного отца начальник полиции. — Очевидно, здесь какое-то недоразумение! Как могла ваша дочь попасть в такой ящик? Нет, нет, это, наверное, совсем другая женщина!

— Рассказывайте дальше! — умолял заводчик, задыхаясь.

— На ней был пестрый маскарадный костюм гейши! — пояснил инспектор.

Услышав это, Карл Нортон вздохнул с облегчением:

— Маскарадный костюм? В таком случае, это не моя дочь!

— Тонкое, продолговатое лицо, большие, широко раскрытые глаза, каштановые волосы.

— О, Боже! Продолговатое лицо… каштановые волосы… это может быть и она! — в ужасе шептал Карл Нортон.

— Незнакомка, — продолжал инспектор, — была задушена, как это видно с первого взгляда, петлей, обмотанной вокруг шеи! Удостоверения личности, украшений, драгоценностей, денег при ней не найдено!

— Значит, совершено убийство с целью грабежа! — после некоторого раздумья произнес Браун. — Не удалось ли вам обнаружить в сарае или в ящике какого-нибудь предмета, наводящего на след убийцы?

— Абсолютно ничего!

— Были у нее бриллиантовые кольца на пальцах, а на шее золотая цепочка с бриллиантами? — спросил заводчик.

— Я ведь уже сказал вам, мистер Нортон, что ничего подобного не было! — ответил Риддер.

— Так идем же! Поспешим туда. Я должен видеть ее, должен окончательно убедиться, что это не моя дочь… в этом ужасном ящике!

— Хорошо! — согласился начальник полиции. — Мы немедленно отправимся туда. Вы, мистер Нортон, будете нас сопровождать! Хотя я не думаю, что та особа, которую нашли в ящике, это мисс Нелли, но, чтобы успокоиться, бедному отцу необходимо увидеть все собственными глазами!

Потом все трое, поспешно покинув полицейское управление, наняли экипаж, быстро доставивший их в юго-западную часть города, к Гаванскому каналу, у которого находился квартал Галлерстрит. Усадьба, где был сарай, представляла собой пустошь, покрытую сорными травами, камнями и всевозможными отбросами; в глубине ее возвышался полуразрушенный дом. Окна этого двухэтажного здания были закрыты железными заржавевшими решетками, дверь — ветха и расшатана.

Ящик вновь внесли на склад, так как на улице уже собралось много любопытных; несколько полисменов стояли у дверей.

Ящик поставили под одно из зарешеченных окон, сквозь грязные стекла которого на него едва падал слабый свет.

Инспектор приподнял крышку и снял слой стружек, прикрывавший труп молодой девушки, и перед зрителями открылось бледное лицо с широко раскрытыми остекленевшими глазами.

Карл Нортон был поражен, как ударом грома.

Хриплый крик вырвался из его груди.

— Нелли, мое дорогое, милое дитя! — простонал он и без чувств упал на подставленные вовремя руки полисменов.

Глава II Нат Пинкертон на месте происшествия

Карл Нортон хотя и пришел в себя, тем не менее внешность и поведение его представляли душераздирающую картину. В безутешном отчаянии он стоял на коленях возле ящика, в котором находился труп его любимой дочери; неописуемое страдание выражали черты его лица, и прерывающимся от слез голосом он умолял полисменов приложить все усилия для розыска человека, совершившего это ужасное убийство.

Понятно, что начальник полиции обещал немедленно принять самые решительные меры, чтобы найти преступника. Вскоре прибыли два врача, полицейский и частный, и был составлен протокол, в котором отмечалось, что несчастная мисс Нелли Нортон задушена тонким шнурком, обвивавшим ее шею.

Внимательный осмотр тела не принес особых результатов. В сарае полиция также не обнаружила никаких нитей, ведущих к убийце.

Никто из присутствующих не заметил, как в сарай вошел хорошо одетый, чисто выбритый господин среднего роста, с довольно выразительным лицом.

Неизвестный встал сзади, внимательно наблюдая за тем, как проходит осмотр тела. Один из полисменов, увидев его, приблизился к начальнику и тихо сообщил:

— Здесь мистер Пинкертон!

Начальник полиции обернулся и увидел, что неизвестный, которого он сначала не заметил, не кто иной, как знаменитый сыщик Нат Пинкертон.

Браун поспешил к великому сыщику и протянул ему руку.

— Я не верю собственным глазам! Мистер Пинкертон, вы уже на месте? Это меня чрезвычайно радует! Я убежден, что вас привлек сюда особый интерес к этому таинственному случаю!

— Конечно! — подтвердил сыщик. — Я собирался здесь, в Бруклине, закончить кое-какие дела, как вдруг узнал из экстренно выпущенных приложений к газетам об этой сенсации! Потому я сразу пришел, чтобы успеть на месте ознакомиться с происшедшим.

Карл Нортон, услышав имя Ната Пинкертона, тотчас встал и направился к сыщику.

Голосом, прерывающимся от едва сдерживаемых рыданий, протягивая к нему руки, несчастный отец произнес:

— Мистер Пинкертон! Сам Бог послал вас! Вы… вы найдете злодеев, которые так варварски убили мою дочь! Помогите, мистер Пинкертон!

Сыщик поклонился и пожал руку заводчику.

— Хорошо, мистер Нортон, я использую все свои возможности для расследования этого дела!

Браун и Нортон были очень довольны тем, что Пинкертон обратил внимание на случившееся, а знаменитый сыщик взял у присутствующих обещание об абсолютном молчании по поводу его участия в расследовании убийства.

Сыщик тут же приступил к делу. Он осмотрел тело, детально изучил дорогой японский костюм, который был на убитой, и тщательно осмотрел весь сарай.

После часа работы он наконец сказал начальнику полиции:

— Мистер Браун, несмотря на все мои усилия, мне все-таки не удалось напасть на след преступника.

Браун кивнул головой в знак согласия.

— Да, — подтвердил он. — Очень трудно будет расследовать это дело!

— Труп теперь можно убрать! — произнес сыщик. — А вы, мистер Нортон, отправляйтесь домой, но разрешите мне посетить вас в скором времени! Вместе нас не должны видеть на улице! Мне еще нужно будет задать вам несколько вопросов!

Заводчик покорно согласился и, разбитый горем, вышел из сарая, в котором нашел свою дочь, свое единственное сокровище, являвшееся целью всей его жизни, уже мертвой!

Начальник полиции между тем занялся подготовкой выноса тела убитой. Несчастную переодели, положили в дорогой гроб и потом перевезли в часовню на кладбище. Японский костюм был отправлен в дом ее отца.

Пинкертон тоже вышел из сарая и, сев в автомобиль, направился в Нью-Йорк, в свое главное бюро. Добравшись до него, он позвал испытанных помощников Боба Руланда и Моррисона.

— Вот вам задача! — объяснил он кратко. — Вы должны приложить все свои усилия на ее решение! Необходимо во что бы то ни стало немедленно отыскать портниху, которая недавно сшила костюм гейши для мисс Нелли Нортон, дочери богатого бруклинского владельца пивоваренного завода. Вы можете представить к награде того, кому удастся это выяснить. Я сильно сомневаюсь, чтобы заказ был выполнен той самой портнихой, которая обычно шила для мисс Нелли! Вполне понятно, что вы оба прежде всего сами займетесь этим делом!

— Да! Мы немедленно приступим к нему! — согласились оба помощника и тотчас вышли из конторы Пинкертона.

Вскоре все, кого знаменитый сыщик привлек к участию в розыске, были осведомлены о задаче, стоявшей перед ними.

Пинкертон тоже оставил свое бюро и, сев в автомобиль, ожидавший его у подъезда, направился через большой мост в Бруклин.

Карл Нортон занимал роскошную виллу на 9-й авеню. Около нее и остановился автомобиль знаменитого сыщика.

Пинкертон вышел из него, и тотчас же слуга провел его в кабинет хозяина.

Нортон тяжело приподнялся с кресла, в котором сидел в безмолвном отчаянии.

— Слава Богу, что вы здесь, мистер Пинкертон! — проговорил он, шагнув сыщику навстречу. — О, вы не можете себе представить, как я несчастен! Все мое счастье, вся моя радость жизни были заключены в моей дочери! А теперь? Она убита таким варварским способом, и ее убийцы, быть может, наслаждаются своим злодеянием!

— Я надеюсь, что удастся найти этих молодчиков! Но мужайтесь! Соберитесь с силами, мистер Нортон! Самое ужасное свершилось! Вашу дочь уже не вернешь, но я хочу попытаться, по крайней мере, отомстить за ее смерть.

— Да, сделайте это, мистер Пинкертон! Я ведь знаю, что вы единственный человек, который сможет раскрыть это преступление!

— Прежде всего ответьте мне на несколько вопросов, мистер Нортон.

— Пожалуйста!

— Я предполагаю, что ваша дочь была одета в японский костюм потому, что была на балу-маскараде.

Нортон весь задрожал и удивленно посмотрел на сыщика.

— Это… это невозможно! — пробормотал он, заикаясь. — Я ей это всегда запрещал.

Сыщик пожал плечами.

— Очень часто подобные запреты у молодых жизнерадостных людей вызывают прямо противоположную реакцию!

— Но моя дочь всегда мне повиновалась! Три недели назад в одном доме, который мы посещали, был назначен бал-маскарад. Нелли умоляла меня отправиться с ней, по я не согласился! Нет, никогда я ей этого не позволял! Я знаю, что как раз на такого рода балах слишком свободные манеры поведения! Под прикрытием маски гости говорят и делают самые легкомысленные и рискованные вещи, а я как раз всегда старался оградить свою дочь от подобного!

Пинкертон, строго взглянув на мистера Нортона, сказал:

— И, однако, было бы лучше, если б вы тогда согласились, мистер Нортон. Вы смогли бы, может быть, уберечь вашу дочь!

— Боже мой! Что вы говорите?! Ведь это противоречит всем моим принципам! — простонал мистер Нортон.

— Разве вы не знаете пословицы: «Запретный плод сладок»? Ваша дочь, наверное, тосковала, поскольку ей было запрещено бывать на балах-маскарадах, которыми так увлекались ее подруги. А тут представился случай! И поскольку вы не согласились поехать с ней на подобный вечер, то она решилась побывать на нем тайно, воспользовавшись тем, что вы уехали!

— Я не могу поверить! Но ведь в прошлый раз она должна была пойти на один из общедоступных публичных маскарадов?!

— Конечно, на общедоступный! Что же ей оставалось делать? Очевидно, было б лучше, если бы вы отправились с ней на костюмированный бал в тот дом, который вы посещали!

Карл Нортон от волнения прижал руки к груди.

— Остановитесь, мистер Пинкертон! — простонал удрученный отец. — Каждое ваше слово разрывает на куски мое сердце, словно железными клещами. Теперь я понял, что я неправильно поступил! И тем не менее… тем не менее я все же не могу поверить в то, что Нелли, у которой детское послушание было прямо-таки образцовым, против моего согласия могла пойти на подобный маскарад!

— Почему же нет?! Впрочем, вполне можно допустить, что ее кто-то ввел в соблазн! Я не думаю, что мисс Нелли сама пришла к такой мысли! Может быть, ее уговорила какая-нибудь подруга, и она согласилась пойти с ней? В этом именно направлении и следует прежде всего вести розыски, и я немедленно к ним приступлю!

Нортон снова сделал отрицательный жест.

— Ее подруга?! Нет, я этому не верю! Я знаю их всех, ни одна из них не могла этого сделать!

— Подумайте хорошенько! Припомните, может быть, все же есть такая?

— Нет, это невозможно!

— Хорошо!

Пинкертон помолчал и после некоторого раздумья спросил:

— Где обычно заказывала наряды ваша дочь?

— Исключительно в фирме «Мельтон и компания»! Сыщик, заметив в комнате телефон, подошел к нему, снял трубку и попросил соединить с фирмой «Мельтон и компания». Когда это было сделано, он задал вопрос, не выполняла ли фирма в последнее время заказ на костюм гейши для мисс Нелли Нортон. Послышался отрицательный ответ.

— Я так и думал! — сказал сыщик, вешая трубку, и обратился к хозяину дома с вопросом: - Вы не знаете, заказывала ли ваша дочь костюмы в других местах?

— Это мне совершенно неизвестно!

— Покажите комнату вашей дочери. Мне необходимо определить, какие драгоценности исчезли!

Они направились в комнату, которую занимала мисс Нелли. Это был изысканно и изящно обставленный уголок.

Карл Нортон снова разразился рыданиями, едва только вошел туда.

Он достал из шкафа шкатулку, в которой его дочь хранила свои драгоценности, и сразу же обнаружил, что не хватает двух ценных бриллиантовых браслетов, а также бриллиантовой цепочки и диадемы.

— Сколько они стоят? — спросил сыщик. Нортон, немного подумав, ответил:

— Их оценивали в тридцать тысяч долларов.

— В таком случае мошенники имели хороший навар! Несомненно, что мисс Нелли располагала также порядочной суммой наличными!

— Конечно! У нее была небольшая сумочка, в которой всегда лежало несколько сотен долларов!

— Несчастная, она не понимала, что так закончится ее жизнь! Вполне естественно, что на общедоступном маскараде, где самая обыкновенная публика, девушка с бриллиантами должна была обратить на себя всеобщее внимание! Драгоценности, которые она надела, не могли не вызвать зависть и не пробудить низменные инстинкты!

Карл Нортон обхватил голову руками. Его не оставляла мысль, что дочь настолько забылась, что поступила наперекор его запрету.

Нат Пинкертон приступил тем временем к допросу слуг. Особенно тщательно расспрашивал он горничную, которая находилась всегда при мисс Нелли.

Последняя объяснила, что в тот роковой вечер она не была в комнате своей госпожи. Мисс Нелли запретила ей туда входить. Она, очевидно, хотела, чтобы ни один человек в доме не знал, что она переоделась в костюм гейши. Она оставила дом, закутавшись в длинное манто с капюшоном так, что никто не видел, какое на ней было платье.

После того, как сыщик получил эти сведения, он попрощался с мистером Нортоном и направился в свое бюро.

Он узнал, что в тот вечер, когда исчезла мисс Нортон, в Бруклине и в Нью-Йорке маскарадные балы проходили в восьми местах.

Зазвонил телефон. Пинкертон поспешил к аппарату и сказал в трубку:

— Нат Пинкертон слушает!

— Это я, Боб Руланд!

— А-а! Ты мне можешь сказать что-то новое?

— Конечно! Одна портниха, на 39-й авеню, дом №~16, в Нью-Йорке, проживающая в самых скромных условиях, по имени Альма Мюрнер, шила для мисс Нелли Нортон японский костюм! Заказ был готов четыре дня назад!

— Хорошо! Я сейчас же отправлюсь на 39-ю авеню. Сыщик, повесив трубку, вышел из бюро и сел в трамвай.

Глава III Подруга

Портниха, молодая застенчивая девушка, занимала две комнаты на втором этаже большого дома.

Нат Пинкертон уже не нашел здесь своего помощника. Боб Руланд, позвонив начальнику, поспешил в другие места, по не менее важным делам.

Пинкертон вошел в дом и поднялся на второй этаж. Там он увидел на одной из дверей визитную карточку Альмы Мюрнер.

Он постучал и тотчас услышал быстрый шепот и поспешные шаги, приближавшиеся к двери.

Наконец еле слышно раздалось приглашение «войдите». Он нажал ручку, открыл дверь и вошел.

Это была простенькая комната, сразу выдававшая профессию хозяйки.

Перед сыщиком стояла молодая девушка и смотрела на него испуганными глазами. Она спросила:

— С кем имею честь?

— Я из полиции! — пояснил сыщик.

— Еще один?! — непроизвольно вырвалось у портнихи.

— Вам совершенно нечего бояться, мисс Мюрнер! — успокоил ее Пинкертон. — Будьте любезны спокойно ответить на мои вопросы!

— Что вы хотите знать?

— Это вы шили для мисс Нелли Нортон костюм гейши, не правда ли?

Альма Мюрнер утвердительно кивнула головой.

— Но об этом я уже сказала господину, который приблизительно полчаса тому назад был здесь!

— Я знаю! Но я хотел бы задать вам еще несколько вопросов, мисс Мюрнер! — пояснил Пинкертон и посмотрел своим пронизывающим взглядом ей в лицо.

— Но я решительно ничего не могу больше добавить! — произнесла портниха с лихорадочной поспешностью. — Мисс Нелли Нортон пришла сюда, заказала мне костюм и потребовала, чтобы он был готов через три дня! Она ни разу не назвала мне своего имени, и я бы никогда не узнала, кто моя заказчица, если б совершенно случайно не видела ее раньше, в Центральном парке, в сопровождении отца.

— Рассказывайте дальше!

— Мне показалось, что она не хотела открывать своего имени, и поэтому я сделала вид, что ее не знаю! Я приготовила ей костюм, она сама за ним сюда пришла; ничего больше я не могу вам сообщить!

Легкая усмешка проскользнула на лице сыщика. Он опять устремил свой проницательный взгляд на портниху и проговорил медленно, с ударением на каждом слове.

— Вы только что солгали, мисс Мюрнер!

Портниха вся затрепетала и сделалась пурпурно-красной.

— Нет, нет! Это несправедливо! — проговорила она наконец, запинаясь.

— Ну, меня-то вам не удастся обмануть!

— Я… я сказала все, что знаю! — убеждала Альма Мюрнер…

Но сыщик осуждающе покачал головой.

— Это неправда! Или вы, должно быть, удивительно забывчивы? Хорошо! Я хочу немного облегчить вашу задачу! Я уверен, что вы посвящены в эту историю гораздо больше, чем хотите показать!

— Нет, поверьте, мистер, нет!

Портниха была смертельно перепугана, а Нат Пинкертон продолжал:

— Видите ли, меня вам не удастся ввести в заблуждение! У мисс Нортон была подруга, которая и уговорила ее поехать вместе с ней на маскарад! Это та самая подруга, которая привела к вам мисс Нелли для того, чтобы вы сшили ей костюм гейши!

— Нет, нет, это неправда! Вы ошибаетесь, мистер! В действительности это было не так!

Тогда Нат Пинкертон указал на купюру в 50 долларов, которая лежала на столе между кусками материи и всевозможными швейными принадлежностями.

— Эта недурная сумма получена вами за то, чтобы вы молчали о той подруге?!

Альма Мюрнер побелела.

— Ради Бога! — простонала она. — Как это вам пришло в голову?

Пинкертон вместо ответа показал на дверь, которая вела в соседнюю комнату.

— Впрочем, подруга, о которой идет речь, вероятно, еще находится там!

И прежде чем испуганная портниха могла возразить, он подошел к двери и открыл ее.

В скромно обстановленной спальне он увидел элегантно одетую высокую даму, с черными как смоль волосами и величавой красотой.

Она стояла посередине комнаты, смертельно бледная, и испуганно смотрела на сыщика.

Тот, слегка поклонившись, вежливо произнес:

— Прошу простить, мисс! Позвольте представиться! Меня зовут Нат Пинкертон!

Она вся затрепетала от испуга.

— Пинкертон… мистер Пинкертон! — пробормотала неизвестная и медленно направилась в другую комнату, из двери которой портниха беспомощно смотрела на все происходящее.

— Милые дамы, прошу вас сесть! — сказал предупредительно сыщик. — Я убежден, что лишь из-за обыкновенной робости вы предприняли эту игру в прятки, но полагаю, что теперь вы согласитесь, что со мной ваша игра не пройдет!

Портниха и незнакомка опустились на стулья, а Пинкертон продолжал:

— Вы ничего не добьетесь, затемняя истину! Все равно я раскрою преступление, и будет гораздо лучше, если вы откровенно обо всем расскажете.

Обе дамы молчали. В особенно затруднительном положении находилась Альма Мюрнер, так как было очевидно, что к этой истории она совершенно непричастна. Сыщик опять заговорил:

— Вы, мисс, — обратился он к незнакомке, — не желаете разъяснить обстоятельства убийства! Вы чувствуете себя виновницей того страшного горя, которое постигло дом Нортона, поскольку именно вы ввели в соблазн мисс Нелли и предложили пойти на этот маскарад.

Это было сказано твердо и определенно, потому что весь вид прекрасной незнакомки подтверждал ее причастность к происшедшему.

— Вы признаетесь? — спросил он.

— Да! — вздохнув, произнесла она едва слышно.

— Хорошо — продолжал сыщик. — Я заклинаю вас, прекратите молчать! Разве вы не хотите, чтобы негодяй, варварски убивший вашу подругу, понес заслуженную кару?

— Конечно, хочу! — проговорила она.

— Хорошо! Вы, быть может, единственное лицо, которое в состоянии направить поиски убийцы на истинный путь! И вы продолжаете молчать!

— Боже мой! — простонала она. — Я ведь так боюсь осуждения… упреков, которыми меня забросает общество, если узнают, что я в этом виновата, введя в соблазн мисс Нортон и толкнув ее на легкомысленный шаг!

— Оставьте ваши личные переживания, они ничтожны по сравнению с этим страшным несчастьем! — проговорил Пинкертон твердым голосом. — Я прошу вас, мисс…

— Миссис Лона Дарклинг! — представилась незнакомка.

— Итак, миссис Дарклинг, я прошу вас помочь мне! Вы это должны сделать, хотя бы уже потому, что провинились; вы искупите свою вину тем, что поможете мне найти негодяя, который убил вашу подругу!

— Да, я помогу вам, — начала миссис Дарклинг, — я расскажу вам, как все произошло… Мисс Нелли и я были самыми задушевными подругами! Приблизительно год назад мы еще очень часто встречались, а затем на глазах высшего света между нами произошел разрыв. В сущности, мы сделали это только для виду и по принуждению, а на самом деле оставались друзьями и часто встречались потихоньку, скрывая это от всех! Поводом к разрыву послужил мой брак. Человек, которого я полюбила и отдалась всей душой, оказался ничтожеством. Я этого не знала, хотя подруги меня и предостерегали! Я стала его женой, и тогда, увы, слишком поздно, у меня открылись глаза! Из-за этого брака я разошлась со всеми знакомыми, и единственная, кто тайно остался дружен со мной, была Нелли Нортон. Мы часто встречались, разговаривали, не скрывая ничего друг от друга. Нелли поверяла мне свои маленькие огорчения, а я ей свои. Должна признаться, что я очень жизнерадостна! Ужо прошло полгода, как я разошлась со своим мужем, у меня достаточно средств, чтобы вести приятную и независимую жизнь, и потому я делаю все, что мне заблагорассудится! Примерно неделю назад я опять встретилась с Нелли — на прогулке в Центральном парке. Там она мне призналась, что ей больше всего на свете хочется побывать на маскараде, но ее отец — закоренелый противник подобных развлечений. При этом она сообщила, что мистер Нортон собрался уехать на неделю по своим делам. И вот тогда мне вдруг в голову пришла мысль! Я предложила Нелли поехать со мной на общедоступный маскарад! Я ей сказала, что мы только взглянем на оживленную движущуюся толпу и исчезнем перед тем, как начнут снимать маски. После долгого разговора мне удалось убедить ее в полной невинности такого намерения, и она согласилась. Потом мы стали обсуждать маскарадные костюмы, которые должны были надеть, и я посоветовала ей выбрать японский. Ликующая Нелли приняла это предложение с восторгом. Но когда она, конечно, для того, чтобы все осталось в секрете, не захотела заказать свой маскарадный костюм в той фирме, где обычно шила свои туалеты, я привела ее сюда, к мисс Мюрнер, которая уже давно работает на меня! Мисс Мюрнер сняла мерку и сшила по желанию Нелли костюм из очень дорогой материи, с роскошной отделкой! Я советовала Нелли сделать его более простым, но она и слышать ничего не хотела! Она сказала мне: «Если уж я иду один единственный раз на подобный бал, то хочу быть самой красивой!»

— А на какой бал-маскарад вы собрались? — спросил Пинкертон.

— На тот, который был три дня назад в помещении «Зимнего сада»!

— Если я не ошибаюсь, сегодня там опять будет большое маскарадное празднество!

— Да, это так!

— Рассказывайте, пожалуйста, дальше, миссис Дарклинг, — попросил сыщик.

— Мы условились встретиться на углу 42-й авеню и 3-го проспекта, и я пришла туда в назначенное время, как и мисс Нортон. Мы сели в экипаж и приказали отвезти нас в «Зимний сад». Перед тем, как выйти из экипажа, мы надели наши маски и потом быстро проскользнули через подъезд в комнату для переодевания. Мы сняли верхнюю одежду, и тут меня ожидал неприятный сюрприз: я увидела, что Нелли, по своей наивности, надела на себя все свои драгоценности. Если вы знаете, мистер Пинкертон, какого именно рода публика бывает на маскарадах в «Зимнем саду», вы поймете, как неразумно было надевать ценные украшения. Я, конечно, сразу же сказала это своей подруге, пытаясь убедить ее, что она только возбудит ненужную зависть и недоброжелательство в толпе, и умоляла ее снять эти украшения и отдать на хранение в раздевалку. Она наотрез отказалась это сделать, считая мое беспокойство излишним. Она не позволяла мне больше говорить, она хотела блистать на маскараде. И только я попыталась ей возразить, как в комнату вбежали несколько человек в масках; увидев Нелли, они окружили ее и захватили в свой хоровод. Мне стало страшно, и я в ту же минуту начала раскаиваться в том, что подтолкнула подругу на рискованный шаг. Я старалась, насколько возможно, не упустить ее из виду, но в течение всего вечера так и не смогла больше удержать ее рядом с собой. Несколько раз она промелькнула в буфете. Казалось, что она в каком-то опьянении! Как только ею овладевала эта неудержимая сумасбродная веселость, я не могла уже ее остановить! Особенно часто, как мне показалось, рядом с ней возникал человек в красном костюме пажа и в красной маске. Я заметила, что она с ним много танцевала, с ним же была в буфете, а когда я пыталась к ней подойти, чтобы увезти домой, она от меня убегала. Должна признаться, что у меня постоянно сжималось сердце и во мне возникала какая-то боязнь. Всеми силами я старалась увезти свою подругу с бала, тем более, что приближалось время, когда все должны были снять свои маски. Я стала искать ее всюду, но Нелли нигде не было! Я прошла через все залы и соседние помещения, в страхе выбегала даже на улицу, но так и не отыскала ее. Уже наступил момент, когда все сняли маски. А Нелли исчезла! Я, наконец, предположила, что она одна отправилась домой! Только около двух часов я оставила бал, все надеясь, что еще найду ее! С бала-маскарада я сначала направилась к вилле Нортона. Там я надеялась что-нибудь услышать, узнать. Но я не решилась позвонить в дверь дома, в котором не светилось ни одно окно. Я наконец вернулась домой. Ни на следующий, ни на второй день не было неприятных сообщений, поэтому я подумала, что все обошлось благополучно! Несколько раз я подъезжала к вилле Нортона в надежде повидать Нелли, но так и не встретилась с ней! И вот сегодня утром появилось объявление, в котором сообщалось о гибели моей подруги! Прочитав экстренные сообщения, я упала в обморок и целый час лежала без сознания! Обвиняя во всем себя, я долго плакала и рыдала в безумном отчаянии, к тому же после обеда мне пришло в голову, что может стать известным, что это я уговорила Нелли пойти на бал-маскарад! Я страшно испугалась! Тем более, думала я, что полиция может найти портниху, которая шила для Нелли костюм гейши. Мисс Мюрнер мне рассказала, что у нее уже был какой-то человек и что она на его вопросы ответила утвердительно. Поскольку, к счастью, незнакомец много не расспрашивал, я стала умолять портниху не говорить обо мне, и дала ей пятьдесят долларов!

— Я все разгадал! — проговорил сыщик. — Как только я увидел здесь деньги, моментально обо всем догадался. А прежде чем сюда войти, я услышал шепот и осторожные шаги, а также стук двери спальни, что тоже навело меня на определенную мысль!

Миссис Дарклинг заломила в отчаянии руки.

— О, Боже! Теперь об этом всем станет известно! И все будут считать меня виновницей несчастья!

Нат Пинкертон ответил не сразу, он долго смотрел куда-то вниз, потом поднял голову и сказал:

— Нет, миссис Дарклинг, никто не найдет особенной вашей вины! Ведь просто вы вместе с мисс Нортон были на балу-маскараде! А теперь вы должны мне помочь напасть на след убийцы!

— Если бы я могла, — проговорила она с сомнением.

— Конечно, можете! Я предполагаю, что человек в красной маске, вертевшийся около мисс Нортон, виновен в этом преступлении! А поэтому я сегодня вечером пойду с вами на маскарад, который состоится в «Зимнем саду». Вполне возможно, что он будет опять там, чтобы отыскать новую жертву, и этой жертвой станете вы, миссис!

— Я? — спросила она, заикаясь и вся дрожа.

— Конечно, вы будете только приманкой! — пояснил сыщик. — Я сделаю так, чтобы с вами ничего не случилось! Вы должны туда отправиться только для того, чтобы помочь разоблачить убийцу! Вы согласны?

Лона Дарклинг не стала размышлять ни единой минуты. Она протянула Пинкертону руку и сказала твердо:

— Согласна!

Тогда он указал ей на великолепный костюм испанской танцовщицы, висевший в углу.

— Возьмите себе этот наряд! — сказал он. — Я выйду, чтобы принести вам несколько украшений, которые должны привлечь убийцу! Правда, они не настоящие, но очень искусно сделаны, только знаток может отличить их от подлинных! Могу я рассчитывать, что когда вернусь, вы уже закончите туалет?

— Конечно! Я постараюсь!

— И тогда мы отправимся в «Зимний сад».

Нат Пинкертон поспешно вышел, а когда по истечении часа вернулся в квартиру портнихи, миссис Дарклинг была уже готова к поездке.

Глава IV Через опасность — к цели

В роскошных залах «Зимнего сада», великолепно убранных флагами, гирляндами и другими декоративными крашениями, неудержимым потоком бурлило сумасшедшее веселье.

Среди лиц в масках, наполнявших зал, находился Нат Пинкертон.

Он с напряженным вниманием следил за миссис Дарклинг, на которой был испанский костюм, украшенный великолепными сверкающими камнями. Она привлекала всеобщее внимание.

Только глаз эксперта мог бы установить, что драгоценности на ней поддельные. Пинкертон уже давно использовал их в подобных целях.

Чуть ли не в течение целого часа сыщик наблюдал за происходящим в зале. Наконец он отправился в бар выпить бокал вина. Едва он поднес его к губам, как мимо проскользнула испанка.

— Красная маска! — как дуновение ветра пронеслось у него над ухом.

Он обошел зал и увидел стройного молодого человека в красном костюме пажа и в красной маске.

Тот шел за испанкой, явно заинтересовавшись ею.

Пинкертон видел, что Лона Дарклинг испуганно отшатнулась от него и вся задрожала, когда он прикоснулся к ней, но, вспомнив о роли, которая ей отведена, взяла себя в руки и приняла его предложение выпить шампанского. Они проследовали в бар.

Потом он танцевал с ней и вообще не отставал от нее пи на шаг.

А сыщик не выпускал их из виду ни на минуту.

Он заметил, что незадолго до того, как на балу начали снимать маски, паж и испанка снова пошли пить шампанское. При этом паж обратил внимание своей спутницы на очень комичную маску, находившуюся вблизи. Пока миссис Дарклинг рассматривала маску, он моментально достал из рукава крошечный флакончик и вылил что-то в ее шампанское.

Он поставил бокал миссис Дарклинг на место и тоже стал рассматривать комичную маску. Как раз в этот момент Пинкертон, стоявший неподалеку от них, ловким движением заменил бокал Лоны и отошел в сторону. Когда Лона и ее кавалер вернулись, они пили друг за друга, причем испанка по настоянию пажа должна была выпить свой бокал до дна.

Паж по-прежнему не отходил от нее ни на шаг и в чем-то старался ее убедить. Она явно была в растерянности.

Но потом собралась, вспомнив указание Пинкертона — в любом случае следовать за красной маской, — и притворилась опьяненной шампанским. Слегка покачиваясь, испанка напустила на себя преувеличенную веселость, но ей не очень хорошо удавалось эта роль. Миссис Дарклинг была плохой актрисой, страх и беспокойство очень часто обнаруживались в ее поведении.

Наконец она кивнула человеку в красной маске и торопливо последовала за ним к главному выходу. В раздевалке она велела подать свое манто и шелковый шарф, а паж накинул темный плащ и надвинул широкополую шляпу.

На улице они сели в экипаж. За ними следовал Нат Пинкертон.

Сыщик не взял извозчика, он не хотел вызывать подозрений у человека в красной маске. И так поведение испанки могло пробудить у того недоверие.

Поэтому Пинкертон бегом следовал за экипажем. Это была, конечно, Очень тяжелая и утомительная работа, но сыщику не впервые приходилось ее выполнять.

Он все время оставался на приличном расстоянии от экипажа, переехавшего по большому висячему мосту на другую сторону реки и направившегося в Бруклин.

Там он свернул на юг. Только две уединенные хижины отделяли это место от Галлерстрит, где в старом сарае был обнаружен труп Нелли Нортон.

На углу Бастрит экипаж остановился, и человек в красной маске вышел из него вместе с миссис Дарклинг. Он отпустил возницу, взял под руку свою даму и пошел с ней по мрачному кварталу, переполненному старыми заколоченными домами.

Лона Дарклинг вся дрожала и только с большим трудом скрывала свой беспредельный страх перед спутником.

Наконец он остановился перед особенно мрачным домом и открыл дверь. Лона на минуту замедлила шаг, но потом пошла за человеком в красной маске.

Они прошли по коридору во двор, там повернули к маленькому боковому зданию. Человек в красной маске открыл дверь, и они оказались в темном помещении.

Когда он зажег свечу, Лона Дарклинг увидела маленькую, просто обставленную комнату. Дверь, через которую они сюда вошли, была обита железом. В комнате было всего одно окно. Располагалось оно высоко и на нем была решетка.

В глубине комнаты стояла кровать, а сбоку у стены — стол с единственным стулом.

— Садитесь! — сказал хозяин дома.

Вся переполненная страхом, она присела на кровать и замерла в тревожном ожидании.

Вдруг она задрожала, и невольный крик сорвался с ее уст.

Через небольшую дверцу, которая находилась в углу комнаты, раздалось глухое рычание; грубый голос выбранил какое-то животное, издавшее этот звук.

Человек в маске разразился насмешливым хохотом и одним прыжком приблизился к железной двери, которая вела во двор, рванул ее и крикнул с презрением:

— Можете войти, мистер Пинкертон. Прошу вас!

Для сыщика было полной неожиданностью и неприятным сюрпризом, что этот негодяй догадался о том, что он, прислушиваясь, стоит за дверью.

Но знаменитого Пинкертона было трудно запугать. Держа в обеих руках револьверы, он переступил порог и вошел в комнату.

Увидев его, человек в маске захлопнул железную дверь, и она защелкнулась на замок.

Он снова насмешливо расхохотался, а Лона Дарклинг издала пронзительный крик и упала без чувств.

В этот момент произошло непредвиденное. Дверца в углу распахнулась и на середину комнаты выпрыгнул огромный тигр. За ним появился крепкого телосложения негр, вооруженный саблей и револьвером; с торжествующим видом он ухмылялся сыщику прямо в лицо.

Нат Пинкертон понял всю опасность своего положения, но не потерял присутствия духа.

Он быстро подошел к стулу, стоявшему сбоку, и совершенно спокойно, как будто ничего не произошло, сел.

В руках он по-прежнему держал оба револьвера.

Человек в маске и негр громко захохотали.

— О, мистер Пинкертон, вас уже ничего не спасет! — крикнул негр. — Вы зря думаете, что мы так глупы! Мы вас уже давно заметили, еще тогда, когда вы вошли в сарай и стали осматривать тело Нелли Нортон! И я абсолютно верно все рассчитал, предположив, что вы появитесь на балу-маскараде. В вашей испанке я сразу распознал подругу Нелли Нортон! Я знал, что и вы находитесь здесь. Я уже давно искал подходящего случая отделаться от вас. Таким образом, дело в шляпе.

Пинкертон ничего не ответил… Легкая улыбка играла на его губах. Равнодушно полез он в свой карман, вынул оттуда продолговатый пакет и положил его перед собой на стол.

Потом положил револьверы и спокойно произнес:

— Меня очень радует, что я наконец могу обезвредить таких мошенников, как вы!

В ответ опять раздался насмешливый хохот, а негр воскликнул:

— Малый сошел с ума!

Сыщик хладнокровно покачал головой.

— Нет! — возразил он. — Я хочу вам сперва рассказать маленькую историю. Сегодня, еще до того, как я решил отправиться на охоту за вами, мне крупно повезло, о чем завтра будут писать все газеты. Мне удалось накрыть шайку анархистов, которая на тихой, почти безлюдной улочке занималась фабрикацией динамита и бомб! Теперь все эти господа находятся в тюрьме. Один пакетик страшного взрывчатого вещества, которое они изготовляли, я прихватил с собой. Он лежит передо мной на столе!

Нат Пинкертон быстро встал, его лицо выражало железную решимость. Правой рукой он вытащил револьвер и прицелился в пакет, а левой властно указал на дверь.

— Если вы не бросите оружие и не отойдете к стене, я выстрелю в этот пакет! После взрыва все мы будем погребены под развалинами этого дома! Я рискую своей жизнью ради того, чтобы уничтожить зверей в образе человека!

Это прозвучало так твердо, а лицо Пинкертона выражало такую непоколебимость, что человек в маске и негр невольно отступили назад. Страх взял свое, и онемев от ужаса, они уставились на пакет, лежащий на столе.

— Бросьте оружие! — повторил сыщик. — Малейшее движение — и я выстрелю в пакет!

Курок его щелкнул, и убийцы, невольно опустив оружие, отскочили к двери.

Только этого и ждал сыщик. Последовательно, один за другим, раздались два выстрела, и злоумышленники, обливаясь кровью, упали на пол. В тот же момент тигр сделал прыжок к Пинкертону, но тот не растерялся, поднял стол, у которого стоял, и швырнул его прямо в зверя.

Тигр перевернулся в воздухе, отпрянул назад и оказался рядом с негром, из груди которого лилась кровь. Запах свежей крови привел зверя в неистовое бешенство, он прыгнул на негра и впился в его грудь когтями; но в то же время он не сводил с Пинкертона своего злобного взгляда.

Тогда сыщик, сделав шаг вперед, хладнокровно выстрелил несколько раз в глаза зверя.

Дело было сделано! Тигр со страшным ревом откинулся назад и испустил дух. Не приходя больше в сознание, умер негр, а человек в маске был ранен в правую часть груди и неподвижно лежал на полу. Пинкертон снял с него маску и увидел искаженное от боли лицо. Когда человек пришел в себя, он заскрежетал от бешенства зубами, увидев, что Пинкертон стоит над ним и безмолвно смотрит на него сверху вниз. Сыщик начал спокойно говорить:

— Вот так, мистер! Этот пакет, в котором нет никаких взрывчатых веществ, а только мой вчерашний ужин, отлично сыграл свою роль!

Затем Пинкертон привел в чувство лежавшую в обмороке Лону Дарклинг и, проводив ее на улицу, посадил в экипаж и отправил домой.

Человека в маске, совершившего убийство, в ту же ночь перевезли в тюремный лазарет. Следствие по его делу вскоре закончилось.

Это был Иоганн Дерне, укротитель зверей. Он уже давно готовился к преступлению. В своем доме, где его выследил Пинкертон, он устроил для дрессированного тигра жилище с железной дверью и решетками.

На первом же маскараде его привлекли драгоценности мисс Нелли Нортон, и он решил ими завладеть. Наивная, доверчивая Нелли очень легко попалась. Так же, как это было с Лоной Дарклинг, он подмешал ей в шампанское одурманивающее средство, а потом вывел на улицу и, посадив в экипаж, привез к себе.

Дома, сняв с нее бриллианты, он задушил ее, и в ту же ночь, запихнув тело в ящик, отнес его на склад товаров на Галлерстрит. Он надеялся, что здесь ящик затеряется среди других, потом его погрузят на корабль и увезут далеко от места преступления.

Негр уже поплатился за участие в преступлении своей жизнью, а Иоганн Дерне спустя некоторое время был казнен на электрическом стуле. Мистер Нортон так был потрясен трагической смертью своей единственной дочери, что вскоре скончался. Он успел составить завещание, по которому все свое огромное состояние передал на благотворительные цели.

ПОХИТИТЕЛЬ ДЕТЕЙ

Глава 1 Горе матери

У ворот маленькой виллы, расположенной в северной части Нью-Йорка, остановился экипаж, и из него вышел высокий господин с бритым лицом. Он прошел в садик и позвонил у парадных дверей. В дверях показалась молодая заплаканная служанка и спросила посетителя, что ему нужно. Тот подал ей визитную карточку и осведомился:

– Миссис Кэрвер дома?

– Она вернулась из города около часа назад. Но я сомневаюсь, примет ли она вас. Она мне строго наказала никого не принимать. Несчастная госпожа так убита горем!..

– Передайте ей, пожалуйста, мою карточку и скажите, что я пришел по делу о пропаже маленького Перси.

– О, тогда совсем другое дело! Входите, пожалуйста! Сейчас я доложу о вас! Служанка провела посетителя в красиво обставленную приемную. Ему недолго пришлось ждать появления хозяйки. Это была тридцатилетняя женщина поразительной красоты, с толстой золотистой косой, которая, как корона, украшала ее овальное лицо с правильными чертами. Увидев посетителя, она бросилась к нему с протянутыми руками и воскликнула прерывающимся от рыданий голосом:

– Сердечно приветствую вас, мистер Пинкертон! Искренне благодарна вам, что вы пришли так скоро! Это позволяет мне надеяться, что я снова увижу и сожму в объятиях мое единственное дитя, моего дорогого Перси!

С этими словами она упала в кресло и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Пинкертон сел напротив и заговорил:

– Прошу вас, успокойтесь, миссис Кэрвер! Можете быть совершенно уверены, что ваш сын вне опасности. Не сомневаюсь, что это один из тех случаев, – а их в последнее время было немало, – когда похищенные дети возвращались к родителям в целости и сохранности. Правда, за большой выкуп…

– Ах, я готова заплатить, сколько потребуется, лишь бы мне вернули моего ребенка! О, если бы этот человек, который хочет получить от меня деньги, явился бы за ними хоть сейчас!.. Но я просто изнемогаю от мысли, что мой дорогой Перси находится в руках грубого негодяя, жестокого истязателя… Разве вы не слышали, что маленькая дочь миллионера Боуренса, которую вернули родителям за огромный выкуп, вся была покрыта шрамами и синяками? Стоит мне подумать, что мой пятилетний крошка подвергается таким же истязаниям со стороны какого-нибудь изувера, у меня кровь стынет в жилах!

– Миссис Кэрвер, ручаюсь вам, что я сделаю все возможное, чтобы вырвать из рук похитителя ваше драгоценное дитя. Но прошу вас: изложите подробно, как произошло это несчастье. Прежде чем осмотреть комнату, из которой пропал ребенок, мне хотелось бы услышать от вас все, что вам известно.

Несчастная мать вытерла слезы и ответила:

– Да, вы правы, мистер Пинкертон. Мне надо собраться с силами. Надеюсь, то немногое, что я знаю, все же окажется для вас полезным.

Она встала, предложила своему собеседнику коробку сигар и, снова усевшись, заговорила:

– Мне не придется долго рассказывать. Несчастье произошло минувшей ночью… Я до сих пор не могу без дрожи вспоминать об этом! Если бы мой муж был дома, он наверняка принял бы самые энергичные меры к розыску нашего малютки, и, быть может, злодей был бы уже найден… Но, к сожалению, муж на днях уехал в Европу. Сейчас он на пути в Берлин и даже не знает о той беде, которая случилась с нами. Если к его возвращению малютки не будет дома, я не выдержу, я умру!..

Слезы снова показались на глазах несчастной женщины, но, пересилив себя, она продолжала:

– Кроме меня, в доме находятся кухарка, старая нянька и служанка, которую вы только что видели. Позавчера вечером я сама отнесла моего мальчика в детскую, окна которой выходят в сад. В детской он всегда спал со своей нянькой. Мальчик был весел и мил, как обычно. Он прочел молитву, я поцеловала его и ушла в свою комнату… Я собиралась что-нибудь почитать, но никак не могла собраться с мыслями. Какое-то необъяснимое чувство тревоги сжимало сердце, и я даже подумала, не приключилось ли что с моим мужем в его далеком путешествии… Наконец я решила пойти спать. Было около одиннадцати часов, когда я легла в постель… Надо заметить, что моя спальня находится рядом с детской, и между этими комнатами есть дверь, которая никогда не запирается. Часа два я ворочалась в постели под наплывом мучительных тревожных дум и лишь после полуночи забылась беспокойным тяжелым сном. Но спала я недолго, не более получаса… Из детской раздался душераздирающий, нечеловеческий крик! Я вскочила с постели, но застыла в ужасе: в этом крике, как я сказала, не было ничего человеческого, это был вопль потрясающе безумного страха, – и, тем не менее, я осознала, что эти звуки издает не кто иной как нянька моего ребенка!.. Что же происходит там, в детской?! С минуту я сидела неподвижно, точно оглушенная неожиданным ударом. На лбу выступил холодный пот, всю меня трясло, и я уже не сомневалась, что в соседней комнате случилось нечто ужасное… Сделав невероятное усилие, я поднялась с кровати и бросилась к двери, ведущей в детскую. Представьте себе – дверь была заперта! Надо сказать, что ключ всегда был с моей стороны, а теперь – он был вставлен с другой стороны и был кем-то повернут!.. Я потеряла сознание и упала на пол. В таком состоянии меня и застали кухарка и горничная, которых также всполошил крик старой няньки. Они с трудом поставили меня на ноги, и мы втроем направились в коридор, чтобы оттуда проникнуть в детскую. Но и это нам не удалось: дверь оказалась закрытой на задвижку… Я впала в полное отчаяние. Я разбила окно и стала звать на помощь не своим голосом. Вскоре сбежались соседи. Пять или шесть самых смелых мужчин вбежали в наш двор и стали стучать в двери. Мы впустили их. Вся дрожа, я рассказала им, в чем дело. Тотчас они принялись взламывать детскую, и спустя некоторое время мы вошли в комнату моего милого мальчика… Я первая ворвалась туда, окинула взглядом обстановку и снова упала без чувств… Одно из двух окон, ведущих в сад, было открыто, и около него на полу лежала нянька в глубоком обмороке. Моего мальчика на постельке не было: его похитили! Вместе с ним исчезли его голубой костюмчик, чулочки и башмачки… Меня отнесли в постель. Соседи, не теряя времени, тщательно обыскали сад и близлежащие пустыри, но безрезультатно. Немедленно сообщили в полицию, и наутро ко мне явился инспектор Мак-Коннел. Он старался меня успокоить, рассказывал про другие подобные случаи похищения детей и уверял, что с моим мальчиком ничего плохого не случится. Похитители, дескать, добивались только одного – крупного выкупа… Я охотно верю, но сердце мне подсказывает, что моему бедному Перси суждено перенести страшные мучения!

Нат Пинкертон встал и спросил:

– Не знаете ли вы, – провел ли Мак-Коннел подробное расследование и к каким выводам он пришел?

– В том-то и дело, что никаких следов он не нашел. Сегодня, например, он был в больнице, где лежит несчастная нянька, но от нее невозможно добиться ни одного путного слова…

– Ну а в бреду она ничего не говорит о событиях той страшной ночи?

– Она только все время вспоминает про какое-то животное с огромными вращающимися глазами и мохнатой мордой… Но это все, что можно разобрать в ее бессвязной речи.

Говоря это, миссис Кэрвер провела Пинкертона по лестнице, устланной ковром, и они вошли в детскую – светлую, с большим вкусом обставленную комнату.

Глава 2 В детской

Вся мебель в комнате была белого цвета. Пинкертон окинул ее взглядом и быстро подошел к одному из окон. Раскрыв его, он перегнулся через подоконник и заглянул вниз. Затем перешел к другому окну и проделал то же самое.

– Ведь именно это окно было открыто, не так ли? И когда вы вошли в комнату, именно около него лежала нянька в бессознательном состоянии? Миссис Кэрвер взглянула на него с удивлением:

– Откуда вы это знаете?

– Очень просто. Со стороны заднего фасада находится крытая терраса, колонны которой покрыты вьющимися растениями. Как раз против окна – крайняя колонна, по которой преступнику было бы удобнее всего взобраться сюда. А так как на оконной раме я не нахожу царапин или других следов взлома, то и прихожу к выводу, что это окно было открыто…

– Совершенно верно! В теплые ночи нянька всегда открывала окно в сад.

Между тем Пинкертон занялся подробнейшим осмотром комнаты. Шаг за шагом обследовал он пол, затем подошел к кровати мальчика и, наконец, стал рассматривать кровать няньки.

Взглянув на хозяйку дома, он заметил, что она побледнела от наплыва тяжелых воспоминаний, и на глазах у нее показались слезы. Пинкертон попросил, чтобы она не изнуряла себя излишне и сошла вниз.

– Здесь я управляюсь сам. Все, что мне нужно было узнать от вас, я уже узнал.

Убитая горем женщина последовала его совету и удалилась. Но, придя в свою комнату, она бросилась на кровать и залилась слезами.

Сыщик быстро закончил осмотр детской. Пометив кое-что в своей записной книжке, он спустился на крышу веранды через то самое окно, через которое преступник проник в комнату. Лежа на крыше, он с величайшим вниманием обследовал решетку, увитую зеленью. Его наблюдательный взгляд быстро отыскал то место, где злодей спустился на землю, и по этому следу он скользнул в сад.

На земле у самых перил веранды он обнаружил несколько следов и принялся рассматривать их в лупу. В одной из выемок он увидел блестящую точку. Раскопав вокруг землю, он извлек оттуда карманный нож с темной деревянной рукояткой. Лезвие его было острое и истонченное: ножом часто пользовались и оттачивали. Теперь же он глубоко сидел в земле. Извлекши его оттуда, Пинкертон пробормотал:

– Настоящий кинжал… Парень, вероятно, не остановился бы перед убийством, если бы кто-нибудь стал ему поперек дороги…

Окончив свои розыски, он тем же путем вернулся в комнату.

– Вам всегда везет! – сказал, входя и здороваясь, инспектор Мак-Коннел. – Что интересного вы узнали?

– Я узнал, что человек, который проник сюда, был высокого роста и плохо одет. На нем были довольно грубые сапоги и серо-синие брюки. Проникнув в детскую, он запер обе двери – одну на задвижку, другую на ключ, причем ключ этот он предварительно вытащил с противоположной стороны. Затем он бросился к ребенку, заткнул ему рот тряпкой и сунул в принесенный с собой мешок. Он надел звериную маску, отчего нянька, проснувшись, и закричала так дико. Разбойник поспешил вылезти в окно, таща свою драгоценную ношу. Нянька кинулась было за ним, но тут же лишилась чувств и свалилась на пол у окна.

– Но как же вы узнали, что этот человек был плохо одет, и у него был мешок? – удивленно спросил Мак-Коннел.

– О, это нетрудно было узнать, обследовав тот путь, которым проник преступник. На прутьях решетки веранды я нашел несколько волокон грубого сукна – несомненно, от его одежды. А что касается мешка, то следы от него ясно видны на земле. Видимо, преступник, прежде чем спрыгнуть, сбросил мешок, от которого осталась довольно глубокая вмятина в рыхлой земле. Спускаясь, злодей потерял свой нож, который глубоко вонзился в почву. Вероятно, он пытался его отыскать, но когда раздались отчаянные вопли миссис Кэрвер, он, разумеется, предпочел поскорее исчезнуть.

– Вы думаете, мистер Пинкертон, что преступник действительно из простолюдинов, или он только так переоделся, чтобы сбить с толку преследователей?

– Нет, этот человек был из низших слоев. Иначе бы он не жевал такой отвратительный табак наихудшего сорта.

– Он жевал табак? – спросил Мак-Коннел.

– Не сомневаюсь. Взгляните, даже здесь, в комнате, остались следы плевков субъекта, жующего табак. Раз уж он и тут не мог удержаться, чтобы не сплюнуть, значит это – ярый любитель дешевой «жвачки».

– Как жаль, что вы раньше не занялись этим похитителем детей, – заметил Мак-Коннел. – Ведь это уже далеко не первый случай.

– Да, меня не было в Нью-Йорке: меня отвлекло одно важное дело в Колорадо… Кстати, будьте любезны, сообщите мне, что вам известно о предшествовавших случаях похищения детей. Их похищали только у состоятельных родителей?

– Исключительно! И, как правило, спустя несколько дней, в дом безутешных родителей являлись девочка или мальчик с письмом, где назначался размер выкупа. Если родители выплачивали указанную в письме сумму, то через несколько часов, а иногда на другой день, похищенный ребенок возвращался к родителям. Но в каком виде?! Избитый, весь в царапинах и кровоподтеках от ударов плетью и палкой!

– Неужели ни разу не удалось задержать этих малолетних посыльных? – спросил Пинкертон.

– Только дважды, но толку от этого не было никакого. От этих до предела развращенных детей нельзя было вырвать ни единого слова признания…

– Какова же их судьба?

– Одну девочку мы отпустили на свободу. Конечно, несколько полицейских агентов неотступно следовали за ней. Сначала девочка с беспечным видом шла по улицам, глазея на витрины магазинов и останавливаясь на углах. Но вдруг, очутившись на оживленном перекрестке, она рванулась и побежала так быстро, что агенты потеряли ее из виду. Другой посыльный – мальчик – помещен был нами в исправительный дом, но на третий день он оттуда сбежал.

– Думаете, и сюда пришлют какого-нибудь ребенка с письмом?

– Безусловно! И это произойдет сегодня, в крайнем случае, – завтра.

– Ну, тогда я сам последую за ним, – сказал Пинкертон. И, поблагодарив Мак-Коннела за информацию, сыщик вызвал по телефону Боба.

Глава 3 Девочка с письмом

Через полчаса Боб был на месте.

Вечерело.

Мак-Коннел распрощался и ушел в свою контору. Пинкертон с помощником остались ждать появления посыльного с письмом.

Когда уже совсем стемнело, у парадных дверей виллы раздался звонок. Служанка отворила и увидела худенькую грязную девчонку лет десяти. Она держала руки под рваным передником.

– Дома ли миссис Кэрвер?

– Что тебе от нее нужно? – спросила служанка.

– Мне нужно ее видеть, чтобы передать письмо и получить ответ.

– Ну входи!

Девчонка прошла в приемную, куда немедленно вышла миссис Кэрвер, бледная и дрожащая от волнения.

– Что тебе? – чуть слышно спросила она.

Девчонка вынула из-под передника мятое письмо и подала его несчастной женщине, которая еле держалась на ногах.

– Мне нужен ответ! – дерзко заявила девчонка.

Миссис Кэрвер вскрыла конверт и стала читать письмо, написанное безграмотно и коряво:

«Ваш сын Перси в моей власти! Вы сможете получить его обратно только в том случае, если выполните все мои условия. Тогда с ним не случится ничего плохого, и вы снова увидите его через несколько дней. Если вы этого хотите, то немедленно вручите девочке, доставившей вам письмо, пять тысяч долларов. Если же вы будете колебаться, то вашему мальчику придется плохо. За каждый доллар, который мне придется слишком долго ждать, ваш сын получит по удару. Я буду его бить и мучить, пока вы не согласитесь на мои требования. В конце концов, он будет ослеплен и продан нищим».

Прочитав страшное письмо, миссис Кэрвер необычайным усилием взяла себя в руки и глухо сказала:

– Подожди минуту. Сейчас я дам тебе ответ…

Тяжелой походкой вышла она в соседнюю комнату, где ее ждали Пинкертон и Боб. Они вместе поднялись наверх, так как Пинкертон опасался, чтобы девчонка их не подслушала.

– Каков мерзавец! – сказал сыщик. – Ну погоди, я до тебя доберусь! Не успокоюсь, пока ты мне не попадешься! – И добавил, обращаясь к Бобу: – Выйди на улицу и дождись девчонку. Будем следить каждый по отдельности и, разумеется, подавать друг другу условные знаки…

– Мистер Пинкертон! – воскликнула мать. – Я уплачу требуемую сумму! Иначе они ослепят мое дитя… Но у меня нет столько наличными. Придется пойти в банк…

– Умоляю вас, миссис Кэрвер, не преувеличивайте! Эти негодяи и не подумают причинить вашему ребенку тех страданий, о которых пишут в письме: ведь они рассчитывают получить выкуп! Прошу вас: успокойтесь и следуйте моим советам. Сколько у вас при себе денег?

– Полторы тысячи долларов, – прошептала она.

– Так пошлите эту сумму и напишите, что больше у вас пока денег нет, а остальное вы готовы заплатить завтра, когда откроется банк.

Миссис Кэрвер сделала в точности так, как посоветовал сыщик. Написав ответную записку, вложив в конверт деньги, она спустилась в приемную.

Маленькая замарашка сидела на стуле и настороженно озиралась. Увидев в руках хозяйки письмо, она обрадовалась и заулыбалась.

– Отнеси это письмо тому, кто тебя послал, – сказала миссис Кэрвер.

Девчонка проворно схватила письмо и, не говоря ни слова, пустилась бежать. Парадная дверь с шумом захлопнулась за ней.

Глава 4 Преследование

Через несколько мгновений показался на улице и Пинкертон. Девчонка была уже в конце квартала, и по противоположной стороне за ней неотступно следовал Боб.

Слежка была нелегкой: девчонка бежала изо всех сил и постоянно оглядывалась. Эта охота продолжалась от 143-й улицы через мост, а далее к лабиринту переулков, находящихся к югу от Джефферсон-парк. Следя за девчонкой, Боб все время был впереди и лишь изредка оборачивался, чтобы взглянуть на своего шефа. И вот, в один из таких моментов оказалось, что она бесследно исчезла…

– Черт возьми! – воскликнул Боб. – Она как сквозь землю провалилась!

Пинкертон осмотрелся и спокойно сказал:

– Я полагаю, что она спряталась в одном из ближайших домов. По-видимому, она живет далеко отсюда, но, заметив преследование, умышленно завела тебя в эти места, чтобы сбить с толку… Я стану здесь, в воротах, а ты подыщи подальше какой-нибудь укромный уголок, откуда можно незаметно наблюдать за всей улицей…

Оба сыщика свернули за угол, укрылись за выступом стены и сразу переменили свою внешность. Они обменялись своими пальто, Боб надел фальшивую бороду и заломил котелок. Минуту спустя он снова показался на улице, волоча ноги, засунув руки в карманы и насвистывая разухабистую песенку.

Пройдя несколько шагов, он вошел в ворота, откуда был виден перекресток, и стал наблюдать. То же сделал и Пинкертон, только на расстоянии шагов ста.

Более часа Боб безрезультатно наблюдал за улицей. Но вот, при ярком свете уличных фонарей он заметил, как из подворотни дома напротив показалась девчонка. Она несколько раз оглянулась, а потом пошла в прежнем направлении.

Не теряя времени. Боб последовал за ней. По пути он бросал кусочки мела и давил их ногой, чтобы Пинкертон знал, куда они идут, оставаясь незамеченным.

Так они шли целый час, пока не пришли в один из самых бедных кварталов Нью-Йорка, который пользовался дурной славой как притон воров и мошенников. Здесь девчонка свернула в улицу, где были, в основном, товарные склады. Лишь изредка попадались жилые дома весьма неприветливого вида.

У одного проходного двора девчонка вдруг остановилась и стала внимательно озираться. Боб еле успел укрыться за выступом какого-то мрачного амбара. Когда девчонка вошла под ворота, он поспешил туда же и увидел длинный узкий двор, окруженный грязными низкими строениями. Посреди стоял одноэтажный дом. Три окна были освещены и открыты. Из них густыми клубами валил пар: в доме явно была прачечная. В ее-то дверях и скрылась девчонка.

Боб притаился у открытых окон. До него донесся резкий неприятный окрик:

– Где ты столько шлялась?! Пойди вот к отцу, – он тебе всыплет как следует!

– Мамочка, за мной следили! Я еле смылась от двух шпионов!

– А деньги принесла?

– Вот, мне дали письмо.

Раздался довольный возглас, затем шорох вскрываемого конверта и ругательство:

– Вот черти! Здесь только полторы тысячи! Отнеси-ка письмо отцу. Проклятый щенок получит сегодня свою порцию розог!

Боб тигром рванулся с места и через мгновение уже стоял на пороге комнаты, полной пара и запаха мыла.

– Стоять! – закричал он. – Малейшее движение – уложу на месте! Вы арестованы!

Глава 5 Боб в колодце

Боб окинул взором комнату. Это было большое помещение, почти сплошь уставленное лоханками с водой и мокрым бельем. В глубине под несколькими котлами ярко горело пламя.

Женщина, голос которой так резко и грубо звучал, стояла у лоханки. Это было безобразно толстое существо с огромным отвислым животом.

При виде Боба она сперва застыла от неожиданности и ужаса, но тут же пришла в себя и с яростью ударила стоявшую рядом девочку кулаком в лицо так сильно, что та залилась кровью.

– Дрянь! Мерзавка! – визжала она. – Это ты привела за собой шпионов!

Боб взвел курок револьвера.

– Не смейте бить ребенка, а то моя пуля прошьет вас насквозь! – пригрозил он взбешенной прачке, подходя к ней с парой стальных наручников в левой руке.

– Протяните руки! – крикнул он.

Лицо мегеры потемнело от гнева, но под угрозой револьвера она не посмела противиться. Она протянула руки, раздался щелчок – и она оказалась в кандалах.

– Вот так! – сказал Боб. – А теперь проводите-ка меня живо к вашему очаровательному супругу и отцу! Где он?

– Там! – прачка показала в угол, где виднелась низкая дверь.

– Марш вперед! – скомандовал молодой сыщик. – И если кто попробует сбежать, тому я без разговоров всажу пулю в голову!

Девочка прошла вперед и открыла двери. Прачка последовала за ней. Боб шел сзади, готовый к тому, что эта дверь ведет в какую-нибудь темную галерею.

Прачка с девчонкой вошли внутрь. Боб двигался за ними по пятам. Он собрался было уже переступить порог и достать свой фонарь, как вдруг почувствовал, что при очередном шаге его нога, не найдя опоры, повисла в пустоте…

Он рванулся вперед, но поздно: он летел куда-то вниз. Пролетев метров пять, Боб ударился о каменный пол. Оглушенный падением, он лежал неподвижно, а сверху доносились торжествующие крики и грубая брань.

Затем ненадолго воцарилась тишина. Боб пришел в себя, вытащил электрический фонарь и при его свете увидел, что находится на дне круглого колодца. Стены были гладко оштукатурены, и всякая попытка выбраться оттуда казалась безнадежной.

На всякий случай Боб взял в руки револьвер. Он решил стрелять, если вверху покажется голова преступника. Четверть часа спустя над отверстием действительно показалось багрово-сизое лицо толстой прачки. Прогремел выстрел, и прачка с криком отскочила. Но сейчас же раздался грубый смех, и мужской голос произнес злорадно:

– Ага, наш шпион изволит кидаться горохом! Что ж, мы отобьем у него эту охоту. Интересно будет посмотреть на него, когда мы обварим его кипятком, словно рака!

Боб содрогнулся: адский план преступников был вполне ясен, и теперь он ждал неминуемой гибели. Но уже через минуту он придумал способ защититься. Он быстро прикрылся свалившейся на него лоханкой и тесно вжался в нее. Это его и спасло. Сверху снова донесся смех и торжествующий голос, а затем хлынула струя кипятку. Ударившись о дно лоханки, вода стекла на дно колодца, а оттуда – через решетку – в водосточную трубу.

Боб ничуть не пострадал, но решил обмануть разбойника, который задумал сварить его живьем. Он испустил душераздирающий вопль. А когда сверху раздались револьверные выстрелы, также не причинившие ему вреда. Боб вскрикнул и сразу замолк, точно пораженный насмерть.

– Готов! – раздалось наверху. – Сегодня же вытащим его благородные останки и подвергнем достойному погребению. Собаке – собачья смерть!

Когда преступники, уверенные, что Боб мертв, удалились, он совершенно успокоился. Он знал, что Пинкертон идет по его следам и скоро выручит из беды, в которую он так неожиданно попал.

Глава 6 Нат Пинкертон открывает потайной ход

Между тем Нат Пинкертон и не подозревал о драме, случившейся с Бобом. Он еще не знал, что Боб снова пустился вдогонку за девочкой, и его местонахождение не было ему известно. Пройдя по улице и ничего не обнаружив. Пинкертон подал условный сигнал свистком. Ответа не было. Тогда Пинкертон стал разыскивать меловые отметины. Он нашел их очень скоро и тут же двинулся по пути, пройденном Бобом. Так он дошел до самой прачечной.

Когда он входил во двор, то заметил, что в прачечной погасли огни. Пинкертон спрятался за пустыми ящиками, стоявшими во дворе. И вовремя: в тот же момент в дверях прачечной показались силуэты толстой женщины и девочки, которую Пинкертон сразу узнал, несмотря на темноту. Они направились в сторону здания, выходившего фасадом на улицу. Пинкертон осторожно пошел за ними.

Он расслышал, как они обе остановились на втором этаже, затем скрипнула и хлопнула дверь. Пинкертон, как кошка, прокрался наверх и очутился в узком коридоре, куда выходило три двери. За одной из них были слышны голоса, и Пинкертон остановился около нее. Он ясно различил детский голос, но слов не мог разобрать. Затем голоса враз стихли, послышался странный скрип, и наступила тишина.

Пинкертон вынул свои отмычки и собрался открыть дверь, как вдруг снизу раздался скрип ступеней, шаги и еле слышный плач младенца.

При слабом свете лампочки Пинкертон увидел длинноволосого, грязного и оборванного парня. В руках у него был небольшой продолговатый сверток, замотанный в толстый платок. Из свертка доносился приглушенный детский плач.

Парень остановился на втором этаже и отпер ключом ту дверь, куда вошли прачка с девчонкой. Затем шаги его затихли, послышался резкий скрип, и все смолкло.

Пинкертон быстро спустился и стал открывать дверь отмычками. Это ему удалось легко. Он вошел в квартиру и остановился, чтобы не привлекать внимания жильцов. Но в квартире было совершенно тихо. Пинкертон достал электрический фонарь и посветил. Еще одна дверь вела в соседнюю комнату, где тоже царила полная тишина.

Пинкертон поискал хода в следующую комнату, но, к своему изумлению увидел, что дальше дверей не было. Он обследовал стены, простучал их, но безрезультатно.

Тогда Пинкертон обратил внимание на простой деревянный шкаф, стоявший у капитальной стены. Это был очень большой и прочный платяной шкаф из толстых досок, и его задняя часть была вделана в стену. Пинкертон открыл его отмычкой и увидел, что в нем на подвижных вешалках развешана одежда, напоминавшая, скорее, кучу лохмотьев. Когда Пинкертон попытался повернуть одну из вешалок, половинки задней стенки шкафа бесшумно сдвинулись в стороны и раскрылись. Пинкертон очутился в нише, пробитой в толстой стене. Перед ним была деревянная задняя стенка другого шкафа.

Пинкертон нашел два гвоздя, с помощью которых он раздвинул стенку и проник в платяной шкаф, но уже совсем другого рода. Этот шкаф был прекрасно сработан из хорошего дерева, в нем висели дорогие платья из шелка и бархата, с кружевами.

Сыщик пробрался к лицевой дверце шкафа и пригнулся к замочной скважине, через которую проникал свет.

Глава 7 Гнездо мошенников

Глазам его представилась богато, но безвкусно обставленная комната. Перед зеркалом стояла толстая прачка и примеряла шелковое платье. На ее пальцах красовались бриллиантовые перстни, на голове – пышный парик. Грязный же рабочий капот валялся на полу. Рядом с ней стоял долговязый парень, который тоже переодевался. Лохмотья он сбросил и теперь надевал франтовской костюм.

Охорашиваясь перед зеркалом, толстая прачка говорила:

– Питер, ты делаешь большие успехи, и отец, наверное, тебя похвалит. Но ты уверен, что этот грудной щенок – сын миллиардера Силвермана?

– Не сомневайся! – хвастливо сказал долговязый. – Я уже давно за ним охочусь, и несколько раз он от меня ускользал. Но сегодня мне повезло. Я спокойненько подошел к няньке на улице, ошарашил ее сзади по голове, схватил ребенка, завернул в платок и бросился бежать.

– Ты достойный сын своих родителей, – довольно сказала толстая мегера. – За этого щенка мы оторвем крупную сумму!.. А нам, Питер, пришлось иметь дело со шпиком!

– Где? – испуганно вскрикнул Питер. – Здесь?

– Нет, в прачечной. Но теперь уж бедняга сварен живьем в кипятке, как рак.

И тетка злобно расхохоталась. Пинкертон, стоявший в шкафу, почувствовал, как у него по коже пробежал мороз. Неужели его верный Боб стал жертвой этих негодяев!.. Горе и гнев охватили Пинкертона. Он вынул было уже свой револьвер, но остановился в надежде услышать что-нибудь еще.

– Мэри была так неосторожна, что привела за собой шпика.

– Нет, я была осторожна! – крикнула со слезами девочка.

– Я пошел вниз. Расскажу отцу, что я принес ребенка миллиардера Силвермана, и что нас ждет хорошая пожива.

Пинкертон вышел из шкафа, держа в обеих руках по револьверу, и загремел:

– Каторга вас ждет, а не пожива! Сдавайтесь – вы арестованы!

Побледнев, как смерть, прачка молча смотрела на неожиданно возникшего перед ней человека.

– Протяните руки! – крикнул он. – Сначала…

Он не докончил: мальчишка с диким криком вцепился в его руку, державшую револьвер, и повис на ней всем телом.

– Мать, скорее стреляй! – прохрипел он.

Старуха рванулась, но в следующее мгновение Пинкертон нанес ей сильнейший удар в лоб свободной рукой, вооруженной стальным кастетом. Она тяжело рухнула на пол, не проронив ни звука.

Одновременно Пинкертон отшвырнул мальчишку так, что тот ударился головой в зеркало, которое рассыпалось вдребезги.

– Ну, вперед, – приказал Пинкертон дрожавшей девчонке. – Поведешь меня к Путнею и горе тебе, если вздумаешь сбить меня со следа! Моя пуля тебя найдет!

Глава 8 Спасение Боба и похищенных детей

Когда Нат Пинкертон вошел с девчонкой в прачечную, он внимательно осмотрелся, быстро сообразил, как поступили с Бобом и тихо, но твердо спросил девчонку:

– Где колодец?

Она указала на дверь:

– За этой дверью.

– Где хозяин Путней?

– Из подвала идет лестница в подземелье. Там и находится Путней с детьми, – отвечала девчонка, не осмеливаясь лгать Пинкертону.

– Иди вперед! – приказал тот. – И если ты издашь хоть один звук, – уложу на месте!

Она толкнула дверь и вошла в подвал. Когда она прошла по дощатому настилу, Пинкертон велел остановиться и растащить доски в стороны. Открылось круглое отверстие колодца. С бьющимся сердцем Пинкертон наклонился над отверстием и крикнул:

– Боб, ты здесь?

– Слава Богу, учитель, это вы! В этой дыре страшно неуютно!

– Я уж думал, что ты сварен, как рак, и продырявлен, как решето!

– Вовсе нет: меня защитила деревянная лохань, которая упала вместе со мной. Я держал ее над головой, когда эти любезные господа посылали мне сверху свои подарки.

Пинкертон хотел продолжать путь, но вдруг на дворе раздались быстрые шаги. В прачечную вошел полисмен и с удивлением уставился на обоих сыщиков, направивших на него револьверы.

Пинкертон рассмеялся и дал полисмену необходимые разъяснения.

– Вы можете сейчас же пойти со мной в подземелье, где я хочу арестовать Путнея. Таким образом, я буду избавлен от необходимости вести его в тюрьму.

Оставив Боба с девчонкой в прачечной, Пинкертон с полисменом пошли по галерее до каменной лестницы и бесшумно спустились вниз.

Роберт Путней стоял перед детьми, сидевшими за столом, и злобно кричал:

– Я вас выучу, проклятое отродье, быть настоящими карманными ворами! Даже если для этого мне придется забить вас насмерть!

Бедные дети переглядывались друг с другом и испуганно смотрели на своего мучителя. Тот обратился к хорошенькому белокурому мальчику лет пяти, стоявшему в углу. На ребенке был темно-синий бархатный костюм с белым кружевным воротником.

– Ну, теперь твой черед! – заревел негодяй, схватил палку и замахнулся на малютку.

– Берегись, Роберт Путней! За каждый удар ты получишь вдвойне, презренный похититель детей!

Дикий рев раздался в ответ. Путней схватился за карман, но Пинкертон с полисменом в ту же секунду набросились на мошенника и связали его. Связанный, он все еще сопротивлялся, и его с трудом втащили наверх, в прачечную, где он, к величайшей своей злобе увидел Боба, целого и невредимого, вместо того, чтобы быть заживо сваренным.

Пинкертон лично отвез к миссис Кэрвер пятилетнего Перси. Вернуть ребенка в объятия безутешной матери было для него лучшей наградой.

В доме миллиардера Силвермана горе тоже сменилось бурной радостью, когда полиция вернула родителям живого и здорового ребенка.

ПИНКЕРТОН В ГРОБУ

Глава 1 Трагическая кончина

Аристократические круги Нью-Йорка были потрясены неожиданной смертью молодой красавицы — жены известного миллионера лорда Артура Кусвея. Четыре месяца назад состоялся этот брак, который заставил о себе говорить всю Америку и высшие круги Англии. Брак этот был неравным во всех отношениях.

Лорд Кусвей был старик семидесяти пяти лет, а его жене Кэтти было только двадцать пять лет! Лорд принадлежал к одной из старейших английских фамилий, а Кэтти была артисткой в бродячей труппе. Лорд был обладателем огромного состояния, тогда как имущество Кэтти заключалось в ломбардных квитанциях на заложенные вещи.

Понятно поэтому, что запоздалое увлечение лорда Кусвея послужило темой для всевозможных сплетен и пересудов. Светские кумушки не находили достаточно сильных выражений для осуждения «мальчишеского» поступка лорда и обливали помоями его молодую жену.

И вот свет еще не успел примириться с этим браком, как молодая леди Кусвей заболела тифозной горячкой и в одну неделю умерла.

Смерть ее как громом поразила престарелого лорда. Во все время болезни он не отходил от ее постели и проводил без сна целые ночи. Когда она умерла, он продолжал безотлучно находиться подле ее тела.

В огромной зале великолепного дворца лорда Кусвея устроена была роща из пальмовых деревьев, и в тени этих пальм покоилось тело безвременно умершей красавицы, положенное в роскошный гроб из черногодерева с дорогими серебряными украшениями. Стены зала были украшены гирляндами из незабудок, любимых цветов покойной. Сотни свечей распространяли мягкий свет в пространстве, затемненном широколистыми пальмами.

Тело Кэтти было набальзамировано, и она лежала в гробу как живая. Только лицо ее было бледным, и опущенные веки отливали свинцовым светом. Ее роскошные волосы в виде золотой короны украшали ее красивый невысокий лоб, а сквозь полуоткрытые губы видны были ослепительно белые зубы.

Но что более всего бросалось в глаза — это обилие громадных бриллиантов, изумрудов, жемчугов и рубинов, покрывавших грудь, шею и руки усопшей. Чудесное бриллиантовое колье переливалось всеми цветами радуги, а в волосах искрилась диадема, в центре которой ослепительно сверкал редкий голубой бриллиант. Десятки браслетов и колец привлекали взоры красотой своих форм и подбором редких цветных камней.

Лорд Кусвей стоял у гроба и задумчиво любовался застывшими чертами дорогого ему лица.

Очнувшись от своего оцепенения, он обернулся к молчаливо стоявшему возле него человеку. Это был его нотариус.

— Мистер Брюс. — проговорил старик, — я пригласил вас для того, чтобы переделать мое завещание. Моя Кэтти, солнышко моей заходящей жизни, умерла!.. Я пережил ее…

Старый лорд запнулся. В глазах его были слезы.

— Да, мистер Брюс, — продолжал он, — теперь я лишился всего на свете… Нет, я не питал себя ложной надеждой, я не мог предложить ей любви, я слишком стар. Но я хотел украсить остаток своих дней ее присутствием, а ее осчастливить своим именем и богатством. Я хотел оставить ее знатной вдовой, обладательницей десятков миллионов. Но судьба решила иначе… Взгляните, мистер Брюс, как она красива даже в гробу… как идут к ней эти бриллианты, которые она так любила при жизни и которые теперь унесет с собой в могилу! Я так решил. Но приступим же к делу. Медлить мне нельзя: я знаю что мне осталось жить недолго. Пойдемте!

Они прошли через ряд комнат в кабинет старого лорда и там занялись составлением нового завещания. Лорд Кусвей завещал половину своего состояния и имущества на благотворительные дела, другую распределил между своими жившими в Англии родственниками.

Наибольшую долю получал брат лорда Артура лорд Горас. Остальное завещалось племяннику миллионера, сыну его старшей сестры, лорду Стаунтону.

Кроме них у лорда Артура были еще два племянника от молодой сестры, вышедшей замуж за француза, маркиза Артэ. Но этих родственников он не хотел признавать: сестра вышла замуж против желания своей семьи, и муж ее пользовался дурной репутацией. Эта дурная репутация по наследству перешла и к племянникам лорда Артура. Они жили в Париже, жили не по средствам широко, славились как кутилы и игроки… Всегда они были неразлучны и носили в веселом мире клички Билл и Вилл. Их лорд Артур даже не упомянул в своем завещании. Зато он не забыл обоих своих слуг и обеспечил их на всю жизнь.

Нотариус дал завещателю подписать завещание и приложил к нему печать.

— Ну, теперь я могу спокойно умереть, — сказал лорд и вернулся к гробу своей жены.

Его предчувствие оправдалось. Когда носильщики заколачивали крышку гроба лорд Кусвей закачался и упал без сознания. Прибывшие врачи безнадежно развели руками. К вечеру не стало и старого лорда. Он не смог перенести разлуки с женой.

Глава 2 Наследники

Несколько дней кряду Нью-Йоркские газеты описывали подробности этой трогательной драмы, рассказывали о пышных похоронах, о драгоценностях, которь унесла с собою в гроб покойная красавица, о роскошном склепе, в который положены оба тела супругов.

Нотариус Брюс известил наследников покойного лорда о его последней воле. Лорд Стаунтон приехал через две недели, лорд Горас Кусвей прибыл в Нью-Йорк неделей позже.

Лорд Горас был ненамного моложе своего брата, но это был очень красивый старик с гордой осанкой. У него было выразительное и вместе сдержанное лицо, тонкие губы были всегда сжаты, обличая непреклонность воли.

Лорд Стаунтон был видный мужчина лет сорока. Он уединенно жил в своем имении, доставшемся ему от родителей, и занимался хозяйством. Соседям он не нравился за необщительность, а слугам за скупость.

Прибыв в Нью-Йорк, он поселился в скромном отеле и, в ожидании приезда дяди как бы вознаграждая себя за скромное деревенское житье, целыми днями осматривал город, вечерами посещал театры и возвращался в отель поздно. Однако он не забыл и о долге перед умершим родственником и в сопровождении Иосифа Keрринга, старого слуги покойного лорда, отправился на кладбище. Он возложил венки на могилы своих родственников и долго любовался живописной красотой склепа сооруженного из мрамора и украшенного при входе фигурами плачущих aнгелов. Эти изваяния, работы одного из величайших французских скульпторов, даже флегматичном лице лорда Стаунтона вызвали выражение восторга.

Лорд Горас Кусвей остановился в доме своего покойного брата. Там на другой день нотариус зачитал ему и лорду Стаунтону завещание покойного. Лорд Стаун не особенно старался скрыть свое разочарование, когда узнал, что большая часть имущества завещана лордом Артуром на благотворительные цели, а ему достанется лишь десятая часть этих богатств.

Нотариус дочитал завещание до конца и сильно задумался.

— Милорды, — обратился он к наследникам, — я должен сообщить вам неприятную вещь. Лорд Артур Кусвей завещал своему дворецкому Керрингу за преданную службу два больших бриллиантовых перстня, которые он носил на руке. В суматохе, царившей во время похорон лорда Кусвея, я забыл распорядиться о снятии с его пальцев этих перстней. Об этом пункте завещания знал только я один и потому и извиняюсь за допущенный мною промах. Я хотел бы знать, что следует нам предпринять в этом случае.

Лорд Горас задумался.

— Это крупный промах, и вряд ли его можно исправить, — заметил он. — Теперь всё зависит от одного дворецкого. Упросите его, чтобы он не настаивал на выполнении этогo пункта и заплатите ему за убытки.

Нотариус скорбно наклонил голову и позвонил. В комнату вошел старый Иосиф.

Брюс изложил ему суть дела.

— Перстни эти, — сказал он, — оценивались покойным в пять тысяч долларов. Я предлагаю вам получить эту сумму денег и не настаивать на точном выполнении завещания, в противном случае нам придется нарушить последний покой вашего хозяина и вскрыть его гроб.

— Я этого не допущу, — сказал лорд Кусвей.

— И я тоже, — подтвердил лорд Стаунтон.

Лицо дворецкого выразило смущение.

— Милорды, — проговорил он затем, — покойный хозяин мой оставил мне денег достаточно, чтобы я мог безбедно провести остаток своих дней. И если бы он хотел оставить мне еще пять тысяч, то так и написано было бы в завещании. Он завещал мнe два кольца, которыми очень дорожил, которые всю жизнь не снимал со своей руки. Милорды, такой знак его внимания я ценю очень дорого. Эти перстни я никому не уступлю, ни за какие деньги. Конечно, я понимаю, что тяжело вам согласиться то, чтобы вскрыть гроб, но… я всю жизнь беспрекословно исполнял все приказы покойного, и я не могу нарушить его последней воли. Я желаю получить заветные мне кольца.

Лорд Кусвей слушал, кусая губы.

— Иосиф, вы требуете невозможного, — сказал лорд Стаунтон. — Поймите, это гнусно! Вы требуете, чтобы мы осквернили дорогую нам могилу! Мы такой подлости не допустим!

— Я дам вам семь тысяч долларов! — воскликнул нотариус. — Пожалейте хоть меня. Вы же знаете, что я был другом вашего покойного хозяина.

Но Иосиф оставался непреклонным.

Лорд Стаунтон снова начал браниться, нотариус уговаривать дворецкого, лорд Кусвей покачал головой и сказал:

— Раз закон на его стороне, и если его решение неизменно, мы должны подчиниться. Мы отправимся в склеп, вскроем гроб, снимем с пальцев покойного перстни и будем просить прощения у души его за наше вторжение в его последнее пристанище…

Глава 3 Драгоценности пропали

Нотариус пригласил двух полицейских инспекторов, захватил двух рабочих с инструментами, и через час на кладбище к склепу супругов Кусвей подошло восемь человек. Иосиф открыл тяжелую бронзовую дверь склепа, и они вошли внутрь его. рабочие осторожно вскрыли гроб, и присутствующим открылось спокойное строгое лицо лорда Кусвея. Разложение не коснулось его набальзамированного тела, и казалось, что он умер совсем недавно.

Нотариус взял его левую руку, и все увидели, что на ней не было колец…

Присутствующие остолбенели.

— Как это могло произойти?! — вскричал лорд Горас. — Может быть, брат снял их перед смертью, и они где-то в доме? И мы напрасно потревожили его прах?!

— Нет, милорды, — решительно заявил старый дворецкий. — Я отлично помню, что перстни были на руке покойного. Я сам убирал его тело, и я нарочно положил левую руку над правой, чтобы перстни были видны…

Нотариус, растерянно озиравшийся вокруг себя, потер себе лоб и заметил:

— Да, и я припоминаю, что перстни не были сняты. Но мы можем проверь был ли здесь вор или нет. В гробу лорда Артура находилось драгоценностей только на пять тысяч долларов, а в гробу его супруги на миллион! Я предлагаю для проверки вскрыть гроб леди Кусвей.

Поколебавшись, лорд Горас согласился с предложением нотариуса. Рабочие стали снимать крышку со второго гроба. Когда они ее приподняли, у всех вырвал крик изумления и негодования. Тело леди Кусвей было не только ограблено, и обезображено. Диадема была сорвана вместе с прядками волос, серьги из ушей вырваны, пальцы отрублены, шея исцарапана. Все драгоценности были похищены.

Старый Иосиф от ужаса лишился чувств. Лорды Кусвей и Стаунтон стояли бледные, растерянные и не могли выговорить ни слова. Даже полицейские, привыкшие к всевозможным происшествиям, совсем растерялись.

— Надо немедленно известить сыскную полицию! — сказал нотариус. — Кто поедет со мной?

Вызвался лорд Стаунтон. Остальные остались присутствовать при церемонии закрытия гробов. Через час все в подавленном настроении выходили из склепа.

По возвращении домой Иосиф вошел в комнату лорда Кусвея и упал пе ним на колени.

— Простите, что я причинил вам всем столько горя. Но если бы я так слепо не настаивал на соблюдении последней воли милорда, которому привык повиноват беспрекословно, то не открылось бы это ужасное преступление… Но я уверен: полиция ничего узнать не сможет! Только один человек способен найти преступников — его зовут Нат Пинкертон. Я умоляю вас, милорд, пригласите его! Мы должны отомст за поругание дорогих нам останков!

Лорд Горас поднял старого слугу.

— Успокойтесь, Иосиф! Я теперь вижу, как вы любили моего покойного брата. Да, да, мы должны отомстить, мы отомстим! Я согласен передать это дело Пинкертону.

Глава 4 Билл и Вилл

Между тем, у подъезда особняка остановился автомобиль, и два изящно одетых молодых человека, выйдя из него, позвонили у дверей. Вышедшему лакею они от свои визитные карточки и попросили передать их лорду Горасу. Последний, пpoчитав их, страшно изумился.

— Билл и Вилл, — проговорил он. — Откуда они взялись? Ну что же просите их!

Когда Билл и Вилл вошли в комнату, дядя встретил их очень холодно.

— Как вы очутились здесь? — спросил он.

— Приехали, — сказал Билл. — Нам очень хочется знать, как покойный дядюшка распорядился своими миллионами. И, надо сказать, миллиончик-другой нам бы не помешал!

— Вы очень прыткие мальчики, — ядовито заметил лорд Горас, — но покойный брат хорошо знал, куда уходят деньги из ваших карманов… Он решил не обременять вас лишними деньгами.

Лица обоих племянников выразили разочарование.

— Давно вы здесь? — спросил лорд Горас.

— Уже неделю, — ответил Вилл. — Ждали вашего приезда. Ведь дядя Артур оставил вас своим душеприказчиком.

— Очень признателен. Но ваши надежды напрасны. Я по вашим счетам платить не буду. Достаточно я уже выручал вас.

Билл и Вилл с тоской смотрели на суровое лицо дяди.

— Не губите же нас! — воскликнул Вилл. — Уделите хоть крошечку от наследства. Вы же знаете наше положение теперь… Нам предстоит разорение, позор, если хотите… Пожалейте честь семьи! Помогите!

— Оставьте меня в покое! — резко ответил дядя. — Достойные сыновья беспутного отца. Я не хочу вас знать!

Племянники сконфуженно повернулись и направились к лестнице. Навстречу им входил высокий господин с бритым лицом и холодными строгими глазами. Это был Нат Пинкертон.

Лорд Горас пригласил знаменитого сыщика сесть и стал излагать свое дело Пинкертон внимательно слушал, иногда задавая вопросы. Наконец он спросил:

— А нет ли обойденных вашим братом наследников?

— Вы их только что видели, — ответил лорд Горас. — Это наши племянники. Брат и я давно уже отказались иметь с ними какие угодно дела. Их поведение позорит наш род.

Пинкертон кивнул, затем вдруг встал и подошел к лорду Горасу.

— Позвольте мне взглянуть на ваш перстень. Он очень дорогой? И откуда он у вас?

Старый лорд взглянул на сыщика с недоумением.

— Это перстень родовой… Он достался мне от отца, и ценность его громадна. Но я не понимаю…

Пинкертон улыбнулся.

Я хочу еще спросить, знают ли ваши племянники о существовании этого перстня.

— Несомненно. Я всегда его ношу, и все в нашей семье знают о нем.

— Ну, тогда мы можем разыскать преступника. Задача облегчается… Но для этого необходимо умереть…

Лорд Горас сердито поджал губы.

— Я вас, мистер, пригласил не для шуток.

— Простите, милорд, я не думаю шутить. Я говорю серьезно. Скончаться нужно вам, но похоронен буду я.

Лорд глядел на своего собеседника изумленно.

— Да, — продолжал Пинкертон, — вы должны скончаться, конечно, только для вида, и знать об этом будут два человека: ваш дворецкий и я. Все будут думать, что вас похоронили, но на самом деле похоронен буду я.

— Что?!

— Похоронен буду я, — повторил Пинкертон. — Но я лягу в гроб живым живым же из него выйду.

Глава 5 Попались

В тот же вечер лорд Горас слег в свою постель. Под видом врача к нему явился помощник Пинкертона Боб Руланд, который объявил болезнь старого лорда серьезной и посоветовал не вставать с постели. Наутро больному стало хуже, он послал за нотариусом, и когда последний явился, передал ему запечатанный конверт и заявил, что, чувствуя приближение смерти, просит похоронить себя без всяких церемоний, а через месяц вскрыть конверт, где заключается подробное завещание. Нотариус составил акт и затем удалился.

К вечеру в газетах появилась заметка:

«Положительно какой-то злой рок преследует род Кусвей. Не успели мы еще забыть про трагическую и почти одновременную кончину лорда Артура Кусвея и его молодой супруги, как сегодня утром скоропостижно скончался наследник его лорд Горас Кусвей. Он передал свое завещание нотариусу N. Похороны, согласно воле жойного, должны состояться завтра же утром и произойдут без всякой помпы».

Все было сделано так быстро и неожиданно, что родные успели явиться только к выносу тела. Пришли лорд Стаунтон и два его кузена Билл и Вилл.

Гроб с Пинкертоном вынесли из дому и установили на катафалк, который тут же тронулся. Все это время старый лорд Горас оставался в своей спальне, а старый Иосиф охал, вздыхал и жаловался на злой рок, обрушившийся на род Кусвеев.

Родственников изумила скоропостижная кончина лорда Гораса. Лорд Стаунтон принял вид крайней подавленности, но было видно, что подавлен он мало, а более думает о возможном наследстве. Билл и Вилл, не скрывая, потихоньку решали между собой, возможно ли, чтобы и второй дядюшка оставил их без наследства, а, стало быть, без надежды выпутаться из долгов.

Через два часа гроб с Пинкертоном находился уже в фамильном склепе, и старый Иосиф запер тяжелые бронзовые двери и передал ключ лорду Стаунтону.

Наступила ночь. Кладбищенский сторож в последний раз совершил свой обход. На ближайшей башне часы пробили двенадцать часов.

Пинкертон, хотя и мог двигаться и поворачиваться в просторном гробу, все же чувствовал себя скверно. В какую-то минуту ему подумалось, что в эту ночь грабитель может и не прийти: куда ему торопиться?

Сыщик приподнял крышку гроба и прислушался. Было совершенно тихо. Пинкертон хотел уже выбраться наружу, чтобы хоть немного размять онемевшие члены, но тут послышался какой-то шорох, и он тут же надвинул крышку обратно.

В это время раздался скрип и царапанье. Это грабитель возился со старым замком склепа.

«Ага, ключом открывает!» — подумал Пинкертон и перестал дышать.

Раздались шаги. Судя по их звуку, к гробу подошли двое.

— Однако, гробик основательный, — с усмешкой сказал один из них. — Сюда можно уложить двоих. Покойный не любил себя стеснять ни в чем.

Они приступили к работе. Отвинтив винты, которые были ввинчены только для виду, грабители начали поднимать крышку. В лицо Пинкертону ударил луч фонаря.

— Невозможно! — крикнул один из них. — Это не лорд Горас!

В то же мгновение мнимый мертвец встал из гроба и, наведя на преступников револьвер, насмешливо проговорил:

— Руки вверх!

Онемевшие от ужаса грабители замерли в неподвижных позах. Пинкертон воспользовался этим и быстро надел на них наручники.

— Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить! — сказал он, осветив обоих фонарем, который так и остался стоять на сдвинутой крышке гроба. — Ну и жадность! Вы, лорд Стаунтон, получили такое большое наследство, и вам все мало… А вы, мистер Брюс, неправильно понимаете, в чем состоят обязанности нотариуса.

Изумленные преступники стояли, понурив головы. Наконец нотариус взмолился:

— Послушайте, мистер, позвольте нам уйти! Мы вам заплатим сто тысяч!

— Это дешево! — усмехнулся Пинкертон.

— Мы дадим вам миллион!..

— Дешево, господа, дешево! Вы, верно, не знаете Нат Пинкертона.

— Пинкертона? — переспросил нотариус, и лицо его стало мертвенно бледным. — Ну, тогда мы пропали!

Лорд Стаунтон подошел к Пинкертону и сказал:

— Мистер, я не могу пережить этого позора. Позвольте мне лечь в гроб и заколотите меня в нем. Пусть я задохнусь, и пусть никто никогда не узнает ни о моем позоре, ни о моей смерти.

Сыщик покачал головой:

— Я, милорд, не судья, а только охранитель закона. Суд будет к вам снисходительнее, чем вы сами, и приговорит вас к менее тяжкому наказанию. А теперь пожалуйте со мною к судебному следователю.

Вызвав кладбищенского сторожа, Пинкертон отвез обоих преступников в тюрьму. В три часа ночи в кабинете лорда Кусвея раздался телефонный звонок. Старый лорд и не думал ложиться, он сам подошел к аппарату.

— Алло! Кто у телефона?

— Нат Пинкертон.

— Что слышно?

— Преступники пойманы. Они уже в тюрьме.

— Билл и Вилл?

— Нет. Лорд Стаунтон и нотариус Брюс…

Старый лорд переспросил еще раз. Он не хотел верить своим ушам.

Лорд Стаунтон в тюрьме покончил с собой, повесившись на перекладине решетки. Нотариус пытался бежать, но, прыгая со стены, сломал себе ногу. Он был приговорен к трехлетней каторжной тюрьме.

Выиграли из всей этой истории Билл и Вилл. Лорд Кусвей, заподозривший их было в столь мерзком преступлении, почувствовал перед ними стыд. Он призвал их к себе и, узнав ближе, понял, что хоть они и легкомысленные гуляки, но честные и благородные юноши.

И старый лорд сделал их своими наследниками.

ОШИБКА ПИНКЕРТОНА

Глава 1 Исчезновение Сюзанны Гренье

Было светлое, солнечное утро… Нат Пинкертон сидел в садике снятого им на лето особняка, расположенного на одной из оживленнейших улиц Балтимора. Стояла жара, и он откинулся на спинку плетеного кресла, в сладкой истоме закрыв глаза.

— Вы спите, начальник? — послышался в этот момент чей-то голос, и из-за высоких кустов акаций появился его помощник Боб Руланд.

— Нет, — ответил знаменитый сыщик. — А в чем дело?

— Вас хочет видеть один молодой человек, некто Христофор Винклер.

— Барон Христофор Винклер? — переспросил Пинкертон.

— Нет, он, кажется, не барон, — просто Винклер.

— Проси его в сад и не забудь сказать Тому, чтобы он подал сюда кофе.

— Хорошо, будет сделано, начальник, — произнес Боб Руланд и направился к особняку.

«Христофор Винклер…— подумал тем временем знаменитый сыщик. — Если он барон, то, несомненно, тот самый, которого я встретил несколько месяцев назад в Питтсбурге, на балу у графини Клервиль. Сам будучи миллионером, он намеревался вступить в брак с девушкой из очень бедной семьи».

Вскоре вернулся Руланд, сопровождая белокурого молодого человека с бледным лицом и задумчиво-выразительными глазами.

Нат Пинкертон пошел ему навстречу и, обменявшись рукопожатием, предложил сесть в кресло.

— Если не ошибаюсь, имею честь беседовать с бароном Винклером? — первым заговорил сыщик.

— Да, я барон Винклер, — немного удивившись, ответил тот и потом тихо добавил: — А вы разве знаете меня?

— Совсем недавно я видел вас на балу в Питтсбурге. Услышав это, Винклер изменился в лице, хотел что-то сказать, но остановился, поскольку появился какой-то человек. Это был негр Том, лакей Пинкертона, который принес кофе. Его добродушное лоснящееся лицо расплывалось в улыбке, сверкающей белизной крепких зубов.

— Не угодно ли, сэр, чашечку кофе? — спросил сыщик Винклера, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вы, может быть, не привыкли пить кофе в такую жару, но совсем недавно доктора выяснили, что холодная вода, а тем более виски — менее полезны человеческому организму во время зноя, нежели горячий кофе.

Винклер молча, слегка кивнув головой, придвинул чашку кофе. Когда Том ушел, Винклер сначала неуверенно, потом довольно бойко заговорил:

— После этого бала у графини Клервиль в моей жизни произошел перелом. Дело в том, что раньше я был влюблен, безумно влюблен, признаюсь вам, в одну русскую девушку, которая поселилась в Соединенных Штатах всего два года назад, со своей матерью. Из бедной семьи, но хорошо образована, говорила на трех языках и была великолепно воспитана. Имя ее… Впрочем, оно вам ни о чем не скажет.

— Анна Любимова, — произнес сыщик.

— Однако, вы хорошо осведомлены, мистер Пинкертон! Итак, мы любили друг друга, и мне казалось, что я никогда не смогу променять любовь к ней на другую. Но питтсбургский бал показал обратное. Там меня познакомили с некой Сюзанной Гренье, которая по темпераменту и внешности была полной противоположностью Анне. Правда, они хороши обе, но каждая по-своему. Анна — тиха, скромна, если хотите, даже немного наивна. Сюзанна — довольно пылкая женщина, и ее пикантность свела с ума не одного мужчину. Анна — голубоглазая блондинка. Сюзанна — жгучая брюнетка, типичная дочь южной Франции. И так далее. Стоит ли говорить, что я попал под очарование Сюзанны, забыв все на свете и думая только о ней. Конечно, вы можете решить, что у меня непостоянный характер. Да, скорее всего, так оно и есть, но в этом нет ничего удивительного: мой отец по происхождению англичанин, но мать — француженка. Впрочем, ближе к делу. За очень короткое время я близко сошелся с Сюзанной Гренье, и дело шло к свадьбе, но вдруг неделю тому назад она бесследно исчезла…

При последних словах голос Винклера дрогнул и, чтобы скрыть свое смущение, он небрежно начал что-то чертить на песке, напевая какой-то веселенький мотивчик. Разумеется, Нат Пинкертон великолепно понимал, что у Винклера происходило на душе.

— И это все? — спросил сыщик.

— Нет, это не все, — ответил барон и дрожащими руками вынул из бумажника фиолетовый конвертик, в котором было письмо.

В этот момент Боб Рулапд незаметно наклонился к Пинкертону и шепнул ему на ухо:

— Уокинг!

Пинкертон согласно кивнул головой и взял у Винклера письмо.

Оно содержало следущее:

«Многоуважаемый барон!

Если Вы хотите увидеть свою невесту и вновь быть с ней, ровно через две недели после получения сего письма опустите конверт с пятью тысячами долларов в дупло старой сосны у часовни близ города Линкольн в штате Небраска.

Уважающий Вас Уокинг.

P.S. Вмешательство полиции будет бесполезным, уверяю Вас. Об атом Вы должны помнить, если питаете хотя бы капельку любви к своей невесте.»

— Когда вы получили это письмо? — спросил сыщик.

— Позавчера утром.

— Несмотря на постскриптум, вы все же обратились ко мне. Что заставило вас это сделать?

— Мне посоветовал один старичок, попутчик, с которым я оказался в тот день в одном купе и которому поведал о своем горе.

— Кто из вас первым заговорил: вы или он?

— Он. Старичок спросил, почему у меня печальный вид.

— Вы хорошо сделали, что пришли ко мне. У меня к вам еще один вопрос: где и с кем жила Сюзанна Гренье?

— Она жила одна, в снятом ею особнячке на Музейной площади, как раз рядом с только что построенным театрам «Палас».

— Я очень и очень благодарен вам, сэр, за сведения. Я немедленно дам вам знать, как только начну действовать.

Сыщик и барон распрощались.

Каково же было удивление Вннклера, когда, вернувшись домой, он снова увидел на своем столе такой же фиолетовый конверт.

Распечатав его, он прочел:

«Многоуважаемый барон!

Несмотря на P.S. в моем первом письме, вы все же обратились за помощью к известному сыщику Нату Пинкертону. Дело несколько осложнилось. Впрочем, поставленные Вам условия остаются в силе.

С нижайшим почтением Уокинг.»

Глава 2 Освобождение узницы

Когда ушел барон Винклер, Нат Пинкертон обратился к Бобу Рулаиду со следующими словами:

— Итак, известный авантюрист Джеймс Уокинг, совершивший весьма ловко и довольно смело (надо отдать ему должное) кражу редчайшего калифорнийского слитка золота в горном музее города Регина, теперь перенес арену своих действий к нам, в Балтимор.

В городе Регина полиции не удалось поймать его, но, тем не менее, при совершенно необычных обстоятельствах, о которых я как-нибудь потом расскажу тебе, был сделай слепок пальцев его левой руки. Он сейчас находится у меня и может стать хорошей уликой в раскрытии преступления, связанного с Сюзанной Гренье. Он хранится в сейфе моего рабочего кабинета и является одной из ценнейших реликвий моей криминалистической коллекции.

— Конвертики Уокиига фиолетового цвета. Вы, конечно же, обратили на это внимания, начальник?

— Еще бы. Ну-с, итак, он у нас в Балтиморе.

— Что вы решили теперь предпринять, начальник?

— Займусь розыском невесты барона Винклера, пропавшей без вести Сюзанны Гренье… Меня интересует, что вы думаете о господине, попутчике барона?

— Честно говоря, затрудняюсь сказать что-либо определенное, патрон.

Нат Пинкертон ничего не ответил на это, быстро встал и направился к дому, насвистывая мелодию своего любимого вальса из «Принцессы долларов».

Навстречу сыщику вышел его второй помощник — Гайнц Мориссон. Было видно, что он чем-то сильно озабочен.

— Я должен сообщить вам нечто чрезвычайно важное, мистер Пинкертон.

— В чем дело, Гайнц?

— Уокинг в Балтиморе!

— Это нам уже известно, дорогой мой, — сказал, смеясь, Боб Руланд.

— Ну, рассказывай, в чем дело, — перебил Боба Пинкертон.

— Сегодня в вагоне поезда я вздремнул немного, а проснувшись на какой-то остановке, увидел рядом с собой сгорбленного старичка в сером клетчатом пальто, который обратился ко мне со словами: «Вы меня не узнаёте, мистер Мориссон?» — «Нет, — ответил я. — Кто же вы?» — «Я Уокинг», — и с этими словами он залился громким раскатистым смехом. Я быстро вынул револьвер и бросился к нему, но меня отвлек страшный треск разбитого стекла, как потом выяснилось, — результат брошенного кем-то камня. Когда я обернулся, Уокинга и след простыл. Я уже ничего не мог сделать, так как поезд тронулся.

— Сыщик всегда должен быть начеку, — нравоучительно заметил Пинкертон.

На следующий день к великому сыщику опять пришел барон Винклер и принес два письма: одно — полученное от Уокинга вчера, второе — только что пришедшее от Сюзанны Грепье. В нем она писала:

«Дорогой Христофор!

Я нахожусь в подвале часовни около города Линкольн, как я случайно узнала. За мной постоянно наблюдает мой похититель. Благодаря счастливому стечению обстоятельств, мне удалось передать эту записку через крестьянского мальчика-пастуха. Дай Бог, потом смогу все рассказать подробно. Выручай.

Твоя Сюзанна».

— Что можно предпринять, мистер Пинкертон? — спросил барон сыщика.

— Вы должны остаться в Балтиморе, чтобы Уокинг или его сообщники, следя за вами, не смогли догадаться, что вы получили от Сюзанны Гренье, вашей невесты, письмо. Я же с Бобом Руландом немедленно отправляюсь в Линкольн. Мориссон переоденется и будет всюду сопровождать вас, так что вы можете не беспокоиться за свою жизнь.

— Но объясните мне, пожалуйста, одну вещь: как он мог узнать, что я обратился к вам за помощью? — спросил Винклер.

Нат Пинкертон улыбнулся.

— «Старичок» в сером клетчатом пальто, с которым вы встретились в поезде, и был Уокинг, известный авантюрист.

— И в руках этого негодяя моя невеста, — еле слышно прошептал Винклер.

Через час великий сыщик и Боб Рулаид уже сидели в купе скорого поезда, несущегося в город Омаха; там они должны были пересесть в дилижанс, чтобы попасть в Линкольн, поскольку этот город еще не имел железнодорожного сообщения с другими населенными пунктами. Добравшись до окрестностей Линкольна, сыщики покинули дилижанс и, переодевшись в небольшом сосновом лесочке в одежду рабочих, продолжили путь пешком. У первого же прохожего они спросили, где находится часовня. Тот не замедлил указать на нее.

Часовня стояла у подножия обрывистой скалы. Подойдя ближе, сыщики увидели бурную, порожистую речушку, впадавшую в Платт-ривер, приток Миссури. Перейти ее вброд было нельзя, и потому они стали искать переправу. Шагах в ста от часовни находился подвесной мостик, по которому сыщики перебрались на другой берег и подошли к часовне. Она была наглухо заперта. Штукатурка на покосившихся стенах во многих местах осыпалась, и вообще часовня имела убогий вид, она полуразвалилась и уже мало напоминала церковное строение.

Местность вокруг часовни была пустынная и скалистая. Лишь неподалеку возвышались сосны, одна из которых выделялась своей причудливой формой и зияющим дуплом.

— Вероятно, это и есть та самая сосна, — шепнул Пинкертону Боб Руланд.

Нат Пинкертон в знак согласия кивнул головой и стал осматривать часовню. Вдруг он тихо присвистнул, заметив не плесени одной из досок, которыми было забито окно, свежий отпечаток мужской руки. Он, несомненно, как сразу заключил Пинкертон, принадлежал Уокингу.

Затем он сделал еще одно, не менее важное открытие: дверь часовни открывалась довольно странным способом: сначала ее надо было приподнять, повернуть ручку, а потом отодвинуть в сторону.

Нат Пинкертон оставил Боба снаружи, а сам, лишь слегка приоткрыв дверь, вошел в часовню. Стены внутри были голы, лишь из одной из них перед большой картиной с библейским сюжетом висела старая, покрытая узорчатой чеканкой лампада.

Осмотрев внимательно все стены с помощью электрического фонарика, Иат Пинкертон стал изучать каменный пол и заметил в углу люк. Он бросился к нему и открыл его.

Вниз вела каменная лестница. Когда сыщик стал спускаться но пей, наверху вдруг что-то щелкнуло и люк захлопнулся. Сыщик посмотрел вниз и увидел поразительной красоты женщину, забившуюся в угол грязного и темного помещения, в котором сильно пахло гнилью.

Это была Сюзанна Гренье.

— Не бойтесь, — сказал сыщик, — я друг Христофора Вин-клера, я пришел освободить вас.

Пинкертон кратко рассказал ей обо всем и принялся осматривать помещение: стены, пол, как и в часовне, были выстланы каменными плитами, а в стене напротив люка виднелось небольшое квадратное окошко.

За этим окошком, скорее всего, был подземный ход в пещеру, расположенную в одной из скал, находившихся около часовни.

— Через это окошко я получаю своего скудную пищу, — сообщила Сюзанна Гренье.

— Вас привели сюда через часовню? — спросил сыщик.

— Не знаю. Человек в маске, который привез меня на автомобиле к часовне, завязал мне глаза платком и втащил сюда, по каким путем он шел, я не знаю, — ответила бедная Сюзанна.

В это время в подвале зажегся электрический свет, и в окошке показалась молодая, чисто выбритая физиономия.

Сюзанна бросилась к Пинкертону, обняла его дрожащими руками и прошептала:

— Спасите, спасите меня, ради Бога, мистер Пинкертон! Это — он!

— Добрый день, дорогой Нат! — крикнул сыщику незнакомец. — И вы, если не ошибаюсь, не прочь провести время в заточении?

Нат Пинкертон, бросившись к люку, попытался открыть его, но безуспешно.

В этот момент электричество погасло; темноту помещения теперь рассеивал лишь тускловатый свет фонаря сыщика.

— Не трудитесь, мой дорогой, — продолжал между тем незнакомец, — люк открывается лишь сверху, не будь я Уокинг! А пока прощайте! Я направляюсь в Балтимор.

— Что же нам теперь делать? — спросила в испуге несчастная девушка.

— Ждать, — хладнокровно ответил сыщик, надеясь на Руланда, находившегося около часовни.

«Надо ему как-то дать знать о нас», — подумал Пинкертон. Но наверху уже послышался лязг, люк приоткрылся, и на фойе слабых солнечных лучей показалась голова Боба Руланда.

— Не спускайся сюда, — крикнул великий сыщик, а затем помог Сюзанне Гренье взобраться по лестнице.

— Какая миленькая, — сказал Боб Пинкертону, когда увидел девушку.

— Ты отлично поступил, поторопившись освободить нас, — ответил ему сыщик, — там, внизу, не слишком-то хорошо.

Что же касается Уокинга, то оба сыщика решили пока не пускаться на розыски, поскольку несчастную девушку надо было срочно доставить к ее жениху — барону Христофору Винклеру.

Глава 3 Неожиданный финал

Когда все трое подошли к речушке, подвесного мостика на месте не оказалось. Очевидно, кто-то разобрал его! Сыщикам ничего не оставалось делать, как только искать другую переправу.

Они направились вверх по течению и часа через четыре, утомленные ходьбой по холмистой местности, добрались до деревушки. Оба сыщика привели себя в благообразный вид, надев приличные костюмы, которые были у Боба Руланда в дорожном саквояже.

В лучшей гостинице, расположенной на большой живописно горе, они сняли два номера, чтобы переночевать, так как Сюзанн Гренье после пережитых волнений и трудной дороги очень нуждалась в отдыхе.

На следующее утро, когда горничная вошла в номер Сюзанны ее, увы, там не оказалось. Горничная немедленно сообщила об этом сыщикам.

Все их попытки найти несчастную девушку оказались напрасными — обыск гостиницы и сада ни к чему не привел, и они были вынуждены вернуться в Балтимор с пустыми руками. Более того когда они вышли из поезда на вокзале в Балтиморе, Пинкертон воскликнул:

— Черт возьми! Боб, ты не знаешь, где мои ключи?

— Право, не знаю, начальник.

— Куда же я мог их подевать, в самом деле?

После тщательных поясков Нат Пинкертон пришел к вывод; что ключи его бесследно пропали!

— Какая непростительная оплошность с моей стороны: в потерянной связке находились ключи от моего кабинета и сейфа.

Вскоре они подкатили на автомобиле к особняку Ната Пинкертона. Неожиданно Боб громко вскрикнул и показал своему начальнику на дом. Дверь была открыта, а когда сыщики вошли в nepeднюю, они увидели на столике связку ключей и фиолетовый конверт.

Пинкертон распечатал его и прочитал:

«Великий сыщик!

Не хочу оставлять Вас в неведении, поэтому сообщаю, что негр Том, мой сообщник (кто б мог подумать!), помог мне проникнуть в Вашу квартиру. Дверь Вашего кабинета, которая у Вас всегда на замке, равно как и сейф, была открыта ключами, изъятыми у Вас в подвале и тогда же переданными мне Сюзанной, тоже моей сообщницей. Признайтесь, мой дорогой Нат, ведь недурную сыграли мы с Вами шутку? Не правда ли? Впрочем, стоит ли Вам отчаиваться, ведь и великим людям свойственно делать ошибки.

Кроме всего прочего должен сообщить Вам, что в сейфе я ничего не взял, за исключением слепка моей руки, который я разбил на мельчайшие кусочки там же, у Вас в кабинете. Следовательно, Вы не можете сказать, что я совершил у Вас кражу, в мои планы в данном случае входило лишь уничтожение слепка, мешавшего мне действовать дальше, что я и сделал.

В заключение прошу Вас передать Вашему помощнику Бобу Руланду привет от Сюзанны Гренье. Он ей очень симпатичен.

Уважающий Вас Уокинг»

Тома, лакея великого сыщика, дома не оказалось. Он, по-видимому, действительно исчез. Кроме слепка руки Уокинга все, как он и заверил Пинкертона, оказалось на месте.

Пинкертон, весьма озадаченный и раздосадованный случившимся, многозначительно заметил, что его борьба с Уокингом только начинается.

Тем не менее, он чувствовал себя побежденным, да и авторитет гениального сыщика несколько упал в глазах его помощника.

Как бы там ни было, вечером того же дня Нат Пинкертон отправился к барону Винклеру и, скрепя сердце, все рассказал ему… умолчав лишь о том, что его невеста, хорошенькая Сюзанна, оказалась сообщницей известного авантюриста Джеймса Уокинга.

Прошло полгода…

Однажды, в солнечный день, в одном из лучших кафе города Балтимора, расположенном на пляже под открытым небом, встретились два господина. Один из них был Гайнц Мориссон, другой — барон Винклер.

— Здравствуйте, Мориссон!

— Здравствуйте, барон! Какими судьбами? Ведь вы, если не ошибаюсь, хотели покинуть Балтимор?

— Да, но вышло иначе. Присядем за столик, я вам все расскажу подробно.

— А знаете что? Я предлагаю поехать в казино и провести там вечер.

— При всем желании не могу: меня ждет жена.

— Как, вы женаты? — воскликнул Мориссон.

— Представьте себе — да! И угадайте на ком?

— Никто не приходит на ум.

— На Анне Любимовой. Все же давайте присядем.

Они сели за отдельный столик и заказали виски, после чего Винклер продолжил разговор.

— После сообщения Ната Пинкертона о его неудаче я получил от Уокинга записку, в которой он уведомил меня, что если я хочу видеть свою невесту, то в назначенный день должен придти в Большой музей, где она будет ждать меня на диванчике малинового цвета, который стоит под известной картиной «Избрание Вашингтона». Но предварительно я должен выполнить условия, изложенные в первом его письме, содержание которого вам хорошо известно.

Так я и сделал.

Я отправился в Линкольн, отыскал там часовню и сосну, положил в дупло пять тысяч долларов, а когда в назначенное время, кажется, дня два спустя, пришел в музей, еще издали увидел у картины «Избрание Вашингтона» женщину. Но это была не Сюзанна Гренье… Это была Анна Любимова!

Сначала у меня была мысль обратиться в бегство, но потом какая-то неосознанная сила повлекла меня к ней.

Я подошел и раскланялся.

Не стану описывать вам нашего разговора, тем более, что он был довольно бессодержательным, но не могу обойти молчанием следующее обстоятельство: Анна Любимова, как оказалось, получила накануне нашей встречи письмо, написанное якобы моей рукой, в котором я просил ее придти в музей именно сейчас, то есть в указанное мне Уокингом время.

Тут же вспомнились слова Пинкертона, что Сюзанна, по его мнению, для меня навеки потеряна, и какое-то внутреннее чувство заставило меня поверить этому.

Вновь встретившись с Пинкертоном, я узнал подробности о Сюзанне Гренье, пережив глубокое потрясение. Но меня спасла старая любовь, я женился на Анне Любимовой.

Все, слава Богу, кончилось хорошо. На судьбу мне грешно жаловаться.

Примечания

1

Гайдропом называется длинный канат, прикрепленный к корзине воздушного шара, который при спуске на землю волочится за корзиной и тем задерживает поступательное движение шара.

(обратно)

2

Около 300.000 рублей

(обратно)

3

Тонна — около 62 пудов.

(обратно)

Оглавление

ЗАГОВОР ПРЕСТУПНИКОВ

  Глава I Таинственное убийство

  Глава II Странный посетитель

  Глава III В большой опасности

ТИГР ГАМБУРГСКОГО СОБОРНОГО ПРАЗДНИКА

  Глава I В поезде

  Глава II Странный выстрел

  Глава III Таинственный фургон

  Глава IV Тигр пойман

БОРЬБА НА ВИСЯЧЕМ МОСТУ

  Глава I Коварное злодеяние

  Глава II У госпожи Лилиан Барри

  Глава III Трезвый пьяница

  Глава IV Раскрытие преступления

В ПОГОНЕ ЗА ПРЕСТУПНИКОМ ОТ НЬЮ-ЙОРКА ДО БЕРЛИНА

  Глава I Брачный авантюрист

  Глава II В доме графа Морбурга

  Глава III Арест Спенсера

ПИРАТЫ ГУДЗОНОВОЙ РЕКИ

  Глава I Важный разговор

  Глава II Неожиданное приключение

  Глава III Пираты за работой

  Глава IV Среди пиратов

ЗЛОДЕЙ ГРИЗАМ, УКРОТИТЕЛЬ ЛЬВОВ

  Глава I Страшная находка

  Глава II Чей был палец?

  Глава III Опасность надвигается

  Глава IV В клетке у львов

АРЕСТ В ОБЛАКАХ

  Глава I Сенсационное преступление

  Глава II По горячим следам

  Глава III Черный Франц

  Глава IV Арест в облаках

ЖЕРТВА МЕТРОПОЛИТЕНА

  Глава I Одержимый манией преследования

  Глава II Во власти Рыжего Дьявола

  Глава III Перерезанный поездом

КРОВАВЫЙ АЛТАРЬ

  Глава I Редкая конкуренция

  Глава II Страшный алтарь

  Глава III Боб в роли лейтенанта

БИЧ РЕДСТОНА

  Глава I Таинственный преступник

  Глава II Хвастливый дуралей

  Глава III Богач полисмен

  Глава IV Удивительное открытие

ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕЗИДЕНТА

  Глава I Жертва недоразумения

  Глава II Перехитрили

  Глава III Неудавшееся покушение

РАЗБОЙНИКИ НА ОЗЕРЕ ЭРИ

  Глава I В пивной Тома Рейли

  Глава II Пароход «Примроза»

  Глава III Успехи Боба

  Глава IV Рядом со смертью

ГНЕЗДО ПРЕСТУПНИКОВ ПОД НЕБЕСАМИ

  Глава I Синий зонтик

  Глава II В смертельной опасности

  Глава III Старый посыльный

  Глава IV Между небом и землей

ПИСЬМО С ТРЕМЯ КРЕСТАМИ

  Глава I Письмо до востребования

  Глава II Неприятный жилец

  Глава III Важный разговор

  Глава IV На месте преступления

ДОМ СМЕРТИ

  Глава I Несчастная девушка

  Глава II Непредвиденные открытия

  Глава III Серьезная беседа

  Глава IV В доме мертвецов

НАТУРЩИЦА-УБИЙЦА

  Глава I Таинственная незнакомка

  Глава II Пинкертон на месте происшествия

  Глава III В опасности

  Глава IV Прерванное представление

НЕВИННО КАЗНЕННЫЙ

  Глава I Судебная ошибка

  Глава II Рассказ судьи

  Глава III Адвокат-делец

  Глава IV Арестуйте меня!..

  Глава V Суд

РОКОВАЯ ПОЕЗДКА НА САНЯХ

  Глава I Ужасная находка

  Глава II Важные наблюдения

  Глава III Пинкертон-вор

  Глава IV Арест

ПРЕСТУПНОЕ ТРИО

  Глава I Без вести пропавший

  Глава II Ночная стычка

  Глава III Приключения Боба

  Глава IV Арест

ПУТЕШЕСТВИЕ ПИНКЕРТОНА НА ТОТ СВЕТ (111) 

  Глава I Пропавший труп

  Глава II Арест

  Глава III Вымогательство

  Глава IV Слесарь-изобретатель

  Глава V Погребение

СТАЛЬНОЕ ЖАЛО

  Глава I Паника

  Глава II Ужасный подарок

  Глава III Заноза под ногтем

  Глава IV Задача решена

  Глава V Ловушка Пинкертона

  Глава VI Роковая ошибка

  Глава VII На волосок от смерти

  Глава VIII Игра сыграна

КРАСНАЯ МАСКА

  Глава I Ужасная находка

  Глава II Нат Пинкертон на месте происшествия

  Глава III Подруга

  Глава IV Через опасность — к цели

ПОХИТИТЕЛЬ ДЕТЕЙ

  Глава 1 Горе матери

  Глава 2 В детской

  Глава 3 Девочка с письмом

  Глава 4 Преследование

  Глава 5 Боб в колодце

  Глава 6 Нат Пинкертон открывает потайной ход

  Глава 7 Гнездо мошенников

  Глава 8 Спасение Боба и похищенных детей

ПИНКЕРТОН В ГРОБУ

  Глава 1 Трагическая кончина

  Глава 2 Наследники

  Глава 3 Драгоценности пропали

  Глава 4 Билл и Вилл

  Глава 5 Попались

ОШИБКА ПИНКЕРТОНА

  Глава 1 Исчезновение Сюзанны Гренье

  Глава 2 Освобождение узницы

  Глава 3 Неожиданный финал Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg