Агата Кристи Тайна лорда Листердейла
Миссис Сен-Винсент складывала числа. Раз или два она вздохнула, потирая лоб: у нее все сильнее болела голова. Она всегда недолюбливала заниматься арифметикой. Но теперь ее доходы были ограничены, и приходилось заниматься этими нудными подсчетами.
Конечно же, сумма явно не та! И она снова стала все пересчитывать. Она нашла одну пустяковую ошибку — всего на один пенс, но все остальные цифры были правильными.
В последние дни ее совсем измучили головные боли. Миссис Сен-Винсент опять вздохнула, подняла голову и увидела, как открылась дверь и в комнату вошла ее дочь Барбара. Барбара Сен-Винсент была очень хорошенькой: у нее были тонкие, как у матери, черты лица, такой же горделивый поворот головы, но глаза не голубые, а темно-карие, а рот, пухлый и яркий, и очень привлекательный.
— О Мама! — воскликнула она. — Опять воюешь со счетами? Брось ты их в огонь.
— Мы должны знать, в каком положении находимся, — неуверенно сказала миссис Сен-Винсент.
Девушка пожала плечами.
— Мы всегда в одном и том же положении, — сухо сказала она. — Проклятье. Как обычно, истрачено все до последнего пенни.
Миссис Сен-Винсент в который уже раз, вздохнула.
— Ах, если бы… — начала она и остановилась.
— Я должна найти какую-нибудь работу, — мрачно сказала Барбара. — И срочно. В конце концов, я же окончила курсы стенографии и машинописи. Но ведь таких как я, — миллион! «Где работали?» «Нигде, но…» — «О, спасибо. Мы вам позвоним». Но они никогда не звонят! Я должна найти какую-нибудь работу — какую угодно…
— Пока не надо, дорогая, — попросила ее мать. — Подожди еще немного.
Барбара подошла к окну и встала, смотря невидящим взглядом на ряд грязных домов напротив.
— Иногда, — произнесла она медленно, — я жалею о том, что прошлой зимой кузина Эми взяла меня с собой в Египет. Да-да, там конечно было замечательно, — возможно в моей жизни ничего подобного никогда уже не будет. Мне было там очень хорошо. Но только уж очень большой контраст… Ведь после — снова все это… — Она обвела рукой комнату.
Миссис Сен-Винсент проследила взглядом за ее ладонью и снова вздохнула. Их жилище представляло собой весьма убогое зрелище. Засохшие бессмертники, листья которых утопали в пыли, крикливая дешевая мебель, безвкусные, местами выцветшие обои. Несколько ценных вещиц китайского фарфора, но сильно потрескавшихся и склеенных во многих местах, — их уже нельзя было продать даже за бесценок; вышитое покрывало, накинутое на спинку дивана, акварельный набросок молодой девушки, одетой по моде двадцатилетней давности, похожей на миссис Сен-Винсент.
— Я, собственно, не о нас, — продолжала Барбара, — мы с тобой уже привыкли к такой жизни, как-нибудь выживем. Но только не думай об «Анстейсе»…
Она оборвала себя, не решаясь продолжить о доме, который принадлежал роду Сен-Винсентов на протяжении столетий, а теперь оказался в чужих руках.
— Если бы только отец… не занимался спекуляцией… и не увяз в долгах…
— Дорогая, — сказала миссис Сен-Винсент, — всем известно, что твой отец не был создан для бизнеса.
Она произнесла это как приговор, и Барбара подошла, поцеловала ее и прошептала:
— Бедная моя мамочка, я больше ничего не скажу.
Миссис Сен-Винсент снова взяла карандаш и склонилась над столом. Барбара подошла к окну:
— Мама, сегодня утром Джим Мастертон сказал, что хочет зайти к нам в гости.
Миссис Сен-Винсент положила карандаш и резко подняла голову.
— Сюда?! — воскликнула она.
— Ну конечно! Мы же не можем пригласить его пообедать с нами в «Ритце»[1],— усмехнулась Барбара.
Мать с несчастным видом окинула взглядом комнату — в глазах ее отразилось отвращение.
— Ты права, — сказала Барбара. — Это ужасное место. Элегантная бедность! Лучше некуда — до блеска отмытый деревенский домик, поношенный ситец хорошей расцветки, вазы с розами, чайный сервиз Дерби[2], который сама же и моешь. Это то, что так любят описывать в книжках. А в реальной жизни, когда ваш сын начинает свою карьеру с самой низшей ступеньки, — это означает Лондон, чопорную домохозяйку, на лестнице — грязь, соседей, которые, относятся к тебе с явным недоверием, треску на завтрак — и все в таком духе.
— Если бы только это… — начала миссис Сен-Винсент. — Видишь ли, я не уверена, что в дальнейшем мы сможем позволить себе даже такую квартиру.
— А это означает — о ужас! — что нам с тобой придется довольствоваться одной комнатой, которая будет и спальней и гостиной одновременно. А Руперту придется жить в самой настоящей каморке прямо под крышей. И когда Джим придет нас навестить, я встречу его внизу в кошмарном холле, где торчат кумушки с вязаньем. Они будут сплетничать и перешептываться, глядя на нас, обязательно будут кашлять таким дребезжащим кашлем!
Наступила мучительная тишина.
— Барбара, — наконец заговорила миссис Сен-Винсент. — Ты… Я, собственно, вот о чем, ты собиралась… — Она замолчала, слегка покраснев.
— Не надо деликатничать, мама, — сказала Барбара. — Сейчас это не принято. Ты ведь хотела спросить… выйду ли я замуж за Джима? Я была бы рада, если бы он попросил моей руки. Но боюсь, он не попросит.
— О Барбара, дорогая…
— Это одна из возможностей, указанных кузиной Эми, чтобы попасть (как пишут в дешевых романах) в высшее общество. Я очень нравлюсь Джиму. Но теперь он придет и увидит меня здесь! А он странный человек — привередливый и старомодный. А мне… мне он даже нравится за это… Это напоминает мне наш «Анстейс» и деревню — словно сто лет прошло, но это так… так, ох! Я не знаю… так ароматно. Как заросли лаванды!
Она рассмеялась, почти устыдившись своего сентиментального пыла. Миссис Сен-Винсент искренне воскликнула:
— Мне бы хотелось, чтобы ты вышла замуж за Джима Мастертона. Он — из нашего круга. К тому же он очень богат, но это, конечно, не самое главное.
— И все-таки это очень даже неплохо, — сказала Барбара. — Я так же, как и ты, устала от нашей бедности.
— Но, Барбара, ты же не только…
— Не только из-за денег? Нет. Но и из-за денег тоже. Я… О, мама, разве ты не видишь, что я права?
Миссис Сен-Винсент выглядела очень несчастной.
— Как бы мне хотелось, чтобы он увидел тебя в подобающей обстановке, моя девочка, — произнесла она с тоской.
— Будь что будет! — воскликнула Барбара. — Зачем расстраиваться раньше времени? Надо всегда надеяться на лучшее. Извини, я, кажется, стала ужасной занудой. Не переживай, дорогая.
Она обняла мать, поцеловала ее в лоб и вышла. Миссис Сен-Винсент, забросив свои счета, присела на диван. Мысли в ее голове крутились словно белка в колесе:
«Ты можешь говорить что угодно, но обстановка для мужчин очень важна. По крайней мере, до помолвки. Потом-то он узнает, какая ты милая, добрая девочка. Молодые люди так легко перенимают привычки и тон тех, с кем общаются. Руперт, например, теперь просто неузнаваем. Нет, я совсем не хочу, чтобы мои дети были заносчивыми буками. Ни в коем случае… Но я не перенесу, если Руперт решится на помолвку с той ужасной девицей из табачной фирмы. Может быть, она даже окажется вполне приличным человеком. Но она не нашего круга. Ах, как все это тяжело! Бедные мои крошки. Если бы я могла хоть что-нибудь сделать для вас… хоть что-нибудь. Но где взять деньги? Мы продали все, чтобы помочь Руперту встать на ноги. Если честно, даже это было нам не по средствам».
Чтобы отвлечься, миссис Сен-Винсент взяла «Морнинг пост»[3] и пробежала глазами объявления на первой странице, хотя она уже их помнила почти наизусть. Одни хотят заработать; другие хотят выгодно разместить свои средства; кто-то хочет купить зубы (она всегда удивлялась — зачем?); кто-то продает меха и платья и надеется на хорошую цену.
Внезапно ее взгляд задержался, она снова принялась их перечитывать: «Только для леди и джентльменов. Маленький дом в Вестминстере[4], изысканно обставленный, сдается тому, кто действительно будет заботиться о нем. Арендная плата чисто номинальная. В посредниках не нуждаемся».
Обычное объявление. Она читала много таких, вернее, почти таких. Но никто и никогда не предлагал в них номинальную плату.
Так как она была очень взбудоражена и ей хотелось избавиться от печальных мыслей, она надела шляпку и поспешила по адресу, указанному в объявлении.
Оказалось, что это была посредническая контора по сдаче домов. Не из новых фирм с суетливыми, бойкими юношами, а порядком одряхлевшая, старомодная контора. Миссис Сен-Винсент робко извлекла из сумочки газетную вырезку и попросила пояснить ей детали. Седой господин, к которому она обратилась, задумчиво погладил себя по подбородку.
— Отлично. Да, отлично, мадам. Дом в объявлении, — это номер семь по Чевиот-Плейс. Вам нужен ключ?
— Я бы хотела сначала узнать об оплате, — сказала миссис Сен-Винсент.
— А! Арендная плата. Точной суммы я сейчас вам не назову, но могу вас уверить, что она чисто номинальная.
— У каждого свои представления о том, что можно считать «чисто номинальным», — заметила миссис Сен-Винсент.
Почтенный джентльмен позволил себе усмехнуться:
— Да, это старый трюк, многие пользуются им, чтобы заманить клиента. Но можете мне поверить — это не тот случай. Две-три гинеи[5] в неделю, не больше.
Миссис Сен-Винсент решилась взять ключ. У нее, конечно, не было возможности снять этот дом. Но ей хотелось хотя бы взглянуть на него. Должно быть, в нем имелся какой-то изъян, раз предлагают такую цену.
Но сердце ее дрогнуло, когда она увидела его во всей красе. Не дом, а мечта. Времен королевы Анны[6] — и при этом в отличном состоянии! Дворецкий, открывший дверь, был сед, носил небольшие бакенбарды, у него было величаво-спокойное лицо и повадки — как у архиепископа. «У доброго архиепископа», — мысленно добавила миссис Сен-Винсент. Он взглянул на записку агента с благосклонностью.
— Да-да, мадам. Я сейчас вам все покажу. Можно хоть сейчас въезжать.
Он прошел вперед, открывая двери и называя комнаты:
— Гостиная, белый кабинет, туалетная комната, мадам.
Да, все это походило на мечту. Вся мебель — соответствующего времени, каждая вещь отполирована, а еле заметные царапинки придавали им еще большее очарование — что называется мету прошлого. Большие прекрасные ковры изысканно-неярких расцветок. В каждой комнате стояли вазы со свежими цветами. Сразу за домом начинался Грин-парк[7]. Весь этот уголок был напоен шармом старого мира.
На глаза миссис Сен-Винсент навернулись слезы, она с трудом сдерживала рыдания. Именно так выглядел и их «Анстейс». «Анстейс»…
Интересно, заметил ли ее переживания дворецкий? Если да, то у него хватило такта ничем этого не выдать — вот что значит выучка. Она любила таких вот вышколенных старых слуг. Ей было с ними спокойно и непринужденно. Они были для нее как друзья.
— Дом прекрасный, — сказала она мягко, — просто восхитительный. Я рада, что увидела его.
— Вы ищете жилье только для себя, мадам?
— Нет, со мной еще сын и дочь. Но я боюсь… — Она замолчала, не осмеливаясь продолжать, но инстинктивно почувствовала, что дворецкий понял ее. Не глядя ей в лицо, он произнес вежливо-безразличным тоном:
— Случайно я узнал, мадам, что владелец очень хотел бы найти хороших жильцов. Арендная плата для него не важна. Для него главное, чтобы дом попал в руки тому, кто будет бережно со всем обращаться, заботиться.
— Я бы так о нем заботилась, — тихо сказала миссис Сен-Винсент. — Спасибо вам за то, что все показали мне. — И повернулась, чтобы уйти.
— Не за что, мадам.
Он почтительно проводил ее и долго стоял на пороге, глядя ей вслед.
Она подумала: «Он все понял. Ему жаль меня. Он тоже старой закваски. Он хотел бы, чтобы именно я жила в этом доме, а не какой-нибудь лейборист[8] или пуговичный фабрикант! Да, мы — обломки старого — вымираем, но мы связаны друг с другом какими-то невидимыми нитями».
В конце концов она решила не ходить больше в посредническую контору. Зачем? Такую плату может позволить себе даже она. Но как быть со слугами? В подобном доме без слуг не обойтись.
На следующее утро на ее столе лежало письмо — из той самой конторы. Ей предлагали взять в аренду дом № 7 по Чевиот-Плейс. Две гинеи в неделю — сроком на шесть месяцев, а в конце приписка: «Хочу напомнить Вам, что слуги содержатся полностью за счет владельца дома. Надеюсь условия вам подойдут».
Условия конечно же были прекрасные. Она была так поражена всем этим, что даже прочитала письмо вслух. Последовал град вопросов, и ей пришлось рассказать детям о вчерашней поездке.
— До чего скрытная у нас мамулечка! — вскричала Барбара. — Там действительно так чудесно?
Руперт, солидно откашлявшись, приступил к подробному допросу.
— Что-то тут не то. На мой взгляд, все это подозрительно. Очень подозрительно.
— Ну-ну, мой непутевый братец, — сказала Барбара, сморщив носик. — Что же тебя не устраивает? Ты в своем репертуаре, Руперт, вечно тебе мерещатся всякие тайны. Ты просто начитался своих любимых детективов.
Чтобы в самом центре Лондона, и такая арендная плата — это же смешно, — сказал Руперт и добавил многозначительно: — К таким вещам надо относиться осмотрительнее. Нет, в этом предложении определенно есть что-то подозрительное.
— Чепуха, — сказала Барбара. — Дом принадлежит очень богатому человеку с уймой денег, он дорожит им, гордится и хочет, чтобы, пока он отсутствует, в нем жили приличные люди. Его можно понять. Деньги, возможно, не играют для него большой роли.
— И какой, ты говоришь, адрес? — переспросил Руперт у матери.
— Семь, Чевиот-Плейс.
— Ого! — Он вскочил со стула. — Так слушайте, что я вам скажу. Это тот самый дом, из которого исчез лорд Листердейл!
— Ты уверен? — спросила миссис Сен-Винсент.
— Абсолютно. У него есть еще несколько домов в Лондоне, но жил он именно в этом. Однажды вечером он вышел из него, сказав дворецкому, что отправляется в клуб, и больше его никто не видел. Ходили слухи, что он собирался бежать в Восточную Африку или куда-то еще дальше. Наверное, не успел бежать и его убили — в собственном доме. Ты сказала, что там все стены обшиты панелями?
— Да, — тихо сказала миссис Сен-Винсент, — но…
Руперт не дал ей договорить. Им овладело невероятное воодушевление:
— Панели! Значит, точно! Там наверняка есть хорошо замаскированный тайник. Труп запихнули туда, там он и находится. Возможно, тело сначала забальзамировали.
— Руперт, дорогой, не городи чепухи, — строго сказала миссис Сен-Винсент.
— Не будь идиотом, — посоветовала ему Барбара. — Твоя крашеная блондинка слишком часто водит тебя в кино.
Руперт поднялся и с достоинством, которое он мог почерпнуть в своем несолидном возрасте, сказал:
— Ты снимешь этот дом, мамочка. А я разгадаю его тайну. Вот увидишь. — И он выбежал из дома, боясь опоздать на работу.
Мать и дочь переглянулись.
— Сможем ли мы, мама? — робко прошептала Барбара. — О! Если бы нам удалось!
— Слуг, — сказала миссис Сен-Винсент патетически, — надо кормить, ты же знаешь. Конечно, это необязательно, но тем не менее это серьезное «но». Когда в доме нет прислуги, можно обойтись скромной пищей, а то и чаем…
Она жалобно посмотрела на Барбару, и та ей кивнула.
— Тут есть над чем подумать, — сказала мать.
Но на самом деле она уже приняла решение. Она видела, какой надеждой лучатся глаза дочери. И подумала: «Джим Мастертон должен видеть ее в подобающей обстановке. Это шанс — другого такого не будет. Я должна им воспользоваться».
Она села и написала посредникам, что согласна принять их предложение.
— Квентин, откуда эти лилии? Право же, я не могу покупать такие дорогие цветы.
— Их прислали из Кингс Чевиот, мадам. Это давняя традиция.
Дворецкий удалился. Миссис Сен-Винсент вздохнула с облегчением. Что бы она делала без Квентина? Он избавил ее решительно от всех хлопот. «Нет, так долго продолжаться не может. Я должна скоро проснуться открою глаза и пойму, что все это было только сном. Два месяца счастья и покоя промчались, как одно мгновение».
Жизнь здесь и в самом деле была удивительно приятной. Квентин вел себя как рачительный хозяин, будто дом принадлежал ему. «Поручите все мне, мадам, — почтительно сказал он, — смею надеяться, что вы не пожалеете».
Каждую неделю он приносил ей расходные книги; траты были на удивление небольшими. В доме было еще только двое слуг: повар и горничная. Оба очень дружелюбные и трудолюбивые, но именно благодаря Квентину в доме был тщательный учет и идеальный порядок. Иногда на столе появлялись дичь и домашняя птица, вызывая озабоченность миссис Сен-Винсент. Квентин успокаивал ее:
— Прислали из деревенского поместья лорда Листердейла, из Кингс Чевиот. Это давняя традиция, мадам.
В глубине души миссис Сен-Винсент очень сомневалась в том, что отсутствовавший лорд Листердейл следовал бы подобным традициям. Она подозревала, что Квентин злоупотребляет доверием хозяина. Просто она и ее дети очень ему понравились, вот он и старается их всячески порадовать.
Что же касается заявления Руперта о таинственном исчезновении хозяина дома, то при второй своей встрече с посредниками миссис Сен-Винсент расспросила о лорде Листердейле. Почтенный седой джентльмен немедленно удовлетворил ее любопытство.
Да, лорд Листердейл последние восемнадцать месяцев находится в Восточной Африке.
— Наш клиент большой оригинал, — сказал он, широко улыбнувшись. — Если помните, он уехал из Лондона, не сказав никому ни слова. Газеты об этом писали. Да, действительно было проведено расследование. Скотленд-Ярд[9] всполошился. Но, слава Богу, лорд Листердейл прислал весточку. И, между прочим, всеми полномочиями облек своего кузена полковника Карфакса. Этот джентльмен ведет все дела лорда. Да, конечно же лорд Листердейл оригинал. Он всегда был скитальцем и предпочитал путешествовать по самым диким местам. Он может годами не возвращаться в Англию, хотя уже и не так молод.
— Но и не так уж стар, — сказала миссис Сен-Винсент, внезапно вспомнив грубоватое бородатое лицо, которое привлекло ее внимание в каком-то иллюстрированном журнале. Ну просто вылитый морской волк времен королевы Елизаветы[10].
— Пожалуй. Как говорится, мужчина средних лет. По данным Дебретта[11] ему пятьдесят три года.
Этот разговор миссис Сен-Винсент пересказала Руперту, чтобы сбить спесь с молодого джентльмена.
Руперт, однако, не смутился.
— Ну вот, час от часу не легче, — выпалил он. — Кто такой этот полковник Карфакс? Возможно, он унаследует титул — если с Листердейлом что-то случится. Письмо из Восточной Африки, между прочим, могли подделать. Годика через три этот Карфакс заявит, что лорд Листердейл умер, присвоит себе его титул и наложит лапу на все его поместья. М-да, странно, странно все это.
Дом он удостоил снисходительным одобрением. Когда у него выдавался свободный часок, он старательно простукивал панели, пытаясь обнаружить роковой тайник, но мало-помалу его интерес к тайне лорда Листердейла ослабел. Равно как и интерес к дочери табачного фабриканта. Видимо, сказывалась благотворительная атмосфера дома.
Барбаре дом принес удачу. Джим Мастертон нанес им визит и вскоре стал частым гостем. Он и миссис Сен-Винсент были в восторге друг от друга, и однажды он сказал Барбаре нечто, сильно ее поразившее.
— Ты знаешь, этот дом — прекрасное жилище для твоей матери.
— Для матери?
— Да. Он словно был построен специально для нее! Она каким-то непостижимым образом стала здесь, ну… в общем, хозяйкой. Ты знаешь, в этом доме есть что-то подозрительное, что-то непостижимое, словно тут поселился кто-то невидимый, какой-то призрак….
— Не уподобляйся Руперту, — запротестовала Барбара. — Он просто убежден, что злой полковник Карфакс убил лорда Листердейла и спрятал его тело под панелями.
Мастертон рассмеялся:
— В отличии от Руперта я не имел в виду ничего зловещего. Что-то такое чувствуется в атмосфере этого дома, но что? Не могу понять.
Через три месяца Барбара пришла к своей матери с сияющим лицом.
— Джим и я — мы помолвлены. Да — прошлым вечером. О мама, это похоже на то, что сказка становится былью.
— Моя дорогая! Я так за тебя рада, так рада!
И мать с дочерью крепко обняли друг друга.
— Ты знаешь, Джим буквально влюблен в тебя, почти так же, как в меня, — наконец сказала Барбара с озорным смехом.
Миссис Сен-Винсент очень мило покраснела.
— Правда, правда, — продолжала настаивать девушка. — Ты считала, что этот дом больше всех необходим мне, но в действительности он прежде всего хорош — для тебя. Руперт и я чувствуем себя здесь все-таки только жильцами. А ты… ты словно всегда тут и жила.
— Не говори чепухи, дорогая.
— Это не чепуха. Этот дом похож на зачарованный замок, а ты зачарованная принцесса, ну а Квентин — о! — добрый волшебник.
Миссис Сен-Винсент засмеялась и согласилась с последним ее утверждением.
Руперт воспринял известие о помолвке сестры очень спокойно.
— Я чувствовал, что все к этому и идет, — заметил он тоном умудренного старца.
Однажды они с матерью обедали вдвоем, Барбара и Джим ушли куда-то развлекаться.
Квентин поставил перед Рупертом бутылку портвейна и молча удалился.
— Этот старый сыч какой-то странный, — сказал Руперт, кивая в сторону закрытой двери. — В нем есть что-то загадочное, что-то…
— Подозрительное, не так ли? — продолжила за него миссис Сен-Винсент со слабой улыбкой.
— Мама, как ты догадалась, что я собирался сказать? — строго спросил Руперт.
— Это же твое любимое словечко, дорогой. Тебе все вокруг кажется подозрительным. Я даже думаю, ты не исключаешь, что именно Квентин убил лорда Листердейла и засунул его тело под паркет.
— Не под паркет, а в тайник за панелями, — поправил ее Руперт. — Ты всегда выражаешься не совсем точно, мама. Нет, это я выяснил. В момент исчезновения хозяина Квентин был в Кингсл Чевиот.
Миссис Сен-Винсент еще раз нежно улыбнулась сыну и, встав из-за стола, ушла в гостиную. Какой он еще, в сущности, ребенок…
Внезапно ей вспомнились слова седого конторщика о том, что отъезд лорда Листердейла из Англии был очень поспешным. Наверное, это было неспроста. Она все еще обдумывала это, когда вошел Квентин с кофейным подносом.
— Вы ведь очень давно служите у лорда Листердейла, не так ли? — спросила она.
— Да, мадам, я поступил к нему совсем еще юнцом — мне был двадцать один год. Это было еще при старом лорде. Я начинал третьим ливрейным лакеем[12].
— Вы, наверное, знаете лорда Листердейла очень хорошо. Что он за человек?
Дворецкий немного пододвинул поднос, чтобы ей было удобнее класть в кофе сахар, и отвечал с обычной своей невозмутимостью:
— Лорд Листердейл был очень эгоистичным джентльменом, мадам, он никогда не считался с другими людьми.
Он взял поднос и унес. Миссис Сен-Винсент осталась сидеть с чашкой кофе в руках, она явно была озадачена. Ее поразил тон Квентина, и еще это слово… Ну да, Квентин употребил слово «был». Значит, он думает или даже уверен… Она заставила себя встать. Не многим же она отличается от Руперта! Но сколько леди Сен-Винсент ни подтрунивала над собой, охватившая ее тревога не исчезала… Позднее она говорила, что первые подозрения она почувствовала именно в тот момент.
Теперь, после того как будущее Барбары определилось, она чаще могла думать о чем-то другом. Но, как правило, все ее мысли так или иначе касались тайны лорда Листердейла. Что бы там ни было на самом деле, Квентину наверняка что-то известно… Какими странными были эти его слова: «…очень эгоистичный джентльмен, не считался с другими людьми». Что он имел в виду? А тон совсем как у судьи — невозмутимый и беспристрастный. Не исключено, что Квентин причастен к исчезновению лорда Листердейла? И даже к возможной трагедии? Единственное письмо полковнику Карфаксу из Восточной Африки, несмотря на всю нелепость опасений Руперта, было действительно каким-то подозрительным.
Однако, сколько миссис Сен-Винсент ни пыталась, она решительно не могла себе представить Квентина в роли злодея или мошенника. Квентин, говорила она себе снова и снова, — очень хороший человек.
Она повторяла это с чисто детской убежденностью и простодушием. Квентин хороший человек. Но он конечно же что-то знал!
Она никогда больше не заговаривала с ним о хозяине. Словно эта тема вообще никогда ее не интересовала. Руперт и Барбара были заняты своими проблемами, и никаких попыток обсуждения мистера Листердейла больше не возникало.
В конце августа ее смутные догадки относительно того, что Квентин что-то скрывает, получили подтверждение.
Руперт уехал в отпуск с другом, у которого был мотоцикл с прицепом. Уехал на две недели. Но уже через десять дней он, не на шутку испугав миссис Сен-Винсент, вдруг ворвался в гостиную, где она писала письма.
— Руперт! — воскликнула она.
— Я знаю, мама. Ты не ожидала увидеть меня — я должен был приехать через три дня. Но кое-что заставило меня поторопиться… Андерсону — ты знаешь, это мой приятель, — было безразлично, куда ехать, поэтому я предложил взглянуть на Кингс Чевиот…
— На Кингс Чевиот? Но зачем?
— Ты прекрасно знаешь, мама, что я всегда чувствовал, что тут творится нечто подозрительное. Я все время приглядывался к этому дому. Не то чтобы я действительно думал что-нибудь обнаружить — просто на всякий случай.
В этот момент Руперт очень напоминал собаку, выслеживающую невидимую дичь, — вся во власти охотничьего азарта, ничто не может ей помешать, и у нее ужасно торжественный и счастливый вид.
— Когда мы ехали по деревне — от имения до нее миль[13]восемь, девять, — это и произошло — в том смысле, я его увидел.
— Увидел кого?
— Квентина — он как раз входил в небольшой домик. «Очень уж подозрительно», — сказал я себе, когда мы уже порядком отъехали… Короче, я попросил остановить автобус, и вернулся к этому домику. Постучал в дверь, и он сам мне ее открыл.
— Но я не понимаю, Квентин же никуда не уезжал…
— Это мы еще обсудим, мама. Но сначала выслушай меня и постарайся не перебивать… Это был Квентин, и в то же время не Квентин, понимаешь?
Миссис Сен-Винсент совершенно ничего не понимала, и он пустился в объяснения:
— Вне всякого сомнения, это был Квентин, но это был не наш Квентин. Это был настоящий Квентин.
— Руперт!
— Погоди, я еще не все рассказал. «Вы Квентин, не так ли?» И старик ответил: «Совершенно верно, сэр, он самый. Чем могу быть полезен?» И тут я понял, что это не наш слуга. Я задал несколько вопросов и окончательно в этом убедился. Старикан, конечно, даже не сообразил, что я его прощупываю. Сказал, что действительно был у лорда Листердейла, ушел на пенсию и получил этот домик как раз в то время, когда лорд Листердейл уехал в Африку. А значит, что получается? Получается, что наш молчун — самозванец, и Квентина он изображает неспроста. Моя версия такова: он приехал в Лондон как раз в тот вечер, когда пропал Листердейл. Стал набиваться к лорду Листердейлу в дворецкие, а затем убил его и спрятал тело за панелями. Дом-то старый, и — будь уверена — тут обязательно должен быть тайник…
— Опять ты за свое, — резко оборвала его миссис Сен-Винсент. — Я просто не могу этого больше слышать. Ради чего он стал бы убивать мистера Листердейла — вот что я хочу от тебя услышать. Если же он действительно это сделал — во что я категорически отказываюсь верить, — то какие причины толкнули его на такой шаг?
— Ты права, — признал Руперт, — мотив — очень важная штука. Но я уже произвел расследование. У лорда Листердейла было много домов. За эти два дня мне удалось выяснить, что практически все эти дома в последние полтора года были сданы людям, находящимся примерно в том же финансовом положении, что и мы. Сдавались практически за номинальную плату — и с условием, что слуги должны оставаться в доме. Что давало возможность Квентину — то есть этому самозванцу — служить в этих домах некоторое время в качестве дворецкого. Все это наводит на мысль, что в одном из домов есть тайник, в котором находятся драгоценности или ценные бумаги, припрятанные лордом Листердейлом. Но вся эта шайка не знала, в каком именно. Впрочем, возможно, этот лже-Квентин действует в одиночку. Это…
Миссис Сен-Винсент оборвала его:
— Руперт! Помолчи хоть минутку. У меня от тебя голова идет кругом. Ну что за чушь ты несешь: шайка, бумаги, драгоценности…
— Есть и другая версия, — бодро продолжил Руперт. — Этот Квентин мог затаить злобу на лорда Листердейла, который чем-то ему насолил. Настоящий дворецкий поведал мне историю о некоем Самуэле Лоу, он был садовником, примерно такого же роста и сложения, как и сам Квентин. Так вот у него был зуб на Листердейла.
Миссис Сен-Винсент вздрогнула.
«Не считался с другими людьми». Эти слова вдруг всплыли в ее памяти, во всей их нелицеприятности. Слова, не означающие ничего конкретного, но что может за ними скрываться?
Погрузившись в тяжкие мысли, она почти не слушала Руперта. А тот ей что-то сказал и вышел из комнаты.
И тут она словно очнулась. Куда он пошел? Что собирается делать? Она не уловила смысл его последних слов. А что, если он пошел за полицией? В таком случае…
Она порывисто поднялась и позвонила. Как обычно, Квентин тут же явился.
— Вы звонили, мадам?
— Да. Входите, пожалуйста, и закройте дверь.
Дворецкий повиновался. Миссис Сен-Винсент некоторое время молчала и пытливо на него смотрела.
Она думала: «Он был добр ко мне — никто не знает, насколько добр. Дети никогда этого не поймут. Конечно же, то что говорил Руперт абсолютно нелепо, но вдруг… вдруг в этом что-то есть? Кто знает, где тут правда, а где вымысел. И все же я должна ему сказать! — в благодарность за его доброту!»
Покраснев от волнения, миссис Сен-Винсент заговорила срывающимся голосом:
— Квентин, мистер Руперт только что вернулся. Он был в Кингс Чевиот — или, вернее, в деревне, которая там неподалеку…
Она замолчала, отметив, как он вдруг вздрогнул, — она застала его врасплох.
— Он видел там кое-кого, — продолжала она, выделив последние слова, и в голове ее мелькнуло:
«Теперь он будет начеку. Я предупредила его».
После мгновенного замешательства Квентин снова принял свой обычный невозмутимый вид, но его глаза остро и внимательно смотрели ей прямо в лицо, в них было что-то такое, чего она до сих пор не замечала. Это были глаза мужчины, а не слуги.
Некоторое время помолчав, он произнес:
— Зачем вы рассказываете мне это, миссис Сен-Винсент? — Голос его тоже как-то неуловимо изменился.
Она не успела ответить, так как в это время дверь распахнулась и в комнату ворвался Руперт. Следом за ним вошел средних лет человек с небольшими бакенбардами, своей степенностью напоминавший архиепископа. Квентин!
— Вот он, — доложил Руперт. — Настоящий Квентин. Я оставил его в такси. А теперь, Квентин, посмотрите на этого человека и скажите: это Самюэль Лоу?
Для Руперта это был момент триумфа. Но торжество его было недолгим, почти сразу же он почувствовал, что что-то не так. Настоящий Квентин выглядел каким-то смущенным и, похоже, чувствовал себя в высшей степени неуютно, между тем как другой улыбался широкой довольной улыбкой.
Он хлопнул своего смущенного двойника по спине:
— Все в порядке, Квентин. Я полагаю, этого кота когда-то все-таки пришлось бы вытащить из мешка. Можешь рассказать им, кто я такой.
Незнакомец важно расправил плечи.
— Это, — провозгласил он тоном, полным упрека, — это мой хозяин, лорд Листердейл, сэр.
В следующий момент события приняли другой оборот: от петушиной самоуверенности Руперта не осталось и следа. Он еще не осознал, что же случилось на самом деле: так и стоял с раскрытым ртом, когда почувствовал, как его мягко выпроваживают из комнаты, и дружелюбный, но довольно-таки фамильярный голос говорит:
— Все в порядке, мой мальчик. Все живы и невредимы. Но я хочу поговорить с твоей матерью. Ты молодец — вывел-таки меня на чистую воду.
Руперт тупо уставился на захлопнувшуюся за его спиной дверь. Настоящий Квентин стоял рядом с ним и вполголоса объяснял, почему все так получилось — речь его лилась плавно и чинно. А в комнате лорд Листердейл вплотную приблизился к миссис Сен-Винсент:
— Позвольте мне попытаться все вам объяснить! Всю свою жизнь я был невероятным эгоистом — и однажды я понял это. Понял, что должен попробовать хоть немного исправиться. Свое превращение в альтруиста[14] я начал с того, что принялся посылать деньги во всякие сомнительные благотворительные комитеты. Но потом почувствовал, что надо что-то предпринять самому… Я всегда сочувствовал тем, кто разорился в результате каких-то неурядиц, — для этих людей что-то просить как нож острый. У меня в Лондоне несколько домов. И однажды мне пришла в голову идея — сдать свои особняки людям, которые в них нуждаются и сумеют по достоинству их оценить. Молодые пары, только начинающие свой жизненный путь, вдовы с детьми, которые в результате финансовых проблем потеряли место под солнцем… Квентин был для меня не просто дворецким — он был моим другом. Однажды у меня появилась идея о перевоплощении в дворецкого: я тут же обсудил это с Квентином и постарался придать себе максимальное с ним сходство. Я всегда любил розыгрыши, и это мне неплохо удавалось.
Когда после моего исчезновения поднялась суета, я организовал письмо из Восточной Африки — в нем я давал подробные инструкции своему кузену Морису Карфаксу. Вот и все, пожалуй, — неуверенным тоном закончил он.
Во взгляде, устремленном на миссис Сен-Винсент, была мольба. Леди Сен-Винсент встретила его взгляд спокойно.
— Это была добрая затея, — сказала она. — Очень необычная. Но она делает вам честь. Я бесконечно вам благодарна. Но вы же понимаете, что мы не сможем больше здесь оставаться?
— Я так и знал, — сказал он. — Гордость не позволит вам принять то, что вы, возможно, называете про себя «благотворительностью».
— А разве это не благотворительность? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Потому что я прошу кое-что взамен.
— Что именно?
— Если быть точным, то все. — В его голосе зазвенел металл, это был голос человека, привыкшего повелевать. — Когда мне было двадцать три года, — продолжал он, — я очень любил одну девушку. Мы поженились. Через год она умерла. С тех пор я очень одинок. Все это время я мечтал встретить женщину своей мечты.
— Разве я похожа на нее? — тихо спросила она. — Я уже стара, и эти морщины…
Он рассмеялся.
— Стара? Да вы гораздо моложе своих детей. Кто действительно стар, так это я.
Теперь рассмеялась она, и в этом смехе звучал нежный протест.
— Вы? Да вы до сих пор настоящий мальчишка. Мальчишка, у которого в крови страсть к лицедейству…
Она протянула ему обе руки, и он осторожно сжал их в своих ладонях.
Примечания
1
«Ритц» — фешенебельная лондонская гостиница с рестораном на улице Пиккадилли.
(обратно)2
Имеется в виду королевский чайный сервиз «Дерби».
(обратно)3
«Морнинг пост» — ежедневная газета консервативного направления, основанная в 1772 году и в 1937 году слившаяся с газетой «Дейли телеграф».
(обратно)4
Вестминстер — район в центральной части Лондона.
(обратно)5
Гинея — денежная единица, равная 21 шиллингу и имевшая хождение до 1971 года. Применялась при исчислении гонораров, оценке картин, скаковых лошадей и т. п.
(обратно)6
Королева Анна (1665–1714) — королева Великобритании и Ирландии.
(обратно)7
Грин-парк — парк в Лондоне, который тянется вдоль улицы Пикадилли и известен со второй половины XVII века.
(обратно)8
Имеется в виду член Лейбористской партии, одной из крупнейших политических партий Великобритании (наряду с Консервативной), основана в 1900 году на базе профсоюзного движения.
(обратно)9
Скотленд-Ярд — традиционное название лондонской полиции (буквально «Шотландский двор»).
(обратно)10
Королева Елизавета I Тюдор (1533–1603) — царствовала в 1558–1603 годах.
(обратно)11
Дебретт — ежегодный справочник дворянства, выходящий с 1802 года и названный по имени первого издателя Джона Дебретта.
(обратно)12
Имеется в виду лакей, носящий ливрею, форменную одежду с галунами, открывающий дверь, прислуживающий за столом и т. п.
(обратно)13
Миля — мера длины, равная 1,609 км.
(обратно)14
Альтруист — человек, бескорыстно помогающий другим.
(обратно)
Комментарии к книге «Тайна лорда Листердейла», Агата Кристи
Всего 0 комментариев