«Клетка для райской птички»

Клетка для райской птички (fb2) - Клетка для райской птички (Частный детектив Татьяна Иванова) 720K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Серова

Марина Серова Клетка для райской птички

Глава 1

– Теперь нажимаем «enter» – и готово. – Алексей, довольный, потянулся. – А сейчас в душ и спать. Посмотрим теперь, кто у нас крутой!

– Лешик, ты освободился? Завтрак почти готов! Поторопись, пожалуйста, а то я на работу опоздаю, – пропел мелодичный девичий голос из кухни.

«Опять я про нее забыл! Никак не могу привыкнуть, что теперь в квартире не один», – подумал Алексей, но вслух произносить не стал. Вместо этого он встал из-за компа и прошлепал босыми ногами до дверей кухни. Майечка, в свежей атласной сорочке, с забранными в хвост волосами, как всегда, колдовала над сковородкой. Запах по кухне распространялся нереальный. Для вечно голодного Алексея любая возможность вкусно поесть приравнивалась к вселенскому блаженству. Алексей не был избалован женским вниманием. Дело было вовсе не в том, что у него имелись какие-либо физические недостатки или внешность его имела отталкивающие черты. Скорее причину женского невнимания можно было отнести к патологической застенчивости Алексея. И только такому жизнелюбивому, но недалекому существу, как Майечка, было абсолютно ничего не известно о человеческой застенчивости. Она попросту не замечала, когда чем-либо вводила человека в смущение. Именно по этой причине, а вероятнее всего по стечению целого ряда обстоятельств, Алексей и Майечка вот уже целых восемнадцать дней переживали, по определению Алексея, период «близких, но далеких отношений».

– Опять всю ночь просидел в своих виртуальных измерениях?

Майечка была бесподобна! Губки капризно поджаты, а в глазах изумрудные искорки, напрочь перечеркивающие любые мысли о недовольстве их обладательницы.

– Мои «виртуальные измерения», как ты их называешь, приносят вполне реальные доходы, – парировал Алексей. – И я в очередной раз прошу тебя не называть меня Лешиком. Мне это не нравится!

– Зато мне очень даже нравится! – смеясь, произнесла Майечка.

– Железная логика – истинно женская. – Алексей сгреб Майечку в охапку и усадил к себе на колени.

Майечка начала притворно вырываться, всем своим видом показывая недовольство, но изумрудные искорки по-прежнему говорили об обратном. «В наших отношениях уже появились свои ритуалы», – мельком подумал Алексей и понес Майечку в спальню.

***

Майским утром Карагодин вышел на крыльцо своего подъезда. Вовсю светило солнце. По старой привычке Петр Семенович приостановился, вдохнул весеннего воздуха, огляделся по сторонам и, дважды шаркнув правой ногой о ступеньку, не спеша побрел к автобусной остановке. Автомобили Карагодин игнорировал принципиально. Еще с советских времен у него осталось стойкое убеждение, что личный автотранспорт – только для бездельников, протирающих штаны в никому не нужных конторах. Себя Карагодин, естественно, к таким не относил. И хотя в настоящее время статус его существенно понизился, Петра Семеновича это ничуть не смущало. Да и почему, собственно, его должно было что-то смущать? Он по-прежнему оставался высококлассным специалистом в своей области. Именно по этой причине он и находился сейчас на пути к автобусной остановке.

Здесь было немноголюдно. Прыщавый юнец в спортивной куртке, с потертым, явно пережившим свои лучшие годы рюкзаком, надетым на оба плеча, стоял, облокотившись на подпорку остановки. Две пожилые дамы, одетые довольно скромно, но с претензией на элегантность, обсуждали извечные проблемы неудовлетворительной работы транспорта. Да стройная, довольно симпатичная, молодая, но очень печальная женщина. На нее Петр Семенович обратил особое внимание. Было в ее лице что-то такое, что заставляло снова и снова возвращать к нему взгляд. Несмотря на теплую погоду, на женщине было надето светло-лимонное драповое пальто с контрастными вставками черного цвета. Ворот пальто был застегнут наглухо. Из-под ворота выглядывал веселый разноцветный шелковый шарфик. Завершали ансамбль черные лаковые полуботинки на шпильках и такого же цвета сумочка. В руках женщина держала увесистый пакет. По всей видимости, держать пакет было не совсем удобно, так как женщина прижимала его двумя руками к груди. Время от времени пакет съезжал под своим весом, и женщина перехватывала его повыше, боясь выронить.

Наконец автобус подошел, и дамы засуетились, стараясь угадать, где окажутся открытые двери, чтобы оказаться возле них непременно первыми. Первым оказался прыщавый юнец, и дамы, шумно выражая свое недовольство воспитанием современной молодежи, погрузились в автобус следом за юнцом. В какой-то момент Карагодину показалось, что молодая печальная женщина двинется вслед за дамами, и он даже решил пропустить ее вперед, но, поколебавшись, женщина никуда не пошла, а Петру Семеновичу пришлось сесть в автобус вслед за дамами. Двери закрылись, автобус тронулся, а молодая печальная женщина так и осталась стоять, чуть подавшись по направлению к транспорту.

Еще какое-то время Карагодин провожал глазами одинокую фигуру, стоящую на остановке, затем прошел в конец автобуса и занял свободное место. Путь предстоял неблизкий. Петр Семенович смотрел в окно и наслаждался видом весеннего пробуждения природы, звонким щебетанием птиц, веселой перекличкой трамвайных звонков. Настроение было – лучше не придумаешь!

Зазвонил телефон. Петр Семенович вздохнул, сожалея о том, что внезапный звонок так бестактно спугнул его сентиментальное настроение. Конечно, это была Майечка! Майечка, молоденькая, не в меру общительная девушка, была стихийным бедствием, обрушившимся три месяца назад на степенное заведение, в котором трудился Карагодин. По необъяснимой причине Майечка тут же решила, что каждый член их небольшого коллектива автоматически становится ее лучшим другом, а она, Майечка, назначается ответственной за доведение любой мало-мальски свежей информации до каждого члена коллектива в самые кратчайшие сроки. Каким образом Майечка обзавелась телефонами всех своих новых коллег, для Петра Семеновича оставалось тайной, но к утру следующего рабочего дня Майечка успела обзвонить добрую половину коллектива. Карагодин обреченно поднес трубку к уху, в его уши полилось жизнерадостное щебетание.

– Петр Семенович, вы где? Каталоги новых экспонатов все еще не пришли. Зоя Александровна телефон оборвала, да все без толку. А Алик опять проспал… В Южном зале ремонтники лепнину поуродовали, не знаю даже, можно ли ее восстановить будет… Шляпин грозится гастарбайтеров нанять, если бюджет в ближайшие дни денег не выделит. А те тогда такого тут натворят!!! Зоя Александровна со Шляпиным даже…

– Майечка, все – через полчаса, – не дав договорить девушке, произнес Карагодин и отключился.

***

Когда у капитана Скворцова, молодого тридцатипятилетнего холостяка, выдавалось свободное время, всем доступным развлечениям он предпочитал шахматы. Единственная, по его мнению, интеллектуальная игра, которая дает возможность одновременно справиться с мозговым напряжением трудовых будней и тренировать мыслительные способности. При удачном стечении обстоятельств капитан посещал местный шахматный клуб, в котором всегда можно было найти более или менее приличного партнера для игры. Если же такой возможности не было, то ему приходилось довольствоваться собой в качестве противника по шахматной партии.

Вчерашний вечер можно было считать фантастически удачным. Мало того что освободился Скворцов на удивление рано, аж в семь часов вечера, так еще в шахматном клубе его партнером по игре оказался небезызвестный в шахматных кругах Шеферов. И в довершение всего Скворцову удалось свести партию с Шеферовым вничью. Вот это удача так удача. Ему, Скворцову, аплодировал Сам Шеферов!

Но все хорошее, как известно, быстро кончается. Уж кто-кто, а капитан Скворцов знает это не понаслышке! И как бы в подтверждение этому знанию, не успел начаться новый день, а неприятные новости и события уже посыпались на голову капитана.

Ровно в шесть часов утра, когда он досматривал самый красочный из всех ночных снов, его мобильный заиграл «Похоронный марш». Это означало, что Скворцова срочно возжелало видеть начальство. А уж если начальство не дожидается твоего прихода на рабочее место, то, значит, дела совсем плохи, естественно для тебя!

– Капитан Скворцов на проводе! – сказал он в трубку. – Да. Где? Когда? Кто выехал на место? Понял, еду!

***

Когда Скворцов прибыл на место, там уже «вовсю кипела работа», как выразился его начальник по телефону. В полупустом, пахнущем побелкой и масляной краской помещении находились всего три человека: эксперт-криминалист Лев Михайлович Брюгер, пожилой, лысоватый, склонный к полноте поволжский немец, специалист высокого класса в своем деле; участковый уполномоченный – Артемка Михеев – лентяй, выпивоха, бездельник, но, по необъяснимым причинам, баловень судьбы и любимчик начальства; да мужчина неопределенного возраста, худощавый, с легкой сединой в волосах и запоминающимся проницательным взглядом. Его Скворцов не знал и вполне резонно предположил, что тот – служащий музея, вероятнее всего, руководитель среднего звена, которого, так же как и Скворцова, в срочном порядке вызвали на место происшествия. Мельком поздоровавшись с коллегами, Скворцов обратился к незнакомцу:

– Следователь Скворцов. С кем имею честь…

– Карагодин Петр Семенович. Местный сторож.

– Сторож?! – Глаза Скворцова полезли на лоб.

Предположить, что мужчина настолько представительного вида может быть сторожем музея, Скворцов просто не мог! Однако жизнь иногда преподносит нам неожиданные сюрпризы.

– Совершенно верно!

– Любопытно… И что же, в музее все сторожа такие?

– Если я вас правильно понял, не все, – заулыбался Карагодин, – нас здесь всего четыре сторожа. Работаем в паре. Когда выпадает будний день – работаем только ночью, а если выпадают выходные, то остаемся в музее целые сутки. Но всегда – по двое. Конечно, по штату положено иметь три пары сторожей, но тогда зарплата совсем уж мизерная выходит. Вот и приходится администрации идти на компромисс.

– Понятно, – промычал Скворцов. – Скажите, в эту ночь было ваше дежурство?

– Совершенно верно. В эту ночь по графику должны были дежурить я и мой напарник, Никодим Трофимович, очень, кстати, уважаемый человек, в прошлом – мастер спорта по боксу!

– Насколько я понимаю, слова «должны были дежурить» предполагают некие изменения в графике? – Скворцов вопросительно поднял брови.

– Понимаете, – нерешительно начал Петр Семенович, – конечно, при иных обстоятельствах в наших действиях не было бы никакого криминала. Ну поменялись сторожа сменами по семейным обстоятельствам – дело житейское… Но, учитывая недавние события, невольно начинаешь отыскивать скрытые мотивы тех или иных поступков, каждому слову, произнесенному накануне преступления, придаешь двоякий смысл.

– Да? – Скворцов был явно заинтересован. – У меня к вам просьба – расскажите-ка поподробнее о событиях сегодняшней ночи, а также обо всех словах, просьбах и неожиданных происшествиях, предшествовавших ночному инциденту. Только, пожалуйста, ограничьтесь фактами!

– Постараюсь! – не без сарказма ответил Карагодин. – Голые факты так голые факты!

Скворцов поморщился, но был вынужден ответить:

– Прошу вас, Петр Семенович, не лезьте в бутылку! Если бы вы знали, сколько всякой шелухи нам, операм, приходится выслушивать за день, вы бы, вместо того чтобы обижаться, посочувствовали мне! А факты, к вашему сведению, услышанные без комментариев свидетелей, – это пятьдесят процентов успеха в раскрытии дела!

– А как же везение? – улыбнувшись, поинтересовался Петр Семенович.

– Везение – это, конечно, здорово, но только если это везение подкреплено фактами! – И Скворцов тоже заулыбался.

– Ну что ж, думаю, мы поняли друг друга. Я могу приступить к описанию событий? – Скворцов коротко кивнул, и Карагодин начал свой рассказ.

***

Двенадцатого мая Петр Семенович приехал в Центральный исторический музей мировых искусств, в котором трудился вот уже почти пятьдесят лет, сначала консультантом по истории Древней Италии и Древнего Рима, потом внештатным сотрудником запасников музея и, наконец, штатным охранником восточного и западного крыла музея. Приехал он по предварительной договоренности с ведущим специалистом музея в области итальянского искусства Зоей Александровной Терех. Вопрос заключался в том, что на имя Зои Александровны поступило предложение приобрести для итальянской композиции порядка десяти экспонатов известных итальянских мастеров по совершенно бросовой цене. Адресат объяснял низкую стоимость экспонатов желанием состоятельного мецената пополнить коллекцию итальянского искусства данного музея исключительно в память о счастливых детских годах, напрямую связанных с музеем.

Зоя Александровна, женщина достаточно трезвомыслящая во всех житейских обстоятельствах, когда дело касалось музейных экспозиций и исторических ценностей, оказывалась человеком крайне импульсивным и даже одержимым. Естественно, она сразу же зацепилась за это предложение, но так как решение финансовых вопросов лежало вне ее компетенции, ей необходимо было заручиться поддержкой со стороны независимого эксперта в области искусства Древней Италии. Петр Семенович был приглашен в музей именно в этом качестве независимого эксперта. Во-первых, потому, что действительно являлся экспертом в данной области, а во-вторых, потому, что имел непререкаемый авторитет в глазах генерального директора музея, в ведении которого находились все финансовые вопросы.

Карагодин приехал в музей в точно назначенный срок, в десять тридцать утра, но оказалось, что Зоя Александровна все еще не получила обещанного каталога экспонатов, предложенных музею для покупки. Меценат, с которым Зоя Александровна до настоящего времени общалась только по электронной почте, на связь не выходил, хотя она трижды проверила точность номера телефона, указанного в последнем письме. На ее письма ответа также не было. Это казалось очень странным, ведь инициатива исходила исключительно от предлагающей стороны. Прождав до половины третьего, Петр Семенович вынужден был отправиться домой, так как в ночь с двенадцатого на тринадцатое мая ему предстояло заступать на дежурство, а перед дежурством следовало хоть немного поспать. В музее все знали, насколько серьезно Карагодин относится к работе охранника. Так или иначе, но на дежурство Петр Семенович приехал невыспавшийся, а от этого раздраженный. Еще больше раздражения ему добавило сообщение, что сегодня ему предстоит дежурить не со своим постоянным напарником, Никодимом Трофимовичем Лисченко, а с охранником сменной бригады Мишкой Шнягой. Фамилия у Мишки, естественно, была другая, но в музее его звали только так. Карагодин даже не сразу вспомнил его настоящую фамилию, настолько прижилось Мишкино прозвище в кругу музейных работников. По своей сути Мишка был вполне безобидным, даже отзывчивым и симпатичным парнем, но вся беда заключалась в том, что он был запойным. Причем никто, даже сам Мишка, не мог определить, когда и по какой причине у него начнется запой. Он мог месяцами работать, не вызывая нареканий со стороны начальства, а то вдруг ни с того ни с сего не выйти на работу, даже не предупредив напарника. В таких случаях его всегда заменял Петр Семенович. Обычно Мишке хватало недели на то, чтобы, по его собственному выражению, отпиться. После очередного запоя Мишка возвращался в музей поникший, слезно просил прощения у директора музея, обещал, что такого больше не повторится, и с удвоенным усердием приступал к выполнению своих обязанностей. Директор обычно шумел, грозился «уволить Мишку к едрене фене», но в итоге всегда давал парню последний шанс.

На этот раз Мишка пришел трезвый как стеклышко, веселый и разговорчивый. На вопрос Петра Семеновича о причине замены объяснил, что у Никодима Трофимовича внезапно образовались какие-то срочные семейные обстоятельства и буквально за полчаса до начала дежурства тот позвонил Мишке и попросил выйти вместо него.

Удовлетворившись объяснением, Петр Семенович отправился на обход вверенного ему участка, а Мишка остался в комнате охраны. Во время обхода Карагодин не обнаружил ничего подозрительного, а вернувшись в комнату охраны, застал там Мишку, болтающего по сотовому телефону. В этом тоже не было ничего противоречащего правилам. Еще какое-то время они вместе с Мишкой смотрели телевизор, затем поболтали на отвлеченные темы, и наконец Карагодин уединился в большом холле. Дело в том, что время своего дежурства Карагодин совмещал с написанием рецензионных статей по истории искусства Древней Италии и Древнего Рима. Не то чтобы статьи как-то уж существенно отражались на его материальном положении, но они помогали пожилому человеку вновь почувствовать себя значимым в мире искусства. Обычно Карагодин занимался написанием статьи, сидя перед экранами камер слежения и пультом сигнализации музея, но, зная о болтливости нового напарника, в этот раз пренебрег мерами безопасности, рассчитывая на то, что Мишка в случае чего сразу обратится к нему.

По правилам музея охранники должны были делать полный обход помещений несколько раз за дежурство: в начале смены, в час ночи, в пять часов утра и в восемь, когда на смену сторожам приходил дежурный смотритель. В час ночи осмотр помещений прошел, как обычно. Мишка Шняга быстренько пробежал по всем залам и вернулся в комнату охраны. Петр Семенович обошел вверенные ему помещения и тоже вернулся к прерванному занятию.

В пять утра на телефоне Петра Семеновича сработал сигнал будильника. Пришло время провести плановый обход помещений. Прежде чем отправиться на обход, Карагодин заглянул в комнату охраны. Мишки там не было, на экранах ничего подозрительного не наблюдалось, все кнопки сигнализации работали исправно. Карагодин решил, что Мишка тоже отправился на плановый обход, и, не дожидаясь напарника, пошел проверять объект.

Обойдя восточное и западное крыло музея, Петр Семенович, повинуясь внутреннему порыву, заглянул в комнаты северного крыла. На первый взгляд здесь ничего особенного не наблюдалось, но Петр Семенович все же продолжил обход. И вот, когда он, обойдя все шесть залов, решил уже вернуться в большой холл, его внимание привлек слабый свет в проеме двери, ведущей в подсобное помещение, предназначенное для хранения уборочного инвентаря северного крыла. «Ох уж эти мне технички!» Вздохнув про себя, Петр Семенович направился в подсобное помещение, полагая, что кто-то из работников попросту оставил свет включенным. Открыв дверь, Карагодин тут же открыл и рот! В центре небольшого помещения, в окружении ведер, швабр и тряпок, прямо на полу лежал Мишка и пьяно сопел!

– Вот так поворот! – вслух произнес Карагодин. – Когда же ты успел так нализаться?

Странно, раньше Мишка никогда не начинал пить на работе, только дома и только в выходной день, а тут вдруг напился так, что уснул, спрятавшись в подсобке. Оглядевшись, Петр Семенович отметил про себя, что в комнате нет ни бутылок, ни стаканов, ни остатков закуски. В помещении вообще не было никаких следов, указывающих на то, что недавно здесь происходили бурные возлияния. Но ведь где-то Мишка должен был пить, раз дошел до такого состояния? Петр Семенович попытался разбудить горе-охранника, но Мишка никаких признаков активности не подавал. Лежал на полу и храпел пьяным храпом. Добудиться Мишку Карагодину не удавалось. Промучившись добрых полчаса, Петр Семенович сдался. «Ладно, проспится – сам расскажет», – решил Карагодин.

Петр Семенович вернулся в комнату охраны. Там он все тщательно осмотрел, но следов принятия спиртного в этой комнате также не наблюдалось. Тогда Карагодин обошел все помещения северного крыла музея, пытаясь отыскать хотя бы бутылки, которые должны были непременно остаться. Нигде никаких следов. Не осмотренным осталось только южное крыло, в котором вот уже два месяца шли ремонтные работы и все экспонаты из залов южного крыла были отправлены в запасники музея. Петр Семенович направился туда в надежде найти ответ на волнующий вопрос. И нашел! Только не то, что искал.

В первом зале было пусто. Тут ремонтные работы были уже закончены. Карагодин, не задерживаясь, прошел в следующий зал. Прямо с порога он увидел цепочку меловых следов, ведущих к дальней стене помещения. В этой части зала были свалены в кучу строительные материалы, стояли леса, а за ними бесформенной грудой возвышался полиэтилен, который строители использовали как укрывной материал при проведении малярных работ. Дело в том, что пол в этом помещении сам по себе являлся произведением искусства и его необходимо было уберечь от краски и побелки. Карагодин дошел до лесов, обогнул груду полиэтилена и застыл на месте, потрясенный открывшейся картиной.

Из груды полиэтилена, отдельно лежащей на полу, выглядывала пара женских ног, обутых в черные лаковые полуботинки на высоком каблуке. С первого же взгляда было понятно, что обладательница ног уже никогда не сможет самостоятельно подняться и пройти хоть пару шагов. Карагодин перевел взгляд на стоящие в отдалении ведра из-под краски. На крышке одного ведра была аккуратно расстелена газета, а на ней высилась пустая бутылка, два стакана и остатки закуски. На соседнем ведре, которое, по всей видимости, использовалось в качестве стула, лежала дамская сумочка. Недалеко от импровизированного стола валялся Мишкин телефон. Карагодин сразу узнал его. Телефон у Мишки был приметный, ядовито-зеленого цвета.

Для того чтобы оценить ситуацию, Карагодину потребовались считаные секунды. Не задерживаясь больше ни на мгновение, Петр Семенович помчался в комнату охраны и вызвал полицию.

***

К тому моменту как Карагодин закончил свое повествование, веселья у Скворцова поубавилось. Тяжело вздохнув, он обратился к своему коллеге, участковому Артемке Михееву, который слонялся без дела по залу:

– Где сейчас этот чудо-охранник? В твое отделение доставили?

Артемка встрепенулся, удивленно посмотрел по сторонам, будто ища того, к кому мог обращаться следователь. Поняв, что вопрос адресован ему, перевел взгляд на Скворцова и выдал:

– Воронков, что ли? В подсобке дрыхнет.

– Это что еще за новость! – растягивая слова, заорал Скворцов. – Ты что, сучий потрох, правил не знаешь? Какая подсобка? Тебе убийца на блюде предоставлен, а ты его запросто в подсобке бросил?

– Чего ругаетесь-то, – невозмутимо ответил Артемка. – У Ардана «бобик» еще третьего дня сдох, а бабла на ремонт хозчасть выделять не торопится. Мне что ж, на руках его до ментовки чалить?

– Надо будет – на закорках попрешь! – Скворцов аж подпрыгнул от возмущения. – И жаргон свой блатной для босяков прибереги, пользы больше будет. И как тебя, Михеев, до сих пор из органов не поперли?

– Сам удивляюсь, – беззлобно оскалился Артемка.

– Вы к Воронкову хоть охрану приставили? – успокаиваясь, спросил Скворцов.

– Кого приставлять-то? Нас здесь всего двое. Да вы не переживайте, никуда он из подсобки не денется. Он же в дрова упился. Я его полчаса за грудки тряс – все без толку. Ни единого намека на просветление сознания. Теперь часов до трех не очухается. Поверьте моему опыту.

Скворцов, наслышанный про «опыт» Артемки в делах невоздержанных возлияний, возражать не стал.

– Мог бы сам около Воронкова остаться. Хоть какая польза была бы. А то мотыляешься здесь без дела, работать мешаешь.

Ухмыльнувшись, Артемка промолчал.

– Ну, веди уж, показывай героя, – потребовал Скворцов, а Карагодину сказал: – Петр Семенович, вы можете быть свободны. Отправляйтесь домой и попытайтесь отдохнуть.

– Если вы не против, товарищ следователь, я бы предпочел приезда Ивана Андреевича дождаться, – попросил Карагодин.

– Иван Андреевич это кто? – уточнил Скворцов.

Вопрос был обращен к участковому, но ответил Карагодин:

– Это директор музея. Господин Михеев сообщил ему о происшествии, и он с минуты на минуту должен быть здесь.

– Хорошо. Оставайтесь, – позволил Скворцов и, подтолкнув Михеева к выходу, направился знакомиться с подозреваемым.

Пройдя по коридору до «лежбища» сторожа Воронкова, Скворцов предпринял попытку привести забулдыгу в чувство. Он тряс Воронкова за плечо и одновременно громко взывал:

– Воронков! Очнитесь! Да вставайте же наконец!

Тот пьяно храпел и на уговоры не реагировал. Тогда Скворцов перешел к более кардинальным мерам. Он хлопал Воронкова по щекам, тер уши, поднимал в вертикальное положение. Карагодину, последовавшему за оперативниками, эта картина напоминала кадры из популярного некогда фильма под названием «Бриллиантовая рука». Так жена Семена Семеныча пыталась вернуть его к жизни. Его так и подмывало предложить Скворцову воспользоваться механическим будильником советских времен. Помнится, в фильме именно этот способ оказался действенным.

Отчаявшись, Скворцов зажал нос и рот Воронкова в надежде, что нехватка кислорода заставит сторожа прийти в себя.

– Боюсь, этот способ приведет лишь к тому, что в музее появится еще один труп, – осторожно высказал свое мнение Карагодин.

Скворцов, зло посмотрев на сторожа, бросил свою жертву и накинулся на Михеева:

– Долго столбом стоять будешь? Машину вызывай. Пора грузить этого…

Скворцов хотел нецензурно выразиться в адрес подозреваемого, но, наткнувшись на осуждающий взгляд Карагодина, сдержался. Махнув рукой, он вернулся в южное крыло. Там уже находился директор музея, Иван Андреевич Шляпин. Скворцов обрадовался возможности переключиться с неудачной попытки привести в чувство сторожа на опрос адекватного свидетеля и тут же рванулся к нему.

– Следователь Скворцов, – привычно представился он. – Вам необходимо ответить на несколько вопросов.

– Да, да! Я понимаю, – заговорил директор, и у Скворцова тут же пропало желание общаться с ним.

От директора несло, как от пивной бочки. Внешне, правда, нельзя было сказать, что Иван Андреевич находится в состоянии алкогольного опьянения, но то, что накануне директор был серьезно занят проблемой ликвидации стратегического запаса спиртного нашей Родины, Скворцов понял сразу.

– У вас в учреждении дресс-код такой, что ли? – кивнув в сторону директора, обратился Скворцов с вопросом к Карагодину.

Тот тактично промолчал. Махнув рукой, Скворцов отправился добывать машину для перевозки подозреваемого.

Глава 2

Чудесная вещь – весеннее настроение! Природа оживает, птицы поют, солнечные лучики щедро раздают свое тепло направо и налево. В глазах прохожих читается неистребимое желание ярких впечатлений. Девушки надевают юбки покороче, каблуки повыше. Их кокетливые ободряющие взгляды способны вселить уверенность в своей неотразимости даже в самых робких представителей мужского пола. А мужчины в эти дни готовы на самые невероятные безумства ради возможности окунуться в водоворот весеннего наводнения чувств. Даже истошные крики бездомных котов, пытающихся с упорством мамонта обрести наконец свое мужское счастье, звучат в эти дни, как музыка.

Не миновала всеобщая эйфория и меня. Еще два дня назад я ломала голову над невероятно запутанной историей похищения фамильных драгоценностей и ничего вокруг не замечала. Сейчас же, когда дело было благополучно завершено, я получила возможность ощутить влияние весенних флюидов, в изобилии витающих в воздухе. Сегодня мне не хотелось думать ни о чем серьезном. Хотелось петь и танцевать. Хотелось ощущать себя любимой и желанной. Хотелось совершать безрассудные поступки. Такие, за которые потом приходится краснеть. А почему бы и нет? Я молода, красива, свободна! Глупо тратить такой прекрасный день на просмотр телепередач или на болтовню с соседкой. В такой день нужно блистать! Решено. Необходимо срочно явить миру бессмертную красоту Татьяны Ивановой! Устрою себе выход в свет.

Для осуществления задуманного в первую очередь необходимо выбрать соответствующий гардероб. Этим я и занялась. Вывалила из шкафа все свои наряды и стала подбирать ансамбль, который лучше всего подойдет к моему настроению. Все белое и черное я отмела сразу. Совершать безумства лучше в более ярком оперении. Брючные костюмы для этой цели тоже не подойдут. Нужно что-то красочное и обязательно короткое! Юбки с блузками тоже отпадают. Остаются платья. Так, что же мы имеем? Перебирая наряды, я отбраковывала одну вещь за другой, пока моему взору не предстал шерстяной клетчатый плед, сиротливо покрывающий пустой диван. Вот так поворотик! В моем гардеробе не нашлось ни одной вещи, соответствующей нынешнему настроению. Нужно срочно исправлять положение. Придется пополнить гардероб. А что? Это тоже занятие увлекательное. Прямо сейчас и отправлюсь!

Я побросала вещи обратно в шкаф, натянула джинсы и изумрудную водолазку, подчеркивающую цвет моих глаз. Сверху набросила жакет. Пару раз махнула щеткой по волосам. Хотела соорудить красивый узел на затылке, но, представив, как приятно будет развевать мои локоны весенний ветерок, тряхнула головой и оставила волосы распущенными. Сунула ноги в модные в этом сезоне лакированные ботильоны на высоченном каблуке, прекрасно гармонирующие с жакетом. Прихватив приличную сумму, отправилась на поиски вечернего платья.

Выйдя во двор, решила прогуляться пешком. Жалко было в такую погоду замуровывать себя в салоне автомобиля. Тем более до ближайших бутиков, в которых можно было приобрести вполне приличную одежду, рукой подать. Неспешным шагом я направилась в сторону своего любимого магазинчика эксклюзивной одежды «Judge esthete».

Не успела я пройти и двадцати шагов, как рядом со мной резко затормозил черный «Лексус» представительского класса. Полагая, что хозяин иномарки желает проконсультироваться по поводу выбора правильного направления своего движения, я остановилась и, повернувшись в сторону автомобиля, лучезарно улыбнулась. Дверь иномарки со стороны пассажирского сиденья медленно открылась, и передо мной предстал мужчина средних лет. Одет он был по последней моде, явно не из магазина готовой одежды. На лице пассажира улыбки не было и в помине. Под его тяжелым взглядом моя улыбка угасла сама собой. Я было вознамерилась возобновить движение, но у мужчины на этот счет оказались свои планы. Преградив мне дорогу, он оценивающим взглядом осматривал меня с головы до ног и молчал. Я решила, что нахал заслуживает того же, и ответила ему нарочито презрительным взором. По глазам нахала я поняла, что по какой-то причине он остался доволен обменом взглядами.

– Осмотр окончен? Я могу идти? – подала я голос.

– Татьяна Иванова? – задал он вопрос вместо ответа.

Я удивленно воззрилась на незнакомца.

– Не думала, что моя скромная персона пользуется такой широкой популярностью у обывателей, – проговорила я.

– А вы остры на язык, – сказал незнакомец, слегка улыбнувшись при этом.

– Что вы! Я и не думала острить, – округлив глаза в притворном ужасе, ответствовала я ему, – на самом деле я весьма застенчивая особа.

– Настолько застенчивы, что откажетесь от делового обеда в ресторане?

– Боюсь вас шокировать, – продолжая язвить, произнесла я, – но в нашем городе не принято обедать в десять часов утра. Мы по старинке предпочитаем дожидаться как минимум двенадцати.

– Если других возражений нет, предлагаю заменить обед завтраком.

С этими словами мужчина решительно взял меня за локоть и потянул в сторону открытой дверцы машины. Посчитав, что шутка зашла слишком далеко, я резко освободила свой локоть от руки незнакомца.

– Думаю, вам лучше поискать спутницу в другом месте. Всего хорошего.

Я снова вознамерилась отправиться по своим делам, но опять потерпела фиаско. Мужчина повторно преградил мне дорогу.

– Татьяна, у меня к вам деловое предложение, – сказал он, выделив ключевое, по его мнению, слово «деловое».

Я почему-то разозлилась. То ли оттого, что мне не понравились его диктаторские манеры, то ли потому, что поняла, что моим радужным планам на вечер не суждено сбыться. Весеннее настроение улетучилось, как будто его и не было. Видимо, поэтому ответила я резко.

– В данный момент никакие деловые предложения меня не интересуют. – Подражая незнакомцу, я выделила слово «никакие».

После моей тирады лицо незнакомца вмиг утратило всю свою властность. Передо мной стоял смертельно усталый человек. Мне сразу стало стыдно за свой резкий тон. Вероятно, у этого человека серьезные проблемы, а я даже не удосужилась поинтересоваться характером предложения.

– В двух словах, в чем суть ваших проблем? – смягчив тон, спросила я.

– Я хочу найти убийцу своей дочери, – просто ответил незнакомец и добавил, слегка помедлив: – Проблемой это не назовешь, не так ли?

Я слегка кивнула и молча села в машину, тут же забыв о своем намерении посвятить вечер исключительно развлечениям и безделью.

Мужчина занял место рядом с водителем, и мы, тронувшись, покатили в неизвестном направлении.

Ехали молча. Видно было, что мой спутник не расположен обсуждать столь личную тему в присутствии водителя. Для меня же ожидание было вполне привычным занятием. Я откинулась на спинку сиденья и, пользуясь представившейся возможностью, решила более пристально присмотреться к незнакомцу. На вид ему можно было дать лет пятьдесят с хвостиком, но, скорее всего, истинный возраст мужчины был за шестьдесят. Молодили его дорогой прикид и соответствующий уход. Едва заметный выговор с «оканьем» и слишком быстрая речь выдавали в нем приезжего. Про финансовую сторону даже говорить незачем. Мужик уж точно не из бедных. Наличие или отсутствие жены у таких на глазок не определишь. Так же как удачный или неудачный брак. С такими деньгами за внешним видом прислуга следит. А полноценное питание данные индивидуумы получают в элитном общепите. А вот по каким таким волшебным каналам он о моем существовании узнал, выяснить не помешает. Наверняка у него целое досье на меня имеется. С пачкой фото в профиль и анфас. Вон как легко он меня на улице вычислил. Радоваться этому обстоятельству или огорчаться, покажет жизнь.

Пока я так рассуждала, машина подъехала к небольшому, но довольно дорогому по тарасовским меркам ресторану. Водитель затормозил и поспешил открыть дверь перед боссом. Тот в свою очередь проявил галантность по отношению к даме, чем приятно порадовал меня. Всегда лучше иметь дело с клиентом, воспитанным в старых добрых традициях, привыкшим проявлять уважение к женщине. Даже малознакомой. Даже если ты всего-навсего собираешься нанять ее на работу.

Подойдя к дверям ресторана, предусмотрительно распахнутым перед нами все тем же водителем, мужчина, пропустив меня вперед, уверенно прошел в сторону изолированных кабинетов, из чего я сделала вывод, что место встречи было запланировано им заранее. Заняв место за столом в уютном кабинете, я осмотрелась, привычно ища глазами папку с меню. Ни на столе, ни на мягких диванах, предназначенных заменить стулья для посетителей, меню не обнаружилось. Опередив мой вопрос, мужчина сообщил мне, что заказ уже сделан и через несколько минут нам подадут еду. Я промолчала. Сделан так сделан. В конце концов, я же сюда не ради еды пришла, хотя перекусить не мешало бы.

– Для начала не мешает познакомиться, – произнес мой спутник. – Дмитрий Павлович Сомов. Вам представляться нет необходимости. Прежде чем принять решение обратиться к вам, я, по понятным причинам, навел все необходимые справки и теперь знаю о вас едва ли не больше, чем вы сами.

Ни проблеска улыбки. Видимо, его слова – это не шутка, а простая констатация факта. Что ж, приму как должное. При моей профессии не стоит удивляться тому, что клиент заранее интересуется обстоятельствами жизни того, кому собирается доверить сокровенные тайны своей жизни.

– Могу я поинтересоваться, из каких источников вы получили информацию обо мне? – задала я вопрос.

– Поинтересоваться можете. Получить ответ – едва ли. Да это и не столь важно. Гораздо важнее выяснить, хватит ли вашего опыта для успешного решения моего вопроса.

– Другими словами, вы хотите знать, считаю ли я себя достаточно компетентной в профессиональном плане? – Как всегда, недоверие клиента к моим профессиональным способностям задело меня. – Так вот! Могу с уверенностью сказать еще до того, как вы озвучите детали дела, которое собираетесь мне поручить: я нисколько не сомневаюсь в своих способностях! Именно поэтому я и занимаюсь частным сыском. И если досье, которое вам предоставили на меня, отражает хотя бы треть моих успехов на поприще раскрытия преступлений и разного рода запутанных ситуаций, то вы должны понимать, что такого рода вопрос абсолютно лишний! А вот вопрос, заинтересуюсь ли я вашим делом, должен волновать вас гораздо больше, чем вы предполагаете. И еще один момент. Не нужно забывать, что это вы обратились ко мне за помощью, а не я пришла просить вас дать мне позволение заняться вашими заботами!

Я замолчала, уверенная в том, что Сомов сейчас встанет и уйдет, не прощаясь. Однако он сидел не двигаясь. И, казалось, никак не отреагировал на мою тираду. На мое счастье, именно в этот момент в кабинет вошел официант, неся в руках поднос, обильно заставленный тарелками и чашками. По мере того как тарелки перекочевывали с подноса на стол, мое удивление росло. Заказ был сделан с учетом всех моих вкусовых пристрастий. Завершением гастрономического изобилия был большой кофейник, от которого исходил одуряюще приятный запах свежесваренного кофе. Я подняла глаза на Сомова. Он смотрел на меня с довольной ухмылкой.

– Да. Темперамент, – произнес он, утрированно растягивая гласные. – Теперь я полностью уверен, что не ошибся в выборе.

«Ничего себе проверочки, – подумала я про себя. – С этим типом нужно держать ухо востро. Неизвестно, что он придумает в следующий раз».

А Сомов, довольный моей реакцией, продолжил:

– Раз уж мы выяснили самый главный момент, предлагаю сначала поесть, а уж потом «заниматься моими заботами». Кофе стынет.

Я не стала возражать и позволила Сомову поухаживать за собой. Пока длилась трапеза, Сомов, несмотря на причину нашего знакомства, развлекал меня смешными историями из жизни сибиряков. Оказалось, он родом из далекого сибирского города Иркутска. Занимается там нефтяным бизнесом. Причем абсолютно легальным. По крайней мере, в настоящее время. А вот в молодости, когда был еще никому не известным мальчиком Димой, он мечтал стать моряком и обязательно ходить на ледоколе по необъятным просторам Северного Ледовитого океана. Чтобы уши от мороза пунцовые, чтобы на носу сосулька, чтобы руки к штурвалу пристывали. А еще мечтал, как в одном из походов айсберг обязательно опрокинет судно. Кругом сплошная ледяная пустыня, белые медведи норовят полакомиться молодым матросиком, а он, Димка, смелый, горячий парень, голыми руками справляется с десятью медведями и на обломках судна спасает от неминуемой гибели всю команду. Десятки матерых морских волков, не в силах сдержать слез радости, качают своего спасителя и обязательно в конце назначают его своим капитаном. И вот он уже, самый молодой из всех существующих на земле капитанов, бороздит ледяные просторы на собственном ледоколе.

Когда завтрак подошел к концу, Сомов, дождавшись ухода официанта, перешел на серьезный тон.

– Теперь о главном. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу моей дочери. Каким образом вы будете это делать, меня не волнует. Мне важен результат. И еще мне нужно, чтобы виновник трагедии попал в мои руки. Остальное – не ваша забота. Это главная причина, по которой я обратился к вам.

– Самосуд – дело неблаговидное, – произнесла я, глядя Сомову в глаза, – но сейчас не об этом. Не будем делить шкуру неубитого медведя. В данный момент меня интересуют все подробности, которыми вы располагаете. О деталях поговорим позже.

– Разумно, – согласился с моими словами Сомов. – Что ж, я готов. С чего лучше начать?

– Начните с биографии. Имя вашей дочери, возраст, где училась, как попала в Тарасов, где работала, с кем общалась. Информации много не бывает. По мере необходимости я буду задавать вопросы.

Сомов достал массивный портсигар, вынул сигарету, жестом предложил мне сделать то же самое. Я вежливо отказалась. Тогда он закурил сам и только после третьей затяжки начал свой рассказ.

Со своей будущей женой, чернобровой и черноглазой красавицей Галиной, Сомов познакомился, когда по воле случая оказался в небольшом украинском селе Давыдка Житомирской области. Гордая красавица хохлушка пленила молодого Сомова своей статью, и он, недолго думая, увез украинскую «гарну дивчину» от родителей в суровый сибирский край. Поначалу жили мирно. Сомов обеспечивал семью финансами, Галина обустраивала быт. Плохо было одно: возраст «молодых» перевалил за тридцать, а детей все не было. Сомов все чаще пропадал неизвестно где, Галина злилась, но поделать ничего не могла. И вот наконец, когда оба уже и ждать перестали, Галина сообщила мужу радостную новость: в семье ожидается прибавление.

Дочь Сомова появилась на свет, когда ему стукнуло тридцать пять. На семейном совете решено было назвать девочку Олесей. Дочка росла умненькой и послушной. Но, по словам отца, была слишком скромной и чересчур доверчивой. Когда Олесе исполнилось десять лет, дела Сомова резко пошли в гору. Деньги потекли к нему в руки рекой. Он стал неделями пропадать по делам бизнеса. Укреплению семьи это не способствовало. Галина бунтовала, злилась, устраивала скандалы. Так продолжалось года два. И вот в один прекрасный день Галина собрала вещи и ушла от мужа. К тому времени в родном украинском селе у нее родственников не осталось, поэтому она вместе с дочкой переехала жить к своей дальней родственнице в Тарасов. Тетушка Галины была женщиной одинокой и бездетной, она с радостью приютила родню.

Сомову в то время было не до семьи. Большие деньги требовали больших жертв. Поначалу он пытался поддерживать связь с женой и дочкой, но гордая Галина налаживать отношения не собиралась и любую помощь Сомова категорически отвергала. В итоге на много лет связь с семьей у Сомова была прервана.

Когда Олесе исполнилось двадцать два, она сама разыскала Сомова. Сообщила, что Галина умерла от сердечного приступа, и попросила помочь с похоронами. Сомов примчался в Тарасов, устроил бывшей жене пышные похороны и предложил Олесе переехать к нему в Иркутск. Девушка вежливо, но настойчиво отказалась. К тому времени она окончила Тарасовский педагогический Институт и работала в школе учителем биологии. Характер дочери за годы, проведенные без отца, не изменился. Она по-прежнему была слишком скромной и застенчивой. По этой причине ей было тяжело менять свои привычки и срываться с насиженного места. Настаивать Сомов не стал. Купил дочери шикарную двушку недалеко от ее работы, снабдил деньгами и, попросив держать с ним связь, вернулся в Иркутск.

С тех пор они стали регулярно созваниваться, изредка Сомов приезжал проведать дочь, время от времени помогал ей материально. В этом вопросе Олеся оказалась такой же принципиальной, как ее мать. Больших денег от отца она не принимала, довольствовалась тем, что зарабатывала учительством. Лишь по большим праздникам Сомову удавалось всучить Олесе более дорогие подарки, да в случае крайней нужды дочь сама просила отца о помощи.

Месяца три назад ситуация немного изменилась. Дочь позвонила Сомову и попросила ссудить ей немного денег. Сказала, что решила всерьез заняться своим здоровьем, а также приобрести в квартиру кое-что из мебели. С такой просьбой Олеся обратилась впервые, и хоть Сомов и был в первый момент удивлен, но, естественно, дочери не отказал. Выслав на ее имя внушительную сумму, приготовился выслушать от нее ставшие привычными заверения в том, что она в таких деньгах не нуждается. Однако на этот раз Олеся, позвонив, просто поблагодарила отца за помощь. Воодушевленный таким поворотом событий, в следующем месяце Сомов снова выслал дочери щедрое содержание. Олеся снова не отказалась. Сомов решил, что ей надоело считать копейки от зарплаты до зарплаты и теперь он сможет обеспечить ей достойное существование. Недели две назад Сомов решил увеличить сумму, высылаемую дочери. Олеся позвонила радостная, сообщила о том, что получила деньги и собирается приобрести недорогой подержанный автомобиль. Сомов поинтересовался, умеет ли Олеся водить машину. В ответ услышал, что она планирует во время летних каникул пойти учиться в автошколу. Сомов был искренне рад за дочь. Честно признаться, ему был не совсем понятен образ ее жизни. Девушка была замкнутая, ничем особо не интересовалась, кроме своей работы, никогда никуда не ездила и ни разу за все время общения с отцом не упоминала о том, что у нее есть хоть какие-то планы на будущее. Сомов сказал Олесе, чтобы она забыла о покупке рухляди на колесах, пообещав приехать к ней в июне и отвести ее в автосалон для того, чтобы дочь могла выбрать себе нормальный автомобиль. Ему, мол, так будет спокойнее. Дочь на удивление быстро согласилась. Они поболтали еще некоторое время о всяких пустяках и стали прощаться. На прощание Олеся сказала: «Ты самый лучший, папа! Я тебя очень люблю! Спасибо, что ты у меня есть» и отключилась. Пожалуй, это был первый раз, когда Олеся вот так открыто выражала отцу свои чувства. Он же оказался и последним.

Дня через два Сомов позвонил дочери, чтобы просто пообщаться. Телефон Олеси не отвечал. Решив подождать, пока она вернется с работы и сама перезвонит ему, Сомов погрузился в текущие дела. До вечера дочь так и не позвонила, ее телефон по-прежнему не отвечал. Сомов забеспокоился. Раньше Олеся всегда перезванивала ему, как только обнаруживала пропущенный вызов. Теперь же пропущенных звонков было не меньше пятнадцати, а от Олеси ни ответа, ни привета. Сомов разыскал номер телефона директора школы, в которой работала дочь, и, связавшись с ним, выяснил, что Олеси на работе сегодня не было и она не предупреждала о том, что будет отсутствовать. Директор отправил домой к Олесе ее коллегу, но дома девушки тоже не оказалось. После таких новостей Сомов забеспокоился всерьез. Первым же авиарейсом он вылетел в Тарасов.

На место Сомов прибыл в шесть часов утра. Приехал на квартиру к дочери. Открыв дверь своим ключом, он осмотрел все помещения. В квартире Олеси не было. Ничего подозрительного там также не обнаружилось. В комнатах был порядок, на кухне в холодильнике лежали продукты. Посуда, тщательно вымытая, стояла по своим местам. Тогда он стал обзванивать все местные больницы. Безрезультатно. С тяжелым сердцем Сомов покинул квартиру дочери и отправился в городское управление полиции. Позвонив нужным людям, нажав на нужные рычаги, в девять утра он стоял в помещении морга при ГУ МВД и смотрел на тело своей дочери. Сомнений быть не могло: это его дочь лежала сейчас на каталке, накрытая простыней.

Подробности Сомов узнал уже от следователя, ведущего дело об убийстве его дочери. В шесть часов утра тринадцатого мая, как раз в тот день, когда Сомов безуспешно пытался дозвониться до своей дочери, тело Олеси Сомовой было найдено в здании Центрального исторического музея мировых искусств города Тарасова. Девушка была задушена собственным шарфом. Других следов насилия эксперты не обнаружили. Смерть наступила не более пяти часов назад. По подозрению в убийстве был задержан сторож музея.

– Пожалуй, это все, что мне известно, – закончил свое повествование Сомов.

– Какие улики указывают на обвиняемого, вы не знаете? – спросила я.

– Да какие там улики! – в сердцах воскликнул Сомов. – Схватили первого попавшегося пьянчужку и навесили на него все грехи. С момента смерти моей дочери прошло уже десять дней, а следствие все топчется на месте. Выбивают признание из алкаша. А мне нужен настоящий убийца, понимаете?

– Понимаю. – Я помедлила, потом продолжила: – В ходе расследования могут открыться непредвиденные факты, в том числе из биографии вашей дочери, вы готовы к этому?

– Не думаю, что вы накопаете какой-либо компромат на Олесю.

– Так думают практически все мои клиенты, однако жизнь частенько преподносит нам неожиданные сюрпризы. Прежде чем я соглашусь работать на вас, вы должны уяснить: я работаю до тех пор, пока в деле не будет полной ясности. И добиваюсь правды, какой бы горькой она ни была.

– Довольно лирики. – Сомов вдруг разозлился. – Предлагаю такой расклад: я даю вам месяц. Это время я пробуду в Тарасове. С моей стороны вы получите любую, повторяю, любую помощь. Можете обращаться ко мне хоть по сто раз на день. А для того чтобы вы всерьез заинтересовались этим делом, предлагаю вот что: если в течение месяца вы находите убийцу моей дочери, я плачу вам круглую сумму. Если же по истечении срока вы не сможете предоставить мне имя убийцы, опираясь на неопровержимые доказательства, то мы расстаемся. За отсутствие результата я платить не намерен. Думаю, такая сумма вас устроит?

С этими словами Сомов вынул из нагрудного кармана блокнот, вырвал из него листок и что-то нацарапал на нем. Закончив свои манипуляции, он протянул листок мне. Я посмотрела на цифры. Они впечатляли. Признаюсь, за свои услуги я просила немало, но даже по самым приблизительным подсчетам сумма, предложенная Сомовым, раз в десять превышала мой обычный гонорар.

– По рукам, – сказала я.

Мужчина удовлетворенно крякнул. После этого я задала ему еще несколько вопросов, и мы расстались, обменявшись номерами телефонов.

***

Спустя час я сидела в кабинете директора музея и выслушивала его разглагольствования на тему вреда алкоголя.

– Вот ведь сколько уже раз собирался выгнать взашей Михаила. И почему я не сделал этого раньше! А все моя доброта. Думал: пропадет совсем человек. А теперь расплачиваюсь за свое мягкосердие. Да ведь никто и предположить такого не мог! По своей сути Михаил абсолютно безобидный. Если бы не водка, ему цены бы не было. А тут вон как дело обернулось. Видно, совсем допился мужик, раз до преступления дошел.

– Скажите, Михаил Воронков раньше проявлял агрессивность в пьяном виде? – Мне едва удалось вставить слово в поток красноречия директора.

– Не могу вам сказать. Прежде Воронков не появлялся в музее даже в легком подпитии. Он всегда пил только вне работы. Данный случай – исключение из правил. Да, раньше бывало, что он не появлялся на работе целую неделю, но когда возвращался, всегда был уже в норме. Остальные сторожа подменяли Воронкова. Чаще всех Петр Семенович Карагодин. Знаете, ведь Мишка мог по полгода спиртного в рот не брать. А потом вдруг срывался и уже неделю остановиться не мог. Мужики, я имею в виду сторожей, жалели Мишку и всегда были готовы его подменить.

– По поводу пьянства Воронкова мне все понятно, – прервала я директора. – Сейчас мне хотелось бы осмотреть место преступления и пообщаться со служащими музея. Может быть, удастся выяснить, каким боком убитая связана с вашим музеем.

– Следователи уже беседовали со всеми служащими, – поспешил заверить меня директор. – Эта женщина никому из них не была знакома. Видимо, она приятельница Воронкова. Другого объяснения ее появления в стенах нашего заведения я не нахожу.

– Иван Андреевич, – обратилась я к директору по имени-отчеству, – предоставьте мне решать, какое объяснение является правильным.

– Да, да, конечно. Пойдемте, я провожу вас в южное крыло здания, в котором и произошла трагедия.

Представив, как Иван Андреевич еще битый час ходит за мной по пятам и комментирует каждое мое движение, я поспешила избавиться от его общества, предложив дать мне для сопровождения кого-то из сотрудников музея. К моей великой радости, директор согласился.

– Приставлю-ка я к вам Майечку, – оживившись, предложил Иван Андреевич, – она девушка расторопная. И проводит, и покажет, и все, что вам нужно, расскажет.

Он нажал кнопку селектора, и мы погрузились в ожидание. Только после третьего звонка на пороге кабинета Ивана Андреевича появилась молодая, улыбающаяся девушка.

– Майечка, вот госпожа Иванова желает осмотреть место, где была обнаружена женщина, – поспешно представил меня директор. – Прошу вас, проводите ее и расскажите все, о чем она будет спрашивать.

– Конечно, Иван Андреевич. Как скажете, Иван Андреевич, – затараторила Майечка, и я тут же пожалела о своем предложении. По всей видимости, директор был меньшим из зол, подстерегающих меня в музее.

Делать было нечего, и я, смирившись с обстоятельствами, последовала за Майечкой.

Для начала я попросила проводить меня в южное крыло. Осмотр места происшествия нужен был в первую очередь для того, чтобы иметь представление о том, как устроено здание музея. Обнаружить что-либо относящееся к событиям десятидневной давности я не рассчитывала. Затем попросила показать мне комнату охраны и пульты слежения. Я обходила помещение за помещением, а Майечка, не переставая ни на минуту, давала свои комментарии всему, что попадало в поле моего зрения. «Эх, мне бы такого свидетеля», – подумала я про Майечку. Но, к моему глубокому сожалению, по ночам Майечка не работала. Когда осмотр был закончен, девушка обратилась ко мне с вопросом. По всей видимости, он не давал ей покоя на протяжении всего нашего похода.

– Скажите, госпожа Иванова, а детектив – опасная профессия?

Я улыбнулась, отметив про себя обращение, усвоенное Майечкой от своего шефа.

– Смотря как работать. Если вы собираетесь расследовать дела только о неверных мужьях и женах, то ничуть. А вот если вы планируете помогать людям добиваться правды, то без риска тут не обойтись.

– Ой, как интересно! А я вот целыми днями в запасниках торчу! Скука смертная. Может, я не ту профессию выбрала?

– И такое бывает. Если для вас здесь скука, то лучше, пока не поздно, поменять профессию. Скажите, что вы думаете обо всей этой ситуации? – направила я мысли девушки в интересующее меня русло.

– А что тут думать. Напился Мишка, вызвал свою подружку в музей. Еще добавили. А потом, как водится, что-то не поделили. Мишка спьяну и задушил ее. Жалко, конечно, дурака. Но и девушку тоже жалко. Она небось еще и влюблена в него была.

– Почему вы так решили? – поинтересовалась я.

– Так ведь если бы не любила, разве потащилась бы среди ночи к этому балбесу?

– Вероятно, нет.

– Вот и я так думаю, – закончила Майечка.

Она проводила меня обратно до кабинета директора. Войдя, я застала Ивана Андреевича за телефонным разговором. Я стала ждать окончания беседы. Как только Иван Андреевич положил трубку, я обратилась к нему:

– Иван Андреевич, не могли бы вы подсказать мне, с кем из сотрудников музея общался Воронков?

– Да он практически ни с кем не общался. Пришел, «пост сдал, пост принял!» – и по своим делам.

– Жаль, – искренне посочувствовала я.

– Но если вы хотите поговорить с очевидцем недавних событий, тогда вам лучше всего встретиться с Петром Семеновичем. Это он обнаружил пьяного Воронкова, а впоследствии и погибшую женщину.

– Где я могу его найти?

– В музее он появится только завтра, сегодня смена не его. Но я дам вам номер телефона Петра Семеновича.

– Большое спасибо, – поблагодарила я.

Иван Андреевич достал записную книжку, полистав, нашел нужный номер, выписал цифры на листок и протянул его мне. На этом мы расстались.

***

Выйдя на свежий воздух, я решила прогуляться, а заодно назначить встречу с Петром Семеновичем. Я неторопливо шла по парку, расположенному вблизи Исторического музея, и слушала длинные гудки в трубке. Мой абонент был недоступен. Что ж, попробую дозвониться попозже. Я убрала телефон в карман. Вдруг мое внимание привлекло оживленное движение в конце парка. Я приостановилась, чтобы лучше рассмотреть происходящее.

– Стой, зараза, – услышала я резкий женский голос.

Того, кто, по мнению женщины, должен был стоять, видно пока не было. Обзор закрывали деревья, обильно растущие в дальней части парка. А женщина продолжала надрываться.

– Караул, лови его! – призывала она окружающих принять участие в погоне. Сама же обладательница луженой глотки почему-то срываться с места не спешила. Зато теперь в поле моего зрения появился беглец. Это был подросток лет пятнадцати, невысокого роста, щуплого телосложения, в спортивных брюках, черной ветровке с капюшоном, натянутым на голову до самых глаз, и в дешевых стоптанных кроссовках. В руках парнишки была зажата дамская сумочка-клатч красного цвета. Охотник за женскими сумочками вилял между деревьями, как маркитантская лодка среди океанских волн. Подросток находился на приличном расстоянии от меня. Больше в парке никого не было. Оценив ситуацию, я не стала спешить. Пусть беглец думает, что с моей стороны опасность ему не угрожает. Я медленно отвернулась и сделала вид, что собираюсь покинуть территорию парка. Женщина заголосила еще громче, почему-то перейдя на устаревший деревенский стиль.

– Люди до-о-о-обрые! Да чавой-то это деется! Добрых людей грабют, да посередь бела-то дня!

Скосив глаза, я обнаружила, что беглец почти поравнялся со мной. Выждав для верности еще пару минут, я резко свернула с центральной дороги на боковую тропинку и помчалась наперерез грабителю. Раскусив мой маневр, парень почему-то замахал руками и бросился в обратную сторону. Я припустила за ним. Бежать в ботильонах, снабженных высокими каблуками, было весьма некомфортно, но оставить женщину в беде я не могла. До цели оставалось каких-то десять метров. Несмотря на юный возраст, бегал парень отвратительно. Я была уверена, что никуда он от меня не денется. Обогнув очередное дерево, я налетела на живое препятствие. На моем пути встала огромная собака, породу которой я определить не смогла. Внушительные размеры, бело-черный окрас. Мощные лапы упираются в грунт с такой силой, что оставляют в земле глубокие вмятины. Широченная морда на уровне моего живота, из кровожадной пасти течет слюна. Она приняла агрессивную стойку. От неожиданности я не сразу смогла остановиться. Пытаясь предотвратить столкновение, я изо всех сил рванула в сторону, одновременно оттолкнувшись руками от соседнего дерева. Пес проделал тот же самый трюк, только от дерева отталкиваться не стал. Каблуки моих ботильонов запутались в прошлогодних пожухлых листьях, и я, как в замедленном кино, стала опускаться прямо на спину псины. Краем глаза я увидела, что ко мне с противоположных сторон несутся два человека: горластая женщина и ее обидчик, грабитель-подросток. Я еще успела удивиться странному поведению этих двоих, но в следующее мгновение, перелетев через массивную тушу пса, я со всего маху ударилась головой о дерево и отключилась.

Очнувшись, я обнаружила, что лежу на парковой скамейке. Под голову мне услужливо подложена черная ветровка грабителя. Женщина, обладательница луженой глотки, участливо склонилась надо мной и обтирает мое лицо платком, который периодически смачивает минералкой. Грабитель держит за ошейник виновника трагедии и успокаивающе поглаживает его по холке. Пес с виноватым видом сидит у моего изголовья и изредка поскуливает.

Заметив, что я открыла глаза, женщина, на этот раз радостно, заголосила:

– Очухалась! Вот и славно. Как голова, болит? Не мудрено. Вон как вы ею приложились. Звук был, скажу я вам! Мы с Митяем думали – напополам раскололась. Уж и «Скорую» вызвали. Да только их пока дождешься, или помрешь, или сам выздоровеешь. Вон Митяй за минералкой в ларек сбегал, я вам личико умыла, вы и очухались.

Митяй приветливо улыбался, глядя мне в глаза. Я все еще ничего не понимала. Голова изрядно кружилась, место удара ломило, но не сильно. Я попыталась сесть. Митяй кинулся мне помогать, поддерживая под локоть, усадил меня на скамейке, набросив на плечи свою ветровку.

– Что происходит? – задала я вопрос.

Поняв, что я имею в виду, женщина смущенно заулыбалась, а потом заговорила:

– Да это все Митяй, придумщик! Племянник он мой. Друг его в Германию жить уехал, а пес его в Тарасове остался. Вот он Митяю его и подарил. А Митяй решил, что Бустера, это кличка пса, нужно срочно дрессировать. Ну, мы в парк и пошли. На репетицию. А тут вы! Кто ж знал, что в наши дни еще такие отзывчивые люди сохранились.

– Ну, вы даете! – искренне поразилась я. – Разве можно на человеческих чувствах играть!

– Да ведь говорю вам, никто и внимания на мои вопли не обращает. Мы уж две недели в этом парке Бустера дрессируем. За все это время вы первая так отреагировали. Простите уж нас. А мы в следующий раз что попроще придумаем. Чтоб людей не смущать. Обещаю.

– С одним условием. – Я сделала вид, что все еще сердита на женщину.

– Да что угодно, – притворно-ласково пропела та, а у самой взгляд забегал.

Видно, подумала, что, для того чтобы замять инцидент, я, по старой русской традиции, потребую с них отступные.

– Порода пса, – все еще строгим тоном произнесла я.

– Порода? – переспросила женщина, а парнишка, засмеявшись, ответил:

– Амстаффтерьер. Это бойцовая порода собак. Довольно редкая и жутко дорогая. Бустер – славный пес, только очень пугливый. Вы когда перед ним появились, он от неожиданности все команды забыл. Я ему свистом команду подал «домой», а он от вас шарахаться начал. Под ноги к вам попал. Тоже небось страху натерпелся!

Бустер слушал оправдания хозяина с озабоченным видом. Я протянула руку и потрепала пса по холке. Довольный, что его простили, Бустер лизнул мою руку и помчался по аллеям парка. Митяй бежал за ним, еле удерживая в руках поводок. Его тетушка, раскланявшись, пошла следом.

Я еще немного посидела на скамейке. Окончательно придя в себя, я вынула телефон и вызвала такси. Ходить пешком мне как-то расхотелось.

***

Добравшись до дома, я первым делом проверила наличие горячей воды в кране. Последнее время работники ЖКХ не баловали жильцов нашего дома благами цивилизации. Отключали все по очереди: то свет, то лифт на ремонт поставят, то водоснабжение приостановят. Прямо апокалипсис в отдельно взятом жилом доме!

Сегодня в череде непредвиденных ремонтных работ образовался перерыв. Все коммуникации были в исправности, и я, наполнив ванну ароматной пеной, с наслаждением погрузилась в горячую воду, смывая с себя воспоминания о неудачной попытке спасения отдельных представителей человечества.

Через тридцать минут релаксационных водных процедур я, соорудив на голове тюрбан из полотенца, прошествовала на кухню, приготовила себе хорошую порцию кофе и, устроившись перед монитором компьютера, принялась изучать новости по делу об убийстве в местном музее.

Информации было немного. Местные газеты скудно освещали это событие. В основном писали то, что мне было уже известно. Ранним утром один из сторожей местного Центрального исторического музея мировых искусств обнаружил в одном из помещений тело молодой женщины. Женщина была задушена собственным шарфом. При убитой не было найдено никаких документов. Телефон отсутствовал. В сумочке женщины находились лишь обычные мелочи, которые никоим образом не могли помочь в определении личности погибшей. Приехавшая на место происшествия следственная бригада задержала по подозрению в причастности к убийству второго сторожа музея. Мужчина находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. На все вопросы следователя отвечал односложно, свою вину отрицал полностью. Журналисты давали приметы женщины и обращались к жителям города с просьбой всем, кто имеет информацию о пострадавшей, звонить по нижеперечисленным телефонам.

Более поздняя информация в прессе отсутствовала. Чувствовалось влияние Сомова. Видимо, отец Олеси решил, что оглашение имени дочери в криминальной хронике ему ни к чему. Единственное, что мне удалось выудить из прочитанных сообщений, это имя следователя, которому было поручено вести дело. При встрече с Сомовым до этого как-то разговор не дошел. Имя капитана Скворцова мне известно не было. Но это не беда. Думаю, завтра с утра мне предстоит лично познакомиться с капитаном и задать ему ряд неприятных вопросов.

Вспомнив о том, что так и не дозвонилась до сторожа Карагодина, я потянулась к телефону. Набрав номер, стала ждать. На этот раз Петр Семенович ответил почти сразу.

– Слушаю, Карагодин, – услышала я четкий мужской голос.

– Петр Семенович? – на всякий случай уточнила я.

– Он самый, – услышала в ответ.

– Вас беспокоит детектив Иванова Татьяна Александровна. Я веду расследование убийства Олеси Сомовой, которое произошло в вашем музее. Могли бы мы с вами встретиться? Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Прежде чем ответить, хотелось бы знать, чьи интересы вы представляете, – задал вопрос Карагодин.

– Меня нанял отец погибшей, Дмитрий Павлович Сомов, – сообщила я сторожу.

– Понятно, – произнес Петр Семенович.

– Так могу я рассчитывать на вашу помощь? – повторила я просьбу.

– Конечно, можете. С утра я, к сожалению, занят. Сердце, знаете ли, последнее время пошаливает. Так я на процедуры записался. Но вечером я выхожу на дежурство. Если вам удобно, мы могли бы встретиться перед дежурством. Часиков в пять вас устроит? К семи мне в музей. Думаю, до этого времени мы вполне успеем обсудить все вопросы.

Назначив место встречи, мы попрощались.

После этого я некоторое время занималась домашними делами. Нужно было вернуть в прежнее состояние свой гардероб. Ведь утро у меня проходило в бурных сборах, и теперь в шкафу творилось что-то невообразимое. Включив радио и настроив его на сентиментальную волну, я принялась за дело. Провозилась довольно долго. Наконец последнее платье было водворено на его законное место, и я с чувством выполненного долга отправилась спать.

Уже лежа в постели, прокручивала события прошедшего дня. Перед моим мысленным взором одно за другим проходили лица людей, встреченных за день. Как-то повернутся события завтра? Может, испытать возможности «костей»?

Я выбралась из-под одеяла, высыпала на ладонь горстку кубиков, как следует потрясла их между ладонями и бросила на стол. «1+21+25». Результат оказался неожиданным. Спорить с утверждением, которое обозначали выпавшие цифры, я не собиралась. А они гласили: «Уменьшение ваших доходов связано с помощью другим людям». Интересно, кому же мне придется помогать материально в ближайшее время. На настоящий момент я, наоборот, сэкономила на покупке вечернего платья, которое собиралась приобрести до того, как Сомов нарушил своим появлением мои планы. Может быть, сосед опять придет в долг просить?

Месяца четыре назад у меня появились новые соседи. Квартира напротив пустовала года два с половиной, а теперь двери этой квартиры закрываются разве только на ночь, да и то не всегда. Тоби и Рона – люди весьма общительные. За то время, что они живут в нашем подъезде, их посетили, по самым скромным подсчетам, миллиарда два жителей нашей планеты. Откуда взялись их странные имена, сказать сложно. Одно я знаю точно: едят они очень много. Почти каждое мое утро начинается с того, что квартира наполняется переливами дверного звонка. И не прекращается перезвон до тех пор, пока я не доберусь до двери и не впущу в свое уютное гнездышко вражеского лазутчика в лице соседки Роны. А дальше как повезет. Если то, за чем пришла на этот раз Рона, имеется в наличии, то я относительно быстро смогу от нее избавиться. А вот если в моем арсенале искомый продукт отсутствует, то покоя я не увижу, пока не удовлетворю потребностей настырной соседки. Предугадать, какого ингредиента для приготовления завтрака недостанет Роне в следующий раз, невозможно. Так как, в отличие от нормальных людей, в завтраках семья Роны ценит исключительно разнообразие.

С завидным постоянством посещает мою квартиру и Тоби. Но если жена любит утренние визиты, то Тоби предпочитает появляться по вечерам. А причина вполне банальная. Второй отличительной особенностью этого семейства является хроническая нехватка материальных средств. Да и как может быть иначе, если ни один из членов сумасшедшей семейки не работает. Так вот Тоби считает, что в моем лице он обрел для семьи стабильный доход. Поначалу, действуя по принципу «хочешь потерять друга, дай ему взаймы», я одалживала Тоби охотно. Но потом поняла, что в случае с моим соседом принцип не действует. Как бы ни был высок счет, исчезать сосед не намеревался. Так что вполне возможно, что именно об этом «уменьшении доходов» предупреждают меня кости. А кто предупрежден, как говорится, тот вооружен. Завтра Тоби ничего не светит.

Глава 3

Если поставить перед собой цель в двух словах описать утро следующего дня, то результат будет примерно следующий: «вавилонское столпотворение» или, если говорить проще, «дурдом на выезде».

Не успела я открыть глаза, как дверной звонок возвестил о приходе гостей. Ожидая увидеть на пороге своих «обожаемых» соседей, я не стала спешить. Поднявшись с постели, накинула халат, прошла в ванную комнату и приготовилась заняться водными процедурами. Там меня ждало разочарование: воды в кране не оказалось. Ни холодной, ни горячей. Покрутив для верности оба крана, я вернулась в комнату. К переливам звонка прибавился стук в дверь. Настойчивые визитеры сдаваться не собирались. «Не буду открывать, – решила я, – пусть убираются восвояси!» Заглянув на кухню, зачем-то и здесь покрутила краны. Ничего нового не обнаружила. Как и должно быть, в кухне воды тоже не оказалось. В дверь замолотили уже ногами, а кнопку дверного звонка даже отпускать перестали. «Вот ведь настырные, – разозлилась я, – ну, сейчас я вам устрою! На всю жизнь отважу от привычки врываться к соседям ни свет ни заря!» С самым решительным настроем я прошествовала к двери.

– Врачи психдиспансера уже выехали, – заорала я что есть мочи и резко распахнула дверь.

Картина, открывшаяся моему взору, превзошла все ожидания. Конечно, я не ошиблась, и ранними гостями были именно Тоби и Рона. Но их внешний вид! Оба в полосатых сине-красных балахонах, волосы растрепаны, лица в саже, с балахонов ручьями стекает вода! А запах! Как из преисподней. Все это я разглядела за несколько секунд, а мои визитеры в этот момент наперебой орали нечленораздельные фразы:

– Телеф… Давай звони… Воду… Как полых… Да заткнись… Надо скорее…

– Стоп! – громко произнесла я и обратилась к Роне: – Четко и внятно, что случилось?

– Там… Денежная сфера… Должна сама до конца… А тут вот…

Я поняла, что Рона не самый лучший источник информации в это утро, и обратилась с тем же вопросом, но уже к Тоби:

– Что стряслось? Ты можешь объяснить? Видок у вас тот еще!

В случае с Тоби повествование вышло ничуть не внятнее.

– Да вот… В полнолуние, видно… А нужно-то на восходящей луне…

Не знаю, чем бы вся эта история закончилась, только мне надоело слушать их блеяние, и я направилась в квартиру напротив с четким намерением выяснить причину необычного поведения соседей. Мои намерения странным образом подействовали на супругов, и они синхронно закричали мне вслед:

– Пожар!!! Горим!!!

В этот момент я как раз поравнялась с дверью соседей и уже взялась за ручку. От резкого крика я вздрогнула. Рука непроизвольно дернулась. Дверь распахнулась, и меня обдало облаком удушающего дыма и раскаленного воздуха. В проеме я успела разглядеть оранжевые языки пламени и, мгновенно захлопнув металлическую дверь, рванула к телефону.

Одной рукой набирая номер пожарной охраны, второй я машинально подталкивала соседей к выходу из моей квартиры. Тоби и Рона понуро стояли в коридоре и ждали результатов звонка. Соединение никак не устанавливалось. Я бросила сотовый и набрала «01» на стационарном. Оказавшись в комнате, схватила сумку, резко бросилась к ящику с документами. Быстро сгребла документы, прихватила замшевый мешочек с моими верными помощниками «числовыми костями», сунула туда же деньги. В этот момент на другом конце провода сняли трубку.

– Пожар в квартире жилого дома. – Я назвала адрес и фамилию хозяев. – Площадь возгорания неизвестна. Хозяева квартиры не пострадали. Дверь металлическая, но замок открыт. На лестничный проем огонь пока не вышел, но дым уже просачивается.

Диспетчер пожарной службы заверила меня, что пожарный расчет выезжает, и посоветовала освободить помещение и дожидаться приезда пожарных на улице. Это я и сама понимала. С огнем шутки плохи, а с дымом и подавно. Забежав в ванную комнату, я наскоро натянула на себя вчерашнюю одежду, по счастью оставшуюся там с вечера.

Сунув ноги в кроссовки, выглянула на лестничную клетку. Мимо моей квартиры как раз пробегал мужчина, квартира которого находилась прямо над квартирой Тоби и Роны. Я успела схватить его за рукав.

– В квартире Роны пожар, – сообщила я ему.

– В смысле? – Мужчина тупо уставился на меня.

– В прямом! Огонь, языки пламени, горит мебель и другое имущество, – видя, что до соседа не доходит, расшифровала я.

– Какой ужас! – вскрикнул сосед, сообразив, чем данный инцидент грозит ему лично, и рванул обратно в квартиру.

– Нужно предупредить всех соседей, – кричала я ему вдогонку.

Но хозяин квартиры, которой грозила самая что ни на есть реальная опасность, меньше всего был расположен думать о других жильцах дома и их безопасности. Я не удивилась. Как-никак, а своя рубашка всегда оказывается к телу ближе. Поняв, что с этой стороны помощи не предвидится, я обернулась к погорельцам. Полосатые хламиды, надетые на них, доверия, правда, не внушают, но альтернативы никакой. Придется использовать их в качестве дурных вестников.

– Значит, так, – заявила я. – Тоби, ты бежишь на верхние этажи. Звонишь во все подряд квартиры. Сообщаешь о пожаре и предупреждаешь, что необходимо срочно эвакуироваться.

– Чего? – Глаза Тоби полезли на лоб.

– Не «чего», а покинуть здание. Понял?

Тоби яростно затряс головой. Судя по жесту, выполнять мои распоряжения он отказывался.

– Тоби, так надо! Мы с Роной начнем спускаться вниз. Будем оповещать о пожаре соседей снизу. Как только ты обойдешь все квартиры, ты тоже спустишься во двор. Только не на лифте, – предупредила я на случай, если Тоби не знаком с правилами поведения при пожаре. Глядя на него, это легко было предположить.

– Ну что, двинулись! – Я взяла в руки сумку и шагнула в коридор.

И тут же оказалась снова в квартире. Да еще и за закрытой дверью! Четыре пары рук тянули меня из коридора в комнату.

– Вы что, рехнулись? – завопила я. – Отпустите мои рукава! Прекратите сейчас же! Да остановитесь вы наконец.

Мои полоумные соседи выполнили просьбу только после того, как дотащили меня до центра комнаты. После этого они закрыли и комнатную дверь и встали, прислонившись к ней спиной.

– Вы ненормальные, – произнесла я. – В доме пожар, огонь может распространиться и на лестничную клетку! Тогда мы уже не сумеем выбраться! Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше для нас, – увещевала я соседей.

Тоби и Рона не шелохнулись.

– Сгореть хотите? Пожарные могут приехать еще не скоро, – возобновила я попытки призвать к их разуму.

Ответа не последовало. Рона просто закрыла глаза, а Тоби, виновато посмотрев на закрытую дверь, изрек:

– Сейчас нельзя выходить на улицу. Только после того, как само потухнет.

– Что «само потухнет», идиот! – разозлилась я. – У тебя квартира полна огня. Такой пожар сам собой не закончится!

– Да там только свечка горит. И сфера крутится. А пока она крутится, нужно оставаться в помещении, а то все деньги уйдут.

– Какие деньги, кретин! Все твои деньги давно в пепел превратились, если, конечно, они у тебя вообще когда-нибудь были.

– Нет, денежная воронка еще не закрылась. Я это чувствую. Надо подождать.

Я поняла, что уговоры бесполезны. Что бы ни нафантазировали себе эти двое, ничто не заставит их покинуть здание. «Спокойно, Таня. С умалишенными нужно действовать хитростью». В моей голове сложился план. Я многозначительно посмотрела на Рону, перевела взгляд на ее мужа и изрекла:

– Вижу! Воронка закрывается. Сфера остановила свое кружение. – Запрокинув голову к потолку, я в притворном экстазе продолжала сочинять на ходу: – Огонь затухает, он почти погас. Да, пламя потухло, все!

Произнося этот бред, я через прикрытые веки наблюдала за парочкой. Они переглянулись. Тоби приоткрыл дверь, прислушался. Рона сказала:

– Надо посмотреть.

Воспользовавшись моментом, я подошла к двери и со словами «пойду проверю» выскользнула из квартиры. Оказавшись на свободе, я со всех ног помчалась вниз. Добежав до первого этажа, поняла, что меня никто не преследует. Вышла из подъезда я уже спокойным шагом. Как раз в этот момент к подъезду подкатила пожарная машина. Из нее выскочил пожарный расчет. Увидев меня, один из расчета крикнул:

– Давно горит?

– С полчаса уже, – крикнула я в ответ.

Подняв вверх голову, я увидела языки пламени, вырывающиеся наружу из квартиры на седьмом этаже. У подъезда уже была толпа зевак. Жильцы дома стояли отдельной сиротливой кучкой. Присоединившись к ним, я стала наблюдать за слаженной работой пожарных.

Через два часа упорной борьбы с огнем пожарные одержали победу над стихией, и жильцы дома начали расходиться по своим квартирам. Я последовала их примеру. Добравшись до своего этажа, я обнаружила возле своей двери одного из пожарных. Он давил на кнопку звонка и прислушивался к звукам за дверью. Только сейчас я вспомнила, что виновники пожара остались в моей квартире. Я остановилась, решая, как поступить. Пожарный оглянулся, заметил меня и, отойдя от двери на два шага, обратился ко мне с вопросом:

– Вы хозяйка этой квартиры?

– Допустим, – ответила я. – Какие-то проблемы?

– У вас – нет, а вот у ваших соседей их целая куча.

– Но ведь пожар потушили. – Я решила прощупать почву. – Ремонт, конечно, дело дорогостоящее, но были бы деньги, все остальное – дело наживное.

– Боюсь, им теперь лет двести наживать придется, – засмеявшись, ответил пожарный.

– Это почему же? – поинтересовалась я.

– А вы как думали. Пожар произошел по вине жильцов, это и без заключения экспертов понятно. Выходит, ремонт они за свой счет делать будут. Это – раз. Соседей до четвертого этажа залили. Они за свой ремонт с них денежки сдерут. Это – два. Тех, кто сверху живет, – закоптили. Значит, и им ремонт за счет погорельцев. Это – три. Да за нашу работу тоже им платить. Это – четыре. А еще штраф за нарушение противопожарной безопасности. Это уже пять. Вот и считайте, красавица! Двести лет – это еще оптимистический прогноз. Тут жильцы болтали, что хозяева не фанаты трудовой повинности. В таком случае и в тюрьму упечь могут. Вы, случаем, не знаете, где погорельцев искать?

– Понятия не имею, – почему-то соврала я.

– Жаль, – посетовал разговорчивый пожарный, – ну, да это не моя забота. Мое дело огонь тушить. Пусть с ними участковый разбирается.

И пожарный, кивнув мне на прощание, начал быстро спускаться по лестнице. Я смотрела ему вслед и не двигалась с места, пока шаги не затихли. После этого я открыла дверь и вошла в свою квартиру.

Дверь в комнату была открыта. В ней никого не обнаружилось. Я прошла на кухню. Там соседей тоже не наблюдалось. Решив, что погорельцы улизнули, пока я была внизу, я обрадовалась. Одной проблемой меньше. Не придется нянчиться с ними. Тем более что на этот день у меня были совсем другие планы. До встречи с Карагодиным мне предстояло побеседовать с капитаном Скворцовым и попытаться встретиться с Михаилом Воронковым, подозреваемым по делу об убийстве Олеси Сомовой. Машинально открыв кран, чтобы наполнить полупустой чайник, я вспомнила, что утром воды не было и я даже умыться не смогла. Неплохо бы перед встречей со Скворцовым душ принять. Смыть с себя запах пожарища, а заодно и воспоминания о неприятных утренних событиях. Но, увы, оба крана ответили мне дружным шипением и не выдали ни капли воды. Придется обойтись без водных процедур.

Решив позавтракать по дороге в отделение, я направилась в ванну, чтобы хоть немного освежиться, воспользовавшись водным запасом, чудом сохранившимся в чайнике. Я открыла дверь в ванную и едва не выронила чайник с остатками драгоценной влаги. На краю ванны в тесном помещении моего санузла чинно расположились Тоби и Рона собственной персоной! Ну не утро, а какая-то нескончаемая череда сюрпризов!

– Отдыхаете? – вопрошающе произнесла я.

«Гости» смущенно кивнули. Моему терпению пришел конец. Для одного утра впечатлений было более чем достаточно. Пора с этим заканчивать.

– Боюсь вас потревожить, – язвительно произнесла я, – но не могли бы вы избавить меня от своего присутствия?

Погорельцы одновременно поднялись с края ванны, потоптались на месте и гуськом выбрались из своего убежища. Рассчитывая, что погорельцы отправятся восвояси, я не стала их провожать. И напрасно! Тоби и Рона прошли прямиком в комнату. Пришлось популярно объяснить соседям, чего же я от них жду.

– В общем, так, друзья мои. Пожар потушен, и вам больше незачем оставаться в моей квартире. Времени у меня в обрез, поэтому потрудитесь очистить помещение. Я и так потратила на вас все утро.

Однако соседи выметаться не спешили. Усевшись на диван, Тоби скороговоркой заговорил:

– А идти нам, собственно, некуда. Квартира-то сгорела. Другой нет.

– И одежды нет, – внесла свою лепту Рона.

– Ну а я-то тут при чем? – возмутилась я коварством соседей. – У меня своих забот хватает.

– Да ты иди по своим делам, – предложила Рона, – а мы тут сами как-нибудь. Посидим, чаю попьем. Тебя подождем.

– Чудесно, – произнесла я, – может, мне вам и кошелек оставить? Ну, чтобы не скучно было ждать!

– Что ты, Танюша, это вовсе не обязательно, – на полном серьезе ответила Рона.

Ну и что прикажете делать в такой ситуации? Выставить людей на улицу практически в чем мать родила? Пока я раздумывала над создавшейся ситуацией, зазвонил телефон. Я отыскала мобильник. Определитель номера высветил абонента. Сомов. Час от часу не легче! Сейчас потребует отчет, а я, вместо того чтобы заниматься расследованием, торчу в своей квартире в обществе полоумных соседей. Я нажала на кнопку соединения.

– Татьяна, это Сомов, – услышала я знакомый голос. – Как продвигаются дела? Вы уже встречались со сторожем?

– Здравствуйте, Дмитрий Павлович. С Карагодиным я встречаюсь вечером. Пока ничего нового. Как только появится информация, я вам сообщу.

И не дожидаясь новых вопросов, я отключилась.

– Ладно, – обратилась я к новоявленным постояльцам, – пока оставайтесь здесь. Вернусь, будем решать, что с вами делать.

Я в спешном порядке собралась и отправилась на встречу со Скворцовым.

***

До отделения полиции я добралась довольно быстро. Обратившись к дежурному, потребовала встречи с капитаном Скворцовым. Дежурный придирчиво осмотрел мое удостоверение, после чего соединился с капитаном.

– Тут к вам детектив рвется, – сообщил он в трубку, – по делу Сомовой.

Выслушав ответ, дежурный положил трубку, вернул мне документ и сказал:

– Второй этаж, третья дверь налево. Капитан ждет вас.

Я сухо поблагодарила и отправилась на поиски нужного кабинета. Поднявшись на второй этаж, прошла по коридору и постучала в третью дверь. Ответа не последовало. Я постучала более настойчиво. Тишина. Оглох он, что ли? Постучав третий раз, я не стала дожидаться приглашения, а толкнула дверь и решительно вошла. Скворцов сидел за столом. Видимо, он не ожидал, что я ввалюсь к нему без приглашения, поэтому не успел убрать с глаз долой миниатюрную шахматную доску, над которой сидел в задумчивости до моего появления.

– Работа кипит? – останавливая взгляд на шахматной доске, спросила я.

– Вы по какому вопросу? – ничуть не смутившись, даже не глядя в мою сторону, поинтересовался Скворцов.

Он не спеша открыл верхний ящик стола и аккуратно, чтобы не сбить фигуры, убрал шахматы. Только после этого он удостоил меня своим взглядом. Я молча ждала, когда капитан закончит свои манипуляции с фигурами.

– Так по какому, вы сказали, вопросу? – повторил он.

При этом капитан подозрительно втянул носом воздух и поморщился. Сделав вид, что не заметила этого, я спокойно сказала:

– Я не сообщала цели своего визита.

– Так сообщите, – предложил Скворцов. Было видно, что ему ужасно не хочется возиться со мной.

– Детектив Иванова, Татьяна Александровна. – Я протянула капитану удостоверение.

– Детектив, – повторил за мной капитан, забирая документ из моих рук. – Детектив – это интересно.

– Я представляю интересы пострадавшей стороны. Господина Сомова Дмитрия Павловича. Это отец погибшей Олеси Сомовой. Думаю, вам известно это имя.

– К сожалению, известно, – вздохнув, произнес Скворцов. – Так что вы хотите? Подать на меня жалобу? Это к начальству. Правое крыло, первая дверь.

Капитан положил мое удостоверение на край стола и снова потянулся к шахматам. Такой поворот событий меня не устраивал.

– С чего вы взяли, что я пришла жаловаться? – спросила я, пытаясь привлечь внимание капитана к своей персоне.

– А разве вы явились не за этим? – Он удивленно посмотрел на меня, снова потянул носом воздух, поводил головой из стороны в сторону и пояснил: – Два дня назад приходил ко мне ваш клиент. Слюной брызгал, стращал, грозился устроить мне счастливую жизнь. Теперь вот вас прислал.

– Я здесь по собственной инициативе, – заверила я капитана, – хотела задать вам кое-какие вопросы.

– Вопросы в этом кабинете задаю я, – высокомерно заявил страж порядка, – а держать отчет перед частными сыщиками не в моих правилах.

Рука капитана снова потянулась к верхнему ящику с вожделенными шахматами.

– И все же мне нужно задать вам несколько вопросов относительно Михаила Воронкова, задержанного по подозрению в совершении преступления, – стараясь не терять терпения, настаивала я. – Ему уже предъявлено обвинение?

– Детектив Иванова, – повысил голос Скворцов, – если у вас накопились вопросы, обратитесь к адвокату Воронкова. Может быть, он изъявит желание просветить вас на этот счет. А мне с вами возиться некогда. У меня и так работы по горло.

Капитан красноречивым жестом изобразил, насколько завален работой.

– Партия никак не складывается? – не сдержалась я. – Кому проигрываете, если не секрет?

– Вот что, дорогуша, – заявил Скворцов, – шли бы вы борщ варить. А с трупами возиться предоставьте профессионалам! Я доходчиво изъясняюсь?

– Вполне. Только вот что-то профессионалы треть месяца этим делом занимаются, а вместо конкретных результатов у них только шахматные партии и складываются! Вам не кажется это странным?

– Чего вы привязались к моим шахматам? – обиделся Скворцов. – Может, они мне думать помогают. И вообще, у меня обеденный перерыв. Хочу – ем, хочу – в шахматы играю!

Я решила сменить тактику. Взаимными упреками и обвинениями тут ничего не добьешься. Я призвала на помощь свою самую обаятельную улыбку и произнесла уже более мягким голосом:

– Товарищ следователь, давайте попробуем начать разговор сначала. Я понимаю, что работа у вас не сахар. Начальство ругается, родственники потерпевших надоедают с глупыми требованиями и обвинениями, подозреваемые «колоться» не спешат, а тут еще я со своими вопросами. Но мне очень нужна ваша помощь!

Капитан воззрился на меня так, будто на моей голове прямо у него на глазах начали расти апельсиновые кущи. Я, продолжая улыбаться, заняла ближайший от стола капитана стул, закинула ногу на ногу, всем своим видом показывая, что с этого момента разговор будет вестись неофициальный. Капитан в очередной раз принюхался, посмотрел в сторону электрического чайника, расположенного на небольшой настенной полочке, заглянул под стол и спросил:

– Вам не кажется, что паленым пахнет?

Поняв причину его странного интереса к окружающим запахам, я осознала, что последствия пожарной эпопеи я ликвидировала не полностью.

– Нисколько, – не моргнув глазом, соврала я. Не рассказывать же ему веселую историю о том, как я провожу свободное время! Он и так, судя по всему, не очень высокого мнения об умственных способностях прекрасного пола, а уж если услышит историю о моих оригинальных соседях…

– Скажите, – попыталась я направить разговор в нужное русло, – вы действительно считаете, что девушку убил Воронков?

– Уважаемая, – ответил Скворцов, – все, что я намерен был вам сообщить, я уже сказал. Ведется следствие. Виновность и невиновность подозреваемого определяет суд. Или вас в вашем детективном училище не просвещали на этот счет? Мой вам совет: не путайтесь у следствия под ногами. Для роли мисс Марпл вы еще слишком молоды. Отправляйтесь домой, к своим кастрюлям и сковородкам. А я, уж так и быть, лично приглашу вас на заседание суда, когда будут оглашать приговор. Там все и услышите. Не тратьте зря свое время и деньги клиента.

Ну что за самовлюбленный индюк! Хвост распушил, прямо лопнет сейчас от самодовольства. Такому хоть до скончания века глазки строй, кроме себя, все равно никого не заметит. Меня так и подмывало проучить этого заносчивого типа.

– Значит, вы считаете, что женщина в принципе не может справиться с этой задачей лучше, чем вы? – Я в упор смотрела на капитана.

– Значит, я считаю, что женщина в принципе не может справиться с этой задачей! – Скворцов намеренно повторил мои слова слово в слово. – Ни лучше, ни хуже. А уж женщина-детектив – это вообще карикатурное соединение слов.

Такого я стерпеть не могла.

– Предлагаю пари, – выдала я неожиданно даже для себя. – Если вы первым найдете убийцу, то я отдаю вам весь гонорар, обещанный мне Сомовым, и, поверьте мне, сумма это немаленькая. А если первой окажусь я…

– То что тогда? – Скворцова охватил азарт.

– То вы увольняетесь из органов! – Я торжествовала. На такое пари Скворцов ни в жизнь не согласится, а у меня будет возможность доказать ему, что даже он сам не так низко ценит дедуктивные возможности женского ума, как ему кажется.

– Согласен, – услышала я в ответ.

Вот это да! Либо капитан знает что-то, чего не знаю я, и оттого так уверен в своем успехе, либо не собирается выполнять условия пари. А может быть, ему просто опостылела его работа! Как бы то ни было, а эту ситуацию я, как истинная женщина, постараюсь повернуть в свою пользу.

– По рукам, – сказала я и протянула Скворцову ладонь для рукопожатия.

С нескрываемым удовольствием капитан потряс мою руку. А я, хитро улыбаясь, спросила:

– Мне бы с Воронковым побеседовать. Прояснить кое-какие вопросы. Поможете? Или конкуренции боитесь?

Скворцов подозрительно на меня посмотрел и рассмеялся:

– Обвела вокруг пальца! Один – ноль в вашу пользу.

Произнеся это, он набрал номер и сказал в трубку:

– Семенов, к вам сегодня дамочка придет, Иванова Татьяна Александровна. Организуй ей свидание с Воронковым. Под мою ответственность.

Закончив разговор, Скворцов обратился уже ко мне:

– В четыре часа вас будут ждать в следственном изоляторе. Десять минут, не больше.

– Спасибо, товарищ следователь, – искренне поблагодарила я.

– Да пожалуйста, – снова улыбнулся Скворцов и добавил: – Только все равно вам это ничего не даст.

– Поживем – увидим, – произнесла я в ответ и вышла из кабинета.

***

В каждом городе есть места, связанные с определенными историческими событиями. Например, в культурной столице нашей необъятной родины, Санкт-Петербурге, Сенатская площадь навевает память о декабристах. Волоколамское шоссе, что в Москве, сразу ассоциируется с подвигом генерала Панфилова. А знаменитая Лукьяновская тюрьма города Киева напоминает о временах, когда в ее стенах держали опасную заговорщицу Фанни Каплан, которая так неудачно совершила покушение на вечно живого дедушку Ленина.

Тарасовской тюрьме с биографией подфартило не меньше. Бывший тюремный острог, ныне тарасовская тюрьма не меняла своего местоположения уже целых двести лет. За ее историю через стены тарасовской тюрьмы прошли сотни самых разных людей – от дезертиров с Кавказской войны и революционеров-народовольцев до красных комдивов, священников и академиков. В начале двадцатого века острог сильно обветшал и был снесен. Тогда и было построено здание «тюремного замка», покоящееся в самом центре Тарасова и поныне. Трехэтажное каменное новое здание.

Заключенных в тюрьму доставляли пешим порядком или подводами по непролазной грязи.

От Волжского РОВД, в котором заседал Скворцов, до здания следственного изолятора городской тюрьмы Тарасова было рукой подать.

«Дойду пешком», – решила я.

Достигнув конечного пункта моего путешествия, я отыскала Семенова и напомнила ему про обещание, данное полчаса назад Скворцову. Если бы не моя настойчивость, вряд ли сегодня моему желанию суждено было сбыться. Сначала мне никак не хотели разыскивать того самого Семенова, который обещал Скворцову содействие. Оказывается, в тюрьме в одной и той же бригаде служат сразу три Семенова! Может, их начальник специально по фамилии подбирает, чтобы не путаться? Может, даже мечтает: вот издаст президент указ «Брать в рабочую бригаду только Семеновых!» Эх, заживу! Когда же искомый Семенов все-таки предстал передо мной во всей красе, он сразу начал меня мурыжить. И по правилам, мол, не положено, и время позднее, и начальство понаехало, никак по домам не разбредутся. Я стояла на своем. Тогда Семенов принялся оформлять документы, которые положено оформлять при официальном визите в СИЗО. Долго и тщательно! Последним пунктом был инструктаж, как я должна вести себя при встрече с подозреваемым. Только потом он велел отвести меня в душное прокуренное помещение, предназначенное для встреч подследственных со своим адвокатом.

Сидя на жестком стуле, я ждала, когда приведут Воронкова, и пыталась представить себе, как он выглядит. Бурное воображение рисовало мне картину, напоминающую кадры из криминальной хроники. Волосатый мужик, с большими кулачищами, сплошь заросшими темными, курчавыми волосами. Угрюмый взгляд из-под кустистых бровей. Лицо пересекает уродливый шрам. На мужике грязная полосатая тюремная роба, сшитая наспех нерадивой портнихой. Жуть, одним словом.

«Ну и бред тебе в голову лезет, Татьяна Александровна», – одернула я сама себя и постаралась настроиться на серьезный лад. Видимо, весеннее настроение проникало даже через стены такого неромантического заведения, как тюрьма.

Дверь открылась, и на пороге появился Воронков. Я мысленно улыбнулась. Внешность Михаила ничуть не походила на портрет, сложившийся в моей голове. Михаил был симпатичным молодым парнем среднего роста. Классический спортивный костюм, комнатные тапочки. Соломенного цвета волосы мягкими завитками обрамляли гладко выбритые щеки. И абсолютно чистый взгляд небесно-голубых глаз. Присев напротив меня, Воронков воззрился на меня невинным взглядом, вопрошая о цели моего визита. Я решила долго его не томить. Тем более что время свидания было строго ограниченное, а вопросов обсудить предстояло немало.

– Здравствуйте, Михаил, – поздоровалась я. – Меня зовут Татьяна Иванова. Я частный детектив. Веду расследование по делу об убийстве Сомовой Олеси Дмитриевны.

– Так вы не адвокат, – разочарованно протянул Воронков.

– Вы не знаете своего адвоката в лицо? – удивленно спросила я.

– Откуда? – снова протянул Воронков. – Адвокат у меня назначенный, а они, как знающие люди говорят, не спешат вытаскивать из передряг безденежных бедолаг. На платного-то у меня денег нет.

– Нет, я не адвокат, – спокойно сказала я, – но вполне возможно, что, расследуя это дело, смогу помочь и вам. Если, конечно, не окажется, что именно вы совершили преступление.

После этого я сделала небольшую паузу, наблюдая за реакцией Воронкова. Тот немного оживился. Подавшись вперед и переходя на шепот, он с жаром заговорил:

– Конечно, я не виноват. Я вообще за свою жизнь никому вреда не причинил. Я даже мышеловки в музее в рабочее состояние в свою смену не приводил! Жалко мышей. А тут – женщина! Поверьте, я ее даже не видел ни разу. Ни до, ни после смерти! Уж когда взяли меня и следователь на допрос вызвал, тогда он и показал мне фотку. Я пьяный спал в подсобке до того, как полиция приехала. Они меня и в патрульную машину полусонным грузили. Я только к обеду оклемался, а как в себя пришел, так чуть ума не лишился.

Я решила, что пришло время прервать хаотичные воспоминания Воронкова. Я пришла за конкретной информацией, а не за впечатлениями подозреваемого. Начать решила с того, что поможет подбодрить Воронкова и подвигнуть его на откровенность.

– Михаил, я вам верю, – проникновенным голосом призналась я.

– Верите, – с надеждой в голосе произнес Михаил, – вы правда верите, что я тут ни при чем?

– Я не сказала, что вы ни при чем, – все тем же проникновенным голосом продолжала я. – Я здесь для того, чтобы попытаться восстановить события злополучной ночи и разобраться, что же на самом деле произошло в музее. Но вы должны мне в этом помочь. – Я снова выдержала небольшую паузу. – Скажите, вы хорошо помните события, предшествовавшие аресту?

– Какое там! – в сердцах воскликнул Воронков. – Говорю же вам, в отключке я был. Даже ареста не помню.

– Но как пили-то, вы должны помнить!

– Да я и не пил почти. Помню только, как налил стакан, а потом все – полный провал!

– Хорошо, – произнесла я, – меня, собственно, больше интересует причина, по которой вы вышли на работу, ведь это была не ваша смена, и с какой стати вы вдруг на дежурстве пить надумали. Насколько я поняла со слов вашего начальства, такое поведение было вам несвойственно.

– Чего, – не понял Воронков, – чего у меня не было?

– Давайте поступим следующим образом, – терпеливо пояснила я. – Я буду задавать вопросы, а вы подробно на них отвечать. Идет?

– Идет, – обрадовался Воронков. – Отвечать-то оно проще будет.

– Вот и славно, – подытожила я. – Тогда для начала расскажите мне, почему вы на дежурство заступили.

– Во-во. Я об этом все время думаю. Черт меня дернул согласиться Трофимыча подменить! Сейчас бы не я, а он на нарах загорал. А я бы преспокойненько телик смотрел да булки сдобные трескал. По графику у меня сегодня как раз выходной был бы.

– Михаил, у нас мало времени, – напомнила я, – давайте ближе к делу.

– Это у вас времени мало, а у меня теперь его целый вагон. Не знаю куда девать, – вздохнул Воронков, но все-таки продолжил: – Так вот. Сижу я, значит, дома. Телик смотрю, чай с булками уплетаю. Булки у нас в гастрономе вкусные продают. С изюмом.

Воронков опять размечтался, но я решила больше его не прерывать. Себе дороже. Пусть уж рассказывает как умеет, решила я.

– По телику футбол шел, – продолжил Воронков. – Я футбол-то не больно жалую, да по другим каналам вообще одну муть показывали. А тут звонок. Я трубку снял, а там шипение да щелчки. И больше ничего не слышно. Я покричал «алло», «алло». В ответ все те же щелчки. Хотел было трубку бросить, а там голос прорезался. Трофимыч, значит, шипит: «Выйди, Шняга, на смену за меня, я в долгу не останусь». Мне на смену в лом выходить. Не спал толком, да и с Петром Семеновичем дежурить – одна морока. Только отказать как-то неловко. Трофимыч меня выручал, когда я в запой уходил. А долг платежом красен. Я сначала попытался отмазку придумать. Спрашиваю у него, чего случилось, а он только мычит: обстоятельства да обстоятельства. И голос слышно будто издалека. Ну, думаю, ладно. Пойду подежурю. Согласился, короче говоря. Он обрадовался. «С меня магарыч», – говорит. И отключился. Я на часы взглянул, а мне до смены уж всего ничего времени осталось. Я телик вырубил, костюм спортивный натянул – и в музей.

Воронков замолчал, вопросительно глядя на меня. Я поняла, что парень ждет вопросов.

– Что было дальше? – не заставила я себя ждать.

– А что дальше? Дальше пошел на дежурство. Я до музея пешком хожу. От моего дома до него остановки четыре, но я почти никогда транспортом не пользуюсь. Пешком ходить полезнее.

«Надо же! – поразилась я про себя. – Когда пьет, до вреда спиртного дела нет. А о пользе прогулок он не забывает. Парадокс российских алкоголиков!»

– Я внимательно слушаю, – подбодрила я Воронкова.

– Ну, когда до музея уже полквартала оставалось, услышал за спиной крик. Меня кто-то звал. Прозвище мое кричали, не имя. Я и обернулся. Смотрю: мужик меня догоняет. Солидный такой. Не по возрасту. По виду. Догнал, пакет мне сует, говорит, Трофимыч магарыч велел передать. Я отнекиваться начал, а он настаивает: не обижай, говорит, пожилого человека, от души ведь старался. Ну, я и взял. В музей пришел, пакет припрятал, чтобы Петр Семеныч не углядел. А то начнет лекции читать – на всю ночь хватит. Сначала дежурство, как обычно, шло. Осмотр провели, в журнале расписались. Петр Семеныч свои статьи черкать пошел. Я в дежурке на диване кемарил. В час ночи у нас очередной обход. Провели – и по своим местам.

На этот раз Воронков замолчал надолго, видно, рассказ к кульминации подходил. Времени у меня совсем не оставалось. В любой момент мог охранник заявиться. Пришлось подгонять парня.

– Так когда вы все-таки выпивать начали?

– Да я пить-то совсем не собирался, – угрюмо произнес Мишка Шняга. – Вернее, пить мне уже недели две жуть как охота было. Только я держался. А тут Трофимыч. И магарыч, будь он неладен. Я, как в час с обхода пришел, решил посмотреть, что Трофимыч в пакет наложил. Думал, съестное там есть. Я ведь на смену не готовился выходить, вот ничего с собой и не взял. Можно было, конечно, у Карагодина стрельнуть, но я сначала решил в запасах Трофимыча покопаться. Ну вот. Заглянул в пакет, а там бутылка. Водка импортная. Дорогая. А еще огурчики маринованные, полбулки хлеба, ветчина. И еще кое-что из продуктов. Продуктам я обрадовался, а насчет водки удивился. В музее все знают, что мне спиртное даже нюхать нельзя. Даже показывать! А тут целая бутылка. Да еще после двух недель борьбы с желанием. Да еще на дежурстве. В общем, странным мне это показалось. Убрал я пакет, лег на диван, решил – посплю. Лежу, а сам все время про бутылку думаю. До четырех утра промучился, потом не выдержал. Думаю, до конца смены всего каких-то пару часиков осталось. Выпью разок, а бутылку на улицу выставлю, чтобы не соблазняла. Понятное дело, сам себя уговаривал. Но к тому времени запас моей стойкости окончательно иссяк. Взял я пакет, стаканы, бутылку с водой захватил. Не умею, знаете ли, пить без запивки. Спрятал все под куртку, на случай, если в коридоре с Петром Семеновичем столкнусь. Думал, скажу ему, что пораньше решил обход сделать. По правилам этого делать не положено, но мы иногда пренебрегаем. Все, кроме Карагодина, естественно. Он у нас мужик правильный. В общем, решил: была, не была, пойду.

Воронков помолчал, порыскал глазами по комнате.

– Мне бы водички глотнуть, – попросил он, – а то в горле с непривычки пересохло.

Я достала из сумочки бутылку минеральной воды, предусмотрительно захваченную с собой, протянула Воронкову. Он отвернул крышку. Вода с шипением полилась через край. Мишка ловко перехватил бутылку так, чтобы вода не попала на одежду, подождал, пока шипение утихнет, и поднес горлышко к губам. Пил Мишка жадно, большими глотками. Остановиться смог только тогда, когда воды осталось чуть на донышке. Виновато глядя на меня, он протянул бутылку обратно.

– Допивайте, не стесняйтесь, – поспешно отказалась я.

Воронков допил остатки вожделенной влаги, вытер губы рукавом и продолжил рассказ:

– Пошел я, значит, в южное крыло. Там у нас ремонт сейчас идет. Да вы, наверное, знаете. А еще в этом крыле запасной выход. Он уже два месяца без сигнализации стоит. Ремонтники что-то повредили. Мы директору докладывали, а у него все средств не было отремонтировать. Так и осталась эта дверь без сигналки. На щеколду закрывалась и на ключ. Этот ключ всегда в тамбуре висит, на случай пожара положено. Я дверь тихонько открыл, вышел на крыльцо. Расположился там. Достал бутылку, кусок булки отломил. Налил в один стакан водки, в другой воды. Выпил, водой запил, булку откусил, и все! Больше ничего не помню. Хоть режьте меня.

– И как в подсобке оказались, не помните?

– Не помню. Провал памяти полнейший.

– А раньше с вами такое случалось? – спросила я на всякий случай.

– Никогда. Сколько пью, такое со мной впервые. Полстакана даже не налил.

– А следователю вы все это сообщили?

– Пытался. Он даже слушать не хочет. Вы, говорит, все мастера истории фантастические сочинять, лишь бы от себя подозрение отвести. А я и сам понимаю, что история моя на правду мало похожа. А только я-то точно знаю, что не вру. Вот и выходит, что сгноят они меня в тюрьме за чужие грехи.

– Посмотрим, – ответила я и задала очередной вопрос: – Вспомните, Михаил, вы сказали, что вам звонил Трофимыч, так?

Воронков согласно кивнул.

– Он представился или вы узнали его по голосу? Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать. Это очень важно.

Воронков послушно задумался. Потом ответил:

– Не помню. Вроде как я сам спросил: «Трофимыч, ты?», а он уже поддакнул. Да больше и некому было. Я сколько в музее работаю, ни одного случая не помню, чтобы Карагодин со смены отпрашивался. Никодим Трофимыч – тот, бывало, уходил. Особенно когда дачный сезон начинался. Вот, как сейчас. Я и не удивился поэтому.

– Вы сказали, что голос было слышно будто издалека, верно? – Дождавшись утвердительного кивка, я продолжила: – Значит, можно предположить, что это вовсе и не Трофимыч был?

Воронков, ошеломленный таким предположением, во все глаза уставился на меня.

– А ведь верно, – сказал он, когда первый шок от услышанного предположения прошел, – связь настолько плохая была, что я даже слова с трудом мог разобрать, не то что голос узнать. Только ведь на дежурство-то он не явился. Значит – сам звонил.

Возникшая было надежда угасла, и Воронков понуро опустил голову.

– Это мы выясним, – сказала я. – А вы, вместо того чтобы слезы пускать, ответьте еще на один вопрос: мужчина, что от Трофимыча пакет передал, как-то представился? Может, имя сказал, или кем Трофимычу приходится, или еще что-то запоминающееся.

Воронков усиленно вспоминал. Мне даже показалось, что я слышу, как шевелятся его извилины.

– Нет, никак не представился. Просто сказал: «Трофимыч магарыч передал». А кто он ему, я не спрашивал.

– Вы хорошо его запомнили, описать сможете? – сделала я очередную попытку.

– Да я на него и не смотрел толком. Спешил я, – как бы оправдываясь, добавил Воронков.

– Ну хоть в общих чертах: возраст, цвет волос, разрез глаз, национальность, например, или акцент?

– Да обыкновенный мужик. Лет сорок, плотный, выше меня. Темноволосый. Акцента я не заметил. По виду русский, а там, кто его знает. Одет был солидно. Костюм, галстук, белая рубашка и все в том же духе, – потом, видимо, сообразив только сейчас, добавил: – У Трофимыча зять такой! Начальник. Точно, я тогда еще подумал, что вот заботливый какой, не поленился зятя ко мне прислать. Видно, дела и правда важные. Ну, ради чего подмену искал. А потом из головы вылетело.

За дверью послышались шаги конвоиров, загремели засовы. Воронков с тоской взглянул на меня:

– Что, уже пора?

– Время вышло, – сказала я в ответ.

Плечи Михаила поникли. В один момент он стал каким-то незначительным, даже незаметным. Я сочувственно смотрела на него. Дежурный охранник оповестил нас, что время свидания истекло. Я поднялась первая. Воронков последовал моему примеру. Остановившись на секунду в дверях, он обратился ко мне:

– Скажите, то, что я вам рассказал, хоть чем-то может вам помочь?

– Обязательно поможет, – как можно увереннее произнесла я.

– Хорошо бы, – сказал Воронков и, сложив уже привычным движением руки за спиной, вышел в коридор.

Глава 4

На встречу с Карагодиным я мчалась на всех парах. Свидание с Воронковым затянулось, и теперь я безнадежно опаздывала. Попытки дозвониться до Петра Семеновича и предупредить об опоздании успехом не увенчались. Мне оставалось надеяться лишь на то, что сторожу не захочется ездить туда-сюда и он останется в кафе до начала дежурства. Место встречи, правда, было выбрано неподалеку от музея, и Карагодин со своим рвением к работе мог вздумать отправиться в музей раньше положенного срока. В таком случае мне придется ехать туда и вести беседу не в непринужденной обстановке общепита, а под присмотром зоркого ока карагодинского начальства.

Добравшись до кафе под емким названием «Ресторанчик», я припарковала свою «девятку», мельком взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Утренние мероприятия по тушению пожара не прошли для моего внешнего вида бесследно. Беготня по этажам, выяснение отношений с непрошеными гостями, напряженный разговор с капитаном Скворцовым и последующий, не менее напряженный разговор с подозреваемым не добавили моему облику очарования. К тому же с раннего утра у меня маковой росинки во рту не было. В результате из зеркала бокового вида моего авто на меня взглянуло растрепанное, осунувшееся существо, в котором я с трудом смогла признать красавицу Татьяну! Да еще этот неистребимый запах гари, который преследовал меня, где бы я ни появилась.

«В таком виде ты вряд ли сможешь вызвать на откровенность пожилого, патологически собранного и пунктуального Карагодина, – призналась я сама себе. – Никакой солидности! Ну, тут уж ничего не изменишь. Хорошо еще меня Сомов в таком плачевном состоянии не видит».

Больше задерживаться было нельзя, и я, полагаясь на удачу, нырнула в гостеприимно распахнутые двери «Ресторанчика».

Как только я оказалась внутри заведения, меня буквально парализовало от обилия всевозможных запахов. Желудок протестующе заурчал, требуя к себе внимания.

«Потерпи, родной, – пообещала я ему, – еще совсем немного, и я получу возможность устроить тебе настоящий лукуллов пир».

Я медленно продвигалась между столиками, расставленными в ресторанчике очень тесно один к другому, и пыталась определить, кто из присутствующих в зале мог оказаться сторожем Центрального исторического музея мировых искусств. Представительного вида мужчина, занимающий угловой столик в дальнем конце зала, призывно помахал мне рукой. Я направилась в его сторону. Подойдя ближе, я обратилась к нему с вопросом:

– Петр Семенович? – Мужчина согласно кивнул. – Я Татьяна Иванова, детектив.

– Я уже понял, – ответил он.

При этом он поднялся со своего места и галантно выдвинул свободный стул, жестом приглашая меня присесть. Я воспользовалась его галантностью и с огромным облегчением заняла предложенный стул. Карагодин сел напротив меня и, прежде чем я успела что-либо сказать, жестом подозвал официанта.

– Времени у нас, конечно, не так много, как хотелось бы, но мне кажется, что в первую очередь вам нужно подкрепиться. Не могу спокойно разговаривать, когда рядом со мной находится голодный человек, – объяснил Карагодин свое поведение.

Я благодарно улыбнулась. Приятно было сознавать, что в мире еще остались джентльмены, заботящиеся не только о себе. Ткнув в первое попавшееся блюдо из меню, я отослала официанта, а сама принялась разглядывать своего визави. Смотреть на Карагодина было сплошное удовольствие. Петр Семенович будто сошел с киноэкрана, где показывали дореволюционный фильм про именитых дворян. Та же стать, тот же гордый взгляд, та же элегантность в одежде. В голове не укладывалось, что такой мужчина может служить обыкновенным сторожем, пусть даже и в интеллигентном заведении. С трудом оторвавшись от созерцания картин из жизни представителей царской эпохи, заботливо предоставленных моим богатым воображением, я вернулась к насущным проблемам. Проблемой номер один на настоящий момент было выяснить версию событий десятидневной давности в изложении Петра Семеновича. Конечно, с мужчиной такого типажа более уместно бы было вести разговор о возвышенных материях и непременно высокопарным слогом, но, увы, выбирать мне не приходилось!

– Петр Семенович, – начала я, – как вы справедливо заметили, времени в нашем распоряжении не так много. К сожалению, меня задержали текущие дела, но я, в свою очередь, постараюсь не сильно задерживать вас. Обещаю, на дежурство вы попадете вовремя.

– Уже наслышаны о моей пунктуальности? – заулыбался Карагодин.

Улыбка полностью преобразила его. Придала облику более земной и, если можно так сказать, доступный вид. Мне сразу стало намного легче. С обычным человеком обсуждать подробности убийства гораздо легче.

– Не волнуйтесь. Мы можем беседовать столько, сколько понадобится. Я предупредил Ивана Андреевича, и, несмотря на то что в настоящее время заменить меня особо некому, он дал добро на мою задержку.

– Вы имеете в виду, что пока Воронков под следствием, в музее ощущается нехватка кадров? Поэтому вас некому заменить?

– Не только. Мой напарник Никодим Трофимович слег от пережитого потрясения.

– Что вы говорите! – Я аж подпрыгнула на месте от неожиданности. – Что-то серьезное?

– Проблемы с давлением, насколько я знаю. В нашем возрасте, видите ли, волнения противопоказаны.

– Его-то каким боком эта история задела? – сделав вид, что не владею информацией, спросила я. – Насколько мне известно, Никодим Трофимович не участвовал в разыгравшейся трагедии.

– Как же, ведь это его подменял Михаил. Никодим Трофимович считает себя в какой-то степени виновным в происшедшем. Приди он на дежурство, ничего бы не произошло. Так считает Лисченко.

– Лисченко – это фамилия вашего напарника?

– Совершенно верно.

– Скажите, а ваше мнение каково? Вы тоже полагаете, что, не будь Мишки в ту ночь в музее, ничего экстраординарного не произошло бы?

– Как вам сказать, – помедлив, произнес Карагодин. – Если честно, я еще не разобрался. Думать, что Мишка Шняга оказался способен на убийство, пусть даже и под действием спиртного, не хочется. Я знаю Воронкова много лет. И так ошибаться… Но водка порой и не такое людей делать заставляет. С другой стороны, слишком много в этой истории странных фактов, говорящих в пользу невиновности Воронкова.

– Поясните, – попросила я.

– Попытаюсь, – Петр Семенович задумался, видно, примеряясь, с чего начать. – Взять хотя бы ситуацию с водкой. С чего это вдруг Лисченко Мишке водку подсунул? В здании музея даже дворовые псы четко знают: Мишка и алкоголь – несовместимы. В нашем коллективе действует негласный закон: Воронкову спиртное ни в коем случае ни по какому поводу не предлагать. Почему же именно в этот раз Никодим Трофимович этим законом пренебрег? Случайное совпадение? Возможно. Идем далее. Я обнаружил Мишку в подсобке северного крыла, а стол, за которым предположительно пировал Воронков, был накрыт почему-то в южном крыле. Как Мишка мог дойти до подсобки в том состоянии, в котором он был, а главное – зачем? И еще целая масса нюансов.

– Вот как раз о нюансах я и хотела с вами поговорить. – Я прервала свою речь, едва у столика появился официант.

Мне не хотелось, чтобы кто-то слышал, о чем мы беседуем. Избежать сплетен, обсуждая во всеуслышание детали убийства, находясь в непосредственной близости от места преступления, было бы весьма затруднительно. А сплетни мне были ни к чему.

Официант принес мой заказ. Он поставил тарелку на стол, подал кофейник, блюдо с фирменными рогаликами и вытянулся в струнку. Я решила расплатиться сразу, чтобы во время разговора нас никто не отвлекал. Вынув купюру, я вложила деньги в меню и протянула его официанту.

– Большое спасибо, больше вы нам не понадобитесь.

Обрадовавшись щедрым чаевым, официант в мгновение ока испарился. А я опустила глаза в тарелку. Что же это я заказала? Похоже, в спешке мой выбор оказался не очень практичным. В небольшом углублении в центре тарелки находилась некая однородная масса средней густоты кремового цвета. Украшали сие произведение кулинарного искусства фигурно нарезанная морковь и листья петрушки. Я подняла глаза и встретилась со смеющимся взглядом Петра Семеновича. Он, прочитав в моих глазах вопрос, весело сказал:

– По всей вероятности, это суп «Вишисуаз». Фирменное блюдо заведения. Французская кухня.

– Может быть, вы знаете, из чего сие великолепие приготовлено? – Я опасливо покосилась на ложку, решая вопрос: есть или воздержаться от дегустации незнакомого блюда.

Карагодин взял в руки меню и прочитал вслух:

– Лук-порей, лук репчатый, лук зеленый, картофель, масло сливочное…

– Не продолжайте, – прервала я его, – я уже поняла, что это блюдо готовят персонально для Буратино. Кроме кукольного деревянного человечка, никто такое количество лука есть не будет.

– Напрасно отказываетесь, – засмеялся Карагодин, – это очень вкусное блюдо.

– Что ж, если что, то расстройство моего желудка – на вашей совести.

С этими словами я положила в рот первую ложку. Суп и правда был недурен. Я быстро расправилась с маленькой порцией, наполнила чашку ароматным напитком, и мы продолжили наш разговор. Я попросила Карагодина подробно описать, где и как он обнаружил Мишку, а затем убитую женщину. Рассказ Петра Семеновича занял четверть часа. Выслушав сторожа, я начала задавать вопросы:

– Пожалуйста, опишите подробно, что вы видели в подсобке.

– Смотреть там было не на что. – Карагодин говорил приглушенным голосом, чтобы его не было слышно за соседним столиком, который недавно заняла влюбленная парочка. – Обычный уборочный инвентарь, разбросанный как попало. В центре на полу лежал, а точнее сказать, валялся Шняга. Больше ничего.

– Вспомните, какой воздух был в подсобке? Раз Мишка допился до состояния отключки, значит, в маленькой подсобке должен был стоять стойкий запах перегара, а то и чего похуже, верно?

– Думаю, вы правы. Только вот мне кажется, что как раз воздух в помещении был довольно чист, в отличие от окружающих предметов.

– Понятно. Значит, мы можем предположить, что Воронков провел в обществе ведер и тряпок не так много времени. А теперь мысленно попытайтесь восстановить картину. Как вам кажется, хозяйственный инвентарь был в хаотичном состоянии, потому что его плохо убрали, или же кто-то разбросал его намеренно?

– Трудно сказать, – подумав, произнес Карагодин. – В тот момент я подумал, что ведра и швабры разлетелись в разные стороны тогда, когда в подсобку ввалился пьяный Воронков. Теперь же я в этом не уверен.

– Следов от обуви вы не заметили?

– Посторонних следов точно не было. Иначе они обязательно бросились бы мне в глаза. Да и откуда им взяться. На улице в тот день стояла прекрасная сухая погода. Приходя на дежурство, сторожа обычно переобуваются, но в тот день Мишка предпочел остаться в уличной обуви. Я не стал делать ему замечание. Так вот, даже от Мишкиной обуви следов на полу не оставалось.

– Хорошо. Теперь о женщине. В комнате, где было обнаружено тело, ведется ремонт, правильно?

– Да, южное крыло находится на реставрации более двух месяцев.

– Значит, в помещениях южного крыла все комнаты пустуют?

– Кроме строительных материалов, в залах южного крыла никаких предметов нет. Все экспонаты временно хранятся в запасниках.

– Из-за отсутствия экспонатов, портьер и прочих предметов интерьера в комнатах должно быть сильное эхо, так?

– Вы правы. Когда я обходил залы этого крыла, от моих шагов действительно раздавалось гулкое эхо.

– Если предположить, что Мишка повздорил с женщиной, а потом задушил ее, то звуки ссоры и последующей борьбы должны были быть хорошо слышны в пустом здании музея. Вы что-то подобное слышали?

– Однозначно – нет. Если бы я услышал что-то подозрительное, то непременно пошел бы выяснить, в чем дело. Ведь для этого мы в здании и находимся: следить за порядком. Есть, конечно, камеры слежения, но, по правде говоря, камеры эти больше для проформы. Пользы от них мало. В здании четыре входа и, соответственно, четыре камеры. По одной на каждый вход. Охранники по очереди следят за входами с помощью экранов мониторов. Камеры поставлены скорее для защиты от мелкого хулиганства. Чтобы праздные зеваки, подростки, пьяницы и бомжи не устраивали на крыльце музея посиделки. Или чтобы студенты не писали на стенах любовных посланий своим возлюбленным. Да и внутри здания сторож нужен только затем, чтобы контролировать витрины с экспонатами. Во время дежурства нам не возбраняется смотреть телевизор, читать книги и тому подобное. Я предпочитаю заполнять время дежурства изучением материалов, так или иначе связанных с историей Древней Италии и Древнего Рима.

Обычно я работаю у экранов мониторов, но в этот раз работал в центральном холле. Там стоит небольшой диван и журнальный столик. Удобное место. Из помещения входы в другие части здания не просматриваются, но слышимость там великолепная. Конечно, тихие звуки отследить не удастся, но уж громкие крики, а тем более звуки борьбы я обязательно услышал бы.

– Выходит, Мишка и приглашенная им женщина, судя по накрытому столу, некоторое время сидели в зале. И не издавали ни звука! Молча пили и закусывали. Потом Шняга, не получив сопротивления, задушил Олесю ее шарфом. И опять в полной тишине!

– Да, картина вырисовывается утопическая, – согласился Карагодин. – А знаете, Татьяна Александровна, я ведь не поведал вам главное.

– Можете называть меня просто по имени, – попросила я, а потом добавила: – Рассказывайте главное.

– Дело в том, что накануне смерти Олеси я видел ее на автобусной остановке.

– Прошу вас, припомните подробности, – попросила я.

– Рассказывать особо нечего. Просто странное совпадение, но поделиться, думаю, стоит. Обнаружив тело под грудой полиэтилена, я вызвал полицию. Приехала дежурная бригада, время-то было раннее. Я старался не смотреть на убитую, но мне не давала покоя навязчивая мысль. Внешность ее мне была смутно знакома. И только тогда, когда погибшую перекладывали на носилки, я внимательно вгляделся и вспомнил.

И Карагодин поведал мне, как встретился с Олесей, какой печальный вид был у девушки, что она, видимо, под воздействием сиюминутного импульса хотела сесть в автобус, но в последний момент передумала. Рассказал и о свертке в ее руках.

– Действительно странное совпадение, – согласилась я, – над этим стоит поразмышлять.

Карагодин украдкой посмотрел на часы, и я поняла, что разговор нужно заканчивать. Собственно, я выяснила все, что собиралась. Задерживать Петра Семеновича далее не было смысла. Оставалось только узнать координаты напарника Карагодина, и можно было прощаться. Я попросила Петра Семеновича снабдить меня телефоном Никодима Трофимовича, сообщив, что намереваюсь побеседовать и с ним. Карагодин вынул из нагрудного кармана пиджака миниатюрный блокнот и ручку. Вырвав из блокнота листок, аккуратно написал на нем телефон Лисченко и протянул мне. Я поблагодарила его за помощь, и он ушел.

Я решила сразу позвонить Никодиму Трофимовичу, чтобы назначить встречу. Заказав себе еще одну чашку кофе, я набрала нужные цифры. Мне ответил женский голос.

– Могу я услышать Никодима Трофимовича? – задала я традиционный вопрос.

– Кто его спрашивает? – потребовал от меня отчета женский голос.

– Детектив Иванова. Я расследую дело об убийстве в музее.

На другом конце повисла тревожная тишина. Потом тот же голос сообщил:

– Никодим Трофимович болен. Его нельзя беспокоить. Врачи запретили ему волноваться. Так что в ближайшее время вам не удастся связаться с ним. Всего доброго.

В трубке послышались короткие гудки. Пришлось проявить настойчивость. Набрав номер повторно, дождалась, когда снимут трубку, и скороговоркой произнесла:

– Если вы предпочитаете общаться в официальной обстановке полицейского участка, можете сразу отключиться.

Гудков не последовало. Я поняла, что выиграла этот раунд, поэтому продолжила:

– Повторяю просьбу: мне необходимо встретиться с Никодимом Трофимовичем для того, чтобы уточнить кое-какие детали дела. Когда я смогу это сделать?

После непродолжительной паузы женщина сказала:

– Попробуйте позвонить завтра утром. Сейчас уже поздно. Я не могу беспокоить Диму на ночь глядя. Он и так очень плохо спит.

– Простите, вы супруга Никодима Трофимовича? – поинтересовалась я.

– Жена, – коротко ответила женщина.

Я думала, что она представится, но женщина молчала. Тогда я сказала:

– Завтра в первой половине дня я позвоню. Пожалуйста, передайте Никодиму Трофимовичу, что мне очень нужна его помощь. Скажите, что звонила Татьяна Иванова. До встречи. – И я отключилась.

На сегодня все дела были закончены. Выйдя из «Ресторанчика», я села в машину и поехала домой.

***

Подъехав к дому и припарковав машину, я направилась к подъезду. Непроизвольно подняв голову вверх, я увидела закопченные проемы окон на седьмом этаже и тут только вспомнила о том, что дома вместо тишины и покоя меня ждет продолжение утренней эпопеи. Я совсем забыла про своих постояльцев! Хоть бы после моих гостей мне не пришлось снова пожарных вызывать.

Поднявшись на свой этаж, я остановилась перед дверью в квартиру и прислушалась. За закрытыми дверями стояла мертвая тишина. Ни звуков работающего телевизора, ни каких бы то ни было голосов слышно не было. Посчитав тишину хорошим знаком, я открыла дверь ключом и вошла в прихожую. Везде был зажжен свет. Комната встретила меня пустотой. Телевизор работал, но звука почему-то не было. Пройдя в комнату, я выключила телевизор. Из кухни раздались приглушенные звуки. Поняв, что «гости» оккупировали пищеблок, я пошла туда.

Дверь в кухню была закрыта. Толкнув ее, я зажмурилась. Картина, представшая моему взору, вызвала стойкое чувство дежавю. Соседи мои, по понятным причинам все еще не сменившие полосатые балахоны на более презентабельную одежду, сидели в центре кухни. Они даже сажу с лиц смыть не удосужились! Стол и табуретки были сдвинуты к окну, чтобы освободить место, понадобившееся для их странных манипуляций. На полу, прямо под люстрой стояла зеленая свеча. Ровные отблески пламени отражались в остекленевших глазах. На мой приход ни Тоби, ни Рона никак не отреагировали. Скорее всего, они находились в трансе. Приняв решение не церемониться с непрошеными гостями, я медленно подошла к свече и молча потушила ее.

Первым очнулся Тоби. Он недоуменно посмотрел по сторонам, с трудом возвращаясь в реальный мир из своих грез. Минуты через две пришла в себя и Рона. Все это время я стояла около окна и ждала объяснений. Тоби и Рона одновременно заголосили:

– Зачем ты это сделала? – орал Тоби.

– Почему ты не спросила разрешения? – не осталась в стороне Рона.

– Вообще-то это моя квартира, – возмутилась я.

После моего заявления повисла пауза. Было неясно, осознали ли гости всю значимость данной фразы, но меня это уже не интересовало.

– Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? – Мой голос невольно сорвался на крик.

Рона скосила глаза на свечу, разочарованно вздохнула и заявила:

– Танюша, мы не хотели причинять тебе неудобства. Обещаю, как только необходимая сумма придет к нам, мы с Тоби тут же освободим твою квартиру.

Ничего себе заявление! А если эти гипотетические деньги не появятся никогда? Похоже, я обречена всю жизнь жить в одной квартире с парочкой, у которой на двоих насчитывается одна извилина.

– За мной, – скомандовала я и прошествовала в комнату.

Парочка послушно поплелась за мной. Перейдя в комнату, я указала соседям на диван, сама заняла кресло и приготовилась слушать объяснения. Сначала в словах моих соседей невозможно было проследить какую бы то ни было логику, но постепенно до меня начал доходить смысл их несвязной речи. Оказывается, Тоби и Рона решили поправить свое пошатнувшееся финансовое положение, обратившись за помощью к небезызвестному китайскому учению под названием фэн-шуй. И провели сеанс медитации по привлечению денег «Денежная Сфера». Суть медитации сводилась к следующему: необходимо зажечь зеленую свечу и представить себе, что тебя засасывает воронка, наполненная деньгами. Чем больше денег ты представишь, тем больше их появится наяву. При одном условии. Ни в коем случае нельзя самому гасить свечу. Соблюдение этого условия и привело к пожару в квартире соседей. Свеча, которую Тоби плохо закрепил, свалилась на палас. Палас запылал. Но ведь самому тушить свечу китайское учение запрещало! И соседи решили оставить все как есть. В итоге квартира сгорела, а денег у соседей не прибавилось. Тогда они решили повторить эксперимент. Только на этот раз уже в моей квартире! За этим занятием я их и застала.

– Ну вот что, мои дорогие, – обратилась я к Тоби и Роне, – приютить вас на длительный срок я не могу. Хотя бы по той причине, что не хочу оказаться на улице вместе с вами. Придется вам отправиться либо к родственникам, либо в гостиницу.

– У нас в городе нет родственников, – объявила Рона.

– И денег на гостиницу тоже нет, – добавил Тоби.

Эти двое явно решили переложить решение своих проблем на мои плечи. И похоже, мне придется-таки заняться устройством судьбы погорельцев. Иначе покоя мне не видать!

После долгого и муторного допроса мне удалось выяснить, что в Воронежской области проживает мать Роны. Туда я и решила отправить погорельцев. Поблуждав по страницам Интернета, я выяснила, что до Воронежа можно добраться на поезде. Правда, придется ехать с пересадкой через Мичуринск. Зато поезда в этом направлении ходят с завидной частотой. И, на мое счастье, есть даже ночные рейсы. Если очень постараться, я смогу избавиться от их присутствия уже сегодня. Не доверяя мнению погорельцев, я сама отправилась в их квартиру, чтобы оценить ущерб, нанесенный пожаром. Соседи гуськом поплелись за мной.

Квартира оказалась опечатанной. А вот замки закрыты не были. Меня это порадовало. Утром, когда начался пожар и соседи ворвались в мое жилище, они, естественно, о ключах не думали. И теперь, аккуратно отклеив листок из тех, какими обычно опечатывают квартиры, я была довольна, что замки ломать не придется.

В прихожей света не было. Трогать выключатели я не решилась. Вечерние сумерки еще не вступили в свои права, поэтому в комнате можно было что-то разглядеть, не включая свет. Сама комната от огня пострадала не так сильно, как от воды. Диван, конечно, был безнадежно испорчен, а вот шкаф стоял нетронутым. Его спасло то, что располагался он у дальней от входа стены. Не тратя времени на детальный осмотр квартиры, я прямиком направилась к шкафу. Открыв дверки, пошарила по полупустым полкам, выбрала подходящую, на мой взгляд, для поездки одежду. Протянула вещи Роне. Та послушно их взяла, а я спросила:

– Где вы храните документы?

– В верхнем ящике письменного стола, – ответила женщина.

Я огляделась. Письменный стол стоял у окна. Выдвинув верхний ящик, я облегченно вздохнула. Паспорта погорельцев лежали там, в целости и сохранности. Положив их себе в карман, я снова обратилась к Роне:

– Если вы хотите забрать с собой что-то из вещей, быстро соберите все в сумку. Берите только самое необходимое. За остальным вернетесь, когда будете готовы отвечать на вопросы пожарных инспекторов. Времени у нас в обрез. Если кто-то из соседей увидит вас здесь, то о поездке придется забыть. Я уверена, что у них накопилось слишком много претензий, чтобы ваш скоропалительный отъезд мог их обрадовать.

– А где сумку взять? – беспомощно развела руками Рона.

Вздохнув, я отправилась к себе и вернулась, неся вместительную сумку, с которой обычно отправлялась в длительные поездки. Отдав сумку Роне, я предупредила, что даю на сборы не больше двадцати минут, а сама пошла бронировать билеты.

Тоби и Рона вернулись через полчаса. Сумка, которой я снабдила супругов, была набита так, что едва не лопалась. Удивленно глядя на соседей, я поинтересовалась:

– Вы уверены, что взяли только самое необходимое?

Погорельцы дружно закивали. Я решила не начинать дискуссию. Вместо этого я отправила их умываться и переодеваться. Когда соседи привели себя в надлежащий вид, я взяла документы, деньги, ключи от машины, и мы вышли в подъезд. Соблюдая предосторожности, мы спустились на первый этаж. Из подъезда я вышла первая. Двор был пуст. Я дала сигнал погорельцам, и они, подражая героям детективных телесериалов, короткими перебежками побежали к машине. Когда в зеркале заднего вида перестал отражаться наш двор, облегченно вздохнули.

До вокзала добрались без приключений. Я оставила Тоби и Рону в зале ожидания, а сама отправилась в железнодорожную кассу, выкупать бронь. С этим проблем тоже не возникло. Счастливая, я вернулась к погорельцам и отдала им билеты и паспорта. Проинструктировав, когда отходит поезд, до какой станции ехать и как делать пересадку, я стала прощаться. Но тут голос подал Тоби:

– Поезд отходит только в три пятнадцать, а сейчас и девяти нет. Что мы будем делать все это время?

– Да что угодно, – легкомысленно заявила я, – сходите, поешьте, прогуляйтесь по вокзалу. Ну, или поспите, на худой конец.

Тут-то меня засада и ожидала!

– Подкрепиться бы неплохо, – согласился со мной Тоби. – Только бесплатно нас вряд ли кто-нибудь накормит. Да и с таким огромным баулом не больно по перрону разгуляешься.

– Тогда просто сидите и ждите отправления поезда, – разозлилась я.

– А кушать-то хочется, – со слезами на глазах загундосила Рона.

Эх, не зря говорят «Наглость – второе счастье». Ну как после таких слов развернуться и уйти, оставив живых людей помирать голодной смертью? Ладно, Таня, это последнее, что ты для этих полоумных сделаешь.

– Хорошо, – обратилась я к погорельцам, – я оставлю вам деньги на питание и оплачу камеру хранения, но с условием: в дальнейшем вы даже не помышляете о том, чтобы обращаться ко мне с просьбами о помощи. Иначе я ухожу, не оглядываясь.

Тоби и Рона наперебой начали убеждать меня в том, что никогда не посмеют побеспокоить меня своими проблемами.

– Ладно, пошли.

Я направилась в сторону автоматических камер хранения. Здесь действовала такая система: у кладовщика приобретаешь ключ от определенной камеры, кладешь в нее вещи, с внутренней стороны на шифраторе набираешь произвольную комбинацию из одной буквы и трехзначного числа, затем закрываешь ячейку. Главное во всей процедуре – не забыть шифр. Чтобы с моими отъезжающими не произошло конфуза, я набрала самый простой шифр. Не надеясь ни на их память, ни на аккуратность, я решила полностью обезопасить себя от неожиданностей. Взглянув на Тоби, я скомандовала:

– Давай руку.

Тоби протянул мне руку, я достала из сумочки шариковую ручку, засучила рукав погорельца и четким, крупным почерком написала «А 123».

– Это шифр, – посчитала нужным объяснить я. – Наберешь его и повернешь ключ.

Потом обратилась к Роне:

– Вот деньги на еду и на другие непредвиденные расходы. Надеюсь, что поездка увенчается успехом. Счастливого пути!

Миссия была окончена, и я с чувством выполненного долга отправилась домой, оставив соседей в зале ожидания.

К себе я вернулась выжатая как лимон. Сил хватило только на то, чтобы наскоро принять душ. Смыв с себя запах гари, я поплелась в комнату, расстелила постель и с наслаждением вдохнула аромат свежего постельного белья, оно пахло жасмином и лавандой.

Уже засыпая, я подумала: «Предсказание костей и на этот раз сбылось без задержки. За короткое время мой кошелек заметно похудел, причем потрачены мои доходы исключительно на помощь другим людям».

***

Наутро я проснулась вся разбитая. Вчерашняя беготня не прошла бесследно. Кое-как дотащившись до кухни, я сварила порцию живительного напитка и, прихватив чашку, отправилась обратно в постель. Лежа под одеялом, я маленькими глотками попивала кофе и размышляла.

На первый взгляд все более чем банально. Молодой мужчина, склонный к возлияниям, пригласил на свидание женщину. Они вместе выпили, что-то не поделили, и мужчина под действием паров алкоголя задушил свою избранницу. Потом, когда понял, что произошло, испугался и решил скрыть преступление. А как это сделать? В первую очередь нужно избавиться от трупа. Ведь встреча проходила у него на работе. Если выяснится их связь, подозрение сразу падет на него. Он замотал тело женщины в полиэтилен, который, кстати, оказался под рукой, и намеревался вынести его из здания. Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, ведь не каждый день Мишка Шняга женщин убивал, он несколько раз приложился к бутылке. Это тоже понятно. А также то, что, переборщив с успокоительным, Мишка вырубился в подсобке, не доведя дело до конца. Что он забыл в подсобке? Да что угодно. Может, тряпку искал или веревку, чтобы труп перевязать. Даже то, что свидание было назначено в музее, вполне объяснимо. В этот день дежурить Мишка не должен был. Следовательно, свидание могло быть назначено в другом месте. А потом просто изменились обстоятельства и место встречи перенесли в музей. Может быть, у влюбленной парочки в последнее время отношения были напряженными, вот Мишка и не стал отменять свидание. А может быть, Олеся не поверила, что Мишка действительно на работе. Может, она ревновала его, подозревала в измене. И, чтобы отвести от себя подозрения, Мишка предложил Олесе приехать и убедиться в правдивости его слов. А тут магарыч Трофимыча кстати пришелся. Решил Мишка Шняга поляну даме накрыть. Для примирения, так сказать. Только примирение превратилось в окончательный разрыв. А теперь Мишка просто в несознанку ушел, вот и мелет про провал в памяти.

В этом случае и встреча Карагодина с Олесей накануне ее гибели объяснима. На остановку девушка пришла, собираясь ехать по каким-то своим делам. Когда подошел автобус, вспомнила, что по этому маршруту находится музей, в котором работает ее возлюбленный. Накануне как раз было его дежурство. Снедаемая ревностью, Олеся намеревается поехать в музей и выяснить, дежурил ли Мишка этой ночью. Вполне логично. Олеся даже делает попытку сесть в автобус, чему Карагодин и был свидетелем. Но в последний момент здравый смысл берет верх, и женщина отказывается от опрометчивого поступка, либо поняв, как глупо будет выглядеть ее визит в глазах коллег Воронкова, либо испугавшись того, что любимый человек рассердится и окончательно порвет с ней все отношения. В итоге Олеся остается на остановке.

Только вот личность Мишки Шняги как-то не вяжется с личностью Сомова. С таким папашей у девушки должны были и кавалеры быть соответствующие. Конечно, дочь Сомова могла быть не столь амбициозной натурой, а любовь, как говорится, зла… Зато ее поведение в последние месяцы жизни в общую картину вписывается как нельзя лучше. У самого Мишки солидных средств к существованию быть не могло. На зарплату сторожа бюджетного учреждения он мог позволить себе разве только раз в месяц сводить свою избранницу в дешевую забегаловку да посетить с ней оперный театр по бесплатной контрамарке, полученной в качестве премии за усердный труд. Олеся тоже зарабатывала не миллионы, а побаловать своего любимого хотелось. И она решила воспользоваться широкими возможностями, которые щедро предлагал ей отец. Она перестала отказываться от помощи, даже наоборот, стала сама обращаться к Сомову за субсидиями. Представить его или хотя бы рассказать о таком несолидном ухажере своему высокопоставленному отцу Олеся не решалась, поэтому ей приходилось придумывать истории то про нехватку мебели, то про вдруг возникшее желание поправить здоровье, то про планы насчет покупки автомобиля, чтобы у отца не возникло подозрений насчет того, куда на самом деле пойдут денежки.

С другой стороны, анализируя впечатление, сложившееся у меня от встречи с Воронковым, я могла сказать, что Мишка почти наверняка говорит правду. Моя интуиция просто настаивала на этом. Конечно, память алкоголика могла запечатлеть то, что ему в тот момент казалось правдой. Мишка Шняга мог искренне думать, что он ничего предосудительного не делал. Врачи-наркологи знают тысячи таких примеров. Напьется мужик вусмерть, перережет полсела, а память услужливо сотрет все неприятные файлы. И живет такой горе-пропойца в полной уверенности, что несет наказание за чужие грехи. И сокамерникам своим поет о невиновности, и адвокат его, поверив своей интуиции, подает апелляцию за апелляцией.

Размышляя таким образом, я пришла к выводу, что на повестке дня у меня целых три неотложных дела. Во-первых, мне катастрофически не хватает сведений о самой потерпевшей. То, что поведал мне ее отец, конечно, немаловажно, но взгляд незаинтересованной стороны поможет мне составить более реалистический портрет женщины. Как показывает практика, представления близких родственников о членах семьи всегда значительно отличаются от того, как те выглядят в глазах общества. Особенно это касается коллег. Как правило, на работе проявляются все скрытые от глаз родни черты характера. Значит, нужно срочно посетить место работы Олеси.

Во-вторых, я поняла, что, пока не получу разъяснения Никодима Трофимовича относительно причины его отсутствия на работе, не смогу решить самого главного вопроса: говорит ли Воронков правду или же лжет под воздействием алкогольной амнезии. Как бы ни был болен Лисченко, ему придется встретиться со мной. В конце концов, речь идет о смерти человека!

А третьим неотложным делом была настоятельная необходимость пообщаться с магическими костями. То, что мои финансы претерпят естественную убыль, никак не соотносилось с расследуемым делом, а мне хотелось получить совет именно по делу об убийстве.

Я решила приступить к выполнению неотложных задач с конца. Развязав шнурок, осторожно вынула кости из мешка. Подержала их в ладонях, крепко зажмурилась, образно представляя себе попеременно всех людей, связанных с расследованием, и выпустила кости из рук. Через несколько секунд, открыв глаза, я изучила результат. «30+15+8» – «Вам откроются неизвестные ранее факты». Да, если учесть, что в процессе расследования непрерывно открываются какие-то ранее неизвестные факты, то ничего принципиально нового я не узнала. Хотя уверенность в том, что это произойдет, тоже не лишняя.

Оставив на время предсказания, я попыталась связаться с Никодимом Трофимовичем. Набрав номер, выслушала сообщение о недоступности абонента. Меня это не удивило. После вчерашней беседы с женой Лисченко я была почти уверена в том, что добровольно этот товарищ на контакт не пойдет. Придется мне выманивать Никодима Трофимовича хитростью. О приманке подумаю позже, а сейчас займусь выяснением личности покойной. Помнится, отец Олеси упоминал о том, что его дочь окончила педагогический институт и теперь трудится в одной из школ Тарасова. К сожалению, номера школы Сомов не называл. Лишний раз беспокоить его мне не хотелось. Начнет опять отчета требовать, а я этого категорически не терплю. Будет что сказать – сама сообщу, а пока новости клиента не касаются, нечего вмешиваться. Но как по закону подлости, телефон возвестил о том, что меня хотят слышать. И, конечно же, это был Сомов! Ладно, теперь хоть не будет необходимости перерывать весь Интернет в поисках информации о месте работы Олеси. Раз уж Сомов сам соизволил выйти на связь, добуду нужную информацию у него.

– Слушаю, Дмитрий Павлович, – сказала я в трубку.

– Доброе утро, Татьяна. – Голос Сомова был вежливо-учтивым – Скажите, есть новости по делу?

Он старательно избегал слова «убийство». Не буду произносить его и я.

– Новости есть, Дмитрий Павлович, но все они рабочего характера. Для вас они интереса не представляют, – как можно более вежливо сообщила я Сомову.

– А вы все равно расскажите мне все новости, какие накопились у вас за двое суток.

Количество дней, потраченных мною на сбор информации, Сомов подчеркнул особо. Видно, считал, что за такой срок можно было достичь феноменальных результатов, а я все еще не назвала ему имя убийцы. Каковы бы ни были его ожидания, мне придется его разочаровать.

– Дмитрий Павлович, давайте договоримся так: я веду расследование привычным способом, который, кстати, еще ни разу меня не подводил, а вы, в свою очередь, стараетесь не усложнять мне задачу. Если я буду тратить время на ежедневные отчеты, то, боюсь, мне не удастся справиться с делом и к осени. Думаю, такой вариант развития событий никого не устроит.

– Татьяна, я привык всегда быть в курсе событий. Находиться в полном неведении относительно расследования я себе позволить не могу.

– Ну почему же в полном, – я решила воспользоваться подходящим моментом, – сообщить о новостях кратко я не отказываюсь. Вчера я встречалась со следователем Скворцовым. Он был так любезен, что устроил мне свидание с Воронковым. После встречи с Воронковым я беседовала с Карагодиным. Это, если вы не в курсе, сторож музея, который дежурил с Воронковым в интересующую нас ночь. А сегодня, например, я планирую посетить место работы Олеси, встретиться с ее коллегами, побеседовать. Вполне возможно, мне удастся добыть новую информацию, которая поможет в продвижении расследования. Вы бы могли значительно ускорить процесс сбора информации, дав мне адрес школы, в которой работала ваша дочь.

На этот раз мне все же удалось отбиться от притязаний Сомова. Пока он разыскивал адрес, пока диктовал его мне, пока сообщал дополнительные сведения о директоре школы, первоначальный пыл поугас, и простились мы вполне дружелюбно.

Я посмотрела на часы. Ого, сколько времени прошло за размышлениями! Рабочий день был в самом разгаре. Появляться в школе во время уроков бессмысленно. Учителя заняты вдалбливанием знаний современным отягощенным переизбытком ненужной информации школьникам. Директор, скорее всего, на рабочем месте отсутствует по причине какого-нибудь экстренного совещания. А разговор с техничкой много времени не займет. Я решила поехать в школу к часу дня, предварительно позвонив и договорившись о встрече с директором.

Итак, у меня в запасе оказалось около часа. Потрачу его на нужды организма. Когда я последний раз ела нормальную еду? Если не считать французского супа и фирменных рогаликов из «Ресторанчика», проглоченных второпях, то ела я, пожалуй, дня два назад. Созвониться с директором можно и по сотовому, а вот подкрепиться чем-то более существенным, чем бутерброд, сидя в квартире, не получится.

Я надела элегантный брючный костюм, взяла ключи от машины и направилась выбирать место, где вкусно готовят. Возможно, у меня возникнет желание снова оказаться в стенах уютного заведения, в котором подают такой вкусный луковый суп с романтическим названием «Вишисуаз». И очень даже может быть, внимательно изучив меню, я найду в нем еще не одно настолько же вкусное блюдо. А пока буду поглощать деликатесы, у меня будет возможность придумать, как сделать встречу с Никодимом Трофимовичем реальной.

Глава 5

Зазвенел звонок, и школьный коридор мгновенно наполнился криком, беготней, радостными возгласами. Одним словом, наступило всеобщее ликование. Я шла по коридору и невольно улыбалась, поддавшись всеобщему веселью.

– Молодой человек, – остановила я одного из старшеклассников, – где у вас располагается кабинет директора?

– На проработку вызвали? – сочувственно глядя на меня, спросил парнишка.

Вероятно, он принял меня за родительницу одного из оболтусов, посещающих эту школу. Я не хотела разочаровывать сердобольного юношу, поэтому согласно кивнула.

– Второй этаж. Третья дверь налево. Там на двери огромная табличка с надписью. Захотите – мимо не пройдете.

Поблагодарив школьника, я двинулась в заданном направлении. Парень сказал правду. Даже если бы я была сверхрассеянной, или, к примеру, считать до трех разучилась в силу своего возраста, или, чего доброго, путала стороны, где право, где лево, то все равно рано или поздно обязательно посмотрела бы на таблички на дверях и сразу поняла бы, за какой из них находится кабинет директора. Даже если бы читать разучилась. Для решения этой задачи достаточно было элементарной логики. Таблички всех кабинетов были стандартные. Тридцать на десять. Очень, надо сказать, скромные и демократичные таблички. И только одна являлась образцом непомерных амбиций. Мало того что размер ее превышал стандартные размеры минимум в четыре раза, так еще и окрашена она была не аскетической белой краской, а кричащей золотой с перламутровым отливом. Пока я увлеченно разглядывала табличку, сзади кто-то подошел.

– Согласен, выглядит пафосно, но это, знаете ли, наследство. От прежнего директора досталось. А наследство разбазаривать не стоит. Даже такое, не правда ли?

Смущение, охватившее меня вначале, быстро исчезло под воздействием доброжелательного тона директора. В том, что передо мной стоит Эдуард Евгеньевич Кусков, директор школы-лицея № 8, я не сомневалась.

– Здравствуйте, Эдуард Евгеньевич, – обратилась я к директору по имени-отчеству. – Каюсь, мысли мои прочитали верно. Но имеются смягчающие обстоятельства. На фоне общего аскетизма ваша табличка выглядит действительно вызывающе.

– Не буду спорить. Если я правильно понял, возле дверей вы дожидались меня?

– Вас, Эдуард Евгеньевич. Я звонила вам сегодня около полудня. Мое имя Иванова Татьяна, помните? Вы назначили встречу на час.

– Помню, помню. Детектив Иванова, правильно? Вы хотели поговорить со мной о нашей сотруднице, Сомовой Олесе Дмитриевне. Я все правильно понял?

Я кивнула, директор продолжил:

– Пожалуйста, проходите в кабинет, там нам будет удобнее беседовать.

Эдуард Евгеньевич широким жестом открыл передо мной двери, пропустил меня вперед, а сам прошел следом. Мы попали в приемную, где царила атмосфера непринужденности и комфорта одновременно. Дорогая, изысканная мебель, шкафы из натурального дерева, элитные гобеленовые обои. Довершал все это великолепие запах дорогого кофе. Я снова воззрилась на директора. Тот тихонько усмехался, наслаждаясь недоумением гостьи. Видимо, это было излюбленное развлечение Кускова. Открыв передо мной вторую дверь, он бросил через плечо распоряжение секретарше:

– Леночка, кофе, – и добавил: – Фирменный.

Леночка понимающе кивнула и заулыбалась. Я настороженно отнеслась к слову «фирменный». Мало ли что оно может обозначать на местном жаргоне. Прежде чем пить угощение, надо не забыть поинтересоваться у директора, чем славится их «фирма».

Проходя в вотчину Эдуарда Евгеньевича, я ожидала увидеть нечто похожее на приемную. Меня ждало разочарование. Кабинет самого главного в лицее человека был напичкан раритетной мебелью образца пятидесятых годов. Старый облезлый шкаф, обшарпанный письменный стол светлого дерева. На столе красуется зеленая лампа, наверняка доставшаяся Кускову также в наследство, только не от прежнего директора, а от героев-революционеров. И уж совсем неуместен был здесь черно-белый телевизор марки «Рекорд». Вряд ли кто-то сейчас смотрит такие. Да и сможет ли этот динозавр вообще поймать современный сигнал телевизионной связи?

– В очередной раз удивили, – польстила я директору. – Снова наследство?

– В точку. Прежний директор был жуткий затейник.

– Куда же он делся со своими затеями? Уволили за профнепригодность?

– Не угадали. Пошел на повышение. Теперь в министерстве кабинеты благоустраивает. Ну да ладно. Оставим в покое дизайн и моего предшественника. Вы ведь хотели получить информацию совсем другого рода.

Я не успела ответить. В кабинет вошла секретарша Леночка с подносом, заставленным посудой и лакомствами. Среди вазочек с печеньем и засахаренными фруктами красовалась сувенирная бутылочка коньяка.

– Вот и фирменный кофе. Прошу вас, Татьяна Александровна, угощайтесь.

От кофе я отказываться не стала, а вот от коньяка решила воздержаться. Все-таки я за рулем. Кусков тоже не стал пользоваться полным комплектом, ограничившись тем, что добавил в чашку сахар.

– Эдуард Евгеньевич, – приступила я к разговору, – меня интересует вся информация, какую вы сможете предоставить мне о вашей сотруднице. Олеся Дмитриевна проработала в школе довольно долго, ведь так?

– Да, Олеся Дмитриевна пришла в школу сразу по окончании института и с тех пор место работы не меняла. Она вообще была не склонна к переменам, даже страшилась их.

– Что вы имеете в виду?

– Три года назад у меня освободилось место завуча по воспитательной работе. Олеся Дмитриевна всегда отличалась трудолюбием и старательностью. Я решил дать девушке возможность попробовать свои силы на заведовании. Так она наотрез отказалась. Сослалась на слабое здоровье, на любовь к однообразию. Словом, несла всякий бред. А здоровье у Олеси, кстати, было еще какое крепкое. Бывало, простуда или грипп какой по городу, все учителя по очереди на больничный сходят, школу на карантин закрывают, а Олесе Дмитриевне хоть бы хны. Так что боялась она просто перемен, вот и не согласилась на мое предложение. Я, кстати, тогда ее приятельницу на эту должность назначил. Думал даже, дружба у женщин врозь пойдет, как только до Олеси дойдет, что она от своего шанса отказалась. Ничего подобного: как дружили, так до сих пор и дружат, – директор осекся. – Я имею в виду, дружили до тех пор, пока с Олесей несчастье не приключилось.

– Я поняла, что вы имеете в виду, – заверила я директора. – Скажите, могли бы вы познакомить меня с приятельницей Олеси?

– А Дарьи Константиновны сейчас нет в школе, – почему-то обрадовался директор. – Она на больничном. И бюллетенить будет еще долго.

– Вас это радует? – заметила я не без доли сарказма.

– Ни в коей мере, – продолжая улыбаться, заявил Эдуард Евгеньевич. – Просто там история такая забавная приключилась. Впрочем, дам-ка я вам лучше телефон и адрес Дарьи Константиновны. Она уже больше месяца из дома не выходит. Ей сейчас любой посетитель в радость. Думаю, она не откажется с вами встретиться.

Эдуард Евгеньевич вызвал секретаршу и велел ей принести в срочном порядке личное дело Дарьи Константиновны. Чтобы время ожидания не пропало даром, Эдуард Евгеньевич рассказал мне немного об Олесе. По мнению директора, она была скромной и малообщительной. За все годы работы в школе девушка успела коротко сойтись только с Дарьей Константиновной, и то только потому, что та была человеком гиперкоммуникабельным. Вот Дарья, в отличие от Олеси, числилась в друзьях у доброй половины коллектива и умудрилась сохранить дружеские отношения со всеми, даже после того, как заняла должность. Посоветовавшись с директором, я поняла, что беседа с другими учителями не даст мне никаких результатов. Если кто-то и в курсе секретов личной жизни погибшей, то только Дарья Константиновна. Дождавшись, пока секретарша найдет адрес Дарьи, я не стала тратить время на опрос коллег Олеси, а попрощавшись с Эдуардом Евгеньевичем, решила сразу отправиться к единственной подруге Сомовой.

До Дарьи Константиновны я дозвонилась с первого раза. Как и предполагал директор, общительная женщина изнывала от одиночества и мое предложение подъехать к ней для беседы встретила с восторгом. Дарья подробно объяснила, как до нее добраться, и уже через сорок минут я имела удовольствие лицезреть молодую жизнерадостную женщину воочию. В квартиру меня впустила пожилая дама, сообщив, что Дарья не может сама встретить гостью как положено, у дверей.

– Дашута не встает, – сообщила она, – я ее соседка, Мария Федоровна. Дашута позвонила мне и попросила впустить вас. Вы ведь Татьяна Александровна, коллега Дашуты?

Поняв, что Дарья не хочет подогревать любопытство соседки, сообщая ей род моей деятельности, я согласно кивнула.

– Проходите в комнату, Дашута вас ждет. Как будете уходить, просто захлопните дверь. Ключи я забираю. Пойду к себе, у меня сейчас сериал начинается. «Санта-Барбару» повторяют. Не смотрите?

Я виновато призналась в том, что не отдаю должного почтения столь прославленному произведению.

– Напрасно, – укорила меня Мария Федоровна. – Там ведь все как в жизни. Очень, знаете ли, поучительный фильм.

Мария Федоровна ушла смотреть «поучительный» сериал, а я получила возможность пройти в комнату, где на диване, обложенная подушками, восседала хозяйка квартиры.

Глядя на нее, я недоумевала, как это у Эдуарда Евгеньевича могло хватить жестокосердия назвать историю Дарьи забавной. Коллега Олеси имела отнюдь не забавный вид. Вся правая сторона у Дарьи была либо загипсована, либо покрыта многочисленными повязками. Правая нога и правая рука покоились в гипсе. Голова была наполовину обрита и заклеена пластырем. Пальцы правой руки все до единого были забинтованы от кончиков до кисти. И это только то, что можно было увидеть, не заглядывая под одежду. Мне даже стало неловко, что я навязала девушке встречу, когда она в таком состоянии.

– Дарья Константиновна, я постараюсь не слишком вас утомлять. Право, мне неловко, что пришлось побеспокоить вас в такое время, – постаралась оправдаться я.

– Пустяки, – радостно заверила меня Дарья. – На самом деле я чувствую себя намного лучше, чем выгляжу. Если бы не мое легкомыслие, я бы не выглядела сейчас, как мумия. Вообще, это очень забавная история, – слово в слово повторила она слова директора. – Хотите, расскажу?

Я вежливо кивнула. Дарья жестом пригласила меня сесть на ближайший стул, сама откинулась на подушки дивана и начала рассказ.

Алексей Кобзов, ученик десятого «Б», классной руководительницей которого является Дарья Константиновна, занимается парашютным спортом. В летнее время спортсмены тренируются на вертолетной базе, изучают азы парашютного дела, а в зимнее время тренировки проходят в высотке, оборудованной для поддержания в должной форме представителей силовых структур. Там ребята отрабатывают правильное приземление, проходят эстафеты на полосе препятствий. А еще на тренировках в высотке спортсмены учатся прыгать с тарзанки.

И вот однажды, на классном часе, Алексей расхвастался перед одноклассниками, как трудно научиться правильно владеть тарзанкой. Уверял, что это искусство под силу только самым-самым способным спортсменам. Дарья Константиновна с детства хвастовства не терпит. Решила она осадить зарвавшегося ученика. Взяла да и ляпнула, что сможет овладеть тарзанкой за три занятия. Одноклассники Лешки Кобзова оживились. Еще бы, такая возможность побалагурить безнаказанно. Им ведь только повод дай. Дарья Константиновна почти сразу пожалела о своей выходке. Да слово не воробей, и сказано оно было при всем честном народе. Лешка, справедливости ради сказать, стал отговаривать Дарью от опрометчивого шага. Но той отступать уже было некуда. Пойти на попятный – значит подорвать свой авторитет перед всем классом.

Уговорились, что Лешка выбьет у тренера разрешение пригласить класс на показательный прыжок Дарьи. Была еще смутная надежда, что тренер Лешкин окажется более благоразумным, чем учительница. Но и она не оправдалась. Тренер, как услышал, что Лешкина класснуха учудила, так сразу ухватился за возможность посадить в лужу учительскую братию в лице отдельно взятого учителя. Видно, школьные годы не были для Лешкиного тренера безоблачными.

Дарья посетила два теоретических занятия, понаблюдала, как происходят тренировки на тарзанке, и вот был назначен день, в который Дарья от теории должна была перейти к практике. В этот день в здании высотки был аншлаг. Когда женщина добралась до тренировочного зала, там уже яблоку негде было упасть. Пришли, казалось, все учащиеся школы, половина преподавательского состава и все сотрудники силовых структур, которые только находились в это время в тренировочном комплексе. От такого количества зрителей у Дарьи в глазах зарябило. Но не в правилах женщины было отступать от задуманного. Про себя Дарья решила: даже если придется выполнять прыжки в присутствии президента, она все равно сделает это. Особо опасаться за свою жизнь причин не было. Из теоретических занятий Дарья вынесла главное: тарзанка выдерживает вес до двухсот пятидесяти килограммов, а ее вес едва доходит до шестидесяти.

Вся процедура испытания заключалась в следующем: Дарью пристегнут поясом к резиновому жгуту, именуемому тарзанкой. Два молодца растянут жгут, чтобы он доходил до пола, а после того как Дарья будет пристегнута, отпустят его. Женщина должна взлететь к потолку и суметь раскачаться так, чтобы дотянуться до перекладин, расположенных на противоположной стене. На первый взгляд все очень просто. Минусом Дарьи был как раз ее вес, но она не унывала. Самое страшное, что могло случиться, это то, что она будет болтаться между потолком и полом, если не сумеет раскачаться как следует.

Наконец испытание началось. Дарью пристегнули к жгуту и отпустили. От резкого взлета она чуть сознание не потеряла, но, сумев сконцентрироваться, избежала столкновения с потолком и даже начала раскачиваться, увеличивая амплитуду движений, как вдруг, казалось бы, прочный жгут издал оглушительный хлопок, и Дарья со скоростью ядра, выпущенного из катапульты, полетела вниз! Зрители одновременно ахнули. От эха, образованного вздохом нескольких десятков человек, срезонировали оконные стекла. Но Дарья этого уже не слышала. Бездыханная, она валялась на полу тренировочного зала. Что тут началось! Все забегали, засуетились. На помощь Дарье бросились десятки людей. Кто-то вызвал «Скорую помощь». На счастье женщины, упала она на груду матов, брошенных в углу зала. Если бы не это, не говорить бы сейчас мне с хозяйкой квартиры.

– В больнице мне сказали, что я в рубашке родилась, раз после такого падения отделалась легкими ушибами и трещинами, – радостно закончила свое повествование Дарья. – Представляете, даже перелома ни одного не получила!

– Выходит, спор вы не выиграли? – задала я вопрос.

– Почему не выиграла? Тут как раз все удачно сложилось. Прыжок я совершила, а что до перекладины не дотянулась, так это гнилой жгут виноват. А если серьезно, мои ученики так за меня испугались, что взяли с меня клятвенное обещание больше никогда к тарзанке не приближаться.

Еще несколько минут мы потратили на обсуждение «забавной» истории, а потом я перешла к вопросам не столь забавным.

– Дарья Константиновна, – посерьезнев, начала я.

– Прошу вас, давайте обойдемся без отчества, – перебила меня хозяйка. – Хоть дома от официоза отдохнуть.

– Дарья, – послушно отказавшись от отчества, настойчиво продолжила я, – мне нужно задать вам несколько вопросов, касающихся личной жизни Олеси Сомовой. Постарайтесь отвечать честно, ничего не утаивая. От этого зависит, как быстро я найду виновника трагедии.

– Понимаю, – голос Дарьи тоже стал серьезным.

Я сразу почувствовала, что передо мной находится учитель со стажем. Только у преподавателей можно услышать этот своеобразный учительский тон.

– Олеся когда-нибудь упоминала при вас имя Михаила Воронкова? Или что-то рассказывала о нем?

– Знаете, Олеся была довольно скрытным человеком. Даже со мной она не делилась подробностями своей личной жизни. До последнего времени я вообще подозревала, что у нее никакой личной жизни и нет вовсе. Понимаете, Олеся была патологически застенчива. Время от времени я уговаривала ее пойти со мной в компанию, где она смогла бы познакомиться с молодым человеком. Даже специально подстраивала «случайные» встречи. У меня обширный круг знакомств. Я надеялась таким образом устроить судьбу подруги. Но даже в тех немногочисленных случаях, когда Олеся соглашалась на мои авантюры, она вела себя так, что все потенциальные кавалеры в недоумении спешили откланяться. А мне при встрече высказывали, что я им «синий чулок» подсунуть пыталась.

– Вы сказали «до последнего времени». Что это значит? В жизни Олеси произошли изменения?

– Вероятно, да. Несколько месяцев назад Олеся обмолвилась, что решила начать новую жизнь. Я шутливо поздравила ее с этим решением и забыла о нашем разговоре. Не думала, что она говорит серьезно. Но вскоре я узнала, что Олеся приобрела абонемент в жутко дорогой фитнес-клуб. Сеть элитных фитнес-клубов «ALEX FITNESS», может, слышали о такой? У них шестьдесят четыре филиала по России. Я поинтересовалась, на какие шиши Олеська так расшиковалась. Она, смущаясь, призналась, что попросила денег у отца. Отец у нее мужик состоятельный. Раньше Олеся от него помощи почти не принимала, а тут вдруг разохотилась. Я в шутку спросила, уж не для будущего ли мужа Олеся так старается. А она ответила, что все может быть. Тут я всерьез заинтересовалась и выпытала у нее подробности. Оказалось, что Олеся зарегистрировалась на одном из сайтов знакомств и там-то и встретила ЕГО. Имени она не называла, но описывала как супермачо. И богат, и красив, и сложен атлетически. И воспитан в лучших традициях тургеневских времен. А уж как он Олеське нравится, и говорить не надо было. И так сразу в глаза бросалось, что она втрескалась в этого интернет-поклонника по уши.

– Олеся не упоминала, были ли это только виртуальные встречи или влюбленные перешли к личному общению?

– Говорить не говорила, да только я подозреваю, что встреча все же состоялась. Готовилась к этому Олеська точно. Даже мебель в квартире кое-какую поменяла. Опять-таки не без помощи отца. Вам про ее поклонника лучше у Полины разузнать. Это Олесина новая подруга.

На мой недоуменный взгляд Дарья улыбнулась:

– Я же говорю, в последнее время в жизни Олеси произошли серьезные перемены. С Полиной они познакомились в фитнес-клубе. И, по-моему, сдружились. Я вот уже месяц как из обоймы выпала, поэтому и проку вам от меня немного. А Полина может знать побольше моего.

«Вот вам и «неизвестные ранее факты», – подумала я. – В жизни Олеси было не все так скучно и обыденно, как предполагал ее отец».

– В какое время обычно Олеся и Полина посещали тренировки?

– Олеся бывала там только во второй половине дня, после уроков, а вот Полина, по словам Олеси, торчит в клубе с утра до вечера. Богатенького Буратино подцепить мечтает. Работать она нигде не работает. На спонсорские пожертвования существует. Это я уже сама выводы сделала. Олеся-то души в новой подружке не чаяла. Легковерная она была. Только я в жизни-то кое-что понимаю.

– Что ж, попытаю счастья там, – сказала я. – Адрес клуба, случайно, не подскажете?

– Случайно подскажу. Записывайте.

– Я запомню, говорите.

Дарья назвала адрес, пожелала мне удачи и, извинившись, что не провожает, попрощалась со мной в комнате.

***

Сев в машину, я включила зажигание и хотела уже ехать в клуб для встречи с новой приятельницей Олеси, но телефонный звонок нарушил мои планы. На дисплее определился телефон Никодима Трофимовича. Похоже, сторож наконец созрел для общения.

– Слушаю, – произнесла я в трубку.

– Татьяна, – услышала я женский голос.

Я подтвердила, что это я. Жена Никодима Трофимовича, а это была именно она, вежливо сообщила:

– Дима чувствует себя сегодня лучше. Он согласился встретиться с вами. Только прошу вас приехать к нам домой. Мужу не рекомендовано много двигаться. Вас это не затруднит?

– Нисколько. Куда мне следует подъехать?

Женщина назвала адрес. Место жительства семьи Лисченко оказалось почти на окраине города. Приблизительно рассчитав время пути, я предупредила жену Никодима Трофимовича, что прибуду к ним только через час, и отключилась. Личное желание сторожа к общению вселяло надежду на то, что разговор будет плодотворный.

Немного поплутав по окраинным улочкам, я добралась-таки до пункта назначения. Квартира Лисченко располагалась в старом жилфонде, на втором этаже. В подъезде пахло кошками и пищевыми отходами. Ступени подъезда, по всей вероятности, не встречались с половой тряпкой со дня сдачи здания в эксплуатацию. На всем лежала печать старости и запустения. «Видно, у Никодима Трофимовича с финансами не густо», – подумала я.

Дверь мне открыла пожилая сухонькая женщина, по всей видимости, жена Лисченко. Выяснив, кто я, женщина провела меня в комнату, в которой располагался больной. Вид у Никодима Трофимовича и впрямь был неважный. Лицо бледное, под глазами круги, взгляд настороженный. Я поздоровалась. Никодим Трофимович предложил мне занять кресло, единственное приемлемое для сидения место в комнате. Общий вид комнаты соответствовал дому, она была такой же старой и запущенной. Стараясь не обращать внимания на окружающее, я обратилась к Никодиму Трофимовичу с вопросом:

– Ваша супруга сказала вам, по какому делу я вас беспокою?

Мужчина утвердительно кивнул.

– Что вы можете мне сообщить о внезапной потребности пропустить дежурство?

– Я тебе, дочка, много чего могу сообщить. – Голос у Никодима Трофимовича оказался тонкий и дребезжащий, что еще больше подчеркивало его немощь. – Только поверишь ли ты, вот в чем вопрос.

– Вы рассказывайте, – подбодрила я сторожа, – а там видно будет.

– Видно-то оно видно, – мялся Лисченко, – да вот как бы после моих откровений мне на старости лет в каталажку не загреметь!

– А вы совершили что-то предосудительное? – Я вопросительно взглянула на сторожа.

– Что ты, окстись! Это в моем-то возрасте! – Никодим Трофимович возмущенно замахал на меня руками.

– Тогда вам не о чем беспокоиться, – попыталась я успокоить сторожа.

– Легко говорить! Если хочешь знать, моему рассказу даже Тоська моя не верит.

И Лисченко указал взглядом на жену. Та, насупившись, стояла в дверях, всем своим видом выражая недовольство поведением мужа.

– Она мне советы раздает, оберегает вроде. – Никодим Трофимович крякнул. – Пользы от ее советов я не вижу, вот и велел тебя позвать. Ты ж ведь не полицай какой, дитиктив, как-никак, – переврав название моей профессии, заключил Лисченко.

– При чем тут полицаи? – разозлилась супруга Лисченко. – Я тебе говорю, в полицию идти надо было, а ты полицай. Полицаи у фашистов служили, а полицейские – это бывшие милиционеры.

Я поняла, что дискуссия на эту тему длится не первый день. На слова жены Никодим Трофимович запальчиво ответил:

– То-то и оно, что бывшие. А нынешним полицаям лишь бы сграбастать кого да в каталажку упечь. Им за это премия полагается. Прав я или нет? – На этот раз вопрос был обращен ко мне.

Я предусмотрительно промолчала. А Никодим Трофимович, по-своему оценив мое молчание, сказал:

– Вот и я говорю.

Что он имел в виду, я уточнять не стала. Вместо этого я постаралась ускорить процесс получения информации.

– Вы решили не сообщать работникам правоохранительных органов информацию, касающуюся Воронкова?

Чтобы не раздражать больного, я намеренно не стала употреблять слово «полиция».

– Да ведь Мишку это вроде как и не касалось вовсе. Вот я и смолчал. А уж потом, прикинув, что к чему, понял, что связь может быть прямая. Когда до меня это дошло, я и слег. От страха. Запишут, думаю, в сообщники, и дело с концом. Тоське моей тогда голодная смерть. Я ведь у нее один кормилец. На детей в наше время надежа плохая. Самим бы по миру не пойти, не то что родителям помогать.

– Так что же произошло? – снова поторопила я Лисченко.

– Было, значица, так. В тот день я дома один был. Тоська к старшему сыну поехала, внуков нянчить. Сижу я дома, радио слушаю. До дежурства еще часа три. Вот сижу я так, покоем наслаждаюсь, ни о чем дурном не думаю. Тут вдруг бац – звонок. Трубку беру, а там голос незнакомый, мужской. «Никодим Трофимыч?» – спрашивает. «Он самый», – отвечаю. А мне: «Это сосед ваш по даче. Приезжайте срочно. Вашу дачу обчистили. Заявление писать надо». Я сперва поохал, а потом говорю: «Как же я приеду, у меня дежурство». А голос мне: «Ну, как знаете. Только потом вы участкового год ловить будете. А вора поймают, вам кописации не видать». – «Это что, – спрашиваю, – за зверь, кописация твоя?» – «Это, – говорит, – денежная выплата. За ущерб». Без денежной выплаты оставаться мне, ясное дело, не хотелось. Сам молчу, обдумываю ситуацию. А мужик подначивает: «Попроси подменить тебя. Или некому? Так ты магарыч посули. За магарыч любой согласится». – «Шустрый какой, – говорю. – Где я тебе на магарыч наскребу?» А он: «Не напишешь заявление, больше потеряешь. Да уж ладно. Ссужу тебя бутылкой по-соседски». Ну, думаю, коли вправду поможет сосед, то надо ехать. Попрошу, думаю, Мишку Шнягу, пусть отдежурит за меня. А я потом за него выйду. И выплату получу, и в зарплате не потеряю. «Ладно, – говорю, – ждите. Скоро буду. Только участкового не отпускайте». – «Подержим, – говорит, – не беспокойтесь».

Никодим Трофимович примолк. Глазами указал на графин с водой, стоящий в изголовье кровати. Я потянулась, чтобы налить больному воды, но жена Лисченко, отстранив меня, сама поднесла мужу стакан. Утолив жажду, Лисченко продолжил:

– До дачи мне километров восемьдесят пилить. По времени минут сорок. Правда, если без пробок. А до смены три часа. Авось, думаю, успею туда-обратно. Не стану пока Мишке звонить. Хотел Карагодина предупредить, да ему в такое время без толку названивать. Он у нас правильный. До дежурства телефон отключает и спит. Не стал звонить и ему. Оделся наскоро, во двор спустился. Машину завел и вперед. Доехал до выезда, а там пробка, что моя жизнь: длинная и тягомотная. Полчаса проторчал. Решил все же Мишку поднапрячь. Звоню ему, звоню, а в ответ дамочка: «Телефон выключен или не в сети». Что делать? И назад поворачивать поздно, и вперед ехать боязно. Вдруг не ответит Мишка, что тогда? Насилу дозвонился. Просьбу высказал, а Мишка юлить начал. Не хотел за меня выходить. Тут я слова соседа дачного про магарыч вспомнил. Была не была, думаю, предложу. После уж сожалел, зачем это сделал? Знаю ведь, что Мишке спиртное даже нюхать нельзя. Даже предлагать! Да так уж вышло.

Никодим Трофимович снова к графину потянулся. И снова его жена на выручку пришла, напоила страждущего. Я ждала продолжения.

– Приехал я, значит, на дачу. К дверям подбежал. Смотрю, замки на месте. Дом обошел. Окна все целы. Что, думаю, за фокус такой? Направился к соседям. Там пусто. Двери и окна и у них целы. Может, думаю, дальних соседей обчистили? Пошел до поворота. Там у нас мужик живет круглый год. В городе жилья у него нет. Пришел, стучу. Вышел сосед, поздоровался. «Чего, – говорит, – среди недели прикатил? Дела какие неотложные?» Рассказал ему, в чем дело. Он головой мотает: «Не было разбоя никакого. Я бы знал». А я уж и сам понял, что разыграл меня кто-то. Зачем – непонятно, а разыграли. На часы глянул. Понял, что смену уже профукал. Останусь, думаю, на даче. С утра хозяйством займусь, хоть бензин оправдаю. Про шутника думать не хотелось, а мысли сами лезли. Узнать бы, думаю, кто из меня дурака сотворил, да по голому заду розгами! Решил: в музее говорить не стану. Засмеют на старости лет. Пошел в дом и спать завалился.

Никодим Трофимович замолчал. Видно, рассказ к концу подошел. Тогда я спросила:

– Когда вы узнали о происшествии?

– Утром и узнал. Петр Семеныч звякнул, новостями поделиться. Я поначалу обрадовался. Вот, думаю, шутник-то меня от какой беды уберег. Я и домой радостный приехал. А как сопоставлять события стал, так радости и поубавилось. Это ведь, думаю, меня нарочно из музея вытурили. Да еще и с бутылкой подставили. Новости у нас быстро распространяются. Директор со слов следователя рассказал, что Мишка в изоляторе сочиняет. Я виду не показывал, а сам удивлялся. Все ведь совпадало. Только я магарыч этот не передавал, а посулил только. Выходит, шутник мой на деле злыднем оказался.

– Выходит, так, – согласилась я.

– Что ж мне теперь, дочка, делать? – Никодим Трофимович с надеждой смотрел на меня.

– Будем разбираться, – сказала я.

– Ты, дочка, если мне не веришь, можешь у соседа дачного подтверждение стребовать. У всамделишного. Я тебе и адресок дам. Сгоняешь быстренько, алиби мое подтвердишь.

– Адрес не помешает, – согласилась я.

Никодим Трофимыч стрельнул глазами в сторону жены. Та поспешно вышла из комнаты и через минуту вернулась, неся в руках листок с адресом. Видно, заранее приготовили.

– Мне в полицию-то идти? – спросил меня Лисченко.

– Вам решать, – уклонилась я от прямого ответа.

– А ты-то пойдешь? – В голосе Никодима Трофимовича теплилась надежда.

– Подожду пока, – сказала я и стала прощаться.

На встречу с Лисченко я потратила не так много времени, как предполагала. До конца рабочего дня было еще далеко. Помнится, Дарья упоминала о том, что Полина клуб покидает только при закрытии. Можно попытаться застать девушку в спортзале. Так я и поступлю. Поеду в клуб. Если Полину не застану, так хоть обстановку разведаю.

***

Здание фитнес-клуба «ALEX FITNESS» располагалось в центре города, в самом престижном районе Тарасова. С первого взгляда было понятно, что жителям города, чьи доходы исчисляются в рублях, вход в клуб заказан. Такие заведения простым смертным не по карману. Клубу принадлежала личная парковка, сплошь заставленная дорогими иномарками, говорящими о высоком благосостоянии их владельцев. Я вознамерилась занять одно из парковочных мест. Не успела я припарковать свою скромную «девятку», как от входных дверей ко мне со всех ног кинулся атлетически сложенный парнишка в синей униформе.

– Простите, – обратился он ко мне, – эта парковка предназначена только для членов клуба.

– А я, выходит, до члена клуба не дотягиваю? – вызывающе произнесла я.

– Все члены клуба предъявляют клубную карту, – настороженный моей агрессивной речью, сообщил парень.

– И вон тот предъявляет? – указала я на высокого, солидного вида дядечку, припарковавшего свой белоснежный «Бьюик» десятого года выпуска одновременно со мной.

– Это же Аркадий Ветохин, – с благоговением в голосе сообщил мне парень.

– А я – Татьяна Иванова, – заявила я. – Еще вопросы будут?

Не дожидаясь ответа, я проследовала к центральному входу, обогнав и незабвенного Аркадия Ветохина, и паренька в униформе. Бросаться мне вдогонку и выдворять из клуба в присутствии высокого гостя парень не решился, и я беспрепятственно проникла в вожделенный холл.

Чтобы не нарваться на еще одного поборника строгих правил клуба, я не стала задавать никому вопросы, а сразу направилась прямо по коридору, надеясь обнаружить в глубине здания тренировочный зал. Пройдя до конца коридора, я оказалась в небольшом тамбуре, в котором была всего одна дверь. Открыв ее, я обнаружила лестницу, ведущую вверх. Не имея ни малейшего представления об архитектурных особенностях клуба, я стала подниматься по лестнице. Дойдя до второго этажа, выглянула в коридор. Он был почти точной копией нижнего коридора. Существенным отличием было то, что заканчивался он не центральным холлом, а глухой стеной с одной-единственной дверью. Я дошла до нее и, взявшись за ручку, потянула на себя. Легко поддавшись, дверь распахнулась настежь.

Моему взору предстала прелестная картина. По всему периметру комнаты располагались столы для карточных игр. Молодые прожигатели жизни и пожилые толстосумы восседали в удобных креслах вокруг столов, для наглядности снабженных табличками типа: «Техасский покер», «Баккара», «Блэкджек». Перед игроками высились стопки зеленых банкнот. У одних эти стопки достигали размеров Эйфелевой башни, у других напоминали скорее пересыхающую австралийскую реку Купер-Крик. Выдрессированные крупье с каменными лицами сообщали о результатах игры. Центральное место зала было, как водится, отведено рулетке. За этим столом собралось самое большое число играющих. Мужское общество было разбавлено существами женского пола. Напомаженные дивы, лениво потягивая дорогие коктейли, скучающими взглядами одаривали своих спутников.

«Подпольное казино в центре города. Очень мило», – только и успела подумать я и быстро захлопнула дверь. В мои планы не входило позорное выдворение из заведения, в которое я всего несколько минут назад с таким трудом проникла. Я поспешила ретироваться. Тем же путем, каким пришла, я направилась обратно. Впредь нужно быть более осторожной. Неизвестно, какие еще сюрпризы может преподнести этот элитный клуб.

Добравшись до первого этажа, я осмотрелась. В противоположном конце коридора открылась дверь, и из нее выпорхнули две симпатичные девушки в спортивных костюмах. «Значит, тренажерка находится за этой дверью», – догадалась я.

Оказавшись в помещении спортивного зала, я не спеша прошлась вдоль тренажеров. Никто не обращал на меня внимания, чему я была несказанно рада. Изучив контингент, я решила обратиться к высокой миловидной девушке в красном тренировочном костюме.

– Простите, я ищу Полину. Не подскажете, она сегодня здесь?

– Полина? – переспросила девушка. – А зачем она вам?

– Наша общая знакомая просила ей кое-что передать. – И я для убедительности похлопала себя по карману.

– Можете передавать, – заявила девушка. – Я и есть Полина.

Порадовавшись своей удаче, я предложила:

– Может, перекусим? Я угощаю.

– Можно, – обрадовалась халяве Полина. – Пойдемте в бар. Там подают умопомрачительные улитки с охлажденным шампанским.

Я поняла, что пристрастия новой приятельницы Олеси влетят мне в копеечку. Что ж, искусство требует жертв. Придется раскошелиться. Полина прошла в бар и заняла центральный столик. Сидеть за барной стойкой было, видно, ниже ее достоинства. Я ничего не имела против уютного столика. Заказав порцию улиток и бутылку шампанского, Полина обратила свое внимание на меня, не забывая, однако, время от времени пробегать глазами по залу. Вдруг появится достойная кандидатура, не прозевать бы.

– Вы говорили про нашу общую знакомую. Кто же это?

– Олеся Сомова, – назвала я имя погибшей.

Полина отреагировала спокойно. Видно, известие о смерти Олеси еще не дошло до клуба.

– Олесик? Славная девушка. Куда она запропастилась? Я не встречалась с ней уже миллион лет. Она решила, что больше не нужно заботиться о фигуре, раз жених уже в кармане? – И Полина весело рассмеялась своей шутке.

– Кого вы имеете в виду? Воронкова? – закинула я пробный шар.

– Да ее этого виртуального героя-любовника. Имени-то его я не знаю.

– Он и вправду любовник Олеси?

– Вряд ли. Это я так, к слову сказала. Если верить Олесику, у них высокие отношения, далекие от плотских утех. Ну, знаете, стишки там, ахи-вздохи, свидания при луне и все такое.

– Он назначал Олесе свидания при луне? – Я настороженно ждала ответа.

– Назначал. А потом не приходил, – с удовольствием сплетничала Полина.

– И как же он объяснял свое отсутствие?

– Не знаю, – легкомысленно пожала плечами приятельница Олеси. – Да она мне всего один раз пожаловалась. Пригласил он ее на свидание, время назначил позднее. Сказал, что хочет вместе с ней полюбоваться убывающей луной. Олесик два часа прождала, а он не появился. И даже не перезвонил. Но потом у них вроде все наладилось. Даже о свадьбе разговор шел. Вроде на осень намечали. Чего она передать-то мне просила? – спохватилась девушка.

Я решила больше не играть в прятки с Полиной.

– На самом деле Олеся вам ничего не передавала. Просто не могла. Олеся умерла.

– Да ладно! – поразилась, но отнюдь не расстроилась Полина.

– Более того, ваша подруга умерла не естественной смертью. Олесю задушили ее собственным шарфом. – Сказав это, я наблюдала за реакцией Полины.

– Не может быть! А кто? – Полина почувствовала сенсацию и вся подобралась, готовая услышать самые невероятные подробности.

– Вас это известие не печалит? – спросила я.

Девица на секунду смутилась.

– Конечно, это ужасно! Но мы с Олесиком были не так уж близки. Просто занимались пару раз в одно и то же время. Изредка Олесик делилась со мной своими планами. Вот и все.

– Меня интересуют эти планы, – твердо произнесла я.

– А вы, собственно, кто? – догадалась наконец поинтересоваться Полина.

– Детектив Иванова, – официально представилась я.

– Да ладно! – снова произнесла девушка. – Настоящий детектив? Как в фильмах?

– Круче, – съязвила я.

Меня начинала раздражать черствость новоявленной приятельницы Олеси.

– Да ладно!

Похоже, словарный запас девушки, как у Эллочки-людоедки из «Двенадцати стульев», исчерпывался тремя десятками слов.

– Это он ее укокошил? – бесцеремонно поинтересовалась Полина. – Этот ее обожаемый Супер-Мачо?

– Возможно. Можете описать его?

– Откуда? Олеська его никому не показывала. – Полина наконец стала именовать приятельницу нормально. – Могу рассказать только то, что сама Олеська о нем рассказывала. Говорить?

Я заверила Полину, что любые достоверные сведения будут кстати.

– Олеська познакомилась с ним через Интернет. Влезла на какой-то сайт знакомств. Списались. Сначала только на сайте общались. Потом по электронке друг другу послания посылать стали. А примерно месяц назад встретились. Олеська говорила, что он высокий, красивый мужик средних лет. Сколько точно, не скажу. Не юнец прыщавый, это точно. Спортом увлекался. За фигурой следил. Олеська и в фитнес только из-за этого пошла. Сама она к спорту равнодушна была. Как повинность отбывала. Денежки у него водились. Подарков он ей, правда, не дарил, но после свадьбы обещал в кругосветку с ней отправиться. И по всему видать, бабы ему нравились, как бы это сказать, современные вроде, но в то же время не от мира сего. Как Олеська. Она машину водить собиралась учиться. Говорила, что ему нравятся женщины за рулем. В общем, фигня полная. Но Олеська на это велась. А вообще, я сразу решила, что мутит он что-то. Я аферистов за версту чую. Опыт. Олеська втюрилась в него по самое не балуйся, а он вертел ею, как хотел.

Интересно, две подруги Олеси, такие непохожие, а ситуацию описывали хоть и разными словами, но суть оставалась одной и той же. Больше ничего нового я от Полины не услышу. Все предельно ясно. Нужно искать этого виртуального поклонника.

– Знаю! – взвизгнула Полина. – Я знаю, кто Олеську задушил!

От неожиданности я чуть со стула не упала.

– Чего орешь? – не выдержала я.

– Как чего? – удивилась моей недогадливости девушка. – Говорю же, что знаю имя убийцы. Это не Мачо! Это Голик!

И Полина торжествующе воззрилась на меня. Я не выказывала интереса. Тогда девица начала говорить, не дожидаясь моей реплики.

– Голик – это наш тренер по фитнесу. Он давно на Олеську глаз положил. Пришла она сюда чувырла чувырлой. Голик начал ее тренировать по индивидуальной программе.

Далее, если перевести своеобразную жаргонную речь Полины на нормальный человеческий язык, суть рассказа заключалась в следующем. У Олеси оказалась подходящая для занятий конституция. Фигура легко поддавалась коррекции. А еще она послушная была, что Голик скажет, то и делает. Когда первые результаты появились, Голик возгордился. Возомнил себя этаким Пигмалионом. Решил, что Олеся – его любимое творение и должна теперь, по закону жанра, влюбиться в своего Творца и принадлежать одному ему. У Олеси на этот счет, как ни странно, было иное мнение. Голика ее мнение не устраивало. Он начал доставать девушку телефонными звонками, навязчивым вниманием, даже ревностью. Несколько раз устраивал девушке сцены. Правда, у него хватало ума не делать этого в стенах клуба, чтобы не вылететь с работы. Он подстерегал ее недалеко от клуба и настаивал на свидании. Олеся даже хотела сменить клуб. Но деньги были уплачены на полгода вперед, и ей не хотелось терять крупную сумму. По правилам клуба, если отказ от тренировок происходит по инициативе клиента, то никакой компенсации тот не получает. Просто уходит, и все. Полина предлагала Олесе пожаловаться на Голика администратору, но Олеся была не из тех, кто любит быть в центре скандала, поэтому от такого варианта она отказалась. Однажды, незадолго до того, как Олеся пропала из клуба, Полина стала свидетельницей неприятной сцены с участием подруги и Голика. В этот день Полина намеревалась пропустить тренировку. Наклевывался недурной вариант замутить с одним из денежных мешков клуба. И Полина отправилась на встречу с ничего не подозревающей жертвой. Но что-то там не срослось, и девица вернулась в клуб. Подъехав к зданию, она припарковала машину и собиралась войти внутрь. Но тут ее внимание привлекли громкие голоса, доносившиеся с территории сквера, прилегающего к клубу. Не в силах сдержать любопытство, Полина тихонько подкралась к кустам, которые отделяли скандалистов от парковки. За живой изгородью она увидела Олесю в обществе Голика. Голик орал на девушку, как потерпевший, а та стояла, молча потупив взор, и еще и оправдывалась. Голик орал:

– Кем ты была до меня? Груда мяса! Я вылепил твое тело, а теперь ты вознамерилась отдать его другому?

– Я вправе распоряжаться своим телом, – еле слышно произнесла Олеся.

– Вправе? – завопил Голик. – Ты не имеешь на это тело никаких прав! Предупреждаю: если ты не одумаешься и не согласишься добровольно стать моей, то не достанешься никому! Хорошенько запомни это. Я не шучу. Либо ты будешь моей, либо ничьей! Уж я тебе это гарантирую.

И Голик, гневно взглянув на Олесю, направился в сторону клуба. Полина быстро вернулась на стоянку. Ей не хотелось, чтобы эти двое знали, что она подслушивала. Полина надеялась, что Олеся расскажет ей о выходке Голика и согласится-таки воздать холопу по заслугам. Но Олеся в клуб не вернулась, а потом и вовсе перестала туда ходить. Как оказалось, по весьма веской причине. Ее убили.

– Вы должны арестовать Голика, – заявила Полина, когда рассказ был завершен.

– Арестовывать людей имеют право только работники полиции, – объяснила я девушке прописную истину.

– Тогда надо все рассказать полиции, – не унималась она.

– И что вы предъявите в доказательство? – поинтересовалась я. – Подслушанный разговор? Ничего не скажешь, улики бесспорные!

Я была заинтересована в том, чтобы капитан Скворцов узнал о существовании Голика как можно позже. Сначала я должна сама во всем разобраться.

– Тогда вы должны откопать эти самые улики! – снова подала голос Полина.

– Именно этим я и собираюсь заняться.

Я оставила Полину, предоставив ей возможность не спеша допить шампанское и доесть улиток.

Глава 6

До закрытия клуба оставалось не менее часа. У меня имелась возможность прощупать тренера Голика на предмет причастности к убийству. Подойдя к первому попавшемуся тренеру, я, состроив скучающее выражение лица, какое, по моим понятиям, должна иметь барышня, не обремененная домашними заботами и трудовой повинностью, спросила:

– Голик сегодня в клубе?

Тренер вопросу не удивился. Смерив меня оценивающим взглядом, произнес:

– У нас тренера ежедневно работают. Да вон он, у беговой дорожки консультирует, – и мужчина жестом указал направление.

Я посмотрела в сторону, куда был обращен взгляд моего собеседника. Тренажер «Беговая дорожка» оккупировали сразу три молодые девицы. Все, как на подбор, высокие, стройные, белокурые.

«Непонятно, зачем таким газелям еще и фитнесом заниматься? – удивилась я. – С первого взгляда видно, что склонностью к полноте не страдают. Видно, цели у девиц несколько другие. А поддержание фигуры в должной форме только благовидный предлог».

Тем не менее все три представительницы прекрасного пола внимательно слушали то, что им в данный момент повествовал Голик. Внешность самого Голика была более чем впечатляющей. Рост под два метра, косая сажень в плечах, модная стрижка жгуче-черных волос, кожа с бронзовым отливом. Фейс, правда, немного подкачал. Да ведь, по народному поверью, мужик на лицо должен быть чуть краше обезьяны.

«Хотелось бы посмотреть на избранника Олеси. Он-то уж точно должен быть на принца похож, раз она от такого экземпляра отказалась», – думала я, пока шла до Голика. Обращаясь к Голику, я сделала вид, что мы давние знакомые.

– Вот ты где, приветик, надеюсь, успел соскучиться, – и фамильярно потрепала парня по гладко выбритой щеке.

Голик несколько секунд смотрел на меня непонимающе, силясь вспомнить, когда мы успели так сблизиться. Несмотря на то что усилия успехом не увенчались, Голик приветливо улыбнулся и в тон мне произнес:

– Тосковал день и ночь! Какими судьбами к нам? – попытался он с места в карьер выяснить причину моего появления.

– С каких это пор нам нужен особый повод для встречи? – игриво продолжала я. – Выдался свободный вечерок, вот и заглянула проведать давнего партнера.

После этих слов девицы растворились в воздухе, будто их и не было. Мы остались наедине, если не считать двух десятков усердно занимающихся членов элитного клуба. Сохраняя приветливую улыбку, Голик смотрел на меня выжидающе. Я отбросила игривый тон, достала из сумочки удостоверение и так, чтобы, кроме тенера, никто не увидел красные корочки, сунула их ему под нос. Улыбка мгновенно слетела с лица Голика. Он испуганно посмотрел по сторонам. Убедившись, что на нас никто не обращает внимания, Голик коротко сказал:

– Выйдем, – и первым двинулся к выходу.

Я последовала за ним.

Оказавшись в пустом коридоре, Голик резко обернулся ко мне и грубовато спросил:

– В чем дело?

– Есть подозрения, что несколько недель назад вами было совершено преступление.

Я намеренно не сказала про убийство, чтобы прощупать Голика на причастность к другим неблаговидным делам. Практика показывает, что при слове «преступление» у восьмидесяти процентов людей сразу возникает чувство вины. Под гнетом этого чувства они, пытаясь оправдаться, начинают «сливать» информацию обо всех своих тайных махинациях. Даже о тех, о которых вы и не подозревали. Голик оказался из числа оставшихся двадцати процентов человечества, которые не теряют здравого смысла ни при каких обстоятельствах.

– Если это только подозрения, – начал он, – то не стоит отвлекать меня от работы. Когда будут факты – вызывайте повесткой. Там и будем разбираться. В присутствии адвоката. А пока не смею вас задерживать.

Голик обошел меня и собирался уже скрыться в тренажерном зале. Первая попытка вывести его на откровенность потерпела провал. Тогда, чтобы не дать ему уйти, я сказала:

– Олеся мертва.

Голик успел уже повернуться ко мне спиной и потянуть ручку двери. Услышав фразу, он замер. Спина атлета напряглась. Потом обмякла, рука непроизвольно опустилась, так и не открыв дверь. Медленно, очень медленно, Голик повернулся ко мне. Взглядом раненого зверя он посмотрел мне в глаза.

– Повторите, – шепотом произнес он.

– Олеся Сомова мертва, – повторила я.

– Не может быть! – не веря своим ушам, прошептал атлет.

«Если Голик причастен к убийству Олеси, то в нем умер великий актер», – пришлось признать мне. Так натурально сыграть сцену «Внезапная трагическая новость» мог только гений.

В профессии детектива, как и в профессии следователя, есть ряд неприятных обязанностей. Одной из таких обязанностей является необходимость сообщать людям о трагедии, которая произошла с близкими им людьми, да при этом еще и подозревать их в совершении преступления. Сегодня мне предстояло насладиться этой стороной медали под названием «Сыскное дело».

Подождав, пока Голик немного придет в себя, я предложила:

– Продолжим здесь или найдем более спокойное место?

– Что найдем? – До Голика не сразу дошел смысл моих слов. – Ах да! Разговор.

Взглянув на закрытую дверь и сообразив, что через несколько минут члены клуба начнут расходиться по домам, Голик принял решение.

– За углом есть приличный ресторан. Можем пойти туда. В ресторане есть как общий зал, так и отдельные кабинеты. Для наплыва посетителей еще рано. Думаю, там найдется свободное местечко.

Я согласилась на предложение Голика, и он, заглянув в тренажерный зал, подозвал одного из напарников. К нам вышел тренер, который ранее показал мне Голика. Голик сообщил ему, что идет «консультировать нового члена клуба» и уже не вернется. Коллега Голика слащаво улыбнулся, всем своим видом намекая, что понимает, о какой консультации идет речь. Я решила не обращать на это внимания. Голик тоже. Он повернулся ко мне, сказал, что ему необходимо переодеться, и скрылся за соседней дверью. Я осталась стоять в коридоре в полном одиночестве.

Ровно через двадцать минут мы сидели в отдельном кабинете ресторана. Уютная обстановка расслабляла. Усилием воли я пыталась не дать утомлению, накопившемуся за целый день беготни и разговоров, вывести меня из рабочего состояния. Голик сидел, глядя перед собой. Обо мне он, похоже, забыл.

Пришел официант и предложил нам меню. Я взглянула на Голика. Он не делал попыток изучить меню. И вообще никак не реагировал на происходящее вокруг. Чтобы не вызывать подозрений, я заказала две порции фирменного блюда ресторана, даже не поинтересовавшись названием. Есть мы все равно не собирались. Хотела заказать что-то из горячительных напитков для Голика, но, поколебавшись, передумала. Когда официант доставил заказанные блюда и удалился, я решила вернуть к жизни тренера.

– Вы знали о том, что Олеся мертва? – В сложившейся ситуации вопрос был риторическим, но ведь с чего-то надо было начинать.

– А вы как думаете? – с трудом сфокусировав взгляд, задал встречный вопрос Голик.

Я решила применить шоковую терапию, чтобы как-то встряхнуть его.

– Я думаю, что вы знаете подробности убийства Олеси, как никто другой.

Терапия подействовала молниеносно. Вскочив со своего места, Голик выкрикнул:

– Вы в своем уме? Убийство? Что вы несете? Причина смерти – не несчастный случай? И откуда мне знать подробности? Я впервые услышал о том, что Олеси больше нет, всего полчаса назад! Убийство!

– Сядьте, – резко приказала я. – И перестаньте орать! Не хватало еще, чтобы сюда охрана заявилась.

Голик сел, но не успокоился. Он стал нервно переставлять с места на место столовые приборы, разложенные заботливыми руками официанта.

– Оставьте посуду в покое, – велела я, – и возьмите уже себя в руки наконец! Ведете себя, как институтка на первом свидании.

Голик зло посмотрел на меня, но приборы в покое оставил.

– Я понял, – дошло до него. – Вы считаете, что я причастен к убийству. Поэтому вы здесь. Но ведь это же бред! Мы с Олесей были едва знакомы.

– Все так говорят, – проговорила я. – А вот у меня другие сведения. Мне известно о вашем отношении к девушке. И о притязаниях на нее.

– Да, я был влюблен в Олесю, – высокопарно заявил Голик. – Девушка не отвечала мне взаимностью. Конечно, кто я? Всего лишь жалкий тренеришка. Но это еще ничего не доказывает. Признаюсь, я питал надежды, что когда-нибудь Олеся ответит мне взаимностью. Так для чего же мне ее убивать?

– Вы могли сделать это из ревности, – поделилась я своими предположениями.

– И к кому же, по-вашему, я ее ревновал? К моим коллегам по тренажерке? Или к ее приятельницам по фитнесу?

– К Олесиному жениху, – я сделала небольшую паузу. – Вы узнали, что осенью Олеся собирается выйти замуж, закатили ей скандал. Даже угрожали. «Предупреждаю: если ты не одумаешься и не согласишься добровольно стать моей, то не достанешься никому!» – процитировала я. – Знакомая фраза?

Голик скис. Испуганно посмотрев на меня, он заискивающе заулыбался:

– Ерунда. В пылу ссоры чего только не сболтнешь. Это ведь несерьезно. Не думаете же вы, что я действительно планировал причинить вред Олесе?

Я молчала. Не дождавшись ответа, Голик снова принялся оправдываться.

– Да я ни за что на свете не смог бы обидеть Олесю. А уж тем более убить! Поймите, я любил ее.

– Так любили, что не давали молодой женщине прохода, оскорбляли, угрожали. Это вы называете любовью? Если да, то убийство – высшее ее проявление в ваших глазах.

– Послушайте, как вас там, я понятия не имею, что произошло с Олесей!

Оглушенный новостью, Голик даже не удосужился поинтересоваться, с кем имеет дело, сообразила я. Настоящий убийца выяснил бы это в первую очередь. Похоже, я потянула не за ту ниточку. Чтобы окончательно в этом убедиться, остается только выяснить, чем занимался Голик в день убийства Олеси.

– Олесю задушили. Ее же шарфом, – сообщила я. – В ночь с двенадцатого на тринадцатое мая. Может, поделитесь сведениями, чем были заняты в это время?

В глазах Голика появилась надежда. Он стал лихорадочно перебирать обрывки событий двухнедельной давности.

– Двенадцатое, двенадцатое. Так, что в этот день было… Черт, никак не могу вспомнить. Какой это день недели? У вас есть с собой календарь? – спросил он у меня.

– Посмотрите в телефоне, – посоветовала я. – Все телефоны снабжены календарем.

– Точно! – обрадовался Голик. – Как это я сам не сообразил!

Выхватив из кармана сотовый, он начал листать меню.

– Вот он, май. Ага, двенадцатое – это четверг. Что у нас обычно по четвергам? – глядя в календарь, бубнил Голик. – А, так это было после майских праздников.

«Поразительное открытие. Как будто без календаря было непонятно, что двенадцатое мая наступает после майских праздников», – подумала я.

– В такие дни у нас обычно затишье, – продолжал по крупицам выуживать из своей памяти информацию парень. – Клиенты предпочитают отлеживаться после многодневных возлияний. Народу было немного, и работали мы по упрощенному графику. Значит, выходили я, Костян и Труба. Вспомнил!!!

Радостный крик Голика услышали, наверное, все посетители ресторана. Я подалась вперед. Голик торжествующе потряс телефоном, будто он был неоспоримым доказательством его невиновности.

– Все, я не при делах! – ликовал он. – В этот день к нам в клуб заявилась веселая компашка. Девочки из богатеньких. Напрягаться на тренажерах они не собирались, просто хотели потусоваться. А в наши обязанности входит удовлетворение всех желаний клиентов. Кроме интима, конечно. С этим у нас строго, – поспешил добавить Голик.

Вспомнив про игорный зал, я не поверила заявлению Голика о строгости нравов, бытующих в клубе, но выводить его на чистую воду не посчитала нужным.

– И вот эти самые девицы торчали в клубе часов до четырех утра. В исключительных случаях клуб работает круглосуточно. А случай был исключительный. Одна из компашки – дочка высокого начальника. Кого-то из городских властей. Так хозяин клуба лично приказал нам развлекать девчонок до утра. А нам что! Деньги платят, и хорошо. Я в тот день только часам к пяти домой попал. Отсыпаться нас отпустили. Развозил нас начальник охраны на личном автомобиле. Директор, тот правды ни за что не откроет. Он не поморщится, даже если всех нас пересажают. А начальник охраны, Пал Палыч, мужик с понятиями. Если не под протокол, то слова мои подтвердит. А вы, кстати, не из полиции? – опомнился Голик.

– Не из милиции, – успокоила я его. – Номер телефона Пал Палыча диктуй.

Голик торопливо отыскал нужный номер, продиктовал мне. Я записала и убрала свой телефон.

– Звонить разве не будете? – заволновался Голик. – Палыч допоздна в клубе. Мог бы сразу с вами встретиться. Тут идти-то пять минут.

– Если будет необходимость, я с ним свяжусь, а пока – живи, – великодушно разрешила я.

– Тогда я пойду? – спросил Голик.

– Иди, и в клубе о нашем разговоре больно не распространяйся, – на всякий случай предупредила я.

– Ни словом не обмолвлюсь. Даже Костяну, – уточнил он.

Видно, Костян был закадычным другом Голика и он поверял ему все свои секреты.

Из ресторана мы вышли одновременно. Голик направился на автобусную остановку, которая находилась метрах в двухстах от клуба. Подождав, пока он удалится на приличное расстояние, я подошла к дверям клуба. Выяснив, на месте ли начальник охраны, показала удостоверение и попросила срочно проводить меня к нему. Дежурный охранник немедленно выполнил мою просьбу. Вот что значит сила красных корочек в России!

У Пал Палыча я задержалась ненадолго. Получив необходимые объяснения, начальник охраны слово в слово повторил рассказ Голика, тем самым сняв с незадачливого Пигмалиона все подозрения. Одна версия отпала.

«Будем проверять остальные», – оптимистично заключила я.

***

Устав от насыщенного встречами дня, я притащилась домой и в изнеможении плюхнулась на диван. Все! На сегодня встреч достаточно. Голова пухнет от всевозможных впечатлений. Даже думать ни о чем не буду. Одного откровения Никодима Трофимовича за глаза хватит. На первый взгляд старичок говорил правду. Но, если копнуть поглубже, запросто могут всплыть такие факты, которые опровергнут все его заявления. История с шутником была больше похожа на искусный вымысел. Проверить, говорит ли Лисченко правду, можно, встретившись с дачным соседом. Ехать в дачный поселок или отложить визит до времени? Ведь, по большому счету, что мне даст эта поездка? Сосед может подтвердить только то, что Лисченко находился в конкретное время в конкретном месте. А подтверждения, что телефонный разговор имел место быть, я там не найду. Девушка была убита глубокой ночью. При необходимости Лисченко мог успеть двадцать раз сгонять туда и обратно. Вряд ли сосед сидел всю ночь и караулил машину сторожа. Только вот зачем бы Никодиму Трофимовичу, этому замшелому мухомору, понадобилось убивать молодую женщину? Или он своей ложью пытается кого-то прикрыть? Возможно. А если предположить, что он говорит правду? Кто тогда этот загадочный телефонный сосед? И ведь как хорошо реакцию сторожа рассчитал! Выходит, знает его близко. И привычки, и окружение. Даже про дачный участок в курсе. Кто-то из сотрудников музея? А может, сам Воронков сторожу звонил? Алиби готовил. Теперь сидит и ждет, когда в историю со звонком неизвестного поверят. А если поверят, то и его, Мишку, отпустят. Риск, конечно, есть. Но в деле об убийстве без риска не обойтись.

Или взять виртуального кавалера Олеси. Никто его, кроме самой убитой, в глаза не видел. Ни имени не знает, ни отчества. И в Олесином телефоне, который мне передал Сомов, его номера нет. В телефонной записной книжке вообще с контактами не густо. Всего три. Сомова, Дарьи и новоявленной приятельницы Полины. Даже номер школы, в которой проработала столько лет Олеся, и тот отсутствует. Ну, это-то еще можно объяснить. Девушка могла знать номер наизусть. Пришла нужда позвонить – набрала по памяти. А телефон поклонника тоже наизусть учила? И Дарья и Полина в один голос утверждали, что Олеся была влюблена в своего мистера «Х» без памяти. Даже если она запомнила номер, то все равно он, по логике вещей, должен был быть в контактах. Ведь намного приятнее вместо сухих цифр видеть на экране телефона имя возлюбленного. Женщины в любом возрасте сентиментальны и склонны придумывать своим обожаемым всякие ласковые прозвища. Их и записывают в контактах. Вот, например, моя бывшая соседка называла мужа Бусенок. И в телефоне у нее он так и значился. Я однажды спросила ее, зачем она это сделала, почему просто не написала «Муж». Так она ответила, что «Муж» звучит грубо, а вот если ей звонит «Бусенок», то и разговор по-другому складывается. А Бусенок, между прочим, уже шестой десяток разменял!

Неужели Олесе были нисколько не свойственны женские сантименты? Или имелась другая причина отсутствия номера и забавных прозвищ? Парадокс. Чем больше я про Олесю узнаю, тем менее понятной она становится. Надо бы побывать у Сомовой на квартире. Если в телефонных контактах информация о воздыхателе Олеси отсутствует, то уж в компьютере девушки ее должно быть предостаточно. Полина говорила, что встрече предшествовала бурная и длительная переписка. Мне просто необходимо ознакомиться с ней. А еще нужно выяснить у Сомова, не появлялся ли Олесин кавалер на похоронах. Или же он мог связаться с отцом девушки позднее. Все-таки они собирались пожениться. Не мог же он никак себя не проявить. Даже если Олеся и не желала в свое время знакомить жениха с отцом, обычно после смерти невесты жених некоторое время общается с ее семьей. Людям легче переносить утрату близкого человека в компании его родных.

Я вздохнула. Называется, «не буду даже думать»! Теперь не смогу заснуть, пока не выясню этот вопрос. Придется звонить Сомову. Я посмотрела на часы. По правилам этикета время для звонков давным-давно прошло. Надеюсь, Сомов не пошлет меня далеко и надолго, если я потревожу его в такой поздний час.

Сомов ответил после первого же гудка. Не ожидая такой быстрой реакции, я не сразу смогла заговорить.

– Татьяна, я слушаю вас, – взывал мужчина, – что-то узнали?

– Доброй ночи, Дмитрий Павлович. – У меня наконец прорезался голос. – Простите за поздний звонок.

– Бросьте церемонии, – прервал меня Сомов, – говорите по существу.

– Мне нужно знать, присутствовал ли на похоронах Олеси ее жених, – выпалила я.

В трубке повисло молчание. Дмитрий Павлович, по всей видимости, был озадачен моим вопросом. Пауза затягивалась.

– Алло, Дмитрий Павлович, вы все еще здесь? – уточнила я.

– Я думаю, – ответил Сомов. – Просто не уверен, что правильно расслышал вопрос. Вы имеете в виду, что Олеся собиралась замуж? Или употребили слово «жених», как синоним слова «приятель»?

– Вообще-то для меня терминология в данном случае не имеет значения. Я пытаюсь выяснить, кто из незнакомых вам мужчин провожал Олесю в последний путь.

– Для вас разницы, может, и нет, а для меня – существенная. Моя дочь собирается выйти замуж, а мне об этом даже не заикается. Не говоря уже о том, чтобы познакомить со своим избранником.

– Я так понимаю, ответ отрицательный, – подытожила я.

– На похоронах Олеси были ее коллеги с работы. Только женщины. И директор. Но он, насколько я понимаю, вас не интересует. Еще вопросы?

– А после похорон? Может быть, звонил кто-то?

– Я остановился в гостинице. Моего номера телефона приятель Олеси знать не мог. А на гостиничный номер подобные звонки не поступали. Мне бы тут же сообщили.

– Сожалею, что напрасно вас побеспокоила, – снова попыталась извиниться я.

– Татьяна, я же сказал вам, что вы можете обращаться ко мне в любое время. Это значит, и днем и ночью. Предложение помощи остается в силе. Судя по тому, что в столь поздний час вы все еще не отдыхаете, расследование идет полным ходом?

– Продвигается, – не вдаваясь в подробности, согласилась я.

– Надеюсь, результат будет достигнут.

– Непременно, – заверила я и задала следующий вопрос: – Дмитрий Павлович, вы не могли бы передать мне ключи от квартиры Олеси? Возможно, там я найду что-то, что приведет меня к разгадке причины ее смерти.

– Через двадцать минут мой водитель доставит ключи к вам на квартиру, – ответил Сомов и отключился.

Вот это оперативность! Я даже не успела предложить забрать ключи завтра утром. Выходит, через двадцать минут я стану обладательницей ключей от сундучка с секретом. При таких обстоятельствах ждать, пока наступит утро, для того, чтобы выяснить личность мистера «Х», околдовавшего Олесю, было для меня проблематично. Ночь, конечно, уже вступила в свои права, но я же отправлюсь в чужую квартиру на вполне законных основаниях!

Приняв решение, я быстро оделась и стала ждать приезда водителя Сомова. Водитель оказался в высшей степени пунктуальным. Мне даже показалось, что он специально стоял за дверью и выжидал, когда пройдет ровно двадцать минут. Хорошо, что я решила сразу одеться, а не откладывать это занятие в надежде, что водитель опоздает.

– Дмитрий Павлович велел передать вам, – мужчина протянул мне ключи и записку.

– Скажите, вы можете делать только то, что велит Дмитрий Павлович, или же имеете право отходить немного в сторону от четких указаний? – решила я задать провокационный вопрос.

Водитель посмотрел на меня подозрительно, оценил мою внешность, одежду и ответил:

– По обстоятельствам. У вас ко мне просьба? – и он выжидающе уставился на меня.

– Ну, не то чтобы просьба. Скорее предложение. Понимаете, я собираюсь посетить квартиру дочери вашего шефа. Прямо сейчас. Ехать на машине в ночное время муторно. Вызывать такси мне не хочется. А добраться до квартиры нужно. Вот я и подумала: может быть, вы согласитесь подвезти меня? Мы бы за час управились. – И добавила: – Я хорошо заплачу!

– Дмитрий Павлович распорядился во всем вам содействовать, – объявил приятную для меня новость водитель. – Если вы готовы, то можно ехать. Тем более дорогу я хорошо знаю.

***

Вот таким чудесным образом я в двенадцатом часу ночи оказалась в двухкомнатной квартире Олеси Сомовой, подаренной ей несколько лет назад отцом. С того дня, когда хозяйка шикарного жилья последний раз появлялась в квартире, прошло еще не так много времени. Вид у квартиры был вполне ухоженный и обжитой. Может быть, Сомов распорядился держать квартиру в состоянии полной боевой готовности? Если так, то львиная доля следов и улик уже уничтожена злейшим врагом сыщика – уборщицей.

Мебели в комнатах было мало. Олеся решила постепенно сменить обстановку. Так сказала Дарья, и это похоже на правду. Старая мебель сохранилась только на кухне, и то частично. Сам кухонный гарнитур был приветом из прошлого, когда верхом шика были шкафчики с алюминиевыми вставками вместо ручек. А вот обеденная группа была уже современной и оригинальной. Сверкающий новизной стеклянный стол, разделенный на четыре части по принципу шахматной доски, и четыре угловых кожаных полукресла, также выкрашенные в два цвета. Оригинальность заключалась в том, что если все четыре кресла-стула задвинуть под стол, то образуется единая фигура: круглый пуфик со стеклянным верхом.

В гостиной стоял красивый кожаный диван цвета бордо, небольшой журнальный столик из карельской березы. На стене красовалась широкоэкранная плазма. В спальне я разглядела широкую двуспальную кровать в стиле техно, застеленную наспех пушистым синим пледом, и небольшую угловую этажерку из небьющегося стекла и хромовых соединений. Шкаф отсутствовал. Тумбочки и столы тоже.

Судя по содержимому ванной комнаты и прихожей, виртуальный кавалер Олеси в ее квартире не жил. Второй зубной щетки не наблюдалось и дополнительного полотенца в сушильном шкафу тоже. Тапочек мужского размера в прихожей тоже не было.

Походив по комнатам, я поняла, чего не хватает в квартире. Ни в одной комнате, включая кухню, я не обнаружила компьютера, на который возлагала большие надежды. По всей вероятности, для связи с приятелем Олеся пользовалась ноутбуком. Так как из-за отсутствия мебели мест, куда можно было убрать ноутбук, было негусто, осмотр квартиры занял минимум времени. В первую очередь я заглянула под кровать. В социальных сетях и тому подобной дребедени люди висят обычно по вечерам, а то и ночами. Вот я и надеялась на легкое разрешение задачи. Мои надежды не оправдались. Не было ноутбука ни в спальне, ни в гостиной, ни в кухне. В прихожей, осмотрев кладовую, оборудованную под гардероб, ноутбука я также не нашла. Водитель Дмитрия Павловича, наотрез отказавшись уезжать, сейчас дожидался моего возвращения. Я, хоть и огорчилась неудачей, решила не заставлять человека тратить время на пустые ожидания и пошла к выходу.

Прежде чем открыть замок, я автоматически взглянула в глазок. Это моя давняя привычка. Однажды, расследуя дело о тройном убийстве на стройке, я, не посмотрев в глазок, распахнула дверь своей квартиры, чтобы отправиться в магазин за молоком и хлебом, и нарвалась на пулю. К счастью, тогда я отделалась легким испугом. Пуля прошла вскользь, через мышцы предплечья, и впечаталась в стену гостиной. Зато с тех пор я ни разу не забыла посмотреть в глазок перед выходом из квартиры. Даже из чужой, как оказалось.

И вот, вопреки ожиданиям, вместо пустой лестничной клетки я увидела огромный глаз, пристально на меня смотрящий. Я отпрянула. За мной, оказывается, кто-то шпионит! Осторожно приблизившись к глазку, я осмотрела площадку. Перед дверью стоял худощавый парень. Он прислушивался к звукам, исходящим из квартиры. Интересно, что привело молодого человека к дверям пустующего жилья? Простое любопытство или нечто большее? Я никак не могла решить, как лучше поступить в создавшейся ситуации: выйти и выяснить причину такого интереса или подождать, пока парень уберется восвояси. Не похоже, что он собирается в ближайшее время покинуть свой пост. Значит, придется выходить. Не торчать же мне всю ночь возле закрытой двери.

Не переставая наблюдать за парнем через глазок, я стала не спеша открывать замок. Услышав звук поворачивающегося ключа, парень быстро отскочил от двери и бросился вниз по лестнице. Я распахнула дверь, вышла на лестничную площадку и стала запирать замок с наружной стороны. Пока я возилась с замком, парень, который всего несколько секунд назад высматривал что-то у закрытой двери, как ни в чем не бывало стал подниматься по лестнице, делая вид, что оказался здесь совершенно случайно. В его руках я обнаружила мусорное ведро. Ага, значит, это жилец дома. Делает вид, будто просто решил избавиться от мусора. В первом часу ночи! Не обращая на него внимания, я убрала ключи в сумочку и направилась к лифту.

– После двенадцати лифт отключают, – сообщил мне парень.

– Правда? А я думала, что он работает круглосуточно, – поддержала я разговор. – Что ж, придется спускаться пешком.

– Вы новая хозяйка квартиры? – как бы из праздного любопытства поинтересовался он.

– А вы откуда знаете? – не стала разубеждать я его.

– В доме все знают, что прежнюю хозяйку убили.

– Убили? – испуганно повторила я.

– Да вы не пугайтесь, – поспешил он успокоить меня. – Это произошло не в квартире. Наш дом более или менее спокойный. И жильцы все вполне добропорядочные.

– Вы в этом так уверены? – поинтересовалась я.

– А как же иначе. Я в этом доме с рождения живу. От родителей квартира мне перешла. Кстати, я ваш сосед, Илья.

Илья протянул руку для рукопожатия. Из вежливости я пожала ее и представилась сама.

– Татьяна.

– Очень приятно. Надеюсь, мы подружимся, – высказал надежду Илья. – С Олесей мы хоть и не приятельствовали, но были в прекрасных отношениях. Наши квартиры соединяются общей стеной. Поневоле знаешь все, что у соседей происходит. Даже балконы у нас только низенькой перегородкой отделяются. Вы уже видели?

Я сказала, что не успела рассмотреть балкон как следует.

– Если вы решите поставить более прочную преграду, то сообщите мне. Могу посодействовать. По-соседски, так сказать. Олеся-то в этом необходимости не видела. Говорила, что даже удобно. Забудешь ключи или, чего доброго, потеряешь, так можно без труда через соседский балкон в квартиру попасть.

– И часто вы пользовались такого рода удобствами? – задала я очередной вопрос.

– Не то чтобы очень часто, – сосед заволновался. – Раза три или четыре.

Он сделал вид, что пытается вспомнить, когда и при каких обстоятельствах пересекал границу балкона. Я поняла, что парень сказал мне больше, чем намеревался. Видно, эта информация могла открыть факт неблаговидного поведения соседа. Буду пользоваться ситуацией, решила я.

– Говорят, Олеся была чудесной женщиной, – начала я. – Скромной, воспитанной.

– Да, Олеся была превосходным человеком, – успокоившись, ударился в воспоминания Илья. – Всегда готова помочь. А хозяйкой какой была! Все-то у нее на местах, всегда порядок.

– Вы были влюблены в Олесю? – предположила я.

– Мы были в нормальных соседских отношениях. Не больше. К тому же у Олеси появился мужчина. По-моему, она даже замуж за него собиралась.

– С чего вы взяли? Олеся вам сказала?

– Сам догадался. Раз уж она его ключами от квартиры снабдила, то отношения у них должны были быть серьезными. Она кому попало квартиру не доверит.

– А откуда вы знаете, что у жениха Олеси был ключ от квартиры?

Илья понял, что в очередной раз оплошал, и решил признаться.

– Я бы вам ни за что говорить не стал, – шепотом начал он, – но, раз уж проговорился, поделюсь тем, что сам видел. Тем более теперь это вас даже больше, чем Олеси, касается. Только вы уж меня не осуждайте за мое, так сказать, некрасивое поведение.

Заверив соседа, что не собираюсь его осуждать, я вся превратилась в слух.

– Недавно, уже после смерти Олеси, я сидел дома и читал книгу. Это мое излюбленное развлечение. Я не любитель мыльных опер и громкой музыки. Предпочитаю спокойный досуг. Так вот. Сижу я в комнате, у меня однокомнатная квартира, читаю. В доме тишина стоит. Все звуки слышно. И вдруг слышу за стеной шаги. Я удивился, кто бы это мог по квартире шастать. Олеси нет. Отец ее, который похороны организовывал, в квартире дочери жить не собирался. Это он мне сам сказал. А других родственников у Олеси, насколько я знаю, не было. Любопытно мне стало. Ночь на дворе, а в квартиру гости заявились. Пойду, думаю, разузнаю, что к чему. Только сначала не к двери пошел, а на балкон потихоньку вышел.

Смотрю, в комнате света нет, а по окну луч от электрического фонарика бегает. Ну, думаю, воры в квартиру влезли! Вызнали, что хозяев нет, вот и орудуют без страха. Я через перегородку перелез и потихоньку в окно заглянул. В темноте, правда, мало что разглядеть удалось. Только вижу, мужик в комнате. Одет прилично. Фонариком во все углы светит, ищет что-то. Решил я полицию вызвать, но сперва понаблюдать еще. Мало ли, может, это и не вор вовсе. А мужик слежки не чувствует, продолжает в Олесиных вещах шарить. Палас зачем-то поднял, осмотрел с внутренней стороны. С диванных подушек чехлы стащил. Видно, то, что его интересовало, небольшой размер имело. В гостиной ничего не нашел. Вернул чехлы и ковер на место. Ну, думаю, значит, не вор. Не стал бы вор о наведении порядка беспокоиться.

И тут до меня дошло. Незадолго до смерти Олеся приходила ко мне за советом, что лучше подарить мужчине, чтобы этот предмет всегда о ней напоминал. А я возьми и ляпни: ключи от квартиры! В шутку, конечно, но Олеся всерьез восприняла. Верно, говорит, тогда уж захочешь – не забудешь. Если вместе жить придется! Обрадовалась, даже в щеку меня чмокнула и убежала. Дней за шесть до ее смерти это было. Я еще ждал, что скоро этот мужик в квартире появится, а его все не было. Я подумал, что Олеся никак не может решиться на такой серьезный шаг, вот мужика и не видно. А она, видать, все-таки сделала это, да только поздно. Не успели молодые общим хозяйством пожить.

Ну, я и успокоился. Решил, что мужик этот вещи свои в квартиру перевез, а теперь забрать решил, а чтобы перед отцом отчета не держать, ночью заявился. Постоял еще немного на балконе и к себе вернулся.

– Сегодня тоже мужика поджидали? – спросила я.

– Точно, – смущенно ответил Илья. – Думал, опять он вернулся, а это вы.

– Скажите, вы видели, как мужчина покидал квартиру? – спросила я.

– А что, пропало что-то?

– Кое-что пропало. Так видели или нет?

– Нет, не видел. В книге кульминационный момент был, зачитался я и пропустил, когда мужик тот ушел. А что пропало-то? Ценное что?

– А у Олеси много ценностей было? – ответила я вопросом на вопрос.

Мне стало подозрительно: с какой стати сосед так допытывается о пропаже. Уж не он ли Олесин компьютер умыкнул? По-соседски, так сказать.

– Откуда ж мне знать, – заторопился откреститься сосед. – Я Олесины доходы не считал и материальными ценностями девушки не интересовался! Меня духовные больше привлекают.

– Ну да. Ну да, – пробурчала я себе под нос.

– Вы мне не верите? – возмутился Илья. – Может быть, вы меня в краже подозреваете?

– Что вы! Как можно! – театрально заявила я. – Подозревать такого уважаемого человека!

– Смеетесь? Ну, смейтесь, смейтесь. А замки я бы посоветовал как можно быстрее сменить. – И сосед, обиженно поджав губы, скрылся в своей квартире.

Я в задумчивости стала спускаться на первый этаж. Новости, которые сообщил мне сосед Олеси, были довольно интересные. А вот личность Ильи подозрения все же вызывала. Если компьютер Олеси у него, нужно срочно его заполучить. Пока парень не постирал из памяти важную информацию. Только заявиться к нему в квартиру с обыском я, к сожалению, не могу. Простой визит ничего не даст. Вряд ли Илья будет выставлять на всеобщее обозрение краденую вещь. Ладно, вернусь завтра утром, пообщаюсь с участковым на предмет добропорядочности соседа. Если мои подозрения оправданны и сосед не такой белый и пушистый, каким себя расписывает, действовать надо будет быстро. А сейчас – домой. Как говорится, утро вечера мудренее.

Водитель сидел в машине и терпеливо дожидался моего возвращения. Я села на заднее сиденье и скомандовала:

– Домой.

Водитель послушно завел двигатель, и мы помчались по ночному городу. Навязчивая мысль не давала мне покоя. Можно ли доверять словам Олесиного соседа? Может статься, что ночного визитера Илья придумал, чтобы оправдать пропажу компьютера. Навешал мне лапши на уши и радуется. А я сиди, голову ломай, что за ночной гость в квартиру приходил.

Но если Илья говорит правду, то это значит, что не одной мне пришла мысль о важности информации из компьютера Олеси. Только с его помощью можно установить личность ее приятеля. А если виртуальный жених и убийца – одно лицо, то ему просто необходимо завладеть компьютером и избавиться от улик. Успех дела зависит теперь от того, кто первым доберется до пресловутого железного ящика. Эх, жаль, сегодня нельзя встретиться с участковым. Может, стоило припугнуть соседа как следует? Глядишь, сам бы раскололся. Но вся беда в том, что у меня не было уверенности в его причастности к этому делу. Подозрения – это одно, а уверенность – совсем другое. В самом деле, нельзя же врываться в дома простых граждан среди ночи только потому, что мне что-то в их поведении показалось странным. Это уже перебор, Танюша. Нужно набраться терпения и дождаться утра.

***

На следующее утро я встала очень рано. Надо спешить, иначе могу не застать участкового на месте. Уйдет на какой-нибудь плановый обход, и бегай за ним весь день, вылавливай по подъездам. По адресу я выяснила имя и номер телефона участкового уполномоченного, в ведении которого находился дом Олеси. Заранее решила не звонить, чтобы не нарваться на череду вопросов. Позвоню, когда доберусь до места.

Уже стоя в дверях, почувствовала непреодолимое желание бросить кости. Попытаю счастья, может, после предсказания костей ситуация хоть чуть-чуть прояснится. А то блуждаю в потемках который день. За какую ниточку ни потяну, все не ту дорожку вытягиваю. Теперь вот к соседу привязалась. Человек мне секреты раскрывает, а я его в жулики записываю. А он, между прочим, к высоким материям стремится. Книжки читает, не в пример современной молодежи.

Прошла в комнату, вытянула замшевый мешочек, встряхнула и высыпала кости прямо из мешка. Результат меня даже обрадовал. «30+16+2» – «Ваш новый знакомый не тот, за кого себя выдает». Что и требуется доказать! Поехали, Танюша, за доказательствами. Будем выводить нового знакомого на чистую воду. С легким сердцем спустилась во двор. Завела свою старушку и поехала навстречу судьбе. Что-то мне день грядущий приготовил?

Участковый уполномоченный встретиться согласился охотно. Только предупредил, что в участке мне появляться нежелательно. Сославшись на ремонт кабинета, назначил встречу в местном сквере. Благо погода располагала к утренним прогулкам. Добравшись до нужного места, я стала прогуливаться по асфальтовым дорожкам, высматривая участкового. Поначалу мне даже доставляло удовольствие дефилировать туда-сюда, время от времени меняя направление, но когда ожидание растянулось на тридцать минут, я начала терять терпение. Остановившись на центральной аллее, я вынула телефон с твердым намерением дозвониться до непунктуального стража порядка и высказать ему все, что по этому поводу думаю.

Номер набрать я не успела. За спиной раздался голос:

– Татьяна Александровна Иванова?

Я обернулась и увидела мужчину в штатском. Безошибочно узнав в нем полицейского, я, в тон ему, задала встречный вопрос:

– Сергей Валентинович Плакин?

– Так точно, – заулыбался участковый, видно оценив мой юмор, и поинтересовался: – Давно ждете?

Он еще издевается! Опоздал на добрых полчаса и глупые вопросы задает. Я не стала отвечать.

– Простите, – произнес он без сожаления в голосе. – Не рассчитывал, что вы вовремя придете.

– Гендерный шовинизм? – намекнула я на то, что участковый считает всех женщин необязательными, опираясь на негативный опыт общения с представительницами женского пола.

– Ни в коем случае! Жизненный опыт. – И, помолчав пару секунд, продолжил: – Будем считать, что извинения вы приняли. Можете переходить к сути вашей проблемы. Времени, знаете ли, в обрез.

Я не заставила себя ждать.

– Понимаете, в чем дело, – начала я излагать заранее заготовленную легенду. – Я собираюсь купить квартиру в доме номер двенадцать по улице Советской. Бывшая хозяйка недавно умерла. Квартиру выставили на продажу.

– Знаю, о какой квартире идет речь, – решил поразить меня своей осведомленностью участковый. – Эта квартира принадлежала Олесе Сомовой?

Я кивнула, подтверждая его предположение.

– Не знал, что она уже продается. – Участковый озадаченно почесал затылок.

– Не совсем так, – поспешила я успокоить его. – Отец девушки собирается продавать ее только по истечении года. Тогда уже он и в права наследства вступит, и период траура закончится. Но мне он разрешил осмотреть квартиру сейчас. Мне покупка не к спеху, а район здесь хороший. В другой раз такой вариант может и не подвернуться. Мы договорились, что я присмотрюсь пока, а если мне вариант подойдет, то через год я квартиру куплю.

Участковый смотрел на меня с сомнением. История и правда выглядела подозрительно, но я надеялась на то, что он припишет все сомнительные моменты женским странностям и прихотям. Так и получилось. Налюбовавшись вволю моим глупым выражением лица, которое я изображала в соответствии с моментом, участковый спросил:

– А от меня вы чего хотите? Я этот процесс ускорить никак не могу. При всем желании.

– Конечно, я это понимаю, – я глупо захлопала ресницами. – Вопрос в другом. Вчера, во время осмотра квартиры, я познакомилась с будущим соседом. Он мне показался подозрительным. Подсматривал, вынюхивал что-то. Я женщина одинокая. Сами понимаете, не хотелось бы вместе с хорошей квартирой получить неадекватного соседа. Тем более что балконы наши смежные. Хиленькая перегородочка – единственная преграда. Вот я и решила, прежде чем ответ давать, с вами встретиться. Развеять сомнения.

Я с надеждой во взгляде посмотрела на участкового. Тот помялся и сказал:

– Информация эта конфиденциальная, сами понимаете. Не имею я права о личной жизни жильцов вверенного мне участка распространяться. В случае чего я местом рискую, – участковый снова замялся.

Я понимающе закивала и полезла в кошелек.

– Я все понимаю. И готова компенсировать ваш риск.

Зеленая банкнота перекочевала из моего кошелька в карман участкового. Тот сразу повеселел и запел соловьем.

– Волнения ваши не напрасны. Сосед ваш в прошлом сидел. Отбывал наказание, так сказать, за мелкие кражи. Но в настоящее время за ним такого не наблюдается. Как говорится, человек одумался и встал на путь исправления. Да и сидел-то он по «малолетке». Лет десять как освободился. Если хотите, могу его прощупать. Или вообще на особый контроль взять.

Участковый, почувствовав рыбное место, старался вовсю. Мне же лишнее внимание к персоне Ильи было ни к чему. Я поспешила закончить разговор.

– Что вы. Это лишнее. Пожалуй, я лучше откажусь от намерения покупать именно эту квартиру. Да и ждать долго. Сколько воды утечет за год. Может, я к тому времени даже замуж выйду, – добавила я, чтобы поддержать имидж глупой взбалмошной девицы.

– Ну, как хотите.

Участковый, тут же потеряв ко мне интерес, попрощался и быстрым шагом делового человека удалился.

Глава 7

Я осталась в сквере. Нужно было проанализировать полученную информацию. Грехи соседа Олеси десятилетней давности не ахти какая зацепка, но все же без внимания этот факт оставлять было неразумно. Стоило покопать поглубже. Чем я и занялась.

До дома Олеси я добралась пешком. Заводить машину, искать новое место парковки, когда сквер находится буквально в двух шагах от нужного места, мне не хотелось.

На звонок в квартире соседа никто не отреагировал. Или затаился, или дома никого не было. Других зацепок у меня не имелось, поэтому уходить я не спешила. Стояла и трезвонила не переставая. На лестнице послышались торопливые шаги. Я оглянулась и увидела подростка. Он бодро поднимался по лестнице, перешагивая сразу несколько ступенек. Увидев меня, парень вежливо поздоровался. Я кивнула в ответ. Приостановив восхождение, парень спросил:

– Дядю Илью ищете?

Я снова согласно кивнула.

– Он на прогулку пошел, – поделился информацией общительный подросток.

– А ты откуда знаешь? – решила я уточнить.

– А он всегда в это время уходит из дома. Воздухом подышать. Если неделя не рабочая. Он лифтером в соседнем доме работает. Неделю дежурит, неделю отдыхает. Так эта неделя у него как раз свободная.

– Вы с Ильей приятельствуете? – поинтересовалась я.

– Дружим, – коротко ответил подросток и добавил: – Он меня книжками снабжает. У него целая библиотека собрана. Куча интересных книг имеется, а я читать люблю. Могу толстенную книгу за одну ночь осилить. Покупать дорого, вот дядя Илья и вызвался мне что поинтереснее на время давать. Ему приятно, что кто-то из молодежи не только компьютерными играми увлекается.

– Значит, дружите в рамках формирования читательского интереса? – пошутила я.

– Типа того, – согласился парень.

– А чего ты электронными библиотеками не пользуешься?

– Пользуюсь иногда. Только бумажные книги читать приятнее. Согласны?

Пришлось признать правоту паренька.

– Жаль, что я Илью не застала, – перевела я разговор на первоначальную тему.

– Жаль, – согласился парень. – Да он часа через два вернется. Дольше он никогда не гуляет. Если временем располагаете, можете подождать.

– Видно, придется, – признала я, но на всякий случай решила уточнить: – А ты, случайно, не знаешь, где обычно дышит воздухом Илья?

– Постоянного маршрута у него не имеется. Выходит и идет, куда ноги понесут. Это он сам так говорит. Так что удобнее подождать на месте, чем по всему микрорайону таскаться в надежде его встретить.

– Спасибо за совет, – поблагодарила я подростка. – Пожалуй, так я и поступлю. Посижу в какой-нибудь кафешке.

Парень кивнул в знак прощания и продолжил подниматься на нужный этаж. Лифтом он не воспользовался. Видно, парень заботился и о состоянии своего здоровья. Пешком по лестнице ходить гораздо полезнее, чем на лифте! Я такой любви к здоровому образу жизни не испытывала, поэтому без зазрения совести вызвала лифт и спустилась на первый этаж.

Май в этом году выдался по-летнему теплый. Находиться на улице было одно удовольствие. Я шла по тротуару, подставляя лицо ласковым весенним лучам. Слабый ветерок развевал мои волосы. По дороге мне то и дело попадались небольшие кафе, предлагающие быстро и недорого утолить голод. Я одно за другим отбраковывала их, удаляясь все дальше от дома Олеси. В такую погоду сидеть в душном помещении казалось верхом безумства. Наконец я заметила на противоположной стороне тротуара симпатичные столики, выставленные как раз для таких любителей свежего воздуха, как я. Быстро перейдя дорогу, я направилась в уличное заведение с соответствующим названием «Обед под солнцем». Симпатичное название, симпатичные столики, еще бы еда была симпатичная!

Меню в кафе мои ожидания не оправдало. Самым экзотическим блюдом здесь был фруктовый салат сомнительной свежести. Немногочисленные посетители довольствовались гамбургерами, картофелем фри и слойками с самыми разнообразными начинками. Из напитков предлагались пакетиковый чай, растворимый кофе, пакетированные соки и газированные напитки американского происхождения. Приобретя бутылочку минеральной воды, я выбрала место и устроилась за столиком в надежде, что время ожидания пролетит незаметно.

Наливая минералку, я наблюдала за прохожими, спешащими по своим делам мимо кафе. От нечего делать я пыталась представить, куда они торопятся. Вот, например, этот пузатый низенький мужичонка. Бежит, не глядя по сторонам, портфель к животу прижимает. Наверное, на совещание опаздывает. С завтраком жена задержалась, вот и несется теперь. Или вон та шустрая девчушка. Вроде и не спешит никуда. Скачет себе по плиткам тротуара, стараясь попадать только на бордовые, а продвигается с завидной скоростью. Чехлом для скрипки машет, значит, в музыкальную школу направляется. Седенькая старушка, по идее, никуда спешить не должна. Возраст уже не тот. Ни работать, ни тем более учиться в ее возрасте нужды нет. А она даже девчушку обогнала. Бадиком по плиткам чечетку отбивает, летит на всех парах. Тут две возможности: или в поликлинике талон к жутко занятому специалисту взяла, или узнала о скидках на продукты первой необходимости в соседнем магазине.

Вдруг старушка, за которой я от нечего делать наблюдала, совершила, по моим понятиям, невероятную вещь. Поравнявшись с фруктовыми лотками, расставленными на тротуаре возле овощного магазина, она слегка замедлила бег. Сунув бадик под мышку, она двумя руками ухватила пару огромных красных яблок и бодрой рысцой продолжила движение.

– Стой, карга старая! – что есть мочи заорала дородная продавщица и бросилась вслед за старушкой.

Седенькая старушонка даже не оглянулась. Прижимая яблоки к бокам, она неслась по прямой к перекрестку. Светофор светился зеленым светом. Старушка явно вознамерилась успеть пересечь проезжую часть до того, как загорится сигнал, запрещающий движение.

«В отсутствие смекалки бабулю не упрекнешь», – подумала я. Если ей удастся перебежать дорогу, торговка фруктами точно с носом останется. Не будет же она кидаться под колеса автомобилей из-за двух паршивых яблок. Я с возрастающим интересом стала следить за развернувшейся погоней. Дородная продавщица, видно тоже просчитав замысел бабули, ускорила бег. При этом она не переставала поливать старушку бранью:

– Ну, держись, воровка престарелая! Догоню, руки повыдергаю! Башку оторву и вместо арбузов продам! Стой, по-хорошему говорю.

Чего было хорошего в обещаниях обозленной продавщицы, я не поняла. Не верила в благие намерения торговки и старушка. Она уже почти добежала до перекрестка. Одной ногой шагнув на проезжую часть, бабуля внезапно оступилась. В этот момент загорелся красный свет, и машины, сорвавшись с места, начали движение. Старушка печально оглянулась. В тот же миг рука торговки опустилась на плечо незадачливой воровки.

– Попалась, курва, – торжествующе произнесла торговка. – Теперь тебе не отвертеться.

И продавщица за шиворот поволокла старушку к магазину. Бабушка сникла и, не оказывая сопротивления, понуро плелась вслед за торговкой. Мне стало жаль беднягу. Я вышла из кафе и направилась на другую сторону, поближе к действующим лицам этой трагедии. Пока я переходила дорогу, продавщица успела отобрать у старушки яблоки. Водворив их на место, она вытащила из кармана фартука сотовый телефон и стала набирать номер. Без труда можно было догадаться, кому она вздумала звонить.

Оказавшись напротив продавщицы, я как можно вежливее обратилась к ней:

– Простите, могу я поинтересоваться, что вы намерены делать?

Продавщица оторвала взгляд от кнопок телефона, подозрительно осмотрела меня с ног до головы и только после этого заговорила:

– Полицию вызову. А вам какое дело? Хотите свидетельницей пойти?

– Свидетельницей – вряд ли, – заявила я. – А вот помочь разрешить инцидент полюбовно могу.

Теперь обе, и продавщица и старушка, смотрели на меня с нескрываемым интересом.

– И как же вы намерены исправлять положение этой воровки? – В голосе торговки слышалось сомнение. – Она ваша родственница? Так чего же вы бабке фруктов купить не можете? Сама разоделась, а карга старая ворюгой заделалась, лишь бы кусочек яблока ей перепал!

Продавщица сама не заметила, как из обвиняющей стороны превратилась в защищающую.

– Женщину эту я вижу в первый раз. Просто жалко стало старого человека. Раз она вынуждена идти на такое, значит, дела совсем плохи. Вы бы тоже могли посочувствовать ей. Ведь не обеднеете вы от двух яблок?

Последняя фраза была лишняя. Торговка уперла руки в бока и заголосила на всю улицу.

– Смотрите, какие мы сердобольные! Чужие денежки считать все горазды. А вы знаете, какой раз эта кошелка старая у меня фрукты ворует? И, заметьте, выбирает что подороже. Нет бы вон тех, дешевых, себе ухватить, – торговка указала на мелкие, непрезентабельного вида яблоки. – Так она каждый раз умудряется самый дорогой товар приглядеть. И подкрадывается ведь всегда незаметно. Стоит за углом, ждет, пока я на покупателя отвлекусь или товар принимать начну. А потом мчится сломя голову. Ухватит добычу, и к светофору. Тут уж не до жалости, – сбавив тон, договорила продавщица.

Во время рассказа старушка держалась как ни в чем не бывало. Будто речь шла вовсе не о ней. Подивившись ее выдержке, я предложила продавщице:

– Давайте я оплачу все фрукты, которые успела унести старушка, а вы не станете привлекать блюстителей порядка. Согласитесь, ей все равно, кроме строгого выговора, ничего не грозит. А уж выговоров за свою долгую жизнь она наверняка выслушала немало. И потом подумайте, как вы будете выглядеть в глазах участкового. Как ни крути, а женщина нам обеим в прабабушки годится.

Продавщица посмотрела на бабулю. Та стояла совершенно спокойная, с ангельским выражением лица. Взвесив все «за» и «против», продавщица согласилась на мое предложение. Я вытащила кошелек, отсчитала сумму, названную продавщицей, расплатилась и сказала старушке:

– Идите, бабушка, вы свободны.

– Только чтобы я тебя у своего лотка не видела больше. А не то хуже будет! – поспешила высказать угрозу торговка.

Старушка ухватила бадик правой рукой и, не говоря ни слова, засеменила к перекрестку. Мы смотрели ей вслед, ощущая неловкость. Вот ведь, человека от беды спасли, а от него ни слова благодарности. Дойдя до светофора, старушка обернулась:

– Захочу, каждый день приходить стану. И фрукты твои говенные мне не нужны. Мне сынок каких хочешь достать может. Для риску это все. Жить так веселее!

И старушка, высоко задрав голову, пересекла проезжую часть и скрылась за поворотом. Я в недоумении взглянула на продавщицу.

– Я не ослышалась? Про веселье это она всерьез? – переспросила продавщица.

Я кивнула. Еще несколько секунд мы переваривали услышанное, а потом одновременно зашлись хохотом. Ну и старушки пошли! Насмотрелись сериалов. Даже бабулькам острых ощущений подавай.

Все еще смеясь, я отправилась на встречу с Ильей. Подходя к углу дома, я увидела Олесиного соседа, мирно вышагивающего по направлению к подъезду. Решив дать ему возможность спокойно добраться до квартиры, я остановилась за углом и наблюдала за Ильей из укрытия. Сосед Олеси не спеша шел по дороге, наслаждаясь весенним теплом. Вид у него был умиротворенный. Не подозревая о том, что ждет его впереди, Илья скрылся в подъезде. Я подождала минут пять и тоже вошла в подъезд. Поднявшись на нужный этаж, надавила кнопку звонка и стала ждать. За дверью послышался шорох. В надежде, что сосед откроет дверь и впустит меня внутрь, я переминалась с ноги на ногу. Однако сосед открывать не спешил. Я позвонила второй раз. Результат тот же. Я с силой постучала по двери и произнесла:

– Илья, открывайте, я знаю, что вы дома!

В ответ – гробовое молчание. Мне надоело трезвонить попусту. Развернувшись, я направилась к соседней двери. Открыла замок ключом, которым снабдил меня Сомов, и прямиком направилась на балкон. Перелезла через невысокую перегородку, подошла к балконной двери и нос к носу столкнулась с соседом. Он стоял в комнате, испуганно глядя на меня.

– Добрый день, – поздоровалась я через дверь. – Будете продолжать прятаться или рискнете впустить меня?

– Что вы здесь делаете? – визгливо спросил Илья. – Это частная территория. Вы не имеете права тут находиться.

Я молчала, никак не реагируя на выпад соседа.

– Уходите или я вызову полицию! – Илья решил припугнуть меня.

– Номер телефона подсказать? – язвительно спросила я. – Записывайте: двадцать шесть пятнадцать тридцать. Сергей Валентинович Плакин. Ваш участковый уполномоченный, если вы вдруг забыли.

Лицо соседа вытянулось. Он судорожно сглотнул и, поколебавшись всего мгновение, подошел к балконной двери и впустил меня в комнату. Оказавшись внутри помещения, я огляделась. Обычная, ничем не примечательная комната. Стандартный набор мебели: стенка, диван, письменный стол и пара кресел. Из особых примет только высокий, от пола до потолка книжный шкаф, под завязку набитый книгами всех мастей. Ни компьютера, ни ноутбука нигде не наблюдалось. Я и не рассчитывала.

– Значит, здесь вы живете, – сказала я только для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Живу, – подтвердил сосед.

Начинать разговор первым он явно не намеревался. Придется подтолкнуть его к откровенности.

– Сергей Валентинович был так любезен, что сообщил мне некоторые подробности вашей биографии. Вы вчера не были со мной откровенны, – укоряющим тоном произнесла я.

– Сергей Валентинович не имел права разглашать конфиденциальную информацию! – с вызовом в голосе произнес Илья.

– Оставим на время вопрос о правах и обязанностях, – резко прервала я извержение праведного гнева, готовое обрушиться на мою голову. – Лучше поговорим о том, что вы делали в квартире убитой.

– С чего вы взяли, что я там был? – возмутился сосед. – Самое большее, что я позволил себе, так это понаблюдать за происходящим в квартире, воспользовавшись совмещенным балконом. Олеся, кстати, никогда не была против того, чтобы я появлялся на ее балконе. В этом отношении я, как говорится, чист.

– Илья, не надо валять ваньку. Вы прекрасно знаете, что рассказали мне вчера гораздо меньше, чем следовало. Ведь так?

– А почему, собственно, я должен перед вами отчитываться? – продолжал возмущаться сосед.

– По той простой причине, что в моих силах сделать вашу жизнь намного красочней и насыщенней. Пожалуй, я так и поступлю. Напишу заявление Плакину. Сообщу ему, что не далее чем вчера застала вас подсматривающим в мой дверной глазок. Пусть разбирается, что вам в моей квартире понадобилось в первом часу ночи!

Произнеся это, я выжидающе смотрела на Илью. В душе Олесиного соседа боролись сомнения. Как лучше поступить: рискнуть оказаться в поле зрения участкового или же рассказать этой взбалмошной новой соседке все, что знает? Второй вариант показался соседу предпочтительней. Он присел на диван, жестом предложил мне последовать его примеру и заговорил, тщательно подбирая слова.

– Допустим, вчера я сообщил вам не все, что знаю. Но ведь вы просто так, из любопытства слушали мой рассказ. Я и не стал в подробности вдаваться. Тем более о покойнице разговор шел. Неловко как-то о мертвом человеке судачить.

– Будем считать, что я очень эксцентричная особа и меня интересуют абсолютно все подробности жизни прежней хозяйки квартиры. Вот исходя из этого и стройте свое повествование.

Илья странно на меня посмотрел, но возражать не стал. Набрав в грудь побольше воздуха, сосед начал свой рассказ.

– Что Олеся приходила за советом по поводу подарка, это я приврал. Чтобы получше выкрутиться. На самом деле произошло вот что. Я сидел у себя в комнате, читал фантастический рассказ. Тишина стояла, каждый шорох слышен. Олеся до последнего времени вела уединенный образ жизни. Из ее квартиры почти никогда никаких звуков не доносилось. Ну, кран зашумит или машинка стиральная. Иногда телевизор заработает. Гостей она не приглашала. Изредка подружка ее, Дарья, забежит. Пощебечет про работу, и снова Олеся одна. А в этот день Олеся домой с другом пришла. Я слышал, как дверь входная открывалась, и кроме голоса хозяйки, еще мужской голос на лестничной площадке звучал. Я сначала подумал, что у нее сломалось что-то, вот она ремонтника и вызвала. Голоса стихли. Видно, Олеся с гостем во второй комнате были. Оттуда до моей квартиры звуки не доносятся. Но потом парочка перебралась в гостиную. И разговор стал звучать отчетливо. Мужик пытался в чем-то убедить хозяйку. Олеся не соглашалась. Слышно было, как она говорила: «Не вижу в этом никакой необходимости». А мужик на своем стоял. Ну, думаю, скандал назревает. Решил послушать, чем все закончится. Книжку отложил и потихоньку на соседский балкон перелез. В окно заглянул. Как я и предполагал, в гостиной находилась Олеся и ее приятель. Сразу стало понятно, что никакой это не ремонтник, а дружок покойной. Уж больно по-хозяйски себя вел. Сели они оба на диван. Олеся в руках ноутбук держала. И смотрела на своего приятеля недоумевающим взглядом. Видно было, что разговор ей неприятен.

Я подобрался еще ближе, чтобы услышать, о чем спор идет. Олесин приятель говорил негромко, но требовательно. Олеся горячилась. Голос у нее дрожал.

«Раз мы с тобой решили жить вместе, то и незачем переписку хранить», – заявил мужик. А Олеся отвечает: «Мне хочется, чтобы все слова, которые ты мне писал, остались на память. Вдруг мы с тобой поссоримся, я перечитаю твои послания – и тут же обиду забуду!» – «Зачем же нам ссориться? – убеждал мужик. – Мы будем жить душа в душу. А если и повздорим когда, я сам наговорю тебе кучу приятных слов, и ты забудешь про обиду. А все эти послания – сентиментальная чушь, которая относится к тому периоду наших отношений, который уже закончился. Вот и давай поставим точку. Незачем цепляться за прошлое, если надеешься на счастливое будущее».

В общем, весь сыр-бор вокруг какой-то переписки крутился. Мужик хотел от нее избавиться, а Олеся наотрез отказывалась. Даже ноутбук к животу прижала, будто опасалась, что мужик, не дожидаясь согласия, схватит его и удалит драгоценные записи. Спорили долго. Наконец мужик понял, что бесполезно спор продолжать, и говорит: «Ладно, оставим эту тему. Хоть насчет переезда ты не передумала?» Олеся ответила не сразу. Колебалась. Но в конце концов сказала, что вопрос с переездом остается в силе. И даже ключи мужику дала. Тот обрадовался и заторопился. Якобы сумки собирать. А у самого другая задумка была.

– С чего вы взяли? – уточнила я.

– А с того, что на следующий день он притащился к Олесе домой. Сделал вид, что вещи привез. Сумку небольшую с собой прихватил. А приехал-то, пока Олеся на работе была. Все рассчитал. Только меня в расчет свой не включил. А я все видел! Зашел он в квартиру и, вместо того чтобы вещички раскладывать, кинулся ноутбук искать. Все углы обшарил, а того и нет нигде. След простыл. Бегал он по комнатам, бегал, да так ни с чем и ушел. И сумку обратно утащил. Ни единой вещички не оставил.

– Куда же мог ноутбук подеваться? – задала я злободневный вопрос.

– А его Олеся рано утром на работу с собой взяла. Может, почувствовала, что от жениха можно такой выходки ожидать, может, еще по какой причине. Или просто он ей для работы понадобился. Сейчас любят детей всякими компьютерными штучками завлекать. Думают, они от этого любовью к школе воспылают!

– Вы Олесе про визит приятеля говорили?

– Не успел я. Хотел вечером рассказать. Чтобы знала, с кем связалась. Олеся женщина хорошая, ни к чему ей прохвостов на шею сажать. Только не успел. Проглядел, когда она дома появилась. И как ушла, не видел. А потом узнал, что убили ее. Вот так вот бывает.

– А про второй визит приятеля Олеси тоже наврал?

– Нет. Это на самом деле было. Тогда он маленькое что-то искал. Может, он Олесе кольцо именное дарил, а потом решил забрать. Да только и в этот раз он ничего не нашел. Ушел злой. Даже, позабыв про осторожность, дверью хлопнул.

– Описать его сможете?

– А чего там описывать. Не хромой, не косой, не картавый. Мужик как мужик. Представительный. Вроде директора.

– Почему сразу директор? – не сдержалась я.

– Командовать больно любит. Привык, видно. Еще и переехать не успел, а порядки свои устанавливает. Переписка ему, видите ли, помешала!

– Хотелось бы мне знать, зачем во второй раз приходил незнакомец, – высказала я мысль вслух.

Илья хитро заулыбался. Приподнялся с дивана, взял меня за руку и потянул к балкону. Я нерешительно последовала за ним. Сосед привычным движением перемахнул через перегородку, помог перелезть мне и сообщил:

– У Олеси в квартире тайник есть! Каюсь, однажды подглядел. Ненароком, конечно. Я уж и думать о нем забыл. А вот теперь, глядишь, пригодится.

Мы вошли в гостиную. Илья направился к журнальному столику. Перевернул его ножками вверх, постучал по ним, прислушиваясь к звуку. Потом подцепил край одной ножки, и моему взору предстал небольшой ящичек, выдвинувшийся из полой ножки. В ящичке лежал всего один предмет. Илья перевернул ящичек, и предмет с тихим стуком упал на ковер. Сосед молча, не спеша задвинул ящичек, перевернул стол и поставил на прежнее место. Я, так же молча, подняла предмет, подбросила на ладони и опустила в карман брюк. Оглядевшись, задала вопрос:

– Олеся когда-нибудь упоминала о том, что у нее есть сейф?

– Не думаю, – ответил сосед. – Но поискать стоит.

И мы принялись за поиски. Методично обходя комнату за комнатой, мы простукивали все стены, отодвигали немногочисленные предметы интерьера, заглядывали во все углы. В кухне пришлось повозиться. Старые шкафы были намертво привинчены к стенам. Представить, что Олеся прятала за ними сейф, было сложно. Как, скажите на милость, им тогда пользоваться. Каждый раз шкаф снимать? Мы вынули из шкафов все содержимое, чтобы проверить задние стенки. Ничего не обнаружив, расставили кухонную утварь по местам. Устав от бесплодных поисков, Илья заявил:

– Зря время теряем. Если Олеся и прятала что-то, то не в квартире.

Я была вынуждена с ним согласиться. Вынув из кармана содержимое тайника, снова принялась разглядывать предмет. Это был небольшой металлический ключ, ничем не примечательный. На широкой части ключа был выдавлен номер. Он странным образом навевал мне какие-то смутные воспоминания. Я смотрела на маленький кусочек металла и пыталась вспомнить, у кого я могла видеть такой. Причем видела я его совсем недавно. Воспоминания были не из приятных, это точно, но вот что это за воспоминания? И тут до меня дошло. Мои полоумные соседи! Когда я провожала их на вокзал, Тоби вытребовал у меня, чтобы я оплатила камеру хранения для их вещей. Так вот, кладовщик, которому я оплачивала стоимость услуги, выдал мне точно такой же ключ! Выходит, Олеся перед смертью тоже пользовалась автоматической камерой хранения вокзала. А ведь там она могла спрятать ноутбук. Теперь нужно срочно найти шифр, иначе придется просить помощи у капитана Скворцова. Ну нет! Только не сейчас, когда я так близко подобралась к разгадке.

Не объясняя ничего соседу, я бросилась в спальню Олеси. Там в углу стояла этажерка, а на ней располагались личные вещи покойной. Пробежав глазами по предметам, я схватила изящную записную книжку девушки и стала лихорадочно ее листать. Последовавший за мной Илья, ничего не понимая, таращился на меня во все глаза. Вот оно! Я издала радостный вопль, вырвала листок из книжки и стремглав кинулась в прихожую. Сосед бросился за мной.

– Что случилось? Вы нашли что-то важное?

– Такое важное, что ты и представить себе не можешь! – перейдя на «ты», крикнула я. – Теперь-то я наверняка докопаюсь до правды.

– До какой правды? – не понял Илья.

Я вспомнила, что он считает меня новой хозяйкой квартиры. На объяснения времени не было.

– Все потом, – пообещала я. – Сейчас не до откровений. Вот мой номер телефона. Если приятель Олеси опять объявится – сразу звони. Понял?

Илья кивнул. Выдворив соседа из квартиры, я заперла замок и побежала вниз по лестнице. Пока я не скрылась между пролетами, сосед стоял на площадке и крутил пальцем у виска.

***

Путь до вокзала я преодолела в рекордно короткий срок. Чудом избежав столкновения с «Ауди», выруливающей с автостоянки, я, наспех припарковавшись, отправилась к автоматическим камерам хранения. Только бы срок пользования ячейкой не вышел! По моим подсчетам, сегодня был как раз последний день. Найдя ячейку с нужным номером, я набрала шифр, добытый из записной книжки, и повернула ключ. Замок тихо зажужжал, и дверка открылась. Я осторожно заглянула внутрь. В глубине ячейки покоился черный прямоугольный ноутбук. Стараясь не привлекать внимания, я вытащила его из ячейки и спокойным шагом направилась к стоянке. Оказавшись в салоне своей машины, я аккуратно положила ноутбук на заднее сиденье и поехала домой.

Дома меня ждало разочарование. Попытки включить компьютер не привели к должному результату. Заряд аккумулятора безнадежно иссяк. В квартире Олеси ничего похожего на провода для подключения ноутбука к сети мне не попадалось. В ячейке камеры хранения тоже ничего подобного не было. По всей вероятности, Олеся хранила запасные части от ноутбука в другом месте. Значит, нужно срочно ехать в салон компьютерной техники за блоком питания. Хорошо еще, что переодеться я не успела. Положив компьютер в прочный пакет, я снова вышла из квартиры.

Ближайший магазин, специализирующийся на торговле компьютерной техникой, находился на соседней улице. Не тратя время на возню с машиной, я пошла пешком. Пройдя квартал, увидела вывеску «Мечта хакера». То, что нужно, решила я. Не успела я войти в салон, как ко мне навстречу поспешил продавец-консультант.

– Добрый день. Спасибо, что выбрали нас. Сегодня в нашем салоне акция по продаже современных планшетов фирмы «Apple iPad4». Отличный яркий дисплей, две камеры, поддержка всех форматов аудио и видео. До десяти часов работы. Усовершенствованная операционная система и экономичный процессор. И всего за двадцать шесть тысяч двести пятьдесят рублей, – выдал он мне привычную тираду.

– Милейший, – обратилась я к нему, – не тратьте на меня свое красноречие. Покупкой планшета я займусь в другой раз. Сейчас же мне нужен всего-навсего блок питания вот к этому ноутбуку.

Я вытащила ноутбук из пакета и продемонстрировала его продавцу. Поняв, что больших процентов на мне не заработаешь, продавец-консультант потерял ко мне интерес и нехотя произнес:

– Все аксессуары на витринах.

Я оглядела витрины. Чтобы найти на них то, что меня интересует, потребуется неделя свободного времени. Столько ждать я не могла. Я снова обратилась к консультанту:

– Подскажите, какой именно блок питания подойдет к моему ноутбуку?

– По аксессуарам у нас работает отдельный консультант, – выдал он.

– Тогда позовите его сюда, – не сдавалась я.

– А у него сегодня выходной, – радостно сообщил он мне.

– Прекрасно, – я начала терять терпение. – Надеюсь, у главного администратора сегодня рабочий день? Очень хочется попросить книгу жалоб и предложений.

– Что вы сразу жаловаться бросаетесь, – засуетился продавец. – Нельзя уж человеку выходной взять. Если на то пошло, я могу проконсультировать вас вместо него.

– Я и не думала жаловаться, – елейным голосом продолжала я. – Благодарность оставить хочу. За внимательное отношение к клиентам и быстрое обслуживание.

– Подождите минуточку, – произнес продавец и скрылся в подсобке.

Не прошло и минуты, как он вынырнул из глубин склада, неся сверток с необходимым мне оборудованием.

– Это универсальный блок питания, – пояснил он на ходу, – подходит ко всем моделям портативных компьютеров. Немного дороже, чем аналоги, но стоит того. Поверьте, приобретя этот блок, вы навсегда забудете о необходимости подбирать блок питания, совместимый с вашей моделью. Продемонстрировать?

Я согласилась на демонстрацию. Продавец-консультант ловко выхватил ноутбук из моих рук, вставил штекер в разъем и подсоединил к розетке. Некоторое время компьютер не реагировал, а затем экран засветился голубым светом, выдавая классическую заставку загрузки операционной системы. Я была удовлетворена демонстрацией, о чем и поспешила сообщить консультанту.

– Берете? – уточнил он. – Тогда пройдите на кассу и оплатите покупку.

Я прошла на кассу и приготовила кошелек.

– Одна тысяча восемьсот девяносто рублей, – отчеканила кассирша.

Ничего себе «немного дороже аналогов». Этот прохвост подсунул мне самый дорогой блок, который имелся в наличии! В другое время я бы непременно возмутилась коварством современных торгашей, но сейчас для меня на первом месте стояло сэкономленное время. Вступать в баталии с персоналом целого магазина – это значит потерять уйму времени. И я выложила требуемую сумму, даже не поморщившись, чем привела в шоковое состояние продавца-консультанта, предвкушающего словесную перепалку по поводу дороговизны предложенного товара. Выражение его лица послужило мне немалым утешением. Я демонстративно вернула ноутбук обратно в пакет, туда же отправился и блок питания. Небрежно сунув сдачу в кошелек, я вальяжным шагом прошла мимо продавца-консультанта и скрылась в дверях.

И вот, после долгих мытарств, я сижу перед монитором и изучаю любовную переписку Олеси. Взломать пароль электронной почты не составило большого труда. Однажды, когда мне для решения очередного дела понадобилось совершить подобную процедуру, знакомый хакер подогнал мне программку, которая в считаные минуты справляется со взломом паролей любой сложности. Тогда я выложила за нее кругленькую сумму, но с тех пор она не раз выручала меня, давно оправдав затраченные на ее приобретение деньги. Великое дело – прогресс! Важно успевать идти с ним в ногу.

Открыв первое письмо, я прочитала: «Прекрасная Незнакомка, позвольте мне Вас так называть, мы ведь, по сути, совершенно с Вами не знакомы. Вы для меня все еще загадка. Кем Вы работаете, где живете, как проводите свободное время? Из переписки я понял, что Вы не любительница шумных компаний. Я также не стремлюсь посещать многолюдные увеселительные заведения. Хотелось бы узнать о Вас больше личных сведений, которыми не станешь делиться с первым встречным. Смею надеяться, что, раз Вы позволили мне писать вам не в вашем профиле на сайте знакомств, а на личную почту, Вы уже не считаете меня первым встречным. С нетерпением буду ждать ответа. Ваш Иван».

Далее следовала переписка, состоящая из ничего не значащих фраз. Олеся не спешила выкладывать Ивану всю подноготную о себе. Он не настаивал, только изредка в вежливой форме повторял свою просьбу. Примерно в десятом письме Иван заявил, что раз Олеся никак не может решиться рассказать о себе, то он сделает это первым. И вот тут началось самое интересное. Неизвестный Иван превратился из незнакомца во вполне реального человека. Причем человек этот был мне знаком! Он написал, что зовут его Иван Андреевич, что работает он директором Центрального исторического музея мировых искусств. Правда, Иван Андреевич напрочь забыл о существовании жены и детей, но его это не смущало. На страницах письма он заливался соловьем. Представился холостяком, мечтающим найти свою вторую половинку, так как якобы, несмотря на солидный возраст, все еще мечтает о тихом семейном счастье и о парочке прекрасных младенцев, которые обязательно родятся в счастливом браке.

После этого послания письма Олеси стали более откровенными. Она без стеснения рассказывала Ивану Андреевичу о фактах своей биографии. В частности, сообщила о том, что после смерти матери живет одна и родственников в городе не имеет. Не сообщала она лишь о существовании отца. По какой причине девушка умолчала об этой странице своей биографии, оставалось только гадать.

Прервав изучение писем, я задумалась. Это что же получается? Солидный женатый мужчина завел интрижку на стороне. Что ж, дело житейское, никакого криминала. Если не знать о том, что девушку задушили как раз в подведомственном ему учреждении. А вот это уже пахнет криминалом, да еще как пахнет. Можно сказать, воняет! Причиной трагедии мог послужить банальный страх разоблачения интрижки. Олеся каким-то образом узнала, что возлюбленный ее обманывает, и пригрозила все рассказать жене. Иван в надежде на то, что ему удастся как-то отговорить Олесю от опрометчивого поступка, подпаивает Мишку Шнягу, заманивает девушку в музей, а когда понимает, что все попытки образумить ее потерпели неудачу, душит женщину ее же собственным шарфом. Лишить возможности Никодима Трофимовича присутствовать на смене, провести девушку в музей незамеченной, подставить Шнягу – все это для директора музея пара пустяков. Только вот вопрос: зачем так подставляться и тащить ее в музей. Для этого должна быть веская причина. Поразмышляв над этим вопросом еще какое-то время, я вернулась к переписке.

Дойдя до последних писем, я поняла причину такого странного выбора места для встречи. Оказывается, выбор сделал вовсе не директор. Примерно за неделю до смерти Сомовой в любовную переписку Олеси и Ивана вклинился еще один человек. Назвался он, как водится, Доброжелатель. Всего от Доброжелателя пришло три письма. В первом письме он советовал Олесе внимательнее присмотреться к своему возлюбленному. Сообщал, что он не такой порядочный, каким пытается представить себя. Во втором письме он пишет уже более конкретно. Говорит, что Олеся слишком доверчива. Что Иван никогда на ней не женится, так как уже является счастливым семьянином. Предлагал Олесе порвать с ним, предварительно сорвав маску с этого лицемера. Олеся на послания Доброжелателя не отвечала. Третье письмо было разгромным для Ивана. В нем Олесе сообщалось, что ее возлюбленный – коварный интриган, жиголо провинциального разлива. Что помимо жены и Олеси он имеет любовницу, с которой встречается прямо в музее в ночное время. И если Олеся нуждается в подтверждении истинности слов Доброжелателя, ей следует завтра приехать в музей и самой убедиться во всем. Датировано письмо было одиннадцатым мая. А в ночь с двенадцатого на тринадцатое Олеси не стало. Теперь становится понятно, как девушка могла оказаться в здании музея в такой неурочный час. Однако вся эта галиматья с письмами наводила на подозрения. Что-то тут было нечисто. Я нутром чувствовала, что разгадка запутанной истории кроется именно в переписке, но мне явно подсовывали липу. На чем основывалось мое убеждение, я не могла объяснить. Чувствовала, и все!

Перелистав отправленные сообщения, я нашла то, что искала. На последнее письмо Доброжелателя Олеся все же ответила. Она писала, что не верит ни одному его слову. Обвиняла его в том, что он просто из зависти пытается очернить Ивана, чтобы расстроить их свадьбу. Но для того, чтобы опровергнуть гнусные обвинения, она все же пойдет в музей. И тогда уж Доброжелатель может слать сколько угодно писем, Олеся не поддастся на его провокации.

Выходит, незнакомец получил от девушки подтверждение того, что его желание будет удовлетворено. А что, если этим Доброжелателем была жена Ивана Андреевича? Она могла иметь намерение избавиться от соперницы. Навскидку по стилю писем невозможно было определить, писал их мужчина или же автором является женщина. Что из себя представляет жена директора, я понятия не имела. Да и сам директор был для меня не меньшей загадкой. Следовательно, завтрашнее утро нужно начать с визита к нему. Посмотрим, есть ли у него вразумительное объяснение по поводу связи с девушкой.

Отключив ноутбук, я поплелась на кухню. У меня осталось впечатление, что переписка имеет двойной, скрытый пока от меня смысл, и это требовало тщательных раздумий. Без основательной порции кофе такую проблему не решить. Пока кофе готовился, я мысленно выстраивала факты, пытаясь воссоздать картину событий двухнедельной давности.

Одиннадцатого числа Олеся приходит домой с приятелем. Предположительно с директором музея Иваном Андреевичем. Под описание соседа он подходит как нельзя лучше. Приятель беспокоится о сохранности переписки и требует от Олеси удалить все имеющиеся записи. В свете посланий Доброжелателя это не может не насторожить Олесю. Она отказывается выполнить просьбу своего кавалера. Тогда он выпрашивает у Олеси ключи от квартиры под предлогом намерения как можно скорее начать совместную жизнь. И тут же уходит.

В этот же вечер, а точнее, в эту же ночь Олеся получает разоблачительное послание Доброжелателя, в котором он призывает девушку посетить музей двенадцатого числа в ночное время. Олеся отвечает на послание и дает согласие на предложение Доброжелателя.

После этого рано утром двенадцатого числа девушка едет на железнодорожный вокзал. С собой она везет ноутбук. Видимо не доверяя больше своему возлюбленному, она пытается таким образом сохранить улики. На остановке ее встречает Карагодин. Его показания подтверждают то, что Олеся увезла ноутбук из дома именно двенадцатого мая. В этот же день приятель Олеси тайно проникает в квартиру девушки, в надежде завладеть ноутбуком и избавиться от компрометирующей его переписки. Но ноутбука в квартире уже нет.

Далее в событиях полной ясности не имеется. Фактом остается только то, что Олеся отправилась-таки ночью к зданию музея. Что произошло дальше, сказать пока сложно. Сначала нужно вытянуть признание из директора музея. И, если подтвердится факт его связи с Олесей, придется выяснять, чем занимался Иван Андреевич в ночь с двенадцатого на тринадцатое мая. Я вспомнила, с какой поспешностью директор бросился уверять меня в том, что Олеся ни с кем из сотрудников музея знакомства не водила. Даже сам сделал предположение, что единственным возможным вариантом является то, что Сомова была приятельницей именно Воронкова. Себя, как возможного знакомого Олеси, директор даже не рассматривал.

И все же, несмотря ни на что, мне с трудом верилось, что этот мягкотелый, склонный к дискуссиям на вечные темы, немолодой уже человек способен на какие бы то ни было решительные поступки. Скорее я приписала бы такие способности жене Ивана Андреевича, хоть ни разу с ней и не встречалась. В пользу этой версии было много подтверждений. Женщина могла иметь доступ к переписке мужа. Мужчины порой даже не догадываются о том, что жена держит под контролем всю их личную жизнь и знает не только о настоящих любовных похождениях мужа, но даже о тех, о которых мужчина пока только мечтает. Жена Ивана Андреевича до поры до времени закрывала глаза на мелкие шалости мужа, но за перепиской следила. А потом почувствовала, что интрижка грозит выйти из рамок случайной связи и перейти в нечто большее. Послания от имени Доброжелателя могли быть не чем иным, как попыткой отвадить зарвавшуюся девицу от законного супруга. Когда же жена Ивана Андреевича поняла, что от Олеси не так легко избавиться, она решается на крайние меры. В итоге девушка мертва, муж остается при законной жене, а в преступлении обвинен никчемный пьяница. И всем хорошо, по мнению жены, конечно. Возможно, но не факт. Слишком сложно для простой задачи водворения мужа в лоно семьи.

И потом, не стоит забывать о ночном визитере, появившемся в квартире Олеси уже после смерти девушки. Директор, если только убийца не он, вряд ли пошел бы на такой рискованный шаг. Скорее уж он упал бы в ножки своей супруге, покаялся в плотских грехах. Та пожурила бы неверного супруга и отправила в гараж за картошкой. И весь инцидент. А на квартире его мог застать кто угодно. И тогда уж неприятных объяснений не избежать. А человек, передавший Мишке Шняге посылку от Никодима Трофимовича? По всему выходило, что в деле замешан кто-то посторонний. Но кто? Вот вопрос.

Кофе давно закончился, на город опустилась глубокая ночь, а я все сидела, прикидывая и так и эдак, пытаясь найти разумное объяснение письмам Доброжелателя. Рука сама потянулась к моим помощникам. Высыпав кости на диван, я долго разглядывала их, будто видела впервые. Перебирая кости в руках, я пыталась сформулировать главный вопрос, который мучил меня в данный момент. Наконец, собрав все кости в кулаке, я энергичным движением встряхнула рукой, пытаясь как следует их перемешать. Выпустив кости из рук, я замерла в ожидании. Даже зажмурилась на мгновение. А когда открыла глаза, мне захотелось запрыгать от облегчения. «13+30+12 – Это соединение цифр всегда означает удачу во всех начинаниях», – сообщили мне цифры. Теперь сомнений быть не может. У меня все получится. Впрочем, я в этом и не сомневалась.

Глава 8

Музей встретил меня тишиной. Служащие неслышно сновали туда-сюда по коридорам. Если они и переговаривались между собой, то только шепотом. В храме искусства оберегали покой и неспешность жизни давно минувших эпох.

Не дойдя до кабинета директора буквально нескольких шагов, я столкнулась с Майечкой. Она в прямом смысле налетела на меня, выскочив из-за угла. Майечка пятилась задом. Не мудрено, что девушка меня не заметила. Я ухватилась за ее рукав, пытаясь удержать равновесие и не растянуться на мраморном полу.

– Ох, это вы! – воскликнула Майечка и продолжила в своей манере: – А у нас следователь в гостях. Правда, таких гостей пореже бы видеть. Пришел спозаранку, официальный такой. Сказал, что к Ивану Андреевичу Шляпину накопилась масса вопросов. Заперся с ним в кабинете. Допросу конца и края не видно. Следователь ходит из угла в угол, каких-то подтверждений требует. А Иван Андреевич сидит пунцовый, еле сдерживается, чтобы не вспылить. Уж я-то знаю.

– Скворцов здесь? – переспросила я, едва успев вклиниться в образовавшуюся паузу между фразами, выдаваемыми девушкой со скоростью пулеметной очереди.

– Точно. Скворцов. Он и документ мне предъявлял. Я его впустила, а он теперь Шляпина мучает. Ох, чую, не миновать мне сегодня взбучки от начальства!

– При чем здесь вы? – удивилась я. – Вы же не могли сотрудника правоохранительных органов в кабинет не пускать.

– А кому от этого легче? В нашей профессии всегда так. Кто бы начальника ни разозлил, первая трепка обязательно секретарю достанется. Хорошо хоть у Ивана Андреевича терпение ангельское. Редко кому удается вывести его из себя. У следователя, правда, это на ура получилось. Сразу видно, он в этом деле спец.

Слушая болтовню Майечки, я думала, стоит ли показываться Скворцову на глаза или дождаться, пока он уйдет? Решила, что прятаться незачем. Пусть знает, что не он один ноги в кровь сбивает, пытаясь отыскать ключ к разгадке убийства в музее. Мало ли по какому вопросу я могу прийти к директору!

– Майечка, – попросила я девушку, – вы не могли бы пригласить меня к себе в приемную? Пока ждем, кофейком побалуемся, поболтаем о своем, о женском.

– А мне не влетит за это? Все-таки в кабинете следователь. Вдруг посторонних пускать не положено?

– Вас директор или следователь просили покинуть приемную?

– Нет, я сама ушла. По делу.

– Вот видите! Значит, не будет ничего предосудительного в том, что вы вернетесь на свое рабочее место. А я просто приду с визитом.

Майечка согласилась с моими доводами, и мы отправились в приемную директора. Вернувшись к себе, Майечка тут же убежала наполнять чайник водой. Я осталась в приемной одна. Стены в здании были толстые, а вот дверь новая, хлипенькая. И звук идеально пропускает! Я прислушалась, пытаясь понять, о чем говорят мужчины.

– Никого я не выгораживаю! – повысив голос, произнес Шляпин. – Повторяю в сотый раз: никто из сотрудников музея никогда, слышите, никогда прежде не приводил в музей своих знакомых в ночное время! Это запрещено правилами. Если бы такое поведение охранников имело место, я бы рано или поздно узнал об этом. В таком маленьком коллективе держать тайны в секрете практически невозможно!

– Все-таки «практически». Значит, доля вероятности все же есть. Ведь Сомова каким-то образом попала к вам в музей. Следовательно, это могло происходить и ранее, – гнул Скворцов свою линию.

– Послушайте, товарищ следователь, если дело только в том, что Михаил Воронков не подходит под описание приятеля Сомовой, то это вовсе не значит, что Мишка пускал в музей всех подряд! Может, эта Сомова просто преувеличила достоинства своего жениха. Наболтала подружкам о солидном богатом поклоннике, а на деле встречалась всего лишь с Мишкой Шнягой. Ну, стыдно было женщине признаваться, что ее возлюбленный не преуспевающий бизнесмен, а всего лишь охранник, да еще пьющий. А вы теперь гоняетесь за призрачным образом, который лишь в воображении убитой и существовал!

Ага, выходит, Скворцов докопался до виртуального поклонника Олеси. Подружек допросил! Теперь версия виновности Мишки трещит по швам. И Скворцов заявился в музей, чтобы подогнать существующую версию под определенные факты. Я отошла от двери, не желая, чтобы Майечка застала меня врасплох.

Секретарша вернулась, неся полный чайник воды. Она успела вскипятить воду, когда дверь кабинета директора распахнулась и на пороге появился Скворцов. Окинув меня быстрым взглядом, следователь недовольно проворчал:

– Вас-то какая нелегкая сюда занесла? Все еще пытаетесь играть роль мисс Марпл?

– Вы не по возрасту догадливы, гражданин начальник, – не осталась я в долгу. – А вы здесь каким ветром? Светский визит?

– Готовлю приглашение на заседание суда, где уже совсем скоро будут оглашать приговор, – намекая на наше пари, выдал Скворцов и премерзко улыбнулся.

– А заявление на увольнение подготовить не забыли? – еще более мерзко улыбнувшись, напомнила я о втором варианте исхода дела.

– Не дождетесь! – выдавил из себя Скворцов и скрылся в коридоре.

Майечка все это время переводила непонимающий взгляд с меня на следователя и обратно. Из кабинета подал голос Шляпин.

– Майя, кофе, – гаркнул он, не воспользовавшись селектором.

Майечка многозначительно округлила глаза, что должно было обозначать: «А что я говорила? Первый нагоняй – секретарю». Она кинулась к шкафу с посудой, а я, не дожидаясь приглашения, нырнула в кабинет.

– Здравствуйте, Иван Андреевич, – скромно произнесла я. – Тяжелое утро выдалось?

Увидев меня, Иван Андреевич застонал.

– Издеваетесь? Только от одного избавился, а тут вы! – и добавил, обращаясь уже не ко мне: – Майя, я тебя уволю!

– Девушка-то в чем виновата? – вступилась я за Майечку.

Появившись в дверях с подносом в руках, секретарша запела:

– А что я могу поделать, Иван Андреевич. Я ничего не могу поделать, Иван Андреевич. Они же все с удостоверениями. Блюстители закона. Их разве остановишь, Иван Андреевич.

– Скройся с глаз долой, – устало произнес директор.

Майечка послушно ретировалась, предусмотрительно прикрыв за собой дверь.

– С чем пожаловали? – задал вопрос директор.

– Хорошо, что вы сидите, – все так же скромно проговорила я. – У меня для вас сногсшибательные новости.

– Последнее время я только такие и получаю. Пожалуй, меня уже ничем невозможно удивить.

– Посмотрим, – сказала я.

Вынула ноутбук, дождалась, пока он включится, нашла любовную переписку и повернула компьютер так, чтобы директору было удобно читать. Иван Андреевич внимательно прочел открытое послание, в котором поклонник Олеси рассказывает о себе. Дочитав до конца, он поднял на меня глаза.

– Это что, шутка такая? – поинтересовался он довольно спокойно.

– Смерть девушки вам кажется смешной? – ответила я вопросом на вопрос.

– При чем здесь девушка? Откуда вы вообще взяли эту чушь!

– Это личная переписка Олеси Сомовой с ее новым приятелем. С вами, Иван Андреевич!

– Не мелите чепухи. Я никогда не был знаком с Сомовой. И уж тем более не вступал с ней в переписку.

– Факты говорят об обратном.

– Какие факты? Эти письма мог написать кто угодно и подписаться моим именем. Я не имею к письмам никакого отношения.

– А вот это еще придется доказать. Существует масса возможностей выяснить, кто хозяин электронного почтового ящика. Но мне даже этого не потребуется. Вас опознает сосед Олеси. Он видел вас, когда вы приходили к ней домой. Причем дважды. До и после смерти девушки. Думаю, найдутся и еще свидетели. Сейчас меня больше интересует ответ на другой вопрос. Неужели нельзя было решить проблему, не прибегая к насилию?

– Послушайте, вы! – Шляпин вскочил со своего места. – Вы отдаете себе отчет, что обвиняете меня в преступлении?! За это и посадить можно!

– Даже нужно, – заявила я. – И как только все доказательства будут собраны, именно это и произойдет. Я даю вам шанс облегчить свою вину, да и совесть заодно, чистосердечным признанием. Расскажите, как все было, а я подумаю, чем можно вам помочь.

До директора дошло, что я не шучу. Плюхнувшись в кресло, он схватился за сердце. Я быстро нашарила в сумочке валидол и протянула ему таблетку. Не глядя на меня, Иван Андреевич сунул таблетку под язык. На некоторое время пришлось прервать наш разговор. Когда директор оклемался, он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Верите вы мне или нет, неважно. Важно то, что я точно знаю: я никогда не встречался с убитой женщиной, никогда с ней не переписывался, никогда не посещал ее квартиру. А факты – вероятно, всему есть разумное объяснение. Если постараться, то его можно найти. Для начала позвать соседа, который якобы видел меня на квартире девушки. Он первым подтвердит, что в квартире был не я. Вопрос в другом. Кому я мог так сильно насолить, что он решил повесить на меня заранее спланированное убийство. Ума не приложу.

Шляпин надолго задумался. Мне тоже было о чем подумать, поэтому я не прерывала возникшее молчание.

– Не хотите дочитать переписку до конца? Там есть и другая информация к размышлению.

Иван Андреевич погрузился в чтение. Некоторые письма только мельком просматривал, другие изучал скрупулезно. Дойдя до писем Доброжелателя, не выдержал и выругался.

– Это ж надо такого насочинять! Еще и вторую любовницу приплел. Вы что же, думаете, что в свои пятьдесят пять я все еще страдаю подростковой неразборчивостью в связях? Да у меня даже в молодости никогда не было двух любовниц одновременно!

Сказал и осекся. Украдкой посмотрел на меня, какое впечатление произвели его слова. Я оставалась невозмутимой. По реакции Шляпина было понятно, что к письмам он не имеет никакого отношения. Выходит, и его супруга в этом деле тоже не замешана. Стоит, конечно, для большей уверенности предъявить директора соседу Олеси, но мне и так уже было понятно, что ответ будет отрицательный. На всякий случай я спросила:

– Чем вы занимались в ночь убийства?

Директор ответил, не задумываясь. За последнее время ему, должно быть, раз двести задавали этот вопрос.

– У моего хорошего приятеля в этот день был назначен банкет по случаю юбилея. Всех пригласили в пригородный дом отдыха. Хотели побаловать себя весенней погодкой. Я до последней минуты не знал, поеду или нет. Дело в том, что в этот день должно было произойти событие чрезвычайной важности в истории музея и я не мог уехать, не дождавшись результата. В итоге сделка отложилась. Мы с супругой отправились на машине догонять остальных гостей. Ехать туда километров двести. Выехали в семь вечера. До дома отдыха добрались только в половине десятого. Банкет был в самом разгаре. Присутствовало человек двадцать. Все остались ночевать. На следующий день продолжили. А меня рано утром следователь вызвал. Я сам за руль не садился, так как был не в форме. Отвез меня водитель одного из гостей. Вот и все.

– Мне нужен номер телефона юбиляра и еще кого-то из гостей.

Шляпин нехотя подчинился. Получив листок с именами и телефонами, я стала прощаться.

– Что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно. Держите со мной связь. Если появятся новые сведения, сразу же звоните.

– Непременно, – сказал Шляпин, но таким тоном, что я поняла: умирать будет, а мне не позвонит.

Ничего, у меня есть и другие источники информации. Майечка, к примеру. Оставлю ей номерок. Уж она-то не откажется от возможности лишний раз посплетничать. Выйдя в приемную, я закрыла дверь в кабинет директора, чтобы не вызывать в нем лишнего раздражения. То, что я намеревалась предпринять, ему знать не обязательно.

Майечка сидела за письменным столом и усиленно бряцала по клавиатуре. Вид у нее был надутый.

– Не переживайте, Майечка, – попыталась утешить я ее, – все образуется. Уляжется шумиха вокруг этого дела, и все пойдет по заведенному порядку.

– Надеюсь, – вздохнула Майечка, – а то так никаких нервов не хватит.

– Майечка, у меня к вам просьба. Личного характера. Помните, при нашей первой встрече вы интересовались, сложно ли быть детективом. Хотите испытать свои силы?

Майечка повеселела в предвкушении приключения. Она, покосившись на директорскую дверь, согласно кивнула.

– Вот вам мой номер телефона. Теперь вы – внештатный сотрудник детективного агентства «Иванова и Компания». И вашим первым заданием будет внимательно следить за всем, что происходит в кабинете директора. Записывайте всех посетителей, все звонки, названия всех мест, которые будет посещать Шляпин. Справитесь?

– Обижаете. Чем, по-вашему, я тут целыми днями занимаюсь? Как раз тем, что записываю, слушаю и запоминаю!

– Отлично, – похвалила я Майечку. – И еще одна просьба. Не могли бы вы добыть из личного дела фото Ивана Андреевича? Для проведения следственного эксперимента.

– А зачем из дела? У меня имеется шикарное цветное фото с изображением Ивана Андреевича в полный рост!

Она покопалась в глубине ящика письменного стола и извлекла оттуда снимок средних размеров. Правда, слегка помятый, но вполне пригодный для моих целей.

– Вот, – гордо предъявила мне карточку Майечка, – полгода назад на корпоративе щелкнули. Пойдет?

– Великолепный снимок, – польстила я ей.

Прощаясь, я достала из кошелька купюру достоинством в пятьсот рублей. Положила ее перед Майечкой и, заявив, что это первая часть гонорара, отбыла в неизвестном направлении.

***

До наступления вечера я успела сделать уйму полезных вещей. Посетила соседа Олеси Илью и предъявила ему для опознания фото Шляпина. Изучив фото, Илья уверенно заявил, что мужчина, изображенный на нем, никогда не появлялся в квартире Олеси. По словам соседа, приятель девушки был намного моложе мужчины с фото. Да к тому же у того была более спортивная фигура.

Позвонила юбиляру. Побеседовала с ним о Шляпине. Получила подтверждение его рассказа. Даже с ненужными подробностями, типа количества выпитого каждым из гостей и ценой преподнесенного подарка. Я решила, что юбиляр порядочный жлоб, раз считает рюмки, выпитые гостями, и переводит их в эквивалент понесенных на подарок затрат. Звякнула еще парочке участников вечеринки. Новых сведений не почерпнула.

Созвонилась с Майечкой. Получила от нее подробный отчет о действиях и передвижениях директора. Ничего подозрительного в поведении Шляпина замечено не было. Значит, можно смело вычеркивать Ивана Андреевича из списка подозреваемых.

Уставшая, но довольная, я возвращалась домой. Интуиция меня не подвела. Шляпин был вне подозрений. И хоть истинного виновника найти пока не удалось, я была уверена, что до завершения дела рукой подать.

У подъезда меня поджидал сюрприз. Господин Сомов собственной персоной. Мои надежды на тихий спокойный вечер полетели в тартарары. Теперь придется отчитываться перед клиентом о проделанной работе. Везет мне как утопленнику. Изобразив на лице счастливую улыбку, я направилась прямиком к Сомову.

– Добрый вечер, Дмитрий Павлович, – бодро поздоровалась я.

– Добрый вечер, Татьяна Александровна, – ответствовал Сомов. – Вы сегодня ужинали?

Неожиданный вопрос! Так он приехал с целью подкормить меня? Я решила не отказываться, тем более есть хотелось страшно, а в холодильнике, как всегда, мышь повесилась.

– Не успела, Дмитрий Павлович, – призналась я.

– Вот и хорошо. Поужинаем вместе. Заодно и дела обсудим.

Вот так всегда! Только размечтаешься, что о тебе заботу проявили, как тут же выясняется, что забота эта – не что иное, как меркантильный интерес. Сомов жестом пригласил меня в машину, и мы поехали в тот же самый ресторан, в котором состоялась наша первая встреча. Последовательность событий повторялась по старой, видимо, отработанной схеме. Отдельный кабинет, заранее заказанные блюда, вежливый официант. Не хватало только веселых историй о сибиряках. Было и еще одно отличие. На этот раз Сомов не стал ждать окончания ужина, а совместил, так сказать, приятное с полезным.

– Как продвигается расследование? – задал вопрос он, как только официант скрылся за дверью.

– Работа идет полным ходом, – заверила я клиента. – О результатах говорить пока рано, но кое-какие сдвиги все же есть.

– Вы нашли человека, которого Олеся называла женихом?

– Я нашла переписку Олеси с этим мужчиной. В этом вопросе тоже не все гладко. Дело в том, что мужчина назвался чужим именем. И вообще выдавал себя за другого человека. В этом сомнений быть не может. И этот факт наводит на размышления. Согласитесь, ни к чему мужчине, имеющему серьезные намерения, выдавать себя за другого.

– Что вы собираетесь делать теперь? – продолжил допрос Сомов.

– Я собираюсь обратиться к специалисту, который поможет мне выяснить личность поклонника Олеси.

– Сколько времени это может занять?

– Трудно сказать. Все зависит от того, насколько ловкий хакер этот аферист.

– А ваш специалист – ловкий хакер? – задал очередной вопрос Сомов.

– Надо бы лучше, да некуда! – попыталась пошутить я.

Сомов шутку не поддержал. Видимо, сегодня он вообще не склонен был шутить.

– Я могу привлечь к решению задачи не одного, а целую группу спецов, – не унимался отец Олеси.

– В этом нет необходимости, – твердо заявила я. – Чем меньше людей владеют информацией, тем лучше для дела!

– Ну что ж. Не буду спорить. Но если помощь все же понадобится, сразу звоните.

– Непременно.

Разговор подошел к концу. Ужин тоже. Сомов вернул меня к моему подъезду и, прощаясь, напомнил:

– Не забудьте наш уговор: я должен первым узнать имя подонка!

***

Оказавшись в тишине своей квартиры, я растянулась на диване и стала наслаждаться покоем. Как же все-таки приятно, когда никто не зудит у тебя над ухом! А был бы у меня муж? И началось бы: кисонька, подай тапочки; лапочка, ужин скоро? Деточка, сгоняй за пивком. Бррр!!! Даже думать об этом противно! Да, Танюша, видно, ты закоренелый холостяк.

Поразмышляв еще немного над прелестями семейной жизни, я пришла к выводу, что именно желание Олеси надеть обручальное кольцо и привело девушку к гибели. Все сходилось на том, что убийцей мог быть только виртуальный поклонник Сомовой. А для того, чтобы узнать его имя или адрес, нужно срочно связаться с Брамсом. Именно он в свое время снабдил меня программой для взлома паролей. Когда-то мы учились с ним в одной школе, а в настоящее время изредка встречались, поддерживая обоюдовыгодную деловую связь.

В детстве Брамс учился в музыкальной школе, осваивал азы игры на фортепиано. Его мамаша спала и видела сына известным пианистом, а может, даже композитором. Мальчик надежд матери не оправдал, так как музыка его ничуть не увлекала. Параллельно с фортепианной муштрой он изучал технические журналы и научную литературу. Причем делал это без контроля со стороны взрослых. Для души, так сказать. И неожиданно для родственников преуспел в этом деле ничуть не меньше, чем некоторые пианисты в своей области. Впоследствии мать, гордясь достижениями сына, не раз говаривала: «Мой Санечка – чистый Брамс технического прогресса». Так за Санечкой и закрепилось это прозвище. Теперь уже мало кто помнил настоящее имя компьютерного гения.

Отыскав в записной книжке номер телефона Брамса, я набрала его и стала ждать ответа. Говорить пришлось с автоответчиком. Приятный голос несостоявшегося пианиста возвестил о том, что дома он отсутствует, и предложил кратко изложить свою нужду. Номера сотового у меня не было, поэтому, набрав повторно домашний, я быстро проговорила: «Нужна помощь. Срочно. Иванова». Надеюсь, он воспримет мое послание всерьез и перезвонит, как только вернется.

Мне ничего не оставалось делать, как отложить решение загадки до утра. Я стала готовиться ко сну. Сходила в душ, расстелила постель, улеглась и уже стала проваливаться в блаженное небытие, когда мой сотовый затрезвонил на всю квартиру. В надежде на то, что звонит Брамс, я бросилась к трубке. Определитель номера возвестил о том, что я ошиблась в своих ожиданиях. На самом деле, на ночь глядя, меня осмелился беспокоить «внештатный сотрудник» несуществующей компании, Майечка.

– Слушаю, – только и успела произнести я.

Дальше в потоке Майечкиного красноречия для моих реплик места не осталось.

– Доброй ночи, госпожа Иванова. Простите за беспокойство, госпожа Иванова. Но тут такое открылось! Вам непременно нужно это услышать! Я раньше сама не знала. А как все выяснилось, я первым делом про вас подумала, госпожа Иванова. У моего Лешика – сведения! И теперь мы должны все вместе встретиться. Можно мы сейчас приедем?

– Майечка, вы на часы смотрели? Знаете, который час? – сонным голосом спросила я.

В трубке повисла пауза, потом до моего слуха долетел приглушенный спор, и наконец телефон голосом Майечки возвестил:

– Время и впрямь позднее. Тогда назначьте встречу на завтра. На работу мне к девяти, у вас мы будем в семь тридцать, вы не возражаете?

Возражать не было ни сил, ни желания. Приняв мое молчание за согласие, Майечка продолжила:

– Мы приедем вместе с Лешиком. Боюсь, сама я что-нибудь перепутаю. Вы мне адрес продиктуйте.

Я продиктовала адрес и отключилась.

***

Едва я успела привести себя в порядок, как дверной звонок оповестил меня о приходе Майечки и ее спутника. Завидная пунктуальность, отметила я про себя, пока шла до двери. Я впустила ранних визитеров в квартиру. Вместе с ними ворвалась в мое жилище суета. Причем весь этот шум и гам умудрилась создать Майечка в единственном лице. От Лешика, как она мне его представила, не исходило ни одного звука. Он тихонько прошел в комнату и чинно уселся на диване.

– Утречко добренькое, госпожа Иванова, – затараторила Майечка. – Мы прямо не могли утра дождаться, так волновались. Почти всю ночь не спали.

При этих словах Лешик подозрительно покраснел. «А молодые-то не спали не только от волнения!» – подумала я и усмехнулась про себя. Тактичности Майечке катастрофически не хватало.

– И чем было вызвано ваше волнение? – еле сдерживая улыбку, спросила я.

– У моего Лешика – сведения! – повторила Майечка вчерашнюю фразу.

– Какого рода сведения?

Внезапно Майечка замолчала. Скосила глаза на Лешика, потом на меня. И не произнесла ни звука! На лице Майечки отразился упорный мыслительный процесс. В результате этого непривычного для нее занятия Майечка окончательно лишилась дара речи и стояла теперь, беззвучно разевая рот.

– Ну, так что такое суперважное вы хотели мне сообщить? – попыталась я вернуть Майечку к жизни.

– Да ведь это, как его, – начала мямлить Майечка, – новость у нас.

И так же неожиданно, как онемела, Майечка застрочила:

– Только вы Лешика не сдавайте. Он ведь не думал, что все так обернется. Он только денег заработать хотел! А мы и не подумали, что его привлечь могут. Бежали сломя голову. Вот. А теперь его упечь могут. А мы ведь помочь хотим. Чистосердечно. Это ведь зачтется, правда?

Ничего не понимая, я на всякий случай подтвердила, что чистосердечное признание всегда в расчет берется. Тогда в разговор вступил Лешик. С его участием дело пошло намного быстрее.

Оказалось, что Лешик, в миру Алексей, занимается хакерством. На жизнь так зарабатывает. Нет, конечно, есть у него и вполне легальный бизнес. Алексей трудится консультантом в небольшой компании по сборке оргтехники. Только средств эта работа приносит намного меньше, чем хакерство. Да и удовольствия никакого.

И вот некоторое время назад Лешик получил заказ на перехват почты и звонков некоего австралийского подданного, который должен был выходить на связь с Центральным историческим музеем мировых искусств города Тарасова посредством этих источников связи. Выполняя такого рода заказы, Лешик предпочитал использовать некий элемент творчества. Данный случай не был исключением. Чтобы быть в курсе событий, происходящих в музее, Лешик изучил распорядок дня его сотрудников, специфику заведения и много еще чего. Лешик даже посетил музей в экскурсионный день. Экскурсию вела симпатичная девушка. Конечно, это была Майечка. Невероятно, но Майечка тут же положила глаз на Лешика. А так как девушка не была обременена ни особыми комплексами, ни особым интеллектом, она сразу начала претворять свое желание в жизнь. После лекции Майечка подошла и пригласила Лешика на завтрак в соседнее кафе. Лешик решил, что для дела было бы неплохо установить с Майечкой контакт, и согласился на ее предложение.

Постепенно между молодыми людьми возникает чувство, и Майечка, со свойственной ей бесцеремонностью, перебирается жить к Лешику. Но от заказа Лешик отказываться не спешит. Любовь любовью, а деньги деньгами. Из переписки и из рассказов болтушки Майечки Лешик знает, что сотрудница музея Зоя Александровна ведет переговоры с австралийским меценатом по поводу приобретения для Итальянской композиции порядка десяти экспонатов известных итальянских мастеров по совершенно бросовой цене. Адресат объяснял низкую стоимость экспонатов желанием состоятельного мецената пополнить коллекцию итальянского искусства данного музея исключительно в память о счастливых детских годах, напрямую связанных с музеем. Хакер Лешик решает, что информация по сделке заказчику нужна для того, чтобы перехватить коллекцию. Лешик не был ярым поклонником искусства, поэтому и угрызений совести за свои действия не испытывал.

Десятого мая Лешик перехватил сведения о том, что австралиец и директор музея со дня на день должны принять окончательное решение по сделке, и сообщил об этом заказчику. Тот занервничал и потребовал от Лешика заблокировать связь между австралийцем и музеем. А австралийцу анонимно сообщить о ненадежности системы безопасности музея. Чего-то подобного Лешик и ожидал. А так как заказчик пообещал в несколько раз повысить гонорар всего лишь за один день отсутствия связи с музеем, то Лешик согласился и выполнил требование заказчика.

А потом Майечка принесла страшную весть. В здании музея обнаружена мертвая женщина. Сопоставив кое-какие факты, Лешик понимает, что убийство произошло именно в тот день, когда он совершил противозаконные манипуляции со связью. Чтобы не вызывать лишних подозрений, он принимает решение никому о своей роли в этом деле не рассказывать. Сам же пытается связаться с заказчиком, полагая, что убийство – простое совпадение. Заказчик на связь не выходит. И денег не переводит. За этими манипуляциями Лешика застает Майечка. Она выпытывает у любимого правду и требует, пока не поздно, все рассказать детективу Ивановой.

– Вы считаете, что между вашим заказчиком и убийством существует прямая связь? – подытожила я.

– Вероятно, да, – ответил Лешик. – Я тут покопался в Интернете, по форумам полазил, кое-какую информацию подсобрал. Так вот, мой заказчик напрямую связался с австралийцем и предложил приобрести его коллекцию. Между прочим, за внушительную сумму. Австралиец пока колеблется, но думаю, что в конце концов согласится.

Я задумалась. Вариант, конечно, стоящий. Стремление во что бы то ни стало завладеть коллекцией – серьезный повод для убийства. Частные коллекционеры – народ несдержанный. Ради достижения своей цели они могут пойти на крайние меры. А в нашем случае налицо как раз такой экземпляр породы коллекционеров. Но чтобы быть уверенной в своих предположениях, нужны факты. Будут факты – будет разговор. И тут меня осенило!

– Каким способом вы предоставляли заказчику информацию по музею?

– Пересылал на электронку. Заказ, кстати, тоже так получил.

Я бросилась к ноутбуку, отыскала переписку Олеси и ее кавалера и, показав Лешику адрес, с которого отправлялись письма, спросила:

– Знакомый адресок?

– Точно, – подтвердил мою догадку Лешик. – На этот адрес я всю инфу и сливал.

Теперь все встало на свои места. Мотив, возможность, связь с музеем. Дело за малым. Вычислить настоящее имя виртуального поклонника Олеси и вынудить его встретиться. Остальное – дело техники.

– Мне нужно знать об этом человеке все! – заявила я Лешику. – Сможешь устроить – компенсирую неустойку за выполненную для него, но не оплаченную работу.

– Нам таких денег не нужно, – заявила Майечка и, посмотрев на Лешика, добавила уже лично для него: – Это деньги за смерть девушки, они добра не принесут.

На этот раз Лешик был полностью согласен с легкомысленной возлюбленной.

– Даром помогу, – коротко сказал он.

Расположившись у ноутбука за кухонным столом, Лешик приступил к поискам. На него за работой стоило посмотреть! Как только он отправлялся в путешествие по киберпространству, он преображался. Не было больше застенчивого, неловкого паренька, молчуна и недотепы, каким его считали в обычной жизни. Перед вами представал гигант, атлант кибернетической мысли. Взгляд сосредоточен, движения быстрые, лицо волевое. Мы с Майечкой молча наблюдали за этой метаморфозой. А Майечка еще и удовольствие получала. Еще бы! Такого умного парня отхватила.

Через сорок минут передо мной лежали отпечатанные листы, на которых были собраны все сведения о виртуальном поклоннике Олеси от рождения до сегодняшнего дня.

– Пришло время действовать, – заявила я своим визитерам. – Собирайтесь, поехали!

– Куда? – одновременно спросили Майечка и Лешик.

– В музей. Без помощи Ивана Андреевича нам не обойтись.

***

В кабинете Ивана Андреевича не оказалось. Наша разношерстная компания расположилась в приемной. Гостеприимная Майечка потчевала нас «фирменным» кофе. Секрет «фирмы» заключался в том, что два месяца назад Майечка допекла шефа и он позволил ей приобрести для нужд музея современную кофеварку. До этого директор довольствовался обычным растворимым суррогатом. Майечке чудом удалось убедить своего консервативного начальника, что, угощая солидных гостей этой бурдой, он наносит непоправимый ущерб благосостоянию музея.

– Подумайте сами, – заявила Майечка, – разве будет иностранный подданный вести с вами дела после того, как отведает коричневого пойла? А вот когда вы напоите его ароматным напитком, приготовленным по самым современным технологиям, он с радостью согласится оказать вам любую спонсорскую помощь. Ведь как эти иностранцы рассуждают? Если человеку на себя денег жалко, то уж на общественные нужды он и подавно ни копейки не потратит. Они же совершенно не знают секретов загадочной русской души и всех меряют своей меркой. А теперь посчитайте ущерб. На кофеварку вы потратите семьдесят тысяч, а без кофеварки потеряете миллионы!

И Шляпин сдался. Велел Майечке ехать в магазин бытовой техники и выписывать счет на вожделенный агрегат. Упрашивать себя Майечка не заставила. Поехала и выбрала самый современный из предложенных аппаратов. И даже пакетик молотого кофе прикупила, шефу в подарок.

С этого дня рабочий день для всех сотрудников начинался с очереди в приемную к Шляпину. Майечка, довольная популярностью ее нового приобретения, с нескрываемым наслаждением засыпала пахучий порошок в жерло кофеварки и готовила одну порцию за другой, чтобы напоить всех страждущих. Вот и в это утро, еще до появления директора, в приемной перебывала добрая половина Майечкиных коллег.

Наконец, когда дверь в сотый раз за утро распахнулась, на пороге появился Иван Андреевич. Рассмотрев присутствующих, Шляпин нахмурил брови. Не произнося ни слова, он прошел через приемную и скрылся за дверью личного кабинета. Майечка виновато посмотрела ему вслед.

– Настроение не очень, – шепотом доложила она. – Лучше подождать четверть часика. Посидит один, подобреет, тогда и выложим ему все.

Понимая справедливость Майечкиных слов, я приготовилась к ожиданию. Однако долго ждать мне не пришлось. Заработал селектор.

– Майечка, кофе. И пригласите госпожу Иванову.

– Хорошо, Иван Андреевич. Как скажете, Иван Андреевич, – заворковала повеселевшая девушка.

Взяв в руки поднос, она поспешила к директору. Я последовала за ней. Лешик замыкал шествие. В кабинете мы дружно расселись вокруг длинного стола для заседаний. Иван Андреевич подозрительно посмотрел на Лешика, но от комментариев воздержался.

– Иван Андреевич, мы пришли просить вас о помощи, – заявила я сразу же.

– Вот как? – Брови директора полезли вверх. – И это после всех вчерашних обвинений? Любопытный способ общения.

– Иван Андреевич, у нас нет времени на взаимные упреки и обиды. Человек, совершивший преступление, может скрыться, оставшись безнаказанным! К тому же ваш сотрудник сейчас находится в камере предварительного заключения, и поверьте, не в лучших условиях. Его надо вызволять.

– Вы предлагаете организовать побег? – решил поиронизировать Иван Андреевич.

– Ирония – это хорошо, но сейчас и на нее времени нет. Когда все закончится, тогда и поиронизируем вволю. А сейчас мне важно знать: когда вы в последний раз связывались с Беном Чифли?

– Сорока натрещала? – глядя на Майечку, поинтересовался Шляпин.

– Не без этого, – улыбнулась я точности характеристики, данной Майечке.

– Прежде чем мы приступим к обсуждению внутренних дел музея, могу я поинтересоваться, кто этот молодой человек? – указал на Лешика директор.

Лешик хотел представиться, но я перебила его:

– Всему свое время. Так как насчет Бена?

– Дело в том, что Бен Чифли отказался от сотрудничества. До него дошли слухи о происшествии в музее. Он посчитал, что мы не сможем обеспечить сохранность экспонатов его личной коллекции на должном уровне.

– Вы пытались его переубедить?

– Конечно, пытался. И я, и Зоя Александровна, и Петр Семенович. Да уж больно в неподходящий момент это убийство на нас свалилось. – Поняв двусмысленность своего высказывания, Иван Андреевич попытался исправить положение: – Я не имею в виду, что в любое другое время мы были бы рады такому событию. Смерть молодой женщины – это всегда трагедия. Просто, случись это через месяц, урон был бы не столь очевиден.

– Вот и я так думаю, – согласилась я. – Иван Андреевич, вы должны срочно связаться с Беном Чифли. Все остальное предоставьте мне.

Я выложила Шляпину суть своих предположений, а также план, с помощью которого мы сможем обезвредить преступника, и работа закипела. Шляпин вызвонил австралийца. Мне, после длительных объяснений и уговоров, удалось заручиться согласием Бена на помощь в организации рискового предприятия, которое я задумала. Я собиралась расставить на виртуального поклонника Олеси капкан. Для того чтобы капкан сработал, мне было необходимо, чтобы Бен Чифли с его коллекцией побыл какое-то время в роли приманки. Риск, конечно, имелся, но я, помня о предсказании костей, верила в удачу.

Для воплощения задуманного мне нужно было кое-что предпринять вне стен музея. Назначив встречу на пять часов вечера, я покинула музей и отправилась в центр города. Сначала я забронировала номер люкс в самой дорогой гостинице Тарасова на имя австралийского подданного Бена Чифли. Потом пообщалась с администратором гостиницы и получила от него разрешение на беспрепятственный доступ к номеру и клятвенные заверения в том, что ни единая душа не узнает о моем участии в этом мероприятии. В результате переговоров мой кошелек похудел на внушительную сумму, но меня это не волновало. Главное, чтобы капкан сработал! Покончив с делами в гостинице, я дозвонилась-таки до Брамса и договорилась о встрече.

На встречу Брамс явился с опозданием. Я уже начала волноваться, так как времени до назначенного часа оставалось в обрез. Сидя в кафе и поджидая компьютерного гения, я снова и снова прокручивала в голове план, пытаясь просчитать в нем уязвимые места.

– Не стоит быть такой серьезной, когда идешь на свидание, – услышала я знакомый голос.

– Брамс, будь ты неладен, ты по каким часам ориентируешься? По солнечным, что ли? Все еще палочку в землю втыкаешь?

– Не шуми, Танюха, дела были, – примирительно улыбнулся он. – Чего звала-то, наверняка не погоду обсудить?

– Совет нужен. Профессиональный.

– Выкладывай, чем смогу – помогу.

Я в двух словах объяснила суть проблемы.

– Мне нужно связаться с человеком так, чтобы он думал, что ему звонят из Тарасова, а на самом деле звонок будет из Австралии. Можно это устроить?

– Антиопределитель не подойдет?

– Нет. Тут дело серьезное. Важно, чтобы абонент не заподозрил обмана. Чтобы все натурально было. Номер определился, а местоположение показал другое. А иначе план не сработает.

Брамс немного подумал.

– В принципе это возможно. Тебе технические подробности нужны? – спросил он.

Я отрицательно покачала головой.

– Тогда доверься мне. Сделаю все в лучшем виде. Когда нужно выходить на связь?

– Сегодня в пять.

Брамс присвистнул.

– Темпы у тебя, Танюха, однако! – заворчал он. – Хоть симка левая у тебя имеется?

И снова я выдала ему отрицательный ответ.

– Дела, – протянул Брамс. – Ладно, не кисни, что-нибудь придумаем.

– Поэтому я к тебе и обратилась, – польстила я ему.

– Место встречи называй, хитрюга, – раскусил мою уловку Брамс.

– Гостиница «Парк-Отель».

– Не хило! Наверное, еще и номер люксовый.

– Завидуй молча, – засмеялась я и предупредила: – Смотри без опозданий. А то премии лишу!

– Не пугай, пуганые, – голосом отпетого гангстера из дешевых ковбойских фильмов прорычал Брамс.

На этом мы и расстались. Теперь мне осталось только проинструктировать моего австралийского помощника, чтобы он ненароком ничего не перепутал, и ждать, пока рыба клюнет.

***

Домой я возвращалась в приподнятом настроении. В гостинице все прошло без сучка без задоринки. Брамс явился точно в срок. Наладил связь, опробовал и, удовлетворенно крякнув, дал добро начинать авантюрную операцию. Связь с австралийцем была отличная, без сбоев. Создавалось ощущение полного присутствия. Текст Бен выучил назубок. С коллекционером разговаривал спокойно, даже заинтересованно. Не забыл упомянуть о том, что чувствует себя неважно после перелета, поэтому встречу назначает в номере, а не в публичном месте. Коллекционер заявил, что уютная домашняя атмосфера номера для него даже предпочтительнее. Одним словом, он ничего не заподозрил.

Я выбралась из машины и снова нос к носу столкнулась со своим клиентом.

– У меня такое чувство, что вы меня преследуете, Дмитрий Павлович, – в сердцах заявила я.

– А вам есть что скрывать, – парировал Сомов.

– Если верить народной мудрости, каждому человеку есть что скрывать. И вам в том числе.

– Речь не обо мне. – В голосе Сомова зазвучали металлические нотки. – А вот вы, Татьяна Александровна, ведете опасную игру.

– И в чем же заключается опасность? – разозлилась я. – Уж не в вашей ли назойливости?

– Вы забываете, с кем имеете дело! Я вас нанял для того, чтобы вы нашли убийцу моей дочери, а вы пытаетесь скрыть от меня правду. Признайтесь, вам уже известно имя этого отморозка! Так вот, мне нужен результат. И немедленно!

– Дмитрий Павлович, – начала я, – я понимаю ваши чувства. И нетерпение ваше мне понятно. Но вы требуете от меня невозможного. Да, у меня есть кое-какие подозрения, но их еще нужно проверить. А вы являетесь ко мне каждый день и отвлекаете от работы.

– Что за подозрения? Скажите, и мы вместе их проверим. С моими связями это будет сделать гораздо легче.

Собрав все остатки терпения, я примирительным тоном сказала:

– Связи, Дмитрий Павлович, это очень хорошо, но далеко не все. Послушайте, дайте мне еще два дня. Обещаю, ровно через это время я буду готова дать вам ответы на все вопросы, какие только у вас возникнут. А пока мне нужно идти.

Я демонстративно обошла Сомова и быстрым шагом направилась к подъезду.

– С огнем играешь, Иванова, – услышала я за спиной.

Я решила, что не стоит обращать внимания на высказывания убитого горем отца, и даже не оглянулась.

Не успела я подняться на свой этаж, как у меня зазвонил телефон. Номер был незнакомый. Теряясь в догадках, кто бы это мог быть, я поспешила ответить.

– Госпожа детектив, наше вам почтение, – услышала я радостный голос Скворцова.

– И вам не хворать, господин следователь, – не менее радостно поздоровалась я.

– Чем занимаетесь? Носочки вяжете или пирожки печете?

– Преступников ловлю. Официальные-то органы все больше шахматами увлекаются, – не осталась я в долгу.

Скворцов заскрипел зубами так, что даже в трубке было слышно. На некоторое время он замолчал. Я успела открыть дверь и прошлепать в комнату, а Скворцов все еще не придумал достойного ответа на мою шутку. А вот у меня шуток было предостаточно. И настроение соответствующее.

– Вы знаете, господин следователь, я тут на днях газетку читала, так там объявление интересное опубликовано было. «Требуются крепкие мужчины для физической работы. Оплата сдельная». Номерочком поделиться? Я для вас специально вырезку сохранила. Надо же вам где-то работать будет после того, как уволитесь.

– А я как раз по этому вопросу и звоню, – не обиделся на мою речь Скворцов. – Хотел пригласить вас на заседание суда. Послезавтра в полдень. Надеюсь, вы свободны в это время? Да, уточните сумму моего гонорара, а то я запамятовал!

– Боюсь, судьи будут разочарованы, когда обвиняемого отпустят за недостаточностью улик, – продолжала язвить я. – Но не переживайте, я постараюсь предоставить им настоящего преступника. Послезавтра в полдень.

Скворцов еще что-то пробурчал в трубку, и связь прервалась. Последнее слово осталось за мной.

Глава 9

Одно дело бравировать перед Скворцовым своими сногсшибательными успехами, а другое дело добиться успеха на самом деле. В квартиру я вошла с твердым намерением как следует отдохнуть перед завтрашним днем. День обещал быть не из легких, так что мне понадобятся все мои силы. Я прошла на кухню в надежде подкрепиться на сон грядущий. Сейчас мне подошло бы что угодно. Хоть бутерброд, хоть выпечка, хоть фрукты. Любые съестные припасы, лишь бы их не пришлось варить, жарить или запекать.

Обшарив полки, шкафы, холодильник, я пришла к выводу, что жизнь ко мне несправедлива. В один вечер и с клиентом конфликт, и червячка заморить нечем! И теперь, вместо того чтобы набираться сил перед завтрашней встречей, я, дабы не умереть с голоду, вынуждена буду тащиться в душный супермаркет, толкаться в толпе загнанных жизнью покупателей, непомерно долго стоять в очереди на кассе, а потом еще возвращаться назад в полночных сумерках! Представив себе столь красочно картину похода в магазин, я было совсем отказалась от затеи осчастливить себя покупкой продуктов первой необходимости. Кофе попить – и на боковую. Не тут-то было!

Как только я начала склоняться к мысли оставить себя без ужина, мой желудок, воспротивившись, начал выдавать такие рулады, что, думаю, даже в двух кварталах от моего дома было слышно его выступление. Немного помучившись, я натянула кеды на уставшие за день ноги и посетила-таки магазин под названием «Супермаркет-ОК».

Блуждая между многочисленными рядами с продуктами, я стояла перед извечной дилеммой, подстерегающей всех посетителей крупных магазинов: что выбрать из многообразия ассортимента, чтобы не попасть впросак, купив совершенно несъедобный продукт, и не остаться без копейки на счете, слишком рьяно опустошая прилавки.

Я как раз перешла в молочный отдел и решала сложнейшую задачу, чего я больше хочу: персиковый йогурт или молоко, когда раздался звонок. Прижав ухом трубку к плечу, я, продолжая изучать ингредиенты, входящие в состав питьевого йогурта, произнесла:

– Татьяна Иванова слушает.

– О, как мило, что ты ответила так быстро! Последнее время ни до кого не дозвонишься. Ну ничего, когда мы вернемся в город, ситуация в корне изменится. Я в этом уверен.

Час от часу не легче! На том конце провода соловьем разливался мой сосед-погорелец. Его фраза о том, что на связь никто из знакомых выходить не собирается, была мне понятна. Первым побуждением, посетившим меня, было сейчас же, без промедления бросить трубку. И больше никогда к ней не прикасаться. Поняв, что это бессмысленно, я пересилила свое желание и повернулась к судьбе лицом. Будь что будет! В конце концов, если быть честной перед самой собой, то нужно признать, что только благодаря беспринципности Тоби и Роны я так быстро опознала ключ от камеры хранения, нашла ноутбук и теперь почти завершила дело.

Тоби, не подозревая о моих душевных терзаниях, продолжал вещать:

– Мы тут с Роной подсчитали… Если краску и побелку покупать с рук у пьяницы прораба, обои взять у матери Роны, у нее еще с советских времен остались, то мы сможем вернуться уже через пару дней. Как тебе план?

Понимая, что вопрос задан чисто для поддержания разговора, я все же высказала свое мнение:

– План никуда не годится! Допустим, на ремонт своей квартиры вы деньги наберете, а остальные где брать будете? Или забаррикадируетесь в квартире и никого не пустите, пока не состаритесь? Вы же кругом должны. Судебные приставы ваш порог обивают, вас выглядывают! Разъяренные соседи и с верхнего и с нижнего этажа по очереди возле вашей двери дежурят. Я уже не говорю про себя, – намекнула я на траты, произведенные мной при отправке погорельцев домой.

– Ну, это мелочи, – легкомысленно заявил Тоби, – нам главное обратно в квартиру попасть, а там уж мы со всеми трудностями разберемся.

У меня подозрительно засосало под ложечкой. Не иначе как эти олухи что-то новенькое задумали! Нет, мне необходимо дать соседям решительный отпор!

– Что значит «попасть в квартиру»? Для того чтобы вы могли продолжать жить в ней легально, теперь необходимо получить разрешение властей. Для того чтобы получить разрешение властей, необходимо заплатить штраф за причинение ущерба. А для того, чтобы заплатить штраф, нужно, чтобы у вас были деньги. Они у вас есть? – поинтересовалась я.

– Так в этом-то все и дело, – обрадовался чему-то Тоби. – Деньги появятся, как только мы с Роной вернемся в Тарасов. Много денег! Это гарантировано.

Под ложечкой начало сосать еще сильнее.

– И кто же вам это гарантировал?

– Ну как же, а система благоприятных потоков энергии «ци» и их использование на благо человека?

– Тоби, – ужаснулась я, – вам что, мало было спалить квартиру?

– Да нет же. На этот раз без пожара. Все очень просто, и главное – результат стопроцентный! Все, что для этого нужно, так это дождаться полнолуния, сделать генеральную уборку, подойти к входной двери и прочитать мантру «Вода к берегам, а деньги ко мне». И все, денежки у нас в кармане. А с таким доходом мы и штрафы оплатим, и сами безбедно заживем.

Я представила, как мои, мягко говоря, своеобразные соседи возвращаются в город, занимают квартиру напротив и проделывают все перечисленные манипуляции. А еще я живо представила, что они должны будут сделать, раз в мантре звучат слова «вода к берегам». Не иначе как все водопроводные краны откроют, а мне потом последствия потопа разгребай! Во что бы то ни стало их нужно остановить. Ну почему Тоби позвонил именно сегодня, когда мне просто необходимо отдохнуть для того, чтобы завтра быть во всеоружии? Я уже подошла к кассе и выкладывала выбранные товары.

– Послушай, Тоби, – говорила я, одновременно протягивая кассирше купюры для оплаты, – забудь про мантры, зеленые свечи, полнолуние и прочую дребедень. Сиди в своей деревне и не высовывайся, если не хочешь остаток жизни провести в долговой яме. Надумаешь вернуться, проблемы тебе обеспечены. Сначала огонь, теперь наводнение. А потом что – цунами? Значит, так: вернешься в город, я тебе сама и наводнение, и цунами устрою!

Высказав последнюю фразу, я нажала отбой и вопросительно взглянула на кассиршу. Та испуганно смотрела на меня и никак не могла отсчитать сдачу. До меня дошло, что я слишком громко и подробно обсуждала с Тоби его фантастические планы. Представив, что думает по поводу моих угроз кассирша, я изобразила на лице милую улыбку и произнесла:

– Мужа закодировала, вот ему теперь и мерещится всякая муть: свечи зеленые, наводнения, цунами. Как думаете, со временем пройдет?

Проблема пьянства мужской половины населения нашей страны в той или иной степени актуальна и понятна каждой представительнице женского пола. Кассирша понимающе заулыбалась, отсчитала наконец сдачу и ответила:

– Должно пройти. Главное – бутылки из дома повыбрасывайте. Мой, когда кодировался, так даже в телевизоре бутылки видеть не мог. Зверел сразу.

– Спасибо за совет. Обязательно воспользуюсь, – пообещала я.

Наскоро побросав продукты в пакеты, я поспешила домой. Лифт не работал. Работники ЖКХ все еще не наладили бесперебойное функционирование важнейших коммуникаций. Пришлось тащиться пешком. Поднимаясь на седьмой этаж, я успокаивала себя тем, что до вожделенного покоя остались считаные минуты. Наивная! Мне ли не знать, что раз уж пошла череда непредвиденных обстоятельств, то закончится она только тогда, когда вымотает тебя до предела. Добравшись до двери, я вставила ключ в замочную скважину. Дверной замок стал медленно вращаться. И в тот момент, когда дверь готова была уже распахнуться, телефон снова затрезвонил. Забросив в квартиру пакет с продуктами, я посмотрела на экран телефона. «Сосед Илья», – показал определитель. «Ему-то что от меня нужно?» – недоумевала я.

Соединение установилось. Я молчала, ожидая, что сосед заговорит первым. В конце концов, это же он является инициатором звонка! В трубке упорно молчали. Не выдержав, я спросила:

– Со мной сегодня будут разговаривать?

Видимо, мой голос оказал бодрящий эффект на абонента. Сквозь помехи связи я услышала тихий, как будто издалека, голос:

– Соседка… Будет поздно… Кровь остановить… Помоги!

Последнее слово Илья почти выкрикнул. Бросив в трубку «еду», я схватила с вешалки легкую курточку и выбежала из дома.

Прыгнув в «девятку», я вставила ключ в замок зажигания и резко повернула. Двигатель не издал ни звука. Я повторила попытку, но в более спокойном темпе. В ответ тишина. Я попыталась выполнить процедуру с самого начала. Вынула ключ, вставила обратно, повернула. Ну хоть бы какое оживление в двигателе! Поняв, что старушка мне отказала, я была вынуждена перейти к плану «Б». Оставила бесплодные попытки, покинула салон капризной машины, прошла до перекрестка и подняла руку. Через пять минут передо мной остановилась темно-зеленая «Вольво». Хозяин машины, гостеприимный кавказский парень, радушно улыбался мне через стекло. Я открыла дверцу пассажирского сиденья, махнула красными корочками, заняла свободное место и, назвав адрес, стала пристегивать себя ремнем. Неожиданно водитель заартачился.

– Мне твой маршрут не по пути, – заявил он. – Я через два квартала сворачиваю. Думал, тебе в «Садовый участок», потому и остановил. Выходи, пожалуйста.

Я доброжелательно посмотрела на водителя, оценила ситуацию и произнесла, подражая кавказскому акценту:

– Дарагой! Поехали. Человек погибает. Вопрос жизни и смерти. Подвези, дарагой, в долгу не останусь! – И я полезла в кошелек.

– Что ты, что ты! – замахал на меня руками водитель, – Раз такое дело, как не помочь красивой девушке. Убери деньги, слушай, так помогу. Говори адрес.

Я повторила адрес, сунула кошелек обратно в сумку, откинулась на спинку сиденья, и мы поехали в нужном мне направлении. Водитель «Вольво» как-то странно выбирал маршрут. Все время петлял по небольшим дворикам, ехал по малоосвещенным улочкам, старался избегать центральных трасс. Мне это показалось подозрительным. Я уже почти жалела, что не подождала другую машину или не вызвала такси. Мы проехали еще несколько поворотов, и мое терпение лопнуло.

– Простите мне мою назойливость, – отказавшись от кавказского акцента, подала я голос, – но хотелось бы уточнить: вы уверены, что выбрали правильный маршрут? У меня создалось впечатление, что мы катаемся по кругу. Я уверена, что всему есть логическое объяснение. Прошу лишь об одном: просветите меня насчет причин такого витиеватого маршрута.

Водитель посмотрел на меня испытующе. Думаю, решал, можно ли мне говорить правду. Потом вздохнув, признался:

– Панимаешь, дарагая, машина-то не моя. Я водитель сегодня, а завтра Вахтанг на смену заступает. Я пока Тарасов плохо знаю. В консерваторию довезти могу, к цирку доставить, на вокзал, конечно, и еще в пару мест. А твоего адреса я не знаю, – и виновато потупился.

– Так чего же ты сразу не сказал. Время драгоценное тратил. Там, может, человек умирает, а ты тут скромничаешь! – Я в сердцах ударила по сиденью машины.

– Так ты первая начала корочками махать. А у нас так: если корочки красные есть, то человеку этому перечить нельзя. Вот я и не признался в том, что адрес мне незнаком.

– А мне теперь что прикажешь делать? Ждать, пока произойдет непоправимое?

– Не волнуйся, женщина, найдем дорогу, – обнадежил меня водитель.

– Ничего искать не надо. Освобождай сиденье, я поведу!

Водитель безропотно перелез на заднее сиденье, я перебралась на место водителя и покатила к дому Олеси.

На нужный этаж я поднималась очень медленно, осторожно осматривая все темные закоулки. Поднявшись на лестничный пролет, на который выходят квартиры Олеси и Ильи, я увидела, что дверь в квартиру погибшей слегка приоткрыта. Я решила сначала осмотреть вотчину Ильи. Нажала на звонок, подергала за ручку. Дверь не поддалась. Тогда я перешла к соседской квартире. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, увидела свет в гостиной. Вошла я, уже не опасаясь нападения. На полу гостиной, охая и стеная, сидел в неудобной позе сосед Олеси, Илья. Немногочисленная мебель, до этого стоявшая на своих местах, теперь была разбросана и передвинута. Увидев меня в дверном проеме, Илья вяло заулыбался.

– Что здесь произошло? И почему ты на полу? – обратилась я к соседу.

– Нелегкая занесла, – тихим голосом сообщил сосед, потирая затылок, из которого сочилась кровь. – Хотел вам помочь преступника поймать, а вместо этого сам по шее схлопотал.

– Подожди, не говори ничего, – перешла я на «ты», – для начала я осмотрю тебя, а уж потом ты меня рассказом попотчуешь.

Я наклонилась над затылком соседа. Рана была внушительных размеров, правда, неглубокая. Кровь хоть и сочилась не переставая, но угрозы для жизни Ильи такое кровотечение не представляло. Я прошла на кухню, вынула из навесного шкафа небольшую миску, наполнила ее кипяченой водой из чайника. Затем прошла в ванную комнату, где при первом осмотре квартиры видела аптечку. Достала из аптечки вату, бинты, перекись водорода и пластырь. Вернулась в гостиную, неся с собой все это добро.

Илья, глядя на мои приготовления к процедуре оказания доврачебной помощи, несмело сказал:

– У меня уже ничего не болит. А кровь, так она сама остановится. У меня всегда так бывает.

Для убедительности он попытался подняться с пола, но слабость не дала ему сделать этого.

– Сиди уж! – проворчала я. – Ни на секунду вас, мужиков, оставить нельзя.

Я принялась промывать рану, обрабатывать кровоостанавливающей жидкостью, накладывать повязку. Когда с первой помощью было покончено, я достала телефон и, набрав номер «Скорой», назвала адрес, предварительно предупредив о характере ранения пострадавшего.

Пока ехала «Скорая», я слушала историю, которая приключилась с Ильей. Сегодня вечером он, как обычно, читал. Свет в его квартире был очень слабый. Чтобы не портить зрение, сосед перешел в находящееся возле окна кресло, в подлокотник которого был встроен светильник. Не успел Илья включить его, как в проеме соседского окна вспыхнул свет. Илья подумал, что к Олесе в квартиру снова явилась я. Неторопливым шагом Илья направился в сторону вспыхнувшего света. Не дойдя до балконной двери буквально пары шагов, парень заметил движение в гостиной соседки. Присмотревшись, Илья понял, что это не я, а подозреваемый номер один, ухажер Олеси, орудует в пустой квартире. И тут в голову соседа пришел гениальный план. Илья решил поймать с поличным Олесиного убийцу. Подкравшись поближе к балконной двери, он выждал благоприятный момент, когда ночной посетитель ненадолго вышел из гостиной соседской квартиры. Как только комната оказалась пуста, Илья потихоньку, отработанным методом, приоткрыл балконную дверь, вошел в гостиную и спрятался за диваном.

Вернулся непрошеный гость. Его внимание привлекла широкоэкранная плазма, расположенная на противоположной от дивана стене. Подойдя к телевизору вплотную, ночной посетитель попытался снять экран со стены. В этот момент новоявленный Рэмбо выскочил из-за дивана и рванул в сторону гостя. Но недостаточно проворно. Гость, заметив движение за спиной, резко обернулся и нанес сокрушительный удар по голове соседа. Илья отлетел метра на два назад, упал спиной на журнальный столик, опрокинув его своим весом, и, ударившись головой о край стола, потерял сознание.

Очнувшись, Илья обнаружил, что ночной гость исчез, а он лежит посреди чужой гостиной, истекая кровью. Голова кружилась, Илью подташнивало, руки не слушались. Попытавшись подняться, парень понял, что самостоятельно из квартиры Олеси он выбраться не сможет. Тогда, собрав остатки сил, он вытащил из кармана брюк сотовый и набрал мой номер.

– И чего ради, скажи на милость, ты решил геройствовать? – отчитала я соседа. – Тебе крупно повезло, что жив остался! Этому субчику пришлепнуть человека – плевое дело. Ведь русским языком сказано было: в случае чего звонить мне немедленно. Звонить, а не засады устраивать!

– Я как лучше хотел, – вяло защищался Илья.

– Было бы тебе лучше, если бы он до конца дело довести решил!

В этот момент прозвенел звонок. Я поспешила в прихожую. В дверях квартиры появились санитары «Скорой помощи». Сделав Илье знак молчать, я обратилась к санитарам:

– Вот пострадавший. Сосед это мой. Попросила его помочь телевизор повесить, а он оступился и ударился головой о край стола. Напугал меня до смерти. Как вы думаете, с ним все в порядке будет? Рана не очень опасная?

Санитары с сомнением выслушали мою историю, но лишних вопросов задавать не стали. Осмотрев голову Ильи, заверили меня, что рана не опасная, но не исключено сотрясение мозга. Требуется томография. Илья заартачился, убеждая санитаров, что чувствует себя гораздо лучше, чем выглядит, но они и слушать не стали. Уложили пострадавшего на носилки и понесли к выходу. Я проводила процессию до дверей. Уже на лестничной клетке Илья протянул мне руку, как для рукопожатия. Я крепко пожала ее. В моей руке оказался небольшой предмет. Я незаметно зажала его в кулаке.

– Сувенир от встречи, – загадочно сказал сосед. – Может, пригодится.

Санитары стали осторожно спускаться по лестнице. Я осталась стоять на площадке. Когда процессия скрылась, я разжала руку. На ладони блестела большая коричневая пуговица с клочком драпа от мужского пальто.

***

И вот настал решающий день. Сегодня мне предстоит расставить все точки над «i». После вчерашней беготни и волнений я чувствовала себя окончательно разбитой. Голова раскалывалась от бессонной ночи. Встреча Бена Чифли и коллекционера в гостинице «Парк-Отель» должна была состояться в полдень. Времени на подготовку было предостаточно. Кое-как приведя себя в порядок, я наскоро позавтракала приобретенными вечером запасами и отправилась на место встречи, решив подождать наступления двенадцати часов на месте, на случай непредвиденных обстоятельств.

Подъехав к гостинице, я не стала оставлять машину на общей стоянке, а, как и договаривалась с администратором, заняла место на служебной. В гостиницу я попала тоже через служебный вход. Пройдя через коридор, попала в помещение, где горничные готовились к рабочему дню. Попросила пригласить администратора. Молоденькая горничная в красивой униформе, стрельнув любопытным взором, умчалась выполнять просьбу.

Через несколько минут явился администратор. Он принес с собой ключи от номера и сообщил, что вчера около девяти часов вечера звонил незнакомец и интересовался жильцом номера шестьсот четырнадцать. Именно этот номер я забронировала для Бена. Администратор сообщил незнакомцу, что мистер Чифли отдыхает после перелета и просил не беспокоить его до обеда. Неизвестный, поблагодарив за информацию, повесил трубку. Администратору показалось, что он остался доволен услышанным.

– Посетитель, которого жду я, должен назваться фамилией Савельев, – сообщила я фамилию, которой коллекционер представился Бену. – Других посетителей в номере быть не должно. – И подкрепила свою просьбу хрустящей купюрой. Администратор понятливо закивал, спрятал деньги во внутренний карман пиджака и мгновенно испарился.

Воспользовавшись служебной лестницей, я поднялась на шестой этаж и вошла в номер. Вчера я уже осматривала его, но повторный осмотр был нелишним. Номер имел две комнаты, спальню и гостиную. Имелась в номере и ванная комната с совмещенным санузлом. Дверь в спальню я оставила закрытой. Задвинула плотные портьеры на витражном окне гостиной. За окном находилась широкая, открытая лоджия, оформленная в виде террасы. Мне не хотелось, чтобы в самый неподходящий момент нас побеспокоили, выйдя на террасу, постояльцы соседнего номера. Пожалуй, это было единственное неудобство в планировке номера. В остальном номер идеально подходил для осуществления моего плана. Он был последним на этаже, к тому же я заранее позаботилась о том, чтобы соседний номер оставался свободен до вечера. При встрече администратор подтвердил, что проконтролировал этот вопрос и жильцов в номер не селили. Усевшись в удобное кресло, стоящее в углу, я приготовилась к долгому ожиданию.

Время тянулось неимоверно медленно. Стрелки настенных часов продвигались от цифре к цифре черепашьими шагами. Ближе к двенадцати я приготовила диктофон, которым меня снабдил предусмотрительный Брамс. На высокочувствительной пленке был записан голос Бена. Чтобы не спугнуть коллекционера в самом начале встречи, я решила воспользоваться возможностями современной техники. По этой же причине я заняла в комнате такую позицию, чтобы от входной двери меня не было видно.

Ровно в двенадцать раздался стук в дверь. Выждав приличествующее время, коллекционер открыл дверь и произнес:

– Мистер Чифли, могу я войти? Дверь открыта. – В голосе коллекционера настороженности не было, значит, у администратора все прошло гладко.

Я осторожно нажала кнопку диктофона. Голос Бена с легким английским акцентом произнес из динамика:

– Да, да, мистер Савельев, проходите в гостиную. Я буду готов через минуту.

Сидя в кресле, я следила за тем, как коллекционер пересекает небольшой холл и проходит в гостиную. Дойдя до середины, он остановился, глядя на закрытую дверь, ведущую в спальню. На это и был мой расчет. Закрытая дверь должна была отвлечь внимание от кресла, занятого мной. Прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате, коллекционер сделал еще несколько шагов в сторону окна и задал следующий вопрос:

– Мистер Чифли, у вас все в порядке?

– У мистера Чифли все в полном порядке, – произнесла я, поднимаясь из кресла и загораживая собой дверной проем.

Коллекционер резко обернулся, вопросительно глядя на меня.

– Простите, – произнес он совершенно спокойно. – У меня назначена встреча с мистером Беном Чифли. Вы его секретарь?

– В некотором роде, – ответила я.

– Видимо, я пришел несколько раньше назначенного времени? – продолжил посетитель, все еще не догадываясь о том, что ловушка захлопнулась.

– Вовсе нет, вы пришли точно в назначенный час, господин Ковальчук Олег Анатольевич, – назвала я посетителя его настоящим именем.

– Ах вот оно что! – начиная понимать, что происходит, произнес Ковальчук. – Я так понимаю, с Беном Чифли встречу придется отложить?

– Вы догадливы, господин Ковальчук. Думаю, вам уже не придется встречаться с мистером Чифли.

– Позвольте полюбопытствовать, с кем имею честь?.. – Ковальчук церемонно склонился в поклоне.

– Детектив Татьяна Иванова, – так же церемонно ответила я.

– Вот как? Что же привлекло внимание представителя столь редкой профессии к моей скромной персоне?

– Думаю, ответ на этот вопрос вам хорошо известен. Не стоит изображать из себя невинную овечку, господин Ковальчук. У меня слишком много фактов, уличающих вас.

– Помилуйте, госпожа детектив, у меня и в мыслях не было изображать из себя кого бы то ни было. И уж тем более овечку. Разве что льва, – и Ковальчук хищно улыбнулся.

– Предпочитаете, чтобы я сама рассказала, как, а главное, почему вы убили Олесю Сомову? – решила открыть карты я.

– Сомневаюсь, что вы можете сообщить мне хоть что-то, достойное внимания, – продолжая ухмыляться, заявил Ковальчук. – Но уж если у вас есть желание потрепать языком, а более заинтересованных слушателей вы найти не можете, то так и быть, возьму на себя эту неблагодарную миссию. Тем более что мои планы безнадежно нарушены вашим глупым розыгрышем.

– Считаете себя хитрее всех? Многие преступники именно по этой причине оказываются на скамье подсудимых. Впрочем, вам еще предстоит в этом убедиться на личном опыте.

– Да ты никак мне угрожаешь? – вспылил Ковальчук. – Послушай, девонька, шла бы ты домой, пока я добрый. Все равно в суде на меня предъявить тебе нечего. Иначе не стояла бы ты сейчас передо мной, изображая неподкупную Фемиду, а бежала бы в ближайшее отделение полиции со своими фактами. Как видишь, и я кое-что про твою братию знаю. Не в лесу живу.

– Для суда фактов может и не хватить, тут вы правы. А вот для отца погибшей девушки моих фактов за глаза хватит. Хотя вопрос о суде тоже спорный. Вы известный в городе частный коллекционер, зарекомендовавший себя в определенных кругах как человек, способный на нечистоплотные поступки ради достижения цели. Единственная ваша страсть – собирание раритетных экспонатов. Каждый экспонат вашей коллекции имеет не столько историческую или материальную ценность, сколько является подтверждением того, что, благодаря вашей хитрости, он уведен из-под носа другого, менее удачливого коллекционера в тот момент, когда сделка была делом практически решенным. Таким способом вы тешите свое непомерное эго. Вам не интересен сам получаемый предмет, вам важно почувствовать, что вы обставили очередного соперника точно на финише.

Вы узнали, что австралийский подданный, некий Бен Чифли, собирается передать коллекцию экспонатов Историческому музею в память о его детских годах, и почувствовали азарт борьбы. Ведь вопрос шел о сентиментальных воспоминаниях пожилого одинокого человека. Расстроить такую сделку – дело не из легких. И тогда вы решаете вступить в игру. Вам не нужна была сама коллекция, так же как вам неинтересна была Олеся. И то и другое нужно было для того, чтобы в очередной раз доказать себе, что вы хитрее всех. Вам следовало бы помнить мудрое высказывание: «Вернейший способ быть обманутым – это считать себя хитрее других». В конце концов вас подвела банальная жадность. Расплатись вы, как обещали, с хакером Алексеем, быть может, мне и не удалось бы выйти на вас. И ваш план был бы благополучно доведен до конца.

До этого момента Ковальчук слушал мои предположения с высокомерным видом. Было видно, что ему приятно выслушивать мнение о себе как о человеке, способном строить хитроумные планы и претворять их в жизнь, не считаясь с окружающими. Но последнее высказывание было ему явно не по душе. Приняв агрессивную позу, он заговорил:

– Хочешь знать, как все было на самом деле? Что ж, мне тоже не терпится поделиться с кем-то своим гениальным планом. Самое обидное в моем положении, что никому нельзя рассказать подробности того, как ко мне попадают экспонаты моей коллекции. Я даже рад, что нашлась наконец слушательница, которая будет единственным в мире человеком, узнавшим обо мне правду. А слушать ты будешь внимательно, в этом я уверен.

Ковальчук прошел к бару, откупорил бутылку дорогого коньяка, плеснул в стоящий рядом бокал щедрую порцию напитка и, вальяжно развалившись на диване, начал свой рассказ.

– Несколько месяцев назад, просматривая новости портала коллекционеров, я, как обычно, посетил виртуальные галереи, пробежался по лотам, выставленным на продажу аукционистами, затем зашел в раздел личных коллекций. И там увидел коллекцию Бена Чифли. В комментариях были выложены сентиментальные сопли по теме счастливого детства и желания увековечить себя в истории, пожертвовав за символическую сумму свои семейные реликвии в пользу государства. Я сразу понял: вот то, что мне нужно! Неслыханная удача. Если мне удастся заполучить коллекцию, я не только оставлю с носом наше дражайшее государство, но и докажу никчемность благородных стремлений старого идиота.

Я начал с того, что выяснил подробности работы музея и его сотрудников. Навел справки обо всех работниках без исключения. Ни один отдел кадров не может похвастаться таким количеством информации о своих сотрудниках, каким в итоге владел я. Через две недели я знал о пристрастии Воронкова к зеленому змию, невинном хобби Карагодина, садово-огородных вылазках Лисченко, семейном статусе Шляпина. Моя записная книжка пополнилась телефонами доброго десятка музейных трудяг. Я знал наизусть график дежурства сторожей, планировку каждого крыла и еще кучу нужных и ненужных подробностей. А самое интересное то, что ни один из них даже не догадывался, что находится под моим пристальным вниманием!

Изучив вопрос, я приступил к разработке плана. Корпел над ним целый месяц. Сложнее всего было придумать, как опорочить имя музея в глазах австралийского коллекционера и при этом не навлечь подозрения на себя. Самым верным способом было доказать австралийцу, что музей не самое надежное место для хранения его ценностей. Я подумал, что совершить кражу слишком банально. Да и прибегать к помощи профессионалов такого толка – это подставить себя под удар шантажистов. Такой вариант меня не устраивал. Тогда я решил, что труп неизвестного в стенах музея как раз то, что надо. Только необходимо найти человека, никак не связанного с музеем. И чтобы от него не потянулась ниточка ко мне.

И в этом мне помог Интернет. Сейчас уже не помню, что я в тот момент искал во Всемирной паутине, но результат превзошел мои ожидания. Набрав в поисковике слово «сайт», я увидел выданный результат, и меня осенило. Нужно воспользоваться сайтом знакомств. Найти подходящую дурочку, запудрить ей мозги, а когда подойдет время, избавиться от нее. И дело в шляпе.

На выбор жертвы ушли еще две недели. Я уже потерял всякую надежду на удачный исход задуманного. Нужный вариант подвернулся в самый последний момент. Зато, как только я наткнулся на фото Сомовой, сразу понял, что дальше искать нет необходимости. Бедняжка была так одинока! Она сама вцепилась в меня мертвой хваткой. Очень скоро она согласилась на личную переписку, открыв мне адрес своей электронной почты. Долго зависать на сайте было опасно, а личная почта – дело более безопасное. В переписке на сайте я назвался псевдонимом. Так многие делают. А вот в личных письмах нужно было придумывать более правдоподобное имя. Шутки ради я решил представиться именем директора музея, Шляпина. А потом оказалось, что пользоваться его именем выгодно по легенде. Сомова до конца думала, что ее обожателем был Шляпин. В общем-то, с ней поначалу проблем не было.

Для того чтобы быть в курсе переговоров музейных с австралийцем, мне понадобилась помощь специалиста. Поискав подходящую кандидатуру, я выбрал Алексея. Лишних вопросов он не задавал, работу выполнял исправно. Все интересующие меня сведения пересылал на почту. Мне даже звонить ему ни разу не пришлось.

Переговоры шли своим чередом. Наши отношения с Сомовой складывались как нельзя лучше. Пора было переходить к реальным встречам. В первую очередь для того, чтобы иметь возможность ликвидировать всю переписку. На расстоянии мне бы это не удалось. Но тут произошла накладка. Сомова вдруг испугалась реальных отношений и стала меня динамить. Встречи переносить, отговариваться занятостью. Я еле настоял. Зато после нашей встречи Олеся стала почти ручной. Как завороженная, смотрела мне в глаза, ловила каждое мое слово. Я плел ей про чувства, строил планы на совместную жизнь. И в один прекрасный день Олеся сама предложила переехать к ней. А мне только того и нужно. Конечно, жить с ней я не собирался ни дня, а вот заполучить ключи от ее квартиры было необходимо.

Оставался открытым еще один важный вопрос. Надо было придумать, как устроить так, чтобы тело девушки попало в музей. Тут пришлось попотеть. Пытаться провернуть операцию в день дежурства двух пенсионеров не было резона. Одного еще можно нейтрализовать, а вот двоих – уже рискованно. Я решил делать ставку на Воронкова. Только напарник его меня не устраивал. Бывший опер мог спутать мне все планы. Так ничего и не придумав, я решил положиться в этом вопросе на удачу. А вот уговорить Олесю пойти в музей среди ночи было делом нешуточным. Тогда я придумал Доброжелателя. Решил сыграть на ревности. Ни одна ревнивая женщина не упустит возможности поймать с поличным возлюбленного. Сначала Олеся не реагировала на послания Доброжелателя, пытающегося открыть ей глаза на истинное положение вещей. Пока мне это было на руку.

И тут я получил известие, которого так долго ждал и к которому так тщательно готовился. Алексей сообщил день, на который была назначена сделка. Я понял, что пришло время для решительных действий. Пообещав увеличить вознаграждение, я получил согласие хакера на блокировку связи музея с австралийцем.

Потом пришлось помочь Сомовой серьезнее отнестись к посланиям Доброжелателя. Я даже рискнул появиться у нее дома, чтобы эффект был сильнее. Напросившись в гости, стал требовать от нее уничтожить переписку, дабы Сомова подумала, что я боюсь разоблачения жены. Мне-то это в любом случае выгодно было, хоть согласись Олеся, хоть откажись.

Она отказалась. Я, выпросив ключи от ее квартиры, уехал восвояси, а ей прислал письмо, уничтожающее мои же достоинства. В этом письме я назначил день ее смерти. Она, не подозревая об этом, клюнула на приманку и в ответном письме Доброжелателю сообщила о своем намерении посетить музей в назначенный мной день. Я решил приехать в квартиру Сомовой утром, пока она будет на работе, и уничтожить ноутбук вместе со всеми записями. Здесь меня ждало разочарование. Обыскав весь дом, компьютера я так и не нашел. Но от планов своих не отказался.

Сверившись с графиком, я понял, что мне снова везет. В эту ночь дежурство выпадало на пенсионеров. Нейтрализовать Трофимыча было делом техники. Звонок соседа по даче и обещание денежной компенсации сделали свое дело. Потом подстерег Воронкова у музея и передал ему от имени Трофимыча бутылку водки с сильнодействующим снотворным. Я знал, что Мишка на грани срыва. Вот-вот запьет. Так что был почти наверняка уверен, что к тому времени, когда я буду переносить тело Сомовой в музей, Воронков будет в отключке, а Карагодин целиком поглощен своей писаниной и мне никто не помешает.

Затаившись во дворе музея, я стал поджидать приезда «возлюбленной», приготовив ремень, которым собирался ее задушить. Прождал почти до утра. Думал, уже не придет, но она пришла пешком. Видимо, не хотела таксисту открывать конечный пункт назначения. Меня это порадовало. Меньше будет свидетелей. Я окликнул Олесю. Она обернулась на мой голос, я махнул ей приветственно рукой и указал в сторону парка. Девушка последовала за мной. Прикрытый тенью деревьев, я поджидал, пока она поравняется со мной. Когда Олеся подошла ближе, я даже успел сделать ей комплимент. Приобняв за плечи, я одной рукой погладил ее по шее и ощутил гладкость шелкового шарфа. Повинуясь порыву, я стянул концы шарфа на шее Сомовой. Через минуту все было кончено. Она обмякла в моих объятиях, так и не произнеся ни слова.

Все остальное было разыграно как по маслу. От местных ремонтников я знал, что дверь южного крыла стоит без сигнализации. Дотащив Сомову до крыльца, пошел посмотреть по окнам, как обстановка. Карагодин увлеченно строчил свои письмена. А Воронкова нигде не было видно. Я решил вернуться к южному входу и попытаться открыть дверь. За угол завернул, смотрю, на крыльцо Воронков вышел. Бутылку достал, выпил. Едва успел булкой закусить, и свалился боком на крыльцо. Быстро на него снотворное подействовало. Я медлить не стал. Потихоньку затащил Сомову. Воронкова в подсобку спрятал. А в южном крыле целую театрализованную постановку соорудил. Когда со всеми делами покончил, домой поехал. Устал жутко.

Ковальчук снова налил себе, выпил и опять заговорил:

– В одном я просчитался. Не успел от компа избавиться. А тебе, видать, посчастливилось. Отыскала его. Сосед прятал?

– Не угадали, – подала я голос. – Олеся сама спрятала ноутбук. Видно, все же были у нее подозрения на ваш счет.

– Может, и так. Теперь это уже не важно. Ты вот лучше скажи, как на хакера вышла? Или он сам тебя нашел?

– Майечка, сотрудница музея, привела.

– А она-то каким боком тут?

– Случайно с Алексеем познакомилась, когда тот ваше задание выполнять стал.

– Да, этого я не учел. А все равно план гениальный. Если бы не хакер, ты бы ни в жизнь на меня не вышла.

– Ваш гениальный план тянет лет на пятнадцать строгача, – заявила я.

– Только не мне, – осклабился Ковальчук. – Я собираюсь жить долго и счастливо. И на свободе.

– Теперь это невозможно, – тихо сказала я. – За все в жизни приходится платить.

– Уж не ты ли меня заставишь счета оплачивать?

Ковальчук повернулся ко мне лицом. В правой руке он держал пистолет. Медленно продвигаясь в мою сторону, мужчина прошипел:

– Все, девонька, шутки кончились. Сама понимаешь, ты теперь нежелательный свидетель. А свидетели, как известно, долго не живут.

Он угрожающе надвигался на меня. Я попыталась образумить его:

– Послушайте, Ковальчук, бросьте дурить. Если вы начнете стрелять, вам отсюда не выбраться. В гостинице полно охраны. Они не дадут вам уйти.

– Посмотрим, – повысил голос Ковальчук. – В моем деле главное везение. А до этого оно мне не изменяло. Не подведет и сейчас.

Я не стала ждать, пока он подойдет вплотную. Скосив глаза в сторону, я увидела справа от себя абажур на высокой металлической ножке. Схватив его правой рукой, я, что есть силы, размахнулась и запустила его в коллекционера. Он увернулся и кинулся на меня. Я поняла, что стрелять он не решается, и бросилась прочь из номера. Далеко уйти я не успела. Ковальчук изловчился и схватил меня за лодыжку железной хваткой. Я упала на пол. Он потащил меня обратно в гостиную. Сквозь шум борьбы я услышала звук бьющегося стекла, крики и топот нескольких пар ног. Не успела я подумать, что все это значит, как мой преследователь отпустил мою ногу и что есть мочи заорал. Не вставая с пола, я обернулась и увидела потрясающую картину. Комнату заполнили устрашающего вида амбалы. Двое держали на весу коллекционера, неестественно вывернув ему руки. Ковальчук болтался в воздухе на высоте метра от пола и вопил. Напротив него стоял Сомов. Он не произносил ни звука.

Я поднялась с пола и подошла к отцу Олеси.

– Вы все слышали? – спросила я.

Сомов кивнул.

– Моя миссия окончена? – снова задала я вопрос.

И снова Сомов только кивнул. Не решаясь спросить, что теперь ожидает коллекционера, я бросила на него последний взгляд и покинула номер. Жалости к нему я не испытывала.

Эпилог

Я сидела на больничной койке, уплетала апельсин и наслаждалась чудесным весенним пейзажем, открывающимся из больничного окна. Рядом на табурете сидел Лешик. У него на коленях обосновалась жизнерадостно улыбающаяся Майечка.

– Значит, Мишку Шнягу отпустили? – задал вопрос Илья, лежащий на больничной койке.

Мы дружно рассмеялись. Сегодня утром мою квартиру заполнил оглушительный трезвон дверного звонка. Это заявились Майечка с Лешиком. Они с недавних пор взяли шефство над соседом Олеси, пострадавшим от рук коллекционера-убийцы, и теперь каждое утро начинали с похода в больницу, в которой томился несчастный Илья. Врачи строго-настрого запретили ему покидать больничную койку до конца недели. От отсутствия возможности узнать, чем закончилась история с поимкой убийцы, Илья начал названивать мне по тридцать раз на дню. Чтобы избавиться от назойливого знакомого, я рассказала о нем Майечке в надежде, что она заменит меня на посту у одра больного. Майечка с воодушевлением принялась развлекать заключенного в четырех стенах Илью. А через три дня объявилась на моем пороге с требованием немедленно поехать в больницу и удовлетворить наконец любопытство Олесиного соседа, а заодно и их посвятить в детали дела. Поняв, что отпираться бесполезно, я надела легкие брюки, яркую футболку, обула удобные мокасины и отправилась в больницу. И вот, когда мой рассказ, слегка подкорректированный в конце, дошел до логического завершения, тогда и прозвучал вопрос соседа.

– Отпустили, Илюшенька. Благодаря тебе отпустили. Это ведь ты отправил следователю ту важную улику в виде пуговицы, а заодно и показания о визитере, тайно проникнувшем в жилище Олеси. Ты у нас, Илюшенька, герой, – продолжая смеяться, говорила я.

– Да чего вы хохочете! Человек, можно сказать, ни за что пострадал. Что же, ему всю жизнь за другого в тюрьме гнить?

– Что ты, Илюшенька, разве ты такое допустишь! – в тон мне вторила Майечка.

– Да ну вас! – махнул рукой Илья. – Лучше скажите, преступника нашли?

Мы втроем переглянулись. Майечке и Лешику было известно только то, что после нашей встречи Ковальчук скрылся. Я не стала рассказывать об участии отца Олеси в этом деле. Ни к чему мне лишние разговоры. Пусть уж думают, что я завалила операцию, подробности лучше оставить при себе. Илье было известно и того меньше.

– Не нашли, – за всех ответил Лешик. – Но Мишку все равно отпустили!

Мы снова дружно рассмеялись. Это был главный вопрос, который Илья задавал нам с периодичностью один раз в час. И теперь, когда его чаяния исполнились, мы могли посмеяться над опасениями Олесиного соседа по поводу судьбы Воронкова.

– Кстати, – вспомнила Майечка, – он ведь сегодня к тебе заехать собирался. Поблагодарить. Так что жди гостя. А нам пора.

Мы распрощались с Ильей и, покинув больницу, разошлись каждый по своим делам.

Погода стояла прекрасная. Я решила полюбоваться волжскими красотами. Добравшись до набережной, я стала не спеша прогуливаться. По пути мне встретился киоск с периодическими печатными изданиями. Взгляд мой упал на одну из местных тарасовских газет. Заинтересовавшись заголовком, я прочла: «Смерть коллекционера», – гласила надпись. Я протянула продавцу деньги, взяла у него газету и, не дожидаясь сдачи, пошла к ближайшей скамейке. Развернув газету, я нашла заметку и прочитала: «Вчера вечером, около восьми часов, местные рыбаки выловили из волжских вод труп неизвестного мужчины. Пострадавший был опознан работниками местного отделения полиции. Им оказался известный в городе коллекционер Олег Анатольевич Ковальчук. Из одежды на пострадавшем были только плавательные трусы, что дает возможность компетентным органам с уверенностью предположить, что смерть коллекционера произошла в результате несчастного случая. Видимо, не рассчитав свои силы, Ковальчук слишком рано открыл купальный сезон, от чего и пострадал. Редакция приносит свои соболезнования родственникам погибшего, а также предупреждает жителей города Тарасова об опасности, подстерегающей неопытных любителей раннего купания. Берегите здоровье свое и своих близких!»

«Вода к берегам, а деньги ко мне», – вспомнилась мне мантра, которую я услышала от Тоби. Не знаю, как у него, а у меня, похоже, мантра сработала. Волжские воды принесли к берегам виновника гибели Олеси, а ее отец прислал мне со своим водителем оригинальный чемоданчик, доверху наполненный хрустящими листочками. Жаль только, Скворцову предъявить свою победу я не смогла. Не скажешь же блюстителю правопорядка, что твои доказательства всплыли в Волге. Ну да ладно, я не кровожадная. Пусть пока поработает!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg