«Лучше бы я был холостяком»

Алексей Макеев Лучше бы я был холостяком

1

Мне тридцать два года. Я чертовски умен, полон сил и энергии. У меня прекрасное спортивное телосложение, приятная внешность. Я коммуникабелен, пунктуален, организован. У меня два высших образования. Помимо русского языка, я в совершенстве владею английским, французским и шведским. Мой тесть, Василий Николаевич Грохотов, весьма преуспевающий бизнесмен, председатель крупной автомобильной компании, специализирующейся на продаже подержанных иномарок. Каждую неделю его прибыль исчисляется если не миллионами, то сотнями тысяч долларов. Моя жена Ларочка, рожденная на этот свет лишь для того, чтобы стать единственной и любимой дочерью всеми уважаемого человека, с раннего возраста привыкла к богатству и роскоши. Она обаятельная, обворожительная дама, с приятным проницательным взглядом и точеной стройной фигуркой, умеющая показать себя в высшем обществе. Она такая, которую нельзя не заметить и нельзя не полюбить!

Благодаря удачному стечению обстоятельств мне посчастливилось вскружить ей голову и успешно предложить руку и сердце. Теперь самые лучшие модельеры с мировым именем принимают непосредственное участие в создании эскизов для пошива моей одежды. Не только «желтая» пресса, но и газетные очерки крупных серьезных изданий пестрят громкими заголовками о моем превосходном будущем, предрекая великолепную карьеру и грандиозный подъем по служебной лестнице. У меня есть все…

Пассажирский поезд медленно набирает скорость. Буквально через пару часов я буду в столице Кольского полуострова. Я возвращаюсь в город моего детства и юности, но вместо торжественного восторга мной овладевает панический страх. Заплывшая жиром пассажирка, в спешном порядке покинувшая Оленегорск, мечтающая как можно скорее плюхнуться на свободную полку и развалить на ней бесформенные телеса, бесцеремонно толкает меня огромными баулами.

– А ну пододвинься, пьянь подзаборная! – недовольно прикрикнула она. – Совсем обнаглели, бродяги туберкулезные. Никакого житья от вас не стало. Сослать бы всех на рудники, да заставить вкалывать, пока не передохнете!

Это было сказано с такой откровенной ненавистью и с таким сарказмом, что я невольно проснулся от приятных грез и вновь возвратился в жестокий реальный мир. Я нахожусь в самом дешевом вагоне. В засаленном кармане моего изрядно поношенного пиджака валяется пара сухарей и один рубль восемьдесят пять копеек из всей оставшейся наличности. Любой представитель правоохранительных органов, сумевший распознать во мне опасного преступника, сочтет за честь защелкнуть на моих запястьях стальные браслеты. К тому же обезумевший от горя отец моей дражайшей женушки наверняка выложит кругленькую сумму первому попавшемуся проходимцу, который сообщит обо мне достоверные сведения. Еще больше он вознаградит того, кто предъявит ему неопровержимые доказательства моей гибели. Разумеется, никто из его бритоголовых шестерок не откажется порвать меня в клочья и не упустит шанс ценой моей жалкой никчемной жизни пополнить личный бюджет и в значительной степени поправить финансовое положение. Другими словами, любой прохвост, который сумеет меня распознать, тут же предпримет всевозможные варианты для моего задержания. Жестокие убийства двух женщин, одна из которых была моей любовницей, а вторая – законной супругой, совершенные мной несколько месяцев назад, наделали немало шума. Эта трагическая история не только потрясла Тольятти, но и взбудоражила всю Самарскую область, невольно вызывая справедливый гнев со стороны местного населения. Пожизненное заключение в «Вологодском пятаке» или в «Черном дельфине», которое ожидает меня в самое ближайшее время, может оказаться щедрым подарком судьбы. В противном случае, мне уготована незавидная участь. Мой бывший тесть наверняка приложит максимум усилий и проявит незаурядные способности, развивая изощренные фантазии ради того, чтобы моя смерть была долгой и мучительной. Я отчетливо понимаю, что, возвращаясь в Мурманск, совершаю роковую ошибку. Разумеется, я не планировал сдаться в руки правосудия и никоим образом не собирался раскаиваться в содеянных преступлениях. Теперь уже поздно думать о спасении моей заблудшей и грешной души. Я возвращаюсь в этот город вполне осознанно и с одной определенной целью: раз и навсегда покончить с моими мучениями. Лишь после того как был вынужден скрываться не только от полиции, но и от бандитов, которые, словно разъяренная волчья стая, жаждали моей крови, я начал бродяжничать, испытал все тяготы и горечь нищенского существования. Я смог досконально понять, до какой степени не ценил прежнюю сытую и беззаботную жизнь. Богатство и роскошь просочились у меня сквозь пальцы, как прохладная родниковая вода Лапландского заповедника, которую ради утоления нестерпимой жажды в жаркий летний полдень можно в неограниченном количестве набирать целыми пригоршнями. Которая будет искриться в ладонях, как чистое виноградное вино в хрустальном бокале, переливаясь всеми цветами радуги в отблесках ярких солнечных лучей. Разумеется, я раньше никогда не думал, что смогу так низко пасть в глазах мировой общественности и не только буду лишен самоуважения, но и потеряю чувство собственного достоинства. Я преднамеренно украл деньги на обратный билет, вытащив из дамской сумочки вместе с кошельком у зазевавшейся старушки, которая слишком долго раздумывала, на что потратить свою жалкую пенсию, и наконец-то возвращаюсь на родину. В чужом городе я пережил стремительный взлет и словно горный орел парил высоко в облаках. Здесь, в Мурманске, испытывая предел человеческих страданий, готов подойти к краю бездонной пропасти и сделать последний шаг к собственному падению. Справедливости ради должен признать, что, уничтожив такую ядовитую змею, какой была моя любовница и лучшая подруга моей жены Дарья Холстова, я еще ни разу не засомневался в целесообразности этого убийства. Но если насчет этой мерзкой твари меня не слишком-то мучает совесть, то я не могу сказать то же самое о моей бывшей супруге. Иногда у меня появляется неосознанное желание хоть на мгновение увидеть Ларочку. Как бы там ни было, но ведь я когда-то безумно любил эту загадочную таинственную женщину, а теперь, после всего случившегося, даже лишен всякой малейшей возможности побывать на ее могилке. А ведь, кажется, еще совсем недавно я мог совершенно свободно приблизиться к ней и поцеловать ее нежную утонченную ручку. Я мог бесконечно долго любоваться ее обворожительной красотой и не хуже профессиональных поэтов посвящать ей лирические стихотворения и сочинять трогательные поэмы о пылкой и страстной любви. К сожалению, своими негативными действиями я не только преждевременно лишил ее жизни, но и круто изменил собственную судьбу. Теперь я отлично понимаю, что за оба убийства должен понести заслуженное наказание. В любом случае мне не следовало совершать то, что я совершил. Так или иначе я как никто виноват перед этими несчастными женщинами и даже не надеюсь, что хоть когда-нибудь смогу очистить свою грешную душу и вымолить у людей и у Бога прощение. Самое нелицеприятное в сложившейся ситуации заключается в том, что, кроме самого себя, я не могу назвать ни одного человека, который бы стал причиной моих бед и несчастий. Теперь мне даже нельзя надеяться на чье-то понимание и сочувствие. После того как я зверски убил Дашеньку, моя жизнь стала просто невыносимой. Но тогда это были еще мелкие и почти неопасные шипы, внезапно появившиеся на тонком шатком стебельке моей надломленной судьбы. Разумеется, я досконально подготовился ко второму преступлению. В отличие от строптивой и заносчивой любовницы моя жена Ларочка должна была умереть быстро и безболезненно. Но я не мог и подумать о том, что, покушаясь на ее жизнь, невольно подписываю собственный смертный приговор. В любом случае теперь мои дни сочтены, и я сознательно иду навстречу к трагическому завершению моего никчемного существования. Лишь в собственной смерти я смогу приобрести вечный душевный покой. Как ни парадоксально звучит, но только сейчас я по-настоящему понял, что такое искренняя любовь, наполненная чувством самоотверженной сердечной привязанности! Очень жаль, что раньше я никогда не задумывался над этим вопросом. Почему-то я всегда считал, что любовь – это мимолетное увлечение, внезапно возникшее между мужчиной и женщиной, которое вспыхивает так же ярко и красочно, как праздничный фейерверк, но точно так же мгновенно сгорает и, угасая, устремляется в безвозвратно ушедшую вечность. Теперь у меня на этот счет совершенно иные взгляды.

– Любовь – это неотъемлемая частица твоего «я», – постоянно убеждала Лариса, тщетно пытаясь донести до меня свои искренние чувства. – Любовь – это слезы и страдания, это горечь разлук и радость долгожданной встречи.

– Любовь – это такое благодатное чувство, когда без второй половинки ты начинаешь ощущать себя получеловеком, ведешь неполноценную неинтересную однобокую жизнь, – соглашался я, скрывая по этому поводу совершенно противоречивые мысли.

– Словно становишься дальтоником, не различаешь цветовую гамму, и уже не замечаешь, как восхитителен, совершенен и прекрасен окружающий тебя мир, – не заметив кощунственной издевки в моих словах, подхватывала Лариса. – Когда, находясь в разлуке с любимым человеком, ты чувствуешь себя абсолютно опус-тошенной, словно заброшенный пересохший колодец, в котором не осталось ни капли прохладной влаги.

– Где бы ты ни был, ты повсюду видишь глаза любимой и близкой тебе женщины, слышишь ее голос, чувствуешь ее дыхание… – увлеченно декламировал я, выдавая экспромтом плеяду высокопарных многозвучных фраз. – Ты постоянно думаешь только о ней и готов совершить самые необдуманные поступки и великие подвиги, лишь бы хоть на мгновение оказаться рядом, чтобы обнять ее за нежную хрупкую талию и крепко прижаться своими губами к ее губам, считая, что весь мир создан лишь для нас двоих.

Как ни жаль, но в отличие от Ларочки я слишком поздно узнал, какое это великое счастье любить и быть любимым! Нет ничего более торжественного, как шептать на ушко единственной избраннице кроткие чувственные признания и слышать в ответ такие же нежные и приятные слова: «Я люблю тебя! Люблю! Люблю…»

Вновь эта заплывшая жиром пассажирка. Она опять бесцеремонно толкает меня баулами и в очередной раз возвращает в реальную действительность. Я сопротивляюсь всем нутром, каждой клеточкой моего воспаленного мозга. Я не хочу осознавать себя ничтожным и несчастным человеком. Уже длительное время моя жизнь состоит из единого и нескончаемого кошмара. Я мечтаю закрыть глаза, чтобы, вновь открыв, вернуться в мое прекрасное прошлое. Как бы мне хотелось снова оказаться рядом с Ларисой, а все, что произошло со мной за последние дни, недели и месяцы, считать нелепым глупым и жутким сном. Но увы! Если бы в нашей жизни было все так легко и просто. Это верно, что на ошибках учатся, только почему-то эти ошибки иногда становятся роковыми и в корне меняют не только судьбу, но и всю жизнь человека, сделав его самым несчастным, униженным и беспомощным.

Я исподлобья смотрю на оленегорскую пассажирку.

– Что уставился, алкаш смердящий? – грубо спросила она.

– Ты мне наливала?

– Еще чего захотел? Таким, как ты, и без меня неплохо наливают!

– Каким это таким? Ты меня знаешь, чтобы так говорить? – озлобленно огрызнулся я.

– На рожу свою небритую посмотри, прежде чем порядочного человека из себя корчить!

Я не стал придавать значение ее оскорблениям. В принципе, я отлично понимал, что эта толстушка во многом права. Никто, кроме меня самого, не был виновен в том, что я потерял всякий человеческий облик. Заметив, что я больше не обращаю на нее ни малейшего внимания, она оставила меня в покое и наконец-то развалилась на свободной скамье. По-прежнему глядя на меня презрительным взглядом, она самодовольно замурлыкала под нос что-то из репертуара русских народных песен. Я машинально закрываю глаза и мысленно возвращаюсь в то недалекое прошлое, которое все еще живет в моем сознании и в моей памяти.

2

Тольятти. Это город, который давно был городом моей мечты и моих надежд. Однако, прежде чем я твердо решил покинуть Кольский полуостров, я вначале досконально изучил не только его местоположение на левом берегу Волги, имел понятие об умеренно-континентальном климате, но и попытался как можно больше разузнать о быте и элементарных условиях проживания. Я внимательно следил за телевизионными передачами и преднамеренно прочитал уйму центральной прессы, непосредственно касающейся этой темы. Во всяком случае, я был достаточно осведомлен о том, что этот город был основан Василием Татищевым в 1737 году как город-крепость и был известен не только в России, но и далеко за ее пределами как Ставрополь, что в переводе с греческого языка означало город Креста. Я также не мог не знать, что в 1964 году он был переименован в честь итальянского коммуниста Пальмиро Тольятти. Ну и как само собой разумеющееся, я не мог быть неосведомленным о существовании двух самых современных железнодорожных вокзалов и уж тем более не мог не знать, что Тольятти состоит из трех основных районов: Центрального, именуемого в народе Старым городом; Комсомольского и Автозаводского, который неофициально считается Новым городом. Естественно, я никоим образом не планировал устроиться на градообразующее предприятие, ставшее крупным центром автомобильной промышленности, чтобы потом долгие годы, словно запрограммированный робот, круглосуточно вкалывать на конвейере, тупо собирая отечественные автомобили. Я мечтал о красивой и беззаботной жизни. Мне, человеку весьма образованному, надоело подчиняться заносчивым чванливым руководителям, которые лишь благодаря стечению обстоятельств получили наиболее престижные, хорошо оплачиваемые должности, но при этом так и остались никчемной бездарью. Мне надоело в течение нескольких лет числиться младшим научным сотрудником. Перспектива дождаться своего звездного часа и на склоне лет получить ученую степень меня больше не интересовала. Вместе с перестроечным периодом, внезапно охватившим нашу страну, не только у меня, но и у многих моих сверстников произошло переосмысление финансовых и духовных ценностей. Я хотел иметь все и сразу! Мне нужны были деньги. Много денег! Я мечтал о регулярном посещении самых престижных ресторанов. Я хотел соблазнять наивных молоденьких девочек и при этом умиротворительно щуриться от теплых солнечных лучей, если не на Канарских островах, то хотя бы на побережье Черного моря. К собственному удивлению, при всей моей фантасмагории, я не мог и предположить, что мои бредовые идеи и видения красивой беззаботной жизни не столь уж иллюзионны. В первые же минуты моего прибытия на железнодорожный вокзал города Тольятти я начал разыскивать банкомат, опрометчиво расспрашивая о его местонахождении у совершенно незнакомых мне людей. Потом, даже не оглядевшись по сторонам, я попытался снять с моего банковского счета наличные деньги. К моему огорчению, у меня ничего не получилось. Банкомат опустел, и мне пришлось довольствоваться неприкосновенным запасом, той незначительной суммой, которую я берег на случай непредвиденных обстоятельств. Но мне тогда и в голову не могло прийти, что я самопроизвольно угодил в поле зрения местных аферистов, которые впоследствии так или иначе не только в значительной степени повлияли на мою судьбу, но и в корне изменили дальнейшую жизнь. Я не успел пройти и нескольких шагов по Автозаводскому району, как меня небрежно оттолкнули в сторону. Это был невысокий молодой человек, который чуть ли не сбил меня с ног. Он пронесся мимо, словно тайфун, и даже не извинился за столь бестактный поступок. По собственной наивности я невольно подумал, что у него случилось какое-то несчастье. Я был искренне уверен, что просто так, без уважительной причины, никто не понесется по улице сломя голову, не замечая никого и ничего на своем пути. По моему мнению, он явно куда-то торопился и был чем-то сильно взволнован. Разумеется, он не только вынудил отправить ему вслед парочку нелицеприятных фраз, но и невольно привлек мое внимание. Машинально посмотрев ему вслед, я самопроизвольно увидел, как из заднего кармана его потертых джинсовых брюк выпала крупная пачка денег, согнутая пополам и перетянутая резиночкой. Пока я сообразил, что у меня под ногами валялось целое состояние в виде пятитысячных купюр, этот молодой человек уже затерялся в толпе приехавших пассажиров. Моя безнравственная алчность отреагировала на все происходящее гораздо быстрее, чем внутренний голос благоразумия. Я не стал медлить, мгновенно поднял оброненные им деньги и на всякий случай сделал вид, что намерен нагнать их владельца. Но я даже не успел сойти с места, как почувствовал на собственном плече прикосновение тяжелой мужской руки. Обернувшись, я увидел перед собой коротко остриженного бугая атлетического телосложения. У него было широкоскулое лицо, мощный пуленепробиваемый лоб, широкий нос с явными признаками давно сломанной переносицы. Но больше всего меня поразили его большие карие глаза, в которых явственно отражался взгляд кровожадного коршуна.

– Эй, братишка! Я первый заметил бабло, – произнес он приблатненным жаргоном и тут же пояснил: – У меня больное колено, поэтому тебе удалось меня сделать…

Я не сразу понял, что происходит, но выпустить из рук неожиданный подарок судьбы, уже не хотел. Помню только, что он о чем-то говорил, а я что-то отвечал, пытаясь доказать собственное право на обладание хрустящей пачкой новеньких пятитысячных купюр. В общей сложности мы общались и спорили между собой не более одной минуты, хотя мне казалось, что мы потратили на выяснение отношений целую вечность. Стараясь не привлекать внимание проходивших мимо людей, мы оба говорили на пониженных тонах.

– Не станем же из-за такой ерунды прилюдно бить друг другу физиономию? – подытожил мой конкурент.

Разумеется, он не стеснялся в крепких выражениях, которые по этическим соображениям я преднамеренно убрал из его речи.

– Ничего себе ерунда! – взъерепенился я. – Здесь довольно-таки кругленькая сумма. Кто первый поднял, тот и хозяин!

– Давай не будем спорить! Здесь обоим хватит. Неважно, кто успел поднять эти бабульки. Я первый увидел и поэтому мне семьдесят процентов, а тебе – тридцать.

Он придвинулся ко мне так близко, что я невольно вдохнул приторный аромат его дешевой туалетной воды.

– Считаешь, что ты самый умный? – ощерился я, произнеся эти слова не только как угрозу и категорический отказ последовать его предложению, но и с дикой вспышкой ярости.

Он окинул меня оценивающим взглядом. Внимательно посмотрел на мои кулаки и, вероятно, догадавшись, что я имею некоторое отношение к рукопашному бою, великодушно произнес:

– Делим пятьдесят на пятьдесят!

В этот момент мне даже показалось, что на его широкоскулом лице отразилось некое подобие снисходительной улыбки, а его взгляд стал менее кровожадным.

Разумеется, я сразу согласился, посчитав, что в любом случае гораздо лучше иметь половину левого дохода, чем потерять всю дармовую наличность.

Он предложил отойти в сторону и по справедливости уладить наш спор.

Вот только не нужно мне говорить о том, что, почти достигнув возраста Иисуса Христа, я должен быть гораздо предусмотрительнее и умнее! Как бы там ни было, но этот тип действительно по совести разделил хрустящую пачку новеньких пятитысячных купюр. При этом он настойчиво предоставил мне возможность убедиться в наличии водяных знаков. Каждому из нас досталось по сорок пять тысяч рублей. Согласитесь, это не плохое предзнаменование для человека, мечтающего о беззаботной разгульной жизни и жаждущего легкой наживы! Все верно. Я даже не успел как следует рассмотреть и убрать желанные банкноты во внутренний карман пиджака, как передо мной, неведомо откуда, появилась компания из пяти человек. Среди них я сразу узнал того невысокого паренька, который так опрометчиво обронил свои деньги. Не найдя беглым взглядом бугая с пуленепробиваемым лбом, который добросовестно поделил пятитысячные банкноты, я сразу все понял. Я уже не сомневался, что меня не отпустят, пока не верну помимо приобретенной суммы, недостающую половину, что в общей сложности составит девяносто тысяч рублей. И дай-то бог, если не потребуют от меня гораздо больше, в виде компенсации за якобы нанесенный моральный ущерб!

– Фраерок! Совесть имей! – неестественно протяжным голосом, произнес самый рослый из них. – Правильный пацан в горячих точках служил. Был тяжело ранен, долго чалился в госпитале. Чудом с того света выкарабкался. А ты решил его обуть? Не хорошо это! Не справедливо!

Он небрежно схватил меня за ворот ветровки и угрожающе произнес:

– Немедленно верни человеку бабки… козел!

Одно из двух, выражаясь подобным образом, он либо рассчитывал меня запугать, либо преднамеренно нарывался на грубость. Я решил выждать более подходящий момент и оставил его угрозы без ответа, но для того, чтобы трезво оценить обстановку, окинул нападавших блюстителей справедливости беглым, но внимательным взглядом. Как только я заметил у одного из них финку с выкидным лезвием, то окончательно убедился в том, что меня хотят развести как самого последнего лоха. Верзила, который продолжал держать меня за ворот ветровки, как бы ненароком, обратился к липовому ветерану боевых сражений:

– Ты, братишка, знаешь, сколько бабла у тебя было? – наигранно доброжелательным, но все еще неестественно протяжным голосом поинтересовался он. – Мы сейчас вернем тебе все до последней копеечки!

Сопоставив уже знакомый жаргон и практически те же самые выражения, которые я слышал от их сообщника с кровожадным взглядом коршуна, я самопроизвольно ухмыльнулся и с интересом посмотрел на несчастную жертву моей необузданной алчности.

– Сорок пять тысяч с переписанными номерами, – не моргнув глазом, на одном выдохе произнес этот сморчок.

– И все?

– Другие не успел… Я ведь не думал…

– Сколько?

– Денег?

– Не, фантиков!

– Остальные знаю только по количеству.

– Тебя русским языком спрашивают! Сколько всего было фанеры?

– Мне выдали…

Вероятно, в это мгновение я окинул жалкого прохвоста таким убийственным взглядом, что он ненароком потерял дар речи.

– Не тушуйся, братишка! Мы у этого приезжего фраерка заберем все бабло! Мы за справедливость! Никому не позволим обижать боевых товарищей.

– У меня было… Я точно помню… Я их только что пересчитал и перетянул резиночкой…

– Да это понятно! Откуда у контуженого дембеля портмоне?

– Сто тысяч нашими рублями и четыре куска в баксах! – на одном выдохе выпалил этот неоперившийся цыпленок.

После его чрезмерной наглости у меня больше не осталось сомнений в том, что по собственной глупости я стал участником дешевого спектакля, где вместо одаренных артистов выступали непрофессиональные клоуны. Я уже не сомневался, что из моих карманов будет выпотрошена вся имеющаяся у меня наличность. И при этом мне очень крупно повезет, если не будет более тяжких последствий. Конечно, я моментально сообразил, что звать кого-то на помощь было не только бесполезно, но и совершенно глупо. Так или иначе, но в моем потайном кармане действительно лежали пятитысячные купюры с переписанными номерами. К тому же я не слишком-то доверял местному правосудию. Оттолкнуть здоровяка, который все еще держал меня за ворот ветровки, чтобы спастись бегством, было и стыдно, и глупо, и просто бессмысленно. Меня бы сразу догнали, и уж тогда я бы точно не избавился от своих вымогателей одной наличностью. Вспомнив о том, что успех самообороны в основном зависит от психологии и реальной готовности человека к угрожающей опасности, я решил действовать эффективно, быстро и наверняка. Тот обнаглевший тип, который еще сильнее вцепился в воротник моей ветровки, вскрикнул от невыносимой боли, получив моим коленом целенаправленный удар в пах, и, скорчив-шись, повалился на землю. Двое других вымогателей даже не успели отреагировать, как оба схватились за разбитые носы и, захлебываясь кровью, завизжали как два хорошо откормленных хряка. Тот, у которого была финка с выкидным лезвием, мгновенно выронил ее из руки и стал жадно хватать воздух широко раскрытым ртом. Резкий удар ребром ладони по его горлу на некоторое время вывел его из строя. Хлипкий хозяин денежных купюр не стал дожидаться финала нашей встречи и мгновенно засверкал пятками. Я небрежно достал из внутреннего кармана моего пиджака пятитысячные купюры и, посмотрев на них сквозь солнечные лучи, в этот раз не обнаружил водяных знаков. После этого я с откровенным пренебрежением бросил их под ноги своим неудачливым грабителям. На всякий случай, подняв финку, машинально положил ее в задний карман брюк. Затем я сделал решительный шаг, намереваясь как можно скорее уйти от возможных и наиболее крупных неприятностей, но тут же остановился. Со всех сторон я был окружен отпетыми уголовниками. Ко мне подходила группа отъявленных отморозков атлетического телосложения, с крепкими накачанными мышцами. В иной ситуации можно было подумать, что все они только что вышли из спортзала, где успешно провели соревнования по тяжелой атлетике. Более внимательно к ним приглядевшись, я уже ни на секунду не сомневался в том, что если не у каждого из них, то хотя бы у некоторых нападавших было по стволу или по хорошей заточке. Впрочем, мне было вполне достаточно получить одну пулю в сердце. В этот момент я даже не претендовал на контрольный выстрел в голову.

«Как жаль, что все хорошее так быстро кончается!» – успел подумать я, будучи совершенно уверенным, что мне осталось жить совсем немного.

Я с откровенной грустью посмотрел на чистое безоблачное небо. На какое-то мгновение меня ослепили яркие лучи теплого полуденного солнца.

– Здравствуй, Тольятти, город моих надежд и моей мечты! – зачем-то сказал я. – Здравствуй и прощай!

3

Именно в это мгновение я увидел ее и совершенно позабыл о грозящей опасности. Я смотрел завороженным взглядом. Я был поистине очарован ее необыкновенной пленительной красотой. К сожалению, я упустил тот момент, когда она остановила малиновое «Шевроле» и, решительно распахнув водительскую дверцу, обернулась полубоком, выставив напоказ длинные стройные ножки. Если я хоть что-нибудь понимаю в женщинах, то могу с уверенностью заявить, что она была самим совершенством. И хотя не прилично говорить о возрасте представительницы прекраснейшей половины человечества, осмелюсь заметить, что она была лет на пять младше меня и являлась именно такой сладострастной соблазнительной штучкой, которую нельзя было не возжелать. Неудивительно, что мои противники как вкопанные застыли на месте и внезапно перестали низвергать поток льющейся нецензурной брани.

– Мальчики, вы опять шалите?! – как бы слегка журя малолетних детишек, проворковала она. – Оставьте в покое этого милого красавчика, если не хотите нажить кучу неприятностей!

К своему удивлению, я заметил, что мои неудачливые грабители начали расходиться. Даже четверка аферистов, побитых мной буквально за минуту до ее эффектного появления, в спешном порядке постаралась исчезнуть с моего поля зрения. Лишь все тот же наглец, который требовал от меня деньги и которому я отрихтовал коленом его мужское достоинство, задержался буквально на несколько секунд. Он торопливо собрал фальшивые купюры и, злобно огрызнувшись, в полусогнутом состоянии медленно побрел вслед за компанией бритоголовых парней, двое из которых до сих пор утирали носы и отплевывались кровью. При всем своем желании я не мог понять, что происходит, но тот факт, что обворожительная и таинственная незнакомка, сидевшая за рулем шикарной иномарки, неожиданно спасла меня от серьезных последствий, не вызывал у меня ни малейших сомнений. Я был ей многим обязан и поэтому счел своим долгом поблагодарить за оказанную услугу.

– Я не спрашиваю причину, по которой вся эта местная шантрапа так безропотно оставила меня в покое, но смею заверить, что я ни в чем не виноват! – сказал я, пусть и дрогнувшим от волнения, но все ж таки слегка вкрадчивым голосом.

– Ты напрасно их недооцениваешь. Это не просто хулиганы, а настоящие бандиты и отпетые уголовники! – загадочно пояснила она и тут же укоризненно прощебетала: – Твоя вина не столько в цвете твоего лица, как в твоей беспрецедентной глупой жадности!

– Не стану отрицать очевидное. Вероятно, мной допущена какая-то непростительная оплошность, вследствие которой угодил в неловкое положение, – сказал я. – Но при чем здесь цвет моего лица?

Видно, я так скривился от изумления, что она сразу пояснила:

– У тебя бледный вид. Ты абсолютно не загорел на солнце и, следовательно, приехал с далекого и холодного севера. А раз ты северянин, то у тебя должны быть с собой большие деньги. К тому же невиновных людей не бывает! – строго добавила она. – Если бы ты не позарился на чужие банкноты и как ни в чем не бывало прошел мимо подброшенного муляжа, то с тобой ничего плохого бы не произошло.

Она окинула меня взглядом опытного прокурора и более строго произнесла:

– Тебе, как наивному простачку, подбросили пачку фальшивых купюр. Ты, не задумываясь, решил их присвоить. Потом тебя остановили опытные аферисты и стали требовать возврат денег. Только они требовали настоящие деньги, а не те, которые ты якобы нашел.

Мне нечем было крыть ее справедливые упреки. Я лишь виновато пожал плечами и, глубоко вздохнув, пристыженно пробормотал:

– В любом случае если я обязан вам не жизнью, то не переломанными костями уж вне всяких сомнений. Благодарю вас…

– Лариса… Меня зовут Ларисой, – приятно улыбнувшись, сказала она. – Не преувеличивай мои заслуги. Хотя… Бока-то тебе наверняка бы намяли. И согласись, что по делу!

– Кто бы спорил…

– Так или иначе, но теперь ты мой должник.

– Я, безусловно, согласен… – замялся я. – Но не имею ни малейшего понятия о том, как мне вас отблагодарить?

Я посмотрел на нее с откровенным восторгом и мысленно скинул с нее платье.

– Кончай «выкать». Мало того что я не замужем, так еще и далеко не старая глупая дева, требующая к себе излишнего внимания и чрезмерного уважения! – по-прежнему мило улыбаясь, прощебетала Ларочка. – Ты должен мне чашечку кофе. Надеюсь, после этого неприятного инцидента у тебя еще осталась хоть какая-то мелочь на пару чашечек благородного напитка?

– Да. Разумеется, – забормотал я, все еще находясь под гипнозом ее обворожительных глаз. – У меня есть некоторая сумма. Правда, не столь значительная, как можно подумать, догадавшись, что я приехал с севера. Моим неудачливым грабителям явно не повезло.

Лариса засмеялась.

– Вероятно, сегодня не их день!

– Вполне возможно, – согласился я. – Так или иначе они не успели опустошить мои карманы. Но я только что приехал в этот замечательный город и еще не знаю, где поблизости можно найти более-менее приличное кафе.

– Откуда приехал? – все так же мило улыбнувшись, спросила она и тут же сама ответила на собственный вопрос: – Наверняка из Заполярья! Из Мончегорска или Кировска?

– С Мурманска, – уточнил я. – Из столицы Кольского полуострова.

– Я много слышала об этом городе! – повеселевшим голосом воскликнула Лариса. – Там полгода темная непроглядная ночь, а другие полгода светлый теплый солнечный день. А еще у вас по улицам бродят белые медведи…

Я не стал вступать с ней в излишнюю дискуссию и только многозначительно пожал плечами. У меня не было ни малейшего желания доказывать существенную противоречивость ее убеждений. По крайней мере, я ни разу в жизни не видел в Мурманске ни одного белого медведя, не считая тех двух, выполненных из гипса в натуральную величину, которые уже много лет украшают центральный вход Дома культуры моряков. Да и солнце на Кольском полуострове не признак тепла, а всего лишь показатель очередного времени года.

– Ну что же ты стоишь? – спросила она все тем же звонким певучим голосом. – Садись в машину! Неужели ты думаешь, что после всего случившегося, и особенно после того, что ты здесь только что натворил, тебя безнаказанно отпустят?

Она вновь поставила стройную соблазнительную ножку на педаль акселератора и, чуть повысив голос, повторила:

– Теперь у тебя нет иного выбора. Или быстренько ныряй ко мне в тачку, или…

Я не позволил ей договорить.

– Разумеется, я лучше прислушаюсь к благоразумному совету, – поспешно заявил я.

Лариса слегка нагнулась и распахнула правую дверцу. Я грузно опустился на переднее сиденье и с некоторым смущением заметил, что обе кисти моих рук были испачканы кровью.

– Ради всего святого, простите… – промямлил я, не зная, что мне делать.

Как назло, у меня в кармане не было ни одного носового платка.

– Открой бардачок и возьми салфетку, – доброжелательно произнесла Лариса.

Я еще не успел как следует протереть все свои ссадины и стереть чужую кровь, как она включила передачу и почти молниеносно сорвалась с места. Надо отдать должное ее проницательности. Прежде чем мы окончательно покинули пределы железнодорожного вокзала, мне представился случай еще раз увидеть сборище неудачливых аферистов в их полном составе. Проводив меня презрительным взглядом, как ни странно, ни один из них даже не погрозил мне кулаком. Впрочем, уже буквально через несколько секунд я вообще позабыл об их существовании. Да это не удивительно, ведь рядом со мной была самая загадочная и самая привлекательная из женщин, которую по праву можно считать лучшей представительницей прекраснейшей половины человечества. Я ни на секунду не отрывал от нее завороженного взгляда. Судя по ее длинным соблазнительным ножкам, спрятанным в ажурном капроне, она была высокого роста. Ее густые белокурые волосы спадали чуть ниже красивых покатых плеч. У нее был изумительно привлекательный курносый носик, присущий уравновешенным и надежным женщинам, которых не интересуют временные романы. Слегка приподнятые брови, широкие у переносицы и плавно сужающиеся к вискам, невольно придавали ее милому нежному лицу некоторую пикантность. Как и всякий уважающий себя мужчина, я смотрел на нее с упоенной страстью, диким желанием и восхищением. Я хотел прикоснуться к ее упругому телу, хотел испытать истинное наслаждение, обладая этой загадочной женщиной. В то время я даже ни на секунду не задумался, почему привокзальные беспредельщики лишь при одном ее появлении так поспешно оставили меня в покое. Я влюбился в нее с первого взгляда и утонул в ее пленительных завораживающих глазах. Я машинально отвечал на ее вопросы, рассказывал о своем родном городе, о друзьях и еще невесть о какой чепухе, но все это время меня не покидало одно-единственное желание. Во что бы то ни стало я хотел оказаться вместе с ней в одной постели. Впрочем, я бы не отказался переспать с ней даже в легковом автомобиле.

– Если хочешь, могу подбросить тебя до гостиницы, – ненавязчиво предложила Лариса, нарушив ход моих неблагочестивых мыслей. – В «Веге» цены от трех тысяч пятисот рублей. В гостинице «Эмеральд» снимешь номер за четыре пятьсот…

– А если чуточку поскромнее?

– В «Калине Красной» цены колеблются от тысячи семисот рублей. В гостинице «Вазинтерсервис», если тебе крупно повезет и будут свободные места, можешь снять номер за восемьсот рублей в сутки…

– Ты чересчур хорошо обо мне думаешь, – ответил я. – У меня как у латыша… Для начала планирую снять комнатку в частном секторе, у какой-нибудь сердобольной старушки.

Лариса вновь приятно улыбнулась, сверкнув безупречно ровными зубками, и, лихо обгоняя другие автомобили, сказала:

– У моей родной тетки есть домик на окраине Старого города. Я точно знаю, что у нее как раз освободилась комнатка, которую она может сдать какому-нибудь симпатичному одинокому постояльцу.

– Какова цена вопроса? – осторожно поинтересовался я, подозревая, что у такой крутой женщины, как Ларочка, и родная тетка должна быть соответствующей дамой с высокими запросами.

– Она дорого не возьмет.

– В этом мире все относительно. Для одного человека сто рублей настоящее состояние, а для другого миллион все одно, что рубль!

– Моя тетушка классная бабуленция и абсолютно не жадная до денег. Все, что ей нужно, у нее есть. Она довольствуется тем, что имеет.

– Но если она сдает комнату, значит, какой-то личный интерес все ж таки присутствует?

– Ее привлекают не столько деньги постояльца, как общение с интересным собеседником.

– Ты уверена, что я интересный собеседник?

– Уверена! Я ничуть не сомневаюсь, что ты именно тот человек, с которым ей будет приятно проводить свободное время тихими звездными вечерами за чашечкой свежезаваренного чая или бокальчиком домашнего виноградного вина.

У меня не было особого выбора, и поэтому я не стал привередничать. Тем более что не имел ничего против бокальчика хорошего вина в компании одинокой пожилой женщины. К тому же я ни в коем случае не торопился покинуть свою очаровательную заступницу.

– Насколько я понимаю, у меня нет других вариантов? – констатировал я неопровержимый факт.

– Варианты есть, но это лучший из всего, что я могу предложить.

– В таком случае незамедлительно едем к твоей тетушке.

Я поймал себя на мысли о том, что самопроизвольно перестал «выкать».

– Ну и правильно, – подытожила Лариса.

Она посмотрела на меня умиленным взглядом и улыбнулась. Я ответил ей такой же приветливой улыбкой, затем откинулся на спинку сиденья и облегченно вздохнул, будучи уверенным, что все мои несчастья остались далеко позади.

Не прошло пятнадцати минут, как Ларочка подвезла меня к дощатому домику, слегка покосившемуся и почерневшему от времени, но с чистым ухоженным палисадником. Мы вошли во двор. Лариса достала ключ, который был оставлен под ковриком возле порога, и проворно открыла дверь.

– Моя тетушка наверняка ушла на рынок или попросту решила прогуляться по магазинам. Я не стану тебя стеснять и отлучусь на некоторое время по своим делам. Пока располагайся…

– Ну уж нет! – воспротивился я. – Во-первых, должен рассчитаться с долгами! Еще не угостил чашечкой кофе…

– А во-вторых? – поинтересовалась она.

– А во-вторых… – поспешно ответил я. – Как ты представляешь мою встречу с твоей тетушкой?

– Да обыкновенно!

Я неопределенно взмахнул руками и тут же добавил:

– Она возвращается в дом и застает незнакомого мужчину. Что она может подумать?

– Что ты хочешь снять у нее комнату.

– Да ничего подобного! В первую очередь она наверняка примет меня за какого-нибудь мелкого воришку!

– Она у меня доброжелательная классная тетка, – Лариса немного поразмыслила и тут же согласилась с моими неопровержимыми доводами.

– В некоторой степени, ты, наверное, прав, – сказала она, вынимая из теткиного серванта кофейные чашечки.

Мы прождали около получаса, но ее тетушка так и не появилась на пороге собственного дома. В принципе, я ничуть об этом не сожалел. То время, которое я провел, общаясь с Ларочкой, не прошло даром. У нас была легкая задушевная и ни к чему не обязывающая беседа. Я мысленно благодарил всех святых за то, что получил возможность с ней познакомиться. Должен признаться, что и мое присутствие не было ей неприятным. Как опытный ловелас, я всегда чувствовал, когда та или иная женщина была во мне заинтересована. Но как бы там ни было, рано или поздно, всему хорошему наступает конец. Лариса созвонилась с тетушкой и, заверив меня в том, что я могу ни о чем не беспокоиться, решила оставить меня наедине со своими мыслями.

– Ты только что с дороги. Приехал в незнакомый город. Неприятная встреча с местными бандитами на привокзальной площади. Лишние волнения. Все это требует хорошего отдыха, – подметила она.

Я покорно принял ее предложение. В конце-то концов чего я терял? В данной ситуации она рисковала гораздо больше, оставив в доме любимой тетушки малознакомого человека. Лариса пообещала заехать на следующий день и протянула мне на прощание нежную ручку с тонкими музыкальными пальчиками, самой природой приспособленными для виртуозной игры на рояле.

«Или сейчас, или никогда», – подумал я и тут же приступил к решительным действиям.

Я воспользовался самым простым, но давно проверенным способом. Я не выпустил ее ладонь и, убедившись, что она не спешит ее отдернуть, начал медленно притягивать Ларису к себе. Она не сопротивлялась, и ее рука повиновалась моим заранее продуманным действиям. Своей левой рукой я осторожно обнял Ларису за талию, которая показалась мне чересчур хрупкой и гибкой, похожей на стройную тростинку.

– Ты что себе позволяешь? – укоризненно спросила она. – Ты ведешь себя как нехороший мальчишка.

– Но ведь ты не хочешь уходить и не хочешь меня оттолкнуть, – самоуверенно отпарировал я и сразу добавил: – Мне тоже не хочется тебя отпускать.

Я не позволил ей произнести в ответ ни единого слова и тут же прошептал тихим, почти неслышным голосом:

– Здесь никого нет. Только ты и я. Ты не хочешь уходить, а я не хочу с тобой расставаться. Можешь считать меня сумасшедшим, но я безумно в тебя влюбился! Я влюбился в тебя с первого взгляда. Я хочу поцеловать твои алые пухленькие губки. Я хочу своими губами испробовать их пьянящий сочный нектар. Я хочу почувствовать свежесть твоего дыхания. Я хочу целовать твои красивые глаза, твой маленький аккуратный носик. Я хочу…

– Не надо… – еле слышно взмолилась Лариса. – Не надо…

Но ее голос был таким слабым, словно она стеснялась моей близости и в то же время боялась меня потерять. Все той же левой рукой я прижал ее к себе и крепко поцеловал ее мягкие влажные губки. Я не мог не почувствовать, как она задрожала всем телом. Она была словно осиновый листок, дрожащий от легкого дуновения ветерка. Я более настойчиво впился в ее губки своими губами. Я начал страстно целовать ее глаза, носик и щечки. Я целовал ее шейку и мочки ушек и при этом успевал шептать пусть и лживые, но самые нежные слова, которые только приходили мне на ум. Она произносила легкие стоны и по-прежнему дрожала всем телом. Я отпустил ее правую руку и с нарастающим усилием прижал Ларочку к своей груди, и при этом продолжал ее целовать и говорить о том, что мне приятно целовать ее глаза, носик и щечки. Я говорил, что буду счастлив, если она позволит поцеловать пальчики ее нежных рук. Я даже говорил, что мечтаю целовать ее ножки, потому что они самые красивые ножки на всем белом свете. Натренированным щелчком пальцев левой руки я сквозь кофточку расстегнул застежку ее бюстгальтера и в то же мгновение настойчиво протиснул свое правое колено между ее стройных ножек и даже почувствовал, как прикоснулся к ее заветному бугорку, выпирающему в нижней части ее животика. Продолжая настойчиво целовать и всячески ласкать Ларису, без умолку нашептывая ей самые красноречивые возбуждающие слова, я оставил свою левую руку на ее пояснице, а правой начал медленно прикасаться к ее упругой женской груди. Она застонала так сильно, что я даже испугался, подозревая, что Ларочка от чрезмерного возбуждения может потерять сознание. При этом я все ж таки не ослабил своего напора и медленно, но уверенно втиснул ладонь правой руки ей под кофточку и осторожно прикоснулся к оголенной груди. Потом я снял ее кофточку и, сбросив на спинку рядом стоявшего кресла, легким покусыванием стал ласкать ее вздувшиеся соски. Одновременно с этими действиями я продолжал поглаживать коленом ее заветный бугорок. Не останавливаясь ни на секунду, я объяснялся в любви и шептал самые жгучие и прекрасные слова, осознавая тот факт, что все женщины любят ушами. Не хочется быть чересчур самонадеянным человеком, но в те минуты моего безрассудства мне казалось, что я превзошел самого себя. По-моему, она даже не заметила, как я приподнял подол ее платья, и ладонь моей левой руки протиснулась под резинку ее шелковых трусиков. Лариса обняла меня за шею и еще крепче прижалась ко мне. Она явно потеряла самоконтроль и полностью отдалась в мою власть. Она продолжала дрожать, издавая легкие стоны. Как ловкий обольститель женских сердец и страстный любовник, я не мог не понять, что в мои сети угодила золотая рыбка. Я не мог поверить, что Лариса, такая волевая, умная и красивая женщина, еще никогда в жизни не имела опытного мужчину. Всего лишь на какую-то долю секунды я вспомнил о ее тетке, которая должна была вернуться домой, но тут же позабыл о ее существовании, потому что мне представился шанс стать самым лучшим из мужчин для самой обаятельной и привлекательнейшей из женщин. Вернее, мне представился шанс сделать из этой очаровательной тольяттинской красавицы самую желанную сладострастную и непревзойденную любовницу.

4

Разумеется, в тот памятный день мы с Ларочкой так и не дождались возвращения ее милосердной тетушки. Спустя еще час, который пролетел как одно мгновение и который провели, неистово наслаждаясь любовными играми, мы вновь подошли к автомобилю. Лариса твердо решила приютить меня в собственной квартире. Мой вопрос о снятии жилья был решен окончательно и бесповоротно. Теперь Ларочка смотрела на меня совершенно иным взглядом. Не просто с откровенным любопытством, изучающим незнакомого человека, а слегка пристыженным, но счастливым, наполненным чувством эротического удовлетворения.

– Я никогда не думала, что заниматься с тобой любовью так приятно и так хорошо. Ты помог мне совершенно избавиться от излишней скромности и сумел удовлетворить все мои интимные желания, – сказала она.

Я постарался изобразить удивление.

– Нет, правда, – добавила Лариса. – Мне еще никогда не приходилось испытать такое невероятное блаженство! Мне кажется, я теперь точно знаю, что такое быть на седьмом небе от счастья!

– А я бы никогда не поверил, что в первый же день своего пребывания в твоем замечательном городе мне не только посчастливится познакомиться с самой красивейшей из женщин, но и удастся забраться тебе под платье, – добродушно признался я.

Какое-то мгновение она была в нерешительности. Слегка надкусила нижнюю губу, затем одарила меня все тем же смущенным взглядом.

– Буквально все мужчины шарахаются от меня в сторону, – сказала Лариса притихшим голосом. – Они боятся…

– Тебя? – откровенно изумился я, преднамеренно выдержав небольшую паузу. – Разве можно тебя бояться? Ты же абсолютно кроткая и беззащитная женщина! В то же время весьма привлекательная, сексапильная…

На ее лице отразилось плохо скрытое самодовольство.

– Нет! Конечно же, нет. Они боятся не меня.

– Кого же?

– Они опасаются…

Ларочка посмотрела на меня таким целеустремленным взглядом, словно хотела убедиться, можно ли мне доверять.

– Можешь не отвечать, – снисходительно подметил я. – У каждого человека есть свои слабости и свои тайны…

– Они опасаются моего папашу, – на одном выдохе сказала она.

– Неужели? – полюбопытствовал я и вдруг вспомнил о тех привокзальных аферистах, которые в спешном порядке оставили меня в покое и даже не попытались отомстить за их разбитые переносицы и прочие телесные повреждения.

– И кто же твой отец, милая моя девочка? Директор автомобильного завода? Начальник местной полиции? Быть может, мэр города или кандидат, который баллотируется в губернаторы Самарской области?

Она вновь посмотрела на меня настороженным взглядом и смущенно спросила:

– Если я скажу тебе правду, ты не попытаешься от меня сбежать?

Я в смущении покачал головой.

– С какой стати? Я не из тех мужчин, которые, переспав с женщиной, норовят скрыться от нее при первом удобном случае.

– И все-таки мне кажется, ты сразу же меня бросишь. Я не хочу с тобой расставаться.

Смутившись от признания, Лариса начала покусывать ногти правой руки.

Верно говорят, что женщина особенно сильно любит того мужчину, который стал для нее неотразимым любовником. Мои мысли крутились в голове гораздо быстрее, чем, управляя скоростным автомобилем, она успевала преодолеть сотню метров по чистому ровному асфальту. Я сразу сделал соответствующий вывод о том, что мне дьявольски повезло.

«В мои сети угодила богатая, хорошо обеспеченная фифочка. Мне посчастливилось соблазнить единственную наследницу уважаемого в городе человека, – подумал я. – Временная дружба с ней и легкий, ни к чему не обязывающий флирт пойдут только на пользу!»

Реально оценив обстановку, я не мог не увидеть великолепную перспективу. Где-то на горизонте передо мной замаячило превосходное будущее. С помощью ее отца я мог многого достичь. Он наверняка был способен сыграть немаловажную роль в моей судьбе и в корне изменить мою никчемную жизнь.

– Останови машину! – почти приказным тоном потребовал я. – Останови немедленно!

Лариса прижала автомобиль к обочине дороги, нажала на педаль тормоза и посмотрела на меня испуганным взглядом. Ее пухленькие губки дрожали.

– Что случилось? – озадаченно спросила она. – Ты решил уйти?

– Я не в силах больше терпеть, – наигранно жалобным голосом произнес я. – Мне безумно хочется тебя поцеловать. Мне хочется приласкать тебя, прижимая к своей груди. Хочется прошептать тебе на ушко признания в моей сильной, страстной и безудержной любви.

Я запрокинул левую руку на ее красивые покатые плечи и нежно поцеловал в щечку и шейку.

– Я полюбил тебя с первого взгляда. Я влюбился в тебя, как мальчишка. Я готов выйти из машины и на всю улицу прокричать о том, что, встретив тебя, я неожиданно стал самым счастливейшим человеком на свете! Я стал самым счастливым, потому что люблю тебя и буду любить целую вечность!

Я снова поцеловал ее в щечку и тихо прошептал:

– Теперь я твой! Только твой и ничей больше! Ты мое счастье, ты моя радость! Я знал, что рано или поздно мы обязательно встретимся, и поэтому никогда не обращал внимания на других женщин.

Ларочка кокетливо улыбнулась.

– Однако для человека, который впервые влюбился, ты слишком хорошо целуешься! Я уже не говорю обо всем прочем… – лукаво подметила она.

Для того чтобы как следует собраться с мыслями, я мгновенно перебрал в памяти самых запоминающихся любовниц, которым нашептывал на ушко те же наивные, давно отрепетированные любовные монологи и которым так же клялся в вечной и преданной любви. Чтобы лишить Ларису возможности сбить меня с намеченной цели, я вновь принялся целовать ее шейку и щечки. Потом я осторожно притянул ее к себе и, прежде чем крепко поцеловать в ее мягкие пухленькие губки, еще раз продекламировал любовные реферамбы. Должен признаться, что все мои старания не были напрасными. Переступив порог ее огромной шестикомнатной квартиры, я вообще решил вцепиться в нее как морской осьминог в несчастную жертву всеми своими присосками. Я решил во что бы то ни стало не упускать этот единственный шанс, благодаря которому наконец-то из младших научных сотрудников смогу стремительно перейти в ранг преуспевающего бизнесмена. Я был уверен, что ее любящий папаша не оставит без должного внимания лучшего друга своей любимой дочурки. Оглядываясь по сторонам и никогда раньше не видя столько роскошных вещей, я ничуть не сомневался в том, что если ее отец не директор крупного автомобильного завода, то наверняка удачливый банкир. Я не мог поверить свалившемуся на меня благоденствию. В первые минуты моего пребывания в Тольятти я даже и не мечтал завести миловидную любовницу, с чьей помощью мне удастся устроиться на престижную работу с соответствующим окладом. И хотя, как представитель большинства мужчин, которые, обольстив женщину и вкусив запретный плод, теряют к ней всякий интерес, я тоже не испытывал к Ларисе первоначального влечения, но все ж таки не мог не понимать, что мне действительно здорово подфартило. Мне подвернулась огромная удача. Я сумел ухватить за хвост птицу счастья! Разумеется, после того как мои низменные желания были удовлетворены и постепенно слегка угасли, Ларочка уже не казалась мне столь привлекательной и обворожительной женщиной. Однако я не мог отрицать тот неоспоримый факт, что она по-настоящему в меня влюбилась. Теперь я мог использовать ее не только как объект моих низменных вожделений. Она стала гарантом моего стремительного взлета по служебной лестнице.

– Я люблю тебя, лапушка моя, – сказал я, все еще озираясь по сторонам и мысленно оценивая стоимость импортной мебели, люстры из чистого хрусталя и всего прочего, что было с изяществом подобрано для интерьера ее квартиры. Ради укрепления собственного положения я был готов вновь заключить ее в жаркие объятия и с неудержимой страстью разыграть пылкого любовника, но внезапно мое внимание привлекла домашняя кошка неведомой для меня породы. Она была бесхвостой, с крупным телом и с такой же крупной головой, с выступающими скулами и с большими круглыми глазами. Ее задние лапы были гораздо длиннее передних, спина изогнута дугой, а ее короткая блестящая шерсть имела ярко-рыжий подшерсток, сквозь который пробивалась дымка белого цвета.

– Это моя милая киска! Мое самое любимое животное, – восхищенно заявила Лариса. – Мой папулечка привез мне ее в подарок с острова Мэн, когда выезжал на отдых в круиз по Ирландскому морю.

Я понял, что мне пора блефовать.

– Кажется, я где-то читал об этих удивительных животных, – не моргнув глазом, солгал я, всячески пытаясь угодить Ларисе. – Только не мог и мечтать о том, что когда-нибудь мне представится случай воочию увидеть одну из представительниц этой замечательной породы. Насколько мне известно, у них преданный, нежный и любознательный характер, – добавил я, вспомнив описание какого-то животного, которое никоим образом не принадлежало к породе кошек, но явно подходило для подтверждения моей образованности и моего высокого интеллекта.

– Ты неплохо разбираешься в кошечках, – удовлетворенно подметила Ларочка. – Мне очень приятно узнать, что ты любишь животных. Значит, ты чуткий и добрый человек.

Какое-то время я был в растерянности и молча смотрел на нее, обдумывая услышанное. Наконец, собравшись с мыслями, произнес:

– Ну как можно не любить такую прелесть? Да и вообще, пристрастие к кошечкам это моя слабость! Мне нравятся эти милые, умные животные. Они забавные, безобидные и бесхитростные…

Скрывая от Ларисы искреннее отвращение, я решительно взял кошку на руки и осторожно погладил.

– Это мэнская кошечка, – пояснила Ларочка. – Она действительно очень умная и ласковая. Согласись, что мы с ней чем-то похожи. Я ведь такая же нежная и кроткая, не так ли?

Я наигранно улыбнулся.

– Да. Что-то общее между вами определенно имеется, – дружелюбно ответил я, скрывая истинное мнение на этот счет.

– Мне почему-то хочется, чтобы ты называл меня своей киской. Тебе ведь не будет это неприятно?

– Нет, – однозначно произнес я. – Даже наоборот, буду только счастлив, сравнивая тебя с этим милым кротким созданием. Разумеется, я согласен называть тебя своей киской, но при определенных условиях…

– Каких же?

– Я не в состоянии подобрать нужные слова, чтобы в полной мере выразить свой восторг, но, лежа в постели, я все ж таки намерен обнимать только одну из вас!

– Неужели это милое животное понравилось тебе до такой степени? – с хитринкой в глазах поинтересовалась Ларочка, но тут же успокаивающе прощебетала: – Не волнуйся, мой шалунишка, целовать и обнимать в постели ты будешь только меня! Но скажи, тебе действительно нравится моя киска?

– Вы обе просто девятое чудо света!

– В таком случае восьмое… – с укором подметила Ларочка. – Их всего семь. Египетские пирамиды, храм Артемиды в Эфесе, висячие сады Семирамиды, статуя Зевса в Олимпии, мавзолей в Галикарнасе, Колосс Родосский и, наконец, Фаросский маяк!

Она словно маленькая девочка запрыгала от восторга и захлопала в ладоши.

– Видишь, какая я умница! Многие люди знают, что чудес света ровно семь, но мало кто может их перечислить.

– Мне не хочется тебя огорчать, моя кисонька, но с недавнего времени официально зарегистрировано и признано восьмое чудо света. Ты упустила из виду беломраморную гробницу Тадж-Махал, которая стала архитектурной жемчужиной Индии.

– Какая разница, семь или восемь? – буквально взвизгнула Лариса. – Я все равно не видела ни одну из них и наверняка никогда не увижу.

– Никогда не говори никогда! – цинично продекламировал я.

– А ты сам-то видел?

– Только пирамиды.

– Ну тогда и не умничай!

Она забрала у меня кошку и принялась ее нежно гладить. Мне ничего не оставалось, и я выдал несколько льстивых реплик в адрес ее питомицы. К тому же эта бесхвостая тварь внезапным появлением самопроизвольно предоставила мне некоторую передышку. Теперь я немного отдохнул и мог с удвоенной страстью подарить Ларочке несколько минут безумной любви, тем более что она начала поглядывать на меня озорным затворническим взглядом. Как я и предположил, Лариса опустила мэнскую кошечку на паркет и крепко меня обняла. По ее упругому телу вновь пробежала возбуждающая дрожь.

– Не верю в свое неожиданное счастье, – прошептал я, стараясь как можно меньше повторять цитаты из давно отрепетированного и привычного для меня репертуара. – Даже не представляю, как же я мог жить без тебя? Солнышко мое! Кровинушка моя! Если бы я только знал, что ты живешь в этом замечательном городе…

– И что бы тогда было? – сбив меня с мысли, поинтересовалась Лариса. В ее глазах мелькнула тень улыбки.

– Приехал бы сюда еще несколько лет назад и целыми сутками бродил по улицам в надежде, что мне удастся увидеть тебя, хоть на один миг, на одно мгновение. Я бы давно все бросил и примчался в этот город лишь ради того, чтобы хоть минутку, хоть секундочку быть с тобой рядом. Я хочу целовать твой носик, твои губки, твои глазки…

Я внезапно поймал себя на мысли о том, что невольно начинаю повторяться. Впрочем, это уже было не столь важно. Главной моей задачей было не замолчать, продолжая, постоянно нашептывая, выплескивать из глубин моей взбудораженной души целую плеяду давно заученных и хорошо отрепетированных фраз. Моя правая рука опять коснулась ее спины, и привычным движением пальцев я вновь расстегнул застежки ее бюстгальтера. Моя левая ладонь постепенно, но уверенно проскользнула под резинку ее шелковых трусиков.

– Мой милый, ты такой настойчивый и неугомонный… – тихо произнесла Лариса. – Мне кажется, ты никогда не успокоишься. Неужели я действительно так сильно тебя возбуждаю?

Я мгновенно сбавил темп и прекратил свои ласки, словно, пробежав по беговой дорожке несколько сотен метров, споткнулся о камень перед самым финишем.

– Я не понимаю, что со мной происходит, – притворным голосом ответил я. – Рядом с тобой я просто схожу с ума! Я теряю рассудок и перестаю контролировать свои чувства и мысли. Я люблю тебя! Люблю! Люблю…

У Ларочки удивленно изогнулись брови.

– И ты действительно не боишься? – поинтересовалась она.

Я с тревогой посмотрел на Ларису.

– Чего мне бояться, лучик мой солнечный? Мне рядом с тобой хорошо и спокойно. Я люблю тебя! На всем белом свете нет ничего, что теперь смогло бы нас разлучить…

– А мой отец? – спросила Ларочка. – Неужели ты его правда нисколечко не боишься?

– Нет. Да и почему должен его бояться? – настороженно поинтересовался я.

– Это из-за него ни один из мужчин нашего города не осмеливается ко мне подойти. Это даже здорово, что ты о нем ничего не слышал. Иначе я бы так и не узнала, какое это огромное счастье кого-то любить и быть любимой!

Я аккуратно расстегнул ее блузку и с наигранной страстью начал ласкать ее оголенную грудь. Когда я заметил, что Лариса потеряла ощущение пространства и времени, то вновь начал целовать ее глаза, щеки и губы.

– Я не понимаю, почему потенциальные тольяттинские женихи так опрометчиво опасаются твоего папашу? – не придумав ничего лучшего, полюбопытствовал я и тут же добавил: – Они круглые идиоты! Они даже не представляют, какое это блаженство быть с тобой рядом, слышать твое дыхание, твой голос…

– Дураки! Упустили свое счастье… – отмахнулась Лариса.

– Лично мне совершенно безразлично, кто твой отец. Люблю тебя и хочу быть только с тобой! – как можно серьезнее проговорил я. – Даже если твой папаша почтенный пенсионер с букетом различных болезней, за которым нужен постоянный уход, я все равно останусь с тобой рядом и буду тебя так же крепко преданно и безумно любить!

Произнеся эти слова, я чуть не поперхнулся от столь несуразной глупости. Еще никогда в жизни мне не приходилось раздевать женщину и в тот же момент говорить о сострадании к немощным старикам.

– Другой разговор, если он самый крутой мужчина и самая важная персона в этом городе, который в состоянии подобрать для тебя более подходящую кандидатуру… – продолжил я, преднамеренно выдержав паузу, и с напущенной тревогой в голосе добавил: – Нет… Даже в этом случае все равно от тебя никуда не уйду. Если понадобится, то я буду, как верная собачонка, ждать тебя возле твоего подъезда с одной-единственной целью, которая подарит мне надежду вновь увидеть тебя. Я буду с жадностью ловить каждую, пусть даже невзначай брошенную тобой фразу. Я готов целовать землю, по которой ты ходишь, я готов целовать деревья, которыми ты любуешься, я готов…

Мне нечего было больше сказать, и вместо пустых никчемных слов я позволил своим рукам наиболее красноречиво рассказать о моей страстной и преданной любви.

– Папулечка меня безумно любит и никому не позволит меня обидеть, – внезапно произнесла Лариса. – Мы с тобой слишком многое себе позволили, и теперь он наверняка потребует, чтобы мы расписались…

Мне показалось, что на меня вылили ушат ледяной колодезной воды.

«Ну почему даже у золотой медали есть обратная сторона?» – машинально подумал я.

Незамужняя, красивая и, главное, вполне обеспеченная женщина, которая буквально полтора часа назад была внесена в список моих самых лучших любовниц, поспешным необдуманным высказыванием в доли секунды испортила мне все настроение. Я совершенно не задумывался о женитьбе. В мои планы никоим образом не входил подобный поворот событий.

– Мой папа все устроит, – прижавшись ко мне, сказала Ларочка. – Мы обвенчаемся в церкви…

– Конечно, лапушка моя! Как ты захочешь… – с трудом выдавил я из себя и мысленно подумал о том, что мне пора собирать вещички и сваливать на все четыре стороны.

– Может, ты еще не готов к такому серьезному шагу? – поинтересовалась Лариса. – Ведь мы почти ничего не знаем друг о друге.

Я постарался отогнать от себя мрачные мысли.

– Это неважно! Главное, что я тебя люблю и хочу всегда быть с тобой рядом, – ответил я, чувствуя, что сам затягиваю крепкую петлю на собственной шее.

Я прекратил целовать ее оголенную грудь и с фальшивым разочарованием произнес сакраментальную фразу, которая на тот миг показалась мне поистине гениальной:

– Мне очень жаль, но нам нельзя венчаться в церкви! Прости, милая, но я ведь некрещеный. Наверняка из-за этого возникнут некоторые серьезные проблемы.

– Если мой папулечка захочет, то он перечислит в фонд церкви столько денег, сколько понадобится! Даже самый занятый священник отложит все важные дела и незамедлительно приедет к нам домой. Он окрестит тебя прямо здесь…

– В квартире?

– Да.

– Но разве это возможно? А как же купель… Необходимо провести целый обряд крещения…

– Какая купель в твоем возрасте? Не смеши меня, тем более если в этом деле совершенно не разбираешься. Для моего отца нет ничего невозможного, – гордо произнесла Лариса. – Все будет сделано на высшем уровне.

Я не мог больше оставаться в неведении. Преднамеренно прекратив всякие ласки, я посмотрел ей в глаза и серьезным, отчасти даже строгим голосом спросил:

– Может, ты мне все ж таки скажешь, где и кем работает твой отец?

– Для тебя это важно?

– В принципе, нет. Просто я должен знать, с каким человеком мне предстоит познакомиться. Если он у тебя самый обыкновенный дворник, то мне нужно вести себя более…

– Развязно?

– Нет.

– Раскованно?

– Более проще… Чтобы не показаться ему напыщенным важным индюком, – сказал я, искренне посмеиваясь над нелепостью высказанного предположения, отлично понимая, что чрезмерное благосостояние растет в зависимости от занимаемой должности.

– А если мой папа академик? – поинтересовалась Ларочка.

На ее лице появилась неестественно лукавая улыбка, которая вынудила меня насторожиться.

– Если он академик, то мне следует хоть поверхностно почитать научные труды о его виде деятельности, – молниеносно изрек я. – Мне это необходимо хотя бы для того, чтобы при первой же встрече не показаться ему глупой необразованной обезьяной.

Я снова, но уже с наименьшим желанием поцеловал ее носик.

– Мне так и не терпится сказать твоему отцу, что у него самая прекрасная дочурка! Я хочу сказать ему о том, что безумно влюбился в тебя с первого взгляда. Мне абсолютно безразлично, где и кем он работает, – твердым голосом произнес я, все еще не оправившись от шока. – Хоть губернатором, хоть самым последним уборщиком мусорных баков…

Разговор о предстоящей свадьбе напрочь выбил меня из колеи.

– В настоящее время он считается крупным бизнесменом. Владелец компании по продаже подержанных иномарок. Но бывает там слишком редко и руководит этой компанией через подставных лиц. А вообще-то официально он нигде не работает и никогда в жизни не работал, – неожиданно призналась Лариса. – В годы бурной молодости он много лет провел в местах не столь отдаленных…

– В тюрьме? – настороженно спросил я, невольно нахмурившись.

– Во всяком случае, – пояснила Лариса, – все его друзья теперь считают моего папулечку криминальным авторитетом.

– Тоже бывшие уголовники? Настоящие акулы современного бизнеса!

– Может быть. Я никогда не спрашивала, откуда у моего отца и у его друзей так много денег, да это и не столь важно. Надеюсь, ты думаешь точно так же?

Она посмотрела прямо в мои глаза.

– Что ты имеешь в виду? – прикинувшись наивным простачком, уточнил я. – Насчет чего должен думать точно так же?

– Неважно, откуда у него и у его друзей великолепное благосостояние…

– Ну конечно, неважно, – поникшим голосом ответил я.

Продолжая целовать ее лицо, которое в этот раз показалось мне излишне конопатым и не столь привлекательным, как прежде, я почему-то представил себя валяющимся в грязной сточной канаве с перерезанным горлом. В этот момент одна бесхвостая киска крепко обхватила меня за талию, а другая принялась ластиться о мои ноги. Не знаю почему, но у меня возникло дикое желание как следует наподдать мэнской кошечке хорошего пинка, причем с такой силой, чтобы она молниеносно вылетела в открытую форточку и больше никогда и ни при каких обстоятельствах не появлялась на моем жизненном пути.

5

Буквально на следующее утро я окончательно осознал, что по уши влип в несмываемое дерьмо. По всей вероятности, Ларочке просто не терпелось как можно скорее представить меня криминальному папаше. Она сделала все возможное и невозможное ради того, чтобы он смог воочию убедиться в моем реальном существовании. К сожалению, она вообще не подумала о негативных последствиях своего поспешного поступка, предоставив ему возможность лицезреть мою персону в самый неподходящий для этого момент. После бурной любвеобильной ночи, которую я провел в жарких объятиях его дочери и, разумеется, был изнеможен и выжат, словно ломтик лимона в чайном стакане, я все еще продолжал нежиться в теплой мягкой постели. Однако, несмотря на неимоверную усталость и дикое желание заснуть крепким беспробудным сном, я все ж таки не мог не услышать, как сработала защелка дверного замка. Впрочем, это и не удивительно, ведь, находясь в чужой квартире, я непроизвольно вздрагивал от любого малейшего шороха, ни на минуту не переставая ощущать себя мелким затравленным зверьком, опрометчиво забравшимся в медвежью берлогу. Нехотя приподняв голову от подушки, я увидел Ларису. Непричесанная и без макияжа, она невольно напомнила мне вампиршу из фильма ужасов. Ларочка была в легком домашнем халате и успела принять горячую ванну. Несмотря на то что махровое полотенце, которым она прикрыла оголенные плечи, придавало ей невероятный шарм, она все равно казалась дикой кошкой, желающей вцепиться острыми когтями мне в горло.

– Здравствуй, милый, – прощебетала она, послав легкий воздушный поцелуй. – Вставай, соня! Иначе весь день проспишь. Выгляни в окно и улыбнись золотому солнечному лучику.

Однако мне стало совсем не до улыбок, когда я окончательно убедился, что кто-то действительно вошел в прихожую.

– У тебя отличный слух, – подметила Лариса, – если, находясь в спальной комнате, ты слышишь то, что происходит в прихожей. Не волнуйся! Это мой папа… – торжественно объявила она. – Я позвонила ему и попросила зайти в гости. Ты ведь наверняка не имеешь ничего против этого, не так ли? Мне очень хочется вас познакомить. Ведь я так крепко тебя люблю…

– Спасибо, кисонька! Мне очень приятно… – пробурчал я, остановившись на полуслове, чтобы не покрыть ее крепким трехэтажным матом.

Не трудно представить, как перекосило мою физиономию от такого неожиданного и малоприятного сюрприза. Наверное, то же самое могло произойти в том случае, если бы вместо выдержанного легкого игристого вина я опрометчиво выпил залпом фужер чистого медицинского спирта.

– Ну, детка, показывай, где твой хваленый избранник! – пробасил громкий мужской голос. – Показывай разлюбезного женишка. Мне не терпится взглянуть на будущего зятя.

Когда на правах хозяина он бесцеремонно вошел в спальню, я все еще лежал в постели, скрывая под легким покрывалом собственную наготу. Разумеется, я бы успел накинуть брюки, если бы только обнаружил их на паркете возле кровати, куда небрежно сбросил перед тем, как накануне вечером мы с Ларочкой в очередной раз начали заниматься любовными играми. Несмотря на некоторую неловкость, мне хватило даже мгновения, чтобы я смог как следует оценить обстановку. Мне явно не понравился такой поворот событий, но еще больше мне не понравился ее отец. Это был не человек, а настоящий орангутанг, причем из редкой породы самых крупных самцов. Я никогда не жаловался на собственное здоровье и всегда был в хорошей спортивной форме, но по сравнению с ним ощутил себя жалким щуплым молокососом. Однако справедливости ради, при всей появившейся неприязни к этому человеку, я не скажу, что он был страшным неотесанным уродом с нулевым интеллектом. Даже напротив, у него были приятные черты лица, но при этом его глаза, а вернее, их целенаправленный взгляд был откровенно недоброжелательным и грозным. По его внешнему виду было явно заметно, что он всесторонне развит, имеет чувство собственного достоинства, умеет хорошо и со вкусом одеваться. Он нежно обнял Ларочку, демонстрируя отеческую любовь, и, улыбнувшись ей, сверкнул красивыми до блеска отполированными зубами, что было весьма странно для человека, который основную часть жизни провел в местах лишения свободы. Впрочем, это могла быть и заслуга отличного дантиста.

– Детонька, оставь нас, пожалуйста, одних, – попросил он Ларису голосом, не терпящим возражений, и тут же добавил: – Я хочу поближе познакомиться с этим приятным молодым человеком. Если не трудно, приготовь мне чашечку горячего крепкого кофе.

– Конечно, папулечка, – прочирикала она и поспешно вышла из спальни.

Я, разумеется, ожидал начала серьезных неприятностей, но никак не предполагал, что они начнутся так быстро. Мой будущий тесть сначала окинул меня взглядом разъяренного леопарда, потом протянул мощную ладонь и поздоровался со мной с откровенным пренебрежением. При этом он с такой невероятной силой сжал мою руку, что я чуть ли не вскрикнул от боли. У меня невольно появилось ощущение, будто мою ладонь зажали в тиски. Я сразу догадался, что он сделал это специально, лишь ради того, чтобы продемонстрировать собственное превосходство.

– Вот что, щенок, – произнес он, продолжая смотреть на меня все тем же недоброжелательным грозным взглядом. – Если ты хоть раз посмеешь обидеть мою девочку, то будешь иметь дело со мной! Надеюсь, ты понял смысл моего умозаключения?

Я почувствовал, как у меня по спине пробежали мурашки. От моей напыщенной бравады не осталось и следа. Однако отступать было уже поздно. Я не мог признаться в том, что не планировал заводить с его дочерью никаких серьезных отношений, кроме легкого ни к чему не обязывающего флирта.

– Я люблю вашу дочь, – набравшись наглости, заявил я.

– И как давно?

– Мы познакомились вчера, недалеко от железнодорожного вокзала. Приехал московским поездом. Сам родом из Мурманска, – откровенно признался я, догадавшись, что Лариса уже наверняка успела рассказать ему основные сюжеты из моей биографии.

– Случайная встреча?

– Да.

– Любовь с первого взгляда?

– Что-то вроде того… – отпарировал я.

– Ты уже достаточно заморочил голову моей девочке. Не пытайся еще больше все усугубить! – грозно произнес он. – У меня нет ни времени, ни желания разводить никому не нужную демагогию. Скажу проще. Не только в этом городе, но и далеко за пределами нашей области меня знают как Василия Николаевича Грохотова. Можешь не сомневаться, моя фамилия вполне соответствует действительности. У тебя есть выбор. Либо ты незамедлительно женишься на моей ветреной дочурке, либо…

Он оскалил свои неестественно красивые ровные зубы и сделал отвратительную гримасу.

– Другими словами, – добавил он, – ты пожалеешь не только о том, что приехал в Тольятти, но и о том, что вообще родился на этот свет!

Судя по его рукопожатию, я ничуть не сомневался в реальности его угроз. Однако с первых же минут нашего знакомства стать для него послушным ягненком я тоже не собирался.

– Я действительно люблю Ларочку, и у меня самые серьезные намерения, – заявил я, по-прежнему тщетно глядя по сторонам в безуспешных поисках моих брюк.

– Мне не пятнадцать лет, чтобы ты ездил по ушам, – угрожающе произнес Василий Николаевич. – Никогда не повторяю дважды, но тебе скажу. Если вздумаешь обидеть мою дочь…

– У меня действительно самые серьезные намерения, – перебил я, никогда ранее не чувствуя себя таким униженным.

– Какие именно намерения?

– Для начала мне необходимо устроиться на работу. А когда у меня появится достаточное количество денежных средств, я смогу сделать вашей дочери официальное предложение.

– Глупости, – пробасил этот орангутанг. – Даже не пытайся меня провести, негодный извращенец! Ты женишься на ней в самое ближайшее время или перед собственной смертью испытаешь, какое это удовольствие быть кастрированным!

Я был готов ответить ему достойной грубостью, но благоразумно предпочел промолчать. Вернее, у меня не было ни малейшего желания оказаться на улице в обнаженном виде.

– И вот еще что, – с чрезмерной строгостью добавил он. – Не вздумай слинять в свой замороженный Мурманск! Мои люди обыщут каждый уголок Кольского полуострова и вытащат тебя из любой крысиной норы! Я не намерен тебе угрожать, но имей в виду, после того как тебя найдут, на окраине вашего городского кладбища появится непримечательная скромная могилка, на которой не будет даже самого дешевого надгробия. Вернее, даже не могилка, а неприметный холмик. Тебя закопают как паршивую собаку вместе с кладбищенским мусором!

Он погрозил мне кулаком, похожим на пудовую гирю, и более озлобленно произнес:

– Запомни, щенок! Ты никогда не станешь для меня сыном! Я постоянно буду за тобой наблюдать. Ты пожизненно будешь у меня под колпаком. Ты всегда будешь находиться под моим неусыпным контролем. Если не я сам, то мои шестерки будут следить за каждым твоим шагом. Я буду знать о тебе буквально все! Я даже буду знать, где и под каким кустом ты решил справить естественные надобности.

– Даже так? – язвительно поинтересовался я, но Грохотов пренебрег моим нелепым возмущением.

– Упаси господи, чтобы моя дочурка на тебя когда-нибудь пожаловалась, – произнес он, потрясая пудовым кулаком перед моим носом. – Как я посмотрю, ты скользкий тип и весьма продуманный альфонс. Имей в виду, я и не таких ухарей обламывал!

В эти минуты он мог позволить себе покуражиться по полной программе. Стыдливо скрывая от него собственную наготу легким покрывалом, выглядев при этом круглым идиотом, я был лишен всякой возможности противостоять его натиску. Мне пришлось смириться с незавидным положением, и я был вынужден воспринять все происходящее как некую роковую неизбежность. У меня не было иного выбора, и я благоразумно решил остаться сторонним наблюдателем, чтобы при первом удобном случае действовать по обстановке, в зависимости от объектив-ных и субъективных причин. Другими словами, позарившись на чужое богатство, я опрометчиво позабыл прописную истину о том, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке.

– Так вот о чем я говорю… – заметив мою задумчивость, высокопарно произнес Грохотов. – После того как отпразднуем твою свадьбу с моей дочерью, не вздумай завести на стороне любовницу или хотя бы немного с кем-то пофлиртовать. Я этого не потерплю!

– Может, есть смысл найти вашей дочери евнуха? – не выдержав его оскорбительных унижений, вспылил я.

– Заманчивое предложение, – с неменьшим цинизмом согласился Василий Николаевич. – Стоит подумать над этим вопросом. Благо теперь для этого не нужно тратить слишком много сил и времени.

– Есть кандидат?

– Разумеется! И этот наглый негодник сейчас находится в постели моей единственной дочурки!

Василий Николаевич одновременно умудрялся сочетать холодную вежливость и обжигающую грубость.

– Слушаю вас и удивляюсь, – несдержанно произнес я. – Смотрите на меня с откровенной ненавистью, но не имеете ничего против моей свадьбы со своей дочерью. Не вижу логики…

– Одно другому не мешает! – как из пушки выпалил он.

– В таком случае давайте поговорим честно и откровенно.

– На тему?

– Если считаете меня расчетливым альфонсом и уверены, что я позарился на Ларочкино благосостояние, то почему не предлагаете заключить брачный контракт?

– Мультиков насмотрелся?

– У меня ничего нет. Ваша дочь имеет приличное приданое…

– К чему весь этот гнилой базар? – ухмыльнулся Грохотов. – Если по какой-нибудь причине, ты решишь навсегда уйти от Ларисы, то по-любому уйдешь от нее с голой задницей!

– А если эта причина окажется слишком серьезной? Если со временем Ларочка потеряет ко мне всякий интерес и решит со мной расстаться?

– С голой задницей! – угрожающе повторил Грохотов. – И лишь в том случае, если у меня будет хорошее настроение.

– А если плохое?

– Я не позволю, чтобы мою дочурку считали брошенной женщиной. В крайнем случае, в глазах моих друзей и общественности пусть лучше станет неутешной вдовой!

Он вновь язвительно ухмыльнулся и, больше не сказав ни слова, вышел из спальни. Я сразу сник и почему-то захотел вернуться в родной Мурманск.

«Боже всемилостивейший! – подумал я. – Сколько у меня было любовниц, и ни разу не возникло никаких проблем. Во всяком случае, никто из них не требовал от меня узаконенных отношений!»

Мысль о предстоящей свадьбе действовала на меня как щепотка соли на свежую рану. Я мельком взглянул на интерьер спальной комнаты и с сожалением был вынужден констатировать тот факт, что вокруг меня было все чужое. Здесь не было и, разумеется, не могло быть ни одной, даже самой незначительной вещи, которая бы по праву принадлежала мне. Я захотел полакомиться медом и опрометчиво разворошил пчелиный улей. Во всяком случае, мой будущий тесть сразу расставил все точки и запятые по своим местам, придавив меня жирным восклицательным знаком! Он великодушно предоставил мне право выбора. Разумеется, я предпочел тот вариант, который не лишал меня моего мужского достоинства.

6

Целую неделю я жил как в раю и постепенно начал забывать о требованиях Василия Николаевича Грохотова. Мне даже показалось, что весь наш разговор был всего лишь несерьезной нелепой шуткой. Однако все это время Лариса определенно готовилась к свадьбе. Более того, она досконально прозондировала почву насчет венчания в церкви. Ей, видите ли, захотелось быть не только законной супругой, но и стать моей женой перед Богом. Она решила соединить наши влюбленные сердца таинством венчания в православной церкви. Вместо того чтобы с первой секунды, как только Лариса ненавязчиво намекнула о замужестве, мне следовало во всю прыть бежать от нее без оглядки, я опрометчиво решил испытать судьбу. У меня ни разу не возникло и мысли о том, что в скором времени эта самая судьба сыграет со мной злую шутку.

– Мой мальчик, – однажды в полдень, после очередной болтовни по телефону, бойким задорным голосом произнесла Лариса. – Буквально через час мы должны быть в Спасо-Преображенском соборе.

– Зачем? – поинтересовался я. – Мне нечего там делать. Ведь я некрещеный…

– Вот именно, – возбужденно воскликнула она. – Прежде чем обвенчаться, тебя следует окрестить, затем…

– Что последует затем? – вспыльчиво перебил я.

– Мы должны официально оформить документы в управлении записи актов гражданского состояния, и только после этого священник сможет нас обвенчать.

– Как все сложно, дорогая, – посетовал я. – Может, немного подождем? Мы еще не достаточно хорошо знаем друг друга. Нам необходимо еще раз взвесить все за и против, чтобы не совершить опрометчивый поступок…

Ларочка посмотрела на меня исподлобья таким уничижительным взглядом, что я тут же сменил тактику нелепых доводов, идущих вразрез ее навязчивой идее бракосочетания. Более того, я даже успел подумать о том, что лучше стать евнухом, чем быть женатым, но, прислушиваясь к внутреннему голосу разума, мгновенно сообразил о несуразности подобных мыслей.

– Я безумно счастлив, что имею возможность быть с тобой рядом, слышать твой звонкий голос, чувствовать твое дыхание, целовать твои мягкие пухленькие губки! Не менее твоего желаю оформить наши отношения законным браком! Но, девочка моя, – резонно подметил я. – При всем желании мы не сможем с тобой за столь короткий промежуток времени оказаться в северной столице нашей необъятной родины.

Я решил щегольнуть всесторонними познаниями и тут же лаконично добавил:

– Если мне не изменяет память, этот храм принадлежит Санкт-Петербургской епархии Русской православной церкви. И находится в Санкт-Петербурге на Преображенской площади.

– В таком случае, мой милый, у того храма, который ты имеешь в виду, есть официальное название: собор Преображения Господня. А я тебе говорю о Спасо-Преображенском соборе нашего города, который Высокопреосвященнейший архиепископ Самарский и Сызранский Сергий освятил 19 августа 2002 года.

Должен признаться, что ее религиозные познания не столько меня обрадовали, сколько огорчили. Я с опаской посмотрел на Ларису. Воспитание в криминальной среде и поклонение религиозным взглядам невольно наводили на мысли о ее принадлежности к какой-нибудь сектантской группе вроде «Лайфспринг», активно работающей в Самаре.

– В отличие от тебя я люблю много читать и регулярно смотрю не только местные, но и зарубежные новости, – догадываясь о моих темных мыслях, с укором произнесла Лариса.

– Ты меня явно недооцениваешь. Я тоже много читаю, но как-то упустил из вида наличие в Тольятти церквей и храмов. Я не считаю себя закоренелым атеистом, но подобные вопросы меня просто не интересуют.

– Вернее сказать, не интересовали, – поправила она. – Нельзя жить без Бога в душе. Нужно стремиться к вечной жизни!

– Зачем? – поинтересовался я. – Зачем мне вечная жизнь без моих друзей? Без тебя, наконец. Моей единственной и любимой кисоньки…

– Сейчас нет смысла разговаривать с тобой на религиозную тему, – резко остановила меня Ларочка. – До тех пор, пока ты не станешь крещеным, ты все равно многое не поймешь. Вера в Бога помогает нам жить и наставляет на путь праведный!

– Достаточно! – замахав руками, остановил я. – Если считаешь нужным, можешь меня окрестить.

– А ты имеешь что-нибудь против крещения?

– Не имею! Более того, я готов обвенчаться в Спасо-Преображенском соборе. Но вот только не нужно пытаться всерьез обратить меня в веру против моей воли!

– Да мне это и не нужно! – ответила Лариса, посмотрев на меня взглядом своей любимой бесхвостой кошечки. – Твое антирелигиозное мировоззрение меня совершенно не интересует. Я просто хочу обвенчаться в церкви.

– Потому что стало модным…

Лариса не позволила мне договорить. Она обняла меня за шею и подарила крепкий и страстный поцелуй. В ее пылких объятиях я уже не мог противостоять ее взбалмошной прихоти.

«Во всяком случае, у меня впереди не менее месяца до того момента, как наши отношения примут узаконенный характер в зале торжественной регистрации», – наивно подумал я, не теряя надежды, что к тому времени мне удастся покинуть Ларису и тем самым избежать семейных оков, украшенных золотым сплавом обручального кольца.

– Ну ладно, нам действительно пора, – сказала она, продолжая одаривать меня нежными поцелуями. – Иначе мы и впрямь опоздаем.

– Может, немного пошалим и займемся любовными играми? – схитрил я, стараясь избежать приближения роковой участи.

Лариса внимательно выслушала эту тираду и тут же резко произнесла:

– Нет, милый! Папулечка уже везде договорился и все оплатил. Неудобно заставлять его ждать. К тому же он может рассердиться!

Я почувствовал, как по спине пробежала леденящая дрожь, которая стала слишком частой спутницей моего жалкого существования.

– Василий Николаевич будет присутствовать на крещении? – недовольно поинтересовался я.

– И не только…

– Что еще?

– У тебя в нашем городе нет ни одного знакомого человека…

– Ну и в чем проблема? Объясни толком, что ты хочешь этим сказать? Не до конца понимаю смысл твоего умозаключения…

Ларочка непроизвольно поежилась и почти шепотом произнесла:

– Я уговорила его стать твоим крестным отцом.

Мне показалось, что я наступил босыми ногами на оголенный провод.

– Ну спасибо, солнышко мое лучезарное! Низкий тебе поклон! Ты оказала мне неоценимую услугу, – вспылил я.

– Ты чем-то недоволен? Я надеялась, что ты не будешь иметь ничего против такого мизерного пустяка.

– Всю жизнь мечтал, чтобы закоренелый уголовник был не только моим тестем, но еще и стал крестным отцом! – почти выкрикнул я, тщетно пытаясь высвободиться из ее объятий.

– Глупенький, – сказала Лариса, вновь подарив мне жгучий страстный поцелуй. – Ты не понимаешь своего счастья.

– Да где уж нам, замороженным на Кольском полуострове!

– Мой папулечка приготовил тебе замечательный подарок.

– Ржавую бочку с жидким цементом? – грубо съязвил я.

– Ну зачем так пошло? – обиделась Лариса. – Я уверена, его подарок тебе очень понравится. Ты будешь в восторге!

– У меня уже есть один подарок! – отпарировал я. – Ты самый лучший подарок, который он мог мне преподнести, великодушно позволив предложить тебе руку и сердце!

Лариса вновь окинула меня взглядом своей любимой кошки.

– Это уж точно, – подметила она. – Многие мужчины мечтали и мечтают оказаться на твоем месте!

«О, деточка! Ты даже представить не можешь, сколько обманутых мной мурманчанок хотело бы оказаться на твоем месте!» – подумал я, но, опасаясь излишне накалить обстановку, предусмотрительно промолчал.

– Тебе завидует весь город, – не заметив моей задумчивости, продолжила Лариса. – Можешь считать, что ты родился под счастливой звездой.

– Ну конечно, милая! Мне крупно повезло, – съязвил я, впервые посмотрев на нее, как на дешевую уличную проститутку.

У меня возникло дикое желание спросить о количестве ее бывших любовников, но признаюсь откровенно, не хватило ни решимости, ни определенного мужества. Вместо этого я поцеловал ее в щечку, но сделал это с таким отвращением, будто был вынужден прикоснуться губами к речной пиявке, и при этом чуть не задохнулся от ее французских духов, которые в этот момент подействовали на меня точно так же, как дихлофос может подействовать на таракана. Никогда в жизни я не думал о том, что даже самая красивая женщина может в одно мгновение вызвать отвращение и полную антипатию у влюбленного в нее мужчины лишь одним упоминанием о предстоящей свадьбе.

– Что за подарок приготовил мне твой папаша? – настойчиво поинтересовался я, не ожидая от Грохотова ничего, кроме какой-либо гадости.

– Тебе так не терпится об этом узнать?

– Я не слишком-то любопытный, но этот криминальный авторитет просто так ничего не делает. С какой стати он должен напрягаться ради меня?

– Но ведь ты его будущий зять.

– Ага, зять… С которого нечего взять, – недовольно пробурчал я.

Лариса смешалась и так сильно стиснула мою руку, что даже у нее самой побелели кончики пальцев.

– Он просил ничего не говорить.

– А все ж таки?

– Тогда это уже не будет сюрпризом.

Я небрежно махнул рукой, придавая при этом собственной физиономии скорбное выражение.

– Если не хочешь, можешь не отвечать! Все равно не жду от него ничего хорошего, – высокопарно произнес я.

– Ты не справедлив по отношению к моему отцу, – с укором произнесла Ларочка. – Он относится к тебе гораздо лучше, чем ты думаешь.

– Не удивлюсь, если Василий Николаевич преподнесет мне острый нож или не менее острый кинжал.

– Почему именно нож? У нас на кухне полный комплект…

– В надежде на то, что я нечаянно вскрою себе вены.

– Какие у тебя глупые и противные мысли! Придумай что-нибудь более существенное.

– Ну, тогда подарит веревку с кусочком мыла, на тот случай, если соберусь повеситься. Думаешь, не знаю, что я ему как кость в горле…

– Ты так считаешь?

– Уверен, – ответил я с внезапно вспыхнувшим раздражением.

– Напрасно.

Лариса снова прижалась ко мне, но в этот раз она не стала меня целовать и лишь тихо прошептала:

– Он купил тебе автомобиль.

Не знаю, что на меня нашло, но вместо восторга я пришел в неописуемую ярость.

– Молодец! Здорово придумал, – небрежно отстранив Ларочку, почти выкрикнул я. – Моя будущая супруга разъезжает на новеньком седане, а я стану ползать по городу на отечественной задрипанной легковушке. Лучшего унижения для меня Грохотов и придумать не мог. Передай ему огромное спасибо от моего имени! Только мне от него ничего не нужно. Пусть подавится этим подарком!

Мне показалось весьма странным, что Лариса отреагировала на мое дерзкое высказывание добродушной улыбкой. Она окинула меня с ног до головы приветливым взглядом умиротворенной газели и громко произнесла:

– Тебе действительно крупно повезло.

– В чем?

– Да хотя бы в том, что неожиданно для себя ты стал моим любовником и в скором времени будешь законным супругом.

– Здесь я не могу ничего возразить. Я люблю тебя, и в этом случае мне действительно крупно повезло. Причем я не просто тебя люблю, а люблю безумно и преданно. Мне порой кажется, что без тебя весь мир стал бы для меня пустым и не интересным. Зеленая трава казалась бы для меня безжизненной однородной массой, цветы бы моментально потускнели, потеряв свою привлекательность, а яркое теплое солнышко стало бы холодным и безликим.

Произнося эти слова, я неимоверно лгал, но даже не краснел, чувствуя себя отличным оратором с непревзойденным актерским дарованием.

– Мой отец приобрел для тебя отличный внедорожник две тысячи десятого года выпуска, – поверив в мою искренность, сказала Лариса.

– Внедорожник? – недоверчиво переспросил я с откровенным сомнением. Ее признание показалось мне невероятно циничным.

– «Хаммер». Точного названия не помню. По-моему, там еще присутствует какая-то цифра?

– «Хаммер Н3»? – уточнил я, практически потеряв дар речи.

– Вот именно. Черного цвета. С механической пятиступенчатой коробкой передач. Отличная проходимость…

Лариса посмотрела на меня лукавым взглядом и тут же добавила:

– Больше я тебе ничего не скажу, а то мой предок действительно на меня обидится.

– Предок? Какое некрасивое слово, – с укором произнес я. – Разве можно так пренебрежительно отзываться о родном отце, самом дорогом и близком тебе человеке?

Я подошел к ней и осторожно обнял за талию.

– Ты самая милая, самая желанная женщина на всем белом свете, – еле слышно произнес я. – Позволь мне тебя поцеловать? Ты мое счастье, моя радость! Ты моя кисуленька…

Я нежно прикоснулся к ее губам своими губами, и в этот раз с чувством огромного наслаждения вдохнул аромат ее прекрасных французских духов.

7

Я не страдаю провалами памяти и могу досконально рассказать о том, как прошло мое крещение, но совершенно не хочу этого делать. Нет, все действительно было проведено на высшем уровне и по самому высокому разряду, но, стоя перед алтарем, я вдруг понял, что нельзя насильно приблизить к Богу взрослого человека с атеистическим взглядом и давно устоявшимся мировоззрением. Я не имел твердой веры и не собирался каяться во всех совершенных мной грехах. Я не был морально и духовно подготовлен к совершению Таинства Крещения. Возможно, именно поэтому, став христианином, я не только не испытал ни малейшего душевного успокоения, а кажется, лишь совершил более существенный грех, осквернив Спасо-Преображенский собор своим неблагочестивым присутствием.

– Надеюсь, тебе понравилась цепочка с крестиком? – умиленно поинтересовалась Лариса, когда мы вышли на улицу. – Мне так хотелось, чтобы этот день стал для тебя настоящим праздником!

– Тебе это удалось, – буркнул я, провожая взглядом Грохотова.

Мой крестный отец, в обоих смыслах этого слова, который помимо того, что считался криминальным авторитетом, теперь и по всем церковным канонам стал моим духовным наставником, так ни разу и не обмолвился о моем будущем внедорожнике. Впрочем, Лариса ведь меня предупреждала, что это его свадебный подарок. Наверное, на его месте я бы тоже не стал заблаговременно преподносить в подарок дорогостоящий автомобиль еще не состоявшемуся зятю.

– Так, я не поняла, – нарушив ход моих мыслей, поинтересовалась Ларочка, – тебе понравилась цепочка или нет?

– Цепочка? – переспросил я с нескрываемым восторгом. – Конечно, понравилась! Это не цепочка, а настоящая цепь с килограмм весом. Спасибо, милая! Твоя щедрость не знает границ.

Я чмокнул ее в щечку, но сделал это так элегантно, словно бросил к ее ногам огромный букет пышных Портландских роз.

– Ну, допустим не килограмм, – поскромничав, подметила Лариса. – Эта цепочка весит всего лишь каких-то двадцать четыре грамма.

– И стоит целое состояние?

– Сущие пустяки!

Лишь по одному ее взгляду я понял, что она явно кокетничает.

– А все ж таки? Если не секрет… – настойчиво поинтересовался я.

– Без нескольких копеек сорок одна тысяча рублей.

– А золотой крестик? – полюбопытствовал я. – В жизни не видел столь массивных украшений.

– Он, как и цепочка, сделан из красного золота, но еще украшен аметистами, – не без гордости произнесла Лариса.

– Наверное, было бы гораздо правильнее подарить мне эти ювелирные изделия в день нашей свадьбы?

– Сегодня самое подходящее время для цепочки и крестика. А в день нашей свадьбы я хочу преподнести тебе наручные часы из коллекции Джанни Версаче с сапфировым стеклом.

– За сто тысяч? – невольно поперхнувшись, пробормотал я.

– За пятьсот семьдесят… – ответила она таким безразличным тоном, словно назвала мизерную цену за стакан жареных семечек.

У меня появилось такое чувство, словно я заново родился на свет, но при этом оказался в совершенно ином мире. Передо мной распахнулись ворота в рай. Я был на вершине блаженства. Та роскошь, о которой я даже не мог и мечтать, теперь сыпалась на меня как манна небесная.

– Ларочка, солнышко! Кисуленька моя ненаглядная, – заискивающе произнес я. – Мне даже как-то неловко принимать от тебя столь щедрые подарки. Ведь я не могу отплатить тебе той же равноценной монетой. За всю оставшуюся жизнь не смогу заработать и малой частицы таких огромных денежных средств.

– Мой наивный глупышка, – произнесла Лариса, посмотрев на меня то ли с укором, то ли с некоторым сожалением в голосе, и тут же добавила: – Сейчас деньги не зарабатывают! Их делают…

Разумеется, я понял смысл ее слов и не мог с ней не согласиться. Ведь сам выехал из Мурманска с одной определенной целью: найти для себя наиболее благоприятные условия жизни.

– Их делают, – повторила Лариса, не обращая внимания на мою кратковременную задумчивость. – Я смогу тебя этому научить. Но только чуть позже. Потерпи немного. Всему свое время. Доверься мне, и у тебя все будет.

– Главное, чтобы потом мне за это ничего не было, – глупо пошутил я и тут же поспешно произнес: – Я приучен получать за свой каторжный труд мизерную зарплату и сомневаюсь, что способен на что-то более существенное.

– Поначалу многие так думают. Никто не знает, на что он способен.

– Я хороший исполнитель, но ни в коем случае не смогу стать самостоятельным руководителем той или иной организации. При всем желании у меня не получится стать преуспевающим бизнесменом, и я никогда не смогу открыть собственное дело.

– А кто тебе сказал, что быть бизнесменом вполне достаточно для того, чтобы можно было достойно содержать семью?

Лариса произнесла эти слова с откровенным негодованием. Она одновременно задала вопрос и тут же поставила жирную точку на своем высказывании. Мне пришлось выдержать ее строгий проницательный взгляд.

– Но как же Василий Николаевич? – попытался возразить я. – У него приличные доходы…

– Мой отец криминальный авторитет, – сбив меня с мысли, заявила она. – Он никогда не поднимал ничего тяжелее авторучки и никогда не занимался бизнесом. Вернее сказать, – поправилась Лариса, – он лишь контролирует процветающих бизнесменов, получая с этих лохов отличные дивиденды.

– Минуточку, – вновь возразил я. – Насколько мне известно, сейчас он занимается не только продажей отечественных автомобилей, но также с завидным успехом торгует иномарками.

На этот раз Ларочка окинула меня наиболее презрительным скептическим взглядом.

– Но ты не знаешь самого главного, – слегка нахмурившись, сказала она. – Того человека, который создал эту фирму, нашли в озере с камнем на шее.

– Неужели Грохотов…

– Не лезь не в свое дело! – повысив голос, произнесла Лариса, невольно обратив на нас внимание проходивших мимо людей. – Не суйся в дебри, в которых заблудишься! Это лабиринт, из которого нет выхода. Я же сказала: всему свое время!

– Да, да! Разумеется… – поспешно согласился я. – Чем меньше знаешь, тем дольше проживешь!

Больше у меня не было желания продолжать столь нелицеприятный разговор. В очередной раз поблагодарив Ларочку за цепочку и нательный крестик, я пообещал впредь прислушиваться к ее советам. Более того, я преднамеренно расстегнул еще одну пуговицу на рубашке, чтобы золото моих украшений заиграло в ярких солнечных лучах.

«А ведь жизнь действительно прекрасна и удивительна!» – подумал я, прежде чем плюхнулся на мягкое сиденье «Шевроле».

Прежде чем я позволил Ларочке включить передачу и тронуться с места, я вновь поцеловал ее в щечку.

– Домой! Немедленно домой! – произнес я приказным тоном. – Безумно хочу остаться с тобой наедине. Хочу гладить твои волосы, целовать твои губы. Хочу любоваться твоей божественной красотой. Хочу целовать твои глазки. Хочу…

– Чуть позже, милый, – не позволив мне договорить, произнесла Лариса. – Придется немного потерпеть. Сначала нам необходимо завершить основные дела.

– Мы сегодня уже достаточно много сделали, – резонно возразил я. – Мое крещение в церкви…

– Всего лишь малая часть моего плана. Его начальная стадия.

– Но этот день уже навсегда останется в памяти самым незабываемым днем в моей скромной и серой жизни. Ты устроила для меня светлый праздник! А твои подарки? Я и так нахожусь в какой-то возвышенной эйфории. Я на вершине блаженства!

– Это еще не все, – подметила Лариса, отстранившись от моего очередного поцелуя.

– Даже так? – искренне удивился я. – Ты уже смогла сделать для меня невозможное. Мне больше ничего не нужно. Домой, и только домой! Да я просто обязан с тобой расплатиться по всем счетам!

Я демонстративно провел рукой по золотой цепочке и преднамеренно поправил крестик.

– Не вынуждай меня повторять одно и то же, – твердо заявила Лариса.

Она улыбнулась, но эта улыбка заставила меня вздрогнуть. Впервые за все время нашего знакомства я убедился, что она была точной копией своего отца и не терпела никаких возражений.

– Чтобы завершить все дела, которые я спланировала, нам еще необходимо зайти во Дворец бракосочетания, – предупредила Ларочка, пристально взглянув на меня из-под насупленных бровей.

Она задела мое мужское самолюбие. В глубине души я был взбешен, и мне хотелось рвать и метать! Я чуть ли не потерял над собой контроль, но все-таки сдержался и, не возразив в ответ, проглотил очередное унижение, как противную горькую пилюлю.

– У меня там хорошая знакомая, – не обращая внимания на мои обиды, продолжила Ларочка. – Она мне кое-чем обязана и наверняка посодействует с оформлением документов.

– Разве мы не можем, как все нормальные люди, встать в общую очередь и подать заявление? – ненавязчиво поинтересовался я.

– Тебе это надо?

– Наверное, нет…

Я многозначительно пожал плечами.

– Женщина, к которой мы сейчас едем, не занимает высокую должность, но она воспользуется своими связями ради того, чтобы нас расписали как можно скорее и в любое удобное для нас время.

– Разве мы куда-то спешим? – машинально и бестактно подметил я. – По-моему, у нас впереди еще целая вечность!

Лариса не обратила ни малейшего внимания на мое высказывание. Вполне возможно, что она преднамеренно его проигнорировала.

– Сейчас мы должны подать заявление. Если сегодня ничего не получится, то завтра… В крайнем случае послезавтра нам обязательно выдадут свидетельство о браке.

Я терялся в догадках. Я не мог понять, к чему вся эта сутолочная поспешность? В какую-то долю секунды я даже успел возвыситься в собственных глазах, нелепо посчитав себя непревзойденным любовником. Однако мои же собственные сомнения вернули меня к тусклой реальной действительности. Я был твердо уверен в том, что Ларочка, точно так же как и ее отец, никогда и ни при каких обстоятельствах ничего не делала спонтанно. Разумеется, в вопросе о нашей свадьбе она не допускала ни малейшего легкомыслия. Все ее действия и поступки были заранее обдуманы и отлично спланированы. Конечно, я не знал что именно, но что-то, глубоко внутри подсознания, безусловно, руководило ее мыслями и поступками.

«Ну и пусть, – подумал я. – Рано или поздно, но все тайное становится явным!»

– Твой новый костюм и прочие атрибуты, необходимые для свадебной церемонии, ближе к вечеру доставят нам домой, – не заметив моей отрешенности, произнесла Лариса.

– А как же свадебное платье? – поинтересовался я и тут же поспешно подметил: – К тому же, если не ошибаюсь, жених обязан подарить любимой невесте обручальное кольцо. Туфли, наконец…

– Судя по той наличности, которая находится в твоем распоряжении, мы не сможем вступить в законный брак еще на протяжении нескольких столетий! – не без укора в голосе сказала она. – Времена меняются, а вместе с ними происходит переоценка и переосмысление устаревших взглядов.

Этими словами Ларочка ввергла меня в замешательство.

– Безусловно, ты права, моя лапочка, – согласился я, предчувствуя закономерное завершение моей свободной разгульной жизни.

– Разумеется, права, – цинично подметила Лариса. – Даже не пробуй сбить меня с намеченного курса. Ведь я, как танкер, иду напролом!

– Будет гораздо красивее и благоразумнее, если сравнить тебя с белокрылой лебедушкой, которая, не ведая преград, летит навстречу заветному счастью!

– Вот именно… Летит и пролетает! А я иду напролом и всегда добиваюсь намеченной цели!

– Как тебе будет угодно, кисонька моя, – ради того, чтобы не раздражать Ларочку, поспешно согласился я. – В сущности, это такой пустяк, который не стоит и выеденного яйца. Главное, что я безумно тебя люблю и мне с тобой хорошо!

– И только-то?

– Как ни банально прозвучит, но я за тобой как за каменной стеной! Ты постоянно оберегаешь меня от всевозможных проблем, ухаживаешь как любящая мать за младенцем…

– Давай не будем, – резко прервала меня Лариса. – Еще скажи, что я стала для тебя заботливой бабушкой.

– Просто хотел сказать, что без тебя я абсолютно беспомощен, как только что родившийся слепой котенок, – начал выкручиваться я. – Ты мне многое объяснила, многому научила…

– И еще научу, – вновь перебила Лариса. – Твое дело слушать и запоминать все, что я тебе скажу. Будешь прислушиваться к моим советам – проживешь долгую, безбедную жизнь и будешь пользоваться всеми ее благами. А если начнешь артачиться…

– Ни в коем случае, – в свою очередь перебил я. – Всецело доверяю тебе и твоей интуиции.

Смирившись с раболепским положением, я больше не пытался что-то изменить и даже не стал мешать течению сложившихся обстоятельств. Однако я впервые за всю, пусть и недолгую, жизнь переступал порог Дворца бракосочетания. Вполне естественно, что при этом я невольно испытывал некоторое волнение. Более того, мои нервы были напряжены до предела. Наверное, есть смысл уточнить, что я был не только в замешательстве, но и в жуткой растерянности. Мной овладевали ранее незнакомые мне возвышенные чувства. К моему искреннему изумлению, Лариса выглядела беспечно спокойной, как будто зашла в овощной магазин ради того, чтобы купить килограмм свежего картофеля. Глядя со стороны, можно было подумать, что посещение подобных заведений было для нее привычным обыденным делом. Впрочем, я мог и ошибаться в подобных догадках. Никогда нельзя предвидеть реакцию женщины на сложившиеся обстоятельства. К тому же ни в коем случае нельзя забывать, что я не спешил стать для нее законным мужем, а Ларочка, напротив, просто мечтала как можно скорее выйти замуж.

– Как только мы распишемся, наступят иные благодатные времена, – сказала Лариса с таким восторгом и с такой уверенностью, словно штамп в паспорте действительно мог изменить в лучшую сторону ее без того великолепную беззаботную жизнь.

– Честно говоря, не имею ничего против гражданского брака, – схитрил я. – Какая разница, распишемся мы или нет?

– Есть законные жены, есть любовницы и даже сожительницы, – лаконично ответила Ларочка. – Даже есть девицы легкого поведения, способные за деньги переспать с мужчиной…

– И что из этого следует?

– А то, мой милый шалунишка, что гражданская жена – это женщина, которую постоянно имеют, но которая в глазах мужчины не достойна законных отношений. Она абсолютно бесправная как перед законом, так и перед гражданским супругом, и в любой момент может остаться не у дел.

– Тебе это не грозит.

– Мне не нужна неопределенность. К тому же мой папа…

Она внезапно замолчала, будто бы нечаянно взболтнула лишнее.

– При чем здесь Василий Николаевич? – настороженно спросил я.

– Он человек старой закалки. У него устоявшиеся принципы. Давно сформированное мировоззрение…

Меня так и подмывало сказать, что в первую очередь он уголовник, но благоразумие взяло верх над моими эмоциями. Я был вынужден сделать вид, что согласен с ее высказыванием, хотя чувствовал, что Лариса от меня явно что-то скрывала. Но еще больше я был шокирован и чуть ли не потерял дар речи, когда мы вошли во Дворец бракосочетания. Она практически позабыла о моем существовании. Ларочка бесцеремонно присела на край стола, игнорируя свободные кресла, и после некоторых любезностей, которыми обменялась с приемщицей заявлений, как бы невзначай взглянула в мою сторону.

– Дорогой, может, подождешь пару минуточек в коридоре? – спросила Лариса таким тоном, что я не мог ей возразить.

– Если так необходимо… – замялся я. – Мне не трудно…

– У нас девичьи секреты, о которых мужчинам знать не обязательно.

– Да, да… Конечно, моя кисонька…

– Чуть позже, когда необходимо будет поставить твою подпись, я обязательно тебя позову.

– Да, разумеется… – словно послушный телок, промычал я, но чтобы хоть как-то скрасить очередное унижение, высокопарно произнес: – Если встретились две прекраснейшие женщины, то мужчине лучше на некоторое время удалиться и предоставить возможность этим милым канарейкам вдоволь пощебетать.

– Только без обиды, – подметила Ларочка.

– Разумеется! Какие могут быть обиды…

– Ты же у меня умница и все прекрасно понимаешь!

Она послала мне воздушный поцелуй.

– Ну разумеется, понимаю, счастье мое… – пробубнил я, покорно направляясь к выходу.

Конечно, в некоторой степени, может, и неразумно подмечать всякую несусветную глупость, пришедшую на ум, но почему-то я невольно почувствовал, как на моей голове появились маленькие козлиные рожки. Прежде чем прикрыть за собой дверь, я еще успел подумать о том, что, женившись на Ларочке, приобрету несметное количество «молочных» братьев. От горькой обиды меня успокаивало лишь самоуверенное чувство того, что из всех мужчин я был для нее самым лучшим и непревзойденным любовником.

8

Уже в начале следующей недели у нас была грандиозная свадьба и не менее торжественное венчание. Не знаю как Лариса, но я, по-прежнему не имея ни малейшего желания стать ее законным супругом, все ж таки был чрезмерно взволнован. Надо отдать должное Ларочке, она обладала замечательным чутьем и лучше любого дизайнера подобрала мне идеальный классический костюм традиционного черного цвета. Отбросив излишнюю скромность, с полной уверенностью могу сказать, что, глядя на меня со стороны, нельзя было не заметить, каким я был стильным и красивым женихом. Разумеется, помимо волнения, мной обладало неописуемое чувство собственного достоинства. Во всяком случае, я не терялся в толпе многочисленных гостей, одетых в не менее праздничные костюмы, и при этом отлично гармонировал с образом невесты, не выглядев невзрачным сорняком на цветочной клумбе. В шикарном подвенечном платье цельнокроеного пошива в стиле ампир, с завышенной талией, которая находилась чуть ниже груди и от которой остальная часть этого платья, свободно струясь, переходила в длинную пышную юбку, Лариса выглядела настоящей принцессой. Безумно дорогая свадебная бижутерия не только поражала воображение, но и создавала ей образ экстравагантной, романтичной и загадочной особы.

– Если бы над нами пролетела стая белых лебедей, то, мельком взглянув на тебя, каждая из этих величавых птиц ощутила бы себя неприглядной общипанной курицей, – не удержавшись от восторга, сказал я Ларочке, когда впервые увидел ее в подвенечном наряде.

– Твоя невеста должна быть самой желанной и привлекательнейшей из женщин, – лукаво ответила она и тут же добавила: – Лебеди… Чудные создания! Но мне больше нравится, когда ты называешь меня киской, сравнивая с моей любимой мэнской кошечкой.

«Бесхвостая дура!» – мысленно огрызнулся я, даже не задумываясь, кому предназначен столь нелицеприятный эпитет, моей самоуверенной и самонадеянной невесте или тупой безмозглой твари, которая до сих пор продолжала меня раздражать, ежедневно вызывая в моей душе лишь дикое желание как можно скорее вышвырнуть ее на улицу.

Впрочем, как бы там ни было, но, вступив вместе с Ларочкой на розовый плат, разостланный на полу перед аналоем православного храма, я ощутил некое давление ранее неведомой божественной силы.

– Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем той Ларисы, которую видишь здесь перед собой? – спросил священник после обручения, приступив ко второй части Таинства.

– Имею, честный отче, – твердо ответил я, заранее отрепетированной фразой.

Если бы он только мог читать чужие мысли, то наверняка бы ужаснулся, познав скрытые мечты и намерения моей темной грешной души.

– Не связан ли ты обещанием другой невесте? – снова спросил священник.

– Нет, не связан, – произнес я, на этот раз сказав чистую правду, либо никогда, даже шутки ради, не обещал ни одной из своих бывших любовниц связать с ней собственную судьбу узами законного брака, и уж тем более никогда не думал о венчании.

После того как священник задал те же самые вопросы Ларисе, он взял венец и, крестообразно ознаменовав меня, дал поцеловать образ Спасителя.

Прежде чем я успел подумать о том, какое количество людей успело прикоснуться к этому образу своими слюнявыми губами, он четко и громко произнес:

– Венчается раб Божий…

Больше я не помню ни единого его слова. Все мои мысли были лишь о моей загубленной молодости. Именно в эти минуты я отчетливо осознал, что совершил самую глупую и непростительную ошибку всей моей жизни. Но более всего меня не только огорчило, но и напугало то обстоятельство, что при выходе из храма я опрометчиво решил поправить обручальное кольцо и нечаянно его обронил.

– Плохая примета, – услышал я чей-то испуганный голос.

Словно по команде со всех сторон раздались различные причитания:

– Быть беде.

– Упавшее кольцо – предвестник несчастья.

– Молодожены вскоре расстанутся.

– Это к ранней смерти одного из супругов…

Особо не доверяя подобным суевериям, я все же почувствовал, как меня обдало холодным неприятным ознобом. Однако я тут же сообразил, что скоропостижная смерть Ларисы пошла бы мне на пользу. Я автоматически становился единственным наследником не только ее денежных средств, но и всего движимого и недвижимого имущества.

«Пятьдесят на пятьдесят», – подумал я, вспомнив высказывание привокзального афериста, встречающего приезжих простачков в окружении распоясавшихся и обнаглевших шалопаев.

Предостережение о смерти одного из супругов никоим образом не указывало на мою погибель. Рядом со мной была Лариса, и она не менее моего подвергалась той же самой опасности. К тому же я считал себя настоящим джентльменом и просто обязан был пропустить даму вперед, великодушно предоставив ей возможность в полной мере испытать суеверное предсказание!

После такого сумбурного винегрета, поспешно нашинкованного в моей голове, неимоверная усталость и некоторая оправданная скованность от множества устремившихся на меня взглядов исчезли сами собой. Я словно вновь переродился. Разумеется, ничего не подозревающая Ларочка восприняла это как следствие венчания в Спасо-Преображенском соборе. Она была уверена, что на меня подействовало благодатное отпущение моих прежних грехов. Навязчивая идея убийства моей жены, появившаяся совершенно внезапно, всецело овладела моим сознанием. С той самой минуты, когда, покинув Мурманск, я прибыл в Тольятти и познакомился с Ларочкой, прошло достаточно много времени. Вернее, прошло ровно столько, чтобы я успел вдоволь насытиться семейной жизнью, и роль гражданского мужа надоела мне до такой степени, что теперь я не только не воспринимал Ларису как свою законную супругу, но и как никогда мечтал о возврате к прошлой свободной жизни ветреного холостяка.

«Ах, где же вы мои славные пташечки, канареечки? – подумал я, машинально вспомнив милых моему сердцу мурманчанок. – Вы даже не в состоянии представить, до какой степени я соскучился не только по вашим любвеобильным ласкам, но и по вашей глупой безудержной болтовне!»

Лариса крепко взяла меня под руку.

«Хрупкое нежное создание. Она будет великолепно смотреться в гробу!» – вновь подумал я, прикинув в уме, какая именно смерть не причинит особого вреда ее естественной природной красоте.

– У меня сегодня самый торжественный день! – прощебетала Ларочка игриво-озорным голосом.

– У меня то же самое, – коротко ответил я.

– У нас с тобой впереди долгая счастливая жизнь и прекрасное будущее!

– Очень долгая жизнь, – подметил я, мельком посмотрев на ее тонкую шейку, словно хотел выяснить, какая веревка лучше всего подойдет для осуществления моей намеченной цели и выступит в роли беспощадного орудия убийства.

Почему-то в тот момент я остановился на выборе капроновой нити, но для пущей вероятности можно было применить и стальную удавку. Впрочем, я тут же отказался от этой навязчивой идеи. Любая петля на столь тонкой шейке наверняка обезобразит ее прелестное личико, а я автоматически стану основным подозреваемым в причастности к ее смерти. Мне, как никому, нужно было обеспечить себе железное алиби, иначе моя мечта завладеть ее богатым наследством так и останется пустой и никчемной мечтой.

– С этого дня мы не только законные муж и жена, но и обвенчаны в православном храме. Теперь мы супруги перед Богом, – сказала Лариса, не скрывая искренние возбужденные чувства.

«А если ударить ее ножом?» – кощунственно подумал я, но эта мысль тут же показалась мне абсурдной.

– Быть твоим законным мужем для меня неимоверная благодать, – поспешно ответил я и тут же добавил: – А быть супругом перед Богом еще и огромная, но весьма приятная ответственность!

Разумеется, Ларочка, точно так же как и священник, обвенчавший нас в Спасо-Преображенском соборе, не умела читать чужие мысли, и не могла представить, какие коварные планы зародились у меня в голове. Другими словами, в моем воспаленном сознании, зараженном алчной завистью, мгновенно зависли все файлы и лишь осталась единственная программа, ведущая на путь преступления. Сам того не замечая, я слишком увлекся этой навязчивой идеей и уже не мог думать ни о чем другом. Более того, никогда ранее я не мог и предположить, что способен разработать множество всевозможных вариантов, направленных на уничтожение другого, ни в чем не повинного человека. Возможная смерть Ларисы не только не огорчала меня, а даже наоборот, приводила в неописуемый восторг. Я убедил себя в том, что в скором времени меня действительно ждет великолепное безбедное будущее.

«Ну что ж, – внезапно прикинул я. – Вряд ли кому из молодоженов в столь торжественный день приходит мысль об убийстве своей нареченной супруги. В таком случае почему бы мне не стать первым и единственным человеком, который сделает все возможное ради того, чтобы, обвенчавшись в православном храме, не только сохранить прежнюю свободу, но и при этом изрядно разбогатеть!»

– Ты постоянно о чем-то думаешь, – подметила Ларочка, посмотрев на меня внимательным пристальным взглядом.

– Не обращай внимания, моя кисонька! Сущие пустяки, – простодушно отмахнулся я.

– А все ж таки?

– Не стоит обращать внимания. Честно говоря, сущий пустяк. Разнообразные мысли…

– Тебе не кажется, что так уклончиво отвечать попросту невежливо?

– Наверное, ты как всегда права, – согласился я. – Теперь мы муж и жена. Между нами не должно быть никаких тайн.

– О чем же так серьезно задумался? – настойчиво поинтересовалась Лариса.

Мне пришлось немного сымпровизировать.

– До сих пор не могу поверить, что стал твоим законным мужем! – с неестественным волнением в голосе ответил я. – Любить тебя, быть с тобой рядом. Целовать твои пухленькие губки, слышать твой звонкий певучий голос. Чувствовать твое дыхание. Разве еще что-нибудь может с этим сравниться? Разве это не высшая стадия блаженства?

– Я люблю тебя, – почти полушепотом, произнесла Лариса.

На ее лице появился легкий румянец.

– Я тоже люблю тебя, – сказал я, с особой нежностью поцеловав ее в щечку, и тут же добавил: – Мы будем жить с тобой долго и счастливо!

– Пока смерть не разлучит нас, – простодушно добавила она.

От этих слов мне стало как-то не по себе. Не знаю почему, но у меня появились некоторые сомнения насчет ее пламенных чувств. Да и в принципе, ведь было отчего содрогнуться. Если у меня внезапно возникла мысль о ее убийстве, то почему бы Ларочка не могла отплатить мне той же равноценной монетой? Почему бы, точно так же как и я, она не могла захотеть подобным образом вернуть себе размеренную спокойную жизнь? Обручальное кольцо, которое я неосторожно обронил на землю, если и было символом грядущих несчастий, то никоим образом не указывало на то, что эти несчастья должны быть именно у Ларисы.

«Пятьдесят на пятьдесят. Слишком ненадежный математический расклад», – подумал я, вновь вспомнив широкоскулого тольяттинского афериста с пуленепробиваемым лбом, который в свое время великодушно предложил по справедливости уладить наш спор, поделив поровну фальшивые купюры.

– Ты опять о чем-то задумался? – спросила Лариса и тут же замолчала, видимо ожидая ответа.

– Нет, нет! Просто не привык ни к такому всеобщему вниманию, ни к такой сказочной роскоши, – поспешно ответил я.

– Это только начало, – с твердой уверенностью заявила Ларочка.

– Я знаю. Ты уже говорила.

– О том, что я научу тебя жизни?

– Не только! Еще я должен во всем тебя слушаться и тогда смогу многого добиться.

– А я была уверена, что ты оставил мои слова без особого внимания.

– Ни в коем случае! Для меня каждое твое слово все одно что Писание Божие, – схитрил я.

– Больше тебя ничего не тревожит? – недоверчиво посмотрев на меня, поинтересовалась Лариса.

– Обронил обручальное кольцо. Плохая примета.

– И ты расстроился из-за такого пустяка?

На ее лице появилась самая обаятельная из всех улыбок. Ларочка была уверена, что смогла узнать причину моей глубокой задумчивости, даже не подозревая, как несоизмеримо далека была от истины.

– Ты, пожалуй, прав, мой шалунишка, – вкрадчиво произнесла она.

– В чем же прав, моя кисонька? – не понял я.

– В том, что мы будем жить с тобой долго и счастливо!

– В таком случае позволь мне добавить твои же слова, – высокопарно произнес я. – Мы будем жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас!

– К тому времени ты станешь дряхлым старикашкой, а я буду немощной старушенцией, – пошутила Ларочка.

Ее шаловливая усмешка породила громкий веселый смех.

– На этот счет у тебя не должно быть ни малейших сомнений. Ты никогда не состаришься и до последнего своего часа будешь молодой и красивой, – сказал я, продолжая размышлять о несчастном случае, который в самое ближайшее время может с ней произойти, ну и как само собой разумеющееся, не без моего непосредственного участия.

– Спасибо, мой добрый и ласковый котеночек, – поблагодарила Ларочка. – Я ничуть не сомневалась, что даже через много лет останусь для тебя все такой же милой и желанной женщиной!

В ее глазах вспыхнули озорные огоньки. Она прилюдно меня поцеловала и в очередной раз подарила свою открытую лучезарную улыбку.

9

Как бы там ни было, но я не мог и предположить, что, официально расписавшись с Ларочкой, тем самым вгоню себя в рабство, закую в кандалы и буду навечно заточен в темную башню, где по уши увязну в унылой семейной жизни. С первых же минут после бракосочетания, в прямом смысле этого слова, я перестал принадлежать самому себе. Теперь я всецело зависел от сумбурных капризов и желаний моей супруги. Я не смел ей ни в чем перечить, иначе сразу начиналась дикая истерика, сопровождаемая потоком несуразных придирок.

– Ты меня не любишь, – вспылив, выговаривала Лариса. – Ты женился на моих деньгах, а я тебе совершенно не нужна. Вернее, нужна, но только для удовлетворения твоих низменных потребностей.

Я старался не отвечать на подобные высказывания, опасаясь нарваться на более серьезную грубость. Обычно я брал на руки ненавистную мэнскую кошечку.

– Ты только послушай, кисонька, какую ересь выдает твоя хозяюшка, – проговаривал я. – Ларочке стало скучно дома. Ларочка устала от постоянного отдыха! У нашей Ларочки от чрезмерного безделья начинается мигрень, вот она и несет всякую околесицу.

Как правило, мое поглаживание этой бесхвостой твари было беспроигрышным вариантом. Лариса не только прекращала бурчать, но тут же менялась в лице, на котором сразу появлялась ее завораживающая улыбка. Она вновь становилась кроткой безропотной женщиной и любящей женой.

Только ради того, чтобы лишний раз не вызывать у Ларочки негативные эмоции, мне зачастую приходилось покорно следовать за ней по пятам. Против собственной воли я был вынужден посещать всевозможные вечеринки, где меня не ожидало ничего хорошего и на которые брел, понурив голову, словно осужденный каторжник, отправленный по этапу.

– Ларочка, кисонька моя ненаглядная, – изредка противился я. – Мне там абсолютно нечего делать. Мне будет там скучно. Я никого не знаю. Не умею строить из себя важную особу и не знаком с великосветскими манерами. Я не хочу быть в роли свиньи, забравшейся в чужой огород.

– Кончай привередничать, – властным тоном отсекала Лариса все мои попытки остаться дома. – Ты будешь рядом со мной. В крайнем случае всегда приду тебе на помощь и смогу подсказать, в какой ситуации и что ты должен делать. В любом случае тебе нечего бояться.

Да если говорить откровенно, то я ведь ничего не боялся. Дело вовсе не в том, умел или нет пользоваться на званом обеде той или иной вилкой. Причина моего отказа посещать подобные заведения была более серьезной и скрывалась в Ларочкиной ревности. Помимо того, что теперь я был совершенно лишен моей прошлой холостяцкой свободы, я не мог даже думать о мимолетном знакомстве с какой-нибудь миловидной привлекательной особой. Можете представить себе молодого крепкого орла, заточенного в золотую клетку, которую выставили посередине птичьего острова. В любом женском обществе я присутствовал лишь на правах евнуха, которому был разрешен доступ в гарем турецкого султана. Да и то, справедливости ради следует заметить, что во всем древнем Стамбуле не было более изощренного любовника, чем мной упомянутый евнух, который, в силу физиологической неполноценности, старался как можно изощреннее доставить удовольствие юным наложницам, практически выступая в роли неполноценной лесбиянки. Я же, в свою очередь, не имел права не только прикоснуться, но даже мельком взглянуть на любую потенциальную соперницу моей жены. Даже в самый яркий солнечный полдень над моей головой сгущались грозовые облака.

– Мне за тебя стыдно, – постоянно упрекала Лариса. – Ты как озабоченный кобель бессовестно пялишься на всех посторонних женщин. Для тебя нет никакой разницы, кто перед тобой, смазливая вертихвостка или обрюзгшая старуха. А эти тощие девицы? Можно подумать, что они стройнее и привлекательнее твоей супруги.

– К чему такие несуразные сравнения? – оправдывался я. – Здесь нет ни одной женщины, которая бы затмила твою красоту. Которая была бы хоть чуточку умнее тебе. Ни одна из них тебе в подметки не годится!

– А эти старые коровы? – не обращая внимания на мои слова, продолжала Ларочка. – Они то и дело строят тебе глазки!

– Но ведь в этом нет моей вины.

– Значит, своим неприличным поведением ты даешь им повод.

– Каким поведением? Я даже стараюсь не смотреть в их сторону.

– Тем более! Значит, всем своим равнодушным видом даешь им понять, что рядом с тобой находится глупая ревнивая дура!

– Тогда завяжи мне глаза или надень на меня паранджу. Води за собой на привязи, как слепого несмышленого теленка.

– Возможно, я не права, – иногда соглашалась Ларочка, но, как правило, тут же язвительно подчеркивала: – Старые кошелки! Если в молодости не смогли сохранить возвышенные чувства любви, то какой смысл в зрелом возрасте трясти перед молодыми кавалерами ожиревшими бесформенными телесами?

– Для подобных дамочек существуют альфонсы, которые за хорошие деньги готовы переспать с кем угодно.

– Но неужели ради денег можно забраться в постель к дряблой старухе, от которой веет холодной могильной сыростью? Это же так мерзко, так унизительно!

Ларочка старалась придать своему голосу максимум иронии.

– Мне тоже этого не понять, – немногословно отвечал я, заведомо скрывая противоречивое мнение на этот счет.

Мне, дамскому угоднику, как никому было доподлинно известно, что любая женщина, независимо от возраста, всегда остается женщиной и способна юному обольстителю подарить незабываемую ночь, полную жаркой любви и неуемной страсти. Впрочем, кому теперь были нужны мои познания в женской психологии? Надев на безымянный палец обручальное кольцо, я мгновенно похоронил свою беззаботную молодость. Я даже был вынужден носить лишь те парадно-выходные костюмы, которые предлагала Лариса. Иногда мне начинало казаться, что я становлюсь ее любимой безропотной игрушкой. Не имея личного дохода, я был жестко ограничен в финансах. У меня зачастую не было денег на самые мелкие расходы. Если мне хотелось что-то приобрести, пусть даже стаканчик дешевого сливочного мороженого, то я должен был попросить об этом у собственной жены, и если у нее появлялось желание проявить благосклонность, то я получал то, что хотел.

– Мне для тебя ничего не жаль, – обычно подчеркивала Лариса. – Но зачем тебе деньги? Ведь у тебя все есть. Ты только скажи…

Но самое противное во всей этой ситуации заключалось в том, что я постепенно начал терять по отношению к моей супруге всяческий интерес. Она все меньше и меньше привлекала меня как женщина, а если мне все ж таки приходилось исполнять супружеский долг, то я делал это без особого желания, просто слепо подчиняясь природному инстинкту. С каждым днем я начинал все чаще вспоминать милых моему сердцу мурманчанок. Так или иначе, только в их компании я ощущал себя настоящим мужчиной. Здесь, в Тольятти, я невольно стал жалким альфонсом при собственной жене, а ее папаша вообще вводил меня в бешенство. Уже не говорю о том, что вместо внедорожника черного цвета, с механической пятиступенчатой коробкой передач, имеющего отличную проходимость, я получил лишь от осла уши. По-моему, Грохотов и не собирался преподносить мне столь щедрый подарок или, во всяком случае, что-то выжидал. Впрочем, он никогда и не скрывал откровенную неприязнь по отношению ко мне. Более того, каждый раз, когда он приходил к нам в гости, считал своим долгом нанести мне очередное оскорбление.

– Мне надоело жить за чужой счет. Намерен устроиться на работу, – однажды заявил я.

Он посмотрел на меня недобрым взглядом и презрительно произнес:

– Намерения у тебя, может быть, и правильные, но кто тебя возьмет?

– Как это кто? – возмутился я. – Сейчас не работает только ленивый! Любой человек, который хочет применить на деле свои знания и жизненный опыт, без работы не останется.

– Ты не любой человек!

– С какой стати? Я такой же гражданин, как и все жители нашей страны. Мои конституционные права…

– Здесь, в Тольятти, у тебя нет никаких прав, а есть только обязанности, – озлобившись, прорычал Василий Николаевич. – К тому же если ты женился на моей дочери, то советую навсегда выкинуть из твоей пустой головы подобные мысли!

– У меня два высших образования, – возразил я. – Помимо русского, в совершенстве владею тремя языками: английским, французским и шведским.

– А у меня пять классов церковно-приходской школы, – съехидничал он. – Кому нужно твое образование? Сейчас умники вроде тебя не в почете! В наше бурное время ты либо распоряжаешься судьбами мелкосортных людишек, либо барахтаешься в бочке с жидким навозом, постоянно захлебываясь чужими испражнениями!

– Либо ты имеешь, либо тебя имеют, – резонно уточнил я.

– А мой ершистый зятек, оказывается, сообразительный малый, – удовлетворенно произнес Грохотов. – Только не забывай, что у тебя уже есть работа. Ты должен ублажать мою дочурку и всячески пытаться сделать ее жизнь наиболее полноценной и красочной. И заметь! За этакий пустячок я регулярно выплачиваю тебе отличные дивиденды.

Я с недоумением посмотрел на Василия Николаевича.

– Возможно, немного перегнул палку, – подытожил он. – Разумеется, лично ты не получаешь от меня ни копейки, да и впредь никогда не получишь! Но я регулярно снабжаю твою женушку, и за ее счет ты живешь в полном достатке. Сытно ешь, вдоволь пьешь. Обут, одет. Что тебе еще не хватает?

– Не совсем понимаю… – нараспев протянул я. – Что именно имеете в виду?

– А что тут понимать? Ты нравишься моей дочери. Возможно, она действительно тебя любит…

Он как-то странно произнес эти слова. То ли с насмешкой, то ли с укором и тут же уточнил:

– Последний раз повторяю: твоя основная задача – ублажать мою дочурку и потакать всем ее прихотям!

Василий Николаевич подошел ко мне вплотную и грубо произнес:

– Я ведь тебя, гниду, насквозь вижу! Мне приходится терпеть твое присутствие только ради нее, а иначе бы давно вышвырнул тебя на улицу! На работу собрался? Да тебя в этом городе без моего разрешения даже к мусорным бакам не подпустят!

– Здесь не примут, в другом месте устроюсь, – резко заявил я.

Он наклонился ко мне и, почти прикоснувшись губами к моей щеке, грозно произнес:

– Решил со мной шутки шутить, козявка мелкая? Запомни раз и навсегда! Ты живешь на этом свете до тех пор, пока находишься под покровительством моей милой девочки. Как только вздумаешь выпорхнуть из ее уютного гнездышка, желторотик несмышленый, так сразу угодишь в преисподнюю!

Разумеется, все угрозы он сопровождал отборным трехэтажным матом и прочим блатным жаргоном.

– Я давно на тебя зуб точу, – с дерзкой бесцеремонностью заявил Грохотов. – У меня руки так и чешутся намылить тебе шею. И запомни самое главное… Если с моей дочерью произойдет хоть малейшая неприятность, я не стану ничего выяснять и тут же порву тебя в клочья, как тузик грелку!

Должен признаться, что после этих слов я не на шутку испугался. По крайней мере он доходчиво пояснил, что при любом раскладе, и уж тем более в случае внезапной гибели моей супруги, вместо богатого приданого я получу деревянный крест на собственную могилку.

– Ну что ж, спасибо за откровенность, – собравшись с духом, произнес я. – Но только не нужно петь лирические дифирамбы и разглагольствовать о любви к единственной дочери.

– Ты забыл, с кем разговариваешь? Да за такие слова я тебя в порошок сотру!

– Не стоит утверждать, что заботишься о ее благополучии, если о таковом совершенно не думаешь, – отпарировал я, рискуя схлопотать увесистую оплеуху.

У моего тестя округлились глаза.

– Бунт в моей камере? – спросил он, скрежеща зубами. – Забыл, что твое место возле параши?

– Нет никакого бунта, – хладнокровно ответил я, не имея желания капитулировать перед его негодующим взглядом.

– Тогда что же это такое? К чему весь этот гнилой базар?

От вспыхнувшей ярости Грохотов даже забрызгал слюной. Его лицо мгновенно покраснело как перезревший помидор, а на сморщенном лбу выступили капельки холодного пота.

– Постарайся меня правильно понять, – поспешно сказал я, не желая довести мирно начавшуюся беседу до грандиозного скандала. – Кем бы ты ни был в настоящее время, рано или поздно твоя вспыхнувшая звезда угаснет на голубом небосводе. И как ты считаешь, что будет с Ларисой? Потеряв твое покровительство, она останется на обеспечении мужа. Что, в свою очередь, я смогу ей дать? Мы оба либо сгнием в нищете, либо…

Я вовремя остановился. Как бы там ни было, но на правах законного зятя осмелившись разговаривать с криминальным авторитетом на «ты», я все же не мог не то что сказать, а даже просто намекнуть на то, что его любимая дочурка, если не захочет работать за ничтожную зарплату, будет вынуждена пойти на панель. Впрочем, с каким бы отвращением я ни относился к Грохотову, я никогда не считал его полным кретином и отъявленным негодяем.

– Может, ты в чем-то прав, – сменив гнев на милость, согласился Василий Николаевич. – Раз уж я сделал глупость, позволив моей девочке выйти за тебя замуж, то мне следует решить вопрос и о вашем дальнейшем благополучии!

Он немного подумал и добавил:

– Хорошо! Раз у тебя появилось желание устроиться на работу, значит, пусть будет по-твоему! Для начала я предоставлю тебе не плохую, но и не слишком высокооплачиваемую должность. Первое время будешь смотрящим…

Догадавшись, что я не совсем понимаю, о чем идет речь, он благодушно пояснил:

– В некотором роде ты должен пройти испытательный срок. Я позволю тебе контролировать мелкий бизнес, а уж там, как карта ляжет. Но смотри, зятек, – Грохотов вновь окинул меня взглядом хищного зверя. – Я тебя выдвину, но я же могу и задвинуть! Надеюсь, мы договорились?

Я не очень-то обрадовался, когда понял, что мне придется общаться с отпетыми уголовниками, но безоговорочно принял его предложение, и мы крепко пожали друг другу руки.

10

Когда Лариса узнала о моем твердом решении заняться бизнесом, причем под непосредственным руководством ее отца, она искренне обрадовалась и даже по этому поводу устроила небольшой семейный фуршет при зажженных свечах и задернутых шторах.

– Теперь наконец-то у нас появятся собственные деньги! Нам больше не придется просить их у папы, – возбужденно сказала она, демонстративно выставляя на сервировочный столик коллекционную бутылку выдержанного французского вина, и тут же добавила: – Мы навсегда перестанем зависеть от его настроения.

– Ну, это вряд ли, – резонно не согласился я. – Так или иначе, но предоставив мне ту или иную должность, Василий Николаевич наверняка станет контролировать все мои действия. Он не только будет знать, где и какую работу я выполняю, но и будет в курсе моих доходов.

– Это уже сущие пустяки, – повеселевшим голосом сказала Лариса. – В любом случае у нас вполне подходящий повод для того, чтобы откупорить бутылочку самого дорогого вина в мире!

– Так уж и самого дорогого? – недоверчиво хмыкнул я. – Ты имеешь хоть малейшее представление о том, сколько стоит настоящее французское вино?

– Ну ты-то, замороженный на Кольском полуострове, откуда можешь знать, сколько оно стоит? – вспылила Ларочка.

Мне захотелось ее словестно умыть.

– Во всяком случае, как я тебе уже неоднократно говорил, смотрю телевизионные новости и регулярно читаю свежую прессу, – ответил я.

У Ларочки от негодования загорелись щеки. Видимо, она поняла, что я пытаюсь ее опустить.

– Последнее время вижу у тебя в руках лишь порнографические журналы, – не без ехидства подколола она.

Я услышал издевательский смех и решил достойно ответить на ее грубость.

– Разве моя вина в том, что ты больше ничего не выписываешь? Если не ошибаюсь, то это не меня, а тебя интересуют всякие «Плейбои» и тому подобные журналы. Впрочем, как и вся «желтая» пресса, – с не меньшей подковыркой произнес я. – В твоей квартире невозможно найти ни одной серьезной книги, ни одну мало-мальски порядочную газету.

– В нашей квартире.

– Хорошо. Пусть будет в нашей, – согласился я.

Мне хотелось щегольнуть перед Ларисой некоторыми познаниями в области виноделия, поэтому я тут же продолжил неоконченную речь:

– Относительно спиртных напитков, моя кисонька, смею заметить, что самая дорогая бутылка французского вина, обнаруженная в замурованном Парижском подвале, была продана за сто пять тысяч фунтов стерлингов!

Ларочка снисходительно посмотрела на меня, но все ж таки решила взять верх.

– Это вино приобрел сын американского миллиардера Малькольма Фарбса в декабре 1985 года, – на одном выдохе уточнила она.

Некрасиво так говорить про женщину, но Ларочка именно скорчила презрительную гримасу. Она окинула меня таким негодующим взглядом, что, честно говоря, мне стало не смешно. Я понял, что перещеголять ее в этом вопросе мне вряд ли удастся.

– Можешь мне не верить. Твои проблемы, – обиженно произнесла она. – Но я предлагаю тебе самый что ни на есть настоящий «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года! А относительно того вина, который был продан в 1985 году, еще спорный вопрос.

– Это почему же?

– Много различных слухов. Есть некоторая неясность…

– По-моему, все предельно ясно, – воспротивился я.

– Дело в том, мой милый котик, что упомянутую тобой бутылку Фарбса необдуманно выставили на всеобщее обозрение. Ее хранили не в винном погребе с определенной температурой, а под стеклом, освещая галогенными лампами.

– Ты хочешь сказать, что его не смогли сохранить и оно испортилось? – догадался я.

– Буквально через одиннадцать месяцев, из-за нарушения теплового режима пробка высохла до такой степени, что провалилась в бутылку.

– Другими словами, ты пытаешься убедить меня в том, что это вино вообще не было настоящим?

– Я не могу заявить со стопроцентной уверенностью, но действительно ходят различные слухи…

– Возможно, ты права, – сказал я, усомнившись в собственной правоте. – В каждом столетии были, есть и будут свои прославленные аферисты.

– Насчет аферистов тебе виднее! Это ведь ты у нас специалист в данной отрасли познаний.

– Намекаешь на пачку пятитысячных купюр, которую мне подбросили…

– Не только намекаю, а кричу во весь голос, – твердо заявила Ларочка. – А вот насчет вина, о котором ты упомянул…

– Я уже понял, что ты о нем наслышана. Уверен, несмотря ни на что, все равно будешь отстаивать свою точку зрения.

– А как же иначе? Ведь было оно действительно настоящим или поддельным, теперь, при всем желании никто и никогда не узнает!

– По-моему, ты явно недооцениваешь современные технологии. Насколько мне известно, даже проводятся международные специализированные конференции с участием признанных экспертов мирового виноделия.

Этим высказыванием я невольно посеял зерно сомнений в ее голове.

– Во всяком случае, можно сказать наверняка, что содержимое этой уникальной бутылки стало самым дорогим уксусом в мире, – уклончиво ответила Лариса.

Я многозначительно пожал плечами. Разумеется, в этом я не мог с ней не согласиться.

– Кисонька моя! Насколько успел узнать характер и привычки твоего любимого папулечки, могу допустить, что ты выставила на сервировочный столик самое что ни на есть настоящее выдержанное французское вино, – простодушно подметил я. – Только его название мне ни о чем не говорит. Я не коллекционирую дорогие вина, и к тому же из меня не получится хороший дегустатор. Извини, но это от природы, либо дано, либо нет! Единственное, в чем я неплохо разбираюсь, так это в откупоривании винных бутылок.

Лариса наигранно отшатнулась. Собравшись с мыслями, взъерошила мои волосы.

– Ты у нас прирожденный алкоголик? – хмыкнула она. – Наверное, до знакомства со мной всю бурную молодость откупоривал в Мурманске дешевый портвейн? За тобой нужен глаз да глаз, а иначе у меня в перспективе маячит незавидное будущее. Того и гляди родной муж начнет прятать спиртное в бачке унитаза.

– К чему такие крайности? Просто знаю, что для откупоривания различного вида бутылок, а также в зависимости от марки вина существуют особые индивидуальные правила, – с твердой уверенностью заявил я.

– Например, какие?

– Молодое красное вино лучше открывать за несколько часов до его употребления.

Я заметил в Ларочкиных глазах промелькнувшую искру интереса. Видимо, она убедилась, что я имею понятие не только о дешевом портвейне.

– Таких тонкостей действительно не знала. Как-то не задумывалась над подобным вопросом. При необходимости винные бутылки для меня всегда откупоривают мужчины. А собственно, в чем фишка? – спросила она.

– При взаимодействии с воздухом его вкус и аромат становятся более выразительными и насыщенными.

– А если это вино многолетней выдержки?

– Такое вино практически сразу отдает свой ароматный букет. Поэтому лучше откупоривать бутылку непосредственно перед тем, как разлить ее содержимое по бокалам. К тому же, – нарочито подчеркнул я, – если такое вино подают в ресторане, то бутылку обязаны принести в специальной корзине.

– Знаю, – поспешно вставила Лариса. – Она должна лежать этикеткой кверху.

– Причем пыль с такой бутылки не стирается.

– По-моему, за исключением горлышка?

– Скорее всего…

Я меланхолически пожал плечами, но не удержался от того, чтобы не съязвить:

– Во всяком случае, такую бутылку не станут трясти, как осеннюю грушу, а вообще постараются как можно меньше двигать.

Я понял, что попал в точку, и решил блефовать.

– Если бы ты действительно принесла элитное французское вино…

Лариса не позволила мне договорить.

– Чтобы тебе было проще понять, позволь кое-что объяснить, – словно извиняясь, сказала она. – Имей в виду, что я всего лишь констатирую факты…

– Да, пожалуйста, если не трудно, – съехидничал я. – Мне очень интересно послушать.

– Эта бутылка вина была продана на аукционе в Беверли-Хиллз более чем за двадцать тысяч…

– Не слишком внушительная сумма для самого дорогого вина, – заносчиво произнес я.

– Более двадцати тысяч евро, – не без гордости произнесла Лариса, посмотрев на меня уничижительным взглядом. Чтобы окончательно сбить мою спесь, Ларочка как бы между прочим подметила: – Папеньке она досталась совершенно случайно. Он терпеть не может винные напитки и признает только качественную водку. Поэтому, без лишних раздумий, подарил мне эту бутылку, но с тем условием, чтобы я сохранила ее до самого торжественного случая.

– Но тогда не понятно, почему ты не выставила ее на праздничный стол в день нашего венчания? – поинтересовался я.

В моем голосе появились вкрадчивые нотки.

– Да я про нее совсем забыла, – ничуть не смутившись, ответила Ларочка. – Может, для тебя раритет, а для меня это вино не представляет никакой особой ценности.

Она произнесла эти слова с таким неподкупным пафосом, что я отбросил в сторону все нелепые подозрения, обвиняющие ее во лжи.

– Разумеется, сногсшибательная стоимость этой бутылки для тебя не представляет никакого значения. Ведь ты не вложила в ее приобретение ни одного медного пятака. Чужие деньги ничего не стоят!

– Почему чужие? Это были деньги моего отца.

– Не хочу спорить. Но все ж таки давай лучше не будем открывать эту бутылку, – резко возразил я, не решаясь прикоснуться к столь уникальному и дорогостоящему вину. – Лучше отнеси ее, пока не разбила!

– Твое дело… – обидевшись, промурлыкала Лариса. – Я хотела устроить скромный семейный праздник.

– Но не с бутылкой выдержанного французского вина за двадцать тысяч евро, – возбужденно выкрикнул я. – У меня в голове не укладывается такая астрономическая сумма. Для любого нормального человека это же целое состояние.

– Лично тебе какое до этого дело?

– В принципе, никакого дела нет.

– В таком случае расслабься, – посоветовала она. – Живи проще…

– Но я еще не отработал у Грохотова ни единой минуты.

– Что из того?

– Не знаю, что меня ожидает в ближайшем будущем.

– Счастливая беззаботная жизнь!

– Может, и так, но нельзя исключать некоторые невыясненные нюансы.

– Какие именно?

– А что если мне эта работа не понравится?

– Зато тебе понравятся деньги, которые ты будешь получать!

Я машинально посмотрел в сторону окна. Там при открытой фрамуге мягко колыхались шторы. Сшитые из итальянской ткани, они чудесно гармонировали с основным дизайном гостиной комнаты.

– Да мало ли какие проблемы или же непредвиденные обстоятельства могут возникнуть? – вернувшись к неоконченному разговору, продолжил я. – Возможно, вообще придется отказаться от полученного предложения!

– Мой папа слов на ветер не бросает. Если он решил взять тебя в свою компанию, то останешься доволен.

– В компанию? – раздраженно пробурчал я. – Интересно было бы узнать, в какую именно компанию?

– Вероятно, в компанию по продаже импортных иномарок, – неуверенно пояснила Лариса.

– А я почему-то подумал, что в компанию бандитов и уголовников!

Ларочка недовольно покачала головой. Я понял, что ненароком перегнул палку. Мне ничего не оставалось, как ретироваться в срочном порядке.

– Прости милая, – поспешно произнес я. – Признаю, что с моей стороны это была нелепая неуместная шутка.

У Ларисы на лице появилась довольная улыбка.

– Конечно, я тебя прощаю, мой шалунишка, – с хитринкой в голосе сказала она, но тут же серьезно предупредила: – В следующий раз лучше сначала как следует подумай, прежде чем произнести вслух подобную глупость! Как любит говорить мой отец: «За гнилой базар можно и ответить!»

Для того чтобы полностью реабилитировать себя в ее глазах, мне пришлось крепко обнять Ларочку и в течение получаса добросовестно исполнять свой супружеский долг. Не скажу, что это было мне неприятно или хотя бы обременительно, но особого удовольствия при этом я не испытывал. Лариса перестала быть для меня желанной загадочной женщиной и не возбуждала с прежней дикой страстью. Более того, я не только охладел по отношению к ней, но и вдоволь насытился повседневной семейной жизнью. Я истосковался по свободе. Мне хотелось все бросить, встать и уйти, но мысли о Василии Николаевиче Грохотове не давали покоя. Я ни на секунду не сомневался, что этот криминальный авторитет только и ждет, когда я допущу какую-нибудь малейшую оплошность. Скорее всего, желание всеми правдами и неправдами избавиться от меня было у него гораздо сильнее, чем мое желание порвать всякие отношения с его дочерью и вернуться к разгульной холостяцкой жизни.

– Я в который раз замечаю, что ты постоянно куда-то удаляешься, – прикрывая наготу махровым халатом, укоризненно сказала Лариса. – Ты вроде бы рядом со мной и в то же самое время где-то далеко за линией горизонта.

– Всякий здравомыслящий человек способен отложить в сторону любые, даже самые важные дела, но он не может не думать. Хочу сделать для тебя что-то хорошее, возвышенное, но ничто стоящее не приходит на ум, – солгал я, преднамеренно скрывая от нее истинную причину моей задумчивости.

– Ты делаешь настоящие чудеса в постели. Можешь не сомневаться, это дорогого стоит, – поцеловав меня в кончик носа, прощебетала Лариса.

– Не трудно быть хорошим любовником, особенно если находишься в постели с такой пламенной женщиной, как ты, моя любимая кисонька, – мгновенно отпарировал я.

– Это все хорошо, – пристально посмотрев на меня, сказала Ларочка и тут же спросила: – Но что будем делать с бутылкой французского вина?

– Убери в бар. У нас еще будет более достойный повод, для того чтобы откупорить «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года, – благоразумно посоветовал я. – Сейчас обойдемся бокалом домашнего вина или фужером самого простого шампанского по двести рублей за бутылку.

– Ради тебя мне ничего не жаль, но если ты принял решение, то пусть будет по-твоему, – торжественно провозгласила она. – Какое шампанское лучше, сладкое или полусладкое?

– Без разницы! – натянуто улыбнувшись, ответил я. – Даже самое лучшее шампанское ничто по сравнению с нектаром твоих мягких пухленьких губ.

Ларочка вновь поцеловала меня в кончик носа.

– А все ж таки это здорово, что у нас наконец-то будут свои, кровно заработанные деньги, – возбужденно сказала она.

На ее лице внезапно отразилось плохо скрытое самодовольство.

– Кто бы спорил? Нет ничего лучшего, как получать кровно заработанные деньги, – согласился я, стараясь приглушить крик моей любвеобильной души, исстрадавшейся по прежней свободе, в которой преобладали молоденькие ни на что не претендующие девушки.

– Пока приготовлю колотый лед и шампанское, погладь, пожалуйста, мою любимицу, – попросила Лариса.

– С превеликим удовольствием! Ведь я тоже успел полюбить это дивное создание…

– Приятно слышать. Мне почему-то казалось, что ты не слишком хорошо к ней относишься.

– Глупости, – поспешно возразил я. – Когда приходится выбирать между двумя кисками, конечно, отдаю особое предпочтение только тебе.

С этими словами я откинулся на спинку кресла и обаятельно улыбнулся.

– Как только вернусь, постараюсь во всех красках расписать тебе прелести самостоятельной независимой жизни, – сказала Лариса.

Она окинула меня лукавым взглядом и, слегка приподняв халатик, преднамеренно оголив стройные соблазнительные ножки, почти полушепотом произнесла:

– Если ты, мой шалунишка, будешь хорошим мальчиком, то сегодня я подарю тебе бурную незабываемую ночь.

Прежде чем выйти из гостиной, Лариса с особой осторожностью подала мне мэнскую кошечку, даже не подозревая с каким наслаждением я бы свернул шею этому бесхвостому клубку мурлыкающей шерсти.

11

После того как мы с Ларочкой распили шампанское, она действительно подарила мне бурную незабываемую ночь, которую не смог бы забыть при всем желании! Что-то подобное этой ночи могло присниться лишь в самом кошмарном сне. Мало того, что Ларочка бесконечно трещала о прелестях самостоятельной независимой жизни, так еще умудрялась, чуть ли не ежеминутно напоминать о своем отце, разрисовывая в самых радужных красках и вознося его до небес, чуть ли не приписывая к лику святых.

– Мой отец не такой плохой, как ты о нем думаешь, – говорила Лариса таким голосом, будто оправдываясь.

– Ничего плохого о нем не думаю, – отмахивался я.

– Папулечка человек слова…

– Не сомневаюсь.

– Он никогда ничего не забывает…

– Наверняка так оно и есть. – Многие мечтают устроиться к нему на работу…

– Охотно верю.

– Тебе дьявольски повезло…

– Несказанно повезло. Я до безумия счастлив!

У меня уши сворачивались в трубочку, а она продолжала напевать многообещающие дифирамбы.

– Поживем, посмотрим, – отмахивался я, не предвидя ничего хорошего от столь нелицеприятной затеи связать дальнейшую судьбу с отъявленными уголовниками.

Я постоянно ощущал себя глупым мышонком, который пищал, но упорно лез в мышеловку за кусочком мягкого душистого сыра. Но даже в этом сравнении я во многом проигрывал несмышленому зверьку. Если несчастным грызуном вместо разума руководило чувство нестерпимого голода, то у меня, в свою очередь, все оставшиеся мозги попросту заплыли жиром. Впрочем, у меня, как никогда, появился шанс осуществить давнюю мечту. Теперь я действительно мог получить все и сразу! При этом мне не придется часами простаивать у заводского конвейера, чтобы в конечном результате принести домой нищенскую зарплату. У меня на горизонте маячили деньги. Большие деньги, которые могли сделать меня по-настоящему богатым, независимым человеком.

– С твоей первой зарплаты мы купим мне новую шубку… – лепетала Лариса, упоенная собственным себялюбием. – Скоро наступит осень, а там зима не за горами. У меня нет новой зимней обуви. Прошлогодние сапожки вышли из моды.

– Конечно, купим, – отвечал я, лежа в постели, тупо уставившись в потолок. – И сапожки купим, и шубку, и валеночки…

– А валеночки зачем? – не поняла Лариса.

– Затем, чтобы были!

– Тогда лучше золотые сережки и золотой перстенек с алмазами.

– Можно с алмазами, можно с бриллиантами.

– А может, заменим в гостиной телевизор?

– Конечно, заменим! Мы смотрим телевизионные программы в половину экрана, оттого что глаза разбегаются в разные стороны, так почему бы не купить новый домашний кинотеатр во всю стену?

Ларочка на мгновение задумалась.

– Да, ты, как всегда, прав! У нас большой хороший телевизор. Тогда купим все-таки перстенек и сережки.

Я посмотрел на нее, как на умалишенную.

– Кисонька моя, – вкрадчиво произнес я. – Ты подарила мне золотую цепочку и нательный крестик за баснословную сумму. На какие деньги ты рассчитываешь, чтобы я смог преподнести тебе достойный подарок?

– Тысяч на двести. В крайнем случае на сто пятьдесят, – не моргнув ресничками, сказала Лариса и, тут же глубоко вздохнув, подчеркнуто заявила: – Я ведь не дурочка, прекрасно понимаю, что сразу много не заработаешь. Всегда приходится начинать с какой-нибудь мелочи!

Я ненароком подумал о том, что либо моя жена в самом деле сумасшедшая, либо я, отправляясь в Тольятти, попал на Клондайк и нашел золотую жилу.

«Если первая зарплата под двести тысяч, то каковы будут премиальные?» – подумал я, тщетно пытаясь склонить Ларочку к любовным играм, только ради того, чтобы она замолчала хоть на какое-то время.

– Потом, мой шалунишка. Потом. У меня такое возбужденное состояние. Я вся в эйфории.

– Но ведь ты обещала…

– Бурную незабываемую ночь? Какие пустяки. Взамен подарю тебе любвеобильное утро, наполненное нежностью и лаской!

– Ты обещаешь, что это утро действительно будет бурным и незабываемым? – поинтересовался я.

– Обещаю, обещаю… – скороговоркой выдала Лариса, с возрастающим восторгом продолжая расписывать прелести нашей будущей совместной жизни.

Вынужден констатировать тот факт, что Ларочка меня почти не обманула и насчет бурного незабываемого утра. Это утро действительно стало для меня таковым, правда, не совсем в том понятии, о котором я мечтал и на которое имел право рассчитывать, особенно после ее клятвенных заверений о пламенной и страстной любви.

– Через двадцать минут у твоего подъезда будет стоять машина, – заявил Грохотов, бесцеремонно позвонив на мой сотовый, при этом не сказав ни здравствуй, ни до свиданья!

– У нашего подъезда много машин, – успел подметить я.

– Это не твоя забота! Тебя знают в лицо, – рявкнул он, но тут же предостерегающе добавил: – Не забудь, что ты муж моей единственной дочери. Ты знаешь, что я от этого не в восторге, но тем ни менее ты мой зять. Веди себя как хозяин положения, а не как размазня. Парни, которые за тобой заедут, мои шестерки. Держи их в наморднике и на коротком поводке, словно цепных псов!

Он отключил телефон, не позволив мне задать ни единого вопроса. Впоследствии, проанализировав его короткую речь, я убедился, что количество отборного мата, извергаемое грубым голосом Василия Николаевича, явно превышало количество самых нормальных общепринятых слов. Но при всем желании я не мог отрицать тот факт, что, несмотря на его беспардонную грубость, Грохотов был человеком дела. К сожалению, это обстоятельство меня больше огорчило, чем порадовало. Если он был пунктуальным в таких незначительных мелочах, то наверняка держал слово при более серьезных обстоятельствах. Я до сих пор не забыл его угрозы, которые он воплотит в жизнь, если хоть раз посмею обидеть его единственную дочурку, не говоря о том, что предоставлю ей возможность скоропостижно скончаться. Так или иначе, я был вынужден отбросить в сторону или хотя бы отложить до более благоприятного времени мысли о том, что смогу за все обиды и унижения по полной программе рассчитаться со своей женой, которая постоянно следила за мной и держала под неусыпным контролем.

– Милая моя девочка, – притворно-нежным голосом сказал я, собравшись выйти из квартиры. – Звонил твой отец.

– И что он сказал?

– У нашего подъезда меня ждет машина.

– Зачем?

– Мы же договорились. Мне пора на работу. Твой отец действительно слов на ветер не бросает…

– Поцелуй меня, мой мальчик, – проворковала она полусонным голосом. – И не забудь погладить нашу кошечку.

Естественно, я не только поцеловал Ларису, но и покорно погладил чертову кошку, при этом в очередной раз испытал дикое желание придушить собственную жену и дать хорошего пинка этой бесхвостой твари.

Так или иначе, но я не заставил себя долго ждать и уже через несколько минут вышел на улицу. Возле нашего подъезда действительно стоял автомобиль. Я сразу обратил внимание на водителя и еще троих парней, теснившихся на заднем сиденье темно-синей «десятки». В некоторой степени я им даже посочувствовал. Они явно не подходили под габариты отечественной легковушки и чуть ли не вползали друг другу на колени. Как и подобает зятю крутого авторитета, я, не задумываясь, плюхнулся на свободное переднее сиденье возле водителя. В прямом смысле слова, собственным затылком я чувствовал недовольные взгляды моих первых подельников по криминальному бизнесу. Я сразу догадался, что если не всем, то одному из них явно стал рыбьей костью, застрявшей поперек горла. Благодаря Грохотову я занял чужое место и даже претендовал на чью-то должность, наверняка приносящую весьма внушительный доход. У меня отличная зрительная память, и поэтому я сразу узнал того крупного бугая, который в первые минуты моего пребывания в Тольятти тряс меня за ворот ветровки, требуя вернуть якобы присвоенные мной деньги. Я вспомнил, что со всей силы приласкал его коленом в пах и невольно ухмыльнулся. Было явно заметно, что и он тоже узнал меня, но сделал вид, будто мы с ним никогда раньше не встречались. Я решил ему подыграть и тоже не проявил излишних эмоций.

– Куда едем? – спросил водитель, обращаясь в пустоту.

Вернее сказать, он обратился ко всем сразу и в то же время ни к кому конкретно.

– Сначала на кладбище. Помянем правильных пацанов, потом махнем в Новый город. Проучим одного малахольного бизнесмена. Отказывается отстегивать бабки, – ответил мой «крестник» по привокзальной драке, сопровождая каждое слово пошлой нецензурной бранью.

Я мгновенно его осадил, желая показать, что теперь все решения буду принимать самостоятельно и без чьей-либо помощи.

– Может, сначала поинтересуешься моим мнением, куда и когда мы поедем?! – резко заявил я. – Или считаешь, Василий Николаевич Грохотов просто так назначил меня смотрящим…

Меня так и подмывало съязвить. Я еле сдержался, чтобы не спросить его о бильярдных шарах, которые резким ударом колена четко загнал в лузу. Не уверен, что он смог прочитать мои темные мысли, но его кислую физиономию перекосило так, словно он только что поцеловал бородавчатую жабу. Разумеется, он знал обо мне еще до того момента, как я вышел из подъезда, и наверняка понимал, что я был для него на недосягаемом расстоянии. Мой тесть стал для меня не только надежной опорой, но и выступал гарантом моей безопасности. Теперь, женившись на его единственной дочери, я мог позволить себе некоторую вольность.

– Ненавижу бессмысленные никчемные прогулки среди полузаброшенных могильных надгробий, – сказал я голосом, не терпящим возражений. – Меня не интересуют покойники, с которыми не был знаком при их жизни. Мне наплевать, какие у них гранитные плиты и как они чувствуют себя в сырой мрачной могиле.

Честно признаюсь, я даже испугался собственного высказывания. За такие слова, находясь в компании отпетых уголовников, можно было свободно получить пику в бок или удавку на шею.

– Там похоронены наши отчаянные братки, – огрызнулся мой «крестник».

– Ваши? – наигранно дерзко переспросил я, продолжая изображать из себя достойного родственника крутого авторитета, и в заключение заявил: – Не люблю просматривать чужие фотоальбомы. Ненавижу возлагать цветы на чужие могилы. Так что не будем напрасно терять время и сразу займемся делом.

Не знаю, куда меня понесло, но я отчетливо понимал, что мое поведение не пройдет для меня даром. Я даже не сомневался, что при первом удобном случае за пренебрежительное отношение к покойным браткам с меня спросят по полной программе. Однако в данный момент покровительство Грохотова было весьма ощутимым. Он наверняка предупредил своих шесте-рок, чтобы обходились со мной должным уважительным образом. Так или иначе, теперь у меня не было иного выбора. Встав на тропу войны, я уже не мог попятиться назад. Я должен был незамедлительно взять в руки всю власть, данную моим тестем. В противном случае мог угодить под чужую зависимость. Мне никоим образом не хотелось выступать в роли несмышленой телочки, которая со временем станет для этих парней хорошо откормленной дойной коровой. Разумеется, я ни на секунду не забывал о том, что, не будь Василия Николаевича, меня бы моментально вывезли за город и сожгли заживо, не пожалев ради такого случая канистру бензина. Чтобы не выдать себя и не показать, как у меня от чрезмерной бравады затряслись поджилки, я демонстративно развалился на сиденье и, не позволив никому опротестовать мое решение, тут же произнес:

– Не понял, в чем дело? Я не привык повторять дважды! По-моему, я уже сказал, что мы направляемся в Автозаводской район! Или меня здесь кто-то плохо слышит?

Я устремил негодующий взгляд на водителя «десятки».

– Без проблем, – поспешно ответил он, и тут же включив скорость, нажал на педаль акселератора.

Весь путь до вновь открывшегося продуктового магазина мы провели в гнетущей тишине. Лишь после того как покинули салон автомобиля, «крестник» по бильярдным шарам демонстративно отстранил меня в сторону и нравоучительно произнес:

– Насколько мне известно, ты новичок в нашем деле. Я войду первым, пацаны пойдут за мной. Не путайся у нас под ногами! Для начала лишь наблюдай и делай соответствующие выводы.

К моему искреннему удивлению, бизнесмен, который отказывался платить так называемую дань, не был солидным, умудренным жизненным опытом человеком. Ему было лет двадцать или чуть больше. По всей вероятности, он недавно вернулся из армии и еще не привык к гражданской несправедливости, наивно надеясь на что-то светлое и прекрасное. В его внешности не было ничего, что бы говорило о его атлетическом здоровье. Он был самым обыкновенным пареньком, ничем не выделяющимся из своих сверстников, но именно такие самоотверженные ребята в критической ситуации становились настоящими героями. Мельком взглянув в его честные бесстрашные глаза, я уже не сомневался в том, что он твердо верит в силу закона и не станет перед нами пресмыкаться. Он явно еще ни разу не был под прессом жизненных ситуаций и не имел ничего, кроме никчемных пустых амбиций. В глубине души я от всего сердца пожелал успеха в процветании его бизнеса, и даже испытал некоторое желание пожать его крепкую мужественную руку.

– Ты принимаешь наши условия или по-прежнему будешь артачиться? – нарушив ход моих благородных мыслей, злобно спросил мой «крестник».

– Проваливайте отсюда. Вы даже ломаного гроша от меня не получите, – решительно заявил паренек. – У меня законный бизнес. Я добросовестно оплачиваю налоги…

Он не успел договорить, как тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Надо отдать должное моему «крестнику», он весьма умело орудовал кулаком. Я даже невольно вспомнил нашу первую встречу возле железнодорожного вокзала и был поражен тем обстоятельством, что смог уйти от него целым и невредимым. Тем временем второй из наших подельников встал у входа, чтобы не впустить внутрь потенциальных свидетелей нашей бандитской разборки, а третий мордоворот подставил нож к горлу юной продавщицы, которая наверняка совмещала сразу несколько должностей. Вероятно, она симпатизировала юному хозяину магазина и одновременно числилась кассиром, бухгалтером и даже уборщицей. К сожалению, эта девочка не была столь же храброй и самоуверенной, как ее потенциальный друг, радеющий за справедливость. У нее на глаза навернулись слезы, а на лице отразился неимоверный ужас. Глядя на нее, я сразу догадался, что она больше никогда не будет работать в этом продовольственном магазине. Вряд ли юный герой с разбитыми в кровь губами сможет предложить ей такой заработок, ради которого она согласилась бы рисковать своим здоровьем и собственной жизнью.

– Немедленно убирайтесь отсюда, если дорожите своей шкурой! – воскликнул паренек и неожиданно для всех нас достал из кармана газовый баллончик.

«Игрушка для отпугивания назойливых мух на загородном участке», – машинально подумал я.

Этот паренек мгновенно получил очередной удар в челюсть. Мой разъяренный «крестник», не колеблясь ни секунды, вытащил из-за пояса боевой пистолет. Он хладнокровно взвел курок и направил ствол к его виску. Я поспешно схватил его за руку и, возможно, тем самым спас жизнь нерадивому бизнесмену.

– Я тебя запомню. Мы еще встретимся… – произнес паренек, посмотрев отчаянным взглядом в мои глаза.

Несмотря на то что я не сделал ему ничего плохого, он почему-то обратился именно ко мне. Вероятно, принял меня за старшего. Впрочем, ведь так оно и было.

– Уходим, – решительно скомандовал я и тут же направился к выходу. За своей спиной я слышал отборную ругань и звук ударов по бесчувственному телу. Я ничуть не сомневался, что после таких ударов ботинком сорок пятого размера лицо юного предпринимателя было превращено в кровавое месиво. Озираясь по сторонам и опасаясь наткнуться на представителей правоохранительных органов, я спешно плюхнулся на переднее сиденье и, как только трое моих подельников забрались в автомобиль, приказал водителю немедленно трогаться с места.

– Мне плевать, что ты Ларкин муж и у тебя крутой тесть, – услышал я грубый голос взбешенного «крестника». – Ты гнилой мужик. Никогда больше не смей хватать меня за руки. Особенно когда я в деле.

– Заткнись, – огрызнулся я. – С мертвого бизнесмена мы ничего не получим. Не имею понятия, какое у тебя прозвище, кликуха или погоняло…

– Лопата, – как бы невзначай сказал водитель и тут же пояснил: – У него фамилия Лопатов и к тому же отлично орудует этим инструментом, когда закапывает очередного жмурика.

От этих слов мне стало как-то не по себе и даже стало не хватать свежего воздуха. У меня появилось ощущение удавки, затянутой на моей шее.

– Мы отступили по твоей вине! Теперь этот фраерок решит, что ему все дозволено. Ты испортил весь кайф, – озлобленно прорычал мой «крестник».

– Хватит! – гаркнул я, решив, что в данной ситуации наступает не только переломный, но и критический момент. – Мне ваша компания не нравится! Мне с вами не по пути. Лежать в молодые годы на кладбище или, выражаясь вашим блатным жаргоном, чалиться на нарах – перспектива не слишком-то заманчивая. Остановите машину! Я выйду…

– Побежишь тестю стучать или вообще к легавым? – осклабился Лопатов.

Когда я выходил из машины, то он в очередной раз злобно выматерился и презрительно добавил: – Напрасно Ларка на тебя глаз положила! Зря она просила тебя припугнуть, чтобы потом нарисоваться в роли заступницы. Тоже мне, мать Тереза нашлась…

Я с размаху хлопнул дверцей автомобиля и решительно направился вдоль улицы. В эти минуты у меня было мерзопакостное настроение. Молодой хозяин нового продовольственного магазина не выходил у меня из головы, но еще больше я думал о нелицеприятном поступке моей супруги. И как я сразу не мог догадаться, что все произошедшее недалеко от железнодорожного вокзала в день моего приезда было не только сплошной бутафорией, но и дешевым уличным спектаклем. Моему вниманию был предложен давно отрепетированный сценарий, поставленный одним драматургом и для одного зрителя, который прибыл с Кольского полуострова с опрометчивым желанием быстро и легко разбогатеть. Разумеется, своими неадекватными действиями я внес некоторые коррективы в сюжет этой постановки. Два переломанных носа и скорчившийся от боли «крестник» были тому ярким подтверждением. К тому же Лопатов до сих пор ходил, широко расставляя ноги. Судьба четвертого афериста, которому ребром ладони я приласкал шейные позвонки, так и осталась для меня загадкой. Надеюсь, что он оклемался и теперь несколько раз подумает, прежде чем рискнет нападать на незнакомого человека. После перенесенного стресса у меня появилось дикое желание зайти в ближайшее кафе и выпить рюмочку крепкой русской водки, но с сожалением я вспомнил, что у меня в кармане не было даже мелочи для проезда в автобусе. Я был вынужден признать тот факт, что моя законная супруга по праву может считаться достойной дочерью своего папаши. Она не только сумела обвести меня вокруг пальца, но и, вскружив мне голову, приобрела в собственность, как дешевую безделушку. Она манипулировала мной, словно кукловод тряпочной игрушкой, целенаправленно дергая ее за ниточки. Теперь без ее ведома я не мог отклониться в сторону ни на один шаг. Практически я не мог без ее разрешения ни вздохнуть, ни выдохнуть. Вдобавок ко всему, я стал невольным соучастником нападения на хозяина продовольственного магазина, который ровным счетом не сделал мне ничего плохого. Деньги, о которых говорила Лариса, были грязными, окровавленными. Из младшего научного сотрудника, у которого была хоть какая-то перспектива на достойное будущее, я превратился в беспощадного, тупого хулигана и оказался в одной связке с отпетыми уголовниками. Они были готовы в любой момент, совершенно не задумываясь о последствиях, выполнить самую грязную работу по первому требованию более авторитетного проходимца. Для них не существовало ничего святого, кроме шелеста денежных купюр. От нахлынувших мыслей и переживаний у меня внезапно разболелась голова. Я не знал, что мне делать. Я ничуть не сомневался в том, что Лопатов и его подельники уже наверняка сообщили Грохотову о моем неадекватном поведении, благо мобильные телефоны давно не являются роскошью и стали общедоступным средством мобильной связи. Вряд ли кто-нибудь из них скроет от моего покровителя истинную причину неудачной разборки с плюгавеньким бизнесменом. Как бы там ни было, я не сдал элементарный экзамен на подлость и оказался слабым звеном в сложной цепочке бандитской группировки. Более того, теперь я подвел Ларису. Являясь, дочерью криминального авторитета, она, несомненно, возлагала на меня немалые надежды. После допущенной мной оплошности она вряд ли захочет жить под одной крышей с человеком, который, по ее понятиям, не смог стать настоящим мужчиной. Я не знал, какие дальнейшие действия мне предпринять, но зато был уверен на все сто процентов, что в ее доме меня больше никто не ждет. Я вновь вспомнил того паренька, который в одиночку осмелился противостоять таким отморозкам, как Лопатов и его подельники. Так или иначе, я был вынужден сделать окончательный выбор. Я должен был либо встать на путь преступлений, либо до конца остаться честным человеком, но при этом моментально лишиться всех благ сытой беззаботной жизни. Впрочем, я теперь слишком много знал, и мне вряд ли позволят так беспрепятственно выйти из игры. Разумеется, меня никто не тронет, пока Лариса и особенно ее папаша были моими покровителями. Однако нельзя было забывать тот факт, что, желая навсегда выйти из дела, я бы наверняка испортил Грохотову его непререкаемую репутацию криминального авторитета. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не понять прописную истину – такой позор он сможет смыть только кровью! Я успел еще о чем-то подумать, но тут же потерял мысль, потому что в это время сзади меня со скрежетом тормозов остановился легковой автомобиль.

– Давай не будем пороть горячку, – сквозь открытую дверцу сказал Лопатов. – Все нормально. Для первого раза даже неплохо.

Я мысленно заподозрил своего «крестника» во лжи. Конечно, он не испытывал ни малейшего желания встать на мою защиту. Он взболтнул лишнее, когда коснулся Ларисы, сказав мне правду о ее гнусной уловке. Он не удержал язык за зубами, и это могло ему дорого стоить. Я подумал о собственных неприятностях, которые непременно возникнут в случае моего категорического отказа принять его предложение, и поэтому беспрекословно опустился все на то же переднее сиденье возле водителя.

12

После некоторых мелких дел, которые не требовали применения грубой физической силы, я уже имел не только возможность зайти в бар и выпить рюмочку холодной русской водки, но и мог пригласить за свой столик в шикарном ресторане любую понравившуюся мне женщину. Однако я не забывал, что подобная выходка могла стоить мне жизни или, во всяком случае, сулила крупные неприятности. Именно поэтому, немного прогулявшись по городу, я вернулся домой. К моему удивлению, Лариса не стала выяснять, где я был все это время. Она встретила меня с распростертыми объятиями и поздравила с первым трудовым днем. За все время нашего совместного проживания ее нежные поцелуи были до такой степени неприятны, что мне невольно захотелось ее оттолкнуть. Она мечтала, чтобы я стал таким же, как ее отец. Ей было абсолютно наплевать на мои чувства и мои мысли. Ее ничего не интересовало, кроме денег, а уж какой ценой и каким способом они доставались, ей было совершенно безразлично. Мне кажется, если бы я угодил в тюрьму, то она бы восприняла это как должное, как само собой разумеющееся обстоятельство. Я, сам того не замечая, окончательно потерял к ней всякий интерес. Она перестала быть для меня олицетворением женской красоты и нежности. Она была точно такой же, как ее любимая мэнская кошечка: доброй и ласковой, но только ради того, чтобы кто-то ублажал ее по всяким пустякам и не гладил против шерстки.

– Лапонька моя, – осторожно сказал я, – мне не понравилось все то, чем я сегодня занимался. Это грязные деньги. Мы отнимаем их у добропорядочных, честных людей.

Ее внезапная реакция превзошла все мои ожидания.

– Честных?! – чуть ли не во весь голос выкрикнула Лариса. – Да ты понимаешь, о чем говоришь? О какой добропорядочности может идти речь? Эти люди ежедневно, ежечасно и ежеминутно обворовывают самых обыкновенных и действительно малообеспеченных трудящихся граждан.

Она негодующе посмотрела на меня и пошла в контрнаступление.

– Современные бизнесмены! Они ровным счетом ничего не производят. Берут готовый товар в одном месте и продают в другом.

Ларочка окинула меня таким взглядом, словно я задолжал ей миллион долларов и не собирался их возвращать.

– Ты хоть что-нибудь смыслишь в торговле?

– Во всяком случае, имею некоторое представление.

– Эти обнаглевшие бизнесмены ради собственной выгоды выставляют сумасшедшие накрутки. Такие, как мой отец и его люди, восстанавливают социальную справедливость.

– Отбирают деньги у «новых русских» и возвращают их народу?! – съязвил я.

– Нет, – согласилась Лариса. – Но эти бизнесмены платят процент от всеобщего дохода. Чем меньше размер их накруток, тем меньше они отстегивают нашим людям.

– Нашим? – с откровенной издевкой поинтересовался я.

– Да, нашим, – твердо заявила Лариса. – Если хочешь знать, то мы пашем как пчелки! Мы санитары, которые очищают общество от всякого гнилого сброда.

«Достойная дочурка своего папулечки!» – в очередной раз подумал я, но не стал вступать с ней в излишнюю полемику. Мне нечего было возразить и нечем было крыть ее неопровержимые аргументы. Даже тот отважный паренек, хозяин вновь открывшегося магазина, пытающийся воспротивиться нашему насилию и оказавший отчаянное сопротивление, во многом был не прав. Ведь он наверняка умышленно завысил цены на весь товар, чтобы покрыть собственные расходы и еще получить весомую прибыль. Что самое обидное, он защищал не благородные возвышенные идеи, а всего лишь собственные деньги. Если бы он действительно был кристально чистым и честным человеком, то свободно мог, без лишних проблем, обратиться в правоохранительные органы, и ему на помощь наверняка была бы выделена группа омоновцев. Ему заранее было известно о нашем появлении, но ведь он не предпринял никаких мер предосторожности. Девушка, которая стояла за кассой и которой для устрашения подставили нож к горлу, вообще ничего не имела. Ничего, кроме мизерной никчемной зарплаты. Он решил разыграть из себя героя, и в то же время, не задумываясь, подставил ее под удар. Он рисковал ее жизнью без капли угрызения совести. В тот момент он вообще не думал ни о ней, ни о ее ближайших родственниках. Он был пусть и бесстрашным, но глупым эгоистом. Я невольно пришел к выводу, что, не обратившись за помощью в соответствующие инстанции, этот молодой бизнесмен сам имел рыльце в пушку.

Совершенно и окончательно запутавшись в нахлынувших мыслях, я попросил у Ларисы пару таблеток аспирина и, ссылаясь на сильную головную боль, отправился в спальню. Лежа в постели, я многое обдумал и многое переоценил. В конце концов, чем бы я ни занимался в жизни, всегда мысленно подсчитывал сумму предполагаемого вознаграждения. Почему теперь, когда деньги сами текли мне в руки, я должен был от них отказываться? К тому же ведь именно ради того, чтобы заработать как можно больше денег и улучшить финансовое положение, я и приехал в Тольятти. Другими словами, какая разница, какие банкноты будут шуршать в моем кармане? Грязные или чистые, главное, чтобы их было как можно больше! Я даже размечтался о том, что рано или поздно, но мой тесть все ж таки покинет этот бренный мир и я по праву наследника займу его место. Наивный идиот! Я мечтал о собственной вилле на Канарах и надеялся, что у меня будет прислуга, строго состоящая из красивых молоденьких девушек. Тогда я еще не понимал, что в бандитском обществе существуют свои определенные законы.

– Я схожу к своей лучшей подружке, – заглянув в спальню, сказала Лариса, нарушив ход моих тайных мыслей. – Ты пока отдохни, а мы немного посплетничаем.

– Разве у тебя есть такая подружка? – изумился я. – По-моему, ты со всеми девушками и женщинами держишь определенную дистанцию и не подпускаешь к себе слишком близко.

С самого начала нашего знакомства я не слышал ни об одной ее подруге и был знаком лишь с женщинами, которые входили в круг нужных людей.

– Почему бы и нет? У меня много подруг.

– Ты никогда о них ничего не рассказывала.

– Но ведь и ты тоже никогда не говорил мне о своих друзьях, – лаконично подметила Лариса.

Мне нечего было возразить. Я махнул рукой в знак моего согласия и лишь ради приличия поинтересовался об имени этой таинственной незнакомки.

– Разве тебе не все равно? – спросила Ларочка с некоторой иронией в голосе.

– Просто интересно.

– Даша Холстова, – ответила она и тут же добавила: – Дочь интеллигентных родителей. Мама – врач-терапевт, а отец – ведущий инженер на автомобильном заводе.

Меня так и подмывало спросить: «Если твоя подружка хорошо воспитанная девушка, то почему дружит с такой стервой, как ты? Неужели ее родителям неизвестно, что твой папаша отпетый уголовник, который не отличается культурным поведением и не слишком разборчив в выражениях?»

– Если хочешь, пойдем со мной, – неожиданно предложила Лариса. – У Дашеньки сегодня день рождения. Мы договорились встретиться на даче ее родителей. Будет весело, не пожалеешь.

Она посмотрела на меня исподлобья и лукаво добавила:

– Конечно, если у тебя по-прежнему болит голова, то будет гораздо благоразумнее остаться дома…

– Нет, – поспешно ответил я. – После двух таблеток аспирина мне стало гораздо легче. К тому же меня разбирает жуткое любопытство. Я хочу познакомиться не только с твоей лучшей подружкой, но и со всеми твоими друзьями.

– Ты действительно этого хочешь?

– Почему бы и нет? Ведь я твой любящий муж и имею полное право знать людей твоего круга.

– Тогда собирайся. Я уже и так опаздываю, – поторопила Лариса.

Моя мнимая усталость улетучилась в одно мгновение, как легкое перышко от дуновения ветерка. Буквально через несколько минут мы уже были в автомобиле. Повернув ключ зажигания и запустив двигатель, Лариса плавно тронулась с места. Я откинулся на спинку сиденья и удовлетворенно прикрыл глаза. Не без оснований считая себя мурманским ловеласом, я предвидел встретиться с невзрачной пигалицей, не представляющей для меня ни малейшего интереса. Этому было самое простое объяснение, которое заключалось в том, что ни одна красавица, вроде моей жены, не станет заводить дружбу с более привлекательной соперницей, которая в любой момент может составить ей серьезную конкуренцию. Именно по этому умозаключению я представил Дарью Холстову закомплексованной зубрилкой, зацикленной на учебе и проводящей целые вечера за чтением душещипательных любовных романов. Разумеется, я не считал ее совершеннейшей дурнушкой, но тем не менее был уверен, что такая женщина, как моя Ларочка, привыкшая плести всевозможные интриги, зачастую использовала ее преданную дружбу в собственных корыстных целях. Каково же было мое изумление, когда я понял, что жестоко ошибался. Я даже не уверен, что мне достоверно удастся составить ее словесный портрет, потому что для полного восприятия ее внешности Дашеньку необходимо было увидеть. Во всяком случае, ее глаза были ни с чем не сравнимы. В них было что-то озорное от маленького вертлявого бесенка и в то же время они были умными и рассудительными. Ее чуть вздернутый носик придавал ей некоторую пикантность. Ее голос был певуч, как журчание весеннего ручейка. Она была высокой, стройной женщиной, оставляющей о себе самые приятные впечатления. Если, не обращая внимания на некоторые семейные неурядицы, я до сих пор воспринимал собственную супругу как само совершенство и считал ее вершиной женской красоты, то теперь был вынужден признать, что по сравнению с Дашенькой она мгновенно отошла на второй план. В тот момент, когда я впервые увидел Холстову, эту экстравагантную даму, поразившую меня с первого взгляда, я еще не знал, что она не замужем, но уже тогда поклялся добиться ее расположения и во что бы то ни стало сделать своей любовницей. Вполне естественно, что я вел себя таким образом, чтобы ни Дашенька, ни ее многочисленные гости, и уж тем более не моя Ларочка, не догадались о моих страстных намерениях. Я с кажущимся безразличием преподнес имениннице огромный букет свежих пышных роз и как самый верный супруг взял под руку свою жену.

– Только не пытайся убедить меня в том, что она тебе не понравилась, – вполголоса подметила Лариса.

– Симпатичная, даже немного смазливая, – констатировал я и тут же добавил: – Если бы Даша была чуточку умнее, то не стала бы с тобой дружить.

– Это еще почему? – поинтересовалась Ларочка. На ее лице отразилось откровенное недоумение.

– Потому что в твоем присутствии она становится невзрачной дурнушкой и окончательно теряет всякую привлекательность! По сравнению с тобой она незаметная козочка на фоне прекрасной лани, – схитрил я, скрывая истинный восторг перед ее подругой и нахлынувшие на меня возбужденные чувства.

В течение вечера я неоднократно ловил на себе хищнический целеустремленный взгляд виновницы торжества, но демонстративно не отвечал на все ее попытки завести со мной даже самый незначительный ни к чему не обязывающий разговор. Я знал по собственному опыту, что мое холодное безразличие обязательно заденет ее самолюбие и рано или поздно она сама захочет добиться моего расположения. Я специально ни разу не пригласил ее на танец и даже случайно не обмолвился ни единым словом. Я был уверен, что моя жена искренне поверила в то, что ее лучшая подружка не вызвала у меня никакого интереса. Спустя некоторое время Лариса даже попросила, чтобы я относился немного проще и вел себя менее скованно по отношению к Дарье Холстовой и перестал открыто и откровенно ее игнорировать.

– Даже ради тебя я не стану танцевать с дамой, которая мне не нравится, – высокопарно ответил я. – В этой жизни меня интересует только одна женщина! Ты наверняка знаешь, кого я имею в виду.

Лариса приятно мне улыбнулась и слегка чмокнула в щеку. Ее самолюбие было удовлетворено, и она возомнила себя лучшей красавицей нашей вечеринки. Поверив моим лживым лукавым словам, Лариса опрометчиво потеряла всякую бдительность и, заболтавшись с другими подругами, часто оставляла меня без должного внимания. Я неоднократно выходил на веранду, и она ни разу не последовала за мной. Я с удовольствием подметил тот факт, что моя жена мне чрезмерно доверяет. Выбрав удобный момент, как бы невзначай, проходя мимо Дашеньки, я прикинулся чересчур утомленным и попросил ее сопроводить меня в ванную комнату.

– Практически я совершенно непьющий человек, – не моргнув глазом, солгал я. – Вероятно, третья рюмка коньяку была для меня лишней. Мне необходимо слегка освежить лицо.

– Идемте, я вас провожу, – любезно предложила Даша.

Мы поднялись по крутой винтообразной лестнице на второй этаж, затем прошли по небольшому коридору.

– Здесь вы можете освежиться, – сказала она и подала мне чистое полотенце.

– Может быть, перестанем утомлять друг друга излишней вежливостью и перейдем на «ты»? – лаконично предложил я.

– Давай попробуем… – добродушно прощебетала Дашенька.

– Если можно, закрой, пожалуйста, дверь, – практически умирающим голосом произнес я.

– Может, позвать твою супругу? – поинтересовалась Дарья.

– Не стоит ее беспокоить, – поспешно воспротивился я. – В ее присутствии не смогу сказать, что очарован твоей пленительной красотой! Я весь вечер мечтал остаться с тобой наедине. Хоть на секундочку, хоть на мгновение! Я мечтал остаться наедине, чтобы рассказать о моих возвышенных чувствах. Я безумно хочу тебя поцеловать. Хочу прикоснуться к твоей щечке, похожей на розовое наливное яблочко, своими губами. Хочу поцеловать твой носик и твои глазки. Если сейчас ты меня оттолкнешь, то я стану самым несчастным человеком на всем белом свете. Я пленен твоей безукоризненной красотой. Теперь я твой покорный раб, и вся моя жизнь отныне принадлежит только тебе. Ты можешь сделать меня как самым счастливейшим человеком на всем белом свете, так и самым несчастным! Прошу… Нет, умоляю! Позволь прижать тебя к моему горячему сердцу. Позволь подарить тебе мою неудержимую страсть, мою преданную и чистую, как родник, любовь!

Дашенька не успела ничего ответить. Я крепко обнял ее за талию и прижался к ее губам своими губами. Она не только не сопротивлялась, но даже не попыталась оттолкнуть меня хотя бы ради самого элементарного приличия. Мои руки мгновенно заскользили по ее округлым бедрам и уже через мгновение обе мои ладони протиснулись под резинку ее легких шелковых трусиков. Я почувствовал, как ее руки с нарастающим трепетом обхватили мою шею.

– Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей, – прошептал я, произнеся монолог из давно отрепетированной сцены. – Хочу еще крепче прижать тебя к своему сердцу, хочу целовать твою приятно пахнущую грудь…

Дашенька в очередной раз попыталась что-то сказать, но я вновь впился в ее губки своими губами.

«Или сейчас, или никогда», – вспомнил я свое любимое сакраментальное изречение и тут же позволил моим шаловливым пальчикам освободить прелестную именинницу от ее нижнего белья.

13

На следующее утро меня нельзя было узнать. Я рвался на ненавистную мне работу. Я мгновенно занял место возле водителя и даже потребовал как можно меньше разводить пустые никчемные разглагольствования и заняться серьезным делом. Впервые за всю мою жизнь мне как никогда были нужны деньги. Более того, мне были нужны мои личные, никем не учтенные деньги, которые можно было потратить на собственные нужды. Теперь я каждую минуту, каждую секунду думал о Дашеньке. Я вновь был полон сил и энергии. У меня вновь появился интерес к жизни. Мне хотелось сделать для нее что-то необычное, запоминающееся. Мне хотелось, помимо нежных и ласковых признаний в любви, преподнести ей что-нибудь более существенное. У меня возникло дикое желание подарить ей какую-нибудь дорогую безделушку вроде бриллиантового колье или в виде золотого перстня с дорогой инкрустацией и золотую цепочку с ее знаком зодиака. Разумеется, я не был уверен, что мне удастся в течение суток заполучить необходимую сумму, но, во всяком случае, я добросовестно стремился к исполнению этой навязчивой идеи. Я первым входил в магазины или офисы должников моего тестя и требовал немедленного расчета. Даже Лопатов, закоренелый бандит, не ожидал от меня такой напористой наглости. Однако уже ближе к полудню мое настроение заметно поубавилось. Мои наполеоновские планы полетели в пропасть с быстротой молнии, промелькнувшей на грозовом небе. Мне сообщили, что все деньги, до последней копейки, мы должны сдать в воровской общак. Лишь на следующий день могли рассчитывать на получение причитающейся суммы, которая непосредственно зависела от суммы полученного дохода. Мечта о приобретении для Дашеньки дорогого подарка растаяла, как предутренний туман, так и оставшись моей несбыточной мечтой. Разумеется, о тех доходах, которые мне выдаст мой тесть, наверняка станет известно его единственной дочери. Теперь мне ничего не оставалось делать, как придумать что-либо иное. Мне нужен был другой способ добывания денег. Я почему-то был уверен, что Дашенька сумеет по достоинству оценить мою пылкую страсть и глубину моей широкой души. Мне казалось, что ради ее ответной любви я был готов на любую безрассудную глупость. Я не думал о возможных последствиях и, кажется, вообще ни о чем не думал. Все мои мысли были только о Дашеньке. Я мечтал как можно скорее встретиться со своей возлюбленной и забыть обо всем, что меня окружало. Я не хотел думать о моей жене, и уж тем более не имел ни малейшего желания вспоминать о моем тесте. Впрочем, внезапная любовь к Дашеньке все ж таки не лишила меня рассудка. Я отдавал отчет своим неблагопристойным действиям и отлично осознавал, что слишком многим рискую. Но еще больше я рисковал безопасностью моей любовницы. Я ничуть не сомневался в том, что если Грохотов узнает о наших взаимоотношениях, то он наверняка не потерпит, чтобы его собственный зять безнаказанно изменял его единственной дочери. Однако чем сложнее было достичь желаемого, тем ценнее был результат. К своему восторгу, я заметил, что Лопатов и его подельники, ставшие моими компаньонами по так называемому бизнесу, в этот день куда-то спешили. Они явно не хотели, чтобы я был в курсе их мутных дел.

– Необходимо подремонтировать машину. Разболталась шаровая передней левой ступицы, – как бы невзначай сказал мне водитель и тут же подчеркнул: – Примерно пару часов придется подождать в автосалоне.

– В таком случае лучше прогуляюсь по городу, – заявил я.

Было заметно, что моя блатная компания с удовольствием приняла мое предложение. Они даже ради приличия не попытались меня отговорить и, как только я вышел из машины, тут же рванули с места и моментально скрылись за ближайшим поворотом. На всякий случай я внимательно огляделся по сторонам. Не обнаружив ни одного подозрительного человека, достал мобильный телефон и по памяти набрал Дашенькин номер. Уже через четверть часа мы гуляли с ней по самой тихой улочке Тольятти, держась за руки, как пятнадцатилетняя влюбленная парочка или как студенты-первокурсники, прогуливающиеся на территории института во время большой перемены. В отличие от Дашеньки я постоянно оглядывался по сторонам. В каждой проходящей мимо женщине мне мерещилась Лариса, стремящаяся уличить меня в супружеской измене. Дашенька либо не замечала, либо делала вид, что не замечает моей тревоги. Она была абсолютно спокойной. Я же чувствовал себя как неопытный воришка, забравшийся в чужую квартиру и вздрагивающий от любого, даже самого незначительного шороха. Одно дело флиртовать с женщинами, будучи холостым человеком, и совершенно другие ощущения, когда знаешь, что ты женатый мужчина, соблазнивший лучшую подружку своей благоверной. Ничего удивительного в том, что я еще не научился с бесшабашной легкостью сворачивать с прямого жизненного пути и уверенно проходить по извилистой тропе измены, наполненной всевозможными препятствиями, способными привести к негативным последствиям. При всей моей любвеобильной натуре в данном вопросе у меня не было ни малейшего опыта. Я был молодоженом и лишь делал первые шаги, вступая в непростую семейную жизнь. Мы с Дашенькой прогуливались в пределах сорока минут и при расставании лишь пожали друг другу руки. Я даже не осмелился поцеловать ее в щечку. Не знаю почему, но мне повсюду мерещились люди Грохотова. Я невольно ощущал за собой постоянное наблюдение. Дашенька не хуже меня оценивала обстановку и тоже не хотела иметь лишние проблемы. К тому же ссориться с моей женой ей было невыгодно хотя бы по той простой причине, что она во многом от нее зависела. Да и просто ей не хотелось из-за меня терять с Ларисой давние дружеские отношения. На место встречи с моими компаньонами я пришел буквально за пару минут до их появления. Я наивно был уверен, что никто из них не мог и предположить, что я вернулся с любовного свидания. Моя душа ликовала. Мне хотелось петь и танцевать. Я был на седьмом небе от счастья. Я в очередной раз влюбился, словно безалаберный мальчишка, и ничего не мог поделать с нахлынувшими чувствами. На какой-то миг я вспомнил о супруге и невольно задумался.

«Интересно, из-за кого же сходил с ума? – подумал я. – В ней нет ничего особенного и сверхъестественного. Она ничуть не хуже, но и не лучше других женщин, которые сотнями, а то и тысячами ежедневно проходят мимо меня. А ведь некоторые из них даже в несколько раз были красивее и выглядели гораздо сексуальнее моей жены и лишь волею судьбы, которая оказалась к ним не столь благосклонна, не имели возможности приобрести дорогостоящий автомобиль, заказать лучшим кутюрье шикарные наряды и навести достойный макияж. Если я не обращал на этих женщин ни малейшего внимания, то какая же шальная муха меня ужалила в тот момент, когда я впервые увидел Ларису?»

Еще я подумал о том, что в первые минуты прибытия на железнодорожный вокзал города Тольятти мне не следовало поднимать подброшенную пачку фальшивых купюр. Это, несомненно, освободило бы меня от знакомства с Ларочкой и, естественно, не стало бы причиной моей поспешной женитьбы. Я до сих пор оставался бы свободным человеком и не имел никаких препятствий для встречи с Дашенькой. Возможно, спустя какое-то время мы бы с ней расписались…

Я не привык дважды наступать на одни и те же грабли и поэтому мгновенно остановил себя на этой нелепой мысли. Окажись я вновь закоренелым холостяком, то уже вряд ли бы какой-нибудь представительнице прекраснейшей половины человечества удалось заставить меня сделать столь опрометчивый поступок. Во всяком случае моя женитьба на Ларочке стала для меня чересчур хорошим уроком. Надев на безымянный палец правой руки обручальное кольцо, я не столько приобрел, сколько потерял. Теперь на этот счет я был более осторожен даже в собственных размышлениях. Но как бы там ни было, меня с нарастающей силой тянуло к Дашеньке, и я не мог запретить себе думать об этой чудесной и очаровательной пленительнице моего любвеобильного сердца. Я мысленно мечтал о нашей новой встрече и ничего не мог поделать с возбужденным чувством внезапно вспыхнувшей любви, доводившей меня до настоящего безумия.

14

Уже на третий месяц, после того как судьба опрометчиво забросила меня в Тольятти, город моих грез и моей мечты, я заметно изменился. Мой тесть научил меня выколачивать из преуспевающих бизнесменов солидный капитал. Моя жена ввела меня в высшее общество, а моя милая любовница Дашенька, рядом с которой я отдыхал душой и телом, не только научила меня осторожности, но при этом удовлетворяла все мои низменные желания. Что мы с ней только не вытворяли! Я мог заниматься с ней любовными играми в любом, даже в самом извращенном виде и в любом месте. Я делал с ней то, чего бы никогда не позволил сделать с собственной супругой. Неудивительно, что после наших коротких, но пылких встреч, которые обычно проходили на даче Дашенькиных родителей, я возвращался домой полностью изнеможенным и совершенно опустошенным, как выжатый лимон в чашке крепкого горячего чая. Все чаще свою возрастающую холодность по отношению к Ларочке я объяснял головной болью. Постепенно мы стали гораздо реже появляться в общественных местах. Перестали посещать драмтеатр и тем более не ходили на просмотр современных кинофильмов, ограничиваясь видеодисками и просмотром фильмов через Интернет. Моя недальновидная супруга, ни в чем меня не заподозрив, по-прежнему была со мной ласкова и нежна. Точно так же, как ее мэнская кошечка, она по-прежнему хотела тепла и ласки, а я смотрел на нее с единственным желанием схватить за горло и держать до тех пор, пока она не перестанет дышать. Однако при всей возрастающей холодности к Ларисе я отчетливо понимал, что нельзя губить курицу, несущую золотые яйца. Помимо левых, неучтенных доходов, я научился выманивать деньги из ее увесистого кошелька. За недолгий период нашей совместной жизни я действительно сильно изменился. К тому же мой ненавистный тесть, удовлетворенный результатами моей работы, наконец-то в торжественной обстановке преподнес мне свой свадебный подарок.

– Только не думай, что я расслабился и поверил в твою искреннюю и бескорыстную любовь к моей дочери, – не скрывая прежней неприязни, предупредил он. – Если с моей девочкой что-либо случится или ты вздумаешь ее обидеть…

– Я все помню, – резко перебил я. – Не нужно повторять давно прописные истины. Я считаю себя не глупым человеком.

– Вот и замечательно, что ты все помнишь, – Грохотов подал мне брелок и ключи от новенького черного «Хаммера» и тут же добавил: – Если не оправдаешь моих надежд…

– То ты меня обязательно кастрируешь, – ответил я, как всегда нарушив элементарную субординацию и не обратившись к нему на «вы».

Он удовлетворенно кивнул головой и, похлопав меня по плечу, двусмысленно произнес:

– Тебе жить! Тебе решать…

Грохотов не мог и предположить, что, подарив внедорожник, он в несколько раз увеличил мою возможность встречаться с Дашенькой. Теперь мы все чаще могли выезжать за город и устраивать небольшие пикники. Мне казалось, что я всегда и везде хотел обладать только ею. Зачастую мне было жаль автомобильные амортизаторы. Где-нибудь на лесной лужайке, возле тихого ручейка или быстрой речушки, им приходилось выдерживать куда большую нагрузку, чем это было предусмотрено заводом-изготовителем. Мне казалось, что так будет продолжаться вечно. По крайней мере так и было до тех пор, пока однажды Дашенька не устроила мне грандиозную сцену ревности.

В эту минуту она мало напоминала слабую беззащитную женщину. Ее озлобленный взгляд сверкал ненавистью и обдавал меня холодным презрением.

– Я больше так не могу! – выкрикнула она. – Ты постоянно меня обманываешь!

Плавно переступая босыми стройными ножками, Дашенька бесшумно прошлась по ковру. На фоне темной мебели, утопая в тусклом свете торшера, она была олицетворением чего-то таинственного и божественного. Поначалу я безмолвно смотрел на нее, словно зачарованный, но, заметив, что она медленно приближается, машинально перевел взгляд на ее ногти, длинные и острые, покрытые перламутровым лаком.

– Но, Дашенька, – настороженно проговорил я. – Ты должна понять…

– Я никому ничего не должна! – воскликнула она непривычно мерзким голосом. – Я так больше не могу! Сколько можно надо мной измываться? Я безумно люблю тебя! Люблю страстно и нежно. Люблю каждой клеточкой своего тела. Было время, когда я пыталась тебя забыть, но у меня не хватило на это ни сил, ни мужества. Ты не представляешь, какое мучение ждать тебя целыми днями, а когда ты приходишь, то еще тягостнее видеть, как ты постоянно смотришь на часы.

– Но, Дашенька, ведь у меня жена, – тщетно пытался оправдаться я. – Постарайся войти в мое положение.

– Надоело! – выкрикнула она, окинув меня негодующим взглядом. – Почему я всегда должна уступать? Почему я вынуждена под кого-то подстраиваться и думать о том, чтобы не сделать кому-то больно? Почему я не могу быть счастливой? Почему твоя жена имеет право на полноценную жизнь, а я не имею?

– Лариса – твоя лучшая подруга, – резонно возразил я.

– Мне надоело быть ее подругой. Я ее ненавижу.

Прошелестев шелковым халатом, Даша вскинула голову и, встряхнув пышными волосами, пристально посмотрела на меня. В ее глазах вместе с горящей злостью вспыхнули искры невыносимой печали.

– Еще в детстве у нее были самые красивые куклы, – продолжила она.

При каждом глубоком вздохе ее упругая грудь выступала из-под выреза и невольно приковывала к себе мой пристальный взгляд. Мне не терпелось обнять эту маленькую хрупкую женщину. Хотелось в ее ласках забыться от повседневных забот и приобрести душевный покой, который я всегда получал на этой пригородной даче, чьи окна выходили на тихую лесную лужайку.

– Даже в школьные годы, – размазывая по щекам слезы, проговорила Даша, – твоя Лариска была впереди меня. Она всегда и во всем лидировала. А с тобой… – Дашенька зашмыгала курносым носиком и, тяжело всхлипнув, замолчала.

– Что со мной? – не понял я.

– Почему она первой познакомилась с тобой? – поникшим голосом произнесла Даша. – Я опять оказалась на втором плане.

– Но ведь тогда я даже не догадывался о твоем существовании, – вновь возразил я.

– Это ровным счетом ничего не меняет, – вспылила она. – Я тебя безумно люблю. Считаю своим мужчиной. Эта сучка…

Я молчал. В моей памяти промелькнул тот замечательный вечер, когда я впервые увидел Дашеньку и когда я соблазнил ее в ванной комнате. К сожалению, от этого дня остались лишь смутные воспоминания.

«Странная штука жизнь, – подумал я. – Вроде совсем недавно Дашенька ни на что не претендовала, а теперь у нее появились грандиозные запросы. Не обремененная домашним хозяйством, она расцвела как весенний цветок. Ее стройное тело отливает бронзовым загаром…»

– Ты меня не слушаешь? – спросила она, перебив мои мысли.

– Нет, что ты, дорогая, я внимательно слушаю, – слегка смутившись, ответил я. – Полностью и во всем с тобой согласен. Мне нечего сказать в свое оправдание. Я даже не могу тебе ничем возразить.

– Конечно, у тебя нет оправданий. Ведь ты столько раз клялся, что подашь на развод. Или я не права?

– Права, Дашенька! Ты всегда и во всем права. Я тоже очень сильно люблю тебя, но все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Остались у меня какие-нибудь чувства к жене или нет, это не самое главное.

– А что же, по-твоему, главное?

В ее голосе явственно слышались нотки негодования. Она отошла в сторону, достала из пачки тонкую дамскую сигарету и, слегка постукивая по ней ноготком, закурила.

– Рано или поздно, но к жене начинаешь привыкать, как к старым домашним тапочкам, – невнятно пробормотал я.

– Что ты хочешь этим сказать? – настороженно спросила Даша, присев на край мягкого кресла.

– Носить нельзя и выбросить жаль, – пояснил я с некоторым пренебрежением.

– Значит, если бы ты женился на мне, то я бы тебе уже надоела?

– Не нужно ловить меня на слове, – нахмурившись, ответил я. – Мне и в голову такое не могло прийти. Я никоим образом не имел в виду тебя.

– Но ведь ты сам только что сказал… – впившись в меня целеустремленным взглядом, подметила Дарья.

– Ты забываешь, что у Ларисы очень влиятельный отец, – раздраженно отпарировал я. – Если он узнает о моей измене по отношению к его единственной дочери, то нам с тобой обоим не поздоровится. Он не потерпит, чтобы Ларочка была обманута собственным мужем и ее лучшей подругой!

– Василий Николаевич слишком занят, чтобы заниматься подобной глупостью. К тому же у меня с ним отличные взаимоотношения…

– Что ты хочешь этим сказать? – ее же словами, настороженно поинтересовался я.

– Только то, что уже сказала. Василий Николаевич знает меня с самого детства и не станет причинять мне боль и страдания.

– Самонадеянная идиотка, – несдержанно вспылил я. – Не понимаешь, что говоришь. Но даже если допустить, что Грохотов оставит нас в покое, то Ларочка… Она не переживет такого позора. Быть брошенной женой…

– На этот счет можешь быть совершенно спокоен. Ничего страшного с ней не произойдет! Вскоре после вашего развода она вновь выйдет замуж и напрочь позабудет о твоем существовании. А ее блатному папаше нет до тебя никакого дела. Возможно, он даже будет рад от тебя избавиться. Ты человек не его круга! – ответила Даша, затянувшись сигаретой. – Лучше признайся, что это не им, а тебе будет без них плохо.

– Нельзя построить счастье на чужом горе. Лариса – моя законная супруга. Мы даже обвенчались в Спасо-Преображенском соборе. Возможно, – слукавил я, – в ближайшее время у нас будет ребенок…

– А мой малыш тебя не интересует? – озлобленно выкрикнула Дарья.

– Какой еще малыш? – недоуменно переспросил я.

От мерзопакостного ощущения собственной безысходности кровь прилила к моему лицу. Мне стало жарко, как в хорошо натопленной парилке.

– Ты прикидываешься или на самом деле ничего не замечаешь? – с нескрываемым возмущением отпарировала она.

Дашенька постаралась придать своему голосу равнодушный, но в то же время угрожающий тон.

– А что я должен замечать? – встревожено поинтересовался я.

Мой лоб покрылся испариной, а на кончике носа выступили капельки пота.

– Я в положении! – произнесла Даша с особым ударением.

Она демонстративно распахнула халат и погладила себя по оголенному животику.

Я не заметил существенных изменений в структуре ее стройной фигурки, но все-таки опустился перед ней на колени, обнял за талию и тихим взволнованным голосом прошептал:

– Прости меня. Прости, если сможешь. Я не знал…

– У нас будет мальчик, – примирительно сказала Даша. – Ты ведь наверняка мечтал о наследнике?

– Конечно, милая, – потерянным голосом промямлил я. – Конечно, я всю жизнь мечтал о сыне.

– Я сделаю тебя счастливым отцом.

– Да, да… Разумеется.

– Он будет такой же красивый и мужественный, как ты.

– И с такой же густой шевелюрой?

– Мне нравятся твои густые волнистые волосы. У нашего сына будут точно такие же.

– Да, конечно, дорогая, – задумчиво произнес я. – Но может… Пока не поздно… Ты сумеешь от него избавиться?

– Поздно! – сверкнув презрительным взглядом, выкрикнула Дарья.

Ее лицо перекосилось от злобы. Она резко оттолкнула меня в сторону и твердо заявила:

– Хочешь ты этого или нет, но у меня будет сынишка.

– Разве имею что-нибудь против рождения нашего малыша? – ответил я. – Обязательно стану тебе помогать…

– Мне не нужна твоя помощь! Подавись своими дешевыми подачками!

– Дашенька…

– Я тебе не уличная девка, от которой можно так легко откупиться!

– Дашулечка…

– Будь ты проклят!

– Я же безумно тебя люблю!

– И как только язык повернулся сказать мне такое?

– Прости! Слышишь, прости!

– Мне от тебя ничего не нужно! Я сама воспитаю нашего ребенка.

– Для меня стало такой приятной неожиданностью все, что ты сказала. Я еще не успел осознать. Тем более не хотел тебя обидеть… – запинаясь на каждом слове, стал оправдываться я.

– Ты подлец! Я-то, наивная дурочка, поверила, что действительно нужна тебе. Ты попользовался мной и в кусты… Негодяй! Я тебя ненавижу!

Дарья произнесла это с таким видом, будто отчитывала провинившегося мальчишку, который футбольным мячом разбил ее оконное стекло.

– Успокойся, Дашенька, все будет хорошо. Скажи, что я должен сделать, и я обязательно это сделаю. Ради нашей светлой любви я на все готов!

Лицо Дарьи мгновенно прояснилось.

– Ради меня и нашего будущего ребенка ты готов на любые жертвы? – поинтересовалась она.

– Да… – нерешительно ответил я.

– Мне нужно, чтобы ты забрал у Ларисы все свои вещи и переехал жить ко мне.

– Вероятнее всего, в скором будущем я так и поступлю. Пока рано об этом говорить.

– Я хочу, чтобы ты жил со мной, – твердо заявила Дарья.

– Я тоже этого хочу, но пока не время…

– Завтра же утром ты должен сказать Ларке всю правду!

– Давай не будем пороть горячку.

– А почему, собственно говоря, нет?

– Я ведь, кажется, уже сказал, что все не так просто…

– Лучше признайся, что ты меня не любишь!

Она докурила сигарету, потом поднялась с кресла и вновь прошлась по комнате.

– Но, Дашенька… Завтра я вернусь домой только к вечеру. Мне необходимо съездить в Самару. Моя жена уверена, что я уже там. Утром я не смогу ее увидеть.

– Неужели Лариска стала такой наивной и поверила, что на ночь глядя ты отправился по делам? – недоверчиво спросила Даша.

– Она не может мне не поверить. Я выполняю задание Василия Николаевича. Ее отца… К тому же моя супруга мне доверяет…

– Какая же она наивная и глупая!

– Позволь с этим не согласиться.

– Можешь не соглашаться, но я никогда не буду тебе доверять!

– Ну и совершенно напрасно.

– Я стану следить за каждым твоим шагом.

– Это неразумно.

– Зато никогда не сможешь меня одурачить.

– Да, да… Конечно, – нехотя пробубнил я. – Как только вернусь из командировки, так сразу же с ней поговорю.

– Ты опять хитришь, – возразила Дарья. – Не верю ни единому твоему слову.

– Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

– И тем не менее лучше я сама встречусь с ней и самостоятельно решу эту проблему.

– Когда?

– Завтра, пока ты будешь развлекаться с самарскими шлюшками!

– Я еду туда по делу, а не ради развлечений, – огрызнулся я. – Неужели нельзя подождать до моего возвращения?

– Нет, нельзя…

– Не нужно пороть горячку.

– Ты так считаешь?

Дашенька подошла ко мне на цыпочках и, крепко обхватив за шею, сказала:

– Я выложу ей все начистоту. Она меня обязательно поймет, ведь мы с ней подруги.

– Это сильно ударит по ее самолюбию.

– Мне безразлично.

– У нее завышенная самооценка.

– Меня это нисколечко не волнует.

– К тому же в последнее время у нее появились некоторые проблемы со здоровьем.

– Пусть меньше увлекается шампанским, – лаконично подметила Даша.

– Я бы не стал утверждать, что Лариса чересчур увлекается спиртными напитками.

– Но если она в расцвете лет начала жаловаться на плохое самочувствие, то представляешь, что с ней будет через какое-то время? Зачем тебе больная жена? Посмотри на меня…

Дашенька скинула на ковер халат и, прижавшись ко мне нагим упругим телом, стала страстно меня целовать.

– Скажи, ведь я такая же грациозная, как та мэнская кошечка, которая живет у твоей Лариски? – спросила она вкрадчивым голосом.

– Моя супруга тоже сравнивает себя с этой тварью, – огрызнулся я. – Вы с ней словно сошли с ума.

– Почему ты так считаешь?

– Три бесхвостых кошечки на одного мужчину – это уже явный перебор. Ты даже не представляешь, с каким бы удовольствием я вышвырнул ее на улицу.

– Жену или кошечку?

– И ту и другую!

– Бедняжки! Им, наверное, было бы там неуютно?

– Мне все равно, – вновь огрызнулся я. – Больше не сравнивай себя с этой бесхвостой кошкой, если не хочешь, чтобы я вспыхнул от гнева. Я ненавижу эту тварь точно так же, как ненавижу свою собственную жену. Ласковая, безмозглая дура.

– Кто? Кошечка?

– И та и другая!

– Фу… Какие вы, мужчины, пакостники, – проворковала Даша, снимая с меня пиджак и галстук.

– Пообещай мне, что завтра утром ты никуда не пойдешь, – настойчиво потребовал я, осторожно обнимая ее за тонкую хрупкую талию.

– Этого я тебе пообещать не могу.

– Я вернусь из областного центра и обязательно поговорю с Ларисой.

– Не-е-ет… – вкрадчиво ответила Дарья. – Ты плохо меня знаешь! Ради своего будущего я пойду на любую подлость. Завтра, в первой половине дня, я уже встречусь с твоей женой!

– Может, ты все-таки дашь мне возможность самому уладить мои семейные дела? – озлобленно проворчал я.

– Нет! У тебя была такая возможность, но ты ее упустил. Больше тебе не верю.

Я машинально выглянул в окно, сквозь неплотно задернутые шторы. Стояла звездная ночь. Яркие фонари освещали приусадебный дачный участок, утопающий в гнетущей тишине.

– Мне совершенно наплевать на жену и на ее чувства. Я не хочу, чтобы ты волновалась, – тяжело дыша от негодования, произнес я, но при этом продолжал с наигранной нежностью поглаживать ее гибкую поясницу и покрывать ее лицо бесчисленным количеством поцелуев.

– Ты пробудешь у меня до утра? – улыбнувшись, спросила Дашенька, явно желая сменить тему разговора.

Ловким движением пальчиков она стала поспешно расстегивать пуговицы моей рубашки.

– Нет! Я уйду через несколько минут, – отрешенно ответил я. – Иначе не успею на важную встречу. Ты ведь не хуже меня знаешь, что все основные дела моего тестя решаются глубокой ночью. Надеюсь, ты проводишь меня до машины?

– Конечно, провожу, – огорченно ответила она и тут же лукаво добавила: – У нас с тобой осталось совсем мало времени. Давай не будем тратить его на пустые разговоры. Прижми меня крепче к своей груди. Я хочу быть твоей самой нежной и любящей женщиной…

Несмотря на то что у меня на душе было мерзопакостно, я все же обнял Дашеньку и крепко поцеловал ее пухленькие влажные губки.

15

На следующие сутки я смог вернуться из командировки лишь поздним вечером. Тягостные мысли о моем нелицеприятном разговоре с Дашенькой не давали мне покоя. Меня ни на одну минуту не покидало тревожное предчувствие надвигающейся беды. К сожалению, это предчувствие не было напрасным, и мои предполагаемые несчастья не обошли меня стороной. Переступив порог собственной квартиры, я сразу уловил на себе неприветливый леденящий взгляд Ларисы. В этот раз моя милая кошечка не была привычно обходительной и ласковой. Она, как мне показалось, даже в любое мгновение была готова выпустить наружу острые коготки.

– У моей милой кисоньки сегодня мрачное настроение? – подметил я, пытаясь скрыть чувство всевозрастающей тревоги.

– Надеюсь, ты неплохо провел время с молоденькой любовницей? – не ответив на мой вопрос, напрямую поинтересовалась она.

– Что за вздор? – вспылил я, стараясь сохранить пошатнувшееся самообладание. – Ты хоть иногда думай, о чем говоришь! Я целые сутки на ногах. Вкалываю, как проклятый, на твоего ненормального папашу. Вернулся домой, падая от усталости, а ты бесцеремонно набрасываешься на меня с какими-то нелепыми и необоснованными упреками.

– Ты считаешь, что у меня нет объективных причин для обвинения в твоей супружеской неверности? – поинтересовалась Лариса.

– Разумеется, нет никаких причин.

– Да неужто правда?

– Вне всяких сомнений, – твердо заявил я. – У тебя не только нет причин для подобных подозрений, но даже и мыслей таких быть не должно.

– Надо же… – всплеснув руками, воскликнула Ларочка. – Мой блудливый козел шастает в чужом огороде, а я, дурочка наивная, должна верить, что он ходит туда не ради пучеглазой козочки, а лишь для того, чтобы пощипать сочной зеленой травки.

– При чем тут козел? Это еще что за блатное выражение?! – возмутился я с напыщенной суровостью.

– Если обгадился, так лучше стой и молчи! Слушай внимательно и не перебивай, а не то за себя не ручаюсь! Я не такая наивная дурочка и не стану делать вид, что абсолютно ничего не замечаю… – отпарировала Лариса, окинув меня уничижительным взглядом.

– Ты вообразила всякую нелепую чепуху, а я должен выслушивать твои несправедливые оскорбления? Должен терпеть…

– Да не только должен, а обязан и будешь терпеть! Это не у меня, мой милый, а у тебя последнее время слишком часто начали появляться признаки мигрени. Это не я, а ты постоянно ссылаешься на головную боль и физическое недомогание.

– Ничего удивительного. Сказывается перемена климата, – как можно серьезнее проговорил я. – Переезд с Кольского полуострова в среднюю полосу…

– А я все никак не могла понять, почему в нашей постели ты изображаешь из себя утомленного больного человека? Была уверена, что подобным образом пытаешься избавиться от моей пылкой и страстной любви. Все гораздо проще. У тебя, оказывается, обострение затянувшейся акклиматизации…

– Может, не совсем так, но что-то в этом роде…

Она горько улыбнулась и тут же сказала:

– Тогда понятно, почему последнее время ты входишь в нашу спальную комнату с таким кислым отчужденным видом.

– Вздор!

– В следующий раз, прежде чем укроешься одеялом, посмотри в зеркало.

– И что я там увижу кроме своей уставшей физиономии?

– Что ты увидишь? Взгляд затравленного зверя, которого лишили свободы и вынуждают войти в железную клетку.

– Зачем же так утрировать? – нахмурившись, возразил я. – Много работы. Физическая усталость. Считаешь, так легко, имея два высших образования, выступать в роли малообразованного бандита, выколачивающего из преуспевающих бизнесменов их кровно заработанные деньги? Да если хочешь знать, я вообще нахожусь на грани нервного срыва.

– Да ты еще заплачь. Пусти скупую мужскую слезу, может быть, я пожалею, – съязвила Лариса и тут же добавила: – Думаешь, я такая глупенькая и ничего не вижу, и ни о чем не догадываюсь? Вот что, милый! Надеюсь, ты не забыл обещание моего папочки? Могу напомнить. Если ты меня обидишь, то он тебя кастрирует, как шелудивого блохастого щенка!

Она посмотрела таким коварным взглядом, что у меня мгновенно обострилось чувство вины и пропало всякое желание оправдываться. Я угодил в лабиринт, из которого не мог найти выход. В принципе, стоило ли удивляться Ларочкиному негодованию? По складу характера она целиком и полностью была схожа со своей мэнской кошечкой, которая наверняка была сродни дикой пантере. Во всяком случае, эта тварь была одной породы с кровожадным хищником. Возможно, именно поэтому бесхвостая питомица моей супруги бывает тихой и кроткой до тех пор, пока ее гладят по шерстке, но стоит лишь провести рукой в противоположном направлении, как она начинает фыркать и показывать хоть и мелкие, но острые хищные клыки. Уж кто-кто, а я точно знал, что у Ларисы были все основания если не выгнать меня из дома, то изрядно поцарапать мое лицо.

– Я даже не стану выдумывать, будто тебя где-то и с кем-то видели, – сказала Лариса, вернув меня в реальный мир из моей задумчивости. – Я женщина и прекрасно чувствую, что у тебя появилась любовница. Более того, я даже догадываюсь кто именно!

В моей голове зашевелились извилины. Мой мозг начал усиленно работать.

– Прекрати, Ларочка, – возмутился я. – Перестань выдумывать всякую ерунду. Я ведь хорошо понимаю, что в тот период времени, пока усердно выколачиваю бабки из толстобрюхих бизнесменов, ты скучаешь от одиночества и изнываешь от скуки. У тебя невольно разыгралось воображение…

Я подошел к ней и нежно поцеловал в щечку и мочку ушка.

– Очень сильно тебя люблю, – прошептал я. – Только тебя и никого больше. Ты у меня самая красивая, самая желанная и дорогая моему сердцу женщина! Я часто не бываю дома, но все мои мысли только о тебе. Я не могу дождаться того момента, когда вновь увижу тебя, услышу твой певучий звонкий голос и почувствую твое теплое дыхание. Я люблю тебя, воробушек мой маленький! Кошечка моя ласковая… Я хочу целовать твой носик, твои глазки! Я хочу тебя любить…

– Так в чем же дело? – резко оттолкнув меня, спросила Лариса.

Она неожиданно скинула с себя домашний халатик и посмотрела на меня с нескрываемым презрительным лукавством.

– Вот она я. Вся перед тобой. Возьми меня и подари мне свою любовь. Люби меня хоть до потери пульса, до потери сознания…

Она целенаправленно провела рукой чуть ниже моего пояса и громко засмеялась.

– Ты меня безумно любишь, а твой «дружок», по-моему, действительно слишком устал. Вероятно, в прошлую ночь он чересчур переусердствовал и немного переутомился? Надо же, как некстати…

Я потупил взгляд и не произнес ни единого слова. Мне нечем было крыть ее весомые аргументы. Любые, даже самые неопровержимые оправдания с моей стороны были бы бессмысленными и нелепыми. Она выбрала из карточной колоды все основные козыри и теперь откровенно насмехалась над моим поражением. У меня не было ни единого шанса выпутаться из столь неловкой щепетильной ситуации. Я впервые в жизни угодил в такое нелепое несуразное положение. Видя перед собой совершенно нагую красавицу жену, способную возбудить даже самого великовозрастного импотента, я опозорился как мужчина и не смог проявить к ней должного интереса.

– Повторяю еще раз: я не такая наивная и глупенькая, как ты думаешь, – с укором произнесла Лариса.

– Ничего не думаю, – буркнул я.

– Пусть недавно замужем, – проигнорировав мою реплику, продолжила Ларочка, – но прекрасно знаю, в чем именно выражается эректильная дисфункция…

– Какая дисфункция? – перебив ее, недоуменно спросил я.

– Эректильная… Когда мужчина не имеет возможность обеспечить нормальное сексуальное удовлетворение своей партнерше.

Лариса надменно ухмыльнулась, но тут же проговорила более мягким вкрадчивым голосом:

– Ты молодой, сильный здоровый мужчина, которому рано думать о подобных болезнях. Не пугайся, мой милый, в крайнем случае, я тебя обязательно вылечу.

Она неторопливо подняла с пола халатик и, прежде чем нагнуться, специально повернулась ко мне спиной.

– Что, мой милый муженек, ты до сих пор находишься в стопоре?

Лариса демонстративно накинула халатик и застегнулась на все пуговицы.

– Сегодня я не стану закатывать сцену ревности, но хочу тебя предупредить… – нравоучительно произнесла она. – Если ты еще хоть раз, кобель смердящий, вильнешь хвостом и решишь погулять на стороне, то я тебя кастрирую, даже не прибегая к помощи моего папаши и его бритоголовых шестерок!

Я пожал плечами и покачал головой, словно был поражен ее несусветной глупостью.

– Что касается твоей любовницы… – все тем же неестественно спокойным уравновешенным голосом сказала Лариса. – Стоит лишь мне захотеть, и ее смазливую мордашку тут же обольют серной кислотой. Она не умрет, но станет жуткой уродиной, не вызывающей никаких чувств, кроме омерзительного отвращения. И даже не сомневайся, мой блудный котик… Я так и сделаю! Я никому не позволю безнаказанно втаптывать меня в грязь и вытирать об меня ноги!

– У тебя явно плохое настроение. Зачем же срывать на мне накопившуюся злость? – попытался возразить я, но Лариса в очередной раз проигнорировала мои никчемные замечания.

– Я не собираюсь выслушивать твои лживые оправдания. Прими пару таблеток аспирина от головной боли и ложись отдыхать на диване в гостиной комнате. Как мы оба понимаем, сегодня тебе нечего делать у меня в будуаре, – съязвила она и тут же добавила: – Я не лесбиянка, мой дорогой, и хочу лежать в одной постели рядом с настоящим мужчиной, а не с пугалом огородным, у которого вместо мужского достоинства на тонкой ниточке болтается спущенный надувной шарик!

Демонстративно виляя округлым задом, она отправилась в спальную комнату, а я остался стоять посередине гостиной комнаты. В этот момент я впервые подумал о том, что моя жена в действительности оказалась не такой наивной и глупой женщиной, как я предполагал до этого времени.

16

Еще целую неделю после столь унизительных разговоров с моими женщинами, одна из которых была женой, а вторая – любовницей, мне чудом удавалось метаться между ними, как хрупкому мотыльку между двух полыхающих огней. Ларочка не верила моим лживым оправданиям, а Дашенька ежедневно, чуть ли не в полном смысле слова, брала меня за горло. Она стала слишком истеричной женщиной. Постоянно мне угрожала и требовала немедленного развода с супругой. Она регулярно давила на мою психику и обещала, в случае моей нерешительности, взять инициативу в собственные руки. Она держала меня в ежовых рукавицах. Мне нужно было что-то предпринять, и я наконец-то решил не испытывать судьбу. Я должен был раз и навсегда покончить с возникшей проблемой. Взвесив все за и против, я решил окончательно избавиться от назойливой любовницы, чтобы она больше никогда не смогла меня шантажировать. Мое постоянное общение с уголовниками не прошло даром. Сами того не подозревая, они многому меня научили. Что бы там ни было, но такой пустяк, как приобретение стопроцентного алиби на день совершения того или иного преступления, я усвоил на самую высшую оценку. Я должен был во что бы то ни стало огородить себя от всевозможных подозрений. Я заранее подготовил стальной тросик, пригодный для удавки, и внимательно выбрал место будущего преступления. Мне хотелось напоследок подарить Дашеньке приятные минуты общения с родной природой. Я хотел, чтобы перед смертью она еще раз могла увидеть изумительный пейзаж, отражающийся на водной глади. Чтобы она могла вздохнуть полной грудью свежий пьянящий воздух Васильевских озер. Чтобы в последний миг своей жизни она не чувствовала себя ущемленной и даже сама мысль о неминуемой гибели не приходила ей на ум. Она должна была верить в то, что еще неоднократно будет видеть над собой чистое безоблачное небо. Она должна была верить, что впереди ее ожидает долгая беззаботная и счастливая жизнь. Впрочем, должен сознаться, я не был закоренелым преступником и был настроен уладить возникшую проблему мирным путем. Я предоставил Дашеньке шанс остаться живой и невредимой. Ей только нужно было выполнить некоторые мои требования. Она должна была избавиться от будущего ребенка и пообещать мне, что впредь не станет предъявлять ко мне никаких претензий.

– Я специально выбрал эту тихую лужайку в загородной зоне, чтобы мы смогли с тобой серьезно поговорить и чтобы при этом нам никто не мог помешать, – объяснил я, когда Дашенька вышла из моего автомобиля и прошлась по зеленой траве как по мягкому ковру, сплошь украшенному полевыми цветами.

– Лужайку ты выбрал замечательную, но серьезного разговора у нас все равно не получится.

– Ну зачем же так сразу? Мне кажется, мы можем все обсудить и прийти к обоюдному согласию.

– Никакого согласия не будет. А если мы все-таки поговорим, то этот разговор будет не из приятных, – подметила она твердым уверенным голосом.

Дашенька была явно настроена взять меня в оборот и твердо склонить к разводу с Ларисой.

«Интересные женщины! Сначала они ничего не требуют. Согласны видеть любимого мужчину хоть раз в неделю, а то и раз в полгода, но уже вскоре их планы резко меняются, а запросы начинают расти в прямо пропорциональной зависимости первоначальным взглядам. Буквально через небольшой промежуток времени они уже в корне не согласны с собственными убеждениями. Незаметно для себя становятся собственниками и хотят, чтобы их мужчина всегда был рядом с ними и уже никоим образом не уходил к другой женщине, с которой его связывают узы законного брака», – подумал я, глядя исподлобья на Дашеньку, все еще надеясь на благоприятный исход нашей встречи.

– Ты зачем меня завез в такую глухомань? – внезапно спросила она. – Ради того, чтобы играть в молчанку, не следовало выезжать за несколько километров от города.

– Ты как всегда права, – сконфузившись, ответил я. – Нам с тобой было очень хорошо.

– Что значит было? Разве сейчас нам плохо?

– Мы были счастливы вместе, но мы оба знали, что рано или поздно нам придется расстаться, – проигнорировав ее вопросы, пытался объяснить я, преднамеренно уводя ее в глубь лесопосадок подальше от шоссейной дороги. – Нашим встречам должен наступить разумный конец. Нам необходимо расстаться. Мы должны раз и навсегда обсудить возникшую проблему…

– А никакой проблемы нет. Все чересчур просто и достаточно понятно. Ты любишь меня, а я люблю тебя. У нас будет общий ребенок, и поэтому мы должны жить вместе! – прямо мне в лицо выкрикнула Даша. – Я не собираюсь от него избавляться. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы он вырос в полноценной семье.

– Ты готова выйти за кого-то замуж?

– Этот «кто-то» сейчас стоит передо мной. По-хорошему или по-плохому, но я заставлю тебя оформить официальный развод с Ларисой. Ты женишься на мне, и наш ребенок не будет расти безотцовщиной.

Я с ненавистью посмотрел на Дарью и машинально опустил правую руку в карман пиджака. Почувствовав легкий холодок, исходящий от стального тросика, и убедившись, что подготовленная удавка при мне, поспешно выдернул руку из кармана. Я все еще надеялся, что благоразумие возьмет верх и Дашенька согласится со мной расстаться, приняв предложение, которое, так или иначе, казалось мне единственно верным в данной ситуации.

– Только не надейся, что я соглашусь на какие-то уступки, – словно прочитав мои мысли, сказала она. – Ты никогда не дождешься от меня даже самой малой поблажки. Ради нашего будущего сына я не позволю тебе разрушить нашу семью.

– О чем ты говоришь? О какой семье может идти речь? У нас никогда ее не было и никогда не будет, – сказал я голосом прокурора, который ставил жирную точку в судебном процессе.

– Ты в этом уверен? – дерзко переспросила Даша.

– Абсолютно, – коротко ответил я. – Мне моя жизнь дорога как память, и я не хочу, чтобы мой разлюбезный тесть наложил на нее вето. Ты ведь отлично понимаешь, что я не просто женат. Я женат на дочери местного авторитета. Нам обоим не поздоровиться, если Грохотов узнает о наших любовных взаимоотношениях.

– Мне до твоего тестя нет никакого дела. Меня больше волнует судьба нашего будущего малыша.

– Все в нашей жизни не так просто, как иногда кажется, и хотелось бы…

– Боишься Василия Николаевича?

– Не то чтобы боюсь… Даже если бы я знал, что Грохотов не предпримет никаких действий и не станет вмешиваться в наш развод с Ларисой, то это бы все равно ничего не изменило.

– Почему? – не поняла Дашенька.

Она смотрела на меня таким умиленным бесхитростным взглядом, что мне захотелось на долгие годы сохранить его в собственной памяти.

– Да хотя бы потому, что я не готов стать отцом. Я не хочу связывать себя по рукам и ногам какой-нибудь ответственностью за еще не родившегося ребенка. Но самое главное в том…

Я замолчал, преднамеренно прервав свою неоконченную речь.

– Так в чем же у тебя заключено самое главное? – настороженно спросила Дашенька. – Главное в том, что тебе трудно расстаться с Ларисой? Ты, наверное, постоянно меня обманывал, когда говорил, что ее не любишь? Или ты действительно боишься возмездия от Грохотова? А может, главное заключается в том, что ты просто меня не любишь, да и никогда не любил…

– Хватит! – резко и грубо прервав ее, выкрикнул я. – Возможно, ты в чем-то права. Самая главная причина в том, что я никогда и никого по-настоящему не любил. Мне не нужна Лариса, но и ты мне вместе со своим ребенком тоже не нужна. Если хочешь знать, то я никогда не любил ни ее, ни тебя. Я вас обеих использовал в своих личных корыстных целях. Ларка предоставила мне роскошную жизнь, а с тобой мне просто было приятно проводить время. Ты интересная женщина, с которой хочется переспать, но на большее ты не годишься. Как жена, ты мне и даром не нужна. У меня нет ни малейшего желания на тебе жениться. Не возносись к небесам и опустись на нашу грешную землю. Ты – не богиня с массой великолепных достоинств, а всего лишь смазливая подруга на ночь.

Я внезапно заметил, что Дашенька порядком от меня отстала. Она остановилась в нескольких шагах и, подергивая плечами, всхлипывала, утирая ладонями навернувшиеся на глаза слезы. Не знаю, почему и отчего, но именно в этот момент у меня в душе что-то словно колыхнулось. Я испытал некоторую жалость к плачущей любовнице и в то же время еще больше ее возненавидел. Я говорил достаточно громко. Она не могла не услышать моих дерзких высказываний, и уж тем более не могла оставить их без внимания.

– Я была уверена, что нужна тебе, – продолжая безудержно всхлипывать, пролепетала Дашенька дрожащим голосом.

– Теперь ты знаешь пусть жестокую, но правду, – раздраженно произнес я. – Ни ты, ни твой ребенок, независимо от того, будет мальчик или девочка, мне не нужны.

Я подошел к ней вплотную и, задыхаясь от возмущения, спросил:

– Да и почему ты решила, что у тебя будет именно мальчик?

– Это у нас будет мальчик, – осуждающе поправила Дарья.

– И все-таки, почему ты так считаешь? Почему именно мальчик, а не девочка? Почему сын, а не дочь?

– Потому что я будущая мать. Я знаю. Я чувствую. Я хочу иметь сына, похожего на тебя, и он у нас обязательно будет, можешь в этом не сомневаться! Веришь ты или нет, но это наш ребенок.

– Нет, дорогуша, ты глубоко заблуждаешься! Ты самостоятельно приняла такое серьезное решение. Это не я, а ты решила, что тебе нужен ребенок, и при этом даже не спросила у меня совета. А раз ты такая умная и самостоятельная, так решай свои проблемы сама. И, пожалуйста, не впутывай меня в это грязное дело.

Я опустил голову, немного подумал и высказал самое наболевшее, что за эту неделю накопилось в моей взбудораженной душе.

– Чем ты докажешь, что ребенок именно мой? – глядя в ее глаза пристальным взглядом, спросил я. – В тот день, когда мы с тобой познакомились, ты уже была опытной женщиной. Ты досталась мне…

– Ты на что намекаешь? – вытерев слезы и перестав всхлипывать, поинтересовалась Дашенька. – Ты хочешь сказать, что я…

– Запомни! – еще более озлобленно прорычал я. – Ни один мужчина не перестанет сомневаться в верности женщины, если был у нее не первым. Всегда будут возникать всякие темные мысли. Тем более никто не поверит, что ребенок, которого вынашивает женщина, именно от него! Я не исключение и не собираюсь до конца своей жизни кормить и воспитывать твоего ублюдка!

– Ты подлец! – выкрикнула Дарья, с размаху ударив меня по лицу и тут же предупредила: – Даже не надейся, что я избавлюсь от нашего малыша! Хочешь ты этого или нет, но ты законный отец! Можешь в это верить, можешь не верить, но он твой сын, и тебе придется его воспитывать! Я постоянно стану требовать от тебя не только отцовского внимания, но и буду требовать от тебя алименты. Ты ежемесячно будешь выделять мне деньги. Можешь не сомневаться, тебе придется выделять большие деньги, а не жалкие гроши, на которые нельзя будет купить и пары ползунков.

Я вновь опустил правую руку в карман и, нащупав стальной тросик, накрепко сжал его в ладони.

– Ну вот и поговорили, – с некоторым сожалением произнес я. – Ты сама сделала свой выбор. Теперь я просто обязан так поступить… Я не могу иначе…

– Я так и думала, что ты меня послушаешь и согласишься подать на развод, – облегченно вздохнув, произнесла Дашенька.

– Ты меня не так поняла, – ответил я, медленно вынимая из кармана правую руку.

– А как я должна тебя понять?

– Теперь это уже не важно, – почти полушепотом произнес я. – Теперь у меня нет другого выхода. Прости, детка. Прости и прощай…

Мне было ее очень жаль, но у меня на тот момент действительно не было иного выбора. Я должен был сохранить свое беззаботное, сытое благополучие. Не скажу, что лишить ее жизни было для меня довольно-таки простым делом. Я накинул ей на шею удавку, но вместо того чтобы по инерции попытаться избавиться от стального тросика, она наотмашь ударила меня ниже пояса. Я невольно выпустил из рук удавку и скорчился от нестерпимой боли. Дашенька побежала в сторону шоссейной дороги и, громко крича, стала звать на помощь. Превозмогая боль, я бросился за ней. Настигнув Дарью у кромки лесополосы, которая все еще скрывала нас от проходивших мимо автомобилей, я несколько раз ударил ее по голове первой попавшейся корягой. Я бил ее до тех пор, пока не убедился, что она мертва и больше не представляла для меня никакой угрозы. Озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, я прикрыл ее тело сухим валежником. У меня дрожали руки и ноги. Я был напуган случившимся и в то же самое время был горд за свою решительность. Однако я не успел отойти от нее на несколько метров, как явственно услышал ее тихий стон. Эта живучая гадина разозлила меня до бешенства. Я снова безжалостно пинал ее ногами и бил по голове все той же корягой. Но в этот раз я был уже значительно умнее. Вспомнив о том, что у меня в заднем кармане брюк всегда лежит финка с выкидным лезвием, которую подобрал в первый день своего приезда недалеко от привокзальной площади, я хотел перерезать Дашеньке горло, но для этого у меня не хватило мужества. Все, на что я оказался способен, это на пару ударов в грудь, которыми вряд ли нанес смертельные раны. В связи с тем, что мне больше не нужны были подобные сюрпризы ее внезапного возвращения в реальный мир, я поспешно достал из багажника автомобиля небольшой топорик и, практически закрытыми от ужаса глазами, довершил свое преступление. Однако даже этого мне показалось мало. Я уложил ее изуродованный труп в неглубокую яму, по неизвестной причине созданную самой природой между двух невысоких холмов, облил бензином, истратив при этом целую канистру моего неприкосновенного запаса, и решительно чиркнул зажигалкой. Лишь после того как я отъехал на несколько километров в сторону от своей жертвы, я переоделся в заранее подготовленную одежду, а ту, которая была на мне во время убийства Дашеньки, я предусмотрительно утопил в ближайшем озере. Вместе с этой одеждой я утопил и топорик. Несмотря на то что мне было очень жаль расставаться с финкой, имеющей выкидное лезвие, я все ж таки не стал рисковать и, не задумываясь, бросил ее на чистую водяную гладь. Убедившись в том, что нигде не наследил, я облегченно вздохнул и как ни в чем не бывало вернулся домой. Я был счастлив от мысли о том, что Дашенька больше никогда не станет меня шантажировать. Более того, в эту ночь я был для собственной жены непревзойденным любовником. Наверное, нежно обнимая и нашептывая самые ласковые слова, я рассчитался с ней за все дни своей подлой и гнусной измены.

– Мне давно не было так хорошо, – созналась Лариса. – Ты у меня настоящий «Казанова»! Можешь, когда захочешь, довести женщину до высшей точки экстаза. Ты подарил мне незабываемую ночь!

– Я просто тебя очень сильно люблю, – не моргнув глазом, солгал я.

Моя кошечка что-то промурлыкала в ответ и вскоре заснула крепким сладким сном. Я же еще долго ворочался в постели, вспоминая мельчайшие подробности своего преступления. Убедившись, что я действительно нигде не наследил, я осторожно обнял Ларису и устало закрыл глаза.

17

Мне казалось, что после совершенного преступления должно будет наступить благоденствие и душевный покой. Как же я ошибался. Вместо этого меня повсюду преследовали кошмары. Я постоянно видел перед собой труп моей бывшей любовницы. Она не давала покоя моему сознанию ни днем, ни ночью и не позволяла ни на минуту забыть о содеянном преступлении. В придачу ко всем моим неприятностям добавилась еще одна. В тот роковой день я не ожидал никаких новых сюрпризов. В очередной раз, вернувшись домой поздним вечером, я застал Ларису в неимоверно отвратительном состоянии. Причем ее упадническое настроение было столь заметным, что мне даже не пришлось ее о чем-то спрашивать.

– Моя подруга пропала, – коротко оповестила она.

– Мне искренне жаль Дашеньку, но этого следовало ожидать, – притворно сочувственным голосом подметил я. – Она была ветреной и чересчур сексуальной. Обычно таких смазливых женщин преследуют маньяки-убийцы.

Я заметил, как Лариса мгновенно изменилась в лице. Я не знаю, о чем она подумала в эту минуту, но ее мысли явно были какими-то настороженными и даже подозрительными.

– Я не говорила тебе, что ее убили, – резонно подметила Ларочка и тут же добавила: – Я даже не называла ее имени. Тебе, не кажется это странным?

Я мгновенно оценил обстановку и сообразил о том, что невзначай допустил непростительную оплошность. Я тут же прикинулся совершенно спокойным и, воспользовавшись чувством логического мышления, поспешно ответил:

– Когда ты сказала, что пропала твоя подруга, я сразу понял, что ты говоришь не о древней старухе, которая давно стоит одной ногой в могиле, страдает маразматической болезнью и в любой момент может угодить в психиатрическую больницу. Все твои так называемые подруги, с которыми ты иногда общаешься, молодые цветущие и жизнерадостные женщины! Следовательно, ни одна из них не могла внезапно умереть. Я сразу догадался, что речь идет об убийстве, – отпарировал я, ответив на каверзный вопрос моей жены, и тут же возмущенно произнес: – Насколько я знаю, ни до кого из них тебе нет никакого дела. Из-за кого бы еще ты так искренне переживала, как не из-за Дарьи Холстовой? По-настоящему она единственная, с кем ты, особенно в последние дни, зачастую проводила свое свободное время. Извини, если мои умозаключения попали в самую точку.

Лариса пожала плечами.

– Может, ты и прав, – согласилась она, произнеся эти слова неестественно спокойным голосом, но с нотками откровенного недоверия.

– Интересно, кто сможет обнаружить ее в таком глухом месте? Обычно там никого нет, – машинально произнес я.

– В каком месте? – встревоженно поинтересовалась Лариса.

– Если она не просто пропала, а ее действительно убили, то наверняка ее труп обнаружат где-нибудь на глухой окраине, – раздраженно вспылил я. – Вряд ли станут прилюдно убивать человека на центральной площади города. Неужели это не понятно?

– По-твоему, она погибла от руки маньяка?

– Я бы сам не хотел в это верить, но мы живем в такое смутное время…

Подозрительные взгляды моей супруги действовали мне на нервы и мешали сосредоточиться. Я был вне себя от ярости, но все ж таки сумел совладать с негативными эмоциями. Теперь, прежде чем что-то сказать, я решил как следует обдумать свои мысли и высказывания. Я сразу понял, что Лариса относится ко мне с откровенным недоверием. У меня появилось предчувствие грандиозного провала. Она не говорила мне напрямую, но явно видела во мне опасного и безжалостного убийцу. Во всяком случае, не сомневалась в моей причастности к возможному преступлению.

– И все-таки меня кое-что смущает, – заявила Лариса.

– Что именно? – настороженно спросил я.

– Проблема в том, что я вообще не называла тебе ее имя. Я не страдаю склерозом, и мне не изменяет память. Я только сказала, что моя подруга пропала. Почему ты сразу подумал именно о Дашеньке? Меня это смущает…

– Хватит! – выкрикнул я. – Ты переходишь все границы благоразумия! По-моему, я только что все популярно объяснил. Если так необходимо, могу повторить еще раз…

Я вспыхнул не столько от гнева, как от отчаяния, но постарался сосредоточиться и более спокойно произнес:

– Среди твоих подруг вряд ли найдется другая женщина, с которой бы ты общалась более тесно, чем с Дарьей Холстовой.

– Откуда ты можешь знать, с кем и когда я общаюсь, если целыми сутками тебя не бывает дома?

– К чему все эти нелепые подозрения? Может, ты считаешь, что это я виновен в ее внезапном исчезновении? Может, вообще вбила себе в голову, что я убил твою лучшую подругу?

Лариса отрешенно задумалась. В ее взгляде было отчуждение.

– Все может быть, – тихо сказала она.

– Что за чушь? Зачем тебе называть ее имя, если и так знаю, что Холстова была твоей самой лучшей подругой! Более того, она твоя подруга с детства. Разве бы ты стала так сильно сокрушаться о ком-то другом, как не о ней?

Я поспешно обнял Ларису и, понизив голос, произнес:

– У меня хорошо развито чувство логического мышления.

– По-моему, оно у тебя развито чересчур хорошо.

– В любом случае разве можно из-за этого меня в чем-то подозревать, и уж тем более обвинять?

– Я тебя ни в чем не обвиняла.

– Так или иначе ты не права по отношению ко мне. К тому же твоя подруга действительно может в любое время вернуться домой. Представляешь, как нелепо будет выглядеть наша ссора, если выяснится, что она задержалась у какого-то очередного любовника?

– Ты думаешь, с ней ничего не случилось?

– Уверен.

– Надеюсь, ты прав.

– Разумеется, прав. Давай не будем ссориться по пустякам.

– Это не пустяки.

– Да конечно же нет. Но еще рано делать соответствующие выводы. Прошло слишком мало времени…

– Откуда ты знаешь, что она исчезла совсем недавно?

– Прекрати, дорогая. Я больше, чем уверен, что с твоей подругой ничего существенного не произошло. Наверняка она веселится в какой-нибудь веселой шумной компании.

– Надеюсь, что так оно и есть.

– Можешь не сомневаться, ничего серьезного с ней не произошло, – уверенно произнес я и тут же добавил: – Давай не будем из-за этого ссориться. Последнее время мы и так отдалились друг от друга. Ты целыми днями одна. Я постоянно на нервах. Давай сохраним все хорошее, что было между нами…

– Было? – переспросила Лариса.

Я готов был схватить первый попавшийся стул и размозжить ей голову.

– Прекрати, любимая, – с трудом сдерживая порыв нарастающего гнева, сказал я.

– А если с ней случилось несчастье и ее в самом деле убили?

– Перестань говорить глупости.

– Какие же это глупости? Ее нет дома несколько суток.

– Да мало ли что могло произойти…

– Она никогда раньше себе такого не позволяла. Если задерживалась, то всегда предупреждала подруг и тем более родителей…

– Мало ли какие обстоятельства…

– Моя интуиция меня не обманывает. Мне кажется, она погибла…

– Не стоит раньше времени впадать в панику.

– А ведь Дашенька совсем мало пожила… Она чуть младше меня. Мы почти ровесницы.

– Я знаю, Ларочка. Но не нужно думать о плохом…

– Она действительно была моей лучшей подругой.

– Я знаю. Мне ее очень жаль, но надеюсь, что ничего серьезного не произошло, – полушепотом произнес я. – Не хорони человека раньше времени. Все образуется.

– Мы даже учились в одном классе, – не обращая внимания на мои слова, продолжила Лариса.

– Мне это известно. Ты показывала школьные фотографии, – монотонным голосом произнес я.

– Мы всегда с ней всем делились…

– Это верно!

На моем лице наверняка отразилась саркастическая ухмылка.

– Мы были как две сестры, – вновь сказала Лариса.

– Конечно, лапушка моя.

– Я всегда чувствовала, что виновата перед ней. Я даже знала, что она в тебя влюбилась.

– Ты говоришь глупости.

– Она любила тебя. Это было слишком заметно.

– Мы с ней абсолютно разные люди, – ответил я. – Между нами если и могли быть, то лишь чисто дружеские отношения.

– Сознайся. Ты не раз мечтал залезть ей под юбку?

– У тебя пропала подруга. Ты сильно расстроилась, но это не должно стать причиной нашей размолвки, – резонно подметил я. – Сейчас не самое подходящее время для выяснения подобных отношений. Давай не будем ссориться. Иди ко мне, моя девочка! Иди ко мне, я тебя пожалею…

Я крепко обнял Ларису и поцеловал ее в шейку.

Я не скажу, что после этого разговора мои отношения с женой резко изменились в ту или иную сторону. Так или иначе, мы уже давно потеряли первоначальный интерес друг к другу. Мы жили по инерции. Без возвышенной любви и без лишней ревности. Мы старались не досаждать друг другу и довольствовались тем, что имели. Мы были благопристойной семейной парой, которая никогда не выносила сор из избы на всеобщее обозрение. В придачу ко всему, я с каждым днем все больше страдал от назойливого желания прийти на место преступления. Я не могу объяснить истинную причину подобного явления, но никак не мог избавиться от этого тягостного чувства. Разумеется, я понимал, что ни в коем случае не должен поддаваться своему воспаленному сознанию. Извилистая тропинка к месту убийства Дарьи Холстовой могла стать началом дороги, ведущей в тюремную камеру. Мне было бы сложно объяснить криминалистам свое появление возле изуродованного трупа. Ничего удивительного в том, что когда Лариса объявила о ее смерти, я даже не рискнул прогуляться возле Васильевских озер, чтобы убедиться в том, что труп Дашеньки все еще находится на прежнем месте.

– В ближайшие выходные состоятся похороны, – с дрожью в голосе оповестила Лариса.

– Значит, твоя подруга на самом деле погибла? – спросил я, изо всех сил стараясь скрыть собственный страх перед разоблачением.

– Ее будут хоронить в закрытом гробу.

– Слишком много времени прошло со дня смерти? Труп начал разлагаться…

– Не в этом дело. Она сильно изуродована и ужасно обгорела…

Произнеся эти слова, Лариса как-то странно на меня посмотрела. Этим взглядом она словно спрашивала: разве тебе это неизвестно?

У меня появилось ранее неведомое ощущение. Я чувствовал, как теряю всякую способность соображать.

– Ты почему так испугался? – продолжая смотреть на меня все еще неестественно пристальным взглядом, поинтересовалась Ларочка.

– Вообще-то мы говорим не о том, как приготовить праздничный пудинг, – не придумав ничего лучшего, сказал я. – Надеюсь, ее убийцу задержали?

– Дашенька погибла в автомобильной аварии. С группой друзей направлялась на пикник. Водитель не справился с управлением…

Я чуть ли не вскрикнул от нахлынувшей на меня радости. Похороны посторонней женщины, чей труп был ошибочно опознан как труп Дарьи Холстовой, избавлял меня от справедливого возмездия.

– Ты не хочешь пойти со мной и проводить ее в последний путь? – спросила Лариса

– Нет, дорогая! Извини, но я слишком близко принимаю к сердцу горе родных и близких. Мне не нужны стрессовые ситуации. К тому же будет лучше, если Дашенька навсегда останется в моей памяти молодой цветущей женщиной.

Однажды я где-то слышал, что убийца обязательно приходит к могиле своей жертвы. Именно по этой причине предусмотрительно исключил собственное присутствие во время прощальной церемонии.

– Милая, ты ведь знаешь, что я почти не был знаком с твоей подругой, – сказал я. – Мое появление на кладбище будет в некоторой степени даже кощунственным. Ее смерть никоим образом не задевает мои чувства…

Я невольно смутился и добавил:

– Надеюсь, ты меня правильно понимаешь? Она твоя лучшая подруга, а я совершенно чужой для нее человек…

– Ты прав, – согласилась Лариса. – Там будут только ее родственники и самые близкие друзья. Тебе действительно там нечего делать. Она моя подруга, и я обязана с ней проститься.

Не знаю, сумел я убедить Ларочку или нет, но она согласилась с моими аргументами и позволила мне остаться дома. В назначенный день я проводил ее до машины, а потом вернулся в квартиру и, прежде чем плюхнулся на диван, выпил две таблетки аспирина. На этот раз у меня действительно болела голова. Я не стал включать телевизор, а вновь принялся анализировать совершенное мной преступление. В разговоре с Ларисой, когда она впервые сказала мне об исчезновении Дашеньки, я допустил грубейшую оплошность, которая могла стоить мне если не жизни, то как минимум восьми лет лишения свободы. Я потерял бдительность и необдуманно сболтнул лишнего. Однако допущенные мной высказывания все же не являлись косвенными уликами моей вины. И это был неоспоримый факт. Но вдруг, совершенно неожиданно, я поймал себя на мысли о том, что Дашеньку не так-то просто будет опознать. Канистра бензина, которую я вылил на труп моей несчастной любовницы, а затем предусмотрительно поджег, наверняка внесла соответствующие коррективы в ее внешность. Эта мысль уже как-то промелькнула в моем сознании, но я даже не смог по достоинству ее оценить. Теперь я отчетливо понял, что по отношению ко мне сама судьба была благосклонна. После официального погребения Дарьи Холстовой, где вместо нее будет похоронена другая женщина, я по праву смогу считать себя гениальным убийцей. Мое жестокое преступление так и останется не раскрытым, а меня самого не за что будет привлекать к уголовной ответственности. В том случае, если рано или поздно все ж таки будет обнаружен изуродованный мной труп, то никому и в голову не придет связывать его с Дашенькой. От нахлынувшего возбуждения и лишь ради того, чтобы хоть немного успокоиться, я решил выпить рюмочку ликера. Откинув дверцу бара, я случайно заметил ключ от сейфа моей жены. Меня часто переполняло любопытство о его содержимом, но всякий раз Лариса говорила, что там ничего нет, кроме некоторых коммерческих документов ее отца. Это был один шанс из тысячи! Разве я мог его упустить? Я мгновенно решил заглянуть внутрь этого сейфа и только молил Бога, чтобы Лариса не сменила кодовый шифр. Мне невероятно повезло! С первым поворотом ключа сокровенный сейф распахнул передо мной все свое содержимое. Лариса никогда не открывала этот сейф в моем присутствии, и я вообще не знал, где она хранила ключ. Теперь я даже позабыл о предстоящих похоронах неведомой женщины, которая волею судьбы вынуждена будет вечно лежать в могиле Дарьи Холстовой и быть оплаканной чужими родителями. Теперь все мои мысли были сосредоточены на этом сейфе. Мной овладело нестерпимое любопытство. Я не смог положить ключ обратно на полку бара и отказаться от соблазна удовлетворить собственное любопытство. Какое же было мое изумление, когда я не обнаружил там ничего, кроме одного вскрытого конверта. Довольствуясь тем, что было, я осторожно вынул его из сейфа. Там лежало несколько фотографий, даже мельком взглянув на которые я испытал шок, как от электрического разряда грозовой молнии. Судя по этим фотографиям, Лариса давно знала о моих любовных отношениях с ее лучшей подругой. На большинстве из этих снимков я нежно обнимал Дашеньку и крепко целовал ее в губы. Эти поцелуи никоим образом нельзя было принять как чисто дружеские, скромные поцелуйчики. Лариса знала, что мы были любовниками, но никогда не говорила мне об этом. Я не мог понять, какую цель она преследовала подобным поведением, но, во всяком случае, она ни разу не обмолвилась о моем тайном романе. Последняя фотография вообще выбила меня из колеи. Я был по-настоящему ошарашен и абсолютно потерян в собственной беспомощности. При необходимости мне будет сложно объяснить как Ларисе, так и Василию Николаевичу Грохотову, каким образом я оказался в Дашиной постели. Мало того, что мы лежали, обнявшись, как два милых ангела, так еще и в костюмах Адама и Евы. Над моей головой повис Дамоклов меч. Теперь мое будущее всецело зависело от моей жены. Она могла в любой момент сдать меня в руки правосудия. Хотя это в некоторой степени не могло произойти по той простой причине, что она была дочерью местного авторитета. Однако это не спасало меня от бандитской разборки, которая выносила куда более строгий приговор без моратория на смертную казнь.

«Вот это вляпался», – подумал я, прежде чем положил все фотографии на прежнее место.

У меня даже не возникло желания их уничтожить. Я не считал себя наивным простофилей и отчетливо понимал, что если существовали компрометирующие меня фотографии, то где-то обязательно должны быть их негативы. Вернувшись к винному бару, я положил ключ на место и решительно направился к холодильнику. Вместо рюмочки ликера я налил себе двухсотграммовый стакан холодной русской водки.

18

С каждым днем моя жизнь становилась все хуже и хуже. В скором времени она вообще стала невыносимой. Всякий раз, возвращаясь домой, я испытывал чувство непонятной тревоги, смешанной с неописуемым страхом, словно подходил к чаще диких джунглей, в которой водились ядовитые змеи и прочая омерзительная нечисть. Моя жена не заводила разговора о Дашеньке и особенно не касалась ее трагической гибели. Но, несмотря на это, я догадывался, что Ларочка по-прежнему подозревает меня в причастности к совершенному преступлению и зачем-то упорно скрывает истинную причину Дашиной смерти. Я находился под постоянным и неусыпным наблюдением, как подопытный скорпион, которого, ради изучения его дерзких повадок, содержали в роскошном террариуме. Что бы я ни делал, куда ни направился, она всегда и обо всем знала.

– Сегодня утром был на центральной площади Тольятти, – не успевал сказать я, как мгновенно слышал в ответ:

– Мне говорили. Тебя там видели.

– После обеда выезжал в Самару…

– Знаю. С часу дня до половины шестого вечера…

– Когда появилась свободная минутка, заходил в кафе…

– Ты был не в кафе, а в ресторанно-гостиничном комплексе «Ла Мезон», – поправляла Ларочка и тут же язвительно подмечала: – Ты уже давно не тот неоперившийся желторотик, которого я встретила на привокзальной площади. Теперь ты птица высокого полета и, конечно, можешь себе позволить некоторую роскошь.

– Ну зачем ты все утрируешь? – оправдывался я.

– Ничего не утрирую. В принципе, все правильно. У тебя вместе с денежными банкнотами появился вкус к жизни! Причем прямо пропорционально к их количеству. Чем больше валюты, тем больше понтов…

После подобных разговоров мной овладевало если не паническое, то уж точно упадническое настроение. Я терялся в догадках и никак не мог понять, кто и зачем постоянно докладывает ей о каждом моем передвижении. Что бы я ни делал, какие меры предосторожности не предпринимал, Лариса все равно была не только в курсе всех моих дел, но и, в принципе, всех моих намерений.

«Она обратилась в частное сыскное агентство, – первоначально подумал я. – Хочет проследить за каждым моим шагом. Пытается выяснить, чем я занимаюсь, чем дышу и с кем провожу свободное время».

Однако, сопоставив все «за» и «против», я был вынужден признать тот факт, что ни одному, даже самому ловкому и опытному Пинкертону не удалось бы следить за моими действиями на протяжении столь долгого времени. Я был в растерянности, не знал что думать, кого подозревать, а главное, не знал, что мне делать и какие предпринять меры предосторожности. Я словно был под стеклянным колпаком и постоянно испытывал чувство постыдной неловкости. Иногда доходил до абсурда и даже лишний раз не решался войти в общественный туалет. Моя жизнь стала сплошным невыносимым кошмаром. Я невольно озирался по сторонам, то и дело оглядывался назад в тщетной надежде обнаружить своих преследователей. Первое время я подозревал Грохотова и был свято уверен, что это именно он установил за мной круглосуточное наблюдение. Логически рассудив и сопоставив некоторые неопровержимые факты, я убедился в том, что ему нет до меня никакого дела. Василий Николаевич был слишком занятым человеком и никогда не разменивался по пустякам. Мелкие людишки вроде меня его попросту не интересовали. Во всяком случае, до тех пор, пока с моей стороны его дочери ничего не угрожало, ему не было смысла заниматься скрупулезным изучением моей персоны.

«Впрочем, рано или поздно все тайное становится явным», – отрешенно подумал я, в легкой надежде на скорейшее решение данного вопроса.

К моему удивлению, мне действительно не пришлось слишком долго ждать, и объяснение Ларочкиных познаний обо всех моих похождениях оказалось до нелепости простым и даже слегка наивным. Когда я узнал, откуда у нее достоверный источник информации, то был не только удивлен, но еще невольно почувствовал себя настоящим безмозглым кретином.

– Ларочка, ты забыла включить сигнализацию, – как бы между прочим однажды подметил я. – Не боишься, что кто-либо из заезжих гастролеров, кому ничего не известно о криминальном прошлом и настоящем твоего крутого папаши, опрометчиво осмелится перегнать твой любимый автомобиль в другую область нашей необъятной родины?

– Не заморачивайся по пустякам. Ничего страшного с моим малиновым «Шевроле» не произойдет, – отмахнулась Лариса.

– Не будь слишком самоуверенной, – предупредил я. – Это ни к чему хорошему не приведет.

– Все наши автомобили, которые, так или иначе, находятся в ведении моего отца, оборудованы системой спутникового слежения.

– Ты мне об этом ничего никогда не говорила.

– А ты меня никогда не спрашивал.

– Есть какая-нибудь реальная польза от такой защиты?

Лариса улыбнулась, видя мое искреннее изумление.

– Это позволяет контролировать маршрут любого транспортного средства в режиме реального времени, – сказала она. – Где бы моя легковушка ни находилась, я всегда смогу ее обнаружить. Стоит взглянуть в компьютер…

– У меня тоже… – чуть ли не заикаясь, поинтересовался я.

– Что у тебя? – переспросила Лариса.

– У меня тоже установлена спутниковая система слежения?

– Разумеется, – не задумываясь, произнесла она. – Это же очень удобно…

– И давно…

Я не успел задать вопрос, как с ходу получил на него вполне исчерпывающий ответ:

– Еще до того момента, как твой «Хаммер» доставили к нам в гараж, – заявила Лариса.

Она посмотрела на меня предательски ехидным взглядом и ухмыльнулась.

У меня под ногами горела земля. Каждый шаг, каждое мое движение были под ее неусыпным контролем. Теперь я не сомневался в том, что ей было доподлинно известно, кто убил ее лучшую подругу, но почему-то она упорно молчала и ни при каких обстоятельствах не касалась этой темы. О возобновлении нашей беззаветной и преданной любви уже не могло быть и речи. Она больше меня не интересовала ни как жена, ни как просто привлекательная и весьма соблазнительная женщина. Но следует заметить, что и Лариса, в свою очередь, также была совершенно безразлична по отношению ко мне. Мы по-прежнему относились друг к другу с видимым уважением, но между нами возникла непреодолимая пропасть. Иной раз я даже воочию ощущал, как между нашими отношениями находился огромный ледяной айсберг, от которого веяло нестерпимым холодом. Я был уверен, что Ларочка явно что-то замышляла. Она играла со мной, как ее бесхвостая кошка с искусственной канарейкой. Более того, Ларочку наверняка забавляла эта не только несуразная, но и по отношению ко мне безжалостная жестокая игра. Своим упорным молчанием она вытягивала из меня все жилы. В придачу ко всему меня по-прежнему, каждую ночь, посещали кошмары. Убитая мной Дашенька являлась в моих сновидениях в жутком окровавленном виде и регулярно задавала один и тот же вопрос:

– Зачем ты убил меня и нашего маленького, еще не родившегося ребенка? – интересовалась она.

Ее лицо, размозженное попавшейся мне под руку корягой, было ужасным. Остатки волос, слипшиеся от крови, и обгоревшее тело вызывали чувство отвращения.

– Зачем ты нас убил? – настойчиво переспрашивала Дашенька и тут же протягивала в мою сторону костлявые обугленные руки и пыталась меня обнять. Она звала меня за собой в потусторонний и неведомый для меня мир.

– Приходи ко мне. Я тебя жду, – постоянно умоляла она. – Мне и нашему ребеночку без тебя плохо. Здесь сыро и очень холодно.

Потом Дашенька вдруг начинала громко рыдать и исчезала, как яркая звезда на солнечном небосводе во время утреннего рассвета, оставляя меня в полной растерянности. Проанализировав происходящее, я невольно пришел к выводу, что причиной моих кошмаров было не столько само преступление, как целенаправленные действия моей супруги. Лариса специально бросала на меня ехидные взгляды, словно говорила:

– Я знаю о тебе всю правду! Ты – жестокий маньяк. Ты – убийца моей лучшей подруги.

– Нет! – мысленно кричал я в свое оправдание. – Это всего лишь плод твоего больного воображения. Это твои несуразные бредовые подозрения. Они беспочвенны! Я ни в чем не виноват…

– Я знаю. Я все про тебя знаю… – всем своим видом и презрительным отношением ко мне говорила Лариса.

Конечно, я не мог не понимать, что все эти подозрения не были высосаны из пальца и не появлялись на пустом месте. Я не сомневался в том, что Ларочка, словно цепного пса, постоянно будет держать меня на коротком поводке и при первом удобном случае прижмет к стенке и раздавит как дурно пахнущего клопа. Моя коварная кошечка продолжала играть со мной, как с загнанным в угол мышонком. Мне даже казалось, что ее забавляла моя растерянность и особенно моя неуверенность в завтрашнем дне.

«Ну что же, – однажды прикинул я, – моя шутка насчет женитьбы здорово затянулась. Раз уж я так опрометчиво вляпался в дерьмо, с головой окунувшись в серую семейную жизнь, то теперь, с некоторыми усилиями, должен выбраться на свободу!»

Я отлично понимал, что так или иначе мне необходимо было найти выход из столь неприятной ситуации. Совершив одно преступление, теперь должен был решиться на второе. Во что бы то ни стало я обязан был избавиться от Ларисы, от ее ехидных ухмылок и от ее издевательств над моими чувствами. Но я должен был ее не просто убить, а убить по высшему разряду, не вызывая ни малейших подозрений со стороны моего тестя. Я отлично понимал, что в этот раз любая незначительная оплошность могла стоить мне самой жизни! Но, как ни странно, эта опасная идея мне безумно понравилась. Более того, она стала моей навязчивой идеей. Я даже воспрял духом и заметно повеселел. Для того чтобы в дальнейшем меня не смогли ни в чем заподозрить, я начал чаще дарить Ларочке букеты ярких пышных цветов и прилюдно оказывать ей различные знаки внимания. Моя жена наверняка воспринимала все мои действия как страх перед разоблачением или же нелепую попытку загладить перед ней свою вину. За последнее время я многое передумал и многое переосмыслил. Я уже мечтал вновь вернуться в Мурманск и стать по-прежнему свободным человеком. Более того, мне даже хотелось вернуться на мое прежнее место работы и занять должность младшего научного сотрудника. Я больше не хотел иметь никаких бешеных денег, полученных с помощью криминальных структур. Я с сожалением вспоминал о самой простой российской зарплате. Идея способа, которым я мог совершить свое преступление, возникла в моей голове совершенно случайно. Она появилась словно яблоко, упавшее с ветки дерева и озарившее Ньютона на величайшее открытие всемирного тяготения. Она пришла ко мне, как таблица Менделеева, которую он увидел во сне. Она, эта незамысловатая мысль о способе убийства моей супруги, пришла ко мне так внезапно и так неожиданно, что я даже удивился ее гениальной простоте. Я знал, как крепко спала Лариса. Она могла часами ворочаться в постели, но если наконец-то засыпала, то ее уже было невозможно разбудить. Не зря одной из ее любимых поговорок было крылатое выражение: «Не будить. При пожаре выносить в первую очередь». Я заметил, что она редко пользовалась кодовым шифром, ограничившись легким поворотом ключа, и поэтому мне понадобилось несколько бессонных ночей, чтобы я смог сделать слепок для отмычки ее сейфа. Я должен был не только инсценировать несчастный случай, из-за которого погибнет Лариса, но еще я должен был обязательно избавиться от компрометирующих фотографий. Конечно, у моей жены могли остаться их негативы или же их копии на компьютерном диске, но это обстоятельство уже не слишком-то меня волновало. Лариса вряд ли ставила кого-то в известность об их происхождении и вряд ли кто-нибудь станет рыться в каких-либо бумагах после ее трагической гибели. Для того чтобы мой план не был сорван какой-то нелепой случайностью, я неоднократно высчитывал время и проделывал всевозможные опыты. Постоянное общение с тольяттинскими бандитами меня действительно многому научило. В отсутствие Ларисы я неоднократно ставил кастрюльку молока на конфорку и включал газовую горелку. Неважно, каким был уровень пламени. Его величина зависела от расчетного времени, которое было необходимо для моего стопроцентного алиби. Даже при самом минимальном расходе газа молоко вскипало. Оно быстро поднималось через край и, заливая конфорку, тушило пламя. Однако это не прерывало подачу газа. У моей жены практически не было никаких шансов на спасение. Она должна была погибнуть, а я на момент ее смерти получал превосходное алиби. Разумеется, только в том случае, если в это самое время меня самого не будет дома и найдутся серьезные свидетели, которые смогут поклясться, что я ни к чему не причастен и ни в чем не виновен. Это вообще не было для меня проблемой. Последние дни мой тесть Василий Николаевич Грохотов все больше мне доверял и слишком часто стал отправлять в Самару. Более того, ни одна его поездка в областной центр не проходила без моего участия. Несмотря на некоторую откровенную неприязнь с его стороны, я все ж таки был законным мужем его дочери и более других претендовал на его так называемую должность. Моя милая жена, моя славная наивная девочка, даже не подозревала, какую печальную участь я ей уготовил. Теперь благодаря ее неосторожному высказыванию я знал, что в моей машине вмонтировано самое современное устройство спутникового слежения и что любое, даже мало-мальски незначительное передвижение моего автомобиля можно проследить по компьютеру. Но Лариса не подумала о том, что, находясь с моим тестем в Самаре, я мог посреди ночи никем не замеченным выйти из гостиницы и, остановив частника, вернуться домой. Мне хотелось не только создать себе неопровержимое алиби, но еще я хотел какой-то экстравагантности. Я хотел, чтобы мое преступление было настоящим шедевром. Чтобы оно стало венцом моего изощренного ума и моей неограниченной фантазии. В последние часы жизни моей супруги мне хотелось сделать для нее что-то необычное и приятное. Но что я мог сделать гораздо лучше, чем подарить ей свою пылкую, страстную любовь? Я хотел, чтобы перед собственной смертью она испытала по-настоящему истинное наслаждение. Я хотел, чтобы она ушла из жизни счастливой и умиротворенной женщиной.

19

К совершению второго преступления мне удалось подготовиться более тщательно, чем к первому. Я уже не был столь самонадеянным человеком и старался не считать себя умнее других. Это, как ни странно, придавало мне больше уверенности в исполнении принятого мной замысла. Идея открыть газовую конфорку мне действительно пришлась по душе, но, стараясь не допустить ни малейшей оплошности, я столкнулся с массой непредвиденных проблем и обстоятельств. Мои неоднократные опыты привели к выводу использования именно свежего сырого молока, а не какой-либо иной жидкости. Разумеется, можно было заполнить небольшую чашку или же кастрюльку водой, но тогда при закипании вода моментально затушит пламя, а ее остатки, практически наполненные до краев, сразу бы вызвали если не подозрения, то массу вопросов у представителей правоохранительных органов. К тому же самому наивному следователю будет понятно, что при любой необходимости небольшое количество воды гораздо проще вскипятить в электрическом чайнике. С молоком все мои эксперименты проходили наиболее удачно. Было вполне достаточно наполнить им меньше половины того или иного сосуда, как при закипании появлялась молочная пенка. Она мгновенно поднималась и, вылившись через кромку, тут же гасила пламя и приводила очередной эксперимент к желаемому результату. Говоря простонародным языком, молоко убегало и тем самым открывало свободный доступ газа в квартиру.

«Преступление пройдет легко и просто. Жестокая безжалостная смерть подкрадется незаметно к постели моей благоверной супруги и незаметно сделает свое черное дело. Моя милая Ларочка уснет крепким беспробудным сном и больше никогда не проснется, а у меня будет стопроцентное алиби моей невиновности, – наивно подумал я, но тут же поймал себя на иной мысли: – Мэнская кошечка! Эта бесхвостая тварь могла нарушить все мои планы. Почувствовав запах газа, она могла тем или иным способом разбудить и поднять Ларочку с постели».

– Кисонька! Что происходит? – спросонья спросит Лариса и тут же, поняв в чем дело, немедленно распахнет окна и перекроет конфорку.

Я даже невольно представил, как она возьмет телефон и поспешно наберет номер моего тестя.

– Папа! Ты даже не представляешь, что задумал мой коварный муженек. Нет, он не с тобой, – скажет Лариса и тут же пояснит: – Он вернулся сегодня ночью в Тольятти и попытался меня отравить…

Моя радость от упоения собственной гениальностью рассеялась так же быстро, как табачный дым при открытой фрамуге. Возможно, мне бы удалось обмануть следствие, но я вряд ли бы смог провести Грохотова. Уж в чем бы там ни было, а в преступлениях криминального характера он имел немалый жизненный опыт, и если сам лично никого не убивал, то его подопечные шестерки вряд ли отличались примерным поведением и вряд ли дружили с законом. К тому же я отлично понимал, что если каким бы то ни было образом Ларочке удастся спастись, отделавшись легким отравлением, то моя участь будет предрешена. Я должен был действовать наверняка, не допуская ни единой оплошности. Я должен был сделать что-то невероятное, похожее на то, как человек, решивший наверняка свести счеты с собственной жизнью, встает на табурет, накидывает на шею петлю и стреляет из пистолета себе в висок. В любом случае мне было необходимо действовать осторожно и предусмотрительно, не допуская ошибок и не оставляя следов, которые смогли бы свидетельствовать о моей причастности к преступлению.

– На чашке или кастрюльке с молоком, которую оставлю на газовой плите, не должно быть моих отпечатков, – сказал я себе и тут же подумал о том, что отсутствие всяких отпечатков так же могло навести следователя на неблагожелательные размышления.

– Вероятно, ваша жена решила вскипятить кружечку молока, но, войдя на минутку в спальную комнату, совершенно о ней позабыла, – не то спрашивая, не то следуя цепи логических размышлений, скажет дотошный молоденький оперуполномоченный, недавно получивший юридическое образование и мечтающий о продвижении по служебной лестнице.

– Наверное, так оно и было, – сухо отвечу я, скрывая чувство восхищения своей проницательной гениальностью. – Ларочка всегда была рассеянной женщиной…

– Но в таком случае мне непонятно.

– Что именно?

– Мне непонятно, зачем она аккуратно стерла все отпечатки пальчиков? Ведь даже в том случае, если бы она решила покончить жизнь самоубийством, зачем бы ей это было нужно?

– Было бы гораздо проще открыть газ и лечь в постель, – согласился бы я, пытаясь избежать его испытующего взгляда.

– В том-то все и дело, – заявил бы этот карьерист и тут же добавил: – Дешевый трюк с кипячением молока невольно наводит на мысль об убийстве.

Он вновь окинул бы меня проницательным взглядом и уверенно заявил:

– Вашу жену убили весьма изощренным способом, но забыли одну деталь…

– Какую именно? – не только ради приличия спросил бы я и тут же, пытаясь сохранить самообладание, поинтересовался: – Вас что-то смущает?

– Совершеннейший пустяк. Отсутствие отпечатков ее пальчиков.

– Разве это так важно?

– Отсутствие каких бы то ни было улик – тоже улика, которая сразу наводит на нежелательные мысли о спланированном и заранее подготовленном убийстве.

– Насколько я знаю, у Ларочки никогда не было врагов. Она со всеми находила общий язык и всегда во всех вопросах приходила к компромиссному решению.

– Не хочу обидеть, но смею заметить, что в большинстве случаев с летальным исходом, как правило, обычно виноваты самые ближайшие родственники.

– Вы намекаете…

– Я ни на что не намекаю. Вы сами не хуже меня понимаете, кто в данной ситуации становится самым главным и первым подозреваемым…

От подобных умозаключений кровь застыла в моих жилах. Во всяком случае мой ненавистный тесть мог прийти точно к такому же выводу и уж однозначно не стал бы проводить длительные разборки. Я даже боялся представить, какой долгой и мучительной будет моя смерть. Являясь криминальным авторитетом, Василий Николаевич Грохотов наверняка воспользуется самым устрашающим изощренным способом. Впрочем, эти же тягостные мысли привели меня к оригинальному решению данного вопроса. Нужно было всего лишь выставить чистую посуду на середину кухонного стола, и Ларочка самопроизвольно убрала бы ее в навесной шкафчик, ненароком оставив массу своих отпечатков, которые в дальнейшем обеспечат мне алиби и тем самым спасут мою задницу. Мне бы только осталось аккуратно, с помощью полотенца или какой-либо фланелевой салфетки, выставить тот или иной предмет хозяйственной посуды на газовую конфорку. Тогда ни один, даже самый дотошный и опытный, сыщик не сможет меня в чем-то заподозрить и уж тем более, окинув недоверчивым взглядом, не скажет:

– Кое-что не сходится в цепи действий этого несчастного случая. Вернее, в этой цепочке случайностей слишком много лишних ненужных звеньев.

Разумеется, какое-то время так замечательно обдуманный план убийства моей жены был на грани провала. Я не давал покоя собственным мыслям, пока внезапно не подумал о взрыве.

«Если при запахе газа у Ларочки будет шанс спастись от неминуемой гибели, – прикинул я, – то в случае взрыва у нее не будет ни малейшей возможности остаться в живых!»

По-прежнему опасаясь допустить какую-либо оплошность, я осторожно и постепенно отшлифовывал детали моего второго преступления и с каждым днем медленно, но уверенно приближался к намеченной цели. Экстравагантное убийство моей жены стало моей главной фикс-идеей. Как наполнить квартиру газом и при этом остаться вне подозрения, я уже знал. Осталось решить проблему взрыва. Мало того, что газ должен был взорваться в определенное время, так при этом я сам не должен был пострадать и тем более обязан был находиться на довольно-таки приличном расстоянии от дома. Волновало ли меня имущество, которое будет уничтожено? Да никоим образом! Ни Ларкина квартира, ни ее вещи меня не интересовали. Я знал, что по страховому договору получу довольно-таки кругленькую сумму, которой мне хватит до скончания века. Волновала ли меня судьба соседей, которые могли случайно пострадать во время проведенного мной теракта? Да ничуть! В элитном доме, в котором мне посчастливилось поселиться, проживали одни зажиточные толстосумы. Их дальнейшая судьба меня абсолютно не интересовала. Даже в том случае, если бы я знал, что рухнет все здание целиком и все его жители погибнут, я бы, ни капли не колеблясь, довел свой коварный замысел до его трагического завершения. Довел… если бы только знал, как это сделать. Что я только не выдумывал и каких брошюр и террористических инструкций не перечитал, все было бесполезно. Практически я даже имел понятие о том, как самому собрать взрывное устройство, благо доступная сеть Интернета располагала обширным кругозором всевозможных познаний, но так и не мог найти исчерпывающий ответ на свой вопрос. В какие научные дебри я только ни влезал, все было бесполезно, а все мои последующие малозначительные опыты и эксперименты были беспочвенны. Я уже был на грани отчаяния, когда совершенно неожиданно пришел к решению своей сложной задачи. Весьма странно и довольно-таки глупо звучит, но убийству моей жены способствовала наша, пусть и угасающая любовь. Всякий раз, когда Ларочка требовала от меня выполнения супружеского долга, она выключала электрический свет и зажигала свечи.

– Мне нравится такая интимная обстановка. В мерцании свечей есть что-то волшебное, чарующее и завораживающее, – обычно говорила Лариса, давая короткое пояснение своим действиям.

– Не имею ничего против этого, – добродушно отвечал я. – Мне тоже нравится мерцание свечей и особенно блики их огоньков на стенах нашей спальной комнаты.

Но в этот раз я промолчал, попросту онемев от изумления. Решение моей проблемы было совсем рядом. Можно сказать, оно постоянно находилось у меня под самым носом. Я чуть не выпрыгнул из постели от восторга, так внезапно нахлынувшего на меня. Ларочка не могла понять, что со мной происходит.

– Давно не видела тебя таким жизнерадостным, – подметила она. – Можно узнать, что происходит?

– От избытка сладострастных чувств, моя милая, – пафосно солгал я, заключив Ларочку в крепкие объятия.

– Почему бы нет? – улыбнулась Лариса, тщетно пытаясь понять, что именно так меня развеселило.

Эту ночь я провел с возбуждением и даже в возвышенной эйфории. Конечно же, Лариса здесь ни при чем. Мне не было до нее абсолютно никакого дела, да и свой супружеский долг я выполнил так же недобросовестно, как плохой работник выполняет ту или иную шабашку, за которую не рассчитывает получить приличное вознаграждение. Стоило Ларочке заснуть, я тут же вышел на кухню, затем вновь проследовал в спальную комнату. Неоднократно повторив этот маршрут, я каждый раз делал для себя некоторые выводы. Даже взял на заметку необходимость прикрыть все межкомнатные двери в ту ночь, которая будет роковой для моей жены. Причем должен был не закрыть их плотно, а именно прикрыть, оставляя постепенный доступ газа в каждую из комнат, и так до тех пор, пока он не просочится в спальню и не соприкоснется с пламенем горящих свечей. Я не сомневался, что взрыв будет такой невероятной силы, которая бесследно уничтожит когда-то любимую мной женщину. Но больше всего меня радовал тот факт, что вместе с Ларисой взлетит на воздух ее бесхвостая тварь. Мэнская кошечка достала меня до такой степени, что я готов был разорвать ее в клочья собственными руками. Так или иначе, но в ту ночь, в которую у меня наступило прозрение и наконец-то нашелся выход из создавшейся ситуации, я совершенно не смог заснуть. Однако, не глядя на мою бессонницу, я встал с постели раньше обычного, и причем в самом наилучшем расположении духа. В это утро я не только поцеловал Ларочку в щечку, но даже погладил ее любимую кошку и услужливо налил ей в блюдечко немного молока.

– Жри, гадина толстомордая, – злорадно прошипел я. – Помни мою доброту и щедрость. На том свете тебя вряд ли кто покормит…

20

Лишь когда я был абсолютно уверен, что ни один самый опытный следователь, и уж тем более ни мой разлюбезный тесть Василий Николаевич, по которому давно плакала тюремная камера, не сможет представить мне веские доказательства моей вины, я наконец-то решил осуществить задуманное преступление. Подходящий для этого момент наступил гораздо раньше, чем я мог предположить. Сразу после того как Грохотов, в очередной раз приехав в Самару, благополучно провел встречу с акулами автомобильного бизнеса, он по обыкновению направился в казино.

– Вот сейчас ты как никогда прочувствуешь разницу между женатым человеком и заядлым холостяком, – обратившись ко мне, сказал он и тут же усмехнулся. – Я иду развлекаться, а ты отправишься в гостиницу блюсти кодекс супружеской верности.

– Но, Николаевич… – резонно подметил я. – Ты ведь тоже когда-то был женатым человеком…

– Был, да сплыл! Мне вольная жизнь больше по душе.

«И мне по душе…» – подумал я, но не решился произнести эти слова вслух.

– Утром встречаемся в ресторане. Позавтракаем и махнем обратно в Тольятти, – приказным тоном произнес Грохотов.

– Может быть, я тоже в казино… – нерешительно спросил я, опасаясь, что по закону подлости моя просьба будет удовлетворена.

– Еще чего выдумал! Мне соглядатаи не нужны.

– А все-таки…

– Молод еще. Оперись сначала, а там посмотрим.

– Да, по-моему, давно оперился.

– Когда будет можно, сам позову…

– В таком случае пойду спать. Заодно позвоню Ларочке и пожелаю ей спокойной ночи.

– Передавай привет!

– Обязательно передам, – пообещал я и поспешно направился к гостиничному номеру.

Я твердо знал, что как минимум до шести утра Василий Николаевич не только никоим образом не выйдет из казино, но и вообще напрочь позабудет о моем существовании.

– Солнышко мое, – сказал я как можно ласковее, пытаясь не вызвать у Ларисы ненужных подозрений, – твой отец до сих пор занят важными делами. Мы задержимся до утра. Я снял номер в гостинице. Так что не расстраивайся, у меня все хорошо.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что предупредил.

– Я всегда предупреждаю, когда появляется такая возможность.

– Хотела тебя дождаться, но теперь, пожалуй, прилягу. Что-то неважно себя чувствую.

– Спокойной ночи, милая, – в заключение сказал я. – Выпей таблетку аспирина и ложись отдыхать…

Выключив телефон, я стал действовать по ранее утвержденному плану. Для начала разворошил постель, как будто всю ночь провел, лежа под одеялом. Затем выбрался через окно на улицу, благо заранее поселился на первом этаже. Пройдя пару кварталов, остановил частника и уже в двенадцатом часу ночи вернулся в Тольятти, преднамеренно выйдя из автомобиля в километре от собственного дома. Не могу с твердой уверенностью сказать, о чем думает человек, который сознательно идет на преступление. Что относительно меня, то в моей душе словно что-то перевернулось. Я вдруг вспомнил тот солнечный полдень, когда впервые увидел Ларису. В тот раз, находясь в окружении тольяттинских аферистов, я действительно смотрел на нее завороженным взглядом и был очарован ее необыкновенной пленительной красотой. Наверное, я на всю жизнь запомнил, как она распахнула водительскую дверцу малинового «Шевроле» и обернулась полубоком, выставив напоказ длинные стройные ножки.

«Господи! Но ведь когда-то между нами была страстная и пылкая любовь. Почему сейчас мы стали чужими друг для друга? Почему исчезли наши теплые чувства, а вместо них появилась какая-то непонятная озлобленная ненависть? – подумал я с откровенным сожалением. – Почему нельзя начать все с самого начала? Почему мы больше не можем быть вместе, а главное, почему я должен желать смерти самой обворожительной и обаятельной из всех женщин?»

Расстояние в несколько сотен метров, которое, в целях конспирации, я был вынужден пройти пешком, стало для меня расстоянием длиною в жизнь. О чем я только не успел передумать за этот короткий промежуток времени. Мое детство, моя юность, и даже мои бывшие мурманчанки, так и не ставшие для меня самыми родными и желанными, пронеслись в моем сознании как теплый легкий ветерок над цветущей лужайкой. Дарья Холстова… А ведь я действительно ее когда-то любил. Конечно, не боготворил, как Ларису, но тем не менее… Зачем лишил ее жизни? Да ради того и лишил, чтобы она не совершила грандиозную глупость и не встала между мной и Ларисой.

– Еще есть возможность остановиться, – мысленно сказал я себе. – Ради всего чистого и светлого, что когда-то было между нами, необходимо предоставить Ларочке последний шанс на долгую и счастливую жизнь.

В эту минуту мне показалось, что у меня за спиной выросли крылья. Из грозного дьявола, готового совершить жестокое преступление, я вдруг превратился в мягкотелого и великодушного ангела.

– Ларочка, счастье мое. Кровиночка моя. Ты даже не можешь себе представить, до какой степени я по тебе соскучился, – скажу я, заключив ее в жаркие объятия. – Ты моя радость, моя любовь. Не знаю, какие грозовые тучи разверзлись над нами, но я верю, что у нас с тобой все наладится и над нами вновь засияет яркое полуденное солнышко. Обязательно должно наладиться! Ведь мы любили и любим друг друга. Ты моя, а я твой. Только твой и ничей больше…

Последние сто метров я уже не шел, а бежал. Вернее, даже не бежал, а летел на крыльях счастья. В подъезде я не стал дожидаться лифт, а поднялся по лестнице, поспешно перемахивая через две ступеньки. Мне не терпелось обнять Ларочку, прижать ее к своему сердцу и безостановочно целовать ее глаза, носик и губы. Я спешил услышать ее голос, почувствовать ее дыхание.

– У нас с тобой впереди долгая и счастливая жизнь. Я люблю тебя! Люблю! Люблю… – словно опасаясь позабыть слова, повторял я.

Войдя в прихожую, я не стал звать Ларису. Она говорила, что неважно себя чувствует, и, должно быть, лежала в постели. Я поспешно снял обувь и устремился в спальную комнату. В гостиной я заметил мэнскую кошечку. Она лежала на кресле и смотрела настороженным взглядом, по-видимому, ожидала от меня какой-либо очередной гадости.

– Не бойся, я тебя не трону, комок мяукающей шерсти! Наверное, мы с тобой все-таки скоро подружимся, – добродушно сказал я и даже мимоходом погладил ее по голове.

– Ларочка! Деточка моя! Если бы ты только знала, как мне без тебя плохо… – воскликнул я, настежь распахнув дверь спальной комнаты.

К сожалению, мне не удалось застать свою супругу в постели. В это время Лариса могла быть только в каком-нибудь ресторане или же сплетничала с кем-нибудь из своих подруг в ночном кафе. Моя пылкая страсть медленно угасала. Я уже начал изрядно нервничать, когда услышал визг тормозов. Машинально выглянув в окно сквозь задернутые тюлевые занавески, я обнаружил возле нашего подъезда четыре иномарки. Безусловно, я узнал машину моей жены, при этом удивился, почему сразу не заметил ее отсутствие на обычном месте стоянки. Вероятно, я слишком спешил домой, и все мои мысли были далеки от темной стороны реального мира. В этот раз Лариса не сидела за рулем, а была справа от водителя, который показался мне довольно-таки симпатичным прохвостом. Этот альфонс явно ухаживал за моей женой. Выйдя из машины, он поспешно открыл правую дверцу автомобиля, деликатно подал Ларисе руку, потом обнял ее за талию и крепко поцеловал в губы. В другой раз я бы убил его одним ударом кулака, но в эту ночь его внезапное появление было как нельзя кстати. Пошумев всей компанией не более пяти минут, друзья моей жены вновь забрались в автомобили. Ее ухажер наотрез отказался уезжать и проследовал за моей женой в наш подъезд. Сначала я не на шутку испугался. Я был уверен, что Ларочка приведет своего альфонса в нашу квартиру. Однако этот прохвост был нетерпеливым любовником и к тому же не слишком-то заботился о личной гигиене, предпочитая культурному сексу спонтанные извращенные отношения. Впрочем, как мужчина, я отлично его понимал. В былые времена мне самому нравился флирт с замужними женщинами. Как правило, в таких отношениях получаешь максимум удовольствия и минимум неприятностей. Молоденьким и незамужним женщинам всегда нужно от мужчины одно и то же. Им нужно гораздо больше, чем увлечение сексуальными играми. Они все как одна мечтают о замужестве, с той лишь разницей, что одни говорят об этом совершенно откровенно, а другие всячески пытаются скрыть это тайное желание до некоторого более благополучного периода времени. Но и те и иные, как правило, всегда пытались заиметь ребенка и тем самым привязать к себе мужчину отцовскими обязанностями.

– Нет такой женщины, которая бы не мечтала выйти замуж, – однажды сказала мне Лариса.

– В крайнем случае они согласны быть хотя бы гражданскими женами, – поддержал я.

– Несусветная глупость, – ответила Ларочка. – Существует светлое понятие законной жены. В конце концов, есть любовницы. Женщины, которых любят, но по ряду объективных и субъективных причин с которыми не могут вступить в законные узы бракосочетания. Есть сожительницы, и есть просто падшие женщины, торгующие своей любовью, которых мужчины используют для различных утех. Для них существует ряд глубоко нелицеприятных названий от жрицы любви до дешевой проститутки. Но такого понятия, как гражданская жена, не существует!

– Ты не права, – в тот раз настырно возразил я. – Гражданская жена ничем не отличается от законной супруги.

– Да что ты говоришь, мой милый мальчик? – возмутилась Лариса.

– Можешь чем-то более веским аргументировать мои слова?

– Конечно, – решительно произнесла она и тут же добавила: – Гражданская жена – это самая несчастная женщина, которая не имеет на своего мужчину никаких законных прав. Любой гражданский муж хочет спать с такой женщиной в прямом и переносном смысле этого слова, но ни один из них в глубине души не хочет узаконенных взаимоотношений.

– Ты в этом уверена?

– Вне всяких сомнений. Подспудно каждый считает, что такая женщина не достойна быть его законной женой. Втайне от нее, рано или поздно, он все ж таки надеется встретить ту единственную и желанную, которая станет олицетворением его мечты. Насытившись любовью гражданской жены и обучившись кое-каким премудростям в интимных связях, он наконец-то будет готов к более чистым и святым взаимоотношениям с другой женщиной, с которой не только захочет завести полноценную семью, но и посвятит ей всю свою долгую сознательную жизнь.

– Да ты, оказывается, настоящий философ, – не без иронии в голосе сказал я. – Никогда бы не подумал, что в твоей голове могут появиться такие целомудренные мысли.

– Признайся себе честно и откровенно, что я абсолютно права.

– Меня радует, если ты действительно так думаешь, – уклончиво ответил я. – Приятно знать, что узаконенные взаимоотношения между мужчиной и женщиной для тебя далеко не пустое место. Но согласись, что и гражданская жена…

– Хватит! – грубо прервала Лариса. – Для меня, как и для многих других женщин, такого понятия не существует!

Она посмотрела на меня прямым строгим взглядом и вновь произнесла:

– Повторяю для непонятливых. Гражданских жен не существует как перед законом, так и перед церковью! Есть лишь женщины, которых имеют в постели, но которых не считают достойными высокого звания законной жены!

Помню, в тот день мы с Ларочкой даже немного повздорили. Каждый из нас так и остался при своем особом мнении. И вот сейчас, когда я позорно прятался в квартире, а она черти чем занималась со своим юным любовником на лестничной площадке, я как никогда хотел бы спросить эту женщину, которой совсем еще недавно, в категоричной форме была чужда неопределенность в наших взаимоотношениях, как и кем мне ее теперь называть? Мне хотелось бы посмотреть в ее глаза и послушать нелепые оправдания, но как ни странно, в моей душе не возникло ни капли злости. Понимая, что я стал рогоносцем, меня даже не обуяло чувство унижения и не было задето чувство моего мужского самолюбия. Разумеется, внезапно распахнув входную дверь и уличив Ларочку в супружеской измене, я бы имел все основания подать на развод. Даже мой тесть Василий Николаевич Грохотов не имел бы никакого морального права мне в этом препятствовать. Но прежде чем решиться на необдуманный поступок, я успел сообразить, что при разводе потеряю буквально все и стану практически нищим человеком, похожим на бездомного пса, выброшенного на улицу. Только непредвиденная и скоропостижная смерть моей супруги давала мне полную свободу действий и оставляла право на владение всем ее имуществом. Окончательно убедившись, что Лариса не спешит войти в квартиру, я осторожно подошел к входной двери и взглянул в глазок. Я увидел, как Ларочка обнимала своего возлюбленного и как в этот момент он с остервенением расстегивал ее блузку. Надо отдать должное его наглой напористости. Он четко знал, что делал, и наверняка в подобных случаях всегда добивался желаемого. Однако порнографическая сцена с участием моей жены в главной роли была неожиданно прервана по техническим причинам. Дверной глазок не позволял охватить всю лестничную площадку. Возможно, кому-то из соседей, проживающих на противоположной стороне нашей квартиры, повезло гораздо больше, чем мне, и они смогли стать невольными свидетелями как Ларкиного падения, так одновременно моего позора. Я не знаю, чем занималась Лариса с юным альфонсом более получаса на лестничной площадке, и лишь мог догадываться, включив в сознании самые радужные картинки моего воображения. Потом они вновь вышли на улицу и еще несколько минут целовались с откровенной наглостью возле нашего подъезда. Наконец-то Лариса с ним распрощалась и решительно направилась домой. Я следил за ее уходящим любовником до тех пор, пока не услышал щелчок дверного замка. Как ни странно, но от ее коварной измены я даже почувствовал в своей душе некоторое облегчение. Теперь я имел моральное право ненавидеть Ларочку и желать ей смерти. Молодой альфонс, соблазнивший мою жену, сам того не подозревая, оказал мне неоценимую услугу. Он наверняка привлек чье-нибудь внимание и теперь, после несчастного случая, который не без моей помощи произойдет с Ларисой, невольно станет главным подозреваемым в ее убийстве. А самое главное заключалось в том, что у меня пропала к Ларисе всякая жалость. У меня вновь появилось дикое желание лишить ее жизни!

21

Прежде чем Ларочка вошла в квартиру, я успел плюхнуться в кресло и прикинуться спящим. Конечно, это было не так-то просто, особенно если учесть, что в это мгновение в моей душе буйствовал настоящий вулкан ненависти. Мне хотелось ее уничтожить как мерзкую, скользкую, но в то же время загадочную и невероятно красивую морскую медузу. Но у меня заранее был подготовлен досконально продуманный план, и ради собственной безопасности я не имел права отклониться от него даже на самую малость. Любая незначительная оплошность могла стоить мне жизни. Разумеется, заметив мою обувь в прихожей, Лариса сразу догадалась о моем присутствии и поэтому осторожно заглянула в гостиную. Могу только представить, какие мысли витали в ее голове. Впрочем, мои были гораздо страшнее. Я не просто злился, а был в бешенстве и лишь усилием воли сдерживал накопившуюся ярость. Мне так и хотелось взять ее за горло и придушить, как смертельно ядовитую кобру, или же просто схватить за волосы и несколько раз со всего размаху ударить о стену.

– Ты же собирался остаться на ночь! – то ли от удивления, то ли от безысходности воскликнула Лариса. – Сделка сорвалась, и тебе пришлось вернуться?

Надо отдать должное ее несусветной наглости и тому хладнокровию, с которым она осмелилась смотреть в мою сторону.

Меня так и подмывало съязвить: «Сучка крашеная! А ты, по-моему, собиралась ложиться в постель, а не заниматься в подъезде любовными шашнями с уличными кобелями».

Вместо этого я сделал глубокий затяжной вдох и притворно зевнул. Демонстрируя всем видом, будто бы действительно крепко спал и проснулся лишь от ее звонкого голоса, я широко улыбнулся, поспешно поднялся с кресла и, подойдя к Ларисе, обнял ее за талию.

– Моя милая девочка! Голубка сизокрылая… – сказал я, используя все свои природные актерские способности, чтобы скрыть подспудное желание вцепиться ей в горло. – О какой сделке ты говоришь? Есть вещи гораздо важнее любых, даже самых неотложных дел.

– Для моего отца в этих сделках, которые приносят ему баснословный доход, заключается смысл всей его жизни.

– А для меня смысл всей жизни заключается только в моей единственной желанной и самой любимой женщине, которая по праву считается моей женой. Даже не представляешь, до какой степени я по тебе соскучился! Когда тебя нет рядом, я погибаю от тоски. Я замерзаю в самую солнечную жаркую погоду. В разлуке с тобой я не могу ни о чем думать. Все мои мысли только о тебе, лапусенька моя…

– Ты мне всегда нравился за то, что умеешь красиво сочинять. У тебя талант развешивать лапшу…

Она была готова еще что-то сказать, но я преднамеренно ее опередил.

– Твой отец отдыхает в казино, а мне безумно стало тебя не хватать. Можешь мне не верить, но я очень сильно по тебе соскучился.

– Да неужели? – попытавшись освободиться из моих объятий, поинтересовалась Лариса. – Если не ошибаюсь, то в последнее время ты шарахаешься от меня, как черт от ладана…

– Согласен, – рассудительно произнес я. – Только вовсе никуда от тебя не шарахаюсь, но в последнее время мы и впрямь относимся друг к другу с какой-то противоестественной неприязнью. В наших отношениях появилась трещина. Даже не трещина, а какая-то незримая глубокая пропасть. Мы невольно начинаем втаптывать нашу чистую, светлую любовь в придорожную пыль. Я люблю тебя и не хочу тебя потерять. Я люблю тебя! Я безумно тебя люблю! Я хочу быть с тобой и только с тобой! Ни одна из женщин не будоражит мою кровь и не волнует мое сердце, как ты. Я люблю тебя! Люблю…

Я осыпал ее нежными поцелуями, даже несмотря на то что мне невольно мерещился ее молодой альфонс. Я постоянно ощущал стойкий запах его дешевых сигарет на ее щеках и, прикасаясь губами к ее губам, думал о том, что обнимаю и целую этого юного прохвоста. Но я продолжал ее ласкать и одаривать нежными ласками. Я нашептывал ей самые чувственные слова и при этом мысленно отплевывался, продолжая видеть в ее взгляде глаза ее любовника. Превозмогая все нарастающее желание ее придушить, я продолжал целовать ее губы, шейку и носик. Я неустанно целовал ее руки, плечи и грудь. Мне удалось довести ее до такого состояния, что она не выдержала и стала с остервенением срывать с меня одежду. А что я вытворял в постели?! Я не мог и предположить, что способен на такие чудеса. Несмотря на то что я постоянно украдкой поглядывал на часы, мы занимались с ней любовью почти до самого утра. Теперь я не только хотел, чтобы Ларочка погибла умиротворенной женщиной, испытавшей перед смертью истинное наслаждение от моей безудержной любви, но еще я желал доказать ей, что могу быть гораздо лучшим любовником, чем тот проходимец, которого она так опрометчиво подцепила где-то на стороне. Ей захотелось некоторой экстравагантности. Пренебрегая элементарными рамками приличия, она захотела заняться сексом прямо в подъезде. Ну что же, я был готов предоставить ей гораздо возвышенную экстравагантность! Когда мягкая перина нам изрядно поднадоела, мы стали заниматься любовью на полу, а затем незаметно перешли в ванную комнату и занимались любовными играми под струей прохладного душа, который был не в состоянии охладить мой пыл. Мы оба вытворяли такое, что нельзя было увидеть ни в одном самом откровенном эротическом фильме. Может, теперь это нелепо звучит, но тогда я хотел обладать ею с неимоверной страстью. Иногда вспыхнувшие мысли об ее кавалере придавали мне больше сил и уверенности в своей неотразимости. Теперь, перед тем как ее убить, даже ради успокоения собственного мужского достоинства, я просто был обязан подарить ей незабываемые минуты истинного блаженства, доказать, что могу быть самым лучшим партнером в столь щепетильном интимном деле. Я не только сам сходил с ума, но и доводил ее до настоящего безумия. В какое-то мгновение мне даже показалось, что еще ни разу в нашей совместной жизни я не был для нее столь напористым и неугомонным кавалером. После ванной комнаты мы занимались любовью в кресле, на журнальном столике и возле стены. Мы вытворяли такое, что даже наша люстра, висевшая под самым потолком в гостиной комнате, не переставая, издавала мелодичный звон хрустальных подвесок. Наверное, лишь потолок над этой люстрой остался тем единственным местом, которое мы не использовали для удовлетворения порочной страсти.

Несмотря на то что мне катастрофически не хватало времени, я все же предпочел совершить невероятное. Я добился того, что даже моя любвеобильная Ларочка попросила о пощаде.

– Родной мой, я больше не могу, – еле слышно взмолилась она. – Я никогда раньше не видела тебя таким ненасытным. Можно подумать, что мы этим занимаемся в последний раз…

Она и представить себе не могла, до какой степени была близка от истины. Она была уверена, что возбудила во мне неудержимую страсть, и, конечно же, не могла подумать о том, что мной руководило далеко не благородное чувство. Не о какой чистой и светлой любви не могло быть и речи. С моей стороны это была самая сладострастная и самая жестокая месть.

– Потерпи, малышка моя. Ангелочек мой… – шептал я в ответ. – Еще немного. Я по тебе безумно соскучился. Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя! Только тебя и никого больше на всем белом свете. Ты – мое солнышко. Мое счастье…

Постоянно опасаясь вернуться в Самару с некоторым опозданием и тем самым лишить себя надежного алиби, я все ж таки дождался того момента, когда Лариса решилась оттолкнуть меня в сторону.

– Хватит! – почти выкрикнула она. – Я больше так не могу. Пожалей меня, милый. Успокойся, мой шалунишка. Я тебя не узнаю. Ты – сущий дьявол. Ты – демон любви. Позволь мне немного отдохнуть. Я устала…

Она легла на животик и обессиленно распласталась на кровати, не прикрыв свое красивое оголенное тело.

– Последний раз, клубничка моя сладенькая, – пообещал я, вновь накинувшись на нее с невероятным остервенением. – Последний раз…

Не знаю, как правильнее сказать: подарил ей любовь или же устроил настоящую экзекуцию, но Ларочка была в моей власти еще не менее четверти часа. Когда она окончательно выбилась из сил и уже не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, я наконец-то оставил ее в покое.

– Не забудь погасить свечи, – практически в полусонном забвении пролепетала она.

– Я все сделаю, моя кисонька, – заверил я, зачем-то взяв в руку ее раскрытую пачку сигарет.

– Неужели ты хочешь начать курить? – спросила Лариса. – Не советую. Это такая гадкая привычка. Я сама не знаю, как от нее избавиться…

– Да нет, что ты… Просто взял посмотреть… – ответил я. – Сигареты – не моя стихия. Я же не враг собственному здоровью. Тем более что из каждых ста граммов табака при горении выделяется около семи граммов табачного дегтя.

– Какой же ты у меня умный.

– Вообще-то в недавнем прошлом был научным сотрудником, – не без гордости произнес я, преднамеренно упустив некоторые незначительные детали моей былой должности.

В принципе, я не слишком лукавил, если судить по зарплате, то младший научный сотрудник практически ничем не отличался от старшего.

– В таком случае тебе не составит особого труда сделать себе бутерброд. Продукты в холодильнике. Я посплю, ладно?

Я заметил в ее голосе откровенный подвох, но даже не обиделся. Разве избалованная дочь криминального авторитета могла знать, какое это счастье ходить на работу и заниматься любимым делом? Многие понятия, вполне естественные для обычных людей, были для нее чужды и неприемлемы.

– Конечно, дорогая. Сам все приготовлю, – ответил я и не менее язвительно произнес: – Два высших образования мне обязательно в этом помогут.

Лариса оставила мои слова без внимания. Она была на своей волне и практически не вникала в смысл нашего разговора.

– Поедешь в Самару или все-таки передумаешь и останешься дома? – спросила она.

– Ты не хуже меня знаешь вспыльчивый характер твоего отца. Ему не понравится, если рано утром не застанет меня в гостинице. К тому же я оставил там машину…

Произнеся эти слова, я испугался, что Ларочка начнет задавать мне вопросы, которые поставят меня в неловкое положение и загонят в тупик, но вместо этого она лишь тихо промурлыкала:

– В таком случае вызови такси.

– Я поймаю частника.

– Будешь уходить, не забудь закрыть дверь. У тебя же есть ключ от квартиры?

– Конечно, любимая. Отдыхай. Спокойной ночи и приятных снов…

Я аккуратно накрыл ее легким покрывалом и поспешно вышел на кухню.

Заглянув в холодильник, я достал заранее приготовленный пакет молока и почти треть его содержимого аккуратно перелил в маленькую эмалированную кастрюльку. Какое-то время я сидел в задумчивости, потом вновь подошел к Ларисе и, убедившись, что она заснула крепким спокойным сном, нежно поцеловал ее в щечку. Взяв у нее ключи и преднамеренно открыв сейф, к своему горькому сожалению, я не обнаружил там никаких компрометирующих меня фотографий. Это меня окончательно разозлило, но не помешало совершить очередное преступление. Предварительно закрыв форточки и убедившись, что все свечи в спальне моей жены по-прежнему горят мерцающими огоньками, я поставил молоко на конфорку и, хладнокровно включив газ, вышел из квартиры. При этом, проходя мимо ненавистной мэнской кошечки, я с превеликим удовольствием предоставил ей возможность на собственной шкуре испытать стремительный полет футбольного мяча во время штрафного пенальти. По правде говоря, я сомневаюсь, что бесхвостой твари пришлось по душе это изобретение ирландца Уильяма Маккрама, которое до сих пор футбольные фанаты называют «смертельной казнью».

Практически у самого подъезда остановив первого попавшегося частника, я еще раз взглянул на наши окна. Не увидев ничего, кроме плотно задернутых штор, я почему-то вспомнил о молодом ловеласе, который чуть не нарушил все мои планы и некоторое время продержал мою жену в подъезде. Самодовольно ухмыльнувшись, я откинулся на заднее сиденье автомобиля и устало прикрыл глаза. Имея твердое безупречное алиби, я был совершенно спокоен и мог немного расслабиться. Даже самому неопытному следователю не составит особого труда выяснить, где и с кем Ларочка провела последние часы своей жизни. Теперь ее незадачливому любовнику вряд ли удастся доказать суду присяжных, а тем более моему тестю Василию Николаевичу Грохотову, что он не заходил в нашу квартиру.

22

Около семи часов утра, когда мои нервы были напряжены до предела, настойчивый стук в дверь гостиничного номера отвлек меня от тревожных мыслей.

«Наконец-то зашевелились», – подумал я.

По моим, даже самым скромным подсчетам, Лариса уже наверняка покинула наш бренный мир, и не было ничего удивительного в том, что утром я был готов получить из Тольятти известие о ее гибели. Как ни странно, но в последний момент я почему-то вдруг вспомнил о своем тесте.

«Как было бы здорово, если бы Василий Николаевич, возвращаясь из казино, решил заглянуть ко мне в номер, – мысленно прикинул я. – Мне это было бы только на руку. Лично убедившись, что я никуда не выходил из гостиничного номера, он не смог бы заподозрить меня в причастности к совершенному преступлению».

Каково же было мое удивление, когда вместо Грохотова я увидел перед собой давнего «крестника» по бильярдным шарам, а с некоторых пор еще и подельника по криминальному бизнесу.

– Ларка погибла! – на одном выдохе выпалил он. – Взорвался газ. Разнесло не только квартиру, но и почти весь подъезд. Говорят, там много жертв и море крови. У тебя несколько минут, чтобы ты успел смыться.

– Ларочка погибла? – с наигранно трагическим и заранее отрепетированным голосом переспросил я. – Этого не может быть. Еще вчера днем мы были вместе. Она улыбалась, провожала меня в дорогу…

– Не лепи горбатого! За тобой постоянно следили. Есть свидетели, которые подтвердят, что поздно вечером ты вылез через окно, остановил частника и рванул в Тольятти. К тому же за рулем был наш человек. Он еще прибалдел от того, что смог хорошо навариться. Ты капитально вляпался, корешок! Того шабашника, который привез тебя обратно в Самару, уже вычислили. Можешь не сомневаться, он расскажет гораздо больше, чем от него потребуют. Через пару минут о произошедшей трагедии доложат Грохотову, а еще через минуту я должен буду схватить тебя за шиворот и как самую последнюю падаль бросить к его ногам.

– Ты сам-то хоть понимаешь, о чем говоришь?! – вспылил я. – Однажды ты уже попробовал схватить меня за шиворот. Или запамятовал, чем это кончилось в теплый солнечный полдень недалеко от привокзальной площади? Так я могу напомнить! К тому же не зарывайся. Всегда помни, с кем разговариваешь! За гнилой базар придется ответить! Я всю ночь был в номере и никуда не выходил…

– Не собираюсь ничего доказывать. Я предупредил, а ты поступай, как знаешь, – пробасил Лопатов, брызжа слюной и окатив меня шквалом отборного мата.

Пока я думал о том, как мне поступить, он не менее жестко добавил:

– Свою тачку не трогай, там система спутникового слежения…

– Знаю, – сухо ответил я.

– Послушай моего совета, – с хладнокровным спокойствием произнес он. – Ты не хуже меня понимаешь, что для тебя закрыты все железнодорожные вокзалы и аэропорты. Лови попутку. Лучше дальнобойщика. Вали отсюда, пока еще есть такая возможность!

– Куда? – с наивной растерянностью спросил я. – Мне абсолютно некуда идти.

– Да куда угодно! Из города, из области. А еще лучше, сваливай куда-нибудь за границу…

Я видел его суровый взгляд и не сомневался в откровенности его слов. Я не стал строить из себя невинную овечку, потому что отчетливо осознавал всю серьезность сложившейся ситуации.

– Почему ты мне помогаешь? – машинально поинтересовался я. – Ведь мы никогда не были друзьями и лишь по стечению обстоятельств были вынуждены терпеть друг друга. К тому же я занял твое место…

– Последнее время ты стал правильным мужиком. Я не дешевая шестерка и не выдаю братков, даже в том случае, если некоторые из них мне противны!

Он снова посмотрел на меня таким взглядом, от которого мне стало не по себе.

– Ты убил очень опасную ядовитую змею. Однажды она меня больно ужалила. За это я даю тебе шанс на несколько дней продлить твою никчемную жизнь.

– Ты любил мою жену? – спешно накидывая на плечи пиджак, поинтересовался я.

– При чем здесь твоя жена? – огрызнулся Лопатов. – Я говорю о Дашке Холстовой! Я знаю, что это твоя работа. И знаю не только я…

Окинув меня с ног до головы проницательным взглядом, он резко скомандовал:

– Немедленно снимай часы, цепочку и золотой крестик! Они тебе больше не понадобятся…

Не задумываясь и ни о чем его не переспросив, я покорно передал ему все свои драгоценные вещи.

– Карточки! – потребовал Лопатов.

– Какие? – не понял я.

– Да уж, разумеется, не хлебные.

– Банковские?

– Естественно. Не успеешь снять с банкомата ни копейки, как тебя вычислят, захомутают и скрутят ласты.

Я достал портмоне, но не успел его раскрыть. Лопатов резко выдернул его из моих рук и, нещадно выпотрошив, вернул обратно.

– Кожаное портмоне можешь оставить на память о былой роскошной жизни, – великодушно и в то же время очень злорадно произнес он. – Я оставил тебе кое-какие деньги. На первое время хватит.

– А дальше? – потеряв от растерянности всякую способность соображать, спросил я.

– У тебя нет будущего, – вполне серьезно заявил Лопатов. – Тебя убьют, как только поймают! Можешь не сомневаться, твоя смерть будет долгой и мучительной…

Прежде чем выйти из номера, он еще потребовал вернуть ключи от моего «Хаммера». Я вновь беспрекословно повиновался и безропотно подал ему всю связку вместе с ключами от Ларкиной квартиры. Понимая, что счет времени уже идет на секунды, я решил не испытывать судьбу и мгновенно покинул гостиницу. Я не сомневался в том, что, узнав о трагической гибели единственной дочери, Грохотов вывернет меня наизнанку и обязательно докопается до истины. Отомстить за убийство Ларочки будет делом его чести. Я поспешно зашел за угол гостиницы, остановил первого попавшего частника. Памятуя прошлую оплошность, я вышел через пару кварталов и тут же остановил другой автомобиль. Я бежал по городу как трусливый заяц, постоянно петляя и запутывая свои следы. Я бежал, не зная куда и не зная зачем. Впрочем, зачем я бежал, мне было доподлинно известно. Я пытался спасти собственную жизнь. Мне зачастую казалось, что я бегу от самого себя. Теперь я не только не мог снять номер в какой-нибудь самой захудалой гостинице, в которой кишат клопы и тараканы, но даже, из-за отсутствия банковских карточек, не мог воспользоваться банкоматом. Где бы я ни скрывался, мне повсюду мерещились люди моего тестя. Те деньги, которые были у меня в наличии, моментально закончились. Они растаяли, как пушистая снежинка на теплой ладони. Они закончились гораздо быстрее, чем я предполагал. Рискуя быть задержанным правоохранительными органами или, еще хуже, быть пойманным шестерками моего тестя, я все же попробовал воспользоваться паспортом, но снять деньги так и не смог ввиду того, что все мои счета были заблокированы. Окончательно обезумев от безысходности, я разорвал и выкинул паспорт в сточную канаву. За свой сотовый телефон, стоимостью более двух тысяч долларов, мне удалось выручить три тысячи рублей, благодаря чему еще некоторое время я не страдал от нестерпимого чувства голода. Я отлично понимал, что меня обложили со всех сторон. Я нигде не задерживался дольше одних суток и поэтому не мог устроиться на постоянную работу. Я довольствовался случайным заработком. Впрочем, опрометчиво выбросив паспорт, я бы и не смог найти ни одной более приличной должности. Подработка уборщиком мусорных баков стала моей основной профессией. Иногда мне везло и удавалось поработать грузчиком. Разумеется, даже в этом случае мне выдавали немного денег, но зато появлялась возможность что-нибудь украсть себе на обед или на ужин. Жизнь, как активная форма существования материи, сыграла надо мной злую шутку. Буквально за несколько недель я окончательно превратился в изгоя общества, стал бездомным бродягой и опустился до такой степени, что сам себе стал противен. Я больше не испытывал иллюзий по поводу больших денег, а мечтал лишь о том, чтобы кто-нибудь выбросил в помойку заплесневелую корочку черного хлеба. Постоянное чувство голода сводило меня с ума, а постоянное чувство страха перед разоблачением вообще лишило меня всякого смысла жизни. Незаметно превратившись в небритого, нечесаного бомжа, от которого разило далеко не парфюмерным запахом лаванды, я уже не вызывал у людей ничего, кроме презрительного отвращения. Дважды нарушив шестую заповедь Иисуса Христа, совершив убийство двух женщин, я не имел права на прощение. Я догадывался, что за подобные деяния рано или поздно наступит справедливое возмездие, но даже не предполагал, что мне придется заплатить слишком высокую цену. Теперь никакое раскаяние не могло спасти мою грешную душу. Я был обречен на страдания и вечные муки. Поняв безысходность своего положения, с каждым днем все чаще и чаще я стал задумываться о собственной смерти и однажды принял окончательное решение во что бы то ни стало вернуться в Мурманск.

– Люди Грохотова обнаружат меня в первые же сутки пребывания в столице Кольского полуострова, – говорил я себе. – Но если суждено погибнуть, то лучше умереть там, где прошло мое детство и моя юность. Где даже твердая, каменистая и промерзшая насквозь почва станет для меня пухом!

23

И вот теперь, после нескольких месяцев моих скитаний, я наконец-то вернулся в мой родной город. Все та же заплывшая жиром пассажирка с бесформенными телесами, обругавшая меня во время посадки в Оленегорске, теперь как можно скорее пыталась покинуть вагон, но мое нежелательное присутствие ее явно смущало. Она откровенно опасалась выйти на улицу, оставив часть огромных баулов без присмотра.

– Мурманск. Конечная станция, – оповестила она, в надежде на то, что я встану и выйду из вагона.

– Ну и что? – язвительным голосом переспросил я. – Мне некуда спешить. Иди, я тебя не держу.

Неразумная женщина! Разве она могла подумать о том, что у меня от волнения и от избытка чувств подкосились ноги, и не было никаких сил подняться.

– Если поможешь вынести вещи, я тебя отблагодарю, – не придумав ничего более подходящего, сказала она.

– Сначала обозвала туберкулезным бродягой, грозилась сослать на рудники, а теперь просишь о помощи…

Я посмотрел на нее с ответным презрением и тут же добавил:

– Хочешь найти свое барахло под вагоном, давай помогу…

Она грязно выматерилась, в очередной раз обозвала меня вшивым бродягой и, постепенно перебираясь от одного купе к другому, вышла на перрон.

Немного успокоившись, я поднялся с полки и направился к выходу. У меня было твердое желание как можно скорее вернуться домой, хотя я даже не сомневался, что моя однокомнатная квартира в Ленинском районе города находилась под постоянным пристальным наблюдением. Я устал бояться и устал прятаться от своих преследователей. Я больше не мог видеть в каждом случайном прохожем своего кровного врага. Рано или поздно все мои мучения должны были закончиться. Я изыскал возможность сэкономить деньги и вернуться на Кольский полуостров. Перед своей смертью я мечтал еще раз испробовать хоть один глоток холодной прозрачной воды из Питьевого озера. Я хотел всей грудью вдохнуть прохладу свежего северного воздуха. Я мечтал еще раз пройти по ровным чистым улицам родного города, который я предал, даже не думая о том, что он сам и все его жители были неотъемлемой частью моей жизни. С трепетным волнением я проходил мимо железнодорожного вокзала, а по собственной улице даже брел совершенно пьяным от счастья. Мои соседи, добрые отзывчивые старики, сначала пытались прогнать меня прочь, но узнав по голосу, всплеснули руками.

– Господи, да что же такое творится? Какое несчастье выпало на твою голову? – практически в два голоса запричитали они.

– Был в плену у боевиков. Бежал. Поймали. Снова бежал и снова поймали. Постоянно избивали, морили голодом. Сам не верю, что остался живой, – не моргнув глазом, солгал я. – Но об этом чуть позже. Сначала немного отдохну и приведу себя в порядок…

Эти сердобольные старики не только сохранили мой ключ, но и время от времени наводили в моей квартире порядок. Во всяком случае, я нигде не увидел накоплений вездесущей пыли. Перешагнув через собственный порог, я словно вернулся в прошлое. Оно, это мое прошлое, было по-настоящему жизнерадостным и счастливым, но, к сожалению, я его никогда не ценил. Не удивительно, что мне захотелось как можно скорее сбросить с себя рваную грязную одежду бездомного бродяги и, приняв горячую ванну, переодеться в один из своих костюмов. Я не так часто мог иметь то, что хотел, и поэтому не стал терять драгоценное время. Я вошел в ванную комнату, мельком ее осмотрел и затем открыл оба вентиля. Мысленно я даже похвалил себя за то, что перед отъездом в Тольятти оставил в запасной бритве новое лезвие. Опасаясь его затупить, я сначала подстриг ножницами усы и бороду, а затем нещадно распрощался с грязной засаленной шевелюрой. Переодевшись в мой любимый черный костюм, я с сожалением заметил, что за время моих скитаний очень сильно похудел. Однако я был дома и снова стал похож на вполне приличного человека. Но что самое удивительное, я уже не хотел умирать и был готов бороться за свое жалкое существование. Я решил начать новую жизнь. Я еще был полон сил и энергии. Мне было рано уходить из этого прекрасного мира. Я стал мечтать о том, как вновь выйду на свою прежнюю работу и стану откладывать часть зарплаты на приобретение шикарного автомобиля. Я размечтался о том, что когда-нибудь встречу самую красивую юную мурманчанку и буду любить ее, как никто и никогда не сможет ее полюбить. У нас обязательно будет много детишек…

Короткий звонок в дверь прервал мои радужные мысли. Почему-то я даже не сомневался, что это были мои соседи. Наверняка мой жалкий вид и в особенности моя выдуманная история их слишком шокировали, и они принесли мне часть своих пенсионных денег или что-нибудь с кухонного стола, чтобы я мог хоть немного перекусить. Я распахнул дверь, даже не посмотрев в глазок, но вместо сердобольных стариков увидел незнакомого мне мальчишку лет десяти.

– Мне сказали, что здесь живет бездомный бродяга.

– Какой же бездомный, если живет в квартире, – машинально подметил я.

– Мне велели передать ему письмо.

– Давай сюда, обязательно передам.

– Мне нужно передать лично…

– Он сейчас пьяный и ничего не соображает, – экспромтом выдал я.

– Не забудете отдать?

– Нет. Никогда и ничего не забываю…

Я не успел понять, что происходит, как он сунул мне в руку бумажный конверт и шустро сбежал вниз по лестнице. У меня вновь появился страх за мое будущее и за мою жизнь. Я плотно прикрыл входную дверь и, поспешно щелкнув задвижкой замка, дрожащими руками вскрыл неожиданное послание, которое невольно напомнило мне о черной метке, выдаваемой морскому разбойнику, нарушившему пиратский кодекс. Мои опасения тут же подтвердились. На одной из фотографий я обнаружил изуродованный женский труп и машинально подумал о Дарье Холстовой. На других фотографиях был запечатлен разгром полностью сгоревшей квартиры. Я даже не сомневался, что эта квартира в недавнем прошлом принадлежала моей погибшей супруге. Еще в этом конверте была короткая записка, отпечатанная на принтере, в которой было всего три коротких слова: «Всему приходит конец!» Я метнулся к окну и сразу обнаружил автомобиль с тольяттинскими номерами.

– Ну уж нет, – выругался я. – Теперь-то вы меня не возьмете!

Я отрешенно поднял трубку домашнего телефона и с некоторым облегчением услышал гудки. Он до сих пор был подключен к телефонной станции. Я мысленно еще раз поблагодарил своих сердобольных соседей. Они наверняка им пользовались во время моего затянувшегося отсутствия и поэтому регулярно оплачивали мои счета. Недолго думая, я спешно набрал номер полицейского участка. Услышав на том конце провода хорошо поставленный мужской голос, я не дал ему возможности представиться по полной форме и, решительно назвав адрес, отчетливо произнес свою фамилию, имя и отчество.

– Что вам нужно? – поинтересовался дежурный офицер, все тем же до автоматизма отработанным голосом.

– Разве мое имя вам ни о чем не говорит? – изумился я.

– Нет. Я не вижу ничего особенного ни в вашей фамилии, ни в вашем имени.

– Я совершил двойное убийство, – признался я и тут же добавил: – Я убил двух женщин. Мою жену и ее лучшую подругу. Или вернее сказать, сначала подругу, а потом жену. Если хотите получить повышение по службе и задержать меня как опасного преступника, то советую поторопиться. Здесь очередь. Слишком много желающих…

24

Седовласый, пожилого возраста следователь изредка отрывался от протокола, поднимал глаза и окидывал меня отчужденным взглядом. Мои доводы его абсолютно не интересовали.

– Ты не имел права отправлять меня в Самару, – с укором произнес я.

– Ко мне какие претензии? Я никуда тебя не отправлял, – равнодушным тоном произнес он. – Это наши коллеги из мурманской прокуратуры просили проверить твои показания, ну и заодно уточнить кое-какие детали. Слишком много несостыковок.

– Безмозглые кретины! Разве они не понимают, что у меня здесь много врагов. В любую минуту меня могут убить.

– Ты находишься под защитой закона, – монотонно ответил он.

– О каком законе можно говорить? Кругом бардак, и повсюду творится криминальный беспредел, – возмутился я, вскипая от негодования.

– Не стоит чересчур утрировать. Все не так плохо. Мы ведь тоже не лыком шиты и получаем зарплату не за красивые глаза.

– Я родился и вырос в Мурманске. Я добровольно сдался в руки правосудия и требую, чтобы моим делом занимались именно в моем родном городе. Я требую, чтобы меня защитили, а не отправляли на растерзание уголовников! Меня убьют в первый же день, как только в Тольятти узнают о том, что меня доставили в эту область.

– Ничем не могу помочь. Существует определенное правило, – холодно ответил добросовестный слуга Фемиды. – Ни один следователь не может передать дело в суд, лишь опираясь на чистосердечное признание того или иного подозреваемого.

– Не веришь, что я совершил уголовное преступление? Сомневаешься, в том, что я способен убить жену и любовницу?

– В подтверждение твоих слов мне нужны более веские доказательства.

– Моего признания недостаточно?

– Мало ли какая чепуха взбредет тебе в голову? Для начала необходимо обследовать место преступления. Найти орудие убийства. А самое главное, необходимо иметь в наличии труп.

– Труп тебе будет! – выкрикнул я. – Но только моей любовницы, которую убил в районе Васильевских озер. Жену наверняка давно похоронили. Могу только подробно рассказать, каким образом подготовил и совершил второе преступление.

– Я не знаю, убил ты этих женщин или занимаешься самооговором, – монотонно произнес он, посмотрев на меня все тем же скептическим взглядом, и тут же добавил: – У тебя нет ни одного документа, подтверждающего твою личность. Но если ты в самом деле тот человек, за которого себя выдаешь, то заявляю со всей ответственностью: указанная тобой гражданка Дарья Холстова действительно несколько месяцев назад погибла, но не от рук маньяка-убийцы, а в автомобильной аварии. Экспертиза установила, что водитель, который был за рулем автомобиля и не справился с управлением, имел остаточную степень алкоголя. А что относительно твоей супруги, так она жива и здорова! С ней ничего не случилось. Я сам лично с ней встречался. Смею заметить, что она весьма привлекательная, солидная дама…

– Ты надо мной издеваешься? – теряя всякое терпение, озлобленно спросил я. – Неужели думаешь, что я сдался на милость властям и пришел в полицию с повинной ради того, чтобы некоторые тупые следователи бесцеремонно играли у меня на нервах?

– Отнюдь, – все с тем же хладнокровным спокойствием ответил он. – Повторяю еще раз для особо одаренных субъектов. Дарья Холстова, которую ты якобы убил недалеко от Васильевских озер, погибла в автомобильной аварии.

– В той аварии погибла другая женщина. Ее ошибочно похоронили вместо Дашеньки, – не выдержав, огрызнулся я.

– Проверим.

– Да уж постарайся… – вновь вспылил я.

– В любом случае вторая твоя жертва точно жива и здорова! Более того… Могу сообщить приятную новость. Когда тебя доставят в Тольятти, у тебя будет возможность с ней побеседовать. Повторяю еще раз. Я лично встречался с ней сегодня утром. После того как закончится следственный эксперимент и мои люди исследуют указанное тобой место гибели гражданки Холстовой, твоя мнимая или настоящая супруга обещала приехать к нам в прокуратуру. Я сам проконтролирую и с превеликим удовольствием предоставлю тебе возможность встретиться с ней в комнате свиданий.

Теперь я смотрел на него тупым недоверчивым взглядом.

– Ты глупо пошутил? – дрогнувшим голосом спросил я.

– В прокуратуре такими вещами не шутят, – жестко ответил он. – А сейчас поднимайся и следуй за моим помощником.

– Куда?

– В город твоей мечты, в Тольятти. Точнее сказать, на место твоего первого преступления. Не знаю, кого ты там убил, да и убивал ли вообще, но старший лейтенант юстиции Ермилов Сергей Евгеньевич все досконально осмотрит и проверит все твои признательные показания.

– Мы поедем туда одни?

– Конечно. Заодно посидите на природе, немного выпьете и закусите шашлычками.

– Да, – согласился я, – с моей стороны глупый вопрос. Буду под конвоем и наверняка в наручниках.

– Уже ближе к истине.

Я глубоко вздохнул и понуро пошел вслед за человеком в гражданской одежде. Он был в длинном осеннем пальто с поднятым воротником и в широкополой фетровой шляпе.

Прежде чем взобраться в полицейский «уазик», я посмотрел на чистое безоблачное небо.

«Кто знает, – подумал я, – может в дальнейшем буду видеть его только в клеточку? Если вообще останусь в живых…»

В это раннее утро у меня было паршивое настроение. Впрочем, это и не удивительно. Признавшись в совершенных преступлениях, я непроизвольно подставил себя под двойной удар. Если у меня и были мизерные шансы, благодаря чистосердечному признанию, рассчитывать на снисхождение в суде, то в любом случае у Василия Николаевича Грохотова уже давно был провозглашен для меня смертный приговор. Я ничуть не сомневался, что ни мой бывший тесть, ни его бритоголовые шестерки не успокоятся, пока окончательно не сведут со мной счеты. Теперь я не мог чувствовать себя в безопасности даже в тот момент, когда был окружен до зубов вооруженными омоновцами. Находясь в следственном изоляторе, я постоянно ожидал, что кто-то из задержанных арестантов нанесет мне смертельный удар, всадив в сердце заточку, или накинет на шею удавку. Долгие бессонные ночи, проведенные в страхе за собственную безопасность, совершенно выбили меня из колеи. Мое лицо, исхудавшее во время моих скитаний, стало еще более осунувшимся, взгляд был настороженным и напуганным. Я постоянно находился в нервном напряжении и был похож на дикого зверя, загнанного в клетку. Иногда я начинал беситься оттого, что ощущал себя безнадежно потерянным человеком, оказавшись по собственной глупости в лабиринте неприятных жизненных обстоятельств. Теперь ни на одну минуту меня не покидала мысль о побеге. Неважно куда и неважно от кого я хотел бежать, то ли от правоохранительных органов, то ли от бандитов. В любом случае я должен был на какое-то время исчезнуть из их поля зрения. Причем так, чтобы никто и никогда не смог меня отыскать. Более всего я вдруг начал ценить свою собственную никчемную жизнь.

«Даже скитаться по стране бездомным бродягой гораздо лучше, чем валятся в сточной канаве с перерезанным горлом», – решил я, с твердым намерением бежать от конвоя при первом удобном случае.

Несмотря на то что на моих запястьях были стальные браслеты и вдобавок ко всему я находился в окружении представителей следственной группы, сопровождающей меня к Васильевским озерам, где мной была убита Дашенька Холстова, я начал поспешно обдумывать план своего освобождения. Следователь Ермилов, единственный из всех, кто был в штатском, приподнял голову и бросил на меня леденящий взгляд. Он не произнес ни единого слова, но мне стало как-то не по себе. Широкополая шляпа и поднятый воротник осеннего пальто практически полностью скрывали его лицо, но в его взгляде было что-то угрожающее и не предвещающее ничего хорошего. Хотя этот взгляд показался мне знакомым, я все-таки был уверен в том, что раньше никогда с ним не встречался.

«Может, осмотр места захоронения Дашеньки всего лишь предлог, чтобы вывезти за город и пристрелить при попытке к бегству? – подумал я. – Прихлопнут выстрелом в затылок».

Я ненароком заерзал на скамье и стал озираться по сторонам. Убедившись, что было слишком много людей, в присутствии которых подобная экзекуция была бы чересчур рискованной, я немного успокоился и вновь посмотрел на Сергея Евгеньевича. Внезапно я вспомнил свой первый рабочий день в криминальном бизнесе, когда Василий Николаевич Грохотов предусмотрительно с раннего утра прислал за мной машину со своими отпетыми уголовниками. Вспомнил магазин, разъяренного бандита Лопатова с пистолетом в руке и того отважного паренька, который отказывался заплатить нам деньги.

– Начальник! А ведь мы когда-то были с тобой знакомы… – почти обрадованно произнес я. – У тебя клевый прикид. Но в мундире, наверное, выглядишь гораздо солиднее. Надо же? Совсем недавно ты был несмышленым пацаном. Пришел с армии, планировал заняться бизнесом. Хотел стать хозяином продуктового магазина…

Я не успел развить мысль.

– Ты бы лучше помолчал, – не желая разговаривать, сказал человек в штатском. – Я тебя тоже сразу узнал. Такие подонки, как ты, мне всю жизнь испоганили. Могли деньги из кассы забрать, но зачем же избивать на глазах у перепуганной невесты? Теперь не ждите пощады. Не будет вам, бандитам, места на нашей земле!

Его голос был твердым и непоколебимым.

Мне ничего не оставалось, как только изобразить некое подобие ухмылки. С моей стороны было бы глупо оправдываться, а еще глупее объяснять, что в некоторой степени он был обязан мне своей жизнью.

– Как прикажешь, начальник, – пробурчал я с напускной бравадой. – Я ведь не гордый…

В глубине души я действительно был рад нашей неожиданной встрече. Вернее, мне было приятно, что этот паренек, который навсегда оставил в моей памяти приятные воспоминания как мужественный и честный человек, не пасующий перед разъяренными бандитами, нашел свое достойное место в обществе. Однако, отлично понимая, что его мнение насчет меня было совершенно противоположным, я глубоко вздохнул и, опустив взгляд, стал смотреть на носок собственного ботинка. Мои мысли лихорадочно путались в голове. Мне было трудно сосредоточиться на чем-то определенном, чтобы получить какую-то ясность. Я тщетно пытался найти что-то важное, что помогло бы мне выпутаться из этой скверной ситуации, но как ни старался, так и не смог найти выход из создавшегося положения, в котором оказался по собственной глупости.

«И дернуло же меня поехать в Мурманск… – с сожалением подумал я. – Ностальгия, видите ли, замучила. Теперь только успевай уворачиваться от ударов судьбы».

Даже сама мысль о том, что моя жизнь висит на волоске, была мне противна и вызывала тягостное ощущение. Я всячески прогонял ее от себя, но она до такой степени укоренилась в моем сознании, что не думать о возможном возмездии я уже не мог. Я по-прежнему был озадачен этой проблемой, которая заставляла меня находиться в постоянном страхе.

Судя по тому, как начало подбрасывать «уазик», я догадался, что мы находимся за пределами города Тольятти и выехали на грунтовку. Я отчетливо осознавал, что до того момента, пока не укажу точное местонахождение захоронения Дашеньки, все мои показания, касающиеся этого вопроса, не имеют жесткого юридического права. Как только ее труп будет обнаружен, мои признания перейдут ту грань, которая отделяет подозреваемого от преступника, и, следовательно, появится более весомая статья, в значительной мере увеличивающая срок тюремного заключения.

– Кажется, приехали, – сказал Ермилов, метнув на меня быстрый целеустремленный взгляд. – Не вздумай выкинуть какой-нибудь фортель. Если попытаешься бежать, то будем стрелять на поражение.

– Разве похож на самоубийцу? – пробурчал я. – Насколько мне известно, чистосердечное признание облегчает вину. Не так ли…

– Плохи твои дела. Сейчас обследуем труп убитой женщины, установим ее личность, и загремишь под фанфары лет на восемь, – неприязненным тоном произнес он. – Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Ох, не хотел бы…

Я отчужденно пожал плечами. Мне было искренне жаль, что в свое время свернул с правильного жизненного пути и необдуманно пошел не в том направлении. Вместо того чтобы связываться с уголовниками и стать опасным преступником, я должен был идти в ногу с такими людьми, как этот старший лейтенант юстиции, который теперь уже никогда не будет мне другом и навсегда останется лишь строгим принципиальным начальником, от которого, в некоторой степени, зависела моя дальнейшая незавидная судьба.

– Возможно, ты прав, – с некоторым безразличием в голосе проговорил я. – А возможно, и нет. Всегда есть шанс выкарабкаться из дерьма…

– Можешь не надеяться. У тебя такого шанса не будет!

Сергей Евгеньевич был слишком суров и непоколебим. Его слова прозвучали так уверенно и твердо, что я невольно насторожился.

– Что ты имеешь в виду? – озадаченно спросил я. – Надеюсь, не собираешься мне угрожать?

Вместо ожидаемого ответа с его стороны последовала продолжительная пауза. Мне даже стало немного жутковато. Меня обдало леденящим ознобом. Убедившись, что мои вопросы останутся без ответа, я заметно сник и вновь углубился в тягостные мысли.

Какое-то время я находился в растерянности и не знал, что мне предпринять. Во всяком случае, рассчитывать на его благосклонность не было никакого смысла.

Буквально через пару минут меня внезапно осенило. Я подумал о том, что еще не поздно отказаться от первоначальных показаний. Я был уверен, что в последний момент смогу изменить ход следствия, если стану утверждать, что никогда и ни с какой Дарьей Холстовой не был знаком. Никогда с ней не встречался и тем более никогда не принимал участия в ее убийстве.

– Не вздумай хитрить, – словно прочитав мои мысли, сказал Ермилов. – Ты так подробно описал место ее захоронения, что необходимость в твоем присутствии всего лишь малозначительная формальность.

Я поежился то ли от утренней прохлады, то ли от его слов, еще больше нахмурился и продолжал упорно молчать. Теперь не стоило увиливать от собственных показаний и тем более не было никакого смысла от них отказываться. Я решил смириться с судьбой, не пытаясь запутать следствие. По крайней мере, у меня еще была возможность надеяться на снисхождение суда. Что касалось непосредственно Василия Николаевича Грохотова, то я отчетливо понимал, что, находясь за колючей тюремной проволокой, вряд ли буду в безопасности, если, конечно, мне не светит одиночная камера пожизненного заключения в «Вологодском пятаке» или в «Черном дельфине». Во всяком случае, за то время, пока я буду вынужден отбывать срок заключения, утечет слишком много воды, и многое может измениться. Грохотов либо сам угодит за решетку, либо неожиданно погибнет в какой-нибудь криминальной разборке. А в том, что мой бывший тесть имел скверный характер, был чересчур вспыльчив и зачастую сам мог спровоцировать конфликт между бандитскими группировками, я даже не сомневался. Рано или поздно этот криминальный авторитет все равно должен был допустить какую-нибудь оплошность и получить достойный отпор. Как бы там ни было, но ведь имея множество врагов, почему бы в ближайшем будущем кто-нибудь из более сильных и ловких конкурентов по автомобильному бизнесу не мог отправить его в глубокую темную яму, от которой будет веять холодной могильной сыростью?

От таких мыслей я немного повеселел, если, находясь в моем скверном положении, вообще можно так высказаться. Во всяком случае, если бы смог взглянуть на себя со стороны, то, наверное, увидел бы свое осунувшееся лицо просветлевшим, а в тусклых глазах заметил бы вспыхнувшие искорки мизерной надежды на прекрасное будущее. В тот момент я даже посмотрел на Сергея Евгеньевича без всякой опаски. Более того, я уже хотел вновь с ним заговорить, чтобы показать откровенное безразличие к его угрозам, но «уазик» резко остановился. В ту же минуту послышались чьи-то шаги, нещадно ломающие сухой валежник, и затем раздался скрежет замка, в который вставили ключ.

Яркий солнечный свет ворвался в салон желто-синего автомобиля и ослепил мне глаза.

– Выходи! – скомандовал Ермилов. – И так неплохо прокатился за государственный счет. Иди, подписывай себе приговор…

– Уж в этом-то сам как-нибудь разберусь! Тоже мне, начальник нашелся… – огрызнулся я, все еще продолжая думать о возможности побега.

25

Получив от кого-то из людей сопровождения удар увесистым кулаком в спину, я вышел из машины и стал озираться по сторонам, вдыхая полной грудью свежий пьянящий воздух Васильевских озер. Я чувствовал, что за мной внимательно наблюдают, но всячески пытался сохранить кажущееся спокойствие. Окинув быстрым взглядом извилистую тропинку, ведущую к месту преступления, я нехотя указал на нее рукой.

– Вон там, за лесополосой, между двумя невысокими холмами… – коротко сказал я и сразу пояснил: – Именно там я убил и спрятал тело Дарьи Холстовой…

– Где оставил машину?

– Практически сейчас стоим на этом самом месте. Где-то здесь мы вышли из «Хаммера» и направились к воде.

– Кто именно?

– Я и Дашенька.

– Она не сопротивлялась?

– Нет. Дарья была уверена, что я хотел устроить на природе небольшой пикник.

– Почему ты решил ее убить?

– Довольно-таки банальная история. Любовный треугольник. Я был у нее на крючке и не мог просто так прекратить с ней отношения. Она ждала ребенка и требовала, чтобы я развелся с супругой.

– Вместо того чтобы поговорить с женой и во всем сознаться, ты решил пойти на убийство? – недоверчиво подметил Сергей Евгеньевич.

– Не все такие правильные, как ты, – озлобленно произнес я. – Дашенька настаивала на разводе. С ее стороны это уже был явный перебор. Она прекрасно знала, что моя жена никогда не простит мне измены.

– Это лишний раз доказывает, что нельзя заранее с полной уверенностью предугадать женскую логику. Она непредсказуема…

– Так или иначе, Даша держала меня в ежовых рукавицах. В последнее время дошло до того, что я уже не мог свободно дышать. Она сдавливала меня незримыми тисками своей женской глупости. Я постоянно был у нее под колпаком.

– Как давно ты решил от нее избавиться?

– Это произошло спонтанно. Буквально за пару недель до ее гибели. Я понял, что дальше так продолжаться не может.

– Ты уверен, что это было единственно правильное решение?

– Да. Во всяком случае, на тот период времени…

– Впоследствии твоя жена узнала о твоей измене?

– Разумеется. Вначале она просто догадывалась. Потом у нее появились неопровержимые доказательства…

– Какие?

– К убийству Дарьи Холстовой это не имеет никакого отношения. Во всяком случае, моя жена пригрозила мне крупными неприятностями.

У меня под ногой хрустнула сухая ветка. Я изрядно выматерился и, сплюнув на землю, искоса посмотрел на Ермилова, который шел чуть сзади.

– Это всего лишь валежник. Напрасно озираешься по сторонам. Никто не собирается щелкать затвором пистолета и стрелять тебе в затылок, – с издевкой в голосе произнес он. – Я же тебя предупреждал, что будем стрелять только при попытке к бегству.

– Не собираюсь этого делать, – пробурчал я, скрывая истинное намерение совершить побег при первом удобном случае.

– Можешь не сомневаться в том, что тебе не удастся исчезнуть с моего поля зрения ни на одну секунду.

– У меня и так огромные неприятности, для чего усугублять собственное незавидное положение? Тем более что сам пришел с повинной, – пытаясь притупить его бдительность, ответил я.

– Даже если бы решил попробовать, у тебя все равно ничего не выйдет. Заранее предостерегаю, чтобы не наделал какой-нибудь глупости.

Я подошел к озеру, поверхность которого была подернута мелкой рябью.

– Вот здесь мы с Дашенькой остановились, – указывая на лужайку, пояснил я. – Сначала отвлек ее внимание, а потом подошел сзади и накинул на ее шею стальную удавку. Не знаю, как у нее это получилось, но она ударила меня ниже пояса и смогла вырваться. Дашенька сразу поняла, что ей угрожает смертельная опасность, побежала в сторону дороги и стала звать на помощь. Ее крик до сих пор звучит в моем сознании. Мне пришлось поднять какую-то корягу и несколько раз ударить ее по голове.

– Она просила не убивать ее?

– Наверно. Не помню. Скорее всего…

– Значит, утверждаешь, что убил ее именно на этом самом месте, где мы сейчас находимся?

– Нет. Здесь ударил ее несколько раз, но этой живучей стерве снова удалось вырваться.

– Хорошо. Продолжай дальше…

– Я опять бросился вдогонку, но поймать ее было не так-то просто. Она сразу сообразила, что если я ее настигну, то непременно убью. Я никогда бы не подумал, что в очередной раз мне удастся ее догнать. Она увлекалась спортом и во время утренней пробежки преодолевала значительные расстояния.

– Значит, любил женщин спортивного телосложения?

– В большинстве случаев. А кто их не любит?

Я вновь набрал в легкие глубокий глоток свежего воздуха и затем продолжил:

– Мне вряд ли удалось бы настичь ее в очередной раз, если бы она продолжала бежать по извилистой тропинке. Дарья почему-то метнулась сквозь лесополосу. Конечно, это был самый кратчайший путь к проезжей части дороги, но, с трудом пробираясь сквозь деревья и заросли кустарника, ей стало гораздо труднее скрываться от моего преследования.

Несмотря на утреннюю прохладу, у меня на лбу выступили капельки пота.

– Вначале я от нее отставал. Даже боялся, что не смогу настичь, – с трудом выговорил я. – Наверняка Дарья смогла бы избавиться от моего преследования, но буквально в нескольких метрах от дороги она обо что-то споткнулась и подвернула ногу. Когда она поняла, что уже не сможет от меня спастись, начала истошно вопить, с отчаянием взывая о помощи. Скорее всего она надеялась, что ее кто-нибудь услышит, но все машины мчались на предельной скорости, и, конечно, никто не обратил внимания на ее крики. Как только я догнал Дашеньку, схватил ее за волосы и, опрокинув на землю, ударил носком ботинка по лицу. С первого же удара я сломал ей переносицу. Обезумев от злости, я бил ее до тех пор, пока ее лицо полностью не было залито кровью.

– Заглохни, гадина. Таких тварей, как ты, нужно уничтожать, – повторял я, продолжая бить ее по голове, чтобы она наконец-то затихла.

Когда Дашенька умолкла и почти перестала подавать признаки жизни, я огляделся по сторонам. Среди кустарников и валежника не было ни одного подходящего булыжника. Повсюду разрослась густая трава. Ту увесистую корягу, которой воспользовался недалеко от озера, я выбросил сразу, как только начал преследовать убегающую Дарью.

– И что ты сделал? – нахмурившись, спросил Сергей Евгеньевич.

– Несколько раз носком ботинка ударил ее по животу.

– Сколько?

– Наносил удары до тех пор, пока она не перестала издавать последние стоны и, захлебываясь собственной кровью, не начала хрипеть, как загнанная лошадь. Вместе с кровью у нее изо рта шла пена. Меня даже чуть не стошнило…

– После этого ты перестал ее избивать?

– Я уже не мог остановиться. Мне нужно было ее уничтожить во что бы то ни стало. Как только я заметил, что она слегка шевельнула рукой, я снова схватил ее за волосы и несколько раз ударил головой об землю. Потом я вспомнил, что у меня в заднем кармане брюк лежал перочинный нож. С первого дня моего приезда в Тольятти я никогда с ним не расставался и всегда носил с собой.

– Не перочинный нож, а финка с выкидным лезвием, – скрупулезно подметил Ермилов.

– Откуда ты знаешь? – настороженно поинтересовался я.

– Внимательно прочитал протокол допроса из мурманской прокуратуры. Ты же об этом собственноручно и чересчур подробно изложил на бумаге…

– Да. Эта финка досталась мне по случаю. Можно сказать, подарок судьбы. Я получил ее в знак глубокого уважения от одного афериста, которому ребром правой ладони нанес сокрушительный удар по горлу. Не знаю, как скоро он оклемался, но, думаю, наша встреча надолго осталась в его памяти.

– Об этом поговорим чуть позже. Что было дальше?

– В каком смысле?

– Вспомнил, что у тебя в кармане брюк лежало холодное оружие…

– Сначала я хотел, словно цыпленку, перерезать ей горло, но у меня не хватило духу.

– Почему?

– Да откуда я знаю? Вероятно, не так просто убить человека! Правда, я все-таки нанес ей несколько незначительных ударов в грудь.

– В область сердца?

– Бил просто наотмашь, куда попадет…

– Сколько раз ты ударил женщину ножом?

– Не помню. Два или три…

Подойдя к месту, где была убита Дашенька, я указал на пепелище от костра.

– Здесь было очень много крови, – сказал я поникшим голосом. – Пришлось принести валежник…

– Почему было так много крови, если нанес финкой незначительные ранения?

– Начальник, тебе все известно. Ты дотошно изучил каждую строчку протокола с моим чистосердечным признанием, – взорвался я.

– Так положено, – спокойно ответил он.

– Ну, раз положено, слушай… – сказал я и тут же пояснил: – Испугался, что она останется живой. Принес из багажника небольшой топорик. Закрытыми глазами нанес несколько смертельных ударов.

– Произвел расчленение трупа?

– Нет. Не смог. Но даже когда появилась уверенность в ее гибели, на всякий случай воспользовался канистрой бензина…

– Где находится тело твоей жертвы?

– Дарьи Холстовой? – вопросом на вопрос ответил я.

– Вполне возможно. Пока это официально не установлено, советую не путать следствие.

– Я никого не путаю…

– Повторяю еще раз. Куда спрятал труп убитой женщины?

– Уже говорил. Сразу за лесополосой, между двумя невысокими холмами…

– А более конкретно?

Мне не понравился тон, с которым был задан этот вопрос, но, понимая безысходность своего положения, решил указать точное место погребения своей бывшей любовницы.

– Совсем рядом. Пойдем, покажу… – поникшим голосом произнес я и тут же добавил: – Сначала хотел ее похоронить, но у меня было мало времени и не было с собой сопутствующих инструментов. Не мог же я выкапывать могилу руками. Правда, у меня появлялась мысль привязать к ее ногам что-нибудь тяжелое и утопить в озере…

– Что помешало?

– Странный вопрос. Разумеется, отсутствие самой захудалой резиновой лодки. Утопить рядом с берегом было бы чересчур глупо. Кругом мелководье, и ее непременно бы вскоре обнаружили. Немного подумав, я решил положить Дашеньку в какую-нибудь канаву и забросать валежником, но мне пришлось отказаться и от этой идеи, потому что она мне не понравилась.

– Проявилась запоздалая жалость или угрызения совести?

– Не стоит забывать, что Дашенька когда-то была моей любимой женщиной. Я не мог допустить, чтобы ее тело растерзали дикие животные.

– Какая трогательная забота.

– Наверное, иногда даже самый жестокий убийца бывает чересчур сентиментальным. В какой-то момент я собирался съездить в город за лопатой, но вовремя понял абсурдность своих намерений.

Я указал рукой на ближнюю лужайку.

– Вон там… Среди двух невысоких холмов я нашел подходящую расщелину.

Я подвел Сергея Евгеньевича к этим холмам и указал на груду сухого валежника.

– Вот здесь спрятал Дашеньку, – с трудом проговорил я и тут же добавил: – Не забудь о моем чистосердечном признании…

– В какой стороне расположена ее голова?

– Почти у самой поверхности, между холмами…

– Как это понимать?

– Расщелина больше уходила в глубь земли, чем в ширину. Скорее это даже была не расщелина, а яма в виде узкого и неглубокого колодца. Чтобы не становится мясником, прибегнув к помощи острого топорика, Дарью пришлось поставить…

Пока сотрудники следственной группы высвобождали из-под камней и веток изуродованный и обгоревший труп моей бывшей любовницы, я безучастно смотрел на безоблачное небо. Я искренне завидовал птицам, которые парили среди редких перистых облаков. Мне как никогда хотелось обрести крылья и подняться в небесную высь, чтобы не видеть никого из оперативников и не слышать скрежет ломиков и саперных лопат, который зловещим отзвуком отдавался в моем сознании.

– Так, говоришь, после того как убил свою любовницу, ты принес валежник и развел костер, чтобы окончательно скрыть следы преступления? – внезапно спросил Ермилов.

Меня так и подмывало сказать, что он невыносимо занудный и дотошный человек. Его взгляд был еще более строгим, чем буквально минуту назад.

– Да… На том месте, где лишил ее жизни, было слишком много крови, – отрешенно ответил я. – Мне нужно было как-то убрать следы преступления.

– Кто предложил развести костер?

– Не серьезный вопрос! Напрасно пытаешься, начальник, поймать меня на слове. Я был один, и никто не мог мне этого посоветовать, – глубоко вздохнув, пробурчал я.

– Сначала избавился от тела, а потом развел костер?

– Я сначала убедился, что она действительно мертва.

– Ты что, патологоанатом? Имеешь медицинское образование?

– Не имею и не имел. Зато у меня в багажнике был остро наточенный топорик. Мне не нужны были сюрпризы.

– Тогда каким образом ты смог констатировать факт ее смерти?

– Начальник! Ты никогда не станешь майором юстиции, если будешь по несколько раз задавать одни и те же вопросы. Сколько можно повторять? У меня не хватило духу финкой перерезать ей горло, но нанести смертельные удары топориком было гораздо проще.

– Поэтому вся лужайка была залита кровью?

– Я уже говорил. Мне даже пришлось пожертвовать канистрой бензина…

– А ты, случайно, не сочиняешь насчет убийства женщины? – недоверчиво переспросил Сергей Евгеньевич.

– Чего ради?

– Может, признанием в убийстве, которого не совершал, ты пытаешься скрыть более тяжкое преступление?

– Очень смешно! Ты хоть сам понял, что сказал?

– Да мало ли еще какие могут возникнуть причины.

– Мне больше делать нечего? Признаться в убийстве двух женщин ради того, чтобы скрыть более тяжкое преступление? Какой в этом смысл? Мне и так светит пожизненное заключение…

– Ты твердо уверен, что убил именно Дарью Холстову и непременно здесь?

– Что за вопрос? Уверен ли я? Да теперь это место по гроб жизни не забуду. Я все еще помню, как она бежала. Как я пытался ее догнать. Ее душераздирающий крик до сих пор разносится по ночам и сводит меня с ума.

– Все орудия убийства, ты, конечно, уничтожил?

– После того как я облил ее труп бензином и решительно щелкнул зажигалкой, я отъехал на несколько километров в сторону от этого места преступления. Потом переоделся в заранее подготовленную одежду, а ту, которая была на мне во время убийства Дашеньки, я предусмотрительно утопил в первом попавшемся водоеме. Возможно, это было какое-то озеро. Не знаю. Вместе с той одеждой я утопил топорик и финку.

– Кончай строить из себя клоуна и ломать комедию! – почти выкрикнул Ермилов.

– Мне нет никакого смысла устраивать здесь цирк. Я официально и со всей ответственностью заявляю, что убил двух женщин. Сначала свою бывшую любовницу, а затем жену! Надеюсь, что чистосердечное признание…

– Можно тебе сказать с глазу на глаз, без протокола?

– Разумеется. А в чем дело?

– Тебе бы следовало морду набить за подобные выкрутасы!

– За что?

– За все хорошее. Чтобы в другой раз неповадно было из нас идиотов делать.

Внезапно у меня пробудился интерес:

– Начальник! А все ж таки, в чем дело? – в полной растерянности поинтересовался я. – Разве твои люди не обнаружили женский труп? Этого не может быть. Я сам спрятал здесь ее тело. Сначала даже пробовал опустить Дашеньку вниз головой, но не пролезало туловище. Торчали ноги…

– Мы ее нашли! – грозно произнес он. – Конечно, это твоя любовница! Почему бы и нет? Почему бы ей не стать…

– Ты о чем? – недоуменно спросил я.

– Все о том же! Иди и посмотри…

– Зачем мне смотреть? И так, знаю, что там Дарья Холстова, – уверенно заявил я.

Сергей Евгеньевич взял меня за грудки и хорошенько встряхнул.

– Заткнись, по-хорошему, – сквозь зубы процедил он. – Мои люди вытащили труп, у которого разбит череп…

– Все верно. Я же не скрываю, что избивал ее ногами по лицу, а потом несколько раз ударил головой об землю. Для надежности воспользовался топориком…

– Чтобы я больше не слышал ни о каком топорике, – оттолкнув меня в сторону, выкрикнул Ермилов. – Твоя тупая придурь уже начинает раздражать.

– Хотя бы объясни, в чем дело? – совершенно опешив от его натиска, попросил я.

– Хватит! – резко вспылил он. – Пошел бы ты вместе со своими признаниями знаешь куда?!

– Командир! В чем дело? Я добровольно во всем признался и показал место преступления…

– Ты опять насмехаешься надо мной?

– Даже не думал. Разве твои люди только что не обнаружили труп Даши Холстовой?

У него по губам проскользнула ироническая ухмылка.

– Обнаружили. Черт бы тебя побрал…

Сергей Евгеньевич вновь схватил меня за грудки и зло проговорил:

– Ты уверен, что тебе дозволено безнаказанно выдумывать всякую ерунду? Мои люди обнаружили разлагающийся труп…

– Естественно, он разложился, – не позволив ему договорить, пробурчал я. – Прошло достаточно много времени после того, как Дарья погибла…

– Конечно, это твоя бывшая подружка. Но только в том случае, если при жизни она была оборотнем, а после смерти обросла шерстью и оскалила острые белые клыки!

Вероятно, я смотрел на него таким непонимающим взглядом, что он невольно смягчился и более доходчиво пояснил:

– Насчет Дарьи Холстовой у меня сразу возникли подозрения. Я изучил все материалы, касающиеся ее гибели. Да, она погибла, но не в этом месте, где мы сейчас находимся, а на автомобильной дороге по пути к Жигулевскому морю.

– Если ты мне не веришь, тогда зачем нужен был весь этот следственный эксперимент? – ничего не понимая, спросил я.

– Мы, конечно, обязаны были проверить наличие трупа. Нельзя было исключать тот факт, что ты мог убить не Дарью Холстову, а какую-то другую женщину. В любом случае есть только два варианта ответа…

– Какие?

– Либо ты действительно над нами издеваешься, либо тебя очень грамотно подставили.

– Если труп Дарьи Холстовой исчез, то меня грамотно прикрыли, – поправил я, все еще не понимая, что происходит.

– Нет. Именно подставили. Только ты сам еще этого не знаешь. Вероятно, кому-то очень нужно сопроводить тебя в сумасшедший дом.

Ермилов посмотрел на меня каким-то неестественно отчужденным взглядом, одновременно выражающим как сострадание, так и ненависть.

– Под сухим валежником, в расщелине между холмами, обнаружен обгоревший труп огромной собаки, – сухо произнес он. – Скорее всего, это овчарка немецкой породы…

26

Уже знакомый мне седовласый, пожилого возраста следователь самарской прокуратуры с откровенной ухмылкой посмотрел в мою сторону.

– У тебя десять минут для встречи с убиенной тобой супругой, – не без иронии произнес он. – Я ведь, кажется, обещал…

– Не делайте этого, – воспротивился я, перейдя к более вежливой форме общения. – Моя жена погибла! Можете не сомневаться, я убил ее и признаюсь в этом преступлении.

– Тем не менее твоя супруга жива и здорова. К тому же превосходно выглядит.

– Вы мне не верите?

– Нет.

– Та женщина, которая хочет со мной встретиться, наверняка приехала в Самару по приказу моего бывшего тестя. Вы не знаете, кто такой Василий Николаевич Грохотов. Это криминальный авторитет. У него и фамилия соответствующая…

– Я не знаком с этим господином, но слышал, что он преуспевающий бизнесмен. Большой человек в автомобильной промышленности.

– Какой господин? О чем вы говорите? На его счет вы явно заблуждаетесь! Грохотов кровожадный человек…

– Тебе виднее.

– Напрасно иронизируете. Он не оставит меня в покое и сам не успокоится, пока не лишит меня жизни! Он специально подослал ко мне одну из своих женщин. Она получила задание и наверняка меня убьет!

– Не болтай глупостей, – несдержанно сказал следователь. – Можешь не сомневаться. Это действительно твоя жена. Но еще раз повторяю: если, конечно, ты сам именно тот человек, за которого себя выдаешь!

– Я убил свою жену. Кому, как не мне, знать, что она погибла.

– Сегодня в полдень старший лейтенант юстиции Ермилов уже воочию видел одну из твоих жертв.

– Я не знаю, откуда на месте захоронения Дарьи Холстовой появился труп немецкой овчарки…

– Зато я знаю. Твоя жена мне все рассказала.

– Какая жена? Что наговорила вам эта самозванка?

– Она рассказала, что у тебя была любимая собака, которая неосторожно выбежала на проезжую часть скоростной дороги, и ее сбил грузовик.

– И что же дальше?

– Ты вывез ее за город и там похоронил.

– Да поймите же вы наконец! – на повышенных тонах произнес я. – У меня никогда не было овчарки. Если хотите знать, я вообще ненавижу собак!

Он больше не стал меня слушать и отвечать на мои протесты и всевозможные доводы, которые казались ему сплошным абсурдом. Мне ничего больше не оставалось, как, заложив руки за спину, пойди за ним следом. В какой-то степени мне самому было интересно посмотреть на ту особу, которая решилась сыграть роль моей погибшей супруги. Во всяком случае, после осмотра места преступления, где вместо трупа Дашеньки Холстовой был обнаружен труп немецкой овчарки, меня уже вряд ли можно было чем-то удивить. Однако я почти потерял дар речи от растерянности и недоумения, когда увидел женщину, желающую со мной встретиться. Я узнал бы ее из тысячи таких же прекрасных очаровательных женщин. Это действительно была Лариса.

– Не ожидал? – цинично спросила она, окинув меня презрительным взглядом.

– Нет, – коротко ответил я.

– Напрасно. Как видишь, я жива и здорова.

Я хранил гордое молчание.

– Ты не хочешь мне ничего объяснить?

– Нет, – вновь одним словом ответил я.

– А мне почему-то кажется, нам есть о чем поговорить.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, – огрызнулся я.

– Надеюсь, ты догадываешься, что я подам на развод?

– Делай что хочешь.

– Тебе безразлична твоя судьба?

– Мне все равно, что со мной будет, – стараясь выглядеть совершенно спокойным, заявил я.

– Мы с тобой никогда не любили друг друга, – внезапно сказала Лариса.

– Да, наверно… – согласился я. – В день нашей первой встречи мне не столько понравилась ты, как твоя машина, твоя квартира и твои деньги.

– Спасибо за откровенность.

– Я свел тебя с ума. Для меня это было не сложно, – сознался я. – К тому времени у меня был огромный опыт общения с женщинами. У меня их было столько, что тебе и не снилось.

– Ах, милый, – с иронией в голосе произнесла Лариса. – Если бы ты знал, сколько мужчин до твоего появления побывало в моей постели…

– Неправда, – возразил я. – Когда впервые обнял тебя, ты задрожала в моих крепких объятиях, как осиновый листок.

– Какой же ты наивный, – с откровенным сожалением в голосе сказала она. – Прежде чем я этому научилась, мне понадобилось столько раз побывать в мужских объятиях…

– Зачем ты на себя наговариваешь? – с укором поинтересовался я. – Мне не семнадцать лет. Я прекрасно разбираюсь в женщинах! Вы все похожи между собой до такой степени, как начищенные медные монетки. Искать среди вас идеальный экземпляр – то же самое, что высыпать на пол целое ведро этих монеток и попробовать выбрать самую лучшую. Я профессионально тебе лгал, нашептывая нежные слова. Ты, как глупая рыбешка, сразу заглотила мою наживку и попалась на крючок.

– Не хочу тебя разочаровывать. Но это не я, а ты, как несмышленый карасик, попался на мою удочку. Это не я, а ты, увидев соблазнительного червячка, не смог проплыть мимо.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего особенного, – ответила Лариса. – Только то, что я уже сказала.

Она встала из-за стола и грациозной походкой прошла по комнате свиданий. Должен признать, Лариса по-прежнему умела очаровывать. Она так и осталась соблазнительной и желанной женщиной.

– Моему отцу надоело мое непостоянство. Ему надоело выкидывать из моей постели моих многочисленных любовников. Он пригрозил, что если я не остепенюсь и не выйду замуж, то он не только отправит меня в глухую деревню, но еще и перестанет оплачивать мои многочисленные счета. Я не могла ему сказать, что моя лучшая подруга Дашенька уводит от меня всех моих потенциальных женихов. Эта крашеная размалеванная сучка была для меня как острый кончик гвоздя в каблуке. Загнуть нельзя и ходить больно! Вот тогда я и решила одним выстрелом сразить двух зайцев. Я с самого начала решила использовать тебя в своих корыстных целях. Благодаря тебе я помирилась с отцом и избавилась от опасной соперницы. Кстати, ты ей никогда не нравился.

– Это неправда, – возразил я. – Дашенька в меня влюбилась. Она втрескалась в меня по уши. Она бегала за мной, как собачонка.

– Дурачок! Это я уговорила ее тебя соблазнить. Я не случайно пригласила тебя к ней на дачу отпраздновать ее именины, а потом позволила вам обоим закрыться в ванной комнате. Ты думаешь, я не знала, чем вы там занимались? Эта наивная идиотка в тот же вечер рассказала мне о том, как ты мне изменил. Она обрисовала ваши интимные отношения в самых радужных красках и до мельчайших подробностей.

– Ты действительно все знала? – изумился я.

– Не только знала. Я специально подстроила вашу встречу и сама спланировала, где и когда она сможет тебя соблазнить. Позже я не только устраивала ваши тайные свидания, но даже иногда спонсировала их из собственного кошелька, выделяя этой потаскушке некоторую сумму из личного бюджета.

– Ты нагло лжешь! – выкрикнул я.

– Можешь не верить. Твое личное дело, – холодно сказала Лариса. – Меня забавляли ее рассказы о твоих любовных фантазиях. Однажды она даже предоставила мне возможность посмотреть на это собственными глазами.

– Ерунда! Ты просто хочешь меня позлить.

– Помнишь, как-то раз, лежа в постели, она связала тебе руки и надела на глаза темную повязку?

Разумеется, я надолго запомнил тот единственный случай, когда позволил Дашеньке воплотить в жизнь ее извращенную фантазию. Но я не хотел признаваться в этом Ларисе и поэтому промолчал.

– Конечно, помнишь! – ухмыльнулась Ларочка. – Мы имели тебя по очереди. Ты даже не заметил подмены.

– Этого не может быть! – воспротивился я. – Дашенька не только меня любила, но еще хотела иметь от меня ребенка.

– Какой же ты все-таки глупый и наивный, – протяжно подметила Лариса. – Я специально надоумила ее тебя припугнуть. Эта дурочка поверила в мое бескорыстие и даже не догадалась, что, шантажируя тебя подобным образом, рисковала собственной жизнью.

– Тебя гложет черная зависть. У нее был наш сынишка…

– Никого у нее не было! После первого и последнего аборта, который она сделала в шестнадцатилетнем возрасте, у нее никогда не могло быть детей.

– Неправда! – снова выкрикнул я. – Ты бессовестная лгунья…

– Правда или нет, теперь не имеет никакого значения. Главное заключается в том, что твоими руками я сумела ей отомстить за все нанесенные мне обиды. Она больше никогда не сможет соблазнять моих любовников. Не будет вмешиваться в мою личную жизнь и не станет путаться у меня под ногами.

Лариса посмотрела на меня с таким презрением, что я невольно ощутил себя маленькой ничтожной букашкой.

– Благодаря твоей неверности, – с нескрываемым укором в голосе прощебетала она, – мой папаша больше не будет настаивать на моем замужестве. К тому же он снова угодил за решетку. Я стала совершенно свободной женщиной и могу продолжать свои любовные утехи с любым из понравившихся мне мужчин. Я использовала тебя до тех пор, пока ты был нужен, а теперь… Извини, милый! Но, как говорится, если банан съеден, то оставшуюся кожуру выбрасывают, не так ли?

– Ты к чему это сказала? – настороженно спросил я. – Мне непонятен смысл твоего умозаключения.

– Рано или поздно, тебя доставят в тюремную камеру, а там люди моего отца сделают черновую работу. Ради всего хорошего, что было между нами, я попрошу сделать это быстро и безболезненно.

– Ты знаешь, что меня должны убить, и даже не попытаешься этому воспротивиться?

– Зачем? Ты не только регулярно мне изменял, но даже покушался на мою жизнь. Не будь я дочерью криминального авторитета, может, и простила бы тебя, а так не могу…

Она решительно встала и направилась к выходу.

– Подожди! – поспешно остановил я. – Сначала ты подстроила нашу с тобой первую встречу на привокзальной площади. Потом специально познакомила с лучшей подругой и добилась того, чтобы я убил ее. Теперь меня осудят, и в один прекрасный солнечный день, а может, зимним морозным вечером какой-нибудь кирпич упадет мне на голову или произойдет что-либо в подобном роде…

– Какая тебе разница? За совершенное преступление надо отвечать! – пожав плечами и не дав мне договорить, сказала Лариса. – Теперь все зависит от того, насколько сильно ты разозлил и разочаровал моего папашу.

Она окинула меня равнодушным взглядом и, понизив голос, добавила:

– Кстати, ключ от своего сейфа с фотографиями твоих любовных похождений я специально оставила на полке бара. Ты должен был узнать о том, что мне все известно.

– Зачем?

– Сама не знаю. Наверное, мне хотелось пощекотать твои нервы.

– А те фотографии, которые в Мурманске мне принес мальчуган…

– Я хотела, чтобы ты потерял всякое самообладание, вызвал полицию и признался в убийстве моей подруги. Даже для самого отпетого уголовника одно дело – лишить жизни честного человека, и совершенно другое – наказать жестокого убийцу.

– Сегодня утром был проведен следственный эксперимент. На месте гибели Дашеньки был обнаружен труп немецкой овчарки, – сказал я.

– Мне это хорошо известно…

– Признайся, ты хотела меня спасти?

– Я хотела с честью похоронить свою лучшую подругу и не запятнать ее доброе имя клеймом позора. Лучше считаться погибшей в автомобильной аварии, чем быть изуродованной собственным любовником. Во всяком случае, так гораздо лучше для ее родителей.

– Возможно, ты в чем-то права, – согласился я. – Но никогда не поверю, что можешь быть жестокой по отношению ко мне.

– Заблуждаешься, котик. Я очень мстительная женщина. Ты познал горечь нищеты, теперь, перед своей смертью, ты должен испытать все тяготы и лишения психически ненормального человека.

– Неужели ты допустишь, чтобы твой законный муж оказался в сумасшедшем доме?

– Бывший муж, – подметила Лариса. – Любое наказание должно быть адекватно совершенному преступлению!

Она снова направилась к выходу, но внезапно остановилась и вновь целеустремленно посмотрела на меня.

– Как видишь, это не мы, женщины, весьма предсказуемые и похожи на медные монетки! Это вы, мужчины, глупые напыщенные индюки!

Желая сделать мне на прощание что-то приятное, она более мягко сказала:

– Хочу, чтобы ты знал… В первый день нашего знакомства и в ту ночь, когда запланировал меня убить, ты был по-настоящему страстным и нежным любовником.

– А в промежутке между этими днями? – машинально поинтересовался я.

– Так себе… – ответила Лариса. – Обыкновенный мужичок, средней паршивости…

Я пристыженно опустил голову, но понимая, что больше никогда ее не увижу, тихо поинтересовался:

– Как тебе удалось избежать смерти? Я видел фотографию твоей квартиры, в которой взорвался газ. Тебя могло спасти только чудо.

– Это была чужая квартира. Я скопировала ее с Интернета.

– Но если не было взрыва и ты не погибла, то зачем вынудила меня скитаться по всей стране?

– Я хотела, чтобы ты как следует оценил то, что имел. Теперь тебе есть с чем сравнивать. Благодаря мне ты познал прелесть больших денег и теперь знаешь, как быть нищим и голодным. Ты убил Дашеньку, и я должна была тебя наказать.

– Тебя не понять, – возмутился я. – Если ты сама хотела моими руками лишить ее жизни, то почему…

Я не успел договорить. Лариса бесцеремонно меня прервала.

– Даже не пытайся, – сказала она. – Мы, женщины, сплошная загадка. Наши мысли и поступки нельзя заранее предвидеть и предугадать.

– Вероятно, сейчас это очень глупо прозвучит, – притихшим голосом произнес я, – но мне искренне жаль, что так и не попробовал «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года.

– Ты к чему это сказал? – изумилась Лариса.

– Помнишь тот день, когда твой отец решил взять меня на работу? Ты выставила на сервировочный столик выдержанное французское вино, которое стоило более двадцати тысяч в иностранной валюте. А я сделал глупость, отказавшись откупорить эту бутылку.

– Тебе не о чем сожалеть. Там действительно было французское вино, которое до сих пор можно приобрести в свободной продаже по двести семьдесят рублей за бутылку.

– Но я же видел этикетку.

– Смотрю на тебя и лишний раз убеждаюсь в том, что ты никчемный и наивный простофиля, – с горечью ответила Ларочка. – Мы с тобой совершенно разные люди. У нас абсолютно противоречивые взгляды на жизнь. Даже разные понятия об окружающем нас мире.

– Когда-то у нас было много общего, – попытался возразить я.

– Да никогда не было. А теперь уже никогда и не будет… – произнесла она с откровенным презрением.

Я машинально вспомнил оброненное обручальное кольцо в день нашего венчания.

«Пятьдесят на пятьдесят», – как в прошлый раз, подумал я, но теперь у меня не было столь оптимистического настроения, как прежде. В конце-то концов ведь это не Ларочка, а именно я обронил свое обручальное кольцо, ставшее предвестником как моих несчастий, так и моей возможной гибели.

– Я отлично спланировал твое убийство. Мне любопытно, в чем и где я допустил оплошность?

– Ты же знаешь, у меня есть моя любимая мэнская кошечка…

– При чем здесь эта бесхвостая тварь? – несдержанно выругался я. – Она почувствовала, как из кухни в квартиру начал поступать газ, и смогла тебя разбудить?

– Уходя из дома, ты с такой силой ударил бедное беззащитное животное, что сломал ей два ребра. Она так жалобно мяукала, что мне поневоле пришлось подняться. В какой-то степени я обязана ей жизнью. Но не только это…

– Все ж таки мной была допущена какая-то серьезная ошибка…

– Даже после того как ты ударил мою кошечку, я бы снова легла в постель и заснула.

– И что произошло?

– Да, собственно говоря, ничего особенного. Если бы ты относился хоть чуточку внимательнее к собственной жене, ты бы знал, что больше всего на свете я ненавижу запах кипяченого молока…

– Ты вошла на кухню. Газ, молоко, закрытые фрамуги, плотно задернутые шторы и зажженные свечи в спальной комнате…

– Вот именно. Я сразу все поняла и позвонила одному из моих бывших любовников.

– Неужели Лопатов, этот неотесанный мужлан…

– А в постели именно такие и нужны, – цинично перебив меня, ответила Лариса. – Я пообещала, что гонораром за оказанную услугу будет та сумма, которую он сможет у тебя забрать.

– Выходит, что моя цепочка весом в двадцать четыре грамма; крестик, сделанный из такого же красного золота и украшенный аметистами; часы из коллекции Джанни Версаче с сапфировым стеклом; мои банковские карточки…

– Ты еще вспомни про «Хаммер». Не твое дело, кому и что я подарила. Прощай любимый! До встречи в аду…

– Лара! – в отчаянии выкрикнул я. – Если можешь, прости за Дашеньку!

– Может быть, – сухо ответила она. – Но ты обидел мою любимую мэнскую кошечку, а этого я тебе простить не смогу.

Лариса не сочла нужным продолжить наш дальнейший бессмысленный разговор. Она вышла из комнаты свиданий и небрежно захлопнула за собой массивную железную дверь. В этот момент мне почему-то показалось, что Ларочка со всего размаху ударила нежным женским кулачком по крышке моего гроба.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg