КОМУ: svarangi@network.org
ОТ: KorolD@gmail.com
ДАТА: 13 августа 2010, 10.54
ТЕМА: Пошел к черту!
Я не собираюсь отвечать на это дерьмо. Забей, никакого ответа ты от меня не добьешься. Лучше делами моими займись для разнообразия! Ты когда мой сайт обновлял в последний раз? И нечего мне подсовывать корпоративы с армянами! Короче, приеду — УБЬЮ!!! Король Дима.
КОМУ: KorolD@gmail.com
ОТ: svarangi@network.org
ДАТА:13 августа 2010, 15.49
ТЕМА: Деньги.
Ты не король, а дешевое бухло, которое продают по 3 копейки за литр на потеху простому народу. Даже тупое быдло, которое на пьяную голову слушает твой вой, не считает тебя королем. Лучше одумайся — для разнообразия! Тебе придется принимать решение. И если ты не прекратишь свои дурацкие выходки, деньги отдашь все — до копеечки. Я сказал. Даю тебе срок до конца гастролей! Иначе….
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 13 августа 2010, 20.58
ТЕМА: смертельная просьба!
ВЛОЖЕНИЕ: чертеж.
Славик, миленький, пришли мне, пожалуйста, инструменты, которые просто необходимы мне для новой квартиры! Ну будь другом! Приблизительный чертеж (что именно мне надо) во вложенном файле. Готовые инструменты высылай на московский адрес. Я уверена: ты придумаешь что-то просто замечательное! Целую, братик, твоя Ри.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 3 сентября 2010, 9.46
ТЕМА: Никаких волнений!
Мамочка, милая, никакого волнения!!! У меня все хорошо. Мы уже три дня в Москве, наконец-то выдалась свободная минутка и я решила написать обо всем. Я очень рада, что ты читаешь газеты! Но только ты глубоко ошибаешься в оценке «нашей» сенсации. Газеты станут трубить об убийстве продюсера еще максимум неделю. Потом бывшая сенсация автоматически переползет на последние страницы в виде крошечной информашки, потом исчезнет совсем. И мир перестанет занимать очередная разборка в грязном шоу-бизнесе. Так устроен мир — и ничего страшного в этом нет. Но я очень рада, что ты так за меня волнуешься! Целую, Марина.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 3 сентября 15.48
ТЕМА: Успокой маму!
ВЛОЖЕНИЕ: письмо.
Славик, успокой, пожалуйста, маму! Она все время мне звонит, аж мобильник разрывается! Скажи ей что угодно, только пусть она перестанет психовать! Мое письмо во вложении — ей, разумеется, письмо не показывай, оно лично для тебя! Целую, Ри.
ПИСЬМО ВО ВЛОЖЕНИИ.
На самом деле все обстоит не так радужно, как я пытаюсь представить. Меня действительно уже вызывали в прокуратуру — я только что вернулась оттуда, и сразу пишу тебе. Мы приехали с гастролей три дня назад, и за эти три дня произошло столько событий, сколько не происходит за месяц! Час назад я вернулась из прокуратуры, где изо всех сил пыталась объяснить тупому следователю реалии современной жизни в виде отсутствия ощутимой разницы между штампом в паспорте и гражданским браком! Ух, какая получилась фраза! Я даже за себя рада — наверное, умная, если пишу такие длиннющие предложения! Так вот, я просидела в прокуратуре, отвечая на совершенно идиотские вопросы типа «если вы называете себя женой Фалеева, значит, вы способны предъявить свидетельство о браке» и «если у вас с Сергеем Сваранжи была связь много лет назад, как вы можете доказать, что сейчас вы не имели с ним связи». Тьфу, Господи… Как не пыталась я доказать советскому следователю, что десять лет назад у меня «была связь» с десятком таких Сваранжи, он все равно не понял. Ну и ладно. Слава Богу, что мы снова уезжаем очень скоро (если из-за этих событий ничего не отменится). Уж как там договорится Вал. Евг., с прокуратурой, я не знаю, но в его способностях я не сомневаюсь! Особенно, когда он теперь за главного. Уже строит из себя большого начальника и я не думаю, чтобы он пролил потоки слез над трупом бедного Сергея Сваранжи. Это я так, к слову… Добрая я сегодня, после прокуратуры… Кстати, ты себе не представляешь, как действует на людей одно слово «убийство»! Все сжимаются, как мыши и начинают следить друг за другом, как бы не сказать чего лишнего. Если б не мое врожденное чувство юмора, все это порядком действовало бы на нервы! Но я стараюсь держаться из последних сил. Как ты понимаешь, не ради себя. Я все время вижу, что наша звезда начала сдавать, и мне порядком осточертели Димочкины истерики, потому, что он думает только о себе (как и полагается настоящей звезде) и выплескивает фальшивые слезы на публику, в которых почти нет сожаления об убитом продюсере, зато очень много коньяка. Впрочем, я заговорилась. Ты спрашиваешь, как я все это переживаю? Если честно, замечательно! В газетах одни общие фразы. А что еще можно написать? Я читала обрывки — вчера и сегодня. Удивительно, что его еще не прозвали Святым Сваранжи! «Убийство знаменитого продюсера в собственном кабинете среди бела дня…». «Очередные разборки в шоу-бизнесе»… «Музыкальный мир потрясен»… Чушь собачья! Музыкальный мир интересуют в данный момент только две вещи: очередной «сборник», который устраивает Викторов к какой-то праздничной дате, и его непомерная наглость — он увеличил расценки втрое! И вторая вещь: карьера небезызвестной тебе Розалии (под певицей Розалией скрывается Валентина Сваранжи, и убитый был ее отцом. А без папочкиных денежных вливаний карьера нашей блистательной закончена! Убери папочку — будет ноль). Кстати, очередная газетная чушь «Сергей Сваранжи был создателем и бессменным продюсером самой яркой звезды на музыкальном Олимпе — Мистера Димы, который в миру именуется Дмитрий Фалеев». Видишь, дословно цитирую! Я знаю гадину, которая это написала — мне на зло! На самом деле я была и создателем, и первым продюсером Димки, и все умные люди это знают. Это без меня он пропадет, а не без Сваранжи! Сваранжи просто явился на готовенькое и, грубо говоря, воспользовался плодами моего труда! Я, кстати, так и заявила следователю. Он, дурачок, так ничего и не понял. Нужно долго крутиться в нашей помойке, чтобы это понять. Просто Димочка вышел на другой уровень, и на сегодняшний день все немного иначе. А официальный контракт, подписанный со Сваранжи, действителен до сих пор, и никто его не собирался расторгать. Правда, до окончания этого официального контракта оставался один месяц, но все знали, что Сваранжи не может ни продлить контракт с Димой — на сегодняшний день Мистер Дима был его единственной крупной звездой, приносящей хоть какие-то деньги. А все эти Розалии, группки-однодневки — просто заработок одного дня, сегодня есть, завтра нет. Так что не Дима был заинтересован в фирме Сваранжи, а фирма — в Диме! И не было у Сваранжи никакой «фабрики звезд». Одна ерунда… Теперь, собственно, подробности об убийстве.
В Интернете насчет этого написано достаточно много. У Сергея Сваранжи был главный офис в его любимом ночном клубе «Белль ля мер» («красота моря» или «Красавица моря» — до сих пор не знаю точный перевод этой безграмотной глупости, которой сноб Сваранжи обозвал свое ночное заведение «на французский манер»). Кстати, у Сваранжи было несколько ночных клубов, и в каждом — игральные автоматы и казино неофициально, и неофициальные закрытые ставки (понимаешь, что я имею в виду?), девочки, наркота и все, что полагается. Вообще, он не бедствовал. Но его материальное благосостояние строилось явно не на продаже дисков! Помещение его любимого клуба — это огромный трехэтажный особняк, первые два этажа которого занимает сам клуб, а на третьем расположен главный офис его фирмы (продюсерской конторы). Как правило, Сваранжи постоянно находился именно в офисе. Офис и клуб имели разные входы, но, разумеется, сообщались между собой. Днем клуб был закрыт, а в офисе кипела бурная деятельность. Но я знаю, что Сваранжи часто сидел в своей конторе по ночам. Его труп нашли именно там, в кабинете. Он был застрелен двумя пулями в шею и в грудь (прямо в сердце) из пистолета, который так и не нашли, 2 сентября, то есть день назад. А мы вернулись в Москву 1, то есть накануне. И Дима успел встретиться с Сергеем (это естественно, все-таки Сергей Сваранжи был и собирался оставаться его продюсером). Сваранжи был убит в районе двух часов дня.
Сваранжи находился в конторе один. Кстати, я слышала, что с обнаружением его трупа связана какая-то темная и страшная история. Подробности не знаю, но, вроде бы, он был убит в запертом изнутри кабинете, из которого никто не мог выйти, и поэтому следствие зашло в тупик. Точно не знаю, как было, но слухами земля полнится. Может, чуть позже об этом заговорят. Я думаю, что было слишком много людей, желающих смерти Сваранжи! И не удивлюсь, если в Димочкином окружении (в смысле, среди музыкантов и так называемых «представителей шоу-бизнеса», которые всегда крутятся возле артистов) найдется много таких. Знаешь, мне самой доводилось слышать сплетни о том, что Димочка постоянно страшно ссорился с Сергеем. И многие им верили, зная взрывной конфликтный характер Сергея. Но нужно знать Димочку так, как знаю его я, чтобы понять всю беспочвенность и глупость этих утверждений. Димочка — мягкое, бесхребетное существо не от мира сего, и он просто не способен с кем-то поссориться! Хотя бы по одной-единственной причине: все Димочкины интересы крутятся вокруг собственной особы, для него существует только он сам, а остальные просто фон, а я не слышала еще о том, чтобы человек мог поссориться сам с собой…
У Димы с Сергеем были хорошие отношения. А то, что Димочка не особенно переживает его смерть — так он вообще не способен переживать! Если он и думает об убийстве Сваранжи, так только в том ключе, насколько эта смерть ударит по нему финансово. Я думаю, что не ударит никак. Вчера был Сваранжи, завтра найдется какой-то Васька Петькин и ничего не изменится. Для Димочки все будет хорошо, если его интересы стану охранять я. Вот такие у меня новости. Разумеется, ты помнишь, что нельзя показывать письмо маме? Поменяй на почте пароль, и не вздумай показать это, а не то с ней случится инфаркт! Ну, всё. Давай прощаться. Сейчас я незаметно выскользну из дома, сяду в машину и поеду вылавливать Димочку из одного клуба, где он играет в биллиард. И начнется моя обычная кутерьма… Поцелуй маму и Нинку. Постарайся незаметно подсунуть маме денег. Поеду на гастроли — напишу. Целую тебя, братик. Ри.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 4 сентября 2010.
Снова — одно и то же. Сил моих больше нет. Пьяная тень шатается по квартире и действует на нервы. Пьяная тень, которая все время держится за мою юбку. И даже ходит за мной по пятам.
— Вал. Евг. Сказал, чтобы через час ты подъехал на студию…
— Я никуда не поеду!
— Почему — можно узнать?
— Ри, я никуда не поеду! Я боюсь!
— Чего ты боишься, дурачок?
— Боюсь, все время! Боюсь выходить из квартиры! Боюсь видеть свое лицо в зеркале. Боюсь включать свет…
— Прекрати. Ты мужчина, а не сопливый мальчишка! Возьми себя в руки! И оставь в покое бутылку с коньяком.
— Ты не понимаешь… Если кто-то узнает, что он назначил мне встречу и…
— Хватит! Никто это не узнает, если ты сам не вздумаешь болтать языком! Никто не узнает, можешь расслабиться. Сергей был деловым человеком, а не базарной бабой, которая на все четыре стороны мелет языком…
— Утром звонила Валя.
— Какого черта?
— Просто поговорить.
— Надеюсь, ты ее послал?
— Почти. Прямо не смог. Все-таки Сергей Сваранжи был ее отцом. Я не мог послать человека, у которого убили отца.
— Всем известно, что наша Розалия грызлась со своим папочкой как кошка с собакой! И если после его смерти она что-то и будет делать, так только плясать до упада на его могиле!
— Зря ты так!
— Неужели? Дима, открой глаза и спустись на землю! Валька ненавидела своего отца и я не удивлюсь, если она помогла ему отправиться на тот свет! Она вполне могла его грохнуть! В последнее время ее видели в такой подозрительной компании, мне рассказывали… Чуть ли не с арабскими боевиками! Так что я сильно не удивлюсь, если выяснится, что Розалия приложила руку к смерти своего папаши. Его смерть ей очень выгодна. Теперь она сможет взять те деньги, которые он ей не давал.
— Почему, давал…
— Не смеши меня! Если б папаша давал ей деньги, она не шлялась бы по каким-то деревням за гроши! Впрочем, ладно. Пошла она к черту со своей неудавшейся карьерой! Лучше скажи, что она хотела?
— Просто поговорить.
— О чем?
— Да о мелочах каких-то… О сборнике Викторова… о клубах…
— На твоем месте я не стала бы с ней разговаривать, Димочка. Ты ведь сам сказал, что боишься. А она — это угроза. По крайней мере, сейчас.
— Ты действительно так считаешь?
— Разумеется! Если ты будешь распускать свой язык, я не знаю, чем все это закончится. В лучшем случае — тебя могут не выпустить на гастроли. А в худшем — у милиции еще нет подозреваемых… Ты меня понимаешь, Димочка?
Бедный Димочка! Белое лицо, выпученные глаза. Даже самой страшно!
— Ты права, Ри! Теперь я даже не буду с ней здороваться, не то что говорить! Господи! Да я и не подумал… О боже…
Ах, Димочка, если б ты думал самостоятельно, где бы ты сейчас был?
— Меня опять вызывают в прокуратуру на завтра.
— Тебя?! Зачем — тебя?!
— Наверное, кто-то уже настучал, что мы с тобой недавно виделись с Сергеем. И еще о том, что десять лет назад я пару раз с ним спала. Да мало ли что можно наплести! А может, все гораздо проще и они вызывают всех, кто его знал.
— В таком случае, им придется опросить пол Москвы. Но почему они не вызывают меня? Тебя вызывают уже во второй раз, а меня еще ни разу…
— Не сомневайся, любимый. Обязательно вызовут.
Я не ошиблась. Повестку Димочке принес лично посыльный из прокуратуры — через два часа. Ему оказали гораздо большую честь, чем мне. Мою просто швырнули в почтовый ящик.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 5 сентября 2010.
Утром я проснулась от холода. Это был какой-то очень странный холод. Он шел сверху вниз, от головы — к кончикам пальцев ног и все тело словно кололо иголками. И в полусне, на грани между сознанием и какой-то темной пустотой, было страшно именно так возвращаться в реальность. Я привыкла себя контролировать, и, еще не открыв глаза, знала, что увижу… Распахнутое настежь окно возле нашей постели. В первые годы нашей жизни я думала: распахнутое по привычке, просто так. Позже я поняла: назло мне. Димка открывал окно чуть свет именно потому, что знал: это меня бесит. Наверное, я никогда не привыкну к Москве. Московский холод пробирает меня до костей, без разницы — в феврале или в июне. Я ненавижу холод, а между тем вынуждена с ним жить. По той причине, что человек, с которым я живу, специально раскрывает окно нашей спальни в четыре утра, окно, расположенное на седьмом этаже, в уже наступившей осени.
Впрочем, точно так же Димка открывал окно в феврале, в декабре, в марте, августе и апреле… Вначале я пыталась бороться, доказывая, что температура воздуха на седьмом этаже очень отличается от температуры на 2 или 3. Что если мы забрались высоко, нужно думать о ком-то еще, кроме себя… Но с Димой, коренным москвичом, всегда было трудно говорить о погоде… Если раньше он делал вид, что меня слушал, то в последние годы даже не удосуживается бросить «заткнись». Он намеренно меня игнорирует. И у меня остался единственный способ борьбы: встать и самой все закрыть. Так я поступила и в этот раз. Но, забравшись обратно в постель, вдруг поняла, что больше заснуть не смогу. Скрипнула дверь. В комнату вошел Дима. Он шел из ванной, и в половине восьмого утра был как стеклышко трезв. Он был чисто выбрит и аккуратно причесан. Его длинные золотистые волосы были тщательно собраны в хвостик, а на висках застыли капли воды и выглядело это особенно трогательно и как-то по детски.
Он осторожно сел на край кровати, сжав руки в кулаки, и этот тревожный нервный жест совсем не вязался с аккуратностью прически.
— Я тебя разбудил? — наивность в глазах, — ты проснулась из-за окна, да? Извини, я снова забыл, что ты не любишь открытые окна…
Это было настолько неожиданным началом, что я даже приподнялась. А, разглядев крошечные точки тревоги в глазах, мой сон сняло как рукой.
— Ну, вообще-то я не сплю. А ты почему поднялся так рано?
— Сон ушел. На сколько тебя вызвали в прокуратуру?
— На 12.
— И ты пойдешь?
— Дима, что с тобой? Что случилось?
— Ничего, я…
— Лучше расскажи!
— Ну… ночью я все равно не мог спать… Я думал, всю ночь. Думал о том, кому выгодно было убивать Сергея. А потом вдруг понял, что единственный человек, у которого был мотив…
— Кто этот человек?
— Я.
— Что ты несешь?!
— Но это же правда, Ри, милая! У меня был мотив! И если они начнут копать, то без труда выяснят все: и о наших плохих отношениях, и о контракте, который я собирался подписывать с Викторовым, и о том, что…
— Дима, по-моему, ты просто сходишь с ума! Успокойся и пойми, что у тебя не было никакого мотива. О твоем будущем контракте с Викторовым знало очень много людей. Знал об этом и Сергей. А то, что ты выдумал чушь о том, что Сергей бы тебя не отпустил, даже не глупость, а история болезни. Сергей был умный деловым человеком. Он без труда отпустил бы тебя к Викторову…
— Взяв неустойку в пятьсот тысяч долларов! А у меня нет таких денег! И мне не у кого их взять! А без них Сергей никогда не позволил бы мне заключить контракт с Викторовым! Сергей самостоятельно собирался продлевать наш контракт, который должен был скоро закончиться. Там же есть пункт, что его можно односторонне продлить… А позволить ему это сделать и пропустить контракт с Викторовым было гибелью моей карьеры! И об этом тоже знают все! Поэтому единственным выходом для меня действительно была смерть Сергея! И когда все станет известно… О Викторове… О неустойке, которую я должен был заплатить Сваранжи в случае, если решу не продлевать наш контракт… О том, как я боялся много лет назад, что Сваранжи меня бросит и потому разрешил ему продлевать наш контракт односторонне… О том, что у меня вообще нет денег и я не мог бы заплатить ни 100, ни 10 тысяч… Когда все это станет известно, то решат, что я — единственный человек, у которого был мотив! Решат, что я его убил, чтобы не платить деньги и спасти свою карьеру!
— Дима, послушай…
— Не надо меня успокаивать! Я и так все прекрасно понимаю! Я попал в какую-то западню! Наверное, меня уже подозревают, именно поэтому вызвали тебя первой…
— Ну, о неустойке я им ничего не скажу. Я ни о чем конкретном не стану говорить.
— Тебя заставят!
— Не говори глупости!
— Не скажешь ты, скажут другие! С радостью скажут, дай им только повод раскрыть рот! Тот же Викторов выложит, на духу, о том, что я плакался в его офисе и говорил, что мне любой ценой следует избавиться от Сергея!
— Ты действительно так говорил?! Зачем ты распустил язык, идиот?!
— Мы выпили… Разговаривали так хорошо…. По душам… О многом говорили… И о Сергее тоже.
— Кто еще знает?
— Да все!
— Чушь! Кто может знать подробности твоего контракта?
— Да хотя бы Вал. Евг.! Уж он не будет молчать! Он все скажет… О деньгах, о том, как мы ругались с Сергеем… О наших постоянных конфликтах и о Викторове… Скажет даже больше, чем есть на самом деле! Ты ведь знаешь людей. А у нас только дай повод!
— Мне кажется, ты сам себя запугиваешь. Все не так страшно, как ты воображаешь. Продюсера не убивают только потому, что не хотят продлевать с ним контракт. А пятьсот тысяч долларов вполне мог заплатить сам Викторов, под твои проценты. К тому же ты ошибаешься, что Викторов будет болтать. Сейчас, когда Сергей мертв, ваш контракт автоматически разорван без всякой неустойки и ты сможешь заключить контракт с кем хочешь. Викторов в тебе заинтересован. А он не будет топить свои деньги.
— А если меня арестуют?
— Никто тебя не арестует! Не говори глупостей! Викторов этого не допустит. Он ведь уже знает, что ты идешь к нему. Знает?
— Да. Мы вчера столкнулись в биллиардной и я ему сказал.
— Думаю, Викторов специально вчера приехал, чтобы услышать твой ответ.
— Ты так думаешь?
— Это элементарно! Викторов не тот человек, который станет посещать биллиардную! Значит, он сам пошел на встречу с тобой. Уже плюс. К тому же есть еще Вал. Евг. Не надо списывать его со счетов. Он не так прост, как кажется. Видишь, все не так страшно. Твоя задача — только придерживать свой язык, особенно когда выпьешь. Вот и все.
— Ты умеешь успокаивать!
— А чего тебя успокаивать? Ты ведь не убивал Сергея?
— Нет. Я его не убивал.
— Ты это знаешь, я знаю, и это главное. А все остальное не имеет смысла! Кто бы его ни грохнул, этот кто-то сослужил тебе очень хорошую службу.
— Да уж…
— А что, скажешь, нет? Да этот человек попросту спас твою карьеру! У тебя появился какой-то тайный друг. Кто бы это ни был, ты действительно можешь быть ему благодарен.
— Не говори так об убийце!
— А почему нет? Мы ведь с тобой знаем, какой был Сергей! Возможно, у этого человека были серьезные причины. Я думаю, его можно оправдать.
— Убийство нельзя оправдать!
— Можно. Все можно, если причины серьезные. Каждый человек способен на убийство. И не надо думать, что он хуже нас с тобой. Кто знает, какие причины его на это толкнули… А, ладно! Хватит паники! Возьми себя в руки и…
— Есть еще одно.
— Что — есть?
— Я… Ри, ты единственный человек, кому я могу довериться! Кроме тебя, у меня больше никого нет! Ты единственная, кто меня не предаст. Ри, есть еще одно обстоятельство, и если оно выплывет наружу…
— Какое обстоятельство? Говори!
— Ты считаешь, я должен сказать?
— Говори, раз начал.
— Как ты думаешь, что Сергей делал в офисе в два часа дня?
— Как это — что? Занимался делами, как обычно.
— Сергей? В 2 часа дня? Он, который приходил в офис только вечером? Ты что, не помнишь, каким он был?
— Помню. Если честно, мне тоже показалось странным это обстоятельство, но…. Мало ли, какие у него были дела! Может, у него была назначена встреча? И он решил провести ее в то время, когда в офисе никого нет? Возможно, он специально назначил встречу так…
— Да. У него действительно была назначена встреча.
— Ты знаешь, с кем?
— Знаю. У Сергея была назначена встреча со мной.
— Что?
— Он ждал меня. Именно меня, понимаешь? И об этой встрече никто не должен был знать! Он позвонил мне на мобильный утром… Да ты еще была в квартире, помнишь? Ты еще спросила, кто это звонит, а я сказал, что Вал. Евг. насчет студии… помнишь? Так вот, это звонил Сергей Сваранжи! Он назначил мне встречу в 2 часа у себя в офисе и об этой встрече никто не должен был знать! Он просил не говорить об этом даже тебе! Все было настолько секретно, что я не мог сказать. Сергей сказал, что хочет сделать мне какое-то конкретное предложение по поводу того, как разрешить нашу конфликтную ситуацию. И больше ничего. Я обещал прийти…
— И ты пошел?
— Да. Но когда я пришел, дверь его кабинета была заперта и там никого не было. Я решил, что Сергей куда-то вышел, подождал немного, но он не появился. Тогда я решил, что он передумал и уехал домой.
— О Господи…
— Он сказал мне еще о том, что для сохранения нашей встречи в тайне он уберет охранника со служебного входа и из коридора, и я смогу незамеченным подняться наверх….
— Он сам снял охрану? Теперь многое становится понятно…. Этим и воспользовался убийца. Повезло, ничего не скажешь….
— Если кто-то узнает о том, что Сергей ждал меня, то…. Если я скажу, что не застал Сергея и вернулся домой, мне никто не поверит! Даже тебя не было в квартире!
— Да, я ездила по магазинам. Взяла свою машину.
— Я помню, ты говорила. Но что же мне делать, если кто-то узнает? А вдруг кто-то видел, как я выходил из клуба? Я никого не видел и не встретил, но… Все это, плюс громкий скандал в клубе накануне…. О том, что мы чуть не порвали друг другу глотки, знает много людей. Нас видели человек сто! И следствие уже наверняка знает, как я сцепился с Сергеем в «Бельвю»! Я не ожидал, что он позвонит мне после этого скандала! Был ужасно удивлен. Сергей говорил так, словно между нами ничего не произошло. А я почему-то с самого начала не поверил в его искренность! Но все-таки решил послушать, что он еще придумал…
— Он сказал, что именно хочет тебе предложить?
— Нет. даже не намекнул. Только заявил, что это будет очень для меня выгодно. Зная, как Сергей соблюдает мою выгоду, я был удивлен.
— Кто мог знать о вашей встрече?
— С моей стороны — никто. Я не сказал ни единой живой душе. Даже тебе. Не сказал еще до того, как узнал про убийство. А потом — и подавно молчал. Но я не знаю, кому мог рассказать Сергей. Я не знаю, откуда он звонил. Говорил он с мобильного, но кто мог находиться рядом… Я не знаю. И это страшно меня мучает. Страшно!
— Будем надеяться, что все это не выплывет наружу. Но на всякий случай не помешает найти хорошего адвоката по уголовным делам.
— Видишь! Теперь ты заговорила про адвоката!
— Успокойся! Я заговорила так потому, что умный человек должен все предусмотреть!
— Мне страшно. Так страшно….
Мне очень хотелось обнять его, прижать к груди и успокоить, как успокаивают маленького ребенка… Но сделать это я не могла. Ситуация оказалась слишком серьезной. Я почувствовала, что немного теряюсь. А если растеряна я, Димочка и подавно не сможет держать себя в руках.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 6 сентября 2010.
Итак, день вчерашний. Визит, который с таким ужасом ожидал мой возлюбленный, наконец-то свершился! И, если честно, я чувствую себя не очень хорошо. Не потому, что встреча произошла как-то не так. А, наверное, потому, что посещение прокуратуры уже само по себе навевает определенные мысли…. И чувствуешь себя при этих мыслях как-то не хорошо…. Если б за моей спиной мелькал Димочка, прочитывая весь этот бред, наверное, я написала бы фразу:
«Ри, держи хвост пистолетом!». Но Димочка даже не догадывается, что я веду дневник. Он терпеть не может компьютеры. А потому — можно не лгать.
Меня провели в тесную комнатку на последнем этаже под крышей, в узенькую клетушку с компьютером, в которой не было ни мордоворота — охранника, ни чего-то там особенного. Короче: будничная такая клетушка! И поднялся мне навстречу уже знакомый молодой человек лет 35 — ти, вроде бы внешне ничего (мужественный блондинчик, довольно симпатичный), если б не некоторая ехидца в глазах. Словно смотрит с постоянным подвохом, абсолютно не скрывая, и очень злорадствует по этому поводу. Я заметила это его свойство еще в первый раз. И запомнила имя: Киреев Игорь Николаевич.
— Марина Александровна? Наверное, вас немного смущает наша вторая встреча, но я решил, что лучше побеседовать с вами еще раз наедине в спокойной обстановке, чем ехать к вам на квартиру или в какой-то ночной клуб, где будет слишком много людей.
— Откуда вы знаете, что у нас на квартире бывает очень много людей?
— Уважаемая Марина Александровна, я знаю о вас больше, чем вы думаете! Поэтому присаживайтесь поближе к столу и давайте с вами спокойно побеседуем, неофициально, без протокола.
— Почему же именно со мной?
— Есть причины. Например, меня очень интересуют ваши отношения с убитым Сергеем Сваранжи.
— Я ведь вам все уже рассказала! Со Сваранжи у меня были нейтральные отношения. Мы только здоровались, встречаясь в людных местах.
— Неужели? И ничего больше?
— Что именно вас интересует?
— Кажется, в последние годы Сергей Сваранжи так и не был женат?
— Да, не был. Он вообще не любил жениться. С матерью Валентины (или Розалии) он был расписан две недели. Только при чем тут я?
— Кажется, вы раньше танцевали в ночных клубах?
— Танцевала. И что с того?
— И в «Зеленом пингвине», правильно? В клубе, который принадлежал Сергею Сваранжи? А какой танец вы исполняли?
— Стриптиз! Слушайте, что вы ходите вокруг да около? Если вы хотите спросить, спала ли я когда-то с Сергеем Сваранжи, то отвечу — да, спала! Но это было 10 лет назад и очень недолго! Мы встречались всего три раза. И это было даже много, потому, что с остальными девушками из своего заведения Сваранжи встречался только по одному разу! Я спала с ним, когда танцевала стриптиз в его ночном клубе и еще до появления Дмитрия Фалеева в моей жизни! Потом я ушла из «Зеленого пингвина» и рассталась с Сергеем Сваранжи. Позже мы встретились, когда Сергей стал официальным продюсером Мистера Димы и ему пришлось познакомиться со мной заново уже в качестве жены Дмитрия. Нельзя сказать, он воспринял нашу встречу очень хорошо, но все отношения сводились только к тому, что мы здоровались при встречах. И если вы предполагаете, что Сваранжи возобновил со мной старую связь, то это просто смешно!
— Почему смешно? Вы красивая женщина, а у Сваранжи в последнее время не было подруги.
— Я живу с Димой! Об этом знают все! Мы вместе уже 10 лет!
— Сергей Сваранжи был очень богат.
— Он был состоятельным человеком и 10 лет назад, но меня совершенно не интересовали его деньги — ни тогда, ни сейчас. Сергей Сваранжи был отвратительный злобным бульдогом, и я не удивляюсь, что не нашлось женщины (даже последней уличной проститутки), способной вытерпеть отвратительные черты его характера!
— Вы не любили его?
— А почему я должна была его любить? Он был мне безразличен — и сейчас, и в прошлом.
— И между тем вы стали его любовницей.
— У меня не было выбора. И потом, у меня было много мужчин.
— Дмитрий знал о ваших прошлых отношениях с Сергеем?
— Да, знал. Я сама ему рассказала. Я была против того, чтобы Дима подписывал с ним контракт.
— Почему? Компания Сваранжи была солидной, с большими деньгами…
— Я знала о плохом характере Сергея.
— Но мистер Дима вас не послушался и подписал контракт.
— Он поступил так, как посчитал нужным.
— Но у них все равно возникли большие конфликты, правда?
— Откуда вы это знаете?
— Слышал. Так правда это или нет?
— Спросите у тех, кто вам сказал!
— Я спрашиваю у вас!
— Нет, не правда. Конечно, они иногда ссорились, ругались по пустякам, но ничего серьезного не было.
— А драка в одном из ресторанов, когда Фалеев чуть не сцепился врукопашную с Сергеем Сваранжи?
— Глупости! Просто сплетни! Возможно, Дима выпил и сболтнул что-то сгоряча, но ничего серьезного не было! И вообще — смешно даже подумать о том, что популярный эстрадный певец станет размахивать кулаками в ресторане! Он артист, а не боксер! Их разговор на повышенных тонах просто оброс сплетнями и все! Люди очень злые и завистливые!
— То есть отношения Дмитрия Фалеева со своим продюсером были теплые и дружеские?
— У них были нормальные деловые отношения. Рабочие. Разумеется, домами они не дружили.
— Я слышал, что Сергей Сваранжи был в постоянном конфликте со своей дочерью. Это так?
— Валентина его единственная дочь от кратковременного брака. Брак был оформлен уже после рождения девочки. Других детей у него нет. Об известных людях болтают многое, но если б не деньги отца, Валентина никогда бы не стала певицей. Все эти клипы, премии, поездки… За это ведь должен кто-то платить, правда? Отец и платил! Розалия обязана своей карьерой только отцу. Другое дело, что проект певицы Розалии оказался невыгодным проектом и перестал приносить деньги. Поэтому Сваранжи и приостановил денежные вливания, что бесило Валентину. Но сейчас для всех тяжелые времена. Последствия финансового кризиса. Я уверенна, что отец с дочерью нашли бы общий язык!
— А почему Сергей Сваранжи прекратил финансировать дочь?
— Посчитал этот проект неприбыльным. Да вы только посмотрите на нашу эстраду! Где мама, где папа… Сплошной конкурс родителей в детском саду! О каком таланте говорить, если соревнуются мамы и папы в количестве денег, а весь этот бред не продается и не приносит доход. Вначале — приносит чуть — чуть, потом — нет. Сергей немного приостановил и развитие карьеры Димы. Он отказался финансировать новый клип до лучших времен. Вместо этого отправил в очередной гастрольный чес, чтобы собрать то, что еще можно собрать. Наверное, так он хотел поступить и с Розалией, только Дима способен собирать полные залы в провинции, а Розалия — нет. Информацию об этом я получила от самой Розалии, которая на пьяную голову всем рассказывает о конфликтах с папашей.
— Значит, Дмитрий постоянно ездил на гастроли по желанию продюсера…
— Гастроли — работа артиста. Желание продюсера здесь ни при чем!
— Вы всегда ездите с Дмитрием, так?
— Да. В последнее время мы почти не находимся в Москве.
— В Москве Дмитрий снимает квартиру?
— Нет. Он купил квартиру давно. Он коренной москвич. Я — нет. Когда нас нет, квартира стоит на охране, пустая.
— Разве родители Дмитрия за ней не присматривают?
— У него нет родителей. Отец умер, когда ему было 3 года, а мать умерла пять лет назад. Есть отчим, но с ним Дима отношения не поддерживает, последний раз виделся пять лет назад на похоронах матери.
— А ваши родственники в Москве?
— Нет. Они в другом городе.
— Когда вы вернулись в Москву?
— Утром 1 сентября. Сразу поехали домой.
— И Дима увиделся с Сергеем?
— Да. Он днем поехал в офис. В тот офис, который находился в клубе «Белль ля мер». Дима поехал не один, а с Валерием Евгеньевичем, своим концертным директором. Я находилась дома.
— И долго длилась их встреча?
— Наверное, часа два.
— В каком же настроении он приехал домой?
— В приподнятом. Сваранжи был доволен поездкой Димы, а Дима радовался, что вернулся в Москву.
— Больше он не встречался с Сергеем Сваранжи?
— Нет, встречался. Кстати, с Сергеем встретилась и я. Это было вечером 1 сентября. Мы ужинали все вместе (то есть Дима, я, Валерий Евгеньевич, кое-кто из музыкантов) в ночном клубе «Бельвю», этот клуб так же принадлежит Сергею Сваранжи. Сергей подсел к нам за столик. Разговор был о будничных вещах. Около полуночи Сергей Сваранжи уехал по каким-то своим делам, мы остались послушать концерт начинающей группы, начало концерта было в половине двенадцатого, и вернулись домой около пяти утра.
— Больше вы не виделись с Сергеем Сваранжи?
— Нет.
— А как Сваранжи вел себя во время ужина? Возможно, нервничал?
— Нет. Вел себя обыкновенно, как всегда. Пил водку, грубовато шутил, щипал за задницу официанток и хохотал невпопад над старыми анекдотами, которые сам и рассказывал, причем достаточно безграмотно.
— Может, ему кто-то звонил? Он отлучался из-за стола или с кем-то из присутствующих говорил наедине?
— Нет. Он ясно показывал, что ужинает в нашей компании ради приятного времяпрепровождения, а не ради дел. Он с нами отдыхал.
— А как держался лично с вами?
— Как всегда. По — хамски шутил, что скоро Дима женится и меня бросит и приставал, чтобы я с ним выпила водки.
— Вы выпили?
— Да. В полночь Сваранжи уехал в «Белль», сказав, что у него дела в офисе. Больше мы его не видели.
— Странные какие-то названия его клубов… «Белль ля мер», «Бельвю», «Тюильри»… Французские названия как-то не вяжутся с образом владельца….
— С образом такого хама, вы хотите сказать? Да, Сваранжи действительно был хамом, наглым, напористым хамом, и ни элегантности, ни изысканности не было в нем ни на грош! Все объясняется очень просто. Несколько лет назад у него был бурный роман с француженкой. Кажется, ее звали Франсуаза и у нее был косметический магазин в Париже. В Москву она приехала по делам и на какой-то презентации познакомилась с Сергеем. Их роман был быстрым. Он летал к ней в Париж. В конце концов эта Франсуаза его бросила. Но Сваранжи решил, что все это придает ему изысканности и переименовал свои заведения на французский манер. Он всегда был большим снобом. Но из грязи не будет князя. А француженки тоже бывают разные.
— А почему она его бросила?
— Вышла замуж за своего француза.
— Итак, вы больше не видели Сергея Сваранжи?
— Нет.
— А что вы делали на следующий день?
— Дима до вечера находился дома. Отдыхал. Вечером за ним заехал Валерий Евгеньевич и они отправились на студию прослушивать какой-то новый материал. А я в первой половине дня ездила по магазинам, делала покупки — одежду, косметику… Вернулась домой около четырех и больше не выходила.
— Когда вы узнали о том, что Сваранжи убит?
— На следующее утро. Дима сообщил. Не дождавшись его, я легла спать. А Дима узнал в студии, когда Валерию Евгеньевичу позвонили на мобильный. Дима разбудил меня и сказал.
— Он рассказал о подробностях?
— Дима сам их не знал. Сказал только, что Сергея застрелили в его собственном кабинете. И все.
— В привычках Сваранжи было находиться в кабинете днем?
— Я не знала его привычек. Но думаю, что да, он должен был находиться днем в офисе, заниматься делами.
— А если я скажу вам, что по показаниям сотрудников и охраны Сваранжи никогда не находился в кабинете офиса днем? Что он приезжал в клуб только часов в пять — шесть и находился до утра?
— Я повторю, что не знала всех привычек Сваранжи. Но я знаю, что днем он тоже занимался делами. Встречался же он с Димой днем 1 сентября!
— По показателям свидетелей, Сваранжи встречался с Дмитрием Фалеевым 1 сентября не в офисе фирмы в клубе «Белль ля мер», а в зале ночного клуба «Бельвю».
— Ну и что? Значит, Валерий Евгеньевич позвонил Сваранжи по дороге, и тот велел ехать в «Бельвю». Какая разница, где он занимался делами?
— Разница большая! Сваранжи назначил деловую встречу не в офисе. А 2 сентября он почему-то находился именно в офисе, днем!
— Ну и что?
— Вы не находите это странным?
— Нет. Сергей Сваранжи был человеком, поступки которого нельзя предугадать. Для чего-то ему захотелось побыть в одиночестве.
— А вы не думаете, что он мог назначить кому-то встречу?
— Но вы же сами только что сказали, что по показаниям свидетелей Сваранжи мог проводить деловые встречи в ресторанах своих клубов! Значит, он отправился в офис днем по той причине, что искал одиночества. Возможно, он хотел проверить какие-то бумаги. Вдруг ему показалось, что его обкрадывают?
— Вы намекаете на что-то конкретное?
— Разумеется, нет. Но если человек располагает большими денежными средствами, он никому не может доверять. Возможно, он нашел что-то в бумагах, какие-то неточности, не сходящиеся цифры, решил проверить и поэтому поехал в офис, зная, что будет находиться там один. Из вашего рассказа я делаю вывод, что Сергей Сваранжи намеренно искал одиночества.
— Интересное предположение. Но я сообщу вам одну деталь. Труп Сергея Сваранжи обнаружили не сразу.
— Вот как?
— Дело в том, что пришлось выламывать дверь. Дверь кабинета Сергея Сваранжи была заперта изнутри.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 7 сентября 2010, 00.59
ТЕМА: Очень скучаю!
Мамочка, милая, здравствуй! Сейчас глубокая ночь, я сижу в гостиной с ноутбуком на коленях и представляю себе, что разговариваю с тобой… Мне так хочется с тобой поговорить, хочется увидеть тебя, представить ласковые ладони, которые обнимают меня, твою непутевую дочь… Всего этого так не хватает. Желание поговорить с тобой сильнее ночи, сильней сна. Я ведь совсем одна в этом мире, мамочка. Совсем одна…
Ты только не волнуйся — со мной все в полном порядке. Наверное. Иногда я и сама этого не знаю. Несмотря на бродячий характер, меня уже не устраивает такая жизнь. От всего можно устать, тем более — от постоянных поездок. Засыпаешь в одном городе, просыпаешься в другом…. Путаешь названия и области, самолеты и поезда, и так месяцами. Но, наверное, у меня такая судьба. Ты можешь подумать, что я перегружена работой. Спешу тебя разуверить — вовсе нет. Работы не так уж много. Все мое время уходит только на то, чтобы успокаивать тщеславное мужское самолюбие в лице Димочки. Знаешь, что такое звезда вблизи? Это отвратительный характер, эгоцентризм, постоянные капризы, хамство по отношению к окружающим и вместо организма — комок нервов. Не существо, а кошмар! Мне вообще кажется, что если человек выходит на сцену и видит толпу, собравшуюся на него посмотреть, у него что-то происходит с мозгами. Какой-то вывих мозгов. И вправить этот вывих уже не удастся никогда. Так что звезда — это существо со свихнувшимися мозгами и сдвинутой головой. Это мое сугубо предвзятое личное мнение.
Ты спрашиваешь, когда я смогу вырваться к вам. Как бы я хотела сделать это скорее! Но у Димочки очень напряженное гастрольное расписание, и я не знаю… Ты даже не представляешь, как я за вами скучаю! Очень — очень. Изо всех сил.
Как там Нинка? Моя сестричка все еще ходит со своим рыжим козлом? Пусть будет осторожней — он козел. За время своих странствий я столько насмотрелась, что… Впрочем, ладно. Мама, я передала вам деньги, скоро ты их получишь (думаю, Славик привезет). Трать их смело, и не о чем не думай! Целую, Марина.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 7 сентября 2010, 01.14
ТЕМА: Снова я.
Только что получила почту, увидела твое новое письмо. Ты спрашиваешь, что сказать своим подругам о том, где я работаю. Скажи, что я работаю в концертной группе Димочки кем-то вроде менеджера (если объяснять подробнее, они все равно не поймут). Что касается молодого человека, то у меня его нет и замуж я пока не собираюсь. Мне некогда. Мамочка, милая, я тебя люблю больше всего на свете, но ради всего святого, не заклинай меня в каждом письме прахом покойного отца поскорее вернуться домой. Потому, что я уже не вернусь. У меня своя жизнь и достаточно денег, чтобы быть благоразумной. А что касается Димы — считай, что у нас деловые отношения, и только. И вообще, у него отвратительный характер. Он очень сложный человек. В чем? Не способен воспринимать жизнь проще. Он находит сложности и преграды с проблемами там, где их нет. Он не умеет общаться с людьми — грубит тем, кто может быть опасен и не умеет скрывать свои чувства. А с теми, кто может быть полезен, он отталкивающе высокомерен. Кроме того, он глуп. Это на сцене он веселый, мужественный и беспечный. В жизни совсем не так. Он скорее угрюм, чем весел, ворчлив, а не остроумен. Но в то же время есть в нем что — то, что отличает его от толпы. Какая-то божья искра. Он умеет писать изумительную музыку! Не те песни, которые слышат все. А ту музыку, которую никто, кроме меня, не слышал. Он безумно талантлив. И так же безумно в своем таланте слеп. В том смысле, что не всегда понимает истинное применение своего дара, а любит размениваться по мелочам. Но все-таки он выдающаяся личность. Сильный и славный. Рядом с ним чувствуешь уверенность в себе — по той причине, что он всегда в себе не уверен. Так что мне не стоит жаловаться на свою жизнь. Со мной все в порядке! Целую и обожаю! Твоя Марина.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 7 сентября 2010, 01.19
ТЕМА: Гастрольный день.
Только что перечитала письмо к тебе, и поняла, что оно получилось не полным. Как-то все скомкано, быстро — тебе не понять. Хочешь, я расскажу тебе только один наш гастрольный день?
На прошлых гастролях мы приехали в маленький российский городок А. около шести утра. Нас встречали — несколько бандитов на перроне. Почему я пишу бандитов? Ты бы посмотрела на этих людей! После кочевой жизни по вокзалам, концертным площадкам, ночным клубам у меня создалось устойчивое впечатление, что концерты эстрадных звезд устраивают исключительно авторитеты, выбившиеся из наркобаронов или воров в законе. Наверное, отчасти это верно: дело в том, что за свои выступления Димочка получает фиксированный гонорар, вне зависимости от того, сколько человек будет сидеть в зале — один (наркобарон) или десять тысяч. И на перроне стояли такие двое — дурная пародия на людей. Они представляли очередной ночной клуб (кажется, назывался он «Колизей». До чего же однообразны названия ночных клубов в провинциальных городах! Никакой фантазии, воображения…). Их сразу же подхватил под ручки Вал. Евг. — у него с организаторами гастролей всегда свои расчеты, о которых никто не знает (и не будет никогда знать).
Ступив на перрон, Димочка скорчил недовольную гримасу: это своего рода профессиональная визитная карточка, звезда всегда должна выражать недовольство. Холод пронизывал до костей. Спрятав лицо в отвороты теплой кожаной куртки, Димочка прошествовал за сопровождающим, даже не глядя на музыкантов. Возле выхода с вокзала был приготовлен шикарный автомобиль (тойота). Димочка остановился, повернув к Вал. Евгу такое лицо… Честное слово, мне даже стало стыдно!
— Это что? — голосом умирающего от взрыва ядерной бомбы сказала звезда, — Это что, мне?
Вал. Евг., привыкший к Димочкиным скандалам, принялся его улещивать, но Димочка не поддавался на объяснения, резко и грубо оборвав всех (чтобы показать, кто тут главный):
— Я что, буду ехать на этом?! Я??!! Я, звезда первой величины?! Я, король эстрады?! Я что, похож на какое-то челночное быдло, чтобы ездить на этом уроде еще советских времен?! Да вы… (дальше Димочка перешел на народный лексикон, которым владел в совершенстве, вогнав в краску даже бандитов). Да вы…. Да я…. Я езжу только на мерседесе или линкольне… На худой конец бентли… Если мне не подадут приличную машину, плевать я хотел на концерт…..
Короче, после краткого совещания с бандитами, которые судорожно принялись звонить по мобильникам, к вокзалу подъехал серебристый мерседес, куда и влезла разгневанная звезда в сопровождении Вал. Евга. И меня. Все остальные (то есть музыканты) влезли в тойоту. Я слышала, как ругался матом барабанщик Олег — из-за Димкиных капризов все, уставшие и злые, были вынуждены торчать на холоде, вместо того, чтобы побыстрей приехать в гостиницу и отдохнуть. Я смотрела на лицо Димы, читая в нем только одно — усталость… Усталость и холод, и отвратительное настроение в шесть утра, и… Все было ясно, но ясно только для меня одной. Он устроил скандал только потому, что устал и замерз. И еще потому, что от него требуют устраивать такие скандалы…..Он ведь звезда…
Гостиница в центре города оказалась приличной. Только почему-то без горячей воды. После завтрака, который подали Димочке в номер, он лег спать и спал до обеда. Обед был в гостиничном ресторане и, несмотря на дорогой декор стен и пышные названия блюд в меню, показался мне вчерашним. Потом мы поехали в концертный зал. Вернее, я и музыканты, настраивать аппаратуру, рассматривать обстановку…. Димочку должны были привезти позже. Он слишком большая звезда, чтобы ездить со всеми. В концертном зале (это был какой-то театр) оказался буфет, и я купила себе пива, надеясь, что оно согреет мне душу, но оно не согрело. Под звуки настраиваемой аппаратуры вышла на балкон на втором этаже. В этом городе вечером было так же холодно, как и утром. Город был виден как целое море огней. Для чего зажженных? Кому они горят? Ночные огни фальшивы, они обманывают, притягивая, точно так, как и застывшие фальшивые звезды…. Мне хотелось стоять так долго — долго, и тоже застыть. Но внизу смокли звуки аппаратуры и я поняла, что скоро привезут мою звезду. Мою….
У служебного входа собралось несколько сопливых визжащих девчонок. Слышали бы они, как разорялась на утреннем вокзале их звезда! Но они не слышали. А, расскажи им кто — то, все равно не поверят. Так уж устроен мир. Пока Димка спал, я немного прошлась по городу — зашла в магазины и ознакомилась с местными достопримечательностями: новым речным вокзалом и статуей Ленина в кепке. Река, большая и синяя, действительно была хороша. Лучшее, наверное, что есть в этом городе. Димочка опоздал на концерт на час. Ему было лень начинать вовремя. Публика восприняла это как должное. А потом концерт все-таки был! И, сидя за кулисами, я понимала, что не променяю свою жизнь ни на что! Никогда на свете. Вот, собственно, и все. Времени у меня совсем не остается, поэтому я закругляюсь. Целую вас всех! Пиши, как домашние дела. Пиши обо всем! Я очень жду твои письма. Целую тысячу раз, скучаю и люблю! До встречи. Твоя Марина.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 7 сентября 2010.
ПРОДОЛЖНИЕ ДНЯ 6 СЕНТЯБРЯ.
Когда я вышла из здания ментовки, мокрым от пота было даже мое нижнее белье! Я потела, как торговка на базаре, таскающая мешки на своем горбу.
— Ри! Ри, да остановись же, наконец!
Мне кричали из окна шикарного черного мерседеса, в котором я сразу опознала машину Вал. Евга. Он остановился, и я оказалась на мягком переднем сидении дорогого салона.
— Вы что, меня ждали?
— Можно сказать и так. Я знал, что тебя вызвали к следователю на это время. И решил подъехать подождать.
— Откуда? От Димы?
— Нет. У меня свои источники информации. Есть свои люди в полицейских кругах.
— Понятно. И что вам рассказали эти люди?
— Ри, нам нужно поговорить обо всем происшедшем…
— А что особенного произошло? Только не надо мне сладко петь, что смерть Сваранжи — страшная душевная травма!
— Я не буду. Я вообще не умею петь. Это Димочка тебе споет.
— Ага. Споет. За свой гонорар.
— Давай спокойно поговорим. Ты на машине?
— Нет. Я приехала на такси.
— Почему?
— Не хотела садиться за руль.
— Почему?
— Нервничаю — неужели непонятно?
— Почему?
— Что заладили одно и то же? Вас что, заело?
— Я хочу услышать все твоими словами!
— Нервничаю из-за Димы. Все это так неприятно…
— Именно поэтому нам нужно поговорить.
— Я спешу!
— А куда, собственно? Димочки дома нет!
— Откуда вы знаете?
— Я все про него знаю. Где он, и с кем. В настоящий момент он находится…
— Где?
— В ресторане на Арбате! В компании прелестной Розалии. Она угощает его обедом, а он ее утешает.
— Утешает?
— Разумеется! У нашей Розалии травма — она потеряла отца. А с Димочкой они всегда были очень близки.
— Вы хотите сказать что-то конкретное, старая лиса?
— Но Розалия всегда мечтала быть с Димой еще ближе. Несмотря на своего бизнесмена, от которого у нее дочь. Единственное препятствие этому — ты. И поэтому Розалия заявила следователю, что ты была любовницей ее папаши!
— Это же смешно! Она что, хочет таким образом меня убрать?
— Или тебя. Или…
— Диму? Так, ладно. Давайте поговорим. Куда поедем?
— Останемся в машине. Это единственное место, где я могу быть уверен, что мы поговорим с глазу на глаз.
— А жучок?
— Я сомневаюсь, что мне кто-то поставит его в машину.
Заехал в какой-то глухой переулок, и заглушил мотор.
— Ты слышала, что Сергей собирался продать свой бизнес? У него были крупные неприятности. Он собирался продать свой бизнес и уехать за рубеж. Кому? Людям, которые не позволили бы Димочке уйти к Викторову без уплаты пятьсот тысяч долларов.
— Ну, знаете! — меня страшно разозлил его намек, — если б Сергей продал свой бизнес, это в первую очередь ударило бы вас! Именно вы остались бы не у дел!
— Ничего подобного. Есть много желающих предложить мне работу. В конце концов, я перешел бы с Димочкой к Викторову.
— Не только у Димы были причины желать Сваранжи смерти! Розалия — раз, Дима — два, вы — три, неприятности по бизнесу — четыре, бизнесмен Розалии (чтобы через дочь заграбастать папашин бизнес) — пять, кто-то их тех, кого он вышвырнул на помойку — шесть, семь, восемь, девять, Викторов, чтобы получить Диму — десять… Вот видите, сразу же насчитала сколько человек!
— Все правильно. Жаль только, что у тебя не было мотива. Наверное, ты единственный человек, которому не зачем было убивать Сергея Сваранжи.
— Да, действительно, от его смерти я бы ничего не выиграла. Но если хотите, можете посчитать и меня.
— У меня есть сведения, что следствие разрабатывает сейчас две версии: это Розалия и Дима.
— Почему?
— У обоих крупный и серьезный мотив. У Розалии — деньги, у Димы — карьера. Следователь считает, что кто-то из них нанял заказал Сваранжи. Видишь ли, Сергей был убит очень необычным способом. Сейчас я расскажу тебе то, о чем не знает практически никто. Наверное, если разгадать эту загадку, можно разгадать и причину смерти Сергея… Я — приближенное лицо к Сваранжи, я знал больше всех остальных о его делах, но и то — мне не говорят подробности, пытаются что-то скрывать. Скажи, ты была когда-то у Сергея в кабинете?
— Нет, не довелось.
— Кабинет находился на третьем этаже (это последний этаж) в глубине коридора. Попасть на третий этаж можно двумя путями. Первый — через помещение ночного клуба внизу, на первом этаже. Нужно пройти через весь зал, миновать часть кабинетов (кабинеты представляют собой что-то вроде второго зала, за первым, только поменьше) и тогда выходишь в коридор, где одна из дверей ведет на лестницу, по которой можно попасть на третий этаж. Как правило вечером, и даже днем, если функционирует ресторан (первый зал), у этой двери на специальном месте сидит охранник, чтобы никто из посетителей клуба не вздумал подниматься наверх. Охранник (как ты поняла) сидит со стороны клуба, а не лестницы. Итак, это первый путь, и самый тяжелый — потому, что любого человека, поднимающегося на третий этаж, видит слишком много людей. Но есть и второй путь. Это дверь со двора. Бронированная дверь с кодом, во дворе, с тыльной стороны здания, которая ведет непосредственно в клетушку, из которой начинается лестница, ведущая наверх. Клетушка — узкое темное помещение (с круглосуточным искусственным светом), там находится только лестница и вход в клуб (вторая дверь, за которой сидит охранник). Этой дверью пользуются артисты, выступающие в концертной программе клуба, рабочий персонал (официанты, работники кухни и т. д.), сотрудники офиса Сваранжи на втором и третьем этажах. Этой дверью пользовался и Сергей Сваранжи. Охранник со стороны двери в клуб не может видеть тех, кто заходит со двора. Он знает в лицо тех, кто работает в самом клубе и кто заходит в помещение через его дверь. Но о тех, кто поднимается наверх, он не знает ничего. Дворовая дверь закрыта кодом — это четыре цифры, они нажимаются одновременно. Дверь на втором этаже закрыта так же кодовым замком. Ведет в коридор с комнатами (в них находится непосредственно сам офис). Код уже другой. А вот третья дверь (то есть на третьем этаже), самая тяжелая — она открывается электронным замком. Специальными электронными карточками, которые вставляют в замок. Такую карточку не имеют сотрудники со второго этажа и работники клуба. На третьем этаже находятся кабинеты бухгалтера Сваранжи, кабинет для концертных директоров, личные апартаменты Сваранжи (для деловых встреч и не только — он часто приводил туда случайных девиц на одну ночь, которых не хотел приводить домой) и его главный кабинет. У меня есть электронная карточка на третий этаж. Но если Сваранжи кого-то ждал, он мог сам открыть входную дверь на этаж из своего кабинета. Полиция предполагает, что убийца вошел на третий этаж потому, что Сваранжи открыл дверь сам, из своего кабинета. Очевидно, он кого-то ждал.
— Извините, я перебью. Днем (я знаю, что Сваранжи убили в два часа дня) возле двери в клуб был охранник?
— Был. Работал ресторан. Но дверь слишком плотная — охранник не может слышать, входит кто-то со двора или нет. Он показал, что к лестнице из клуба никто не проходил. Итак, первый путь отпадает. Значит, убийца прошел через дверь во двор, а, следовательно, убийца знал код.
— Вы хотите сказать, что это кто-то из своих?
— Не только из своих, а из тех, кого Сваранжи ждал потому, что сам открыл для него дверь! Этот человек имел для Сваранжи какое-то значение. Но давай вернемся к кабинету. Это большая прямоугольная комната с двумя окнами напротив входной двери. Окна выходят во двор. В жилой двор, представляющий собой четырехэтажный колодец с жилыми окнами (из четырех домов двора только дом ночного клуба — полностью офис. В остальных живут люди). На окнах кабинета были прочные металлические решетки с мелкой сеткой. Кроме того, были опущены ролеты (Сваранжи терпеть не мог дневной свет. Когда его нашли, горели яркие лампы под потолком). Между окон стоял массивный дубовый стол Сергея с несколькими телефонами, лампой, папками с делами, ноутбук (компьютеры Сваранжи не любил и пользовался редко, только для переписки. Он все время повторял, что свои первые большие деньги заработал без ящика с кучей проводов, и то, что он не тыкал в какие-то кнопки, ничуть ему не помешало). Возле правой стены — шкаф с полками. Напротив стола — одинокий стул. На него Сваранжи любил садить провинившихся, чтобы они сразу терялись от вида массивного начальственного стола — пьедестала. Рядом со входной дверью стоял кожаный мягкий уголок (диван, два кресла, маленький стеклянный столик). Вот, собственно, и все. Когда Сергея Сваранжи нашли, он сидел в кресле за своим столом, голова его была откинута назад, глаза открыты, а в них застыло такое странное выражение, что я (когда увидел его труп) был просто поражен. Не ужас, не испуг, не ненависть, не боль, а только бесконечное удивление. Такое удивление, как если бы в него из пистолета выстрелила, к примеру, кошка или собака. Я еще подумал тогда, что убийца, наверное, последний человек, от которого можно ожидать решительных действий… Так или иначе, но смерть от руки какого-то человека стала для Сергея Сваранжи бесконечный удивлением. И еще было видно, что он не испытывает к убийце злобы. Понимаешь, он его не ненавидел…. Наверное, в полиции тоже это увидели. И это странное выражение лица жертвы натолкнуло их на мысль, что убийца — кто-то из близких Сваранжи людей. Он был убит двумя пулями — в шею и в сердце. Крови было очень много — особенно из раны в шее. Убийца стрелял два раза. Пистолет не нашли. Но мне известно, что уже есть заключение экспертизы. Опущу длинные названия и термины (не хватало мне для полного счастья еще разбираться в оружии) — короче: это полицейский табельный пистолет, которым обычно пользуются сотрудники правоохранительных органов.
— Что?!
— То, что ты слышала! Ментовский пистолет! Только вот в Москве такое пропавшее оружие не значится… А может, просто еще не нашли… Москва большая… Впрочем, они еще не определили, стрелял профессионал или нет. Выстрел в сердце снайперский — пуля вошла точно по середке. Полицию смущает выстрел в шею — обычно профессионалы делают контрольный в голову, в висок или лоб….
— Ну и что странного в смерти Сваранжи?
— Когда нашли его труп, пришлось взламывать дверь. Дверь кабинета Сергея была заперта изнутри, а в замке, с внутренней стороны, торчал ключ, на котором были только одни отпечатки… Отпечатки Сергея Сваранжи… Как убийца вышел из кабинета после выстрела? Окна исключены — решетки, ролеты. И невозможно же спуститься из окна третьего этажа по водосточной трубе в 2 часа дня на глазах у всех любопытных пенсионеров трех дворовых домов! Как раз в окне напротив живет старушка, которая в поисках свежих сплетен дни напролет просиживает у окна, а вечером чешет язык с соседками. Не заметить кого — то, вылезшего из окна, она не могла. Как убийца смог выйти? Дверь пришлось взламывать — она действительно была заперта на ключ! Не мог же Сваранжи, после того, как в него выпустили две пули и он был убит наповал, встать с кресла и запереть за убийцей дверь!
— А самоубийство?
— Исключено! Во — первых, нет оружия на месте смерти. Во — вторых, на коже не обнаружено следов пороха и обожженных участков (что всегда присутствует, если выстрел произведен в упор). Ну и, в — третьих, траектория полета пули — выстрел в шею произведен немного под углом. Пуля вошла так, как если бы убийца привстал со стула напротив начальственного стола Сваранжи и одновременно стрелял. А выстрел в сердце, скорей всего, произведен уже с высоты человеческого роста. Я знаю, что эксперты даже вычертили траекторию полета пуль и таким образом пытаются определить возможный рост убийцы, так как выстрелы были произведены с небольшого расстояния. Самоубийство полностью исключено! Да и Сергей Сваранжи был не тем человеком, который пустит себе пулю в лоб. Все, кто его знал, скажут тебе то же самое.
— Я и сама это знаю. Просто спросила потому, что самоубийство первым приходит на ум. А что думают в полиции?
— Это загадка. Ничего не думают. Если разгадать причину, по которой убийца запер дверь, можно сразу вычислить убийцу. Понимаешь, ведь тут две загадки и одна вытекает из другой: как убийца вышел из кабинета и для чего запер дверь изнутри (и как ему удалось оставить в замке ключ!). Зачем понадобилось закрывать дверь, если на этаже все равно никого не было?
— Никого не было?
— Напротив двери кабинета Сергея — дверь в его личные апартаменты. Эта дверь вообще была заперта ключом и, судя по всему, давно не открывалась. По крайней мере, в то утро Сергей апартаментами точно не пользовался. Рядом с кабинетом — кабинет концертных директоров. Напротив него, возле лестницы — комната бухгалтера. Но бухгалтер имеет место работы и на третьем, и на втором этаже. На втором бухгалтерия занимает несколько комнат, у бухгалтера там работают три помощника. На них — вся бухгалтерия бизнеса Сваранжи. В тот день главный бухгалтер Алина Вотченко работала на втором и даже не поднималась на третий. Ты знаешь Алину? Ей 52 года, полная добродушная женщина и жутко опытный бухгалтер. Сваранжи перекупил ее в какой-то крутой фирме и с тех пор говорил, что она — его бриллиант в делах! Заподозрить Алину в чем-то просто невозможно! А кабинеты — ее, директоров на третьем были так же заперты на ключ, так как в них никто не работал. Секретарши у Сваранжи не было — он не доверял секретаршам и не любил их так же, как и компьютеры. Все свои дела он вел сам. Итак, третий этаж в 2 часа дня стоял полностью пустой. То есть запирать дверь кабинета не было никакой необходимости — все равно выстрела никто не слышал!
— А на втором?
— Там звукоизоляция (Сваранжи специально сделал такой ремонт), плюс куча народа, включенные компьютеры, звонящие телефоны…
— Кто-то из сотрудников выходил за пределы этажа?
— Нет, зачем? Они циркулируют только в своей закрытой системе, им не зачем выходить, а посетители туда не приходят. Для посетителей у Сваранжи был совершенно другой офис в противоположном районе города. А особо важных он принимал в апартаментах на третьем.
— Как же обнаружили труп?
— В половине четвертого к охраннику, который сидит возле двери на лестницу, подошел один бизнесмен и попросил вызвать Сергея Сваранжи. Бизнесмен (владелец одной из аудиторских контор, у него были дела с Сергеем) сказал, что Сваранжи назначил ему ровно в три часа встречу в ресторане и до сих пор не пришел. Бизнесмен очень удивлен: он знает Сваранжи не один год как очень пунктуального человека, а тут прошло уже полчаса, а его все нет. Это необъяснимо и вызывает тревогу. Охранник поднялся на третий этаж (он знал, что босс в офисе — в час дня Сваранжи неожиданно приехал в клуб и поднялся наверх, минуя охранника, то есть первым путем). Но электронного доступа на третий у этого охранника не было. На втором этаже была комната охраны — в кабинете Сваранжи находилась кнопка, чтобы вызывать их наверх. Но двоих охранников никто не вызывал. Единственным человеком, имеющим доступ на третий, была Алина Вотченко. Вместе с охранником Алина поднялась наверх и обнаружила, что дверь кабинета Сергея заперта изнутри. Решив, что Сваранжи стало плохо с сердцем, охранник выломал дверь — и обнаружил труп. Дальше — все по схеме. Полиция, свидетели… Алина срочно позвонила мне на мобильный. Я был в студии с Димой. Мы срочно приехали. Я поднялся наверх, оставив Диму внизу… Труп еще не успели увезти.
— А кто выходил днем из служебных дверей?
— Куча народу! Работники кухни выносили мусор. Официанты приходили и уходили. Охранники — так же. Парни, которые хотели устроиться на работу в охрану (как раз в это время был объявлен дополнительный набор). Несколько девушек из ночного варьете (днем у них была репетиция, как раз с 12 до 2, и, начиная с четверти третьего, девушки выходили по одной, по двое). Вообщем, кто только не выходил! Вряд ли можно обнаружить убийцу среди этой толпы. Полиции не удалось.
— Значит, непонятно, как он вышел… Но, может, в тот момент, когда охранник решил пойти наверх и узнать?
— У них очень строгие порядки! Сваранжи был жестоким хозяином и любил унижать людей. Прежде, чем тот вышел, на место тотчас же сел другой охранник. Оставить дверь без охраны было запрещено.
— И что показал второй? Никто не выходил?
— Абсолютно никто не выходил!
— А бизнесмен, беспокоившийся о Сваранжи?
— Остался, чтобы сразу дать показания полиции.
— А дверь с электронным замком на третий этаж? Она была заперта?
— Если кто-то выходил, он просто захлопывал дверь, без всяких электронных штучек. Захлопывал, предварительно открыв ее изнутри. Выйти было гораздо проще, чем войти. Дверь была заперта, поэтому охраннику, чтобы пройти, потребовался пропуск Алины.
— Все это выглядит как-то странно… И неправильно, если так можно сказать… Неправильно, словно ошибка… Я не понимаю… Наверное, я не могу точно выразить словами, но все это как-то странно. Очень странно!
— Так думаешь не ты одна.
— Мне все это не нравится!
— А вот в этом тебя поддержит уже не много людей! Для большинства заинтересованных в шоу — бизе в этом городе смерть Сергея Сваранжи — настоящий праздник!
— Вы хотите сказать, что Дима — один из них?
— По — моему, это сказала ты сама!
— Ладно. Что толку бросаться словами, если… А окна? Решетки они хорошо осмотрели?
— Они не были повреждены.
— А уборщица? Ведь у уборщицы должен быть электронный доступ.
— Уборщица, работающая на 2 и 3 этаже, одна. И она приходила на работу в 9 утра, то есть тогда, когда Алина находилась на третьем. Если же Алина была на втором, то она поднималась наверх, чтобы открыть дверь уборщице. Та убирала все помещения, кроме личного кабинета Сваранжи и его апартаментов. Второй раз уборщица появлялась в 9 вечера (раз в два дня), чтобы убрать апартаменты и кабинет. В 9 вечера Сваранжи всегда был там. Он открывал дверь из своего кабинета, а уборщицу наверх сопровождал охранник (который одновременно следил за ее работой). Я не помню, как зовут уборщицу (видел ее лишь несколько раз), но это пожилая женщина, лет 60, кряжистая, невысокая, бывшая сельская жительница. Очень молчаливая (для женщины такого возраста) и чистоплотная. За эти два качества ее и держали на работе. Уборщица абсолютно вне подозрений.
— И не было никаких случаев, чтобы график ее работы был изменен?
— Ни разу! Ты ведь знала Сергея — он не любил изменений.
— Как же прошел убийца?
— Я не знаю! И никто не знает! Но как прошел — вопрос не главный. Сергей мог просто его ждать в кабинете и открыть ему дверь. Главный вопрос — как он вышел.
— Я хотела спросить об одной вещи… Когда я была у следователя, об этом тоже зашел разговор. И я подумала, что… Я хотела спросить, с кем встречался Сергей? С кем он спал в последнее время?
— Спал — как всегда. Девки из баров, дорогие проститутки по вызову. А насчет «встречался» — ни с кем. Подруги у него не было. Ты ведь знаешь его отношения с женщинами. Со всеми и ни с кем. Я слышал, что в последние два — три месяца он даже редко водил девок в свои апартаменты наверху. Он никого не приводил неделями. Просто ему было не до женщин. Помнишь, я говорил тебе, что у него были проблемы с бизнесом, он даже собирался его продавать…
— Но вы не рассказали мне никаких подробностей!
— А я их и сам не знаю. Ладно. Теперь твоя очередь рассказывать.
— О чем?
— О твоем визите к следователю! Говори все. И подробнее.
Я вздохнула. Какие подробности можно было извлечь из набора общих дежурных фраз? Разве что о том, что следователь подозревает Диму, и в каждой фразе мне слышался намек? Об этом я решила промолчать. Для Вал. Евга. это могло представлять слишком большой интерес — интерес, который был мне не с руки. Много лет назад кто-то умный сказал мне фразу (с тех пор я всегда повторяла ее про себя): «Вместо любой хорошей беседы полезнее почитать любую хорошую книгу». Хочется болтать — сядь и читай. Вместо того, чтобы трепать на все стороны языком. Я предпочитаю все-таки почитать книгу. А если поблизости нет книг, я читаю рекламные вывески. Поэтому мой рассказ о визите в правоохранительные органы уложился всего в двух словах. Вал. Евг. был явно разочарован.
— И это все? Зачем тогда им ты?
Я ответила, что понятия не имею. Что удивлена и сама…
— Мне кажется, что… — внезапно Вал. Евг. замолчал. Лицо его стало белым, а губы двигались (так, как будто он поперхнулся), но не издавали ни звука… За какую-то долю секунды Вал. Евг. стал похож на рыбу, которую внезапно выбросили на песок. Перемена была просто поразительной! Особенно с человеком, не привыкшим считаться с окружающими настолько, что его вряд ли что-то могло поразить! Удивленная, я принялась вертеть головой, пытаясь рассмотреть, что же заставило Вал. Евга замолчать (вернее, поперхнуться теми словами, которые он собирался мне сказать). Разгадка была рядом, и я увидела ее сразу.
Дело в том, что в переулок въезжала машина. Это был длинный спортивный автомобиль. Он ехал очень медленно и просигналил, поравнявшись с машиной Вал. Евга. Просигналил явно нам. Очнувшись от своего столбняка (я не сомневалась, что Вал. Евга поразило именно появление этой машины в тихом переулке), Вал. Евг. стал еще белее, чем был, и сказал каким-то дрожащим голосом:
— Извини, я срочно должен ехать. Поговорим как-то в другой раз.
— Кто в этой машине?
Вал. Евг. отшатнулся, как от удара, и бросил на меня затравленный взгляд.
— Я должен ехать. Тебе придется здесь выйти. Думаю, ты без труда остановишь такси.
— Чья это машина?
Вал. Евг. распахнул мне дверцу, бросив какой-то по — собачьему умоляющий взгляд:
— Ты ведь хочешь, чтобы Димочка подписал контракт с Викторовым и с его карьерой было все в порядке? Тогда не спрашивай меня ни о чем!
Я вышла. Машина Вал. Евга. Резко рванулась с места. Но я не смотрела на нее. Я воскрешала в памяти ощущение, возникшее у меня после появления первого автомобиля. Очень неприятное ощущение! Длинная черная машина с предельно затененными стеклами вызывала какое-то тревожное чувство и вообще была похожа на гроб. Неприятное, необъяснимое чувство… Завернув за угол, обе машины скрылись из глаз. Недоуменно оглядываясь по сторонам, я вдруг чуть не свистнула от неожиданности! Я находилась в трех кварталах от клуба «Белль ля мер». В трех кварталах от офиса Сергея Сваранжи.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 8 сентября 2010, 03.02
ТЕМА: Письмо от Ри.
Славик, милый, привет! Как хорошо, что у меня есть ты. Какое счастье, что я могу написать тебе письмо, выкроив для этого пару минут. Писать тебе — значит, вдыхать глотками пьянящий, живительный воздух посреди черной, давящей духоты. Славик, сейчас ночь. Я сижу в гостиной, одна, с наглухо закрытыми окнами и ноутбуком на коленях. Воздух далеко, как и весь окружающий мир, но… Утром будет новый день, но духота останется со мной. До завтра еще надо дожить. Меня все время не покидает черное ощущение грядущей беды. Я чувствую — что-то случится. Случится очень страшное, проклятое, и я уже устала в этой схватке с будущей тяжелой бедой… Я не могу тебе всего объяснить, но беда в воздухе. Я чувствую ее каждой клеткой, всем телом. И знаешь, над кем кружится этот черный знак? Надо мной. Надо мною одной. Произойдет что-то очень плохое. А, может быть, это уже произошло….Ситуация накаляется с каждым днем и мне уже не под силу ее контролировать. Я сама выхожу из — под контроля. Я очень устала. Мне до безумия надоело носить маску, которая намертво приросла к моему лицу. Только ты один способен выслушать мои проблемы без лишних комментариев, дать дельный совет. Какой совет, о Господи?! Не сойти с ума? Прости. Но больше мне все равно нечего добавить. Что чувствую, то и пишу. Мне так нужно было тебе написать…
Прости за сумбурность. Целую, твоя Ри.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 8 сентября 2010.
Позади гастроли. Позади много дней в случайных городах. Почему я все время возвращаюсь в памяти к ним? Димка спит, до подбородка завернувшись в одеяло. А я сижу в гостиной и щелкаю свои обрывочные мысли, которые никому не нужны. Я не такой сильный человек, как кажется. Раньше мне хотелось думать, что я сильная, но время и жизнь показали обратное. Я просто слабая дурочка, не сумевшая перешагнуть через себя. Через свою любовь. Меня могут спросить: разве нужно перешагивать через любовь? И я отвечу: если такая, как у меня, нужно обязательно. И все равно — я никогда не перешагну. Ведь он для меня — целая эпоха моего счастья, если возможно так сказать. Когда я увидела его впервые, я сразу все поняла….. Чтобы не терять его ни на один миг, я езжу с ним на гастроли. Наверное, я потеряла бы его сотни раз, если б не делала так. Он влюблен только тогда, когда я рядом. Поэтому я должна быть с ним рядом всегда. Я люблю его. Это болезнь. Все закружилось, завертелось, оборвалось — безумные идеи, невыполненные решения… Сорвалась с насиженного места — и вот я здесь. Здесь, с посапывающей во сне любовью, которой нет дела ни до меня, ни до собственного успеха, ни до кого на свете — любовь сладко спит.
Никто не знает, чем я живу. Я пыталась постичь его душу. Он мою — нет. Это ему не нужно. Это не нужно никому. Даже мне самой. Если бы кто-то знал, как я устала от беспомощности и злости, от скандалов и зависти, от неуверенности и пустоты. Я устала от того, как Димочка демонстрирует звезду, и от скандалов с Вал. Евгом, который всегда на меня косо смотрит, особенно, если, умеряя Димочкину агрессивность, я вмешиваюсь в разговор. Сколько раз перед концертом Димочка чуть не дрался с Вал. Евгом из-за денег! Дима лез на него с кулаками, Вал. Евг. ехидничал, потом сунул ему под нос какую-то узаконенную писульку с подписью Сваранжи, от которой Димка чуть не взвился под потолок! Димка орал о том, как разделается с Сергеем в Москве, как покажет ему все, что нужно показать и т. д. Вал. Евг. Смеялся: «Ты же трус! Ты ни на что не способен! Тебе плюют в лицо, обсчитывают на огромные суммы, а ты как половая тряпка, каждый может вытереть об тебя ноги!». К концу гастролей он взвинтил вспыльчивого Диму до такого состояния, что если бы на пути ему попался Сергей Сваранжи, он бы его убил! Я всегда бросалась на Вал. Евга. Тот начинал свой привычный репертуар: «Вместо того, чтобы лежать на курорте где-то на Карибах, я должен мучиться с идиотом, который мнит себя звездой, а сам прячется за бабью юбку!». И т. д. Можно подумать, это он с нами связался! Да это мы на зло себе связались с ним! Если б не Димочка, в гробу бы он видел свой курорт на Карибах! И пятикомнатную квартиру на Тверском бульваре, и все свои крутые машины, и загородный особняк, и квартиру на Юго — Западе для своей 18 — летней любовницы помимо третьей жены! Так я ему и сказала. Тогда он прицепился ко мне: «Какого мы ее с собой таскаем? Она тебе не жена, просто пустое место…». Димочка ненавидит, когда обижают меня: «Все, отменяю концерты, возвращаюсь в Москву, разрываю с тобой контракт и ищу себе другого директора!». Вал. Евг. так легко не сдается: «А чем ты лучше меня? Если б не мы с Сергеем, видел бы ты свою известность! Подох бы под каким-то забором! Таких талантов, как ты, по пятьсот штук на каждом углу! Ишь, крутой выискался! Разорвешь контракт — так за неустойку еще свою девицу отдашь, чтоб она за тебя отрабатывала! Кстати, она во всем лучше тебя».
Тогда Димочка его ударил. Это произошло очень быстро. Дима размахнулся и заехал Вал. Евгу кулаком в лицо, но… Но он музыкант, а не боксер. Удар получился слабым. Впрочем, его хватило, чтобы сделать из Вал. Евга врага. Вал. Евг. сплюнул сквозь зубы: «Ты мне за это заплатишь. Надолго запомнишь…». И вышел из комнаты. Мне хотелось плакать. А Димочка сказал: «Я не тому дал в морду. Я должен был заехать в морду Сваранжи».
Потом Вал. Евг. делал вид, что ничего не случилось (ведь не было свидетелей, кроме меня, а я предпочитаю молчать), но я знала, что Вал. Евг. затаил злость.
Может, это глупо, но очень часто я сама представляюсь как Димочкина жена. И в такие моменты мне всегда становится очень больно. Во что превратилась моя жизнь? В рельсы и самолеты, в гостиничные номера, отдельно стоящие особняки и комнаты, в которые закрыты наглухо двери. Комнаты и дворцы, предназначенные не для меня. А может быть, для меня вообще ничего нет на свете? Может, и Димочки нет?
Но он — есть. И он шевелится во сне. И я готова до безумия целовать золотистые завитки волос на щеке и синеватую жилку, пульсирующую на его шее, вызывающую приступ нежности и теплоты, от которого хочется выть….
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 9 сентября 2010.
— Прости меня, — Димочка стоял на коленях, обнимая мои ноги, — малышка, любимая, ради всего святого, прости меня…
Он пытался прятать свое лицо, надеясь, что его поза выражает в моих глазах смиренное раскаяние. Но я читала в этой позе только одно: Димочка лжет. При чем лжет не только мне, но и себе.
— Ри, ты меня простишь, правда? — в его светлых глазах трогательно отражались солнечные лучи, и это вызывало во мне удивительную нежность… Настолько удивительную, что изо всех сил я пыталась спрятать ее далеко…
— Дима, прекрати, — я постаралась высвободиться из его рук, но не тут-то было: Димочкина степень вины определялась крепостью его объятий — чем больше вина, тем крепче он пытался меня удержать, чтобы я никуда не смогла от него уйти. Даже в другую комнату.
— Нет, я тебя не пущу! Я буду стоять перед тобой на коленях и держать до тех пор, пока ты меня не простишь! А то, что ты на меня сердишься, я вижу достаточно ясно. Ты меня пока не простила, и это я читаю в твоих глазах.
— Дима, мы взрослые люди. Неужели ты считаешь, что я настолько глупа, что…
— Я знаю, насколько я перед тобой виноват. Но это больше никогда не повторится. Понимаешь, только один концерт…
— За первым всегда следует второй.
— Второго не будет. Я обещаю. А договор на этот концерт был подписан еще до смерти Сергея. 1 сентября…
— Когда я разгар дружеского вечера вы сходили в туалет!
— Ну… да… Понимаешь, я не смог отказаться… Сергей сказал, что в клубе будут разные люди, которые могут дать деньги, если он их попросит. А он попросит, если я окажу услугу его дочери, которая совсем идет на дно и….
— И Сергей решил, чтобы на это дно ты пошел вместе с ней!
— Я знаю, что глупо было соглашаться делить концерт с Розалией. Но я тогда думал, что таким образом можно достать деньги… Сергея уже нет, а контракт подписан, и я боюсь его разрывать. Идти на такой конфликт.… Ты ведь знаешь, какие люди стоят за эти клубом. Страшные люди! Розалия всегда знается только с ними. И я боюсь…
— Да, я не сомневаюсь, что ты боишься. Ты просто слабый трус. Слабый бесхребетный трус. Ты всегда был таким.
— Можешь оскорблять меня сколько угодно, но больше такого не повторится! Только из-за Сергея….
— Сергей мертв.
— А я жив. И если я пойду на открытый конфликт с Розалией, я могу последовать за ним.
— Ты о чем?
— В начале августа в Россию приехал ее муж.
— Муж? Но Валька не замужем!
— Официально нет. Но он ее муж. Отец ее второй дочери, бизнесмен. Кажется, его зовут Виталий. Он вернулся из-за границы. Прятался где-то в Европе от следствия. Был громкий процесс, очередная разборка крутых и его чуть не сдали. Он даже проходил по делу об организованных убийствах, наркотиках и в чем-то особенном, связанном с оружием. Ходили неофициальные слухи, что он есть глава той группы, которую подставили… Группировки, которая занималась только заказными убийствами. Большинство членов посадили, но несколько главарей верхушки (в том числе и этот самый Виталий) смогли откупиться и выехать за границу. Некоторое время он прятался, а потом следствие утихло и он вернулся сюда, в Россию. Он приехал в Москву в самом начале августа и опять живет с Розалией. Впрочем, их связь никогда не прерывалась, что просто бесило Сергея. Он никак не смог смириться с тем, что его дочь живет с обыкновенным бандитом и даже родила от него ребенка.
— Ты сказал очень странную фразу о второй дочери…
— Фраза не странная. У Вали действительно двое детей. Две девочки. Она сама мне рассказала. Первую дочь она родила, когда только решила делать карьеру певицы с помощью папочки. Ребенок мешал раскрутке. Сергей оплатил ей тайные роды под чужим именем и нашел приличную семью, которая усыновила ребенка. Официально усыновила, но Розалия общается с дочерью, дает огромные деньги, постоянно туда ездит. Эта семья что-то типа няни на расстоянии. Валя очень довольна сложившимся раскладом. Она говорила, что все равно не смогла бы возиться с ребенком, дети ей вообще не нужны и она рада, что может встретиться с девочкой только раз в месяц, и при этом у нее нет никаких обязательств. Вторая же ее дочь — от бандита. Она вообще не хотела ее рожать, но так получилось. Бандит был на седьмом небе, что у него дочь, но поставил условие: деньги на карьеру мамаше и на ребенка будет давать только в том случае, если девочка станет постоянно жить с его матерью. Он поставил это условие, зная испорченный характер Розалии. Где-то в Подмосковье у него есть мать. Он выстроил ей шикарный особняк и она находится там с ребенком, а Розалия только ездит в гости, общаясь минимально, как и с первой. Вторую дочь зовут Катя. А имени первой Валя мне не называла — кажется, она сама его не помнит, представляешь? Если б не вмешался папаша, второго ребенка она тоже швырнула бы кому-то на усыновление. Из кукушки лучшая мать, чем из нее!
— А что Сергей?
— Сергей хотел отнять Катю у бандита и оформить над внучкой постоянную опеку. По этому поводу между ним и бандитом шла постоянная война. Сергея бесило, что его внучка живет на явно криминальные деньги (хотя деньги самого Сергея были не чище). Но, думаю, Сергей хотел забрать ребенка только для того, чтобы насолить бандиту — у них были еще какие-то разборки по бизнесу. А может, он и любил ребенка, кто знает. В глазах закона бандита спасало только то, что он был официально записан в графе «Отец», хоть его брак с Валей не был никогда зарегистрирован. Бандит в своем ребенке души не чает, он всегда говорил, что, чем отдать девочку, легче убить Сваранжи.
— Неужели?
— Да, наверное, то, что ты подумала… Кто знает… В сентябре этот Виталий уже был в Москве. Может быть… Кто знает….
— А Розалия хотела, чтобы ребенка отсудил ее отец?
— Розалии было все равно — лишь бы ребенка не повесили ей на голову. Ты не знаешь, что говорил по этому поводу Сергей? Он говорил, что заберет девочку, пока она еще маленькая и не испорченная, и не даст общаться с ней ни папаше — бандиту, ни мамаше — потаскухе. Он не сильно жаловал Розалию…
— Но между тем устроил вам совместный концерт!
— А что ему оставалось делать? Хоть он и называл ее потаскухой и дрянью, все-таки она его дочь… Так ты меня простишь за эту глупость?
— Разумеется! На первый раз прощу.
С грациозностью большой сытой кошки Димочка встал с пола и тут же устроился на диване. В его повадках действительно было что — то, напоминающее кота. Довольного такого котяру с наглой мордой, которому действительно сойдет с рук все…
— Я сделаю лучше, чем просто не поехать на это позорище! — промурлыкал с дивана Димочка, — я сорву концерт!
От неожиданности я плюхнулась рядом с ним.
— Что ты сделаешь?
— Спою одну песню и свалю со сцены! Пусть эта дура сама потеет! Спою одну песню под минус и уеду!
— И что это будет?
— Срыв концерта, потому, что она все провалит! Ведь пригласили не ее, меня. Ее вообще никто там не ждет! Это Сергей уговорил меня пустить ее в свою программу…
Истина стала вырисовываться настолько неприглядно, что солнечный свет для меня в глазах Димочки стал темнеть.
— Так это был твой концерт? И ты пустил ее в СВОЙ КОНЦЕРТ?! Клуб пригласил тебя?
— Ну, я же тебе сказал, как меня умолял Сергей…. И я сделал такую глупость…
— И теперь ты собираешься нарушить свой контракт? Поссориться с теми людьми, которые тебя пригласили? Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?! Ты не только трус, но и дурак! Ты поступишь этой глупостью еще хуже, чем поступил, поддавшись на уговоры Сергея! Ты ведь сам говорил, что боишься людей, которые стоят за этим клубом! И с ними ты собираешься попортить отношения? Неужели у тебя не осталось ни капли достоинства?
— Ты считаешь, что я придумал плохо? — плаксиво сказал Димочка, — ты считаешь, что я все-таки должен выступать?
— Должен. Знаешь, Димочка, ты считал, что Сергей не дает тебе проходу и душит твою карьеру. Но на самом деле ты сам душишь и уничтожаешь себя.
— Да, уничтожаю! — Димочка вскочил с дивана и нервно забегал по комнате — я задела его за живое, — да, уничтожаю! Неужели ты не понимаешь, что я не хочу туда идти? Идти валяться в этой грязи… с людьми, в которых противно даже плюнуть…. Если б я знал все это, когда лез наверх…. Я не знал, чего это стоит… Все, что я хотел — просто быть, понимаешь? Быть! Чтобы все окружающие понимали: я — есть я. Потом, уже наверху, я хотел все время оставаться в десятке, быть в этой десятке, ради этого идти на все…. Даже на поклон к бандитам… И я постоянно хочу на этот поклон… В вечном требовании денег, денег, денег… не на себя… не на нормальную жизнь… не для любимой женщины, не для отдыха… а на клипы, эфиры, статьи, весь этот пиар, от которого хочется блевать… На это проклятие — быть наверху и ради этого лизать задницу поддонкам и убийцам… И понимать, что я проклят… Я сам себя проклял… Люди приходят на меня посмотреть, но не понимают, что я проклят этой иступленной безумной войной за то, чтобы удержаться наверху… На маленьком кусочке верхушки, чтобы меня не спихнули вниз другие, туда, куда уже не могу… Во мне ни чувств, ни жизни, ни творчества. Ты посмотри только на музыку, которую я пишу! Этот кошмар давит меня, душит, разрывает на куски болью — неужели это написал я? Помои без огня, без жизни, похоже на заплеванную жвачку, прилепленную к грязному полу чужого вокзала… И я стал таким — ради чего? Ради них, этих людей? Ради монстров, давно забывших о том, что созданы быть — людьми? Это ведь тупые машины для зарабатывания денег. Посмотри — в чем я живу? Грязь, ложь, подлость, ненависть, зависть, а теперь уже кровь, смерть… Они дошли уже до крови, до убийства и это никого не смущает! Это нормально, понимаешь? Убийство считается нормальным, интересным случаем, над ним даже принято иронизировать, относится с чувством юмора! Ты можешь себе это представить?! И я уничтожаю себя ради всего этого! Вернее, я давно себя уничтожил… Во мне осталось только одно, что-то светлое. Живительное и яркое, как фонтан посреди засухи. Книга, которую я напишу! Я мечтаю написать книгу. Исчезнуть, спрятаться от всех, сесть за стол и написать такую книгу, которая… Которая будет потрясать…. В которой будет то, чего уже нет и никогда не будет в моей музыке… Книга покажет, что я живой. Не поддонок. Понимаешь? Только написать книгу. Больше ничего.
Я не выдержала. Бросилась, чтобы обнять, прижать к своему сердцу. Так мы и стояли вдвоем, прижавшись друг к другу, двое путников, отправившихся в тревожное плавание на идущем ко дну корабле… Мы стояли, прижавшись друг к другу, пытаясь найти в себе стержень, который позволит удержаться на ногах. Спрятанные посреди мегаполиса, прятали глаза — потому, что оба знали свою истину — корабль никуда не придет… И это не «Титаник», а «Летучий голландец»… Вечный конец…
Я прижалась к теплой кожи груди, где пульсировала маленькая синяя жилка. Мне хотелось плакать. Все было слишком ясно. Я знала, что будет дальше. Послезавтра Димочка вместе со мной поедет в грязный ночной клуб, где споет свои восемь песен, положенных по контракту. И в перерывах между гастролями и концертами (так же, как это было и месяц назад, и вчера) он станет мечтать о своей книге. О книге, которую он так и не напишет. Никогда.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 12 сентября 2010.
Итак, как прошел вчерашний концерт. Я пробилась сквозь дымную толпу тел и с трудом спряталась возле стойки бара, где со спины меня защищала стена, с левого бока — сама стойка, а с правого и спереди — мое нежелание видеть все то, что происходит вокруг. Я заказала мой любимый «дайкири». Из соседнего зала доносились звуки концерта. Мне хотелось стать черепахой, чтобы втянуть голову в плечи. Пауком, чтобы спрятаться в своей паутине. Мышью, чтобы забиться в какую-то не видную щель. Мне хотелось быть всем, кем угодно, только не человеком. Не человеком, наделенным слухом, обонянием, зрением и другими бесполезными возможностями злобной и жестокой породы людей. Мимо меня проскользнули две гламурные подружки в маленьких черных платьях и бриллиантовых гарнитурах. Одна из них была эстрадной звездой, другая — подстилкой для очень богатых людей.
«Ты слышала, Димка собирается ее бросить? Видишь, сидит в одиночестве и пьет. А платье? Ты видишь это платье? Она была в нем на прошлой неделе на тусовке в…, представляешь? Он даже денег ей уже не дает! А машина? Ездить на одной и той же третий месяц! Кошмар! Наверняка оба уже на грани нищеты! Надо будет всем рассказать…» Их розовые змеиные язычки работали без остановки. Не за деньги, а просто так, для души. Остановились за пару сантиметров, чтобы я услышала обрывки их диалога. Сзади, из соседнего зала, до меня доносились звуки моей любимой Димочкиной песни. О том, как ветер развевает занавеску на окне и еще о том, что он обязательно вернется, когда пройдет дождь. Позлословив, подружки пошли вперед — на поиски очередной темы для разговоров. Звуки новой аранжировки старой песни становились все громче. Песни, посвященной мне.
— Что-то случилось? — круглое, белое, похожее на полную луну лицо бармена не выражало никаких чувств.
Мы познакомились много лет назад, когда в моей жизни еще не было Димы. Он кочевал из одного ночного заведения в другое с той же скоростью, с которой я меняла мужчин. Наконец я нашла Диму, а он — этот клуб, и мы оба стали полноценными частичками… чего? Жизни? Вряд ли. Скорей, дымовой вонючей завесы, которую представляет собой наш (и его, и мой) жизненный путь.
— Налей еще! — я подтолкнула к нему красивый высокий бокал.
— Это уже третий коктейль, Ри!
— Ну и что? Думаешь, у меня нет денег, если на мне старое платье? Не беспокойся! Денег у меня полно!
— Не обращай внимания на всякую дрянь! Пора привыкнуть.
— Я привыкла — давно. Если б не смогла — не сидела бы сейчас здесь.
— Почему ты здесь? Это впервые…
— Мне так хочется! Просто посидеть, выпить коктейль, помолчать…
— И не видеть, как Дима делит одну сцену с Розалией?
— Сцену? Ты благороден! Другие бы сказали — постель!
— А это так?
— Нет.
— Тогда чего ты сидишь здесь?
— Не знаю.
— Сергей был сложным человеком. Он часто сюда приходил.
— При чем тут Сергей?
— Теперь, когда его не стало, твой Дима сможет вздохнуть свободнее. И ты, наверное, тоже.
— Я, наверное, нет.
— Ты, как всегда, выдумываешь. На самом деле ты очень многого добилась. Так много, что можно немного и погрустить.
— Перестань. Лучше скажи… Сергей действительно сюда часто приходил?
— Здесь у него был постельный роман, если можно так выразиться. Девушка, с которой он спал время от времени, когда ему хотелось грубого животного секса. Эту девушку постоянные наши посетители не любят — слишком примитивная для дорогого ночного клуба, слишком груба внешне. Но ее номер пользуется успехом, и мозги вроде есть, и наркотиками не балуется, как остальные наши девчонки классом повыше. Сергей к ней сюда приходил. Полноватая жгучая брюнетка с длинными прямыми волосами и узкими черными глазами, разрисованными черной тушью. К тому же она красит губы черной помадой и носит такой же темный маникюр. В ней есть что-то мистическое — до тех пор, пока она не раскроет рта. Стоит ей сказать хоть пару слов, и сквозь мистическую маску начинает просвечивать рожа базарной торговки. Многих это отталкивает. Да ты наверняка ее у нас видела. Ее сценический псевдоним Клеопатра и выступает она с огромной змеей, питоном. Они циркачка, работает и в цирке, и у нас, только с цирком не ездит на гастроли. Номер такой устрашающий, но красивый.
Я вспомнила выступление, виденное пару месяцев назад — полуголая женская фигура в блестящем восточном наряде, странная музыка и огромный толстый питон с жуткой приплюснутой мордой…
— Да, видела. И это к ней приходил Сергей?
— Ага. Его привлекало, что девушка не боится питона. На самом деле она не такая уж и девушка (особенно для нашего заведения) — ей 34 года. Но выглядит хорошо.
— Они часто встречались?
— В последнее время — почти каждую неделю. Он приезжал сюда раз или два в неделю. А раньше, еще пару месяцев назад, он приезжал только раз в месяц.
— А чего вдруг зачастил?
— Не знаю. Чем-то она его привлекла.
— И как зовут эту Клеопатру в миру?
— Маша. Фамилию не знаю. Ты зря иронизируешь. Она самая обыкновенная. А пышное имя… Всем нужно как-то зарабатывать на жизнь! Изысканным женщинам она не конкурентка. Тебе, например.
— При чем тут я?
— Говорили, что ты очень нравилась Сергею!
— Да кто такую чушь говорил?
— Твой Димочка! Я сам слышал. Он выпивал здесь с каким-то приятелем — артистом и сказал, что его продюсер давно влюблен в его женщину, Ри, поэтому его, Димочку, ненавидит.
— Это Дима слишком много выпил!
— Не думаю. Ты действительно красивая женщина. Обрати хоть внимание, как смотрит на тебя тот светловолосый парень посередине!
— Светловолосый парень?
— Ага! Сколько ты тут сидишь, столько он не сводит с тебя глаз. Смотрит и смотрит. Наверное, не знает, кто ты такая.
— Неужели на меня нельзя просто так смотреть?
— Конечно, можно, я об этом и толкую. Но он точно не знает, кто ты такая. Иначе как-то спрятал бы свой интерес.
— И кто же я, по — твоему?
— Подруга звезды!
В этот момент возле бара возникли посетители и мой приятель направился работать, прервав наш разговор. Я обернулась. К сожалению, я не могла бы долго прятаться от окружающего мира, даже если бы очень хотела. И, в конце концов, было настоящее женское любопытство: посмотреть на несчастного, который не знает, что я сплю со звездой Мистером Димой, которому принадлежат верхние строчки всех хит — парадов (за которые нужно платить). Я обернулась, и… Бокал с коктейлем упал на стойку, заливая платье, руки, волосы, но, к счастью, не разбился. А не проглоченный напиток встал в горле горьким несъедобным комком. Я закашлялась, хватая ртом воздух. Наверное, мое лицо исказилось судорогой, потому, что взгляды всех, находившихся поблизости, резко приковались ко мне. Светловолосый парень (оказавшийся самой страшной и горькой пилюлей в эту злополучную ночь) резко поднялся с места и направился ко мне, чтобы прекратить дальнейшие проявления моего «восторга».
Когда он приблизился, я собрала всю злость, которая у меня была, и прошипела:
— Что вы здесь делаете?!
— Ну, успокойтесь! Не нужно так бурно радоваться, это опасно для заведения. Я и так вижу, как вы рады, моя дорогая Ри!
— Ри? — я прищурилась, — может, гражданка Гордеенко?
Мне захотелось плюнуть в это улыбающееся лицо. Передо мной, одетый по последней моде ночных клубов, стоял помолодевший на несколько лет следователь Киреев.
— Что вы здесь делаете? — я нисколько не понизила тона, — какого черта вы сюда пришли?
— Послушать концерт. Что, это запрещено?
— Концерт в другом зале! Почему вы сидите здесь?
— А мне не понравилось!
— Вы пришли следить за Димой? Или за мной? Или за кем-то еще?
— Вообще — то, вы угадали. Я пришел, но только не следить. Я пришел к вам.
— Ко мне? Но я не хочу вас видеть!
— А придется!
— Оставьте меня в покое! — мой голос сорвался на крик, я попыталась подняться, но в тот же самый момент тяжелая рука опустилась мне на плечо, почти пригвоздив к месту, и голос Кореева скомандовал:
— Сидеть!
— Уберите руки! — я снова дернулась. Он сказал более мягко:
— Пожалуйста, не надо никуда уходить.
К нам подошел охранник по кличке Белый — один из дежурных мордоворотов, охраняющих покой развлекающихся в клубе криминальных авторитетов. Он знал меня и знал, что я подруга Димы, который находится на сцене — в данный момент. Я поняла, что мои крики прозвучали достаточно громко — в концерте произошла пауза между песнями, во время которой Дима тихонько (он всегда говорил тихо) толкал свою речь (о том, как он рад, что зрители пришли на его концерт). Белый (двухметровый жлоб с каким-то вогнутым лицом) быстро приблизился ко мне:
— Ри, все в порядке? Этот тип к тебе пристает?
— Губы «типа» исказила довольная улыбка. Он явно наслаждался происходящим, а Белый явно не понял, кто перед ним.
— В полном порядке. Спасибо. Это мой старый приятель. Мы просто немного повздорили, вот и все.
Белый еще раз подозрительно покосился на моего спутника и удалился тяжелой слоновой поступью.
— Можно считать, что между нами установлено взаимопонимание? Видите ли, Ри, мне действительно нужно с вами поговорить в неофициальной обстановке. Я узнал про этот концерт. Я узнал, что настроение у вас будет плохое… Мне рассказал об этом один из моих знакомых. Кажется, он концертный директор вашего Димы. Его зовут Валерий Евгеньевич.
Неужели именно он информатор Вал. Евга? Хитрая старая лиса — везде устроится получать ценную информацию из первых рук!
— Мы очень много говорили о вас, Ри. Валерий Евгеньевич характеризует вас как умного и проницательного человека. Он очень высокого мнения о вас, считает, что Фалееву повезло больше, чем тот заслуживает. И я пришел к выводу, что вы единственный человек, который может мне помочь. Я пришел просить вас помочь мне. Мне очень нужна ваша помощь.
— Помощь — в чем?
— В расследовании. В расследовании убийства Сергея Сваранжи.
— Но почему именно я?
— По многим причинам. Видите ли, закулисный мир шоу — бизнеса — особый мир, он совершенно для меня чужой. Здесь существует слишком много подводных камней, течений, которых нормальному человеку невозможно разгадать. Вы живете в этом мире, знаете все слухи, сплетни, отношения между людьми, но в то же самое время вы находитесь как бы в стороне. Ваша помощь будет очень цена для меня. Хотя бы потому, что вы можете анализировать, и еще потому, что никому не придет в голову, что вы собираете информацию для меня.
— Но почему я должна вам помогать?
— Чтобы узнать истину. Чтобы оградить от подозрений человека, которого вы любите.
— От подозрений?
— Но ведь вы не хотите, чтобы Диму арестовали за убийство, правда?
— Что?! — я так и дернулась на своем месте.
— На сегодняшний день Дмитрий Фалеев наш подозреваемый номер один.
— Но это же глупость! Нелепость! Дима не способен…
— Вот и помогите мне доказать, что это нелепость. Докажите, что Дима не способен. Это в ваших интересах — если, конечно, вы заинтересованы в его судьбе.
— Это шантаж?
— Возможно. Но вы слишком много знаете, и умеете молчать…
— Так. Я начинаю понимать. Вы хотите, чтобы я рассказала вам что — то. Вы думаете, что я кое-что знаю. По — вашему, что?
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете. Все, что слышали или подозреваете! Все слухи и сплетни! Вы меня понимаете? Все!
— Если я не стану с вами сотрудничать, вы арестуете Диму?
— Возможно. Если вы не оставите мне другого выбора.
— Я?
— Вы.
— По — моему, это самое простое запугивание. Вы меня запугиваете, чтобы я шпионила, доносила на близких и знакомых мне людей…
— Вы ошибаетесь. Расследование убийства — это не донос, не шпионство. Это выяснение всех фактов и обстоятельств, связанных с насильственной смертью человека. И у меня есть основания подозревать, что вы располагаете информацией, которая может очень сильно продвинуть следствие. Но так как вы мне симпатичны, я не угрожаю, не преследую, не вызываю в кабинет для допроса, а дружески прошу вас помочь.
— Дима никого не убивал! Почему вы подозреваете именно его? Почему вы не подозреваете Розалию?
— Расскажите, почему я должен подозревать Розалию! Расскажите, почему вы считаете Диму невиновным!
— Вы загоняете меня в тупик!
— Нет. Это вы сами себя загоняете.
Где я уже слышала похожие слова? Уж не я ли сама была автором таких похожих слов? Я вздохнула.
— Я должна подумать.
— Думайте. Когда Дмитрий Фалеев окажется в СИЗО, времени для раздумий у вас будет намного больше!
— Вы не посмеете!
— Я уже объяснил…
— Я должна подумать, но постараюсь недолго. Возможно, я постараюсь кое-что вам объяснить… Немного позже.
— Хорошо. Через несколько дней я сам вас найду. Я пока объясните вот это.
Он вынул из кармана кое-что и положил передо мной изображением вверх. На этот раз мне все-таки удалось встать. Руки дрожали. Голос дрожал тоже. И я догадывалась, что ни одна косметика мира не сможет скрыть белое полотно ужаса, вдруг покрывшее мое лицо.
— Я… мне нужно выйти… извините…
Толкнув высокий табурет, я, почти не видя, пошла вперед. Кое-как выскочила на улицу. Холодный воздух ночи отрезвлял всех — но не меня. Холод выворачивал наизнанку мысли и душу. Я остановилась возле входа, не понимая, сколько буду стоять так. Кто-то легонько тронул меня за плечо.
— Ри, я сейчас уезжаю. Встретимся через несколько дней. Хорошенько обдумайте все. Кстати, насчет вашего Димы… Видите, у меня есть не только внешние причины. У меня есть внутренний мотив.
Следователь (это снова был он) легко сбежал по ступенькам, сел в серебристый «нисан-кашкай» и уехал в ночь, в темноту. Внешние мотивы… Разумеется, конфликты, деньги, неустойка, Викторов — все это он уже знал. Внутренний мотив… Что он сказал, положив этот кошмар на стойку бара изображением вверх? Он сказал так:
— Эту фотографию Сергей Сваранжи постоянно носил в своем бумажнике, во внутреннем кармане пиджака. Как правило, так в бумажник кладут снимки только очень близких людей.
Это была моя фотография — десятилетней давности. Снимок того периода, когда несколько раз я оставалась в квартире у Сергея Сваранжи. Я с прической десятилетней давности. Моя фотография, которую зачем-то носил в своем бумажнике Сергей Сваранжи.
Вывеска ночного клуба отбрасывала яркий свет на улицу, мостовую, длинные ряды стоявших перед клубом машин. Как объяснить появление моей фотографии в бумажнике Сваранжи? Зачем он носил ее с собой? Для какой цели? Будучи человеком здравого смысла, я не могла не понимать: у следствия появилась еще одна версия виновности Димы. Ревность — достаточно весомый мотив. Но как объяснить, что все мои отношения с Сергеем Сваранжи были полностью закончены 10 лет назад? Если он носил мою фотографию, в это никто не поверит…
Внезапно я услышала какой-то шум, вырвавший меня из черного круга давящих мыслей. Со стоянки перед клубом отъезжала одна из машин. Двигаясь назад, машина въехала в яркий круг света от вывески клуба. Я застыла на месте, словно пригвожденная к земле. Это была та самая машина, которая ехала за Вал. Евгом в переулке! Та самая — темная, спортивная, с наглухо тонированными, черными стеклами, за которой он так спешил. Машина медленно двигалась вдоль по улице. В душе вновь возникло неприятное, тревожное чувство. Я резко развернулась и поспешила обратно в клуб.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 13 сентября 2010, 12.27
ТЕМА: Поводов для паники не существует!
Мамочка, здравствуй! Мне не хотелось бы начинать письмо с серьезной ноты, но что поделаешь, если ты сама ставишь меня в эти рамки. Мама, прекрати! Я прошу тебя основательно и по — хорошему! С чего вдруг ты решила, что меня собираются арестовать за убийство продюсера?! Где ты вычитала подобную чушь?! Зачем ради этой ерунды трезвонить в продюсерскую фирму и наводить на всех ужас?! Неужели ты не понимаешь, что делаешь мне неприятности?! Только что я была вынуждена вступать в очень неприятные объяснения! Мама, какого черта?! Где ты взяла телефон?! Кто тебе его дал? Ну сама подумай: какое я имею отношение к продюсеру Димы? Ты даже отдаленно не можешь себе представить, в какое отвратительное положение ты меня ставишь! Ты бы знала, что мне пришлось выслушать! И можешь себе представить, что я выслушала от Вал. Евга, когда он узнал, что в фирму звонила ты, и что именно ты, моя мать, распускаешь обо мне дурацкие слухи, которые очень вредят мне! Поэтому я требую, чтобы ты прекратила это издевательство надо мной и не вздумала больше повторять подобное! Если у тебя есть хоть капля чувств ко мне и хоть грамм мозгов, ПРЕКРАТИ! Извини за резкость, но ты мне не оставила выбора. По твоей милости я поссорилась с Димочкой, который взбесился, узнав, что ты сделала.
У меня все в порядке. Одеваюсь тепло, не волнуйся. И ради всего святого, прекрати обучать меня жизни на расстоянии! Учи лучше Нинку. Она добрая и чистая девочка, ее еще можно спасти. Что касается меня, то я достаточно взрослая и вполне могу за себя постоять! Знаешь, иногда я чувствую себя такой старой… Порой мне кажется, что в паспорте ошибка, и мне не 29, а минимум семьдесят лет. Мама, ты меня любишь, и я люблю тебя тоже, но давай не будем давать советы друг другу. Вот, собственно, и все. Я тебя люблю и скучаю. Повторяю: не звони на адрес фирмы больше никогда (раз) и не давай мне жизненных советов тоже больше никогда (два). Тысячу раз целую и обнимаю вас всех! Привет Славику и Нинке, поцелуй их за меня. Твоя Марина.
P.S. Только что перечитала письмо и, конечно же, прошу еще раз: извини за резкость. Я писала так резко только для того, чтобы ты меня поняла.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 15 сентября 2010, 16.57
ТЕМА: Не верь сплетням!
Мамочка, милая, привет! Только что получила твое письмо, и сразу же отвечаю. Мамочка, милая, честное слово, вся эта газетная ерунда не стоит твоих волнений! Итак, спешу тебе сообщить: слухи о том, что Димочка помолвлен с Розалией, только слухи, не больше. Это лишь непроверенные сплетни, досужие выдумки газетных журналистов, которым хорошо заплатили за эту ложь. Видишь ли, мамочка, у артистов все не так, как у обычных людей. И браки у них не такие, и жизнь тоже. Если нормальные обычные люди соединяются друг с другом из-за каких-то интересов, то в нашей среде соединяет только ненависть, деньги и карьерные соображения. И ничего больше. Ведь кто такая Розалия, мама? Это Валентина Сваранжи, дочь покойного Сергея, которая находилась в постоянном конфликте с отцом. Но отец (несмотря на конфликты) все-таки продвигал ее карьеру (родная дочь, тут уж ничего не скажешь). Очевидно, «газетную утку» запустил сам Сваранжи еще до своей смерти, чтобы таким способом подогреть интерес к совсем жалкой карьере своей дочери. Ничего страшного в этом нет, все так делают. Так что не беспокойся! Целую, твоя Марина.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 16 сентября 2010, 02.57
ТЕМА: Тоска по дому.
Милая мамочка, если б ты только знала, как мне хочется тебя увидеть, вернуться домой, отдохнуть от всей этой грязи… Но многие поступки не совершаются от одних наших желаний. На последних гастролях нас занесло в маленький городок Б. Мы приехали поздно ночью. И пока мы шли крошечный кусочек от машин до гостиницы, я полной грудью вдыхала аромат теплой ночи, наполненной хвоей лесов, свежестью не различимых на небе облаков и чем-то далеким и родным, как свет в твоем окне девятиэтажного дома и чай на кухне в любимой чашке с треснувшим красным блюдцем. И тогда мне очень сильно захотелось домой. Но я находилась далеко. Так бесконечно далеко от дома! В непонятном пространстве, бессмысленно болтаясь между небом и землей. А рядом шел человек, которому глубоко плевать на мои сентиментальные восторги природой и воспоминания о прошлом. Жестокий и уверенный в себе человек, слабый и немного отчаянный, и все это одновременно… Человек, который никогда не отпустит меня назад.
Мама, как часто я представляю себе твои глаза. Что сказала бы ты о моей жизни, мама… Что отразилось бы в твоем взгляде, если б так просто я возникла на твоем пороге ночью — одобрение, любовь, непонимание, презрение, сожаление, ненависть? Как сложно спрятаться от мыслей, которые постоянно блуждают в моей голове! Преследуют, запутывают, мелькают…
Знаешь, мама, когда мы с тобой увидимся, будем говорить и говорить — сутки напролет. И я буду рассказывать тебе просто удивительные вещи. Например, о картине, которую я увидела за кулисами в зале городка Б. Картина была типичным агитплакатом советского периода. Осталась с прошлых времен. Сельская местность, болото, в трясину попала девушка. Она в ситцевом платьице, волосы собраны в узел на затылке. Рядом остановился трактор, дверца открыта. Возле девушки — парень, по всей видимости тракторист. Он обхватил ее одной рукой за спину, другой-за руки и пытается вытащить из трясины. Лицо девицы перепуганное и жалкое, у парня — уверенное и сильное. Я когда увидела эту картину, остановилась и долго смотрела. Потом показала Диме. Он рассмеялся и сказал: «Спасение рук утопающих — дело рук комсомольцев — колхозников». Ему простительно, он циник. Несмотря на то, что картина плохая и глупая, что-то в ней, несомненно, было. Я смотрела долго и вдруг поняла, что завидую! Какая же она счастливая, эта деревенская девчонка! Ведь он обязательно ее вытащить — вместо того, чтобы проехать на своем тракторе прямо через нее. А она, дура с испуганным лицом, так никогда и не поймет своего счастья! Я стояла и завидовала, ведь на картинах времени нет. А меня никто не вытащит из трясины — скорей, помогут в нее упасть. Надеюсь, я нагнала на тебя не сильную тоску! Не волнуйся, иногда у меня бывает плохое настроение (как сегодня), но оно быстро пройдет. Со мной все в полном порядке. Одеваюсь тепло. Не болею. Счастливо! Большой привет Нинке, Славику! Целую и обнимаю, твоя Марина.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 18 сентября 2010.
— Его нет, — сказал Игорек, опуская бутылку с пивом на пол, — он уехал полчаса назад. Вместе с Вал. Евгом.
В помещении студии, плохо проветриваемом и всегда закрытом, был спертый воздух. Единственным музыкантом был Игорек — трудолюбивый мальчик, недавно приехавший в Москву и недавно работающий в команде Димы. Мне он нравился, и это было большой редкостью. Я никогда не симпатизировала Димкиным музыкантам (и постоянным, и временным), считая их пьянью и рванью. Но этот мальчик был не такой. Поэтому мне было его жаль. Я не сомневалась, что, как и все остальные, он плохо кончит. Очевидно, в отличие от остальной Димкиной пьяни, он тоже симпатизировал мне. И вот теперь в его лице отразилось сожаление обо мне (что не успела приехать раньше) и еще о том, что он ничем не может помочь. Сожаление и милая растерянность — вместо набора похабных шуток. Я опустилась на продавленный диванчик в углу.
— С Вал. Евгом?
— Ну да. Вал. Евг. повез его на радио. Кажется, там у них интервью.
Господи! Ну конечно же, интервью на радио! Вал. Евг. договорился с этим радио, как только мы приехали в Москву и Димочка, волнуясь, несколько дней просил меня не забыть о моей главной роли — Димочкиной моральной поддержки. Я должна была поехать туда с ним. Димка волновался потому, что эта радиостанция была новой, недавно открывшейся, с молодежной аудиторией и очень большими деньгами. Люди, чьи деньги стояли за радио, Димочку не очень любили (их карманным эфирным украшением была совсем другая звезда). И Димочка не знал, как его примут. Выступление на этом радио обеспечивало совершенно другую часть зрительской аудитории и было очень хорошей раскруткой. Димочка волновался и очень просил, чтобы я поехала с ним (в моем присутствии он всегда чувствовал себя более спокойно). А я… Я совершенно забыла! О, позор мне, позор! Крупный домашний скандал обеспечен. И хорошо, если только скандал. Димка может надуться на несколько суток прекратить со мной все разговоры. Однажды он так дулся на меня целый месяц.
— Да не расстраивайся ты так! Может, успеешь, если быстро ехать.
— Нет, не успею. И я никуда не поеду. Все равно… Какой теперь смысл… А ты чего тут один?
— Я? Я играю. Репетирую и… немного сочиняю музыку. Дима об этом не знает. Так что ты меня не выдавай, хорошо?
— Хорошо. Я тебя не выдам.
— Ри, очень хорошо, что ты сюда пришла. Я давно хотел с тобой поговорить, да все не было подходящего момента…
— О чем?
— Поговори с Димой! Может, ты сумеешь как-то на него повлиять. Понимаешь, с ним происходит что-то не хорошее, и уже всем это заметно. Он стал совершенно другим. Психует, орет по малейшему поводу. Мы все привыкли к его истерикам, особенно в рабочей обстановке, но это нечто другое. Я никогда не видел его таким психованным! Иногда он выглядит просто больным. Пару дней назад он разбил один хороший инструмент. Просто взял гитару и расколотил о стену, представляешь? При чем по пустяку! Вчера он ударил одного человека, парня… Музыкант, зашел к кому-то из ребят. Так Димка выпихнул его за дверь и дал в морду. Парень хотел дать сдачи, но ребята его удержали, объяснили, что Дима в последнее время не в себе. И еще одна странная вещь — он дрожит от малейшего шума. Вздрагивает, если кто-то подходит к нему со спины. Не дай Бог тронуть его за плечо, если он отвернулся. Он устраивает дикую истерику, а потом выскакивает из студии, и насовсем. Вся работа коту под хвост. И никто не может с ним сладить. У ребят впечатление, что он чего-то жутко боится. А работы уже никакой нет. Он ничего не понимает, делает все не то… хватает не настроенный инструмент, потом от себя отшвыривает… Не поет… Даже не разговаривает… Либо молчание, либо крик. И ничего третьего. Мы сначала думали, что у него неприятности, связанные с тобой. Ведь все знают, как сильно от тебя любит. Мы думали, может, вы поссорились, или еще что… Мало ли как бывает в жизни. Пытались говорить с Вал. Евгом, но он ответил, что с Димой все в порядке, просто он переутомился на гастролях, и это скоро пройдет. Но все это прозвучало как-то неубедительно. А потом случилось самое страшное. Я никому об этом еще не рассказывал, только вот сейчас, тебе. Я случайно зашел в туалет, одна из кабинок была заперта. Когда я вошел в соседнюю, то услышал, как Дима разговаривает по мобильному телефону, в запертой кабинке. Знаешь, с кем он говорил? С Домиником!
Я почувствовала себя так, как будто мне на голову упала чугунная плита весом в тонну. И разом раскроила череп. Кажется, даже руки начали дрожать. Это было слишком ужасно, чтобы быть правдой! Так ужасно, что у меня захватило дух! Так ужасно, что… Я постаралась, чтобы голос не дрожал:
— Ты не ошибся? Может, ты просто не расслышал?
— Нет. Он называл его по имени — Доминик. Он несколько раз повторил это имя.
— О чем был разговор?
— Они договаривались о встрече. Дима нервничал…
— Что произошло потом?
— Я незаметно выскользнул из туалета, стараясь, чтобы меня не было слышно. Через несколько минут вернулся Дима, злой, как черт, бросил пару резких слов музыкантам, сел в машину и уехал. Больше он в студию не возвращался. Ребята подождали его некоторое время и разошлись. А я остался поиграть — время ведь оплачено. Ри, я не хотел тебя так расстроить, но… Но я должен был тебе это рассказать! Именно тебе, понимаешь? Ты знаешь, как я отношусь к Диме. Я восхищаюсь его талантом. Когда я это услышал… Я недолго здесь, но прекрасно знаю, кто такой Доминик и для чего к нему ездят… Ри, скажи, вы ведь не ссорились, правда?
— Правда.
— И ты не ушла от него?
— Нет.
— Тогда зачем? Почему? Я просто не понимаю… Ты не думаешь, что все может начаться сначала, Ри? Он ведь погибнет, после лечения… Я слышал, что он лечился… Ты ведь что-то сделаешь, правда? Ты ведь не дашь ему погибнуть? Ты не допустишь, чтобы он опять… Ри!
— О Господи, да ничего я не знаю! Я… мне… знаешь, мне пора идти.
Я выскочила из студии, пробежала несколько шагов и прислонилась к какому-то дереву, росшему во дворе. Ноги подкашивались и голова мутилась. Это было более, чем страшно! Более, чем больно! Более, чем… Доминик был самым страшным именем во всей эстрадной тусовке. Самым страшным чудовищем… Я боялась этого человека. Каждый раз, случайно сталкиваясь с ним, я намеренно отводила глаза.
Доминик был негром, черным, как смола, иностранцем по паспорту, но жил в России столько лет и так говорил на нашем языке, что все считали его русским. Доминик объездил весь мир, подолгу жил во Франции, Италии, Америке, Бразилии, Колумбии… В Москве у него был какой-то бизнес (точно не помню, какой) для прикрытия. Последним его гражданством было американское, и американский паспорт придавал ему большой вес. Доминик был очень богатым человеком, любителем красивых женщин с любым цветом кожи и постоянным посетителем светских тусовок. И Доминик снабжал разнообразными наркотиками желающих эстрадных звезд.
Клиентуру Доминика составляли те, чьими лицами пестрели журналы, плакаты, концертные афиши разных городов — медийные лица. Доминик был утонченным человеком, он тянулся к искусству и любил артистов. Он был уникальным торговцем — продавал наркотики только людям искусства. И только тем из них, кто мог очень хорошо платить. Расслабиться, снять напряжение, взбодриться, миновать депрессию или творческих кризис-за всем этим шли к Доминику звезды эстрады и кино. И очень скоро он захватил монополию в своей области. Вся эстрадная тусовка покупала наркотики только у него.
Димка звонил Доминику, договариваясь о встрече…. Нервничал (разумеется, Доминик прекрасно знал финансовое положение Димочки, знал, что мистер Дима на мели). Доминик согласился его принять — очевидно, в расчете на будущие гонорары, которые он заработает в компании с Викторовым (в эстрадной тусовке новости распространяются мгновенно). А Дима все еще не подписал официально с Викторовым контракт. Вместо этого он поехал к Доминику. Крепко прижавшись спиной к дереву, я закрыла лицо руками. Господи, что же он с собой делает…
Дима употреблял наркотики давно, но несколько лет назад, когда карьера его была в самом расцвете, на взлете, он прошел курс своеобразного лечения от наркозависимости в одной из дорогущих частных клиник. Господи, сколько денег и здоровья стоило это лечение — и ему, и мне… Чародею — профессору удалось поставить Диму на ноги (не буду здесь уточнять, что он ему вколол). После клиники Димку перекосило в другую сторону — в сторону алкоголя, он стал пить. Но не запоями, просто залпом. Коньяк — стаканами, как пьют обычную воду. Так сильно, что начал меня пугать. И вот теперь… Если опять добавятся наркотики, все это быстро сведет его в могилу. И что тогда будет со мной? И все из-за того, что один ублюдок застрелил другого ублюдка! Разумеется, страх и депрессия. Над Димой висит меч на ниточке — смерть Сергея Сваранжи. В любой момент ниточка может оборваться и… Что теперь делать?! Что мне делать?! Димка… Мой милый светловолосый Димка… Мой храбрый и смешной Димочка… Мой слабый и мечтательный… Мой задиристый и забавный… руки дрожали… Димкино лицо расплывалось в радужные круги, которые, просачиваясь, стекали между моих пальцев… Я оплакивала не только себя и его… Я оплакивала весь разрушенный мир, единственными средствами борьбы в котором оставались безнадежность и мои слезы… Почему единственными? А если? Резко оторвав руки от лица, я выпрямилась. В голове гулко зазвучали чужие слова о том, что мне самой захочется выяснить правду, что выяснение обстоятельств будет в моих интересах… Что расследование будет выгодно и Диме, и мне… А к Доминику поедет дура Розалия и ей подобные, а не мой Дима! А что, если… Слезы прошли. Я гордо подняла голову. Потом вздохнула (представив семейный скандал) и поехала домой.
Однако никакого скандала не было. Минут за десять до приезда Димы раздался телефонный звонок.
— Здравствуй, красавица, — сказал мужской сочный голос с едва уловимым не русским акцентом, — так я и знал, что рано или поздно тебе позвоню! Догадываешься, кто говорит?
— Догадываюсь. И как мне тебя называть, гад?
— Так же, как и все. У меня красивое имя — Доминик. Очень красиво!
— Мне не нравится. Я буду называть тебя на свой вкус — гад. Так что, гад, тебе нужно?
— Зря ты обижаешь меня, красавица! А я думал тебя пригласить в гости. Тебе ведь так трудно живется, милая. А я тебе помогу. Не хочешь расслабиться, солнышко? Насладишься и расслабишься… Забудешь обо всем…
— Убирайся к дьяволу, гад!
— Как хочешь. Ты ведь ко мне придешь. Рано или поздно — все приходят. Ты не выдержишь сама, не сможешь… Ладно. Если пока не хочешь общаться со мной, позови — ка мистера Фалеева.
— Его нет.
— Нет или ты не хочешь звать?
— Его нет. Что тебе от него нужно?
— Передай ему, что у меня нет для него ничего нового. Передай так, как ты слышала, милая. Ничего нового нет. Так и передай. А хочешь, я тебя успокою? Сразу улучшу твое настроение? Он ведь ничего у меня не покупал. И не собирался. Просто так приехал, поболтать об общих знакомых. Думаю, проблем у него слишком много, а ты не делаешь ничего, чтобы их облегчить. Но если он захочет, чтобы я помог, я всегда готов, ты знаешь…
Когда щелкнул замок и Дима вошел в комнату, я все еще стояла так, с трубкой в руке. Застывшая, как мраморное изваяние, у безмолвного телефона. Дима ворвался, как вихрь, раскрасневшийся, бурный… Попытался начать со скандала:
— А, ты здесь! Да ты… Да я… как ты посмела… я. я… я… — и осекся мгновенно, увидев мое лицо. Замолчал.
— Ри, что-то случилось?
Мне хотелось разбить об его голову телефон. Хотелось броситься ему на шею и заплакать. Я не сделала ни того, ни другого. Просто молча продолжала стоять.
— Ри, что-то случилось? Ты меня пугаешь! Что происходит?
Теперь в его голосе была уже настоящая истерика, а не скандал.
— Тебе звонили.
— Кто звонил? Что-то передали?
— Доминик.
Димка рухнул на стул, как подкошенный.
— Это совсем не то, что ты подумала, честно! Честное слово, я и не думал возвращаться к прошлому! Просто один из моих музыкантов задолжал ему большую сумму денег. Доминик стал угрожать неприятностями, и парень попросил меня помочь. Неужели ты думаешь, что я способен так… после всего, что было… Ри, неужели ты сомневаешься…
— Дима, заткнись.
— Ри, я никогда…
— Заткнись. Ты хоть понимаешь, кому врешь? Дима, я же знаю тебя, как облупленного! Знаю о тебе все! Почему? Почему ты это сделал?!
— Я еще ничего не сделал.
— Доминик так и сказал. Он просил передать, что у него нет для тебя ничего нового. Что ты искал? Что ты хотел принять?
— Ничего. Я уже все тебе сказал. Я… я не знаю, зачем туда поехал…. Больше не осталось никаких сил… думал, может, найдутся какие-то мягкие таблетки… чтобы все забыть… Что ты от меня хочешь? Ты хоть понимаешь, что у меня больше не осталось никаких сил? Я не могу жить нормально. Не могу работать. Я даже петь не могу! Когда я смотрю в окно, я не вижу ни дня, ни деревьев, ни окружающего пейзажа! Все, что я вижу, это возможность из него выброситься! Когда я смотрю на гитару, мне хочется разбить ее о стену! Когда я вижу людей, мне хочется вцепиться им в глотку, чтобы меня оставили в покое! Хоть это ты понимаешь? Ты понимаешь, что меня считают убийцей? За глаза и в глаза, абсолютно все? Шушукаются за спиной и делают ставки, посадят меня или не посадят. А Викторов пока не хочет подписывать со мною контракт. Сегодня мне об этом сказал Вал. Евг. А если Викторов в ближайшее время не подпишет этот контракт, все, что мне останется, это действительно выброситься из окна потому, что со мной будет покончено! От моей карьеры не останется ничего! А ты спрашиваешь, зачем…
— Прекрати истерику! Все не так страшно, как ты думаешь.
— Правильно. Все гораздо страшней.
— Доминик — не выход.
— А что — выход? Одной частью рассудка я понимаю, что схожу с ума, но другой…. Сделать ничего я не могу. Наверное, именно поэтому я куда-то падаю. Но пока еще не упал. Пока не упал.
Больше мы не говорили в тот день — до очередного отъезда Димы (студия, клубы, толпы людей, дела). А, собственно, что мы могли друг другу сказать? Ничего из того, что уже было сказано раньше.
Из прокуратуры Димы вернулся около одиннадцати часов утра. Я машинально взглянула на часы и все это так и отпечаталось в моей памяти. Мы оба чувствовали то, что в нашей жизни наступил перелом. Дима был бледен. Я догадывалась, что он вернется таким — белесым, как мел. Со странным лицом человека, еще не успевшего надеть привычную маску. Или потерявшим эту маску по дороге. А может она просто сама разлетелась на куски от непривычных обстоятельств и слов?
— Мне ясно дали понять, что я убил Сергея Сваранжи.
— Как это?
— Так и сказали. Вы, скорей всего, убили своего продюсера.
— А ты?
— А я сказал, что не убивал.
— Ты не должен был вести такой диалог без адвоката!
— Это не диалог, а монолог. Причем долгий и торжественный. Мне прочитали целую лекцию о том, сколько выгоды мне принесла смерть Сергея. При этом меня даже не захотели слушать. Я думаю, что это была самая обыкновенная психологическая атака. Запугивание. Как я отреагирую на это запугивание. Плюс психологический фактор: обыкновенный чиновник ставит на место звезду. Представляешь себе балдеж — обхамить и запугать того, кого ты видишь по телевизору? Этот мелкий серый чиновничек вовсю воспользовался своим правом. Пугал и хамил. Надо позвонить Вал. Евгу. Он обещал нанять мне крутого адвоката. Такого крутого, что даст им оторваться!
— Подожди со звонком, сначала расскажи. О чем тебя спрашивали?
— О тебе. Да, не удивляйся. О тебе. Этот тип считает, что ты изменяла мне с Сергеем. Они считают, что Сергей был очень богат и он тебе платил. Так же они считают, что Сергей был в тебя влюблен. Наверное, это правда. Наверное, Сергей всегда тебя любил…
— Почему ты так говоришь?
— Но мне все равно. Главное, что ты рядом. Знаешь, мне наплевать даже на то, если ты спала с Сергеем за моей спиной. Для меня это не имеет никакого значения. Я люблю тебя, а до остального мне дела нет…
— Дима, подожди! Что ты такое несешь?!
— Обидно только, что ты мне лгала. Ты ведь всегда говорила, что Сергей тебе противен.
— Но я тебе не лгала!
— Что бы ты теперь не сказала, я все равно буду сомневаться.
— Почему?
— Я видел фотографию. Следователь, этот самый серый хам Киреев, сказал, что это фотография из бумажника Сергея Сваранжи. Он все время носил ее с собой. Вряд ли кто-то станет носить в бумажнике снимок чужого ему человека. Поэтому они считают, что у меня был еще один мотив. Ревность. Знаешь, несколько дней назад, после концерта в клубе, один высокопоставленный бандит намекнул, что меня не посадят. Не посадят, если я откуплюсь. Я ведь звезда, правда? Значит, у меня должно быть очень много денег. Я просто отдам эти деньги и все пройдет. Как выразился тот тип «меня спокойно поймут». Представляешь? А если вдруг окажется, что таких денег у меня нет, что тогда? Мне почему-то не хочется обо всем этом думать.
— Дима, я не могла быть любовницей Сергея. Он встречался с другими женщинами. Кроме того, у него была постоянная женщина, к которой он долгое время ходил.
— Ничего подобного. В последнее время у Сергея не было постоянной женщины. Все свидетели утверждают это.
— Они ошибаются. Или не знают. Женщина была.
— Не морочь голову! Сергей был не из тех, кто мог иметь постоянную связь! Он не ужился даже со своей женой, с женщиной, подарившей ему единственного ребенка, Валю. В последние годы он вообще превратился в монстра. Впрочем, ну его к черту, этого Сергея, вместе с его постельными делами. Расскажи лучше про фотографию. Это ты ему подарила?
— Ничего я ему не дарила! Дима!
— А у меня твоей фотографии нет! Мне ты не подарила!
— Дима, я с тобой живу уже столько лет!
— Ну и что? Можно прожить с человеком долгие годы, и так и не узнать его до конца.
— О Господи… Что же мне делать, чтобы ты прекратил верить в эту ерунду!
— Ничего. Ровным счетом ничего. Просто будь рядом.
Но он был сломан. Я читала это по его глазам. Он был сломан, а я чувствовала себя так, словно сломали меня. Жестоко переломали по — живому.
Телефон Вал. Евга сначала не отвечал, затем отозвался на одной из шумных московских улиц.
— Ри, что ты хотела? Говори коротко, я очень занят.
— Задать один важный вопрос. Вы помните, как мы секретничали в машине?
— Хорошо, я понял. Через полчаса буду в офисе в «Белль». На третьем этаже. Подъезжай.
— Подождите! Я не помню код служебной двери. Вернее, я его вообще не знаю.
— Странно. А мне казалось, что ты знаешь.
— Откуда? Я ведь никогда не была в офисе Сергея. А как я пройду на третий этаж?
— Ровно через полчаса я открою тебе входную дверь.
Как угорелая, я влезла в первое попавшееся платье (не заметив на широкой юбке жирное пятно), комкая бумажку, на которой записала код служебной двери в клуб. Влетела в машину, нажала на газ…. И все равно я опоздала на двадцать минут, не рассчитав дорожных пробок. На лестничных пролетах служебного входа в бывший офис Сергея Сваранжи было прохладно и очень тихо. Гулко отражались мои шаги. Электронный замок действительно был открыт. Так же тихо и прохладно было на третьем. Я нерешительно остановилась возле входной двери, оглядывая помещение, где произошло убийство и где еще мне не довелось побывать. Интересно, где теперь будет обитать Вал. Евг.? По — прежнему в общем кабинете директоров или… Я не заметила, как открылась одна из дверей. Вал. Евг. Быстро шел навстречу мне по коридору.
— Ты опаздываешь!
— Попала в пробку, извините.
— Что ты хотела узнать? У меня очень мало времени!
— Мы будем разговаривать в коридоре?
— Любопытная, как все женщины! Скажи уж прямо, что хочешь зайти в тот кабинет.
— Хочу!
— Зачем?
— Ты не поверишь, но я никогда не была там, где произошло убийство. Он ведь не закрыт?
— Нет. Ладно, идем.
С отчаянно бьющимся сердцем я переступила порог. Комната как комната. Единственное несоответствие с рассказом следователя Киреева: теперь ролеты на окнах были подняты, и комнату заливал яркий дневной свет. Обогнув стол, Вал. Евг. уселся в кресло, как будто ничего не произошло. Я опустилась на диван возле стены. Подумав немного, Вал. Евг. вышел из-за начальственного стола и сел рядом со мной на диване.
— Я хочу узнать о женщине, с которой встречался Сергей.
— Но Сергей был одинок. Я уже говорил и тебе, и следователю, и Диме, что никакой постоянной подруги в жизни Сергея не существовало!
— Диме?
— Именно! Он извел меня расспросами буквально вчера. Не понимаю, что на вас всех нашло! Сваранжи грохнули из-за разборок в бизнесе, а вы ищите какую-то бабу!
— Откуда ты знаешь, что это разборки?
— Да все знают! Сергей был не из тех, кто придает большое значение бабам. Он их просто использовал, но чтобы кто-то из баб влиял на его жизнь…. Да это просто смешно предположить, зная Сергея! Я не понимаю…. И за этой нелепостью ты ехала сюда? Интересно, на что ты рассчитывала? Что я скажу что-то другое?
— Ты мог и не знать об этой женщине. Ведь ты не был его близким другом.
— Не смеши меня! Я был одним из самых близких людей Сергея. Если не знаю я, не знает никто, это я тебе говорю точно. Да я видел почти всех баб, с которыми Сергей трахался, чтобы убить время, или просто со скуки. А иногда я сам находил ему проститутку, если никуда не хотелось ехать и надо было убить один час. Так что я все о нем знаю. В последнее время Сергею вообще было не до женщин. Кажется, я тебе об этом говорил. Так что я могу точно ответить на твой вопрос: никакой постоянной женщины у Сергея не было.
— А мне казалось иначе…
— Ты ошибаешься! Я ответил? Ответь и ты на мой вопрос! Зачем тебе все это? Кто тебя спрашивал?
— Не меня. Диму. В прокуратуре. Следователь. Он сказал Диме, что у Сергея кто-то был.
— Ты, да? Это просто нелепость! Дима тоже попытался на что-то подобное намекать, но я ему быстро объяснил, что к чему. Этот тупой мент не знает, за что уцепиться, вот и придумывает всякие небылицы. Что Димка на них клюнул — понятное дело. Он глупый, не приспособленный к жизни, слабовольный, во все верит. Обмануть его ничего не стоит. Сергей его всю жизнь обманывал. Но ты? Как ты могла клюнуть на эту нелепость? Ты всегда казалась мне высеченной из кремня! Сильной, как скала. Ты ведь знаешь, что Сергей (не в обиду будь сказано) тобой даже не интересовался. Или потому, что он не интересовался тобой, ты и решила, что у него кто-то был?
— Не говори глупости! Просто я слышала слухи…
— Слухов много, но это не значит, что им нужно верить. По твоему тону я слышу, что ты мне не веришь. Но я тебе докажу! Ты знаешь, что Сергей приводил своих постоянных (в смысле, неделя и дольше) подруг сюда, в апартаменты при офисе?
— Слышала подобное.
— Если какая-то девчонка из варьете сохраняла для него интерес в течении двух — трех недель, он тащил ее только сюда. К себе домой он никогда никого не приглашал. Адрес своей последней квартиры он засекретил настолько, что его знает только Валентина. Где живет Сергей, не знал даже я. Итак, если б у него была подруга, он приводил бы ее сюда, в апартаменты. Правильно?
— Вроде бы.
— Я докажу тебе, что такой подруги у него не было. Идем.
Мы вышли из кабинета. Вал. Евг. вытащил из кармана связку ключей и открыл двери напротив. Мы вошли в большую светлую комнату с тремя окнами, убранную даже шикарно: мягкий уголок, персидский ковер, огромная плазма на всю стену, хорошая аппаратура. Большой бар с батареей бутылок, затененные лампы. Слева и справа виднелись две двери в другие комнаты.
— Это апартаменты Сергея, где он принимал своих дам. Подойди — ка к журнальному столику!
Я подошла и сразу поняла, что он хотел мне показать. Глянцевитую поверхность столика покрывал густой слой пыли. И пыли этой было явно не десять дней или неделя. Это был слой пыли за 2–3 месяца, не меньше. Я провела пальцем, оставив в пыли борозду. Потом подошла к дивану… Мягкий велюр покрывала точно такая же пыль. Я обернулась к Вал. Евгу:
— Ну и что? Это означает только, что у Сергея была плохая уборщица!
— Слева спальня. Зайдем туда.
Огромная круглая кровать занимала полкомнаты. Занавески были плотно задернуты. Вал. Евг. включил свет. Зеркальная стена возле кровати. Туалетный столик сбоку. При электрическом свете ярко блестела точно такая же пыль. Пыль на кровати, на зеркальной стене, на столике. Становилось ясно — несколько месяцев в этой комнате никто не спал. После этого Вал. Евг. повел меня в другую спальню. Там тоже была огромная кровать, только вот не круглая, а обыкновенная. Вместо зеркальной стены над кроватью были полки, на которых стояли 3 китайских вазы. Именно там, на полках, яснее всего была видна пыль.
— Теперь ты видишь, что здесь никто не был уже несколько месяцев. Самое меньшее — месяца два, три… — с каким-то самодовольством произнес Вал. Евг. Я удержала желание кое-что сказать (а сказать я хотела, что вместо помещения с дамой своих апартаментов Сергей мог ездить к даме домой, если она жила одна), внимательно посмотрев на его лицо. Я не знаю, откуда возникло у меня это чувство, но я вдруг ясно ощутила его присутствие! Я чувствовала, что Вал. Евг. безумно хочет, чтобы я поверила в то, что никакой подруги у Сергея не было! Почему? Для какой цели ему это нужно? Я не могла пока объяснить. Но я чувствовала внезапно появившимся инстинктом, что Вал. Евг. очень хочет уверить меня именно в этом. И даже вполне возможно, что сам он кое-что знал… Я поняла, что самым лучшим для меня будет промолчать о своих мыслях. Вал. Евг. проводил меня до самой двери на третьем этаже.
Мы мило распрощались, я вышла на улицу, села в машину и поехала в тот самый ночной клуб, в котором несколько дней назад вместе с Розалией Дима давал совместный концерт.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 24 сентября 2010, 01.48
ТЕМА: Весточка от Ри.
ВЛОЖЕНИЕ: Письмо.
Славик, привет! Письмо получилось слишком длинным, поэтому отправляю его тебе вложением. Целую, я.
ПИСЬМО.
Привет, братик! Прости, что так долго не подавала о себе вестей. Не писала потому, что все плохо. Плохо у Димы, и у меня…
У Димочки очень плохое настроение. Буквально час назад мы приехали из одного небольшого городка, где давали «бесплатник» в честь дня города. Не поехать было нельзя — Вал. Евг. даже договорился с полицейскими, что нас выпустят из Москвы.
«Бесплатник» — это рекламная или политическая акция, на которой певец выступает, не получая никакого гонорара только потому, что у его крыши есть какие-то свои расчеты с той, местной крышей, которая и устраивает бесплатник. Это может быть акция какой-то очень крупной фирмы, может быть что-то политическое (выборы, день города, поддержка местного мэра и т. д.), а может быть какая-то отмывка денег со стороны тех, кто заваривает всю эту суматошную ерунду. Димочка ненавидит выступать в таких огромных бесплатных концертах (которые называет про себя «братская могила») не только потому, что не получает денег за свое выступление (а больше всего на свете Димочка ненавидит петь даром), а еще потому, что на такие концерты собирается очень большое количество самых разных артистов, и все артисты втихую ненавидят друг друга. Артисты ругаются между собой, и побеждает тот, у кого круче крыша. Тот, кому повезет (и чья крыша сумела отгрызть жирный кусок пирога) помимо бесплатника едет дополнительно с богатой гастрольной фирмой в дорогой ночной клуб или хороший зал. Остальные же гастролеры могут тусоваться в этом же самом городе, но в местах похуже. И в результате — срывать друг другу сбор. Бесплатник будет по следующему поводу: мэр одного из городов решил отпраздновать свой день рождения, который совпадает с днем города, таким бесплатным концертом. Своеобразной подачкой населению (то есть будущим избирателям). У этого мэра очень крутые связи в Москве. Человек, к которому он обратился, нажал на Вал. Евга, и тот не посмел отказать.
Братец, солнце мое, я тебе еще не надоела своим бесконечным нытьем? Если да — удали письмо из компьютера. Если нет — дочитай до конца. Хотя ничего нового о моей кошмарной жизни ты здесь не найдешь. Я по своей природе строгий консерватор и всегда цепляюсь за то, к чему привыкла. Я редко изменяю стиль письма, ответственных решений, и даже слова, произносимые мной в различные отрезки судьбы, и те слишком похожи друг на друга. Я редко изменяюсь… Но если уж решила что-то изменить — тогда держись! Ри живет в бардаке, но не помешало бы отправить ее в монастырь! Помимо бесплатника, Димочка дал еще один концерт в ночном клубе — договорился Вал. Евг. Не ехать же нам пустыми в Москву. Димочка не хотел, но согласился.
Я часто думаю: почему люди (особенно маленькие незрелые глупышки) бьются насмерть и платят такие деньги за билеты, чтобы хоть один раз увидеть это вздорное и противное существо со скверным характером, которое может действовать на нервы похуже плохой погоды или зубной боли? Это вредное, ревнивое, склочное, депрессивное существо, которое валяется на кровати в ботинках (в кровати, где предстоит еще спать мне), курит и пьет либо водку (в период депрессии), либо коньяк. Впрочем, я сразу же ловлю себя на мысли, что таким его вижу одна я. Для всех остальных это незабываемый соловей из райских садов. Яркий праздник для их беспросветных серых будней.
Представь себе гостиничный номер, по которому в бешеном всплеске эмоций прохаживается Димка. Дима ходит по комнате, как тигр в клетке, и курит, курит…. На столе вместо водки или коньяка — огромная коробка шоколадных конфет. Это что-то новенькое в репертуаре!
— Откуда конфеты? Кто их принес?
— Никто. Сам в буфете купил.
— Сам?
— Или Вал. Евг. Какая разница?
— Не знаю. Никакой, наверное. Что опять случилось?
— Ничего, я… Знаешь, я немного заснул и мне приснился плохой сон.
Это еще один и довольно существенный Димочкин недостаток. Дело в том, что Димочка видит сны. И было бы ничего, если б только видел! Вся беда в том, что он к ним тщательно прислушивается! Иногда доходит до абсурда. Однажды Димочке приснилось, что его забросали гнилыми помидорами. Он проснулся в панике и отменил концерт. Изредка его сны сбываются. Очень редко, но достаточно для того, чтобы удержать его самомнение на должном уровне. Поэтому Димочка всегда любит рассказывать о своих снах тем, кто готов его слушать.
— Какой же ты видел сон?
Димочка становится серьезным, подходит к окну, и я чувствую, что все стихи о луне и шутки закончились, что сейчас начинается просто жизнь, такая, как она есть на самом деле.
— Будет беда. С нами произойдет беда. Я это чувствую. И ты от меня уйдешь.
Я встаю и медленно подхожу к окну. На фоне освещенного окна теперь чернеют две сгорбленные спины. Двух людей, которые одиноки. Я смотрела на профиль Димы. Профиль человека, стоявшего перед миром, с обнаженной тонкой душой нараспашку, с душой, похожей на драгоценный камень, который разбивается о толпу, не способную ничего понять… Человека под непосильным грузом тяжести славы мирской и внутренней творческой боли… Он стоял у окна, а внизу был чужой город. Люди, машины, разноцветные яркие огни реклам, бездонное жерло, спешащее поглотить его целиком и переварить до косточки к утру. На его висках вились золотистые волоски, а чудные серые глаза (мои самые любимые глаза) смотрели прямо перед собой. И я поняла, что сейчас он — просто обычный мужчина, странник, не нашедший домашнего очага, одинокий и усталый перед слепым, побитым жизнью окном. Я обняла его, прижалась щекой к спине:
— Какая беда? Глупости! С нами ничего не случится! И я никогда от тебя не уйду.
Он не обернулся и ничего не сказал. Мучительными болезненными тисками сжалось сердце и я почти закричала:
— Почему ты молчишь? Говори! Какая беда? Ты боишься, что в Москве тебя арестуют? Расскажи мне все, чтобы прогнать беду! Я ведь люблю тебя! Скажи хоть что — то! Не молчи!
Но он продолжал молчать. Он был беззащитен наедине с собой. Совершенно неожиданно вздрогнул, тихо сказал:
— Тебе ведь плохо со мной? Ты всего лишь женщина, правда, лучшая из них, но я не смог дать тебе ничего. Ни дома, ни семьи, ни уверенности в завтрашнем дне… Знаешь, я очень устал. Устал от ненависти, всей этой злобности, интриг… Я в водовороте, и сил слишком мало, чтобы с ним бороться. И я вижу, что причиняю боль не только себе, но и тебе. Тебе очень плохо, но ты еще не можешь это понять.
— Я уже взрослая девочка, Дима. Я все понимаю. И мне совсем не плохо.
— А твои письма к брату?
Я потеряла дар речи и замерла, не в силах ничего ответить. Первым в голову пришло то, что он рылся в моем компьютере. Но для Димы компьютерный мир всегда был слишком сложным. Он улыбнулся:
— Вот видишь. Я увидел это во сне. Ты сидела за своим ноутбуком и писала. Ты жаловалась на меня, на свою жизнь… А потом ты поднялась, надела плащ и ушла. И во сне меня пронзила такая боль… Какая-то странная боль… В области сердца…
— Дима, милый! Я пишу брату только то, что люблю тебя больше жизни. Ты ведь прекрасно знаешь, что я люблю тебя, не променяю ни на кого и никуда не уйду!
Но глаза его были безжизненны и сухи. После моих слов в них даже не затеплилась надежда.
— Я все равно чувствую беду. Возможно, мне придется уйти со сцены. Но это даже хорошо, потому, что тогда закончатся все бесконечные гастроли, разъезды, переезды и склоки.
Он обнял меня, а я подумала, что в моем сердце вечно идут дожди и чувства стекают по стенкам сосудов невыплаканными слезами. На душе стало тепло и грустно, как бывает от запаха свежевыпеченного хлеба. И я знала, что эти удивительные минуты полного единения наших двух сущностей, натур, сердец, наших «я», наших душ никогда уже нельзя будет повторить. И оттого в сердце моем шел проливной дождь и было больно, как бывает больно, наверное, стекающим по стеклу и навсегда исчезающим дождевым каплям…
Наверное, со стороны моя жизнь — очень смешная история. Но только ты бы не смеялся, если б мог представить себе хоть на миллионную частичку те ужасы тоски и отчаяния, которые я переживаю каждую ночь, прижавшись лицом к заплаканной жесткой подушке. Я убиваюсь между двух тисков: боязнью его потерять и желанием раз и навсегда прервать эту ненормальную жизнь. Ночью, сквозь темноту, я вижу его лицо, вижу его руки и плечи, вьющиеся светлые волосы, твердо очерченный рот. Так нельзя жить! Но я так живу. Сейчас, когда я пишу тебе это письмо (я пишу его ночью, в холодной пустой комнате, абсолютно одна) перед моими глазами ясные очертания железнодорожного вагона. Это сомнения, мысли — слабый скрип тормозов и начинает двигаться состав. Он все больше и больше набирает скорость — и вот наконец мчится как ветер к далекой платформе неясного будущего. Этот разбитый вагон — моя жизнь. Поезд — гостиница, самолет — гостиница, автобус — и гостиница вновь. А между всем этим мы двое — он и я. Живые, настоящие, требующие своей доли тепла и счастья. Как и все остальные люди, мечтающие протянуть руки к яркому свету солнца. Для многих существуют поддельные светила. Я имею в виду не планеты, живых людей. Он — одно из таких светил. Это не значит, что они не настоящие, нет. Их свет может обогреть толпы. Но они люди, прежде всего люди, хорошие или плохие, с собственным проблемами и недостатками. И такие светила раньше всех и более жадно тянутся к лучам настоящего солнца. Может, потому, что освещая другим путь сами живут в тени.
В город бесплатника мы приехали на поезде, в двухместном мягком купе. Ночью я лежала, представляя, как душа отделяется от тела и видит все со стороны. Мне казалось, что я действительно все вижу со стороны. Вот я — лежу, вытянувшись на спине, на полке слева от входа. В соседнем купе в одиночестве едет Вал. Евг. Он лежит на спине, натянув одеяло до подбородка. остальные музыканты и обслуживающий гастрольный персонал едут в более дешевом вагоне. Напротив меня — Дима. Он лежит на боку, обнимая руками подушку, и не спит, несмотря на закрытые глаза. Я слишком хорошо знаю его дыхание во сне и наяву, чтобы не ошибиться — эти тревожные вздохи не означают сна.
Когда он засыпает, дыхание его становится тихим, медленным, ровным, почти затухающим. Мой Димочка спит как ребенок. Интересно, о чем он думает? Увы, единственная вещь, которую нельзя узнать даже предположительно — мысли другого человека. Мысли Димочки — темное царство. Мне ни за что не проникнуть в них. Поэтому я перевожу взгляд с Димочки на потолок, с потолка на дверь, с двери на потолок, опять на Димочку, потом — на свое тело и вновь по кругу. Колеса поезда стучат в такт какой-то мелодии. Она мне очень знакома. Это же одна из первых Димочкиных песен! Одна из тех, которую он никогда не поет! Ну конечно же, как я могла забыть… Лет двенадцать назад, когда я еще не была знакома с Димой и не жила в Москве, я танцевала на вечеринке у нас в поселке под эту песню никому не известного музыканта со своей первой любовью… Не помню только, как его зовут. Я была тогда очень счастлива. А счастлива ли я теперь? Я спускаюсь на землю, возвращаю душу обратно в тело, чтобы прижаться спиной к стенке купе и почувствовать прохладу дерева и кожаного валика. В купе то загораются, то исчезают яркие огни. Это лампы дорожных столбов, мимо которых мы проезжаем.
Мы приближаемся к станции. Остановка. Я вспоминаю, как в детстве вскакивала и выглядывала в окно. Точно так же я поступаю и сейчас — приподнимаюсь, отодвигаю занавеску и смотрю на небольшой беленый заборчик возле перрона. Громкий голос объявляет: «Скорый поезд № 27 Москва — В. прибыл к первому пути. Нумерация вагонов с головы поезда». Обернувшись, ловлю пристальный взгляд Димочки. Он улыбается мне и вновь закрывает глаза. Я опускаюсь на подушку и вспоминаю, что давно уже не в детстве. Славик, я понимаю, почему атмосфера вокруг нас с каждым днем становится все трагичней.
На самом деле Дима — очень самобытная личность, и никакой продюсер ему не нужен. Дима самодостаточен, и это видно в каждом его поступке, в каждом слове. Ему не нужен «человек с палкой» над головой, который постоянно указывает, что петь, а что не петь, какой клип и как снимать, что одевать, о чем говорить, куда идти, с кем встречаться и даже (извини за грубость) с кем трахаться. И все эти указки только ради одного: чтобы Димочкин продюсер заработал как можно больше денег. На самом деле все шло к этому конфликту. Предпосылки для его развития были давно. Конечно, я не предполагала смерти продюсера, но… Но беда всегда была рядом с нами.
Я постоянно задаю себе вопрос (особенно по ночам, в поезде, в густой сплошной темноте): неужели это я? Что со мной, где я, почему? Бог, неужели это и есть твои неисповедимые пути? Маленькая девочка с двумя косичками без бантиков (всегда ненавидела рюшики и бантики), что с тобою случилось… Поезд медленно трогается с места, отъезжая от очередного вокзала.
Славик, отчего мы всегда так тяжело расстаемся со своим детством? Не потому ли, что страшимся тех жизненных перемен, которые возвестят — отныне ты сам, и только сам будешь отвечать за свою жизнь. Детство — золотая пора, в которой не нужно расплачиваться за невольно совершенную ошибку. Расплачиваться своей жизнью, кровью, душой… По истечении многих лет, когда уходит от нас навсегда наивный и немного смешной детский образ, мы помним лишь какие-то мелочи: лопоухого дворового щенка, первую любовь во втором классе… Но однажды — толчок, вспышка, и ты понимаешь, что стал взрослым. Это — все. Теперь ничего не произойдет «вдруг». Ни Димочкин рассеянный взгляд. Ни железнодорожные фонари, ярким пламенем нарушающие мрак в купе. Многое слишком больно и обнажено. Не потому ли, что мы мечтаем избавиться от этой обнаженной боли хоть на краю, хоть на клочке устойчивой земли, с такой любовью и нежной печалью храним мы старые запыленные детские игрушки в далеком шкафу, нередко боясь просто прикоснуться к ним… Потому, что в этих смешных кусочках раскрашенной резины или рванного плюша хранится отголосок настоящего прошлого, теплая пронзительная нежность тех золотых проблем, в которых самой страшной и неразрешимой жизненной проблемой могла быть двойка по математике…
Только не смейся надо мной, но по всем этим городам я таскаю с собой в сумке старого, смешного, вытертого и бесконечно любимого плюшевого зайца с оторванным ухом (помнишь, того, зеленого, которому Нинка случайно оторвала ухо в день твоего рождения). Он лежит среди кошельков, визиток, кредиток, косметичек, бутылочек с лаком для ногтей, помад, румян, тюбиков с кремом, духов смешным теплым комочком… И очень часто, когда рядом со мной никого нет, я беру его в руки и целую в старенькую мятую мордочку. От этого становится легче и светлей, и свет расплывается в моих глазах горячими радужными кругами. Об этом не знает никто. Зайчишка — сокровенная часть моей души, в которую я никому не позволяю заглядывать. А в последние, сгустившиеся черными тучами дни, и мой единственный друг. Ну, все. Я столько написала, что начала болеть рука. Читай мою трогательную душещипательную повесть на ночь! Скорее уснешь. Счастья тебе и удачи. Целую, люблю, скучаю за всеми, твоя беспутная Ри.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 25 сентября 2010.
Итак, мило распрощавшись с Вал. Евгом, я отправилась в тот самый ночной клуб, где мне удалось выяснить о существовании подруги Сваранжи.
— Адрес Клео?! Ты че, подруга, совсем поехала мозгой?! — мой приятель — бармен недоверчиво вытаращился, глядя куда-то за моей спиной. Его обычно плоское и равнодушное лицо выражало неприкрытое изумление. Я вздохнула. В приближении к моей цели появлялись сложности. Но я была настроена решительно и не сомневалась, что сумею их преодолеть. Поэтому я устроилась поудобнее на вертящейся табуретке и уперлась обеими руками о стойку бара.
— Никуда я не поехала! Пока. Но мне нужен адрес этой девушки, Клеопатры. Маша, кажется, ее зовут. Пойми меня правильно. Мне нужен адрес Маши!
— Записалась в сыщики, Ри? Честно скажу — Шерлок Холм из тебя никакой! И по возрасту ты еще не тянешь на мисс Марпл…
— Очень может быть. Мне нужен адрес Клеопатры. Ты сумеешь мне помочь?
— Нет.
— Почему?
— Ри, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я очень тебя люблю, но моей любви недостаточно для того, чтобы из-за тебя я потерял место. Я заплатил за свое место три штуки зеленых и держусь за него обеими руками. Второй раз платить за работу я уже не смогу. Таких денег у меня больше нет. Я слишком много трачу.
— Так, понятно. Ты хочешь, чтобы я тебе заплатила? Три тысячи долларов? За один адрес?
— Не говори глупости! Я у тебя не возьму и монетку в 5 центов! Я просто пытаюсь объяснить, что меня уволят, если узнают, что я раздаю адреса девушек, которые здесь работают. Особенно человеку, связанному с убийством. Ты ведь знаешь, что это за клуб, какие тут люди. Здесь очень серьезные люди, они не привыкли шутить. Рисковать я не могу. Увольнение — это самое лучшее. Может быть и похуже… Извини, но это мое последнее слово. Нет, нет и еще раз нет.
В голосе моей приятеля появились металлические нотки и я поняла, что в этот раз он не шутит. Я не сумею его уговорить. Что ж, мы пойдем другим путем. Я сделала большой глоток коктейля и сказала себе, что рано отчаиваться.
— Ладно. Допустим, ты не можешь дать мне ее адрес. Но ведь я могу прийти сюда, в клуб, дождаться, пока закончится ее выступление и…
— Не тешь себя иллюзиями! Здесь с тобой никто не будет говорить! Здесь, в этом клубе. Ри, оглянись вокруг, ты что, не понимаешь? Люди, которые держат клуб и собираются в нем, такие, что при их приближении все леденеет и немеет на десятки километров! Маша будет вести себя так, как будто ей отрезали язык. А поведи она себя иначе, ей действительно кое-что отрежут… Не только язык… Например, голову.
— Тьфу, придурок! Ладно, страха на меня ты уже нагнал. Но ты можешь хотя бы рассказать о ней? Какая она, эта Маша?
— Рассказать могу. Что тебя интересует?
— Почему ею так увлекся Сергей?
— Не знаю. Могу только предположить. Понимаешь, она простая добрая баба, и выступать ей осталось считанные дни. Ей 34 года и она начала полнеть. Постепенно она превратиться в добродушную толстушку, и с ночными клубами будет покончено. Она бы и не выступала здесь, если б не питон. Это придает некоторую пикантность ее номеру. Знаешь, Маша (или Клео, как мы ее иногда называем), добрая, немножко подвеянная, без всяких там претензий и комплексов. Простая такая баба, без налета интеллигентности — понимаешь, что я имею в виду? Такая будет ковыряться в носу и рыгать за едой, утверждать, что не читала книги Чайковского потому, что он скучно пишет, оденет белый лифик под черное платье, станет есть рыбу руками и вывесит трусы на окне на самом видном месте для всех, но при этом она не наплюет в душу (потому, что она не знает, что такое душа), не размажет по асфальту с той утонченной зверской жестокостью, которая свойственна более рафинированным, интеллигентным женщинам. С такой, как она, можно не притворяться, не соблюдать манер, быть таким, какой ты есть. Если тебе хочется плакать, она напечет пироги и поплачет вместе с тобой. Кстати, Машка всех тут кормила своими пирогами! Она потрясающе печет. Приносила целые корзины и кормила всех, представляешь? Пироги с картошкой, капустой, повидлом, абрикосами, клубникой… Жуткой вкусно! Но это немного шокировало — домашние пироги и ночной клуб. Вообщем, она простая и добрая. Я думаю, что именно это привлекало Сергея. И еще, между нами говоря, Сергей сам был порядочным хамом. Он никогда не отличался ни вкусом, ни манерами. Наверное, ему было с ней просто и легко, он стосковался по такому теплу. Кроме того, она ничего от него не требовала, никаких денег. Это была закрытая маленькая и домашняя иллюзия, о которой мало кто знал. Если б Сергея не убили, он бы на ней женился. Все к этому шло.
— Она тяжело пережила его смерть?
— Очень. Разом расплылась, обрюзгла… Превратилась в старое и жалкое, побитое жизнью существо. Думаю, через пару месяцев ее здесь уже не будет. Я слышал разговоры, что ее хотят заменить. Если честно, мне немного ее жаль.
— Но не настолько, чтобы ты дал мне ее адрес.
— Адрес я тебе не дам, но кое-что для тебя сделаю. Взгляни — ка туда!
Я глянула в указанном направлении. В зале ресторана, который немного просматривался из бара, за столиком возле стены сидел кое-кто, кого я хорошо знала. Он сидел довольно уныло, склонившись над бокалом пива и тарелкой, на которой вместе с поджаренной картошкой лежал огромный сочный бифштекс. Все это было нетронутым. Выглядел мой знакомый хуже некуда. Несмотря на дорогой шик его одежды, золотые часы и набитый бумажник, я знала, что к концу дня он будет истерически бегать по самым грязным притонам, выискивая только одно — Доминика. Мой знакомый был опустившимся наркоманом, давно сидевшим на игле, которого поддерживала лишь воля родителей, вложивших огромные деньги в его карьеру. Мой знакомый был знаменитостью — тот самый Алекс Назаров, который на сегодняшний день в эстрадном мире занимал планку гораздо выше, чем мой Дима. Алекс Назаров был более популярен и раскручен, и в эти дни именно он, а не Дима, был на гребне волны.
— Алекс? При чем тут он? — я удивленно уставилась на приятеля. Склонившись ко мне совсем низко (со стороны нас, наверное, можно было принять за влюбленную парочку), он прошептал:
— Дело в том, что Алекс Назаров всю последнюю неделю изо всех сил увивается за нашей Клео. Кажется, он в нее влюбился. Все время сюда ходит и лезет к ней в гримерку.
— Ты что, с ума сошел?! Алексу 23 года! И у него роман с этой моделькой…. На Тверской ее морда с сигаретами на всех рекламных щитах…. Как же ее имя, черт… Жанна или Виола… Не помню! Блондинка с наглым ртом…
— Возможно, он встречается и с моделькой. Но в последнее время он упадает за нашей старушкой Клеопатрой. Спроси здесь кого угодно! Это наш последний анекдот. От наркотиков у него совсем крыша поехала.
— И ты считаешь, что он знает ее адрес?
— Она рассказывала девчонкам, что он даже поджидал ее возле дома. Если ты сумеешь к нему подкатиться, считай, что я смог тебе помочь.
Вздохнув, я допила свой «дайкири» и уверенно пошла в ресторан.
— Привет, Алекс!
Вблизи он выглядел совсем плохо. Синие вены вздулись на лбу, под глазами пролегли черно — фиолетовые круги, губы рассохлись и потрескались, а кожа была белой и мертвой, как застывший снег. Его лицо было похоже на ужасную маску какого-то дикого, полубезумного туземного идола. Смазливый молодой мальчик, сейчас он не выглядел ни молодым, ни красивым. Я удивилась: почему его родители, вбухивая такие суммы в раскрутку на поп — олимпе, не подумают его лечить. Стоило бы это дешевле. По сравнению с долларовым дождем за эфиры, клипы и хит — парады счет из наркотической клиники будет выглядеть как чаевые официанту в придорожном кафе. Впрочем, мне наплевать на жизнь Алекса Назарова. Пусть им интересуются другие, если хотят.
— А, Ри, привет… — его голос был бесчувственно — мертвым, как и лицо. Ни удивления, ни вопроса (зачем я здесь), ничего.
Я решительно подсела к его столику. Еда перед ним действительно была не тронутой. Мы обменялись парой общих, ничего не значащих фраз. Все это время глаза его неподвижно смотрели в одну точку. Мертвые черные озера со стоячей водой. О Димочке мы не говорили, игнорируя его так, как будто мистера Димы вообще не существует в природе. Для артистов это абсолютно нормальный процесс. После каждой «невинной фразы» Алекс хватал из кармана куртки роскошный суперсовременный мобильник и лихорадочно нажимал кнопку повтора номера. Чей-то телефон не отвечал. До меня доносились длинные гудки. С каждым длинным гудком лицо Алекса становилось все темнее, а под глазами все яснее и четче проступали черные круги. Так повторялось, наверное, раза три. Было видно, что невозможность дозвониться причиняет ему просто крестную муку! Я бы сказала, что и физическую боль тоже. Это было настолько отчетливо, что меня осенило. Бывают такие моменты, когда вдохновение приходит откуда-то свыше. Тем более, что оно подпитывается отчаянием.
— А ты зря стараешься, Алекс, — сказала я после очередной его плачевной попытки, — Доминик в отъезде.
Брякни я, что на Красной площади высадились марсиане, это произвело бы гораздо меньший эффект! Алекс дернулся и заметно ожил:
— Ну да… Ты наверняка знаешь… Что, Димка опять на игле?
— Не так, как ты!
— Конечно. Ты всегда умела кусаться. Но Доминик не мог уехать из Москвы.
— Если бы у тебя в голове осталась хоть капля мозгов, ты бы понял, что «отъезд» означает важную деловую встречу, когда Доминик просто не собирается отвечать на телефонные звонки!
— С кем у него встреча? С твоим ублюдком?
— Нет. Думаю, с другим человеком. Какая тебе разница? Главное, что ты не сможешь ему позвонить!
— Так, понятно, — ни с того ни с сего Алекс грохнул вдруг кулаком по столу, да так, что на шум обернулись и официанты, и все остальные немногочисленные посетители ресторана, — Ты пришла сюда за тем же, что и я, так? Ты еще одна дура? Или кто — твой Фалеев? Или кто-то из вашей группы, кого ты так сильно хочешь вытащить? Или спасти? Только ты не спасешь! Плюнь на это! Выбрось в помойку! Это же конец, настоящий конец! Разве ты ничего не поняла?
Я молчала, нутром чувствуя, что это единственно верное поведение в данный момент. Не имея ни малейшего представления о том, какая информация содержалась в истерических словах Алекса, я надеялась, что, разговорившись, он договорит до конца… Его слова настолько опережали мои самые смелые ожидания, что я немного опешила. Ведь если в его словах содержится хоть что-то для меня ценное, это огромнейший плюс на весь этот проклятый день!
— Не надейся, эта сука не будет говорить. Ты понимаешь, о чем я? Не надейся! Я не даром езжу сюда уже неделю. Я совсем выбился из сил. Она держит меня в своих грязных лапах гораздо крепче, чем тебя! Ведь ты появилась здесь впервые! Да я готов перерезать ей горло, если это единственный способ хотя бы чего-то добиться! Я на пределе… Окончательно схожу с ума…
— Успокойся! — я похлопала его по руке, если уж мы с тобой поехали в похожую ситуацию, может, попытаемся выпутаться из нее вместе?
— Чем похожую?
— Ну, тебе видней…
— Все понятно. Твой Фалеев был на ножах со Сваранжи. Немудрено, что кто-то из вас попал в этот капкан. Но ведь я — совсем другое дело! Я встречался со Сваранжи всего несколько раз! И, как видишь, этого хватило, чтобы мерзавец цапнул меня за горло. Я даже не представляю, кто ему рассказал…
— Но ведь Сергей мертв.
— Именно поэтому ситуация стала такой безысходной. Если б он был жив, я бы как-то откупился деньгами… А теперь… Ты знаешь, что хочет эта сука? Знаешь, зачем она выматывает из меня душу? Она требует, чтобы я нашел ей убийцу Сергея Сваранжи! Нанял детектива на свои большие деньги, подкупил ментов, выудил информацию у пьяных бригадных… Короче, любым способом доставил ей ублюдка, который грохнул Сваранжи, на блюдечке! Тогда она отдаст то, что хранит! И убийца будет ее платой за молчание! Ты можешь себе это представить? Можно ли придумать что-то более ненормальное?
Я удивилась настолько, что ляпнула…
— Ты говоришь об этой женщине, Клеопатре — Марии?
— О ком же еще? Гад Сваранжи все отдал ей!
— Но почему ей?
— Они работали на пару — во — первых. А во — вторых потому, что этот придурок в нее влюбился! Они даже пожениться собирались — настолько тайно, что об их отношениях никто даже понятия не имел.
— Как это странно… Но если у тебя были дела с Сергеем…
— Эта жирная сука была его запасным кошельком, в котором хранились все дорогостоящие секреты. Несколько лет назад я под кайфом совершил ошибку. Одну трагическую ошибку… Погиб человек… Случайно погиб… А хозяин квартиры… Вообщем, это не важно… Я говорю это только потому, что ты в такой же ситуации, иначе ты бы просто не явилась в этот грязный кабак. Ты могла прийти только по одной причине: чтобы разыскать Клео и перекупить что-то из того, что дал ей Сваранжи. Тогда, несколько лет назад, я заплатил целое состояние за то, чтобы хозяин той квартиры молчал. Думал, что на этом все закончено, успокоился… Но все, что я пытался похоронить в прошлом, каким-то образом попало к Сваранжи. Думаю, он перекупил это специально, чтобы держать меня в руках. Мы встретились один раз. Он сказал, что будет думать, чего ему от меня надо… Потом его убили и оказалось, что его девка в курсе событий. Ты можешь себе это представить?! Я уже неделю пытаюсь договориться с этой дрянью! Ползаю за ней по пятам. Все думают, что я в нее влюбился, а я готов ей глотку перерезать! Время идет…. Сил нет… терпения нет… Невозможно находиться в таком подвешенном состоянии… я…
— Успокойся! Скажи, а информация действительно такая страшная? Что будет, если она действительно пустит в ход?
— Окончание моей карьеры. Конец всему. И тюрьма. Надолго. Никаких денег не хватит откупиться. Это так страшно, что я не выдержу. Я повешусь.
— Можно что-то сделать?
— Я тебе все уже сказал! Где я найду ей убийцу Сваранжи! Почему я должен его находить?
— А может, она считает, что ты его убил?
— Может, и считает… У меня был повод.
— Послушай, у меня есть идея. Давай подъедем к ней прямо сейчас, я поговорю с ней, кое-что предложу… И, возможно, это поможет нам обоим.
— Ты уверенна, что поможет?
— Нет, но надо попробовать!
— Ты знаешь, кто убил Сваранжи?
— Нет. Если бы я знала! У меня есть кое-что, способное ее заинтересовать. Мы должны попытаться! Ты знаешь ее адрес?
— Знаю.
— Тогда мы можем поехать туда прямо сейчас! Ты на машине?
— Да.
— Прекрасно! Поехали.
Алекс бросил на столе деньги за нетронутую еду и почти под ручку, как близкие друзья, мы вышли из ресторана.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 26 сентября 2010.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЯ 25 СЕНТЯБРЯ.
Алекс вел машину рывками и на такой скорости, что я молилась всем существующим в мире богам.
— Она живет вместе с подругой. Снимает квартиру на Дмитровском шоссе. Паршивенькая квартира из двух комнат в новостройке. Из связи с таким крутым, как Сваранжи, могла бы выудить что-то поприличней. В последнюю неделю я узнал о ней все. Я дневал и ночевал перед ее квартирой. Узнал, что представляет из себя ее подруга. Это гром — баба лет сорока, толстая такая бабища с огромными кулаками и красной мордой. Поперек себя шире, а голос, как у полковой трубы! Я хорошо знаком с ее кулаками потому, что однажды она меня выгнала. Вообще от своей подруги, этой Машки, она не отходит ни на шаг. Подруга по имени Алла — бывшая циркачка. Вместе с Машей училась в цирковом училище. Она была гимнасткой и выступала и цирке лет до тридцати. Потом получила какую-то серьезную травму — кажется, сломала бедро, и была вынуждена уйти из цирка. У нее была цирковая семья — муж тоже циркач. Когда она перестала ездить, семья распалась. Получив развод, она нашла Машку и осталась в Москве. Разжирела и устроилась работать в буфете цирка на Цветном бульваре. А по ночам она работает в туалете одного ночного клуба — сидит на входе, продает всякую мелочь (презервативы, косметику), следит за чистотой. Вот, собственно, и все. В цирке она работает по сменам (чередуется со своей сменщицей), а в туалете клуба — только четверг, пятницу, субботу и воскресенье. У нее хватает времени торчать в квартире и во все совать свой нос. Имея богатых поклонников, Машка подбрасывает ей деньги. А та делает покупки, следит за квартирой и не оставляет Машку одну в комнате, даже если к ней кто-то пришел. Наверное, у них такой уговор. Она что-то вроде Машкиного телохранителя. Чуть что — нажимает на горло и лезет в драку с любым мужиком. Если ты хочешь поговорить с Машкой наедине (а у тебя действительно есть необходимость разговора наедине, как я понял), у тебя остается только один выход: дождаться, когда Алла уйдет на работу. Сегодня четверг. Значит, она работает в ночном клубе. Клеопатра же сегодня не выступает — я узнавал. Алла выходит из дома в 9 вечера и на метро едет в центр — туда, где находится ночной клуб. Вернется она часа в четыре — пять ночи, ее привозит дежурный таксист. То есть тебе следует подождать до девяти вечера и проследить, когда она выйдет из подъезда. И только тогда подниматься наверх. Ты эту Аллу ни с кем не спутаешь: жирная бабища с крашенными ярко — рыжими волосами (чисто как клоун), которые торчат во все стороны. На лице — тонна косметики. Как выйдет такая из подъезда — можно смело идти в квартиру.
— Ты уверен, что Маша дома?
— Дома. Я звонил ей до того, как ты подошла к моему столику. И потом, за это время я хорошо изучил ее привычки. После смерти Сваранжи она, кроме работы, никуда не выходит. Даже в магазин за продуктами. Продукты покупает ее подруга. Вообщем, Машка на месте. Я уверен.
Телефон зазвонил, когда мы отъехали достаточно далеко от центра. Отвечая на звонок, Алекс расцвел. Резким рывком остановил машину:
— Извини, мне нужно срочно уехать. Я не могу терять времени! Мне позвонили… Понимаешь, мне очень плохо, я… уж как-нибудь постарайся доехать сама!
— Ну ты даешь! Что же это такое?
— Извини! Так получилось. Мне плохо, я должен ехать…
— Что, Доминик освободился?
— Да. Я должен ехать. Я не могу… пожалуйста….
— Ладно. Высади меня хотя бы возле метро. Чтобы я доехала, если не остановлю машину.
— Я тебе завтра позвоню. Хорошо?
Когда я вышла, Алекс развернулся и помчался на такой скорости, что если б на дороге находился хоть один гаишник, то Алексу не хватило бы денег на его новый клип. Как я и думала, я даром проторчала на перекрестке, потеряла минут тридцать и дождалась темноты. Машины не хотели ехать в далекое Алтуфьево! Плюнув со злости на все, я поплелась к метро. Когда я все-таки доехала на Дмитровское шоссе, было без двадцати десять. Я вынырнула из освещенного метро в темноту.
Дом, в котором обитала нужная мне Клеопатра, представлял из себя современную двадцатичетырехэтажную башню, и я нашла его без труда. Приблизившись к парадной, я вспоминала слова Алекса: «Первая парадная справа, когда ты только подойдешь к дому. Там был кодовый замок, но потом его кто-то сломал. Так что парадная открыта, можешь идти смело. Седьмой этаж, квартира 78. Выйдешь из лифта, дверь прямо». Я остановилась возле подъезда в ярко освещенном квадрате и посмотрела на часы. 21. 45. Разумеется, подруга давно уехала и мне нет смысла ждать. Собираясь с духом, я огляделась. Дом возле шоссе. Небольшой широкий пустырь с остовом детской площадки. За ним — масса домов. На пустыре никого нет. На двух лавочках возле подъезда тоже никого нет. За лавочками — что-то типа самодельной автостоянки, на которой несколько машин. Все ярко освещено. Внезапно фары одной из машин вспыхнули и погасли, и, резко сорвавшись, машина тронулась с места, взяв просто ненормальную скорость! Шума было столько, что я не могла не обратить внимания. А, разглядев, застыла на месте, как вкопанная. Это был красный спортивный автомобиль Алекса Назарова. Тот самый шикарный автомобиль, в котором я ехала сорок пять минут назад!
Лестничная площадка на седьмом этаже была ярко освещена. Свет горел в бронированном тамбуре слева. Дверь квартиры 78 выглядела обыкновенно. Я нажала кнопку звонка. В глубине раздалась громкая трель. Никакого ответа. Подождав, я снова нажала звонок. Второй ответ — тишина. Удивленная, я оперлась плечом о дверь, и… скрипнув, дверь поддалась вперед. Квартира была открыта. Похолодев, я ступила в освещенную прихожую… Я оказалась в небольшом коридорчике. Прямо передо мной была закрытая стеклянная дверь (очевидно, в комнату), за которой было темно. Слева — двери в ванную и туалет, и ярко освещенная кухня. Заглянув в кухню, я обнаружила, что там ярко горит свет, на столе, на деревянной дощечке, разложены котлеты, рядом — приготовленная сковородка. Все это были признаки явного присутствия людей. Дверь в комнату справа была открыта и в комнате тоже горел свет. Я почувствовала, что все внутри меня леденеет, превращаясь в липкие застывшие комки ужаса. Мерзкого тошнотворного ужаса, обхватывающего, как щупальцами, мое горло. Я толкнула дверь дрожащей рукой и переступила через порог.
Она лежала на полу, пытаясь уцепиться за стену, а в глазах застыл такой ужас, от которого мне захотелось выть по — звериному. Все замелькало пятнами — полная женщина в нелепом халатике с зелеными цветами, неестественно черные волосы, белое лицо…
— Помо… хр… х… — захрипев, она протянула ко мне вторую руку… Из ее горла вырвались хрипящие звуки с громким чудовищным свистом.
— По… ги… тех. хр. хр… х…
Она пыталась позвать на помощь. В ее горле по рукоятку торчал нож. Взмахнув рукой, она указала на нож. Ее страшные глаза смотрели на меня с мольбой. Она ползла ко мне, хватаясь рукой за стену. Еще живая… Внезапно глаза женщины почти вывалились из орбит… Из горла вырвался свистящий звук… На пол, на мои ноги хлынул поток черной крови, заливая халат, пол, стены, все вокруг… Это был простой кухонный нож с деревянной рукояткой. Дернувшись всем телом, женщина упала на спину. Из огромной раны (я и не представляла, что рана настолько огромна, ее горло было перерезано, а нож торчал посередине) хлынул поток черной крови… Ее глаза остекленели… Женщина была мертва.
Вцепившись зубами в ладонь, чтобы не заорать, я метнулась из квартиры… Все мое тело сотрясали судороги. Я неслась по лестнице, забыв, что есть лифт. Вырвавшись на воздух, я почему-то побежала через пустырь. Зацепившись за что-то ногой, упала. Меня отчаянно рвало, выворачивая наизнанку, в прелую траву, в мягкую черную землю… Наконец я упала и так осталась лежать. Я не знаю, сколько времени провела так. Поднявшись, я побрела через пустырь к шоссе, пытаясь вытереть носовым платком лицо, чтобы на нем не осталось следов земли. К счастью, меня согласились везти в первой же машине…
Мне повезло. Димки не было дома. Очевидно, он был или в студии, или в каком-то клубе. Я пошла в ванную, сбрасывая на ходу грязную перепачканную одежду. Мне хотелось вымыться… Смыть с себя весь этот ужас… Включив кран с горячей водой, я вернулась в гостиную, налила полный стакан Димкиного коньяка и выпила залпом. От кашля из глаз полились слезы. Они все текли и текли, а я даже не пыталась стереть их рукой. Мертвый застывший взгляд… расширенные зрачки… глаза, вываливающиеся из орбит от страха и боли… Безнадежная мольба о помощи… Сырые котлеты на кухне… Она собиралась жарить котлеты… Нелепый короткий халатик с зелеными цветами… Свет в комнате… Дверь, поддавшаяся под рукой… Горячая вода нестерпимо жгла тело. Как бы я хотела, чтобы она выжгла мои мысли! Как мне хотелось разбить голову о блестящий кафель ванной! Я все еще плакала и дрожала в горячей воде, когда в дверь раздался звонок.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 27 сентября 2010, 02.16
ТЕМА: Все та же.
ВЛОЖЕНИЕ: Письмо.
Славик, письмо снова получилось огромным. Увы… Так что — открывай вложенный файл!
ПИСЬМО.
Здравствуй, милый Славик! Не удивляйся, что я так много и часто тебе пишу. Я очень одинока и мне не с кем поговорить. А многое и не скажешь по телефону. Как ты живешь? Встретил ли ты уже хорошую девушку? Как дела на твоем металлургическом заводе? Или металлообрабатывающем (Извини, я не разбираюсь в таких вещах). Ты пишешь, что постепенно выползаете из кризиса. Я рада. Кстати, раз уж мы заговорили о твоей работе, пользуюсь случаем и хочу поблагодарить за инструменты, которые ты прислал. Это восторг! Они мне реально помогли, правда.
26 у Димки был крупный концерт. Через месяц ты его увидишь по телеку. Настроение у Димочки на удивление хорошее. А у меня… Знаешь, есть неуловимое чувство, ненормальный и неестественный переход от небывалого по своей величине, ужасающего несчастья до невероятного счастья, не заслуженного тобой. Или наоборот. Попробую объяснить.
Представь себе не очень большую комнату с яркой люстрой. В комнате стоит мягкий уголок — диван и два кресла, зеркало, несколько стульев, в углу — телевизор, журнальный столик, на нем — ваза с цветами и пепельница. Зеркало огромное, с подсветкой. Эта комната — гримерная артиста в одном крупном театре, где был Димкин концерт. Я сижу на диване рядом с любимым и молчу. Дима спокоен, подтянут, сдержан, но в глазах прыгают озорные чертики. Впрочем, они не мешают его деловитости. Перед нами (чуть в отдалении от дивана) стоит оператор с камерой. Дима дает интервью. Он не всегда дает интервью. Иногда он капризничает. Он никогда не отказывает только телеканалам потому, что слишком любит свою физиономию на любом экране. Почему-то он потребовал, чтобы я сидела рядом с ним. Димку нельзя ослушаться. Поэтому я покорно сажусь рядом. Через некоторое время он выйдет на сцену и маленькие чертики в глазах разовьются в огромных чертей, в яркое ослепляющее пламя. Они захватят его, закружат, завертят, и, подчиняясь яростному пожару этих искр, Дима заставит переполненный зал на несколько часов забыть обо всем, что находится за пределами концертного зала. И тогда я тихонько буду стоять за кулисами, прильнув к происходящему глазами и сердцем, и почувствую неимоверную гордость. К черту проблемы, сомнения! Человек, которому поклоняется столько людей — мой! Только мой! Я подчиняюсь его магнетизму, как и все остальные в зале, и поклоняюсь как Богу его таланту и озорным чертикам в светлых глазах. Но все это будет после концерта. А сейчас — идет интервью. И главная роль принадлежит только Диме. Ему всегда принадлежит главная роль…
Журналистка напоминает собой гриб — боровик: коренастая, с лицом гориллы, лет 40, ужасающе самоуверенная и глупая. Послушать только эти вопросы! «Когда вы уезжаете на гастроли», «нравится ли вам то, что происходит на эстраде», «расскажите о вашем новом альбоме», «есть ли у вас проекты новых песен», «собираетесь ли вы сниматься в кино», «собираетесь ли вы записываться на западе» и т. д… Вдруг я настораживаюсь:
— Это правда, что у вас роман с певицей Розалией?
— Нет, не правда.
— Но вы выступали в совместном концерте совсем недавно!
— Ну и что? С певицей Розалией меня связывают исключительно деловые отношения.
Постепенно я перестаю слушать и воспринимать вопросы журналистки и ответы Димы. Но в какое-то мгновение — резкий электрический ток проходит по всем жилам и я замираю на месте, сжав пальцы… Все просто — журналистка задает обычный вопрос:
— Скажите, вы женаты?
И я прекрасно слышу ответ Димы:
— Да, женат. Вот это — моя жена. Ловите сенсацию. Ваш телеканал первым сможет показать мою жену крупным планом!
Я в удивлении оглядываюсь, чтобы разглядеть эту счастливицу, но в комнате кроме нас четверых больше никого нет. Журналистка не может быть Димочкиной женой. Тогда кто?
— Ах, очень приятно! А как зовут вашу жену? Как вас зовут?
Это заставляет меня очнуться и спросить очень кстати:
— Кого?
Журналистка удивленно вскидывает брови:
— Но ведь это же вы жена Дмитрия Фалеева? Как же вас зовут?
— Да, жена, — я поворачиваюсь к Диме, смотрю прямо ему в глаза и повторяю, — жена. Меня зовут Марина.
Через несколько минут интервью заканчивается. Оба уходят, даже не подозревая, что на их глазах только что разыгралась жестокая семейная сцена. После которой мне остается только слизывать кровь с ран… Боль такая, что трудно дышать. Мне больно, нестерпимо больно. Лучше б он меня ударил. Но лицо Димы непроницаемо, словно ничего особенного не произошло. Время летит. До концерта остаются считанные минуты. За кулисами начинаются привычные суматоха, суетня, беготня. Какой-то провод не подключен, какой-то подключен, но не туда, что-то со светом. Дима курит, запивая дым коньяком. В коридоре появляется охрана. Слышен шум зала. За кулисами — множество посторонних людей, которые тоже бегают, пытаются что-то сказать, размахивают руками, что-то ищут, хотят поближе увидеть Диму. Идет опоздание. Я от души любуюсь привычными картинами. Но вот все готово, на сцене вспыхивает свет, раздаются первые аккорды… Димочка оборачивается, бросает мне последний перед выходом на сцену взгляд. Я ободряюще улыбаюсь в ответ, собрав в своей улыбке все самообладание и любовь (другая бы так не смогла, никто бы не смог). Димочка заученным жестом поправляет ворот рубахи и выходит на сцену. До меня доносится разъяренный рев, приветствующий его появление, и звучат звуки первой песни. Всегда одной и той же.
Я возвращаюсь в гримерную. Одна. Весь народ толпится за сценой. В коридорах больше никого нет. Я подхожу к телевизору в углу, включаю, не зная, чем заняться. Нам приходится редко смотреть телевизор. Я не сожалею об этой потере. К примеру, увидеть сегодняшнее интервью я бы не смогла… За сценой слышен концерт. Я знаю все песни Димы наизусть. У меня нет своей жизни. У меня есть только его жизнь. По телеку идет какая-то юмористическая передача, я пытаюсь ее смотреть, но ничего не выходит. Мысли сильнее. Передо мной встают фрагменты недавнего прошлого — лужи болотной вонючей грязи. Потом, еще дальше — детство, дом. И внезапно мне начинает казаться, что всего окружающего теперь нет — я сижу возле телевизора, а за стенкой спят мама с Нинкой, и ты. И моя душа полна уютом, покоем и тоской. Эта тоска о не увиденных далях, не взятых высотах, неосуществленных мечтах. Мне начинает казаться, что в моей жизни никогда ничего не будет.
Что же дальше? Разве можно так жить? Господи, неужели ради этого я появилась на свет? Чтобы сидеть в одинокой пустой квартире и кричать всему миру не услышанное горькое «нет»? Голос Димы звучит где-то поблизости. Со мною произошло то, о чем в далеком прошлом я не могла даже мечтать. И какая разница, жена я или не жена Диме! Разве это имеет такой большой — смысл? Я выключаю телевизор и бросаюсь в закулисную толпу. От счастья, что после концерта Димка снова станет моим, дрожат руки! Я добилась сама этого счастья и я не выпущу ни за что его из своих рук! После концерта Дима возвращается обратно в гримерную и плюхается на диван.
— Как мне все это надоело! — лениво говорит Дима.
— А я смотрела телевизор! Я…
— Свет был вообще хреновый! За такие деньги…
— Там показывали…
— Вал. Евг. Идиот!
— Мне показалось, что я дома…
— Как я от всего этого устал! Скорей бы гастроли! Хоть бабки будут!
— А я подумала, что не так уж страшно, если…
Я замолкаю. Он не будет меня слушать. Он вообще не слушает меня. Никогда. Что ж, пора заканчивать. Прости за печальный рассказ, но мне больше не с кем поделиться. Живи счастливо. Целую, Ри.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 27 сентября 2010, 04.56
ТЕМА: Продолжение.
ВЛОЖЕНИЕ: Письмо.
Славик, это опять я. Уже очень поздно, но… Но я не все рассказала тебе. Потом немного подумала — и решила продолжить. Бессонная ночь часто прочищает мозги — или наоборот.
ПИСЬМО.
Концерт 26 сентября прошел на «ура». Очень много цветов. Нужно будет выбросить их. Их чужой аромат душит меня, как гигантский питон. И от этого хочется плакать. После концерта я вернулась в квартиру — одна. Но несколько часов до того… Телефонный звонок раздался в гримерке, после концерта, и мы оба вздрогнули. Димочка, который лежал на диване, и я, пытавшаяся быть рядом с ним. Вздрогнули не только потому, что оба забыли, что на свете существуют мобильники. Но еще и потому, что ничего хорошего не означал этот звонок, когда за окнами — ночь, а под окнами — толпа… Димка схватил мобильник. По тому, как изменилось его лицо, я сразу поняла, кто звонил. Вначале беседа была однозначной: Димка слушал, хныкал и ничего не отвечал. Но потом его лицо стало багровым:
— Нет! Нет… Я сказал нет! Этого не будет…. А я тебе сказал… нет… послушай, я…. Да я убью тебя, гад! Я тебя убью своими собственными руками, ублюдок! Да, именно так это и надо понимать! Я тебя убью и я все сказал!
Подождав, пока Дима немного успокоится, я тихо спросила:
— Что от тебя хотел Вал Евг?
— Откуда ты знаешь, что это он?
— Я не такая дура, как кажется! Это деньги, да?
Димочка почти упал на диван, обхватив голову руками. Мистер Дима талантливый певец и актер, но бизнесмен из него нулевой. Настолько нулевой, что все, кому ни лень, его обкрадывают. Денежные дела Димы вообще больная тема. Дима работает «на гарантии» — то есть предоплате. Это означает, что он получает половину суммы вперед за каждый гонорарный концерт. Если «гарантии» нет — Димка в этот город не едет.
— Дима, о каких деньгах идет речь?
— Понимаешь, я…. Ты этого не знаешь… Вообщем, я одалживал у Сваранжи деньги. И теперь определенные люди через Вал. Евга требуют, чтобы я отдал этот долг!
— Когда ты одалживал?
— Несколько месяцев назад. До гастролей. Я думал, договорюсь с Сергеем, но кто же знал, что долг придется отдавать не ему…
— О какой сумме идет речь?
— 75 тысяч долларов.
Я вскочила с дивана и нервно заходила по комнате.
— Ты хоть понимаешь, что таких денег у нас нет? На нас еще висит долг за мою машину, за ремонт твоей, за дополнительный ремонт гаража, да куча всяких выплат помимо этого! А на счету у нас….
— Ну да, я знаю…. И эта сволочь Вал Евг знает, что денег у меня нет! И поэтому держит меня за горло! Он говорит, что готов простить этот долг, если я соглашусь на его предложение…. Обделывать всякие грязные делишки с его подачи….. Он еще при Сергее на это намекал. А теперь требует, чтобы я согласился! Иначе грозит, что меня посадят за убийство Сергея!
— Знаешь, а ты действительно идиот! Ты должен вернуть долг.
— А где взять деньги?
— Можно продать мою машину. Отдать часть, а после гастролей — остаток.
— А ты пойдешь на это ради меня?
— Что еще остается делать? Нет таких проблем, которые нельзя решить. Что-нибудь я обязательно придумаю.
Я не успела отойти в сторону, как Димка со всего размаха бухнулся передо мной на колени. Обхватил мои ноги:
— Ри… любимая моя… любимая…
Он целовал мои ноги и плакал, но я не верила в искренность этих слез. Сколько я уже видела их на своем веку, сколько еще увижу… Дима безнадежен в денежных делах. Пусть думает, что ради него я готова пойти на любые жертвы. Можно подумать, я не смогу ездить по Москве на его машине! Димка обнимал мои колени и плакал, а я думала, что с двумя вариантами оплаты пора заканчивать. Достаточно предоплаты «гарантии». Пусть все деньги переводят на наш банковский счет. В конце концов, Димка звезда, и он может себе такое позволить.
Дверь гримерки распахнулась, прервав лирическую сцену. На пороге возник Вал. Евг. Со словами, что всем пора в ресторан. Было около половины двенадцатого. А теперь читай и запоминай внимательнее, чем прежде. Я пишу эти строки в очень дорогой, роскошно убранной гостиной огромной московской квартиры. Сейчас четыре часа ночи. Я сижу за столом. Тусклый, но достаточный свет отбрасывает торшер с синим абажуром. Передо мной лежит почти пустая пачка сигарет, зажигался и пепельница, полная окурков. Я все время курю, сигарету за сигаретой, стараясь не отрываться от мерцающего экрана компьютера, на который выплескиваются мои слова вместе с горьким сигаретным дымом. Я строчу быстро, чтобы не остановиться и не задуматься. Во второй комнате нашей квартиры стоит широкая двуспальная кровать. На ней спит Дима. Он лежит на спине, широко разметав по одеялу руки, волосы его всклокочены… Дверь распахнута настежь. Свет лампы из гостиной не мешает ему — он не видит ни его, ни меня. Ничто не может ему помешать или вывести из этого состояния. Димочка мертвецки пьян. Он пьян, как самый грязный и последний бомж. Я с трудом притащила его на себе, раздела и уложила в кровать. Спать рядом с ним я не могу — запах такой, что меня выворачивает. Другой кровати в спальне нет. Есть только маленький диванчик. Но я не смогу заснуть. Поэтому и пишу тебе письмо — больше нечего делать. От сигарет кружится голова. Я пишу, чтобы победить ночь. От сизого дыма немного текут глаза. Но это все же лучше, чем видеть Диму таким.
В ресторане — музыка пьяненького оркестра, водка, коньяк, гуляющие кавказцы, проститутки в откровенных нарядах и ярких боевых раскрасках. Мы ужинаем в отдельном кабинете и обсуждаем прошедший концерт. Вместе с нами — бизнесмены той фирмы, которая пригласила группу Димки и организовала концерт, администрация концертного зала, еще кто — то, какие-то тусующиеся оголенные девицы с жирно накрашенными, кукольными лицами. Вал. Евг. в своей тарелке — он произносит речи, пьет со всеми (едва прикасаясь к рюмке краем губ, то есть делает вид, что пьет) и ежеминутно припевает дифирамбы в честь Димочки. Вал. Евг. умеет очень красиво петь дифирамбы, если не надо платить. Димочке тоже весело — он играет звездную роль «красавца премьера», которому ничего не стоит всех обаять, тем более, что девицы и так не сводят с него глаз. Перед всеми — начатые бутылки, просто река спиртного, которую все стремятся поскорее выпить до самого дна. Вообщем, настоящая вечеринка. Всем хорошо. Только мне одной плохо. Я сижу тихо, стараясь не замечать грубых, наглых ухаживаний одного сидящего напротив воротилы. Он явно считает меня проституткой, привезенной для персональных развлечений звезды. Димка на все это не обращает внимания. Он считает, что сильно «облагодетельствовал» меня представлением в роли жены. Он считает, что я довольна. Грубый, тупой осел! Он не хочет даже понять, какую причиняет мне боль! Отчасти в этом есть и моя вина — я никогда не говорю ему о такой боли. Это все так нормально для Димочки — оскорбить прилюдно, потом попросить денег. Так нормально, что не хочется и говорить. В разгар веселья бизнесмены тихонько покидают наш стол. Отвергнутый воротила уходит с расстроенным видом. Но прежде чем уйти, поворачивается ко мне:
— Неужели тебе приятно сидеть в этом дерьме? Поехала бы со мной в приличное место! Зачем тебе этот козел? Он не оценит тебя!
— Откуда ты знаешь?
— Да ваш директор заказал ему проституток еще до конца концерта. Ты что, не знала? Это же оговоренное условие! Да еще и выторговал самых дешевых, хитрая задница! Ты что, тоже из таких?
Он уходит. К столу подсаживаются несколько проституток и сразу оказываются на коленях у музыкантов. Между прочим, все в Димкиной группе женаты. Все, кроме… Полуобняв за плечи довольно потасканную блондинку, Димка что-то шепчет ей на ухо. Блондинка вульгарно хохочет. Вал. Евг. довольно улыбается. Я поворачиваюсь к Вал. Евгу.
— Поддонок!
— Извини, милая! Я должен развлекать нашу звезду! Ты ведь знаешь, как он тебя любит! А Димка у нас — сама понимаешь…
— Да ты…
— Не скрипи зубами! Ты предпочла бы, чтобы это были 15 — летние поклонницы из зала? Таких сотня умирает возле входа, стоит только позвать! А милая и свежая 15 — летняя девочка вполне может составить тебе конкуренцию! Видишь, я соблюдаю и твои интересы!
Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не двинуть его по лицу. Толкаю Димку. Тот понимает, отрывается от шлюхи, но злобно бросает: «Я у тебя что, на поводке?». Он уже пьян. Я вижу, как он пьян — стакан за стаканом… И это единственное спасение от того, чтобы он не пошел со шлюхой. Водка и коньяк. Димка не такой. Этот мир сделал его таким.
— Я ухожу! — резко вскакиваю из-за стола, — ухожу! Пойдем со мной!
— И не подумаю! Мне еще хорошо тут.
— Как хочешь.
— Да не волнуйся ты, приеду через пять минут.
Вместо пяти минут проходят два часа. Я давно успеваю добраться до своей квартиры. Но из гордости (осталось же во мне такое уродство!) не могу вернуться обратно. Я проклинаю все, готовая лезть на стенку от тоски… Звонок в дверь. Вал. Евг.
— Спустись вниз, забери своего героя из такси. Кому он нужен, кроме тебя.
Мы вдвоем спускаемся вниз. Некоторые женщины, влюбляясь в мужчину с пороками, считают, что их любовь может все излечить. Чушь собачья! Я видела в этой жизни все и знаю: любовь — просто глупая игрушка для взрослых детей, придуманная, чтобы оправдать совершаемые людьми бесчинства. Есть вещи, от которых нельзя избавиться. И если человек наркоман или пьет коньяк стаканами, ничья любовь такому не поможет… НИКОГДА. У меня давно прошли первые порывы ужаса и жалости, возмущения, сожаления и всего того, чем мы награждаем наркоманов и запойных пьяниц. Я научилась управляться с этим пороком Димки так же, как с остальными. Он выпивает практически каждый день. Сколько раз я вытаскивала его из ресторанов, ночных клубов, компаний по Москве и всем проезжаемым городам — и не сосчитать!
Вместе с Вал. Евгом я запихиваю Димку в лифт и везу в квартиру. Вал. Евг. крепко держит Димочку, голова которого болтается, как у недорезанного цыпленка. Вал. Евг. помогает затащить его и швырнуть на кровать. Дальше — мои заботы. Вал. Евг. уходит, захлопнув за собой дверь. А я остаюсь наедине с моей невидимой болью. И знаешь, какой мой самый страшный недостаток? Тот, что следующим утром я снова буду его любить. А вечером почувствую себя самой счастливой женщиной на свете, живущей вблизи его глаз. Ни одна женщина в мире не сделала бы для него столько, сколько ежеминутно, ежесекундно делаю я. И ни одна женщина не стала бы любить так, зная все его пороки и недостатки как собственные пять пальцев. Если ты никогда не видел самую большую дуру на планете, посмотри на мою фотографию. Я самостоятельно лишила себя простого человеческого счастья. Одиночество и отчаяние лишь противоположный полюс любви и славы.
Очень часто человек одевает яркое нарядное платье, выходит покрасоваться на подиум перед другими людьми — смотрите, я счастлив, вы так никогда не будете, у меня есть все! Но гаснут огни — и зал становится пустым, а лучшее платье — больше не выходной наряд. Оно неуместно — как неуместны голые плечи на похоронах. Оно принимает нищенский вид и свисает прогнившими лохмотьями там, где когда-то сверкали бриллианты. И ничего нет.
Знаешь, я всегда мечтала о собственном доме, и продолжаю мечтать об этом, зная, что дома не будет. Есть такая порода людей — обреченных издали, как степные волки в стае, бродить вокруг уютных человечьих жилищ, чтобы быть изгнанными из них навсегда. Такие волки кружат вдоль насиженных стойбищ и горе неосторожному путнику, попадающемуся на их пути. Я такой волк. Волк, который любит мираж. Я люблю не живого человека, а картинку, афишу, фотографию на стене, клип по телевизору и поющий манекен со сцены. Плакат в полный рост. Можно прижимать к сердцу и засыпать с газетным листком на груди — но бумага останется только бумагой, которая никогда не сможет ответить на самые преданные, верные чувства. Нельзя оживить манекен. Произведение искусства запрограммировано на то, чтобы всю жизнь служить игрушкой толпы. На глазах других людей не может быть личной жизни. И я качусь по наклонной плоскости, а счастье уходит. И вся жизнь — мерцающее мгновение ярких ночных огней. Иногда именно несчастье приносит радость, тепло и делает неповторимой всю прожитую жизнь. Ты осознаешь название этого чувства, но ничего не хочешь менять. Поэтому я с радостью живу в моем удивительном несчастье. Целую тебя! Привет всем. Все будет у меня хорошо! А письмо, конечно же, не показывай никому. Впрочем, сам знаешь.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 27 сентября 2010.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЯ 25 СЕНТЯБРЯ.
Звонок в дверь раздался совершенно неожиданно. Я вцепилась пальцами в край ванны, вцепилась до боли… Белые пальцы напоминали какие-то жуткие крючья, и все это было слишком жутко, чтобы быть правдой. Я шептала, как единственный ключ к спасению: «Господи… Господи… Господи…».
Звонок настойчиво продолжал звучать. Что теперь делать? Кое-как я попыталась принять вертикальное положение, то есть — сесть в ванне. Что мне делать? Мозг, немного отрезвленный звонком, посылал новые волны тревоги: меня могли видеть — и в ресторане, и в доме, и на пустыре… Я хватала руками все подряд: двери в квартире убитой, стены… По всем законам — и юридическим, и человеческим, я обязана была позвонить в милицию, обнаружив в квартире труп. Вместо этого, перепугавшись до потери человеческого облика, я помчалась домой сломя голову… Что же мне делать?! Что теперь делать?! Внезапно разлилась тишина. Звонок замолчал. Слышно было только, как бьется мое сердце. Вода показалась нестерпимо холодной. Я потянулась к полотенцу и стала кое-как одеваться. Меня все еще трясло.
Дима стоял посреди гостиной и делал то же самое, что делала я час или два назад. Он пытался налить в стакан коньяк и руки у него тряслись. Я нелепо застыла на пороге. Он почувствовал мое приближение спиной.
— Так ты была дома? Ты что, не могла открыть?
— Дима…
— Где ты была…
— В ванной! Я… ванну принимала…
Заглотнув стакан залпом, Дима обернулся. Выглядел он не лучшим образом: белое, как мел, лицо, расширенные зрачки, черные, под глазами, круги. Мой опытный глаз (все-таки десять лет совместной жизни) подсказал: зрачки расширенны не от наркотика. От чего-то другого. Дима выглядел очень плохо. Руки и губы тряслись. Как ни странно, но его вид помог мне взять себя в руки:
— Так это звонил ты? Почему ты не мог открыть ключами?
— Я не хотел их искать. Потом все-таки пришлось.
— Дима, что с тобой? Что-то случилось?
Вместо ответа он потянулся за второй порцией… Ясность была настолько кристальной, что… Ясность предположения была просто очевидной! Как я могла не понять раньше? Трясущиеся губы… Расширенные зрачки…. Не от наркотика. От ужаса! Все это от ужаса! У меня перехватило дыхание.
— Где ты был?
— Я?!
— Да, ты! Кто ж еще?
— Ну, я… был… — Димка замялся. Губы затряслись еще больше. А рука расплескала уже налитый коньяк. Да он просто напьется такими темпами, и я ничего не успею из него выудить! А у него завтра, 26, важный концерт! Я решительно подскочила к столу, выхватила стакан. Звонок в дверь прозвучал так громко и ясно, что мы оба подскочили на месте.
— Это кто? — прошептал Димка.
— А ты кого ждешь?
— Никого… Не открывай! — увидев, что я двинулась к двери, он схватил меня за руку, — не открывай! Мне же ты не хотела открывать!
— Что за глупости! Я не открывала потому, что была в ванной. Я просто не успела вытереться и одеться.
Звонок прозвучал во второй, третий, четвертый раз. Кто-то все время нажимал кнопку. Еще бы — с улицы в окнах виден свет.
— Не открывай! Он позвонит и уйдет! Пожалуйста! Я не хочу никого видеть!
— Он?
Димка выглядел как человек, переживший атомный взрыв… Мне самой стало страшно. Я подумала, что он прав и лучше не открывать… Вряд ли что-то хорошее предвещает ночной звонок в дверь. Димкино лицо сжалось и стало еще более бледным. Мне показалось, что он вот — вот расплачется. В дверь заколотили кулаком — Бум! Бах! Бах! Я вздохнула с огромным облегчением:
— Все в порядке, успокойся! Это Вал. Евг! Вал. Евг. единственный человек, способный ночью так колотить в дверь!
Но, к моему огромному удивлению, лицо Димки отнюдь не выразило облегчения. Я открыла дверь. На пороге стоял взбешенный Вал. Евг. И потрясал кулаками:
— Где этот ублюдок?!
— Да что еще случилось?
— Что случилось?! И ты еще спрашиваешь?! Да этот…… сорвал мне встречу, на которую я потратил несколько месяцев! Этот вонючий, зажравшийся, …зазвездившийся козел способен только орать пьяным голосом в вокзальном кабаке! И я его туда отправлю, вот увидишь! Мало я здоровья убил на его выходки? Мало терпел его идиотский характер? И вот теперь, на пороге новых возможностей, этот придурок….. да я его смешаю с дерьмом!!! Я отправлю его жить в вонючей куче навоза!
— Можно успокоиться и объяснить все толком?
Вместо ответа Вал. Евг. почти отшвырнул меня с порога и ворвался в гостиную.
— Где ты был, ты……?
— Ты так напился, что меня не увидел! — Димка решил держаться агрессивно, и по этому признаку я поняла, что он виноват.
— Я на деловых встречах не пью, и ты это знаешь! Ты, который……!
Дальше пошла самая обыкновенная площадная брань Димы и Вал. Евга, совершенно не пригодная для воспроизведения в дневнике.
Из ругани я поняла следующее: Вал. Евг. долго обрабатывал одного крутого человека, чтобы тот дал деньги на новый клип Димы (тот самый, который не хотел снимать Сваранжи). Крутой человек согласился, но с условием: у него есть знакомый барабанщик (какой-то родственник), который сейчас без работы. Дима должен послушать этого барабанщика и взять его в свой коллектив с очень высокой ставкой, тогда крутой даст часть денег на клип. Вал. Евг. был в восторге. Он немного побаивался характера Димы, который способен на любую выходку, но надеялся, что перспектива получения денег на клип его урезонит. Таким образом в одном ночном клубе была устроена долгожданная встреча. В ту ночь там должен был выступать барабанщик, и можно было совместить два дела: показать Диме этого самого родственника и обговорить все финансовые условия. Вал. Евг. твердил Димке об этой встрече еще с гастролей: бизнесмен был сложным человеком, в шоу — бизе никому еще не давал денег и имел репутацию скряги, который за копейку удавится. И если б не музыкальный урод — родственник, мечтающий работать с Димой, не видал бы Вал. Евг. этих денег как своих ушей! Встреча была очень важная и ответственная. И Димка на нее не явился. Димка не поехал в тот ночной клуб. Он вообще туда не приезжал. Бизнесмен очень обиделся и отказался давать деньги. Вал. Евг. в жуткой ярости явился требовать объяснений.
— Я поехал в клуб! — заявил Дима, — не понимаю, что произошло! Меня видел охранник на входе!
— Что ты несешь?! Охранник не мог тебя видеть потому, что тебя там не было! Он бы сразу рассказал мне! У меня договоренность с охранниками! Ты даже не проезжал мимо!
— Тогда я перепутал название клуба!
— В Москве только один такой клуб! И ты не можешь не знать клуб, в котором постоянно напиваешься! Что ты строишь из себя идиота!
— Тогда я просто забыл!
— Я твердил тебе еще пару недель назад! Как ты мог забыть?!
— А я вот забыл!
— Ри, ты знала об этой встрече? — Вал. Евг. обернулся ко мне, — если знала она, значит, знал и ты! Отвечай! Ты слышала о встрече?
— И не раз! Я действительно знала об этой встрече, но Дима собирался на нее еще утром. Я не понимаю… Дома тебя тоже не было, Дима. Где же ты был?
— Да, где ты был?
— Ну, хватит! Вы меня достали! — Димка хлопнул рукой по столу, — не хотел я встречаться с этим козлом! Понятно вам? Не хотел! Я не хочу, чтобы у меня играл какой-то дилетант только потому, что у него богатый родственничек! Терпеть таких не могу! Поэтому я решил не поехать! Вам понятно? Это все!
— И когда ты стал таким разборчивым?
— Я всегда таким был! Ты просто плохо меня знаешь!
— Но можно было хоть предупредить?
— Я звонил. Но твой мобильник был занят. И вообще, оставь меня в покое! Не дал этот — найдем в другом месте!
— Тебе легко говорить! Не ты будешь унижаться перед всякой швалью!
— Во — первых, унижаться — твоя профессия! А во — вторых, мне приходится не меньше!
Оба с ненавистью уставились друг на друга. Я почувствовала, как у меня холодеет спина. Если Дима не ездил на встречу в ночной клуб… Куда он поехал?
— В котором часу ты выехал из дома?
Оба вздрогнули, услышав мой голос.
— Не помню. Около восьми.
— А вернулся десять минут назад. Где ты был все это время?
— Да, где? — ехидно вмешался Вал. Евг. — действительно, где?
— Не помню! Просто ездил по улицам! Какое это имеет значение! Я устал. У меня было плохое настроение. Можно сказать, депрессия. Я сел в машину и два часа, или больше двух часов, ездил по улицам, пытаясь отвлечься.
— Ты бы что-то попригляднее выдумал, идиот! Даже врать не умеешь! Я понял — ты ей врешь. Но хоть выдумал бы что-то поумнее!
— Я ей не вру! Я вообще никогда не вру Ри!
— Да неужели? Да кто поверит, что ты больше двух часов ездил по улицам в одиночестве? Кто в это поверит?!
— Но это правда!
— Ладно, придурок. Хочешь врать — ври. Но ври ей, а не мне. Меня в свои грязные делишки не впутывай! Мы с тобой еще поговорим! — с этими угрожающими (с его точки зрения) словами Вал. Евг. удалился. Мы с Димой остались вдвоем. Когда, закрыв дверь за Вал. Евгом, я вернулась в комнату, то поняла, что Дима старается на меня не смотреть.
— Какие грязные делишки, Дима?
— Да ну его! Несет какой-то бред, сам не знает, что несет! Зачем ты его слушаешь! Он же урод! Настоящий урод!
— Где ты был, Дима?
— Да что ты ко мне прицепилась?! Я уже сказал тебе, все сказал! Неужели ты считаешь, что я не могу устать — от вас от всех?! Я устал, мне было плохо, хотелось забыть обо всем, просто ездить по улицам…
Ездить по улицам. Я почувствовала, как ледяная змея ползет вдоль моего позвоночника. Ледяная змея — ужас. В Москве очень много улиц. В том числе есть и такая, которая называется Дмитровское шоссе… Я не хотела об этом думать, но мысли кружились все отчаяннее, все настойчивей. Дима мог быть в доме на Дмитровском шоссе. Дима мог там быть? Отвернувшись от меня, Дима подошел к окну. Спрятался, чтобы я не видела его лица. Стал ко мне спиной. Стал спиной… Я застыла на месте, закрыв руками рот, чтобы не завопить от ужаса…. Но вместо вопля вырвался хрип:
— Дима? Д-И-М-А….
Он обернулся.
— Что?
— У тебя на рубашке… сзади… что-то темное… темное пятно…
Я подошла совсем близко, чтобы разглядеть, но не прикоснуться руками:
— Темное пятно… Это кровь.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 30 сентября 2010.
Киреев ждал меня на стоянке. Я узнала его фигуру еще издали, а, узнав, замедлила ход. Он стоял, опираясь о мою машину и всем видом показывал, что меня ждал. Лицо его было расчетливо — сосредоточенным, но в глазах проскальзывало ехидство. У меня не было выбора: он заметил меня так же издали, как и я — его, и теперь ждал, когда я, решив все свои психологические проблемы, все-таки подойду. Мы не поздоровались. Я просто подошла, молча. Он посмотрел на меня, а потом тихо сказал:
— Сегодня к вечеру я собираюсь арестовать Фалеева.
— Почему?
— Ты не догадываешься?
— Почему к вечеру?
— Да, ты права. По — настоящему я должен арестовать его прямо сейчас, утром. Но я не хочу его арестовывать.
Я постояла несколько минут, молча переваривая информацию. Потом сказала:
— Это невозможно.
— Представляешь, какой будет скандал? Первые полосы газет мне обеспечены! А телеканалы! А Интернет! Никому не известный мент арестовывает звезду эстрады, самого мистера Диму! Да еще и по обвинению в убийстве! С карьерой Фалеева наверняка будет закончено. И никому он больше не будет нужен. Даже тебе.
— Хватит! Прокурор не подпишет ордер на его арест!
— Ух, грамотная! Еще как подпишет!
— Почему? — голос у меня срывался на крик — происходило совсем не то, чего я ждала, не то, к чему была подготовлена. Я истерзала душу ожиданием вопросов о себе, но я не понимала, какое отношение имеет к происходящему Дима. — Почему он? За что?
— За убийство Сергея Сваранжи 2 сентября. И за убийство в доме на Дмитровском шоссе 25 сентября. За убийство Марии Рогожиной. Знаешь такую?
— Н-н-нет…
— Мария Рогожина была бывшей циркачкой, выступала по ночным клубам с питоном, работала под псевдонимом Клеопатра. Возможно, ты даже видела ее выступления. Мы получили сведения, что в последнее время она тайно встречалась с Сергеем Сваранжи, была его близкой подругой. Вечером 25 сентября Мария Рогожина была убита в квартире на Дмитровском шоссе, которую она снимала вместе с подругой. Зарезана ножом. У нас есть веские основания считать, что Марию Рогожину убил Дмитрий Фалеев.
— Какие еще основания?! Что за чушь?!
— К примеру, отпечатки его пальцев, найденные в квартире убитой.
— На ноже?
— Нет. К сожалению, на ноже, которым зарезали Рогожину, не было найдено никаких отпечатков. Но отпечатков Фалеева в самой квартире полно. Кроме того…
Киреев вытащил из кармана брюк сложенный листок:
— Прочти это.
«Это» представляло собой грязную, безграмотную анонимку, написанную синей шариковой ручкой на дешевой белой бумаге. Буквы были корявые, в словах — искусственные ошибки, кто-то намеренно старался изменить почерк и манеру письма. В анонимке было написано, что Фалеев проиграл Сваранжи в казино большую сумму денег. Сваранжи подарил долговые расписки своей любовнице Рогожиной и после смерти Сваранжи та принялась вымогать долг у Фалеева, натравливая на него бандитов из того ночного клуба, в котором постоянно работала. Так как Фалеев находился в стесненных денежных обстоятельствах, он не мог заплатить. Поэтому он убил Рогожину.
— Я проверил информацию из анонимки. Десятки свидетелей подтверждают, что время от времени Фалеев играл в казино, проигрывая деньги, взятые в долг у Сваранжи. Эти же свидетели указывают сумму долга. Кроме того, Фалеев не имеет алиби на вечер убийства. Мария Рогожина была убита между 9 и 12 часами ночи. У Фалеева была назначена деловая встреча в 9 вечера в ресторане — клубе «Красный дракон». На эту встречу Фалеев не явился, чем привел в ярость своего директора. Директору Фалеев заявил, что устал и катался на машине по улицам весь вечер. Подтвердить это никто не может. Кроме того, такое объяснение выглядит просто смешно. Все сходится. Для его ареста.
Мне казалось, что земля, обрушившись, вдруг резко падает из — под моих ног. Падает и разбивается на мелкие кусочки. Когда я заговорила снова, то не узнала свой голос — настолько он был чужой.
— Если все сходится и вы верите грязным писулькам неизвестно от кого, почему Дима до сих пор не арестован? Почему ты его не схватишь — может, тебя даже повысят в звании после такого подвига? Зачем ты явился сюда и несешь весь этот бред?
— Я уже сказал, что не хочу его арестовывать. Видишь ли, я… Наверное, мне сложно будет объяснить… Возможно, я без раздумий арестовал бы его, не получи этого письма. Но анонимка все портит. Я слишком ясно вижу, что кто-то очень хочет свалить все на Фалеева. Кто-то очень хочет, чтобы твоего Диму арестовали. Так хочет, что ни остановится ни перед чем. Это наталкивает на определенные подозрения. Поэтому я пришел к тебе. Ты помнишь наш последний разговор? Я просил тебя быть проводником по вашему миру. Если ты будешь со мной сотрудничать, я пока не трону твоего Диму. Он будет разгуливать на свободе с незапятнанной репутацией. Я так полагаю, что у тебя есть многое мне рассказать. Ты рассказываешь, ты узнаешь — Фалеева никто не трогает!
— Я так понимаю, что у меня нет выбора.
— К сожалению, нет.
— И если я не соглашусь, ты арестуешь Фалеева.
— Сегодня же вечером.
— Мне странно, что в квартире убитой найдены отпечатки его пальцев. Я уверенна, что Дима даже не знал эту самую Клеопатру Рогожину!
— Твой Дима любит выпить. Когда мы беседовали с ним после убийства Сваранжи (сразу после того, как труп был найден), я угостил Фалеева коньяком (хороший, «Хенесси», кажется, он очень любит этот коньяк) и снял отпечатки пальцев с его стакана. Своей дуростью и любовью к выпивке Фалеев сам вырыл себе могилу.
— И ошибки быть не может? Это действительно его отпечатки?
— В мире не существует двух идентичных отпечатков пальцев! По — моему, это известно даже ребенку! Так что ты мне скажешь? Какой будет ответ?
— Положительный. Все равно у меня нет выбора. Я расскажу все, что знаю.
Киреев улыбнулся. Я — нет.
— Давай сядем в мою машину, хотя бы. Неудобно здесь говорить.
Развалившись на мягком кожаном сидении моей дорогой машины («лексус» последней модели, стоил Димочке прилично), Киреев заявил:
— Классная у тебя тачка! Крутая. Должно быть, выгодно спать со звездой.
— Совсем не выгодно. Звезды не такие богатые, как о них думают.
— Зато все сдвинутые — это точно! Пообщался я тут с некоторыми звездами — у самого крыша поехать может! Амбиции, высокомерие, хамство, наглость — и все это на пустом месте! А нервы такие больные — просто кошмар! И все поголовно — наркоманы или алкоголики. Твой Фалеев, говорят, скорей алкоголик. Или по совместительству наркоман?
Его болтовня порядком действовала мне на нервы. Я отъехала от стоянки, проехала вниз по шоссе и через некоторое время остановилась в безлюдном, тихом переулке между новостроек, где можно было спокойно поговорить. Я закурила, предложила сигарету Кирееву. Он отказался. Нетерпеливо передернул плечами:
— С чего ты начнешь?
— С начала. Вернее, не с начала, а с убийства на Дмитровском шоссе. Я была в том доме…
— Я знаю. Я нашел там и твои отпечатки.
— Но я…
— Стакан из — под коктейля во время концерта Димочки с Розалией, помнишь? Наш первый разговор. Ты так распереживалась, что совершенно не смотрела по сторонам. Когда ты ушла из бара, я купил твой стакан у бармена, между прочим, за 20 долларов. Порядочная сволочь, этот бармен, я тебе скажу!
— Знал, что я там была… И молчал?!
— А что, должен был орать? Я проверял твою искренность. Ждал, когда ты скажешь сама.
— Лживая сволочь!
— Грубое оскорбление. И незаслуженное, притом. Мы с тобой не настолько близки, чтобы так друг друга оскорблять! Лучше продолжай дальше. Когда ты там была?
— В районе десяти вечера. В 21.50, кажется…
— Ты застала Рогожину мертвой?
— Живой. Настолько живой, насколько может быть жив человек, с ножом, воткнутым в горло. Она хрипела и умерла почти у меня на руках. Я видела ее смерть! Я до сих пор не могу прийти в себя от этого! Когда я вошла в комнату, она пыталась ползти по полу… А нож торчал у нее в горле… Потом она захрипела… Потом хлынула кровь, черный поток крови, и она умерла…
Я замолчала, видя, что мой рассказ вверг Киреева в некое легкое обалдение. Так выглядит человек, начинающий понимать, насколько ему повезло. Затянувшись сигаретой, продолжила свой рассказ:
— Я поехала к ней потому, что знала об ее отношениях с Сергеем Сваранжи. Хотела поговорить с ней, расспросить. Я надеялась, что Сваранжи мог рассказать ей что — то, проливающее свет на причину, по которой его убили…. Но я совсем не рассчитывала, что наткнусь на такое.
Я рассказала Кирееву все. О встрече с Алексом Назаровым в ресторане, о том, как Назаров принял меня за еще одну жертву шантажиста — Сваранжи, о том, как, не став его разубеждать, я добыла адрес Рогожиной, о том, как Алекс Назаров бросил меня на полдороге и умчался куда-то после телефонного звонка и о том, что от стоянки возле дома отъехала машина Алекса и как я узнала эту машину. Еще о том, что долг за проигрыш в казино Димы достался по наследству не любовнице Сваранжи, а Вал. Евгу. И о том, что Вал. Евг согласился подождать с выплатой, пока Димочка не подпишет контракт с Викторовым. Я умолчала только о том, что Димочка приехал очень поздно и я не поверила, что он просто ездил по улицам. Еще о рубашке, об увиденном пятне… Я сказала, что когда я вернулась домой в жутком состоянии, Димочка был дома. Что он провел дома весь вечер, а если и ездил по улицам, то минут сорок, не больше. Я делаю такой вывод, так как знаю Димочкины привычки. И еще рассказала, что для того, чтобы Дима не увидел мою панику, сразу заперлась в ванной. Киреева мой рассказ потряс!
— Это просто невероятно! — так и сказал он, — а кто звонил Назарову? Он объяснил этот звонок?
— Алекс сказал, что звонит его поставщик наркотиков, Доминик, и он срочно едет за дозой. Он действительно был в очень плохом состоянии.
— Удивительная откровенность между знакомыми!
— Все знают, что Алекс употребляет наркотики. В этом нет никакой тайны. Ему не было смысла скрывать.
— Ты рассказываешь так, что Алекс Назаров становится подозреваемым номер один.
— Я рассказываю правду. Но он вызывает подозрения и у меня. Все это может быть простым совпадением. К примеру, Алекс мог наткнуться на умирающую и сбежать в ужасе, так же, как сбежала я. Тем более, что он знал: я еду следом за ним. Может, он хотел просто поговорить с ней без свидетелей, вот и воспользовался звонком, чтобы приехать раньше меня. Я не знаю, как все это было. Я утверждаю только одно: то, что я видела его машину.
Откинувшись на спинку сидения, Киреев молчал. Мне захотелось нажать на газ и мчаться, сломя голову… Только я не знала, куда.
— Между прочим, — я заговорила очень медленно, растягивая слова, — у Димы действительно есть такая привычка. Когда у него депрессия и он думает, что весь мир против него, он любит сесть за руль и мчаться в никуда. Я много лет прожила с ним и он всегда так делал. Сейчас у него депрессия. Дима не может прийти в себя после смерти Сваранжи. Не определенное будущее, не все хорошо с карьерой… Викторов тянет с подписанием контракта. А тут еще Вал. Евг. со своими деловыми встречами встает поперек горла… Это могло его добить! И Дима вполне мог ездить по улицам!
— Ты сама не веришь в то, что говоришь. К тому же, ты способна на все, чтобы его выгородить.
— Хорошо, тогда откуда Дима мог знать, что в тот день подруга уйдет на работу именно в 9 вечера?
— Он мог узнать график работы подруги.
— Кстати, а что она говорит? Вы ведь допросили ее, так? И что?
— Ничего. Она молчит. Наверное, ничего не знает или не хочет сказать.
— Столько лет прожила с Рогожиной бок о бок и ничего не знает? Дай мне ее телефон! Я позвоню ей и поговорю. Вдруг она расскажет мне то, что никогда не скажет вам. Согласись — одно дело — здоровенный мент в форме при исполнении и совсем другое — женщина, умная, с которой можно поговорить по душам в непринужденной обстановке.
— В твоей идее есть смысл. Ну ладно, попробуй.
Вырвав из блокнота листок, Киреев написал на нем четыре телефона.
— Первый — квартира на Дмитровском, телефон этой самой Аллы. Она сильно оплакивает Рогожину. Кажется, действительно ее любила. Второй и третий — мои номера. Рабочий, домашний. Четвертый — мобильный. Все, жду твоего звонка.
Киреев хмыкнул и вылез из машины. Оставшись в одиночестве, я бессильно опустила руки. Теперь я могла ехать, только не было смысла.
Я снова закрыла глаза, откинувшись на спинку, чтобы передо мной во всем своем сиянии, во всей прелести встала вчерашняя ночь… Ночь, с которой я вспоминала с особым трепетом… Этот трепет был не о любви. Не о пламенном сексе с Димкой, не об исчерпывающем слиянии двух тел. Даже не о нежности, не о доверии. Этот холодный трепет был о моем отчетливом ужасе, теперь, после встречи с Киреевым, усугубившимся во сто крат. Об ужасе, напоминающем раскаленный металл, который почему-то приложили к моему сердцу.
Итак, что было после того, как я разглядела на рубашке Димы пятно крови.
— У тебя на рубашке… сзади… что-то темное… темное пятно…
Я подошла совсем близко, чтобы разглядеть, но не прикоснуться руками:
— Темное пятно. Это кровь.
Дима дернулся так, как будто я ударила его по лицу.
— Дима… У тебя кровь на рубашке…
— Что ты несешь?! Какая еще кровь?!
Он закричал с каким-то надрывом и так отчаянно, как будто я резала его ножом. Мне стало страшно.
— Пятно сзади. Посмотри сам.
Трясущимися руками Димка рванул рубашку. Пуговицы с громким стуком полетели на пол. Рукав повис разорванной полоской. Дима взял и запросто уничтожил хорошую вещь… что говорило о многом… Я быстро выхватила рубашку из его рук. Почему-то мне показалось, что сейчас он будет ее рвать. Рвать дальше, пока от нее не останутся лишь клочки, нитки, полоски… Распрямила ткань в руках.
— Вот оно. Ты видишь?
Дима облизнул сухие губы. Запнулся. Потом совсем тихо прошептал:
— Никакая это не кровь…
— Что?
— Никакая это не кровь!!! — теперь он орал, — что ты вечно выдумываешь, идиотка?!
Крик его был настолько страшен, что я инстинктивно отступила к стене. Мне показалось, что он меня ударит. Он не ударил. Резким рывком выхватил остатки рубашки. Заорал истерически, громко, грозно, потрясая кулаками, заорал так, как за всю нашу совместную жизнь не орал никогда:
— Ты идиотка! Идиотка!!! Что ты все выдумываешь?! Лезешь ко мне — что?! Что ты хочешь услышать? Что ты дура? Никакая это не кровь, видишь?! Обыкновенная темная краска! Я испачкался на автозаправке, когда заправлял машину… Я ехал, ехал долго, и вдруг у меня закончился бензин. Что я должен был сделать? Я поехал на ближайшую заправку. Там стояли большие бочки с красной краской. Наверное, я прислонился к одной из них… И случайно испачкал рубашку! Видишь, как все просто? Почему же ты все усложняешь? Почему ты вечно выдумываешь всякую ерунду?! Кровь… Откуда тебе такое могло прийти в голову?!
— Это не краска, Дима. Пятно не имеет запаха краски.
— А ты уже успела понюхать? Во все суешь свой нос? И вообще — откуда ты можешь разбираться в красках? А может, это был лак без запаха? Или просто запах успел выветриться…
— Почему же ты так нервничаешь, если это простая краска? Почему психуешь?
— Потому, что я устал от всякой ерунды, с которой ты постоянно ко мне лезешь! Мало этого гада Вал. Евга, который позволяет себе являться в мой дом и скандалить! Так еще и ты достаешь! Неужели ты не видишь, в каком я состоянии?
— В каком же ты состоянии, Дима?
— Я устал. От всего. И от тебя тоже.
— А от самого себя ты устал?
— Что ты хочешь услышать?
— Отдай эту рубашку мне! Отдай ее прямо мне в руки!
Задрожав, Димка резко повернулся на каблуках. Потом, грязно выругавшись, захлопнул за собой дверь спальни. Рубашку он не отдал.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 1 октября 2010.
Тяжело двигаясь, я вылезла из машины, бросив ее прямо так, где она стояла. Конечно, нужно было отвезти ее на стоянку (где мы хранили машину, если были в Москве. Когда мы уезжали на гастроли, то отводили машину в специальный подземный паркинг с охраной), но у меня не было сил. Я шла, как во сне. Я чувствовала себя так, как будто из меня разом вынули все кости. Наверное, так чувствуют себя после сильного психического напряжения. Я попыталась представить Димку в тюрьме, но воображение мне отказывало.
Мы столкнулись на лестничной площадке — лицом к лицу. Я вышла из лифта, а Димка колдовал над замком квартиры. Он был весел, беспечен, насвистывал какую-то мелодию и так искренне мне обрадовался, что от тоски у меня сжало горло.
— Привет, малыш! — его ласковая улыбка сияла на все лицо, — раздумала ехать? Ну и здорово! Поедешь со мной!
— Куда ты собрался?
— Вал. Евг устраивает встречу с продюсером одного популярного ток — шоу. Завтра я буду в нем участвовать.
— Вал. Евг. сумеет договориться сам. Ты никуда не поедешь.
— Как это? Что ты такое говоришь?
— Нам нужно поговорить.
— Потом поговорим!
— Дима, ситуация слишком серьезная. Мы должны поговорить прямо сейчас. Это важнее всего — для тебя.
— Что случилось? Ты прямо меня пугаешь!
— Сегодня я спасла тебя от тюрьмы. Но я не знаю, сколько еще смогу тебя спасать. Ты побледнел. Давай войдем в квартиру.
Конец моего рассказа Димка слушал уже на диване, сжавшись так, как будто я била его своими словами, и била очень жестоко. Скорчившись, как зародыш в материнской утробе, он сидел, обхватив колени и все пытался спрятать лицо, и от этого выглядел наивно и жалко.
Когда я закончила свой страшный рассказ (я не утаила ни встречу с Алексом Назаровым, ни то, что сама побывала в квартире Рогожиной), Димочка все еще молчал, а руки дрожали так, как будто ему хочется плакать. И от этого я почему-то чувствовала себя дрянью (хотя совершенно не с чего, наоборот…). Затянувшееся молчание стало меня пугать. От этого эмоционального потрясения Димка вполне мог впасть в ступор, в котором все будет для него безразлично…. Так уже бывало не раз. Он не умеет справиться с потрясением. Я сильно тряхнула его, оторвала сжатые руки:
— Теперь ты будешь говорить?!
— Буду, — Дима поднял лицо и мне стало плохо, когда я на мгновение встретилась с его глазами, — Буду. Я расскажу тебе обо всем. Прости меня, Ри.
Я почувствовала ледяную струю пота вдоль позвоночника, как будто кто-то провел по коже острым ногтем…
— Ты убил Рогожину?
— Господи, как ты могла такое подумать! Конечно, нет. Нет! Я никого не убивал. Я вообще не знал, что ее фамилия Рогожина. Все называли ее Клео, в том числе и Сергей…
— За что я должна тебя простить?
— За многое. За то, что смолчал и не рассказал сразу…. Я…
— Давай по порядку с самого начала.
— Хорошо. Когда я приехал домой, я знал, что она мертва.
— Каким образом?
— Я был в ее квартире и видел труп. Прости меня, Ри, но это так…
Я почувствовала, что еще немного — и моя голова распухнет. Упала рядом с ним на диван.
— Про отпечатки пальцев — это правда, — начал Дима — я был в ее квартире два раза. Первый — с Сергеем Сваранжи, второй — вчера. Однажды я приехал в офис к Сергею. Он сказал, что не может говорить, спешит. Но если я заинтересован в разговоре, я могу поехать вместе с ним, в машине поговорим. Он сказал, что едет к своей близкой знакомой, которой должен кое-что отдать. Еще сказал что она — самая классная баба из всех и что она заставила его иначе думать о женщинах. Я удивился: Сваранжи и хвалит женщину! Да мир лопнет, как воздушный шарик! Я был готов даже к очередной грязной тираде в твой адрес, но про тебя он вообще не говорил ничего. Сваранжи предложил мне подняться наверх к его подруге. Я узнал Клеопатру, танцовщицу из бандитского логова — жирную старуху, которая выступает с питоном. Он познакомил нас, а потом сказал, чтобы я зашел в комнату и подождал. Дверь комнаты направо, если входишь в прихожую. А они пошли в другую… Комната, где я ждал, та самая, в которой ее убили. Там, куда они пошли, была еще ее подруга. По дороге Сваранжи сказал, что его знакомая живет вдвоем с подругой, и у баб тоже бывает дружба. Так вот: подруга пошла с ними, я видел ее, когда она вышла из кухни. Жирная такая бабища, страшная. Они все говорили минут двадцать, очень тихо, потом Сваранжи вышел. Уже без пакета.
— Без пакета?
— Когда мы вошли в квартиру, у него был маленький бумажный пакет. Конверт желтоватого цвета. Он отдал его Клео, так как вышел с пустыми руками. Женщины остались в комнате. Он позвал меня и мы ушли. Клео закрыла за нами дверь. Вот и все. После этого визита он легко согласился на все, что я от него требовал. Я был прямо поражен…
— Когда ты ждал в комнате, что ты делал?
— Ничего… Сидел на диване, потом ходил…
— Ты что-то трогал руками?
— Да. У нее на стене висела красивая японская гравюра. Я снял со стенки посмотреть. Потом — повесил обратно.
— Понятно теперь, почему отпечатки пальцев были в разных местах…
— Но я же не знал…
— Ладно. Значит, подруга присутствовала все время в комнате с ними?
— Да. Я понял, что у них совместные дела. И подруга тоже в курсе.
— Когда же ты был в квартире второй раз? А, главное, почему ты туда поехал?
— Все произошло очень странно. Я был дома, когда ты уехала. Собирался идти на встречу с вал. Егом.
— Собирался?
— Да. О том, что я не хотел, я придумал только потом. Я собирался выходить, когда раздался телефонный звонок. Какой-то странный женский голос сказал: «если хочешь узнать то, от чего зависит твоя судьба, срочно приезжай в квартиру Клеопатры, куда тебя возил Сергей Сваранжи. Ты узнаешь, кто его убил. Поспеши. У тебя очень мало времени». Мне показалось, что это звонила сама Клеопатра. Я как будто узнал ее голос. Понимаешь, я немного выпил для храбрости перед встречей, и не успел быстро среагировать. Вообщем, я решила ехать туда. Я заблудился. Блуждал часа два среди этих идиотских новостроек, совсем сбился с дороги, распсиховался… Когда я нашел дом, было около одиннадцати ночи. Дверь квартиры была открыта. Я вошел, увидел свет в комнате направо. Она была уже мертва, а кровь разбрызгана повсюду. Было так много этой крови — на полу, на стенке, на мебели…. Лужа возле ее тела… Мне стало плохо, подкосились ноги и я сел на пол, прислонившись к стене… очевидно, на стенке тоже были пятна крови, поэтому кровь попала на рубашку. Я не заметил. Только когда ты сказала. Поэтому так сильно разнервничался… Извини меня. Я просто очень перепугался. Мне показалось, что ты знаешь, откуда я приехал и ты решила, что я ее убил… Глупость, конечно… А тут еще Вал. Евг. со своим скандалом… И сорвалась важная встреча…. Знаешь, я ведь так хочу снять этот клип! И вот… Попал в историю по своей глупости… Еще и пятно на рубашке, доказательство… об отпечатках я как-то не подумал. Ты же знаешь, что я не люблю детективы.
— Значит, кровь. Я не ошиблась. Кто-то видел, как ты входил в квартиру?
— Не думаю. Там было очень темно. А кто нашел ее труп?
Я вспомнила, что забыла спросить об этом Киреева. Тоже мне, детектив! Смех, да и только! Тут же позвонила Кирееву на мобильный (сразу взяв быка за рога). Киреев совершенно не удивился, словно ждал моего звонка. Мы поговорили минуты три, потом я обернулась к Димочке.
— Киреев сказал, что труп обнаружила подруга Алла в пять утра, когда вернулась с работы. Сразу вызвала милицию. Так как в квартире была обнаружена записная книжка убитой, в которой были все телефоны офисов Сваранжи, описание некоторых встреч с ним (указывалась фамилия — Сваранжи) и фотография, где убитая была сфотографирована с любовником (Сергеем Сваранжи), дело передали Кирееву. Было ясно, что это убийство — по его части, имеет прямое отношение к резонансному убийству продюсера.
— Почему Алла, а не соседи?
— Соседи всю ночь дрыхли, как убитые. Все они ложатся спать рано, в 9 — 10 часов, и после пяти вечера на улицу не выходили. Кроме того, обе женщины совсем не общались с соседями (те показали, что не знали даже их имен, не говоря уже о местах работы).
— Итак, первое, что нам следует сделать, это уничтожить рубашку! — я резко поднялась на ноги, — ты хоть понимаешь, что будет, если ее найдут или кто-то узнает о ее существовании? Предлагаю сжечь, а пепел спустить в унитаз. Куда ты ее засунул?
— В ящик шкафа, в спальне.
Мы пошли в спальню. Умный Димочка… Я содрогнулась, представив, что было бы, если б Киреев передумал договариваться со мной, а решил провести в нашей квартире обыск…
— Показывай!
Димка открыл нижний ящик и застыл:
— Рубашки нет…
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 2 октября 2010.
Мы перерыли все. Мы лазили по шкафам — в спальне, в гостиной, в прихожей, на кухне… Мы выгребали все содержимое, бросали прямо на пол, предварительно прощупывая каждую вещь… Мы вынули все ящики в спальне, просмотрели дно и почти разобрали до гвоздей… Никакого толку. Рубашки не было. Не поверив Димке (он вполне мог перепутать место, куда сунул рубашку, особенно, если он нервничал), мы обыскали всю квартиру, даже кухню, ванную и мусорное ведро. И ничего не нашли. В жутком состоянии, мы уселись на полу в спальне, среди разбросанных вещей (у нас не осталось сил складывать их обратно), глядя друг на друга…
— Я не понимаю… не понимаю… — почти плакал Димка.
— Рубашку украли. Это факт. И этому факту следует смотреть в лицо. Кто и как мог это сделать?
Мы оба задумались, вспоминая вчерашний день. Утром я встала раньше, чем Димка, и, соответственно, вышла раньше. Он был в квартире, когда я ушла. Потом у меня состоялся разговор с Киреевым и я вернулась раньше, чем предполагала. Кто мог проникнуть в квартиру за это время? И (главный вопрос) когда?!
— Ты выходил из квартиры утром?
— Нет, но… Вообще-то я вышел из квартиры минут на 10. У меня закончились сигареты и я побежал в супермаркет напротив, купить сигареты… Но это было очень быстро.
— Все-таки 10 минут. Именно в это время кто-то проник в нашу квартиру. Если кто-то сумел выйти из кабинета, запертого на замок изнутри, не оставив никаких следов, что ему открыть стандартную бронированную дверь!
— Ты предполагаешь, что это убийца Сваранжи?
— Или его человек.
— Но зачем? Для чего? Для какой цели?
— Ответа два. Для того, чтобы ты сел в тюрьму (это вероятнее всего). Или для того (что уже совсем маловероятно), чтобы ты не сел в тюрьму. Третьего я пока не вижу. Давай посчитаем. Звонок — раз. Анонимка Кирееву — два. Кража рубашки с кровью убитой женщины — три. Кто-то очень сильно «любит» тебя, Дима. Кто-то так сильно тебя «любит», что готов на все, что угодно, лишь бы приписать убийства тебе. Киреев все-таки умный мужик. Если б на его месте был кто-то другой — сидел бы ты, Димочка, в тюрьме! И никто бы тебя не вытащил.
— Вал. Евг. Бы вытащил.
— А при чем тут Вал. Евг?
— Ты что, не знаешь? Вал. Евг. теперь возглавляет фирму Сваранжи. Он выкупил фирму у Розалии, которой отец оставил все в наследство, написав завещание. Розалии фирма ни к чему, поэтому она продала ее Вал. Евгу, все-таки он опытный человек. Так что теперь у меня контракт с Вал. Евгом. И я надеюсь, что теперь мои дела будут в порядке. Викторов уже ни к чему.
— Ты мне ничего не рассказывал.
— А я сам узнал только сегодня утром. Мне позвонил Вал. Евг. на мобильник. И все рассказал. Сказал, что они с Розалией уже оформили все документы. Кстати, Вал. Евг. Будет ее продюсировать. И, по слухам, более успешно, чем это делал Сваранжи. У Вал. Евга больше опыта.
— Кто же будет теперь твоим концертным директором?
— Вал. Евг. подыскивает человека.
— Откуда у Вал. Евга столько денег?
— Проворачивал какие-то делишки с Сергеем. А может, Розалия продала по дешевке. Но вообще он человек состоятельный. Это сразу видно. Ладно, давай отвлечемся от Вал. Евга. Ты его не любишь, а зря. Он-то собирается снимать мой клип. И сайт превратил просто в конфетку! Только… Что же нам теперь делать?
— Ждать. Это самое разумное решение. И это единственное, что нам остается делать. Ждать. Тот, кто украл рубашку, проявит себя рано или поздно. Может, попросит денег, если это шантажист.
— Откуда он узнал про рубашку?
— Вывод один: он тебя видел.
— В темноте? Когда я уезжал из того дома? Сомневаюсь!
— Значит, здесь, в квартире.
— Но меня видели всего двое. Ты и… Вал. Евг.
— Я не знаю, кто и когда, но тебя видели в окровавленной рубашке. Поэтому нам остается смириться и ждать.
Цирк был полон счастливых малышей. Они были счастливы потому, что пришли в сказку. Эта сказка сверкала на сцене — ослепительная, красивая, немного волшебная. Свет погас, и открылся совсем другой мир. Мир, в котором не было места печальному и плохому.
Я сидела одна, в третьем ряду, с тихой затаенной печалью глядя на детские лица. Как они были счастливы, эти малыши, попавшие в долгожданный волшебный мир! И как, наверное, несчастна я — я, для которой не существует волшебных сказок. Дети были чистые и светлые. Я очищалась, соприкасаясь с этой удивительной чистотой. И немного печально смотрела на арену. Цирковое представление было в разгаре. Кувыркались акробаты, собаки катались в повозке, ярко украшенной бумажными цветами, какие-то козы гонялись за обезьяной (или наоборот), две женщины летали под куполом цирка, между номерами выскакивали разноцветные клоуны со старыми, знакомыми еще с детства номерами (я всегда очень любила цирк). На какое-то мгновение я вдруг тоже почувствовала себя счастливой. Но это оборвалось слишком резко — когда вспыхнул свет, освещая зал, в который я пришла не для того, чтобы смотреть представление. В конце четвертого номера (решив, что уже подходящее время) я тихонько вышла из зала. Разумеется, в коридорах и фойе не было никого. Я быстро пошла к буфету.
В буфете не было посетителей. Две женщины в углу стойки громко разговаривали о каком-то Коле, который кому-то не позвонил. Третья женщина вытирала полотенцем стаканы и аккуратно расставляла их на большом подносе. Это была очень полная женщина с ярко — рыжими крашенными волосами и грубым, обрюзгшим лицом. Ее бесформенная расплывшаяся фигура была затянута в аккуратное черное платье с белым воротничком, которое ей очень не шло. На грубом красноватом лице не было ни грамма косметики. Выражение лица было отрешенно — пустым. Женщина двигалась как автомат, совершенно не обращая внимание на то, что она делает. Она выглядела старой, уставшей и какой-то потухшей. Я не сомневалась, что передо мной Алла. Я подошла к стойке, но женщина не обратила на меня ни малейшего внимания. Тогда я решилась.
— Мне нужно с вами поговорить. Вы Алла?
— Ну Алла. И что?
— Мне нужно с вами поговорить!
— Шла бы ты отсюда, а? — стакан упал на поднос с легким звоном, — пошла отсюда, пока я тебе морду не разбила!
Голос у нее был сочный, вульгарный, а потухшие глаза вдруг вспыхнули каким-то нехорошим огнем. Я опешила.
— Зачем вы так?
— Что сюда пришла? Думаешь, не понимаю, чего ты явилась сюда, еще одна сука? Я больше не буду разговаривать с такими, как ты, а буду прямо по морде бить, суки! Вонючие шакалы, слетаетесь, как стервятники на падаль! Для вас не существует ничего святого! У человека горе, а вы, поддонки, даже не понимаете, что такое горе! А ну пошла отсюда, а то так сейчас твою смазливую морду расквашу, что никто не узнает!
— Что я вам сделала?
— Что ты мне сделала, сука? Ты еще спрашиваешь? Я больше такой дурой не буду! Чтобы ты чиркнула грязную писульку в своей газетенке, я не дам тебе лезть в мою душу! Даже у такой, как я, есть душа! Я просто набью тебе рожу, и всего делов!
Я стала кое-что понимать.
— Алла, успокойтесь, я не журналистка.
— Все вы так говорите вначале!
— Я действительно не журналистка! Серьезно! Я была другом Маши.
— У Маши не было никаких друзей.
— Не правда. Я очень хорошо к ней относилась. И она сказала мне, что если с ней что-то случится, чтобы я пришла к вам. Мы говорили за несколько дней до ее смерти. Она очень тяжело переживала смерть Сергея, мы говорили об этом и…
— Как твое имя? — лицо женщины оттаяло.
— Ри.
— Я слышала это имя, — теперь она смотрела на меня совсем по — другому, — Маша упоминала это имя. Она говорила, что ты живешь с кем-то из артистов Сваранжи…
— Правильно, с Дмитрием Фалеевым. Мистер Дима. Слышали?
— Конечно, слышала. Да, тогда все в порядке, — Алла полностью расслабилась, — а я вас совсем не за ту приняла… Ходила тут ко мне девчонка сопливая, из газеты «Мегаполис — экспресс»… Сказала, что статью о Маше будет писать, какая она была талантливая… Ну, а я расчувствовалась. Стала с ней говорить. А потом девочки с работы рассказали, что она такое написала в своей газете! Написала, будто мы с Машей были любовниками, что Маша известная лесбиянка, а я всегда ревновала ее к мужикам. Я после этого два дня ревела, как сумасшедшая. Как же можно писать такое… Хотела эту соплю убить. И решила, если кто еще из газетенок ко мне подлезет, буду сразу бить в морду!
— Действительно, подло. Мы можем поговорить?
— Сейчас — нет. Антракт скоро. Это последнее вечернее представление. Я заканчиваю работу в десять. Еще минут сорок на всякую ерунду. Короче, тут кафешка есть ночная, за углом. Жди меня там в одиннадцать, за столиком. Я приду и обо всем поговорим.
В тот вечер (вернее, ночь) Димка выступал в крутом ночном клубе в сборном концерте (кажется, это были съемки какой-то передачи — я знала, какой, но из-за других важных мыслей вся эта тусовочная ерунда вылетела у меня из головы). Очередное дебильное шоу или «сборняк» к какой-то дате, под который хорошо отмываются чьи-то деньги. Димка должен быть там к 9 вечера (хотя начало концерта в 11). Я решила поехать туда, покрутиться перед его глазами, а с самого концерта улизнуть. Припарковаться возле клуба было практически невозможно, и мне пришлось сделать это в соседнем переулке. С трудом втиснув мой «лексус» между крутым джипом и побитой «Тойотой», я бегом помчалась к служебному входу. У дверей, как всегда, дежурили два мордоворота бандитсткого вида. Они не должны были впускать никого. Я назвала фирму Сваранжи и свою фамилию. Каждый артист (вернее, каждый директор или продюсер) оставлял на входе список тех, кого обязательно нужно пропустить. Так Вал. Евг., по требованию Димочки, писал, что я имею отношение к фирме Сваранжи, мою фамилию и мне не обязательно было ехать только с Димой, чтобы пройти в какой-то крутой клуб. Вдобавок Вал. Евг. выдал мне пластиковую карточку «свободного входа», которая удостоверяла, что я имею отношение к продюсерской фирме Сваранжи.
Итак, я назвала фирму и фамилию, ткнула мордоворотам под нос пластиковую карточку и оказалась внутри тусовочной толпы, которая всегда была на подобных мероприятиях. Я покрутилась в этой толпе, попалась на глаза какой-то журналистке из «Светской хроники», которая щелкнула меня в тот момент, когда я здоровалась с Алексом Назаровым (я представила заголовки — «Изменяют ли мистеру Диме?») и нашла Димочку, мирно беседующего с крутым Викторовым. Чтобы не прерывать эту содержательную (судя по виду Димочки) беседу, я помахала ему издалека и вновь нырнула в толпу, где была остановлена Вал. Евгом:
— Это правда, что ты у нас теперь внештатный сотрудник уголовного розыска?
— А это правда, что ты обдурил Розалию и увел у нее из — под носа жирный кусок от наследства покойного Сваранжи?
— Ну почему же обдурил? Я просто купил у нее эту фирму. Зачем Розалии продюсерская фирма? Она со своей жизнью разобраться не может, а тут серьезное дело, бизнес. Ну, я тебе все рассказал, а ты мне?
— А что я должна рассказать?
— Правда, что ты на всех доносишь Кирееву?
— Не говори глупости! Просто я должна помочь Диме. Кто, кроме меня, ему поможет? Случись с ним что, ты даже пальцем не пошевельнешь! А что, неправда? Денег у Димки нет, карьера близка к закату. Пока Димка на плаву, крутится — ты рядом. Но случись с ним что, ему придется выплывать в одиночестве!
— А ты, конечно, его спасение!
— Может быть.
— Ну, смотри, как бы тебе самой не утонуть. Со спасателями иногда так бывает.
Мне не понравился наш разговор с Вал. Евгом. Не понравилась его плохо скрытая враждебность. Я не могла объяснить… Что произошло? Еще недавно он пытался сделать меня своей союзницей, интересовался убийством Сваранжи, а теперь… С огромной радостью я покинула пустую тусовочную толпу. Отъехав от клуба на приличное расстояние, я остановилась в каком-то закоулке и из машины позвонила Кирееву. Киреев был дома. Я рассказала ему о том, что кто-то серьезно претендовал на бизнес покойного (так серьезно, что Сваранжи решил продать продюсерскую фирму, чтобы покрыть расходы) и о том, что Вал. Евг. купил фирму у Валентины Сваранжи, которая со странной легкостью избавилась от части отцовского наследства. А так же о том, как Сваранжи конфликтовал с любовником Розалии из-за внучки. Мне показалось, что Киреев очень доволен. Он сказал, что все это проверит и что он во мне не обманулся. Посмотрев на часы, я обнаружила, что прошло достаточно времени и быстро поехала на Цветной бульвар.
Алла опоздала на 20 минут. Когда она вошла, вокруг распространился сильный запах спиртного. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо потому, что пьяный выбалтывает то, что на уме у трезвого. А плохо потому, что вряд ли она могла что-то соображать, тщательно вспоминать. В кафе было 2–3 алкоголика, какие-то обдолбанные подростки. Еще — парочка голубых, влюблено державшихся за руки. Протаранив тех, кто попался ей на пути, Алла уверенно пробралась к моему столику. Держалась она так же агрессивно, как и в цирке. Только теперь было не ясно, по отношению к кому.
— Ты на чем сюда приехала? — плюхнулась на стул. Вблизи запах спиртного чувствовался еще ощутимей. Поймав мой взгляд, ощетинилась:
— Да, выпила — ну и что? Со всякой швалью общаюсь — как тут не выпить? Что ты на меня уставилась? Думаешь, сама лучше? Думаешь, не знаю, какие отношения у тебя с любовником, чем ты его держишь? Ты сука почище меня будешь! Мне все Машка рассказывала!
— И чем я его держу?
— Деньгами! Хрен только знает, откуда у тебя деньги…
— А я их заработала.
— Ага. Сразу видно. А, ладно — умеешь держать мужика, и то хорошо. Так на чем ты сюда приперлась?
— На машине.
— У тебя есть машина? А ты меня домой отвезешь? На Дмитровское шоссе?
— Хорошо, отвезу.
— Ух ты, здорово! Теперь времени поговорить больше будет. У меня мало времени — сильно спешу. Все думала, как добираться домой буду. Взять такси — так всю зарплату нужно отдать, особенно ночью. А теперь ты меня отвезешь, хорошо! Мужик ко мне придет один, в час ночи. За Машкиным пакетом, который ей Сергей отдал.
— Какой мужик?
— А хрен его знает! Он не представлялся, позвонил, когда представление в цирке закончилось. Сказал шифр, который на пакете записан. Машенька говорила: если позвонит мужик и назовет цифры, которые написаны на пакете, пригласи его в квартиру и отдай этот пакет. Постоянно мне это твердила, бедная… Я хорошо запомнила.
— А чего она сама не могла отдать пакет? Боялась, что ее убьют?
— Что ты! Ни о чем таком у нее в мыслях не было! Она даже не думала ни о чем подобном! Наоборот, в последнее время ничего вообще не боялась, счастливо так жила. Слушай…. А чего это ты ко мне пришла? Чего тебе нужно? Зачем все это, а?
— Успокойся! Все нормально. Просто захотелось поговорить о Маше, вспомнить… Я была ей другом. Может, помянем ее, а? Мне нельзя за рулем, а ты выпей.
— Это здорово! — Алла заметно оживилась, — отчего ж не выпить за чужой счет! Конечно, выпью!
Вскоре на нашем столике уже стояла бутылка водки. Алла с удовольствием отхлебнула полстакана.
— Ты говоришь, этот пакет дал ей Сергей?
— Сергей. Он ей много чего давал, но этот — особенный. Велел стеречь как зеницу ока. Она и оставила его у меня — на всякий случай.
— Как это — оставила у тебя?
— Да ведь она не жила со мной в последнее время. В смысле, в квартире не жила. Только приезжала изредка, да за квартиру полностью сама платила. Маша жила у Сергея дома. У него привычка была — адрес свой от всех скрывать, Машенька рассказывала. Он скрывал, а она жила там, с ним. Душа в душу жили. Это уже после его смерти она переехала обратно ко мне. Квартиру дочка его отобрала, а Машу выгнала прямо на улицу. Сергей не успел Маше ничего завещать. Они пожениться собирались зимой. Все уже решено было. Машка его страсть как любила. Когда его убили, она сама почти умерла. Господи, что я говорю… Не живая она была, как все кости из нее вынули. Мне жалко было на нее смотреть. Утешала как могла, говорила все время «Машунь, да все знают, какие дерьмовые разборки в этом их шоу — бизнесе… Почитай только, в газетах чего пишут, как они друг другу в глотку вгрызаются. Дерьмо все там, Машка…» Она ничего не отвечала, а один раз вдруг ответила: «Никакие это не разборки. Тут что-то другое». И опять зациклилась в себе.
— А Сергей приезжал к вам домой?
— А зачем ему было приезжать, если Машка с ним жила? Разве что в самом начале. Да и видела я его всего два раза. Один раз он просто позвонил в дверь, я открыла, а Машка сразу к нему вышла и уехали оба. А второй раз он пришел с каким-то парнем, чтобы пакет отдать. Машка при нем сразу передала этот пакет на хранение мне. А парень ждал в соседней комнате. Потом Сергей забрал парня и они оба уехали. Машка странно так говорила: он, мол, Сергей, хороший, только за ним и вокруг него стоят все плохие, они его и портят.
— Как это взрослого мужика можно испортить…
— Так я ей и сказала. А она: обстоятельства бывают сильней. Он дочку свою очень любил. Души в ней не чаял. А дочка появлялась, только когда ей нужны были деньги, и внучку совсем ему не привозила.
— Почему же Маша не забрала пакет с собой?
— Не знаю. Я не спрашивала, а она сказала только, что у меня его никто не станет искать потому, что все знают, что у меня его нет. Я еще так удивилась. Но Машу лучше было ни о чем не расспрашивать. Не тот у нее характер.
— Маша не рассказывала, она ездила к Сергею на работу?
— Никогда. Говорила, что он ее не приглашал. Добрая очень она была, Машка. Я ей всегда говорю: «пострадаешь ты, дура баба, от своей доброты!».
Сбившись, подвыпившая Алла принималась говорить об убитой в настоящем времени, как о живой, и это производило на меня тягостное впечатление. Бутылка водки подходила к концу, а язык заплетался все больше и больше. Не дожидаясь, пока она опьянеет окончательно, я достала из сумочки фотографию Димы, которую всегда носила с собой.
— Посмотри, это тот парень, которого привозил Сергей?
— Ага. Тот самый.
— А как пакет выглядит?
— Желтая почтовая бумага, завернуто, как конверт. И по углам заклеен. Я его спрятала в кладовке, чтобы не был на виду.
— А что там внутри?
— Ты чего? Машка же не велела смотреть, а я всегда делала, что она говорила!
— А ты была когда-то у нее в гостях, когда Сергея дома не было?
— Нет. Даже адреса ее не знала. Машка не говорила. Сергей ей категорически запретил. Он был очень строгим в этом отношении.
— Наверное, у него дома она тоже какие-то пакеты хранила?
— У него она хранила все свои вещи. Когда та сука, дочка Сергея, выгнала Машу ночью на улицу, она пришла домой в платье, да халатик под мышкой держала. А в кармане платья была лишь мелочь — чтоб доехать на метро. Представляешь, эта сука запретила ей брать свои вещи, сказала «убирайся в чем стоишь!». А Маша добрая была, она не умела скандалить. И гордость в ней взыграла, она повернулась и ушла. Я ей говорила: «Давай поедем, вернем вещи, я этой суке так морду начищу, что она тебя еще и деньгами осыплет!» А Маша — все свое твердит «нет, не хочу, мне ничего от нее не нужно». Так и не поехали. После смерти Сергея Маше ничего уже не было нужно.
Внезапно она засуетилась:
— Слушай, ехать пора! Я ведь опаздываю! Мужик за пакетом придет! Ты меня отвезешь?
— Отвезу. Только один вопрос: а где же находится удав?
— Кеша? Маша его так назвала — Кеша. Симпатичный такой, молоденький совсем. В цирк я его обратно сдала. Чего мне с ним возиться? А когда она жила с Сергеем, Кеша был в цирке. Она его брала только для выступлений. А когда Сергея убили, Машка затосковала и забрала Кешу к нам. Он в ее комнате жил, в небольшой плетенной корзине с закрытой крышкой.
— Не страшно было жить в одной квартире с питоном?
— Так Кеша добрый! И потом, Маша выпускала его ползать по квартире только тогда, когда меня дома не было. А в остальное время он сидел под замком. Когда я ее нашла… Кеша в корзине сидел…. Так и сидел, когда ее, бедную, убивали…
— Раз она посадила питона в корзину, когда была дома одна, значит, она кого-то ждала?
— Точно ждала! Я это сразу смекнула, когда увидела, что корзина с Кешей на все замки защелкнута. Когда Машка была одна, она или выпускала Кешу, или открывала крышку.
— А кого ждала Маша в тот вечер?
— Следователь меня то же спрашивал. Не знаю, мне она не говорила. После смерти Сергея ей звонили много разных людей. И приходили, когда меня дома не было, тоже. И мужчины, и женщины. Иногда Маша говорила мне, иногда — нет. Но по тому, как была сложена посуда на кухне (не так, как я складываю), я понимала, что у нее был кто — то, кого Маша даже угощала. Я не сердилась. Радовалась только, что есть, кому ее отвлекать… Дура.
— Кто убил Машу?
— Откуда мне знать? Я б этого гада своими руками задавила! Такого человека, как она, лишить жизни! Так ты везешь меня или нет?
И я повезла ее домой — к дому, от приближения к которому кровь застывала во всем моем теле.
Ночь была похожа на темную пропасть. Мне было так нехорошо, как будто меня действительно сбросили вниз. В машине Алла заснула. Она откинулась на сидении и даже захрапела — сказывалось выпитое. Но мне было безразлично: то, что меня интересовало, она успела рассказать. Я даже радовалась, когда она заснула. Так она не могла видеть, как я нервничаю, как становится белым мое лицо, как напряженно сжимаю влажный от пота руль. Руки мои были так напряжены, что любое незначительное прикосновение могло причинить боль. В трезвом состоянии Алла, возможно, обратила бы внимание на эти детали. И, возможно, задалась бы вопросом… Впрочем, был и второй вопрос, не менее щекотливый: она могла бы спросить, откуда я так хорошо знаю дорогу. Почему так уверенно еду сквозь огромный город в непроходимую мглу. И на это я не стала бы отвечать. Только бы рассказала ей, что ночная Москва кажется мне огромным болотом. Бездонным болотом, которое я так боюсь, в котором постоянно тону.
Мы остановились возле подъезда и я толкнула ее рукой. Она немного протрезвела.
— А, приехали… ну, спасибо тебе. И за то, что подвезла. И за приятный разговор. Хотя я не поняла, что ты от меня хотела, мне было приятно поговорить. Я любила Машу, как родную сестру. Ты только это знай.
Она вылезла из машины, но к подъезду не пошла.
— Давай, разворачивайся. Я подожду, когда ты уедешь.
— Зачем?
— Хочу убедиться, что ты уехала и не будешь за мной следить!
Протрезвела — ничего не скажешь. Делать нечего. Я развернулась и поехала обратно. Наивная женщина! Ровно через 15 минут я стояла на самом удобном месте возле ее подъезда, зная, что ничто не сдвинет меня с этого места, никогда, ни за что!
Я потушила фары, огни в салоне, закурила и посмотрела на часы. Без двадцати час. Подъезд просматривался, как на ладони. Итак, через 20 минут я воочию увижу таинственного незнакомца, охотника за чужими пакетами. Я не сомневалась, что это был очень важный пакет. Возможно, именно это и было причиной смерти и Сваранжи, и Рогожиной. Что могло там быть? Сведения явно незаконного характера. Имеющие такое значение, что ради них убили двух человек. И одного из этих человек — важного и крутого… Как странно. Богатый бизнесмен Сваранжи доверил пакет простой буфетчице! Может, в этом был свой резон… Она ведь действительно сохранила пакет — лучше всех. Я курила сигарету с ментолом, нервно посматривая на часы. Без пяти час. Уже. Окна квартиры Аллы выходили на другую сторону дома и я не могла видеть, горит ли в них свет. Вокруг меня царили пустота и безмолвие. Никого. А большинство окон огромного дома темны. Спальный район. Люди рано ложатся спать. Возле подъезда стоит много машин, но только я одна сижу здесь, в гордом одиночестве.
Мне было очень интересно, что произойдет. На фоне этой пустоты человека, входящего в подъезд, я вычислю достаточно быстро. Интересно, кто он такой? А что потом? Наверное, я поеду за ним. Впрочем, это решу по ходу дела. Димочки дома еще нет. Вряд ли концерт закончится так рано. Скорей всего, концерт закончится часа в три, но и после этого большинство народа останется в клубе. Димочка тоже. Он просто не сможет уехать, не потусовавшись с нужными людьми, не выпив между делом. Все это имеет огромное значение для карьеры звезды. Тусовки в клубах, постоянное попадание на глаза важным людям в шоу — бизе, выпячивание себя и глупые выходки перед такими же глупыми журналистами. Господи, как все это далеко от жизни! И всей этой пустой тусовочной толпе не угнаться за мной. Даже Диме.
Я закурила очередную сигарету. Пять минут второго. Мой подследственный опаздывает. Что это за тип такой, который может опоздать за важными документами? Из подъезда вышел пожилой мужчина в спортивных штанах, держа на поводке огромного бультерьера. Тоже мне, нашел время для прогулок. Они пошли в сторону шоссе. Бультерьер покосился на мою машину уродливой свиной мордой. Час десять. Я начала нервничать. А вдруг этот тип вообще не придет? До которого часу я буду здесь торчать? До утра? Димка выгонит меня из дому. Час пятнадцать. Мужчина завел бультерьера обратно в дом.
Внезапно я услышала громкие раскаты пьяного смеха. Из подъезда вываливалась подвыпившая компания. Я их пересчитала — семь человек. Три оголенных девки, пьяные, повисли на руках у своих кавалеров, не менее пьяных, чем они. Четвертый мужчина был без подруги и казался трезвее остальных. Мне бросилось в глаза его неестественное лицо — белое, как брюхо рыбы. Либо ему было душно и плохо с сердцем, либо не нравилась компания, в которую он попал. Компания орала очень громко, пытаясь петь песни. Это у них не получалось. Похоже, они возвращались с какого-то дня рождения. Они вышли из подъезда, потоптались на месте, потом направились к машинам. Шум производили несусветный. Без двадцати два (я потеряла уже последнюю надежду) все уселись в две машины и медленно поехали мимо меня.
Синяя девятка — мужчина за рулем, женщина рядом. Белый «ниссан — премьера» — мужчина за рулем, женщина рядом, еще одна парочка, обнявшись, на заднем сидении. Машины просигналили друг другу и выехали к развороту на шоссе. Дом снова погрузился в тишину и темноту. Еще одна парочка на заднем сидении… О господи… Я почувствовала, как на лбу выступает противная испарина, а руки начинают мелко дрожать. Идиотка! Меня провели как настоящую идиотку! Как же я могла так глупо попасться! Седьмой! Ну разумеется, это был он, тот, кого я ждала! Он просто воспользовался случаем и вышел вместе с ними! Это был он! Возможно, из какого-то окна наверху он виде мою машину и увидел, что внутри кто-то сидит (стекла у меня не тонированы). Тут подвернулась компашка и он просто воспользовался моментом незаметно выйти! Почему же я не видела, как он входил? Ну, это совсем просто! Очевидно, он приехал раньше, чем без двадцати час (когда к дому подъехали мы), к примеру, в половине первого, и просто ждал Аллу под дверью ее квартиры. Потом посидел у нее некоторое время и решил выходить наружу. Все это пронеслось в моей голове, как вихрь… Я рванула с места и понеслась, сломя голову, на огромной скорости к развороту на шоссе. Но тут же напоролась на светофор и мне пришлось остановиться. Я кусала от злости губы, стоя среди других машин, как вдруг взгляд мой упал куда-то вбок, и я обомлела…
Через одну машину от меня стоял темный автомобиль, который я не могла спутать ни с чем. Это была та самая машина, которая прервала наш разговор с Вал. Евгом о подробностях убийства Сергея. Это была та самая машина, которую я видела возле крутого бандитского клуба, беседуя с Киреевым, когда в клубе шел совместный концерт Димы и Розалии, концерт, который я не могла пережить. Та самая машина! Я не могла спутать ее ни с чем! На светофоре сменились огни. Я вздохнула и поехала следом за темным автомобилем. Скорее всего, он меня заметил почти сразу. Вначале мы ехали медленно, друг за другом. Я решила действовать в наглую. Итак, мы ехали медленно, как вдруг… Он резко крутанул руль и свернул в какой-то темный переулок. Я до сих пор очень плохо знала Москву и поэтому не могла определить, переулок это или проезд. Чертыхнувшись, я так же резко крутанула руль, въехала в переулок… Скрежет тормозов… Звон разбитого стекла… Я чуть не столкнулась лоб в лоб со старым микроавтобусом, который выезжал из переулка. К счастью, он успел затормозить вовремя, но — все-таки не удержал направление и врезался в дерево, что-то там разбив… Моя машина была невредимой, но для меня случившееся было катастрофой! Из микроавтобуса выскочил молодой парень, размахивая кулаками… Делать нечего, я вылезла тоже, нелепо пробормотав:
— Извините….
Боже, как все-таки звучен и выразителен русский язык! Какие красочные и живописные выражения парень обрушил на мою голову! Такую народную фольклорную прелесть не найдешь ни в одном словаре, зато ее в совершенстве знает каждый шофер. Скромно потупив глаза в землю, я ждала, пока он выговорится. Меня интересовало только одно: чтобы он не позвонил в ГАИ. Но, очевидно, общение с ГАИ тоже не входило в его планы. Поэтому, когда он выдохся, я достала из сумочки деньги (довольно крупную сумму) и протянула ему. К счастью, у меня оказались с собой деньги. Готовясь к разговору с Аллой, я захватила их с собой. Увидев, что я даю ему деньги, он успокоился и даже проникся ко мне симпатией. Ущерб его машины составил одну разбитую фару, а я давала намного больше.
— Молодая, красивая, куда ж ты так прешь? Что ж ты на тот свет в таком-то возрасте захотела? У тебя что, мужа нет или любовника, который бы тебе по заднице надавал?
Стала бы я ему рассказывать, что у меня такой любовник, который сам нуждается в том, чтобы ему надавали по заднице! Я снова скромно потупилась.
— Ну ладно, девка. Хоть объясни, что ты тут ночью делаешь?
— Я еду домой.
— А по шоссе ехать не можешь?
— Я думала, так быстрее…
— Ты чего, из деревни? Город не знаешь?
— Не знаю…
— О Господи… Лезут в Москву всякие… Как тебе права-то выдали, дуре… Сопли самой еще надо подтирать, а она за руль… Из-за таких вот и все неприятности на дороге…
Он поворчал еще немного и мы мило распрощались. Он даже помахал мне на прощание рукой. Когда он уехал, я огляделась. Темноватый сквозной переулок, который куда-то ведет… Господи, куда же он ведет?! Разумеется, темного автомобиля и след простыл. Я даже не представляла, куда он теперь едет. Я даже номер не запомнила. Единственное, что я успела заметить, это мужской силуэт за рулем. Ведь седьмым в той компании был мужчина. Мужчина с бледным лицом… Столкновение в мирном переулке привлекло любопытных. Кое-кто уже выглядывал в окна из нижних этажей близлежащих домов. Я села в машину. Мне больше ничего не оставалось сделать. Только сесть в машину и тихонько ехать домой.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 4 октября 2010, 16.35
ТЕМА: Появление Ри.
Привет, братишка! Наконец-то нашлась свободная минутка в этом сумасшедшем доме, я могу спокойно рассказать, как я живу. Представляю, какую ты уже поднял панику — столько времени не пишу, не отвечаю на телефонные звонки, не даю о себе весточки… Успокойся! Жива. Пока. Последние мои дни — сплошная суматоха, пьянки, бестолковая сутолока, входная дверь не закрывается, телефон не замолкает и так все время. Я уже схожу с ума от этого количества людей, которые постоянно вьются вокруг Димки! Не то, что подумать или написать письмо, посидеть 5 минут спокойно нельзя. Вчера — представляешь, выходим мы из дома целой компанией, чтобы отправиться в очередной ночной клуб и натыкаемся на группу психопаток, которые дежурят под лестницей (вернее, под парадной, лестница ведет к бронированной двери парадной, которая на коде). Психопатки — это поклонницы Димочки, девчонки лет 15–18, которые вычисляют наш адрес и узнают, когда Димочка находится в Москве. Увидели, завизжали, бросились к нему. А одна из них (лет 15, стриженная, глаза ненормальные, явно обкололась), как рванет майку на груди! Ткань в стороны, тощая грудь наружу. И как заорет: «Дима, я твоя! Возьми меня! Я хочу от тебя ребенка!» И цепляется в него ногтями. Кошмар! Димка их ненавидит. Его тошнит от этих подростковых истерик. Но что делать: издержки профессии. Стал звездой — терпи! К счастью, с нами был кто-то из фирмы Сваранжи (теперь уже фирмы нашего дорогого Вал. Евга.), он быстро вызвал по мобильнику дежурных охранников, велел подъехать к дому и расчистить эту нечисть, чтобы когда мы будем возвращаться домой, было все спокойно. А пока мы с трудом пробились к машинам и уехали. Минут через десять позвонил один из охранников и сказал, что путь расчищен и психопатки убраны. Димка вздохнул с облегчением. Однажды одна из таких психопаток набросилась на меня и хотела ногтями разорвать мое лицо. К счастью, у меня был с собой газовый баллончик и я без зазрения совести выпустила струю ей в лицо.
Славик, сегодня у меня счастливый день! Я одна дома! Одна на целых пять часов! Димка поехал на какой-то дешевый сборник (в смысле, на сборный концерт с телеэфиром, за который нужно было мало платить). А я решила отдохнуть. Я отключила все телефоны, заперла дверь и никого не впущу! Но квартира почему-то кажется чужой… Впечатление, как будто я в гостиничном номере. Наверное, я отвыкла от одиночества и не узнаю собственных стен… Реакция первая: почему здесь так грязно? Что за свинюшник? Я засучиваю рукава и начинаю заниматься хозяйством. Не подумай лишнего, я убираю сама раз в три года! У меня есть приходящая домработница, которая убирает, стирает, готовит и т. д. Она приходит раз в три дня. Но дело в том, что сегодня я хочу все сделать сама, как обыкновенная женщина! Ты не поверишь, но даже мысль об уборке доставляет мне удовольствие! Я ни за что не отдам эти часы одиночества! Они мои, я их заслужила и я счастлива! И вот во всех комнатах плещется вода, мебель сверкает, в кухне приветливо урчит холодильник, а с люстры падают мокрые брызги. А я в старых джинсах воюю с грязью и после продолжительных боев победа остается за мной! Убрав все до блеска в меру своего вкуса и получив удовольствие, как от хорошего секса, я после ванны лежу на диване и на ноуте царапаю тебе письмо. Это и есть счастье.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 4 октября 2010, 18.48
ТЕМА: Продолжение — самое главное.
ВЛОЖЕНИЕ: Письмо.
Теперь пришло время написать о самом главном — о моих подозрениях. Не забудь изменить пароль на компьютере, чтобы к этому письму не подобрался никто!
ПИСЬМО.
Итак, о чем я буду писать… О моей жизни. О другой. Не той, что всегда на виду. Я расскажу тебе о том, о чем не знает никто — о моем расследовании. Да, я расследую убийство Сваранжи по той причине, что эта смерть напрямую касается и Диминых интересов, и моих. Еще потому, что, начав, уже не могу остановиться. И, наконец, потому, что это уже не одна смерть. Я продвинулась в расследовании. У меня есть несколько основных направлений, причин убийства и подозреваемых. Один из этих подозреваемых — убийца, я в этом не сомневаюсь.
Как только я копнула глубже, я была потрясена тем, сколько людей имели причины для того, чтобы убить Сергея Сваранжи! Легче пересчитать по пальцем тех, кому не зачем было его убивать, чем тех, кто имел для этого все основания. Сергей был человеком, который специально притягивал к себе конфликты и портил отношения просто со всеми подряд! Его ненавидели все: от уборщиц в его клубах и ресторанах до коллег — крупнейших воротил в шоу — бизнесе. Кроме того, он не брезговал и шантажом. Оказывается, Сваранжи коллекционировал чужие секреты, а потом очень выгодно их использовал. Это и есть причина убийства. Я подозреваю, что чей-то секрет стал, наконец, ему поперек горла. Кто-то оказался не жертвой, а палачом. У меня есть даже доказательства: я знаю о существовании какого-то пакета, за которым охотится очень много людей. Ради этого пакета была убита его тайная любовница.
Итак, мои подозреваемые (это не значит, что каждый из них мог реально взять в руки пистолет и застрелить Сергея. Но близко к этому. Если кто-то из них виновен, то он — заказчик, а для исполнения нанял других людей). Во — первых, Вал. Евг. и все, что с ним связано. Он имел интересы от смерти Сваранжи. После он так легко получил его фирму. Во — вторых, Розалия и ее муж — бандит. Тут все намного проще: деньги, отношения и бизнес. Для ее мужа такое убийство — раз плюнуть! А выгода — огромная. И через собственный бизнес, и через жену. В — третьих, конкуренты по бизнесу: тот, кто хотел отнять у него бизнес. Я еще не знаю, кто это такой, но узнаю, можешь не сомневаться! В — четвертых, Алекс Назаров, которого шантажировал Сваранжи. У Алекса была для убийства очень весомая причина. В — пятых, Димочка — я не сбрасываю его со счетов. Не только потому, что смерть Сваранжи принесла ему выгоду… Есть и еще одна причина, о которой не знает никто. Я пишу тебе об этом на всякий случай, если вдруг со мною что-то случится. Так вот: пистолет, из которого убили Сваранжи, так и не нашли. По заключению экспертизы, это был стандартный полицейский пистолет, когда-то принадлежавший работнику полиции. В Москве такое пропавшее оружие вроде бы не значилось (все пропажи известны), в области — тоже. Несколько лет назад Дима выступал в Сибири, там у него были гастроли. Я, как всегда, ездила с ним. В одном маленьком городке Дима давал бесплатный благотворительный концерт в зоне, среди заключенных. И в благодарность за выступление перед зэками начальник колонии подарил Диме трофейный полицейский пистолет. Это не совсем настоящее оружие, скорей, игрушка, в которой что-то заклинило и она плохо стреляет. Но игрушку всегда можно починить. Этот пистолет лежит у нас в шкафу, в спальне, в одном из ящиков. Но о его существовании не знает ни одна живая душа, наверное. Даже музыканты Димы не знают, хотя некоторые из его команды были на тех гастролях. Понимаешь, этот подарок мент сделал не в официальной обстановке. Ситуация была такая: дружественный ужин, все выпили. Димка пожертвовал какие-то деньги начальнику колонии (просто отвалил ему денег, когда он выпьет, то становится очень щедрый). А тот тоже выпил и в благодарность подарил Диме пистолет, тем более, пистолет был списан. Вот такая история. Я не знаю, вспомнил ли о пистолете Вал. Евг., но он был с нами и на тех гастролях, и на том самом ужине. Я пишу тебе, как самому близкому человеку, об этом потому, что немного боюсь. Я сумею выпутаться из любой ситуации, но ты сохрани это письмо — на всякий случай. Мало ли что… С убийством подруги Сваранжи проще: ту зарезали ее собственным кухонным ножом, который валялся рядом, правда, без единого отпечатка. Есть еще одно обстоятельство. Совсем недавно я выяснила, что пистолет есть не только у Димы.
Одна знакомая девчонка (любовница наркоторговца по имени Доминик) рассказала мне, что однажды Алекс Назаров (певец, ты не мог о нем не слышать) пытался всунуть в уплату за очередную дозу какой-то пистолет. Но Доминик не взял — потому, что очень осторожен с любым оружием. Он слишком хитрый и у него большой жизненный опыт. Вообще Алекс Назаров ведет себя очень странно — наверное, в списке подозреваемых мне следовало поставить его на первое место. Он категорически избегает встречи со мной — любым способом. Тысячу раз я пыталась дозвониться ему, встретиться с ним — и бесполезно! На общих концертах при встрече со мной он здоровался, бросал какую-то общую фразу о погоде и исчезал — мгновенно. Кроме того, в последнее время Алекс Назаров очень подружился с бандитом Розалии, их часто видели вместе, а Алекс почти поселился в его бандитском ночном клубе. От общения с такими людьми, как муж Розалии, всегда плохо пахнет. И это сближение (тем более, что оно не на финансовой основе — родители Алекса богачи и никакие деньги ему не нужны) выглядит очень странно. А бандит и оружие — прямо родственные понятия. Чем еще в наше время так успешно торгуют бандиты? Ну, все, буду заканчивать. Я еще напишу тебе о своем расследовании, когда выпадет свободная минута. Не волнуйся за меня! Со мной все будет хорошо! Привет всем и поцелуи! Твоя Ри.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 8 октября 2010, 04.57
ТЕМА: Смерть Алика.
ВЛОЖЕНИЕ: НЕЗАПЛАНИРОВАННОЕ ПИСЬМО.
Славик, произошла большая трагедия… Не могу о ней не написать… Ты меня поймешь…
НЕЗАПЛАНИРОВАННОЕ ПИСЬМО.
Здравствуй, Славик! Это незапланированное письмо. Ты, наверное, удивишься, когда его получишь. Я и не написала бы его, если б не боль… Если б не такая огромная боль, от которой все чернеет перед глазами… Я сижу в комнате, а весь мир раскалывается на куски, покрывается черным цветом и ощущение такое, как будто я схожу с ума… Сегодня я потеряла самого близкого человека. Человека, более близкого, чем Дима, мама или даже ты (прости). Он ушел, растворился в черноте за окном, а на моем столе остался маленький кусочек бумаги… Белый листок с оборванными краями… Такой одинокий, как моя жизнь… Буквы смотрят на меня с немым укором: «Я ухожу в другой мир, любимая, потому, что не могу без тебя». Несколько косых строчек, будто все было лишь выдуманным отрезком нелепой судьбы…
Это написал мой самый близкий друг Алик Вильский. Сегодня ночью он переписал его на листке бумаги — для меня. Когда я ушла из его жизни в свою, он переписал первую строчку этого стихотворения, налил шампанского в тот бокал, из которого я только что пила и запил им три таблетки очень страшного яда. И даже не успел допить тот бокал до конца. Он покончил с собой сегодня ночью. Утром мне позвонили из полиции (мой домашний телефон нашли в его записной книжке, подчеркнутый красным) и попросили приехать опознать тело. Кроме меня, у него больше не было никого.
Накануне этой ночи мы были с Димой в гостях. Мы были в загородном особняке одного авторитета по кличке Факир, с которым Дима и Вал. Евг. поддерживают очень хорошие отношения. А с женой Факира, Леной, я училась в институте, на одном курсе. У Факира 5 октября был день рождения. Он устроил небольшой вечер для избранных. Помню, как в уютной гостиной за столом я пила дорогое белое вино и смотрела на гранатовые серьги Лены, которые стоили, наверное, целое состояние. После ужина гости разбрелись по особняку, а я предложила Диме немного погулять по поселку — ночь была теплая, лунная. Мы шли по дороге — особняк Факира стоял последним, после него начиналась территория то ли завода, то ли склада. Именно тогда я увидела эту кошку. В подсобке сторожа этого самого склада, расположенной возле забора, рядом с дорогой. В окнах подсобки горел свет. И доносились звуки музыки. Мотив перебивался странным бормотанием. Заинтересованные, мы подошли ближе и заглянули в маленькое окошко. За столом сидел сторож, старик, пьяный в доску. Перед ним — радиоприемник. Бутылка водки. А возле бутылки сидит эта самая кошка. Хвост подогнула, голову склонила и смотрит на него настоящими человеческими глазами. Старик смотрит на кошку и разговаривает с ней. Не закончив фразы, перебивает себя сам и начинает петь…. Отрывки из песни Димы (именно эту песню передают сейчас по радио). И разговаривает. Рассказывает кошке, что было слышно в какой-то очереди, о новой почтальонше, которая носит пенсию, о пальто, которое было у него 10 лет назад. Поет и рассказывает. А кошка смотрит такими грустными глазами. В душе что-то перевернулось, и по моим щекам хлынул поток слез, обжигающий, горячий, безудержный. Димка перепугался и увел меня от окна. Я плакала от картины этого необычайного одиночества — старик и кошка, и от тяжелого камня, который лежит у меня на душе, и от предчувствия чего-то плохого, и от того, что ничего не повторяется в жизни, и от того, что я сама не могла объяснить… Я плакала и плакала, а Дима все не мог меня успокоить. Я плакала даже тогда, когда мы вернулись в особняк. Никто из гостей не заметил мои слезы. Их вообще никто не замечает — никогда. Наверное, той ночью я ощутила предчувствие горя, которое произойдет очень скоро. Теперь оно произошло. У меня умер друг. Но, странное дело, слезы больше не текут по щекам.
С Аликом Вильким я познакомилась, когда училась на первом курсе института. Много лет прошло с тех пор, как с несколькими девчонками я сидела в одном кафе и курила. Алик подсел именно ко мне и предложил почитать свои стихи. Вначале я смеялась — но замолчала мгновенно, услышав, как он читал. С тех пор прошло много лет. Он знал о моей жизни абсолютно все. От Алика у меня не было никаких тайн. Он был добрым, удивительно мудрым и казался старше своих лет. Теперь Алику вечно будет 32. В минуты отчаяния или тоски я бежала именно к Алику и изливала свою душу. Может, именно из-за этой удивительной душевной близости у нас не получилась любовь? Я знала: все эти годы Алик безнадежно и преданно любит меня. Любит, зная, что будет для меня только другом, и в этом ничего нельзя изменить. Алик писал удивительные стихи. Его родители проработали в ЦК в советские времена на больших должностях, оставили ему приличные счета в зарубежных банках (например, в швейцарских), поэтому Алик мог не утруждать себя работой. За три последних года Алик выпустил три книги стихов. Все они стоят в шкафу с нежными надписями. Большинство его стихов о любви посвящены мне. Димка ненавидит эти книги, ненавидит Алика и мою дружбу с ним. Но на Димкину ревность мне плевать. Помню, какой был скандал, когда Алик впервые пришел к нам и принес свою книжку. После этого Дима долго орал и разбил три тарелки (две глубоких и одну мелкую), а, успокоившись, разрешил Алику к нам приходить. Помню, как однажды мы с Димкой поехали к Алику домой и привезли коллекционное французское шампанское (три бутылки). А у Алика был ремонт, посуда была спрятана и мы пили шампанское на полу, прямо из бутылок. Много хороших мгновений, если все вспоминать… Звонок раздался в 3.15 ночи 6 октября — мы только вернулись с дня рождения Факира и едва вошли в квартиру. Я снимала в ванной остатки косметики, когда услышала звонок, а потом злой голос Димы, звавший меня.
— Ри, это я. (Одним из удивительных свойств натуры Алика было полное игнорирование времени. Он мог звонить в четыре часа ночи и читать до рассвета стихи. Он мог приехать в гости в шесть утра). Нам нужно очень срочно поговорить. А я не знаю твой новый номер мобильника.
— Что-то случилось?
— Да. Случилось. Мы можем увидеться утром?
— Что произошло?
— Желательно встретиться пораньше. Мне срочно нужно тебя увидеть. Жду в девять, в нашем кафе.
— Я приду, но объясни…. — в трубке короткие гудки. С удивлением я обнаружила напряженную фигуру Димы, застывшего на пороге.
— Зачем он звонил? Что именно он тебе сказал?
— Ничего, мы договорились завтра встретиться, он хочет со мной поговорить.
— О чем? Что он собирается тебе говорить? Как он сказал?
— Да не сказал! Что это за допрос?
— Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась!
— Дима, ты с ума сошел!
— Не нужно никуда ходить! Я не хочу!
— Прекрати!
В девять утра зал кафе пуст. Холодное, серое, неприветливое московское утро. Я помню до мельчайших подробностей все — даже случайную нитку у Алика на футболке. Нет более страшного момента, чем читать смирение и неизбежность на дорогом тебе лице. Как часто, вспоминая слова, поступки любимых людей до этого страшного момента, мы находим тысячи разных признаков приближающейся беды. Эти признаки словно предупреждают… Только читаем мы их потом.
— Ри, я уезжаю. В Австралию, навсегда… — сказал мне Алик, и все вокруг — светящиеся плафоны в кафе, центральный проспект за окном, яркая одежда каких-то людей — все теряет свой цвет, становится темным и пустым….
— Ри, я решил навсегда уехать из России. Так будет лучше. Я делаю это для тебя.
— Почему для меня?
— Не хочу тебе мешать. И я устал от мысли, что ничего уже нельзя изменить. Я устал быть каким-то бельмом на твоей жизни.
— Алик, как ты можешь так говорить?
— Но ведь это правда, не так ли?
— Почему в Австралию?
— Это связано с делами. Один богатый человек был должен мне крупную сумму. А потом отдал долг и предложил кое-какую работу… В Австралии. И я решил уехать навсегда. Я подумал и согласился. Этот человек оплачивает мне все. Таким образом, мой отъезд состоится очень быстро.
Австралия…. Далекий цветной лоскуток на огромной карте мира. Наверное, очень красивая страна. Лучшая для тех, кто в ней родился и вырос. И вот эта земля отнимает моего лучшего друга. Беспрекословно и страшно. Навсегда.
— Но Алик… зачем?!
Глаза его становятся злыми — и печальными по — собачьи. Я не видела его таким прежде. И не знала, что он может быть таким.
— Почему я это делаю? Ты еще спрашиваешь? Да я это делаю для тебя! Чтобы тебе было лучше! Я хочу быть от тебя подальше! Неужели это так трудно понять? Человек, который дает мне деньги на поездку, знает о моих проблемах! Он и дает мне деньги, чтобы я уехал от тебя подальше! Неужели ты не видишь, что моя жизнь превратилась в бесконечное мучение? Я еще молодой и здоровый человек, переживу! Я тебя люблю! А ты знаешь, как это — любить столько лет и понимать, что у тебя нет никакой надежды и не будет ее никогда! Видеть объект своей любви рядом с другим человеком! Ты же сломала мне жизнь! Ничего не осталось. Одни обломки. Я ничего не сделал, не достиг. Жалкое пустое место. Я устал от этого.
— Но зачем же уезжать в другую страну? Если ты хочешь, мы можем больше не видеться, никогда не встречаться… Я не буду попадаться га твоем пути…
— Ты все равно попадешься. Этот вариант невозможен.
— Алик, я… я не хочу, чтобы ты уезжал!
— Тогда поедем со мной! — он решительно хватает меня за руку, — ты ведь не расписана с Димой! Поедем со мной! Мы распишемся, все быстро оформим. Поедем вместе! Ну что у тебя за жизнь!
— Ты сошел с ума?
— Но я ведь люблю тебя, а этот урод совершенно тебя не любит! Неужели ты этого не видишь? Как же можно это не видеть!
— Прекрати! Как тебе не стыдно!
— Значит, нет?
— Нет!
— Так я и думал. Вот поэтому я уезжаю. Здесь для меня нет ничего. Даже надежды.
Я молчу. Он тоже. Наконец прерывает молчание, которое становится невыносимым.
— Сегодня вечером я устраиваю прощальную вечеринку для своих близких друзей. В семь вечера. Ты придешь?
— Приду. Когда ты едешь?
— 23-его.
— Так быстро…
— Все уже оформлено. Этот человек постарался.
— А что за работа?
— Связана с компьютерами. С их продажей. Ерунда. Но деньги хорошие. Я мог бы обеспечить тебе богатую жизнь. Как своей жене. Но ты предпочитаешь сидеть тут с этим уродом. Ты ведь с ним погибнешь!
— Ничего. Как-нибудь продержусь.
Возле двери я оборачиваюсь.
— А стихи ты писать будешь?
— Кому нужны в Австралии русские поэты! — горько усмехается он.
Сумерки. Сотни машин и горящие огни реклам. Потрясение утра уничтожило без остатка любые признаки существующих чувств и мыслей. Я забыла обо всем, даже о смерти Сергея Сваранжи. Боль от потери Алика была невыносимой. Дима нетерпеливо ждал меня дома.
— Что он тебе сказал?
— Алик уезжает навсегда в Австралию и устраивает прощальную вечеринку.
— Так вот: ты на нее не пойдешь!
Димочка поднимается во все свои 185 и сжимает кулаки. Он собирается устроить скандал. Но мне наплевать на любые скандалы! Пустота и боль уничтожили все. Я не хочу слушать Димочкин визгливый голос. Мне он противен — как противны многие его жесты и поступки, а, наверное, огромная часть нашей совместной жизни. Но кое-что внутри заставляет ответить, как он того стоит:
— А я сказала: пойду! И хватит! Заткнись!
— Ты не понимаешь… дура! Я устал выносить твои отношения с этим ублюдком! И последняя капля — это твои хождения к нему домой!
— Мой единственный друг уезжает навсегда в чужую страну! Неужели это так трудно понять?
— А меня разве трудно понять? Если я прошу, чтобы ты не ходила, неужели так трудно не пойти?
— Почему?
— Потому, что я не хочу, чтобы ты туда шла! Более того, я просто требую! Разве я так часто тебя о чем-то прошу?
— Ты ведешь себя просто глупо!
— Пусть! Но сделай это для меня!
— Дима, не будь ребенком!
— А ты не будь такой эгоисткой! Зачем тебе этот идиот, который сгниет в Австралии под забором?
— Не сгниет. Какой-то богатый человек предложил ему там работу и оплачивает поездку.
— А кто, он сказал?
— Нет, не сказал.
— Ты что, даже не спросила?
— Я спросила, но он не сказал. Ничего. Ни имени, ни фамилии.
— Так вот: это прощание — мое последняя капля! Если ты завтра туда пойдешь, я от тебя уйду! И тоже навсегда! Или он — или я!
Мое терпение тоже не бездонно. Я встаю и решительно отвечаю:
— Пойду. Уходи.
И выхожу их кухни, громко хлопая дверью. В комнате прижимаюсь к холодному стеклу, закрываю глаза — и ясно, столь ясно, что сама пугаюсь, вижу лицо Алика. Горькие слезы текут по щекам, скатываясь на подоконник.
— Прости меня, Ри!
Не оборачиваюсь. Димка обнимает меня за плечи.
— Прости меня, пожалуйста! Я понимаю, тебе тяжело. Но я люблю тебя. И ты только моя девочка. Если бы ты знала, как же сильно я тебя люблю.
Я обнимаю его, прижимаюсь всем телом, плачу, рыдаю в голос — оттого, что я не одна и кто-то меня слушает.
— Прости меня. Тебе сейчас так тяжело. Я должен был это понять. Я просто не хотел, чтобы ты туда шла, думал, что тебе будет слишком тяжело вынести, все-таки переживания… Но если ты настаиваешь идти, тогда конечно…
Голос его нежный и теплый — голос самого дорогого мужчины в мире. Судорожно вдыхаю его теплый запах — и постепенно вся боль и тоска оставляют мое сердце. И только круги перед глазами, и опьяняющее ощущение крепких Димочкиных рук…
Вечером начался дождь. Серое небо в клочьях порванных облаков. Димка собирался в студию, на ночную запись. Это значит, что он вернется не раньше 8–9 утра.
— Даже природа оплакивает твоего поэта! — грустно говорит Дима. Я не понимаю, что это — ехидство или настоящая грусть.
Я заказываю такси, решив не брать машину. В таких расстроенных чувствах лучше не садиться за руль. Холодный ветер, ворвавшийся в окно машины, растрепал мои волосы, испортил прическу. Алик сказал бы, что я нравлюсь ему с любой прической. К горлу вновь подступила боль. Алик являл для меня целую эпоху, он был неугасимым символом освобождения, надежды. Я не могла представить, что, однажды набрав номер, услышу в ответ длинные гудки или чужой голос. Воспоминания о прошлом сотрутся и заменятся другими. Мне хотелось плакать, но я не могла.
В квартире Алика была масса народа. Я вручила ему на память небольшой сувенир. Некоторые из гостей были мне знакомы, но большинство — нет. Было много еды и спиртного. Стоило присмотреться более внимательно, как сразу бросалось в глаза: за веселыми шутками окружающих таится что-то совсем не веселое и жизнерадостное. Улыбки были натянутыми, а глаза — не смеялись. Вскоре веселье сняло как рукой. Маленькое мгновение правды — молчание. И стало понятно, что это — прощание. И кто-то тихо сказал:
— Почитай стихи, Алик.
А кто-то погасил люстру и принес с кухни две маленькие свечи — их зажгли и поставили в противоположных концах стола. От сидящих за столом людей поползли вверх огромные тени. Алик сказал:
— Первым я почитаю стихотворение, посвященное моей единственной и очень печальной любви. Я ухожу в другой мир, любимая, потому, что не могу без тебя…
Алик все читал и читал, и мне не хватало совсем немного, чтобы не разрыдаться в голос. Мои глаза были сухи. Коньяк в большом бокале отсвечивал цветом спелого каштана на руки и платье. Тихо — тихо вливалась в раскрытые окна ночь. И я уже приняла решение — этой ночью остаться. Все разошлись около часа. Алик спросил меня:
— Ты ведь останешься?
— Да, останусь. Сам знаешь, что я не могу уйти так.
— Я спрятал бутылку коллекционного французского шампанского, чтобы когда-то выпить вместе с тобой. Наверное, именно сейчас представился такой случай?
— Наверное. Напиши мне это стихотворение — своей рукой. То самое, которое читал первым.
Алик написал, и я спрятала листок в сумочку. Потом он открыл бутылку шампанского. Золотистое вино горчило — и мне казалось, что эта горечь не пройдет никогда.
Мы любили друг друга в первый и последний раз, и для меня это было подобно вкусу нового, ранее не пробованного блюда. За столько лет с Димой я давно успела отвыкнуть от чужих рук и тел, отступивших навсегда на второй план. Но это не было изменой. Это было похоже на… милостыню. Алик прекрасно понимал эту милостыню, как понимала ее я.
Утром серый рассвет осветил смятую постель и не допитое шампанское в бутылке. Бокалы так и остались стоять на столе. Я прижалась к плечу Алика и заплакала. Я теряла человека, которого все-таки любила в глубине души. Рассвет — тусклая и убогая красота наступающего унылого дня. В окна, уже освобожденные от занавесок, пытался влиться свет.
— Ну вот и все, — сказал Алик, — лучше бы не было этой ночи. С ней мне будет страшней уезжать.
— А может быть, легче, зная, что продолжения не будет.
— А могло бы быть?
— Нет. Никогда.
Алик плакал по — детски, уткнувшись в теплые ладони. За окном серый рассвет перешел в дождь. Я встала с постели и начала одеваться. Потом сказала:
— Давай выпьем с тобой в последний раз. И расстанемся по — хорошему. Я буду всегда о тебе помнить. Ты будешь жить в моем сердце — так, как будто ты рядом со мной. Моя любовь, которую я не сумела открыть.
Алик налил шампанское в бокалы. Мы выпили. Не оглядываясь, молча пошла к двери. Я оглянулась только один раз, сдерживая горький и отчаянный крик… На мгновение мелькнула шальная мысль: бросить все и остаться с ним, с человеком, который так искренне меня любит! Но перед моими глазами вдруг встало лицо Димы. И я сумела удержать свой порыв. В проеме распахнутой двери стоял Алик и смотрел мне вслед. Стоял прямо, с гордо поднятой головой, очень бледный. Горький путь рыцаря печального образа… Я махнула рукой, шепнув «прощай» так тихо, что он не расслышал. Потом решительно шагнула в лифт. На обратном пути я все пыталась себя утешить: «Австралия — совсем не так плохо. Цивилизованная страна с хорошими возможностями. Ему будет там хорошо».
Когда я вернулась, Димы не было дома. Я приняла ванну и легла спать. Телефонный звонок разбудил меня в два часа дня. Незнакомый мужской голос попросил к телефону Марину Гордеенко. Я ответила, что это я. Голос принадлежал полицейскому — так и оставшемуся для меня безымянным…. Он сказал:
— Вам что-то говорит имя Александр Вильский?
— Да, конечно! Это мой близкий друг. Что-то случилось?
— Когда вы видели своего друг в последний раз?
— Да мы с ним только расстались — около шести утра! Он уезжает навсегда из России, вчера устраивал прощальную вечеринку для друзей. Я была там и задержалась до утра. А что произошло?
— Ваш друг… У нас есть все основания полагать, что он покончил с собой.
— Что?!
— Сегодня около шести утра.
Услышанное не укладывалось в голове. Я не понимала, что происходит.
— Вы не могли бы приехать в полицию (назвал адрес)?
— Да, конечно. Но… ошибки быть не может?
— Тело вашего друга сегодня утром обнаружили соседи. Они увидели открытую дверь, вошли… Вызвали полицию. Он оставил прощальную записку, так что криминального аспекта в его смерти нет.
— Что было в записке?
— Стихотворение. Посвященное вам. Строчки о том, что он решил уйти из этого мира. То есть покончить с собой.
— Как он это сделал?
— Отравился. Бросил яд в бокал с шампанским и выпил. Это были самодельные быстрорастворимые таблетки с ядом. Кстати, на столе было найдено два бокала.
— Из второго пила я.
— Жду вас. Постарайтесь приехать побыстрее. Мне дело нужно закрывать.
Димка стоял в дверях и испуганно смотрел на меня.
— Ри, что случилось? Что…
— Алик умер. Сегодня утром покончил с собой.
— О Господи… Ри… — у Димки подкосились ноги и он рухнул на стул, — но как же это… ты же его видела…
— Как и все остальные гости. Я задержалась потому, что попросила переписать мне стихотворение. Потом мы пили шампанское, разговаривали… Он закрыл за мной дверь…
— Как он это сделал?
— Яд.
— А откуда известно, что это самоубийство?
— Оставил предсмертную записку. Дима, меня просили приехать. Кроме меня, у Алика больше никого нет. Родители его умерли, а семьи никогда не было. Наверное, мне придется заняться его похоронами и…
— Я тебя отвезу, — Дима решительно поднялся с места, — в такой тяжелый момент я должен быть рядом с тобой. Успокойся. И ни о чем не думай. Мы должны ехать.
Свет отражался от белых плит пола морга. В первые минуты запах формальдегида бил в лицо. Но потом — были только белые плитки пола. И металлические закрытые стеллажи вместо стен. Всхлипнув, я уткнулась в плечо Димы. Он вздрогнул всем телом и отвернул лицо. Пожилой следователь поправил на носу очки:
— Это он? Ваш друг? Александр Вильский?
— Да, это он.
Он лежал на спине, закрытый до подбородка белой простыней. Так хотелось, отдернув простыню, потрясти его за плечо, пошутить, что он слишком любит поспать… Лицо его было белым, спокойным и удивленным. Словно он немного удивлялся тому, что смерть, вообще — то, довольно легкая вещь…
— Сейчас подпишем протокол, — сказал следователь, — и вы можете быть свободны. Понимаю — морг не самое приятное место.
— Когда можно будет забрать тело?
— Вы его будете забирать?
— Кто же еще? Других близких людей у него нет. Родственников тоже нет. У Алика никого нет, кроме меня. Значит, похоронить его должна именно я.
— Странные все-таки у вас были отношения… Извините, конечно…
— Очень странные. Наверное, поэтому Алика больше нет. Так когда я смогу его похоронить?
— Завтра, я думаю, сможете забрать тело. Сегодня все формальности будут закончены. Уголовное дело и открывать нечего — самоубийство очень чистая смерть.
Мы вышли из морга, сели в машину Димы и вернулись обратно в полицейский участок, где я подписала протокол опознания.
— Мне можно еще раз прочитать предсмертную записку? Чтобы запомнить…
— Пожалуйста…
Следователь положил передо мной листок бумаги, вырванный из тетрадки. Точно такой же, как тот, на котором он написал мне свое последнее стихотворение… косые мелкие буквы… знакомый до боли почерк моего друга…
Я вернула записку следователю. Он с интересом за мной наблюдал. На его лице отразилось что-то типа сожаления. Он даже сказал:
— Мне очень жаль.
Я не поверила. Я не верила, что кому-то может быть искренне жаль о том, что Алика больше нет. За всю дорогу домой мы с Димой не проронили больше ни слова. Только когда вошли в квартиру, он сказал:
— Ри, я должен попросить у тебя прощения. Я был не прав, когда злился из-за твоих отношений с Аликом.
— Да все это глупости, Дима. Ты был прав! Ты прекрасно знал, что он меня любит. И я знала об этом тоже. И просто издевалась все время. Но я ведь его не любила. И потому моей вины нет. Он сам так решил. Он сделал свой выбор. Алик всегда был сильным и мужественным человеком. Что же сделаешь, если он решил поступить так. Он ведь сам решил, правильно? Это было его право.
— Ты говоришь так, как будто тебе совершенно его не жаль! Ему же было всего 32 года!
— Дима, оставь. Не лезь в мою душу. Не надо.
— Тогда просто прости меня.
— Мне не за что тебя прощать.
Сев за телефон, я стала заниматься всем, только чтобы не думать: звонила знакомым Алика, занималась организацией похорон. Запустила в социальные сети сообщения о его смерти. Именно это позволило держать себя в руках и контролировать мысли. Знаешь, после этого я сумела прийти в себя настолько, чтобы написать тебе письмо. Я не могла не рассказать о моей боли. О том, что я поняла: как нужно беречь близких людей! Изо всех сил! Делать для них все, что угодно. Если нужно, даже драться за их жизнь. Береги себя, Славик. Береги Нину и маму. Я очень тебя люблю, братик! Прощай. Твоя Ри.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 11 октября 2010.
Киреев явился ко мне в квартиру через день после похорон Алика. Димы, как всегда, не было. Вал. Евг. договорился об участии Димы в одном популярном ток — шоу и он уехал на съемки в Останкино прямо с утра. Лицо Кореева было черно (прямо как черная рубашка на нем) и не предвещало мне ничего хорошего. Прямо с порога он начал:
— По — настоящему я должен тебя арестовать!
— Уже меня? Не Диму? Знаешь, я слышала эту песню и раньше! Ничего нового ты мне не сказал.
— Слышала, да не понимала. Я серьезно мог бы тебя арестовать!
— Имей совесть, Киреев. У меня умер друг.
— Я в курсе. Читал сводку. Даже звонил в тот райотдел, чтобы разузнать о твоем участии в этом деле.
— Зря старался. Алик никак не был связан со смертью Сваранжи.
— Знаю. Пришибленный поэт покончил с собой.
— Никакой он не пришибленный!
— Ладно, не обижайся! Хороший, тепленький…
— Мерзавец!
— Ты у нас вообще девушка с трупами!
— Как это?
— Так! Где ступаешь ты, остаются одни трупы! Может, мне уже давно следует посадить тебя под замок?
— Что ты несешь?
— К сожалению, правду. А как ты думаешь, почему я к тебе пришел?
— Что?
Вместо ответа Киреев швырнул передо мной пачку фотографий. На всех (только в разных вариантах) было изображено одно. Я закрыла лицо руками и отшвырнула от себя фотографии.
— Когда это произошло?
— В ночь с 2 на 3 октября.
— Но это невозможно! Я же была там!
— Я прекрасно знаю, что ты была там. Куча свидетелей в подробностях описала мне твою машину. И как вы сидели в кафе. И как ты стояла под домом. Что ты там делала?
— Ждала человека, который должен был забрать бумажный пакет.
— Какой еще пакет?
— Их желтой почтовой бумаги. Прямоугольный, наподобие конверта. Тот самый пакет, который Рогожиной на хранение отдал Сергей Сваранжи. А потом они вместе решили оставить этот пакет в квартире у Аллы. Только после убийства Сергея Рогожина вернулась за ним.
— Что значит — в квартире у Аллы? Рогожина всегда жила там.
— Нет, не жила. Рогожина всегда жила в квартире Сваранжи. Только об этом никто не знал. Я собираюсь поехать на эту тайную квартиру. И поехала бы раньше, если б не Алик.
— Ты знаешь адрес?
— Нет. Но я его узнаю. У меня есть способ.
— Почему ты говоришь об этом только сейчас? И почему ты отключила свои телефоны — так, что я не мог тебя найти?
— Закрутилась. Сначала — дела, потом — Алик. Я же не знала, что Аллу убьют! Как это произошло?
— Твою знакомую убили в ночь с 2 на 3 октября. Около часу ночи. Между двенадцатью и часом, если быть точным. Очевидно, это произошло, как только она вошла в квартиру. Ее два раза ударили кухонным ножом — в живот и в область груди, в сердце. Скорей всего, убийца шел следом за ней или они просто вошли вместе в квартиру. Входную дверь она не успела закрыть. Алла вошла в квартиру, включила в прихожей свет, прошла на кухню, где тоже включила свет. Убийца взял кухонный нож из ящика стола (наверное, жертва стояла спиной) и, когда она обернулась, ударил два раза. Она умерла мгновенно. Убийца бросил на полу нож рядом с телом и вышел из квартиры. Ни на ноже, ни на двери не найдено никаких отпечатков пальцев. Ни единого отпечатка, ни одного следа! Я думаю, что убийца был в перчатках, причем перчатки были не матерчатые (волокон не обнаружено), а из тонкой кожи. Труп Аллы обнаружила ее подруга по работе в ночном ресторане. Около десяти утра эта самая подруга приехала к Алле. Они договорились о встрече заранее — Алла обещала той отдать какие-то выкройки из журнала. Та женщина приехала и обнаружила дверь квартиры открытой. В прихожей горел свет. Она вошла внутрь и наткнулась на труп. Мне эта проклятая квартира уже в печенках сидит! К счастью, убийцу мы арестовали буквально через день. Слава Богу, тут все чисто!
— Какого еще убийцу?!
— Наркоман один, паренек лет 18. Соседи с нижнего этажа видели, как он выбегал из подъезда в окровавленной футболке. Было так: он увидел, как тетка одна возвращается ночью, пошел следом за ней на кухню, ударил ножом и попытался ограбить квартиру, но в это время спускалась пьяная компания сверху и его спугнули…
— Господи, какая чушь! Во — первых, никакой паренек не выскакивал из подъезда перед подвыпившей компанией! Я сидела там и все ясно видела! Во — вторых, ты хочешь сказать, что Алла спокойно вошла в кухню, не слыша, что кто-то идет у нее за спиной? Это же глупость! Квартира была ограблена?
— Он не успел. А насчет шагов… экспертиза показала, что убитая была пьяна. Она в последнее время вообще прикладывалась к бутылке.
— Я подвезла ее к дому — она была пьяна не настолько, чтобы ничего не слышать! Когда мы подъехали, она уже протрезвела. А, в — третьих, я видела убийцу. Убийца — тот человек, который должен был прийти за пакетом. И я его видела!
— В квартире наркомана обнаружена футболка со следами крови убитой…
— Значит, он все-таки забрался в квартиру, но после двух ночи, когда она была уже убита. Увидев открытую дверь, он вошел туда, хотел что-то стащить, но, увидев труп, перепугался и убежал.
— А потом убийца вернулся, взял тряпку и стер его отпечатки!
— Я не знаю, почему нет отпечатков наркомана! Возможно, он просто ничего не трогал в квартире руками! Приоткрыл дверь ногой, вошел внутрь, увидел труп, перепугался и убежал. Он не убивал Аллу!
— У меня такой уверенности нет!
— А у меня есть! Ты просто хочешь списать дело! Я тебе говорю, что он ее не убивал! Отпусти мальчишку!
— С чего вдруг я должен это делать?
— Потому, что я точно знаю — мальчишка невиновен!
— Это же наркоман! Поддонок, отброс общества…
— Он ее не убивал.
— Кто же ее убил?
— У меня есть кое-какие соображения на этот счет. Но я их пока не скажу. Ее убил тот, кто так хочет получить бумажный пакет, который пытался спрятать Сваранжи, а потом Рогожина. Вот что надо искать!
— Но в квартире не было обнаружено ничего похожего.
— Значит, он успел забрать пакет. Или его забрали еще раньше. Даже до смерти Рогожиной.
— Зачем ты с ней встречалась?
— Чтобы узнать подробности отношений Рогожиной с Сергеем. У них были не только любовные отношения, но и деловые. Сваранжи коллекционировал чужие секреты, а Рогожина помогала ему собирать дань. Вместе они не плохо работали. Ну и, конечно, любили друг друга.
— Так. Твой визит к Алле выглядит очень логичным. Итак, ты предполагаешь, что в своей квартире Сваранжи мог хранить досье и на других людей?
— Мог. И Рогожина, после того, как ее выгнала из квартиры Валентина Сваранжи (которая Розалия), могла кое-что из этого архива прихватить с собой.
— Кто теперь живет в той квартире?
— У меня есть информация, что никто. Розалия живет в другом месте — в подмосковном особняке своего бандита, вместе с его матерью и своей второй дочерью. Ходят слухи, что Розалия стала примерной матерью и женой. Но я в эти слухи не верю. Я слишком хорошо знаю Розалию, чтобы поверить в добрую метаморфозу. Она порочна до мозга костей. Таким же был и ее отец. Кроме того, совсем недавно я видела ее пьяной, позволяющей себя лапать парням из подтанцовки. Наверняка уже потрахалась с кем-то из своего же балета в гримерке.
— Опиши подробно все, что ты видела возле дома Аллы в ту ночь.
Я описала — не упустив ни единой подробности, в том числе и мужчины с бультерьером. Я описала внешность мужчины, который уехал в темной машине. Киреев внимательно выслушал мой рассказ. Потом сказал:
— Именно от полковника с псиной я получил полное описание и номер твоей машины. Он действительно отставной полковник. И хорошо запомнил тебя. Как видишь, я сразу же узнал о том, кто находился возле дома. Но, зная, что ты никуда от меня не убежишь, бить тревогу и искать тебя сломя голову я не стал. Теперь хочу задать тебе важный вопрос: а где был твой замечательный Димочка в это время?
— При чем тут Дима?
— А при том! Где он был?
— Господи, да там же, где и Розалия, где и все остальные! Да любой нормальный человек, у которого в доме есть телевизор, знает, где был Дима в ту ночь!
— Телевизор здесь ни при чем. Концерт показали в записи, смонтированный и приглаженный, я узнавал. Между прочим, вчера. Может, ты что-нибудь добавишь?
— Мне нечего добавлять! Дима принимал участие в концерте. Он не отлучался со съемок и приехал заранее. Дима трепетно относится к своей карьере, он очень дисциплинированный человек. На съемках было множество важных людей, которые могут быть полезны Диме. Именно по той причине, что Дима сильно занят и ему не до меня, я и выбрала ту ночь для встречи с Аллой. Я знала, что, поглощенный своими делами, Дима не заметит моего отсутствия. К тому же, я заезжала на съемки — не долго, но я там была.
— У меня есть информация, что Дима уезжал из клуба. Он отсутствовал часа два. Ты смотрела концерт? Смотрела по телевизору?
— Нет…
— В конце артисты, которые участвовали в концерте, выходят на сцену. Так принято в каждом концерте. Это известный режиссерский ход еще с советских времен. Вчера все артисты тоже вышли на сцену, в конце. Все. Кроме Димы.
— Это еще ни о чем не говорит. Его могли просто не показать. Вал. Евг. мог мало заплатить продюсеру концерта, и тот обрезал Диму на пленке в конце.
— У вас практикуют такие штучки?
— У нас практикуют еще и не такое! К тому же, Дима мог просто не выйти в конце на сцену. Иногда группы молодежной направленности, более модные и современные исполнители не выходят с престарелыми артистами…
— У меня есть информация, что Дима не вышел на сцену потому, что его просто не было в клубе. Он уехал незадолго до конца записи.
— Не правда. Дима был в клубе, когда закончился концерт. Он вернулся домой около шести утра и сразу завалился спать. Когда я вернулась со своего дежурства под домом Аллы, Димы дома не было, и я позвонила ему на мобильный. Дима сказал, что остается после концерта потусоваться с нужными людьми. Артистам накрыли хороший стол. Дима не мог упустить возможность выпить. К тому же, я слышала громкие звуки клубной музыки, голоса…
— Кое-кто из присутствующих на том концерте сказал, что Дима сразу после своего выхода уехал, где-то за час до окончания концерта (он пел в середине). И вернулся обратно в клуб через час после того, как съемки были завершены. Таким образом, Фалеев отсутствовал два часа. Достаточно для того, чтобы быстро смотаться на Дмитровское шоссе…
— Чушь! Это не правда! При чем тут Дима? Зачем ему было убивать эту женщину? К тому же, его не было там даже близко, уж я-то знаю!
— Ты можешь промолчать о том, что он там был.
— А описание убийцы я тоже выдумала?
— Предполагаемого убийцы! Еще ничего не известно точно!
— Димы не было возле того дома! Я вообще сомневаюсь, что он уезжал из клуба. Там была такая суматоха за кулисами, толпилось столько людей, что его могли просто не заметить. Все артисты ненавидят друг друга. Кто сказал, что Димы не было в клубе? Кто-то из артистов, не так ли? Не Вал. Евг. — ему сейчас не выгодно топить Диму, он только получил фирму и не станет лишать себя хорошего заработка в лице мистера Димы. Значит, это был не Вал. Евг. Тогда это кто-то из артистов, явно… Это мог быть Попкин… есть такой… Попкин — прозвище. Или Розалия… Или Вероника… Но скорей всего это был… Алекс Назаров! Я угадала, так? Это был Алекс Назаров!
— От тебя ничего не скроешь!
— Тот самый Алекс Назаров, которого шантажировал Сваранжи и машину которого я видела возле дома на Дмитровском шоссе в ночь убийства Рогожиной! Наркоман, проколовший последние остатки совести. Существо, которому выгодна была смерть Сваранжи и его подруги! А если подруга передала пакет Алле, то и смерть Аллы. И этого человека ты слушаешь? Да на твоем месте я бы разобралась, где был сам Назаров!
— Он был в клубе, на съемках, это подтверждают свидетели. К тому же, выступление Назарова было после выступления Фалеева. Если быть точным — через три номера. Я это узнавал.
— Узнавал? Почему?
— Ты ведь перечислила все причины.
— Кто еще подтверждает, что Димы не было к концу концерта?
— Никто. Вал. Евг. утверждает, что Дима не покидал помещение клуба и было там все время, пока шли съемки концерта, а позже остался на банкет, когда накрыли столы. Вал. Евг. объясняет отсутствие Фалеева на сцене во время выхода всех артистов тем, что у Фалеева произошел большой конфликт с певцом… Подожди, как его… я же записал….. А, вспомнил! Серж Грабинский! Этот Грабинский, протеже одного очень известного певца, был пьян и вел себя вызывающе. К тому же он рассердился, что его поставили в самом начале, а Фалеева — в середине, ближе к концу. Грабинский считает себя более популярным и раскрученным, чем Фалеев. Грабинский грязно обозвал Фалеева, столкнувшись с ним за кулисами. Фалеев ехидно ответил. Между ними чуть не завязалась драка, но их растащили и не допустили мордобой. Узнав, что в конце Грабинский будет петь вместе с тем, кто его протежирует, в первых рядах, Фалеев отказался выходить на сцену. И сдержал свое слово, не вышел. А Вал. Евг. не настаивал. Вот так.
— Я не знала, что Дима поругался с Грабинским. Тот тип порядочная сволочь! И голубая, притом… Понятно теперь, почему у Димы было плохое настроение! Значит, эти два часа…
— Дима провел в гримерке и никуда не выходил.
— Его не видел Назаров и поэтому решил, что Дима уехал. Мерзавец! Ну ты меня и напугал…
— Значит, теперь ты точно отправишься на квартиру Сваранжи.
— Отправлюсь. Но кроме этого, у меня появилось еще кое-что. Очень важное. Я должна узнать и я это узнаю. Чем Сваранжи шантажировал этого мерзавца, Назарова. И какое страшное преступление совершил Алекс Назаров.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 12 октября 2010.
В салоне красоты было очень мало людей. На самом деле пышное название носила обычная парикмахерская. Но крутая и с соответствующими ценами. Я не любила туда ездить, хотя большинство богатых людей и наглых девиц, трущихся у знаменитых звездных карманов или просто туго набитых кошельков, занимались своими перекрашенными патлами именно там. Я не любила туда ездить и когда мы ссорились с Димкой, он ехидно и на зло говорил, что ничто не выбьет из меня дух плебейства. И сколько ни тащи деревню в город, все равно — село есть село. На самом деле он был близок к истине (хотя я не призналась бы в этом даже под страхом смертной казни). Мне противны были высокомерные морды этих наглых девиц, меня тошнило от их манерной надменности. Именно они, были бескультурны, пошлы и уродливы — своими манерами и прогнившими душами. Никакой город мира не сделает тебя лучше, если в душе ты уродище.
Хозяйка парикмахерской, бывшая валютная проститутка, открыла сеть салонов красоты по всей Москве. Это был единственный человек, вызывающий у меня симпатию полным отсутствием высокомерия и деловитостью. К тому же, она симпатизировала мне за то, что я никогда не помещала ее салоны в долг. Именно ей я позвонила в то утро, чтобы навести справки об одном человеке…
— Как, ты ничего не знаешь? — удивилась она, — ну ты даешь! Девочке просто повезло, у нее самый крупный заказ за все время, да еще и отношения. Где ты все это время была?!
— Работала. В уголовном розыске.
В трубке — молчание. Затем она хихикнула:
— Знаешь, у тебя всегда было потрясающее чувство юмора! За это я тебя и люблю. Приходи. Она прямо сейчас сидит у меня, девочки над ней работают. Такая печальная… А все остальные делают вид, что в ее сторону даже не смотрят! Ей бы от этого на ушах ходить!
Я села в машину и, разумеется, превысила скорость. Слава Богу, что меня никто за это не поймал. Девушка, на встречу с которой я так спешила в то утро, была не только знаменита, но и очень красива. Она была настоящей звездой. Звездой в модельном агентстве, которое держал один из нашего шоу — биза. Звездой в рекламной бизнесе, который только — только начал развиваться в цивилизованном виде. Ее продолговатое лицо с печальными глазами украшало плакаты на центральных улицах и проспектах. Она рекламировала сигареты, модные магазины, автомобили и вино. Она зарабатывала больше всех остальных девушек — не только потому, что обладала красивой внешностью, но и потому, что у нее был спокойный, покладистый характер. Она делала все, что ей велели, абсолютно все. Она спала с политиками, бизнесменами, с бандитами и даже с их женами. Я знала о том, как ее используют, и знала, с кем. Бессловесная, бесхребетная, безмолвная, она спала с теми, с кем ей говорили, и делала все так, как ей говорили. Рабыня и половая тряпка с красивым лицом. Подруги смеялись над ней и открыто презирали. А хозяева агентства не могли нахвалиться. Каково же было мое удивление, когда это бесхребетное существо совершило индивидуальный поступок: влюбилась! Эта несчастная жертва большого города Жанна (ее звали так) влюбилась в красивого наркомана Алекса Назарова и стала следовать за ним, как тень.
Алексу очень польстило внимание красавицы с обложки. Он ответил Жанне взаимностью и у них завязался роман. Все восприняли этот роман как должное: оба были молоды, красивы и словно созданы друг для друга. И только самые приближенные знали, что Жанна — бесхребетная половая тряпка, а Назаров — законченный наркоман. Очень скоро их отношения дали трещину. Скорей всего, Алексу надоела бесконечная покорность и безликость подруги. Его потянуло на бурные страсти, а тусовка содрогнулась от количества его новых романов. Но, несмотря на это, Жанна постоянно оставалась с ним. Отношения треснули, но не развалились полностью. И со временем стало ясно, что не развалятся никогда. Оба занимались своим прямым делом: Алекс — наркотиками и развратом, Жанна — рекламой и проституцией. И вместе им было хорошо. Моя знакомая (хозяйка парикмахерской) рассказала о новом заказе Жанны. Девушка стала лицом крупнейшей косметической компании и одновременно — развлечением ее хозяина — иностранца, который, очевидно, влюбился, потому, что задаривал ее дорогими подарками. Но все, кроме старика — миллионера, знали, что Жанна никогда не уйдет от Алекса. А старик и не хотел, чтобы девушка ушла. Она была развлечением — не больше. Но все-таки крупная работа подняла ее на новую ступень.
Любую другую девушку все это вознесло бы на седьмое небо! Но Жанна была печальна. Я знала то, чего не знала хозяйка парикмахерской: накануне ночью, на вечеринке в ночном клубе, Алекс прилюдно ее избил. Сначала он ударил ее кулаком в лицо, потом затащил в отдельный кабинет и там избил по — настоящему. Никто не посмел вмешаться: охранники Алекса стояли возле двери. Потом, окровавленную, вывел из клуба и отвез домой. Мне рассказали причину конфликта: девушка не отдала Алексу все деньги, которые выудила из старика. Пытаясь сдержать стремление Алекса к наркотикам, богатые родители полностью ограничили его в карманных расходах, оплачивая только его эстрадную карьеру. Теперь Алекс жил и кололся целиком за счет Жанны.
В салоне было много народу. Но Жанна сидела в некотором отдалении от всех, с каким-то чехлом на голове. Перед ней стояла нетронутая чашка кофе, а на стеклянном столике возле кресла лежал не раскрытый журнал. Девушка действительно выглядела печальной. Натянув кофточку до пальцев (чтобы я не увидела ее синяков), она безразлично кивнула:
— А, Ри, привет. Давно тебя не видела. Все говорят, что ты куда-то пропала. А ты здесь.
— Да. Мастер занята, немного подожду рядом с тобой. Не возражаешь?
— Ты что, не слышала о моей новой работе?
— Почему же, слышала.
— Значит, ты не завистливая. Что ж, хорошо. Хотя Алекс говорит о тебе другое.
— Что же он обо мне говорит?
— Он тебя ненавидит. Не знаю, почему. Но стоит упомянуть про тебя или Диму, как он весь звереет.
— У него вообще сложный характер — у твоего Алекса.
— Сложный, — она снова подтянула рукав, чтобы скрыть синяки, — у меня сегодня презентация. Решила быть в форме. А тебе короткая стрижка очень идет. Ты женщина, которую короткая стрижка только красит. Всех остальных обычно уродует. Но тебя — нет.
— Спасибо. Ты тоже выглядишь хорошо.
— Брось. Все знают, что Алекс меня вчера избил. Он меня часто теперь бьет.
— Почему ты от него не уйдешь?
— Он не виноват, просто ему очень сложно.
— А я думала, что после смерти Сваранжи ему всегда будет легко!
— Ты о чем?
— Разве Алекс тебе не рассказывал? Мне казалось, что ты знаешь.
— Не много. У Сваранжи было что — то, чего Алекс очень боялся. Информация на компьютерном диске.
— Диск? А я думала, фотографии.
— Нет, диск. Или флэшка. Алекс мне сам сказал. Только вот не знаю, что там было записано. Алекс почему-то сильно боялся. Он говорил, что если кто-то увидит эту запись, ему конец.
— Неужели он не рассказывал тебе никаких подробностей? Раз уж он рассказал даже мне…
— Тебе? Этого я не знала. О тебе он не говорил. Он говорил о Розалии. О том, что ее папаша успел ей показать. Но Розалия будет молчать, ее он не боится. Она, мол, не лучше его. А мне не рассказывал никаких подробностей. Я спрашивала, но он всегда молчал. Сначала обидно было. Потом — привыкла. Я думала…
Внезапно лицо девушки пошло красными пятнами и, резко прервавшись, она вскочила с кресла:
— Ну, мне пора. Мастер меня зовет…
Она убежала так быстро, что я не успела ее остановить. Так быстро, будто у нее выросли крылья. Я обернулась в ту сторону, куда она убежала. Там, возле входа в уголок отдыха, где мы сидели, стоял Алекс Назаров. И смотрел прямо на меня. Его красивое лицо было перекошено бешенством. А руки сжаты в кулаки.
— Сука! — он прошипел тихо, но достаточно, чтобы я услышала, — наглая сука!
И как-то странно махнул рукой.
— Привет, Алекс, — я решительно встала и направилась к нему, — я тоже рада тебя видеть.
— Это ты натравила на меня ментов?
— Что за грубость — ментов? Почему не сказать красивее — работников правоохранительных органов? Это ты сам их на себя натравил, и нечего на меня так смотреть! В любом случае, нам надо поговорить. И, желательно, в менее людном месте. Поэтому идем со мной.
Под удивленными взглядами мы почти под ручку прошествовали к выходу из салона. Алекс был взбешен, но ради приличий держал себя в руках. Мы вышли на улицу и остановились.
— Куда ты собираешься меня вести? — прошипел он.
— В мою машину. Там и поговорим.
— Я не собираюсь сидеть с тобой в машине!
— А придется. Все равно у тебя нет другого выхода. И потом, ты сам очень хочешь со мною поговорить…
— С чего ты взяла?
— А иначе зачем ты приехал в салон? Ты правильно рассчитал, что, не поймав тебя, я стану охотиться за Жанной. А где легче всего встретиться двум женщинам? В парикмахерской. Тем более, что все наличные деньги Жанны ты забрал еще вчера, а новых она пока не успела приобрести.
— Ты, ………, сука! Какого черта ты меня оскорбляешь?!
— Я, Алекс?! Я тебя оскорбляю?! Или ты сам себя?
— Что ты хочешь?
— Поговорить! Так мы станем разговаривать?
— Идем в машину!
Когда мы уселись в уютном салоне моей машины, Алекс задал тот же самый вопрос:
— Какого черта ты натравила на меня ментов?
— Я никого на тебя не натравливала!
— Зачем ты ляпнула, что видела мою машину в ночь убийства этой грязной Клеопатры возле ее дома на Дмитровском шоссе?
— Откуда ты знаешь?
— Меня допрашивали в прокуратуре!
— А откуда ты знаешь, что это сказала я?
— Догадался! Больше некому!
— А разве тебя там не было?
— Не было! И ты прекрасно это знаешь! Я не понимаю, зачем ты выдумала все это и что от меня хочешь… Да я близко не приближался к ее дому! Мне позвонил Доминик и я помчался к нему! Ты же сама все слышала!
— Нет, я не слышала. Я не знаю, что это был Доминик. А вдруг ты попросил устроить кого-то этот звонок, чтобы избавиться от меня и побыстрей добраться до ее дома?
— Ну зачем мне было от тебя избавляться? Мы же ехали туда вместе! Если б не Доминик… ты же видела, в каком я был состоянии!
— Ты всегда в таком состоянии! А будешь еще в худшем!
— Что ты имеешь в виду?
— Ты любишь загребать жар чужими руками, Алекс! Как быстро ты согласился тогда на мое предложение, когда я сказала, что попытаюсь разобраться с Клеопатрой. А только запахло жареным — ты сразу поджал лапки и в сторону!
— Что ты от меня хочешь? Я не был возле ее дома! Зачем ты придумала эту чушь?
— А ты решил мне отомстить, да, Алекс? В отместку ты сказал, что Дима отсутствовал на съемках концерта ровно два часа?
— При чем тут это?
— При том! Ты выдумал такое, чтобы мне отомстить?
— Я не понимаю… Но Димы не было там, действительно! Меня спросили, и я сказал.
— Никто тебя не спрашивал! Ты намеренно вылез со своим рассказом!
— Да при чем тут вообще, где был твой урод, а где нет! Какое имеет знамение, был ли Дима на съемках!
— Очень большое! И не прикидывайся большим идиотом, чем ты есть! Оставь Диму в покое!
— Не понял…
— Сейчас поймешь. Если ты будешь настаивать на том, что Дима отсутствовал на съемках, я скажу, что ты убил Аллу из-за того, что Клеопатра передала ей запись… Ту самую запись, которую так тщательно хранил Сваранжи!
Я ожидала, что мои слова произведут эффект. Но не ожидала, что такой. Алекс стал таким белым, что я по — настоящему испугалась за его жизнь. На какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он потеряет сознание. Алекс выглядел так, как будто из него разом вынули жизнь. Он стал похож на мертвого.
— Ты сумасшедшая… Ненормальная сука… что ты придумала… Зачем?
— Не одному тебе выдумывать истории! Оставь Диму в покое!
— Кто тебе сказал про запись?
— Алла. Перед своей смертью.
— Ты знаешь, что на флэшке?
— Тебе-то что?
— Не знаешь… Если б ты видела эту запись, мы бы сейчас здесь не сидели… Почему ты так меня ненавидишь?
— Я тебя ненавижу? Упаси Боже! Я просто не люблю, когда трогают моих близких людей, вот и все.
— Я оставлю в покое Фалеева. А ты оставь в покое мою жену! И больше к ней не цепляйся!
— Твою жену? В смысле, Жанну? У тебя еще и чувство юмора есть.
— Она моя жена! Точно такая жена, как ты Фалееву!
— Опять? Я же показала тебе, как небезопасно меня трогать!
— Да кто тебя трогает? Кому вообще ты нужна? Расскажи лучше Вал. Евгу, чтобы он не трогал твоего Димочку!
— Ты о чем?
— Что, не знаешь? Есть хоть что — то, что ты не знаешь? Ладно, расскажу! Мне это доставит удовольствие! Скоро не будет никакого мистера Димы! И твой Фалеев раствориться, как дым! Тебе что-то говорит имя Эль Рино?
— Конечно. Мальчик, новый латиноамериканский проект. Латинос на русский манер. Им занимается Викторов. А причем тут этот мальчишка?
— Во — первых, он действительно латинос — он наполовину кубинец. Во — вторых, им занимается не Викторов, а фирма Вал. Евга, бывшая фирма Сваранжи. А в — третьих, Вал. Евг. выделяет на этот проект деньги, которые предназначались для съемок клипа Фалеева. Короче: фалеевские деньги Вал. Евг. тратит на раскрутку этого мальчишки! И в — четвертых, этот проект включает альбом ремэйков всех песен мистера Димы! Таким образом, весь репертуар Фалеева Вал. Евг. в обновленном современном виде перекачивает этому мальчишке, Эль Рино. Мальчишка с успехом косит под Рики Мартина. Сборы его потрясают! И очень скоро никто даже не захочет смотреть в сторону мистера Димы! Ты знаешь, что на запись ток — шоу «Утренняя спешка» (помнишь, там огромные рейтинги), Вал. Евг. договорился с продюсером, чтобы тот пригласил не Фалеева, а Эль Рино?
— Зачем ты мне все это говоришь? Хотя, подожди… Кажется, я поняла… новый проект Вал. Евга притесняет не только Диму, но и тебя, правильно? Эль Рино уничтожает и твою карьеру, так?
— Отчасти так.
— Все понятно. И ты говоришь мне это для того, чтобы я напала на Вал. Евга вместо тебя, верно?
— А тебе самой не кажется, что настало время немного переключится?
— С чего ты взял, что я смогу остановить Вал. Евга?
— Если ты сумеешь убедительно объяснить своим ментам, что в тех смертях Вал. Евг. мог быть повинен намного больше, чем Фалеев, то…
— Откуда ты знаешь, что обвиняют Фалеева?
— Да Вал. Евг. мне сам сказал, когда я попытался возмутиться, что какого-то мальчишку ставят в конце программы, а меня в начале! И мое имя было написано мелко внизу, а этого черномазого урода — на всю афишу! Впрочем, Фалеева там вообще не упомянули. Он был записан как «и другие звезды эстрады». Вал. Евг. мне сам сказал, что, так как ни у кого нет сомнений, что Димка грохнул продюсера, то карьера мистера Димы постепенно будет закончена. Тихо сойдет на нет. Поэтому он, Вал Евг. и занят разработкой нового проекта.
— Ты именно об этом хотел со мной поговорить, так?
— Не совсем. Я собирался сказать тебе кое-что, что поможет устранить активность Вал. Евга…
— Ну говори.
— Так вот: неприятности в бизнесе Сваранжи, которые были у того в последнее время, были организованы Вал. Евгом. Об этом мне рассказала Розалия. Она знает это точно. Вал. Евг. всегда хотел продюсерскую фирму Сваранжи. За неделю до убийства Сваранжи Вал. Евг. заменил все замки на третьем этаже офиса. Так, что никто не мог туда войти без его ведома. А от кабинета Сваранжи у него был единственный запасной ключ… Кроме того, Сваранжи говорил Розалии о том, что в тот день в офисе должно было состояться очень важное для него свидание, свидание, которое решит судьбу не только его бизнеса, не только лично его, но и самой Розалии. Он сказал, что человек, с которым должен он встретиться, очень страшный, только никто об этом не знает. Это вообще не человек… Все думают о нем хорошо. Но на самом деле это — жуткое чудовище, и он, Сваранжи, единственный, кто сумел об этом узнать. Розалия сказала, что ее отец заметно нервничал, и даже за день до этого свидания составил завещание. Завещание по всей форме! Представляешь, какой страх должен был испытывать такой матерый волк, как Сваранжи, если он бросился составлять официальное завещание перед встречей? На самом деле Сваранжи очень боялся, и рассказал об этом своей дочери. И еще один момент: в тот день убийства сигнализация была выключена во всем офисе!
— Что?
— Все говорят, что сигнализация была везде, даже на окнах, но это не правда! Сигнализации в офисе не было! И единственный человек, имеющий доступ к пульту в кабинете продюсера, и, соответственно, ключ от кабинета, это…
— Вал. Евг.
— Розалия сказала, что предполагает, кто был человек, с которым собирался встретиться ее отец. Она сделала соответствующие выводы из поведения этого человека в дальнейшем, уже после смерти продюсера… И этот человек Вал. Евг.
Мы оба замолчали. Я с трудом переваривала услышанное. Потом сказала:
— На самом деле информация страшная.
— Особенно если ее правильно использовать. Твоя задача сделать все так, чтобы Вал. Евг. уничтожил свой новый проект.
— Ты уже ставишь мне задачи?
— Нет, просто подсказываю.
— Я не нуждаюсь в твоих подсказках!
— А в информации нуждаешься! Поэтому делай все так, как я говорю.
— Если подумать, то все, что ты мне рассказал, не факты, а сплошные домыслы. Здесь нет ничего конкретного.
— А то, что Розалия знает, кто убил ее отца?
— Но у нее нет никаких доказательств!
— Это не важно! Главное — хорошенько напугать Вал. Евга.
— Тебе безразлично, поймают убийцу Сваранжи или нет?
— Да плевать я хотел на то, кто его убил! Убийца Сваранжи заслуживает только благодарности и крупной денежной премии!
— За то, что Сваранжи окончательно замолчал и больше ничего не сможет рассказать…
— На что ты намекаешь?
— На тебя, Алекс. Ради чего ты так стараешься?
— Разумеется, ради себя! Ты ведь уже все поняла! Если так пойдет и дальше, мистер Дима исчезнет со сцены. И тогда опустеют все твои банковские счета, а ты уже не станешь ездить на крутой тачке. И я очень сомневаюсь, что Фалеев сможет работать грузчиком или просить милостыню в переходе, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь!
— Ладно. Будем считать разговор оконченным.
Алекс посмотрел на меня и пожал плечами. Потом вылез из машины. Несмотря на тревожные взгляды Жанны, которая гипнотизировала его из-за витрины, развернулся, сел в свою машину и уехал. Я решила последовать его примеру.
После некоторых раздумий я схватила мобильник и набрала свой домашний номер. Димочка ответил сразу.
— Привет, любимый. Я тут езжу по магазинам. Соскучилась о тебе. Разве ты не на съемках?
— Каких еще съемках?
— Были разговоры об «Утренней спешке»…
— Нет… — голос Димы было очень печальный, и сердце мое зашлось тревогой, — Вал. Евг. сказал, что мне не стоит участвовать. Передача ерундовая, и там не место такой крупной звезде, как я… Вал. Евг. решил отправить туда кого-то из молодых исполнителей, без раскрутки, без имени…
— Это Вал. Евг. тебе сказал? И кто будет сниматься там?
— Не знаю… не помню… может, я просто забыл… а что тебя так беспокоит? Разве это так уж серьезно?
— Нет, любимый. Конечно, нет.
Я развернулась и поехала к клубу «Белль ля мер». Рваться наверх в офис было бессмысленно. Поэтому я позвонила.
— Добрый день, Валерий Евгеньевич. Это Ри. Я внизу. Мне нужно срочно поговорить.
— Я занят, — сухо и разборчиво.
— Разумеется. Но это очень срочно…
— Я занят! Времени на тебя у меня нет!
— Неужели? — ко мне пришло воинственное настроение, вернее, вдохновение, и я не решила не сдаваться так просто, — тогда сейчас ты будешь занят еще больше! Я могу еще больше занятьтвое время! Предложив, к примеру, тщательно перечитать юридический контракт Димы!
— Что ты имеешь в виду? — голос явно насторожился.
— Особенно пункты об авторском праве на песни! О праве собственности на авторские песни Фалеева…
Молчание. Мою информацию переваривали. Что ж, это хорошо.
— Ладно, поднимайся.
Как только я появилась в коридоре, Вал. Евг. стоял возле открытой двери кабинета Сваранжи. Его лицо выглядело достаточно напряженным, но при виде меня сразу расплылось в фальшивой елейной улыбке.
— Ри, милая, как я рад тебя видеть! Какая приятная неожиданность!
— По телефону я это не поняла.
— Ты ошибаешься, моя дорогая! Я всегда рад тебя видеть! Просто дела навалились, куча дел… Тружусь ради пользы Димочки. Ты же знаешь, как я всегда стараюсь!
Продолжая так петь, он завел меня в кабинет и тщательно закрыл дверь.
— Ри, милая, ты замечательно выглядишь! Кофе? Ликер? Шампанское? Конфеты? Одно твое слово, и моя секретарша все принесет!
— Правда? Я очень за вас рада! Тогда пусть она принесет контракт Дмитрия Фалеева. Мы перечитаем его вместе!
— Так, ясно. Решила сразу приступить к делу. Что ж, хвалю твою деловитость. Так что именно тебя волнует?
— Эль Рино.
— Понятно. Знаешь, а ведь я тебя ждал. Я ждал, что рано или поздно ты сюда придешь. Ситуация складывается таким образом. Слухи, сплетни… Ты хочешь денег?
— Денег? Ситуация уже настолько серьезная?
— Разумеется, нет! Просто я очень хорошо к тебе отношусь и…
— Сколько же заплатил этот мальчишка, если фирма решается пойти на открытый конфликт! Ведь совершенно ясно, что Дима может потребовать сатисфакции в юридическом порядке и получить свою неустойку в тройном размере за то, что какой-то обнаглевший тип, возомнивший себя великим продюсером, вздумал распоряжаться его авторскими правами на песни без разрешения и согласия собственника, не имея на это ни малейшего права!
— Ри, что за глупости! Ты нахваталась каких-то обрывочных юридических терминов и…
— А какой может получиться скандал! Особенно если я соберу свору самых крикливых журналистов и заплачу им больше, чем ты (остатки со своего банковского счета)! И обязательно предъявлю контракт Фалеева, где черным по белому сказано, что…
— Ри, подожди минуточку! Никто и не думает распоряжаться песнями Димы!
— Ремэйки всегда создаются на авторской основе!
— Я поговорю с Димой и все ему объясню! Я объясню, что…
— Но до этого я уже успею поговорить с Димой! И не раз! Как ты думаешь, у кого из нас большая сила убеждения? И кто лучше умеет убеждать? Особенно когда я объясню Диме, что жалкие проделки Сваранжи на тысчонку — другую ничто по сравнению с тем, на сколько сотен тысяч долларов обворовываешь его ты! Я уверенна, что Дима поймет меня прямо с полуслова. Ну как, попробуем?
— Ты уже с ним говорила? Ведь этот проект еще никак не утвержден официально, пока это просто разговоры… В конце концов, всегда можно договориться!
— Именно за этим я сюда и пришла.
— Знаешь, моя дорогая, Димка за тобой, как за каменной стеной! Такой личный представитель…
— Знаю. Есть только два выхода из положения. Я могу поговорить с Димой прямо сейчас, немедленно…. И могу не поговорить….
— Понятно. Мы с тобой деловые люди. И мы всегда сможем договориться. Я с радостью сделаю для тебя все, что угодно. Так сколько ты хочешь? За то, чтобы ты переговорила с Димой… потом. И так, как я скажу. Пойми: я не собираюсь его обманывать, мы обязательно подпишем договор и я заплачу, но… в оплате возможны… некоторые изменения, а в процессе сложности…
— Я поняла. От меня требуется уговорить Диму пойти на ту сумму, которая будет предложена, так? Хорошо. Это будет стоить (назвала сумму).
Вал. Евг. мгновенно выписал чек. Я с радостью спрятала его в сумочку. Я чувствовала себя просто замечательно!
— Но это еще не все, Валерий Евгеньевич. Это только первая часть моего гонорара. Есть и вторая…
— Ну ты и……..!
— Знаю! Научилась!
— Что еще ты от меня хочешь?
— Вторая часть будет попроще. Вторая часть моего гонорара — это адрес квартиры Сергея Сваранжи! Не официальный, который всем известен и который ткнули следствию. А тайный, который он от всех скрывал. Тот самый, где он жил вместе со своей любовницей Рогожиной. Ныне, кстати, покойной.
— Слушай, ты! Я тебе не Сергей! Со мной твои штучки не пройдут!
— Дорогой мой, это с Сергеем мои штучки проходили плохо. А с тобой и подавно пройдут, и всегда будут проходить по десятку раз! Если сумел отобрать фирму у глупой Вальки, это не значит, что сразу окрутел, как Сергей! До него — как до неба! Так что нечего строить из себя самого умного! Адрес!
— Это все, что тебе нужно? Значит, денег ты больше не хочешь?
— Деньги я уже получила.
— Дима знает, как ты его продаешь?
— Если б я его не продавала, он сейчас бы пел пьяным голосом в привокзальном ресторане!
— Да уж, я думаю….
— Итак, меня интересует адрес настоящей квартиры Сваранжи, который он скрывал. У Сергея было много квартир по Москве, я знаю, но именно в этой он жил со своей дамой сердца!
— А с чего ты взяла, что я его знаю? Я понятия не имею об этом адресе! Да, я предполагал, что было что-то подобное, но он мне никогда об этом не говорил! Я никогда не был близким другом Сергея.
— Я вполне это допускаю. Что ж, придется спросить. У Розалии.
— Она может не знать.
— А кто выгнал подругу отца ночью на улицу после его смерти? Да еще и украв ее вещи и особенно драгоценности, которые он ей дарил?
— Что, было и такое?
— Было. Ну, так как? Позвоните ей прямо сейчас!
— Я не знаю ее мобильного…
Не выдержав, я взяла свой телефон и набрала номер.
— Алло, Димочка? Я тебе сейчас такое расскажу… — Вал. Евг. затрясся, схватил листок бумаги и нацарапал «я вспомнил ее телефон». Выдерживая паузу, посмотрела на белое лицо Вал. Евга и продолжила, — встретила Веронику, а у нее такая уродливая прическа, представляешь? Я так обрадовалась, что не сделала себе такую! Потом расскажу подробнее…
Закончив короткий разговор с любимым, я усмехнулась. Вал. Евг. с полным одобрением смотрел на мои действия.
— Ну ты и сука! Я тобой просто восхищаюсь!
Потом Вал. Евг. позвонил Розалии и записал на листке адрес квартиры. Листок с записью протянул мне.
— В следующий раз, наверное, придется обговаривать с тобой все свои бизнес — планы!
— Это будет разумно!
Мы мило улыбнулись друг другу и я пошла к двери. Обернулась:
— Да, кстати. Если не провалится проект Эль Рино с ремэйками песен Димы, я расскажу Кирееву о том, кто поменял все замки в офисе Сваранжи за неделю до убийства. И еще о том, что сигнализация в тот день вообще не была включена. Возможно, к ней подключили какое-то электронное устройство, блокирующее запоры на дверях изнутри?
— Ты о чем?!
— Да, еще. Я думаю, бюджет на раскрутку мистера Димы значительно возрастет в последнее время. Разумеется, за счет бюджета Эль Рино. Не так ли, Вал. Евг?
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 13 октября 2010.
Жестянка из — под пива шлепнулась прямо возле колес. Но, вместо того, чтобы выругаться (как положено в данном случае) я только присвистнула. И действительно: дешевая банка из — под пива и фешенебельный московский район, самый центр, с домиком, который…. Я могла себе представить, сколько стоит жилплощадь в таком доме! Наша двухкомнатная квартира в хорошем месте с современной планировкой и огромными комнатами (50 и 60 метров), кухней — студией и ванной 25 метров с джакузи стоила приличные деньги. Но жилплощадь в этом чуде архитектуры….
Честно говоря, я неплохо разбиралась в ценах на недвижимость. Дело в том, что цену нашей современной квартиры я узнавала целых два раза! Первый — когда Дима только ее купил и прописал меня. И второй — когда Дима ввел меня в приватизацию и официально оформил на меня ровно половину шикарной квартиры. А потом подумал немного — и сделал завещание (тоже на меня) на оставшуюся половину. Он поступил со мной честно и красиво, сказав: «я не знаю, какие отношения будут у нас в дальнейшем и что может со мной произойти, но я слишком тебя люблю и потому хочу знать, что в любом случае ты не останешься на улице и будешь обеспечена квартирой.» Честный Димочка… Он думал, что поступает благородно. Но на самом деле он вернул мне лишь часть из огромной массы денег, здоровья и времени, которыми я пожертвовала ради него.
Я знала, что Сваранжи не бедный человек, но… В этом здании одна прихожая в любой из квартир стоила столько же, сколько наша двушка (несмотря на все навороты, которыми Димочка так гордился). Итак, это и есть тайное гнездышко Сергея Сваранжи. О да, теперь я понимала Розалию! Из такой квартирки действительно можно выгнать чужачку на улицу без зазрения совести!
Перед домом было нечто, напоминающее сад, огороженный решеткой. А напротив высились стандартные восьмиэтажные «сталинки», которые, разумеется, проигрывали по сравнению с фешенебельной современностью. Дом был расположен так удачно, что дорога с шумом машин осталась где-то в стороне. Ошибиться адресом я не могла — на воротах, ведущих в сад, висела ажурная табличка с указанием улицы и номера дома. Сколько б мой бедный Димочка не пел, столько ему все равно не напеть…
Вздохнув, я вылезла из машины, отшвырнула ногой банку из — под пива (которая вылетела из окна одной из сталинок). Сделала уверенный шаг, обернулась и… застыла на месте. Удивление мое было настолько велико, что… наверное, в первый момент это удивление напоминало настоящий шок! Дело в том, что у половины этого шикарного дома…. Не было крыши! А два последних окна наверху чернели темными, выжженными пробоинами без рам и стекол. Пожар. В доме произошел пожар, который оставил половину роскошного здания без крыши. Это было более, чем странно… В домах такого класса подобные неприятности в виде последствий пожара устраняют мгновенно, за одни сутки. Владельцы строений имеют достаточно денег, чтобы заплатить за скорость и подумать о престиже. Почему же здесь никто не занялся ремонтом? Почему владелец дома или квартиры не отремонтировал крышу? Почему дом стоит так, демонстрируя странную смесь роскоши и нищеты? Интересно, от чего произошел пожар? А если…. Мысль мелькнула быстро, но я сумела ее остановить…. А что, если те два обугленных окна наверху, на пятом этаже, та самая квартира, которую я ищу…. И что, если этот пожар не случайность… Погрузившись в свои мысли, я задумчиво стояла перед домом, не замечая, что происходит вокруг.
Наконец я прошла через садик и остановилась перед подъездом. Рядом виднелись звонки в квартиры. Нужная мне квартира находилась на третьем этаже. Я почувствовала легкое разочарование. Значит, это не намеренный поджог. Нажала кнопку звонка. Тишина. Никакого ответа. Разглядев за стеклом охранника, стала стучать в дверь. Мне открыли.
— Вы к кому?
Передо мной стоял парень в форме охранника одного из частных агентств (оно часто занималось охраной звезд на концертах. Его услугами всегда пользовался Сваранжи). Улыбнувшись как можно обворожительней, я сказала:
— Я звоню в квартиру №…, но там никого нет.
— Вы правы, — парень даже не улыбнулся в ответ, — эта квартира пуста уже почти месяц. В ней никто не живет.
— Я знаю. Видите ли, я собираюсь эту квартиру купить. Мне сказали, что я могу ее осмотреть, когда захочу, в любое время.
— Сожалею, но ничего не знаю об этом.
— Я могу поговорить с менеджером или управляющим дома? С кем — то, кто в курсе…
— Большинство квартир здесь выкуплены и приватизированы, но не все. Есть администратор и представитель агентства недвижимости одновременно. Я его сейчас приглашу.
Минут через пять дверь отворилась, пропустив человека, который….. работал директором Розалии. Он был одним из сотрудников офиса Сваранжи, теперь — Вал. Евга. Мы были очень хорошо знакомы. Поговаривали, что одно время он был любовником Розалии, но Сваранжи, узнав об этом, быстро поставил его на место. Увидев меня, он как будто обрадовался:
— Ри! Какими судьбами!
— Привет! Я рада тебя видеть. Разве Розалия ничего не говорила о моем приходе? Она же сама предложила, чтобы мы с Димой посмотрели несколько квартир…
— Нет, она мне не говорила, но это не удивительно. Она совершенно не умеет заниматься делами. Но ты, конечно же, можешь посмотреть все, что хочешь. Идем, я сам тебя проведу.
Через роскошный холл он провел меня в одну из квартир первого этажа, где находился небольшой офис. По дороге он не переставал болтать.
— Где ты оставила машину? Вообще у нас есть подземный паркинг для жильцов, въезд с левой стороны. Сергей столько души отдал этому дому! Здесь так комфортабельно, так уютно и тихо! Не дом, а райский уголок! До того, конечно, как произошли неприятности…. Розалия — совсем другое дело. Она не такая, как отец. Не мудрено, что она распродает квартиры. Ничего не понимает в бизнесе!
— Розалии принадлежит весь дом?
— Конечно, это ее дом. Как и множество других домов по Москве. Сергей же строил дома. Покупал участки земли, строил дома, а потом продавал квартиры. Но этот дом особый. Сергей строил его для себя. Он мечтал создать уютный тихий дом, не высотку. Он до последнего дня жил здесь. Теперь все по завещанию досталось Розалии. Но она ничего не ценит… Говоришь, предлагает вам квартиру? Кому она ее только не предлагала! Да никто не хочет покупать. Дом ведь не приведен в порядок. Хозяин должен привести дом в порядок, все починить, хотя бы сделать крышу. А Розалия не такая, ей не до этого. Вот люди и не хотят покупать квартиры, зная, какая она хозяйка. Боятся, что дом рухнет. Я тебе как другу рассказываю, ты только ей не говори, хорошо?
Но я видела, что ему глубоко плевать — узнает или нет Розалия об этой антирекламе. Очевидно, он рассчитывался за прошлое.
— Сергей бы уладил конфликт. Но она… — махнул рукой.
— Конфликт?
— Ну, с ремонтом дома. Никто не сомневался, что рано или поздно Сергей починит дом сам. А теперь, с его смертью, все рухнуло. А ублюдки, конечно, сбежали.
— Честно говоря, я не знала, что половина дома без крыши. Когда мы разговаривали с Розалией, она даже не упоминала об этом. Просто предложила квартиру, сказала, что отдает ее по дешевке…
— Да уж, по дешевке! Крыши почти нет! Целая квартира сгорела! Зима идет, о ремонте никто не думает! А что же будет, когда наступят холода?
— Что тут произошло?
— Пожар в квартире на пятом этаже. Два араба в ней жили.
— Два араба?
— Часть квартир Сергей продал, а часть отдал в наем. Сдавал, в смысле. От 5 до 15 тысяч долларов в месяц. У нас планировка такая, что квартира занимает половину этажа. Две квартиры на третьем от объединил в одну и оставил себе. А на четвертом и пятом сдавал в аренду. Арендовали кавказцы: люди приехали по делам бизнеса в Москву, очень богатые, и сняли четыре квартиры. Один там бизнесмен всем распоряжался, имя не помню-то ли Анкар, то ли Ахар. И вот этот Ахар пустил в квартиру на пятом этаже своих приятелей — арабов. Те устроили вечеринку и в квартире случился пожар. Сгорела часть крыши, а вся квартира выгорела. Арабы остались живы. Сергей пришел в ужас и, естественно, сказал, что ремонт должен делать Ахар за свой счет, так как именно Ахар был главным нанимателем и заключал договора на аренду четырех квартир. Но Ахар сказал, что никакого ремонта он делать не будет, в квартире жили арабы, они ее спалили, теперь пусть ремонтируют. Ахар прижал арабов и те в один день просто сбежали из Москвы и вообще из России. Их и след простыл. А Сергей наехал на Ахара. Сначала действовал угрозами, потом решил по закону. Вообщем, столкнулись две мафии: черная и местная. И казалось бы, по пустяку — ведь Ахар очень богатый, что ему стоило отремонтировать проклятую крышу! Но тут дело уже было не в деньгах, а в принципе. С квартир люди Ахара съехали. Тогда Сергей сдал несколько людей Ахара, натравил на него ментов. У Ахара провалилось несколько крупных дел и кто-то погиб. Ахар пришел в ярость. А Сергей заявил, что действует по закону. И цитировал гражданский кодекс «если вы снимаете квартиру и в ней или этажом выше произошла авария (или пожар), после которой необходим ремонт, то согласно статье 681 Гражданского кодекса РФ именно вы несете все эти расходы. Ремонт сданного внаем жилого помещения — обязанность нанимателя. Вы можете лишь вчинить иск непосредственным виновникам аварии или пожара». Но Ахар не собирался «вчинить иск» арабам. Он поклялся отомстить Сергею. Потом Сергея убили и вопрос о ремонте вообще закончился. Дом унаследовала Розалия, с ней Ахар договора не заключал. Но она мямля, все ему простила и решила просто распродавать квартиры по дешевке.
— Да… печальная история. Когда произошел пожар?
— 2 августа
— А когда выехал из дома Ахар?
— 18 августа. Сергей просто вынудил его выехать, разорвал договор об аренде, а договор был заключен вплоть до января следующего года.
— Куда же он выехал?
— Черт его знает! Я никогда его больше не видел. И вообще я предпочитал с ним даже не заговаривать — он как появлялся со свитой своих черных, так у меня душа в пятки. Только Сергей его почему-то не боялся. Но он вообще ни хрена не боялся. А стоило бы…
— Да, интересный рассказ, — на какое-то мгновение я задумалась… Но, оторвавшись от своих мыслей, обнаружила, что на лице моего собеседника отразилось беспокойство. Словно он усиленно пытался прочитать мои мысли, но не мог.
— Ладно. Теперь мне хотелось бы осмотреть квартиру.
— Какую именно квартиру? — этот невинный с виду вопрос вызвал на его лице беспокойство, и я удивилась. Сама того не ведая, я наткнулась на что-то очень важное… Он нервничал, причем явно. Я намеренно тянула с ответом. Итак, что сказать? Какую из четырех квартир? Явно не ту, что сгорела, хотя… А, была ни была! Я смело встретилась с ним глазами и ответила:
— Как это какую? Разумеется, ту, что на третьем этаже!
По его лицу словно прошла судорога и мое подсознание с ликованием завопило о том, что я не ошиблась…
— Ах, на третьем…
— Квартиру Сергея Сваранжи.
— Но… Сейчас ее нельзя осмотреть! У меня нет ключа! Куда-то заложил. Или Розалия забрала несколько дней назад и… И я думал, что после моего рассказа тебе не захочется даже приближаться к этим квартирам! Многие коммуникации нарушены…. Нужен огромный ремонт… Плюс бандитские разборки…. Не даром Розалия собирается спихнуть все квартиры по дешевке…. Все они в ужасном убитом состоянии.
— Ну, меня это не тревожит! Дима человек состоятельный. Так что если квартира нам понравится, у нас хватит денег даже на новую крышу.
— Понятно, — его лицо вытянулось, — сожалею, но сегодня квартиру посмотреть нельзя.
Мне все было понятно. По какой-то причине он не хотел пускать меня в эту квартиру. Это вызывало охотничий азарт.
— Ты считаешь, что я должна приехать вместе с Розалией? Так я ей сейчас позвоню…
— Что, Розалия решила сделать Димочке еще одно одолжение? Серьезно же Розалия взяла твоего Димочку под крыло!
Слова больно резанули слух. Парень пробует кусаться? Очень хорошо!
— Конечно, одолжение. Димочка кое-что ей сделал, и теперь она решила вернуть долг. У них просто замечательные деловые отношения. Она сама предложила нам квартиру, чтобы расплатиться. Представляешь, с какой скоростью она сюда примчится, если я позвоню и скажу…
— Да, но квартира не убрана… Не подготовлена…
— Ничего страшного! Я не прихотлива. Так что, ищешь ключ или мне позвонить?
— А если я найду ключ, ты бросишься к Розалии докладывать о нашем разговоре?
— Нет, если ты его найдешь и впустишь меня в квартиру сейчас же! Кроме того, я ничего ей не скажу, если с квартирой что-то не так… Я тебе обещаю! Разве ты никогда не слышал, что на мое слово можно положиться?
— Я слышал о тебе разное… Сваранжи на тебя сердился, Вал. Евг. — всегда восхищался, а Розалия тебя ненавидит, она такое плела… Впрочем, я ей не верил, она глупая и завистливая. Значит, ты меня не выдашь?
— Никогда. Обещаю.
— Ладно. Я найду ключ. Кстати, уже нашел…. Ты подожди меня пока в коридоре, мне нужно позвонить…
— Нет — нет, — я чувствовала, что не должна допустить этого звонка, — мы недолго, только поднимемся наверх, а потом звони, сколько угодно!
Вздохнув, пошел со мной. В лифте мы оба не проронили ни слова. Перед дверью квартиры мы остановились, он засунул руку в карман, сделав вид, что ищет ключ, с самым несчастным выражением лица… Он не успел «найти ключ». Дверь распахнулась и на пороге возникла изящная девушка с длинными каштановыми волосами в кружевном бирюзовом пеньюаре.
— Привет! — сказала девушка, — ты сегодня что-то рано! А это кто с тобой?
Мгновенно все стало ясно! Вот в чем причина нежелания впускать меня в злополучную квартиру! На самом деле застенчивый красавец бесплатно поселил в роскоши свою подружку, в тайне от Розалии. Не мудрено, что он так просил меня молчать! Узнай об этом Розалия, она пришла бы в дикую ярость! Лицо моего знакомого пошло красными пятнами…
— Я… мы… вот она… осмотреть… — его невнятная речь напоминала бульканье, но девушка, очевидно, привыкла разбирать.
— Что осмотреть? Квартиру? А вы кто?
Несчастный потерял дар речи.
— Не волнуйтесь, все в порядке, — сказала я, — ты иди, мы тут с девушкой пообщаемся, она мне покажет.
Я решительно шагнула вперед и, обворожительно улыбнувшись обоим, прямо перед его лицом захлопнула дверь.
— Я знакомая вашего приятеля. Мы с мужем хотим купить квартиру на 4 этаже. Хотим купить две и объединить их в одну. Ваш друг сказал, что вы будете так любезны, что покажете мне, как эта перепланировка будет выглядеть. Не волнуйтесь вы так…
— Он сказал, что я покажу? — девушка откинула назад голову и засмеялась звонким задорным смехом, — да он прячет меня от всех! Я только по ночам выхожу! Никто не знает, что я поселилась в квартире! И он вам сказал?
— Мы с ним знакомы по работе. Он был концертным директором Розалии, а я — жена Дмитрия Фалеева. Мистера Димы.
— Мистера Димы? Да вы что! Ой, как здорово! Я его просто обожаю! Все его песни знаю наизусть! Вот это класс! А вы красивая. И такая деловитая. Умеете людей обрабатывать, сразу видно. Понятно, почему он вас впустил.
Продолжая болтать, девушка впустила меня в огромную гостиную с мраморным камином — действительно, роскошную… Усадив меня на диван, налила белое мартини. Я не стала отказываться. Девушка мне понравилась.
— Здесь так здорово, в этом доме! Я никогда и не жила в таких квартирах! Скоро мы будем жить здесь открыто… когда поменяется владелец. С новым владельцем мой уже договорился. Правда, в этой мы не останемся, переедем на пятый этаж, когда сгоревшую квартиру починят. Но та квартира совсем не хуже! А что меньше, так даже хорошо! Меня эти огромные комнаты пугают!
— И давно вы здесь прячетесь?
— Да уж с месяц. Как только прежний жилец выехал. Мой жених здесь заведует квартирами — тем, что еще не куплены. И когда понял, что квартиры аж до января арендованы, то сразу меня переселил. Официально я живу не здесь, а на 4 этаже. Но эта квартира лучше, поэтому он меня здесь прячет. Он меня из такого ада забрал! Я у тетки жила, в двухкомнатной, в девятиэтажке. В тех двух комнатах было 7 человек! Ужас! Осенью мы собираемся пожениться. Тогда уж вопрос с продажей дома решится, новый владелец сделает ремонт и мы сможем переселиться в нашу квартиру на пятом. Новый владелец подарит ее моему жениху за услуги. А он от всех скрывает, кто будет новым владельцем дома! А эта гадина, Розалия, ничего даже не подозревает! Она думает, что мой на ней женится!
— Вы так спокойно об этом говорите…
— А почему нет? Он правильно делает, что берет у нее деньги. Ведь он тратит их только на меня. Он для меня это делает. Если она такая дура, что покупает его, отчего ж не взять деньги? К тому же, я видела ее — уродливая, старая, потасканная… Секс с ней — все равно как в общественный туалет сходить. Не к кому ревновать.
— Вы правы. Вы намного красивее Розалии.
— И моложе. Мне всего 18. К тому же, он платит ее деньгами за мое обучение в университете. И недавно машину мне купил. «Фольксваген — жук» называется.
— А новый владелец уже вступил в свои права?
— Нет. Окончательно документы еще не оформлены. Но мой жених говорит, что уже скоро. Через месяц самое позднее. А я, кстати, с ним знакома. Такой милый молодой человек. Женей зовут. Евгений. Евгений Сваранжи.
— Что?!
— Он сын этого… которого убили. Ну, продюсера крутого… папочки этой развратной гадины, Розалии. Так что он ее брат по отцу, сводный. А фамилия такая же. Зовут Евгений Сваранжи. И он забирает у нее дом. Да, а еще он забрал у нее ту фирму (вроде как в наследство), которую отдал человеку, который познакомил моего жениха с Евгением. В возрасте мужик, страшно важный… Все его еще называют за спиной инициалами…
— Вал. Евг.?
— Точно! Вал. Евг! Мой жених с ним хорошо знаком. И этот Вал. Евг. как-то пришел к нему и предложил работать на Евгения. Мой сразу согласился — деньги хорошие, и Евгений обещал ему квартиру здесь на пятом этаже. Вообщем, скоро Евгений будет здесь хозяином, ремонт сделает. Приятный молодой человек! Симпатичный. Совсем на свою сестру не похож!
— Бедный, наверное.
— Ничего ж себе бедный! Видели бы вы его машину!
Девушка подробно описала машину — ту самую, которую я видела три раза. Прерванный разговор с Вал. Евгом. Концерт в ночном клубе. И в ночь убийства Аллы — возле дома на Дмитровском шоссе.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 14 октября 2010, 02.38
ТЕМА: Нет повести печальнее на свете…
ВЛОЖЕНИЕ: Увы, не Шекспир.
Нет повести печальнее на свете, чем повесть о корове и кларнете. Не удивляйся, мой дорогой, но после общения с Розалией, о чем и пойдет речь в этом письме, такая рифма прямо просится в компьютер. Увы, повесть о Розалии и ее безумных конфликтах — конечно же, не «Ромео и Джульетта», и даже не «Король Лир».
НЕ ШЕКСПИР.
Привет, братишка! Голова идет кругом, столько всего… Знаешь, я уже сама не рада, что связалась с этим расследованием! Ну в самом деле — сидела бы себе тихо, спокойно, так нет же… Влезла в эту кашу, заварила, а теперь приходится расхлебывать… Славик, я захлебнулась! Я ничего не понимаю, не разбираюсь в событиях, не знаю, как расставить все по своим местам. Вот, урвала свободную минутку, чтобы рассказать тебе и самой кое-что прояснить.
Итак, выясняется, что у нашего драгоценного покойника «короля Лира» (драгоценного в буквальном смысле — такое он оставил после себя наследство) существует сын. Самый настоящий сын, который носит его фамилию! Сына зовут Евгений Сваранжи. Как я предполагаю, он родился от женщины, на которой Сваранжи никогда не был женат. Но, когда появился ребенок, Сергей признал его и дал свою фамилию. Этот Евгений Сваранжи связан с Вал. Евгом — и связан очень тесно. Возникла ли эта связь до убийства или после — вот в чем вопрос? К управляющему домом Вал. Евг. привел сына Сваранжи ПОСЛЕ убийства отца. Но я не верю в то, что они познакомились после убийства. Разумеется, это не так. Зная Вал. Евга, я могу предположить многое… Есть еще одна вещь. Евгений Сваранжи ездит на темной дорогой машине. Эту машину я видела три раза, причем при разных обстоятельствах. Я видела своими глазами, как испугался Вал Евг., увидев темный автомобиль! Возникает главный вопрос: имеет ли такой сын право на наследство? Ответ пост: да, имеет. Нужно лишь доказать свое родство. Евгений носит фамилию отца, а, значит, Сергей официально признал отцовство и есть соответствующие документы. Таким образом, сын имеет право на половину наследства. Ты понимаешь, о чем я говорю? Сергей Сваранжи оставил после себя огромное состояние! Это счета в зарубежных банках, особняки, доходные дома, элитные квартиры в Москве и Санкт — Петербурге, недвижимость зарубежом, бизнес, причем продюсерская компания — всего лишь сотая часть его бизнеса… Наследство огромно! Сваранжи составил завещание в пользу Розалии, но по закону его сын имеет право оспаривать это завещание. Прикидываешь, чем тут пахнет? К тому же, я видела его машину в ночь убийства женщины, которая была замешана в очень многом… Значит, мой список подозреваемых сдвигается на два пункта, уступая первые два места самым главным подозреваемым: это Евгений Сваранжи и Вал. Евг. Им обоим больше всех остальных была выгодна смерть Сергея. Я предполагаю, что Вал. Евг. каким-то образом оказал давление на Розалию, имея в запасе козырь — сына Сергея. Я не знаю, имела ли Розалия представление о существовании брата или нет. Я думаю, что Вал. Евг. надавил на нее и таким образом получил продюсерскую фирму Сергея. Розалия дурочка. На нее легко надавить. Я точно знаю, что получит сын Евгений после смерти папаши: дом в Москве, в центре, многоквартирный, в очень престижном районе, который она отдает ему просто так… Просто так? Ну, написала! На самом деле во всей этой жуткой истории ничего нет «просто так».
Следующая моя новость — встреча с Розалией. Так как мне следовало поговорить с ней в самом начале расследования, а я это не сделала, я не собиралась встречаться с нею вообще. Глупо? Ничего подобного! В этом есть своя логика… Тебе, наверное, не понять… Итак, я не собиралась встречаться с Розалией, но сегодня утром я случайно включила телевизор и попала на криминальную хронику по Москве. Из этой хроники я услышала новость: в центре стреляли в Виталия (того самого бандита — мужа Розалии). Он ранен в руку, а нападавший скрылся на мотоцикле. Сообщили, что ранение не очень серьезное, жить будет, и даже показали на весь экран зареванную мордочку Розалии. Про Розалию сказали, что она является невестой бизнесмена и они собираются пожениться в ближайшее время. В хроники не сообщили, в какую именно больницу доставили Виталия. Да мне и незачем искать его по больницам. Я решила отправиться на поиски Розалии и начать с места, где найти ее вероятнее всего. Я поехала в бандитский клуб, который держал Виталий. Несмотря на утро, ресторан был открыт. Я так часто появлялась в этом притоне, что меня стали узнавать охранники у входа. Розалия была уже в баре. Розалия была пьяна. Перед ней стояла почти пустая бутылка водки. Все это так не вязалось с образом Розалии, пытавшейся играть на сцене образ утонченной элегантности с примесью городского шика суперледи, что я растерялась…
Это было ужасно, и именно так предстало моим глазам: сломленная женская фигура, упавшая на стойку бара, небрежная одежда, дрожащие руки, серость дневного света, разлитая вокруг, уборщица, шаркающая веником в противоположном углу, помада на губах эстрадной дивы, небрежно размазанная вдоль подбородка и расплывшаяся по щекам, тонкая струйка слюны, стекающая в уголке рта и простая, без прикрас, бутылка русской водки… Не знаю, что вызывают пьяные мужчины, думаю, какие-то простые и понятные чувства, но я точно знаю, что вызывает пьяная женщина: отвращение, мерзость и очень глубокую жалость. Бармен смотрел на нее с презрением, редкие посетители бара (двое мужчин) — с брезгливостью, а уборщица — с ненавистью и удовлетворением (как низко упала богатая сволочь!).
Я подошла к Розалии. Она разглядела меня не сразу. Когда же разглядела, глаза ее округлились, слюна потекла гуще, губы исказились, а изо рта полетели пьяные брызги:
— Это ты… Ты, сука, его убила!
На ее истошный крик обернулись все. Даже уборщица бросила веник.
— Розалия, успокойся! Это же я, Ри…
— Я знаю, кто ты такая! Ты сука! Сука! Я тебя ненавижу! Если б не ты, Виталик был бы… Почему в этой больнице лежишь не ты? Но я отправлю тебя туда, дай время!
— Подожди… Что я сделала?
— Ты не знаешь? Зачем ты только полезла в тот дом? Он узнал, что ты там была и заставил меня подписать документы! А Виталик был против, он договор в клочки изорвал и сказал, что он ничего не получит… А тот второй договор достал и сказал, что вечером Виталик пожалеет…. А вечером… вечером… Он приехал в больницу и сказал, что следующий раз будут стрелять не в руку… И я подписала… подписала все… я так же подписала бумагу, что отдаю фирму Вал. Евгу… Я спросила, за что, за что он поступает так со мной…. А он… он сказал, что хочет отомстить…. Что мы расплачиваться будем…. До конца жизни…
— Кто он? Кто это был?
Она рыгнула и повалилась на стойку. Я подняла ее и стала трясти за плечи. Но вместо слов она лишь пьяно икала, пуская пузыри из слюны… Я выхватила у ошалевшего бармена (молодой парнишка явно был новичок и ничего не знал об эстрадных звездах) стакан воды и плеснула ей в лицо. Она пришла в себя. Я тряхнула ее сильнее.
— Кто это был? Кто он, Валя, говори! Кто он?!
— А ты… что… не знаешь? Ты же сюсюкаешь с этим поддонком Вал. Евгом… ты (из ее рта вырвалось длинное и грязное ругательство). Он сказал, что его зовут Евгений Сваранжи! И еще он сын…
— Сын Сергея? Что же ты ему отдала?
— Фирму. И дом. Он сказал, что будет в нем жить. И еще в нем будет жить его друг, которого очень обидел отец… Его друг…
— Ахар? Друга звали Ахар?
— Ага… жуткое такое имя… за ним черные…. Он с ними важный… он такой страшный… что… не человек, зверь… я стала его бояться с первой минуты…
— И это все? Фирма и дом? Все, что он хотел?
— Еще деньги. Никакой недвижимости, только деньги. Сказал, что будет мне мстить….
— Тебе? А ты что ему сделала?
— Я не знаю… не знаю… я увидела его впервые в жизни, когда он появился после смерти отца… он сказал, что хочет мне отомстить… что видел меня по телевизору… Виталик хотел с ним разобраться, как положено, но не тут-то было! Он оказался очень сильный, защищенный…. А потом все люди Виталика перешли к нему… самые надежные, которым Виталик доверял… К этому Ахару… Ахар его близкий друг…
— А причем тут я?
— Ты явилась разнюхивать в тот дом. Он узнал. Озверел и сказал, что если от меня ходят агенты разнюхивать, то мне придется за это заплатить… Отец тоже страдал от него…
— Каким образом?
— Наезды… разборки… проблемы… Уже после его смерти я узнала, что наезды организовывал этот самый Евгений. Представляешь, какие заголовки газет были бы, если б я решила рассказать? Незаконный сын известного продюсера связан с бандитами! Подробности о нем я узнала от Вал. Евга. Представляешь наглость — он сам мне все откровенно рассказал! Вал. Евг. каким-то образом нашел этого сына, перетащил в Москву, связал с черными и сделал так, что сын начал работать на него. В жизни отца была какая-то неприятная история с женщиной… У отца в молодости были неприятности… Но что именно, я не знаю. Сваранжи никогда не говорил ни с кем о своем прошлом. Вал. Евг. сказал так: отец имел связь с женщиной, а потом очень быстро и болезненно ее бросил. Женщина родила сына и заставила признать отцовство (та штучка, наверное, если смогла так воздействовать на отца!). Сваранжи спрятал свой крутой нрав, признал ребенка и записал его на свою фамилию, но жениться не стал. Все это было где-то в Сибири, на золотых приисках — отец работал там в молодости, сколачивал свое состояние. После того, как он записал ребенка на себя, он буквально в тот же самый день покинул город и уехал в неизвестном направлении. Очевидно, заграницу. С тех пор Сваранжи никогда не вспоминал ни женщину, ни ребенка. Думаю, он возненавидел ее за то, что она смела на него давить. Как я поняла, женщина с сыном жили бедно и тяжело. Сын вырос и узнал про отца. Он решил разыскать отца и отомстить за плохое отношение к его матери и за то, что он забыл сына. Узнав, что у Сергея Сваранжи есть дочь, которую он любит и которой завещал все свое состояние, он озлобился еще больше. Очевидно, Вал. Евг. сумел сделать его марионеткой в своих руках. Когда Сваранжи умер, Вал. Евг. быстро предъявил мне брата — брата, о существовании которого я даже не догадывалась! И заявил, что я должна отдать то, что от меня потребуют. Иначе мой братец получит половину наследства по закону. А у моего братца крутые связи в криминальном мире и он прищучит моего Виталика. Так и сказал — прищучит! Я пришла в ужас. Понятное дело, перепугалась. И я отдала Вал. Евгу фирму отца, которую он требовал. Так Вал. Евг. получил фирму Сваранжи. Подписала все документы… Этот мерзавец ехидно заявил, что от этого моя карьера не пострадает, наоборот, пойдет в гору. Когда Виталик вернулся из поездки (он был в отъезде, когда все это произошло), он чуть меня не убил. А что я могла сделать? И вот теперь… Я отдала долг, который сделал при своей жизни Сергей Сваранжи… А Виталик в больнице… И что с нами будет, одному Богу известно.
— Ничего плохого с вами не будет! Он уже получил все, что хотел. А Вал. Евг. упокоится.
— Все, что получил Евгений, он получил не для себя. Фирму — для Вал. Евга. Дом — чтобы там жил его приятель Ахар. А для себя что?
— Не знаю. Ничего, наверное. Он уже отомстил. Кстати, а что будет с клубом «Белль ля мер»?
— Клуб по документам — часть фирмы. Я же отдала фирму Вал. Евгу, значит, клуб теперь его… Я живу теперь в постоянном страхе, что ко мне еще могут заявиться наследники из Парижа…
— Почему из Парижа?
— Там живет Франсуаза, большая любовь моего отца.
— Вряд ли она стала бы от него рожать! Особенно если вспомнить, как они расстались… Мягко сказать — не красиво…
— Мой отец Сергей Сваранжи со всеми расставался некрасиво! Это было особым свойством его натуры!
— Послушай, а документы этого сына ты видела?
— Видела — и что?
— Ты уверенна, что они подлинные?
— Документы? В этом нет никаких сомнений. Виталик проверил через своих людей. Документы подлинные. Послушай, а ты-то что от меня хочешь? Что ты лезешь, все расспрашиваешь? Что это с тобой?
— Ничего… так, просто… пытаюсь выяснить…
— И подставляешь других? Что это я так с тобой разоткровенничалась? Ты… (снова мат. Розалия не сдерживала свой язык). У тебя есть Дима, есть деньги. А у меня ничего нет… Отец умер. Виталик в больнице. Ничего в жизни не осталось, ничего…
Внезапно Розалия схватила стакан и изо всех сил грохнула о стойку бара. Стакан разлетелся на множество осколков и поранил ей руку. Розалия завизжала. Мне не было необходимости и дальше торчать в этом грязном месте. Я поспешила к выходу, только один раз обернувшись. Она застыла в моей памяти такой, какой была в тот момент. Раздавленная, униженная и жалкая. По ее руке текла кровь и капала на стойку бара, смешиваясь с пьяными слезами.
Наверняка при встрече Розалия холодно кивнет мне, как будто ничего не произошло. Она уже не помнит, какой разговор состоялся между нами. А ты на всякий случай помни мое письмо. Целую тебя, твоя Ри.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 17 октября 2010, 01.16
ТЕМА: Ура! Свобода!!!
Привет, братишка! Ну наконец-то свершилось! Диму выпускают из Москвы! 19 октября у него концерт — бесплатник в одном крупном городе. И нам разрешили выехать на гастроли! Я ликую! Я так счастлива выбраться из этой тягостной атмосферы, покинуть на время Москву! Вал. Евг. удачно договорился с полицией — ну, ты понимаешь, что я имею в виду… Он вообще мастер договариваться! Киреев отпустил Димку официально — по двум причинам. Во — первых потому, что на самом последнем нашем свидании я сдала ему сына Сваранжи, мистического Евгения (который со своей машиной маячил на моих глазах). А во — вторых потому, что к Кирееву подъехал Вал. Евг. и убедительно (ну, ты понял) уговорил его отпустить Диму из Москвы. Дело в том, что бесплатник действительно очень серьезный. Руководство всех «звезд» (то есть их хозяева) были поставлены перед фактом, что если они не вывезут на бесплатник своих именитых «рабов», то их ждут крупные неприятности финансового плана, а «звездные рабы» смогут навсегда забыть об эстрадной карьере. Я подозреваю, что через это мероприятие отмоют очень крупные суммы… Но я не имею права об этом говорить. Все артисты перепугались и быстро согласились ехать в город. Над Димочкой сгустились тучи. Силы, которые требовали его присутствия, и слышать не хотели о том, что какие-то причины не выпускают его из Москвы. Вал. Евг. мог влететь на большие деньги. А в случае неявки Димочки на концерт на его эстрадной карьере поставили бы жирный крест, и с мистером Димой было бы навсегда покончено. В дни, когда решалась его судьба, Дима психовал и пил больше обычного. Киреев умный мужик. Я думаю, что и без денег Вал. Евга он все понял. А то, что я практически на блюдечке преподнесла готового обвиняемого, только ускорило решение Киреева добыть для Димы разрешение на выезд. Когда Вал. Евг. позвонил мне (он специально позвонил мне лично, чтобы объяснить серьезность проблемы), я позвонила Кирееву и договорилась о встрече. Меня многое смущало в виновности Евгения. Он казался мне марионеткой в руках Вал. Евга. Что-то мешало мне видеть его убийцей. Но я подозревала и другое: возможно, Евгений не был убийцей сам, но знал настоящего убийцу. Все это я высказала Кирееву, который обрадовался нашей встрече. После моего рассказа Киреев выглядел приятно удивленным:
— Честно говоря, я не предполагал у Сваранжи других отпрысков, кроме Розалии. Она всегда казалась мне чудовищем. А тут вдруг появляется другое чудовище! Таким людям, как Сваранжи, нужно было запретить размножаться! Оба его ребенка унаследовали все пороки этой семьи. Неуемную жажду власти. Желание добиться своего любым путем, наплевав на человеческую жизнь. Жестокость, грубость, подлость… Что ж, можно арестовать этого блудного отпрыска.
— Арестовать?!
— Разумеется! А что ты считаешь, я выслушал тебя для собственного удовольствия? На сегодняшний день это подозреваемый номер один! Его следует задержать и отправить в СИЗО для выяснения всех обстоятельств. Ордер на арест, пописанный прокурором, будет у меня незамедлительно…
— Да, я понимаю, но… Может, не нужно так спешить?
— Ты предпочитаешь, чтобы мы арестовали твоего Диму?
— У меня будет к тебе еще одна просьба. Возможно, это покажется тебе странным… Но я прошу тебя это исполнить! У меня есть веские основания попросить. Я прошу тебя проверить по милицейским каналам, не было ли у Сваранжи уголовного прошлого.
— Я и сам собирался это сделать.
— Нет, не у Евгения Сваранжи! Я говорю об убитом, о Сергее. Я прошу тебя выяснить, не было ли у Сергея Сваранжи уголовного прошлого. Не проходил ли он по каким-то уголовным делам даже в качестве свидетеля. Я знаю, что он работал на севере, в Сибири. Он работал на каких-то золотых приисках… Точно я ничего не знаю, ни имен, ни городов, ни дат. Проверь в том Сибирском округе, не было ли у Сваранжи соприкосновения с законом.
— Я не понимаю, зачем это нужно. Неужели ты до сих пор предполагаешь, что разбогатевшего сокамерника пришили бывшие дружки по лесоповалу?
— Я не отвергаю это возможность. Сергей любил рассказывать, особенно когда был пьян, о том, что провел свою юность в суровых условиях. Про золотые прииски, на которых якобы работал, про сибирские морозы… О том, что после севера хорошо разбирается в мехах. О полярной ночи и тому подобное. А что, если он не работал на Севере, а просто сидел? Тогда начинается совсем другая история!
На этой милой ноте мы распрощались и я бросилась звонить Вал. Евгу., чтобы он бросал все дела и срочно ехать добивать Киреева. Вал. Евг. пришел в неописуемый восторг, истерически завопил, что он всегда был обо мне самого высокого мнения. Вечером Дима получил официальное разрешение ехать на гастроли. Вал. Евг. срочно сообщил, что мистер Дима будет принимать участие в концерте. Так что следующее письмо я напишу тебе уже с гастролей! Целую, твоя Ри.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 20 октября 2010, 03.54
ТЕМА: Бесплатник.
ВЛОЖЕНИЕ: ПИСЬМО.
Привет, Славик! Как я и обещала — пишу с гастролей. Бесплатный концерт — всегда пакость, не только для артистов, но и для самих зрителей. Почему? Открывай вложение!
ПИСЬМО.
С чего же начать? С бесконечного дождя, который льет в К.? Или о том, что опоздали машины, которые должны были везти артистов? Ты представляешь себе перрон железнодорожного вокзала, на который вывалила толпа звезд с набором таких амбиций, которых не видели стены этого города за все время своего существования? Когда мы вышли из поезда, Димочка сказал:
— Если бы ты только знала, как я все это ненавижу!
— Ага, — сказала я, — конечно, ненавидишь. Ну что, разворачиваемся? Поехали домой?
В городе шел дождь. Кутаясь в кожаную куртку, Димочка потоптался на перроне и сказал:
— Интересно, здесь есть приличный коньяк? — потом добавил с тоской, — вообще-то я должен писать книгу!
— Ну так пиши! — не выдержала я.
— Ты, как всегда, ничего не понимаешь! Мне надо так писать книгу, чтобы поменьше работать! И побольше развлечений! И, разумеется, куда-то ездить, а не то я умру от тоски!
До нас донеслись возмущенные крики. Это все остальные, вывалив на перрон, выражали свое возмущение громкими протестующими выкриками. Только часть заявленных звезд отправилась в К. поездом из Москвы. Остальные летели самолетами, прервав гастрольное расписание в других городах. Почти каждый артист тащил с собой свиту. Если на гастролях у некоторых свита достигает человек 40–60, то на бесплатник разрешили брать не больше 10. Поэтому, когда подогнали крутой автобус, стало ясно: все в него не поместятся. Пришлось заказывать второй, побольше, и не такой крутой. Иногда свита держится более надменно и нагло, чем сам артист. С нами, к примеру, непонятно зачем отправился Вал. Евг., а его наглости любой может позавидовать. Когда мы с Димой вошли в автобус, следом за нами поплелась Розалия. На меня пахнуло дешевым набором из парфюмерного магазина и запахом шелков из американского секонд — хэнда (на гастролях в Америке Розалия покупает себе дешевую одежду на распродажах и в секонд — хэнде, привозит шмотки контейнерами. Несмотря на свои деньги, она хочет убить трех зайцев: выглядеть шикарно, иметь заграничные шмотки и мало на это тратиться). А с ее мохнатых ресниц кусками осыпалась тушь. Толкнув меня локтем (вернее, отпихнув в сторону), Розалия плюхнулась на сидение рядом с Димкой. Обернулась:
— Что ты лезешь, как корова, чуть мое платье не помяла! Прислуга едет в следующем автобусе!
Ничего не ответив, я прошла дальше в салон и села на одно из свободных мест в конце. Дима демонстративно поднялся со своего места, прошел через салон и сел рядом со мной. Розалия зашипела, как ошпаренная кошка.
— Ну и что это значит? — спросила я.
— Выясняй у нее! — огрызнулся Дима, — ты же знаешь, она сумасшедшая!
Автобус привез в гостиницу. На удивление, это оказался хороший отель с приличными номерами. Но тут же начался скандал. Розалия поругалась с певицей Вероникой, директор певицы Сикарской чуть не подрался с директором Алекса Назарова, Дима тоже сцепился с кем — то, а у меня разболелась голова. Когда звезды выясняют отношения — это мат, истерические крики, и снова мат. В ход идет абсолютно все. Диме припомнили убийство Сваранжи, а Сикарской — толстую задницу. Розалии — пристрастие к водке, а Назарову — наркоту. Впрочем, Алекс держался с достоинством и не обращал ни на кого внимания. Он очень сильно обкололся в поезде. Сквозь головную боль я радовалась тому, что ничего не рассказала Диме о Евгении Сваранжи и разговоре с Киреевым. Подавшись скандалу, он бы все разболтал. Попкин моментально поднялся наверх и самовольно занял президентский люкс, который предназначался другой звезде. Попкин объявил себя единственной незакатной звездой тут же, в гостинице, пока конкурентка (кому был оставлен люкс) не прилетела с гастролей по Сахалину. Вообще Попкин — личность примечательная. Это его прозвище (речь идет о…). Попкиным коллеги прозвали его за пестроту нарядов (он одевался действительно как попугай) и особую манеру ходить, смешно оттопыривая задницу, как будто это самая красивая часть его тела. Прозвище прикрепилось, так и пошло. Несколько лет назад он удачно женился на русскоязычной американке, дочери нашего эмигранта, сумевшего бандитскими разборками и мошенничествами сколотить в Америке такой капитал, что Попкин больше не нуждался в деньгах, а потому вел себя особенно вызывающе. Его жена осталась в Америке, унаследовала папашин бизнес, а Попкин жил между двумя странами, умудрившись не научиться владеть ни английским, ни правильным русским. После расцвета карьеры Попкин стал панически бояться старости. Поэтому и принялся делать пластические операции (одна за одной) с небывалым энтузиазмом (чем удивлял самих пластических хирургов). Наконец гостиничный спор был исчерпан. Вал. Евг. забронировал для всей нашей команды хорошие номера. Вал. Евг. не такой человек, который позволит вселиться в заказанные им номера, поэтому быстро погасил конфликт (кстати, единственный, кто сумел это сделать). Все разошлись. Банкет накрыли в зале ресторана. Это был очень странный банкет. Там было огромное количество спиртного и очень маленькое количество плохой по качеству еды. Какие-то салатики — две горошины, три листика, твердые котлетки меньше пальца в длину, сгоревшее жаркое и осетрина такого цвета и запаха, что ее нельзя было есть. Плюс червивый хлеб и минералка без газа. Зато от спиртного ломился стол. Водка шести сортов. Коньяк 7 сортов, белого и красного вина вообще не счесть! Как оказалось впоследствии, я была единственной, у кого впечатление осталось странным. Все остальные были просто в восторге! Но я вообще не любитель выпить. Я равнодушно отношусь к спиртному, тем более — в поездках. Поэтому мне пришлось ограничиться минералкой и бокалом столового белого вина (на весь вечер). Вторым человеком, который почти не пил, был Вал. Евг. Он тоже равнодушен к спиртному. Он ограничился одной рюмкой сухого красного вина. Вал. Евг. сидел напротив меня, поэтому я могла за ним наблюдать. Он не выглядел удивленным таким странным столом. Позже я поняла, почему. Один из тех, кто помогал мэру устроить крупный бесплатник, был крупный бизнесмен, владелец торгового концерна, специализирующего на производстве и торговле спиртным. Ему ничего не стоило списать порцию товара. А вот за еду уже надо было платить ресторану, что не хотели организаторы. Поэтому еду заказали по минимуму, к тому же плохого качества, рассудив, что это все равно никто не заметит, когда стол завален бесплатным спиртным. Так и произошло. Все артисты напились до потери пульса. К сожалению, Димка тоже. Из-за того, что все были пьяны, концерт пришлось отложить на два часа. Но зрителям, собравшимся на центральной площади перед наскоро сооруженной концертной площадкой, говорить об этом никто не собирался.
А тем временем на площади собралась толпа — несколько десятков тысяч. Наверное, все жители города молодого и среднего возраста. Окна гостиницы выходили на площадь, и, поднявшись в свой номер, я могла видеть все. Так я и сделала: поднялась наверх, оставив трезветь все это развращенное пьяное быдло, и стала смотреть в окно на нормальных людей. Пока начинать концерт никто не собирался. Наконец через час на сцену поднялись ведущие и стали чередовать рекламные тексты розыгрышем каких-то нелепых призов. Там разыгрывались кепки, майки, полотняные сумки — вообщем, полная чушь. Резонно рассудив, что мне лучше не идти вслед за Димочкой (тем более, что кулисы представляли собой узкий проход из дверей гостиницы до металлической лестницы прямо на сцену), я осталась стоять возле окна. Толпа — дело странное и непредсказуемое. Несмотря на усиленную охрану, мне было бы не по себе оказаться внутри толпы. После розыгрыша призов выступил местный балет. Девушки в нелепой одежде исполнили семь номеров. Потом на сцену выехали велосипедисты и ведущий объявил бодрым голосом, что они — экстрим — шоу. Двое мужиков, которым сравнялось как минимум сорок каждому, ездили по сцене кругами. Зрители не выдержали — в толпе раздались возмущенные вопли. После велосипедистов появились пять подростков на роликах. Так прошел еще один час. Зрители терпеливо ждали, думая, что так запланировано. Им было невдомек, что концерт задерживается потому, что артисты напились и не могут выйти на сцену.
Тем временем в банкетном зале ресторана разгорелся очередной скандал. Протрезвевшие артисты и их директора сцепились мертвой хваткой из-за очередности выхода на сцену. Для артистов это самая тяжелая и болезненная тема, как и то, какими буквами написано имя на афише. Помнится, одна «звездочка» устроила на гастролях жуткий скандал и отказалась выступать потому, что ее имя было написано на афиши мелкими (с ее точки зрения) буквами. Наконец на сцену, тяжело передвигая разжиревший зад, выползла Сикарская и я поняла, что конфликт улажен. Концерт начался. Каждый из артистов пел по две песни. Только Попкин и старушка, приехавшая с гастролей по Сахалину, по три. К подъему на сцену артистов прогоняли под строем охраны и очень быстро. Все пели под фонограмму, причем фонограммы были явно плохого качества. От быстрого прохождения дорожки от гостиницы к стене Розалия (которая так и не протрезвела) упала на середине, и ее тащили под руки. А певица Алтея не могла подняться на высокие ступеньки и ее пришлось поднимать. Алекс Назаров стоял на сцене как гранитный постамент, не двигаясь и не понимая, когда начиналась фонограмма. Из этого я сделала вывод, что Алекс был третьим, равнодушным к спиртному, а, следовательно, ему угрожала смерть от передозировки прямо на сцене. Одна из певиц вылезла на сцену в зеленом платье с розовыми перьями. Еще одна старушка напялила на себя парик и в 45 лет бодро спела песню о том, что она — девочка. Следующая «старушка» оголила живот со старческими складками и напялила парик ультрафиолетового цвета, напомнив мне героиню из рассказа Тэффи — старую француженку, преподавательницу французского языка, которая носила нелепый и смешной паричок. Все стеснялись одного ее нелепого вида и однажды ей решились об этом сказать. Француженка ответила примерно так: «неужели вы не понимаете? Если я сниму парик, все увидят, какая я старая и не дадут мне ни одного урока! Поэтому я вынуждена его носить».
Я уважаю старость и отсутствие вкуса, но только не на эстраде. Великого артиста от пустого места отличает понимание того, когда следует вовремя спуститься со ступенек сцены — навсегда вниз. Попкин в неимоверно вычурном наряде манерно кривлялся на сцене так, как будто получает за свое выступление голливудский гонорар.
Наверное, тебя шокирует то, как я пишу о знаменитых артистах, «эстрадных звездах». Но знаешь, Славик, если хочешь посмотреть хороший концерт, нельзя смотреть его со стороны кулис. Однажды заглянув за кулисы, перестаешь воспринимать то, что происходит на сцене. Вообщем, бесплатник завершился в полночь праздничным фейерверком. Салют был очень красив. Это была единственная красота, которую я увидела в тот вечер. После концерта Дима снова напился за накрытым банкетным столом, в три часа ночи поднялся наверх, в наш гостиничный номер и прямо в одежде завалился спать. На этой не романтической ноте считай мою очередную повесть законченной. Я все время скучаю за тобой, мамой и Нинкой. Целуй их всех. Деньги я им выслала. Передай привет. Твоя Ри.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 11 ноября 2010.
Вот уже два дня, как меня выписали из больницы. Я в Подмосковье, на турбазе «Лесной». Честно говоря, я вообще не понимаю, какого черта меня продержали в этой больнице целых пять дней, учитывая лишь несколько синяков…
Я дышу на балконе лесным воздухом и не делаю почти ничего. Врач разрешил мне сидеть на балконе, немного ходить, но при этом избегать волнений. Я делаю вид, что соглашаюсь с ним. Думаю, врач догадывается, что мне плевать на его предписания, но старается, чтобы получить свой гонорар. Сегодня я наконец могу включить ноутбук, и часть моей жизни будет потрачено с пользой. Мое физическое самочувствие в норме, но в это никто не верит. Да я и не хочу, чтобы в это верили. Все ползают передо мной на задних лапках и тактично замалчивают, что происшедшая той ночью трагедия была покушением на убийство, хотя все это знают и сгорают от любопытства. Они глубоко ошибаются. Меня пытались убить. Меня убили. Мысли мои полны ледяного спокойствия и решимости, и еще легкого сожаления о том, что чья-то попытка покушения на мою жалкую жизнь в физическом смысле не удалась.
Дима. Я не хочу думать о нем, но все встает перед глазами — снова и снова. Дима старается, ухаживает изо всех сил и меня назойливо преследует жалкое, какое-то собачье выражение его глаз. У него глаза побитой собаки. Почему я раньше не замечала это? Итак, я вроде бы пришла в себя и набралась сил для полного рассказа о происшедшем. Я постараюсь писать спокойно — без бурных сантиментов и лишних слов.
Здесь действительно потрясающий воздух… Именно из-за воздуха и природы мы и приехали сюда. В конце октября Дима решил снять дом на этой турбазе, чтобы отдохнуть и в спокойной обстановке приступить к написанию песен для нового альбома. Но спокойной обстановки не получилось. В дом почти сразу переселились все его музыканты, а затем и Вал. Евг. И красивые фразы Димочки о спокойствии канули в лету. Дом для отдыха превратился в базарный перевалочный пункт — точно так же, как и всегда…
Так как территориально округ, где находится турбаза, уже причислили к Москве, то Киреев ничуть не возражал против нашего переезда в дом на природе. Здесь Димочка все еще находился в городе — а, значит, официально не нарушал подписку о невыезде, которую успели у него взять. По подписки, конечно, менять адрес проживания не полагается. Но Киреев уже на многое закрывал с нами глаза — закрыл и на эту мелочь.
На конец октября Вал. Евг. договорился о нескольких концертах в небольших, но очень дорогих ночных клубах. Три концерта. За каждый Дима должен был получить 25 тысяч долларов. Перевод долларов — как всегда на банковский счет. Это действительно были «жирные» места — остальные артисты откровенно завидовали Диме. Какого же было мое удивление, когда я увидела, что вечером накануне концерта Димы в клубе выступал… Алекс Назаров! Как я поняла, с организацией этих гастролей ему помогал Вал. Евг. Я удивилась: с чего вдруг Вал. Евг. принялся помогать Алексу? Еще больше я удивилась, узнав, что Назаров вместе со своей командой разместятся там же, где и мы — на турбазе «Лесная». Точно так же снял дорогой дом… Алекс не обрадовался нашей встрече. Мне показалось, что он еще больше рассержен и удивлен. При случайной встрече на территории комплекса Алекс старательно избегал смотреть в мою сторону. А Диме было абсолютно все равно. Итак, мы прибыли в снятый дом.
Как описать черные громады сосен в сумерках? Как описать темную застывшую гладь озера между деревьев? Воздух, полный горьковатого запаха хвои и земли, воздух, полный дождя, который, проникая в легкие, словно наполнял все существо новой жизнью? Было холодно. Шел дождь. Я чувствовала смутную тревогу, глядя на застывшие вокруг меня лица. Казалось: что-то должно произойти. Никогда не бывает полного счастья.
— Посмотри, белка! — сказал Дима, когда наша машина наконец-то прибыла на турбазу.
— Где? — почему-то мне очень захотелось увидеть белку, — скажи скорей, где?
— Ты как ребенок! Тебя так легко обдурить!
— Ты так считаешь?
— Разумеется. Никакой белки здесь нет. Ну, не сердись, пожалуйста! Я пошутил. Я очень — очень люблю тебя, Ри.
— Я тоже тебя люблю!
Очень — очень… Больше всего на свете… К черту всех белок! К черту — всех…. Сегодня, когда я пишу эти строки, несколько часов назад Дима вышел из этой комнаты. Восемь дней прошло с тех пор, как я подумала, что очень — очень его люблю. Два дня, как меня выписали из больницы. За все это время мы почти не говорили, не обменялись и словом. Дима вошел в комнату, держа в руках плоский черный футляр. Положил мне на колени.
— Это тебе. Раскрой.
Я открыла. На темно — синей подкладке засияли звездами переливающиеся камни — огоньки: серебристый, золотистый, синий, зеленый… Камни. В оправе из золота. Ожерелье. Настоящее ожерелье с камнями. В прошлое время я задохнулась бы от восторга, замерла в экстазе… Теперь красивая безделушка не вызвала во мне никаких эмоций. Кусок мертвого металла, да и только… Безразличие звучало в моем голосе, и я совсем не пыталась его скрыть:
— Что это?
— Это ожерелье. Здесь бриллианты, изумруды и сапфиры. Я купил его сегодня. Честно говоря, оно стоит больше, чем гонорар за мой концерт!
— Сколько же оно стоит? Интересно, сколько ты на меня не пожалел?
— Не нужно так говорить! Ты знаешь, как я тебя люблю и…
— Сколько оно стоит?
— 35 тысяч долларов.
Я усмехнулась. Он заметно огорчился.
— Зачем ты это сделал?
— Я прошу у тебя прощения! Я хочу попросить у тебя прощения и сказать, что такое больше не повторится! Никогда.
Я вынула ожерелье из футляра. Камни заиграли всеми цветами радуги, переливаясь в моих пальцах. Какая все-таки красота! Я играла им на свету, наслаждаясь мелодичным звуком подвесок… Потом подняла руку и изо всех сил швырнула на пол. Ожерелье ударилось о паркет с жалобным стуком… Димка вскочил с места с криком:
— Ты что?!
— Убери отсюда эту гадость!
— Тебе не нравится?
— Я сказала — убери! И себя тоже!
— Это означает, что ты меня не простишь?
Я молчала.
— Ты меня больше не любишь? Но хоть это ты можешь сказать?
— Я тебя ненавижу!
— Это неправда!
— Ненавижу! Ненавижу!!! — я размахнулась, целясь ему в голову футляром. Но Дима быстро вышел из комнаты. Хлопнув за собой дверью. Я подняла ожерелье с пола. Очень скоро оно стало мокрым. Наверное, потому, что я слишком тесно прижала его к щекам…
Итак, Дима припарковал свой мерседес на стоянке возле турбазы и пошел прямиком к Вал. Евгу и деляге из ночного клуба, которые уже стояли возле дома. До чего же гнусная морда у местного деляги — устроителя гастролей! Хитрая, угодливая, льстивая, лживая морда. И явно заодно с Вал. Евгом. Но хуже всего то, что Дима пошел разговаривать. Вроде бы обычный поступок, но отчего я так распсиховалась? Сама не знаю. Этим вечером Диму сразу везут на концерт, на который я твердо решила не ехать. Я хочу отдохнуть и принять ванну. Я устала от всех хочу остаться одна.
— О чем ты с ними разговаривал? — спрашиваю Диму, когда он возвращается в машину и мы едем к дому.
— Да так, уточнял кое-что. В концерте передо мной будет выступать местный балет, разогревать публику. Это хорошо. Песен меньше, деньги те же. И я смогу отдохнуть. Знаешь, где я снял дом? На самой роскошной турбазе бывшего Советского Союза! Это бывшая здравница четвертого управления — турбаза «Лесная», там отдыхали все партийные шишки. А теперь — дорогой курорт. Говорят, красота неописуемая: лес, озеро. Я снял для нас отдельный дом.
— Дима, я не поеду с тобой на концерт. Устала. Хочу отдохнуть, принять ванну.
— Ладно. Конечно, ты со мной измоталась… — нежные объятия, — может, так будет лучше.
Мгновенно засекаю что-то типа радости в его глазах. Странно…. Но поводов для волнений нет. Я любуюсь красивой природой.
Наконец мерседес въезжает в резные деревянные ворота с яркой рекламой сверху. Домики турбазы находятся в глубине огромного леса. Я задумываюсь о том, как отлично было бы жить здесь вдвоем с Димой, и не в отпуске, а навсегда. Красиво неописуемо! Мы проезжаем широкую хвойную аллею и нам открывается огромное озеро. Останавливаемся возле элегантного двухэтажного дома из красного кирпича, резные балконы которого смотрят прямо на озеро и лес.
— В это время года здесь много народа, но эта часть выделена специально для нас, поэтому она пуста.
Двери дома отворяются и по крылечку сбегает маленький энергичный толстяк. Вал. Евг. и местный фирмач выходят из машины и сразу идут к нему. Мы выходим следом за ними. Я закуриваю сигарету и пускаю дым вверх. Толстяк (директор турбазы) с неодобрением смотрит на меня. Мы заходим в дом. Крикливая роскошь обстановки бьет в глаза. Все слишком вычурное и броское: эти толстые ковры, яркий велюр мебели, уродливые позолоченные лампы… В холл выходят три двери первого этажа.
— Здесь гостиная и две спальни, — говорит директор.
Возле окна в холле — лестница на второй этаж. Она изгибается и выводит нас на площадку, где расположены три двери. Это гостиная второго этажа, спальня и огромная ванная, в которой есть все: и душевая кабина, и джакузи. Времени хватает только на то, чтобы занести вещи. После этого все уезжают и я остаюсь в доме одна.
— Смело запирайся изнутри, — говорит Вал. Евг., — когда мы вернемся с концерта, я открою дверь. Дима дал мне ключи.
Я запираю дверь и поднимаюсь наверх — подробно осматривать помещение. Обстановка — вульгарная, рассчитана на современных нуворишей без признаков хорошего вкуса, привыкших купаться в деньгах. Вся эта кричащая роскошь навевает на меня тоску. Я ожидала другого… Единственное, что заслуживало внимания — огромный балкон в спальне на втором этаже, в раскрытые двери которого вливался потрясающий запах хвои…. Какое счастье, что на балконе, кроме двух обыкновенных стульев, больше нет мебели! Я села и задумалась, как там Дима, на концерте…. Потом достала телефон и позвонила Кирееву. Он обрадовался, услышав мой голос, и мне даже показалось, что он ждал от меня звонка.
— А у меня для тебя есть новость, — сказал он, — сегодня утром в Москве арестован Евгений Сваранжи. Представляешь, мы взяли его в той самой квартире, адрес которой ты мне оставила. Евгений Сваранжи оформил документы на этот дом и вселился в ту самую квартиру на третьем этаже, в которой раньше жил его отец. Там мы его и взяли. Я поставил людей следить за домом и как только он переехал в квартиру, привез новую мебель, вещи, мы его и взяли. Что ты молчишь? Ты недовольна? А мне казалось, ты будешь рада, что дело закрыто!
— Как это — закрыто?
— Никто не сомневается в том, что Евгений Сваранжи убил своего отца и тех двоих женщин. И, можешь не сомневаться, у нас после ареста он признается во всем. И не такие признавались! Кстати, за разгадку этого дела я должен благодарить тебя! Именно ты подкинула мне идею, как найти мотив. Мотив для убийства отца. Я кое-что проверил и открыл новую информацию. Эта информация убийственна для Евгения Сваранжи! Честно говоря, без тебя я бы не догадался…. Нет, сейчас подробно рассказывать дорого, да и я спешу. Вот мы встретимся и обо всем спокойно поговорим. Я все тебе расскажу! Так что этот урод теперь не отвертится! А дело скоро будет передано в суд. Ты можешь быть совершенно спокойна за своего Димочку! Отдыхайте, и пусть он зарабатывает для тебя побольше денег! Ну, все, до встречи!
— Подожди! Евгений Сваранжи не мог убить своего отца!
— У тебя есть доказательства, что он не убивал?
— Нет, но… я чувствую, что он не виновен!
— А у меня есть доказательства, что Евгений Сваранжи имел самый веский мотив для убийства! Кроме того, у него нет алиби — ни на одно из трех убийств! На квартире, куда он только что переехал, нашли оружие, которое он привез с собой. Армейский пистолет. Сейчас он находится на экспертизе. Плюс оказания сопротивления при аресте. Этот гад дрался как бешенный и покалечил двух моих людей! Один, между прочим, сейчас находится в тяжелом состоянии в больнице! Стал бы невиновный человек так драться с полицией?
— Может, он просто перепугался?
— Я не понимаю, почему ты так его защищаешь! Он что, твой воздыхатель?
— Глупости! Да с ним даже не разговаривала никогда в жизни!
— Преднамеренное убийство трех человек тянет, между прочим, на пожизненное. Особенно если учесть, что один из этих троих — его родной отец. Я тебя не понимаю! Вместо того, чтобы радоваться, ты….
— Но я рада, правда. Просто у меня есть сомнения… Ладно, ты прав. Поговорим обо всем, когда встретимся.
Распрощавшись с Киреевым, я некоторое время сидела задумавшись. Что за новая информация, которую подсказала я? Неужели криминальное прошлое Сергея Сваранжи? И почему я не понимаю, если ли разница между армейским пистолетом и полицейским табельным оружием? Господи, как все это сложно! Оторвавшись от своих мыслей (все равно новой информации мало, не о чем и думать), я распаковала нужные мне вещи и переоделась в халат. Вдруг я услышала, как хлопнула входная дверь. Потом — шаги на лестнице, стук ко мне.
— Ри, это я. Можно войти?
Это был Вал. Евг. Я никогда особенно не задумывалась об этом человеке, и тут впервые подумала, что для своего положения и денег он обладает совсем не привлекательной внешностью. Низкий рост (около 170 см), довольно плотный, квадратное лицо с уродливо выступающим подбородком, редкие черные волосы с сединой. 47 лет. Глаза хитрые, бегающие и никогда не смотрят прямо. На толстых коротких пальцах — массивные золотые перстни и во всем облике что-то напористое и вульгарное. Узкие губы выдают скупость. Выступающие скулы — жестокость. Такой не задумается, если надо кого-то убрать. Одевается всегда с иголочки и очень дорого. Три неудачных брака и четвертый в данный момент. На тусовках обычно появляется любовницами. Вал. Евг. любит женщин, у него их куча, и не только в Москве. У меня этот человек всегда вызывал отрицательные эмоции. Думаю, как и я у него. Увидев на пороге своей комнаты Вал. Евга, я почему-то рассердилась. Надо же, так нагло прервать мое долгожданное одиночество!
— Ты разве не на концерте?
— Нет. Я вернулся взять кое-какие бумаги Димы, просмотреть с представителем гастрольной фирмы, неподалеку в офисе. И поднялся сказать, чтобы ты не беспокоилась, по дому хожу я. Услышишь шаги — не бойся. У Димы все в порядке, так что мое присутствие ему не нужно. Кстати, вряд ли он приедет скоро, после концерта ему готовят банкет, как всегда. Так что ты не волнуйся.
Почему-то Вал. Евг. смотрел на меня очень странно. Так, что я даже съежилась под его взглядом.
— Я видел тебя на балконе. Ты разговаривала по телефону, — тяжелый, не хороший взгляд из — под насупленных бровей, — с кем же ты секретничаешь за спиной Димочки?
— Какое вам дело?
— Интересно… просто.
— Я говорила с братом. Разве Дима не говорил о том, что у меня есть брат?
— Он в последнее время вообще редко говорит о тебе.
— Неужели?
Я вошла обратно в спальню и закрыла за собой дверь. Было слышно, как из дома вышел Вал. Евг. Потом опустилась на кровать, сжимая в руке мобильник. На душе у меня было плохо. Рука автоматически стала набирать номер Киреева. Но, набрав только четыре цифры, резко отшвырнула телефон. Зачем снова ему звонить? Что я могу сказать? Убийство Сергея Сваранжи раскрыто, все хорошо и надо держать себя в руках. Решительно поднявшись, я стала распаковывать свои вещи, наслаждаясь тем, что судьба отнимала у меня так долго — одиночеством и тишиной. Переоделась в халат, пытаясь критически осматривать себя в зеркале… Так прошло минут тридцать. Шум машины (совсем близко) заставил, бросив все, подойти к окну. Шум машины ворвался в окружающую тихую действительность. Прямо к нашей вилле подъезжал длинный темный автомобиль, освещая дорогу в темному яркими узкими фарами. Мне показалось, что это мерседес. За окном было так темно, что цвет не удалось рассмотреть. Автомобиль остановился прямо напротив входа в наш дом. Из него вышел (с места водителя, он был за рулем) Вал. Евг. и решительно направился к входу. На душе заскреблось, заныло чувство гадостной желтой тревоги. Я решительно направилась вниз.
— А я снова приехал, только в этот раз к тебе! — Вал. Евг. опирался о лестницу на второй этаж и от него пахло коньяком, что нравилось мне все меньше и меньше…
— Что еще? Ты оставишь меня сегодня в покое?
— Нет! Одевайся!
Ненавижу, когда мне мешают делать то, что я хочу (то есть принимать ванну)! Ненавижу, когда со мной разговаривают таким наглым тоном! Наверное, все это отразилось на моем лице, поэтому Вал. Евг. сбавил тон:
— Не сердись, пожалуйста. Извини, что мешаю. Тут возникли проблемы насчет банковского счета Димы. Мы разбираем дела с местным бизнесменом, фирма которого занимается организацией гастролей. И я кое-что перепутал…
— Что за чушь? Деньги переведены на счет! Я звонила узнать. Какие могут быть проблемы? Гарантия — все как положено!
— Да, но это связано с отчетностью, с оформлением… налоги… проводка… поедем буквально на десять минут, ты продиктуешь только номер счета и…
— Что ты делаешь из меня идиотку, ты…. — я уже не сдерживалась и не соблюдала правила приличия, — вспомни, с кем разговариваешь! Да я знаю все насчет твоих грязных дел! Хочешь счет, чтобы откачать часть поступлений, заморочив мне голову? А четыре фиги ты видел?! Так я тебе сейчас покажу! И не думай, что меня удастся обдурить! Я Сваранжи выводила на чистую воду, а ты по сравнению с Сергеем — вошь, мелочь, сошка! Так что оставь меня в покое! Я и так все знаю про твои отмывки и….. Чтобы тебя не вводить в азарт, специально поменяю код счета!
— Не надо так грязно ругаться! — Вал. Евг. нахмурился, — ты, как всегда, неправильно понимаешь абсолютно все! Я тут не бездельничаю, меня внизу ждет человек и…
— Передай, что я послала…… и тебя, и твоего человека!!!
— Ри, почему у тебя такой характер? Когда нужно, ты молчишь, а когда ты никому не нужна, лезешь в первый ряд со своими правами!
— Ты о чем?
— Сама-то как думаешь?
— Думаю, что ублюдка твоего арестовали, и скоро до тебя доберутся!
— Ублюдка не моего, а Сваранжи! А ты за такие слова……!
— Да пошел ты…..! Оставь меня в покое!
— Ри, когда-то тебе придется пожалеть о том, что ты так себя ведешь! Впрочем, что ждать от девушки с таким прошлым…
— Твое прошлое не чище, я думаю! Я, по крайней мере, никогда не воровала!
— Глупая ты девочка! Ладно, не хочешь ехать — не надо, мне-то что…
— Чья это машина?
— Местного бизнесмена. Я с ним приехал.
— А почему ты за рулем?
— Какая тебе разница? Думаешь, ты сильно умная? Но на самом деле, дорогая моя, это только иллюзия! И когда она исчезнет, как дым, мне будет немного тебя жаль. Иди принимай свою ванну. Теперь я точно оставлю тебя в покое.
Вал. Евг. выбежал из дома и уселся в машину. Немного постояв возле двери (мне было страшно, но я ни за что не призналась бы в этом!), поднялась наверх.
Горячая вода воскресила меня, уничтожив все сомнения и страхи. Вытянув уставшее тело, я наслаждалась каждой клеткой. Ванна была огромной, вода — горячей, пена от Живанши пахла так приятно, а приглушенный свет ламп не резал глаза. В этом мерцании я могла показаться даже красивой, хотя сама никогда не считала себя такой. В детстве я считала свое тело угловатым, костлявым и неуклюжим. Бог обидел меня ростом, от щедрот природы подарив всего 162 см. Плюс худобу, узкие бедра, грудь первого размера и костляво выпирающие колени (как у тощей лошади). Я ненавидела свое тело и с детства мечтала быть златокудрой высокой красавицей с полными, будто налитыми бедрами и большой грудью… Но, увы — чего нет, того нет. С возрастом я научилась мириться с собой и обнаружила несколько даже приятных моментов. Рост увеличивают каблуки. Мне не нужно думать о диетах, если уж Бог решил создать меня тощей. А глаза и волосы могут быть настоящим достоинством. Глаза у меня сине — голубого цвета. А для черных, как смоль, редких и ломких волос я изобрела украшавшую их прическу: модную короткую стрижку. Эта прическа очень мне шла. Недостатки же фигуры и рост легко компенсировались характером и решительностью в поступках. Но иногда я себе по — настоящему нравилась (так, как будто была красавицей). Сейчас мне было хорошо и легко. Я была молодой, привлекательной, богатой, счастливой, любящей и любимой, я плескалась в горячей воде в роскошном доме, наслаждалась покоем, теплом, молодостью, красивой природой…. А через пару часов ко мне придет тот, кого я так сильно люблю. Что еще нужно для счастья? Шум прервал иллюзию.
Кто-то пытался открыть в ванную дверь. Резко выпрямившись, как дикий зверь, я замерла, словно готовясь к прыжку. Напряжение чувствовалось прямо в воздухе, и я старалась не шевелиться. Позолоченная ручка на белой двери двигалась… Страх сжал горло. Я попыталась крикнуть:
— Кто это? Кто здесь? — но голос получился тихим и испуганным. Ручка дернулась еще раз и застыла. Я крикнула:
— Кто это? Кто здесь?
Никакого ответа. Горячая вода в ванне показалась мне ледяной. Я отчетливо услышала тихие удаляющиеся шаги. Шаги удалялись по коридору от ванной, но от этого мне не стало менее страшно. Напротив. Я быстро схватила полотенце и стала одеваться. Потом аккуратно приоткрыла дверь… В коридоре никого. Осторожно сделала несколько шагов. Тишина. Тогда побежала к спальне…. В проеме раскрытой двери спальни стоял Вал. Евг. и смотрел на меня. Смотрел так, что я отшатнулась. Я все поняла по его глазам. Никогда не видела таких глаз. Столь отталкивающих и наглых, тревожных — и откровенно циничных, а, главное, пустых. Ужас сдавил горло и спину. Наверное, воспоминание об этом будет преследовать меня еще долго в кошмарных снах.
Когда от ужаса у меня онемела кожа, мы смотрели друг на друга как две дикие пантеры перед прыжком. Мы ловили малейшие движения друг друга. Это нервное напряжение двух животных было настоящей войной. Мне показалось, что он пьян, но тут же я поняла, что это не обычное опьянение. У него был вид психически больного, маньяка, поймавшего жертву: ненормально расширенные зрачки, в глазах застыло дикое по своей жестокости и злобе выражение, руки трясутся, лицо белое, черты резко заострились и над всем этим — какая-то страшная пустота…. Я первая нарушила все. Рывком бросилась к лестнице, но не успела дойти до начала ступеней….. Вал. Евг. с необычайной силой схватил меня за руку и рванул к себе. Потом с такой же силой бросил о стену. Я упала, как мешок, на пол. Рот наполнился соленым вкусом крови. Ударив меня по лицу наотмашь, он рванул халат. Шелк затрещал и повис лохмотьями. Я кричала, издавая безумные звуки, царапала ногтями его лицо. Инстинкт подсказал, что он собирается сделать…. Ему совсем не нужна моя смерть, но то, что он хочет сделать, гораздо хуже смерти…. Грязно выругавшись, он снова ударил меня по лицу:
— Сука! Ты меня надолго запомнишь! Я тебе объясню, как лезть в мои дела! Я тебе объясню, как сдавать моих людей, ты……
От ударов в глазах потемнело. Я смутно помню происходящее дальше… Помню как он срывал халат, помню эти страшно сильные, жестокие руки, тяжелое тело, намеренно причинявшее боль… Пьяное сопение в лицо….. И ужас, парализующий меня, тяжелый ужас… Ужас от его способа мести… Уничтожить ощущение моей незыблемой любви, выпачкав в грязи все то, ради чего я жила… Я не смогу жить с этим…. Дальше — все произошло очень быстро. Отчаяние и боль словно удесятерили мои силы. Я выгнула колено и сильно ударила его в солнечное сплетение. Потом, вцепившись одновременно в лицо и волосы, толкнула его от себя и….
Большое тело с жутким грохотом скатилось вниз, по ступенькам. Не понимая, что кошмар закончился, я кое-как поднялась, прислонилась к стене и стала натягивать остатки халата на голое тело. Вся моя кожа нестерпимо болела. Из разбитых губ текла кровь и скатывалась каплями на подбородок. Руки и ноги дрожали. Не пытаясь стереть кровь с лица, я уткнулась лицом в стенку и зарыдала….. Не помню, сколько времени прошло так…. Помню только мысль, отчетливо пугающую меня в эти мгновения так же, как боль: что же мне теперь делать? Говорить ли Диме о том, что Вал. Евг. пытался меня изнасиловать? Как смогу я пережить этот позор, если скажу: меня, такую умную, сильную и решительную растерли об пол, страшно унизили, за несколько секунд буквально превратили в ничто. А если не скажу, как объясню разбитое лицо, кровоточащие губы, синяки на теле? К утру все это распухнет, станет еще сильнее болеть. Сказать, что я упала с лестницы? Воспоминание о лестнице заставило собраться с духом. Все-таки он не успел меня изнасиловать. Промедли я хоть немного….. А он…. Что же я с ним сделала? Неужели убила?! Ужас этой мысли заставил подняться на ноги.
Кое-как прикрывшись обрывками халата, я стала ползти вниз. Тело внизу лестницы не подавало признаков жизни. Он лежал вниз головой, с раскинутыми руками и ногами, расстегнутой ширинкой… На лбу его была небольшая рана, из которой текла кровь. Мешанина из пота, грязи, крови покрывала его лицо омерзительной маской. Мне стало страшно. Я легонько пнула его ногой. Застонав, он повернул голову. Жив! Слава Богу, я не убила его! Жив! Нагнувшись, я услышала его дыхание. Судорожно всхлипнув, я поплелась наверх, чтобы одеться, найти какое-то оружие и бежать из этого страшного дома, бежать без оглядки в пустоту, в ночь.
Кое-как одела джинсы и футболку. В одной из сумок мне удалось отыскать острый перочинный нож. Этот нож подарили Диме как сувенир в одной из гастрольных поездок, он был декоративным, но в тот момент представлялся мне спасительным грозным оружием. Несколько минут я любовалась на блестящее лезвие, затем спустилась вниз, с ножом в руке.
Глаза его были открыты. Я замерла на месте, поймав его взгляд. Как ни странно, но перемена, происшедшая с ним, была очень быстрой. От безумия не осталось и следа. Теперь это был прежний Вал. Евг.
— Дура! — сказал он обычным голосом, но не встал, а сел, прислонившись к стене и рукой вытер кровь со лба. — Просто дура, самая настоящая! — в его голосе появилась уверенность — от которой мне стало нехорошо.
Застыв, я продолжала стоять, думая, как бы отсюда выйти, и спасительно выставив перед собой нож.
— Я, конечно, готов признать, что вел себя неправильно. Но мне казалось, что с тобой можно вести себя так. Я думал, тебе понравится такая вспышка страсти. Все-таки ты женщина опытная….
От такой наглости ко мне вернулся дар речи. Я прорычала, стараясь громче и глуше:
— Если ты, ……., посмеешь сказать кому — то, что не сам упал с лестницы…
— Ладно. Я скажу, что упал вместе с тобой. Ну все, хватит. Прости меня, пожалуйста. Я был не прав. Но я люблю тебя, Ри. Я действительно люблю тебя, Ри, и хотел, чтобы ты была на моей стороне.
— Таким образом?
— Какая разница, каким образом? Я же сказал, что тебя люблю! И ты должна быть со мной, а не с этим смазливым ничтожеством! Все, что ты делаешь, ты делаешь неправильно, и кто-то должен тебе об этом сказать.
— Ты и пытался — что-то о людях, которых я подставила.
— А, это так, ерунда! Ты не знаешь? Женя Сваранжи был моим человеком. Я нашел его в какой-то помойке и специально перетащил в Москву.
— Зачем?
— Чтобы он мне помог избавиться от Сергея!
— Как он мог помочь?
— Я нашел Женю, когда покопался в прошлом его отца. Это ведь бедный провинциальный мальчик с сумасшедшей матерью, которая задурила ему мозги. Она с детства вбивала ему, что он должен отомстить, таким он и вырос. Таким я его нашел и привез в Москву. Не знаю, он убил Сергея или нет, но своей цели я добился. Я ведь понимаю этот бизнес лучше, чем Сваранжи. Евгения арестовали — теперь я преспокойно от него отрекусь, и для меня закончатся все неприятности. Вот и все.
— Зачем ты все это говоришь мне — теперь?
— Чтобы объяснить, почему ты должна быть со мной! Я просто привел пример. Я всегда выигрываю, Ри. Всегда. Не так ли?
— За что Евгений хотел отомстить отцу?
— Какая теперь разница? Впрочем, я уверен: Киреев тебе расскажет обо всем! Ведь это ты посадила мальчишку.
— Посадила на зло тебе?
— Мне на него наплевать! Если б я хотел вытащить его — я бы вытащил. Но мне выгодно, чтобы убийство Сваранжи хоть кому-то приписали. Давай лучше поговорим о нас с тобой. Давай заканчивай заниматься ерундой и выходи за меня замуж! Если согласишься, я моментально разведусь с женой. Она для меня ничего не значит. Знаешь, я люблю тебя с первого дня нашего знакомства. У меня сильная воля, поэтому я молчал. Ты всегда сходила с ума от этого сопливого ничтожества, ты вытащила его на поверхность, ты потратила на него большие деньги. На меня ты смотрела совсем другими глазами — равнодушными и пустыми, а зря. К сожалению, ты ничего не понимаешь. Хочешь, я щелкну пальцами, и ты будешь звездой покруче, чем Димочка? Или вместо него? Я могу сделать все! Его изничтожу, а ты засияешь еще ярче, нужно только мне сказать. Хочешь, ты будешь такой же блестящей марионеткой в яркой обертке, но полой изнутри, но об этой пустоте никто не узнает?
— В твоих руках — марионеткой?
— А в чьих же еще? В чьих руках все эти расфуфыренные блестящие куклы? Они пляшут на веревочке, клонированные картонные уродцы, но веревочку держу я. Валентина Сваранжи умственно отсталое существо. В ее руках были такие возможности, такие деньги. И вместо того, чтобы самой стать кукловодом и дергать за веревочки, она превратилась в одну из тупых картонных кукол, которые хранятся под лестницей и не сегодня — завтра размокнут от дождя. Я держу Димку на крепком поводке, и единственная цель его жизни — чтобы я не выпускал этот поводок никогда. Потому, что если я его выпущу, он исчезнет, растворится в миллионе таких же, как он… Из этого миллиона я могу вылепить второго «Мистера Диму», и этот проект будет ничуть не хуже первого. А Фалеев исчезнет с поверхности, деньги его рано или поздно закончатся, а других — не будет. И ты любишь такого человека? Который ни на что не способен сам?
— Он — человек! А ты нет!
— Неужели? И что в нем человеческого? Впрочем, тебе лучше знать! Ты даже не можешь отличить настоящую любовь от привязанности и денежной зависимости! Поверь, эти два чувства — единственное, что держит Диму рядом с тобой. Знаешь, я виноват в том, что произошло сегодня. Я выпил и подумал, что ты мне не откажешь…. А уже потом ты бросишь к черту и своего Димку, и сплетника Киреева со всей этой полицейской ерундой, и поймешь, с кем тебе выгоднее быть. А потом… неужели ты действительно меня ненавидишь?
— Да, я тебя ненавижу!
— За что?
— У тебя хватает наглости спрашивать?
— Да, хватает! Ты стоишь одетая, значит, ты хочешь уйти? Так иди! Я больше тебя не трону, обещаю! Иди!
Я пошла. Спустившись вниз, я остановилась возле входной двери потому, что услышала шаги за спиной. Пошатываясь, он шел ко мне и глаза его горели нехорошим огнем. Машинально я крепче сжала рукоятку ножа, подумав, что без боя не дамся. Но он не подошел близко и не сделал ни одного настораживающего движения. Он сказал:
— Я не хотел этого, правда, но другого выхода у меня нет. Куда ты идешь?
— Подальше отсюда!
— Как насчет Димы? Концерт давно закончился! Так что насчет Димы?
— Что ты несешь?
— Иди, давай! Только это тебе и осталось! Первый дом от ворот, налево, слышишь? Налево! Первый дом от ворот!
И, распахнув дверь, почти вытолкнул меня наружу. Холодный воздух больно ударил в лицо. Растерявшись, я обернулась. Он стоял на пороге:
— Иди прямо по хвойной аллее! Ты не могла не заметить аллею, мы ехали по ней!
— Дима в том доме?
— Ага, в том. Прямо на первом этаже. Комната прямо, как войдешь. Не бойся, не перепутаешь! Да, кстати, последнее, что я хотел тебе сказать! Лучше поинтересуйся тем, за кого Розалия собиралась замуж!
И со всей силы захлопнул за мной дверь. Я осталась одна, в темноте, но почему-то не чувствовала страха. Потом сделала несколько шагов вперед и стала бежать. Холодный воздух был наполнен запахом хвои. В темноте, там, где вместо неба была бездонная черная пропасть, противно кричала какая-то птица, и я бежала быстрей, чтобы не слышать ее крик. Быстрей. В темноту. Бежать. Изо всех сил бежать. Мне казалось: аллея не имеет конца. Деревянный домик слева от ворот был ярко освещен и в нем горели все окна. Настежь распахнутая дверь…. Слышались какие-то голоса, крики, звуки музыки — так, будто в доме очень много людей…. Женский смех… Вечеринка… Я рванулась с раскрытую дверь. Узкий холл… Впереди закрытая дверь комнаты. Я открыла дверь, попав в спальню, которая была очень ярко освещена. Вся спальня представляла собой огромную двуспальную кровать, на которой под простыней пыхтели два человеческих тела… От стука оба вынырнули из — под простыни… Я стояла и смотрела на Диму, просто так стояла и смотрела, сохраняя молчание. Не чувствуя ничего, даже тошноты. Вульгарная девица с черной копной волос и голой грудью удивленно приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но потом передумала… Я стояла и смотрела до тех пор, пока все не закружилось вокруг… Страшные глаза Димы… голая девица… Лампы… мебель… комната… один вращающийся круг… и лицо Димы… белое трагическое лицо… лихорадочное движение и шепот — почти над душой:
— Кто тебе сказал?! Кто….
Закричав не от ужаса, от отвращения (мне придется видеть его, говорить, а я не смогу), я вырвалась из комнаты и упала, споткнувшись о порог входной двери. Свернув в сторону от дороги, я помчалась вперед, пробираясь сквозь стволы деревьев…. Мимо в безумной какофонии кружились сосны, ночь и лицо… Я узнала дорогу к хвойной аллее по запаху, по очертаниям. Кажется, земля под ногами стала ровней…
Дальше все произошло очень быстро. Честно говоря, я мало что помню. В тот момент, когда я вышла из леса на хвойную аллею, совсем близко я увидела два узких горящих круга. Что-то темное, быстро… свет… ослепительный свет… темное неслось прямо на меня сквозь ночь… я закричала… закричала страшно… так, как не кричала никогда в жизни… что-то подняло меня вверх, а потом с размаху бросило в жирную землю… И все погасло, будто разом выключили звуки и краски… погасло абсолютно все.
Туман становился прозрачным и кусками застывал в воздухе. Голоса приближались, вибрировали в голове резким звоном. Когда они приблизились совсем близко, я поняла, что, наверное, прихожу в себя. Оба были до боли знакомы.
— Никуда я не буду звонить! — резко сказал первый, и в этих нервных интонациях я узнала Вал. Евга, — она и так натворила достаточно дел. Случайность, говорю тебе… простая случайность….
— Машину на огромной скорости, ночью, в лесу, на пустынной дороге ты называешь случайностью, идиот?! — в этом вопле был весь Димочка, весь его артистический темперамент, — и вообще, как она могла узнать? Как узнать?!
— Сам ты идиот! Надо меньше шляться! Да тут полно всяких людей, и ночью, и днем! Пары приезжают. И Назаров со своими бабами тоже тут ошивается… Простая случайность, я тебе говорю. Ведь не произошло ничего страшного. В местной полиции тоже считают… да и как теперь найдешь…
Голоса кружились в голове, поднимая невыносимый трезвон…. Наконец они стали отдаляться — все дальше и дальше… Наверное, именно так выглядит смерть…. Или не смерть, но близко к тому… Приходить в себя страшно… Так страшно… Разлепив веки, я поняла, что мир вокруг раскалывается на куски от нестерпимой боли. Прямо в лицо бьет холодный и резкий свет. Белый… И потолок — как белое облако. И стены тоже белые…. Бледное лицо перед моими глазами выглядит так страшно, что кажется — я умираю. В мозг снова пытается заползти темнота. Мне хочется отодвинуть ее рукой, но это невозможно. Нет ни мира, ни меня, ничего нет… Собрав волю в кулак, распахиваю глаза…
— Господи, Ри, как ты меня напугала!
Дима наклоняется совсем близко. Под глазами у него черные круги. Я различаю собственное тело, вытянутое в длину и накрытое простыней. К моей левой руке что-то прикреплено. Я пытаюсь дернуть, но Димка с криком перехватывает мою руку.
— Любимая, осторожно! Это капельница. Осторожней, не вытащи иглу. Медсестра сказала, что скоро снимут. Ри, ты меня видишь? Ты слышишь меня, Ри?
Интересно, что ему сказать? За что мне дана эта боль — открыть глаза и что-то ему сказать? Почему я в больнице? Зачем?
— Что со мной произошло?
— Любимая, успокойся. Ты в больнице. Все будет хорошо.
И без тебя знаю, что в больнице, идиот! Я спросила не об этом!
— Ты пришла в себя, солнышко? Можешь говорить? Тебя чуть не сбила машина. Вернее, сбила, только немного.
— Как это — немного?
— Ну, ты выскочила на шоссе…. Машина ехала на полной скорости… и ты должна была под нее попасть, но поскользнулась на земле и упала — лицом вниз, как бы отскочив от пути следования машины, и поэтому автомобиль тебя не задел. Ты упала о землю, ударилась виском о дерево и потеряла сознание. Так что все обошлось благополучно!
— Ничего не понимаю! Я вышла — на какое шоссе?
— Вернее, не на шоссе, это я так сказал… На дорогу турбазы, хвойная аллея… основная трасса турбазы, по ней все время машины ездят. Ты должна была выскочить прямо под колеса, но упала, поскользнувшись…. Так и осталась лежать…
— Кто меня нашел?
— Я. Я бежал за тобой следом, пытался остановить, хотя это было нелегко.
— И ты видел машину?
— Видел, только плохо разглядел. Машина пронеслась на страшной скорости. Я успел только заметить, что она темная, с узкими зажженными фарами. Больше ничего. К сожалению, номер не разглядел. В полиции меня сразу об этом спросили.
— В полиции?
— Я видел, как ты упала… Видел машину… Я сразу же вызвал полицию. Мне показалось, что тебя сбили. Ты лежала неподвижно.
— Значит, меня хотели убить?
— Я не знаю… Наверное, нет…. Но эта машина появилась так неожиданно… прямо на тебя.
— То есть ты так считаешь! А что тебе сказали в полиции?
— Они сказали, что это могла быть простая случайность. На турбазе отдыхает много людей. И потом, здесь есть домики, в которые пары приезжают на время. Такие скрывают, что приехали с кем — то. В полиции считают, что поэтому машина не остановилась.
— Водитель видел, что я упала?
— Не знаю. Было темно. Да, наверное, видел.
— О чем вы шептались с Вал. Евгом? И куда ты хотел звонить?
— Ты все слышала, да? — Димочка покраснел, — по правде говоря, я хотел позвонить Кирееву, с которым ты в последнее время так часто общалась. Я считаю, что все это выглядит странно: ночь, пустынная местность, ты в одиночестве, на дороге, в расстроенных чувствах, и вдруг откуда-то появляется неизвестная машина, да еще и на огромной скорости… Я считаю, за тобой следили…
— Кто?
— Откуда мне знать?
— А Вал. Евг. так не считает?
— Нет. Он говорит, что это была случайность. Но нервничает больше обычного. Похоже, он за тебя страшно переживает.
— А ты?
— О чем ты говоришь! Ты же знаешь, что ты — вся моя жизнь!
— Неужели? — это короткое слово — вместо оглушительного крика о том, что… Что кричат в таких случаях? Уезжаю, ухожу, не будет больше ни любви, ни проклятий, ничего не будет, что я не позволю — так…. Но мне не удается произнести ни слова и с глухим стоном я откидываюсь на подушку.
— Я люблю тебя, Ри. Я все тебе объясню. Прости меня. Это нелепая случайность. Ри, Ри-и-и…
Потолок, стены. Тяжесть в голове. Непосильная мне тяжесть. Я не хочу — жить.
— Я люблю тебя, только тебя одну! Все остальные ничего в моей жизни не значат!
Прижаться бы лицом к теплому родному плечу и ощутить трогательную защиту рук. Но я не прижмусь. Я уже привыкла — возрождаться из пепла. Димка плакал, уткнувшись в мое одеяло. Мой крест — обрекающий вести эту войну. Войну с тупой головной болью и с тем, что…. Любовь — воспаленная рана с обугленными краями. Признак того, что я проиграла эту войну.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 13 ноября 2010.
Я не ушла от Димы и не уехала в Москву. Я не бросила его (как, наверное, должна была поступить), но я не стану лгать, что мне «тяжело» досталось такое решение. Дима стал продолжать свои клубные концерты, а я оставалась с ним.
Ничего хорошего в такой жизни нет. Клубные концерты «звезды» — всегда местная «отмывка» больших бандитских денег. При этом я зале может сидеть пять человек. Итак, последний клубный концерт из трех.
Мы в отеле при клубе, окна роскошного президентского люкса выходят на реку. У Димы плохое настроение, так же, как и у Вал. Евга. Не из-за денег. Из-за меня. Он мне не верит. Он не верит в то, что я его простила и считает, что если так легко простила, значит, не сильно и люблю. Впрочем, это нормально. Он никогда меня не понимал. И никогда не стремился понять. Мне скучно. Господи, как же здесь скучно! Серо. Все время идет дождь. Кричащая роскошь президентского люкса действует мне на нервы. Моя душа болит по одной причине (и Диме она непонятна): я не знаю, как мы будем жить дальше. Липкая приторная скука (или тоска?) неуловимыми миазмами загрязняет воздух, застывает на одежде и в волосах. Дождь тонет в тяжелых свинцовых водах холодной реки. Во все окна видна пустынная полоска берега. В день последнего концерта я встаю необычайно рано и начинаю одеваться. Сонная голова Димы поднимается с подушки:
— Куда ты собралась в такую рань?
— Пройдусь до завтрака. Погуляю у реки.
— Ты сошла с ума?
— Да.
— Этот странный разговор действует мне на нервы! Спать хочу! Смотри, не заблудись!
Я легко выбегаю из номера. Завтра нам предстоит вернуться на турбазу, в дом, который мы сняли на месяц. А пока…
Несколько шагов по длинному коридору — и посыпанная песком дорожка к воде. До чего же безвкусный здесь интерьер! Я иду по берегу — сумасшедшая из президентского люкса. Мне легко. Мне так просто и легко! Этой ночью я видела сон. Незнакомая квартира, накрытый стол, толпа чужих людей. Среди них — моя одноклассница, с которой я не виделась лет десять, столько, сколько уехала из своего города. Рыжая Ира с красивыми пышными волосами. Она хватает меня за руку, тащит в толпу и кричит:
— Он приехал, приехал! Ты уже видела, кто приехал? Да это же мистер Дима! Настоящая звезда! Представляешь? Он приехал сюда! Это просто чудо! Знаешь, как презирают эти звезды простых людей! И потом, у него такая напряженная жизнь: съемки, гастроли, интервью, записи в студии. Все время занят! Кстати, это я тебя должна благодарить!
— Почему меня?
— Он сказал, что вместо тебя приехал! Он как бы тебя заменил!
Я вырываюсь, в панике оглядываюсь по сторонам. Где же Дима? Я знаю, что он здесь! Я хочу забрать его, вывести отсюда! Это чувство становится таким сильным… Я пытаюсь его найти. Наконец вижу: Дима сидит на старом мамином диване (мама написала, что они выбросили этот диван два года назад). Он отстраняется от меня рукой:
— Уходи!
Я опускаюсь перед ним на колени:
— Дима, пожалуйста!
— Уходи. Я должен остаться здесь.
— Но ты не можешь! Ты же не можешь оставить меня одну! Я так тебя люблю, Дима!
— Я тоже люблю тебя, Ри. Но другого выхода у нас нет. Я делаю это ради тебя. Иди. Оставь меня одного.
— А как же концерт вечером?
— Концертов больше не будет!
— Дима!
Внезапно он поднимается во весь рост, а лицо становится совсем черным…. Таким страшным и черным, что мне тяжело дышать… Он начинает кричать, и я вся сжимаюсь от этого крика:
— Уходи! Уходи отсюда! И молчи! Молчи! МОЛЧИ!!!
Я бегу, пытаясь найти выход, а меня все преследует его крик. Наконец падаю с какой-то лестницы и в ужасе просыпаюсь… Просыпаюсь тяжело дыша, в холодном поту. Я не знаю, что означает этот сон, но мне страшно. Через несколько часов после этого сна, гуляя в полном одиночестве по холодному песку, я встречаю Андрея, свою безумную любовь из пятого ПТУ, любовь, когда мне было 14. Кто-то схватил меня за руку. Я резко обернулась. Передо мной стоял высокий улыбающийся Андрей. Андрей из моего прошлого, мой первый мужчина в 14 лет.
— Маришка! Милая!
Мы обнялись, как два близких друга после долгой разлуки.
— Ты так изменилась! Стала такой красивой!
— И ты тоже… А что ты делаешь здесь?
— А я теперь плаваю — под флагом. После твоего отъезда поступил в Н-скую мореходку. Теперь я старший механик, плаваю на сухогрузе. Через неделю ухожу в рейс. А здесь потому, что провожу отпуск, который уже к концу подходит. Мне путевку дали, в дом отдыха здесь, поблизости, здоровье подправить. Завтра уезжаю. Вот, решил прогуляться по берегу. И… не верю своим глазам! Как ты? Что делаешь? Закончила свой институт?
— Да, закончила. Я…. Работаю. Моя работа связана с частыми поездками. Здесь я в командировке.
— А где ты работаешь?
— В одном фирме.
— А живешь где? В Москве?
— В Москве.
— Ты замужем?
— Нет. Относительно…. Как сказать… вообщем…. Нет!
— Ну и прекрасно! У тебя есть время? Мы должны поговорить обо всем!
Он не знал обо мне ничего. Я поняла это по его открытой улыбке. Он не знал ничего! Совершенно не изменился: тот же милый и простодушный деревенский парень, верящий людям, каким был столько лет назад…. Он не знал моего нового имени (Ри), и вся моя жизнь представляла для него сплошное темное пятно, и от этого я вдруг почувствовала себя такой чистой! Меня столько лет никто не называл нормально — Мариной! Я чувствовала себя чистой, как в 14 лет. Мы поболтали о пустяках, усевшись на какую-то корягу, держась за руки, как в детстве.
— Мариночка, ты не хочешь сходить со мной на концерт? В клубе выступает этот певец… как же его… черт… Мистер Дима! Говорят, он популярный. Не хочешь сходить?
Я представила себя на концерте Димы…. Нет уж, спасибо!
— Сожалею, но вечером я занята!
— А я думаю сходить.
Ну вот, теперь придется сидеть за кулисами или в гостинице. Мельком взглянула на часы. Поздно…. Димка поднимет крик, но мне плевать. В «вечные моменты жизни» (как называю я их) для меня теряются многие вещи. В тот момент были чувства, рожденные к жизни внезапным появлением Андрея. Я потеряла ощущение пространства и времени. В глазах Андрея я казалась себе прежней. Человеком, стоящим на социальной лестнице выше, чем есть, заслуживающим уважения. Он восхищался мной. Я не могла уйти от этого восхищения туда, где ждали разочарование, боль и крушение всех надежд. И внезапно мне до безумия захотелось уйти из своей жизни. В голове сразу возник спасительный план. Начать новую жизнь! Разом перечеркнуть все! Уехать с этим сильным, честным и добрым человеком, перечеркнув годы сумбурной порочной жизни! Уехать с человеком, который сможет меня спасти! А любовь… Я заставлю себя его полюбить. Улыбнувшись, я раскрыла рот, чтобы об этом сказать… Но, не дав мне такой возможности, он вдруг быстро сказал:
— А я вот, представь, женат. Уже три года. Жена моя родилась в Н. Мы познакомились на дискотеке в нашей мореходке. Она молодая и очень красивая! Я ее безумно люблю! Ее Наташей зовут. Представляешь, у нас дочка — 10 месяцев! Такая чудная! Ее зовут Даша. Вот, смотри.
Жизнь никогда не делает неожиданных подарков. Что ж, еще один рухнувший воздушный замок. Я молча вернула фотографию. Ни в матери, ни в толстой девчонке не было никакой красоты. Самодовольная крестьянка с младенцем. Толстая и краснощекая. В жизни чудес не бывает. Мир снова стал черно — белым, пустым. Я спросила:
— Так ты счастлив?
— Очень! — просиял Андрей.
Он говорил правду. Внезапно мне стало очень холодно. Так холодно, что я больше не могла сидеть рядом с ним. Я поднялась:
— Ну, мне пора.
— Подожди! Я забыл тебе рассказать!
— Что рассказать?
— Я часто вижу твоих бывших одноклассников. Помнишь, как мы гуляли одной компанией? Так вот: недавно встретил Толю из твоего класса. Он был в Н. И он рассказал, что… Ты помнишь рыжую Иру с красивыми волосами?
— Конечно, помню.
— Она умерла. Повесилась в прошлом году, в ноябре….
Занавески летали по комнате от ветра. Дима нервно ходил по комнате. Начатая бутылка коньяка — на столе.
— Где ты ходишь? Я уже думал вызвать охрану!
— Почему не вызвал?
— Где ты была?
— Встретила друга из прошлого.
— Очередной воздыхатель? Типа Алика Вильского?
— Да.
Внезапно Димка подобрел. Обнял меня и одарил царским поцелуем. Вернее, поцелуем с царского плеча… Мужчины не любят тех женщин, которым нечего прощать.
КОМУ: slavik@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 14 ноября 2010, 02.47
ТЕМА: Глупые слухи.
Славик, привет! Рада, что ты обо мне беспокоишься — но, поверь, со мной все в порядке. Я знаю, что кто-то запустил глупую утку в Инете о том, что меня сбила машина (читала сие произведение — «Любовницу Мистера Димы сбил пьяный шофер»). На самом деле ничего подобного не было. У меня был обыкновенный бронхит, и я пролежала в больнице ровно 5 дней — столько, сколько капельниц мне выписали. Слава Богу, что мама не висит сутками в Интернете и не читает всякую ерунду! Но если вдруг о чем спросит — смело говори, что все это не правда. Я не попадала ни под какую машину, никто меня не сбивал. У меня все хорошо. Извини, что так коротко и сбивчиво, я еще не совсем окрепла. Подробности обо всем (ты понял, что я имею в виду под этим «всем») напишу потом. Целую, твоя непутевая сестра.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 15 ноября 2010, 09.12
ТЕМА: Скучаю, целую!
Мамочка, милая, здравствуй! У меня все хорошо. Я так соскучилась о тебе…. Порой мне так хочется прижаться лицом к твоим теплым ладоням и под взглядом добрых понимающих глаз ненадолго вернуться в детство, и оттуда больше не выходить во взрослую жизнь. Спасибо за подробности о смерти моей одноклассницы — рыжей Иры. Я очень тронута тем, как быстро и подробно ты выполнила мою просьбу. Кто мог подумать, что жизнерадостная, общительная, красивая, яркая Ирка в один страшный осенний день покончит с собой. Хотя наркотики — страшная вещь. Я не знала о том, что Ирка подсела на иглу. Я и представить себе не могла, что она станет наркоманкой, а потом дойдет до самого дна и в один прекрасный день решит покончить с собой. Теперь давай отвлечемся от страшной темы. Перейдем к вопросу, который так сильно тебя волнует (я поняла это по письму). Милая моя мамочка, я тоже читала эту статью в поганом бульварном листке, который носит название «Газета про артистов». Ну как тебе объяснить, что нельзя верить в то, что пишут! Я хочу сказать тебе еще одну вещь: на самом деле все эти грязные публикации артистов не волнуют и уж конечно не возмущают до глубины души! Очень часто «грязные сплетни» специально оплачиваются продюсерами как часть рекламной раскрутки. Это всего лишь реклама. Такова жизнь. И я тебя уверяю: любой артист предпочтет увидеть свое имя на газетных страницах даже в самом грязном антураже, чем не увидеть его вообще! Они живут по принципу: пусть лучше обливают грязью, чем молчат про их драгоценное существование. Артист способен заболеть только из-за одного: если долгое время не будет видеть свое имя с газетных страниц. Теперь что касается статьи из «Газеты про артистов», статьи с удивительным по глупости названием «Любовница звезды играет в частного детектива» с подзаголовком «Сексу с Мистером Димой загадочная женщина предпочитает частный сыск». Надеюсь, после всего того, что я написала выше, ты уже поняла, что статья — глупая часть рекламной компании Вал. Евга. Явно не лучшая часть. Сейчас Вал. Евг. усиленно рекламирует Диму и его новый альбом (8 песен), к работе над которым Дима приступает в ближайшее время. Кроме того, Диму пригласили сниматься в кино — в новом российско — французском фильме. Роль маленькая, но неплохая. А что касается забытого убийства бывшего продюсера Димы, то Вал. Евг. просто решил обратить давний скандал себе на пользу, вот и все. Должна тебе сообщить, мама, что убийство Сваранжи, бывшего продюсера Димы, уже раскрыто. Убийца арестован и ждет суда. Сергея убил его собственный сын Евгений Сваранжи. И поверь мне, мама (а я знаю все подробности этого дела, всю подноготную): Евгений Сваранжи имел очень веские причины для убийства. А что касается моих любовных отношений с Димой, то это полная чушь! Дима меня не любит. И неужели ты думаешь, что такой нелепый человек, как Дима, может составить мое счастье? Или чье-то счастье вообще? К сожалению, я не смогу приехать к вам в ближайшее время. У меня слишком много дел. Но деньги пришлю, не волнуйся. Мы не отправляемся в ближайшее время на гастроли. Дима заявил, что сыт гастролями по горло. Так что теперь — клубные концерты в Москве, съемки в павильонах «Мосфильма» и работа над новым альбомом.
Ты спрашиваешь, что я вижу в своей жизни? Хочешь, я расскажу тебе эпизод, который потряс меня до глубины души? Недавно (еще до убийства продюсера) мы были в большом городе, как теперь говорят, в другой стране. Город изменился до неузнаваемости. Люди озверели от бедности. На каждом углу — митинг. Толпы нищих. С одной стороны — удивительная роскошь, с другой — удивительная нищета. Вечер. Площадь. Зажигаются витрины и рекламы. Иду медленно. Вдруг, как разряд тока, чей-то взгляд. Поворачиваю голову, поднимаю глаза. Старушка лет 70, маленькая, в детском пальто явно с чужого плеча. Высохшие пальцы держат чистенький кулечек, с нем — пирожки, всего несколько штук. Она улыбается и говорит:
— Деточка, купи!
Я смотрю ей в глаза, еще далекая от тоски, и внезапно понимаю, что эти пирожки — единственное, что она может продать. Продать, на вырученные гроши купить четвертинку хлеба и не умереть с голоду. Среди светящихся реклам дорогих магазинов она со своим допотопным товаром смотрится более чем смешно. Но именно на примере этой сжатой маленькой фигурки понимаешь жизнь такой, какая она есть. Я смотрю ей в глаза и понимаю все: муку, купленную на последние гроши, и тяжесть этого решения — пойти и продать. Сколько принимала его — знают лишь двое: Бог и она. У одного героя Достоевского есть слова: «Понимаете ли вы, что значит, когда больше некуда идти?» Как просто сказать «понимаю» и как тяжело на самом деле понять… Я лихорадочно открываю сумку, достаю из кошелька деньги, сую ей в руки пачку долларов… Старушка плачет:
— Деточка…. Что я могу сделать для тебя, деточка? Как отблагодарить?
И внезапно я говорю ей, это вырывается из моей измученной души, вырывается, как из горла — воздух:
— Молитесь обо мне! Молитесь о заблудшей Марине. Молитесь обо мне…..
И мне кажется, что если эта старушка помолится обо мне, помолится от всей души, прося Бога отпустить мои тяжкие грехи, значит, не все потеряно для меня в этом мире. Бог прощает грешника, если кто-то за него просит. И если старушка помолится за мою пропавшую душу, значит, есть свет и для меня тоже — на небе и, наверное, на земле…. Я забираю все пирожки и быстро бегу вниз по улице, чтобы никогда большее ее не видеть… Они вкусные, эти пирожки с картошкой. Они не впитали в себя горечь хлеба насущного. Я ем их и плачу. Плачу от непонятной тоски. На этой ноте я и хочу закончить свое письмо. Я хочу попросить тебя, мама, о том же: чтобы ты за меня помолилась. Сходи, мама, в церковь, поставь за меня свечку и попроси, чтобы Бог простил рабу свою Марину. Простил-за всё. И, надеюсь, тогда в моей жизни будет что-то хорошее. Целую тебя крепко — крепко. Пиши. Твоя Ри.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 15 ноября 2010.
ФАЙЛ УНИЧТОЖЕН: 16 ноября 2010.
Я позвонила Кирееву. Мне не терпелось узнать подробности. Киреев обрадовался моему звонку и мы договорились встретиться через час на Маяковской. Для меня так удивительно было снова оказаться в метро! Когда я вышла из вагона (вовсю наслаждаясь «экзотикой», которую успела забыть), Киреев меня ждал. Мы уселись в маленьком кафе неподалеку от Тверской и он приступил к рассказу.
— Я так думаю, — сказал Киреев, — что скоро дело пойдет в суд. Нет смысла дольше тянуть. И так все ясно.
— И кто торопит? — прищурилась я.
— Забыл, что разговариваю с опытным человеком, — усмехнулся Киреев.
— Еще бы, — отпарировала я, — шоу — бизнес бывает покруче криминала. В нем все друг друга дергают за ниточки, и эти ниточки часто не разглядишь даже под микроскопом. И кто разглядит — тот продюсер.
— Есть резон поскорее отправлять дело, ты права, — сказал Киреев, — этого хотят крупные люди. Иногда у нас стандартные драки бомжей и убийства с ограблением, когда все на глазах, висят лет по пять. А это дело торопятся закрыть. И, в принципе, это правильно. Меня торопят, и я тороплюсь. Мне-то что…. Я, считается, раскрыл. Впрочем, ведь я молодец! Верно выбрал себе помощницу!
— Помощницу?
— Ну, умного консультанта! Помнишь, ты просила меня проверить прошлое Сергея Сваранжи по милицейским каналам в разных регионах России, исключая Москву и московскую область? И я проверил.
— Я подозревала, что Сваранжи мог сидеть на Севере. Он сидел?
— Все гораздо сложней и одновременно проще. Но однажды он действительно чуть не сел. Причем на семь лет.
— Что?
— Рассказываю подробнее. Ты, наверное, слышала легенды о золотых самородках, которые находят в тайге? Легенды о сибирских залежах золота? Обширные районы Сибири полностью не исследованы до сих пор, но еще в начале 20 века на золотых приисках Севера было начато промышленное производство. В 60 годах Советской власти главные «золотые достояния» были национализированы и поставлены под строгую охрану, но на остальной территории, в самых глухих углах процветал старательный промысел. Иногда участки, открытые старателями, оказывались настоящей золотой жилой. Один из самых известных приисков (наверное, тебе приходилось о нем слышать) был золотоносный прииск в районе Ленской тайги, на реке Лена. Именно там, в городе Ленске на берегу Лены засветился впервые Сергей Сваранжи и сразу же, несмотря на молодой возраст, стал известным человеком. Он был отчаянным, бесшабашным, мог работать по 20 часов в сутки без выходных и был необыкновенно устойчив к холоду, из чего можно сделать вывод, что он уроженец тех мест, родился где-то в Сибири. Позже Сваранжи, став богатым бизнесменом и обосновавшись в Москве, выправил себе новые документы. Впрочем, местом своего рождения он действительно указывал Ленск. Официально Сергей Сваранжи числился рабочим на золотоносных приисках, но неофициально…. В тех краях прокатилась волна страшных разбоев: самодельные старатели, которым удалось найти золотую жилу, были найдены с перерезанным горлом, а от золота не осталось и следа. В дома рабочих врывались бандиты, освобождая от любого тайного урожая, снятого в тайге…. И всегда исчезали большие количества золота. Некоторые тайно поговаривали, что в числе бандитов видели нескольких офицеров НКВД, которые официально охраняли золотое производство. Может быть, именно по этой причине бандитов и не удалось найти, и, уж конечно, никто не арестовал тайного главаря, который не особо и прятался, уверенный в сильной защите… Главарем, по слухам, был…
— Сергей Сваранжи.
— Я нашел некоторых людей, которые работали в те годы на приисках и даже были свидетелями этих страшных разбоев. Все они называли это имя.
— Так вот откуда корни состояния Сваранжи.
— Ворованное золото с золотых приисков. Впоследствии те офицеры НКВД, которые работали на золотом производстве, заняли очень высокие посты… Понимаешь, о чем я?
— И Сергей Сваранжи вторично получил крутую крышу. Бывшие соучастники… Да, выглядит серьезно.
— Заметь: я тебе официально это не говорил! Но ход твоих мыслей выглядит правильно. Итак, бандитов никто не нашел. Их и не думали искать. Вернемся к Сергею. После Ленска он переезжает в Якутск. Дальнейший путь его следования — весь этот округ: Якутск, Кангалассы, Чуранча, Эльдикан, Охотский перевоз и т. д. Снова — прииски, снова — пропажа золота. В Норильске (именно туда он переезжает после Якутска и близлежащих поселков) он уже не прячется: он получает известность как «золотопромышленник» (конечно, это слово не применимо в советское время, но суть точно такая), как человек, который продает и покупает золото. После Норильска Сваранжи меняет род деятельности и отправляется в городок Нарьян — Мар, где занимается пушниной-то есть скупка и продажа мехов. После Нарьян — Мара он переезжает снова в Якутск, где возвращается к золоту. Находится там некоторое время, объезжает все прииски, заглядывает в Ленск и на Ленские прииски. Потом, скопив колоссальное состояние, едет в Москву, покупает квартиру и решает окончательно остаться в Москве. Дальнейшее тебе известно. Примерно так выглядит жизненный путь Сергея Сваранжи. Конечно, это лишь предположительная схема. Именно в Ленске Сергей Сваранжи совершает преступление, за которое чуть не отправляется в тюрьму на семь лет. Почему именно семь лет? Столько обычно дают за жестокое изнасилование. На золотом прииски работает медицинская бригада. В числе медиков — молоденькая медсестра Елена Скворцова, которая закончила медучилище в Норильске и попала в Ленск по распределению. Молодая девочка, 18 лет. По отзывам тех, кто ее видел — хорошая, добрая и порядочная девушка обычной внешности, скромная. Ее называли недотрогой. Сложно сохранять скромность в таких местах, но… Так ее характеризовали. Однажды, в октябре 1972 года, Лена Скворцова не вернулась в общежитие вечером. Ее подружки подняли тревогу. Кое-кто из рабочих отправился ее искать. Ночью ее тело было найдено в тайге за городком: несмотря на большую потерю крови, девушка была жива, только потеряла сознание. В больнице установили, что девушку изнасиловали самым жестоким образом. Изнасилование повлекло травмы половых органов, большую кровопотерю… Девушка чудом осталась жива. К утру она бы умерла, если б ее не нашли. Когда через несколько дней девушка пришла в себя, она ответила на вопросы следователя. Она шла в общежитие из дома местного жителя, жене которого делала уколы. Дорога проходила через тайгу (дом был довольно далеко от города). Там, на дороге, на нее и напали. Она сказала, что это был один человек и она его прекрасно знает. Насильником оказался Сергей Сваранжи, рабочий с прииска. Сваранжи не отрицал свою вину. Он сказал, что выпил с друзьями и возвращался по дороге в город. Увидел девушку и решил ее изнасиловать. Он ничего не отрицал, но и не признавался в своей вине. «А что я такого сделал? — говорил он, — ничего особенного! Просто я выпил и решил, что она не откажется». Тут самое время вспомнить местные сплетни о том, что сообщниками Сваранжи были высокие чины из НКВД. Только этим можно объяснить два факта, которые объяснить невозможно. Во — первых, Сваранжи не был арестован и спокойно жил себе в городке, как раньше, и это несмотря на то, что он сам признался в изнасиловании! А во — вторых, уголовное дело открыли только в ноябре, заявление пострадавшей Скворцовой датировали ноябрем, хотя всем было известно, что изнасилование произошло в октябре! Надо сказать, что все были возмущены этим произволом, жалели девушку и негодовали, что Сваранжи спокойно разгуливает на свободе. Тем, кто пытался что-то ему сказать, он заявлял, что девчонка — медсестра давно ему нравилась, но не отвечала на его ухаживания, поэтому он так и поступил, увидев ее одну на дороге. Девушка провела в больнице почти месяц. Вначале ее состояние было очень тяжелым, но потом она быстро пошла на поправку. А дальше произошло необъяснимое. В середине декабря 1972 года Елена Скворцова явилась в отделении милиции, забрала свое заявление, заявила, что в половой акт с Сергеем Сваранжи вступила по доброй воле и никаких претензий к нему не имеет. Уголовное дело быстро закрыли за отсутствием состава преступления. Елена Скворцова вернулась обратно в Норильск. Что скажешь?
— На девушку наехали дружки Сваранжи из НКВД, пригрозили ей или ее родителям и…
— Это действительно первым приходит в голову, но все было не так на самом деле. Я приведу тебе некоторые цифры, и ты все поймешь. Год рождения Сергея Сваранжи — 1953. Он родился 17 апреля 1953 года. В момент изнасилования ему было 19 лет. Итак, преступление произошло в октябре 72 года. В ноябре открыли дело. В декабре 72 года Скворцова забрала заявление и уехала. 29 июля 1973 года в Норильске родился Евгений Сваранжи.
— О Господи…. Она забеременела….
— Да. Бедная девушка забеременела от насильника и когда вышла из больницы, все поняла. А может, это обнаружили врачи, ведь она провела в больнице почти месяц. В декабре она была на втором месяце беременности. Очевидно, она рассказала о беременности Сваранжи. Кое-кто сказал мне, что девушка действительно рассказала Сергею. Сваранжи обещал записать ребенка на свое имя, жениться, помогать деньгами. Свадьбы она не захотела, но, все обдумав, она согласилась, что если Сергей запишет ребенка на свое имя и будет помогать деньгами, то она заберет заявление. В первое время Сергей действительно помогал. Когда родился мальчик, он записал его на свое имя. Приезжал в Норильск посмотреть на ребенка. Давал деньги. А потом…. Вспомним резкую смену его деятельности. Сваранжи уехал в Нарьян — Мар и занялся мехами. Таким образом он прятался от Елены. Он вычеркнул ее и сына из своей жизни. Родители Елены приняли ребенка. Она ничего не сказала об изнасиловании, говорила, что отец ребенка отказался на ней жениться. Они даже обрадовались внуку. Соседям и знакомым рассказывали, что муж Елены после свадьбы погиб в тайге и она вдова. Мальчик рос тихим и забитым. Дело в том, что Елена повредилась в уме. Она настраивала его в ненависти к Сергею, его отцу, бесконечно рассказывая, как этот страшный человек искалечил ее жизнь. Когда сыну исполнилось семь лет, она попыталась выброситься из окна. Неудачно. Ее спасли. При падении она повредила спинной мозг. У нее отказали ноги. Елена стала инвалидом. Она могла передвигаться только в инвалидном кресле. Умер отец Елены. Мальчик и женщина — инвалид остались на попечении старенькой бабушки. Надо ли говорить о том, как Елена воспитывала своего сына и что внушала по отношению к отцу: человеку, два раза искалечившему ее жизнь — сначала изнасиловавшему, затем — отнявшему рассудок и превратившему в неподвижного инвалида. Бабушка умерла, когда мальчик был уже взрослым. Евгений Сваранжи продал квартиру и уехал в Москву.
— А Елена? Что произошло с Еленой?
— Она любила сидеть в инвалидном кресле на балконе, дышать воздухом. Елена подтянулась на руках и выбросилась через перилла балкона. В этот раз попытка была удачной… Елена Скворцова покончила с собой ровно за два месяца до переезда Евгения в Москву.
Киреев молчал. Я тоже молчала. Трагическая судьба этой несчастной женщины не давала мне говорить… Когда молчание стало невыносимым, я сказала:
— А Сергей Сваранжи так и не вспомнил своего сына?
— Никогда. Он напрочь забыл о его существовании. Он не вспомнил его даже тогда, когда Евгений приехал в Москву. Принял за своего однофамильца….
— Евгения нашел Вал. Евг. Очевидно, он догадывался о прошлом Сергея.
— Возможно, Сергей сболтнул что — то, что дало Вал. Евгу способ зацепиться. Вал. Евг. хотел фирму Сергея. И он ее получил.
— А Евгений хотел убить своего биологического отца, чтобы отомстить за свою мать.
— Ну вот, ты это и сказала.
— Ты был прав. Евгений Сваранжи убил своего отца. Но, знаешь, я не могу его осуждать. У меня только один вопрос: каким образом Евгений смог запереть дверь изнутри?
— Я думаю, у него просто были ключи. Он сделал дубликат.
Мне больше не хотелось ехать в метро. Я остановила такси. Когда такси катило по бесконечным московским улицам, я думала только об одном: я вспомнила, как Вал. Евг. рассказывал мне о своих людях в полиции. Я не сомневалась, что при его хитрости такие люди у него действительно есть. А, значит, он мог попросить их по полицейским каналам выяснить прошлое Сергея Сваранжи. Он узнал его прошлое намного раньше Киреева и потому быстро нашел Евгения. А раз так, все действительно становится на свои места….
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 17 ноября 2010.
Триумфальный концерт Димки в «Белль ля мер» переносили три раза, и когда вечером 16 ноября, за полчаса до последнего и окончательного начала я выглянула из-за кулис, то за одним из столиком увидела Киреева в сопровождении глуповатой блондинки. Не став таиться, я подошла к их столику (поздороваться с Киреевым на глазах у всех означало поддерживать нужные связи), и к огромному удивлению опознала в блондинке одну шестерочку из рекламного агентства, модельку, успевшую засветиться на всех столичных кастингах. Таких обычно называют «шестеренки».
Киреев делал успехи в мире шоу — бизнеса, он быстро сориентировался. Любая шестеренка быстро и сразу ложиться под всякого (или всякую), кто хотя бы визуально закулисно знаком с кем-то из крутых. Я не сомневалась, кто устроил Кирееву столик в VIP-зоне. Вал. Евг. любит полезные знакомства — умный, козел… Завал (то есть продажа билетов через кассу — на жаргоне) ожидался полный. Вал. Евг. собрал полный набор: Викторов со своим очередным возлюбленным, четверка — пятерка депутатов, почти все авторитеты с охранной, нефтепромышленник из Сибири, золотопромышленник с Камчатки, пара — тройка крупных бизнесменов, шоу — бизовские деятели помельче Викторова — в полном составе, уже поддатая Розалия со своим мужем бандитом (ходили слухи, что она успели официально пожениться) и, конечно, «пена» в полном составе. «Пена» — на жаргоне другие популярные артисты, которых продюсер приглашает за деньги, чтобы украсить зрительный зал своей звезды. Как правило, пена покрупнее срывает за такой культпоход гонорар. А пена поменьше (пенка) довольствуется тем, что дадут нажраться на шару и лишний раз бесплатно засветиться в эфире. Из пены присутствовали абсолютно все плюс Алекс Назаров, в спутнице которого я опознала певицу Алтею (ничего ж себе дуэт… представляю себе их секс: нежно вкалывают друг другу по двойной дозе). Что касается преданной Жанны, то она присутствовала в компании с каким-то кавказским бизнесменом, ниже ее на голову, лысым и толстым, зато смотревшим влюбленными глазами. Мысленно я пожелала девочке счастья — она его заслужила.
Итак, Вал. Евг. постарался и сделал Димке крутую раскрутку. Действительно, постарался — Сваранжи никогда не делал так. Вал. Евг. швырнул в это дело кучу бабла и не прогадал — на ближайшие недели обеспечил себе место в разряде самых крутых кукловодов, которые умеют представить свою деревянную марионетку. Вал. Евг. важно расхаживал по залу с видом победителя и немного напоминал павлина. Его спутница была мне абсолютно незнакома (какая-то деревенская дура — и где только он ее подобрал!). Став продюсером и важной шишкой, он разучился бегать так, как бегал в те времена, когда был простым концертным директором. Димка надулся от гордости, как индейский петух. Он словно бы вырос в собственных глазах на головы тез шишек, которые виднелись в помещении клуба. Короче: меня стошнило буквально через полчаса пребывания в этом зверинце. Точно так же меня стошнило бы возле грязной клетки в зоопарке, из которой не убирали навоз.
Надо отдать должное Вал. Евгу: он умеет организовать шоу на высшем уровне. После концерта был банкет. На банкете я сделала так, что оказалась предоставлена сама себе. И вышла на улицу подышать свежим воздухом. Я стояла на улице и смотрела на звезды. На настоящие звезды. Рядом со мной не было никого. Это были минуты самого полного одиночества, которое только может быть. Пьяного Димку занесли в квартиру охранники Вал. Евга. Я велела бросить его в гостиной, а сама пошла в спальню — спать одна.
Бешенный трезвон в дверь напоминал удары тяжелым молотом по голове. Учитывая, что мы вернулись домой только в пять утра, трезвон в дверь в девять был по меньшей мере хамством. Сумев влезть в халат, я выползла в гостиную и наткнулась на Димкино тело с концертной рубашкой почему-то на голове. Тело, бесформенно разваливаясь прямо на глазах, ползло ко мне. Из вороха тряпок появилось синюшное лицо. Димка застонал:
— Ри, прекрати этот кошмар! Голова раскалывается! Я тебя умоляю!
Я легонько пнула тело ногой и пошла открывать дверь. На пороге стоял белый Вал. Евг., одетый в строгий деловой костюм. Он выглядел так, как будто не провел бессонную ночь.
— Ри, я к тебе! Ты должна объяснить, что все это означает!
— Что объяснить?
Вал. Евг. решительно шагнул в квартиру и захлопнул за собой дверь.
— Ри, неприятности. Я только что узнал. Киреев собирается….
Сзади нас раздалось коровье мычание на высокой ноте. Блестящий ворох тряпок переваливался через порог. Сквозь тряпки можно было разглядеть ногу.
— Мы… мы… ы… гы… — промычали тряпки, — ы… а… да…
— Да убери ты куда-то этого алкоголика!
— Этот алкоголик, между прочим, твоя звезда! — парировала я.
— И что ты хочешь? Чтобы я утопил его в ванне? Я с радостью!
Внезапно мычание сорвалось на поросячий визг. Очевидно, тело звезды чувствительно стукнулось о что-то и среагировало соответствующим образом.
— Тьфу, Господи!..!.. — выругался Вал. Евг., — убери его куда — то! Нам надо поговорить!
Я шагнула в гостиную. Отшвырнув Димку ногами, Вал. Евг. плотно закрыл за собой дверь. Я заметила, что руки его тряслись.
— Что случилось?
— Вот ты мне и скажи! Ты ведь его подруга!
— Я не понимаю! Киреев собирается что-то сделать?
— Из достоверных источников я узнал, что Киреев собирается отпустить Евгения Сваранжи!
— Что?! — я так и плюхнулась на диван.
— Отпустить на свободу — сегодня вечером или завтра! Сегодня в 8 утра позвонил мой человек из полиции и заявил, что Киреев уже был у прокурора. Он собирается отпускать Евгения Сваранжи. Дело заключается в следующем. Евгений жил с какой-то девицей. Девица работала танцовщицей в «Белль ля мер» и прекрасно знала в лицо и Сваранжи, и всех его постоянных посетителей. Так вот: вчера днем девчонка позвонила Кирееву и заявила, что видела человека, который выходил от Сергея Сваранжи и запирал дверь его кабинета. Этот человек выходил в тот день, точно в то время, когда было совершенно убийство! Девчонка находилась на третьем этаже. Воспользовавшись тем, что дверь на третий этаж почему-то была открыта, она юркнула туда, прямо в кабинет концертных директоров (дверь этого кабинета никогда не запиралась так тщательно). И на выходе она увидела убийцу, запиравшего дверь в кабинет Сваранжи! Настоящего убийцу. Она готова дать показания и опознать этого человека. Более того — она знает его имя, узнала его за то время, когда Евгения держали под стражей. Почему она молчала так долго? По двум причинам. Во — первых, потому, что надеялась — Евгения скоро отпустят. Но когда стало известно, что дело скоро передадут в суд, она решила заговорить. Во — вторых, она молчала потому, что, поднявшись в кабинет директоров, украла там деньги. В этом кабинете в не запертом ящике стола администратор держит небольшую сумму денег, чтобы прямо на месте рассчитываться с артистами за ночные выступления. Деньги артист получает сразу же ночью, после выступления. В том ящике всегда находится около 5000 долларов. Она взяла из ящика тысячу долларов. Сказала, что ей срочно нужны были деньги. Но она готова их вернуть — сейчас. Разумеется, при чем тут деньги! Она рассказала так же, что познакомилась с Евгением, когда он несколько раз приходил в клуб к своему отцу. Они столкнулись в дверях, познакомились. Девчонка влюбилась и стала с ним жить. А теперь она решила, что обвинение в краже лучше, чем пожизненная каторга для любимого…. Ты меня слушаешь? Что ты молчишь?!
— Она назвала Кирееву имя? Когда звонила?
— Нет. Она заявила, что назовет это имя только на официальном допросе. Киреев назначил ей прийти в 9 утра. Сейчас 20 минут десятого. Значит, сейчас девчонка сидит у него в кабинете и рассказывает. И Киреев отпустит Евгения.
— Ну и что? Что такого страшного?
— Ты действительно не понимаешь? Или делаешь вид? Да ведь это полная катастрофа! Кошмар начнется сначала и первый, кто от него пострадает, будет твой любимый Димочка! Сколько денег я вложил в его раскрутку сейчас! Вчерашний концерт стоил мне столько, что…. А, что говорить! Ты забыла, кто у них первый подозреваемый? Димка! Дима Фалеев! И все начнется по новой! Опять подозрения, умолчания….. Все мои деньги пролетят и я прогорю! Это ты понимаешь?
— Кажется….
— Я не знаю, что делать. Впервые в жизни не понимаю….
Я тяжело вздохнула. Что ж, от судьбы не уйдешь.
— Ладно. Я еду к Кирееву. Прямо сейчас. Ты на машине? Подвезешь!
К Кирееву меня не впустили, да я не особо пыталась пройти. Мне сообщили, что Киреева нет на месте, он уехал с опергруппой. Потом дежурный проникся ко мне доверием и сообщил, куда уехал Киреев. В самый центр города. В клуб — ресторан «Белль ля мер».
Парадный вход был закрыт наглухо. Лицо Вал. Евга вытянулось. Я вопросительно посмотрела на него.
— Ресторан работает с 9 утра. С 9 до 12 у нас завтрак с большой скидкой. Ресторан работает круглосуточно, клуб только по ночам. Не может быть закрыто…
Оставив машину (вернее, припарковав кое-как), мы поспешили к служебному входу. Сначала Вал. Евга не хотели пускать в собственный ресторан. Коренастый омоновец с наглой мордой и автоматом, который ничего не слушал, только хамил. Потом, разобравшись, он пропустил нас внутрь, но только мы вошли в ресторан, нас сразу остановили. Двое в штатском и снова — омоновец с автоматом. В этот раз допрос был более пристрастный: кто, куда, зачем… Выяснив, кто такой Вал. Евг., они заявили:
— Очень хорошо. Заходите в зал тихо и сидите там, пока с вами не побеседуют.
— Вы знаете, с кем говорите?! — вспылил Вал. Евг., — я сейчас сделаю пару звонков, и вы у меня сами будете тихо сидеть!
— ДА не волнуйтесь вы так! Все равно мы собирались вас вызвать. Сидите и ждите. Работает опергруппа.
— Имею я право знать, что произошло?
— К вам выйдут.
Меня остановили при входе в зал ресторана.
— Кто такая? Посторонним не положено!
— Это со мной, — сказал Вал. Евг., — моя помощница.
— Посторонние должны находиться на улице! Не положено! Девушка, плохо поняла? Хочешь неприятностей? Сейчас получишь!
— А Киреев есть? Позовите Киреева! — сказала я.
— Ты что, знаешь Киреева?
— Конечно! Я его хорошая знакомая. Он меня сам просил приехать.
— Имя?
— Ри.
Вскоре ко мне вышел Киреев — с хмурым, недовольным лицом.
Киреев взял меня под локоть. Потом повторил Вал. Евгу то, что было сказано раньше — ждать.
Повел меня во внутренние помещения клуба. Клубный зал был закрыт. На полу валялся мусор, пробки от шампанского, стулья сдвинуты в кучу по центру…. Удивительно убого и немного печально выглядят закрытые ночные клубы днем. Однажды мой знакомый ди — джей сказал: «находясь в ночном клубе, невозможно увидеть небо». Я хотела спросить, куда мы идем, но Киреев резким жестом прервал мои вопросы. Наконец мы оказались за кулисами: в длинном коридорчике за сценой, по обеим сторонам которого находились двери гримерных. В одной из этих гримерок вчера были мы с Димой. Дверей было пять: три и напротив — две. Если стоять лицом к выходу на сцену, то Дима занимал первую дверь справа (из двух), а вторая справа была предназначена для его музыкантов. В трех гримерках напротив раздевались танцевальные группы, разбавлявшие концерт. Сейчас коридор был ярко освещен, а все пять дверей распахнуты. За куличами было очень много людей. Некоторые — в милицейской форме. Киреев провел меня в третью дверь слева, ту, что была немного дальше всех остальных, ближе к выходу в другой коридор. Мы вошли внутрь. Меня ослепила яркая фотовспышка. Два человека в белых перчатках колдовали над гримировальными столиками (столиков было пять). В каждой так же был туалет и в туалете — душ. Дверь туалета была раскрыта.
— Подойди ближе, если хочешь. Посмотри.
И я пошла, не чувствуя под собой ног, налетая на спины людей, которые расступались при моем появлении. В первый момент она показалась мне похожей на сломанную куклу. На пластмассовую детскую куклу, которой вывернули ноги. Она сидела на полу, в узком пространстве между унитазом и душевой кабиной, сидела, прислонившись к стене и немного откинув голову на левое плечо. Длинные волосы ее разметались по унитазу, как черви. Длинные черные волосы. Она сидела, неестественно развернув ноги — бедрами наружу. Поза была такой неудобной, что казалось: она просто сломана, эта кукла. Следовало сделать только шаг вперед, чтобы все понять….. На полу к туалете сидела девушка, сидела так, как живые никогда не сидят. Она была одета только в белье: кружевной черный лифчик (бретелька с левого плеча сползла на руку), узкие черные бикини, черные чулки… На одной ноге — серебристая туфля на высоченной шпильке. Другая туфля валяется рядом на полу — очевидно, сорвалась, когда девушка сползла по стенке. Ее глаза были широко раскрыты… Косметика уродливо расплылась и на застывшем лице отчетливо проступали пятна краски. В огромных черных глазах девушки застыл ужас, а вместо рта… было что-то черное… большое и черное, словно запекшийся сгусток…. Это лицо без рта было похоже на застывший, не услышанный крик… Самый страшный из всех криков, существующих на планете… ноги мои подкашивались, а в мою душу черной змеей заполз ужас… Словно я вдруг поняла, как это — сползти по стенке и уйти в темноту, в чудовищную темноту, где больше ничто не имеет значения… Внезапно я разглядела что-то на ее шее… Мне показалось, что это галстук или шарф… Я не успела разглядеть, что именно. Воздуха стало не хватать… Киреев вывез меня в коридор. В коридоре я прислонилась лбом к холодной пластиковой стене. Все мое тело била мелкая противная дрожь. Не оборачиваясь я тихо сказала:
— Почему у нее нет рта?
— Потому, что кто-то выстрелил ей в рот прямо из пистолета.
— Выстрелил в рот?
— Именно. Поэтому у нее нет губ. Пуля разнесла и губы, и челюсти в клочья.
— Кто она?
— Людмила Басманова, 23 года, танцовщица клуба «Белль ля мер». Она танцевала здесь в варьете. Это говорит тебе о чем — то?
— Абсолютно ни о чем! Возможно, я и видела ее выступление в клубе, но все эти девушки из варьете так похожи друг на друга…
— Людмила Басманова жила вместе с Евгением Сваранжи. Сегодня утром она должна была явиться ко мне в кабинет с официальным заявлением. Заявлением о том, что она видела человека, выходившего из кабинета Сваранжи в то время, когда он был убит.
— Я все это знаю. Мне рассказал Вал. Евг. Но она не пришла?
— Как видишь. Кто-то убил ее этой ночью. По заключению эксперта, по предварительному заключению, смерть наступила с двух до четырех часов ночи.
— Но ведь этой ночью был концерт Димы!
— Я знаю. И знаю так же то, что в концерте Фалеева выступали и танцовщицы из варьете «Белль ля мер». Ее убили, когда она переодевалась после концерта.
— Одна? Без других девушек?
— Другие девушки переоделись раньше и сидели в зале. Басманова танцевала дуэтом с парнем после предпоследней песни Фалеева. Потом она пошла в свою гримерку, сняла платье, переодела белье (она танцевала в белом платье, которое вместе с белым бельем висело на стуле). В этот момент кто-то проник в комнату и застрелил ее в туалете, выстрелив прямо в рот. А на шею…
— Что на шею?
— Ты видела? Этот ублюдок одел ей на шею пояс для чулок. Ее собственный кружевной пояс для чулок и еще завязал бантиком!
— О Господи….
— Это псих, ему самое место в Кащенко!
— А может, убийца продемонстрировал своеобразное чувство юмора? Бантик — значит, подарок? Ведь именно так перевязывают коробки с подарками? Убийца вместо разговора со свидетельницей подарил тебе еще один труп.
— Похоже, ты права. Но я поймаю этого ублюдка с его черным юмором! Теперь Сваранжи придется выпускать. Если экспертиза подтвердит, что девушку убили из того самого пистолета, из которого убили Сергея Сваранжи, то…
— Из полицейского пистолета?
— Похоже, тот же калибр. Пуля застряла в черепных костях. Определить будет просто. Пуля в рот — символически означает закрыть рот свидетелю. Это странно…
— Почему странно?
— Знаешь, такой прием используют профессиональные киллеры, когда убирают свидетелей. Пуля в рот — свидетель будет молчать. Мне приходилось раскрывать такие убийства. Все это были заказы.
— А пояс на шею?
— Киллер с чувством юмора! Своеобразным…
— Ты предполагаешь, что ее мог убить профессиональный киллер?
— А почему нет? Кто-то нанял, чтобы убрать свидетеля! Но, как правило, таким приемом пользуются убийцы только очень высокого класса. Которые твердо уверенны в своей безнаказанности и не раз соскальзывали с горячего… Вообщем, то еще дело!
— Как ты узнал, что она убита?
— Басманова должна была прийти ко мне в 9 утра. Но в 9 она не явилась. В 9.20 по 02 поступило сообщение о том, что в клубе «Белл ля мер» найден труп. Танцовщицы Людмилы Басмановой. В опергруппе дежурил мой приятель, который слышал от меня эту фамилию. Так я оказался здесь почти сразу.
— Кто ее нашел?
— Охранник. Он заступил на смену в 9 утра, когда открылся ресторан, и пошел проверять территорию. Он знал девушку в лицо, поэтому опознал труп и сообщил фамилию.
— Ты уже с кем-то говорил?
— Ни с кем. Девчонок уже вызвали, она сюда едут. А пока расскажи ты все, что видела.
— О Господи… Если б я только знала. Да ничего я не видела! Да и не могла видеть. Концерт Димы закончился в половине третьего ночи. Почти все время я провела в зале или в гримерке за кулисами. В зале общалась с множеством людей. Когда Дима пел последнюю песню, я ушла в гримерку и стала его ждать. Танцевала пара… О Боже… Это была она, да? Я ее как следует и не разглядела…
— Ты была в гримерке одна?
— Да, одна. Охранники видели, как я туда вошла и заперла за собой дверь.
— Что ты делала?
— Пошла в туалет, потом поправила макияж. Да, забыла! В гримерку заглядывала новая подружка Вал. Евга (я не запомнила ее имя). Она искала Вал. Евга. Я ответила, что он здесь не появлялся, и она ушла. Потом слышала в коридоре голоса… Разговаривали начальник охраны клуба и Димкины охранники. А потом пришел Димка — концерт закончился. Видишь, я почти ничем не могу тебе помочь.
— Больше ты ничего не слышала?
— Абсолютно! Я думала о своем и не прислушивалась. Мне было не до коридора. Звездная гримерка Димы обставлена шикарнее, чем все остальные. Как правило те, кто находятся в звездных гримерках, на обслугу не обращают внимания. Такова жизнь!
— И о чем ты так серьезно думала?
— Вообще это к делу не относится, но я думала о Диме, о Вал. Евге…. Разные мысли лезут в голову, когда наблюдаешь воочию весь этот павлиний сходняк. Кстати, как твоя блондинка?
— Еле от нее избавился! Дура, каких свет не видывал!
— Свет видывал. Здесь все такие.
— Ну, ладно. Пойду заниматься делом дальше. Пообщаюсь с Вал. Евгом. А ты потолкайся здесь, поговори с людьми. Может, что и услышишь.
Труп девушки запаковали в черный мешок и пронесли мимо меня по коридору. Я отшатнулась к стене. Жалкая песенка. Электрические лампы вместо солнца. Ночной кабак вместо сцены. А потом — длинный узкий коридор ночного кабака, где проходили лучшие годы жизни. Черный мешок. И все.
Я прошла в бар. Людей внутри становилось все больше. Краем глаза я увидела, что ресторан открыли. Я опустилась на высокую табуретку возле стойки. Что мне делать? С кем говорить? Как это Киреев себе представляет? Что я стану приставать с вопросами к посетителям? Ну уж нет…. я ему не работник полиции. Пусть сам пристает!
— Привет! — высокая крашенная блондинка опустилась на соседнюю табуретку, — а я вас знаю!
— Правда?
— Вы Ри, жена мистера Димы. Все наши девчонки вам завидуют.
— Вот как?
— Я танцую здесь в варьете, в «Белль ля мер».
— Значит, вы знали Людмилу Басманову?
— Ужас, правда? Бедная Мила! Мне ее жалко — до слез. Мы с ней были подружками. Одно время даже вместе снимали квартиру. А когда она вышла замуж, то переселилась к мужу.
— Вышла замуж?
— Два месяца назад. Как трагично, правда? У них свадьба в сентябре была. Скромная была свадьба, но красивая. Впрочем, шик им был и не нужен. Они так сильно друг друга любили, что не могли не пожениться… А вот теперь…
— А может, у них был гражданский брак?
— Ну здрасьте! Я же у них в загсе свидетельницей была! Она в районном загсе расписывались. Платья у Милы не было, только обыкновенный белый костюм. А после мы поужинали в ресторане и разошлись.
— И Мила продолжала работать после свадьбы?
— А почему нет? Она молодая, танцевать еще может. И муж ее не возражал.
— А чем ее муж занимался?
— Черт его знает… говорили, что он связан с черными…. А когда его арестовали, Мила сильно переживала, вся прямо белая ходила… Он оказался сыном нашего бывшего босса и вроде как его грохнул. А Мила говорила, что он не виноват, что она знает, кто босса убил. Честно говоря, босс был такая сволочь, каких мало. С нами только матом разговаривал. Кто б его не грохнул — молодец! А вот сейчас у нас хороший босс. И выступаем мы красиво (концерты, телевидение, приличная публика). Не то, что раньше — перед бандитами голым задом вертеть.
— Мила знала, кто босса убил?
— За несколько дней до смерти мы с ней после репетиции забежали в кафе перекусить и Мила говорит «Все, хватит Жене мучиться. Будь что будет. Пойду и все расскажу». Я спрашиваю — что, мол, расскажешь. А она мне: «Я знаю, кто босса убил. Даже выстрел слышала. Только об этом никто не знает. Я лицо этого человека видела. Мы выходили вместе с ним». Я спрашиваю — откуда выходили? Она: «Со служебного входа. Он шел со мной рядом. И я прекрасно видела его лицо». Я: «откуда ты знаешь, что он убил? Ты могла и ошибиться, он просто вышел рядом с тобой». Мила: «нет, я не ошиблась. Я слышала два выстрела. Я видела, как он выходил из кабинета Сваранжи. Потом внизу мы столкнулись в дверях. Я долго думала… Другого выхода у меня нет. Я пойду, расскажу все и Женю отпустят. Он ни в чем не виноват». Дальше она стала мечтать вслух, как они будут жить, когда Женю выпустят… И все. Мне быстро это наскучило. Показалось глупым. И мы распрощались. И вот теперь… Надо было, наверное, внимательнее ее слушать…
— Значит, имя она не назвала?
— Нет.
— Ну хоть что-то описала? Может, во что был одет? Что нес в руках?
— Нет. Ничего такого она не сказала. Только, что узнает его. А кто он — ни полслова. Странно.
— Наверное. А Мила была хорошая девушка?
— Нормальная. В смысле, шлюха? Так мы все тут иногда подрабатываем. Ничего в этом нет такого. Правда, когда она вышла замуж, то прекратила. Она от своего мужа была без ума!
— А что за парень, с которым она танцевала сегодня ночью?
— Обычный парень, танцор. Он голубой.
— Мила употребляла наркотики?
— Как все. Иногда. Таблетки. Несколько таблеток-за вечер. Потом могла запить коктейлем… Тоже с таблетками…
— На что Мила могла потратить 1000 долларов сразу?
— На таблетки, скорей всего. Если у нее закончились, а в клубе появился поставщик.
— У кого она покупала?
— Мы берем у наших местных. А она старалась покупать у Доминика. Мила говорила, что это добавляет ей звездности. Как ты думаешь, меня будут допрашивать?
— Наверняка будут.
— Ой! Тогда постараюсь смыться, пока меня никто не нашел! А ты совсем не такая плохая, как про тебя говорят! Говорят, что ты стерва, поедом ешь своего Диму. А ты совсем не плохая баба! Ну, я побежала. Пока.
Девица легко спрыгнула с табуретки и помчалась к выходу. Я не стала ее задерживать. Отправилась искать Киреева. Но вместо него нашла Вал. Евга, который расхаживал по закулисному коридору с убитым видом.
— Какой кошмар… Только такого ужаса мне и не хватало… Я ее даже в лицо не знал… понятия не имел о ее существовании… ее на работу принимал Сваранжи… а я даже не смотрел списки работников… Ужас… хорошо, хоть ресторан разрешили открыть….
Оставив Вал. Евга вздыхать о своей печальной судьбе, я нашла Киреева.
— У меня всего две минуты, — сказал Киреев, — но я кое-что хочу тебе рассказать.
— Я тоже. Евгений Сваранжи был женат на Людмиле Басмановой. Они официально поженились два месяца назад.
— Как ты узнала?
— От подружки Басмановой. Они вместе танцевали. Высокая крашенная блондинка. И еще: Басманова действительно говорила, что видела человека, который выходил из кабинета Сваранжи после выстрела. Но ничего не назвала подруге — ни имени, ни примет. Только то, что видела этого человека раньше. А где, не сказала. Подруга сбежала — не хочет говорить с милицией.
— Ты молодец. Я тоже тебе кое-что расскажу. Я понял сразу, что мне напоминало это убийство. Лет десять назад по разным городам России прокатилась волна заказных убийств после очередного криминального передела. Несколько убийств имели одинаковый почерк. Мы окрестили киллера, который работал таким определенным образом, Весельчак. Как тебе?
— Гнусно и безнравственно! Что может быть веселого в смерти?
— Этот тип, совершая убийство, ерничал на грани черного юмора и порой было не понятно, что это — юмор или насмешка. Он убивал криминальных авторитетов в других городах. Всегда очень гнусных людей. К примеру, он убил одного авторитета, который занимался заказными убийствами. Выстрелил ему в нос, а в руке вложил отпечатанный на компьютере список всех его жертв. Или, к примеру, убил крупного наркоторговца — выстрелом в шею, а труп обложил упаковками димедрола. Или убил депутата, а труп одел в костюм клоуна. И никогда — ни одного следа. Ни единого следа! Всегда — пуля, причем из пистолета малого калибра, выстрел почти в упор, а после этого — своеобразная декорация с трупом. Почерк нельзя было спутать ни с чем. Весельчака искали сотни людей — абсолютно безрезультатно. Я тоже занимался его поисками. И мы ничего не нашли. Потом убийства прекратились как по мановению волшебной палочки. И вот — снова случай. Странно два обстоятельства. Первое: Весельчак никогда не убивал в Москве. Ни разу. Города, где работал весельчак, я помню наизусть: Кемерово, Ярославль, Ростов, Красноярск и последнее убийство — Санкт — Петербург. И второе обстоятельство: последнее убийство Весельчак совершил росно 10 лет назад. Потом убийства прекратились. И вот теперь возобновились. Значит, все 10 лет весельчак жил другой жизнью. Отсюда следует вывод: кто-то нанял Весельчака для убийства Басмановой именно потому, что тот давно залег на дно. Разумеется, Весельчак запросил очень большой гонорар (больше, чем обычно — люди не любят возвращаться к тому, что они бросили). Следовательно, заказчик — очень богатый человек, способный заплатить астрономическую сумму. Итак, окончательный вывод: нужно искать богача, которому не выгодно, чтобы правда о смерти Сваранжи не выплыла наружу. Богача из окружения Сваранжи.
В этот момент мобильник Киреева зазвонил и он снова куда-то умчался, на ходу помахав мне рукой. Мне больше нечего было делать в «Белль ля мер». Я тихонько вышла на улицу, поймала такси и поехала домой. Когда я приехала, Димы дома не было.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 18 ноября 2010.
Первые признаки настоящей тревоги я ощутила в квартире одной из моих знакомых. Изредка я захожу на чашечку кофе сюда. Она рада меня видеть только потому, что я не причиняю ей и ее любовнику вреда. Встань я на их пути — буду уничтожена в один момент. Но мне необходимо видеться с ней чтобы быть в курсе всех сплетен, событий, новостей. Тяжкая светская повинность.
— Вы в последнее время больше не похожи на благопристойную семейную пару, — неожиданно и не к теме сказала она.
— Это хорошо или плохо? — я постаралась улыбнуться, но не смогла.
— Дима снова сел на иглу? — спросила она.
Я вздохнула. В нашем кругу ни для кого не было секретом, что Дима употреблял наркотики. Да кто их вообще не употреблял (особенно на сцене), эти вонючие наркотики!
— Он всегда их употреблял, как и ты, — сказала я.
— Ри, перестань. В последнее время его нигде нет. А если появляется, то в компании с Домиником. С чего это они так подружились?
— Не знаю. Они всегда были знакомы. А насчет тусовок….. Дима собирается написать книгу.
— Прекрати! Я уже слышала про книгу! Ты знаешь прекрасно, так же, как и я, что он не напишет эту книгу в ближайшее время. Он вообще не напишет ее — никогда.
— Почему же? Пару месяцев назад он честно сел к столу и полностью исписал две тетрадных странички. А потом порвал и больше ничего не писал.
— Я вижу, что у вас неприятности. Ты просто не хочешь говорить. К тому же, в этом самом костюме ты была у меня в прошлом году! Ри, что происходит?
— Ничего. Я просто забыла про костюм. У меня их столько — я перепутала.
— Мне рассказывали, что Дима появлялся в таком состоянии… Как с цепи сорвался! Все в ужасе! О вас говорит столько людей в последнее время, что… есть и еще кое-что… говорят, у Димы новый роман… С певицей Алтеей. Они даже собираются записывать вместе новый альбом. Алтея переворачивает небо и землю, чтобы договориться с Вал. Евгом.
Я с шумом поставила кофейную чашку на стол.
— Это гнусные сплетни. Ему вечно кого-то приписывают. Обычно Розалию…
— Но ведь у них был роман с Розалией, разве нет?
— Конечно, нет! Ты что, не знаешь ее мужа? Это все дешевые сплетни. И ты их слушаешь? Я считала тебя умней.
— Ой, да я просто так сказала! — она засмеялась, — я же знаю нашу жизнь и знаю Диму, но…. Но есть пословица: кто высоко взлетел, может низко упасть. В жизни актера всегда бывает много женщин. Актера или певца — разница не большая…. Будет лучше, если очень скоро вы на самом деле станете семейной парой. Тебе давно пора его на себе женить.
Я сократила визит и ушла. Розалия, Алтея…. Сердце ныло. Мне было так больно, что я почти не могла скрывать.
Мы уехали из загородного дома потому, что так хотел Дима. Он сказал, что ему надоело там. Мы вернулись обратно, домой, и… Вот уже вторую ночь Дима не ночевал дома. Он не вернулся домой с тех пор, как труп танцовщицы нашли в «Белль ля мер».
В полночь в замке раздался скрежет ключа. Я сидела в гостиной и наблюдала за Димой. Как он проходит через всю комнату и пытается с непринужденным видом сесть напротив. Как пытается скрыть, что нервничает, что руки его предательски дрожат. От чего эта дрожь? Я молчу. За десять лет совместной жизни я знаю его, как облупленного. И от того, что я знаю, мне хочется молчать.
Дима кладет на журнальный столик приглашение на съемки Новогоднего концерта в Кремлевском дворце съездов. Клочок бумаги — просто нелепая показуха. Я слишком хорошо знаю, сколько заплатил за этот клочок Вал. Евг. Для звездной карьеры Димочки это большое торжество. И большая сумма, которую Вал. Евг. заплатил Викторову. В Димкиных глазах я прочитала (я всегда читала в его глазах), что он пытается решить очень сложный вопрос — брать ли меня с собой.
— Ри, я ночевал у Вал. Евга, мы ходили по клубам… я звонил… телефон не отвечал… я…
Я молчала, ни движением, ни словом не показывая, как нелепо сфабрикована его ложь.
— Этот концерт… будет лучше, если ты со мной не пойдешь.
— Почему? — мой голос звучал словно со стороны.
— Это все-таки слишком крупный масштаб. Ты не подумай, что я хочу умалить твои достоинства, твою роль в моей жизни или стыжусь показаться вместе с тобой на глазах всех. Не подумай так. Но тебя могут узнать. Там будут люди, которые… Ну, словом, могли тебя знать раньше… Я не могу так рисковать своей карьерой. Малейший намек — и представь, во что он перерастет, особенно после этих смертей….
— Понятно. Ты стыдишься моего прошлого. Молодец, Димочка! А что ты знаешь о моем прошлом?
— Ри! Я не хотел! Ты не так поняла! Но Вал. Евг. сказал, что если все газеты напишут, что ты танцевала стриптиз в кабаке Сваранжи, и не только…..
— Вал. Евг… Да, он, конечно, не забыл тебе об этом сказать. Значит, совет меня не брать исходит от него.
— Зря иронизируешь! Давай представим, что ты заболела.
— Да, Дима. Я заболела. А однажды придет день, ты решишь, что я бросаю слишком большое пятно на тебя, Вал. Евг. порекомендует тебе опытного киллера, и в дешевом ночном кабаке в раздевалке теперь найдут мой труп. А ты положишь конец вечному беспокойству из-за моих наглых домогательств.
— Ри! Ради Бога!
— Что, Димочка, Алтея безопасней? Ищешь мне замену? Кто-то из бизнесменов — дружков вал. Евга уже познакомил тебя со своей невинной дочкой? Ты стыдишься на мне жениться, да? Мне давно пора было это понять!
— Не смей так говорить!
— А ты не стыдишься того, Димочка, что вся твоя карьера построена на моих грязных деньгах? Ты ведь не стыдился брать деньги, которые я дала! А ведь это я сделала из тебя звезду! Кто дал тебе деньги на раскрутку, на запись альбома, на первый клип, на продюсерское агентство? А ты ведь догадывался, чем заработаны эти деньги! Явно не честным путем! И если б не мои грязные деньги, пел бы ты до сих пор в вонючем кабаке для пьяных бандитов, и никто никогда не услышал бы про мистера Диму!
— Ты пойдешь вместе со мной!
— Это плата за молчание, раскаяние или совесть?
— Ты пойдешь со мной! И ничто в мире не помешает мне представить тебя как мою жену!
— Нет! — я встала и пошла к двери. Димочка забыл обо всем на свете и смотрел глазами раненного щенка.
— Нет. Я никуда не пойду и замуж за тебя не выйду! Думаю, с меня — хватит!
Я вышла из квартиры, громко хлопнув дверью И остановилась. Дома у меня не было. Мне некуда было идти.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 19 ноября 2010.
Сегодня вечером показывали концерт, в котором участвовал Дима. Съемки были еще летом. Разочарованная в лучших надеждах и бесконечно одинокая и сидела одна в квартире с бутылкой вина перед телевизором. Горе мое еще не дошло до стадии водки, поэтому я сидела с вином.
В начале первого ночи, сразу после окончания концерта, под выпуск ночных новостей я гипнотизировала дно пустой бутылки. Я была до удивления несчастна. Мне предстояло понять и осмыслить: меня не любят. Это была глубокая пропасть, через которую следовало перешагнуть. Он меня не любит. Я поняла это только сейчас, хотя подсознательно подобная мысль существовала во мне давно. Он меня не любит! А я… Я его люблю. Вино не принесло избавления от боли. Все правда: я была хуже последней твари. И… что? Почему Димочке не было стыдно становиться звездой на деньги такой грязной женщины, как я? Разве зыбкая почва нынешнего Димкиного благополучия строилась не на этих деньгах?
Новости давно закончились. Я выключила телевизор. Дима опять не вернулся ночевать. Я сидела перед потухшим экраном огромной плазмы, не сдвинувшись с места.
В три часа ночи раздался телефонный звонок.
— Ри, это Вал. Евг. Дима уехал вместе с Алтеей. Они поехали к ней в квартиру. Записывай адрес. Они сейчас там.
Дверь квартиры поддалась под моей рукой и я остановилась на пороге. Раскрытая дверь — плохой знак. Пешком я поднялась на третий этаж дома Алтеи и вот пожалуйста — раскрытая дверь. Я нерешительно остановилась в дверях. Что будет, если я наткнусь на очередной труп?
Господи… У меня аллергия на открытые двери! Я вздохнула и перешагнула порог. Но в освещенной прихожей не было никакой кровавой лужи. Стенной шкаф, над которым ярко горело изящное бра. Стандартная планировка квартиры. Слева — стеклянная дверь в комнату (за дверью темно), чуть дальше, справа — еще одна дверь, в комнату, в конце коридора — дверь кухни. За дверью справа слышались голоса. Я пошла вперед. Комната была полуосвещена торшером возле кресла. Я шагнула в комнату и… наткнулась на работающий телевизор. В комнате никого не было. Абсолютно никого. Это прибавило мне смелости. Я заглянула в темную ванную, потом — в освещенную кухню.
На кухонном столе стояла пустая черная чашка (судя по запаху, из — под кофе). Чашка была одна. Рядом с ней лежало кое-что, безмерно меня удивившее… То, что я никак не ожидала увидеть в квартире эстрадной певицы (прямо так, на столе). Жирный пирожок с картошкой (такие продают обычно возле метро). Дешевый жаренный пирожок, съеденный почти до половины. Без следов помады на жирной поверхности. Я пошла в последнюю комнату. Шагнула в темноту и, пошарив рукой на стене, щелкнула выключателем. Под потолком вспыхнула хрустальная люстра. Я находилась в спальне. Огромная кровать была застелена (на ней никто сегодня не спал). Туалетный столик возле зеркала был пуст (что так же меня поразило: обычно в квартире любой женщины, тем более актрисы, он заставлен невероятным количеством баночек и флакончиков. А тут не было ничего!). Шторы на окнах — не задернуты. Спальня не производила впечатление жилой комнаты. Итак, я сделала неутешительный вывод, что в квартире никого нет. Никого. Ни души. Ни Алтеи, ни Димы. И вообще — чья это квартира? Внезапно я словно что-то почувствовала и обернулась. В дверях стоял молодой человек лет 20 и внимательно смотрел на меня. Я онемела от ужаса. Словно меня поймали на месте преступления. Этот парень был мне не знаком. Я раскрыла рот (чтобы сказать хоть что — то), когда парень меня опередил:
— Привет, — сказал он, — вы Валя? Алла предупреждала, что вы зайдете.
Я не нашла ничего лучше, чем брякнуть:
— Правда? А какая Алла?
— Вы что, не знаете, куда пришли? — удивился он.
— Почему же, знаю. Я пришла к певице Алтее.
— Все правильно. Алла — ее настоящее имя. А я ее брат.
Ну да, конечно! Идиотка. Как я сразу не вспомнила, что ее зовут Аллой! Но… брат. Что же происходит? Парень не дал мне время для раздумий. Он направился к туалетному столику и вытащил оттуда красный целлофановый пакет.
— Алла предупредила, что вы придете забрать кассету. Вы ведь Валентина, правда? Розалия?
— Правда! — без зазрения совести солгала я (мы с Розалией действительно были немного похожи: обе брюнетки, обе носим короткую стрижку, правда, она иногда одевает шиньон).
— А как фамилия? — подозрительно спросил он.
— Валентина Сваранжи. Алла сказала это спросить?
— Обязательно! А то мало ли что. Но раз это вы, то все в порядке. Здесь флэшка. Алла еще написала записку — она там же, в пакете. Просила передать на словах, что она очень благодарна, теперь будет в курсе и что эту запись не стоит смотреть два раза. Вообщем, большое спасибо. Когда она приедет, то обязательно вам перезвонит.
— А когда она приедет?
— Точно не знаю. Но, кажется, гастроли продлятся до конца месяца.
— Я что-то не припомню, когда она уехала. Меня самой не было и…
— Алла уехала на гастроли еще в конце октября и с тех пор она в Москву не возвращалась. Просила, чтобы я пока пожил у нее. Все равно ведь за квартиру уплачено.
Я вспомнила, что Алтея родом из какого-то провинциального городка. Потом не удержалась и спросила:
— А почему у вас дверь в квартиру открыта?
— Это я бегал в ночной магазин за углом, за сигаретами. У меня сигареты закончились. Забыл дверь запереть.
В машине я включила свет и раскрыла пакет. Мне на колени упала большая фотография Димы. После фотографии выпала обыкновенная плоская флэшка черного цвета (без наклеек, футляра). И листок бумаги. Я развернула письмо.
«Дорогая Роз, спасибо, спасибо, спасибо! Не знаю даже, как тебя благодарить! Ты спасла меня, и я никогда этого не забуду. Спасибо, что уберегла меня от такой ошибки — лечь с этим ублюдком в постель. Я просмотрела всю запись, меня на это хватило. Он действительно недоносок, спасибо, что открыла мне глаза. Я не понимаю, как такое существо может считаться звездой. Обо всем буду молчать, как ты и просила. Помню, вначале, когда ты сказала, что была в него влюблена некоторое время, даже собиралась замуж и что только твой отец тебя спас, я подумала, что ты говоришь это из злости. Но теперь….. Какое счастье, что завтра я улетаю на гастроли из Москвы и долго не вижу этого ублюдка! Возвращаю тебе все, как и договорились. Спасибо за твой второй совет, я подумаю. Встретимся. Еще раз спасибо. Алла.
p. s. А секс с ним должно быть дерьмовый… Стоит только посмотреть на его наглую морду.»
Я внимательно перечитала письмо два раза. Потом поехала домой. Когда я вошла в квартиру, то увидела, что в гостиной горит свет. На диване, прямо в одежде, спал Дима. А на журнальном столике стояла коробка с моими любимыми итальянскими пирожными. Димка приоткрыл глаза и недовольно проворчал:
— Где ты шляешься? А я специально в магазин поехал, чтобы привезти тебе любимые пирожные. Приехал — а тебя нет.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 20 ноября 2010.
Пока не успеваю просмотреть запись. Ничего страшного, позже посмотрю. Честно говоря, я пока не способна видеть секс Димки с какой-то проституткой. На это меня не хватит. Пока сил нет. Но ничего. Соберу силы — и поставлю флэшку. Я ведь не собираюсь возвращать ее Розалии. Ни теперь, ни потом. Сегодня вышло интервью Димы в одном крупном глянцевом журнале. Такой любят читать сексуально озабоченные подростки.
«— Вы женаты?
— Сейчас нет. Но был. Моя первая жена была актриса. Сейчас она живет в Питере, работает в одном театре. Мы познакомились на вечеринке у общих знакомых. Я был в Питере проездом. Тогда моя музыка проходила период становления. Нина занималась в институте. Я всегда считал ее очень талантливой актрисой. Но в дальнейшем совместная жизнь не сложилась. Так бывает. Мы расстались потому, что Нина ушла к бывшему барабанщику из моей группы. Я отпустил ее совершенно спокойно. Я всегда желал ей только счастья. Теперь у них уже двое детей. Я не ревнив. Сейчас я даже благодарен Нине за то, что она вовремя ушла из моей жизни.
— Какие женщины вам нравятся теперь?
— Рост 162 см, худенькие, с небольшой грудью. Черноволосые, с короткой стрижкой. Глаза большие, синие, широко раскрытые и вечно чем-то возмущенные. Вздернутый носик, красиво изогнутые полноватые губы и родинка на левом плече. Вот такие!
— Это портрет какой-то определенной женщины?
— Да, конечно. Это портрет женщины, которую я люблю.»
Интервью появилось теперь, когда наши отношения стали до крайности напряженными. Мы казались друг другу чужими людьми. Вечером Дима принес мне огромный букет роз — целых 15 штук! 15 ярко — красных роз! Зрелище необыкновенное.
— Любимая, мир?
— А была война?
— Еще какая! Я не мог видеть это выражение в твоих глазах. Когда оно появляется, значит, случилось что-то серьезное и нужно срочно принимать меры. Хоть с крыши прыгай. Я так тебя люблю, Ри!
Жаркие любовные поцелуи. Объятия. И следующие слова….
— Одевайся. Мы едем в ресторан «Белль ля мер», ужинаем с Вал. Евгом и другими нужными людьми. Это Вал. Евг. настоял, чтобы я взял тебя с собой. И дал денег на цветы. Понимаешь, там будет Марианна.
— Кто такая Марианна?
— Модель. Ты ее не знаешь. Будет сниматься в клипе. Она очень славная. Когда ты с ней познакомишься, она тебе понравится. А Вал. Евг. почему — то решил, что ты рассердишься.
— Ты с ней спал?
— Ну… вообщем…. Ты наверняка потом узнаешь… да… было один раз… но это ничего не значит. Я люблю только тебя.
Я так и не поняла, что это было: то ли хамство, вульгарность, то ли детская наивность, иногда свойственная талантливому человеку. Я схватила груду тарелок и грохнула их об пол. В ресторан Дима поехал один.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 21 ноября 2010.
ФАЙЛ УНИЧТОЖЕН: 22 ноября 2010.
Час назад вернулась из больницы. Почти сутки, почти двадцать часов я провела в холодном больничном коридоре. Провела, прислонившись любом к кафелю стенки, закрыв глаза. Мне хотелось заткнуть уши руками, но это было слишком рискованно. Я ждала шаги, я жила ради этих шагов. Гулких чужих шагов… Узкой полоски — моста между мною и этим миром. Единственной связующей нитью с миром живых. Из решетчатого окна днем падала узкая полоска света. За окнами больницы — вестница чужого белого дня. Мне больше не было дела ни до этого светлого дня, ни до людей. Только стена холодила лоб, только тишина, запах дезинфекции и капли, глухо падающие за стенкой… И еще пустота.
Глухо стукнула дверь. Я оторвала лицо от стены. Пожилой врач медленно и устало шел по бесконечному коридору. Я вцепилась в руки врача.
— Идите домой, спать, — в его голосе была усталость.
— Что? Что… — мне казалось, я разом забыла все слова, разучилась и говорить, и понимать.
— Идите домой. Пока вы ничем не можете ему помочь. Вам нужно поспать хотя бы два часа. Потом вернетесь.
— Он будет жить? Он… будет…
— Не знаю. Его состояние без изменений. Я не знаю.
Лицо врача не выражало эмоций. Должно быть, он привык к безумию: слышать один и тот же вопрос — сотни раз, и сотни раз давать один и тот же ответ…
— Все выяснится через сутки. Необходимы, как минимум, сутки. Мы делаем все возможное, но не все зависит от нас. Идите домой. В течении нескольких часов его состояние не изменится: заметных улучшений не будет, но и ухудшений, надеюсь, тоже. Вы ничем не сможете ему помочь, сидя в коридоре под дверью реанимации. Сколько вы сидите тут? С утра?
— С ночи. Ночью его привезли….
— Почти двадцать часов. Честно говоря, меня больше волнует ваше состояние. Еще под дверью умрете… Деточка, у вас вся жизнь впереди! Идите домой, примите душ, поспите. Если он выкарабкается, вы ему еще понадобитесь. Будет просто обидно, если вы ляжете рядом с ним.
— Не лягу.
— Надеюсь! Должны же у кого-то в этом мире остаться мозги! Не может же все вот так катиться к чертовой матери, когда молодой здоровый парень, талантливый музыкант, сам загоняет себя в гроб! Идите домой, я вам говорю как врач. Через несколько часов вернетесь.
Не знаю, почему, но я поплелась к выходу. Тело почти отказало меня слушаться и я передвигалась, держась за стены. Шла сквозь вакуум. Вокруг была пустота. Я боялась оглянуться на эти стены, где в одиночку сражался со смертью мой Дима. Мой Дима… То, что он еще жил, было чудом. Каждый вдох его был чудом. И я ничем не могла помочь ему в этой борьбе.
Дома я рухнула на диван, потерявшаяся в собственной квартире. Стены давили вопросом, ответить на который я пока не могла: что же мне делать? Что?
Прошлой ночью Димка отправился на ужин с Вал. Евгом и его деловой компанией — отправился один, без меня. Мы поругались — очень крупно, и отношения наши были напряжены до предела, и не было никакой возможности их выяснять. Я сидела на диване, смотрела фильм, пила вино. Истерический звонок раздался около часу ночи. Звонил Вал. Евг:
— Ри, Диме стало плохо, немедленно приезжай!
— Куда приезжать?
— В «Белль ля мер».
— Как это — стало плохо? Он что, напился? Или снова уехал с Алтеей?
— Ри, пожалуйста! В тот раз я ошибся, но теперь….
Без особого энтузиазма я села в машину и отправилась в «Белль», где меня встретил… растерянный бандит Виталий, муж Розалии.
— Ри, хорошо, что вы быстро приехали. Вал. Евг. вас не дождался. Вызвали скорую, и врач сказал, что ситуация критическая, нельзя ждать ни секунды… Он умирает…. Понимаете, Вал. Евг. просил передать… Вообщем, Дима сделал укол. Его нашли в туалете. Вал. Евг боится, что слишком поздно….
Застонав, я закрыла лицо руками и рухнула на стул.
— Идемте, я вас отвезу. Все равно все уехали с ними в больницу, и Валя тоже. Я вызвался подождать вас… Идемте… В таком состоянии опасно садиться за руль.
В холле больницы была целая толпа. Люди — знакомые, чужие…. Я разглядела Викторова с любовником, Розалию, Алекса Назарова со своей Жанной, Попкина со свитой и еще каких-то шестерок «музыкального олимпа». Вал. Евга среди них не было. Уверенно лавируя сквозь эту толпу, Виталий провел меня вглубь по каким-то коридорам, испытывая ко мне явное сочувствие. Наконец мы остановились в коридоре, который заканчивался массивной дверью с табличкой «реанимация». По дороге Виталий сказал мне: «я часто здесь был. Мне приходилось привозить сюда своих людей. И все всегда заканчивалось хорошо». Вал. Евг. стоял под дверью. Увидев меня, он отвел глаза в сторону. Оставив нас вдвоем, Виталий растворился в бесконечности пустых коридоров.
— Что ты с ним сделал?!
Я подскочила к Вал. Евгу., изо всех сил отвесила пощечину…. Моя рука словно сама дернулась, чтобы ударить его в лицо. К удивлению, Вал. Евг. никак не уклонился от удара, и даже не схватил меня за руки. От удара на его лице появилось красное пятно. Я вцепилась ему в грудь, стала кричать:
— Что ты с ним сделал?! Что ты ему дал?! Ты ведь знал, что ему нельзя колоться! Что единственный укол его убьет! Ублюдок! Что ты с ним сделал?…
— Ри, пожалуйста…..
Дверь реанимации распахнулась. На пороге возникла пожилая женщина в врачебной форме:
— А ну немедленно прекратите эти вопли! Здесь больница, а не базар! Возле реанимации нельзя находиться! Мне что, вызвать охрану?
— Извините! — сказал Вал. Евг.
Я упала на стул возле стены и зарыдала. Словом, это была настоящая истерика. Я рыдала, кусала руки, рвала волосы….. Через несколько минут все прошло. Я почувствовала, что кто-то прикладывает к моему лицу мокрый платок. Передо мной на корточках сидел Вал. Евг.
— Ри, пожалуйста, успокойся. Послушай меня внимательно. Я толком не знаю, что произошло. Это был самый обычный ужин. Викторов презентовал новую группу и просил, чтобы я ее посмотрел. Сам Викторов группу брать не хотел, он предлагал, чтобы я их взял. Короче, дела. Группа пела, мы ужинали. Сидели за столиком вдевятером. Ты должна была быть десятой. Но Дима сказал, что ты устала и не захотела идти. Мы — это я, Дима, Розалия с Виталиком, Викторов, его любовник, Алекс Назаров, Жанна и его продюсер. Потом все стали выходить из-за столика, общаться, ходить по залу. Я заметил, что Димы нет долгое время. Вдруг бежит ко мне Алекс Назаров, весь белый и говорит — идемте скорее, в туалете Дима лежит. Мы побежали в мужской туалет. По дороге Алекс сказал, что зашел и увидел на полу Диму. Дима лежал под умывальником. Без сознания. Лицо синее, на губах — пена. Рукав рубашки загнут. На локтевом сгибе я увидел явный след от укола. Я сразу понял, что Дима сделал укол. Позвонил тебе, потом в зале оказалась врач. Она и заставила меня немедленно ехать в больницу, сказала, что нельзя терять ни секунды. Виталик пообещал тебя дождаться и привезти. И вот мы здесь. Состояние Димы критическое. Он без сознания, но пока жив.
— Его спасут?
— Мне честно сказали, и надо к этому готовится, что надежда на то, что он будет жить, всего 2 процента из ста. И 98 — что он умрет.
— Кто сделал ему укол?
— Откуда мне знать? Он сам, наверное.
— Доминик был в зале?
— Нет.
— А шприц? У Димы был шприц?
— Нет. Ни в руках, ни в карманах, ни на полу. Никакого шприца не было.
— Это доказывает, что Дима не мог сделать укол сам! С кем он выходил?
— Я не знаю! Не видел. Я много ходил по залу, общался с людьми….
— Кто-то сделал укол Диме!
— Мне самому пришла в голову такая мысль. Если только Дима не попросил кого-то сделать себе укол…
— Ты хочешь сказать, что Дима мог покончить с собой?
— В последнее время он был очень подавлен.
— Определили, что ему вкололи?
— Врачи говорят: предположительно, героин.
Я застонала, уронив голову вниз. Из глаз с новой силой хлынули слезы. Дело в том, что у Димы существовала тайна, которую знали всего несколько человек. Избранное количество человек. В том числе и Вал. Евг.
Несколько лет назад Дима лечился от наркотиков. Но лечился — не совсем обычным способом. Дима долгое время сидел на игле. Еще до того, как стал эстрадной звездой. Когда ему на голову обрушилась слава, наркотики стали отрицательно влиять на развитие его карьеры. Но все знают, что наркомана с давним сроком зависимости вылечить практически невозможно. Это пустая трата времени и денег. И вот однажды Дима услышал о каком-то экспериментальном центре в Подмосковье. Мы стали выяснять и выяснили следующее.
Один молодой ученый изобрел методику излечения от наркомании со стопроцентным результатом. Эта методика мгновенно была запрещена как опасная для жизни. Его даже лишили диплома врача и запретили заниматься медицинской практикой. Но он продолжал тайно практиковать, за очень большие деньги принимая далеко не всех. Диму устроили туда общие знакомые. Я была против такого лечения, но Дима сказал, что это его единственный и последний шанс стать человеком. Методика заключалась в следующем. Поступая в организм, наркотик влияет на так называемые опиатные рецепторы центральной нервной системы. Врач придумал кодировать опиатные рецепторы синтетическим биоволокном методом блокировки этих рецепторов. То есть укрепив опиатные рецепторы методом блока, организм прекращает испытывать физическую потребность в наркотике, исчезает явление ломки. Физически организм прекращает быть организмом застарелого наркомана. Физические ощущения прекращаются, но… есть одно «но». После того, как биоволокно введено в организм, прием наркотика вызывает мгновенный коллапс. А проще говоря: если после лечения бывший наркоман снова сделает себе укол или примет таблетку, или покурит травку, с биоволокном происходит какая-то плохая химическая реакция и наступает мгновенная смерть. То есть наркоман умирает. Так как наркотики — болезнь больше психологическая, чем физическая, плюс слабый характер, прежняя компания и т. д., то метод сочли очень опасным и запретили к использованию. Такое лечение приравняли к убийству. Общий знакомый, который привез Диму в центр, шутил «вылеченный наркоман — значит, мертвый наркоман». И действительно: большинство пациентов доктора благополучно отправлялись на тот свет через некоторое время.
Но Дима рискнул. Он пролежал в тайной клинике два месяца. И стал после этого другим человеком. Поэтому когда на горизонте появлялся Доминик, я сходила с ума. Поэтому я втайне смеялась, когда мне говорили, что Дима снова употребляет наркотики. И вот теперь….. Стены пустой квартиры сводили с ума….. Где-то далеко мой Дима боролся со смертью. Боль была страшной…. Лучше бы другая женщина отняла его у меня. Лучше бы — снова бесконечные гастроли, которые я ненавидела всей душой! Лучше бы….. Господи, только не пустые стены темной квартиры — и боль.
Я включила магнитофон, поставив кассету с песнями Димы, и когда квартира наполнилась первыми аккордами, слезы хлынули по щекам. Темнота наполнилась звуками моего любимого — дыханием, голосом. Я молилась Богу, забытому давно, молилась, чтобы он облегчил моему любимому битву со смертью. Слезы все текли по щекам, разъедая кожу…. Я оплакивала не только Диму, но и свою жизнь — перевалочный пункт между надеждой и смертью. Вокзал безумного архитектора, где поезда уходят с крыши, где все зависит от перемен пространства и где я бьюсь об окна, оставляя кровь на стекле.
Здание моей жизни пошло под снос. На вокзалах не живут, не любят, не чувствуют. На вокзалах — ждут. Перевалочный пункт, где дуют ледяные ветра. Чтобы не думать обо всем этом, я решила посмотреть на компьютере ту запись, которую давно собиралась увидеть.
Молча, в ночной тишине, я внимательно смотрю на лицо убийцы. Теперь все сходится в моей голове. Я смотрю на лицо убийцы Сергея Сваранжи, его невесты, подруги Аллы, девчонки из «Белль ля мер». На лицо убийцы, который пытался сбить меня машиной в лесу и прошлой ночью сделал укол героина Диме.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 23 ноября 2010.
ФАЙЛ УНИЧТОЖЕН: 24 ноября 2010.
Дима будет жить. Он выжил. Скоро все с ним будет в полном порядке.
Но буду ли жить я? После того, как я отнесла Кирееву флэшку (всю запись вместе с моим подробным рассказом о том, что произошло на самом деле), я сижу в одиночестве, в пустой квартире и думаю о прошлом.
Я думаю о прошлом все время. Киреев арестует убийцу. Я не сомневаюсь в его способностях (честно говоря, я подозревала этого человека с самого начала — жаль, что Киреев не прислушался ко мне раньше, не было бы столько трупов). Мое расследование закончено. Мне остается только ждать возвращения из больницы Димы. Я жду.
В ту страшную ночь после просмотра записи я позвонила Кирееву на мобильник. Разумеется, он уже знал, что произошло с Димой. Киреев приехал ко мне домой.
— Что ты хочешь? Чтобы я выставил охрану возле твоего драгоценного Димочки?
— Между прочим, его пытались убить. Но охраны я не хочу. Я хочу, чтобы ты арестовал убийцу. Тогда уже никто не попытается сделать Диме укол.
— Ладно, — Киреев уселся на диван, — показывай, что у тебя есть. Да, но прежде ответь на один вопрос: как он закрыл дверь кабинета Сваранжи изнутри?
— У него был ключ. Запасной ключ. Он сделал копию. А второй ключ торчал в замке потому, что он был всунут не до конца, понимаешь? Он держался в замке каким-то чудом. Или просто замочная скважина была слишком широкой. Сейчас есть такие специальные замки.
— Все это виллами по воде писано! Показывай.
Я показала. После этого больше не было слов. Киреев ничего не сказал. Я объяснила:
— Именно из-за этой кассеты был убит Сергей Сваранжи.
Киреев ушел, словно растворился в пустоте. Я осталась. Я легла на диван в пустой темной комнате, чтобы через несколько часов узнать главную новость: Дима пришел в себя. Я ничего не расскажу ему до тех пор, пока его не выпишут из больницы. Когда он полностью поправится, тогда между нами состоится решающий разговор. Я расскажу ему об убийце. Но это будет только потом. Пока — надо ждать. И еще: есть уникальная возможность посмотреть в глаза своему прошлому. Свободное время, чтобы сразиться с призраками.
Я буду писать то, что потом уничтожу. Буду писать о своем прошлом, о том, как познакомилась с Димой, о том, как он стал звездой, о том, что произошло десять лет назад. Мне надо чем-то занять свое время и мысли. Мне надо сразиться с призраками (пока они меня не одолели).
С чего же начать? Пожалуй, я начну не с Димы. Я начну с самого начала — с дня десятилетней давности, когда, вернувшись из аэропорта в шикарный номер гостиницы «Космос», я залезла в огромную белоснежную ванну, взяла в руки бритву и перерезала себе вены. Аслан куда-то ушел, и пока его не было, я рассчитывала покончить с собой.
Две ступень вверх — до последнего лестничного пролета. Пришло время ставить точку. Я не хочу жить. В коридоре, как всегда, никого нет. Помойная яма, куда я упала, не смеет быть моей жизнью. Все равно, после вчерашнего дня это уже не я. Это другая женщина, живущая в моем теле. Та, другая, приняла решение и совершила поступок. Я знаю, что она совершила. Я не хочу жить рядом с ней.
Этот холодный мартовский вечер запомнился мне до мелочей. Я вернулась в гостиницу из аэропорта. Меня ждал Аслан. Он отвез меня в хороший номер, чтобы я успела (по его выражению) принять человеческий облик. Странное дело: все происходящее до того, как я захлопнула за собой дверь номера, и все происходящее после, спустя несколько часов, когда мы сели в машину и поехали в ресторан — помню хорошо, до мелочей. То, что происходило в номере — смутно. Аслан отдал мне ключ и уехал. В передней я сорвала с себя пальто, платье, белье и совершенно голая ворвалась в ванную. Я рыдала. Не плакала — это были уже не слезы. Это было звериное рычание, глухие хрипы, сотрясающие грудь, внутренний крик боли, призыв о помощи, звуки, произносимые обезумевшей душой…. Я повернула кран. В ослепительно белую ванну брызнула струя воды, и брызги осели на моих волосах. В тот момент что-то блестящее привлекло мое внимание. На полочке лежала бритва. Я схватила бритву и закрыла кран с водой. В воде ярко отражался свет ламп.
На мгновение закрыла глаза — и увидела лицо мамы. «Мамочка, прости меня…». Мозг обожгла мысль о том, что мама одобрила бы мою смерть после моего же собственного поступка. Даже больше того: моя смерть была бы единственным, что могло оправдать меня в ее глазах. Если б мама узнала обо мне правду. Я прыгнула в ванну, не понимая, холодно мне или горячо. Высоко подняла руку с бритвой. Огонь лампы играл на поверхности гладкого металла. Собрав всю волю, полоснула бритвой по запястью левой руки. В первый момент не почувствовала боли. Брызнула струя и я увидела на белом кафеле красные брызги. Опустив руку в воду, стала смотреть, как красные скользящие змеи начинают расплываться по воде… Мне стало страшно. Краем уха услышала скрежет ключа в замке, потом — шаги, голос Аслана, зовущий меня по имени….. По лицу потекли слезы.
Дверь ванной распахнулась, вбежал Аслан. Позже он говорил, что ужасно перепугался, увидев меня сидевшей в окровавленной ванне с бритвой в руке и отрешенным лицом, по которому текли слезы. Он говорил, что это был первый и последний раз в жизни, когда что-то смогло его напугать. Аслан вынес меня из воды. Он обладал кое-какими познаниями в медицине (все-таки бывший боевик), и понял, что я не задела вену. Своим ремнем Аслан перетянул руку выше локтя, чтобы остановить кровотечение, и дал мне понюхать ватку с нашатырным спиртом. Когда я пришла в себя, чувствуя страшную саднящую боль в руке, он залил рану йодом и туго перевязал бинтом. Потом завернул меня в большую мохнатую простыню и отнес на кровать в спальню.
— Девочка моя, что произошло? Ты сошла с ума? Зачем ты это сделала?
Я плакала и ничего не могла сказать. Аслан больно тряхнул меня за плечи.
— Отвечай! Зачем ты это сделала — теперь? Когда все закончилось и закончилось хорошо? Зачем ты это сделала?
— Я не хочу так! — мне показался глухим собственный голос, — я не смогу жить… теперь…
— А что — теперь? Все хорошо! Ты благополучно вернулась. Все прошло блестяще! Клиент очень доволен. Зачем? Ради Бога, зачем?!
— Я больше не смогу жить так, как раньше! И я не хочу — жить так!
— А что ты знаешь о своей жизни? Ничего, ровным счетом! У тебя нет причин, чтобы покончить с собой.
Я зарыдала. Аслан сел рядом и горестно вздохнул:
— Ни за одну женщину я не боролся так, как за тебя. Ты уникальная девочка, и я единственный в мире, кто об этом знает. Ты должна просто гордиться собой, а не трусить, отползая в кусты как последняя половая тряпка….
— Я не тряпка! И я ничего не боюсь!
— Правда? А что ты сделала? Ты струсила самым натуральным образом! Поступила как самая обычная баба, как глупая баба! Я думал, ты не такая, как все.
— Я и не такая! Именно поэтому я не имею права теперь жить!
— Господи, какие глупости! И кто только вбил в голову тебе дурь! Кто тебе сказал, что пришло время платить по такому счету? Между прочим, ты на все пошла добровольно и знала, на что шла. Не так ли? Или мне надо напомнить, что ты ухватилась обоими руками за эту возможность? Так что не делай вид, что тебя использовали! Теперь ты сама будешь использовать других. И нечего строить из себя девственницу!
— Но после этой мерзости… Я не думала, что будет так…. Эта мерзость будет преследовать меня до гроба!
— И ты решила приблизить этот гроб? Нет, моя милая, легко быть белой и пушистой, когда у тебя все есть. А если у тебя ничего нет, то тебе никогда и не дадут, если только ты сама не возьмешь. Ты сделала свой выбор.
— Я все равно себя убью!
Аслан засмеялся, потом отвесил мне две пощечины. Я захлебнулась слезами и унижением.
— Убивай. Мне-то что, — сказал Аслан, — я и так слишком много для тебя сделал. Но я не позволю тебе подставить меня. Поэтому ты придешь в себя, потом оденешься и мы поедем туда, куда ты должна ехать! И все.
— Нет! Я никуда не поеду!
— Мне опять нужно напоминать, что ты должна быть сегодня в ресторане? Что у нас нет другого выхода? Что если ты туда не поедешь, то подставишь всех — и меня, и себя, и других людей! А это я тебе не позволю. Поэтому ты придешь в себя и поедешь в любом состоянии, хоть живая, хоть мертвая. Ты должна там быть, и ты поедешь. Ты поедешь! Если ты не появишься сегодня вечером там, это и будет твое самоубийство! Неужели ты ничего не понимаешь? Ты же умная девочка, милая! Ну подумай!
Сегодня вечером (вернее, ночью) должен был состояться крутой прием в честь дня рождения одного авторитета. Очень могущественного авторитета. Для него старательные подопечные подготовили массу развлечений, в том числе и такое: игра в казино, но не на деньги (деньги этому авторитету были не нужны), а на девочек. Выигрыш — красивые девчонки, которых привезли специально к этому дню со всех городов. В число этих проституток Аслан всунул меня. Я была заявлена в программе и обязательно должна была появиться так, чтобы меня все видели. Аслан был прав. Он все организовал очень умно. Аслан стал на колени рядом с кроватью. Нежно провел рукой по моему мокрому лицу.
— Милая, пожалуйста! У нас нет другого выхода. Я все понимаю, все знаю. Но ведь ты помнишь, что я тебе обещал? Я не обману тебя, я дал слово. Когда ты посчитаешь нужным оставить все — ты оставишь и начнешь новую жизнь. Я сам тебе помогу, избавлю от проблем и неприятностей. Я обещаю! Ты начнешь новую жизнь, когда посчитаешь, что заработала достаточно денег. Сегодня в ресторане будет петь этот мальчик…. Я знаю, что он тебе очень нравится…. Я знаю, что ты начала с ним встречаться… Дима Фалеев, кажется, его зовут, да? Такой смазливый! И ты в него влюбилась, правда? Видишь, я все про тебя знаю. Но ты не бойся, я не держу на тебя зла! Я тебя отпущу. Ты решишь выйти замуж за этого мальчика или жить с ним — и я тебе даже помогу. Этому мальчику очень нужны деньги. А у тебя будут деньги, очень большие деньги, и с этими деньгами ты исполнишь любую мечту. Видишь, моя хорошая? До твоей мечты осталось несколько шагов! Неужели ты теперь отступишь?
— Я не хочу мечту, которая куплена такой ценой!
— Но ведь другой цены не существует, верно?
Я больше не плакала. Аслан был во всем прав.
— Аслан? Ты ничего не сделаешь с этим мальчиком?
— Моя милая, я не из тех, кто дорожит женщиной, пусть даже самой лучшей. У меня есть дела поважней.
— Но ведь мною ты дорожишь?
— Для меня ты — больше, чем женщина. И ты это знаешь. Ты не дешевая проститутка, и никогда ею не будешь. Запомни это, Ри.
Через пять часов мы вышли из гостиницы. Я была в вечернем платье. В ушах, на груди, на кистях рук сверкали бриллианты. Дорогой бриллиантовый браслет повис на забинтованной руке. Я глядела в окно на мерцающие огни ночных улиц.
«Я не покончу с собой. Но не из-за твоих слов. Аслан, мне не суждено умереть. Я навсегда покончу со своим грязным прошлым. Ты думаешь, я еду в ресторан с тобой? Я еду в свое будущее, к человеку, который станет моим счастьем. Я буду жить, чтобы подарить мечту одному человеку. Чтобы исполнить его мечту — ради этого буду жить. Однажды в холодную ночь мне суждено было повстречать того, кто изменит мою жизнь и сделает меня счастливой. Моего Диму. И я стану жить — только ради него».
Маме моя идея понравилась сразу. Может, потому, что я мешала ей устроить личную жизнь. Может, из личных амбиций — престижно говорить всем, что твоя дочь учится в Москве. А может потому, что устала повторять всем (она повторяла это с самого детства), какой у меня плохой характер. Страшно упрямый.
— Ты никогда ничего не добьешься, — обычно повторяла мама. А когда я подросла, стала добавлять:
— Ты никогда ничего не добьешься — потому, что для того, чтобы чего-то добиться, нужно или отстаивать, или отказываться от своих принципов. А у тебя их попросту нет.
В этом она была права на все сто. У меня действительно не было никаких принципов. Я не считала нужным их иметь. Хорошо становиться в позу, когда что-то есть. А если у тебя ничего нет, то нечего и терять.
Итак, я взяла у матери деньги и отправилась покупать билет в одну сторону. Я еще не знала, куда буду поступать. В Москве я остановилась в общаге у одной знакомой из нашего поселка. Я отнесла документы в какой-то богом забытый технический вуз, благополучно сдала математику и физику и…. Поступила. Получила направление в общагу. Общежитие представляло собой восьмиэтажную «сталинку». Душ был в подвале (один на всех), горячей воды не было в нем никогда, топили плохо, туалет был общий для мужчин и женщин, один на этаж. В комнате, куда меня поместили, было еще трое. Окна оказались без стекол, рамы шатались, по обоям ползали клопы.
В каждой комнате общежития что-то продавали: где самогон, где тряпки или косметику, где валюту, где наркоту, где себя. Первым моим желанием после знакомства с этим «новым домом» было одно — удавиться. Но я не удавилась, а пошла дать телеграмму маме, что поступила. Мама прислала в ответ телеграмму (быстро) и письмо (попозже). В телеграмме она написала «счастливая тебе невероятно повезло надеюсь ты уже не вернешься». В письме она написала о том, что надеется, что теперь я успокоюсь и прекращу всех терроризировать своим эгоизмом, отсутствием цели в жизни, тунеядством, мне в жизни повезло, я попала в шикарные условия и займу себя хоть чем — то.
Я прекратила. Решительно сунув чемодан под кровать, я стала обустраиваться на новом месте. Очень скоро я поняла, что общежитие имело одну интересную особенность: только на трех верхних этажах жили студенты. На всех остальных комендант с полного ведома руководства института устроил самую натуральную гостиницу. Кто в ней только не жил! Уголовники и арабы, проститутки и лимитные работники других вузов, негры и сотрудники милиции без квартир и дальше — в том же духе. Нижние три этажа были шикарно обустроены, в комнатах сделаны все удобства и даже добавочное отопление и жили там исключительно кавказцы, торгующие на всех московских базарах. Все продавцы цитрусовых, цветов, мяса и промтоваров жили в нашем общежитии.
Все три мои соседки были проститутками. Первую звали Наташей. Она когда-то училась в институте, а после окончания осталась в общаге. Она пила с утра до вечера и никогда не бывала трезвой. Это была проститутка самого низкогопошиба, с улицы. Остальных звали Анжела и Тамара. Обе они обслуживали иностранных студентов, в основном негров с арабами. Они работали в ресторане поблизости. Их клиенты часто приходили к ним в гости — в комнату. Анжела числилась уборщицей в институте. А Тамара училась со мной в одной группе.
Моя мама ошиблась. В первые недели пребывания в общаге у меня появились принципы. И еще какие…. Я категорически отказалась опускаться до негров с арабами. Я стала любовницей человека со второго этажа, грузина по имени…. (как же было его имя? И не вспомню…), который торговал на рынке в Северном районе. Он вошел за мной в туалет (я умывалась), запер за собой дверь на крючок и совершенно спокойно, прямо тут же у стены, меня изнасиловал. Я не сопротивлялась, даже не пискнула. Он признался потом, что следил за мной несколько дней и я ему очень понравилась.
В тот же вечер я переехала к нему. В его теплой и уютной комнате была мягкая мебель, холодильник, набитый едой, японский телевизор (роскошь по тем временам!), душ с горячей водой. Он дал мне денег — очень много денег, чтобы я купила себе одежду, и белье, и косметику…. Мои соседки чуть не сошли с ума от зависти. Он не скрывал, что в Грузии у него есть большая семья (жена и четверо детей), и он находится в Москве временно, зарабатывает деньги. Но я и не собиралась оставаться с ним навсегда. Я просто пользовалась возможностью жить сыто, в чистых хороших условиях, покупать себе вещи.
Он был добрый, хороший человек лет 50, со спокойным и мягким характером. Никогда не предъявлял никаких требований. Уговаривал не бросать институт, обещал оставить жить в этой комнате, если он уедет и довольствовался простым «рабоче — крестьянским сексом» в одной позе. Не жизнь, а рай.
Он уехал через несколько недель нашей совместной жизни. Я больше никогда его не видела. Обещание свое выполнил — комната осталась за мной. Но вместе с комнатой я получила в придачу соседа — торговца апельсинами. Сначала я отказывалась жить с ним, но когда деньги закончились, согласилась. На этот раз все было отвратительно и унизительно. Деньги доставались мне с муками. Очень скоро я его возненавидела, но уйти не могла. Выхода не было. Да, собственно, и больших денег — тоже. Мой новый любовник оказался редким скупердяем и жалел каждую копейку. Иногда я готова была его убить — точно так же, как однажды моя мама хладнокровно убила нашу кошку, которая залезла в кастрюлю и украла кусок курицы. У нас была кошка Марта. Мне было 10 лет. Мама схватила утюг и ударила Марту по голове. Кошка умерла. Мама попросила соседа закопать ее во дворе. До сих пор помню охвативший меня тогда ужас….. Но, глядя на своего любовника, я мысленно хватала утюг…
Выход нашелся скоро. Он шел по коридору моего института, заставляя всех смотреть вслед. Высокая красавица средних лет в немыслимом синем наряде. Она шла как королева. Ее окружал тонкий аромат духов (я таких никогда даже и не нюхала!). Косметика на лице была наложена с настоящим искусством. А на тонких пальцах сверкали золотые кольца с камнями. Увидев ее, я застыла посреди коридора с открытым ртом. Больше всего меня поразило надменное выражение ее лица. Я всегда мечтала иметь такое же.
— Кто это? — спросила у девчонок.
— Это Виолетта. Она бывшая валютная проститутка. Здесь заманивает молоденьких девочек. Теперь она бандершей заделалась. Говорят, она держит подпольный публичный дом. Только из общаг она никого не берет — говорит, что из общаг грязные дешевки. А про тебя так вообще все знают, что ты живешь с грузинами.
Черт, который меня дернул, был, видно, очень могущественный и злой. В ту же самую секунду я поняла, что попасть к Виолетте — цель моей жизни. Это ведь сразу высокий социальный ранг! Я навела справки и узнала, что клиенты Виолетты — социальная верхушка. Это не какие-то там базарные торговцы! Тут все совершенно другое. Девушки Виолетты работают в чистоте и зарабатывают хорошие деньги. Перебирая в памяти прошлое, подумалось: боже мой, что же я сама, собственноручно сделала со своей жизнью! Все видели, все понимали, куда я падаю. Но никто не остановил, не предостерег. Никто.
Я никогда не осуждаю себя за прошлое. Наверное, я делала все, как должна, но все — таки…. Это раньше мне снился сон, как будто кто-то стер мое прошлое. Теперь такого сна уже нет. Вскоре я перешла к Виолетте (поразив ее своей настойчивостью) и оставила свою уютную комнату в общаге и любовника с апельсинами. К моему огромному удивлению, он плакал, когда я уходила.
Я переселилась в большой трехэтажный особняк в Подмосковье, где жили девушки Виолетты. Девушек было 12 (вместе со мной). Каждая имела свою комнату и свободное время. И вот тогда я поняла, что попала из огня да в полымя… Элитные клиенты Виолетты оказались хуже, чем базарные торговцы. Это были натуральные уголовники и обрюзгшие слюнявые старики — извращенцы, которые заставляли проделывать вещи, не укладывающиеся в человеческой голове….. Чтобы выжить, мне пришлось проявить всю силу человеческого характера.
Мой характер создал мне четкую силовую позицию. Меня боялись и клиенты, и все 11 девчонок. Жизнь в публичном доме ломает волю и превращает нормальную женщину в слабовольную расслабленную корову. Чтобы выжить в таких условиях, надо стать зверем. Я и стала.
А через полгода произошло событие, которое в корне изменило мою жизнь. Я познакомилась с Асланом. Чем в точности занимался Аслан, я могла только догадываться. Он был чеченцем, и был вовсю связан с черной мафией-то есть с оружием, наркотиками, боевиками…
Он появился у Виолетты впервые и выбрал меня. Он заинтересовал меня сразу же — по той почтительности охраны, которую они никогда ни к кому не проявляли. В комнате Аслан велел мне сделать то, что я не позволяла делать никому из клиентов (что, даже писать не хочу, так противно). Я резко поставила его на место — так, как ставила всех и приготовилась к обычному скандалу: клиент распсихуется, позовет Виолетту, Виолетта будет долго извиняться, потом пошлет к нему другую девушку, мне злобно буркнет «ты… как всегда мне жизнь портишь»… И на этом все закончится. Виолетта не разрешала охране избивать своих девушек, чтобы не портить товарный вид. Но, к моему удивлению, скандала не последовало.
Аслан рассмеялся.
— Девушка с характером! Это мне нравится. А я думал, ты просто жалкая проститутка!
— Я не проститутка! И я не жалкая!
— Что же ты делаешь здесь?
— Работаю, пока не закончу институт.
— Что не закончишь?!
— Институт.
От удивления глаза Аслана чуть не вылезли на лоб. Потом он признался, что вначале просто меня испытывал. Аслан презирал проституток и не смог бы заниматься любовью с женщиной, которая не женщина, а безвольная тварь. Он искал девушку, которая сумеет дать ему отпор. И нашел ее — в ту ночь у Виолетты. Мы проговорили несколько часов (без всякого секса). После этого Аслан забрал меня от Виолетты навсегда. Накануне отъезда ко мне в комнату неожиданно пришла Виолетта:
— Ри, я хочу поговорить с тобой.
К тому времени я оставила свое имя Марина и стала звать себя Ри. Марины больше не было, она умерла, Ри звучало лучше. А если мне хотелось изничтожить кого-то своим интеллектом (чтобы показать — я не такая, как все!), я объясняла, что на древнеирландском языке слово Ри означает «Король».
— Ри, я хочу с тобой поговорить. Пожалуйста, не уезжай с ним!
— С чего вдруг?
— Аслан — страшный человек. Ты знаешь, что он был боевиком? О нем ходит жуткая слава. Говорят, что он — лидер черных… Он чудовище! Не связывайся с ним!
— С чего вдруг такая забота?
— Понимаешь, ты ведь хороший человек — в глубине души. Мне нравится твой характер. Если не хочешь работать — просто поживи у меня. А потом сможешь помогать мне с делом, станешь помощницей в бизнесе, сама завяжешь. Ты умная, деловая. Мне нужен такой человек. Откроем агентство, сделаем бизнес полуофициальным. Я давно собиралась сделать тебе это предложение, просто не было подходящего случая…
— А сейчас — подходящий случай?
— Ри, пожалуйста, не уходи с Асланом! Я чувствую, что он сделает с тобой что-то страшное, чудовищное! Он жуткий человек!
Я дала ей понять, что этот разговор бесполезен. Утром за мной приехал Аслан. Мы поселились в шикарной четырехкомнатной квартире на Тверском бульваре. Я влюбилась в Аслана. Да, я действительно его любила. По — настоящему. Моя любовь сильно мучила меня некоторое время… Но она прошла. Потом.
Моя мама никогда не приезжала в Москву. И ни разу в жизни не прислала денег. Она так и не вышла замуж. Несколько раз я ездила домой и плела фантастические истории о том, как учусь в институте и подрабатываю. Я действительно не бросила институт. Я не ходила на лекции, но показывалась на сессии с сумкой, полной денег…. Дома я рассказывала, что снимаю квартиру вдвоем с подругой.
Первая встреча с Димой? Я снова не знаю, с чего начать… С чего начать? С того, какие мы были жалкие, когда встретились? Это будет выглядеть глупо. Или написать: «он был такой, какой был… А она все время плакала и казалась чужой женой»? Это будет еще глупее.
Пожалуй, я просто напишу о той зиме и о том ночном ресторане, где пел Дима. О том, как мы сидели втроем за столиком (Аслан, я, его деловой партнер) и обсуждали общее дело вполголоса. Ресторан содержал один из «подопечных» Аслана и он был полностью безопасен. Жизнь не казалась мне праздником. От любви к Аслану не осталось и следа.
В тот зимний вечер мои нервы были на пределе. Я много пила — в основном, шампанское. Плотный табачный дым над столами принимал обтекаемую форму сидящих внизу людей. Все детали дела давно были выяснены и больше не о чем было говорить. В моей душе было пусто. Аслан заказал роскошный ужин. Он во всем любил роскошь. Именно Аслан научил меня любить мелочи, которые окружают жизнь, привил вкус к дорогим вещам — вкус не вороны в павлиньих перьях, а вкус утонченности, мельчайших нюансов всего того, из чего состоит настоящий стиль. Именно Аслан воспитал во мне женщину — умеющую одеваться, с хорошим вкусом, женщину, знающую цену дорогим вещам и деньгам.
Я огляделась по сторонам… Внезапно взгляд мой упал на сцену — небольшую концертную площадку. Там играла никому не известная группа. В мои уши полилась удивительно нежная мелодия, наполненная красоты и света, жизни и мысли… Это мелодия поразила меня, как выстрел в висок. То, что я услышала в ней…. Внезапно мне показалось, что эта песня отражает все владеющие мною чувства. Те самые, о которых я никому не могла рассказать. Обнаженными нервами я впитывала в себя целительный бальзам созвучия, полного любви, света и тоски…. Мой взгляд упал на певца. Это был совсем молодой парень — лет 23–25, не старше. Длинные вьющиеся светлые волосы, собранные в хвост. Рост не высокий, средний, во всей фигуре что-то кряжистое, но черты лица тонкие и выразительные, хотя их несколько портил массивный подбородок.
Не красавец, но и не урод. Женщинам нравятся такие. Глаза — серо — зеленые, немного навыкате, добрые. Сквозь черную рубашку видна грудь, густо поросшая волосами. Пальцы рук — длинные и тонкие, настоящие руки музыканта. На правой руке нет обручального кольца. Все это я разглядела буквально сразу. Парень был приложением к песне, не более. Я никогда не слышала этой песни, но не допускала, что парень может иметь к ней отношение. Я перевела взгляд обратно за столик и встретила внимательный взгляд черных глаз Аслана, от которого ничто не могло ускользнуть. Вряд ли Аслан стал бы меня ревновать. Я больше не была его любовницей, я была теперь его сотрудницей и соучастницей. К тому же, я прекрасно знала, что Аслан постоянно изменяет мне с другими женщинами. Песня оборвалась внезапно, как началась. Через минуту парень запел модный безвкусный шлягер. Знакомый улыбнулся.
— Ри, вы пользуетесь здесь колоссальным успехом! Эта обезьянка на сцене не сводит с вас глаз весь вечер.
Аслан рассмеялся. Я обернулась: парень действительно смотрел только на меня. Я поймала его взгляд и дивными сияниями засветились отражения приглушенных огней ламп на моих украшениях. Мир вспыхнул разноцветной радугой и засверкал во всей своей красе. Новый воздух словно вливался в каждую мою клетку.
— А мальчик начал наводить о тебе справки, — шепнул Аслан. Мое сердце болезненно сжалось.
Действительно, во время небольшого перерыва парень подошел к администратору и, указывая на меня, что-то спросил. Тот бурно заговорил, жестикулируя. Я не сомневалась, что он ему говорит. Администратор дружески советовал держаться от меня подальше. Я не могла это вынести, поэтому демонстративно поднялась из-за столика и ушла в туалет. Я стояла в женском туалете у огромного зеркала и сдерживала слезы. Вдруг почувствовала сквозняк, бивший по ногам. Обернулась. В проеме распахнутой двери стоял этот парень, певец. Я не нашла ничего лучше, чем сказать:
— Вы что, с ума сошли? Это женский туалет!
— Ну и что? — он улыбнулся, — я шел за вами! Я не видел вас здесь раньше.
— Да, я пришла впервые.
— Вы пришли впервые не только в ресторан, но и в мою жизнь! Мне захотелось с вами поговорить. Пойдемте, тут рядом наша гримерка.
— Но меня ждут.
— Подождут. Скажете, что у вас расстройство желудка.
Я рассмеялась и пошла с ним. Мы прошли длинный коридор, несколько раз свернули. Комнатка была маленькой, тесной, без окна, заваленной музыкальной аппаратурой, освещенная тусклой лампочкой без абажура. Какой разительный контраст по сравнению с роскошным убранством ресторана! Он стряхнул одежду с одного стула и усадил меня на него.
— Мне советовали держаться от тебя подальше.
— Почему ж не послушал?
— А я ничего не боюсь!
— Даже меня? Разве я не страшная?
— Ты? Ты — прекрасна! Как только я тебя увидел, я понял, что должен познакомиться с тобой, а потом, если нужно, пойти за тобой на край света!
— Зачем?
— Не знаю. Но ты так отличаешься от всех! Ты красивая и очень грустная! А еще ты похожа на мою мечту!
— У тебя есть мечта?
— Есть! Стать звездой и чтобы рядом со мной была ты.
— Ты ведь не был со мной знаком до сегодняшнего вечера!
— Неправда! На самом деле я всегда тебя ждал.
— Ты даже не знаешь, как меня зовут.
— Знаю. Ри. И ты подруга лидера черных, Аслана. Мне рассказали.
— И ты не боишься?
— Нет.
— Как тебя зовут, храбрый мальчик?
— Дима. Дмитрий Фалеев.
— Ри — сокращенно от Марины. На самом деле я — Марина Гордеенко. Вообще я никому не говорю свое имя. Не понимаю, почему сказала тебе. Ты музыкант?
— Да. Подрабатываю здесь, чтобы заработать и прославиться! — засмеялся.
— Почему ты смеешься?
— К сожалению, это нереально. Таких денег мне никогда не заработать. Мечта так и останется мечтой. На самом деле я очень бедный. Пою по ресторанам за гроши.
— А что это за песня (повторила слова)? Лучшая песня, которую я слышала!
— Рад, что тебе понравилось! Это я ее написал. Я давно пишу песни. Только это никому не нужно. Здесь, в виде исключения, хозяин разрешает мне петь две песни за вечер — после часу ночи, когда клиенты дойдут до кондиции и перестанут различать физиономии друг друга. Но сегодня я нарушил правило потому, что увидел тебя!
— Понятно. Что ж, меня ждут.
— Если хочешь — я спою эту песню еще раз, только для тебя.
— Хочу. Спой. Но мне действительно пора идти.
— Когда мы увидимся?
— Ты правда этого хочешь?
— Больше всего на свете! Когда?
— Ну, я могу прийти сюда…
— Завтра?
— Послезавтра. Я приду и закажу столик. И буду слушать, как ты поешь.
Когда я вернулась, знакомый Аслана уже уехал.
— Что означают эти полчаса? — спросил Аслан, — Ты пришла сюда работать, а не развлекаться!
А потом я снова услышала песню. С самого начала. Огромное удивительное чувство стало заполнять мое существо. Я еще не знала, что это было. Утро еще не пришло, но я поняла, что единственной моей целью станет только одно: исполнить для этого мальчика его мечту. Дома, в квартире, Аслан неожиданно сказал:
— Знаешь, если ты действительно полюбишь этого парня, Диму, я не буду мешать.
— Диму?!
— Дмитрия Фалеева. Я выяснил, кто он такой. Талантливый парень, хорошо поет. Но нищий, как церковная мышь, а, значит, пробиться ему ничто не поможет. Жаль.
— Ты уверен, что он не пробьется?
— Разве ты ему поможешь деньгами! А почему нет? Будет хорошее дело. Доброе. И тебе зачтется там, на небесах. Я сказал правду: если что-то у вас получится, я не буду мешать.
На следующий день я позвонила своему единственному приятелю в Москве (с ним я познакомилась еще на первом курсе, не успев переселиться к сожителю), Алику Вильскому. Алик имел связи в артистической тусовке и через полчаса я знала все.
Диму в музыкальном мире хорошо знали и уважали. Однажды крупный продюсер предложил Диме свои услуги, но нужной суммы (за услуги) у Димы не оказалось. Дима очень тяжело переживал. Алик рассказал, что Дима — коренной москвич, но не живет с родителями, а снимает дешевую комнату на окраине, что жена ушла от него к бывшему барабанщику и он тяжело переживал ее уход. Что уже месяц он поет в этом ресторан, а до него сменил несколько ночных кабаков. Что есть люди в музыкальном мире, которые считают его неудачником. Но парень он неплохой, только ему не везет.
После разговора с Аликом я знала, как поступлю: вымою голову дорогим шампунем, красиво оденусь и отправлюсь в ресторан. А дальше — будь что будет… Было очень просто. Мы взглянули в глаза друг другу и поняли, что ничто не сможет нас разлучить. Никогда. Через неделю я стала с ним спать. Через десять дней состоялся решительный разговор с Асланом.
— Ты обещал мне помочь. Я ухожу с Димой. Теперь мы будем жить вместе. Снимем квартиру.
— Понятно, — сказал Аслан, — учти: этот парень не женится на тебе никогда. А ровно через месяц тебя бросит.
— Честно говоря, мне все равно. Я его люблю.
— Ему нужны только твои деньги.
— Это неправда.
— Что ж, посмотрим. Я обещал тебе помочь? И я помогу! Хотя для него ты навсегда останешься грязной шлюхой из кабака. Я отпущу тебя, Ри. Но ты совершаешь ошибку.
— Возможно. Но если я совершаю ошибку, я за нее заплачу.
Мы договорились, что я буду продолжать работать с Асланом. Он решил изменить мой официальный статус и отправил меня на танцевальные курсы. После этого устроил меня на работу в ночной клуб, принадлежащий некоему Сергею Сваранжи. Несколько раз я переспала с хозяином клуба, этим самым Сваранжи. Дима делал вид, что ничего не знал. С Димой мы сняли однокомнатную квартиру на Юго — Западе. Ночами он пел в кабаке, а днем писал песни и репетировал. Я закончила институт и впервые ощутила вкус словосочетания «возвращаться домой». Я была счастлива до безумия.…. Я собирала деньги, продолжая выполнять поручения Аслана (но об этом не хочу говорить).
Помню душную летнюю ночь. Мы с Димой курили на балконе и смотрели на черное небо, усеянное звездами.
— Дима, — сказала я, — я хочу с тобой поговорить. Я собрала необходимую сумму денег. У меня есть знакомый продюсер, Сергей Сваранжи. Помнишь, я работала в его клубе. Давай я схожу к нему и попробую уговорить его заняться твоей раскруткой.
— У нас не хватит денег.
— Хватит. Я собрала. У меня много денег.
— Ты заработала их с Асланом, правда? И ты считаешь, что я возьму эти грязные деньги?
— Какая разница, чем они заработаны? Главное, что они у меня есть и я могу исполнить твою мечту. Я хочу исполнить твою мечту. И ты станешь звездой. Совсем как эти, наверху! Я сделаю это для тебя. Но с одним условием — после того, как ты станешь звездой, я не буду больше работать с Асланом.
Дальше все пошло, как по маслу. Я вложила все деньги в раскрутку Димы. Сергей Сваранжи оказался умным мужиком. Деньги были большие, их хватило для того, чтобы сделать Диму звездой. Я порвала все отношения с Асланом. Он не особо и возражал. Дима стал звездой. Я стала подругой звезды, кумира миллионов. Мы поселились в роскошной квартире и оба стали раскатывать на дорогих иномарках. Вот, собственно, и все.
Аслана убили в Санкт — Петербурге — через некоторое время после того, как я окончательно рассталась с ним. Убили во время очередного криминального передела. На самом деле я очень часто вспоминаю Аслана. И я не знаю сейчас, кто был бы лучшим мужчиной для меня теперь — Дима или Аслан. Я тоскую об Аслане, хотя никогда не признаюсь в этом. Мне не хватает его. Второго в моей жизни уже не будет.
Исполненная мечта Димы не принесла мне счастья. И самое печальное, что в один прекрасный день Дима стал забывать, кто исполнил его мечту. Наша сказка была красивой в начале. А вконце… Конец получился скомканный и пустой, как сама жизнь.
Это было в самом начале гастролей. Мы заканчивали первое большое гастрольное турне — самое первое в Димочкиной жизни. Дима только получил славу (настоящую, громкую, большую) и еще не успел ею упиться. С нами постоянно ездили толпы не нужных людей. Кровососные пиявки, высасывающие деньги. В тот вечер у меня разболелась голова, но Димка силой заставил меня присоединиться к компании, которая собралась в ресторане. Там набралось человек 15. Вал. Евг., другие музыканты, несколько артистов, местных бизнесменов, фотомоделей, одна из которых усиленно строила Диме глазки с самого начала нашего турне, несмотря на мое присутствие. Некая Яна. За столиком я открыла меню… Потом засмеялась и сказала Диме:
— Посмотри — какой бред! Смотри, что здесь написано — рагу из лосося!
— Ну почему сразу бред? По — моему, вполне приличный ресторан. Он же дорогой!
— Дима, да ты что? Посмотри — рагу из лосося!
— А что здесь смешного или необычного — блюдо как блюдо. Нормально.
— Нормально? По — твоему, это нормально? И так может быть? — рассердилась я.
— Ты что, взбесилась? Перестань цепляться к словам!
— Дима, но это же нелепость, бред. Грубая ошибка. Неужели ты не понимаешь?
— Я ничего не понимаю! А ты прекрати строить из себя невесть что!
Последние фразы мы произносим в резких тонах, поэтому привлекаем внимание остальных. В разговор сразу вмешивается Яна:
— Вы ссоритесь? Ура! А когда подеретесь?
— Видите ли, ей смешно блюдо — рагу из лосося! Она решила сделать так, чтобы голова разболелась у всех окружающих! Не может жить, как нормальный человек! — сказал Дима.
— Просто отвратительный характер, — засмеялась Яна, — куда уж нам, серым, понимать…. Мы в институтах не обучались, в высокоинтеллектуальном центре мира деревне Гадюкино не жили, с базарными торговцами не спали….
— Вот именно, — буркнул Дима.
— Вот именно, — сказала я, — разве можно требовать от старой половой тряпки Яны, чтобы она разбиралась в элементарных вещах? Такие, как ты, Яна, читают в детстве первую страничку единственной книги в жизни — букваря, да и то не до конца — уж больно непонятно написано, и поэтому не имеют права вмешиваться в чужой разговор! Впрочем, этой странички им на всю жизнь хватает. Хочешь продемонстрировать свой интеллект, Яна, расскажи, кто написал Муму. Впрочем, молчи, а то быстро запутаешься-то ли Чайковский, то ли Майкл Джексон. А насчет деревни Гадюкино — там учат и другой мудрости: по стене ползет кирпич, ну и пусть себе ползет, может, там его гнездо….
Яна удивленно захлопала накрашенными ресницами и моментально заткнулась.
— Ну все, хватит! — выпивший Димка грохнул по столу кулаком, — заткнись, дура!!!
И все сразу же замолчали. Мгновенно разлилась тишина. После этого ужин как-то ускорился, все чувствовали себя явно не ловко. Я больше не сказала ни слова. Дима — тоже. Потом подозвала официанта.
— У вас в меню опечатка. Вот здесь.
— Сейчас проверю, — унес меню. Вернулся минуты через три.
— Да, извините, пожалуйста! Действительно, опечатка — заливное из лосося. Мы приносим вам глубокие извинения за эту досадную случайность.
Я засмеялась в полной тишине. Все сидящие за столом хранили тяжелое молчание. Я перестала обращать внимание на происходящее. Вот так, все просто. Я покупала мечту, а получила — рагу из лосося. Наверное, мечту нельзя купить. А может, это была не мечта?
Я вдыхала носящийся в воздухе табачный дым — символ расплавленных человеческих пороков. Тусклые огни ламп и грязь. Как будто все, что существовало раньше, не правда. И за пределами этих стен цивилизации не существовало никогда. А вместо небо крутилась остывшая мертвая планета, в вечном холоде пустоты… На ней хватило места только для нелепости моей жизни, именуемой просто «рагу из лосося». Нелепое блюдо и нелепая жизнь…..
Когда в три часа ночи мертвецки пьяного Диму волокли, как мешок с песком, в гостиничный номер, наверх, я поймала на себе взгляд Вал. Евга. И в его глазах, вечно занятых подсчетом цифр, непривычно и ярко светились два чувства: глубокое понимание и участие.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 30 ноября 2010.
— Теперь мы наконец-то сможем поговорить? — просительно — жалкая интонация Димы поразила меня, как удар боли.
День назад я забрала его из больницы (правда, врачи настаивали оставить еще на недельку, но, видя в глазах Димы отчаянную тоску, я сказала решительное твердое «нет»). Нет ничего лучше дома. И я старалась создать для Димы хотя бы немного тепла и уюта, чтобы вернуть к жизни худую страшную тень (подобие прежнего Димы), на которую я боялась смотреть. Дима стал чувствовать себя намного лучше, и я знала это, как знала все, происходящее с ним. Но…
Это был уже не мой прежний Дима. Что-то в нем сломалось, обгорело и умерло, словно какой-то стержень…. И остался лишь почерневший остов. Возможно, он слишком много выстрадал. Все это время мы избегали серьезных разговоров о прошлом. Избегали как острый нож, способный быстро перерезать ниточку нашей теплоты. Я думаю, Дима знал о том, что арестовали убийцу Сергея Сваранжи. Кто-то из его многочисленных прихлебателей рассказал, что кошмар закончился. И вот сегодня Дима, наконец, заговорил сам. Он стоял и смотрел на меня с тоской — бледная тень в дверях. От его вида сердце мое сжалось нежностью и необъяснимой тоской, словно смотришь на больного ребенка.
— Теперь мы наконец-то можем поговорить?
— Конечно, любовь моя! Спрашивай, о чем хочешь. Только сядь рядом со мной.
Дима сел рядом. Обычно он никогда так не поступал.
— Я была у Киреева. Убийца Сергея Сваранжи арестован, и в этот раз он настоящий. Он теперь не выйдет из тюрьмы.
— Зачем же ты снова ходила туда?
— Киреев хотел услышать подробности о том, как ко мне попала запись. И еще кое о чем…. Мне придется дать официальные показания по этому делу. Подписать протокол и выступить в суде.
— Когда будет суд?
— Точная дата неизвестна, но в этот раз все будет быстро.
— Понятно, — Дима отвернулся к окну, — а Евгения, сына, уже выпустили?
— Давно. Вал. Евг. не сказал тебе, что предложил ему работу в своей фирме?
— Нет. И что же, он принял его предложение?
— Принял. Но Вал. Евг. сказал, что Евгений собирается заработать денег и уехать из страны.
— Понятно. — Дима снова повернулся к окну. Я знала, что его мучает. Имя убийцы. Невысказанное имя убийцы, которое повисло в воздухе… повисло между нами….
— Дима! — я не выдержала, — ты собирался меня о чем-то спросить? Ты ведь хотел узнать все подробности? Так спрашивай! Или ты тоже считаешь, как многие, что я сдала его, чтобы расчистить тебе путь?
— Сдала? Какое глупое слово! Кто так считает?
— Да многие! Но я плевать на них хотела! Алекс Назаров убийца и он будет сидеть в тюрьме, какое бы положение не занимали его родители или какое место он не занимал сам в этой сранной кровавой тусовке, которую у нас почему-то называют шоу — бизнесом! Алекс Назаров — опустившийся наркоман, ублюдок! Он убийца! И Киреев поклялся мне, что он никогда не выйдет из тюрьмы!
— Или из дурдома. Вал. Евг. сказал, что родители пытаются устроить его в дурдом, чтобы потом оттуда забрать.
— Возможно, то, что записано на флэшке, и подлежит дурдому, но Сергея Сваранжи и трех женщин он убил вполне хладнокровно и расчетливо.
— У него не нашли оружие…
— Нашли. Наградной полицейский пистолет. Оружие подарили ему, когда он давал концерт в одной зоне, в Сибири. Пистолет, между прочим, точно такой, как твой. Ты хочешь еще что-то узнать? Может, все-таки скажешь об этом напрямую?
— А что ты хочешь услышать? — в его голосе послышалась непонятная мне злость, — теперь я должен спросить, как в тупом дешевом детективе — как ты узнала, что убийца Алекс Назаров?
— А вся эта история, Дима, и есть тупой дешевый детектив. И я не виновата, что мне довелось сыграть в ней не последнюю роль.
— Да уж конечно, ты не виновата!
— Дима, прекрати! Между прочим анонимку на тебя после убийства Рогожиной написал Алекс Назаров! И если бы эта анонимка сыграла, ты сидел бы в тюрьме! Ты все равно не заставишь меня пожалеть, что я посадила ублюдка Назарова в тюрьму! Он убийца!
— Прости меня! — Дима вдруг обхватил голову руками, — прости, я совсем не так хотел сказать. Я рад, что он получит по заслугам. Прости меня, любимая, я совсем не хотел тебя обидеть! Расскажи мне скорее — как ты догадалась, что Сергея Сваранжи убил Алекс Назаров? Как это тебе пришло в голову?
— Честно говоря, мне это в голову пришло с самого начала. И было так просто, что я не хотела верить. Я видела его машину в ночь убийства Рогожиной. Но в ночь убийства Аллы я видела Евгения Сваранжи (Киреев показывал мне его фотографию), который спускался по лестнице с пьяной компанией, а потом отделился…. У меня в голове началась каша. Потом Вал. Евг. как-то упомянул, что Алекс Назаров несколько раз приходил к Сергею в офис. Зачем, если Назаров работал с Викторовым? Сомнительно, что от хорошего Викторова Назаров хотел уйти к плохому Сваранжи!
Алекс остановился на той же турбазе, что и мы — значит, он вполне мог сбить меня машиной. Вернее, попытаться сбить. В самом начале Назаров проговорился мне, что Сваранжи торговал чужими секретами, что Сваранжи его, Алекса, шантажировал, а после смерти Сергея этим стала заниматься и подруга Рогожина, у которой (как выяснилось впоследствии) не было никаких секретов от Аллы… Еще тогда я почуяла, что напала на единственную и верную причину смерти Сваранжи. Сергей знал что-то о ком — то, что-то очень плохое, и этот кто-то был готов на все, чтобы правда не выплыла наружу… Такой правдой могло быть только очень серьезной преступление, которое легко доказать.
Тогда я поняла, что мне нужно выяснить важную вещь: какое преступление совершил Алекс Назаров. Если я узнаю, что он сделал в недалеком прошлом, я получу ключ. Я стала выяснять. Подруга Алекса Жанна рассказала мне, что у Сваранжи была запись, которой он шантажировал Алекса. Сама Жанна ничего не знала о преступлении. Алекс ей не говорил. И ради этой записи Алекс готов был на все. Как станет ясно потом, у Назарова были очень веские причины опасаться этой флэшки…. А когда я посмотрела запись (по ошибке мне отдал ее брат Алтеи, приняв за Розалию), я поняла все. Киреев арестовал Алекса, нашел пистолет, перчатки. Экспертиза показала, что из оружия недавно стреляли, причем стреляли — не один раз. Плюс отпечатки пальцев Назарова в квартире Рогожиной и Аллы. Вот, собственно, и все.
— Какое преступление совершил Алекс Назаров?
— Самое отвратительное и гнусное из всех — он убил ребенка.
— О Господи…. — лицо Димы стало совсем белым, — я не знал…
— Этого никто не знал. Алекс Назаров — прогнившее до мозга костей, отвратительное и мерзское существо. Слишком давно он сидит на игле. Игла уничтожила последние остатки человеческого. Родители пытались его спасти. Чтобы отвлечь, сделали эстрадной звездой. Поздно. Игла уже убила в нем все. Алекс стал звездой с безразличием, как бы не хотя. Его уже невозможно было отвлечь.
— Я всегда замечал в нем какое-то равнодушие к своей карьере…
— А он никогда и не хотел петь. У него нет даже слуха. Он не мечтал о сцене, карьера артиста могла его только раздражать. Алекс не увлекся и не пришел в себя. Только теперь он стал покупать наркотики у Доминика. Он общался с отребьем. Долгое время он жил с одной наркоманкой и проституткой. Дневал и ночевал у нее дома. У наркоманки был ребенок — девочка, год и восемь месяцев. Подозреваю, что ребенок был от Назарова. Он снимал секс с наркоманкой на камеру, это было его увлечением. Однажды они обкололись, настроили камеру, чтобы снять секс, но наркоманка отрубилась…. Тогда… Мне страшно об этом говорить, но… Он изнасиловал ребенка… Ребенок умер… Все это было записано на кассету камеры…. Когда он пришел в себя, то понял, что сделал. Тело ребенка он сжег в камине, забрал кассету из камеры и исчез. На запах прибежали соседи… Наркоманку обвинили в том, что под действием наркотика она сожгла ребенка. В тюрьме наркоманка покончила с собой, вспоров вены заколкой. Алекс забыл о существовании страшной записи, когда…. Когда в жизни Розалии произошли неприятности.
— А она здесь при чем?
— Над Виталием сгустились тучи и он исчез. Розалия решила, что навсегда. С карьерой ее было почти закончено. Кто-то подсказал, что реанимировать карьеру можно, заключив брак с кем-то из тех, кто сейчас на гребне, и выехать на такой рекламной компании. Розалия посоветовалась с отцом. Тот сказал, что это великолепная идея. В тот момент на гребне был Алекс Назаров. Родители не жалели никаких финансовых вливаний. Розалия стала охотиться за Алексом и быстро его поймала. Назаров согласился на брак. Но Сваранжи знал, что Назаров — законченный наркоман. До него дошла история с бывшей сожительницей Назарова, которая сожгла своего ребенка. Сваранжи нанял людей, обыскавших квартиру, загородный дом Назарова и его родителей. Результатом поисков стала страшная кассета от видеокамеры. Сергей Сваранжи без лишних слов показал запись Розалии… Она чуть не умерла от разрыва сердца. Но Сваранжи показалось этого мало. Несмотря на то, что Розалия порвала все отношения С Назаровым, Сваранжи вызвал Алекса и стал угрожать: либо тот оставляет в покое его дочь и не приближается к ней даже на десять километров, либо он даст записи ход. Назаров знал, что грозит ему, если запись попадет куда следует… Легко было установить ее подлинность. Он делает вид, что соглашается на условия Сваранжи. Надо сказать, что Сергей больше всего беспокоился не за дочь, а за маленькую внучку. А Назаров беспокоился не о себе, а о том, что скажут его несчастные родители.
В тот сентябрьский день Алекс звонит Сваранжи и договаривается о встрече. Днем Сергей должен был встретиться с тобой, но до тебя он ждал Алекса. Алекс стреляет в него и, слыша твои шаги, закрывает дверь кабинета изнутри. За то время, что он прячется в кабинете, он успевает подменить ключ в двери тем ключом, который он принес с собой (заранее подготовленный спиленный ключ). Когда ты ушел, Алекс выходит, оставляя спиленный ключ изнутри в замке, а сам спокойно закрывает дверь нормальным ключом в коридоре. Выходит одновременно с девушкой из варьете — Людмилой Басмановой. Эта девушка видела, как он закрывал дверь кабинета Сваранжи, слышала звук выстрела и даже видела то, как ты стучался в дверь. Никто не знает, что она находится в соседней комнате, где ворует деньги, и становится невольным свидетелем убийства. На твоем концерте Алекс заставляет ее молчать. Киреев подумает, что Басманову убил наемный киллер, но будет ошибаться. Назаров выстрелил ей в рот потому, что у него тряслись руки и он плохо стреляет (он целился в голову). А пояс от чулок… Что ж, у него больные мозги.
Вернемся к убийству Сваранжи. Все проходит гладко и Алекс успокаивается — ненадолго. На его горизонте появляется Мария Рогожина, которой все известно от Сергея. Она угрожает, считая, что он убил Сваранжи. Алекс оставляет меня на полпути в машине и убивает Рогожину. Я подхожу к дому и вижу его машину. Запись он не находит. Через некоторое время он догадывается, что флэшка, на которую Сваранжи перенес запись с кассеты камеры, находится у Аллы. Вспомнив, в каком пакете Сергей хранил флэшку, когда показывал ему, он звонит Алле, договаривается о встрече, правильно описывает пакет и даже цифры, которые он успел заметить. Когда я привожу Аллу, он видит меня. Он прячется в подъезде. Поднявшись вслед за ней, он убивает ее и снова ждет в подъезде, когда моя машина уедет. Но неожиданно в квартиру Аллы идет Евгений Сваранжи. Он хочет узнать, какие секреты отца она хранит по поручению своей подруги. Евгению кажется подозрительной смерть отца…. А его жена (Басманова) молчит, боясь, что ее обвинят в воровстве денег и опозорят перед мужем.
Евгений натыкается на труп. Позже на труп так же наткнется сосед — мальчишка (наркоман). К моему стыду, увлекшись бультерьером, я пропускаю момент, когда Евгений входит в дом. Но я вижу, как он выходит. И еду за ним. Путь свободен, Алекс спокойно едет домой. Он радуется, когда сына Сваранжи арестовывают за убийство. Но для гарантии (помня свою откровенность в ресторане, когда от ломки он ничего не соображал), он пытается сбить меня машиной, надеясь, что это спишут на несчастный случай. С Басмановой я уже объясняла….
— А почему ты поехала к Алтее домой? И откуда у нее взялась эта флэшка?
— Назарова помогло поймать то, что никто не догадывался о поступке Розалии, даже отец. Тайком от отца Розалия скопировала запись. Думаю, она хотела себя обезопасить — на всякий случай. Алекс Назаров попытался завязать роман с Алтеей. Узнав, что они встречаются, Розалия тайно послала копию записи Алтее — чтобы предупредить, с кем та имеет дело. Впервые в жизни Розалия проявила добрые чувства. Придя в ужас, Алтея разрывает отношения с Алексом и уезжает на гастроли. Запись должен отдать Розалии ее брат. Брат принимает за Розалию меня — мы ведь немного похожи. А в ее квартиру меня отправил Вал. Евг. Ему ведь ты сказал… Вал. Евг. знал ее адрес, но не знал, что она на гастролях.
— Я ведь просто пошутил! Я знаю, что Вал. Евг. в тебя влюблен и почему-то хотел тебе досадить….. Я ляпнул Вал. Евгу, что уезжаю с Алтеей, а сам поехал купить твои любимые пирожные. Это была просто шутка — на пьяную голову.
— Вал. Евг. продиктовал мне адрес и я помчалась туда. Остальное — ты знаешь.
— Почему Алекс Назаров сделал мне укол?
— Ты видел, как он это делал?
— Нет. Мы вошли вместе в туалет. Потом я вдруг отрубился.
— Алекс знал о методике, которой ты лечился. Наверняка родители Алекса перепробовали все и даже возили его в ту экспериментальную лабораторию, где был ты… Я думаю, что врач рассказал Алексу о тебе, чтобы уговорить. Но ты согласился, а Назаров — нет. Когда он убил Басманову, то понял, что Евгения Сваранжи выпустят. Он решил тебя убить, чтобы остальные восприняли твое самоубийство как признак раскаяния за то, что ты убил своего продюсера. Он выбрал тебя на роль убийцы.
— О Господи… А ведь меня спасли потому, что доктор влил мне только половинную дозу этого идиотского силикона… или как там это называется….
— Нет, Дима. Доза синтетического вещества была полной. Просто тебе повезло.
— Значит, кошмар закончен? — Дима порывисто обнял меня, спрятав лицо на моем плече.
— Закончен.
— И Александр Назаров никогда не выйдет из тюрьмы?
— И Александр Назаров никогда не выйдет из тюрьмы.
Мы помолчали. Потом я сказала:
— У меня есть только один вопрос…. Ты действительно мог поехать к Алтее?
Дима поднял голову, лучезарно улыбнулся и эта улыбка в одно мгновение сделала его прежним:
— А зачем? И как бы я мог такое сделать, если у меня есть ты?
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 2 декабря 2010.
ФАЙЛ УНИЧТОЖЕН: 2 декабря 2010.
Я прячу дрожащие руки за спину, прислушиваясь к шуму воды в ванной. Мне на плечи, на голову словно набросили покрывало из свинца. Это было слишком тяжело — серый день, мрачный, безжизненный, и прибитое к земле небо… День, в который решалась моя судьба. В это серое утро будет поставлена последняя точка. И станет известно — я буду жить или не буду жить. Я не воспринимаю все это спокойно, напротив. Все во мне дрожит мелкой, противной дрожью.
А Дима принимает ванну. Десять минут девятого, утро. Время. Руки сжимают мобильник. Я пользуюсь им потому, что на обычном телефоне Дима сможет прочитать номер, по которому я звонила. Я прячусь на собственной кухне как вор потому, что прячу в себе тайну. Только мою тайну. Я ее никому не отдам.
— Валерий Евгеньевич…
— Ри? Это ты? Что случилось? У тебя дрожит голос.
— Мне нужна помочь. И ты можешь мне помочь.
— Конечно. Для тебя я сделаю все, что угодно. Только скажи, что делать. Я помогу во всем. Помнишь, я сказал тебе, что ты всегда можешь рассчитывать на меня? И когда в твоей жизни настанет тяжелый момент, я стану твоим тайным другом. А ты сможешь называть меня, Валерой. Хорошо?
— Хорошо. Я…. Помню, Валера.
— Говори, что я должен сделать.
— Все очень просто. Сегодня утром мне нужно уйти. По очень важному делу, на несколько часов. Вообщем, я не хочу, чтобы Дима знал об этой встрече. Но он дома, и будет спрашивать. Я скажу, что поехала к тебе в офис в «Белль» обсудить поступления на банковский счет и что ты просил меня приехать. Если он позвонит проверить, скажи, что все время я была у тебя.
— Хорошо. Я это сделаю. Я скажу, что утро ты провела в моем офисе. Это все?
— Все.
— Ты уверена, что тебе не нужна другая помощь? Ты уверена, что все в порядке?
— Уверена. Со мной все хорошо. Не нужно вопросов, пожалуйста!
— Ладно. Не волнуйся, не подведу. Пока.
Я выскакиваю из дома, сажусь в машину. Мне холодно. Свинцовые тучи нависают совсем низко над городом. Я еду к белому зданию, которое… Я посещала его достаточно часто, чтобы навсегда разучиться бледнеть, нервничать и дрожать. Но в этот раз все не так. Через некоторое время я узнаю, что ждет меня дальше. Бешенная радость или боль, счастье или смерть. Мне хочется заплакать — потому, что я боюсь правды. Но что-то гонит меня вперед.
Я припарковалась возле ограды и вышла довольно прямо. Прямо — по бесконечному больничному коридору, слушая звук шагов. До меня доносится острый запах хлорки. Я стучу в белую дверь и захожу внутрь. Меня ждут. Сердце бьется так, что кажется: еще минута и грудь разорвется.
— Привет, Марина, ты вовремя! — моя врач приветливо машет рукой. Еще бы ей не радоваться: я лечусь у нее последние пять лет частным образом и на деньги, которые я выплатила ей за это время, можно купить несколько новых машин. За ее столом виднеется гинекологическое кресло. Моя врач очень опытный гинеколог.
— Ты прекрасно выглядишь, как всегда. Как Дима?
— С ним все в порядке. Он уже дома.
Сжавшись, я сползаю на краешек стула и мне невыносимо видеть ее лицо напротив. В разговоре наступает пауза. Я не выдерживаю.
— Мои анализы готовы?
— Готовы, — почему-то она отводит глаза в сторону. И снова молчит. Я срываюсь.
— Что?! Почему ты молчишь?! Да говори же, ради Бога! Говори! Что?!
— Марина, давай решим с самого начала. Ты хочешь, чтобы я сказала тебе правду?
— Конечно, хочу! За этим я к тебе и пришла!
— Ты ошиблась….
— В чем? Что это означает?!
— Ты ошиблась. Ты не беременна. У тебя не будет ребенка.
Что-то обрывается внутри — холодным комком, и больно падает вниз.
— Как? Почему? Но все признаки?
— Нервный стресс. Плюс внушение самой себе. Последствия пережитых болезней. При осмотре врач может ошибиться, но анализы показывают абсолютно точно. Беременности нет. Впрочем, в прошлый раз, когда я тебя осматривала, я тоже не обнаружила беременность, но ты была так уверена… Теперь есть окончательный результат. Но это еще не все. Я должна сказать тебе правду. К моему глубокому сожалению, ты никогда не сможешь иметь детей.
Я еще не чувствую, какой удар топора обрушивается на мою голову.
— Мне тяжело говорить… Ты не можешь иметь детей. Все эти годы ты жила на износ. Беспорядочные связи, неправильный образ жизни, болезни, аборты…. У тебя непроходимость труб. Это осложнение. В том состоянии, в каком находится твой организм, тебя уже нельзя вылечить. Наступило бесплодие. Мне жаль.
Горло сжимают спазмы. Из меня словно выкачали весь воздух. Темнота вдруг разливается в глазах, заслоняя кабинет, стены….. И я проваливаюсь в эту темноту, различая только одно… Я проваливаюсь в темноту, различая светловолосого малыша из моих снов…. Светловолосого малыша с вьющимися волосиками и ясными глазами Димы… Я протягиваю к нему руки и беззвучно кричу… Так страшно кричу… А малыш удаляется от меня все дальше и дальше….
От страшного запаха боль становится еще чудовищней, но я раскрываю глаза. Где-то вдалеке — испуганное лицо врача. Она сует мне в нос ватку, пропитанную нашатырным спиртом. Я лежу на кушетке, вытянувшись во всю длину. Лежу на спине, как будто надо мной уже захлопнули крышку гроба. Моя тайна мертва. И меня убили вместе с ней. Я умерла, и больше ничто в целом мире не имеет значения. Мой малыш, улыбаясь, уходит далеко, в пустоту. Я хочу идти с ним. Но цепи боли, ржавые цепи реальности, приковывают меня к земле. Я тащу их как каторжник и буду тащить до самой своей смерти. Врач что-то говорит, говорит, но я не слышу ее слов. К чему? Какая разница? Хватаю ртом воздух….
— Плачь… Плачь — тебе станет легче…. — я не хочу слушать, не хочу видеть.
Я резко поднимаюсь, и, пошатываясь, иду к выходу. Громко захлопываю за собой дверь. Белый коридор. Бесконечный белый коридор. Я хватаюсь за стены и что-то шепчу…. Шепчу проклятие или молитву. Я шепчу колыбельную, которую никогда не спою. Или о том, что никогда не увижу удивленное или счастливое лицо Димы. Я имела право на последнюю нить, связывающую меня с жизнью. Право родить ребенка от единственного человека, которого я любила… В короткий отрезок пути между кабинетом врача и собственной машиной я уже прожила весь отпущенный мне остаток жизни. В зеркало заднего вида на меня смотрела старуха. Страшная сгорбленная старуха с черным лицом, на котором запекшейся кровью застыли глубокие морщины.
Словно столетняя старуха я вошла в квартиру, шатаясь от боли, но продолжая двигаться по инерции. Дима меня не встретил, и я обрадовалась, что его нет. Я не смогла бы объяснить… Я вошла в гостиную и упала на диван, спрятав лицо в руках. Внезапно я услышала в дверях шорох. Резко встала, обернулась. В дверях стоял Дима и молча смотрел на меня. Но как смотрел… Я отшатнулась. Его лицо было мертвым, словно кто-то смазал все краски, все признаки жизни. Лицо ожившего трупа. Мое горло сжал страх. Время словно пошло вспять. Лицо Димы покрылось морщинами. Он провел рукой по лицу, словно прогоняя какую-то тень, а потом сказал:
— Это ведь ты убила Сергея Сваранжи, правда?
Я молчала. Дима пересек комнату и на стеклянный столик возле дивана положил два предмета, которые я знала слишком хорошо. Пистолет. И отвертку.
— Я нашел все это у тебя в шкафу, — лицо Димы нервно дергалось, он говорил быстро, слова наскакивали друг на друга, словно боялся, что я его перебью, не дам договорить, — сначала я удивился — почему ты так тщательно хранишь между перегородками шкафа обыкновенную отвертку… Ну пистолет — понятно, оружие, у нас нет разрешения, но почему обычную отвертку, которая продается в любом магазине? А потом понял, когда она зацепилась за металлическую деталь. Там, на конце, не металл, правильно? Там впаян магнит. Отвертка с магнитным концом. Ты сделала копию ключа Сергея от кабинета, немного его подпилила… Потом, вставив ключ изнутри, когда Сергей был уже мертв, ты вышла в коридор, всунула отвертку в замочную скважину. Поворачивая отвертку, ты заперла дверь ключом и получилось, словно дверь кто-то запер изнутри… Я ведь чувствовал, когда пришел, что она заперта… Я… — Дима остановился — у него закончилось дыхание. От моего молчания его лицо стало жалким. Он растерянно смотрел… Губы беззвучно шевелились… На какое-то мгновение мне стало его жаль…
— Отвертку прислал мне брат, — сказала я, — он прислал мне ее по моим чертежам, когда я попросила его изготовить некоторые инструменты для моей новой квартиры. В письме написал пояснение, что эта штучку с магнитом поможет мне, если когда-то я потеряю ключ или что-то подобное…
— Ты убила Сергея Сваранжи, — сказал Дима.
— Да, я убила его, — мои губы тронула не видная улыбка. Он сел на диван. Его руки дрожали.
Я отвернулась к окну. Свинцовое небо над городом стало совсем темным. Лицо Димы стало совсем белым, а глаза выглядели по — детски трогательно… Но теперь моя жалость ушла. Так же, как и нежность. И надежда. И вера. И почему-то мне не хотелось их возвращать. Я заговорила именно потому, что ушла жалость. Стоило мне открыть рот, и слова просто хлынули бурным, непрерывным потоком. Темная вода прорвала плотину и ринулась вперед, сметая все на своем пути. Теперь мне хотелось договорить прежде, чем он перебьет меня каким-то пошлым словом, мне хотелось говорить, говорить до конца, и я боялась, чтобы он не ушел…..
— На самом деле я хотела убить его не так. Я видела это совсем по — другому. Мне хотелось, чтобы в обоих руках он держал марионеток — кукол на веревочках, и чтобы эти кукольные веревки переплетались между его пальцев так, чтобы кукол нельзя было ни распутать, ни отпустить. На голову мне хотелось одеть клоунский колпак, а под него — маску, к примеру, дикого кабана, и чтобы его клыки были вымазаны не кровью, а грязью, чтобы все увидели, что это существо, которое боятся, может жрать только грязь. И чтобы стало понятно: под клоунским колпаком хранится не лицо кукольника, а морда животного, не имеющего с людьми ничего общего. Это существо с личиной зверя привыкло без зазрения совести ломать чужую жизнь в своих пальцах, жирно смазанных грязью. И это все символизировало бы, как пытался сломать мою жизнь, маскируясь клоунским колпаком. Вот как следовало его убить. Только, к сожалению, у меня не было времени. Ты ведь знаешь, кто я, правда, Дима?
— Знаю. Сваранжи успел мне все рассказать. Только он ничего мне не отдал. Он не отдал мне пистолет, из которого ты стреляла. Он просто показывал твою фотографию десятилетней давности и говорил…. Эту фотографию он все время носил в своем бумажнике. Мне казалось, что он тобой восхищался.
— Да, восхищался. Ты не ошибся. А я не ошиблась, думая, что он все тебе рассказал. Хотя у меня не было доказательств. Я слышала тот звонок, когда он назначил тебе встречу в «Белль ля мер». И я прочитала твое письмо, в котором раньше ты написал, что никакого ответа он от тебя не добьется. Но я подозревала, что ты принял решение. Особенно, когда в ответном письме Сергей, оскорбляя тебя, стал угрожать деньгами. Я срочно перезвонила Сваранжи и сказала, что за час до твоего приезда к нему заеду я — потому, что согласна принять все его условия. Сваранжи обрадовался. Дома я взяла пистолет и отвертку (я не хотела, чтобы ты наткнулся на труп — первые под подозрение попадают те, кто находит тело. Я не хотела, чтобы подозрения пали на тебя, поэтому придумала фокус с отверткой). Сваранжи сидел за столом и когда понял, что я его обманула, принялся хамить и угрожать. Я выстрелила два раза. В горло (чтоб он заткнулся) и в сердце. У меня не было времени заниматься телом — скоро должен был прийти ты. Я вышла в коридор и сделала все так, как ты сказал. Потом открыла дверь апартаментов (у меня был и этот ключ) и спряталась там. Я видела, как ты дергал дверь, как звал этого ублюдка. Вскоре ты ушел. Внизу к дверям шли несколько девушек из варьете. Я смешалась с ними и вышла не замеченной. Когда же я шла наверх, то мне повезло — я никого не встретила. Электронный замок был открыт потому, что Сваранжи ждал меня. Я знала, что пистолет, из которого я убивала, вместе с письмами, в которых Аслан рассказывал обо мне, хранится у Рогожиной. Сваранжи доверял Рогожиной, работал с ней на пару. Я позвонила ей, договорилась о встрече. Для алиби я захватила с собой Назарова, который торчал в ресторане. Видя, в каком он состоянии, я вышла в туалет и позвонила Доминику. Я попросила Доминика срочно заняться Назаровым и вызвать его как можно скорей. Когда-то давно, когда Доминик только начинал свой бизнес, Аслан очень помог ему во многих серьезных делах. С тех пор Доминик очень хорошо относится ко мне и всегда помогает, как бывшей возлюбленной Аслана. Когда мы ехали в машине Назарова, ему позвонил Доминик, и Назаров сорвался с места. Я получила то, что мне было нужно — я поехала к дому Рогожиной одна. Дальше… Ты знаешь, верно? Читал мой дневник?
— Верно. Я читал твой дневник. Я понял, что ты ведешь его только для того, чтобы тебя остановили. Насчет убийства Рогожиной ты проговорилась. После твоей ошибки легко было все понять. Кроме того… Я шел за тобой почти следом… Только не успел помешать ее убить… Я видел, как ты выходила из дома… Я вошел в квартиру, наткнулся на труп и все понял. Испачкал рубашку, которая потом пропала…
— Не пропала. Я ее уничтожила — сожгла. А исчезновение придумала, чтобы тебя напугать. Я догадалась, что ты шел за мной. А с дневником я сделала глупость. Я написала, что первым делом прошла в кухню. На самом деле это не естественно — идти в кухню, которая в стороне, если прямо перед тобой дверь освещенной комнаты…. Рогожина приняла меня на кухне. Она собиралась жарить котлеты. Я вынула из ящика кухонный нож и спрятала его в сумку, когда она отвернулась. В комнате перерезала ее прожорливое горло. На мне были перчатки. Я быстро нашла ее тайник (как распознать тайник в квартире, меня научил Аслан), забрала пистолет и письма, сняла перчатки и залапала дверь в комнату, готовя легенду Кирееву. К тому времени Рогожина была уже мертва. Письма я сожгла, а пистолет выбросила в одну из рек в Подмосковье. Куда выбросила — не скажу. Но перед тем, как бросить в воду, обработала поверхность кислотой. Что касается машины Алекса Назарова, которую я якобы видела отъезжающей со стоянки, то все это я придумала. Никакой машины не было. Алекс даже близко не подъезжал к дому на Дмитровском шоссе. Просто мне нужна была легенда для Киреева. Да, еще: по моей просьбе Доминик не подтвердил алиби Назарова. Доминик дал показания Кирееву, что в тот день Назаров к нему не приезжал. И я уверенна, что Доминик не отступится от своих показаний. С подругой Аллой все было намного проще. Я убила ее для гарантии — я не была уверена в том, что Рогожина не посвятила Аллу в секреты Сваранжи. Алла знала о том, что Назаров совершил какое-то преступление. Могла знать и обо мне тоже. Когда я привезла ее домой, то вместе с ней поднялась в квартиру. Алла проболталась о человеке, который должен прийти за пакетом. Я решила его выследить. В квартире я попросила воды. Она провела меня на кухню и оставила в одиночестве. Я вынула из ящика нож, пошла за ней в комнату и сделала то же, что и с Рогожиной. В этот раз я не стала снимать перчаток. Легенда для Киреева не входила в мои планы. Еще в машине я сказала Алле, что всегда вожу машину в перчатках — чтобы руль не скользил. Я вышла из дома, села в машину и стала ждать. Я видела, как входил человек (но я не знала, что он — Евгений Сваранжи). По тому, как он прицепился к пьяной компании, я поняла, что он натолкнулся в квартире на труп. Надо сказать, что Евгений Сваранжи получил пакет, за которым шел. В этом пакете была запись, которую Сваранжи однажды показывал своей дочери, предупреждая об Алексе Назарове. Сергей не знал, что дочь успела скопировать запись. Евгений унес из квартиры Аллы оригинал и я просто поражена тем, что после просмотра кассеты он не дал ей ход. Возможно, он так ненавидел отца, что не хотел, чтобы его убийцу поймали. Откуда он узнал о существовании записи? Думаю, он подружился с Розалией и, когда она ему рассказала, решил выкупить флэшку для какой-то своей цели. Я знаю, что Рогожина получала большие суммы денег после смерти Сергея. Возможно, одна из этих сумм была за кассету Назарова. Все прошло гладко. Арестовали Евгения… Но тут выяснилось, что девчонка Басманова видела меня, воруя деньги. Я захватила пистолет на твой концерт и, когда она переодевалась в гримерке, закрыла ей рот. Тут я не выдержала и украсила ее поясом для чулок. Что делать, выход творческой фантазии по отношению к жалкой маленькой шлюхе…. Позже мне следовало срочно «найти» убийцу для Киреева, и судьба подарила мне Назарова. Честно говоря, я решила подставить его на эту роль, когда он попытался сбить меня машиной. Очевидно, он решил, что я знаю все о его преступлении. Он ошибался. Тогда я не знала. Но когда я просмотрела запись, все мои сомнения отпали сами собой. Правда, была загвоздка в том, что Назаров даже близко не подходил к дому на Дмитровском шоссе в ночь убийства Аллы. Но потом я подумала, что это и не нужно доказывать. С Назарова достаточно и двух убийств: ребенка и Сваранжи. Я подсказала Кирееву про спиленный ключ. А в офисе Сваранжи обнаружили достаточно пальцев Назарова — он все время приходил, пытаясь выкупить запись. С Назаровым судьба преподнесла мне еще один подарок. Во — первых, у него оказался подарочный пистолет (я об этом не знала) из той же самой зоны, что у тебя…. А во — вторых, Назаров любил стрелять, часто ходил в тир. Пистолет был хорошо пристрелен и экспертиза показала, что из него часто стреляли. Алекс все время покупал к нему боевые патроны. Так что все получилось по справедливости. Алекс Назаров убийца. Он убил ребенка. В милиции и в суде тоже попадаются люди, с живым человеческим сердцем. Убийца ребенка никогда не выйдет из тюрьмы. Что ты раскрыл на меня глаза? Хочешь сказать, что я не сильно отличаюсь от Назарова? Возможно. Только какая мне разница? Что бы ты ни сказал, нет никакой…. Помнишь, как мы мечтали с тобой в то лето, глядя на звезды? Ты помнишь, как мы стояли на балконе и говорили вслух о твоей мечте? И ты согласился взять деньги — я отдала их тебе ради твоей мечты, Дима. Я зарабатывала их ради тебя…. Неужели ты тогда ничего не понимал? Ты ведь знал, что я работаю с Асланом. Как ты думал, что я с ним делаю? Ты думал, что я — проститутка, а он — мой сутенер, и просто закрывал глаза? А ты не задавал себе вопрос, можно ли заработать такую большую сумму денег проституцией? Ты молчишь…. Что ж, молчи. Я сама давно себя покарала. Раньше, чем меня покарали другие. Когда мы стояли с Киреевым над трупом этой девчонки, Киреев сказал, что у меня давным — давно было имя, только я об этом не знала. Весельчак. Представляешь, Дима? Имя убийцы — Весельчак! Что же ты не смеешься? Тебе не смешно? А может, тебе хочется сделать то, что я сделала, убив своего первого клиента? Аслан был единственным, кто понял, что я никогда не смогу быть жертвой. Вместо того, чтобы быть жертвой обстоятельств, дешевой жалкой проституткой, я предпочту убивать. А я ведь действительно хотела убить, Дима. У меня ничего не было, никакой возможности за себя постоять. Меня словно бросили в огромную помойную яму, где топтали, уничтожали, ненавидели…. Меня сделали ниже, чем грязь…. А я не умею быть жертвой. Аслан многое понимал. Когда я убила своего первого клиента — а это был ублюдок, Дима, бандит, смрадный старый боров, отправивший на тот свет не одну жизнь… Это был бандит, который никогда бы не сел на скамью подсудимых, наоборот… Бандит с личиной уважаемого члена общества… Его заказали конкуренты, такие же ублюдки, как он сам. Так вот: когда я выполнила первое задание Аслана и вернулась в Москву (а я никогда не убивала в Москве, только в других городах. В Москве я пряталась. Вернее, меня прятал Аслан, и всегда удачно), я приехала в гостиницу, вошла в ванну и перерезала себе вены. Если б меня не нашел Аслан, я была бы мертва. Я перерезала себе вены, хотя уже была знакома с тобой. Я сделала это потому, что убила не только своего первого клиента. Я убила себя.
В тот вечер устраивавший удачное алиби Аслан потащил меня в ресторан, на день рождения какого-то авторитета (сейчас о таком никто и не помнит), потащил прямо с порезанной и забинтованной рукой… Я должна была показаться в ресторане, это было мое алиби. А по дороге у меня появилась цель жизни. Ты ее знаешь. Я сказала об этом тогда, на балконе. А ты даже не спросил, откуда у меня столько денег…. Откуда столько денег у простой провинциальной девчонки, которая совсем недавно приехала в Москву.
Я не догадывалась, что сделал Аслан. Аслан думал, что я давно завязала с делами (мы действительно не виделись долгое время), когда я внезапно приехала к нему в Санкт — Петербург. Я убила Аслана. Но я не знала, что Аслан сам, лично, передал пистолет, из которого я убила своего первого клиента, Сергею Сваранжи. Передал вместе с письмами, в которых он рассказывал обо всех моих заказах. Аслан поступил так потому, что опасался за свою жизнь, боялся меня, знал, что я не тот человек, который будет оставлять свидетелей своего прошлого и понимал, что чудовище обязательно разорвет своего создателя. Аслан сделал из меня чудовище и опасался, что погибнет от моих рук. Дело в том, что Аслан был единственным человеком в мире, который знал, что я — так называемый Весельчак. Все мои заказы шли только через руки Аслана, он уверял, что киллер — мужчина, бывший военный. Заказчики не видели киллера никогда. Для всех я была просто любовницей Аслана, очередной его девчонкой, которую время от времени он одалживал своим друзьям. Никто, ни один человек в мире, кроме нас двоих, не знал о том, что как только я выполнила первый заказ Аслана, я прекратила с ним спать. Мы оставались только деловыми партнерами. Наша связь была похоронена в прошлом. Я не знала о последнем предательстве Аслана ровно десять лет. Я жила спокойно, ничего не подозревая о том, какая беда надвигается на меня. Беда, имеющая четкое имя и фамилию: Сергей Сваранжи. У которого была дочь.
Теперь, наверное, следует сказать о том, что когда рухнула надежда на рекламный роман Розалии и Алекса, Сваранжи не сильно и расстроился. На самом деле Алекс никогда ему не нравился. Ему всегда нравился ты. Сергей Сваранжи решил женить на Розалии тебя. Тем более, что невеста была совсем не против. Я знаю обо всем, Дима. Знаю, как они оба тебя обрабатывали. Сваранжи утверждал, что этот брак — твой единственный шанс остаться на плаву. Он даже обещал завещать абсолютно все свое имущество Розалии и ее мужу, то есть тебе. Он говорил, что ты станешь миллионером. Ты всегда вызывал у него симпатию. Сваранжи усиленно убеждал тебя жениться на Розалии и выбросить как старую половую тряпку меня. Он всегда говорил тебе, что даже спал со мной, когда мы с тобой жили вместе. Это только Киреева я обманула, сказав, что спала с Сергеем Сваранжи еще до знакомства с тобой. На самом деле все это было не так. Сваранжи уговаривал тебя вышвырнуть меня в сторону, объяснял, что я уничтожаю твою карьеру. Это чудовище безумно любило свою дочь. Странный парадокс, правда? Возможно, мне следовало посадить на колени трупу большую куклу с пышными бантиками и глупым лицом… Сваранжи безумно любил свою дочь и ради ее счастья был готов уничтожить любую жизнь, сломать любую судьбу. На чужие судьбы ему всегда было плевать. Он всегда их ломал. Ты долго выслушивал его сладкие предложения и любовные речи Розалии…
— Я никогда не женился бы на Розалии!
— Неправда. Ты сделал бы это. Так же, как и все делают. Молчи лучше. Ты и сам знаешь, что я права. Единственное, что тебя сдерживало — это я. Сваранжи прекрасно все понял. И начал наступление на меня. В один прекрасный день Сергей Сваранжи вызвал меня к себе и раскрыл предательство Аслана. Он поставил мне жесткие условия: либо я смирюсь с твоей женитьбой на Розалии, отпущу тебя и дам жениться на его дочери, либо он поступает следующим образом…. Рассказывает все о моем прошлом тебе. Несет письма Аслана и пистолет в полицию. Они будут счастливы поймать Весельчака хоть через десять лет, и если срок давности уже действует, все равно что-то на меня повесят. И, наконец, самое главное: родственники Аслана до сих пор ищут его убийцу. Это страшные люди. Он с ними свяжется и выдаст меня, и даже если я буду находиться в тюрьме, они достанут меня так, что я сама стану молиться о быстрой безболезненной смерти… Сваранжи крепко держал меня в руках. Я сказала, что подумаю. Он говорил еще о том, что если я соглашусь, в жизни все сложится для меня к лучшему, и я еще устрою свою судьбу, ведь ясно видно, что с тобой я не счастлива. У меня не было другого выхода. Я слышала, как он назначает тебе окончательную встречу. Это означало, что он не собирается ждать моего решения и собирается действовать, и первое, что он сделает — это дожмет тебя так, что получит твое согласие на брак. Я позвонила ему и сказала, что принимаю все его условия. Дальнейшее ты знаешь.
— А почему ты убила Алика Вильского? Он был твоим другом. Его-за что?
— Ты знаешь и это?
— Да, знаю. Когда Сергея убили, я знал, кто. Он успел мне все рассказать. Он не сдержал перед тобой своего слова. Он никогда не умел держать слово, всегда его нарушал. Когда убили Рогожину, я шел за тобой почти следом…. Я знал, что ты не остановишься и пытался спасти Алика, его и тебя саму, хоть как-то обезопасить от себя самой… Я попросил одного из старинных друзей моей покойной мамы (он давно живет в Австралии) устроить Алика на хорошую работу, оплатил ему поездку, визу, все расходы, дал денег… Но ты меня опередила.
— Я догадывалась, что Алика пытаешься отправить в Австралию именно ты. Алик был вторым человеком после Аслана, который знал правду о моем прошлом. Однажды я сама проболталась ему — на пьяную голову. Много выпила и рассказала сама. Перед отъездом он сам мне позвонил. Когда мы остались наедине в квартире, он поступил так, как я от него и ждала. Стал меня шантажировать: или я уезжаю с ним навсегда, или он идет в полицию. Я согласилась ехать с ним. Потом положила яд в бокал с шампанским (этот яд остался у меня после одного заказа Аслана), и он выпил. В качестве предсмертной записки я использовала его стихотворение, которое он мне написал от руки. Я заставила его переписать это стихотворение два раза. Яд захватила с собой потому, что еще дома решила, что в данной ситуации безопаснее всего для меня будет его убить.
— Ты чудовище.
— Да, я чудовище. Хорошо, что ты это знаешь, правда? Я рассказала тебе все, забыла только об одном. О самом главном, Дима. Укол тебе сделал Алекс Назаров. Только ты сам его об этом попросил. Я права, верно? Ты сам попросил его сделать себе укол потому, что ты решил покончить с собой. Ты вошел в туалет следом за Алексом, дождался, когда тот вынул полный шприц и попросил тебя уколоть. Наркоман с отключенными мозгами, Алекс Назаров совсем забыл о том лечении, которое ты принимал. Ты не хотел, чтобы твоя смерть была похожа на самоубийство. Кто тебе рассказал, что Алекс убил ребенка?
— Розалия. Она рассказала.
— Ты решил одновременно сделать два дела: свести счеты с жизнью и покарать Назарова, чтобы его осудили хотя бы за твое убийство. Красиво, ничего не скажешь. Ты не хотел, чтобы решили, что ты сам себя убил — начались бы вопросы: отчего, почему, зачем. Вопросов ты не хотел. Ответы на них ты был готов спрятать любой ценой. Ты хотел защитить меня. И выбрал смерть от передозировки. Ты чувствовал себя причиной, из-за которой я стала убивать. Ты ощущал свою вину в том, что из-за тебя я стала убийцей. И действительно: я слишком сильно тебя люблю. Так нельзя любить. Ничего хорошего из такой любви не выйдет. Я стала убивать, чтобы исполнить твою мечту, и ты не смог больше жить с этой мыслью. Ты не нашел другого выхода. Выдать меня ты не мог — ты все-таки меня любишь. А жить дальше с убийцей…. Только ты ошибся в одном. Я не убивала, Дима. Я защищалась.
Внезапно я закончила говорить — меня поразило наступившее в комнате молчание. Дима смотрел на меня так ясно и прямо, как не смотрел никогда. В глазах светилось страдание, которое делало его чище и старше.
— Что ты собираешься делать теперь? — мой голос прозвучал глухо, — ты меня выдашь?
— Нет.
— Что тогда?
— Выбери день свадьбы в следующем месяце.
— Повтори, что ты сказал….
— Давай официально поженимся, Ри. Я предлагаю тебе руку и сердце. Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Давай официально поженимся, и пусть у нас будет ребенок.
— И как ты будешь со мной жить? Ты ведь однажды не выдержал…
— Я больше так не поступлю. Это было моей ошибкой. Теперь я знаю, как поступить. Любовь моя, я хочу тебя спасти.
— Как же ты жил со мной все это время?
— А как жить дальше, если в любимом человеке вдруг появляется раковая опухоль? Если ты узнаешь, что долгие годы тело твоего обожаемого человека разъедала страшная болезнь? Если любимый человек вдруг поражается страшным уродством как крестом…
— Ты называешь убийства уродством?
— Я называю убийства болезнью, раковой опухолью, которой заражают другие… И я люблю тебя, какой бы ты ни была.
Я молча пожала плечами. Отвернулась к окну. Мрачные серые тучи нависли над городом. Их было много. Навес казался слишком плотным. Сразу стало темно. Тяжелые снежные слезы ударили в оконное стекло. Беззвучным рикошетом от игрушечной дроби застучали по железному карнизу.
Начался снегопад.
Он не смог заглушить звук выстрела.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 2 января 2011, 15.44
ТЕМА: Потрясающие новости!
Мамочка, милая, здравствуй! Наконец-то вырвала свободную минутку тебе написать. Конечно, с прошедшими тебя праздниками, всего, всего, всего… Но я хотела не об этом! Я буду петь песни Димы! Я стану выступать с ними! После самоубийства Димы песни его популярны, как никогда! Мамочка, я буду теперь на волне! Очень многие говорят, что в моем исполнении песни Димы звучат даже лучше. Конечно, это грубая лесть, но… Но ведь ты знаешь, что я с детства любила петь и танцевать. Просто мне не удавалось развивать эти таланты. Пожаловаться не могу, дела мои идут просто замечательно. Скоро мы начнем съемки двух новых клипов. Целых двух, представляешь? Я на седьмом небе! А уже в конце января начнется раскрутка моего альбома. Многие советуют немного отложить раскрутку здесь, а сделать дублирующую англоязычную запись на очень качественной и известной студии в Лондоне. Я еще не знаю, как поступить. Деньги ведь большие, хочется не прогадать. А уже в следующем году я буду участвовать в съемках новогоднего мюзикла. У меня главная (вернее, центральная) роль — роль Белоснежки, такая добрая и чистая! Мне будет очень приятно сыграть светлый образ наивной девушки с такими замечательными идеалами! Все говорят, что мне эта роль очень подходит. Мамочка, надеюсь, в феврале сумею выбраться к вам. Но не одна. У меня есть для всех вас просто замечательная новость! Я выхожу замуж. Мой жених прекрасный человек, правда, немного старше меня, но это не имеет значения. Он очень хочет познакомиться с вами. Мы знакомы с ним много лет (он постоянно работал с Димой), и он всегда мне помогал. Особенно помог в период самого тяжелого моего испытания (когда Дима покончил с собой прямо у меня на глазах). Самоубийство Димы, правда, ни у кого не вызвало сомнений, но мой жених помог пережить мне все трудности, все официальные процедуры и постоянно был рядом. Я уверенна, что он тебе понравится! Ты увидишь, какой это положительный, надежный и умный человек.
Его зовут Валерий Евгеньевич. Он продюсер.
КОНЕЦ.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Рагу из лосося», Ирина Игоревна Лобусова
Всего 0 комментариев