«Мгла»

Альбина Десницкая Мгла

Глава 1

Выбиваясь из сил, девушка бежала по ночному лесу. Ветки деревьев хлестали по лицу. Ноги увязали в снегу. Пот заливал глаза.

Она не знала, куда бежит, потому что давно уже заблудилась. Губы искусаны в кровь, гортань жгло, дышать тяжело. Волосы взмокли, мешали бежать. Девушка автоматически откидывала их назад, на это нехитрое движение тоже нужны были силы. А сил оставалось все меньше.

Вдруг она споткнулась, упала лицом в мокрый снег. Попыталась подняться, но обессилевшее тело не слушалось. Запах талого снега напомнил, что скоро весна. Что есть на свете солнце, цветы, радость.

Ульяна вглядывалась в темноту, чтобы определить, где же она находится. Повернула голову вправо, потом влево. Вокруг чернели кустарники, стволы сосен уходили высокими карандашами в облака. Девушка решила, что преследователь потерял ее из виду. Слезы потекли по разгоряченному лицу. Что делать? Куда идти? Конечно, нельзя было бежать в лес, тут неоткуда ждать помощи. Но не было выбора. Он напал на нее прямо возле подъезда, когда она возвращалась с работы домой. Ульяна собиралась уже открыть входную дверь, как почувствовала на своих плечах чьи-то руки. Она обернулась. На нее смотрели совершенно пустые глаза. Голубые круглые глаза, в которых не было ни интереса, ни жалости, ни страха, ни похоти, ни намека на какое-либо желание или чувство. Размышлять было некогда. Ульяна рванулась и побежала от своего дома. Дом ее был последним по улице Академика Янгеля. Дальше начинался лес. Днем там всегда полно народу, зимой лыжники, летом мамы с малышами, живущие в соседних домах, школьники, старики. Но был вечер. Ульяне казалось, что в темном лесу он быстро ее потеряет. А вдруг он и в самом деле ее потерял? Однако пора двигаться. Она должна спастись. Она просто обязана это сделать. Ее семья не переживет, если с ней что-то случится. Ульяна вспомнила разговор с матерью, когда звонила ей из маршрутного такси:

— Мамуль, я буду минут через пятнадцать, что-нибудь купить к ужину?

— Ну, если только свежего хлеба. Мы с папой ждем тебя. Все готово.

— Хорошо, хлеб я куплю.

Голос матери всегда такой мягкий и нежный. Ее родители вообще замечательные люди. И так как Ульяна была поздним, долгожданным и единственным ребенком в семье, всю свою жизнь родители посвятили воспитанию дочери. А теперь она совсем взрослая, но все равно остается ребенком для матери и для отца. Надо идти, нельзя раскисать.

Вдруг послышался какой-то шорох. Ночной лес наводит страх своей мрачной и необъятной громадой. Но она не боялась леса, она боялась лишь того, от кого убегала. Владельца этих пустых голубых глаз, внушающих ужас.

Она опять побежала. Куда глаза глядят. Ноги уже совсем отказывались слушаться, все тело дрожало, то и дело перехватывало дыхание. Непонятно вообще, как она смогла пробежать такое расстояние, ведь она никогда не занималась спортом всерьез. Нельзя же считать спортом занятия по физкультуре в университете. Но и университет давно окончен. Работает в юридическом отделе небольшой компании по продаже автомобилей. Зачем ей бегать? А вот пришлось.

Что это? За деревьями показался огонек. Там люди. Они ей помогут. Надо добраться до этого огонька. Ульяна побежала быстрее. Она бежала, время шло, но огонек не приближался. На небе появилась луна, и в лесу немного посветлело. Отчетливо стали видны деревья и кустарники. Впереди показалась поляна, снег на поляне блестел и переливался в лунном свете. Но силы совсем оставили Ульяну. Она уже не бежала, а еле передвигала ноги.

— Зачем я побежала в лес? — промелькнуло у нее в голове. — Когда он напал на меня, надо было бежать в обратную сторону, туда, где люди, и звать на помощь.

Она совсем отчаялась. Огонек оставался на прежнем месте. Нет, ей никогда не добраться до него. Слезы опять хлынули из глаз. Огромных усилий требовал от нее каждый шаг. Мечтая об отдыхе, Ульяна подняла лицо к луне, будто хотела попросить луну о помощи. И вдруг закричала от ужаса. По мерцающему в лунном свете снегу к ней медленно приближался он.

Луна скрылась за облаком. Ульяна нервно оглядывалась, чтобы увидеть, где он находится. Она остановилась, всматриваясь в темноту. Опять пропал из виду. Девушка повернула назад. Руки почти ничего не чувствовали. Кисти рук обморожены. Но страх был превыше всякой боли. Выбраться, выбраться из этого леса! Вот ее следы. Шаг, еще шаг. Будет же когда-нибудь этому конец.

Он навалился на нее со спины. Девушка упала лицом в снег. Острая боль пронзила ее тело. А он издавал дикий, нечеловеческий рев. Но Ульяна слышала только встревоженный голос матери. Она попыталась ей ответить, окровавленные губы произнесли заветное: «Мама, мамочка…». А потом Ульяна уже не слышала и не чувствовала ничего.

Глава 2

Утром в метро всегда многолюдно. И это еще мягко сказано. Прохор едва протиснулся в вагон.

Теснота была страшная. Поэтому он и не заметил, как завибрировал в кармане мобильный телефон. Только выйдя из метро, он на всякий случай проверил звонки и заметил пропущенный вызов. Номер абонента был ему не известен. Он перезвонил по этому номеру и с удивлением услышал голос своего давнего знакомого.

— Здорово, дружище!

— Привет, сколько лет, сколько зим!

— Да, давно пора бы повидаться!

— Конечно, — ответил Прохор. — Я просто был загружен на работе по самые уши, а потом три недели отдыхал на Кипре. Два дня, как вернулся.

— Так ты еще в отпуске?

— Да нет, отозвали. Опять на работе завал.

— А сегодня на вечер, какие планы?

— Если ничего экстренного на работе, то в шесть буду свободен.

— А может, уделишь мне немного времени, есть разговор, — настойчиво продолжал старый знакомый Прохора.

— Конечно, созвонимся ближе к вечеру.

Старый знакомый Прохора, несмотря на относительно молодой возраст, второй год находился на пенсии по выслуге лет. Может быть, он и продолжал бы служить в полиции, если бы не смена руководства Управления. Больше года Виталий Горев искал новую работу, но ничего подходящего пока найти не мог. Так и жил, вынужденно бездельничая.

Прохор был заинтригован разговором с Виталием. Что побудило его к срочной встрече? Наверное, хлопочет о трудоустройстве дочери, она же оканчивает институт, — подумал он, — но чем я ей могу помочь? Кажется, она учится на бухгалтера или на экономиста, это не по моей части.

Быстрым шагом Прохор вошел в свой офис. Скинув пальто и бросив сумку на свой стул, он поспешил в конференц-зал, где собрались его коллеги.

На совещании, как всегда, подводили итоги работы за прошедшую неделю, обсуждали планы на будущую. Прохор с увлечением погрузился в работу и не заметил, как пролетело время.

Затем он провел планерку в своем отделе. Проверил отчетность. Переговорил с представителями партнерских компаний. Так прошел еще один рабочий день. Он чуть было не забыл, что обещал позвонить старому товарищу. Приятели договорились встретиться в половине седьмого, возле входа в метро «Новослободская».

Зашли в небольшое кафе, выбрали столик в глубине зала. Виталий заказал себе чай, а вот Прохор решил плотно поужинать, ведь пообедать сегодня не удалось. Пока заказ готовился, они разговаривали о том — о сем, как поживают родные, какие перспективы у Прохора на работе, чем сейчас занимается их общий знакомый Серега Гвоздев.

Когда Прохору подали салат, Виталий перешел к главному.

— Знаешь, дружище, я не хочу это афишировать, поэтому скажу только тебе, — издалека начал Виталий.

— Ты меня уже заинтриговал, выкладывай, — отставляя пустую тарелку, ответил Прохор.

— Только не смейся. У меня такие подозрения, что моя Лариска с кем-то встречается. Я стал замечать, что ей вечерами кто-то названивает на мобилу, она уходит в другую комнату, боясь, что я услышу их разговор. Иногда поздно возвращается с работы, объясняя это какой-то загруженностью. Со мной общается очень сухо. Говорит, что очень устает на работе, рано приходится вставать и все такое. В общем, она резко изменилась за последние полгода. Сидит на диете, похудела на восемь килограммов, стала больше внимания уделять своей внешности.

— Ты думаешь, завела любовника? — удивился Прохор.

— Похоже, что да.

— Может быть, ты напрасно так думаешь? Когда работал, тебе некогда было обращать внимания на жену. А теперь вот вышел на пенсию, сидишь дома и выдумываешь всякую ерунду. На твою Лариску это совсем не похоже, она такая домашняя, всегда чувствовалось, что она тебя очень любит.

— Ты ее давно не видел, она очень изменилась, вот почему я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Последить за твоей женой? — удивился Прохор.

— Нет, все намного проще, пробей номер телефона, с которого она получает входящие вызовы, тебе же это ничего не стоит. У тебя наверняка вся информация об абонентах вашей сети есть в компе.

— А у нее что, оператор «Билайн»?

— Ну да, иначе, зачем бы я тебя просил?

— Интересно, а тот, кто ей названивает, пользуется какой сотовой сетью?

— Да я вообще представления не имею, кто ей звонит, и какой у него оператор.

— Слушай, Виталь, ну зачем тебе все это? Меньше знаешь, крепче спишь.

— Прохор, ты что, не понимаешь? Меня водит за нос собственная жена! Мужик я или тряпка какая-нибудь!?

— Ладно, ладно, успокойся, — перебил его Прохор, — если уж тебе действительно это надо, нет проблем, завтра распечатаю все входящие и исходящие вызовы твоей жены. За какой период времени тебе надо?

— Ну, сделай хотя бы за последний месяц, а лучше за два.

— Не вопрос, диктуй ее номер.

— Записывай, — он по памяти продиктовал номер жены.

Прохор вбивал цифры в свой телефон.

— А если ее любовник тоже с «Билайна» звонит, можно будет его данные узнать? — Горев смотрел на него в упор.

— Виталь, ты же понимаешь, если всплывет, что я такую информацию выдаю без разрешения суда, меня выкинут из компании к чертям собачьим.

— Ну, позарез надо, — настаивал Горев, — я при тебе все посмотрю и тут же верну.

— Ладно, уговорил. Подставляешь ты меня конкретно. Но как тебе откажешь?

После встречи с Горевым Прохор задумался. Он не хотел нарушать служебную дисциплину и разглашать конфиденциальные сведения. Но в то же время он рад был встрече со старым приятелем. Одно время они очень дружили. Прохор после срочной службы в армии устроился в милицию, в патрульно-постовую службу. Тогда он и познакомился с Виталием Горевым. Они часто встречались в нерабочее время, Прохор бывал у него дома. Дочка Виталия была совсем маленькой, а Лариса не столько походила на маму, сколько на школьницу — старшеклассницу. Несмотря на то, что жили они тогда в однокомнатной квартире, там всегда был уют и полный порядок. Лариса часто готовила разные вкусности. Особенно Прохору запомнились ее пирожки с мясом. Таких он не пробовал больше нигде. В этой однокомнатной квартирке иногда собирались большие компании. Было весело, интересно и никогда эти посиделки не превращались в пьяный дебош. Такой тон задавали хозяева.

Глава 3

Василий продрог. Убежище, в котором он находился, не спасало от холода. Это был заброшенный дом, в котором давно никто не жил. Ветхие стены, дырявая крыша, обвалившаяся печь. Обломки мебели, старая посуда, кучи тряпья. Вокруг дома пустыри. Неподалеку от дома свалка, где вчера Василий смог раздобыть гнилую картошку. Еще раньше, украв чью-то старую куртку в деревенской избе, он нашел в ее кармане настоящий охотничий нож.

Время было раннее, но из-за холода и голода не спалось. Василий перебирал в памяти события последних двух лет. Он вспомнил, как просыпался от холода на свиноферме. Какие там были сырые бетонные стены, какая грязная подстилка, на которой он спал. Как удушающе пахло навозом. Василий вспомнил Эдуарда, своего соседа. Как, просыпаясь раньше, смотрел на него. Казалось, что тому совсем не холодно, он мирно спал на левом боку, подтянув ноги почти к самому подбородку. Усталость оказалась сильнее холода. Василий смотрел на его худое тело, на выпирающие вены, на грязные всклокоченные волосы, и слезы катились по его щекам. Василий плакал потому, что этот совсем обессиленный человек был отражением самого Василия. Он понимал, что ничем не отличается от этого парня, такой же тощий, измученный, грязный. Слышен рев мотора, скоро старший смены скомандует: «На работу вставай!». Летом, когда приходилось просыпаться по команде, на улице уже светало. А сейчас ночи длинные, когда просыпаешься, кажется, что до утра еще так далеко. Василий встал со своей рваной подстилки. Все тело болело, но из-за холода сидеть было невозможно. Он поднял голову и посмотрел на окно, которое находилось на расстоянии двух метров от пола. В этот маленький проем была видна луна. Луна напомнила ему, как в детстве, когда он, непослушный мальчишка, отказывался ложиться спать и прыгал на кровати, мама подходила, обнимала за плечи, садилась с ним возле окна и, показывая на луну, рассказывала про инопланетян. Она говорила, что на Луне тоже есть жизнь. Когда у нас наступает ночь, лунные жители высаживаются на Землю. В это время все должны спать, так как инопланетяне видят тех, кто не спит, и могут забрать с собой. Мальчику не хотелось с инопланетянами на другую планету, поэтому он ложился, притворяясь спящим, а затем засыпал. А сейчас Василий мечтал, чтобы люди, которые прилетают с Луны, забрали его из этого ада. Свиноферма была настоящим адом.

…Скоро взойдет солнце. Окрестности при солнечном свете станут более дружелюбными. Оживет и заброшенный дом. Жизнь Василия еще не закончилась. Воспоминания воспоминаниями, но пора начинать сегодняшний день.

Глава 4

Виталий Горев вернулся домой в девятом часу вечера, но дома никого не было. Потом пришла Лариса. Сославшись на усталость, отказалась ужинать и закрылась в спальне. Виталий, приглушив телевизор, прислушивался. Но ни телефонных звонков, ни голоса жены он не услышал.

— Повеселилась, устала бедняжка, — размышлял он про себя, — видно и вправду сил нету по телефону с этим уродом разговаривать.

Нервы его были на взводе. Когда по телевизору закончился футбол, Виталий вошел в спальню и с удивлением заметил, что Лариса уже крепко спит, посапывая. Он разделся, безразлично посмотрел в сторону жены и, повернувшись к ней спиной, попытался уснуть. Сон не шел, его очень волновала завтрашняя встреча с Прохором. Завтра он узнает все об этом мерзавце, который пытается разрушить семью Виталия. Казалось, что ночь длится слишком долго, а рассвет никогда не наступит. Виталий вспоминал, как счастливо они жили все эти годы. Он слишком много времени уделял работе, потому что любил свою работу. Но все свободное от работы время он проводил с семьей. Он любил Ларису, а она любила его. Через два года после того, как они поженились, у них родилась Иришка. Она поздно начала ходить, потому что была упитанным ребенком, но зато в два года уже очень хорошо разговаривала, раскатисто выделяя букву «р», и даже читала стишки на елке в районном Доме культуры. Девочка была послушным ребенком и очень любопытным. Однажды, когда Виталий оставил дома «тревожный» чемодан, где лежали все необходимые вещи на случай тревоги, Иришка не могла не узнать, что там лежит. Он вспомнил, как раздался дикий вопль, как слезились глаза и скребло в горле, как выбежала из комнаты дочка с лицом, перепачканным чем-то оранжевым. Лариса не сразу поняла, что случилось, а он, сообразив, что ребенок набрызгал себе в рот содержимое газового баллончика, схватил девочку на руки и понес в ванную. Кажется, совсем недавно Ирина окончила школу, и вот уже заканчивает институт. Куда ей устраиваться на работу? Мамашу теперь явно этот вопрос не волнует, сейчас у нее другое на уме. Когда начало светать, Виталий уснул, и проснулся в семь от сигнала будильника. Он так и пролежал всю ночь спиной к жене, и теперь не хотел, чтобы она заметила, что он уже проснулся. Он продолжал лежать на левом боку, притворяясь спящим. Виталий слышал, как Лариса пошла умываться. Как одевается перед зеркалом. Наряжается, — думал он, все так же притворяясь спящим, хотя делать это было уже сложно, ноги затекли, хотелось перевернуться на другой бок, — опять вечером побежит мне рога наставлять. Ну, ничего недолго ей осталось порезвиться. Выходя из спальни, Лариса, пробурчала себе под нос:

— Жрать да спать, все, на что он способен, вместо того, чтобы работу искать».

Типичная ситуация. Семейное счастье трещало по швам. Похоже, что развод уже не за горами.

Виталий встретился с Прохором в том же кафе во время обеденного перерыва, и опять они заняли столик в глубине зала. Прохор не стал себе ничего заказывать, сославшись на отсутствие времени. Виталий попросил только чай. От нетерпения у него ломило виски.

— Вот, смотри, — выкладывая на стол пачку бумаг, Прохор внимательно наблюдал за реакцией товарища. — Это все ее звонки, в том числе, и смс— сообщения за последние два месяца. Я просмотрел их и нашел номер телефона, с которого ей звонят по вечерам. Это информация об абоненте, который является причиной ваших семейных неурядиц.

Виталий поспешно взял в руки принесенные Прохором бумаги. Первым делом он просмотрел сведения об абоненте.

— Колышев Геннадий Степанович, шестьдесят четвертого года рождения, паспорт, серия, прописан в деревне Аксаково Мытищинского района на улице Колхозной, — вслух читал он, — так вот оно что, со своим начальником замутила!

— Не могу поверить, — сочувствующе произнес Прохор, — ты извини, я очень тороплюсь, рви бумаги и пошли.

— Еще пять минут, — попросил Виталий.

Он бегло просмотрел каждый лист. Дойдя до смс — сообщений и прочитав первое из них: «Я уже соскучился. Позвони, когда сможешь», он схватил всю охапку и стал нервно рвать листы один за другим, проклиная вслух своего соперника:

— Мразь, подонок, я тебе покажу, как чужие семьи разбивать!

Прохор с удивлением наблюдал за происходящим, он еще никогда не видел такого разъяренного Горева. Опасаясь, что кто-нибудь их заметит, он все время оглядывался по сторонам.

— Слушай, Витька, прекращай, на нас могут обратить внимание, — собирая разбросанные Виталием бумаги, потребовал Прохор. — Я же тебя предупреждал, твоя прихоть может стоить мне работы, а то, не дай бог, и дело возбудят за распространение секретных сведений.

Но Виталий его не слышал. Он обхватил голову руками, все происходящее казалось ему кошмарным сном.

Глава 5

Василий вышел из заброшенного дома и огляделся. Ни одной живой души. Ни кошки, ни собаки, ни птички какой-нибудь. Привычно хотелось есть. Надо идти на свалку. Там хоть что-нибудь да найдешь из съестного. Но сил было мало. Пришлось сесть на ржавое, перевернутое вверх дном ведро. Вдохнул полной грудью. Вроде полегчало. Опять нахлынули воспоминания.

Василий увидел себя в проходе свиноводческого комплекса. Его подташнивало от той еды, если это можно было назвать едой, которую он съел на завтрак. Она мало отличалась от того, чем кормили свиней. За два года он настолько привык к этим существам, что ни едкий запах свинячьей еды, смешавшийся с запахом дерьма, ни бесконечный визг этих животных не производили на него никакого впечатления. Первое время после того как парень увидел, из чего готовили пищу для свиней, он практически голодал. Для усиления вкуса при мясном откорме к таким концентратам как кукуруза, зерноотходы, жмых, добавлялся бульон, который варили из внутренних органов свиней, а также туш умерших от паразитарных заболеваний особей. Но спустя две недели, прожитые в тяжком физическом труде и почти без пищи, Василий начал падать в обмороки. А за это очень жестоко наказывали. Понимая, что надо есть ради того, чтобы выжить, он начал вталкивать в себя, так называемую пищу. Теперь он часто вспоминал, как отказывался от вкусного обеда, приготовленного матерью, только лишь потому, что хотел досадить ей. Василия родители баловали с малых лет, потому что души в нем не чаяли. Потакали любым его капризам. И уже к пяти годам он был неуправляем. Однажды Вася закатил истерику прямо в фойе цирка после представления, потому что не получил вдобавок к купленной указке, переливающейся разноцветными огоньками, и мороженому, еще одну игрушку. Он бился в истерике, катаясь по полу и размахивая руками и ногами, при этом ударил мать прямо по коленной чашечке. Не обращая внимания на боль, мать пыталась уговорить сына прекратить истерику. Но все было напрасно. Пока Василий не получил желаемую игрушку, он не успокоился.

Голос бригадира вырвал Василия из воспоминаний: «Чего стоишь? Развози еду!». Он послушно взял тачку, на которой уже стояли два огромных бидона с поросячьей едой, и пошел по узкому проходу между клеток с животными.

…Василий еще раз глубоко вздохнул. Улыбнулся самому себе в предвкушении удачного дня. И двинулся в путь, помахав заброшенному дому:

— Скоро увидимся!

Дом без окон и дверей, с дырявой крышей и покосившимися стенами, был его единственным другом. Единственным пристанищем. Единственной точкой опоры в нелепо сложившейся жизни.

Глава 6

Лариса переживала бурный роман. Она чувствовала себя девчонкой, у которой жизнь только начинается. В очень короткий срок произошло превращение замученной бытовыми вопросами и работой женщины в молодую и ухоженную, на которую любо поглядеть. Причиной всему был ее новый мужчина, новая любовь. Но этой любви могло не случиться, не разочаруйся она в человеке, с которым долгие годы не только делила постель и имела общего ребенка, но и боготворила его, считала самым лучшим человеком на Земле.

Все произошло очень стремительно. Муж из солидного, делового мужика, главы семейства, превратился в жалкое ничтожное существо. А тут и появился герой романа.

Всего лишь месяц ей потребовался, чтобы вернуться к тому весу, который она имела в студенческие годы. Она ощущала, что стала намного привлекательнее. Замечала, что нравится противоположному полу. И эти ощущения наполняли ее жизнь радостью, давно забытым чувством счастья.

Инициатором их романа был он — ее непосредственный начальник. Лариса не догадывалась, почему вдруг именно она стала объектом его желаний. Она не могла знать о том, что Геннадий Степанович, ставший для нее теперь просто Геной, совсем недавно расстался с молодой любовницей, и чтобы заполнить это место, решил далеко не ходить. Но даже если бы Лариса и узнала об этом, то вряд ли факт повлиял бы на ситуацию. Она ведь была ослеплена новыми отношениями, они захватывали ее целиком. Ей казалось, что именно ради этой встречи она и появилась на свет. Жизнь в один миг приобрела яркие краски. Теперь у нее есть цель, ради которой стоит жить. Ради того, чтобы ее любили, ради того, чтобы нравиться, раз за разом покорять его сердце. Ради того, чтобы быть счастливой.

Раньше ей приходилось встречаться с женой Геннадия Степановича, с его детьми. У них были хорошие деловые отношения. Но сейчас ее совесть молчала. Ведь она была счастлива. Почему она должна думать о своем муже, о дочери, о жене Геннадия, о его детях? Каждый пусть думает о себе.

Встречи с Геннадием, не считая рабочих будней, происходили как минимум два раза в неделю. Чаще всего они посещали дорогие сауны, благо материальное положение любовника позволяло.

И вот сегодня они направились в шикарную сауну на Нахимовском проспекте, где вся обстановка располагала к полному расслаблению. От такой романтики у кого угодно голову снесет.

— Как дела у тебя дома? Как муж? — целуя ее спину, спросил Геннадий.

— Когда я с тобой, не хочется о нем вспоминать, это темная полоса моей жизни, — Лариса говорила почти шепотом. — Муж, можно считать, находится на моем иждивении, потому что его пенсии ни на что не хватает. Он не хочет даже пытаться найти работу, его все устраивает.

— А что дочь? — уже с некоторым любопытством продолжал разговор Геннадий. — Она же у тебя умница, институт заканчивает. Ты говорила, что неплохо учится, наверное, у нее большие перспективы?

— Это так. — Лариса высвободилась из его объятий и повернулась лицом к стене. — Но у нас с ней отношения прохладные.

— А что случилось?

— Не знаю, наверное, я мало времени ей уделяю, мы стали как-то далеки. Мне кажется, она во всем поддерживает своего отца. Не осознает того, что всю семью тяну я одна. Единственная радость в моей жизни — это ты.

— Лариса нежно провела тыльной стороной ладони по его щеке.

Время пролетело, как всегда, незаметно, и вот уже машина неслась по направлению к дому Ларисы.

— Ларочка, мне с тобой очень хорошо, — вернулся к начатому в сауне разговору Геннадий, — но ты же понимаешь, что все это временно. Что есть наши семьи, наши дети, их не вычеркнешь из нашей жизни.

— А почему мы не можем просто быть вместе, — наивно глядя в лицо Геннадию, не понимала Лариса. — У меня взрослая дочь, с мужем нет никаких отношений, твои дети тоже ведь давно выросли?

— Малыш, мне очень хорошо с тобой, но есть в жизни такие вещи, которые нельзя изменить.

— Ну почему? Я тебя не понимаю!

— Слушай, давай не будем сейчас все это ворошить, просто завершим хороший вечер на мажорной ноте.

Лариса надула губы и отвернулась к окну. Мелькали разноцветные огни ночной Москвы. Они ехали через самый центр. Машин было уже мало, и поэтому кататься по ночной Москве было сплошным удовольствием. На горизонте появился Кремль. Каменные стены из красного кирпича и крыши башен, большинство из которых выполнено в едином архитектурном стиле, в темное время суток производят особое впечатление. Каждая башня, каждый купол, каждая арка ворот — чудо красоты и искусства. Они ехали по набережной. Ларисе хотелось ехать так долго-долго, хотелось, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Колышев всегда был нежным и ласковым. У нее по телу пробегали мурашки, когда они совсем обнаженные заходили в парную, и он притягивал ее к себе, шептал ей на ухо: — «Котенок, я тебя так люблю!» И его сильные руки гладили ее ягодицы, ласкали грудь, его губы нежно и страстно целовали ее лицо. Они сливались в единое целое, все вокруг кружилось, вертелось. Ни он, ни она, ни о чем не думали. Они пребывали в эйфории. Потом он нежно целовал ее вокруг глаз, потом за ушком, затем целовал шею. Ей нравилось каждое прикосновение его рук. Его ласковый взгляд проникал прямо в душу. Горящие глаза, дрожащие тела, учащенное дыхание — вот оно счастье!

А Геннадий иногда даже сам верил в любовь. Каждая женщина в его жизни представляла особую ценность. Он любил их всех.

Глава 7

Получив неопровержимые доказательства виновности жены, Виталий разрабатывал план действий. Выследить и застать их вместе. Что это даст? Возможно, она обрадуется, что все разрешилось таким образом. Неизбежно наступит настоящий распад семьи.

Он ходил из угла в угол своей спальни. Несколько раз порывался позвонить жене и сказать ей, что все знает, но вовремя себя одергивал. Вновь пытался сконцентрироваться на правильном решении проблемы. Проблема существует, значит надо ее решать.

Лучше встретиться только с ним, — сменяли мысли одна другую, — и поговорить по-мужски. Встретиться где? В офисе? Не вариант. Он же, Виталий, и будет выглядеть как глупец и нелепый ревнивец. Возле офиса? Тоже не получится. Если жена встречается с ним, то наверняка с работы уходят вместе. Выследить, где он живет? Да, это более подходящий вариант. Место прописки, возможно, не совпадает с местом проживания.

Виталий не находил себе места в предчувствии неминуемой развязки. Он пытался отвлечься и думать о чем-либо другом, но ничего не получалось. Он прокручивал эту ситуацию по несколько раз. Как он встретится с ним, как будет смотреть ему в глаза, попытается запугать его тем, что все расскажет его жене. И, в конце концов, Калышев сдастся, будет просить у него прощения.

Виталий встал с дивана, поспешно оделся и вышел из квартиры. Он не поехал на машине, а пошел к метро. Горев вышел из подземки на Октябрьском поле, прошел до девятиэтажного здания с вывеской «Росагроатом-спецпроект» и остановился напротив крайнего левого окна второго этажа. За этим окном должна была находиться жена. Он не видел ни тени, ни силуэта. А ровно в восемнадцать часов свет в окошке погас. Горев еще больше заволновался. Сейчас он увидит все своими глазами. Он знал, что сорвется, нервы сдадут, и он пустит в ход кулаки. Он прямо здесь закатит сцену ревности, и ему плевать, кто и что о нем подумает.

Время тянулось, каждая минута казалась вечностью. Так прошло тридцать минут, однако Лариса так и не появилась. Один за другим выходили сотрудники компании. Простояв, переминаясь с ноги на ногу, еще пять минут, Виталий увидел выходящего из здания мужчину, в котором, присмотревшись, узнал Колышева.

Нащупав в правом кармане куртки бумажные купюры, Виталий вытащил их и машинально пересчитал — две тысячи сто пятьдесят рублей. Он метнулся к проезжей части в надежде поймать такси. Колышев в это время уже хлопнул дверцей своей машины. На обочине стояла бордовая «четверка», вроде бы с водителем. Горев подошел поближе, стекло со стороны водителя опустилось.

— Слышишь, подбросишь? — выпалил он на ходу.

— Куда? — спросил водитель.

— Не знаю, недалеко, — не думая, ответил Виталий.

— Что значит недалеко?

— Вон за той машиной надо проследить, две тысячи хватит?

— А если он в Питер махнет? Мы за ним и полпути не угонимся, — пошутил пожилой мужчина, — ладно, садись. А деньги-то у тебя точно есть?

— Держи, — Виталий, садясь на переднее сиденье, протянул свернутые две тысячи сто пятьдесят рублей.

«Вольво», выехав на перекресток, резко притормозил. Водитель «четверки» тоже притормозил. Ремонт дороги, — понял Виталий, увидев знак.

— Слышишь, ты аккуратнее, не спались.

Колышев свернул на параллельно идущую улицу и понесся по крайней правой полосе, предназначенной только для общественного транспорта.

— За ним, — командным тоном распорядился Виталий.

— Ага, сейчас, разогнался.

— Командир, если возникнут проблемы, я решу, — уверил Виталий и сунул в лицо водителю «жигулей» ксиву пенсионера полиции.

Не успев разглядеть удостоверение, но поняв, что дело имеет с полицейским, водитель молча вывернул руль и, добавив скорости, попытался догнать «Вольво». Благодаря тому, что преследование происходило в городе, старенькая «четверка» смогла не отстать от новой иномарки.

Выехав за МКАД, Колышев направился в сторону Красногорска. Затем, въехав в город, он повернул в сторону лесного массива. «Жигули» преследовали «Вольво» так, как это бывает только в кино. И при этом Геннадий Степанович даже не заметил за собой хвост. Проехав около двух километров по лесной дороге, авто притормозило перед шлагбаумом, который автоматически поднялся. Машина Геннадия скрылась в темноте. Перед «четверкой» шлагбаум опустился, из будки вышел охранник.

— К кому едете? — заглядывая в приоткрытое окно, спросил молоденький паренек.

— Да вот заблудились, это куда мы выехали?

— За шлагбаумом закрытый поселок, охраняемая территория, въезд только по пропускам.

— Понятно, а до города нам как доехать?

— Это вам в обратном направлении, все время прямо, а когда дорога разойдется на две, берите левее и попадете в Красногорск.

Водитель «жигулей» развернул машину на маленьком пятачке и тронулся в указанном охранником направлении.

— Значит, так, — Виталий говорил, как будто водитель «четверки» являлся его личным водителем. — Я сейчас выйду и попытаюсь пройти на эту частную охраняемую территорию, а ты сверни немного с дороги и жди меня.

— Мы с тобой так не договаривались, либо доплачивай, либо я поехал.

— Я тебе еще раз говорю, жди меня здесь, а если все правильно сделаешь и отвезешь меня домой, получишь еще столько же.

Водитель кивнул. Заработать за вечер четыре тысячи, причем на такой развалюхе, когда еще получится?

Виталий, недавний полицейский спортивного телосложения, минут за пятнадцать добежал до жилых построек. Улицы хорошо освещались затейливыми, выполненными в готическом стиле фонарями. Все дома построены по одному образцу. Виталий в том же темпе пробежал по улице, внимательно осматривая участки возле домов в поисках иномарки Колышева. Было ветрено и морозно, несмотря на раннюю весну. Но Виталий знал, что должен машину Колышева найти. Добежав до конца улицы, Горев почувствовал, что сердце его забилось с удвоенной силой. Машина стояла возле дома по левую сторону дороги. Оглядываясь по сторонам, он подошел к калитке, которая оказалась открытой. Вот крыльцо. Свет почти во всех окнах. Наверное, тут вся семья Колышевых в сборе. Виталий потянул за ручку входной двери. Дверь приоткрылась, и Горев прислушался к тому, что делается в доме.

Странно, но было тихо. Как будто дом совсем пустой. Он направился вглубь дома, осматриваясь на ходу.

Да, домик не простого сотрудника «Росагроатома». Три этажа и площадь не меньше пятисот квадратных метров. Гостиная в классическом стиле. Дорогие отделочные и декоративные материалы. Эксклюзивная мебель, люстры, предметы интерьера, видимо, известных итальянских марок. Камин. На верхней полке шкафа коллекция колокольчиков, привезенных из разных стран. Плазменный телевизор, с диагональю более ста сантиметров. Горев постоял в гостиной, поднялся на второй этаж по деревянной лестнице и оказался в просторном холле, хорошо освещенном. Светильники из бронзы в виде подсвечников располагались по периметру помещения. Направо через открытую дверь была видна спальня, в середине которой стояла двуспальная кровать из дубового массива, заправленная покрывалом из белого жаккарда с ярким рисунком. Виталий прошел в комнату. Окно завешено шторами в тон покрывалу. Возле стены, смежной с холлом, стоял огромный платяной шкаф с большими зеркалами. Виталий увидел в зеркале свое отражение, содрогнулся и понял, что же он натворил. Сам факт нахождения его в чужом доме уже предполагал привлечение к уголовной ответственности за проникновение в чужое жилище. Он поспешил покинуть комнату, но зацепился за край прикроватного коврика и споткнулся. На весь дом раздался стук его ботинок. Виталий замер и прислушался. В доме по-прежнему тихо. Выйдя из спальни, он опять оказался в холле. Через открытую дверь просматривался кабинет с большими книжными шкафами и письменным столом. Виталий остановился напротив открытой двери, что-то внутри подталкивало его зайти в кабинет. Он переступил порог, комфортный минимализм кабинета произвел должное впечатление. Стиль выдержан до мелочей, нет ни единой лишней детали. Подошел к столу и уселся в мягкое кресло с подлокотниками. Идеальный порядок на столе, отсутствие письменных принадлежностей свидетельствовали о том, что в кабинете давно никто не работал. Виталий посмотрел на часы, прошло почти сорок минут с тех пор, как он оставил водителя у шлагбаума. Ему давно стало ясно, что дом пуст. Он спустился по лестнице на первый этаж, прошел через гостиную и открыл входную дверь. Странно, когда он заходил в дом, то на крыльце не было света. А теперь ярко горели веселые фонарики. Горев вышел из калитки, даже не прикрыв ее, и мелкой трусцой направился к машине.

Глава 8

Снова голодное и холодное утро в заброшенном доме. Этот дом Василий воспринимает как родной и всегда сюда возвращается, что бы ни случилось с ним накануне. Сегодня ему тяжелее, чем всегда. Ломит в висках. Глаза плохо видят, снова их заволокла какая-то мгла. Да, мгла, вязкая пелена. Иначе не назовешь. Слух пропадает. Потом возвращается и снова пропадает. Надо глубже дышать, тогда мгла отступит.

Василий выходит из дома и глядит по сторонам. Весна напоминает о себе. Капает с крыши капель. Ручейки настойчиво пробивают дорогу в сугробах. Солнышко припекает сквозь легкие веселые облачка. Хорошо. В такие минуты Василий всегда вспоминает о том, от чего удалось убежать.

То и дело на свиноферме гибли люди. Такие же работяги, а если быть более точным, то такие же рабы, как он, часто не выносили условий здешней жизни. Василию пришлось лично увидеть три смерти. Людей, как мусор, грузили на тачки и вывозили на свалку. Опасаться, что кто-то найдет там труп, не стоило: ведь свалка была такой огромной, а машин с мусором так много…

С каждой смертью Василий все более ценил жизнь и не терял надежды, что когда-нибудь выберется отсюда и вернется к родителям. В тот холодный весенний день, когда он убежал из дома, Вера Николаевна попросила сына сходить в магазин, он отказался, в разговор вступил отец.

— Как ты собираешься жить самостоятельно?! Ведь мы же не сможем всю жизнь тебя тянуть! — Юрий Сергеевич живым укором стоял на пороге его спальни.

— Отстань, — в привычной манере огрызнулся Василий, — видишь, я занят.

— Вася, тебе скоро придется жить самостоятельно. Мы с матерью не вечные. Неужели ты считаешь, что мы желаем тебе плохого?

— Если ты сейчас не отстанешь, я уйду из дома, — Василий вскочил со стула и стал одеваться.

— Одумайся, — не унимался отец, — ты живешь, как хочешь, у тебя все есть, чего тебе не хватает?

— Задолбали вы меня. — Василий не хотел уходить из дома, думал просто досадить родителям. — Больше сюда не вернусь.

— Больше я тебя на порог не пущу, — спокойно и сухо ответил Юрий Сергеевич.

Громко хлопнула дверь, Василий выбежал на улицу. Его гнев накипал с каждой минутой. Парень привык командовать своими родными, поэтому слова отца вызвали слепую ярость. В надежде испугать родителей, он решил не ночевать дома. Катаясь на метро от станции к станции, парень вышел на Павелецкой, где проторчал целый час. Ему вдруг в голову пришла идея, сесть на любую ближайшую по времени электричку и уехать, куда глаза глядят. Так он оказался в Барыбино. Только вот на обратный поезд до Москвы уже не успел. Теперь надо было думать, где переждать время до первой утренней электрички, а она отправлялась в шесть часов четырнадцать минут. На улице слишком холодно, на вокзале менты достанут. Так, в поисках решения, он бродил по улицам этого Барыбино, пока его не окликнул какой-то мужчина.

— Парень, огонька не найдется?

Василий вытащил из кармана зажигалку.

Благодарю. А ты чего, автобуса ждешь? В это время никакой городской транспорт уже не ходит.

— Знаю, что не ходит, мне до утра где-то надо переждать.

— А утром что будет?

— На электричку до Москвы и домой.

— До утра ты в сосульку превратишься, хочешь, отвезу тебя к леснику? Он всех гостей принимает, один живет.

— Ну, давай, — не раздумывая согласился Василий. — А назад-то я как утром доберусь?

— Да на попутке, утром столько народу едет! — мужчина наклеил какое-то объявление на автобусной остановке и кивком головы пригласил Василия в машину.

В машине было тепло, но парень никак не мог согреться, больше всего замерзли ноги. Из-за сильного озноба он не заметил, сколько проехали километров, в какую сторону двигались. Зачем ему? Он только переночует в тепле, а завтра утром выйдет на дорогу, поймает машину и доедет до вокзала. Василий даже и подумать не мог, что этот случайный знакомый подыскивает очередную жертву для работы на свиноводческой ферме, которая процветала за счет бесплатного труда таких же несчастных, как и он.

Глава 9

Виталий вернулся домой в двенадцатом часу ночи. Ларису это ничуть не удивило. Процедив мужу сквозь зубы «привет», она направилась в ванную, где, несмотря на столь поздний час, решила принять ванну со скипидаром. В последнее время скипидар, также он имел название «скипофит», приобрел большую популярность среди женщин, которые хотели похудеть.

В те дни, когда Лариса не встречалась с любовником и приходила домой сразу после работы, она готовила себе ванны со скипидаром, после чего надевала пижаму и укладывалась в постель.

Горев уже привык к такому образу жизни жены, поэтому даже не надеялся, что дома его ждет горячий ужин. Однако в этот раз Виталий ошибся. Любимая дочь Иришка закончила сегодня занятия в институте раньше обычного и приготовила на ужин голубцы.

— Ну, наконец-то! — обрадовалась Ирина, выходя из своей комнаты. — Папочка, мне срочно надо с тобой поговорить. Я приготовила твои любимые голубцы, пойдем ужинать.

— А я очень проголодался, — с неподдельной благодарностью ответил отец, — сейчас только руки помою.

— Пойдем, на кухне помоешь, в ванной мама омолаживается.

Виталий тщательно мыл руки, намыливая их раз за разом, будто он хотел смыть весь негатив, накопленный за сегодняшний день, а Ирина тем временем разогревала в микроволновой печи приготовленную еду.

— Тебе помочь? — вытирая руки, спросил Виталий.

— Нет, спасибо. Ты, наверное, очень устал, садись за стол.

Виталий действительно чувствовал усталость. Но усталость не физическую, а эмоциональную. Голова болела так, что больно было моргать. Он тяжело плюхнулся на кухонный диван. Дочь уже ставила на стол тарелки и раскладывала приборы. В кухне вкусно пахло. Виталий с особой остротой почувствовал, что очень голоден.

Усевшись напротив отца, Ира начала излагать свои новости.

— Папуль, у меня грядут глобальные перемены.

— Интересно, выкладывай.

— Мне предложили работу.

— Да ты что?

Девушка кивнула, таинственно улыбаясь.

— Вот это новость. Какую работу?

— Наш декан, — она сделала небольшую паузу, — Иван Степанович, сказал, что у него есть какой-то знакомый, который является учредителем крупной холдинговой компании, занимающейся строительством недвижимости, и каждый год Дронов рекомендует к нему на работу своих лучших студентов. Так вот, мне и Юльке…

— Какой Юльке? — перебил ее отец.

— Ну, помнишь, Юля Плетина, которая со мной по обмену студентами в Болгарию ездила?

— Да, что-то припоминаю.

— Так вот, Иван Степанович предложил нам с Юлей подумать над этим предложением. Мне только не хватает твоего совета.

— А на какую должность?

— Ну, пока в отдел снабжения, в группу планирования, учета и отчетности, с перспективой перевода в бухгалтерию.

— А что, это ведь совсем неплохо, даже если без бухгалтерских перспектив, отдел снабжения очень достойное место в строительной фирме.

— Да, но мне же надо нарабатывать бухгалтерский опыт.

— И совсем не обязательно. Какую зарплату обещают?

— Сначала испытательный срок, получать буду самый минимум, двенадцать тысяч, — улыбнулась Ирина отцу. — Но зато через три месяца зарплату поднимут до тридцати тысяч.

— С матерью посоветовалась? — Горев кивнул в сторону ванной комнаты.

— Пап, ну ты же знаешь, что у нашей мамы сейчас какие-то другие проблемы. И какой совет она мне даст? — поморщилась Ирина. — Она стала какая-то не такая, как раньше. Наверное, ей сейчас не до меня.

— Да, ты права, дочка. Мама, наверное, много работает и очень устает на работе, — Виталий совсем не хотел посвящать дочь во взрослые проблемы. — Я так рад за тебя!

Глава 10

Утро следующего дня ничем не отличалось от предыдущего. Виталий лежал в кровати, делая вид, что еще не проснулся. Лариса приводила себя в порядок перед рабочим днем. Делала она это очень тщательно. Когда дверь квартиры захлопнулась, Виталий сел в кровати и сидел так минут пять, задумавшись о своей теперешней жизни. Он машинально сунул ноги в тапки, подошел к окну и раздвинул шторы. Яркое весеннее солнце ворвалось в комнату и заполнило каждый ее уголок. Виталий накинул халат, пошел умываться.

Иришка уже, наверное, убежала в институт, — подумал Горев. Он все делал, не спеша. Умылся, прошел на кухню, включил кофеварку и маленький подвесной телевизор. После передачи «Доброе утро, Россия» начались утренние «Вести». Одной из первых была новость о жестоком убийстве мужчины, занимавшего руководящую должность в компании «Росагроатом — спецпроект» Колышева Геннадия Степановича. Изуродованное до неузнаваемости тело покойного было найдено на пороге его дома в Красногорском районе. На теле обнаружено множество колотых ран, от которых потерпевший скончался.

Первым чувством Виталия было чувство облегчения. Но оно очень быстро сменилось испугом. Горев вспомнил, что видел Колышева вчера вечером, и не просто видел, а преследовал до самого дома. Кстати, и дома у него он тоже был. Горев понимал, что может запросто попасть в свидетели по этому делу. Хотя вряд ли сыщики установят, что он следил за Колышевым. Ведь случайный водитель едва ли его запомнил, да и кто найдет этого водителя? Охранник разговаривал с ним, когда на улице было темно. Много ли увидишь в темноте?

Виталий схватился за трубку телефона, несколько секунд держал ее, но затем положил на место. Нет, звонить Прохору не стоило. Телефон у приятеля мог прослушиваться, да и что с ним обсуждать? Просто предупредить о случившемся? Виталий в растерянности ходил из комнаты в комнату. Надо действовать. Но как? Надо привести мысли в порядок. Во-первых, если его начнут вызывать в качестве свидетеля по делу об убийстве Колышева, об этом узнает Лариса. Он этого не хочет. Хуже того, об этом узнает Иришка, и не только об этом, но и обо всей этой грязной истории. Нет, нельзя допустить. Во-вторых, если начнут копать, могут добраться и до Прохора. Он ведь предупреждал, что, выдавая секретную информацию, совершает не только правонарушение. Может и под статью угодить. Глядя в зеркало, Виталий с удивлением заметил, что осунулся и похудел. Весь день он находился дома, и его мысли были заняты только смертью Колышева. То и дело он включал телевизор, снова и снова смотрел выпуски новостей. Наконец сообщили, что вышли на след убийцы.

Иришка вернулась в восемь часов. Она, конечно, ничего не знала, потому что не знала даже, кто такой Колышев. Девушка вошла в кухню. Виталий озабоченно расхаживал там, в черных спортивных штанах и майке. Он даже не сразу заметил дочь.

— Папа, — повисла пауза. — Папа, привет.

— Ирка! — Горев вздрогнул, как будто дочь подкралась сзади и хотела напугать. — Извини, задумался.

— Что-то случилось?

— Да нет, что ты, — заверил отец, — я просто задумался.

— А где мама?

Горев взглянул на часы: десять минут девятого.

— Странно, — поняв, что Лариса сильно задерживается, Горев удивился.

— А что странного, она теперь ведь часто возвращается с работы поздно.

Да, действительно, — подумал Виталий. — Иришка ведь не знает, что у мамы был любовник, а теперь его нет.

Лариса пришла домой в половине одиннадцатого ночи. Виталий слышал, как она вошла, но не пошел ей навстречу, ждал, пока она разденется и пройдет в комнату. В квартире почему-то воцарилась полная тишина. Он не выдержал, решил пойти посмотреть на жену.

— Где ты вчера был?!

— А здороваться тебя не учили? — поинтересовался Виталий.

— Я тебя спрашиваю! Где ты вчера был? — Лариса разрыдалась, тушь с ресниц черными ручейками потекла по лицу.

— Ты что, пьяна?

— Где ты был?! Ты где был?! — Лариса, кажется, не слышала и не видела ничего, крик ее разносился по всей квартире.

Виталий развернулся и ушел в комнату. Всю ночь ему снились кошмары. Он просыпался, вставал, затем опять ложился. Кошмары не отступали. А рано утром, когда он вроде бы стал успокаиваться, в дверь позвонили. Гостей никто не ждал, поэтому вся семья проснулась в недоумении. Виталий пошел открывать, накинув халат. Иришка тоже выбежала в прихожую.

Горев от неожиданности забыл посмотреть в глазок или хотя бы спросить, кто пришел. В дверях стояли двое мужчин. Один, который был моложе, на вид лет тридцати, держал в руках черную кожаную папку. Второй, коренастый мужчина со сросшимися бровями, достал красную корочку и предъявил Виталию:

— Здравствуйте, Следственный комитет.

— Здрасьте, — растерянно поздоровался Виталий. — Вы ко мне?

— Горев Виталий Николаевич?

— Да, я Горев.

— Тогда к вам.

Горев Виталий Ефимович был арестован на следующий день после обыска, проведенного в его квартире. Уголовное дело принял к производству Танов, который работал следователем в Главном следственном управлении Следственного комитета. В убийстве Колышева подозревался бывший сотрудник правоохранительных органов. Поэтому дело имело большой общественный резонанс и материалы передали для расследования из Красногорского района в вышестоящий орган.

Горева подозревали в убийстве Колышева Геннадия Степановича. В первую очередь следователи допросили охранника, дежурившего в коттеджном поселке в ночь убийства одного из руководителей компании «Росагроатом-спецпроект». Охранник Аносев Юрий Евгеньевич сразу указал на незнакомую машину, подъезжавшую к въезду в поселок в тот вечер, когда был убит Колышев. Номер машины он не запомнил. Номер машины зафиксировала камера видеонаблюдения, установленная на въезде. Владельца машины Бурсова Андрея Алексеевича допросили по горячим следам. С ним беседовал сам Танов.

— Где вы встретили мужчину, который просил преследовать внедорожник?

— Я же вам объясняю, — в четвертый раз повторял Бурсов, — он подошел к моей машине, это было вечером, после восьми часов, точное время я не запомнил.

— О чем вы с ним говорили?

— Ну, о чем мы с ним могли говорить? — Бурсов волновался, и оттого речь его была сумбурной, — договорились о цене.

— О какой цене? — следователь Танов задавал вопросы и одновременно печатал что-то на компьютере.

— Сколько денег он мне заплатит, — Бурсов ворочался на стуле, будто чувствовал за собой вину. — Он попросил ехать за черной машиной, вроде бы за «Вольво». Да, точно, это была «Вольво». Заплатил мне две тысячи рублей.

Танов продолжал бить по клавишам компьютера, изредка поднимая голову, чтобы задать очередной вопрос.

— Он пояснил, куда ехать?

— Я же вам говорю, — Бурсов нервничал и не мог справиться с волнением, — он показал машину и сказал, что мы должны за ней ехать.

— Я вас понял, он сказал, куда именно ехать?

— Нет, он не знал, он сказал, что мы не должны потерять машину из виду.

— Дальше.

— А что дальше?

— Это я вас спрашиваю, — Танов строго посмотрел на него, — что было дальше?

— Дальше мы ехали примерно час, затем выехали из Москвы, проехали Красногорск и потом ехали по лесной дороге.

— Кто указывал вам дорогу?

— Ну, я же говорю, — не понимая, чего от него хотят, Бурсов начал размахивать руками, — мы ехали за иномаркой.

— А водитель той иномарки не почувствовал слежку?

— Да нет, наверное.

— Дальше что было?

— Иномарка подъехала к какой-то закрытой территории, и шлагбаум перед ней сразу открылся.

— Дальше.

— Машина проехала, и шлагбаум закрылся, а нам объяснили, что это закрытый населенный пункт.

— А как же вам удалось проехать? — посмотрел на Бурсова Танов. — Денег, что ли, дали?

— Да никуда мы не проехали, просто отъехали с дороги, а мужик тот пешком пошел в поселок.

— А вы его ждать остались?

— Остался, — ответил Бурсов, — он ведь мне еще денег пообещал.

Танов нажал на кнопку, и из черного ящичка вылез лист бумаги.

— Вот, я распечатал первый лист протокола, можете проверить, все ли с ваших слов записано верно.

Бурсов начал водить глазами по строкам, а следователь Танов продолжил задавать вопросы.

— Сколько времени вы его ждали?

— Кого? — удивленно спросил Бурсов.

— Что значит, кого? — Танов повысил голос. — Убийцу, которого вы привезли к дому Колышева.

— Так я думал, вы уже все написали, — пожал плечами Бурсов, показывая на лист бумаги, полученный от следователя.

— Это только начало, а чтобы время зря не терять, я дал вам напечатанную часть допроса.

— Так как я могу сразу два дела делать?

— Ну, знаете, если вам скрывать нечего, можно и три дела одновременно делать.

В ходе допроса Бурсова все подтвердилось. Именно Горев в день убийства Колышева находился в коттеджном поселке. Этого было достаточно, чтобы Гореву можно было предъявить обвинение. Но сыщики сработали быстро, и кроме показаний Бурсова были еще неопровержимые доказательства. На ручке входной двери дома Колышева изъяли отпечатки пальцев, принадлежавшие Гореву. И на некоторых предметах в доме тоже были обнаружены следы его пальцев.

Глава 11

Мгла отступала. В голове прояснилось. Слух вернулся. Зрение больше не подводило. День за днем Василий осваивал окрестности заброшенного дома. Нашел бесхозный стог сена — охапку за охапкой перетащил в заброшенный дом. Спать стало уютнее. На свалке подобрал свитер, куртку, несколько пар вполне еще годных штанов. Да, на свалке, если хорошо там покопаться, много полезного можно найти. Синий эмалированный чайник, например, кастрюлю без ручек, но и без дыр. Матрас, одеяло, ботинки. Коробки с остатками чая, печенья. Банки с кофе на донышке, сгущенку, сигареты. Зажигалки. Воду Василий приспособился добывать из снега. Так что жить можно. Все лучше, чем там, откуда он чудом вырвался. Стоило, размышляя, наткнуться на тему «свинячьей жизни», как услужливая память предлагает ему вновь и вновь окунуться в прошлое.

…День клонился к вечеру. Василий заканчивал чистить свиней. Чем будет заниматься завтра, пока еще не знал. Хорошо бы отправили на заготовку силоса. Это самая привилегированная работа на комплексе: скошенную и подвяленную траву загружать в сборные прицепы. Труд тяжелый, зато органы обоняния и осязания отдыхают. Бесконечный свинячий визг, запах поросячьего помета, навозные мухи — выдерживать такое нелегко.

Работу закончили в одиннадцать вечера, после чего был скудный ужин. Ели в том же помещении, где спали. С Василием в одном сарае находились еще восемь человек, они мало общались между собой. Не потому, что испытывали друг к другу неприязнь, а потому, что не оставалось на общение ни времени, ни сил. На ужин дали черствый хлеб, распаренный в кипятке, и пшенную кашу. Несмотря на голод, Василий с трудом заталкивал в себя эту еду. Запил ужин холодным чаем, мало похожим на чай, и лег на свое место, находившееся ближе к выходу. О том, чтобы сбежать из сарая, даже не помышлял. Два надсмотрщика всю ночь не смыкали глаз. Можно, конечно, выбрать нужный момент при заготовке силоса. Василий знал, что свинарник находится в лесу, и если ему удастся вырваться из этого ада, его уже никто не найдет. Но пока подходящего случая не представилось.

Василий повернулся лицом к стене, закрыл глаза и вспомнил, как в десятом классе они с родителями ездили на море. Жили в частном секторе, снимали комнату. Море было совсем рядом, в пятнадцати минутах ходьбы от жилья. И когда в очередной раз родители отказали ему в какой-то прихоти, он сбежал. В незнакомом чужом городе Новороссийске он три часа бродил по улицам, а мать, отец и еще какие-то люди бегали в поисках мальчика по всему кварталу. Когда он вернулся, мать, рыдая, бродила по той улице, где снимали жилье, а отец появился только через полчаса с хозяином дома и его девятилетним сыном. Он понимал, что родители чуть с ума не сошли, но тогда радовался этому, считал себя победителем. Неужели в этот раз они смирились и не ищут его?

Глава 12

Лариса Горева старательно делала вид, что в ее жизни ничего не изменилось. Ходила на работу. Поддерживала себя в форме. И никто не убивал ее любовника, который еще совсем недавно был главным человеком в ее жизни. И никто не задерживал по подозрению в убийстве ее мужа, который в течение многих лет тоже был главным человеком в ее жизни.

Ирина провела бессонную ночь. Она уже второй день пропускала занятия в институте. Девушка не хотела верить, что ее отец совершил преступление. Единственное, чем она могла ему помочь в данный момент, это найти хорошего адвоката.

У семьи Горевых было много знакомых адвокатов. Таков результат профессиональной деятельности Виталия. Среди них Псарев Станислав Алексеевич считался самым знаменитым адвокатом, способным развалить любое уголовное дело. Появление этого защитника в ходе следствия заставляло активнее работать не только следователя, но и надзирающий орган — прокуратуру. Услугами Псарева пользовались только очень состоятельные люди.

Ирине нужно найти номер телефона этого Псарева. Она знала, где хранится старенькая записная книжка отца. Девушка открыла тумбочку под телевизором, вытряхнула все содержимое ящиков на пол и стала перебирать. Вот он, синий блокнот. Ирина медленно перелистывала странички, стараясь ничего не пропустить. Одна страница была полностью посвящена Псареву, там был записан его домашний адрес, номер домашнего телефона, два номера мобильных телефонов, а также адрес и номер мобильного телефона юридической консультации, которую возглавлял Станислав Алексеевич Псарев.

Псарев ответил только на шестой гудок.

— Слушаю вас, — его тон сразу давал понять собеседнику, что он разговаривает с очень деловым и довольно-таки занятым человеком.

— Здравствуйте, Станислав Алексеевич, — тоже очень уверенно начала Ирина, — вас беспокоит дочь Горева Виталия Ефимовича. Моему отцу нужна помощь, и, если это возможно, я хотела бы с вами встретиться.

— У Виталия проблемы? — с неподдельным участием спросил Псарев.

— Можно сказать и так.

— Почему он сам не позвонил?

— Если вы найдете время для нетелефонного разговора, я вам все объясню.

— Дело в том, что сегодня я весь день занят в судебных заседаниях, а завтра улетаю на два дня в Тюмень. Хотя, подождите, — возникла пауза, — между пятнадцатью и шестнадцатью часами у меня, возможно, появится окно.

— Я буду, где скажете и во сколько скажете, — Ирина решила взять инициативу на себя.

— Замечательно, тогда подъезжайте к Басманному суду, в само здание вас не пропустят, подождите у входа, в перерыве я выйду.

— Спасибо, Станислав Алексеевич.

Псарев вышел в двадцать минут четвертого.

— Станислав Алексеевич!

В десяти шагах стояла стройная, подтянутая девушка, с длинными волосами, тонкими чертами лица, стильно одетая. Она быстрыми шагами подошла к нему.

— Здравствуйте, Станислав Алексеевич!

— Здравствуйте, — Псарев по-мужски протянул ей руку. — Мы можем пройтись вдоль Старой Басманной, а можем выпить чаю вон в том заведении. Он указал на кафе «Голд», на противоположной стороне улицы.

— Как вам будет удобнее.

— Хорошо, примерно минут сорок у меня есть, давайте все же перекусим, на улице слишком зябко.

Спустившись в подземный пешеходный переход, они молча перешли улицу и оказались прямо возле входа в кафе. Станислав Алексеевич помог девушке снять куртку, и они прошли к свободному столику. Заведение оказалось тихим и уютным. Официант сразу же принес меню и через пять минут уже принял заказ.

— Станислав Алексеевич, — Ирина говорила четко и ясно, без всякого смущения, — мой отец находится в следственном изоляторе.

— Виталий? Виталий Ефимович Горев? — уточнил Псарев.

— Да, мой отец, Виталий Ефимович Горев, — подтвердила Ирина.

— А что случилось? Мы же всего две недели тому назад встречались.

— Его обвиняют в убийстве. Но он никого не убивал, — решительно и уверенно сказала девушка, хотя глаза ее налились слезами.

— В каком еще убийстве? — растерянно переспросил Станислав Алексеевич. — Рассказывайте, что с ним произошло.

Несмотря на все старания, Ирина Горева волновалась, поэтому говорила сбивчиво, несколько раз повторяла одно и то же.

— Его обвиняют в убийстве Колышева Геннадия Степановича. Он занимал одну из руководящих должностей в компании «Росагроатом-спецпроект».

— А при чем тут Витя? Он, кажется, не имел отношения к этому «Росагроатому»?

Псарев уставился на Ирину и попытался вспомнить последний разговор с Виталием Горевым. Единственное, о чем тот думал — это получить статус адвоката. Принесли заказ — чайник зеленого чая для Ирины и кофе для Псарева.

— Когда это произошло? — нарушил молчание Станислав Алексеевич.

— Его задержали утром. А Колышев был убит накануне.

— Сработали очень быстро, значит, они располагают достаточными доказательствами для заключения его под стражу.

— Но он никого не убивал, — по щекам девушки потекли слезы.

Станислав Алексеевич накрыл своею ладонью ее дрожащие пальцы:

— Ирина, я прошу вас, не волнуйтесь так, я перенесу командировку в Тюмень и попытаюсь завтра попасть в следственный изолятор. Мне необходимо переговорить непосредственно с Виталием. А потом будем выстраивать версию защиты. Договорились? — Ему было искренне жаль девушку. Было заметно, что она очень любит отца и искренне верит в то, что он ни в чем не виновен.

— Ирина, мы с вами договорились? — переспросил Псарев.

Она только подняла заплаканное лицо и по-детски кивнула ему в знак согласия.

Теперь у нее была хоть какая-то надежда. Она ехала домой, испытывая чувство облегчения. Этот адвокат профессионал, да притом хороший знакомый отца. Оставалось ждать.

Время близилось к полуночи, но уснуть Ирина даже не пыталась. Отношения с матерью полностью зашли в тупик. С ней девушка не хотела ничего обсуждать. Вдруг ей пришло в голову, что адвокат Псарев является не только очень востребованным, но и очень дорогим. Об оплате они даже не разговаривали. Может быть, потому что он дружил с ее отцом и согласен оказать услугу в долг? А когда все прояснится и отец окажется на свободе, он сам решит, как рассчитаться с защитником.

К утру она все же уснула. В восемь утра прозвенел будильник. Голова была как чугунная, оторвать ее от подушки стоило девушке больших усилий. Она села в кресло и просидела так около получаса. В квартире было тихо. Видимо, мать уже ушла. В половине десятого зазвонил мобильный. Это был адвокат Псарев.

— Ирина, доброе утро!

— Здравствуйте Станислав Алексеевич.

— Я в одиннадцать часов буду в изоляторе, может быть, вы хотите что-либо передать отцу?

— Я бы хотела его увидеть. Это возможно? — спросила она.

— Не могу вам ничего обещать. Я, конечно, попробую договориться со следователем, но до избрания меры пресечения, как правило, встречи с родственниками не разрешают.

Девушка молчала.

— Вы меня слышите? Я попробую договориться.

— Спасибо.

В одиннадцать часов в изоляторе уже нет свободных кабинетов. Однако адвокат Псарев пользовался уважением у сотрудников уголовно-исполнительной системы и для него всегда находили какие — либо помещения, где можно поговорить с подопечными. Изолятор — место не очень приятное. Специфический запах, многочисленные двери с металлическими решетками, общение с уголовниками — это все как — то напрягало. Однажды, когда Станислав Алексеевич находился по делам в тюрьме, объявили учебную тревогу. Пронзительный звон сирены, все сотрудники куда-то бегут, вход и выход заблокированы. Это длилось минут сорок. Вот на самом деле было испытание.

Адвокат сидел в следственном кабинете и ждал, пока конвой приведет Горева. Через десять минут ожидания металлическая дверь щелкнула, и в ее проеме появился Виталий Николаевич. Он сел напротив адвоката, лицо его казалось суровым.

— Здорово, — Псарев протянул ему руку через стол.

— Здравствуй.

Псарев с сочувствием смотрел на давнего товарища, который за двое суток, проведенных в следственном изоляторе, успел заметно осунуться. Лицо покрывала щетина, волосы слиплись, глаза запали.

— Почему избрание меры отложили на семьдесят два часа? — Псарев сразу перешел к делу.

— Следствие не полностью предоставило судье материалы для ареста, — ответил Горев.

— А конкретнее?

— Судья потребовал сведения о моих судимостях. Я же как-никак бывший сотрудник правоохранительных органов.

— Понятно, давай перейдем к основному делу, — предложил Псарев. — Что произошло?

— Стас, — обратился к нему по-дружески Горев, — я знаю твои ставки, вряд ли я смогу оплатить услуги. Даже если продам машину.

— Не теряй на это время, потом разберемся. Расскажи мне в подробностях, что произошло.

Псарев держал в руке карандаш и приготовился записывать.

— Самое ужасное, что я был на месте преступления, и как раз в то время, когда произошло убийство.

А как тебя туда занесло? — Псарев хорошо подготовился к встрече, он уже располагал информацией о месте совершения преступления.

Горев сидел, опустив голову.

— Витя, постарайся быстро и все до мелочей рассказать. Нас могут ограничить во времени.

— Я не убивал его. Я его там даже не видел.

— Хорошо, но как ты туда попал?

— Я следил за ним.

— За кем? — удивился Станислав Алексеевич. — За Колышевым?

— Да.

— Не понял, ты что, занимался частным сыском?

— У него был роман с моей женой.

— Ого, это вдвойне все усложняет. У тебя по версии следствия был мотив.

— Получается, что был.

— Тебя кто-то видел? Опознали?

— Думаю, что видели. Во-первых, я добирался туда на частной машине, во-вторых, охранник в этом поселке мог меня разглядеть, хотя было уже темно.

— Так, все обстоятельства против тебя. Я думаю, у следствия уже есть основания для предъявления обвинения. Что произошло, когда ты приехал в этот поселок?

— Да просто чудеса какие-то. Я нашел дом этого Колышева по его машине, которая стояла возле дома. Я подошел к калитке, она оказалась открытой. Почти во всех окнах горел свет. Какая-то сила толкала меня внутрь дома. Дверь в дом оказалась не запертой, и я вошел.

— Кто был в доме?

— Никого. Несмотря на то, что везде горел свет, в доме была полная тишина.

— Ты проходил внутрь, что-нибудь трогал?

— В том-то и дело, я обошел весь дом.

— Да, совсем все грустно, — констатировал Станислав Алексеевич, — и сколько времени ты там провел?

— Минут тридцать, может, сорок.

— А машину-то хоть отпустил?

— Нет, мужик тот меня дождался.

— Слушай, но в это же никто не поверит. Естественно тот водитель даст показания против тебя. Ты отсутствовал слишком долго, за это время можно не только убить, но и расчленить тело и спустить его в канализацию.

— Но я не убивал, — повторил Горев.

— Витя, ты должен тщательно вспомнить все детали, иначе мне будет сложно тебе помочь. Кто-нибудь из поселка тебя видел?

— Нет, на улицах было пусто.

— И как ты предполагаешь, Колышев в это время был уже мертв?

— Да я даже предполагать не могу. Я же говорю, все было очень необычно. Ни одной живой души, никаких звуков, никаких шорохов, пустой дом, дверь открыта, свет горит. Мне даже в голову ничего прийти не может. Если бы его убили дома, я бы увидел тело или следы, ведь я обошел весь дом.

— Тело было найдено на пороге дома, ты его не видел, в доме тоже ничего не происходило. Где же его замочили? Может быть, возле дома, во дворе?

— Вряд ли. Рядом с домом ничего: ни сараев, ни гаражей, ни насаждений. Я бы заметил, если бы что-то было не так.

— Да, пока не представляю, как выстраивать версию защиты и с чего начинать. Думаю, надо найти выход на его родственников. Ты не в курсе, семья — то у него была?

— Да, наверное. Я ничего не знаю.

Псарев достал чистый лист бумаги и положил его перед Горевым.

— Пиши заявление о заключении соглашения с адвокатом.

Горев знал, как пишется заявление об участии адвоката, он не раз принимал такие заявления, когда работал в органах. Поэтому он быстро строчил по бумаге. Затем подписал уже подготовленный бланк соглашения.

— Ордер, каким числом оформишь?

— Каким? — переспросил Псарев. — Сегодняшним, конечно.

Псарев сложил все свои бумаги в черную папку и нажал на кнопку вызова конвоя.

— Давай, — протянул он руку Гореву. — Не падай духом, что-нибудь придумаем.

Станислав Алексеевич был уверен в том, что Виталий не врет, что он не убивал. Поэтому дело представляло для него большой интерес. Убит мужчина, занимавший высокую должность. Все доказательства против Горева. И если ему удастся найти настоящего убийцу или хотя бы освободить Виталия, его адвокатский рейтинг вырастет, как минимум, в два раза. Псарев решил отодвинуть все остальные дела и заниматься только Горевым. Надо навести справки о семье Колышева. Это пока единственная нить, которая может хоть куда-нибудь вывести.

Геннадий Степанович женат был всего один раз. Жена Инна относилась к женщинам светским, никогда в жизни не работала. Дети — сын и дочь — уже довольно взрослые, живут отдельно. Колышев с женой жил в трехкомнатной московской квартире, иногда по выходным дням они выезжали за город, в тот дом, где Колышева нашли убитым. Бывало, что Геннадий Степанович выезжал за город один, в середине рабочей недели. Более подробные сведения о жизни этой семьи Псареву выяснить пока не удалось. Зато ему стало известно, что завтра в одиннадцать утра Колышева похоронят на Троекуровском кладбище. Вот где Псареву непременно надо побывать.

Ирина, наконец, пошла на занятия в институт, однако, присутствовала там лишь формально. Думала же только о том, как помочь отцу. Аппетит напрочь отсутствовал, она постепенно теряла вес. Засыпала с трудом, просыпаться было тяжело. Про работу над дипломом девушка и думать забыла. Два месяца оставалось до сдачи государственных экзаменов, но это ее мало волновало. Если так будет продолжаться, то не только о красном, а вообще о дипломе придется забыть. Она это хорошо понимала, но не могла справиться с собой.

Ирина ждала, когда адвокат добьется для нее свидания с отцом, однако пока он ничего не обещал. Она должна была увидеть отца, с ним поговорить, посмотреть ему в глаза. Она точно знала, он не убивал. В перерыве между парами девушка набрала номер Псарева. Он не ответил, а ровно через минуту перезвонил сам.

— Ирина, был звонок.

— Здравствуйте, — при разговоре с адвокатом голос у девушки предательски задрожал, — Станислав Алексеевич, как отец? Мне его уже можно увидеть?

— К сожалению, пока не получится, но я очень стараюсь вытащить его из этой неприятной истории.

— Скажите, а вы верите в то, что папа никого не убивал?

— Я абсолютно в этом уверен, надо только собрать доказательства его невиновности и найти настоящего убийцу.

— Спасибо, что взялись за это дело.

— Благодарить меня пока рано, а вот встретиться нам не мешало бы, надо обсудить некоторые детали.

— Хорошо, я в любое удобное для вас время готова встретиться.

— Тогда, наверное, завтра, ближе к вечеру. Я позвоню.

Ирина отключила телефон и уставилась на него так, будто только что получила его в подарок. В торце длинного коридора, возле последнего кабинета толпились студенты из ее группы. Они постепенно заходили в аудиторию, а Ирина так и осталась созерцать свой телефон возле лестницы. Она должна что-то делать, чтобы помочь отцу скорее выйти на свободу. А что делать, она не знала. Сидеть на занятиях было бессмысленно. Вместо того чтобы пойти на последнюю пару, она спустилась в буфет. Аппетит проснулся: захотелось есть.

Псарев приехал на кладбище с большим запасом времени, чтобы попасть к самому началу похорон. В начале двенадцатого одна за другой стали подъезжать машины. Из катафалка несколько мужчин начали выгружать гроб. Из остальных машин выходили люди и подходили ближе. Станислав Алексеевич разглядывал людей, пытаясь определить, кто близкие родственники. Но сделать это было очень сложно. Много женщин в траурной одежде. Кто же из них жена? Он не мог найти даже детей. Когда гроб с телом погибшего шестеро мужчин, подняв на плечи, понесли вглубь кладбища, и вся похоронная процессия двинулась за ними, Псарев заметил в первом ряду идущих за усопшим девушку лет семнадцати или восемнадцати. Рядом с ней, в сопровождении юного молодого человека и мужчины лет тридцати, шла пожилая женщина. Ее вели под руки, она согнулась так, что лица не было видно. А еще правее шла молодая женщина, очень ухоженная. Она казалась абсолютно спокойной, даже, можно сказать, безразличной. Может, какая-то дальняя родственница?

Псарев шел по узенькой дорожке, внимательно наблюдая за участниками похорон. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь узнал, поэтому надел очки от солнца. Хотя солнца сегодня не ожидалось.

Когда все собрались возле раскрытой могилы, люди начали по очереди говорить прощальные речи. Почему-то крышку гроба не снимали. Это показалось адвокату странным, ведь крышку не снимают только тогда, когда лицо погибшего сильно изуродовано. Близкие и родственники по очереди подходили к гробу прощаться. Женщину, которая могла быть похожа на жену, Станислав Алексеевич так и не увидел. Дочь и сына он определил сразу, пожилая женщина, больше всех убитая горем — скорее всего его мать. А вот кто эта молодая женщина — красивая брюнетка, высокая, с идеальной фигурой, он так и не понял. На ее лице не было и следов ни горя, ни сожаления. Создавалось впечатление, что она случайно попала на это кладбище и ко всему происходящему не имеет никакого отношения. Тогда почему она стоит рядом с его детьми, почему одета в траурную одежду? Он даже забыл о том, что хотел увидеть жену Колышева, настолько заинтересовало его присутствие этой дамы.

Адвокат дождался, пока все завершится, и люди начнут покидать кладбище. Молодая эффектная женщина, попавшая в круг близких родственников, шла рядом с детьми, но в то же время сама по себе. У ворот кладбища к ней подошел мужчина лет сорока, помог сесть на переднее сиденье черного «кадиллака», и они поехали вслед за другими машинами.

Остаток дня Псарев посвятил тому, чтобы найти больше сведений о жене погибшего Геннадия Степановича Колышева. Сделать это оказалось не так уж и сложно. Едва ли не каждый второй гражданин нашей страны зарегистрирован в социальных сетях. Войдя на фейсбук, он ввел в поисковой строке «Колышева Инна, Москва». Появилось сразу восемь женщин с таким именем и фамилией.

И каково было его удивление, когда среди этих женщин он увидел ту высокую фигуристую брюнетку, которая была сегодня на похоронах Колышева в числе близких родственников. Псарев пожалел, что не проследил за этой женщиной, ведь она с самого начала вызвала у него особый интерес. А теперь он понял, что для жены убитого она вела себя слишком спокойно и уверенно.

Глава 13

Заброшенный дом стоял на отшибе. Люди здесь не появлялись. Им здесь нечего было делать. Именно это качество заброшенности добавляло дому в глазах Василия еще более привлекательности. Василий не любил людей. Он их боялся, он им не доверял, они внушали ему отвращение. Ведь он был не из их породы. Лучше с ними никогда не встречаться. А если кто-нибудь из них ему встретится, то пусть заранее об этом пожалеет. Вот о чем Василий размышлял по ночам. Благо ночи длинные. А днем надо реальным делом заниматься: искать пропитание, готовить еду на маленьком, незаметном для чужих глаз костерке, дышать животворным весенним воздухом, смотреть на облака. Они такие красивые, легкие, радостные. Не то, что люди.

По ночам размышления Василия сменялись воспоминаниями. Чаще всего вспоминалась ненавистная свиноферма.

…Вот Василий развозит корм. Затем чистит свиней. Потом чистит загон. Свиноводческий комплекс поделен на загоны. Когда часть стада забивают для реализации, загон подлежит тщательной уборке. После уборки в загон помещают молодняк. Чистка загона — самая тяжелая и самая неприятная работа. Все поросячье жилище — это смесь перегнившей соломы и поросячьего помета. Когда совковой лопатой начинаешь эту смесь поднимать, вонь на свиноводческой ферме резко увеличивается. Загон чистят два или три человека, и на это у них уходит обычно три часа.

На этот раз Василий чистил загон с двумя ребятами, которых видел впервые. О том, что ребята новенькие, красноречиво говорила их пока еще опрятная одежда, пока еще крепкие плечи, пока еще здоровый цвет молодых лиц. И лопаты они держали так, как будто никогда их до этого загона не видели. «Бедные, что-то с ними будет через месяц», — пожалел Василий парнишек. Василий невольно вспомнил тот день, когда и сам впервые оказался в этом ужасном месте. В тот день ему казалось, что он не доживет даже до вечера. После первых двух часов раздачи корма все тело болело так, будто его накануне избивали. Он уселся прямо в проходе, чтобы немного отдохнуть, но громкий крик надсмотрщика и удар кнутом вернули его на рабочее место. К концу дня он еле держался на ногах. Однако когда пришло время спать, долго не мог уснуть. Мысли о родителях ни на минуту не покидали его. Так было в начале жизни Василия на свиноферме. Так происходит и сейчас. Только теперь Василий смог осознать, как сильно они любили его, сколько для него сделали. Юрий Сергеевич был более строг к сыну, чем мать, но никогда не поднимал на него руку. А мама, Вера Николаевна, была настолько мягким и добрым человеком, что даже редко ругала сына за его проделки. Однажды в пятом классе Василий разбил нос своей однокласснице. Ее родители подняли ужасный шум. Написали заявление в милицию, поместили девочку в районную больницу, утверждали, что ребенку требуется операция по выпрямлению сломанной перегородки. Вера Николаевна каждый день навещала девочку в больнице, давала объяснения в милиции. Василий в это время в школу не ходил. И мама старалась как можно больше времени проводить с сыном. Гуляла с ним в сквере, разговаривала с ним о людях, о жизни. А Василий даже тогда пытался ей досадить. В присутствии множества людей, гуляющих по скверу, он то и дело плевался, хотел вызвать отвращение у окружающих. Любая другая мать просто отвесила бы своему чаду хорошую затрещину. Но только не Вера Николаевна. Она смогла убедить сына, что если без конца плеваться, запас жидкости в организме иссякнет, и это приведет к болезни. Василий хоть и делал вид, что ему все до лампочки, но все равно верил тому, что говорит мать. Они пришли после той прогулки домой, Вера Николаевна приготовила ужин. Вскоре появился Юрий Сергеевич, и семья села ужинать. Они долго сидели в тот вечер за столом, Василию нравилось слушать родителей. Кажется, они смогли достучаться до него, и мальчик решил изменить свое поведение. Он твердо решил, что с завтрашнего дня станет хорошим. Однако на следующий день подрался с ребятами во дворе, после чего опять последовали долгие разбирательства. Теперь это все казалось Василию таким приятным. Потому что тогда рядом были любящие родители, которые всегда приходили на помощь. Если бы он знал, чем все закончится, то давно был бы другим человеком.

За своими думами Василий даже не заметил, как чистка загона подошла к концу.

…Лежа на матрасе, найденном на свалке, уткнувшись лицом в сено, пахнущее летом и цветущим клевером, Василий задавал себе вопрос: почему он не возвращается в свой настоящий дом, в дом своих родителей? Ведь отец с матерью его ждут. В этом он уверен. Так в чем же дело? Ночь за ночью Василий обдумывал этот вопрос и, наконец, сумел сформулировать ответ. Он боится людей. И всегда боялся. Потому и дрался, и озорничал не в меру. Сейчас эта боязнь усугубилась. Он ненавидит людей. Их поселения, их шутки, смех, грубость, наглость, манеры, привычки, запахи, праздники, так называемые, трудовые будни. Он боится показаться людям в своем сегодняшнем облике. Может быть, проблема сама собой как-нибудь разрешится? А пока ему и здесь хорошо. Сено, чайник, остатки печенья в чужих коробках. Волнующие запахи ранней весны. Весны света, как сказал кто-то из русских писателей (что-то и он запомнил из далекого школьного детства). Да, здесь хорошо.

Глава 14

Ирина возвращалась из института домой. Она была настолько занята своими мыслями, что никого и ничего вокруг себя не замечала. Да и некого было замечать: двор был абсолютно пустым. Она прошла вдоль подъездов многоэтажки и, остановившись возле своего, искала в сумке ключ от домофона. Пальцы нащупали связку, однако, не успела она ее достать, как что-то тяжелое стукнуло ее по голове. В одно мгновение она оказалась на земле лицом вниз, а кто-то вырвал сумку из ее рук. Девушка пролежала на земле минут пять, не в силах подняться. Голова болела так, что, казалось, даже в спину отдает. Она потянулась левой рукой к затылку и нащупала огромную шишку. Рука была липкой. Ирина попыталась подняться. И вдруг осознала весь ужас произошедшего. Ведь в сумке был ее мобильный телефон, а там записан номер адвоката Псарева. Станислав Алексеевич должен звонить ей сегодня. Слезы брызнули у нее из глаз. В это время дверь подъезда распахнулась, вышел сосед. Кинулся ее поднимать. Они знали друг друга только в лицо, хотя здоровались при встрече.

— Что с вами? — изумился сосед.

— Моя сумка, — только и смогла, рыдая, выдавить Ирина.

— Что случилось? — повторил мужчина. — Вас ограбили?

— У меня украли сумку.

— Вы же вся в крови, — сосед держал ее под руку. — Давайте попробуем сесть на лавку, я сейчас вызову скорую.

— Нет, — неожиданно громко выкрикнула Ирина, — мне надо идти домой.

— Хорошо, хорошо, я помогу вам подняться, — успокоил ее сосед, — у вас кто-нибудь дома есть?

— Может быть, мама уже пришла с работы.

Мужчина подхватил Ирину и повел к входной двери подъезда. Придерживая девушку одной рукой, он приложил магнитик к отверстию в домофоне, раздалось короткое пиликанье, и дверь открылась.

— Вы на каком этаже?

— На седьмом.

Лариса оказалась дома.

— Ирина, — выкрикнула мать, — что случилось?

— Сама не знаю, — тусклым голосом ответила девушка.

Лариса узнала соседа по подъезду, поблагодарила его за помощь и закрыла дверь.

— Мама, со мной все в порядке, — сквозь вновь нахлынувшие слезы проговорила Ирина, — вот только сумку украли.

— Да бог с ней, с этой сумкой, надо скорую вызывать.

— Мама, в сумке мой телефон, — она закрыла лицо руками и зарыдала.

Ирина слышала, как мать разговаривает по телефону, но не вслушивалась в разговор, она то успокаивалась, то опять начинала громко рыдать.

— Нужно снять грязную одежду и обработать рану до приезда врачей, — в голосе Ларисы зазвучал металл.

— Ну, зачем, — протяжно заскулила Ирина, — я не хочу никаких врачей.

Лариса уже снимала с нее обувь. Держа дочь под руку, она помогла ей пройти в ее комнату и уложила на кровать. Лежать можно было только на левом боку, так как всю правую часть затылка занимала огромная шишка. Из раны сочилась кровь, на подушку Лариса положила старое полотенце. Она аккуратно начала перебирать волосы дочери, пытаясь обнаружить рану.

— Мама, — заныла Ира, — давай ты обработаешь мне рану, я не хочу врачей.

— Ты что? — удивилась Лариса. — А вдруг заражение какое-нибудь.

В дверь уже звонили. Лариса бросилась открывать.

— Пожалуйста, вот сюда, — услышала Ирина голос мамы. В комнату вошел высокий мужчина в синей медицинской одежде, с чемоданчиком в руках, следом худенькая молоденькая женщина в такой же синей одежде.

Ирине хотелось выключить свет, и хотя очень болела голова, просто уснуть. А ей приходилось отвечать на дурацкие вопросы врачей: в какое время все произошло, помнит ли она, как падала, обо что ударилась, чем ее ударили и прочие, на ее взгляд, совсем ненужные. Потом измеряли давление, заставили сесть в кровати и водить глазами за молоточком, потом и того хуже — попросили встать, закрыть глаза и дотянуться пальцем до кончика носа. Решение было однозначным — госпитализировать. Вот самое плохое во всей этой истории.

Молоденькая медсестра перечислила список необходимых вещей, которые надо взять с собой в больницу, и Лариса кинулась их собирать. Ирина, не спеша, переоделась в чистое белье и прошла в большую комнату, где в книжном шкафчике оставила тот синий блокнот, где отцом записан номер телефона Псарева. Она мысленно поблагодарила бога, что блокнот этот оставила дома. До больницы ехали долго. Ирину уложили на стоящие посередине салона носилки. Носилки подскакивали, когда колесо наезжало на канализационный люк или другие неровности. Голова разболелась еще сильнее.

После всего произошедшего Лариса пересмотрела свое отношение к близким ей людям. Она ведь может остаться совсем одна. Вот, пожалуйста, перестала интересоваться жизнью своей дочери. Ну, заканчивает ребенок институт, все вроде нормально, сама справляется. А ведь, по сути, девочка, совсем ребенок. Единственный человек, которому она теперь могла излить душу ее родная сестра Люба. Люба была старше на четыре года, и последние двадцать пять лет жила в Екатеринбурге. Они очень редко созванивались, в основном по праздникам.

Лариса позвонила Любе на следующий день после несчастья, случившегося с дочерью. В Москве жил сын сестры, Женька. Ему уже почти тридцать, а он до сих пор не женился. Все его время занимала работа. Он был очень целеустремленным и настойчивым, к тридцати годам многого добился: престижная высокооплачиваемая работа, своя машина.

Как только он узнал от матери о событиях в семье Горевых, оставил все дела и поехал в больницу, чтобы поддержать двоюродную сестру. Адрес больницы он узнал у тети Ларисы.

На территории больницы находилось семь лечебных корпусов. Евгений уточнил у охранника, в каком из корпусов находится отделение неврологии, и прошел по внутреннему дворику к пятиэтажной кирпичной постройке. Люди в белых халатах, расхаживающие по коридорам, запах больничной кухни навевали тоску. Найдя нужную палату, он тихонечко постучал, после чего открыл дверь и вошел.

— Женька, — сразу заметила его Ирина, — ты как здесь?

— Ирусик, ты лучше расскажи, как ты здесь? — Женька подошел к ней, наклонился и чмокнул родственницу в щеку.

— Лучше и не спрашивай, помоги встать, — она протянула ему руку.

Сунув ноги в тапки, Ирина поднялась.

— Пойдем в коридор.

— А я тебе тут витамины принес, — Женя протянул пакет с фруктами.

— Напрасно, мне ничего не хочется. Лучше забери, а то пропадут.

Но он решительно поставил пакет на тумбочку.

Ирине не терпелось выйти из палаты, чтобы попросить у Женьки телефон и позвонить Псареву. Записную книжку она носила в кармане кофты. Они прошли по длинному больничному коридору и остановились возле окна, выходящего на проезжую часть улицы. Город за окном жил активно и весело, не обращая никакого внимания на горести и заботы Ирины. Огромная пробка из нескончаемой вереницы машин клокотала энергией и негодованием. Наступали сумерки. В здании напротив уже светились окна.

— Рассказывай, что случилось.

— Со мной ничего особенного, обычные грабители. Сумку отобрали, ну по башке настучали, а вот отец на самом деле влип по уши. И самое главное, я теперь не имею никаких сведений о нем, — Ирина тяжело вздохнула. — Телефон мобильный украли вместе с сумочкой, адвокат, наверное, обзвонился.

— А что, больше никак нельзя узнать его номер?

— Можно, конечно, я его теперь наизусть выучила. Номер к счастью, был записан в блокноте отца, — Лицо ее стало очень серьезным. — Жень, ты извини, пожалуйста, можно с твоего телефона позвонить?

— Куда? — удивился двоюродный брат. — Адвокату?

— Ну да.

— Ирусик, какие проблемы, ты еще извиняешься, конечно, звони, — Женя с готовностью протянул ей телефон.

— Спасибо! Ты даже не можешь себе представить, что ты для меня сделал!

Она бегло набрала номер Псарева, даже не заглянув в записную книжку.

— Слушаю вас, — раздался строгий голос адвоката Псарева.

— Станислав Алексеевич, здравствуйте, это Ирина Горева. Я в больнице, меня ограбили и украли телефон. У меня не было возможности с вами связаться. На посту у медсестры есть телефон, но больным звонить категорически запрещается. У вас есть какие-нибудь новости о моем отце?

— Ирочка, что с вами случилось? Что вы делаете в больнице?

— Ерунда, грабители ударили по голове, и у меня якобы сотрясение мозга, хотя я чувствую себя нормально. Свидание разрешили?

— Вы не волнуйтесь, — поспешил успокоить ее Псарев, — все будет хорошо. Следователь, который ведет это дело, пока свидание с родственниками не разрешает. Но не надо падать духом, все может измениться. Если вас уже можно навещать, то я хотел бы кое о чем вас спросить с глазу на глаз. В прошлый раз ведь у нас так и не получилось встретиться.

— Да, можно. Только здесь установлено приемное время с семнадцати до двадцати часов.

— Вас теперь по этому номеру телефона можно найти?

— Нет, у меня пока нет телефона, это номер моего брата.

— Ладненько, тогда я заеду без звонка, скорее всего, — адвокат задумался.

— Скорее всего, это будет послезавтра. Какая больница?

— Пятьдесят седьмая городская.

— Отделение, палата?

— Неврология. Седьмая палата.

— Хорошо, записал. Тогда до встречи.

— До свидания, Станислав Алексеевич.

Она взглянула на брата такими грустными глазами, что ему стало ее невыносимо жалко.

— Теперь рассказывай, что произошло. Может, я, чем смогу помочь.

Ирина знала, что Женька ничем не поможет, потому что, работая в области стандартизации и сертификации, он никаких контактов, подходящих для этого случая, иметь не мог. Но рассказывать все же начала.

— Отца подозревают в убийстве начальника моей мамы, Колышева Геннадия Степановича, — Ирина опустила голову, словно сама была в чем-то виновата. — Но он точно никого не убивал.

— А что связывает начальника тети Ларисы и дядю Витю? — удивился Женька.

— Бывшего начальника, — поправила Ирина. — Я сама не знаю, в чем тут дело, но в тот вечер, когда убили этого Колышева, отец был у него дома.

— Вот это да! — присвистнул Женька. — Они были знакомы?

— Нет, не были.

— А как же он оказался у него дома?

— Жень, я не знаю подробностей, — слезы показались у нее на глазах, верхняя губа начала подрагивать, Ирина чуть не разрыдалась, но сдержалась. — Отца так неожиданно увезли в полицию, что я даже не успела ничего у него спросить. А свидание до сих пор не дают.

— Почему в полицию, его же в убийстве подозревают? Этим Следственный комитет занимается.

— Я в этом не разбираюсь. Дома обыск провели, отца забрали. А куда именно повезли, я не знаю.

Женька покачал головой.

— Да, очень плохо, когда ничего не знаешь и узнать не можешь. А где жил мужик этот, которого убили?

— Не знаю я ничего. Говорю ж тебе, я с отцом даже поговорить не успела. Жень, но он точно не убивал, — Ирина все время пыталась оправдать отца.

— Сестренка, я — то тебе верю, а вот как следователю доказать, если никакой информации, все глухо?

Ирина опять начала всхлипывать.

— Не реви, слезами горю не поможешь. Лучше лечись и выписывайся поскорее, вместе будем думать.

— Спасибо тебе за поддержку, — искренне поблагодарила она Женьку. — Я пойду.

— Сообщи, когда выпишешься. Да, кстати, номер моего мобильного есть у тети Ларисы.

— Пока, — она попыталась выдавить улыбку, но получилась жалкая гримаса.

— До встречи.

Женька сохранил номер адвоката, который с его телефона набирала двоюродная сестра. Он раздумывал над тем, не позвонить ли адвокату? А вдруг и он может быть полезен? Он даже готов взять отпуск. Ведь тетя Лариса и дядя Витя в свое время помогли ему обосноваться в Москве. Какое-то время ему пришлось жить у них, так как денег на то, чтобы снять квартиру не было. Ему выделили комнату, питался в основном тоже за их счет. Для молодого парня, приехавшего устраиваться в столице на работу, это была огромная поддержка. Потом, когда начал более ли менее прилично зарабатывать, снял комнату, а теперь снимает однокомнатную квартиру возле метро «Теплый стан».

Добравшись до работы, Женя начал искать в интернете информацию об убийстве Колышева. Интернет в наше время — это безгранично большая справочная служба. А так как о Колышеве даже по телевизору говорили, то вот, пожалуйста: «У себя на даче, в коттеджном поселке Красногорского района был жестоко убит один из руководителей «Росагроатом-спецпроект».

Теперь осталось узнать, где находится этот коттеджный поселок, улицу, где была дача погибшего, и номер дома. Название поселка он узнал тем же способом: «Премиум». Женька изучил всю информацию о поселке, выяснил, как туда добраться, после чего осталось малое: узнать, где именно жил в «Премиуме» этот Колышев.

Глава 15

Адвокат Псарев в назначенный день приехал к Ирине в больницу. Прежде всего, он нашел дежурного врача. Представился, показал удостоверение. Попросил найти помещение для беседы с Горевой. Врач предложил ему для этой цели ординаторскую, там тихо, есть стол, писать удобнее.

Когда Ирина вошла в ординаторскую, Псарев не поверил своим глазам. Как же она изменилась за эти несколько дней. Понятно, что черепно-мозговая травма может исказить облик любого человека. Но она изменилась вся, от макушки до пяток. Какая-то высохшая, волосы взъерошенные, под глазами не синяки, а синячищи.

— Ирочка, — адвокат встал ей навстречу. — Что ж вы так себя изводите? Отца вашего, я надеюсь, мы выручим из этой беды, а вот здоровье вам вернуть вряд ли кто сможет, если будете себя так изводить.

— Я очень хочу его увидеть, мне надо с ним поговорить.

— Сейчас самое главное получить доказательства его невиновности. С каждым днем следы этого преступления все больше стираются. Поэтому я здесь. У меня к вам несколько вопросов.

Он не уверен в невиновности отца, — подумала Ирина.

— Какие вопросы? — она посмотрела ему прямо в глаза. — Но я же ничего не знаю.

— Ирина, вспомните, пожалуйста, чем занимался ваш отец в день убийства Колышева.

— Я плохо помню подробности. Я же не знала, что этот день следует запомнить. Отец вернулся домой поздно. Я ждала его, приготовила ужин, — девушка уже не смотрела адвокату в глаза, а разглядывала свои тапки.

— Мне надо было срочно с ним поговорить.

— Хорошо, а когда Виталий пришел, не заметили ли вы, что он был взволнован? Или вел себя как-то необычно?

— Он не был взволнован и вел себя как обычно. Мы сидели на кухне, разговаривали. Он поужинал, потом мы вместе пили чай.

— А о чем вы разговаривали?

— О том, чем я буду заниматься после окончания института, — Ирине не нравилось отвечать на вопросы Станислава Алексеевича, они казались ей не имеющими отношения к делу.

— Что в это время делала ваша мать?

Ирина ответила не сразу:

— Принимала ванну.

Псарев задавал вопросы в течение двух часов. Он просил Ирину вспомнить даже одежду, в которой был Виталий. Потом он попросил номер телефона Ларисы и ушел.

Ирина подумала, что адвокат даже не пытается просить следователя о ее свидании с отцом. Она еще больше поникла, и остаток дня провела, не вставая с больничной кровати. Тупо разглядывала стену, выкрашенную в голубой цвет.

Лариса сегодня была нарасхват. Сначала позвонил адвокат Псарев и попросил о встрече. Ей, конечно, не хотелось ни с кем встречаться. Любовник убит, муж в тюрьме, дочь в больнице — все это одна история, и виновата именно она. Но отказать адвокату она не могла. Договорились встретиться завтра. А вечером заявился племянник. Женя пришел без предварительного звонка и без всякой договоренности. Ларисе показалось, что Женька хотел застать ее врасплох. Что он вынюхивает, неужели уже все знает, — мелькнуло в голове.

— Теть Лариса, я не помешал?

— Да нет, Женечка, ты же знаешь, что я сейчас одна. Беда за бедой, — она достала тапки, предназначенные для гостей, и поставила перед ним.

— Я был у Ирины, она рассказала мне все в подробностях, вот я и пришел, чтобы хоть как-то тебя поддержать.

— Спасибо, — Лариса прошла на кухню и включила чайник. — Чай будешь?

— Не откажусь. Теть Ларис, я в этой истории ничего не могу понять. Какого черта дядя Виталя потащился на дачу к твоему начальнику?

— Этого никто не знает, — соврала Лариса племяннику. — Он ведь никому ничего не сказал.

— А они были знакомы?

— Думаю, что нет.

— Странная какая-то история. А ты случайно не знаешь, где дача этого Колышева?

— Я знаю только то, что в «Новостях» говорили, — ей был неприятен разговор, поэтому она отвечала очень нервно.

— А на работе у тебя никто не может знать, где его дача?

— Да зачем она тебе сдалась, его дача?

— Сам не знаю, — пожал плечами Женька. — Вдруг там кто-нибудь что-нибудь видел.

Разговор не складывался. Поэтому Женя попрощался с теткой и ушел. Он постоял минут пять возле подъезда, вспоминая то время, когда жил здесь. Как в те дни все было понятно.

Сильный, уверенный в себе Виталий. Добрая, любящая, хлопотливая Лариса. Милая Иришка, шаловливый подросток. И он, Евгений, простодушный уральский паренек, только начинающий свой путь в московской круговерти. Ох, молодо — зелено…

— Да, — произнес он вслух, вернувшись из прошлого в сегодняшний день. — Очень непонятная история, тетка ведет себя как-то странно. Что-то она не договаривает.

На следующий день Женя появился на работе чуть раньше обычного, отпросился у начальства и махнул в Красногорский район. Коттеджный поселок он нашел без проблем. Он объяснил охраннику, что работает в Центре стандартизации, метрологии и сертификации и прибыл для проведения экспертизы по охране окружающей среды в тот дом, где произошло убийство. Охранник даже не усомнился в правдивости его слов, не попросил никаких документов. Более того, объяснил, как проехать к этому злополучному дому. И через пять минут Женя стоял возле ограды из металлических сварных прутьев. Калитка открывалась просто, так как запираться здесь было не от кого, ведь поселок находился под охраной. Евгений обошел вокруг дома, подошел к крыльцу и подергал дверь. Она, естественно, была закрыта. В интернете была информация, что тело убитого нашли на крыльце его дома. Женька всматривался, пытаясь найти хоть какие — то следы произошедшего. Но, конечно, ничего не нашел. Здесь ведь уже не раз побывали криминалисты. Он еще раз обошел вокруг дома, осмотрел окна первого и второго этажей. Все наглухо закрыто. Да, приехал напрасно. Он постоял еще три минуты и вышел из калитки.

— Молодой человек, вы к кому?

Возле его машины стояла молодая женщина с ребенком.

— Здравствуйте, я ищу дом Мистерова Игоря, — на ходу выдумал Евгений. — Приехал, но дом закрыт. А Игорь должен был ждать меня здесь.

— Я не слышала такой фамилии, мы тут почти все друг друга знаем.

— Так в этом доме не Игорь живет? — продолжал выдумывать Женька. — Высокий такой, худощавый.

— Это дом Колышевых. Хозяина нашли убитым. Это было на прошлой неделе, не слышали по «Новостям»? Геннадий Степанович работал в «Росагроатоме».

— По телевизору часто всякие страшилки говорят, поэтому я точно вспомнить не могу, может, и слышал. А что, прямо тут и убили?

— На крыльце нашли мертвым. Странная история какая-то. В тот вечер жена его приезжала, с мужиком каким-то. Я ее сама лично видела. А как Колышев приехал не видела. Если бы убийцу не нашли, я бы подумала, что жена с тем мужиком расправились с Геннадием Степановичем.

— Почему жена?

— Да, — махнула рукой незнакомка, — непонятная семейка была. То она с мужиками сюда наведывалась, то он с женщинами. Какой-то бордель, а не жилой дом. По очереди, видимо, сюда приезжали, а в тот вечер, наверное, договориться забыли и вместе прикатили.

— А следователям вы это рассказали?

— Зачем, ведь убийцу же нашли? — удивилась собеседница. — Да, впрочем, меня никто и не спрашивал.

Какой же я молодец, что сохранил номер адвоката, — мысленно похвалил себя Женька. Он даже обрадовался тому, что Ирина попала в больницу. Если бы этого не случилось, вряд ли бы он узнал об аресте дяди Вити. А теперь, возможно, он сможет им хоть чем-то помочь.

Женя сел в машину, достал мобильный телефон, нашел номер абонента, записанного как адвокат, вспомнил, что Иришка называла его Станислав Алексеевич, и нажал кнопку вызова.

— Слушаю вас, — ответил строгий мужской голос.

— Добрый день, Станислав Алексеевич, это племянник Виталия Ефимовича Горева, я хотел бы с вами встретиться, у меня есть кое-какая информация по поводу убийства Колышева.

— К сожалению, у меня слишком плотный график, я никак не могу уделить вам время. Если ваша информация действительно заслуживает внимания, вы можете сообщить по телефону или написать на электронную почту.

— Я бы не хотел говорить об этом по телефону. А вы с Ириной не собираетесь встречаться?

— Нет, я был у нее вчера, сегодня я еду к ее матери. Но совсем ненадолго, только уточнить некоторые детали.

— А может, я тоже подъеду к тете Ларисе?

— К сожалению, мне надо пообщаться с ней наедине.

— Но я могу поговорить с вами на улице.

— Хорошо, — сдался Псарев. — В восемь вечера у подъезда.

Ирина категорически отказывалась от дальнейшего пребывания в больнице. Лечащий врач согласился выписать ее в конце недели под расписку. Завтра она сдаст анализы, ей сделают последние два укола, а потом будет продолжать лечение таблетками.

День тянулся так медленно, что, казалось, следующий никогда не наступит. Она в пятый раз перелистывала журнал «Тайны звезд», потому что ничего другого у нее с собой не было. Ирина опять начала вспоминать события того злополучного вечера. Он вспомнила, как отец вернулся. Он не был ни взволнован, ни расстроен. Он был обыкновенный, как всегда. Они сидели на кухне, он разговаривал с ней. Ничего необычного в его поведении не было. Ее отец не мог убить человека. Он был очень правильным. На чем основана версия следствия, что ее отец убийца? Только лишь на том, что в тот вечер он был там, где нашли труп? Нельзя только из-за этого обвинять человека в убийстве. Она очень надеялась на помощь адвоката, он ведь стольких людей спас от тюрьмы!

Уйдя в свои мысли, Ирина не заметила, как наступило время обеда. Впрочем, она совсем не хотела есть. Три женщины, которые лежали с ней в палате, взяли свои ложки, кружки и отправились в столовую. Вдруг она услышала мужской голос, который громко и отчетливо произнес:

— Привет.

— Женька, ты как здесь оказался?

— Как, как? Денег сунул на проходной. Ты лежи, не вставай.

Но она уже приподнялась и села на кровати.

— Ириш, я был на месте убийства.

— И что? — зрачки у нее расширились, она ждала, что услышит что-то такое… Например, что он нашел следы настоящего убийцы.

— Очень запутанная история. Оказывается, в вечер убийства и практически в то же время там была жена Колышева.

— И она видела убийцу? — с надеждой спросила Ирина.

— Я с ней не разговаривал. Дело в том, что она была не одна, с мужиком каким-то. Может, они его и замочили? Говорят, и Колышев, и его жена по очереди приезжали туда, привозя любовников. А что, если она с любовником туда приехала, Колышев на нее накинулся из ревности, вот они его и того.

Ирина и Женя долго еще строили догадки, придумывали самые разные версии, предполагали, размышляли, сопоставляли. Ирина несколько раз принималась плакать, Женя ее утешал. Наконец, она сообщила ему, что завтра выписывается. И они расстались.

Глава 16

Наступающая весна вселяла надежду. Надежду на что? Этого Василий не знал. Вокруг заброшенного дома посветлело, стало просторнее. Небо казалось выше, дни — длиннее, ночи — короче. Однако по ночам, как и прежде, к Василию приходили воспоминания. Весна не отменила эти визиты. Василий их не звал, назойливые воспоминания. Они приходили сами. Воспоминаниям было все равно, хочет Василий погружаться в прошлое или не хочет. Стоило заброшенному дому и окрестностям окутаться ночною мглой, как… Нет, только не это слово. Не мглой. Мгла — это невыносимо. Это тяжело. Это какие-то нехорошие действия, которые приходится совершать помимо воли. Мгла — это плохо слышать, неясно видеть. Это странные боли в голове. Нет, стоило дому и окрестностям задремать, как вот они — воспоминания. Тут как тут. Даже весна не может запретить им являться к Василию по ночам и мучить его.

Василий вычерпывал старым помятым ведром из бочки жидкость, которой поливали сухой корм для свиней. На дне опорожненной бочки куча костей, ребер, зубов. В первые дни на ферме Василия то и дело одолевали приступы рвоты, стоило ему увидеть эти ребра и зубы, а теперь парень не обращал на них никакого внимания.

Он опрокинул бочку, чтобы выгрести остатки, и в глазах его резко потемнело. Очнулся он через час. Лежал в высокой траве, как зверь в норе. Парень не знал, как оказался здесь. Наверное, его выкинули сюда, в траву после того, как он потерял сознание. Он не торопился вернуться к работе. Здесь, вдали от чужих глаз, было хорошо, спокойно. Вот так однажды можно и сбежать отсюда. Надо только дождаться темноты, а потом ползти в сторону силосных ям. Вечером и ночью там никого нет. Силосные ямы не охраняют. Охраняют рабочих в их тесных камерах. Потом он выберется за территорию комплекса, а там только лес, и до рассвета можно далеко уйти от этого проклятого места.

Начинало смеркаться. Ждать ему оставалось недолго. Сердце учащенно билось: а вдруг получится? Наконец раздался голос бригадира: «Заканчиваем работу!» Послышался людской гомон, резкие крики надсмотрщиков. Скоро ужин. В предвкушении и гомонят.

Василий пополз к силосным ямам. Метр, еще метр, еще… Как говорится, медленно, но верно. Вокруг все стихло. Василий встал на ноги.

Короткими перебежками одолел кустарник. Но что это? Металлическая сетка. Столбы. Колючая проволока.

Василий пошел вдоль ограждения в надежде отыскать хоть какую-нибудь лазейку, щель. Но вдруг совсем рядом раздался собачий лай. Василий вздрогнул. Лай приближался.

— Стоять! Кто здесь?

Яркий свет ударил Василию прямо в глаза. Сторож, дежуривший на въезде в свиноводческий комплекс, стоял в двух шагах от Василия с фонариком в руках.

…Хватит воспоминаний. Пора спать. Василий поднялся со своего матраса и вышел из заброшенного дома. Над домом стояла круглая желтая луна. Она улыбалась Василию и обещала хороший день.

Глава 17

Без четверти восемь Евгений стоял у дома, где проживали его родственники Горевы. Дверь подъезда открывалась и закрывалась. Входили и выходили жильцы. С пакетами, с портфелями, с собаками, с детскими колясками. От нечего делать Женя рассматривал жильцов, сочиняя про себя обстоятельства их жизни. Наконец показался автомобиль: «БМВ Х 5» черного цвета. Вышел высокий представительный мужчина. Женя понял, что адвокат Псарев.

— Здравствуйте, — шагая адвокату навстречу, начал Женька. — Я Евгений, мы с вами договаривались…

— Да, да, я помню, — перебил его Станислав Алексеевич, — мы можем сесть в мою машину или поговорить здесь.

— Я надолго вас не задержу, поэтому можно здесь.

— Слушаю вас.

— Я племянник тети Ларисы и дяди Виталия, и мне не безразлично все происходящее. Поэтому я съездил на место убийства этого Колышева. Совершенно случайно встретил там местную жительницу, которая сказала, что жена убитого была в вечер убийства в поселке, и не одна.

— Это уже известно следствию, я знакомился с материалами дела. Охранник на допросе сказал, что ее машина въехала на территорию поселка до того, как прибыл туда Колышев, и уехала уже после того, как было совершено убийство.

— А почему следствие не рассматривает версию, что жена и ее любовник могли убить Колышева?

— Про любовника нет ни слова в ее показаниях. Кто может подтвердить, что ее видели не одну?

— Их соседка по поселку говорит, что жена убитого была с каким-то мужиком, что она часто приезжала в этот дом с разными людьми.

— Странно, на допросе Инна Аркадьевна сказала, что приезжала одна, а потом обнаружила, что забыла ключи, заехала к своей приятельнице, поболтала с ней, они выпили чаю, она уехала. И приятельница ее все подтверждает.

— Вот видите, а соседка говорит, что она приезжала не одна. Здесь что-то не то.

— Хорошо, спасибо за помощь. Я подумаю, как проверить эту информацию.

Псарев действительно заинтересовался новым поворотом событий. Следователи быстрыми темпами укрепляли доказательственную базу против Горева. Когда адвокат знакомился с материалами дела, наткнулся на протокол допроса некоего Белякова Прохора Владимировича.

После проведения технической экспертизы по телефону Виталия следователь Танов тщательно проверил его последние звонки и выяснил, что накануне Горев неоднократно общался с Беляковым. А установить личность Прохора Белякова не составило труда. На допросе сотрудник связной компании не стал скрывать правду. Он думал, что Горев раскололся и вывел на него следствие. Беляков рассказал про подозрения Виталия, про то, как, нарушив закон, принес распечатки разговоров его жены Ларисы, а также всю информацию о Колышеве.

Теперь у следователя Танова не оставалось сомнений. Горев получил подтверждение того, что жена изменяет ему со своим начальником Колышевым, и отправился его убивать. Показания Прохора являлись чуть ли не основным доказательством вины Горева.

Станислав Алексеевич набрал номер квартиры Горевых и услышал недовольный голос: «Кто там?»

— Это адвокат Псарев.

Дверь открылась.

— Я думала, вы уже не придете, — Лариса Горева ждала его у открытой двери квартиры.

— Извините, задержался.

Несмотря на давнее знакомство с Горевым, Станислав Алексеевич был у него дома первый раз. Сразу можно было сказать, что Виталий Ефимович работал в полиции честно и никакого отношения к коррупции, которая все заполонила, не имел. Квартира была стандартной, какие строили еще в советское время. Никаких изысков, никакой дорогой мебели и прочих наворотов. Все скромно и аккуратно. Лариса предпочла разговаривать на кухне, которая явно требовала ремонта. Псарев внимательно следил за поведением Ларисы. Она была абсолютно спокойна и даже, можно сказать, безразлична. А затем наградила его таким взглядом, как будто он пришел не по адресу. Неужели эта женщина является женой Виталия, которому сейчас так нужна поддержка близких?

Горева включила чайник и села напротив.

— Чай, кофе?

— Нет, спасибо, давайте сразу к делу. — Адвокат достал блокнот, ручку и начал разговор.

Лариса рассказала слово в слово все то, что днем раньше ему поведала Ирина. Ничего нового и никаких расхождений. На вопрос, в каких отношениях она находилась с Колышевым, Лариса Ивановна ответила, что в рабочих. Полное спокойствие жены Горева очень насторожило Псарева. Всю дорогу домой он анализировал поведение Ларисы Ивановны. Ни о чем не просила, ничем не интересовалась, ни на чем не настаивала. Удивительно, дочь настолько подавлена трагедией с отцом, а жена абсолютно безразлична.

На следующее утро Псарев отправился искать жену покойного Колышева. Он решил сначала заехать в их московскую квартиру, по тому адресу, который Инна Аркадьевна указала в протоколе допроса. Может, застанет кого-нибудь дома или поговорит с соседями. Чтобы попасть на бульвар Генерала Карбышева, где проживали Колышевы, Псареву надо было добираться долго, поэтому в семь часов утра он уже выехал из дома. Решив ехать через МКАД, адвокат проскочил за тридцать минут расстояние почти в сорок километров. А вот на въезде в город начались трудности. До Живописного моста скорость не превышала тридцати километров в час, зато потом машин опять стало меньше, и уже в половине девятого он парковался возле нужного ему дома. Многоэтажка отвечала всем современным требованиям, а самое главное преимущество — транспортная доступность. Ясно, что квартира в таком доме стоит недешево. Он постоял минут пять возле дома и пошел к ближнему подъезду. Маленькая вывеска над дверью подъезда свидетельствовала о том, что нужная ему квартира находится не в этом подъезде. Он посчитал в уме и пошел к следующему подъезду. Квартира двести тридцать девять находилась именно здесь. Псарев набрал на домофоне номер квартиры и ему сразу ответил женский голос.

— Кто?

— Это адвокат Псарев, по делу вашего покойного мужа.

Вопросов больше не последовало, чему Станислав Алексеевич был очень удивлен. Дверь открылась. На каком этаже находится эта квартира? Он решил, что на третьем. Оказалось, что ошибся всего на один этаж, квартира, где проживали Колышевы, находилась на четвертом. Он позвонил в дверь, но никто не открывал. Он позвонил еще раз, и только после третьего звонка дверь перед ним распахнулась. На пороге он увидел ту молодую эффектную женщину, которую на похоронах принял за дальнюю родственницу погибшего. Только сейчас она была без макияжа и выглядела еще моложе.

— Здравствуйте.

— Что вы хотели?

— Я адвокат Горева, которого подозревают в убийстве вашего мужа. Меня зовут Станислав Алексеевич, фамилия Псарев, — адвокат ожидал бурной реакции, но ее не последовало.

— Меня уже допрашивал следователь, — сухо ответила очаровательная женщина.

— Вот именно, вас допрашивал следователь, а я адвокат.

— А какое вы имеете право вообще ко мне приходить? — сухо и надменно заявила женщина божественной красоты.

— Мои права обозначены в статье пятьдесят третьей уголовно-процессуального кодекса. Куда мне можно пройти, чтобы присесть? Мне придется писать.

— Боже мой, сто раз себе говорила, нельзя открывать дверь незнакомым людям, — красавица схватилась за голову. — Как же вы мне все надоели с этим чертовым Колышевым!

Она повернулась и пошла по длинному коридору, ведущему в гостиную. Псарев воспринял это как приглашение провести беседу именно здесь.

— Про покойных плохо не говорят, — заметил адвокат.

— Он меня при жизни заколебал со своим дебильным характером, — казалось, эта милая дама сейчас забьется в истерике. — И после того, как его замочили, мне никак покоя не дают.

— У вас что, были настолько плохие отношения с мужем? — аккуратно поинтересовался Станислав Алексеевич.

— Ну, если у нас уже полгода длился бракоразводный процесс, то какие у нас могли быть отношения? — женщина расхаживала по комнате, нервно жестикулируя. — Он хотел оставить меня без гроша в кармане, да не тут-то было.

— То есть, вы занимались разделом имущества? Я правильно вас понял?

— Да, делили, а вам какое до этого дело? Надоели вы мне со своими расспросами. Ну, что вас еще интересует? Только по делу, и уходите.

Вдруг Псарев услышал за спиной шаги.

— Что здесь происходит?

Появился мужчина, лет тридцати, в длинном махровом халате.

— Здравствуйте, я адвокат Псарев.

— Он защищает убийцу Колышева, — пояснила Колышева. — У вас еще есть вопросы?

— Да. Скажите, а в день убийства вашего законного супруга именно этот молодой человек сопровождал вас в загородный дом?

— Это не касается убийства моего мужа.

— А я так не думаю.

— Идите вон отсюда! Я не желаю больше с вами разговаривать.

Станислав Алексеевич не стал настаивать и покинул квартиру Колышевых.

Не дожидаясь лифта, адвокат спустился по лестнице. На улице было тепло. Дышалось легко. Хотелось уехать за город и ни о чем не думать.

Он сел в машину, достал мобильный телефон и набрал сохраненный номер племянника Горева.

— Здравствуйте, Станислав Алексеевич.

— Здравствуйте, Евгений. Я хотел бы попросить вас о небольшой услуге.

— Всегда рад.

— Вы не могли бы еще раз побывать в поселке, где убили Колышева, и разыскать женщину, которая видела в день убийства его жену?

— Я встретил ее чисто случайно, на улице, даже не знаю, из какого она дома. Но попробовать найти могу.

Евгений был искренне рад звонку адвоката. Значит, лед тронулся. Теперь надо подумать, как передвинуть завтрашние дела на послезавтра. Сделать это будет нелегко.

Глава 18

Танов сидел в своем кабинете, раскладывая уголовное дело в хронологическом порядке. Перекладывая с места на место стопки бумаг, он искал заключение эксперта, но оно как в воду кануло.

Дверь кабинета неожиданно открылась, и в кабинет вошел адвокат Псарев.

— Здравствуйте, Павел Николаевич!

— Здравствуйте! — Танов протянул руку, чтобы поздороваться, и продолжил рыться в своих бумагах. — Вы сегодня без звонка?

— Да, ехал мимо и решил заглянуть. Мне бы хотелось еще раз ознакомиться с кое-какими материалами.

— Это вы не совсем вовремя, я тут как раз раскладываю дело.

— Мне только один протокол с допросом Колышевой Инны Аркадьевны.

— Сейчас попробую отыскать, — сказал Танов, продолжая перебирать уголовное дело.

Он минут десять перекладывал стопки со следственными материалами и, наконец, нашел тот самый протокол, а вот экспертиза действительно исчезла.

Псарев устроился поудобнее, надел очки и, вооружившись ручкой и бумагой, начал внимательно изучать допрос Колышевой. В своих показаниях она утверждала, что приезжала в вечер убийства ее мужа в поселок и была одна. Заезжала к подруге, так как забыла ключи. Очень интересно, зачем ей врать? Покрывает убийцу или сама им является? Но если она не хочет выдавать убийцу, значит, убили Геннадия Степановича в ее интересах. Может, она его и заказала? Адвокат снял очки и посмотрел на Танова. Тот продолжал формировать материалы дела.

— Павел Николаевич, я отвлеку вас еще на некоторое время.

Отказать адвокату Псареву Танов не мог. Это тот человек, который развалит любые железобетонные доказательства. С ним лучше не портить отношения.

— Да, Станислав Алексеевич, — оторвался Танов от своей работы, — я вас внимательно слушаю.

— Возникли некоторые обстоятельства, которые не нашли пока отражения в уголовном деле. Это касается жены погибшего. Я думаю, стоит проверить версию о ее причастности к преступлению.

— Почему вы так считаете? — удивился следователь.

— Я располагаю сведениями, что в тот вечер, когда убили ее мужа, она была в поселке не одна. С ней был мужчина. Соседи видели их. Возникает вопрос, зачем ей было скрывать на допросе, что она была в поселке не одна? Далее, как мне стало известно, в течение последних шести месяцев супруги пытались поделить имущество и собирались разводиться. Со слов самой Инны Аркадьевны, муж хотел оставить ее без копейки в кармане. И наконец, она совсем не огорчена кончиной своего супруга, а напротив, сожительствует с молодым человеком. Поэтому я попросил бы вас обратить внимание на версию убийства Колышевой своего супруга. В противном случае, во время слушания дела в суде я буду просить о его пересмотре.

Танову ничего не оставалось, как начать разрабатывать новую версию. Он знал хватку Псарева, этот адвокат с легкостью может развалить уголовное дело даже на стадии рассмотрения в суде. Тогда Танову точно придется уйти на заслуженную пенсию.

Глава 19

Два оперативных сотрудника в семь часов утра позвонили в квартиру Колышевой Инны Аркадьевны. Она никак не ожидала таких гостей, ее ведь уже не раз допрашивали по делу убийства мужа.

— Кто? — поглядев в глазок, спросила Колышева.

— Это из полиции.

— Что вам надо?!

— Откройте дверь.

— Вы мне уже надоели, идите к черту!

— Если вы не откроете добровольно, мы взломаем дверь.

— Я буду жаловаться в прокуратуру.

— Открывайте или будем взламывать, — настаивал один из оперов.

Ей пришлось сдаться. Она поняла, что намерения их вполне серьезные. Распахнула дверь и встала в проем так, чтобы не пустить их в квартиру.

— Что вы хотите?

— Вам придется проехать с нами. Мы исполняем поручение следователя Танова, остальные вопросы будете задавать ему.

— Я никуда не поеду, — голос красавицы зазвучал неожиданно визгливо.

— Не хотелось бы применять силу, но, наверное, придется, — обратился один страж порядка к другому.

Инна поняла, что насчет применения силы они не шутят, и постаралась взять себя в руки.

— Объясните мне более понятно, куда вы меня собираетесь везти?

— Я уже сказал, к следователю Танову. У нас поручение доставить вас к нему для проведения допроса, к девяти часам. Что тут непонятного? Вот, пожалуйста, — он сунул ей прямо в лицо листок бумаги, к которому скрепкой был приклеен еще какой-то корешок. На нем она разглядела надпись крупным шрифтом «Повестка».

— Как вы мне уже надоели, — она развернулась и ушла в глубину квартиры. По всей видимости, одеваться.

Инна Аркадьевна появилась через пятнадцать минут. Она успела за это время одеться и сделать легкий макияж. Теперь это была совсем другая женщина. Всего пятнадцать минут, и от нее уже глаз не отвести.

— Я поеду на своей машине, — попробовала она опять диктовать условия.

— На нашей, — коротко бросил сотрудник полиции.

— А как я доберусь обратно?

— Какая мне разница, я же говорю, у меня поручение от Танова, и я его исполняю, — оперативник говорил настолько убедительно, что Колышева и в этот раз перестала сопротивляться.

К зданию Следственного комитета они подъехали на десять минут раньше времени, указанного в повестке. Но следователь Танов давно уже был на месте, он вообще начинал рабочий день в восемь утра.

— Павел Николаевич, — зашел в кабинет один из сотрудников, — человека доставили, заводить?

— Заводите, — бросил Танов и уткнулся в свои бумаги.

— Здравствуйте, — как можно более приветливо поздоровалась Инна.

— Здравствуйте, посидите пока, — Танов указал на стул и продолжил изучать свои бумаги.

Она села на один из стульев, стоящих в ряду возле стены, прямо напротив стола следователя. В кабинете воцарилась глухая тишина.

— Извините, а как долго мне еще тут сидеть? У меня дела, я не могу уделить вам много времени.

— Вам придется уделить мне столько времени, сколько потребуется. Повестку получите после проведения следственных действий, — ответил Танов, не отрываясь от своей работы.

Ровно тридцать минут провела Колышева, разглядывая казенную мебель. Больше она не решалась беспокоить следователя. Наконец Танов оторвался от бумаг.

— Ну что ж, начнем.

Следователь задавал кучу, на ее взгляд, ненужных вопросов. Сначала он спросил все то, что спрашивал на первом допросе, типа того «где родилась, с кем женилась» и всякое такое. Потом он зачем-то спросил, не страдает ли она психическими заболеваниями и не имела ли черепно-мозговых травм. Все было очень странно. Ей пришлось полностью повторить то, что она говорила на первом допросе, а он непонятно зачем все это опять записывал. Может быть, он просто потерял тот протокол, — догадалась она. Но высказаться вслух не решалась. Довольно-таки строгий следователь, не церемонится. Дальше он начал задавать вопросы, которые скорее были похожи на обвинения.

— Назовите фамилию, имя, отчество мужчины, с которым в день убийства вашего мужа вы приезжали в поселок.

— Какого мужчины? — она так вытаращила глаза, как будто играла роль жертвы в фильме ужасов.

— Я повторяю свой вопрос. Назовите фамилию, имя, отчество мужчины, с которым в день убийства вашего мужа вы приезжали в поселок.

— Я не знаю никакого мужчины.

— Все неверные ответы будут направлены против вас.

— Я не понимаю, что происходит. Причем здесь я?

— Хорошо, я вам поясню. Этот мужчина уже задержан и сегодня будет проводиться его опознание.

Неужели они действительно взяли Мусика? — Инна Аркадьевна быстро соображала. — Похоже, это правда. Поэтому вчера телефон его был отключен, а она подумала, что он ее бросил.

— Артем, это был Артем.

— Как фамилия и отчество Артема?

— Фамилия Забоев, отчество я не знаю.

Следователь Танов обладал очень сильной энергетикой. От одного его взгляда мурашки бежали у подследственных по коже. А когда он задавал вопросы, Инна вообще чуть не теряла сознание. Каждый вопрос пронзал ее, как молния. Она смотрела в сторону, на шкаф со стеклянными дверцами, где аккуратными рядами были расставлены книги разных цветов и размеров. Рядом со шкафом стояла корзина для мусора, забитая скомканными бумагами. Она переводила взгляд с мусора на книги, и обратно. Потом начала рассматривать свой маникюр, который сделала накануне. Следователь стучал пальцами по клавиатуре ноутбука.

— Почему в первый раз вы давали другие показания?

— Я, — Инна Аркадьевна уже не любовалась своим маникюром, а терла ногти с такой силой, что яркий красный лак, который так красиво смотрелся, начал облезать в некоторых местах, — я боялась, что дети узнают. Это мой друг, мы с мужем хотели развестись, и я встречалась с другим мужчиной.

— Так и запишем: «боялась, что дети узнают, и дала ложные показания». Я надеюсь, статью триста седьмую уголовного кодекса о заведомо ложных показаниях вы помните? Я вам ее разъяснял на первом допросе.

Она уже не просто вздрагивала, а тряслась всем телом. Этот допрос казался ей каким — то нескончаемым кошмаром. Она боялась, не знала чего именно, но боялась. Голова кружилась, мысли путались, в висках стучало, сердце билось учащенно.

— Я не хотела давать ложные показания, я просто боялась. Ведь это не имеет никакого отношения к смерти моего мужа.

— Где вы и ваш приятель Забоев находились во время убийства вашего мужа? — вопрос прогремел, как гром.

— Мы приехали, я стала искать ключи от дома, поняла, что забыла их, мы заехали к моей приятельнице, вы ее допрашивали, побыли у нее и уехали. Я не знала, что Колышев был в поселке.

Танов начал перелистывать материалы уголовного дела, которые вчера аккуратно подшил и пронумеровал. Он помнил, что Марина Александровна Веселовская дала показания аналогичные показаниям Колышевой на первом допросе. Он почти сразу открыл нужную страницу.

— Так, Веселовская Марина Александровна, — речь Танова была пропитана сарказмом. — Что нам говорит Марина Александровна? О, то же, что и вы в первый раз. Вы к ней заезжали, но без Артема. Значит, она тоже давала заведомо ложные показания?

— Я не знаю, — как назло, слезы потекли из глаз, тушь поползла по щекам. Она закрыла лицо руками.

— Инна Аркадьевна, давайте продолжим. Вот, к примеру, ваш сын, Колышев Антон Геннадьевич, пояснил, что возле дома имеется небольшой тайничок, некое углубление возле фундамента, где всегда лежат запасные ключи. Кстати, это подтвердила и ваша дочь Колышева Кристина Геннадьевна. Что вы на это скажете? — следователь смотрел на нее в упор, не моргая. Видимо, это какая-то специальная тактика запугивать людей, чтобы выбивать из них показания.

— Вы что, допрашивали моих детей?

— Отвечайте на заданный мною вопрос.

— Я не знаю, я забыла про этот тайник. Я никогда им не пользовалась.

— Ну, предположим. А зачем господин Забоев подходил к дому?

— Он сидел в машине и никуда не ходил.

— Вы опять пытаетесь ввести следствие в заблуждение. Вчера вечером, как я вам уже говорил, Забоев был задержан, и у него изъяли отпечаток следа его ботинка. А до этого были изъяты все отпечатки следов обуви возле вашего дома в Красногорском районе. Так вот, по предварительному заключению эксперта, такой след, как на его ботинках, был обнаружен возле вашего дома.

— Я ничего не знаю, я отказываюсь от дальнейшего допроса. У меня болит голова.

— Напоминаю вам, что отказ от дачи показаний также влечет уголовную ответственность. Ну что, будем продолжать?

— Я еще раз вам говорю, мне неизвестно, почему Артем топтался возле дома, может быть, он приезжал туда один.

— Зачем?

— Я ничего не знаю.

— Вы с покойным супругом занимались разделом имущества, насколько мне известно?

— Да, мы подали на развод с разделом имущества. И что здесь такого?

— Колышев грозился оставить вас без копейки, это верно?

— Да, грозился, но это еще ничего не значит, судебное слушание не закончено.

— А разве на последнем судебном заседании судья не высказался в пользу вашего покойного супруга, мотивируя это тем, что вы никогда не работали и все имущество куплено на средства, заработанные им?

— У меня был хороший адвокат, я бы выиграла этот процесс.

— У меня больше нет к вам вопросов, — Танов закончил бить по клавиатуре. Стоящий рядом принтер начал нудно жужжать, выдавая листы бумаги. — Ознакомьтесь с протоколом и подпишите каждый лист.

Протокол допроса выглядел, как приговор. Каждый вопрос и ответ на него уличал ее во лжи. Она не понимала, чего хочет этот следователь. Подписывать протокол было сложно, рука дрожала, пальцы не слушались.

— А теперь я вынужден избрать вам меру пресечения — домашний арест. Ознакомьтесь вот с этим постановлением.

— Мне? Какой арест? При чем тут я?

— Вы подозреваетесь в убийстве вашего мужа, совершенном с особой жестокостью группой лиц по предварительному сговору.

Танов не стал заключать Колышеву под стражу, так как один обвиняемый по этому делу уже был арестован, и его, скорее всего, придется выпускать. Суд вряд ли после такой ошибки пошел бы на избрание меры пресечения другим лицам, хотя для этого имелись все основания.

Глава 20

Сын и дочь Колышевых очень переживали случившееся. Они не могли поверить в то, что их мать убийца. Они не могли осознать, что у них нет отца. Ведь отец был полон жизненных сил, здоровья, он был кормильцем даже для совершеннолетних детей. Кристина и Антон жили отдельно от родителей. Но теперь каждый день кто-нибудь из них навещал мать.

Кристина освободилась только поздним вечером. К матери она смогла добраться к десяти часам. Сердце вдруг защемило, когда она вставила ключ в замочную скважину. Вдруг с мамой что-то случилось? Кристина вошла в прихожую. В квартире темно.

— Мам, — Кристина включила в прихожей свет.

Ответа не было, и девушка стала прислушиваться к тишине. Два светильника по бокам большого зеркала тускло освещали прихожую. Обувь Инны стояла прямо возле порога, а домашних тапочек не было, поэтому девушка поняла, что мать дома. И от этого стало еще страшнее. Первое, что пришло ей в голову — кинуться в ванную. Но волнения были напрасными, в ванной комнате никого, в туалете тоже. Кристина замерла в нерешительности, рассматривая полочку над раковиной, на которой стояло множество всяких пузыречков, тюбиков, баночек. Они такие яркие и красивые, но вот р-раз, и они станут беспомощными, никому ненужными. Смерть отца была такой неожиданной, что теперь ее не покидало чувство, что с матерью тоже может что-то случиться. Кристина посмотрела на себя в зеркало. Уставший вид, под глазами появились небольшие синяки. Она стояла так минут пять, провалившись в невеселые думы. Вдруг где-то что-то упало, раздался приглушенный стук. Девушка побежала в спальню, дверь которой была прикрыта, и легонько постучала, но ответа не было. Кристина приоткрыла дверь, нажала на выключатель. Инна лежала на постели лицом вниз и вздрагивала всем телом, были слышны приглушенные всхлипывания. Ноги ее свисали с кровати, на одной был надет тапок, а второй лежал около кровати, наверное, когда он упал с ноги, раздался глухой шлепок, который так напугал Кристину.

— Мама, что случилось? — дочь подбежала к Инне, обняла за плечи, прижалась лицом к ее спине.

— Я никому теперь не нужна, — мать по-прежнему лежала ничком.

— Ну что ты такое говоришь? — Кристина нежно гладила мать по голове, — ты всем нужна, мне нужна, Антону нужна.

Инна высвободилась из объятий дочери и села на кровати. Она была неузнаваема. Такой ее никто раньше не видел. Глаза, опухшие от слез, казались узенькими щелочками. Волосы свисали сальными прядями, лицо покрылось красными пятнами.

— Вы всегда больше любили своего папочку, а теперь, когда на меня вешают его убийство, вы меня вообще возненавидели.

— Это неправда, мама, ты же знаешь. Ни я, ни Артем никогда… — Кристина, как могла, успокаивала мать. Но все было бесполезно. В Инну, будто, черт вселился. Она начала бегать по комнате, падать в истерике на кровать, кидаться подушками. Выкрикивая обидные для дочери слова, она скалилась, как собака. Состояние ее было критическим.

Кристина понимала, что одной ей не справиться. Она вышла из комнаты и позвонила Антону.

Брат сразу же выехал, но вечерние пробки не объедешь. Центр был забит машинами. Поэтому он потерял тридцать минут на Садовом кольце. Дальше дорога была немного свободнее. В итоге добираться пришлось не меньше полутора часов. Парень не столько переживал за состояние матери, сколько волновался за сестру. Он был старше ее на два года. И очень любил.

Время шло, а Инна не успокаивалась. Когда приехал Антон, вызвали «Скорую помощь». Приехала бригада из психиатрической больницы. Но дети отказались госпитализировать мать. После инъекции нейролептиков ее удалось успокоить, и женщина уснула. Дети остались с ней до утра.

Глава 21

Заброшенный дом хорошел с каждым весенним днем. Зеленая травка, первые бабочки, желтые цветочки мать-и-мачехи. Подсыхающая земля. Вот-вот готовые лопнуть почки на ветвях единственного деревца, робко притулившегося неподалеку от кучи мусора. Эта куча была когда-то крыльцом. Василий, вдыхая голубой весенний воздух, чувствовал себя счастливым. Такая благодать — и никого вокруг. Но ночами… Как там в школе учили: «Все те же сны…». Да, ночи не давали покоя, не позволяли забыть о прошлом.

…С наступлением холодов Василий заболел. С каждым днем его состояние ухудшалось. Он задыхался от беспрерывного кашля. Работать стало совсем невмоготу. Руки и ноги отказывались слушаться. Болели раны, полученные после неудавшегося побега.

Голос надсмотрщика пронзил тишину: «Подъем! На работу!». Василий не мог найти в себе силы, чтобы сесть. Голова кружилась, в ушах звенело, он чувствовал, как темнеет в глазах. С каждым вздохом из легких вырывался хриплый свист. Очередной приступ кашля повалил Василия на подстилку. И сознание покинуло несчастного. Когда он очнулся, не сразу понял, где находится. Вначале ему показалось, что он дома, в своей спальне, он болен, а мама колдует в кухне, заваривая волшебную траву, которая его вылечит. Потом он увидел грязную бетонную стену, и все встало на свои места. Опять закрыл глаза. Опять увидел маму. У него сломана рука. Перелом сложный, пришлось вставлять спицу. Операция делалась под наркозом. Родители по очереди дежурили в больнице, у его кровати. Теперь, когда страшный конец его жизни неизбежен, кажется смешно, что мать проливала слезы из-за какого-то перелома. Это такая ерунда по сравнению с тем, что происходит сейчас. А тогда мама старалась каждый день чем-то радовать сына, приносила в больницу игрушки, книжки, яблоки, апельсины. А он, двенадцатилетний неблагодарный мальчишка, все делал наперекор, как бы испытывая родительскую любовь на прочность: а это можно? А это? И это тоже? Бедный отец. Бедная мама. Как только они выносили его выходки? Каково-то им сейчас, когда его нет с ними уже более двух лет?

Неделю Василий пролежал на своей подстилке, не вставая. Неудавшаяся попытка не давала покоя. Он теперь более менее ориентируется на здешней территории. Днем, когда все на работе, внимание надсмотрщиков сосредоточено на самой ферме, так как вся рабочая сила находится именно там. На больных и умирающих надсмотрщики не обращают внимания, полагая, что они ни на что не способны. Надо выбираться отсюда примерно за два часа до окончания рабочей смены. Затаиться, пока все стихнет. И уже тогда…

Вечером следующего дня, когда стемнело, Василий осуществил свой замысел. Благополучно покинул камеру, дополз до деревьев и затаился в подлеске. Осталось дождаться отбоя.

Он до того ослаб за время болезни, что несколько раз уходил в беспамятство. Но сознание возвращалось, и Василий слушал тишину: не пора ли? Наконец, все стихло — полночь. Василий осторожно двинулся с места. Темнота и лес не пугали его. Это были его спасители. Вот и забор из металлической сетки. Василий огляделся. Вроде все тихо. Он подобрался к бетонному столбу. Нащупал на столбе железные перемычки, к которым крепилась металлическая сетка. Зацепился руками за сетку и поставил ногу на перемычку, но нога соскользнула. Изгородь обледенела. Василий нашел несколько сучьев и попробовал протолкнуть их сквозь сетку возле столбов. Получилось. Василий, цепляясь руками за сетку, поставил ногу на сук, потом на другой. Главное — основной упор на руки. Подтянулся, схватился за верхушку металлического столба. Перевесившись на другую сторону, он грузно свалился в сугроб. Сил совсем не осталось. Но Василий огромным усилием воли заставил себя двинуться с места. Глубоко вдыхая холодный воздух, он шаг за шагом удалялся от места своего заточения.

…Над заброшенным домом занимался рассвет. Небо было по-весеннему розовым. От уверенно зеленеющей в неясном предутреннем свете травы шел успокаивающий запах жизни. Василию хотелось верить, что и его судьба переломится к лучшему, как переломилась зима на весну. Но мгла? Как одолеть эту неведомую силу? Злую силу, беспощадную…

Глава 22

Обвиняемого Горева пришлось освобождать из-под стражи и снимать с него все обвинения, так как вина Колышевой и ее подельника была доказана. После того, как Виталий Ефимович вернулся домой, отношения с Ларисой наладились сами по себе. Супруги, конечно, уже не были так близки, как раньше. Но со стороны казалось, что в этой семье все хорошо. Даже Ирина так считала.

Недаром говорят, что нет худа без добра. История с Колышевым ускорила устройство Горева на работу. Адвокат Псарев ходатайствовал в Адвокатской палате о получении Виталием статуса адвоката. Этому, конечно, предшествовало то, что Горев, сразу же после прекращения в отношении него уголовного преследования, собрал необходимые документы и успешно сдал экзамены. У него началась новая жизнь. Горев стал востребованным защитником, работать приходилось день и ночь, в прямом смысле этих слов. Работа отвлекала его от не так давно минувших событий. Все реже и реже вспоминал Горев об этой истории.

Павел Николаевич Танов считал, что дело можно заканчивать и направлять в суд. Все свидетели допрошены, очные ставки проведены, характеризующий материал собран. В этом деле все было предельно ясно. Доказательств вины Инны Колышевой и Артема Забоева предостаточно. У Колышевой и Забоева был мотив преступления. А это главное. Как стало известно, они встречались уже больше года, и погибший муж Колышевой знал об этом. Понятно, что он собирался развестись с женой и угрожал оставить ее без копейки. В интересах любовников было избавиться от мужа. Было установлено, что убийство произошло в подвале дома. На полу и стенах подвала кровь погибшего. Но как труп оказался на крыльце? На этот вопрос ответа не было. Выяснилось, что в то время, когда парочка убивала несчастного Колышева, Виталий Горев расхаживал по его дому. В подвал он не спускался, поэтому и решил, что в доме никого нет. А машина Инны в это же время стояла возле дома ее подруги Веселовской. Марина Александровна подтвердила, что Инна, приехав к ней, сказала, что забыла закрыть калитку у себя на участке, и ей необходимо это проверить. Сама Инна Аркадьевна не признавала свою вину, но и не отрицала ее. А ее дружок давал противоречивые показания, признавать вину отказывался.

Танову оставалось только дождаться технической экспертизы по телефону Колышева и составить обвинительное заключение. Он был уверен, что заключение эксперта станет еще одним доказательством в деле. Наверняка Колышева звонила супругу в тот злополучный день. Оба обвиняемые, Инна Колышева и Артем Забоев, находились под домашним арестом.

Однако результаты исследования телефона покойного Геннадия Степановича Колышева его очень удивили. Установили, что погибший в этот день вообще не созванивался с женой. В течение всего дня Колышеву названивал абонент, не записанный в его телефоне. Кроме того, от него поступило несколько смс-сообщений. И даже с угрозами. Требовали вернуть какой-то долг. Последнее смс-сообщение было такого содержания: «Если сегодня денег не будет, тебе конец».

Этот факт никак нельзя было проигнорировать.

Танов задумался. Придется продлить сроки следствия. Потому что разрешение на установление принадлежности телефонного номера дает только суд. Надо готовить материалы, ходатайствовать перед судьей, потом ждать разрешения, делать соответствующий запрос оператору сотовой связи. Оператор тоже может затянуть, у него в запасе законные десять дней. Павел Николаевич собирался через две недели в отпуск. Он три года не отдыхал. А теперь придется отложить долгожданный отпуск на неопределенное время.

Танов подготовил необходимые материалы в суд и решил уйти с работы раньше обычного. Ему удалось избежать пробок, и он гнал машину на скорости сто шестьдесят километров. На МКАДе вообще было свободно. На такой скорости он забыл о расследовании. Его внимание было полностью поглощено разворачивающейся перед ним лентой шоссе. Вдруг его осенило. Зачем ждать? Он может выяснить, кому принадлежит интересующий его номер. У него хорошие отношения с сотовыми компаниями. Попросить их об услуге по-дружески — и они не откажут. А когда он получит разрешение суда, дело примет официальный характер. Полезна бывает порой скоростная трасса, ничего не скажешь.

На следующий день он забежал на работу, чтобы взять копию заключения эксперта с номером этого типа, угрожавшего Колышеву в день его смерти, и помчался в сотовую компанию «Мегафон», так как первые три цифры телефонного номера указывали на принадлежность именно к этому сотовому оператору.

Войти в административное здание этой компании можно было только по специальному пропуску. Но для Танова это не было препятствием. Он всегда и везде показывал свое удостоверение следователя Следственного комитета и со словами: «По служебной необходимости», попадал туда, куда ему было надо. Он прекрасно знал расположение кабинетов, лестницы, лифты и этажи, поэтому повернул сразу к лифту и поднялся на третий этаж. Кабинет менеджера по работе с клиентами Ватулова был третий справа по коридору.

Танов застал его на месте и уже через полчаса с официальным письмом компании «Мегафон», только без проставленной даты, выходил из офиса. Телефонный номер принадлежал некоему Рыбину Сергею Ивановичу. Теперь можно считать, что дело сделано. Осталось получить разрешение суда и дать поручение операм установить личность этого Рыбина.

Инна Колышева продолжала пребывать в жуткой депрессии. Ей казалось, что жизнь закончилась. Адвокат никак не мог повлиять на ход расследования. Доказательства ее вины были железными. Она маялась в своей шикарной квартире одна — одинешенька. Дети навещали ее каждый день. Но от этого не становилось легче. Она ничего не ела, могла часами лежать, разглядывая обои. Не отвечала на телефонные звонки. Вот почему следователь Танов не мог до нее дозвониться. Пришлось отправиться к ней домой. Необходимо было допросить ее по факту появления в деле нового фигуранта Рыбина.

Дверь открыла дочь, которая приехала навестить Колышеву. Она впустила следователя, так как сразу узнала его.

— Здравствуйте, мне Инну Аркадьевну бы повидать.

— Она неважно себя чувствует.

— Это срочно.

— Хорошо, проходите на кухню.

От былой красоты и моложавости Колышевой не осталось и следа. Она превратилась в высохшую старуху.

На все вопросы, задаваемые Тановым, она отвечала молчанием. Его попытка допросить ее, да еще без адвоката, не увенчалась успехом.

— Инна Аркадьевна, я последний раз вас спрашиваю, это очень важно, — настаивал следователь, — знаете ли вы Рыбина Сергея Ивановича?

— А не могли бы вы меня допросить вместо мамы, я его знаю, — вмешалась Кристина.

— Замечательно. Рассказывайте, что вам известно.

— Это друг нашей семьи. Он раньше часто приходил к нам домой. Они с отцом уже несколько лет занимались каким-то бизнесом. А от мамы я узнала, что в последнее время у них произошел конфликт, дядя Сережа требовал, чтобы отец выплатил ему неустойку за сделку, которая сорвалась по его вине. Мама говорила, что речь шла об очень крупной сумме, что отец уже согласился ему все выплатить. Вроде бы в тот день, когда отца убили, у них была назначена встреча.

Танов встал и подошел к окну. Ему вдруг захотелось избавиться от этого уголовного дела. Но он должен закончить работу. Показания этой девчонки еще ничего не значат. Хотя то, что все это надо проверить, теперь было ясно.

— Почему вы раньше молчали?

— Я не знала, что об этом тоже нужно рассказывать.

— Рыбин угрожал вашему отцу? — Танов разложил на большом кухонном столе какие-то бланки и начал заполнять в них последовательно все графы. Эту версию, то есть причастность Рыбина к совершенному преступлению, придется тоже отрабатывать. Стало ясно, что об отпуске следует забыть.

— Я не знаю, угрожал он ему или нет, но когда они разговаривали по телефону, отец часто кричал и ругался, он повторял, что не имеет таких денег.

— Когда последний раз Рыбин был у вас дома?

— Я точно не помню, кажется, месяца два назад. Когда они поссорились, он к нам не приходил.

В одиннадцать часов вечера Танов вышел из квартиры Колышевых. Он размышлял о появлении в деле нового подозреваемого. Первым делом надо найти этого Рыбина и узнать, где он находился в тот вечер, когда был убит Колышев.

Вечерняя Москва перенесла его в реальность. Павел Николаевич сосредоточился на автодороге. Несмотря на столь поздний час, машин было много. Танову невыносимо хотелось спать, он очень устал и вымотался за эту неделю. Впервые за годы работы у него так расходились следственные версии. Неужели пора на пенсию? Танов включил музыку на радиостанции «Дача» настолько громко, чтобы она заполонила собой все пространство в машине, в его голове, в его мыслях. Он больше не хотел вспоминать про работу.

Рыбин Сергей Иванович как в воду канул. Ни родственники, ни друзья, ни знакомые ничего не знали о его местонахождении. Жена говорит, что он уехал в Омск по каким-то делам и не вернулся. Первую неделю он звонил оттуда, а потом телефон его стал недоступен. Танову пришлось продлить сроки следствия еще на два месяца. Вероятность того, что именно Рыбин убил Геннадия Степановича, имела место. Может быть, он получил от Колышева деньги, затем убил его и скрылся? А возможно и наоборот, сначала он его убил, потом отобрал деньги. Охранник, дежуривший в ночь убийства в поселке, ничего вразумительного по поводу Рыбина сказать не мог. Несколько раз Павел Николаевич пересматривал видеозапись из камеры видеонаблюдения, установленной в поселке, но не рассмотрел на ней машину «Вольво» с номерами 777. Хотя убийца мог проникнуть в поселок тем же путем, что и Горев. И зачем надо было так издеваться над телом покойного? Экспертиза показала, что у убитого двадцать пять ножевых ранений, погиб он от нанесенных телесных повреждений и болевого шока. Лицо изуродовано до неузнаваемости. Недаром же Колышева хоронили в закрытом гробу.

Глава 23

Поселок «Премиум» в Красногорском районе считался элитным поселком. Там стояли дома бизнесменов, руководителей крупных предприятий, высокопоставленных чиновников. Поселок был сравнительно небольшим, в нем насчитывалось не более ста построек. На территории находились: минимаркет, автозаправка, аптечный пункт. Поселок был построен прямо в лесу. Запах сосен, молодых березовых листьев, весело зеленеющей поросли шиповника, травы, бойко прорастающей сквозь прошлогоднюю листву — вот из чего состоял этот замечательный аромат, что день и ночь витал над поселком в весеннюю пору.

В один из субботних дней Бережновы всем семейством выехали в свой загородный дом. Ожидался праздник — день рождения Петра Николаевича Бережнова.

Бережнов был, что называется, настоящим тружеником. Зимой и летом, осенью и весной он неизменно в шесть часов утра садился в свою машину и уезжал на работу. Возвращался поздним вечером. Бизнес требовал от Бережнова постоянного и неустанного напряжения сил. И физических, и душевных. Бизнес его был не так-то прост. Бережнов занимался закупкой нефтяного оборудования в Германии и поставкой его на российский рынок. Бережнов любил свой бизнес. А бизнес любил его. Так всегда и бывает, когда бизнес и бизнесмен находят друг друга.

Свой день рождения Петр Николаевич всегда отмечал с размахом. Широко, весело, хлебосольно! Вот и сегодня ожидалось видимо-невидимо гостей. Погода устоялась. Воздух такой, что хоть режь его ножом и ешь с хлебом, хоть пей большими глотками, как ядреный квас в жаркий день. Гостей пригласили к трем часам дня. Первые гости появились на полчаса раньше. Так велико было нетерпение начать долгожданный праздник. Волновались на легком ветерке и рвались в небо разноцветные воздушные шарики. Благоухали великолепные розы. Радовали глаз бесчисленные букеты и корзинки: герберы, гвоздики, тюльпаны, нарциссы. Дарили подарки. Обнимались — целовались. Женщины придирчиво изучали наряды друг друга. К лесным ароматам добавились ароматы дорогих духов. Всем было хорошо. Все ожидали чего-то уж совсем-совсем хорошего. Вдруг вспомнили покойного Колышева.

— Слышь, Петь, — обратился к Бережнову один из гостей, — а ведь кто Генку убил, так и не разобрались.

— Да вроде заказал его кто-то, денег он должен был слишком много, — отозвался виновник торжества.

— Ну, это еще доказать надо. Говорят, что жена тоже замешана.

— Мало в это верится, — вступила в разговор Ольга, жена Бережнова. — Чтоб в такое мясо превратить собственного мужа, это как его надо ненавидеть.

— Да с любовником она была, это известно всем.

— У нее всегда были любовники, — Ольга подняла бокал вина и через него взглянула на приветливое солнышко, — она это ни от кого не скрывала.

— Напрасно мужика того отпустили, который по дому у них лазил, — поддержал разговор Бережнов, — ясно, что он в сговоре с убийцей. Иначе, зачем ему Колышева выслеживать было?

Этот разговор продолжался бы еще долго, потому что дело по убийству Колышева до сих пор не закончено, если бы Петр Николаевич не пригласил мужчин погонять мячик. День выдался по-настоящему летний, грех не воспользоваться. Взрослые мужики тут же превратились в детей, отпущенных на каникулы. Яростные крики, вопли, смешные шутки, замысловатая брань, используемая исключительно для связки слов. В кустах мелькали футболки, майки, парадные пиджаки отдыхали на лавочках.

Наигравшись, компания дружно села за праздничный стол. Зелень, салаты, сыры, оливки. Водка, текила, виски, вина и шампанское лились рекой. Стало шумно, зазвучали тосты. Потом подали жульены. Потом шашлыки.

Время летело незаметно. В девять часов подали огромный торт, украшенный марципанами. Половина компании разбрелась, к чаепитию собралось человек пятнадцать.

Мужчины после съеденного и выпитого сами себе показались гигантами спорта. На участке им стало тесно. Решили выйти в лес со своим мячиком. Сразу за калиткой оказалась поляна. Свет фонарей хорошо освещал ее. Так что играть в футбол можно было хоть всю ночь. Двое из компании играли действительно классно. В молодые годы они занимались футболом всерьез. Они-то и задавали тон этой игре в вечернем лесу. К вечеру похолодало. Но никто этого не заметил. Всем было жарко. Азарт разогревает кровь. Игра достигла зенита. Юршайкин с силой ударил по мячу. И… мяч пропал из виду. Наступил перерыв. Игроки разбрелись по лесу в поисках мяча.

Юршайкин неуклюже пробирался среди кустов, чувствуя неловкость от того, что нарушил всеобщее веселье. Он шарил почти вслепую руками по земле, натыкаясь на коряги и сучья. Действие спиртного сказывалось: координация движений была нарушена.

— Мужики, пойдемте лучше выпьем, — услышал он голос хозяина. Юршайкин решил, что Бережнов прав, и пошел, ломая кустарник, на голос хозяина. В эту минуту где-то поблизости раздался душераздирающий вопль. Вопль повторился. И перешел в страшный вой раненого животного. Юршайкин, что было сил, побежал туда, откуда неслось это дикое завывание, этот непрекращающийся стон. Как будто чья-то душа прощается с телом. Туда же со всех ног неслись и остальные гости Бережнова. Четверо парней, похоже, с кем — то боролись. Было не совсем понятно, с кем. Слышались крики:

— «Скорую»! Вызывайте «скорую»!

— Несите бинты! Надо его поднять!..

Юршайкин увидел окровавленное тело. Приятели держали бомжа, прижав его к земле. Юршайкин вгляделся, стараясь узнать пострадавшего. Но сделать это было невозможно: перед ним было сплошное кровавое месиво.

Только когда Людмила Конева прибежала и закричала: «Леня!», Юршайкин понял, что это Ленька Конев.

Все произошло настолько быстро и неожиданно, что никто и ахнуть не успел. Конев, как и остальные «футболисты», искал мяч в потемневшем лесу. И вдруг — крик. Все. Никто больше ничего не знает, не видел, не слышал. Потом поймали бомжа. В руках у него был охотничий нож.

Задержанного доставили в отделение полиции. Он вел себя очень странно. Забился в угол камеры-одиночки и пытался вскарабкаться по стене. Оставлять его без присмотра даже в камере было опасно. Пришлось выставлять надзирающего.

Следователя Танова вызвали на работу ночью. Он долго чертыхался. Не из-за ночного подъема. К этому он привык. Происшествия случаются чаще всего вечером или ночью. А вот отпуск в этом году вряд ли получится отгулять. Танов возмущался, обращаясь к самому себе, почему это дело опять будет расследовать он, хотя самому было понятно: такое же нападение, как в случае с Колышевым, и в том же поселке.

Когда конвой привел подозреваемого на допрос к Танову, было почти утро. Допрос получился односторонний, говорил только следователь. Человекоподобное существо не хотело или не умело отвечать на вопросы. Да и вряд ли могло держать ручку в руках. Его ногти были похожи на когти животного. Длинные, лохматые, седые волосы и такая же борода приводили на память даже не лешего, а кого-то пострашнее. Нечеловеческая худоба наводила ужас. Ребра выпирали даже через лохмотья одежды. И очень странным казалось то, что это подобие человека смогло в считаные минуты одолеть здорового мужика.

Павел Николаевич не смог ни допросить, ни просто опросить подозреваемого, потому что графы с данными о личности подлежат обязательному заполнению. А он молчит, документов при нем нет. Что делать с этим существом? На сутки его можно поместить в полицейский обезьянник, но ведь за это время личность установить не удастся. С ходатайством об аресте придется повременить. Кого арестовывать? Ни имени, ни фамилии, ни отчества, никаких данных. Выставить его в розыск? Люди пугаться будут. Вот так задача.

Наступило утро. В девять следователь Танов пошел с докладом к руководству. Было принято решение задержать убийцу на сорок восемь часов, а в протоколе задержания написать: «личность не установлена».

Вся служба работала по уголовному делу, возбужденному в отношении неустановленного лица. Конечно, его сфотографировали и показали по телевизору. Однако никто не откликнулся. По ночам подозреваемый выл, как настоящий волк. От пищи отказывался, воду пил с жадностью.

Сорок восемь часов пролетели, как один миг. Проделана колоссальная работа, но сведений об убийце так и не получили. Судебно-медицинская экспертиза была готова. У бомжа изъяли образцы ногтевых пластин, образцы волос для проведения сравнительной экспертизы. Всем, конечно, было и так ясно, кто преступник, но в деле должны быть неопровержимые доказательства.

Руководство службы вместе с председателем местного суда приняли решение арестовать неустановленную личность. Это, конечно, противоречит судебно-следственной практике и, естественно, законодательству. Но случай действительно исключительный.

Танов опять положил перед собой уголовное дело по факту убийства Колышева. Да, почерк тот же, что и при нападении на Колышева. Неоправданно большое количество колотых и резаных ран. Неоправданная жестокость. Оба нападения произошли в одном и том же поселке — элитном «Премиуме». Ясно, что придется эксгумировать тело Колышева и назначать повторную судебно-медицинскую экспертизу. А также провести сравнительную экспертизу орудия обоих преступлений. Вполне вероятно, что ножом, который изъяли у преступника в момент нападения на Конева, убит и Колышев. Конечно, надо допросить Конева. Но потерпевший к допросу пока не готов. До сих пор находится в реанимации. Состояние его улучшается, но очень медленно.

Глава 24

Сегодняшний день был полон значимых событий. Утром принесли почту, среди бумаг был конверт с повторным заключением судебно-медицинской экспертизы. Один вопрос был окончательно решен. Уголовное дело по убийству Колышева и по убийству Конева надо соединять в одно производство. Экспертиза предположения Танова подтвердила. Преступления два, а нож один. Значит, Колышева тоже убил человек-бомж. Как это произошло? Об этом, пока не заговорит подозреваемый, можно только догадываться. Танов дал волю воображению. Наверно, дело было так. Колышев, ничего не подозревая, вошел в дом, включил свет, поднялся на второй этаж. Убийца неслышно вошел следом, дверь-то была не заперта. Подкрался к Колышеву и нанес ему удар ножом в спину. Потом ударил еще раз. И еще. Унес уже бездыханного Колышева в подвал. Как у него, такого тщедушного, силенок на это хватило? Ведь Колышев был здоровый мужик. Почему на лестнице и на втором этаже, где убийца нанес жертве первый удар, не осталось следов крови? Зачем убийца унес свою жертву в подвал? Ну, допустим, чтобы добить. Зачем вынес труп на крыльцо? Чтобы все поскорее узнали, что этого человека больше нет? Такого ненавистного, такого самодовольного, такого сытого, благополучного… Стоп, надо остановиться. Надо дать слово убийце. Однако трудно надеяться, что столь нестандартный убийца заговорит. Да умеет ли он вообще говорить? А тем временем, продолжал размышлять следователь, в дом явился Горев. Его привлек свет в окнах и открытая дверь. Вряд ли он стал бы ломиться в чужой запертый дом. Так началась история Горева, едва не окончившаяся трагедией. Примерно в то же время (удивительно, как они не столкнулись) приехала Инна Аркадьевна с другом. Свет в окнах заставил ее уехать, не солоно хлебавши. Уехать, так как в доме, по ее разумению, находился Колышев. А почему было не войти? Сценарий преступления развивался бы в другом направлении. Из-за каких только случайностей ни ломаются человеческие судьбы, — подумал следователь Танов. Свет в доме включил хозяин. Этот свет привлек Горева и отпугнул Инну Аркадьевну. А хозяина убил, бог знает, почему оказавшийся неподалеку бродяга. И отнес свою жертву в подвал, чем окончательно запутал следствие. Ну и наша служба не без греха. Могла бы тщательнее обыскать дом, хозяин которого зверски убит. Ответственнее отнестись к выполнению своих обязанностей.

Вторая половина дня приготовила следователю сюрприз. Позвонили из проходной: к следователю Танову пришли свидетели по делу Конева. Странно, он вроде никого не вызывал. Дежурный привел мужчину и женщину. Оба немолоды. Оба пребывают в большом волнении.

Танов, по своей излюбленной привычке, спешно дописывал какие-то бумаги. Потом, отодвинув в сторону документы, выпрямился и спросил:

— Ну, что ж, вы по какому делу?

— Мы родители задержанного вами парня, который причастен к убийству, произошедшему в субботу в поселке «Премиум», — женщина разрыдалась.

— Не понял. Родители бомжа? Вы?

— Он не бомж, — мужчина тоже пытался побороть слезы. — Два года назад наш сын Василий ушел погулять и не вернулся. Ему было всего девятнадцать. Мы искали его, заявляли в милицию. Его объявили в розыск. А через некоторое время перестали искать, — несчастный отец запнулся и закрыл лицо руками.

— Мы думали, что наш мальчик погиб. Потом обратились к экстрасенсу и узнали, что нашего сына похитили, но он жив, — женщина поднесла платок к глазам и всхлипнула. — А вчера, когда по телевизору показали задержанного убийцу, мы сразу его узнали — это наш сын.

Воцарилась тишина. Молчали потрясенные родители. Молчал и не менее потрясенный следователь.

— Илья Анатольевич, я никак не смогу, это родители задержанного, мне надо с ними закончить.

— Так значит, личность нашего не установленного бомжа теперь установлена? — он смотрел на следователя вопросительно, но времени для более детального выяснения не было.

— Да, но это еще не все. Я доложу вам о новых обстоятельствах, когда закончу с ними общаться.

— Разрешите нам увидеть нашего сына, — нарушила тишину женщина. Она не просила, она умоляла.

— Это опасно, — Танов понимал, что ни в коем случае нельзя разрешать свидание. — Это может закончиться плохо. Он, увидев вас, может начать биться в истерике. Он неадекватен.

— Хотя бы издалека. Пожалуйста, прошу вас, — голос женщины стал тоненьким, совсем детским.

Отказать им было невозможно. Танов сам лично отправился с ними в камеру-одиночку. Конвоир открыл железную дверь, за ней показалась металлическая решетка. Бомж сидел на полу спиной к двери. Голова его поникла, плечи опущены.

— Вася! — женщина с силой обхватила металлические прутья.

Человек в камере резко обернулся и в два прыжка оказался возле решетки. Слезы катились по его лицу. Он просовывал руки между железными прутьями, по-ребячески хватался то за женщину, то за мужчину. Танов и конвоир не сводили с задержанного глаз, опасаясь, как бы он не выкинул чего-нибудь этакого. Родителей невозможно было оттащить от решетки. Они, наверное, стояли и стояли бы так, но через тридцать минут Танов приказал прекратить свидание. Он проводил родителей Василия до выхода, а сам направился к начальнику докладывать о вновь открывшихся обстоятельствах дела по нападению на Леонида Конева.

Глава 25

Задержанного Василия Зинакова все-таки нужно было допросить. Псих он или не псих, а два преступления — это не шутка. Но ведь пять попыток произвести допрос оказались бесполезными. Почему задержанный должен заговорить в шестой раз? Следователь Танов решил обратиться за помощью к родителям Василия Зинакова. Он позвонил им и попросил прийти на свидание с сыном.

Юрий Сергеевич не пришел, так как последние события очень разволновали его, и больное сердце теперь каждый день беспокоило. Вера Николаевна тоже чувствовала себя плохо, но все же пришла.

— Здравствуйте, Павел Николаевич, а где же Васенька? — Ведь следователь Танов обещал, что устроит свидание с сыном в своем кабинете.

— Добрый день, присаживайтесь, пожалуйста, — Танов указал на стулья напротив своего стола, — его сейчас приведут. Но прежде я хотел бы с вами поговорить.

— Да, да, — не понимая, чего от нее хотят, согласилась Вера Николаевна. — Но вы ведь меня уже допрашивали.

— Да, конечно, я не буду больше вас допрашивать. Я хотел бы попросить вас вот о чем, — следователь помолчал, словно искал нужные слова. — Понимаете, Василий не хочет сотрудничать со следствием, это сыграет против него.

— Да, понимаю, — сразу же согласилась мать задержанного, — но чем я могу помочь?

— Вы же мать, и он вас слушает, постарайтесь его убедить в том, что в его интересах все нам рассказать. Согласно статье шестьдесят первой уголовного кодекса, активное способствование раскрытию и расследованию преступления является смягчающим обстоятельством.

— Хорошо, я постараюсь это сделать.

Когда Василия привели в кабинет, следователю Танову пришлось не меньше тридцати минут потратить на то, чтобы дать ему пообщаться с матерью. По убийству Конева было все понятно. Зинакова застали на месте преступления, очевидцы указывали на него. А с убийством Колышева не все было понятно.

Во время допроса Веру Николаевну попросили посидеть в коридоре.

— Ну что? — начал Танов, — сегодня разговаривать будешь?

Василий кивнул.

— Тогда давай по порядку. Когда и как ты убил первого человека? — Танов смотрел Зинакову прямо в глаза.

Василий не выдержал его взгляда, опустил голову и замотал ею.

— Я повторяю свой вопрос.

— Я не хотел ее убивать, — Василий закрыл лицо руками, — но когда…

— Ее? — переспросил Танов. — Кого ее?

— Эту девушку, — заикаясь, еле выговорил Василий.

— Черт побери, неужели еще? Какую девушку?

— Которая убежала в лес. Я шел домой, я хотел идти домой… — Он опять замолчал. — Дальше, что было дальше?

— Когда я вышел из леса и попал на улицу Академика Янгеля, то увидел, как она шла.

— Она, это кто?

— Я не знаю, как ее зовут, — Василий вздрогнул. — Когда я увидел эту девушку, у меня сильно заболела голова. Я стоял и смотрел, как она подходит к подъезду, потом зазвенело в ушах, глаза заволокла какая-то мгла. Я испугался. Сам себя испугался. Что было потом, я плохо помню. Я подкрался к девчонке (она шла медленно, наверное, просто гуляла), положил руки ей на плечи. Я не хотел ничего плохого, — в голосе парня послышались слезы. — Но она вырвалась и побежала. Бежала она очень быстро. Я побежал за ней. Сил у меня было мало. И вдруг я почувствовал, что на меня накатила дикая злоба. На девчонку эту, что так быстро бежит в своих красивых сапожках. У нее есть дом, и мама с папой. И ужин ее ждет. И чистая постель, и горячая вода. И я разозлился на всех, на всех, — Зинаков шмыгнул носом и рукавом своего рубища утер слезы. — Мне так было плохо, а им всем хорошо. Девчонка побежала в лес. Я за ней. Чем дальше я бежал, тем сильнее и сильнее злоба захлестывала меня. Я не знаю, почему так было. Но это было. Так! Так! — последние слова Василий выкрикнул, но было заметно, что он утомился. Он дрожал, пот крупными каплями стекал по грязным щекам.

Танов, скрестив руки на груди, ходил по своему кабинету. Он с ужасом понял, что к уголовному делу по убийству двух лиц теперь присоединится еще одно дело. Следователь, конечно, делал скидку на то, что парень похож на умалишенного, и надеялся, что все рассказанное им — бред. Следователь сел за стол и продолжил допрос.

— Зинаков, — следователь с удивлением услышал в своем голосе родительские нотки. — Рассказывай, что было дальше.

— Ну, девчонка бежала по лесу. Было темно. Теперь она бежала медленнее, еще бы, по сугробам — то. Я отдышался и легко преследовал ее. Злоба, душившая меня, росла. Мгла не рассеивалась. Я долго гонял девчонку по лесу. Взошла луна. Девчонка совсем выбилась из сил. Она сидела в снегу, смотрела на луну и чуть слышно подвывала, что-то бормотала. Я смотрел на нее из кустов, злоба не утихала, я повалил ее лицом в снег и ударил ножом в спину.

— Где ты взял нож?

— Нашел в одном доме.

— В каком доме?

— Дом стоял на краю деревни. В нем никого не было. Я нашел в шкафу хлеб и сахар. Снял с вешалки куртку и ушел. В кармане куртки нашел этот нож, — парень указал на нож, который был изъят у него при нападении на Конева.

— Где этот дом?

— Я не знаю. Когда я бежал со свинофермы, я ночевал в лесу, питался талым снегом, а потом нашел разрушенный дом. Дом стоял на отшибе. Вокруг ничего не было. И никого. А это главное. Я называл его заброшенным домом. Я долго жил в нем. Пока вы меня не поймали. Дом неподалеку от того места, где вы меня нашли.

— Так, — ошарашенный Танов перевел дух. — А что это за свиноферма?

— Они держали меня там, как раба. Там много таких, как я. Я сбежал из дома, случайно попался на ихнюю удочку. И ухаживал за ихними свиньями, пока не удалось уйти, — парень оживился. Рассказать о чертовой свиноферме он очень хотел. И как можно больше. Был бы слушатель.

Танов занервничал, ведь к убийствам присоединяется еще и ферма какая-то. Он мог не записывать это все в протокол, а указать только то, что считал нужным. Чаще всего следователи так и делали. Но Танов вовремя опомнился.

— Давай теперь вернемся к первой жертве. Что было дальше?

— Когда я понял, что она уже не шевелится, мне вдруг показалось, что это свинья.

— Какая свинья? — голова у Танова шла кругом.

— Свинья, такая же, как на ферме этой. Я отрезал у девчонки уши и положил их себе в карман.

— Так вот оно что, — Танову, наконец, все стало ясно. — Уши… А ведь Колышева нашли с отрезанными ушами.

Допрос длился в течение пяти часов. Вера Николаевна терпеливо сидела в коридоре. Затем, пока ждали адвоката, который прибыл, чтобы формально расписаться в протоколе, Танов разрешил матери еще пятнадцать минут побыть с сыном.

На следующий день следователь сделал запрос в Службу Южного административного округа о возможном убийстве в лесу, недалеко от улицы Академика Янгеля. Ответ он получил по телефону.

— Павел Николаевич, добрый день! Следователь Рябов.

— Здравствуйте, чем могу быть полезен?

— У меня ваш запрос по поводу девушки, убитой в лесу. Это уголовное дело приостановлено, так как не установили преступника.

— Я так и думал. Кто эта девушка?

— Некая Белова Ульяна Андреевна, скончалась от полученных травм в лесу.

— А версий убийства нет? — на всякий случай поинтересовался Танов.

— К сожалению, нет.

— Хорошо. Направляйте нам уголовное дело.

Танов положил телефонную трубку на рычаг. Надо докладывать руководству, так как со дня на день контора получит еще одно уголовное дело. Плохо, что убийца неадекватен. И все время, пока длится следствие, Танов несет за него ответственность. Он ведь может сотворить с собой в камере все, что угодно, например, повеситься на своей одежде. И Павлу Николаевичу, случись такое, придется долго доказывать, что он здесь ни при чем. Всегда все шишки валятся на следователя: неправильно допросил, угрожал, довел до самоубийства. А когда Зинакова вывозили для проведения следственного эксперимента, Танов обеспечивал в три раза больше конвоиров, чем в каком-либо другом случае.

Глава 26

Опытный следователь Танов не стал пороть горячку, поэтому для окончания расследования потребовалось еще два месяца. Он тщательно анализировал все события по этому делу, находились новые свидетели, назначались дополнительные экспертизы. Две недели ушло только на составление обвинительного заключения. Ему удалось допросить Конева, который чудом остался жив и через две недели после случившегося был переведен из реанимации в обычную палату. Правда, допрос ничего нового следователю не дал. Ну, что сказал Леонид Конев? Искал мяч в темноте под кустами. Перекликались с товарищами. Очень хотелось доиграть, доказать друг другу, кто есть кто. Понятно же — выпили, разгорячились. Вдруг кто-то накинулся сзади, повалил, вонзил нож в спину. Начал кромсать. Адская боль. Неожиданность. Полная расслабуха, которая всегда наступает в конце веселого праздника. Да еще за хорошо охраняемыми воротами элитного поселка «Премиум». Повстречай он этого типа при свете дня где-нибудь в офисе, в ресторане, да просто на улице, от него бы мокрого места не осталось. А так — изувечен, изуродован ни за что ни про что. Каково-то жене будет его любить, такого красавчика? Но это уже был юмор счастливца, благополучно избежавшего печального конца. А вот Генка… И дальше про Геннадия Колышева: какой он был хороший друг, удачливый бизнесмен, любимец женщин, а вот, поди ж ты…

О Геннадии Колышеве речь в беседах с Василием Зинаковым шла бессчетное количество раз. На вопрос, зачем Зинаков убил совершенно неизвестного ему человека, ответ был всегда, по сути, одинаков: гулял поблизости, случайно увидел, как приехал на шикарной машине этот сытый, как по-хозяйски вальяжно вошел в свой шикарный дом. Накатила мгла. Взъярилась злоба. Сердце взыграло. Нож сам кинулся в руку. Вошел в незапертую дверь. Повалил. Вонзил нож в спину. Удар, еще один, еще. Злоба не отпускала. Утащил в подвал, чтобы потешиться вволю. Потом нашел хозяйский халат и тщательно вытер им следы крови. Сделать это оказалось не трудно — свет — то яркий. Из подвала перенес тело хозяина на крыльцо. Пусть полюбуется элитным поселком «Премиум» напоследок. Когда перемахнул через изгородь, прихватив окровавленный хозяйский халат, мгла отпустила. Когда вернулся в заброшенный дом и улегся на любимый матрас, мгла ушла. Стало так хорошо, легко. А халат со следами крови наутро закопал в лесу.

В рассказе Василия про нападение на Леонида Конева расклад был такой же. Праздник подманил Василия. Веселым гомоном, вкусными запахами, громкой музыкой. Голосами прекрасных женщин в невиданных нарядах, атмосферой дурашливой беспечности. Тут эти бакланы начали играть в футбол. Орали, ржали что было сил, матерились с особым азартом. Уж как им было хорошо жить на свете, уж как сладко. А вот я вам, — подумал Василий и нащупал в кармане штанов, подобранных на свалке, любимец — нож. Тот с готовностью лег ему в руку. Ну, а дальше известно. Мгла, злоба, звон в ушах. Только мгла потом долго не уходила. Ведь дело-то он не довел до конца.

Вот и вся история про Василия Зинакова. Суд учел смягчающие обстоятельства и приговорил его к пожизненному лишению свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

Глава 27

Через пять месяцев после того, как осудили сына, отец Василия Зинакова умер от инфаркта. А мать, Вера Николаевна, ни минуты не знает покоя. Устроилась уборщицей в небольшой продуктовый магазин. Какая-никакая зарплата плюс пенсия, если жить экономно, не так уж мало. Сколько продуктов можно купить Васе, сколько апельсинов, яблок, конфет, печенья. И колбаски сухой, пусть она и дорогая, зато может полежать, не испортится. Сколько футболок, маек, носков — ему много белья требуется, хватит, намучился в лохмотьях и обносках. А сколько теплых свитеров, шарфов, жилеток можно купить. Там, где ему суждено век коротать, не жарко, нет. И кроссовки, и спортивный костюм, и шапку шерстяную, и перчатки поплотнее — все нужно. А ей ничего не надо. Разве что за квартиру заплатить, за электричество. Надо, чтоб все было в порядке. Придет домой Васенька, а квартирка-то и вот она. Живи себе на здоровье. Одежду, которая есть, еще износить надо, прежде чем новую покупать. Про обувь то же можно сказать. Не щеголять же ей на шпильках на старости лет. А еда? Ну, что еда? Щец постных похлебала, чайку попила и сыта. Блинков еще иногда испечь можно. Хотя это уже и слишком. Так, в хлопотах, подсчетах, в трудах проходит год за годом. Вера Николаевна не стареет, никогда не падает духом, не жалуется. Жизнь ее подчинена Васе.

Наконец, наступает счастливый день. Вера Николаевна отправляется на Казанский вокзал с большим чемоданом на колесиках и садится в поезд дальнего следования. Билет она берет всегда в плацкартный вагон. Будет она деньги на купейный вагон тратить. Лучше Васеньке купить что-нибудь полезное. Вера Николаевна садится и с радостным интересом смотрит на бескрайние поля, на деревенские избы на косогоре, на бойких баб и девчонок, голосисто предлагающих на остановках горячую картошку, соленые огурцы, моченые яблоки. Ничего этого Вера Николаевна не покупает, вообще не выходит из вагона — так и от поезда отстать недолго. А ей нельзя нигде задерживаться, ее Вася ждет. Да и зачем ей огурцы да картошечка? Неплохо и чайку попить с сахаром. А за окном проплывают нарядные вокзалы больших городов, одинокие будки стрелочников, леса, леса. Все-таки большая у нас страна, — думает Вера Николаевна и с удовольствием наблюдает, как мелькают металлические конструкции моста, соединяющего берега могучей реки. — Как хороша, как красива жизнь, — говорит сама себе Вера Николаевна. — Как хорошо, что Вася жив. Любимый мальчик. Самый лучший мальчик на свете.

Засыпая на узкой и жесткой полке плацкартного вагона, под сонные вздохи соседей, под плач неугомонного младенца, под воркование молодой парочки на боковых местах, Вера Николаевна представляет себе не просто счастливый, а очень счастливый день, который ей скоро предстоит. День встречи с сыном. Вера Николаевна верит, что жизнь у Васи наладится, дайте только срок. Придет к нему любовь. У нее появятся внуки. Все будет хорошо у сына. Ведь так думают, неустанно повторяя эти слова, все мамы на свете. Вера Николаевна засыпает, укрыв голову старой пуховой шалью.

Поезд, в котором видит прекрасные сны Вера Николаевна Зинакова, идет на восток. Туда, где восходит солнце. Где, как было написано в детской книжке, которую она читала когда-то своему непослушному сыну, растет на просторе дерево счастья. И никогда не бывает мглы.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg