«Крошка-месть»

Светлана Алешина Крошка-месть

Глава 1

Ну что за гадость, поморщилась я. Если я плачу за проезд в чертовом автобусе целых четыре рубля, можно хотя бы пожалеть мои несчастные уши?

Какая-то девица пронзительным голосом вопрошала у пассажиров автобуса, куда пропал ее Леха. То есть это она по радио вопрошала, но водитель любезно давал ей возможность оповестить о своем горе всех в салоне.

Интересно, почему у нас дозволено вот так навязывать свой вкус? Надо будет тоже купить себе автобус и гонять по городу, врубив на полную мощность «Рамштайн»… А кто не любит такую музыку, пусть дожидается этого хмыря с его Лехой.

Слава богу, моя остановка…

Может быть, я становлюсь брюзжащей старушонкой? А с виду еще ничего, выгляжу молодо! Впрочем, я и раньше не любила ширпотребную музыку.

Я шла по проспекту, на улице было тепло, солнечно, я уже почти забыла свои мелкие невзгоды, потому что…

Потому что я купила у тетки маленький букетик фиалок. Потому что из киоска аудиокассет я услышала такую очаровательную музыку, что рванулась туда, на зов моей тайной любви.

Рокабилли!

Я напоминала самой себе человека, которого вытащили из-под завалов и сунули кислородную подушку. Стояла, как дура, прижимая к груди фиалки, и, закрыв глаза, слушала…

Нет, я не только слушала! Я не удержалась и начала тихонько подпевать.

Из окошка выглянул дяденька в очках и уставился на меня с симпатией.

— Ой, извините, — пробормотала я, испытывая ужасную неловкость.

— Да за что? — удивился дяденька. — Так приятно… Молоденькая девушка, знающая хорошую музыку. Это сейчас редкость. Стойте тут хоть целый день и напевайте.

Я бы купила эту кассету, но, как назло, у меня в кармане лежал один-единственный непригодный бакс. Как-то в лом мне было его обменивать, вот он и сохранился у меня великим чудом.

Я повертела его в руках и с грустью сказала:

— А вы не продадите мне эту кассету за доллар? Понимаете, у меня больше нет…

Он рассмеялся.

— Возьмите в долг, если хотите.

Он уже протягивал мне кассету.

Я в свою очередь упорно впихивала ему свой залежалый бакс, и в конце концов мне удалось всучить ему это безобразие.

— Ладно, вечером все-таки забегите за сдачей, — попросил он меня.

— Забегу, — пообещала я.

Тем более что вечером мне должны были выдать деньги, а это значило…

Я вздохнула.

Это значило, что легкомысленная Саша вознамерилась оставить их почти все в этом киоске. Слишком много тут было хороших сборничков.

Осчастливленная кассетой, правильно воспринятой мной как дар судьбы, я сама не заметила, как прошла весь путь до нашей «конторы».

* * *

Ах, да. Мы теперь сняли помещение. Теперь у нас все как у людей. Плюс к этому три детектива вместо двух. Третья у нас Лиза.

Стало веселее и проще. Теперь клиент не рискует, войдя, уткнуться в разобранную кровать или застать детективов за изучением содержимого холодильника. Правда, мне почему-то больше нравилось в Ларчиковой квартире.

Еще у нас два ценных приобретения. Одно — полусонная и ворчливая уборщица Таисья Владимировна. Раньше она, по ее собственному выражению, «служила в опере». Поэтому мы прозвали ее «призраком оперы». Передвигается она и в самом деле, как призрак. Неслышно. Мы даже обдумывали всерьез возможность использовать ее в слежке. Но «призрак оперы» имеет крайне дурную привычку иногда выдавать себя звучным вздохом: «Ой, боженьки ж мои!» Лиза из-за этого приклеила к ней еще кличку «язычница», поскольку вследствие этих непонятных «боженек» твердо уверилась в том, что Таисья Владимировна исповедует многобожие. Но является ли она последовательницей Перуна и Даждьбога или поминает греческий пантеон богов, нам выяснить не удалось. Таисья Владимировна свои религиозные верования с нами обсуждать не собирается.

Второе приобретение — наша секретарша. Юное создание, больше всего на свете озабоченное двумя великими ценностями — фигурой и состоянием ногтей. Сейчас она пребывает в унынии — обнаружив у себя два лишних грамма, она срочно села на ужасную диету, состоящую из потребления геркулесовой кашки три раза в день, и так в течение десяти дней! Представьте ее грустное настроение…

Вот такие изменения произошли в нашей жизни…

* * *

Часы показывали уже половину одиннадцатого, а нашей счастливой пары не было видно.

Вот так, Саша! Помнится, в те времена, когда офис находился в холостяцкой квартире Ларчика, опаздывала исключительно ты. А теперь…

Я развела руками. Личное счастье всегда мешает работе. Правда, в данный момент моей работе мешал компьютер, а его вряд ли можно отнести к «счастью».

Не ожидая от него такой крупной гадости, я преспокойно врубила его и стала разыскивать сведения по делу Крашинского, которому нужно было представить отчет. Дело было скучное, оно мне сразу надоело, и заниматься составлением отчета мне совершенно не хотелось — я бы охотно свалила это на Дашку, нашу секретаршу, если бы не ее почти первобытный страх перед чудовищем-компьютером. Когда мы принимали ее на работу, она умело маскировала этот животный ужас, делая вид, что разбирается в ПК не хуже, чем в собственных отшлифованных ноготках. Но стоило нам к ней привыкнуть, как девица начала падать в обморок при одном только упоминании о том, что ей надо воспользоваться «адской машиной». Сначала мы пытались бороться с этой патологией, но Дашка так упрямо сопротивлялась своему профессиональному росту, будто была тайной последовательницей некой загадочной секты борцов с прогрессом, и мы от нее отстали.

Но я отвлеклась.

Итак, я включила комп, и тут он ни с того ни с сего кокетливо мигнул и вырубился. То есть вырубился монитор. Я, естественно, не поверила в страшное и решила немного подождать.

На пороге в это время появилась Дашка и, умилительно сжав губки, посмотрела на меня с таким выражением, что я поняла — девочке надо смыться на часок.

— Иди, — махнула я рукой.

Она радостно пискнула, как птичка, вырвавшаяся из клетки, и сказала:

— Спасибо, Сашенька!

С этими словами она с реактивной скоростью испарилась.

Мне тоже было нечего делать — по крайней мере, пока не явятся Лариков и Лиза.

Черт! Я посмотрела на часы. Лиза и Лариков не торопились появляться, а в три должен был заявиться зануда Крашинский!

В конце концов, монитор мог вырубиться оттого, что Таисья Владимировна задела какой-нибудь шнур, вымывая пол.

Я полезла под стол.

Вот в этот момент она и появилась на пороге моей комнаты. Как позднее выяснилось, у этой дамы была такая отличительная особенность — всегда появляться некстати.

Но в тот момент я еще не знала, какой подарок судьбы меня ожидает, и не отреагировала на хлопнувшую дверь, решив, что это Дашка вернулась за чем-то или заявилась Таисья Владимировна, поскольку ее внезапно одолела потребность сделать у нас генеральную уборку.

— Простите, — раздался голос дамы, этакое звучное контральто, — вы не подскажете, как мне найти детектива Данича?

* * *

Вот тебе и новости! Кажется, меня ищут, но почему-то в мужском образе!

— Он сейчас появится, — сообщила я.

Ага, так и есть! Наша «язычница» действительно плюхнула тряпкой по проводам, сейчас я быстренько восстановлю гармонию, и все будет тип-топ!

Я подключила монитор и выползла наружу.

Вид у меня, кажется, был совсем не представительным.

Дама, стоящая напротив, выглядела куда более «комильфо». Единственное, что мешало ей полностью соответствовать идеалу женственности, так это чересчур крупные габариты. Некоторое несоответствие тонкой талии и объемной груди.

— Присаживайтесь, — кивнула я на стул.

Она пробормотала «спасибо» и опустила свое роскошное тело на стульчик. Как на трон.

— А… Данич скоро будет? — поинтересовалась она.

— Данич? Ну, в некотором роде она находится перед вами.

Она вытаращилась на меня в крайнем изумлении и хихикнула.

— Я думала… Понимаете, ваша девушка, которая, впустив меня, исчезла, сообщила, что на месте сейчас только детектив Данич, вот я и решила, что раз детектив, то мужчина.

— Ничего, — легко простила я ее. — Я не являюсь последовательной феминисткой. Во мне нет патологической ненависти к мужчинам. Я считаю, что мужчины, как и все другие создания божии, включая комаров и тараканов, тоже имеют право на существование.

Она, кажется, отнеслась ко мне серьезнее, чем я того заслуживала. Мои пространные речи восприняла с некоторой опаской, а уж мой магнитофон, извергающий «Хиппи шейк», пугал ее больше ночных бандитов.

— Сейчас я сделаю потише, — сказала я.

Выполнив обещанное, я снова уселась перед ней с серьезным видом.

— Ну, вот. Так можно разговаривать, не напрягая голосовые связки. Меня зовут Александра Сергеевна Данич, и, как верно заметила наша секретарша Даша, я детектив.

Она неуверенно поерзала на нашем хрупком стульчике и сообщила:

— Я Дында.

После этого многозначительного вступления она замолчала, ожидая моей реакции, но я совершенно не знала, как воспринять ее странное признание.

Хоть убейте, я не имела представления о том, что ж это такое — «дында». Гордится ли она тем, что она — эта неведомая «дында», или, напротив, это заставляет ее стыдиться и страдать? Поэтому я кашлянула и продолжала молчать, ожидая продолжения. Мне даже стало интересно, что такое «дында», ведь вполне могло оказаться, что это какая-то таинственная секта типа «новоязычников» или «вольных каменщиков».

Она еще какое-то время «держала паузу», а потом повторила с мягким, но требовательным нажимом:

— Я Дын-да…

— Я вас поняла, — кивнула я. — Продолжайте.

— Меня зовут Тамара Николаевна, — удивленно сказала она. — Тамара Дында. Вы обо мне не слышали?

Я пожала плечами.

Судя по контральто, она могла быть оперной певицей. Да и бюст у нее вроде подходящий… Но оперу я не люблю. Поэтому я призналась, что ничего о ней, увы, не слышала.

— Последний раз я была в театре так давно, — вздохнула я.

— Господи, при чем тут театр? — выдохнула она. — Я сама была там последний раз год назад, когда находилась в Италии.

Честное слово, у меня скоро из-за моих клиентов разовьется комплекс неполноценности! Надо же, какая-то Дында уже съездила в Италию, а я торчу в Тарасове безвылазно, как невыездная диссидентка, и никаких перспектив посетить Старый Свет у меня в ближайшем будущем нет!

— Я жена Дынды, — с нажимом сказала она. — Того самого.

Господи, зачем ты послал эту сумасшедшую именно в тот момент, когда я не могу свалить ее на Ларикова? Что она пристала ко мне с этими своими Дындами?

— Какого самого? — спросила я, рискуя окончательно потерять уважение этой странной дамы.

— Год назад моего мужа убили. Дынду Василия Никитича. Предпринимателя… Вы ничего об этом не слышали?

Пришлось признаться, что год назад я еще была далека от проблемы убийств бедолаг-предпринимателей. Поэтому о Дынде я ничего не слышала. А если и слышала, то пропустила мимо ушей.

— Ах, ну конечно… Вы такая юная еще. Совсем ребенок… Так вот, моего мужа убили, убийство, конечно, было заказным. Но дело не в этом. Дело в этом человеке…

Порывшись в сумочке, она достала фотографию и положила ее передо мной.

Я, все еще не понимая, что от меня хочет эта загадочная женщина, покорно уставилась на изображение мужчины в светлом плаще. Мужчина был с виду симпатичный, правда, я не могла сказать это наверняка, поскольку было очень смазано лицо. Плохая была фотография.

Повертев ее в руках, я попыталась вернуть мужчину законной владелице, но она с ужасом отмахнулась от него.

— Нет, оставьте это себе. Мне жаль, что лучшего снимка у меня нет, поскольку я бы хотела, чтобы вы узнали, кто он. И что ему от меня нужно!

* * *

Я уставилась на фотографию.

— Подождите, вы хотите, чтобы я выяснила, кто он? — переспросила я.

Она закивала.

— Сейчас я вам расскажу все подробнее, — обрадовала она меня. — После смерти моего мужа у меня остался бизнес… Маленький, но на жизнь хватает.

«Если он позволяет тебе кататься по Италиям, то, надо думать, хватает, — подумала я. — Вот мой бизнес мне ни фига подобного пока что-то не позволяет!»

— Так вот, я не знаю, может быть, это связано именно с убийством моего мужа? Этот мужчина… Он меня буквально преследует. Он стоит под моим окном, он идет за мной к машине, он… Он сводит меня с ума! Я боюсь, Александра Сергеевна! Я никогда и никого так не боялась, как его!

— Ну, я бы не стала бояться, — легкомысленно заявила я. — Вполне приличного вида дяденька… В возрасте. Не киллер какой-нибудь. Не гоблин.

— Вот! — прошептала она. — Видите, вы сами все понимаете! Если бы за мной так настойчиво ходили эти ваши гоблины, я хотя бы поняла, чего они хотят. А он? Чего хочет от меня этот человек?

— Может быть, он в вас просто-напросто влюбился? А сказать не решается?

— Понимаете, Александра Сергеевна, он… Однажды я не выдержала. Остановилась и, обернувшись, прямо спросила его, чего он от меня хочет. Он сказал. Но сказал не по-нашему. На каком-то совершенно непонятном языке. Одно я знаю наверняка — это было что-то очень неприятное. Потому что взгляд у него был… недобрый. Нет, он не злой был. Просто именно — недобрый. Так вот, он сказал мне эту непонятную фразу… К сожалению, я ее не запомнила. Я слишком испугалась в тот момент. Потом повернулся и спокойно пошел прочь. А наутро снова там оказался. Я боюсь, Александра Сергеевна! В конце концов, у меня ведь сын, мне страшно за него! А если это маньяк?

Она наклонилась ко мне и быстро зашептала:

— Маньяки — они ведь, говорят, именно такие и бывают. С виду интеллигенты. Пожалуйста, не могли бы вы мне помочь? Я вам заплачу. Я знаю, ваше агентство считается лучшим в городе, и вы берете дорого, но меня это не волнует!

— Послушайте, Тамара Николаевна, а почему вам не обратиться в милицию? — спросила я.

— Да помилуйте, что я скажу? — всплеснула она руками. — Меня там на смех поднимут! Нет, в моей ситуации лучше частный сыск.

В тот момент история Тамары Дынды показалась мне забавной, странной, любопытной — но не более того.

Знай я, с какими страстями и трагедиями придется мне столкнуться, согласилась бы?

Не знаю. Может быть, нет. Но так уж получилось, что мне эта история показалась действительно простой, и я — согласилась.

* * *

— Послушай, я же не говорил тебе, что…

Он внезапно запнулся.

Римма посмотрела на него, ожидая продолжения. Впрочем, она и так знала, что он скажет.

Можно было это не слушать. «Я не говорил тебе, что все будет хорошо. Я не говорил тебе, что мы вечно будем вместе. Я не говорил тебе, что ты сможешь стать звездой экрана!»

Сейчас он смотрел в проем двери, и вид у него был какой-то ошпаренный. Ну, словно ему вдруг явилась Мойра. Дух смерти. Или фантом. Глаза вытаращены, а губы что-то пыхтят — то сложатся в трубочку, то, наоборот, раздвинутся в дикой улыбке.

— Что с тобой? — поинтересовалась она.

Он не ответил. Ну и рожа у него сейчас, подумала Римма, и почему-то ей стало весело. Словно тот факт, что у ее любовника такое вульгарное красное лицо, с песочным пятном поближе к виску, был таким уж радостным. Ах, Римма, тебе явно не хватает эстетического вкуса!

Интересно, что его так ужаснуло?

Она обернулась, надеясь увидеть по меньшей мере гангстеров с автоматами наперевес. Тогда ужас был бы объясним.

Но в дверях кафе стоял вполне интеллигентный мужчина лет около пятидесяти, и вид у него был вовсе не страшный, а совсем наоборот. Римме он показался куда более симпатичным, чем Прохоров с его ужасным родимым пятном. Впрочем, наверное, в нашей стране люди интеллигентного вида становятся такой же редкостью, как птеродактили, и способны напугать, подумала Римма.

Иначе никак не поймешь реакцию Прохорова.

Они встретились в этом кафе, дабы обсудить будущее, которого, как выяснилось, у Риммы не было и быть не могло, поскольку кинорежиссер Прохоров решил, что и лучше Риммочки женщины бывают, а в частности какая-то вульгарная гризетка из школы фотомоделей. Черт, и зачем она пять лет торчала в ГИТИСе? Надо было обучаться актерскому искусству где-нибудь на Тверской-Ямской!

Она пожала плечами.

— Прохоров, — обратилась она к виновнику ее незадавшейся судьбы. — Говори все, что ты хотел сказать, и давай прощаться. Время на тебя мне терять уже надоело. Чего ты хотел-то?

— А?

Он повернулся к сидящей на пластиковом стуле Римме с таким искренним изумлением, что ей показалось, будто ее присутствие здесь он расценивает как самое великое чудо.

— Прохоров, — начиная терять терпение, сказала Римма, — не делай вид, что меня тут быть не должно! Говори, зачем ты позвал меня в эту забегаловку, и давай по домам! Я прекрасно поняла, что у меня нет таланта в отличие от Люси Морозкиной и ты не можешь приказать своему давно засохшему сердцу меня любить! Я правильно выразила твои подлые мысли?

— Римма, зачем так?

Он сказал это тихо, как бы с укоризной.

Римме стало еще веселее.

— Ладно, Прохоров, давай прощаться. Целоваться с тобой я не буду — я и так слишком напряглась за предыдущий год, изображая сумасшедшую страсть к тебе! Пока!

Она поднялась со стула и пошла к выходу.

Мужчины в светлом плаще уже не было.

Она огляделась вокруг и недоуменно пожала плечами.

Странно все-таки, как будто этот мужчина и впрямь был призраком прохоровского прошлого! А уж в том, что у Прохорова прошлое было темным, Римма теперь не сомневалась!

Глава 2

В отличие от нашего «ценного приобретения» Даши, которая любила появиться утром и тут же исчезнуть, второе «ценное приобретение» любило появляться, когда ей «боженьки» на душу положат. И, появившись, она не спешила исчезнуть, делая вид, что грязи после ее предыдущего визита к нам наросло столько, что «боженьки ж мои»!

Сейчас Таисья Владимировна мужественно сражалась с маленькой пылинкой, невесть как сохранившейся после ее последнего марш-броска. Так как Таисья Владимировна была особой далеко не молчаливой, все мои потуги сосредоточиться на Крашинском были жалки и ни к чему не приводили.

В глубокой тоске я поглядывала на часы, которые показывали уже половину двенадцатого, потом на дверь, в тщетной надежде увидеть моего босса, но увы!

— Так Маринке-то чего! — рассказывала Таисья Владимировна, остервенело вытирая тряпкой стеллаж. — Маринка на своих яйцах триста в сутки может получить!

Перед моими глазами тут же всплыл образ неизвестной мне счастливицы Маринки, восседающей на корзинке подобием курицы.

— А я тут у вас…

Таисья Владимировна махнула горестно тряпкой, и часть пыли немедленно осела на моем лице. То есть мне так показалось. Вера в предлагаемые обстоятельства во мне всегда была сильна, и я немедленно чихнула.

Та-ак… Крашинский.

Я снова попыталась сосредоточиться на несчастном бизнесмене, у которого воровали деньги его сотрудники, вернее — сотрудница, а еще вернее — его любовница, и подумала, что надо бы посоветовать ему взять в любовницы Маринку, имеющую по триста в сутки, сидя себе безмятежно, как курица, на яйцах.

— Саш, да ты меня не слушаешь! — обиженно вскрикнула Таисья Владимировна.

— Слушаю, — попыталась уверить ее я.

— Нет, ты уткнулась в этот свой монитор и не слушаешь!

— Господи, да мне работать надо! — вскипела я. — Я стараюсь, как Юлий Цезарь, и вас слушать, и работу делать, только и всего…

— Работай, работай, — немедленно оскорбилась Таисья Владимировна и засопела в гордом молчании. Правда, мужества продолжать играть в молчанку ей надолго не хватило, и она через пятнадцать минут снова открыла рот: — Вот ты тут сидишь, засыхаешь на своей работе, а Лиза с Андреем Петровичем с утра звонили, что не придут!

— Как это? — вскинулась я.

Ничего себе! Попробовала бы я не прийти!

— Тебе Даша ничего не сказала?

Я помотала головой.

— Вот глупая девчонка! Вечно у нее ветер в голове. Не придут они. Уехали куда-то в Покровск, по Лизиному делу.

Ага! Значит, Лизины дела мы решаем вместе, а Саша пусть тут мучается с Крашинским и «призраками» этой Дынды в одиночестве?

Теперь я уж вовсе не могла сосредоточиться на Крашинском!

Нажав на «выход», я выключила компьютер и стала собираться.

— А ты куда? — поинтересовалась Таисья Владимировна.

— Пойду выпью кофе, — ответила я. — Вы тут будете еще час?

— Конечно, — с готовностью кивнула Таисья Владимировна. — И правильно ты придумала… Иди, погуляй. А то с этой работой у тебя цвет лица зеленым стал… Весна на улице.

Не знаю уж, какая была связь весны с моим «зеленым» лицом, но я так расстроилась, что не стала задумываться над этим.

Я вышла на улицу и остановилась, соображая, куда же мне пройтись, чтобы хоть немного привести в порядок свои эмоции.

С появлением в лариковской жизни Лизы моя жизнь круто изменилась. Хотя Пенс говорит, что это — ревность, но с какой стати?

Просто эта Лиза привыкла ощущать себя королевой, вот и делается все возможное, чтобы остальные чувствовали себя всего лишь ее свитой!

* * *

Рука была бледная, с длинными ногтями, а Каллистратов все пытался закричать, только голоса у него не было. Поэтому он бессмысленно таращился на эту руку и разевал рот, как рыба, пытаясь выдавить из себя хоть капельку крика.

Рука тянулась к каллистратовскому горлу, и никаких сомнений по поводу того, что она намеревается сделать, у Каллистратова не было.

Задушить. Чертова рука хочет его задушить. Сейчас она подберется поближе к каллистратовской шее, которая теперь казалась Каллистратову ужасно тоненькой, как веточка ивы, и тогда…

Тогда эти ужасные длинные ногти вопьются в шею, как клыки вампира. Эти пальцы разорвут артерию, и оттуда хлынет кровь. Фонтан крови. Черт, в очередной раз помянул Каллистратов несомненного владельца этих ногтей-когтей, да ведь заорать бы надо!

Рука уже дотронулась до шеи. Прикосновение получилось нежным, и Каллистратов успокоился. Если прикосновение смерти такое ласковое, так и ладно, почему-то подумал Каллистратов и проснулся.

Рука с длинными изящными ногтями, выкрашенными по последней моде темным лаком, мирно покоилась на его шее.

— Ты кричал, — услышал Каллистратов голос Дины.

— Спасибо, что разбудила, — выдохнул Каллистратов. — Опять снятся кошмары.

— Сходи к Наталье, — посоветовала Дина. — Если тебя мучают ночные кошмары, значит, что-то в твоем прошлом не так. Надо решить эту проблему, Владик. Иначе…

Она не договорила. Он рывком поднялся на кровати. Одеяло сползло с плеч, обнажая его торс. Самый красивый торс города Тарасова…

Он самодовольно погладил ладонью четко вылепленные мускулы и зевнул.

— Сколько времени?

— Половина первого, — сообщила Дина.

— О боже! Я снова перебрал со сном! — застонал он. — Лишний сон — лишние килограммы!

— Я все не могу привыкнуть, что ты живешь по женской программе, — фыркнула Дина.

Ее хорошенькое личико с раскосыми глазами и маленьким аккуратным носиком почему-то раздражало Каллистратова в последнее время. Маленькая буряточка перестала привлекать его своими восточными загадками.

Может быть, дело в белокурой Нине из миманса?

Да, именно в этой маленькой девчушке и была причина охлаждения Каллистратова к теперешней подружке.

И даже не в самой Ниночке с ее вздернутым носиком, большими голубыми глазами, а в выражении этих глаз.

Ниночка смотрела на него с обожанием, а обожание Каллистратов ценил.

Собственно, он был создан господом специально, чтобы женщинам было кого обожать.

Он встал, накинул на плечи белоснежный халат и потянулся. Оставалось размять мышцы, выпить стакан апельсинового сока, небольшую чашку кофе, и пора отправляться на студию. День расписан по минутам — студия, репетиции, спектакль…

Телефон.

— Дина, подними трубку, — бросил он, проходя в комнату, оборудованную под тренажерный зал.

— Тебя, — протянула она телефонную трубку.

Не прекращая вращать педали на велотренажере, он поймал трубку из ее руки и проговорил:

— Алло.

— Влад?

— А-а. Привет.

Могла бы позвонить раньше, недовольно подумал он. Разбудила бы, по крайней мере!

— Влад, сегодня все отменяется.

— Почему? — удивился он. Он не любил, когда срываются съемки.

— У меня неприятности. Пока я не разберусь с проблемой, работать не будем. Потом объясню.

В своем репертуаре, усмехнулся он, когда она повесила трубку. Потом она просто забудет все объяснить!

И что у нее могут быть за проблемы?

Вздохнув, он протянул трубку Дине. Та взяла ее. «Как покорная собачка кость», — усмехнулся он про себя. Все раздражало его в Дине.

Ах, если бы она куда-нибудь исчезла!

Он не знал, что творилось с ним в последнее время. Сейчас мысль о возможности Дининого исчезновения отчего-то показалась ему страшной, холодной, как рука во сне, которая душила его.

Он обернулся, пытаясь прогнать наваждение. Сейчас он больше всего на свете хотел бы увидеть ее лицо. Чтобы страх прошел.

Но Дины в комнате уже не было. Она умела двигаться бесшумно, словно кошка.

* * *

Ох, эта Лиза!

Она не желала дать мне ни минуты покоя. Я уже битый час торчала в этом маленьком кафе с крошечными букетиками искусственных фиалок на столиках и пыталась успокоиться. Ничего у меня не получалось, наоборот!

Я и сама понимала, что веду себя как маленькое неразумное дитя, но ревность есть ревность. Обидно чувствовать себя ненужной! А я сейчас именно таковой себя и ощущала. С тех пор как в жизни Ларчика появилась Лиза, он стал ко мне не то чтобы холоден, нет! Просто всю самую сложную и самую интересную работу теперь выполняла Лиза, а я…

Я, как в случае с Крашинским, занималась рутиной, и мне уже давно пора было обидеться, потому как теперь меня стали почитать за «малое дитя», а Лизу — за умного и решительного работника.

Доля истины в этом была. Лиза и правда умела то, что я не умела. Но ведь и она не знает, например, французского языка? Хотя, если разобраться, зачем детективу знание французского? И к тому же они собираются пожениться, а мужья всегда проталкивают жен вверх по служебной лестнице! Хорошо еще, что в случае с Лизой проталкивать будут не тупую бабищу, а вполне талантливую девицу.

Посидев еще с полчаса, уныло мешая кофе в чашке, отчего он превратился в ужасную коричневую жижицу, я окончательно приуныла.

Единственный шанс у меня вырваться вперед — это совершить какой-нибудь подвиг. Я вздохнула. Если бы сейчас рядом со мной была моя мамочка, она не преминула бы заявить, что в моей голове еще сидит детство. И оказалась бы совершенно права. Я и сама понимала, что все мои обиды и мысли — детские. Но как с ними управиться, скажите на милость? Ты все понимаешь, но эти обиды засели в твоей башке.

— Вот если бы мне подвернулось интересное дело, — мечтательно пробормотала я и уставилась в окно, представляя себе прекрасные картины.

То есть мирному обывателю картины, нарисованные моим воинственным воображением, вряд ли показались бы прекрасными. Поскольку там были горы изуродованных трупов и океаны крови, через которые мудрая, мужественная и проницательная Саша пробиралась к разгадке. Тем более что в роли предполагаемых жертв или преступников выступали те несчастные, кому так некстати пришло в голову прогуляться перед окном кафе, возле которого я и сидела. Наверное, они и представить себе этого не могли, поскольку прогуливались вполне беззаботно, и моя мрачная физиономия с мечтательной улыбкой их вовсе не интересовала.

Впрочем, нет.

Один тип почему-то уставился в окно кафе с откровенным испугом. На мой взгляд, этот красавчик как никто другой соответствовал образу жертвы, поэтому я, прочтя испуг на его лице, и сама испугалась, не отразилась ли его ужасная участь на моей физиономии? В данный момент я как раз находила красавчика в его собственной квартире, навеки притихшего, поскольку рука убийцы уже нанесла сокрушительный удар…

Я робко улыбнулась ему, но он никак не отреагировал на мою улыбку, продолжая испуганно таращиться мимо меня, внутрь кафе.

Повинуясь любопытству, я обернулась.

В кафе никого не было. Только я да какой-то дяденька интеллигентного вида, в свитере и джинсовой куртке. Так что скорее всего этого самодовольного красавца напугала все-таки я. Дядька сидел спокойно, в глубине, и пил кофе. В окно он даже не смотрел. Я снова обернулась к красавчику, но тот уже уплывал, быстро, как корвет, в сторону оперного театра.

Правда, в его походке больше не было величавой надменности, и вид у него был такой, будто он спасался бегством, — голова втянута в плечи, а спина странно ссутулилась.

Посмотрев на часы, я сообразила, что опаздываю. Через час заявится господин Крашинский и начнет требовать с меня отчет, а у меня этот дурацкий отчет еще не в том состоянии, чтобы порадовать его очи. Поэтому я резко вскочила и на реактивной скорости понеслась в офис.

И, как ни странно, чувствовала я себя теперь намного лучше, чем до этого момента. Неужели правы те психологи, что рекомендуют смотреть идиотские триллеры и «ужастики», утверждая, что симуляция страха бывает весьма полезна для нервной системы?

* * *

Каллистратов провел рукой по лбу. Он смог избавиться от наваждения только сейчас, на ступеньках перед служебным входом.

Наваждение, подумал он. На минуту ему показалось, что мир собирается перевернуться, взорваться, и снова всплыла перед глазами та страшная бледная рука с длинными ногтями. Это твой страх, сказал себе Каллистратов. Не надо даже ходить к психоаналитику Дины, чтобы понять — вот так выглядит твой страх.

— Влад, привет. — Он обернулся на голос и увидел перед собой огромные глаза Нины.

— Привет, — выдавил он улыбку.

Ему не давал покоя силуэт за окном. Сейчас даже Нина казалась ему размытым силуэтом из той же «оперы», что и тот, за окном кафе.

Ты все себе придумываешь, родной, все придумываешь. Ты не мог там никого увидеть, понимаешь?

— Как дела? Ты выглядишь расстроенным…

Голос Нины существовал в каком-то другом пространстве, долетая издалека.

— А?

Каллистратов встрепенулся.

— Ты плохо выглядишь, — повторила Нина, и на лоб Каллистратова легла ее ручка, такая мягкая, маленькая, нежная… Да и сама Нина была воздушной, как видение. Вот только это видение напоминало ему давно забытую тень. Эти распахнутые глаза, такие невинные, чистые, и — полная беззащитность. И именно от нее, этой беззащитности, Каллистратову становится жутко и хочется убежать в такую даль, где никто никогда тебя не отыщет!

Спрятаться в родной грязи?

Он усмехнулся.

Да, именно так.

— Что с тобой? — продолжала Нина.

— Все в порядке.

Он поймал маленькую ручку и прижался к ней губами.

Она не отнимала руку. Она наблюдала за ним с детским простодушием и кокетством маленькой девочки.

Господи, да что это со мной? — подумал Каллистратов. — Я скоро буду бояться собственной тени…

Но справиться с собой он не мог. Когда они поднимались по ступенькам и старая дверь со скрипом открылась, он не смог удержаться.

Обернувшись, он вздрогнул.

Ему показалось, он снова видит силуэт того человека из кафе.

Каллистратов боялся отнюдь не собственной тени.

«Впрочем, — усмехнулся он, — ведь это тень тоже моя. Поскольку наши грехи не уходят в прошлое, как покорные овечки. Нет, иногда они воплощаются в зыбкие силуэты, и как бы мы ни старались себя переубедить, это все-таки наши тени. Эта тень тоже моя…»

Тень из его прошлого…

Глава 3

От Крашинского у меня ужасно разболелась голова.

Бывают же такие люди — даже говорят на одной ноте! Полнейший зануда…

Как только за ним закрылась дверь, я с облегчением выдохнула:

— Свобода!

Дашка посмотрела на меня с сочувствием и достала пакетик с растворимой геркулесовой кашкой.

— Есть хочешь? — поинтересовалась она.

Есть я хотела, но не ее кашку. Поэтому я честно попыталась изобразить на своем лице глубокую симпатию к полезному продукту и помотала головой в знак отрицания.

Кажется, отвращение все-таки мелькнуло на моей физиономии, потому что Дашка немного обиженно пробормотала:

— Как знаешь…

Она развела эту отвратительную гадость кипятком и стала ждать.

Дверь хлопнула.

— Явились, — вздохнула Дашка.

На пороге действительно стояли Ларчик и Лиза, и выглядели они жутко уставшими.

— Как Покровск? — поинтересовалась я.

— Ужасно, — призналась Лиза. — Мы ничего там интересного не обнаружили. Наши халявные баксы, кажется, не получились.

— А я вообще не понимаю, почему ты решила, что этот тип должен находиться именно в Покровске, — проворчал Лариков.

— Я просто видела, как он садился в автобус. И билет он взял, между прочим, до конечной остановки. То есть до центра Покровска.

— Значит, надо было ехать туда вместе с ним.

— Ночью? — вытаращилась гневно Лиза. — Время, между прочим, было двенадцать ночи!

Он ничего ей на это не сказал, только презрительно фыркнул.

Ага, наша парочка начинает ругаться, отметила я про себя. Надо же, а я думала, пасторальная идиллия продлится на века!

Они теперь зловеще молчали, и находиться с ними в одной комнате было еще хуже, чем с занудливым Крашинским.

— «Не стой на пути у высоких чувств», — пропела я. — Может, объясните, что за тип вас так безумно интересовал?

— Да чего теперь о нем говорить! — отмахнулся Лариков. — По Лизиной милости мы его все равно проворонили. Равно как и двести баксов, которые нам совсем бы не помешали!

Лиза вскочила.

— Все! — заявила она. — Я тут больше не работаю! Ты так меня достал, Лариков, что я даже не могу подобрать слов, как ты мне опротивел!

Она заметалась по комнате, собирая свои мелкие вещички. При этом она попыталась похитить мою любимую зажигалку, но я ухватилась за драгоценность рукой.

— Это мое, — сообщила я.

— Господи, мало того, что они тут зануды, они еще и жадные, — пожаловалась Лиза потолку, явно спутав его с небесами.

— Да бери на здоровье, — устыдилась я своей жадности. — Я спичками попользуюсь…

Лиза уже принципиально не пожелала брать мою зажигалку и, чиркнув спичкой, нервно закурила.

— Здесь не курят, — не унимался Лариков.

Вот идиот! Естественно, после этого заявления на примирение надеяться было нельзя.

Лиза круто развернулась и, ни слова не сказав, вылетела из комнаты.

— Ларчик, что это с тобой? — поинтересовалась я. — Захотелось одиночества и свободы?

— Да, захотелось, — отрезал мой босс, давая понять, что не намерен обсуждать свои личные проблемы с подчиненными.

Я пожала плечами.

В конце концов, разговаривать с разъяренным влюбленным так же опасно, как засовывать голову в пасть голодного и недрессированного льва. Подожду-ка я лучших времен. Должны же они когда-нибудь помириться!

* * *

— Тамарочка! Добрый вечер, красавица вы моя! А вы все хорошеете!

Тамара встретила неожиданного гостя с некоторой настороженностью.

Прохорова она не видела уже давно. Почти… Ну, да. С того самого времени.

— Добрый вечер, Леонид Витальевич, — изящно наклонила она голову в знак приветствия, не переставая наблюдать за его лицом.

Что его могло сюда привести? Вряд ли дружеские воспоминания… Уж чего-чего, а дружбы между ними не было! Год назад последний раз он стоял, склонив голову, перед гробом Василия, и в его глазах сверкали умело вызванные слезы. Вряд ли так уж он переживал Васькину гибель, скорее был напуган.

Потому что после того пропал, как ветром его сдуло. И ни разу больше не появлялся.

Что ж, хотелось спросить ей, опасность миновала?

Он был ей всегда неприятен, а теперь к антипатии примешалось еще чувство опасности — что могло его сюда привести?

Они сидели в креслах с высокими спинками, а перед ними, на изящном столике с гнутыми ножками, стояли чашечки с кофе, тарелка с картиной-пасторалью, на которой были красиво разложены изящные бутербродики-канапе, и фужеры из тонкого стекла, до половины наполненные золотистой жидкостью.

— Как в старые добрые времена… — вальяжно откинувшись на спинку кресла, молвил Прохоров.

Ну, я бы не стала называть те времена добрыми, подумала насмешливо Тамара. Но ничего не сказала, только слегка раздвинула губы в аристократически вежливой улыбке.

— Вы да я, только вот третьего в нашей компании не хватает, — задумчиво продолжал Прохоров.

Фраза-то у тебя, голубчик, получилась двусмысленная и в некотором роде зловещая, снова подумала Тамара. Мертвеца ему в компанию захотелось…

Но она опять удержалась от искушения уколоть его и смолчала.

Только потягивала итальянский вермут, пытаясь сохранить вежливую мину, хотя больше всего ей сейчас хотелось прямо поинтересоваться, что привело сюда Прохорова, который так старательно избегал ее общества весь последний год, будто она стала прокаженной?

— Хватит воспоминаний! — тряхнула она головой. — Лучше расскажи о себе. Как поживаешь? Что поделываешь?

— Снимаю, — сказал он, отчего-то вышло это у него печально.

— Фильмы? — вежливо поинтересовалась Тамара.

— Кабы фильмы, — развел он руками. — Клипы снимаю, рекламные… На одной минутке заработаешь больше, чем на полнометражке…

— Это смотря что снимать за полнометражку, — не удержалась Тамара.

— Нет, Тамарочка, нет! Я с этим завязал! — горячо заявил он, и Тамаре показалось, что в его голосе послышались нотки страха.

Да что это? Неужели и вправду боится даже вспомнить?

Тамара усмехнулась.

— Ну, никто тебе и не предлагает, — сказала она. — Ладно, Леня. Давай без экивоков обойдемся. Говори, зачем пришел. А то я уже утомилась вежливость разыгрывать! Что-нибудь случилось?

Он вздохнул и развел руками:

— Ты всю жизнь, Тамарочка, была женщиной умной. Может, потому тебя Василий и ввел в дела свои… Без предрассудков ты была, Тамара!

— Леонид!

Тамара возвела глаза к потолку.

— Все, все… Что-то у меня с нервами не в порядке, Тамара! Человек один меня будто преследует! И я… Боюсь его, Тамара! Сильно боюсь…

* * *

Вечер подкрался незаметно.

За делами день всегда пролетает, как ветерок. Даже не успеваешь ощутить течения времени. «Вот так и жизнь пролетит за этими файлами, — подумала я, выключая компьютер. — И прожигать ее не надо. Не успею оглянуться — и мои буйные кудри из рыжих превратятся в седые…»

Если, конечно, мне угрожает старость.

Ларчик до самого конца молчал и сидел с такой хмурой физиономией, что я не выдержала и рассмеялась.

Он сразу поднял на меня глаза и недовольно спросил:

— Что?

— Так, — передернула я плечом. — Ты сейчас похож на задумчивого и печального слона.

— Господи, то я у тебя похож на жирафа, то на слона! Ты хотя бы реши для себя, на кого я похож!

— На обоих, — постановила я.

— На обоих нельзя. Слон толстый, а жираф худой, — поразил он меня своими познаниями в области зоологии.

— Вау! Мне удалось заставить тебя разговаривать! — воскликнула я. — У меня было опасение, что ты дал обет молчания до конца жизни.

— Ну, конечно! Начинается момент женской солидарности! — проворчал он.

— Да ничего подобного, — ответила я. — Просто ужасно интересно, по какому поводу ты так разгневался. Ведь ты не прав!

— В чем? — вытаращился он на меня.

— Ты же не хотел, чтобы она тащилась в Покровск ночью. Зачем тогда начал этот разговор? Ты просто устал и был раздражен. А женщины, ма шери, ненавидят, когда мужчины срывают на них раздражение, вызванное признанием слабости!

— Ух, какие же мы умные и психологичные!

— Сейчас я тоже начну обижаться, — пригрозила я.

Угроза возымела действие.

— Прости, — буркнул он. — Вы слишком тонкие существа…

— Ну, против этого трудно возражать, да я и не собираюсь. Кстати, что там у вас за тип?

— Так, полная ерунда. Я склонен вообще считать его галлюцинацией этого психа Прохорова… Знаешь этого незадачливого режиссера? Который снял «Смерть на троих»?

— Ой, — вспомнила я. — Это тот занудный триллер?

— Ну да. Больше он, мне кажется, ничего снять не сумел и теперь лепит эти ужасные ролики с «памперсо-сникерсами».

— И что? Его преследуют памперсы?

— Нет, ежедневные прокладки, — фыркнул Лариков. — Вроде бы за ним следит какой-то тип. Не знаю, мы сегодня весь день протаскались за этим Прохоровым и никого не заметили. Начиная с ужасного, пыльного Покровска, между прочим! А Елизавета уверяет меня, что вчера она действительно видела типа, который следил за нашим Прохоровым! Мне кажется, она просто влюбилась в него, вот и подыгрывает!

— А мне кажется, что ты ревнуешь, — заметила я. — Вообще очень много развелось параноиков… Все почему-то решили, что за ними следят!

— Не понял. У тебя что, тоже проблемы? Неужели следить стали за Крашинским?

— Нет, — покачала я головой. — Но сегодня меня посетила некая дамочка с ужасной фамилией Дында, и она тоже уверяет, что за ней ходит по пятам странный мужчина, к тому же знаток непонятного языка. Прямо любовные романы какие-то с элементами готики!

— Подожди, как ты сказала? Дында?

— Да.

— В прошлом году убили какого-то Дынду, — задумчиво проговорил Ларчик.

— Это был ее муж.

— Да? Как интересно!

— То есть? — не поняла я его восторга.

— А дело было загадочное, так и не раскрытое. Если ты поговоришь со своим возлюбленным Ванцовым, он тебе больше расскажет. Я знаю мало. Но… В общем, там все было сработано под заказуху. До мелочей. Так талантливо, что все замерли в восхищении. Но убийцу не нашли, хотя у Ванцова были кое-какие соображения на сей счет. Он почему-то был уверен, что это не заказуха. Он даже подозревал в совершении оного злодеяния его супругу. То есть ту дамочку, которая к тебе обратилась.

— Постой, — оживилась я. — А если этот тип хочет ее шантажировать? Предположим, Ванцов был прав и именно она пришила своего мужа, дабы прибрать к рукам «маленький», по ее выражению, бизнес? А тип в плаще просто-напросто что-то знает и теперь выбрал удобный момент и проявился в пространстве с дурными намерениями?

— Слушай, поговори обо всем этом с Ванцовым, а? Меня и так мутит от этих преследователей! Хотя мне ход твоих рассуждений не показался глупым и бестолковым!

Мне тоже.

Я закурила сигарету и начала разглядывать потолок в поисках мысли. Мои мысли, как бабочки, любят улетать в неведомом направлении, и, так как единственной преградой для их вольных полетов является потолок, я привыкла смотреть именно туда в момент «великого обдумывания проблемы».

Мысль о том, что высокомерная Дында, похожая на барыню из «Муму», убила собственного супруга из материальных соображений, мне, безусловно, понравилась.

Воображение уже представило моему мысленному взору прекрасную картину: Тамара крадется с револьвером наперевес, и вот, когда ее супруг вылезает из «мерса», она целится ему в лоб и…

Стоп!

Нет уж, этот образ слишком изыскан для моей Дындочки!

Скорее всего она наняла киллера. Даже не киллера, а какого-нибудь бомжа, отчаянно нуждающегося в деньгах, чтобы опохмелиться.

А теперь, значит, этот бомж появился и преследует Тамару. Иначе почему бы ей все-таки не обратиться в милицию?

А ведь и правда! Обычно наши нувориши бегут в милицию при первом признаке опасности для их бесценной жизни! А Тамарочка-то не бежит, наоборот — предпочитает связаться с частным детективом, отдать сумасшедшие деньги, которые вся их порода любит пуще жизни, и что из этого вытекает?

Что у нашей Дындочки рыльце в пушку! Значит, версия о том, что именно она угрохала мужа, совсем не такая глупая.

— А ничего история, — сказала я, потягиваясь в кресле. — Не такая уж занудная, как показалась мне на первый взгляд! Пожалуй, завтра я займусь ею посерьезнее, а то сегодня я как-то не уделила ей особого внимания!

За окном уже стемнело.

— Сашка, а как ты думаешь, Лиза сегодня придет домой? — осторожно спросил меня Лариков.

Я закатила глаза и вздохнула.

— Ларчик, ну отчего все влюбленные такие идиоты? — сказала я. — Конечно, она придет. Не станет же она ночевать на улице! И вообще, оставь меня в покое, у меня свои проблемы с Дындой!

— Так рабочий день закончен, можно думать о личном, — окончательно удивил меня мой босс.

— Ты мельчаешь в моих глазах с каждой секундой, — холодно отрезала я. — Кто учил меня, что в нашем деле нет свободных минут?

— Ну… — протянул он задумчиво и весьма неопределенно, разводя руками.

— Ладно, я оставлю тебя на время в блаженном состоянии эйфории, — сказала я. — Когда-нибудь ты очнешься и увидишь, что, кроме твоей Лизы, в мире существует еще очень много людей. У них свои проблемы. В принципе, даже если поверить тебе, что настало время для личных дел, напомню, что мне есть чем заняться. С Пенсом!

С этими словами я натянула куртку и, послав ему воздушный поцелуй, вышла на сладостный зов ожидающего меня возле крыльца мотоцикла, за рулем которого был тот самый Пенс, которому я собиралась посвятить остаток вечера.

* * *

Прохоров вел машину привычно, почти не глядя на пустую дорогу.

Из головы не выходил разговор с Тамарой. Получается, преследуют не только его. Тамара не хотела признаваться в этом, но по ее глазам, в которых мелькнул страх, когда он рассказал ей о странном типе, он понял: с ней происходит то же самое!

И эта догадка сейчас превращалась в уверенность, а уверенность…

Да уж, черт возьми!

Он крутанул руль. Мимо промчалась на сумасшедшей скорости парочка на мотоцикле.

Прохоров выругался им вслед. Он не знал, то ли он ненавидит молодость, так предательски бросившую его на растерзание надвигающейся старости, то ли ненавидит жизнь вообще…

Он подъехал к дому.

Остановил машину и вышел. Открыв дверь, он вошел. И застыл на месте.

Несмотря на темноту, царившую в комнатах, он понял: в его квартире кто-то был.

Из глубины комнаты доносились приглушенные звуки музыки, красивой и странной. Впрочем, он ее узнал. А узнав, попытался вернуться, сделал шаг к двери, чтобы рассказать Тамаре, кто этот человек и почему он пришел за ними.

Но он не успел.

Голос за спиной заставил его обернуться. Он не понял фразы, которую произнес этот баритон, и никого не увидел в темноте.

Только боль ослепила его внезапно, как вспышка. Но это длилось лишь одно мгновение. Последнее мгновение боли, еще связывающее его с жизнью.

Глава 4

Мотоцикл недовольно заурчал и затих.

Я сняла шлем и тряхнула головой. Легко перейдя границу, я теперь оказалась в ином измерении моей жизни.

Теперь моя работа была далеко. Она вернется в мыслях, но это позже. Пока я чудесным образом освободилась от нее на несколько часов.

Или несколько мгновений. Зависит обычно от сложности проблемы. Сейчас мадам Дында не казалась мне вероятной носительницей страшной тайны, способной меня сильно заинтересовать. По-этому я не думала о ней.

— Зайдешь? — поинтересовалась я у Пенса.

Он кивнул.

Мы поднялись по лестнице, я открыла дверь.

— Саша?

На пороге кухни стояла мама.

— Привет, — бросила я, стаскивая кроссовки. Единственная обувь, в которой Саша чувствует себя человеком. Интересно, когда я состарюсь, я продолжу таскаться по миру в джинсах и кроссовках?

— Добрый вечер, Галина Михайловна, — выговорил Пенс, глядя на мою мать с обожанием.

— Привет, Сереженька, — ласково ответила ему мама.

Господи, и как я еще не скончалась от ревности?

Мы протопали прямиком на кухню, и мама постаралась обрушить в наши желудки целую кучу разных вкусностей.

— Ма, я собралась худеть! — взмолилась я. — Эх, нет на тебя нашей Дарьи!

— Ну и слава богу, что нет, — легкомысленно заявила мамочка. — Мне и тебя хватает. Кстати, если ты весь день ничего не ешь и при этом не похудела, значит, ты не сможешь похудеть вообще!

Обезоруживающая логика!

— А я, между прочим, нормально питаюсь, — проворчала я. — Сегодня вот была в кафе…

Черт, лучше бы я не вспоминала! Сразу выстроилась логическая цепочка воспоминаний, ведущая прямиком к мадам Дынде.

Интересно, что-то она сейчас поделывает? Выглядела она всерьез напуганной, что для такой самоуверенной дамы весьма странно… Испугаться какого-то дяденьку в светлом плаще?

— Саша, ты у нас где?

Голос мамы прорвался сквозь мои мысли.

— Вроде как здесь, — вздохнула я.

— А мне кажется, ты все еще торчишь на работе, — усмехнулась мама. — Ужасно глупо с твоей стороны. Ты прямо японка какая-то!

— Почему японка? — удивилась я.

— Потому что японцы горят на работе. Так и ты — сгоришь и не заметишь.

— Может, и сгорю, — рассмеялась я. — Ладно, ма, я приняла критику. Я вернулась в уютный домашний мир и пью чай. Вместе с вами.

В чем-то мама права. Моя голова работает постоянно. Даже тогда, когда от нее этого не требуют.

Может быть, поэтому некоторые вещи предстают передо мной в преувеличенном, гипертрофированном виде? Скажем, история той же Тамары Дынды.

Ну, нет! Не дам госпоже Дынде снова завладеть моими мыслями!

В конце концов, даже японцы имеют право на отдых!

* * *

Каллистратов поигрывал брелочком и смотрел на Нину. Вот чем хороши такие девочки, думал Каллистратов, так это наивным восторгом по поводу, например, этой дешевой забегаловки, которая кажется ей самым крутым ночным рестораном…

— Ты так загадочно улыбаешься, — сказала девушка.

Ну, да. Загадочно…

— Тебе это не нравится?

Каллистратов вложил в этот вопрос столько тайных знаков, что любая куда более искушенная девица не смогла бы остаться равнодушной к его голосу. Нина зарделась и опустила глаза.

— Отчего же, — пробормотала она. — Ты мне… очень нравишься!

И тут же сама испугалась признания, забавляя Каллистратова.

— Ах, деточка моя, я бы мог сказать тебе, как я… Но нет!

Чего-чего, а изображать «пламенные чувства» Каллистратов умел.

Он замолчал, и его глаза покрылись туманом печали. Начиналось самое приятное — момент игры. Каллистратов получал от этого куда больше наслаждения, чем от остального. Конечно, за все приходится платить, но зачем сейчас об этом думать?

Перед ним наивная девушка, прямо сошедшая с «романтических» страниц, глаза ее направлены на Каллистратова, и бог ты мой, как она смотрит! Конечно, грустно, что чаще всего именно ему выпадает сомнительная честь уводить наивных девиц из мира грез в мир реальности, но кому какая участь уготована, не так ли?

Это будет не скоро. Сейчас они сидят в кафе, и ее рука мирно покоится в его. Он подносит ее ручку к губам.

— Ты не договорил, — тихо напоминает она.

Он молчит.

Не потому, что не хочет продолжать, а потому, что забыл, о чем начинал говорить. Отвлекся. Слишком погрузился в свои мысли.

Опасность быть разоблаченным не слишком его беспокоила — он выкрутится, и все-таки ситуация перестала выглядеть забавной.

— Не хочешь — не надо, — неожиданно пришла ему на помощь сама Ниночка. — К тому же ты прав. Наверное, говорить о чувствах еще рано, да?

Ну, конечно! Он выдохнул с облегчением. Они говорили о чувствах! О чем еще можно было говорить?

— Ни-ноч-ка… Ах, как же ты права! Ты меня совершенно не знаешь…

— Напротив, — серьезно возразила девушка. — Я очень хорошо тебя знаю. Мне о тебе все рассказали…

В душе замерцал огонек тревоги. «Осторожно, опасность!» Ну, конечно, подруги по «маленьким лебедям» уже вволю насплетничались…

— Нина, — начал он тихо. — Я…

Она приложила пальчик к его губам.

— Влад, неужели ты думаешь, я способна поверить сплетням? — прошептала она. — Они могут говорить все, что им заблагорассудится, это никак не повлияет на мои чувства к тебе!

Что-то странное шевельнулось в самой глубине его души.

Он боялся посмотреть в ее глаза, чтобы… Ну, да. Чтобы не стать слабым под действием этой чистоты. Чтобы горькая правда не победила его…

«Что я делаю? — родился в его сознании вопрос, настолько странный для него, что он даже не прогнал его, застыв от удивления. — Что я делаю и зачем я это делаю?»

— Нина, — хрипло сказал он. — Пойдем. Я провожу тебя до дома…

— Почему? — округлила она глаза. — Впрочем, если ты так хочешь…

— Я не хочу, но… Так надо.

Он поднялся и теперь смотрел в окно, ожидая ее.

Что со мной происходит? Все идет ведь именно так, как должно идти…

Его мысли отказывались ему подчиняться.

Они вышли на ночную улицу, он держал ее руку в своей и быстро шел по направлению к шоссе.

Остановив машину, подождал, пока она туда сядет, потом оглянулся.

Черт!

Он не ожидал ее тут увидеть!

Она стояла, прислонившись к стене, и наблюдала за ними. Оттуда, из тени… Как змея, поджидающая момента, чтобы укусить!

Холодный пот выступил на лбу, он смахнул его ладонью.

— Ты едешь? — спросила Ниночка.

— Да, — решительно сказал он и сел в машину.

Он старался не оборачиваться, чтобы не встретиться с глазами той, которая знала его лучше остальных и поэтому обладала несомненной властью над ним.

* * *

Я последнее время ужасно не люблю ночь. Ночью в голову лезут разные идиотские мысли, и еще мне снятся кошмары. Слишком часто они мне снятся, наверное, потому, что это напрямую связано с моей работой.

Но спать все-таки надо, как ни сопротивляйся этому.

Раньше я любила засыпать, грызя яблоко и почитывая какой-нибудь детектив, но теперь я стараюсь читать что-нибудь далекое от мира, в котором мне приходится находиться. Невольно пришлось вернуться к классике, вот и сейчас я лежала, слушая тихонько «Призрак оперы» и читая Теофиля Готье.

От хорошей музыки и хорошей литературы душа понемногу возвращалась в состояние покоя — моя бедная встрепанная душа! Но сейчас она отдыхала, а вместе с ней отдыхала и я.

Глупые люди не уделяют своей душе необходимого внимания, отравляя ее «попсой» самого разного калибра, будь то музыка или чтиво. Но моей-то бедняге и так приходится несладко. Волею хозяйки она то и дело оказывается нос к носу с реальным и жестоким миром, где убийства считаются нормальными и все на свете оценивается в денежном эквиваленте, то есть она, представьте себе, иногда заболевает от этого, а вот следом… Это уж мое открытие. Следом может заболеть и тело. Так что все взаимосвязано, господа мои, и если вы внезапно разболелись, ищите причину в вашем невнимании к собственной душе! Она у вас, простите, чем-то отравилась!

Ну так вот, прочтя очаровательную новеллу о Даниэле Жобаре, я немного пришла в норму и, выключив свет, осталась наедине с музыкой Эндрю Ллойда Вебера. Закрыв глаза, я стала погружаться в почти безмятежный сон.

Я была воздушной, как шарик, и парила где-то рядом с облаками, и мне было хорошо и сладко.

Тут-то он и начался, противный такой ветрюга, пытающийся опрокинуть меня назад, на землю. Я уцепилась за ближайшее облако и отчаянно сопротивлялась, потому что на землю мне возвращаться совсем не хотелось.

Внизу я видела эту Дынду, она протягивала ко мне руки и оглушительным басом требовала, чтобы я немедленно спустилась, потому что я нерадиво отнеслась к своим обязанностям и не подумала даже узнать, что за дядька за ней ходит как приклеенный.

Почему меня это все так ужасало, я объяснить не смогу. В снах у нас вообще странные реакции… Но я начала кричать, потому что облако меня не очень-то держало и я полетела вниз, прямо в Дындины объятия.

Вот так я и проснулась — брыкаясь и пытаясь вырваться из одеяла, спутав его с Дындиными руками!

Было еще совсем темно, но никакого ветра не было — в открытую форточку влетал совсем легкий ветерок и играл с занавесками, он был маленький, шаловливый и ласковый, одним словом — весенний.

Кассета кончилась, и в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь постукиванием форточки.

И какого черта мне приснилась Дында?

Я вздохнула. Нет, положительно она просто ведьма какая-то! Даже в сны умудряется проникать!

Пожалуй, своего мужа убила все-таки она сама.

Вот докопаюсь до истины, она не будет рада, что заявилась в нашу контору, да еще и влезла в мои невинные сны!

Часы показывали половину пятого, а это значило, что можно еще поспать.

Я сладко зевнула, запретила себе думать о Дынде и вернулась в сон, на этот раз без ведьмы Дынды.

* * *

«Да, я пьяна, ну и что?»

Римма плохо держалась на ногах и чуть не упала на ступеньки. Тем не менее она продолжала проговаривать про себя обличительную речь, которую собиралась произнести сейчас, глядя в отвратительную рожу этого негодяя.

— Я пьяна, потому что только в таком состоянии с тобой можно разговаривать! Вот я и нализалась, так что…

Она забыла слова. И захихикала, опускаясь на корточки перед дверью.

С трудом отыскав ключ, она с еще большим трудом вставила его в замочную скважину.

В комнате было темно.

— Но музыка играет, — проворчала Римма. — Эстет хренов… Сидит в темноте и мечтает…

Впрочем, стоило ей войти, как смолк последний аккорд.

Сейчас он затаился, как вражина, и готовит скандальчик…

Римма засмеялась.

«Ну и что, — скажет она ему. — Ты же сам меня выгнал, вот я и разгуливаю с кем хочу, когда хочу и где хочу! А ты сиди тут в темноте и слушай свой «Призрак оперы», потому что ты и сам скоро станешь…»

— Приз-ра-ком, — выговорила она.

Но затаился он капитально! Ни шороха, ни звука!

Если бы не музыка, Римма могла бы подумать, что он уже сто лет как спит.

Но в этот момент музыка началась снова, с самого начала, будто Прохоров сошел с ума и решил опять поставить «Призрак», дабы свести с ума и Римму.

Зря она вообще сюда заявилась. Надо было отложить крутую разборку на завтра. Это ее пьяный раж сюда привел, а зря! Гад Прохоров, конечно, выйдет и на сей раз победителем.

Кажется, он что-то придумал.

Римма не любила отступать, да и отступать было некуда.

Поэтому она набралась храбрости и открыла дверь в темную комнату, откуда доносилась музыка.

Прохоров сидел в темноте в дурацкой позе, словно его посадили в кресло и привязали.

Римма видела только очертания его фигуры, а взгляд терялся во тьме, поэтому она набрала в легкие воздуха и выпалила:

— Можешь не трудиться сообщать, что ты думаешь по моему поводу, я сама все знаю! Собственно, я пришла за вещами.

Он молчал. И не двигался.

Рука Риммы потянулась к выключателю.

— Я включу свет? — спросила она. — Господи, да сделай же музыку потише! У меня сейчас уши заболят и горло, потому что я не могу так орать!

Он по-прежнему не отвечал.

Черт, будто я с трупом разговариваю, подумала Римма и включила свет.

Прохоров сидел в кресле и смотрел на нее совершенно пустыми глазами. Никакой реакции у него и быть не могло, потому что Римма на самом деле разговаривала с трупом.

— О боже…

Римма опустилась на пол и поняла — ей страшно. Очень страшно смотреть на этого человека, сидящего напротив нее в такой неестественно замершей позе, будто его посадили в это чертово кресло, как тряпичную куклу.

И еще…

Она оглянулась, но в комнате больше никого не было.

Она осторожно поднялась и, стараясь не дышать, тихо прошла внутрь, туда, где стоял музыкальный центр с СD-проигрывателем.

Если в комнате не было никого, кроме мертвого Прохорова, кто же только что включил музыку?

— Бог мой, прямо мистика какая-то, — выдохнула Римма и нервно рассмеялась.

Ну, вот и истерика, с ужасом подумала она.

И чтобы хоть как-то удержаться в мире реальности, она бросилась к телефону и набрала номер милиции.

Самая страшная реальность была все-таки лучше сумасшествия, к которому она приблизилась на опасно близкое расстояние…

Она, как все нормальные люди, не очень-то любила родную милицию, но уж лучше находиться в обществе людей, чем в обществе трупа и слушать музыку, которую у Риммы не хватало смелости выключить.

Глава 5

Глядя за окно, хотелось пропеть «утро туманное»… Именно таким оно сегодня и было — туманным и седым. Настроение у меня по утрам и так не очень хорошее, а уж в такой-то унылой серости больше всего на свете хочется опять плюхнуться в кровать, послать окружающий мир подальше и не подниматься, пока господь не наладит погоду.

Но надо было вставать, пить кофе, чтобы хоть немного привести себя в чувство, и мчаться на автобус, поскольку дела, дела, дела кружились над моей головой, как стая черных ворон. И, хотя я не считала их великими, делать их было надо.

Поэтому, одним глотком выпив кофе, я выскочила на улицу и бегом помчалась на остановку.

Мне-то опаздывать не дозволяется!

Автобус пришел быстро, доехал тоже быстро, я так же быстро поднялась по ступенькам, промчалась мимо Дашки, бросив на ходу «привет», и уселась на свое место.

— Тебе звонили, — сообщил мне Лариков.

— Кто?

— Женщина, — лаконично ответил он. — Думаю, та самая, которую кто-то преследует. Дында эта самая…

О боже!

Как-то вылетела она у меня из головы. Я набрала ее номер и зажмурилась, ожидая, что сейчас на меня посыпется град упреков. И несмотря на то, что мне очень хотелось разжиться деньгами, у меня не было никакого желания этой самой Дындой заниматься.

Но, вопреки моим скверным предчувствиям, она была сегодня неожиданно тихой, покладистой и смиренной. Я даже устыдилась своего негативного отношения к этой женщине.

— Алло? — произнесла она совсем не тем тоном, каким разговаривала вчера.

— Тамара Николаевна? — переспросила я.

— Да, это я.

— Это Саша Данич. Вы просили меня позвонить.

— Да, я помню, Сашенька… Нам надо поговорить.

— Хорошо, — легко согласилась я. — Мне к вам подъехать?

— Если вас не затруднит. Кстати, вы ничего…

Она затаила дыхание и почти шепотом закончила фразу:

— Ничего не узнали о том человеке?

— Пока нет. — Я скрыла, что и не пыталась пока этого узнать.

— Ну и ладно. Может быть, мне все просто кажется таким страшным, а на самом деле…

Она явно изменилась!

— Давайте я к вам приеду, и мы все обсудим, хорошо?

— Да, конечно. Я вас жду.

Я положила трубку и подумала о Ванцове, но потом решила, что сначала я все-таки съезжу к Тамаре Николаевне — вдруг и правда ее проблема потеряла актуальность?

Мысли эти были сладкие, как карамельки. Я даже немного расслабилась, нахально воображая, как Дында платит мне за сутки положенные двести баксов, а я при этом и палец о палец не ударила. Все-таки хорошо иметь дело с людьми, обладающими болезненным воображением и различными маниями!

Я, признаться, не очень-то верила в преследователя. А если преследователь и наличествовал, то вряд ли был злоумышленником. Хотя…

Я начала обдумывать и вариант злоумышленничества и, признаться, стала испытывать угрызения совести. Впрочем, о плохом думать не хочется никогда, поэтому слабые укоризненные голоса в моей душе быстро были притушены несокрушимым здравым смыслом. Если бы преследователь Дынды вправду хотел причинить ей зло, он давно бы это сделал. Впрочем, я все-таки попробую в этом разобраться.

И в этот момент в наш тихий кабинет ворвалась Лиза. Смотреть на нее было страшно. Как если бы Лиза ужасно испугалась увиденной шаровой молнии. Впрочем, она и в наш «омут» влетела, как шаровая молния.

Похоже, они с Лариковым не помирились, вздохнула я про себя. Моя жизнь между двумя огнедышащими драконами явно в опасности…

— Андрюшка, ты и представить себе не можешь, что произошло! — выпалила она и залпом выпила мой кофе.

Потом она перевела дух и продолжила:

— Нет, это же надо, как мы прокололись! Черт побери, надо же! Нет, кто мог это ожидать?

Ларчик посмотрел на нее и попросил:

— Лиз, успокойся, а? Иначе я не смогу узнать, что, где, когда и с кем произошло!

— Да его убили, представляешь?

— Кого?

— О господи! — простонала Лиза. — Да Прохорова же! Убили! Сегодня ночью! В собственной квартире!

* * *

Римма очень устала.

Этот симпатичный рыжий оперативник был вежлив, но по его лицу Римма догадалась, что именно ее он подозревает.

«Странно, — подумала Римма. — Я же сама ему сказала, что мы с Прохоровым поссорились, что Прохоров собирался меня бросить… Стала бы я так старательно переводить все стрелки на свою персону, если бы и впрямь была убийцей?»

— Так музыка играла?

— Да, когда я вошла, музыка играла, и меня это сначала очень удивило… Понимаете, Прохоров ведь почему-то ужасно не любил «Призрак оперы»! Он даже мне не особенно разрешал его включать, хотя это…

Она осеклась.

Сейчас она чуть было не сказала «мой диск». Тем самым она окончательно утвердила бы этого типа в подозрениях на свой счет. И диск ее… И никого ты не убедишь, что стрелять не умеешь, а револьвер в твоем воображении похож на изящную игрушку из фильмов.

— Послушайте, — не выдержала она. — Почему вы на меня так смотрите? Вы что, думаете, это я его убила, да?

— Ничего я не думаю, — ответил он. — Сейчас меня интересует музыка. Вы утверждаете, что в квартире никого не было, так?

— Так, — кивнула она. — Но убийца, видимо, запрограммировал проигрыватель. Понимаете, он же сделан по новейшему слову техники…

Она снова осеклась.

Черт побери, ну кто ее тянет за язык?

Собственно, следующий вопрос она предчувствовала.

— Тогда у нас получается, что человек, убивший господина Прохорова, неплохо знал его. Поскольку он запрограммировал проигрыватель. Зная, что это можно сделать.

Снова все сошлось на ней!

— Сейчас каждый дурак знает, что проигрыватели выпускают с «программами», как компьютеры, — проговорила она, опуская глаза.

Над ее головой сгущались тучи. Какого черта она вообще притащилась сюда ночью, одержимая нетрезвой идеей кинуть гаду Прохорову в рожу ключи?

«Вот и кинула, — невесело усмехнулась она. — Теперь ты сядешь, милая, и, что самое обидное, даже в удовольствии убить эту падаль ты себе отказала!»

— Уж лучше бы я и взаправду это сделала, — выдохнула она, тоскливо глядя на рыжего следователя. Вполне симпатичный парень, жаль только, что именно ему выпадет счастье круто переломить ее жизнь. — По крайней мере, вы бы меня за дело посадили…

— Римма Андреевна, почему вы все время напираете на то, что я собираюсь вас куда-то посадить? — не выдержал опер. — У нас, между прочим, тюрьмы и без вас переполнены! Так что успокойтесь, ради бога, и поймите, что, если я задаю вам вопросы, это совсем не потому, что плету вокруг вас тонкие нити интриг и заговоров! Я просто пытаюсь разобраться, что тут произошло сегодня ночью! Например, понять, кто был заинтересован в его смерти. Были такие люди?

— Были, — вздохнула Римма.

— И кто?

Он не сводил с нее взгляда.

«Надо же, — подумала Римма, — у этого типа даже глаза какие-то рыжие. С ума сойти!»

— Лучше спросите меня, кто не входил в число людей, испытывающих к Прохорову резкую антипатию.

— Хорошо, давайте поставим вопрос так.

— Я таких не знаю, — нервно рассмеялась Римма. — Этот тип обладал гениальными способностями. Все, с кем он знакомился, подпадали под его обаяние и начинали страстно его любить, чтобы потом, спустя некоторое время, столь же страстно его возненавидеть.

Ванцов устало вздохнул.

Нет, уж если у кого и были гениальные способности выматывать человека, так это у девицы, сидящей напротив него.

— Римма Андреевна, я прошу вас! Назовите мне хотя бы одного из тех, кто его вот так, как вы описываете, страстно ненавидел! Потому что у этого человека, возможно, имелись и причины избавиться от гражданина Прохорова!

— Я, — развела руками она. — Представьте себе, именно я была крайне заинтересована в смерти гражданина Прохорова!

* * *

— Подожди-ка, — озадаченно пробормотал Лариков. — Как это Прохоров убит?

Я не знала, кто у нас Прохоров и почему они оба выглядят так, словно Прохоров был их родным дядюшкой. Если уж на то пошло, у меня были дела, поэтому я попыталась ретироваться, но Лиза цепко ухватила меня за руку.

— Сашка, ты будешь очень-очень нам сейчас нужна!

Я покорно села на место. Связываться с нашей Елизаветой никто в здравом рассудке не будет, зная ее горячий нрав.

К тому же мне стало любопытно, по какой причине они так всполошились.

— И откуда ты это знаешь?

— Я как раз вознамерилась его посетить, — сказала Лиза и вытащила из моей пачки сигарету.

Клептоманка какая-то!

— И?

— У него там бродят люди в ментовской форме и виднеется прелестная ванцовская рыжая башка. — Лиза выпустила дым и сделала реверанс в мою сторону. — Прости, дорогая… Не хотела тебя обидеть.

— Некоторые гордятся таким цветом волос, — холодно отрезала я, накручивая на палец рыжую прядь. — Я недавно ехала в трамвае и обнаружила, что блондинок у нас, как собак нерезаных. А рыжих — раз-два и обчелся!

— Ну и слава богу… Естественно, светиться мне там не хотелось, а посему я спустилась вниз и, прикинувшись праздной зевакой, выведала у местных матрон, что нашего с тобой психа Прохорова убили! Вот так, мой хороший, мы прокололись, если не сказать хуже!

— Да уж, — крякнул Ларчик. — А мы-то думали, у него это галлюцинации… Значит, его и впрямь преследовали?

Ого! Я напрягла слух. Так это, получается, тот самый тип, из-за которого они мотались по Покровску? Если учесть, что ситуация у них была отдаленно схожа с моей, то… Мне стало нехорошо.

— А зачем тебе Сашка?

— Она дружит с Ванцовым. Только она может разговаривать с этим занудой, — заявила Лиза. — Я и помыслить не могу потащиться к этой рыжей сволочи, к тому же он отвечает мне взаимностью и ничего не скажет. А с Сашкой у него полнейшее взаимопонимание, и он выложит ей все как на духу.

— Ну, и какой в этом смысл? Нам теперь все равно никто не заплатит…

Взгляд Ларикова был сейчас печальным, и эту фразу он произнес таким безнадежным голосом, что мне даже стало его чуть-чуть жаль.

— А честь мундира? — вскипела Лиза. — Нет уж, Андрей Петрович, вы как хотите, а я должна поймать убийцу, раз уж не смогла поймать этого типа до совершения преступления!

— А его теперь Ванцов поймает, — не удержавшись, подколола я ее. — И к тому же мы не имеем права совать свой нос в расследование, если дело уже у «убойников».

— Ну, ты-то имеешь, — хмыкнула Лиза. — Насколько мне известно, ты у них там нечто вроде внештатного сотрудника?

— Теперь я точно ничего делать не буду, — обиделась я. — Тем более у меня забот полон рот. Сами не разобрались вначале — сами разбирайтесь теперь!

С этими словами я гордо выпрямилась и пошла к выходу.

— Саша! — попытался остановить меня Лариков.

Но я сделала вид, что не слышу.

Ну уж нет! Если у меня появилась возможность заткнуть самоуверенную Лизу за пояс, я свой шанс упускать не собираюсь!

* * *

— Да, именно я была заинтересована в его смерти.

Девушка упрямо вздернула подбородок и посмотрела в глаза Ванцову с дерзким вызовом.

И что мне делать с ней? — подумал Ванцов. Она словно нарочно старалась его разозлить.

— Хорошо, только успокойтесь, — попросил он ее. — Почему вы так были в этом заинтересованы?

— Во-первых, квартира…

— Римма! — запротестовал Ванцов. — Вы глупости говорите! Квартира ваша, только обстановка его. Да вы и не из тех людей, которые убивают из-за квартиры!

Она задумалась. Наконец ее озарило, и она улыбнулась.

— Потому что он меня достал, — объяснила Римма. — Ваш Прохоров относился к самому мерзкому типу людей… Нет, даже людишек! Таких, знаете ли, подлых, самовлюбленненьких. И вот еще что я вам скажу! Его давно следовало кому-то убить, и без него воздух стал чище! Вы ж не дышали с ним одним воздухом и не можете поэтому оценить истинность моих слов!

Выговорившись, она сердито посмотрела на Ванцова и откинулась на спинку кресла.

— Знаете, я оценил вашу горячность, но ни черта не понял из пламенной речи, — развел тот руками. — Более того, я знаю многих людей, которых наградил бы теми же эпитетами, но из этого не следует, что я стану бегать с револьвером, выжидая момент, когда их можно убить…

— Они вас просто не сильно достали! — упрямо сказала Римма. — Они вас, значит, не так унижали, как унижал этот тип! И не ждите от меня игры — что я сейчас вспомню знаменитое «о мертвых либо хорошее, либо ничего», потому что тогда вы еще подумаете, что этот человек… Тьфу, даже не хочется называть его человеком! Этот поганец — несчастненькая жертва злодея! Скорее всего он умудрился достать еще кого-то, и не думайте, что я брошусь помогать вам разыскивать этого несчастного! Наоборот, если я догадаюсь, кто это сделал, отнесу ему огромный букет роз!

— Ну, что ж, — улыбнулся Ванцов. — Придется дождаться этого момента, чтобы проследить, куда вы двинетесь с вашим букетом!

Римма вспыхнула и окинула его долгим презрительным взглядом.

— Нет уж, — заявила она. — Я не стану помогать вам в поимке этого человека!

— Тогда мне придется арестовать вас за сообщничество, — рассмеялся Ванцов. — Римма Андреевна, вы ведете себя, как ребенок! И почему я у вас выступаю в роли какого-то злодея? Потому, что выполняю свою работу? Это так плохо?

— А у вас плохая работа, — мрачно улыбнулась Римма.

— Ну, у меня на этот счет собственное мнение… Например, когда мы поймали маньяка, который убивал детей, никто почему-то не считал нашу работу плохой!

— А если я вам кое-что скажу о Прохорове? — Римма подалась вперед.

— Скажите, — кивнул Ванцов. — Только, пожалуйста, скажите мне нечто более существенное, чем ваши вердикты относительно прохоровской недоношенности, ладно?

— О, не беспокойтесь… Я скажу вам, почему я считаю справедливым, что кто-то его убил…

Она достала сигарету и огляделась, будто боялась, что из темного угла снова донесутся звуки «Призрака оперы» и появится убиенный Прохоров собственной персоной.

— Я жду, — напомнил Ванцов.

Она закурила и тихо сказала:

— Мы первый раз встретились с Прохоровым в Москве. Шесть лет назад. Мне тогда было восемнадцать лет, и я была полной идиоткой… Мечтала о кино и так далее… В театральное я сразу не поступила, зато в коридоре столкнулась с господином, который предложил мне маленькую сделку… Я снимаюсь в кино, а он помогает мне с поступлением. Слава богу, я все-таки доперла, несмотря на юношеский кретинизм, что за «кино» мне предлагают. Я отказалась. А моя подружка согласилась. Кино оказалось тем самым, что и ожидалось. Делалось специально для нашей, так сказать, политической элиты. Катюха начала катиться по наклонной — наркота, которой ее накачивали, а спустя год ее выкинули с этих съемок. И еще там что-то произошло. Короче, всю эту контору закрыли. Где сейчас Катерина, я не знаю. Мы с ней обе приехали в Москву из Тарасова. Может быть, она вернулась? Ничего не знаю. Ну, так вот. Я поступила на следующий год, без помощи добрейшего того господина, закончила и спустя год встретилась снова с тем самым типом. Только теперь он был режиссером клипов. Ну, этих кретинских… «Диролы» и прочая дребедень. Вы скажете, как же я могла связать свою судьбу с этим человеком? Я была уже другой. Жизнь в столице — она, знаете ли, лишает определенных иллюзий! Мы приехали сюда, и вот тут с ним что-то случилось. Он все время кого-то боялся. Оглядывался по сторонам, а потом я случайно узнала, что он, оказывается, раньше жил здесь! Представляете?

Ванцов кивнул.

— И что в этом удивительного?

— Как что? — удивилась Римма. — А разве вам не странно, что за все время нашего с ним общения, которое было, как вы можете догадаться, достаточно тесным, он ни разу не упомянул, что тоже родом из Тарасова?

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что здесь что-то произошло, — проговорила задумчиво Римма. — Что-то, чего он, как это ни странно звучит в применении к этой персоне, очень и очень стыдился!

* * *

Каллистратов лениво потянулся и взял трубку.

«Без Дины все-таки плохо, — подумал он. — Приходится совершать целый ряд бессмысленных и хаотичных движений…»

— Алло.

На другом конце провода молчали.

— Алло…

Каллистратов начал раздражаться:

— Перезвоните, вас не слышно.

— Profanum vulgus. — Тихий голос заставил Каллистратова вздрогнуть.

— Я…

Он перевел дух и закричал:

— Я вас не понимаю! Что вы…

— Одна птичка в силке, очередь за тобой!

Щелчок.

Трубку повесили.

Каллистратов вытер ладонью пот со лба и повторил:

— Профанум вульгус? Что это такое-то?

Но он был готов поклясться — когда-то очень давно он уже слышал именно этот голос, и произнес он именно эти слова!

Но кто? Где? Когда?

Он не мог найти ответа! Не потому, что у него никогда не было врагов, а потому, что их у Каллистратова было слишком много! И от этого было еще страшнее…

Глава 6

Туман начал рассеиваться. Солнцу удалось пробиться понемногу, отчего небо стало какого-то зловещего темно-серого оттенка.

Я шла по улице и решала — идти мне прямо к моей несравненной Дынде или все-таки заглянуть на место преступления в надежде застать там Ванцова и раскопать что-нибудь ценное.

Решающим обстоятельством послужило то, что улица Польская была прямо по дороге к дому Дынды, а именно там находился «объект», посему я все-таки поддалась искушению и остановилась перед огромным элитным домом с полукруглыми балкончиками. И задумалась.

В принципе я ничего, кроме времени, не теряю. Ситуация была аналогичной, один в один с Дындиной, как я уразумела. Кто знает, может быть, мне удастся найти подсказку?

Ну, а решающим фактором все-таки была возможность утереть нос этой гордячке Лизе, которую превозносили как самую талантливую в мире сыщицу! Прямо Пуаро в юбке! Все вообще почти забыли, что на белом свете есть и Саша Данич… Вроде бы я и не талантливая совсем и представляю из себя только слабую тень Лизы.

Последняя мысль показалась мне настолько обидной, что я резко повернулась и вошла в подъезд, который был сейчас открыт.

Как любит говорить моя мама, если у Саши есть возможность найти приключения на свою бедную головушку, она не преминет это сделать.

Я поднялась на пятый этаж и остановилась перед приоткрытой дверью, из-за которой раздавались два голоса: мужской и женский. Женский звучал взволнованно, я бы даже сказала, истерично, а мужской…

Этот голос я узнала сразу. Даже не голос — интонации… Такие занудные интонации были только у возлюбленного моего брата по несчастью — Лешеньки Ванцова.

* * *

Звонок в дверь.

Каллистратов вздрогнул. Медленно повернувшись в сторону двери, сделал шаг, но остановился.

В его глазах застыл страх.

Теперь все изменилось. Там, за дверью, притаилась смерть. Собственной персоной.

— Что мне делать, господи? — пробормотал Каллистратов, беспомощно озираясь в попытке найти средство защиты.

Господь молчал. Каллистратов не интересовал господа. Каллистратов интересовал только убийцу.

За что?

Это остатки его души кричали «за что», моля о пощаде. Разве не этот чертов мир заставляет нас предавать самих себя, опускаться все ниже и ниже — пока не упадешь лицом в грязь, но сначала — на колени, приняв его — мира — зловоние за зловоние собственной души, позволяя ему — миру — эту душу уничтожить…

Оч-ченно хочется кушать, вспомнилось Каллистратову. Эта улыбочка — такая омерзительная, да как же, Владик, я тебя понимаю, мерзопакость все это, да ведь кушать-то надо, хочется получше, пожирнее — чтобы не выпадать из общей кучи, которая прет напролом в надежде отхватить свой «кусок пирога». И не важно, чем ты торгуешь, Владик, — мозгами, телом своим накачанным или сигаретами… Интеллект в нашей стране — не ходовой товар. Поэтому благослови свой торс и то, что пониже торса и еще ниже — какова, извините, у нас «попа», таков и гонорар… В ходу-то «клубнички-малинки» да девицы гнусавые, словно у них гайморит. Никому нет дела, что скрывается под твоим торсом и есть ли там вообще что-то, кроме желудка. Желудок после члена самое главное в местном бомонде.

Кажется, я просто обожрался этого дерьма, тоскливо подумал Каллистратов. Раньше у меня не было никаких рефлексий по этому поводу — только презрение, а теперь я не могу заснуть без барбитуратов. Перед сном — непременно голые бабы и какие-то жуткие сцены, в которых меня имеют во все дыры…

Главной там всегда — она. И сейчас он поморщился — так и следит, то из темного угла, то в сны забирается, словно…

— Хочет заставить навечно заткнуться, — пробормотал он. Может быть, именно этого и хочет?

Снова звонок…

Каллистратов наконец нашел то, что искал. Выдернув шнур из розетки, схватил в руки огромную старинную лампу из бронзы и, приободрившись, шагнул к двери.

Одна рука на дверной щеколде, другая сжимает тяжеленную лампу.

Правда, по дороге он чуть не споткнулся о провод, покорно следующий за лампой, и чертыхнулся.

Теперь в дверь звонили настойчиво, громко, и Каллистратов открыл, крепче сжав лампу, занося ее для удара.

— Господи! — выдохнула Дина, в ужасе таращась на фигуру Каллистратова с лампой в руке. — Что с тобой, Влад? Почему ты вцепился в эту дурацкую лампу?

Он опустил лампу и нервно рассмеялся.

— Лучше помоги втащить сумку с продуктами, — попросила Дина. — Я дико устала.

Он поставил лампу на пол и внес сумку.

Дина расстегивала плащ, продолжая смотреть на него с испугом.

— Влад, что с тобой, а?

Ее прохладная рука дотронулась до лба Каллистратова.

— Все в порядке, — отмахнулся он.

— Ты выглядишь так, будто услышал крик Баньши, — задумчиво проговорила Дина.

— Давай обойдемся без твоих бурятских легенд! — огрызнулся он.

— Это не бурятская, — улыбнулась она. — Это Ирландия, дружочек. И Шотландия. Баньши — это по легенде женщина вроде Мойры. Когда за человеком ходит смерть, она кричит, понимаешь? Ее просто зовут так — Баньши… Говорят, она очень красивая. Как я.

Она легкими шагами прошла на кухню.

Каллистратов поплелся за ней.

Ах, конечно, Дина — филолог. Она должна многое знать. В том числе и языки…

— Послушай, а что такое «профанум вульгус»? — поинтересовался он.

— По-латыни это означает «невежественная чернь», — ответила Дина. — Что это тебя вдруг заинтересовало?

— Услышал случайно. — Что-то удерживало Каллистратова от откровенности. В Дине было нечто странное, будто она и была этой Баньши, — странный взгляд, загадочный и грустный. А ведь он о ней ничего не знает! Встретились случайно, в тусовке у Маркизовой. Как быстро она согласилась жить с ним! Почему? Судя по ее хладнокровию, о дикой и необузданной страсти говорить не приходилось.

Любовь?

Да, она терпела все его выходки, оскорбления и унижения — и он удивлялся этому.

Красивая, как эта ее Баньши?!

Ему хотелось грубо развернуть ее к себе, встряхнуть, пытаясь разбить ее восточную невозмутимость, и спросить: «Кто ты?»

Он так явственно представил это, что не заметил, как слова быстро слетели с его уст:

— Кто ты?

Она обернулась и теперь смотрела на него с таким удивлением, что он понял: все его мысли — лишь последствия страха.

— Да что с тобой, Влад? Ты наконец-то решил поинтересоваться, кто я? А раньше ты этого не знал, да?

— Ты никогда не рассказывала мне о себе, — выдавил улыбку Каллистратов.

— А ты интересовался? — усмехнулась в ответ Дина. — Ты вообще интересуешься кем-то, кроме своей персоны?

Она вынимала из сумки свертки, пакетики — яркие и красивые, они занимали свои места в холодильнике, а на плите кипел чайник.

— Сейчас поинтересовался, — сказал Каллистратов.

— А я хочу кофе, — пожала плечами Дина. — Я и сама уже не помню, кем я была до встречи с тобой, Влад! Но кем-то я была, точно. Это теперь я никто. Твоя тень. И давай больше не затрагивать эту тему, ладно?

— Почему ты меня не бросаешь?

Он и сам удивился, как эти слова слетели с губ. Тихо, почти неслышно, но Дина услышала.

Вскинув на мгновение свои странные глаза, она ответила:

— Понятия не имею, Каллистратов. Сначала я тебя любила, а потом… Наверное, привыкла. Привыкаешь ведь к любому плену.

Она налила себе кофе и сделала маленький глоток.

— Давай не будем копаться в душе, прошу тебя! Сейчас это похоже на нож хирурга, надо было раньше, наверное! А сейчас…

Она махнула узкой ладошкой и закончила:

— Сейчас и тебя, и меня от полного разрушения спасет только одно…

Она грустно усмехнулась.

— Что? — спросил хрипло Каллистратов, невольно подавшись вперед.

Он жаждал услышать ответ и боялся этого.

— Баньши, — прошептала Дина, странно и неприятно усмехаясь. — Нас с тобой теперь может спасти только Баньши, дружок!

* * *

Открыв дверь, я осторожно вошла.

Ванцов сидел за столом, а напротив него располагалась светловолосая девушка, которую можно было бы назвать красавицей, если бы не покрасневшие глаза и не взъерошенный вид. Видимо, Ванцов уже успел довести несчастную своим занудством до белого каления.

Ничего в том удивительного нет — не зря же на переговоры с Лешкой всегда посылают меня. Я единственный человек, который относится к нему с пониманием, и вследствие этого — единственный человек, к которому Лешенька относится с нежностью.

Впрочем, сейчас в его глазах была не нежность, а удивление.

— Сашка? — пробормотал он. — Ты откуда взялась?

— Ты мне нужен, а мне сказали, что я смогу найти тебя по этому адресу, — беззастенчиво солгала я.

— Ну, заходи. Чего у тебя там случилось?

— Потом, — отмахнулась я, с любопытством оглядывая квартиру Прохорова.

Ничего себе он нажился на рекламе! Может, мне попытаться заняться рекламой? Квартирка была очень недурственная. Правда, вкус его мне показался странноватым, ну так у снимающего рекламу и самый изысканный вкус превратится в ширпотребный!

Несчастный убиенный явно страдал нездоровыми фантазиями, воображая себя королем Людовиком! Во всяком случае, квартирку он обставил, наивно полагая, что теперь она похожа на Версаль. Только толстозадых статуй не хватало. Кресла с виньетками, обивка мебели — вся с пастушками, под старинные гобелены!

— Тогда подожди меня, я скоро. — Ванцов расценил мое нежелание объяснить, зачем он мне нужен, как нежелание говорить об этом при постороннем человеке.

Я же просто еще не придумала, зачем он мне так срочно понадобился. Это одна из моих слабостей — действия обгоняют мысли. Сначала сделаю, потом думаю.

Я села в кресло и взяла в руки какой-то журнал с голыми одалисками, делая вид, что беседа Ванцова с девицей меня нисколько не интересует. Впрочем, они явно тоже не желали разговаривать при посторонних. Поспешно свернули беседу, и Ванцов теперь стоял, уже прощаясь.

— Наверное, вас еще придется побеспокоить, Римма Андреевна, — словно оправдываясь, проговорил Ванцов, отчаянно при этом краснея.

Ого!

Я вытаращилась на него с удивлением.

Похоже, весна лишила рассудка не только моего босса.

Если они все будут побеждены страстью, останусь я в гордом одиночестве. Преступники разгуляются, почувствовав полную безнаказанность, и мне придется бегать за всеми ними в одиночку!

Грустная перспектива, однако!

— Пойдем, — сказал он мне.

Мы вышли на улицу.

— Ну, рассказывай. Что у тебя приключилось?

Наконец-то я вспомнила, что я могу у него спросить!

— Дында, — сказала я. — Василий Дында. У тебя есть какие-нибудь сведения по его убийству?

* * *

Он должен был позвонить. И не звонил…

Тамара ощущала беспокойство. Она стояла у окна во двор и нервно курила одну сигарету за другой.

Во дворе было тихо и так спокойно, что отчего-то на ум пришло сравнение с затишьем перед бурей.

Почему Прохоров не звонит?

Она затушила бычок в изысканной пепельнице, чтобы закурить новую сигарету.

Во дворе какая-то женщина выгуливала мопса да еще юная мамаша качала коляску.

— Ма!

Она обернулась на голос.

— Я пошел.

Сколько она вытерпела ради своего красавца сына! Черты его лица были восхитительны, правильны и напоминали черты лица юного Давида.

— Будь осторожен, — прошептала она.

— Господи, ма! — поморщился он. — Ты и сама не знаешь, чего ты боишься! Скоро начнешь шарахаться от собственной тени.

— Может быть, и так, — кивнула Тамара и чуть было не нарушила данный себе много лет назад обет никогда не говорить о ТОМ случае, но вовремя прикусила язык.

— Держи нос по ветру, — улыбнулся он.

Дверь хлопнула.

Тамара осталась одна. Она какое-то время еще стояла у окна, провожая взглядом его сутуловатую фигуру.

Он не был похож на мужа. Он был похож на нее. Как две капли воды…

Может быть, поэтому она так его любила? Как свое отражение…

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть, вырывая из мира собственных мыслей.

Она подняла трубку.

— Алло?

Молчание.

— Я вас слушаю.

Она начинала испытывать раздражение.

— Да говорите же!

Раздражение сменилось настороженностью, перерастающей в страх.

— Говорите!

— Профанум вульгус. — Голос говорившего был глух, и она даже не могла понять, мужской это голос или женский. — Пришла пора заплатить, профанум вульгус!

Трубку повесили раньше, чем она успела спросить, кто это.

Она попыталась успокоиться.

Чьи же это шутки?

Повинуясь непреодолимому желанию побороть свой страх, она набрала прохоровский номер.

Трубку взяла его подружка. Кажется, ее звали Риммой.

— А Леонид дома? — спросила Тамара Николаевна.

— Его больше нет.

Она почувствовала, как по спине холодной струйкой стекает пот.

— Как? — переспросила она, вопреки здравому рассудку, который кричал: не спрашивай об этом! Не спрашивай!

— Его убили сегодня ночью, — устало сказала девушка. — Простите, если вам что-то хочется узнать, звоните в милицию лейтенанту Ванцову. А я безумно устала и ничего не знаю.

Девушка повесила трубку, оставив Тамару Николаевну наедине с собственным страхом и ставшими такими ощутимыми и реальными дурными предчувствиями.

Она чувствовала себя так, будто ее только что приговорили к смерти.

— За что? — простонала она. — Господи, за что?!

За окном безмятежно пели птицы, и чей-то голос настойчиво интересовался, есть ли в магазине биокефир.

— Такая мирная жизнь, — усмехнулась Тамара.

Впервые за много лет она вдруг остро позавидовала обывательской, «лоховской» жизни, пусть не такой обеспеченной, как у нее, но любой из этих обывателей спокойно засыпал, зная, что утром он проснется.

А она?

Проснется ли она завтра утром?

Или про нее скажут, как про Прохорова: «ее убили»! А если, докопавшись до правды, убьют не ее? А…

Тамара закрыла глаза, вспомнив, как шел по двору ее сын.

— Нет, этого я не могу допустить, — простонала она, пододвигая к себе телефон. — Не могу!

Глава 7

Ванцов повел себя немного странно.

Он скосил глаза в сторону, пробурчал что-то себе под нос, а потом спросил у небес, не решаясь, как видно, обратиться ко мне напрямую:

— Почему эта вот девица всегда появляется в нужный момент и в нужное время?

— Это мой дар, — спокойно объяснила я. — Я прихожу, чувствуя на расстоянии, как отчаянно ты во мне нуждаешься.

— Вот и неправда, я совершенно в тебе не нуждался! — горячо возразил бессовестный Ванцов.

— С женщинами так не разговаривают! — возмутилась я. — В женщинах положено нуждаться ежеминутно.

— Так это когда женщины не появляются в квартире только что убитого человека, который был связан с убитым год назад, и не спрашивают этак невинно, что я могу рассказать о том самом человеке!

— Черт! — ошарашенно пробормотала я, не веря в собственную удачу. — Прости, дорогой! Я не знала, что Прохоров…

— Ты не знала? — взревел Ванцов. — Она не знала! Посмотрите на нее! Она, понимаете ли, ничего не знала! Вообще появилась тут случайно! Вот только откуда тогда, крошка, ты знаешь, что убиенного звали Прохоровым?

— А ты сам сказал, — попробовала вывернуться я.

Ну, даже если он не говорил, я могу сослаться на соседей во дворе, так ведь?

Но этого не понадобилось.

Ванцов явно был еще во власти нежных чувств к прекрасной свидетельнице и потому озабоченно посмотрел на меня и хмыкнул.

— Ну, ладно, — кивнул он своей рыжей башкой. — Попытаюсь поверить тебе. Может быть, с моих неуправляемых уст и слетело это имя. Но все равно я требую объяснить, почему ты вдруг заинтересовалась Дындой!

— А тайна следствия? — улыбнулась я.

— Вот и не получишь интересующих тебя сведений, — проворчал Ванцов. — У меня тоже тайна на тайне сидит и тайной погоняет…

Он сделал вид, что уходит.

Ага, дам я тебе уйти! И останусь в идиотском положении — вместо проницательной, героической Саши явится пред очи высокомерной Лизы растерянная и обремененная неудачами?!

Ни-ког-да!

— Лешенька, — ласково позвала я.

Он остановился, хотя уже открывал дверцу машины.

— Лешенька, а если я тебе расскажу про тайну моей клиентки, ты…

Он обернулся.

Боже, сколько нежности, наивной растерянности вложила я в свой взгляд! И каменное сердце растопилось бы!

Он тяжко вздохнул, поняв, что сопротивление бесполезно, и кивнул:

— Садись. Поехали. Поговорим у нас, у меня времени нет.

— Вау! — Я чмокнула Ванцова в щеку. — Только сделаю один звоночек, ладно?

— Звони, — милостиво разрешил Ванцов. — Если, конечно, ты звонишь не в ФБР.

— Ну, что ты, — отмахнулась я. — У меня, понимаешь ли, с Америкой отношения дипломатические слегка разладились. Так что оплачивать международные звонки тебе не придется!

* * *

Тамара схватила телефонную трубку сразу, только раздался первый звонок.

— Алло, — проговорила она.

— Тамара Николаевна? Вы меня, ради бога, простите, но я никак не могу пока приехать. Вы сможете подождать еще некоторое время?

— Сколько? — спросила Тамара, оглядываясь на часы.

В принципе времени у нее было много. Или ей только казалось? И из темноты уже нацелен на ее сына и на нее курок?

Она усмехнулась.

Откуда она знает, сколько у них осталось времени?..

— Я надеюсь управиться за час.

— Что-нибудь случилось?

— Да не у меня… Понимаете, мой друг работает в «убойном» отделе, а я иногда им помогаю. Тут произошло ЧП с одним режиссером…

Она невольно затаила дыхание.

Только не выдать своего волнения!

— Вы не беспокойтесь, Саша! Думаю, я вполне могу подождать вас час-полтора…

— Спасибо. А то с этим Прохоровым пока загадок больше, чем отгадок…

О, как она была благодарна небесам, что позвонила заранее!

В ее голосе, ровном и бесстрастном, не было никаких лишних эмоций.

— Да, я понимаю. Бедная девочка, как вам трудно приходится!

— Ничего, терпимо…

* * *

— Ничего, терпимо, — сказала я и положила трубку.

Черт!

Или она уже знала о Прохорове, но откуда?

— Лешка, пока ты там был, никто не звонил?

— Да звонили без конца, — сказал Лешка. — У этого Прохорова знакомцев, как собак нерезаных…

— Значит, она могла знать об этом. Позвонила, и твоя мамзель ей все выложила… Господи, Леш, когда вы будете внимательнее относиться к телефонным звонкам?

— Они все записывались, — холодно бросил Ванцов. — Вообще, Сашенька, знаешь, что меня иногда доводит до белого каления?

— Нет, — покачала я головой. — Впрочем, попробую догадаться… Юные нахалки, указывающие тебе, как работать.

— Сообразительная… Почему, кстати, ты так разъярилась из-за этих звонков?

— Потому что сейчас эта моя клиентка ничем не обнаружила, что знает Прохорова. Ты сказал, что Прохоров был связан с Дындой тесными узами. Не может тогда быть, чтобы его жена ничего о господине Прохорове не знала!

— Нет, не может, — согласился Ванцов.

— А тогда у нас получается, что Тамара Николаевна уже была осведомлена о смерти Прохорова!

— Ну, сейчас приедем, проверим, — кивнул Ванцов.

— А какой смысл скрывать? Если бы ты услышал о моей смерти…

— Тьфу, Сашка, типун тебе на язык!

— Да я к примеру… Наверное, ты бы не стал делать вид, что фамилия Данич тебе ничего не говорит?

— Ну, Данич не Прохоров… Прохоровы — распространенная фамилия!

— Ага, — согласилась я. — И все-таки, памятуя о знакомом тебе Прохорове, ты бы поинтересовался, не тот ли это самый Прохоров, который был тебе неплохо знаком?

— Сашка, чего ты привязалась к этим Прохоровым? Ты подозреваешь свою Дынду в убийстве?

— Ни в чем пока я ее не подозреваю, но… Мне кажется, ее страх за свою жизнь и убийство Прохорова могут иметь между собой связь!

Ванцов был всецело поглощен дорогой. Поэтому он коротко и равнодушно бросил:

— Может.

И все. Нет, Данич, тебя сегодня окружают черствые, равнодушные люди! Никто не хочет облегчить тебе задачу, никто не собирается протягивать руку помощи! Даже близкие друзья делают вид, будто им ничего не известно… Ну, да ладно! Сама справлюсь… Мы подъехали к мрачному серому зданию и вышли из машины.

На улице опять начинался дождь. Я поежилась, пытаясь спрятаться от холодных капель.

— Беги быстрее внутрь, — легонько подтолкнул меня Ванцов. — А то простудишься, и твой босс меня убьет, поскольку я лишу его талантливой сыщицы!

— Не убьет, — вздохнула я. — У нас теперь талантом считается Лиза… Моей пропажи он и не заметит!

* * *

Сегодня Каллистратов выжимал из себя у станка все дурные мысли. Все страхи. Все негативные эмоции…

Как будто это было можно выжать бесконечными батманами!

Нога взмывала вверх, рассекая пространство. Опускалась и снова, снова, снова — миллиард раз.

Он не чувствовал усталости. Перед глазами в тумане догадок всплывала та картина.

Когда он понял это?

Неужели все связано именно с этим нелепейшим случаем, в котором он был виноват меньше других?

Я был в этом не виноват!

Все равно никто это не слышит. Батман! Как выстрел. Сегодня или завтра тебе предстоит шагнуть в смерть, а? Владик, твое красивое тело будет гнить.

Интересно, прошибла бы сейчас Каллистратова такая волна ужаса, будь его тело не так превосходно скроено?

Он закончил «дрессировку» и теперь стоял под душем. Теплые струи воды стекали по четко вылепленным мускулам.

Где-то в отдалении разговаривали. Два голоса. Мужской и женский. Женский голос был хрупким, нежным, как у Нины.

Ни-на…

Надо же, все происходит именно сейчас. Сейчас, когда он встретился с этой хрупкой девочкой!

Он вспомнил ее распахнутые глаза и вздрогнул. Теперь он понял, на кого была похожа Нина.

— Черт побери, — озадаченно пробормотал он, потирая ладонью щеку. — А если это…

Да нет, прогнал он непрошеные мысли. Совпадение это случайное, не более того!

Он вышел на улицу.

Пустынный переулок, по которому надо сделать несколько шагов. До шоссе.

А там проголосовать — и через пять минут ты в театре.

Обычная его жизнь. Раньше его раздражала эта обыденность — хотелось чего-то более яркого, насыщенного. Хотелось ухватить жизнь за жабры. И вот сейчас, когда кто-то стоял за его спиной, как смерть, — он так полюбил свою жизнь, что был бы рад вернуть все с самого начала. Переиграть, чтобы не было той истории, настолько давней, что он почти забыл ее, и жить скромно, тихо, спокойно.

О, если бы это было возможно!

Он шел медленно, слегка наклонив голову, и считал шаги.

В театре он будет в полной безопасности.

* * *

Конечно, посвящать полностью Ванцова в свои тайны я не собиралась.

А теперь эта история меня ужасно заинтересовала.

И даже не то, что убиенный Прохоров был знакомым моей Дынды, а другое.

Почему она предпочла об этом факте умолчать?

Мы прослушали записи звонков, и я без труда определила, что один из голосов принадлежал моей Тамаре Николаевне — этакое глубокий контральто.

«А Леонид дома?» — «Его больше нет…» — «Как?!»

— Послушай, а тебе не кажется странным, что она не спросила — что же с ним случилось? Она повесила трубку… То есть она предполагала нечто подобное?

— Сашенька, это мог быть самый примитивный шок, — резонно возразил Ванцов.

— Ну, предположим, шок. Но потом звоню я, и она делает вид, будто имя Прохорова ей совершенно незнакомо. Нет, Лешка! Она что-то знает и не хочет это обсуждать.

Я вытянула из пачки сигарету.

Закурив, отследила путь дыма к потолку и попросила Ванцова поведать мне об убийстве Василия Дынды.

— Я сейчас в подробностях вряд ли вспомню, надо посмотреть в архиве.

— Но убийцу поймали?

— Смеешься ты надо мной, Данич! — фыркнул он. — Это была чистой воды заказуха, и где у нас заказуху раскрывают? Убили. На пороге родного дома. Когда выходил из машины. Сработали четко, шума никто не слышал. Глушитель, сама понимаешь…

— Если вдуматься, Прохорова тоже убили из пистолета с глушителем, — задумчиво сказала я. — Никто ведь ничего не слышал, а?

— А музыка? Она так орала, что никто бы и не смог ничего расслышать.

— А как убийца оказался в квартире?

— Следов взлома обнаружено не было. Ключи тоже не теряли, по крайней мере, Римма так утверждает. Но тебя-то ведь Дында интересует? Или я не понял?

— Если Прохоров был знакомым Дынды, получается, что его личность мне тоже интересна, — нагло ответила я.

— А почему, кстати, мадам Дында обратилась к тебе?

Вот он удивится, если я сообщу ему, что Прохоров тоже обращался! Только не ко мне, а к Лизе Борисовой!

— Преследование ей мерещилось, — ответила я, продолжая раздумывать, надо ли говорить Лешке, что Прохорова преследовали тоже. — Сначала я отнеслась к ее бредням без должного серьеза. Но теперь, в свете новых событий, придется пересмотреть свое чересчур легкомысленное отношение к Дындиным бедам… А то ее тоже убьют, и буду потом век чувствовать себя виноватой.

— А если подробнее?

— Ну, ладно, — решилась я. — Дынду мою кто-то преследует. Какой-то тип в белом плаще, впрочем, сейчас потеплело, он может переодеться… Ему лет около сорока пяти — пятидесяти, на вид очень интеллигентен и знает некий непонятный язык, на котором иногда склонен поговорить с объектом преследований.

— Как это?

— Однажды она не выдержала и спросила, что ему надо. Он что-то ответил не на русском языке. И не на английском. У меня есть предположение, что он сказал что-то на мертвом языке, но вот на каком… Я бы сказала, что это была латынь, потому что иначе придется предположить, что мы имеем дело с каким-нибудь сумасшедшим египтологом или вообще с жрецом храма Диониса, который помер лет тысячу назад… Латынь еще более-менее ходовой язык.

— Ну, так выясни. Это скорее всего филолог…

— Ага, — усмехнулась я. — У нас, дружочек, не так уж мало этих самых филологов, а есть еще медики. Они тоже знают латынь. Я буду обречена праздно шататься среди филологов и медиков до конца своих дней. Ах, забыла! Еще есть историки. Они тоже, представь себе, неплохо шпрехают по латыни! А вдруг этот тип вообще инженер-гальваник, просто увлекся не на шутку латынью? Да и латынь ли это? Может, вообще старославянский?

— И что ты собираешься предпринять?

— Ну, для начала попробую все-таки вызвать госпожу Дынду на откровенность, — вздохнула я. — А вот если не получится…

Я все-таки хотела бы надеяться, что получится. Потому что разыскивать неизвестного в толпе высокоинтеллектуальной публики мне совсем не хотелось!

* * *

Каллистратов не любил дождь. А сегодня, как назло, с самого утра моросил дождь. И от этого на улице было темно, как в сумерках.

Он ускорил шаг, проклиная собственную забывчивость — за всеми этими историйками, достойными пера Гастона Леру…

Черт!

Он остановился.

Гастон Леру?

Почему он вспомнил о «Призраке оперы»?

Дождь, обрадованный тем, что жертва застыла на месте, усилился. Струи стекали по щекам Каллистратова, забирались за воротник.

Стены театра намокли и стали серыми. Улица была пустынна.

От размышлений Каллистратова отвлек стук знакомых каблучков. Где-то за спиной.

Нина…

Он закрыл глаза. Рядом с Ниной он казался себе чудовищем из сказки. Маленькая светловолосая девочка с нежными глазами и трогательными завитками волос… А рядом — он, стоимость кассеты и два часа удовольствий. Урод. Очень хорошая партия для маленькой дурочки Нины. И ведь пробралась эта дурочка в остатки души, черт бы ее не видал! Без нее было бы спокойнее…

Он обернулся и застыл, пораженный.

Нина разговаривала с каким-то человеком, странно и смутно знакомым.

Он пытался вспомнить, где он его видел совсем недавно и этот человек точно так же напугал его, хотя теперь на нем был светлый плащ.

Ах, да… В кафе. Его испугал взгляд этого человека, потому что он смотрел прямо на Каллистратова и в этом взгляде была ненависть.

Нина махнула ладошкой в сторону проспекта и быстрыми шагами пошла к черному ходу.

Каллистратов приостановился, чтобы дождаться ее.

— Влад!

Он обернулся.

— Профанум вульгус, — услышал он тихий, вкрадчивый голос.

Он взмахнул руками, будто пытаясь закрыться от этих слов, от человека, который сейчас приближался к нему.

— Ни-на, — прохрипел он, пытаясь ухватиться за нее, как за жизнь.

Нина скорее угадала, чем услышала, и застыла.

— Помогите, — беззвучно прошептала она.

Влад Каллистратов падал прямо на ее глазах, будто вдруг подскользнулся и не за что было удержаться.

Она по инерции рванулась в его сторону, чтобы помочь ему, но застыла как вкопанная. Стояла и смотрела, удивляясь тому, что ей его так жалко, хотя и не должно бы быть жалко, потому что… Она оглянулась.

Как по мановению волшебной палочки все исчезли, и никого не было.

Она снова посмотрела на Влада.

На его куртке, там, где сердце, расплывалось красное пятно…

Глава 8

Тамара Николаевна открыла мне дверь сразу.

Так быстро, будто ждала меня прямо возле двери.

Вид у нее был испуганный.

Глаза казались слишком большими на побледневшем лице, и руки теребили край жилета из ангорки.

— Саша! — вскрикнула она. — Как хорошо, что вы пришли именно сейчас!

Она, не дав мне раздеться, подтащила меня к окну.

— Видите? Он появился тут незадолго до вашего прихода… Буквально за пять минут. Вы его видите?

Она показывала рукой во двор.

— Кого? — спросила я.

Дождь уже кончился, и двор наполнился людьми.

— Да вот же! — нетерпеливо воскликнула она, продолжая тыкать пальцем с какой-то истерической радостью и воодушевлением. — Теперь вы видите? Теперь вы понимаете, что я ничего не придумываю? Меня действительно преследует этот человек, именно этот!

Теперь я его увидела.

Он стоял, заложив руки за спину, в светлом плаще, и не сводил глаз с нашего окна.

— Он меня ждет, — прошептала Тамара Николаевна. — Боже мой, он же меня ждет, чтобы убить!

Положительно, я чувствовала себя беспомощной идиоткой.

— Тамара Николаевна, — мягко начала я. — Вы же не знаете ничего. Почему вам пришло в голову, что этот человек хочет вашей смерти?

— А чего же он может хотеть? — странно усмехнулась она.

Ее глаза были сейчас пусты, и в то же время в них опасно теплился огонек безумия, готовый немедленно разгореться, только брось, как спичку, подтверждение!

Я совершенно не знаю, как вести себя с начинающими психами, с ужасом подумала я, пытаясь не всматриваться в эти потемневшие глаза.

— Ну, может быть, он кого-то ищет? А вам кажется…

— Послушайте, — хрипло и отрывисто проговорила она. — Мне ничего не кажется! Я прошу вас, узнайте, кто он и что ему от меня надо!

— Как? Подойти и спросить? — развела я руками.

— Вы что, плохо соображаете? — зло взвизгнула она.

— Иногда да, — призналась я. — Хорошо, давайте посмотрим сами. Вы сейчас оденетесь, выйдете на улицу и двинетесь по направлению к набережной. Я пойду за вами, так что бояться вам нечего. Мы посмотрим, пойдет ли он за вами, и если он действительно будет вас преследовать, я прослежу за ним и попробую выяснить хотя бы, где он живет и как его зовут. Согласны?

Она помялась немного, прикидывая в уме, насколько опасно сие предприятие, и наконец согласилась:

— Хорошо.

Она оделась и вышла во двор, пытаясь выглядеть беспечно. Я смотрела в окно.

Вот она вышла. Пошла вдоль стены дома, не оглядываясь.

Он стоял на месте, все так же заложив руки за спину. А потом…

Я едва успела сорваться с места и скатиться вниз по ступенькам.

Он пошел вслед за ней!

* * *

Самое интересное, что он хотел, чтобы она его увидела!

Как будто это входило в план его дьявольской игры — этакое воздействие на нервы моей несчастной подопечной!

Она несколько раз оглянулась, пытаясь скрыть страх, а он спокойненько встретил ее взгляд и, как мне показалось, усмехнулся!

Я шла, наоборот, скрываясь от его глаз, то позади, то слегка опережая его и делая вид, что меня интересуют витрины.

Он был слишком поглощен Тамарой, чтобы обратить на меня внимание.

Я была для него одной из многих фигурок, созданных для общего антуража его забав.

Или что там за всем этим стояло?

Мне показалось, я его где-то видела, только никак не могла вспомнить где… Обычно быстро срабатывает рефлекс — память на лица у меня не самая плохая. Но тут я тщетно напрягала извилины: он был похож сразу на очень многих моих знакомых и в то же время не был похож ни на одного!

Интеллигентен. Очень приятное лицо. Странно, что он внушает моей Дынде такой ужас. Мне он показался типичным представителем университетской профессуры, и я бы куда с большей готовностью отвела ему роль скромного обожателя, если бы не одно обстоятельство…

У Тамары Николаевны была очень привлекательная внешность. Но слишком яркая. Слишком кричащая.

Слишком вульгарная для такого утонченного дяденьки.

Поэтому ходить по улицам за Дындой его вряд ли побуждала страстная любовь.

Тогда что?! Или ты, Саша, полный тормоз и ничего не можешь понять по причине собственного слабоумия, или тут есть нечто скрываемое от твоих глаз самой героиней данной истории!

* * *

Я еще долго кружила вслед за ними по улицам и обдумывала идиотское положение, в каком оказалась.

Если верить Ванцову, равно как и отчетам, получалось, что Василия Никитича Дынду его супруга убить никак не могла! Алиби у нее было железным. Она в то время отдыхала, любуясь красотами Зальцбурга и Вены. Бизнес у них был скромный, как и говорилось: кассеты, видео и аудио, и компакт-диски. Как, правда, они смогли так разжиться на этом, ума не приложу! Одни мамины знакомые, решив заняться видеопиратством, чуть не остались без квартиры. Впрочем, может быть, у них ничего хорошего не вышло, потому как эти знакомые были до того момента простыми учителями и никаких навыков не имели? Василий Никитич с супругой до того, как удариться в «культурную сферу», оба работали в гостиничном бизнесе.

Кстати, почему они его бросили? Мне всегда казалось, что туризм — дело более прибыльное, чем продажа и прокат кассет.

Ну, что-то у них не заладилось, да так, что оба из Москвы вернулись в родной Тарасов, продав там шикарную квартиру. Все эти бесценные сведения я почерпнула из ванцовских источников, плюс странно-негативное отношение этого типа к моей клиентке.

Как я ни пыталась найти в богатом прошлом Тамары Николаевны местечко для ее сегодняшнего преследователя, он туда пока не вписывался.

Наконец, по нашему с Дындой плану, она поймала машину и уехала, оставив нас тет-а-тет.

У меня уже возникло искушение позвать простого мента, дабы арестовать негодника, а там уж выяснить его личность и причины такого поведения, но все оказалось куда проще.

Он проводил ее взглядом, но за ней, вопреки моим опасениям, не поехал.

Может, просто у него не было денег?

Как бы то ни было, он развернулся и пошел назад, спокойно и неспешно.

Естественно, я двинулась за ним.

Все это время он посматривал на часы, но не торопился.

Остановился он возле старого дома на набережной — из тех, что хороши лишь с фасада, а внутри страшно взглянуть.

Вошел внутрь.

Я осталась во дворе, не сводя глаз с окон. Если он живет в этом подъезде…

Ага!

Действительно, на третьем этаже зажегся свет в окне и появился его темный силуэт.

Он стоял у окна и смотрел прямо на меня. Я инстинктивно отшатнулась, хотя было уже поздно.

Бьюсь об заклад, что он заметил меня гораздо раньше!

Тогда почему, черт бы его побрал, он не попытался хотя бы ради приличия замести следы, а, наоборот, привел меня прямо к своему дому?

— Какая-то сплошная череда нелепостей и загадок! — проворчала я.

Но, по крайней мере, теперь я была намного ближе к разгадкам. Так мне в тот момент казалось.

Я вычислила номер его квартиры, так что адрес у меня в кармане.

Осталось дело за малым — определить, кто в сей квартире проживает, а для этого остается приложить еще немного усилий.

Занавеска шевельнулась, закрыв от меня хозяина квартиры.

— Теперь ты у меня в кармане, голубчик! — пробормотала я. — И я смогу узнать, кто же ты такой…

* * *

Я возвращалась в офис, а за мной ползли сгущающиеся сумерки. Меня начинал окутывать «синий бархат» ночи, и я с большей охотой отправилась бы прогуляться в этих красивых весенних сумерках, но дела, увы, прежде всего! Поэтому я с сожалением вошла в подъезд, расставшись с начинающимся вечером.

Поднявшись по лестнице и открыв дверь, я услышала Лизин взволнованный голос.

— Вот ты всегда ее покрываешь, — возмущалась она, и я без труда догадалась, что это касается меня. — Она ведь знает, что ее ждут, и совершенно не собирается спешить…

— Лиза, у нее есть свои дела, — возражал Лариков.

— Вот пусть тогда открывает собственное дело, — продолжала Лиза. — Или идет к Ванцову.

— Лиза! — снова сделал робкую попытку остановить шквал ее явно нездоровых эмоций Лариков.

— Да что Лиза?!

— И в самом деле, — появилась я на пороге. — Дай девушке высказаться! Я ведь обязана выполнять не только свою работу, но и ее тоже, не так ли? А если подумать, мне еще надо освободить от обязанностей Дашу, а заодно и «призрака». Кстати, может быть, и твои обязанности мне стоит взвалить на свои мощные плечи?

— Началось! — обреченно выдохнул Лариков. — Девочки, давайте жить дружно, ну, пожалуйста!

— Ну, любезнейший, это возможно только в одном случае, — фыркнула я. — Если я буду выполнять всю работу, а Елизавета Аркадьевна будет получать все деньги! Да и тогда мадемуазель Борисова найдет, за что ей уцепиться, вот помяни мое слово! Например, ей покажется, что денег мало или что я чашку за собой не вымыла!

— А кстати, твоя дурацкая чашка продолжает стоять в раковине, — обрадовалась эта змея. — Ты и не подумала вымыть ее!

— Сейчас вымою, — смиренно улыбнулась я.

Я протопала на кухню.

Конечно, в раковине стояла не только моя чашка! Лиза, правда, не пьет кофе — она пьет кефир, но кто сказал, что после кефира чашку мыть легче, чем после кофе?

Я приступила к «призраковым» обязанностям, хотя внутри меня все взывало к справедливому мщению.

Например, раскокать чертову чашку… Нет, это слишком мелочно! Надо придумать каверзу помасштабнее!

— Господи, ну почему бы Ларикову не найти себе в подруги милую, тихую толстушку с добрым и покладистым нравом, — рассуждала я вслух, злобно работая теркой. — И вовсе бы она была не сыщицей, а просто славненькой…

Я задумалась. Какую бы полезную профессию придумать лариковской воображаемой любовнице?

Ну, скажем, парикмахершей…

А что? Прекрасная профессия. Или визажистом-косметологом. Или инструктором по шейпингу. Заодно занялась бы моей фигурой…

Я даже зажмурилась от воображаемых блестящих перспектив.

Кто-то кашлянул.

Я очнулась.

Суровая реальность стояла на пороге кухни и смотрела на меня виноватым взглядом.

— Прости, Саша.

— Ничего, — вздохнула я.

— Я просто ужасно нервничала, — продолжала оправдываться Лиза. — Давай я помою.

Да, главное в Лизе — умение предложить помощь вовремя!

— Я уже справилась.

Она села, и догадайтесь, что сделала?

Да налила в только что вымытую чашку новую порцию своего гадкого кефира!

Чтобы не убить ее сразу, я сосчитала до тридцати.

— А… удалось что-нибудь узнать по Прохорову?

Ах, ну как же я сразу не подумала об этом! Стала бы Лиза являться с извинениями, если бы не прямая нужда!

Я пожала плечами.

— Да ничего особенного, — ответила я. Пусть еще немного помучается, раз уж и на моей улице настал светлый праздник праведного возмездия!

— Сварить тебе кофе?

О боже ты мой! Какие мы бываем добрые, когда нам что-то нужно!

— Свари, — милостиво позволила я.

И достала свой мобильник.

Набрав номер Ванцова, стала ждать ответа.

Как назло, у Ванцова в кабинете никого не было. Это неправильно, подумала я. Вот я смотрела один сериал про «убойный» отдел, так там бедолага-детектив торчал на работе денно и нощно. Ему звонили ночью, и он немедленно поднимал трубку. А Ванцов так халатно относится к работе!

Я подождала еще немного и дала отбой.

Вежливая и дружелюбная Лиза поставила передо мной кофе, к которому она даже соблаговолила поджарить тосты.

Сейчас заплачу от умиления!

— Ну? — спросила она, когда я покончила с трапезой.

— Ах, да… — Я сделала вид, будто только что вспомнила. — Подожди чуть-чуть, я сделаю еще один звоночек.

Я снова набрала ванцовский номер.

На сей раз он взял трубку. Запыхавшийся — наверное, бежал стремглав!

— Лешенька? — нежно проворковала я. — Это Саша… У меня тут одна проблема.

— Одна? — удивился он. — Обычно одна тебя никак не устраивает! Ну, если всего одна, выкладывай!

— Мне нужно узнать, кто проживает по адресу: Провиантская, четырнадцать, квартира тридцать два.

— Я тебе что, адресный стол? Сашка, ты без меня справишься! Позвони по ноль-девять, там тебе подскажут…

— Я уже пробовала, они говорят: обратитесь в адресный стол. У меня времени нет.

— А у меня его вагон и маленькая тележка! — воскликнул он. — Тут убийство на убийстве, как будто весна подействовала на мозги, основательно их вывернув, и не в ту сторону!

— Ну, Лешенька!

— Ладно, сейчас. Жди. Только услуга за услугу, радость моя.

— Кто бы протестовал?

— Мне надо, чтобы ты поговорила с двумя девицами. Обе — свидетельницы убийств. Обе — примерно твоего возраста. Тебе будет легче найти с ними контакт. И еще одна есть… Подружка убиенного. Мне кажется, она что-то недоговаривает…

— Попытаюсь, — согласилась я. — Одна ведь Римма?

— Догадливая же ты девочка!

— А что там еще за убийство?

— Ты будешь смеяться…

— Знаешь, я раньше не отличалась способностью смеяться при виде трупов…

«Разве что одного», — подумала я, посмотрев в сторону изнемогающей от нетерпения Лизы.

— Жертва — некий Каллистратов Владислав Антонович… Балерун.

— Уже хохочу, — сказала я мрачно. — Ты меня развеселил так, что я не скоро успокоюсь. Тем более что имя сие мне неизвестно!

— Да ты же меня не дослушала! Этот Каллистратов был… Ну, догадайся, чьим приятелем он был?

— Дынды, — смело предположила я.

— И не только! Он еще был приятелем Прохорова!

Да уж!

Вот это фишечка, как говорит мой босс, милейшая Александрина!

Получается, дядька в белом плаще у нас серийный убийца какой-то! А жаль — дядька очень симпатичный!

— И его кто-нибудь преследовал, а? — осторожно спросила я.

— Не знаю, история о том пока умалчивает, — сказал Ванцов. — А что, у тебя есть предположения?

— Лучше сначала скажи, что у тебя за мысли бродят в голове…

— Да никаких особенных мыслей, — вздохнул Ванцов. — Кроме одной. Смерть этому парню совершенно не к лицу. Был-то красавчиком, а сейчас никто на этакое не польстится…

— Просто какой-то Ленц, — фыркнула я. — Последний романтик ты, Лешенька.

— Признаться, у меня тут сложились версии… Обе они кажутся мне пока не очень-то неправдоподобными. Поэтому я и хотел, чтобы ты втерлась в доверие к моим красоткам.

— А что там у тебя? Женский роман в стиле раннего Ренессанса?

— Понимаешь, Саш, оба наших парнишки собирались бросить своих подруг. У обоих появились девочки на стороне. Про Прохорова это сказала сама Римма, а о тайном увлечении господина Каллистратова я догадался. Из некоторых откровений Ниночки. Теперь смотри дальше: и Римма — девушка страстная и горячая, и Дина тоже… Дина еще и дитя Востока.

«Дитя Востока» у Ванцова прозвучало примерно как «дитя порока». Я усмехнулась.

— Дети Востока не всегда отличаются жаждой убийств. Есть очень хладнокровные дети у этого твоего кровожадного Востока, — ответила я. — Но я постараюсь. Если, конечно, следующей не станет моя Дында… Там вроде как на страстную любовь свалить не получится…

— Повтори адрес.

Я повторила.

Лешка записал и обещал перезвонить через полчаса.

Я нажала отбой и засунула трубку в карман.

— Как я поняла, там еще кого-то убили? — поинтересовалась Лиза.

— Все ты понимаешь верно, — пробормотала я. — Ох, как же мне не хочется, чтобы мою Дынду тоже убили!

Она какое-то время молчала, глядя на меня с откровенным непониманием, а потом рискнула поинтересоваться:

— А при чем тут твоя Дында? И кто она вообще такая? Почему ее тоже должны убить?

Ох, дернул же меня черт за язык!

— Раз уж ты сказала «а», почему бы тебе не сказать «б»? Мы же не в противоборствующих командах работаем!

Да, конечно… А кто перед моим приходом пытался убедить Ларикова, что меня надо выгнать?

— Понимаешь, Лизочка, — мягко сказала я, — это ведь мои проблемы.

Вот как мило у меня получилось! Даже улыбка удалась на славу!

— Но ведь ты упомянула Дынду в связи с Прохоровым! Значит, твои проблемы связаны с моими!

— Ну… Я просто так сказала. Понимаешь, они были немного знакомы…

— Немного?

Она собиралась испепелить меня взглядом! Так и прожигала меня, как лазером!

— Хорошо, — махнула я рукой.

Разве от этой чертовой Лизы отвяжешься? Живую она меня точно не выпустит из своих когтей, пантера ненасытная! Остается во всем чистосердечно признаться…

— В общем, дело в том, что они все трое были знакомы. И Дында, и Прохоров, и только что убитый тип по имени Каллистратов. Если учесть, что моя Дында жаловалась на преследователя, твой Прохоров тоже жаловался на таинственного незнакомца, постоянно торчащего за его спиной, можно предположить, что Каллистратов либо по беспечности не обратил на этого типа внимания, либо просто не успел никому пожаловаться! И если эти догадки правильные, то моей несчастной Дынде угрожает крутая опасность и исходит эта опасность от очень симпатичного дяденьки.

— В белом плаще, — мрачно сказала Лиза. — Или в джинсовой куртке.

— Ага! Значит, ты его видела!

— Конечно, — вздохнула Лиза. — Я даже колесила за ним по Покровску…

— А туда-то зачем? Он ведь тут живет, на Провиантской!

— Как?

Она вытаращилась на меня.

— Что, твой живет в Покровске?

— Мне, по крайней мере, так показалось. Он очень целенаправленно туда двигался… Слушай, может быть, они разные? И их двое?

— Ага, или вообще целая банда…

«Лучше бы он все-таки был один!» — чуть не вырвалось у меня.

Или вообще лучше бы были виноваты девицы.

Хотя в эту ванцовскую версию мне верилось с о-огромным трудом!

Глава 9

Время летело незаметно.

Мы сидели на кухне, вычерчивая странные линии, похожие на пентаграммы и рисунки шизофреников, и оживленно обсуждали нашего убийцу.

Несколько раз на пороге возникала долговязая фигура Ларикова, и он безуспешно вздыхал, пытаясь разбудить в нас остатки разума, но мы не были склонны обращать на него внимание.

— Вы собираетесь домой? — Ближе к одиннадцати он все-таки решился на неслыханную дерзость.

Мы подняли глаза и удивленно вытаращились на него.

«Да как ты смеешь отрывать нас от важных стратегических совещаний!» — говорили наши глаза, и бедному Ларчику пришлось ретироваться, осознав собственное поражение.

— Почему ты отметаешь девиц?

Я пожала плечами:

— Потому что они незнакомы друг с другом.

— А если они знакомы и просто скрывают это?

Ответить мне не дал мой телефон. Он затрещал, вызывая меня.

— Алло.

— Саша?

Это был Лешенька. Наконец-то!

— Ну, и что это за тип?

— Записывай, солнышко. Сей тип зовется Арбузовым Виктором Владимировичем. Квартира принадлежит ему, и вместе с ним проживает дочь-инвалидка. Они только что вернулись из-за границы, где жили в течение семи лет, поскольку он пытался вылечить девушку.

— То есть?

— То есть инвалидкой она стала семь лет назад. В возрасте тринадцати лет, между прочим.

— А откуда у него такая куча денег?

— Видишь ли, Арбузов — весьма хороший скрипач и все семь лет играл в Лондонском симфоническом оркестре. Прикидываешь?

— Да, похоже, он отпадает, — обрадовалась я. — Не может же такой человек быть убийцей…

— Ну, это уже не мое дело. Ты просила — я узнал. Девочке сейчас стало намного лучше. Кстати, догадайся, кем она была до несчастья?

— Откуда я знаю? Я даже не в курсе, что за беда с ней приключилась…

— Ох, там непонятная история. Кажется, на нее напали, избили и изнасиловали, а потом просто бросили на снегу, и она в результате почти полностью потеряла ноги… Гангрена. Прикол в том, что родители в милицию по каким-то причинам решили не обращаться! Так вот… Она была студенткой хореографического училища! Представляешь?

— Ну и что? Каллистратов-то намного ее старше! Ему под тридцать!

— Да, но… Чем черт не шутит? Если предположить, что все-таки их знакомство имело место?

— Предположу, — пообещала я. — Кстати, откуда у тебя такие сведения? Если они не обращались в милицию?

— Нужных людей надо знать, — важно ответил он.

— А мне дашь адрес нужных людей? — начала клянчить я.

— Дам. Сразу, как только ты выполнишь мою просьбу.

— Ты меркантильная личность, — посетовала я. — Но я тебя прощаю. Поскольку вполне возможно, теперь наша ситуация начнет проясняться!

* * *

— Вот такие скелетины спрятались в изящной мебели времен Людовика Четырнадцатого, — задумчиво проговорила я.

— Почему Четырнадцатого? — спросила озадаченная Лиза.

— Да просто на ум пришло, — ответила я. — Получается, что завтра мне надо допросить мою Дынду с пристрастием.

— Ну, а дядька, значит, достанется мне? — усмехнулась Лиза.

— Конечно, тебе! Я уже засветилась, на доверие мне рассчитывать нельзя!

— Так я тоже, если на то пошло, ему уже надоела!

— Все равно, у тебя серьезное лицо, — не сдавалась я.

— Тогда пойдем вместе.

— Посмотрим. У меня на завтра целая куча визитов запланирована… Прямо светская жизнь!

На пороге кухни снова возник навязчивый Ларчик.

— Девицы! Рабочий день давным-давно закончился! Вам не кажется, что пора по домам? Тем более за некоторыми девушками примчались рыцари на железном коне!

Из-за его плеча выглядывал мой Пенс собственной персоной.

— Всю жизнь твердила, что мужчины мешают заниматься делом, — недовольно пробурчала я.

— Не говори! — немедленно согласилась Лиза. — Сами воплощение лени и разгильдяйства, так еще и женщинам мешают!

— А вот я сколько раз замечал, что даже самые враждебно настроенные друг к другу дамы объединяются в общем негативном отношении к несчастным мужикам, — заметил тут же Ларчик.

— Так при виде общего-то врага! — закричали мы.

И рассмеялись.

* * *

Если вы думаете, что я совершенно не устаю на своей работе, то заблуждаетесь.

Я еле волочила ноги, пока поднималась на свой этаж.

— Пенс! — взмолилась я. — Ты же видишь, что барышня норовит упасть прямо на этот ужасный холодный пол!

— Он не просто холодный, — нахально ухмыльнулся этот тип, с которым мне, похоже, придется провести всю жизнь. — Он, если ты присмотришься, еще и отвратительно грязный!

— Так почему же ты допускаешь, что женщина твоей жизни рухнет сейчас на этот гадкий пол, лицом в кучу окурков и пивных банок? — горестно вопросила я.

Он остановился и недоуменно посмотрел на меня.

Не надо было быть особенно догадливой, чтобы понять — придется тащиться самой.

— Ладно, — проворчала я и сделала еще несколько шагов. Он легко подхватил меня и дотащил до моей двери. Там даже умудрился нажать на звонок.

— Пенс, ты меня уронишь! — испугалась я.

— Вот теперь терпи, — лаконично ответил мой рыцарь.

Мама открыла дверь и застыла в ужасе.

— Господи, Саша, что с тобой?

— Я ранена, — простонала я. — Истекаю кровью, как птичка…

— Ага, — кивнул Пенс с совершенно невозмутимой физиономией. — Только она, Галина Михайловна, похоже, получила ранение в голову!

— Неправда! — горячо возразила я. — В ноги!

— Детки, — покачала мама головой. — Никакой серьезности! Сережа, поставь эту коровушку на землю, и нечего ее баловать! А то придется тебе таскать ее на своих руках до старости! Учитывая ее аппетит, она годам к сорока наберет килограммов девяносто, и тогда пиши пропало!

— Ну вот, сразу про мои недостатки, — проворчала я, спускаясь с небес на землю. — И почему нельзя немного повоображать себя маленькой воздушной принцессой?

* * *

— Господи, до чего хорошо! — счастливо выдохнула я.

Я валялась на диване, вытянув ноги и укутавшись в плед. За окном продолжал молотить сошедший с ума от ощущения весенней свободы дождь, а мне было так тепло, так спокойно и уютно!

По телевизору шел фильм про симпатичную психиаторшу, которая никак не могла найти убийцу — прямо как я, и в конце концов убийца оказался женщиной, что я уже к середине фильма начала предполагать. Мама вязала, Пенс читал программу на будущую неделю, а я отключила мысли о делах и пыталась насладиться отдыхом, памятуя о том, что завтрашний день обещает быть чересчур насыщенным, а значит, мой многострадальный организм нуждается в полноценном отдыхе.

— Ты сейчас похожа на маленького ребенка, — улыбнулся Пенс.

— Ну, конечно, — фыркнула мама. — Сейчас маленький ребеночек начнет требовать от тебя сигарету, и все сходство на этом закончится!

— Не буду я ее требовать, — сонно пробормотала я. — Ты же в комнате курить все равно не разрешаешь, а передвигать свое тело по квартире я не в состоянии…

— Что у тебя на сей раз за дело такое? — поинтересовался Пенс. — Ты раскрыла банду вампиров, и они откачали твою энергию?

— Интересная мысль, — заметила я. — Нет, просто… Очень уж оно непонятное.

— А бывают простенькие и понятные?

— Бывают, — сказала я. — Но они скучные…

— А сейчас?

— Сейчас?… Не знаю. Завтра, может быть, что-нибудь прояснится.

Они напомнили мне про работу, и обаяние вечера медленно угасало.

Человек в белом плаще, или, как стало известно, Арбузов. Его дочь. Он вполне может мстить за сломанную жизнь своего ребенка. Но тогда при чем тут Дында? Еще Каллистратова и Прохорова я могу себе представить в роли насильников, но Дынду — никак! Все-таки она женщина. Если только ее муж? Но если верить Ванцову, в прошлом году, когда Дынду-мужа убили, мой Арбузов находился далеко отсюда. В туманном Альбионе.

Впрочем, Лиза настаивает, что их двое. Что, сразу двое решили отомстить каждый за свое одним и тем же людям?

В одно и то же время им в голову пришла одна и та же мысль?

— Нет, это бред, — сказала я вслух.

Мама и Пенс не замедлили повернуть в мою сторону головы.

— Что, у нас бред? — поинтересовалась мама.

— Это я о своем, — объяснила я. — Остается уповать на завтрашний день, чтобы разобраться в этом катаклизме…

* * *

Я не слышала, как ушел Пенс и как мама, тихо выключив свет, отправилась спать.

Моя усталость была настолько сильной, что я просто провалилась в сон. Обычно я подолгу не могу заснуть, но, как назло, именно тогда, когда ночь — единственное время для размышлений, а эти размышления необходимы, я трачу это время на бездарные сны!

Сны мне снятся самые непонятные, но иногда удается уловить там крупицу истины.

Как там у старика Фрейда? Если твой мозг трудился одержимо над какой-то задачей, он может неожиданно подкинуть тебе некоторые ходы и способы ее разгадки именно во сне.

Правда, та смурь, что снилась мне сегодня, была призвана не решить дело, а еще больше запутать его, если бы мне вздумалось отнестись ко сну с серьезностью.

Судите сами — в этом сне я торчала в каком-то забубенном кафешантане, заполненном гоблинами и квадратными личностями в дорогущих галстуках, совершенно в это общество не вписываясь.

Дамы там переливались бриллиантами, а у меня не было даже самого крошечного стразика. Одета была, как всегда — джинсы мои любимые и свитер. Вся эта публика умудрилась так надышать в моем сне перегаром и сигаретным дымом, что я даже закашлялась.

Я сидела, правда, довольно удачно, в самом темном углу, но они как-то ухитрились обнаружить меня и то и дело сверлили злыми взглядами. Я им не нравилась, прямо как в жизни, ну, да я на них была не в обиде.

Вызываемые чувства были взаимными. Я от них тоже никогда не была в восторге.

Впрочем, маразм ситуации заключался в другом. На сцене, как водится в таких заведениях, исполнялся стриптиз, а вот исполняла-то его моя дорогая Дында собственной персоной!

Вышла она на сцену в строгом деловом костюме, застегнутая под самое горлышко, и встала, слегка расставив ноги и мрачно взирая в зал.

Тут вся полууголовная шушера радостно забила в ладоши, а Дында зарычала!

Представляете?

Как бешеная тигрица!

И стянула пиджак. Не просто стянула, а с каким-то энергичным выкриком, и потом зашвырнула этот пиджак в публику.

Публика тоже повела себя странно: вцепившись в этот пиджак зубами, начала рвать его на куски, напоминая стаю оголодавших койотов. Особенно усердствовали дамочки в брюликах. «Господи, какой кошмар!» — подумала я.

Дында тем временем продолжала срывать с себя одежды, делая это со странным остервенением, как языческая жрица.

И тут ее взор уперся в меня.

Она замерла и свирепо щелкнула зубами.

Публика тоже остановилась, глядя на нее со страхом и обожанием, как на фюрера.

Дында медленно подняла руку и, показав на меня пальцем, на котором невесть откуда вырос огромный коготь серебристого цвета, вопросила зычным басом:

— Не хотите позабавиться, господа?

Вся эта братия тут же развернулась в мою сторону и, плотоядно облизнувшись, двинулась ко мне.

Я перепугалась. В это время на мое плечо легла чья-то рука, и мужской голос произнес:

— Быстрее же, девочка! Нам нельзя тут оставаться!

Меня потянули назад так быстро, что фигуры Дындиных приятелей завертелись в бешеном темпе, сливаясь в одно разноцветное пятно, а потом и вовсе исчезли.

Я проснулась.

Оглушительно звенел будильник. Я протерла глаза и потянулась.

— И вот после такого сна мне придется тащиться к этой самой Дынде и общаться с ней! — горестно посетовала я, глядя в потолок. — Что за идиотская работа, ей-богу!

* * *

— Боже мой…

Тамара с трудом разлепила глаза.

Сегодняшние сны были полным собранием ее обычных ночных кошмаров.

Она встала и прошла на кухню. Утренняя свежесть заставила ее поежиться.

Дверь в комнату сына была плотно закрыта.

Тихо приоткрыв ее, она услышала храп и поняла — он спит.

Он пришел поздно и спит.

Поставив на огонь чайник, Тамара достала банку с кофе и засыпала в кофеварку несколько чайных ложек.

Она почти не спала сегодня ночью — сначала спать мешали воспоминания, потом предчувствия и страхи, а когда она наконец заснула, не замедлили явиться дурные сны.

— Господи, что же происходит? — тихо спросила она у серого неба. — Почему их убили? Кто это сделал? Неужели смерть теперь ходит за мной?

За спиной что-то глухо стукнуло.

Она вздрогнула и резко обернулась.

— Ты… — с облегчением выдохнула она. — Я думала, ты еще спишь!

Он ничего не ответил.

Подошел к кофеварке и все так же молча налил себе кофе. Весь кофе.

Ее сын не привык думать о ней. Впрочем, в этом была только ее вина. И ее мужа.

Она вздохнула.

— Что? — недовольно оглянулся он.

— Ничего, — поспешно ответила она, пытаясь устоять под шквалом презрения, которым сочился его взгляд. — Я хотела узнать…

Она уже собиралась спросить его, где он был так долго, почему пришел поздно, но…

— На твоем месте я бы не приставал с такими вопросами, — холодно ответил он.

— Я же еще не успела ни о чем спросить! — запротестовала она.

Господи, ну отчего ее голосу не хватает твердости? Она будто о чем-то упрашивает его, да нет — умоляет!

— А тебе незачем приставать ко мне с любыми вопросами, — усмехнулся он и спокойно продолжил завтракать.

— Леша! Как ты со мной разговариваешь? — тихо сказала она.

— Как ты того заслуживаешь, — бросил он, поднимаясь.

Она проводила его взглядом и вздохнула. Это была ее судьба — терпеть перепады его настроения и благодарить за то, что не всегда он отвечал ей так дерзко.

Ей было нечего ему возразить. Он был абсолютно прав — она заслуживала именно этого тона.

Дверь в его комнату хлопнула. По крайней мере, сегодня она может быть спокойна — он никуда не собирается. Хотя бы один день она может прожить, не ожидая от судьбы в лице ее ребенка новых подлостей!

Глава 10

Бр-р-р!

Ну и холодище ожидал меня на улице!

Помянув недобрым словом особу, которая по радио посулила теплую и солнечную погоду, я накинула на голову капюшон, потому что уши у меня начали замерзать, как при сорокаградусном морозе. Солнца не было и в помине, наоборот — небо плотно затянулось темно-серыми облаками и даже, похоже, намеревалось всплакнуть.

Поэтому по улице я неслась, как метеор, несмотря на то, что вышла из дома раньше обычного.

Через двадцать минут я уже влетела в офис, изрядно удивив бедную Дашку. Она застыла с раскрытым ртом, оторвавшись от покраски ногтей в какой-то траурно-черный цвет.

— И чего вы все сегодня в такую рань? — поинтересовалась она.

— Лиза тут? — ответила я вопросом.

— Господи, Саш! То вы грызетесь, как два смертельных врага, то жить друг без друга не можете! Здесь она! Тоже первым делом про тебя спрашивала! Вы сменили вражду на неразлучную дружбу?

— Ага, временное перемирие, — удовлетворила я ее праздное любопытство.

— Кстати, тебе звонила какая-то гюрза с вредным голосом, — продолжив покраску ногтей, лениво протянула Дашка. — Нет, положительно, сегодня какой-то ненормальный день! Все как с цепи сорвались! Не хватает для полного комплекта только босса и «призрака».

— И очень хорошо. А что хотела женщина, которая звонила?

— Да ничего. Сказала, что перезвонит.

Ладно. Скорее всего это Дында, а я через полчаса должна быть у нее. Немного подождет.

Я открыла дверь в наш с Лизой кабинет. Она сидела, уткнувшись в компьютер, но, заметив меня, приветливо улыбнулась.

— Привет, — бросила я. — Ну, как будем действовать?

— Подожди ты с действиями, — отмахнулась она. — Действия подождут. Куда важнее все осмыслить до конца. Поэтому я решила, что, пока ты наносишь визит Дынде, я тут пораскину мозгами.

— Мило! — возмутилась я. — Значит, я опять буду все делать одна, а лавры победителя будут предметом гордости нас двоих?

— Сашка! Да успокойся! Ты вечно начинаешь разбухать не по делу, — заявила эта нахальная особа.

Я сначала даже не смогла найти слов, чтобы выразить всю глубину охватившего меня негодования. Правда, оно было написано на моем лице, поскольку Лиза как-то испуганно уставилась на меня и пролепетала:

— Саш, ты чего?

— Я? — холодно рассмеялась я. — Я просто умираю от восторга перед твоей способностью сваливать работу на других!

— Ничего я не сваливаю! — не замедлила оскорбиться Лиза. — Если хочешь, давай отправим Ларикова, только не беснуйся!

— Нет уж! Это не Лариков, это именно ты отправишься к Арбузову и попробуешь с ним поговорить! А потом мы встретимся тут, ориентировочно через два часа, и «сверим наши песенки». И только после этого попробуем раскрутить ванцовский гарем.

— Ну, ладно, — печально согласилась Лиза, с тоской посмотрев за окно. Там, конечно, начал моросить дождь.

Так что Лизино желание заняться обдумыванием ситуации на рабочем месте, в тепле, я вполне понимала.

У меня было аналогичное желание, но — увы!

Реальность всегда жестока. И ничего с этим не поделаешь.

— Все, — решительно поднялась я. — Времени у нас не так уж много. Пора!

— Может быть, все-таки дождемся Ларчика? — робко предложила Лиза.

— Дожидайся, — передернула я плечами. — Мне лично надо торопиться. А то не ровен час — прихлопнут мою клиентку, и тогда я всю жизнь буду терзаться угрызениями совести!

Она тяжело вздохнула, вспомнив про своего убиенного клиента, и поднялась.

— Ладно, шеф. Как скажешь…

* * *

— Вы?!

Ну и выражение было у нее на лице! Словно я заявилась к ней, предварительно окрасив кожу лица в зеленый цвет!

Она отступила на шаг и, проведя ладонью по лбу, откидывая прядь волос, проговорила, глядя мимо меня:

— Но я же вам звонила!

— Да, я знаю. Даша мне передала, — сказала я. — Что-то случилось?

— Да… Нет, — как-то странно пробормотала она.

— Так да или нет?

— Господи, Саша! Я просто сама поняла, что мои опасения беспочвенны! Понимаете? Ну, зачем я буду вас мучить? Конечно, это очень хорошо, что вы пришли! Сейчас я отдам вам деньги, и мы… расстанемся.

У нее был такой расстроенный вид. И щеки горели красными пятнами, а пальцы нервно подрагивали, будто у нее начиналась лихорадка…

— Вы решили это окончательно? — поинтересовалась я.

Вот тебе, Саша, и Дындин день!

Только я увлеклась этой историей, как вот тебе — полный апсайдаун!

Придется пахать без содержания, а дело это не самое приятное на свете! Кушать-то хочется!

— Д-да… Я не вижу теперь опасности.

— Он перестал вас преследовать?

Она молчала. Ломала пальцы, как макароны. И разглядывала пол с таким вниманием, что я завидовала полу. На меня она предпочитала не смотреть.

— Или, может быть, он вам позвонил и сказал, что больше не появится пред вами, поскольку понял, что его чувство безответно?

Никакой реакции!

— Ну, хорошо.

Я сделала вид, что собираюсь уйти.

— Подождите, Саша!

Господи, неужели? Неужели эту даму еще не оставил рассудок?

— Деньги. — Она протягивала мне пачку долларов, перетянутую аптекарской резинкой.

Больше всего на свете мне хотелось гордо тряхнуть головой и, воскликнув: «Нет! Саша не продается!» — уйти.

Но, увы! Жизненные обстоятельства бывают сильнее нас. Я взяла эти баксы и сделала последнюю попытку:

— Вы знаете, что вчера убит Каллистратов?

Она вздрогнула.

На миг мне показалось, что в ее глазах мелькнул панический ужас, она обернулась на закрытую дверь комнаты, будто пыталась обнаружить там живого Каллистратова или просто искала поддержку, но это было одно мгновение!

Она сразу взяла себя в руки и, подняв на меня совершенно невинные глаза, проговорила:

— Нет… А кто это?

Ну, это уже ни в какие рамки не лезет!

Я округлила глаза.

— Как? Вы же мне сами о нем говорили!

Сказать по чести, я уже не помнила, говорила она мне о нем или нет. Но ведь в любом случае они должны были быть знакомы!

Так что…

— Ах, да… Этот мальчик из балета, — вспомнила она. Вернее, сделала вид, что вспомнила. На самом деле она прекрасно знала, кто такой этот Владик, и сейчас ей было страшно. Еще более страшно, чем когда она заявилась ко мне в первый раз.

— Да, именно так. Знакомый убитого Прохорова. И, надо думать, знакомый вашего мужа, а значит, и ваш тоже!

— Какое несчастье, — пробормотала она. — Вы расследуйте его убийство?

— Ну что вы, — покачала я головой. — Я не уполномочена расследовать убийства. На это есть милиция… Просто я боюсь за вас. Зря вы отказываетесь от моих услуг сейчас, когда мне удалось узнать, кто вас преследует.

— Мамочка, что я слышу? Тебя кто-то преследует?

Она вздрогнула, обернувшись.

Я с интересом посмотрела на того, чьи уста только что произнесли эту фразу.

Он появился из закрытой комнаты и теперь стоял на пороге, скрестив на груди руки и изучая меня отвратительным взглядом, исполненным похоти и высокомерия.

«Ни фига себе! — подумала я, разглядывая этот чересчур высокий лоб, нависший над тупыми глазами. — Ну и уродец! Я таких еще не видывала, ей-богу!»

* * *

— Добрый день. — Лиза изобразила на лице самую очаровательную из своих улыбок.

— Здравствуйте.

Арбузов смотрел на нее настороженно, исподлобья.

«Возможно, он меня узнал, — подумала Лиза. — Хотя по его виду об этом не догадаешься…»

— Чем могу быть полезен?

— Я из социальной службы, — проговорила Лиза, все еще не снимая с лица выражение идиотской радости. И какой придурок решил, что это выражение способно успокоить твоего собеседника? Или Арбузов был просто нетипичным?

Однако на роль киллера этот интеллигентный человек тоже как-то не подходил… С этакой растерянной добротой во взгляде не то что не убьешь никого, даже поругаться с продавщицей не сможешь!

До сей поры Лиза считала себя неплохой физиономисткой, но сейчас почувствовала себя полным профаном в этом вопросе.

— Я ведь уже сказал вашему начальству, — терпеливо начал объяснять Арбузов. — Мы ни в чем не нуждаемся.

— Но ваша дочь…

— У моей дочери есть я. И подруги. Честное слово, девушка, мы вам благодарны, но… Я не хочу, чтобы кто-то напоминал моей Асе, что она инвалид. Поэтому простите, но…

Да, он ее не узнал!

Так и хотелось спросить, кто сидит с Асей Арбузовой, пока ее отец таскается по Покровску! Или торчит в тех самых местах, где происходят в это время убийства…

Он стоял и ждал, когда она уберется восвояси.

А Лизе этого не хотелось. Ей хотелось узнать все о нем, о его дочери, о той истории, что имела место много лет назад…

Однако обстоятельства складывались, увы, не в ее пользу.

— Ну, что ж…

«По крайней мере, теперь можно подослать и Сашку. Может быть, эта рыжая «кудряшка Сью» сумеет растопить арбузовское каменное сердце…»

— Ради бога, простите нас.

— Ничего. У меня такая работа.

Она вздохнула, развела руками и сделала шаг в сторону двери.

— Папа!

— Простите, — остановил он ее. — Дочь…

Не успев открыть дверь, он быстро исчез в комнате. Лиза услышала, как тонкий голосок спросил:

— Кто там, папа? Почему ты не пригласил их?

Тот что-то ответил — Лиза не смогла разобрать его слов, как ни силилась.

— Нет! Нет, папа! — горячо протестовала девочка. — Мне же скучно! Пожалуйста, ну, папочка!

— Хорошо, — ответил Арбузов и снова показался на пороге комнаты.

— Моя дочь приглашает вас на чашку чая, — со вздохом явного сожаления проговорил он.

* * *

Он стоял и пялился на меня. Этот чудный парнишка мне настолько не нравился, что просто озноб по коже…

Зато я ему, судя по этому застывшему взору, очень понравилась. Он даже причмокнул губами, и в глазенках его зажегся похотливый блеск.

— Мама, — проговорил он неожиданно тонким голосом и облизнул губы. — Почему ты не приглашаешь девушку на чашку чая? Кто это вообще?

— Леша, девушка…

Тамара Николаевна посмотрела на меня с такой тоской, что я догадалась: она очень хочет, чтобы я испарилась. И как можно быстрее.

— Девушка спешит, — закончила она фразу.

Конечно, этот тип не относился к моему идеалу, но в то же время…

Ах, какой любопытный образчик! Во всяком случае, я не собиралась уходить с пустыми руками.

И прямое нежелание нашего близкого знакомства со стороны его матери будило во мне любопытство.

Да и сам «крошка Цахес» будоражил воображение, а в глубине души появилось странное чувство, что общение с ним по каким-то пока еще непонятным причинам может оказаться далеко не бесполезным!

Конечно, мой внутренний голос немедленно начал бухтеть, что я снова ввязываюсь в сомнительные приключения, но это только подогрело меня.

— Нет, я передумала, — обаятельно улыбнулась я. — У меня появилось время на чашку чая…

* * *

Лиза остановилась на пороге небольшой, но очень чистой и уютной комнаты и застыла как завороженная.

Девушка в кресле, укрытая старым шерстяным пледом, была так красива, что у Лизы перехватило дыхание. Эти огромные глаза, такие странные и прозрачные, голубовато-бирюзовые, приковали к себе Лизин взгляд.

— Здравствуйте, — девушка протянула ей узкую, изящную руку с длинными пальчиками. Жест получился царственный, как у инфанты во время приема званых гостей.

— Здравствуй, — мягко ответила Лиза. — Меня зовут Лиза…

— А меня Ася, — откликнулась девушка. — Папа вас не пускал, потому что вам не верит.

— Как это?

Лиза беспомощно оглянулась на Арбузова.

Но тот стоял, глядя мимо нее. Все его внимание забирала дочь, равно как и любовь.

— Ну, вот так… Папа, можно я ей все расскажу?

— Ася! — попробовал остановить ее Арбузов, но Ася отмахнулась:

— Нет, папа! И потом, чего ты так боишься, ведь мы с тобой ни в чем не виноваты! И следила за тобой какая-то рыженькая девушка, а вовсе не эта!

Она снова повернулась к Лизе и выпалила:

— Понимаете, Лиза, папа считает, что вы частная сыщица и вас наняли наши враги… Представляете, какой у меня глупенький папочка?

Глава 11

Все время, пока шло наше «светское общение», Тамара Николаевна нервничала.

Ее драгоценный Леша, напротив, явно наслаждался моментом, причем мне показалось — его радует тот факт, что его маменьке не по себе.

«Бог ты мой, ну и тип!» — думала я, пытаясь не смотреть на этого маленького, сморщенного уродца. Я не отношусь к людям, у которых чей-то физический недостаток вызывает отвращение. Но в случае с Лешей Дындой мне начинало казаться, что господь хочет посредством его нетривиальной внешности предупредить всех, кто общается с ним, об изъянах души.

Сразу могу сказать, что у Леши никаких комплексов относительно внешнего облика не было. Он, нисколько не смущаясь, буравил меня своими глубоко посаженными глазенками, явно считая меня осчастливленной его вниманием.

То есть Леша был личностью примечательной и отталкивающей одновременно. Я не могла бы сказать, что беседа с ним была неувлекательной и скучной, — наоборот! У парня был неплохо развит интеллект, он явно много читал и отличался оригинальным суждением по поводу искусства.

Но…

Нередко это суждение было чересчур оригинальным.

Итак, я сидела, тщетно пытаясь расслабиться, поскольку желание расслабиться под таким пристальным взглядом можно смело назвать утопическим. Он не то чтобы раздевал меня взглядом — нет, это было бы слишком просто! Он пытался раздеть мою душу, понимаете? У меня возникло такое ощущение, что он снимает покров за покровом, пытаясь определить слабые ее стороны. Нет, его не интересовала как таковая моя любовь к Вийону, которого он неплохо знал! Он, как психоаналитик, пытался найти в этом моем увлечении некое низменное начало. Но если от подобных попыток со стороны психоаналитика появляется ощущение гадливости, насмешки и желания подняться и уйти, послав его вместе с господами Юнгом и Фрейдом подальше, то тут в моей душе образовался странненький такой симбиоз чувств — мне, во-первых, стало страшно. А во-вторых… Мне было интересно, понимаете? Как в боксе — раунд! Кто выиграет? Моя душа или этот странный тип, явно пытающийся добиться от меня отвращения к самой себе?

— «Всю ночь ловите до рассвета поклонников любого сорта — желанны вы лишь в дни расцвета».

Процитировав Вийона, он замолчал, с многозначительным видом откинувшись на спинку кресла, в котором он смотрелся, как карла на троне в царстве великанов.

— И что? — поинтересовалась я, продолжая поглощать салат из мидий.

Наш спор, неслышный для посторонних ушей, понятный только нам, длился уже около часа.

С виду же все это напоминало невинную беседу о поэзии.

— Странно, что вас интересует поэт, так рисующий женщину…

— Вы вырываете строфу и, забывая, что героиней оного стихотворения является «прекрасная оружейница», то бишь падшая женщина из простонародья, переносите ее отношение на ни в чем не повинного Вийона. А поэт именно тем и хорош, что рисовал образ. Или вы считаете, что все обязаны произносить только свои собственные мысли?

— Ну, — хихикнул он. — Я и сам в некотором роде… художник.

Он ожидал моего вопроса.

— Леша! — одернула его мать.

— Вы художник? — спросила я.

— Я хотел бы им стать, но…

Он коротко вздохнул, разведя руками:

— «Ты обезьяна, ты урод, общаться с коим неприятно…» Это тоже ваш любимый Франсуа.

— Я думаю, вы немного зациклены на проблеме вашей внешности, — сказала я. — Многим плевать, как вы выглядите.

— Да, но… Большинство шарахается от меня, стоит появиться на улице.

Мне стало его жалко.

— Если всмотреться в их черты, — сказала я, — то не найдешь много красивого… Может быть, они крепки телом, но нередко в их лицах преобладает выражение отвратительной тупости!

— Вот! — Он даже подскочил в своем кресле, потирая руки. — Вот что я и хочу вам сказать! Тупость, похоть, пошлость… Почему это кажется привлекательным?

— Смотря кому, — возразила я.

— Большинству, моя инфанта! — горестно заявил он. — Увы, большинству нравится именно это…

— Они просто к этому привыкли, — пожала я плечами. — Ежели бы они с детства слушали Марчелло, а не какую-нибудь девицу с пошлыми вкусами, пошлой внешностью, может быть, они иначе бы выглядели… Понимаете, нельзя обвинять людей в том, к чему их приучили. Есть люди, которые вообще из всех на свете фильмов предпочтут порно, но…

Он как-то странно дернулся и широко заулыбался.

— Но из этого не следует, что надо снимать только порно, забыв про мультики, — закончила я мысль.

— Вы не понимаете, Сашенька! — тихо сказал он с печалью в глазах. — Мир устроен так, что он и сам превратился в сплошное «криминальное порно». Просто…

Он отпил из бокала глоточек янтарной жидкости и договорил грустно:

— Просто вы этого пока еще не заметили! Вы живете в придуманном мире, иллюзорном, созданном специально для вас, а в мире другом, грубом, реальном, животном мире все не так! Там правит бал Сатана, а танцует под какофонию скрипки толпа… Так называемый «профанум вульгус». Невежественная чернь.

* * *

Тамара вздрогнула и посмотрела на своего сына.

— Постой, что ты только что сказал?

Он едва заметно поморщился, пытаясь своим видом показать ей, что она является представительницей этой черни.

— Про-фа-нум вульгус, — четко произнося каждый слог и не убирая с лица демонстративной скуки, повторил он. — Это латынь, мамочка… А почему это произвело на тебя такое оглушительное впечатление?

Она не хотела говорить с ним о своих опасениях, преследованиях и прочих вещах, ибо его покой был для нее дороже всего.

Ограничившись слабым пожатием плеч, она посмотрела в сторону окна, занавешенного плотными бархатными гардинами, и пробормотала:

— Так, ничего особенного. Значит, вот как это звучит…

— Да что звучит, мама? — теряя терпение, воскликнул он. — Ты сама учила меня, что, находясь в обществе, нельзя говорить загадками!

— Я…

Она не хотела, черт побери, говорить об этом при нем!

— Прости, пожалуйста, Алексей! Но это касается только меня…

Она поднялась со стула и произнесла:

— Я вынуждена оставить вас ненадолго… Простите.

С этими словами поспешно прошла в свою комнату, где, опустившись в кресло, со вздохом повторила эти странные и такие зловещие слова:

— Профанум вульгус.

* * *

Я проводила ее взглядом. Замешательство Тамары при последних словах Алексея не укрылось от меня.

Неужели?

Не эти ли слова произнес неведомый преследователь?

На непонятном для Тамары языке — латынь и была для нее непонятной… Или тут сыграло роль сходство? Может быть, там вообще звучало какое-нибудь «ин вино веритас»?

— Вы меня не слушаете, — укоризненно заметил мой странный собеседник.

— Нет, что вы… Я слушаю, — возразила я.

— Да нет. Ваш взгляд направлен на дверь, за которой только что скрылась моя мать. Можно подумать, вас прежде всего интересует она. Интересно, черт возьми! До чего ж интересно!

Он улыбался.

Он вообще был похож на избалованного ребенка, который забавляется действием своих проделок на раздражающих его взрослых.

— Послушайте, сейчас, когда моя мать нас оставила, может быть, вы все-таки доверитесь мне? И расскажете, что вас с ней связывает?

Он смотрел мне прямо в глаза, и взгляд у него был не самый приятный на свете.

Внутри его глаз притаился холод, и я поежилась невольно — что-то в этом парне меня насторожило!

— Это вам только показалось, — попыталась я уйти от ответа.

— Бросьте, — выплюнул он слова с гадливой гримасой. — Женщины все созданы для вранья, и вы не исключение!

— К чему это вы? — удивленно посмотрела я на него.

— К тому, что вы только и делаете, что врете, а значит, вы не исключение. Я так устал от женщин!

Если бы я была какой-нибудь жестокой фурией, я бы не замедлила расхохотаться.

Судите сами, передо мной сидит горбун с непомерно маленькой головкой и злыми глазами и утверждает, что он, представьте себе, устал от женщин!

Но я скрыла свои чувства и даже покраснела, сказав:

— Вы просто еще не встретили скорее всего нормальную женщину… Смею вас заверить, женщины врут куда меньше, чем мужчины!

Кажется, мне удалось задеть тайные струны его души.

Он теперь смотрел на меня с неожиданной теплотой и интересом.

— Вы… А вы согласитесь принять мою дружбу?

Сейчас он еще больше походил на ребенка, только теперь ребенок очень хотел, чтобы его кто-нибудь полюбил. О боже! Вот я попала-то!

— Конечно, Леша! — улыбнулась я.

— И вам не будет стыдно пройтись со мной по улице? — прищурился он.

— Да с чего же? — развела я руками. — Вы, Леша, мне кажется, немного зациклились на собственном уродстве, которого нет. Вы извините меня за прямоту…

— Ваша прямота не так унизительна для меня, как вечные уверения моей матери, что я как две капли воды похож на Давида Микеланджело, — грустно усмехнулся он. — При этом она отчего-то не рискует выйти со мной на улицу…

Он отвернулся на мгновение, но потом снова посмотрел на меня с улыбкой и произнес:

— В том, что я такой гадкий, виновата ведь только моя мать. И я ее ненавижу. Вас это пугает?

Я покачала головой:

— Нет, просто… Вы немного не правы.

— Я прав, — мягко возразил он. — Я говорю сейчас не о своих физических недостатках…

— Но о чем?

— О духовном уродстве, — печально сказал он. — Но больше я ничего пока вам не могу сказать… Я ведь знаю, кто вы. Вы сыщица.

* * *

Интересно, какой реакции он ждет от меня?

Судя по его виду, он рассчитывал на крутой эффект!

Я справилась с минутным замешательством и равнодушно сказала:

— И что теперь?

Он вытаращился на меня, явно недовольный моим ледяным спокойствием, и рассмеялся:

— Ничего, радость моя! Просто я же говорил, вы обманщица!

— Почему это? — спросила я. — Я что, утверждала, что работаю секретарем-рефентом? Или я претендовала на профессиональные достижения кинозвезды? У меня такая профессия, и, представьте себе, я этого нисколько не стесняюсь!

— А зачем вас наняла моя мать? Вы мне это скажете? Или уйдете от ответа?

— Уйду, — развела я руками. — Не потому, что я, Саша Данич, ужасно нечестная женщина! А потому, что есть такое понятие, как профессиональная этика, и в связи с этой самой этикой я не могу разглашать чужую тайну, в данном случае тайну вашей мамы! Поинтересуйтесь у нее, если она захочет ответить, она ответит!

— Она не захочет, — мрачно констатировал он. — У моей матери в прошлом слишком много грязных тайн, которыми она не пожелает делиться даже с вами. Несмотря на то, что она вас наняла!

Кажется, мне давно надо было пообщаться с этим шустрым пареньком, а?

— Ну, что ж… Это ее право.

— Ну да, конечно, — протянул мой визави с легкой насмешкой. — Как это вы легко выворачиваетесь, просто завидки берут! А разве ваш клиент не должен быть с вами предельно честным? Иначе как можно рассчитывать на успех безнадежного дела?

— Если сыщик хороший, все выйдет наружу, — ответила я.

— И вы хороший?

— Не знаю, — честно сказала я.

— Можете не напрягаться, — рассмеялся он. — Наверняка хороший. Но… Давайте оставим эту тему.

— Давайте, — легко согласилась я.

Тем более что в этот момент появилась Тамара Николаевна. Мне она показалась напряженной и очень расстроенной. Более того, взгляды, которые она иногда бросала на сына, были исполнены подозрительности.

— Ну, вы пообщались? — спросила она.

Из постановки вопроса плавно вытекало, что, по ее мнению, общение пора уже закончить.

Я начала тяготить ее своим присутствием…

— Конечно, мамочка! — проворковало ее странное чадо.

В напускной невинности его глаз сквозила явная издевка.

— И я могу тебе сказать, что Александра мне безумно понравилась… Я хочу предложить ей роль в своем фильме. Вы знаете, Александра, о моем хобби?

— Нет, — пожала я плечами, с удивлением посмотрев на Тамару, которая при упоминании о хобби сына отчего-то вздрогнула.

— Я снимаю фильмы, — затараторил Лешенька. — Мамочка купила мне целую видеостудию, то есть там видеокамера, профессиональная, представляете?

Он совсем стал похож на ребенка — его глаза горели восторгом, а на щеках появился румянец.

Я кивнула. Не очень-то я себе все это представляла, но ради любопытства стоило поддержать эту странную игру.

— И там я снимаю фильмы. В моем подвальчике… Вам наверняка это понравится!

— Леша, — с тихой угрозой сказала Дында.

— Ах, ма, но ведь в этом нет ничего такого! Это же не то, что ты… Ох, прости.

Он не договорил и просительно сжал ладошки:

— Александра! Вы ведь придете в мою студию?

Я улыбнулась и заверила его, что приду.

— И пройдете со мной по городу? — округлил он в восторге глаза.

— Конечно.

— И вы будете держать меня под руку, будто моя барышня?

— Леша! Я не понимаю твоих речей! — вспыхнула Тамара.

— Мама, перестань! Можешь и дальше придумывать, будто твой сын — такой безупречный красавец, что все должны слепнуть от его совершенства! Но я не дурак. Так как? Вы будете держать меня за руку?

— Буду, — пообещала я.

— Позвоните мне. Или нет… Лучше я вам позвоню, и мы договоримся когда!

Я записала телефон и протянула ему.

Честное слово, он был такой трогательный, этот забавный человечек!

— Я провожу Сашу, — сообщила Тамара ему.

— Минутку. Я кое-что скажу ей на ухо.

Я наклонилась.

Он посмотрел на меня и прошептал:

— Вы ничего не сможете сделать. Маму все равно застрелят, как Прохорова и Каллистратова. Когда мы будем одни, я расскажу вам почему. Но это справедливая плата, можете мне поверить!

После этого он отпустил меня и сказал тихо:

— Я позвоню завтра или… Послезавтра.

Я улыбнулась ему ободряюще и пообещала ждать его звонка.

В тот момент мне почему-то казалось, что ему очень важно, чтобы кто-то его ждал. Слишком одиноким был этот странный маленький человечек.

И слишком несчастным…

* * *

Мы вышли на улицу, и она мягко остановила меня прикосновением руки.

— Присядем, — показала она на лавку.

Мы присели. Она достала сигареты и протянула мне пачку.

— Нет, — покачала я головой, отказываясь от тонких «раковых палочек» белого цвета. — Не люблю «Вожэ». Я покурю свои, «Монте-Карло».

— Как знаете, — кивнула она. — Саша, я не хочу вас обижать, но… Вы не должны рассчитывать на продолжение наших отношений.

— Вы понимаете, что убиты Прохоров и Каллистратов? — не выдержала я.

— Почему вы решили, что это как-то связано со мной?

— Потому что Прохорова тоже преследовал человек в белом плаще!

— В светлом, — поправила она меня. — Я не уверена, что плащ был белым. Может быть, он был бежевым…

— Понимаете, если вас убьют…

Она вздрогнула и посмотрела на меня.

— Меня вряд ли убьют, — улыбнулась она. — Я не знаю, почему погибли Каллистратов и Прохоров…

— А мне кажется, вы прекрасно знаете, но не хотите об этом говорить.

— Может быть, вы и правы… Но это уже вас не касается.

— Даже если вы подозреваемая?

— Ну, что ж… Так и давайте строить наши отношения.

Она затушила окурок и поднялась.

— Не рассчитывайте на роман с моим сыном, — поразила она меня следующей репликой. — Мой мальчик избалован женским вниманием… Вы ведь сами видели, как он хорош собой?

Сказав эту повергшую меня в окончательное замешательство фразу, она пошла к подъезду.

А я осталась с открытым ртом, и единственная мысль, которая смогла пробиться в мое затуманившееся сознание, касалась этой странной фразы.

«Черт побери эту семейку, — думала я. — Интересно, за кого эта парочка меня держит? За полную идиотку? Или Тамара Николаевна думает, что я слепая? Как еще можно объяснить ее смелую мысль о том, что ее сын слишком красив для меня?»

Глава 12

Всю дорогу я переваривала увиденное и услышанное. Подумать было над чем, хотя бы потому, что эта пара была любопытной. Ну, сами подумайте: сын — маленький горбун — и мамаша, упорно намекающая на то, что такой красавец вряд ли удостоит меня серьезного чувства?

Обоих было жалко. Или это, как немедленно отметил бы мой Ларчик, всего лишь следствие женской сердобольности?

Он считает, например, что я склонна наделять людей чертами, им совершенно не свойственными.

Конечно, я не смогла пройти мимо любимого продавца кассет. И угораздило же его поместить свой киоск прямо по дороге к офису!

«Ничего, — успокоила я свою разбушевавшуюся совесть, — я только на секундочку подойду и сразу пойду дальше!»

Как назло, он сегодня выставил целую кучу новых кассет.

«Все, я погибла, — подумала я, жадным взором блуждая по надписям. — Два «Энигматика», новенький Олфилд, новая Кенди Найт с Блэкмором! Да что же это такое! Этак я вообще умру с голоду, питаясь только музыкой!»

Трезвые мысли все-таки не выдержали напора моей недюжинной страсти, и я дрожащей рукой протянула продавцу сотню.

— А, девочка, у которой доселе были только доллары! — моментально узнал он меня.

— Один доллар, — поправила его я.

— Какая разница, — засмеялся он. — Кстати, я могу вам что-нибудь записать. Хотите?

Рядом со мной пасся какой-то мужик неандертальского вида. При слове «записать» он переместил свои крупногабаритные ушки на макушку.

До этого момента он лениво и презрительно рассматривал неслыханные «меломанские» богатства, но слово «записать» подействовало на него немного странно.

Он начал проявлять нетерпение.

Наша болтовня с продавцом вдруг стала его раздражать. Он даже попытался оттеснить меня в сторону и засунуть в маленькое окошко свою огромную башку.

— А «Алекс»? — пробасил он.

Продавец бросил на него неодобрительный взгляд поверх маленьких круглых очков и быстро ответил:

— Я не пишу.

Повернувшись ко мне, он снова начал:

— Так как, хипповое дитя? Что пожелает наша светлая душа?

— «Вельвет Андеграунд», — брякнула я.

— Да ты чё, «гринов» не хочешь? — снова ввязался в нашу идиллическую беседу «квадрат».

— Не хочу, — помотал головой продавец.

— А-а, — протянул «квадратный». — Я и гляжу, вы с этой телкой на голову раненные…

Выразительно сплюнув в нашу сторону, «квадрат» наконец-то лишил нас своего общества.

— Господи, как же они мне надоели с этим «Алексом»! — выдохнул продавец. — Если видят самопальную кассету, сразу чешут сюда! За день подходит человек пятнадцать как минимум! И всем подавай этот кошмар, который без тошноты нормальный человек и смотреть-то не сможет!

— Новая порнуха? — поинтересовалась я.

— Ху-же, — отрезал продавец. — Криминальное порно. Но вы, ангелочек мой, наверное, про такие пакости и не слыхивали! И не стану я вашу невинность тревожить…

— Криминальное порно? — Я удивленно посмотрела на него. — А что это такое?

Конечно, я знала. Просто…

Ну, иногда просто очень не хочется быть сыщицей. И все на свете знать тоже не хочется.

— «Алекс» — это фильм?

— Нет, — помотал он головой. — «Алекс» — это целая подпольная студия. Но я этой гадостью не торгую. Слишком может потом отозваться… Говорят, их режиссера недавно убили.

— ?!

Я попыталась придать своему лицу отстраненно-любопытное выражение, скрыв заинтересованность.

Уж не о Прохорове ли идет речь?

— Вы о таком Прохорове не слыхали?

Йес! О нем, родном!

— И потом убили еще звезду экрана, представляете? А эта братва все ходит и ищет их кассеты…

Все сведения были изложены мне словоохотливым продавцом шепотом и в быстром темпе.

Так что через пятнадцать минут я знала куда больше об этом самом загадочном «тарасовском криминальном порно», чем в начале нашей неожиданно полезной беседы.

* * *

Ах, как я была собой горда!

Просто раздувалась от гордости!

В восторге от собственной предприимчивости и сообразительности я даже не заметила, как добралась до офиса. Даже груз из приобретенных кассет не мешал моим крыльям нести меня почти по воздуху.

А дело в том, что интеллигентному, всесторонне развитому человеку легко выудить такие бесценные сведения! Была бы я девицей без интересов или, скажем, интересующейся исключительно вопросами правильного питания, никто бы мне не смог помочь! Так и болталась бы, не ведая ни о какой подпольной тарасовской киностудии, с которой оказались связанными Каллистратов и Прохоров. Осталось немного присмотреться, а там и тень моей Дынды, возможно, промелькнет.

А ведь и промелькнула!

Ну-ка, чем там наша великосветская львица на хлеб зарабатывает?

А продажей кассет, между прочим! Вполне вероятно, что именно через руки супругов Дында и проходили означенные кассеты, а?

Какая же ты, Саша, умница-разумница, вот только не красавица! Да и то — как посмотреть! Вполне и красавица, между прочим.

Я даже остановилась перед витриной, в которой отражалась моя довольно стройная фигурка в черных джинсах, распахнутой легкой куртке и черном свитере. Рыжая грива моих кудряшек вольно спадала на плечи, как водопад.

Нет, я все-таки и внешне вполне пригожа!

Так что Пенсу повезло в этой жизни несказанно, судьбу он свяжет с весьма симпатичной и умной девицей…

Легко поднявшись по ступенькам, я открыла дверь в офис и тут же спросила Дашку, не появлялась ли Лиза.

— У вас что, приступы любви? — лениво поинтересовалась Дашка, продолжая рассматривать себя в зеркале.

Судя по выражению ее лица, она не была собой сегодня вполне довольна.

— С чего это твою голову посетила такая мысль?

— А стоило нашей Елизавете появиться на пороге, как она вопросила, не появилась ли уже ты…

— Ага, — кивнула я. — Значит, она на месте.

— Ну, конечно. Ожидает тебя с огромным нетерпением. В объятиях нашего красавца-босса…

Я открыла дверь.

— Вовсе и не в объятиях, — возразила я Дарье, поскольку Лиза и Ларчик сидели на безопасном расстоянии друг от друга. — Вовсе они в разных углах сидят…

— Значит, отпрыгнули, — резюмировала Дашка.

— Ох, как же вы мило нас обсуждаете! — воскликнул Ларчик. — Можно подумать, если бы нас не было на свете, вы не знали бы, чем заняться.

— Да уж точно, — поддакнула я. — Вы у нас кумиры.

— Кино, — подсказала Дашка.

— Криминального порно, — добавила я.

Лиза вздрогнула и посмотрела на меня с явным интересом.

— Господи, Сашка, — вздохнул Ларчик. — У вас с Лизой сегодня даже шуточки одинаковые! Вы что, помешались на этом своем порно, да еще и черт его знает там каком? С виду вроде нормальные девицы… Ладно бы Дашка так шутила, у нее вечно на уме порно, но вы?!

— Ну вот, опять Дашка, — проворчала Дарья. — Не Дашка, а притча во языцех…

— Мы только с виду нормальные, — выпалила Лиза и поднялась. Потом она вытащила меня в кухню и спросила: — Ну? Что у тебя за порно получается?

— Давай сначала ты, — предложила я.

— Нет уж, — покачала головой Лиза. — Начнем-ка с тебя…

* * *

Я очень долго рассказывала. Даже сама от себя не ожидала, что опишу наш разговор с Алексеем так подробно, и все странные реакции Тамары Николаевны тоже…

Когда же я дошла до того момента, как «квадрат» во что бы то ни стало хотел удовлетворить свои низменные зрительские инстинкты, Лиза напомнила мне своим вцепившимся в меня взглядом акулу, которой срочно приспичило позавтракать.

— И что тебе рассказал твой знакомый продавец?

— Да ничего особенного, — ответила я. — Просто есть в нашем городе киностудия «Алекс», там снимается самое настоящее порно. У Дындиного сына вроде как тоже есть киностудия, и он даже меня туда пригласил, но я не думаю, что он инициатор. Вполне возможно, что там происходили съемки «шедевров», но снимал-то их господин Прохоров!

— А Каллистратов тут при чем?

— Он же был звездой!

— А Дында, значит, всю эту смурь толкала в народ?

— Лиза, это еще вилами на воде писано! Мы с тобой можем тут бог знает что нафантазировать, а потом окажется, что это только наши домыслы! А Дында пыталась продать «Пиратов ХХ века» или «Дюймовочку»…

— Фиг бы она так клево жила! — усмехнулась Лиза. — Она бы сейчас без штанов ходила…

— Ну, я же не знаю, в чем она ходит, может, и без штанов… Так что у меня вот такие сведения, которые надо проверять. Ах, да… Мой киоскер обещал мне достать к вечеру парочку фильмов, дабы мы могли посмотреть, что там такое супер-пуперное показывают…

— Это интересно, — оживилась Лиза. — Но, значит, надо придумать легенду для Ларикова! Иначе он тоже притащится…

— А ты что думаешь, я стану просматривать эти свинские картинки у себя дома? — возмутилась я. — При маме и Сережке? Я думала как раз, что мы это посмотрим у вас с Андрюшкой или прямо в офисе!

— В офисе нельзя, тут и Дашка с «призраком» присоединятся, — отмела мое предложение Лиза.

— Ну и что? Им же за восемнадцать перевалило, пускай смотрят!

— Нет, — почему-то заупрямилась Лиза. — Это наше с тобой дело. Кстати, что думает по этому поводу Ванцов?

— Ничего он пока не думает. Он еще в полном неведении!

— А зря. Он мог бы обогатить тебя сведениями об этой фирме. Наверняка ему эти ребята известны…

— Не думаю, — засомневалась я. — Он бы со мной поделился, если бы что-то знал… Ладно, давай теперь перейдем к твоим «барашкам». Что там у тебя?

— Меня раскрыли сразу, — грустно призналась Лиза. — Правда, я сумела-таки вывернуться, но… Мне кажется, Арбузов так и не поверил до конца, что я не сыщица.

— А по порядку?

Лиза задумалась и махнула рукой:

— Ладно, попробую рассказать все по порядку. Если получится. Потому что у меня, Сашка, эмоции пока сильнее рассудка! Видела бы ты эту девочку, сама бы все поняла!

— Ну, думаю, я ее еще увижу, — предположила я. — Все-таки попытайся.

* * *

— В общем, все началось с того, что Ася пригласила меня на чашечку чая, несмотря на протесты Арбузова, — начала Лиза.

— А он протестовал?

— Еще как! Но девочка для него — это все. В ней заключен мир. Насколько он ее любит, я не смогу тебе объяснить… Может быть, ты сумеешь это понять, если я скажу тебе, что ради нее он бросил заниматься музыкой.

— Да, это показатель… Кстати, о музыке.

Я задумалась.

Убийство Прохорова, между прочим, было «музыкальным». Ох, не говорит это в пользу нашего симпатичного Арбузова!

— И что там у тебя о музыке? — осторожно спросила Лиза.

— Да так, — отмахнулась я. — Пока еще не сформировалось окончательно. Продолжай.

— Так вот, она меня остановила на пороге и вынудила Арбузова напоить меня чаем. Я все это время старательно прикидывалась социальным работником, и благодаря этому что-то мне выяснить удалось. Но не так много, как хотелось бы…

Она выбила из пачки сигарету и закурила.

— Несчастье с Асей произошло семь лет назад. Но о нем говорить нельзя — это запретная тема. Тщательно охраняемая тайна, но не потому, что это воспринимается как позор, а просто Арбузов заявил, что не позволит тревожить Асю воспоминаниями. Ей до сих пор больно это вспоминать. Первая интересная фраза была такая… Когда я пыталась выяснить, что там произошло, он оборвал меня и сказал буквально следующее: «Вы верите в бога? Те, кто был виновен в Асином несчастье, начали платить…»

Я присвистнула.

— Не свисти, денег не будет, — механически сказала Лиза. — Правда, вся надежда на тараканов… Их вроде бы много, а они, согласно народной примете, к деньгам… Так что свисти, бог с тобой. Ну, так вот. Мы сидели, пили чай, говорили о музыке, боге и Асе, как вдруг зазвонил телефон. Арбузов поднял трубку и передал ее Асе. «Это тебя», — сказал он. «Нина?» — обрадовалась Ася. «Да», — кивнул Арбузов, а мне пояснил, что Нина — лучшая подруга Аси, а работает эта самая Ниночка в нашем оперно-балетном театре. Как тебе это?

— То есть не та ли это Нина, которая вроде бы была предметом воздыханий Каллистратова? — спросила я.

— Она, Сашенька! Представь себе, она! Но дальше уж моему изумлению не было предела! Можешь себе представить, как у меня отвисла челюсть в тот момент, когда нам в очередной раз помешали!

— Кто же вам так хорошо помешал?

— А догадайся!

Я сделала вид, что шевелю извилинами в тщетной попытке догадаться, и снова спросила:

— Ну?

— Ди-на-ра, — торжествующе пропела Лиза. — Вот так, Сашенька! Вообще в этой теплой компании не хватало только одного человека. Прохоровской Риммочки. Но вот ее-то они, похоже, и не знают, к моему большому сожалению! А то получилась бы у нас целая банда.

* * *

Арбузов поправил плед и сел, открыв на первой странице томик Басё.

Его успокаивала спокойная простота и мудрость хокку — этих стихотворных японских жемчужин. Ася сидела, приготовившись слушать.

Теперь можно было наконец успокоиться. Подозрительная девица, которой Арбузов так и не захотел окончательно поверить, давно ушла, взбудоражив их воспоминаниями.

Было бы нелепо врать себе, что все забылось. Разве кто-то сможет забыть тот день, когда твою жизнь сломали?

«Все, хватит, — оборвал он себя. — Ты не имеешь права раскисать!»

— Папа, — напомнила ему о себе Ася.

— Сейчас, деточка. Сейчас.

Он водрузил на нос очки и приступил к чтению.

Они любили играть в свою игру — открывать книгу наугад и читать первое попавшееся трехстишие, пытаясь угадать, как шутила Ася, «направление пути». Вот и сейчас, открыв книгу, он прочел:

— «Бабочкой никогда Он уже не станет… Напрасно дрожит Червяк на осеннем ветру…»

В наступившей тишине он слышал даже легкое Асино дыхание. Подняв глаза, он увидел, что Асины глаза полны слез.

— Ася! Что с тобой?

— Ничего, — едва слышно проговорила девушка.

— Я же вижу!

— Папа! — наконец-то решилась она. — Скажи мне правду, папа! Ведь это не ты, да?

Он вздрогнул.

— Ася! Милая моя, о чем ты?

— Папа, ведь это не ты их убил?

В ее глазах сверкали жемчужинки слез.

Он уже приготовился ей ответить, но в дверь позвонили.

— Господи, — вздохнул он. — У нас, похоже, сегодня приемный день!

Он был рад нежданному визитеру, поскольку ему не хотелось говорить с Асей об убийствах.

Поэтому он заспешил к двери и, открыв ее, обрадовался еще больше.

Слава богу, на этот раз свои!

— Здравствуй, дядя Витя!

Девушка коснулась губами его щеки.

— Как Асенька?

— Все хорошо, — улыбнулся он. — Все очень хорошо…

И, обернувшись, крикнул:

— Ася! Риммочка пришла!

Глава 13

— Не банда, — поправила я ее. — Какая же у нас получается банда из таких субтильных девиц во главе с пожилым дяденькой-интеллигентом?

— А вот такое новаторское бандитское формирование, — не сдавалась Лиза. — Ну, не в этом дело! Дальше-то что было, тебя не интересует?

— Почему? Очень даже интересует!

— Тогда слушай. При мне они, конечно, свои темные делишки не обсуждали. Я в этой компании понравилась только Асе. Дина эта тоже все время посматривала на меня с подозрением, а вид у нее, Сашка! Прямо сама проницательность. Мне даже жутко было под ее взглядом, честное слово! Просвечивает тебя насквозь, как лазером! «Меня зовут Диной». С таким спокойным видом она это произнесла, а сама все меня сверлит своими восточными мудрыми глазами. Я представилась, не забыв, конечно, соврать, что я — социальный работник. Она удивленно приподняла бровки и спрашивает Асю, зачем ей понадобился этот самый работник. Неужели ей не хватает подруг и отца? Ведь они ей все принесут, если нужно, и сделают… Ася сразу засмущалась и ответила, что дело не в этом. Просто ей интересны новые люди, ей скучно, она живет в замкнутом мире, и так далее… Дина выслушала ее и ничего не ответила. Она вообще почему-то предпочитала все время, пока я там была, молчать. Будто она что-то почувствовала, понимаешь? Я даже испугалась, что у меня проскользнула в речах правда или я стала никудышной актрисой!

— А жаль! — вырвалось у меня.

— Мне тоже было жаль. Тем более что ничего выяснить благодаря их странным манерам мне не удалось, кроме одного… В какой-то момент Арбузов отправился заварить чаю, Динара ушла вместе с ним — конечно, чтобы обсудить свои коварные планы, а я, естественно, сделала вид, будто мне срочно надо в туалет, и попыталась подло подслушать их задушевную беседу… Мне не удалось ничего услышать, они перешли на шепот: видимо, все-таки догадались, что я не зря торчу в туалете!

— Все может быть, — вздохнула я.

Ох, прояснилось бы все хоть чуточку!

Но пока мне казалось, что мы с Лизой бродим по лабиринту, а рядом бродят почти невидимые тени, и они делают все возможное, чтобы помешать нам отыскать выход. Тени были похожи на всех участников этой темной истории, но определить, кому менее всего хочется, чтобы мы нашли ответы на наши вопросы, было невозможно.

Скорее всего они все этого не хотели — как ни парадоксально это звучит!

«Алекс».

— Не может быть, чтобы этот невнятный «Алекс» не засветился, — подумала я вслух.

— И что из этого следует?

— А то, что, пожалуй, стоит еще немного помучить Ванцова, — объяснила я. — Возможно, там промелькнут знакомые нам имена.

— Например, все имена и промелькнут, — рассмеялась Лиза. — Легче нам от этого не станет!

— Ну, попытаться все-таки стоит!

— Попытайся, может быть, ты в чем-то права. Но я сомневаюсь. Одна надежда — на твоего друга с кассетами!

— Это как раз даст нам не так много, как хотелось бы, — ответила я. — Разве что узнаем, как выглядит настоящая, крутая порнуха! Или увидим знакомые лица…

— Все, — хмыкнула Лиза. — Вот будет умора, если мы там увидим ВСЕ знакомые лица!

Я набрала номер Лешки.

Долгие гудки начинали уже действовать на нервы.

— И почему все-таки в фильмах куда быстрее дозваниваются до полиции? — пробурчала я, уже готовясь повесить трубку. — У нас это просто полный нонсенс — их никогда нет на месте!

— Так ведь то ж родная милиция, — рассмеялась Лиза. — И к тому же ты звонишь не по «02», а «гражданину начальнику Ванцову»! Он может быть на «плэнере».

В трубке неожиданно раздался щелчок. Телефон наконец-то ответил голосом запыхавшегося Ванцова.

— Лешка? — спросила я. — Ты что, бегал по лестнице в тщетной попытке сбросить лишние килограммы?

— Александра, ты иногда шутишь не по делу, — обиделся он. — Я, к твоему сведению, работаю. Показать тебе, сколько у нас дел? Весь шкаф — под завязку! Так что, если меня нет на месте, это вовсе не значит, что я валяюсь на диване в собственной квартире перед телевизором.

Я начала оправдываться. Правда, я зря так сказала! Но ведь это была шутка!

— Ладно, проехали… Выкладывай, что там у тебя снова!

— Послушай, Леш, меня интересует одна щекотливая проблема…

— А именно?

— Именно некая такая тусовка гениальных личностей под названием «Алекс».

Он замолчал.

Молчал он довольно долго, настороженно и с некоторым значением, из чего я заключила, что он об этой фирме наслышан весьма неплохо.

— Почему ты ими заинтересовалась? Или это секрет?

— Нет, это у тебя, похоже, от меня секреты, — огрызнулась я. — Потому что ты не удосужился поведать мне об этой гоп-компании. Или ты не знал, что убиенные Прохоров и Каллистратов име-ли непосредственное отношение к означенному «Алексу»?

Он снова помолчал, а потом пробурчал, что с этим «Алексом» все не так ясно, как хотелось бы.

— Ну, так мог бы мне рассказать туманно, — не отставала я. — Ведь с девочками твоими мне надо поговорить? А если они тоже имели к этому отношение?

О том, что нам с Лизой стали известны тесные контакты между означенными особами, я умолчала. Раз со мной делятся не всеми секретами, то и я тоже буду вредной.

— Об «Алексе» я по телефону разговаривать не могу, — отрезал Ванцов. — Это такая история, что двумя словами не отделаешься!

— Мне подъехать? — не сдавалась я.

— Нет, не стоит. Я через час буду в ваших краях. Зайду, поговорим.

Он бросил трубку.

Я даже не успела пошутить, что за час я успею проверить наличие «жучков», выгнать всех нежелательных свидетелей — то есть Ларчика, Лизу, Дарью и «призрака», и благодаря моим целенаправленным усилиям нам удастся сохранить полнейщую конфиденциальность и секретность.

Ах да, еще я не забуду нацепить черные очки и приляпать в петлицу алую розу.

— Ну, и как переговоры? — поинтересовалась Лиза.

— Переговоры состоятся через час. Какая-то величайшая тайна с этим «Алексом». Даже нельзя поговорить по телефону. Весь народ, похоже, об этом долбаном «Алексе» знает, кроме нас с тобой, а Ванцов напускает туману!

— Значит, народ знает далеко не все, — пожала плечами Лиза. — Потому как Ванцов зря не станет корчить из себя Джеймса Бонда.

Доля правды в ее словах была.

— Надо же, чем дальше, тем больше чудес. Мне стало ужасно интересно, что это за «Алекс» и с чем его едят, — заметила я. — И зовут его прямо как меня! Может, вообще это блудилище назвали в мою честь?

— Да не приведи господи! — отмахнулась от моей идеи Лиза. — Лучше бы в чью-нибудь другую…

— Например, в ванцовскую честь, — возмечтала я. — Он тоже Алекс. Или…

Я вспомнила смешного горбуна с печальными и циничными глазами.

Или — в честь Алексея Дынды?

Господи, ну что у меня за манера нагромождать кучу фантазий, воспользовавшись каким-то совершенно неправдоподобным фактом?

При чем тут несчастный парень?

Я нахмурилась, разозлившись на себя.

— И почему замолчала наша доблестная сыщица? — спросила меня Лиза.

— Доблестной сыщице в голову пришли глупые мысли, — призналась я.

— Может быть, не такие уж и глупые?

— Нет, ужасно глупые.

На пороге кухни появился Лариков и спросил:

— Детки, почему вы абонировали это славное местечко на такой долгий срок? Мне даже стало казаться, что вы останетесь тут навечно и я никогда не смогу выпить чаю.

— Да пей свой чай, если тебе больше нечем себя занять, — резко ответила Лиза. — Весь мир прямо сосредоточился для тебя в этом тусклом чае!

— Почему тусклом? — спросил Лариков, внимательно разглядывая содержимое чашки. — Вроде бы хороший чай. «Английский завтрак».

— Это не чай тусклый, — прошипела Лиза, сверкая очами. — Это ты тусклый.

— Ага, вы еще и злые, — мрачно констатировал наш несчастный босс.

— Мы не злые, — поспешила разуверить его я. — Мы просто обремененные рассуждениями.

— И по какому поводу?

Мы с Лизой переглянулись.

— Слушай, Ларчик, ты ничего не слышал о дебильной подпольной киностудии с названием «Алекс»? — осторожно спросила я, не надеясь получить положительный ответ.

— Как? — переспросил Ларчик. — «Алекс»?

— Не слышал, — разочарованно протянула я.

— Ну, отчего так сразу не слышал? Просто пытаюсь понять, почему мои «небесные ласточки» вдруг заинтересовались подобной продукцией, — меланхолично ответил Ларчик. — Я бы не рекомендовал их фильмы для вашего просмотра ни в коем случае!

Наша реакция была моментальной.

— Ларчик, солнышко, ты с чем хочешь чай? — ласково до приторности проворковала доселе гневливая Лиза.

— Как это — с чем?

— Ну, с вареньем, с медом или с сахаром?

— Со всем, — еще не веря в собственное счастье, сказал Лариков.

— А тосты? — вступила я, обворожительно улыбаясь. — Тебе сделать парочку тостов?

— Можешь сделать и пяточек, — вконец растерялся Лариков. — А нельзя ли поинтересоваться, почему вы вдруг стали такими милыми и душевными?

— Ах, Ларчик, женщины такие непоследовательные особы! — возвела очи к небесам Лиза. — Просто вдруг до нас дошло, как ты нам дорог! Какой ты милый, умный и добрый…

— Или вас потрясло, что я знаю нечто о безумно интересующем вас «Алексе», — фыркнул Ларчик. — Вы можете не стараться. Я знаю об этом не так уж много! Вам проще было бы поговорить с Ванцовым — поскольку это он все пытался сразиться с «ветряными мельницами». Но так и не смог ухватить эту гадину за хвост…

— Ну, о том, кто снимался в фильмах и кто их снимал, знает каждая собака, — протянула я.

— Ну нет, радость моя! — рассмеялся Ларчик. — Снимались там люди разные, и не для всех эти съемки окончились хорошо… Но вот человек, который наживается на этих чудненьких киношках, — вот кого никому еще не удалось прищучить! И мне кажется, не удастся никогда!

— Почему? — воскликнули мы в один голос.

— Потому что эта личность отличается не только изощренной фантазией и умением обводить всех вокруг пальца, — вздохнул Ларчик. — Связи. У владельца «Алекса» есть очаровательная способность растворяться в воздухе! К нему, моя дорогуша, и подступиться-то невозможно! В ту памятную облаву мы прикрыли много порностудий, но все они занимались детскими игрушками по сравнению с «Алексом», а вот самого «Алекса»… След простыл. Каллистратов снимался на многих студиях, так что нам пришлось удовлетвориться его словами, что он даже не помнит, где и когда. Деньги, Саша! Всех можно понять, как бы мерзко это ни было! Тогда его пришлось отпустить, и он какое-то время занимался только танцем… Так что «Алекса» поймать не удалось. Известно мне не так уж много, так что зря вы так напрягались с этим вашим чаем и тостами.

— Мы бескорыстно! — запротестовала я.

— Ага, как же… А то я не знаю моих милых девочек!

Он отпил чаю и посмотрел на нас насмешливо.

— Одну историю — вот все, что вам удастся из меня выжать! И то — постольку-поскольку эта история случилась еще тогда, когда я работал, как Ванцов, за «большое пионерское спасибо» и наивно верил в то, что мое начальство так же уважает закон, как глупенькие оперативники. Сразу оговорюсь — история мерзкая и страшная. Посему слабонервных просим удалиться…

Мы с Лизой были какими угодно, но не слабонервными. Поэтому обе преспокойненько остались на месте, ожидая лариковского рассказа.

* * *

— Случилось это восемь лет назад. Тогда мы не слыхали ни о каком «Алексе». То есть иногда откуда-то выплывали слухи или кто-то рассказывал, что видел нечто такое, что словами не описать… Конечно, «отдел нравственности» пытался что-то найти, но и им временами казалось, что это лишь слухи или за всем этим стоит призрак… В конце концов все занялись своими делами. Забыли про этого призрачного «Алекса» почти совсем. Накрыли несколько подпольных киностудий и успокоились. Да и продукция этой странной киностудии как-то пропала. Перестала выплывать на рынке…

— А что за продукция?

— Сплошной садомазохизм, детки. Вам я бы это смотреть ни за что не позволил!

— Мы бы и спрашивать тебя не стали! — фыркнула презрительно Лиза.

— Сейчас я перестану вам рассказывать, — обиделся Лариков. — Сидите и думайте, что там было дальше.

— Нет уж! — запротестовала я. — Я же тебе ничего не говорила!

— Ну, ладно, — смилостивился Ларчик. — Только ради тебя! Так вот, все началось с девочки. С маленькой девятилетней девочки, которая пропала. Ушла из школы и не пришла домой. Родители девочки прибежали в милицию, девочку стали искать и… нашли. В пяти километрах от Тарасова. Знаешь Вольский тракт? Самое начало, где ТЭЦ?

Я кивнула.

— Ну, так вот. Там такие редкие посадки, чахлые деревца… Нашли ее случайно. Парень, пардон за подробности, захотел облегчиться, вылез из машины и направился прямиком туда. В эти самые посадки. Нашел место, где его никто не должен был, по его расчетам, лицезреть, и… Увидел детскую руку, засыпанную листвой. Бог ты мой, в каком она была состоянии! Но самое интересное — судмедэкспертиза показала, что смерть наступила недавно! То есть отсутствовала девочка неделю, а выходило, что умерла она только что! Естественно, у нас у всех волосы встали дыбом — целую неделю ребенок находился в таких условиях! В руках садиста…

Я поежилась. История действительно жуткая.

— Начали ловить этого маньяка, поскольку были уверены в том, что это маньяк. Одно было понятно сразу — девочка или хорошо знала этого человека, поскольку ушла спокойно, или… Вторая версия была настолько смелой, что в нее поначалу никто не верил. Но высказала ее наша сотрудница, предположив, что девочку увела женщина, причем очень приличная женщина, которая не вызвала в девочке чувства страха и опасения. Подробности наших поисков я опущу. По той же дороге находятся дачи, и именно там этим летом проживала некая Марина Евгеньевна Сапроновская со своей подругой Екатериной Маркеловой. Когда мы начали отрабатывать этот дачный поселок, соседка их по даче пожаловалась, что там происходят оргии, очень эти девушки шумят, а как-то раз она слышала детский плач… Незадолго перед этим к ним вроде бы приехал какой-то парень, очень красивый, по ее словам, только омерзительный, потому что любил шляться по саду голышом… Приехал он на машине — она слышала шум колес. Спросили, какого числа это происходило, вышло — как раз в тот день, когда исчезла Варя Киселева. Естественно, парень этот нас заинтересовал, и мы наведались на эту дачу… Там царила такая тишина, что сразу стало не по себе. Ну, вот тебе загадка на сообразительность, Александрина, что мы там обнаружили?

— Подпольную киностудию, — мрачно сказала я.

— О да… И какую! Там просто камера пыток была в подвале! Находка для инквизиторов…

— А сами хозяйки?

— А это еще интереснее! Сами хозяйки там, представь себе, были тоже. Убитые! Так что ничего нам узнать от них не удалось, фоторобот парня тоже ничего не дал, и получился стандартный «висяк». Пришлось в очередной раз разочароваться в могуществе нашего уголовного розыска…

— А при чем тут «Алекс»?

— Да, возможно, ни при чем. Профиль работы очень похожий. И еще — когда я смотрел одну кассету, мне показалось, что… Декорации там один к одному — подвал дачи Сапроновской! Да, вот еще что. Это тебе от меня в подарок. Марина Сапроновская была неплохо знакома с убиенным Дындой.

— Насколько? — спросила я.

— Она была его любовницей. Во всяком случае, он проходил свидетелем по делу об ее убийстве… Вот так, ласточки мои небесные! Посему я бы вам не рекомендовал ввязываться в это дело, если запахло «криминальным порно»!

— Ну, мы уже вроде как ввязались, — развела руками Лиза. — Теперь лучше придумать, как нам со всем этим развязаться!

Глава 14

Нас прервал звонок в дверь.

А спустя несколько минут на пороге возник Ванцов собственной персоной, из-за плеча которого выглядывала Дашка.

— Привет, — бросил Ванцов Лизе и Ларикову. — Ну-с, мадмуазель, и почему это вы заинтересовались пороком?

— В смысле? — переспросила я.

— В смысле пресловутым «Алексом», — пояснил Ванцов.

— Ага, они и тебя достали, — обрадовался Ларчик.

— И что ты им поведал?

— Да ничего особенного, — ответил Ларчик. — Только про Варю Киселеву. Не думаю, что я их сильно обогатил сведениями, — ведь еще неизвестно, имела ли вся эта история отношение к «Алексу».

— Скорее всего имела, — вздохнул Ванцов. — Во всяком случае, одна личность точно имеет к этому отношение!

— И какая? — насторожилась я.

— А твоя клиентка, — сообщил Ванцов. — Вернее, не совсем она.

— Тогда кто? Ее муж?

— Ее сын, — отрезал Ванцов. — Алексей Васильевич Дында.

Я почувствовала, как в моей груди что-то оборвалось.

Неужели это все-таки…

Ох, как мне не хотелось в это верить! Было так жаль этого Лешу, и совсем не хотелось вешать на него «порнушных» собак!

— Эй, Сашка, ты что?

— Ничего…

— Нет, ты явно скисла!

— Правда, ребята, все в порядке…

Я достала из пачки сигарету.

— Ну, и как он с ними связан? Рассказывай!

— Он снимался у них. Но разговаривать с ним бесполезно. Ответ один — я их не знаю, мне предложили деньги, деньги мне были нужны, а я к тому же увлекаюсь кинематографом… У него же своя студия, вы не в курсе?

— Да, он говорил, — кивнула я. — Надеюсь, назвали-то студию не в его честь?

— Понятия не имею, Сашка! Но если ему верить, он там был только «несчастной обезьянкой». Каллистратов — тот был звездой всего порнобизнеса, похоже… Потому как его рожу можно увидеть не только в «Алексовой» продукции…

— Так «Алекс» у нас не единственный?

— Нет. Но самый опасный. Если удастся найти этих славных ребят, нам несказанно повезет! Потому что мне кажется, что половина пропавших людей исчезает именно там…

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась я.

— Ничего не хочу, и если бы ты меня об этом не спросила, я бы вообще предпочел не рассказывать тебе об этих кошмарах, — вздохнул Ванцов. — Просто если тебе сильно «повезет» и ты увидишь их продукцию, ты и сама без труда догадаешься, что я имел в виду.

В комнату заглянула Дашка и поманила меня пальцем.

— Что? — недовольно спросила я, выходя к ней.

Надо же было ей потревожить меня на самом интересном месте!

— Тебя к телефону, — кивнула она на аппарат. — Мужской голос, между прочим. Не похожий на голос Пенса…

Я подняла трубку, уже зная, кто окажется на другом конце провода.

Всем остальным я даю номер мобильника. Этот номер знал только Алексей Васильевич Дында.

* * *

— Добрый день, Сашенька, — проговорил он. — Вы не ждали моего звонка?

— Нет, — призналась я. — Я не ожидала, что вы позвоните мне так скоро…

— Я уже соскучился, — засмеялся он. — Впрочем, вы вправе обвинить меня в назойливости!

— Нет, что вы. Я рада, что вы мне позвонили.

— А вы помните про наш уговор?

— Какой?

— Я обещал показать вам свою киностудию.

— Да, я вспомнила теперь…

— Я хотел пригласить вас завтра… Вы заняты?

Чтобы я упустила такую возможность? Да никогда в жизни!

— Нет. Думаю, завтра я смогу. Это далеко?

— Не очень. Пять километров от Тарасова. Вольский тракт знаете?

По моей коже забегали мурашки.

«Опасность!» — пропел внутренний голос, талантливо подражая сирене.

«Ну и что? — высокомерно отозвалась Саша— охотница. — В первый раз, что ли? Мы с опасностями неразлучны. И не такое в нашей жизни было».

— Саша?

— Да.

— Почему вы молчите?

— Думаю, когда нам встретиться…

Я прикинула, когда я завтра смогу освободиться, поговорив с девочками из арбузовской банды, и сказала:

— Около пяти часов. Вас устроит, Леша?

— Как мягко вы произнесли мое имя, — проговорил он. — Я почувствовал себя маленьким мальчиком…

— А вам хочется быть маленьким мальчиком? — спросила я.

— Иногда, — признался он. — Значит, в пять часов я заеду за вами?

— Лучше встретимся в пять на нейтральной территории, — решила поосторожничать я. — На конечной остановке десятого троллейбуса.

— Хорошо. В пять я буду ждать вас там, — согласился Леша.

Я положила трубку и перевела дыхание.

На ловца прибежал зверь, а что может быть лучше для охотника, чем, тщательно выверив каждый свой шажок, загнать этого зверя, если он опасен, в капкан?

— Особенно после того, как я буду знать, виноват он или не виноват, — пробормотала я, задумчиво разглядывая голую красотку на обложке Дашкиного журнала. Красотка явно пыталась заманить меня в сети порока, показывая всем своим безмятежным видом, как он сладок, этот порок.

Да я сама собираюсь туда, тоскливо подумала я, глядя в глупые глазки красотки. Вот только не знаю, чем для меня этот безумный экскурс закончится… Хотя, насколько можно судить по жизненным коллизиям известных мне людей, окунувшихся в порок, ничем хорошим это закончиться не может…

* * *

За окном начинало темнеть. Ванцов ушел, взяв с меня клятвенное обещание, что завтрашний день я посвящу его барышне Римме. По его словам, безумная девица продолжала упираться, отказываясь говорить с ним по душам. То есть предпочитала оставить свои маленькие тайны при себе…

Мне же надо было еще забежать к моему кассетнику, дабы забрать обещанные творения «Алекса».

Поэтому я начала собираться.

— Я с тобой, — предложила Лиза.

Ничего не оставалось, как согласиться. Кто бы мог устоять под напором Лизиной энергии?

Мы вышли из дома, и тут Лиза внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Кто тебе звонил?

— Так, знакомый…

— У тебя такой вид, будто это очень нехороший знакомый тебе звонил, — покачала Лиза головой. — Ты не скрываешь от меня какую-нибудь интересненькую тайну?

— Нет, — соврала я, пытаясь придать глазам невинно-честное выражение.

Лиза недоверчиво хмыкнула.

— Смотри, Сашка! Вляпаешься со своими дурацкими секретами по первое число, — попыталась она изобразить из себя Кассандру.

— Да никуда я не вляпаюсь! — возмутилась я. — Уж кто у нас любит вляпываться, так это ты!

Мы подошли к киоску.

Мой продавец нас уже ждал. Оглянувшись назад, будто опасаясь слежки, он достал две кассеты и протянул их мне.

— Вот. Раздобыл их с трудом, на один день. Так что постарайся посмотреть это быстрее, ага?

— Непременно, — кивнула я. — Вряд ли у меня появится желание любоваться этими шедеврами долго.

— Я тоже так думаю, — рассмеялся продавец. — Успеха тебе, малышка!

Я послала его, как положено, к черту, и мы отправились ко мне домой, дабы сполна «насладиться» творениями пока еще неизвестного порномастера.

* * *

Сразу признаюсь — человек я совершенно равнодушный к подобного вида зрелищам.

Помнится, как-то раз моя подруга Эльвира вознамерилась просветить меня в вопросах секса и притащила посмотреть «Историю О». Мы дождались, когда мама уйдет по своим делам, а потом, предвкушая порочное удовольствие, развалились на диване перед видиком.

Зевать я начала почти сразу. Очень скоро меня одолел сон, и проснулась я от голоса Эльвиры, которая сообщала явившемуся столь не вовремя Пенсу, что — тс-с! Сашу не надо будить, потому что Саша смотрит порнуху.

С тех пор ничего не изменилось, я и не подумала исправиться и очень боялась опростоволоситься подобным образом уже перед Лизой.

Мы устроились в креслах, я включила магнитофон, причем предусмотрительно заварила кофе покрепче.

Пошли первые кадры — заставка студии «Алекс», изображающая до смерти напуганную голую леди в шляпке и в чулках с резинками.

— До чего же пошло и низкопробно, — вздохнула я. — Вот уж действительно — продукция для невежественной черни!

— Да, зрелище не из приятственных, — согласилась со мной Лиза.

Но дальше…

О, дальше нам эта заставка уже казалась диснеевским мультиком!

Ту мерзость, которая ожидала нас потом, и маркиз де Сад нашел бы чересчур грубой и жестокой.

— Боже мой, — выдохнула Лиза, когда на экране появился Каллистратов, лишь слегка прикрытый леопардовой шкурой и в фашистской каске на голове. — Неужели кто-то находит это интересным?

Я пока это особенно интересным не находила. Поскольку смотреть на Каллистратова, занимающегося мастурбацией на наших глазах, было не так уж увлекательно.

Потом в узкую эту комнату втолкнули девушку, и Лиза закричала:

— Сашка, смотри! Это же… Ася?!

* * *

То, что происходило на экране дальше, я не буду описывать — если вам интересно читать про такое, найдите какую-нибудь другую книжицу, благо сейчас про это пишут охотно. Как говорит мой знакомый хипстер, сексуальная революция в нашей стране победила и дошла до абсурдных размеров. Но могу сказать, что на месте Арбузова я бы точно поубивала этих мерзавцев!

После того, как этот жеребец Каллистратов вдоволь наиздевался над бедняжкой Асей, на экране появился…

Ох, нет!

Кажется, это у меня вырвалось вслух независимо от моего желания. Лиза развернулась и уставилась на меня.

— Что? Ты знаешь этого уродца?

Я кивнула.

Ах, Алекс, Алекс, а я-то надеялась, что ты тут ни при чем!

— Это сын моей клиентки, — пояснила я.

— Дынды?! — спросила Лиза.

— Да, — сказала я, закуривая.

Что ж, посмотрим — может быть, я увижу наяву то место, где проходят съемки…

Лиза вдруг вскочила и выбежала. Похоже, ее рвало. Появилась она спустя несколько минут со стаканом воды в руке, ужасно бледная.

— Ты в порядке? — поинтересовалась я.

Она помотала головой.

— Нет, не в порядке! Сил нет смотреть такую гадость!

— Придется, — пожала я плечами. — Раз уж мы хотим выяснить, с чем, собственно, нам предстоит иметь дело!

* * *

— Вот это криминалка, — сказала Лиза, когда кассета кончилась. — А то прошлый раз во время облавы арестовали каких-то респектабельных дам и господ, которые от нечего делать снимали друг друга в жанре ню и потом любовались своими прелестями. Как же они этого чертова «Алекса» не обнаружили? Или просто сами любят посмотреть на досуге? Как ты думаешь, у нас есть еще силы посмотреть очередной шедевр?

— Надо, — сказала я. — Деваться-то все равно некуда!

Она вставила новую кассету.

Снова Каллистратов. Алекс. И — две какие-то распущенные девицы, изображающие из себя ведьм на шабаше. Наверное, Сапроновская с подругой, подумала я. Такие пошлые физиономии — просто шедевры китча!

Звучит музыка — «Призрак оперы».

Опять Ася. Уже измученная, с пустыми глазами…

— Я не могу это смотреть! — взмолилась я. — У меня нервы слишком слабые!

Вскочив, я убежала на кухню.

Лиза вышла за мной, налила мне воды и молча протянула. Меня трясло.

— Послушай, Лиза, — подняла я на нее глаза. — Неужели есть люди, которым нравится это смотреть?

— Если это снимают, значит, это кому-нибудь нужно, — ответила Лиза. — Зато теперь у нас есть «вещдок». Ванцов будет в восторге от такого подарка!

— Знаешь, Лиз, я бы арестовала не только тех, кто это снимает, но и тех, для кого это снимают, — проворчала я. — Не было бы спроса — не родилось бы предложение…

— Я бы тоже, но… У нас свобода и демократия, шери. Помнишь «Убить дракона»? Наша чернь восприняла свободу исключительно по-животному. Пить, жрать, трахаться… Господи, как это мерзко! Бедные дети, которым по чьей-то подленькой прихоти выпало стать мучениками!

— Профанум вульгус, — задумчиво повторила я. — Проклятые профанум. Проклятые вульгус!

Глава 15

Оставшуюся часть вечера я провела в задумчивости. Мама пыталась мне что-то сказать, но, встретив мой мрачный взгляд, поспешно ретировалась на кухню.

Получалось, что мерзкие «вульгусы» воздействовали на меня независимо от моего желания. Бедная ма, ей и так от них досталось, так что…

— Так что, Александра, нечего киснуть и впадать в уныние, — сказала я своему отражению в зеркале.

Вид у отражения оставлял желать лучшего — всклокоченные волосы и резко увеличившиеся глаза.

Черт побери, это вот с такой физиономией ты собираешься завтра задать этой сволочи трепку, Александрина?

«А какой сволочи? — Это встрял мой внутренний голос. — Тебе не кажется, что ЭТО уже сделали? Их нет. Воспарили эти «обаятельные парняги», и что? Ты ведешь охоту на того, кто избавил человечество от этой пакости? Из любопытства? Или охотничий инстинкт тому виной? Так и называй себя — ищейка!»

— Да пошел ты! — отозвалась я.

Мама в соседней комнате включила телевизор.

— Может быть, я и ищейка, но охочусь я за «Алексом», — сообщила я внутреннему голосу.

— «Это плохие парни, Джо, — заговорил телевизор. — Они убили мою маленькую сестру…»

Я прислушалась.

«Значит, надо идти по их следу», — сказал Джо.

— Надо идти по их следу, — повторила я за Джо эхом.

«Иди и надери им задницы, Джо!» — напутствовал неизвестный ковбой.

— Надери им задницы, Александра! — повторила я.

Дверь скрипнула. Мама смотрела на меня с легким испугом:

— Саша, ты с кем разговариваешь?

Я вздохнула и призналась:

— С каким-то Джо, ма. Похоже, он неплохой парень, а?

И, подражая ковбоям из вестернов, напялила на голову шляпу.

Мама рассмеялась:

— Саш, я купила билеты в филармонию. На послезавтра. Будут играть Брамса и Шопена. Пойдем?

Ну, это в манере моей мамы! Сначала купить билеты, а потом спросить, пойду ли я! Пойду — куда же я денусь!

Правда, если подумать, это не так уж и плохо… После всей этой мерзкой, липкой грязи надо ж будет отдохнуть моей измученной душе?

* * *

Утро выдалось словно по заказу темных сил.

Дождь лил как из ведра. Мой попугай сидел на жердочке нахохлившись и, заметив, что я открыла глаза, жалобно застонал.

— Ну, что поделаешь, Пафни, дружок! — развела я руками. — Тебе сегодня рассчитывать можно только на «электрическое солнце».

«А на что сегодня рассчитываешь ты, маленькая Саша? — проснулся мой внутренний голос. — Посмотри, как тосклив мир поутру! За кем ты бежишь? Оставь в покое людей, которые просто сделали то, что кто-то обязан был сделать!»

— Я бегу не за ними, — покачала я головой. — Им бог судья… Если, конечно, они и являются убийцами. Поскольку сие еще не доказано. И вполне может оказаться, что это дело совсем не их рук!

Но в тот момент я все-таки мало сомневалась в том, что это они. Более того — во мне эта уверенность была такой сильной, что остальное отходило на второй план.

Чтобы хоть немного справиться с тупой головной болью, я сварила кофе и уселась с чашкой, равнодушно наблюдая, как по оконному стеклу сползают капли дождя.

Мама еще спала — сегодня у нее выходной. А у меня? У меня будут когда-нибудь выходные, когда я смогу не думать о преступных людях?

Впрочем, углубляться в философию у меня времени не было.

Я взяла том Вийона и спросила:

— Дружок, как ты думаешь, что со мной сегодня будет, а? Будет у меня еще возможность пофилософствовать?

Открыв страницу наугад, я прочла следующее:

— «Для всех одна у смерти хватка — равны пред ней богач и нищий».

— Вот спасибо, — вздохнула я. — Одна надежда — я уж точно не богачка, но и не нищая! Будем надеяться, что ты имеешь в виду все-таки не меня!

* * *

На улице было не холодно. Но дождь по-прежнему лил, а я ненавижу зонты. Так что в офис я заявилась, похожая на воробья, искупавшегося в луже.

— Привет, — бросила я Дашке. — Я сильно опоздала?

— Нет, — улыбнулась Дашка. — Господи, Саш, какая ты мокрая! Быстренько возьми полотенце у «призрака» и высуши волосы! А то будешь ходить с неэстетичным красным носом!

Я послушалась.

Из нашего кабинета доносились приглушенные голоса.

— У нас что, посетители? — спросила я у Дашки.

— Ага, Лиза притащила целую компанию.

— Лиза?! — удивилась я.

— Три девицы и пожилой дядька, — бросила Дарья. — Теперь они всей компанией мучают Ларчика!

— Ничего, он выдержит, — пообещала я.

Однако! Не иначе как я должна увидеть в комнате Арбузова с «бандой»! Кого еще могла с утра притащить к нам Лиза?

Я осторожно приоткрыла дверь и увидела их. Арбузова и девушек.

Надо же, как Лизе это удалось? Она обещала им всем скостить срок за явку с повинной, что ли?

— Вас интересует, почему я их не убил, хотя мне этого хотелось больше всего на свете, так? — говорил Арбузов. — Или вы не верите, что никто из нас этого не сделал?

— Да мы вам верим, — протестовал Лариков.

— Лично я не очень, — встряла Лиза. — Помните этот роман у Агаты Кристи? Кажется, «Убийство в Восточном экспрессе». Когда все имеют повод убить и убийство совершают вместе. Может быть, вы тоже убили все вместе? Кстати, как вы познакомились друг с другом? Или это секрет?

— В этом нет никакого секрета, — мягко заметила девушка с восточной внешностью.

«Это Дина», — догадалась я.

— Понимаете, я была любовницей Каллистратова, а Римма — подругой Прохорова. Мы, естественно, познакомились. А потом подружились. У нас много общего. Например, общее несчастье… О Ниночке вообще нечего говорить — она училась вместе с Асей!

— А как вы познакомились с Арбузовыми?

— Сначала мы все-таки познакомились с Ниночкой, — ответила Римма. — Динара с ней познакомилась. В театре. А уж потом Нина познакомила нас с Асей. Честно говоря, нас так поразила Ася, да и наши «друзья» стали законченными хамами… Вы бы не захотели им отомстить? К тому же мы вели только психическую атаку. Мы хотели заставить их почувствовать страх — тот страх, на который они до этого обрекали свои жертвы! Поэтому нам и пришла в голову эта банальщина с появлениями из-за угла, звонками по телефону и так далее… Мы их не убивали, поверьте!

— А милиция? Почему вы не обратились туда? — спросила Лиза.

— Не смешите нас, — процедила Римма. — Как вы это себе представляете? Их просто посадили бы лет на пятнадцать, а через пять лет выпустили бы за примерное поведение! Лично я в эту вашу милицию не верила никогда!

— И предпочли сами действовать? — спросила Лиза. — Тем более что Прохоров решил с вами расстаться!

— Да, я не ангел, — усмехнулась Римма. — Я была с Прохоровым, ожидая своего часа. Но я его не убивала! Увы, это сделала не я.

— Но кто-то из вас все-таки убил этих двоих, — мрачно сказал Ларчик. — Кто?

— Даже если бы мы это знали, мы бы вам не сказали! — выпалила неожиданно Нина. — Лиза, вы же видели Асю! Вы сами сказали нам, что видели кассету! Вы обещали нам ее отдать — зачем же так обманывать? Неужели не понятно, что эти кассеты должны быть уничтожены — Ася наконец-то должна жить спокойно! Неужели вы этого не понимаете? Мы хотим уничтожить эти проклятые кассеты, на которых записаны ее мучения!

Ага, вот как Лиза их сюда заманила! Пообещала им отдать кассету…

Надо же, какая интриганка!

Я потихоньку прошла в комнату. Все сразу обернулись и уставились на меня.

— Познакомьтесь, это Александра Сергеевна. Детектив.

Они промолчали.

Я с ними и так была знакома.

— Андрей, — тихо сказала я. — Понимаешь, Андрей, мне кажется, что это действительно сделали не они. Они собирались их убить или просто хотели затравить, как волков, но… Может быть, я ошибаюсь — это станет ясно сегодня вечером, — но Прохорова и Каллистратова убил другой человек. Почему — я еще не знаю. У меня нет пока никаких доводов в пользу своей уверенности, кро-ме интуиции. Но они, мне кажется, говорят тебе правду!

— Ты же знаешь, Арбузов преследовал Прохорова, Дынду…

— Их преследовал не только Арбузов, — вздохнула я. И, обернувшись к арбузовской компании, спросила: — Вы не видели рядом с собой человека очень маленького роста, странного вида?

— В темном плаще? — вспомнил Арбузов. — Да, кажется… Он был оба раза рядом, когда…

— Когда произошли убийства. Когда вы стояли и ждали, а в это время кто-то делал то, что так хотелось сделать вам! Вы когда-нибудь видели сына Дынды?

— Нет, — покачали головой обе девицы.

— Влад говорил, что он… Постойте, я вспомнила! Он как-то раз сказал, что у них есть актер — просто залюбуешься! Он сказал это со смехом — таким странным! Я почему-то была уверена, что этот актер очень красив, потому что, когда я познакомилась с его матерью, она уверяла меня, что Алекс красив, как молодой бог. Красивее Влада. Но — как это может быть он, ведь киностудия «Алекс» принадлежала его отцу? А потом его матери?

Вот вам и «Алекс»!

Теперь понятно, почему они так разбогатели на кассетах!

— Вы не знали? — продолжала Динара. — Вся продукция «Алекса» сбывалась в киосках, принадлежащих Дынде! Одна кассета стоит порядка двухсот рублей и плюс к этому идет еще на экспорт!

— А вы-то откуда это знаете? — спросила подозрительная Лиза.

— Я вытянула это из Каллистратова, когда он был в подпитии! Он был страшно зол на Тамару, поскольку она, по его словам, слишком «жировала» за его счет. Кажется, они с Прохоровым собирались «разыграть карту в свою пользу», но дальше слов это не пошло.

— Или не успело пойти, — мрачно констатировала я. — Когда состоялся этот разговор?

— Одну минуту, я попытаюсь вспомнить! Да, конечно. Это было за две недели до гибели Прохорова.

— Ну, вот. У нас появляется новый подозреваемый, — сказала я. — И мне кажется, это сделала именно она!

— Кто? — Несколько пар глаз уставились на меня в крайнем изумлении.

— Дында, — пожала я плечами. — Тамара Николаевна Дында. Если все так, как они говорят, у Дынды была причина избавиться от них. Может быть, я не права? Но личности все три неадекватные, возможно всякое… Предположим, они решили шантажировать Дынду, чтобы прибрать бизнес к рукам… И тогда она поняла, что куда проще от них избавиться! Я думаю, нам в любом случае не мешает нанести ей визит вежливости…

* * *

Стоило нам подойти к двери Дындиной квартиры, как мое сердце начало выстукивать барабанную дробь тревоги.

От квартиры исходил запах беды.

Я нажала кнопку звонка. Никто не ответил.

Мы переглянулись.

— Не нравится мне все это, — пробормотал Лариков.

— Может быть, их просто нет дома? — предположила Лиза.

Я осторожно потрогала ручку.

Она повернулась и неожиданно легко поддалась. Дверь открылась.

Вторая внутренняя дверь вообще была распахнута.

— Черт, — выругался Лариков. — Теперь мне все это окончательно не нравится!

Он шагнул внутрь комнаты, мы последовали за ним.

Тамара Николаевна Дында была одета в розовый махровый халат с голубыми розочками. Собственно, обсуждать ее вкус было глупо — ей было уже все равно, что надеть и как она будет выглядеть.

Сейчас она выглядела неважно. Она лежала на животе, нелепо уткнувшись носом в ковер, и на ее затылке алела кровь.

Тамара Николаевна была мертва.

* * *

Я не верила. Вот так устроен человеческий мозг: видишь перед собой убитого — и не веришь. Потому что еще вчера ты видел этого человека живым. И мысль о том, что перед тобой грешнейшая личность, наживавшаяся преступным способом, почему-то отступает — перед этим дурацким халатом с голубыми розочками, который едва ли не больше жаль, чем хозяйку…

— Интересно, — проговорил Ларчик, присаживаясь на корточки перед трупом. — Что же здесь произошло? Наши подозреваемые в это время находились вместе с нами. Предположить, что это сделала Ася, — невозможно. Ася не может самостоятельно передвигаться!

— Подозреваемые отпали сами собой, — согласилась Лиза. — Убийство совершено недавно — кровь на затылке еще теплая…

Я поморщилась. Лиза, которую тошнило от порнушных фильмов, спокойно опустилась на колени рядом с трупом и дотронулась пальчиками до раны.

— Вызывай ментов, — озабоченно сказала она. — Кстати, куда мог смыться ее драгоценный сынишка? Ох, как он нам нужен!

— Нужен, — кивнула я. — Поскольку наверняка был свидетелем…

— Или исполнителем, — проворковала Лиза. — Кстати, Сашенька, будь так добра, осмотри его комнату! Только ни до чего не дотрагивайся!

Я снова начала злиться.

А то я без Лизы этого не знала!

Сейчас нарочно начну дотрагиваться до всего подряд!

Впрочем, я успокоила себя. У меня-то в отличие от них был сегодня шанс встретиться с Алексом!

* * *

В комнате Алекса было тихо. Так тихо, что я слышала, как скрипнула дверь — это Ларчик отправился поговорить с соседями.

Осторожно, чтобы не нарушать эту тишину, я сделала шаг, практически неслышный, но он показался мне чересчур громким.

Мне было немного не по себе — как будто я заявилась в чужой мир, чтобы разрушить его таинственность своим глупым любопытством.

Этот листок бросился мне в глаза сразу. Словно ждал меня, развернутый, белея на письменном столе.

Подойдя ближе, я прочла: «Саше».

Мне.

Осторожно, двумя пальцами, я взяла листок и развернула.

«Саша, я знаю — рано или поздно вы будете здесь и войдете в мою комнату. Думаю, вы уже обо всем догадались, я прав? То, что я сделал, не имеет оправданий. Но эти люди сломали жизнь не только мне. Думаете, легко жить с такой ненавистью в душе? Если вы не знаете этого чувства, вам и не надо знать… Во многом я был виноват сам. Мне хотелось хоть как-то прикоснуться к кино, а я знал — с моей внешностью мне не на что рассчитывать, только на творения моей мамы и Прохорова.

Мои напарницы обычно не выживали. Это была не моя вина, виноват в основном был Каллистратов — знали бы вы, что он творил со своими жертвами! Идея снимать «новичков» тоже принадлежала ему. Сцены, которые вы увидите в фильмах — кассеты вы найдете в шкафу, на полке, — все эти сцены происходили НА САМОМ ДЕЛЕ. Исполнителем был все тот же Каллистратов…

Странно, он ведь казался мне нормальным парнем. Впрочем, как и моя мать. Как и Прохоров. Мне вообще все казалось нормальным, пока не появилась Ася.

Саша, я очень любил ее. Может быть, я убивал их не из-за себя — из-за нее? Сейчас я не знаю. Просто однажды я посмотрел на добропорядочную физиономию Прохорова, и меня как током ударило. Я захотел его убить. Я следовал за ним тенью, как и отец Аси, но не бросался в глаза — вы знаете, люди с физическими недостатками так хотят спрятаться от посторонних глаз, что в конце концов постигают науку незаметности, растворенности в пространстве. Вы, как сыщица, знаете, как это делается. Поэтому рассказывать вам, как я надевал серые широкие плащи, шляпу, надвинутую на самые глаза, и так далее, — не буду. Вы относитесь к разряду людей, которым куда более интересны переживания человека. Лучше я расскажу вам, как я убил Прохорова…»

В соседней комнате хлопнула дверь. Раздался голос Ванцова.

Я быстро спрятала письмо.

— Ну?

На пороге стояла Лиза.

— Ты что-нибудь нашла?

— Нет, — помотала я головой. — Ни-че-го…

* * *

Я вышла на улицу, сказав, что мне трудно дышать.

Дождь прекратился. Небо все еще было серым. Как мое настроение.

Я продолжила читать.

«…Или нет. Сначала я расскажу вам, что они сделали с Асей. Каллистратов вошел в раж. Сначала он издевался над маленькой девочкой. Кажется, ее звали Варей. Это было страшно. Она не выдержала издевательств, и тогда он просто выкинул ее в посадках. Знаете, она ведь была жива, когда он ее увозил. Ее нашли мертвую. Я понял — Каллистратов ее убил. Точно так же он поступил бы и с Асей. Я не мог этого допустить. Поэтому я сам вызвался отвезти ее к дороге. Мы тогда поссорились с ним окончательно. Мать встала на мою сторону. Ася была едва жива, но все же у меня оставалась надежда, что ее найдут. Я не отходил от нее до тех пор, пока на шоссе не показались зажженные фары машины. Тогда я спрятался и не уходил, пока не увидел, как машина остановилась и Асю подобрали. Пусть она стала инвалидом, но, по крайней мере, осталась жива. Остальные семь лет я жил ненавистью и ожиданием, когда я созрею для мести окончательно. И этот день настал… Семь лет Аси не было в России. Но однажды я шел по улице и увидел ее. В инвалидной коляске, которую катил ее отец. В моей душе все перевернулось. Больше ждать я не мог — они сломали эту девочку точно так же, как сломали меня. Но я был уродом изначально, а Ася? А малышка, такая прелестная, — вы бы видели ее! Несчастный ребенок!

Ключ от прохоровской квартиры я выкрал у матери. Дождался, когда никого не будет дома. Вошел. Я ждал долго. Он вернулся откуда-то, был навеселе. Грубый и бесконечно… уродливый. Я включил «Призрак оперы». Звуки музыки заставили его вздрогнуть. «Кто здесь?» — спросил он. Я выстрелил. Мне не было плохо. Знаете, Саша, мне было только жаль, что я не могу продлить его страданий!

Он умер именно в тот момент, когда потеряла сознание девочка. Маленькая девочка. А он все еще кричал: «Снимай же! Снимай! Знаешь, сколько это стоит?»

Я смотрел на него, и мои губы сами зашевелились, произнося то, что так хотелось мне сказать им всем. «Профанум вульгус». Невежественная, грубая, похотливая чернь.

Так я стал убийцей. Остальных убивать было еще легче. Я не хотел убивать мою мать, но… Она все поняла. Кажется, ей было страшно жить со мной. Но тем не менее именно она сказала мне, что была инициатором всего этого. Что это по ее воле снимались фильмы. Добила она меня одной фразой: «Какая разница, что приходится делать, если деньги важнее всего в этом мире? Наши фильмы покупают. Киностудия названа твоим именем. В твою честь, мой красавчик! Этот мир стоит денег. Я хочу принадлежать к элите, я хочу, чтобы и ты к ней принадлежал». К тому же — я сын убийцы, а яблоко от яблони, как известно… Ведь, по ее признанию, она ради той же элиты когда-то предпочла избавиться и от отца — для «изначального капитала», как она мне объяснила, глядя мне в глаза с легкой снисходительностью.

Для изначального капитала…

Этой фразой она довела меня до исступления. Я сам не помню, как нажал на курок.

Это все. Не ищите меня, Саша! Я сам свершу суд. Помните это. Дайте мне возможность умереть самому — так, как я этого хочу. Вы же знаете, что ждет меня в тюрьме? Прощайте. Помните маленького уродца, который был частью и жертвой «профанум вульгус».

Я сложила письмо и спрятала в карман.

Где его искать? Надо ли его искать?

Каждый имеет право на свою смерть.

Я посмотрела в небо. Черные тучи начали понемногу уходить на запад, открывая светлое, серо-жемчужное небо.

— Сашка, ты…

Я обернулась к Лизе.

Она отступила, испугавшись выражения моих глаз.

— Что случилось? — спросила она обеспокоенно.

Я протянула ей письмо.

— Там все написано, — сказала я. — Все, над чем мы так долго ломали голову…

Она взяла у меня письмо, и, словно освободившись от этого груза, я облегченно вздохнула.

— Где он может быть? — спросила она, когда дочитала.

— Наверное, в своей киностудии, — ответила я. — Скорее всего уже поздно. Мы не застанем его живым. Да так, наверное, и лучше…

— Наверное, — согласилась со мной она.

— Каждый имеет право на собственную смерть, — повторила я едва слышно.

Пока они доедут до твоей дачи, Алекс, тебя уже здесь не будет. И я не знаю, хорошо это или плохо.

Все в руке божией. Ты, Алекс, тоже в его руке. Пусть будет по его воле.

* * *

Когда Ванцов приехал туда со своими операми, Алекс был уже мертв.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg