«Чемодан для Спенсера»

Антуан Масаба все равно бы пришел где–нибудь к власти. Он был прирожденным лидером. Не повезло ему только в том, что он родился в засушливом регионе, что стал позже Республикой Синобар. Для Синобара это тоже было невезением. Ведь Масабе для удовлетворения его амбиций нужна была страна с минеральными ресурсами и промышленным потенциалом, а Синобару нужен был лидер, который обратился бы к прозаическим нуждам момента. Первое лицо Синобара должно было обладать чутьем на землю. У Масабы же имелось чутье лишь на исторические деяния. Он закрыл глаза на засушливый климат и неплодородную почву Синобара. Вместо этого он видел себя и свою нацию, которую считал продолжением себя, играющими решающую роль в судьбе возрождающейся Африки.

Его первым важным деянием в качестве главы государства стало сооружение потрясающей столицы — Масабары. Она носила его имя, являла собой его надежды на Всеафриканский конгресс наций во главе с ним, а заодно довела его страну до банкротства. Масабара должна была стать новой Меккой — магнитом, притягивающим разобщенные народы со всего континента. Но новорожденные государства неохотно расстаются даже с крохотной частью своего суверенитета. Никто не пришел.

Перед лицом экономического краха Масаба ощутил, что обязан придумать новый и отчаянный трюк. Он понимал, что играет с огнем и что игра эта может закончиться кучей головешек. Но выигрыш стоил риска. Масаба по своей сути был созидателем империй и, как все созидатели империй, знал, что если он добьется успеха, любое крушение будет списано и забыто, а его имя будет навеки прославлено. Он не был злым или порочным. Он был просто тщеславным.

Длинный белый аэропортовский автобус мчался по широкому проспекту Героев.

Ник Холлистер сидел у открытого окна, через шесть рядов от водителя, хотя автобус был совершенно пуст, и любовался аккуратными правительственными зданиями из стекла и бетона, изнывавшими на открытых площадях под щедрым экваториальным солнцем.

Город, несмотря на всю свою претенциозность, вызывал странное ощущение призрачности. Холлистер понимал, в чем тут дело. В людях.