«Ближе, бандерлоги!»

— Я спрашиваю, что я должен делать на работе? — Понятия не имею, — ответил он. — Что-нибудь подвернется. Тут он был прав.

Мазур, уже давно успевший натянуть джинсы и свитер, перевернулся на живот, положил руки под подбородок и посмотрел за окно. Сначала тянулись одни рельсы, потом показалась синяя табличка с белыми буквами — естественно, латинскими буквами и на местном языке. Насколько он помнил карту — а карту ему всегда полагалось помнить назубок, — до столицы оставалось всего-то километров пять. Можно сказать, приехали.

Он покосился вниз. Трое его спутников сидели рядышком на нижней полке, как воробьи на жердочке — взъерошенные, угнетенные, пришибленные, живая иллюстрация к лекции о скверных последствиях употребления алкоголя. Время от времени кто-нибудь из них глубокомысленно изрекал, что не стоило выпивать все до капельки, потом опять воцарялось понурое молчание.

Дети малые, подумал Мазур не без превосходства. Если уж так приспичило, нужно выворачивать денежку по карманам и идти к проводнице или в вагон-ресторан, каковой тут имеется, — это ж азбука…

Ну, видимо, такой уж народец достался Мазуру в спутники — всевозможные глобальные вопросы они решали одной левой, а вот опохмелиться соображения не хватало. Так уж ему свезло, что с ним в купе оказались трое делегатов какого-то московского ультрапатриотического фронта, ехавшие в гости к своим братьям по разуму в тот же город, что и Мазур. Что выяснилось вчера вечером практически мгновенно: едва поезд тронулся, они выставили кучу бутылок, начали с тостов за «прорабов перестройки» и успех грядущих демократических преобразований, а потом до полуночи яростно дискутировали о путях, задачах и целях означенных преобразований, причем, как среди российских интеллигентов водится, на три человека у них были четыре мнения и свой уникальный набор рецептов, как обустроить Россию, а заодно и полмира. Очень может быть, что они долго сидели и после полуночи, но Мазур, которого от этих речей откровенно тошнило, лег спать и спокойно уснул, ему и не под такой шум приходилось засыпать.