«В бой идут одни офицеры»

В бой идут одни офицеры (fb2) - В бой идут одни офицеры 586K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Иванович Зверев

Сергей Зверев В бой идут одни офицеры

Глава 1

— Ваш пограничный отряд как раз и есть самое уязвимое место, — прогудел в телефонной трубке голос генерала. — Вы постоянно имеете дело с наркотиками, вас сама многолетняя ситуация «заточила» на борьбу с караванами. Это ни в коем случае не упрек вам, а констатация фактов.

— Я понимаю, товарищ генерал, — ответил начальник отряда. — Вы считаете, что переброска на нашем участке реальнее всего?

— Мы уверены, что ваш участок — один из самых перспективных для них.

— Мы это учтем, — согласился начальник отряда, — но я считаю, что проверка данных наших информаторов с той стороны крайне обязательна. Не исключено, что это элементарная «деза».

— У вас есть конкретные предложения?

— Нужна разведгруппа, товарищ генерал, — убежденно заявил начальник отряда. — В течение недели я могу сформировать ее своими силами…

— Никакой самодеятельности! — перебил начальника отряда генерал из Москвы. — Афганские воспоминания покоя не дают? Знаю, что у вас хорошие бойцы. Но одно дело — за караванами гоняться и с населением работать на своей территории. А работа разведывательно-диверсионной группы на территории сопредельного государства — это, извините, совсем другая специфика. Базу необходимо не только найти, но и, по возможности, уничтожить.

— Но вы же понимаете, что у нас просто может не быть времени. До начала работы саммита глав правительств в Душанбе осталось всего ничего. Даже один террорист-смертник может натворить такого! А если еще учесть, что их там готовят по какой-то специальной секретной методике…

— Не горячитесь! Не исключено, что саммит — только ложное направление, призванное заставить нас направить все усилия и все внимание именно туда. Но насчет времени вы правы, его может совсем не быть. К сожалению, в такой короткий срок мы не можем подготовиться так детально, как этого требует подобная операция. ГРУ тоже прямо сейчас не может выдернуть ни одной группы. Но безвыходных ситуаций не бывает. К вам уже вылетела офицерская группа спецназа ВДВ.

— Спецназ ВДВ? — удивился начальник отряда.

— Именно. Ребята с боевым опытом, не переживайте. Причем именно с опытом работы в Азии и Африке.

— Согласен, это работа не для контрактников.

— Вот именно. Задача группе поставлена перед вылетом, но маршрут согласовать им придется именно с вами. Вся топография и вся обстановка на участке границы и в приграничной зоне в ваших руках…

Заместитель начальника погранотряда полковник Иноземцев вылетел для встречи группы на аэродром специальной авиагруппы. Прибытия «транспортника» пришлось ждать больше двух часов из-за проходившего атмосферного фронта. Полковник не стал терять напрасно времени и, пристроившись под переносным фонарем в ближайшем ангаре, снова углубился в анализ карты местности. Не все было так просто. Район, где мог действовать лагерь Аль-Каиды по подготовке террористов-смертников, был слишком огромен. Для того чтобы спецназовцы могли успешно выполнить поставленную задачу, Иноземцев должен сориентировать их правильно и точно.

Лагерь такого характера мог находиться не где угодно. Местность должна была отвечать определенным универсальным требованиям. Если лагерь не замаскирован подо что-то еще, то он должен быть хорошо укрыт и находиться на безлюдном и труднодоступном участке. Если же он замаскирован и действует под видом какой-нибудь складской или промышленной зоны или еще чего-нибудь подобного, то, соответственно, должен находиться вблизи населенных пунктов и транспортных коммуникаций.

Имеющаяся информация от закордонных источников ответов на такие вопросы не давала. Возможно, что встреча с доверенным лицом, которая предстоит командиру группы, прольет свет на эту темную историю. Пока же Иноземцев мог порекомендовать для изучения на месте шесть районов.

— Товарищ полковник, — доложил появившийся в воротах ангара лейтенант, — борт заходит на посадку.

Иноземцев сложил карты и вышел из ангара под яркие южные звезды. «Как все-таки здесь быстро темнеет! — подумал он. — Только что начало смеркаться — и вот уже черная непроглядная южная ночь». В небе послышался гул авиационных моторов заходящего на посадку самолета.

Усевшись в поджидавший его аэродромный «уазик», Иноземцев приказал ехать на «рулежку», где приземлившийся транспортный самолет еще гудел турбинами. В свете фар полковник видел, как из люка на бетон спускаются по легкому трапу люди с большими сумками и личным зачехленным оружием.

Машина резко затормозила около группы десантников. Водитель выключил ближний свет и заглушил двигатель. Иноземцев, выпрыгивая из «уазика», насчитал шестерых человек. Все были примерно одного роста и одного телосложения. Камуфляжные костюмы десантников не имели знаков различия. По росту, что ли, подбирали, подумал Иноземцев. Говорят, что у десантников различных ритуалов больше, чем в других спецподразделениях. «Может, они в этом особый шик видят». Но когда полковник подошел к группе, то понял, что насчет ритуалов он сильно ошибся. Все бойцы были ростом не меньше метра восьмидесяти пяти. Для человека ростом в метр семьдесят они и показались одинаковыми по росту. Покачав головой, Иноземцев подошел к десантникам:

— Представитель штаба пограничного отряда полковник Иноземцев. Кто старший группы?

— Подполковник Карманников, — козырнув, представился один из спецназовцев, глядя на Иноземцева сверху вниз, и добавил решительно: — Разрешите ваше удостоверение, товарищ полковник.

Иноземцев усмехнулся про себя и протянул свое офицерское удостоверение. Спецназовец посветил тонким лучом маленького фонарика на развернутое удостоверение и протянул его хозяину.

— Порядок. Извините, специфика, — добавил подполковник тоном, в котором было не столько извинение, сколько информация. — Меня предупредили, что у вас есть свои комментарии по сопредельной территории.

— Да, есть, — кивнул Иноземцев, — предлагаю поговорить в машине.

Пока командир группы доставал из баула планшет со своим комплектом карт и спутниковых снимков, Иноземцев открыл двери «уазика» и предложил водителю «погулять». Уже в начале разговора Иноземцев понял, что командир десантников успел досконально изучить предполагаемый район действий. После обмена мнениями Иноземцев дал свои рекомендации и характеристики района и добавил с сожалением:

— Жаль, что никто из вас не владеет языком.

— Владеет, товарищ полковник, — с усмешкой ответил Карманников, — даже двое.

— Когда думаете начать готовиться к переходу?

— Готовиться? — удивился спецназовец. — Через тридцать минут мы уже должны быть в воздухе.

— В воздухе? Вы что, на парашютах думаете спускаться?

— Если вы нам ковра-самолета не предложите, то да, — с улыбкой ответил подполковник. — Я вас понимаю, вы судите о парашютном десантировании по фильмам. Высоко в небе летит самолет, от него отделяются точки, над которыми распускаются белоснежные купола. Потом вся эта красота долго и живописно кружится в небе, пока не сбежится все местное население. Так?

Поняв, что пограничнику нечем «крыть», десантник пояснил:

— Скорость, расчет и специальное снаряжение. Выбрасывают нас на предельно низкой высоте, планирующие парашюты типа «крыло» позволяют уйти из зоны выброски на километры. А купола у нас темного цвета. Кстати, они после приземления в течение нескольких минут уничтожаются специальными химикатами до состояния горки пепла.

— Сдаюсь! — тоже с улыбкой ответил Иноземцев. — Уели меня по первое число. Ладно, желаю вам успеха. И до связи…

Кэролайн вошла в кабинет начальника секретного управления НАСА, когда совещание уже шло.

— Прошу прощения, мистер Дорст, — начала было Кэролайн, но босс перебил ее.

— Проходите, доктор Бернетт, — предложил Питер Дорст, указывая на кресло, — хорошо, что вам удалось быстро добраться. Через два часа я должен быть у руководства на расширенном совещании, а обсудить нам нужно очень многое. Давайте, Эдвард, начинайте с фактов, а интерпретации оставим на второе.

Эдвард Пауэл, заместитель начальника управления, откашлялся и, разложив перед собой листы бумаги с пометками, заговорил:

— Все зафиксированные аномальные явления географически ложатся на территорию северного Афганистана восточнее города Мазари-Шариф. Сами по себе факты сказочно быстрого выздоровления тяжелобольных еще ни о чем не говорят. Объяснений этому можно дать очень много: от ошибочного диагноза низкоквалифицированных кадров местных медиков до слухов, которые распространяют представители полуграмотного местного населения. С такими фактами мы с вами сталкивались неоднократно, не правда ли, доктор Бернетт? — Пауэл повернулся к Кэролайн.

— Безусловно, — согласилась женщина, которая была в курсе темы срочно собранного совещания, — иногда это объяснялось и особенностями организма самих больных.

— Так вот, сами по себе данные факты не могут вызывать большого интереса. Но если добавить к ним и другие факты, то это уже ложится в некую систему. Речь идет о поведенческих аномалиях. Случай первый. Населенный пункт Айбаш-Ташур. Появление на улице мужчины с неадекватным поведением. По свидетельству очевидцев, он выглядел так, будто спал на ходу с открытыми глазами. Походка на плохо гнущихся ногах, остекленевшие глаза. При движении по улице он обходил людей, но натыкался на предметы. На призывные звуки человеческого голоса не реагировал. Был сбит автомобилем при переходе проезжей части. Увезен не автомашиной «скорой помощи», а обычным гражданским легковым автомобилем. Подтверждения попадания такого человека в медицинские учреждения не зафиксировано. Он исчез. Второй случай отмечен в магазине небольшого города в сотне километров восточнее. То же описание. Есть характеристика, описывающая поведение, похожее на поведение робота. Это касается речи, движения рук при получении покупки и всего такого прочего. Есть два случая столкновения с полицией. Причем во второй раз это было откровенное вооруженное нападение. В одном случае человеку удалось скрыться, во втором — его блокировали в узком пространстве между зданиями, когда у него кончились патроны. Неизвестный не стал сдаваться, он просто умер.

— И тело… — сразу же оживилась Кэролайн.

— Тело попало на вскрытие, если вы об этом. Только вскрытие ничего не показало. Причина смерти не ясна. Никаких повреждений, патологий; просто остановка сердца.

— Но это хотя бы был человек?

— Стопроцентный человек, безусловно.

— Скажите, Эдвард, — спросил Дорст, — а физических аномалий этого района не зафиксировано?

— Увы, босс. Я сразу же решил проверить наличие каких-либо энергетических аномалий в этом районе, вплоть до повышения радиационного фона или появления посторонних видов излучения.

— Мистер Пауэл, — напомнила Кэролайн, — а первое нападение на полицию чем закончилось?

— Первый случай вы имеете в виду? Там было не столько нападение, сколько попытка задержания полицией этого человека. Задержать его не удалось, так как он показал фантастические физические способности. Это выражалось в большой силе рук при подъеме по отвесной стене и скорости передвижения бегом. Очевидцы утверждают, что он бежал со скоростью около тридцати километров в час.

— Это невозможно по чисто анатомическим и физиологическим причинам, — возразила доктор Бернетт, — если только это был человек.

— Согласен с вами. Возможно, что очевидцы и ошиблись в оценке скорости.

— Так с чем же мы здесь столкнулись? — попытался подвести итог Дорст, поглядывая на часы. — Деятельность инопланетян или передовые секретные медицинские исследования человечества?

— Лично я не вижу здесь ничего фантастического, — заявила доктор Бернетт.

— Поясните, пожалуйста, — предложил шеф управления, жестом руки осадив готовящееся горячее возражение своего заместителя Пауэла.

— Современные нано- и биомедицинские технологии позволяют достигать примерно такого результата, — пояснила доктор Бернетт. — Другое дело, что кто-то продвинулся в этом вопросе далеко вперед.

— Этим вы объясняете и факты зомбирования? — все же вставил реплику Пауэл.

— Нет, не объясняю. Даже фактов зомбирования нами не установлено. Те явления, которые были зафиксированы, могут быть проявлением психического расстройства. Посудите сами, все случаи предполагаемого похищения людей инопланетянами в целях их изучения имеют следующие признаки: характерные шрамы на теле, нервозность, психика на грани срыва, смутность воспоминаний. Здесь же ничего подобного мы не видим.

— Об отсутствии шрамов судить нельзя, потому что у нас нет таких данных, — возразил Пауэл, — а психическое и эмоциональное состояние может отличаться от фиксировавшихся у потерпевших ранее тем, что инопланетяне проводят несколько другие эксперименты.

— Например?

— Например, проводятся опыты по подчинению людей или даже гибридизация. И цель слишком очевидна — внедрение.

— Это всего лишь предположение, не подкрепленное фактами, мистер Пауэл, — возразила доктор Бернетт, — с такими опытами инопланетного разума мы еще не встречались.

— Все когда-то случается впервые, — примирительно сказал Дорст. — Если такое внедрение начнется, то предпринимать что-либо будет уже поздно.

— Не забывайте, доктор Бернетт, — вставил ободренный поддержкой шефа Пауэл, — что все факты вмешательства инопланетного разума в земные дела, которые установлены нами с той или иной степенью достоверности, говорят о его недоброжелательности и пренебрежении к человечеству. Более того, последние случаи имитации атак инопланетных летательных аппаратов на военную технику землян говорят если не о проверке ее боевых возможностей, то о проверке психологических реакций — точно.

— Напомните, пожалуйста, Эдвард, всем присутствующим, — попросил Дорст.

— Хорошо, только предварительно уточню, что атаки наших военных они всегда пресекали активно и кардинально. Атаковавший их самолет, после того как была нейтрализована ракета, обязательно сбивался. Зенитные установки уничтожались следом за выпущенной по НЛО ракетой. Что касается прямых нападений… Случай пятнадцать лет назад с советской подводной лодкой, которая шла в Средиземном море с секретным заданием. О маршруте знали только высшие руководители в главном штабе ВМФ и капитан субмарины. НЛО тогда повис над советской лодкой и создал впереди по ее курсу большую голографическую картинку, на которой изображалась карта с нанесенным на нее маршрутом лодки. Затем шесть лет назад новейший российский истребитель «Су» пятого поколения, пилотируемый молодым лейтенантом, подвергся прямому нападению НЛО. Неустановленным лучом во время полета была буквально срезана хвостовая часть фюзеляжа самолета. Тот потерял управление и стал падать. Летчик не мог катапультироваться и подать сообщение о происшествии, будучи искусственно введенным в некий психический ступор. Буквально в десятках метрах от земли его освободили, и он успешно катапультировался.

— Ну, это мог быть ступор и естественного происхождения, — возразила доктор Бернетт, — тем более что пилотировал самолет молодой лейтенант.

— Мог, — согласился Пауэл, — но факт остается фактом. Тем более что НЛО сопровождал самолет на всем протяжении его падения до земли и только потом скрылся.

— Знаете, что меня больше всего смущает в этих афганских случаях? — неожиданно сказала доктор Бернетт, меняя тему. — То, что зафиксирован случай смерти одного из людей. Я имею в виду случай, когда одного из зомбированных пытались схватить. Ведь практически все, кто утверждал, что были в свое время похищены инопланетянами и изучались ими, в дальнейшем покончили жизнь самоубийством. Что это — психический срыв с последующим суицидом? А может быть, программа?

— Цель? — сразу насторожился Дорст, услышав предположение своего главного медицинского эксперта.

— Ну, не знаю. Например, скрыть от людей подробности того, что делали с похищенными.

— Почему же их просто не уничтожить?

— Уничтожить? — задумчиво повторила доктор Бернетт. — Нет, думаю, не это было целью. Например, такое предположение. Инопланетян не особенно беспокоит то, что мы узнаем о похищении и изучении ими землян. То, что похищенные могут рассказать, никакого вреда пришельцам не принесет. Но, возможно, есть такие воспоминания, которые не должны стать достоянием человечества. И когда человек начинает это вспоминать, то поступает закодированная и введенная в мозг команда на самоуничтожение.

— Но в этом случае вскрытие показало бы наличие определенных выработанных организмом человека химических веществ…

— Не факт, — покачала головой доктор Бернетт, — мог пройти сигнал из мозга на простую остановку сердца. Теоретически. Не совсем подтвержденные факты существуют и без инопланетян. Это как-то заложено в способности нашего организма. Так что если это даже и не инопланетяне, то все равно нужно бить в набат, мистер Дорст. Это серьезный прорыв в нанотехнологиях.

— Пожалуй, — согласился мистер Дорст. — Смущает и географический аспект этого явления. Если я не ошибаюсь, то около тридцати трех процентов инопланетных баз на Земле предположительно находятся в Северной и Южной Америке, около двадцати девяти процентов — на территории России. Остальные приходятся на мировой океан и труднодоступные участки суши. Зафиксированное явление слишком тяготеет к земным делам. Например, к штаб-квартире Аль-Каиды в Афганистане.

— Это легко проверить, — неожиданно заявила доктор Бернетт. — Трудно найти подпольный цех по производству взрывных устройств. Он может находиться где угодно. А такой центр, если он имеет земное происхождение, должен прикрываться существующим медицинским учреждением, причем не третьеразрядным. Для таких исследований и опытов нужно очень серьезное оборудование и кадры. Так что я готова, шеф.

— В таком контексте вы, наверное, правы, доктор Бернетт, — согласился Дорст. — Вам и карты в руки. Вы лучше всего разберетесь на месте.

— Мне будет нужно очень хорошее прикрытие, шеф. Нужен доступ, нужна помощь командования нашего военного контингента, нужны, если уж на то пошло, эксгумация тела и результаты патологоанатомического исследования.

— Безусловно, Кэролайн, безусловно. Я думаю, что придется отправить с вами и пару помощников.

— Тогда Алана и Роберта.

К семи часам вечера жара перестала быть такой удушливой. Помимо среднеазиатского винограда, дынь и других неизменных даров юга, без которых не обходилось ни одно застолье, глаз русского человека радовали помидоры и соленые огурчики. Шадрин не поленился специально притащить их из Москвы.

Столы были расставлены в тени около арыка. Здесь же дымил мангал, источая дурманящие запахи настоящего шашлычка. Даже в пятницу вечером офицеры не стали переодеваться в гражданское: слишком непредсказуема была граница. Кто-то сидел в футболке, а кто-то и совсем без нее. Учитывая, что пикник был чисто мужским, практически мальчишник.

Подполковничьи звездочки были уже обмыты, новенькие погоны, которые начальник строевой части Гапшин привез из отряда, красовались на самом видном месте. Крепкий, коренастый Шадрин сидел во главе стола. Щеки его румянились от удовольствия и выпитого. Гапшин опять взял слово.

— Позвольте мне как представителю вышестоящего штаба снова провозгласить тост. Я хочу предложить выпить за вас, ребята. Вы тут находитесь на самой первой линии, вы, как обнаженный нерв, реагируете на все. Со стороны может показаться, что мы занимаемся благотворительностью, помогая закрывать границу дружественного государства. Но мы с вами, а уж тем более вы, закрываете нашу Родину. Смотрю я на вас, молодых офицеров и не очень молодых, и удивляюсь. Ни дома, ни семьи, а если есть, то… — подполковник только махнул рукой. — Не все это выдержат, не все это поймут, не каждый к этому готов. А вот те, кто здесь остался — это и есть костяк нашего пограничного братства.

Подполковник выпил сегодня уже многовато. Мысли его явно путались, хотя внешне он держался вполне прилично. Гапшина можно было понять. Через его руки проходили все документы, касавшиеся погибших, искалеченных. Он больше всех имел представление о той цене, которую приходилось платить за этот кордон на пути террористов и наркотрафика.

Офицеры дружно поддержали тост, понимая, что изрядно выпивший Гапшин так и не сможет закончить свою мысль. По мере того, как под столом добавлялись пустые бутылки, веселье становилось все более шумным. Подполковник Гапшин повернулся к Шадрину и положил руку на его локоть.

— Слушай, Андрей Васильевич, — заговорил он с извиняющейся улыбкой, — я, конечно, не совсем в том состоянии, чтобы вести серьезные разговоры, но дело есть дело.

— Что-то случилось? — настороженно спросил Шадрин.

— Нет, что ты, — попытался возразить подполковник и, слишком энергично взмахнув рукой, опрокинул бокал с соком. — Вот черт! Совсем меня развезло. Но не важно. Я вот о чем тебя хотел предупредить, чтобы дать тебе время подумать. В отряде решается вопрос о твоем переводе с заставы.

— Куда? В отряд? Кто-то считает, что я перестал справляться?

Шадрин так, конечно, не думал. Его вопрос был в определенной степени кокетством, но сама мысль об уходе с заставы, даже на повышение, ему не понравилась.

— Ну-у! — негодующе воскликнул Гапшин. — У тебя учиться и учиться тому, как надо справляться. Тебя два месяца не было, а на заставе полный порядок! Ты хороший командир, Андрей Васильевич, и тебе скоро предложат передать заставу и перейти на повышение в отряд. Туда, где до зарезу нужен твой опыт. Согласись, что пора перестать быть альтруистом и подумать все-таки о карьере и чинах. Где это видано, чтобы подполковники командовали заставами? А подполковника тебе, я так понимаю, присвоили не за командование заставой, а за что-то большее. Я, правда, не знаю подробностей, но думаю, что это твоя удачная командировка по вызову из Москвы.

— Как-то это все, — Шадрин покрутил пальцами, подбирая слова, — не столько неожиданно, сколько… как бы это сказать? Предлагали мне перейти в отряд уже не раз. Понимаешь, сросся я с ней, что ли. Уйти — это как по живому отрезать. Дом это мой и семья. Может быть, старею, сентиментальным стал. Но наверное, нужно соглашаться, ты прав. Если не соглашусь сейчас, то закисну, перестану развиваться, расти внутренне. Все-таки здесь статика, а человек должен ощущать динамику, к чему-то стремиться.

— Вот-вот, Андрей Васильевич, ты подумай! Ты мужик толковый, от тебя польза большая будет. Ты ведь, если своего не добьешься, то не успокоишься. Кое-кто тебя за это недолюбливает, но это не важно. Как гласит древняя мудрость — врагов нет только у того, кто ничего не стоит. А о себе нужно думать поменьше. О деле нужно думать, об общем деле, ради которого мы здесь и находимся. Вот так я тебе скажу. Решай, думай, пока время есть, а сопли и слюни оставь девочкам из машбюро и финчасти.

Глава 2

В кабинет главного врача клиники Густава Хальмейера ворвался его заместитель, немолодой афганец Абалькар Иради.

— Густав, они приехали! — встревоженно воскликнул он, плотно прикрывая за собой дверь.

— Хорошо, пойдем встречать дорогих гостей, — с неудовольствием ответил главврач, поднимаясь из-за своего рабочего стола. — Ты всех в лаборатории предупредил?

— Да, там все в порядке. Думаю, новая звукоизоляция сработает, но я все равно всех удалил в глубь пещеры.

Визит делегации международного движения «Врачи без границ» был запланирован давно, и избежать его все равно не удалось бы. Эта организация уже дважды оказывала помощь с поставкой дорогих вакцин и лабораторного оборудования. Как ни пытались организаторы клиники не привлекать к себе внимания, сделать этого не удалось. Клиника была построена почти год назад на краю небольшого селения, вдали от крупных городов, как и полагалось инфекционной клинике. Оснащена она была самым современным оборудованием и имела потенциал для проведения противоэпидемических мероприятий в районе. Сюда принимали и бедных пациентов, ссылаясь на некие государственные субсидии.

Сухощавый высокий главврач, несколько сутулясь и держа руки в карманах белого халата, вышел в холл клиники навстречу делегации.

— Добрый день, господа, добрый день, — проговорил Хальмейер своим резким голосом, — рад вас приветствовать в нашей клинике.

Глаза главврача, прикрытые чуть затемненными стеклами очков в тонкой металлической оправе, не выражали радости, но гости не придавали этому особого значения. Густав Хальмейер всегда отличался вздорным характером и своеобразностью суждений.

Дальше следовала обычная процедура. Процессия гостей с представителем местного органа самоуправления, ведавшего здравоохранением, прошлась по палатам, лабораториям. Очень тщательно была осмотрена кухня и столовая для больных. Представитель администрации не менее получаса распространялся о том внимании, которое уделяет местная администрация этой клинике, о большой помощи европейского сообщества, периодически направлявшего врачей-инфекционистов для работы в клинике, о благородной роли волонтеров из среды студентов-медиков, бескорыстно выполнявших работу санитаров и низшего медицинского персонала.

Хальмейер вежливо, но холодно выслушивал все, что говорилось в его адрес и адрес клиники. Его заместитель, афганский врач Иради, в отличие от шефа очень нервничал. Когда к нему обращались, он вздрагивал и отвечал несколько невпопад. Наконец афганец извинился и, сославшись на срочные дела, покинул делегацию.

В завершение делегацию пригласили к столу, уверяя, что блюда не готовились специально, а составляют истинный рацион питания больных клиники.

— Господа, — взял слово за столом Хальмейер, — я и весь персонал клиники благодарны вам за то внимание, которое вы уделяете нашей работе. Надо сказать, что условия, в которых нам приходится работать, весьма не просты. Местное население не слишком охотно отзывается на наши призывы и следует нашим рекомендациям. Это понятно. Благодаря помощи местной администрации нам дважды за этот год удалось погасить вспышки дизентерии, мы можем отслеживать симптомы других опасных инфекционных заболеваний и гасить очаги на уровне пандемии. Да, это частная клиника, но люди, стоящие за ней, — гуманисты. Вы видели палаты для бедных людей, вы видели наши лаборатории. Несомненно, все это отвечает самым современным требованиям медицины. Единственное, чего мне следовало бы желать, так это большей пропагандистской помощи со стороны местных органов здравоохранения. Медицина сильна не только своими клиниками и вложенными в них финансовыми средствами. Медицина, господа, и я думаю, что вы как практические врачи со мной согласитесь, сильна пониманием людей, верой людей. Пока будет существовать пренебрежение элементарной гигиеной, будет и нужда в таких вот клиниках. Точнее, в их количестве на душу населения.

Представитель местной администрации попытался сделать возмущенное лицо, обиженный недооценкой своих заслуг. Но Хальмейер остановил его жестом руки.

— Никоим образом я не хочу умалять помощь, которую оказывает правительство, но зачастую органы здравоохранения пытаются ограничить свою деятельность распоряжением финансами и статистикой. Господа, вы все здесь врачи, и не мне вам объяснять, что в нашем деле профилактика значит гораздо больше, нежели своевременное лечение и грамотные противоэпидемиологические мероприятия. Здесь как нельзя лучше пригодилась бы помощь общественных организаций и движений. К этому я вас и призываю!

Церемония прощания была помпезной, доктора Хальмейера обещано было представить на соискание одной из международных премий. Сдержанно попрощался лишь представитель местной администрации, однако он постарался не выходить за границы вежливости, помня о высоких покровителях клиники и доктора Хальмейера здесь, в Афганистане. Ссориться с ним не стоило.

Низкая облачность и сильный ветер осложняли высадку. Парашютистов могло разнести в разные стороны на многие сотни метров, если не на километры. Однако подполковника Карманникова погода не пугала. Он подкорректировал точку выброса с пилотами на подходе к месту с учетом скорости и направления ветра. Сейчас шесть темных прямоугольных куполов рассекали воздух, неся десантников чуть в стороне от линии границы. Самолет, который выбрасывал группу, даже не пересекал ее. Таким образом внимание к нарушению границы самолетом не было привлечено. Все остальное должен был сделать планирующий полет шестерых десантников.

Карманников держался в воздухе дольше всех, борясь с ветром и пытаясь пройти кругами над местом высадки. Подполковнику хотелось убедиться, что вся группа приземлилась в одном месте. Если бы этого не произошло, то командир мог определить направление и расстояние до тех, кого ветром отнесло бы далеко в сторону. Однако мастерство десантников помогло, и группа приземлилась на участке с разбросом всего в несколько десятков метров.

Пока офицеры собирались около командира со скомканными парашютами в руках, Карманников пытался сориентироваться на местности. Потенциальное убежище группы должно было находиться метрах в пятистах северо-западнее в скалистых отрогах. В том месте, которое предполагалось использовать для оборудования основного лагеря, не было пастушьих троп, даже козьих — и тех не было. Это было труднодоступное место, испещренное глубокими расщелинами и огороженное отвесными скалами. Выбрав направление, подполковник повел группу к намеченной цели под завывание холодного ветра.

Остаток ночи Карманников велел всем отдыхать. До утра ничего предпринять было невозможно. Короткое кодовое сообщение о благополучной высадке ушло через спутник. Утром предстояло определить свое точное положение и поставить задачи подчиненным. Но самое ответственное мероприятие, которое предстояло выполнить — встретиться с информатором из местных; без его данных группа искала бы иголку в стоге сена.

Место встречи хорошо просматривалось на многие километры вокруг. С вечера десантники обследовали местность, убедившись, что около этого небольшого озерца, питающегося родниками, никого, кроме пастухов с овечьими отарами, не бывает. Берега были истоптаны копытами животных и обильно унавожены. Редкие деревца давали мало тени и делали окрестности хорошо просматриваемыми. С ближайшего холма виднелась единственная грунтовая дорога, которой, судя по всему, пользовались очень редко. Карманников прикинул, что информатор привести за собой «хвост» незаметно не сможет. Даже если он окажется предателем, то в случае опасности группа сможет довольно быстро уйти в горы, где их преследовать будет очень сложно.

Наконец около полудня в нескольких километрах показался столб пыли. Подполковник не отрывал бинокля от глаз, пока не убедился, что в стареньком невзрачном фургоне находится только один человек. Никаких других движений в округе никто из наблюдателей не заметил.

Старенькая потрепанная и обшарпанная «Тойота» вырулила к берегу озерца и остановилась. Подполковник не спешил выходить на открытое место, наблюдая за водителем. Это был невысокий неопределенного возраста таджик. Совпадало все: и внешнее описание, и время встречи, и пароль-поведение, о котором были предупреждены десантники. Этот пароль был придуман специально очень нелепым, чтобы не было случайности его повторения другим человеком. Таджик подобрал несколько камней и стал бросать их один за другим в воду. Всего было брошено пять камней. Это означало, что все в порядке и встречу можно проводить.

Получив сообщение от наблюдателей, что все спокойно, Карманников поднялся из-за камней и неспешным шагом двинулся к машине. Подполковник не спешил, пытаясь по внешнему виду, по особенностям поведения составить представление об этом человеке. Насколько он мог располагать теми сведениями, которые должен сообщить, испытывал ли он страх или другие не адекватные ситуации эмоции и многое другое. Карманников надеялся на свой опыт и интуицию, которые могли ему подсказать дальнейшее развитие операции.

Керим был самым младшим сыном в своей большой семье, но в живых сейчас оставались только двое его старших братьев. Один перебрался в Пакистан, а второй работал на севере где-то на строительстве. Сам Керим промышлял мелкой торговлей. Его можно было бы назвать на европейский манер коммивояжером. Скупая в одних местах товар, он продавал его в других, имея свою небольшую выгоду. Не гнушался он и другими заработками. Керим брался за любое дело, если оно сулило выгоду. Случалось ему торговать и оружием, и наркотиками. Приторговывал Керим и людьми, если это так можно было назвать. Точнее, информацией, посредничая между родственниками и организациями и теми, кто этих людей удерживал в плену. В свое время он неплохо нажился на пленных советских солдатах. Тогда-то Керим и стал платным агентом русских, но полностью доверять его преданности никто не собирался.

— Здравствуй, Керим, — приветствовал таджика Карманников по-русски. — Как идет твоя торговля?

— Слава Аллаху, — ответил Керим, внимательно разглядывая русского в серо-зеленом камуфляже, — в моем доме всегда найдется пища и приют усталому страннику.

— Говорят, ты так и не женился до сих пор?

— Я старый человек, — снова ответил Керим, которому не было еще и шестидесяти, и сокрушенно покачал головой, — купить себе молодую козочку я не могу, да и не справлюсь с ней, а старая мне ни к чему. Привык я уже. — Керим, как хороший актер, сменил выражение лица, изобразив смущение. — Ты знаешь мое имя, а как мне тебя называть, незнакомец?

— Меня зовут Игорь, — ответил Карманников.

— Хорошее русское имя, — кивнул Керим головой, — достойное большого храброго командира.

— Керим, ты сообщил, что знаешь о какой-то тайной базе, где бандиты готовят террористов? — сменил тему разговора подполковник, зная по опыту, что на Востоке очень легко потерять сутки, если следовать всем правилам вежливого разговора. — Расскажи, что ты об этом знаешь.

— Бандиты они или нет, я не могу судить, Игорь, — ответил таджик, качая головой, — ведь каждый считает себя правым, и каждый волен свою правоту отстаивать. Только Аллах рассудит, только ему решать, истинный был путь или грешный.

Карманников скрипнул зубами, но не показал своего раздражения. Он уже стал догадываться, что таджик ничего ценного не сообщит.

— Ты прав, Керим, только бог может решить, кто вел праведную жизнь на этом свете, а кто — нет. Но каждый выполняет свой долг, как он сам его понимает. Так что ты знаешь об этом деле?

Керим начал добросовестно распространяться о том, как плохо живется простому народу, как он голодает, как все устали от бесконечной вражды. Пришлось Карманникову снова повернуть разговор в нужное русло. Таджик рассказал, что знает, откуда в последнее время совершались переходы границы караванами с оружием и наркотиками. Под нажимом подполковника он наконец вспомнил, что два раза границу переходили люди без груза. Он называл кишлаки и другие ориентиры, но на карте показать не смог, ссылаясь на то, что ничего в них не понимает. Ясно было, что Керим хитрит.

Кое-какая информация для размышления все же поступила. Было что проверять, но надежды, что хитрый таджик не выдумал половины из сказанного, не было. Промучившись со своим собеседником часа три, подполковник решил, что ничего важного он больше не узнает. Расставшись с Керимом и подождав, пока тот не отъедет на приличное расстояние, Карманников отдал приказ уходить. Трехчасовой марш-бросок прошел без приключений. Группа вышла из района встречи, и подполковник объявил привал. Оставив одного из десантников с мощным биноклем наблюдать, командир склонился над картой.

Карманников стал анализировать полученную информацию. Остановки перед переходом границы не всегда приурочены к каким-то специально подготовленным пунктам. Это может быть любой населенный пункт. Правда, если переброска должна сохраниться в строжайшей тайне, то место должно быть безлюдное. В данном случае получалось, что все местное население знало, что кто-то пошел на ту сторону с караваном того-то и того-то. Ничего особенно необычного в этом не было. Часто местные жители приграничных участков привлекались в качестве проводников, потому что очень хорошо знали эти горы, имели родственников на той стороне, которых сами же частенько навещали, не утруждая себя соблюдением пограничных правил и норм. Вот то, что так открыто перебрасывали террористов, было сомнительно. Такие вещи содержатся в строжайшей тайне. В своей боевой практике Карманников сталкивался и с тем, что мирное на первый взгляд селение на деле оказывалось хорошо замаскированной базой боевиков. Этот вариант тоже следовало иметь в виду.

Что ж, работа есть, со вздохом подумал подполковник, в любом случае не пустое место. Правда, разброс по территории километров в двести, но для его группы это не расстояние, если иметь в виду его простое преодоление. Не больше трех дней хорошего хода. Другое дело, что всю эту территорию нужно тщательно изучить, а не промчаться рысью, как на учениях. Придется разбивать группу и устраивать одной парой параллельные рейды. Руководство почему-то очень торопило, значит, с каждым лишним днем смысл всей операции постепенно утрачивался. А группа, соответственно, оказывалась в категории не выполнившей задания. Значит, этот центр готовил террористов для чего-то конкретного. Если его вовремя не найти и не уничтожить, то террористы выполнят намеченное. Отсюда и лимит времени.

Карманников стал делать на карте пометки. Два десятка аулов, один небольшой городок, завод строительных материалов, две плантации. Правда, есть еще пяток мест, где в пещерах могут скрываться такого рода базы. По крайней мере, можно начинать намечать маршруты.

Рыночная площадь гудела как пчелиный улей. Восточные базары — вообще места шумные, но в этот воскресный день к обычному торговому процессу добавилось еще и обсуждение последних событий. В этот день все дороги в сторону Душанбе активно патрулировались милицией, на постах автоинспекции скапливались в большом количестве грузовики. Даже легковые машины проверялись тщательнее, чем обычно. Ходили слухи, что на днях в горах пограничники вели очень ожесточенный бой с какой-то бандой, которая пыталась прорваться с той стороны. В самой столице, говорят, улицы патрулируются усиленными нарядами милиции.

Кое-кто связывал эти меры с началом празднования 15-летия XVI сессии Верховного совета Таджикистана и последним взрывом в столице республики в среду утром, который якобы рассматривается как теракт.

Перед мостом через Вахш на милицейском посту остановился междугородный «Икарус». Пассажирам было разрешено покинуть автобус, но перед этим у каждого проверили документы. Пожилой таджик с внучкой топтались около автобуса и не вступали в обычные разговоры с другими пассажирами. Старик хмуро озирался по сторонам, а молодая девушка стояла рядом, с отрешенным видом кутаясь в меховую не по размеру большую безрукавку. Вид у нее был нездоровый, и многие поглядывали на девушку с сожалением.

Два милиционера вместе с водителем автобуса подняли боковые дверки багажного отделения автобуса. Служебная собака деловито тыкалась носом в сумки, тюки и узлы пассажиров, вызывая веселые комментарии в толпе. Никто не обратил внимания, что девушка, кутавшаяся в безрукавку, стала нервничать. Старик с напряженным лицом взял ее за руку и стал что-то тихо говорить вполголоса.

К этому времени на милицейском пункте скопилось уже слишком много машин и автобусов. Милиционеры стали покрикивать на водителя и пассажиров, которые не спешили занимать места в душном автобусе. Девушка, которую старик пытался увести в салон автобуса, неожиданно вырвала свою руку и быстрым шагом двинулась в сторону моста. На нее обратил внимание один из милиционеров и преградил дорогу, пытаясь объяснить, что автобусу пора отправляться и освободить место другому транспорту. Девушка, очевидно, очень сильно оттолкнула молоденького сержанта, тот схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

Только в этот момент все, кто находился в районе милицейского поста, поняли, что происходит что-то странное и необычное. Милиционер вдруг с воплями бросился бежать от девушки, а та повернулась, и из-под распахнутой безрукавки стали видны обвитые проводами серые пакеты, привязанные к ее животу. Послышался отчаянный женский визг и крики. Милиционеры схватились за оружие, пытаясь очистить окружающее девушку пространство от мечущейся толпы. Через несколько мгновений вокруг на расстоянии десятков метров не осталось ни одного человека. Молодой старший лейтенант попытался вступить в переговоры, но взял слишком строгий приказной тон. Девушка постояла некоторое время, как будто прислушиваясь к чему-то, а затем неожиданно и жутко прозвучал взрыв. Было видно, как конечности девушки разлетелись в разные стороны из клубка черного вонючего дыма.

Старика задержали почти сразу…

Глава 3

— Мистер Дорст, — голос директора Агентства был ворчлив, — я сослался на крайнюю занятость, поэтому вам придется поработать вместо меня. К тому же то дело, которое я вам поручаю, никто лучше не сделает.

— Что случилось, босс? — удивился Питер Дорст. На обычную ситуацию, когда наседают журналисты, это было не похоже. Тогда обычно отбивается пресс-служба НАСА.

— Ничего особенного, просто ФБР пытается наступить нам на мозоль. К нам прибыл заместитель директора этого уважаемого ведомства — Гарольд Моррисон. Я перенаправил его к вам. Побеседуйте с ним, но только помните, что он новый выдвиженец и будет землю рыть, чтобы выслужиться. Если будут сложности, то сразу же поставьте меня в известность.

— Хорошо, босс, я вас прикрою. Какова предварительно цель визита этого Моррисона?

— Боюсь, что именно та часть деятельности Агентства, которой занимается ваше управление. Поэтому я и поручаю это дело вам.

Дорст положил трубку и подумал некоторое время, вспоминая все дела своего управления за последний год. Наверняка ФБР или интересует какая-то информация, или новый заместитель директора попытается приструнить организацию, которая по уставу подчиняется только аппарату президента. На самом деле ситуация, точнее, положение НАСА было гораздо более сложным. Слишком часто приходилось пересекаться и с ФБР, и с ЦРУ, и с Пентагоном, и с военной разведкой. Это все не считая постоянных трений с различными сенатскими комиссиями.

Шеф самого секретного управления НАСА, которое занималось поиском и изучением новых технологий как земного, так и внеземного происхождения, Питер Дорст прекрасно отдавал себе отчет, что он со своим ведомством занимается элементарной разведкой (контрразведкой занималась служба безопасности).

Секретарь доложила о том, что в приемной ожидает мистер Моррисон. Дорст велел пригласить гостя и поднялся из-за стола, придав лицу серьезно-добродушное выражение. Это выражение должно было сразу же показать визитеру, что к его миссии здесь относятся серьезно, но претензии далеки от обоснованности.

— Мистер Моррисон, — Дорст приветливо протянул руку гостю, — директор просил меня встретить вас и обсудить все проблемы. Мой статус начальника управления и заместителя директора Агентства вас, надеюсь, удовлетворяет?

— Да, конечно, мистер Дорст, — ответил Моррисон, пожимая руку. Он с видимым усилием старался придать своему лицу величавость, присущую заместителю руководителя такого серьезного ведомства, как ФБР.

— Прошу вас, — предложил Дорст, указывая на кресло. — Чем обязаны вашему визиту? Я вас слушаю.

— Благодарю вас, — ответил Моррисон, усаживаясь в кресло. — Видите ли, мистер Дорст, нашу встречу можно пока считать неофициальной. Я объясню почему. Нашему Бюро хотелось бы сначала пообщаться с вашим Агентством на этом уровне и обсудить создавшееся положение. С нашей стороны, мистер Дорст, это можно рассматривать как жест доброй воли.

— Боже! — воскликнул Дорст с наигранной веселостью. — У меня возникает ощущение, что вы сейчас начнете обвинять НАСА во всех смертных грехах. Или, что еще хуже, в деятельности, которая наносит ущерб безопасности страны.

— Нет, мистер Дорст, — возразил Моррисон, не приняв шутливого тона собеседника. — Но в нарушении законов мы обвинить вас собираемся. Я имею в виду статью 102 Закона о национальной безопасности.

— Помилуйте, мистер Моррисон, — постарался искренне удивиться Дорст, который прекрасно понял, о чем идет речь, — я просто не понимаю, каким образом наша деятельность может навредить национальной безопасности.

— Вы меня не поняли. Вы не вредите национальной безопасности, но вы нарушаете закон. Могу вам напомнить суть этой статьи. — Тут Моррисон на память воспроизвел текст: — «Сбор зарубежной разведывательной и контрразведывательной информации на территории США должен быть согласован с ФБР, как это требуется в соответствии с процедурами, установленными по договоренности между директором ЦРУ и министром юстиции».

— Ах, вот вы о чем. Но мы не занимаемся разведкой, мы просто собираем информацию о новейших технологиях и достижениях науки в мире. Это вполне доступные пути, которые не имеют ничего общего с методами работы разведки.

— Тогда напомню вам случай с вербовкой полковника российских военно-космических сил Требунского.

— Это действительно было вопиющее нарушение нашего сотрудника, — согласился Дорст, — но это была его личная инициатива. Он за это наказан и переведен в другое подразделение. Единичный случай.

Моррисон не сдавался. Фэбээровец хорошо подготовился к этой встрече, и факты следовали один за другим. В интерпретации Бюро они действительно выглядели зловеще, хотя Дорст сознавал, что, по сути, все обстоит именно так, как и предполагает ФБР. Однако напряжение нужно было снимать и удар отводить. Дорст перешел в наступление, решив, что надо не дать собеседнику укрепиться в своих подозрениях. Угроза оглашения в сенатском комитете этого вопроса была серьезной, а последствия — очень неприятными, если не катастрофическими.

— Давайте, мистер Моррисон, теперь я вам напомню кое-что из законодательства США. В разделе, который, по случайному стечению обстоятельств, тоже имеет номер 102, «Закона о космосе» от 29 июля 1958 года, в соответствии с которым и было образовано НАСА, указано следующее: «НАСА поручено доводить до ведомств, непосредственно занимающихся национальной обороной, открытия, которые имеют военную ценность или значимость». Надеюсь, не стоит объяснять, что это предполагает такие открытия делать. Согласно же закону предполагается, что информация, полученная или выявленная директором Агентства при исполнении им своих обязанностей, в соответствии с настоящим законом должна быть доступна общественности за исключением:

а) информации, которую федеральный статус разрешает или требует скрывать, и

б) информации, засекреченной в интересах национальной безопасности.

Из сказанного в законе, мистер Моррисон, видно, что НАСА обязано закрывать всю информацию, подпадающую под данные пункты. Более того, НАСА обязано по своему уставу отслеживать эти вопросы в мире, как и любой НИИ.

И Дорст стал вводить в курс дела Моррисона, который, поднявшись на довольно высокую ступеньку служебной лестницы, не владел всей информацией по деятельности НАСА. Не знал Моррисон и об огромнейших архивах НАСА, которые хранились в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли под надежной охраной, обеспечивающей ее неразглашение. О всей той информации, которая ввергла бы в шок население Земли, узнай оно о том, что на протяжении веков находится под постоянным и неусыпным вниманием инопланетян. Причем уверенности в благожелательном расположении к себе инопланетного разума ни у кого не было, несмотря на обилие фактов.

Дорст напомнил Моррисону, как в 1958 году НАСА заказало Бруклинскому институту в Вашингтоне исследование по теме «Предположительные исследования последствий мирной деятельности в космосе для человечества». Рекомендация отчета однозначно гласила — если НАСА когда-либо обнаружит данные о внеземной жизни, оно должно держать эту информацию под контролем в целях национальной безопасности. Ученые отдавали себе отчет в том, в какое состояние будет ввергнуто общество, которое веками было уверено в своем месте во Вселенной. Шок от того, что теперь придется иметь дело с существами, исповедующими иные идеи и иной образ жизни, но имеющими абсолютно чуждые взгляды, может быть необратимым.

Таким образом, в политическом и стратегическом плане «Отчет Бруклинса» рекомендовал НАСА всегда тщательно анализировать «как и при каких обстоятельствах и ради каких целей такая информация может быть представлена общественности или скрыта от нее. Какова ответственность делающих открытия ученых и других специалистов, принимающих решения относительно предания гласности самого факта открытия».

Дорст постарался объяснить и доказать скорому на выводы и неопытному руководителю, что отношение НАСА к обнаружению внеземных артефактов было определено и сформулировано уже на момент создания космического агентства. Когда началась гонка за освоение ближайшего космического пространства между США и СССР, на первом этапе Советский Союз держал первенство, запустив 4 октября 1957 года первый спутник. Потом советская «Луна-2» доставила на Луну вымпел с гербом СССР, а следом и триумф — полет первого человека в космос 12 апреля 1961 года. Пожалуй, в то время только общественность США была в шоке от столь стремительных успехов русских. Американцы считали, что правительство срочно должно реабилитироваться в глазах мировой общественности. По их мнению, помимо космических программ «Меркурий» и «Джемини», должна быть разработана такая программа, которая бы превзошла по своему уровню все предыдущие достижения СССР. Такая программа действительно была разработана НАСА под личным контролем президента Кеннеди. Она предполагала еще до конца 1969 года высадку на поверхность Луны астронавтов.

Уже 8 мая 1961 года Джеймс Уэбб, который тогда возглавлял НАСА, совместно с министром обороны Макнамарой представили подробный план высадки астронавтов на Луну президенту Кеннеди. Можно сказать, что с этого дня и началось соревнование между двумя мировыми системами за право первыми совершить высадку на Луну.

— И вот вам вопрос, — заявил Дорст, многозначительно поднимая палец, — только ли простое желание первыми ступить на Луну подстегнуло нас начать эту самую дорогостоящую программу, стоимость которой по тем временам была просто астрономической — 25–30 миллиардов долларов? Или были другие, не менее важные и глубокие причины оказаться на Луне первыми?

— Что вы хотите этим сказать? — не понял Моррисон.

— Я объясню. На момент создания НАСА его ядро и костяк составляли специалисты, весьма маститые и грамотные в вопросах астрономии и обороны. В его состав были включены 8 тысяч человек из Консультативного комитета по астронавтике, две с половиной тысячи сотрудников Лаборатории реактивного движения Калифорнийского технологического института, около двухсот баллистиков и специалистов по ракетам от военно-морских сил и целый отдел проектирования Управления баллистических ракет армии во главе с его руководителем, Вернером фон Брауном. Не говоря о том, что в штат НАСА было включено большое количество астрономов и всевозможных консультантов из кадров ЦРУ.

— Согласен, — хмыкнул Моррисон, — в ваше ведомство вложено достаточно сил и средств.

— Не только, мистер Моррисон, не только, — многозначительно добавил Дорст. — Вместе со специалистами НАСА получило и информацию, которой располагали эти специалисты, их знания. Уже тогда НАСА имело в своем распоряжении солидные архивы астрономических наблюдений. Часть данных этих архивов указывала на то, что на нашем ближайшем соседе, Луне, не все вписывается в представления о безжизненной и необитаемой пустыне. Вы знаете, что такое «Каталог лунных аномалий НАСА»? Это перечень сведений о наблюдении странных кратковременных лунных явлений на нашем спутнике с шестнадцатого века! Сами по себе эти разрозненные сведения можно встретить в печати или воспоминаниях, но в сведенном виде он существует только у нас. Долгое время этот каталог был засекречен от посторонних взоров сотрудниками НАСА. Наиболее полный вариант каталога с этими данными был опубликован НАСА только в 1978 году.

То, что Дорст рассказал, поразило Моррисона, который был далек от повального увлечения уфологией. Более того, он весьма скептически относился и к информации о «летающих тарелках». Дорст рассказывал по памяти обо всех событиях и наблюдениях, перечисленных в упомянутом им каталоге. Об упоминании в «Хронике Я. Мальвеция» о том, как в 1064 году «… звезда огромной яркости появилась в круге Луны через несколько дней после ее отделения от Солнца». Об упоминаниях в старинной английской хронике, датируемой 1540 годом, о том, как «… многие люди видели звезду на теле Луны прямо между концами ее рогов». Об упоминании в «Двух поездках в Новую Англию» Дж. Джосселина о том, как 26 ноября 1668 года «… звезда появилась ниже тела Луны, внутри ее рогов».

Более всего поражали сведения, отраженные в первых астрономических наблюдениях с помощью первых телескопов. 1 марта 1737 года во время полного затмения Солнца наблюдалось странное пятно света на диске луны в районе Моря Кризисов. Пятно было видно, пока не стал мешать солнечный свет.

7 марта 1794 года был зафиксирован загадочный огонек на ночной стороне Луны.

Чешский астроном Шафарик в 1874 году наблюдал двигавшийся по лунному диску светящийся объект, который потом покинул Луну и улетел в пространство.

В 1875 году астроном Шретер наблюдал на Луне светящееся пятно, двигавшееся по прямой линии из Моря Дождей на север. Второе такое же пятно появилось на юге. Расчетная скорость их движения относительно поверхности Луны составляла 63 мили в час, или 110 км в час.

15 июля 1888 года на темной стороне Луны, в северной части лунного Кавказа, Холден заметил яркую «звезду» первой величины.

В 1910 году с территории Франции наблюдали, как с поверхности Луны стартовало какое-то тело, похожее на ракету.

В 1912 году американский астроном Харрис наблюдал темный объект длиною около 50 миль (80 км), двигавшийся вокруг Луны, причем было видно, как его тень перемещалась по поверхности Луны.

Английский астроном В. Фирсов писал о своем наблюдении 24 мая 1955 года. Им было замечено, что за южным рогом узкого серпа Луны, там, где Солнце касалось вершин области Лейбница, появились две яркие точки. «… кроме того, между ними был еще один огонек, более слабый, чем два других, но он скакал и искрился; наконец от него отделился слабый пучок света, который взмыл вертикально в небо над Луной, разгораясь при подъеме и одновременно потухая у основания, а затем исчез. Полная длина пучка без учета проекции составляла порядка 100 миль (около 160 км), и поднимался он 2 секунды, возможно, немного более… Я пробовал манипулировать изображением в поле зрения телескопа, чтобы посмотреть, может ли подобный эффект возникнуть только благодаря оптическим особенностям инструмента, но безуспешно; так что феномен, пожалуй, представляется реальным».

В августе того же 1955 года русский астроном-любитель Яременко из города Новочеркасска, наблюдая Луну в самодельный телескоп, стал свидетелем того, как «… над диском Луны параллельно его краю, на расстоянии примерно 0,2 лунного радиуса летело светящееся тело, подобное звезде 3-й величины при обычном наблюдении. Пролетев треть окружности за 4–5 секунд, тело по крутой траектории опустилось на лунную поверхность. Разумеется, это не была проекция метеорита, падающего на Землю. Тело было достаточно большое и… управляемое! А никаких искусственных спутников в те годы еще не существовало».

В 1959 году Ф. Алмор и другие члены звездного астрономического общества Барселоны наблюдали темный эллипсоидный объект, который маневрировал в 2 тысячах километров над лунной поверхностью и пересекал лунный диск за 35 минут, после чего снова появлялся подобно спутнику. Его диаметр был оценен в 35 километров.

В 1963 году группа астрономов Флэгстафской обсерватории в Аризоне наблюдали на Луне 31 одинаковый светящийся объект, каждый длиной около 5 километров и шириной около 300 метров. Эти объекты двигались в четком строю, а между ними перемещались маленькие объекты диаметром около 150 метров. Кроме того, на Луне наблюдались гигантские купола, менявшие расцветку и не имевшие тени, то есть как бы поглощавшие солнечный свет.

Астрономы Харрис и Кросс наблюдали в 1964 году над Морем Спокойствия в течение одного часа перемещавшееся со скоростью 32 км/час белое пятно, которое постепенно уменьшалось в размерах. В том же году наблюдалось другое пятно, перемещавшееся в течение двух часов со скоростью 80 км/час.

В 1967 году монреальские астрономы наблюдали в Море Спокойствия темное прямоугольное пятно, двигавшееся с запада на восток.

— Так что, мистер Моррисон, вполне очевидно, что на Луне в доракетный период происходили наблюдения весьма загадочных объектов, совершавших разумные маневры. Элементарные расчеты показывают, что описанные явления имеют потрясающие скорости — до 1000 км/сек и ускорения порядка 46 000 g. С точки зрения традиционной ракетной техники и физики, это просто невозможно. Подобными свойствами обладают только НЛО, наблюдаемые в атмосфере.

— Это все просто невероятно, — прошептал пораженный Моррисон. — И это все официально зарегистрированные наблюдения. Но это же прямые свидетельства того, что более пятисот лет вокруг нас летают инопланетные аппараты!

— Наивно полагать, — продолжил Дорст, проигнорировав восклицание Моррисона, — что НАСА не принимало в расчет возможность столкновения с ними в космическом пространстве при подготовке программ «Меркурий», «Джемини» и «Аполлон». Я уверен, что НАСА имело четкое представление о том, с чем могут столкнуться астронавты на Луне.

— И столкнулись? — почти шепотом спросил Моррисон с выпученными удивленными глазами.

— То, что я вам рассказал, уже рассекреченная информация, дорогой мистер Моррисон, — ответил с усмешкой Дорст, — а то, о чем вы спрашиваете, пока еще информация закрытая. Попробуйте сами себе ответить на свой вопрос, опираясь на то, что я вам рассказал.

— Но кадры, которые привез Армстронг, и шумиха вокруг того, что это — подделка?

— Ну, это уже ясно даже и детям! Конечно же, они сняты в павильоне. Только не потому, что экспедиция не состоялась, а потому, что в то время еще не было надежных киноаппаратов, которые позволили бы провести качественную съемку в космосе. Более того, при том уровне проникающего излучения, которое существует в космосе, пленку просто не довезли до Земли. Она оказалась засвеченной. Почти вся.

— Вот оно что, — задумчиво пробормотал Моррисон, глядя в стол перед собой, — значит, они их видели. Наверняка правда и то, что Армстронг сразу же стал передавать в Центр управления информацию об увиденном, но его заставили перейти на запасную частоту. А кое-кто из радиолюбителей все же успел услышать нечто интересное. Хорошо еще, что они с их технологиями нас не трогают, а просто наблюдают за нами.

— Вы полагаете? — осведомился Дорст, удивленно подняв брови.

Моррисон испуганно замер с открытым ртом. Он хлопал глазами, не зная, как истолковать вопрос собеседника.

— Первые сведения о похищении людей датируются, к вашему сведению, шестнадцатым веком. Большая группа колонистов из Англии с самого начала стала испытывать серьезные трудности. Ее глава отправился в Старый свет за помощью, а когда вернулся спустя три месяца, то обнаружил, что девяносто два человека, треть из которых были женщинами и детьми, бесследно исчезли. Посуда с едой на столах, сохнущее белье на улице, и никаких признаков борьбы, насилия или чего-то подобного. Люди просто исчезли. В один миг, и сразу все.

— Боже мой, но это же означает, что…

— Это означает, что нам надлежит самым серьезным образом относиться к их существованию как к потенциальной угрозе человечеству, мистер Моррисон. Теперь вы считаете, что наши специалисты могут лезть носом во все дыры, где только возможно предположить вмешательство инопланетного разума? И Пентагон, и ЦРУ прекрасно осведомлены обо всем этом. Полагаете, что все еще стоит кусать друг друга за икры на сенатской комиссии в угоду ведомственным амбициям? Или будем заниматься работой в области национальной безопасности?

Доктор Хальмейер сопровождал представителя своего работодателя по обширным помещениям, которые были скрыты от посторонних глаз. Эта часть клиники располагалась в огромных пещерах естественного происхождения. Основное здание было построено таким образом, что его задняя часть вплотную примыкала к обнаженным скальным выступам. Проходы в эти гроты были расчищены и оборудованы уже после того, как было построено здание клиники. Никто из ее персонала не предполагал, что в этой части располагалась основная научно-исследовательская часть с помещениями для лабораторий, палатами и помещениями для подопытных животных.

Господин Фазик, как было принято обращаться к гостю, шел, внимательно осматривая помещения и слушая пояснения Хальмейера. Работа, проделанная с момента его последнего посещения клиники, не особенно впечатляла. Не будучи специалистом в этой области, Фазик ожидал немного большего.

— Все еще только опыты, доктор Хальмейер, — сказал Фазик, качая головой, — все еще слишком далеко от практического применения.

— Господин Фазик, — недовольно ответил главврач, — человеческий организм — это не компьютер. Программа, составленная для одного, не работает для другого. Нам нужно найти универсальный инструмент, универсальный ключ, если хотите. Да, мы далеко продвинулись в самой технологии, да, она работает в каждом отдельном случае. Но нам-то требуется система! А для этого необходимо большое количество эмпирического материала, теория должна подкрепляться практикой. Нам нужны корреляционные зависимости, нам нужны различные типы нервной системы, даже группы крови, если уж на то пошло. Различия в обменных процессах, различия нервной возбудимости, различия в прохождении импульсов от нервных окончаний до центров головного мозга. Вы представляете, сколько здесь работы!

— Что вам еще нужно, чтобы ускорить работу и выдать наконец прогнозируемый результат? — недовольно спросил Фазик. — Деньги? Сколько денег?

— Здесь решают не деньги, а мозги! А еще статистика. Нам катастрофически не хватает материала. Статистику дает только клиническое наблюдение. А еще мне не хватает специалистов. Ваш Абалькар Иради, которого вы ко мне приставили, хороший терапевт, администратор и сторожевой пес. Но мне нужны специалисты в конкретной области. Я понимаю, что среди вас их трудно найти, но это нужно сделать. Но самое главное — это человеческий материал. И перестаньте мне все время говорить о ваших деньгах. — Голос человека, которого называли Хальмейером, стал холодным как лед и бесстрастным как голос робота, от чего у Фазика пробежали мурашки по спине. — Вы никак не поймете, что я не такой, как вы. Что ваше человеческое мне совершенно чуждо.

— Хорошо-хорошо, Густав, не надо так горячиться, — примирительно ответил Фазик, — я попробую наладить вам поставку материала. Сегодня же я оповещу своих людей, чтобы все более или менее подходящее доставлялось к вам. А насчет специалистов… Позвольте, но мы не в Европе, где достаточно подать объявление в газету или оформить заявку на выпускников университета. Заставляйте больше работать тех, кто у вас есть. Если есть кто-то на примете, то говорите. Мои люди доставят этих специалистов к вам. Горячее их желание работать у вас я обеспечу, — рассмеялся Фазик, — уж это можно гарантировать.

— Завтра я вам позвоню и назову имя одной женщины-врача, — сразу же с нетерпением отреагировал Хальмейер, — у нее, кажется, есть необходимая квалификация.

— Американка?

— Для меня это абсолютно не важно, — отмахнулся главврач. — И еще, наш ледник переполнен. В ближайшие два дня нужно вывезти трупы, иначе я не смогу работать дальше.

— Хорошо, я позабочусь об этом, — кивнул Фазик. — Но мне сказали, что среди них есть и двое врачей.

— Мне некогда с этим возиться, и у меня нет такого большого штата, который занимался бы убеждением не желающих работать. У них был выбор, и они его сделали.

— Немного расточительно с вашей стороны, Густав, — с легким укором заметил Фазик, — надо их как-то э-э… заставлять.

Керим остановил машину на окраине около дувала. Улица была узкой для города и скорее походила на улочку в каком-нибудь кишлаке. Керим вышел из машины и присел на корточки, прислонившись спиной к глинобитной стене. Ночь была тихой, только где-то недалеко слышалось блеяние ягнят. Керим закрыл глаза и стал думать о доме. Он не был там целую неделю и начинал уже скучать по покою и двум своим женам.

Хитрый Керим всегда умудрялся устраивать свою жизнь. И когда пришли «шурави», убившие Амина, и когда власть взяли талибы. Да и теперь, когда в стране начала налаживаться жизнь. Правда, в стране опять хозяйничали иноземные солдаты. В свое время Кериму простили дружбу с русскими, но только после того, как он стал делиться сведениями о них. Потом его использовали американцы, а совсем недавно о старом Кериме опять вспомнили русские. В этой мутной воде различных интересов хитрый старик неплохо выуживал свой доход. Это позволяло ему содержать дом, двух жен и прислугу. Опять же, деньги, которые ему платили и те, и эти, хорошо помогали Кериму в его бизнесе.

Ждать пришлось недолго. Темная закутанная фигура женщины мелькнула на улице. Легких шагов в мягкой обуви было совсем не слышно. Керим уже привык, что с ним встречалась всегда одна и та же женщина. Он никогда не видел ее лица, а слышал только голос — резкий и неприятный.

В том, что с ним от имени хозяев женщина встречалась, Керим не видел ничего странного. Положение слабого пола в стране менялось не раз, и довольно кардинально за последние сто лет. Но в целом афганской женщине повезло больше, чем многим мусульманкам в других странах. Еще правивший в 80-х годах XIX века эмир Абдуррахман Хан обратил внимание на жизнь и положение женщин в Афганистане. Он предпринял первые попытки продекларировать ограничения на насильственные и ранние браки, законодательно закрепить наследственные права женщин, а также их право инициировать развод — правда, в жестких рамках требований шариата. Потом уже в начале ХХ века его внук, эмир Аманулла Хан, продолжил подобную политику, разрешив женщинам снять паранджу. Он организовал первые школы для девочек, поддержал идею создания женских организаций в стране и предоставил женщинам право самостоятельно выбирать себе супруга.

Во второй половине ХХ века ситуация с правами женщин значительно улучшилась. Примерно в 1950-1960-е годы были закреплены в конституции равные права мужчин и женщин, права последних избирать и быть избранными в парламент, становиться членами правительства. Афганкам было разрешено получать высшее образование в местных институтах и университетах, работать в госучреждениях.

Потом к власти пришли талибы и опять установили средневековый режим, основанный на слепом следовании буквальному пониманию норм шариата. Женщине снова было запрещено выходить из дома без сопровождения близкого родственника-мужчины. Опять обязательным стало ношение паранджи, были закрыты все школы для девочек, наем женщин на работу карался суровым наказанием не только самой женщины, но и ее работодателя, легальный выезд женщин за границу стал невозможен.

После падения в конце 2001 года режима талибов и ввода в Афганистан войск международной коалиции возросли надежды на позитивные сдвиги и в положении женщин. Страна снова вернулась в международное сообщество. Сыграли свою положительную роль и поток иностранной гуманитарной помощи, и развитие независимых средств массовой информации, и изменения в ролевых функциях в афганских семьях. Многолетние военные конфликты, унесшие жизни сотен тысяч мужчин, вынудили женщину стать кормильцем и гарантом стабильности семьи.

Теперь эта женщина как бы представляла хозяев Керима, которые ему платили. И старик не видел в этом ничего необычного или дикого.

— Ты встречался с «шурави», Керим? — спросила женщина.

— Да, встречался, — ответил таджик, глядя на свою собеседницу снизу вверх, — два дня назад.

— Чего они хотели? Что они здесь ищут? Ты уверен, что они прибыли потому, что ты рассказал, что где-то здесь есть лагерь по подготовке террористов?

— Да, они хотят найти именно такой лагерь. Но я сказал именно столько, сколько и должен был сказать. Теперь они будут искать сами.

— Сколько их?

— Не знаю. Со мной разговаривал один. Он назвался именем Игорь.

— Остальные наверняка прятались где-то рядом. Ты ничего не заметил, старик?

— Нет, не заметил. Русские не пришлют тех, кто не умеет прятаться.

— Ладно. Ты назвал все места, которые я тебе велела?

— Да, я назвал эти места. — Старик немного помолчал, затем спросил: — Скажи, а зачем вам нужно, чтобы русские прислали сюда своих солдат? Вы их убьете, а что дальше?

— Это не твое дело, Керим, ты получаешь свое вознаграждение, — ответила женщина сухо, но потом, кажется, передумала. — Мы не будем убивать всех. Кое-кто из них должен вернуться и рассказать своим начальникам то, что выгодно нам. Русские поссорятся с американцами, и американцам придется убираться к себе домой.

Керим покивал головой и ничего не сказал в ответ. Он прекрасно понял, что ему не скажут правды. Русские слишком близко подошли к информации о заводах по производству наркотиков. Нужно сделать что-нибудь, чтобы пустить их по ложному следу. Наверное, этот ложный след отведет их в другую сторону, в том числе и от реально существующих баз по подготовке террористов. Но Керима это не особенно волновало. Пусть его хозяева и русские с американцами сами разбираются в своих проблемах, а у него есть дом, где его ждет отдых, покой и две жены. А еще у него есть его торговля.

Теперь Карманников был точно уверен, что ищут именно его группу. Подполковник сразу сделал допущение, что Керим мог работать «и на наших, и на ваших», поэтому он увел своих спецназовцев далеко в сторону от места прошлой встречи с агентом. Сейчас, наблюдая в бинокль за тем, как окружается местность вокруг предполагаемого местонахождения русских, Карманников с удовлетворением подумал, что быть подозрительным очень полезно. Его интересовало другое: кто их ищет и к какой группировке принадлежат те люди, которые хотят захватить группу и на которых работает Керим?

В операции противник задействовал около сотни человек. Подполковнику хорошо было видно, как слаженно и грамотно охватывается территория. Его смущало только одно: судя по одежде, за ними охотились не правительственные войска или полиция, и не талибы, которые зачастую носят полувоенную одежду и камуфляж. Значит, все-таки Аль-Каида, подумал Карманников, значит, мы не ошиблись и нащупали именно то, что нужно. Ишь, как засуетились! Недоумки, вы же своим поведением подтверждаете, что мы на правильном пути, думал подполковник с усмешкой. Но откуда у них в этом районе столько сил? Около сотни боевиков сразу в одном месте. Не может же столько народу охранять одну базу. Этот факт означает только одно — о прибытии группы русских здесь знали, их ждали, поэтому и успели стянуть в район столько людей.

Карманников опустил бинокль и задумался. По всему выходило, что группу заставляют играть по чужим правилам, подталкивают на следующий шаг, который нужен противнику. А помимо всего прочего, теперь нет никакой гарантии, что место высадки спецназовцев тоже не известно противнику.

Подполковник спустился со своего наблюдательного пункта. Капитан Зубов, с которым Карманников был здесь вдвоем, тоже наблюдал за развернувшимися действиями в бинокль.

— Нравится? — спросил подполковник.

— Целый спектакль! — ответил капитан с усмешкой. — Мне этот Керим сразу не понравился, удавил бы гада.

— Зачем же так жестоко? — ответил Карманников, думая о своем. — Человек наверняка действовал в соответствии со своими убеждениями.

— Как скажете. Пусть живет, мы люди покладистые, мухи не обидим… без разрешения начальства.

Зубов как бы по привычке потер при этих словах свои здоровенные кулачищи. Он был в группе самым сильным, лучшим мастером рукопашного боя. При всей огромности своей фигуры и боевом мастерстве Зубов был человеком крайне уравновешенным и незлобивым. Это была третья боевая операция, в которой капитан участвовал с Карманниковым. Подполковник оценил Зубова сразу. Вдумчивый и рассудительный офицер имел задатки хорошего тактика. Он никогда не горячился в бою, не терял головы, умел находить правильное решение в любой ситуации. Но, что было очень важно для бойца спецназа, решения его всегда были неожиданными и нестандартными. Просчитать и предвидеть его действия не всегда удавалось даже самому Карманникову. В эту афганскую операцию он взял капитана своим заместителем. Остальные четверо были молодыми офицерами, которые выделялись наиболее высокой личной боевой подготовкой, но самое главное — нечеловеческой выносливостью. Карманников прекрасно знал, какие навыки и способности понадобятся десантникам здесь.

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь, Леша? — спросил Карманников.

— Либо мы попали в точку, командир, и нас ловят по-взрослому, либо они хотят, чтобы мы поверили, что нас ловят по-взрослому. Скорее — второе.

— Почему?

— У них было время подтянуть свои силы раньше и взять нас сразу после встречи на путях отхода в горы.

— Вот и я тоже думаю, что нам морочат голову, — согласился Карманников. — Керим, похоже, пустил нам «дезу». Дадут нам посмотреть на несколько липовых объектов, которые он предложил, а потом устроят «парилку». Одному или двоим дадут уйти, чтобы сообщить, где находится нужный объект.

— И наши потеряют уйму времени и сил на его разработку, — продолжил мысль Зубов, — а они тем временем закончат то, что начали.

— Вот то-то и оно, — согласился Карманников. — Бери-ка «Беркута» и дуй в лагерь. Боюсь, что они и туда наведаются, раз знают о нашем прибытии и примерном месте высадки. Только оставьте следы нашего пребывания.

— Есть, командир, — пророкотал Зубов и скатился по склону вниз.

Подполковник проводил взглядом удалявшуюся фигуру капитана и снова взялся за бинокль. В постоянном лагере десантников в горах сейчас оставался только один боец. Старший лейтенант Сябитов, которого оставили для охраны лагеря и всего основного имущества группы, был из самых опытных бойцов, за него Карманников не очень беспокоился. Но один ствол против десятков все равно не устоит, а имущества командир группы не хотел терять. Никто не знал, сколько им еще придется торчать в этих горах и с какими трудностями столкнуться.

Звук автомобильных моторов Сябитов услышал сразу. Десантник стал напряженно прислушиваться, пытаясь определить направление источника звуков. Ему показалось, что приближаются, как минимум, три машины и, судя по звукам, легковые внедорожники. Очень вовремя, подумал десантник, куда же я со всем нашим барахлом денусь. Он оглянулся на аккуратно уложенное среди камней имущество группы: альпинистское снаряжение, боеприпасы, спальные мешки, палатки, продукты. Одному всего не унести, а если лагерь сейчас атакуют, то придется все бросить и отходить. Командир меня прибьет, если не сберегу, со вздохом подумал десантник.

Сябитов с сожалением смотрел на имущество группы, которое должно было дать ей достаточную автономность на неделю, а то и две, но его рука привычно пробегала по жилету со всеми его кармашками и креплениями, проверяя наличие и количество магазинов, гранат для «подствольника» и ручных. Пальцы нащупали «Стечкин» на бедре и машинально проверили застежку кобуры.

Звуки автомобильных моторов затихли. Десантник стоял за камнем на одном колене и ждал, когда появятся «гости». Позиции для стрельбы и способы маневрирования были им давно уже определены и продуманы. Если лагерь будут атаковать в открытую «в лоб», то Сябитов мог держаться очень долго, боеприпасов ему одному хватит на несколько часов боя. Но те, кто сейчас поднимался по камням с дороги, вряд ли будут рисковать, они наверняка знают, с кем связались.

Первых трех человек десантник увидел левее себя. Отсутствие какой бы то ни было униформы его несколько обрадовало. С правительственными войсками воевать было нежелательно, дело пахло большим скандалом. Скорее всего к лагерю приближались боевики Аль-Каиды, а это означало, что группа вышла туда, куда надо. А вот выдал ли десантников информатор или их засекли при десантировании, это был вопрос второй.

Три джипа — это человек двенадцать-пятнадцать, решил Сябитов, не так уж и много. Что-то эти ребята очень расхрабрились, нападая с таким количеством на группу спецназа. Или знают, что группы нет на месте? Десантник ждал, пока сработают растяжки. Установлены они были достаточно высоко, чтобы не повредить случайным людям, например пастухам. Однако тех, кто полезет в эти скалы с недружественными намерениями, ждал большой сюрприз.

Два взрыва раздались почти одновременно. Десантник с улыбкой слушал вопли боевиков. Наконец первое замешательство в рядах незваных гостей прошло, и они полезли вперед уже не таясь. Сябитов поднял автомат к плечу и приготовился стрелять. Будем считать, что минимум «минус два», решил он, и тут слева над камнями снова появились головы. Подождав, когда боевики покажутся из-за укрытия по пояс, десантник дал короткую прицельную очередь. Первый же противник опрокинулся на камни. Сябитов мгновенно повел стволом правее, дал еще одну очередь и нырнул в укрытие.

Успев заметить, что и вторая цель рухнула с окровавленным лицом, десантник пополз влево, меняя позицию. По камням, за которыми он только что находился, открыли огонь пять или шесть автоматов. Грамотно, решил Сябитов, не палят все хором, как одурелые. Значит, остальные пошли в обход. Следующая позиция находилась как раз в том месте, где подниматься атакующим было удобнее всего. Более того, это место плохо просматривалось с первой позиции, откуда Сябитов начал стрелять. Здесь он и решил охладить пыл атакующих еще на несколько минут.

Пока справа грохотали выстрелы, десантник усаживался поудобнее в своем новом укрытии так, чтобы можно было быстро подняться над камнями и так же быстро спрятаться за них. От скорости его движения зависело все задуманное. Несколько пуль свистнуло над головой, в стороне по камням хлестнула очередь. На всякий случай проверяют другие возможные позиции, решил Сябитов. Пока они не поняли, что он один, то будут осторожничать. А вот когда поймут, то сразу полезут дружно и со всех сторон.

Десантник пытался услышать что-нибудь, кроме стрельбы. Важно было не пропустить звуки скатывающихся камешков, которые сообщат о приближении врага к его укрытию. Вот, кажется, кто-то заскользил по камням метрах в десяти. Пора! Сябитов, оттолкнувшись правой ногой, резко поднялся над камнями, как будто подброшенный пружиной. Натренированный глаз сразу зафиксировал пять целей, а мозг привычно распределил их по степени опасности. Двое, почти касаясь друг друга плечами, были метрах в восьми перед позицией, еще один чуть ниже и правее. Еще двое боевиков были левее в неудобном для поражения секторе стрельбы. Самыми опасными были, естественно, двое первых, третий был дальше и находился на открытом месте. Он наверняка сразу же бросится искать укрытие. А вот четвертый и пятый — самые труднодосягаемые. Чтобы поразить их, десантнику нужно будет развернуться почти на сорок пять градусов влево, а это потеря драгоценных секунд и очень большой риск. За эти две секунды в него очень легко попасть.

Все подобные ситуации сотни раз проиграны на тренировках и не раз испытаны в боевой обстановке. Оценка и план действий сложились в голове намного быстрее, чем десантник успел это осознать. Одной очередью в пять патронов он свалил первых двух противников, фиксируя периферийным зрением поведение четвертого и пятого. Третий противник среагировал на редкость быстро. Он не стал даже пытаться стрелять, а тут же метнулся в сторону ближайшего большого валуна, стараясь укрыться. Вторая короткая очередь в три патрона прошила боевику бок, и он, скрючившись, ткнулся головой в камни.

Гильзы еще не звякнули о камни, а Сябитов уже рухнул назад в свое укрытие. С противным визгом отрикошетили, ударившись в скалу, пули над его головой, а рука уже рванула гранату из кармашка, вторую. Через секунду они уже летели по дуге за спины двух последних боевиков. Сябитов, прикрываясь камнями, броском преодолел расстояние в несколько метров. Раздались взрывы, за которыми последовали и крики.

Расчет был простым. С точки зрения нападавших, если те поняли, что он был один, десантник должен был, отстреливаясь, отходить назад, прикрываясь естественным укрытием. То, что он сейчас бросился в обратную сторону, вряд ли кто из врагов ожидал. Последние двое, в которых он бросил гранату, скорее всего были выведены из строя. Один — наверняка. С учетом тех, кто нарвался на растяжки, убито или ранено было уже около девяти человек. Значит, противников оставалось от трех до шести. Если не забросают гранатами, то все не так уж и плохо, подумал Сябитов.

Неожиданно поднялась стрельба. Несколько коротких очередей, в ответ которым ударили длинные и беспорядочные, удивили десантника. Слишком знакомый расчетливо-экономичный стиль стрельбы. Прежде чем Сябитов успел облегченно вздохнуть, раздался густой бас Клыка — Леши Зубова:

— Выползай, Татар! Папа пришел, хулиганов прогнал.

Сябитов поднялся на ноги, отряхивая колени. Капитан Зубов обходил поле боя, положив автомат на плечо стволом вверх. Дима Пятницын стоял чуть позади и поводил стволом автомата из стороны в сторону, не опуская его от плеча.

— Вы откуда тут взялись? — удивился Сябитов. — Я только во вкус вошел.

— Тебя же одного ни на миг оставить нельзя, — шутливо проворчал Зубов. — Чего стоишь, иди раненых ищи. Расстрелялся тут направо-налево, допросить некого!

Раненых оказалось немного. Один хрипел с пробитой грудью, захлебываясь кровью, еще один корчился с пулей в кишечнике. Их положили рядом друг с другом. Наконец нашли боевика с пробитыми пулями правым плечом и рукой, и еще одного с касательным ранением головы. Пока Сябитов приводил двух последних в чувство, делая уколы, Зубов стоял, возвышаясь над пленными как скала, сложив руки на груди. Наконец раненые осмысленно стали озираться по сторонам. К своему ужасу, они увидели троих русских и тела своих собратьев вокруг.

— Ты первый, — приказал Зубов, ткнув стволом «Стечкина» в сторону раненного в плечо. — Кто вас сюда послал и зачем?

Раненый, одуревший от неожиданности и боли, зашипел и, брызгая слюной, обрушил на русского град проклятий и угроз. Не изменив скучающего выражения лица, Зубов отвел ствол пистолета чуть в сторону и выстрелил в голову одного из тяжелораненых, прекратив его мучения. Капитан хорошо знал, что такое выражение лица действует лучше всего. То, что человек может тебя убить, словно выполняя скучную и нудную работу, — это очень страшно, это как принять смерть от бездушной машины. Другое дело, когда тебя убивают из ненависти. Тогда жертва сама распаляется такой же ненавистью; это почти как схватка, как бой, в котором один из противников погибает. В этом случае присутствует какой-то элемент единоборства. Но вот когда тебя убивают просто так, не выдерживают нервы у самых хладнокровных.

Глава 4

Когда Андрей Васильевич Шадрин ехал по вызову начальника погранотряда, то решил, что ему сейчас будут предлагать оставить службу на заставе. Об этом его предупреждал Гапшин во время мальчишника, который устроил Шадрин после своего возвращения из Москвы. Погоны подполковника на его плечах добавляли не только солидности, но и грусти.

Когда-то Шадрин испытывал знакомые всем зеленым лейтенантам чувства. Хотелось скорее стать старше, скорее получить новые звездочки, чтобы чувствовать себя на равных с другими офицерами, расти в должности. И только по прошествии многих и многих лет начинаешь понимать, как быстро летит время, как оно безвозвратно уходит. Сколько же осталось? Вот уже и пенсия по выслуге маячит в весьма обозримом будущем. Ради чего стоило так спешить, а не наслаждаться молодостью? Шадрин мысленно усмехнулся тому, что вот уже и девушки перестали обращать на него внимание на улице. А что было, когда он был молоденьким лейтенантом!.. Сейчас, пожалуй, он достоин внимания только умудренных жизненным опытом зрелых дам. Да и те, если узнают о том, где он служит, теряют к нему интерес. Зрелым дамам чужда романтика далеких военных городков, им нужен покой и стабильность.

В штабе отряда Шадрину никто ничего определенного о предстоящем совещании не сказал. Приказано было присутствовать, и все. Андрей Васильевич пожал плечами, решив, что его хотят ввести в курс дела по всему отряду, а затем предложат перевод на соответствующую должность. Однако вопросы, с которых это совещание началось, а также присутствие на нем представленных офицеров ФСБ заставили новоиспеченного подполковника напрячься.

Начальник отряда почти сразу предоставил слово полковнику ФСБ, который стал рассказывать о ситуации в Таджикистане и попытке проведения террористического акта. Пока не удалось установить, кто или что было целью террористки-смертницы, которая подорвала себя на посту милиции, когда проводился досмотр междугородного автобуса.

— Взрыв произошел после того, — рассказывал полковник, — как милиционер попытался остановить девушку. Он увидел под распахнутой одеждой взрывчатку. Избежать большого количества жертв удалось лишь потому, что террористка почему-то медлила, и потому, что не сработала вся взрывчатка. Благодаря этому мы получили в свое распоряжение останки девушки и элементы взрывного устройства для исследования.

— По кусочкам собирали? — усмехнулся один из пограничников.

— Практически, — кивнул головой полковник и стал рассказывать о сделанных выводах.

По его мнению, взрывное устройство было собрано в кустарных условиях. Значит, его не тащили через границу, а изготовили здесь. Допрос старика, который ехал вместе с девушкой в автобусе, пока ничего не дал. У других пассажиров сложилось впечатление, что это были дед с внучкой. Сам же старик заявляет, что познакомился с девушкой перед посадкой и опекал ее во время дороги, потому что девушка себя плохо чувствовала. Это подтверждают и другие пассажиры. Террористка якобы всю дорогу куталась в одежду и выглядела нездоровой. Оперативная установка на деда проводится, но надеяться на какие-то результаты не стоит.

Таким образом, в итоге пограничники и территориальные органы не имели представления о цели предполагаемого теракта и путях доставки взрывного устройства и его происхождении. Единственная зацепка, которая основывалась на особенности поведения террористки, предполагала связь девушки с базой подготовки террористов-смертников на территории северного Афганистана.

— Слишком большая натяжка, — неожиданно для себя сказал вслух Шадрин.

— На первый взгляд, возможно, так и покажется, — ответил полковник, внимательно глядя на Шадрина, — но стиль поведения всегда отражает характер подготовки. Это практически всегда можно уловить с достаточной долей уверенности. Как в стиле, скажем, любой восточной борьбы — сразу понимаешь, какая школа у бойца. Это касается и подготовки диверсантов, и снайперов, и террористов-смертников. В данном случае мы имеем дело с исламским экстремизмом. Они используют простых людей без всякой боевой подготовки. Их волонтерами всегда являлись одурманенные и психологически обработанные религиозные фанатики. Все действия, которые мы можем проанализировать, укладываются во вполне определенный психологический портрет. Последний же случай отличается. В нашей базе данных есть случаи с подобными поведенческими характеристиками. Полная апатия к происходящему, заторможенность рефлексов.

— Наркотики? — снова спросил Шадрин.

— В тех случаях, когда нам удавалось провести экспертизу, следов наркотических средств мы не находили.

— Тогда что же?

— Вот это мы и пытаемся выяснить, в том числе и с вашей помощью.

Шадрин оглянулся на сидящих вокруг стола офицеров, но полковник пояснил свою мысль:

— Я имею в виду именно вас, подполковник Шадрин.

— Меня? — удивился Андрей Васильевич. — Простите, не понял. Где моя застава, а где…

— Не спешите, Андрей Васильевич, — прервал его полковник, — сейчас поймете. Скажите, на ваш взгляд, какие-то изменения произошли за последнее время на участке вашего отряда, вашей заставы? Как вы, один из самых опытных офицеров, оцениваете ситуацию?

Шадрин ответил не задумываясь. Он привык делать выводы и предполагать сразу же, как только появлялась информация к размышлению. К этому его приучила служба, заставляя оперативно реагировать на все изменения в поведении нарушителей, динамике нарушений. В распоряжении начальника заставы не так уж много сил и средств для противодействия, поэтому ошибаться в оценке ситуации нельзя.

— На участке нашего отряда давно не было случаев крупных прорывов, хотя рельеф местности делает его очень удобным для этого. Важных караванов тоже давно не было. Причем не только перехваченных. Не было следов перехода. То, что происходит сейчас, я бы назвал… как говорят рыбаки, «мелочишка теребит». У меня сложилось такое впечатление, что участок либо оставили в покое и через него ходят только мелкие группы, либо хотят усыпить нашу бдительность. Кстати, мелкие группы могут быть и проверками для изучения нашей тактики, и поисками оптимальных путей для чего-то более серьезного.

— Вот-вот, — согласился полковник, — это и настораживает. Если готовить серьезный переход, то полное затишье пограничников насторожит. Если попытаться их отвлечь обилием «мелочи», как вы это называете, то пограничники, наоборот, активизируются и удвоят внимание. Поэтому наш противник и выбрал универсальную тактику. Разрешает проход с той стороны мелким торговцам наркотиками и оружием, возможно, пуская и своих людей под их прикрытием. В то же время готовит переход чего-то более важного, возможно, связанного с переброской людей. Тех же самых террористов-смертников.

— Противник? — повторил Шадрин. — Значит, вы видите за всем этим кого-то конкретного.

— Видим. И нас очень беспокоит наличие предполагаемой базы по подготовке смертников вблизи границы.

Обсуждение ситуации и обмен мнениями затянулись еще на пару часов. Когда же совещание подходило к концу, полковник попросил Шадрина задержаться.

— Вас, Андрей Васильевич, единственного начальника заставы, пригласили на это совещание не случайно.

— Догадываюсь.

— И даже не потому, что вам предлагают повышение по службе и считают лучшим специалистом. Вас пригласили потому, что вы мне нужны.

Шадрин воздержался от лишних вопросов и восклицаний. Если его пригласили, то, естественно, скажут, для чего.

— Вы, Андрей Васильевич, самый опытный боевой офицер в отряде. Много лет прослужили на заставе, прошли Афганистан. Я также в курсе вашей последней украинской операции, в которой вы с блеском поучаствовали. Это говорит и о вашем оперативном опыте. Именно в этих своих качествах вы мне и нужны. — Полковник на секунду замолчал, внимательно посмотрев на Шадрина. Но Андрей Васильевич не сделал попыток к смущению или возражению, мол, какие таланты, это я так, я как все. Шадрин сидел спокойно и выжидательно смотрел на полковника. — Когда появилась информация о наличии на сопредельной территории этой базы, то мы решили отправить на ту сторону разведывательно-диверсионную группу. Время поджимало, мы не знали, сколько у нас его в запасе и что готовится. Единственное, чем мы в тот момент располагали, это группой спецназа ВДВ.

— Десантники? — наконец удивился Шадрин. — А что они понимают в наших вопросах?

— Напрасно недооцениваете, Андрей Васильевич. Я даже рад, что отправил именно десантников. Группа состоит из одних офицеров, за плечами у которых уже есть операции примерно такой направленности в различных регионах нашего неспокойного шарика. Они умеют не только искать, но и действовать скрытно, применительно к любой местности. Если база найдется, то можете не сомневаться, что ребята смогут установить ее принадлежность и направленность. Смогут и ликвидировать. Вопрос в другом. На момент отправки группы у нас не было под рукой специалиста именно по этому региону. А вы, например, воевали в этих местах, знаете местное население, повадки террористов и боевиков, ориентируетесь во всем, что касается вооруженной оппозиции и правительственных сил. Вы ведь неоднократно встречались с представителями афганской пограничной службы сопредельного участка?

— Вы хотите сказать, — подвел итог Шадрин, — что будь я в тот момент на месте, то вы бы послали с десантниками меня?

— Наверное, не послал бы, — ответил полковник, — а проконсультировался с вами. Полковник Иноземцев, готовивший их переброску, хороший специалист, но он не знает всего того, что знаете и чувствуете вы.

— Понятно, пришло время моих консультаций, — усмехнулся Шадрин. — Что ж, я готов.

— Не консультаций, Андрей Васильевич, — с улыбкой поправил полковник, — а вашей заброски туда.

Улыбка медленно сползла с лица Шадрина. Он в глубине души еще надеялся, что полковник пошутил. Андрей Васильевич не испугался такого поворота событий. Его опыт и подготовка были гарантией, что он сможет успешно выполнить любое разумное задание на той стороне. Он, собственно говоря, в свое время и отказался от спокойной службы на западе. Не по душе ему была возня с браконьерами и бумажками. Попросился Шадрин назад в Пянджский отряд потому, что здесь он делал то, что умел, что было важно и нужно. Именно по его характеру была эта служба. Здесь он мог уважать себя, гордиться своей службой, а не прозябать и жиреть. Служить, так служить, а не лямку тянуть, думал тогда Андрей Васильевич.

Напрягло Шадрина сейчас другое. Раз его хотят забросить на ту сторону, значит, у группы что-то пошло не так. Настолько не так, что потребовался консультант по местной специфике. И причем очень срочно. Мозг привычно оценил ситуацию и выдал два варианта, по которым развивались события. Либо все безнадежно и группа «уперлась в стену», либо сама группа в опасном положении и операция на грани срыва.

— Ну, что же, — задумчиво сказал Шадрин, — я готов. В свое время в Афганистане мы уделили много времени «той стороне» нашей границы. Думаю, что хорошо представляю этот район. А группа ушла со связью или «втемную»?

— Был контакт на той стороне, — подтвердил полковник, — но мы сразу сделали предположение о его ненадежности. Что, собственно, и подтвердилось.

— И их обложили сразу после высадки? — предположил Шадрин.

— Ну, уж хрен! — засмеялся полковник. — Будем мы отправлять группу, которая попадется на такую дешевую уловку. Нет, все было так, как и планировалось. Встреча состоялась, информация получена, правдоподобная информация. Но, вот непосредственно после встречи некие люди попытались блокировать район и захватить группу. Был даже скоротечный огневой контакт. Группа вышла из тисков без потерь и в состоянии выполнять задание, но проблема, как вы понимаете, Андрей Васильевич, в другом. Командир группы потеряет очень много времени на проверку информации, поскольку незнаком с районом действия. Чтобы им не терять времени даром и не рисковать лишний раз, нужны вы с вашим знанием местности. Вы сможете определить возможность расположения нужной нам базы в том или ином районе быстрее. Я даже думаю, что не вся информация ложна. Возможно, что место и названо среди других вариантов.

— Тогда это ловушка, — продолжил мысль Шадрин. — Группа выйдет на объект, и ее нейтрализуют. Так проще, чем ловить ее в горах.

— Возможно, что вы и правы, — согласился полковник, — а возможно, нас пытаются пустить по ложному следу. Группа выходит на ложный объект, не зная этого, попадает в засаду. Одному или двум дают возможность уйти и доложить. Мы будем разрабатывать засвеченный объект, а настоящий в другом месте будет работать без помех. Возможно, нам еще и подсунут американцев, чтобы породить недоверие и противостояние. Мы будем терять драгоценное время еще и на разработку их спецслужб в подготовке террористов.

— Ясно. Когда мне быть готовым к заброске и как вы намереваетесь ее осуществить?

— Было бы проще выбросить вас, как и десантников, с парашютом. Но думаю, что здесь ваши таланты и достоинства заканчиваются.

— Это точно. Парашюта я в глаза не видел, не то что прыгать с ним.

— Думаю, что проще всего дождаться непогоды и высадить вас с вертолета. Десантники вас встретят и прикроют высадку. Наверняка вы сможете даже посоветовать конкретное место.

— Нужно подумать, — кивнул Шадрин и задумчиво опустил голову. — Попросите принести карты следующих районов…

Блокпост на въезде в Пули-Хумри, на трассе Кундуз-Кабул, работал обычно в очень напряженном режиме. Но сегодня никаких новых вводных не было, поэтому команда осуществляла только выборочную проверку, действуя по прошлым ориентировкам.

Командир смены военной полиции сержант Аламо был с самого утра в отвратительном настроении. Ночью подразделение подняли по тревоге и бросили на прочесывание местности. Кто-то из офицеров штаба забыл, что смена сержанта сегодня заступает на дежурство; в результате солдаты остались без завтрака. Правда, его обещали доставить на блокпост, но в одиннадцать часов утра его еще не было. Сам сержант был небрит. Ему хотелось выпить кофе, без которого он не мог обходиться. Кофе усиливал перистальтику кишечника, а сержант страдал запорами. Пить слабительное в полевых условиях он не решался, и все утро испытывал, мягко говоря, ужасный дискомфорт в животе.

— Эй, Серж, — весело крикнула капрал Юдит Глебски, — тебя к «телефону».

Шутка была старой и заезженной. Сержанта вызывали по коротковолновой рации из штаба подразделения. Аламо скрипнул зубами, проведя рукой по шершавому подбородку, и двинулся к навесу, где была установлена рация. От таких вызовов он никогда не ждал ничего хорошего. Если вместо завтрака для своих людей ты получаешь вызов по рации, это означает, что горячего в ближайшее время не жди.

— Сержант, — вместо приветствия и извинений за нерасторопность хозяйственников быстро заговорил майор Тенн, — объявлен «красный код». Есть информация о подготовке покушения на главу провинции. К вам выехал с группой усиления лейтенант Бестер. Действуйте строго по инструкции. После прибытия Бестера поступаете под его командование.

Аламо набрался было наглости заикнуться о голодных солдатах, но не успел задать вопрос — майор уже отключился. Сержант разразился проклятьями с таким жаром, что Глебски услышала его и обернулась. Увидев скрещенные руки и двойной взмах руки в сторону Кундуза, Глебски сразу стала серьезной. Не ожидая устного приказа сержанта, она начала распоряжаться. Солдаты потащили тяжелые деревянные козлы, оплетенные колючей проволокой, перекрывая дорогу. С этого момента проехать можно было только змейкой по оставленному извилистому коридору. Проезд автомашин страховался подготовленными металлическими лентами с шипами.

— «Красный код»? — спросила капрал, когда Аламо подошел быстрым шагом.

— Да, — хмуро подтвердил сержант. — Оружие, взрывчатка и подозрительные личности. К нам направили усиление.

Колонна перед заграждением собралась довольно быстро. Капрал Глебски по боевому расписанию страховала своего напарника, рыжего и веснушчатого Майкла Фрейна. Майкл, как и все рыжие здоровяки, был добродушным парнем. Он довольно сноровисто проводил досмотр машин, подмигивал афганцам, хлопал их по плечам и добродушно улыбался. Капрал фиксировала поведение досматриваемых и все время перемещалась, чтобы в случае нападения напарник не оказался на линии огня. Свой «М-16» она держала стволом вверх под углом сорок пять градусов, сняв ремень с плеча.

Пропустив очередную легковую машину, Глебски повернулась к следующей. Это оказался пыльный пассажирский микроавтобус, курсировавший между маленькими населенными пунктами. К капралу уже подбегали двое рядовых, которых направил сержант. Проверять автобусы вдвоем было строжайше запрещено.

Когда, галдя и возмущаясь, пассажиры покинули микроавтобус, солдаты быстро начали осматривать вещи, оставленные в салоне. Глебски стала присматриваться к пассажирам, у которых проверяли документы. Лицо одного из них, мужчины лет сорока, крепкого телосложения, привлекло ее внимание. Капралу показалось, что он не афганец, скорее пенджабец родом из Пакистана. Никаких других отличий от обычных пассажиров ни в одежде, ни в поведении Глебски не заметила. Только через несколько мгновений она поняла, чем привлек ее внимание тот пассажир. Глазами. Глаза у него были какими-то пустыми, отрешенными. Когда до него дошла очередь предъявлять документы, мужчина сделал это без задержки. Но опять же его движения почему-то показались Глебски неправильными, странными.

Фрейн вернул пенджабцу документы, что-то сказал с улыбкой и хлопнул по плечу. Мужчина, продолжая стоять столбом посреди дороги, сунул документы за пояс. Капрал напряженно пыталась сообразить, что же ей не нравится в этом человеке.

— Эй, Майки, — крикнула она Фрейну, — дай-ка мне этого типа!

Солдат обернулся и, кивнув капралу, подтолкнул легонько человека в сторону Глебски, поясняя свои действия по-английски и тыкая пальцем в нужном направлении. Человек пристально посмотрел на солдата, потом повернулся к капралу. Больной или лунатик, неожиданно подумала Глебски, глядя, как человек идет к ней. Странный пассажир подошел так близко, что чуть было не наступил капралу на ноги. Глебски машинально сделала шаг назад.

— Стоять, парень, — потребовала она по-английски и ткнула пальцем в сторону пояса мужчины, куда он засунул свои документы: — Ну-ка покажи еще раз свои бумаги.

Мужчина стоял перед ней, опустив руки, и смотрел перед собой. Как показалось капралу, он смотрел сквозь нее.

— Документы, — потребовала Глебски с угрозой в голосе, все еще держа протянутую к мужчине руку.

Пассажир медленно сунул руку за пояс, достал документы и протянул их капралу. Глебски взяла их и сунула в нагрудный карман. Она уже приняла решение.

— Эй, Серж! — крикнула Глебски Аламо, не поворачивая головы. — Позови лейтенанта. Этого человека нужно задержать.

Капрал навела ствол оружия на мужчину и сделала движение им в сторону ограждения.

— Иди туда, приятель, пошевеливайся.

В поведении или мимике пассажира не было ничего угрожающего. Это и подвело капрала, которая никак не ожидала нападения. Незнакомец, не меняя выражения лица, резко выбросил руку вперед, ударив по стволу направленного на него оружия. В это же мгновение его нога врезалась в грудь капрала. Глебски потеряла равновесие и, роняя свой «М-16», грохнулась во весь рост на землю.

Где-то рядом раздались крики команд, а незнакомец, перепрыгнув через капрала, бросился бежать в сторону от дороги. Глебски успела среагировать и попыталась поймать мужчину за ногу. Ее пальцы вцепились в штанину. Мужчина рванул ногу и проволок за собой солдата почти метр.

— Стой, поганец! — заорала Глебски, пытаясь схватить ногу двумя руками.

Но в этот момент ее оглушило ударом ноги в голову. Осатаневшая Глебски поняла, что выпустила штанину из рук. Вскочив на ноги, она быстро оценила ситуацию. Находясь на линии огня своих товарищей, капрал мешала им стрелять в убегавшего мужчину, даже если бросится сейчас на землю.

— Я возьму его! — крикнула капрал, рванула из кобуры пистолет и кинулась за убегавшим незнакомцем.

Человек убегал с такой скоростью, что Глебски не сразу сообразила, что ей его не догнать. Она сделала мощный рывок, но ноги скользили и оступались на камнях. Человек быстро удалялся. Дважды споткнувшись, капрал все же не удержалась на ногах и рухнула на землю. Ругаясь последними словами, Глебски, лежа на камнях, взяла пистолет двумя руками и навела на удалявшуюся фигуру. Справа сзади раздались несколько коротких очередей. Значит, кто-то бросился наперерез убегавшему незнакомцу. Не успеют, подумала капрал, проклиная свою самонадеянность. Не помешай она им стрелять, его бы в два счета свалили.

То, что первая пущенная ею пуля попала в цель, Глебски скорее почувствовала интуитивно, чем поняла по поведению мужчины. Капрал снова прицелилась в ноги и выстрелила. Убегавший человек как будто споткнулся. Он упал на четвереньки, странно волоча за собой правую ногу. Глебски вскочила и рванулась вперед. Расстояние быстро сокращалось. Незнакомец сделал попытку встать на ноги, но правая нога его не слушалась. Он сделал шаг вперед и рухнул лицом вперед, как будто его нога подломилась. От противника Глебски отделяло всего метров двадцать, когда он оглянулся на нее и перевернулся на спину. Капралу снова показалось что-то странным в поведении человека. Через секунду она поняла, что было странным. В его взгляде, который он бросил, обернувшись, не было ожесточенности или затравленности, присущей раненому, который не в состоянии убежать от своих преследователей. Не было в нем и ненависти или других эмоций. Это был абсолютно равнодушный взгляд.

Глебски, с трудом переводя дух, остановилась в двух шагах от лежавшего на спине человека. Стоя на полусогнутых ногах, готовая к любым неожиданностям поведения своего противника, капрал глядела на него поверх мушки пистолета. То, что человек мертв, она поняла сразу. Трупов Глебски повидала на своем веку достаточно, чтобы понять это.

— Черт тебя подери, Глебски! — послышалось за спиной знакомое ворчание. — Мало того, что ты помешала нам его остановить, так ты его еще и ухлопала.

— Обыщите его, сержант, — приказал тяжело дышащий лейтенант Бестер. — Капрал, у него были какие-нибудь документы?

Глебски протянула лейтенанту документы убитого и стала с надеждой смотреть, как сержант ищет у лежавшего на земле человека пульс. Аламо убрал руку с шеи убитого и отрицательно покачал головой. Он осмотрел тело, затем с натугой перевернул его на живот. Все трое с удивлением обнаружили, что пулевых ранений нигде, кроме правой ноги, нет.

— Дьявольщина, — проворчал сержант, глядя снизу вверх на лейтенанта, — у него прострелена икра и раздроблен коленный сустав.

— Я стреляла по ногам, лейтенант, — с надеждой на благополучный исход для себя заявила Глебски.

— Сэр, — рявкнул раздраженный сержант, — обращаться — сэр, капрал.

— Виновата, сэр. Я стреляла по ногам… как видите.

— Быстро к рации, капрал, — хмуро приказал лейтенант, — сообщите от моего имени о случившемся. И подумайте, ребята, как будете писать рапорта, а заодно молитесь, чтобы у вас оказались основания для всего этого. Черт бы побрал этого идиота!

Кэролайн Бернетт вошла в комнату быстрым шагом. Она заранее настроилась действовать с напором, зная по своему опыту, что с военными общаться не очень просто.

— Слушаю вас, миссис… э-э? — недовольно спросил майор Тенн.

— Бернетт, доктор Бернетт, — ответила Кэролайн как можно суше, — вот мои документы, майор.

Заглянув в удостоверение личности и прочитав сопроводительное письмо с клише подписи президента и печатью аппарата Белого дома, майор поморщился.

— Что вам здесь нужно, доктор Бернетт?

— Я хотела бы лично побеседовать с участниками инцидента на блокпосту Пули-Хумри, где при задержании погиб один из местных жителей.

— Мы сами в состоянии разобраться в случившемся, миссис, — отрезал майор, — обо всем подробно будет доложено по инстанции. Аппарат президента стал заниматься подобной ерундой?

— Аппарат президента Соединенных Штатов занимается тем, майор, чем считает нужным, — строго заявила Бернетт. — Из моих документов следует, что все американские власти, включая и военные, обязаны оказывать мне помощь и содействие в моей миссии. Надеюсь, вы не намерены саботировать предписание Белого дома?

— Прошу вас, миссис Бернетт, не забывать, что вы находитесь в расположении вверенного мне подразделения. Если вы изложите цель вашего визита и суть вопросов, которые вас интересуют, то я смогу оказать вам содействие. В противном случае намерен просить вас обратиться к вышестоящему начальству, без приказа которого я не могу и шага шагнуть.

— А без приказа вышестоящего начальства вы можете хотя бы предложить мне сесть? — ехидно осведомилась Бернетт.

— Присаживайтесь, конечно, миссис, — еще больше нахмурившись, пробурчал майор, изобразив вежливое вставание.

— Благодарю, майор.

Доктор Бернетт несколько секунд оценивающе смотрела на майора. Конечно, излагать ему версию с тайной деятельностью инопланетян в этом районе не стоило. Тем более не стоило представляться сотрудником НАСА. Не столько потому, что миссия была сугубо секретной, сколько учитывая состояние майора. Факт убийства его подчиненными местного жителя без формальных на то оснований сулил большие неприятности. Убитый хотя и проявил признаки нападения на капрала армии США при выполнении последним своих должностных обязанностей, но при нем не было обнаружено оружия, взрывных устройств или чего-нибудь другого, что могло бы идентифицировать в нем террориста. Формально военные превысили пределы необходимой самообороны, не будучи непосредственно в зоне боевых действий. Скандал обещал быть ярким и публичным. Тем не менее с майором нужно было находить общий язык. Сделать это можно было, только оказав ему помощь в улаживании скандала.

— Майор Тенн, — проговорила Кэролайн спокойным голосом уверенного в себе человека, — я принимала участие во вскрытии тела несчастного, который погиб во время задержания его вашими солдатами. Моя фамилия и подпись стоят на официальном протоколе патологоанатомического исследования.

— Вы можете наконец сказать, отчего этот афганец умер? — оживился майор.

— Могу. Кстати, он не афганец. Вы еще не получили данных, но я успела с ними познакомиться. Этот человек — Алекти Муктар — выходец из Пакистана. Он пропал без вести три месяца назад во время дорожных работ на юге Афганистана. Бывший офицер, оставил службу по состоянию здоровья. Получил контузию во время одной из операций, проводимых пакистанским спецназом.

— Он служил в «черных аистах»?

— Не знаю, возможно. Мне это название ни о чем не говорит. Так вот, майор, Муктар умер не в результате полученных ранений. Они ни в коем случае не могли повлечь за собой смерть человека.

— Это уже хорошая новость, доктор Бернетт, — смягчился майор. — Так от чего же он умер?

— Он просто умер, майор.

— Что значит «просто умер»? Так не бывает. Человек всегда умирает от чего-нибудь.

— Согласна с вами. Человек обычно, но не всегда, умирает от чего-то не совместимого с жизнью. Но в данном случае он умер просто от немотивированной остановки сердца.

— Просто и без причины остановилось сердце?

— Вот именно, без причины. Никаких физических повреждений, никаких химических или биологических ядов, ничего. Но это не должно вас беспокоить, майор. Я ведь специально пояснила, что человек обычно умирает по какой-то причине, но не всегда. К сожалению, а в данном случае, к счастью, такое действительно бывает. Редко, но бывает.

— Это несколько меняет дело, миссис Бернетт.

— Это существенно меняет дело, — поправила майора Кэролайн. — Раз уж я здесь оказалась, то, думаю, мое экспертное участие в этом деле не помешает. Чтобы составить свое заключение, которое будет приложено к официальным документам расследования, мне нужно опросить очевидцев. Симптоматика поведения убитого при попытке задержания может оказаться очень благоприятной для вас. Вопрос в том, как все сформулировать. Люди, перенесшие контузию, частенько отличаются неадекватным поведением.

— Хорошо, док, — с заметным оживлением сказал майор и подмигнул, — я доставлю вам очевидцев. Капрал Глебски, которая стреляла в него, находится под временным арестом, а сержант Аламо и лейтенант Бестер, командовавшие там, отстранены от своих обязанностей до окончания следствия. С кого начнете?

— С рядового Майкла Фрейна.

Кэролайн, естественно, скрыла от майора, что успела пообщаться кое с кем из его подчиненных. Фрейн был первым, кто столкнулся с Алекти Муктаром при проверке документов.

Широкоплечий рыжий солдат откровенно удивился, когда увидел за столом гражданского, да еще и женщину. Когда ему велели явиться в канцелярию и дать показания, он рассчитывал встретиться с какой-нибудь тыловой крысой с майорскими погонами.

— Рядовой Фрейн, мэм, — бойко, но с некоторой растерянностью доложил солдат.

— Садитесь, солдат, — предложила Бернетт. — Вас предупредили, что вы должны отвечать на все мои вопросы как перед Господом Богом?

— Так точно, мэм, — с беспокойством ответил Фрейн, который догадался, о чем будут вопросы. Ему очень не хотелось подвести Глебски, которая была отличным солдатом и неплохим приятелем.

— Расскажите, Фрейн, очень подробно и по порядку все с того момента, когда вы в первый раз увидели того человека, который бросился бежать от капрала Глебски вчера на блокпосту.

Солдат уперся взглядом перед собой, сосредоточиваясь. Его руки уперлись в колени. Бернетт обратила внимание, что кулаки солдата нервно сжаты.

— Послушай, сынок, — мягким голосом сказала Кэролайн, — ты не нервничай. Моя задача — разобраться с этим парнем, который погиб на блокпосту, а не в ваших действиях. Я даже не буду записывать показания. Меня интересует только этот человек, и не больше, понял?

— Вы из разведки, мэм? — с каким-то облегчением спросил Фрейн.

— Что за вопросы, солдат? — с иронией, но строго спросила Кэролайн. — Можешь считать, что я работаю на правительство Соединенных Штатов. Итак?

Руки солдата лежали на коленях уже не так напряженно. Он пожевал губами, вспоминая события того дня.

— Этот человек, мэм, ничем не выделялся из других, — начал рассказывать Фрейн, — это сначала. Всего пассажиров в микроавтобусе было человек десять. Я проверял документы каждого поочередно, а ребята осматривали багаж в салоне. Глебски снаружи страховала нас от неожиданного нападения. Это у нас так положено по инструкции.

Кэролайн не перебивала сумбурное повествование солдата. Она понимала, что армия гладкой речью не блещет, и торопить и дергать парня не стоит.

— Этот тип протянул мне свои документы, как и все до него, — продолжал рассказывать солдат, — я сверил внешность с фотографией и все такое. Он показался мне каким-то… флегматичным, что ли. Даже не флегматичным. Его лицо странным образом ничего не выражало.

— А что обычно выражают лица местных, когда вы проверяете документы, обыскиваете их? — решила Бернетт помочь наводящим вопросом, видя, что солдат находится в филологическом ступоре.

— Иногда вежливые улыбки, такие немного заискивающие, иногда раздраженные. Бывает, что смотрят и с ненавистью. А у этого на лице не было вообще ничего, вот на что я обратил внимание. Потом Глебски, которая наблюдала за всем со стороны, что-то заподозрила. Она велела отправить человека к ней. Он, как и все местные, не понимал по-английски, поэтому я подтолкнул его легонько в сторону капрала и стал знаками показывать, чтобы он подошел к ней.

— Вы уверены, что он не понимал по-английски?

Солдат задумался над вопросом, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить, почему он решил, что незнакомец не понимал по-английски.

— Не знаю, мэм. Мне тогда так показалось. Теперь я думаю, что не уверен. Просто он никак не реагировал на происходящее, в смысле эмоций, вот я так и решил.

— Хорошо, что было потом?

— Потом он подошел к капралу. Я убедился, что он подошел и достает документы. Убедившись, что все в порядке, я занялся своим делом. Потом услышал шум и крики. Когда я повернулся, то Глебски вставала с земли, а этот человек очень быстро убегал в сторону от шоссе. Все стали стрелять, Глебски тоже. Потом он упал. Сержант с лейтенантом Бестером подошли к нему. Вот и все.

Больше ничего полезного выжать из Фрейна так и не удалось. После всего произошедшего самыми яркими воспоминаниями у него были нападение неизвестного на капрала и его бегство. Сержант Аламо и лейтенант Бестер тоже ничего интересного не сообщили. Оба отметили лишь отсутствие на лице неизвестного какой-либо гримасы смерти, присущей обычно убитым. Лицо было спокойным, глаза открыты и смотрели прямо перед собой. Никаких закатившихся глаз, оскала, сведенных предсмертной судорогой мышц лица. Ничего.

Самым ярким был рассказ капрала Глебски. За время своего ареста девушка очень многое передумала. В ее голове никак не укладывалось то, что произошло в тот злополучный день. Она служила в армии уже пять лет, повидала всякое, но такого…

— Еще раз, Глебски, — попыталась сконцентрировать внимание девушки на нужных ей моментах Бернетт, — только то, что вас очень сильно поразило. Вы опытный солдат, судя по всему, побывали за свою службу в переделках. Отметьте только то, что не укладывается в рамки здравого смысла.

— Нападение, — сразу же ответила капрал. — Было у меня такое несколько раз. У этого типа не было абсолютно никаких признаков агрессии. Потом он стал убегать, а я попыталась его догнать. Я, мэм, очень хорошо бегаю, поэтому была уверена, что возьму его сама. Я так и крикнула ребятам. Ну, чтобы не стреляли.

— И что же?

— Скорость, с которой он бежал. Вы просили отметить то, что не укладывается в рамки здравого смысла. Так вот скорость, с которой он бежал, не укладывается в эти рамки.

— Вы смогли ее определить?

— Не знаю, мэм. Просто затрудняюсь ответить.

Бернетт видела, что девушка сильно нервничает. Это было понятно, особенно если учесть, что именно ее считают главным виновником несчастья. Бернетт решила помочь капралу сосредоточиться.

— Вы можете хотя бы сравнить свою скорость и скорость этого человека? С какой скоростью бежали вы? Для сравнения я вам скажу, что скорость передвижения пешехода — пять километров в час.

— Ну, я думаю, что с учетом пересеченной местности, того, что я часто спотыкалась — примерно десять километров в час. — В глазах капрала мелькнула какая-то догадка. — Знаете, что мне показалось, мэм? Был момент, когда я невольно вспомнила, с чем сравнить. Как-то еще дома лет восемь назад мы дурачились с младшим братом. Он удирал от меня на велосипеде, а я пыталась его догнать. Сначала расстояние сокращалось, но когда брат набрал максимальную скорость, то я стала быстро отставать, хотя мчалась во всю свою силу. Тут было примерно такое же соотношение скоростей.

Бернетт смотрела на капрала и не знала, что ей сказать. Чтобы человек бежал со скоростью велосипедиста? Это вообще за пределами человеческих возможностей, иначе бы такие рекорды уже давно ставились на спортивных состязаниях. Но вскрытие тела показало совершенно однозначно, что погибший был человеком, а не роботом или инопланетянином. Может быть, здесь мы имеем дело именно с инопланетным воздействием на человеческий организм, подумала Бернетт с ужасом. Невероятно! Может быть, капрал все же ошибается. Ей казалось, что она бежит с высокой скоростью, но она спотыкалась… У нее наверняка не было возможности набрать высокую скорость бегуна на беговой дорожке. А тут еще в запале погони ей померещилось, что преследуемый недосягаемо уходит от погони. Может, это был чисто психологический эффект? Но убегавший тоже был в сложных условиях пересеченной местности, ему тоже мешали камни. И тем не менее такой эффект? Нет, покачала головой Бернетт, не может такого быть, капрал ошиблась. Необычайная ловкость убегавшего возможна. Необычайная координация движений тоже возможна. Он просто с большей ловкостью бежал, лавируя между камнями, перепрыгивая между ними и не поскальзываясь. Может, тренировка в беге именно по такой местности? А капрал переоценила свою скорость. Она ведь спотыкалась, падала, вставала… Ей казалось, что она быстро бежит, это ее психологическое оправдание! Но в любом случае, способности погибшего были слишком высокими для обычного человека, чтобы просто так отмахнуться от этого факта. Плюс ко всему его странное поведение. Отчасти это напоминает поведение зомбированного человека; но в крови не найдено никаких веществ, обычно вводимых для достижения такого эффекта. Гипноз? Так долго находиться под гипнозом невозможно, а погибший ехал в автобусе несколько часов. «Значит, все-таки присутствуют здесь неизвестные технологии. Значит, я приехала сюда не напрасно!»

Глава 5

Шадрин осмотрел все свое имущество, разложенное в вертолете. Он неожиданно поймал себя на мысли, что в такую жару не верится в необходимость теплых вещей. Однако высоко в горах, где сейчас начался буран, без всего этого не не обойтись, без этого просто не выжить. До места встречи с группой спецназа ему предстоит проделать путь, который займет не меньше суток. Это если не брать в расчет разные случайности и непредвиденные обстоятельства. Помимо теплой одежды, он имел в своем арсенале раскладную палатку, пуховой спальный мешок, спиртовую горелку, набор высококалорийных продуктов и медикаментов. Надевать на себя все это предстояло уже в вертолете.

Летчики выполняли обычные проверки своей машины, техники заканчивали заправку. Шадрин спрыгнул на бетонку и посмотрел на темное небо без звезд. Хорошо, что небо темное, подумал он, машину не будет видно на их фоне. Шадрин обернулся на звук шагов. К нему спешил полковник Иноземцев.

— Ну, все в порядке, Андрей Васильевич, группа вас ждет и встретит в намеченном квадрате.

— Как там с погодой?

— Синоптики считают, что буран в твоем квадрате продержится еще сутки. Постарайся не рисковать. Знаю, что в горах ты как у себя дома, но лучше переждать. Летчики по приборам зафиксируют точку высадки, а мы подкорректируем ее для Карманникова. Это на случай, если ошибетесь с высадкой.

— Ошибиться немудрено, — усмехнулся Шадрин, — горы есть горы. Воздушные потоки там ведут себя иногда вопреки любому здравому смыслу. Главное, чтобы циклон не накрыл. Нет ничего хуже, чем попасть в горах под атмосферный фронт.

— Циклон далеко, это нам гарантировали. Просто усиление ветра.

— Ладно, я понял.

— Ну, время! — сказал Иноземцев, посмотрев на часы. — Удачи тебе, Андрей Васильевич. И всем вам. Помните о том, как много от вас зависит.

Шадрин кивнул, пожал руку полковника и полез в вертолет. С шумом начал раскручиваться винт. Андрей Васильевич посмотрел на часы. Через час ему нужно будет начинать облачаться и готовиться к высадке, но во сколько она состоится, пока сказать точно не мог никто. Даже опытный экипаж. Штурман будет постоянно делать поправки на скорость и направления ветра, машину будет постоянно сносить. В таких условиях промахнуться всего на десяток километров уже большое счастье. Главное, знать, на сколько ты ошибся. А вот в этом и была самая большая проблема.

Вертолет мягко оторвался от земли и пошел боком, чуть наклонив нос вперед, набирать высоту.

Подполковник Карманников вел свою группу с отрывом примерно в час. Боевиков было человек тридцать, и вели они себя очень настырно. Десантники были убеждены, что противник не знает их численности, иначе бы он не вел себя так храбро и безрассудно. Карманников не хотел пока принимать боя и рассчитывал часа через три выйти к предгорьям, где группа растворится без следа. Не нравилось подполковнику другое. Постоянно шныряющие вокруг поисковые группы боевиков мешали работать. Группа выматывалась в постоянных переходах, путая следы, совершая обманные маневры. За истекшее время десантники обследовали четыре точки предполагаемого размещения базы подготовки террористов-смертников. Точки были сильно удалены друг от друга, а на двух из них группа нарывалась на засады. Преследователи наверняка пытались понять систему движения российских диверсантов, но Карманников был хитрее и опытнее любого из них.

За несколько дней своего пребывания в заданном районе десантники проделали путь длиною более трехсот километров. Командир группы на этом примере учил своих молодых подчиненных, что самое лучшее — это знать, что тебя ищут. Хуже, когда переоцениваешь свои силы и получаешь сюрприз с преследованием в самый неподходящий момент. Если ты знаешь, что тебя ищут, то всегда можно удерживать инициативу в своих руках. К тому же боевики Аль-Каиды были, в общем-то, тоже не свободны в выборе средств. Они были на таком же незаконном положении в стране, как и десантники. Другое дело, что это была их страна, их продажные чиновники и должностные лица. Если бы правительство занялось поимкой диверсантов, то все было бы намного сложнее. У боевиков же не было достаточно сил для блокирования огромного района, и им приходилось тоже принимать меры предосторожности.

Карманников дважды разбивал группу на три пары и разделялся. Несколько раз удавалось сбивать преследователей со следа и пускать их в противоположную сторону. Подполковник каждый раз, планируя очередной ход, не бросался в крайности. Его преследовали далеко не дураки. Они тоже кое-что понимали в тактике. Выбор самого нелепого хода не может быть гарантией, что противник его не просчитает. Самый удачный ход — средний ход, который имеет множество вариантов последствий. Вот это просчитать сложно, а с ограниченными силами — и невозможно.

— А не пора ли, ребята, дать нашему назойливому преследователю по соплям? — неожиданно сказал Карманников, разглядывая в бинокль дорогу. — Может, пора немного размяться?

— Не понял, командир? — отозвался капитан Зубов. — Мы же засветимся всеми силами.

— Ну, не сегодня завтра они все равно поймут, сколько нас здесь, — ответил подполковник, опуская бинокль и поворачиваясь к отдыхавшей на траве группе. — Через три часа мы подойдем к скалам. Оттуда у нас будет три дороги. Они, думая, что нас мало, разделятся на три группы и проверят каждый вариант. Это значит, что нас будут продолжать гнать. Если мы даже разделимся, то это никакого выигрыша не даст. А нам еще и эксперта встречать, и следующий шаг сохранять в секрете. Если дадим бой и отобьем у них охоту тащиться следом, то считайте, что заслуженный отдых в полном покое нам обеспечен. Дальше мы вольны как ветер двигаться в любом направлении.

— И без хвоста! — поддержал Зубов. — Разминаться, так разминаться. Только зуботычина должна быть конкретной, как кувалда.

— А поэтому, — улыбнулся подполковник отеческой улыбкой, — мы еще отдохнем, а ты, Леша, дуй вперед на рекогносцировку. Выберешь позицию, разработаешь план. Когда мы подойдем, времени на все это уже не будет.

Зубов сразу стал сосредоточенным, понимая, как много сейчас от него зависит. Неудачно выбранная позиция вместо выигрыша может привести к полному краху. Здесь нужно учесть очень многое.

С одной стороны, что такое тридцать противников для шестерых супербойцов? Всего лишь поразить за очень короткий промежуток времени пять мишеней каждому. На тренировочных полигонах каждый из них за считаные минуты валил по два десятка мишеней, которые появлялись на маршруте вокруг поочередно, иногда с очень большой скоростью. Но реальная боевая обстановка тем и отличалась от тренировочного полигона, что давала возможность рефлексам проявить себя в изменчивой и непредсказуемой реальной обстановке боя. Преследователи готовы к контратаке, они ждут ее каждую минуту и очень осторожны. Местность не позволяет использовать маневр на все сто процентов, а «мишени» не стоят на месте. Они будут передвигаться, укрываться и пытаться охватить тебя с флангов. Причем большая часть «мишеней» имеет хороший боевой опыт. Скорее всего десантникам удастся сделать одну или две прицельных очереди, а потом боевики бросятся за камни. Максимальный урон нужно нанести с первых же выстрелов.

Позиция, которую предстояло выбрать для группы капитану Зубову, должна была позволить быстро нанести противнику большой урон в живой силе и деморализовать его настолько, чтобы он наверняка отказался от дальнейшего преследования. А еще нужно было учесть пути отхода после боя. Группа гарантированно должна была оторваться от преследователей на короткой дистанции — не более ста метров. Если противник не откажется от преследования, то десантники окажутся прижатыми огнем во время отхода и потеряют инициативу. А противник сможет задержать их до подхода подкрепления, например на вертолетах.

Случайностей не предвидеть тоже было нельзя. Бой есть бой, и тут может случиться всякое. Капитан должен был расположить огневые позиции своих бойцов таким образом, чтобы у каждого оказался сектор обстрела с наибольшим поражением. Но может случиться так, что шальная пуля убьет кого-то из десантников. Значит, сектора обстрела должны в достаточной степени перекрывать друг друга и не создавать «мертвых» зон для противника. Сложно перечислить все, что нужно учесть при выборе позиции. И учесть это, окинув местность одним коротким взглядом, может только человек не просто с большим боевым спецназовским опытом; для этого еще нужен определенный тактический талант. Именно поэтому Карманников и послал вперед капитана Зубова.

Кэролайн Бернетт ввалилась в помещение, которое ее группе выделили в расположении штаба контингента международной коалиции, и, сбрасывая на ходу туфли, ринулась в ванную комнату.

— Ради всего святого, ребята, никаких вопросов, — буквально простонала она, расстегивая на ходу легкий летний жакет, — сначала душ.

Помощники Бернетт Сандерсон и Майлс, переглянулись и прыснули со смеху. Сквозь шум льющейся в ванной воды они услышали голос Кэролайн:

— И без комментариев, иначе я выйду и убью вас обоих!

Алан Сандерсон и Роберт Майлс несколько лет назад были направлены из ЦРУ для работы в НАСА. Официально это формулировалось как обеспечение повышения безопасности. Вся служба безопасности практически состояла из бывших сотрудников ЦРУ, ФБР и полиции, переведенных сюда для прохождения службы в соответствии с секретным распоряжением консультативного совета по безопасности. Служба безопасности НАСА занималась очень обширным кругом вопросов и имела сверхбольшие полномочия в рамках как самого Агентства, так и в рамках взаимодействия с другими государственными организациями и службами.

Цели и задачи службы безопасности постоянно менялись на протяжении десятков лет, иногда кардинально. Но постепенно сложился оптимальный статус этого специфического подразделения. Сейчас СБ занимается охраной объектов Агентства, причем как физической охраной, так и инженерной защитой. Служба также занимается внутренними расследованиями, проверкой благонадежности соискателей на должности внутри НАСА, смежных и подрядных организаций. Служба обеспечивает секретность мероприятий и акций, проводимых Агентством, пресекает утечку информации, в том числе и организаций смежников. Занимается служба безопасности и тем, что можно назвать контрразведкой.

Сейчас бывшие сотрудники ЦРУ не только обеспечивали секретность и безопасность миссии сотрудника Агентства в Афганистане. И Сандерсон, и Майлс имели университетское образование. В их задачу как полевых агентов входили, в том числе, сбор и анализ информации. Причем как официальным путем, так и оперативными методами.

Наконец доктор Бернетт, шлепая босыми ногами по полу и вытирая на ходу полотенцем свои коротко остриженные волосы, прошла из ванной в холл и упала в кресло.

— Все! Теперь можно жить, — заявила она, блаженно откинув голову на спинку кресла. — А вам этого не понять. Для этого нужно родиться женщиной.

Агенты с улыбкой переглянулись.

— Босс, мы сразу перейдем к делам, — поинтересовался Майлс, — или ты прикажешь и нам сначала принять душ?

Кэролайн молча запустила в Роберта мокрым полотенцем.

— Вы садисты! Не можете дать даме даже минуты, чтобы поблаженствовать.

— Хорошо, Кэролайн, наслаждайся, мы смиренно ждем, — рассмеялся Сандерсон.

— Ладно уж, все равно испортили удовольствие, — вздохнула Кэролайн, — но с кресла я не встану. Попробую вернуться с неба на землю. — Поймав удивленные взгляды своих помощников, Бернетт поправилась: — Это я в фигуральном смысле. На самом деле никакой уверенности ни в земном происхождении проблемы, ни в небесном у меня нет. Как обстоит дело с отпечатками пальцев этого Муктара, Алан?

— Думаю, сегодня мы их получим.

— У меня в папке дактилоскопические карты. Как только получишь, сразу неси их в лабораторию для анализа. Хотелось бы быть уверенной, что речь идет об одном и том же человеке.

— Что показало вскрытие?

— Это человек, безусловно. Только каким-то образом кто-то невероятно повысил его физические способности.

— Ну, в этом ничего сверхъестественного нет, — заметил Майлс.

— Пожалуй, — согласилась Бернетт, — если только не учитывать, что в организме не оказалось следов никаких стимуляторов. Ты выяснил, при каких обстоятельствах он пропал?

— Да, выяснил. Это произошло два месяца назад. Муктар работал по снабжению в строительной компании. В этот район он выезжал для урегулирования вопросов с поставщиками стройматериалов. Точнее выяснить не удалось. В один прекрасный день он просто не вернулся в гостиницу. Персонал и служащие компании-поставщика ничего интересного сообщить не смогли. Но есть один намек. Как раз в этот день в Кундузе, где Муктар находился в командировке, был сбит автомашиной некий мужчина, возраст которого совпадает с возрастом Муктара. Описаний его никто не помнит. Так вот, его, не дожидаясь «скорой помощи», вызвался доставить в больницу какой-то водитель. Это было еще до приезда полиции. Никто толком не запомнил номера этой машины. В больницу пострадавший не поступил. Полиция на месте происшествия опросила свидетелей. Максимум, что люди могли сообщить, это то, что у сбитого человека была в крови голова. Других видимых повреждений никто не заметил.

— Если это не единичный случай, — добавил Сандерсон, — то мы имеем дело с системой подбора подопытных. А случай явно не единичный. Наверняка нужное нам место расположено недалеко от Кундуза. Лично меня, босс, смущает реакция местных властей. Случай скандальный, сам бог велел спустить всех собак на американских оккупантов. Так всегда в таких случаях и было. Но в этот раз — тишина. Что это? Давление на местную администрацию, ее соучастие в этом? Что?

— Ты, Алан, намекаешь, что инопланетяне воздействуют каким-то образом на сознание целых групп населения? Не слишком ли? Думаю, что здесь все проще. Погибший парень здесь чужак, он уроженец Пакистана. Военные власти вовремя подмазали кого-то из местных чиновников, которым до чужака и так дела не было. Вот и весь секрет. Разве не реально?

Подполковник Карманников насчитал тридцать два человека. Кроме двух ручных пулеметов у них был еще и один «РПГ». Шли они хорошо, грамотно. Двое постоянно впереди — головной дозор. Периодически командир группы боевиков высылал и боковые дозоры, когда, по его мнению, следовало опасаться засады. Молодец «Клык», мысленно похвалил подполковник Зубова, правильно, что не стал ставить «растяжки». Эти ребята их обязательно бы заметили. Тогда был бы потерян эффект неожиданности, а на него и был весь расчет десантников.

Сейчас за спиной спецназовцев оставалась местность, сплошь покрытая скальными нагромождениями. Очень удобно для отхода, потому что там можно двигаться не пригибаясь. Позиция, которую выбрал Зубов, абсолютно не привлекала внимания со стороны фронта. Только подойдя вплотную и поднявшись на камни, становилось видно, что дальше идет понижение, усеянное обломками скал. Самое опасное место, с точки зрения возможной засады, боевики только что прошли. Наверняка они успокоились и немного потеряли осторожность.

Карманников еще раз осмотрел предстоящее поле боя. С учетом того, что основная группа боевиков растянулась метров на двадцать, все они одновременно в полудугу позиций десантников не попадут. Тем более что передовой дозор идет с опережением еще метров на двадцать.

— Беркут, я Вор. Свои цели видишь? — тихо спросил в микрофон, укрепленный у щеки, Карманников.

— Вижу «РПГ» и два «ПК», — отозвался снайпер, старший лейтенант Дмитрий Пятницын.

— Царь, головные идут на тебя, — передал Карманников капитану Романову.

— Вижу, постараюсь пропустить подальше.

Очень важна сейчас была роль капитана Романова. Подполковник выпросил его в бригаде не случайно. Владимир Романов был инструктором по рукопашному бою. Позывной «Царь» появился не случайно, и не только в связи с «царской» фамилией. Он был королем рукопашного боя. А еще и непобедимым «царем горы», детской игрой, которую часто практиковали для тренировок спецназовцы. Одна группа занимала возвышенность, другая штурмовала ее. Бой проходил врукопашную. Романов легко справлялся один с десятком бойцов, независимо от того, штурмовал он гору или оборонял. Скорость и ловкость движений были непостижимыми. Тот случай, когда тренировки тренировками, а талант играет большую роль. Вместе они сделали из капитана непревзойденного бойца.

Сейчас от Романова зависело, как быстро головной дозор боевиков заметит засаду. Оптимальный вариант — после того, как десантники откроют огонь. Для этого капитан должен подпустить этих двоих к себе вплотную, а еще лучше — пропустить мимо своей позиции. Чем больше боевиков войдет в полудугу засады, тем больше будет им нанесен урон в живой силе.

Капитан подготовил себе убежище с помощью нечеловеческой силы Зубова. Они вытащили несколько огромных камней, после которых осталась вместительная ниша, обращенная в тыл позиций десантников. Чтобы ее заметить, боевики должны пройти позицию метра на два и оглянуться. Этого было достаточно для начала действий всей группы. Романов сидел, скорчившись в своей нише, отложив автомат в сторону. В руке он сжимал только десантный нож. Если головной дозор заметит его раньше, чем следовало бы, то лучше попытаться обойтись без выстрелов. Тогда будет шанс не привлечь внимания основной группы боевиков.

— Всем внимание, — передал Карманников, — я Вор. Стреляю первым, остальным огонь по моему выстрелу. Царь, слушай меня. Они в десяти метрах.

Подполковник не сводил глаз с головного дозора боевиков, пытаясь понять их настроение. Видят они что-то или нет, догадались или нет? Момент, когда передовой дозор обнаружит опасность, пропустить нельзя. Это очень дорогие доли секунды. Он должен выстрелить в ту же секунду, как только боевики обнаружат засаду. От Романова дозор отделяло уже только пять метров. Боевики замедлили свое движение, внимательно осматриваясь по сторонам, но снова двинулись вперед.

— Царь, они над тобой, внимание. Внимание всем!

Десантники давно уже разобрали свои цели, но оружие не было наведено, чтобы не выдать позиции. Слишком открытая местность. Весь расчет был на скорость прицеливания бойцов. Их подготовка и опыт позволяли вскинуть оружие, прицелиться и поразить цель не более чем за одну секунду.

Передовой дозор боевиков уже стоял на камнях, под которыми в нише находился Романов. Они увидели впереди по ходу движения понижение местности, а дальше нагромождения скальных обломков. Пойдут или не пойдут, напряженно гадал Карманников. Должны пойти дальше, это их задача. Не должны они ждать тут остальных, они должны разведать очередную часть маршрута.

Двое боевиков, составлявших передовой дозор, стали спускаться с камней, расходясь в стороны, чтобы между ними была дистанция в несколько метров. Еще мгновение — и они скрылись из поля зрения подполковника. Все, теперь только на слух. Карманников стал прислушиваться, чтобы не пропустить шум борьбы и оценить, насторожился командир боевиков или нет. Это был решающий миг открытия огня. Чем позже он наступит, тем лучше.

Через несколько секунд после предупреждения командира Романов услышал шорох камней слева и выше себя. Значит, передовой дозор пошел именно там, где его и ожидали. Капитан пошевелил пальцами руки, в которой был зажат нож. Нужно восстановить ощущение оружия после его многоминутного бестолкового держания в руке. От такого ожидания ощущения теряются, нужно «поиграть» ножом в пальцах.

Шорох камней спустился чуть ниже и стал «шире». Это значит, что боевики немного разошлись в стороны, и звуки шагов перестали сливаться в один. Сначала капитан увидел голову в чалме, потом спину в черном засаленном жилете. Романов наметил себе границу, за которую он отпустит этих двоих, если они не заметят его раньше, и снял с головы микрофон переговорного устройства. Боевики остановились. Ближайший к капитану стал что-то молча показывать своему напарнику, указывая вперед и вправо. Тот приложил автомат к плечу и двинулся осторожными шагами вперед. Первый крутил головой на месте. Капитан еле заметно переместил свое тело для толчка. Бросок мог понадобиться в любое мгновение. Неожиданно второй боевик, отошедший несколько вперед, обернулся, чтобы что-то показать своему напарнику. То, что его увидели, Романов понял за долю секунды до того, как второй боевик начал меняться в лице и поднимать оружие. Это была интуиция.

Положение у капитана было крайне невыгодным. Первый противник стоял от него в пяти метрах, второй — в десяти. Единственным преимуществом было то, что десантник мог легко переместиться так, чтобы первый ближайший оказался на линии огня второго. Бросив себя мощным толчком вперед из своей каменной ниши, Романов вылетел пулей, как бегун с низкого старта. Первый боевик еще только разворачивался к нему, в то время как второй уже поднял автомат для стрельбы. Достать второго можно было и броском ножа, но точности поражения на бегу достичь сложно. Но это сейчас было и не особенно важно. Важно было не дать противнику выстрелить прицельно.

Десантник взмахнул рукой, когда дальнего противника почти полностью скрывал корпус ближнего. Он целился ножом прямо в лицо. Это в любом случае оглушит боевика, даже если бросок будет и не очень удачным. Романов не успел добежать до первого противника всего каких-то двух метров, когда тот обернулся с автоматом на изготовку. Испуганный появившимся из ниоткуда врагом, боевик, вместо того чтобы полоснуть очередью не целясь, отшатнулся назад и потерял драгоценную секунду. Капитан воспользовался этим и бросил свое тело в длинный кувырок через голову. И опять его противник поступил не так, как следовало бы. Он снова попытался отступить, вместо того чтобы начать палить из автомата. Но это его все равно бы не спасло.

Капитан, выходя из кувырка, нанес удар двумя ногами в том направлении, где находился его первый противник. Один каблук попал во что-то мягкое, скорее всего в живот, а второй — лязгнул по металлу автомата. Сейчас у десантника было очень удобное положение, чтобы подсечь ноги противника, который чуть не выронил свое оружие. Но в этом случае он окажется под огнем второго противника. Выручить могло только тело противника, которым можно прикрыться. Пулю из «калаша» это не остановит, она с такого расстояния легко прошьет их обоих. Надежда была на то, что второй не станет стрелять, рискуя попасть в своего, а бросится на помощь.

Десантник, довольный, что не прозвучало еще ни одного выстрела, подскочил как пружина, отбивая одной рукой в сторону ствол автомата, а второй захватывая шею боевика. Он успел заметить, что второй выронил автомат и стоит согнувшись и держась руками за окровавленное лицо. Разворотил я ему морду лезвием, с удовлетворением догадался Романов. Рывок — и противник развернут спиной, а рука капитана сжимает его горло. Короткий удар второй руки — и автомат боевика «клюнул» стволом вниз. Противник вскрикнул от боли в сломанных спусковой скобой пальцах в тот момент, когда оружие рывком выскользнуло из его кисти. Еще рывок двумя руками — и хрустнули шейные позвонки. Боевик обмяк и повалился на землю.

Перепрыгнув через безжизненное тело, капитан бросился на второго противника. Тот уже отошел от шока, но поднять автомат не успел. Десантник преодолел расстояние в пять метров практически в три прыжка. Ударом плеча в корпус он опрокинул противника в тот момент, когда тот схватился окровавленной ладонью за рукоять своего ножа за поясом. Капитан догнал в прыжке падающее тело боевика, успев перехватить его руку с ножом. Еще до падения он успел вывернуть кисть противника и направить лезвие ему в грудь. Под весом десантника нож вошел между ребер ниже ключицы по самую рукоятку. Тело под ним выгнулось дугой, забили по камням и вытянулись ноги. Затем враг расслабился; рука, вцепившаяся в плечо капитана, медленно сползла и стукнулась костяшками пальцев о камни.

Романов шумно выдохнул и, не поднимаясь, по привычке оглянулся назад. В тот же миг ударила короткая автоматная очередь и сразу же слилась с грохотом других очередей. Порядок, подумал капитан и, вскочив на ноги, бросился к своему недавнему убежищу за оружием, надевая на бегу микрофон на голову.

— Это Царь, — быстро проговорил Романов, — у меня минус два. Сзади чисто.

— Понял тебя, Царь, — тут же отозвался в наушнике подполковник.

Когда передовой дозор боевиков скрылся из глаз, Карманников стал считать секунды. Он знал, что капитану Романову много времени на уничтожение своих противников не понадобится. Вот только удастся ли ему сделать это без выстрелов? Хотя бы там ему повезло, подумал подполковник, видя, как растянулся отряд боевиков, подходивших к позиции его десантников. Если прошумит раньше времени, то все насмарку. Но проходили секунды, а за спиной все было тихо. Боевики уже подходили к контрольной точке, когда можно было стрелять. Но тут бородатый высокий главарь насторожился, то ли что-то услышал, то ли ему что-то показалось. Он уже начал поднимать руку вверх, чтобы дать команду своим людям остановиться. Карманников не стал больше ждать и вскинул автомат к плечу. Лучшего положения уже не сложится.

Очередь подполковника ударила главарю в грудь. Карманников тут же повел стволом чуть вправо и снова нажал на спусковой крючок. Из-за камней дружно ударили автоматы десантников, и колонна боевиков сразу же превратилась в беспорядочную толпу. Второй очередью Карманников все же зацепил второго боевика, когда тот бросился в сторону. Около головы свистнули пули, несколько ударилось в камни, высекая крошево. Боевики дружно валились, скошенные пулями, но б'ольшая часть успела залечь среди камней и ответила огнем в сторону позиций десантников. Подполковник успел насчитать девять распростертых тел. Кажется, трое или четверо «духов» было ранено.

Десантники больше не высовывались и не вели прицельного огня. Они поднимали автоматы над камнями и пускали короткие очереди в сторону укрывшихся боевиков, чтобы не давать им расслабиться. Наступала вторая фаза хитрого боя, который затеял Карманников. Двое его бойцов отползли назад и бегом устремились в низину. Оставшиеся тут же метнули в боевиков гранаты. Взлетели в воздух четыре штуки, затем еще четыре. Кто-то из боевиков заметил это и воплями предупредил остальных. Противник заметался, пытаясь укрыться от осколков, еще двое упали, сраженные очередями из засады. И тут стали рваться упавшие среди камней гранаты. Роли десантников, которые бросали их, были расписаны заранее. Первые четыре не могли нанести большого урона, боевики успевали укрыться за камнями. Но вот вторая очередь гранат полетела как раз туда, где преследователи и пытались укрыться. Ответная стрельба как-то сразу стихла и сменилась отчаянными воплями.

Еще двое десантников пробежали мимо своего командира и скрылись среди скал за спиной. Теперь Карманников оставался на позиции вдвоем с лейтенантом Сергеевым, самым быстрым и выносливым бегуном в группе. Они составили арьергард группы. В соответствии со сценарием боя двое десантников продолжали обстрел боевиков короткими очередями, постоянно меняя огневые точки. Поочередно они бросили еще по две гранаты, не столько для поражения, сколько для эффекта. Боевики не должны были понять, что против них осталось только двое русских. В ответ десантникам беспорядочно строчили автоматы. Афганцы обстреливали все вокруг, не предпринимая никаких попыток перейти в атаку. Минут через десять они наконец поняли, что в них из-за камней никто давно уже не стреляет.

Над полем боя повисла зловещая тишина. Перекошенные бородатые лица настороженно осматривались по сторонам, ожидая каждую секунду новых очередей в свою сторону. Боевики лежали молча между камней, не веря, что им удалось выжить в этой страшной огневой мышеловке, в которую они попали. Корчившиеся тела умирающих, стоны раненых, слышавшееся рядом тяжелое хриплое дыхание оставшихся в живых вводили в подавленное состояние. Никто и не думал о том, чтобы начать новое преследование русских.

Карманников с Сергеевым догнали группу минут через тридцать и перешли на шаг. Подполковник, тяжело дыша, с некоторой завистью и одобрением покосился на молодого лейтенанта. Сергеев дышал легко и глубоко, как после легкой разминки. Казалось, что не было тридцати минут беспорядочного и тяжелого бега по скалам. Трое отдыхавших десантников поднялись на ноги с приближением командира. Со скалы посыпались камешки, и на землю спрыгнул капитан Зубов с биноклем в руках.

— Порядок, командир! За вами чисто. Даже намека нет на преследование.

Карманников кивнул в ответ равнодушно. Он и не сомневался, что его не будет. От группы преследователей осталось едва ли больше десяти человек, да еще и часть из них были ранены. Менее опытный командир, возможно, и задался бы целью уничтожить всех «духов», но Карманников не хотел рисковать. Цели он добился и прекратил утомительное преследование своей группы. Если бы подполковник стал затягивать бой и пытаться перебить боевиков всех до единого, то потерял бы очень много времени. Всех выкурить из-за камней было бы сложно. Боевики сопротивлялись бы с ожесточенностью загнанных в угол хищников. Это могло привести не только к потере драгоценного времени, но к гибели или ранению кого-то из десантников. А худшей беды Карманников не видел.

— Клык, бери Царя и дуйте в точку встречи с экспертом. Наша вертушка высадит его с трех до четырех ночи. Не прозевайте, там сейчас приличный буран. Мы уходим во второй временный лагерь и оттуда продолжаем работу.

Увидев, как Зубов забирает вторую рацию у Сябитова, подполковник напомнил капитану:

— На связь выходишь только в самом исключительном случае.

— И попусту мне, милый, не звони, — как строчку из стихотворения продекламировал Сябитов.

— А по сопатке? — имитируя голос генерала из фильма «Особенности национальной охоты», грозно осведомился Зубов и подмигнул старшему лейтенанту.

Карманников мельком пробежал взглядом по лицам остальных десантников. Офицеры с улыбкой наблюдали пикировку своих товарищей. Все в психологической и физической норме, порядок, отметил про себя подполковник.

Из-за гула двигателя Шадрин не слышал переговоров летчиков, но понимал, что дело плохо. Вертолет мотало из стороны в сторону, он то нырял, как в пропасть, то с натугой задирал нос и лез вверх. Пурга в районе высадки разыгралась не на шутку. Турбулентные потоки воздуха поднимали снежную мглу, сводя видимость до нуля, альтиметр сошел с ума, не успевая реагировать на все изменения атмосферного давления.

Наконец второй пилот повернулся к Шадрину и что-то крикнул, подзывая жестами. Подполковник, пытаясь удержаться на ногах и хватаясь за все, что подвернется под руку, добрался до летчиков.

— Будем высаживать вас здесь! — прокричал пилот. — В такой болтанке мы можем черт знает куда залететь! С каждой минутой точность высадки уменьшается. Принимайте решение: мы снижаемся до минимума — и вы прыгаете здесь, или возвращаемся на базу!

— Буду прыгать! — закричал в ответ Шадрин. — На сколько вы сможете спуститься?

— Метров с пяти придется, — ответил летчик, — ниже не сможем, угробимся. Ветром машину может швырнуть на скалы или об землю. Не удержим.

— Снижайтесь, — принял решение Шадрин, — обойдется, внизу снег.

— Ну, глядите? вам решать, — кивнул головой летчик и показал своему командиру опущенный большой палец руки.

Вертолет, борясь со шквальными порывами ветра, стал осторожно снижаться. Через стекло кабины иногда мелькали черные фрагменты скал, едва видневшиеся из-под снега. Сухой снег бил в кабину, как будто его швыряли лопатами. Шадрин вернулся к своим вещам и стал надевать рюкзак, но потом опомнился. Прыгать придется хотя и в мягкий снег, но с большой высоты. Нельзя увеличивать свой вес грузом, так можно и ноги переломать. Особенно, если угодишь в сугроб и тебя завалит на бок. Буду бросать одновременно с прыжком, решил Шадрин, потом как-нибудь найду. Подтащив рюкзак с притороченным к нему автоматом к люку, он стал ждать команды летчиков.

Рывок в сторону произошел так неожиданно, что Шадрин не удержался руками и грохнулся на металлический пол. Вертолет накренился так сильно, что тело подполковника отбросило к противоположному борту. Пограничник успел сгруппировать свое тело, чтобы не удариться головой. Страшный скрежет снаружи, после которого мерное хлопанье винтов сменилось протяжным гулом, заставил все внутри похолодеть от осознания случившейся беды. Что-то сильно ударило по корпусу. Вертолет сильно клюнул носом, и за этим последовал страшный удар днищем о землю. Шадрину показалось, что хрустнули сразу все кости, и он потерял сознание.

Когда вертолет порывом ветра бросило в сторону, летчики уже не могли ничего сделать. Винт ударил по скале и разлетелся обломками в разные стороны. Один из них, самый крупный, ударил по кабине, оставляя глубокую вмятину. Вертолет сразу потерял, пусть шаткую, но опору, и повалился вперед и на бок. По инерции его пронесло мимо камней, и тяжелая машина ударилась о снежный склон всем своим весом. Хвостовая балка сразу же со страшным хрустом отделилась от корпуса и застряла в скалах. Корпус вертолета понесло по склону, ударяя о камни, переворачивая. Следом двинулся и снежный склон. Сутки бушевавший буран намел такой толстый слой снега, что тот уже перестал удерживаться и пополз под своей тяжестью вниз, давая начало снежной лавине.

Снежный поток все набирал силу, вовлекая в свое неудержимое страшное движение все новые и новые массы снега. Корпус разбитого вертолета, кувыркаясь и ударяясь о выступы скал, понесся вниз вместе с этим потоком. После одного из ударов о препятствие его швырнуло в сторону. Изуродованные останки вертолета застряли между двумя острыми выступами, а лавина все неслась и неслась мимо с гулом и скрежетом. Объем снега увеличивался на глазах, заполняя всю ширину склона. Толщина потока уже достигала нескольких метров, он бушевал и бился о края склона, ограниченные мощными скальными выходами. Очередной удар снежного вала вырвал корпус вертолета из цепких когтей скалы и, разрывая металл корпуса, как картон, бросил его вниз в белый ревущий поток.

Майлс сидел в кабинете майора Тенна и рассматривал полученную распечатку с дактилоскопической карты Алекти Муктара, которая через военное ведомство все же была получена из Пакистана. Даже простое визуальное сравнение показывало, что пропавший пару месяцев назад человек и человек, погибший два дня назад на американском блокпосту, — одно и то же лицо.

— Это что-то вам дает? — спросил майор.

— Только то, что установлена личность погибшего, — ответил Майлс, — но где он находился все это время и какой дьявол заставил его убегать от ваших солдат — абсолютно не понятно.

Вызов с мобильного телефона прервал разговор. Майлс достал трубку, посмотрел на высветившийся номер Сандерсона и ответил.

— Роберт, — послышался в трубке слабый голос напарника, — у нас чепэ. Я в больнице, Кэролайн пропала.

— Как это произошло? — напряженно воскликнул Майлс и от неожиданности даже вскочил со стула. — Что с тобой, где ты находишься?

— Клинический городок рядом с деловым центром, — со стоном ответил голос напарника. — Мы ехали с Кэролайн на встречу с представителем деловых кругов от медицины. Около центра была жуткая давка, припарковаться негде. Она вышла, потому что мы очень опаздывали, а я стал искать место для парковки. Вот тут в меня и въехал грузовик. Перелом ключицы и, кажется, сотрясение мозга. Меня сейчас закатывают в гипс и обкололи всякой дрянью. С ней связаться не могу, вот и позвонил тебе.

— Хорошо, Алан, я все понял. Лежи там и не дергайся, я начинаю поиски.

Бросив трубку на стол, Майлс обеими ладонями с силой потер лицо. Так просто в цивилизованной части афганского города люди не пропадают. Можно, конечно, снова попытаться вызвать Кэролайн по мобильному телефону, но Майлс уже понял, что это ничего не даст. Кажется, они в своих поисках подошли очень близко к разгадке. Не надо было слушать Кэролайн, надо было действовать с большей секретностью. Значит, кто-то их вычислил. Только бы не убили сразу, тогда останется шанс найти ее.

— Что случилось? — спросил майор, поняв по поведению Майлса, что это серьезно.

— Вот что, майор, — сморщившись как от зубной боли, сказал Майлс, убрав наконец руки от лица, — придется мне открывать карты. Без вашей помощи мне никак не обойтись.

Майлс рассказал Тенну о секретной миссии доктора Бернетт в Афганистане, опуская подозрения о присутствии инопланетян со своими экспериментами. Для прямолинейного мышления военного это было бы уже слишком. Майлс ограничился земным вариантом этой таинственной истории.

— Значит, вы ищете какой-то подпольный медицинский центр, где проводят опыты над людьми? — задумчиво проговорил майор. — Понятно, почему вы так уцепились за этого Муктара. Что ж, очень похоже. Только, мистер Майлс, без ведома начальства я вам помочь не смогу. Я доложу по команде, но вам придется ехать со мной и лично предъявлять свои полномочия. Уверен, что мы не оставим соотечественников в беде. Пока я докладываю, возьмите пару моих людей и наведайтесь в больницу к Сандерсону. Узнайте, как его состояние. Лучше, если мы его переведем в медицинскую часть нашего гарнизона.

Глава 6

Потолок в помещении был высоким, но отсутствие естественного освещения создавало ощущение какого-то давления. Возможно, давил и не потолок, а головная боль. Шадрин не помнил, как давно у него болит голова, но чувствовал, что очень давно. В теле была легкость, сродни наркотическому опьянению, но пошевелиться Шадрин не мог. Он полежал немного с открытыми глазами, глядя в белый потолок, потом снова закрыл их. Мягкий свет люминесцентных светильников все равно утомлял глаза. Головная боль стала нарастать, подступала тошнота. Шадрин ощутил страшную усталость и стал опять проваливаться в полубессознательное состояние.

Обрывки мыслей и воспоминаний блуждали в мозгу, как в тумане. Такая же усталость была, когда Шадрин в детстве в спортивной секции впервые пробежал на время три километра. Он тогда показал лучший результат, но все тело, особенно ноги, было как ватное, а в голове стоял легкий звон. Тогда? Или это было сейчас? Может, он лежит после кросса и отдыхает? Где же был такой потолок? В раздевалке стадиона? Нет, там потолок был совсем другой. Сейчас, наверное, войдет тренер и спросит, как дела. «Почему же мне так плохо, может, я не гожусь в спортсмены? Но я хорошо помню, что занимался спортом потом много лет. Или буду заниматься. Где-то я видел такой потолок».

Рядом послышались мужские голоса. «Это не ребята из спортивной секции, это, наверное, тренер пришел. Но глаза совсем не хотят открываться, и меня никто не зовет. Это хорошо, что разговаривают не со мной, потому что совсем не хочется открывать глаза, отвечать. Хочется лежать вот так в полузабытьи и ни о чем не думать. Как они мешают своими разговорами, зачем они пришли?»

— Как вы оцениваете его состояние? — спросил резкий неприятный голос.

— Теперь как стабильное, — ответил женский голос. — Это невероятно, но он выжил. Где вы его нашли, доктор Хальмейер, и что с ним приключилось?

— Нашли его практически на том свете, — с усмешкой ответил неприятный голос, — на месте крушения вертолета. Их протащило лавиной. Этот единственный, в ком еще теплилась жизнь.

— Невероятно, — снова сказал женский голос, — насколько сильный организм.

— Продолжайте работать, доктор Бернетт, — сказал мужской голос, — вы хороший специалист в области современных биомедицинских технологий. Поднимите его на ноги, мне нужен этот незаурядный организм.

Голоса удалились, за ними закрылась дверь. О чем это они говорили, вяло подумал Шадрин, утомленный таким обилием звуков, которые издавали визитеры. Какие еще вертолеты в спортивной секции? Хотя, что-то знакомое. Гудящее, трясущееся. От этих ассоциаций к горлу снова подступила дурнота.

— Послушайте, доктор Хальмейер, — снова заговорила Кэролайн, когда они шли с главным врачом по коридору, — мне нужно вернуться в город. Там остались кое-какие личные вещи, которые мне хотелось бы забрать.

— Все необходимое вам предоставят, — отрезал главный врач, — покидать клинику сейчас не рекомендуется. В этом районе создалась критическая эпидемиологическая ситуация, объявлен карантин.

— А почему же здесь не берет мобильный телефон? Я хотела связаться со своими коллегами.

— Да, с мобильной связью здесь проблемы. Не могу объяснить, в чем тут дело. Я не специалист.

— Но проводной-то телефон действует?

— Пока нет. Что-то случилось с кабелем, но ремонтники уже вызваны. Скоро связь восстановится.

Доктор Бернетт давно поняла, что она находится на положении заключенного. Сейчас не стоило давать понять этому странному человеку, что она догадалась обо всем. Ее положение может сильно ухудшиться. Пусть думают, будто она настолько увлечена своим делом, что не замечает всей странности своего положения. Поэтому не стоит продолжать задавать вопросы, а лучше попытаться разобраться в ситуации, пока есть такая возможность и определенная свобода действий. Здесь явно пытаются применять современные нанотехнологии в медицине, а это как раз ее профиль. Судя по всему, здесь продвинулись в этих вопросах довольно далеко. В Кэролайн заговорила профессиональная жилка ученого. Ей захотелось вникнуть в суть исследований, понять, как далеко продвинулись исследования.

Попала Бернетт сюда очень странно. Когда она вышла из машины, оставив Сандерсона искать место для парковки, и вошла в здание делового центра, ничего не предвещало неприятностей. Вокруг сновали люди, царила деловая обстановка. Около лифта Кэролайн остановил человек в рабочей одежде и предложил пройти к другому лифту, сославшись на неисправность этого. Кэролайн кивнула и вошла в другой лифт. Нажав кнопку нужного этажа и посмотрев на часы, она поняла, что неприлично опаздывает. Створки лифта сомкнулись, и он плавно пошел вверх. Вдруг Кэролайн почувствовала головокружение, она попыталась опереться рукой на стенку лифта и провалилась в темноту.

На некоторое время Бернетт пришла в себя. Она поняла, что лежит в машине. Скорее всего это было что-то вроде «скорой помощи». Хотя над ней и склонился мужчина-афганец в белом халате, но опытный взгляд уловил, что в машине практически нет никакого оборудования, присущего машинам «скорой помощи» во всех странах. На лице Бернетт была кислородная маска, но она ощущала какой-то другой привкус. Склонившийся над ней человек что-то проговорил успокаивающим тоном и улыбнулся. Бернетт снова провалилась в темноту.

Окончательно она пришла в себя уже в этой «клинике». Она долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь прежде всего к своим ощущениям. Ее несколько мутило, но сознание быстро прояснялось. Что же такое произошло, пыталась думать Кэролайн. Организм у нее был здоровым, припадками она не страдала, а на сердечный приступ это было не похоже. Пока она размышляла, в комнату кто-то вошел.

— Отлично, Абалькар, — сказал кто-то тихим голосом, — приводите ее в чувство, распишите причину, а потом расскажите, чем мы тут занимаемся. Дальнейшую обработку я возьму на себя, ваше дело — заинтересовать. Наконец-то у меня появился настоящий специалист. Такого случая я не могу упустить.

Когда Бернетт «пришла в себя», около нее суетились две афганские женщины — врачи или медсестры. Одна из них тут же нажала кнопку в стене, и спустя минуту вошел невысокий афганец с неприятной внешностью лицемера, такая ассоциация возникла в мозгу у Кэролайн прежде всего. Помня разговор, который произошел совсем недавно около ее безжизненного тела, Бернетт стала подыгрывать афганцу. Кэролайн якобы приняла на веру его диагноз, связанный с климактерическими изменениями в ее организме, которые и вызвали обморочное состояние и временную асфиксию. Доктору Бернетт как ученому-медику было понятно, что в лифте ее ввели в бессознательное состояние каким-то газом. Афганец убедительно оперировал результатами проведенного обследования, данными компьютерной томографии. Потом Кэролайн стало в самом деле интересно. Но когда она встретилась с человеком, который назвался главным врачом клиники Густавом Хальмейером, то сразу поняла, что попала туда, куда и хотела. Точнее, нашла то, что искала. Но раз уж она даже попала внутрь этого загадочного объекта, то решила использовать этот факт с пользой на все сто процентов.

Хальмейер расписал доктору Бернетт, чем занимается его лаборатория, пожаловался, как ему не хватает специалистов с хорошей специальной квалификацией. Он предложил ей поработать в его клинике на очень выгодных условиях, пытаясь заинтересовать женщину, прежде всего, профессионально. Когда Бернетт знакомили с оснащением клиники, проводимыми исследованиями, она быстро поняла, что здесь нет никаких инопланетян. Очевидно, кто-то организовал эту лабораторию, вложил в нее огромные деньги именно в этом районе северного Афганистана. То, что в лаборатории не хватало специалистов, то, что находилась она в уединенном месте вдали от города, навело на мысль, что лаборатория тайная. А это означало, что ее отсюда не выпустят никогда, независимо от того, согласится она работать или нет.

Выход был один: делать вид, что Кэролайн ни о чем не догадывается, принимает все за чистую монету и с упоением включается в интереснейшую работу. Пока у хозяев не будет подозрений, у Кэролайн будет шанс выбраться отсюда. А время, отведенное ей, надо использовать для того, чтобы узнать об истинных целях исследований, которые здесь проводятся. Одно оборудование с электронным микроскопом для работы над отдельными клетками, размером с небольшую комнату, уже говорило о многом. Такое она видела лишь однажды в прошлом году на кафедре нано- и биомедицинских технологий Калифорнийского университета. Серьезное оборудование наводило на мысль о серьезных планах.

Десантники попали в такую страшную пургу, что двигаться дальше не могли. Низовая метель не давала видимости на расстоянии больше двадцати или тридцати метров. Была опасность провалиться в какую-нибудь расщелину или вообще заблудиться в этом разыгравшемся белом безумии.

— Все, Володя! — махнул рукой Зубов своему напарнику. — Давай искать укрытие, пока нас самих не замело. Куда, к лешему, лезть в горы в такую погоду!

— Вряд ли сегодня кого высадят, — согласился Романов, — вертушка с аэродрома не поднимется, не то что в горы лететь.

Покрутившись вокруг, десантники наконец увидели глубокую нишу в скале, которую не заметало снегом. Увидеть ее можно было, только немного поднявшись на скалы, поэтому это убежище не сразу бросилось в глаза. Вокруг росло достаточно кустарника и корявых хилых деревцев. Десантники быстро натаскали в нишу, которая оказалась довольно глубокой пещеркой, сухого кустарника, наломали веток и разожгли костер. Ветер, дувший вдоль скальной стены, очень удачно создавал естественную тягу, и дым уходил из пещеры, не скапливаясь в ней. Офицеры быстро согрелись у огня и сидели, тесно прижавшись друг к другу.

Снаружи выла пурга, иногда бросая к входу большие порции снега. От этих порывов ветра пламя костра начинало метаться, и дым сразу же попадал в глаза. Неожиданно Зубов поднял голову и насторожился.

— Ничего не слышишь? — спросил он напарника.

— Гул какой-то? — предположил Романов.

— Не вертушка?

— Вряд ли, они же не самоубийцы. Может, лавина где рядом пошла?

— Ни хрена себе — сказочка на ночь, — поморщившись, пошутил Зубов, — не поминай всуе, а то накроет нас тут с тобой. Хороший гробик на двоих будет.

— Мы вроде не под склоном, — возразил Романов, настороженно прислушиваясь. — Лавины, они себе ложе постепенно вырабатывают, потому что сходят в одних и тех же местах.

— Ладно, успокоил.

И тут земля у десантников под ногами задрожала, с потолка пещеры посыпался мелкий щебень. Теперь ясно стал слышен сильный гул и грохот где-то левее и выше.

— Ну, вот и накаркали, — заключил Зубов, — лавина пошла.

Шум долго не утихал даже после того, как сошла основная масса снега: спускались небольшие массы, сдвинутые лавиной, скатывались потревоженные и вывернутые валуны. Тонны снега оседали и вздыхали, как сказочный великан. От всех этих звуков по спине бежали мурашки, а тело начинало зудеть от нервной чесотки. Наконец снег успокоился. За ночь десантники порядком замерзли. Костер давно погас, съев постепенно весь запас хвороста и веток. Наконец забрезжил рассвет, а вместе с ним улегся ветер.

Десантники, кряхтя и постанывая, разминали затекшие и онемевшие тела. Чтобы согреться, они устроили небольшую шуточную потасовку, насколько позволяла узкая пещера. Прыгая на месте в боевых стойках, они наносили удары в сторону противника, финтили, уклонялись от ударов. Минут через пять от обоих валил пар. Согревшись, офицеры выбрались наружу и осмотрелись. На ярком утреннем солнце искрился наметенный в низинах и между скалами снег. Слева, километрах в двух, серовато-белой массой бугрилась масса сошедшего с гор снега. Лавина была не такая уж и мощная, как это казалось ночью, сидя в пещере. Из рыхлой массы снега кое-где торчали стволы выдранных с корнем на склоне деревьев.

Зубов достал бинокль и стал рассматривать дальние склоны, по которым прошла лавина.

— Во-овка! — неожиданно воскликнул он каким-то странным голосом, не опуская бинокля. — Твою ж в душу мать!

— Ты что? — непонимающе спросил Романов, переводя взгляд с Зубова на следы лавины и обратно.

— Там что-то есть, — обреченно ответил Зубов. — Только бы не вертолет.

— Дай посмотреть, — дернул напарника за рукав Романов.

Он схватил протянутый бинокль и навел его на дальний склон.

— Вон туда смотри, — стал советовать Зубов, — где самый край языка. Видишь зубцы, как будто стена замка? Смотри правее и ниже. Видишь?

— Что-то торчит из снега, — ответил Романов, — правда, похоже на куски обшивки. Снег слепит.

— Давай ноги в руки, и погнали туда, — со злостью сказал Зубов. — Неужели угробились? Мать вашу, помощнички хреновы!

Десантники быстрым шагом, насколько позволяла местность, двинулись в сторону предполагаемой катастрофы. Романов сосредоточенно молчал, внимательно осматривая путь впереди, выбирая более удобную дорогу. Зубов ворчал за его спиной, понося на чем свет стоит кабинетных начальников с их дебильными выходками.

Скоро десантникам пришлось спуститься в небольшую долину, где было мало камней и почти совсем не было снега. Здесь можно было увеличить скорость, и офицеры перешли на походную рысь. Через час они передохнули и полезли по камням вверх. Это был последний склон, отделявший их от места, где сошла лавина.

Наконец уставшие и мокрые от пота спецы ступили на рыхлый снег сошедшей лавины. Шли осторожно, часто проваливаясь по колено в серо-белое месиво. В ста метрах впереди были ясно видны искореженные дюралевые листы. Зубов уже не ругался, а только сердито сопел за спиной напарника. Романов шел и думал, что, может быть, ничего страшного не произошло? Может быть, это еще и не российский вертолет? Мог и местный аппарат заблудиться во время пурги и рухнуть на склон. Но впереди офицеров ждал неприятный сюрприз.

Идти по рыхлому снегу было тяжело. Десантники спустились ниже, намереваясь обойти снеговой язык и быстрее выйти к интересующему их месту. Когда они были уже почти на месте, стали хорошо видны заклепки на металле. На одном куске виднелась белая цифра «два». Не оставалось никаких сомнений, что это действительно обломки вертолета. Вот только своего или чужого?

Десантники ступили на снег и тут же остановились как вкопанные. На снегу виднелись свежие глубокие человеческие следы. Два человека поднялись по заваленному снегом склону, потом вернулись назад, что-то волоча за собой. Опытный взгляд сразу же определил, что волокли человеческое тело. Десантники, проваливаясь и падая, бросились вверх. Перед их взором предстала безрадостная картина. Из-под снега торчала смятая и развороченная кабина вертолета. Точнее, того, что от нее осталось. Сплющенная носовая часть раздробила тело пристегнутого пилота. Тело второго пилота отсутствовало вместе с креслом, выдранным с корнем какой-то чудовищной силой. Судя по всему, вертолет рухнул на склон уже после того, как прошла основная масса снега, или его протащило краем и просто изодрало о скалы. Точно сказать было трудно. Сам факт, что останки машины торчали из-под снега, а не были погребены под многометровой толщей, был уже невероятен. Но кого тащили неизвестные люди вниз по снегу? Неужели кто-то мог выжить в этой жуткой природной мясорубке? В том, что вертолет свой, сомнений, конечно, уже не было.

— Похоронить бы летуна, — задумчиво сказал Романов.

— Без «болгарки» нам его не вытащить, — покачал головой Зубов, — видишь, как его металлом вдавило.

Сняв с головы камуфляжные кепи, десантники постояли над телом. Отсоединив магазины, они передернули затворы своих автоматов и подняли стволы вверх. В тишине звонко щелкнули бойки последним салютом погибшим летчикам. Спецназовцам уже приходилось хоронить своих товарищей вдали от дома. И очень часто, как вот и сейчас, последнюю военную почесть приходилось отдавать не залпом в воздух. Стрелять нельзя, этим можно поставить под угрозу живых.

— Пойдем дорогу посмотрим, — предложил Зубов, снова заряжая свой автомат.

Еле заметная грунтовая дорога проходила вдоль скал метрах в сорока. Тело тащили наверняка к машине, которую оставили на дороге. Зубов не предполагал, что найдет что-то ценное. Это была привычка собирать всю возможную информацию. Очень часто ценность на первый взгляд маловажных мелочей проявлялась лишь спустя какое-то время. Сказать сразу, что важно, а что нет, в работе разведывательно-диверсионной группы очень трудно.

Десантники сразу же разошлись в стороны, двигаясь в направлении дороги, чтобы охватить большую часть местности при осмотре. Зубов, шедший немного впереди, вдруг присел на корточки и стал что-то рассматривать на земле.

— Иди сюда, — позвал он Романова, — посмотри.

— Следы колес? — спросил напарник, присаживаясь рядом. — Значит, съезжали с дороги, чтобы ближе было нести тело.

— До боли знакомые отпечатки, — с иронией заметил Зубов, — это ведь «уазик».

— Чего удивляться, — пожал плечами Романов, — половина страны ездит на нашей технике. Вспомни, какие сюда были поставки.

— Ладно, пора докладывать командиру и возвращаться, — проговорил Зубов, поднимаясь на ноги. — Здесь мы больше ничего не выясним. Знать бы еще, кого увезли и живого ли.

— Доложим, наши разберутся, — убежденно заявил Романов. — Подключат разведку, свяжутся с командованием международного контингента здесь. Найдут.

Доктор Бернетт вошла в палату своего загадочного пациента. Мужчина спал. Красивое волевое лицо было еще бледно. Глубокие ссадины активно заживали. Процессы регенерации, подстегнутые медикаментозно, шли успешно и с потрясающей скоростью. Физические данные у этого человека были просто исключительные. Особенно Кэролайн поражало сердце, которое никак не хотело останавливаться. Оно качало и качало кровь, питая кислородом мозг и другие жизненно важные органы. Были моменты, когда сердце просто не могло работать, — но оно работало, упрямо и настойчиво.

Метод использования отдельных клеток как контейнеров для доставки лекарства в конкретную точку любого органа давал фантастические результаты. Правда, перед этим приходилось выполнять очень кропотливую работу, и необходимо было специальное оборудование из области нанотехнологий. Но здесь это все было, не хватало только специалистов, которые на этом оборудовании могли бы работать. Для того чтобы найти в растворе отдельную клетку, осторожно лазером проделать отверстие в мембране ядра, откуда под воздействием внутриклеточного давления выйдет содержимое, нужен серьезный опыт. Потом в ядро вводится лекарство. И так несколько раз. Эти клетки используются как контейнеры для доставки лекарства в нужный орган. Через некоторое время клетка растворяется, и содержимое ядра начинает свою работу в нужной точке.

Этот суперсовременный метод в сочетании с мощными регенерационными способностями организма лежавшего перед ней мужчиной творил чудеса. Еще день или два — и его можно приводить в сознание, делать попытки вставать, двигаться. Тогда все позитивные процессы пойдут быстрее. Бернетт понимала, что этот человек и все, кто находился в палатах «клиники», являются «подопытными кроликами», на которых проводят эксперименты. Но для чего такая секретность, почему не проводить реальные и официальные клинические испытания метода? «Просто я еще не все знаю», — догадывалась Кэролайн. Эта часть деятельности Хальмейера не единственная. За этим что-то еще стоит.

Женщина взялась рукой за запястье мужчины. Пульс был ровный, хорошего наполнения. Она приподняла веко пациента и удивилась. На нее смотрели вполне осмысленным взглядом.

— Как вы себя чувствуете? — решилась спросить Бернетт.

— Нормально, — с заметным акцентом так же по-английски ответил мужчина, — только слабость во всем теле.

Уловив акцент, Бернетт хотела выяснить национальность мужчины, но потом отказалась от этой попытки. Не стоит рисковать. Эти разговоры с пациентом могут вывести его из психологического равновесия, решила она. В этом случае тюремщики могут решить, что она что-то вынюхивает. Нет, никаких лишних разговоров. Бернетт похлопала пациента по плечу и вышла из палаты.

Шадрин, хмурясь, смотрел прямо перед собой и мучительно пытался понять, почему он разговаривает на этом языке. Это ведь не его родной язык. Неожиданная догадка поразила Андрея Васильевича. Он ведь лежит в больничной палате. Значит, болен. Шадрину показалось, что он помнит сильный холод. Может быть, простудился?

Подняв руки, Андрей Васильевич стал их рассматривать. Крепкие сильные руки взрослого мужчины. «Кто я, сколько мне лет, где и почему я нахожусь?» Шадрин опустил руки на одеяло, которым был укрыт до подмышек, и закрыл глаза. Он стал напряженно вспоминать хоть что-то из своей предыдущей жизни. Короткое общение с женщиной, которая, наверное, была врачом, мешало ему. Он думал на одном языке, но ему мешали слова и фразы, которые вспоминались сразу же на другом языке, на котором он только что общался с врачом. Это сбивало с мыслей, мешало вспоминать. Думать на том языке, на котором он сейчас говорил, не получалось.

Прошло еще два дня, как понял Шадрин по тому, как надолго выключался в палате свет. Его стали кормить нормальной пищей. Все повязки были сняты, а дважды в день еще и делали массаж. Было много уколов. Андрей Васильевич испытывал странные ощущения. С одной стороны, его крепкий выздоравливающий организм требовал движения, деятельности, но какое-то внутреннее «надо» держало его в постели и заставляло послушно исполнять все предписываемые процедуры. Он даже не испытывал внутреннего протеста, хотя одновременно понимал, что кое-какие из этих процедур ему не нравятся. Например, он терпеть не мог овсяную кашу, но упорно съедал всю порцию без остатка. Еще Шадрина смущало непонятное доверие ко всем людям, которые приходили в палату, осматривали его. Он их не знал, но странное чувство безграничного доверия, какой-то надежды, что они спасут его от чего-то непонятного, но грозного и страшного, доминировало в мозгу. Странное инфантильное чувство, которое шло вразрез с другими чувствами, присущими взрослому, самостоятельному мужчине с непростым характером. Об этих своих чертах Шадрин тоже почему-то знал.

Еще Андрея Васильевича мучило то, что он не мог вспоминать. Не мог даже долго думать об этом. Какой-то внутренний барьер мешал ему, запрещал думать о прошлом. Иногда это было очень сильное ощущение, а иногда он мог его почти побороть. Помогало какое-то чувство злости, всплывавшее из недр его дремавшего сознания. Эта злость растворяла все остальное, и тогда Шадрин начинал думать. В его мозгу появлялись какие-то смутные образы, ощущения, намечались какие-то непрочные связи.

Однажды Шадрина выводили из палаты на рентген. Он сразу же вспомнил, что это такое. В коридоре Андрею Васильевичу встретились люди, один из которых был одет не так, как все. Под наброшенным на плечи халатом Шадрин увидел свободную одежду из плотной пятнистой ткани. На ногах человека были бурые высокие ботинки с высокой шнуровкой и на толстой подошве. Все это показалось Шадрину очень знакомым. Каким-то более привычным, чем одежда медицинского персонала. Мысли о странной одежде сразу же ушли куда-то. Но после обеда Шадрин с новой остротой вспомнил, что одежда называется камуфляж, даже рука при этой мысли непроизвольно потянулась к нагрудному карману с клапаном. Такие карманы были на груди у его одежды. Он носил такую. Шадрин сначала обрадовался, что хоть что-то вспомнил, но тут же осознал, что мысль запретная. Нельзя об этом думать, нужно забыть эту одежду, обязательно и срочно!

Глава 7

Подполковник приказал соединяться с группой и указал место, куда Зубову и Романову надлежало прибыть. Время приближалось к полудню, и у десантников, не евших уже почти сутки, от голода урчало в животе. Романов, бежавший первым, вдруг вильнул в сторону и стал смотреть на землю. Зубов не успел понять причину такого странного поведения своего напарника, как Романов снова отпрыгнул в сторону.

— Тварюга наглая! — рявкнул десантник и пнул что-то ногой.

Теперь Зубов понял, что им на дороге попалась здоровенная гюрза. Романов заметил ее вовремя и попытался обойти стороной, но змея, раздраженная чем-то, бросилась в атаку. Удар ботинка отбросил ее метра на два. Змея свернулась кольцами, изготовившись к новой атаке.

— Слушай, может, сожрем ее? — предложил Романов, наблюдая за гюрзой.

— Времени нет, потерпишь! — ответил Зубов. — Давай, шевели ногами.

Романов вздохнул и снова двинулся в прежнем направлении. Зубов, сделав крюк, чтобы не провоцировать гюрзу на новое нападение, последовал за ним.

— Вот подлые создания, — продолжал возмущаться голодный Романов, который никак не мог забыть толстую тушку змеи. — Все змеи как змеи, уходят с дороги. Кобра — очень, к примеру, деликатная змея. Защищаясь, она даже не всегда кусает. Часто просто мордой бьет. А эта нервная порода может и вслед укусить, если даже не наступишь. Терпеть не могу змей.

— В сыром виде, — с иронией добавил Зубов.

Внезапно оба десантника одновременно прекратили свое словоблудие и, мгновенно остановившись, присели на корточки. Слева за холмом поднимался столб пыли. Покрутив головами, напарники увидели впереди грунтовую дорогу, которая извивалась между холмами и большими валунами. По этой дороге сейчас и приближалась машина. Зубов ткнул рукой вправо. Около самой дороги возвышались нагромождения камней, за которыми можно было легко спрятаться и проследить за машиной. Десантники побежали к намеченному для укрытия месту.

Через несколько минут легковая машина показалась на открытом месте, волоча за собой столб пыли. Офицеры замерли среди камней и стали ждать.

— Вот тебе и «уазик», — заметил Романов. — Что за страна? Куда ни плюнь — попадешь в отечественную машину.

— Ну, этот едет не с той стороны, — возразил Зубов, разглядывая машину, которая отчаянно скакала на неровностях дороги, оправдывая русское народное прозвище «козлик».

Десантники с интересом смотрели и гадали, кого и куда это понесло по этой дороге. Нормальная трасса в пяти километрах отсюда. Какой смысл так уродоваться на грунтовке? Зубов достал бинокль и направил его на приближавшуюся машину.

— Жить с каждым днем все интереснее, — проворчал он. — Сдается мне, что «духи» пленного европейца везут.

— Военного? — сразу же спросил Романов.

— Нет, в «гражданке». Не повезло парню, — с сожалением сказал Зубов. — Гробануть бы их, глядишь, информация появится.

— Можем машину повредить, тогда его придется с собой брать, — возразил Романов задумчиво. — А вдруг он из американского контингента? Нежелательно, чтобы америкосы о нас знали.

Ситуация требовала отложить чисто человеческое сочувствие далеко в сторону. Своя задача была прежде всего. Но, как иногда бывает, решение оказывается навязанным событиями, которые трудно предугадать.

Европеец, который сидел на заднем сиденье со связанными за спиной руками, зажатый с боков двумя боевиками, наверняка оказался парнем опытным в таких делах. Он воспользовался неимоверной тряской и смог незаметно освободить руки. Почти под самыми камнями, где сидели десантники, парень предпринял попытку освободиться.

Спецназовцы наблюдали за происходящим с большим интересом и некоторым одобрением. Белый парень вдруг вытянул из-за спины руки. Первый же удар локтем пришелся в лицо правого конвоира, а второй был нанесен в горло левого. Когда водитель машины и третий боевик, который сидел на переднем сиденье, успели понять, что пленник освободил руки и напал на них, белый вырвал из рук одного из конвоиров автомат. Но выскочить на ходу из машины ему не удалось. То ли какой-то его удар был неточным из-за сильной тряски машины, то ли боевики оказались крепкими. В тот момент, когда парень перенес ногу через правого конвоира и оттолкнулся, чтобы соскочить на землю, его поймали за ногу.

Однако парень оказался в хорошей спортивной форме. Он не выронил автомата, не повис беспомощно вниз головой, тем более не вывалился на дорогу с переломом шеи от удара об камни. Пленник, когда его схватил за ногу правый конвоир с разбитым лицом, наоборот, зацепился другой ногой за дверку машины. Падал он лицом вниз, но, получив опору, перевернулся, изогнувшись, как гимнаст, и тут же выстрелил боевику, который держал его за ногу, в голову. Водитель резко остановил машину, а сидевший на переднем сиденье бородач успел прикладом своего «АК-47» выбить оружие из рук пленного.

Благодаря боковому ветру машина при резкой остановке не окуталась клубами пыли. Бывший пленник, выронив от удара автомат, попытался оттолкнуться руками от подножки машины. Это ему не удалось. В тот же момент, когда парень грохнулся на дорогу, боевик с переднего сиденья выскочил с автоматом на изготовку. Попытка к бегству не удалась. Но целившийся в парня боевик вдруг дернулся всем телом, как от удара током. Лицо его превратилось в безобразную кровавую маску с примесью мозгового вещества, которое обильно хлынуло из-под чалмы. Пленник смотрел на это зрелище удивленными настороженными глазами. Он не бросился бежать, не стал вообще делать резких движений. Подхватив выроненный автомат, он остался стоять на одном колене и, медленно выпрямляясь, повел автоматом в сторону водителя машины. Но тот сидел, безвольно свесив руки, с окровавленной грудью.

— Эй, парень! — крикнул Зубов по-английски из-за камней, глядя, как европеец, быстро сориентировавшись, водит стволом автомата по окрестным валунам. — Хорошая погода, не правда ли?

— Кто вы такие? — крикнул в ответ на чистом английском парень с дороги, причем без признаков радости в голосе. — Выходите.

Зубов поднялся во весь свой огромный рост, держа автомат, снабженный глушителем, стволом чуть в сторону. Он не угрожал оружием напрямую, но довернуть ствол в сторону противника и нажать на курок было делом доли секунды.

— Кажется, ты не рад нашей помощи? — изумился Зубов, медленно подходя к незнакомцу.

Он не сомневался, что парень не станет бросаться ему на шею или пускаться от радости в пляс. В незнакомце чувствовался профессионал. Он не стал психовать, но и других эмоций не выражал. К своим освободителям отнесся настороженно, вполне ожидая всего от этого подвоха. Что естественно. Можно попасть «из огня да в полымя». Одна враждующая группировка отбивает пленника у другой враждующей группировки. Ничего необычного, наоборот — в порядке вещей. То, что перед ним стоял человек не азиатской внешности, а явный европеоид, ни о чем не говорило. Кроме белых сторонников исламских экстремистов есть еще и белые наемники.

— Я спросил — кто вы такие, — повторил парень, не отводя автомата, — воспитанные люди обычно отвечают на вопросы. Причем честно.

Зубов, ухмыляясь, продолжал спускаться; он откровенно «тянул резину». Поняв, что перед ним профессионал, капитан чувствовал удовлетворение и не жалел, что решил помочь парню. Пленник явно имел отношение к спецслужбам, судя по тому, как лихо он крошил боевиков. Чувствовалась подготовочка. Это был потенциальный и ценный союзник. Парень упорно не отводил автомата и пытался одновременно фиксировать взглядом Зубова и камни вокруг. Он сразу, бросив лишь один взгляд на убитых, понял, что стреляли, как минимум, двое. Значит, среди камней прячется еще один человек.

Ухмылялся Зубов еще и по другой причине. Профессионал-то он профессионал, но слабоват против спецназа ВДВ. Пока Зубов отвлекал незнакомца, картинно и с большим шумом спускаясь с камней прямо перед ним, Романов уже неслышно, как кошка, зашел к парню за спину. Зубов подошел к машине и демонстративно положил свой автомат на капот.

— Как ты можешь догадаться, дело наше не терпит огласки, — наконец сказал Зубов, сделав пару шагов в сторону от своего оружия, — поэтому тебе отвечать первому. У нас ведь преимущество.

Наконец парень понял, что его перехитрили. Он, очевидно, не столько услышал, сколько ощутил, что за спиной его стоит еще один человек. Второй, а может быть, и третий. В такой ситуации качать права смысла не было. Парень, не оглядываясь и не показывая, что догадался о втором противнике за спиной, почти искренне улыбнулся и тут же опустил автомат.

— Ладно, убедили. Раз мне первому рассказывать, то так тому и быть. Я согласен.

Когда трупы были надежно спрятаны за камнями, а вся троица отъехала на несколько километров в сторону от места побоища, началось настоящее знакомство. Роберт Майлс, как представился незнакомец, входил в специальную секретную группу по расследованию неких таинственных фактов в этом районе Афганистана. Когда Майлс принялся рассказывать об этих фактах в соответствии с легендой, первым не выдержал Романов.

— Что-то вы перемудрили, ребята! — покачал головой капитан. — У вас ведь здесь свои войска под рукой, военная полиция, спецслужбы. С такой силой половину страны наизнанку вывернуть можно, а вы от своих таитесь. Как будто инопланетян ловите!

При последних словах Майлс как-то странно посмотрел на русских. Но когда Зубов рассказал о том, что они ищут секретную базу по подготовке террористов-смертников, и обо всех фактах, которые им стали известны, включая зафиксированное непонятное поведение людей, то Майлс отреагировал еще более странно.

— Пожалуй, вы и правы, — задумчиво сказал он.

— В чем? — не понял Зубов.

— В том, что с методами перемудрили. Наверняка ваши факты и наши факты — все это звенья одной цепи.

— Очень даже похоже, — согласился Зубов. — А при каких обстоятельствах пропал твой босс?

— Я бы сказал, при невыясненных, — ответил Майлс. — Они с Сандерсоном ехали на встречу. Она вошла в здание делового центра, где постоянно очень много людей, раньше него. После этого ее никто не видел. Есть у меня и определенные подозрения, что и Сандерсон попал в аварию не случайно. То, что было тайной для своих, не было тайной для тех, кого мы искали. А вот того же ли происхождения саботаж американских военных, я пока понять не могу. Майору Тенну, кстати, запретили помогать нашей группе. Даже Алана из больницы забрать в военный госпиталь коалиции не разрешили. Но за него я спокоен. Пока он лежит в гипсе — он в безопасности.

— Значит, ты говоришь, что твой босс по специальности врач? — спросил Романов.

— Да, врач, — ответил Майлс и посмотрел на русского, как будто что-то соображая. — Я ведь в Афганистане не первый раз, были уже задания. Так вот, когда меня везли эти ребята, которых мы перебили, я уловил кое-что из их разговоров. Я понял так, что они радовались, что поймали европейца. В больнице, так я понял их, им заплатят за европейца больше, чем за местного.

— В больнице? — переспросил Зубов.

— По крайней мере, я так перевел это понятие.

— Ты говоришь, что те, с кем она ехала на встречу, заинтересовались научной специальностью твоего босса? — снова спросил Зубов.

— Думаю, это была легенда для встречи с теми, кто ее в конце концов и похитил, — предположил Майлс.

— А если не совсем легенда, — стал настаивать Зубов, — если это не простое совпадение? Странное поведение людей, которое имеет причину, например, какое-нибудь особое воздействие на них. Потом кое-кто узнает о квалификации твоего босса, потом нейтрализуют вашу группу. Потом хватают тебя и везут в какую-то больницу, где жалуют молодых и здоровых европейцев.

— Секретная лаборатория! — догадался Майлс.

— Угу, — поддакнул Романов, — секретная. И врача ваши хозяева послали не зря, потому что догадывались о том, что это секретная медицинская лаборатория, — на слове «медицинская» капитан сделал особое ударение.

— Ну, в общем-то, да, — согласился Майлс, — поэтому.

— Кончай темнить, союзник, — с упреком заметил Романов. — Хочешь, чтобы мы это дело довели до конца, — помогай, а не темни. Сам-то ты при каких обстоятельствах влип? Тоже при «невыясненных»?

— Почти. Думаю, меня специально никто не ловил.

— А может быть! — неожиданно поддержал американца Зубов. — Кто-то же должен поставлять подопытных в лабораторию. Вот их агентура и действует. Поэтому и люди пропадают.

— Тело у вертолета, — посмотрев в глаза Зубову, сказал Романов по-русски.

— Все в кучу? — так же по-русски спросил Зубов.

— Почему — в кучу? Бывают и такие совпадения. Очень мы близко подошли, да еще и союзник незапланированный. Нереально?

— Боюсь, что ты прав, — согласился Зубов.

— Эй-эй, парни, — возмущенно воскликнул Майлс, переводя взгляд с одного русского на другого, — кто предлагал не темнить? А ну-ка то же самое по-английски!

Десантники повернулись к американцу, боясь вспугнуть удачу, которая одарила их наконец кое-какой подсказкой к этому загадочному ребусу.

— Ты, Роберт, хочешь выполнить задание и спасти своего босса? — строго спросил Зубов.

— Вы мне не верите? — опять возмутился американец. — Кажется, это кодекс чести любой спецслужбы мира — не бросать своих!

— Тогда ты отправляешься с нами. Подготовка террористов-смертников ведется не на секретной базе, а в секретной медицинской лаборатории, друг Роберт. Все эти странные люди, с которыми сталкивались и ваши, и наши, не что иное, как проверка эффективности методики. Смертников готовят не методом тренировки, а методом какого-то воздействия, позволяющего превратить человека в робота. Вы слишком близко подошли к ним — и засветились со своими намерениями. Ваша доктор Бернетт наверняка у них, и ее склоняют к сотрудничеству или используют как материал. Там же наверняка и наш товарищ с разбившегося вчера вертолета. Туда же и тебя, убогого, везли, чтобы сделать роботом-смертником. Ты ведь европеец, не вызовешь подозрения, как эти азиаты, когда попытаешься пройти с бомбой через полицейский кордон. Тем более, со своим служебным удостоверением. Понял? И мы ищем этот же объект.

Группа расположилась в скалах, недалеко от небольшого населенного пункта. Вкусно пахло тушенкой с дымком от костра. Американец разглядывал русских без каких-либо эмоций на лице, хотя каждый из десантников был чуть ли не на голову выше его. Карманников с сомнением смотрел на Майлса и слушал рассказ Зубова. По правилам, капитан не должен был тащить постороннего в группу без разрешения командира. За это следовало бы высказать ему свое неудовольствие. Но подразделение спецназа, находящееся на задании, — это не обычное армейское подразделение. Здесь действуют иные законы. В частности, закон, дающий право голоса и мнения каждому члену группы. Зубов, кроме всего, был еще и заместителем командира, что давало ему некоторую свободу в принятии самостоятельных решений. Подполковник, размышляя над ситуацией, решил, что Зубов принял правильное решение. Спецагент Майлс был сейчас не просто союзником, а лицом крайне заинтересованным в поиске и уничтожении базы. Учитывая его специальную подготовку, он был союзником ценным. Ну, а то, что о базе узнают американские спецслужбы, не играет особой роли, если она окажется уничтоженной или «засвеченной». Существовала, правда, одна оговорка. Майлс мог сам не знать, что база курируется какой-то из американских спецслужб частным образом либо полностью находится под их «крышей». Как этот парень поведет себя, когда узнает? Продолжит борьбу, считая участие своих соотечественников в подготовке террористов грязным делом? А может, чувство долга и верность присяге заставят его вступить в борьбу с русскими?

— Послушайте, Майлс, — сказал наконец подполковник, — я временно возьму вас в свою команду, коль уж мы делаем одно дело. Только смотрите, без фокусов. Если вы поставите под угрозу выполнение операции или жизнь кого-то из моих людей, я пристрелю вас и забуду, что мы встречались на этой бренной земле.

Американец открыл было рот, чтобы разразиться возмущениями, но Карманников не дал ему сказать.

— Это я говорю на тот случай, если выяснится, что ваши спецслужбы замешаны в этих делишках. Не исключаете такой возможности?

— Я имею право не подчиниться любому представителю американских спецслужб, — хмуро заявил Майлс, недовольный таким недоверием. — Ни ЦРУ, ни военная разведка, никто не имеет права мне приказать.

— Так вы не из них? — как бы между прочим спросил Карманников. — Из какого же вы, простите, ведомства?

— Я, э-э… — замешкался Майлс с ответом, — работаю на президента. Приказ мне может прийти только из его личного аппарата. В этих условиях, согласитесь, получить его весьма затруднительно.

— Ладно, как говорят у нас в России… — Подполковник улыбнулся, протянул американцу руку и продолжил по-русски: — Хрен с тобой, золотая рыбка! А что касается самой базы, то она перед вами в трех километрах. Вот так-то.

Когда десантники утащили американца к костру обедать, Карманников связался с руководством по спутниковой связи. Суть его доклада свелась к следующему. О прибытии группы спецназа, осуществляющей поиск секретной базы по подготовке террористов-смертников, противнику известно. Группу пытались нейтрализовать, но безуспешно. Группа в состоянии выполнять поставленную задачу. Вертолет с экспертом погиб, тело не найдено. Предположительно, оно увезено неизвестными. Все собранные данные говорят о том, что подготовка осуществляется не на полевой базе, а в секретной медицинской лаборатории с применением неизвестных средств, позволяющих контролировать поведение человека. Эти же данные позволили установить местонахождение этой лаборатории. Командир группы просит разрешения на продолжение операции, считая возможным завершить ее успешно.

Ответа Карманникову сразу не дали и велели ждать решения. Подполковник понимал, что сейчас будут все согласовывать между ведомствами. Он не мог подробно изложить все данные, которыми руководствовался. Теперь разведка и пограничники будут гадать, насколько он, Карманников, компетентен и насколько можно верить его выводам. Подполковник догадывался, что вопрос очень серьезный. Наверняка запросят командование ВДВ, чтобы получить характеристику группы. Карманников не сомневался, что его руководство ответит положительно. Да и у разведки нет другого выхода, как продолжать операцию. Если уж Россия продемонстрировала, что знает о существовании базы, и направила на ее поиски спецназ, то результатом этого будет только одно: террористы вынуждены будут срочно передислоцировать базу. Новые поиски могут оказаться не такими успешными, потому что противник будет теперь осторожнее. Как ни крути, а выход один — заканчивать начатое.

Наконец пришел ответ, разрешающий продолжение операции. Карманников усмехнулся — кто бы сомневался.

Всю первую половину дня Шадрин выполнял различные задания: переносил какие-то вещи из комнаты в комнату, раскладывал и перекладывал на столе предметы. Это были очень важные задания, и он старался выполнить их как можно тщательнее. Наконец Андрея Васильевича привели в какое-то помещение, оборудованное как спортивный зал. Весь пол был устлан мягкими матами, вдоль стен стояли спортивные снаряды и тренажеры. Шадрину сказали, что он обязан взять стул, поставить его в угол и ни в коем случае никого к нему не подпускать. Ни в коем случае.

Шадрин выполнил. Тут же к нему подошел незнакомый мужчина и протянул руку к стулу. Шадрин оттолкнул его и велел отойти. Он очень удивился настырности этого незнакомца; как тот не понимает, что прикасаться к стулу нельзя. Человек стал настаивать, потом вдруг решил применить силу. Шадрин схватил незнакомца и рывком вывернул ему руку. Человек вскрикнул, вырвался и отскочил. Шадрин почти успокоился, но тут незнакомец попытался нанести ему удар кулаком в голову. Реакция сработала безукоризненно, все рефлексы сами собой встали на место. Шадрин чуть отвел голову в сторону, и рука его противника пролетела мимо. Короткий захват, удар под колено — и противник оказался зажатым за шею.

Шадрин был взбешен поведением этого человека, но когда простое соперничество за стул перешло в схватку, Андрей Васильевич как будто проснулся. Сейчас незнакомец стоял перед ним на коленях, а Шадрин удерживал его за правую руку и шею. Одним рывком он мог сломать этому человеку позвоночник, почти готов был это сделать. «Что я творю, — удивился Шадрин сам себе, — я же мог его сейчас убить». Поступивший приказ перестать охранять стул резанул сознание. Шадрин ощутил себя как будто проснувшимся. Он помнил странный сон и не мог отделаться от наваждения. Стул? Человек, потирающий шею, люди, выжидательно смотревшие на него… Какая-то интуиция, засевшая глубоко в подсознании, подсказала Шадрину, что нельзя сейчас проявлять признаков беспокойства, нужно насторожиться и подумать.

Высокий неприятный человек подошел и медленно, как будто внушая Шадрину, сказал:

— Вы сейчас пойдете в свою палату, ляжете на кровать и заснете. Когда вы проснетесь, то не будете помнить всего, что сегодня с вами происходило. Сегодняшнего дня не было. Вы хотите спать. Идите.

Шадрин был в полном замешательстве, но лицо его не изменило своего выражения. Стало наползать непреодолимое желание пойти в комнату и лечь спать. Шадрин быстро повернулся и вышел из комнаты. Он шел по коридору, глядя прямо перед собой. Голова напряженно работала, борясь с желанием лечь спать. «Что со мной происходит, черт меня возьми! Все это смахивает на приступ шизофрении. Может, я действительно в психушке? Почему? Что со мной случилось?»

Никто следом за Шадриным не шел, но он ощущал спиной чужие взгляды. Войдя в комнату, пограничник прикрыл за собой дверь и осмотрелся. Он жил здесь, комната была ему знакома, но в то же время сейчас она предстала перед глазами как будто впервые. Отсутствие окна, белые стены и потолок, искусственное освещение. Проклятье, как хочется спать! Шадрин почему-то решил, что делать этого не стоит. Нужно обязательно бороться с этим желанием. Он не знал, почему, но что-то ему это подсказывало.

Андрей Васильевич потряс головой так, что закружилась голова. Он стал хлестать себя ладонями по щекам, тереть лицо; с какой-то неистовостью принялся делать физические упражнения, но старался при этом не шуметь. Ему стало жарко, кровь побежала по жилам, и желание спать начало отходить в сторону. Шадрин стоял посреди комнаты, сложив руки на груди и опустив голову. Что-то ускользающее появилось в сознании. Он попытался это что-то удержать. Какие-то горы. Он идет по горной долине с какими-то людьми. Опасность, постоянная опасность, но он в ответе за этих людей, которые идут за ним следом. Что это, откуда это? Еще Шадрин вспомнил морское побережье, прибой и высокого горбоносого человека, близкого ему человека. Крыга! — вспомнил Шадрин. Коля Крыга, его друг, сослуживец. Сослуживец? Что такое — сослуживец? Сразу же опять в связи с этим вспомнились горы, стрельба… Вертолет! Он летел в вертолете…

Невероятная усталость навалилась на Шадрина мгновенно, как только он вспомнил вертолет. Бороться со сном не было уже сил. Шадрин еле дошел до кровати и повалился на нее боком. Засыпая, он вспомнил еще два слова, которые имели какой-то большой смысл. Это были слова: «русский» и «английский»…

В комнате, где только что проводился эксперимент, Хальмейер подошел к Кэролайн и, глядя на нее своими холодными — ничего не выражающими глазами, сказал:

— Поздравляю вас, доктор Бернетт. Вы действительно первоклассный специалист в своей области. Все действует, да еще как.

— Вместо того, чтобы петь дифирамбы, доктор Хальмейер, — ответила Кэролайн, — лучше посвятили бы меня в состав этого вашего волшебного средства. Я работаю вслепую, а это неэффективно.

— Ну, не так уж и вслепую. Но не важно, мы еще вернемся к этому разговору. Можете пока идти.

Женщина хотела что-то сказать, но, очевидно, передумала. Она опустила глаза и вышла из комнаты, оставив главного врача с его сотрудниками. «Зря я это сказала, — думала Кэролайн, идя по коридору. — Хотя, какое это имеет значение. Он же не идиот и понимает, что я о многом догадываюсь. Теперь еще эти эксперименты с воздействием на сознание. Или я буду молча работать и делать все, о чем меня просят, тогда я долго проживу, или я окажусь на месте этого иностранца, на котором они сейчас пробовали свое средство. И что значит «долго проживу»? Скоро я им перестану быть нужной. Через месяц, через два или через полгода. Как же дать знать Алану и Роберту, как отсюда выбраться? Я еще не знаю, для чего они экспериментируют с человеческим сознанием, но для чего-то это нужно. Нужно именно здесь, а не где-нибудь в Европе. Могу и не узнать никогда».

Хальмейер проводил взглядом Бернетт, дождался, когда за ней закроется дверь, и повернулся к своему помощнику.

— Как видите, господин Иради, мы сдвинулись очень хорошо. Этот человек уже не был похож на робота, как предыдущие. Он был вполне адекватен, искренен, правдоподобен в своих действиях и эмоциях. Это успех, дорогой Абалькар. Давайте вывозить его в ту среду, где ему предстоит действовать. Проведем более масштабный эксперимент. Не проснутся ли в нем воспоминания, когда он возьмется за оружие? Он ведь военный, не так ли?

— Жаль, если придется его убить, — ответил Иради, — у нас совсем мало времени.

— Черт, какая вам разница, — неожиданно вспылил Хальмейер, — через неделю вы проведете свою акцию или через месяц? Вы понимаете, какие горизонты открываются перед наукой? Что вы с вашим руководством все время торопитесь? Нужно ждать и углублять исследования. Вы не представляете, к чему можно прийти в результате.

— Прошу вас, не нужно так горячиться, — попытался урезонить главного врача Иради. — Я поговорю; возможно, что нам и добавят немного времени.

— Немного, — проворчал Хальмейер, — ни черта вы все не понимаете. Немного времени! Тут нужны годы, тысячи экспериментов, тогда можно чего-то достичь. А мы кустарничаем и торопимся как на пожар.

— Мистер Хальмейер, — попытался перевести разговор в другое русло Иради, — не слишком ли вы доверяете этой американке Бернетт?

— Что? Кто ей, к черту, доверяет? Пока она приносит пользу, пусть работает.

— Но вы допустили ее до самого главного эксперимента…

— Вы дилетант, Иради! Что значит — допустил? Вы ее замените? Вы — жалкий терапевт, а она ученый. Она врач и биолог, она специалист в области нанотехнологий. Что вы чушь несете? Вы боитесь, что она кому-то расскажет о наших исследованиях? Так побеспокойтесь, чтобы отсюда нельзя было убежать. Куда она отсюда денется!

…Спал Шадрин очень беспокойно. Он не помнил, снились ли ему раньше сны, но сегодня впервые за последние дни он их видел. Это были какие-то обрывки видений или воспоминаний. Он бежал с автоматом рядом с другом — Колей Крыгой. Они стреляли, прятались за камнями и снова стреляли. Что-то очень важное они должны были сделать. Все это называлось, как вспомнил Шадрин, одним словом — «афган». Что это означало, он не помнил. Потом было окровавленное тело друга, которое он тащил. Были вражеские лица. Такие же лица он видел и сегодня, и все эти дни. Даже лицо высокого худого врача-европейца было вражеским. Шадрин метался по постели весь в поту. Еще ему привиделось лицо этой женщины-врача, которая часто приходила к нему, делала уколы. Оно было очень близко и было очень добрым, но измученным и усталым. Она что-то говорила ему, жалела его и, кажется, просила о помощи…

Глава 8

— Вот он, ваш объект, Майлс, — задумчиво проговорил Карманников, — можете полюбоваться.

— Вы уверены, что это здесь? — спросил американец, разглядывая здание в бинокль.

— Больше негде. И такой исследовательский центр не спрячешь в овчарне или в фельдшерском пункте. Тут нужно для прикрытия серьезное медицинское учреждение, как вот эта клиника. Других в обозримом пространстве нет. Везти вас могли только сюда, нашего товарища тоже. Выкрасть вашего босса и спрятать можно только здесь, если учесть, что их заинтересовала ее научная специальность.

— Пожалуй, — согласился Майлс, — только не в самой клинике. Вас не смущает, что здание этого учреждения так вплотную прижато к горе? Места достаточно, чтобы построить здание на свободной площади. Да и задняя часть этого строения выглядит, так сказать, не в общем стиле. Приглядитесь.

Подполковник взял бинокль и стал рассматривать здание.

— А что, может быть. Задняя часть выглядит как пристройка. Есть ощущение, что его строили или позже, или для других целей. Но не факт. Может быть, там какая-нибудь хозяйственная часть пристроена, поэтому и выглядит так э-э… не в общем стиле.

— Могу поспорить, что эта пристройка скрывает вход в пещеры, которыми изобилуют афганские горы. А в этих пещерах и проводятся все исследования, которые нас интересуют.

— Может, и так. Только нам это как-то без разницы, в основном здании или в пещерах. Будем ждать моих ребят. У них глаз опытный, полазают вокруг, поразнюхают. К утру будет у нас информация для размышления.

Сейчас десантники изучали подходы к зданию клиники, изучали поведение служащего персонала. Все это было необходимо для того, чтобы провести штурм «чище», а потом грамотно отойти и исчезнуть. Других вариантов, кроме штурма, подполковник просто не видел. Не самый плохой, кстати, вариант. Никто не ожидает такой наглости. Рывок, повреждение связи, прочесывание внутренних помещений, сбор доказательств и уничтожение оборудования. Естественно, попутное уничтожение охраны и персонала лаборатории. Желательно спасение американки и своего с вертолета, если он жив. Командование назвало его — подполковник Шадрин Андрей Васильевич. Дали и внешние приметы. Осталось только его найти.

Обычно Шадрин просыпался сразу, как от толчка. Сегодня он просыпался, наоборот, очень долго. И не просто долго, а мучительно долго. Обрывки снов были так свежи, что Шадрин еще ощущал напряжение приснившегося ему боя. Сегодня ясность сознания была намного лучше, он это понял. Кажется, вечером, когда он спал, ему сделали укол. Снова пришло мучительное осознание потери памяти. Шадрин, несмотря на обрывки воспоминаний и ночных видений, все еще не представлял себе, где и почему он находится. Кто он такой, где его дом, есть ли у него семья? Он даже не представлял себе, что вообще находится за пределами этого здания.

Было еще тягостное ощущение какой-то невыполненной обязанности. Он что-то должен делать, и это должны ему сказать люди, которые находятся в этом здании. Может быть, это его работа? Может, он здесь работает? И все же Шадрина настораживала атмосфера враждебности, которую он ощущал. Это было очень странное чувство, которого он не мог себе объяснить — безграничное доверие к людям, которые его здесь окружали, и чувство опасности, связанное как раз с этими людьми. Шадрин сделал себе установку, которой собирался следовать до тех пор, пока не разберется во всем. Вести себя так, как этого требовали люди, с которыми он общался, и продолжать наблюдать, думать, анализировать. А еще пытаться и пытаться вспоминать.

Первый вывод, к которому пришел Шадрин, напряженно пытаясь наблюдать за своими ощущениями и поведением окружающих, касался делаемых ему инъекций. Те уколы, которые он получал непосредственно перед тем, как его выводили из своей палаты для выполнения каких-то заданий, мешали мыслить ясно и широко, мешали анализировать. После этих уколов он почему-то не мог и не хотел вспоминать. Он почему-то сосредоточивался на чем-то одном узком, доминировало одно навязчивое желание. Шадрин знал, что это ему не свойственно, точнее, не знал, а чувствовал.

Сегодня пограничнику утром сделали два укола, с небольшим интервалом. После первого он не почувствовал никаких особых ощущений, но после второго на мозг опять стала наползать какая-то мутная пелена и сопутствующее этому чувство беспокойства. В палату к Шадрину вошли уже хорошо знакомые ему женщина-врач и высокий европейской внешности человек.

— Подойди ко мне, — приказал человек.

Шадрин послушно поднялся, и чувство беспокойства в нем усилилось. Теперь он понял его причину. Он знал, что нужно обязательно выполнять все, что прикажет этот человек, но чувствовал какую-то противоестественность. От этого человека исходила опасность. Опять возникла ассоциация из детства, из школьных лет. На уроке, когда не выучишь домашнего задания, надо вести себя так, как будто ты хорошо подготовился, не дать учителю понять, что ты не готов. В детстве наивно полагалось, что этим можно обмануть учителя; Шадрин понял это, только став взрослым. Сейчас возникла такая же ситуация. Шадрин каким-то шестым чувством понял, что нужно выполнять все, что ему прикажут. Именно понял. Раньше он просто это знал, раньше ему хотелось выполнять, а сегодня он понял, что так нужно себя всего лишь вести. Он путался в своих ощущениях, которые ускользали из его сознания.

— Ты будешь выполнять все то, что я тебе прикажу, — заговорил мужчина строгим голосом, глядя Шадрину прямо в глаза, — ты очень хочешь все выполнить правильно, ты будешь стараться. Ты мне веришь?

— Да, верю, — ответил Шадрин.

Что-то щелкнуло у Андрея Васильевича в мозгу. Зря этот человек задал такой вопрос. Шадрин неожиданно понял, что не верит ему. Внутри закипела паника. «Как же так, я обманул его, — думал Шадрин, — я должен выполнять все, что он велит, я должен отвечать правдиво». Но чувство опасности, которое он стал ощущать в последние сутки, помогло ему. Замкнись, не выдавай своих чувств, приказало подсознание, отвечай так, как этого требует этот человек. Отвечать и делать так, как ему приказывают, Шадрину было легко. Он подавил в себе панику и немного успокоился.

— Ты пойдешь со мной, — снова стал приказывать человек, — ты будешь все время рядом со мной. Ты не хочешь от меня отходить. Ты будешь молчать до тех пор, пока я не разрешу тебе говорить.

Шадрин с готовностью кивнул в ответ. Человек повернулся и направился к двери. Шадрин шагнул было следом за ним, но тут поймал на себе взгляд женщины-врача. Он повернул голову и посмотрел ей в глаза. В них была какая-то задумчивая грусть, но она тут же сменилась искренним удивлением. Шадрин не понял, чему удивилась женщина. Он отвел взгляд и пошел следом за мужчиной, который ему приказывал. Опять внутри появилось смутное беспокойство. Шадрин вспомнил свой сегодняшний сон: женщина сидела рядом с его кроватью и говорила о доверии. Кажется, ей нужна была помощь. Доверие к ней у Шадрина было.

Бернетт проводила удивленным взглядом своего пациента, который вышел в коридор вслед за Хальмейером. Такого просто не могло быть! Подопытный, несмотря на то, что находился под действием инъекции, с подавленной волей и навязанным ему исключительным послушанием, вдруг проявил какие-то эмоции. Его же ничего не должно было интересовать, кроме приказов Хальмейера, — но он уловил взгляд Бернетт и повернулся к ней. Что это означает? Полный успех эксперимента или полный его провал? Сознание подопытного проясняется, к нему возвращается память, но воля его по-прежнему находится под полным контролем? Тогда это прорыв. Предыдущие экземпляры, говорил Хальмейер, вели себя как роботы, как зомби. Это слишком бросалось в глаза посторонним людям и было неприемлемо. Те подопытные не осознавали даже таких элементарных вещей, как отправление естественных надобностей. Если не поступало своевременного приказа, то процессы мочеиспускания и дефекации происходили рефлекторно и в самый неподходящий момент. Если после доработки методики все функции сознания восстановятся, это будет несомненный успех Хальмейера. Человек останется обычным человеком, только с довлеющей навязчивой идеей, как у шизофреников. Никто не заподозрит в этом человеке ненормальности, а он будет послушным орудием в руках тех, кто владеет его волей. Этого человека можно заставить совершить все, что угодно: убить, взорвать… Этот человек не будет бояться за свою жизнь; он может даже по приказу покончить ее самоубийством после того, как выполнит задание. Идеальный террорист-смертник. Если его схватят, то он никому и ничего не расскажет, потому что это ему запрещено. Не помогут никакие пытки; никто не сможет снять кодировку даже с помощью гипнотического сеанса, потому что не знает методики воздействия на волю этого человека.

А если все не так, продолжала размышлять Бернетт, а если этот человек выходит из-под контроля? Остались еще основные элементы повиновения, волевой зависимости, но собственное сознание постепенно берет верх. Сильная воля человека? Ерунда, воздействие идет непосредственно на центры головного мозга. Этому точечному воздействию невозможно сопротивляться усилием воли. Тогда в чем же причина? В индивидуальных особенностях организма, в метаболизме? Может быть, здесь кроется разгадка, в особенностях усвоения и химической переработке вещества? Но не до такой же степени. Стоп, химия! А если это связано с инъекциями, которые проводились для лечения? Пожалуй, сегодня впервые разные инъекции были сделаны с таким маленьким промежутком времени. Если одно вещество разрушает другое или просто ослабляет его действие? Это уже ближе. Точный ответ можно получить, только посидев в лаборатории. «Тем более что никто меня не ограничивает в моих научных изысканиях, — обрадовалась Бернетт. — Если я пытаюсь сделать ставку на этого человека, тогда работу над этой загадкой нужно начинать срочно. Сегодня я его спровоцировала своим взглядом. Нужно этого избегать в дальнейшем, иначе он тоже погибнет».

Размышляя, как долго этот странный человек может продержаться, не выдав себя, Бернетт вышла из палаты. Она поняла, что пациент им попался не совсем обычный. Неужели сознание проясняется, а он умудряется морочить голову Хальмейеру своим послушным поведением? Вряд ли, но такое возможно в будущем. Что ж, будем приглядываться, наблюдать.

Шадрин опять чувствовал себя легко. Все было просто, никаких сомнений, терзаний. Ему нужно ехать с этим мужчиной куда-то на машине. После каких-то сомнений, которые недавно мучили Шадрина, наступило спокойствие. Теперь все просто, ему дали задание и его нужно выполнить. Плохо было, наверное, потому, что не было заданий, а теперь есть. Его нужно обязательно хорошо выполнить.

В этих коридорах с окнами Шадрин еще не бывал — впервые он вышел за пределы здания. Навалилась новая волна беспокойства. Жаркое солнце, запахи и звуки были хорошо знакомы. И эти горы невдалеке тоже были обычными, значит, он все это уже видел раньше. Чем же вызвано беспокойство, пытался разобраться Шадрин, садясь в открытую легковую машину на заднее сиденье. Ответ не приходил. Если бы сидевший рядом мужчина, который все время отдавал приказы, сейчас заговорил своим строгим голосом, то волнение прошло бы, но он не заговорил. Шадрин разволновался настолько, что ему хотелось ерзать на сиденье, хватать человека за рукав и трясти его. Говорить вслух было запрещено, поэтому нужно было потрясти за рукав, чтобы привлечь к себе внимание.

Шадрин продолжал бороться с собой, со своими инстинктами. Он почему-то думал, что показывать свои эмоции сидящему рядом человеку нельзя — это опасно. Чувство угрозы, исходящей от сидевшего рядом человека помогло Шадрину собраться и овладеть собой. Он смотрел вперед по ходу машины, и его начали одолевать воспоминания: сначала слабенькие обрывки, а потом все четче и четче стали вспоминаться картины вот таких же поездок по такой же местности. Эти поездки были связаны с яркими эмоциональными всплесками.

Неожиданная мысль поразила Шадрина настолько, что он схватился рукой за металл дверки автомобиля. Машину ужасно трясло на неровностях дороги, поэтому движение руки Шадрина не привлекло ничьего внимания. Мысль эта была облечена в одно слово — «побег». Почему побег, не совсем понял Шадрин. От чего побег?

Через час машина въехала в глубокое ущелье и остановилась.

— Выходи, — приказал человек.

Шадрин послушно вышел из машины и остановился в ожидании дальнейших распоряжений. Тут до него дошло, что все это время за ними ехала еще одна машина. Теперь она тоже остановилась, и из нее вышли вооруженные автоматами люди. Шадрин тут же распознал в них врагов. Он не знал почему, но по их внешнему виду определил сразу. Что-то было в них знакомое и опасное.

— Смотри, — сказал человек и показал на своих помощников, которые расставляли по ущелью фанерные ростовые мишени. Шадрин тут же вспомнил слово «тир». — Сейчас ты возьмешь пистолет, подойдешь к каждой мишени на десять метров и выстрелишь в нее. Потом вернешься ко мне. Ты понял приказ? Повтори.

— Я должен взять пистолет, — повторил Шадрин послушно, — подойти к каждой мишени на десять метров и выстрелить. Потом я должен вернуться.

Человек кивнул и приказал своему помощнику принести пистолет. Шадрин смотрел на мишени, готовясь выполнить данное ему задание. Оно показалось привычным. Ему сунули в руку пистолет. Шадрин посмотрел на оружие, оно было ему знакомо, и тут же всплыло из памяти новое слово «макаров». Так он привык называть этот пистолет раньше.

Человек велел приступать к выполнению задания, и Шадрин быстрым шагом двинулся к мишеням. На них не было изображения людей, только контур тела с концентрическими кругами в области груди и на лице. Шадрин не получил указаний, в какое место мишени стрелять — в голову или в грудь. Этот факт должен был что-то означать, и это настораживало. С одной стороны, Шадрин понимал, что должен выполнить задание, он не мог его не выполнить. Но, с другой стороны, какой-то внутренний протест, который нарастал в нем за последние сутки, заставлял делать попытки осмысления своих действий. Но только осмысления, без всяких внешних проявлений. «Это какая-то проверка, — понял Шадрин, — таких заданий мне не давали. Значит, это простое задание, и я его должен выполнить просто. Просто выстрелить в каждую мишень, не важно, в какую его часть».

Подходя к первой мишени, Шадрин привычным движением снял пистолет с предохранителя, передернул затвор. Подняв ствол на уровне лица и почти не целясь, он нажал на курок. Выстрела не последовало. Пистолет издал сухой щелчок. В недоумении Шадрин посмотрел на оружие. Отсоединив магазин, он увидел, что там нет патронов. «Я должен вести себя так, как мне велят, — вспомнил Шадрин свою установку об осторожности. — Мне велели выстрелить в каждую мишень, но выстрела не последовало. Я должен идти дальше и щелкать курком или вернуться к этому человеку? Выстрелов не было, а мне приказали выстрелить. Значит, я не могу выполнить задания, значит, я должен вернуться и доложить об этом. Так будет правильно», — решил Шадрин и пошел назад.

Человек одобрил поступок Шадрина, внимательно вглядываясь в его лицо. Удовлетворенный он приказал зарядить пистолет. Шадрин снова направился к мишеням. Стрелял он в этот день много из пистолета и из автомата. Потом поступил приказ взять небольшой пакет, отнести его за камни и поджечь торчащий из пакета шнур. Все задания Шадрин выполнил так, как ему было велено. Он не задумывался над тем, зачем выполняет эти задания. Он даже не сопротивлялся внутренне этим заданиям. Чувство дискомфорта доставляло что-то другое, чего Шадрин пока не понимал.

Неожиданно занятия были прерваны. Все снова уселись в машины и двинулись назад в «больницу». Человек снова сидел рядом с Шадриным и изредка внимательно наблюдал за ним. Опять машина прыгала на кочках, и приходилось держаться за борт, чтобы не слететь с сиденья. Когда мучения закончились и машина въехала во двор, Шадрину приказали выйти и следовать в свою палату. Его никто не повел, не велел идти за ним, а просто приказали идти к себе. «Значит, я должен помнить дорогу», — догадался Шадрин. Он шел тем же путем, каким его и выводили наружу. Возвращаться пограничнику не хотелось, но он решил, что это нужно скрывать.

Опять последовал тщательный медосмотр. Во время этой процедуры в комнату вошел еще один человек, которого Шадрин раньше здесь не видел. Этот человек не был европейцем. Когда осмотр закончился и Шадрин оделся, незнакомец подсел к нему.

— Ты помнишь, как тебя зовут? — спросил он на русском языке, но с сильным акцентом.

— Нет, — односложно ответил Шадрин так же по-русски, не успев понять, должен он отвечать по-русски или по-английски.

— Кто ты по национальности?

— Не знаю, — ответил Шадрин и поправился, стараясь отвечать как можно правильнее, как и все, что от него здесь требовали, — не помню. Я знаю русский язык, думаю, что он мой родной. Наверное, я русский.

— Ты знаешь, где ты находишься?

— В больнице.

— А в какой стране?

— Не знаю.

— Вспомни и расскажи, как ты попал сюда? — продолжал требовать незнакомец.

— Не помню, — после небольшой паузы ответил Шадрин, — помню, что было холодно.

— Что-нибудь ты помнишь из своей прошлой жизни? Расскажи, что помнишь.

— Спортивную секцию, школу, помню море.

— Еще!

— Друга помню, Николая Крыгу. Помню бой, и как я его спасал.

— Где был этот бой? — нахмурившись, спросил незнакомец.

— Не помню, — отрицательно покачал головой Шадрин, — мы называли это «афган», но что это такое, я не помню.

От этих расспросов у Шадрина разболелась голова. Он стал чувствовать себя слабым и беспомощным. Ему хотелось вскочить и убежать. Шадрин ерзал на стуле, хмурился и морщился.

— Достаточно, — прозвучал сзади голос высокого мужчины-врача, который возил Шадрина и который был здесь, как он понял, главным. — Реакция проявилась. Две взаимоисключающие команды. Запрет вспоминать и требование вспоминать. Надо еще поработать над этим. Если его задержат, то первый же допрос закончится эпилептическим припадком. Он должен просто не отвечать на вопросы и не вспоминать.

— Это невозможно, — послышался хорошо знакомый голос женщины, — по крайней мере, я не представляю, как этого можно добиться. Это работа психиатра, либо надо как-то изменить кодировки.

— А я вижу, вам стало интересно заниматься этим, — с насмешкой сказал мужчина. — Ничего, преодолеем и это.

— Слишком большая нагрузка, доктор Хальмейер, — сказала женщина, — он еще слишком слаб для этого.

— Вот и займитесь его восстановлением. Отправьте его в палату.

Женщина подошла к Шадрину, посмотрела ему в глаза и велела идти за ней. Шадрин послушно двинулся к выходу. Он ничего не понял из сказанного в этой комнате, но чувство опасности все нарастало и нарастало. Более того, в Шадрине появилась какая-то раздвоенность. Он ощущал себя как бы двумя разными людьми в одном теле, хуже того — в одном сознании. Причем большей частью он ощущал себя не человеком, в котором говорит внутренний голос, а как бы самим внутренним голосом, который наблюдает за человеком, может нашептывать ему что-то, но руководить им не может.

В палате женщина велела Шадрину сесть на кровать. Сама она вошла следом и некоторое время не закрывала плотно дверь, как будто прислушиваясь к чему-то в коридоре. Закрыв дверь, она пододвинула стул и села напротив Шадрина.

— Что же мне с тобой делать, приятель, — задумчиво проговорила она, вглядываясь Шадрину в лицо, — стоит мне на тебя рассчитывать или не стоит?

Шадрин молча смотрел на врача. Он испытывал к ней доверие, помня сегодняшний сон. Она не казалась ему опасной, не казалась врагом.

— Слушай меня, — медленным и твердым голосом сказала женщина, глядя Шадрину в глаза, — ты веришь мне, веришь больше, чем другим людям. Со мной ты можешь говорить откровенно, ничего не опасаясь. Я твой единственный друг. Никто не должен знать о том, о чем мы с тобой разговариваем. Ты никому не расскажешь об этом?

— Нет, не расскажу, — ответил Шадрин, чувствуя опять неприятное ощущение какой-то зависимости, несвободы.

— Когда я попрошу тебя вспоминать, ты будешь вспоминать. Запрет на воспоминания — только для других людей. Со мной этот запрет снимается, запомни это.

Шадрин поморщился, какая-то внутренняя борьба снова начала подниматься в нем неудержимой волной. Он попытался побороть это мучительное чувство. Сжав кулаки, Шадрин стал глубоко дышать. Напряжение тела стало постепенно снимать внутреннее эмоциональное напряжение. Стало немного легче.

— Сосредоточься, — снова велела женщина, — постарайся восстановить все в памяти в обратном порядке. Ты очнулся здесь в постели и ничего не помнишь. Перед этим тебе было холодно, да? Ты лежал в снегу без сознания, ты замерзал, но тебя подобрали люди и привезли сюда. А перед этим ты летел на вертолете; была плохая погода, вертолет попал в пургу и разбился. Ты падал вместе с вертолетом на скалы, помнишь?

Шадрин слушал все это сосредоточенно, пытаясь представить все, что женщина описывала. Он вспомнил страшный удар о землю, потом вертолет волокло по камням и снегу. А перед этим он летел в нем. Он вспомнил рюкзак, который готовился выбросить, говорил с летчиком, точнее кричал, потому что в вертолете стоит постоянно страшный шум от двигателя. Чем он больше вспоминал, тем легче ему становилось. Он летел в Афганистан через границу. Граница… он пограничник, офицер.

Женщина продолжала спокойно и методично что-то говорить, но Шадрин ее почти не слышал. Воспоминания накатывались на него волнами, как приливы потливости. Он чувствовал, как туман в его мозгу постепенно рассеивается. Шадрин сидел, вцепившись руками в край своей кровати, и раскачивался с закрытыми глазами вперед и назад, вперед и назад, как сомнамбула. Он понял, что эта больница — его тюрьма, что он пленник. С ним что-то сделали такое, что заставляет выполнять приказы других людей. Эта мысль оказалась почему-то запретной, как раньше под внутренним запретом были воспоминания. Как только Шадрин стал осознавать, что находится под чьим-то волевым влиянием, ему тут же стало плохо. Он последним усилием воли попытался удержать свое сознание и повалился боком на кровать, в темноту.

Глава 9

Две группы десантников вернулись с наблюдений за клиникой. Днем с близкого расстояния фиксировались все движения, рассматривалось само здание. Ночью десантники облазили все вокруг клиники вдоль и поперек, подбираясь к самим стенам и даже окнам.

— Отдельного входа в дальние помещения нет, — рассказывал лейтенант Сергеев, — мы обошли с обеих сторон, и ничего.

— Может быть, есть какой-нибудь замаскированный вход, — задумчиво спросил Зубов, — напрямую из штолен?

— Нет, мы осмотрели метров на двести в обе стороны.

— Ладно, допустим, — вставил Карманников. — Про охрану что скажете?

— Снаружи никаких постов нет. Если охрана и существует, то, как минимум, в холле на главном входе. Въезд на территорию свободный. Проезжая часть охватывает здание полукольцом. Помимо главного входа, есть еще две двери. В одну сгружались продукты, вторая не открывалась ни разу. Возможно, запасный выход или дверь в какое-нибудь хозяйственное отделение.

— Вчера выезжала машина, — добавил старший лейтенант Сябитов, — древняя «Тойота» с открытым верхом. Метров через пятьсот к ней присоединился «уазик». Вместе они уехали в горы на северо-запад в сторону ущелья. В «Тойоте» сидели четверо: за рулем и на переднем сиденье — афганцы, а на заднем — европейцы. Мужчины средних лет, один высокий, судя по всему, начальник. Мы видели, как его встречали, когда утром он приезжал на работу и как уезжал вечером. Второй европеец не мелькал ни разу. В «уазике» было четверо афганцев, все вооружены автоматами, но оружие не афишировали, держали скрытно. Вернулись через три часа. Обе машины также расстались метров за пятьсот до клиники. «Тойота» подъехала к главному входу, и все вошли внутрь.

— Длинного надо брать, — предложил Зубов, — до скончания века будем наблюдать и ничего нового не узнаем. Выбьем информацию, а потом штурмуем.

— А вторая машина? Забыл? — напомнил Карманников. — Как только они просекут, что длинный пропал, сразу стянут сюда все силы. Они же нас потеряли, а теперь сообразят, где мы и кто длинного повязал. Так обложат район, что и по воздуху не улетишь потом.

— Значит, «втемную» штурмовать, — пожал плечами Зубов, — других языков караулить времени нет. Можно попасть на человека, который в клинике работает, а о лаборатории в горе и понятия не имеет.

— Все верно, — согласился Карманников, — остается решить главное: днем или ночью?

— На окнах решеток и контактов сигнализации нет, — сразу же напомнил Сергеев, — а ночью в клинике народу меньше.

— Эх, планировки помещений нет, — с сожалением заметил Романов. — Святое дело — в нужное окно «по-тихому» влезть, чтобы не топать по всему зданию с главного входа.

— Главный вход оставлять без присмотра нельзя в любом случае, — напомнил Карманников, — мы не знаем, какими средствами связи располагает охрана в холле. Охрану придется ликвидировать. Все, слушай приказ! Назначаю последние сутки на подготовку операции. Две пары уходят в ночь наблюдать. Особое внимание пропускному режиму, охране и дополнительным входам. Идут Зуб с Конем и Беркут с Татаром. Царь, с тебя машина. Мы с Майлсом на связи и подстраховке. Начало в двадцать два.

Бернетт сделала своему пациенту два укола: один ночью, когда поняла, в чем дело, и еще один утром, за час до того, как он может понадобиться Хальмейеру. Бессонная ночь в лаборатории дала свои результаты, догадка Кэролайн оправдалась. Лекарство, которое вводилось русскому на клеточном уровне для заживления, значительно разрушало действие препарата, который должен был оказывать влияние на мозг и подавлять волю. Внушаемость сразу же сильно падала, когда оба препарата вводились в один и тот же промежуток времени. Хальмейер об этом эффекте не знал. Бернетт собиралась сделать так, чтобы он не узнал об этом никогда. То, что Кэролайн догадалась о своем положении пленницы, Хальмейер наверняка уже понял. Он скорее всего считал, что доктор Бернетт заинтересовалась его исследованиями, поэтому будет работать в таких условиях, в какие ее поставили. Но длиться это до бесконечности не может. Бернетт рано или поздно должна была поставить вопрос ребром о своем принудительном содержании в клинике. Кэролайн понимала, что молчать об этом нельзя, иначе ее заподозрят в злом умысле. Поднять этот вопрос — равносильно смертному приговору. Это Бернетт тоже понимала. Пока ситуация не разрешилась в какую-нибудь сторону, ей нужно искать выход из опасного положения. Ставку Кэролайн решила делать на этого русского пациента. С ним она сможет попытаться убежать отсюда. Он военный, воевал здесь, значит, знает местность и обстановку. Главное, вернуть ему сознание и разбудить желание бежать во что бы то ни стало.

Хальмейер пригласил Кэролайн к себе в девять часов утра, как только приехал в клинику. Главный врач был странно возбужден. Он не переставая ходил по своему рабочему кабинету и то и дело потирал свои костлявые руки.

— Что ж, доктор Бернетт, мы подошли к финалу нашего очередного эксперимента, — заявил Хальмейер, глядя себе под ноги. — Подготовьте вашего русского подопечного сегодня к двенадцати часам. Мы проведем последний тест.

— Хорошо, — ответила Бернетт и вовремя остановилась, чтобы не задать вопрос, который может поставить под угрозу попытку ее освобождения.

Задавать вопрос о своей дальнейшей судьбе сейчас было в высшей мере необдуманно. Если этот тип в обличье ученого заподозрит что-нибудь, то Кэролайн сегодня же запрут в такую же палату, в какой находится этот русский. Нужно протянуть время любым способом, решила Бернетт.

— Хорошо, — снова повторила она, — только мне кажется, доктор Хальмейер, что мы немного спешим. Больной еще не совсем оправился после полученных травм, его организм ослаблен. Нам следует продолжить курс реабилитации.

— Что вы так беспокоитесь о нем? — неожиданно злым голосом спросил Хальмейер. — Он, что, ваш родственник? Это одноразовый материал! Либо у нас получилось, либо не получилось. Его крепкое здоровье абсолютно ни на что не влияет. Мне нужна только его голова. Так что прекратите эти разговоры и готовьте пациента. А после тестов нам с вами нужно будет многое обсудить. Не смею больше задерживать.

Кэролайн кивнула головой и молча вышла из кабинета. «Значит, времени у меня осталось совсем мало, — поняла Кэролайн. — Значит, моя судьба зависит от сегодняшнего дня». Быстрым шагом, чуть не сбивая с ног встречный персонал, она спешила в палату к русскому. Опомнившись, Кэролайн сбавила шаг. «Не нужно, чтобы кто-то заметил, что я спешу, что я взволнована. Слишком многое поставлено на карту».

— Доброе утро, Андрэ, — поздоровалась Кэролайн, войдя в палату к Шадрину. — Как вы сегодня себя чувствуете?

— Нормально, — ответил Шадрин, насторожившись, но стараясь лицом не выдать своего напряжения. Он ждал каких-то изменений и событий, а врач сегодня была слишком доброжелательной.

— Вы помните, как меня зовут, Андрэ? — снова спросила Бернетт, усаживаясь напротив Шадрина.

— Да, Кэролайн Бернетт. Вы мой лечащий врач.

— Хорошо. Постарайтесь сосредоточиться, Андрэ, на том, что я вам сейчас буду говорить. Это очень важно. Важно и для меня, и для вас. Я ведь давно заметила, что вы нам подыгрываете. Ваше сознание затуманено не до такой степени, как вы стараетесь показать. Наверняка вы многое вспомнили из своей прошлой жизни, поняли многое из того, что здесь происходит. Ведь так?

— Я вас не понимаю, — ответил Шадрин, постаравшись придать своему голосу бесстрастную интонацию.

— Наверняка понимаете, — убежденно заявила Бернетт, — но мне не доверяете. И это понятно. Возможно, ваше доверие ко мне появится после того, что я вам расскажу. Здесь проводят опыты по воздействию на сознание людей с помощью современных нанотехнологий. Я специалист в этой области и попала сюда случайно, точнее, меня похитили, потому что этим людям нужен такой специалист, как я. Видите, я такой же пленник, как и вы, только у меня немного больше свободы.

Шадрин слушал, стараясь не выдать своего волнения. Сейчас он получал ответы на часть своих вопросов, но стоило ли верить этой женщине? Этот разговор мог быть частью дьявольского плана ее хозяев. Андрей Васильевич старался ничем не выдать своей заинтересованности, он смотрел на женщину равнодушным спокойным взглядом, как будто тема разговора его совсем не трогала.

— Я не знаю конечных целей этих экспериментов, но думаю, что проводятся они не для чистой науки, а для практического применения в самое ближайшее время. Возможно, для проведения террористических актов. С помощью определенных препаратов, вводимых определенным образом в организм человека, можно добиться полного подчинения воли подопытного. Можно заставить его совершить абсолютно любой поступок — убить, взорвать, все, что угодно. Человек при этом будет воспринимать данное ему задание как единственную и самую важную цель всей его жизни. Он совершит порученное во что бы то ни стало. А если при этом он еще и обладает опытом и подготовкой, как, например, у вас, Андрэ, то это очень страшное оружие в руках международных негодяев. Ведь во всем остальном закодированный человек ничем не будет отличаться от других людей. Он будет разговаривать, есть, пить, спать, извините, заниматься любовью с понравившейся ему женщиной. Но при всем при этом он будет продвигаться к своей тайной цели, тщательно скрывая ее от окружающих. Это будет его идеей фикс. Его нельзя будет остановить методами убеждения. Он не будет испытывать страха смерти, мук совести. Он ни под какими пытками не сможет выдать место и методику его подготовки. Предыдущие опыты были не совсем удачными. Раньше люди, подвергшиеся такому воздействию, вели себя как зомби, как роботы. Их можно было отличить от других людей по не совсем адекватному поведению. Кодировка часто давала сбои, и тогда срабатывал контрольный код на самоуничтожение. Кстати, этот код должен сработать как в случае захвата террориста спецслужбами, так и в случае успешного выполнения миссии, если остаешься при этом жив.

Шадрин с трудом сдерживался, чтобы не сморщиться от большого напряжения, которое он испытывал. Ему было еще трудновато думать, и он прилагал большие усилия, чтобы удерживать сознание в нужном русле. Возможно, что частично еще действовал тот самый код, о котором говорила Бернетт, запрещающий Шадрину думать о воздействии на его сознание и вспоминать свое прошлое. Но сейчас бороться с этими установками ему было уже гораздо легче, чем раньше. И чем больше Шадрин размышлял, тем проще ему было освобождаться от постороннего вмешательства в его волю и сознание.

— Я выяснила, Андрэ, причины неудач именно с вами, — продолжала рассказывать Бернетт. — Лекарства, с помощью которых мне удалось так быстро восстановить ваш организм, и способ их введения существенно снижали действие дьявольского препарата доктора Хальмейера. Происходит его постепенное разрушение в вашем организме. Я давно поняла, что вы многое понимаете и осознаете, что вы многое вспомнили из вашей прошлой жизни. Не могу не удержаться от похвалы! Вы так искусно имитировали то состояние, в котором должны были находиться, что никто не заподозрил неудачи в вашем случае. Вам, Андрэ, остается только поверить мне, другого выхода у вас нет. Если я провокатор и расскажу о своем открытии доктору Хальмейеру, то вас подвергнут таким тестам, что вы не сможете скрыть того, что не находитесь больше под контролем. Но я не провокатор, я такая же жертва, как и вы. Меня ждет ваша участь, потому что после того, что я здесь узнала, меня никто не выпустит отсюда живой.

Шадрин пришел к этой мысли еще в самом начале. Верить или не верить этой женщине, было вопросом номер один. И она сейчас легко доказала ему, что верить ей придется, это для него тоже единственный выход. Можно прикидываться зомбированным до последнего, а потом сбежать и сдаться своим, когда его отправят на какое-нибудь террористическое задание. Но вряд ли его отправят без последней тщательной проверки. Наверняка, прежде чем выпускать Шадрина, эти «медики» протестируют его по полной программе. Не сможет он досконально сыграть свою роль, потому что не имеет полного представления, как должен вести себя человек, находящийся полностью под контролем.

— А как вы сами сюда попали? — спросил наконец Шадрин. — Я имею в виду Афганистан, конечно.

Бернетт вздрогнула от неожиданности, но потом тепло улыбнулась.

— Господи, — проговорила она облегченно, — я уже и не надеялась, боялась, что произошли какие-нибудь необратимые психические изменения. Конечно же, я расскажу вам всю свою историю. Я американская подданная, сотрудник НАСА. Работаю в подразделении, которое занимается отслеживанием новейших технологий и достижений в науке.

— Научная разведка? — удивленно спросил Шадрин.

— Что-то вроде того, — усмехнулась Бернетт. — Так вот, в этом регионе были зафиксированы явления странного поведения людей, их исчезновение. Мы, обладая огромной базой данных по деятельности инопланетян…

— Инопланетян? — переспросил недоверчиво Шадрин. — Вы это на полном серьезе?

— Андрэ, — как-то устало сказала Бернетт, — если я вам начну рассказывать обо всем, что известно в НАСА, вы станете шарахаться от каждого куста на дороге и собственной тени.

— Но почему же тогда все это сохраняется в такой тайне… — начал было Шадрин обычный в таких случаях вопрос.

— И вы туда же, — обреченно вздохнула Бернетт, — вы ведь думающий человек, военный. Подумайте сами, для чего вся эта информация держится в секрете от населения и от других государств.

— Пожалуй, да, — после небольшой паузы ответил Шадрин, — извините, этот вопрос вырвался сам собой. Слишком все неожиданно. Так, значит, вы решили, что таких, как я, изготавливают инопланетяне для внедрения в общество землян?

— Если не хуже.

— Хуже? Куда же хуже?

— Мы опасались, что здесь речь идет о скрещивании и выращивании новой расы, неотличимой от землян, которая может создать угрозу цивилизации.

— Что-то вроде «пятой колонны»? Но это слишком невероятно! И откуда такая уверенность, что они нам враги? Если это высший разум, то он должен быть более совершенным, чем наш, более гуманным.

— Более совершенный и более гуманный разум человека не мешает ему ставить опыты на крысах и мышах, тыкать палками в муравейники. Мы не знаем, по какому пути шло развитие этого разума, не знаем его отношения к нам. Может быть, это настолько высокий и совершенный разум, что мы воспринимаемся не выше, чем гориллы и шимпанзе. Вам рассказать, как в 1947 году у берегов Антарктиды дюжина «летающих тарелок» за двадцать минут вдребезги разгромила нашу эскадру? Свидетелями этого страшного боя были более десяти тысяч американских военных моряков и летчиков, которых сбивали, как воробьев из рогаток. Они выскакивали из воды и беззвучно проносились на такой непостижимой скорости между мачтами кораблей, что от потоков воздуха лопались проволочные антенны.

— Бр-р, — передернул Шадрин плечами, — лучше уж пусть будут земные террористы, чем инопланетяне. И что же, вас сюда направили одну?

— Нет, со мной было двое помощников — полевые агенты, бывшие сотрудники спецслужб. Но нас, как видите, перехитрили. Они наверняка не знают, где я и что со мной.

— Я бы не стал говорить так определенно. Опыт-то какой-нибудь у них есть, должны что-то нарыть.

— Боюсь на это надеяться. Да и времени на это уже нет. Сегодня, Андрэ, решится ваша судьба, а соответственно, и моя тоже.

— Что же должно произойти сегодня?

— Последнее тестирование, а потом, если все пройдет нормально, вас отсюда заберут для какого-то зловещего задания. А меня либо просто убьют, либо тоже превратят в подопытного кролика.

Шадрин смотрел на сидевшую перед ним женщину. Она как-то сразу постарела, стала усталой и беспомощной. Раньше Шадрину казалось, что Бернетт едва ли немного больше сорока лет. Сейчас перед ним сидела абсолютно пожилая женщина, смертельно уставшая и доведенная до крайности душевными муками. «Это она доверилась мне, поэтому так и расслабилась, — понял Шадрин. — Когда была одна, один на один с этими типами, то держалась, а сейчас сдала. Только какая на меня надежда? Ладно, прикинем, что мы имеем».

Последние два дня Шадрину не только разрешали ходить по внутренним помещениям клиники, но и заставляли посещать спортивный зал. Все понимали, что ему нужны движения, восстановление физических сил. Шадрин тогда и начал присматриваться ко всему, что его окружало. Ни в одном помещении не было окон, но когда подполковника вывозили в ущелье стрелять по мишеням, он понял почему. Коридоры такой длины не могли поместиться в здании клиники, которое построено впритык к горе. Значит, в этой горе пробиты обширные штольни для расположения секретной лаборатории. Или это пещеры естественного происхождения, которые террористы использовали в своих целях. В коридорах Шадрин видел множество дверей с различными символами, которые ему ни о чем не говорили. Но вот в спортивном зале и комнате, где с ним работали, он заметил на стенах план эвакуации. Это дало ему возможность сориентироваться. Кроме того, Шадрин не видел никаких коммуникаций, которые говорили бы о наличии охранной или пожарной сигнализации, систем автоматического пожаротушения. Хотя он был и не во всех внутренних помещениях, но признаков проводных телефонов тоже не видел.

А еще Шадрин помнил, что когда его возвращали из ущелья после стрельбы по мишеням, то высадили из машины во дворе клиники. Ему велели самостоятельно идти в свою «палату». Наверное, хотели проверить, насколько он адекватен нормальному человеку, сможет ли выполнить элементарное задание, связанное с ориентацией в пространстве. Путь из лаборатории через клинику наружу он себе представлял.

— Мне кажется, бежать отсюда невозможно, — снова заговорила Бернетт. — Я надеюсь только на то, что вы пройдете последние тесты, выберетесь на свободу и приведете помощь.

— Вы же говорите, что пройти эти тесты в здравом уме невозможно, что я обязательно выдам себя.

— Да, невозможно. Но я помогу вам и постараюсь подстраховать там, во время тестирования.

— Кэролайн, — неожиданно позвал Шадрин.

— Что? — подняла свои потухшие глаза на русского Бернетт.

— Скажите, Кэролайн, а сколько вам лет?

— Я уже старая, Андрэ. В этом году мне исполнилось сорок, — ответила Бернетт вялым голосом, затем тряхнула головой, как будто прогоняя сон, и заговорила совсем другим голосом, молодым и сильным: — Не будем терять времени, Андрэ, у нас будет только один шанс — точнее, у вас. Я должна ввести вам лекарство. Я введу вам повышенную дозу, хотя это может быть и рискованным. Скажите, вы склонны к аллергии на медицинские препараты?

— Я не так уж и много лечился, но думаю, что не страдаю. По крайней мере, на анальгетики у меня аллергии нет, на цветочную пыльцу, шерсть животных — тоже.

— Хорошо, потому что такая доза может вызвать аллергическую реакцию. Но лучше аллергия, чем полная зависимость от чужой воли. Подождите, сейчас я все принесу.

Бернетт ушла, оставив Шадрина наедине со своими размышлениями. «Вот так вот сидишь на границе на своей заставе и ничегошеньки не знаешь. А тут такие дела творятся, что в голове не укладывается. Инопланетяне, свои же земляне — и все со своими угрозами, своим вмешательством, своей жаждой завладения миром. Хотя насчет инопланетян я, кажется, перегибаю, те пока не жаждут владения нашим миром. С их технологиями только захотеть, и за сутки мы будем не в состоянии сопротивляться, нечем будет. А вот свои родные земляне — эти еще страшнее. Попал я как кур в ощип. Думай, Андрей, размышляй, — говорил себе Шадрин, — бежать надо отсюда, пока жив, пока от тебя не ожидают, что ты в состоянии бежать. А если не получится, то принять последний бой, разгромить весь этот гадючник напоследок, чтобы другим сюда не попадать. Ты солдат, Андрей, твоя работа в том и заключается, чтобы быть готовым умереть в каждую минуту. Поэтому выбор не особенно велик. Либо я подгадываю удобный момент и пытаюсь бежать, либо у меня не получается, и я продаю свою жизнь так дорого, как только смогу. А могу я многое!»

Размышления прервала вошедшая Бернетт с двумя шприцами, обернутыми стерильной марлей. Сделав два болезненных укола, она спрятала шприцы под матрас кровати Шадрина. Они не успели обмолвиться и парой слов, как в коридоре послышались шаги. Вошел афганский помощник Хальмейера, доктор Иради с двумя угрюмыми мужчинами.

— Вы подготовили пациента, доктор Бернетт? — спросил афганец.

— Да, мы можем идти, — кивнула женщина, на лице которой проступила еле заметная бледность.

— Вставай, ты пойдешь с нами, — приказал Иради Шадрину и показал рукой на дверь.

Шадрин поднялся с кровати и без всякого выражения на лице двинулся неторопливым шагом в коридор. Иради быстро догнал его и пошел рядом. Двое его помощников шли сзади рядом с Бернетт. Шадрин шел и настраивался на то, чтобы безукоризненно сыграть свою роль зомбированного человека. Если это удастся, то он выйдет отсюда и найдет способ сбежать и вернуться с помощью. Не столько из-за Кэролайн, сколько затем, чтобы уничтожить эту лабораторию.

Глава 10

В большой просторной комнате, которая по периметру была заставлена различными медицинскими приборами, Шадрина ждал доктор Хальмейер с незнакомым Шадрину пожилым афганцем. Судя по выражению лица незнакомца и его осанке, это был большой начальник. Не просто полевой командир, а кто-то из тех, кто здесь «заказывал музыку». Шадрин скользнул по лицу афганца взглядом и остановился посередине комнаты, глядя прямо перед собой.

— Андрей! — раздался зовущий голос Хальмейера, который попытался довольно правильно произнести это имя в русском его звучании.

Шадрин решил, что должен отреагировать, коль скоро здесь уже знали его имя и фамилию. Он повернулся на голос и равнодушно стал смотреть на Хальмейера.

— Подойди ко мне.

Шадрин подошел и остановился в двух шагах. Хальмейер переглянулся с Иради и внимательно посмотрел в глаза Шадрину.

— Давайте приступим на вчерашней дозе, — сказал Хальмейер, не поворачиваясь к своим помощникам, через плечо, — если все пройдет успешно, то перед отправкой добавим. Но мне кажется, что одной дозы теперь хватит на четыре-пять дней.

— Андрей, ударь этого человека, — приказал Хальмейер и указал рукой на одного из афганцев, который привел его сюда из палаты вместе с Иради.

Шадрин повернулся лицом к указанному человеку. Но тут до него дошло, что приказ подан как-то странно. Если бы он сам, к примеру, был гипнотизером и отдавал приказ своему загипнотизированному партнеру, то отдал бы его точнее. Ударь рукой или вот этой палкой. Опять же куда ударить? Возможно, у Шадрина были ложные представления обо всем этом, но он на несколько секунд замешкался. Это его замешательство оказалось спасительным.

— Что я вам говорил! — воскликнул довольный Хальмейер и подошел к Шадрину вплотную. — Ударь этого человека кулаком в лицо.

Шадрин двинулся к своей жертве. Подойдя, он коротко размахнулся и нанес удар в лицо афганцу. Тот легко увернулся и ударил в ответ в скулу. Шадрин не ожидал этого, но быстро сообразил, что приказа продолжать драку не было. Он пошатнулся от удара и остался стоять перед афганцем с опущенными руками, хотя очень подмывало схватиться за ушибленное место. «Только бы не приказали меня избивать, могу не выдержать и дать сдачи», — подумал Шадрин. Афганец со злорадной усмешкой смотрел ему в глаза. Шадрин пытался смотреть прямо перед собой, не реагируя эмоционально на взгляд афганца.

— Достаточно, — удовлетворенно сказал Хальмейер, судя по звукам, он потирал от удовольствия руки. — Теперь, Андрей, подойди ко мне.

Шадрин повернулся и двинулся к доктору. Хальмейер стоял довольный и разглядывал подопытного. Его рука протянулась в сторону, в нее вложили пистолет, который он показал Шадрину. Андрей Васильевич успел отметить, что звуков и щелчков не было. Пистолет никто при нем сейчас не заряжал и не разряжал. Что еще задумал этот «врач»?

— Вот тебе оружие, Андрей, — сказал Хальмейер, держа пистолет перед собой. — Сейчас я тебе его дам, и ты выстрелишь туда, куда я тебе скажу, и столько раз, сколько я тебе скажу. Ты меня понял?

— Понял, — ответил Шадрин спокойным голосом, глядя на верхнее веко правого глаза доктора. Смотреть ему в глаза он опасался, боясь, что выдаст себя эмоциями или не выдержит взгляда. Про себя он отметил, что ему дали двенадцатизарядный «Люгер».

— Держи, — протянул Хальмейер пистолет Шадрину и, подняв руку, щелкнул в воздухе пальцами.

За спиной послышалось хриплое дыхание и царапанье по полу когтей. Один из афганцев появился в поле зрения Шадрина с собакой на поводке. Это была обычная дворняга, довольно крупная и лохматая. Она чувствовала что-то недоброе и сильно волновалась. Афганец пытался удержать собаку на месте, но она все время рвалась куда-то в сторону. Ошейник вдавливался в ее шею, отчего дыхание и было хриплым и тяжелым.

Собаку привязывали к стойке металлического стеллажа, а Шадрин все уже понял. «Бедняга ты безродная, — подумал он о собаке. — Прости меня, Шарик, или как там тебя по-местному зовут. Вот и ты оказался в моей шкуре. Сейчас мне наверняка прикажут тебя убить, и я убью. Убью, чтобы сохранить свою жизнь и жизнь тех людей, которые могут погибнуть в результате деятельности этих мерзавцев. Прости меня за банальные слова, но есть вещи важнее твоей никчемной бродяжьей жизни. Только что мы рассуждали с Бернетт о высшем разуме — и вот тебе его проявление. Я высший разум по отношению к тебе, а как ты отнесешься к той высокой цели, ради которой я тебя убью? Ты просто не в состоянии ее понять. Чего же мы пеняем на инопланетян. Мы даже не можем и не хотим понять тех «высоких» целей вот этих людей, которые сейчас прикажут убить тебя. Прости, пес, наш мир еще далеко не совершенен и очень жесток. Поэтому в нем еще много невинных жертв и жестоких поступков».

Афганцы отошли в разные стороны и встали рядом с Хальмейером.

— Убей, Андрей, эту собаку выстрелом из пистолета, — приказал доктор.

Шадрин нащупал пальцем флажок предохранителя и сдвинул его, передернув затвор пистолета, он ясно услышал, как патрон вошел в патронник. Значит, не игра, понял он. Шадрин поднял пистолет, прицелился собаке в голову и нажал спусковой крючок. Гулко грохнул выстрел. Голову собаки разнесло пулей, забрызгав все вокруг кровью и мозговым веществом. Несчастное животное рухнуло на пол как подкошенное, ее ноги бешено скребли по полу, постепенно замедляя свою предсмертную пляску агонии.

— Еще выстрели в собаку, — приказал Хальмейер.

Шадрин послушно поднял пистолет и выстрелил в туловище собаки.

— Еще!

Шадрин снова поднял пистолет и выстрелил.

— Отлично, Андрей, — крикнул Хальмейер. — А теперь последняя мишень — и тест закончен.

За спиной послышалась слабая возня, женский возглас, и двое афганцев вытолкнули перед Шадриным доктора Бернетт. Лицо женщины было бело от ужаса, чуть приподнятые перед собой руки как будто пытались защититься от пуль. Шадрин смотрел в лицо Кэролайн и видел на нем бурю чувств. В глазах женщины была мольба. Шадрин не сразу догадался, что это была мольба не о пощаде, а наоборот — мольба выполнить все, остаться в живых и вернуться сюда для возмездия. За те доли секунды, что Шадрин смотрел в лицо Бернетт, в его мозгу родилось решение. Если пистолет был с полным магазином, то сейчас в нем девять патронов. Если это провокация, то в магазине мог оставаться всего один патрон, раз затвор после выстрела не остался в заднем положении. Вот она, последняя проверка, последний дикий по своей жестокости, но самый точный тест. Если он под полным контролем, то должен хладнокровно застрелить эту женщину, как и других, кого его пошлют убивать или взрывать. Это было уже выше всех сил Шадрина.

«Какой же я офицер, если смогу убить гражданскую женщину ради того, чтобы самому остаться в живых? Она ведь одна из тех, ради кого я служу в армии, ради защиты кого я надел в свое время военную форму. Мой долг защищать вот таких женщин, погибая, закрывать их своей грудью. А я ради мифического возмездия должен ее убить. Нет, я солдат, а это мое поле боя, даже если оно и последнее. Не дождетесь вы, мерзавцы, чтобы ваши планы сбылись! Не дам я им сбыться!»

Шадрин поднял пистолет на уровень лица, и тут же его рука метнулась влево, а тело стало следом разворачиваться. Он видел и чувствовал, как к нему стали тянуться руки. Хальмейер, с испуганным, потерявшим хладнокровие лицом, делал шаг назад от Шадрина. Все воспринималось как в замедленном кино. Значит, есть еще в магазине патроны, злорадно успел подумать Шадрин; и как с этого длинного врача спесь сразу слетела! Получи, сука!

Раздался выстрел, Шадрин, успев заметить, как на лице Хальмейера вместо правого глаза образовалась черная кровавая дыра, шагнул вправо и назад. Затвор пистолета снова вернулся в исходное положение. Двое афганцев, что привязывали несчастную собаку, уже выхватывали оружие; один из подручных тянулся к Шадрину, а Иради, наоборот, пытался отодвинуться в сторону. Время снова вернулось в свое обычное русло течения. Шадрин ударил своего первого противника рукояткой в висок, схватил за воротник халата и рванул на себя, пытаясь использовать в виде живого щита. Афганцы уже выхватили пистолеты, и медлить было нельзя. Удерживая падающее тело, которое он еще держал за воротник, Шадрин выстрелил в грудь вооруженному афганцу. Магазин пистолета опустел. Пока второй пытался понять, куда ему целиться, Шадрин поднатужился и толкнул бессознательное тело в его сторону. Короткого замешательства афганца Шадрину хватило, чтобы бросить свое тело в длинный кувырок по полу.

Афганец успел выстрелить, но пуля ушла в сторону. Удар ног пришелся ему в нижнюю часть живота. Шадрин мгновенно принял вертикальное положение и перехватил руку афганца с зажатым в ней пистолетом. Короткий рывок на себя, удар по тыльной стороне кисти открытой ладонью, и пальцы афганца разжались. Шадрин подхватил пистолет, дважды выстрелил в грудь афганцу и успел свалить третьим выстрелом Иради, который был уже наполовину в дверном проеме. Врач выгнулся всем телом и повалился на пол, царапая ногтями деревянный косяк.

Все, решил Шадрин, теперь он растревожил весь этот гадючник. Прорываться придется с боем. Заметив движение за спиной, Шадрин резко обернулся. Черт, выругался он про себя, про Бернетт он совсем забыл. Шадрин без лишних разговоров протянул женщине пистолет.

— Держитесь за моей спиной и не отставайте. Стреляйте во все, что движется. Сможете?

— Да, конечно, — поспешно ответила женщина, беря оружие.

— Здесь есть какое-нибудь ценное оборудование, которое нужно уничтожить? — быстро спросил Шадрин, подхватывая с пола пистолет второго афганца и прислушиваясь к нарастающему шуму за пределами комнаты.

— Да, основное и самое ценное оборудование, без которого они не смогут продолжать исследования, — ответила Бернетт, которая уже стала приходить в себя.

— Кто — они? — переспросил Шадрин, указывая на трупы Иради и Хальмейера. — Вот эти?

— Найдут других, — отмахнулась Бернетт, не склонная иронизировать. — Еще лаборатория и хранилище препаратов, записи клинических испытаний. Это тоже нужно уничтожить. Только на синтез уйдут месяцы, если не знать наверняка формулы.

— Где все это? Быстро, Бернетт! — прикрикнул Шадрин на женщину, боясь, что она начнет сейчас перечислять и объяснять все на свете.

— В конце коридора, направо, ближе к выходу из пещер в здание клиники.

Шадрин схватил со стула оставленный кем-то из персонала белый халат и накинул его на плечи. Он рассчитывал, что охрана не отреагирует достаточно быстро на происшествие. Ведь в этой комнате собирались стрелять ради тестов. Значит, сами выстрелы не должны вызвать в лаборатории паники. Другое дело, что в дверях торчал труп Иради. Кто-то из персонала мог поднять тревогу и позвать охрану. Но чем черт не шутит, вдруг, зная характер и род занятий Хальмейера, подчиненные посчитают, что сам главный врач решил пристрелить своего заместителя. Кто знает, какие у них тут порядки и нравы. Может быть, отсюда каждый день выносят трупы?

Прикрывая пистолет полой халата, Шадрин вышел в коридор. Бернетт двинулась за ним, держа свое оружие за спиной. В коридор высыпало несколько человек в белых халатах. Никто не подходил к двери, где лежало тело Иради, но галдеж стоял уже приличный. Шадрин двинулся через коридор, надеясь пройти мимо людей как можно дальше. Он не сомневался, что эти люди в белых халатах не представляют серьезного препятствия, даже если и надумают задержать его с Бернетт.

Неожиданно в конце коридора открылась дверь, и появились двое афганцев с автоматами. Перед ними спешил человек, что-то тараторивший и показывающий пальцем в сторону комнаты, где стреляли. Шадрин не стал терять времени. Как только дверь за охранниками закрылась и они сделали несколько шагов по коридору навстречу, он вскинул пистолет двумя руками и стал стрелять. Первые же две пули попали в грудь одного из афганцев. Он выронил автомат, колени его подогнулись, и тело рухнуло на пол во весь рост. Второй от неожиданности не успел проявить быстрой реакции. Он поднял автомат перед собой, не понимая, откуда из среды белых халатов в него стреляют. Этого замешательства Шадрину хватило на то, чтобы сделать навстречу еще два шага и вогнать еще две пули во второго охранника. Тот отшатнулся к стене и стал сползать по ней на пол, царапая пробитую грудь ногтями и оставляя на стене кровавый размазанный след.

Персонал в ужасе и с криками бросился к дверям внутренних помещений, быстро очищая коридор.

— Бегом! Держите дверь на прицеле! — крикнул Шадрин через плечо и побежал к корчившимся в предсмертных судорогах охранникам. Два автомата — это целое богатство в подобной ситуации.

«Вряд ли их здесь много, — подумал Шадрин об охранниках. — Если и есть еще с пистолетами, то где-то рядом, а вот таких, вооруженных до зубов, еще максимум парочка. Это же не военный аэродром, чтобы здесь держать целый взвод». Убитые охранники были вооружены не только автоматами. На них были самодельные жилеты, сшитые по типу спецназовских. В соответствующих кармашках торчали запасные магазины к автоматам, большой десантный нож, по две гранаты. Шадрин быстро освободил одного из убитых от жилета и натянул его на себя. Сунув за пояс свой пистолет, он протянул второй автомат Бернетт. Та молча взяла оружие. Глаза женщины лихорадочно блестели. Шадрин взял гранаты второго охранника и рассовал их по карманам своей больничной пижамы. Теперь его глаза уперлись в тапочки на ногах. В такой обуви только прорываться! Но за дверью уже слышался топот ног.

— Где оборудование, препараты и записи? — крикнул Шадрин Бернетт, отходя спиной от входной двери с поднятым автоматом.

Женщина не успела ответить, как дверь распахнулась, и в проеме появились еще трое встревоженных афганцев без халатов. Шадрин дал длинную очередь патронов в шесть в проем. Двое первых с воплями повалились на пол, третий бросился назад. Дверь захлопнулась, подтянутая дверным доводчиком.

— Здесь основное оборудование и электронный микроскоп, — показала Бернетт на дверь, морщась от боли в ушах, вызванной автоматной стрельбой в замкнутом пространстве. — Вот это кабинет главврача, там все данные, а вон та — лаборатория, где хранятся препараты.

Шадрин понял, что счет пошел уже на минуты, если не на секунды. Сейчас охрана поднимет тревогу — и в сторону клиники рванутся боевики на машинах. Он быстро заглянул в каждую указанную Бернетт комнату. Кабинет главного врача представлял собой большую комнату. На рабочем столе стоял мощный компьютер, рядом в полном беспорядке были навалены какие-то бумаги, журналы, диски. Небольшой стеллаж забит книгами, журналами, папками.

Комната с электронным микроскопом была, наоборот, небольшой, но почти всю ее занимало огромное устройство с двумя или тремя рабочими местами. Лаборатория оказалась длинной комнатой с лабораторными столами, химическим оборудованием, вытяжными шкафами, колбами, какими-то незнакомыми устройствами. В дальнем углу располагались два больших сейфа и солидная холодильная камера на половину стены. В лаборатории были люди, которые при виде Шадрина испуганно сбились в кучу.

— Кэролайн, идите сюда, — приказал Шадрин и поволок женщину за рукав к противоположной двери. — Садитесь на корточки, так, чтобы косяк прикрывал ваше тело. Выставьте автомат в коридор и цельтесь во входную дверь. Если кто-нибудь попытается войти, поливайте их огнем, а я попытаюсь уничтожить все, что мне покажется ценным.

— Андрэ, вы — солдат, вам лучше охранять дверь. Давайте я сделаю это. Вы не сможете отличить ценное и важное.

— Посмотрим, — с усмешкой ответил Шадрин и направился в лабораторию.

Когда он вошел, люди в белых халатах опять в ужасе забились в угол, глядя оттуда на вооруженного автоматом человека. Шадрин оглядел присутствующих и выбрал одного молоденького паренька-афганца с самым трусливым выражением лица.

— Ты, — ткнул Шадрин в паренька пальцем, — ты говоришь по-английски?

Паренек побледнел как полотно, его губы затряслись, и Шадрин подумал, что тот сейчас умрет от страха, прежде чем даст какой-нибудь ответ.

— Да, говорю, — выдавил наконец из себя паренек.

— Ты врач? — снова потребовал Шадрин.

— Нет, я студент, химик.

— Ты мне поможешь! — приказал Шадрин. — Если будешь слушаться, то с тобой ничего не случится. А остальные вон отсюда.

Люди стали переглядываться и топтаться на месте, не решаясь сделать первый шаг по направлению к двери.

— Ну! — рявкнул Шадрин, поводя стволом автомата.

Толпа с грохотом бросилась к выходу, роняя стулья и спотыкаясь друг о друга. У оставленного Шадриным паренька подкосились ноги. Он решил, что его сейчас оставят заложником или будут просто пытать.

— Что в сейфах? — спросил Шадрин.

— Все материалы по исследованиям. Мы обязаны на ночь всё запирать под замок.

Шадрин подошел к металлическим шкафам, в дверцах которых торчали ключи. Открыв, он увидел, что на полках полно всяких папок, какой-то документации.

— Где новые препараты? — снова спросил Шадрин паренька.

— В холодильной камере, часть здесь, — парень показал на рабочие столы.

— Здесь есть кислота? — после короткого раздумья спросил Шадрин.

Паренек ответил утвердительно и стал объяснять, где и какие кислоты есть. Шадрин повесил автомат на плечо, взял бутылку с концентрированной серной кислотой и начал поливать бумаги в сейфе. Содержимое стало пучиться и чернеть, в горле запершило от паров кислоты. Удовлетворившись сделанным, Шадрин покрутил головой по сторонам и увидел около выхода небольшую приоткрытую дверку. За ней виднелась ниша, в которой были составлены ведра, швабры и другой уборочный инвентарь. Улыбнувшись, он вспомнил слова Бернетт, что не сможет определить, что ценное, а что — нет. Подойдя к холодильной камере со шваброй в руке, Шадрин поднял свое орудие и с размаху всадил его в верхнюю полку. Брызнуло стекло разбитой лабораторной посуды, что-то потекло вниз. Еще несколько ударов, и в холодильной камере не осталось ничего целого. Буду я разбираться, усмехнулся Шадрин. Есть способы и попроще. Размахивая шваброй, он стал крушить все, что стояло на лабораторных столах. Убедившись, что разгром получился основательный, Шадрин бросил швабру. В этот миг в коридоре раздалась длинная автоматная очередь.

Шадрин бросился из лаборатории. В коридоре Бернетт, оглохшая от стрельбы, выглядывала из-за дверного косяка. Во входной двери добавилось дыр от пуль, а за ней раздавались громкие вопли.

— Что произошло? — спросил Шадрин, присаживаясь рядом с женщиной на корточки и беря дверь на прицел.

— Еще двое пытались вломиться, — ответила Кэролайн. — В одного я, кажется, попала.

— Продолжайте в том же духе, — посоветовал Шадрин, — их не может быть много. Они побоятся сунуться сюда без подкрепления. Потерпите, я быстро.

Оставив Бернетт в коридоре, Шадрин бросился в кабинет Хальмейера. Осмотревшись по сторонам, он хотел было вернуться в лабораторию за кислотой, но тут увидел на рабочем столе массивную настольную зажигалку. Шадрин тут же вспомнил, что главный врач был курящим. Схватив зажигалку, Шадрин убедился, что она работает. Ну, держитесь, ребята, я вам сейчас устрою подвиг Герострата!

Подняв автомат, Шадрин дал очередь в системный блок компьютера. Свалив его на пол, Шадрин смел со стола все бумаги, компьютерные диски и папки на пол. Он навалил эту кучу на системный блок прямо на дорогом афганском ковре. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы вывалить все содержимое стеллажей на пол и увеличить им кучу на ковре. Поднеся огонек зажигалки к бумажной куче с нескольких сторон, Шадрин убедился, что пламя хорошо занялось. Ковер, деревянные полы, стол. Скоро все это превратится в один большой костер, от которого тут дышать будет нечем. «Отделять я буду важное от неважного, — еще раз с усмешкой подумал Шадрин. — Мы по-простому, сразу все — и в огонь».

Теперь оставалось еще электронное оборудование в маленькой комнате. Бросившись туда, Шадрин уже знал, что он будет делать, доставая на ходу из карманов две гранаты. «Ни одна электроника не выдержит», — со злорадством думал он. По дороге с ноги слетела одна из больничных тапок. Плюнув от досады, пограничник побежал босиком.

Мимоходом оценив ситуацию в коридоре как терпимую, Шадрин забежал в нужную комнату. Осмотрев громоздкое оборудование, он прикинул, в какие места сунуть гранаты, чтобы ущерб был максимальным. Повесив автомат на плечо, офицер взял в каждую руку по гранате и зубами вытащил чеку из одной, потом из второй. Теперь продумать свои движения и скорость, с которой он сможет выбежать за дверь. На все шоу у него было минимум три секунды, столько времени горит запал гранаты. Черт побери! Шадрин неожиданно вспомнил про Бернетт в коридоре. Если сейчас без предупреждения в этом замкнутом пространстве рванут две гранаты, она получит такой удар по барабанным перепонкам, что это может вывести ее надолго из строя.

Шадрин сунул обе гранаты туда, где, по его мнению, располагался блок управления электроникой и рабочий процессор, и кинулся к выходу. Бернетт бросила вопросительный взгляд на выбегавшего из комнаты русского.

— Зажмите уши — и на пол! — закричал Шадрин, зажимая и свои уши руками.

Падая на пол вдоль стены коридора, он заметил, что Бернетт поняла его правильно. Она положила автомат рядом с собой, опустила голову, зажимая ладонями уши. В этот момент грохнул ужасный взрыв. Обломки оборудования вместе с дымом и пламенем вылетели в коридор и, врезаясь в стену, разлетелись в разные стороны. В коридоре сразу стало нечем дышать, запершило в горле. В голове у Шадрина стоял звон.

Если кто-то и стоял за дверью с той стороны, то наверняка они попадали на пол, решив, что взрывают дверной проем. Шадрин понял, что этим нужно воспользоваться. Он выхватил еще одну гранату и бросился к изрешеченной пулями входной двери. Бернетт поднималась с пола и беспомощно трясла головой, обхватив ее руками. Она увидела Шадрина с очередной гранатой в руках, сморщилась как от зубной боли и, повинуясь его знаку, снова повалилась на пол, зажимая уши.

Шадрин подскочил к двери, приоткрыл ее и бросил туда гранату с задержкой в пару секунд. Упав на пол, он услышал, как за дверью рвануло. Даже сквозь грохот взрыва были слышны вопли.

— Пошли! Бернетт, за мной, — закричал Шадрин и рванул дверь на себя.

То, что они увидели в коридоре, было зрелищем не для слабонервных. Граната, судя по всему, упала как раз между двумя притаившимися охранниками. В последний миг они попытались броситься в разные стороны, но близкий взрыв разметал их тела по коридору. Один был мертв. Вся правая сторона тела и лицо его были ужасно обезображены. Затылочная часть черепа была оголена, а лоскуты кожи в кровавом месиве опаленных волос и мышц комком висели на лбу. Второй корчился на полу, схватившись руками за ногу. Несчастному оторвало ступню, и она нелепо висела на одних сухожилиях. Кровь била толчками, как из насоса, заливая руки охранника и пол вокруг тела. Из сострадания Шадрин короткой очередью в голову прекратил мучения раненого. Дальше коридор был чист, но в нем не было никаких боковых дверей в другие помещения. В конце виднелась одна дверь, которая наверняка вела в основное, «официальное», здание клиники. Что ждало беглецов за этой дверью, можно было только гадать.

Шадрин понимал, что в клинике не может быть много вооруженной охраны. Это слишком бросалось бы в глаза в мирном медицинском учреждении. В том, что сработал какой-нибудь сигнал опасности, он нисколько не сомневался. Помощь уже неслась к клинике, а беглецы еще даже не выбрались наружу. Только бы дверь не оказалась бронированной, думал Шадрин, шлепая на бегу босыми ногами по коридору.

Дверь оказалась самой обычной. Вряд ли она даже была заперта. Если охрана побежала внутрь выяснять причины шума, если даже поднялась стрельба и все они бросились внутрь, то хотя бы одного должны были оставить снаружи. Этот один не мог додуматься запереть дверь, если только на этот счет не было специальной инструкции. В конце концов, подумал Шадрин, ну секретная лаборатория, ну, пленники внутри. Это же не склад боеприпасов и не секретный государственный архив, чтобы здесь вводились такие строгости. Не должна она быть закрытой, думал Шадрин, понимая, что пытается успокоить сам себя и настроить на позитивный лад. О том, что делать, если дверь окажется запертой, он боялся даже подумать.

Что ж, придется идти, как говорится, ва-банк, подумал Шадрин, стоя перед дверью с последней гранатой в руке. Элементарные представления о тактике действий в подобных условиях подсказывали Шадрину, что нужно швырять гранату, а потом прорываться вслед за взрывом, пока противники оглушены. Он должен будет рвануться вперед в этот огонь и дым и валить очередями всех, кто будет находиться на его пути. Но Шадрин понимал также, что за дверью, кроме одного или двух вооруженных врагов находятся еще и мирные пациенты клиники, врачи, которые наверняка представления не имеют о секретной лаборатории за этой дверью. Тем более что никто из них к этим темным делам не причастен. Официальным языком это будет называться «жертвы среди мирного населения». Все это, а также то, что граната у него последняя, пронеслось в голове Шадрина за какие-то доли секунды. Пропади они пропадом, эти тайные войны, подумал он со злостью и рванулся за дверь.

Концентрация всех внутренних сил и боевых навыков сейчас у Шадрина были максимальными. Речь шла о выживании. Выскочив в помещение за дверью, он мгновенно оценил ситуацию и действовал уже автоматически. Перед ним был небольшой холл, отделенный от остальных помещений легкими стеклянными перегородками. В холле стоял лишь пустой стол с телефонным аппаратом и стул. Стало понятно, что это пост охраны перед входом в секретную лабораторию. За стеклянной перегородкой Шадрин с удовлетворением заметил солнечный свет — эти помещения уже не находились внутри горы, из них был выход наружу, к свободе.

В холле оказался действительно один охранник. Он стоял напротив двери с пистолетом в руке. Очевидно, человек долго находился в большом напряжении, прислушиваясь к стрельбе и взрывам. Представляю, успел подумать Шадрин, чего только не передумали пациенты и врачи клиники, слыша этот кошмар. С их стороны было бы разумным покинуть помещение. Может быть, они так и сделали, тогда мне не придется рисковать их жизнями.

От страха и длительного напряжения охранник выстрелил сразу, как только отворилась дверь. Но Шадрин не собирался подставлять себя под пули так просто. Предвидя такую ситуацию, он сразу же из дверного проема бросился на пол в правый угол от двери и в падении дал очередь из автомата, в ответ на три быстрых выстрела охранника. По плечу как будто ударили стальным прутом. Тупая боль сразу же начала разливаться резким саднящим огнем.

Автоматная очередь Шадрина достигла цели, и он видел, как на груди человека расплылись три темных кровавых пятна, как полетели щепки от пуль, попавших в крышку стола. Упав на пол, Шадрин увидел, что одновременно дрыгнулись в падении ноги охранника. Вскакивая на ноги, пограничник мельком глянул на свою рану. Пуля прошла по касательной, распоров мышцы плеча с наружной стороны; кровь заливала руку, а нестерпимая боль пульсировала во всей левой стороне груди.

Шадрин зарычал и вскочил на ноги. За его спиной в дверях появилась Бернетт. Она бросилась к русскому, видя, что он в крови, но Шадрин остановил ее.

— Не останавливаться! За мной! — крикнул он, оскаливая от боли зубы.

За стеклянными перегородками метались люди, разбегаясь в разные стороны. Шадрин ударом ноги распахнул стеклянную дверь и ворвался в помещение клиники. Зрелище окровавленного человека с автоматом и в больничной пижаме, за которым следовала женщина в белом халате и тоже с автоматом в руках, повергло немногих оставшихся в здании больных и врачей в ужас. Для острастки Шадрин дал длинную очередь поверх голов людей, разнося на мелкие кусочки стекло перегородок. Грохот стрельбы и рушащегося стекла добавил паники. Шадрин и Бернетт бежали по коридорам клиники к выходу.

Где-то перед выходом, по всем правилам, должен быть еще один пост охраны, решил Шадрин. С этим он разберется, а вот что делать дальше? Офицер бежал по коридорам к тому месту, где, по его представлениям, должен быть выход на улицу. Вот и конец коридора, последняя двустворчатая дверь. Шадрин помнил, что за ней холл приемного покоя, который находится ниже уровня этого коридора. Значит, ему придется преодолеть несколько ступеней вниз. Здесь номер с падением и откатыванием в сторону не пройдет, понял Шадрин. В его голове пульсировала только одна мысль: только бы не в голову, только бы не сразу убили. «Успею свалить очередью, тогда Бернетт сможет уйти». Если она уйдет отсюда, тогда этому змеиному гнезду конец. Она приведет спецслужбы, и американцы лабораторию прихлопнут. Но тут он вспомнил, что успел натворить сам. За его спиной определенно попахивало дымом. Пожалуй, что накрывать здесь уже нечего и некого.

Вот и последняя дверь на пути Шадрина. Не останавливаясь, он распахнул ее и прыжком преодолел несколько ступеней, ведущих вниз. Охранник в зеленой мешковатой униформе был на месте. Рядом с ним стоял еще один афганец, и оба крутили головами по сторонам, не понимая, что им делать. Пистолета или другого оружия в их руках не было.

— На пол! — заорал им Шадрин по-английски.

Стоя с автоматом над распростертыми на полу афганцами, Шадрин смотрел в окно. У входа стояла та самая открытая «Тойота», на которой его возили в ущелье стрелять по мишеням. Бернетт сбежала по ступеням и остановилась рядом с Шадриным.

— Вам нужна обувь, Андрэ, — заявила она, тяжело дыша. Посмотрев на лежащих на полу афганцев, женщина пнула ногой охранника: — Снимай ботинки!

Шадрин взглянул на второго афганца и вспомнил его. Это был шофер машины, которая сейчас стояла во дворе.

— Ключи от машины! — потребовал Шадрин, тыкая стволом автомата в плечо афганца.

Водитель дрожащей рукой достал ключи и протянул их Шадрину. Охранник уже закончил разуваться, когда где-то далеко послышался знакомый гул. Вертолет!

— Бернетт, уходим! — крикнул Шадрин и бросился к двери. Женщина, подхватив высокие солдатские ботинки охранника, побежала следом.

Бернетт хотела крикнуть русскому, что нужно перевязать плечо, но тот уже прыгнул на переднее сиденье и вставил ключ в замок зажигания. Заработал мотор. Шадрин мельком глянул на приборную доску — бензина было меньше половины бака. Километров на сто хватит, а там видно будет, решил он. Знать бы, где десантники!

Развернув машину, Шадрин пронесся через обсаженный кустами въезд на территорию и погнал машину на север к горам. Чувствовал он себя уже плохо. То ли от боли в раненом плече, то ли от потери крови его немного мутило. Управлять машиной на грунтовой дороге, да еще на такой пересеченной местности, было трудно. Наверное, следовало бы посадить за руль Бернетт, подумал он. Глянув в зеркало заднего вида, Шадрин выругался по-русски. Чуть левее здания клиники появились два столба пыли, которые могли означать только едущие машины. Звук летящего вертолета приблизился уже настолько, что в любую минуту можно было ожидать атаки с воздуха.

Шадрин вдавил педаль газа до самого пола. Крутя руль правой рукой, он чуть помогал себе левой, но это вызывало такую боль, что начинало тошнить. Вертолет пронесся впереди над самой головой и стал разворачиваться навстречу машине. Шадрин стиснул зубы и продолжал гнать машину, не сбавляя скорости. Вертолет развернулся и сделал над машиной круг на небольшой высоте. Неожиданно пулеметная очередь подняла пыль на дороге метрах в десяти перед машиной. Намек был понятен — приказ остановиться. Шадрин видел, как побелевшие пальцы Бернетт стиснули спинку сиденья. Ей сейчас страшнее, чем ему, подумал Шадрин, он хоть делом занят, машину ведет, а она чувствует себя только мишенью.

— Бернетт, возьмите у меня управление! — крикнул Шадрин слабеющим голосом. — Поведете машину, а я попытаюсь отстреливаться. Давайте, перебирайтесь сюда ко мне на ходу.

Уступить место водителя на ходу не просто, тем более с раненой рукой. Сдерживая стон и шипя от боли, Шадрин, наконец, вылез на пассажирское сиденье. За это время вертолет дважды давал предупредительные очереди перед капотом машины. Причем с каждым разом они ложились все ближе и ближе. Шадрин не стал перебираться на заднее сиденье. Он боялся, что Бернетт ранят или убьют, а он не сможет перехватить управление автомобилем. Повернувшись назад, Шадрин изготовился к стрельбе. Машина вильнула, и пришлось схватиться правой рукой за сиденье. Дорога резко повернула вправо и потянулась вдоль нагромождения скал. Шадрин оглянулся. Люди, которые сидели в преследовавших беглецов машинах, знали эту местность. Обе машины взяли правее и быстро пошли наперерез «Тойоте». Шадрин понял, что через несколько минут их пути пересекутся, если не встретится какого-нибудь поворота налево.

— Ничего, Кэролайн! — крикнул Шадрин. — Здесь все равно лучше, чем в подземных коридорах. Отобьемся.

Вертолет после очередного разворота пошел вниз, догоняя машину. Шадрин поднял автомат, еле пересиливая боль в плече, и дал очередь по кабине вертолета. Ему показалось, что он ясно услышал звук, с которым пули пробивают тонкий металл обшивки. Вертолет дернулся в сторону и вверх, уходя из-под огня. Сменив позицию, он опять пошел параллельным курсом с «Тойотой» и открыл огонь из пулемета.

— Влево! — скомандовал Шадрин.

Но женщина или не поняла его, или не справилась с управлением, но машина, скакнув по камням, почти не изменила курса, а лишь зацепила край дороги передними колесами. Две пули прошили пол машины и заднее сиденье. За спиной он услышал металлические удары. Обернувшись, Шадрин увидел несколько дыр в капоте и валивший оттуда пар. Или радиатор пробили, или двигатель. Вот теперь хана!

Шадрин смотрел, как впереди над скалами вертолет завис в воздухе в крутом развороте для новой атаки. Он понял, что нужно скомандовать Бернетт остановку. Можно попытаться скрыться в скалах. Но тут на гребне между камней полыхнуло белым дымом. Огненная вспышка разнесла вертолет на части, и его остатки рухнули, разбрызгивая по камням огонь и обломки винтов. На камнях в полный рост поднимался человек в серо-зеленом камуфляже, с «РПГ» в руках.

Бернетт все это наблюдала и инстинктивно нажала на тормоз. Тот, кто сбил вертолет из гранатомета, не мог быть врагом. «Неужели мои ребята меня нашли?» — подумала она. Невдалеке застучали автоматные очереди. Шадрин вскочил в полный рост в машине, пошатнулся от слабости, но удержался здоровой рукой за ветровое стекло. Правее, там, где клубилась дорожная пыль, две легковые машины неуклюже уткнулись капотами в камни. Около них мелькали человеческие фигуры. Они пытались разбегаться, но падали на землю один за другим. Восемь или девять преследователей в течение минуты были перебиты и замерли на пыльных камнях.

— Андрэ, это свои, — срывающимся от радости голосом позвала Бернетт, — это мои парни.

На Шадрина навалилась такая усталость, что он с трудом мог повернуться. Обессиленно валясь на сиденье, он заметил, что к их машине бежал человек европейской внешности в гражданской одежде. За ним спешили еще двое в камуфляже, и были они на голову выше первого. Крепкие ребята, чей-нибудь спецназ, успел подумать Шадрин и опустил голову в полуобморочном состоянии.

Подбежавшие люди заговорили с радостными интонациями по-английски. Бернетт кого-то называла Робертом. Кто-то с заметным акцентом так же по-английски спросил о нем. Бернетт назвала имя Андрэ. Потом Шадрин ощутил, что кто-то занялся обработкой и перевязыванием его раны, почувствовал два укола. К его носу поднесли что-то с резким запахом.

— Андрей Васильевич, если не ошибаюсь, — сказал незнакомый голос чисто по-русски, — подполковник Шадрин?

— Да, — прошептал Шадрин, не открывая глаз. — А вы кто?

— Подполковник Карманников, командир группы спецназа ВДВ.

— Ну, вот и встретились, — с улыбкой ответил Шадрин, с трудом открывая глаза.

— А куда бы вы от нас делись, — пророкотал голос второго бойца, здоровенного детины, — от спецназа-то ВДВ?

Сквозь полудрему Шадрин слышал, как командовал подполковник, чувствовал теплые мягкие руки Кэролайн, слышал, как подогнали еще две машины. Потом обнаружил, что они куда-то едут. Неожиданное спокойствие овладело Шадриным. Многодневное нечеловеческое напряжение стало наконец отпускать. Теперь все, подумал он, эти-то нас отсюда вытащат…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg