«Безоружна и очень опасна»

Я сразу почувствовала этот пристальный, тяжелый взгляд, и не поворачивая головы, стрельнула глазами в правый угол зала, где у прилавка маячила мужская фигура. С виду ничего особенного: среднего росточка, худощавый, лет тридцати, по лицу словно утюгом прошлись. Вот только взгляд… давящий, даже поежиться захотелось.

Я не спеша прошла мимо того прилавка. Нет, можно стереть из памяти эпизодик: за день и не сосчитаешь, сколько мужиков на тебя глаза пялили, сколько пытались заговорить, завязать знакомство. Но ведь одно дело — поймать на себе восхищенный взгляд, увидеть, как идущий тебе навстречу молодой парень или зрелый мужчина делает стойку, почувствовать спиной, как обалдело глядит тебе вслед, и совсем другое — ощутить будто тебя простреливают глазами насквозь, как этот ублюдок.

Я продолжала делать покупки, с особым вниманием выбирала овощи, даже встряла в перебранку старушек, выяснявших отношения в очереди в кассу. Но засевшее где-то под левой лопаткой смутное беспокойство не оставляло меня.

Нужно взять себя в руки: чего это я раскисла, ненормальная. Наслушалась у подружки Ирки рассказов про грабежи, убийства, насилия и шарахаюсь от первого встречного. Надо прекращать эти пустые посиделки. Собираемся у нее дома подработать курсовую, подготовиться к семинару, а занятия выливаются в вечера по обмену сплетнями.

Так, мысленно поругивая себя, я прошла к кассе, расплатилась и направилась к выходу. И тут тот самый «гляделкин», будто старый знакомый, кинулся навстречу.

— Разреши помогу, — вполголоса проговорил он и крепко, как клещами, взял меня под локоть, а мою сумку с покупками — в другую руку.

Мне бы закричать, позвать на помощь… Куда там. Открываю рот, словно рыба, а слова застревают в горле.

— Да ты не бойсь, не съем. Провожу до дому и только. — Голос у него низкий, хриплый. — Разве что попрошу отцу твоему несколько слов передать от меня и дружков моих. Постарайся запомнить.

Я закивала головой, мол, согласна, передам обязательно. И тут же, заикаясь, наивно спросила, не хочет ли он сам с отцом поговорить, если ему это уж так нужно.

— Дельная мысль, — хохотнул мой провожатый. Молча протащив меня шагов двадцать, он продолжал: