«Река Смерти»

Посвящается Гизеле

Над старинным греческим монастырем сгустилась тьма, и на безоблачном эгейском небе замерцали первые вечерние звезды. Море было спокойным; неподвижный воздух, как ему и положено, благоухал вином и розами. Желтая луна, почти полная, только что взошла над горизонтом и залила своим мягким ласковым светом холмистую местность, придавая магический ореол довольно резким и суровым очертаниям мрачного монастыря, который, судя по внешнему виду, мирно дремал, подчиняясь многовековому укладу.

Однако обстановка в самом монастыре в данный момент едва ли соответствовала сказочной нереальности окружающего мира. Магия куда-то улетучилась, никто не дремал, тишины явно не хватало, тьма расступилась перед коптящими масляными лампами, а о вине и розах никто и не вспоминал. Восемь солдат в форме СС волокли дубовые сундуки по мощенному каменными плитами коридору. Обитые медью сундуки были маленькими, но настолько тяжелыми, что каждый приходилось тащить вчетвером. Действиями солдат руководил сержант.

За ними наблюдали четверо мужчин. Двое из них были высокопоставленными офицерами СС: тридцатипятилетний генерал-майор Вольфганг фон Мантойфель, высокий худой человек с холодными голубыми глазами, и полковник Генрих Шпац, коренастый смуглый мужчина примерно того же возраста, с вечно хмурым выражением лица. Двое других, почтенные монахи в коричневых рясах, провожали каждый дубовый сундук взглядами, в которых смешались страх и гордость. Фон Мантойфель коснулся сержанта концом коричневой трости с золотой рукоятью, явно не входившей в обычную экипировку офицера СС:

- Давайте сделаем выборочную проверку.

Сержант отдал команду ближней группе солдат, и они не без труда опустили сундук на пол. Встав на колени, сержант выбил удерживающие штифты в железных накладках и поднял крышку, петли которой издали скрежет, свидетельствующий о том, что в последний раз эту крышку открывали много лет назад. Даже в неверном свете чадящих масляных светильников содержимое сундука сверкало живым блеском. Тысячи золотых монет сияли так, словно их только что отчеканили. Фон Мантойфель задумчиво пошевелил монеты концом трости, с удовлетворением наблюдая за переливами золота, и обернулся к Шпацу:

- Как ты думаешь, Генрих, они настоящие?

- Я потрясен, - ответил Шпац, вовсе не выглядевший потрясенным. - Потрясен до глубины души. Неужели же ты думаешь, что святые отцы станут торговать мусором?