«Усталая смерть»

Михаил Март Усталая смерть

ГЛАВА I Саратов. Начало марта

1.

Покойник лежал усыпанный цветами. Нет, не так. Речь идет не о похоронах, а о зверском убийстве, совершенном на шоссе в десяти километрах от Саратова, возле кемпинга.

На земле действительно лежал труп с проломленным черепом, на который опрокинулось несколько ведер с гвоздиками, лилиями и хризантемами. Подтаявший мартовский снег, будучи грязным от брызг, летящих с магистрали, расцвел многообразием красок увядающих листьев и все еще свежих пятен крови.

Милиция прибыла на место происшествия достаточно быстро - примерно через сорок минут после того, как бандиты скрылись на своих мотоциклах.

Цветочную палатку оцепили лентой. Две милицейские машины и «скорая помощь» стояли у обочины. Возле оцепления толкались местные торговцы палаток, пассажиры с автобусной остановки, а милиция пыталась разобраться в случившемся. Народ негодовал, мешая нормальной работе органов правопорядка, и осыпал милиционеров оскорблениями. Подобными выпадами никого уже не удивишь, и стражи закона вели себя сдержанно, если не сказать равнодушно.

Подполковник, с редкой фамилией Хитрово, с кислой физиономией наблюдал, как эксперты фотографировали труп, как медики осматривали раны и как наконец его уложили на носилки и понесли к машине.

Лейтенант Каримов стоял за его спиной, к чему подполковник давно привык. Не оборачиваясь, Хитрово коротко спросил:

— Свидетели есть?

— Продавщица из третьего киоска. Бойкая бабенка.

— Давай ее сюда.

— Понял.

Милиционеры оттеснили толпу к остановке. Тут и автобус подошел. Он ходил без всякого расписания, так что если среди ожидающих пассажиров и были свидетели трагедии, то они уехали, понимая свою бесполезность, а ждать еще пару часов следующего на утреннем морозце не лучший вариант. У каждого свои дела. Времена бездельников кончились, о хлебе насущном думать приходится.

— Видела я этого ублюдка. Правда, все они скоты!…

— Тише, тише.— Хитрово приподнял руку.— Криком делу не поможешь.

Он глянул на стоящую перед ним женщину. Высокая, плечистая, в лисьей шапке и телогрейке, что выглядело смешновато. Красивое русское лицо, но не ухожено, на вид лет сорок.

— Давайте по порядку. Как вас зовут?

— Я-то тут при чем? — возмутилась женщина.

— Свидетель не пустое место, а человек. Нам с вами еще работать вместе.

— Лидия Лапшина. Местная я. Из поселка Крюково.

Не нравился ей этот подполковник. Морда вся в оспинах, губищи навыворот и рожа сонная.

— Чем торгуешь, Лида?

— Пироги, хачапури, лаваш. Хлебом, одним словом.

— Убитого знала?

— А то как же! Тут шесть палаток, и все ему принадлежат. Моя в том числе.

— Как его звали?

— А я почем знаю. Они мне не представлялись.

— Убитого, а не убийцу.

— Фархад Катарзи.

— Азербайджанец?

— А хрен его знает. Но не узбек. Мусульманин, одним словом.

— И за что же его грохнули?

— Ну ты даешь, начальник. Бандюки, они и есть бандюки. Мотоциклов двадцать подкатило. Все пацаны молодые, в коже, с косынками на головах и с палками. Ну, такими играют в Америке…

— Бейсбольными битами.

— Вот-вот. Мы-то в шесть утра открываемся. Три палатки. Моя, Ашота и Нинкина. Она пивом торгует. А три палатки до сих пор не открыты. В десять утра придут. Автозапчасти, сувениры и тряпье. На них спросу меньше.

Ну так вот. Эти головорезы со своих тачек слезли и вперед. Мою палатку Бог миловал. Нинке стекла побили и пиво растащили. Та на пол, руками прикрылась и обделалась. До сих пор встать боится, так в собственном дерьме и лежит. Но шли-то они напрямую к Фархаду. Видела я, как они его из палатки вытащили. Все разбомбили. Начали мужика колошматить, а потом один крикнул: «Разойдись, братва!» Шелупонь расступилась. А этот длинный раз шесть ударил лежачего по голове своей дубинкой. Кто-то оттащил его назад. «Хватит, Рудик! Уже сдох! Ноги делать пора». Я этого Рудика хорошо запомнила. Шрам у него приметный с левой стороны морды от носа до скулы. Крестом. Одним словом, рожа приметная. Минут через пять их уже след простыл.

— Кто еще мог видеть эту картину?

— Человека три уже стояли на автобусной остановке. Наверняка видели. Только где они теперь?

— В котором часу происходили события?

— Семи еще не было. Светало. Машины проезжали, хоть бы кто остановился! Только скорости прибавляли.

— Думаешь, не правы? Тридцать мотоциклов не шутка. Милицию ты вызывала?

— Я. В шашлычную побежала. Но к кафе и шашлычной бандюки не пошли. Там братья Ходя-ковы командуют, могли картечи схлопотать. За ними не заржавеет. Четверо бугаев с ружьями.

— Не в этом дело, Лида. Они Ходяковы, а не Катарзи. Пьяную толпу с битами не остановишь двустволками. Часто байкеры катаются по шоссе?

— Кто?

— Мотоциклисты.

— Дом мой стоит метрах в трехстах от шоссе, за пролеском. Иногда по ночам слышу рев, похоже — они. А днем не видала. Вот только сегодня.

— Днем они пай-мальчики. За университетскими партами сидят и пятерки получают. И папы с мамами у них важные и уважаемые люди. Хлеб с маслом едят и деткам мотоциклы покупают, стоимостью в хороший «мерс». На кривой козе к таким не подъедешь. Вот что, Лидия. К шести вечера приезжай ко мне в управление. Составим протокол, все как полагается.

— Давай сейчас, командир. До города десять километров, а ехать полдня.

— Придется приехать. Я тебе фотографии покажу. Кого-то еще припомнишь. Это важно.

— Может, и Нинку прихватить?

— Не нужна она мне. Пусть дерьмо с себя смывает.

— А где я тебя найду?

— Скажешь дежурному, что по вызову замначальника УВД пришла. Он тебя проводит ко мне. Только не опаздывай. У меня дел не меньше твоего, попусту в носу не ковыряю.

Подполковник направился к милицейскому «уазику», лейтенант засеменил следом.

Его, сонного, за шкирку подняли с кровати. Вполне допустимый вариант. Он не лелеял надежды, что все пройдет чисто и гладко. Однако особого страха не испытывал при виде милицейских погон. Слишком быстро, не дали выспаться, башка еще гудела, как паровозный свисток.

— Ну что, герой? Отличился?

В лицо плесканули воды из ковша, стоящего на полу возле кровати. Немного помогло. Он взял подушку, вытер лицо и глянул на «ходики», висящие на стене. Половина одиннадцатого. Такая рань.

В двенадцатиметровой каморке, увешанной плакатами из голливудских боевиков, стояли двое. Первый, что в отцы ему годился,— подполковник, второй, что молодой с раскосыми глазами,— лейтенант. Подполковник придвинул табуретку и сел, а его напарник оставался стоять в дверях.

— Рассказывай, Рудик. Все в деталях. Погорел ты по полной программе.

— Эта тумба заложила? — пробормотал парень и потянулся за сигаретами.

— Не тумба, а гражданка Российской Федерации Лидия Лапшина, стопроцентный свидетель. Найдутся и другие. С автобусной остановки. Убийство с особой жестокостью, умышленное, плюс хулиганка. На червонец потянет, учитывая хорошего адвоката и характеристику из вуза. Родители на работе?

— А где же им еще быть.

— Понятное дело. Будущего ученого-химика надо кормить. Черную икру красной намазываешь?

— Ладно тебе, крестный. Давай без лекций, они мне поперек глотки стоят, и башка закипает, как чайник. Говори, что делать?

— Головой работать, как я вижу, ты не можешь. Но придется. Нагадил — убирай за собой. Не то, Рудольф Воротников, пойдешь в СИЗО за другими парашу убирать. Тебе сколько сейчас? Двадцать четыре? Самое оно.

Воротников глубоко затянулся и глянул в окно. Серое небо, голые деревья, вороны каркают. Не жизнь, а тошниловка.

— Адресок свидетельницы знаешь? — спросил он, не отрываясь от унылого вида за окном.

— О ней потом поговорим. Кого из своей команды подставить можешь? Только не сынков гарнизонных генералов и наших фирмачей. Вариант должен быть железным.

— И таких у меня хватает. Один стопроцентный. В лидеры метит. Того и гляди, меня с лошади сшибет. В почете у наших ходит. Давно думаю, как его убрать.

— Агрессивен?

— Не то слово. Зверь. Злобы в нем на весь белый свет хватит.

— Данные?

— Серега Точилин. Не у дел болтается. Год назад из Чечни комиссован. Мать умерла, когда похоронку на сына получила. А он, блин, живым выкарабкался. Контузило его, да и только. Попали они к «духам» в окружение. Всех перебили, а его взрывной волной контузило, и «духи» приняли его за труп. К своим через две недели только пробрался. Его уже из списка вычеркнули. Потом госпиталь и комиссовали. Черных на дух не переносит. Сам на рожон лезет, как в атаку. Живет у тетки на окраине в сараюхе. Знаю, что и «Калашников» у него где-то спрятан. Гранаты тоже есть. На мотоцикле летает как угорелый. Страха-то совсем нет. Сейчас немного притих. Девчонку себе нашел. Та на него влияние оказывает. Только мечтать о ней пустое дело. Отец ее дилерскую фирму имеет. Знаешь ты его, крестный. Коршунов.

— Крупная фигура. Но он-то при чем?

— Скандальчик у него вышел. Папаша припугнул Серегу, а тот ему нож к горлу. «Моя Светка, моя, и не лезь». Папаша вроде как притих.

— У Коршунова своих громил хватает.

Рудик ухмыльнулся.

— Брось, крестный. Тот, кто в глаза Сереге заглянет, тут же в штаны наложит. Никакие «лбы» не помогут. Обреченный он. Только из-за Светки и держится на плаву.

— Сколько ему лет?

— Двадцать три, а Светка на год моложе. Наш институт окончила. У отца работать не хочет. В Москву ее тянет. Самоуверенная сучка.

— Это хорошо. Значит, есть у него стимул, ради чего жить. Попробуем его пугнуть.

— Чем, крестный? — Воротников рассмеялся.— Такого на понт не возьмешь. Его сажать надо. И то! Герой войны. Медаль «За отвагу» имеет.

— Герои на войне бывают. А мы живем в мирной стране, которая наводит конституционный порядок на территории одной из своих республик. Борьба с террором — одно, а война — другое. Ладно, мне подумать надо. Фотография его у тебя есть?

— Общий снимок. Нас там рыл двенадцать. Но разглядеть можно.

— Давай его сюда.

На цветном снимке красовалась дюжина парней, сидящих на земле, а за их спинами в ряд стояли мотоциклы. Рудик ткнул пальцем в одного из приятелей.

— Вот Серега.

Подполковник внимательно рассмотрел снимок.

— Тяжелый взгляд, ты прав. Такому и оружие ни к чему. Был он с вами ночью?

— А то как же. Пьяный в дупель. Едва на ногах держался, но стоило сесть на тачку, так словно преображался.

— Он и впрямь похож на лидера. А у тебя мордашка слишком сладкая. Вот только шрам тебе вместо медали служит. Поди, всем врешь, будто в ножевой заработал?

— Главное, что верят.

— Серьезный у тебя конкурент. Но мы его уберем так, что он без авторитета останется.

— Посадите? Так его вообще в короли возведут.

— Рано тебе еще знать. Сопли утри. В шесть вечера ко мне в отдел Лапшина придет. Решай с ней проблемы после ее ухода, и не в городе, и без мотоциклов. По-тихому. Иди под душ и больше сегодня не пей. На дело возьми какого-нибудь лоха, чтобы подставить потом нежалко.

— Я же говорю, у меня всяких хватает.

— Завтра доложишь и получишь инструкции. Фотографию я заберу с собой. Соберись, возьми себя в руки. Дело нешуточное заварилось.

2.

Свидетельница пришла вовремя. Ей даже пришлось ждать начальника отдела по раскрытию особо тяжких преступлений подполковника Хитрово в коридоре. Она отнеслась с пониманием к делу и не стала выказывать своего недовольства, когда высокий милицейский чин появился в коридоре. Он даже извинился за задержку. Лида имела дела только с постовыми и патрульными, о которых не оставалось хороших впечатлений. Халявщики и холуи, а в нужный момент не дозовешься. Подполковник, по местным меркам, считался очень высоким чином. Сначала он ей не нравился, а потом, присмотревшись, она поняла, что таким и должен быть начальник. Говорил тихо, тон не повышал, не перебивал и больше слушал, чем молол языком. Сдержан, уравновешен и не суетлив.

— Проходите, Лидия Андреевна.

Он открыл кабинет и пропустил женщину вперед.

— Уже и отчество узнали? Меня отродясь так никто не называл.

— Моя профессия — все знать. Присаживайтесь.

Кабинет не генеральский, но вполне приличный. Хитрово положил свою папку на стол и уселся в положенное ему кресло.

— Так, что мне надо? Заявление написать?

— Нет. Мы будем составлять протокол. Предварительно нам с вами придется кое-что обсудить. Есть некоторые тонкости в нашей профессии, и не всегда имеет смысл действовать в лоб. Можем остаться ни с чем.

— Мне-то плевать на ваши методы. Главное, чтобы этого ублюдка посадили. А там как знаете.

— Посадим одного из тридцати, и что изменится? Сажать надо главаря, а остальным ремня всыпать. Человек пять пойдут под суд, это я вам обещаю. Сегодняшнее убийство не первое, если слышали. На счету байкеров оно уже пятое. Убивают они только кавказцев или азиков, хачиков, как хотите. Распоясавшиеся отморозки. Они считают себя героями и уверены в безнаказанности. По сути своей трусы и, как вы выражаетесь, ублюдки. Сейчас я покажу вам фотографию.

Он полез в папку.

— Да ладно, начальник, нечего меня на вы называть, а то я не в своей тарелке себя чувствую. Лида я, и все.

— Хорошо, Лида. Вот глянь на снимок, здесь двенадцать ублюдков, один из них убийца.

Женщина очень долго и внимательно разглядывала фотографию, будто читала букварь по слогам.

— Все они там были. У меня память хорошая. Но бил его по башке дубиной вот этот. Вот его шрам.

— Я помню. Зовут его Рудольф, фамилия Воротников. Он сын профессора Воротникова, руководителя Научно-исследовательского института высоких технологий, имеет государственные награды. Ангелочек по имени Рудик заканчивает институт. Отличник, будущий ученый. Мать работает в городском суде. Но даже не это печально. А то, что он не вожак стаи. Посадить его будет очень трудно, а главное — бесполезно. Убийства не прекратятся.

— Но я же свидетель, я же видела своими глазами.

— Не торопись, Лида. Выслушай и оцени обстановку. Против одного-единственного свидетеля встанет несколько профессиональных адвокатов. Я даже могу сказать, с чего они начнут тебя бомбить. Ты ведь была любовницей Фархада Катарзи. Бросила своего мужа и ушла жить к Катарзи, который и дал тебе эту работу.

— А кому до этого дело. С кем хочу, с тем и живу. Мне мой охламон поперек глотки встал. В дом за последние пять лет ни гроша не принес, но нажираться каждый день до поросячьего визга он может. Выдохлась я и ушла к матери, а не к Фархаду. А уж потом, когда к нему работать устроилась, он мне предложил сойтись. И то я еще думала.

— Это мне понятно, но не судьям. Адвокаты тут же перевернут все вверх тормашками. А вдруг Фархада убил твой бывший муженек из ревности, и ты решила его оградить. Куда же, как не к нему, тебе возвращаться? И потом, еще одна деталь. Я не хочу сказать, что ты все знала и покрывала Фархада. Но ведь его точки на трассе были перевалочными пунктами для наркотиков. Днями его все равно бы взяли. Он уже висел на крючке. Наркотики из Афганистана шли через Таджикистан. В Душанбе их фасовали и распределяли по фурам, а те гнали товар в Саратов. Здесь же на шоссе наркотики сгружали Фархаду и еще десятку таких же лоточников, а потом из разных регионов России приезжали за товаром другие машины, которым проще колесить по России. Ведь знала?

— О товаре знала, но почем мне знать, что там наркотики?

— И опять же суд тебя не поймет, Лида.

— Послушай, начальник! Ты что, меня посадить решил? Я ведь кровь из носа, но отыщу свидетелей с остановки. У меня память хорошая. Там все местные паслись. В шесть утра в нашей дыре чужих на остановке нет. У кемпинга свои автобусы.

— Не хватает в тебе терпения, Лидия. Слушать не умеешь. Да и говорить тоже. С адвокатами тебе не совладать.

— Черт с ними. Плевать мне на них.

— Тогда проиграем. А жалко. Вот что предлагаю я. Главарь банды мотоциклистов адвокатов не имеет. Нам надо взять его и прижать к стенке. Когда ему предъявят обвинение в убийстве, он сам всех заложит, и тут уж никому не отвертеться. Убийце в том числе.

— Кто же главарь?

Подполковник указал пальцем на одного парня с фотографии.

— Вот этот. И зовут его Сергей Точилин. Возьмем его, и остальным никуда не деться. Всех сам сдаст.

— Помню я его. Так он же в дупель был. Едва на ногах держался.

— Конечно. Он мог себе такое позволить. Приказы отдавать сил не нужно.

— И что мне делать?

— Опознать убийцей его. У нас будет возможность его арестовать и выбить показания.

— А если не получится?

— У нас так не бывает. В крайнем случае ты сможешь через месяц сказать, что обозналась, и назвать имя Рудика. Но там дело глухо. Его через два часа уже на свободу вытащат.

— Ладно, будь по-твоему, начальник. Где писать?

Подполковник нажал кнопку под крышкой стола, и в дверях появился лейтенант.

— Каримов, составляйте протокол, а меня начальник управления ждет. Лидия Андреевна знает, что говорить, и преступника опознала по фотографии. Его зовут Сергей Точилин.

Заместитель начальника управления полковник Родченко встретил Хитрово с насупившейся физиономией, тем не менее пожал ему руку. Спорить и ссориться он не желал — одно дело делают. Другой вопрос — как.

— Без шоу на шоссе не могли обойтись? Мы ведь по-другому договаривались.

— Не мог, Юра. Думаешь, мне охота народ лишний раз будоражить? Вовсе нет. Я же поначалу разведку провел. К Катарзи приехали три брата из Душанбе. Он официально их зарегистрировал, все чин-чинарем. Большая партия на подходе. Ему нужны помощники. Стало быть, в доме убрать мужика по-тихому не удалось бы. Пришлось устраивать показательный концерт, так же как и с предыдущими перекупщиками.

— Так ты же спугнул перевозчиков!

— Почему же? Братья встретят. Машина уже в пути. В распоясавшихся скинхедах никто подвоха не увидит. Не повезло мужику, что уж поделаешь?

— Катарзи был последним?

— Да. Четыре точки мы уже взяли под свой контроль. Перевозчики поняли, кто здесь хозяин, и согласились иметь дело только с нами. Так им выгоднее, меньше риска и база надежнее.

— А как на это посмотрят в Таджикистане?

— Никак. Они завалены товаром, и им нужен сбыт. А на то, что в России их собратьев режут, им плевать. Все лазейки им уже перекрыли. Не мы одни такие ушлые. Нам бы между собой не перегрызться. Надо ехать в Оренбург и договариваться, чтобы ребята не крысятничали. Пусть оставляют себе столько, сколько нужно,— нет вопросов, но Самара, Тамбов и Саратов должны получать свое.

— Наших перевозчиков Тамбов обязан пропускать. Я думаю, мы сумеем договориться.

— А что узбеки?

— Не наше дело. Душанбе должен сам договариваться с Ташкентом. Это их проблемы. Наша зона — Россия. Только я не думаю, что у азиков есть какие-то разночтения. Они народ сплоченный.

— В Оренбург я поеду сам. У меня там связи, — твердо заявил Родченко. — Мне нужны номера фургонов, поставляющих товар в нашу зону.

— Придется подождать фуры, идущие к Катарзи. Когда мы перевербуем поставщиков, у нас будет полный комплект номеров.

Полковник откинулся на кресле и закурил. Немного помолчав, он спросил:

— Что будем делать с байкерами? Телевизионщики и газетчики начинают действовать на нервы. Сейчас нам нужна тишина.

— С этим все просто, Юрий Василич. Пятерых-шестерых мне сдадут. Оружие, наркотики и прочая дребедень при обыске, остальные разбегутся. Я уже кое-что делаю в этом направлении. Не надо забивать себе этим голову. Убийцы предстанут перед судом. У нас другая проблема. Когда мы убрали Улук-заде и перехватили его перевозчиков, то выяснилось, что ему поставлялись кокаин и марихуана. С травкой еще можно разобраться, а что делать с кокаином? Товар не в ходу. Баловство. Из Москвы есть только одна заявка на пять килограммов кокаина. Какой-то там богемный клуб балует своих интеллигентов этим мусором. И то они делают заявки один раз в квартал. У нас на руках десять килограммов кокаина и сорок марихуаны. Ребята прибыли раньше времени, и мы не успели вытрясти из подручных Улук-заде списки заказчиков. Одно имя узнали, и то случайно. Курьер сам приехал и напоролся на моих людей. Просто лох попался.

— Не забивай себе голову, Рома. У нас город полон студентов. Подбери из своих байкеров тех, кто станет реализовывать товар по дешевке. Цены мы потом взвинтим.

Хитрово долго держал паузу. Сначала ему показалось, что он ослышался, но потом понял, что нет.

Подполковник был человеком умным и потому твердо знал, что он не кто иной, как настоящая сволочь и мерзавец. Жизнь заставила его стать таким. Неработающая жена, трое детей, и он без специальности. Мент с паршивой зарплатой, и все. Но сейчас он понял, что существуют сволочи покруче его.

— Юра, если мы начнем распространять наркотики в собственном доме, то сами потом захлебнемся. Ведь эта зараза расползается, как ветер, ураган. Мы с этим потом не справимся. Зачем искать на свою задницу приключения?

Полковник отмахнулся.

— Брось, Роман. Я же не говорю, что нам нужно выбрасывать героин на улицы. На него и так покупателей хватает. А кокаин и травка особых забот нам не принесут. Пусть балдеют ребята. У нас есть дела поважнее.

— Ладно. Я пошел. У меня еще куча дел сегодня.

Он встал и выскочил из кабинета, ему показалось, что он задыхается. Заварили кашу. Он пытался отмахнуться от навязчивых мыслей, как от назойливой мухи. У Хитрово две дочери-студентки и сын заканчивал школу. Что будет с ними?

Лейтенант Каримов не узнал своего шефа, когда Хитрово вернулся в свой кабинет.

— Что-то не так? — спросил лейтенант.

— Все так. Протокол составили?

— Полный порядок.

— Посмотрим через год, какой здесь будет порядок.

— О чем это вы?

— Иди в паспортный стол, Каримов, и скажи мастеру, что мне нужен паспорт. Фотографию наклей Сергея Точилина, а имя пусть выберет любое.

— Вы хотите парня выпустить?

— К делу приобщить. Много вопросов задаешь. И найди мне машину. Обычный «жигуленок», но с хорошим движком. Доверенность нужна на то имя, которое в паспорт Точилина впишут. Ну а с гаишниками я сам договорюсь, чтобы права ему сделали. Все срочно. Полный вперед.

Каримов отправился выполнять задание, а Хитрово сел за свой стол и обхватил голову руками, будто кто-то свистел ему в уши.

3.

Что-то она сделала не так. Лида Лапшина всю дорогу к дому не могла понять, в чем она ошиблась. Глядя на темное шоссе из окна автобуса, женщина ловила себя на том, что ей хочется вернуться назад и порвать протокол. С одной стороны, начальник казался очень убедительным. Она слушала его, будто находилась под гипнозом, но стоило ей уйти, как пелена с глаз слетела, как маскарадная маска. Убили человека, и она видела убийцу, ну что еще нужно, какие там адвокаты? Жила она с Фархадом или нет, торгует он наркотиками или цветами, значения не имеет. Совершено преступление, и преступник гуляет на свободе. И это не первое преступление. Ей известно, что подонки в кожаных куртках ворвались к другу Фархада прямо на овощную базу, которой тот заведовал, и забили его насмерть. А ведь это произошло в центре города в разгар дня. И ни одного свидетеля. Милиция через час приехала. Так же поступили с директором ресторана «Колос». Убили его и сына прямо в зале, где сидели посетители. Никто и ухом не повел, и никто никого не запомнил. Весь кабак разгромили, отморозки ничего не боятся, потому что их никто не ловит. Городской рынок опустел. Все «черные» разбежались.

Лида не могла успокоиться. Она вышла из автобуса, перешла дорогу и направилась в поселок через пролесок. К матери пошла. У Фархада ей больше делать нечего. Она собиралась уходить от него в любом случае, даже если бы жив остался. Как его братья приехали, так она в прислугу превратилась. Сидят целыми днями и только по-своему калякают. Как только сами понимают эту белиберду. Хоть бы один догадался на колодец за водой сходить. Черта с два! Подай да подай. Нашли прислугу. Понятно, что их терпеть у нас не могут. Везде хозяевами себя чувствуют. Все, что умеют,— так это торговать, деньги считать да плов варить, после которого горло горит.

Настроение у Лиды было такое — хоть в петлю лезь. Она всегда знала, что хотела, правда, редко ее желания сбывались, но сейчас ей все опостылело.

Когда на тропинке появились двое, она не испугалась. Знакомые кожаные куртки и деревянные дубины в руках. Она пыталась вспомнить, в какой американской игре их используют, но так и не смогла. Трусы! Ублюдки! Таких даже бояться стьщно.

Когда они приблизились, Лидия бросилась первая в бой. Накипело! Один отскочил в сторону, второго она сбила с ног, навалилась на него всем телом и вцепилась ему в горло. Хватка оказалась такой сильной, что парень захрипел. Она давила, что было сил, стиснув зубы. Удар по голове, и из глаз посыпались искры. Но хватка не ослабла, а стала еще сильнее.

Женщина не знала, сколько раз ее ударили, просто она умерла в какой-то момент. Смерть пришла, но забрала с собой две жизни, а не одну.

Страх испытал тот, кто остался в живых и пробежал несколько километров без оглядки. Рекорд поставил, и это еще с учетом глубокого снега в лесополосе.

Теперь лейтенант выглядел как мешком побитый. Ему позволялось входить в кабинет подполковника без стука. Так он не вошел, а влетел.

— Роман Аркадич, к вам человек из Москвы.

— Что с паспортом и машиной?

— К утру все будет сделано.

— Что за человек?

— Удостоверение ФСБ. Правда, просроченное.

— Звание?

— Не разглядел. Фамилия Семенов.

— Ну и что ты трясешься? Пусть заходит.

В кабинете появился невысокий лысоватый мужчина, ничем не примечательный, лет шестидесяти, очень хорошо одетый. Дубленка, соболья шапка, из-под шарфа виден белый воротничок и узел галстука.

— Проходите, присаживайтесь.

Мужчина прошел к столу, сел на стул и положил свой кейс на колени.

— Чем обязан?

— Я привез деньги из Москвы за кокаин и марихуану.

Он откинул крышку кейса, и Хитрово увидел пачки стодолларовых купюр.

— Секундочку,— остановил его подполковник. — Каримов, быстро проверь коридор и дверь. На выходе поставь четырех автоматчиков и сам встань. В здание ни одного чужого не впускать до моего распоряжения.

— Понял.

Лейтенант выскочил в коридор.

— Думаете, я с собой спецназ привел? — Гость рассмеялся. — Нет, я деловой человек и представляю ТУ фирму, которая закупила у господина Саида Абдурахмана товар. Ночью ресторан, разгромили, а самого с сыном убили.

— Почему вы обратились ко мне?

— Я обратился к друзьям из Душанбе. Они мне доложили, что все перевалочные базы в Саратове перешли в руки Управления внутренних дел, а бывших перекупщиков вы уничтожили руками отморозков. Тут все просто. К начальнику управления я не пошел, понимая его щекотливое положение, а ваш отдел соответствует профилю. Вот я и у вас.

— Товар находится на том же складе, где вы его брали раньше, и там сидят соответствующие люди без милицейских погонов. Вы ошиблись адресом.

— Вовсе нет. Посаженные вами на складах «шестерки» не решают договорных вопросов. А я уполномочен изменить договорные условия. С кем я могу решить эти вопросы?

— Я вас слушаю.

— Только этого я и хочу. А вы говорите «ошибся дверью». Со мной такого не случается.

— Меньше полемики и больше дела.

— Конечно. Раз трафик перешел в руки органов, то я считаю, что нам нет необходимости приезжать за товаром. Вы можете без риска сами доставлять его в Москву. В определенном месте вас будут встречать и забирать груз. Естественно, мы готовы оплачивать доставку. Это стоит дешевле, чем потерять груз в пути благодаря бдительности доблестной милиции.

— Вы вышли на меня, а я о вас ничего не знаю. Возможно, что мы согласимся на доставку, но непосредственно в то место, где товар реализуется. Мне тоже нужны гарантии. Кое-что о вас я слышал. Речь идет о каком-то пригородном притоне?

— Элитный клуб. Там собирается весь свет. Закрытый клуб. Место, где правительственные мужи и властелины вселенной могут чувствовать себя обычными смертными, расслабиться и дать волю чувствам и самым сокровенным желаниям. Многие любят побаловаться кокаином, сигареткой с травкой и всем, чем только душа пожелает. У нас надежная и сильная крыша. Я не возражаю, если повару доставляют продукты прямо на кухню. Так что, считайте, мы договорились.

Хитрово закурил папиросу, скривил свои пухлые губы и задумчиво сказал:

— Вы ведь берете всего-навсего пять килограммов в квартал. Не бог весть какие деньги.

— Я привез триста тысяч долларов. Это с учетом доставки. Сумма серьезная.

— Она нас устроит, если мы будем получать ее ежемесячно.

Настало время задуматься гостю.

— С учетом роста нашей клиентуры, пожалуй, мы может брать больше.

— Конечно. Либо мы откажемся от ваших предложений. Кокаин моден среди периферийной молодежи, и у нас имеются заказы. День ото дня они растут.

— Я вас понял. По рукам, договорились. Вот деньги. — Курьер пододвинул свой кейс ногой к столу Хитрово. — На следующей неделе я жду вашего человека в клубе с товаром. Пять килограммов кокаина и пять марихуаны. Пятнадцатого числа каждого месяца вам будут привозить деньги, а каждого двадцатого мы получаем груз.

Он положил на стол визитную карточку.

— Адрес тут указан, а по этой карточке вашего человека пропустят ко мне. Я лично занимаюсь обеспечением всего необходимого для клуба. Меня зовут Григорий Ефимович. Вопросы есть?

— Рад знакомству. Груз выедет к вам в ближайшие два дня.

Гость, довольный, вышел из кабинета.

Хитрово глянул на визитку: «Семенов Григорий Ефимович, директор-распорядитель клуба «Голубой дельфин».

Московская область, город Троицк, элитный поселок «Ватутинки».

Оцепление с центрального входа в управление он не снимал, пока не спрятал деньги в тайник. Настроение поднялось. В итоге ему удалось спихнуть лишние десять килограммов кокаина за квартал. На тысячу доз он сократил распространение зелья по собственному городу. Победой это не назовешь, но лучше, чем ничего. Кокаина в Саратове не будет.

Теперь пора выяснить, как идут дела у крестника. Подполковник надел пальто на мундир, взял шапку и погасил в кабинете свет.

Сорочки она положила сверху и захлопнула чемодан. Галине Николаевне очень не хотелось ничего говорить мужу, но и в себе носить невыносимую тяжесть она не могла.

Когда он вышел из ванной и появился в спальне, Галя повернулась и сказала:

— Чемодан собран. Ты надолго едешь в Москву?

— Недели на две.

— Пятая командировка за год.

— Это моя работа, Галочка. Тут уж ничего не поделаешь. Нам жить на что-то надо.

— Слава Богу, не нищенствуем. Я не против твоих участившихся командировок. Просто постарайся, чтобы от твоих рубашек не пахло духами и не оставалось следов от губной помады, когда ты возвращаешься из Москвы.

Он сбросил полотенце с головы и растерянно посмотрел на жену.

— Ты на полном серьезе?

— Не делай из меня дуру, Димочка. Я прожила с тобой четверть века. У нас сын университет заканчивает. Поверь мне, я неплохо тебя изучила за эти годы. Не стоит мне врать.

— Из тебя получился неплохой сыщик. Вот что значит десятилетний стаж городского судьи.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Я могу сказать, что семья для меня святое. Все остальное значения не имеет. Не обостряй ситуацию.

— Уверен, что наша семья не разваливается на куски, как глиняный кувшин? Муж мотается по стране, не пропуская мимо ни одной юбки, сын по шесть раз пересдает экзамены, потому что пьет и все ночи напролет гоняет на мотоцикле со всякой шпаной, а я целыми днями торчу на работе. Это, по-твоему, называется семьей?

— Не надо утрировать. — Дмитрий закурил и встал возле окна. — Здесь не судебное заседание, Галочка. Ты все привыкла видеть в черном цвете. Трагический пафос, конец света. Рудик — талантливый парень. Университет для него семечки. Он еще меня перегонит и в академики выйдет. А мотоциклы в двадцать четыре года — это нормально. Что касается юбок, то запах духов и следы помады еще ни о чем не говорят. Я занимаюсь серьезной наукой,

работающей на оборону страны. Делаю большое дело, и банкеты, презентации, конференции — неотъемлемая часть моей деятельности. И что из того, если меня чмокнула какая-то надушенная секретарша? Мнительность свойственна людям, чья профессия связана с копошением в чужом грязном белье. Ты и в своем доме ищешь грязь. Семья начинает рушиться от недоверия. Сын плохой, муж…

Он замолчал, увидев что-то в окне. Галина подошла и встала рядом.

Их сын Рудик подходил к дому, но вдруг остановился и глянул на стоящую у обочины черную «волгу». Осмотревшись по сторонам, он подошел к машине и открыл переднюю дверцу.

— Кажется, это машина твоего брата? — спросил Дмитрий.

— Похоже, что так.

— Почему Роман в дом не зашел, как люди, а поджидал Рудика во дворе? Что у них может быть общего?

— Сердце матери не обманешь. Что-то натворил, и Роман не хочет нас расстраивать. Решил сам поговорить с крестником. Я, пожалуй, спущусь.

Он взял ее за руку.

— Не мешай им. Сама потом позвонишь брату. Если Роман решил поговорить с Рудиком один на один — значит, так надо.

Все правильно. В их беседу не стоило вмешиваться никому. Тем более родителям.

— Почему так долго, Рудик? Десять вечера.

— Кошмар, крестный! Я окончательно дело завалил. Неудачный день сегодня.

— Упустили?

— Хуже. Упустил бы, так все равно ее достал бы. Куда она денется? Взял с собой Толика. Ну, как мы говорили. Он из Тамбова. В общаге живет. Короче, родни у него в Саратове нет. Встретили мы эту бабу в пролеске, неподалеку от поселка. А она хуже зверя оказалась. Толик и шагу сделать не успел. Короче, она его завалила. Медведь, а не баба. Раз десять я ей по башке битой треснул, пока она не сдохла, но Толика ей все же удалось придушить. Так на нем и откинула копыта. А я попросту удрал. Они там на тропинке так и валяются, если на них не наткнулись.

— Сопляк! Ничего тебе доверить нельзя. В котором часу это случилось?

— В начале девятого.

— Последним автобусом она ехала. Значит, до утра из поселка никто к шоссе не пойдет. Успеем их забрать… Впрочем, зачем?

— Я не знаю. Ясно, что не Толик ей бил по башке.

— Конечно, нет. Мог бить твой дружок Серега.

— А если у него алиби?

— Тогда братья убитого Фархада. Она же с ним жила. Может, они решили ее встретить. Ведь на рукоятках бит ваших следов нет. Вы же байкеры, всегда в перчатках.

— Точно. Только мы же на машине поехали. Я взял ее у приятеля. Ты же не велел на мотоциклах. А машину я там бросил. Возле кемпинга на стоянке осталась. Голова не соображала ничего. Как дал газу на своих двоих, что очухался, когда до города ближе стало, чем возвращаться назад.

Подполковник включил двигатель и тронул машину с места.

— Тачку сейчас заберешь и отгонишь к хозяину. Возле кемпинга вас кто-нибудь видел?

— Нет. Там дансинг начался, народ на дискотеку валом валил, машин полно.

— Уже лучше. Когда вернешься в город, пойдешь к Сергею Точилину. Скажешь так. На него свидетельница указала. И есть другие свидетели с автобусной остановки. Его запомнили, как убийцу.

Может, уже ищут. Сматываться ему надо. Скажешь, что твой дядя готов ему помочь.

— Ты чего, крестный, засветиться хочешь?

— Мне важно, чтобы он удрал из города, тогда уж точно не останется сомнений, что он убил таджика. Через дня три объявим его в розыск, а его уже след простынет. Мне этот парень для дела нужен. Характеристики подходящие. А то, что он меня увидит, не имеет значения. Мавр сделает свое дело, а потом и умереть сможет. Будет первопроходцем. Посылку в Москву повезет. Засыплется в пути — значит, сдохнет. Не засыплется — тем более сдохнет. Мне почву прощупать надо. Скажешь ему, что я ради тебя на это иду. Документы, машину и деньги он получит. От такого предложения не отказываются.

Хитрово вытащил из кармана газету и протянул племяннику.

— У меня днем репортеры были. Я дал им описание Сергея с твоей фотографии и сказал, что таким убийцу помнят свидетели. Нам остается проверить только всех владельцев мотоциклов в городе, и убийца окажется за решеткой. Ну а журналисты, как понимаешь, раздули историю на свой лад. Так это вечерний выпуск. Я думаю, когда Сергей прочитает о себе в газетке, то жареный петух его клюнет в задницу.

— Класс! Ты даешь, крестный!

— Ради кого? Ты слишком много лишних забот стал мне доставлять. На рожон лезешь. Один раз прошло, два, но потом и я помочь не смогу. Работать с головой надо.

Хитрово наблюдал в окно, как Рудик выгонял машину с темной стоянки. Прошло все гладко. Где-то в трех сотнях метров, в лесочке, лежали два трупа. И подполковник знал, что спозаранку его опять разбудит звонок дежурного по управлению.

Лучше всего поехать домой и выспаться, если получится. Так он и сделал.

Но выйдя из своей машины возле дома, он заметил «джип» метрах в тридцати. Машина посигналила ему фарами.

Нет, выспаться ему не дадут.

Задняя дверца открылась, из нее вышел бритый бугай в длинном черном пальто и уступил ему свое место.

На заднем сиденье еще один тип с нахальной физиономией, но с приятными чертами лица. Подполковник сел рядом.

Шофер также не стал им мешать, и они остались вдвоем.

— Пришел клевать зернышки, Семага? — коротко бросил Хитрово.

— Твои отморозки, Роман Аркадич, сегодня череп раздолбали Фархаду. Ты меня просил, и я не трогаю твоих байкеров. Не мое дело. Мы друг другу не мешаем. Но сначала Саддридин, потом Камиль, Саид, а теперь и Фархад. Я с этих людей имел долю, кто мне будет платить?

— Никто, Семага. Этот бизнес перешел в наши руки. А мы в крыше не нуждаемся.

— Меня такой базар не устраивает, начальник. Я попал на большие бабки.

— Заткни свою варежку. Под тобой рынки, бордели, порт. Тебе мало? Не суй свой длинный нос в наркоту. С ФСБ тебе незачем связываться. Не по зубам.

— А вам по зубам?

— Мы сторгуемся. Но не с тобой.

— Опасную игру затеял.

— Своими безмозглыми придурками можешь шушеру пугать.

— Войны хочешь?

— Это с тобой-то? Ты думаешь, я ментов в ружье поставлю и на стрелку к тебе приду? Дурак ты, Семага. Я на тебя тамбовских натравлю, у них давно руки по твоей шайке плачут. А если еще самарским и тольяттинским информацию подкинуть, кто их авторитетов из автоматов свинцом шпиговал, то от тебя и трухи не останется. Сам на коленях приползешь, в СИЗО попросишься. Я тебя посажу. Но только не в предвариловку, а на всю катушку. А дальше с тобой в зоне разберутся. И передай всей братве саратовской. Вы только и пируете, пока я жив. И к моему караваю грабли не тяни. Туда, где воняет наркотой, чтобы ваша вонь не примешивалась. Смотри, Семага. Я начал большое дело, и ты у меня под ногами не топчись.

Семага ничего не ответил, скрипнул зубами. Подполковник вышел из машины, хлопнул дверцей и направился к своему дому.

На кухне работал телевизор, жена, не отрывая глаз от экрана, подогревала мужу ужин. Передавали местные новости, где речь шла о распоясавшихся байкерах, совершивших четвертое убийство за последний месяц.

— Господи! Рома, ну неужели вы ничего не можете сделать? Это же беспредел. На улицу страшно выйти.

Хитрово налил себе стакан водки и выпил залпом.

— А что, Лиза, давай все бросим к чертовой матери и уедем жить в Питер. Сначала я тебя с детьми туда отправлю, а сам через полгодика переберусь. Мне могут дать крупную ссуду, и я куплю квартиру в Питере. А?

— Ох, Ромочка. Всю жизнь мечтала вернуться к берегам Невы. Ну куда нам сейчас трогаться? У Ленки диплом, Наташка на последнем курсе. У Сашки выпускной класс.

— Диплом заочно защитит, а школ и в Питере хватает. В лучший лицей Сашку определим. А Наташку переведем в другой вуз. Поди, не хуже наших. Пару месяцев у твоей сестры поживете, а там и квартиру купим.

— Белены объелся или уже со стакана косеть начал? Где же такие деньжищи взять? А с этой квартирой что делать? Ты двадцать лет бандитов ловил, чтобы ее получить. Она даже не приватизирована. — Женщина махнула рукой. — Поживем до осени, а там видно будет. Вот Ленка диплом получит…

— Дожить бы до этой самой осени,— пробурчал Роман, наливая второй стакан.

Жена его не слышала, она не отрывала глаз от телеэкрана.

— Вот ужас-то! А ведь у твоей Галки Рудик тоже с мотоцикла не слезает. Как бы не связался с этими мерзавцами. Он парень с характером!

Светлана дотянулась рукой до тумбочки и нажала кнопку выключателя. Слабый голубой свет озарил крохотную комнатку, где помещались кровать, два табурета, стол и покосившийся от времени шкаф.

Но обстановка не смущала, главное, что кровать широкая и непродавленная.

Сережка взял сигарету и закурил.

— Ты бы видел свои легкие,— сказала девушка, кладя ему на грудь свою очаровательную головку с пышными волосами. — Легкие курильщика похожи на губку, которой ты моешь свой мотоцикл. Она черная, а когда ты ее выжимаешь, то вытекает отвратная маслянистая жижа. То же зрелище мы увидим, если выжмем твои легкие.

— Из меня, Белочка, уже все, что могли, выжали. Я ходячий труп.

Она погладила его по груди, где, как она точно знала, имелось семь глубоких шрамов разной величины.

— Видела я, какой ты труп. Помнишь, как летом ты через брод не проехал и мотоцикл на своем горбу перетаскивал?

— А то как же. Не бросать же машину. Новую купить не на что. И потом, это же не «харлей», а так, туфта.

— Ты мне говорил, что всю жизнь меня на руках носить будешь. Тоже только потому, что бросить жалко?

— Дуреха ты!

Он поднял с пола банку с пивом и сделал несколько глотков.

— Ты же обещал, что больше не будешь пить при мне. Я ненавижу пьяных.

— А я не пьяный. И перед приходом сюда проспался. Но башка гудит еще с ночи. Надо же хоть немного оттянуться.

— Делом надо заняться, тогда и пить будет некогда.

Сергей психанул и скинул ноги с кровати.

— Ну хватит меня лечить! Делом?! Каким? Левая рука покалечена, одно ухо не слышит, образования нет. Грузчиком идти на гроши, ящики в магазине таскать. Уже натаскался ящиков. «Груз двести» называется. Не нравлюсь — найди другого, образованного, интеллигентного. Вот твои папочка с мамочкой обрадуются. И не надо будет у Люськи ключи от ее сараюхи просить, когда она в ночную смену работает. На дому принимать будешь в четырехкомнатной квартире и чаем из фарфоровых чашек потчевать.

Света обняла его со спины и прижалась, сцепив гибкие руки на груди.

— Ходячая взрывчатка. Чего искришь? Не нужен мне никто, кроме тебя. Весной в Москву уедем, свою квартиру снимем.

— А платить кто будет?

— Отец. Он сказал, что, если я поступлю в медицинский, снимет мне любую квартиру на мой вкус.

— Короче говоря, халявную житуху предлагаешь. Жить за счет твоего папаши и покупать жратву на твою стипендию. Не пойдет. Я свои бабки должен иметь. Сделаю одно дело для Семаги — года на два нам хватит, а там видно будет.

— Кто такой Семага?

— Бандит. Местный авторитет.

— Ты что, Сереженька, с криминалом связаться хочешь?

— Какой там криминал. Информация ему нужна. Номера грузовиков, которые по некоторым адресам с юга приходят. Хочет он их на пути в город перехватывать. Облом у него в одном деле вышел.

— А почему он сам не может?

— Ну ладно, не твое это дело. Отступать мне уже некуда. Повязан я с ним. И нет там никакого криминала. Одни бандюки хотят перехватить бизнес других. Я тут ни при чем. Мне плевать, кто из них верховодить будет, а деньги не пахнут.

— Не делай этого, Сережа, ничего они тебе не заплатят. Уберут, как лишнего свидетеля, и все тут.

Сергей отбросил ее руки и, оглянулся.

— Ишь, какая грамотная. А ты что в этом понимаешь?

— А тут и понимать нечего, я телевизор смотрю.

— Меня не так просто убрать. Я заколдованный. Многие пытались. Не вышло. Целый взвод погиб, а я выжил. А за время войны не один раз берет с головы пулей сбивало и лишь волосинки срезало, а башка целая осталась. Для меня нет авторитетов, и бояться мне нечего.

В окно резко постучали. Светлана вздрогнула.

— Кого это несет? Никто не знает, что мы здесь,— испуганно прошептала девушка.

— А почему к нам? К Люське небось.

Он встал, подошел к окну, отдернул занавеску и прижал лоб к стеклу.

На плохо освещенной улице вырисовывался силуэт Рудика. Тот махал ему, прыгая на месте. Сергей кивнул.

— Кто это, Сережа?

— Так, кореш мой.

— Опять уйдешь?

— Никуда я не уйду. Выгляну на пять минут. Что-то его привело среди ночи. Так просто не припрется.

Сергей натянул джинсы и набросил рубашку.

— Лежи. Я сейчас вернусь.

Разговаривали они в подъезде, не выходя на улицу.

— Как ты меня нашел, студент?

— Хорошо, что я, а не менты. — Рудик вел себя нервозно и старался не смотреть в глаза приятелю. — Плохой резонанс получился после утренней истории, Сергей.

— С чего бы ему быть хорошим? Не виляй хвостом, говори толком.

— А я не виляю. Свидетели нашлись. Там автобусная остановка рядом. Уже протокол опроса составили. Тебя запомнили и утверждают, что ты убил Фархада.

— Ты-то откуда знаешь?

— Не только я. Весь город об этом знает.

Рудик достал газетку из кармана и подал Сергею.

— На-ка, почитай.

Сергей подошел ближе к засиженной мухами единственной лампочке, горевшей на площадке, и пробежал глазами по тексту. Опустив газету, он тряхнул головой, словно ему на волосы осыпалась штукатурка.

— Ничего не понимаю. Ты хочешь сказать, что азика я пришил? Один?

— Думаешь, я помню? Мы все вдребадан были. Никто ничего толком не помнит. Черт нас дернул после такой пьянки поехать на разборку. Могли все сделать и без свидетелей.

— Ну да, как в ресторане?

— Тогда мы в шлемах были с забралами. Одно лицо на всех. А сегодня утром наголо сорвались. Шлея под хвост попала. Головы проветрить решили, вот и накололись.

— Не мой почерк.

— Что ты говоришь?

— Говорю, что я лежачего не добиваю. Схватка — другое дело. А тут написано, что я бил мужика, когда тот уже валялся без сознания. Не мой почерк.

— Ага! Сейчас пойди разберись. Тоже мне писарь, каллиграф! Почерк у него свой! Правила дуэли соблюдает…

Сергей схватил Рудика за ворот кожаной куртки и тряхнул.

— Брось, студент. Ты здесь не перед кодлой, чтобы выступать!

— Отпусти, Сергей. Я выручать тебя пришел, а не дело тебе шить.

Сергей убрал руку.

— Ладно, не обижайся.

— Домой к тетке тебе возвращаться нельзя. Наверняка там уже засада. Ты убил или нет, какое это имеет значение. Мы все убили. Но у ментов есть свидетели, а им только зацепку дай. И так уже весь город зубы на ментов точит, мол, дармоеды, за зря свой хлеб только жрут. И саратовским группировкам это на руку. Все внимание на нас переключилось.

— Послушай, профессор, лекции читать в университетах будешь. Есть идеи, так выкладывай.

— Уезжать тебе надо из Саратова.

— Куда? В розыск объявят, так вся цепочка заработает. Далеко не уйду. Если только в Башкирию или Татарстан. И то глухо.

— В Москву.

— Ну ты сказанул. Пешком, что ли? Около тысячи верст. Сейчас товарняки на железке, и те шманают. На баржу и по Волге? Так еще куда ни шло, но не в Москву же.

— Машина и документы тебе будут. Я уже договорился.

— С кем? С Господом Богом?

— С подполковником Хитрово из милиции.

Сергей вновь схватил парня за шкирку.

— Подставить хочешь, желторотик?!

— Дурак ты, Серега. Он мой дядя. Если бы не он, нас давно бы всех на нары отправили. Это он нас прикрывает, потому что сам хочет город от «черных» очистить.

И опять Сергей отпустил парня.

— Какой резон ему отпускать меня? Я-то ему никто.

— А это он тебе сам расскажет завтра… Точнее, уже сегодня, в полдень. Он будет ждать тебя у пристани возле кабака «Чайка». Если хочешь, я сам отвезу тебя на машине. На мотоциклах по городу ездить нельзя. Сейчас каждого тормозить будут. Можешь мне доверять, Серый. Я тебя ни разу не подводил. Наш мушкетерский девиз никто не отменял. Один за всех и все за одного.

— Ладно. Я подумаю. Приедешь за мной в половине двенадцатого к Оперному театру. Где машину возьмешь?

— «Шестерка» синего цвета, номер 017. Буду стоять у входа.

— Все. Бывай.

Сергей сунул газету в карман и вернулся в квартиру. Светлана стояла у окна.

— Смотри, Сереженька, снег пошел. На улице плюс пять градусов, а с неба падают чистейшие белые хлопья, как на Новый год. Пойдем в снежки играть?

— Уже поиграли.

Она оглянулась. На лице возлюбленного стояла печать обреченности. Девушка привыкла к его тяжелому взгляду, непроницаемому и подозрительному, а теперь в нем появилась какая-то безысходность.

— Что он тебе наговорил?

— Он тут ни при чем.

Сергей подал девушке газету.

— Вот, полюбуйся.

Она схватила газету, села на кровать и быстро прочитала первую полосу.

— Глупость какая-то! Ты не мог убить человека. Они что-то напутали.

— Почему же не мог? Еще как мог. Медаль-то мне на грудь повесили за убийства, а не за приготовление вкусной похлебки.

— Так то же война. Не ты — так тебя. А здесь мирный город.

— Не существует мирных городов. Война идет повсюду. И она будет продолжаться, пока каждый клочок земли в России не будет поделен между шакалами.

— Так ты его убил?

— Нет. Я это точно знаю. Даже по пьянке не убил бы, если он валялся на земле. Если на меня идет враг с голыми руками, я в него стрелять не стану. Брошу автомат и придушу гада.

— И что же теперь делать? Ты знаешь убийцу?

— Никто его не знает. Все мы убийцы. Бельмы водкой залили и пошли размахивать битами.

— Зачем ты с ними связался?

— А с кем мне еще связываться? С бомжами? Они слабый народ, если позволили вышвырнуть себя на улицу. Моих корешей никого в живых не осталось. Пара калек где-то пригрелась в заброшенных уголках нашей необъятной родины. И что? Чем я им помогу, если сам как дерьмо в проруби плаваю. Все, что у меня есть,— так это ты. Да и то мне страшно, что я загублю твою жизнь. Может, потому и не удавился, чувствуя твое тепло, и душа успокаивается, понимая, что еще нужен кому-то.

Светлана подошла к нему, обняла и положила голову на плечо.

— Я уверена, все будет хорошо! По-другому и быть не может.

— Мне дают возможность уйти по-тихому в Москву.

Света отстранилась, и сквозь слезы на ее лице просияла улыбка.

— Правда? Это возможно?

— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, девочка моя. Здесь есть какой-то подвох, но я еще не знаю, в чем он заключается.

— Почему ты во всем видишь заговоры? Тебе же хотят помочь…

— Помощь исходит от начальника убойного отдела милиции. Этот мужик держит в руках все городские бандитские группировки. Его боятся, с ним считаются, потому что он любого достать может, если захочет. Он похож на егеря, который следит за балансом сил в природе. Слишком много хищников — значит, пора делать отстрел. Слишком много охотников — значит, надо спасать хищников. Он со всеми всегда договаривается. И со следователями прокуратуры, и с ворами в законе, и даже с отморозками типа меня.

— Черт с ним, Сереженька. Раз ты сможешь уехать в Москву, значит, можно будет забыть о саратовских начальниках и бандитах. А я приеду к тебе через пару недель. Вот только родителей подготовлю, вещички соберу и вперед. У меня есть свои сбережения. Первое время проживем, а там экзамены и отец снимает мне квартиру.

— Хватит говорить мне про отца. Ты другого не знаешь. У меня уговор с Семагой. Он мне аванс выдал, а я его потерял по пьянке. Обчистили. Семага мне не простит побега. Он никому ничего не прощает.

— Где же он тебя найдет?

— Такой найдет. Ладно. Рано пока радоваться. Надо выслушать предложение ментовского начальника.

Света верила в удачу слепо. Сергей верил в нее, опираясь на опыт, но он понимал, что никакая удача не имеет страховки. Сегодня есть, а завтра дырка от бублика.

4.

Они стояли на берегу Волги и смотрели на проходящие мимо баржи. Предполагаемый убийца и начальник сыскарей, которые его искали по городу.

— Все, что я смог для тебя сделать, Сергей,— тихо говорил Хитрово,— не самый лучший вариант. Но другого у меня не нашлось. Услуги стоили больших денег, и пришлось привлечь, как это нынче называется, спонсоров из теневиков. Они дали денег и обещали еще дать, если ты выполнишь для них определенную работу, связанную с риском. Я не стал с тобой консультироваться по двум причинам. Первая заключается в том, что в городе тебе оставаться нельзя. Сутки, двое — и тебя возьмут. Вторая причина заключалась во времени на подготовку документов. Сначала деньги, потом стулья, как говорил небезызвестный персонаж. Я сделал все, что мог.

— А я получил предложение, от которого не смогу отказаться. По-другому и быть не могло. Давайте инструкции.

Хитрово достал из кармана ключи от машины и подал Сергею.

— На остановке возле порта стоит белая «шестерка». Не бог весть что, но машина отлажена, движок новый, и она готова к большим маршрутам. В бардачке лежат новый паспорт и права на имя Сергея Кравцова, а также генеральная доверенность на машину. Документы чистые и официальные. Свой паспорт оставишь Рудику. Мы потом его подбросим неопознанному трупу. Рудик в нем опознает тебя, плюс паспорт, и тебя снимут с розыска. Но все это произойдет после того, как ты выполнишь задание. Мне тоже нужны гарантии. Спонсоры, давшие деньги, люди очень опасные. Их обманывать нельзя. В багажнике машины лежит груз. Упакован так, как надо. Что за груз, я не знаю и не хочу знать. В бардачке лежит бумажник. В нем документы и визитная карточка. Там адрес и имя. Город Троицк под Москвой на калужском направлении, в двадцати километрах к югу от столицы. Ты подберешься к нему, не доезжая до Москвы, с юга. Поселок Ватутинки. На берегу реки клуб. Впрочем, там все написано. Сдашь груз, кому надо, и поедешь в Москву. Большой Харитоньевский переулок, дом пять, квартира три. В районе Чистых прудов. Там разберешься. На этой квартире тебе выплатят пять тысяч баксов. В бумажнике две сотни на дорогу, а в Москве гонорар за работу.

— Хорошие деньги. Я бы мог и за чистые документы отвезти груз. А тебе, подполковник, какой резон в эту бодягу впутываться? Неужто так любишь своего крестника, что на такие ухищрения пошел?

— Мой резон, не твое дело. Но и для меня ты кое-что сделаешь. В клубе ждут курьера, и ты никаких подозрений не вызовешь. А мне надо знать об этом притоне как можно больше. Попытайся остаться там на денек. Устал с дороги, тебе не откажут. Ты же груз доставил — значит, свой. Потом позвонишь по телефону и, прежде чем ехать за деньгами, встретишься с моим человеком. Доложишь ему обстановку, и мы с тобой квиты за документы и зеленый свет.

— Зеленый свет?

— Да. Выезжать из Саратова будешь сегодня после девяти вечера. На дежурство заступят мои люди, и тебя никто не тормознет. Придется сделать несколько объездов. Поедешь не на Ртищево, а через Тверь на Балашов через Борисоглебск, Воронеж и до Курска. До Балашова я тебе гарантирую тихую жизнь, а дальше своей головой работай. Моих щупалец не хватит. От Орла возьми курс на Калугу, а не на Тулу. Тогда ты подъедешь к точке, не объезжая Москву.

— Такой крючок больше тысячи верст потянет.

— Не преувеличивай. Талоны на бензин в том же бумажнике. Горючего хватит до Северного полюса. Телефончик московский там же лежит. Оставь только визитную карточку. Без нее в клуб не пустят. А бумажки с телефоном и адресом сожги. Такие вещи в голове держать надо.

— Я готов. Снаряжение полное.

— Удачи тебе, сынок.

Хитрово повернулся и ушел. Машина подполковника ждала у той же стоянки, где стояли «жигули», предназначенные для Сергея. Начальника ждали лейтенант Каримов и здоровяк в капитанских погонах.

— Решили вопрос, Роман Аркадич? — спросил Каримов.

— Он выскочит из города после девяти. Зарядитесь на трассе заранее. Близко к нему не подъезжайте. Он парень осторожный.

— Все нормально,— кивнул капитан. — Будем держать дистанцию в три километра. Мы маячок на его машину поставили. Радиус радиосигнала пять километров, так что он никуда от нас не денется.

— Если влипнет, сами продолжите. Схема простая. У вас ордер на его арест, и вы ведете преступника до Москвы, чтобы вскрыть его связи. Поставщик вам известен, нужен заказчик. Ордер я уже заготовил. Если парень проедет до точки чисто, то он сам позвонит. Ты, Егор, с ним встретишься и выслушаешь его доклад,— обратился Хитрово к капитану. — Запишешь разговор на диктофон. А потом он поедет за деньгами. Вот ключи от квартиры. — Хитрово отдал ключи Каримову. — Там вы его и шлепнете. Квартирку мне сняли ребята из Москвы. У меня с ними свои счеты, они потом и найдут его труп. Все документы у него заберете, а его старый паспорт подбросите.

— А где мы его возьмем? — поинтересовался Егор.

— Он передаст свой паспорт моему крестнику, а к вечеру он будет уже у вас. Со мной связываться в самом крайнем случае, и в управление не звоните, только домой. Дело пустячное, сами справитесь, без няньки, а то привыкли, что я за вас думаю. Вопросы есть?

— Командировочные надо бы получить,— смущенно сказал Каримов.

— Вечером получите вместе с паспортом. Его маршрут вам известен, проблем быть не должно.

— Их и не будет, товарищ подполковник,— бодро заявил капитан.

Хитрово взглянул на него с большим недоверием. Чутье подсказывало ему обратное.

На прощание Светлана сняла с себя крестик и повесила на шею Сергею.

— Только не возражай. Мне так спокойнее будет. И вот возьми пакет.

Она сидела рядом с ним в машине и переложила пакет на заднее сиденье.

— Что там?

— Пирожков тебе напекла, курочку поджарила и кофе в термосе. Лучше, чем пиво-то. Тебе за рулем нельзя пить.

— В данном случае я с тобой согласен.

— А как я тебя найду в Москве?

— В армии у нас служил один подрывник из столицы. Бабник кошмарный. Красивый, видный мужик, Леха Белоусов. Он своим подружкам назначал свидание возле памятника Дзержинскому. Правда, памятник давно уже снесли. Но дело-то не в этом. К нему подойти нельзя. Он стоит посреди громадной площади, а вокруг автомобильное движение. Девчонки сразу не соображали, что к чему, и соглашались. А когда приходили, понимали, что он над ними хохмил. Вот мы с тобой и встретимся на месте бывшего памятника в шесть часов вечера.

— Понятно. День тоже определять не будем?

— А я каждый день тебя там ждать стану. Мне все равно делать нечего.

— А если серьезно?

— Приеду и позвоню. Ты же не завтра в Москву поедешь, а через две недели. К тому времени я уже квартирку подыщу. И не на деньги твоего папаши, а на свои заработанные. Есть за что постараться.

— О чем ты, Сережа?

— Рано пока кудахтать. Не говори гоп, пока не перепрыгнул. Я не из тех, кто загадывает и делит шкуру неубитого медведя.

— Конечно. Но квартиру уже снял.

— Просто я уверен, что так должно быть. Так, а не иначе. Ну все, Белка, мне пора сваливать.

Они долго еще целовались, и наконец он все же уехал.

5.

Все шло гладко. Сергей не торопился и ехал к Москве на средней крейсерской скорости. Шли вторые сутки, а он проделал лишь половину пути. Миновав Тамбов и проехав еще около сотни километров, он остановился у развилки возле торгового комплекса и направился в шашлычную утолить голод.

Впервые за последний год ему выдалось время спокойно, без всякой суеты обо всем подумать. Шальная байкеровская жизнь, бесконечные гонки в пьяном угаре, драки, грязные кабаки и вечный лозунг «Вперед!», не давали ему возможности прийти в себя и осмотреться по сторонам. Сейчас, когда он неторопливо ехал по ровному гладкому шоссе в полном одиночестве, ему представилась возможность обмозговать свое положение. Вокруг тишина, покой, пахло весной, и среди серого неба изредка проглядывало солнышко. Мысли сами лезли в голову. Причем он совсем не думал о прошлом. Оно занозой сидело где-то в глубине души, но не кололо. Он рисовал в своем воображении будущее. Без своей Светки этого будущего он себе не представлял. Находилась она рядом — вроде так и должно быть, а теперь ее нет — и будто ногу оторвало, часть самого себя потерял. Он даже не представлял себе, что так ее любит. Только никогда не говорил ей об этом. Он боялся красивых слов. Гораздо проще изъясняться на жаргоне, смешанном с трехэтажным матом. За крутизной и бравадой прятался очень нежный и в чем-то совсем не защищенный парень, которому ничего хорошего в этой жизни увидеть не удалось. Он почитал за счастье, если пуля пролетала мимо, а ласки стеснялся. Не привык и не видел ее до знакомства со Светкой. А когда почувствовал, что это такое, то понял, как просто и легко она его обезоружила. Сергей все еще продолжал ерепениться, сопротивляться и казаться независимым. Он не готов был еще признать собственное поражение. Но никакого поражения и не было. Девушка сняла с него панцирь озлобленности и коснулась спрятанных под ним душевных струн, найдя в нем то лучшее, что он сам от себя и окружающих тщательно скрывал.

Сергей пил кофе и думал о встрече со Светой в Москве. Он уже успел забыть, что везет какой-то там опасный груз, но помнил, что ему должны заплатить деньги, на которые можно будет начать новую жизнь. Он все сделает, чтобы у них со Светкой была настоящая счастливая семья, как у ее родителей, например. А почему нет? Чем он хуже любого. Молодой, смелый, энергичный. Вся жизнь впереди! Вот только башку проветрить от всякого мусора и начать все с чистого листа. За сутки он успел понять, что значит Светлана в его жизни, да и вообще осознать, что эта самая жизнь существует наяву и не так плохо выглядит, если смотреть на нее не из окопов и не сквозь черный дым мотоциклетных выхлопов.

Сергей подошел к стойке бара и взял в дорогу пару бутербродов и банку «пепси».

На улице светило солнышко. Через месяц зацветут деревья и защебечут птички.

Розовая пелена слетела с глаз в тот момент, когда он подошел к стоянке. Машины на месте не оказалось. Сергея прошиб холодный пот. Земля уходила из-под ног. Кровь ударила в мозг, и он испытал давно забытый страх. Мечтатель, губы раскатал. Разинула ворона пасть, а сыр-то выпал.

Замешательство длилось не больше нескольких секунд. За это время его мозги отключились, сработало какое-то внутреннее реле, и в дело пошли инстинкты. Так с ним не раз бывало. Он подчинялся своим инстинктам, благодаря им и жив до сих пор.

Рядом с пустым местом, где стояла его машина, бездельничала «четверка» бежевого цвета. Сергей выхватил из кармана джинсов перочинный нож, подбежал к «жигуленку», вскрыл лезвием замок и, сев за руль, вырвал провода из зажигания, чтобы соединить контакты напрямую.

Искры обожгли ему пальцы, но мотор завелся. Включить скорость он не успел. Какая-то сильная рука схватила его за плечо и, как цыпленка, выкинула из машины. Сергей вскочил с земли и ринулся в бой. Он даже не видел толком своего соперника, атака есть атака. Не тут-то было. Его подбородок нарвался на кулак. Парень отлетел назад, ударился спиной о дверцу машины и сполз по ней вниз.

Пришел в себя после нокаута Сергей не сразу. Минуты четыре ему пришлось пробыть в мире грез. Он медленно открыл глаза, туман постепенно рассеялся, и он увидел перед собой победителя, присевшего рядом с ним на корточки и поливавшего водой его голову из литровой пластиковой бутылки.

Широкоплечий мужик лет сорока, лицо доброе, глаза голубые, блондин с волнистыми волосами. На боксера не похож, слишком красив, и нос не перебит, но ударчик у него крепкий и реакция как у кобры. Такие на пути Сергея еще не встречались. Пижон. Костюмчик, плащик, галстук — и все в бежевых тонах под цвет машины.

— Извини, приятель, но я еще недостаточно разбогател, чтобы дарить свои машины всем желающим.

Сергей помотал головой и стер рукавом куртки воду с лица.

— А я вот подпольный миллионер. Свою подарил какому-то говнюку. А в этой машине моя жизнь лежала. Теперь только смерть осталась.

— Угнали?

— А то бы я в твою развалюху полез! Тут вон и поприличнее есть.

— В погоню собрался?

— Тебе какое дело?

Сергей поднялся и осмотрелся.

— Тут ведь развилка, приятель. Куда же ты ехать собрался? На Тамбов, Липецк или Рязань? Советую тебе гаишникам позвонить. Далеко-то угонщик не уехал, а до любого города, где затеряться можно, не менее полутора часов езды. Это место Пушкари называется. Советую поторопиться.

— Советчик. Страна Советов приказала долго жить. Не дай Бог, моя машина в руки ментов попадет. Тогда мне крышка.

— Значит, ты с юга едешь?

— А ты откуда знаешь?

— Транзитный коридор для наркоты из Азии на Москву. Многие предпочитают небольшой объезд делать. Здесь поборы меньше. Не так избалованы еще.

— При чем здесь наркота?

— А что еще? Оружие? Так его с Приднестровья везут. Другой караванный путь.

— Вообще-то я не знаю, что я вез.

— Курьер, значит. Тогда дела твои плохи. Кишки выпустят, если не оплатишь упущенный товар. Какая у тебя машина была?

— Белая «шестерка».

— Та, что рядом стояла?

— Она самая.

— Тогда тебе повезло. Видел я, как двое оболтусов в нее садились. Вряд ли они твои конкуренты. Шелупонь. Покататься решили. Они к Липецку свернули, а не к Москве поехали. Значит, случайные.

— Слушай, мужик, выручай. Давай догоним их. Век не забуду. Уйдет груз, сам сказал, мне кишки выпустят. Я потом с тобой рассчитаюсь.

— Этим, что ли?

Блондин достал из плаща нож Сергея и подбросил на ладони.

— Брось. Я серьезно говорю.

— Ладно, попробуем. Только по дороге ты мне все расскажешь. Будем считать твою сказку расплатой.

— Годится. Только не стой на месте.

— Ладно, садись в машину.

Они заскочили в автомобиль, и хозяин быстро завел своего железного коня.

Перед выездом на трассу Сергей вдруг вздрогнул и пригнулся.

— А это еще что?

— Посмотри, куда белая «волга» поехала?

— Кажется, нам с ними по пути. На Липецк сворачивают. Вылезай, уже проехали.

Сергей поднял голову и осмотрелся.

— Точно, это они.

— Кто они-то?

— Нам надо их обогнать. Ты говорил о конкурентах, так вот эти вполне сойдут за них.

— Давай-ка по порядку, парень. «Волгу» мы обгоним, они не очень-то торопятся. Знают, куда едут. Пригнись еще раз, чтобы они тебя не видели.

«Четверка» разогналась и легко обошла «волгу». Когда они оторвались на приличное расстояние, Сергей вновь вылез из укрытия. Машина шла на приличной скорости.

— Тебя как звать-то? — спросил Сергей.

— Дик.

— Что за имя такое?

— Сокращенное от Вадик. Можешь называть меня Вадимом Сергеевичем. Я ведь лет на пятнадцать тебя старше.

— Слишком длинно. Дик меня больше устраивает. А я Сергей. Оболтус из Саратова. Взялся за перевозку, чтобы заработать, да опыта не хватило.

— Не переживай, мы воришек достанем. Они же местные, если возле развилки без колес оказались. Подвернулась тачка, вот и решили заработать. Покатили в Липецк на авторынок. Там любую колымагу можно сдать за три сотни баксов на запчасти.

— А если они груз найдут?

— Сейчас вряд ли. Времени на остановку у них нет. Машину надо сдать сегодня, пока ее искать не начали. Недавно от Пушкарей отошел автобус Липецк-Тамбов. На нем они и приехали. На развилке удобней всего машины угонять. Дороги на четыре стороны разбегаются. А в считанные часы они в любом из городов окажутся. Ищи ветра в поле.

— Но ты-то догадался?

— Я их видел и знаю, куда они свернули. Это первое. Во-вторых, твою машину они открыли аккуратно и быстро, как свою. Значит, профессионалы. Иномарки не трогали. В Липецке на них спроса нет. Народ там живет небогатый, а запчасти к «Жигулям» — товар ходовой и сдать быстро можно.

— Ловко ты кумекаешь.

— Я сыщик.

— Мент, что ли?

— Нет. Частный сектор. Меня просят что-то найти или узнать, и я это делаю. Если у хозяина пивного ларька украдут золотые украшения на сумму в четверть миллиона баксов, находящихся в розыске, то он заявление в милицию писать не станет. Либо к братве обратится, либо ко мне придет. Только не факт, что братва вернет ему золото. Долю потребует, а я дешевле стою. Вот этим я и отличаюсь от ментов. Знаешь, есть такая передача по телевидению, «Без протокола» называется. Я тоже работаю без протоколов, но от меня нельзя ничего скрывать. Себе хуже сделаешь. Не обладая полной информацией, я могу ошибок наделать или не тот след взять. Потеря времени и никаких результатов.

— Смешная работенка.

— Ты так думаешь?

— Нет, я ничего в этом не понимаю. У меня все прош;е. В Саратове меня менты искали за убийство. Вряд ли я кого-то там убил. Групповая потасовка по пьянке. Мы азиков из города выживали и кавказцев. А тут свидетели нашлись, настоящие или нет, вопрос не в этом. Жребий пал на меня, и с этим не поспоришь. Кто-то должен отвечать. Я себя не выгораживаю. Обстоятельства так сложились. Короче говоря, начальник убойного отдела мне сделал паспорт и права. Дал машину и адрес притона в Подмосковье, куда я должен отвезти груз. Говорил, что он не в курсе. Мол, есть клиент, который башляет прогон. А мне чего делать? Согласился. Пять кусков обещал заплатить за работу — и полная свобода. Я сел да поехал. Дальше сам все знаешь.

— А кого в «волге» испугался?

— Понял я, что на крючке у него. В машине едут двое прихвостней начальничка. Менты: один — лейтенант Каримов, косоглазый, что за рулем, второй — опер из той же бригады. Фамилию не помню. То, что Хитрово поставил меня на контроль, можно понять. Тоже рискует. Не в том смысле, что я смоюсь, а в том, что товар больших денег стоит. Вроде как подстраховать решил. Но тут что-то не сходится. Слишком большую дистанцию держат. О какой выручке может идти речь. И второе. Они же не знали, что я в шашлычную заходил. И свернули на Липецк, а не поехали к Рязани. Маршрут же я заранее оговорил. С Рязанской развилки свернуть влево. Мне через Калугу проехать надо, а Липецк тут ни при чем.

— Твой ребус легко разгадывается, приятель. На твою машину жучок поставили. Они по сигналу определяют направление машины. Сейчас попытаются нагнать ее и понять, почему ты свернул на Липецк. Но мы их опередим. Хитрово — это кличка начальника?

— Фамилия. Подполковник Хитрово.

— Свой груз он переправляет. Никаких бизнесменов, как я думаю, нет в природе. Что-нибудь слышал о циркуляции наркотиков в городе?

— Есть у нас группировка Семаги. Он хозяин в городе. Вроде как хотел перехватить бизнес в свои руки. Дал мне задание номера фур переписать. Хитрый змей. Хочет сам товар накрыть на подходе к городу. И так, чтобы без промашек и холостых выстрелов, а наверняка. Азики делом заправляли. Но их всех перебили.

— А если не Семага перехватит, то менты?

— Об этом я не задумывался.

— Обычная логика. Менты взяли трафик в свои руки, но опыта не имеют. Тебя и послали в разведку. Пробный шар. Никакой наркодилер не предложил бы менту найти перевозчика. У них все давно налажено. И твой Семага тоже подобрал бы кандидатуру понадежнее тебя. А если по-умному, то наркотики надо переправлять вверх по реке, грузовыми баржами до верхнего течения Волги где-нибудь до Дмитрова или Дубны, а потом уже в Москву. С севера. С той стороны наркоту не ждут, и, соответственно, риска меньше.

— Лихо соображаешь. Тебе бы в преступники — и хрен менты выловят.

— Мне во всякой шкуре побывать приходилось. И ты прав, поймать меня трудно. Правда, я уже давно ни от кого не бегаю. Мне интереснее беглецов искать, чем самому колбасой носиться. Но раз от разу и скакать по кочкам приходится.

— Хитрово, может, и не врет. Он мне задание дал — узнать как можно больше о заказчике. Похоже, он ему не доверяет.

— Скорее всего, плохо знает. Вряд ли азики ему все подробности о своих клиентах рассказали.

— Из них ничего не вышибешь, кроме мозгов. Так оно и получилось.

— Тогда все сходится. Так… Кажется, нас ждет сюрприз.

Дик сбросил скорость.

На шоссе образовалась пробка из десятка машин. Они вышли и прошли вперед. Возле поста ГАИ, врезавшись в бетонный столб будки регулировщика, стояла смятая «шестерка» Сергея. Поперек шоссе замер самосвал с прицепом, перегородив дорогу в обоих направлениях. Шесть инспекторов дорожной милиции извлекали тела угонщиков с переднего сиденья «Жигулей». Один был без сознания, второй, с окровавленной физиономией, пытался оказать сопротивление, но это получалось у него плохо.

— Ну все, Дик. Я погорел по полной программе,— обреченно заключил Сергей.

Сыщик оглянулся.

— Посмотрим. Цыплят по осени считают. Скоро «волга» подъедет, тебе лучше здесь не светиться.

Они вернулись в машину. Дик ловко съехал с шоссе на опушку леса и загнал машину в кустарник.

— Сиди здесь и не высовывайся. Я попробую оценить обстановку.

— А что там оценивать? Хана! Груз у ментов.

— Вопрос — у каких. Уж очень странно как-то самосвал стоит. Боюсь, что его поставили так намеренно.

— Для чего?

— Вот и я думаю. Ты видел когда-нибудь, чтобы у поста ГАИ случались аварии? Знаки за километр висят, и люди снижают скорость. Кому охота с ними связываться. Тем более угонщикам. Они этой трассой не первый раз пользуются.

— Потому и решили прорваться на скорости. Вадим усмехнулся.

— До Липецка прямая трасса. Километров семьдесят. А ты видел, возле конторы две «десятки» стоят и мотоцикл. Куда ты сбежишь?

— Так что же тогда?

— Не люблю гадать. Потерпи малость. Выясним. Когда Вадим вышел на шоссе, «волга» проехала

мимо него и остановилась прямо возле гаишного домика, где находится дежурка.

Оба милиционера в штатском вышли из машины и напрямую направились к дверям, словно их здесь ждали.

Вадим начал подбираться ближе, но понимал, что участником беседы ему стать не удастся.

Капитан, сидевший за столом, приподнялся и пожал руки гостям.

— Костюхин.

— Лейтенант Каримов из Саратовского управления, а это капитан Безбородько. Что за люди в «шестерке»?

— Садитесь, ребята. Боюсь, что я испортил вам песню. Со мной связались с центральной и попросили придержать эту машину до вашего приезда. Я так и сделал. Остановился самосвал и перегородил трассу. Просили же, чтобы водитель «жигулей» ничего не заподозрил. Ну занесло самосвал, бывает. Пока то да се, и вы были бы на подходе, а этот «жигуленок» шел на скорости. В последний момент небось решил, что сумеет сойти с трассы, обогнуть пост сзади и проскочить. Но ребятам не повезло. Столб на пути попался. Водитель насмерть, второй отделался легким испугом. Он вас интересует?

— Нет. Нас другой интересует. Но его в машине нет.

— Вы бы толком объяснили.

Каримов достал из кармана ордер на арест Сергея Точилина и ксерокопию документов на машину.

— Вот. Мы ведем эту машину от самого Саратова. Под задним бампером помещен сигнальный маячок. Держим пятикилометровую дистанцию. Парень, который сидел за рулем «Жигулей»,— наркокурьер. Это ордер на его арест. Но мы получили задание сопроводить его до Москвы, чтобы установить покупателя зелья, а потом взять всю группу. Но тут мы получаем сигнал и видим, что машина отклонилась от заданного курса и ушла в сторону. Вот тогда мы и связались с вашим начальством и попросили придержать парня. Хотели сократить расстояние и держать ее на обозримой дистанции. Странно, что он изменил маршрут. С таким грузом лишние километры делать ни к чему.

— Все понял. Ваш курьер небось у развилки сидит и грызет ногти. Отвлекся парень, и у него машину из-под носа увели. Не меньше десятка звонков в день получаем с развилки об угонах. Тут у нас целый район занимается этим промыслом. Что делать будем?

— Перегрузим груз в нашу машину, снимем маяк и возвращаемся, а вы оформляйте аварию — все как обычно, но только с пустым багажником.

Костюхин указательным пальцем поправил усы и усмехнулся.

— Трезвое решение. Но мы же не Саратов. Почему бы нам на себя не оформить обнаружение наркотиков? Премию получим, а то сплошные упреки, будто мы с угонщиков дань собираем и не чиним им препятствий. Надо бы себя реабилитировать. А так что? Считай, дело из рук выпускаем из-за ордера на арест человека, которого в машине-то нет.

Терпение Безбородько лопнуло.

— О твоих делах с угонщиками мы рассуждать не будем, капитан. Но на то, что ты чинишь препятствия операции особой важности, разработанной в Москве, рапорт мы составим, как положено. А то я смотрю, вы здесь зажрались на воровских харчах, уже со своих купоны стричь готовы…

— Ладно, мужики. Не будем поднимать базар из-за пустяков. У вас свои дела, у меня свои. Забирайте, что вам надо, и вперед.

Вадим видел, как «волга» подала задом к откосу, где стояла разбитая «шестерка». И про датчик он думал не зря. Все совпадало. Когда из машины начали выгружать целлофановые упаковки с пакетами, на которых стояла надпись «Сахарный песок», он вернулся к опушке и сел за руль своей машины.

— Ну что? — спросил Сергей.

— Нам надо успеть вернуться к развилке раньше их.

— А они туда поедут?

— Наверняка. Не знаю уж как, но груз они у местных хапуг отбили. Они либо сами теперь в Москву поедут, либо тебя искать будут.

— Меня найти им выгоднее. У меня пропуск к покупателю, а у них нет.

Вадим выгнал машину на трассу и выжал педаль газа. Машина помчалась в обратном направлении.

— В любом случае мимо нас они не проедут.

— Но, с другой стороны, зачем им передо мной светиться? — рассуждал Сергей. — Что они мне скажут, если найдут? Иди забирай товар и катись дальше в Москву? Тогда они точно себя оголят по полной программе.

— Примерно так все и будет выглядеть. А чего им опасаться? Хитрово сам с тобой дело имел. Он не боялся себя оголить, как ты говоришь. Ты ведь никакой роли не играешь. С тобой все вопросы уже решены. Сделаешь свое дело, и тебя уберут по-тихому. Только мертвые умеют молчать.

— Как — уберут? Мне пять кусков обещали!

— Странно, что не десять. Это крючок, на котором они тебя держат. Никто тебе ничего платить не собирается. Ты не из их инкубатора, ты ненужный свидетель.

— Так что же мне делать?

— Выполнять мои инструкции, а там видно будет.

— Ладно, Дик, валяй. Но учти, я себя этим козлам одурачить не дам. Тихо убрать! Уже пытались! И тихо, и с боем, но только я все еще живой. Посмотрим, кто кого уберет.

— Все, высказался? А теперь три раза глубоко вдохни и выдохни. Когда успокоишься, поговорим о деле. Ты в первую очередь должен научиться слушать и четко понимать, что от тебя требуют. Пока так. Можешь мне верить. У меня опыта больше.

— Ну хорошо. Я уже понял, что ты мужик толковый. Все. Я успокоился… Вот сволочи!

— Молодец. Думаю, что ты со своей ролью справишься. А свою нервозность прибереги для ментов. Очень убедительно. Они должны застать тебя злым, а не с носовым платком у мокрых глаз.

— Не дождутся.

— Не сомневаюсь. Делаем так. Мы приедем к развилке минут на двадцать раньше их. Купим в магазине запчастей бланк доверенности, и я заполню его на твое имя. Теперь «четверка» твоя. Машину ставим на стоянку и ждем. В первую очередь, если они сами не поедут в Москву, они пойдут искать тебя в шашлычную. Ты зайдешь за ними следом через пару минут. Но делай вид, что ты их не видишь. Важно, что они будут делать, когда увидят тебя. Просто подойди к стойке и выпей пива. Думаю, они клюнут. Я останусь наблюдать за происходящим с улицы. Сценарий мне примерно уже понятен.

— Ты хочешь отдать мне свою машину?

— А без машины ты им не нужен. Свою же они тебе не отдадут, а на угнанной такой груз не возят. Главная задача — внушить ментам, что ты парень головастый, решительный и надежный. И уверяю тебя, они в этом скоро убедятся.

Дверь в шашлычную резко распахнулась, и вошел Сергей. И без того грубоватое лицо с тяжелым взглядом казалось теперь угрожающим. Такому типу лучше посреди дороги не вставать.

Первым его увидел Каримов.

— Он здесь. Отойдем в сторонку, чтобы не попадаться ему на глаза.

Они переместились в дальний конец зала и наблюдали, как парень подошел к стойке и заказал пиво.

— Слушай, Егор. Выйди на улицу и жди меня там. Так, чтобы я тебя через витрину видел. Тебя он не знает, и лучше, чтобы не знал. Попробую выведать подробности. Соображать будем по ходу дела.

— Что с него проку?

— Еще не знаю. Но нам везти товар слишком рискованно. Все равно не оценят. Пусть уж лучше он эту лямку тянет. С него и спрос. А если мы завалимся, Хитрово от нас открестится. Я его сволочную натуру хорошо знаю. Мы пешки в его руках. За риск нам зарплату не прибавят, это наша работа. Так чего зря из кожи вон лезть?

— Как хочешь. Подполковник тебя поставил старшим, ты и решай.

— Вот и ладненько. Иди к выходу, а я к парню. Сергей уже допивал свое пиво, как рядом у стойки появился Каримов.

— Привет, орел! Неприятности?

Сергей осмотрел низкорослого азиата и хмыкнул.

— Хвостом за мной идете? Боитесь, сбегу?

— Ты прав. Мы тебя страхуем. Давай сядем за столик, перекинемся парой фраз.

— Времени у меня на тебя нет.

— Торопишься?

— Да. В Липецк еду на. авторынок. Там тачкой моей торговать собираются. Надо успеть перехватить.

— Груз потерял?

— Из моих рук ничего не уплывает. Если я взялся за дело, то довожу его до конца.

— Не кипятись, Сережа, никто в тебе не сомневался. Но машину-то с грузом ты упустил. А как до Липецка добираться хочешь?

— Другую нашел.

— Угнал?

— Зачем. Пошел в Пушкари, взял другую и даже доверенность на нее получил. Да еще московские номера. Уговорил одного командированного.

— Битой по голове?

— Я сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться. Так устраивает?

— Вполне.

— Ладно, я пошел. — Сергей поставил кружку на стойку.

— Погоди, Сережа.

— Что тебе еще?

— Нет смысла ехать в Липецк. Я же сказал, что мы тебя страхуем. Угонщиков твоей тачки мы сами перехватили. Машину вернуть не удалось, но груз в полном порядке.

Сергей щелкнул пальцами и окликнул бармена:

— Налей еще кружку. — Переведя взгляд на Каримова, он усмехнулся. — Ну-ну, лейтенант, пой свои куплеты дальше.

— Какая у тебя теперь машина?

— Бежевая «четверка», номер 367, стоит на стоянке.

— Ключи дашь?

Сергей подал ему ключи.

— Постой секундочку здесь. Я только гляну на твой шарабан, надежный ли он.

— Валяй.

Каримов отправился к выходу.

— Быстро ты с ним все вопросы решил, — удивился Безбородько.

— Подгоняй «волгу» к бежевой «четверке» с московскими номерами и перекладывай в нее груз. Как сделаешь, подойди к витрине и махни мне. Не забудь установить датчик под задний бампер.

— Учти, я твои приказы исполняю. Перед Хитрово сам отчитываться будешь.

— Действуй, перестраховщик.

Каримов вернулся в шашлычную.

Находящийся в нескольких метрах от своей машины Вадим наблюдал из-за грузовика, как разворачиваются события. Он видел, как к «четверке» подъехала «волга», как устанавливали датчик, как здоровенный мужик перегрузил все те же упаковки с «сахаром» и «мукой». Все шло так, как он и предполагал. Вадим вышел на шоссе и остановил попутку в сторону Рязани.

— Тебе далеко, приятель? — спросил шофер. — Я сверну раньше.

— Километров десять по прямой, и мне хватит.

— Тогда садись.

Безбородько подошел к шашлычной, встал у окна и сделал знак — кому, он не видел. Стеклянная витрина отсвечивала, а в зале стоял полумрак. Но Каримов сигнал видел, а другого и не требовалось.

— Можешь не беспокоиться, Сережа,— тихо говорил лейтенант.— Мы у тебя хлеб отбивать не собираемся. Садись в свою новую машину и продолжай следовать своим маршрутом. Только постарайся быть осторожнее и больше не прокалываться. Раз на раз удача не ловится на крючок.

— Где груз?

— В твоей машине. Иди к ней, а я сейчас при-несу тебе ключи от нее. Подожди минуты две. Смотри, как погода-то разгулялась.

Через пять минут Сергей уже ехал по трассе к развилке Рязань-Тула. В одиночестве ему недолго пришлось оставаться. Километров через восемь он заметил на обочине знакомую высокую фигуру Вадима. Удивительно, и как это мужику удалось в долгой дороге оставаться наглаженным, со сверкающими ботинками и чисто выбритым. Эдакий столичный франт посреди глухих лесов Тамбовской области. Франт франтом, а ударчик что надо, лихо мозги встряхивает.

Сергей притормозил, и Вадим подсел на переднее сиденье.

— Поражаюсь я на тебя, Дик. Как ты мог все предусмотреть. Сыграно, как по нотам.

— Обычная логика. Вот если бы мы имели дело с женщинами, то там ничего предусмотреть невозможно. Они непредсказуемы.

— Вот уж не знал. Моя Светка предсказуема. Я всегда знаю, что она сделает и что скажет.

— Это тебе так кажется. Вы живете в привычной обстановке, и один день похож на другой. Но если ее поставить перед дилеммой и дать возможность самой выносить решения, то ты не знаешь, как она себя поведет. И никто этого не знает. Даже она сама.

— Зато ты все знаешь. Ты прав. Дни похожи один на другой. Только дни эти поганые. Вот я и бегу от прошлого куда подальше, как за небесной звездой, до которой все равно не дотянешься. Приедет Светка в Москву, и по-новому заживем. А иначе смысла нет трепыхаться.

— Надеюсь, что у тебя все получится.

— А эти прихвостни так и едут за нами.

— Наверняка. Только дистанцию они сократили. Где-нибудь в километре от нас волочатся.

Сергей закурил.

— Послушай, Дик, а как бы нам от них оторваться?

— Оторвемся, только не здесь, а в Туле. Все равно надо через город проезжать. К Калуге поедем уже без хвоста.

Сказано — сделано. Вадим слов на ветер не бросал. Въехали в город. На одном из светофоров Вадим выскочил из машины и снял с бампера датчик. Покружили по городу, нашли похожую бежевую «четверку» — благо не редкость, и у другого светофора Вадим вновь вышел и незаметно прилепил датчик к похожей машине.

Вернувшись на свое место, он сказал:

— Теперь только одному Богу известно, куда наш двойник их заведет.

— Номера у него курские. Придется ребятам опять на юг сворачивать. Так они до Москвы никогда не доедут.

Сергей выехал на Калужское шоссе и прибавил газу.

— Послушай, Дик. Если мне все равно ничего не заплатят, то, может, самим продать товар? Хорошие бабки получим.

— Я чту уголовный кодекс, Сережа, как мой небезызвестный кумир Остап Ибрагимович Бендер. Это первое. Во-вторых, ты накличешь на себя беду. У тебя отнимут груз и прибьют. Рынок давно уже поделен, и чужаков в Москве не любят. Как и везде, впрочем. В-третьих, ты попадешься. Если не в лапы наркобаронов, то угодишь за решетку. И прощай мечты и Светка. Сколько тебе обещали за работу?

— Пять штук зеленых.

— Мы их получим, можешь не беспокоиться. Только роль курьера буду играть я. Мы доведем дело до конца, как и предписывал тебе подполковник Хитрово. Иначе он от тебя не отстанет и все равно найдет.

— Думаешь, это легко сделать в Москве?

— И делать ничего не надо. Не считай себя большим умником. Врага нельзя недооценивать. Он опытный сыщик, если руководит убойным отделом,

и хитрый ловкач, если сумел перехватить афганский трафик в свои руки. А найдет он тебя через твою Светку. Она же, как я понял, в Москву собирается. Вот и решение всех проблем. Никто искать тебя не будет. Их твоя подружка к тебе приведет и знать ни о чем не будет.

— Похоже, ты прав.

— Логика. Единственный способ отрубить концы — это довести дело Хитрово до конца и погибнуть. Так, как он и завещал своим прихвостням.

— Погибнуть? Как?

— Этого я еще не знаю. Рано загадывать вперед. Мы еще первый раунд не закончили. Поживем — увидим.

ГЛАВА II Москва. Середина марта

1.

Двухэтажный блочный домик стоял во дворе в одном из центральных районов Москвы. Среди старых помпезных и добротных зданий сталинских времен он выглядел инородным телом. Ну просто аппендикс какой-то. Табличка возле подъезда гласила: «Проектное бюро по индивидуальному строительству коттеджей».

Все точно. Ирина еще раз сверила адрес с направлением и вошла в приземистое здание. На площадке первого этажа висел указатель. Дверь справа вела в компьютерный центр проектирования, дверь слева — в отдел кадров и приемную для заказчиков. Она вошла.

Большая светлая комната метров в пятьдесят, удобные кресла, огромный аквариум, две двери по разным сторонам и возле каждой стол и секретарша.

У кабинета с надписью «Кадры» сидело несколько женщин. Все они выглядели лет на тридцать с небольшим, одетые не лучшим образом, но видно, что к встрече готовились. Настроение у Ирины подпортилось. Похоже, что в этой конторе конкурс, а не просто поиск человека на вакантную должность. Ничего удивительного. Она уже третий месяц обивала пороги разных учреждений, и в каждом из них находили, к чему прицепиться и отказать. Приличную работу, со сносной по сегодняшним меркам зарплатой, найти не так-то просто. Без связей с улицы никого не берут, а если и предложат что-то, то предоставят такие условия труда, где за каждую копейку придется потом обливаться.

Ирина подошла к секретарше и спросила:

— У меня направление с биржи труда. Но я вижу, тут и без меня полный обвал. Может быть, вы сразу поставите мне отказ, и я пойду. Зачем зря вас от дел отрывать?

— Я ничего не отмечаю, девушка. Давайте свой паспорт, направление и выписку из трудовой книжки. Если есть, то и диплом об образовании. Садитесь и ждите. Вас вызовут.

Ирина сдала документы и села в кресло. Она была двенадцатой, а чем черт не шутит, может, ей и повезет. Она каждый раз тешила себя надеждой, но всегда что-то срывалось. Как она устала колесить по Москве, обивать пороги и унижаться! Человек, а тем более женщина, стал совершенно не защищенным. Всем кругом плевать, есть у тебя деньги на хлеб или нет, как ты живешь, можешь ли платить за квартиру или нет. Каждый месяц приходят квитки с новыми ценами на старое жилье, и ничего с этим не поделаешь.

Из кабинета вышла девушка лет тридцати с раскрасневшимся лицом, и Ирине показалось, что в глазах ее стояли слезы. Но она так быстро пошла к выходу, что разглядеть ее хорошенько не удалось. Ясно одно: ее забраковали. Секретарша взяла Иринины документы и вошла в кабинет.

Через несколько секунд она вернулась и попросила войти следующую. Эту и вовсе выставили через минуту. Как можно за такой промежуток времени понять, на что человек способен? Очевидно, отбор идет по каким-то особым критериям. А что ты успеешь понять за минуту? Только внешность разглядишь. Ирина осмотрела присутствующих и поняла, что по внешности она имела явное преимущество перед остальными. Но только какая контора будет платить двести пятьдесят долларов за красивые глазки? Нашелся один тип, который подыскивал себе секретаршу на хорошую зарплату, и Ирина ему подошла, но одна мысль о том, что перед этим уродом, оплывшим жиром, придется каждый день ноги раздвигать, вызвала у нее тошноту. А он не стеснялся и сразу заявил свои требования без особых подходов. Хотелось ей тогда треснуть его по лысине, но она сдержалась. В итоге еще два месяца бесполезной толкотни на бирже и обивание чужих порогов. Время шло. Долги подпирали. Никто ей уже в долг не давал, и положение складывалось критическое. Надежды таяли, как весенний мартовский снег.

Дверь кабинета раскрылась, и на пороге появилась элегантная женщина лет сорока пяти с красивым, но очень строгим лицом. Она пробежалась взглядом по очереди и остановилась на Ирине.

— Вы! Зайдите ко мне.

Ирина от неожиданности вздрогнула. Вот так сразу, минуя очередь, ее вызвали. Ее обуял страх, словно она направилась к стоматологу и ей предстояло вырвать зуб без заморозки.

Очередь отреагировала спокойно. Нанимателю виднее, кого вызывать первым, кого последним. Ирина встала и прошла в кабинет начальницы. На отдел кадров огромная комната с коврами вовсе не походила. Скорее, здесь должен сидеть директор. Тяжелые портьеры плотно закрыты, огромная люстра ярко освещала помещение. В дальнем углу стояли стол с работающим компьютером и два кресла по обеим сторонам. Ничего общего со стоматологией, но слишком шикарно. Человек чувствовал себя мелкой мошкой в таких апартаментах. Ирине предложили сесть.

Начальница долго ее разглядывала, потом перешла к документам.

— Сколько вам лет, Ирина Николаевна?

— Тридцать шесть.

— Вы замужем?

— Нет.

— Но у вас штамп стоит в паспорте.

— Мой муж умер год назад. Я вдова.

Начальница вновь взглянула на клиентку.

Интересная женщина с огромными карими глазами, чувственным ртом, пышными волосами и не замужем.

— И что же, не пытались найти себе друга? С вашей-то внешностью?

Разговор шел на отвлеченную тему, но Ирина уже привыкла к тому, что нынешние начальники все ведут разговор не по теме. Их интересует в первую очередь быт и насколько человек нуждается в работе, а потом и поторговаться можно.

— На улице только пьяные пристают. Пару раз я пыталась познакомиться по объявлениям, но поняла, что стоящие мужчины все давно пристроены, а объявления дают альфонсы, аферисты либо выставленные за дверь неудачники и алкоголики. Смотреть не на что. Уж лучше одной оставаться, чем обузу себе на шею вешать. Даже если и найдешь приличного человека, то он все равно не заменит отца моим детям. Старшему двенадцать, младшей восемь. Кому нужны такие прицепы? Мужики сами в няньках нуждаются. Принеси, подай, обласкай и не лезь к ним со своими проблемами.

— Все одинокие женщины рассуждают примерно так же, как вы. Вероятно, так оно и есть. Судя по вашей трудовой книжке, к современным темпам работы вы не приучены.

— Да. Я работала в Моспроекте пять лет чертежницей, техником, а после окончания Архитектурного института стала идти в гору. Но после рождения сына мы с мужем решили, что мне лучше заняться семейным очагом.

— С такой трудовой книжкой вы сможете только на вещевом рынке работать, милочка. Диплом ваш уже прокис. Сегодня другие требования, материалы и темпы. Вряд ли вы найдете работу по душе да еще с приемлемой зарплатой.

— Понимаю. Мне можно вставать и уходить?

— Я могу вам сделать выгодное предложение, но если у вас слишком много амбиций и гордыня, то оно вас не устроит. Если вы думаете в первую очередь о детях и стабильности, то кое-какие принципы в себе придется побороть.

— Дети — самое важное, что есть в моей жизни. Я работы не боюсь, любой, если она оставляет мне время на детей и дает возможность жить по-человечески, а не впроголодь.

— Хорошо. Я дам вам ставку двести долларов на время двухмесячного испытательного срока. Работать будете с девяти до шести и выполнять поручения руководителя отдела. Скорее всего, они будут связаны с вашим образованием. Но основная работа не в этом. Вы будете ездить по вызовам мужчин. И не вздрагивайте, милочка. У нас все так работают, и никто не жалуется. Как правило, мы обслуживаем приезжих клиентов, состоятельных, проживающих в гостиницах. Если вас посылают к клиенту, то выдают соответствующую одежду, надежные презервативы, и вы едете на час-полтора в одну из гостиниц города. Ставка — сто долларов. Шестьдесят вы сдаете в кассу, сорок остается вам. Дадут больше, они ваши. Своих клиентов мы предупреждаем, что им не разрешается трогать вас руками и целовать. Обычная процедура, не требующая от вас особых талантов. Приняли душ и забыли. Сколько вы заработаете в месяц? Все зависит от вашего очарования и шарма. На некоторых наших девушек очень высокий спрос,

и они за один рабочий день успевают обслужить трех клиентов. Если вы клиенту понравились, то в следующую командировку он опять захочет увидеть вас. Двадцать четыре рабочих дня — и при хороших достижениях некоторые девушки получают у нас порядка двух тысяч долларов в месяц. При этом ваш оклад сохраняется. Если в течение испытательного срока вы не будете востребованы, то мы вас уволим. Не меньше трех раз в неделю вы должны выезжать по вызову. В противном случае наше сотрудничество нерентабельно. На первых Порах диспетчеры помогут вам и дадут подзаработать и войти, что называется, во вкус. А дальше сами поймете, как создавать сеть собственных клиентов. Детали мы обсудим потом. Для начала мне нужно ваше принципиальное согласие, а потом можно будет заключить контракт.

Ирина долго молчала. У нее в голове не укладывалось, как такое предложение может быть реальным. Шутка какая-то. Что тут можно ответить? Язык словно приклеился к нёбу.

— Я понимаю вашу некоторую растерянность, — продолжала начальница вкрадчивым голосом. — Вы получили не совсем обычное предложение. Но вам не об этом надо думать, а о том, что все ваши похождения закончатся на вещевом рынке, где придется терпеть и мороз, и дождь, и жару и потакать своему хозяину из кавказской республики, который, конечно, не упустит возможности, пользуясь положением, отведать вашего тела. Только при этом вам будут платить сто рублей в день, который придется проводить на ногах и бойко торговать всякой дрянью. Сегодня человеческий труд ничего не стоит.

— Мне ли этого не знать,— тихо пробормотала Ирина. — Вы дадите мне время на обдумывание вашего предложения?

— Здесь очередь сидит, милочка. У меня всего одно вакантное место. Вам и без того сделали исключение и не заставили сидеть в коридоре. Никаких привилегий. Либо да, либо нет.

У Ирины в кошельке оставалось семьдесят рублей. Никто ей к этим грошам ничего не прибавит. Пакет молока и хлеб. Сегодня-завтра проживут, а послезавтра? И продать уже нечего. Последнее, что смогла продать, обручальное кольцо. Все.

— Хорошо. Я согласна. Мне очень нужны деньги.

— Трезвое решение. Завтра к девяти утра выходите на работу. Как только поступит заявка, я попрошу диспетчера послать вас. Ничего страшного в этом нет. Не стоит терзаться, а уже вечером вы вернетесь домой с полной сумкой продуктов. Утром оформим документы, и я познакомлю вас с сотрудниками. В трудовой книжке вы будете значиться архитектором отдела новых разработок. Ваши документы пока останутся у меня. Завтра я вам верну паспорт и диплом. А сейчас идите домой и отдохните. Вы должны выйти на работу свежей и энергичной.

Ирина встала и вышла из кабинета. Она не помнила, как добралась до дома и чем занималась. Ей казалось, что все происшедшее случилось вовсе не с ней, а она прочитала страшненькую историю в какой-то книжке или посмотрела плохое кино.

В метро она сидела и разглядывала мужчин и пыталась себе представить, что каждый из них теперь может заказать ее по телефону, как бутылку вина, в свой номер, а ей придется выполнять все его прихоти. Но ни один из мужчин не вызвал у нее отвращения. В вагоне ехали нормальные люди, одетые все как братья с одних и тех же вещевых рынков, и каждый был озабочен своими собственными проблемами. Вряд ли среди этой толпы найдется хоть один мужик, способный выбросить сотню долларов на то, чтобы провести один час в постели с красоткой. Ирина не считала себя целомудренной женщиной и не хранила трепетно верность мужу. Всякое бывало. Влюбилась или кто-то слишком красиво ухаживал и настаивал, а иногда со злости или от скуки. Что греха таить. Было. Разумеется, муж об этом не догадывался и даже не думал, но можно сказать, что свои собственные измены Ирина себе прощала, а другие о них не знали. Но стать проституткой по трудовой книжке? Такого она не могла себе представить.

На следующий день Ирина явилась на новую работу вовремя. Поджилки немного тряслись, но она сумела взять себя в руки. Всю ночь женщина не спала и уговаривала свою порядочность немного подремать и не беспокоить ее. Конечно, Ирина не считала себя безукоризненно порядочной женщиной, грешила она в жизни немало, но одно дело — когда идешь на грех по собственному желанию, и совсем другое — когда превращаешь свое тело в потребительскую корзину. За долгие месяцы нищеты она поняла главное. Не родись красивой, а родись счастливой. Жить так, как ты считаешь правильным, с достоинством и в собственное удовольствие, тебе никто не даст.

Своих талантов она не имела, коммерческой жилки не обнаружилось, идеи отсутствовали, и дерзости не хватало, чтобы пуститься в какую-нибудь аферу, стать гадалкой, предсказательницей, целительницей или открыть на крайний случай свой пивной ларек. Слишком много времени и энергии отнимали дети, и средств не нашлось для раскрутки. Слишком рано в жизни она успокоилась и решила, что все в порядке и ничего уже в ее семье не изменится. Изменилось. Смерть мужа, сорокалетнего крепкого мужика, выбила ее из колеи и поставила на колени перед обстоятельствами. Теперь придется смириться с теми законами, которые тебе диктует сегодняшний черный мир, где ничем не гнушаются, если это приносит деньги. Нет больше человеческих и духовных ценностей, есть только доллар, которому подчинено все вокруг.

Начальницу звали Елена Андреевна. Встретила она новую сотрудницу так, будто они были старыми подружками, и сразу стала называть ее по имени.

Ирина подписала какие-то бумаги, даже не читая их, и Елена Андреевна проводила ее в другое крыло здания. Отдел новых разработок напоминал школьный класс. Столы в три ряда — как парты, по семь столов в ряду, и на каждом компьютер. В центре стоял стол начальника, за которым сидела женщина лет пятидесяти и просматривала какие-то бумаги. За своими партами сидели девушки. Точнее, женщины в возрасте от тридцати до сорока, и каждая со своими особенностями. Все хорошенькие, но разные и непохожие друг на друга. Две из них с азиатской внешностью, одна мулатка, а в основном блондинки.

Место за третьим столом в правом ряду пустовало.

— Девочки, позвольте вам представить новую нашу сотрудницу Ирину Титову. Прошу относиться к ней деликатно и принять в свой коллектив со свойственной вам теплотой и заботой. Ей, как и многим из вас, первое время будет нелегко. Надеюсь на вашу поддержку. — Подведя Ирину к центральному столу, она сказала: — А это Вера Григорьевна, руководитель вашего отдела. Теперь, Ирочка, ты обязана беспрекословно выполнять все ее указания.

Новая начальница бросила на нее мимолетный взгляд и, не вставая, сказала:

— Пойдешь завтра в кожно-венерологический диспансер номер семь на улице Стопани и сдашь все анализы. Направление я дам тебе в конце рабочего дня. А сейчас садись за свободный стол. Скоро принесут кофе, и делай то, что делают другие. С работой тебя ознакомят позже.

Ирина прошла на свое место под оценивающими взглядами своих новых подруг. Называть их коллегами у нее язык не поворачивался.

Делать то, что делали другие, означало наводить макияж, смотреться в зеркало и пить кофе. Кто-то занимался компьютером, но что они делали, Ирина знать не могла. Обстановка показалась новенькой вполне демократичной, девушки вели себя свободно и переговаривались между собой, но не громко. Уловить тему разговора было трудно, лишь отдельные слова. Но они касались быта, цен и магазинов.

Девушка, сидящая впереди, оглянулась. Яркая красотка лет сорока. Она выглядела старше всех, но обладала незаурядной внешностью. Одни зеленые глаза миндалевидной формы чего стоили. Такая может вскружить голову даже парню моложе себя.

— Привет, Ирина. А меня зовут Марина. Ты замужем?

— Вдова.

— Тебе легче. Большинство из нас замужем. Впрочем, на семейной жизни наша работа не отражается.

— А ты из любви к искусству здесь работаешь? — с поддевкой спросила Ирина.

— Не пыли, подружка. Каждого сюда своя тропинка привела. Мой муж инвалид, сын второй год в колонии сидит. На одних передачках разоришься. Кручусь, как могу. И как тебя Приленская быстро обработала?

— Кто такая Приленская?

— Та, что тебя нанимала. Елена Андреевна. По профессии она психолог. Знает баба свое дело.

— И что из того, что она говорила, правда, а что ложь?

— Все правда. Деньги ты здесь сумеешь заработать. Проблем не будет. Если только серьезно задумываться ни о чем не будешь. Люди быстро привыкают к любой обстановке.

— Давно ты здесь? — спросила Ирина.

— Скоро два года будет. Попала сюда, когда моего Сашку посадили. Он-то и был нашим единственным кормильцем.

— Ты извини меня, Марина, но тебе же не семнадцать. А дальше что? Сколько ты еще протянешь?

— Согласна. О будущем я уже подумала. Просто мне повезло. Но об этом здесь лучше не говорить. Поваришься в нашем котле, и у тебя на многое взгляды поменяются.

На столе начальницы зазвенел телефон. Она сняла трубку.

— Слушаю вас… Да, Алешенька, сейчас я маму позову… Роза, возьми трубку.

Девушка из первого ряда сняла трубку и начала разговаривать. Понятно было, что общалась с ребенком. Только сейчас Ирина заметила на каждом столе по телефону, а у руководительницы целых три аппарата и все разного цвета.

— А кто на моем месте сидел? — Спросила Ирина.

— Галька.

— Она уволилась?

— Нам об этом не говорят. Сами не увольняются. Проштрафившихся вышибают. А через день на их место новенькие садятся. За два года, что я здесь потею, половина поменялась. Где они сейчас, одному Богу известно. Так что я ветеран подстилочного труда.

— Как же здесь можно проштрафиться? В чем?

— Ну, про одну я кое-что знаю. Работала тут Юлька. Незамужняя. Редкое явление в нашей команде. Так она решила переманивать клиентов к себе на дом, чтобы всю выручку грести в карман. -

Марина перешла на шепот: — Она, дура, не знала, что все номера клиентов прослушиваются. Не так тут все просто. Наша контора напрямую с отелями сотрудничает. Захотел клиент девочку, просит портье или администратора, а те ему наш телефончик дают, и тут же в номер телефонный мастер приходит. Проверить аппарат. Одна минута — и жучок уже стоит в номере. С этого момента клиент на крючке у нашей патронессы, и через полчаса о нем все известно: кто, что, когда и сколько. Для особых клиентов подбирают девочек не из нашей бригады. Есть покруче. Где-то за городом. Там шикарный притон. Но о нем никто ничего толком не знает.

— Прямо сказки какие-то.

— Ты, Главное, помалкивай. Здесь мы все меченые, но сора из избы не выноси. Голову оторвут.

Опять на столе начальницы затрещал телефон.

— Слушаю вас.

На этот раз она сняла красную трубку.

— Поняла.— Глянув на Марину, она сказала: — Липчук, на выезд. Твой принц из Саратова приехал. Ждет в обычном месте. Зайди к Елене Андреевне, доложи. У нас насчет твоего клиента есть инструкции.

— Знаю-знаю. — Марина подмигнула Ирине. — Не тоскуй, подружка. Это только поначалу страшно, а потом и думать об этом не будешь.

Марина выглядела веселой и беззаботной. Ирине показалось, что она довольна своей работой. За два года, конечно, и к тюремной камере можно привыкнуть. В борьбе за выживание человек выносит любые испытания.

Телефон звонил часто. В основном тот, что красного цвета, без диска и кнопок. Ирина поняла, что это внутренняя линия. После каждого звонка одна из девушек уходила. Потом затрещал белый аппарат.

Ирина поняла из разговора, что звонит муж ее новой знакомой, ушедшей на «сеанс», как они здесь выражались.

— Я думаю, что она вернется часа через полтора. Они выехали на объект с проектировщиками. Как вернется, я ей передам, что вы звонили.

Начальница положила трубку.

Дело поставлено на соответствующем уровне, подумала Ирина. Два года муж Марины встречает ее с работы, небось ужин ей готовит, обнимает, целует, и они садятся за стол. Что она ему говорит при этом? В общем-то, женщина может говорить все что угодно, и делать это убедительно. Она не может сказать правды, тут и пытки не помогут. Ирина себе представила на минутку, что бы случилось, если бы она однажды пришла домой и рассказала своему благоверному, как заходила к одному мужику и чем они занимались в течение двух часов. Такое невозможно. Институт семьи и брака прекратил бы свое существование на земле, если бы мужья и жены начали говорить друг другу правду. Не зря все кругом утверждают, что семья строится на доверии. Удобная позиция. Все счастливы. Надо просто надеть розовые очки и улыбаться. Счастливчики доживут до старости, отметят свою золотую свадьбу, и при этом каждый из них имеет свои собственные воспоминания о молодых годах, которыми никогда не поделится со своей половиной. У них и общих воспоминаний хватает. Какое лицемерие…

Мысли Ирины оборвала начальница:

— Новенькая, идем со мной.

Ну вот, кажется, и до нее добрались, а она уже успокоилась и пригрелась. Думала — пройдет. Ладно, чем раньше, тем лучше.

Ее проводили в отдельную комнату, похожую на театральную уборную. Здесь всего хватало: косметики, париков, одежды и нижнего белья.

— Подбери себе черные чулки со стрелкой, пояс, черное шелковое белье и шпильки. Здесь все новое, дезинфицированное. Наденешь рыжий парик с длинными волосами. Все они из натуральных волос.

— А разве так, как есть, я не подойду?

— Мы выполняем желания клиента. Для нас это закон. Черное белье и чулки с поясом — самое востребованное желание. Очень сексапильно. И он хочет рыжую и длинноволосую. Поедешь в гостиницу «Украина», номер 6115. Назовешься любым именем. Но оно станет твоим для всех клиентов. Мы запишем его в картотеку.

— Лола.

— Пусть Лола. Кажется, у нас таких нет.

Женщина подала Ирине черную лакированную сумочку.

— Здесь все, что тебе нужно: презервативы, косметика, диктофон и визитная карточка.

— Зачем мне диктофон?

— Войдешь в номер, отдашь клиенту «резинку» и включишь красную кнопку на диктофоне. Это и будет твоим отчетом. Деньги берешь вперед. А по визитке тебя в любой отель пропустят, с которым мы сотрудничаем. Во дворе стоит машина. Тебя отвезут туда и обратно.

— Мне всегда будут давать машину?

— До тех пор, пока на свою не заработаешь. Тогда будешь получать только на бензин. Мы заботимся о своих девушках. Зимой в чулочках и на шпильках холодновато. Я не хочу, чтобы вы болели. Мы бюллетени не оплачиваем.

— Сколько же мне дадут денег?

— Сто долларов в час. Клиент расценки знает. Ты их должна помнить. Я говорю о мужчинах. Если ты ему понравишься, он захочет тебя опять увидеть в следующий заезд.

— А если маньяк какой-нибудь попадется?

— Пока ты туда доедешь, мы о нем будем знать больше, чем он сам о себе знает. Если у нас появятся сомнения, то тебя остановят раньше, чем ты войдешь с ним в контакт.

Ирина закончила с гардеробом и глянула на себя в зеркало. Вид у нее был вульгарный. Словно прочитав ее мысли, начальница сказала:

— Чем вульгарнее, тем лучше. Это возбуждает.

— Вы так думаете?

— Мужчины, пользующиеся услугами проституток, хотят видеть в них то, чего нет в женах.

Ирину будто хлыстом стегнули. Теперь-то наконец до нее дошло, что ее новая профессия называется «проститутка». Можно подумать, что вчера она этого не знала. Знала. Но ей в лицо об этом никто не говорил.

2.

Ирина не ошиблась, думая о том, что Марина пошла на «сеанс» в хорошем настроении. Так оно и было. Мужчина, который ее вызвал сегодня, имел для нее особое значение. Случается такое, что и проституткам везет. Можно сказать, ей повезло. С Дмитрием Воротниковым из Саратова она познакомилась около года назад. Так же пришла к нему по вызову. Солидный, приятный мужчина, не извращенец, семейный и очень любезный. Всегда платил за три часа, покупал цветы, шампанское, и они большую часть времени проводили в разговорах, чем в постели. Первые ее диктофонные отчеты приводили в смятение руководство ее фирмы, но потом все встало на свои места. Разведка в «проектном бюро» поставлена на высоком уровне. Марина знала и о том, что многие клиенты представляют особый интерес для фирмы и их берут в дальнейшую обработку. Детали ей были неизвестны. Что касается очень богатых клиентов, то их, страстных любителей женщин, переводили на другой уровень. Она не раз слышала о существовании какого-то шикарного притона где-то в ближайшем Подмосковье. Эдакий сексуальный клуб, которым пользуются очень состоятельные клиенты. Там и цены другие, и девочки не старше двадцати, собранные по особым критериям. Еще она знала, будто клуб существует не только для мужчин, но и для женщин, имеющих соответственные доходы и испытывающих постоянный голод на мужские ласки. Но Дмитрий не был миллиардером и заинтересовал фирму по каким-то другим причинам.

Марина знала одно: саратовский ученый в нее влюбился. И чувства его не охладевали в течение года. Он все чаще и чаще стал приезжать в Москву и по три-четыре раза подряд вызывал к себе Марину. Стоило это удовольствие недешево, но мужик совсем потерял голову. В последний свой приезд он сделал ей предложение. Тут надо оговориться. Речь шла не о браке ученого с проституткой. И дело даже не в их социальном положении. Она замужем и не могла бросить больного мужа. Это означало бы убить его. На это Марина пойти не могла. Дмитрий тоже был женат, и на его шее еще сидел сын-студент. Однако чувства, пронзившие сердце пятидесятитрехлетнего ученого, толкали его на безрассудство. Дмитрий предлагает Марине бросить свое ремесло. Он знает, что она человек зависимый, и готов выплатить за нее выкуп. Любой! Возникает новая проблема: на что женщине жить и кормить семью? Дмитрий предлагает ей выплачивать две тысячи в месяц и для их встреч снять в Москве хорошую комфортабельную квартиру. От Марины требуется только одно — не иметь других мужчин и в любую минуту быть готовой к встрече с любимым.

Пусть он таковым себя мнит. Марина не любила Дмитрия. Она вообще считала, что все чувства в ее жизни уже стерлись или притупились до такой степени, что разбудить их невозможно. Дело в другом. Дмитрий ей нравился как человек, с ним было легко и приятно, в его присутствии она чувствовала себя настоящей женщиной. Одним словом, предложение Дмитрия она приняла. Теперь вопрос стоял только в сумме выкупа. Марина знала, что если женщины попадали в сети «проектного бюро», то сами они из него уйти не могли. Те, кто пытался вырваться, потом исчезали бесследно, и никто их уже найти не мог. Если уходить, то по-хорошему.

Приленская, как девушки называли про себя «госпожа бандерша», выслушала запись на диктофоне с предложениями Дмитрия Воротникова и, к удивлению Марины, быстро согласилась.

— У нас будет предложение к твоему воздыхателю. Если он выполнит наши требования, то мы тебя отпустим. Если он откажется, то ему тебя не видать, как своих ушей.

— Какие требования? — спросила Марина.

— Тебя это не касается. Позвони ему сама и предложи сегодня вечером прийти в ресторан «Савой». Метрдотель сам проводит его к нужному столику, где с ним проведут переговоры на твой счет.

Марина позвонила и все передала. Она знала, что Дима ходил на встречу и согласился на сделку. Но ей он ничего не стал говорить о выкупе и о сумме. Все, что он сказал, так это то, что приедет в Москву через месяц и сумеет все уладить. Месяц прошел, и раздался звонок. И вот она едет к нему на встречу. Дождалась.

Он ждал ее в забронированном номере «Космоса», где они встречались постоянно, и, как всегда, с цветами и шампанским. Дмитрий уже знал, что их разговоры прослушиваются, Марина написала ему подробное письмо обо всем, что знала, и дала ему прочесть, когда они находились в ванной, а потом сожгла. Так что лишнего он не говорил, а то, что могли слышать чужие уши, пусть слушают.

На этот раз они начали с постели, а потом сели за стол праздновать встречу. Дмитрий пребывал в хорошем настроении.

— Я выполнил условие твоих хозяев, дорогая. Пусть назначают встречу, и я готов обсудить подробности. Через пару дней ты будешь свободной женщиной, и я хочу дождаться этого момента, только после этого я смогу со спокойной душой уехать в Саратов.

— А когда приедешь снова? — спросила она, чувствуя облегчение.

— По два-три раза в месяц. Я хочу перевестись в Москву. Мне давно уже предлагают здесь хороший контракт. Тогда проблем вообще не будет.

— А как же семья?

Он улыбнулся.

— Теперь я смогу ездить в командировки в Саратов. Жене объясню, что вызову их в Москву, когда решу вопрос с квартирой. А это не так просто сделать. К тому же сын учится на последнем курсе университета, и его нет смысла срывать с места. Не хочу загадывать, но год у нас с тобой есть. А там что-нибудь придумаем.

— Ты не хочешь сказать мне, во что я тебе обошлась?

— Дело не в деньгах. Тебе об этом знать не нужно. Им потребовались моя голова и знания. Ценности, не переводимые в денежный эквивалент. Я сделал то, что от меня требовали, и они обязаны оставить тебя в покое. В противном случае на предложенные мне условия я не пошел бы под страхом смерти. Но не будем об этом. Мы оба продали душу дьяволу, и теперь наша задача — откупиться от него.

— И нам это удастся?

— Считай, что удалось. Осталось решить формальности, детали.

Ничего особенного он не говорил. Скорее, играл на публику, зная, что его слушают. Но Марине показалось, будто над ними устроили какую-то шутку. Если бы с Димы потребовали деньги, тогда все понятно. Для любого притона деньги играют главенствующую роль. Но они захотели чего-то другого. Его знаний. Марина понимала, что вывеска проектной конторы висит не зря на их курятнике. На втором этаже действительно проектируют коттеджи для индивидуалов с большими возможностями, а отдел проституток не дает серьезных доходов. Но Дмитрий занимался физикой, электроникой и не имел никакого отношения к строительству. Здесь крылся какой-то подвох. Высказать вслух свои предположения Марина не могла. С другой стороны, тревога, скорее всего, была ложной. Она отстала от жизни и последнее время ничем не интересовалась. Все вокруг опостылело и стало безразличным. Ей судьба подбросила шанс изменить свое существование, и женщине не очень хотелось терять такую возможность. Наверное, по этой причине она и относилась ко всему с таким недоверием и подозрительностью.

— Я думаю, Дима, мне дадут какие-то инструкции, и я позвоню тебе вечером.

— Мне тоже так кажется. Думаю, что все заинтересованы в скорейшей развязке этой истории.

Через полчаса Марина ушла. Но ее звонка ждать не пришлось. Переговорщик явился сам спустя пять минут после того, как машина увезла женщину в контору. Воротников его знал. Именно с этим человеком он вел переговоры в ресторане «Савой» месяцем раньше. Дмитрий не очень удивился его появлению и был готов к встрече. Тогда этот человек представился как Василий. Настоящее он назвал имя или нет, особого значения не имело. Зато он все знал о Воротникове в мельчайших подробностях. Дмитрий уверовал в идею, что имеет дело с секретными службами, которые решили подойти к нему с черного хода. Во-первых, они знали профиль его работы и направление, что имело гриф «Особо секретно». Во-вторых, то задание, которое ему поручили выполнить, могло исходить только от спецслужб либо от международных террористов. Второе маловероятно, так как им выйти на Воротникова не удалось бы. И потом, эти примитивные фокусы с прослушкой не свойственны людям с мечтами о мировом господстве.

— Извините, что без предупреждения, Дмитрий Алексеевич. Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет, конечно. Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше. Но мне показалось, что вы не специалист в той области, о которой идет речь.

— Правильно. Но вы же составили инструкцию, сделали подробные чертежи и изготовили приборы. Или я не прав?

— Нет, вы правы. Впрочем, меня ваши проблемы не касаются. Важно, чтобы вы выполнили мои требования.

— Они будут выполнены, как только мы проведем испытание и убедимся в работоспособности механизмов.

— Гарантии?

— О чем вы говорите, Дмитрий Алексеевич. Неужели вы думаете, что мы будем держать проститутку, когда нам за ее свободу предлагают научное открытие?

— Давно уже не открытие.

— Но у нас его нет. Значит, оно того стоит.

— Хорошо, перейдем к делу.

Молодой человек прошел в комнату и сел к столу, хозяин тем временем достал из стенного шкафа свой чемодан, положил его на кровать и открыл. Скинув сорочки на постель, он достал толстую тетрадь и какие-то предметы, похожие на современную бытовую технику, а также ноутбук величиной со стандартную книгу.

— Ничего сверхсекретного, кроме нескольких деталей. Расскажу вам как дилетанту, в чем принцип работы, а потом ваши специалисты разберутся сами с моими записями и чертежами.

— Валяйте, профессор, я весь внимание.

— Вот сам аппарат. — Воротников поставил на стол коробку, похожую на школьный пенал, но она вся был усеяна датчиками и кнопочками. — Эта штука питается от крохотной батарейки, которой хватит на полгода, а то и больше. Задача батарейки — принять сигнальный код и переправить его на пуск механизма таймера, который начнет отсчет. При нулевом показании таймера сработает прерыватель, сомкнутся контакты и аппарат начнет излучать радиоволны.

Ученый достал небольшой шарик величиной с крупную жемчужину.

— Этот чип способен уловить те самые волны на километровом расстоянии, даже если его залить бетоном. Этот шарик — самый главный элемент. Он играет роль детонатора и делает это в трех режимах. Таким образом, это дает ему возможность привести в действие любое взрывчатое вещество, будь то пластид, жидкость или порошок. Состав шарика вы никогда не узнаете. При попытке его вскрыть он взорвется. Но вам это и не нужно. Самое важное заключается в следующем. Человек с мини-компьютером находится в десяти километрах от прибора. Ему достаточно включить компьютер и набрать нужный код в программе. Сигнал через секунду будет получен аппаратом, который находится в состоянии спячки. И может спать, как я говорил, до тех пор, пока работает батарейка. Не менее полугода. Сам аппарат очень сложное устройство, но надежное. Оно не боится перепада температуры, воды, снега, огня, падений. Если включилось, то сработает. Однозначно. Но на это потребуется час. Процессор должен сконцентрировать излучатель, чтобы дать массированную радиационную волну, и примерно за километр лежащий шарик в мешке с цементом вперемешку с тротилом сдетонирует, и взрыв будет неизбежен.

— Таким образом, если я вас правильно понял, профессор, подрывник может находиться в радиусе десяти километров от взрыва,, сама машина может быть расположена в километре от эпицентра взрыва, но с момента команды до фейерверка мы вынуждены ждать час.

— Вы абсолютно правы. Но, как мне известно, все теракты готовятся заранее, и срочность вам не требуется. В противном случае запаситесь гранатами.

— Нет-нет. Нас все устраивает. Сколько экземпляров вы нам привезли?

— Один, естественно. Машина стоит бешеных денег. Вот шариков я дам вам четыре, как вы просили. Ну а что касается взрывчатого вещества, то тут вам и карты в руки. Хоть водород используйте, дело вкуса.

— Хорошо. С этим вопросом мы разберемся. Через пару дней мы вам дадим ответ, и можете забирать свою ненаглядную.

— И надеюсь, мы больше, после того как я увезу Марину, не увидимся.

— Поверьте, мы умеем ценить хороший труд. Вас больше никто не потревожит.

— Слово офицера?

Молодой человек сделал серьезный вид.

— Слово офицера!

Молодец, правильно среагировал. Профессор заблуждался. Молодой человек даже на срочной службе никогда не бывал, а об офицерском звании и не думал. Но он был очень сообразительным, находчивым и ловким. За то и держали.

3.

Работал он по зову сердца, когда окончил Менделеевский институт и получил направление на оборонное предприятие. Алексей Белоусов считался очень талантливым химиком и очень изобретательным человеком. Один недостаток — платили очень мало. Хороший парень, любил красивых девушек, мечтал жениться и обзавестись семьей. Вот тут-то и начались проблемы. Красивые девушки предпочитали выходить замуж за богатых, а Алеша был всем хорош, но денег в его карманах не водилось. Жениться на простушке ему не хотелось. Женщиной надо любоваться каждый день, она должна вдохновлять на подвиги, возбуждать, быть в меру капризной, зажигательной, и все вокруг должны ему завидовать. Только он таких женщин интересовал, как говорится, на минуточку, а серьезно его не воспринимали.

Симпатичный, веселый, остроумный, бесшабашный, добрый, но… Но бедный.

Когда ему предложили поехать на два года в Чечню и большие деньги за командировку, он согласился. Можно поднакопить средств, а потом любая принцесса согласится выскочить за него с закрытыми глазами.

Но это была уже не работа для души, а наем. О Чечне он ничего тогда толком не знал. Он хорошо разбирался во взрывчатых веществах и разрабатывал новые. Теперь ему предлагалось попробовать их в деле. Пришлось пройти четырехмесячные курсы подрывников, и старшего лейтенанта Белоусова отправили в горячую точку командовать диверсионным отрядом. Не прошло и трех недель, как он понял, за что тут платят большие деньги. Не такие уж они и большие, если каждый день ощущаешь дыхание смерти, дующей холодом в спину. Воевать-то никто толком не умел. Перевес в большинстве случаев оставался за боевиками. Мобильные группы делали набеги с гор, уничтожали наши лагеря и тут же отходили назад почти без потерь. Перед отрядом Белоусова поставили задачу минировать отходы боевиков, не дать им улизнуть. Иногда это получалось, но чаще всего ребята просто физически не успевали справиться с задачей и многие погибали.

Скольких он там ребят потерял? Не такой он себе представлял Российскую армию. Насмотрелся в юности фильмов о войне и знал, какие мы непобедимые. На деле оказалось совсем не так. Киношная армия так и осталась в кино, а в Чечне все выглядело иначе. Двух лет Алексей не провоевал. Его мирная жизнь началась через год и три месяца. Одна маленькая оплошность. Обхитрили его чеченцы. Хотел их подорвать, а подорвался сам. На растяжку напоролся и остался без обеих ступней. А потом еще полгода валялся по госпиталям, «большие деньги» ушли на хорошие протезы, учился ходить заново, но Маресьева из него не получилось. Танцевать он не научился, а передвигаться без костылей, но с палкой сумел спустя год.

В Москве его никто не ждал. Однокомнатная, покрытая пылью квартира, слава Богу, сохранилась. Пенсию, а точнее — пособие, дали грошовую. Инвалидом войны он не стал и привилегий не имел. Войны-то никакой нет.

И куда былая веселость делась? Даже после выпитой пол-литры одни только слезы наворачивались. Какие уж там невесты-красавицы. Сейчас и замухрышка костлявая в его сторону смотреть не станет. С работой тоже не клеилось. В химической лаборатории приходится много двигаться, а он мог только до магазина дойти, а обратно уже со слезами на глазах. Дома передвигался на коляске, протезы слишком давили.

Одним словом, сник мужик. Какая-то чулочная артель подбрасывала ему халтуру иногда. Требовали, чтобы синтетика на колготках как шелк выглядела. Теоретически он чем-то мог помочь, а на практике опыты нужны и лаборатория. Для частных лавочек слишком дорогое удовольствие.

И вот однажды его опять пришли нанимать. На этот раз предполагалась работа по профилю. Работодатель представился Василием. Никаких документов он не предъявлял, но судя по тому, что знал о его жизни все, что требуется, Белоусов решил: предложение исходит от спецслужб. Да еще контракт велели подписать не читая. А что делать? Хорошие деньги предложили и аванс выдали.

Если вспомнить, то разговор носил деловой конкретный характер и длился недолго.

— Нам нужна взрывчатка, Алеша, очень большой мощности, с максимальной разрушительной силой. Но места она должна занимать как можно меньше. Скажем, так. Чтобы снести к чертовой матери десятиэтажный дом, потребовалось бы взрывчатого вещества не больше пяти килограммов и оно могло уместиться в коробку из-под обуви. О механизме приведения в действие бомбы я не говорю. Речь идет о начинке. Ты талантливый химик, имеешь опыт подрывника, и, я так думаю, задача эта тебе по плечу.

— Одного моего плеча мало. Мне нужны лаборатория, оборудование, приборы, опытный полигон для испытаний, а главное, как модно сейчас говорить, необходимые ингредиенты. Состав. Причем, если вы ставите такие задачи, соответствующий товар на черном рынке не купишь. Нужны такие составляющие, которые в сейфах хранят либо на военных складах под усиленной охраной в особых зонах. А из серы я вам только спички сделать смогу. Тротил, гексоген, пластид, нитроглицерин свой ресурс уже выработали. Здесь совсем другой подход нужен.

— У нас есть хороший загородный дом. Там мы тебе и устроим лабораторию. Можешь даже жить там, если хочешь. Напиши список всего, что тебе нужно. Перечень компонентов составишь отдельно. И приложи к нему списочек заветных и запретных местечек, где может храниться адское зелье. Ты ведь знаешь, какая дрянь в какой отрасли используется.

— Хорошо. Я попытаюсь составить все списки Но по ходу работы могут возникать новые потребности. Создание бомбы — процесс творческий. И еще. Не давите на меня сроками. Я не ударник коммунистического труда. Эксперименты занимают в этих делах девяносто процентов времени, и нередко бывает, что оно уходит впустую.

— Надеюсь, года тебе хватит для создания первой смеси. А потом будем совершенствовать сделанное.

— Деловой подход. Если так, то мы сработаемся.

— Вот и ладушки, Алеша. За списком я зайду завтра.

— Уже торопишь. Нет, через три дня.

Так Алексей Белоусов принялся за работу. Жить в коттедже под Москвой, где оборудовали лабораторию, ему не хотелось. Хотя нередко он оставался там на двое-трое суток. К нему прикрепили шофера и машину. Шофер был и сторожем, и соглядатаем, и поваром — все в одном флаконе. А когда на химика накатывала хандра, то Яша, так звали водителя, привозил ему девочек. Причем платить за них не приходилось. А иногда и сам составлял Алексею компанию за столом с бутылочкой и выслушивал озлобленные выпады бывшего старлея на власть и на весь кавказский народ. Никому безногий химик не давал пощады. Дай ему волю, он весь мир пустил бы под откос.

Шли дни, недели, месяцы. Белоусов получал все, что требовал, но не сразу, а с интервалами. Не такие уж всемогущие были его хозяева, хотя доставали все, что он заказывал. Две смеси были готовы спустя полгода. Вторая получилась мощнее первой. Сейчас он работал над третьей. Алексей увлекся очень серьезно и глубоко. Практически уже не выезжал из лаборатории и не пил. Вот только от женщин он не мог отказаться. Они его вдохновляли. Яшка старался угодить химику и все время привозил разных девочек, одну лучше другой. И где он их только брал. Жили в двадцати километрах от Москвы, в Ватутинках, а шофер исчезал максимум на час и возвращался с красоткой, от которой глаз не оторвешь.

Наконец Белоусов закончил работу над третьей смесью. Однако с испытаниями не торопились. Василий в коттедже не появлялся.

И вот в один из мартовских вечеров Яшка привез хозяина. Вася остался доволен своим подопечным, денег привез и какой-то чемодан.

— Ну что, пробирочный алхимик, кажется, тебя можно поздравить с новым успехом?

— Рано. После испытаний. Но у меня уже готовы идеи по новой смеси. Причем с теми же ингредиентами, а по мощности почти вдвое сильнее.

— Какой срок?

— Месяц, два. Но мне нужно увидеть результат сегодняшнего труда, а потом делать корректировки.

— Отлично. Завтра же и посмотрим. А сначала я покажу тебе другую штуку. Хочу знать твое мнение.

Василий раскрыл чемодан и выложил на стол небольшой переносной компьютер и коробку величиной с блок сигарет.

— Ты ведь имел дело с дистанционным управлением. Но те машинки, которые мы использовали, слишком примитивны. Пульт, антенна и все такое прочее, работающее на близком расстоянии. Я привез аппарат, который, по мнению ученых-специалистов, способен сработать на расстоянии десяти километров. Хочу, чтобы ты вскрыл эту коробочку и глянул на начинку.

— Так, без схемы?

— Пока без схемы. По схеме и лох разберется. А ты попробуй с ходу. Ну, скажем так: твоя задача — обезвредить устройство, которое я поставлю на таймер с помощью компьютера. Мне интересно, реально это или нет?

— Любопытная хреновина. Давай попробуем. Они сели за стол, а Яшку послали готовить ужин.

Алексей внимательно осмотрел стальной ящичек и обнаружил четыре винта сверху.

— Нужна магнитная отвертка.

— Бери уж сразу весь инструмент, чтобы не скакать на протезах.

Так Белоусов и сделал. Отвинтив крышку, он осмотрел ее обратную сторону.

— Фальшпанель. Датчики для видимости стоят. Никакой связи с механикой они не имеют. А вообще-то смахивает на компьютерную плату. Чисто сделано, промышленным путем, это тебе не самоделкин с паяльником кряхтел. Высокоточная работа. Но машина мертвая. На ней нет питания, и я не могу понять принцип ее работы.

— А мы сейчас попробуем понять. — Василий усмехнулся и откинул экран компьютера. Ноутбук включился. — Теперь включаем программу с дурацким карточным названием «Flash» и набираем код. У нас их несколько. Каждый работает со своим чипом, который и играет роль детонатора. Комбинация из семи цифр. Легко запомнить, как телефонный номер. Так, набираю.

После набора прибор ожил. На лежащей в стороне крышке зажглись огоньки, превратились в цифры, и таймер начал отсчет с цифры 60.00 к минусу.

— Черт! — восхитился Алексей. — Крышка с таймером. Беспроводная связь. Тут вообще нет ни одного проводочка.

— Спокойно, Леша. К прибору не прикасайся. Смотри и думай, как тебе его остановить. Он очень нежен к сотрясениям. Качнешь — и реле сработает сразу.

— Реле я вижу, но к нему не подобраться.

— И что делать?

— Здесь должна быть батарейка. Скорее всего она расположена на нижней части. Чтобы снять крышку и достать батарейку, необходимо перевернуть или поднять прибор.

— Нельзя, дружок. С прибором можно делать все что угодно, но только не трогать. У тебя час времени.

— Слишком много. Зачем столько?

— По словам конструктора, прибор основан на том, чтобы выработать какую-то энергию, и ему требуется для этого не меньше часа. А когда клеммы реле сомкнутся, то произойдет выброс импульса этого самого излучения, которое уловит чип-детонатор.

— На каком расстоянии? — спросил Алексей.

— Километр между детонатором и прибором. Кажется, он накапливает радиоактивное излучение.

Теперь усмехнулся Белоусов. Он взял в руки прибор, и реле мгновенно сомкнулось. Таймер встал на ноль, и огоньки погасли.

— Что ты сделал?

— Предотвратил взрыв.

— Но клеммы соединились?

— И что из того? Аппарату нужен час, чтобы собрать источник нужной силы, а прошло пять минут. Если он и выработал какую-то часть энергии, то ее хватит на метр, но не на километр. И насчет радиоактивных излучений я тебе так скажу, Вася. Тебя, лоха, обули. Это же не термоядерный реактор, а обычный прибор. Ты знаешь, какая должна быть радиоактивная волна, чтобы ее уловил чип? В десятки тысяч рентген. Километр — это большое расстояние. Тут работает все на радиоволнах. Частоту мы с тобой не узнали. А радиоволну можно послать, не накапливая ее, как ты сейчас это сделал через мобильный компьютер. Либо тут существует другая хитрость, либо твой конструктор большой шутник.

— Карты он, конечно, раскрывать не будет. Дал, что называется, попользоваться. Но если и так, то важно, что компьютер от аппарата может находиться на расстоянии десяти километров, а сам аппарат от динамита — на километр. И вот что еще немаловажно. Ты, Алеша, с помощью моей подсказки сообразил, что нужно делать. Минерская смекалка сработала. А теперь прикинь другую ситуацию. Раздается очередной звонок в милицию, и им говорят, что Курский вокзал заминирован. Сколько минерам понадобится времени, чтобы найти эту машинку? Взрывчатка вообще может лежать в чемодане в камере хранения. Допустим, они за полчаса нашли аппарат. Гениальные сыскари попались. И что ты с ней сделаешь? Через полчаса машинка уже на полкилометра импульс передать сможет, если верить твоей теории о дальности. Дальше-то что? Как остановить машинку, если даже трогать ее нельзя? А если прикрутить ее изолентой к трубе в каком-нибудь вагоне, стоящем в тупике?

— Ты что, Вася, решил Курский вокзал на воздух поднять?

— Я говорю тебе о неотвратимости. Пришел, нашел, а сделать ничего не можешь. Вот в чем мощь этой машинки. А о том, кого взрывать будем… Собирайся и поедем на объект, сам глянешь и скажешь, сколько твоей взрывной каши последнего поколения понадобится на его уничтожение.

— Ладно, поехали. Хотел бы я глянуть на то, как эта машинка работает.

Яков доставил их к нужному объекту через полтора часа. Им пришлось ехать на запад Подмосковья. Остановились они на окраине поселка, а точнее — города из красного кирпича. Трех— и четырехэтажные коттеджи возвышались над трехметровыми заборами, сделанными из того же материала.

— Не понял. Ты что, Василий, людей решил на воздух понять?

— Люди так не живут, Леша. Наркобарона убрать надо. По-другому к нему не подобраться. Хитер жук. Одних адвокатов с десяток на него работает. Короче, есть установка его убрать. А заодно и технику со взрывчаткой проверим на деле. Могу добавить для твоего удовольствия, что наркобарон — чечен. Тоже ведь свою войну ведет. Русский народ зельем травит, да еще за это ему же люди и деньги на особняки с бассейнами дают.

— Какой дом-то? — спросил Белоусов.

— Третий слева, с зеленой крышей.

— Ага, при свете луны все крыши одного цвета. Впрочем, вижу. План дома знаешь?

— Конечно, не то не вез бы тебя сюда.

— И как вы в дом к наркобарону попасть хотите?

— Домработница — наш человек. Она пронесет туда взрывчатку. Вопрос — сколько.

— Граммов двести хватит, чтобы другие дома на задеть.

— Отлично.

— Правая стена несущая. Что там?

— Кухня,— с готовностью ответил Василий.

— «Брата-3» завернем в обертку из-под масла, и пусть она положит пачку в холодильник. Проверим на дополнительную сопротивляемость.

— Какого брата?

— Так я смесь свою назвал. Кино помнишь? Вот и мы своего «брата» на свет произвели. Пусть тоже мстит.

— Завтра испытаем, что за брата ты нам сотворил. Первый раз сработаем по инструкции. Меня дальность интересует. А потом, благо здесь проходит шоссе, проедем мимо и посмотрим на результат. Поехали, Яша, домой, мы так и не успели поужинать.

4.

На следующее утро Ирину подвергли новым испытаниям. Ее отвели в студию, которая была хорошо оборудована на чердаке. И опять ей пришлось надевать чулки, и не только черные, но и красные, и белые, и вовсе снимать с себя всю одежду.

Вера Григорьевна сидела на плюшевом диване и наблюдала, как новенькую фотографируют в разных эротических позах на пленку, и криво усмехалась, видя смущение женщины и жар на ее щеках.

— Для чего нужно это унижение? — не выдержала Ирина.

— Это не унижение, милочка. Это твоя работа. У нас есть состоятельные клиенты, которые вслепую не заказывают девочек. Им предварительно показывают альбомы. Чем лучше ты получишься на снимках, тем больше у тебя шансов заработать приличные деньги. К тому же у нас есть несколько сайтов в Интернете, из которых мы тоже получаем заказы: «Интим-клуб», «Клуб знакомств», «Красный фонарь». Там тоже есть постоянные клиенты, и они обращают внимание на всех новеньких. С твоей фигуркой ты можешь иметь успех. Если ты не умеешь, то мы тебя научим работать в Интернете, где ты сможешь сама подыскивать себе клиентуру, отвечать на письма и предложения и уже не зависеть от случайных звонков из отелей. У нас большие возможности, надо уметь ими пользоваться. Сейчас ты краснеешь, как красна девица, но скоро поймешь, что твоя работа ничем не хуже любой другой, а по доходам в десятки раз превышает заработки специалистов с таким дипломом, как у тебя. Наши проектировщики, что сидят на втором этаже, живут на зарплату.

Съемка закончилась, и Ирина оделась.

— Если бы вам скинуть лет пять,— заговорил фотограф,— немного подучить, убрать зажатость и угловатость, то из вас получилась бы неплохая модель. Есть в вас изюминка, чего многим девушкам не хватает.

— Это комплимент? — спросила Ирина.

— И еще какой! — развеселилась начальница. — Лев Самуилович работает фотографом сорок лет. Обычно он молча выполняет свое дело, диктует позы и не комментирует. На моей памяти вы первая, кому он дал оценку. Цените.

— Спасибо.

Они покинули студию и вернулись в отдел. Ирина села за свой стол, и к ней тут же обернулась Марина.

— Ну как первый рабочий день?

— Не знаю. Как в бреду. Мне кажется, что ничего не было, а все приснилось. Даже вспоминать не хочется. Зато вечером я смогла детям устроить праздник. Гору пирогов напекла, цыплят в духовке нажарила. Видела бы ты их счастливые мордашки. Мне уже было наплевать на свои сомнения и терзания. И тут старший мне говорит: «Мам, а теперь ты мне сможешь купить кроссовки?» Мальчишка всю зиму с мокрыми ногами проходил. Без конца болеет, школу пропускает. А тут еще море долгов. Короче говоря, я отсюда не уйду, пока жизнь не наладится.

— А отсюда сами не уходят. Я тебе уже говорила. Кажется, мне это удалось.

— Ты уходишь?

— Ухожу. Чисто, без опаски за свою жизнь.

— Ничего не понимаю.

— Приходи сегодня вечером ко мне, я тебе все расскажу, и мы отметим мою свободу. Придешь?

— Хорошо. Говори адрес.

Ирина накормила детей, уложила их спать и отправилась в гости. Марина жила не за горами, а тоже в центре. Дорога заняла двадцать минут.

Новая подруга встретила Ирину приветливо. С кухни доносился запах жареной индейки. Квартирка небольшая, но уютная.

— Идем, я познакомлю тебя с мужем.

Мужа звали Иваном. Он сидел в большой комнате в кресле, смотрел хоккей и пил пиво из горлышка. Правая рука у него отсутствовала, и та же сторона лица была сильно изувечена, словно пытались отрубить часть головы, но он успел увернуться.

— Привет. Я Ирина.

— Привет. Ты только не пугайся. Маринка уже привыкла. Но за стол я с вами не сяду, чтобы не портить вам аппетит.

— А я и не пугаюсь.

— Ладно, вижу. Идите сплетничать, хоккей вам вряд ли интересен.

Женщины ушли на кухню, где был накрыт стол. Начали с красного вина.

— Извини, Марина. А что с Иваном?

— Иван — классный мужик. Я влюбилась в не го с первого взгляда. Сумасшедший был парень. Жила с ним и забот не знала. Он гонщик. Видела, наверное, в кино, как машины носятся по трассе со скоростью самолетов. Однажды ему не повезло. Соперник при обгоне зацепил его на скорости двести семьдесят километров в час. Машину Ивана выбросило на бетонное перекрытие, и его чиркнуло правой стороной по стене. Двое суток врачи боролись за его жизнь. Спасли, потому что гонки проходили в Италии. А у нас бы ничего сделать не смогли. Машина была застрахована, а водитель нет. Сам виноват. За чужую команду выступал, а наемников не страхуют. В нашей стране даже ассоциации «Формулы-1» не существует. Претензии предъявлять некому. Вернули мне половину мужа, что осталась после аварии, и отправили домой. Хорошо, что лечение оплатили. Вот и живу я с двумя мужиками на руках. Один беспомощный инвалид, второй школьник. Колька подрос, с бандюками связался. Все денег хотел заработать. Быстро и много. Отца жалел и меня тоже. Его взяли на квартирной краже. Точнее, попытке. Потому и получил всего два года. Дружки смылись, а мой растяпа влип. Вот теперь передачки ему вожу во Владимирскую область. Хорошо еще не Уссурийск какой-нибудь. Ладно, давай выпьем за нашу бабью долю. Все начинается с мечты, а кончается кабалой и черными буднями.

Разлили вино по бокалам, чокнулись и выпили.

— Ты мне так толком и не рассказала о своем увольнении, — напомнила Ирина. — И что значит «живой уйду»?

— Так. Ты особо не прислушивайся. Меня один мужик выкупил. Вот уж никогда не думала, что на нашей работе можно встретить мужика, который в тебя влюбится. Нашелся такой. Не знаю, может, его жена до такой степени достала, что для него любая баба казалась королевой. Он из Саратова. Ученый, профессор, работает в секретной лаборатории. Что-то с оборонкой связано. Часто приезжает в Москву в командировки. Обыкновенный человек, пятьдесят три года, у которого есть все и даже больше того, умный, но нуждается в женской ласке. Первый раз я приехала к нему на вызов в гостиницу «Космос» год назад. Он всегда там останавливается. Обслужила, как положено, и бывай здоров. В следующий раз он опять меня вызвал. Что меня поразило, Дмитрий не считал меня шлюхой. Он относился ко мне, как к женщине. Цветы, шампанское, дорогие подарки. А потом предложил мне бросить мое ремесло и перейти на его иждивение. Я сказала ему, что мужа никогда не оставлю. Впрочем, как я говорила, он и сам женат и у него сын-студент. Он предложил мне снять квартиру в Москве, за его счет, разумеется, и готов выплачивать по две тысячи в месяц. Долларов, конечно. Хочет, чтобы я принадлежала только ему, а не всем желающим. Это предложение, как ты понимаешь, было записано на диктофон. Все наши приключения потом внимательно прослушиваются госпожой Приленской. Той самой, что тебя на работу принимала. Госпожа бандерша меня вызвала к себе и сказала, что она очень за меня рада. Вранье, конечно! Но дело не в этом. Она согласна меня отпустить, если Дима им выплатит неустойку. Другими словами, выкупит меня, и скатертью дорожка. Катись! Я сказала об этом Дмитрию, и он согласился. С кем и когда он встречался, я не знаю. Но вчера он мне сообщил, что выполнил поставленные ему условия и через пару дней меня отпустят. И вот что меня удивило. Я спросила его, сколько же я стою. А он усмехнулся и ответил, что им понадобились его знания и мозги. О деньгах речи не шло. Значит, они знают все о наших клиентах и, как я понимаю, могут их шантажировать, если это понадобится.

— С какой целью? Он и так приносит доходы, чего еще надо?

— Потому что наш притон — это лишь малая часть огромной сети по обслуживанию клиентов и клиенток. Бабы тоже мужиков заказывают. Но сколько может продержаться такая сеть? Чем больше они расширяются, тем больше шансов завалить все дело. Лавочку прикроют, а организаторов пересажают. А тут миллионные обороты. Чистые деньги и никаких налогов. А ты знаешь, какие у меня были клиенты? И прокуроры, и депутаты, даже губернатор проходил через мои руки. А ты говоришь, шантаж. Им нужна поддержка во властных структурах. Гарантии того, что никто им мешать не будет. Помнишь нашумевший скандал с человеком, похожим на генерального прокурора? Тогда журналисты всю кашу испортили. А девочки были наши. Вот только найти их теперь никто не может. Если кто-то засветится или попытается исчезнуть по собственной воле, то так оно и случается. Исчезают. Но не по своей воле. Вот почему мне надо было официально договариваться с бандершей. Свободу можно купить. И я не думаю, что она определяется денежными единицами. Дмитрий им был нужен для чего-то, и они пошли на бартер. Услуга за мою свободу. Это не шантаж, а торговля. Но если учитывать, что они и фотографировать ухитряются, и на видео снимать, то наверняка и шантажом не брезгуют. У них на каждого клиента есть досье, которое лежит в архиве и ждет своего часа. Если ты уж попал в эту паутину, то, сколько ни барахтайся, не вырвешься.

Ирина разлила вино, они выпили еще и закурили.

— Послушай, Марина. Но ты же говорила, что за два года много девчонок сменилось. Ты уже ветеран. Значит, уходят же?

— Прикинь сама. Много я знаю? Много. Хочешь ты того или нет, но со временем и ты будешь понимать все больше и больше. Тут от тебя ничего особо не скрывают. Я не знаю ничего о других точках. Наш притон не единственный в Москве. Слышала и о пригородных пансионатах, где висят красные фонари. Но меня туда не приглашали. Мы уже старые кошелки, а для элиты подбирают девочек со всей страны. Крадут. Прямо с улицы, а потом все на чеченцев списывают. Но это слухи. Тут я ничего толком не знаю. И что ты думаешь? Меня с моими знаниями можно так просто отпустить? По собственному желанию? Я же свидетель. А теперь насчет других девчонок. Дружила я с одной. Машка Ковалева. Все, как у нас с тобой получилось. Пришла я в первый день с такими же, как у тебя, ошалелыми глазами и трясущимися поджилками, вот она и стала меня успокаивать. Через месяц сказала мне, что увольняется. Денег у нее немало накопилось. Муж-алкаш, дочь у бабки живет. Особых забот не имела. Но красивая была и мужиков к себе как магнитом притягивала. От клиентов отбоя не было. Короче, решила она свою сеть выстроить. Помещение арендовала и девочек нашла. С улицы, в основном тех, которым еще все интересно попробовать. Пошла к Приленской и заявила, что с нее хватит и больше она на контору пахать не хочет. Бандерша ее выслушала и отпустила. Мол, иди, душечка, гуляй. А через неделю Машка исчезла. Как сквозь землю провалилась. Муж, мать ее искали, но так и не нашли. А менты и пальцем не пошевелили. Была и еще одна героиня. Тоже решила гонор свой показать. Розка Уварова. С той я не якшалась. Тоже уволилась. Причин не знаю. Но только через месяц следователь приходил из прокуратуры. Интересовался ею. Толку что? Да, работала. Чертежницей. Уволилась, и больше мы ее не видели. Вот и делай выводы, подружка. Доказательств никаких нет, даже уголовных дел не существует. Нет трупа — нет дела. Только никто и ничто так просто не исчезает и не пропадет.

— А как же ты? Она тебя отпускает, но память у тебя в голове не сотрешь. Свидетель как был, так и остается свидетелем.

— Я под крыло Митино ухожу. Сделка. Если я рот открою, то Дмитрия шантажировать начнут. Наверняка его предупредили об этом. В каком-то смысле он у них на крючке.

— Страшненькую картинку ты нарисовала.

— Работай. Не важно, как деньги зарабатывать, важно, чтобы они были. А через пару лет решишь сама, как тебе выкрутиться. Ты вдова. Может, человека хорошего встретишь. Молодая еще.

— Не нужен мне никто.

— Не зарекайся. Многие так рассуждают, а по ночам в подушку плачут. Одиночество — страшная штука. У детей своя жизнь. Подрастут и забудут. На Восьмое марта да на день рождения цветочки приносить будут. О большем не мечтай.

— Ты неисправимая пессимистка. Все вокруг в черном цвете видишь.

— Нет, дорогуша. Я два года на мир через презервативы смотрела. Хватит с меня. Выдохлась. Не могу я уже прыгать от радости при виде солнышка. Не тот случай.

Марина разлила вино в бокалы. Стрелки часов перевалили за полночь.

Василий перекрестился и сказал:

— Ну, с Богом!

После чего набрал код на компьютере.

— Ты бы не кощунствовал,— разозлился Алексей. — Людей на тот свет отправляешь и крестишься?

— Не людей, а врагов, Алеша. Сколько они таких, как ты, взорвали? Счету нет. А скольких они наркотой потравили? Каждый день малолеток в подвалах находят мертвых от отравлений и передозировки. Может, тебе сводки принести?

Они сидели в машине на заднем сиденье, а за рулем, как всегда, был молчаливый Яшка.

— Сколько отсюда до объекта? — спросил Белоусов.

— Девять километров. Аппарат я прикрутил изолентой к суку дерева в километре от коттеджа. Все как полагается по инструкции. Нам надо опробовать машинку по максимальным параметрам. Сработает — значит, она стоит того, чтобы ее воспринять как стратегическое оружие. Хитрая штуковина, а? Как ты думаешь, Леша?

— Пока я ничего не думаю. Меня интересует моя смесь.

— А, «Брат-3». Вот в твоем таланте я не сомневаюсь, а в аппарате есть сомнения. Ты же сам сказал, что конструктор нас облапошил.

— Как я понимаю, этот тип работает на военном предприятии. Аппарат сделан в заводских условиях. Но почему он должен раскрывать перед вами государственные секреты? Такую машинку в кустарных условиях не сделаешь. А главное, что мы не понимаем программы, поставленной на компьютере и на базе, и не знаем способа излучения. Как выглядит детонатор?

— Шарик. Железный шарик с ноготь величиной. Я положил его в смесь, завернул ее в упаковку из-под масла, и наша сотрудница успешно пронесла его на объект вместе с другими продуктами. Как ты и просил, она положила пачку в холодильник.

— Значит, чип заключен в шарик. Какой же там должен стоять локатор или приемник, чтобы уловить волну, излучаемую в километре?

— Шарики у меня еще есть. Но разбирать их нельзя. Они саморазрушаемы. Меня предупредили.

— Догадываюсь. Попади такая машинка в руки врага или конкурента, он хрен с маслом в ней разберется.

Василий задумался.

— Конечно. Штучка хитрая. А ты бы смог раскусить этот орешек? Ты же головастый мужик, Алеша.

— Мне нужно еще раз глянуть на аппарат, и потребуются кое-какие приборы. Список я тебе составлю. Мне самому интересно покумекать над этой штуковиной.

— А сделать слабо?

— Чтобы делать, надо принцип механизма понимать. Попытка не пытка, чем черт не шутит.

Темное небо вдруг озарилось яркой вспышкой. Низкие облака побагровели, словно сквозь них просочилась кровь. Где-то вдали эхом раскатисто прогремел гром.

— Давай, Яшка, полный вперед. Через полчаса должны быть на месте.

— Раньше будем.

— Раньше не надо. Пожарные должны прибыть до нас. Они перекроют шоссе, и у нас будет повод остановиться и изображать зевак. Таких там немало соберется. Сольемся с толпой.

— Только выброси свой ствол, Вася. Пиджак слишком оттопырен. И Яшке прикажи сделать то же самое. Пожар пожаром, а взрыв взрывом. Ментов там тоже хватать будет. Район оцепят, и машины шмонать начнут. Это же теракт. От газа таких взрывов не бывает. Я знаю, какую смесь сделал.

— Хорошо кумекаешь. Не зря по окопам шнырял.

— А вот ты на удивление беспечен.

Оружие спрятали в лесу. Алексей даже не выходил из машины. Он не мог оторвать взгляд от яркого зарева, полыхающего из-за узкой черной полосы горизонта.

Чем ближе они подъезжали к месту, тем ярче и светлее казалось небо.

Как и предполагал Белоусов, шоссе было перекрыто. Шесть пожарных машин уже стояли, а новые все прибывали и прибывали. Тут и милиция, и врачи, и случайные автомобилисты. Народу собралось как на демонстрации.

Алексей взял свою палку, вышел из машины и, ковыляя, подошел к обочине. На том месте, где вчера еще стоял четырехэтажный особняк, ничего, кроме яркого гигантского костра, не было. Десятиметровые языки пламени рвались вверх, будто хотели обжечь небо. Картина выглядела страшно.

Белоусов знал, что он создал. С одной стороны, химик гордился собой, с другой — его обуял страх. Ведь все, над чем он работал, имело громадную разрушительную силу, которую он вручал кучке безжалостных солдат удачи.

Подойдя к милиционеру, наблюдавшему за пламенем, он спросил:

— Не знаешь, лейтенант, кого это подпалили?

— А с чего ты взял, что подпалили? — глянув на незнакомца, спросил офицер.

— Ну не сами же они себя подожгли.

Увидев клюку в руках Белоусова, лейтенант немного смягчился.

— Тут правительственные дачи. Странно. К ним на выстрел не подберешься. Охрана на военном уровне. Так что подпалить кого-то невозможно.

— Неплохо живут слуги народа.

— Судя по тому, что мы видим, я им не завидую. Никаких гарантий. Трехметровые стены и решетки на окнах не спасают. А я живу на окраине села, и мой дом охраняет старая полуслепая дворняга, вместо забора покосившийся штакетник, и дом я на ночь не запираю. Это они мне должны завидовать.

— Значит, до чиновников добрались?

— На зарплату министра такой особняк не построишь. Все же об этом знают. Не поделился с кем-то.

— У меня та же мысль в голове мелькнула. Ладно, лейтенант, бывай. Кажется пробка начинает рассасываться.

Алексей вернулся к машине. Он так и не мог понять, на кого работает. Спецслужбы могут и неугодных министров убирать, история знакомая. Но тогда к нему приставили бы грамотного специалиста. Конечно, Вася мужик хитрый, наблюдательный и неболтливый. Но он ничего не смыслит в подрывном деле, а это настораживает. Или они решили, что старлей без ног должен быть и без мозгов. А зря. Алексей имел о себе другое мнение.

5.

Они очень долго прощались на перроне вокзала. Им казалось, что все проблемы уже позади.

Дмитрий Воротников не скрывал своей радости, Марина вела себя более сдержанно.

— Контракт подписан, Марина. Я очень доволен. Конечно, в моей конторе меня объявят предателем. Хорошо, что больше не существует никаких партбюро, не то меня бы прочистили с песочком. Как так, бросаю КБ в тяжелое для него время. Но сколько я помню, у нас всегда были тяжелые времена. Короче говоря, так. Месяц мне понадобится, чтобы сдать дела. Раньше не отпустят. А ты найди за это время хорошую квартиру. Не торгуйся. То, что хорошо, дешево не бывает. А главное, на длительный срок. Терпеть не могу ездить с места на место. Я консерватор. Привыкаешь к обстановке, и менять ее уже не хочется.

— Уже заметила. В течение года снимал один и тот же номер в одной и той же гостинице. Не думаю, что с квартирой будут проблемы. Дешевую найти трудно, а дорогих сколько угодно.

— Выбери по своему вкусу. Мне важно, чтобы тебе самой понравилось и ты чувствовала себя уютно. Но я что-то не вижу радости в твоих глазах.

— Извини, но есть еще в моей душе тревога. Согласись, это же жизненный перелом, а в нашем возрасте очень трудно себя переделывать.

— В моем, но не в твоем. Тебе только тридцать девять, а мне, извини, уже за пятьдесят.

— И до сих пор не повзрослел. Мальчишка. Подумай на досуге, в какую авантюру ты ввязался. При твоей-то консервативности и устойчивости?

— Я целый год думал. Полагаю, этого достаточно. Вопрос решен, обратного пути нет, мосты взорваны, только вперед, с надеждой в будущее.

— Ну все, ступай. Поезд уже трогается.

— Страшно не хочется уезжать. Опять целый месяц буду мучиться по ночам. Ты у меня из головы не выходишь.

— Иди, Митя. Поезд уже тронулся. Иди.

Он еще раз поцеловал ее и, как мальчишка, на ходу запрыгнул в вагон. Профессор Воротников чувствовал, как молодел день ото дня, и готов был идти на любые подвиги. У него под лопатками прорезались крылья.

В купе он вошел одновременно с высоким молодым человеком в длинном черном пальто. На вид ему было лет тридцать. Очень симпатичный приветливый парень. Старшего пропустил вперед.

— Здравствуйте. Меня зовут Игорь,— представился молодой человек.

— Рад знакомству. А я Дмитрий Алексеевич. Что ж, кажется нам с вами повезло, Игорь. Мы едем вдвоем в купе. Это в Москву поезд всегда идет битком набитый, а обратно полвагона не набирается. Не сезон. Весна слишком медлительная в этом году. Снег еще в лесах не сошел, да и в городе грязных сугробов хватает. Но думаю, что ненадолго. В воздухе уже прорезается весенний запах.

— И на вас весна действует?

Игорь снял пальто и повесил на вешалку. Присев к столу, он открыл свой увесистый портфель.

— Конечно, действует. Я еще не старый. Наоборот, начинаю молодеть. Пошел обратный отсчет. Настроение с каждым днем только улучшается.

— Прекрасно. Времени уже десять вечера, и чай нам, как я понимаю, не принесут. Как насчет рюмочки коньяка?

Забросив свой чемодан на полку, Воротников улыбнулся.

— Ничего не имею против коньяка. Водку не люблю, а коньячка с удовольствием.

— Отлично. У нас и вкусы совпадают. Я и лимончиком обзавелся. Спать еще не хотите?

— Нет. Я привык ложиться поздно. А в поездах вообще плохо сплю.

Дмитрий сел напротив и смотрел, как Игорь режет лимон. Красивый парень. Вот только заячья губа его портила, которую он прикрывал усами. Наверное, такой парень должен быть у Марины. Хочешь того или нет, но природу не обманешь. Марина на четырнадцать лет моложе. А это не шутка. Долго ли она сможет терпеть его? Лучше вперед не загадывать. Жизнь покажет. Но отказаться от нее у него не хватало сил и воли. Слишком сильно зацепила его эта женщина.

— За знакомство! — предложил молодой попутчик, поднимая серебряную рюмку.

Примерно о том же самом думала Марина, возвращаясь домой.

Одно дело — обслуживать сексуально озабоченных мужиков, другое дело — идти на содержание к одному и надолго. Это значит брать на себя определенные обязательства и жить двойной жизнью. Стопроцентное предательство по отношению к Ивану. Проститутка — это профессия. Чистая, грязная — не имеет значения. Человек тебе платит, а ты отрабатываешь деньги. Содержанка — уже другое. Если ты свободная женщина, то все нормально. Многие живут без любви, но когда начинаешь разрываться на два фронта и предстоит жить в постоянной лжи, то тут есть над чем задуматься.

Задуматься ей не дали. В проходном дворе кто-то подскочил сзади и ударил ее тяжелым предметом по голове. В глазах сверкнуло пламя, и женщина погрузилась во мрак.

Ее оттащили на несколько метров в сторону и забросили в салон фургона с надписью «Военная комендатура».

Двое мужчин в форме офицеров запрыгнули в салон, дверцы захлопнулись, и машина сорвалась с места. Марина не дошла до своего подъезда сотню метров. Ивану она сказала, что идет к Ирине с ответным визитом, поэтому он не ждал ее так рано. Бабы могут говорить ни о чем часами, тут уж ничего не поделаешь.

Многие считали, что Стас Баландин имеет глаза на затылке. Он кожей чувствовал опасность. Но парень научился ускользать, как рыба из рук. Поймать его было невозможно. Он бегал со скоростью пули и принимал совершенно неординарные решения в долю секунды. В его карманах всегда была чистота, исключая деньги, которые у него водились в немалых количествах, но ни наркотиков, ни оружия и даже документов он с собой не носил.

В лучшем случае его могли задержать и доставить в отделение для установления личности, после чего приходилось отпускать. Внешность Стаса была непримечательной. Средний рост, серые глаза, короткая стрижка, и все. Куртка, джинсы и кроссовки с вещевого рынка. Миллионы таких парней ходят по улицам. И возраст неопределенный: то ли двадцать, то ли тридцать. Ну как тут запомнишь такое безликое создание.

Стаса его внешность вполне устраивала. И все же третий день подряд он улавливал своим кожным локатором определенный дискомфорт. Ему казалось, что за ним наблюдают. Мнительность — вещь плохая, но если постоянная навязчивая идея не отступает, то, значит, надо прислушаться к своей интуиции.

Стас заканчивал партию в пирамиду. Сегодня он проигрывал, что с ним случалось очень редко.

Народу в баре хватало, в бильярдном зале стоял дым коромыслом и стойкий пивной запах. Стас не пил и не курил, но это зловоние ему не мешало. Он умел отключаться от окружающего и концентрироваться на чем-то одном, что считал важным в данный момент. Игра в шары для него не имела значения, потому и проигрывал. Самой важной задачей сейчас было уйти из бара незамеченным.

Как это сделать, он уже придумал, но как вернуться назад, не привлекая к себе внимания, он еще не решил. А этот вопрос имел не менее серьезное значение.

Закончив партию, Стас поднялся на второй этаж, где располагалось кафе, играл сумасшедший оркестр, мелькали прожектора и с визгом в экстазе тряслись малолетки.

Покрутившись среди танцующих, он то и дело перемещался в разные концы зала, смешиваясь с толпой. Улучив момент, парень шмыгнул за занавеску и попал в коридор служебного помещения. Слева лестница, справа кабинеты. Окно между вторым и третьим этажами не имело решетки. Не теряя драгоценного времени, он открыл фрамугу, вскочил на подоконник, вылез на карниз и, закрыв за собой окно, спрыгнул в грязный сугроб. Двор освещался только окнами увеселительного заведения. Важно, что его никто не заметил.

Выбравшись из сугроба, Стас обошел здание и оказался на улице. «Уазик» темно-зеленого цвета с красной полосой, на которой стояла надпись «Военная комендатура», поджидал его на другой стороне улицы. Он осмотрелся по сторонам, перебежал дорогу и запрыгнул в машину. Автомобиль тут же исчез, словно его там и не было.

За рулем сидел мужчина лет пятидесяти в погонах майора, в салоне еще один в чине лейтенанта, а на полу лежала женщина в бессознательном состоянии.

— Долго тебя ждать приходится, Стас,— возмутился шофер.

— Ничего, не сахарные. Мне показалось, что я попал под колпак.

Лейтенант, сидящий сзади, подался вперед.

— Уверен?

— Чутье.

— Где ты мог наследить?

— Не мог. Какая-то сволочь вывела тихорей на меня. Если бы наследил, то взяли бы не задумываясь. На вшивость проверяют. Сейчас чисто ушел. Дело в другом. С какого места они меня цеплять начинают.

— От дома.

— Я уже пятый день ночую в разных местах.

— Смени кабаки.

— Не так это просто. Везде дела есть.

Майор подумал, потом сказал:

— Хозяин новое задание для тебя подготовил. Мы не участвуем. Получишь его в бассейне. Послезавтра. А как быть, если засвечен?

— В нужный момент уйду. Передайте по цепочке, что есть в сети «крот». Пусть наверху разберутся. Меня засветить невозможно, меня можно сдать, и кто-то это сделал.

— Хочешь по цепочке? Значит, если есть агент, то информация и через него пройдет?

— Так и надо. Он либо оборвет цепь, чем сразу себя выдаст, либо запаникует. Но на каждом этапе это можно будет проверить.

— Хорошо. Давай попробуем. О тебе не так много людей знает. По пальцам перечесть можно. Только смысла не вижу кому-то тебя сдавать. Ты нижнее звено. Ну возьмут они тебя, а дальше что? Два-три звена ты потащишь за собой, а потом опять стопор.

— Не морочь мне голову, Максимыч. Не нам решать, как и что делать. Мы мусорщики. Пусть другие решают. Но цепочку надо прозвонить. Ржавчину надо сразу уничтожать, пока коррозия на весь агрегат не распространилась. Ладно. Пора переодеваться.

Лейтенант достал из-под сиденья сумку.

Стас надел другие кроссовки, перчатки и вязаную шапку, надвинув ее до бровей. На дне сумки лежал нож в кожаных ножнах. Он сунул его за пояс.

Машина ехала по Минскому шоссе и вскоре свернула на проселочную дорогу. Когда она остановилась возле леса, Стас приказал шоферу еще метров двести проехать.

— Здесь мы уже были.

— И как ты все помнишь? Ночь, хоть глаза выколи.

— Я не глазами, а носом падаль чую.

Машина проехала еще две сотни метров вперед. Стас вышел, открыл заднюю дверцу и спросил:

— Обчистили девку?

— Чисто. В трусах сам копайся.

— Ладно, давай эту курицу сюда.

На несколько секунд луна выскочила из-за тяжелой тучи. В ее свете можно было видеть черный силуэт машины и человека, шагавшего по глубокому снегу к опушке. На плече он нес женщину, которая об этом ничего не знала и никогда не узнает.

Игорь глянул на часы. Они находились в дороге больше двух часов.

— Я все хочу вас спросить, Дмитрий Алексеич. Вы человек курящий?

— Бросил. Пора позаботиться о здоровье. Обстоятельства вынуждают. Нужны силы и энергия.

— А я вот пока не могу бросить. Силы воли не хватает.

— Кури в купе, мне дым не мешает.

— Нет, не стоит. Нам с вами спать здесь. Лучше покурю в тамбуре. Можете постоять со мной за компанию.

— С удовольствием. С вами интересно разговаривать.

Они вышли в полутемный коридор. Горел только дежурный свет. Прошли в тамбур, и Игорь закурил.

— Через двадцать две минуты будем в Рязани,— сказал Игорь, вновь глянув на часы.

Но Воротников его словно не слышал.

— Вот вы говорите, Игорь, что вам тридцать два года. А знаете очень много. Эрудированный молодой человек. Моему оболтусу Рудику двадцать четыре. Университет заканчивает благодаря взяткам и моему известному имени. А в голове один мусор. Он по-русски-то говорить не умеет. С дружками, понятное дело, трехэтажным кроет, а дома заменяет эти слова на «типа», «чисто», «как бы». Кошмар какой-то.

Игорь улыбнулся.

— Не сам же он эти словечки придумал. Сейчас все так разговаривают. Включите телевизор и послушайте. Люди считают себя грамотными, но без «как бы» ни одна фраза не обходится. А наши политики ни в чем не уверены. Они могут быть только «глубоко убеждены». Послушайте наших уважаемых популярных журналистов. У них каждая фраза начинается с долгого «э…» Ваш сын тут ни при чем. Однако я не убежден, а уверен, что нам пора.

— Пора что?

— Гляньте в окно.

И Воротников глянул. Поезд проскочил переезд, но больше он ничего увидеть не успел. На голову ему обрушилась скала. Он качнулся и упал.

Игорь достал ключ, открыл дверь и, как мешок, сбросил профессора на рельсы.

Заперев дверь, он вернулся в купе. Собрал все, что оставалось на столе, в портфель, вытер полотенцем все предметы, взял с полки чемодан бывшего попутчика и отправился в другой тамбур.

Через десять минут поезд остановился в Рязани. Игорь сошел и направился к привокзальной площади, где его ждала машина. Ему предстоял трехчасовой путь в обратном направлении. Главное — успеть вернуться на работу до прихода сменщика.

6.

На территории подмосковных Ватутинок настроили так много коттеджных городков, закрытых зон, особняков, что обычному смертному в этом чудном уголке Подмосковья делать нечего. Куда ни пойдешь, обязательно в забор уткнешься.

Один из таких городков походил на пчелиные соты, так как делился на определенные зоны внутри собственной необъятной территории, и каждая ячейка имела охрану и свою систему пропусков. По зеленой карточке можно гулять по всем участкам без ограничения, желтая запрещала входить в зону «А», синяя — выходить из зоны «А», белая открывала доступ только в зону «Б», которую называли административной, и так далее и тому подобное. Тут даже имелись свой детский сад, школа и поликлиника. Одним словом, целое государство в государстве. Не каждый здесь имел собственный коттедж. В некоторых жило по десять человек в пяти комнатах. Эти люди называли райский уголок ГУЛАГом, а себя — узниками, заложниками или рабами. Сейчас нет смысла останавливаться подробно на деталях. Рано или поздно они сами всплывут на поверхность.

В небольшом двухэтажном коттедже, на воротах которого стояла цифра один, а у калитки дежурили два вооруженных охранника, проходило небольшое совещание, где решались мелкие внутренние дела, из чего следовало, что проводилось оно руководством среднего звена.

У камина в уютной обстановке сидели три человека. Мы уже встречались с ними раньше. Семенова Григория Ефимовича, бывшего полковника ФСБ мы помним еще по Саратову. Это он делал заказ на кокаин, а здесь под его руководством находилась целая сеть отделений, в том числе и охрана. Елена Андреевна Приленская руководила одним из филиалов в Москве. Это она отбирала женщин в «проектном бюро» и оформляла их на работу. Конечно, начальник кадров не ее призвание. Приленская — кандидат медицинских наук, психиатр и великолепный психолог. Она умела не только общаться с людьми, но и внушать им то, что считала нужным. Так что никто лучше нее с подобной работой не справился бы. Третьим у камина был молодой человек лет тридцати пяти. Василия мы знаем как опекуна бывшего подрывника, а ныне инвалида Алексея Белоусова. Ничего особенного он собой не представлял, кроме того что страдал шизофренией в легкой форме, мнил себя великим стратегом, ненавидел весь мир, но при том имел все же незаурядный ум, прекрасно разыгрывал из себя наивного дурачка. За ним приходилось приглядывать, но очень осторожно. Василий был человеком крайне подозрительным, но твердо знал свое дело и всегда добивался поставленной цели, за что его и ценили.

В данную минуту Василий отчитывался о проделанной работе:

— Нет, конечно, Белоусова убирать мы не будем. Во-первых, в нем заложен огромный потенциал и он может принести еще немало пользы. То, что он назвал «Братом-3», разнесло на мелкие частицы неприступный бастион известного всем члена правительства. В порошок! Стер с лица земли. Чудовищная смесь. Сейчас он ее совершенствует. И я уверен, что следующий вариант будет еще круче. Двести граммов смеси имели такую разрушительную силу. А если чемодан, а не пачка из-под масла? Сдал его в камеру хранения на вокзале — и ни поездов, ни вокзала, ни района.

— Вокзалы твой бзик, Вася? Угомонись, — махнул рукой умудренный опытом бывший чекист. — Твой Белоусов не только гений-химик, но и носитель информации. А мы рисковать не имеем права.

— И кому он сдаст ценную информацию? Одинокий, всеми забытый, никому не нужный и обиженный государством инвалид? У него нет друзей, жены, невесты, родителей. К тому же он находится под моим контролем и считает себя вполне свободным человеком. Он очень ценит свою лабораторию и работает целыми днями, делая перерыв на девочек из вашего клуба. И главное, он заинтересовался машинкой (Василий глянул на часы) уже ныне покойного профессора Воротникова. А если ему удастся создать свой аналог?

— Ты показывал ему чертежи? — строго спросил Семенов.

— С его мозгами можно и без чертежей обойтись. Так даже интереснее. Пусть парень работает.

— Ладно, Вася. Только тебе придется вовлечь его в игру. Не ты, а он сам должен управлять кодами компьютера. Пусть понимает, что он делает. Страх перед возмездием может сдерживать людей куда сильнее, чем угрызения совести.

Слова Приленской прозвучали убедительно, и Семенов с ней согласился.

— Он уже видел плоды собственной работы. Не я же делал взрывчатку.

— Теперь доверь ему всю работу, а сам лишь контролируй.

— Думаю, что у нас все получится. Не беспокойтесь. Белоусову надо отдохнуть пару дней. Выделите мне двух девочек. Парень заслужил благодарность.

— Хорошо. Иди в третий корпус,— пробормотал полковник. — Я позвоню, и тебе подберут подходящий товар.

Василий встал, взял с кресла пальто и вышел из комнаты.

Разговор продолжали вдвоем.

— Кажется, у тебя опять появилась вакансия? — спросил Семенов.

— Да, Гриша. И меня это начинает беспокоить. Я чувствую волнения, происходящие в душах моих жриц любви. Уже не однажды ко мне обращались люди из органов.

— Никто из твоих подопечных не живет в одном районе, Леночка. И приходят к тебе менты с разных концов Москвы. Это же проформа. Никто пропавших без вести не ищет. Да, работала такая, ну и что? Уволилась, и я о ней ничего не знаю. Все. Вопросов больше нет.

— А коли копнут?

— Кто? Хозяева твоего округа пользуются нашими услугами. А у нас на них заведены досье потолще тех, что имеются в уголовных делах, да еще с картинками и звуковым сопровождением. Тебе даже адвокат не понадобится. А опера пусть ходят. Им нужно поставить галочку о проделанной работе. За четыре года нашей деятельности ни одного серьезного прокола. Наша империя непотопляема. Через наши руки прошли практически все сильные мира сего и их жены. Тебе ли не знать, что такое половой инстинкт. Фрейда, поди, наизусть знаешь.

— Однако Властелину посадили, несмотря на ее высокопоставленных клиентов.

— Неудачное сравнение. Финансовая пирамида совсем другое дело. Безграмотная баба решила заработать. А у нас целая система. Что она знала о своих клиентах? Ничего. Потому молчала и выжила. Они потеряли деньги, но сохранили лицо. У нас никто лица сохранить не сможет. Полный крах! Конец! Вспомни человека, похожего на генерального прокурора? Какая власть? Стерли с лица земли в считанные часы. И потом, твои девочки сами ставят свои подписи под договорами и знают, на что идут. Бывший в употреблении товар. Ничего стоящего. Те, которых привозят в клуб со всей России,— вот это товар. Но и риск серьезный. Лаврентий Берия мог позволить себе хватать баб с улицы безнаказанно, а потом вышвыривать за дверь. Мы действует теми же методами. Но от нас уйти можно только в могилу. Нет свидетеля — нет доказательств. Нет трупа — нет уголовного дела.

В дверь постучали, и заглянул один их охранников.

— Григорий Ефимыч, приехал один из ваших контролеров. Назвался Масимычем. Хочет вас видеть.

— Странный визит. Им запрещено сюда приезжать. Ладно, зови.

Охранник скрылся.

— Кто это? — спросила Приленская.

Она знала Максимыча, но сделала невинный вид.

— Кажется, его хозяин рекомендовал. Надежный мужик. Контролирует работу киллеров, обеспечивает им отход, а в случае провала убирает и их. Законы системы. Мы только что об этом говорили.

Дверь открылась, и на пороге появился мужчина лет пятидесяти, совершенно лысый, с одутловатым лицом и тяжелыми мешками под глазами. Трудно себе представить, что такая личность могла быть кем-то рекомендована.

— Инструкции нарушаешь, Максимыч?

— Вынужден, Григорий Ефимыч. — Он глянул на присутствующую элегантную даму. — Я могу говорить?

— Можешь.

Максимыч и Приленская сделали вид, будто не знают друг друга.

— Известный вам Бешеный Баран выполнил сегодняшнее задание с нашей подстраховкой, но выяснилось, что он находится в разработке у ментов. Это его предположение, но я думаю, что оно имеет под собой основание. Баран имеет хорошее чутье. А предыдущее задание он выполнил не очень чисто. Обстоятельства сложились не в его пользу. Я полагаю, он свое отработал.

— Зачем с такими мелочами идти ко мне? Не знаешь, что делать?

— У него задание на ликвидацию вдовы министра. Он с ней уже встречался и вошел в доверие.

— Я понял. Пусть выполняет. Игорь не вернулся?

— К утру будет. Сейчас он еще в поезде.

— Если Стас на контроле, то только Игорь сможет снять его после исполнения работы. Подключи его к делу. Барана они хотят взять с поличным. У них нет доказательств, потому и пасут его. Игорю надо вклиниться между ними в самый неожиданный для всех сторон момент. Впрочем, его учить не надо. Жаль, что наша легенда с маньяком потерпит крах.

— А может, и сработает.

— Каким образом?

— Может один из мужей его жертвы отомстить маньяку?

— Ты считаешь, что с Бешеным Бараном может справиться обычный обыватель?

— Не обычный. Человек, потерявший жену и знающий убийцу. Может, он год вынашивал свой план.

— Ладно. Обсуди свою бредовую идею с Игорем. Может, и сообразите, как поинтереснее обстряпать эту историю. Иди.

Максимыч исчез.

— Ты еще и спектакли с маньяками разыгрываешь? Гриша, зачем тебе это, после тридцатилетней службы в контрразведке?

— А он и есть маньяк. Мне его наш с тобой хозяин порекомендовал. Стас проходил через его руки. Интересный фрукт. Парень воевал в Чечне. Попал в плен. Измывались над ним по полной программе. А потом решили отдать в жертву Аллаху вместо баранов. Стас молил о пощаде. И его оставили живым. Но дали нож в руки и велели горло своим браткам перерезать. Показали, как это делать, на одном примере. А остальным он сам головы поотрезал. Поставили парня в строй, их веру заставили принять. И все это снималось на пленку. Случился как-то бой. И Бешеному Барану, как его прозвали чеченцы, удалось перебежать к федералам. Сказал, что его держали в заложниках. Поверили. Вроде как в строй вернуть хотели. Но тут нашему командованию пленочку с видеосюжетом подбросили. А на ней Стас своим однополчанам головы отрезает. Под конвоем отправили в Москву на экспертизу. Признали вменяемым, а ему удалось сбежать из института Сербского. Ну, что скажешь? Готовый маньяк. После этого мы перестали мудрить. Всем шлюхам режем глотки. Он режет. Вошел в раж. А тут еще совпадение. Девчонка не дождалась его из армии и вышла замуж. Хорошая закрутка. Осталось только объединить все дела в одно производство, а под занавес маньяка убрать. Погиб при задержании. Мы на него двенадцать жертв уже повесили.

— Перемудрил ты, Гриша. Для детективного романа сойдет, а по сути ты просто изголяешься. Придурь чекиста тебе спать не дает. Зачем столько осложнений, когда у тебя есть собственный крематорий. Ты бы рассказал, чем ты коттеджи отапливаешь. Углем и костями?.

— Ты слишком давно со мной работаешь, Леночка. Знаешь много. Тебя та же печь ждет.

— Не напугаешь. Хозяин скорее тебя поджарит, чем меня. Только я одна знаю, как он любит получать удовольствия. А ты обычный солдат. На твое место сотни других найдутся.

— Вот потому ты до сих пор и здравствуешь. Ну хватит о грустном. Выпьем коньячку.

Семенов потянулся к бутылке.

7.

Картина выглядела как в современном кинобоевике. В обменном валютном пункте, комнатушке в десять квадратных метров, возле окошка стояли две молодые красивые женщины и пожилой мужчина, который уже протягивал деньги кассиру.

Тут они и ворвались — двое крепких парней в вязаных шапках, опущенных до подбородка и с прорезями для глаз и рта. У одного в руках был обрез, а у второго пистолет. Действовали они быстро и слаженно, похоже, не новички в подобных делах.

Больше всех не повезло мужчине. Ему треснули по затылку рукояткой пистолета, и он свалился. Ствол тут же нырнул в окошко, а следом полетела сумка.

— Не вздумай шалить, стерва. Живо всю наличность! Пять секунд — или мозги размажу по стене.

Стопроцентный киношный шаблон.

Второй тем временем отшвырнул красоток в сторону, чтобы не мешали сбору, и прижался спиной к двери, выставив обрез вперед.

Все грамотно. Вот только одна из девиц замешкалась. У нее соскочила туфля. Она наклонилась, но вместо того чтобы надеть ее, сбросила вторую и, сделав разворот вокруг своей оси, выбросила пятку вперед. Удар попал в цель. Нос парня, стоящего возле дверей, вмялся в череп, образовав ровное кровавое пятно. Голова его, как переспелый арбуз, треснулась о дверь, и после этого он уже из себя ничего не представлял, кроме рухнувшего на землю мешка с костями. Главному пришлось отвлечься от кассирши, и он оглянулся. Действие развивалось стремительно. Красотке требовалось сделать четыре шага, а налетчику — высунуть руку из узкого окошка, в котором он держал пистолет и пугал им кассиршу. Реакция его подвела. А точнее, сообразительность. Он не успел понять, что произошло, и секундного замешательства хватило боевой дамочке, чтобы сделать два скачка, подпрыгнуть и обеими ногами впечатать налетчика в грубые прутья решетки, расположенной над окошком. Девушка упала, вновь вскочила и добивала парня руками, работавшими как пропеллеры. Еще мгновение — и оба бандита валялись без сознания.

Героиня крикнула в окошко:

— Оружия не касайся! Вызывай ментов!

Пистолет так и остался лежать на столе кассирши. Что она вытворяла дальше, можно назвать хулиганством. Во-первых, содрала галстук с пожилого клиента, отдыхающего на полу рядом с налетчиками. Во-вторых, вырвала наплечную сумочку у растерянной свидетельницы, которая почему-то не кричала, а дрожала, прижавшись к стене, и хлопала огромными ресницами.

Сорвав ремешок с чужой сумочки, красотка связала им руки одному бандиту, а галстуком — второму. Надо добавить, что она вертела ими, как снопами сена, и заламывала руки за спину.

Закончив работу, она поднялась, отряхнулась и с широкой улыбкой произнесла:

— Курить бросать надо. Дыхалка уже не та. Вторая женщина все еще моргала и тряслась.

— Ну хватит уже. Тебя я бить не буду.

Наряд милиции прибыл минут через шесть. По сути, можно сказать, быстро, но ловить уже было бы некого, если бы не вмешательство хрупкой интересной женщины. В милиции их продержали около двух часов. Протоколы, дознания, проверки документов и неторопливость работников. Все эту тягомотину знают, оттого и свидетелей никогда не бывает. Не любят оперативники работать оперативно. Очевидно, в них скрыт дух противоречия либо протест против тарифной ставки, по которой они получают зарплату. Там девушки и познакомились. Та, что жалась к стеночке, кареглазая красавица, работала архитектором, и ей было тридцать пять лет. Но выглядела она шикарно. Звали ее Ирина Николаевна Титова. Вдова с двумя детьми. Та, что отличилась в неравном бою, на пару лет моложе Ирины. Рыжеволосая, зеленоглазая, бойкая и тоже красивая. Ее звали Анастасия Викторовна Ковальская. Но самое поразительное, что она возглавляла частное детективное агентство «Титановый щит». Ирина никогда не думала, что женщины занимаются сыском. В кино все понятно, а на улице нечасто встретишь хорошенькую девушку, за которую на панели предложили бы неплохие деньги, а она ногами делает совсем другие вещи, вызывая удивление и восторг.

Когда их наконец выпустили из душного помещения на свежий воздух, красавицы решили отметить знакомство и посидели в кафе за рюмкой коньяка и чашкой кофе. Такая перемена мест должна снять напряжение и усталость.

Забегаловку они нашли приличную, даже уютную и не очень дорогую.

Настя поняла, что ее новая знакомая стеснена в средствах, и потому объявила, что сегодня она угощает, так как получила приличный гонорар за проделанную работу.

Когда заказ стоял на столе и они выпили по первой рюмке, Ирина очень осторожно спросила:

— Скажи, Настя, а за поиски пропавшего человека тебе много платят?

— Не мне, а нам. У меня бригада работает. Каждый выполняет свою задачу. Все зависит от сложности, обстановки, обстоятельств, причин. В двух словах не расскажешь. А в принципе иголку в сене тоже найти можно. Гонорар зависит от того, где ты ищешь — в сеновале или в снопе — и есть ли у тебя приспособления. Магнит, например, или факты и свидетели, если ищешь человека. А тебе зачем все это?

— Я тоже хочу найти одного человека. Очень хочу.

— Расскажи. Может, что-то посоветую. И не беспокойся, за советы я денег не беру.

— Правда? Хорошо. Расскажу. Только давай еще по одной выпьем.

Выпили. У Ирины разгорелись щеки и глаза сверкали, как бриллианты.

— Моя подруга пропала. То есть она мне не подруга, а хорошая знакомая. Даже не так. Я знала ее три дня, но мы с ней сблизились. Каждой хотелось высказаться. Дело в том, что я устроилась в одну контору, где Марина уже работала. Через два дня она уволилась и пропала. Все, кто из этой шараги увольнялся, потом исчезали и больше не возвращались.

Ирина замолкла. Настя затянулась, стряхнула пепел и тихо спросила:

— Ты сама-то поняла, что сказала?

— Понимаю. У меня такая каша в голове, что очень трудно выразить свою мысль. Тут еще этот налет в обменнике, милиция. Перепугалась до смерти.

— Давай мы сделаем с тобой по-другому. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечать.

— Наверное, так будет проще.

— С чего ты взяла, что Марина пропала?

— Вчера вечером я возвращалась с работы домой, а во дворе меня поджидает ее муж. Он инвалид. Представляю, каких трудов ему стоило доехать до меня. Он у меня спросил: «Где Марина?» Я ответила, что не знаю. Иван начал настаивать. Мол, вчера она заскочила домой на полчаса, накормила его и сказала, что идет ко мне в гости с ответным визитом. Я была у них два дня назад. Тут я вспомнила, что Марина хотела поехать на вокзал проводить своего… как бы это выразиться… друга, любовника или, как сейчас модно говорить, спонсора. Я сказала Ивану, что она приходила ко мне, но ушла около двенадцати ночи. Оказывается, он звонил на работу и ему там ответили, что Марина два дня назад уволилась, а ему ничего не сказала. Мне страшно на него было смотреть. Боюсь, что он натворит глупостей. Вены себе перережет или повесится.

— Думаешь?

— Он обронил перед уходом такие слова: «Я ждал этого и очень боялся. Рано или поздно она должна была меня бросить. Пришел срок, и это произошло. Теперь мне жить незачем». Сегодня я звонила ему днем из гостиницы, но трубку не взяли.

— А не могла твоя подружка умотать со своим хахалем?

— Исключено. Она мне сказала, что никогда не бросит Ивана. У них сын сидит в тюрьме. Осенью должен выйти, а любовник для нее никакого значения не имеет. Обычная материальная поддержка. Он ее выкупил из притона. Благородный мужик, ученый, профессор, женат. В Москву приезжает раз в месяц.

Настя загасила сигарету и взяла новую.

— Ты сказала «притон»? Значит ли это…

— Значит. И я, и Марина, и еще пара десятков баб, поставленных жизненными обстоятельствами к стенке, вынуждены работать девочками по вызову. Внешне наша контора выглядит вполне пристойно. Работаем под вывеской «Проектное бюро». Моя должность — архитектор. Соответствует диплому. Я ведь тоже не от красивой жизни пошла в проститутки. Двое детей школьного возраста. Парню двенадцать, дочери восемь. Муж умер год назад. Долги задушили, диплом устарел, одна дорога — на рынок или на панель. Надолго ли хватит? Уже не молодая.

— И тебя взяли в таком возрасте? Правда, выглядишь ты классно. Нет, я правду говорю.

— Понимаешь, мы одно из многочисленных подразделений. Существует какая-то централизованная служба, принимающая заявки. Если требуются женщины от тридцати до сорока, то коммутатор переносит заявку в нашу контору. У многих девчонок есть списки постоянных клиентов. Ну а кому хочется свежатинки и есть на это деньги, то Марина говорила, будто под Москвой есть свой элитный клуб, где пользуются спросом не только девочки-малолетки, но и мальчики, и жеребцы. Наша ветвь самая тонкая на огромном дереве. И вот что самое страшное. Тех, кто по каким-то причинам хочет уйти, отпускают. А через день-два они исчезают. И никто их с тех пор не видел. Многие наши бабы об этом знают, трясутся от страха, но молчат.

— А проектное бюро работает по профилю или только вывеска привинчена?

— В том-то и дело, что работает. Заказов хватает.

— Кто тебя нанимал?

— Меня туда с биржи труда направили. В отдел кадров очередь стоит. Отбор делает Елена Андреевна Приленская. Сильная женщина. Убеждает быстро. В отделе нас двадцать одна. Сидим, как ученики, за партами и лазим по Интернету в поисках сексуально озабоченных стариков с пухлыми кошельками. А по центру сидит учитель. Надзирательница. Вера Григорьевна Каплан. Она принимает заявки и распределяет среди девочек. Девяносто процентов заявок идет из гостиниц. У конторы с отелями партнерские отношения. Марина говорила, что некоторые номера оборудованы всякой техникой подсмотра и прослушки. Нас тоже снабжают цифровыми диктофонами.

— Тут все ясно. Ты сказала, что Марину выкупили. Что это значит?

— Она ему все о себе рассказала, когда поняла, что Дмитрий к ней серьезно относится. Он хотел, чтобы она бросила работу. Но Марина понимала, чем это может кончиться. Дима предложил за нее выкуп. Марина передала его предложение Приленской, а та, в свою очередь, свела Дмитрия с какими-то людьми. Через месяц он ей сказал, что она свободна. Причем денег он за нее не платил, а выполнил какую-то техническую работу.

— Вот как? Значит, они о Дмитрии все знали, иначе не делали бы ему заказ. Так?

— Я думаю, что они все знают о наших клиентах, а не только их вкусы на блондинок и брюнеток.

— Серьезная контора. Вот так живешь, работаешь, ходишь по магазинам, смотришь криминальные сводки по «ящику», сколько аварий на дорогах, где пожар потушили и скольких сопляков на «кармане» повязали. А тут существует целая отрасль услуг населению, о которой никто не подозревает.

— Уверена?

— Знают и пользуются многие. О масштабах не подозревают. Но какую же надо иметь крышу, чтобы молчали те, кто сидит на самом верху. Спецслужбы не могут не знать о таком масштабном бизнесе, и московские бандитские группировки тоже в курсе событий…

— Говоришь, веточка на дереве? Это дерево найти еще надо. А потом и на корни посмотреть. Задачка непосильная. Петровка вместе с прокуратурой зубы себе обломают.

— А зачем замахиваться на то, что не в силах сломать? Есть спрос — есть предложение. Рынок. Речь о другом, Настя. Женщин уберечь надо и семьи их. Неужели они их убивают? Маринка была уверена в этом. Но ведь ее же откупили. Зачем же ее трогать?

— Значит, вакансия освободилась. А почему бы мне не познакомиться поближе с вашей конторой?

— Хочешь пойти в проститутки?

— Мне надо видеть обстановку собственными глазами. А проституткой я уже работала. Было время, мы таким же образом мужиков шантажировали. Слава Богу, надолго нас не хватило. Принцип работы мне понятен. А теперь, Ирина, мне нужны факты. Все, что ты знаешь. Имена пропавших женщин, адреса, все, что помнишь и знаешь. Особенно подробно о Марине и ее профессоре.

— Ты хочешь ее найти сама? Но мне нечем заплатить!

— Не думай о деньгах. Есть дела, когда сам готов приплатить, лишь бы в них разобраться.

Настя достала из сумочки блокнот и ручку.

Компаньон Насти по сыску имел побочный бизнес. Одно другому не мешало. Евгений Метелкин был профессиональным журналистом и фотографом. К настоящему времени он успел издать три книги документально-детективного характера, где сплетались всевозможные жанры, начиная от хроники и кончая боевиком. Тщеславием он не страдал, писал под псевдонимами и великосветские тусовки не посещал, если того не требовала работа.

Настя посетила одинокую однокомнатную квартиру Метелкина поздним вечером. Описывать жилище репортера-сыщика — труд неблагодарный. Из мебели только раскладушка, остальное — стеллажи с полками, негативами, фотографиями и подшивками газет.

Общаться можно только на кухне. Там имелись стол, два табурета и кофе.

— Тут одно дело приключилось,— начала с порога Настя,— мне понадобится твоя помощь.

— И на сколько тянет твое дельце?

Они прошли на кухню, и Метелкин поставил чайник на плиту.

— Сенсация получится, если удастся копнуть глубже дерна. А с деньгами ничего не просвечивается.

— Так я и знал. Сколько же можно работать на халяву! Хорошо, есть еще добрые люди, халтурку подбрасывают, и загашник еще не опустел.

— Хватит нудить, Женечка. Можешь не участвовать. На днях Журавлев приедет, его запрягу. Он не такой мелочной. Хотела у тебя попросить твой шпионский фотоаппаратик, что ты в брошь вмонтировал. Мне надо сделать с десяток снимков своих возможных собеседников.

— Ладно-ладно, не ерепенься. Делать-то все равно нечего. Выкладывай. А то сразу… Я что, когда от дела отлынивал? Чего бы вы без меня стоили с Диком?

И Настя выложила все, что знала.

Метелкин долго мерил шагами свою восьмиметровую кухню, о чем-то раздумывал, а потом выдал результат.

— А знаешь, Настена, очень может быть, что я работал на эту самую банду. Примерно год назад я познакомился на выставке современной фотографии с одним типом. Разговорились. Его интересовали современные приборы слежения. Но я понял, что он полный лох в этих делах. Кое-что пришлось ему объяснить. Короче говоря, он попросил меня помочь его фирме и немного поработать. Выяснилось, что мужик занимается гостиничным бизнесом. Но это верхушка айсберга. По сути я оборудовал номера гостиниц скрытыми видеокамерами. Если ты помнишь наш первоначальный рывок в бизнес, то мы занимались тем же самым. Я тут же смекнул, что камеры нужны для последующего шантажа. Если бы они работали на ФСБ, то там специалистов в этом направлении хватает и техника на порядок лучше. Смущало другое. Когда ты ставишь жучки в одном отеле, то здесь замешана администрация. Но если ты это делаешь во всех первоклассных гостиницах города, то тут совсем другой коленкор получается. Причем я ставил аппаратуру только в хорошие одноместные номера. Очень смахивает на сюжет из твоего рассказа. Записывали они без меня. Кого и в каких позах — не знаю. Но понял, что у нас появились преемники других масштабов. Месяца три я поработал на этого дядю. У меня, кстати, есть его телефон. Могу звякнуть. Он мне сказал тогда: захочешь подработать — звони, дело для тебя всегда найдется. Расстались друзьями. Я его устраивал тем, что не задавал лишних вопросов и не совал нос куда не следует. Может, потому и жив остался?

— Любопытная история, Женечка. Если твоя история и моя — звенья одной цепи, то в этом бизнесе задействована уйма народу. Всем рот не заткнешь и не перестреляешь. Удивительно, почему до сих пор информация не просочилась в печать?

— Цепь-то, может, и одна, но звенья разбиты. Каждый знает свой шесток. Опасно, если женщины попадут в поле зрения репортеров. Они главный доход. А те замужние и от всех скрывают род своей деятельности. Из них каленым железом правды не вытянешь. А вот если они рвут все нити с прошлым, то тут они представляют опасность. Ходячая бомба с часовым механизмом. Таких надо убирать.

— Что они и делают время от времени. И сколько их несчастных под дамокловым мечом еще ходит…

— Какие предложения?

— Завтра пойду в проектное бюро устраиваться на работу. Думаю, что меня возьмут.

— А трудовая книжка?

— Пять лет без записей. Вот только сына надо куда-то пристроить. Ведь я, в случае чего, пойду напролом.

— Они тебя вычислят.

— Вряд ли. Наше агентство не на мое имя оформлено, если ты помнишь. И название мы не раз меняли. Нет. Для них я чистый лист бумаги.

— Я бы тебя взял. Ты баба аппетитная.

— Фотоброшь нужна. Пора и нам на их контору досье собирать.

— Не торопись. Тут каждый жест и слово продумать надо. Один раз оступишься и больше не подойдешь. Если вообще живой останешься.

— Хватит маячить. Наливай кофе, садись, и будем кумекать. Одна голова хорошо, две хуже.

И они стали кумекать.

8.

Человек, сидевший в глубоком кресле, чувствовал себя хозяином. Комната на втором этаже имела отдельный вход с тыльной части здания, где висела табличка «Котельная», а на самом деле лестница вела наверх. Он приезжал на точку с инспекцией раз в квартал. Таких организаций у него хватало, а временем он не располагал.

На стене комнаты висела плазменная панель в пятьдесят дюймов по диагонали. По этому экрану он мог наблюдать за любым уголком двухэтажного здания проектной организации, что он и делал. Стоящая за его спиной Елена Андреевна Приленская, ответственная за данный объект, как выражался человек в кресле, давала некоторые пояснения и отвечала на вопросы.

Когда на экране появился «класс» с девочками, мужчина начал внимательно разглядывать каждую, пользуясь пультом управления.

— Одно место пустует, Леночка?

— Кандидаток целая очередь. Временный обрыв цепи из-за инженера, который создал для тебя шумную машинку.

Мужчина рассмеялся.

— «Шумная машинка» говоришь? Смешно. Да, действительно. Не для меня, а для моего брата. В правительственных кругах взрыв наделал много шума. Я думаю, многие догадались, чьих это дело рук. Притихли. И вроде бы амбиций поубавилось. Иногда полезно проводить акты устрашения. В газетах написали, будто в доме взорвались баллоны с газом. Для обывателя эта версия пройдет, но не для специалистов.

На одной из женщин камера остановилась. Он долго ее разглядывал и спросил:

— Новенькая?

— Да. Вдова, двое детей. Ирина. Тридцать пять лет.

— Она мне нравится. Пришлешь ее в Ватутинки.

— Боже тебя упаси! Она же старуха!

— Я тоже немолод. Все. Вопрос закрыт. Набирай двух. Вряд ли она вернется к тебе обратно.

— Хорошо. Тебе виднее. С детьми? Или…

— Без «или». Я не хочу, чтобы она чувствовала дискомфорт. Это отражается на сексе. Когда женщина обслуживает клиента, у нее не должно быть посторонних мыслей в голове. А уж тем более забот. Ну вот, кажется, мы все вопросы решили. Пора ехать на следующий объект. Тяжелый у меня сегодня день.

— Я тебя провожу, Герман.

Приленская проводила своего босса и сразу же направилась в отдел проектирования, где располагался отряд девушек.

Вызвав Ирину в коридор, она улыбнулась и масляным голоском сказала:

— Хочешь заработать триста долларов?

— Странный вопрос, Елена Андреевна.

— Я вижу, ты уже освоилась. За эти деньги тебе придется поработать в выходные дни за городом.

— А как же дети?

— Возьмешь их с собой. Там все обустроено на высшем уровне. У тебя будет время навещать их в перерывах. Часа на три в дневные часы. Я думаю, что и ты, и они останетесь довольны. И, пожалуйста, расслабься. Ты первая из нашей бригады, кто получает такое выгодное предложение. К тому же ты получишь два оплачиваемых отгула в любое удобное для тебя время, если не будут нарушены интересы твоих постоянных клиентов.

— У меня нет постоянных клиентов.

— Тем более. Согласна?

— Конечно.

— Тогда готовься. В субботу утром за тобой приедет машина.

Приленская ушла.

Как она и думала, в приемной сидела очередь. Из двух десятков женщин ее внимание привлекла одна рыжеволосая, резко выделяющаяся своей яркой внешностью на фоне остальных. Макияж выглядел слишком вульгарно, но ведь ее не в дипломатический корпус готовили. Мужики любят вульгарных баб, если это не их собственные жены.

— Вы! Пройдите в мой кабинет.

Девушка встала и последовала за начальницей. За ними захлопнулась дверь.

Нанимательница села в свое кресло, а кандидатка осталась стоять в дверях.

— Мордашка у вас сносная. Посмотрим на ноги. Поднимите юбку.

Та с хладнокровием оголила стройные длинные точеные ножки, словно хотела сказать: «Довольна, мымра болотная?»

— И тут изъянов нет. А теперь присаживайтесь к столу и проведем предварительную беседу. Если вы женщина мыслящая, то поймете, что в нашей организации вы сможете заработать хорошие деньги. Итак. Как вас зовут?

— Анастасия Викторовна Ковалевская.

— Думаю, мы сработаемся, Настя. У тебя красивая брошь. Старинная? Наследство бабушки?

— Бабушки. Только не моей, а моего бывшего любовника. Сейчас мы расстались, и я осталась без средств.

— Решаемые проблемы. Торговать на рынке ты, разумеется, не хочешь, а профессии и опыта у тебя нет. Думаю, что тебе повезло и ты попала туда, куда надо.

— Хотелось бы надеяться,— многозначительно ответила Настя и ухмыльнулась. Это была дерзкая и вызывающая ухмылка.

ГЛАВА III Москва. Конец марта

1.

Можно сказать, что убийство совершено на глазах у оперативников. Точнее сказать, два опытных следопыта из «наружки» сидели в машине в десяти метрах от подъезда, где происходила бойня. Они среагировали только тогда, когда услышали крик. Сорвались с мест, вбежали в подъезд, а там на тебе! Труп с двумя пулевыми ранениями лежал наполовину в лифте — верхняя его часть, а ногами на площадке. Женщина вошла в подъезд, поднялась по ступенькам на площадку, а тут такой кошмар. Ее визг сотрясал стекла в соседних домах. Тут же вызвали оперативную бригаду с Петровки и следователя из прокуратуры.

Минут через тридцать в подъезде собралось человек пятнадцать. Конечно, в ход пошел план «Перехват», но никто не верил в успех. Сработано чисто, и убийца не новичок, чтобы его в ближайшей подворотне схватить.

С Петровки прислали одного из лучших оперов — Степана Марецкого, а из городской прокуратуры приехала дамочка. Ее даже через оцепление пропускать не хотели. То ли модель, то ли поп-звезда — не поймешь. Пришлось удостоверение показывать. Выяснилось, что надушенная французскими духами красотка — подполковник юстиции, следователь по особо важным делам прокуратуры Ксения Задорина. Пришлось пропустить да еще и честь отдать. У ментов из оцепления слюнки текли, когда они провожали ее взглядом. И чего такая баба в прокуратуре забыла? Ей только в кино сниматься, а она бумажки пишет и по моргам шастает.

Марецкий относился к Задориной иначе. Им уже приходилось вместе работать. Нельзя сказать, что ее появление майора обрадовало. Нет, дело не в профессионализме молодой красавицы. С этим у нее все в порядке. Просто она его смущала, и он постоянно краснел в присутствии следователя Задориной. Можно догадаться почему. Ему тридцать семь, холост, ей тридцать пять и не замужем. Ребята из управления давно хотели их сосватать, но только Марецкий к таким приколам относился плохо и наложил вето на эту тему. Правда, как-то он обронил где-то на вечеринке: «Был бы я хоть полковником, еще куда ни шло, а так не пойдет. Не ровно стоим». Ксения старалась не надевать мундир, когда работала в одной упряжке с Марецким. Она была девушкой неглупой и все понимала. Но только вид делала, будто ничего не замечает.

— Здравствуй, Степа,— почти ласково произнесла она. — Давно приехал?

— Минут десять назад.

Он опять покраснел, но ничего сделать с собой не мог. Она и не смотрела на него. Зачем зря человека смущать.

— Что скажешь? — спросила она.

— Все наглядно. Киллер поджидал его внизу. Дверь лифта открылась, парень хотел выйти, а его свинцом встретили. Первый выстрел ключицу ему перебил, а второй мозги вышиб.

— Обыскали?

— Нет еще. Сейчас фотограф с врачом закончат, и обыщем.

— Что говорят наружники? Марецкий удивился:

— А ты откуда знаешь?

— Машина с номерами ФСБ стоит у подъезда. Чего бы ей здесь делать? Не случайно же они появились?

— Тогда зачем играть в испорченный телефон? Сама и спроси у них.

В сторонке стояли два молодых человека в штатском. Высокие симпатичные ребята. Марецкий подозвал одного из них. Тот с готовностью подошел.

— Вот, лейтенант, эта дама следователь из прокуратуры Ксения Михална Задорина. Пролейте свет на загадочные обстоятельства.

Лейтенант кивнул.

— Мы сидели в машине по другую сторону улицы. Поглядывали за подъездом, но не очень внимательно. Этот парень зашел в дом минут за тридцать до крика, который нас взбудоражил. Я выскочил из машины и бегом сюда, а напарник развернулся и подогнал машину к входу. Забегаю, а тут такая картина. Вызвали «скорую», милицию. На «скорой» ту женщину увезли. Старушку инфаркт стукнул.

— Скажите, лейтенант, а кто выходил из подъезда перед тем, как женщина вошла? — спросила Задорина, уже понимая, что проку от этих ребят не будет.

— Вопрос понял. Вообще, на наше удивление, народу мало входило и выходило. Мы здесь около двух часов находились. За все время человека четыре прошло через порог дома. Странно, восемь этажей, четыре квартиры на каждом. Движение должно быть более интенсивным. Как я сказал, парня мы этого видели. Он нас не заинтересовал. А минут за семь до появления старушки из дома вышел молодой человек. Лет тридцати пяти, точно сказать трудно. Мельком видели. Черная кепка, длинное черное кашемировое пальто, усы, темненький, но лицо славянское. Особых примет не запомнили. Он свернул в подворотню этого же дома, а через минуту из ворот выскочила серебристая «десятка». Похоже, что за рулем он сидел. Все нормально. Человек живет в доме, машину держит во дворе под окнами, и у нас интереса он не вызвал. Но если кто и стрелял в этого парня, то наверняка тот, что уехал. Либо человек, который до сих пор находится в доме и на улицу не выходил. Потому что в течение получаса, после появления этого парня, никто не входил и не выходил из дома. Исключая типа в черном пальто.

— Значит, мы не знаем, к кому убитый приходил,— рассуждала Задорина. — И успел ли он подняться на лифте или его пристрелили до того, как он добрался до квартиры.

К ним подошел капитан Сухоруков из бригады Марецкого.

— Соседка со второго этажа не признала парня. Она всех здесь знает, живет уже тридцать лет. Убитого никогда раньше не видела.

— Есть у него что-нибудь в карманах? — спросил Марецкий.

— Абонемент в бассейн. — Он протянул пластиковую карточку майору. — Фотография есть, а вот ни имени, ни фамилии не значится. Только номер.

Крытый бассейн «Локомотив». Он, кстати, не очень большой. Может быть…

— Правильно. Пошли кого-нибудь из ребят. Пусть проверят, кому этот абонемент выдавался.

— Понял.

Марецкий обратился к криминалисту в полковничьих погонах:

— Алик, что у тебя?

— Две гильзы от «стечкина».

Задорина глянула на лейтенанта.

— Кажется, ваш спецназ вооружен пистолетами Стечкина?

— Уже появилось более совершенное оружие. Но многие еще пользуются этими пистолетами. Надежные.

— И на черном рынке такую пушку не купишь. Скажите, лейтенант, если это не военная тайна, а что «наружники» службы безопасности здесь делают в неурочный час?

— Для нас все часы урочные. Круглые сутки. Особой тайны тут нет. Вы же наверняка слышали о гибели заместителя министра Фланцева. Нами установлено, что дом был взорван. Версия с утечкой газа не подтвердилась. Это был теракт. В тот день жена Фланцева Людмила Петровна должна была ехать на дачу вместе с мужем, но в последний момент отказалась. Эти сведения дал нам шофер Фланцева. Они заехали за ней, но Фланцев вышел один и очень обозленный. Мол, моя супруга капризничает, голова, видите ли, у нее разболелась, будто в Москве ей лучше, чем на свежем воздухе, я же не на электричке еду. Вот что сказал нам шофер. И тем же вечером дача Фланцева взорвалась. Погибли еще три человека: его друг, коммерсант и два охранника. Начальство решило разобраться в обстановке и установило наблюдение и прослушку за женой, а точнее — уже вдовой Фланцева. Квартира Фланцевых находится на шестом этаже этого подъезда. Нам известно, что сегодня утром она разговаривала по телефону с неким Григорием Ефимовичем и обещала вечером приехать. Разговор был коротким, и мы его не успели проследить. А потом ей звонил агент страховой компании по поводу ущерба, нанесенного взрывом. Дача была застрахована на кругленькую сумму. Агент предложил встречу, и она пригласила его к себе к двенадцати часам.

Марецкий глянул на часы.

— Сейчас уже четверть второго. А в дом заходил только убитый.

— Он и пришел сюда около двенадцати.

— Правда, на страхового агента он не похож. И карманы у него пустые. Даже авторучки нет.

Лейтенант нахмурился.

— Может быть, проверить квартиру Фланцевой? Только не мы, конечно, а вы. Повод вполне законный. Милиция всех соседей опрашивает.

— Проверим,— согласилась Задорина. — Где она живет?

— Шестой этаж, двадцать седьмая квартира.

К ним вновь подошел эксперт-криминалист.

— Извините, Ксения Михална, я даже забыл с вами поздороваться.

— Ничего, Алик, бывает. Мы же не на банкете.

— Это точно. Тут вот какая штука. У трупа правый рукав рубашки испачкан кровью, а куртка нет. Так что это не его кровь. Он испачкался до того, как надел куртку. Но пятна свежие.

Вниз спустились двое оперативников и доложили:

— Чердак закрыт на висячий замок. Площадка пыльная. Туда давно никто не поднимался. Жильцов, тех, кто дома, опросили. Только плечами пожимают. Не видели, не слышали, не знают.

— В двадцать седьмую квартиру заходили? — спросила Задорина.

Один из оперов глянул в блокнот.

— Так, двадцать седьмая… Там никого нет. Звонили, не открывают.

— Где участковый? — спросил Марецкий.

— Никак не выловим. На участке. Но дежурного предупредили. Ищут.

— Потревожьте его еще раз. Ну что за люди. Час назад совершено убийство, а из районного отделения нет ни одного человека.

— У них ЧП. В какой-то пятиэтажке потолок обвалился, и жильцы пострадали.

— Здесь тоже. Звоните дежурному. Боюсь, что нам понадобятся слесарь с инструментами и понятые. Пойдем наверх. — Марецкий оглянулся. — Алик, ты здесь закончил? Пойдем с нами. А где Виктор Николаич?

— Доктор в машине. Он свое дело сделал, ждет, когда труп отправят в морг. Здесь ему несподручно делать вскрытие, — шутил Сухоруков.

— Рано он рукава опустил. Иди за ним, пусть поднимется с нами на всякий случай.

— Она должна быть дома,— уверенно заявил лейтенант из «наружки».

— Проверим. А своему начальству докладывать будешь?

— Мы не открывали официального дела. Я так думаю, что вся эта каша вам достанется, а мы сделаем вам официальный запрос по материалам дела.

— Понятно. Не хотите официально признать теракт на даче? За такое по головке не погладят. Это уж точно. Хорошо, продолжайте играть роль наблюдателей. Пошли.

Они поднялись на шестой этаж. Целая делегация во главе с майором Марецким.

На звонки никто не отвечал. Марецкий вопросительно глянул на Задорину.

— Что скажет прокуратура?

— Будем ломать. Но сначала понятых вызовите. Марецкий глянул на дверь.

— Думаю, мы и без слесарей справимся. Алик, глянь-ка на замок. Не поврежден ли?

Женщина лежала на кровати. Все постельное белье было залито кровью. Шелковый халат распахнут, и под ним обнаженное тело. На шее глубокий порез с правой стороны. На ковре валялась опасная бритва, тоже окровавленная.

— Ну вот, Виктор Николаевич, а ты решил, что твоя работа закончена. Приступай,— тихо сказал

Марецкий и покинул комнату, выводя под руку Задорину. — Всех прошу выйти на лестничную клетку, пока криминалист не закончит свою работу. Давай, Алик.

Квартира состояла из четырех комнат и выглядела как антикварный магазин. Задорина и Марецкий уединились на кухне.

— Ну что, Ксения, кажется, нам крупно повезло. Свалилось на голову двойное убийство. Просветов пока нет.

— Ты всегда паникуешь, Степа. У страха глаза велики. Вспомни, у тебя и похлеще этого случаи бывали. Ничего, справлялись. Потихонечку, ниточка за ниточку и вытягивали.

— Сейчас здесь закончим и поедем на Петровку. Есть у нас там мой коллега, подполковник Крюков. Он сейчас работает над сходным случаем. Деталей я не знаю, но мы часто консультируемся друг с другом. Делимся опытом. Толковый мужик. Боюсь, что наши дорожки схлестнулись.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы сейчас сделаем одну вещь. Дай только я в чувство приду. Если эксперимент пройдет, то значит, мы отбиваем хлеб у Крюкова.

— Загадками говоришь.

— Нет, Ксеня, я еще не успел переварить тот кусок, что мы откусили.

— Может, мне выйти и оставить тебя одного? Иногда это полезно.

— Нет-нет. Ты меня поддерживаешь, а не мешаешь.

— И на том спасибо.

Марецкий закурил, посмотрел в окно, где светило солнышко, сделал несколько затяжек и встал.

— Пойдем. Я так думаю, что сейчас мы кое-что найдем. Стопроцентной уверенности нет, но волнение — как у школьника на экзамене.

Они вышли на лестничную клетку, где устроили курилку нужные и ненужные люди. Даже новые появились. Сухоруков представил:

— Вот, Степан Яковлевич. Начальник двадцать шестого отделения подполковник Лепехин и участковый инспектор старший лейтенант Диких.

— Майор Марецкий. Петровка, отдел по раскрытию особо тяжких преступлений. Вы извините, но мы с вами позже поговорим. Вам придется сделать полную опись имущества, и, как я думаю, прокуратура опечатает квартиру, если в ней больше никто не прописан. — Марецкий кивнул капитану. — Идем с нами, Борис.

Они поднялись на один пролет выше, где находилось окно, выходящее во двор.

— А ну-ка, Боря, глянь-ка внимательно на батарею под подоконником. Если что-нибудь увидишь, то не трогай. Алик сам достанет при свидетелях.

Сухоруков присел на корточки и внимательно осмотрел радиатор отопления.

— Вижу, Степа. Скомканные резиновые перчатки. Хирургические, испачканные в крови.

— Вот и ладненько. Оставайся на охране объекта, а я пришлю к тебе Алика, как только он со своей пылью закончит.

Задорина была поражена проделанным фокусом.

— Пойдем, Ксения Михална, обратно на кухню. Они вернулись в квартиру.

— И что это означает, Степан?

— Две недели назад было совершено похожее убийство в районе площади Ильича. Погибла женщина. Жена главы администрации Ленинского района Подмосковья. Сам глава умер неделей раньше. Попал в автомобильную катастрофу. Подробностей я не знаю. Женщине было лет сорок семь. Примерно столько же, как сегодняшней покойнице. Дело ведет Денис Крюков. Той тоже перерезали горло опасной бритвой, предварительно оглушив и изнасиловав. Тогда ребята нашли перчатки убийцы, которые тот перед выходом из подъезда сунул между секциями батареи на этаже, где совершил убийство. Вот почему я решил проверить радиатор. Видишь, иногда полезно делиться с коллегами по работе. Вот почему я сказал, что мы у Крюкова хлеб отбираем. Нам надо ехать к нему.

— Значит, оперативную часть работы передадут ему?

— Не знаю. Как начальство прикажет. Дела точно объединят в одно производство, но с кем из нас тебе придется дальше работать, я не знаю.

— Жаль. Но я совсем не знаю Крюкова. А по идее ему, как первопроходцу, должны отдать дело. Таких, как вы, на одно не поставят. Слишком расточительно.

— Денис отличный опер. Он на Петровке давно, не то что я. Опытный, хладнокровный…

— Не уговаривай. Я знаю, чего ты стоишь. Ладно, но пока тебя никто не отстранял.

На кухне появился врач.

— Перерезана сонная артерия, Степа. Но сначала убийца треснул ее по голове. Похоже, тупым предметом, рассечения нет. Чем-то подручным. Алик сейчас проверяет. Женщина изнасилована, а потом уже ей чиркнули бритвой по шее. Очень профессионально. Порез неглубокий, но очень точный. Хирургическая работа.

— Все ясно, Виктор Николаич. Перевозку вызвали?

— Да. С минуты на минуту будет. Могу обоих забрать.

— Конечно. Фотограф закончил съемку?

— Алик отослал его в лабораторию и велел через час представить снимки.

— Алик знает, что делает.

— Надеюсь,— сказал криминалист, заходя на кухню. — Он ее подсвечником хлобыстнул. Тяжелая штука, но дно гладкое, покрыто фетром, а потому и не проломил череп. Меня другое удивляет. Он ее не раздевал. Она встретила убийцу в одном халатике, наброшенном на голое тело. Так любовников встречают, а не страховых агентов.

— А что вы скажете, Виктор Николаич?

— Любовник или нет, сказать не могу. Какой смысл бить по голове женщину, если она сама готова броситься к нему в объятия? Но время смерти почти совпадает.

— Насиловать женщину без сознания, а потом резать ее, как курицу, может только маньяк,— сделала заключение Задорина.

— Вывод правильный,— согласился врач. — Если установите имя убийцы, то проследите его медкарту. Наверняка он состоял на учете в психдиспансере. А лучше всего обратиться в военкомат. По виду убитому не больше двадцати пяти лет. Он либо служил в армии, либо имел статью, а может, комиссовали.

— Ценная мысль,— согласился Марецкий.— Алик, сделай одолжение, тебя Сухоруков ждет на лестничной клетке. Освободи его. Пусть заходит с понятыми. Лучше его никто не делает обыска. Всегда находит то, мимо чего проходят другие. Нам об этой семье надо знать все. И не забудь прихватить с собой сумочку хозяйки, записные книжки и прочее. Что тебя учить. А мы с Ксенией Михалной поедем в управление. Я буду у Крюкова. Как фотографии будут готовы, зайди к нему.

— Сделаем. Но на анализы мне время потребуется.

— Догадываюсь. Нам нужна отправная точка.

— Понял.

Марецкий встал.

— Кажется, здесь нам больше нечего делать, Ксения Михална.

Они спустились вниз пешком. По ходу Марецкий отдавал команды своим подчиненным проверить все ключи в доме и почтовый ящик, а лейтенанта из ФСБ попросил прислать запись телефонных разговоров убитой, которые они имели. Участковый уже вел повторный опрос жильцов подъезда.

Внизу уже работала уборщица, смывая кровь в кабине лифта. Труп погрузили в машину, и ребята с носилками поднимались вверх за вторым.

Они вышли на улицу.

— Идем налево,— предложил Марецкий. — Я на машине.

Ксения промолчала. Она тоже приехала на машине, но у нее был «форд-фокус», а у майора старенькая «девятка». Девушка решила не смущать Степана и забрать свою машину потом. Он и так комплексовал из-за того, что она старше его по званию, будучи моложе на три года. Ведь он ей тоже нравился, и она чувствовала, как он к ней относится. Другое дело, что решительности ему хватало только на работе, а самой сделать первый шаг девушка не решалась. Вдруг не так поймет. Ей очень хотелось, чтобы они опять вместе работали. Жаль, если дело передадут Крюкову.

Слава Богу, Крюкова застали на рабочем месте. Подполковник произвел на Ксению приятное впечатление. Он и впрямь не очень походил на оперативника. Худощавый, сутуловатый, с очками, висевшими на шнурочке, чтобы в любую секунду их можно было водрузить на переносицу. Одним словом, вид среднего служащего из посреднической фирмы малого звена. Воспитание заставляло хозяина кабинета всегда вставать, когда к нему заходили коллеги, и выходить им навстречу. К майору Марецкому Крюков испытывал особое уважение прежде всего за его упорство, неординарность решений и высокий профессионализм. Впрочем, он и сам обладал многими из этих качеств, но никогда себя ни с кем не сравнивал.

— Извини, Денис Михалыч, мы к тебе, и очень по важному делу,— начал с порога Марецкий. — Со мной следователь по особо важным делам из Московской прокуратуры Ксения Михална Задорина. Прошу любить и жаловать. Может статься, что вам придется работать вместе.

На лице Крюкова выразилось явное удивление. Следователь смахивала на фотомодель, и от нее за версту пахло духами. Да и одета она была слишком броско.

— Не смущайтесь, Денис Михалыч,— улыбнулась Задорина. — В следующий раз я приду в мундире, уберу волосы в пучок и надену очки. Правда, я все равно не буду похожа на следователя, а скорее на учительницу начальных классов.

— Ну что вы,— смутился Крюков,— вам все это к лицу, и ничего менять не надо. Присаживайтесь.

Устроились за столом, переглянулись. Разговор начал Марецкий:

— Мы приехали прямо с места происшествия. Нарвались на тот же случай, что и ты недавно. Опять жертве перерезали горло, предварительно оглушив и изнасиловав. Но на этот раз маньяку уйти не удалось. Его пристрелили в лифте. Два выстрела: первый в туловище, второй контрольный. Резиновые перчатки тоже нашли. Там же, где и ты.

— Понял. Подробности потом, как я понимаю?

— Да. Алик скоро принесет сюда фотографии, а Боря — все, что найдет интересного в квартире.

— Что собой представляла жертва?

— Богатенькая тетенька, сорок семь лет, жена ныне покойного члена правительства Фланцева.

— Вот видишь? А ты говоришь «маньяк». Он не маньяк, а киллер. Я ведь тоже сначала подумал, что работал головорез со сдвинутой крышей. В моем случае, если ты помнишь, тоже была убита жена ныне покойного крупного чиновника Подмосковья. Маньяк не может ходить по квартирам выборочно и тогда, когда женщины одни дома. Уверен, что и в твоем случае хозяйка сама открыла ему дверь и впустила в квартиру.

— Он им предварительно звонил и представлялся страховым агентом,— вступила в разговор Задорина. — Самый подходящий вариант. Почти безотказный. Но как он мог знать, что женщина будет дома одна? Он даже никаких бумаг с собой не брал. А если бы в квартире находился мужчина? Поворачиваться и уходить? Так?

— Вдова Фланцева во что была одета?

— В одном халатике на голое тело. Черные чулки, пояс, и у кровати валялись белые шпильки, а не тапочки,— быстро отрапортовал Марецкий.

— Вот в чем собака зарыта. В моем случае было то же самое. Ждала она не агента, а любовника. И та, и другая. Вот почему в квартире, кроме хозяйки, никого не было.

— Если он любовник, что очень сомнительно, то зачем бить женщину по голове? — удивилась Ксения. — Зачем ее убивать? Убивают с целью устранить свидетеля, а не просто так. Заключение ваше не лишено логики. Да, женщина в таком виде стирать и готовить обед не будет. И косметики на ее лице хватало с избытком. Но мне не понятна логика убийцы. Хотел убить — нет проблем. Но зачем же оглушать, если она сама готова к предстоящим любовным играм. И потом, киллер слишком молод, никак на пылкого любовника солидной женщины не тянет. Небольшого росточка, щупленький, с веснушками. Что-то не так в вашей тезе.

Подполковник очень внимательно выслушал даму, в знак согласия одобрительно кивая.

— Я предлагаю сейчас спуститься в архив к «ходячей энциклопедии» и думаю, что мы прольем свет на некоторые вещи.

Задорина не очень поняла слова Крюкова. Марецкий пояснил:

— Ходячей энциклопедией мы называем подполковника Сорокина. Он вылизывает пыль с полок больше тридцати лет и имеет феноменальную память. Помнит дела десятилетней давности, будто они прошли через его руки вчера. Уникальный тип. К нему все управление бегает на консультации. Еще его называют профессором. Он носит бородку клинышком, как у Троцкого, и его никто и никогда не видел в форме. Только белый халат. Чепчик бы еще — и вылитый профессор.

— Он нам чем-то может помочь? — спросила Задорина.

— Уже помог,— ответил Крюков. — Но для вас мы пройдем еще раз эту процедуру.

Подполковник Сорокин выглядел именно так, как его описал Марецкий. Майор имел острый глаз, очередной раз убедилась Задорина.

— Вот, Валерий Михалыч. Наш подопечный повторил свой подвиг. Теперь сия чаша досталась Степану.

Подполковник хитро улыбнулся.

— Ну если такие асы взялись за одно дело, то далеко он не уйдет.

Разговаривая, Сорокин не спускал глаз с дамы, которую забыли представить ему сыщики. Он исправил положение и сам представился, поцеловав гостье ручку.

— Ксения Задорина из прокуратуры,— коротко представилась девушка. — Только вряд ли асам придется искать убийцу. Его убрали. Видимо, уже перевыполнил свой план и пора уступить место другому.

— Весьма возможно, — согласился пожилой архивист. — Только я думаю, что он сам накликал на себя беду.

— Каким образом? — удивилась Ксения.

— Навязчивая идея. То, что лежит в основе шизофрении. Одна идея часто подменяется другой. Так, например, если раньше ему казалось, что он вершит справедливый суд, то теперь ему стало казаться, что палача, то бишь его, стала преследовать фемида. Слишком много грехов набралось. А если предположить, что он на кого-то работал и по наивности своей поделился с работодателем, будто почувствовал за собой слежку, то его, естественно, убрали. Я думаю, что за этим парнем целый шлейф преступлений.

— Может быть, мы говорим о разных людях? — спросил Марецкий.

Сорокин подошел к своему столу и вынул из ящика листовку, где крупными красными буквами было написано: «Внимание, розыск!» Под надписью размещалась фотография, и ни у Марецкого, ни у Задориной сомнений не осталось, что речь идет об одном и том же человеке.

— Станислав Баландин. Разыскивается за совершение тяжкого преступления, — прочитал вслух Марецкий.

— Этой листовке два года, — пояснил Сорокин. — Парень каким-то непонятным образом сбежал из Института судебно-психиатрической экспертизы имени Сербского. Мы еще тогда навели о нем справки. Картина получилась жутковатой. Не буду вдаваться в детали, но краткую справку я вам дам. Остальное прочитаете в деле, которое попало ко мне после безуспешных годичных поисков. Начнем с Чечни. Баландин и его взвод попали в плен к боевикам. Через шесть месяцев ему чудом удалось бежать. Своим он рассказал, что ничего не знает о других ребятах. Их развезли по разным углам, и они батрачили на семьи полевых командиров. Ему поверили. А спустя две недели боевики подбросили видеокассету командованию. Чеченцы любят снимать свои зверства на видео.

Так вот, на этой кассете были запечатлены очередные зверства. Нашим солдатам перерезали горло, как баранам. И делал это не кто иной, как Баландин. Парня взяли и засадили в кутузку. На первых же допросах он раскололся, нервишки сдали. Из его слов следовало, что когда они попали в плен, боевики начали выполнять обряд жертвоприношения и казнить пленных, перерезая им горло по одному, а остальных заставили смотреть и ждать своей очереди. Тут было от чего потерять рассудок. Баландин пал на колени и попросил пощады. Клялся, что будет воевать на стороне боевиков и готов принять мусульманскую веру. На что боевики согласились, но устроили ему испытание. Он должен был перерезать горло оставшимся двоим собратьям. И он пошел на отчаянный шаг. Первая попытка не удалась. Его друг по взводу жил и мучился в конвульсиях, истекая кровью. Тогда один из боевиков научил Баландина, как правильно пользоваться ножом. Ученик оказался способным. В дальнейшем пленных солдат убивал Баландин.

Так длилось несколько месяцев, пока ему не удалось бежать во время боя в горах. Воспользовался случаем. Военная прокуратура отправила парня на экспертизу. Понятно было, что парень не в себе. В институте Сербского вынесли определение, поставив ему клеймо шизофреника. Он пробыл у них полтора месяца и вдруг исчез. Побег из такой больницы маловероятен, но Баландин сумел сбежать. В военной прокуратуре уверены, что без посторонней помощи побег невозможен. Но причастность врачей к исчезновению Баландина доказать не удалось. Впрочем, никто особо и не старался. Спустя трое суток Баландин вновь о себе напомнил. Он перерезал горло своей девушке, которая не сохранила ему верность, а уже жила с его же приятелем, а потом выяснилось, что не с ним одним. Об этом Баландину рассказала подруга женщины. Ее допрашивали потом. Он появился в своем районе, но домой и к друзьям не заходил, зная, что там его может подстерегать опасность. А к подружке возлюбленной заскочил и выведал все подробности. Девушка поплатилась за свою измену.

После этого случая Баландин как в воду канул. Залег на дно либо находился под влиятельным прикрытием. С тех пор прошло два года, и слухи о нем затихли. А тут приходит ко мне Денис Михалыч и просит поискать сходные случаи в архивах. Не каждый день женщинам глотки режут. Я почему-то сразу вспомнил о деле Баландина. Нашли в деле его фотографию, и Денис Михалыч предъявил ее консьержке, дежурившей в подъезде в тот день, когда убили первую женщину из вашей серии. И консьержка признала парня. Это, говорит, страховой агент, приходил к жертве за день до того, как обнаружили труп. А точнее, в момент убийства, как установили патологоанатомы. Женщину-то нашла домработница на другие сутки. А в день убийства ей дали выходной. Впрочем, чего это я? Денис Михалыч вам все лучше расскажет.

Марецкий повернулся к Крюкову.

— А его связи ты проверял?

— Проверяли. Пусто. Никто о нем ничего не знает и не слышал. Со старыми знакомыми Баландин не связывался. О его военной биографии все всё знают. Вряд ли кто решился бы поддерживать с ним отношения. И не надо забывать, что он зарезал свою бывшую подружку. Он даже родителям ни разу не позвонил.

— Я думаю, — продолжила Ксения, — что нужно посетить еще раз институт Сербского. Я точно знаю, что сбежать из этой больницы невозможно. Надо искать концы там. Возможно, он понадобился человеку, который его вытащил из клетки. Иначе нет смысла спасать парня. Ведь по сути он ничего собой не представлял, кроме того, что научился орудовать ножом.

— Ты хочешь сказать, Ксеня, что врачам-психиатрам понадобился головорез? — тихо спросил Марецкий.

— Я ничего не хочу сказать. Есть версия, которая требует проверки. На данный момент мы ничего не имеем.

— Почему же? А убийца убийцы, который с легкостью уехал на своей «десятке» с места преступления?

— Хочешь его догнать? Поздновато. Начинать надо с выяснения причин, по которым были убиты два чиновника, а потом их вдовы.

— Очень деликатный вопрос. Особенно что касается вдов и черных чулок. Тебе и карты в руки. А мы с Денисом тряхнем институт Сербского. Или кто-то из нас. Это уже генерал Черногоров решит.

Ксения обратилась к Крюкову:

— Денис Михалыч, один важный момент. Вы видели сумочку жертвы?

— Разумеется. Могу сказать, что убийца в нее лазил перед уходом. На ней остались следы крови. Ведь он не снимал перчаток, пока не выходил из квартиры.

— А что он мог искать в женских сумочках обеих жертв? — спросила она, щурясь, и сама же ответила: — Доказательства того, что его ждали, либо деталь, которая могла указать на заказчика убийства. Я не верю, что обе женщины решили совратить страхового агента и готовились к встрече с ним. Еще раз повторяю, что не верю в неотразимые сексуальные чары Баландина. Ждали они не его, а другого, и тот другой вместо себя посылал убийцу.

— Фантастично звучит, конечно, — улыбнулся Крюков. — Но определенный смысл в этом есть. Если так, то между вдовами должна быть какая-то связь. Их что-то объединяет.

— Молодцы, ребята! — воскликнул Сорокин. — Пока вас Черногоров не разлучил, садитесь и вырабатывайте план действий. Кажется мне, что вы на правильном пути. Стариковское предчувствие.

2.

Не доезжая до ворот коттеджного поселка метров триста, Дик остановил машину.

— Дальше поеду я один, как мы договаривались, — твердо сказал он. — Видишь, слева парк, скамеечки стоят. Ждать будешь меня не больше часа. Если я не появлюсь, то поедешь ко мне домой.

Он достал ключи от квартиры и передал Сергею.

— Тебе главное — до метро добраться. А там каждая собака знает, как до «Кутузовской» доехать. Из дома не выходи. В морозильнике жратвы на месяц хватит. Если меня сразу из этой берлоги не выставят, то я попытаюсь зацепиться любыми путями. Нам надо знать, с кем связан ваш подполковник Хитрово. Если у тебя не будет против него противоядия, он от тебя не отстанет.

— Сто раз уже обсуждали, ну чего зря болтовней заниматься? Короче, я пошел. Посижу на лавочке час, если тебя не будет, то вернусь к шоссе, сяду на автобус и поеду в Москву.

— Молодец! Не прошло и года, как ты все запомнил.

Сергей вышел из машины и не торопясь направился в сторону парка.

Вадим тронул машину и поехал дальше, пока она не уперлась в огромные чугунные ворота высотой метра в три. В обе стороны от ворот простирался высоченный бетонный забор. Хозяевам было что скрывать, если они изолировали себя от внешнего мира. Впрочем, теперь все так живут.

После долгих сигналов проходная калитка открылась, и на дорогу вышел охранник.

Вадим открыл дверцу и отправился ему навстречу.

— Ну что ты гудишь, парень. Думаешь, мы здесь не знаем наших машин? Чего тебе здесь надо?

Вадим подал ему визитную карточку.

— Мне нужен Григорий Ефимович Семенов. А если быть точным, то это я ему нужен. Я приехал из Саратова, гостинцы привез.

Охранник хотел взять в руки визитку, но незнакомец убрал ее в карман.

— Ладно. Жди здесь, я уточню, кто кому нужен. Вадим вернулся в машину и стал ждать. Минут

через пять ворота начали медленно разъезжаться. Когда они разошлись на приемлемое расстояние, удобное для проезда машины, Вадим проскочил на территорию и затормозил.

Охранник подошел к нему и указал на центральную аллею.

— Проедешь до конца и выскочишь на площадь. Справа будет особняк. К центральному входу не подъезжай. Тебе нужна дверь с торца. К тебе выйдут.

— Как скажешь, генерал.

Вадим поехал по центральной аллее. С обеих сторон ее окружали гигантские сосны, декоративные фонари в стиле пушкинских времен и вычищенный асфальт, хотя газоны еще покрывал посеревший снег, сквозь который уже образовались проплешины, словно островки на мелководье.

Аллея вывела его на огромную площадь. Вадим притормозил. Тут было на что посмотреть. В центре стояло несколько автобусов и дорогих иномарок. Справа красовался трехэтажный дворец с колоннами. Либо эта постройка относилась к древним временам и принадлежала какому-нибудь князю, либо это современная подделка, но выполненная золотыми руками. Слева тянулась вереница коттеджей, похожих друг на друга, как братья. Аккуратненькие, чистенькие, с черепичными крышами. Вереница утопала в сосновом бору. От площади отходило несколько аллей. Поражали чистота и безлюдье. Сказочный вымерший город. Судя по прожекторам, установленным на крышах, ночью здесь светло, как днем. И еще Вадим заметил на. крыше дворца множество спутниковых тарелок, что напоминало о цивилизации.

Вадим не стал подъезжать к торцу здания, а поставил машину в центре, рядом с чьим-то «мерседесом». Вышел, закурил и стал прохаживаться, осматриваясь по сторонам. Его мучил вопрос: сколько же нужно вбухать сюда денег, чтобы построить такой городок на очень дорогой земле в двадцати километрах от Москвы? Одному такой воз не потянуть.

На центральной аллее появился автобус. Он сделал что-то похоже на круг почета и остановился у главной лестницы, ведущей в храм. Окна автобуса были зашторены. Любопытство взяло верх, Вадим подошел ближе и остановился метрах в пяти.

Дверцы открылись, и у парня едва челюсть не отпала. Из машины выходили женщины. Он уже решил, что здесь проводится аукцион драгоценных камней. Такого количества бриллиантов ему видеть еще не приходилось. Вот только все украшения были надеты не на модели, а на женщин, возраст которых перевалил за пятый десяток. Да и не у всех фигуры соответствовали подиуму. Солидных дам насчитывалось больше двух десятков. Весенний воздух тут же был перебит смешенными ароматами духов и дезодорантов.

Одна из женщин задержалась и уставилась на Вадима, будто была его старой знакомой. Ветерок распахнул полу ее норковой шубки, и он увидел, что кроме чулок с поясом и драгоценностей, на ней ничего нет. Несколько секунд она его разглядывала, как товар в витрине, не зная, покупать или нет, а потом последовала за остальными, скрывшись в конце концов за колоннами дворца.

Нельзя сказать, что Вадим был шокирован, он давно уже ничему не удивлялся. Его могло интересовать только то, чего он не мог понять. Сейчас он ничего не понимал. Женщина отпечаталась в его памяти, как фотоснимок. На вид ей было под шестьдесят, но понятно, что следит она за собой неустанно. Ее даже можно было назвать интересной. Она работала над своим лицом, но не трогала волосы, и то, что половина их покрылась сединой, придавало ее виду особую пикантность. Шею, к сожалению, не изменишь, главная предательница женщин. Но на ней висел целый воротник из жемчуга, словно ошейник, и таким способом она могла скрывать морщины.

— Вы из Саратова? — раздался мужской голос за его спиной.

Вадим оглянулся. Мужчина, стоявший перед ним, не тянул на серьезную фигуру в такой крупной игре. Что-то в нем было лакейское.

— Да. Я из Саратова.

— Идите за мной.

— Не пойдет. У меня машина здесь стоит с грузом. Я от нее не отойду, пока господин Семенов его не примет.

— А кто я по-вашему?

— Не Семенов. Я ведь не мальчик, приятель. Серьезным делом занимаюсь. Неужели ты думаешь, что мне не описали приемщика товара?

— Хорошо. Вам не следует здесь стоять. Подгоняйте машину к торцовому входу. Григорий Ефимыч сам к вам выйдет.

— Вот это другой разговор.

Посыльный ретировался, а курьер отправился к своей машине.

На этот раз ему пришлось ждать дольше. Наконец появился тот, в котором он признал начальственное лицо. Не по внешности, а по глазам. С таким типом надо держать ушки на макушке. С ним вышли двое охранников. Они и выгрузили товар.

— Следующий рейс через месяц. Опять вы приедете? — спросил Семенов.

— Привыкайте к моему лицу, Григорий Ефимыч. Такой тяжелый трафик кому попало не доверят.

— Я вижу, что ты не из простачков. Как тебя зовут?

— Вадим Сергеевич Журавлев.

— Громко заявлено.

— Тогда просто Дик. Имя погоды не делает. Вы мне должны пять тысяч долларов.

У Семенова брови поползли на лоб.

— Хорошенькое заявление.

— Таков уговор. Пять мне платит Саратов, пять вы. Потом можете их вычесть у подполковника Хитрово, а пока вам придется мне заплатить. Я самостоятельная единица и никому не принадлежу.

— Хорошо. Давай обсудим и этот вариант. Идем со мной.

Они вошли в железную дверь и оказались на небольшой площадке, где не было никаких лестниц и только одна-единственная возможность попасть куда-то с помощью лифта.

Охранники с грузом наркотиков вышли на втором этаже, а Семенов с гостем — на третьем.

Длинный коридор проходил от одного конца здания до другого. Ковровая дорожка и двери белого цвета по обеим сторонам. Ни табличек, ни номеров.

Они зашли в пятую дверь справа. Громадный кабинет, заполненный разного рода техникой. В основном помещение занимали мониторы и пульты. Похоже, хозяин кабинета занимался не только наркотиками, но и охранным комплексом в целом.

— Кто ты по профессии, Дик?

— Кончил юрфак, работал следователем, потом переквалифицировался в аферисты, совмещая свои аферы с крупными кражами, и все в том же духе. Двусторонняя монета: с одной стороны — орел, с другой — решка.

— Одним словом, романтик, любящий риск, добавляющий адреналин в кровь. И, как следствие, человек непостоянный и ненадежный.

— Промахнулись. Надежнее меня не бывает. Если я берусь за дело, то довожу его до конца. Вы могли в этом убедиться. Товар доставлен в срок, и по-другому быть не могло. Сказал — сделал. Но если я нанимаюсь на работу, то хочу, чтобы за нее хорошо платили. Я дорого стою. И это потому, что надежен.

— Пять тысяч — серьезные деньги.

— А пять килограммов марихуаны и столько же кокаина, доставленного к вашему подъезду, мало стоят?

— Я расплатился с Хитрово.

— В таком случае будешь сам ездить за товаром. Хитрово не повезет, а надежных людей у него нет. Не всегда хватает удостоверения, чтобы просквозить пять десятков постов. Здесь не Сибирь. Мы в Москве…

На столе зазвонил телефон, и Семенов снял трубку.

— Слушаю вас… А, очень приятно, Эльвира Николаевна, слышать ваш голос. Для постоянных членов клуба я готов сделать все, что пожелаете.

Он долго выслушивал, что ему говорят, и постоянно поглядывал на Журавлева.

— Хорошо. Я не очень понял, о ком идет речь, но сейчас же уточню все детали и дам ответ.

Он опустил трубку на рычаг и опять уставился на молодого пройдоху.

— М-да, задала мне старушка задачку… Послушай, Дик, а ты знаешь, куда приехал?

— Хитрово мне намекал. А сегодня я и сам увидел. Но меня это не касается. Скажут «вези к черту» — и я повезу. Все зависит от того, сколько заплатят.

— Тебе обязательно возвращаться в Саратов?

— Нет. На пару недель задержусь в Москве. Тут тоже есть дела.

— Хорошо. Допустим, я поверю, что ты парень надежный. К тому же будешь моим постоянным курьером.

— Не вашим и не Хитрово, а просто курьером.

— Можем и переиграть. Зачем тебе жить в Саратове и раз в месяц ездить в Москву, когда ты можешь жить в Москве и раз в месяц ездить в Саратов?

— Мысль хорошая. Только такие идеи с потолка не падают, а я не ваш родственник. Выкладывайте, что задумали.

— Твою персону видели члены нашего клуба. Женская его половина. Ты им понравился. Особенно одной даме. Она тебя хочет. Я надеюсь, ты еще способен удовлетворить женщину?

— Хотите сделать из меня проститутку?

— Ты красивый мужик, почему бы не воспользоваться шансом.

— И что я получу взамен?

— Скажем, так. После сеанса вернешься в мой кабинет и получишь свои пять штук баксов. А если тебе понравится, то поговорим о дальнейшем сотрудничестве. Наши мальчики довольны своей работой.

— Еще одно условие. Вы пустите меня на женскую половину, где есть молодые телки. После горького хочется закусить сладким.

— Договорились. Вход для мужчин с другого фасада здания, и он не менее помпезен, чем этот. Разница лишь в том, что мужчины там ходят одетыми и в масках. А девочки представлены в полном ассортименте. Для тебя я сделаю такое исключение. А сейчас тебе придется спуститься на первый этаж, принять душ, надеть плавки и выйти в зал. Она сама к тебе подойдет. Согласен?

— И сколько длится сеанс?

— На ее усмотрение. До тех пор, пока она тебя не отпустит. Многие наши престарелые клиентки не утратили с возрастом аппетит. Наигравшись с одним партнером, они спускаются в зал, берут второго, потом третьего, а то и троих сразу. Здесь нет ограничений. Тех, кто выдыхается, сменяют новые, но в целом у нас ребята крепкие. Бывает, что и целую смену выдерживают. Но не будем заглядывать вперед. Сначала попробуй, что это такое. От тебя не убудет, а для клуба очень важно исполнять прихоти его членов. И запомни: никаких вопросов. Здесь женщины — хозяйки, а ты — персонал.

Семенов проводил Вадима к другому лифту, и его внизу встретил крепкий парень в смокинге.

— Сначала душ. Иди за мной.

Душ ему не помешал. Он и выспаться после долгого путешествия на колесах не отказался бы, но любопытство брало верх над усталостью. Он еще не осознавал в полной мере, что с ним происходит. События развивались слишком быстро.

После душа его проводили в кабинет, где какой-то тип в белом халате, очень смахивающий на «голубого», сделал ему прическу и чисто побрил лицо.

— А крема у вас нет? — спросил Вадим.

Мужик буквально терся об него во время работы и писклявым голосом сказал:

— Ни в коем случае. Бабы обожают естественные запахи. Некоторые просят своих мальчиков даже не мыться перед сеансом. Сам понимаешь, им так не хватает духа настоящего мужика. Даже если от него несет псиной.

— Тебе, я вижу, тоже. Ладно. Куда идти?

— В эту дверь.

И он вошел. Огромный зал, ярко освещенный хрустальными люстрами, сверкающий паркет, а из мебели только кушетки. В воздухе стоял стойкий запах марихуаны, смешенный с привкусом вина. Через центр зала проходил подиум, где толпились обнаженные дряблые женщины, прикрытые только бюстгальтерами, чулками и туфлями на шпильках. Пять крепких парней показывали на подиуме стриптиз, и после каждой сброшенной вещи раздавались восторженные вопли.

По залу расхаживали мужики в плавках и галстуках-бабочках на голую шею с серебряными подносами в руках, на которых стояли запотевшие бокалы с шампанским и вином. Другие разносили коньяк и водку с лимонами. Одного такого не слишком молодая красотка прижала к мраморной колонне и запустила руку в его трусы. Свободных кушеток тоже было немного. Клубные «девочки» не очень стеснялись и отрабатывали «мальчиков» или требовали, чтобы их обхаживали. Хрусталь, бриллианты, смазанная помада на губах, мускулистые торсы, дряблые ягодицы, шум, дым и вино.

Окунулся. Сразу не очухаешься.

Она возникла из тумана, но уже без шубки.

— Возбуждает? — спросила она низким прокуренным голосом.

— Не очень.

— Меня тоже. Однообразие надоедает. А тебя я вижу впервые. Новичок?

— Проездом.

— Вот как? Пойдем в мой номер, там уютнее.

Они покинули зал через скрытую дверь и поднялись по мраморной лестнице на второй этаж.

Здесь проходил точно такой же коридор, как и на третьем этаже, с той лишь разницей, что каждая дверь имела бронзовую бляшку с номером. Вадим старался не смотреть на женские прелести своей партнерши, ему нравились ее волосы. Густые, пышные и серые благодаря седине. Еще у нее были красивые черные глаза. В них горели страсть и азарт, будто она наблюдала за крутящейся рулеткой и прыгающими на ней шариками.

Они пошли по коридору, и она обняла его за талию, прижимаясь к нему всем телом. Журавлев почувствовал, как в нем начинает просыпаться мужчина. Не деревянный же он в конце концов.

— Ты хочешь меня? — спросила она.

— Не так сразу.

— А мне надо все и сразу. Я жадная. Если ты мне дашь то, чего я хочу, то я тебя озолочу. Ты мне понравился с первой же секунды, как только я тебя увидела. В тебе живет дьявол.

— Точно. Кто-то уже называл меня чертом.

Она остановилась возле одной из дверей и толкнула ее ногой.

— Тут нам будет хорошо, — сказала она, не снимая руки с его талии.

Большая комната, большая кровать, остальное зеркала. Стены, потолок размножили вошедшую парочку в сотни раз.

Она опустилась на колени и зубами стащила с него плавки. По коже Вадима пробежала дрожь.

Начинало смеркаться. Сергей немного замерз, сидя на холодной лавке. Вокруг него собралась куча окурков.

Прошло больше часа, а уходить он все еще не решался. Усталость давала о себе знать, он клевал носом и чуть было не заснул, если бы не чей-то голос. Человеческий голос, а не отвратительные выкрики ворон.

— Точилин! Это ты, Серега?

Сергей вздрогнул и открыл глаза.

Перед ним возникла страшная картинка. На аллее в инвалидной коляске сидел молодой здоровый мужик, а коляску катил бугай, похожий на тех, что в кино показывают. Это не санитар и не нянька, а телохранитель. Немного замешательства, и Сергей его узнал.

— Старлей? Алеша?

— Узнал все же?

Инвалид без особых трудностей встал с коляски и подошел к скамейке, заметно ковыляя. Сергей тут же вскочил, и они обнялись.

— Вот уж не думал, не гадал, что увижу тебя, — похлопывая по плечу однополчанина, говорил Белоусов. — Да еще в таком месте.

После объятий они сели на лавочку.

— Так мне же доложили, что ты погиб? — удивился Белоусов.

— Странно. Нет, меня нашли. Выкарабкался. Сильная контузия. Госпиталь, потом профильтровали спецслужбы и комиссовали. Я думал, все знают об этом.

— Все, но не я. Как щенок, на растяжке подорвался. Двух ступней как не бывало. Теперь вот на протезах хожу. Нормально хожу. Коляска — ерунда, только для длительных прогулок. Долго-то я на деревяшках держаться устаю, а иногда надо воздухом подышать, подумать. Вот меня браток и катает по парку часок-другой.

Бывший старлей кивнул на бугая, стоящего рядом с коляской и делающего вид, что ничего не слышит.

— Так ты живешь здесь? Неплохо устроился.

— Да как тебе сказать. Жаловаться не на что. Ну а ты-то как сюда попал?

— Шоферю. Хозяина привез в гости. Тут рядом, по соседству. Жду, когда нагуляется, а потом повезу обратно в Москву. Тоже особо жаловаться не на что.

Они оба умели понимать друг друга с полуслова. Сергей догадался, что Леша ему ничего сказать не может. Уж больно большие локаторы у охранника. И самому болтать не следует. Тут не в палатке за чаркой водки. Будет случай, пообщаются.

— Быстро время бежит. Два года не виделись, — с грустью заметил Белоусов. — Из нашей команды немногие уцелели. А те, кто жив, никого видеть не хотят. Слишком тяжелые воспоминания, не желают душу друг другу теребить.

— Ты прав. Вот тебя увидел, и ком к горлу подкатил. То ли радоваться, то ли плакать. А вообще-то сразу выпить захотелось. Жаль, нельзя. За рулем.

— А я, пожалуй, себе позволю. Иногда появляется потребность. Вроде как лекарство принять.

Алексей обратился к своему извозчику:

— Яша, плесни мне полстаканчика.

На ручке коляски висел пакет. Яша достал из него плоскую фляжку, пластиковый стаканчик и занялся делом. Старлей воспользовался моментом, пока тот отвлекся, и, склонившись ближе к приятелю, шепнул:

— Через пару дней под этой скамейкой на жвачке оставлю тебе записку.

Сергей кивнул, не отрывая взгляда от бугая. Тот протянул Белоусову стакан с коньяком и ломтик лимона.

— Твое здоровье, солдат. Будем живы — не помрем! Он выпил стакан залпом, кинул его через плечо и встал.

— Ну ладно, бывай! Рад был тебя увидеть живым. Видать, смерть не хочет нас прибрать к рукам.

Они опять обнялись и простились. Сергей еще долго смотрел вслед удаляющейся коляске, вздохнул и направился в сторону шоссе. Дика ждать не имело смысла. Прошло больше двух часов. Только бы в Москве не затеряться. Столицу Сергей видел только по телевизору.

3.

На свою новую работу в качестве девочки по вызову Настя вышла в понедельник. Она надеялась там увидеть Ирину, но ее среди команды жриц любви не оказалось. Настя забеспокоилась. Ни в субботу, ни в воскресенье Ирины дома не было. Куда она могла подеваться вместе с детьми? Сбежала? Куда? И на какие шиши, если у нее денег нет!

Новенькую встретили равнодушно. Конечно, смотрели на нее с нескрываемым любопытством. Среди остальных Настя казалась белой вороной. Хотя бы по возрасту. Такая девица, с ее-то фигурой и внешностью, могла бы работать самостоятельно и отбоя от мужиков не имела бы. Какой смысл сдавать шестьдесят процентов выручки сутенерше, когда можно получать все сто. Одно утешало: у каждой местной красавицы имелись свои постоянные клиенты. И потом, здесь не панель и их не выстраивают в ряд на выбор. Клиент снимает девочку вслепую и лишь высказывает свои пожелания оператору по телефону. Кот в мешке.

Девушки могли свободно передвигаться, общаться между собой, но курить в офисе запрещалось. Приходилось выходить в туалетную комнату, но не более чем двум одновременно, дожидаясь своей очереди.

Похоже, что новенькую не торопились отправлять на «обслуживание», и до полудня Настя ничего не делала, если не считать процедуры фотосъемки во внутренней студии.

Когда ее отпустили покурить, с ней увязалась еще одна красотка. Звали ее Наташа. Ничего более вульгарного Настя не видела. Женщине за сорок, а она под девочку работает и носит юбку, едва прикрывающую трусы.

— Сколько здесь работаю, а такую телку, как ты, впервые вижу, — рассуждала Наташа, закуривая. — Мужика словить сама не можешь, что ли? Так их и ловить не надо. Они сами липнут.

— У меня нет практики, — наивно сказала Настя. — Я их боюсь.

— Кого? Мужиков? Ты что, девка, обалдела? Баб бояться надо, а не мужиков. Чего бы мы без них делали?

Да я как-то обходилась. Ничего.

— Мне тебя не понять. Гусь свинье не товарищ.

— Я ничего не имею против мужчин, если испытываешь к ним какие-то чувства.

— Секс — вот единственное чувство, от которого получаешь истинное удовольствие. У меня душа в пятки уходит, когда я вижу возбужденного мужика.

— Любого? — удивилась Настя. — Даже урода?

— Уродов не бывает. Мужик, он и есть мужик. Урод, красавчик — это так относительно. Мужчина не может быть уродливым, он может быть импотентом. Вот когда такие попадаются, то весь день насмарку. Это особый случай.

Настя усмехнулась.

— Значит, ты работаешь из любви к сексу?

— Я шлюха по своей природе. Ничего плохого в этом не вижу. В нашей профессии самое важное — дарить мужикам удовольствие и получать взамен то же самое. А если ты думаешь только о деньгах, то потеряешь клиента. Деньги никуда от тебя не денутся. За хорошее удовольствие еще приплатят. Я о деньгах вообще не думаю. Я жду его прикосновения. Чем ближе его чувствуешь, тем выше улетаешь.

Наташа отбросила окурок в сторону.

— Ну что, Настя, я тебя возбудила?

— Немного. Уж больно ты аппетитно все преподносишь.

— Вот поэтому у меня клиентов больше всех. Если мужик меня отведал, то он мой надолго. Правда, я предпочитаю разнообразие. Всегда для себя открываешь что-то новое. И этот процесс бесконечен.

— Так ли?

— Когда мужики перестанут меня хотеть, я удавлюсь. Пока об этом рано думать. Но скоро придется самой платить. Денег я накопила достаточно. Нормальный процесс. Сначала берешь ты, потом расплачиваешься сама.

— Ты не замужем?

— Боже упаси. Кухня, пеленки, магазины — нет уж. Нам и без того слишком мало времени на этой бренной планете отпущено.

— Со всем миром не переспишь.

— Согласна. Но к этому надо стремиться. Любая баба этого хочет. Только одни говорят об этом в открытую, как я, и потому чувствуют себя свободными, а другие из себя чего-то корежат или сами себе в этом не сознаются. Отсюда и комплексы возникают. Мнимые. Но они мешают жить. Я знаю одну дуру, которая с ума сходит без мужика. Всякие там примочки себе покупает в секс-шопах. Красивая телка. А когда мужик к ней на улице подходит, так она его тут же отшивает. Со злобой. Дух противоречия. Комплексы. Мнимая самозащита. А потом жалеет. Симпатичный парень подвалил, а она на него как на врага смотрит вместо того, чтобы на шею кидаться. И ведь ничего с ней не поделаешь. Я ей предложила. Подвалит к тебе мужик, а ты ему скажи: «Странно, и почему вас так долго не было. Я уже устала ждать. Идем ко мне, я живу одна и у меня есть вино и вкусный обед». Все так и есть. И готовит она классно. И что ты думаешь? Девка еще больше закомплексована.

— Зачем же ты ей на больную мозоль наступила?

— Дура она, и все!

— А ты не знаешь, где сейчас Ирина?

Наташа не сразу сумела переключиться с любимой темы на побочный вопрос.

— Ирина? Это новенькая?

— Да. Она меня сюда затянула, а сама не пришла.

— Здесь работу не прогуливают. Я помню, что ее наша бандерша в пятницу в коридор вызывала.

— Бандерша?

— Так мы Приленскую называем. Наверное, отправили в какой-нибудь филиал. Многих девок переводят на другие точки. Ходит, ходит, потом бац и нету! Очевидно, где-то шлюх не хватает, а у нас переизбыток. С чем трудно согласиться. Не менее трех вызовов в день получается. У меня так по пять. Это сегодня день пустой. Понедельник. Старые уехали, а новые птенчики только слетаются. Со вторника жизнь закрутится по-новой. За выходные я выспалась, завтра оторвусь по полной программе… Ладно, пойдем в «класс». Заболтались. Девчонкам тоже покурить охота.

Настя выбросила сигарету и последовала за Наташей. Теперь-то она точно осознавала, кем работает.

Фирменный поезд Москва — Саратов отходил в десять вечера. Метелкин приехал за час, понимая, какой объем работы ему надо выполнить.

Днем он побывал в квартире пропавшей Марины Липчук. Звонил целый час, и все же ему открыли. Иван, слава Богу, ничего с собой не сделал, он просто допился до чертиков и даже не спросил, кто и зачем к нему пришел. Открыл дверь, ушел в спальню и завалился на кровать. Вонь, грязища, гора пустых бутылок и больше ничего. Метелкин пришел за фотографией пропавшей. Пришлось искать самому. Женечка умел делать обыски. Он даже нашел тайник, где лежали двенадцать тысяч долларов и дневник Марины. Деньги он оставил на месте, а секретные записи пропавшей могли пригодиться в деле, и он прихватил их с собой. С фотографиями тоже повезло. Он взял три снимка, один из которых был крупным.

С этими снимками он и начал обходить проводников всех вагонов. Шансов на успех было немного. Кто может вспомнить провожающую женщину спустя неделю. Но, как это неудивительно, одна из проводниц ее вспомнила. До отхода поезда оставалось десять минут.

— Эта девушка никуда не ехала, — тарабанил он скороговоркой. — Она провожала пассажира, следовавшего до Саратова.

Проводница, женщина, что называется, кровь с молоком, осадила суетливого репортера:

— Да чего ты скачешь-то передо мной? В туалет, что ли, хочешь?

— Боюсь не успеть.

— Только на перроне гадить не надо.

— Да нет. Опросить всех не успею. Потом еще два дня ждать придется. Вы же через день ходите?

— Помню я эту кралю. Красивая. Мне даже интересно было на нее посмотреть. Пассажира-то саратовского я давно знаю. Поди, года три ездит нашим поездом в Москву и обратно. Дмитрий Алексеевич его зовут. Он наш, саратовский. Всегда берет билет в одно и то же купе и место на нижней полке. Есть такие люди. Привыкают к чему-нибудь одному, и другое им не нужно. Очень воспитанный дядечка. Вежливый. Даже помнит, как моих детей зовут и кто где учится. Говорил, как Петька подрастет, он его в университет примет на химико-технологический факультет. Мол, очень перспективная профессия. А сам-то он профессор. Преподает там. Ну Петьке-то только девять исполнилось…

— Значит, она его проводила, и он уехал в Саратов.

— В том-то и дело, что не уехал. Понимаешь, какая петрушка вышла. В Москве в его купе сел молодой парень. Красивый тип, одет хорошо. Черное кашемировое пальто, длинное такое. Темненький, с усиками. Он ехал до Рязани. Рязань мы проезжаем ночью. В два часа. А мне дал три билета, а не один. Сказал, что должен ехать с друзьями, но те опаздывают. Так его друзья на поезд и не сели. Ехали они вдвоем с профессором. Мне-то какое дело. И вот Рязань. Мой напарник спал, а я вышла на перрон. Мы там десять минут стоим. Парень-то этот вышел. Даже пожелал доброго пути. Но что-то мне показалось в нем странным. Так сразу и не сообразила, а когда поняла, то поздно было. Он нес чемодан. И чемоданчик-то знакомый, старый, еще с клепками. Таких давно не делают. И тут меня осенило! Грабитель! Чемодан-то профессорский. Я-то его хорошо помню. Сто раз видела. А тут поезд тронулся. Я заскочила в вагон и сразу в купе к Дмитрию Алексеичу. Дверь открываю, а там никого. Пусто. Все убрано, будто здесь и не ехал никто! Я даже на номер глянула, не спутала ли чего. Нет, оно! Где он сошел и когда, знать не знаю. А главное, что я не видела, как он выходил. Через другой вагон? Или друзей встретил и перешел к ним. Так бывает иногда. Но он непьющий, можно сказать, в карты не режется. Спросила соседних проводников. Может, через их вагон вышел и от поезда отстал. Никто его не видел. Да и поезд на одну треть был заполнен. Пропал человек.

— Вы заявили об этом?

— Нет. Мне что. Чего зря в колокола звонить.

— Не зря. Поверь мне, подруга, что не зря. Какой он был, этот вор с чемоданом?

— Я же сказала. Чернявый, улыбчатый, с усиками.

— Усики и наклеить можно.

— Нет. Он ими верхнюю губу прячет. Порченая она у него. Будто к носу ниточкой привязана. Вот он и носит усы.

— Вот это уже другой разговор.

— Кончился наш разговор, чудак. Отчаливаем.

— Приедешь в Саратов, звони в колокола. Пусть профессора менты ищут.

Метелкин направился к вокзалу.

Поздно вечером они встретились, Настя и Метелкин. Сидели в своем офисе и читали дневник Марины. Погода, отметки детей, кто звонил и очень мало о работе. Не хотелось женщине фиксировать свою деятельность и оставлять в памяти. Но несколько мест имели значение. «26 декабря. На работу не вышла Зоя Морозова…» Больше она о ней не вспоминала. Похожая запись вновь встретилась на страничке с пометкой «13 февраля». В этот день на работу не вышла Люба Китаева. Тут имелась приписка: «Уже десятая за последний год».

— Ну и как нам определить еще восемь? — спросила Настя. — Должен быть другой дневник. А скорее всего, не один. Этот идет как продолжение.

— Уверяю тебя, Настена, я хорошо протряс квартиру. Других дневников нет.

— Есть у меня одна бредовая идейка. Но очень рискованная.

— Выкладывай, не тяни за душу.

— На чердаке притона фотостудия. Там всех девок фотографируют в соответствующих позах. Для альбомчиков, Интернета, короче говоря, показывают товар лицом. Меня сегодня тоже заставили задницей крутить перед фотоаппаратом. Там целая фонотека с пленками. Меня старик допросил и анкетку составил. Вот бы заполучить снимочки всех девочек с именами, а потом проверить их наличность на белом свете, все ли живы. Тут есть одно «но». Даже несколько. Дверь железная, замки надежные. Без Журавлева нам их не вскрыть. И второе: пропажу фотографий тут же обнаружат.

— Второе пусть тебя не пугает. Фотографии нам не нужны. А негативы понадобятся. Их пропажу могут заметить, если потребуется вновь печатать снимки. А зачем? Если их сделали сразу столько, сколько нужно. Я ему подброшу свои негативы, а нужные заберем.

— Как у тебя все просто получилось. А двери? Ставни на окнах. И потом, я даже не знаю, есть там сторож или нет.

— Узнай. Не горит же. Такие дела с наскока не делают. Подготовка нужна.

— Ты, кстати, проверил брошь?

— Отличные снимки получились. Завтра принесу. Хоть в газету на первую полосу твою бандершу можно помещать. Только пока не ясно, зачем она нам нужна.

— Я уверена, что эта баба имеет самое прямое отношение к исчезновению женщин. Неужели по ее хищной морде этого не видно?

— Возможно. Тут такая путаница. Убивать женщин из-за того, чтобы они не открыли рот? Уму непостижимо. Они же Не свидетели убийства, а работали шлюхами в притоне. Сами рта не раскроют под пытками.

— Так ты думаешь, их убивали? — спросила Настя.

— И не только их. Профессор из Саратова. Что получается? Марина проводила Дмитрия на вокзал и по пути домой исчезла. Дмитрий ехал в поезде с каким-то типом, а перед Рязанью исчезает, а его попутчик сходит ночью в Рязани с его чемоданом. Все сделано с расчетом. Парень этот знал, в каком поезде едет профессор, вагон и купе. Он скупил три свободных места, чтобы ему не мешали.

— Куда же он его дел?

— Кого?

— Труп.

— Это он нам как-нибудь на досуге скажет за рюмкой чая. А пока надо делать, что мы можем делать.

Дверь отворилась, и на пороге появился Журавлев.

— Ба! Какие люди в Голливуде! — воскликнул Метелкин.

—' Легок на помине, — добавила Настя.

— Соскучились? Еду на машине домой и думаю, а дай-ка я мимо нашего офиса проеду. И точно. Левой пяткой чувствовал. Свет в окне горит.

— Ты вовремя. Есть дело, — начал Метелкин.

— Прямо сейчас? Нет, ребята. Мне нужно поспать.

— А как ты ухитрился из Пензы на машине четверо суток ехать? — поинтересовалась Настя.

Метелкин махнул рукой.

— Нашла о чем спрашивать. И кого? Наверняка пару ночей в ментуре ночевал за драку с гаишником или в больнице лежал после того, как ребенка из вольера с тиграми вытаскивал. Это же Журавлев. Он непредсказуем, как его собратья в небе.

— Похоже, — усмехнулся Дик. — Кофейку нальете? А то с ног падаю. Все проще. У меня машину угнали. А сейчас спешу домой. Паренька к себе поселил. Безобидный малый, но невезучий. Надо его покормить.

Настя потянулась за кофейником, а Метелкин стукнул кулаком по столу.

— Бьюсь об заклад, что этот самый паренек и угнал твою машину!

— А ты откуда знаешь? — удивился Журавлев.

— Другой тебя не заинтересовал бы, сочувствующий ты наш. Бомжа ты домой к себе не позвал бы. Смотри, приедешь, а там и табуретки на кухне не осталось. Жаль. Хорошая библиотека была у твоего отца. Всю жизнь собирал.

— Не каркай! — прикрикнула Настя, наливая кофе. — У Дика отличное чутье на людей. Вспомни, где он тебя подобрал и чем ты занимался.

— Я? — возмутился Метелкин. — Да я был лучшим краснодарским репортером. Правда, любил совать свой объектив в замочную скважину. Так за это хорошо платили. Кстати, в Москве я тоже не последний человек. Я выпустил три книги.

— Вот только мы, как твои соавторы, ничего не получили, — напомнила Настя.

— Самому приходилось приплачивать, чтобы их напечатали. Это же хроника, а она остывает через час после сенсации. Книга год готовилась к печати. Чего же вы хотите? Сенсация — как блины. Ее едят с пылу-жару, а не черствую и холодную.

— Ладно. Хватит вам лаяться, — примирительно сказал Вадим. — Рассказывайте коротко, что стряслось, и кого будем на чистую воду выводить.

Он взял чашку и отпил глоток кофе.

Домой Журавлев вернулся в четвертом часу ночи. Сергей не спал. Он сидел на кухне и смотрел в окно, где, кроме черных стволов деревьев, ничего разглядеть было невозможно. На небе висели тяжелые тучи, задрапировав лунный свет.

— Ты почему не спишь? — спросил Вадим, открывая дверцу холодильника. — И не ел ничего.

— Да ты тоже загулялся, — холодно ответил Сергей. — Вот сижу и думаю, что с тобой могли сделать на зоне.

— Зоне?

— Конечно. Поверх забора колючка проходит. Не заметил? Не войдешь и не выйдешь по собственному желанию. Кто их там знает, что у них на уме.

— Нормальные люди. Важно уметь договариваться и находить общий язык. А рваться в бой дело нехитрое. Только шишек себе набьешь, а дело не сделаешь.

Журавлев достал из кармана пачку стодолларовых купюр и бросил на стол.

— Твои пять тысяч.

Сергей вытаращил глаза.

— Только не приставай с вопросами. Работа еще не закончена. Действуем по заданной схеме. Завтра позвонишь по телефону, который тебе дал Хитрово, и встретишься с человеком. Доложишь обстановку, что ему говорить — я надиктую. Выполняй инструкции подполковника. Придет время, ты ему сам позвонишь. У нас есть для Хитрово сюрприз. Радоваться пока рано. Подполковник хочет тебя убрать. И он найдет способ, как это сделать. А нам надо устроить все так, чтобы ты ему был нужен. Живым и здоровым. До тех пор, пока мы сами его не обезвредим. Как? Пока не знаю. Тут такие дела творятся, закачаешься. Поверить трудно. И не поверил бы, если своими глазами не видел бы. Саблей размахивать бессмысленно. Тут особый подход нужен. Ладно, давай спать. Завтра дел много.

4.

Старший следователь областной прокуратуры Коптилин приехал в морг раньше времени, и ему пришлось ждать минут двадцать. Когда появился врач, он привстал и вопрошающе посмотрел на него.

— Ну что, Самуил Ароныч?

Пожилой человек в белом халате с сочувствием посмотрел на молодого человека, у которого еще блестели глаза и который не оброс равнодушием, как щетиной.

— Ничего я тебе хорошего сказать не могу, Даня.

Доктор вымыл руки и сел за свой стол у окна.

— Понятное дело, Рождество прошло, подарков не жду, — продолжал Коптилин. — Отчет потом составите. Мне сейчас ваши термины не нужны. Какова общая картина?

— Эх, Даня, вечно тебе тухлые дела подбрасывают. Мне кажется, ловить тут нечего. Значит, так. Женщину убили в декабре. Точно сказать не берусь. Середина месяца. Тут ведь сложность заключается в том, что она лежала под снегом и процесс разложения совершенно иной. Картина примерно такая. Сначала убийца ее оглушил — ударил тупым предметом по голове. Потом, как мы думаем, изнасиловал. На одежде остались следы спермы. Ну и на прощание полоснул ей ножом по горлу. Думаю, что он знал, как правильно это сделать. Порез не очень глубокий. Но он перерезал артерию, а мог бы и голову отмахнуть. Очень ровный порез. Нож отточен по всем правилам.

— Что вы этим хотите сказать? — переспросил Коптилин.

— Мое мнение простое. Судя по всему, мы имеем дело с маньяком. Скорее всего, выходцем с Кавказа. Там баранов режут таким способом. Я даже был этому свидетелем однажды. Целый ритуал. Ловко у них это получается.

— Этого мне только не хватало.

— Сочувствую, Даня. Что я тебе могу посоветовать исходя из моей тридцатилетней практики? Женщина не молодая, лет сорок. Маньяки предпочитают девочек. А этот хватает то, что доступно. Мне кажется, что таких случаев несколько. Если даже и допустить, будто ты нарвался на гастролера, то одним эпизодом дело не обходится.

— Я уже дал запросы по всем возможным каналам о схожих случаях. Дал запрос и на «потеряшек». Но такую кучу не разгребешь. В день по Москве и области пропадает по сто с лишним человек.

— А зачем тебе все. Только женщины. И те, кого не нашли.

— Все понятно. Тут вот какая загвоздка. Ударили ее или привели в бессознательное состояние где-то в другом месте. А значит, у маньяка возможны сообщники.

Патологоанатом почесал в затылке.

— Ну-ну, и как ты пришел к такому выводу?

— Лесополоса, где нашли труп, никуда не ведет. Если бы на шоссе находилась остановка автобуса, а через лес шла дорога к селу или деревне, то тогда понятно. Жертву можно подстеречь. Но на шоссе нет остановок. Все наоборот. Автобус сворачивает на проселочную дорогу и идет до села вдоль леса. Роща справа, а слева открытое поле. До села четыре километра, и автобус по пути не останавливается. А труп найден в полукилометре от шоссе и в пятидесяти метрах от опушки под деревом. Чистая случайность. Местный старик по весне делает скворечники, ходит в лес с внуком, и они вешают их на деревья. Вот и наткнулись на «подснежника».

— Подснежника?

— Ну да. Так сказал майор из местного ОВД: мол, как весна, так жди «подснежников». Снег в лесу тает, земля оголяется. Тут все и вскрывается. По фотографии женщину в селе не узнали.

— Кто же ее теперь узнает. Там же лица не осталось.

— Да дело не в этом. В селе никто не пропадал и никого не искали. Если допустить, что она ехала к кому-то в гости, то, возможно, попутка подбросила ее до перекрестка. Автобусы редко ходят. Расписание надо знать. Иначе полдня потеряешь. А от перекрестка она пошла пешком до поселка и напоролась. Но тогда не понятно, что там делал маньяк. Место для охоты непригодное. Одна случайная залетная птичка.

— В отчете, Даня, я это укажу, пришли фотографа, но тебя я в мертвецкую не поведу. Уже был прецедент, когда тебя нашатырем откачивать пришлось.

— Да, покойников я не очень люблю.

— Вот и не смотри. Не ту ты себе профессию выбрал, Даниил. Ну да ладно. А приметка одна у покойницы есть. На верхней части правой ягодицы у нее наколочка. Делали профессионалы. Цветная. Цветочек выколот. Типа ромашки с красными лепестками. Вещь интимная, не всем видна, но близкие-то должны знать о татуировке.

— Ладно, Самуил Ароныч. Побежал я. Может, ребята в конторе чего раскопали. А с татуировкой дело кажется не таким безнадежным. Особая примета штука серьезная.

— Удачи. И не мельтеши, парень. В твоем деле спешка ни к чему не приводит. Сначала думай, потом делай.

В отдел Коптилин вернулся не в лучшем настроении. Криминалист доложил ему, что по следам спермы на одежде убитой удалось установить группу крови насильника.

— Хоть какой-то сдвиг, — без энтузиазма обронил Коптилин. — Что еще, Валера?

— Сначала я тебя спрошу, Даня. Установил патологоанатом время смерти?

— Середина декабря. Приблизительно.

— Помнишь, какие морозы были в декабре?

— А при чем здесь морозы?

— Что мы сумку и шубу не нашли, это понятно. Сняли. Обчистили дамочку…

— Почему обязательно шубу? Может, она в ватнике ходила.

— На сей счет есть особое мнение. На женщине надето очень дорогое белье. Фирменные ярлычки. Мы сможем установить, где таким торгуют. В Москве, разумеется. Но когда на улице двадцать пять мороза, а дамочку находят в лесу в тонких чулочках, пояске и трусиках-бикини, то складывается впечатление, будто она направлялась к любовнику либо от него домой. И, разумеется, на машине. С голой попкой в такой мороз можно придатки застудить в считанные секунды. Либо она работала проституткой где-нибудь в теплом месте. Скажем, в баре или ресторане.

— Ей сорок лет, Валера.

— А что, в сорок лет женщина перестает быть женщиной?

— Похоже на правду. Татуировочка на попке. Но зачем, объясни мне, бить шлюху по голове и увозить из Москвы в лес? Наверняка у нее имелось гнездышко для интима.

— Ты хочешь сразу ответить на все вопросы? Причины можно найти разные. Денег у убийцы не было, а бабу хотелось.

— Ну и бросил бы ее в мусорный контейнер в темном дворе. Зачем за двадцать километров через посты ГАИ везти?

На столе затрещал телефон. Валерий снял трубку.

— Пудовкин слушает.

И он слушал целую минуту, потом сказал:

— Сейчас едем.

— Кто это? — спросил Коптилин.

— Майор Братеев. Они прочесывают всю лесополосу и наткнулись еще на одного «подснежника».

— Кажется, скоро у нас на столе целый букет стоять будет. Поехали, Валера. Не скоро мы еще из этого леса выйдем. Прав Ароныч. Такие случаи не бывают единичными.

Картина выглядела так же, как и в первом случае. Женщина лежала у дерева с ножевым росчерком на шее. Одежда на ней был порвана.

— Какое расстояние от того места? — спросил Коптилин майора.

Майор походил на деревенского мужика: валенки с галошами, куртка. И только выцветшие погоны выдавали в нем милиционера.

— Две сотни метров, Данила Кирилыч. Думаю, что срок давности совпадает. Видок тот же. Снег еще с тела не стек.

Пудовкин склонился над трупом и откинул подол порванной юбки.

— Насмотришься такого, от одного вида баб тошнить будет, — проворчал майор.

— Фотографии сделали? — спросил его следователь.

— Все как полагается. Можно в морг увозить.

— Глянь-ка, Даня. — Эксперт посмотрел на него. — Опять чулочки, трусики, и даже не порваны. В сторону, что ли оттягивал?

— Да эти ниточки и трусами не назовешь, — буркнул майор.

— А где ваши люди, Андрей Петрович? — Спросил Коптилин майора.

— Дальше ищут. До темноты час остался. Завтра опять продолжим. Маньяк в наши места забрел. Думаю, что залетный. Поди, уж след простыл.

— Пошли людей по ближайшим поселкам, — деловито начал Коптилин. — Пусть с людьми поговорят. Может, кто комнату сдавал приезжему. Ориентир — декабрь месяц. Возможно, молодой мужик с Кавказа. Нам надо понять причину, по которой он женщин привозил в это место. Какая-то связь должна быть. Или в гости кто приезжал. Только не нажимай. А то ведь запрутся и вообще ничего не узнаем.

— Тут не запрешься, Данила Кирилыч. На одном конце деревни чихнут, на другом скажут: «Ванька простудился». Задача нетрудная. Справимся.

Коптилин старался не смотреть на труп, его тошнило, но он не подавал виду, оттого и старался быть активным и деловым.

Пудовкин разглядывал одежду женщины и, когда попытался перевернуть ее, обнаружил у пояса лежащую на лоскуте ткани зажигалку.

— Оп-ля! Потерял все же. Штаны снял, а она вывалилась.

— Кто? — спросил следователь, глядя на эксперта и не замечая трупа, которого тот ворочал.

— Не кто, а что. Зажигалочку убийца потерял. «Zippo». Гладенькая. Небось и «пальчики» сохранились.

— А может, это ее зажигалка? — спросил майор.

— Э… нет. Во-первых, она раздета и карманов у нее нет. Как и в первом случае, шуба, сумочка и обувь отсутствуют. Во-вторых, женщины, одетые в дорогое белье, предпочитают носить с собой престижные и миниатюрные зажигалки. А не бензиновые и вонючие.

Валерий осторожно поддел целлофановым пакетом зажигалку и перекинул ее внутрь.

— Уже что-то. Безукоризненно выполненных преступлений не бывает. Тем более если речь идет о маньяках.

— Да-да, рассказывай, — усмехнулся Коптилин. — Их по пять лет ищут, пока они с десяток жертв не уложат, а то и больше. Сегодня Фигаро здесь, а завтра там. Как правило, все они ранее не судимы и по «пальчикам» ты их не возьмешь. Здесь нагадил и поехал в Тамбов, а потом в Краснодар. Вот и бегай за ним. А со стороны выглядят как нормальные люди. Хрен подкопаешься. И ножи с собой берут только на дело, а попусту не таскают.

Коптилин достал сотовый телефон и позвонил в морг:

— Самуил Ароныч, извините, опять Даниил беспокоит. Адрес тот же. Нужна перевозка. Еще одну нашли. Все то же самое. В один отчет пойдут. Так что жду на проселке.

Следователь сунул телефон в карман.

— Немало сделано, Даня, — сказал догнавший его Пудовкин. — Улику нашли, с чулочками разберемся. Время и место определено. Профессия женщин, можно сказать, установлена. Группа крови убийцы известна.

— Еще бы найти место, где он этих девок снимал, и понять, почему их сюда привозил. И вообще пора бы выяснить, как его зовут, и предъявить ему обвинение с полным комплектом доказательств и улик.

— Ты прав. — Радужный пыл криминалиста остыл.

Они вышли из леса на проселочную дорогу.

5.

Горничную погибшего главы администрации Ильи Петкуна и его убитой жены Марии Кирилловны допрашивали не один раз. Можно сказать, женщину затаскали по кабинетам. Ксения Задорина читала протоколы допросов и не стала вызывать Валентину Ахмадулину в прокуратуру, а созвонилась с ней по телефону и сама приехала на дом.

Разговаривали они на кухне, где по непонятным причинам в наши времена принято встречать гостей.

— Много времени я у вас не отниму, Валентина Ибрагимовна. Я ознакомилась с вашими показаниями и буду касаться только тех вопросов, которых не касались. Где-то вы сказали, что ваша покойная хозяйка, труп которой вами был обнаружен, не относилась к числу домоседок.

— Да, я говорила это. Так оно и есть.

— Давайте по-женски, без протокола, немного посплетничаем. Как, по-вашему, у Марии Кирилловны был мужчина на стороне?

— Конечно. А куда же она выряжалась в дорогое нижнее белье? Я такое только в иностранных фильмах видела на актрисах, которые проституток играли. И прятала она всякие там трусики и чулочки в коробке под кроватью, чтобы мужу на глаза не попадались. А когда он приезжал, то она надевала на себя черт знает что.

— Что значит «приезжал»? Они не жили вместе?

— У них дом за городом. Вилла, а не дом. Он же работал в Троицке под Москвой, там и построил себе хоромы по заказному проекту. В Москву наезжал не чаще раза в неделю. Там и жил.

— А почему жена в Москве?

— А что ей там делать? Она же с тоски помрет. Друзья, подруги, гости. Мне приходилось юлой крутиться. Вечная гора грязной посуды и полные пепельницы окурков.

— В доме она мужчин не принимала?

— При мне нет. Но я же работала через день плюс суббота и воскресенье, когда обычно собираются гости. А по будням сама ходила. Смотрю, коробка из-под белья пустая. Значит, к хахалю пошла. В общем-то, я ее понимаю. Ей еще пятидесяти не было, а мужу под шестьдесят да еще импотент.

— Откуда такая осведомленность?

— Гляньте в аптечку. Простомол женщины не принимают, значит, у мужа простатит, а это не мужик. А она баба темпераментная. Такой только давай. Пользовалась случаем, чего уж там. А вы говорите, на даче жить. Пусть он трижды дворец, но все равно клетка, хоть и золотая. Да еще с мужиком, от которого проку никакого. Нет, денег-то он много ей давал. Ревнивый был, тоже понятно. Однажды мужчина ей какой-то позвонил, а он параллельный телефон услышал и тоже снял трубку. Кажется, он даже знал, чей это голос. Послушал, послушал, потом зашел к хозяйке в спальню и как даст ей по морде.

У той чуть башка с плеч не слетала. И ведь не пикнула.

— Значит, он знал о ее похождениях?

— Знал! — Домработница хихикнула. — Догадывался. Он что, со свечкой стоял? Или вы найдете такую дуру, которая сама признается на свою же голову. Кому от этого польза? Все, жизнь поломана. Такую трещину не склеишь. Она ему своим здоровьем в верности клялась, а как момент наклевывался, то уж она его не упускала. Клятвы — так, слова одни. Язык-то, он без костей, а организм своего требует.

— Хорошо. Эта сторона жизни Марии Петкун мне понятна. Хочу спросить вас о ее подругах. Вы их видели?

— Не всех, конечно, но многих видела. О других на слух знаю. Она же целыми днями на телефоне сидела. Слышала невольно часть ее разговоров.

— Имя Людмилы Петровны Фланцевой не приходилось слышать?

— Конечно. Видеть не видела, но они перезванивались. Куда-то ходили вместе. Но здесь при мне она не бывала. И разговаривали они между собой только по мобильному телефону. А тут, неделю назад, она вышла на кухню и сама мне говорит: «Валька, представляешь, у моей подружки мужа на даче подорвали. Она чудом спаслась, на дачу в этот день не поехала. Иди в киоск и купи все сегодняшние газеты. Там наверняка об этом написано, он человек не маленький, а как-никак член правительства». Потом я эти газеты сама видела и читала. Вот и запомнила фамилию. Вы спросили, а у меня тот день в памяти всплыл. И надо же, как совпало. А через два дня наш хозяин погиб. Хоронили в закрытом гробу. Его машина под «КамАЗ» угодила. Распиливать пришлось. Всмятку. И недели не прошло, а тут Марию Кирилловну зарезали. Бог шельму метит. Вот я и осталась без работы. Хоть и тяжеловато приходилось, но платила она мне хорошо. Вещички свои отдавала. Она же больше двух раз одно и то же на себя не надевала. Как сыр в масле каталась. Кому теперь столько добра достанется? Они же бездетное были.

Ксения не знала ответа на этот вопрос, но все, что хотела, выяснила.

— А о чем они разговаривали между собой, ваша хозяйка и Людмила Фланцева? Может, какие-нибудь эпизоды вспомните?

— Эпизоды? Трудно вспомнить. Ведь она с ней по мобильному разговаривала, лежа в комнате на диване… А вот. Очень часто речь шла о каком-то клубе. Но почему-то ездили они туда на автобусе, хотя у хозяйки машина своя. Что-то она ей говорила: «Смотри на автобус не опоздай, а то без сладкого на ужин останемся». Кажется, клуб называется «Голубой дельфин», но может, это и не клуб. Просто это название я не раз слышала. А больше ничего припомнить не могу.

— Спасибо и на этом.

Ксения не стала надоедать хозяйке и ушла. Теперь надо найти клуб «Голубой дельфин», а туда только на автобусе можно доехать. В Москве искать подобную точку как иголку в стоге сена.

Практически с санкции директора института Марецкому было позволено осмотреть корпус, где когда-то лежал убитый киллер Стас Баландин. Контроль за кандидатами в сумасшедшие здесь был поставлен на высокий уровень, не хуже, чем в СИЗО, а то и лучше. Так просто, дуриком, из такой клетки не сбежишь. По меньшей мере надо знать какие-то слабые места, если они есть, иметь четкий план побега и план больницы. Но пациентов даже на прогулку не выводили, для того чтобы осмотреться, а из окна палаты, где содержался Баландин, ничего не видно, кроме корпуса, стоящего напротив.

Сопровождал майора дежурный врач по корпусу Анатолий Сквора, полный добродушный мужчина, сильно близорукий, с пухлыми губами. На вид ему было не более сорока.

Сделав обход, Марецкий остановился у двери, выходящей во двор, но не центральной, а той, что находилась под служебной лестницей. Ясно, что об этой лазейке знали только персонал или те, кто видел здание с тыльной стороны. Марецкий очень долго разглядывал железную дверь, перед которой еще и предохранительная решетка с висячим замком стояла.

Когда Марецкий повернулся к доктору, то заметил улыбку на лице Скворы.

— Я угадал? — спросил майор у врача.

— Откуда мне знать, Степан Яковлевич. Но если бы я хотел вывести больного так, чтобы об этом не узнали, то воспользовался бы именно этим выходом. Центральный перегружен охраной и санитарами, там турникеты и масса других сложностей. А здесь никого. В те времена, когда строились эти корпуса, без пожарного запасного выхода не принимался ни один проект.

— Сейчас этим входом пользуются?

— Да. Когда белье привозят или увозят в прачечную. С мешками не очень удобно ходить через турникеты.

— А у кого есть ключи от решетки и двери?

— У дежурного по корпусу, в данном случае у меня. И у главврача отделения.

— Давайте подумаем. Допустим, вы решили вывезти из больницы одного из пациентов. Ваши действия?

— Мне трудно. Что я могу? Ну, для начала надо понимать простую вещь. Больного выводить можно только ночью, когда в коридорах затишье. Днем и медсестры, и санитары, и врачи, а ночью можно уловить момент, когда санитар уснул, а медсестра вышла. По большому счету, их и не бывает на месте. Начнем сначала. От палаты ключ есть только у старшего санитара этажа, а ночью — у дежурного санитара. Значит, он должен открыть стальную дверь палаты. Далее, надо провести больного по коридору и открыть дверь на пожарную или, если правильнее, на служебную лестницу. Ключ у дежурного врача. Уже двое, а это сговор. Потом больного надо спустить сюда. Тем же путем, что и мы с вами проделали. Далее, открыть эти двери. Но дежурный врач это сделать ночью не может. Я беру ключи под расписку на дневное время, когда может прийти машина. А в шесть вечера я их сдаю секретарю главврача. Они мне уже не понадобятся. Появляется третье звено: либо секретарь, либо главврач. Прошли один этаж, оказались на улице. А дальше что? О заборе и думать забудьте. Либо вас заметят, либо вы запутаетесь в колючей проволоке: Выход один — через центральные ворота. Но о них вам говорить ничего не надо. Вы сами через них сюда пришли. Кажется, вас больше часа там мариновали, а ведь пропуск на вас был выписан еще вчера. Там дежурят охранники, не подчиняющиеся даже директору института. Они неумолимы. И что важно, каждого сотрудника знают в лицо. Даже если сделать беглому фальшивый пропуск санитара, то его проверят по явочной карточке, где фиксируется время прихода и ухода каждого работника, а потом, его просто в лицо не признают. Так что вариант с переодеванием не пройдет.

— А вывезти его на машине? Мне кажется, что это наилучший вариант. Пока я ждал вас на проходной, то заметил, что санитарные машины на выезде не проверяются и не досматриваются.

Доктор продолжал улыбаться. Марецкий чувствовал себя полным идиотом. Будто он не допрашивает консультанта, а находится у него на приеме с жалобами на неустойчивую психику.

— Мы насчитали уже трех сообщников. Теперь подумаем о машине. Все машины находятся в гараже. Прежде чем отправить машину на выезд за больным, диспетчер должен получить официальную заявку, потом оформить путевку, пропуск и вызвать двух санитаров. Итак, диспетчер, два санитара, шофер, выездные документы и две пары ворот. Дело в том, что машины досматривают при выезде из ворот гаража, а потому их не досматривают на выездных воротах. Можно, конечно, подсадить беглеца в машину, пока она едет по территории больницы от одних ворот до других. Для этого в сговор нужно подключить шофера, двух санитаров и директора института.

— А вот про него вы мне ничего не говорили.

— Только он вправе давать заявки диспетчеру на выезд бригады. Диспетчера подозревать трудно, он на сделку не пойдет, потому что фальшивая заявка в первую очередь высветится. Но дело даже не в этом. Представьте себе на секундочку, каких разных людей мы объединяем в одну банду. Санитар, дежурный врач, главврач и, возможно, охрана или диспетчер. Это же против всякой субординации. Но самое главное состоит в другом. Скажите мне на милость, ради чего городить такой рискованный сыр-бор? Кому он нужен, этот зверь на свободе, который не успел бежать, как тут же перерезал глотку своей возлюбленной?

— Она уже не была его возлюбленной, а предала его. Кроме как шлюхой, он ее никак не называл, если верить единственной свидетельнице, которая его видела.

— Понимаете теперь, на чем произошел сдвиг? — спросил Сквора.

— О чем это вы?

— Предатели не терпят предательств. Попав в плен в Чечне, Баландин предал десяток своих товарищей и собственноручно их убил. Но он не мог поверить в то, что его тоже могут предать. За что боролся, на то и напоролся. Если для себя он находил какие-то оправдания, то для других их быть не могло. Потому что подсознательно он понимал, что творит и как это страшно. Но он любил жизнь и себя несчастного. Другим же он ничего не прощал. Для него измена девушки равна тому, будто ему самому перерезали глотку или хотят перерезать. И он идет на упреждающий удар.

— Любопытная теория, Анатолий Викторович.

— Я практик, а не теоретик, Степан Яковлевич.

— Извините. У меня вот еще какой вопрос возник. Когда мы шли по территории, то я видел много легковых машин возле корпусов. Как я догадываюсь, это не больничные машины?

— Мысль вашу уловил. Отвечаю. Для служащих и врачей больницы оборудована стоянка рядом с институтом. Но для некоторых делается исключение. В частности, для профессоров, главных врачей. Единицы. И пропуск выдает директор института по согласованию с вневедомственной охраной, где ставятся две подписи от каждой стороны, фотография, печать, и все это ламинируется. Процедура получения водительских прав не менее хлопотная. Теперь что касается нашего корпуса. В то время даже можно говорить о дне. К вашему приезду я подготовился к ответу на возможные вопросы. Не люблю выглядеть некомпетентным и заглядывать в шпаргалки. Так вот, только главный врач нашего отделения профессор Поплавский Герман Емельяныч мог беспрепятственно въезжать и выезжать на территорию больницы на своей машине. Но главный врач уходит с работы в шесть вечера. В это время узник находился на месте. Его исчезновение было обнаружено на следующий день в девять утра, когда делался обход. Уйти он мог только ночью. Дежурным врачом в ту ночь была Елена Андреевна Приленская. Она же и вела дело Баландина. Женщина очень строгого нрава. Ее и врачи-то побаивались. Кандидат наук, отличный психиатр и психолог, она не может попадать под категорию заговорщиков ни под каким соусом. К тому же она составляла акт для комиссии и справки для суда, где требовала полной изоляции Баландина в принудительном лечебном заведении строгого режима. Уверяю вас, из таких тюрем люди на свободу не выходят. Санитаром в ту ночь работал Лев Максимыч Меняйло. Очень опытный санитар. Он служил в военном госпитале двадцать лет, ушел в отставку прапорщиком и был принят к нам. Военный, дисциплинированный и очень крепкий физически человек, несмотря на шестидесятилетний возраст. К сожалению, никто из них сейчас у нас не работает.

— Коалиция невозможна, но преступник бежал. В форточку выпорхнул?

— Согласен. Я по вашей части не специалист. Но военная прокуратура тут долго себе голову ломала, но так ни к какому выводу и не пришла.

— Есть над чем голову ломать. Так вы сказали, что никто из них не работает. Разве здесь плохо платят?

— Где-то платят больше. Профессор Поплавский перешел к теории и пишет научные труды… Елена Андреевна Приленская, как мне известно по слухам, уехала в Питер. Там, надо сказать, работа поинтереснее будет. Я бы тоже Москву бросил, если бы меня пригласили. А санитар ушел на покой. Рыбку ловит где-нибудь на даче. Он же бобылем был, и ходили разговоры, будто нашел себе какую-то вдовушку в Подмосковье. Мужик он рукастый, пенсия приличная, чего бы не пожить в свое удовольствие. Невелико счастье каждый день на психов любоваться.

— Да. Люди приличные и честные, а Баландин сбежал. Даже если предположить, что эти образчики общества пошли на сговор, то непонятны причины. Ведь у Баландина не было богатых родственников, которые решили бы за его побег дать взятку. И потом, кому? Сколько нужно денег, чтобы подкупить целую бригаду, а главное, как найти подход, скажем, к тому же профессору Поплавскому?

— Никак, — твердо заявил Сквора. — Родственники к нам не допускаются, и они не знают, под чьим конкретным наблюдением находится больной. Все, что они могут узнать, — это фамилии членов комиссии, выдавших окончательное заключение, и то это случится в зале суда в момент оглашения приговора.

— Ну что ж, большое вам спасибо, доктор, за оказанное мне внимание, и извините, что отнял у вас столько времени.

— Помог, чем мог. Не обессудьте, если что не так.

Проходя через проходную, Марецкий спросил одного из охранников:

— Скажите, а среди вас есть ветераны, которые проработали здесь много лет и, возможно, самого Сербского еще помнят?

Охранник указал на дверь.

— Поговорите со старшим смены. Это тот человек, который вам нужен.

Марецкий постучал и вошел.

За столом сидел пожилой мужчина с огромным мясистым носом, ужасно худой. Казалось, что его щеки касаются одна другой. Длинная гусиная морщинистая шея и выпирающий кадык.

— Я майор милиции Марецкий с Петровки.

— Знаю, Степан Яковлевич. Ваши документы через меня проходили. И цель визита мне известна. Я сижу здесь для того, чтобы все знать. — Он встал, протянул Марецкому руку, похожую на изломанную корягу, и представился: — Засима Иваныч.

— Могу я задать вам несколько вопросов?

— Присаживайтесь. Но сразу вам скажу, что Баландин через проходную или ворота проскочить не мог.

— Уверены?

— Абсолютно. Тут таракан незамеченным не проползет.

— Вы помните день побега?

— К сожалению. Тогда меня едва с работы не сняли. Но я же отвечаю только за КПП, а не за больничные корпуса. А никаких доказательств того, что этот парень проскользнул именно здесь, ни у кого не было.

— В котором часу уехал домой профессор Поплавский?

— Сейчас скажу… Где-то около семи вечера он ушел.

— Вы сказали «ушел»?

— Да. А чего тут странного?

— У него же машина с пропуском на территорию?

— А, вот вы о чем. Нет, в тот вечер он уехал своим ходом. Когда его жена дежурит в ночь, то он ей оставляет машину. А так они обычно вместе уезжают.

— А кто его жена?

— Елена Андреевна Приленская. Она ведущий психиатр в его отделении. Если она остается на дежурство, то профессор оставляет ей машину. Тут ведь утром в автобус не сядешь, раздавят. А вечером свободно.

— Значит, она сдала смену утром и уехала на машине мужа.

— Совершенно верно.

— В котором часу?

— В начале девятого. Дежурство сдают в восемь.

— Вы не досматриваете машины профессоров? Старик улыбнулся.

— Смеетесь. Кто же до такого додумается? Это же унизительно.

— Вы лично видели, когда она уезжала?

— Конечно. Сам ворота открывал. В машине, кроме нее, никого не было. Я подходил к ней и пожелал счастливого пути. Она сидела одна за рулем, и больше ни души.

— А какая у них машина?

— Белая «волга». Двадцать первая, еще с оленем на капоте, но очень ухоженная.

— А санитара Меняйло вы помните?

— Конечно, Леву хорошо помню. Он к нам из окружного госпиталя, что в Красногорске, пришел. Хороший мужик, все меня на рыбалку зазывал. Крепкий, здоровый, вот только левый глаз немного косит. Так сразу-то в глаза не бросается, но когда знаешь, то заметно.

— Он тоже уволился?

— Да. Теперь живет в Свиблове. Деревенька есть такая под Москвой, ходит рыбачить на Сусановский пруд. Километра три пешком в одну сторону, три обратно. Целый день на природе. Бабу себе завел из местных. Говорил, что Москва и психи ему уже поперек глотки стоят.

— Спасибо, Засима Иваныч.

— За что же? Разве я вам чем-то помог?

— Так, складываю информацию в копилку, авось пригодится.

Марецкий ушел. Он уже решил, что поедет в окружной госпиталь. Возвращаться с пустыми руками он не мог. Ведь дело ему передали, а не Крюкову, благодаря Ксении. Вызвал их Черного-ров и сказал:

— Есть пожелание прокуратуры объединить ваши дела в одно производство и передать на разработку майору Марецкому. Но ты, Крюков, помогай Степану. Дело-то слишком путанное, а ты сейчас не больно-то работой завален.

Кто из прокуратуры давал генералу рекомендации, для Марецкого не было секретом.

6.

Сначала место встречи осмотрел Вадим. Место людное. Знакомая «волга», где сидели менты из Саратова, стояла на другой стороне улицы. Вряд ли они пойдут следом за Сергеем. А вот проверить свою работу непременно захотят. Хитрово потребует от них полный отчет да еще и доказательства.

Он вернулся во двор и сел за руль своей машины. Сергей молча смотрел на него и ждал.

— Они уже там. В машину к ним не садись. Поговори у перехода. Там людно и безопасно. Делай нажим на деньги. Они должны быть уверены, что ты за копейку удавиться готов. Все остальное тебя не интересует. Ты работу выполнил — пусть платят. Иди. Закончишь разговор и быстро назад. Обойди дом с другой стороны.

— Не беспокойся. Ни один мент меня еще не мог выловить. А эти козлы тем более.

Сергей вышел из машины, а Вадим остался его ждать.

Как предполагалось, к нему подошел напарник Каримова капитан Безбородько. Заметный мордоворот, но в саратовской милиции человек мелкий, а потому и считалось, что Сергей его не знал, впрочем, особого значения это не имело.

— Привет, Сережа. Ты молодец, что позвонил, а то мы уже решили, будто ты пропал.

— Если я берусь за работу, то выполняю ее до конца.

— Похвально. А то ведь подполковник — человек мстительный и обидчивый. Он не любит, когда его обманывают.

— Какой же может быть обман, если он мне деньги должен. Я свою работу выполнил, товар сдал адресату. Не самому же мне наркотой торговать.

Они прохаживались вдоль автобусных остановок и разговаривали очень тихо.

— И что ты можешь рассказать о покупателе?

— Кокаином и марихуаной балуются члены клуба. По сути это закрытый притон с широким размахом. Можешь себе представить, если в месяц у них уходит по пять килограммов зелья. Кто стоит за этой шарагой, ребус неразрешимый. Но не шпана и не бандитская группировка.

— Почему ты так решил?

— Не те обороты. Сколько бы они на своем бизнесе ни имели, этого все равно мало, чтобы покрывать расходы, уходящие на содержание притона. Он нужен для того, чтобы собирать компроматы на власть, а потом использовать больших чиновников в своих целях. Такие масштабы под силу только сильным олигархам. Вот те готовы вкладывать деньги взамен на лояльность законодателей и чиновников крупного ранга. Так что передай подполковнику: если он вздумал пощипать притон, то его в порошок сотрут. Я уверен, что на Петровке, в министерстве и в прокуратуре знают о существовании этого заведения. А молчат, потому что у самих рыльце в пушку. Если помнишь, то когда-то Руцкой пугал всех чемоданами с компроматом. Мужик блефовал. А тот, кто на самом деле имеет эти чемоданы, никого не пугает, а действует. Вспомни человека, похожего на генерального прокурора. Один взмах — и нет генерального прокурора. А по сути кому какое дело до его личной жизни? Однако есть неписаные правила, которые нарушать нельзя. Вето наложено. Народ у нас слишком набожный. Вот тебе и все мои выводы.

— А ты неглупый парень, Сережа. Хорошо врубаешься в обстановку.

— Где деньги?

Безбородько достал из кармана ключи и листок бумаги.

— Здесь адрес квартиры. В центре Москвы. Метро «Чистые пруды», дальше спросишь. Квартира пустая. Деньги на столе. Молодец. Заработал — получи.

— Ладно. Бывай здоров, капитан. Привет подполковнику.

Сергей забрал ключи и смешался с толпой. Безбородько вернулся в машину, где его ждал Каримов.

— Ключи отдал?

— Отдал. Все в порядке. Этот щенок меня знает.

— Какая разница. Он больше никого знать не будет.

— Нужно срочно позвонить Хитрово. Новости серьезные. Поедем на телеграф, там свободно поговорить можно. А потом посмотрим на квартиру, где деньги лежат. Он небось туда пулей помчался. Парень без гроша в кармане, только о деньгах и думает.

— Ладно, поехали.

Соблюдая все правила предосторожности, Сергей вернулся в машину.

— Ну как прошло? — спросил Вадим.

— Хреново. Ты и сам должен это понимать. Не с моими куриными мозгами такие выводы делать. Опер что-то заподозрил. Уж больно красиво я разложил все по полочкам.

— Это неважно. Важно, чтобы он весь разговор передал Хитрово, а тот пусть делает свои выводы. Вечером ты сам позвонишь подполковнику и поставишь ему мат. Главное, чтобы он отстал от тебя. А для этого он должен понять, что ему будет плохо, если он свои щупальца в Москву запустит.

— Ключи они мне от квартиры дали. Мол, деньги там лежат. Только в чем их капкан заключается, я понять не могу. Облаву устроили? Смысла не вижу. За что меня взять могут? Паспорт у меня чужой, сам Хитрово его делал. На фальшивку не похож.

— Чего гадать? Поедем и посмотрим.

Машина тронулась с места.

Тихий московский переулок и дом приличный. Ничего подозрительного они не заметили. Машину загнали в соседний двор, прогулялись, сразу в дом заходить не стали.

— Странно. Все чисто. Значит, собака зарыта в самой квартире, — сделал заключение Журавлев.

— Надо бы глянуть.

— Идем.

Они поднялись на третий этаж. Сергей прошел на один лестничный пролет выше. Вадим нашел кнопку звонка и нажал. Он позвонил еще несколько раз, но никто не откликнулся.

Сергей спустился и подал ему ключи. Дверь открылась. Впереди темный пустой коридор. Зашли. Пусто. Ни жильцов, ни мебели. В первой комнате с левой стороны по центру стоял стол, и на нем лежала пачка денег.

— Вот тебе раз! — воскликнул Журавлев и подошел к столу.

Пачка выглядела объемной и, очевидно, состояла из мелких купюр. Сверху лежала пятидолларовая купюра. Вадим потянул руку к перевязанной шпагатом пачке.

— Не трогай, Дик!

Вадим отдернул руку.

— Ты чего пугаешь?

— Отойди от стола.

Тот отошел. Сергей присел и заглянул под стол. Долго что-то разглядывал, потом поднялся.

— Тебе придется спуститься вниз. Здесь работа только для меня.

— О чем ты?

— Не меньше килограмма тротила с веревочкой связано. Возьмешь пачку в руки и без головы останешься. Ну а я взять сумею.

— Как?

— Я же подрывником служил. И учитель у меня был хороший. Виделись вчера. Но об этом я тебе потом расскажу. А пока погуляй во дворе. С такими штуками лучше не шутить.

— Вот и надо нам двоим сваливать.

— Не могу я так, Дик. Не мы, так кто-то другой купится на приманку. Народ у нас слишком алчный и доверчивый. Хлебом не корми, только дай чего-нибудь на халяву хапнуть. Про сыр в мышеловке никто не помнит.

— Сумеешь?

— Плевое дело. Дилетанты устроили. Ну какой из Каримова подрывник?

— Смелый ты парень.

— Иди, Дик. Они наверняка скоро приедут на дело рук своих посмотреть.

Журавлев вышел, а Сергей принялся за работу.

На улице он появился минут через двадцать. Вадим сидел на скамеечке возле детсадовской площадки. С этого места подъезд хорошо просматривался, а детскую площадку загораживал низкий штакетник. Сергей перепрыгнул через забор и подсел к Вадиму.

— Обезвредил?

— Навредил. Смотри, как щедро они со мной расплатиться хотели. «Кукла».

Он подал Журавлеву пачку денег: пять долларов сверху, остальное — бумага.

— Я же тебе сразу сказал, что ничего тебе никто не заплатит. Мавр сделал свое дело, мавр может умереть. Алчность. Сам говорил. Ну что, пошли?

— Посидим немного. Я хочу на рожи этих халдеев посмотреть. Сейчас придут. Они уверены, что я пулей сюда полетел.

— Они не ошиблись.

— Ошиблись. Квартира-то цела.

Ждать пришлось долго. Знакомая «волга» появилась через полтора часа. Машина остановилась у подъезда и стояла в ожидании.

— Интересно, о чем они там думают? — спросил Сергей.

— Хотят убедиться, что все сделали правильно, но что-то не сработало. У них один способ проверить — заглянуть в квартиру и убедиться, что «кукла» лежит на месте.

— Вот и я так думаю. Но «куклы» на месте нет, и они остались в дураках.

Сергей криво усмехнулся.

Все так и происходило. Саратовским сыскарям надоело ждать. Любопытство победило. Они вышли из машины, огляделись по сторонам и нырнули в подъезд. Через десять минут грянул взрыв и посыпались стекла из окон. Журавлев остолбенел.

— Что это?

— Ничего. Попали в собственный капкан. Заряд пришлось сократить вдвое, чтобы соседей не потревожить, но им и этого хватило.

— Зачем ты это сделал, Серега? — Журавлев схватил парня за ворот куртки.

— Война есть война. Либо ты их, либо они тебя. Третьего не дано. А по-другому меня воевать не научили, Дик.

Журавлев отпустил парня.

— А ты зверь!

— Хочешь, чтобы они и других подрывали? Хватит. Я и до Хитрово дотянусь.

— Дурак ты, братец. Сваливаем. — Вадим встал.

Вечером в саратовской квартире подполковника Хитрово раздался телефонный звонок. Когда он был дома, то всегда сам брал трубку. Судя по всему, его опять беспокоила междугородная линия. Он уже отчитал своих командированных из Москвы за откровенные разговоры по телефону, но, видимо, они так ничего и не поняли.

С недовольной физиономией он рявкнул в трубку:

— Ну что еще стряслось?

— Много чего, Роман Аркадия. Тебя Сергей Точилин беспокоит, который по твоей воле теперь Кравцовым стал. Отчет от своих придурков получил?

— Откуда ты взялся?

— С того света. Решил, что у меня есть еще дела на этом, и поменялся ролями с твоими придурками. Я не виноват. Они сами себе яму выкопали.

Хитрово скрипнул зубами.

— И что ты теперь хочешь?

— Работать, как и работал. Твой покупатель Григорий Ефимыч Семенов возместил мне ущерб. Так что в следующий заезд пять штук с тебя вычтут. К тому же я ему приглянулся. Остаюсь работать на него. А к тебе буду наведываться раз в месяц. За тем же товаром. Придется тебе, подполковник, примириться со мной. А если не пожелаешь, то тобой самим займутся серьезные авторитеты. И не зонов-ские, а в генеральских погонах. Не тащи одеяло на себя — и жить долго будешь. В хорошем бизнесе обходятся без жертв. Научись сдерживаться. И привет передай своему племяннику и моему корешу Ру-дику Воротникову. Встретимся через месяц.

В трубке раздались короткие гудки. Хитрово со злостью сбросил со стола телефонный аппарат. Ничего у него не клеилось в последние дни. Все из рук сыпалось. Группировка Семаги от своей доли отказываться не хочет. Что-то готовит поганец. Газеты подняли шум вокруг серии убийств таджиков. Свое следствие затеяли. Начальник управления спрятал голову в песок подобно страусу. Только барыши собирать хочет, а как до дела дошло — нырь в кусты.

Тут еще муж родной сестры пропал. В Москве ответили, что домой уехал, а в Саратове не появлялся. Кругом одни проблемы. И решать их приходится одному. Опереться не на кого.

7.

Работа должна иметь отдачу, считал майор Братеев. А они третий день вместе с участковым лейтенантом Митюхиным грязь месили по поселкам да деревням. Пустая трата времени. Правда, особой работы у оперуполномоченного не было. Вот когда дачники на свои фазенды приедут, тут придется побегать. Сотни заявлений посыпятся со всех сторон. Чистят бомжи дачи, а строители из ближнего зарубежья подливают масла в огонь. Многие шабашники на зиму уезжают на родину, другие остаются. Кто где живет, кто кого обкрадывает, разобраться непросто. Вот они по ходу дела и готовили списочки нарушителей паспортного режима. В одном Братеев был уверен: ни один из местных шабашников или бомжей на мокруху не пойдет.

Одну компашку прижали к стенке. Четверо молдаван жили на одной даче. Говорили, что деньги платят хозяину. С документами, конечно, полный недочет, но сейчас Братеева другой вопрос волновал. Забрав паспорта у нелегалов, майор сказал:

— Будем выдворять.

— Послушай, начальник, зачем так? — лебезил старший из четверых. — Договориться можем. Гараж мы строим одному хорошему человеку…

— Помолчи. Вы здесь давно ошиваетесь?

— С прошлой весны. Хорошо работаем, вот и зимой простоя нет. Дозволь дело закончить.

— На селе кроме вас зимой две полуслепые старухи живут. Кого еще видели?

— Кого мы можем видеть? С утра до вечера на работе. Ходить приходится за три версты.

— Не темни, мужик. Я могу делать скидки, но не люблю, когда мне лгут. Местных мы знаем. Кого видели из тех, кто жил, но не шабашил?

Тот, что помоложе, толстячок, не выдержал.

— Жил здесь грузин один. Через два дома. Зовут его Гиви. Машина у него, «опель» старенький, но номера московские. На 77 кончались. Знаю только, что жил он легально. Дачу еще осенью на зиму сняли. Русские снимали. Москвичи. Это точно. А Гиви приехал в конце ноября. Дом и забор уже снегом занесло. Он нас нанял сгребать сугробы. Сам работать не любил, но деньги у него водились.

— И он сидел безвылазно на даче?

— Нет, конечно. Днем его машины возле участка не было. Иногда не ночевал. Но мы мало общались. Нелюдимым этот грузин был. И разговаривал свысока.

— Номер машины кто помнит?

— А 326 МБ 77, — сказал паренек, сидящий в углу. — Я ему один раз мыл машину. Случайно запомнил.

Майор осмотрел мужиков. Вроде нормальные люди и живут в чистоте.

— С чего вы взяли, что дачу снимали русские осенью?

Толстячок ответил:

— Я им калитку поправил. Начало сентября было, машина остановилась возле дома. Какая, не помню. Двое мужиков в ней сидели. Один окошко открыл и спрашивает: «Ты здесь хозяин?» Ну я позвал хозяйку. Он у нее спросил: «Зимой на даче живете?» Она ответила «нет». Тогда он и предложил ей сдать до весны. Мол, с женой жить будет, чтобы детям, молодой семье, не мешать. Она согласилась. Да, вот еще. Летчиком мужик тот был. Погоны полковника. Солидный, лет под пятьдесят. Того, что за рулем сидел, я не видел. Но помню точно, задаток он оставил.

— А приехал грузин в ноябре?

— Точно. В конце февраля съехал, и мы его больше не видели.

— Ладно, мужики. Живите пока.

Майор встал, и они с лейтенантом вышли на улицу.

— Что скажешь, Митюхин?

— Кому дом принадлежит, установить недолго. Надо вызвать хозяйку и сделать осмотр. Отпечатки, но найдем. Следов-то он не оставил.

— Надо Коптилину звонить. Пусть сам решает. А ты займись хозяйкой дома. Бабу нужно сегодня же найти. Может, зря все это, но отмахиваться от фактов тоже нельзя. И машину проверить надо.

Всех собрать удалось только на следующее утро. Санкцию на обыск Коптилин так и не получил, но хозяйка дома не возражала против, как выразился следователь, тщательного осмотра.

Вера Сергеевна рассказала, что сдала дачу на зиму полковнику. Документов она его не проверяла. С виду понятно, что человек солидный. Да ей не столько деньги нужны, сколько присмотр. Лазают, воруют. А потом надо, чтобы в доме жили люди, иначе быстро в негодность придет. Перевоспитывать ее никто не собирался. Женщине под шестьдесят, что ей можно внушить?

Понятых пригласили для протокола, который к делу без санкции не пришьешь. Две старушки сидели в углу на сундучке. Дом осматривали вчетвером: участковый, майор, следователь и криминалист.

Коптилин перекрестился.

— Надеюсь, здесь мы замороженных трупов не найдем.

Отпечатки были везде. Никто их не стер. Даже пустые бутылки из-под коньяка остались. Человек, живший здесь, и не собирался заметать следы. Уехал и постель за собой не убрал. Возможно, уходил в спешке. На подушке обнаружили черные волосы. Уже результат. Но две находки превзошли любые ожидания.

В сенях под старым сломанным холодильником был найден нож, завернутый в тряпку. Острый, как бритва, с лезвием в тридцать сантиметров и в кожаных ножнах. Вот на нем-то отпечатков не нашли. А на половике в маленькой комнатушке, похожей на чулан, обнаружили женскую сережку. Золотую, с зеленым камнем, смахивающим на изумруд.

Осмотром остались довольны, но к развязке они не подвинулись, пока не вернулись в свой отдел. Тут настроение опять улучшилось. Валерий Пудовкин сверил отпечатки, снятые в доме, с теми, что обнаружили на зажигалке, и они оказались идентичными. Прогресс налицо.

Еще важный момент. Был установлен хозяин автомобиля «опель» 1986 года выпуска с номерным знаком А 326 МБ 77. Им оказался москвич Леонид Валентинович Андреев. Установили адрес.

Коптилин тут же выехал в Москву, прихватив с собой Пудовкина на тот случай, если у Андреева придется брать отпечатки пальцев.

Надежды Коптилина не оправдались. Настроение его менялось, как погода. Хозяин «опеля» — молодой парень, лет двадцати пяти, щуплый, близорукий и тщедушный — на матерого убийцу не тянул. К тому же был русским с рыжими волосами и веснушками.

— Да, был у меня «опель». Хорошая машина, — рассказывал паренек. — Но сейчас я на «ауди» поднакопил, а «опель» в ноябре еще продал одному грузину за полторы тысячи баксов. Его модель и год выпуска не интересовали. Главное, чтобы ездила и головной боли не вызывала. Говорил, что все равно через месяц-два выбросит ее. Ему машина временно нужна, по Москве кататься.

— Данные грузина остались?

— Да, я же ему генеральную доверенность оформлял. Гиви Абдуладзе. Отчество не помню. Сложное очень. А вот. Писали так: Гиви Резо Абдуладзе. Отдал ему техпаспорт, и простились. Нормальный мужик.

— Уверен, что нормальный?

— Немного шебутной. Кавказский темперамент. По-русски разговаривает без акцента. Я так думаю, что он в России родился.

Парень им описал покупателя, и это описание совпало с тем, что дали молдаване. Пришлось оставить ему повестку в областную прокуратуру, чтобы пришел для помощи в составлении фоторобота.

С чем пришли, с тем и ушли.

— Тебе всегда мало, Даня. Считай, что мы этого типа уже вычислили. Пусть теперь уголовка думает, где его искать. Ты свое дело сделал.

— Думаешь? А я так не считаю. Если он в России родился, то откуда знает, как на Кавказе баранов режут? И потом, на ноже отпечатков нет. Какую ты ему предъяву влепишь? Зажигалку возле трупа нашли и все? Надо устанавливать личности женщин. Кто, как зовут и какие серьги носили. На «потеряшек» из центральной пока ничего не пришло. По центральному архиву его отпечатки не проходили. Группа крови тоже еще не доказательство.

Дальше — хуже. Вернувшись в свою контору, они получили сообщение о новом трупе, найденном в том же лесу.

8.

И все же Насте пришлось работать. Правда, на первый случай условно. Ее отправили в гостиницу «Москва», где ее поджидал пожилой толстяк. Бедолага ничего уже не мог, и Настя целый час устраивала ему спектакли с одеванием и раздеванием. Причем сам «половой гигант» спрятался в одной из комнат шикарных апартаментов и подглядывал в замочную скважину. Уж чем он там занимался, сказать трудно, но Насте пришлось шесть раз с себя все снять, а потом надеть, и по просьбе клиента она делала это медленно и перед зеркалом стенного шкафа.

Потом толстяк вышел из укрытия красный и потный и оплатил услугу. Пятьдесят долларов сверх прейскуранта он самолично положил ей за бюстгальтер.

Второго вызова в этот день ей не предоставили, и она, как и положено, в порядке очереди несколько раз ходила курить. Пользуясь моментом, Настя поднялась в фотостудию и вошла, застав фотографа за чтением газеты.

Мэтр обнаженной натуры с удивлением глянул на гостью поверх очков.

— Милочка, сюда нельзя так просто заходить. Вы уже были у меня?

— В том-то и дело. И вы понимаете, я потеряла или забыла где-то свою косметичку. Все обыскала. Нигде нет. Вот я и подумала…

— Если бы после вас что-то осталось, я непременно передал бы ваши вещи Вере Григорьевне.

— Извините.

Настя прикрыла за собой дверь. Ей хватило времени увидеть все, что она хотела, пряча глаза за стеклами темных очков.

Весь день она постоянно попадала не туда, куда надо. Даже к проектировщикам заглянула. Все верно. Там люди работали за пульманами, все в белых халатах и очень сосредоточенные. А рад столов у окна заставлен макетами домов, коттеджей и даже целых районов и поселков.

Также Насте удалось выяснить, где находится комната охраны и сколько человек в ней работает. Ей казалось, что подозрений она ни у кого не вызвала. Человек новый, рассеянный или любопытный, какая разница. Ведь, в конце концов, ее никто не инструктировал, как передвигаться по учреждению. Никаких запретов не налагалось.

Уходя домой, она специально забыла свою сумочку в ящике стола. Через час вернулась. Охрана не обратила на нее никакого внимания, будто ее не интересует, кто разгуливает по зданию через час после окончания рабочего дня.

Она ошиблась. Все оказалось намного интереснее. Когда она вошла в свой «класс», то увидела новый состав девушек и совершенно другую руководительницу. Эти были куда моложе и привлекательнее. Никого из красоток она раньше не встречала. Неожиданный сюрприз.

— Извините. Я из первой смены. Сумочку забыла в столе. Приехала домой, а ключей нет.

Начальница коротко кивнула. Настя прошла к своему столу, за которым сидела очень симпатичная азиаточка, похожая на японку, каких можно увидеть в календарях. Девушка отодвинулась, и Настя достала свою сумочку. Еще раз извинившись, она удалилась.

Через сорок минут она приехала в свой сыскной офис, где ее уже поджидал Метелкин.

— Как успехи на любовном фронте? — спросил он, глотая пиво из жестяной банки.

— Хреново. У них есть вторая смена. Если они заступают в шесть вечера, то когда заканчивают? Ночью? Или есть еще и ночная смена? Боюсь, Женечка, что офис фирмы вообще не закрывается.

— Да… Действительно, хреново. Как же мы проникнем в фотостудию, если там круглые сутки работают? Ладно, Журавлев что-нибудь придумает. Он вот-вот будет здесь. Звонил уже. Нянькой заделался. У него теперь этот воришка живет, так наш Робин Гуд и его проблемы по ходу дела решает. Хочет, как он говорит, избавить парня от неприятностей. Чушь собачья! От одних избавит, так тот новых себе наживет. От натуры никуда не денешься.

— Ты циник, Метелкин.

— Это точно. И еще скептик. В добро не верю, но со злом стараюсь бороться в меру своих сил.

В дверях появился Журавлев.

— Вот и наш Робин Гуд, — продолжал философствовать Метелкин. — Ты глянь на его лицо. Оптимист чистой воды. Верит в торжество справедливости и добра. Мало ему жизнь тумаков давала, а с него как с гуся вода. Живет и радуется. Везунчик, баловень судьбы. Ни одна зараза его не берет.

— Что это с ним? — спросил Вадим.

Настя пожала плечами.

— Приступ хандры.

— Приступ занудства, — поправил Журавлев. — Был я сегодня возле твоей конторы, Настя. Попасть туда можно.

— А вот у меня на этот счет возникли сомнения, — ответила девушка. — Девицы сидят на обслуживании круглые сутки. Теперь я уверена в этом. И если подумать, то правильно. Клиент может захотеть в любую минуту. И свободного времени у мужчин вечером и ночью больше, чем днем. Позвонит, а ему откажут: мол, извини, дядя, но мы девочек только днем поставляем. Хрен с вами, и клиент найдет себе другую контору. Так бизнес не делается. Проститутки должны работать в режиме скорой помощи: мужик захотел, а она уже здесь.

— Ты прекрасный руководитель, Настена. Не тем, правда, бизнесом занимаешься, — ухмылялся Журавлев. — Ну что тебе за интерес двумя оболтусами руководить? Вечные бега, поиски, а то и неприятности. Пора тебе заменить бандершу в твоем женском коллективе. Ты подняла бы контору на несколько ступеней выше.

— Не волнуйся. Там дела идут неплохо.

— Кстати, — подал голос Метелкин, — по поводу бандерши. Работает она под своим именем. Елена Андреевна Приленская. Врач-психиатр, кандидат медицинских наук. Работала в отделении судмедэкспертизы института Сербского. Причины ее увольнения два года назад неизвестны. Живет одна. Адресок я тоже достал. Конечно, деньги она на новом поприще имеет совсем другие. Но непонятен смысл. Квартирка скромная, машина не новая, хотя и хорошая. Детей нет. Зачем тетеньке нужны деньги? Вряд ли она работает из любви к искусству.

— Ты прав. — Настя задумалась. — Баба она сильная. Стоишь перед ней и чувствуешь себя как кролик перед удавом. Наверняка обладает гипнотическим талантом. Я помню, как зашла к ней в кабинет. Все как во сне происходило. Чувствовала себя марионеткой.

— Не торопите события, ребята, — вмешался Журавлев. — Дойдет очередь и до Приленской. А сначала нам надо найти Ирину и Марину, двух пропавших женщин. Так ты говоришь, Настена, что контора работает круглые сутки? Нам это не мешает. А может и на руку сыграть.

— Каким образом? — спросил Метелкин.

— Гарем находится на первом этаже. На втором сидят архитекторы и проектировщики. Но они-то ночью не работают. Решеток на втором этаже нет. Водосточная труба крепкая. Я пробовал. А через второй этаж можно и на третий попасть.

— Послушай, Дик. — Настя насупилась. — С тобой в этих делах никто из нас спорить не будет. Ты и в хранилище Центробанка попасть можешь, если пожелаешь пересчитать золотой запас страны. Но здесь случай особый. Мало проникнуть в фотостудию и забрать архив. Надо сделать так, чтобы впоследствии об этом никто не узнал.

— Догадался. Стекло лежит у меня в машине и стеклорез тоже. Открыть окна у нас не получится. Они закрыты. Проектировщики пользуются кондиционерами. Стекло придется бить, а потом вставлять новое.

— А снять нельзя? — поинтересовалась Настя.

— Штапик снаружи. Реечки. На месте смотреть будем. Что касается замков, то проблем не будет. У меня есть памятная сумочка с уникальными отмычками. Когда-то один очень авторитетный вор оставил мне ее в наследство. — Он глянул на Настю. — План дома у тебя готов?

— Готов. Но только в голове.

— Тогда черти. Ты с нами не полезешь. Останешься на стреме и будешь водилой. Там и двоим тесно. — Журавлев перевел взгляд на Метелкина. — Подмену заготовил?

— Полный рюкзак негативов. Даже пакетики под них десяти сортов заготовил. Каждый по-своему хранит пленки. Так что я подстраховался на все случаи жизни. А теперь рисуй план, мадам архитекторша. Времени у нас достаточно.

Шел второй час ночи, когда они прибыли на место.

— Я поднимусь первым, потом сброшу веревку. По ней поднимите мне стекла. Пока я их буду резать, поднимается Женечка, — давал инструкции Журавлев. — Ты, Настя, останешься в машине в десяти метрах от здания. Носом к воротам. В случае шухера — чтобы была готова. Маршрут отхода знаешь. Не промахни мимо арки с проходными дворами. Но это я так, пугаю. Думаю, что все обойдется нормально.

Он вышел из машины. На трехэтажное здание в центре двора свет не падал. Но Настя оказалась права. Окна первого этажа светились, но были плотно закрыты жалюзи.

Он подошел к водосточной трубе, закинул рюкзак за спину, осмотрелся и ловко начал свое восхождение. Оцинкованная жесть в некоторых местах издавала отвратительный хруст, словно предупреждая о своей ненадежности. Упора никакого не было. Стены идеально гладкие, бетонные плиты, выкрашенные в белый цвет. Ногами касаться нельзя, тут же останется след от кроссовок, который моментально заметят в светлое время суток. Одно утешало: падать придется с малой высоты.

Опыт скалолаза у Вадима имелся, и он его не раз выручал в переделках, без которых его жизнь была немыслима. Сам себе дорожку выбрал — пенять не на кого.

Все шло нормально. До цели он добрался благополучно. Теперь нужно дотянуться до ручки оконной фрамуги, зацепиться и перебраться на узкий карниз. Тут требовался небольшой трюк, так как рука не дотягивалась до центра окна. Не хватало каких-то двадцати сантиметров. Придется прыгать, другого способа он не видел. Только бы не промахнуться и чтобы ручка не отвалилась.

Вадим собрался, сжался в пружину и сделал рывок. Доли секунды он находился в полете без всякой опоры. Правая рука цепко ухватилась за оконную ручку, и кулак сжался в мертвой хватке. Тут произошло непредвиденное. Оконная рама раскрылась, и он повис в воздухе, держась одной рукой. До карниза можно было дотянуться только ногами, если их забросить как плети и получить хоть какой-то упор. Ручка могла оторваться в любую секунду. Журавлев рискнул. Ноги зацепились за карниз, и он начал давить на него пятками, одновременно сгибая колени. Фрамуга начала закрываться. Левой рукой Вадим схватился за вторую фрамугу и в момент их сближения сделал резкий рывок вперед.

В итоге он оказался на подоконнике между внешними и внутренними рамами. Еще один перехват — и руки вцепились в открытую форточку внутренней рамы. Крепкая конструкция его спасла. Окна сделаны из пластика и хорошо держались в проемах. Архитекторы для себя постарались. Хорошо, что он не лез в контору по деревообработке. Ни одна бы деревяшка такой нагрузки не выдержала.

Немного встряски ему не повредило. Журавлев отдышался и, просунув руку в форточку, открыл внутреннюю фрамугу. Что Богом не делается, все к лучшему. Во всяком случае, не придется стекла вставлять.

Прямо у окна стоял стол, на котором красовался макет. Хрупкая вещь. Вадим сдвинул его в сторону, достал из кармана платок, постелил на стол и встал на него ногой, после чего смог перепрыгнуть через стол и опуститься на пол. Двигался он как кошка — мягко, бесшумно и ничего не задевая. Пришлось снять рюкзак и достать фонарь и отмычки. Помещение было огромным. Кругом стояли чертежные доски, планшеты на треногах и мольберты. Дверь одна, и тут пришлось пустить в дело инструмент. Замок ничего серьезного из себя не представлял. Несколько секунд — и затвор щелкнул.

Вадим прижал ухо к щели. Тишина. Он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Темно. Коридор второго этажа не освещался. Значит, и охрана сюда не заглядывает. И потом, это же не ювелирный магазин, чтобы выставлять сторожей с интервалами в один метр.

Журавлев вернулся к окну, сдвинул стол, стараясь не повредить макет, и, привязав веревку к трубе батареи отопления, выбросил ее наружу.

Из тени появился Метелкин.

— Не касайся ногами стен. Делай упор на трубу, — тихо сказал Вадим, но в ночной тишине партнер его услышал.

Пока тот взбирался, Журавлев осмотрелся. Столы стояли вдоль всего помещения. Шесть окон и метров пятнадцать в длину.

Он начал освещать фонариком макеты и разглядывать их. Третий по счету от стены его заинтересовал больше всех. У него даже пульс участился. Перед ним стоял городок в Ватутинках в миниатюре и с тем самым дворцом в центре площади. Под стеклом лежала табличка: «Развлекательно-оздоровительный комплекс для участка в двести гектаров. Проект 16/10, архитектор Поплавский Ю.Е». На макете даже деревца стояли и машинки на стоянке. Про забор и тот не забыли.

Вадим обвел фонарем помещение. Вдоль противоположной от окон стены ряд к ряду стояли железные несгораемые шкафы, штук десять, а то и больше.

Он протиснулся между столами и подошел к одному из шкафов. Скотчем в углу была приклеена бумажка «1/10 — 5/10». Он подошел к следующему шкафу и заметил такую же табличку, но с другими шифрами: «6/10 — 12/10». Третий шкаф оказался тот, что он искал. Пришлось вновь лезть за отмычками.

Шкаф открылся одновременно с появлением на подоконнике Метелкина. Тот спрыгнул на пол, включил свой фонарь и увидел Журавлева за работой. Приблизившись к нему, он спросил:

— А здесь ты что потерял? Архитектурой интересуешься?

— Угадал, Женя. Еще как интересуюсь. Раньше не мог найти связь между схожими формами, а теперь нашел. Обсудим потом. Черт! Тут по этим номерам двенадцать толстых папок. Придется забрать их с собой.

— А если заметят?

— Заметят, если такое же сооружение кто-то пожелает построить. Тогда им понадобятся эти папки. Но я не думаю, что кому-то взбредет в голову тратиться на новый кремль. Тащи их к окну. На обратном пути прихватим.

Папки отнесли, шкаф заперли и двинулись дальше.

В конторе ни света, ни звука. Схему, нарисованную Настей, они выучили наизусть, чувствуя себя как в собственной квартире.

На третьем этаже также стояла тишина и полный мрак. На железную дверь у Журавлева ушло семь минут. Три замка и не все простенькие, как он думал.

Помимо самой студии, где велась съемка, имелись и другие комнаты: лаборатория, примерочная, реквизиторская и архив.

Металлических шкафов тут не было, только обычные с застекленными дверцами. Четыре штуки.

Открыв один из них, Метелкин ахнул:

— Боюсь, Дик, мы и к утру не разберемся.

— Почему?

— Коробки. Смотри. Филиалы № 1, 2, 3, 4. А откуда нам известно, в каком из филиалов мы находимся?

Он взял одну из коробок, набитую конвертами. Вытащил первый попавшийся и увидел надпись: «Ольга Подкопаева».

— Слава Богу, они меченые. Значит, так. Ты берешь две коробки и я две. В какой найдем конверт с именем Насти, тот филиал наш. Она уже попала в архив. Сомнений нет.

Начали поиски. Конверт с надписью «Анастасия Ковальская» попался Метелкину. Он открыл его и достал десять слайдов размером девять на девять.

— Я думал, у них негативы, а они работают со слайдами. Правильно, конечно. И нам легче. Мы их быстрее сможем просмотреть. Отсканируем на компьютер и даже распечатать сможем.

— Значит, мы все же находимся в филиале номер один? — спросил Журавлев.

— Удивительно не это. Четыре филиала, но где же центральная контора?

— Внизу. На подоконнике. Но об этом после. Торопиться надо.

— Я дам тебе свои конверты и буду диктовать имена. Записывай, а я туда буду перекидывать слайды, в освободившиеся пакетики положу свои кадры. Тогда долго не обнаружат.

— Хорошо, поехали.

В общей сложности они сменили пленку в девяноста двух пакетах.

— С ума сойти. — Метелкин вытер рукавом пот со лба. — И это только один филиал. Почти сотня женщин.

— Не так много. Пусть их будет пятьсот и еще пару сотен в центре. Тысячи не наберется. На улицах Москвы шлюх в десятки раз больше.

— Возможно. Но их не убивают и они не исчезают, — резонно заметил Метелкин.

Сложив все на место, как стояло, Метелкин набил свой рюкзак конвертами, и они ушли.

Двери заперли, как полагается. В офисе архитекторов навели порядок. Первым по веревке слез Женя. Вадим сбросил ему папки, отвязал веревку и скинул вниз. Столы поставил, как стояли.

Труднее всего было стоять на узком карнизе и закрывать за собой окно, а потом перескакивать на водосточную трубу. Спустился он быстро. Напарник уже перетащил папки в машину. Как только Вадим сел на заднее сиденье, автомобиль сорвался с места.

— Кажется, чисто сработали! — довольно произнес Метелкин.

— Цыплят по осени считают. Чисто мы ноги унесли, а последствия нам неизвестны, — с некоторым раздражением говорил Журавлев. — А если пропажу завтра заметят? Подозревать будут тех, кто работает в конторе. И Настя станет одной из них. Тебе больше нельзя туда возвращаться.

Настя отрицательно мотнула головой.

— Вот тогда-то меня первой заподозрят и копнут поглубже. До нашего бюро могут докопаться. Тогда не только я, но и вы попадете под прицел.

— Интересная мысль! — воскликнул Метелкин. — Все женщины, кто хотел порвать с конторой, исчезли. Пропадет Настя, и к ней пошлют киллера. Мы его и хапнем тепленьким.

— Хорошую ты мне роль уготовил, — усмехнулась Настя. — Иду я по дороге из магазина, а меня хап и в машину. А ты тем временем в носу ковырять будешь. Убивают их или нет, рано говорить, но выкрадывать людей они навострились, как надо. Ни одного свидетеля. Не забывай, Женечка. У меня тринадцатилетний сын. Нет, конечно, я могу сыграть роль приманки, но сначала мы должны знать о них все и с подробностями. Вот тогда я пойду на это, чтобы взять их с поличным. А пока вокруг нас один туман. Кстати, Дик, а что в этих папках?

— Средство для рассеивания тумана. Придем в контору, там разберемся. Работенки нам надолго хватит. Хватило бы кофе.

Пока Метелкин возился с компьютером и сканировал слайды, Журавлев разбирался с документами и чертежами. В папках даже фотографии макета нашлись, что помогло понимать строительные чертежи людям, далеким от архитектуры.

Настя раскладывала кальки и синьки и с полным непониманием смотрела на огромные листы, как на китайскую грамоту.

— Я, конечно, догадываюсь, Дик, что ты человек эрудированный и знаешь -толк во многих вещах. Но объясни мне, дуре, на кой ляд тебе все это понадобилось?

— Если бы я понимал все как надо. К сожалению, я такой же профан в архитектуре, как и ты. Нам придется нанять консультанта, чтобы специалист нам смог перевести эти каракули на язык обывателя.

— Тогда зачем тебе понадобилось тащить двенадцать тяжеленных папок? Чтобы смотреть на них, как баран на новые ворота?

— Нет, мы люди, которые смотрят на новые ворота. Причем я видел эти ворота наяву несколько дней назад. — Журавлев разложил фотографии макета на столе. — Видишь, в центре площади стоит особняк. Вообще вся эта картина напоминает усадьбу восемнадцатого или девятнадцатого веков. Все портит комплекс коттеджей, разбросанных по территории. Тут их около тридцати. Пара зданий смахивает на административные корпуса.

— Какой-нибудь правительственный санаторий.

— Похоже. И охрана, и заборы соответствуют. Но все дело в том, что это огромный элитный притон. И я там был, мед-пиво пил, как в сказке говорится, и получил предложение сотрудничать.

— Охранником?

— Проституткой. Неужели ты думаешь, что только мужики нуждаются в женской ласке? Вовсе нет. Жены очень богатых чиновников и бизнесменов тоже хотят ласки. Как утверждает реклама по «ящику», пятьдесят процентов мужиков больны простатитом. Процентов десять «голубых», часть импотентов по старости либо по другим причинам. Ну что делать пятидесятилетней женщине, если она богата, имеет время, а главное — желание. И в шестьдесят, и старше оно не пропадет. А муж, извините, способен только деньги в дом приносить. У детей уже свои семьи. И что? Она выйдет на улицу и будет молодых самцов за рукав хватать? В лучшем случае обкрадут до нитки. И не всегда есть возможность тащить мужика в свой дом. Если парень молодой, крепкий и полон сил, то семейный. Рад бы помочь пожилой женщине, а вести ее некуда. И как тут быть? Клуб решает все проблемы. Никаких имен, фамилий и адресов. Любое время суток. Сауны, бассейн, номера с зеркалами, мужиков, как грибов после дождя, на любой вкус. Чего еще надо? То же самое касается мужчин. У тех выбор еще больше. Девочки от четырнадцати лет до тридцати. Табун. А как я догадываюсь, эти коттеджи для них стоят. Сам дворец разделен на две части. Как видишь по макету, у него главные входы помпезные, с колоннами и подъездными аллеями с двух сторон. Одна мужская, другая женская.

— Откуда ты все это знаешь? Сказки!

— Я привез в этот притон кокаин и марихуану. Точнее сказать, сделать это должен был Сережка. Тот паренек, что живет у меня. Такой же сирота, как и я. Просто я подстраховал парня. Как видишь, великосветские дамочки не прочь и кокаинчика нюхнуть, и сигаретку с «дурью» выкурить. По пять килограммов в месяц каждого из наркотиков уходит. Пять тысяч доз кокаина. Вот и прикинь, сколько у них клиентуры в клубе.

— И их до сих пор не прикрыли?

— Я был в этом дворце. В каждом номере стоят видеокамеры и прослушка. Скрыто идеально. Таким образом они накапливают компромат на сильных мира сего. И кто после этого посмеет на них замахнуться? Я так думаю, что официально притон оформлен, как ты правильно сказала, санаторием какого-нибудь министерства. И кому он мешает, в конце концов? Если человек хочет получить удовольствие, и ему предоставляют такую возможность за определенные деньги, то он вправе выбирать, идти или нет. Никто силком не тащит.

— Постой, секундочку. Так эти чертежи ты взял в моем притоне?

— Ну он пока еще не твой, хотя я вижу, ты уже с ним сроднилась, но ты права.

— Значит, между ними есть связь?

— Конечно. Какая ты догадливая, Настена! Мало того, «твой» притон называется «филиал № 1». А их существует четыре. Это мы с Женечкой точно установили.

— И кто же за всем этим стоит?

— Человек, готовый выплатить миллионов сорок долларов на развитие и дальнейшее процветание, а взамен получить тридцать чемоданов компромата.

— И что с ним делать? Отпугивать прокуроров, пытающихся прикрыть лавочку? Давить на высоких чиновников?

— Лавочку и так никто не тронет. А если ты захотел купить на аукционе новое месторождение нефти или разорить конкурентов, то получишь то, что пожелаешь. Чемоданы помогут. Ты же знаешь, что в нашей стране не закон решает вопросы и не суд, а чиновник. А кто такие чиновники? Те же люди, что и мы, с теми же грехами. Секс-индустрия на Западе — это бизнес, приносящий огромные доходы. У нас это политика. Пожертвовать сорок миллионов на такую паутину, чтобы выиграть хотя бы одну сделку, которая впоследствии принесет миллиарды, — ход дальновидный и хорошо продуманный. Притон процветает. И его не те ребята в камуфляжной форме охраняют, а те, кто внутри с девочками в саунах парится. Такие сторожевые псы и опаснее, и злее.

Настя задумалась, потом сказала:

— Честно говоря, мне тоже плевать на эти притоны. Но я не могу смириться с убийствами. Такую вседозволенность им простить нельзя.

— Наша задача, Настя, куда скромнее. Ирина наняла тебя найти Марину, а потом сама исчезла. Найдем этих женщин и на этом успокоимся. А если они к тебе полезут с претензиями, разорим к чертовой матери весь их курятник с помощью обычного динамита. Законом тут никого к ногтю не придавишь. — Журавлев повернулся к Метелкину, старательно работавшему за компьютером. — Как у тебя дела, профессор?

— Хотите на голенькую Настену глянуть?

| — Хватит уже, нагляделись. Сотни метров пленки перевели, когда через скважину меня снимали. Мы, если помните, тоже похожим бизнесом промышляли. Только масштабы были не те, — с раздражением парировала Настя.

— Ладно-ладно, тебя смотреть мы не будем, — успокоил ее Метелкин. — Но четырех красоток придется лицезреть. Здесь и Марина есть, и Ирина. Причем на всех дамочек первый слайд делали портретным. Клиент мог иметь полное представление о той красотке, которую выбирает. Лицо, фигура в рост, спереди, сзади и всякие там эротические позы.

Вадим и Настя прильнули к экрану монитора.

— И вот еще две женщины. Они упоминаются в дневнике Марины. По ее словам, они исчезли. Это Зоя Морозова. Исчезла двадцать шестого декабря. Обратите внимание. У нее на попке цветная татуировка. Цветочек аленький. Очень соблазнительно смотрится. Хочешь не хочешь, а это примета. А вот Люба Китаева. Исчезла тринадцатого февраля. Тоже девочка меченая. При большом увеличении видна родинка, прямо рядом с соском правой груди, у Марины особых примет нет. Только глаза необычные. Такие не спутаешь. Широко посаженные и миндалевидные, а ресницы смотрят вниз, а не вверх. Взгляд получается с поволокой, томный такой, завораживающий. Если она жива, в чем я сомневаюсь, то узнать такую женщину в плотной толпе можно.

— Вот что, Женечка, снимочки распечатай в нескольких экземплярах. Всю фонотеку перепиши на лазерные диски. И тоже в нескольких экземплярах. У нас должен быть свой архив. А тот, как я думаю, нам придется вернуть на место. Копию с чертежей тоже сделаем и вернем. Там есть очень любопытные кальки с подземными коммуникациями. Тут придется со специалистом консультироваться.

— Послушай, Дик, лезть еще раз в пасть тигра рискованно. Зачем?

— А затем, что пропажу могут заметить раньше времени. Я так думаю, что быстренько и скоренько мы это дело не раскрутим. Перед нами сплошные стены стоят. Через них не перемахнешь. Подкопы делать придется, не настораживая зверя. Эти ребята готовы на все. Они знают, что им любое преступление с рук сходит.

В кармане Журавлева заиграла музыка. Он достал сотовый телефон и ответил сонным голосом, будто его разбудили:

— Какого черта вам надо?

— Извини, Дик. Я человек ночной и вечно путаю время суток. Разбудил?

— Кто это?

— Григорий Ефимыч из курортной зоны. Помнится, мы договаривались сотрудничать.

— А я что, против? Телефон мой у вас есть.

— Вот я им и воспользовался. Твоя великосветская клиентка мне уже все уши о тебе прожужжала. Требует только тебя. Влюбилась на старости лет. Завтра в пять она приедет. Постарайся не подвести.

— Буду, как штык. Но и вы не забывайте, что после горькой пилюли мне леденец нужен.

— Получишь свой леденец. На выбор. Спокойной ночи. Тебе надо выспаться и хорошо выглядеть.

— До завтра.

Журавлев убрал телефон в карман.

— Кто это?

— Завтра еду в Ватутинки. — Он указал пальцем на фотографии макета. — Это вам не филиал какой-нибудь, а настоящий бордель. На меня есть заявка.

Настя расхохоталась.

— Ты, Дик, пользуешься успехом больше, чем я. Ну что, девочки-проституточки, кофейку попьем?

— Заваривай и покрепче, — согласился Вадим. — Так вот. У меня возник еще один вопрос. Как я понял, ты, Женечка, устанавливал прослушки в гостиничных номерах. Работал на какого-то дядю. И судя по тому, что Настя попала именно в один из этих номеров гостиницы «Москва», то можно с уверенностью сказать, что мы имеем дело с одной конторой.

— Но от этого ничего не меняется. — Метелкин махнул рукой. — Мы уже обсуждали этот вопрос.

— Меня другое интересует. Аппаратура?

— Высший класс. Япония.

— И это понятно. Номера в Ватутинках очень похожи на гостиничные. Аппаратуру, очевидно, закупали оптом. Нет смысла разбивать на фирмы и партии.

— Допустим, — согласился Метелкин. — Вопрос-то в чем?

— Принцип работы техники меня интересует. Мою голую задницу пусть снимают, не жалко. Но я хочу пообщаться с клиенткой, но так, чтобы меня не услышали.

— Ничего не получится. Жучки стоят везде. Они очень чувствительные. Шепот уловят.

— Значит, дело дрянь?

— Постой-постой… А ванны в номерах там есть?

— Джакузи.

— Вот это я точно помню, что в ванных комнатах жучки не устанавливались и камеры тоже. Там снимать-то нечего, туда, как правило, поодиночке ходят. А шум воды заглушает микрофоны. К тому же аппаратура нежная, а там сырость и пар.

— Отлично! Лазейка все же есть!

Настя принесла чашки с кофе.

9.

Отчет генералу о проделанной работе — это пустая трата времени, считал Марецкий. Черногоров никогда не лез в дела и даже не давал советов и рекомендаций. Он только слушал, и не всегда можно было понять по его безразличному, но задумчивому виду, улавливает он суть сказанного или спит с открытыми глазами. А для самих себя нет смысла пересказывать то, что уже знаешь. Вот если во время отчета у кого-то из сотрудников появлялась интересная идея или возникал спор, генерал реагировал тут же. У него загорались глаза, и он начинал следить за ходом дела, как за хоккейным матчем.

Монотонный бубнеж Марецкого, похоже, егс мало интересовал. Это не хоккей, конечно, а скорее пасьянс, который раскладывал один, а другой пытался понять, что он делает, ни черта не смысля в картах.

— Связь просматривается четко, — рапортовал майор. — Некий санитар Меняйло Лев Максимыч больше двадцати лет прослужил в психоневрологическом отделении военного окружного госпиталя. В течение пяти лет, как выяснилось, этим отделением руководил полковник Поплавский Герман Емельянович. В дальнейшем он получил звание генерала и был назначен заместителем начальника госпиталя, но вскоре перешел на работу в институт Сербского как заведующий крупным отделением и стал членом судебно-психиатрической комиссии. Спустя три месяца и Меняйло поступает на работу в то же отделение к своему бывшему начальничку. В деле также фигурирует жена профессора, работавшая в том же отделении ведущим психиатром и наблюдавшая подследственного Баландина. Сговор возможен. Другого способа сбежать не существует. Я проверил все возможные варианты. Если Меняйло вывел ночью Баландина из палаты, то Приленская, дежурившая в ту ночь, могла получить ключи у мужа от черного хода и вывести его во двор, где стояла «волга» Поплавского. Сам профессор уехал домой своим ходом, а утром его жена Приленская, сдав смену, могла скрыть беглеца в багажнике. Он достаточно вместителен. А ночь он мог переждать в салоне на заднем сиденье. На этот счет у меня никаких сомнений нет, так как других вариантов попросту не существует. Схема понятна. Не ясно другое: зачем им понадобился убийца? Очевидно, для того, чтобы использовать его по специальности. Если так, то обе убитые женщины и их мужья — жертвы этой троицы. Если мы возьмем во внимание версию, будто Баландин работал на них. Теперь короткие справки. Елена Андреевна Приленская. Кандидат медицинских наук, опытный врач-психиатр. На данный момент работает директором-распорядителем частной компании по проектированию индивидуального строительства. Живет одна в двухкомнатной квартире в центре Москвы. Официально замужем за профессором Поплавским. Но с ней его никто ни разу не видел за то время, пока она живет по нынешнему адресу. Это показал негласный опрос соседей по подъезду. Что касается самого По-плавского, то в Москве он не прописан, собственного жилья, по данным БТИ, не имеет. Никто о нем ничего не знает и давно не слышал. Среди умерших тоже не значится. Мы нашли другого Поплавского — Юрия Емельяновича. Это очень известный, если не сказать, знаменитый архитектор. Родной брат профессора. Но учинять ему допросы не стали, так же как и остальным фигурирующим в деле лицам. Материала пока слишком мало, и я не стал бы торопить события. Меняйло действительно живет под Москвой, но практически бывает в деревне редко. Может, потому, что еще сезон рыбалки не начался. Имеет машину «УАЗ», цельнометаллический фургон, купленный им на автобазе после списания. Ребята наблюдали за его домом. Он появился там однажды часа на два и опять уехал на «уазике» в Москву. Вести его не стали. Адрес есть, и этого пока хватит. Это все, что я могу доложить на сегодняшний день.

— Скулы сводит от скуки тебя слушать, Степа, — тихо пробурчал генерал. — Что у вас, Ксения Михална?

— Обе убитые женщины были между собой знакомы. Мужья друг друга не знали. Мария Петкун и Людмила Фланцева дружили и имели общий интерес, связанный с сексом. Они посещали некий клуб «Голубой дельфин». В Москве такого нет. Известно, что до клуба они добирались на автобусе. У женщин в квартирах найдено много различной атрибутики из секс-шопов, дорогое нижнее белье и тому подобное. Женщины не были верны своим мужьям, и это связано с заболеваниями обоих мужчин. Медкарты проверены. Что касается их общих знакомых, то нашелся только один. И у обеих он записан на электронных записных книжках в сотовых телефонах. Некий Г.Е.С. Телефон принадлежит поселковому совету коттеджного городка в подмосковных Ватутинках. Звонить мы по нему не стали. Теперь о Ватутинках. Богато обустроенные коттеджные поселки близ города Троицка, в двадцати километрах от Москвы по Калужскому шоссе. Маленькая справка. Город относится к Ленинскому району Подмосковья, где муж Марии Петкун занимал не последнее место. Кстати, у него офис в Троицке, а коттедж в Ватутинках. Следствием областной прокуратуры установлено, что ДТП, в котором погиб Илья Петкун, было подстроено и квалифицируется как убийство. То же самое можно сказать и о взрыве дачи Леонида Фланцева. Эксперты ФСБ убеждены, что взрыв носит характер стопроцентного теракта. Сейчас мы пытаемся установить, кому мешали два высокопоставленных чиновника. И почему они погибли при загадочных обстоятельствах, а их жены были зарезаны зверским образом. Складывается впечатление, что гибель мужей никак не связана со смертью их жен. Котлеты отдельно, мухи отдельно.

— Что еще?

— Мелочи. Доведу до ума и доложу.

— А где Крюков?

— Работает в своем направлении, — ответил с готовностью Марецкий.

Встал капитан Сухорукое. Генерал махнул рукой.

— Садись, Борис. Надоело мне ваше занудство. Ничего скучнее не слыхал. Сыроваты вы еще. Такой кулак образовали, а топчетесь на месте. Не узнаю я вас, ребята. Идите и работайте. Если и в следующий раз придете вялыми, как ватные куклы, выгоню и слушать не стану. Все. Свободны.

Черногоров был прав. Особо оперативникам похвастаться было нечем.

10.

Захват проходил по всем правилам, как в кино. Двое со щитами через дверь, двое по веревкам с верхнего балкона через окно, шум, гам, грохот, мат, без чего такие штурмы не обходятся.

Следователь подмосковной прокуратуры Даниил Коптилин в спектакле не участвовал. Он не любил всей этой кутерьмы и сидел в машине вместе с майором Братеевым и криминалистом Валерой Пудовкиным, без которого по непонятным причинам не мог обходиться, даже когда в нем не было особой нужды.

На адрес Гиви Абдуладзе вышли через продавца машины, а далее по нарастающей и наконец выяснили, что Абдуладзе москвич, коммерсант и держит несколько точек по городу, где торгует контрабандной аудиопродукцией. Пару дней за ним наблюдали, а потом решили брать.

Как его взяли, нам уже известно. Бедный грузин едва не лишился дара речи, и ему пришлось давать валидол.

Закончив свою часть работы, командир спецназа спустился вниз и подошел к машине.

— Пациент готов, Данила Кирилыч. Можете приступать.

— Спасибо, ребята.

— Да не за что. Зря старались. Он сам дверь открыл. Вот только окна побили.

— Да. Весь квартал слышал ваш десятиэтажный мат.

— Так пищи без соли не бывает. Специфика такова. Мы вам больше не нужны?

— Нет. Сами справимся.

Трое вышли из машины и поднялись в квартиру. Майор Братеев сегодня выглядел очень респектабельно. Может, потому, что был без валенок с галошами и выцветших погон. Отправляясь в столицу, он оделся в штатское и даже побрился.

Гиви Абдуладзе сидел на стуле, руки заломлены за спинку и скреплены наручниками. Вид у него был, прямо скажем, напуганный и растерянный.

Увидев появившихся в дверях людей без оружия, он немного успокоился.

Командир спецназа передал ключи от наручников Коптилину и увел своих людей.

Коптилин снял плащ и остался в форме капитана юстиции. Кивнув Пудовкину, он коротко бросил: «Отпечатки в доме, потом с самого снимем». На этот раз ордер на обыск у него имелся, но он не торопился приглашать понятых, а взял стул, повернул его спинкой вперед и оседлал, как коня, оставив расстояние между задержанным и собой в метр, чтобы тот не достал его свободной ногой.

— Долго я тебя искал, Гиви. Но нашел. А ты думал, что мы все так, только задарма хлебушек едим.

— Зачем искали-то? Я ни от кого не прятался, а студию мою месяц назад накрыли. Все. Я уже влип и дал подписку о невыезде. Не то преступление, чтобы брать под арест.

Голос у хозяина дрожал, и он едва не плакал. Крепкий красивый мужик, а слюни распустил. Коптилин представлял себе маньяков совсем другими. Такому мужику редкая баба откажет, а он их резал.

— Меня другой твой бизнес интересует, Гиви. Женщин почто, как баранов, резал? Четырех уже нашли, и думаю, это не предел.

Грузин смотрел на следователя, как на полоумного.

— Ни женщин, ни баранов я не резал. Нож на кухне есть, но и тот тупой. Картошку им чищу.

— В течение ноября — февраля жил в поселке Матвеевка, что на двадцатом километре Минского шоссе?

— Жил. А женщины тут при чем?

Майор тем временем осматривал комнаты, но руками не до чего не касался.

Коптилин достал из кармана зажигалку и показал задержанному.

— Твоя?

— Моя. Я ее еще зимой потерял.

— Знаю. Когда одну дамочку в лесу трахал.

— Зимой? В лесу? Чего несешь, начальник? У меня хватает места. Холодно в лесу. Яйца застудить можно. Потом лечиться устанешь.

— Но дома-то ты ей глотку резать не будешь? Кровища. А потом труп куда-то девать надо.

— О каких трупах ты говоришь, начальник? Я к друзьям на похороны не хожу, покойников боюсь.

— Ваньку ломать хочешь. Только смысла не вижу. Улик слишком много набралось.

— Подожди. Какие улики? В чем я виноват? Зачем мне кого-то резать? У меня с женщинами мир. Я их люблю, они меня любят. Никаких проблем. Так дело не пойдет. Ты меня не понимаешь, а я тебя. На разных языках разговариваем. Ну чем я тебе приглянулся? Разве я похож на убийцу? Я университет закончил. У меня отец профессором был.

— Отец тут ни при чем. Ладно, давай по порядку. У тебя квартира в Москве. Зачем ты снимал дачу в Матвеевке?

— Не снимал я ее. Пришли ко мне менты, майор и капитан. Сюда, домой пришли. Осенью еще, в конце сентября. Сказали, что они знают о моем подпольном цехе по производству левых кассет и дисков. Ведут наблюдение. Свернуть производство я не успею. Накроют в любую минуту. Но они могут оставить меня в покое и не мешать, если я соглашусь сотрудничать с милицией. — Я согласился. Первым условием было переехать на дачу и жить там. На работу могу ездить. А когда скажут, должен выполнять задание.

— Какое задание?

— Знакомиться с женщинами в ресторане, с проститутками. Женщину они мне сами указывали. Моя задача была ее снять, привезти на квартиру, угостить вином, а потом пойти в ванную, принять душ. Я выходил в коридор, прикрывал дверь комнаты и открывал входную дверь, а там стояли те двое. Я снимал с вешалки пальто, брал шапку, выходил на улицу, садился в машину и уезжал на дачу. Кстати, машину они мне сами велели купить. У меня есть уже «ауди-4».

— На эту квартиру ты приводил женщин?

— Нет. Та квартира в Измайлове. Первый этаж.

— И ты свою машину подгонял прямо к подъезду?

— Пять шагов.

— Да. Главное, что тащить недалеко. А сам вино пил?

— Нет. Вино красное «Хванчкара» всегда стояло в шкафу в комнате. Вроде бара. А для меня стояла бутылка водки, куда наливали воду. Я под градусом за руль не сажусь.

— Хорошо, продолжим играть в новую игру дальше. Ты уезжал, а они приходили на твое место. И что они с ней делали?

— Я сначала думал, что они из полиции нравов, проституток с поличным берут. А потом понял, что они занимаются более серьезными делами.

— Это чем же?

— Когда я им дверь открывал, они были одеты в военную форму, а не милицейскую. Тот, что постарше, — майор, а помоложе — лейтенант. И когда я на улицу выходил, напротив подъезда всегда железный фургон стоял. Военный «уазик» цвета хаки с надписью «Военная прокуратура».

— Почему ты решил, что это их машина?

— Когда я с женщиной приезжал, то «уазика» там не было. Он появлялся каждый раз, когда я впускал их в дверь. Даже через окно слышал, как он подъезжает. Первый этаж, все слышно.

— Номер помнишь?

— Даже не смотрел.

— Скольких женщин ты возил на эту квартиру, в каких ресторанах отлавливал, как их звали и в каком возрасте они были? Вспоминай точно и хорошо бы с датами.

— Понял. Тут надо поднапрячь память.

— Конечно, когда речь идет о «вышке».

— Трудно. Сидел я на даче или на работе, мне дали сотовый телефон. Звонок: «Срочно приезжай в ресторан «Савой». Приезжаю. Меня уже ждет один из них, не то мент, не то военный, но в штатском. Осторожно показывает мне столик. Там сидят две женщины. Он говорит: «Это шлюхи. Подойдешь, угостишь и ту, что сидит справа, привезешь на квартиру». Сказал и ушел. Я подсаживался. Никаких проблем. Женщины цену наперед назначали. Обычная ставка кабацких шлюх сто долларов за ночь. Они на час или два не соглашались. В ресторан возвращаться не хотели. Я бы их вообще не брал. Женщины красивые, слов нет, фигуристые, но всем где-то под сорок. Я молодых люблю. А дальше все по плану. Но в квартиру мужики уже в форме приезжали. За зиму женщин восемь отвез, может, девять. Точно сказать не могу. А имена они себе придумывали. То Пупсик, то Альбина, Марго, Ева. Таких не бывает. В конце февраля мою контору накрыли. И я понял, что они не из милиции. Я ведь все делал, как они говорили, а студию все равно разгромили. Убытков не сосчитать. Бросил я дачу и вернулся домой. И они больше не показывались. А тут хвать, а телефона сотового нет. Он у меня здесь, дома, лежал. Батарейка села давно. Случайно заметил. Может, они и украли. Правда, ничего больше не тронули.

— Тронуть не тронули, но кое-что подбросили, — сказал от двери майор. Он держал в руке камею на золотой цепочке. — Видел эту вещь раньше?

— Эту помню. И женщину запомнил. Любой назвалась. Скромная была, тихая. Голос красивый, говорила медленно. Я у нее спросил про кулон, она сказала, что это семейная реликвия. Талисман вроде бы, ангел-хранитель. Вообще женщины много на себе украшений носили. Но в основном бижутерия. Было и золото. Но только кольца или сережки. Я понятия не имел, начальник, что их ждет после моего ухода. Шлюхи они и есть шлюхи. Мне-то что до них?

— Хочется тебе верить, Гиви, — тихо сказал Коптилин. — Но в прокуратуру ты сейчас с нами поедешь. Оформим все как полагается, а потом проверим факты. Если не виновен — отпустим, виновен — под суд пойдешь.

— Все, как на духу, рассказал. Все правда.

Коптилин снял с него наручники.

— Лица своих хозяев запомнил?

— Безликие они. Старшему лет под пятьдесят, с залысинами, губы тонкие, будто щель меж досок, и глазки маленькие. Левый глаз косит немного. Высокий, здоровый, но не мужик. Руки холеные. В жизни топора в руках не держал. Я его прозвал Чистоплюем. Второй парень худой, лет тридцать пять. Очень сутулился. Челка на лоб. А когда форму надевал, то убирал ее под шапку. Носатый. Говорил мало. Его я прозвал Хмырем. Вот и все.

— Уже немало. Психолог. Ладно, собирайся. Нам с тобой еще о многом поговорить придется. И на женщин глянешь. Правда, узнать их теперь нелегко будет.

Гиви Абдуладзе оделся, и все вместе вышли на улицу, где их ждала машина. Подозреваемый успел сделать только два шага, потом качнулся и упал.

Во лбу у него чернела дыра, из которой скатилась струйка крови. Кто, где, откуда? Ничего никто понять не успел.

ГЛАВА IV Москва. Начало апреля

1.

Лежа на узкой койке и тупо глядя в потолок, Ирина ни о чем не могла думать, кроме как о побеге. Третий день думала, но все больше и больше понимала всю несостоятельность своих планов. Кругом непреодолимые стены, охрана с собаками, а главное — это дети. Бросить их она не могла. Если человек сам решил идти тропкой через болото, то обязан понимать степень риска. Поскользнулся, упал — и тина тебя все равно сожрет, поглотит, и нет никого вокруг, кто мог бы протянуть тебе руку или шест. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Пенять не на кого, спасать некому.

В ту самую злополучную субботу за ней приехала машина. Что-то наподобие «скорой помощи», где стекла были матовыми, словно их сметаной измазали. Ее и детей усадили в салон, отгороженный от водителя, таким же стеклом. Тогда она уже почувствовала себя в ловушке. Машина ехала, а она не знала, куда ее везут. Удобные мягкие кресла, чисто, кока-кола и минералка в ящике под ногами, а ощущение такое, будто в газовую камеру запихнули. Дети, как дикие олени, первыми почуяли опасность. Непроизвольно, а по наитию, будто им кто-то шепнул на ухо. Ирина их успокоила:

— Вам там понравится. Отдохнете в выходные дни, а в понедельник сразу в школу.

Когда они вышли из машины, то им показалось, что они попали в рай. Голубые сосны, красивые белые домики с красными черепичными крышами, широкие чистые аллеи, фонари с вензелями и огромный дворец невероятной красоты с высокими колоннами.

Их встретила женщина в белой шубке и таких же сапожках. Вылитая снегурочка на весенний манер.

Сначала проводили детей. Типичный детский сад, каких в Москве тысячи. Воспитательницы в белых халатах, огромные игровые комнаты, а для детей постарше игровые автоматы и компьютеры. Не так уж много ребят здесь было. Десятка два и все разного возраста. От малышей в манежах до старшеклассников. Все соответствовало высокому уровню. Одно смущало: на окнах решетки, у калитки охранник, хотя сам заборчик чисто символический, из стальной сетки.

Оставив детей на попечение нянек, Ирина ушла в сопровождении все той же снегурочки. Ее отвели в один из коттеджей. Четыре комнаты на первом этаже, четыре на втором. Ей выделили одну комнату на втором, и снегурочка сообщила, что когда она понадобится, за ней пришлют человека, а пока она может отдыхать.

Условия ей понравились. В комнате имелось все необходимое: широкая кровать, телевизор, холодильник, набитый продуктами, полки с книгами и журналами, ковер на полу и даже камин. Она осмотрелась, немного посидела в кресле, потом обошла весь дом. Все комнаты, кроме ее, были заперты. Внизу находился огромный холл с круглым столом и креслами, в центре которого стояла ваза с цветами и лежала раскиданная колода карт. Судя по всему, в каждой комнате живет одна женщина, а когда все собираются вместе, то проводят свободное время в холле. Здесь и камин, и телевизор, и диваны. Вполне уютное местечко для общения.

Ирина решила выйти на крыльцо и подышать свежим воздухом, в котором уже назревал аромат весны. Не получилось. Дверь оказалась запертой. Обитая вишневой кожей и стеганая, как пуховое одеяло, дверь не реагировала на попытки женщины вырваться на волю. Тогда она еще не знала, что та самая воля ограничивается забором высотой в два человеческих роста.

Пришли за ней ближе к вечеру, когда начало смеркаться. Обычный охранник в униформе и почему-то с собакой. Он передал Ирине пакет и сказал:

— Здесь одежда для вас. Я подожду внизу.

Одежда стандартная: кружевное нижнее белье, чёрные чулки со стрелками, туфли на шпильках, но — никакого платья или юбки.

Ирина переоделась и накинула сверху то, в чем приехала из дома. А дома ее гардероб не имел разнообразия и хороших красивый вещей.

Они шли через парк, но теперь красивые домики и голубые ели не казались ей такими прелестными и сказочными. Она знала, куда ее ведут и зачем.

Вот он, дворец! Тут должен жить благородный принц.

Принца там не оказалось. Сплошные евнухи. Прежде всего ее отвели в раздевалку, и она оставила там верхнюю одежду, включая платье, а потом выпустили в зал, словно на сцену, где она должна танцевать канкан.

Минут пять она стояла в оцепенении. Огромный зал с дорогим сверкающим паркетом, уставленный круглыми столиками. В центре пустой круг, похожий на танцплощадку. В общем-то, так оно и было. За столами сидели ожиревшие мужики, седые, лысые, с проплешинами, но без лиц. Их лица были прикрыты черными масками. Какое счастье! Хоть рожи свои спрятали. Судя по телам, а они все были голыми, и лишь некоторые постеснялись снять трусы, можно предположить, что мужчин моложе пятидесяти здесь не было. С этими мешками контрастировали юные стройные фигурки очаровательных девочек, выряженных в ту же форму, что и она, но лишь разной расцветки. Предпочтение отдавалось красным, черным и белым тонам. Очевидно, они считались самыми сексуальными.

Играла музыка, женский оркестр из обнаженных музыканток исполнял блюзы Глена Миллера.

Дряблые лапищи монстров в масках держали девочек за тонкие талии и выпуклые ягодицы, старались попадать в такт, нередко наступая им на узкие мысочки шпилек. Другие сидели за столиками с бокалами вина, держа другой рукой соблазнительное создание у себя на коленях, шаря по хрупким телам, словно воры по карманам зазевавшегося простака в трамвайной толчее. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то кусал острые соски малолеток. Официантки отличались от остальных девушек лишь накрахмаленными кружевными фартучками, воротничками и диадемами. Они ходили с подносами между столиками, разносили коктейли и в благодарность получали по попке.

К горлу Ирины подступила тошнота от отвращения и кошмарного дыма, выедающего глаза. Она подошла к одной из официанток, поймала ее за руку и, взяв с подноса рюмку коньяка, выпила ее залпом, потом вторую и третью.

— Ты с ума сошла? — шепнула девушка. — В карцер попадешь. Нам нельзя пить.

— Это тебе нельзя. А мне можно.

Ровесниц Ирины в зале было немного. По пальцам можно пересчитать. Значит, и на тридцатилетних имелся спрос, если ее сюда привезли.

Спрос нашелся. Уже через час какой-то тип поволок ее в номер.

Вечер и ночь прошли, как долгий кошмарный сон. К утру ее увели в тот же коттедж, и она спала как убитая до трех часов дня.

Потом за ней опять пришли. На этот раз ее повели на свидание к детям, которое не могло длиться больше полутора часов.

Когда она шла вдоль забора из стальной сетки, то увидела прикрепленную к ней табличку, где красовались череп с костями и надпись «Не трогать — убьет!» Таких табличек висело немало. Интервал составлял метров пять. Первая мысль, которая пришла ей в голову, поначалу показалась глупой: может ли она перепрыгнуть ограду, не задев ее?

Высота сетки равнялась ее талии — примерно метр. Если постараться, то перепрыгнешь. Можно и рыбкой нырнуть, если разбежаться. Но это она. А дети такой барьер не одолеют.

Ребятам в приюте нравилось. Они ни на что не жаловались, уже с кем-то подружились, и кормили их хорошо.

Сердечная боль и тревога отлегли. Ей стало легче. В конце концов она переживет. Много в жизни приходилось выдерживать и выносить. Потерпит и теперь.

К вечеру ее опять вызвали в зал. Сейчас она не была столь растерянной и удрученной. Она старалась раздражать клиентов своим поведением, выглядеть вульгарной шлюхой, чтобы контрастировать с нежными юными существами. Однако эффект получился противоположным. Ее четырежды за ночь таскали в номера. В конце концов она накачалась коньяком до бесчувствия и отключилась прямо в зале, упав на пол.

Очухалась, не понимая, где и в какое время. Голые бетонные стены, тусклая лампочка на потолке и ломота в костях. Она лежала на голых досках. Голова разламывалась на части. С огромным усилием Ирина заставила себя приподняться и сесть. «Боже, какой кошмар!»

Она осмотрелась. Спертый запах сырости, плесени и дерьма ударил ей в нос. Лежанка из трех досок крепилась цепями к стене. Ни подушки, ни одеяла. Узкая коробка — пять шагов в длину и два в ширину. Тут же параша, никаких умывальников, окон и вентиляции. Железная дверь и крохотное окошко со спичечный коробок. Ее приволокли сюда в том, в чем она работала в зале. Шпильки валялись на каменном покатом полу. Почему он покатый, она не знала.

Ей пришлось очень долго соображать, пока она не поняла, что находится в тюремной камере. Но и там, вероятно, условия более приемлемые для жизни, чем здесь. От стены к двери пол, как ледяная горка, уходил вниз, упираясь в высокий порожек, возле которого торчала винтовая пробка, как в ванне.

Ирина вскочила, подошла, покачиваясь, к двери и начала барабанить слабыми кулачками по стальной махине.

— Выпустите меня сейчас же! Это беззаконие! Что вы себе позволяете?

Окошко щелкнуло, и в нем возник черный глаз.

— Не кричи. Себе хуже сделаешь. Жди. Я доложу.

Ждать пришлось долго, но она терпела.

Наконец лязгнул засов, заскрипели петли, вошел охранник с автоматом, поставил табурет, после чего вышел. Его место занял мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме и с ледяным лицом. От него повеяло холодом.

— Не нравится? Сочувствую. Тебя поместили в карцер за нарушение режима. На первый раз только на сутки. В следующий раз на двое. И так по нарастающей. Пить спиртное обслуживающему персоналу категорически запрещено.

— Сегодня понедельник. Мне должны заплатить деньги и отвезти с детьми домой. Плевать я хотела на ваши правила и ваших клиентов.

Мужчина оставался непроницаемым.

— Деньги пойдут на твой счет, а сколько ты будешь здесь работать, не тебе решать. Тот, кто сюда попадает, лишается права голоса. Пока в тебе будут заинтересованы клиенты, ты никуда не уедешь, не уйдешь и не сбежишь. Попытка к побегу — трое суток карцера. Что это такое, тебе еще предстоит узнать.

— Кто вы такой, чтобы распоряжаться моей жизнью?

— Меня зовут Григорий Ефимович. Для тебя я Господь Бог, так как судьбами обслуживающего персонала распоряжаюсь я. Так, как моя левая нога захочет. Вчера ты имела успех у наших дорогих гостей. Зафиксировано четыре ходки. Это хороший результат. Я решил оставить тебя здесь. Когда ты приешься членам нашего клуба, мы тебя вернем домой и ты сможешь снять со счета все, что здесь заработала. Большие деньги, между прочим. В филиале ты и десятой доли не получила бы.

— А дети? Мои дети! Им нужно в школу!

— У нас своя школа, и они продолжают учебу. Ты не одна здесь с детьми. Но учти: когда ты попадаешь в карцер, они тоже страдают. На это время их лишают десерта, игр и держат в пустой комнате. На учебу водят и кормят, но не так, как других детей. Ты должна помнить об этом.

— Кто вам позволил порабощать людей и распоряжаться их судьбами?

— Ты сама, когда подписала договор стать проституткой. Надо было его прочитать, а потом подписывать. Никто тебя волоком не тащил в нашу организацию. Здесь милосердия и прав не ищут. Здесь либо работают, либо страдают. Выбирать тебе самой. На сегодня с тебя информации хватит. За сутки успеешь обмозговать, и многие твои глупые вопросы отпадут сами собой. А завтра мы увидимся, если у меня будет время и желание. Ты находишься в распоряжении дежурных. Меня на всю вашу ораву не хватит. Подумай над Тем, что я сказал.

Он встал и вышел. Охранник вынес табурет, и вошли двое других охранников. Один отстранил женщину к стене, второй поднял прикрепленные петлями к стене доски, лежанку прижали к стене, словно крышку, захлопнули и закрыли на замок. Камера стала просторнее, но ни сесть, ни лечь некуда. Этим все не закончилось. Пришли еще двое со шлангом и начали лить воду на пол. Получился эффект ванны. Пол уходил под откос. Вода поднималась, и когда дошла до уровня двери, прикрыв собой порожек, воду выключили. Сухого пространства осталось около метра, а потом вступаешь в воду и, если дойдешь до двери, мутная пена прикроет щиколотки.

Дверь с лязгом захлопнулась.

У Ирины навернулись слезы. Как она ни старалась сдержаться, ничего не получалось. Истерика продолжалась больше часа. Стоять на шпильках возле стены было невыносимо. Пол слишком холодный, чтобы встать на него босыми ногами. К стене не прислонишься. Голая спина прилипала к влажному ледяному бетону.

Ирина сняла одну туфлю и обломала каблук, потом сделала то же самое со второй туфлей. Какое-то время она могла сидеть на корточках, но ноги очень быстро затекали, и она с трудом опять вставала. Слезы высохли, осталась только злость. В какие-то минуты ей казалось, что она теряет сознание. Перед глазами плавали красные круги. Она не хотела ни есть, ни пить, ей хотелось курить.

Она не знала, который теперь час, день или ночь, что с ней будет дальше, а главное — дети!

Когда ноги и тело одеревенели окончательно, дверь вновь отворилась. Ей показалось, что прошел год с того момента, когда она очнулась в этом каземате.

Один охранник опустил в воду гаечный ключ на высоком костыле, нащупал в мутной жиже гайку и несколько раз повернул рычаг. Вода начала отходить и вскоре слилась в трубу. Второй охранник вошел в камеру и отстегнул лежак от стены. Доски приняли горизонтальное положение, натянув цепи, не позволяющие лежанке упасть.

— Отдыхай, дочка, — тихо сказал пожилой охранник и незаметно сунул ей платок в руку, прикрывая свой жест спиной от напарника. — Спи. Утром тебя выпустят.

Они ушли, заперев за собой ворота ада.

У Ирины ноги не сгибались, и потому она не села, а грохнулась на доски. Теперь они ей казались мягче перины. Какое счастье!

Она развернула платок. В нем лежали небольшой сухарик, помятая сигарета, одна спичка и отломанный кусочек серы от коробка.

Ирина улыбнулась. Большего счастья ей и не надо. Человек по сути своей животное непривередливое. Ко всему привыкает и умеет ценить Божьи подачки. Вот и ей повезло. Пир на весь мир. Она прикурила, затянулась, и у нее закружилась голова. Ирина откинулась назад и с трудом занесла ноги на лежанку. Отключилась она раньше, чем докурила сигарету. Та дотлевала на полу, сухарик так и остался зажатым в руке.

Сейчас она вспоминала карцер с содроганием. Ее переселили в другой коттедж. Там не было телевизоров, каминов и ковров. Комнатки маленькие, и в каждой стояли две узкие больничные койки и тумбочка возле каждой.

Ирина огляделась. На соседней кровати спала Оксана, молоденькая, хорошенькая куколка из Винницы. Ей еще шестнадцати не исполнилось. В борделе работала больше четырех месяцев. Глупышка. Жаль девчонку, да только ничем ей не поможешь. Их четырех привезли из Винницы. Теперь они такие же пленницы, как и Ирина. И ведь тоже никто не заставлял. Приехали в город люди, плакаты развесили: крупная модельная фирма с импортным названием объявляет конкурс девушек до двадцати лет в столичную школу топ-моделей с практикой в странах Европы.

На конкурс весь город собрался. Родители сами своих дочерей за руку приводили. Красавиц море, глаза разбегаются. Две недели шел отбор. Тут тебе и слезы, и радость, и мечты, и разочарование. Оксане «повезло», ее отобрали. И еще трех девушек. Грамоты им выдали, билеты до Москвы купили, а там их должны встретить агенты модельного бизнеса. Но удивительно, что конкурс прошли три девочки из детдома и одна сирота из Харькова, учившаяся в кулинарном училище. Нет, никто не спорил. Девушки достойные. Соперниц у них было не так много. Вот только самую красивую, получившую приз зрительских симпатий, не взяли. Дело в том, что у нее папа руководитель администрации города. Папаша был страшно возмущен. Его дочь и вдруг забраковали. Даже хлопотал. Но ему сказали, что жюри неподкупно и вопрос решен.

В Москве девушек встретила «газель» без матовых стекол и прямиком доставила в Ватутинки. Двух дней хватило, чтобы обломать строптивый дух очаровательных хохотушек. Слезы лишь первое время лили. Потом свыклись. Даже письма под диктовку на родину подругам посылали.

Восемь комнат в коттедже, в каждой из них две сломанные души, строгий распорядок дня, диета, физкультура и лекции по эротическому воспитанию, сексу и прочим соответствующим «наукам», умению ублажать мужчин.

Ирина лекций не посещала. Кому свыше двадцати пяти, освобождались от принудиловки. Ее расписание отличалось тем, что ей позволялось два раза в день посещать детей. Сеанс — полтора часа. Приходилось и этому радоваться. Спорить, доказывать, бороться за свои права она уже не пыталась. Однажды ей удалось увидеть заборчик, которым обнесли весь этот райский уголок. Мечты о свободе были разбиты о бетонные стены неприступной крепости.

Оксана тихо спала, изредка вздрагивая, а то и улыбалась во сне. Совсем еще ребенок.

Ирина закурила и вновь уставилась в потолок. Через час их вызовут в «зал». Она уже не думала об этом. Все чувства давно атрофировались. С тем начальником ей так и не пришлось больше столкнуться. А зачем? После карцера ей уже не хотелось с ним разговаривать. Общей темы не нашлось бы. Все само собой встало на свои места.

Но мысль о побеге, застрявшая занозой в голове, не покидала Ирину. Все идеи были направлены только на одно — как спасти детей и бежать с ними. Ни единой зацепки она не могла найти. Хоть бы какую-нибудь лазейку отыскать. Намек на лазейку — и можно уже строить планы. Но пока она никаких выходов не находила.

2.

Для Журавлева делалось исключение. Григорий Ефимович лично принимал его в своем кабинете.

— Ну как вам Москва, Дик?

— Очень тесно, шумно и суетливо. Правда, моим делам это не мешает.

— До меня дошли слухи, что ваш саратовский начальник… забыл его фамилию…

— У него хитрая фамилия. Подполковник Хитрово.

— Да-да, очень странная фамилия. Моя разведка доложила, что трафик может перейти в руки к криминалитету. Что вы об этом думаете?

— Ничего не думаю. Хитрово всего лишь работник управления. Вы же не на личность делаете ставку, а на организацию. Смею вас уверить, что ни одна группировка не станет воевать с саратовским управлением внутренних дел. Себе в убыток. Если ментов разозлить, то они могут устроить серьезный погром. Я не думаю, что вам следует чего-то опасаться. Если я взялся за работу, то вы будете получать свой груз вовремя и в нужном количестве.

— Вы мне нравитесь, Дик. С вами легко иметь дело. Но не только мне вы нравитесь. Идите, ваша пассия уже заждалась. А потом, как я и обещал, вы получите свой леденец. И не один. Выбор очень богатый.

— Договорились.

Журавлев встал и вышел. Странные изменения. Его начали называть на вы. Зауважали, стало быть. На этот раз сопровождающий ему не требовался. Душ, парикмахер, свежее белье и знакомый зал.

Она действительно его ждала. На сей раз он уже не испытывал к ней отвращения. Спасало ее благородное лицо. Если представить себе ее в одежде, то и в голову не придет, будто эта дама — королева разврата. С его-то опытом сердцееда Вадим чувствовал себя мальчишкой перед ней.

Подойдя к нему с бокалом шампанского в руках, престарелая красотка кокетливо тряхнула своими шикарными волосами и пожирающим взглядом впилась в него, словно хотела разорвать на куски.

— Какие у тебя потрясающие глаза, Дик. Ты совсем не такой, как все. Скинуть бы мне годочков тридцать, я бы тебя загребла в объятия и никогда не выпустила. А сейчас мне приходится тебя покупать. Какая несправедливость.

Вадим ничего не ответил. Впрочем, она и не ждала ответа. Кивнув на дверь, она сказала:

— Идем. Я так проголодалась, что едва дождалась тебя.

Они пошли в ее номер. Она взяла его под руку и прижалась головой к плечу.

Как только они оказались на лестнице, Вадим тихо сказал:

— Разговаривать можно только здесь. У меня к тебе предложение. Ты не хочешь перенести наши встречи в Москву? Вряд ли я часто буду приезжать сюда.

— И ты добровольно согласен со мной спать?

Она остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Продолжаем движение. До дверей номера мы можем говорить обо всем. За порогом — только о сексе.

— Можно подумать, что сейчас мы обсуждаем теорию относительности Эйнштейна.

— Мы обсуждаем теорию вероятности наших отношений.

— Я не могу поверить, что ты хочешь видеться со мной на стороне. Сколько ты хочешь за одно свидание? Я готова платить тебе тысячу долларов в час, если ты меня не обманешь.

— Не теряй времени. Как мне тебя найти?

— Запоминай: 971-60-30 — это мой домашний телефон. Снимет трубку муж, попросишь Элеонору Николаевну. Представься закройщиком и скажи, что мне надо приехать на примерку. Мобильный телефон 547-00-21. Но я всегда его забываю брать с собой.

— Теперь привяжешь его на ниточку к шее вместо ожерелья. Я позвоню.

Он закончил фразу у двери номера. Они вошли. Журавлев с тоской посмотрел на широченную кровать.

Сергей сам напросился отвезти Вадима в Ватутинки. Когда Журавлев ушел в «зону», Сергей отогнал машину в сторону и пошел прогуляться по парку. Постоял на холме и полюбовался видом на реку. Летом здесь должно быть очень красиво. Коттеджей и заборов здесь было больше, чем деревьев. Свято место пусто не бывает.

Сергей прошел по аллее и сел на ту же лавочку, на которой уже однажды отдыхал в ожидании Журавлева. Здесь-то он и встретил своего бывшего командира Алешу Белоусова.

Осмотревшись по сторонам, Сергей осторожно запустил руку под деревянные переборки сиденья и начал прощупывать дно лавочки. Пришлось несколько раз сдвигаться в сторону, и наконец пальцы коснулись спичечного коробка, приклеенного к рейке. Он вынул его, сжал в кулаке и сунул в карман.

Посидев еще минут пять, Сергей встал и отправился обратно, заглядываясь на грачей и пасмурное небо. Он не торопился, не оглядывался, а продолжал гулять.

Вернувшись к машине, он сел за руль, выкурил сигарету и только потом достал коробок. В нем лежал исписанный мелким почерком и сложенный в несколько раз листок бумаги. Он его развернул, вложил в книгу и раскрыл ее. Со стороны выглядело так, что парень увлеченно читает детектив, но он читал письмо, оставленное однополчанином:

«Серега! Взрыв дачи и гибель заместителя министра Фланцева моих рук дело. А точнее, он погиб при моем участии в покушении. Тогда я этого не знал. Я нахожусь в руках каких-то фанатов и работаю на них. Если идти по третьей аллее к реке, то мой коттедж пятый по левую сторону, со спутниковой тарелкой на крыше. Но приходить ко мне нельзя. Охраняют меня двое. Одного амбала ты видел. На участке две кавказские овчарки. Второй тип бывает не каждый день, но он руководит работами. В Москву меня больше не отпускают. Делаю для них адские взрывные смеси. Главное не в этом. У них есть кошмарная машинка, способная управлять взрывом на расстоянии десять километров. Я уже понял, что эти сволочи готовят серию терактов в Москве. Суть работы механизма взрывной машины я понял. Сейчас делаю прибор для обнаружения. Слава Богу, эти козлы ничего не смыслят в нашем деле. Я чувствую себя преступником. Кроме тебя, делу помочь никто не может. Спасать меня не надо и из плена вытаскивать тоже. Важно то, что, находясь среди них, я буду знать, когда и, возможно, где готовится теракт. Надо подумать, как нам наладить связь. Мобильный телефон отпадает. Заметят — отнимут. Нужен другой хитрый фокус. Через неделю закончу работу над прибором. Мне необходимо передать его тебе вместе с инструкциями. Чем черт не шутит, а вдруг удастся предотвратить взрыв. И еще. Обращаться к ментам или в ФСБ бесполезно. Те, кого я знаю, мелкие сошки, а выйти на высшее звено не получится. Если люди сконструировали такую машинку, то дураков среди них нет, а за руку ты их не схватишь. Способ один — лишить их адского аппарата. Но как его найти?

Ты парень головастый, придумай что-нибудь. Через недельку жду от тебя послания. А потом для тебя оставлю. Лавочка — безотказный вариант. Спасибо, что пришел. Алексей».

Как все просто. Из женской «бани», как называл свое хозяйство Григорий Ефимович, перейти в мужскую не составляло труда. Всего-то надо было обойти здание с другой стороны. Те же колонны, та же лестница, охрана при входе, похожая раздевалка и идентичный зал. Правда, здесь не было подиума, на котором мужчины исполняли стриптиз, но зато имелась танцплощадка.

Охрана была предупреждена, и любимчика начальника пропустили без вопросов. Опять пришлось раздеваться до плавок и выходить в зал. Маску он надевать не стал, но и без маски выглядел белой вороной. Молодых мужчин здесь явно не хватало, зато девушек с красивыми фигурками было с избытком. Глаза разбегались. Журавлев притулился к колонне, чтобы не привлекать к себе особого внимания.

В отличие от других отдыхающих мужчин, он разглядывал не голые попки, а лица девушек, пытаясь сравнивать их с той коллекцией, которую они выкрали из фотостудии. Нет, похожих не было. Эти, в общей своей массе, совсем молоденькие. Такие в филиалах не работают. С другой стороны, совершенно ясно, что малолеток надо держать на привязи. Пойди такая в милицию с заявлением — и скандала не избежать. Он не верил, что все эти куколки работали здесь добровольно.

Одного из членов клуба Журавлев узнал, несмотря на маску. Крепкий седовласый мужик мял в своих ладонях девчушку, удерживая ее на коленях. У него на плече была татуировка «щит и меч». С этим генералом он уже встречался однажды. Один раз в его кабинете, другой раз на пляже. Но только все происходило в Сочи, а не в Москве. Значит, прокурора перевели в Москву. Многих из Краснодарского края перетащили в столицу, и загадочного в этом ничего нет. Тут клиенты есть и покруче, если прячут лица под масками.

Ничего для себя нового Журавлев не открыл. Принцип работы заведения ему был понятен. Ему хотелось уйти, но он прекрасно понимал, что за ним наблюдают и каждый его шаг фиксируют и докладывают. Сам напросился и вдруг ушел. Журавлев ценил свои отношения с Григорием Ефимовичем и портить их не желал. Если тот что-нибудь заподозрит, то ворота на выход перед ним закроются. А отсюда так просто не сбежишь.

Его взгляд упал на блондинку с очень красивым и необычным лицом. По сравнению с другими она выглядела старухой. Лет тридцать с хвостиком. Он тут же узнал ее. Она есть в фототеке первого филиала, но как ее зовут, он вспомнить не мог. Столько имен он прочел, когда они разбирали слайды, что сейчас был не готов разворошить свою память и точно назвать имя и фамилию. Он помнил, что и тогда обратил на нее внимание. Женщина в его вкусе, как говаривал он раньше — «моя группа крови».

Судя по лицу женщины, ее воротило от всего, что она видела вокруг. Журавлев не стал упускать шанс и подошел к ней. Она небрежно глянула на него и вдруг вздрогнула, словно увидела мужа, который ее застукал.

— Чем я вас напугал?

Она молчала, не отрывая от него взгляда.

— Как вас зовут?

— Герда.

— Тогда меня Кай. Ну что, сестренка, веди меня в свои апартаменты.

— А помоложе, братец, выбрать не хочешь?

— Я тебе не понравился? Со старичками интереснее?

— А ты тоже сексуально озабоченный?

— Грубишь. А если я на тебя пожалуюсь?

— Ладно, идем. Только не пойму, что ты делаешь в этом курятнике и почему меня выбрал.

— Вкус у меня испорченный, разве не понятно?

Такая же лестница, однотипные номера, но все

в зеркальном отображении, так как он находился с другой стороны здания.

Они вошли в номер, и девушка скинула туфли и легла на кровать.

Наверху, за решеткой отдушины, загорелся красный огонек. Крохотный, со спичечную головку, но Вадим понял, что за ними ведется наблюдение. Хочешь или нет, но придется заняться любовью.

Как-то странно они вели себя оба. Что-то им мешало, будто каждый из них впервые лег в постель с человеком противоположного пола. Школьники. Ирина не понимала, что с ней творится, она забыла, где, что и зачем. Такое походит на свидание после долгой разлуки. Они подкрадывались друг к другу и едва коснулись губ. Она уже забыла, когда в последний раз целовалась. Жар ударил ей в лицо. Ей стало стыдно, потом тяжело, жарко, а потом она едва не сошла с ума. Это был первый мужчина после смерти мужа. Смешно, но она считала это правдой.

Ирина закрыла глаза и ждала, когда он уйдет. Она боялась его запомнить. Но он не ушел, и она опять почувствовала его губы у своего рта. Что-то в ней сорвалось, и, не понимая, что она делает, девушка обхватила его обеими руками и прижалась с такой силой, что фаланги пальцев побелели. То, что происходило с ними, никто из них объяснить не мог, да и не пытался. Наркотический сон, который не раскладывается по полочкам и не поддается осмыслению.

Ирина боялась открыть глаза. Она не хотела просыпаться. Пусть все плывет по течению. Он же все равно сейчас уйдет. Хоть бы не сейчас. Еще чуть-чуть, а потом…

А потом он поднял ее на руки, и она проснулась. Нет, это не сон. Он отнес ее в ванную комнату и включил воду. Она стояла под душем в чулках, а ее укладку размывала чуть теплая вода. Ей было плевать на свой вид. Он стоял рядом, и они, обнявшись, мерзли, как попавшие под ливень дети.

— Тебя зовут Ирина? — шепнул он ей на ухо.

Она опять вздрогнула.

— Это неправда. Так не бывает.

— Я пришел за тобой.

Девушка замотала головой.

— Нет, так не бывает. Оставь меня. Ты вампир.

— Меня зовут Дик. В каком бараке тебя поселили?

— В шестнадцатом.

— Вместе с детьми?

— Нет. Они в третьем учебном корпусе.

— Где мне взять их фотографии?

— Зачем? Что ты хочешь с ними сделать?

— Вывезти из лагеря. Как я их узнаю?

— У соседки в квартире напротив есть ключи от моей квартиры. В серванте есть альбом.

— Обойдусь без соседки. Где дети спят, знаешь?

— Пятая палата — сын, кровать первая справа. Третья палата — дочь, кровать напротив двери. Там забор под током.

— Тебе придется потерпеть. Это случится не сегодня и не завтра. Мне нужно время.

— Кто ты?

— Настин компаньон и твой воздыхатель. В лепешку разобьюсь, но тебя отсюда вытащу.

— Это невозможно.

— Нет ничего невозможного. Трудно, согласен.

— А если с детьми…

— Тише. Говори шепотом. О детях позаботимся в первую очередь. Нам больше нельзя находиться вместе. Подозрительно.

Она прижалась к нему еще сильнее. Он выждал паузу и отстранил ее. Он не мог знать, что стекающая ручьями по ее лицу вода смешивалась со слезами. Ему очень не хотелось уходить от нее, но он знал, что так надо.

Перед отъездом Журавлев зашел в кабинет своего нового приятеля и в каком-то смысле руководителя Григория Ефимовича.

— Ты удивил меня своим выбором, Дик, — вновь переходя на ты, заговорил хозяин кабинета.

— Я и сам удивился. Но случилось невероятное, эта шлюха — вылитая моя первая жена, которая бросила меня, когда я зарабатывал гроши в следственном отделе. Бальзам на душу такие воспоминания.

— Я рад, что ты остался доволен. Мне звонила твоя клиентка. Она собирается через пару дней опять приехать. Требует твоего присутствия. Я обещал. Надеюсь, ты меня не подведешь? Разумеется, можешь потом использовать копию своей бывшей жены для нежных воспоминаний.

— Хорошее предложение. Мне нравится. За пару дней я войду в норму. Только позвоните мне заранее, чтобы я освободился от лишних и ненужных дел.

— До скорого. Удачи, Дик.

Начальник подписал ему пропуск на выход и шлепнул штамп.

Для выхода из здания, как и для выхода из зоны, требовалась серьезная, длительная процедура и волокита.

Журавлева интересовал главный вопрос — как сюда попадают члены клуба. Особенно те, кто ходит в масках. Вряд ли им выдают пропуск с фотографиями. Он видел, как Эльвиру с ее подругами привез автобус. Но это не давало ответа на вопрос.

Вадим глянул на часы. Сергей ждал его уже больше трех часов. Он ускорил шаг.

Письмо прочитали вместе по дороге в Москву. Журавлев покачал головой.

— Теперь уже ничему удивляться нельзя. Я уверен, что те коттеджи, что находятся вне территории зоны, тоже имеют к ней непосредственное отношение. Тут целая страна в стране. Свой Ватикан на площади Рима. Одного я понять не могу — какова их цель?

— Что с Белоусовым делать?

— Есть у меня один приятель, бывший клиент. Я ему дочь помог найти и домой вернуть. Вроде бы он мне чем-то обязан. Да и вообще мужик неплохой. Он радиоэлектроникой занимается. Придумает что-нибудь. Завтра позвоню ему. Но как можно увязать терроризм с публичным домом, мне непонятно.

— Куда сейчас поедем?

— В мою контору. Там меня Настена ждет и Метелкин. Пора вас познакомить. А еще один опытный строитель должен подойти и разъяснить мне, как разобраться в чертежах. Ты понимаешь, под зоной существует свой город. Тоннели, переходы, бункеры, какие-то помещения, не говоря уж о канализации и электрике. У меня складывается такое впечатление, будто подземные ходы выходят за территорию этого клоповника. Но сам я пока разобраться в деталях не могу. Нужен специалист. И еще. Я нашел одну из пропавших женщин. Сейчас мы ищем нескольких дамочек, попавших в передрягу. Надеюсь, найдем. С одной из них я только что простился. И кажется, она соскоблила ржавчину с моего сердца.

Сергей улыбнулся.

— Наконец-то. Хорошая у тебя квартира, Дик, но только без женского тепла в ней холодно. Я вчера своей Светке звонил. Пока ее родители не отпускают. В мае приедет. Вот я и думаю, если ты не против, поживу пока у тебя. Хочу, чтобы она сама квартиру выбрала.

— Предложение принято. Мне нравится, как ты готовишь. Из тебя отличный повар вышел бы.

— А может, и выйдет. Кто знает?

3.

Вертеп разврата работал ежедневно, у жриц любви не было выходных, девушки трудились в три смены. Чем для них была эта каторга, трудно себе представить. У многих, еще совсем юных, не сформировалась психика, и они теряли рассудок, а потом бесследно исчезали, так же как появлялись другие. Сегодня одна, а спустя какое-то время ее сменяла другая. С другой стороны, все новенькие проходили психологическую обработку, проверялись у психиатра, за ними следили гинекологи и венерологи, но медицина пока еще не научилась лечить сломанные души. Ирина не проходила тестов, и ее не осматривал психиатр. Она сознательно пошла на свою работу, и в клуб ее направили из филиала, а не заманивали обманом. Ее молоденькая соседка Оксана перенесла травму куда тяжелее. С каждым днем девушка становилась молчаливее и в конце концов совсем замкнулась в себе. В те часы, когда их не вызывали в «зал», Оксана либо спала, либо стояла у окна и тихо пела украинские песни. Хорошо пела. У Ирины часто наворачивались слезы на глаза, когда она слушала девушку. Подрубленный цветок, который увядал на глазах. Отпусти ее сейчас на все четыре стороны, так она под поезд бросится. Ходили слухи, будто в одном из коттеджей какая-то девчушка смастерила веревку из простыней и повесилась. Острых предметов в общежитии не держали, как и веревок и прочих атрибутов для самоубийства. Окна, и те были сделаны из пластика. В «зале» за девушками пристально наблюдали охранники. Был и такой случай. Одна девчонка расколола бокал от шампанского и изрезала себе лицо, чтобы стат уродкой. После этого ее никто не видел. Скандал удалось замять, но случай этот никто не забыл.

Ирина вела себя тихо. Здесь находились ее дети, и она хорошо помнила, как сутки провела в карцере. Незабываемые ощущения. И все же она жила надеждой, думала о спасении и верила в своего принца, который однажды появился, словно во сне, согрел и сказал: «Жди». Она терпеливая, она дождется. По-другому и быть не может.

Оксана никого не ждала и ни на что не надеялась.

После очередного танца, когда подвыпивший клиент измял ее стройное тело, едва не переломав хрупкие косточки, к Оксане подошел охранник.

— Иди за мной, крошка, — сказал он строгим голосом.

Девушка вздрогнула.

— Но я ничего такого не сделала!

— Не дергайся. Клиент тебя ждет в номере. Он из тех, кто не появляется в зале. Ничего с тобой не случится, кроме обычного сеанса.

Такой случай ей выпал впервые. Впрочем, какое это имеет значение.

Номер, куда ее привели, был пуст. Охранник остался за дверью. В этой комнате она еще ни разу не бывала. Помещение казалось больше, просторнее, на столике стояли цветы, шампанское, фрукты, а главное, здесь имелась еще какая-то дверь, помимо той, что ведет в ванную. Две раздвижные панели, обитые вишневым шелком.

Ждать пришлось недолго. Вскоре эти панели раздвинулись, и Оксана увидела большую кабину лифта. Порог переступил мужчина лет шестидесяти. Двери за ним автоматически закрылись. Высокий, седовласый, подтянутый и вовсе не похожий на тех рыхлотелых мешков, которыми забита половина зала. Оксана запомнила его лицо: глаза немного навыкате, пронизывающий взгляд и очень резкие, словно вырубленные из дерева, черты лица.

Впервые она его увидела, когда их привезли сюда. В тот день Оксана еще не знала, куда попала. Их вырядили в купальники, надели туфли на шпильках и вызывали по одной в кабинет. Там сидели трое мужчин и одна женщина. Этот тип был среди них главным, если судить по его тону, каким он разговаривал с остальными. Но только он единственный сидел в белом халате. Тогда она сразу решила, что этот человек врач. Было в нем что-то неприятное, отталкивающее, особенно взгляд, от которого мурашки бегали по коже. Сейчас он ей не казался таким грозным и страшным. Не хуже остальных, а то и лучше. Ей просто было наплевать, какой он. Клиент — этим все сказано.

— Адаптировалась, красавица? — спросил он низким голосом.

— Не понимаю.

— Ничего. Стерпится — слюбится. Долго я держать тебя здесь не буду. Скоро получишь свободу и много денег.

Оксана хмыкнула. Она не верила ни во что и о свободе, а уж тем более о деньгах, не думала. Обратной дороги из ада нет — эту истину она для себя усвоила очень четко.

— Я часто наблюдаю за тобой, — продолжал он, раздеваясь. — В какие-то моменты ты вызываешь восторг, а иногда отвращение. Ты неоднозначная, и это одна из самых привлекательных твоих черт.

Оксана не реагировала на слова. Когда к ней прикасался мужчина, она отключалась и вспоминала свое детство, как они объедались шелковицей, не слезая с дерева, и вечно ходили голодными. Вспоминала детский дом, путешествие в Одессу по морю, походы в театры и ночные костры с песнями.

Он повалил ее на кровать и ощупывал молодое тело, будто пытался что-то найти, случайно уроненное впопыхах. Потом его руки коснулись ее шеи, и пальцы то сжимались, то разжимались, доставляя девушке боль. Но она терпела, закрыв глаза, и ждала, когда все кончится.

Чем больше он распалялся, тем чаще и сильнее сдавливал ее горло пульсирующими движениями.

В момент оргазма он заревел, как морж, и сдавил горло с такой силой, что хрустнули шейные позвонки. Она умерла мгновенно с мыслью о восходящем над морем солнце. Если и существует рай, то ей повезло. Только фантазия Данте позволила его герою подняться из ада в рай. Оксана повторила этот путь.

Она лежала тихо и смиренно, будто спала. Ее последний в жизни клиент оделся и вновь исчез в кабине лифта.

За всей кошмарной картиной наблюдали двое по монитору. Комната, где они находились, напоминала видеостудию. Тут стояло более двух десятков мониторов и бесчисленное количество работающих видеомагнитофонов. В креслах сидели мужчина, чем-то похожий на того, за которым они только что наблюдали, но немного постарше, более полный, и женщина, которую звали Елена Андреевна Приленская. Мужчина хмурил кустистые брови, а она тихо, вполголоса говорила, склонив голову в его сторону:

— Это уже четырнадцатая, Юра. Чем это может кончиться, я не знаю.

— Ты подсчитывала? — раздраженно спросил он. — И вообще ты должна быть в филиале, а не здесь.

— Я нахожусь там, где считаю нужным. У меня дела в полном порядке, и за моими кошками есть кому присмотреть. Что касается подсчетов, то их ведет Гриша Семенов. — Она достала из сумки видеокассету и передала ее собеседнику. — Посмотри на досуге. У твоего брата развивается параноидальный синдром. Еще год-полтора, и он выйдет из-под контроля. Тогда вся система может рухнуть. Вряд ли это понравится Тихвинскому. Он вложил в дело слишком большие деньги.

— Тихвинский — мои проблемы, я сам их решать буду. Так, значит, Григорий Ефимыч ведет съемку против воли своего непосредственного начальника и копает моему брату яму? И Герман об этом не догадывается?

— Он не знает, что в его личном номере установлены камеры. А Гриша этим занимается из любви к профессии. Гэбист и в отставке остается гэбистом. Вреда он никакого причинить не может. У самого руки по локоть в крови.

— А у тебя — нет?

— Я лично никого не убиваю. Я отдаю приказы твоего брата по цепочке. Одним словом, выполняю инструкции. Таковы правила игры, которые не мной придуманы.

Наступила долгая пауза.

— Ты уверена, что Семенов не опасен? Он слишком много знает. Может, его заменить?

— На кого? Он здесь с момента строительства. Вся охрана ему подчинена. Каждая шлюха у него на учете. У него свои методы обламывать соплюшек и строптивых красоток. Весь материал отснят им лично, а операторы и монтажеры живут у него в клетках. Ни один свидетель живым из зоны не вышел. Чьи это заслуги? Германа? Нет. Гришкины. Герман здесь как сыр в масле катается. Пишет свои научные труды и душит малолеток. Возомнил себя вторым Фрейдом. Хочет издать книгу о половых извращениях и психических настроениях сексуальных маньяков. Скольких он изучил? Уйму. Где они? Трупы. Отработанный материал он уничтожает. Ему нужны новые пациенты для изучения. Но он сам того не понимает, как превращается в одного из них.

— Давно это с ним началось?

— Сейчас уже не помню. Лет пять назад. Он начал приводить к нам домой молодые парочки и платил им, чтобы они на наших глазах занимались сексом. Да, какое-то время меня это заводило. Живая порнуха на дому. Можно даже пощупать. Потом таскал лесбиянок и заставлял меня участвовать в этих оргиях. Я терпела. Как же, мой муж гений, его желание для меня закон. А он продолжал устраивать эксперименты. Когда дело дошло до того, что он привел в дом двух самцов и велел мне вступить с ними в связь, я не выдержала. Отказалась. Ты себе не представляешь, как он тогда избил меня. В нем проснулся зверь. Неделю не могла выйти на улицу. В конце концов он нашел себе более покладистую дуру, которая выполняла все его прихоти. Но и ее надолго не хватило. Теперь, я думаю, он доволен. Выбор бесконечен, но чем все это кончается, ты сам только что видел.

— Идея создания клуба принадлежит Герману, и он здесь главный. Этот факт неоспорим. Тихвинский вложил в дело миллионы. Ему нужен компромат, и он за него платит сполна. Клиенты довольны, пока их не ужалят. Мы получаем немалые доходы. Пять лет назад ты о таких деньгах и мечтать не смела, а сейчас строишь планы открыть лечебницу в Швейцарии. Язык выучила. Кому плохо? Гришке Семенову? Бывший полковник ФСБ может работать только начальником охраны в гостинице, где сейчас потеют его бывшие сослуживцы за пять сотен долларов, да ты им подбрасываешь мелочь за оборудованные номера. Дело поставлено на широкую ногу. Найди мне человека в этой стране, который сможет покатить на нас бочку. Заткнем глотку в течение часа. Мы можем снять высокопоставленных чиновников, но нас никто пальцем тронуть не посмеет.

— Не мы и не нас. Силу мы дали Тихвинскому. Захочет — сделает. А нет, то все мы погорим. Против него у нас нет защиты. Он слишком умен и хитер.

— Вот тут ты неправа, Леночка. У меня сохранился договор с Тихвинским, по которому он является подрядчиком строительства всего этого комплекса, а я — лишь руководителем проекта. Другое дело, что владеют комплексом подставные фигуры, но строил его Тихвинский. Запамятовал великий олигарх о небольшом договорчике, который у меня сохранился. И денежные обороты всей нашей кухни проходят через его банки.

— Его это банки или нет, еще доказать надо. Заказ проекта тоже не криминал. Может, он благотворительностью занимается и решил построить детский санаторий, но потом продал комплекс как слишком разорительный. И вообще речь идет не о Тихвинском. Плевать нам на него. Ты его друг, сам с ним и разбирайся. Дело в том, что в нашем собственном доме началось гниение. Смерть устала уже бегать за нашими жертвами. Мне становится страшно. Мы катимся в пропасть. Без лошадиной дозы снотворного я заснуть не могу. Что-то надо менять. Я показала тебе один пример. Ты видел своего родного брата-убийцу. Мы сами превращаемся в маньяков. Таким людям нельзя доверять крупные дела. В один прекрасный момент произойдет грандиозной силы взрыв.

— И не один, если на нас кто-то посмеет поднять руку, — с гневом в глазах произнес Юрий Емельянович Поплавский и вышел из студии.

Елена Приленская осталась одна. Она так и не нашла понимания. Больше ей негде было искать поддержки.

Женщина тупо уставилась на экран монитора. В апартаментах, где произошло убийство, вновь возникло движение.

Из лифта вышли двое мужчин в камуфляжной форме охранников, выкатывая за собой тележку. Труп девушки переложили на каталку, поправили помятую постель и загнали тележку в лифт. Комната опустела.

Кабина остановилась на подвальном этаже. Другие лифты сюда не спускались, а только служебные, расположенные в специальных помещениях. Тут, словно в лабиринте, проходили улицы, коридоры, закоулки, висели указатели и полыхал яркий свет среди глухих шершавых бетонных стен. На крупных перекрестках стояли охранники, а рядом на стене висели телефоны. Посторонние сюда не попадали, а если кто и попадал, то это были люди в униформе. По стенам и под потолком проходили коммуникации, электрокабели и трубы. В некоторых местах находились железные лестницы, ведущие вверх к люкам, которые блокировались с внутренней стороны специальными запорами.

Двое равнодушных охранников катили тележку с трупом, сворачивая то налево, то направо. Путь оказался неблизким, подземный город был не меньше того, что стоял над ними.

В конце пути опять лифт. Этот закрывался на раздвижную решетку.

Кабина подняла их на один этаж выше, и они очутились в огромной котельной, где все, как паутиной, поросло трубами разного диаметра, а несколько гигантских котлов обслуживал один человек с кошмарной, изъеденной оспинами физиономией, чумазый, раздетый по пояс, в резиновом фартуке.

Тележку подкатили к котлу, где суетился кочегар. Лица охранников покрылись потом. Такую высокую температуру можно терпеть только в сауне.

— На-ка тебе, Гаврилыч, дровишек для топки.

Кочегар глянул на лежащий труп девушки. Пересохшие губы растянулись в улыбке. Морда стала еще страшнее. У кочегара отсутствовали передние зубы и с двух сторон торчали страшные желтые клыки.

— Свеженькая? — прошепелявил Гаврилыч.

— Теплая еще. Отведаешь перед тем, как в печь кидать?

— Еще бы! Кто же мне живую-то приведет.

— Так дохлые же не подмахивают?

— Мне и так сойдет. Ладно, проваливайте, мальчики. Каталку я вам потом подниму. Остальное не ваше дело. — Он ощупал лицо девушки. — Не порченое. Все никак не могу ту порезанную забыть. Как гляну, так все желание пропадает. А эта чистенькая.

— Тебе ли жаловаться, Гаврилыч. Весь богатый ассортимент через твои руки проходит. В психушке-то таких лакомств не давали.

— Ладно-ладно, проваливайте.

— Ишь, стесняется.

Охранники засмеялись и пошли к лифту.

О чем разговаривали братья Поплавские, Елена Андреевна не знала. В том, что Юрий не передаст их разговор Герману, можно не сомневаться. Юрий — сторонник мира, а поэтому семя войны бросать в благодатную почву не станет. Ее сейчас беспокоили другие вопросы.

Григорий Ефимович ждал ее, и она пришла.

— Ну что, Елена Андреевна, видел Юрий своего полоумного братца?

— Он будет стоять за него горой, Гриша. Зря ты затеял этот показ. Как бы нам это боком не вышло.

— Может попытаться и нас с дороги убрать?

— Одно слово Тихвинскому — и все полетит к чертям собачьим. С нами разделаются в считанные минуты.

Семенов рассмеялся.

— Олигарх не пойдет на это. Он собрал достаточно материалов, и худшее, что он может сделать, так это прикрыть лавочку. Продаст весь комплекс за хорошие деньги, но скандала вокруг своей персоны не позволит. Я не верю в дружбу миллионеров. Они дружат только с деньгами.

— И все же опасность остается.

— Ладно, я подумаю, что тут можно предпринять оригинального. Таких людей на мякине не проведешь. В бытовых вопросах извращенцы прямолинейны, а посему и решение наше должно быть извращенным.

— Хорошо. Решай сам. На бабские интриги я готова, но только не на ваши, с чекистским уклоном.

— А пока будь пай-девочкой, выполняй все команды и не вызывай подозрений. Когда придет наше время, я тебя оповещу. И не приезжай больше в клуб. У тебя своя работа.

В Москву Приленская уезжала в поганом настроении.

4.

Наконец-то все сводки попали в нужные руки, и кто-то очень умный решил, что в этом деле нужно разобраться. Очень умным оказался майор Марецкий, и в итоге на Петровку были вызваны из подмосковного УВД майор Братеев и следователь областной прокуратуры Коптилин.

Собрались в кабинете Марецкого, при этом присутствовала Ксения Задорина.

Гости представились и сели за стол. Братеев не очень складно говорил, и речь держал следователь Коптилин. Молодой человек хорошо подготовился к встрече и помимо заведенного уголовного дела прихватил с собой личный блокнот с записями и наблюдениями. Рассказанная история носила занимательный характер. Коптилин старался не использовать протокольных слов, а пытался нарисовать живую картинку. В чем-то ему это удалось, и он произвел приятное впечатление на Задорину. Марецкий слушал и рисовал чертиков на бумаге. Свои заключения он сделал еще в начале романтического повествования. Поставив точку, Коптилин ждал реакции знаменитых московских сыскарей.

— Так вы сказали, Данила Кирилыч, что пуля, извлеченная из головы Гиви Абдуладзе, выпущена из пистолета Стечника? — продолжая водить шариковой ручкой по бумаге, спросил Марецкий. — Но ведь вы не нашли гильзу. И потом, по патрону девятого калибра трудно определить тип оружия.

— Мы нашли гильзу. Извините, если я забыл об этом упомянуть. Наш эксперт Пудовкин очень толковый мужик. Мы искали гильзу исходя из траектории полета пули. И нашли ее в тридцати двух метрах за углом дома. Значит, предположительно, оружие было с глушителем, выстрела никто не слышал. Из пистолета Макарова с тридцати метров попасть в лоб движущейся мишени очень трудно. Пистолетная гильза не подойдет для винтовки, да и с винтовкой среди бела дня в подворотне долго не простоишь. А «стечкин» имеет приклад-кобуру и удобен для прицельной стрельбы.

— Убедили, Данила Кирилыч, — Марецкий усмехнулся. — Боюсь, что маньяка, которого вы ищете, убили из того же самого пистолета. У нас тоже эксперты неплохие.

— По моему мнению, если позволите, — продолжил Коптилин, — Гиви Абдуладзе должен был играть роль отвлекающего. За ним, как я думаю, наблюдали. Если милиция вышла на Абдуладзе — значит, следствие продвинулось вперед. Его надо убрать, а настоящему убийце — сменить район или почерк.

— Трезвый вывод, — подбодрил парня Марецкий. — Только почерк он менять не собирался. Блажь у него такая — изнасиловать женщину, а потом перерезать ей горло. И, что характерно, ваши патологоанатомы тоже обнаружили травмы черепа. Нет сомнений, мы имеем дело с одним убийцей. А грузина взяли потому, что почерк кавказский. Правда, не учли одну деталь: Абдуладзе — москвич и баранов никогда не резал. Сейчас нам придется думать о других убийцах. О некоем стрелке, отлично владеющем пистолетом Стечкина, и двух живодерах-наводчиках, которые решили отловить и перерезать всех проституток в Москве, чей возраст перевалил за тридцать пять лет. Страшное хобби. Ведь эти женщины немолоды, чтобы составить конкуренцию панельной братии, где всем по двадцать. Вряд ли эти двое в военной форме из «уазика» сутенеры. Ребята работают на подхвате. Они сдавали киллеру жертву уже оглушенную, а тот завершал ритуал лезвием и ножом.

— Одну минуточку, — вмешалась Задорина. — Есть еще одно любопытное совпадение. По описанию Абдуладзе, старший из двоих наводчиков мне очень напоминает санитара Меняйло из института Сербского, который, по нашим предположениям, участвовал в организации побега Стаса Баландина. Возраст, рост, а главное, что у Меняйло есть фургон зеленого цвета и он косит на левый глаз. Совсем нетрудно приклеить к дверце «уазика» полоску с надписью «Военная комендатура». И бывшему санитару военного госпиталя ничего не стоит найти форму с погонами.

— Надо осмотреть машину этого типа, — подал голос Братеев. — Следы от клея или липкой ленты должны на ней остаться.

— Если они там есть, то за Меняйло надо установить наружный контроль, — предложила Задорина. — Если они потеряли киллера, то это не значит, что закончились убийства. Найдут замену.

— Похоже, что они считают себя неуловимыми и наглеют от безнаказанности, — предположил Коптилин. — Таких уже не остановишь. А главное, что они поняли, какие менты лохи, если клюнули на Абдуладзе. Сейчас ищут другого козла отпущения.

— Вот-вот, — кивнул подмосковный сыщик, — только теперь придумают что-нибудь поинтереснее, чем горло резать. Головорез мертв. Нужен маньяк с другим почерком.

— Не могу понять их сверхидеи, — задумчиво произнесла Задорина. — Из ресторанов увели восемь или девять проституток. В лесу найдены пять из них. Найдутся и другие. Но две женщины из Москвы, жены солидных людей, за что поплатились? За измены мужьям? Глупо. И для проституток они староваты. Рука-то резала одна и та же. Нам бы понять логику заказчика? Мужей-то убирали с дороги другие люди и другими способами. Никакой связи не вижу.

— Я считаю, что надо брать Меняйло, а он нам все сам расскажет, зачем голову ломать? — с легкостью решил проблему Братеев. — Надо только машину его проверить. И все.

— Так не пойдет, — возразила Задорина. — Нам доказательства нужны, факты, свидетели. Этого санитара можно брать только с поличным. И заодно с напарником его познакомиться

Совещание длилось до позднего вечера, идей и предложений хватало, но полного взаимопонимания пока не достигали.

5.

Они ехали в машине вчетвером. За рулем сидел Метелкин, рядом Настя, а на заднем сиденье Журавлев и Сергей.

— Машина, конечно, хитрая, — рассуждал Сергей, разглядывая кассетный плеер в руках. — Одно плохо: связь с обратной стороной может быть неустойчивой.

— Зато надежно, и твоего старлея никто не заподозрит. Музыку мужик любит! — довольным тоном восклицал Вадим. — Мой приятель, собравший этот аппарат, гений. Плеер он и есть плеер. А вот поди догадайся, что он еще и передатчик. Надел парень наушники, гуляет, а ты ему что-то говоришь на определенной волне, которую никто поймать не сможет, кроме твоего старлея.

— Мы поставили дома целую радиостанцию ради этого. Можем в любую волну самовольно влезть. Он нас слышать будет, а как нам его услышать?

— Понимаю, Серега. Но из такой игрушки сильного передатчика не сделаешь. Ты сможешь распознать только его сигналы. Азбуку морзе никто не знает, а у вас там свои армейские хитрости есть. Десяток слов из его лексикона ты понять сможешь, но не больше. Важно, что хоть какая-то связь налажена. Главное — начать, а там придумаем что-нибудь.

Машина остановилась возле моста, переброшенного через овраг между Троицком и Ватутинками. У склона находился двухэтажный универмаг, где можно было купить все — от зубной щетки до люстры и линолеума. Сергей и Вадим направились в магазин.

Отдел радиотехники был на втором этаже. За прилавком стояла очаровательная толстушка лет тридцати.

— Стой здесь, Серега. Красотка моей группы крови. Вряд ли она смыслит в радиотехнике, но дело свое сделает.

Девушка расплылась в улыбке, увидев высокого голубоглазого блондина.

— Предлагаю вам, красавица, поиграть в детективов и к тому же возможность заработать.

— Это как?

— Вы одна в этой секции работаете?

— Нет. Я по четным, а Колька по нечетным.

— А деньги в кассе вы сами пробиваете?

— У нас, как видите, кассиров нет. Сами с усами.

Вадим положил коробку из-под плеера на витрину.

— Что это?

— Посмотрите сами. Обычный плеер. Возвращаю долг своему собутыльнику. Он ему очень понравился, но встретиться я с ним не могу. Его жена мне башку оторвет. Сейчас он закодировался, так она к нему братишку-бугая приставила. Теперь не подступишься. Идея в чем? В один из четных дней к вам подойдет покупатель. Он такой… немного хромоватый. И скажет: «Страсть как музыку люблю, вот только хорошего приемничка нет!» Это и будет паролем. Достанете ему эту коробочку и отдадите, а он вам даст денежки, которые вы положите в свой карман, а в кассе пробьете пустой чек. В итоге все довольны и все смеются.

— И сколько он мне заплатит?

— Сколько попросишь. Только не очень инвалида обижай. А, красавица?

— Ладно. Попробую.

— Целую, я еще как-нибудь забегу. Чао!

Журавлев вернулся к Сергею.

— Послушай, Дик, у нее же рожа тупая. Смотрит на тебя, как корова. Она хоть что-нибудь поняла?

— Все она поняла. В записке укажи старлею, что телка работает по четным числам. Пусть ей подкинет лишнюю сотню. Важно, чтобы довольной осталась. А так-то все должно пройти нормально. Ладно, ты иди на свою скамеечку, а я с ребятами на разведку.

Они вышли из магазина.

За сутки до поездки в Ватутинки Журавлев встретился с Эльвирой Николаевной. Для него она стала просто Эллочкой. А еще раньше по номеру ее домашнего телефона, который она ему дала на радостях или по неосмотрительности, Журавлев со своей командой, используя банки данных, установили, что квартира принадлежит председателю попечительского совета предпринимателей России и члену совета директоров нескольких коммерческих банков господину Лялину. Все его должности на русский язык непереводимы. Но его семидесятилетний возраст говорил больше, чем все вместе взятое. Жена Лялина Эльвира Николаевна была на десять лет моложе мужа и еще не потеряла интереса к жизни. Что касается Журавлева, то он пал жертвой вожделений Эллочки, будучи вдвое моложе господина Лялина.

Пришлось Сергею пойти погулять, когда Дик привел к себе подружку. Страсти страстями, а дело делом. Разговор велся в открытую. У Журавлева другого выбора не было.

— Ты можешь приехать в клуб одна, не на автобусе, и пройти на территорию?

Элла с удивлением посмотрела на него.

— Конечно, могу. У меня карточка с зеленой полосой. Но я думала, что ты ревнив и потому не хочешь, чтобы я ездила в клуб, а принадлежала только тебе. Могу пожертвовать тридцатью тысячами долларов, если ты меня не бросишь через месяц.

— Тридцать тысяч?

— Да. Столько стоит членский билет клуба. А потом ты еще платишь взносы по тысяче в месяц, и вход для тебя неограничен.

— Что означает зеленая полоса?

— То, что тебе доверяют. В течение года ты пользуешься карточкой с синей полосой. Тогда ты можешь приезжать только на автобусе, который отходит четыре раза в сутки от гостиницы «Украина», и ты не знаешь, куда тебя везут, так как окна закрыты занавесками. Через год ты получаешь карточку с желтой полосой и уже знаешь адрес клуба, но обязан предупреждать о своем приезде, и тебе, как в автосервисе, назначают время. А еще через полгода ты получаешь зеленую карту, делаешь доплату и можешь заказывать сам удобное для тебя время, приезжать, когда хочешь, иметь доступ к начальству, проходить через контрольный пункт и вообще быть полноценным хозяином положения.

— И разгуливать по территории?

— Наверное, но я никогда не гуляла по аллеям, не для того туда ездила.

— Значит, ты уже два года состоишь в членах клуба?

— Больше. Опять ревность?

— Возможно. Я не хочу, чтобы ты туда ездила.

— Не буду. Твое желание для меня закон до тех пор, пока ты меня не бросишь. Надо же, старая дура влюбилась на склоне лет!

— Ты не старая и не дура. Но я хочу, чтобы ты мне отдала свою карточку, пока мы делим одну постель в Москве.

Эльвира Николаевна безропотно открыла сумочку и достала из кошелька пластиковую карточку с прищепкой, цветной фотографией и зеленой полосой, пересекающей листок по диагонали. Здесь не значилось ни имени, ни фамилии, а только шестизначный номер и название клуба: «Голубой дельфин».

— Теперь твоя душенька довольна? — спросила она, улыбаясь.

Он убрал карточку в карман.

— Слишком легко ты с ней рассталась. У меня такое подозрение, что тебя знают в лицо и ты без пропуска сможешь пройти, если захочешь.

Элла отрицательно покачала головой.

— Нет. Во-первых, таких, как я, в клубе несколько сотен. Всех не упомнишь. Во-вторых, мне только трижды приходилось приезжать на машине. В основном я, как все, предпочитаю ездить на автобусе.

— Почему?

— Не понимаешь? Когда ты находишься в зоне, там все бабы на одно лицо. Это одно. А когда ты приезжаешь на своей машине, то ставишь ее на общую стоянку. За территорией клуба. Там и мужчины оставляют свои машины. Мужской клуб занимает другую половину здания, и мы с ними не пересекаемся. Но когда кто-то из них уезжает, то идет на стоянку за машиной и вдруг видит мой автомобиль, а главное — номера. Я езжу на машине мужа, а он человек известный. Член. Член без члена. Догадываешься о последствиях?

Журавлев притворился идиотом. У него в кармане лежал диктофон, и поэтому ему необходимо иметь комментарии к каждой фразе или намеку.

— Я могу рассказать тебе одну светскую сплетню, не знаю, правда это или нет, но, как я думаю, такие варианты возможны и имели место. Один «член» с мужской половины увидел на стоянке машину жены своего приятеля. И этот идиот не придумал ничего умнее, как доложить дружку, что его супруга посещает мальчиков, оплачивая услуги из мужниного кармана. Как тебе это нравится? А муженек импотент, но о клубе знал все, что можно знать. Он находится на вверенной ему территории. Муж не стал разбираться с женой, а покатил баллоны на клуб. А ты знаешь, как Григорий Ефимыч улаживает скандалы. Ведь вы же с ним приятели, как я успела понять. И Гришенька все уладил. Только никто от этого ничего не выиграл, а скорее потерял.

— Да-да. Я помню статьи в газете об аварии на шоссе, когда погиб глава администрации района, где находится клуб «Голубой дельфин». Дело, как я понимаю, закрыли.

— Естественно. Ты посмотри номера машин на стоянке, и сам поймешь, какие защитники есть у Гриши.

— А что стало с женой погибшего?

— Со вдовой? Не знаю, но в клубе она больше не появлялась. Очевидно, ее лишили карточки за нарушение устава, который нас всех заставили подписать. Так что я на машине в клуб не езжу, а на такси запрещено уставом. Живи тихо, плати взносы, получай удовольствие и получишь карточку с зеленой полосой.

— А если твой муж…

— Ну хватит, Дик. Ты учинил мне настоящий допрос, а я не для того сюда пришла.

Пришлось заткнуться и отрабатывать полученную информацию и «зеленую карту». Такова роль проститутки. Журавлев себя таковой не считал. Он пожертвовал собой ради дела.

«Зеленая карта» попала в руки Насте. Фотография Эльвиры Николаевны на ней получилась удачной. Свой морщинистый лоб она прикрыла челкой, даже бровей видно не было. Шею, главную предательницу возраста, дама закрыла воротом водолазки. Остальное — грим и помада. Насте создать из себя подобие Эллы ничего не стоило. Требовались ведро краски и дорогие духи. С париком возникли проблемы. Пришлось объездить не один салон красоты, чтобы подобрать похожий, а потом сделать идентичную прическу. У Эллочки и впрямь были очень красивые волосы, и седина придавала ей необычайный шарм и элегантность.

Пробный макияж показал, что Настя вполне может сойти за женщину, изображенную на фотографии. Один вопрос с повестки дня был снят. Теперь требовалось провести разведку и сверить чертежи, похищенные в филиале, с оригиналом, для чего они всей командой и отправились в Ватутинки.

Метелкин взял с собой видеокамеру с телеобъективом. К стоянке посетителей клуба близко подходить не решились. Метелкин забрался на дерево и снимал припаркованные машины с номерами с расстояния двести метров. Просматривать запись и сверять номера с базой данных ГАИ решили по возвращении в офис.

Журавлева главным образом интересовал подземный лабиринт под «зоной» клуба. Они обошли все точки, указанные на схеме. Канализационные люки имелись в местах, где стояли крестики, но ни один из них не открылся. Стало ясно, что каждый люк блокируется изнутри. Канализационные трубы слишком узки на выходе, где отходы вытекают в реку Десну. Но на плане обозначен нормальный вход в лабиринт в сотне метров от забора. Они проходили мимо него трижды и не находили, пока наконец Журавлев не понял, что обнесенная небольшим заборчиком будка трансформатора напряжения и есть тот самый скрытый лаз.

Замаскировали его по всем правилам. Домик метра три на три, высоковольтные провода, надписи «Стой! Высокое напряжение», сделанные с помощью трафарета, да еще череп с костями. Двери железные и, как выяснилось, тоже запертые изнутри. Такие щитки запираются на висячие замки, а тут их нет. Как же в случае аварии электрики подступятся к гигантскому трансформатору?

— Разведка не получится, — твердо заявил Журавлев.

— Это почему же? — спросила Настя.

— Замки придется высверливать, а это можно сделать только в день операции, не то обнаружат. И вообще инструмента понадобится много. Они забаррикадировались основательно. Значит, и охрана есть в самом лабиринте. Но мы выяснили главное. Все чертежи соответствуют построенному комплексу. Теперь нам надо только превратить их в понятные схемы, начертить маршруты и составить временной график, разбив всю операцию по секундам с учетом возможных препятствий и заминок.

— И как у тебя все легко получается, Дик! — хмыкнула Настя.

— У страха глаза велики. Я знаю, на что мы все способны. Бывали случаи и посложнее этого. На каждую железяку найдется другая железяка. А вот со змеями договориться было непросто. Или вы забыли про историю со змеиной ямой?

— На когда ты наметил операцию? — спросила Настя.

— День на подготовку — и можно приступать.

— Через пару дней, — поправила девушка.

— Это еще почему?

— А потому, что я сегодня без всяких причин не вышла на работу в филиал. И больше туда не пойду.

— Ты это точно решила? — спросил Метелкин.

— Окончательно и бесповоротно.

— Значит, надо ждать киллера. Тут вариантов быть не может.

— Я этого и хочу. Если мы его сумеем обезвредить, то узнаем немало подробностей. Он заговорит.

— Да, конечно, — кивнул Метелкин, — если предварительно не шлепнет тебя. Хочешь стать приманкой? Мы с Диком не спецназ и в горячих точках не воевали. Даже оружием не пользуемся.

— А где же ваши мозги? — удивилась Настя. — Я только что слышала балладу о вашей непобедимости. Вы даже змей обманывать научились. И лабиринт, набитый охранниками, для вас не преграда. А тут какой-то сопляк с пистолетом, и вы уже волосенки на голове рвете.

— Ну хватит! — рявкнул Журавлев. — Возьмем и киллера. Мелочи все это. Пора возвращаться, там Серега заждался.

— Еще одна головная боль. Бедный Журавлев!

Настя повеселела по не понятным никому причинам.

6.

Настя ждала этого визита. Шел третий день, как она не выходила на работу. Чтобы обострить положение, она позвонила Приленской и заявила:

— Вот что, Елена Андреевна, меня твоя контора не устраивает. Почему я должна отдавать вам шестьдесят процентов от своего собственного тела? За что? Мужики ко мне и так липнут, как мухи на мед. При этом я имею выбор, а по твоим указкам мне приходится иметь дело с онанистами, импотентами и извращенцами. Ради чего? Нет, меня твое посредничество больше не интересует. Хватит с тебя и тех уродок, которыми ты торгуешь в три смены. Прощай, подружка.

Такая наглая атака не могла остаться безнаказанной. И она дождалась, когда месть пришла и позвонила ей в дверь. Риск, разумеется, был, и немалый. Какие козни подготовила ей Приленская, предугадать невозможно. Выходить из квартиры Журавлев ей запретил. Вадим обследовал чердаки дома напротив и нашел следы. К тому же на одной из чердачных дверей был заменен висячий замок. Он отличался от других, типовых, висящих во всех подъездах, и с первого взгляда было понятно, что куплен совсем недавно. Масло еще осталось на корпусе. Возникло предположение, что Настю может убрать снайпер. Хотя уверенности в этом не было. Слишком целенаправлено, и следствие начнет копать глубже в поисках причин. Гораздо проще проломить строптивой бабенке череп где-нибудь в тихом местечке и утащить у нее сумочку. В этом случае убитую женщину будут рассматривать как случайную жертву гастролеров. Поиск сконцентрируется на схожих преступлениях, а жертвой никто интересоваться не станет. Но сколько времени у киллеров хватит терпения ждать жертву в подворотнях, если она третьи сутки не выходит из дому? Баба есть баба: сядет на телефон и растрезвонит своим подругам о притоне. По Москве поползут слухи. Нет, распространяться о своем заведении Приленская никому не даст.

Настю убьют дома, инсценировав квартирный разбой. Так надежнее всего. По этой причине Метелкин и Журавлев дежурили вместе с Настей. Но как устроить прием убийце, они еще не придумали. Его надо взять при нападении. Иначе из него слова не вытянешь. Мол, я перепутал квартиру, не туда попал. Настя и сама не робкого десятка, может за себя постоять.

Решили свести риск к минимуму, но как? Надо же дать возможность убийце напасть. Квартирные воры не используют огнестрельное оружие, а значит, обезвредить их будет проще. Решили действовать по обстоятельствам.

Обстоятельства сложились не в их пользу.

На звонок дверь пошла открывать Настя. Журавлев и Метелкин встали за дверью в комнате. У Вадима был пистолет, наследство отца, но он его не носил, так как стрелять все равно не стал бы. Метелкин к оружию не имел отношения. Кинокамера или фотоаппарат — другое дело. С ними он, что называется, чувствовал себя в своей тарелке.

На пороге стояли двое мужчин в милицейской форме. Один — кряжистый, уже немолодой, в погонах майора. Второй — в звании капитана, худой, долговязый, лет тридцати. Лица серьезные и вовсе не страшные, без угрозы во взглядах.

Майор показал свое удостоверение, и оно, как показалось Насте, было подлинное.

— Вы — Анастасия Викторовна Ковальская? — спросил старший.

— Совершенно верно.

— У нас к вам несколько вопросов. Разрешите войти.

— Заходите.

Вадим и Женя все слышали, перебежали от двери к окну и спрятались за плотными занавесками.

— Без моего сигнала ничего не предпринимать, — строго приказал Журавлев. — Пока насилия не будет, рыпаться бесполезно.

— Их же двое!

— А нас сколько? Ты берешь того, что справа, я — того, что слева. Сбивай с ног ударом головой в живот.

— Ладно, разберемся.

Дверь полностью открылась.

— Проходите, — пригласила поздних гостей хозяйка.

Снимать свои куртки они не стали, но ноги На пороге вытерли. Сели за круглый обеденный стол. У Насти появились сомнения в том, что за ней пришла смерть. Достаточно одного беглого взгляда, и станет ясно, что девушка в квартире одна. Зачем они время теряют понапрасну?

— Анастасия Викторовна, мы накрыли притон в Москве, который прикрывался вывеской «Проектное бюро». Работающих там женщин пришлось распустить. У нас нет статьи закона о запрете проституции. Но содержатели притонов попадают под статью. Нами задержана некая Приленская Елена Андреевна. На ее столе в момент задержания мы нашли вашу учетную карточку как работницы заведения. На вашей фотографии стоял крест, начерченный красными фломастером, и надпись: «Убрать!» Как мы поняли, вы отказались от сотрудничества с Приленской. Это так?

— Допустим. Если мы говорим без протокола, то я отвечу на ваши вопросы.

— В таком случае без вашей помощи нам не обойтись. Дело в том, что свидетельств о работе девушек по вызову у нас достаточно. Но сами девушки не признают участия Приленской в своей деятельности. Проще говоря, они ее выгораживают. Причины непонятны. Скорее всего, они запуганы.

— И не только, — тихо сказала Настя. — Вы лишили их работы, средств к существованию. Они понимают, что если Приленскую отпустят, то притон восстановят. Зачем же им рубить сук, на котором они сидят?

— Вы согласились бы на очную ставку с Приленской? Нам нужно только одно — чтобы вы указали на женщину и сказали: «Да, она меня нанимала на работу в качестве проститутки». Уверяю вас, вся информация о вашем недавнем прошлом не выйдет из стен управления.

— Я могу подтвердить это. Приленская — главная сутенерша. Когда?

— Сегодня.

— Но уже поздно.

— У нас иссякает срок задержания Приленской. Если мы не предъявим ей обвинение до полуночи, то будем вынуждены ее отпустить. Сами понимаете, что, выйдя на свободу, она тут же исчезнет и заметет все следы. Нам нужны основания для ее задержания, пока мы не нашли все учетные карточки и договора, подписанные женщинами и самой Приленской. Мы на машине. Доставим вас туда и обратно, можете не волноваться.

Настя задумалась. Победили ее решительный характер и убедительность майора. Если ждешь убийцу, то и сам Господь Бог покажется преступником, а так нельзя. Если Приленская арестована, то она обязана содействовать следствию и предоставить им все необходимые материалы и доказательства. Настя встала.

— Я готова, мы можем ехать. Вот только плащ возьму.

Они вышли в коридор, девушка сняла плащ с вешалки и открыла дверь. Через пару секунд она захлопнулась.

— Ну ты что? — спросил Метелкин, когда они вышли из укрытия.

— Ничего. Настя правильно поступила. Высунь мы нос наружу, нас тоже взяли бы как сутенеров.

— Надо ехать следом за ними.

— Так мы и сделаем.

Они вышли на площадку. Лифт не работал третий день, его, конечно, чинили, но через час Журавлев его ломал. Они хотели, чтобы убийца на шестой этаж поднимался и вниз спускался пешком, если хотел бы ускользнуть. А значит, неизбежно повстречал бы кучу свидетелей. Но только не сейчас. Шел двенадцатый час ночи, люди ложились спать. Сыщики отчетливо слышали гул Настиных каблуков, стучащих по ступенькам. Они спускались не торопясь. Журавлев и Метелкин последовали за ними, стараясь не создавать шума.

— Это не убийцы, — шептал Мелекин. — В квартире у них был отличный шанс. Упустили!

— Майор врет. Какая дура будет зачеркивать фотографию красным фломастером и писать слово «убрать!» Такие команды отдаются устно. Какой идиот станет умышленно оставлять против себя улики?

— Так, значит, они…

Внизу хлопнула дверь подъезда. Настины партнеры бросились следом, перескакивая через ступени.

Когда они выскочили во двор, от подъезда отъехал зеленый «уазик» с надписью на борту: «Милиция». Они ринулись к «жигулям» Журавлева. «Четверка» была припаркована метрах в десяти от подъезда.

Машина, как на зло, не заводилась. Вадим чертыхался, а «уазик» удалялся в сторону ворот по узкой проездной дорожке между гаражами и тротуаром.

— Давай, Дик! Давай… Упустим.

Машина завелась и тут же заглохла. Метелкин замолк. Произошло то, чего никто не ожидал: «уазику» преградил дорогу автобус. С разных сторон к фургону бросились выросшие из-под земли омоновцы с автоматами и в масках. Но водитель «уаза» не растерялся и начала подавать назад. Сделать разворот ему места не хватало.

Журавлеву удалось вновь запустить двигатель. Он отъехал от обочины и поставил машину поперек дороги. Фургон с разгона ударил по «четверке», смяв правую перегородку. Метелкин оказался блокированным в машине, но не пострадал. Журавлев выскочил, но его помощь никому не потребовалась.

С десяток вооруженных бойцов уже вытаскивали шофера в милицейской форме и его напарника из машины и, заламывая им руки, валили на землю. Настя вышла сама. Все произошло так быстро, что разложить действия каждого по полочкам невозможно.

И тут еще один сюрприз. Появился руководитель группы захвата с рацией в руке ив наглаженном мундире — сам майор Марецкий.

— Глянь-ка, Дик, Степа! Опять он нам дорожку перебегает.

Журавлев и Марецкий не были закадычными друзьями, но знали друг друга с детства. Учились в одном классе, потом заканчивали вместе юрфак, но дальше их пути разошлись. Вновь их столкнуло дело, когда еще Марецкий ходил в капитанах в одном из райотделов, а Дик, промышляя аферами, и не думал о частном сыске. С тех пор их дорожки очень часто пересекались.

К Насте они подошли одновременно. Марецкий спросил:

— С тобой все в порядке?

Журавлев открыл рот одновременно, но вопрос прозвучал иначе:

— Цела?

На оба вопроса Настя ответила:

— Работнички!

И этим было все сказано. Ее и впрямь могли убить или покалечить, пока она находилась в салоне.

— Привет, Дик, — холодно сказал Марецкий и подал старому приятелю руку. — Давно не виделись.

— А тебе не приходила в голову мысль, Степа, что Москва слишком маленький городишко и нам двоим в нем тесновато? Вечно мы друг другу на ноги наступаем.

Марецкий сделал вид, что ничего не слышал.

— И давно вы вышли на этих мужиков? — Майор кивнул на двух милиционеров в наручниках, которых обыскивали омоновцы.

— Нет. Сегодня.

— А Настю на живца выставили?

— А ты, Степа, что о них можешь сказать?

— Много. Придется нам всем ехать на Петровку и разбираться, кто и про что знает.

Журавлев вздохнул.

— Опять вынуждаешь к сотрудничеству?

Настя добавила:

— Наши условия, Степан, тебе известны. Сначала ты все нам выкладываешь, потом мы тебе.

— Ладно, сторгуемся.

— А как ты здесь оказался? — вдруг спросил Вадим.

— Хотели взять этих субчиков с поличным. Смотрю, они к Насте во двор приехали…

— А почему именно ко мне? — удивилась девушка.

А потому. Пусть здесь только одни молодые незамужние живут, но если дело пахнет керосином, то приехать могут только к тебе.

— Но они могли меня убить в квартире?

— Они не убивают. Они — поставщики палача и доставляют живой товар туда, где его умерщвляют. Обычно они оглушают женщин и выносят из дома. Но я решил, что слишком рискованно тащить тело целых шесть этажей вниз, учитывая, что лифт не работает. Боялся, они не смогут убедить тебя пойти с ними добровольно. Однако убедили.

— Да, Степа. Я девушка податливая. И все-то ты рассчитал.

— Что дальше, Степан Яковлевич? — спросил омоновец.

— В автобус и на Петровку. Их машину экспертам, они уже ждут. И помогите убрать с проезжей части «четверку».

Метелкин уже выкарабкался из машины через водительскую дверь.

— Привет, Степа! Как это тебя сюда занесло?

— Так же как нас сейчас занесет на Петровку, — ответила Настя.

Совещание в кабинете Марецкого проходило в новом составе. От профессионалов выступали тяжеловесы в лице майора Марецкого и следователя по особо важным делам подполковника юстиции Задориной. Со стороны сыщиков-частников выступали Журавлев, Метелкин и Настя Ковальская.

К удивлению Ксении, Марецкий выложил, можно сказать, посторонним все подробности дела. Она вообще со скептицизмом относилась к частному сыску и не понимала откровений коллеги, а потом, наконец, существует такое понятие, как тайна следствия.

После совещания Ксения изменила свои взгляды, но до результатов еще было далеко.

Говорила Настя:

— У нас есть слайды всех женщин, которые были найдены в лесу. Мы знаем их имена, и нужно провести идентификацию. Сейчас это возможно с помощью анализов ДНК, медицинских карт, особенно стоматологических, и привлечения к делу родственников.

— А вы уверены, что имеете слайды тех самых женщин? — упорно сопротивлялась Задорина.

— Конечно, если ваши эксперты не ошиблись. Один пример. Женщина с татуировкой в виде цветка на ягодице. По заключению экспертов, она погибла в двадцатых числах февраля. Зоя Морозова пропала двадцать шестого февраля после того, как уволилась из притона и решила заняться собственным бизнесом. Я говорю о ресторанной проституции. У Морозовой наколота точно такая же татуировка, она была проституткой и исчезла в то же время. В общей сложности, по нашим выводам, из притона ушли двенадцать женщин с той же целью или по другим причинам. Больше о них никто никогда не слышал и не видел их. А теперь главное. Я сама устроилась в этот притон и, проработав там неделю, исчезла. Результат вы сегодня видели. За мной приехали посланцы смерти. Руководит притоном та самая жена профессора, при помощи которой из института Сербского освобожден головорез. За мной сегодня пришел санитар Меняйло в форме майора милиции. Благодаря тому, что вы обнаружили наклейки «Милиция» и «Военная прокуратура» в его машине при несанкционированном осмотре и взяли его под контроль, я была спасена. Мне кажется, тут все понятно и все сходится. Остается неясным ряд вопросов, которые с ходу не решить. Где профессор Поплавский и какова его роль в иерархической лестнице самого крупного в Москве, а то и во всей стране бизнеса по предоставлению сексуальных услуг людям с пухлыми кошельками? Второй вопрос касается поиска киллера в черном пальто, которое он уже сменил на плащ, но все еще прячет заячью губу под усами? Кто заменил убитого головореза? К кому меня везли Меняйло с напарником? Эти вопросы решаемы. Но как развалить всю империю, я не знаю.

— Одновременно накрыть все филиалы в Москве, — твердо заявила Задорина. Складывалось впечатление, что мужчин в кабинете не было. Разговаривали только женщины. Может, мужчинам не очень удобно рассуждать на тему проституции? Они лишь переводили взгляды с одной на другую. Две красавицы, есть на что посмотреть, но такие разные. Когда Настя сказала, что сама устроилась в притон, Ксению покоробило и в ее взгляде появилась нескрываемая брезгливость.

— Филиалами дело не ограничивается. Существует центр, который с помощью ОМОНа не возьмешь. Там сотни девушек, которые из наложниц превратятся в заложниц. Но сейчас о центре говорить рано. Мы должны закончить разработку центра, и вы нам в этом помочь не сможете.

— А кто же сможет? — усмехнулась Задорина.

— Послушай, Ксеня, извини, я баба простая, так уж сразу на ты перейду. Но думаю, тебе слабо появиться среди сотни мужиков в одних чулочках. А мне не слабо. И армия не поможет.

— Любой притон можно накрыть.

— И что дальше? Арестуешь десяток сенаторов, депутатов, генералов, министров и кучу их жен, которым тоже стали глотки резать. Там высокие чины из прокуратуры тоже появляются. Дальше-то что? Дело ваше уйдет в архив на следующий день. Искать нужно организаторов, а не обслуживающий персонал и клиентов.

— Где же этот центр?

— Скажу, но не сейчас. У вас и без того работы хватает. Только Приленскую не трогайте. Она жена Германа Поплавского, темной личности. Но, могу добавить, хороший довесок. Комплекс центра строился по проекту родного брата профессора, Юрия Поплавского. И тут еще одна деталь. Пять лет назад Юрий Поплавский создал проект загородной резиденции нашему именитому олигарху Тихвинскому. Насколько вам известно, Тихвинский выигрывает на аукционах все подряды и за последние несколько лет он взлетел до недосягаемых высот. Президенты меняются, а олигарх продолжает быть любимчиком у сильных мира сего и не упускает ни одного аукциона, скупает государственные заводы-гиганты, которые не доходят до аукционов, как и целые корпорации. За что он получает такую высокую оценку своей деятельности?

— Я не понимаю вас, Настя, — продолжая обращаться на вы, сказала Задорина. — Какое отношение к нашему разговору имеет Тихвинский?

— Никакого. У меня нет фактов. Но чтобы поставить супербизнес проституции на уровень городов, центров и филиалов, нужны средства. По нашим прикидкам, миллионов пятьдесят или сто. В долларах, а не в тугриках. Усадьбу Тихвинскому строили больше года. Знаменитый архитектор и руководитель проекта все это время общался с олигархом. Ведь только после долгого общения можно подкинуть идею о создании секс-индустрии магнату, который занимается цветными металлами и нефтью. Хочу напомнить, что речь идет о миллионах, а не о тысячах. И если вы сейчас думаете, что снимете сливки с верхушки, а все остальное мелочи, то как раз наоборот. Вы снимите пену, чтобы суп стал вкуснее. Уберете Приленскую, наймут на ее место Иванову. Брать надо того, кто платит и заказывает музыку. А до этого мы еще не доросли. Займитесь погибшими женщинами, санитаром, подготовьте доказательную базу, а через пять — семь дней мы вам подбросим дровишек в огонь.

— В принципе я согласен, — подал голос Марецкий. Задорина возмутилась:

— А мое мнение тебя уже не интересует?

— Не волнуйся, Ксеня. Я с этими ребятами работаю не первый год. Об их подвигах уже книжки пишут. И потом, Настя права. Чтобы меряться силой с врагом, надо его знать и понимать, какими приемами он пользуется. Иначе нет смысла выходить на ринг.

В кабинете повисла пауза.

7.

Подготовка к операции прошла успешно. На место прибыли ночью. Предварительно проверили автостоянку. Всего пять машин. По всей вероятности, приехали в клуб только «индивидуалы», не участвующие в общих оргиях, а предпочитающие, минуя зал, проходить сразу в свои номера. Из этого можно сделать вывод, что основная команда женского обслуживающего персонала находится в своих коттеджах, а охрана работает в полсилы.

Метелкин, Журавлев и Сергей походили на экспедицию, собравшуюся в глубь тайги на зимовку. Каждый волок на себе огромный рюкзак весом под тридцать килограммов. Машину оставили неподалеку от клуба. Конечно, она могла привлечь к себе внимание охраны и вызвать определенный интерес. Но на это и был рассчитан маневр. В данном случае автомобиль не лучшее средство для отрыва от погони. Пока набитый битком «жигуленок» доедет до шоссе, его успеют сотни раз нагнать, и тогда все труды пойдут прахом.

Решили схитрить. В случае успеха уходить придется в противоположную сторону. А куда? Обрыв, под которым протекает река. Прыгать в воду в середине апреля скорее погибель, а не спасение. Пришлось взять напрокат в охотничьем клубе две надувные шестиместные лодки и два мощных мотора. Свой водный транспорт они спрятали в кустарнике у воды. В трех километрах по течению, на противоположном берегу заготовили две машины. Понятно, что на лодках далеко не уйдешь. Команде спасателей казалось, что они продумали все мелочи. Сергей, никому ничего не сказав, подготовил свои сюрпризы. По схеме он должен идти последним, и он с радостью согласился.'

Журавлев не хотел рисковать парнем, который не имеет никакого отношения к их работе. Сергей уговорил и даже убедил Вадима в своей необходимости. Как-никак, у него есть двухгодичный опыт войны с боевиками. Впрочем, у каждого был свой опыт.

Когда они вышли к трансформаторной будке и оказались на открытой, хорошо обозреваемой площадке, Журавлев сказал:

— Сколько себя помню, но погода всегда выступала против меня. Как идти на серьезное дело, так луна, похожая на тысячи фонарей, всю округу освещает. Как соберешься ехать на пикник, так дождь начинается.

Над ними действительно висел огромный яркий блин луны.

— Приступим? — спросил Метелкин.

Вадим глянул на часы.

— Через пять минут должна звонить Настя. Если ее план не сработал, дам отбой. Она наш командир.

Сергей усмехнулся:

— Конечно, легко командовать, сидя на диване.

— Я так не думаю, — ответил Журавлев.

Да, можно подумать, что Насте досталась самая легкая работа.

Она приехала в клуб одна еще засветло на иномарке и поставила ее на стоянку клуба. Ей не надо было ни от кого прятаться. Труднее всего было запомнить всю схему «зоны» по метражу и приметам. Одно дело — видеть все на бумаге, другое дело — переводить бумажные схематические расстояния на шаги по земле и при этом соблюдать осторожность и не привлекать к себе особого внимания. А как может красивая, хорошо одетая молодая женщина с точеной фигурой не обратить на себя внимание?

С проходом в «зону» проблем не возникло. Настя приколола прищепкой «зеленую карту» к груди, и ее пропустили без вопросов. В этот день в клубе проводились индивидуальные мероприятия, и автобусов на площади она не увидела. Настя не стала переходить площадь, чтобы ее не могли заметить из окон особняка, старалась пользоваться узкими аллеями.

Ей хотелось бежать, прятаться, скрываться, какой-то необузданный страх тревожил ее, но ничего подобного делать нельзя. Она шла прогулочным шагом и обязана была чувствовать себя хозяйкой положения. Одно с другим плохо совмещалось. Смелость и решительность пришли позже, после первой встречи.

На пути ей попались двое охранников. Они тоже прогуливались, но с огромной овчаркой. Настя даже ритм походки не изменила. В ней появилась уверенность. Страшно, когда не видишь врага, а когда идешь на таран, то знаешь, чего хочешь.

Охранники остановились, преградив ей дорогу.

— Извините, дамочка, но посторонним…

— Заткнись, дерьмо. Я здесь хозяйка, а ты холоп.

Они заметили на груди девушки карточку с зеленой полосой.

— Но что вам делать в парке?

— С хахалем своим в прятки играю. Кто кого первым найдет, тот того и трахнет. Валите своей дорогой.

Она прошла мимо рычащей собаки, которую охранник был вынужден прижать за ошейник к ноге.

Настя чувствовала оголенными нервами, как те двое смотрят ей вслед. Лишь бы не сорваться и не дунуть во весь опор. Бежать только некуда. Вокруг заборы с колючей проволокой.

Неторопливо прошла она мимо коттеджа, где жила Ирина, сделала еще несколько шагов и свернула в переулок. Все совпадало. Возле фонарного столба находился люк. Она присела на корточки, поправила туфлю, отломила ветку от кустарника и положила ее на люк.

Вернувшись на аллею, Настя пошла дальше, углубляясь в неведомую зону. Двухэтажный, растянувшийся в длину корпус с террасами по обеим сторонам стоял там, где и должен стоять.

Низкий заборчик и таблички о высоком напряжении. Настя достала из сумочки струну от гитары, изолированную с одного конца и завязанную петлей с другого, накинула на стальной колышек петельку, дернула за струну, и петля затянулась. Вытянув струну, она набросила ее змейкой на другие колышки. Электрического разряда не последовало. Либо напряжение отключено, либо таблички — обычный блеф для пугливых.

Сделала она все это одной рукой, второй прикуривала сигарету. Огонь зажигалки гас на ветру, и ее задержка на месте была объяснима. Метрах в двадцати находилась калитка, возле которой стоял охранник. Тот лишь однажды глянул на прикуривающую женщину, но она его не заинтересовала. Он выполнял конкретную задачу и все, что не входило в его компетенцию, парня не трогало.

Возле водосточной трубы Настя разглядела еще один люк. По схеме он проходил под номером девяносто семь. Да, люков здесь хватало. В некоторых местах из земли торчали трубы два метра высотой и шириной в обхват обеих рук. Из них валил пар. Такие отдушины не имели стратегического значения, и их можно было не замечать.

Настя двинулась обратно. Ревизия закончилась, все соответствует схеме. Теперь пора начинать подготовительную работу.

На сей раз Настя не прошла мимо коттеджа, где должна проживать, а точнее сказать, томится узница, ради которой и проводилось данное мероприятие, обозначенное Журавлевым как «прогулка в ад».

Тут могла случиться заминка. Настя не умела пользоваться отмычками, и Журавлев провел с ней несколько занятий и снабдил необходимым инструментом.

Девушка подошла к дому и поднялась на крыльцо. Осмотревшись по сторонам в момент прикуривания очередной сигареты, Настя ничего подозрительного не заметила. Можно начинать.

Замок оказался несложным, а скорее символичным. Важно, что изнутри его невозможно открыть: в нем не было скважины.

Затвор щелкнул, и дверь открылась. Настя зашла в помещение и захлопнула дверь, предварительно заблокировав язык замка скотчем.

В нижнем холле за круглым столом сидели четыре девушки и резались в карты. С появлением дамы все замерли и открыли рты, наблюдая за привидением.

— Закройте свои варежки, детки, и продолжайте Играть. Вы меня не видели. И не вздумайте высовывать нос за дверь. Там на каждую из вас найдется с десяток овчарок. О главном я поговорю с вами позже, а пока не рыпаться.

Настя направилась к лестнице. Поднявшись на второй этаж, она заглянула в комнату номер девять.

Вздох облегчения. Ирина лежала на кровати с книжкой в руках. Глянув на дверь, она выронила книжку. Трудно поверить своим глазам.

— Тихо, Ириша. Только без эмоций. Я тебя нашла, а это главное.

У Ирины полились слезы. Настя подошла к кровати и присела. Погладив узницу по голове, она тихо сказала:

— Надеюсь, все обойдется хорошо. Но надо готовить себя к худшему. Главное — не расслабляться. Возьми себя в руки, одевайся, и будем готовиться к побегу. Но произойдет это не сейчас, а ночью.

— Как ты попала сюда?

— Не задавай глупых вопросов. Вставай. Вопросы буду задавать я.

Ирина встала с кровати и начала одеваться.

— Сколько охранников в детском корпусе?

— Там только женщины. Воспитательницы и нянечки. Охрана снаружи. Обычно их двое, у калитки. На ночь они спускают собак.

— Понятно. Собак им жалко, а посему и не включают ток. Изгородь обесточена.

— Что ты задумала, Настя? — сквозь слезы спросила Ирина.

— Задумала ты, а я воплощаю твою задумку в жизнь. Во всяком случае, пытаюсь.

Ирина оделась.

— Твоя соседка по койке в карты режется?

— Нет, она на вызове.

Настя вздрогнула.

— Как же она вернется? Дверь заперта!

— Мы сами не возвращаемся. Нас сопровождает охранник, открывает дверь и впускает в дом.

— Значит, скоро она вернется?

— Должна уже.

— Так, быстро вниз.

Настя выскочила из комнаты первой. Если девушку приведут, то охранник заметит заблокированный замок. Лучшее, что он сможет сделать, так это сорвать скотч и захлопнуть дверь. Тогда все они останутся в ловушке, а тот приведет начальство для разбирательства.

Все они учли во время составления плана, но о такой мелочи даже не подумали. Но теперь думать некогда. Надо действовать.

Обстановка внизу изменилась. Появилась еще одна красотка. Дверь распахнута настежь. В холле стоял молодой парень в униформе и постукивал резиновой дубинкой по ладони, с явным презрением оглядывая присутствующих.

— Кто наклеил скотч на замок? Последний раз спрашиваю! Карцера захотелось?

— Я приклеила, — раздался голос с лестницы.

Охранник поднял голову, и дубинка его застыла в воздухе. Настя продолжала спускаться вниз.

— Это я заклеила замок. Видишь у меня на груди зеленую полосу? Что хочу, то и делаю. Мы с мужем оба любим только девочек. Пока он развлекается с ними в номерах, я решила подобрать себе ласковую подружку из запасников. Ключ мне дал сам Григорий Ефимыч. От сопровождающего я отказалась. Но мне же надо как-то выходить из этой берлоги? Так?

Она приблизилась к нему вплотную, и обалдевший охранник не понял и половины из сказанного. Но имя своего главного начальника он слышал отчетливо. А потом девушки наблюдали за боевиком, как на экране.

Настя перебросила парня через себя. Тот рухнул на пол, а она перехватила резиновую дубинку в воздухе и несколько раз треснула побежденного по темени. Две-три секунды — и противник в отключке.

Настя обыскала его и достала ключ от коттеджа. У него даже наручников не было. Пустые карманы.

— Девочки, мне нужна веревка.

— Тут нет веревок. Даже шнурков нет, — пояснила пришедшая в себя Ирина. Сейчас и она созрела для любой схватки. Боевым приемам ее не учили, но ноготки распускать она умела.

— Его можно запеленать, как ребенка, в простыни, — предложила одна из девушек.

— Отличная идея, — поддержала Настя. — Тащите сюда простыни.

Через пять минут охранник превратился в мумию. Теперь он и вздохнуть не сможет полной грудью. Кляп во рту завершал печальную картину.

Настя встала с колен.

— Теперь все в доме?

— Нет. Еще двух привести должны.

— Понятно. И в любую минуту. Убираем это дерьмо с дороги. Ванная есть здесь?

— Есть. — Ирина указала на дверь в дальнем конце холла.

— Отлично. Взяли и понесли.

Забинтованную куклу уложили в ванну.

Настя продолжала давать инструкции:

— Уже темно. Я спрячусь во дворе. Все должны сидеть внизу. Как только девушку приводят, охранник должен видеть каждую. Особенно ту, которую привели сейчас. Спросят, где сопровождающий, ответ один: «Привел, нас запер и ушел». Пусть ищут своего придурка. Важно, чтобы коттедж оставался вне всяких подозрений и все были на виду. Играйте в карты, читайте книги и ведите себя как обычно. Когда в доме соберутся все девушки, я вернусь.

Настя сорвала скотч с замка, вышла, захлопнула дверь и залегла за кустарником шиповника. Земля оставалась еще слишком холодной, но другого мес-та для укрытия не нашлось. Участок хорошо просматривался со всех сторон. Больше всего она боялась, что собаки ее могут учуять. Но пока ни сторожа, ни псы на аллее не появлялись.

Шло время. Минуты казались часами.

Следующую девушку привели минут через сорок, последнюю буквально следом, и каждую сопровождал свой охранник. Теперь все были в сборе.

Настя вернулась в дом уже не с помощью отмычки, а открыв дверь ключом.

Ее ждали с нетерпением.

— Итак, мои дорогие каторжанки. Сегодня я смогу увести только одну из вас. Но даю вам слово, что очень скоро все вы окажетесь на свободе, каждая сможет вернуться домой и постараться забыть о кошмарных днях, проведенных в этом лагере. Возьмите себя в руки и не теряйте надежды. Над планом вашего освобождения думают очень серьезные и решительные люди. Наша задача — сделать так, чтобы вы не стали заложницами кучки подонков и операция прошла без потерь. Удачи вам и терпения.

Настя взяла за руку Ирину и вывела ее во двор. Им опять пришлось залечь в кустах.

— Что дальше? — спросила Ирина.

— А дальше в дело вступает твой принц со своей бригадой. Нам остается только ждать. Ровно в час мы должны быть у одного из люков. А пока придется немного померзнуть.

— А дети?

— Они уйдут раньше нас.

Настя достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер.

В кармане Журавлева зазвонил мобильник. Он достал трубку и сказал:

— Докладывай.

— Ирина со мной. У детского корпуса два охранника, но видела одного. Ток не подведен. Не исключены собаки. Люк девяносто семь там, где обозначен на схеме. Мы рядом с люком тридцать девять. Подойдем к нему секунда в секунду.

— Понял.

Журавлев убрал трубку, потер руки и воскликнул:

— Вперед, мальчики, настал наш черед!

В ход пошли электроинструменты. В опытных руках все получалось просто, играючи и безошибочно.

Железная дверь была снесена в считанные минуты. Зажглись фонари, висящие на груди у каждого. Каменная лестница вела их в подземелье. Решетка! Тут таких хватало, как в тюремных коридорах. Замки спиливались, будто одуванчики срывались на полях. Одна дверь следовала за другой, но движения вперед они не задерживали. Схема лабиринтов была вызубрена наизусть, как стихотворение школьником, желающим получить только отличную оценку на уроке.

Последняя дверь. Бастион. Сплошной металл. С ней пришлось повозиться. Замки даже не трогали. Спилили «болгаркой» петли и едва удержали ее от громкого падения.

— Тут в полу есть стоки, — сказал Метелкин, когда они вышли в ярко освещенный коридор, больше похожий на тоннель, обвешанный трубами и высоковольтными проводами. — Под нами проходит еще один лабиринт.

— Мы им воспользуемся, если окажемся в мышеловке. Канализационные трубы, что под нами, семьдесят сантиметров в диаметре. Придется ползти на брюхе по зловонным отходам.

— Не очень приятное занятие, — согласился Метелкин.

— Зато пуленепроницаемое, — добавил Сергей.

— Курс прямо. Пятый коридор налево, третий перекресток направо. Шестой люк по счету. Работаем, как китайцы, бегом и с песнями.

Дав команду, Журавлев пошел первым. До перекрестка все шло нормально, но у развилки стоял охранник, а рядом висел телефон.

— Смотри-ка, им даже табуреток не ставят, чтобы не уснули. В железных рукавицах держат, — прошептал Метелкин.

— Дневальные и стоя могут спать, как лошади, — прокомментировал Сергей. — Разрешите, я попробую его потревожить.

— От нашего угла до него метров двадцать. Оглянется — и крышка, — встревожился Вадим.

— Обернуться может, увидеть — вряд ли.

Сергей вскочил на бордюрчик, схватился за одну трубу, потом за другую и ловко вскарабкался под самый потолок. Он, как кошка, лихо и бесшумно на четвереньках пополз вперед. Вскоре они потеряли его из виду.

Тишина. Журавлев и Метелкин не отрывали глаз от охранника. Тот стоял, держа руки за спиной, и изредка поглядывал по сторонам.

Вдруг из другого перекрестка вынырнул еще один охранник. Он подошел к постовому, они пожали друг другу руки, перебросились парой фраз и сменились на посту.

— Интересно, с каким интервалом они меняются? — задумчиво протянул Метелкин.

— С мавзолейным. Час-полтора, не реже. Куда же Серега пропал? Едва не завалился.

Завалился не Серега, а охранник. Что-то тяжелое ему свалилось сверху на голову, и он, качнувшись, упал.

— Он же дрель с долотом на него скинул! — воскликнул Метелкин.

— Вперед! — скомандовал Вадим.

Отрезок проскочили, словно стометровку в борьбе за золотые медали.

Сергей уже спрыгнул с трубы на землю.

— Вот что, мужики, — сказал Сергей, — так дело не пойдет. На каком-нибудь углу мы засветимся. Смотрите на стену. Рядом с телефоном в стене есть красная кнопка. Стоит ее нажать — и прозвучит сирена, или в центральном узле сработает сигнал тревоги. Все дело завалим.

— И что ты предлагаешь? — спросил Метелкин.

— Я переоденусь в форму этого парня. — Он указал на лежащего на полу охранника. — Мой рюкзак оставим здесь.

— Идея принимается. Но бросать рюкзаки на виду нельзя. Вскроем канализационный люк и скинем туда твою ношу вместе с охранником. Пусть парень подышит свежим дерьмом.

Приказ Журавлева обсуждать не стали. Все сделали так, как он сказал. Сергей переоделся в униформу и, прежде чем сбросить свой рюкзак, достал из него пару предметов и рассовал по карманам.

Дальше двигались в темпе легкой пробежки. Они уже поняли, что охрана выставлена только на ключевых перекрестках, которые невозможно обойти окольными путями.

Тут Вадим и Женя притормаживали, а Сергей продолжал движение. Резиновая дубинка, доставшаяся ему в наследство от предыдущего часового, тут же шла в ход. Дневальный не успевал ничего понять и даже разглядеть. Он только видел, как к перекрестку бежит его коллега, но не успевал тот приблизиться на расстояние вытянутой руки, как бедолага получал оглушительный удар по голове и начинал считать звезды на бетонном небе лабиринта.

Канализация наполнилась тремя телами, омываемыми фекалиями. Возле нужного люка они оказались в назначенное время.

Вверх по лестнице первым взобрался Журавлев. Щеколды открывались простым поворотом ручки. Чугунный люк пришлось сдвигать спиной, уперев ноги в лестницу, а руки — в противоположную стену узкого раструба. До конца сдвигать тяжеленный блин Вадим не стал, достаточно было просвета, чтобы высунуть голову.

Следом к расщелине подошел Метелкин и застрял у ног Журавлева. Стоять вдвоем на вбитых в кирпич стальных скобах на деле не получалось. Женя начал подавать Журавлеву пакеты с сырым фаршем. Надо сказать, сделал он это вовремя. Не успел Вадим высунуть нос наружу, как к колодцу подскочила громадная псина с черной рожей и белыми клыками.

Первый же пакет с мясом полетел псу в пасть. Он даже гавкнуть не успел. Зарычав, кобель начал рвать клыками целлофановый мешок. На запах примчались еще две собаки внушительных размеров. Им тоже досталось по пакету лакомства. Нетрудно догадаться, на каком пайке содержали животных на псарне. Не прошло и пяти минут, как грозные чудовища мирно спали, не успев вдоволь насладиться предложенным им лакомством.

Люк сдвинулся до конца, и все трое выползли наружу. Повеяло свежим ветерком. Двигались по-пластунски по мокрой земле. Весна запаздывала, и травка еще не проклюнулась.

Двое парней в униформе дежурили у калитки детского корпуса. Прямо над ними светил яркий уличный фонарь.

— Всё решит скорость, ребята, — тихо сказал Журавлев, — фактор внезапности. Я беру на себя дальнего, Сергей — ближнего, Женька готовит веревки. Сбиваем, глушим и тут же оттаскиваем в тень. Нас могут заметить из окна.

— Какого окна? — удивился Метелкин. — Света нигде нет, все уже спят.

— Приготовились! Пошли!

Новый рывок. Атака регбистов. Охранников словно сдуло ветром, как пылинку со стола. Захват и обезвреживание противника проходили в считанные секунды. Еще немного, и часовые были связаны по рукам и ногам, а их рты заклеены скотчем.

Ключи от корпуса в карманах охранников не нашли. Двери заперты. Пришлось давить на кнопку звонка.

Сергей единственный был в форме, ему и пришлось напрашиваться в гости. Остальные прижались к лестничным перилам крыльца.

Дверь открыла полная женщина в белом халате.

— Привет, мамаша, — улыбнулся Сергей. — Я пришел навести здесь порядок.

— Рассудком двинулся? Ночь на дворе. Все спят.

Он отодвинул женщину в сторону, прижал к ее двойному подбородку дубинку и прислонил ее к стене. В это время его приятели затаскивали в здание бесчувственные тела охранников.

Сергей продолжил беседу с испуганной женщиной:

— Подвал есть?

Она ответила подрагивающим голосом:

— Погреб. Для консервов.

— Сколько вас еще в здании, кроме тебя?

— Дежурная сестра, и больше никого.

— Веди меня к ней.

Журавлев тем временем искал детей. Ирина точно описала ему места, где они спали, а фотографии он нашел в ее квартире. Важно не напугать их и не разбудить остальных. Он подкрадывался к кровати и тихонько будил ребенка. Начал с девочки.

— Ты — Катя?

Девочка не могла разглядеть в темноте, кто сидит на корточках у ее кровати. Но она не испугалась. Голос ей казался ласковым.

— Да, Катя.

— Твою маму Ирой зовут? — Да.

— Хочешь ее увидеть?

— Хочу! — крикнула девочка.

— Тихо, тихо. А то нас не выпустят. Не буди никого. Мы пойдем к ней по секрету, тайными дорожками. Поняла?

— Да.

— Где твоя одежда? Нам надо торопиться.

— В шкафчике. В коридоре.

— Тогда пошли.

С мальчиком все оказалось сложнее, он был взрослее и недоверчивее. Но увидев сестру, уже одетую и готовую уходить, не стал капризничать. Младшую сестренку он бросить не мог.

Спустя несколько минут все они находились в лабиринте. В погребе остались две женщины в белых халатах, двое мужиков в бесчувственном состоянии, спящие дети в своих кроватях и три псины, усыпленные возле входа в подземелье.

Журавлев отдавал новые распоряжения:

— Женя, уводи детей тем же маршрутом, спускайтесь к реке, накачивай лодки и ставь их на воду. А мы с Сергеем пойдем за мамой ребятишек. Они давно уже ждут этой встречи.

Приказ не обсуждался.

Через десять минут вскрыли новый люк и еще двух постовых сбросили в канализационный сток.

Ирина и Настя их уже ждали.

Вадим взял женщин на руки, так как ему предстояло еще поставить на место и закрыть крышку. Внизу их из рук в руки принял Сергей. Настя проскользнула, как устрица в горло. Ирина задержалась в объятиях Вадима. Слишком крепко обняла его и не могла расцепить руки. Слова тут были ни к чему. Небольшая задержка. Настя ее понимала и положила ладонь на губы Сергея, когда тот открыл рот, чтобы поторопить стоящего на скобах напарника и висящую в воздухе женщину.

Непредвиденная задержка большой роли в ходе операции не сыграла.

Рюкзак с инструментами пришлось бросить. Они свое дело сделали. Уходили быстро, налегке.

У трансформаторной будки, когда наконец они выбрались наружу и перед их глазами раскинулся простор, освещаемый лунным светом, можно было смело сказать, что мероприятие завершено успешно. Сергей задержался у будки, а женщины с помощью Вадима спускались к реке по крутому склону.

Лодки уже стояли на воде. Дожидаясь Сергея, Ирина обнимала детей. Слезы не просыхали на ее глазах. Спроси ее месяц назад, что такое счастье, ответ был бы один: «Стабильность и уверенность в завтрашнем дне!» Сейчас она ответила бы по-другому.

Появился Сергей и запрыгнул в лодку. Вадим сел вместе с детьми и матерью. Он у руля. Остальные заняли вторую лодку. Когда они вышли на середину реки и отплыли на достаточное расстояние, небо озарила яркая вспышка и грянул гром.

— Что это? — испуганно спросила Настя.

Сергей поморщился.

— Кто-то решил пуститься за нами в погоню. Такое нельзя исключать. Вот и напоролись на растяжку.

— Да… — протянул Метелкин. — От трансформаторной будки вряд ли что осталось.

— И я так думаю, — подтвердил Сергей.

ГЛАВА V Саратов. Середина апреля

1.

Шумных похорон руководителя закрытого научно-исследовательского института Воротникова устраивать не стали, но проститься с ученым пришел весь цвет Саратова.

Труп был найден в пяти километрах на подъезде к Рязани, неподалеку от железнодорожных путей, в заброшенной канаве. Покойник был страшно изуродован, и тело так сильно разложилось, что хоронили его в закрытом гробу. Рязанские милиционеры опознали убитого по черновику заявления об уходе, найденному в кармане брюк. Больше при нем ничего не нашли. Причина смерти — удушение, а также удар по голове.

Сообщили в Саратов. На опознание приехал родственник Воротникова, родной брат жены убитого подполковник Хитрово. Все, что удалось выяснить общими усилиями, — приблизительное время гибели и способ убийства. Профессора скинули с поезда, затем оттащили в кустарник и придушили. Вернувшись с цинковым гробом в Саратов, Хитрово выяснил, что одна из проводниц подавала заявление о пропаже пассажира и даже указала имя пропавшего. Но заявление так и застряло в привокзальном отделении милиции, за что его начальник поплатился погонами. У Воротникова остались вдова и сын, студент университета.

Поминки отмечали в ресторане за счет института, которым руководил усопший.

Там Хитрово и уединился с племянником в тихом уголке для беседы.

— Я понимаю, Рудик, отцов терять нелегко. Но ты еще молод, и жизнь продолжается. Надо дела делать.

— Убийцу найдут?

— Скажу сразу: нет, не найдут. Сработано профессионально, и прошел месяц. Кого теперь искать? Ветра в поле?

— Другого ответа я от тебя и не ждал, крестный. Только погоны носите и собственными разборками занимаетесь. А как что, сразу в сторону.

— Не преувеличивай. Вот что, собирай своих байкеров, и завтра в семь утра выезжайте на шоссе. Встретите три фуры из Таджикистана. Километрах в пятидесяти от города. Сопроводите их до овощного склада, который когда-то разгромили.

— А что, они сами не доедут?

— Не исключено. Семага не может угомониться, что его без доли оставили. От него что угодно ожидать можно.

— Хорошо придумал. Я со своими сопляками с битами против автоматов Семаги. Ты бы их ОМОНом окружил, фуры-то, а не мотоциклами.

— Нам нельзя. Могут спровоцировать. Тебе не понять. С тобой Семага связываться не станет. Он знает, чей ты родственник.

— Семага не из пугливых. Впрочем, мы тоже. Ладно, встретим. «Травка» у тебя еще есть?

— Я же тебе последнее отдал три дня назад!

— Ку-ку! Разлетелась. Товар идет бойко, только успевай фасовать. Мы уже цену подняли, все равно влет уходит. Ребята в нашей дыре со скуки подыхают. Кому нужны вонючие стадионы? Какой козел придумал, что молодежь можно и нужно увлечь спортом и тут же снизится уличная преступность? Эти методы были хороши в шестидесятые, во времена твоей юности. А сейчас другие запросы.

— Завтра фуры встретишь с грузом и получишь новую партию. Серьезных людей марихуана не интересует, так что можешь брать на себя весь оборот.

— Вот это другой разговор.

— И вот что я хотел еще тебя спросить. Ты не забыл про Серегу Точилина?

— Почему я должен о нем забывать? Ты же сам ему документы сделал и в Москву направил. По какому случаю ты о нем вспомнил?

— Серьезный паренек. Вместо благодарности решил из меня шута горохового сделать. Московский трафик хочет заполучить в свои руки. Теперь у меня появилось желание его в зону отправить, пусть посидит, глядишь, одумается.

— Нашел дурака! Так он к тебе в лапы и кинется. На, мол, я твой. Серега парень хитрый.

— Так я тоже не прост. Ты говорил, что зазноба у него в Саратове осталась. Ради нее он только и живет. Мне адресок ее нужен.

— В сети заманить хочешь?

— Ради девчонки он сам ко мне приедет.

— Согласен. Хорошая ловушка. Только на нее он и клюнет, будет тебе ее адресок. К утру достану. Сам-то я у нее не был, но узнать смогу.

— Вот и договорились. Ну а теперь идем, отца твоего помянем. Хороший был мужик.

2.

В начале двенадцатого ночи Рудик подъехал на своем мотоцикле к Светланиному дому.

Дверь квартиры открыл отец девушки.

— Тебе что надо?

— Свету повидать.

Мужчина прищурился. Он всячески старался оберегать дочь от сомнительных знакомств. От одного такого она уже отстала, и тот тип пропал, теперь еще один в кожаной куртке объявился.

— Ты кто такой?

— Рудольф Воротников. Слышали, наверное. Сегодня моего отца хоронили.

Папашу Светланы смущал шрам на лице мальчишки. Но отца он знал. Его все в городе знали.

— Вы не беспокойтесь, я не из тех. Выпускник университета. На красный диплом тяну. Хотел со Светой немного по двору прогуляться. Кошки на душе скребут.

Света стояла на пороге комнаты и все слышала. Этого парня она видела несколько раз вместе с Сергеем, они друзьями были. Сережа уже пять дней как не звонил, не случилось ли что…

— Пап, я недолго. На полчасика.

Отказать сыну покойного профессора отец не решился.

— Ладно, только недолго.

Света надела туфельки, накинула плащ и выскочила из квартиры. Они вышли на улицу.

— Тебе надо удирать, Светка. Срочно, прямо сейчас. Менты хотят взять тебя в заложницы, чтобы Сергея в Саратов заманить и за решетку спрятать. Если Хитрово вспомнит, кто твой отец, то адрес в два счета узнает, а тогда тебе уже не уйти. У Хитрово весь город в кулаке.

— Куда же я денусь?

— Куда подальше.

— Если я через полчаса домой не вернусь, отец сам вызовет милицию. Он же чокнутый!

— Тем более. Я на мотоцикле, садись, и через десять минут будем на вокзале. Посажу тебя в товарняк, идущий в Москву, и отчаливай. Главное — из города выбраться, где тебя грабли Хитрово не достанут. Билеты покупать и в поезд садиться нельзя. На первой же станции снимут.

— Но у меня денег ни гроша, и где я там Сережку искать буду? Он живет у какого-то приятеля, и я не знаю ни его адреса, ни телефона…

— Садись, зануда, и поехали. Вас любовь столкнет нос к носу. Вы и на Марсе не потеряетесь.

Света была решительной девушкой, особенно если речь шла о ее любимом гадком утенке. Конечно же, она его найдет, какие могут быть сомнения. Она села на ревущий «харлей», и ветер засвистел в ее ушах. Казалось, что она летит на крыльях высоко-высоко в небе, над облаками.

Полет оказался недолгим. Огни вокзала, перроны, запасные пути и поезд.

— Этот. Тепловоз уже шипит. Носом к Москве стоит, — оглядываясь по сторонам, бормотал Рудик. — Скоро тронется.

Парень сбил пломбу с пульмановского вагона, откинул щеколду и с усилием сдвинул створку в сторону.

В нос ударили вонища от навоза, и оглушили рев коров.

— Я их до смерти боюсь.

— Ерунда! Хитрово страшнее. Тебе спасаться надо и Серегу спасать. Иначе оба погибнете.

Рудик взял девушку за талию и приподнял. Через секунду она уже стояла на деревянном полу, заваленном сеном.

Парень выгреб из кармана куртки смятую кучу долларов и подал ей.

— Тут пятьсот с лишком, но мелкими. Мой барыш за день. На первое время тебе хватит. А там Серегу найдешь. Привет ему передавай. Виноват я перед ним. Ничего не поделаешь. Сволочь я по натуре своей, сволочью и сдохну. Но любовь не уважать не могу. Святое. Я вот отца своего любил. А Бог у меня его отнял. Есть за что. Ну да ладно. Отец твой, небось, уже в ментуру звонит.

Поезд дернулся, и вагоны, перекликнувшись, словно в строю, медленно поползли по рельсам. Куда она ехала, Света не знала. Она ни о чем не жалела. Сама не решилась бы, так подтолкнули. И слава Богу. Куда бы ни ехать, лишь бы поближе к своему гадкому утенку.

Рудик смотрел вслед уходящему поезду и завидовал. Правильно делал. Любви всегда завидуют.

3.

Девятнадцать мотоциклов с ревом выскочили из города в седьмом часу утра.

Сумасшедшие байкеры, которых в городе звали «кожаная смерть», летели на восток навстречу восходящему солнцу. Девятнадцать косынок на головах, вместо шлемов, развевались на ветру, как пиратские флаги. Машины шарахались в стороны, едва не скатываясь в кювет, встречные грузовики тормозили. У сумасшедших дороги не делятся на полосы. Черная стая неслась саранчой, не видя перед собой преград.

Фуры встретились на семидесятом километре. Им также пришлось остановиться. Судя по номерам, это были те самые машины.

Рудик слез с мотоцикла и подошел к шоферу первой машины автопоезда.

— Везете груз на овощную базу?

Чернявый парень со смуглым лицом и сильным акцентом ответил:

— Мне передали по рации, что будет сопровождение. Но не думал, что почетный эскорт прибудет.

— А тебе вообще думать не надо. Знай себе крути баранку. За тебя эскорт подумает. Поедешь за мной.

Движение восстановилось. Десять мотоциклов ехали впереди, девять замыкали колонну. Скорость пришлось снизить до минимума, фуры не поспевали за отчаянными головами.

На тридцатом километре произошло событие, о котором еще долго будут говорить в городе. С двух сторон от опушек леса открылся шквальный автоматный огонь. Не уцелел ни один байкер. Раненых добили прямо на шоссе. Девятнадцать парней в возрасте от девятнадцати до двадцати пяти лет были изрешечены пулями.

Фуры заехали в лес, и весь товар был перегружен на прицепы, накрыт брезентом, и трактора повезли груз через непроходимую грязную лесную жижу в неизвестном направлении. Тридцать автоматчиков бросили свое оружие на месте преступления и растворились в лесу.

К полудню подполковника Хитрово вызвал к себе заместитель начальника управления полковник Радченко.

— Ну что, Роман, доволен? Добился своего?

— Ты мне руки связал, Юра! Я знал, что Сема-га так просто не отдаст свою долю. Но ты мне запретил отправить наших людей на сопровождение колонны с грузом. Перестраховался! И что мне оставалось делать, как не послать мальчишек? Семаге известны все номера машин, идущих к нам с грузом через границу. Он получает информацию за два-три дня. Если мы не покончим с Семагой, то этот отморозок вконец обнаглеет. Мы должны показать всем, кто в городе хозяин.

— Войны хочешь? Или самарских и тамбовских на Семагу натравить? Где твоя голова, Рома? В городе собралось наркоты больше, чем в самом Афганистане, а мы бойню устраивать будем. Хочешь, чтобы к нам комиссии понаехали из Москвы? С ними нам не договориться, а с Семагой можно. Пусть берет свою долю.

— Тебе не стыдно за свои погоны, Юрий Василия? Пойти на сделку с поганым бандюком и признаться таким образом в полной своей беспомощности! Он сегодня утром моего крестника изрешетил на куски. Мне угрожал. Нас за людей не считает.

— А ты как хотел? В героях ходить, медали получать и в своих погонах наркобароном быть? Кого ты стыдишь? Рыло в пуху, да еще хочешь гордым оставаться. Залез по уши в дерьмо, так не хрена на себя одеколон лить. Не отмоешься. Твои личные амбиции сейчас неуместны. На карту поставлено крупное дело. И если мы его раскрутим на полную катушку, то тогда и королями станем. Надо опору под ногами иметь, а потом и с Семагой покончить можно. А сейчас нам война ни к чему.

— А как быть с грузом? — Хитрово прищурился. — Семага сейчас уволок около полутонны наркотиков высшей пробы. Сумасшедшие деньги. Хочешь и это ему простить?

— Можно договориться. Он вернет все и оставит себе ту же долю, что имел с таджиков. Большего Семага не требует.

— Добренький ты стал, Юра. Но учти: голову в пасть льву класть опасно, рано или поздно, но откусит.

— Семага, что ли? Не преувеличивай. Если он и лев, то вегетарианец.

— Как же. Три часа уже пожарные кровь с шоссе брандспойтами смывают.

— Иди, Рома, и подумай. Как примешь решение, возвращайся и обсудим наши дела в конструктивной обстановке.

Хитрово вышел из кабинета начальника, кипя от ярости. Ничего он обдумывать не собирался. С Семагой можно договориться только одним путем — отправить его на кладбище.

Весь день подполковник ходил по своим стукачам и собирал информацию. Он хотел накрыть банду Семаги всю и расстрелять сволочей, как это сделал сам Семага, уложив на шоссе байкеров. Другого способа он не видел. И перестраховщик Радченко зря боится Москвы. Наркотики тут ни причем. Обычные бандитские разборки. Семага уложил байкеров, Семагу уложили друзья байкеров. Обычная история. Вот только бы гнездо Семаги накрыть вовремя и неожиданно.

Планы он строил грандиозные, работы хватало, даже к родной сестре не успел заехать. Галя вчера Дмитрия похоронила, а сегодня сын погиб. И Хитрово считал себя повинным в его смерти. Это он послал его на верную гибель. Однако самому себе никто еще не мстил, виноватыми всегда оказываются другие.

Домой он вернулся в первом часу ночи. В подъезде на верхней площадке стоял Семага с пистолетом в руке.

— Ты хотел со мной встретиться, подполковник? Я пришел. Зря ты ходишь без охраны. Да и пушку, поди, в сейфе держишь. За тебя другие стараются.

Хитрово ринулся вперед, как разъяренный кабан. Прозвучало шесть выстрелов подряд, и только последняя пуля остановила подполковника в метре от цели.

Семага вытер пот со лба. Ему еще никогда не было так страшно. Он пробкой вылетел из подъезда, к которому уже подкатил джип. Семага и мертвого Хитрово боялся.

4.

Встреча состоялась на заброшенной барже. Полковник Радченко приехал в штатском на своей личной машине, один. Семага в одиночку не ходил. По трюмам с оружием наготове затаился десяток бандитов с большим опытом стрельбы по движущимся мишеням.

— Разговор будет недолгим, Семага. Между нами больше нет никаких разногласий, — тихо говорил Радченко. — Я могу закрыть глаза на твои проделки. Но товар ты мне должен вернуть.

— А я разве против. Мне такой кусок не проглотить. Отдам все, до последнего грамма. Но учти, начальник, с каждого килограмма сто граммов мои. И не наркотиками, а долларами. Торговать наркотой не мой профиль. У меня своих забот хватает.

— Договорились. Но теперь ты будешь встречать конвой на подъезде к области и сопровождать его до моих складов. Так мне будет спокойнее. А то, неровен час, найдется еще какой-нибудь умник поживиться на халяву.

— Без вопросов, Юрий Василия. Заметано. Завтра же мои люди доставят реквизированный груз на овощную базу и шоферов вместе с ним. Фуры мы приведем в должный вид, и ребята не останутся в обиде. Пусть едут к себе и знают, что отныне Саратовская область для них самое тихое место на территории России.

— Я знал, что мы сумеем договориться.

— Конечно. Всему миру давно известно, что война никогда не приносит пользы, а лишь бессмысленные потери.

Галина Николаевна Воротникова встала с председательского места и вышла из зала суда в самый разгар заседания, повергнув прокурора, обвиняемого и защитников в недоумение.

Она ничего не слышала и ничего не видела вокруг. Она спустилась по лестнице и вышла из здания, не сняв с себя судейской мантии, так и пошла по улице, глядя в никуда. Ее судейская карьера закончилась. Она всю жизнь искала справедливости, сажая за решетку мелких воришек, и ни разу ей не попадался настоящий матерый волк из криминального мира. А теперь она столкнулась с этим миром, потеряв в одночасье мужа, сына и брата.

Она делала свое дело, как могла, в меру сил и согласно закону. Больше она не хотела этим заниматься. Когда всюду творится беспредел, по улице расхаживают волки и шакалы, смешно сидеть дома и убивать мух и комаров, стуча веником по стенке. Народ оглядывался на женщину в странном одеянии. Ноги сами несли Галину к реке. Она знала, что лед уже сошел.

ГЛАВА VI Москва. Конец апреля

1.

Уже казалось, что они знали все, вот только сделать ничего не могли. Генерал Черногоров, выслушав доклад, не мог поверить собственным ушам.

Существовали наркобордели, бандитские группировки, подпольные цехи. Так или иначе, но о них знали. Но о процветании секс-индустрии в глобальных масштабах на Петровке слышали впервые. Когда разложили все по полочкам, то поняли главное: разорить осиное гнездо они сумеют, но чтобы разоблачить устроителей и содержателей притонов, у них не хватит фактов и доказательств.

Свидетелем была Ирина. Ее и детей держали на одной из московских квартир под усиленной охраной. Свидетельницей могла быть и Настя. Она тоже успела поработать в притоне. Что касается арестованных санитара Меняйло и его напарника, то те упорно молчали. Это могло значить только одно. Они понимали и видели ситуацию по-своему: у хозяев слишком длинные руки, и если они откроют рот, то их и в одиночных камерах «Матросской тишины» достанут.

По мнению майора Марецкого, для операции по одновременному захвату четырех филиалов и клуба в Ватутинках потребуется не меньше двух десятков подразделений спецназа. Подготовка к такой масштабной операции не может пройти незамеченной. С учетом связей и возможностей, имеющихся у противников, они будут знать об акции минимум за день до предполагаемого штурма и успеют принять соответствующие меры. Вся работа пойдет насмарку. Учитывая эти обстоятельства, допуск к расследованию имело ограниченное количество проверенных людей, стоявших у истоков событий.

Ни у кого не оставалось уже сомнений в том, что братья Поплавские являются главными действующими лицами разыгравшейся трагедии с гибелью женщин и содержанием спецлагеря в Подмосковье. И все это происходит при финансовой поддержке известного олигарха Тихвинского.

Но как это доказать?

Проведение экстренных мер откладывалось.

Адреса филиалов выяснило частное детективное агентство «Титановый щит» под руководством Анастасии Ковальской. И что бы следствие делало без него?! Только Настя со своей командой могли действовать, обходя закон, а прокуратуре и милиции такая роскошь непозволительна.

Метелкин, Настя и Журавлев совершили повторный поход за фотоархивом в «проектное бюро» госпожи Приленской. На этот раз они шли на операцию как к себе домой. Им нужны были архивы остальных филиалов, а не только того, что они взяли во время первого визита.

Теперь подмену могли заметить в любую секунду. В архиве фотостудии не осталось ни одного слайда с изображением девушек. Вместо них лежали пейзажи из архива Метелкина.

После установления имен девушек нетрудно было узнать их адреса и проследить за одной из них. Девушка привела их к похожему двухэтажному однотипному зданию, где висела точно такая же табличка, говорящая о том, что перед вами проектное бюро. Вечером из здания вышла дневная бригада всех проституток, что числились по карточкам третьего филиала.

Точно так же были установлены адреса и остальных филиалов.

Так следственная бригада под руководством Марецкого узнала местонахождение всех притонов. Разумеется, майор не спрашивал Журавлева, каким способом он достал нужные адреса. И вообще если бы Марецкий знал методы работы своего школьного друга, то обязан был бы его арестовать и предъявить обвинения по десятку статей уголовного кодекса. Нет, конечно, майор знал какими методами Журавлев, Настя и Метелкин расследуют свои собственные дела. Но он никогда не задавал вопросов: «Как вы это сумели узнать? А где вы раздобыли улики?» Узнали? Хорошо! Раздобыли? Отлично! А если и приходилось по мере надобности задавать вопросы Насте или Журавлеву, то Марецкий всегда слышал один и тот же ответ: «Степа, не будь занудой».

Другое дело — следователь. Ксения Задорина не знала ничего об агентстве детективов и самих сыщиков видела впервые в жизни. Ей на первых порах было очень трудно понять взаимоотношения Марецкого и странной команды, состоящей из трех человек, которые вели себя так, будто Марецкий у них в подчинении. А майор им слова сказать поперек не смел. Но потом, когда она начала видеть результаты работы, поняла, сколь солидный вклад вносят частные сыщики в расследование неординарного и невероятного дела, с которым им пришлось столкнуться. Нет, конечно, притоны в Москве, и не только в столице, сами по себе никого не удивляли. Сауны, массажные салоны, девочки по вызову — все это уже было. Но не в таких грандиозных масштабах.

Итак, резюме печальное. Мнения расходились. Черногоров считал, что все притоны, включая центр в Ватутинках, надо накрыть одним ударом, быстро, оперативно и внезапно. А доказательная база обязательно найдется на местах. Марецкий был против таких необдуманных мер. Для него важнее было вырвать сорняк с корнем — уничтожить верхушку и посадить за решетку главных зачинщиков и убийц, а не довольствоваться исполнителями, которые никогда не дадут показаний, пока хозяева на свободе и имеют рычаги управления во всех сферах влияния, в том числе и в прокуратуре, и в министерстве внутренних дел.

Приходилось искать дополнительных свидетелей, тех, кто имел сведения о непосредственной причастности братьев Поплавских к преступной деятельности и при этом не дрожал бы от страха при упоминании их имен. Задачка оказалась непосильной.

Журавлев решил сделать попытку и привлечь в свидетели Эльвиру Николаевну. Он был уверен, что Эллочка знает куда больше, чем может сказать. Другой вопрос, захочет ли она говорить. Стать свидетельницей такого дела и остаться в тени у нее не получится. А выставить себя как сексуально озабоченную, пользующуюся услугами молодых мальчиков шлюху? Нет уж, увольте. Она жена известного человека, и портить ему карьеру и поставить себя в незавидное положение по меньшей мере безрассудно. Перспектива лишиться всего и сразу мало кого устроит. И все же Вадим решил рискнуть и пообещать Эллочке, что все ее похождения останутся в тайне в случае ее откровенных и достоверных показаний. В противном случае следствие все равно найдет все архивы, и тогда ее имя всплывет на поверхность, а она потеряет статус защиты свидетеля, которого в наших писаных законах вообще не существовало. Такие вещи имели договорный характер и в целом соблюдались. Был и такой риск: Эллочка согласится, а сама предупредит противника. Зачем? С целью уничтожения архивных материалов.

Журавлеву оставалось уповать только на собственное обаяние. Он решил приехать к ней сам. Если муж окажется дома, то прикинется телефонным мастером или еще кем-то. Конечно, Журавлев мало походил на мастера по бытовому обслуживанию. Он носил дорогую обувь, костюмы, часы. Понимающие люди умели оценивать человека с первого взгляда. Вряд ли муж Эллочки примет его за водопроводчика.

Впрочем, он его никак не принял. Когда Вадим приехал по нужному адресу, подъезд был оцеплен милицией. Он нашел старшего офицера и показал ему свою визитную карточку, сказав, что работает телохранителем Эльвиры Николаевны. В ответ ему пришлось выслушать гневные попреки: — Хреново тела охраняешь, парень. Твоей работодательнице пулей мозги вышибли и ее мужу тоже. Ночью, прямо в постели, когда они спали. И даже замок не покорежили. Их нашел шофер мужа. Тоже телохранитель хренов!

— Вам придется связаться с Петровкой, капитан. Дела по серии подобных убийств ведет сам генерал Черногоров. Но ты можешь обратиться к майору Марецкому. Не берите на себя воз, который це в состоянии столкнуть с места. Доверьтесь криминалистам с Петровки. Так будет надежнее, да и у вас лишних забот поубавится.

Журавлев ушел. Он знал, чьих рук эта работа. Теперь примутся за него. Страха он не испытывал. Наоборот, ему хотелось положить голову в пасть льву. У него появилась уверенность, что он сильнее противника. Они запаниковали и начинают заметать следы. А значит, он психологически сильнее и может выиграть единоборство, не прибегая к силе. Тут имелся хороший шанс перевернуть ситуацию вверх ногами, если правильно себя повести. Перед ним натянули канат через пропасть и не забыли при этом намылить веревку. Если он перейдет на другую сторону и не сорвется — значит, выиграет поединок. От этого этапа очень многое зависело, если не все. Марецкий и Ксения могут еще год потратить на поиски доказательной базы, а он получил возможность пойти ва-банк и взять все сразу.

Только Сережка не помешал бы. Утром он уехал в Ватутинки обмениваться посланиями со своим старлеем. До вечера не вернется.

Оказавшись возле своей квартиры, Вадим внимательно осмотрел замок, потом вставил ключ и вошел в переднюю, захлопнув за собой дверь.

Тишина. Он снял плащ и громко сказал:

— Григорий Ефимыч, я не ношу с собой оружия, так что можете спрятать свой пистолет. Иначе у нас разговор не получится.

Ответа не последовало. Журавлев повесил плащ и пошел в комнату.

Семенов сидел в кресле у окна, а на журнальном столике лежал десятизарядный пистолет «беретта».

— С первого дня нашего знакомства я понял, что таких парней, как ты, только круглый болван может использовать в качестве курьера, — тихо и вкрадчиво заговорил Семенов. — Я виделся с Хитрово в Саратове и не могу сказать, что он похож на болвана. Да и ты не из тех, кто согласится связываться с наркотой. Мне хотелось тебя раскусить и понять, что ты за птица. Да, согласен, ты, Дик, птица высокого полета. Мастерски вывел свою подружку с территории лагеря. Снимаю шляпу.

— Адрес мой Эллочка дала? Зря вы ее убрали. Зачем лишнее на себя вешать. Вам на свободе гулять осталось день, может, два. И моя смерть ничего уже не изменит.

Вадим сел на диван и закурил.

— Прикажи своему халдею, Григорий Ефимыч, кофе сварить. Кофемолка в шкафу у плиты. Устал я что-то.

— Хорошо следы научился читать. Уважаю! — И вдруг Семенов крикнул: — Макс, свари нам кофе!

С кухни послышалось короткое «есть».

— Я всю жизнь, Дик, беду носом чуял. Слишком мы разгулялись по буфету. А у меня руки связаны. Вот если бы я получил руководство в свои ежовые рукавицы, то вы на нас никогда бы не вышли. Маньяк не может руководить империей. Он не Папа Римский. Он плебей с амбициями гения.

— Вы говорите о Германе Поплавском? А я считал, что главным все же является Юрий.

— Юрий действительно гений. Но он не хочет лезть в грязь. Он обожает Германа и опекает его, как мать свое несмышленое дитя. Ты прав, Дик. Герман злодей местного масштаба. Только девочек душит, как котят, одну за другой. А вот приказы на уничтожение свидетелей отдает старший брат. Но поймать его не на чем. Не подписывал, не участвовал, не видел и не знает. О Тихвинском и говорить не приходится. Тот особо приближенный и имеет такие рычаги давления, что мало не покажется.

— Хотите сказать, что мы зря стараемся?

— Нет. При личной поддержке президента ваш труд может увенчаться успехом. Но кто из вас сможет войти к нему напрямую, минуя кремлевскую администрацию?

— Трудно, но возможно.

— Если мне скажут, что это сделал ты, я поверю. Если мне скажут, что с президентом встретился министр внутренних дел по собственной инициативе, я этому не поверю.

В комнату вошел амбал с подносом в руках, на котором стояли чашки с горячим кофе, а на его плече висел автомат с глушителем израильского производства.

— Поставь здесь, Макс, и ступай.

Семенов убрал свой пистолет в наплечную кобуру и освободил для подноса место на столике.

— Присаживайся ближе, Дик. Кресло напротив свободно. Я не думаю, что ты способен на необдуманные поступки.

— А я думал, вы это поняли раньше.

— Я тугодум, Дик. Долго приглядываюсь, но делаю точные оценки. В моей работе ошибаться нельзя.

Журавлев пересел в кресло и взял чашку. Он вел себя как человек, который знает все и не ждет услышать ничего нового, а как гостеприимный хозяин не может сказать гостю, что тот ему надоел и хочется спать.

Такое равнодушие подливало масла в огонь. Семенов начал понимать, что ему пора раскрыть карты, иначе он упустит свой шанс. А из них двоих шанс нужен был Семенову, как это ни странно покажется.

Журавлев молчал. Он пил кофе. Семенов сам начал торговаться.

— У меня материалы, изобличающие преступную деятельность Германа Поплавского. Видеозапись, где он душит малолетних девочек собственными руками. И еще компромат на триста чиновников высшего звена. Записью занимался лично я. Оригиналы оставались у меня, а Тихвинскому я передавал только копии. Сегодня видео— и аудиозаписи принимаются судом как улики. Речь идет о подлинниках и оригиналах. Учитывая, что записи велись цифровыми камерами на кассеты DV, то качество от копирования не страдало и Тихвинский понятия не имеет, что у него копии. В случае провала Тихвинский начнет шантажировать и давить на чиновничий аппарат. Если у следствия будут оригиналы, то станет ясно, кто ему ставит палки в колеса, и на удар можно ответить тем же ударом. По закону Ньютона, сила действия равна силе противодействия. И еще раз повторюсь, что поддержкой президента заручиться не мешало бы. На Юрия Поплавского и Тихвинского компромата не существует. Те мелочи, которыми я располагаю, для их адвокатов семечки. Ну что скажешь, Дик?

— Очень увлекательная история. Но не сказал бы, что она заслуживает всеобщего внимания.

— Не переигрывай, Дик. Мой товар следствию нужен, как воздух.

— Хотите правду? Следствию будет интереснее, если при взятии клуба в Ватутинках охрана не окажет сопротивления и сама откроет ворота. Чтобы не хватали девчонок в заложницы и не устраивали пальбу.

Семенов кивнул.

— Поговорим и об этом. Но хочу предупредить. У старшего брата есть свои люди, и они мне не подчиняются. Сколько их, я не знаю. Но это фанатики, которые выполнят любой приказ хозяина. А Юрий Емельянович пойдет на все ради спасения своего сумасшедшего брата. Здесь я вам ничем помочь не смогу. Я даже не знаю, где его искать. Этот человек для меня до сих пор остается загадкой.

— Понятно. А теперь, Григорий Ефимыч, пора перейти к делу. Что на что вы меняете? Каковы ваши условия игры? Вы только хвастаетесь своими богатствами, как скупой рыцарь, но готовы ими пожертвовать ради… Чего ради?

— Ты ставишь правильный вопрос. Ради свободы. Мне нужно трое суток. Я должен вывезти семью за границу и уехать сам. Не ищите меня. Забудьте обо мне. Я вложу в ваше дело неоценимый вклад. Сдаю всю организацию, об которую вы лбы себе расшибете. Тихо и без боя, плюс улики. Дело того стоит, чтобы забыть об одном старшем охраннике, мелкой сошке, не имеющем особого веса. Кого сейчас могут интересовать бывшие полковники ФСБ?

— Что мы получим взамен?

— Ты принимаешь условия?

— Я не Господь Бог.

— Врешь, Дик. Что ты скажешь, то и будет. Тебе я поверю, а твоим генералам нет. Ты готов меня прикрыть?

— Согласен. Трое суток я вам дам.

— Все. Я запомнил твои слова. Тогда так. Внизу стоит синяя «четверка». Нос к носу с твоей битой. Оставишь ее себе взамен сломанной. В багажнике лежит сумка. В ней лазерные диски DVD. На них записаны все оргии. В том числе и сам профессор Поплавский. Сумочка небольшая. На диски я переписал, чтобы сжать формат и сделать материал компактным. Его можно использовать в работе. Оригиналы на кассетах DV лежат в чемодане в одной из ячеек камеры хранения. Номер и код я сообщу тебе, когда пойму, что мне открыт зеленый свет. Теперь о клубе. Для всех я уезжаю в командировку в Саратов. Пришло время получать кокаин. Они еще не знают, что подполковник Хитрово убит и в городе неразбериха. За меня останется человек, которому я могу доверять. Он получит приказ от меня лично пропустить спецназ на территорию. Я дам тебе его мобильный телефон, ты позвонишь ему в день операции, он распахнет перед вами ворота и прикажет охране сложить оружие и не оказывать сопротивления. Надеюсь, охранников вы допросите и отпустите. Они люди подневольные. Кабинет профессора находится над моим. Номер 314. Сначала возьмите его по-тихому, а потом можете накрыть оба зала с клиентами и обслугой. Этого мало?

— Щедрое предложение.

— Наконец-то оценил.

— Где вы храните все архивы и материалы на женщин?

— У Приленской. Адреса я не знаю. В Москве арендована трехкомнатная квартира, куда свозятся все материалы.

— Почему их не сжигают?

— Потому, что профессор их изучает и пишет по ним свой очередной том о психологии половых извращений. Дописался и сам превратился в маньяка. Там отчеты по каждому конкретному случаю. Их составляла Приленская. Она все еще пляшет под дудку своего бывшего мужа. И сама завязла в этом болоте по самое горло.

— Имя стрелка?

— Не знаю. Бывший ученик профессора. Он его когда-то вытащил из тюрьмы и перевел в психушку, а потом ему помогли выйти из нее. Командует им Приленская. Зовут его Игорь, и он фанатично предан супружеской паре психически больных психиатров. Она связывается с ним через бассейн «Локомотив». Сдает пальто швейцару. Некий дядя Коля. После сеанса уходит. Швейцар достает из ее кармана записку. Через час-другой приходит Игорь, и швейцар перекладывает записку в карман его пальто, пока тот бултыхается в бассейне. Никаких личных контактов. Мне он не подчиняется. Убрать Эллочку решила Приленская. Скандал с побегом из «зоны» замять не удалось. Игорь исполнил ее приказ.

— Но предварительно вы все же получили от нее мой адрес.

— Да. Я ее пугнул, но не трогал. О том, что с ней покончат, можно было догадаться. Мое преступление заключается в том, что я ее об этом не предупредил.

— Больше у меня к вам нет вопросов, Григорий Ефимыч. С этой минуты пошел отсчет ваших трех суток. В течение этого времени я смогу вас прикрывать, дальше смотрите сами.

Семенов встал, вынул из кармана ключи, техпаспорт и генеральную доверенность на машину.

— Вот тебе взятка. Только не воспринимай мои слова всерьез. Я же знаю, что ты за свою работу ничего от ментов не получишь. Как всегда, останешься ни при чем. Я ведь многое о тебе знаю, Журавлев. Не зря носил погоны полковника. Знаю, потому и верю тебе. А теперь прощай. Через день позвоню тебе на мобильник и назову место расположения камеры хранения, номер ячейки и код.

— Не лежит ли там бомба?

— Лежит. Мощная бомба и взрывной волной многим башки поотрывает. Но не тебе.

Семенов направился к двери, где его поджидал телохранитель. Кофе он так и не выпил.

Журавлев остался в кресле. Ему было о чем подумать.

2.

Сережа отошел подальше от лавочки. В Ватутинки он приехал на автобусе. Дик где-то разбил машину, но не вдавался в подробности. Теперь у них не было собственного транспорта, и он не мог сесть в машину и, прикрывшись книжкой, прочитать письмо. Пришлось найти укромный уголок и там ознакомиться с посланием. Он развернул листок, вырванный из блокнота, исписанный мелким почерком с обеих сторон.

«Привет, Сережка! Спасибо за плеер. Хорошо придумали, и мой конвоир ни о чем не догадался. Я могу передать тебе на базу только десять вариантов знаков. Жаль. Я подумал и решил так. Знак первой кнопки означает, что в Москве готовится теракт. Знак два — юг города. Знак три — север, знак четыре — запад, знак пять — восток, знак шесть — юго-восток, знак семь — юго-запад, знак восемь — северо-запад, знак девять — северо-восток, знак десять означает вечер. На остальное знаков не хватает. Если их нет — значит, утро или день. Другого общения у нас быть не может. Спасибо тебе за номер своего мобильного телефона, но воспользоваться я им не смогу, хотя и выучил наизусть. Мои хозяева последние дни суетятся и нервничают. Что-то у них не так. Слышал случайно разговор Васьки по телефону. Понятно, что он разговаривал с боссом. Называл его Юрием Емельяновичем. Правда, не думаю, что это важно.

Мне удалось сделать волноулавливатель. Другими словами — мини-локатор. С его помощью можно найти датчик, посылающий импульс на детонатор. Ты его найдешь у пятого столба центральной аллеи. Там я попросился в кустики, и телохранитель за мной не пошел. В кустарнике шиповника в десяти шагах влево от столба ты найдешь черный целлофановый пакет, и в нем лежит локатор. Размером чуть больше сигаретной пачки, с выдвижной антенной. Самое печальное заключается в том, что я не знаю, зачем все это делаю. Взрыв практически неотвратим. С компьютера можно подать код на датчик с десяти километров. Датчик сработает через час и подаст импульс на детонатор. Таймер остановить невозможно. Машинка чувствительна к прикосновению. Но с помощью моего локатора можно определить место ее расположения за час до взрыва. Когда таймер включается, то от него исходят ультракороткие волны. Локатор их поймает, и чем ближе ты будешь к нему подходить, тем сильнее стрелка отклонится к нулю. На ноль она встанет, когда ты будешь стоять в метре от зверской машины. Но как ее остановить, я не знаю, машинка не может лежать дальше одного километра от эпицентра взрыва. Я тебе нарисовал схему датчика-накопителя. Покумекай. Ты парень головастый. Я тоже буду думать.

Хуже всего осознавать свою беспомощность. Мы совмещали в себе и подрывников, и саперов, на войне мы знали, что делаем. А сейчас? Чем больше проходит времени, тем глубже я осознаю себя преступником. Я разработал адскую взрывчатку, и она попала в руки сумасшедших. По моей вине уже погибли люди. Я отдаю себе отчет в том, что моей смесью террористы не будут удобрять поля с картошкой. Она им нужна для уничтожения людей. Мирных людей. Еще одна сволочь, вроде меня, создала эту адскую машину и также передала в руки фанатиков. О чем этот гад думал? Извини за слезливый тон, но вся надежда только на тебя. Я не знаю, чем ты можешь помочь. Просто это крик отчаяния.

Плеер буду слушать на твоей волне через каждые два часа по десять минут, начиная с семи утра. А дальше по расписанию.

С приветом, бывший старлей, а ныне калека Алешка Белоусов».

Сергей убрал письмо в карман и вернулся в парк. Он нашел и аллею, и столб, и кустарник, где его дожидался черный пакет. Забрав посылку, он поторопился к шоссе, на автобусную остановку.

Журавлев не захотел приезжать на Петровку и попросил Марецкого встретиться с ним в закусочной. Майор знал, что Дик не станет его беспокоить по пустякам. Ксении он ничего не сказал. Следователь Задорина вела себя странно по отношению к частным сыщикам. Может, потому, что они были основным источником информации и работали без всяких правил. Она привыкла быть в центре внимания. И это понятно. Ксения талантливый следователь, распутывала самые сложные дела и не имела ни одного поражения. За что ни бралась, всегда доводила дело до суда. А сейчас она как-то сникла. То ли ее пугали масштабы, то ли она понимала, что такое скандальное дело никогда не дойдет до суда. Но энергичность и целеустремленность Марецкого вселяла в нее надежды.

Майор подсел к столику, за которым его поджидал Журавлев.

— По твоей физиономии вижу, Дик, что ты приготовил мне новый сюрприз.

— Да, Степа. Я без сюрпризов жить не могу. Обязательно подброшу какую-нибудь гадость или радость.

— Выкладывай. Времени в обрез. Через сорок минут я должен быть у генерала с докладом.

— А докладывать есть о чем?

— Прямо скажем, не густо. Дело практически раскрыто. Все предельно ясно. Пора действовать, а мы не можем.

— Можете. Под столом стоит сумка с дисками. Я тебе сделал копии. Теперь ты точно будешь знать, кто будет чинить препятствия. Этим же оружием и заткнешь им рот. На первом диске материал, позволяющий получить санкцию на арест Германа Поплавского. Обвинение в серийном убийстве. Один минус. Боюсь, что трупов его жертв вам не найти. А без трупов кино, которое вам предстоит посмотреть, могут посчитать инсценировкой. Впрочем, картинка слишком наглядная и на спектакль не похожа. Далее. — Журавлев подал листок, на котором был написан номер телефона. — Этого человека зовут Саша. Он командует всеми охранными подразделениями в Ватутинках. Позвонишь ему за час до вторжения на территорию и скажешь: «Саша, тебе передает привет Григорий Ефимович. Еду к тебе в гости». Ровно через час все посты охраны будут сняты и тебе откроют ворота. Оружие стража сдаст добровольно, так что всех ребят придется отпустить. Саша сам проводит тебя к профессору Поплавскому. Его надо взять первым, пока он не поднял тревогу. А потом запускай ОМОН и всех членов клуба и обслугу вези на Петровку. Тебе понадобится не менее двух десятков автобусов. Улов будет приличный. Девочки охотно дадут показания. Накипело. Одновременно с клубом накрой и филиалы. Но инструкции твои люди должны получить в последний момент, чтобы не произошло утечки информации. Ошибешься в расчетах — ничего не получишь, с носом останешься, И последнее. Попроси вашу «ходячую энциклопедию» подполковника Сорокина покопаться в архивах. Данные на киллера, убившего Стаса Баландина в подъезде и Гиви Абдуладзе, а также нескольких женщин, в том числе и Эльвиру Лялину. То, что он брюнет с усами и заячьей губой, ты уже знаешь. Черное пальто в такую погоду он уже не носит. Зовут его Игорь. Судим. Из тюрьмы был принудительно переведен в психиатрическую больницу строгого режима и при помощи профессора Поплавского бежал. Находится в федеральном розыске больше трех лет. Материала более чем достаточно для Сорокина. Он найдет полный послужной список на парня за считанные минуты. Если его не взять раньше общей операции, можно будет об этом пожалеть потом. Он фанатично предан профессору и его жене Приленской. Вот и все. Теперь тебе есть о чем докладывать генералу.

— Журавлев, а ты гений. Как же тебе удалось договориться с охраной клуба и достать видеозаписи?

— Так, по случаю. Иногда бывает.

— А где же оригиналы?

— Скоро будут. Но тебе они не достанутся. Их получит человек, который станет твоим покровителем. Уверяю тебя, у него хватит влияния, чтобы вам дали довести следствие до конца.

— Таких людей нет, Дик. Это фантастика. А кто такой Григорий Ефимыч?

— Пароль, и не более того. А если тебе в жизни попадется человек с таким именем, подмигни ему правым глазом и пройди мимо.

— Теперь понял.

— Кто бы в этом сомневался.

— Продолжаешь заключать сделки с дьяволом?

— Важна не сделка, а результат. Работай, Степа. Тебя ждут горячие денечки.

Вадим потушил сигарету, встал и вышел из кафе.

3.

Рассказывать о том, как происходил захват всех филиалов и центра, слишком долго. Как можно пересказать динамичный боевик, который смотришь с открытым ртом? Смотреть интересно, слушать невозможно.

Можно упомянуть лишь об одной важной детали. Профессора Поплавского взяли не в кабинете, а в апартаментах на молоденькой девушке, но, к сожалению, уже задушенной. Другими словами — «с поличным». Охранники выдали и истопника котельной, который зачищал за профессором следы. Он тут же признался во всех грехах и, стоя на коленях, умолял не возвращать его в психушку. В городе филиалы были взяты без особого фейерверка. К зданиям подъехали автобусы, всех, кто находился в помещениях, сопроводили в поданный транспорт, после чего начали опись имущества и поиски документов.

Поплавский и Приленская были главным уловом. Оставалось узнать местонахождение квартиры, где хранились архивы, создаваемые женой профессора.

Пока в Москве и Подмосковье шла активная работа правоохранительных органов, президент страны давал пресс-конференцию журналистам вместе с президентом одной из стран СНГ после подписания новых договоров о сотрудничестве. Журналистов, как всегда, хватало, но тема была стандартная и особого интереса не представляла. Самые солидные издания своих представителей не прислали, так как материалы для новостей можно безболезненно позаимствовать с телетайпа и у своих коллег.

Пять минут репортерам дали на вопросы. Но президент настолько внятно изложил суть встречи и рассказал о перспективах дальнейшего сотрудничества, что ни у кого вопросов не возникало, кроме одного парня, увешанного фотоаппаратами.

— Господин президент, у меня есть вопрос.

— Да, пожалуйста.

— Евгений Метелкин, свободный репортер, но сегодня командирован на встречу с вами от газеты «Новости». У меня есть материалы журналистского расследования при содействии милиции, которые разоблачают коррупционеров высшего эшелона власти. Никто, кроме вас лично, с ними не должен быть ознакомлен, и только после этого вы можете сделать выводы и принять меры…

— Извините, уважаемый Метелкин, — оборвал его президент, — но мы здесь собрались по другому поводу.

— Знаю. Но у меня нет другой возможности довести до вас сведения, можно сказать, государственной важности. Пересылать такие материалы через вашу администрацию — равносильно их уничтожению и бесполезности проделанной титанической работы.

— Хорошо. С вами свяжутся.

Президенты удалились. Метелкин пребывал в полной растерянности. Либо его пришьют в ближайшие полчаса, либо коллеги не дадут ему хода, пока он не расколется. Публиковать материалы не входило в планы команды. Этот вариант рассматривался как крайний случай.

В дверях к Метелкину подошли двое вежливых молодых людей и предложили пройти с ними. Сопротивляться не имело смысла. Ловушка сработала раньше, чем он ожидал.

Его провели по коридорам и у последней двери предложили оставить аппаратуру на столе. Потом его ощупали и открыли перед ним дверь.

Он попал в одну из небольших комнат, где стояли круглый стол, кресла, диваны — и все это сверкало, блестело, от чего рябило в глазах. Зеркальный паркет, картины на стенах и плотно задвинутые шторы.

Так он просидел в шикарном обиталище сорок минут. Потом одна из дверей открылась, и он увидел входящего президента в сопровождении двух телохранителей.

Метелкин хотел встать, но президент сделал жест рукой, подошел и присел в соседнее кресло.

— Пожалуйста, в двух словах. Суть вопроса.

— Сейчас в Москве проходит крупномасштабная операция по ликвидации притонов, которыми пользовались высокопоставленные чиновники. Боясь быть скомпрометированными, они сделают все, чтобы закрыть дело. И я вас уверяю, их положение и вес позволят им это. У меня есть оригиналы видеозаписей. Если вы лично просмотрите их, то будете знать куда больше о своих приближенных, чем до сих пор. Речь идет не только о притонах, но и о зверских убийствах женщин, наркотиках и похищениях малолетних девочек. Подробный доклад на эту тему прилагается к пленкам. Доверить материалы можно только вам лично. Уверяю вас, что это не моя блажь, а мнение очень авторитетных и честных офицеров из следственных органов.

— Где ваши материалы?

— В моей машине. Сумка в багажнике.

— Хорошо. Я ознакомлюсь с ними лично. С вами пойдет мой человек, которому можно доверять, и возьмет сумку.

Президент встал, пожал Метелкину руку и удалился в ту же дверь. Один из его телохранителей остался. Он указал репортеру на другую дверь.

— Идемте. Сумку отдадите мне.

— С удовольствием.

Метелкин расплылся в улыбке. Обещанная бутылка коньяка главному редактору «Новостей» за аккредитацию на встречу тоже лежала в машине. Операция удалась. Деньги за коньяк не выброшены на ветер.

Рехнуться можно, сколько же операций проходило в один день! А на улице было тихо и светило солнышко. Народ радовался весне и пробивавшейся сквозь землю зеленой травке.

Кто-то смотрел на все открытым взглядом, другие — через розовые очки, но были и те, кто не снимал черных.

4.

Олигарх принял архитектора в одной из своих загородных резиденций по проекту, выполненному Поплавским. Юрий Емельяныч воспринял приглашение именно на эту виллу как добрый знак.

Но не все так просто, как ему хотелось. Тихвинский продолжал держать дистанцию.

— Наум Ильич, ситуация вышла из-под контроля. События последних дней, развивавшиеся столь стремительно, кончились для нас печально. Я пришел просить вас о помощи.

— Никакой трагедии я не вижу, дорогой Юрий Емельяныч. Скорее это закономерность.

Тихвинский всегда улыбался, даже если речь заходила о серьезных промахах в собственной работе. Поплавскому его улыбка действовала на нервы. Он и без того уже был на пределе и мог сорваться в любую секунду.

— Закономерность? — переспросил архитектор.

— Конечно. Все легко просчитывается. Землю и владения я не потерял. Они принадлежат надежным людям, которые сдали их в аренду клубу. Так что конфисковать собственность никто не может. Клуб принес мне то, на что я рассчитывал, вкладывая деньги в ваши идеи. Мне изначально было ясно, что ваша схема сгорит через пару лет. Но она продержалась на плаву больше трех лет. Затраченные деньги себя оправдали с лихвой. Не вижу повода для отчаяния.

— Вы меня не поняли. Речь идет о моем брате. Он арестован, и ему предъявлены страшные обвинения. Человек такого масштаба, как мой брат, не может закончить свои дни в застенках. Он гениальный ученый.

— Мне все известно, Юрий Емельяныч. Я имею надежные источники в министерстве внутренних дел и знаю, кого и в чем обвинили и чем это грозит обвиняемым. Но что вы от меня хотите?

— Ваше влияние, положение и статус могут изменить ситуацию.

— Вы хотите, чтобы я использовал шантаж ради освобождения серийного убийцы и тем самым раскрыл свои карты? Я не для этих целей собирал досье на чиновников, чтобы использовать козыри в неприглядной игре. Нет, увольте. Я вам не помощник в этих делах.

— Хотите отойти в сторону?

— Я иду только вперед. Не назад и не в сторону. На обходные пути у меня нет времени. Жизнь слишком коротка.

— Вы отказываетесь помочь моему брату?

— Отчего же. Помочь могу. Но не так, как вы это видите. У вас и своих каналов хватит, чтобы вырвать брата из когтей милиции. Устройте ему побег. Что я вам могу предложить? Вертолет в любом месте пригородной зоны. Доставка на военный аэродром. И самолет, который доставит его в любую точку в радиусе тысячи километров на территории России. Это немало. А дальше он может уехать в Грузию, ему помогут перебраться в Турцию и так далее.

— Спасибо и на этом. Очевидно, я воспользуюсь вашим предложением. А если его будут преследовать?

— Вертолет может ждать его на лесной поляне. Если он оторвется от преследователей на пять минут, то они увидят его только в небе. Летающую вертушку за хвост не поймаешь. Лучше всего использовать запад Подмосковья. Тридцать-сорок километров от Москвы. Там же есть военный аэродром. С вертолета он пересядет на самолет — возможно, истребитель — и станет абсолютно недосягаемым. А дальше по схеме. Я сейчас вкладываю серьезные средства в военную авиационную промышленность, и мне пойдут навстречу. А главное, летчики умеют держать язык за зубами. И учтите, я делаю это не ради вашего брата, а ради нашего плодотворного сотрудничества. Ваш проект, связанный с застройкой элитного курорта во Франции, где я купил землю, меня устраивает. Вы доведете его до конца, и моя услуга будет вам платой за вашу работу. Но как вы станете вызволять своего родственника из капкана, меня не касается.

— Я вас понял. Предложение принято. Вопрос решится в течение двух-трех суток.

Они простились.

Усевшись в свою машину, Поплавский достал мобильный телефон и набрал нужный номер.

— Василий, приступай. Объект номер один. Предварительное сотрясение без телефонных звонков.

Так началась новая история и, возможно, не менее трагичная, чем предыдущая. Костлявая с косой еще не насытилась, хотя уже порядком подустала.

Алеша Белоусов не спал, когда в его комнату вошел Василий. Сегодня попечитель подрывника был строг и категоричен.

— Вставай, старлей. Есть работа. Навинчивай свои протезы, и поедем покатаемся.

Спорить не приходилось. Алексей понял одно: он ничего не узнает, пока не столкнется с фактами. Ему не доверяли или не хотели ничего говорить, считая его обычной марионеткой. Он должен им доказать, что с ним надо считаться. Только тогда он будет знать заранее о запланированных акциях. Но что толку? Как предотвратить трагедию?

Алексей очень долго возился с протезами и через пятнадцать минут спустился вниз. Василий и Яша ждали его во дворе возле машины. Сели и поехали. Всю дорогу молчали. Машина шла в сторону Москвы. Въехали в город и долго петляли по темным московским улицам. Наконец остановились возле жилого дома.

— Пойдем все вместе, — сказал Василий.

Вышли. Поднялись в лифте на последний этаж. Василий ключом отпер висячий замок чердачной двери. Чердака как такового здесь не было. Они вышли сразу на плоскую крышу, покрытую гудроном и похожую на палубу авианосца.

Алексею было нетрудно идти по гладкой поверхности, но тащился он последним, опираясь на палку.

Василий раскинул руки в стороны.

— Какой простор! Смотрите, вся Москва в огнях. Ночь, а город сверкает. Хорошо все видно. Восемнадцатый этаж.

Он покружился и, остановившись, указал пальцем на возвышающееся над всеми остальными здание, похожее на башню со шпилем. На крыше светилась неоновая надпись «Ньюбанк».

— Как думаешь, Алексей, километр будет до той пигалицы?

— Меньше, — ответил Белоусов.

— Ошибаешься. Я промерял. Но самое смешное, что «Брата-4» занесли туда в мешке из-под денег с инкассаторской пломбой, которую никто не имеет права снять, кроме заведующего хранилищем ценных бумаг в присутствии главбуха. Только мешок не попал в хранилище, а очутился на крыше лифта. Ночью кабина стоит на первом этаже в самом центре зала.

Василий достал датчик и начал прикручивать его изоляционной лентой к антенне.

— Дурак ты, Вася, — усмехаясь, сказал Белоусов.

Тот замер и поднял глаза, уставившись на инвалида.

— Так… Не понял.

— Прежде чем взрывчатку закладывать, меня бы спросил. Тоже мне специалист хренов нашелся. Ты мне деньги платишь и сам же все скрываешь. Вся взрывная волна вверх уйдет по лифтовой шахте. Повышибает двери и крышу сорвет, а зданию ничего не будет, если у него фундамент крепкий. Только шума наделаешь, и больше ничего.

— Здание стоит на сваях. Его ветром может сдуть. И места у нас не было мешок спрятать. Это банк все же, а не кинотеатр.

Закрепив датчик, Василий выпрямился и кивнул на выход.

— Пошли. Сейчас проверим, кто из нас дурак, а кто чересчур умный.

Яков отъехал кварталов на пять от того подъезда, где они оставили датчик.

Василий достал из портфеля ноутбук и подал компьютер Белоусову.

— Давай, мастер. Командуй. Код 3751012. Запускай программу, набирай код и нажимай «Enter».

На экране загорелся ответ: «Код принят».

Доверие или провокация? Алексей не мог понять странного жеста своего опекуна, но вынужден был подчиниться. Докатался. Сам будет крушить все вокруг. Собственными руками. Он помнил, что Василий как-то проговорился, что у него есть четыре шарика-детонатора. Один ушел на дачу министра, второй — на банк, а еще два куда?

Одно утешало: ночь, в здании банка никого нет. А банкиры себе еще построят. Чай, люди не бедные.

Алексей набрал код и нажал клавишу «Enter». На экране загорелся ответ: «Код принят».

— Молодец! — воскликнул Василий и глянул на часы. — Через шестьдесят минут продолжим тему о дураках.

Задело гада, подумал Белоусов. Манией величия страдает. Втемяшил себе в башку, что всем миром управлять может. Не управлять, так разрушать. Что этому психу еще в голову взбредет? Он все про Курский вокзал бредил. И еще. Он все время прикручивает датчик изоляцией. В прошлый раз к дереву, сейчас к антенне, а когда болтал про вокзал, хотел привязать его к ручке заброшенного в тупике вагона. Фантазия не богатая, и ума не очень много. Вряд ли он будет крепить датчик по-новому. Способ проверенный и себя оправдал. А значит, крышку датчика уже не отвинтить. Болты под изолентой, а ее не срежешь и не сдерешь, если только… В голову пришла любопытная идея, и Алексей улыбнулся.

— Чего радуешься раньше времени? — спросил Василий, взмокший от волнения.

— Скажи, Вася, а какая польза от уничтожения какого-то банка?

— Банк тут ни при чем. Это акция устрашения. Не волнуйся, Алеша. Мирных обывателей мы попусту губить не будем. Но властям полезно знать, кто в городе истинный хозяин. Слишком бесцеремонно себя ведут.

Механизм сработал точно в срок. Земля содрогнулась под колесами машины.

— Ты сам себя недооцениваешь, Алеша. Ни одна коробка не устоит против твоего «Брата-4». И шахта лифта тут ни при чем. Поехали домой, Яша. Все и без того ясно. Утром все подробности увидим в новостях. Опять чеченцев трясти начнут.

Машина с визгом сорвалась с места.

Эту ночь Журавлев провел с Ириной на охраняемой квартире. В постель они не ложились, а сидели на кухне, пили кофе и разговаривали. Пепельница была полна окурков.

— Мы ничего не смогли сделать, Ириша, — оправдывался Вадим. — Когда ты рассказала Насте об исчезновении Марины, она уже была мертва больше суток. Патологоанатом установил время смерти. Убийца уничтожен, а его сообщники арестованы.

— А как же Иван? — сквозь слезы спросила Ирина. — Он же ее очень любил.

— Да. Он был на опознании. Потом вернулся домой, лег в ванну и перерезал себе вены. Его спасти тоже не удалось. И бесполезно. Он все равно не стал бы жить.

— Не дождались они своего сыночка. Парень через месяц освобождается. Мальчишка совсем. Помочь бы ему надо. А то заблудится.

— Поможем. Мы вместе. Возьму его к нам на работу. Будем учить сыскному делу. Тюремный опыт тоже чего-то да стоит.

— Ты хочешь сказать, что я тебе еще нужна зачем-то?

— Ну если это взаимно, то такому редкому счастью надо радоваться.

— Но я же проститутка!

— Слишком громко сказано. Эту профессию женщины выбирают сами, без принуждения, и она им нравится. А ты подкидыш судьбы. Пора об этом забыть.

— Забыть про карцер, камеру, бессонные ночи, встречи с детьми под пристальными взглядами конвоиров…

— Хватит. Не заводи сама себя. Теперь вместо притона там откроют какой-нибудь пансионат. Без колючей проволоки. Время лечит. Сама не заметишь, как все черные пятна сами исчезнут из памяти.

В кармане Вадима заиграл мелодичный сигнал сотового телефона. Он достал трубку. Звонил Сергей.

— Дик, я получил сигнал от Алексея. Взрыв на северо-востоке. Через два часа он должен надеть наушники, и мы выйдем с ним на связь. Может, ты приедешь?

— Да. Сейчас выезжаю.

Они долго прощались с Ириной, и Вадим обещал ей вечером прийти.

По дороге домой он включил приемник. По всем каналам уже передавали сводки новостей. Темой номер один стал теракт в Северо-Восточном округе Москвы. Взорвалось здание «Ньюбанка», построенное год назад. О жертвах пока ничего не известно. По предположениям руководства банка, в здании могло находиться не больше двадцати охранников. Соседние дома не пострадали, башня сложилась как выдвинутая антенна, осыпавшись вниз. В полуторакилометровой зоне в домах вылетели стекла.

Журавлев достал телефон и позвонил Марецкому домой. Майор мирно спал. На улице светало. Город еще не очнулся, не считая тех, кто жил в Северо-Восточном округе.

— Степа! ЧП. Началась атака. Наши противники пойдут ва-банк. История еще не кончилась.

— Журавлев, ты нализался? Мальчики кровавые в глазах мерещатся? Иди проспись и другим дай выспаться. У меня тяжелый день впереди.

— Вытряси клопов из кальсон, одевайся и приезжай ко мне домой. В городе взорвали здание «Ньюбанка». Отдай срочный приказ найти и задержать Юрия Поплавского. Руководит подрывниками он.

— Уверен? — наконец проснувшись, спросил Марецкий.

— На сто процентов.

— Ладно, сейчас приеду.

Журавлев подъезжал к своему дому. Одного психа они задержали, а о втором не позаботились. Не получилось «с корнем вырвать», как хотели. А теперь придется разгребать обломки. Где грохнет следующий взрыв?

Сергей уже работал с рацией. Он просил Белоусова оставить ему под скамейкой новые инструкции. Односторонняя связь ничего не давала. Сигнал номер один перекодировался на ответ «да», сигнал номер два на ответ «нет».

В ответ он получил сигнал «да».

5.

Чета пенсионеров Ломакиных жила тихо. Никто к ним не ходил, и сами они ни к кому не ходили, в чужие дела не лезли.

По утрам совершали небольшой вояж по парку, заглядывали в булочную и домой. Вечера проводили у телевизора, днем читали книги, которыми снабжал сосед по лестничной клетке.

И вот неожиданный звонок. Жуликов они не боялись. У них брать нечего, кроме старого лампового телевизора. Такие даже с помоек не подбирают.

Хозяин открыл дверь. В квартиру вошли двое мужчин, не спрашивая разрешения. Вежливо попросили не сопротивляться, если еще осталось желание сохранить себе жизнь. Лиц своих не прятали, но очки у стариков отняли, а это равносильно тому, что их лишили глаз. Связали руки и ноги скотчем и уложили на кровать. Рты тоже заклеили. И лежали они тихо и не понимали, что с ними хотят сделать и кому они нужны.

Никому. Мужикам нужен был телефон, и больше ничего. Хотели позвонить. Такая мелочь, но сколько хлопот.

К телефону был подсоединен магнитофон. Обычный дешевый кассетник с рынка, рубль за кучку. Но он работал. Остальное значения не имело.

Трубку приклеили к динамику, набрали номер дежурного по городу и на Петровке раздался звонок. Когда дежурный снял трубку, налетчиков уже в квартире не было. Они даже входную дверь за собой не захлопнули, чтобы милиция не покорежила замки. Ну кто потом старикам дверь отремонтирует? Незваные гости сели в машину и уехали, а дежурный по городу слушал в трубке магнитную запись:

«Мы знаем, что вы ждете нашего звонка. Не забудьте проверить, все ли магнитофоны у вас работают. То, что вы услышите, потребует анализа и серьезных решений. Один человек с этим не справится. Все министерство и прокуратуру придется ставить на рога. Банк взорван. Забудем о нем. Мы показали вам мощь своей бомбы и ее разрушительную силу. Это сработала одна из самых легких бомб. Сейчас мы поставим вам задачку посложнее. Попробуйте с ней справиться. Сейчас мы готовим вас к дальнейшим серьезным переговорам. Так, чтобы вы не очень ерепенились, когда мы позвоним вам в следующий раз. Никто с вами торговаться не будет. Мы люди деловые, а не дешевки, захватывающие автобусы с детьми…»

К полковнику подошел оператор и показал листок с номером телефона, с которого поступил звонок, и адресом. Дежурный продолжал слушать и, прикрыв рукой трубку, тихо сказал:

— Все наряды, находящиеся поблизости, направить на захват. Быстро.

Голос в трубке монотонно и не торопясь продолжал: «На данный момент заминировано здание комплекса ресторанов и казино «Большой каньон» на юго-западе Москвы. Вам понадобится не менее двух часов на эвакуацию всех любителей развлечений, полупьяную тварь, трясущую деньгами, и обслугу. Вы получите свои два часа. Мало того. Мы вам даем еще три часа на обыск и поиски взрывного устройства. После того, как вы там ничего не найдете и ваше время, данное на поиски, кончится, рекомендуем вам покинуть здание и больше в него никого не пускать. Если будут жертвы, то вините в этом себя, и никого больше. Итак! В шесть вечера начинайте эвакуацию. С восьми до одиннадцати ищите бомбу. В одиннадцать десять здание взлетает на воздух. Не рекомендуем находиться поблизости. Район следует оцепить в радиусе двух километров от эпицентра взрыва. Двадцать четыре этажа разлетятся по кирпичику. Желаем удачи. Следующий раз мы будем разговаривать с министерством внутренних дел. Предупредите его о предстоящей беседе. А точнее, о выполнении условий, которые будут перед ним поставлены».

Шесть бригад патрульной службы стояли в комнате и дослушивали магнитную запись. Накрыть никого не удалось. Когда запись закончилась, капитан оторвал ленту, крепящую трубку к динамику, и поднес ее к уху.

— Докладывает капитан Толчан. В квартире обнаружены связанные скотчем двое стариков, хозяева квартиры. С вами разговаривал голос, записанный на магнитную ленту.

— Вызывай криминалистов, капитан. Сами ничего не трогайте. Я доложу руководству. Дальнейшие указания будут поступать по телефону квартиры, в которой вы находитесь. Осмотрите подъезд и опросите очевидцев.

Полковник бросил трубку. Впервые за многолетнюю службу его по-настоящему трясло. Он уже не мог принимать самостоятельные решения. Слишком серьезная и опасная ситуация складывалась в городе!

Тем временем Сергей получил новое письмо от Белоусова.

«Меня увозят. После появления милиции и грандиозного захвата «зоны» в Ватутинках многие коттеджи в округе опустели. Это как выстрел в лесу, когда стая ворон срывается с насиженных мест и взмывает в воздух. Зря я предостерегал тебя. Надо было брать нас, пока не начался фейерверк. Но я хотел как лучше. Теперь меня взяли в тиски, и вряд ли я смогу что-либо сделать. Постараюсь послать тебе сигнал. Меня, скорее всего, уберут. Я слишком много знаю. Взрывчатки у них хватит на всю Москву. Но детонаторов всего четыре. Два использованы. Один чип ушел на взрыв дачи, второй — на банк, третий и четвертый уже установлены. Где — не знаю. Меня вывозят на место за два-полтора часа. Так как мне уже вынесен приговор, то от меня не держат особых секретов, кроме объектов, подготовленных к уничтожению.

Если ты с помощью моего прибора сможешь обнаружить датчик, то помни главное: его нельзя шевелить. Васька имеет привычку прикручивать его изоляционной лентой к сучьям, трубам, палкам и тому подобному. Что это значит? Нужно иметь при себе струбцины разных размеров и диаметров. Ты должен закрепить датчик к трубе струбциной, прижать его намертво и только после этого обрезать клейкую ленту. Датчик останется неподвижным, но ты получишь возможность снять крышку с таймером. Тонкая крестовая отвертка и болты по четырем углам. Их невозможно выкрутить, если они будут замотаны лентой. Дальше самое сложное. Две контактные группы. К ним очень сложно подобраться. Хирургическая работа. Я бы не смог, руки трясутся. Если между контактами поставить текстолитовую или любую токонепроводящую перемычку, то контакт сработает вхолостую, а следовательно, и взрыва не будет. У тебя час времени, если ты успеешь поймать микроволновый импульс датчика. Через час он выдаст электронный разряд, и детонатор сработает где-то в пределах километра. Они могут разместить датчик рядом с бомбой, если в дело пойдет последний чип. Без шариков датчик им больше не нужен. Не жалко пожертвовать им ради гарантированного успеха. Думай, голова.

Я пробую сделать все, что от меня зависит. В нашей компании появился четвертый. Некий Юрий Емельянович. Он ждет нас на одной из своих дач, куда меня и повезут. Без сомнения, он и есть главарь банды. Мне не ясны его политика и смысл его кровожадных желаний. Но одно я знаю точно: он не остановится, пока не добьется своего. Прощай, Серега! Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся. Не забывай. Даже на том свете приятно сознавать, что о тебе кто-то помнит».

Сергей читал письмо в автобусе по дороге в Москву. От метро он позвонил Журавлеву и доложил обстановку. Журавлев связался с Марецким.

— Ну что, Степан, нашли архитектора?

— Нет. Как в воду канул. Заминировано здание «Большого каньона» на юго-западе. Взрыв назначен на двадцать три десять. Район оцеплен. Люди эвакуированы, работают саперы. Пока безуспешно. У нас остался час. На ноги поставлена вся милиция города.

— Слушай меня внимательно, Степан. У подрывников есть возможность дать команду взрывному устройству с расстояния в десять километров. Такой радиус вам в кольцо не взять, тем более за оставшееся время. Могу утверждать, что команду будут давать с территории города, после чего уйдут в пригородную зону. Необходимо перекрыть все отходы из Москвы. Каждую лазейку. Посты ГАИ на выезде усилить максимально. Ориентир на преступников. Марка машины неизвестна. Трое мужчин. Один с клюкой. У него нет ступней. Протезы. Всем от тридцати до сорока лет. В машине должен быть компактный ноутбук. Время отхода и появления в зонах пригородных шоссе — ближайшие полчаса после взрыва. Если, конечно, они не ушли сейчас. После включения таймера бомбы адская машина должна сработать через час. Они могут не дожидаться результата. Все механизмы уже проверены в деле. Все, что им нужно знать, они увидят в теленовостях. Действуй, Степа. Времени у тебя ноль. Свяжемся позже.

Все усилия, связанные с предотвращением взрыва и поисками террористов, ни к чему не привели. Само здание имело огромное количество помещений: рестораны, казино, кафе, бары, офисы. Упор в поисках делали на нижние этажи и главные несущие опоры. Нашли даже чертежи и план коммуникаций, но не помогло.

Взрыв произошел точно в двадцать три десять. Людских жертв удалось избежать. Пострадали соседние дома. Двадцатичетырехэтажная башня завалилась набок и рухнула на кооперативные гаражи, занимающие большую территорию, немного задев жилой дом. Автовладельцы лишились своих машин, но сохранили жизни.

Москва содрогнулась. Журналисты и телевидение выдвигали свои версии, и дальше так называемого «чеченского следа» их фантазии не хватало. Велись крупномасштабные поиски злоумышленников, но охватить столицу и огромную территорию области в считанные дни или даже часы не представлялось возможным.

В Главном управлении внутренних дел был организован штаб под руководством генерала Черногорова. Силовые ведомства все еще не умели или не хотели объединяться в единый кулак. В итоге точно такие же штабы были созданы в службе безопасности, прокуратуре и даже в военных ведомствах. Пожарные службы находились в готовности номер один, а милиция перешла на казарменное положение.

Кабинет генерала Черногорова не пустовал ни секунды. Совещания не прекращались. Требовалось неординарное грамотное решение. Но до сих пор ни милиция, ни ФСБ не сталкивались с подобными случаями. Открытый террор. Преступники установлены, но они вооружены уникальным оружием массового уничтожения. Из Саратова в Москву вызвали специалистов и разработчиков, которыми руководил убитый в поезде профессор Воротников.

Время шло, стоящих идей никто не высказывал. Прошли сутки после взрыва казино, но террористы молчали. Никаких требований, никаких условий не выдвигали. У преступников оставались еще один детонатор и обещание связаться с министром внутренних дел.

В десять утра следующего дня в кабинете Черногорова появилась следователь по особоважным делам Московской прокуратуры Ксения Задорина.

Присутствующие смотрели на нее с какой-то надеждой на спасение. Все знали о незаурядном таланте «мисс прокуратура Вселенной», как ее часто называли, и ждали от нее больше, чем от остальных, несмотря на то, что среди совещавшихся новичков не было. Все люди с большим опытом работы, за спинами которых десятки и сотни раскрытых преступлений.

Задориной поставили еще один стул рядом с генералом. Днем раньше Марецкий подбросил ей одну идейку, которой сам большого значения не придавал. Ксения за нее уцепилась, но действовать решила с другого конца, перевернув смысл идеи на свой лад.

— Что скажете, Ксения Михална? — спросил генерал усталым голосом.

Впрочем, изможденный вид имел каждый из присутствующих. Трудно поверить, что люди в таком состоянии способны выносить единственно правильные решения.

— Вот что мне удалось выяснить. — Задорина старалась выговаривать каждое слово, понимая состояние людей. — Несомненно, мы имеем дело с Юрием Емельяновичем Поплавским. На сегодняшний день он остается одним из организаторов клубной системы секс-индустрии, с которой мы покончили одним ударом. Нам мстят. Либо… пока не буду забегать вперед. Мы еще не слышали требования террористов. Перейду к делу. Похоже, что Юрий Поплавский такой же параноик, как и его брат. Только крыша у него поехала на другой почве. Шесть лет назад в Москве появился Георгий Базаров, молодой талантливый архитектор с грандиозными планами и дерзкими проектами. Его быстро заметили и представили мэру Москвы. Что это значит? А то, что трон первого придворного архитектора столицы Юрия Поплавского пошатнулся. Конечно, правительство Москвы с огромным уважением относится к Поплавскому. Многим он построил дачи по своим проектам и внес неоценимый вклад в реконструкцию города. Такого человека плечом не подвинешь и не попросишь посторониться с дороги. Поступили деликатно — устроили конкурсную систему отбора проектов.

Так, над проектом «Ньюбанка» работали Поплавский и Базаров. Правительство Москвы не вмешивалось. Но банкиры в итоге единогласно выбрали проект Базарова. Поплавский потерпел фиаско. Человека с мировым именем положил на лопатки молодой энергичный паренек с периферии. Банк был построен четыре года назад. Сейчас от него остались только руины.

Следующим проектом, выдвинутым на конкурс, оказался развлекательный центр под названием «Дорога в небо». И опять Поплавский проиграл Базарову по всем статьям. Базаров сделал трехсотметровый бассейн под зданием, и после этого центр переименовали в «Большой каньон». Теперь и его придется выкинуть из московских путеводителей. Таким образом, мы видим, что с лица города исчезают одно за другим творения архитектора Базарова, а не здания более легкие, если говорить о подрывной работе. Безусловно, Поплавский хорошо изучил чертежи своего соперника и точно знает те места, где устанавливать заряд. Главным итогом взрыва должно быть полное уничтожение здания.

Теперь хочу подвести некоторые итоги. На наше счастье, если это слово уместно в трагических условиях, Базаров за время работы в столице успел спроектировать четыре крупных здания на конкурс, в котором принимал участие и Юрий Поплавский. Он проиграл все конкурсы. Свой трон ему пришлось уступить молодому таланту, годившемуся ему в сыновья. Могу предположить, что следующий взрыв унесет еще одно творение Базарова, а именно построенное год назад здание нефтяной компании «Даль-нефть», где работают более тысячи сотрудников. Либо здание спорткомплекса «Флагман». Там дело обстоит сложнее. Шесть корпусов под разные виды спорта на огромной территории. Спортивных мероприятий крупного масштаба в Москве в ближайшее время не ожидается. «Дальнефть», как и «Флагман», принадлежит частной компании. По разрушительным категориям, по объему катастрофы, потерям, в том числе и людским, нефтяная компания имеет несравненное превосходство в отличие от спорткомплекса. К тому же здание находится в центре города, где сложнее оцепить район. Мы парализуем работу столицы и транспортные потоки.

Теперь о главном. Я думаю, что здание уже заминировано. Но если мы сейчас приступим к поискам бомбы, то Поплавский об этом узнает, откажется от мероприятия и выберет другой объект. У него огромные связи, и наша работа ему хорошо известна. А посему я требую, чтобы ни один человек, выслушавший мой доклад, не выходил из этого кабинета, пока мы не получим ультиматум от террористов. Генерал Черногоров может вызвать сюда любых сотрудников и дать им распоряжения, но так, чтобы по ним нельзя было определить, что известно штабу, а что ему неизвестно. Прошу всех присутствующих положить свои сотовые телефоны на стол.

В кабинете воцарилась полная тишина.

6.

Как утверждают криминалисты, почерк преступника формируется благодаря предыдущему удачному опыту. Сработало один раз, сработает и в следующий. Зачем изобретать велосипед, если он уже есть и всех устраивает.

Вряд ли то, что произошло, можно назвать почерком, но в том, кто совершил очередной налет на квартиру, сомнений у оперативников не было. Опять связанные пенсионеры на кровати и телефонный звонок дежурному по городу.

Отвечать террористам не имело смысла. Ясно, что по громкой связи шел текст с магнитной ленты.

Номер телефона определили, район оцепили, но при такой загруженности центра проверить каждую машину и прохожего слишком сложная задача.

К тому же террористы прекрасно знали, как будут действовать оперативники и какие меры они могут принять.

В помещении дежурного по городу генералов собралось больше, чем рядовых в оцеплениях. С замиранием все слушали монотонный низкий мужской голос, доносящийся из динамиков громкой связи. Десяток магнитофонов вел запись.

«Итак, господа сыщики. Вам была дана возможность предотвратить взрыв здания «Большого каньона», но вы этого не сумели сделать. Собаки не умеют ходить по потолку и вынюхивать кондиционеры. Наши взрывные устройства слишком компактны и могут приобретать любой вид. Например, хрустальной люстры или стоящей на полке книги. Мы подготовили вам новый сюрприз. На этот раз мы не назовем адрес, так как ваши усилия все равно не увенчаются успехом. Но хотим сделать предупреждение: если вы не выполните наших условий, то взрыв огромной мощности раздастся в самом центре города и погибнут свыше тысячи человек, находящихся в здании. Прибавьте к этим жертвам прохожих, автомобилистов и обитателей соседних домов и строений. Переговоры мы с вами вести не будем. Вы обязаны строго следовать нашим инструкциям и не допускать никакой собственной инициативы. Она наказуема. За вашими действиями ведется строгое наблюдение. Только от вас зависит жизнь тысячи москвичей. Никакие амбиции и оправдания народ вам не простит. Точно такую Же запись, которую вы слушаете сейчас, получат десятки редакций газет, стоит вам только нарушить хотя бы один из пунктов ультиматума.

Первое. На решение всех вопросов у вас есть один час. Ровно через час арестованный Герман Емельянович Поплавский должен выйти из центрального входа СИЗО «Матросская тишина». Без сопровождающих, один. Напротив подъезда стоит белая «нива». Где взять ключи, он знает. К машине никому не подходить, и не разыгрывайте спектаклей с угонами или случайной блокировкой машины. Она находится под наблюдением. Поплавский сядет в машину и уедет. Он знает нужный адрес. Мы догадываемся, что вы будете вести за ним слежку. Но предупреждаем, что машины преследователей не должны подходить к нему ближе одного километра. И не вздумайте поднять на воздух вертолеты, мы тут же поднимем в воздух центр города. Никаких компромиссов. Вы сдаете нам Поплавского, мы сохраняем жизнь тысяче людей. Предупредите все посты ГАИ. Автомобилю «нива» белого цвета с номерным знаком Л 465-НА 77 дайте зеленый коридор.

После того как Поплавский будет для вас недосягаем, мы снимем контроль со здания и не допустим взрыва. Решение на вашей совести, господа хранители тишины и покоя граждан.

Жизни людей в ваших руках. Об этом будет знать все население страны и мира, если вы по собственной глупости совершите оплошность. Конец связи!»

Генералы переглянулись.

— Срочно копию пленки в штаб! — приказал первый заместитель министра.

Повторно запись прослушивали в кабинете Черногорова.

В решении никто не сомневался: Поплавского надо отпускать. Система слежения отработана годами, и тут проблем не возникало. Но верить преступникам было бы кощунственно.

— Эвакуацию из здания нефтекомпании начнем одновременно с выходом Поплавского за ворота тюрьмы, — давал команды Черногоров. — Свяжитесь с руководством нефтекомпании, и пусть готовят людей, а также пропустят в здание саперов под видом чиновников. Обыск можно начинать уже теперь. Пока Поплавский не отъедет от «Матросской тишины», здание не оцеплять. У его брата не хватит людей, чтобы контролировать отход Германа и вести наблюдение за объектом.

— Можем ли мы поставить на контроль телефонные звонки, исходящие от нефтяной компании, в радиусе километра — я имею в виду мобильную связь? — спросил Марецкий.

Черногоров распорядился связаться с операторами сотовой связи. Задачи были поставлены, тучи рассеяны и на ближайшее обозримое будущее. Время поджимало, пришла пора действовать.

Вернувшись в свой кабинет, Марецкий получил возможность связаться с Журавлевым.

— Дик, мы практически безошибочно определили следующий объект, подготовленный к взрыву. Это здание «Дальнефти». Шум поднимать нельзя. Пусть твой паренек попробует воспользоваться своим миноулавливателем. Чем черт не шутит, а вдруг сработает. Через полчаса мы освобождаем Юрия Поплавского из тюрьмы. Как только он уйдет от преследования, его сумасшедший брат запустит механизм в действие.

— Почему ты так решил? Ведь вы же согласились на его условия?

— Это ничего не значит. Ему нужен скандал мирового масштаба. Пленка с записью угрозы обойдет все редакции газет, и, думаю, копии попадут в посольства и консульства западных стран. Если в Москве прогремит взрыв и жертвами станут тысячи людей, то мировая общественность сочтет, что мы отказались от условий, предложенных террористами, и только по этой причине они пошли на крайние меры. О последствиях страшно подумать, а к тому же мы упустили профессора. Я уверен, что архитектор заготовил для брата какой-то уникальный коридор для отхода. Эти люди имеют миллионные состояния и огромные связи. Их планы и действия совершенно непредсказуемы.

— Ты не прав, Степа. Если они взорвут дом, то им не выбраться из этого района. Я уж не говорю о стране. Им крышка. Если только у братьев не вырастут крылья.

Марецкий задумался.

— Ты что молчишь, Степан?

— Свяжемся позже. Я буду на площади перед зданием ровно в десять. А вы выезжайте прямо сейчас.

Он положил трубку, и в этот момент в его кабинет зашла Задорина. Не успела девушка закрыть за собой дверь, как Марецкий спросил:

— Вряд ли у кого-то из братьев Поплавских есть свой самолет?

— Может, и есть, но только спортивный. Это же легко определить. Таких самолетов в частных руках очень мало. К тому же надо иметь права пилота. Я вот что хотела сказать…

— Послушай, Ксения, а у олигарха Тихвинского наверняка есть свой лайнер?

— Думаю, да.

— И он может вывезти братьев за границу?

— Вероятно.

— А почему бы нам не выяснить, куда оформлял визу господин Тихвинский и когда он собирается вылетать на своих крыльях за кордон? Мне пришла в голову примитивная мысль. Куда бы на машине ни уехал Герман, он останется в кольце до тех пор, пока не воспользуется крыльями. Что это значит? А то, что его машина обязательно поедет туда, где есть самолеты. Иначе и быть не может. Ты же должна понимать, что взрыв неизбежен.

— Именно это я и пришла тебе сказать.

— А после взрыва братьям не уйти, если они останутся на земле. Кольцо вокруг них рано или поздно сожмется. Ради чего тогда заводить весь сыр-бор? Нет, они хотят выскользнуть из капкана и устроить международный скандал. Вот тогда они достигнут своей цели. С их амбициями по мелочам не работают!

— И об этом я хотела тебе сказать.

7.

Руководство управления выехало к месту предполагаемого взрыва на легковых машинах с частными номерами. Все в штатском. Рассредоточились по площади, радиосвязью пользоваться запретили, только мобильными телефонами. В радиусе двух километров стояли автобусы, набитые милиционерами для оцепления. Шторки окон плотно закрыли, чтобы не привлекать внимания пешеходов.

Ровно в десять утра Герман Поплавский вышел из центрального выхода СИЗО «Матросская тишина». За ним наблюдали сотни глаз. В том числе и Василий. С полным комплектом документов и без лишних вещей в карманах он в этот момент проходил мимо тюрьмы в сторону набережной Яузы. Василий видел, как брат его босса вышел на свободу, перешел улицу, открыл капот «нивы», достал висящие на хомуте ключи, сел в машину и тронулся с места. Ничего подозрительного он не заметил, но было понятно, что машина взята под наблюдение и Герману от него не уйти. Он и квартала не проедет, как ему сядут на хвост. По-другому и быть не могло. Важно, что вышел, остальное — дело техники.

Не убыстряя шага, Василий покружил по переулкам, зашел в магазин, потом вышел на Русаковскую улицу, сел в машину и поехал на Преображенское кладбище. Там его поджидала вторая машина. Если его сейчас остановят, то повода к задержанию у оперативников или чекистов не найдется. К тому же у Василия лежало в кармане подлинное удостоверение подполковника милиции. За себя он был спокоен.

Что касается Германа Поплавского, то он ничего не понимал. Ясно одно: из СИЗО его вытащил брат с помощью Тихвинского. Но он даже не догадывался, что взрывы в Москве имеют непосредственное отношение к Юрию.

Все, что он мог знать, он прочел в записке, переданной ему вчера надзирателем. Ее содержание не назовешь многословным. «Завтра в десять утра тебя выпустят на свободу. Напротив центрального входа будет стоять белая «нива». Открой капот. Ключи висят слева. Садись и езжай в центр».

Он все сделал так, как сказано в записке. Герман всегда делал то, что говорил брат. Юрий человек с особым складом ума и никогда не допускал просчетов. Прежде чем сделать шаг, он знал наперед десяток ответных ходов противника и каждое свое действие тщательно анализировал. Нет, Юрий не может ошибиться.

Где-то заиграла мелодия мобильного телефона. Герман пошарил руками под сиденьями. Ничего. Открыл ящик для перчаток. Там лежало шесть или семь мобильников. Один из них мигал. Герман схватил аппарат.

— Алло?

— Езжай по направлению к Можайскому шоссе.

Связь тут же оборвалась.

Ему стало легче. Он узнал голос брата и получил конкретное направление. Теперь все встало на свои места, появилась уверенность. Тем не менее Герман не торопился и ехал тихо. Он понимал, что за ним наблюдают и лучше не нервировать преследователей. Придет время, когда ему представится возможность показать свое водительское мастерство.

Слежку Герман не замечал. Машин в городе больше, чем пешеходов, каждая могла быть набита оперативниками.

Он не ошибался. Наружная группа наблюдения насчитывала больше трех десятков машин. Руководила операцией следователь Задорина. Она ехала следом за «нивой» в сотне метров в сопровождении двух оперативников и одного консультанта. Консультантом был старший диспетчер авиалиний центрального пункта слежения по столичному региону. Его сняли с рабочего места без всяких объяснений и доставили на Петровку с воем сирен на сумасшедшей скорости. Он сейчас не очень хорошо понимал, что от него хотят, но вопросов задавать не стал, видя напряженные лица сотрудников милиции. С учетом последних событий, потрясших столицу, можно ожидать чего угодно. Лучше всего помалкивать. Оперативники также не отличались болтливостью. В машине стояла тишина.

Тем временем Василий прошел через кладбище и, воспользовавшись лазейкой в заборе, вышел с другой стороны к оврагу. Через несколько минут он добрался до частных гаражей. В одном из боксов его ждала другая машина. За рулем сидел Яков. На заднем сиденье Алексей Белоусов в наручниках, застегнутых за спиной.

Василий сел рядом с Алексеем. Яков подал ему мобильный телефон. Он набрал номер и отчитался:

— Машина выехала по расписанию, без побочных явлений. Выезжаем на точку.

Закончив фразу, он выбросил трубку в окно.

— Вася, у меня, между прочим, руки онемели. А они, как я думаю, вам еще понадобятся.

Василий рассмеялся, достал ключи и снял наручники.

— Конечно, Леша. На компьютере могут быть только твои отпечатки пальцев.

Василий достал из-под сиденья пистолет с наплечной кобурой, надел ее и прикрыл пиджаком.

— Зачем вам оружие? — Алексей поморщился. — Это же риск. По всей Москве шмонают чуть ли не каждую машину. Хотите завалиться?

— Важно дело не завалить, старлей, а мы уж как-нибудь отобьемся, если повезет. А на нет и суда нет.

— Играете в камикадзе? То же мне Александры Матросовы и Иваны Сусанины. Жизнь за царя!

— Заткнись, парень. Тебе не понять.

У Белоусова возникло подозрение, что его соучастники закодированы. Они находятся под глубоким гипнозом. Видел он однажды одного религиозного фанатика, который сам себя поджег. Эти люди не подчиняются логическому мышлению, они преданы одной идее, которую им внушили и заложили в мозг, как программу в компьютер. И он стал орудием в руках обезумевших роботов.

— Поехали, Яша. Не торопись. У нас вагон времени.

Машина выехала из гаража.

На площади перед зданием все выглядело пристойно. Обычный день, обычный ритм.

К машине генерала Черногорова подошел молодой человек и склонился над окошком.

— Есть наблюдатель, товарищ генерал. Где-то совсем рядом. Диспетчер сотовой связи поймал разговор. Текст такой: «На площади тихо. Посторонних не замечено, продолжаю наблюдение». Абонента вычислить не успели. Связь длилась девять секунд. Кому он звонил и куда, мы не знаем.

— В том-то все и дело. Мы не можем начинать эвакуацию, пока в засаде сидит наблюдатель. Определите все здания, окна, чердаки и подъезды, откуда просматривается площадь. Людей разбить на компактные группы по три человека и тихо проверить каждый угол. Работать на поражение. Действуйте.

Часы на башне «Дальнефти» отстучали одиннадцать раз.

— Красивые часы, — сказал Сергей, глядя на шикарное здание из стекла и бетона. — Вот только плохо гармонирует с современной архитектурой.

— Что хотят, то и вешают на свою коробку, — согласился Журавлев.

Они сидели в небольшом скверике, выходящем на площадь, и ждали у моря погоды.

— Светке давно не звонил? — спросил Вадим.

— Звонил. Толку что? Сбежала. Отец и мать в панике. Вышла погулять с моим приятелем и исчезла. На следующее утро всех байкеров под автоматы бандитов подставили. Среди них и я мог быть. Опять пули мимо меня просвистели. Не любит меня смерть. Думает, что я ей поперек горла встану. А через три дня Светка позвонила матери из Москвы. Жива, здорова, не ищите. Адреса, конечно, не оставила. Знала, что отец за ней тут же приедет и за шкирку домой оттащит. Вот где она теперь? Поди найди ее в Москве! А может, она в соседнем переулке живет?!

— Найдется. Особо не переживай.

— Да я ее на краю света найду. Дело не в этом. Телефон ей надо было оставить. А теперь у меня и свой мобильник с наушниками есть.

— Хорошая мысля приходит опосля.

К ним подошел Марецкий.

— Ну что, мужики? Локатор ваш молчит?

— Молчит, Степа. Может, ошиблись?

— Теоретически все правильно. Даже наблюдателя вычислили. Ищи иголку в стоге сена. Бомбу проще найти. А стоит начать эвакуацию, как этот соглядатай подаст сигнал, и уж тогда точно машину запустят. У него мобильник. Определить не успели. Сигнал исходил из этого района.

Журавлев поморщился и посмотрел вверх.

— Ты что, Дик?

— Кто-то мне «зайчика» пустил в глаза.

Он начал вглядываться в здание, стоящее напротив нефтяной фирмы. В одном из окон девятого этажа еще раз сверкнул яркий отблеск.

— Вот что, Степа. У него либо бинокль, либо оптический прицел. Солнце бьет по окнам.

— Это же жилой дом.

— Значит, он захватил квартиру. Тот же способ, что с пенсионерами, чьими телефонами пользовались, когда передавали информацию на Петровку. Квартиру мы определим в два счета.

— Не спеши, Дик. Двери открытыми он не оставит. Наверняка забаррикадировался. А значит, успеет дать сигнал тревоги.

— Первое и последнее. — Журавлев встал. — Выход только один. Установи, какой оператор сотовой связи давал данные о звонке. Придется их уговорить отключить всю сеть на один час. Ни один телефон в сети не должен работать. Надо перерезать городскую телефонную линию от дома, чтобы он не смог воспользоваться обычным телефоном. И не мешало бы обесточить дом. Тогда мы сможем не торопясь войти в квартиру. На все дела десять минут. Давай команду генералам, они умеют влиять на частные компании, а мы с тобой возьмем наблюдателя тихо.

— Тихо не получится.

— Я отмычку в кармане нащупал. Войдем без шума, как только связь будет оборвана. Устроим показ синхронного плавания.

— С тобой не поспоришь. Но ты меня уже достал со своими отмычками, Дик.

— Да, конечно. Вы же привыкли работать ломом и коверкать все, что сделано чужими руками. Частную собственность надо уважать.

Сергей остался в скверике один с прибором в руках. Сработает или нет?

«Нива» медленно выехала за пределы города и двинулась вдоль Минского шоссе. Машины преследования растянулись на три километра. Посты ГАИ были предупреждены.

Задорина обернулась назад и обратилась к диспетчеру, все еще не понимающему, что происходит и куда его везут:

— Петр Матвеич, так?

— Совершенно верно.

— Вам придется нас консультировать.

— Догадался, что вы позвали меня не для задержания преступников.

— С этой задачей мы сами справимся, если нам повезет. У нас есть предположение, что у преступника нет никакой возможности уйти от оперативников наземным путем. Любой район попадет под контроль, если преступнику удастся скрыться в лесу или в подземелье. Мы выехали на Минское шоссе. Оно, как мне известно, не ведет ни к одному из московских аэропортов. Где же он может найти крылья, используя данное направление?

— Я вас понял. Сейчас говорить рано. Он может свернуть у Мичуринца на юг, и шоссе приведет его во Внуково.

— А если проедет мимо?

— Тогда остаются только военные аэродромы. Один есть неподалеку от Кубинки, второй — к югу в районе Наро-Фоминска.

— Хорошо. Я вас поняла.

Ксения взяла телефонную трубку и связалась с Черногоровым:

— Николай Викторович, что доложили о самолете Тихвинского?

— Стоит в ангаре Шереметьево. К вылету не готовят, визы олигарх не оформлял. Как у вас дела?

— Складывается впечатление, что Поплавский тянет время. Выехали на Минское шоссе. Идем со скоростью пятьдесят километров в час. Никаких изменений. Прошу вас связаться со штабом Московского округа ПВО и с командованием авиационных подразделений. Срочно требуется выяснить, какой график полетов намечен на сегодняшний день на военных авиабазах подмосковной Кубинки и Наро-Фоминска. И кто способен из руководства изменить графики, а кто влиять и отдавать распоряжения о полетах вне расписания.

— Хорошую ты мне работенку придумала. Ладно, Ксюша, все сделаю. Вы только этого гада не упустите.

— Стараемся.

В эту секунду в салоне «нивы» раздалась новая мелодия. Звонил другой телефон.

Герман нажал кнопку и прижал трубку к уху.

— Свернешь на Жаворонки. До переезда через «железку» четыре километра. Должен пересечь ее в двенадцать десять, до закрытия шлагбаума.

Связь оборвалась. Герман глянул на часы. Он понял задуманный братом маневр.

На поясе Марецкого висел пейджер. Зажегся красный огонек. Звуковой сигнал был выключен заранее. Они стояли на лестничной клетке жилого дома у квартиры на девятом этаже.

— Все вырублено, — шепнул майор.

Журавлев приступил к работе. Он очень ловко орудовал отмычкой, но замок издавал лишь слабые щелчки. Дверь качнулась. Журавлев дернул на себя створку, и Марецкий с пистолетом на изготовку ворвался в квартиру.

Им не повезло. Квартира имела четыре комнаты, и когда они попали в нужную, то пыл их быстро пропал.

У открытого окна стоял черноволосый парень с усами, скрывающими заячью губу. Он прижимал к себе левой рукой девушку, которой прикрывался, а в правой держал пистолет Стечкина, приставленный к виску жертвы.

— Стоять на месте, не то я вышибу ей мозги.

Марецкий опустил пистолет.

— Зачем тебе это надо, Игорь? — тихо спросил майор. — Оставь девчонку. Уйти тебе не дадут. Дом блокирован, район тоже. Не бери лишний грех на душу.

— Это кто мне говорит о душе? Рехнулся, мент? Что ты можешь знать о душах? Посторонись.

— Я отойду, а дальше что? Грудь ты защитил, а спина голая. Такие трюки не проходят, Игорек. Оставь девчонку, и останешься живым. В худшем случае тебя обратно в психушку упрячут. Будет время новый план побега составить. Правда, без помощи профессора трудновато будет, но ты же парень способный, что-нибудь придумаешь. Главное, жизнь сохранишь.

— За свою беспокойся. За нее сейчас никто и гроша ломаного не даст.

— Стреляй. У меня работа такая. А девчонку оставь. Поди, дурочка сама тебя впустила, а ты неблагодарный, ствол ей к виску приставил. Где же твое изысканное воспитание?

— Я знаю, на что иду, и ты мне, мент, свои басни не читай. Хотел по-тихому меня взять? Не выйдет!

— Да это я хотел тебя по-тихому взять, — вмешался Журавлев. — Я специалист по таким, как ты. Даже оружия с собой не ношу, а хватаю вас голыми руками с помощью отмычки. — Вадим показал ему железный крючок, подбросил его, поймал, покрутил в руках и добавил: — Отличная штука. Безотказная. Хочешь глянуть? Лови!

И он подкинул отмычку вверх, а сам бросился на пол и подкатился к ногам девушки. Парень дважды выстрелил, пытаясь его остановить, но обе пули ушли в пол. Третий выстрел сделал Марецкий. Его пуля попала в цель, размозжив голову бандита.

Журавлев схватил девушку за ноги и дернул на себя. Она накрыла его словно одеялом. Игорь пошатнулся, сделал шаг назад и повалился на бок.

Долго еще у них стоял звон в ушах. Девушка потеряла сознание. Вадим сорвал пластырь с ее рта и уложил на диван.

На окне лежал бинокль. Марецкий глянул на него и хмыкнул.

— На таком пустяке засыпался, — обернувшись, добавил он. — Ты уж тут с хозяйкой повозись. У тебя опыт по части женщин. Умеешь с ними находить общий язык. А я пошел вниз. Пора выставлять оцепление и эвакуировать всех из башни, на которой часы начали отбивать полдень.

Приучил он их к спокойному режиму езды, расслабились. Результат не заставил себя ждать.

«Нива» свернула к Жаворонкам. У переезда она съехала на обочину и резко сорвалась с места. Проезд между стоящими в очереди машинами и крутым оврагом был минимальным. Герман рванул вперед, цепляя по пути стоящие машины. Он обошел три десятка автомобилей, сбил закрывающийся шлагбаум и проскочил на другую сторону железнодорожной колеи под самым носом поезда. Товарный состав даже не пытался тормозить.

— Ушел! — Все, что могла сказать Задорина, сидя в машине в самом хвосте очереди.

— Куда он денется, Ксения Михална? — оправдывался шофер. — Проскочит через Жаворонки, а дальше? Повернет на Кубинку, там пост. К Москве — опять пост. Ребята перехватят!

— Его нельзя останавливать.

— Надо поднять в воздух вертолеты, они его поведут дальше. Не иголка же.

— Вертолеты нам запретили использовать. — Она на секунду задумалась. — Постой-постой. А почему его братец так боится вертолетов? — Она повернулась к диспетчеру. — Скажите, Петр Матвеич, а на военных аэродромах есть вертолеты?

— Не на всех. База в Наро-Фоминске использует транспортную военную авиацию. Так что им они не нужны. А вот в Кубинке и под Тучковом вертолеты должны быть.

— Про Тучково вы мне ничего не говорили.

— Там учебный аэродром. Десантники отрабатывают прыжки с парашютами.

— Но это же самолеты?

— Конечно. Но вы спрашиваете о военной авиации?

— Я спрашиваю о крыльях. Теперь это уже не имеет значения. Придется давать новое задание генералу Черногорову. Бедный мужик, он только и делает, что выполняет задания подчиненных.

Ксения взялась за телефонную трубку.

Герман Поплавский в эту секунду тоже держал в руках телефонную трубку, третью по счету. Он получал последние инструкции.

— Первый переулок от улицы Гоголя налево. Шестой дом справа. Ключи под ковриком водительского сиденья. Гараж справа. Сменишь машину, одежду и документы. Все в машине, включая дальнейшие инструкции. Тронешься в путь через два часа. Суматоха стихнет…

Связь оборвалась.

Диспетчер объявил о временных неполадках, извинился и добавил, что связь будет восстановлена, как только устранят неисправности на линии.

Юрий Поплавский отбросил телефон. Он ждал брата в лесу у костра на тихой поляне. Вертолет должен прилететь в пять вечера. График сбился по вине Тихвинского, который не сумел поставить авиаторам жесткие условия и пошел у них на поводу. Задержка могла им дорого обойтись. Но главная задача, как он считал, уже выполнена. Герман сумел уйти от преследователей, и теперь ему ничего не грозит. Дальше он поедет по проселочным дорогам, в гараже для него приготовлены дряхлый самосвал со щебнем, промасленная телогрейка, кепка и грим. Такую машину никто всерьез не воспримет спустя два часа. Минуя крупные дороги, Герману придется сделать большой крюк, но к лесу он подъедет не замеченным со стороны полей, не видимых с шоссейных дорог.

Сейчас его беспокоил совсем другой вопрос. Ни один из телефонов сотовой связи не работал. Так быть не может. Вся связь московских линий в одночасье сломаться не способна. Значит, ФСБ либо милиция определили объект и отключили связь, чтобы он не смог держать ситуацию под контролем. Такое не исключалось. Он и это предусмотрел. Двадцать минут хода, и он будет в поселке Луково, а там есть городской телефон в магазине. А это значит, что он может отдать приказ через пейджер, которым снабдил своих людей. Не так просто выбить его из седла. Времени у него хватало. Он может не торопиться. Никто уже не способен переломить ход событий.

Попытки Василия куда-то дозвониться ни к чему не приводили. Городская линия работала, но сотовая связь молчала. Он не знал, что ему делать. И вот наконец на поясе брюк сработал зуммер пейджера. Он снял его и прочел полученную информацию: «Проверить объект! «Присутствие Джека» — начинайте!»

«Присутствие Джека» означало оцепление, милицию, саперов, эвакуацию.

Нет, Василий и не думал лезть головой в пекло. Они заняли заранее подготовленную позицию в самом надежном месте, возле заброшенных железнодорожных путей, где гнили старые вагоны. Тут, кроме ворон и голодных отощавших псов, не найдешь ни одной живой души. Уйти, потерять дислокацию, засветиться? Зачем? Хозяин уже не сможет проверить, что происходило на площади в это время.

— Пора начинать, — громко заявил Василий и достал из портфеля компьютер.

Алексей вздрогнул, а Яков даже голову не повернул.

— Что мандражируешь? Настал твой час, Алеша. Командовать парадом велено тебе! Набирай код.

Белоусов положил ноутбук к себе на колени.

— Диктуй, Вася. Сейчас пальнем!

Василий рассмеялся.

— Правильно. Вошел во вкус. Молодец! 3641202.

— Что толку убивать беззащитных? Примитивное убийство.

— Убьешь одного — это убийство. Десяток уничтожишь — ты маньяк. Тысячи погубишь — ты победитель! Вот в чем разница. А ты говоришь — дурак! В дураках ты остался, Алеша!

Алексей быстро набрал цифры и тут же правым локтем врезал Василию по лицу. Ударившись головой о стекло, тот отпрянул назад. Алексей уже давно примеривался к его кобуре и был готов к маневру. Он вырвал пистолет из-под пиджака Василия, но выстрелить не смог. Оружие стояло на предохранителе. Все в нем кипело, и остановить его было уже невозможно. Он трижды ударил Василия рукояткой по голове. Яков среагировал поздно. Когда он оглянулся, его напарник уже откинулся назад с окровавленным черепом. Началась ковбойщина. Яков быстро выхватывал пистолет, а Белоусов снимал свой с предохранителя. Алексей выстрелил первым, но пуля лишь сорвала ухо шоферу. Последовало два ответных выстрела. Что-то сильно толкнуло Алексея в грудь, потом в левое плечо. Он не чувствовал боли, он ничего не чувствовал, а жал на спусковой крючок. Три залпа — и головы Якова не стало.

Василий все еще был в сознании и сумел ударить очнувшегося соседа коленом в физиономию. Компьютер соскользнул с ног на сиденье. Алексей выстрелил еще раз и попал Василию в горло. Тот схватился руками за шею и повалился вперед, упав лицом на клавиатуру ноутбука. На экране вспыхнула надпись: «Код принят».

Белоусов замер. Теперь он уже ничего не мог сделать. Программа запустила взрывной механизм.

Алексей попытался выйти из машины. Открыл дверцу, но одна нога застряла, и он потерял протез. Куда идти? Теперь уже поздно!

Он откинулся на сиденье и почувствовал, как в его груди полыхает пожар. Тело стало мокрым и липким.

— Выручай, Серега…

Больше он ничего не смог сказать.

8.

Эвакуация из здания проходила с помощью ОМОНа. Не так просто было прогнать со своих мест тысячную толпу чиновников. Никто не мог поверить, что здание заминировано. Одни бросали все и бежали сломя голову, других приходилось выдворять силой. Милиция ни с кем особо не церемонилась. Людей выводили на улицу и отгоняли за оцепление. Все улицы и переулки, ведущие на площадь, были перекрыты. Но центр есть центр, и оттеснить толпу в зону полной безопасности не удавалось. Улицы, прилегающие к площади, забились плотным потоком людей, жаждущих увидеть падение центра капитализма. Кто-то плакал, кто-то хлопал в ладоши, а кто-то терял сознание, но не мог упасть, сдавленный людьми со всех сторон. Лозунг древних греков «Хлеба и зрелищ», как видно, оставался актуальным и по сей день. На площади стояли только машины и громадная башня «Дальнефти».

В здании напротив сквера, из которого также вывели всех служащих страховой компании, разместили штаб, где собралось теперь все руководство милиции, городской администрации и Федеральной службы безопасности.

Сергей стоял рядом с Марецким и Журавлевым возле подъезда, где работал штаб, и тоже ждал. Они все ждали. И прибор Белоусова включился. Загорелась зеленая лампочка, и стрелка отошла на шкалу с цифрой шестьдесят. Сергей выдвинул антенну и начал водить прибором из стороны в сторону.

— Ну что, Сергей? — спросил Марецкий.

— Бомба и датчик в здании. У меня час времени.

— Ждите здесь. Я к генералу, — сказал Марецкий и зашел в подъезд.

Черногоров занял кабинет директора страховой компании на втором этаже. Он сидел за столом и разговаривал по телефону. Вокруг него стояли полковники и внимательно вслушивались в слова руководителя.

— Нет, Антон Борисыч, решение должно быть принято однозначно. Вы — командующий, и ваш приказ выполнят. Если вы этого не сделаете, то мы упустим особо важных преступников. Неужели вы хотите, чтобы о последствиях стало известно президенту?

— Еще раз прошу меня выслушать, Николай Викторович. Тихвинский даже не спонсор, он меценат. Его пожертвования на переоборудование десантных войск составляют свыше шестидесяти миллионов долларов. Я только что разговаривал с командиром полка. Да, Тихвинский обратился к нему с незначительной, по сравнению со своими пожертвованиями, просьбой. Он заказал вертолет на пять часов вечера всего на два часа, а также транспортный самолет на шесть вечера на четыре часа. Расходы на топливо он берет на себя. Но при чем здесь террористы? Отказать Тихвинскому — значит лишить десантников финансовых вливаний.

— Мы теряем время. Теперь вы меня послушайте, Антон Борисыч. Приказывать я вам не могу. Но предлагаю компромисс. Вы выполните просьбу Тихвинского. Отправляйте вертолет в нужный квадрат в назначенное время. Пусть летит. Но он должен вернуться на базу через час. Так?

— Так.

— Отлично. Мои люди встретят вертолет. Ваша задача будет выполнена. Но на посадочной площадке в Тучкове органами правопорядка пассажиры вертолета будут арестованы. Это гражданские люди и к авиации не имеют никакого отношения. Все, что от вас требуется, — это пропустить машину с моими людьми на территорию аэродрома и не препятствовать аресту преступников. После этого вам

не придется готовить к вылету самолет и запрашивать воздушный коридор. Вы Тихвинскому обещали помочь с техникой и выполнили его просьбу. А предоставлять охрану его друзьям он вас не просил. Он первый открестится от них, узнав об аресте. Будьте в этом уверены. Думаю, что и сам великий олигарх не сегодня-завтра окажется за решеткой. Но ваша совесть будет чиста.

— Хорошо. Такой план меня устраивает. Я свяжусь с командиром полка и дам необходимые распоряжения.

— И еще. Не афишируйте наши планы. Никто не должен знать, что на территории аэродрома находятся сотрудники милиции и прокуратуры. Мы не должны спугнуть пассажиров.

— Это мне понятно. Все сделаем, как надо.

Черногоров бросил трубку и обернулся к одному из полковников.

— Дайте распоряжения включить сотовые линии. Мне необходимо наладить связь со службами, работающими по маршрутам преследования.

Полковник взялся за телефонную трубку.

Марецкий подошел к столу.

— Товарищ генерал, таймер взрывного устройства начал отсчет времени. Необходимо пропустить в здание сапера.

— Рехнулся, Степан? Чтобы мальчишка взлетел на воздух вместе со зданием! Нет, категорическое нет! Я не возьму жизнь пацана на свою совесть, а на кирпичи мне плевать. Пусть рушатся…

В кабинет буквально ворвался высоченный широкоплечий мужчина с седой шевелюрой, строгим красивым лицом и в шикарном костюме.

— Послушайте, генерал! Я финансовый директор «Дальнефти» Дворкин. На четырнадцатом этаже в сейфах осталось семьдесят три миллиона долларов. Деньги принадлежат компании. Мы должны их вынести из здания любой ценой. Но ваши люди упрямы, как ослы. Мне нужно десять человек и двадцать минут времени.

— Не говорите чушь, господин Дворкин. Здание взлетит на воздух с минуты на минуту, и ни один человек не выйдет за пределы оцепления. И кто вас пропустил через кордон? Марецкий, выведи отсюда господина финансового директора и сопроводи его за линию барьера.

Степан взял растерянного громилу под руку и вывел из кабинета. Если бы он не был абсолютно седым, то стал бы им после такого резкого отпора. С этим человеком еще никто так не разговаривал.

— Боже! Что же мне делать? Я же расписался в получении денег, а нас, как котят, выкинули на улицу. Это же произвол!

Он рванулся обратно к кабинету, но майор его удержал.

— Спокойно, господин Дворкин. Выход можно найти.

Седовласый красавец глянул на Степана.

— Послушайте. Я готов заплатить сто тысяч долларов за спасение денег и документов. Там договора на миллиардные сделки, акции, деньги.

— Я вам вряд ли смогу помочь. — Марецкий вывел предпринимателя на улицу. — А вот тот невысокий паренек с рюкзаком за плечами может стать вашим настоящим спасителем.

— Он? — удивился Дворкин, увидев Сергея.

— Он, он. Вот ему действительно деньги не помешали бы.

Они подошли к Сергею. Парень нервничал.

— Осталось пятьдесят минут, — бормотал Сергей. — Как мне перескочить через площадь? Не дадут же, придурки.

— Послушайте, молодой человек, — ласково заговорил Дворкин, — вот этот черный «лексус» принадлежит мне.

У тротуара стоял шикарный автомобиль. Сергей глянул на высоченного детину.

— И что?

— Садитесь рядом с водительским местом, а потом я сяду, и мы попробуем решить проблему.

Так они и сделали. Возле штаба толпилось много людей в милицейской форме, но никто не обратил внимания на садящихся в машину мужчин. Движение на площади замерло, и она пустовала, как ладонь нищего.

— Вы кто? — спросил Дворкин.

— Человек, который может обезвредить бомбу.

— Уверены? у

— Фифти-фифти.

— Вы же еще молоды…

— Бросьте, обычная работа. Если мы сейчас резко рванем с места, я успею.

— Хорошо, друг! За мной не заржавеет. С Богом!

Все замерли. Визг, дым из-под колес. Машина взревела и ракетой сорвалась с места. Никто и глазом моргнуть не успел. Лимузин в мгновение пересек площадь и с визгом затормозил у открытых дверей опустевшего здания.

— Храни тебя Господь, сынок!

Сергей выскочил из машины и скрылся в здании. Машина сделала крутой вираж и вновь пересекла площадь, встав на свое прежнее место. Трюк занял меньше минуты. Люди стояли с открытыми ртами и не могли понять, что произошло.

Лишь двое, притулившись в стороне, ехидно ухмылялись. Журавлев хлопнул Марецкого по майорскому погону.

— Ты хоть одну молитву наизусть помнишь?

— Боже, царя храни.

— Это гимн, а не молитва. Ну да все равно. Господи, Серегу храни. Надеюсь, и на этот раз смерть обойдет его стороной. Он же заколдованный!

— Глупости. Смерть уже обожралась. Устала костлявая за своими жертвами гоняться. Пора бы совесть поиметь. Хватит уже.

Герман Поплавский добрался до места без особых приключений.

Два брата долго обнимались и целовались. Сели у костра, и Юрий достал шампанское из сумки.

— Французское. «Брют». Припас для нашей встречи. Я знал, что она состоится. Самое страшное уже позади. Теперь ты свободен!

— Уверен? Таких, как мы, на свободе не держат. Милиция не дремлет. Сейчас весь район берут в кольцо.

— Пусть берут, Гера. Скоро прилетит ангел на крылышках и в считанные минуты перенесет нас на сорок верст к северу. А там нас ждет еще один крылатый спаситель. Тысяча километров к югу, потом машина, катер, солнечная Грузия и до Турции рукой подать. Завтракать будем где-нибудь в Стамбуле или Анкаре. А они пусть прочесывают леса и болота. У них работа такая. А денег нам до конца жизни хватит. Можешь свой научно-исследовательский институт открыть где-нибудь в тихой доброй Европе или Латинской Америке.

— Звучит заманчиво. Чем же займешься ты?

— О, у меня незаконченный проект тихвинских угодий. Работы непочатый край.

— Может быть, и новый клуб спроектируешь?

Юрий глянул на брата.

— Хочешь начать все заново?

— А почему нет? Секс-бизнес во всем мире приносит огромные доходы. А красивых женщин везде хватает. Стоит подумать об интернациональном клубе. Японочки, индианки, мулатки, француженки, арабки и даже русские.

Юрий разлил в припасенные хрустальные бокалы шампанское.

Где вы видели, чтобы в весеннем влажном лесу у костра двое уже немолодых людей пили из хрустальных фужеров шампанское и поднимали тост за создание новой «зоны» на поприще секс-индустрии.

А ведь и такое может случиться!

Стрелка прибора все больше и больше склонялась к нулю. Время летело слишком быстро. Сергей не думал об опасности. Он радовался тому, что впопыхах при эвакуации никто не успел закрыть двери, в скважинах торчали ключи. Но были и проблемы. Здание обесточили, и в коридорах, где не было окон, пришлось пользоваться шахтерским фонариком, надетым на лоб. Казалось, он предусмотрел все. Полный рюкзак инструментов. Он шел, не спуская глаз со стрелки локатора, будто держал в руках компас.

На третьем этаже стрелка упала на двойку. Он повернул направо. Лестничная клетка. Сергей вышел на площадку, и стрелка замерла на нулевой отметке.

В стене имелась ниша, закрытая железной дверцей, запертой на замок и с надписью красными буквами «Пожарный кран».

«Вот они куда тебя замуровали! Мудрое решение!»

Он снял рюкзак и вытряхнул на пол все его содержимое. В ход пошли кусачки, бокорезы и, наконец, монтировка. С замками он справился быстро. Дверцу сорвал с петель и отставил в сторону.

В темной нише ярко светились красные огоньки таймера, отсчитывающие секунды. Мигали индикаторы. Грозные и неумолимые цифры показывали ему, что до взрыва осталось двадцать шесть минут.

Сергей вздохнул. Самое главное сейчас не думать о времени, а делать свою работу. Лишняя нервозность может все испортить, или, другими словами, взорвать полрайона в центре Москвы.

Леха оказался прав. Датчик был прикручен к трубе изоляционной лентой.

Сергей поднял с пола струбцины и начал примерять каждую. Подошла только одна. Он надел тиски с нижней части трубы и стянул датчик с обеих сторон, подставив резинки на зажимах, чтобы не повредить аппарат. Теперь он держался прочно. Изоляцию пришлось срезать ножом, но она очень плохо отдиралась от верхней крышки. Секундомер продолжал неумолимо отсчитывать секунды.

Оголив крышку, он взял отвертку и осторожно отвинтил болты. Таймер продолжал работать и после того, как он отложил его в сторону.

Батарейка шахтерского фонаря подсела, и луч уже не был таким ярким. Наконец он обнаружил реле.

Оно находилось под платой, и требовался очень тонкий и узкий, размером со спичку, кусочек текстолита, чтобы просунуть его между контактами. У него имелся большой запас пластин разных размеров, но не таких узких. Ни одна не подходила.

На раздумья времени не хватало. Он обломил кусачками одну пластину, сел на ступени и начал ее обтачивать об каменную лестницу. О надфилях и напильниках он не подумал. В таких делах подобный инструмент не использовался.

Фонарь пришлось выключить, чтобы не растрачивать энергию батарейки. Работал на ощупь, вслепую, обливаясь потом. Текстолит плохо поддавался обработке. Терять драгоценные секунды на примерку он не мог. Светящаяся крышка таймера показывала остаток времени. У него имелось еще семь минут. Сергей тер и тер текстолит о ступени, сдирая кожу на пальцах вместе с капризным материалом.

Пластинка становилась тоньше и тоньше. И вот он решил, что она доведена до нужного размера. Встал, включил фонарь и подошел к датчику.

До взрыва оставалось три минуты десять секунд.

Нет. Он не мог! От перенапряжения тряслись руки.

Сергей вздохнул. Опустил руки, закрыл глаза и запрокинул голову. Он стоял не двигаясь, восстанавливая дыхание, и слышал, как бешено колотится сердце. О таймере пришлось забыть. Собрав остаток сил и волю в кулак, он вновь склонился над датчиком. От напряжения глаза начали слезиться. Свет тускнел. Вцепившись левой рукой в раму, он превратил ее в некий упор и положил правую руку сверху. Держа в пальцах текстолитовую зубочистку, он начал подсовывать ее под плату. Все внимание было сосредоточено на контактах. Пластинка должна попасть точно в то место, где они должны замкнуться. Таймер отсчитывал последние секунды. Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль. Контакты сомкнулись, зажав пластинку с двух сторон, Сергей зажмурился и ждал.

Тишина! Опять тишина! Он жив! Получилось!

Но пластинка была слишком тонкой и могла в любую секунду выскользнуть.

Сергей ослабил струбцину и осторожно взял датчик в руки. Он держал увесистый пенал, как пасхальное яйцо из тончайшего стекла. Приподняв его над головой, Сергей едва увидел мелкие шурупчики в нижней крышке. Присев на корточки, он нащупал на полу тонкую отвертку и, стирая рукавами с лица пот и слезы, начал осторожно выкручивать мелкие болтики. Один, второй, третий, четвертый. Крышка упала, и из гнезда вывалилась крохотная батарейка. Таймер тут же погас.

Вот теперь он мог быть по-настоящему спокойным и уверенным в завершении операции.

Площадь ждала с замиранием. Люди превратились в статуи. Толчея прекратилась.

Двери здания распахнулись, и на свежий воздух вышел молодой парень в серой куртке, с рюкзаком за спиной. Он сделал несколько шагов вперед по брусчатке и поднял правую руку вверх, сжимая в ней какой-то черный пенал, похожий на блок сигарет.

Толпа взревела и прорвала оцепление.

В семнадцать часов двадцать минут военный вертолет приземлился на посадочной площадке. Двери отворились, и по трапу спустились двое пожилых мужчин: один в кожаной куртке, второй в промасленной телогрейке.

Их встречали странные люди. Во-первых, они были в штатском, а во-вторых, среди них находилась женщина. Трудно себе представить, что в десантных войсках служат фотомодели. Да и хлеба с солью они в руках не держали.

Братья Поплавские немного растерялись.

Группа во главе с дамой приблизилась к пассажирам.

— Добрый вечер, Юрий Емельянович и Герман Емельянович. Мне доверили честь встретить вас и сопроводить во внутренний изолятор Главного управления милиции, другими словами — на Петровку. Рада вам представиться: следователь по особо важным делам столичной прокуратуры Ксения Михална Задорина. Любить и жаловать меня не прошу, но мне придется с вами работать. И я думаю, наши встречи будут проходить часто и продуктивно. Вы оба арестованы. Обвинения вам будут предъявлены в течение семидесяти двух часов. А сейчас прошу в машину.

На руках задержанных гениев защелкнулись наручники. Ни одного человека в военной форме братьям так и не удалось увидеть, так же как и самолетов на взлетной полосе, готовых подняться в небо. Путешествие закончилось не столь радужно, как они рисовали в своем воображении.

Сергея качали на руках, потом допрашивали генералы, хлопали по плечу. И наконец финансовому директору «Дальнефти» удалось протиснуться к парню.

— Ну, Серега, все! Считай, что ты обеспечен на всю оставшуюся жизнь. Я за свои слова отвечаю.

Дворкин снял с руки часы и протянул Сергею.

— А это от меня лично. Самые точные в мире. Платиновый «роллекс». Живи столько, сколько они будут работать!

— Вечно не живут, — усмехнулся Сергей.

— Видишь часы на башне? Они ходят по твоим стрелкам. Я башенные часы делал на заказ. Точно такие же висят на здании Лубянки. Когда-то там моего деда замучили. Великий был финансист. И я заказал такие же, чтобы теперь они отсчитывали новое время для новых поколений.

— На Лубянке? — переспросил Сергей. — Там, где КГБ?

— Ну да. Только теперь они не кусаются. А их главного идола снесли к чертовой матери!

— Дзержинского?

— А кого же еще?

— Который час?

— Так часы-то теперь у тебя.

Стрелки показывали без десяти минут шесть.

— А где эта площадь?

Дворкин показал рукой на одну из улиц.

— Квартала три, потом направо, еще пару кварталов, а потом…

— Я понял.

И парень помчался во всю прыть к указанной улице. Все правильно. Ему сердце подсказывало дорогу. Он даже ничего не видел перед собой.

Выскочив к метро, он подбежал к цветочной палатке и протянул продавцу свой платиновый «роллекс».

— Возьми в залог до завтра. Мне нужны все твои розы. Слышал? Все!

Кавказец, очевидно, знал толк в часах и дал парню цветы. А может, и не в часах дело было. Кто знает, что он сумел прочесть в его глазах.

Завизжали тормоза автомобилей. Площадь перебегал какой-то псих, которого за букетами и видно-то не было. Он летел как угорелый через бурный поток машин, движущихся по кругу возле того места, где когда-то возвышался грозный и мрачный памятник Железному Феликсу.

Но сейчас там стояла хрупкая девушка, трясущаяся на сильном ветру.

Они встретились в самом центре на месте постамента, обнялись и очень долго целовались, а цветы, рассыпаясь, падали к их ногам.

Многие водители и пешеходы останавливались и издали наблюдали за странной и необычной картиной. Кино, что ли, снимают? И только один старик задумчиво сказал:

— Вот все спорят и спорят, кому здесь памятник ставить. Митинги, вопли, раздоры! А чего спорить-то? Вот он, уже стоит! Памятник вечности. Потому что любовь вечна!

Оглавление

ГЛАВА I. Саратов. Начало марта

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

ГЛАВА II. Москва. Середина марта

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

ГЛАВА III. Москва. Конец марта

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

  9.

  10.

ГЛАВА IV. Москва. Начало апреля

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

ГЛАВА V. Саратов. Середина апреля

  1.

  2.

  3.

  4.

ГЛАВА VI . Москва. Конец апреля

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

Реклама на сайте