«Элитные спецы»

Сергей Самаров Элитные спецы

ПРОЛОГ

1

В центре «Банановой авеню»,[1] расположенной в юго-восточных, неспокойных кварталах курортного Майами, улицы, где ветер всегда дует с моря и ворошит горы неубранного мусора, первый этаж двухэтажного дома занимает небольшой и даже в самый солнечный день полутемный и прохладный бар «Торнадо-Кри». «Торнадо-Кри», точно так же, как и сам хозяин заведения, пользуется дурной славой. Только за последний год здесь трижды стреляли, и каждый раз в результате перестрелки полиция увозила по паре трупов, которые никто, естественно, не мог опознать. Раненые, как обычно бывает в таких заведениях – а без раненых вообще не обходится ни одна перестрелка, куда-то загадочно исчезали и к официальным врачам не обращались. Хозяин только сердито разводил руками и жаловался полиции, что бандитов в районе развелось слишком много. Но завсегдатаи знали, что сам он держит под стойкой пистолет-пулемет и во всех трех заварушках выступал чуть ли не инициатором. Но жить хочется всем, и такие сведения ни один из завсегдатаев бара сообщить полиции не желает. Давно известно, что на каждого доносчика найдется куча других, которые донесут уже не в полицию, а это гораздо страшнее…

Аугусто Барерра, хозяин заведения, в прошлом профессиональный боксер, не снискавший славы на ринге, слывет человеком решительным и не любящим компромиссов. Более того, поговаривают, что он постоянно идет на конфликты, не считаясь ни с чем, – пороховая бочка, одним словом, а не хозяин бара, и спиртное, которое он потребляет в неестественных количествах, внешне оставаясь трезвым, основательно помогает воспламенению его души. Но мало ли что говорят о человеке, когда его не очень любят и побаиваются…

Осенним утром, когда бар только открылся и хозяин еще не успел протереть, как обычно, все стаканы, но уже занял место за стойкой, чтобы приступить к этому занятию, в «Торнадо-Кри» заходят трое посетителей. Барерре сразу не нравится, что это не привычные в здешних местах «латиносы», то есть выходцы из латиноязычных стран Центральной и Южной Америки и даже не негры, которых везде полно, а в Майами особенно. Он даже затрудняется сразу сообразить, что за посетители, разговаривая между собой на неизвестном языке, занимают места на высоких табуретах. Нехорошая, по мнению Барерры, примета – первые посетители – из чужих, тем более неприятно трезвых. Это обещает не менее неприятные новости в течение дня, а хозяин бара, как всякий «латинос», суеверен. И потому спрашивает недовольным, хриплым с утра, после традиционного вечернего возлияния, голосом:

– Что будете пить?

Они сначала молча рассматривают его. Невежливо молчать, когда тебя спрашивают, и Барерре это тоже не нравится. Он начинает слегка «закипать».

– Сеньор Барерра? – наконец спрашивает старший из посетителей и снимает шляпу, чтобы положить ее на соседний свободный табурет и продемонстрировать свою идеально выбритую лысину. Лысина светится даже в полумраке бара, словно настоятельно просит, чтобы на нее сначала плюнули, а потом накрыли сверху плевок не шляпой, а бутылкой. Но посетитель сидит на высоком табурете, а Барерра не слишком высок, чтобы дотянуться и плюнуть точно в цель. И только по этой причине он сдерживается, хотя руку на бутылку все-таки кладет.

– Чего пить будете, спрашиваю… – рявкает он повторно, слегка наклоняет голову и приподнимает брови – привычка боксера смотреть исподлобья.

– Нам нужен сеньор Аугусто Барерра… – миролюбиво говорит лысый. – А пить… Апельсиновый сок со льдом, если можно…

Здесь не принято разговаривать так вежливо – это раздражает.

– Нельзя! – оттого-то и злится Барерра, уже принимая решение устроить взбучку этим плюгавым интеллигентам, если только они совершат еще хотя бы один шаг навстречу его настроению. – Сок таким скотам только на улице продают… Я – Барерра… Я – здесь хозяин… Мотайте отсюда… И не морочьте мне с утра голову…

– Я же говорил, что он хам и отъявленный негодяй… – говорит крайний справа посетитель, самый молодой. На хорошем английском говорит, чтобы и Барерра понял, а вовсе не на том странном языке, на котором все они вначале разговаривали между собой.

С Бареррой никто в его баре так себя не ведет, считая это просто опасным. На него, конечно, тоже могут иногда повысить голос, когда основательно подопьют, но не раньше. А это – прямой вызов. Вызов хозяин «Торнадо-Кри» всегда принимает с охотой…

Рука боксера-профессионала начинает работать раньше, чем Барерра соображает, как ему себя вести и что такое сказать, чтобы это выглядело по-настоящему красиво – все «латиносы» любят красиво и цветисто выражаться. Кулак резко летит через стойку, чтобы в последней, самой опасной фазе траектории своего движения сжаться и столкнуться с челюстью посетителя. Классический прямой удар… Но вместо челюсти кулак натыкается на раскрытую ладонь, выдвинутую вперед. И основание ладони бьет по средним суставам еще не сжатых пальцев. Барерра буквально ревет от боли по-бычьи. Он лучше других понимает, что у него в результате столкновения уже разорваны связки на четырех пальцах правой руки. Когда-то в молодости такое уже с ним бывало. И тогда рука оставалась нерабочей в течение трех месяцев. Но сейчас Барерру беспокоит не это. Он выдает в мир длиннющую и цветистую тираду ругательств, а вторую, пока еще целую руку, сует под стойку, чтобы достать пистолет-пулемет «узи». Одновременно поднимает глаза и вдруг видит, что в голову ему смотрят черными безжалостными отверстиями три пистолета с глушителями – один в лоб, два – чуть ниже, на случай, если он успеет присесть перед выстрелом. И все это синхронно, быстро, четко, без суеты и лишних слов, столь милых латиноамериканской сущности Барерры.

Три поднятых ствола – аргумент достаточно веский, чтобы выпустить не поднятое еще оружие из уже обхвативших рукоять непослушных пальцев.

Но стволом его напугать трудно. Барерра усмехается:

– Ваша пока взяла… Но запомните, я не из тех, кто постесняется выстрелить в спину… И потому – берегитесь…

– Мы побережемся… – отвечает лысый. – Мы люди осторожные, и свою жизнь бережем во славу Аллаха…

– Что вам надо?

– Нам нужна Марихуана Андреевна… – лысый с трудом произносит это имя. Впрочем, Барерра сам это имя произносит с трудом, но ему нравится его произносить.

– Шлюха?.. Можно было бы просто спросить… И не ломать людям пальцы…

Барерра трет пальцами левой руки пальцы правой и морщится – больно. И долго еще будет больно, знает он…

– Где она?

– В это время она еще спит…

Барерра держит у себя трех шлюх, обслуживающих его клиентов, и сдает им комнаты. Он не считает себя профессиональным сутенером… Нет, он им тоже дает возможность немного заработать, в отличие от уличных сутенеров, обирающих своих шлюх полностью. Но состояние они и здесь себе не сколотят…

– Где она? – голос посетителя звучит настойчивее, с легкой угрозой.

– Второй этаж, по коридору налево… Предпоследняя дверь… – рявкает Барерра и оборачивается на темный угол зала, где расположены три двери.

Двое из троих ранних посетителей идут к лестнице. Правильно идут, знают, за какой дверью лестница – это Барерра отмечает сразу. Значит, кто-то их навел. Но не из самого близкого окружения, потому что иначе они не спрашивали бы, как найти комнату этой русской лярвы. Третий, молодой, задерживается, не убирая пистолет, и с укором качает головой.

– Не надо вам было хамить уважаемым людям… И спасибо за предупреждение… Я самый осторожный из нас троих, очень осторожный, и потому поберегусь…

Барерра не слышит выстрела, он только по глазам понимает, что молодой посетитель нажимает спусковой крючок. Пуля пробивает голову Барерры навылет и разбивает бутылки в стойке и зеркало…

– Это к несчастью… – говорит молодой посетитель, прячет пистолет под полу пиджака, но не убирает в подмышечную кобуру. Он и в самом деле осторожный…

* * *

Коридор короткий и грязный, с оборванными обоями, висящими клочьями.

Лысый, так и не забравший свою шляпу с табурета, мимоходом обрывает со стены один лоскут обоев, нюхает и брезгливо протирает после этого пальцы, словно раздавил клопа.

Найти нужную дверь легко. Посетители останавливаются перед ней, и спутник лысого толкает ее, убеждается, что дверь закрыта, отступает к противоположной стене и с короткого шага бьет каблуком в замок. Хлипкая дверь сухо трещит, ломаясь, и распахивается.

Комнатенка маленькая, тесная. В ней только шкаф, кровать, стол и умывальник с раковиной. Даже нет стула. Рядом с кроватью – пустая пузатая бутылка из-под рома. И острые очертания тощего тела под грязной простыней. Попутчик лысого сдергивает простыню, и первое, что они видят, – это испуганные глаза.

Проститутка не спит. Она смотрит, словно ждет беды.

– Здравствуй, Марихуана Андреевна… – говорит лысый.

– Не брала я его деньги… Не брала… – отвечает женщина. По голосу чувствуется, что она не совсем трезвая. – Он их сам вечером в баре потерял…

И смотрит за спину.

Спутник лысого оборачивается. В дверях стоит человек – обыкновенный малорослый «латинос». И закручивает зажатое в руке мокрое полотенце – вместо дубинки. Видимо, вышел на шум из соседней комнаты.

– Это кто? Защитнички? – спрашивает «латинос» на плохом английском. Проститутку спрашивает. И в его голосе слышна издевка человека, привыкшего приказывать. Он совсем не боится, чувствуя себя в этом квартале хозяином, таким же, каким чувствовал себя Барерра за стойкой бара.

Лысый наклоняется и трогает плечо женщины. На плече свежий кровоподтек. Пожалуй, мокрое полотенце бьет посильнее полицейской дубинки…

«Латинос» поднимает руку и делает шаг вперед. Последний шаг… Потому что спутник лысого стреляет из-под полы своего светлого пиджака. Стреляет точно, сразу в голову. Тело падает неестественно громко, чуть ли не громче, чем выстрел. Проститутка пугается еще больше и пытается отодвинуться в угол.

– Марина Ивановна Андреева? – вдруг по-русски спрашивает лысый. Он хорошо говорит по-русски, только с легким кавказским акцентом.

– Да… Я… – хрипло шепчет женщина.

– Скажи-ка мне, Марина Ивановна, откуда ты родом?

– Я… Я… Из Столбова…

– Тогда мы к тебе…

– Что… Что вам надо?

– Жениться я на тебе хочу… – добрым и проникновенным голосом говорит лысый. – И домой увезти… В Столбов…

– Охренел совсем… – хрипло выдыхает Марина Ивановна. Похоже, подобная перспектива пугает ее больше, чем побои…

Но в испуганных нетрезвых глазах ее появляется какой-то интерес, по крайней мере она с любопытством рассматривает идеальную лысину…

2

Легкое касание тормозов, совсем незначительное, но машину все равно слегка заносит на повороте. Хотя скорость небольшая и дорожное полотно ровное, правда, чуть идущее под уклон.

– Кто меня уверял, что в Южной Италии не бывает зимы? – Длиннобородый араб в светлых восточных одеждах и темных очках смотрит на человека, устроившегося рядом с ним на заднем сиденье. Стекла салона сильно тонированы, и оттого здесь царит полумрак. Да еще плюс темные очки – что можно увидеть… Но араб, похоже, видит в темноте, как кошка…

Второй пассажир посмеивается.

– Я слышал, что вчера снег выпал даже в Израиле, радуя ваших братьев-палестинцев… Пустяк, конечно, но приятно, что хоть несколько человек поскользнутся и сломают себе ноги… Именно так мне вчера сказал в Риме один знакомый палестинец… Сам он ноги не ломает – уже несколько лет ездит в инвалидной коляске…

– Слава Аллаху, снегопад не в Эр-Рияде… – араб тоже посмеивается. Он поддерживает и одобряет действия палестинцев, но относится к методам борьбы ООП[2] чуть свысока, с точки зрения своего собственного размаха и значимости…

Путь от аэропорта до Сан-Джованни-ин-Фьоре по местным меркам считается длинным. А если учесть, что неожиданный обильный снегопад принес неразбериху на южноитальянские дороги, и заставляет машины еле-еле ползти на горных поворотах, то становится понятным, насколько растягивается этот путь.

– Вы когда планируете вылететь обратно, эмир?

– Я думал заглянуть на пару дней в Рим – просто развеяться, но если и Рим завалило снегом, мне там нечего делать…

– Вчера в Риме целый день лил дождь…

Араб поднимает ладони перед лицом, словно обращается к Аллаху:

– Что делается в старой Европе! В дождь я тоже не хочу… Наверное, вечером вылечу домой, поближе к солнцу… Надо будет не забыть позвонить и предупредить пилота… Мы с вами успеем до вечера обсудить все проблемы?

– Проблема, эмир, в настоящее время одна, и решение ее зависит полностью от вас – финансирование… Это слегка тормозит действие…

– А специалисты?

– Специалисты готовы… Уже проработали отдельные детали до тонкостей, часть действия уже начата и готова принести в будущем дивиденды. Подготовительная работа, одним словом… Ждем команды для начала первого этапа…

– Наверное, можно профинансировать для начала только первый этап… Мы даже не знаем, насколько он будет удачным… А потом уже браться за второй. На втором этапе, как я понимаю, будут работать другие люди?

– Нет, эмир… Помощники будут другие – только помощники, исполнители… Но общее руководство в целом не меняется. Неразумно при такой операции распылять силы. И в США, и в России, и в Великобритании службы безопасности тоже не спят. И чем больше людей будут знать о наших намерениях, тем более вероятен провал или хотя бы непредвиденные осложнения. Потому специалисты требуют сразу полного финансирования… Они слишком многим рискуют, но рисковать соглашаются только за основательное вознаграждение.

– Сколько продлится первый этап?

– На первом этапе нам необходимо внушить помощнику американского президента по национальной безопасности мысль о проведении совместных учений антитеррористических сил США и России. И даже не просто мысль, а почти готовый план… У нас имеется такая возможность… Чуть позже наши люди в Великобритании позаботятся, чтобы «томми»[3] тоже присоединились… А суть такова… Есть в России такой город – Столбов. Там расположен ядерный центр. Не военный объект, но очень опасный, как все эти «чернобыли»… В Столбове и должны развернуться основные действия… Впрочем, главный исполнитель программы все объяснит вам сам… Мы уже подъезжаем…

Эмир согласно кивает.

– Кто он такой?

– Интересный и ценный для нас человек. Его зовут Казбек Ачилович Ачилов. Мы платили ему уже несколько лет для использования в перспективе. Вот и настал момент. Он чеченец… В звании подполковника командовал полком внутренних войск еще в советские времена… Этот полк охранял когда-то стратегический объект… Тот самый ядерный центр в Столбове… Некоторое время, после окончания службы, Ачилов воевал дома с русскими… Там лавров не снискал, поскольку его тейп[4] не слишком уважаем в республике, и вообще прорусски настроен… Родственные связи, как вы знаете, в Чечне, слава Аллаху, еще значат очень много… Потом Казбек Ачилович перебрался на Запад… За него ухватилось ЦРУ, и он, с нашего, естественно, согласия, с удовольствием пошел на контакт… Тем более, американцы неплохо платят… Меньше, чем мы, но достаточно… Таким образом мы имеем постоянный канал для дезинформации Ленгли[5] и для выявления некоторых сфер их интересов. Работу на нас, как вы сами понимаете, Ачилов не афиширует. Уже несколько лет контакты Ачилова с организацией ограничивались перечислением денег на его счет. Предельно осторожен, сдержан. Обещает, в отличие от большинства своих соплеменников, только то, что в состоянии выполнить. Хорошо знает Столбов. И этим бесценен… Мы вместе пообедаем, заодно и составите мнение о главном исполнителе… Кстати, с ним будет и еще один исполнитель – Ширвани Андреев… Тоже личность колоритная… Побольше бы нам таких решительных людей…

– Хорошо… Я доволен вашей работой, сеньор Аль-Сантос… Кто разрабатывал общий план?

– Как обычно, я сам… Трехходовая комбинация, способная отвлечь все силы противника от основного направления действия и дать «зеленую улицу»…

– Вы свою оплату получите сразу за все время сотрудничества… А с финансированием операции… Я хотел бы услышать все в деталях и только потом смогу решить…

* * *

Казбек Ачилович Ачилов – среднего роста круглолицый человек неопределенного возраста с ежиком густых седых волос. Взгляд вопрошающий и слегка обиженный. Он встает при входе гостей и приветственно прижимает руку к сердцу. Сохраняет чувство собственного достоинства, которым, заметно, очень дорожит. Точно так же ведет себя и второй человек, находящийся здесь же, – высокий, бритоголовый, с властным умным лицом и чуть насмешливым решительным взглядом.

Но эмир сразу определяет, кто из них Ачилов, кто Андреев, хотя оба выглядят типичными восточными людьми и принять их, скажем, за славян невозможно. Аль-Сантос, как человек, знакомый всем, представляет гостя чеченцам.

– У вас русская фамилия… – эмир с дружеской улыбкой обращается к Андрееву. – Вы, должно быть, имеете примесь русской крови?

И, внимательно заглядывая в глаза, сам оставаясь в темных очках, ждет ответа.

– Нет, – Ширвани насмешливо поглаживает свою лысину. – И дети мои тоже чистые ичкерийцы. Но моя последняя жена, если можно так сказать, русская…

– «Если можно так сказать…» – вы, я вижу, любите разговаривать загадками? – эмир поднимает тонкие брови.

– Это оперативная необходимость… Тактическая разработка с прицелом на запланированное будущее… Уважаемый Казбек Ачилович, пользуясь своими связями, устроил так, что я без проблем могу жить там, где мне нужно. Жена – это женщина родом из Столбова, где мы планируем проведение акции. И при заключении брака я на всякий случай решил взять ее фамилию… Тем более брак был зарегистрирован в США по поддельным документам… Свою настоящую фамилию я ничем не запятнал… Чуть позже, чтобы убрать американские следы, мы перерегистрируемся уже в России…

– Что это за женщина?

– Последний год она промышляла проституцией в Майами. Одной из самых дешевых и постоянно избиваемых… К тому же она – мелкая воровка… Лазила по карманам клиентов… И за это ей тоже постоянно перепадало…

– Даже так? И вы решились довериться женщине с такой репутацией?..

– В Столбове у Марины остались родители… Уважаемые люди, на которых она побоится бросить пятно… Отец сейчас на пенсии, но он был крупным ученым – физик-ядерщик… Занимал в свое время пост главного инженера ядерного центра… Круг общения… Просто приятельские отношения… Даже простые вопросы трудоустройства на нужную должность… Все это будет открыто для меня… По документам я теперь нагайбак,[6] отставной офицер милиции, и никакого отношения к чеченским войнам не имею…

– Кто такие нагайбаки?

– В России много разных народов… Никто, кроме ученых и статистиков, не знает точно – сколько… Но звучит непонятно, и живут нагайбаки очень далеко от Чечни… Но я выясню кое-что про свою родословную, чтобы не путаться при случайном вопросе…

– Обязательно выясните… Проваливаются в основном на пустяках… Кстати, имя у вас чеченское?

– Имя мусульманское…

– Не лучше ли было бы сменить и имя?

– А если в ненужный момент встретится на улице старый знакомый и окликнет меня по имени?.. Да и привычнее со своим именем. В России каких только имен не встретишь… Это не опасно…

– Пусть будет по-вашему… Итак, я слушаю… Меня интересует ваш план в деталях…

– Извините, эмир, но сначала мы хотим пригласить вас к столу. Нехорошо нарушать традиции и вести разговоры с гостем, предварительно не угостив его…

Эмиру нравится соблюдение восточных традиций, и он согласно кивает.

– Вы придумали название для своей операции?

– Да. По прогнозам нынешнее лето обещает быть жарким… Мы добавим еще жары… Помните, был такой американский фильм со Шварценеггером в главной роли. Назывался «Красная жара»… Мы решили назвать свою операцию «Зеленая жара»… Такая жара многим придется не по нутру… Не находите?

– Я не возражаю…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАЧАЛО ЗИМЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Первыми в диверсионном управлении ГРУ по вызову полковника Мочилова появляются полковник Согрин и подполковник Афанасьев по прозвищу Кордебалет. Их отозвали из отпуска – Согрина из Самары, где он улаживал какие-то затянувшиеся семейные конфликты с бывшей женой и сыном, Кордебалета с Урала, где он просто отдыхал в военном санатории «Кисегач». Общение с хвойным бором и прекрасным озером, пусть и покрытым льдом, прекрасно восстанавливает и физические силы, и психические. Встретились полковник с подполковником, как и договорились заранее по телефону, в Самаре на вокзале, когда Согрин подсел в Кордебалету в вагон, правда, в другое купе. Девять месяцев беспрерывных рейдов по Чечне – из поиска в поиск, из боя в бой, потом всего недельный отпуск – и вызов… Естественно, радости от такого неожиданного вызова, ломающего все личные планы, они не испытали, и начальству за глаза досталось немало «теплых» слов. Третьего члена самой маленькой в управлении отдельной мобильной офицерской группы спецназа ГРУ – подполковника Сохно – оперативно найти не удалось – сотовый телефон упорно отвечал, что аппарат абонента или выключен, или находится вне зоны досягаемости. Пришлось отправить телеграмму-вызов на контрольный адрес, оставленный Сохно, согласно отпускному предписанию.

Большое здание на Хорошевке встречает их привычной холодностью требующих основательного ремонта длинных коридоров. Подполковник с полковником стучат в дверь и заходят в кабинет, не дожидаясь приглашения, как делают только свои. Мочилов с улыбкой поднимается им навстречу и пожимает руки. Они расстались полторы недели назад, когда завершили в Чечне очередную операцию, и надеялись, что увидятся по меньшей мере через месяц, но обстоятельства и чья-то воля заставили их сойтись вместе гораздо раньше.

– Сохно так и не объявился? – со вздохом интересуется Юрий Петрович, заранее зная ответ, потому что, подай Сохно весть, он появился бы вместе со своими товарищами.

– У нас еще восемь минут в запасе… – вздыхает и Согрин. – Толя эффекты любит. Если появится, то минута в минуту. Сначала, как обычно, в дверь зайдет, потом, уже изнутри, постучит…

Он, кажется, пытается убедить себя, что все так и произойдет, хотя на подобный исход, видно, не надеется.

– Зачем мы понадобились? – словно бы между делом интересуется Кордебалет, хотя понимает, что полковник Мочилов отозвал их из отпуска вовсе не для того, чтобы расспросить о настроении.

– Подождем восемь минут… – усмехается Мочилов, который тоже в пунктуальность Сохно верит мало, но Юрию Петровичу необходимо закончить шифротелеграмму, которую он писал до прихода офицеров, и он выделяет себе на это оставшееся время. – Я пока завершу работу…

Ручка продолжает бегать по бланку, как бегала до прихода вызванных спецназовцев, а полковник с подполковником тем временем рассматривают карту, разложенную на столе. Это, естественно, карта Чечни. И они не сомневаются, что их собираются снова отправить туда, откуда вытащили только неделю назад, заменив другой группой. Надеются, что карта сможет подсказать им суть нового задания. Но карта не подсказывает ничего, потому что на ней отмечены красным карандашом районы, где, как они знают, работают другие отдельные мобильные группы.

Полковник Мочилов как раз укладывается в восемь минут, подписывается, заполняет «шапку» бланка и смотрит на часы, вставая.

– Время вышло…

Дверь тут же с легким скрипом открывается, и все поднимаются звуку навстречу – подполковник Анатолий Сохно шагает за порог, уже изнутри стучит и улыбается:

– Здравия желаю… Я не опоздал?

Мочилов только разводит руками:

– Сколько за дверью стоял?

– Пять секунд. Одежду поправлял…

– Явился на две секунды раньше срока… – Мочилов еще раз смотрит на часы.

– Добавьте к своим часам два камня – снизу и сверху… Я прибыл вовремя… – Сохно категоричен и доволен собой. Он в самом деле любит эффекты и доволен, когда они удаются. – Я свои часы синхронизирую по Интернету с Гринвичем… Последний раз сверял только три дня назад – идут точно… А фирма-изготовитель в Швейцарии дала мне гарантию сбоя в пределах плюс-минус шести секунд в течение года…

– Я на минутку отлучусь… – Мочилов помахивает бланком шифротелеграммы, засовывает ее в папочку и выходит.

– Какого лешего им надо, командир? – спрашивает Сохно, поочередно пожимая руки товарищам. Он сияет, поскольку знает, что произвел эффект и на своих друзей.

– Какого-то лешего надо… – сетует Согрин. – И нам придется, похоже, этого лешего ловить…

* * *

Полковник Мочилов, хотя и ходил в шифровальный отдел, а это совсем на другом этаже, словно бы слышал фразу, произнесенную полковником Согриным. Так всем показалось, потому что именно с продолжения ее он и начинает разговор:

– Сидите, наверное, и думаете, какого лешего вам в этот раз придется ловить…

– Именно так и думаем… – за всех соглашается Сохно. – И именно касательно лешего…

– И не в те ворота попадаете… Я к вам с совершенно иным предложением… Еще не с приказом, а именно с предложением… Приказ будет чуть позже…

Молчание спецназовцев звучит прямым и конкретным вопросом. Но Юрий Петрович не спешит выложить все карты на стол, и потому выдерживает паузу.

– Не желаете сами лешими стать?.. Чтобы вас самих на сей раз ловили?.. Короче говоря, отдыхать даже роботам, говорят, иногда требуется, и потому отпуск я ваш не прерываю, он будет продлен на те дни, что вам потребовались на свидание со мной, но делаю вам официальное предложение поработать некоторое продолжительное время, уже после отпуска, в качестве… – новая пауза тоже впечатляет слушателей. – В качестве леших-террористов…

– И это как?.. – без паузы интересуется Сохно. – Мне, конечно, все равно, я могу и ирландским католиком на какое-то время стать, и даже мусульманином, при условии, что мне разрешат обойтись без обрезания… Но, говоря честно, вот как-то не очень желаю превратиться в «черную вдову»… На остальное почти согласен…

Мочилов остается серьезен. К играм подполковника и к его нестандартной модели общения он давно привык. И даже знает за Сохно привычку самоутверждаться, ставя порой таким общением высокое начальство в тупик.

– Ну, не совсем так… Без «черных вдов» и обрезаний мы, пожалуй, сможем обойтись… Но… Короче говоря… Относительно вашей мобильной группы уже готовится приказ… Через шесть месяцев намечаются учения международных антитеррористических сил. Вернее, учения, можно сказать, уже начались… Финал – через шесть месяцев… Участие будут принимать наши антитеррористы из «Альфы» – с одной стороны, и наши диверсанты – с другой… Диверсанты должны исполнить роль террористов… Совместно с «Альфой» будут работать специалисты по антитеррору из США и Великобритании. Наблюдать ход учений будут, вероятно, высшие должностные лица государств-участников. Вплоть до министров обороны, а может быть, и выше… Этот вопрос окончательно еще не решен. Большая политика, как вы понимаете, планируется загодя, но людей ставят в известность только после свершения факта… Через месяц после первых состоятся вторые учения – в Великобритании, еще через месяц – третьи, в Соединенных Штатах… Это все для соблюдения паритета. Объект по нынешним временам не военный, хотя и особо опасный в случае непредвиденных ситуаций. Итак, сначала иностранцы на нашем стратегическом объекте, потом мы на их объектах. Но нас с вами второй и третий этапы касаются мало, поскольку собственных террористов, настоящих и ряженых, у них хватает. Все будет проводиться на полном серьезе… В США – свои диверсанты, в Великобритании – свои… У нас – естественно, тоже найдутся… В качестве ударной группы террористов выбрали вас… Для ГРУ важно – преподать товар, как говорится, лицом и поддержать репутацию… Такое выкинуть, на что ни американцы, ни англичане не могут быть способны… Они всегда в своих действиях согласуются с расчетом… А вы, как всегда, должны быть непредсказуемы, как… Как Сохно…

Согрин сухо улыбается.

– Давно пора дать нам поиграть… А то все боевые задания… Никакого отдыха… Но, Юрий Петрович, учти… Поиграю и пойду на пенсию…

Мочилов качает головой – то ли осуждает, то ли вообще не принимает всерьез такую угрозу, хотя Согрин старше его на добрый десяток лет.

– О пенсии разговор будет особый, и не сегодня… Я отозвал вас из отпуска, во-первых, чтобы поставить в известность…

– Сердечно благодарен… – хмыкает Сохно. – Можно сказать, разрушили мою личную жизнь… У меня такой роман в деревне намечался… А тут – отзывают… А рядом деревенский бугай вертится, самогонки примет, и с гармошкой по улице… И все девки в мое отсутствие падают пред ним…

– Во-вторых, чтобы дать вам время подумать и на свежую голову прикинуть варианты, чтобы после отпуска предложить какой-либо план, устраивающий высшее руководство. А лучше – сразу три плана… Чуете, к чему дело идет?

– К чему? – спрашивает Кордебалет.

– К тому, что террористическую акцию запрещено разрабатывать специалистам оперативного отдела. Это непременное условие проведения учений. И материально-техническое оснащение в минимальном объеме. Все основное – ваш ум, ваша инициатива, ваше умение и старание… Что добудете, что сами накопаете, то и ваше…

– Так даже лучше… – соглашается полковник Согрин. – Единственный вопрос – место проведения учений?

– Город Столбов…

– Ядерный центр?

– Ядерный центр…

– Карты объекта нам дадут?

– С картами работать только внутри управления… Только внутри… – Юрий Петрович смеется, понимая ситуацию, в которой следует составлять планы, не имея под рукой карт.

– Конечно… – Сохно человек по характеру легкий и соглашается с удовольствием. – Такие карты есть только у американцев и у англичан… И, наверное, у настоящих террористов… Нашим офицерам подобную вещь доверить невозможно. Не заслужили они доверия… Террористы, одним словом, и есть террористы…

– У англичан и американцев, конечно, есть свои карты… – вздыхает Мочилов. – Мы не можем запретить их спутникам летать в космосе, где границы пока не прочерчены…

– Обойдемся… – уверенно соглашается Сохно. – Сами добудем… С чужих спутников…

– Добудете – значит, включились в игру… – соглашается Мочилов. – Я даже знаю, где вы их добудете, потому что сам хотел посоветовать вам обратиться туда… Кстати, мы уже обсуждали вопрос об усилении вашей группы, но учения должны иметь максимальную привязанность к естественным условиям, поэтому вопрос о доукомплектовании вашей группы силами спецназа ГРУ снят с повестки. Связано это с тем, что в естественных условиях далеко не каждый террорист имеет подготовку спецназовца ГРУ…

– Ни один не имеет… Кроме тех, что раньше служили у нас… – подтверждает Согрин. – А такие, к сожалению, пока встречаются…

– Вот потому мы и допускаем усиление вашей группы со стороны… Кадры подбираете самостоятельно… Скажем, из тех же парней, у которых вы желаете попросить карты… Они тоже бывшие… Но уже не наши… Последнее будет замечено и оценено положительно…

– А их допустят? – спрашивает Сохно.

– Думаю, что допустят… Только в вашу «террористическую» группу… Это вопрос, который командование в состоянии решить… Что касается допуска на объект, который будет все это время охраняться, как вы понимаете, в повышенном режиме, это ложится на ваши плечи… Сами добирайтесь, как настоящие террористы делают… У меня пока все!

– Тогда мы отправляемся к Басаргину… – решает за командира Сохно. – За картами…

– Привет ему от меня… – на прощание говорит Мочилов, показывая этим свое одобрение. – Адрес знаете?

– Надеемся, что они не постесняются сообщить его нам… А телефонный номер нам известен…

– Запоминайте адрес… Найти несложно…

2

В Старопромысловском районе Грозного вечера никогда не приносят спокойствия и умиротворения. Это инспектор дорожной службы старший лейтенант Завьялов знает хорошо. Успел узнать за почти шесть месяцев командировки. До смены осталась неделя, а потом – домой… Скорее бы… Устал от постоянного напряжения…

И до дневной смены остался час…

Завьялов стучит автоматом в амбразуру блокпоста, сложенного из бетонных блоков, призывая напарника.

– Смени меня… Погреюсь…

И вытаскивает портсигар, чтобы закурить. Портсигар этот жена специально для этой командировки купила ему на базаре. Не какой-то магазинный легонький, который пальцами смять можно, а солидный, весомый, сделанный из нержавейки каким-то домашним или «зоновским» умельцем, с гравировкой, изображающей схватку двух львов. И наказала, чтобы держал портсигар в левом нагрудном кармане, там он будет закрывать сердце… От пули… Но сердце от пули и бронежилет хорошо закрывает, а каждый раз лазить под него, чтобы достать портсигар, – это не слишком удобно…

Старший лейтенант вытаскивает сигарету, но прикурить не успевает и портсигар убрать не успевает. Видит старенький «жигуленок», направляющийся к выезду из города. И опытный глаз сразу схватывает ситуацию – на заднем сиденье четыре человека. Непорядок…

Завьялов давно уже знает, что в Чечне на протяжении многих лет никто не сдавал на водительские права. Права просто покупали, как на базаре, торгуясь с сотрудниками ГИБДД. И правила дорожного движения здесь мало кто знает. Но инструктаж требует спрашивать за правила строго, замечать любой непорядок. Тем более что за любой непорядок чеченцы обычно нормально платят, чтобы он не так бросался в глаза… И потому Завьялов, так и зажав незажженную сигарету между пальцев, оставив автомат на амбразуре блокпоста, поднимает жезл и шагает к дороге. Выходит на свежий воздух и его напарник. У этого автомат на плече, но смотрит стволом в землю. Третий их коллега – омоновец – так и сидит внутри. Письмо домой, кажется, пишет… Он недавно прибыл в Чечню и скучает по семье…

Завьялов с напарником расслаблены. Они ситуацию чувствуют и не беспокоятся. А что беспокоиться, если с противоположной стороны, из-за поворота приближается к блокпосту БМП. В случае чего – всегда подмога, да и кто против БМП на «жигуленке» попрет…

Но оба они не понимают, что с той стороны, откуда приближается «жигуленок», БМП не видно из-за развалин старой, с пробитыми артиллерийскими снарядами стенами, «хрущевки». И потому два автоматных ствола, высунувшиеся из легковой машины, для них полная неожиданность. Очереди бьют сухо и коротко. Одна из пуль попадает даже в поднятый в виде щита портсигар, выбивая его из рук Завьялова… Скрипит не менее громко, чем автоматные очереди, переключаемая коробка передач, «жигуленок» резко набирает скорость, чтобы выехать из города, водитель уже видит БМП и пытается сманеврировать. Но с брони соскакивают два человека, стреляют на ходу по легковушке, а сама БМП только чуть-чуть поворачивает в сторону и таранит «жигуленок». Встречный удар получается мощным и звучным. Со звоном летят стекла, со скрежетом сгибается легкий металл кузова легковушки, и левая гусеница подминает под себя капот…

Водитель и пассажир с переднего сиденья так и остаются в машине, уронив на переднюю панель окровавленные головы. Но пассажиры с заднего сиденья выскакивают сразу. Того, что сидел слева, автоматная очередь останавливает еще тогда, когда ноги его остаются в машине. Но двое других успевают покинуть машину, перекатиться и сразу попасть в мертвую для обстрела зону – корпус машины, а сразу за ним – коробка блокпоста, а дальше – развалины домов, где легко скрыться. Но и из БМП выскакивают офицеры, стреляют на ходу, хотя и понимают, что стрельба их в такой ситуации бесполезна. Просто любой опытный солдат знает, что, когда за спиной звучат даже неприцельные выстрелы, они не позволят тебе выпрямиться в полный рост и бежать так, как велит страх. Тот же страх заставит пригнуться, присесть, высматривать укрытие…

* * *

Командир отдельной мобильной офицерской группы спецназа ГРУ подполковник Разин показывает лейтенанту Сосненко на окровавленных инспекторов дорожной службы. Раненые шевелятся, Завьялов даже пытается встать и тянет руку в сторону блокпоста, где он оставил свой автомат. Выскочившему из блокпоста омоновцу Разин бросает короткое:

– Вызывай оцепление…

А сам устремляется за своими бойцами, так вовремя оказавшимися на месте нападения на блокпост. И видит при этом, что его заместитель майор Паутов уже осматривает машину и оставшихся в ней боевиков. Погибнуть от столкновения они не могли – не такой силы был удар. А допрашивать лучше всего раненых, пока те не попали в лазарет СИЗО. Паутов сумеет разговорить боевиков, в этом Разин не сомневается. И не оставит на поясе или в кармане гранату, как случилось недавно с внутривойсковым патрулем в такой же ситуации. Тогда раненый боевик, бросив под ноги автомат, позволил без сопротивления вытащить из кобуры пистолет и нож из ножен, а сам зажимал двумя руками рану в боку. Когда внутривойсковики окружили его, оказалось, что он прижимал к ране гранату с сорванным кольцом и, уже будучи окружен людьми, разжал чеку. В итоге трое убитых, включая самого боевика, и четверо раненых. Паутов опытный. Он такого не допустит…

* * *

Вопрос о скорейшем сносе в городе развалин ставится давно и постоянно. Эти развалины, как посчитали специалисты, процентов на сорок снижают уровень безопасности в таком опасном городе, как Грозный. И подполковник Разин лишний раз убеждается, что это так. Преследовать беглецов среди развалин дело сложное и опасное. Никогда не можешь сразу определить позицию, с которой в тебя будут стрелять, а сам преследуемый имеет возможность после короткой прицельной очереди эту позицию сменить и не попасть под перекрестный обстрел.

Группу не надо предупреждать, чтобы она включила «подснежники».[7] Подполковник уже слышит в наушнике шум дыхания бегущих людей, чертыханья и более крепкие выражения, явно не адресованные кому-то, а просто помогающие в следующий раз не спотыкаться.

– Я Волга, – командует Разин. – Снайперы! Ищите позицию повыше…

– Я Спартак. Понял…

– Я Сокол. Понял…

Он сам забирается на какую-то стену и оттуда уже видит, как старший лейтенант Парамонов и лейтенант Сокольников по флангам сворачивают в сторону от прямого преследования и выбирают удобную для себя позицию.

– Быстрее действовать, пока не стемнело…

А темнота наступает неуклонно. И не в человеческих силах остановить ее.

– Я Ростов, – подает в эфире голос капитан Ростовцев. – Надо перекрыть выходы в жилые кварталы. Они туда ринутся…

– Вот и перекрывай… Радуга! Помоги ему…

– Я Радуга. Понял…

Лейтенант Стогов перемещается в сторону, чтобы блокировать еще один проход. Действия группы согласованы, каждый понимает друг друга с полуслова. В дневное время беглецам уйти было бы невозможно. Но сейчас темнота может оказаться им в помощь.

Недалеко, за спиной, слышится рев машин. Подполковник оборачивается. К блокпосту прибыла помощь из комендатуры. Солдаты выпрыгивают из кузова и, сразу получив команду, веером рассыпаются вокруг развалин. Точно такой же маневр производится и вдалеке, на другой дороге. Должно быть, тот омоновец, что остался на блокпосту, оказался парнем толковым, сразу выложил дислокацию.

Из развалин доносится несколько коротких очередей. Разин по звуку определяет, что стреляют из «АК-47».[8] Значит, один из боевиков или даже оба проявили себя, обозначили. Это их оплошность. Теперь снайперы возьмут их на прицел.

Так и оказывается.

– Я Спартак. Вижу обоих…

– Я Сокол. Тоже вижу…

– Я Волга. Стрелять по ногам и рукам… Остальным… Осторожнее при захвате… Чтобы не взорваться… Следите за гранатами…

Микрофоны «подснежников» снайперов при стрельбе почти прижимаются к «винторезам». И потому сухие невыразительные щелчки не раздражают слух. Разин понимает, что дело сделано. Каждый из снайперов послал по три пули… Этого хватит…

Подполковник поднимается во весь рост и, не дожидаясь доклада снайперов, машет рукой офицеру, командующему оцеплением.

– Я Спартак… Оба лежат… Одного я снял, второго Паша подцепил…

– Я Ростов… Выхожу на захват…

– Я Волга… Осторожнее…

Подполковник спрыгивает со стены, выискав площадку без камней, на которых недолго и ногу сломать, и возвращается к блокпосту.

Навстречу ему шагают майор с лейтенантом. В глазах вопрос…

– Все… Снайперы сняли их… Сейчас принесут…

Разин спокоен и уверен. Он не сомневался, что дело завершится именно так.

– Снимайте оцепление…

Майор Паутов, передав раненых внутривойсковикам, подходит к командиру.

– Допросил?

Паутов кивает, но ничего не говорит при посторонних офицерах. Разин отходит в сторону, к своей БМП, уже съехавшей с капота раздавленного «жигуленка».

– Что-то интересное?

– Группа отправлялась в Россию. Готовится какой-то большой теракт… Своими маршрутами идут другие группы… Сбор в Сочи, но теракт планируется в другом месте. Где, они не знают… Но… Что-то связано с неким ядерным центром… Надо срочно сообщить в ФСБ, пусть прокачивают ребят по полной программе…

– Разговорчивые парни…

– Пока не очухались… Разговорчивые… Будешь разговорчивым, когда тебя начинают кастрировать… – Паутов хлопает себя по рукоятке боевого ножа…

– Операцию хоть не завершил? Хирургическую… А то ведь, по нынешним временам, посадят…

– К сожалению, не успел…

– Ладно, поехали сразу в ФСБ… Сейчас наши соберутся… Я пока предупрежу…

Подполковник вытаскивает трубку спутникового телефона и набирает номер…

3

Старенький, слегка битый, неровно зашпаклеванный и неаккуратно окрашенный «жигуленок», из тех, что повсеместно зовут «копейками», останавливается сразу за поворотом, даже не проехав от угла положенные пять метров. Но двигатель не выключается, из чего можно сделать вывод, что водитель – молодой парень в кожаной, покрытой многочисленными заклепками куртке, вот-вот собирается тронуться с места. Он даже левый сигнал поворота включает сразу же, как только на машине перестает мигать правый.

– Точно… – говорит второй парень с заднего сиденья. На нем такая же куртка, как на первом, точно такая же черная вязаная шапочка, и это уже напоминает униформу. – Это они… Они… А вот кто же это с ними?..

Впереди остановился синий «Ауди А6», большой, красивый, мощный, сияющий лаком под светом уличного фонаря.

– Проезжай дальше, – советует третий обладатель униформы, тоже устроившийся на заднем сиденье, – не то заметят…

Водитель со скрипом отжимает сцепление и с еще большим скрипом включает первую передачу, чтобы тронуться с места. Но машина ехать не спешит. «Ауди» впереди тоже стоит с включенным левым сигналом поворота, словно собирается отъехать от бордюра.

– Шибко крутой кто-то… – говорит водитель. – На такой-то «тачке»…

– Или торговый… На наши, стало быть, с тобой кровные денежки купил…

Синий «Ауди» все же успевает отъехать первым. С водителем, невидимым за тонированными стеклами, после непродолжительного разговора прощаются двое пассажиров – парней типичной кавказской внешности, что переходят тротуар, сворачивают за угол и уходят во двор.

– Давай, Санек, за ними…

Сигнал поворота переключается с левого на правый. То, что не «по зубам» шикарному «Ауди» с его несерьезным клиренсом,[9] вполне по силам «копейке». Машина, качнувшись, взбирается на бордюр, не задев его даже выхлопной трубой, и проезжает через тротуар между двумя домами. Во двор, куда ушли двое кавказцев…

Тем не менее оказывается уже поздно. Кавказцев не видно.

– Или первый, или второй подъезд… – делает вывод Санек. – До третьего не успели бы дойти… Стас, вон у тех парней спроси…

– Сам спроси… Ты разговорчивый… – отвечает третий парень.

– У меня стекло не опускается… Спроси…

Машина разворачивается по плавному кругу и останавливается рядом с двумя мальчишками лет по пятнадцать-шестнадцать, что, сильно жестикулируя, разговаривают, стоя на углу дома. Скрипит опускаемое стекло.

– Мужики… – обращение звучит солидно и уважительно, что мальчишкам, конечно же, нравится. – Тут сейчас пара кавказцев прошла… Они здесь живут?

Мальчишки смотрят внимательно. Словно оценивают варианты ответа. Один вытаскивает из ушей миниатюрные наушники плейера. Общаться с другом музыка ему не мешала, но при разговоре с чужими он желает слышать больше.

– Появились тут… Квартиру купили… Двухкомнатную… На втором этаже… – более высокий парень оказывается общительным и словоохотливым, показывает пальцем на балкон угловой квартиры, в окне которой только что зажегся свет.

– У кого купили-то?

– Старик со старухой здесь жили. Прокудины…

– А сами Прокудины куда делись?

– А кто ж их знает.

– Мне бабка рассказывала… – ломким баском говорит второй, что вытащил наушники, и кладет руку на крышу машины, словно облокачивается, и настраивается на длительную беседу. – В деревню уехали… Сейчас в деревне дом можно за копейки купить…

– Ага… Понятно… Спасибо, мужики… Не достают они вас?

– Черные… Дикари… Видишь… – показывает мальчишка пальцем. – Мусор им лень в контейнер таскать… Все под балкон сбрасывают…

– Все черные так… – добавляет первый. – В прошлом году на четвертом этаже семья жила… То же самое было… Дикари…

– Ладно, мужики, надо их к порядку приучать…

«Мужики» уважением довольны. Стекло поднимается, «копейка» трогается и выезжает из двора на дорогу через тротуар. И на дороге уже занимает место там, где перед этим останавливался «Ауди».

– Будем ждать? – спрашивает Санек.

– А тебе есть куда торопиться? – интересуется тот, что разговаривал с мальчишками.

Санек не отвечает.

– Серегу, правда, жена съедает, когда он задерживается… – Стас бросает взгляд на соседа.

– Подавится… – отвечает Серега. – Я не всегда съедобный…

Но они-то хорошо знают, что смелый он только перед ними. С женой он так не разговаривает…

* * *

Проходит больше часа.

– Сколько же их можно ждать…

– Они что вообще – старики сорокалетние, чтобы по вечерам дома сидеть? Козлы…

Начинает идти мокрый и липкий снежок. Понемногу заваливает лобовое стекло. Водитель время от времени заводит двигатель и включает «дворники». Но ненадолго… И скоро снег снова заваливает стекло…

– Холодает… Включи печку… – просьба к Саньку.

– Бензина на донышке осталось… И сколько сидеть – неизвестно…

В машине накурено. Дым дешевых сигарет начинает щипать глаза.

– Они… Идут…

– Нет… Не они… Эти ростом ниже…

Прохожих на улице становится заметно меньше. Время позднее. Тротуары освещаются не столько светом редких фонарей, сколько окнами домов и витринами многочисленных магазинов.

Проходит еще час.

– Минут сорок еще подождем, – говорит Санек, – и поедем… Дольше ждать бесполезно… Спать завалятся, а нам… В машине не поспишь… Сопли замерзнут…

Но пара кавказцев не обманывает ожидания. Они все-таки выходят из двора и сворачивают направо. Идут быстро, подняв воротники курток, чтобы снег не сыпал за шиворот.

– За ними…

– Не торопись… Не сразу… Заметно будет… Дойдут до перекрестка – поедем…

Санек уверен так, словно имеет богатый опыт слежки, хотя опыт у них у всех одинаков. Но соображает Санек правильно, и никто ему не возражает. Фигуры кавказцев видно издалека. Те доходят до перекрестка и выходят к дороге. Останавливаются около бордюра. С поднятой рукой. Ловят машину…

– Может, к себе посадим?

– Одного – в салон, второго – в багажник?

– И того, и другого в багажник…

– Не поместятся…

– Скрутим, свернем, утрамбуем… – Стас мрачно решителен даже в шутках.

Мимо «копейки» проезжает желтая, как такси, «шестерка». Включается правый сигнал поворота. Машина плавно прижимается к бордюру.

– Этот посадит… Поехали потихоньку… – говорит Серега.

Теперь водитель «копейки» не возражает и заводит машину.

* * *

Поздним вечером, с одной стороны, труднее вести слежку – транспорта мало, и заметить преследование легче. С другой стороны, в это время суток и не разберешь в зеркале заднего вида, что за машина тащится позади – та же самая или новая пристроилась. Свет фар – единственное, что можно рассмотреть. А в зеркало смотреть имеет возможность только водитель. Но при этом он, если будет смотреть назад постоянно, куда-нибудь может въехать…

Поэтому водитель «копейки» не стесняется, держится к «шестерке» близко.

«Шестерка» добирается до центра города. Видно, как зажигается в салоне свет. Кавказцы расплачиваются.

– В ночной клуб подались… – решает Стас. – Туда двинем или здесь подождем?

– Здесь… – настаивая интонацией, предлагает Серега.

– Боишься, что увидят и жене ляпнут… – Санек усмехается, не оборачиваясь.

– Ты и ляпнешь между делом… Невзначай… – Серега сердится.

– Ладно вам… Не до того… – Стас всматривается в окно. – Я один схожу… Вы здесь сидите… Если что, выйду, знак дам, подстрахуйте…

Он открывает дверцу, ногу уже ставит на бордюр, но замирает.

– Вот, черт… Деньги есть у кого-нибудь?

– Были бы, машину бы заправил… – говорит Санек.

– У тебя не спрашиваю… – Стас снова садится на прежнее место и смотрит на Серегу. – Ты все домой несешь… Заботливый папаша…

– Ты, что ли, моего сына кормить будешь…

– Ладно… Денег добудем… Денег добудем… Но придется сегодня в машине сидеть до упора… Холодно, блин…

Сидеть им приходится до трех ночи… От ночного клуба уже отъехало много машин. Хороших, не чета «копейке». И только около трех выходят две знакомые фигуры вместе с двумя девицами…

– Мымры худосочные… Получше там не валялось? – усмехается Серега.

– То, что требовалось доказать… – Стас довольно потирает руки. – Остался пустяк… Проверить, куда они двинут…

Кавказцы снова выходят к дороге и ловят машину. К этому времени таксисты и просто водилы, желающие «подлохматить», стягиваются сюда… На сей раз останавливается «Волга». «Копейка» провожает ее до знакомого дома.

– Дверь надо проверить… – решает Стас и выходит, чтобы забежать в подъезд. Возвращается через три минуты.

– Нормально… Дверь деревянная… Можно готовиться…

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

В полуконспиративном офисе российского бюро антитеррористического подсектора Интерпола – иначе это заведение назвать трудно, потому что располагается оно в жилой квартире и официально числится помещением жилого фонда Москвы, идут теоретические занятия. Поэтому Басаргин просит гостей появиться у него не раньше, чем через час.

– Так точно и появимся… – обещает Сохно, звонит Басаргину именно он. – Все равно мы раньше не доберемся без машины Тобако и тем более без него самого в качестве водителя…

– Андрей Вадимович у нас как раз и проводит сегодняшние занятия, – сообщает Басаргин, руководитель антитеррористического бюро, отсекая всякие попытки заказать транспорт, и добраться до офиса быстро и с удобствами.

Про собранный по заказу Интерпола «БМВ» с форсированным двигателем, который разве что летать не умеет, пока его хорошо не попросишь, и про умение Андрея Вадимовича Тобако ездить по переполненной машинами Москве так, словно у него на каждом углу крыши стоит по мигалке, спецназовцы слышали уже много раз. Теперь им предстоит толкаться в метро, что энтузиазма, естественно, не вызывает. Тем не менее они и без энтузиазма направляются к ближайшей станции…

– Что касается отпуска, – на ходу хмуро размышляет Кордебалет, – я думаю, про него следует уже забыть… Накрылся…

– А я вот так думаю, что стоит догулять отпуск вместе… – предлагает Сохно.

– Да… Совершить небольшую экскурсию… – поддерживает полковник Согрин.

– Вот-вот… Рекогносцировка на местности… – Сохно уточняет свою мысль.

– Кто туда экскурсантов пустит… – Кордебалет, как обычно заведено в их группе, не отрицает возможность, он просто ищет через отрицание наиболее вероятный вариант.

– А нам надо действовать быстро… Пока еще противоположная сторона хватится и проработает план мероприятий по пресечению наших попыток…

– Значит, будем действовать… Я могу и просто так сходить… – предлагает Сохно. – Где пешком, а где ползком…

– Так рискуем сразу засветиться… Выход один… – решает полковник. – Надо придумать такой повод, чтобы не просто пустили, а приняли бы с распростертыми объятиями…

– С хлебом-солью… Кстати, в какие-то годы что-то я слышал про Столбов интересное и к случаю, кажется, подходящее, но не слишком хорошо помню, что именно… – Сохно морщит лоб. – Вернее, совсем не помню… Помню только, что подходящее… Но это уж точно…

– Такие города не афишируют свое существование.

– Даже в энциклопедии данных не найдешь… – сетует Кордебалет.

– Мне кажется, это как-то связано с церковью… Я вспомню, когда перестану думать… – убежден Сохно. – Может, выпить по этому поводу? И лбом в стену… Тогда и мысли остановятся…

– За неделю еще не напился?.. – в свое время Согрин долго отучал Сохно от чрезмерного потребления «останавливателя мыслей».

– Если нет в современной энциклопедии, возможно, стоит поискать в дореволюционной… У Брокгауза и Ефрона… Я где-то видел в продаже компьютерный диск… Надо поискать… Столбов – город старинный, с традицией…

– Толик правильно говорит… – полковник тоже морщит лоб, стараясь что-то вспомнить. – Это как-то связано с религией… То ли там монастырь какой-то знаменитый был… То ли еще что-то подобное…

– Может, на такси поедем? – предлагает Кордебалет, показывая на желтую машину, стоящую у тротуара.

– Тогда приедем только через три часа… – говорит Сохно. – Нехорошо заставлять уважаемых коллег ждать… Ищем, где можно купить компьютерный диск… «Брокгауз и Ефрон»…

* * *

Привычка Сохно сначала заходить, а потом стучать с офисом Интерпола не проходит. Дверь здесь основательная, металлическая, замок крепкий и вообще какой-то нестандартный – просто так, даже в совершенстве владея отмычкой, не войдешь при всем желании. Приходится звонить. Но в другом привычка подполковника срабатывает точно. Он по своим швейцарским часам проверяет, дожидается, когда пройдут оставшиеся пять секунд, и только тогда звонит. Точность – вежливость королей и спецназовцев. Согрин с Кордебалетом, посмеиваясь, молча ждут исполнения этого ритуала.

Дверь открывает «маленький капитан», как зовут друзья отставного капитана спецназа ГРУ Виталия Пулатова. Впрочем, чаще его зовут просто Пулатом.

– В кои-то веки… Заявились в полном составе… – приветливо улыбается Виталий, распахивая дверь и пропуская гостей в коридор. – Дверь налево – офис, прямо – квартира нашего командира.

Но офисная дверь открывается сама. На порог выходит Басаргин, с которым спецназовцы за долгое время сотрудничества и даже при проведении нескольких совместных операций пока общались только по телефону, но лично не встречались.

– Знакомьтесь, – представляет их Пулат. – Это и есть те самые наши постоянные друзья…

– Через порог не здороваются, – Басаргин отступает в сторону и только в прихожей пожимает каждому из гостей руку.

– С остальными мы, кажется, знакомы… – говорит Согрин и с улыбкой пожимает руку каждому, кто выходит встретить их. Улыбка идет его неулыбчивому загорелому лицу. – Столько операций совместно проводили, а такой вот сложный рейд – к вам в гости! – совершаем впервые… Да и то по делу… Чтобы время не терять, может, сразу и начнем?

Все проходят в большую комнату офиса.

– Ты, Игорь Алексеевич, стал очень деловым человеком… – баском посмеивается двухметровый гигант Доктор Смерть. – В соседней квартире хозяйка старается, стол накрывает, а ты только дела признаешь… Для нас такие гости – всегда праздник… А праздники у нас, признаюсь, случаются не часто…

– Я же говорил, что вспомню, когда выпью… – Сохно довольно потирает руки. – Я знал, я чувствовал заранее… Все к тому и идет, что мне придется-таки вспомнить…

Согрин вздыхает и жалеет хозяев – знает, что, если в один строй встают Сохно и Доктор Смерть, местным запасам спиртного угрожает реальная опасность…

* * *

К искреннему удивлению Игоря Алексеевича, хорошо помнящего привычки своих друзей, и отставной майор медицинской службы, а нынче интерполовец Доктор Смерть, и даже подполковник Сохно за столом весьма сдержанно употребляют спиртное. Более того, Сохно после первой же рюмки становится непривычно задумчивым и даже в разговор вступает только после того, как к нему обращаются. Полковник относит это к влиянию хозяйки – жены Александра Басаргина Александры, которая заводит разговор об искусстве, что с хорошей выпивкой не слишком совмещается. Чуть погодя она садится в стороне от общего стола и начинает колдовать с угольным карандашом над большим прикрепленным к планшету листом бумаги. Александра – профессиональная художница. Все видят ее взгляд, обращенный на Сохно, видит его и сам Анатолий, понимает, что это именно его изображают, а не кого-то другого, и потому ведет себя до неприличия смирно.

Когда все поднимаются из-за стола, чтобы перейти в офис для предстоящего разговора, подполковник с торжеством смотрит на своего командира.

– Что? – спрашивает Игорь Алексеевич больше кивком, чем словами – так, как они привыкли разговаривать друг с другом в рейдах, где необходимо умение читать взгляды и как можно меньше шуметь.

– Вспомнил…

– И?..

– Расскажу… Это, может быть, почти подземный ход…

– Любишь ты пещеры… – вздыхает Согрин, потому что несколько операций последнего сезона они проводили именно в пещерах, и там подполковник показал себя знатоком, умеющим и под землей воевать не хуже, чем на земле, что удается далеко не всякому.

– Подземный ход – в переносном смысле…

Согрин пожимает плечами, понимая, что Сохно еще не начал объяснять, и терпеливо дожидается, когда придет время.

Приходится перенести стулья из квартиры в офис, чтобы все могли удобно расположиться. Согрин, оказывается, тоже любит говорить, разгуливая, как Басаргин, от окна к двери, и в один момент даже шторку отодвигает, выглядывая в окно, как это всегда делает Александр Игоревич, и этим вызывает улыбчивое переглядывание хозяев офиса. Осталось только остановиться и прислушаться, что происходит за дверью в коридоре, тогда сходство станет еще сильнее. Полковник рассказывает о сути предстоящего мероприятия, о предположительном задействовании сил и о предложении, родившемся одновременно в головах спецназовцев и их руководства, то есть о привлечении к учениям сотрудников Интерпола.

– Предложение заманчивое, поскольку нам тоже, по большому счету, следует проводить свои учения, иначе мы можем потерять какие-то навыки, – соглашается Басаргин. – Хотя, признаюсь, для нас более важным было бы выступление на противоположной стороне. Я предпочел бы ловить вас…

– А это невозможно… – убежденно возражает Сохно. – Не стоит и пробовать…

– Почему?

– Это невозможно, потому что это невозможно… – логика у подполковника пуленепробиваемая. – Нас могут поймать только тогда, когда мы сами этого захотим…

– Это мы учтем… – согласно улыбается Басаргин. – С другой стороны, имея перед собой таких прекрасно подготовленных условных потенциальных противников, есть чему поучиться. Опыт диверсантов в чем-то схож с опытом террористов, и знать это дело изнутри вовсе не вредно… Хотя я не знаю, как отнесется к этому наше руководство в Лионе, а без согласия руководства я не могу санкционировать пополнение «армии террористов» членами собственной команды…

– Значит, следует запросить это согласие… – убежденно басит Доктор Смерть. – И…

Телефонный звонок не дает ему договорить.

– И при этом следует, – все же завершает Доктор свое выступление, – запретить Тобако сотрудничать со своими бывшими сослуживцами из «Альфы»…

Он включает спикерфон и рявкает:

– Слушаю вас внимательно, Владимир Васильевич…

Определитель номера показывает, что звонит генерал Астахов из штаба антитеррористического управления «Альфа» ФСБ.

– Добрый день, Виктор Юрьевич. Я рад поприветствовать вас и ваших коллег. Могу я побеседовать с Басаргиным?

– Я рядом, товарищ генерал, – приблизившись и наклонившись к микрофону, говорит Басаргин. – Слушаю вас…

– Александр Игоревич, не могли бы вы с Тобако заглянуть к нам на полчасика?

– У нас, товарищ генерал, сейчас идет учеба, и я не могу прервать процесс… Что-то срочное?

– Нет, время терпит… Когда освободитесь, позвоните…

– Можно узнать, о чем пойдет речь? В двух словах.

– Намечается одно крупное международное мероприятие, и я хотел бы задействовать в нем вас и ваших людей…

– Мы часа через два освободимся и сможем приехать…

– Хорошо… Через три часа я жду вас…

Доктор Смерть выключает аппарат и демонстративно хохочет.

– Что? – спрашивает Басаргин.

– Я уверен, что международное мероприятие именно то, о котором нас только что предупредил Игорь Алексеевич… Нас ценят, если мы идем нарасхват… Но обратной дороги у нас нет, в том числе и у Тобако…

– То есть… – спрашивает сам Андрей Вадимович Тобако, бывший сотрудник «Альфы».

– То есть мы перед вами открылись полностью… – вместо Доктора отвечает Кордебалет. – Кроме вас, никто не знает, что это именно мы должны стать «террористами»… И тем более, этого никак не должны знать «альфовцы»…

– Да-да… – соглашается и Сохно. – Ваше положение однозначно, если не хотите, чтобы мы считали вас предателями…

– Мы не хотим, – говорит Ангел, отвечая за всех…

– А мне лично быть «террористом» кажется более интересным… – подает голос из угла, где обычно сидит молча, Дым Дымыч Сохатый, еще один бывший спецназовец ГРУ. – Есть где развернуться…

– Но играть на руку вам в ущерб противоположной стороне мы – те, кто не войдет в «команду террористов» – тоже не имеем права… Хотя… Хотя чем-то помочь, наверное, в состоянии… Террористы ведь тоже кому-то платят, с кем-то работают и добывают необходимые им сведения… Наверное, так и вы можете… – довольно хмуро говорит Басаргин, как бывший офицер ФСБ, не желающий вести игру против своей «альма-матер». – Доктор, подготовь запрос на разрешение…

Последняя фраза уже означает, что Александр Игоревич вынужденно согласился с доводами спецназа…

2

– Мне выпала доля командовать силами «синих»… – говорит генерал Астахов в завершение разговора, когда он в общих чертах обрисовал Басаргину с Тобако ситуацию с учениями. – В эти силы войдут два взвода международных сил – американцы и англичане, но основную работу, естественно, придется выполнять «Альфе», как гостеприимному хозяину…

– Я догадываюсь, товарищ генерал, – вздыхает Тобако, – что, в соответствии со сложившейся международной обстановкой, и, учитывая историческую символику, противная сторона должна иметь своим символом зеленый цвет…

– Естественно… Хотя были предложения назвать их «красными»… Потом решили, что «красные бригады» действуют только на территории Италии, а у нас красный цвет ассоциируется несколько с другим понятием… Это может кого-то обидеть…

– В свое время эти «кто-то» тоже не чурались террора… – хмыкает Тобако. – И у них он назывался именно «красным» в ответ на несуществующий «белый», придуманный, чтобы обозвать так стремление собственного народа к самозащите…

– Сейчас ситуация не та… Но вернемся к сегодняшнему дню и к конкретике. При нынешней постановке вопроса ситуация осложняется тем, что учебная вводная у нас пока единственная – мы имеем агентурное донесение о том, что в Столбове готовится террористический акт на основном производственном объекте – реакторе ядерного центра. И больше никакой зацепки… При таком варианте мы в состоянии только усилить охрану объекта и не можем проводить никакие профилактические меры…

– Почему не можете? – не понял Тобако.

– Потому что мы даже не знаем, кто будет исполнять роль «террористов». Предполагается максимально приблизить учения к естественной обстановке. Есть подозрения, что будут использованы какие-то подразделения из Чечни, хотя это вовсе не обязательно. Но в естественной обстановке мы имеем возможность проводить разведывательные мероприятия и через спецназ ГРУ, и через собственную агентуру, и через вас, и через органы МВД… Здесь же мы этой возможности лишены…

– Да, это существенное осложнение, – соглашается Басаргин, вызывая генерала на дальнейший разговор, он понимает, что пригласили их не исключительно для того, чтобы выслушать уже известную информацию. – Вам можно только посочувствовать…

– Этого, признаюсь, мало… – генерал выдерживает паузу, во время которой заглядывает в глаза обоим интерполовцам. – Я хотел бы в самом деле приблизить условия к реальным, то есть работать, как это бывает в действительности, когда мы делаем общее дело, вместе с вами. Не привлекать вас в общую операцию, поскольку у вас своих забот хватает, но иметь возможность пользоваться вашей агентурной сетью… Естественно, не напрямую, а через вас… Если что-то… кто-то… где-то… Могу я рассчитывать на информационную поддержку?

– Безусловно… – соглашается Басаргин, внимательно рассматривая портрет Дзержинского на стене. Что-то новое в интерьере кабинета, хотя это новое, по сути, является только возвращением к старому, к временам, когда сам Басаргин был еще лейтенантом и служил в этом же здании. – А когда намечается начало учений?

– Через шесть месяцев… То есть… Учения уже, можно сказать, начались, если мы включились. Думаю, противник тоже строит планы. Но завершающий этап – через шесть месяцев. Через шесть месяцев «террористы» должны «захватить» машинный зал ядерного реактора.

– Время еще есть… И для вас, и для «противника»… – устало вздыхает Тобако. – Если со стороны агентуры появятся сведения, мы обязательно поставим вас в известность… Обещаю…

Обещать Андрей может спокойно, потому что поступившие уже сведения пришли не со стороны агентуры, следовательно, их можно не передавать. Басаргин филологическую тонкость Тобако улавливает и коротко улыбается. Генерал на формулировку внимания не обращает. Не зная сути, ему трудно ориентироваться в игре слов. И продолжает:

– Но и это не самое главное. У меня к вам еще одна просьба, и очень серьезная… Привлечь вас полностью к учениям – а я признаюсь, что такие предложения поступали, поскольку учения международные – мы не можем. Это означало бы оголить еще одну сторону в настоящей антитеррористической деятельности. Поскольку наши силы будут довольно существенно заняты проведением учений, мы не сможем обеспечить безопасность по целому ряду профилактических направлений, которые уже прорабатываем. И поэтому я хотел бы передать вам кое-какие материалы… При этом будем считать, что к вам просто пришли агентурные данные… Это, как вы понимаете, обычная текучка, и нет никакой гарантии, что она выльется во что-то серьезное. Если серьезное будет намечаться, естественно, вы сразу включаете нас «на полные обороты»…

– Договорились… – соглашается Басаргин. – Это все нормальная работа. Плохо другое… У нас несколько человек должны, согласно плану переподготовки личного состава, отправиться на обучение во Францию. Мы еще не знаем, сколько человек и когда… Но в любом случае постараемся помочь вам оставшимися силами…

– Вот и отлично! Все документы уже подготовлены и ждут вас у капитана Рославлева. Он специально подобрал для вас и кое-что добавил, чтобы внести ясность…

– Мы зайдем к нему…

Генерал поднимается, чтобы пожать интерполовцам руки в знак будущего союза и окончания текущего разговора. Оба они почему-то стараются смотреть в окно, а не в глаза Владимиру Васильевичу. В это время стучат в дверь – Астахову приносят на подпись какие-то документы, и он не имеет возможности обратить внимание на странное поведение гостей…

* * *

– Без меня вы завалитесь на первой же проверке… Вам всем для гражданской действительности суровой авторитетности не хватает… Разгильдяйской, скажем так, крутизны… Вы там, в своей Чечне, совершенно оторвались от реальной жизни…

Доктор Смерть тоже желает принять участие в предстоящих учениях, и потому голос его звучит весомо и убедительно. Но спецназовцы брать его в свою компанию упорно не желают, хотя отлично знают умение Доктора Смерть быть необходимым в боевой обстановке.

– Если хочешь, мы будем тебя держать в качестве мозгового центра… – единственное, что предлагает Сохно. – Будешь сидеть на этом же телефонном номере и по совместительству работать на нас… Но для оперативной и уж тем более конспиративной работы, ты слишком заметная фигура… Тебя за три квартала среди небоскребов видно… А уж в таком заштатном городишке, как Столбов, – станешь бронзовым памятником вождю, и тебя с площади не выпустят…

– Первый раз в жизни чувствую ущербность из-за собственного роста… – сетует Доктор Смерть. – Но и вождем быть тоже неплохо… Бронзового никто не заподозрит…

– Рука устанет! – сетует подполковник. – Представь! Постоянно стоять с поднятой рукой и указывать людям путь в «бестеррористическое» будущее…

Доктор вздыхает. Согласие с бесспорными доводами только усиливает его желание противопоставить себя им. Он любит бороться с обстоятельствами.

Полковник Согрин уже определил состав: из российского антитеррористического бюро Интерпола он берет в свою «террористическую» группу только стопроцентных спецназовцев – Пулата, Ангела и Сохатого. Доктора Смерть в свой список не вносит, хотя тот в Афгане тоже воевал в спецназе ГРУ, правда, только в качестве майора медицинской службы, а это несколько иная стезя. И опыт наемника в Приднестровье, Абхазии и Боснии в этом случае не идет в послужной список Доктора. Он таким поворотом дела откровенно расстроен, словно ему не доверяют. Тем не менее признает, что фигура он слишком колоритная для того, чтобы его могли не узнать, заметив только однажды.

– Тебе очень сложно маскироваться. Хамелеона из тебя не получится, даже если ты выщиплешь бороду и побреешь голову наголо… – Сохно категоричен. – Потом придется еще и ноги наполовину укорачивать…

Доктор в раздумье подергивает себя за бороду, но выщипывать ее не рвется, потом трогает разбросанные по плечам густые длинные волосы – бриться наголо ему тоже не хочется, тем более это все равно не поможет, потому что укорачивать наполовину ноги он тоже не желает. И только вздыхает в очередной раз.

Последний, оставшийся не у дел интерполовец, бывший чеченский милиционер Зураб Хошиев, в состав группы даже не рвется, поскольку его кавказская внешность может сослужить только плохую службу.

– Может быть, приступим к конкретному обсуждению? – спрашивает Пулат, не дожидаясь конца спора.

– Сначала дождемся разрешения из Лиона, – решает Согрин. – Кроме того, скоро вернутся Басаргин с Тобако… Я почти уверен, что они принесут нам дополнительные вести…

В офис заходит из квартиры Александра Басаргина. Приносит портрет Сохно. Момент почти торжественный. Анатолий, всем на удивление, краснеет, что видно даже под его непроходящим загаром.

– Спасибо… Я надеюсь, что этот портрет не войдет в галерею Интерпола по розыску… Только ума не приложу, куда мне его пристроить… Постоянного жилья я, к сожалению, не имею…

– Вывесим здесь, – решает Доктор Смерть. – Мы должны знать в лицо своих героев!

Сохно скромно не возражает, и Доктор пытается приладить портрет на стене.

– Не надо скотчем… – просит Александра. – Я на картон приклею и рамку сделаю…

Она забирает портрет и выходит. Полковник улыбается:

– Надо же, как похож… Вроде бы и не бандит,[10] а ты…

* * *

Портрет, наклеенный на лист жесткого белого картона, взятый в простенькую деревянную рамку, уже красуется на стене, и Сохно, десять минут стоя по стойке «смирно», всматривается в знакомые черты, когда возвращаются Басаргин с Тобако. Они выглядят озабоченными, портрет сразу не замечают, хотя Сохно настойчиво занимает место под ним, давая всем возможность обнаружить сходство рисунка с оригиналом.

– Поступило предложение? – интересуется Согрин.

– Два предложения… – отвечает Басаргин, убирая в сейф папку с документами.

– Первое – стать нашими «противниками»… – предполагает Кордебалет.

– Несколько иначе… – возражает Тобако. – Нас завербовали в «стукачи»… То есть не совсем нас, а только через нас, как через передаточное звено, наших действительных «стукачей». Тем не менее, приняв на себя роль передаточного звена, мы сами автоматически становимся в их доблестный ряд… По крайней мере, рядышком стоим…

– Я рад за вас… – говорит Сохно. – Хотя лично мне такая служба не по душе… Но мне все равно любопытно знать, что именно вы собираетесь на нас стучать?

– Мы собираемся передавать в «Альфу» только то, что передадут нам наши осведомители… Андрей отделался от генерала такой обтекаемой фразой… – Александр, как и Андрей, серьезен. – Я надеюсь, что ваши торные пути с их тропками не пересекутся…

– Это уже легче… – Согрин тоже соблюдает серьезность. Впрочем, он всегда серьезен, даже когда улыбается. – Второе полученное предложение как-то касается нас?

– Только косвенно. Генерал попросил нас в оставшемся составе взвалить на себя некий груз их собственных незавершенных разработок, которые вполне могут оказаться «пустышками». Тем не менее они требуют проверки. Это в связи с широким вовлечением «альфовцев» в учения. Могу, кстати, вас обрадовать… Пока они не подозревают, что «зеленые» будут представлены спецназом ГРУ. И это ваш козырь…

– Наш козырь в другом… – не соглашается Сохно. – Даже если бы они имели наши фотографии и объявили нас во всероссийский розыск, мы все равно сделали бы свою работу…

– А в чем же тогда ваш козырь? – спрашивает Тобако.

– В том, что мы все равно будем действовать неожиданно и так, что они не будут даже подозревать о наших намерениях…

И в знак подтверждения собственной уверенности, Сохно вытаскивает из кармана CD-диск и помахивает им у Тобако перед носом.

– Брокгауз и Ефрон подскажут?

– Тогда давайте посмотрим вместе… Я так полагаю, что вы собираете информацию по городу Столбову…

3

Утром, едва проснувшись, Стас сразу берется за телефон – благо, аппарат стоит рядом с диваном, – только руку протяни, можешь даже и не вставать. Стас в приподнятом, бодром настроении, словно предчувствует что-то большое и значимое, что может перевернуть однообразную скуку его существования. И он готов приложить руку, чтобы это значимое свершилось…

– Слушаю… – отвечает трубка.

– Доброе утро. Мне нужен старший лейтенант Валерьев… Да-да… Станислав спрашивает… – ждет минуту. – Привет… Ну что… У нас все наклевывается, как и планировали… Сейчас? Хорошо. Санька сейчас подниму. Мы до четырех ночи работали… Серега, наверное, под домашним арестом… Без него подъедем… Понял… Понял… Приедем…

И тут же набирает другой номер. Трубку не берут долго. Наконец Санек отвечает.

– Алло… Кто еще…

– Как твоя карета?

– А… Ты… Под окнами мерзнет… А я в постели… Тоже мерзну… Дома холодрыга – совсем не топят… Сейчас психану, пойду в машину греться… Вместе с одеялом…

– Можешь и вместе с одеялом… Но сначала умойся, чтобы за рулем не спать, и ко мне подъезжай… Я Валерьеву дозвонился, он нас ждет…

– Бензин на нуле…

– Я у бабки полторы сотни перехвачу… Заправишься по дороге…

Стас в раздумье ждет с поднятой трубкой минуту, набирает сначала три цифры, чтобы позвонить и Сереге, но машет рукой, не желая нарываться на жену друга. Знает, что сейчас трубку возьмет только она. А он не любит, когда ему высказывают претензии…

Санек подъезжает через полчаса. Сигналит под окнами. Он быстрый на подъем. Умывается почти как настоящий моряк – два пальца под краном намочит, глаза легонько потрет – и готов…

* * *

Машин в это время на улицах уже полно. Едут медленно. Стас ворочается на заднем сиденье, сердито скрипит пружинами, словно может таким образом подогнать медлительную транспортную вереницу. Наконец «копейка» останавливается рядом с двором райотдела милиции. Место неудачное, до тротуара через сугроб по колено в снегу корячиться. А в другом не встанешь – машин много, стоят плотно, водители сами не знают, как смогут разъехаться. И Санек во двор не заезжает – там только «мусоровозы» стоят. Но эти, как всегда, пристраиваются без тесноты…

Он долго возится с замком, закрывая дверцу. Наконец, это ему удается. Проходят через двор. Постучав на крыльце ногами, обивая налипший снег, идут в здание мимо дежурного. Никто их не останавливает. Направо по коридору, почти до конца, потом еще раз направо. Стучат в дверь знакомого кабинета по правой же стороне и входят сразу, не дожидаясь приглашения.

– Привет… – поднимается навстречу розовощекий, словно красных яблок с детства объелся, старший лейтенант. Он выглядывает через плечо Стаса за дверь, проверяя, кто в коридоре, и плотно закрывает ее. – Рассказывайте, только быстро… И так жду вас, а меня ждет начальство…

– Сегодня все подготовим… Клиенты созрели… Просто сами слезно просятся… Готовь на завтра свою бригаду…

– Лидка как?

– А что она… Она давно согласна… Ей что двое, что пятеро – одно удовольствие…

– Что за парни?

– Квартиру только что купили… Деньги, следовательно, есть… Вчера их до дома земляк какой-то подвозил… «Ауди А6»… Машина серьезная… – Санек устраивается верхом на шатком стуле.

– Насчет машины мы в следующий раз подумаем… Сейчас квартира нужна…

– Может, лучше сразу – налом?.. Тогда следов никаких…

– Квартира важнее… Лидку туда поселим, чтобы было где собираться, а уже когда развернемся по полной программе, тогда… Хотя… Там посмотрим… Главное, «сделать» их… Ваша – подготовка… А там уже и мы включимся… Жестко… Давайте сразу время планировать…

– Короче, так… Нашли мы их… Вчера они в ночной клуб забрели… Там пару шалав сняли… Обычно как?.. Тропинка протоптана, по ней и идут… Сегодня туда же двинут… Лидка их там уже будет ждать…

– А если они не Лидку снимут?.. Мало ли там шалав прыгает… Или еще какую-то в привесок притащат? А та не в курсе… Нам лишние свидетели…

Старший лейтенант Валерьев характерно проводит себя ребром ладони по горлу.

– И что предлагаешь? – Стас только сейчас садится, забрасывает ногу на ногу.

Старший лейтенант прогуливается по маленькому кабинетику, покусывая мелкими зубами карандаш. Он в этот момент похож на вдумчивого хомяка.

– Добрые дела следует делать днем! – он поднимает карандаш перед собой, словно восклицательный знак. – Соображайте, как днем сработать? Лучше сделать все прямо сегодня, пока наше дежурство… Ближе к вечеру… Я после двух от телефона отходить не буду… Если что, звоните… И Лидку предупредите, чтоб поскромнее оделась… Не как всегда… Шубу старую… Джинсы драные… Пусть снимает этих парней где-нибудь на улице… Или в магазине… Чем они занимаются-то хоть?..

– Ничем, похоже… Приехали, присматриваются…

– Откуда приехали?

– Да кто их знает… Похоже, азеры… Или еще кто-то… Да какая в принципе разница… Главное, что ребята при деньгах…

– Хорошо… На первый раз так и сработаем, хотя это опасно… Но я в паспортном столе договорюсь… Пусть мне сообщают, когда кавказцы или азиаты регистрироваться будут… По прямой наводке работать легче…

– Они ж не живут, где регистрируются…

– Вот и причина для проверки… Детали я продумаю…

* * *

Двухэтажные дома барачного типа тянутся вдоль железнодорожного полотна. Здесь проходит грузовая ветка, рядом «горка» для роспуска составов – обязательная вещь на каждой узловой станции. День и ночь слышится стук колес на стыках рельсов, тяжелые удары спускаемых с сортировочной «горки» вагонов, переговоры диспетчеров и составителей поездов, сигнальные гудки маневровых тепловозов, характерный железнодорожный шум и звон металла. Зимой и летом на стекла домов оседает черная пыль.

Когда-то, лет сорок назад, эти дома, что называется, реконструировали и из бараков сделали многоквартирными. Тогда люди были и этим довольны. Сейчас за домами никто не следит. Железная дорога, которой пока еще официально принадлежат дома, от них отказывается, пытается спихнуть ветхий жилой фонд городу. Город упорно не хочет принимать жилье, которое практически относится к категории списанного под снос – осталось только оформить это документально. Когда был последний ремонт – жильцы не помнят и не надеются, что он когда-нибудь будет, а коммунальщики в новом ремонте не видят смысла – дома стоят в санитарной зоне железной дороги. Стены год от года ветшают, обваливаются целыми кусками. Кровли текут постоянно. Все потолки на вторых этажах напоминают грозовые тучи с разводами…

Санек выруливает к этим домам. Наклоняется вперед, чтобы лучше видеть. Дорога такая, что застрять немудрено – никто не ездит, следовательно, никто не чистит. А Санек – водитель неопытный, зачем-то часто газует, вместо того чтобы еле-еле трогать педаль акселератора, и колеса пробуксовывают в высоком грязном снегу, образовывают ледяную корочку, с которой трудно съехать. Тем не менее пробраться к крайнему дому ему удается. Он останавливается у полуобвалившегося, с мутными разводами по штукатурке торца, вспотевший, словно он своими собственными крепкими плечами двигал родимую «копейку».

– Ну, ты – вездеход… – говорит Стас то ли с ехидством, то ли с восхищением.

В этом пустынном маленьком дворике Санек даже не закрывает машину. Не от кого, да и возиться со сломанным замком не хочется…

– Проснулась хоть она… – не спрашивает, а опасливо предполагает возможный отрицательный вариант Стас.

– Разбудим…

– Не откроет… Ее будить… Сам знаешь как… Бабка выскочит… На всю улицу ора не оберешься… – Стас уже знаком с ситуацией не понаслышке. – Летом раз кипятком нас чуть не обварила… С чайником вылетела…

– Ладно… – Санек обреченно вздыхает. – Идем, что ли…

Они отодвигают – не открывают, а именно отодвигают висящую на одной петле дверь подъезда. На удивление, в подъезде даже горит свет. Поднимаются по деревянной исшарканной лестнице на второй этаж. Стас звонит. Лидка открывает быстро. Словно за дверью стояла. В шикарном ярком халате, яркая, чуть ли не праздничная, она смотрится неуместной в прихожей грязной коммунальной квартиры. Словно случайный человек, просто по необходимости заглянувший с подиума дома моделей. И даже накрашена, как на сцену. Тем не менее скучно смотрит на парней и распахивает дверь шире.

– Заходите… Не разувайтесь в коридоре… Там… – машет Лидка на дверь своей комнаты.

На кухне кто-то гремит посудой. За закрытой дверью не видно, кто.

– Бабка? – шепотом спрашивает Стас, стараясь скорее прошмыгнуть в комнату.

Лидка усмехается и кивает:

– Чайник кипятит…

Дверь она за собой закрывает плотно и даже поворачивает круглую ручку замка.

– Чего пожаловали? Надыбали, наконец?..

Она в курсе всех событий. Более того, сама идея дела первоначально созрела именно у нее в маленькой симпатичной и циничной головке. Сначала вроде бы предложила полушутя. Потом шутка стала заинтересованным разговором с возможностью неплохо зарабатывать в условиях, когда кавказцы и среднеазиаты наводняют российские города, как саранча. Подробности разрабатывали все вместе. Потом чаще без нее, чтобы не сильно зазнавалась и не требовала себе слишком много. Таким образом договорились, что все заработанное делится на равные части. Сама Лидка думала только привлечь парней и с их помощью основательно потрясти черных. Они сообразили, что в доле с ментами дело будет более надежным. Тогда уже можно не просто потрясти, а вытрясти полностью…

– Надыбали… – у Санька голос торжественный. – Таких красавцев…

– Красавцев не надо… Красавцев мне жалко будет… Я мужской пол люблю, за исключением вас… Были бы вы красавцами, и вас любила бы… Мне поносатее подавай, и чтоб по-русски плохо говорили…

– Вот разговаривать с ними пока не пришлось… – говорит Стас. – Но ребята не из самых бедных, и квартиру мы с них сдерем… Ты готова?

– Я всегда готова… – с гордостью говорит она.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Статья в интерактивной энциклопедии Брокгауза и Ефрона оказывается довольно подробной, хотя и основательно устаревшей. Естественно, там ничего нет о современном облике города и уж подавно о ядерном центре. Обновления сведений и дополнений интерактивная энциклопедия не предусмотрела.

– Толку от такой информации, похоже, мало… – решает Басаргин, впрочем, без особого огорчения, поскольку он не успел еще стать даже болельщиком в противостоянии «синих» и «зеленых», хотя и оказался слегка вовлеченным в подготовку одной из сторон. – И запросить Лион мы тоже не можем. Нас справедливо обвинят в шпионаже…

– Относительно шпионажа – может быть… А что касается «Брокгауза и Ефрона»… Не скажи… – не соглашается Сохно. – Мне кажется, от этого диска очень много толку… И даже ничего запрашивать не надо…

– Есть мысли? – интересуется Сохатый.

– Мысли к нему еще за столом пришли… – за Сохно отвечает Кордебалет. – Толя обещал, что после первой рюмки у него остановятся ненужные мысли и соответствующе начнет работать голова… В подходящем режиме… Я так понял, что она заработала в тройном размере, поскольку он принял три рюмки…

– Четыре… – поправляет его Сохно, любящий точность.

– Значит, четыре мысли о возможности активно работать в заданном направлении… – предполагает полковник Согрин лучший вариант.

– Нет… Мысль только одна, но я готов поспорить, что она вчетверо лучше любой другой… – Сохно хлопает Доктора Смерть по плечу, прося освободить место за компьютером. И хотя в одной руке Доктора поместятся две руки Сохно, не сказать, что жест остается Виктором Юрьевичем незамеченным.

Доктор неохотно покидает кресло. Садиться на стулья он не любит из опасения, что в любой момент может свалиться, а стоять при его росте тоже не слишком комфортно, потому что Доктор всегда ощущает, что вот-вот заденет за что-нибудь головой. Но все же встает. Сохно щелкает мышью, отыскивая нужные страницы.

– Вот! – говорит он торжественно. – Смотрите…

Доктор Смерть через плечо подполковника читает статью вслух.

– Ну и что – монастырь? – не понимает Басаргин. – Ну и что – восемнадцатый век?..

– Восемнадцатый век меня интересует мало… – соглашается Сохно. – Сам монастырь интересует постольку-поскольку… Как возможность проявления собственного высокодуховного интереса. Теперь смотрите сюда…

Он открывает систему поиска и набирает имя.

– Никодим Столбовский… – спрашивает Ангел. – Это кто?

– Святой… – объясняет Сохатый, известный знаток всего эзотерического. – Канонизирован только недавно. Был последним настоятелем того самого монастыря. Его большевики расстреляли в двадцать первом году… Говорят, умел читать письма, не раскрывая их… Ходили слухи, что в задумчивости мог левитировать, хотя сам этого даже не замечал… Стоит, думает, и вдруг – плавно парит над землей… До минуты в воздухе висел… В народе прославился тем, что наложением рук вылечивал любую болезнь… Даже тех больных, от которых врачи напрочь отказывались… А в основном такие к нему и приезжали…

– За это и расстреляли… – убежденно говорит Пулат. – Кого-нибудь не того, кого надо было, вылечил или не вылечил того, кого следовало… Или даже – просто за такие слухи… В те времена тотального материализма, помните, даже слухи признавались вредными и подлежали уничтожению…

– Не помню… Но верю… Вот… – Сохно опять привлекает внимание к монитору. – Никодим Столбовский… Похоронен на сельском кладбище недалеко от Столбова… Деревня Бережок…

– И что? – спрашивает полковник.

– Я недавно где-то читал, что еще в советские времена эта деревня стала частью города… И к могиле святого Никодима все время идут паломники. Поговаривают, что даже его могила исцеляет от недугов… Это идеальная зацепка для проникновения в запретную зону…

– Что-то в этом есть… – Согрин в задумчивости чешет нос, как боксер перед боем. – И стоит подумать, как найти зацепку… Наверняка, этих паломников троекратно «прозванивают»…

– Я даже более скажу… – Сохно цветет, как весенняя яблоня. – К могиле пускают международные паломничества… Я как раз об этом и читал… Какие-то потомки эмигрантов первой волны… Внуки белых офицеров…

– А монастырь сейчас работает? – спрашивает Басаргин.

– Чего не знаю, того не знаю… – Сохно разводит руками и освобождает место за компьютером законному обладателю устойчивого кресла.

– У меня, кажется, появилась мысль… – Согрин задумчиво прогуливается по кабинету. Эта прогулка снова вызывает общую улыбку. Даже всегда серьезный Басаргин улыбается. – Но для ее воплощения мне придется принять в группу еще одного человека из вашего состава…

– Кого это? – спрашивает Доктор Смерть с надеждой.

– Я – пас… – отказывается Тобако. – Против своих я не играю…

Он до сих пор считает «Альфу» своей, забыв обиду, когда его не по своей воле уволили в запас после 1992 года, когда «Альфа» показалась президенту ненадежной, и он приказал провести там основательную чистку.

– Я тоже не думаю, что смогу быть полезен… – решает Зураб. – Скорее наоборот…

– А я вообще вне игры… – Басаргин тоже категоричен. – Мне общаться с генералом Астаховым. А я не очень удобно себя чувствую, когда приходится обманывать хорошего человека…

– В итоге остаюсь я один… – Доктор Смерть сияет, как театральная люстра.

– Нет… – улыбается полковник. – Нам, вероятно, будет необходима Александра Басаргина… Доктор, покажи еще раз фотографию святого…

Доктор Смерть, слегка расстроенный странным предпочтением полковника, все же без задержки увеличивает фотографию во весь экран.

– Распечатать?

– Если не трудно…

Доктор открывает еще одну программу, копирует туда фотографию, переводит снимок в другой формат и запускает в распечатку. Принтер слабо гудит и выдает один за другим три экземпляра портрета.

– И еще статью о Никодиме…

Принтер и с этой работой справляется за секунды.

– Это только начало. Необходимо отыскать всю возможную литературу о святом Никодиме Столбовском. Какие чудеса он мог творить… Все о его чудесах… Шурик, – обращается полковник к Кордебалету, – это на твоей совести… Александр, можно пригласить вашу жену?

Басаргин недоуменно пожимает плечами и выходит. Через минуту возвращается с Александрой, не объяснив ей, судя по ее удивленному лицу, зачем она понадобилась.

– Извините, Саша… – полковник в разговоре выглядит так загадочно, что Басаргина старательно изображает внимание. – Вы не хотели бы на некоторое время стать сотрудником Главного Разведывательного Управления? Хотя бы внештатным…

– С удовольствием… Слушаю вас…

– Тогда такой вопрос… Это касается вашей профессии… Возможно ли в короткий срок создать несколько рисунков… Скажем, около десятка… Так, чтобы они выглядели сделанными в начале двадцатого или, еще лучше, в конце девятнадцатого века. Технически это сложно?

– Какой техникой?

– Не понял…

– Какой техникой делать? Это холст, масло или бумага, карандаш?..

– Так же, как вы рисовали Сохно… – полковник показывает рукой.

– Ух ты!.. – восклицает Басаргин. – А я и не заметил изменения интерьера… Катастрофически теряю оперативные навыки…

– Никаких проблем, – говорит Александра. – Просто берем несколько рисунков и обрабатываем их в течение нескольких часов под светом яркой электрической лампочки. Чтобы бумага приобрела характерную желтизну… Лучше галогенную лампу, киловаттку, но держать не слишком близко, иначе обгорит. И все…

– Тогда мы сработаемся… Как ваша девичья фамилия?

– Звягинцева.

– На обратной стороне рисунков оставьте автограф… Девичью фамилию… А уж легенду мы для вас придумаем… Французским вы владеете?

– В пределах разговорного… Ну… Могу рекламу прочитать… Газетные заголовки… Но мне легче с японским… Этот язык я изучаю всерьез…

– Отлично… Нам хватит ваших навыков во французском… Скорее всего вам предстоит прилететь с этими рисунками из Парижа… Но нам всем семерым необходимо перед этим тщательно изучить ритуалы русской православной церкви… Я не уверен, что нас вскоре будет принимать сам патриарх, но какой-нибудь большой церковный чиновник примет наверняка… И не должно возникнуть подозрения…

– Я почти понимаю, товарищ полковник, вашу мысль… – говорит Басаргин. – Но ее едва ли понимает Саня…

– И совсем не понимает Пулатов… – добавляет Пулат.

– Ангелов тоже хотел бы услышать подробности, – настаивает и Ангел. – Может быть, они вразумят его…

– Да что тут непонятного… – пожимает плечами Сохатый.

– План только созревает… – предупреждает полковник Согрин. – И потому я обрисую его в общих чертах. Итак, Александра, повторю для вас то, что знают другие… Проводятся учения антитеррористических сил России, США и Великобритании. Место проведения учений – ядерный научный центр в городе Столбове. Роль террористов, то есть «зеленых», отведена спецназу ГРУ. Город закрытый. Естественно, пропуск сотрудникам ГРУ выписывать никто не будет… Нам необходимо любым способом проникнуть в запретную зону. Ваша помощь будет состоять в исполнении роли потомка белых эмигрантов, осевших в Париже. Пусть это будет офицерская семья Звягинцевых. В семейных архивах Звягинцевых много лет хранятся рисунки, выполненные в конце девятнадцатого века вашей родственницей, талантливой художницей, которая имела какое-то серьезное заболевание и была исцелена святым Никодимом Столбовским. После исцеления художница сделала целый ряд рисунков с натуры… Именно – с натуры… В настоящее время вы – потомок автора и сама художник, решили подарить эти рисунки русской православной церкви. Лучше всего монастырю в Столбове, если он сейчас функционирует. Вполне естественно выглядит ваше желание посетить могилу святого и даже сам монастырь, где он был настоятелем. Думаю, православная церковь поможет вам в этом… Приедете вы, конечно же, не одна, а в сопровождении родственников. Всех шестерых, естественно, взять вы не можете, но хотя бы троих… Для начала этого достаточно. Такая экскурсия не может ограничиться одним днем… Вы же, как легко догадаться, пожелаете и сама сделать несколько рисунков в тех местах… Думаю, трех дней нам вполне хватит для разведки… А там придумаем что-нибудь еще…

– Командир… – серьезно говорит Кордебалет. – Ты рожден быть Суворовым… Стратегия высшего пилотажа…

– Хотя я не понимаю, какое отношение имеет Суворов к современной разведке, и уж совсем не понимаю, какое отношение он имеет к высшему пилотажу, тем не менее я согласен отдать лавры первенства Сохно. Он всего-то после трех рюмок…

– Четырех… – поправляет Сохно сурово и почти с угрозой.

– …после четырех рюмок явился родителем идеи… Я ее только развил в соответствии с обстоятельствами и возможностями нашего небольшого коллектива…

– Что я говорил… – торжествует Сохно. – Рекомендую почаще мне наливать…

2

В семье Андреевых намечается большой праздник…

Из Сочи звонит дочь Марина. Она редко звонила в последние три года. Не чаще одного раза в два, а то и в три месяца… Больше по праздникам или специально подгадывала к чьему-то дню рождения. Раньше звонила из Казахстана, куда уехала работать по приглашению подруги после института. Но потом, огорчая родителей, из разных городов Казахстана – неусидчивая, трудно ей на одном месте жить, и с работой постоянно у нее не ладилось. Из Сочи звонит только в третий раз – перебралась туда. Сейчас, разговаривая с матерью, сообщает, что жизнь у нее наладилась, она остепенилась, решила, что хватит по разным городам мотаться, и вышла наконец-то замуж. Уже два месяца как вышла…

– Что же ты не сообщила? Мы б на свадьбу приехали…

– Ой, мама, какая свадьба… Мы три месяца так жили… Как все сейчас… Гражданский брак… Потом только зарегистрировались…

– Все равно… – Валентина Леонидовна – мать Марины – немножко обижается, хотя знает, что обидой дочь не прошибешь, она не слишком чувствительная.

– Вот именно, все равно… Скоро увидимся…

– Увидимся?

Марина с мужем собираются приехать в Столбов. Мужа зовут Ширвани, а по-русски можно звать просто Мишей. Он нагайбак по национальности. Есть на Урале такой народ – нагайбаки. На Урале Марине делать нечего, ее туда не тянет, а вот в Столбов… Может быть, насовсем… Жилья своего у них в Сочи нет, и купить возможности не предвидится… Там такие цены… В Москве таких не бывает, а в Столбове и быть не может… Надо как-то устраиваться, пора уже… На квартиру в Столбове у них наберется… Поинтересовалась, как в Столбове с работой? Можно ли будет что-то подыскать для мужа?

– С приятелями-то Ивана Александровича подыщем… – обещает Валентина Леонидовна. Она любит звать мужа в глаза и за глаза по имени-отчеству. Ей всегда кажется, что это вызывает больше уважения. – Он кто у тебя по профессии?

– В милиции служил… Во вневедомственной охране…

– У-у… И без приятелей подыщем… В милицию сейчас не больно-то и идут… Пришли данные для пропуска… Хотя сейчас это быстро делается… За три дня…

– Я пришлю… Или позвоню… Пусть отец номер факса сообщит, куда можно прислать… Так быстрее будет…

– Я скажу…

Марина сама знает, как изменилась жизнь в Столбове. Еще до ее отъезда изменилась. Раньше пропуск даже для близких родственников больше месяца оформлялся. Сейчас для простых знакомых мигом делают. А если приплатишь, все в один день успеют… Но отец не любит такие вещи… Он приплачивать никогда не будет. Но ему и просто так сделают быстро. Исключительно в знак уважения к былой должности. Марина знает, что отца в городе любили и до сих пор вспоминают добрым словом, хотя его положение совсем не такое, как прежде. Прежде у них и дома факс стоял, и сразу несколько телефонных аппаратов, часть из которых имела прямую связь с Москвой, и даже московские номера. Сейчас – нет.

– Сама-то куда пойти думаешь работать?

– Сама я пока лечусь… Может быть, чуть позже, в школу устроюсь…

– Учителям сейчас платят мало…

Это Валентина Леонидовна хорошо знает, потому что сама до пенсии учителем работала. И сейчас в школу часто захаживает, просто поговорить о жизни…

– Папа когда дома бывает?

– Вечером всегда дома…

– Мы вечером позвоним… Сегодня… Миша с ним поговорить хочет…

– Я предупрежу… Как у тебя со здоровьем?

– Как раньше… Неважно…

– Лечишься-то хоть всерьез? Или как всегда? – У дочери больные почки, и Валентина Леонидовна хорошо помнит об этом. Всегда за ее здоровье переживает.

– Лечусь всерьез… Лекарства надоели… Каждый день… На одних лекарствах…

– Приезжайте скорее, мы ждем вас…

Валентина Леонидовна после разговора сразу звонит на работу мужу. Пусть он и вышел на пенсию, пусть и расстался с прежней должностью главного инженера градообразующего предприятия, но с ядерным центром распрощаться не сумел. И сам не захотел, и не отпускали его. Специально для Ивана Александровича должность новую придумали – старший специалист по перспективному проектированию. И работает, хотя возраст приближается уже к семидесяти.

Иван Александрович предстоящему приезду дочери так радуется, что обещает сразу же приехать домой, словно Марина может добраться до дома уже сегодня. Правда, «сразу же» в нынешние времена совсем не такое, как в прежние, когда его на персональной машине привозили. Сейчас городским транспортом добирается. А это минут сорок, а то и добрый час…

* * *

Марина кладет трубку и глазами побитой собаки смотрит на Ширвани. Ждет обещанного.

Он смотрит на часы, качает головой:

– Ты же до вечера не оклемаешься…

– Оклемаюсь… Сделай… Мы поздно позвоним… Отец всегда поздно ложится…

Ширвани вздыхает, смотрит на Марину глазами доброго дяденьки, понимающего дикий собачий голод, и открывает небольшой переносной сейф. Там у него приготовленный шприц. Марина уже перетягивает себе поясом от халата руку выше локтя, чтобы выступили вены. Ширвани заглядывает ей в глаза и видит в них такое блаженство, словно он уже ввел наркотик. Марина «плывет» только от одного предчувствия. Когда-то очень давно, еще в советские времена, Ширвани работал в одном учреждении и занимал кабинет вместе с тихим хроническим алкоголиком. Этот человек в обеденный перерыв обязательно бегал в магазин за бутылкой вина. Ставил ее в рабочий стол и начинал разговаривать. Он мог так разговаривать и час, и два, пьянея уже от одного того, что в столе его ждет открытая, но пока не тронутая бутылка. Еще тогда Ширвани понял, что опьянение от одного ожидания выпивки – это первый признак хроника. То же самое происходит с Мариной. Она – наркоман-хроник…

* * *

– Отдыхай… – он легонько треплет ее по голове. Странно самому – такое движение… Вроде бы почти с нежностью или, по крайней мере, с дружелюбным участием. Пусть бы этот жест был нужен для дела, нужен для того, чтобы ей что-то показать, с конкретной целью. Но она сейчас полностью невменяема, ничего не соображает, и ей все равно, гладят ее по голове или бьют молотком… А он делает это… Для себя… Наверное, просто привык к ней за два месяца…

Ширвани ждет, когда Марина совсем «вырубится». Это недолго… Пару минут… Наблюдает за тем, как затягивается пеленой живущий отдельно от тела взгляд… И только после этого Ширвани выходит за дверь и спускается по крутой деревянной лестнице.

Круглое, как иллюминатор, окно на лестнице показывает ему темное зимнее море. Волны колышутся, безостановочной чередой надвигаются на берег. За стеклом гуляет сырой порывистый ветер. Уже неделю длится непогода, снег перемежается дождем, и тугой ветер не останавливается, не замирает…

Ширвани и летом-то не любит море, а зимой подавно. Летом липкая влажность воздуха утомляет и отнимает силы. И нестерпимо хочется в горы, ближе к дому, к очагу, выложенному из природного камня собственными руками. Но в родном селе его давно ждут с наручниками. Село большое, и не все так же относятся к настоящей жизни, как он. Обязательно найдется предатель, который укажет на след. В свое время Ширвани успел уменьшить количество предателей в родном селе. Но не вывел это подлое племя совсем… И потому его сейчас там ждут… Тем не менее он уверен, что когда-нибудь, может быть, очень скоро, он обязательно вернется домой. Хотя бы для того, чтобы умереть там… Он даже и на это согласен, но хочет, чтобы смерть застала его дома, а не где-то в Москве или в Штатах, и даже не в Сочи… Дома… Там, и только там можно почувствовать свое единение с небом…

Длинная лестница кончается слегка скошенной ступенью. Все обитатели к этой ступеньке привыкли и перешагивают через нее, чтобы не упасть. Только Марина всегда наступает и спотыкается. Правда, упала только в первый раз. Но все равно наступает. Она всегда повторно «наступает на грабли». Характер такой…

Первый этаж этого неуклюжего дома, построенного на крутом склоне, спланирован очень неуклюже. Казбек Ачилович Ачилов, только три дня назад вернувшийся из Москвы, сидит за круглым столом в большой комнате непонятной формы – это отнюдь не квадрат и не прямоугольник, две стены параллельны, но имеется еще три стены, расположенные под непонятными углами. И стол не определяет середину помещения. Здесь вообще нет середины. Оттого в доме неуютно. Кроме того, Ширвани не любит круглые столы. В его понятии стол должен быть прямоугольным и длинным, чтобы за ним могло усесться все большое семейство. А в торце – глава семьи. Так было в доме отца, когда Ширвани был маленьким… Так было в его доме, когда он завел свою семью и жена родила ему четырех сыновей и одну дочь. В тридцать три года он имеет пятерых детей… Это не много… В доме отца детей было больше…

Ширвани заглядывает за плечо Казбека Ачиловича. Тот опять сидит с картой Столбова. Карта космической съемки, предоставленная заказчиками акции, совсем не похожа на те карты, с которыми привык работать Ширвани. Да и сам отставной подполковник Ачилов прежде с космическими картами не работал. Оттого ему и трудно сейчас сориентироваться. Но другой карты нет, и он часами просиживает с этой, присматриваясь и делая пометки для себя. У Ширвани задача более простая. По крайней мере, Казбек Ачилович упростил ему задачу. Остальным, в том числе и самому Казбеку Ачиловичу, будет труднее… Им придется проникать на территорию запретной зоны скрытно, в условиях, когда приведены в повышенную готовность все силы безопасности. Вернее, час «Х» придет тогда, когда охранники только что расслабятся после повышенной боевой готовности… На этом и построен расчет… Пусть учения идут своим чередом… Пусть спецслужбы обманывают одна другую… Пусть и первые, и вторые номера покажут все, на что они способны… Но они обязаны расслабиться сразу, как только прозвучит сигнал «отбой»… Вот тогда по команде, которую даст Ширвани, в действие и вступят Ачилов с помощниками… В критический момент… Когда никто не ожидает нападения…

Снизу, с улицы, доносится характерный шум двигателя. Ширвани и Казбек Ачилович прислушиваются.

– Приехали? – спрашивает Казбек Ачилович.

– Пора бы уже…

Ширвани подходит к окну сбоку. Это у него уже в крови – никогда не подходить к окну прямо, потому что с улицы может прилететь пуля. И выглядывает из-за шторки, не касаясь ее рукой, чтобы не шелохнулась. Снизу, с дороги, к дому ведет лестница не менее крутая, чем лестница на второй этаж. По лестнице поднимаются люди.

– Да, это они… Автобус… Но… Только шесть человек…

– Так и должно быть… Я приказал разделить их на четыре группы… Чтобы не было так заметно… Толпа всегда вызывает любопытство…

– Когда часто подъезжает автобус – это тоже заметно…

– Да… Но не так бросается в глаза… Мало ли какие дела могут быть у людей… А большая группа привлекает к себе больше внимания…

– Ты – командир, тебе решать… Но мне кажется, что днем, ни от кого не прячась, и большая группа внимания не привлечет… Это не ночь… Ночь – время преступников…

Ачилов не отвечает. Он вносит в карту еще какой-то значок и долго держит на весу красный карандаш, показывая этим свою озабоченность другим вопросом…

3

Кордебалет решает форсировать события и сразу заняться поручением полковника Согрина. Но для этого ему, после нескольких справочных звонков, приходится созвониться еще и с полковником Мочиловым, и неофициально договориться, чтобы пропуск в научную библиотеку Московской патриархии ему заказали от ГРУ, поскольку простых смертных, даже очень любопытных офицеров спецназа, туда не пускают. Должно быть, скромное желание подполковника приобщиться к эзотерическим наукам вызывает у кого-то в ГРУ сомнение, поскольку вопрос решается не сразу. Мочилов звонит в офис антитеррористического бюро Интерпола только через тридцать минут и сообщает, что вопрос все-таки решен положительно и без задержек – стоило только обмолвиться парой фраз об антитеррористической направленности поиска, как церковные чиновники выразили горячее желание помочь, даже не поинтересовавшись конкретным направлением самого поиска и его необходимостью. На Кордебалета будет оформлен временный пропуск сроком на три месяца, как только он принесет две фотографии «три на четыре» и зарегистрируется в соответствующем отделе. Выносить литературу из здания библиотеки не разрешается, но в наличии там имеется ксерокс, и есть возможность все необходимое скопировать.

– Спасибо, Юрий Петрович. Значит, остаток отпуска я проведу там… Не теряйте меня…

– Я рад за тебя. Интеллектуальный и моральный отдых после опасной физической работы хорошо разгружает нервную систему. Где будут разгружать свою систему остальные?

– Собираются вас навестить…

– Я жду… Пусть разгружают, попробую помочь…

Кордебалет кладет трубку, осматривает всех, и молча выходит в коридор, демонстрируя, что собирается сразу отправиться в библиотеку патриархии и начать трудиться. Проводить его выходят Ангел и Сохно.

– Ты когда в церкви в последний раз был? – с напутственной усмешкой спрашивает Сохно, когда Шурик уже засовывает руки в рукава бушлата.

– Кажется, когда меня крестили… Потом, как-то раз, в музее… Церковь в музей превратили… И больше… И больше не был…

– Сколько тебе тогда было? Когда тебя крестили…

Кордебалет пожимает плечами.

– Наверное, около месяца… Может, два или три… Точно не помню…

– Креститься-то с тех пор не разучился?

– Кажется, так? – спрашивает Шурик, показывая.

– Пальцы не так… – Ангел демонстрирует, как надо держать пальцы. – А ты крестишься, как старовер или как католик. В патриархии этого могут не понять… И запомни, крестишься перед входной дверью, крестишься на образа… Остальное не обязательно, поскольку ты не монах… Переусердствовать в этом деле – тоже нехорошо. Подумают, каяться пришел, и пристанут, не отвяжешься…

* * *

Худосочный служащий патриаршей библиотеки встречает Кордебалета, глядя в пол. Он существенно отличается внешним видом от того, что встретил подполковника в канцелярии и оформил ему временный пропуск. Первый, показалось, никогда не покидает помещения, в котором работает, по той простой причине, что не сможет из-за объемности телес протиснуться в дверь. Второго шатает даже в отсутствие ветра, и Кордебалет старается передвигаться плавно, почти танцуя, чтобы не создать опасных завихрений воздуха.

– Вы хотите посмотреть что-то конкретное? – голос у отца-библиотекаря тонкий и ломкий. Наверное, на сквозняке его совсем не слышно.

– Да, я хотел бы познакомиться поближе с жизнью, деяниями и работами святого Никодима Столбовского. Мне сказали, что это возможно только в вашей библиотеке…

Худосочный монашек поднимает внимательный изучающий взгляд на спецназовца и тут же снова смотрит в пол.

– Да, у нас собраны все его труды в период, когда мы по поручению митрополита готовили материалы для его канонизации. Они, кстати, и сейчас все в одном месте. Недавно были неожиданно для нас востребованы…

В голосе монашка отчетливо прослушивается лисья хитреца. Кордебалет, как опытный оперативник, сразу настораживается:

– Востребованы? Кем?..

– По договору о культурном обмене, мы делимся научными данными с Верховным управлением мусульман России. Их заинтересовали деяния преподобного Никодима, и мы с удовольствием предоставили им материалы.

– Вот уж странно… Зачем мусульманам новый православный святой? Я этого не понимаю… – подполковник насторожен, но спрашивает не настойчиво, вроде бы между делом, как спросил бы любой другой – равнодушный в этом вопросе – человек.

– Дело в том, что в духовном наследии, которое оставил после себя святой Никодим Столбовский, есть некоторые философские размышления, не совсем вписывающиеся в традиционный канон православной науки, тем не менее представляющие несомненную ценность. В местности, где располагался монастырь, который господу угодно было поручить заботам архимандрита Никодима, проживает много татар. Значительная часть из них еще в давние времена приняла православие и поверстана в казаки. Однако татарское православие в некоторой мере не совпадает с православием русским, точно так же, как русское православие не совпадает с православием греческим, послужившим русскому первоосновой. Как славяне сохранили в значительной степени свои ведические праздники и обряды, включив их в православные обряды и предоставив многим святым черты своих не забытых полностью языческих богов, так и татары не совсем отреклись от магометанства и совмещали традиционные мусульманские праздники с праздниками православной церкви. Архимандрит Никодим отслеживал некоторые характерные черты слияния различных религий и на основе этого делал довольно смелые не только для своего, но и для нашего времени выводы о возможности в будущем слияния если не религий, то хотя бы святых праздников. Вы же знаете, что, например, отец наш небесный Иисус в магометанстве причислен к лику святых пророков и носит там имя пророка Исы. Есть и множество других общих черт, поскольку магометанство, хотя и является мировой религией, все же остается вторичной и даже не входит в число великих как раз по причине своей вторичности…

– Да, я знаю… – неуверенно поддакивает Кордебалет. – Когда-то изучал в университете, извините, научный атеизм… Мне трудно судить, насколько он научный… Тем не менее не понимаю, чем могут заинтересовать работы святого Никодима мусульман.

– Даже мусульмане признают святость архимандрита Никодима. Он лечил людей, невзирая на их принадлежность к вере. Вернул к жизни и многих мусульман. Он вообще был просвещенным человеком и хорошо знал не только Священное Писание, но и Коран. Как раз это помогло ему написать несколько любопытных работ, синхронизирующих события двух религий. Именно его изучение отношений между христианством и магометанством и интересует современных исламских философов. Мы получили письмо из канцелярии управления мусульман России с просьбой предоставить доступ к сокровищам нашей библиотеки двум ученым имамам и не могли отказать им в таком благом деле…

– Вам прислали письмо по почте?

– Нет, его привезли сами те два исламских имама, которые непосредственно работали с рукописями. Такие письма трудно доверять почте, да это как-то и не принято.

– А вы имеете перечень рукописей, которые их интересовали?

– Конечно… Но – пройдемте в саму библиотеку. Я попросил выделить для вас келью, чтобы никто не смог помешать вам продуктивно работать…

Уже в келье, когда туда приносят книги и просто папки с отдельными листами, исписанными ровным каллиграфическим почерком, Кордебалет снова возвращается к интересующему его вопросу.

– Вы не можете сделать мне копию того письма из управления мусульман России? Возможно, имамы работают над той же темой, что и я. Мне было бы интересно встретиться и с ними…

– Конечно. Нет проблем… Ксерокс у нас есть…

Теперь монашек короткое мгновение смотрит в глаза Кордебалету. Он уловил его заинтересованность, и глаза отражают некоторое беспокойство.

– Еще вопрос… Я оформлял пропуск… Одну фотографию наклеили на пропуск – куда идет вторая?

– На карточку учета…

– Ученые имамы проходили такую же процедуру?

– Конечно… Это обязательно… У нас хранятся не только книги, но и ценнейшие рукописи, не подлежащие никакой финансовой оценке – настолько они драгоценны. И мы обязательно фиксируем каждого посетителя. С этим у нас порядок…

– Мне необходимы копии с карточек учета имамов… Желательно, чтобы это была не ксерокопия, а сканирование… Это возможно сделать?

Худосочный библиотекарь поднимает на подполковника глаза в немом вопросе. Хочет что-то спросить, но не решается.

– На всякий случай… – говорит Кордебалет успокаивающе. – Хочу посмотреть на эти лица… Вдруг возникнет необходимость встретиться…

– Я сделаю…

* * *

Мочилов молча слушает, как полковник Согрин в общих чертах обрисовывает возникший план. У него уже были заготовлены собственные соображения по поводу простой и чисто силовой акции, какие проводят отряды боевиков, не слишком способных на длительную и тщательную подготовку, на выверение хитроумных многоходовых планов. И Юрий Петрович даже высказывал свои соображения руководству. Но предложение Согрина выглядит, как охотно признает Мочилов, более интересным, хотя и сложным с технической стороны. О чем он тут же и говорит полковнику, предлагая рассмотреть собственные сомнения не как возражения, а как деловую детальную проработку его предложения. Такая проработка – дело обычное на подготовительном этапе любой операции.

– Я согласен, что подобное проникновение в Столбов позволит вам присмотреться к обстановке и действовать более осмысленно. Но условия учений предполагают максимальное приближение к действительной обстановке. То, что по силам организовать такой мощной структуре, как ГРУ, не всегда может оказаться по силам террористам… Необходимость множества документов, нужных для проведения такого мероприятия, признаюсь, меня смущает… Мне кажется, что мы здесь просто слегка «пересолим» ситуацию. Это вызовет возражения у командования.

– Юрий Петрович, ты уж извини, но давно пора смотреть на террористов иначе. Это не доморощенные хулиганы – я сам столько раз там, в Чечне, держал в руках разные документы. И у меня не возникало никакого сомнения, что документы принадлежат тому, кто их предъявляет… Документы сотрудников чеченской милиции, службы безопасности президента Чечни, ФСБ Чечни и другие подобные, позволяющие носить при себе оружие… Мы тут же связывались с указанными организациями, выясняли, что такие сотрудники там действительно есть… А потом оказывалось, что боевики используют настоящие фамилии, но вклеивают в документы свои фотографии… В полевых условиях невозможно точно узнать, с кем имеешь дело… А сами документы выполнены на высшем полиграфическом уровне… Может быть, даже более высоком, чем настоящие… Я могу с полной уверенностью в своей правоте доказывать, что материально-техническая база, работающая на террористов, находится вовсе не в подвале какого-нибудь развалившегося здания в Грозном или в Гудермесе, не в горной пещере, исследовать которые большой мастер подполковник Сохно, а принадлежит определенному, достаточно богатому человеку, или даже государству, и оснащена лучше, чем многие российские полиграфические предприятия. Террористы имеют возможность подделать любые документы…

– Точно… – смеется Сохно. – Месяц назад задержали молдаванина-наемника с моими данными… Только тогда прокол вышел – я уже получил подполковника, а документы были на майора Сохно… Спецназ ГРУ, естественно… Слухи к боевикам доходят с опозданием… Еще и случай помог – на КПП стояли парни, которые знают меня в лицо… Им даже звонить никуда не пришлось…

– Было дело… – кивает Согрин. – Наемник оказался бывшим офицером милиции из Кишинева. Проходил по федеральному розыску…

– Жалко, я с ним так и не встретился… – Сохно потирает о ладонь сильный кулак с деформированными от частого применения суставами. Жест для тех, кто Сохно знает, весьма даже впечатляющ…

У Согрина звонит мобильник. Полковник смотрит на определитель номера.

– Слушаю, Шурик… Так? Так… Понял… Хотя это, скорее, данные для Басаргина и для Астахова… Но – пока не торопись… Показывать Астахову наш интерес к святому Никодиму – это значит провалить учения… Ждем тебя с письмом… У нас еще есть время… Доработай там и выжми все, что сможешь, для Александры… Именно по периоду конца девятнадцатого века, вплотную к двадцатому… Когда освободишься? Хорошо… В семнадцать ноль-ноль встречаемся у Басаргина…

Согрин убирает трубку и смотрит на Мочилова победителем.

– Непредвиденные препятствия, Игорь Алексеевич? – Мочилов ждет комментариев. Если данные предназначаются для генерала Астахова и Басаргина, то они всегда обещают осложнения.

– Возможно… Пока только подозрения, которые следует проверить, но проверить их следует не силами антитеррористического подразделения ФСБ, а исключительно своими, плюс силами Интерпола…

– И что?

– Похоже, кто-то, кроме нас, идет по тому же следу…

– То есть?

– С письмом из управления мусульман России в библиотеку патриархии приезжали два ученых имама и интересовались житием святого Никодима… Всем, что с ним связано.

– Ни хрена себе… – кашляет в кулак Сохно. – Значит, началось… И всего-то после четырех рюмок… Нет… Пора начинать основательную пьянку…

Взгляд Согрина останавливает мечтания подполковника…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Полковник Согрин с подполковником Сохно приходят к интерполовцам первыми.

– Шурик, вижу, еще не прибыл… – Согрин окидывает взглядом комнату и останавливается на портрете Сохно, что по-прежнему украшает стену там, где в советских учреждениях красовался портрет Ленина. Сохно же, в отличие от своего командира, сначала смотрит на свой портрет и только потом окидывает взглядом комнату.

– Звонил… – отвечает Доктор Смерть.

– Дело в том, что он собирается подкинуть вам информацию…

– Мы уже в курсе… – прерывает полковника серьезный Басаргин. – Шурик по факсу перебросил нам письмо. Фотографии имамов принесет лично. Зураб, как правоверный мусульманин, уже отправился в управление мусульман проверять подлинность письма. Но у меня в связи с этим делом сразу возникает вопрос…

– Я даже знаю – какой… – невесело усмехается Согрин. – Генерал Астахов…

Басаргин кивает.

– Вы сами должны понимать, что это даже не вопрос человеческой порядочности… Хотя я понимаю, что, вводя генерала Астахова в курс дела, мы срываем выполнение прекрасного и неожиданного плана учений, чем весьма расстроим подполковника Сохно – автора концепции. Это вопрос государственной безопасности и эффективной антитеррористической работы.

Согрин только потирает подбородок и смотрит на Сохно.

– А кто сказал, что мы не сможем справиться с антитеррористической работой без «Альфы»? – спрашивает Сохно. – Вы уже справлялись сами, и не однажды… А вместе с нами справитесь с большей гарантией…

Басаргин вздыхает:

– Я с удовольствием подниму репутацию своего подразделения, справившись с подобной серьезной задачей. Беда в том, что нас не пустят на объект… Как и вас…

– Но мы-то туда все равно проникнем… – смеется Сохно. – Точно так же можете проникнуть и вы… Не понимаю, в чем проблема?

– Проблема в том, что любая ошибка может обернуться громадной трагедией. Недопустимо превращать антитеррористическую деятельность в игру – повезет или не повезет, сумеем или не сумеем?.. Необходимо включать все силы и действовать с наибольшей эффективностью…

– Конечно, – Сохно согласен. – Именно потому я и говорю, что мы сумеем… Мы все силы включим, что не всегда бывает даже в самой серьезной обстановке… Мало кто в действительности знает, что это такое…

– Не торопись, Толя… – Согрин тоже в сомнении. – Здесь нельзя смотреть на вещи однозначно… Ни с той, ни с другой стороны… Я только предлагаю не суетиться и все тщательно продумать… Если мы сможем справиться своими совмещенными силами – будем справляться. Если не сможем, будем объединяться с условным противником и действовать сообща против противника безусловного. Главный вопрос при этом, как я понимаю, звучит именно так – хватит ли у нас сил на самостоятельную работу? Как бы мы собой ни гордились, как бы ни желали защитить честь мундира – а обязаны признать, что у «Альфы» возможностей гораздо больше, поскольку «Альфа» имеет хорошо отлаженный аппарат, специализирующийся как раз на этом виде деятельности.

– Но мы-то смогли бы обойти этот аппарат стороной… – не согласен Сохно. – И террористы, если те имамы в самом деле имеют отношение к террористам, тоже смогли бы его обойти…

– В том-то и сложность антитеррористической деятельности, – добавляет Басаргин, – что никогда не знаешь, откуда и кем, в какую сторону будет направлен очередной удар… И этот удар следует угадать, предвидеть…

– Но в данном-то случае они его не предвидят!

– А мы этого не знаем… – смеется Доктор Смерть. – Может быть, они тоже этот путь контролируют…

– Я даже не удивлюсь, если узнаю, что под видом имамов в поповскую библиотеку пожаловали ребята из «Альфы»… – добавляет Тобако. Как бывший «альфовец», он всегда готов отдать антитеррористам лавры победителей.

– Давайте не будем делать скоропалительных выводов… – предлагает Согрин. – У нас слишком мало данных, для того чтобы судить обоснованно.

– А это мы сейчас узнаем… – говорит Доктор, глядя на определитель номера подающего сигнал телефонного аппарата и включая спикерфон, чтобы разговор было слышно всем. – Что нового, Зураб?..

– Боюсь вас расстроить… Письмо действительно зарегистрировано в управлении…

– Значит, имамы настоящие?

– Не знаю… Здесь не все однозначно и понятно. С просьбой о допуске в библиотеку патриархата в Верховное управление мусульман России обратилась научная конференция по исламской геополитике… Это постоянно действующая международная организация. Располагается в Саудовской Аравии, в Эр-Рияде, при всемирном исламском университете. Но в управлении нет данных о том, что имамы, упомянутые в письме, прибыли в Россию. Более того, никто не припомнит, чтобы письмо выдавалось кому-то на руки, хотя оно было подготовлено и подписано. Сегодня уже поздно, и на месте нет человека, который может это проверить. Меня просят прийти завтра. Мы можем подождать до завтра?

– До завтра мы подождем… – говорит Басаргин, наклонившись к аппарату.

– Тогда я сейчас приеду…

– Подожди… А в управлении есть в наличии письмо конференции?

– Есть… Я сам видел… На арабском языке… Но прочитать я не смог… Арабский не знаю…

– Можно сделать перевод?

– Хорошо. Я попрошу сделать… Привезу…

– Ждем тебя…

Доктор Смерть отключает спикерфон.

– Вот так… А мы уже начали суетиться и искать спасения под крылышком генерала Астахова. А вопрос, возможно, решается просто, и никаким терроризмом здесь не пахнет…

– Запроси Лион… – не слушая Доктора, просит Басаргин. – Все данные о научной конференции по исламской геополитике. По Эр-Рияду у них должно быть основательное досье… И вообще, что-то я про эту конференцию слышал…

Доктор пожимает плечами и сразу начинает стучать по клавиатуре. Его особое усердие показывает, что Доктор слегка недоволен, в результате чего, учитывая толщину его пальцев, обычно страдает клавиатура.

– Странно… Меня сразу переадресуют в базу данных… – говорит Доктор, отрываясь от клавиатуры и взлохмачивая затылок. – База на французском языке… Андрей… Твоя работа…

Доктор выбирается из своего любимого надежного кресла, уступая место Тобако как признанному полиглоту. Даже при том, что он традиционно не любит расставаться со своим креслом, сейчас он понимает, что Андрей на его месте принесет больше пользы.

– Почему переадресуют? – интересуется Басаргин. – Что-то новое…

– Я раньше с этим не сталкивался, но слышал… Переадресуют обычно в случае крайней оперативности, когда дело уже стоит на раскрутке… – Доктор пожимает плечами и предполагает: – Жди звонка из Лиона… Сейчас доложат о нашем интересе комиссару Костромину, и Станислав Сергеевич свяжется с тобой собственной персоной… Вопрос двух-трех минут…

Пока Тобако разбирается с базой данных Интерпола, вводит пароль и ждет подтверждения, все сидят в напряжении, потому что любая новая ситуация в Лионе автоматически в состоянии создать новую ситуацию в Москве. Но Доктор оказывается провидцем, потому что телефон спутниковой связи, лежащий на столе, скоро подает свой сигнал.

– Что я говорил? – Доктор протягивает трубку Басаргину. – Комиссар Костромин…

За неимением спикерфона Басаргин включает трубку спутникового телефона на полную громкость, чтобы разговор слышали все. Регулировка звука – приятная особенность спутниковых трубок, и грех этим свойством не пользоваться.

– Привет всем… – начинает комиссар Костромин довольно хмуро. – По вашему первому запросу дан положительный ответ. Пусть парни поучаствуют в международном мероприятии. Подтверждение отправляю шифрсвязью. Что касается второго запроса…

Пауза затягивается.

– Что касается второго?.. – переспрашивает Александр, поторапливая.

– У вас есть какие-то материалы об этой пресловутой конференции?

Доктор показывает на городской аппарат и нажимает клавишу определителя звонков, чтобы высветить на табло номер мобильника Зураба. И даже пальцем показывает. Басаргин кивает, показывая, что он знает.

– Есть одно непонятное письмо в Верховное управление мусульман России… Именно оно нас заинтересовало… А что есть у вас?

Костромин мычит в трубку что-то нечленораздельное.

– Я пришлю вам… Через несколько минут… Мы сейчас как раз занимаемся основательной проработкой этих парней… На предмет связей с… Сами догадываетесь, с кем…

Раздается звонок в дверь. Ангел с Пулатом выходят, чтобы открыть.

– Я недавно где-то слышал об этой конференции… – продолжает Басаргин. – Не могу вспомнить, где, и не могу вспомнить, по какому поводу…

– Именно они первыми выпустили зеленую карту мира… Ту самую, где половина России окрашена в зеленый цвет и входит в панисламское государство. Они же планируют мирное заселение Франции арабами с тем, чтобы в последующем превратить ее в исламское государство. Они же в перспективе планируют выделение исламских штатов-эмиратов в составе США, с тем, чтобы в последующем объявить их отдельным государством. Это они пропагандируют повышение рождаемости в мусульманских семьях, особенно в беднейших странах, с последующей эмиграцией молодежи в указанные регионы при финансовой поддержке конференции, чтобы таким образом ислам стал первоначально распространенной, а потом главенствующей и объединяющей силой в мире. Таким вот образом два года назад молодежь целого племени из Нигерии была отправлена на жительство во Францию. И Франция со своими либеральными законами никак не может с этим бороться. Вот такие дела… К сожалению, все эти устремления конференции вовсе не относятся к разряду шуток, хотя многие из них носят благой характер, а многие не могут быть приемлемы ни для одной цивилизованной страны мира… Но сегодня уже значительная часть из перечисленного мной постепенно обретает черты реальности. Этим создается угроза перераспределения влияния во всем мире. А это чревато непредсказуемыми последствиями…

– Это проходило по сводкам. Я помню эту карту… Только все эти идеи панисламского всемирного государства, насколько я помню, формировались не на одной какой-то конференции, а во многих, часто противостоящих организациях…

– Конференция объединила различные течения, свела усилия и помыслы в единую реку…

– Но я слышал о ней в другой связи… Причем мимоходом, но название в памяти осталось. Будет хоть какая-то зацепка, я обязательно вспомню…

– Да, если вспомнишь что-то дельное, сообщи сразу. У нас к конференции повышенный интерес. И сообщи, что там за непонятное письмо?

– Сейчас Зураб принесет перевод. Письмо пришло с просьбой оказать содействие в установлении связей с Московской патриархией…

– Что-то совсем новое… Зачем им такая связь? Это не подвох?

– Мы боимся, что подвох… Вернее, разведка для проведения крупнейшего по своим масштабам террористического акта. Я обязательно перешлю данные и прошу их проверить…

– Жду…

В квартиру входят Кордебалет вместе с Зурабом – добрались одновременно, хотя были в разных концах города. Ангел с Пулатом изображают гостеприимных хозяев. Пулат даже не стремится занять свое кресло около двери, явно уступая его подполковнику. Но, прежде чем сесть, и Зураб, и Шурик достают бумаги и выкладывают на стол перед Тобако, занявшим место Доктора. Андрей продолжает работать в базе данных Интерпола, а Доктор просматривает бумаги.

– Значит, господа, это все-таки наша работа… Мне почему-то так кажется…

– Что?.. – спрашивает Согрин.

– В письме конференции говорится совсем не о тех людях, которые работали в библиотеке… Конечно, они могли заменить одних имамов на других… Так сказать, в рабочем порядке… Однако мне кажется, что так в официальных кругах не делается…

– Мне тоже так кажется… – кивает Кордебалет. – И еще многое кажется…

2

Снег идет и идет. Сырой, мягкий, липкий… И небо все тучами заложено – солнцу не пробиться, просвета не углядишь. Во дворе мальчишки катают снежный шар – снежную бабу, наверное, собираются лепить. Шар большой, и катиться не желает, обрастая все новым и новым снегом, наращивая массу, неподвластную детским рукам.

Заваливает и стекла машины. Саньку приходится чаще обычного включать «дворники». Они уже обговорили все детали, стараясь предусмотреть все, что может произойти, хотя много вариантов им и в голову не приходит – опыта в проведении таких дел нет ни у кого.

Но Лидка свое дело знает, и за ней даже присматривать, похоже, особо не надо будет. Остается одно – благополучно дождаться момента, когда гости с Кавказа проснутся после веселой ночи и отправятся по своим делам, и тогда выискать подходящий момент. Должны же у них, в конце-то концов, быть дела. Ведь не просто для того, чтобы по ночным клубам поболтаться, они приехали в этот город. Не ближний все-таки свет…

Это происходит около двух часов дня. Кавказцы выходят – без шапок, с поднятыми воротниками курток и с головами, старательно втиснутыми под эти воротники – мерзнут, резкое изменение климата не каждому гостю по душе…

– Твой час настал… – тихо смеется Стас. – Пора работать…

И треплет Лидку по коленке. Выше рукой не лезет – настроение рабочее, и не стоит расслабляться. Она на этот жест внимания не обращает, привычная. Сидит, смотрит в окно с легким возбуждением в глазах.

– Да, мальчишечки симпатичные, жалко их… – Лидка тоже сухо смеется. У всех в горле слегка пересохло – волнуются. Но вместе с тем смех ее выглядит слегка злобным, хищным. Так, наверное, кошка над пойманной мышкой посмеивается. Лидка всегда была хищная и циничная, и даже парни порой ее побаиваются. Не то чтобы всерьез, но про осторожность не забывают – всегда может сказать что-нибудь там, где следует молчать, и повести себя не так, как ожидаешь, в самом неподходящем месте. Одним словом, в бабку свою пошла… Которая с кипятком любит гостей встречать… – Ну, ладно, с кого-то начинать надо. Пусть уж эти будут… И то лучше, чем нет никаких… Давайте за ними… Потихоньку… Проверим, куда двинут…

Кавказцы идут торопливо, и, похоже, не только потому, что южные головы мерзнут. Понятно, что сейчас не время Лидке к ним «подкатывать» – сразу может дело сорваться, а вторично попадаться на глаза уже рискованно: могут понять, что против них ведется замысловатая игра. Надо отследить, тщательно отследить и выбрать наиболее подходящий момент, исключающий любую «осечку».

Санек это понимает сразу, без подсказки, и плавно трогает с места, почти догоняет преследуемых и останавливается, дожидаясь, когда они пройдут дальше.

И так несколько раз…

Направление движения, кажется, определяется…

– На рынок… Торговый, наверное, люд… – делает вывод Стас. – А торговый люд всегда при деньгах бывает… Хорошо… Хорошо…

Он вытаскивает очередную вонючую сигарету, несильно хлопает себя по карманам куртки, отыскивая зажигалку, находит ее и прикуривает.

– Ты когда нормальные сигареты курить будешь?.. – морщится Лидка. – У меня вся шуба провоняла…

И демонстративно потрясывает себя за песцовый воротник нутриевой шубы.

– Когда деньги добудем, тогда и сигареты будут нормальные…

– Да… А сейчас… Наши мальчики от меня шарахнуться могут, как от бомжихи… Мех, дубина, все запахи впитывает… Да откуда тебе это знать… – Лидка агрессивно настаивает, но и свои меры принимает – вытаскивает из сумочки флакон с туалетной водой и поливает воротник.

Стас протягивается над ее коленями, крутит скрипучую ручку и приоткрывает окно.

– Не замерзнешь?

Она не отвечает, убирает флакончик в сумку.

Кавказцы входят в распахнутые ворота рынка. Стас с Лидкой провожают их напряженными взглядами. Они оба опять слегка волнуются, но ни один, спроси его, не сознался бы в своем волнении. Стараются держаться уверенно.

– Тормози, извозчик…

Машина здесь же и останавливается, прижавшись к высокому бордюру. Место для стоянки едва находится, потому что на рынок приезжает много людей и все ставят машины как попало. Оттого и припарковаться бывает трудно. Так здесь каждый день, кроме понедельника. По понедельникам на рынке пусто, да и продавцов вдвое меньше…

– Братва… – для Санька Лидка тоже входит в «братву», и она такому определению не противится. – Мы их того, в натуре… Не потеряем случаем? Могут ведь и через другой выход сквозануть…

– Ага… Точно… – Стас выглядывает из машины на дорогу, чтобы через Лидку не перебираться, открывает дверцу и выходит. – Если что, я вам рукой махну, гоните на ту сторону, к другому выходу… А я за ними вперевалочку…

И, действительно, вперевалочку устремляется в сторону торговых рядов, торопится, боится потерять из виду тех, на ком надеется основательно заработать. Так заработать, чтобы не чувствовать себя больше ущемленным из-за пустых карманов, из-за отсутствия профессии, которая может обеспечить нормальную жизнь, из-за неумения пристроиться, как пристраиваются некоторые другие, себя особо не утруждающие, но и забот не испытывающие. Но если все получится, то и он окажется пристроенным…

Санек, у которого стекло в дверце не опускается, просто приоткрывает дверь, высовывает ногу и тоже закуривает. У него сигареты такие же дешевые и не менее вонючие, чем у Стаса. Оборачивается, через плечо смотрит на Лидку и щурится от едкого дыма.

– Ты как, не боишься?

Она щурится:

– А чего мне бояться… С ментовской-то крышей…

Он продолжает не сразу, соображает.

– Это верно… Валерьев прикроет… И не просто прикроет, а сам влезет со своей братвой… Как бы нас вот, боюсь, не отшили… – высказывает он свои опасения. – Ты-то нас не кинешь?

Тон вопроса небрежный, голос ехидно-шутливый, но взгляд напряжен – заметно, что спрашивает Санек о том, о чем не в первый раз думает. А раз думает, значит, в Лидке не уверен, потому что не первый год ее знает.

Лидка фыркает как кошка.

– Посмотрим… Как вести себя будете… А Серега где?

– Вчера допоздна сидели… Караулили… Его сегодня жена под арест, похоже, посадила…

– Нашел себе дуру… Пусть она себя винит… Вот его, раз не работает, кинуть надо… А то прибежит потом, требовать будет…

Санек еще одну паузу выдерживает, потом говорит твердо и довольно:

– Правильно… Пусть себя винит…

Этот вывод тоже отвечает его тайным мыслям…

* * *

Стас появляется минут через десять. Он сначала останавливается у ворот и делает какие-то непонятные знаки.

– К другим воротам, что ли, ехать? – спрашивает Санек у Лидки, будучи не в состоянии понять знаки и не желая принять на себя одного возможную ошибку.

– Не, в ту вроде сторону показывает… – говорит она, решительно открывает дверцу машины и, наполовину высунувшись, пожимает плечами так, чтобы Стасу было видно.

Стас спешит к «копейке» прямо через сугроб.

– Они на вещевой рынок перешли… Там калитка в заборе…

– А здесь что делали?

– Хрен их знает… Вроде как знакомых искали… С одними поговорят, с другими… Как будто спрашивали… Я за ними туда бегу… С вещевого один выход… Ждите там…

И Стас стремительно бежит опять через сугробы, не боясь промокнуть в сыром снегу. Дело того стоит…

Санек переезжает на новое место. Здесь вообще трудно пристроить «копейку» так, чтобы она не мешала проезду. Он пристраивается сначала с краю, потом другая машина настойчиво сигналит, требуя дать возможность проехать прямо, и приходится переезжать, перестраиваться. Но на новом месте кто-то пытается выехать, и Санек опять вынужден маневрировать. Одно хорошо, что место освободилось, и он занимает его. Ждут…

Ждут долго… Нет ни пары кавказцев, ни Стаса. Наконец появляется Стас, но идет не к машине – останавливается рядом с воротами и старательно изображает, что он недовольно кого-то ждет.

– Так можно только жену ждать… – смеется Лидка. – Может, его там уже женили?

– На котором из двух?

Кавказцы появляются через пару минут. Только теперь их уже четверо. Все вместе идут к стоянке, садятся в старую «Тойоту» непонятной модели и выбираются на дорогу. Только тогда Стас идет к своим.

– Едем…

Он опять садится с левой стороны – чтобы Лидка была готова в нужный момент выйти и приступить к работе.

– Так и будем весь день за ними кататься? – ворчит Санек, у которого в голове на данный момент одна проблема выглядит наиболее глобальной – где взять денег на бензин.

– Будем… – резко говорит Лидка. – Сколько надо, столько и будем… Рассказывай…

Последнее слово обращено к Стасу.

– Я так понял, что они очень желают с кем-то поговорить, а этот кто-то, похоже, очень себя уважает и на рынке не сидит. У них там своя субординация. И чтобы начать торговать, надо чье-то согласие получить. Ну и, как полагается, заплатить… Восточная, понимаю, традиция… Бакшиш… Или как там это называется…

Санек наконец-то выруливает на дорогу, и «копейка» с дребезжанием набирает скорость, чтобы угнаться за «Тойотой». Дороги в городе чистят лишь изредка – от праздника к празднику, потому такая скорость для «копейки» становится испытанием, которое она выдерживает с великим трудом. Но все-таки умудряется не развалиться.

– Значит, поехали к кому-то… – делает Санек за Стаса окончательный вывод.

– Да, я думаю, к какому-то авторитетному аксакалу лет тридцати… – соглашается Стас.

«Копейка» даже за старой «Тойотой» угнаться не может, потому что и сама не первой молодости, но городские улицы, по крайней мере, дают возможность не отстать безнадежно. Движение интенсивное, и быстро ехать возможности нет даже у современных машин.

В новом районе города они все-таки отстают, но скоро видят «Тойоту», стоящую у подъезда длинного, в целый квартал дома.

– На этой стороне остановись… – командует Стас. – Они к серьезному человеку приехали. А у серьезного человека могут быть серьезные глаза… Лучше, чтобы нас пока не видели…

Но теперь им не приходится долго ждать. Кавказцы выходят. Только вдвоем. Хозяева машины остались в доме.

Теперь гости города, похоже, не спешат. Идут, переговариваясь, вдоль дома. И уже головы не так старательно в воротники прячут, словно настроение у них теперь такое, что позволяет и о погоде забыть…

– Разворачивайся… – решает Лидка. – Высади меня на той стороне… Мне пора работать…

3

– Нам осталось выяснить только маленькую деталь… – говорит Басаргин, – и после этого можно смело заявлять, что мы вышли на подготовку к серьезному террористическому акту.

– Террористические акты не бывают несерьезными, – возражает Сохно, сидя в кресле с руками, заброшенными за голову. – Дело даже не в том, кто становится жертвой террористов – мужчины, женщины, дети… Для каждого отдельного человека акт против него или против его близких – самый серьезный, и поэтому я категорично против всякой дележки терактов на категории…

– Я, наверное, соглашусь с товарищем подполковником Сохно, – сохраняет Александр деловой тон, – но даже при несогласии спорить я не желаю. Нам сейчас необходимо срочно идентифицировать фотографии, принесенные подполковником Афанасьевым.

Кордебалет молча выкладывает на стол дискету. Доктор Смерть, выселивший Тобако из своего рабочего кресла, тут же вставляет дискету в компьютер, открывает программу для работы с изображениями и начинает обрабатывать принесенный материал.

– Как ни странно, – Доктор за работой привычно басит, – но мелкие фотографии с документов при распечатке чаще получаются более узнаваемыми, чем обычные большие любительские фотографии… По крайней мере, эти хоть качественные, пусть и малохудожественные…

– А что дает это качество… – усмехается Кордебалет. – Я заскочил в фотографию по дороге в библиотеку… За пять минут мне сделали фотографии… Я себя, извините, не узнал… Я не такой, мне думается, урод в жизни, честное слово…

– Это тебе так кажется. Но компьютеру, проводящему идентификацию, наплевать на твое высокое собственное мнение. Он высчитывает длину твоего носа и форму морщинок, исследует форму родинок, бородавок и шрамов, переводит все это в цифровое значение, а потом ищет аналогичные цифровые значения в своей обширной памяти… Вот так… Я готов… Кого будем запрашивать?

– В первую очередь «Альфу», потом МВД, ГРУ и антитеррористов ООН… Рассылай сразу во все адреса… Для «Альфы» отдельно сделай пометку о срочности… Обычно они, имея такую пометку, отвечают через несколько минут…

– Нет проблем…

Доктор Смерть стучит по клавиатуре и завершает работу таким ударом по клавише «Enter», что клавиатура подпрыгивает и изображает испуганное желание свалиться со стола. Доктор движением ладони мешает ей это сделать.

Ответ из «Альфы» в самом деле приходит через несколько минут. Один из «имамов» опознан компьютером как Казбек Ачилович Ачилов, подполковник внутренних войск в отставке, бывший командир полка, охранявшего ядерный центр в Столбове. Второй «имам» оказывается компьютеру «Альфы» незнакомым, хотя это вовсе не говорит о том, что он настоящий имам. Досье на Ачилова приходит следом за первым сообщением отдельным файлом.

– К бою… – скучно и буднично командует Сохно. – Шашки наголо…

* * *

– Мочилов не сможет сам взять на себя такую ответственность… – говорит Согрин. – Дело затянется, и в пять минут его разрешить не удастся при всем желании…

– А мы не можем взять на себя ответственность за молчание, – сердито отвечает Тобако, и Басаргин несколько раз усиленно кивает, подтверждая единство мнений. – Если там в действительности готовится такая крупная акция, то мы просто обязаны забыть про собственные амбиции и действовать сообща…

– Я разве против такого положения вещей? – пожимает плечами Согрин, сохраняя деловитое спокойствие. – Я просто говорю о том, что Мочилов не сможет взять на себя ответственность за превращение учений в боевую операцию. Этот вопрос следует решать значительно выше. Но, естественно, он может доложить по инстанции и сделает это, как только мы введем его в курс дела… Мне хотелось бы, чтобы он сначала доложил, а только потом мы связались бы с генералом Астаховым. Это единственная моя просьба, и она никак не может повредить делу… Тем более что мы на настоящий момент только чуть-чуть ухватились за скользкую ниточку и даже не вполне уверены в своей правоте… Потому что Казбек Ачилович Ачилов не был замечен в связях с террористами, хотя и воевал какое-то время против федеральных сил… Кстати, только в первую чеченскую кампанию, когда воевали практически почти все – на той или иной стороне… Это потом уже наступило разочарование… И многие во вторую кампанию оружия в руки не взяли… В том числе и Ачилов… И он, как человек, много лет прослуживший в Столбове, был как-то знаком с наследием святого Никодима Столбовского… И его это интересует… Хобби… Увлечение религией… И весь вопрос…

– А имя? – спрашивает Доктор Смерть. – Зачем Ачилову, если он честный человек, пользоваться фальшивыми документами?

– А кто сказал, что они фальшивые? – возражает Согрин. – Давайте не будем исключать даже такой вариант, что отставной подполковник занялся религиозной философией, принял сан и… Я не знаю точно, у мусульман обязательно меняют имя, когда принимают сан?

Согрин смотрит на Зураба.

– Это бывает, но вовсе не обязательно…

– Бывает… – настаивает Согрин. – Нет… Я абсолютно не уверен в правоте постановки вопроса таким образом. Надо проверять неоднократно…

– Это ли не правота!.. – Тобако вынимает из принтера распечатанные листы с данными, только что полученными из базы данных Интерпола. Комиссар Костромин прислал то, что обещал. – «Зеленое небо» – до сих пор эта организация только грозила террористическими акциями, но не провела ни одной, насколько мне известно. Но в течение последних месяцев люди из «Зеленого неба» заняли все руководящие посты в конференции по исламской геополитике. Именно этим они и привлекли к себе внимание Интерпола.

– Честно говоря, мне больше по душе голубое небо… – потягиваясь, говорит Сохно. – И все же я не вижу причин для спешки, точно так же, как не вижу причин для объединения наших усилий с «Альфой». Но пусть даже будет так… Пусть мы «сдадимся»… В этом случае мы все равно проводим учения… Отказ от учений, если они об этом знают, насторожит террористов, если только теракт в самом деле задумывается. А они знают… Они знают, что в определенный момент в Столбове должны собраться высшие чины антитеррористических ведомств трех государств, а может быть, и не только они…

– Возможность присутствия глав государств тоже не исключена, хотя и не подтверждена, – говорит Басаргин. – Но даже одно подобное предположение накладывает на нас дополнительную ответственность…

– А разве мы стараемся уйти от ответственности? – не понимает Согрин. – Мы просто пытаемся взять эту ответственность на свои плечи…

– На свои хрупкие плечи… – добавляет Сохно и пробует рукой свое плечо на крепость.

– Вот именно… – опять настаивает Александр. – Ноша может оказаться нам не по плечам, и тогда произойдет трагедия… И чем скорее включится «Альфа», тем лучше… Я удивляюсь, почему до сих пор не звонит генерал… Ему должны уже были передать суть нашего запроса и результат ответа… Наверное, куда-то отлучился. А когда появится, ему доложат, и я – извините уж! – просто не смогу его обмануть… Не та складывается ситуация, когда мы имеем право играть в «синих» и «зеленых»…

– Может, договоримся на паузу до завтрашнего утра? – все же просит Согрин. – Сейчас уже двадцать один час… До утра Мочилов, надеюсь, постарается решить вопрос с нашим командованием… Я думаю, что командование, честно говоря, тоже не решится взять на себя ответственность, и мы зря спорим…

– Хорошо… До утра… – соглашается Басаргин, уже уставший доказывать очевидное. – В восемь ноль-ноль я связываюсь с генералом Астаховым.

Согрин поднимается. Сразу за командиром поднимаются Сохно и Кордебалет.

– Ладно. В семь тридцать мы будем у вас. А сейчас нас ждет Мочилов…

Но прежде чем они успевают выйти, приходит сообщение из Нью-Йорка от антитеррористического подразделения ООН «Пирамида», оперативную группу которого возглавляет сын Алексея Викторовича Ангелова – Сергей Алексеевич Ангелов. Интерполовцы привычно зовут его младшим Ангелом. Младший Ангел и подписал сообщение.

«Один из предъявленных к опознанию людей, возможно, опознан по картотеке ФБР, как разыскиваемый за убийство в Майами уроженец Чечни Багдасар Сагдеев, ранее имеющий вид на жительство в США. Сомнение вызывает тот факт, что, по данным ФБР, Сагдеев был убит в перестрелке между бандитскими группировками Майами три месяца назад. В связях с террористическими организациями Сагдеев замечен не был».

– Вот еще один аргумент в пользу того, что нам не следует торопиться… – говорит Согрин с порога. – Пусть данные и косвенные, тем не менее…

– Три месяца назад… – напоминает Кордебалет. – А имамы приезжали десять дней назад… Значит, компьютер ФБР ошибается…

– Сагдеев… Сагдеев… – внезапно вступает в разговор Зураб. – Я знал понаслышке семью Сагдеевых… Она достаточно известна в Грозном тем, что мать родила четверых близнецов, из которых только три выжили при родах… Это интеллигентная семья, отец – преподаватель института, мать занимала какой-то большой пост в Министерстве культуры еще при советской власти… Кажется, была заместителем министра…

– И это тоже аргумент… – продолжает Согрин. – В культурной семье может вырасти культурный ребенок, который имеет все данные к тому, чтобы интересоваться вопросами религиозной философии…

– Да… – кивает Басаргин. – Только зачем религиозному философу рисковать и приезжать в библиотеку патриархата с поддельными документами? Напомню, Ачилов с поддельными документами и Сагдеев тоже… Это не слишком?.. Кроме того, мы имеем перед собой пример другого брата, преступника, разыскиваемого за убийство…

– Ну и что? – возражает Сохно. – Старая истина: было в семье три сына, двое умных, третий футболист…

– Спор опять безосновательный… – подытоживает Согрин. – Не будем его возобновлять. Мы договорились решить дело в восемь утра… В восемь и решим…

* * *

По мере того как полковник Мочилов выслушивает сообщение группы Согрина, старый шрам на его лице начинает багроветь и выделяться отчетливее. Внешне Юрий Петрович сначала старается не сильно показывать свое недовольство, но постепенно глаза его смурнеют. К окончанию рассказа он становится совсем хмурым.

– Нечего сказать, в приятненькое положение вы меня ставите…

– Это как?.. – наивно ухмыляясь, спрашивает Сохно.

– Я уже доложил про вашу предыдущую идею, и она была встречена с восторгом. Не только вас, но даже меня похвалили за фантазию, что, вообще-то, по нынешним временам – приятная редкость, пусть лично мной и незаслуженная… А теперь надо опять идти к начальству, чтобы давать отбой. И вообще неизвестно, во что мы с новым положением вещей ввязываемся…

– В показуху… – комментирует Сохно. – В самую обыкновенную показуху… Американцы и англичане даже знать не будут, что мы стреляем боевыми патронами, а мы будем спокойно делать свое дело…

– Смотреться это будет красиво, – усмехается Согрин, – особенно учитывая привычку спецназа не брать пленных, если не дано такого специального задания. Трупы, которые будут вывозить на глазах у партнеров по учениям, вызовут зависть всех режиссеров Голливуда… Но шутки в сторону. Тебе, Юрий Петрович, так и так придется идти к начальству хотя бы с тем, чтобы руководство выяснило, с какой стороны поступила идея проведения этих учений. Я вообще не верю в организацию террористического акта вне учений. Если акт готовится, то это не совпадение! Одно приурочено к другому. И я не исключаю, что утечка информации произошла уже на первичном этапе проработки сценария. Если идея не исходила от самих террористов. Возможно, ее кто-то подсунул одной из сторон… Возможно, даже нашей стороне… Возможно, на стороне партнеров… И разглашение сведений о нашей осведомленности может заставить террористов кардинально изменить планы, но не отказаться от них совсем. То есть они выйдут из-под нашего контроля в то время, когда мы будем ждать их с известной стороны. И если идея исходит от партнеров, то их придется держать, в самом деле, как Толя предположил, в неведении, чтобы избежать той же утечки информации.

– Да, дело серьезное… – полковник кладет руку на прямой телефон связи с дежурным по ГРУ. – Говорите, до восьми ноль-ноль…

– До семи ноль-ноль… В половине восьмого мы должны быть у интерполовцев и обговорить ситуацию. В восемь Басаргин будет звонить генералу Астахову…

– Придется вызывать начальника управления… – глубокий вздох показывает, как Мочилову не хочется это делать…

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Конечно, у отставного подполковника Казбека Ачиловича Ачилова классическое военное образование и неплохой воинский опыт, и он умеет подбирать людей для определенных, кем-то другим тщательно и с фантазией продуманных операций. Это даже Ширвани, при всем своем предвзятом отношении к человеку, которому его подчинили, отмечает сразу, хотя такая работа всегда считалась именно его кровным делом. Сам Ширвани знает за собой эту способность – с одного-единственного взгляда видеть, на что годится человек. Эту его способность высоко оценил некогда даже сам Иорданец,[11] рядом с которым Ширвани провел три года. И перед очередным заданием, отправляя группу, Иорданец обязательно приглашал Ширвани для своеобразной экспертизы. Ширвани смотрел сначала со стороны, потом, если сразу был не уверен, каждому в глаза, и иногда жестко советовал заменить того или иного человека. Он даже не объяснял – почему так советовал. Он сам не знал – почему… Просто, так казалось… И единственный раз, когда командир группы воспротивился и взял с собой «бракованного», именно этот «бракованный» и провалил дело, что привело к гибели всей группы. После такого Хаттаб не воспротивился даже в тот раз, когда Ширвани предложил сменить самого командира группы… Командира сменили, и группа успешно выполнила задание…

Первую шестерку, что прибыла по вызову Ачилова, Ширвани сначала рассматривает так же – со стороны, пока они стоят перед Казбеком Ачиловичем. Сам Ачилов о «кадровой» способности Ширвани тоже знаком понаслышке. По крайней мере, ему советовали этой способностью воспользоваться. И потому отставной подполковник, к советам руководства прислушивающийся еще по старой армейской привычке, дважды бросает на Ширвани взгляд, словно призывает его выйти из тени и принять участие в разговоре. Не сразу, но тот все-таки выходит, однако в разговор вступать пока не желает, только выслушивает, что говорят о своем боевом опыте боевики, отвечающие на вопросы командира. Может быть, это и правильно. Единоначалие всегда приводит к лучшим результатам, чем другие методы командования, а самому Ширвани предстоит быть на конспиративной работе, и потому ему не надо откровенно «светиться» перед другими. Видят его, и этого достаточно. Когда увидят в следующий раз, узнают. В крайнем случае он сам не без языка – сумеет напомнить, где и при каких обстоятельствах встречался с тем-то или с тем-то…

– На то, чтобы осесть и обустроиться в областном центре, вам дается ровно два месяца, – инструктирует Казбек Ачилович. – Через два месяца я приеду проверять… Что такое обустроиться – вы все понимаете прекрасно. Должны заиметь свое дело. Может быть, магазин открыть или что-то подобное. Деньги на это вам выделяются. Поддержка земляков обеспечена… Пусть попробуют не оказать поддержку… Все должно выглядеть так, что вы осели надолго, и решили всерьез включиться в местный бизнес… Никаких подозрений возникнуть не должно. Вы не имеете права быть подозреваемыми, поэтому должны вести себя предельно скромно, но всегда быть готовыми получить команду от меня или от Ширвани… – кивок в сторону Ширвани подтверждает командирские полномочия помощника отставного подполковника. Это на всякий случай…

Только после этого Ширвани выходит на середину комнаты. Казбек Ачилович все-таки подполковник, и строй перед собой поставил ровный, как в армии. Это у него в крови… И у боевиков тоже, наверное… Они знают звание Ачилова, в армии когда-то служили все. В лесу, в отряде, они таким ровным строем перед своими командирами не стоят. А здесь выстроились. И отвечают так, словно в армии служат. Это хорошо… Во время операции вольница пресекается жестко… Не можешь четко выполнять команду – уходи… Из жизни… Иначе можешь все дело сорвать…

И это тоже все знают…

И только теперь Ширвани проходит перед строем и заглядывает каждому в глаза – все точно так, как и рассказывали отставному подполковнику. И – странно! – Ачилов словно сам чувствует, как между его помощником и боевиками пробегает искра. При этом очень не хочется, чтобы Ширвани посмотрел в глаза ему, командиру…

– И – обязательное условие… – дает командир последнее наставление. Последнее наставление закрепляется в голове лучше остальных – это он знает хорошо, потому и приберег это напоследок. – Вы не должны пропускать ни одной молитвы в мечети… Мечеть посещать постоянно… Обязательно… Прослыть истинно верующими… Обязательно… И – не жрать водку… Потому что вы – верующие…

* * *

Ширвани молчит и, кажется, собирается подняться по крутой лестнице на верхний этаж, к своей «жене» Марихуане Андреевне, с которой в последнее время проводит, по мнению Казбека Ачиловича, слишком много времени…

– Как они тебе? – видя это, все же спрашивает Казбек Ачилович, когда шестерка боевиков уже уходит из дома, и внизу, на дороге, снова гудит двигатель автобуса, поднимающегося на первой скорости по крутой дороге.

– Я бы отказался от предпоследнего…

– От предпоследнего? – Ачилов откровенно удивлен и, похоже, готовится к сопротивлению. – Это Захар Ильдаров… Мне именно он показался самым боеспособным… По-хорошему зол… Такой на все пойдет ради дела… Он, кстати, когда-то в моем отряде воевал… Когда у меня еще был отряд… Я его давно знаю и сам пригласил… Именно за эти его качества… Не понимаю, чем он тебе не понравился…

– В данном случае мы отправим на дело не самых злых, а самых умных, которые могут сойти за паломников… Он меньше других похож на паломника… Он вообще не похож на паломника… Ты только в глаза посмотри… Он одним взглядом готов любого врага уничтожить… И потому, мне кажется, ему лучше быть в группе прорыва…

Ачилов молчит, задумавшись…

– Но тогда мы существенно ослабим первую группу… Захар в бою любых трех из первой группы заменит… Я не видел в жизни человека, который стреляет быстрее его…

– Найди такого же в других группах… Стрелков много…

– Я… Я подумаю… – мямлит Казбек Ачилович.

– Иначе он может провалить все дело… Его заподозрят первого… А что касается ослабления группы… У этой группы в общей задаче боевая составляющая будет наиболее легкая… Они включатся в дело тогда, когда вокруг будет неразбериха и паника, и противостоять им будут не спецназовцы, а попы, которым брюхо мешает оказывать сопротивление. И в той обстановке уже не играют основной роли высокие боевые качества. Нужна будет только решительность. А решительности должно хватить у всех, иначе им нечего делать в отряде…

– Я же сказал – подумаю… Группа отправляется только завтра…

Ширвани пробует ногой первую ступеньку лестницы. Ту самую, скошенную, на которой всегда спотыкается Марина. И наступает на нее, но он не спотыкается…

– Ты куда?

– Посмотрю, как там без меня Марихуана Андреевна…

– Ты ей вколол?

– Вколол… Она уже без этого не может…

– Через сорок минут привезут вторую группу… Не задерживайся…

– Группа прорыва?

– Нет. Группы прорыва пойдут третьей и четвертой. Эти – чистильщики… Смертники… Самые серьезные из всех, ни на что другое не годные… Они готовы противопоставить себя «Альфе» и поклялись на Коране, что относительная неудача Беслана не повторится… Они готовы взорвать себя в момент штурма, потому что потеряли в жизни все, чем дорожили…

– Я спущусь… Хочу посмотреть… Как мы отправляем группы в Столбов?

– Тройками… Разными дорогами… Приказ – ни во что не ввязываться…

– Я участвовал в трех операциях в России. Пойми, я не хвастаюсь своим опытом, а просто делюсь им… Всегда возникали какие-то непредвиденные обстоятельства. И главное обстоятельство – дорога… Потери в пути просчитываешь?

– Мы уже потеряли одну группу… Прямо в Грозном… Сдуру ввязались в бой на блокпосту… И потому… Я просчитал два варианта. В худшем случае, если будут еще потери, будем действовать не четырьмя, а тремя шестерками. Задача выполнима…

– Хочется в это верить…

– Хотя четырьмя – лучше…

* * *

Марина спит с открытыми глазами, ее зрачки неестественно расширены…

Ширвани останавливается напротив нее, долго смотрит, потом медленно проводит перед неподвижным лицом ладонью в одну и другую сторону – зрачки «жены» не реагируют на движение. Она по-прежнему в мире грез…

Что видится ей там, в ином измерении? Какие мысли копошатся в голове? Какие образы встают в разгоряченном наркотиком воображении? Зрачки не отражают ни страха, ни восторга, они неподвижно застыли. А Ширвани читал, что зрачки передвигаются даже у спящего человека в то время, когда веки опущены. Зрачки отражают влияние того, иного мира, который приходит к человеку во сне. Разбудить бы ее сейчас и спросить, что она видела… Но это невозможно… Из нее сейчас и двух слов не вытянешь…

Ширвани отходит к окну и смотрит на такое нелюбимое им море. В доме почти все окна выходят на море, потому что дом стоит на крутом склоне невысокой прибрежной горы, и в противоположную сторону в окна просто некуда смотреть – разве что под землю…

Именно под землю и будут вскоре смотреть специалисты горного дела. Дом после завершения подготовительного этапа очередной операции решено превратить в серьезную долговременную базу, раз уж имеется возможность использовать природу в своих целях. Специалисты приедут, пророют внутри горы проходы и будут исследовать почву. Горы в Сочи ненадежные, почва хилая – частые оползни доставляют много неприятностей, и необходимо провести исследование, прежде чем начать строительство. Если заключение специалистов будет положительным, то внутри горы можно построить целый городок, где смогут жить готовящиеся к операциям группы. Сочи, по сути дела, давно уже перестал быть российским городом, превратившись в город армянский. Русские не могут с первого взгляда отличить армянина от чеченца. Лучшего места для базы не придумать по всей России. А уж отсюда можно отправлять людей куда угодно…

* * *

Звук автобусного двигателя заставляет Ширвани посмотреть на дорогу и спуститься на первый этаж, где Ачилов ждет прибытия новой группы. Ширвани занимает прежнее место в тени, чтобы первоначально остаться почти мебелью в глазах боевиков. Это даст ему возможность лучше присмотреться. Что он и делает – присматривается из сумрака своего угла и чувствует издали, что за группа прибыла в распоряжение отставного подполковника. Строй стоит к нему вполоборота, но Ширвани даже издали видит эти ожесточенные взгляды, угрюмую решительность лиц и словно бы чувствует безжалостность характеров. Он уже смотрел список с подробными биографиями и характеристиками – списки привезли еще вчера в отсутствие Ачилова и вручили его помощнику. И Ширвани знает, что каждый из этой шестерки потерял всех своих близких, каждый имеет за душой много пролитой крови и, если попадет в руки федералов, может надеяться только на пожизненное заключение, что для энергичного человека гораздо хуже смерти. А сейчас они готовы идти на смерть…

Чистильщиками их прозвал именно Ширвани. Чуть с насмешкой… По аналогии с чистильщиками ГРУ, которые порой работают в Чечне… Чистильщик – это тот, кто не оставляет после себя свидетелей. Они готовы не оставить… Они готовы даже самих себя уничтожить… И собираются это сделать…

Казбек Ачилович инструктирует чистильщиков:

– Устраиваетесь в областном центре. Никаких вопросов о Столбове, никакого интереса к ядерному центру, никаких связей с людьми оттуда… Никаких контактов с первой группой, которая устраивается в том же городе…

– Кроме, разумеется, естественных… – из своего угла добавляет Ширвани. – Земляки всегда как-то контактируют…

– Кроме естественных… – повторяет Казбек Ачилович. – В областном центре вы должны стать обычными бизнесменами… К вам должны привыкнуть… Криминала не допускать, вести себя скромно…

Ширвани слушает, потом выходит к строю, опять смотрит каждому в глаза… Когда группа уезжает, он провожает ее взглядом из окна…

– Я бы мальчика оставил… Последний из строя… Как его?..

– Мой тезка… Казбек Таймуразов…

– У него во взгляде тоска… Он хорошо будет смотреться в группе паломников…

– Может быть… – соглашается Ачилов. – Ты предлагаешь вместо него послать Ильдарова?

– Если Ильдаров готов стать смертником…

– Никто из них не знает, что взрыв произойдет раньше намеченного срока… Они готовы к смерти, но все равно, как любой человек, надеются на жизнь… А этого им не дано… Что касается тезки, то здесь ты прав. Мальчик подойдет на роль паломника больше Захара… Я согласен…

* * *

Третья шестерка боевиков сомнений у Ширвани не вызывает, и он из своего угла даже слова не подает. Последняя шестерка прибывает через полчаса. Но эти долго не задерживаются. Инструктаж звучит повторением сказанного ранее. С ними все ясно. И Казбек Ачилович и Ширвани сразу и безошибочно определяют боевых лесных волков – хитрых, осторожных, умеющих убивать, и оставаться в то же время невредимыми. В группу прорыва, учитывая задачу, которую ставит боевикам Казбек Ачилович, нужны именно такие. Они расчистят дорогу чистильщикам и отойдут на время в сторону, чтобы в нужный момент самим пробраться в подготовленную дыру и – сделать главное…

Здесь и менять никого не надо…

– Я доволен… – говорит Казбек Ачилович.

Ширвани только кивает, не желая ничего обсуждать. Он опять направляется на лестницу, но перед первой ступенькой останавливается:

– Когда нам доставят письмо святого Никодима Столбовского?

– Настоящее письмо решено оставить в хранилище… Сейчас специалисты делают другое… Чуть-чуть подправляют текст, чтобы он более точно отвечал нашим задачам… Там будет несколько слов приглашения… Интересная деталь… Преподобный Никодим пригласит к себе в монастырь ученых исламских праведников для диспута… В свое время революция помешала праведникам принять приглашение… Но праведники в исламе есть всегда… И современные ученые-богословы приедут почтить память Никодима. Не простые проповедники с собственными желаниями… А люди, много лет спустя принявшие приглашение…

– Да… – соглашается Ширвани. – Это будет выглядеть интереснее… А если монахи смогут понять, что письмо поддельное?

– Над этим работают сильные специалисты… Мне обещали, что все будет сделано идеально… Компьютерная техника позволяет любую подделку довести до совершенства…

– Дай, Аллах, нам милость свою… – Ширвани проводит ладонью по лицу…

2

– Дело свое мы сделаем в любом случае… – жестко, ничуть не сомневаясь в своих профессиональных возможностях, говорит Сохно. Этот тон и другим в его возможностях сомневаться не позволяет – есть в голосе подполковника что-то такое, что не подлежит сомнению. – Но меня волнует другое… Если мы сегодня сдадимся на милость «синих» и выложим карты на стол… В том числе и карты космической съемки, которые приготовит Басаргин… Если мы выложим все карты на стол, не имея в запасе еще одного варианта для подстраховки, то нас признают побежденными… И, будь я трижды «зеленым», мне это категорически не нравится…

– Я только рад, что тебя так беспокоит честь мундира… – спокойно усмехается полковник Согрин. – Тем не менее Мочилов сказал, что вопрос решен…

– Решен в любом случае, действительно ли террористы готовят что-то в Столбове или это только совпадение… – добавляет Кордебалет.

– Значит, господа офицеры, вопрос стоит так… – Сохно останавливается посреди тротуара. – Вы наливаете мне четыре рюмки, а я что-нибудь придумываю…

– Работа началась… Сухой закон… – полковник тверд в решении.

– Это пока еще не наша работа… Не наша… Вот когда пойдет наша, тогда я согласен…

В половине восьмого утра, когда спецназовцы подходят к подъезду дома, где располагается офис антитеррористического бюро Интерпола, они видят на стоянке перед подъездом все машины, принадлежащие сотрудникам бюро. Значит, все в сборе, поджидают гостей. И снегом машины не занесены, значит, не проводили здесь ночь, а только-только подъехали. Но войти в подъезд офицеры не успевают, потому что во двор в это время въезжают еще две машины – микроавтобус «Фольксваген» и армейский «уазик». «Уазик» при этом подает настойчивый сигнал, приглашая спецназовцев обратить на себя внимание.

– Мочилов точен, почти как Сохно… – смеется Кордебалет.

– На тридцать секунд опаздывает… – отметает Сохно конкурентов.

В самом деле, машины пристраиваются на стоянке, из «уазика» выходит Юрий Петрович, а из микроавтобуса – человек в штатском. Здоровается с Мочиловым за руку.

– И мы опаздываем… – Сохно категорично показывает пальцем на дверь подъезда. – Не люблю опаздывать… Никогда… Опоздавшие поспевают к пустому столу…

Мочилов с человеком в штатском подходят ближе.

– Знакомьтесь, генерал Астахов из штаба «Альфы»… – говорит Мочилов и затем представляет по очереди всех своих спецназовцев.

Астахов оказывается человеком, годами чуть помоложе офицеров, подтянутым, крепким физически. И руку пожимает основательно, по-мужски и совсем не по штабному. Вместе они поднимаются на третий этаж.

– Мне дали «зеленый свет»… – предупреждает Мочилов перед дверью, – и я сам, не дожидаясь инициативы Басаргина, пригласил Владимира Васильевича, чтобы он смог загодя подготовиться к сегодняшней информации… Может, и нам что-то интересное подбросит, поскольку без нас ему теперь не обойтись…

– Подбросит… – соглашается Астахов, как всякий работник Конторы, любящий сохранять загадочность. – Не знаю, насколько такому подбрасыванию будете рады, поскольку это сильно осложняет задачу всем, в том числе и вам…

Дверь открывает сам Басаргин. На Астахова и Мочилова смотрит с легким удивлением. Он ждет в гости только спецназовцев, готовый отстоять перед ними свою точку зрения, и только после этого пригласить для общей беседы генерала Астахова. А они пожаловали все вместе и, похоже, успели уже найти общий язык…

– Вижу, вы уже спелись… – Александр разводит руками. – Мне остается только порадоваться за дело…

– Петь нам всем придется дружным хором, – протягивая руку, говорит Владимир Васильевич. – Только партитуру придется писать для каждого исполнителя отдельно и с небывалой тщательностью. Вопрос слишком серьезный, чтобы допустить хотя бы малейшую разноголосицу…

* * *

– Таким образом, – резюмирует Астахов прошедшее обсуждение проблемы, – мы имеем ситуацию, в которой отказаться от проведения учений – значит, сообщить противнику о своей готовности встретить его во всеоружии. И любезно предложить ему сменить план действий, который мы, в свою очередь, предусмотреть и просчитать уже, возможно, и не сможем. При этом наши партнеры по учениям – американская и английская сторона – никоим образом не должны знать, что учения проводятся, скажем так, «чересчур учебные», переходящие в боевую операцию… То есть «синие» и «зеленые» все знают о планах противоположной стороны – без такого знания нам не обойтись, и очень мало знают о настоящем противнике. Нашим партнерам, повторяю, это не раскрывать… Это абсолютно точно, поскольку мы знаем, что предложение о проведении учений идет от американской стороны и даже сам объект, как не имеющий военного значения, тоже предложен американцами. Обоснование при этом было высказано простое – в Столбове уже несколько лет ведутся работы по совместным проектам российских и американских физиков… Такие же исследовательские центры есть и на территории США и Великобритании. Там тоже ведутся совместные работы. Именно они якобы и предназначены для следующих этапов учений.

– При этом мы пока имеем только подозрения… – говорит полковник Согрин. – У нас нет стопроцентной гарантии, что действительно готовится террористический акт. Но даже если подозрения необоснованны, мы должны инсценировать настоящие учения, приближенные к боевым условиям…

– Здесь вы не совсем правы. Полковник Мочилов уже, вероятно, в курсе… Для остальных сообщаю: в Грозном при попытке задержания частично уничтожена, частично захвачена группа боевиков. Сразу после задержания допрос раненых производил офицер спецназа ГРУ. Ему удалось узнать, что группа направлялась в Сочи, где концентрируются силы для последующего выезда в глубь России. И диверсия связана с каким-то ядерным центром… К сожалению, боевик, который дал эти показания, от своих слов на допросе в республиканском ФСБ отказался. А при проведении допроса при помощи скополамина[12] у него остановилось сердце. Другие боевики знают только о том, что едут в Сочи, где их должны встретить. О ядерном центре ничего не слышали… Мы при этом не можем отбросить доклад офицера, проводившего допрос на месте захвата…

– А кто проводил допрос? – интересуется Сохно.

– Майор Паутов из ОМОГ[13] подполковника Разина.

– Можно верить… – Сохно кивает. – Но партнерам по учениям и этого знать не следует…

– То есть мы обязаны ввести партнеров в заблуждение… – уточняет генерал. – Но кто в таком случае выйдет условным победителем? Насколько я понимаю, по результату этих учений многие надеются получить повышение в званиях… Как бы здесь не получилось несогласованности… Именно поэтому я особо заостряю вопрос на таком второстепенном аспекте… Нам нельзя забывать, что этот аспект второстепенный, и видеть в друг друге мы обязаны только партнеров…

– Естественно, победителями должны быть мы… – Мочилов абсолютно уверен в себе. – Мы не только нашли ход, возможность которого вы не предусмотрели, мы еще нашли вам настоящих подозреваемых… А за это необходимо платить… А если учения окажутся не учениями, то повышения в званиях, мне кажется, стоит ждать и той и другой стороне…

– Я вынужден согласиться… – улыбается генерал, но улыбка его не показывает открытой радости. – А теперь о другом… Касательно вашего вчерашнего интереса… Юрий Петрович вчера позвонил мне очень поздно – уже домой… И мне пришлось вернуться в управление… Сами понимаете, что за ночь собрать обширные сведения невозможно… Но, ввиду чрезвычайной важности, мы подняли на ноги большие силы – не постеснялись объявить тревогу и сумели собрать кое-какие сведения…

– Сразу предварительный вопрос… Чтобы мы могли вести более предметную беседу… – подает голос полковник Согрин. – С тех пор как подполковник Ачилов ушел в отставку, в системе охраны всего Столбова в целом, и ядерного центра в частности, произошли изменения?

Астахов несколько секунд сурово молчит. Наконец говорит с горечью:

– Произошли… И существенные… В худшую сторону… Мне докладывали только вчера результаты проверки системы охраны… Эту проверку решено было провести сразу, как только стало известно об участке, где решено проводить учения… Никуда не годится эта охрана… Ачилов свое дело знал, а нынешние командиры не о том, похоже, думают… Они поголовно в коммерцию ударились, как и многие командиры в наших вооруженных силах и во внутренних войсках, и, так или иначе, работают в коммерческих структурах города… Нам следует иметь в виду, что ядерный центр не только занимается вопросами прикладной ядерной физики – так называемый «мирный атом»… Ни для кого не секрет, как у нас обстоят дела с финансированием научной деятельности… И ядерщики, как и представители других наук, вынуждены искать средства к выживанию и продолжению своих работ. Они и выживают, как могут… В Столбове еще существует обширное производство по выращиванию редкоземельных металлов, которое потихоньку подкармливает весь центр. Да-да… Многие редкоземельные металлы не выплавляют, а именно выращивают… Кристаллами… А вы знаете, что такое редкоземельные металлы и какой спрос на них на Западе да и во всем мире… Причем, как нам удалось узнать, почти в равных мерах с официальными продажами на Запад уходят металлы, похищенные на производстве… Кем похищенные? Как похищенные? При теоретически правильной системе охраны всякое хищение с таких объектов исключено принципиально! Ведь в дополнение ко всему там существует не только государственная, осуществляемая силами внутренних войск, а и своя собственная охрана, внутренняя. Чтобы систематическое и систематизированное хищение стало возможным, необходимо наладить взаимодействие внутренней и внешней охраны, создать постоянные каналы. И такое взаимодействие, как нам кажется, существует. Мы передаем, возможно, уже сегодня же, отдельные материалы проверки в прокуратуру для возбуждения уголовного дела. И надеемся, что следственные органы сильно «потрясут» охрану… И внутреннюю, и военизированную… Это, кстати, планировалось сразу, когда делались прикидки для проведения учений… Работа прокуратуры могла бы существенно осложнить деятельность террористов «зеленых». Но даже мы не ожидали, что беспорядок в системе охраны настолько велик… Меры следует принимать срочные и кардинальные…

– Командир… – Сохно обращается к своему полковнику. – Я просил четыре… Осталось три…

– Что? – слегка отстраненно переспрашивает генерал Астахов, мысли которого сосредоточены вокруг проблем ядерного центра.

– Нет-нет, товарищ генерал… – серьезно, без усмешки говорит Согрин. – Это касается только наших дел и уже доложенных планов на проведение учений…

– Но вы, Владимир Васильевич, – отвлекает Астахова полковник Мочилов, уже наслышанный об особой способности Сохно что-то выдавать на-гора после четырех рюмок, – собирались рассказать нам нечто конкретное по вчерашнему материалу… Это касается ученых имамов?

– Да… Это касается имамов… – Астахов снова сосредоточивается. – Не берусь точно сказать, насколько они ученые в духовных дисциплинах, но в других они образованы – это точно… Подполковник в отставке Казбек Ачилович Ачилов в пору своего командования полком внутренних войск имел репутацию одного из лучших командиров полка. Вот когда он отвечал за охрану, охрана действительно выполняла все свои обязанности неукоснительно. Тогда бы невозможно было хищение. Как организатор, подполковник Ачилов был идеальной фигурой, умел предусмотреть и предвидеть множество различных вариантов и легко находил выход из самых сложных ситуаций. Мне только два часа назад переслали данные на него из МВД. К счастью, как боевой офицер, участник событий первой чеченской кампании, он особых талантов не проявил, умел обеспечить себе тыл, но плохо ориентировался в часто меняющейся боевой обстановке. Эти данные уже переслали из Грозного сегодня ночью. Напомню, что воевал он только в первую чеченскую кампанию. После уничтожения Дудаева нашего подполковника вообще оттерли на незавидные роли, сделали чуть ли не интендантом. Он оставил службу и уехал за границу. Как человека, связанного с государственной тайной, его пытались несколько раз «достать», но всегда неудачно, потому что Ачилов на одном месте не сидел и переезжал из страны в страну. Впоследствии, когда ядерный центр в Столбове стал, по сути дела, международным, то есть там стали работать и иностранные специалисты, Ачилова вообще оставили в покое. Правда, СВР[14] к нему присматривалась, но не решилась задействовать… По нашим данным, в настоящее время Казбек Ачилович Ачилов проживает в Лондоне. Но это данные, полученные несколько месяцев назад. По другим данным, его около месяца назад видели в Италии. Но эти данные не проверены. Вот пока все, что мы имеем по Ачилову…

– А второй… – спрашивает Зураб. – Это правда, один из братьев Сагдеевых?

– Да… Это Сагдеев – вам правильно сообщили, только не Багдасар, как ошибочно посчитали наши друзья из «Пирамиды»… Это, скорее всего, Арчи Сагдеев… Третий брат – Зелимхан – был ранен и потерял руку по локоть… Такая примета не могла бы пройти мимо внимания служащих библиотеки патриархии. Нам бы обязательно сказали, что один из имамов был одноруким… Значит, это Арчи… И это самое неприятное для нас…

Генерал осматривает всех собравшихся, словно ждет вопроса. Но все заинтересованно ждут только продолжения.

– Арчи Сагдеев не участвовал даже в первой чеченской кампании. Он в это время уже жил за границей – учился во Франции. По образованию он физик-ядерщик. Работал дежурным оператором реактора на одной из французских атомных электростанций. Около полугода тому назад уволился и уехал вместе с семьей в Саудовскую Аравию. Как объяснил, получил там выгодную должность… Другими данными на него мы не располагаем…

– Дежурный оператор реактора… – басит Доктор Смерть. – Значит, он может управлять какое-то время и реактором в Столбове… И нужен он именно для этого…

– Именно для этого… – повторяет генерал Астахов. – Это не идентичные реакторы по уровню управления, но разобраться он, вероятно, может… А если не разберется… Им, может быть, именно это и надо… Вот… У меня все… Вы можете что-то добавить?

– Можем… – говорит Басаргин. – Я всю ночь думал, как бы повел себя на месте террористов… Судя по замысловатости их первого хода, и следующие ходы должны быть неординарными… Здесь не будет откровенного прорыва… И не будет лобовой атаки машинного зала реактора… Здесь будет что-то другое…

– Что? – спрашивает генерал так, словно именно Басаргин разрабатывал для террористов план захвата реактора. – Александр Игоревич уже так приучил нас к своим теоретическим выкладкам, что я не сомневаюсь и в этот раз – он знает, как поведут себя террористы…

Басаргин встает и прогуливается по кабинету…

3

– Как в кино, честное слово… – Стас закуривает и опять приоткрывает окно в дверце, хотя Лидки в машине уже нет и некому делать замечания относительно вонючести дыма, въедающегося в песцовый воротник. Просто на всякий случай открывает…

Все, в самом деле, происходит так, как может происходить в кино, когда режиссеру необходимо продолжить действие в соответствии со своими задумками. Но и киносюжеты тоже откуда-то берутся. Иногда даже случается, что не из больной головы сценариста, а из жизни. А из Лидки, как парни надеются, может получиться хорошая актриса и без кино. Она через тропинку переходит широкий газон, превратившийся в единый гигантский сугроб, и устремляется вдогонку за облюбованной парой кавказцев. В нескольких шагах от них притормаживает и идет, не отставая, пока еще на дистанции.

– Дыхание переводит… – усмехается Санек, возбужденно потирает ладони и заводит двигатель, чтобы переехать на другое место, откуда наблюдать происходящее будет удобнее.

– У нее дыхалки на двоих с лихвой хватит… – Стас выпускает дым в узкую щель.

С нового места им хорошо видно все. Лидка идет, держится прямо, старательно виляет задом, и не пара кавказцев, идущих чуть впереди, а теперь неопрятный мужичок в возрасте старается не отстать от нее. Что-то, кажется, говорит вдогонку.

– Старый козел! – восклицает Санек. – Все дело испортит…

Но у мужичка как раз дыхалки-то и не хватает. Кавказцы идут быстро, Лидка от них не отстает. А он не может долго такой темп выдерживать. Мужичка слегка пошатывает. И потому он безнадежно отстает и, в конце концов, останавливается, с сожалением глядя Лидке вслед…

– Есть еще в жизни правда… – утверждает довольный Стас.

Лидка оборачивается дважды, проверяя, отстал ли мужичок. Убедившись, что отстал, решает приступить к действиям и постепенно прибавляет шаг. Кавказцы сворачивают направо за угол. Лидка за ними. Саньку повернуть негде, дороги здесь нет, и он газует, чтобы объехать дом и повернуть за следующим углом тоже направо. Как назло перед поворотом загорается красный сигнал светофора. Санек бы легко презрел его, но сразу за перекрестком видит машину дорожной патрульной службы и потому вынужденно останавливается. Но срывается с места на желтый сигнал. Машину на снегу слегка заносит, однако Санек выкручивает руль и выравнивает движение. Маневр занимает пять минут. Когда их взглядам из «копейки» снова открывается нужная улица, они видят самый разгар событий. Лидка уже обогнала кавказцев и, как и планировалась, поскользнулась. Как раз наблюдатели успевают к моменту, когда те помогают ей встать. Значит, процесс пошел в соответствии с планом. Пошел…

– Жельтмены… – довольно улыбается Стас.

– Старуху бы поднимать не стали… – Санек скептичен.

Они внимательно смотрят, как завязывается разговор между Лидкой и кавказцами. А разговор завязывается. Это ясно. Иначе они уже прошли бы дальше. Просто помогли бы встать и прошли бы… Но они не проходят. А это значит, что сами во все лопатки лезут в расставленные сети. Приятно работать с теми, кто лезет в сети по собственному желанию. Да это и немудрено… Приманка соответствует естественным мужским инстинктам. И не обязательно обладать горячей кавказской кровью, чтобы клюнуть на нее. Недавний пьяный мужичок – и тот, при своем возрасте и способности задыхаться на ходу, не удержался… И не только потому, что пьян…

– Теперь главное, чтобы эти козлы пригласили ее к себе…

– Ну, не она же их в свой барак потащит… – смеется Стас. – Хотя… Бабка кипяток уже приготовила… Хорошо бы…

Смех у него злой и с долей зависти. Он сам мечтал бы, наверное, оказаться на месте кавказцев… Не то чтобы на Лидку клюнул… Он хотел бы оказаться таким, на которого женщины реагируют. А пока на него реагируют редко, больше для того, чтобы в сторону шарахнуться…

– По-моему, договорились… – с надеждой тянет Санек.

– Куда они денутся… Сами не смогут – она договорится…

– Ага…

Кавказцы с Лидкой направляются в сторону дороги – ясно, будут ловить машину… Она слегка прихрамывает и несколько раз останавливается, трогает рукой спину. Комедию ломает – вошла в роль или в самом деле здорово дербалызнулась?

– Поехали прямо к дому… – командует Стас. – Больше им податься некуда…

– Как же… Они сначала в магазин… Лидка их на коньяк-то уж точно «раскрутит»… Она к коньяку неравнодушна…

– Поехали…

* * *

Небо сошло с ума… Снег валит и валит… Такой снег, что видимость на дороге просто никакая. Заднее стекло совсем засыпало. В зеркало не посмотреть. А боковое зеркало в дверце кто-то уже выдрал вместе с «мясом» – давно, еще пару лет назад. Санек сидит и нервничает. Ворочается на сиденье. Боится, что кто-то будет на перекрестке направо поворачивать, за кустами «копейку» сразу не увидит и скорости не снизит – въедет… А ремонтировать такую машину… Да в три раза дешевле новую купить…

А Лидка с кавказцами куда-то пропала, стерва… Надо же, решили, что именно сюда подадутся и больше им пойти некуда… А они нашли, куда пойти… А если у них еще какая-то квартира есть? Для кого-то приберегли, для своего, кто приехать должен… И туда поехали… Лидка не знает адреса… Там комедию разыграет, и бесполезно… И все насмарку, и неизвестно, чем все это закончится… Пропадут надежды…

И Стас тоже себе места не находит. То к одной дверце переберется, то к другой. Высматривает то дорогу, то тротуар. Да много ли в такой снегопад высмотришь… За двадцать шагов человек только мутной тенью смотрится, а за тридцать уже и тени не видно.

– Вот зараза… Ну не к себе же она их потащила…

– Мы не видели, как вчерашние шалавы уходили… Может, они все еще здесь… И черные на другую хату рванули… Ты, дурак, сказал, чтоб мы сюда ехали…

– Что ты все на меня валишь… Своей головы нет?..

– Не соображаешь, тогда не лезь командовать… Развелось командиров…

Сидят молча… Друг другом недовольны… Каждый ищет себе оправдания… И по-прежнему в разные стороны улицы всматриваются…

– О! – восклицает вдруг Санек. – Катит семьянин прилежный…

– Кто? – не понимает Стас.

– Серега… – Санек тычет в окно.

На противоположной стороне улицы Серега катит перед собой финские санки со своим годовалым сыном, а рядом, вцепившись Сереге в руку, идет, глядя себе под ноги, жена.

– Даже с ребенком одного не отпускает…

– Влип, парниша…

Серега видит машину, что-то говорит жене, чуть не силой перекладывает ее руки со своей руки на ручку-спинку финских саней и через сугробы спешит к машине.

– «Хвосты» рубим?.. – мрачно спрашивает Санек, еще раньше договорившийся об этом же с Лидкой.

– А на что ему рассчитывать?.. На халяву прожить желает… Не прокатит… Кто не работает, тот не пьет…

Оба довольны таким решением. Доля каждого с потерей одного из членов команды возрастает. А если учесть, что доля солидная, то, считают оба, есть за что бороться…

Серега подходит. Перед машиной оборачивается. Жена дальше не идет, ждет его, ссутулясь под снегопадом, словно снег давит ей на плечи.

Стас открывает дверцу. Говорит зло, с хриплой ехидцей:

– Садись, погрейся… Хотя здесь, пожалуй, похолоднее, чем на улице будет…

Серега садится:

– Ну, как дела?

– У нас нормально… Работаем… Пытаемся хоть что-то на жизнь заработать…

– Меня «повязали»… Даже в магазин за сигаретами одного не отпускают…

– Дело семейное, понятно… – Санек вдруг обнаруживает, что он философ. – Мы разве против?.. Бог дал человеку право выбора, и каждый выбирает свою дорогу сам…

– Ничего, завтра оторвусь… С утра с вами буду…

– Отрывайся… Завтра с утра… – хмыкает Стас.

– Завтра с утра мы пиво пить собирались… Присоединяйся, угостим… – Санек поддерживает игру. Оба умышленно не говорят, что дело, возможно, все же решится сегодня.

– Не обижайтесь, мужики… Сами понимаете… – Серега бросает взгляд в сторону жены, которая не сдвинулась с места, и приоткрывает дверцу – ему пора бежать…

– Понимаем…

Он уходит и так же спешит через сугробы к жене, как спешил от нее к машине. Семьянин… Жертва раннего брака…

– И поспешай… Поспешай… – с легким презрением говорит ему в спину Санек. Впрочем, так говорит, чтобы Серега не услышал.

– Жена при нашей жизни, – изрекает Стас, – все равно что геморрой… Мешает и надоедает постоянно…

– Вот уж чем не страдал, так это семейной болезнью и геморроем… – смеется Санек. – Слава богу, и не знаю, что это такое…

– Не зарекайся… Жениться когда-то придется…

– Это да… Но без геморроя обойтись можно… Что это вообще за штука?

– У тебя зубы когда-нибудь болят?

– Раз в месяц, регулярно…

– А геморрой, как говорил один мой знакомый, это когда у тебя полная задница больных зубов… Мало не покажется…

* * *

Лидка с кавказцами появляется еще через два часа, когда Санек со Стасом уже и не знают, что делать. Машина останавливается вдалеке под уличным фонарем, тусклой луной зависшим над дорогой. Лобовое стекло в «копейке» в очередной раз засыпает снегом, Санек включает «дворники» и в образовавшемся окне сразу видит эту серую, почти незаметную в такую погоду «десятку», что остановилась на противоположной стороне с включенными габаритными огнями и противотуманными фарами…

– Они…

Один из кавказцев уже вышел и открывает заднюю дверцу, выпуская Лидку. Расплатившись с водителем, выходит и второй, наклоняется, что-то долго говорит в салон «десятки». Но Лидка выходить не спешит. Впечатление такое, что ее по очереди уговаривают, не сразу подбирая наиболее убедительные слова. Наверное, так оно и есть. Лидка умеет вести себя в подобных обстоятельствах. Не она «клеится», а ее уговаривают – все правильно. В этом случае водитель «десятки» всегда может оказаться свидетелем, который в состоянии дать как раз те, самые нужные, показания.

– Номер машины запиши… – командует Стас.

– Не видно… Проезжать будет, посмотрю… – но ручку из кармана Санек вытаскивает и уже не высказывается против того, чтобы Стас командовал.

Лидка, наконец, выбирается из «десятки». На ногах держится нетвердо, шуба распахнута. Санек со Стасом знают, что шуба у Лидки бывает распахнутой, когда она в основательном подпитии. Конечно, может, и играет, но вполне может и так статься, что набралась в самом деле. В трезвенники ее записать сложно…

Лидку ведут под руки, придерживая с двух сторон, туда, в квартиру. Уговорили…

Серега записывает номер проехавшей мимо «десятки».

– Гони ко мне… Позвоню Валерьеву… Эх, деньги будут, первое, что куплю – мобильник…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Точно так же, как недавно выглядывал в окно полковник Согрин, придерживая рукой тяжелую ткань шторы, теперь выглядывает Басаргин. Несмотря на серьезность обстановки, это вызывает общий легкий смех. Поведение Басаргина выглядит сейчас слегка карикатурным, хотя раньше оно таким не казалось. Но и сам Александр слегка улыбается. Но тут же приступает к делу.

– Я опять хочу обратить ваше внимание на несвойственный исламским фундаменталистским террористическим организациям, к которым я отношу и активные, и законсервированные чеченские группировки, стиль проведения теракта… Даже в стадии начальной проработки… – Басаргин начинает расхаживать по кабинету, говоря в такт шагам, умышленно создавая эффект идеомоторного акта, помогающего ему правильно формировать мысль. – Помните ту историю с японцем[15]… Тогда, анализируя, так сказать, почерк противника, мы пришли к заключению, позволившему нам предположить работу международной организации, и даже по отдельным характерным деталям определили национальность «головного мозга» всей операции…

– Вы и сейчас предполагаете, что мы имеем дело с международной структурой, а не с собственно чеченцами? – сразу спрашивает генерал Астахов. Он даже приподнимается со стула, чтобы услышать ответ на вопрос, который его сильно волнует.

– Вне всякого сомнения… – Басаргин останавливается напротив генерала.

– Но пока мы выявили только двух стопроцентных чеченцев – Казбека Ачилова и Арчи Сагдеева и практически не имеем никаких данных, свидетельствующих не только о «почерке», но и вообще о задумке террористов. И нет никаких оснований к тому, чтобы отнести их действия к работе международных организаций… Разве что поддельное письмо конференции по исламской геополитике…

– Во-первых, я не уверен, что письмо поддельное, – возражает Басаргин. – А во-вторых, мне не кажется, что чеченская диаспора имеет столь сильное влияние в мире, чтобы воплотить в жизнь такую грандиозную идею, даже если она и возникла в их головах…

– Какую идею вы имеете в виду? – спрашивает Согрин.

– Идею проведения совместных учений антитеррористических сил трех стран мира, наиболее активно участвующих в антитеррористической борьбе. Чеченцы никак не могли повлиять на решение американских силовиков… А я, после длительного размышления, пришел к выводу, что террористы не «прицепом» идут за учениями, а являются своего рода «локомотивом» в этом процессе. И вот почему… Им необходимо было бы собрать громадное количество информации, не слишком им доступной, чтобы начать готовиться к акции в Столбове раньше, чем начали это делать участники учений. У террористов просто не хватило бы на это времени. Физически не хватило бы времени…

– Возможно, вы правы… – соглашается Астахов. – Они идут на шаг впереди нас… В этом наше упущение… С одной стороны, мы не можем читать чужие мысли и не знаем следующего шага террористов. С другой стороны, мы разучились работать так, как когда-то работали ВЧК и потом КГБ – мы не умеем организовывать провокации, с тем чтобы вытащить потенциальных террористов «на себя» для нанесения встречного удара. В то же время в активности террористов наш выигрыш, потому что именно благодаря этому мы смогли выявить их действия. Невозможно работать, не оставляя следов. И они их оставили…

– Это естественный процесс… – соглашается и Басаргин. – Простейшая операция, так свойственная чеченским и вообще исламским террористам, не несет, как правило, значительного количества жертв, но и не оставляет следов подготовки. Пример тому – «черные вдовы» и постоянные акции палестинцев против Израиля. Мощная же акция, которая заставляет вздрогнуть весь цивилизованный мир, не может не быть тщательно подготовленной, следовательно, следы подготовки мы можем научиться искать. И ищем… Хотя сознаюсь, в этот раз мы попали на них не в результате системного поиска, а чисто случайно… А нам нужна система поиска…

– Не соглашусь… – возражает Сохатый, традиционно занимающий место в самом темном углу. – Не бывает случайностей – все события в мире взаимосвязаны на высшем уровне, я настаиваю на этом. Мы сами придумали такое расплывчатое понятие, чтобы оправдать собственное неумение читать это, как систему. Но в данном случае сработала именно система. Общая, ситуационная… Система мышления Сохно совпала с системой мышления организаторов террористического акта. Сохно сумел поставить себя на место террориста и нащупал верный путь. Они мыслят на «одной волне», и, независимо друг от друга, мыслят правильно, идут параллельными курсами…

– Пусть так, – кивает Басаргин, хорошо знакомый с эзотерическим мировоззрением Дым Дымыча, бросает взгляд на цветные тибетские четки в руках последнего и возобновляет свою «прогулку». – Нам надо, в самом деле, разрабатывать действенную систему… Но сейчас я не об этом… Да, мы имеем в наличии двух чеченцев, один из которых в состоянии какое-то время управлять ядерным реактором, а второй знаком с системой охраны ядерного центра. Я не согласен с теорией, что нельзя оставлять кота в качестве сторожа при рыбе – все зависит от воспитания кота. То есть я не буду говорить обо всех чеченцах огульно – работа нашего Зураба уже опровергает эту теорию. Но тем не менее скажу, что эти два известных нам человека уже представляют реальную угрозу для безопасности страны. Тем не менее я все же утверждаю, что они являются только пешками в чужой игре. Использование чеченского элемента международными террористическими организациями естественно. Вы совершаете теракты, а почему бы вам не совершить что-то грандиозное, мы вам поможем… Вот и все… И влияние на государственный аппарат США в таком масштабе, как организация международных учений – достаточно веский аргумент в пользу моей теории.

– Ну, если существует теория предварительных действий, – говорит генерал Астахов, – то должна присутствовать и теория их продолжения…

– Конечно, – Басаргин уверен в себе. – Я далек от мысли, что террористы пойдут тем же красивым путем, что придумали полковник Согрин и подполковник Сохно. Но наши офицеры исходили из наличия в своем окружении квалифицированного профессионального художника. Я не уверен, что каждая террористическая группировка имеет в своем распоряжении такого специалиста…

– Такого обаятельного специалиста… – добавляет Кордебалет.

– И потому, – продолжает Александр, – они будут искать вариант с продолжением истории со своим посещением патриаршей библиотеки. Посещение библиотеки – это только первый шаг, так сказать, пробный… Как пробуют лед ногой – насколько он крепок, сможет ли выдержать нагрузку. А нагрузка будет постепенно увеличиваться. И наша задача – отследить ее увеличение именно в этом обозначенном направлении…

– Вы правы, – поднимается генерал и смотрит на часы, словно намекает, что время у него ограниченно. – Но можете ли вы предположить какие-то конкретные шаги, логически исходящие из существующего положения вещей. Насколько я понимаю, кто-то из вас уже тоже поработал в библиотеке и прошел по следам террористов…

– Это не мы… – говорит Басаргин. – Это ваши потенциальные «противники» из стана «зеленых»… Может быть, подполковник Афанасьев что-то предложит? А я после него сделаю небольшое заключение, которое вывел из ночного исследования документов Интерпола…

– Подполковник… – генерал поворачивается к Кордебалету.

Тот тоже встает.

– Из всего просмотренного материала я заинтересовался больше всего корреспонденцией архимандрита Никодима. Он был действительно незаурядной личностью. По крайней мере, среди писем, адресованных ему, есть два письма от Мохандаса Карамчанда Ганди и одно письмо от молодого Джавахарлала Неру. Причем первому писал он сам, и получал ответы. Неру же обратился к архимандриту Никодиму сам по совету Ганди. Оба известных корреспондента рассуждают о связи религии и индийского национально-освободительного движения. К сожалению, мы не имеем даже копий писем самого Никодима, но из ответов можно вывести одну существенную деталь – речь шла, по всей вероятности, о том, что признание равноправия великих религий, по большому счету и в идеале, способно прекратить всякие расовые разногласия и даже в какой-то степени положительно повлиять на разногласия экономического порядка. В современном мире, как мы знаем, подобного не происходит, но тогда, возможно, это казалось весьма привлекательной идеей. И достаточно смелой для своего времени…

– Но у нас в наличии не индусы, а чеченцы, исламисты… – напоминает генерал.

– Я рассказал о переписке святого Никодима, чтобы обозначить сферу его интересов, – объясняет Кордебалет. – И именно эта сфера дает нам право считать, что переписка настоятеля Столбовского монастыря была более обширна. И Индия, и Бахрейн в те времена входили в число английских колоний и имели, естественно, общие проблемы. Дело в том, что в документах есть небольшое письмо от какого-то имама из Бахрейна. Даже не письмо, а простая записка, сообщающая Никодиму Столбовскому, что его друг, единомышленник и корреспондент предстал перед Аллахом. То есть Никодим вел переписку еще и с каким-то известным мусульманским религиозным деятелем, которого считал другом – значит, переписка эта носила постоянный характер. Возможно, где-то там, на Востоке, сохранились письма архимандрита Никодима. Речь в них, мы имеем право предположить, идет о тех же вопросах, что обсуждались святым Никодимом с Мохандасом Ганди и Джавахарлалом Неру.

– Это интересная мысль… – соглашается генерал Астахов.

– Еще более интересно другое… – продолжает Кордебалет. – Служащий патриаршей библиотеки, который занимался с учеными имамами, человек очень пунктуальный. Он обязательно заносит в журнал все документы, которые копирует. Так вот, по просьбе имамов он копировал как раз то маленькое письмецо из Бахрейна… Оно заинтересовало террористов…

– Таким образом, – развивает Басаргин мысль Кордебалета, – мы имеем полное право уже не предполагать, а ожидать, что вместо рисунков святого Никодима, выполненных моей женой, террористы используют существующий или же поддельный аналог – письма Никодима… Очень веский аргумент! Я настаиваю… Ночью я сам пришел к такому же выводу, но мне не хватало фактов. Настоящие или поддельные, но письма должны быть… И потому я предполагаю, что нам следует ожидать появления группы паломников, решивших посетить, скажем, могилу православного святого в дань уважения к мыслям, высказанным им об исламе и равноправии религий… Могила находится, как мы знаем, в Столбове…

– Вы еще не в курсе… – говорит генерал. – И я не успел сообщить… Как раз к завершению учений, то есть через шесть месяцев, в годовщину расстрела большевиками святого Никодима, планируется провести перенос святых мощей на территорию монастыря. То есть совпадает дата завершения учений и большого скопления людей, приезда гостей, паломников и, возможно, террористического акта. Таким образом, мы можем ориентироваться на эту дату как на время возможного проведения атаки на ядерный реактор… Так? Или кто-то со мной не согласен?

– Я думаю, что дело обстоит именно так, – полковник Согрин согласен, – но, в случае, если террористы под видом паломников проникнут в город и убедятся, что реактор хорошо охраняется, они предпримут другую акцию – захватят настоящих паломников… Масштаб совсем не тот, но это тоже будет теракт, и достаточно громкий…

– Именно об этом я и хотел говорить в завершение… – прерывает Басаргин полковника. – Только мне кажется, что дело будет обстоять несколько не так… Дым Дымыч правильно заметил, что подполковник Сохно поставил себя на место террористов, и в результате мы получили след. И я пошел этим же путем…

2

– Я же два слова сказать не смогу… Язык не повернется… – хрипло шепчет Марина. После каждого слова ей требуется время на отдых.

Ширвани осуждающе качает головой. Ему трудно бороться с тем, что он сотворил сам.

– Конечно… Тебе трудно… А если я поставлю тебе укол, ты сразу отключишься… Помнишь, как в прошлый раз было… У тебя пока слишком слабый организм, чтобы держаться при таких сильных препаратах…

Она стонет. Раз… И другой… И столько безысходного отчаяния в этих стонах, что можно разжалобить скалу. Ширвани далеко не скала, в простых межчеловеческих отношениях и сам имеет слабости, и другим их прощает… Но он скала, когда вопрос касается дела. И потому стоном его сейчас не прошибешь, может быть, вызовешь жалость, но никак не заставишь дать новую дозу…

Положение еще осложняется и тем, что Ширвани чувствует свою собственную ошибку. Выбор был за ним, можно было бы запросто обойтись обычным героином. Но тогда, в Штатах, необходимо было делать все быстро и энергично, пока не хватилось ФБР. И от Марихуаны Андреевны требовалась повышенная послушность. Потому Ширвани выбрал «белого китайца»[16] в «варианте Z», зная, что это обеспечит ему «женщину на поводке», сюрприза от которой можно ждать только в том случае, если довести ее до состояния тяжелой «ломки». Для того времени, для конкретного момента, он действовал правильно. Момент велел – и действовал… Но сейчас сказываются тяжелые последствия именно того момента…

Вот уже как-то само собой, почти незаметно, подошло время, когда Марину трудно ввести в приличное, незаметное для постороннего взгляда состояние. А вводить необходимо. Хотя бы сейчас, на время звонка. А вообще у Ширвани задача более сложная. Это даже не задача… Это тонкая и сильная игра… И он должен провести такую игру…

– Тебе и надо-то всего два слова сказать… А потом уж… Потом уж я сам все сделаю…

– Дай… Я все равно скажу… Не переживай… «Накати» мне хорошенько – в глаз… С искрами… Я сразу в себя приду… Скажу, и все… Ты только сильнее бей, не жалей… – в ее голосе слышится боль, словно он уже «накатил».

Он качает головой, открывает сейф, оборачивается, чтобы поймать полный надежды взгляд Марины, в самом деле ловит его, но из сейфа вытаскивает только коробку с таблетками. Одну протягивает ей.

– Только это дам… Минут на десять это тебе поможет…

Скривив гримасу, она с отвращением смотрит на зелененькую таблетку «экстази», но тут же сует ее в рот – знает, абстиненцию это слегка снимает, хотя в ее состоянии никакого удовольствия от «экстази» уже не получишь…

Но Ширвани наплевать на ее удовольствия, ему надо сейчас только одно – чтобы Марина смогла позвонить отцу и поговорить с ним… Поговорить… Членораздельно… И не совсем уверенным голосом… Именно так, и только так… Чтобы отец понял – не все с Мариной хорошо… А потом уже разговаривать будет сам Ширвани… Он знает, что сказать, и знает, как сказать…

Ширвани присматривается к ее глазам, ловит момент просветления, который обязательно должен вот-вот произойти. И этот момент происходит. Марина смотрит почти осмысленно. Не ясными, понятно, глазами, но уже с толикой разума. И только тогда Ширвани подносит ей телефонный аппарат.

– Набирай…

Это произносится таким голосом, что Марина торопливо начинает набирать номер – пальцы соскальзывают с кнопок, и она повторяет набор. А Ширвани тем временем опять лезет в сейф и вытаскивает приготовленный шприц – торжественно показывает, как дрессированному тюленю в цирке показывают рыбину, якобы угощение за выполнение трюка, простое поощрение. И зрители не догадываются, насколько голоден несчастный тюлень, что за эту рыбину он готов насиловать собственную природу. Марина начинает набирать номер быстрее и увереннее. Приманка и на человека действует так же, как на тюленя. Ее глаза от шприца не отрываются, даже вслепую набирает уверенно…

Трубку берут почти сразу. Ждали…

– Алло, папа…

Ширвани берет трубку параллельного аппарата. Кивает Марине, чтобы продолжала.

– Мариша… Здравствуй, доченька… Мама сказала, что ты приезжаешь? С мужем… Слава богу… Я поздравляю вас… Когда будете?..

Голос Ивана Александровича радостный. И чувствуется, что не молодой уже, с многочисленными трещинками голос. Добрый, наверное, человек…

Марина улыбается… Должно быть, ей приятно услышать этот голос.

– Скоро, папа… Скоро будем… Только у нас… – она замечает взгляд Ширвани и поправляется: – У меня проблемы…

– Здоровье? – теперь в голосе отчетливо слышатся нотки беспокойства.

– Здоровье… – говорит Марина мрачным голосом. Вдруг злым, безжалостным голосом… Но это уже относится к Ширвани, как и взгляд, требовательный, под насупленными бровями. Она словно торгуется, требуя в самый критический момент плату за свою работу. – Сейчас Миша тебе скажет…

Марина зло бросает трубку и берется за свой традиционный поясок от халата, перетягивает себе руку выше локтя. Ширвани кладет рядом с Мариной готовый к употреблению шприц и отворачивается.

– Здравствуйте, Иван Александрович… Рад познакомиться с вами… Я давно уже имел такое желание, но Марина не хотела торопиться…

Ширвани слышит за спиной брякающий звук. Оборачивается. Марина уже ввела в вену уменьшенную дозу «белого китайца» – Ширвани давно уже начал понемногу уменьшать дозу – и откинулась на подушку. Шприц упал на пол. Для нее разговор с отцом уже закончился… И ни к чему ей сейчас его доброта, не волнует ее его сердечный, обеспокоенный голос… Она живет в другой жизни… Если живет вообще…

– Здравствуйте, Миша… Извините, жена не запомнила ваше настоящее имя…

– Ширвани.

– Красивое имя. Это что-то мусульманское?

– Необязательно… Просто – восточное…

– Извините, жена и национальность вашу не запомнила…

– Я – нагайбак. Есть такой народ на Урале… Но лучше звать меня Мишей… Ширвани – это вызывает много лишних вопросов, и я уже устал на них отвечать…

– Хорошо, Миша… У Марины какие-то сложности?

– Да. Именно из-за этого я и хочу увезти ее куда-нибудь. Сочи, как вы сами понимаете, просто так не бросают… А нам приходится… И чем быстрее, тем лучше… Лучше всего в такое место, как Столбов…

– Я не понимаю…

– Извините теперь вы меня… За странный вопрос… Как у вас в городе с наркоманией?

– Марина…

– Да… Но вы не ответили мне на вопрос…

– Есть и у нас наркоманы, как и везде… Но, мне кажется, все-таки меньше, чем в других городах… Как-никак у нас – «зона особого внимания»… Здесь стараются следить за порядком… И въезд в Столбов сильно ограничен… Потому…

– Я на это и надеюсь…

– А Марина?..

– У Марины тяжелая стадия… Она начала принимать наркотики, чтобы избавиться от болей в почках, начала понемногу, а потом пристрастилась, и уже… Извините… Здесь город такой… У желающих приобрести наркотики проблем не возникает… У нас есть, конечно, возможность и здесь остаться, но я боюсь, что Марина сразу после лечения может снова пристраститься… Здесь такое окружение… Я же не могу круглые сутки быть рядом и не могу держать ее взаперти… Потому я и хотел бы перевезти ее в Столбов…

– Я понимаю вас… Мы с женой даже будем настаивать на этом… У нас в городе есть хорошие врачи – остались еще с советских времен, они помогут… А я… Я почувствовал что-то в голосе Марины…

– У нее сейчас трудный период… Еще… Скажите… Можно ли в Столбове свободно купить квартиру? Деньги у нас есть… Не много, но на квартиру должно хватить…

– Купить-то можно… Но можно жить и у нас…

– Нет… Это мне трудно… Я привык жить самостоятельно…

– Тогда можно и купить… Если что, мы сможем финансово помочь… Даже и подзанять сможем… С этим не должно возникнуть проблем… Когда вы планируете приехать?

– Марина старается оттянуть время… Но я думаю – чем скорее, тем лучше для нее…

– Конечно… Конечно… Спасибо вам, Миша, за заботу о нашей дочери… Я представляю, сколько она доставляет вам хлопот…

– Вы этого даже представить не можете… Тогда давайте перейдем к делу… Я попрошу вас подыскать нам небольшую квартирку… Двухкомнатную…

– Обязательно… Я завтра прямо с утра займусь этим делом…

– И еще вопрос… Жить нам тоже на что-то надо… Я – офицер милиции. Недавно только уволился… Служил во вневедомственной охране… Здесь, в Сочи… Можно ли будет придумать что-то с трудоустройством?

– С этим проблем не возникнет… Не волнуйтесь… И получше найдем, чем милиция… Чтобы платили соответственно…

– Тогда, Иван Александрович, до встречи… Рад был познакомиться…

– До встречи… А Марина…

– Она куда-то отошла…

– Ваш номер телефона…

– Нам некуда звонить… Чужим телефоном пользуемся… Если не возражаете, мы сами вам позвоним… Послезавтра…

– Хорошо… До свидания…

Ширвани кладет трубку, бросает взгляд на Марину и улыбается. Дело пошло успешно, и дальше оно должно идти так же. Дело всегда идет хорошо, когда оно продумано и организовано тщательно, даже в мелочах… И нет, кажется, участка, который остался бы открытым и смог бы вызвать какие-то вопросы. Предусмотрены даже такие мелочи, как проверка. Опытный итальянский хакер, работая из Испании, сумел ввести в базу данных МВД Нагайбакского района Челябинской области нужные сведения о Ширвани. И даже в управлении кадров Краснодарского МВД тот же хакер ввел данные о бывшем сотруднике службы вневедомственной охраны одного из районов города Сочи. Все четко, без проколов…

3

– Что мы имеем в наличии? – говорит Басаргин. – Мы имеем группу исполнителей-чеченцев, которые планируют проведение, как мы думаем…

– Пока мы имеем всего лишь пару чеченцев, – поправляет генерал Астахов. – И это еще отнюдь не боеспособная группа… И о самой группе говорить пока, мне кажется, рано… Надо сначала определить ее, если она уже существует. Хотя мы можем допустить вариант, при котором столкнулись с самым первым шагом противника, и группы при этом еще нет в наличии…

Владимир Васильевич чувствует себя не совсем уверенно на чужой территории, и потому он не сидит, как все остальные, за исключением Басаргина, а занял позицию в дверях, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к косяку.

– А потом говорить будет поздно, как у нас, к сожалению, обычно бывает, – не слишком вежливо и жестко парирует Александр. – Потом о них будут говорить газеты, телевидение и другие средства массовой информации… Сами они будут этому несказанно рады – потому что именно этого они и добиваются, а нам останется только локти кусать… Поэтому с моей стороны естественно завести разговор о существовании или, соглашусь с вами хотя бы так, планировании создания группы, о которой я предпочитаю все же слегка поразмышлять. Разведчиков или руководителей – не знаю точно, кто они, но, по крайней мере, активных членов этой группы, мы уже знаем – это Казбек Ачилович Ачилов, отставной подполковник внутренних войск, и Арчи Сагдеев, подданный Франции, инженер-ядерщик. И еще мы знаем, что в конкретном случае чеченские террористы будут действовать по плану, разработанному в других, неизвестных нам, но достаточно влиятельных кругах…

– Что нам дает такое знание? – спрашивает Кордебалет. – Мы же не знаем, что это за пресловутые круги, следовательно, не имеем возможности пресечь идею в зародыше…

Басаргин оборачивается в сторону подполковника:

– Дает многое… В первую очередь, мы должны уяснить, что в данном случае имеем дело не с обычной тактикой чеченских террористов. А что это за тактика – нам всем хорошо известно… Стремительный и наглый, откровенный рейд сильным по составу отрядом боевиков, захват объекта, выдвижение или даже не выдвижение условий, а просто стремление поднять как можно больше шума… Много пролитой крови ни в чем не повинных людей… Это всегда прямолинейно и откровенно, чуть ли не в полный рост… Такое поведение свойственно всем чеченским группировкам, и мы не вправе ожидать от них большего. Это национальная черта характера, свойство натуры… Если в деле и присутствуют какие-то хитрости, то только второстепенного порядка, не влияющие на общий рисунок. Все без исключения акции, спланированные чеченцами самостоятельно, осуществлялись именно так. Точно так же действуют, кстати сказать, и все панисламские террористические организации, начиная с «Аль-Каиды» и кончая всякими там «Мучениками Аль-Аксы» и прочими… Просто, примитивно, быстро и, как правило, – безотказно… Против подобной тактики, когда известно приблизительное время предполагаемой атаки, действенными могли бы стать усиленные заслоны на наиболее перспективных направлениях. В данном же случае такого не произойдет, и, выставляя заслоны, мы просто распылим силы, поднимем переполох и ничего не добьемся. То есть мы не добьемся главного, не обеспечим безопасность…

– Давайте просто посадим в машинный зал вместо кочегара подполковника Сохно. Он все сделает… – предлагает Сохно, говоря о себе в третьем лице. – Он, кстати, когда-то уже жил в кочегарке при котельной и с работой слегка знаком… И ситуация имеет аналог… Тогда чеченцы очень хотели захватить кочегарку, и подполковника Сохно, который в те времена был еще капитаном запаса… Кто не знает, я расскажу…[17]

Шутка ни у кого не вызывает даже улыбки.

– Наша задача… – продолжает Басаргин. – Каждый должен поставить себя на место террористов и продумать свой вариант захвата реактора… Мой вариант, который я предварительно выставляю на обсуждение, предельно прост. Вероятно, террористам известно о планируемом перезахоронении святого Никодима. Такое событие вряд ли осталось без освещения в прессе. Конкретно на это торжество, используя какие-то настоящие или поддельные письма преподобного Никодима к мусульманским богословам, прибывает группа паломников, чтобы передать письма, как реликвию, в руки православных священников. Прибывает без оружия, чтобы не вызвать подозрения. Оружие, боеприпасы и взрывчатые вещества будут доставлены отдельно. Возможно, они уже доставлены в город, возможно, планируется осуществлять доставку малыми партиями… Есть множество вариантов, которые сложно отследить. Нам следует найти это оружие, но никак не выдавать свое знание, чтобы террористы не изменили свои планы. Исходить при этом мы должны из предпосылки, что они все равно не откажутся от акции. Но пресеченный вариант вызовет другой, более изощренный, который мы, возможно, и не сможем отследить. Действовать можно будет только в последний момент, когда мы будем иметь возможность захлопнуть ловушку… Запасные ходы у террористов, как мне кажется, обязательно существуют. Операция продумана во всех возможных вариантах, и просчитана страховка на случай срыва любого из них. Вот таким мне видится первоначальный, простейший вариант, который каждому бросится в глаза…

– Откуда такая уверенность? – спрашивает Согрин. – Мне кажется, что тщательную подготовку следует проводить даже для краткосрочной и простейшей акции. Мы порой два месяца готовим захват какого-то боевика, а ведь операция простейшая и занимает десяток секунд…

Басаргин энергично качает головой – не соглашается.

– Это не уверенность. Это анализ множества акций, проведенных террористическими организациями разных стран. Если присутствует сложное многоходовое начало, обязательно существует разветвленный план действий. Как раскидистое дерево… Одна ветка не надежна – следует воспользоваться другой… Эта покачивается, следует перейти на соседнюю… Такие расчеты сложны и не всем террористическим организациям по душе, но они существуют… Недостатком их является как раз наш случай – тщательная подготовка оставляет много следов, на которые могут наткнуться службы безопасности… Простое легче в исполнении, но, как правило, не приводит к успеху в таких крупномасштабных операциях… При попытке лобовой атаки террористы были бы просто уничтожены… Захватить ядерный центр – совсем не то же самое, что захватить больницу или школу с детьми, и они это понимают… Зубы у них давно, как у крокодилов, чешутся, но кусаться пока они не рисковали… Теперь рискуют, но уже по продуманному развернутому плану…

– Вы предложили нам первоначальный план, который очевиден… – говорит генерал Астахов. – Значит, существуют и другие варианты… Я с удовольствием выслушал бы все…

– Исходя из сложного, многоходового варианта проникновения в «зону особого внимания», – Александр возобновляет «прогулку» по кабинету, – мы имеем право предположить и многоходовую же операцию, которая будет иметь несколько отвлекающих моментов. Сами подумайте… Террористы знают, что в городе в это время будут находиться лучшие антитеррористы трех крупных мировых держав. Более того, они сами позаботились, чтобы антитеррористы собрались здесь. Тем не менее они решаются на откровенный поединок и хотят показать свою силу. Но, естественно, не в открытом бою с антитеррористами… И это не блеф, если учесть, что они надеются на фактор неожиданности. Однако всем специалистам хорошо известно, как быстро преодолевают фактор неожиданности подготовленные бойцы. На что тогда можно рассчитывать? Только на обман… На военную хитрость…

– Не знаю… – сомневается Согрин. – Не перехитрим ли мы самих себя, разыскивая то, чего в действительности нет?

– А я полностью Александра Игоревича поддерживаю… – не соглашается с командиром Сохно. – Я действовал бы точно так же… Замутил бы воду, кем-то даже пожертвовал бы – теми же самыми паломниками, чтобы отвлечь внимание… Паломников сколько может быть? Ну, пять, от силы десять человек… Что может сделать такая группа, если это не группа спецназа ГРУ? Ничего не сможет… Я бы другое придумал… Может быть, еще одну акцию провел там же, в Столбове… Что угодно… Хоть ту же больницу захватил бы или даже монастырь… И стянул бы все силы антитеррористов в одном месте… А сам бы втихомолку, бочком влез в машинный зал и, уже сидя у реактора, ставил бы условия… Чем больше неразберихи, тем можно наглее и свободнее работать…

– Мне лично штурм больше по душе, – говорит Доктор Смерть. – Разорвать рубаху на груди и – вперед с песней… Но это свойство моего личного характера… А по здравом рассуждении я нахожу, что Басаргин и Сохно правы… Штурм обречен на провал, если его будут ждать… И террористы обязаны это понимать…

– Я поддерживаю Доктора, – кивает Тобако.

– Мы не будем решать этот вопрос общим голосованием… – отчего-то сердится генерал Астахов. – Нужны факты, а если нет фактов, нужны реальные предложения, которые можно рассматривать как рабочие версии.

– Бога ради… – пожимает плечами в своем углу Дым Дымыч Сохатый. – Версия так версия… Что следует сделать, чтобы облегчить вероятность успешного проникновения в центр? Нужно нейтрализовать охрану… Удар в спину, которого никто не ожидает… Они постараются устроить туда на работу своих людей… Вероятно, по национальности не чеченцев… И вообще не кавказцев, чтобы не вызвать лишних вопросов…

– Я бы вообще от имени какой-то развивающейся страны прислал туда на учебу молодых специалистов… – добавляет полковник Мочилов. – Не знаю, как в Столбове, но в Дубне сейчас проходят стажировку сирийцы и иранцы… Это я знаю абсолютно точно…

– Откуда такая информация? – резко спрашивает Астахов.

– Так… Слышал где-то… – полковник отводит взгляд в сторону и очень интересуется мягкостью кресла, в котором устроился Доктор Смерть.

– Так, значит, это ваши сотрудники на них «наезжали»? – генерал усмехается. – «Подозрительные люди в гражданском»… Какая-то там провокация была…

– Наше управление не занимается вербовкой агентуры, – уклончиво отвечает Юрий Петрович. – У нас другие задачи…

При этом он не уточняет, что все Главное разведывательное управление Генштаба состоит из многих управлений. Астахов, впрочем, знает это и без уточнений.

– Но в ГРУ есть и другие управления… – генерал настаивает на получении информации.

– Кажется, есть… – Мочилов улыбается, показывая, что он и без того сказал лишнее и больше говорить не намерен. – Так есть еще какие-то варианты по Столбову?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Ментовский «уазик» останавливается в стороне. Он не так занесен снегом, как «копейка» Саньки. Должно быть, недавно из гаража. Но за несколько минут стекло «уазика» тоже покрывается снежным слоем, приходится включать «дворники».

– Они что, и не подойдут к нам? Или это не они? – ворчит Стас.

– Как подъезжали, фарами сигналили… Кому еще? Нам… Они…

– Номер Валерьев не сказал?

– Не сказал…

– Дурак он… С такими работать…

– Одним, понятно, лучше… Найти бы где мундирчики ментовские…

– Стоит подумать… Тогда и стволы надо…

– А как без стволов работать…

Говорят вдумчиво, с достоинством.

Выследив свою пару кавказцев и проведя подготовительную работу, Стас с Саньком уже чувствуют себя старыми и опытными спецами по подобным мероприятиям. И могут себе позволить покритиковать недогадливого мента, пусть и почти своего ровесника – три года разницы. Но они в этом деле главные, хотя делиться придется на всех поровну. Но от этого уже никуда не уйдешь. Хорошо хоть Серегу «с хвоста сбросили» вместе со всем его семейством. Кто не работает – не пьет по утрам шампанское. Старая истина!

Наконец открывается дверь ментовской машины, и выходит Валерьев. Осматривается. Хотя что тут осматриваться… Все равно в такой снегопад ничего не видно. Прохожих на улицах почти нет. А те, что изредка появляются, идут согнувшись. Иначе все глаза снегом забьет. Но Валерьев соблюдает осторожность. Помедлив, подходит к «копейке», садится на заднее сиденье рядом со Стасом.

– Какие окна? – спрашивает он быстро.

Стас показывает. Свет из окон ложится на подоконный слив большим горбатым сугробом.

– Второй этаж. Угловая квартира…

– Как там Лидка?

– Они ее, похоже, в кабак водили… Подпоили… Основательно…

– А может, прикидывается… Это она умеет…

– Может, и прикидывается…

Старший лейтенант «цыкает».

– Клофелину бы не подсыпали… Проспит, стерва, все…

– Зачем ей клофелин… Она сама пошла… Кстати… – Санек протягивает листок бумаги. – Номер машины, на которой они приехали… Лидка соображает… Ее долго уговаривали… Если что, водила подтвердит…

– Годится, – усмехается старший лейтенант. – Свидетель – он и в Африке свидетель… Аргумент в нашу пользу… Ладно… Вы сидите здесь… Я в своей машине… Лидка что – выскочит?

– Выскочит… И на всю улицу орать обещала… Минут через десять, – Стас смотрит на часы, – надо быть готовыми…

– Ждем…

* * *

Все происходит почти так, как и договаривались. Лидка выскакивает из-за угла дома через двадцать минут… Без шубы… Сразу бежит к «копейке». Видят ее и из ментовской машины. «Уазик» лихо выворачивает, пересекает улицу и долго едет юзом на тормозе, чуть не задевает машину Санька. Тот только головой качает и дыхание переводит – испугался. А Лидка уже дверную ручку рвет…

Но менты из «уазика» выскакивают, подхватывают ее под руки.

– Шубу где потеряла? – спрашивает Стас, выбираясь из «копейки».

– Можно идти? – Валерьев не дает ей ответить.

– Пошли… Падлы… Еще и избили… Завтра синяк в пол-лица будет…

– За такое дело пол-лица не жалко… – философски решает Санек, но говорит это не громко, только себе самому, опасаясь буйного нрава и извечной непредсказуемости Лидки.

Менты уже идут вслед за Лидкой к дому, Валерьев поддерживает ее под локоть. Санек со Стасом устремляются вслед за ними. Несмотря на ветер, в лицо бьет остающийся после Лидки шлейф мутного алкогольного запаха.

Дверь подъезда распахивается так, что чуть не срывается с петель. Менты заводятся, демонстрируя злобу, как собаки, которых спустили с цепи и науськали на кого-то. По лестнице поднимаются бегом. И Лидку тащат, потому что она часто спотыкается.

Звонок в дверь – долгий и требовательный. В дверной «глазок» видно, что в коридоре горит свет. Вот тень закрывает этот свет, но скрипа половиц не слышно. На такой звонок выходят осторожно. И не откликаются. Тень за «глазком» исчезает, через секунду свет гаснет.

– Открывай! – рявкает Валерьев. И повторно давит на кнопку звонка.

Тишина в ответ…

– Открывай, дверь вышибем…

Через пару секунд, необходимых, видимо, на переглядывание и обдумывание ситуации, умышленно слабый голос – дескать, заспанный! – спрашивает:

– Кто там? – акцент явный, если не утрированный.

– Открывай! Милиция!

– Что надо?

– Дверь ломать надо… – Валерьев поднимает руку, и вперед выступает здоровенный мент весом в центнер с солидным привеском. Только после этого в замке начинает шевелиться ключ. Кавказцы оценивают ситуацию трезво.

На лестничной площадке открываются сразу две соседние двери.

– Заберите их, – шепчет в щелку, ограниченную цепочкой, старушечий голос. – Вчера до утра – шум, музыка, крики… Спать не давали… Сегодня – опять…

– Заберем, бабуль… – не оборачиваясь, откликается старший лейтенант Валерьев. – Теперь надолго заберем…

Из за второй приоткрытой двери выглядывает только один детский глаз, как можно понять по росту любопытствующего. Один из ментов поворачивается к этой двери:

– Ну-ка, закрыть дверь… И – спать…

Дверь чуть шевелится, но не закрывается.

– Взрослые дома есть? – спрашивает мент.

– Мать у него… Пьяная, наверно, валяется… – комментирует старушечий голос.

Мент хочет еще что-то сказать, но не успевает. Азеры, наконец-то, справляются с замком, чуть приоткрывают свою дверь, но Валерьев толкает ее, распахивая, и сразу входит в квартиру. За ним – остальные менты, за ментами – притихшая Лидка, за Лидкой – Стас с Саньком.

Менты не церемонятся. Тычками ставят кавказцев к стенке и обыскивают на предмет оружия. И только после этого проталкивают хозяев в ярко освещенную комнату, где недавно и проходила небольшая пирушка. И не одна, как наглядно показывает стол…

– Эти? – спрашивают у Лидки.

– Эти… Падлы… – Лидка злится. Она, как и все, наверное, не очень любит, когда ей разукрашивают физиономию, а только теперь, на ярком свету, становится заметно, что вся левая сторона лица у нее красная. К утру, похоже, начнет синеть…

– Ну что, пидарюги… – угрожающе говорит старший лейтенант Валерьев.

– Э-э… Слушай, – возмущается один из кавказцев. – Мы не пидарюги, мы мужчины, и не надо нас так называть…

– Не переживай… – спокойно и деловито говорит здоровенный мент, что собирался вышибать дверь. – В СИЗО тебя сразу опустят… Мы попросим для тебя специальную камеру… Статья такая… Сам небось слышал… Таких сразу опускают…

До кавказцев только что, похоже, доходит смысл происходящего.

– Слушай, давай побазарим… – второй поднимает перед собой ладони.

– Тебе базар нужен?.. Базар для камеры прибереги… Групповое изнасилование… Статья серьезная… Не скоро выйдешь…

– Она проститутка! – истерично кричит первый, пуская изо рта слюни. – Она проститутка… Она деньги с нас требовала…

– А у нас есть показания свидетелей… Они видели, как вы ее уговаривали… И номер машины знают, что вас подвозила… Водитель – тоже свидетель… – старший лейтенант протягивает руку к лицу Лидки, берет ее за подбородок и поворачивает к свету. – Да еще и нанесение побоев… По полной, ребятки, загремите… Будем составлять протокол…

– Слушай… Слушай… – первый лихорадочно начинает соображать. – Договориться можно… Можно ведь договориться…

– Со мной что договариваться… – пожимает старший лейтенант Валерьев плечами. – Я не судья… Сможешь – договаривайся с судьей…

– Э-э… Слушай… Зачем судья… Мы же люди… Мужчины… Мужчины всегда договариваться должны…

– В данном случае я – только представитель власти. Я – сотрудник милиции, находящийся при исполнении служебных обязанностей, – это Валерьев говорит строгим и четким голосом, почти гордо. Но меняет интонацию, когда продолжает. – Вот с женщиной… С пострадавшей… Можешь попробовать договориться… Она заявление еще не написала… Будешь писать?

Лидка трогает свое лицо, смотрит зло:

– Буду!

Первый из кавказцев чуть ли не молитвенно складывает руки:

– Не надо, милая, не надо… Давай договоримся…

– Не хочешь на зону? – спрашивает старший лейтенант.

– Не хочу…

Валерьев хмыкает, берет Лидку под локоть и выводит на кухню. Они там шепчутся несколько минут. Потом выходят. Валерьев кивает толстомордому менту:

– Отведи ее в машину… Пусть там подождет… Шубу не забудьте…

Когда дверь закрывается, старший лейтенант поворачивается к кавказцам:

– Это чья квартира?

– Моя… – говорит второй. – Купил… Прописаться еще не успел… Документы показать?

– Покажи…

Парень еще не понимает, что ему грозит. Он думает, что это простая проверка документов. Достает из портфеля, спрятанного за диван, регистрационное свидетельство, из кармана висящего на спинке стула пиджака вытаскивает паспорт.

– Твой паспорт! – реплика второму.

Старший лейтенант садится за стол, отодвигает тарелку с какими-то рыбными подсохшими консервами и рассматривает сначала паспорта, потом регистрационное свидетельство.

– Из Агдама, значит, приехали… Азеры…

– Азербайджанцы…

– Я и говорю… Это там у вас такое вино дерьмовое делают…

– У нас его не пьют… Нам вера не позволяет…

– То-то… Нас травите… А сами нашу водку жрете… Завтра квартиру перепишешь на эту бабу… Якобы продал… Уловил, виноторговец?..

– Ты что? – возмущается кавказец. – За бабу – квартиру!..

Впечатление такое, что азер только что проглотил килограмм жгучего перца – задыхается, и глаза из орбит лезут.

– Не хочешь, иди на зону. У нее такое условие… Я ничего не могу сделать. Она напишет заявление, зарегистрирует его, и тогда уже все… Обратной дороги не будет… Сами предложили… Она назвала цену…

– Я думал – тысяч сто…

– Сто тысяч – это само собой… Это нам, чтобы отвернулись вовремя… И… На следующий день – чтобы вас в городе не было… Хоть домой, хоть куда…

– Это не разговор…

Второй кавказец что-то начинает говорить по-своему. Они ругаются, препираются.

– Ладно, поехали… – решает старший лейтенант. – Мне с вами болтать тоже некогда…

– Куда «поехали»?

– До утра «на подвале» посидите… Утром все оформите или… Или поедете дальше… Как и полагается, в СИЗО… Там вам камеру уже обещали… Подходящую…

Парни переглядываются и опускают головы. Понимают, что торговаться бесполезно…

2

– По-моему, мы сейчас ерундой занимаемся… Вариантов по Столбову может быть столько же, сколько людей будет задействовано в террористической операции с одной стороны и в антитеррористической с другой… – говорит Сохно. – А у некоторых в голове может поместиться и пять, и десять вариантов проникновения. И ломать себе сейчас голову бесполезно. Просто следует вести целенаправленный поиск. Регистрировать всякий интерес к городу и ядерному центру. Скорее всего, не к центру, а именно к городу… Словно бы интерес проходит по касательной… Не все террористы наглые, как я, и не все решатся сразу пойти на риск и проявить любопытство касательно объекта своего поиска. Здесь нужен особый подход…

– Я согласен с Анатолием, – добавляет полковник Согрин. – Но нам, в первую очередь, не следует забывать о том, что среди организаторов теракта присутствует такая фигура, как Казбек Ачилович Ачилов. Он знает о городе слишком много… И действовать террористы будут в соответствии с его указками… Поэтому для фильтрации всякого повышенного любопытства следует усилить контроль над ключевыми объектами и, по возможности, полностью изменить схему охраны. Сделать ее неузнаваемой для Ачилова…

– И при этом следует учесть, – добавляет Кордебалет, – что люди, которые попытаются пойти по пути, указанному Ачиловым, потенциально могут иметь отношение к террористам и должны подвергаться тщательнейшей проверке… А террористы пойдут именно этим путем… Случайность здесь не может составлять больше двадцати процентов… Это, как все мы понимаем, естественно, но это не самое главное… Самое главное и сложное – не допустить огласки. Я бы на месте террористов уже начал пристраивать в ядерный центр своих людей тем или иным способом. И они, эти люди, вполне могут обратить внимание на то, что происходят какие-то изменения, все не совсем так, как говорил Ачилов.

– Мне нравится, когда спецназ ГРУ, то есть диверсанты, ставят задачу профессиональным антитеррористам и антидиверсантам, имеющим основание уважать свой собственный накопленный опыт… – усмехается генерал Астахов. – Они изнутри чувствуют работу террористов… А что планирует сам спецназ в роли антитеррористов? Какой они желают видеть свою собственную роль в развертывании операции? И это не простое любопытство, как вы понимаете…

– В прошлом году мы проводили совместные учения с французскими парашютистами, – говорит Сохно. – И нам пришлось бросить их на середине пятидесятикилометрового марш-броска, чтобы уложиться в контрольное время и выполнить задачу. Французские летчики выбросили нас на двадцать километров в сторону от нужной точки. И французы-парашютисты такой марш не потянули… А потом была рукопашка с условным противником… Тоже с французами… Они пару дней после этого на нас дулись, до общей пьянки… Не привыкли на учениях работать в полный контакт…[18]

– Я не сомневаюсь, товарищ подполковник, в ваших способностях и воинских умениях и потому не возмущаюсь отвлеченными разговорами, а просто высказываю свое недоумение неуместными воспоминаниями… – довольно холодно замечает Астахов.

– Я, товарищ генерал, конечно, не дурак насчет того, чтобы прихваст… то есть хорошую чистую правду рассказать… Но здесь я имею в виду совсем другое… Я говорю об уровне подготовки спецназа ГРУ и о разнице в подготовке всех других спецназов… Даже хваленых иностранных… А к чему я это говорю? А говорю я это в качестве примера… Если бы мы поставили себе задачу провести диверсию в ядерном центре, мы провели бы ее, и никакие антитеррористы не смогли бы нас остановить… Это я гарантирую… Ни «Альфа», ни Интерпол не стали бы для нас помехой… Но нельзя опираться на наш опыт и проводить аналогию. У нас мышление другое и физическая подготовка другая… Но все же элементы нашего подхода смогут проявить и они… Об этом говорит факт посещения двумя учеными имамами патриаршей библиотеки. Я предлагаю пустить спецназ ГРУ в свободный поиск… Мы будем просто-напросто проводить уже объявленные учения и действовать по своему усмотрению… То есть мы будем выполнять работу террористов, грубо говоря, параллельным курсом… Авось где-то наши пути пересекутся, если они сумеют мыслить нестандартно. А если не сумеют, то их обычную прямолинейность вы и сами заметите…

– Честно говоря, я не вижу в таком использовании высококлассных специалистов реальной пользы, – возражает Астахов.

– А я вижу… – не соглашается с генералом полковник Мочилов. – Группа «зеленых» так и так должна работать, чтобы не рассекретить перед иностранцами действительное положение вещей… Но от этой группы пользы будет гораздо больше, если она найдет слабые места, которыми могут воспользоваться и настоящие террористы. Такая работа будет гораздо лучше и действеннее любой инспекторской проверки.

– Ну, если рассматривать дело с такой точки зрения, я, пожалуй, соглашусь… – Астахов вздыхает, словно его долго уговаривали и измучили до того, что смогли уговорить. – Естественно, о каждом слабом месте в охране центра должно быть сразу же доложено по инстанции.

– Или взято под охрану спецназом ГРУ… – добавляет Кордебалет.

– Никакой ведомственной инициативы. Только обобщение сведений. Только так, и никак иначе! – Астахов категоричен. – Игры в «красных» и «зеленых» мы оставим на потом…

– В «синих» и «зеленых»… – поправляет Согрин. – Я согласен с товарищем генералом. В игры играть в подобной ситуации недопустимо.

Астахов на поправку не реагирует. Для него сейчас противоположная сторона будет оставаться противоположной, даже если ее назовут «фиолетовой».

– В таком случае действуйте… Я жду ваших сообщений… А мне сегодня предстоит подготовить документы по сложившейся ситуации… Для доклада на самый ведомственный верх, чтобы оттуда он пошел еще выше…

Он поднимается, показывая, что разговор закончен.

* * *

Первым отбывает генерал. Он и без того слишком часто за время разговора поглядывал на часы.

Мочилов тоже спешит – его ждет с докладом руководство, поднятое с постели в начале ночи. Необходимо довести до сведения этого руководства существо состоявшейся договоренности. И это невзирая на то, что полковник нынешней ночью даже не ложился. Спецназовцы уезжают вместе с Мочиловым – на случай, если начальник ГРУ пожелает провести с ними личную встречу. Как предполагает Мочилов, такое желание может возникнуть. Но Сохно, глядя на свой портрет, украшающий стену, обещает вскоре вернуться и обсудить план совместных действий.

Согрин договаривается с Басаргиным, что в силе остается прежний уговор о задействовании членов команды Интерпола. Единственно, при нынешнем раскладе выпадает из игры Александра Басаргина, поскольку вариант с портретами преподобного Никодима пока решено отложить, хотя совсем от него не стоит отказываться.

В «уазике», на котором приехал Юрий Петрович, водитель – солдат срочной службы. При нем разговоры о существе вопроса вести невозможно. И потому до здания ГРУ на Хорошевке добираются почти молча. И только в кабинете полковника Согрин говорит Сохно:

– Рассказывай…

– Что?

– Было четыре… Осталось три… Сам проговорился… Какая мысль в голову накатила?

Сохно вздыхает:

– Раскусил, командир… Ладно… Прокурорская проверка… Астахов проболтался… Охрану начинает проверять прокуратура. А почему я или ты, или еще кто-нибудь не сможем «прокатить» под следователя Главной военной прокуратуры…

– Если там уже начинают работать следователи, они друг друга в лицо знают… – возражает Мочилов. – Легко проколоться…

– Но ведь и следаков кто-то проверяет… – Кордебалет развивает мысль Сохно. – Есть же в Главной военной прокуратуре отдел собственной безопасности?

– Кроме того, существуют и следаки Генеральной прокуратуры… Они тоже могут подключиться… – полковник Согрин тоже цепляется за мысль. – И это мы можем рассматривать как продолжение учений…

– Что-то здесь есть… – нехотя соглашается Мочилов, сломленный тройной атакой со стороны спецназовцев. – Но все следует тщательно обдумать, прежде чем идти с этим к начальству… Чтобы не получилось, как в прошлый раз…

– Кстати, – добавляет Согрин. – Стоит предложить начальству выйти за рамки ограничений, наложенных учебным режимом, и включить в операцию оперативный отдел… Они-то как раз и умеют просчитывать варианты… Учения учениями, а ситуация в самом деле более серьезная, чем кажется на первый взгляд.

– Да, с этим я соглашусь… И начальство, думаю, тоже…

– А уж, имея за спиной поддержку всего «аквариума», я могу и сам реактор, если понадобится, выкрасть… – обещает Сохно. – Только грузовичок приготовьте покрупнее…

Мочилов созванивается с адъютантом начальника ГРУ, выясняет, что его ждут, и подбирает в папку документы, которые необходимо попутно подписать у начальства. Раздается телефонный звонок. Полковник смотрит на определитель номера.

– Басаргин, похоже, уже по Сохно соскучился… Игорь Алексеевич, поговори… А я побежал…

И выскакивает из кабинета – начальство не любит ждать и догонять… Согрин берет трубку:

– Полковник Согрин. Слушаю вас…

– Игорь Алексеевич, – басит Доктор Смерть так, что мембрана готова выскочить из микрофона. Полковнику невольно приходится отодвинуть от уха трубку, чтобы не оглохнуть, – у нас появились новости от младшего Ангела из Нью-Йорка… Разговор не телефонный… Приглашаем вас к нам.

– Как только Юрий Петрович нас отпустит, мы сразу к вам… Для Сохно можете что-нибудь хорошее приготовить. Он затраты оправдывает…

– Новые мысли?

– Совсем новые… Очередной «подземный ход»…

3

Старший лейтенант Валерьев будит Стаса в семь часов утра. Благо, телефон под рукой – всегда рядом с диваном стоит, только руку протяни. Но рука тянется вяло, неохотно…

– Кому там спать надоело…

– Это Валерьев… Подъем! Клиент созрел…

Стас спросонья не сразу соображает, о чем идет речь:

– Кто созрел? В твоем огороде, кроме крапивы, ничего не растет…

– Ну, бестолочь… Я вообще сегодня не ложился… На общее благо вкалывал… А ты… Азеры твои… Готовы… Ночь «на подвале» пошла козлам на пользу… Буди Санька, везите сюда Лидку… Но… Осторожнее… Ко мне – только ты один заходи… Чтобы не было лишних вопросов… Сегодня с утра начальства много… Пронюхают – поделиться попросят… Понял?

– Понял… Собираюсь…

– Через сколько будешь?

– Мы-то и через полчаса прилетели б, да Лидку поднять… Как получится… Она с похмела…

– Заставь азеров ее похмелить… Они поили, пусть сами и похмеляют…

– А ты…

– Подвалишь, объясню… Действуй…

Голос у старшего лейтенанта Валерьева бодрый, чуть ли не радостный, трепещет, вибрирует довольством и ожиданием успеха. Значит, есть чему радоваться и Стасу. Стас сразу это понимает. И в самом деле чувствует бодрость, словно отсыпался целую ночь. И звонит Саньку. Этому подняться – тоже времени много не надо. Столько ждали такого дня. И Лидка должна радоваться… Тоже поторопиться обязана…

* * *

Сугробы за ночь выросли не только на газонах, но и на тротуарах, сползли и на проезжую часть, сузив широкие улицы до двухполосного движения. На окраинах и того хуже… Около дома Лидки «копейка» застревает, колеса тонут в снегу, и Стасу приходится лезть в сырой липкий сугроб – толкать машину и принимать на себя летящую из-под колес грязь, перемешанную со снегом.

– Сильнее толкай…

– Давай враскачку…

Только так, прилично взмокнув, они выбираются назад, на дорогу.

– Иди пешком… – категорично заявляет Санек.

– Бабку боюсь… – признается Стас. – Не каждый раз от нее увернешься…

– Не брошу же я машину на дороге… – Санек находит подходящее оправдание. Дорога в самом деле сузилась на треть и стала опасной для стоянки. Да и бабки Санек боится не меньше, чем Стас, и потому грех не воспользоваться уважительной причиной.

Стас вздыхает, поправляет на себе прилипшую от пота куртку и выходит на узкую плохо утоптанную тропинку. Но, соблюдая осторожность, сначала обходит дом с другой стороны, уже не пугаясь сугробов, и бросает в окно комнаты Лидки пару снежков. Она выглядывает и кивает сквозь грязное стекло.

Дверь Лидка открывает без звонка. В коридоре полумрак. Они быстро проходят в комнату, там тоже полумрак.

– Покажись-ка… – командует Стас.

– Есть на что посмотреть… – зло огрызается Лидка, но поворачивает лицо к окну чуть ли не с гордостью. Так ветераны войн любят демонстрировать свои боевые шрамы.

Правая половина лица Лидки основательно припухла. Синяка нет, но отчетливо просматривается большой кровоподтек.

– Угостили за все удовольствия… Ты похмелиться хоть что-нибудь принес? – и заглядывает, как собака, в руки, хотя видит, что там ничего нет.

– Валерьев сказал, что черные тебя похмелят… Сейчас туда едем… Собирайся быстрее… Карета Санька внизу…

Лидка чуть ли не радостно сбрасывает драный халат – совсем не тот, в котором она встречала гостей за день до этого, поднимает с пола колготки и начинает натягивать их на длинные ноги. С ее ногтями это занятие опасное, ногти цепляются и мешают…

* * *

Как старший лейтенант и просил, Стас проходит к нему в кабинет один. До колен в грязи и снегу, пропахший тяжелым бурлацким потом.

– Что так долго? – зевает Валерьев.

– Дважды застревали… Машину, как слон, толкал… Весь город замело.

Мент выглядит уставшим. Глаза опухли и покраснели. Кажется, готовы на ходу закрыться.

– Короче, так… Я скажу, что вы – тоже менты… Сейчас забираете только одного… Едете с ним, оформляете документы на квартиру. С регистрационной палатой возиться некогда… Делаете простую генеральную доверенность с правом продажи… У нотариуса… Потом первого привозите сюда, здесь Вовчик будет сидеть… Этот… Лось… – старший лейтенант показывает рост, и Стас понимает, что речь идет о том самом здоровенном менте, что участвовал в вечернем деле. – Он этого в обезьянник сунет, вы берете второго и едете к его друзьям. Пусть сто тысяч занимает… И аккуратно… Старайтесь не светиться, чтобы все прошло без скандалов…

– Сделаем… А что с квартирой?

– Документы получите, я найду покупателя… Такого, на какого азеры не «наедут»… За пару дней все оформим… Правда, чуть подешевле получится…

– Вот этого не надо бы…

– Не жадничай… Зато без проблем… Лидка как? На рожу… Нотариуса не напугает?

– Замазалась… В три слоя «штукатурки»…

– Пусть скажет черному, что всю ночь не спала, в больнице «снимали» побои и делали экспертизу на изнасилование. К обеду будут готовы акты… Пусть «лепит»… Чтоб припугнуть… Хотя и так на попятную пойти не должны… Сейчас в машину иди… Обговори все… Чтоб не прокололись… Минут через десять тебе азера приведут…

* * *

– А если я квартиру себе оставить захочу? – неожиданно артачится Лидка. – Плюну на вас на всех и останусь там жить… Надоело в бараке…

Стас понимает, что это похмельный синдром. С похмелья всегда мысли мечутся. И появляется раздражительность. Вот Лидка и выплескивает на них свое состояние, чтоб не скучали.

– Тогда Валерьев тебя в «обезьянник» закроет… Суток на тридцать… Не бывала там? Это тебе не барак… Похуже… И вшей побольше…

– И похмелиться туда не носят… – добавляет Санек.

– А ты мне сюда принес? Хоть бутылку пива…

Лидка недобро хмыкает и не отвечает. Смотрит в окно, жмурится на утреннем ярком солнце. Стас с Саньком знают, что по натуре она такой человек, что от нее можно ждать любого фортеля. И потому относятся к ее полушутливому вопросу с полной серьезностью. Надо выглядеть убедительными, чтобы Лидка не «кинула» их.

– Кроме того, Валерьев говорит, квартира серьезным парням предназначена… На которых азеры не «наедут»… А на тебя… Останешься там, и азеры тут как тут, и эти парни насядут… В бараке не спрячешься…

– Магомета ведут… – Лидка прерывает разговор, который для нее становится не слишком приятным. Она тоже не любит, когда ее пугают, тем более знает, что так все может и случиться.

Магомета, одного из азеров, выводит из ворот райотдела один из вчерашних ментов. «Копейку» он находит взглядом сразу и подталкивает конвоируемого в спину, заставляя перебираться через сугроб. Стас открывает заднюю дверцу, чтобы посадить Магомета рядом с собой.

– Все нормально? – спрашивает мент.

– Порядок… Сделаем… – отвечает Санек.

– Если попробует сбежать, стреляйте… – советует мент так, словно у парней есть оружие.

– Не убежит…

Взгляды решительны, как у моряков крейсера «Варяг» перед атакой японской эскадры. Азер же, наоборот, слушает внимательно и пугается еще больше.

– Кошелек у него не забрали? – спрашивает Стас.

– Отдали… Мы же не воры…

– Тогда пусть свою подругу похмеляет… Раскошеливайся, торговец… А то она у нас в таком виде до нотариалки не доедет…

* * *

Уже через три дня Стас останавливается около дома Санька. Смотрит на «копейку», оставленную под окнами, и вытаскивает из кармана новенькую трубку сотового телефона. Он еще не полностью разобрался с инструкцией и не все знает, что может эта интересная трубка. Но простейшее и главное – как звонить, выучил. Набирает номер Санька. Тот, как всегда в это время, еще спит.

– Пора, красавица, проснись…

– Чего тебе?

– Я у тебя под окнами. Валерьев звонил… В город прибыли новые клиенты… Похоже, посерьезнее… Сразу две квартиры покупают на одной лестничной площадке… Однокомнатную и двухкомнатную… В однокомнатную какой-то парень, похоже, хочет с женой въезжать… Но жена еще не приехала…

– И что?

– А ничего… Работать будем… Пока жена не приехала…

– Понял… Серега вчера звонил… С нами просится…

– Опять к жене убежит… Без него обойдемся…

– Я тоже так подумал… Выхожу… Через пять минут…

4

На сей раз точное время прибытия не оговаривали, и Сохно, остановившись перед дверью на третьем этаже, привычно глянув на свои точнейшие часы, сразу нажимает кнопку звонка, не выжидая оставшиеся до обещанного момента нужные секунды, хотя ему всегда хочется произвести эффект.

Дверь открывает Ангел – хмурый и сосредоточенный – и сразу запускает спецназовцев. В офисе пришедших встречает Доктор Смерть – и без разговоров, деловым движением протягивает Сохно рюмку водки. Обычно с таким видом прибывшему руководителю протягивают бумаги на подпись.

– Будем считать, это вторая, поскольку без первой ты, говорят, благополучно обошелся. Есть французский коньяк, но ты, помнится, любишь его только в больших и недоступных для наших карманов дозах… Остановимся на доброй русской традиции – просто водка… И – слушаем тебя…

Сохно бросает на Согрина торжествующий взгляд, приветственно приподнимает рюмку перед своим портретом, все еще украшающим стену, и махом выпивает.

– Идею спрашиваете… – говорит он, будто продавец, торгующий идеями. – Что ж, есть идея…

Согрин смеется и занимает место в кресле Пулата. Даже полковник, которого никак не назовешь низкорослым человеком, в этом кресле слегка теряется. «Маленького капитана» же в нем порой бывает почти не видно.

– Слушаем, слушаем…

Сохно прокашливается и начинает торжественным тоном:

– Насколько я помню, Ангел имеет привычку бриться два раза в день…

Ангел проводит ладонью по подбородку. Ему от папы-болгарина досталась в наследство могучая волосатость, доставлявшая в годы молодости, когда он служил в армии, множество проблем – армейское начальство не любит небритых офицеров, а он через час после бритья выглядел небритым.

– Ты хочешь отправить меня на бритье в Столбов?

Из-под нахмуренных бровей наконец-то блестят в легкой улыбке глаза.

– Нет… Я не настолько примитивен, чтобы обойтись простейшим решением. Я предлагаю тебе на какое-то время стать правоверным и даже чуть-чуть радикальным магометанином… Из тебя вполне можно сделать отличного террориста… Может быть, найдется дурак, который захочет поучить тебя этому благородному делу… Хотя… Ты, наверное, преподавал там, где их учили… Но ты этого показывать не должен…

– Магометанин, значит…

Ангел задумывается. Он видит в сказанном рациональное зерно.

– Магометанин… Если не будешь бриться, то вполне можешь сойти… А если в деле будут задействованы те самые паломники, как предсказывает ваш оракул-командир, то имеешь все основания затесаться к ним…

– Да, за магометанина я сходил уже не раз… Было такое дело… И даже просил ихнего брата, помнится, о помощи, чтобы от ментов отделаться… На базаре… Помогли… – смеется Ангел. – Спрятали от «хвоста»… Но, если серьезно, как действовать в нашей обстановке?

– Счет «два» существенно отличается от счета «четыре»! – философски изрекает подполковник. – Время есть… И у Доктора, думаю, имеются какие-то запасы… Что-нибудь придумаем…

Полковник тем временем осматривается.

– Вы остались в предельно малом составе… Рассредоточение сил?

– Остальных Басаргин разогнал по делам… Сам поехал к Астахову. По тому же вопросу, по которому пригласил вас я. У нас существенное осложнение ситуации. У нас с вами… У всех у нас… И мы даже не представляем, к чему может привести такое осложнение, потому что соответствующие ответственные структуры обычно ведут себя совсем не так, как того требуют оперативные обстоятельства…

– Выкладывай, если не жалко… – предлагает Согрин на правах старшего по званию.

– Не жалко… Мне чужие головы никогда не жалко… Ломайте их, думайте, соображайте, если есть желание… Итак… Получена срочная шифротелеграмма из Нью-Йорка от Сергея Ангелова, – голос Доктора Смерть мрачен и раскатист. – По данным антитеррористического подразделения ООН «Пирамида», подполковник в отставке Казбек Ачилович Ачилов два с половиной года назад, когда он проживал в Чехии, в Праге, был завербован тамошним резидентом ЦРУ и в течение двух лет получал зарплату штатного осведомителя. Информация проверена дважды по двум не связанным друг с другом источникам и, как утверждает младший Ангел, сомнению не подлежит. Американцев Ачилов, по всей вероятности, интересовал именно как бывший начальник охраны объекта в Столбове. Следовательно, американцы имеют интерес к чему-то, происходящему в Столбове. Даже при том, что в настоящее время их специалисты трудятся там по какой-то особой совместной программе. Все эти специалисты по совместительству работают помимо своих федеральных ядерных центров и на ЦРУ, ведомство в Ленгли желает иметь дополнительные сведения, непосредственно не касающиеся предмета научного интереса. Все мы прекрасно понимаем, какие сведения может дать бывший начальник охраны, не имеющий отношения к научным изысканиям… И вообще, судя по всему, в науке, за исключением «научного ислама», он дуб дубом… Поскольку он и по своей основной профессии «дубак» – то есть охранник, сторож, грубо говоря, с берданкой, в валенках и в треухе… Сложившийся образ, стереотип… А что касается вопросов «научного ислама», то здесь я судить не берусь, поскольку знаю только единственный случай, когда Ачилов проявил к нему интерес – в патриаршей библиотеке…

– Так какие все-таки сведения он может им дать? – переспрашивает Кордебалет. – Ты сам говоришь, что Ачилов не имел допуска к научным разработкам…

– Если бы мы знали что-то, кроме того, что знаем, то не имели бы такого бледного и растерянного вида… – нерадостно отвечает за Доктора Ангел.

– Не может это как-то касаться предстоящих учений? – спрашивает Сохно.

– Два-то с половиной года назад… – Доктор Смерть корчит гримасу, способную насмерть напугать противника. – Едва ли… Тогда учения уже состоялись бы, и неизвестно, с каким успехом…

– А если мы просто зря ломаем себе голову?.. – предполагает полковник Согрин.

– В смысле?..

– В том смысле, что дело обстоит простейшим образом, – Согрин опять берет пример с отсутствующего Басаргина, поднимается с кресла и начинает разгуливать по кабинету. – Резиденту ЦРУ попался под руку бывший командир полка охраны стратегического российского объекта. Ну, как тут удержаться и не завербовать такого? Просто – на перспективу. Любой из наших резидентов поступил бы точно так же. Завербовал и законсервировал до поры до времени… Авось да появится необходимость в использовании… Так, кстати, поступают и с менее заметными фигурами, чем подполковник Ачилов. Это первый вариант… Есть и второй… Не следует ни при каких обстоятельствах забывать, что промышленные круги США имеют откровенный интерес к чеченской нефти… Точно такой же, как интерес стран Евросоюза… Евросоюз мечтает, чтобы Чечня отделилась от России и напрямую гнала нефть в Европу, а американцы мечтают о том же, но с условием, что эту же чеченскую нефть будут гнать в Европу они и станут при этом диктовать европейцам свои политические условия… Ачилов на момент вербовки был уже не просто подполковником в отставке, но и бывшим полевым командиром в Чечне…

– Вопрос ставится правомерно, – соглашается Ангел. – Но, имея конкретно поставленные вопросы, мы не имеем возможности их разрешения. «Пирамида», к сожалению, не работает на ФСБ в том объеме, в каком ФСБ хотелось бы, и отдельные данные, получаемые «Пирамидой» из ЦРУ, являются делом случая, а отнюдь не системой. Мы даже не имеем права попросить «Пирамиду» дать дополнительные сведения. Даже я по-отцовски не могу попросить об этом сына… Тем более не имеет такой возможности ФСБ, которое для всех сотрудников «Пирамиды», за исключением, может быть, Сережи, является обыкновенным пугалом, страшилкой… И что мы можем предпринять? Если сейчас же приступить к жесткой разработке Казбека Ачиловича Ачилова, то мы вообще можем лишиться объекта наблюдения в самый напряженный момент. Ведь неизвестно, сможем ли мы что-то выкачать из отставного подполковника даже с применением психотропных средств… И при этом мы теряем одну из немногих нитей направленного поиска исполнителей теракта. Кроме того, даже при активном желании допросить Казбека Ачиловича нам совершенно неизвестно, где его в настоящее время искать… Не ждать же, когда он в очередной раз заявится в патриаршию библиотеку. И не развешивать же по всем вокзалам его портрет… Будет очень плохо, если Астахов, когда доложит по инстанции положение вещей, получит приказ об объявлении Ачилова в розыск. Это будет означать, что мы уже не контролируем ситуацию, потому что нас лишили всякой возможности контроля. А начальство, как вам известно, очень любит кардинальные меры…

– В боксе такое положение вещей выглядело бы глухой защитой с закрытыми глазами… – как бывший боксер-тяжеловес, Доктор Смерть не удерживается, чтобы не привести сравнение. – В нашем положении это смерти подобно… Не только нашей смерти, но и…

– Тогда что беспокоиться? – пожимает плечами Сохно. – Надо просто работать, как работали… И, в первую очередь, заставить Ангела прекратить бриться, сделать ему документы на какую-нибудь мусульманскую фамилию и заслать его куда-то поближе к Столбову… Я не думаю, что все террористы сразу постараются проникнуть в сам Столбов… Это было бы слишком заметно. Да и вообще такое одновременное проникновение сложно выполнить технически. Они сначала попытаются осесть где-то в округе… Скорее всего, в областном центре… Там же должен вертеться и Ангел… Пусть в мечеть ходит… Намазы совершает…

– Я православный христианин, – с усмешкой возражает Ангел. – Правда, не крещеный…

– Ничего, ради общего дела можно ненадолго и клоуном стать… Здесь выдерживать принципы вовсе не обязательно…

– Дело не в принципах… Если в церкви я сумею хотя бы перекреститься, то в мечети я даже не знаю, где разуться, где на колени встать, в какую сторону совершать поклоны… Меня раскусят через пару минут и приговорят к побитию камнями за такую клоунаду…

– Зураб научит… – Доктор Смерть вдруг начинает активно поддерживать идею Сохно. – Для тренировки пять-десять раз сходите с ним в московские мечети… Чтобы на месте сразу не засветиться… И Коран изучай… Умнейшая, кстати, книга…

– А ты читал? – интересуется Кордебалет.

– Времени свободного мало… А то б с удовольствием… Но читал Тобако. Я сам видел… Он расскажет… И посоветует…

– Кстати, тогда возможно, придется и Зураба включить в нашу группу. Напарником к Ангелу…

– А я опять не у дел! – возмущается Доктор Смерть. – И почему я не мусульманин!

В двери слышится скрежет ключа. Открывается входная дверь.

– Это Басаргин… – сообщает Доктор. – Ключ только у него.

Это и в самом деле Басаргин. Он кивает всем и устало падает в кресло.

– И что? – лениво спрашивает Доктор Смерть.

– Еле-еле отстояли мы этого Ачилова… Вдвоем убеждали, что нельзя объявлять его в розыск… Предлагали ждать, когда он сам разыщется…

– И…

– Убедили-таки… Значит, продолжаем работу в прежнем режиме…

– Погнали лошадей… – соглашается Сохно. – Но пока только мелкой рысью…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЕРЕДИНА ЛЕТА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Ветер, врывающийся в кабину через приспущенное стекло, спасает от жары даже при том, что металл кабины сильно нагрелся за дальний путь. От Столбова до областного центра чуть больше ста километров хорошей асфальтированной дороги. Цель близка, но приходится терпеть и не реагировать на нее. Грузовик и автобус благополучно минуют поворот с указателем. Раньше, в бытность его, насколько Казбек Ачилович помнит, такого безобразия не допускалось. Никаких – избавь Аллах! – указателей, прямо и без намеков, дающих направление… На повороте висел только один дорожный знак – «кирпич»… То есть «движение запрещено»… И даже собственного названия, как такового, город много лет не имел… Конечно, сами коренные столбовчане знали, как назывался и называется их город. Но коренных жителей осталось мало – городок всегда был невелик, а те, что приехали работать в ядерный центр – основное по численности население – никакой привязанности к старому названию не имели. Оно их никак не волновало, не вызывало никаких ассоциаций и воспоминаний. А в области и в областном центре, если даже и знали, то основательно подзабыли. Помнилось другое, ставшее привычным – название областного центра и цифровое кодовое обозначение. Якобы почтовое отделение… Хотя всем, даже детям, было известно, что за этим наименованием скрывается научный ядерный центр и какой-то страшный реактор. Но знали, конечно, не о том, чем занимается центр, а о том, что в этом городке особое снабжение. Оттуда привозили многое такое, что простые советские люди могли привезти из дорогой и доступной не для всех туристической поездки за границу…

Раньше, конечно, проще было честно служить и обеспечивать безопасность… Казбек Ачилович даже вздыхает с облегчением оттого, что ему не приходится заниматься этим неблагодарным делом сейчас. В свое время он все умел организовать правильно. Сейчас от той организации, как докладывает разведка, осталось мало.

Машины едут быстро, что называется, с ветерком… Но взгляд против воли старается проникнуть как можно дальше за поворот дороги. Скоро – туда… Очень скоро… Через несколько дней… Сейчас там только один человек – Ширвани. Пока – один… Он устроился… Он хорошо устроился… Он устроился на самое нужное место…

* * *

У Ширвани сегодня выходной. Он один дома. На окнах – плотные шторы, задернутые так, что солнечные лучи в комнаты не проникают. На улице стоит жара – душная и влажная. В такие дни приятно находиться в небольшой прохладной квартире и никуда не спешить. Но выходить из квартиры, кажется, уже пора…

Он смотрит на часы, вздыхает, направляется на кухню и открывает дверцу холодильника. Вытаскивает заранее приготовленный пластиковый пакет с продуктами. Надо нести, хотя этот пакет – не самый лучший признак. Ему не нравится, что Марина начинает жаловаться – в больнице, дескать, ужасно плохо кормят, как, впрочем, во всех больницах… Но Ширвани раздражает не это. Если у Марины появился аппетит, значит, ее могут и вылечить… А это совсем не входит в его планы… Ему Марина нужна только такая, какой он подобрал ее – полностью невменяемая… Ему нужна Марина, не понимающая, что происходит вокруг… Ему нужна Марина, не понимающая, зачем, с какой целью она нужна ему…

Надо идти к ней…

Сначала очередная беседа с врачом – один раз в неделю обязательно, как обязан делать всякий любящий муж… Потом – ежедневное свидание с Мариной… Как надоели эти свидания… Но… Но ведь и привык уже к ним… А надоели потому, что душа горца-воина не терпит откладывания дела в долгий ящик. Душа воина требует немедленного действия. Однако приходится терпеть…

В простом бою гораздо проще… В любой засаде гораздо проще… Ширвани рожден, чтобы побеждать – так он считает. Рожден, чтобы побеждать быстро… И предыдущая жизнь приучила его к этому. И не приучила к тому, что надо долго ждать, что надо прикидываться совсем не тем, кто ты есть на самом деле, надо показывать совсем не те чувства, что кипят в душе, что дыбятся ураганом где-то в горле, стремясь прорваться наружу криком и действием… И руки просят оружия…

Но ему надо идти в больницу. Идти без оружия… И он идет…

Последнее, что Ширвани кладет в карман, – стеклянная трубочка с таблетками…

Теперь, похоже, это уже необходимо для Марины… Раньше она просила, а он не давал. Но уже недели две не просит… Пора возвращать все на свои места… На свои места, необходимые для большого дела…

Он долго обувается, прислонившись к стене в узком коридоре. Это там, в горах, такая обувь – башмаки армейского образца с длинными шнурками, удобна, когда она уже на ногах. Но обувать их – тоже мучение… Здесь же, в городе, они вообще ни к чему… Но для внутренней охраны ввели такую форму – черные штаны, черная куртка и высокие башмаки… Чтобы охрана чувствовала себя увереннее. Чтобы поступь имела соответствующую… И ему приходится носить эту форму… Черный цвет для горца привычен и мил сердцу. Но в горах Ширвани больше привык носить «камуфляжку»… Впрочем, он понимает, что все раздражение, все дурное настроение, все эти придирки к аппетиту Марины, к форме, которая ему не нравится, – это все от жары, от загазованного воздуха и еще больше от усталости… В горах тоже яркое солнце, но там воздух не такой… Там воздух кажется вольным и будит душу к действию… А здесь он вызывает лень и апатию… И это тоже раздражает… Но больше всего раздражает необходимость ждать, прикидываться мягким и глупым, а не действовать, как того требует его энергичная натура… Даже голос приходится сдерживать, говорить едва слышно, чтобы не прорвались в нем властные нотки человека, привыкшего отдавать конкретную и четкую команду…

Иван Александрович, отец Марины, человек добродушный, сам по возрасту уже не годится в водители, и предоставил зятю, которого принял, как давно ожидаемого человека, чуть ли не с распростертыми объятиями, свою машину. Старенький «жигуленок»-«шестерка» желто-коричневого цвета… Но машина не набегала и пятидесяти тысяч километров, и потому для передвижения по небольшому городу вполне годится. И даже очень годится… Больше годится, чем «Лендровер Дискавери», что был когда-то у Ширвани в родном селе. Главное, что «шестерка» в глаза не бросается. Словно специально сделана для того, чтобы всегда оставаться незаметной.

Ширвани выезжает со двора, включает правый поворот и долго ждет, пропуская плотно идущую вереницу машин. Наверное, когда Иван Александрович покупал свою «шестерку», машин в городе было не столько. Так было во всех российских городах. Это в последнее время стало трудно ездить…

Наконец зажигается светофор, и на некоторое время, пока остановился поток машин, открывается просвет. Ширвани газует, выезжает и сразу набирает скорость. Но не перебарщивает… Вообще-то он любит быструю езду. По крайней мере, такую быструю, какую позволяет развить машина, но сейчас вынужден ограничиться той, что требуют правила дорожного движения. Ширвани аккуратен и не желает лишний раз связываться с проверкой документов инспектором ГИБДД. Было дело, уже проверяли, но раз на раз не приходится, и потому лучше не привлекать к себе ненужного и даже опасного внимания. Документы, конечно, сделаны на высшем уровне, тем не менее Ширвани не знает, ввели ли в компьютерную базу ГИБДД его права. А если не знаешь такой мелочи, лучше не рисковать. На мелочах чаще всего и засыпаются люди его профессии…

Но в этом городе и разогнаться негде… «Шестерка» догоняет поток машин и пристраивается в хвосте. И – с общей скоростью… Таким образом, через десять минут он уже включает сигнал поворота, перестраивается и поворачивает на стоянку возле закрытых ворот городской больницы…

* * *

Машины едут… Бежит под колеса безостановочная лента шоссе. Поворот в Столбов давно миновали, и теперь Казбек Ачилович смотрит только перед собой. С каждым днем нарастает внутреннее напряжение. Чем ближе «час Х», тем сильнее напряжение, тем труднее мыслям отвлечься на постороннее. Даже выбоины на дороге, когда встряхивает машину, не заставляют ругнуться… Казбек Ачилович не замечает этих выбоин…

Ширвани на месте… С ним Казбек Ачилович встречался две недели назад, когда Ширвани выбирался в областной центр по какой-то придуманной причине. И несколько раз только за последнюю неделю они разговаривали по спутниковому телефону. Спутниковый телефон надежнее обыкновенного сотового. Конечно, зная номер, можно прослушать и тот и другой. Но номер еще знать следует… А простой сотовый может прослушать кто угодно даже против собственного желания. Радио в автомобиле включит, и, если приемник плохой, еще советского производства, чужой разговор пробьется… И не знаешь, в чьи уши он попадет…

Ширвани телефоном не злоупотребляет. Ему, как сразу договорились, звонить нельзя. Только он выходит по мере необходимости на связь и передает данные. А данных у него много. И не всегда приятные. Впрочем, понятие приятного и неприятного в голове Казбека Ачиловича перемешались в какой-то сумбур, и он не всегда может отличить одно от другого. Это даже доходит до смешного, как понимает сам Ачилов. Иногда он ловит себя на мысли, что все в Столбове делается не так, и сожалеет, что сделано не так, как мог бы сделать он. То есть по большому счету получается, он сожалеет, что ему проще работать. Это чувство чем-то похоже на ревность… Абсурд! Тем не менее это так…

Есть в докладах Ширвани и очень неприятные известия. Но в этих известиях виноваты сами организаторы террористического акта. Перестарались, затеяли такую большую игру, что «альфовцы» взялись за дело всерьез. И с ними вместе специалисты из США и Великобритании. Но иностранцы только наблюдают, как говорят сами, перенимают опыт. А «альфовцы» взялись проверять всю систему охраны. И весь полк внутренних войск перетрясли, командира и заместителя сменили. Перекрыли многие пути, которые Казбек Ачилович наметил для себя как приоритетные для проникновения, но все перекрыть или не сумели, или просто не смогли. Отвлеклись… Вернее сказать, их отвлекли… Все, как планировалось по замыслу сеньора Сальваторе Аль-Сантоса.

Аль-Сантос располагал точной информацией о том, что через охрану и при ее содействии осуществляются хищения редкоземельных металлов из цехов ядерного центра. А эти цехи сейчас работают на полную мощность. Государство российское не в состоянии финансировать фундаментальную науку, и ядерный центр сам себя финансирует за счет коммерческой деятельности. Производит эти самые редкоземельные металлы – скандий, ванадий, молибден и другие… И продает… Но значительную часть производимого продают люди, не имеющие отношения к производству, но зато знающие все ходы и выходы в Столбове. Им не обойтись без помощи охраны. И они такую помощь имели. И как только «Альфа» вместе с военной прокуратурой всерьез взялась за чистку в рядах охраны, по приказу сеньора Сальваторе Аль-Сантоса тут же пошли заказы на «редкоземелку». Много заказов и, как правило, оплаченных авансом. Поднялась суета… На всякое действие всегда появляется противодействие. Причем как с одной, так и с другой стороны. Эта-то умело организованная суета и отвлекла «альфовцев» от насущных дел… А потом, как доложил Ширвани в последнем звонке, новая проверка… Сейчас служба внутренней безопасности уже проверяет работу следователей военной прокуратуры, потому что и с некоторыми из этих следователей удалось договориться…

Пусть суетятся… Это на пользу делу…

Итак, Ширвани на месте, и работает хорошо…

Остальные – в областном центре… Осваиваются, привыкают…

2

У Санька откуда-то появилась коммерческая жилка, которой раньше за ним никто не замечал…

Стас сначала посмеивался над этим, потом, присмотревшись, начал слегка завидовать. И даже подумывал не однажды, как бы самому начать какое-то самостоятельное выгодное и нехлопотное дело, но в голову ничего не пришло – просто не готов оказался к тому, чтобы заработанные деньги вкладывать с толком. Мысли не пошли дальше элементарного желания что-то купить. Даже не какую-то нужную вещь, а просто вещь красивую или престижную, чтобы быть не хуже других. И все… А Санек, получив деньги в первый раз, потом во второй и в третий, не купил, как все от него ожидали, более-менее приличную машину взамен разваливающейся на ходу «копейки», а открыл пару киосков, торгующих хлебом. Потом – еще пару. Нанял людей, чтобы торговали. Причем даже бывшему другу Сереге посочувствовал. И теперь в одном из киосков торгуют, сменяя друг друга, Серега с женой. Киоски на самых людных местах, там, где много горожан проходит мимо, отправляясь на работу или возвращаясь с работы. Хлеб – он всегда хлеб, и покупать его люди будут даже чаще, чем пиво. Здесь Санек не прогадал. И Стас несколько раз ездил с товарищем в машине, когда тот собирал с киосков деньги – дневную выручку. Потом, дома, посчитать оказалось нетрудно, сколько зарабатывает Санек в день. Это даже слегка покоробило. А скоро Санек уже и новую машину купил. В начале лета… Быстро заработал… И не всегда стал выезжать по звонку Стаса, когда тот звал его.

– Времени, братан, нет… Мне через час на хлебозаводе надо быть…

Свои дела появились… Самые важные…

Но общие дела при этом у них все же остались…

* * *

В очередной раз звонит Валерьев. Он тоже уже начал подумывать о собственном деле – возымел желание открыть охранную фирму. И даже советовался с парнями по этому поводу. Не то чтобы помощи какой-то просил, но желал услышать их мнение. Все-таки круг общения у них разный, и мнение со стороны порой может быть интересным. А что они посоветовать могут – охранных фирм в городе полно, и все вроде бы процветают… Открывать так открывать… Но старший лейтенант жаловался – для такого большого дела и деньги нужны большие. Сразу следует вложить много, чтобы много зарабатывать…

В этот раз звонок оказался не ранним. Около одиннадцати дня.

– Есть клиенты… – сообщает старший лейтенант. – Коммерсанты… Ищите Лидку… Пусть готовится…

За Лидкой Стас едет с Саньком. Лидке деньги, как оказалось, на пользу не пошли. Правда, маленькую квартирку купить она сумела. Велико было желание из барака выбраться, а ждать, когда город и железная дорога разберутся и бараки, наконец-то, снесут, сил у нее не осталось. Но квартирой ее сфера интересов и ограничилась. Кроме этого, остались только желания, но не слишком радостные. Пить начала… А когда женщина начинает пить, это чревато в большей степени, чем долговременный мужской запой… Женщине остановиться труднее, и на ее внешности пьянка сильнее сказывается. Это все сразу заметили.

– Рожа у нее откровенно портится… Синеет… – решает Стас. – Через пару месяцев такой жизни профессиональная непригодность обеспечена… Надо будет замену искать…

– Уже сейчас надо искать… Уж она-то не остановится, стерва…

Как деловой человек, Санек стал предусмотрительным и любит все планировать загодя. В том числе в этом вопросе. И это даже при том, что начал поговаривать – пора, мол, с опасными делами завязывать. Опасные дела всегда идут впереди «большого бизнеса»… Он именно так и говорит – «большого бизнеса», потому что в мыслях уже видит себя в будущем большим и солидным бизнесменом. Но для большого бизнеса нужен первоначальный капитал, которого он пока еще не имеет. А иметь хочет. То есть размышляет точно так же, как старший лейтенант Валерьев. И потому еще работает вместе со Стасом и со старшим лейтенантом…

Прилично уже «набегавший», но еще беспроблемный «Ауди А4», приобретенный Саньком, плавно идет по городу, почти не чувствуя выбоин дороги. Так плавно, что Стасу, усевшемуся на заднем сиденье, хочется спать – нынешнюю ночь он провел у новой подружки, а едва вернулся домой, звонит Валерьев…

Вот и нужный дом… Лидке в дверь приходится стучать, потому что на звонки она не реагирует. Оба парня знают ее традиционное нежелание спешить на звонки, и потому не стесняются. Наконец, Лидка открывает дверь. Заспанная, неумытая, помятая.

– Какого хрена…

– Надо спрашивать вежливее, например: «Какого рожна…» – поправляет Стас.

– А что такое «рожно»?

Он не отвечает, потому что сам не знает. Парни проходят в тесную прихожую и только там, осмотревшись, сообщают:

– Работа есть… Валерьев звонил. Готовься…

– А что мне готовиться… Я всегда готова… – зевает Лидка. – Хоть бы бутылку пива принесли…

Санек включает свет.

– Переживешь… Завязывай хоть на недельку… А то рожа уже такая, что смотреть тошно… Кто на такую «синеву» клюнет…

– Мне двенадцать часов хватит – и я в порядке…

– У тебя зеркало кривое… Себя не видишь… А со стороны заметнее…

– Сами-то не лучше, красавчики…

– А нам красавчиками и быть не надо, – жестко отрезает Стас. – У нас ты вместо выставки… А ты… Была вместо выставки… Не остановишься, другую возьмем…

– Как же… Это мое дело! Я его придумала! – лицо Лидки искажается злобной гримасой.

– Так и делай одна!

– Других помощников найду…

– А мы и без тебя справимся… У нас поток клиентов отлажен… А с конкурентами быстро разберемся… Под фанфары и на нары…

– С-сучары… Ладно… Когда работать?

– Готова будь. Сообщим. И без пива обойдись… Глаз уже не видно…

Они выходят, на лестничной клетке переглядываются и синхронно с осуждением вздыхают.

– Пора искать замену… – твердо решает Стас.

* * *

Валерьев за полгода, что называется, заматерел, основательно поправился в лице. А со спины вообще приобрел солидность благодаря многочисленным жировым складкам под затылком. Правда, куда-то ушла всегдашняя розовость его круглых яблочных щек, но, потеряв розовощекость, он стал смотреться старше, солиднее, и, благодаря этому, уже рассчитывает на капитанские погоны. Ему бы еще плечи чуть пошире, давно капитана получил бы…

– Есть только одно осложнение, но оно не совсем осложнение, – говорит он, покусывая деревянную зубочистку. – Вернее… С одной стороны – лучше, с другой – посмотрим…

– Яснее нельзя? – спрашивает Санек.

– Можно и яснее. Раньше мы с азерами работали. Там тоже уже можно ждать осложнений. Они друг с другом общаются, и все три истории хорошо знают. Четвертая может оказаться перебором… Шум поднимут…

– И хрен с ними… Пусть все домой едут… – решает Стас.

– Хрен-то хрен, а если копать начнут?

– Много не накопают…

– Ладно… Потом подумаем… Сейчас осложнение другое. Новые клиенты – чечены… С этими, говорят, сговориться труднее…

– Не захотят сговариваться, пусть по статье идут… Тоже полезно… – размышляет Санек. – Одних отправим, другие сговорчивее будут…

– Тоже верно… – соглашается старший лейтенант. – И для азеров урок… Но вы все же присмотритесь к ним внимательнее. Чтобы без шума прошло… Поосторожнее вначале… Сильно не светитесь… Их там четверо… Лидка потянет?

– Ей это только в радость…

– Работайте… И сообщайте обо всех новостях… Что-то меня их национальность смущает… Репутация все-таки… Вояки… Вот…

Старший лейтенант кладет перед Саньком листок бумаги с адресом.

– Присмотримся… – Стас сгребает листок.

Стасу не нравится, что Валерьев обращается почти постоянно к одному Саньку. Словно подчеркивает свое уважение к деловому человеку. А Стас сам покомандовать любит, и любит, чтобы его командиром признавали. А старший лейтенант, получается, больше уважает человека, имеющего машину. Стаса это раздражает…

* * *

Новый район города из тех, что называют спальными. Дома стоят, похожие один на другой, но каким-то таким замысловатым образом, что напрямую ни в один двор пройти нельзя. Много углов приходится миновать. Одно хорошо, что дворы большие, и машин в них много – разных…

На сей раз «Ауди» занимает позицию вдалеке он нужного дома, на противоположном конце двора. Стас прогуливается пару раз перед подъездом, высматривает. Потом возвращается и садится, как всегда, на заднее сиденье.

– Первый этаж… Это хорошо…

– Что хорошего?

– В окна смотреть можно.

– Это да…

Стас оборачивается, присматривается.

– Переезжай-ка метров на двадцать назад.

Санек послушно выполняет здравую команду, поскольку с этого места им мешают рассматривать окна нужной квартиры кусты. Насчет всех других команд он еще может поспорить и не послушаться – свою голову теперь и он ценит. Но когда говорят здраво, Санек соглашается. И вытаскивает из «бардачка» сильный, хотя и тяжеловатый бинокль. Сейчас смешно вспомнить, как вели они наблюдение в первый раз, как мерзли, не зная, чего дождутся, как вместе соображали, где денег на бензин достать… Времена изменились, сейчас можно работать с бо́льшим комфортом.

Санек передает бинокль Стасу. Тот подстраивает его под свои глаза и пытается рассмотреть, что делается за стеклами…

– Ходит кто-то…

– Сколько там человек?

– Ходит – один… Больше ничего не видно. Стоп… Второй прошел… На кухню, похоже, двинул…

Но в это время к дому подъезжает автобус. Останавливается как раз у нужного подъезда. Кто-то выходит, что-то выносят – корпус автобуса мешает смотреть и за дверьми, и за окнами…

– Принесла их нелегкая…

3

Сохно, мягко выражаясь, не слишком нравится синий цвет прокурорского мундира. Его такие тона не впечатляют. Ему и своя парадная форма, по правде говоря, не ахти как по душе – «камуфляжка», когда мимо зеркала проходишь и глаза в его сторону скашиваешь, гораздо милее взгляду, чем китель. А глаза именно скашиваешь, чтобы себя оценить. Просто так, и не дай-то бог, еще и регулярно, стоять перед зеркалом Сохно считает несерьезным занятием для серьезного мужчины. Тем не менее ему приходится мириться с цветом. Подполковник попробовал даже в гражданском костюме ходить – но это еще хуже. Совсем себя чувствует стесненным.

– Не одежда, а натуральный гроб… Как люди, дураки, в таком каждый день ходят? Ни сесть, где тебе хочется, ни на травку прилечь…

Кордебалет же на такие мелочи, как цвет мундира, внимания не обращает, и тихо посмеивается над товарищем. А посмеяться есть над чем. В чужом мундире Сохно ведет себя так, словно у него хроническая чесотка. Это даже со стороны заметно – то плечом начинает передергивать, то головой вертит, пытаясь шею из воротника рубашки высвободить.

Они приезжают в областной центр после завершения очередного этапа «проверки» внутренней охраны ядерного центра в Столбове. Вернее, проверяли они не саму охрану, а результаты проверки, проведенной следователями Главной военной прокуратуры. Якобы как сотрудники службы собственной безопасности Генеральной прокуратуры. Нынче модно контролировать контролеров, и грех спецназовцам такой модой не воспользоваться, чтобы и в Столбов забраться, и в сам ядерный научный центр «проползти»… Сумели… Теперь пора обобщить хотя бы первые, самые поверхностные данные…

Областной центр встречает подполковников жарой еще более неприятной, чем в Столбове – здесь влажность выше, и воздух сильнее загазован заводами. Утешает одно – здесь их никто из местных жителей не знает, и можно переодеться. Что Сохно и делает, натягивая на себя привычную «камуфляжку», правда, без погон. В такой одежде даже грузчики в магазинах ходят, и строители на стройках получают «камуфляж» вместо спецовки. Никого этим не удивишь. Кордебалет спокойно относится к любой одежде, как и к жаре, и потому просто переодевается в джинсовый костюм, чтобы не привлекать излишнего внимания прокурорским мундиром.

Квартиру для проведения операции снял по гражданским документам, подготовленным в ГРУ, полковник Согрин. Благо повсеместная компьютеризация позволяет без проблем заносить в любую базу данных любые необходимые сведения. Даже если кто-то и сочтет необходимым проверить – прокола с документами не будет. К сожалению, точно такую же возможность имеют и террористы, если даже не большую, потому что они не так сильно ограничены рамками финансирования и имеют возможность нанимать таких высококлассных хакеров, которых можно пересчитать по пальцам.

Вторую квартиру, уже на свое имя, сняли интерполовцы Пулат и Сохатый. Им документы тоже готовили в ГРУ, как на обыкновенных военных пенсионеров. С такими документами вообще проблем возникнуть не может. Квартиры – в соседних домах, и из окон вполне можно видеть друг друга и даже при необходимости общаться знаками. В определенной ситуации это может быть очень удобным. Отдельно, и даже в другом районе, устраиваются Ангел с Зурабом. Они изображают пару чеченцев. Зураб – якобы из самой Чечни, а Ангел, согласно «легенде», чечен только по отцу, который в юности уехал из горного села, и сын его в самой Чечне никогда не был. Это необходимая предосторожность, чтобы объяснить незнание родного языка.

К приезду двух подполковников все собираются у Согрина. Дата и время сбора оговорены заранее, и напоминать никому не приходится. Только Ангел с Зурабом заставляют ждать себя лишних пять минут, но по случаю жары никто не делает им замечанией. Да и торопиться пока, кажется, некуда…

Полковник только что закончил разговаривать по мобильному телефону кодированной связи с генералом Астаховым, и разговором, судя по всему, не слишком доволен.

– Генерал поторапливает. Время подходит, а у них никаких новых сведений. Боятся прозевать момент… Его начальство трясет… Сможем мы им хоть что-то конкретное выдать? Хотя бы для доклада высокому начальству, чтобы не суетилось и не вздумало мешать со своей обычной инициативой?

– Конкретным может быть только захват террористов, предотвращающий захват объекта. Все остальное является только подозрениями… – вяло отвечает Кордебалет. Как все люди, склонные к конкретным и активным действиям, связанным с риском, он не любит, когда его поторапливают.

– Есть данные… – значительно сообщает Пулат из-за распахнутой кухонной двери. – Только хотелось бы отработать вариант самостоятельно, без вмешательства «Альфы». Возможность к этому, кажется, тоже есть…

Пулат не торопится объяснить, помогает Зурабу заварить зеленый чай, ко вкусу которого всех интерполовцев приучил Доктор Смерть.

– И у нас есть, что сообщить… – добавляет Ангел с непонятной усмешкой. – Можно целый воз генералов успокоить… Но, боюсь, они в случае получения нашего сообщения пригонят для охраны Столбова целую дивизию дуболомов и испортят финал…

– Такое, к сожалению, случается чаще, чем проводятся нормальные операции… – полковник вздыхает и обмахивает лицо свернутой газеткой – и ему жарко. – Пример Бесланской операции, насколько я знаю по разговорам, тому подтверждение. Где справился бы ограниченный контингент «Альфы» без постороннего вмешательства, нагнали всех, кого смогли, и не смогли обеспечить правильное руководство… У семи, как говорится, нянек… Ладно, тогда начнем попарный доклад. Первая пара… Сохно, Кордебалет…

Зураб вносит с кухни поднос с чайником и чашками. Из него получился неплохой чайханщик. Не хватает только не очень чистого вафельного полотенца, перекинутого через руку.

Кордебалет расстегивает куртку джинсового костюма, открывая доступ к внутреннему карману. Несмотря на жару, до этого он был застегнут. Как профессиональный шифровальщик, подполковник привык бережно и аккуратно относиться к любым документам.

– У нас доклад получится не парный, потому что мы работали самостоятельно, каждый по своему направлению. У меня, как кажется на первый взгляд, в наличии только данные для службы собственной безопасности Главной военной прокуратуры… – Кордебалет вытаскивает из кармана свернутые листы бумаги и потрясает ими в воздухе, подтверждая сказанное. – При проверке документов я обнаружил два документа под одним номером. Или второй забыли убрать, или его специально держали на случай повторной проверки и забыли спрятать первый. Во втором данные расходятся с данными производственных отчетов… Следователь не мог не заметить этого расхождения, иначе он просто не соответствует своей должности… Если только должности не мешает широко растопыренный карман…

– Данные по каким материалам? Что-то радиоактивное?..

– Нет… Открытая коммерция… По реализации кристаллов скандия. Реализация осуществлялась по посреднической схеме. Посредник имеет официальную лицензию на такой род деятельности и официально выполняет информационные услуги. В действительности он самостоятельно совершает платежи, а это вовсе не информационные услуги. Однако это данные для контрольно-ревизионных служб, а не для нас. Нас может заинтересовать другое. Существует разница в полученном посредником, согласно документам, и произведенным производством для отпуска количестве металла. Я не мог пройти мимо такого несогласования в данных и не заинтересоваться. Это тоже могло оказаться проверкой. Проверкой меня лично… И вынужден был «копать», как настоящий следак… То есть выйти на фирму-посредника… Там по документам все чисто, если не считать все той же разницы с производственными показателями. Но меня заинтересовало не это… Меня заинтересовал договор с фирмой-покупателем…

– Знакомые реквизиты? – спрашивает Ангел.

– У меня не настолько хорошая память, чтобы запомнить два ведра цифр… – усмехается Кордебалет. – Сначала меня заинтересовал юридический адрес плательщика… Какое отношение к скандию, используемому в высоких технологиях, может иметь фирма, расположенная в Судане, основной государственный продукт которого – непромышленное скотоводство? Я не думаю, что скандий можно использовать в качестве слабительного при запорах у крупного рогатого скота! Тогда себестоимость мяса несуразно повысится…

– Надо передать реквизиты Басаргину. Пусть проверяет… – говорит Пулат.

– А я могу допустить, – возражает Ангел, – что в Судане существует фирма-посредник, которая в свою очередь желает перепродать этот скандий в чьи-то более развитые руки… Судан недалеко ушел от России. А у нас так делают сплошь и рядом…

– Я бы и это допустил… – Кордебалет вытаскивает из кармана следующий листок. – Но имя руководителя фирмы меня заинтересовало больше. И вас, думаю, заинтересует тоже. Некий Сальваторе Аль-Сантос…

– Баск по отцу, суданец по матери, проходил как подозреваемый по трем делам о террористических актах, проведенных Карлосом, но ни разу не был осужден по недостаточности улик… – демонстрирует свою память Пулат. – Проходит по закрытому списку подозрительных лиц Интерпола и ООН… В настоящее время проживает в Италии. Положение легальное… Круг контактов чрезвычайно широк, и не все знакомые Аль-Сантоса имеют безупречную репутацию… В последние годы замечен в связях с радикальными исламистскими организациями, за что уважаемому сеньору Сальваторе запрещен въезд на территорию Соединенных Штатов… Есть и еще много мелочей, которые можно вспомнить…

– Да… – кивает Кордебалет. – Именно это имя, наполовину испанское, наполовину арабское, меня и смутило, когда я просматривал этот список у Басаргина. Я запомнил имя…

– Хорошо… Мы запросим Лион… – соглашается Согрин. – Твои дальнейшие действия?

– Чтобы не засветиться, я буду вынужден действительно провести следственную работу и передать материалы в руки настоящих проверяющих… Вернее, это должен сделать не я, а генерал Астахов… Пусть проведется новая проверка… У меня же пока все… В следующую поездку буду заниматься фирмой-посредником основательнее…

– Что-то здесь не клеится… – Пулат чешет затылок.

– Что не клеится? – ревниво спрашивает Кордебалет.

– Не стал бы Аль-Сантос, если он является одним из руководителей операции, открыто ставить свою подпись… Такая подпись для людей знающих – это гарантия стопроцентной проверки. Она им нужна?

– Может быть, и нужна… – пожав плечами, соглашается Кордебалет. – Чтобы создать как можно больше неразберихи и суеты вокруг Столбова… Может быть, Аль-Сантос не имеет к фирме никакого отношения… Просто используется его имя, и используется намеренно… Это один из множества вариантов… Давайте дождемся ответа от Басаргина, потом будем анализировать ситуацию.

– Согласен, – Согрин со шлепком опускает ладони на деревянные подлокотники кресла. – Слушаем Сохно…

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Марихуана Андреевна, как Ширвани умышленно начинает про себя опять называть Марину – умышленно, чтобы пресечь в себе всякие поползновения к жалости и симпатии, – выглядит заметно посвежевшей по сравнению с тем состоянием, в котором попала в больницу. Она выглядит даже слегка загоревшей и румяной. И щеки округлились, хотя скулы остались по-прежнему острыми. Но скулы – это, похоже, от рождения. У ее матери такие же острые, словно в лице есть что-то азиатское. Наверное, и есть. Мать – из местных жителей, а в округе живет много татар, в том числе и правоверных мусульман. И даже мечеть стоит в недалеком татарском селе. Но Ширвани мечети и в родных краях не посещал. Тем более не посетил мечеть местную. Более того, он сейчас даже крест на серебряной цепочке носит, чтобы ни у кого не возникло сомнения в том, что он христианин. Он не знает, кто по вероисповеданию нагайбаки. На всякий случай решил, что будет изображать христианина. Не слишком верующего, но крест носящего, как носят его в нынешние времена многие совсем не верующие. Это хоть как-то отдаляет его от Кавказа и от откровенного кавказского имени. Ни к чему вызывать у людей ассоциацию с Чечней…

– Ты выглядишь лучше… – Ширвани треплет ее по щеке. Это не жест мужа, это жест старшего по отношению к младшему. Может быть, даже жест хозяина по отношению к рабу. И он сам чувствует это. Более того, он чувствует, что относится к Марихуане Андреевне так, как должен относиться в соответствии с отведенной ей ролью – как к жертве. Не к своей собственной жертве, а просто, как к жертве обстоятельств. И такая перемена в отношении радует Ширвани, потому что еще совсем недавно он жалел Марину.

– Тоскливо здесь… – она говорит тихо, подавленно. Совсем не так, как говорила раньше. Нет прокуренного хрипа в голосе, нет отчаянного порыва человека, который безразличен к тому, что будет с ним через час, лишь бы прожить настоящий момент так, как хочется.

И взгляд ее Ширвани не нравится. Короткий, но вопросительный и пытливый взгляд. Он давно ждал такого взгляда. И дождался… Марихуана Андреевна приходит в себя и начинает задавать себе вопросы. Пока, слава Аллаху, только себе… Другим она задать не решится, потому что боится разоблачения. Боится, что Ширвани, рассердившись, расскажет всем, где он подобрал ее. Она боится позора. Даже не своего позора, а позора своих родителей. Она именно потому и не ехала к ним так долго, что боялась позора для них, а не для себя. Это Ширвани понял с давних, первых разговоров с «женой»… На этом во многом и основаны его надежды на ее молчание… И еще для осуществления этих надежд ему необходимо определенное состояние Марихуаны Андреевны. И он этого состояния сумеет добиться.

– Кому за решеткой не тоскливо… – Ширвани смотрит на зарешеченное окно. В этом отделении городской психоневрологической больницы режим лечения не принудительный. Тем не менее окна все же зарешечены и двери постоянно закрыты. Хотя больных и выпускают погулять и подышать воздухом в огороженный сеткой-рабицей дворик. Наверное, во время этих прогулок Марихуана Андреевна и успела слегка загореть. Загар ей идет. Так она даже слегка симпатичная. Но лицо стало живее, взгляд неприятно для Ширвани осмысленным. И это его беспокоит. Иногда даже ночью он просыпается от недобрых мыслей.

– Недели через две обещали выписать… – говорит Марихуана Андреевна.

– Да… Я с врачом разговаривал… Через две недели… Месяц дома побудешь, потом опять сюда – повторный курс…

– Устала я… От всего устала…

Она не договаривает, отчего она устала. Но опять бросает на него короткий взгляд, исполненный мучительным вопросом. И он понимает гораздо больше, чем сказано словами. Он понимает, что она устала в первую очередь от своего недоумения, от постоянно сидящего в голове вопроса – зачем она понадобилась Ширвани, зачем он подобрал ее там, в пьяном Майами, зачем вернул домой…

Марихуана Андреевна слишком умна, чтобы не понимать – такое не делается без больших, далеко идущих планов. Но она не может понять, что это за планы. Она даже не знает, что Ширвани чеченец. Для нее он тоже – нагайбак. А нагайбаки не воюют с Россией. Сколько их всего по России – тысяч десять, двадцать, тридцать? Никто не должен заподозрить нагайбака в его истинных помыслах. И Марихуана Андреевна их не понимает. И потому мучается, терзает себя вопросами.

– Я тут принес тебе кое-что… – Ширвани распаковывает пакет с продуктами и выкладывает на тумбочку фрукты, купленные в ближайшем к дому магазине. В Столбове рынок бедный, на рынке даже фруктов приличных не купить. Это оттого, что город закрытый и сюда не пускают торговцев с Кавказа и из Средней Азии. А то, что привозят местные перекупщики, и похуже магазинного товара, и в два раза дороже.

Она равнодушно принимает то, что он принес, даже вздыхает, хотя сама просила принести продукты. А Ширвани вздыхает совсем по другому поводу. Он изображает человека, страдающего от жары, пару раз оттягивает, словно для вентиляции, воротник, потом вытаскивает из кармана платок, чтобы вытереть лоб. Вместе с платком «нечаянно» вытаскивается и стеклянная трубочка с таблетками. Падает на пол, звякает, привлекая взгляд Марихуаны Андреевны. Она смотрит на трубочку, а он смотрит на нее. Он внимательно изучает ее взгляд и с удовлетворением ловит в нем заинтересованность, нарастающую и нарастающую с каждой секундой.

– Что это?..

Ширвани лениво наклоняется и зажимает трубочку в кулак.

– Ты не знаешь, что это? – спрашивает он с усмешкой в голосе. Эта усмешка вполне естественная, ее даже изображать не надо, и она вполне здесь к месту, полностью попадая в тон разговора.

– Дай… – просит Марина едва слышно.

– Ты же лечишься…

– Это же только «экстази»… Что от этого будет…

Он качает головой, но трубочку в карман не убирает. Больше всего Ширвани боялся, что она не заинтересуется таблетками. Это означало бы полный провал всех его намерений и планов. Тогда пришлось бы принимать кардинальные меры. Но она заинтересовалась. И еще очень не хотелось, чтобы Марихуана Андреевна поинтересовалась, зачем Ширвани носит с собой таблетки «экстази». Он приготовил на этот случай оправдательный ответ, но этот ответ, если бы Марина отказалась от таблеток, прозвучал бы не слишком убедительно.

Однако все пошло так, как должно идти. И зажатый кулак Ширвани приковал все внимание Марихуаны Андреевны.

– Дай… – снова шепчет она. – Дай…

Повторение звучит уже чуть ли не с угрозой. По крайней мере, почти истерично, хотя и шепотом. И он медленно разжимает свои сильные волосатые пальцы. Словно поиграл и дарит… И понимает, что для него ситуация выглядит так – поиграл и дарит. А Марина обязана смотреть на нее иначе. Для нее он – сомневается…

Она выхватывает из ладони трубочку, испуганно оглядывается на дверь и вытаскивает одну таблетку. Пальцы дрожат…

– Не переусердствуй…

В ее ответном взгляде нет даже благодарности. Только лютая жадность какого-то голодного лесного зверька…

* * *

Ширвани выходит на крыльцо больничного корпуса, осматривается и шагает к воротам, где оставил машину. Выезжает, но на первом же перекрестке поворачивает и останавливается на тихой боковой улочке, где его никто не знает. Вытаскивает трубку спутникового телефона, вытягивает антенну. Перед тем как набрать номер, смотрит на часы. Казбек Ачилов уже должен прибыть в областной центр.

– Слушаю, – отвечает Ачилов. Имени он не называет, хотя, конечно же, посмотрел на табло определителя и знает, кто ему звонит.

– Как добрался?

– Благополучно, слава Аллаху!

– Я только что из больницы. Все получилось, как я и предполагал. «Клюнула» чуть не с разбегу… Можно быть спокойным…

– Я рад.

– Что нового у тебя?

– Есть новости. Интересные… Но это не телефонный разговор.

– Хорошие?

– Кажется… Ты присмотрись к фирмам, которые торгуют скандием… У меня здесь есть клиенты… Интересные ребята…

– Сейчас это рискованно… Проверка идет… Новая…

– А ты сбоку… Просто присмотрись… Проверке помоги… У нас намечается абсолютно чистая операция. Без всяких… Просто есть клиенты, которым нужен скандий… Вот и все… Это очень нужное дело… Если все получится…

Ширвани, наконец, догадывается, что в Казбеке Ачиловиче живет вовсе не коммерческий интерес, как ему показалось вначале.

– Я попробую… Думаю, что-то сумею придумать. У меня с одним из проверяющих хорошие отношения. Нормальный мужик… Правда, второй зануда, крючкотвор… Попробую… Что с посылкой?

– Как и договаривались. Изменений нет. В семнадцать ноль-ноль… На том же месте…

– Я буду… У меня сегодня выходной…

– Рыбкой угостишь?

– Была бы рыбка… Остальное приложится…

Ширвани убирает трубку и привычно посматривает во все зеркала машины. Никто за ним не смотрит. Это хорошо. Он не желает привлекать внимания. Стартер машины привычно почихивает при повороте ключа…

* * *

Казбек Ачилович убирает трубку и продолжает ходить по комнате. Сначала молча, осмысливая полученные известия. Потом оборачивается к человеку, сидящему в кресле:

– Что замолчал? Продолжай…

– Первого мы проверили. Раньше он был ментом, потом на него какие-то неприятности навалились, короче, уволили его со службы… Поговаривают, что он работал с Русланом Салдуевым, но остался не у дел, когда того арестовали[19]… Кажется, сейчас работает с уголовкой… По слухам, за ним несколько серьезных дел и неплохие деньги…

– Если валяется такой человек, грех не подобрать его и не использовать… – соглашается Казбек Ачилович. – А что второй?

– Второй… Тут случай интереснее… Он выдает себя за чеченца по отцу… Мы проверяли… Все документы у него «липовые»…

– ФСБ? На нас вышли? – Ачилов поднимает вопросительно брови.

– Хуже… Он, как нам сказали, сам имеет основания прятаться от ФСБ… Что-то на нем висит серьезное и по линии ФСБ тоже, но основное – по линии ментовки… Он несколько лет назад в Самаре большую зачистку проводил. Сначала Таманец, был там такой крупный авторитет, нанял его против группы молодых парней, спортсменов-беспредельщиков… Может быть, вы читали, про это писали все газеты… «Массовый расстрел преступной группировки»… Этот самый парень сделал… Но, говорят, Таманец его кинул… И окружил себя такой охраной, что к нему не подобраться… Но он и Таманца обслужил… Через тещу как-то его заманил одного в только что купленную квартиру и там оставил[20]… Очень серьезный человек…

– А нужен ли нам такой «очень серьезный»? – Ачилов фыркает. – Если за ним «хвост», он может и к нам прилипнуть…

– «Хвост» за каждым из нас… А этот… Очень даже нужен. Это не просто какой-то доморощенный мальчик-хулиганчик, который соседа побил, и в бега ударился… Это…

– Ну? – поторапливает Ачилов с ответом.

– Это профессиональный диверсант, отставной офицер спецназа ГРУ. Правда, инвалид… На инвалидность отправлен еще до перестройки после ранения… Один из лучших специалистов по боевым операциям…

– Против нас он не воевал?

– Я же говорю, его отправили на инвалидность до перестройки…

– Это уже интереснее…

– Сегодня после обеда обещали передать на него более полные данные, если сумеют добыть… Но на таких людей данные добывать трудно… Они всегда на виду, их никогда не видишь, пока они не выстрелят…

– А когда встречаетесь?

Собеседник смотрит на часы:

– Завтра в это же время.

– Хорошо… Только сюда их пока не водите. Поговорите, поспрашивайте… Если люди хотят заработать, отчего же не дать им заработать… Мы – им, они – нам…

2

Стас размышляет только в одном направлении – в другом он размышлять просто не может, потому что мысли в другое русло направляться никак не желают. Ему очень удобно сидеть на заднем сиденье «Ауди», и это заставляет его думать не только о деле. Откуда-то появляются мысли о собственной машине, и чтобы за рулем сидел не он, а нанятый шофер. Но к такой жизни с тем бизнесом, которым они сейчас занимаются, не прийти. Значит, надо все-таки для себя что-то путное придумывать.

– Я так ситуацию понимаю, что они ребята торговые, деловые и привезли какой-то товар для реализации… Груз небольшой, но если ради него автобус гнали, значит, того стоит…

– И хрен с этим товаром… – решает Санек. – Нам бы до них самих быстрее добраться… А то у меня дел невпроворот…

– Не скажи… Если тебе – «хрен», то мне не совсем так… Давай договоримся в порядке товарищеской взаимовыручки… Посмотрим, что за товар – может, я тоже захочу свое дело открыть… Тоже имею желание на «Ауди» ездить…

Санек самодовольно хмыкает. Он такие речи воспринимает, как дань уважения собственным коммерческим способностям, а вовсе не как серьезное стремление Стаса к налаживанию собственных дел. И тут же эти коммерческие способности демонстрирует:

– Только в пределах доли от общего дохода. Мы берем наличкой, ты товаром. Я согласен!

– Это и называется товарищеской взаимовыручкой?.. – Стас невесело усмехается, опускает стекло чуть больше, чем оно было опущено до этого, и выбрасывает окурок. Он сейчас уже курит совсем не такие вонючие сигареты, какие курил зимой, и даже голос у него за это время стал не таким хриплым, каким был.

– Нет. Это называется деловым подходом. – Санек очень серьезен. Он сразу дает понять, что увеличение чьей-то доли в ущерб другим – и ему самому в первую очередь! – никак не входит в его планы.

Санек устает от наблюдения за тем, что не видно, и с «мобильника» набирает номер Валерьева. Трубку берут сразу.

– Тут к нашим подопечным автобус приехал. Товар какой-то выгружают…

– Что за товар?

– Я упаковку не вскрывал… Что они за народ, чем занимаются?

– Я так понял, что коммерсанты…

– Это лучше, чем боевики… Продолжаем…

– Если что будет, звони… Я из кабинета не выхожу… И лучше это дело в темпе провернуть…

– Стараемся…

Между тем автобус отъезжает от подъезда, и Стасу опять предоставляется возможность поднять к глазам бинокль. Тюлевая шторка за стеклом мешает рассмотреть лица, но все же бинокль позволяет что-то увидеть так, как увидеть невооруженным глазом невозможно.

– Так… Что мы имеем… Ага… Новый какой-то хрен ходит… – комментирует он увиденное. – Из приехавших… Что-то высказывает. Похоже, начальник или просто, может, старший по возрасту. У них, говорят, возраст много значит… Старейшины и прочие… Чем-то недоволен… Этого хорошо видно… Боюсь, этот на Лидку не клюнет. Не юнец…

– Если не импотент, клюнет… Никуда не денется… Лидку только помани деньгами – мертвого расшевелит… О чем они там базарят?

– А я знаю?..

– Я в кино видел… Есть какие-то лазерные звукосниматели… Трубу на стекло наводишь, и можно слушать… Нам бы такой достать…

– Такой три твоих машины, наверное, стоит…

– Это называется – «капитальные вложения», – Санек вдруг показывает знание основ экономики, и даже голос его, обычно слегка вибрирующий и не всегда уверенный, становится вдруг солидным. – Такие вложения, в конечном счете, всегда окупаются, если делать их с умом…

– Так… Ага… Двое собираются выйти…

– Значит, покатаемся…

* * *

Двое, действительно, скоро выходят из дома, осматриваются – в одну, в другую сторону, как люди, которым нечего делать, и они заняты только поисками себе занятия, и направляются вдоль дома. Неторопливо гуляют… На молодых женщин посматривают…

– Будем знакомы! – радостно ухмыляется Стас.

– Обязательно будем… – вторит ему Санек, но трогаться с места не спешит. Вполне можно дать возможность чеченам отойти подальше. Пусть они даже машину остановят, все равно «Ауди» с коробкой-автоматом способен взять с места предельную для города скорость и не отстать от любой другой машины.

– И постараемся познакомиться поближе… – добавляет Стас.

Чеченцы, словно мысли Санька читают, так и делают – вдруг неожиданно перебрасываются словами, ленивая походка сменяется торопливой деловой, словно они с тротуара подняли какую-то ценную мысль и решили сразу же ее воплотить в жизнь, выходят к дороге и поднимают руку, чтобы остановить очередного «лохмача», желающего заработать. В жару гулять по раскаленному, плавящемуся асфальту им уже не слишком хочется. Но «Ауди» не сразу трогается с места, чтобы отправиться в преследование.

– За ними… – привычно командует Стас.

– Не боись, не отстанем…

Санек дожидается момента, когда скрипучая «копейка» с пассажирами, почти такая же, как была у него самого недавно, доберется почти до перекрестка – по крайней мере, высматривает, в какой ряд «копейка» встанет, будет поворачивать или поедет прямо, и только после этого с места набирает скорость и догоняет преследуемых меньше, чем за минуту. В такую погоду не слишком много желающих кататься по улицам, как и гулять пешком – движение в середине дня не интенсивное, и «Ауди» пристраивается через две машины от «копейки». Можно было бы и еще подождать, чтобы дистанция была более отдаленной.

Чеченцы направляются в центр города. Останавливаются на центральной улице, расплачиваются с водилой и выходят. Но и здесь не спешат. Курят, стоя на углу, около аптеки, и на часы посматривают. Дурак догадается, кого-то ждут.

Стас не отпускает бинокля от глаз.

– Странно они как-то себя ведут… То не торопятся, то торопятся, то снова не торопятся…

Наконец, из автобуса на недалекой остановке выходят еще два чеченца. Сразу направляются к первым двум. Пожимают руки. Разговаривают. Видно, встречаются не как старые друзья, а просто как знакомые.

Разговор надолго не затягивается. Как только подходит следующий автобус, вторая пара переглядывается, что-то говорит первым и быстрым шагом направляется к остановке. Но рядом с автобусом обмениваются парой фраз и не садятся в транспорт, а переходят на другую сторону улицы. И сворачивают во двор. Тоже, как и первые, ведут себя странно. И Стаса это раздражает:

– Козлы черные… Не знают сами, чего хотят…

Оставшиеся провожают их взглядами и разговаривают между собой, словно обсуждая что-то. Видно, что они в сомнении. Но их сомнение долго не длится. Опять следует взгляд на часы, и чеченцы направляются к подземному переходу.

– Куда они! – возмущается Санек. – Я по лесенкам, маму вашу, кататься не умею… На какую улицу ехать? Спроси у них…

Из подземного перехода можно выйти на три улицы и на городскую площадь. Через дорогу стоит машина ГИБДД и два патрульных рядом. У них на глазах не будешь куролесить и ехать туда, куда тебе надо, нарушая правила. Кроме того, из перехода можно войти в подземный торговый центр и выйти вообще через целый квартал.

– Смотри, откуда выйдут…

– И так не в небо смотрю… Шагай за ними… Упустим…

Стас собирается выйти из машины, даже дверцу открывает и ногу ставит на асфальт, но вовремя соображает и останавливается.

– А что, собственно говоря, суетиться? Все равно у дома их перехватим…

– Туда, что ли, ехать?

– Подожди…

Они стоят еще минуту.

– Вон они… Разворачивайся…

Чеченцы вышли из перехода и двинулись по улице. Не торопятся.

– Здесь я не развернусь. Сейчас… Дальше проеду… Там…

Санек газует и проезжает по улице до следующего перекрестка. Там задерживается из-за большого потока машин. Все-таки в центре города ездить совсем не то, что на окраине. Нет такой возможности для маневра. Но, проехав в обратном направлении пару минут, они снова видят преследуемых чеченцев.

– Никуда от нас не денутся.

Но чеченцы делись… Если они и не вошли в подземный торговый центр с одной стороны, то заходят туда же с другой. Через отдельный вход, минуя подземный переход. Но перед входом останавливаются, снова разговаривают. И Стас, все еще не опускающий бинокля, вдруг понимает, что один из чеченцев издали смотрит прямо к нему в окуляры. Взгляд хорошо видно. И он испуганно переводит бинокль в сторону. Мало ли человек кого-то ищет. На одних посмотрел, на других, теперь на третьих смотрит… В центре города народа много…

Но Саньку, чтобы не пугать, он не говорит, что его заметили. Еще побоится за свой тарантас и решит отказаться от слежки. Все-таки чеченцы – это не азеры… Валерьев предупреждал, что это дело серьезное…

* * *

Они ждут еще двадцать минут, разделившись. Санек из машины контролирует выход из одного перехода, Стас, прислонившись к столбу, ждет у другого. И тому и другому через площадь видно друг друга, и видно срединный выход, которым чеченцы воспользовались.

Проходит полчаса, и Стас видит их. Но они идут уже вчетвером. С теми самыми двумя знакомыми, с которыми встретились на углу. Значит, расставшись ненадолго, встретились снова. Теперь они проходят мимо Стаса, не замечая его. В метре проходят. Так, что он может их хорошо рассмотреть и сделать вывод, что эти обязательно на Лидку клюнут…

Наблюдение прерывает звонок мобильника. Определитель показывает номер Валерьева.

– Что там у вас?

– Таскаемся за ними…

– Договорились же, чтобы докладывали…

– А докладывать пока нечего… Работаем…

3

Сохно разводит руки и забрасывает ногу на ногу.

– Мне что рассказывать… Только два слова… У меня задача была простая и скучная до безобразия – провести повторную проверку системы внутренней охраны. Той самой, через которую я собираюсь вскоре негласно проникнуть на территорию центра. Правда, в этот раз я вел себя, признаюсь, до отвращения скромно. Выделили мне толкового человека – начальник смены тамошней охраны. Бывший офицер милиции Ширвани Андреев… Серьезный такой, красивый мужик… Женщины на него с тоскливой любовью смотрят и тихо жене завидуют… Я к нему присмотрелся. В самом деле, деловой, стоящий кадр. Правда, Ширвани голову бреет, ухватить его не за что… Потому, наверное, проверяющие до меня за него и не ухватились. Он, кстати, зять бывшего главного инженера ядерного центра, очень уважаемого в городе человека и ученого… Иван Александрович… Тоже – Андреев… Его дочери, таким образом, когда замуж выходила, и фамилию менять не пришлось…

– Почему – бывшего? – спрашивает Пулат. – Сняли?

– Не все, но многие из нас до пенсии доживают и становятся бывшими… Так и тесть Ширвани… Пенсионер, но еще работает. Правда, уже в другой должности, но тоже в ядерном центре, и тоже при большой ответственности находится…

– Ширвани – имя чеченское… – говорит Зураб.

– Только чеченское? – спрашивает Сохатый. – Я знавал афганского узбека Ширвани… Служил такой в ХАДе[21]… И слышал про Ширвани пакистанца, кажется, пакистанского пуштуна… Был такой полевой командир в Афгане, водил караваны с оружием из Пакистана в Афган. Наши его отряд накрыли из засады… Но сам командир с парой человек ушел…

– По крайней мере, имя мусульманское…

– Нет… – не соглашается Сохно. – Мой Ширвани – православный христианин, и даже нательный крест носит…

– Крест может быть просто данью моде. И вовсе не говорит о вере…

– Если бы крест был данью моде, то его носили бы на солиднейшей золотой цепище, – Сохно наглядно прикидывает открытой ладонью вес предполагаемой золотой цепищи, – и сам крест был бы тяжелым и золотым. А этот скромняга носит на тоненькой серебряной цепочке маленький серебряный крест… И особо не выставляет всем напоказ. Я случайно рассмотрел, когда мы переодевались после похода в машинный зал реактора. Туда же в простой одежде не пускают… Даже в проклятом прокурорском мундире… Что касается имени… У нас Ангел по папочке болгарин, но папа назвал его Алексеем, а не Стояном… Это дело, мне думается, только вкуса…

– Меня мама так назвала, – уточняет Ангел. – В честь своего отца… А мой отец во время моего рождения был военным советником в Корее… Во времена корейской войны… Не успел к моему рождению вернуться. А то быть бы мне точно Стояном, потому что отца звали Виктор Стоянович…

– К делу… – прекращает полковник посторонние разговоры. – Продолжай, Толя…

– Мы вместе с Ширвани Андреевым проверили весь периметр на возможность постороннего проникновения. Вроде бы, с ментовской точки зрения, все толком организовано. Я, как человек принципиально честный и не дающий себе поблажки, показал три места, где проникнуть на территорию, имея определенные навыки, все же возможно. Он со мной согласился, хотя удивился моим способностям, не соответствующим прокурорскому мундиру. Я вынужден был сослаться на свой огромный опыт следственной работы… Кажется, его это убедило. Одно место проникновения я все же оставил для себя… Чтобы воспользоваться, когда возникнет необходимость…

– Какое место? – интересуется Согрин.

– Там здание административного корпуса и кирпичная стена примыкают друг к другу не заподлицо, а с выступом здания на шестьдесят сантиметров. Наверху стены стоит видеокамера наблюдения. Ближайшая камера прямо над входом в административный корпус, и эти шестьдесят сантиметров дают возможность спрятаться, чтобы остаться для соседней камеры невидимым. Остальное – дело техники. Завтра подбираюсь туда, но даже не лезу на стену, чтобы не порвать прокурорские штаны, поднимаю на штативе фотоаппарат и делаю снимок примерно с той же позиции, где находится сама камера. А в момент «перехода через Альпы», то бишь перелаза через стену, я выставляю статичную фотографию перед камерой. И на мониторе стоит все та же картинка. Никто ничего не заподозрит. Единственный момент… В то время когда я буду ставить фотографию, кто-то должен отвлечь дежурного своим появлением перед другой камерой, чтобы на мой монитор не слишком обращали внимание. В итоге я уже там…

– Стена контролируется только камерами? – недоверчиво переспрашивает Сохатый.

– Не только… – хитро жмурится Сохно. – По всему периметру стены установлены на прерывание инфракрасного луча охранные фотоэлементы…

– И что?

– И ничего… Для чего же я потел в прокурорском мундире, как неприлично трезвый хвост ходил за непьющим Ширвани, если не для того, чтобы определить, где эти фотоэлементы установлены. Определил, естественно… И фотографию следует устанавливать так, чтобы инфракрасный луч не прерывать. Само собой, я с детства помню, когда через соседские заборы за яблоками лазил, что и самому, когда через забор перебираешься, лучше в этот луч не попадать…

– А для чего тебе это? – наивно спрашивает Пулат, выглядывая в окно.

– Чтобы передать данные генералу Астахову, – категорично говорит полковник Согрин.

– Вот уж, командир, не скажи… – вздыхает Сохно несогласно. – Конечно, если приказ будет, передам. Но самому тогда придется попотеть и найти дополнительную возможность пробраться за забор…

– Зачем? – повторяет Пулат.

– Астахов – человек простой и сердечный, но при этом бессовестно хитрый… – объясняет Сохно. – Ему что надо? Ему надо поднять авторитет «Альфы». Поймать или уничтожить террористов, и этим, как я говорю, поднять авторитет «Альфы» на небывалую высоту, хотя они и без того уже высоко летают. Международный, кстати, авторитет… Может быть, ему достаточно будет того, что он террористов поймает или, в худшем случае, – для террористов в худшем! – уничтожит. После завершения всей операции об этом уже можно будет сказать громко, как кирпичом в лоб всем этим американцам и англичанам, которые террористов и привели за собой… Вернее, протолкнули перед собой… А кто в учениях победит – «синие» или «зеленые»? «Синие» намерены стать победителями, а я с этим не согласен, потому что они работают благодаря нашей наводке, и их победа будет являться самой глубокой несправедливостью современности. Я вот, скажу честно, тоже хочу слегка поднять авторитет спецназа ГРУ, хотя сам в результате этого и не рассчитываю на генеральские погоны. На них даже мой командир не рассчитывает[22]… Но если я с компанией условных террористов в назначенный час выполню свою задачу, это будет международная слава, а следовательно, и уважение со стороны всех коллег и противников… В первую очередь, противников… Чтобы в очередной раз побаивались связываться… Я их так пугаю… Резонно?

– Есть в сказанном высокая сермяжная правда! – решает Кордебалет.

– Подумаем… – все же сомневается Согрин. – Нам бы настоящих террористов по этому пути не пропустить… Если так, то можно и поиграть…

– А если их именно там и пустить? – предлагает Ангел.

– То есть? – не спрашивает, а возмущенно фыркает подполковник Сохно.

– Я сначала в своей голове мысль переварю, а потом, если общество не будет возражать, доложу всем…

– Тогда у меня все… – говорит Сохно.

– А в машинном зале ты что делал? – интересуется Сохатый.

– Как и везде… Смотрел, как обеспечивается безопасность.

– И как она там обеспечивается?

– Там все в порядке. Я даже подсказать не успел, господин Ширвани Андреев сам сообразил за пару дней до нашего приезда… Там в подсобных помещениях окна были вполне удобные для проникновения. А через подсобки тоже беспрепятственно можно проникнуть и в сам машинный зал. Правда, там ходы запутанные, но если знаешь их или имеешь проводника, то проблем не возникнет. По предложению Ширвани, окна начали закладывать кирпичом. Оставляют только узкие бойницы, через которые ребенок не пролезет. Ширвани активно включился в учения на стороне «Альфы». И старается, как только может стараться бывший мент.

– Ширвани, Ширвани… – говорит Ангел. – Я так и не понял, кто он по национальности…

– Он назвал какую-то малую народность… – пожимает плечами Сохно. – Честно говоря, я не запомнил. Есть где-то на Урале райцентр Париж…

– Нагайбакский район? – вдруг интересуется Кордебалет.

– Точно! – вспоминает Сохно. – Нагайбакский район. И национальность – нагайбак… И районный центр у них называется Париж… Ширвани рассказывал. Нагайбакские казаки в Отечественную восемьсот двенадцатого года вернулись домой после взятия Парижа и так назвали свой хутор… Ширвани из-под этого самого Парижа… Почти парижанин то есть…

Кордебалет встает, наливает себе чашку остывшего зеленого чая, выпивает залпом, морщится, как от водки, и окидывает взглядом собравшихся.

– Что? – спрашивает полковник Согрин, уже по одному этому взгляду понимающий, что подполковнику есть что сказать.

– Я видел этого Ширвани… Толя… Очень важный вопрос… Как давно он работает в ядерном центре?

– Больше полугода, – говорит Сохно, тоже понимая, что совпадение срока дает мыслям Кордебалета еще одно подтверждение. Только он еще не понимает, подтверждение чего…

– Тогда, господа офицеры, я имею честь представить вам одного из главных террористов… По всей видимости, Ширвани Андреев, выполняя такую непростую задачу, не является простым боевиком… Он один из организаторов теракта…

– А-а-ага… – произносит Пулат свою любимую фразу, всегда соответствующую моменту, когда бы он ни произнес ее. – Так оно, наверное, и есть… Только я не понял, почему ты при встрече его сразу не узнал… Или узнал, но не захотел связываться? Настроение было не то…

Кордебалет отрицательно качает головой, он почти возмущен, что его не понимают.

– Он говорит, что нагайбак… Нагайбакский район… Это моя область… Понимаешь? Я знаю тамошние места хорошо. Бывал несколько раз в молодости и в Нагайбакском районе. Да, есть там село Париж… Совсем небольшое степное село, в котором не растет ни одного каштана, в отличие от Парижа настоящего… Красивая легенда, и производит впечатление… Только районный центр в Нагайбакском районе не Париж, а Фершампенуаз… Ширвани прокололся на легенде, которую от кого-то слышал… Он никогда не жил там…

– Зря, значит, генерал Астахов так волновался… – говорит Согрин сосредоточенно. – Сразу отправим запрос или сначала выслушаем остальных?

– Придется выслушать, чтобы не отправлять данные частями… – говорит Сохатый. – Данных будет много, и все они любопытные…

Пулат кивает, поддерживая напарника.

– Я чувствую, что данных будет столько, что генералу придется всю ночь читать, как роман… – смеется Ангел.

Его напарник – Зураб – согласно улыбается…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

В Столбове, собственно, две запретные зоны, та, что непосредственно окружает ядерный центр и где начальником дежурной смены служит Ширвани. А еще общая, чья неприкосновенность обеспечивается полком внутренних войск. В нее входит не только сам Столбов, но и земельные, и лесные угодья, окружающие старинный город. Здесь два небольших озера, искусственное водохранилище и три маленькие речки, одна из которых пересекает город по диагонали, а две других обходят его с двух сторон и уже вне зоны охраны впадают в основную почти в одном месте, сливаясь в единое русло. Местные рыбаки говорят, что ниже по течению рыба крупнее и клюет лучше, но ниже рыбачить запрещено. Хотя научный ядерный центр и не производит сброс радиоактивных отходов в речку, отведя для отработанной воды одно из ближайших озер, все же замеры показывают, что ниже по течению присутствует радиоактивный фон. И потому речка с двух сторон огорожена рядами колючей проволоки. Проволока эта защищает, как говорят инструкции, речку не от людей, которые все равно сюда ходят, рыбаки посиживают с удочками на берегу, дети из окрестных деревень купаются, а от скота, уберегая его от опасного водопоя. Но с противоположной стороны от Столбова, где речка и в ширину с трудом набирает полтора десятка метров и где вода еще не имеет радиоактивного фона, никого практически не бывает – места не рыбные, и берега для купания неудобные.

Но именно туда и ездит на рыбалку Ширвани, стремясь, как он объяснил тестю, не столько к улову, сколько к тишине и покою, к медитативному отдыху с удочкой в руках. Иван Александрович сам подсказал ему это место. Место и в самом деле красивое и спокойное. Речка со всех сторон окружена кустами, не сразу и заметишь человека, который расположился на берегу и тихо сидит с удочкой, стараясь не отпугнуть рыбу лишним шумом или движением.

Ширвани выезжает по общей шоссейной дороге, где движение, конечно, есть, но оно совсем не такое, как в городе или на других, общедоступных трассах. Через четыре километра от последнего городского квартала, выставившего крайние дома торцом в заболоченные луга, дорожные знаки предписывают сбросить скорость до пятидесяти километров в час, а потом и до двадцати. Значит, приближается КПП. Ширвани скорость, естественно, не сбрасывает. Никто здесь ее не сбрасывает, и выглядело бы это неестественно. Он тормозит только в пределах видимости шлагбаума и останавливается в пяти метрах перед ним.

У шлагбаума дежурит солдат-краснопогонник, а из будки, стоящей за обочиной, выходит в сопровождении другого солдата старший прапорщик с веснушчатым, всегда заспанным лицом. Ширвани не в первый раз с этим старшим прапорщиком встречается. И приветливо улыбается, протягивая руку, чтобы поздороваться, прямо из машины. Он знает уже, что его машину досматривать не будут. К нему здесь относятся, как к своему. Более того, старший прапорщик живет в одном дворе с Ширвани, дом стоит напротив, и подъезд смотрит на подъезд. Они и во дворе, случается, здороваются при встрече.

– На рыбалку?

Вопрос ответа и не требует, потому что на крыше машины привязаны к багажнику удочки, они сами за себя отвечают.

– Почти… – Ширвани никогда не был заядлым рыбаком, но теперь приходится – это очень удобно и не вызывает подозрений. Даже те, кто сами не рыбачат, рыбаков обычно стараются понимать. – Просто хочется в такую погоду на бережку посидеть… С удочкой… А рыба… Это дело вторичное…

Такое скромное объяснение вполне соответствует замкнутому образу жизни, который ведет Ширвани. И никого удивить не может – просто человек по натуре своей нелюдим.

– Это точно, – кивает старший прапорщик. – Рыба в магазине вкуснее… Особенно копченая да под пивко…

Он возвращает Ширвани документы, даже не заглянув в них, и дает солдату знак рукой. Совершенно ненужный знак, потому что шлагбаум на этом посту считается нормальным в поднятом состоянии. Ни разу здесь не было случая, чтобы кто-то не остановился по требованию постовых.

Ширвани отжимает скрипучее сцепление и переключает передачу. Дорога здесь не самая хорошая, давно никто не занимался ее ремонтом, и хотя движение по закрытой трассе небольшое в сравнении с движением на трассах общедоступных, время свое берет, и в асфальте тут и там зияют небольшие выбоины, на которых машину беспрестанно потрясывает.

Скоро наступит час, когда этому КПП придется туго… Вернее, он вообще перестанет на некоторое время существовать. Его просто сомнут, как это предусматривает план, разработанный Казбеком Ачиловым. Отставной подполковник сам когда-то обустраивал это место и знает, что три человека, слабо подготовленных для ведения боя, не смогут защитить дорогу. Они не успеют даже объявить тревогу, потому что прокисли на такой службе. Это там, в Чечне, на каждом КПП постоянно готовы к нападению, и приближающуюся на большой скорости машину держит на прицеле гранатометчик. На этом посту даже гранатомета нет… Здесь об опасности даже думать не умеют. И уж тем более не подозревают, как эта опасность близка и реальна. Только Ширвани знает об этом.

Через несколько километров Ширвани сворачивает с асфальтированного шоссе на грунтовку. Как ни странно, по грунту ехать спокойнее, нет мелкой и нудной тряски, а многочисленные ямы и ухабины достаточно большие, они заставляют то и дело притормаживать и плавно преодолевать их. Дорога сначала идет слегка в гору, потом резко срывается вниз, к густым кустам, окружающим речку по берегам. Ширвани проезжает дальше, туда, куда никому особо соваться нет надобности. И останавливается за пригорком, почти на излучине речки. Место заметное, и было выбрано сразу, чтобы не плутать в поисках друг друга. Ширвани выходит из машины и громко хлопает дверцей, чтобы его услышали, хотя услышать должны были бы и шум двигателя.

И почти сразу же из кустов выходят двое – Расул и Раппани. С Ширвани здороваются подчеркнуто уважительно. Сам Ширвани не слишком любит рассказывать о себе. Он и не рассказывал, но, должно быть, нашелся разговорчивый – кто-то за глаза представил, и произошло это совсем недавно, потому что в две прошлые встречи они общались с ним на равных и даже слегка свысока, принимая за простого помощника, привлеченного к операции со стороны.

– Привезли?

– Три автомата, пять шашек тротила, взрыватели…

– А кирпичи?

– Два…

Ширвани молча открывает багажник, откуда выбрасываются в кусты два обыкновенных строительных кирпича и заменяются другими. Два кирпича Ширвани возит в багажнике постоянно. Когда он в первый раз проезжал через КПП, машину проверяли. И кирпичи видели. И даже поинтересовались их предназначением. Ширвани тогда естественно усмехнулся – «ручник» в машине слабый, плохо держит. Если машину на горке оставлять, лучше под колеса кирпичи подкладывать. А то сама, не спросясь, уехать может.

Эти кирпичи – важное звено в операции. Внешне их не отличить от обычных. Но внутри уже залитые глиной готовые заряды – тротиловая шашка и взрыватель с аккумулятором, активируемый радиосигналом. В нужный момент останется только нажать кнопку на пульте, и последует взрыв. Кирпичи укладываются бережно, аккуратно. Вставленный в гнездо взрыватель шуток и неуважительного отношения к себе не любит. Может, чего доброго, и от удара сработать.

И только потом Ширвани поднимает заднее сиденье. Там можно поместить три автомата и пять стограммовых шашек тротила. Под это сиденье в машину заглядывали дважды. Теперь уже не смотрят. Ширвани стал для охранников поста привычным человеком.

– Рыба…

– Там, на берегу… В пакете…

Расул с Раппани приехали на берег еще вчера. Их специально выбрали для этого дела, как рыбаков. Они и в две прошлые встречи тоже отрабатывали легенду Ширвани. И сейчас приготовили для него улов, потому что сам Ширвани червя на крючок не умеет толком насадить.

* * *

Просидев три часа на берегу с удочкой в руках, хотя он и не насаживал на крючок наживку, не хотел руки пачкать, Ширвани начинает собираться в обратную дорогу. Такое сидение необходимо – вдруг кто-то ненароком увидит его просто спящим. Может случайное слово сказать при пересечении КПП, и это зародит сомнение. Лучше уж так. А рыбы Расул и Раппани ему наловили. Им больше нечего было здесь делать, кроме рыбалки, потому что все предварительные подготовительные действия в этом месте были завершены еще две недели назад.

Обратный путь Ширвани преодолевает осторожнее. Тоже понимает, что за кирпичи везет в багажнике, и притормаживает на каждой выбоине. И даже не себя жалко, если произойдет случайный взрыв. Дело жалко, которому отдано столько сил.

Смена на КПП будет только через два часа. Ширвани привычно останавливается перед шлагбаумом. Солдат-постовой улыбается ему, старший прапорщик машет рукой из двери будки, а сам рыбак показывает в окно целлофановый пакет с рыбой – приличный улов для здешних мест. И лицом выражает довольство собственной удачей.

Сейчас у него даже документы не проверяют. Что их проверять, если только недавно проверяли… Солдат делает знак рукой, и Ширвани отпускает тормоз. Зная обстановку, он даже передачу не выключил, как остановился на первой скорости, так и едет, получив разрешение…

* * *

На следующее утро Ширвани выходит на работу.

Как всегда, он приходит первым, принимает смену сразу на КПП, и никто не обращает внимания на обычную небольшую спортивную сумку, что начальник смены всегда носит с собой. Эта сумка – точно такой же предмет туалета, как рубашка, и к ней давно привыкли. Более того, разговаривая в дежурной комнате с охранниками освободившейся смены, Ширвани расстегивает сумку, вытаскивает термос и пьет кофе. Что может быть в этом подозрительного? В местную столовую, как все знают, Ширвани никогда не ходит. Поговаривают, что у него какие-то нелады с желудком, и потому он не любит свинину, которую в столовую поставляют из пригородного подсобного хозяйства. А может, он вообще вегетарианец… Кому какое до него дело…

Ширвани предупреждает пост своей смены, чтобы вызвали его, когда приедут рабочие-каменщики. Собственный строительный участок ядерного центра завален работой. Внешнюю стену на четверти периметра решено поднять на полметра – со временем то ли стена осела, то ли почвы нанесло, короче говоря, стена оказалась ниже проектной нормы. Поднимают в срочном порядке, устанавливают колючую проволоку в три ряда и монтируют на новые точки видеокамеры и инфракрасные прерыватели. Проверка обнаружила столько недостатков, что никто в стороне не остался. И все следует сделать срочно. А на всякие ремонтные мелочи, типа закладки окон в подсобном помещении машинного зала реактора, приглашают посторонних, из городских фирм. Но посторонних строителей на территории центра, согласно инструкции, никогда и ни под каким видом нельзя оставлять без пригляда. И Ширвани время от времени сам присматривает за рабочими, хотя чаще посылает с ними кого-то из свободных охранников смены.

Пока рабочие не прибыли, он отправляется на осмотр территории.

* * *

Через час сообщением через коротковолновую радиостанцию начальника смены охраны вызывают на КПП – рабочие прибыли. Одновременно приходит самосвал со строительным раствором. Ширвани провожает двух каменщиков в подсобные помещения машинного зала. Там рабочие быстро переодеваются и сразу приступают к работе – заливают раствором объемную мульду. Торопятся, чтобы не держать машину, ей еще на пару объектов успеть надо, до того как раствор «схватится». Раствора, конечно, значительно больше, чем требуется, но где и когда в России работают без запаса…

Начинается кладка. Кирпичи уже заготовлены. Выложены стопками на простые одноэтажные леса. И Ширвани с легкой улыбкой смотрит, как «мастерок» каменщика лепит раствор на недавно положенные поверху других кирпичи, загодя принесенные Ширвани, а потом замаскированный заряд занимает свое место в оконном проеме. Все в порядке, все так и должно быть. Расчет оказывается верным. Но лучше самому за всем присмотреть. Ведь какие-то кирпичи, как Ширвани видел, каменщики откалывают. Что будет, если кельма каменщика ударит по тому самому кирпичу? Детонатор не может не сдетонировать от резкого удара… Но – обходится… Каменщик пока даже кельму в руки не берет. А легкие удары рукоятки «мастерка», выравнивающего положенный кирпич, сдетонировать не могут, расчет специалистов оказался правильным. Расчет этот делали специалисты не в Чечне, а далеко за ее пределами. Причем специалисты, которые много раз выполняли аналогичные задания и ни разу, как говорят, не ошиблись. Значит, окна готовы для проведения операции…

2

– Кто следующий? – полковник Согрин оглядывает свою сборную команду, тоном требуя повышения темпа доклада. Коллеги его тон понимают хорошо, тем не менее, кроме Сохно и Кордебалета, теперь все уже бывшие офицеры и успели приобрести гражданские привычки, которые любят демонстрировать в армейской обстановке, тогда как в обстановке гражданской показывают не совсем забытые армейские.

– Можем и мы, – говорит Пулат и с улыбкой переглядывается с Сохатым. Тот согласно кивает, лицо, как обычно, сдержанно-невозмутимое. И Пулат берет инициативу на себя. – Зураб у нас всегда непроницаем, но я чувствую по коварному взгляду Ангела, что он готовит нам нечто достаточно остренькое, обо что не грех и уколоться…

Ангел с Пулатом – близкие друзья, и они всегда понимают друг друга с полуслова и полувзгляда, даже когда действуют по отдельности, как сейчас.

– Докладывайте, – решает полковник. – Ангела с Зурабом оставим «на закуску»…

– Есть риск подавиться… – реагирует Ангел. – Мне в этом случае больше нравится десерт. По крайней мере, Пулат к десерту хотя бы стаканчик вина выпросит…

Согрин смотрит уже почти сердито.

– Сластена!.. А пьянство в серьезной обстановке даже Сохно не приветствует… Слушаем тебя, Пулат…

Пулат молча передвигается к рабочему столу, вставляет в компьютер дискету, открывает графическую программу и выводит на весь экран фотографию. И делает приглашающий гостеприимный жест рукой.

– Толик, от тебя требуется заключение эксперта, – обращается он к Сохно. – Снимок не слишком удачный, потому что приходилось снимать с большого расстояния. Но лицо разобрать все же можно. Кроме того, есть в наличии еще несколько снимков того же качества. При необходимости экспертиза определит сходство. А пока… Пока главным экспертом будь ты… Полюбуйся… Это, случаем, не твой друг и экскурсовод по ядерному центру Ширвани Андреев? Как только ты сказал про бритую голову, я сразу так подумал…

Сохно обходит стол, чтобы как следует рассмотреть фотографию. Жидкокристаллический монитор не позволяет сделать это сбоку. Рядом пристраивается Кордебалет, который тоже с Ширвани мельком общался и может его узнать.

– Он! – главный эксперт даже радостно хлопает себя по коленям и улыбается во всю физиономию. – Так блестеть на солнышке может только его идеально бритая голова. Отдыхает на лоне природы… Я и не знал, что он рыбак… Иначе напросился бы на уху…

– Он! – Кордебалет безоговорочно согласен с напарником. – Где вы его нашли?

– На бережку… Там, где договариваются… – подает голос Сохатый. – Мы искали места для проникновения… И нашли тех, кто тоже пытается туда проникнуть… Мысли движутся в одну сторону – что у нас, что у них… Иначе говоря, подобное притягивается подобным…

– Сначала мы машину в кустах нашли… – начинает объяснять Пулат. – И никого рядом, однако движок еще теплый… Значит, недавно приехали… Решили посмотреть, кто это… Вдруг охрана кругами гуляет… Вдруг люди генерала Астахова рыщут… Всякое может быть. А мы думали найти что-то для себя…

– Я так и не понял, что вы там искали? – вопросительно смотрит на Пулата полковник.

– Там речка симпатичная… Небольшая… Вода не особо чистая, до дна не просматривается, но и не слишком грязная… Естественно предположить наличие поста на берегу в том месте, где речка уходит в «зону особого внимания», то есть ныряет под колючую проволоку. Есть там такой пост… Мы сразу его нашли… Более того, мы даже предположили, что и сама речка каким-то образом перегорожена, что нашло в дальнейшем косвенное подтверждение, но требует еще и дополнительной проверки. Будем проверять еще… Но я отвлекся… Итак, осматривая это место на предмет возможного проникновения, мы натолкнулись на аккуратно поставленную в кустах машину. Очень аккуратно… Так, что ее только с одной стороны можно рассмотреть, да и то с близкого расстояния, а места тамошние, признаюсь, не из самых многолюдных. Мы с Дым Дымычем залегли по разные стороны, чтобы контролировать как можно большую территорию. Дым Дымыч заметил приехавших. Рыбу они ловили… Казалось бы, ничего страшного… Местные жители тоже хотят рыбку поудить… Номер на машине местный… Но физиономии рыболовов Дым Дымычу чем-то откровенно не понравились… Он у нас эмпатичный, то бишь, интуитивный…

– Типичные абреки… – подтверждает Сохатый. – И разговаривают по-своему… Потому я ничего и не понял, хотя заполз им за спину, мог при необходимости по плечу похлопать саперной лопаткой… Или по затылку… Рукояткой пистолета…

– Дальше… – торопит Согрин, словно куда-то опаздывает.

– Вот… – все равно неторопливо продолжает Пулат. – А я тем временем услышал шум еще одной машины… В ту же сторону, судя по звуку, пробирается. Без дороги… Насколько мне известно, лососевые на нерест до таких континентальных рек не доходят, да и сезон вроде бы не совсем подходящий. С чего бы, думаю, рыбаки в это место зачастили… А мы уже в третий раз речку посещали, присматривались… До этого рыбаков не видели… Вторая машина останавливается около кустов. Эта не прячется. Из машины выходит лысый и красивый, громко хлопает дверцей. Так громко, что я сразу предположил – это сигнал, потому что нормальный автомобилист свою дверцу жалеть будет. Так и оказалось… Рыбаки слышат, сразу направляются к лысому. Здороваются, что-то говорят, что – я понять тоже не в состоянии, и садятся на траву. Лысый вытаскивает из кармана карту, разворачивает и что-то показывает рыбакам. Долго обсуждают. Он уезжает, но перед этим они перетаскивают ему под заднее сиденье три автомата… И… Я бы не поверил, если бы своими глазами не увидел, два кирпича… Кирпичи кладут в багажник… Очень аккуратно…

– Оружие пролетариата – булыжник, а не кирпич… – подсказывает Кордебалет.

– А они на пролетариев не слишком похожи… Значит, так… Бритоголовый уезжает, а парочка начинает на берегу место выбирать. Находит удобную площадку, со всех сторон окруженную кустами, вытаскивают из машины лопаты и копают яму… Аккуратную… На могилу не похожа по размерам – квадрат… И после этого тоже уезжают. Мы с Сохатым решаем установить на этом месте пост. И устанавливаем…

– На следующий день опять приезжают, – теперь продолжает Дым Дымыч. – Привозят заготовленный в другом месте дерн, в яму складывают ящики и накрывают дерном… Аккуратно, старательно, не придерешься… И после этого как ни в чем ни бывало опять садятся рыбачить, потом и примус зажигают, что-то варят. И остаются там ночевать. Нам приходится проводить с ними время, хотя мы по глупости не обеспечили себя пропитанием. Готовы были к ихнему столу присоединиться…

– Напроситься, то есть… – поправляет Пулат.

– Природная скромность не позволила нам так обнаглеть… На следующий день опять приезжает бритоголовый, первая парочка отгружает в его машину точно такой же груз, как в первый раз, снабжает его пакетом свежей рыбы, и уезжает, а он садится рыбачить. Только ничего почему-то поймать не может. Сидит три часа, потом сматывает удочки…

– Он на пустой крючок ловил… Без наживки… – добавляет Пулат. – Короче говоря, время убивал… А улов ему первая пара приготовила…

– В тайник вы, конечно, не заглянули… – с полной уверенностью предполагает Сохно.

– Мы вообще-то очень скромные, как я говорил… Но любопытство… Сам понимаешь… Заглянули… Это не оружие и не взрывчатка… Это заправленные акваланги. Модель старая… Сдвоенные семилитровые баллоны… Украинское производство… Плохие аппараты…

– Я, в отличие от Дым Дымыча, в таких аппаратах понимаю мало, – добавляет Пулат, – и не могу сказать, что они плохие… Единственное, что я усвоил твердо – аквалангов шесть штук… Поэтому смею надеяться, что шесть террористов намереваются проникнуть на территорию научного ядерного центра по руслу реки и просят меня и Дым Дымыча обеспечить им красивую торжественную встречу…

– Как и предполагал Басаргин, – говорит полковник Согрин, – они будут работать несколькими группами… На паломниках, стало быть, свет клином не сошелся…

Сохатый поднимает ладонь, привлекая общее внимание.

– Мы еще не закончили… Кроме того, в тайнике рядом с аквалангами шесть ножниц для металла. Такими строители, бывает, арматуру режут. Из чего мы сделали вывод, что русло реки перегорожено сеткой. Скорее всего, арматурной, с большими ячейками, чтобы не мешать проплывать рыбе. Звенья сетки не толстые, иначе ножницы были бы помощнее… И, необходимо заметить, они знают, какая там сетка… Или имеют твердые данные от Казбека Ачиловича Ачилова, или уже проводили подводную разведку… Короче, направление их действия нам известно, теперь следует определить личности террористов. Там, на дискете, – Сохатый кивает на компьютер, – они все присутствуют. В смысле не все, а двое из шести… Но, зная двоих, можно уже начать розыск остальных… Остальные должны быть где-то недалеко. Может быть, в областном центре, может быть, в какой-то деревне…

– В деревне присутствие шести чечен привлечет ненужное внимание, – не соглашается Согрин. – Они где-то здесь, в городе… И надо объявлять розыск…

– Зачем? – не понимает Пулат. – Я же говорю – они просят меня обеспечить им торжественную встречу… Такую встречу и следует обеспечить… Что с ними сделают в городе? Обложат квартиру, начнут стрельбу… Положат кучу ни в чем неповинного народа… Разворотят жилые помещения… Разве это интересно? Все равно они за аквалангами заявятся, все равно они под воду полезут… А там – я со своим приемом…

– Выкладывай! – полковник Согрин видит, что у Пулата появилась интересная мысль.

– Надо попросить генерала Астахова обеспечить нас хорошим инструктором-аквалангистом. Хотя бы для консультации… И вообще… Для обслуживания интересов «Альфы»… Или пусть полковник Мочилов привезет нам подводных пловцов…

– Это дело Астахова… – Согрин категоричен.

– Пусть так… От места закладки тайника до «зоны особого внимания» расстояние около километра по прямой. По руслу реки, пожалуй, пара километров наберется. Кто-нибудь скажет мне, на какое время может хватить запаса воздуха в баллоне? В семилитровом, как определил Дым Дымыч…

– Мне доводилось пользоваться такими аппаратами… – Дым Дымыч сам и объясняет. – Все зависит от индивидуальных особенностей пловца. Опытный может и час работать, лоху на десять минут только и хватит…

– Мы не знаем, опытные они пловцы или нет… Следовательно, нам необходимо брать их на этой стороне, и, желательно, беспомощными, небоеспособными… Что для этого надо? Для этого надо стравить воздух из первого баллона, оставив только самый минимум… На пару минут дыхания… А во второй баллон закачать что-нибудь смешное… Типа углекислоты… Пусть прокашляются… Под водой это будет смотреться весело…

– Фокус в стиле Сохно! – смеется Кордебалет.

– Я не ревнючий… – Сохно кивает. – Дальше, Виталий…

– А что дальше, – Пулат пожимает плечами. – Дальше остается только протянуть утопленникам руку помощи и вытащить их на берег. А там уже нацепить наручники…

– Интересно… – соглашается полковник. – Только этим делом пусть занимаются альфовцы. Мы им готовый план предложим. Пусть и работают… Под руководством Пулата и Сохатого…

– Мы согласны… – Пулат садится в кресло, показывая этим, что его доклад завершен. – Я обычно не ношу с собой наручники…

– Меня другой вопрос волнует, – продолжает Согрин. – Кирпичи…

– Я тоже хотел про это же спросить… – добавляет Ангел. – Кирпичи укладывали в багажник осторожно?

– Очень осторожно… – говорит Дым Дымыч. – Я думаю, это взрывчатка… Хотя по внешнему виду – настоящие кирпичи…

– Я уже где-то встречался с таким, – Сохно чешет затылок. – Под кирпич маскировали готовый радиоуправляемый заряд. Технически это сделать совсем не сложно. Чем-то подобным, говорят, взрывали президента Чечни Кадырова… И я готов даже предположить, что знаю, куда эти кирпичики положат…

– Куда? – спрашивает полковник.

– На части периметра поднимают стену ограждения. Она кирпичная… В эту стену заряд и будет заложен. Вероятно, где-то недалеко от здания машинного зала реактора. Ширвани просто положит кирпичи в общую кучу, а каменщики сами уложат их в стенку. В нужное время нажимается кнопка на пульте, и стена разваливается. Террористы неторопливо проникают внутрь и вдумчиво делают свое дело…

– Надо определить место, куда произвелась закладка…

– Если в заряде есть металл… Иначе можно всю оставшуюся жизнь стену «прозванивать»… Кстати, стена армирована продольными и поперечными не связанными друг с другом арматурными прутами. Кроме того, поверху нашпигована электроникой. Колючая проволока тоже будет «фонить»… Замучаешься…

– Тогда придется выставлять охрану вдоль всего периметра… Везде, где производилась докладка…

– И это тоже дело «Альфы»… Не все же им сливки слизывать с нашего блюдца… – Пулат мстит за то, что его собственную находку так запросто дарят «Альфе».

– Ладно. Это хорошее сообщение для генерала Астахова. Что нам сообщат Ангел с Зурабом? Угрожали они внушительно… Переплюнут предшественников?

– Переплюнем! – Ангел в своем сообщении уверен.

3

Чеченцы так и уходят вчетвером, но уходят не в сторону дороги, а через центральный городской сквер, примыкающий к главной площади города. Из сквера выходы есть на четыре разные улицы, и попробуй угадать, в какую сторону они двинутся…

Стас, уже усевшись на привычное заднее сиденье «Ауди», тихо матерится себе под нос, словно ворчит.

– Что делать будем? – Санек сохраняет солидную вдумчивость и никак не показывает своей реакции. Однако брать на себя решающую роль тоже не желает.

– Гони наугад. Повезет – не повезет…

Гнать тоже приходится по кругу, через целый квартал, потому что боковые от сквера улицы для движения закрыты. Санек лихо газует после светофора, с места – в карьер… Проезжает в одну сторону – там никого похожего не видно, потом в другую, там тоже пусто. Чеченцы пешком могли уйти и на другие улицы.

– Давай к дому… – решает Стас.

У Санька звонит мобильник.

– Если Валерьев, не говори, что мы их потеряли… Просто катаемся по следу, и все…

Но это не Валерьев. Это звонят Саньку из одного из его хлебных киосков. Производственные, так сказать, вопросы. Санек дает указания голосом решительным и не терпящим возражений.

* * *

Сейчас Санек уже так не экономит на бензине, как экономил зимой, когда после нескольких часов сидения в промерзшей машине можно было сопли на локоть наматывать. Сейчас, в самую лютую летнюю жару, он бензин жжет с беспечной радостью, включив почти бесшумный кондиционер. Словно бы даже удовольствие получает от того, что может себе это позволить.

Приятный ветерок расслабляет. И выдувает дым сигарет, которые Стас не выпускает изо рта. Одну от другой прикуривает – нервничает…

Они занимают позицию через дорогу от дома, где проживают чеченцы. Место удобное – вдоль дороги растут деревья, и тень как раз падает на машину, не давая ей раскалиться. И ждут час.

– Обнаглели эти ребятки… – теперь уже и Санек начинает сердиться. Понятно, у него дела, которые приносят ему постоянную прибыль. А дела, как известно, ждать не любят… Здесь же, хотя и есть возможность заработать солидно, не в пример мелкой торговле, еще неизвестно, чем может обернуться дело. Даже Валерьев нервничает. Может быть, у него и есть основания нервничать. Валерьев может что-то знать, но ведь не скажет, не предупредит – побоится пугать компаньонов.

У Санька опять звонит мобильник, не давая ему возможности разразиться новой недовольной фразой.

– Кого-кого?.. Нет, номером ошиблись…

Он начинает ругаться.

– Охренеть можно… Они номер запомнить не могут, а я плати за это… В неделю два-три таких звонка… Когда-нибудь напрочь обижусь и начну всем таким ошибающимся по пять раз в день звонить… Пусть память тренируют…

Санек смотрит на дисплей мобильника, где определитель высвечивает номер, и пожимает плечами.

– Номер какой-то странный…

Стас перегибается через спинку сиденья, чтобы тоже глянуть на дисплей.

– Московский… Из Москвы звонили…

– А мне какая разница… Что у нас ошибаются, что в Москве – плачу-то я…

Он собирается набрать номер того, кто только что ему звонил, но тут Стас подпрыгивает и отвлекает напарника:

– Идут… Наши…

Чеченцы уже расстались с теми, с кем встречались. Идут вдвоем. Неторопливо, прогуливаясь… Не на машине приехали, но и не на автобусе, потому что автобусная остановка рядом, а они с другой стороны двигаются. Заходят в продовольственный магазин и опять заставляют Санька со Стасом долго ждать.

– За это время можно половину магазина скупить, а вторую съесть не отходя от кассы… – опять ворчит Санек.

Наконец чеченцы выходят и несут только буханку хлеба.

– Что они там делали? – возмущается Санек. – Сколько минут надо, чтобы хлеб купить…

– К продавщицам клеились… – Стас уверенно улыбается. Он сам себя утешает этой мыслью. – Точно… Им делать нечего, скучают… Черные всегда продавщиц любят… Это нам на руку… Лидка им кстати придется… Поехали за ней…

– Не суетись под клиентом… Давай еще присмотримся… Сегодня вечерком, и завтра днем… А сейчас… Они все равно домой подались… Не скоро выйдут… Мне на пару часов надо по делам помотаться… Тебя куда забросить?

* * *

Валерьев звонит Стасу на мобильник. Тот не хочет говорить, что Санек отправился по своим делам и слежку прервали – он по натуре своей не любит сдавать товарищей. И потому не просит, чтобы старший лейтенант перезвонил на городской номер.

– Как дела?

– Работаем…

– Сколько их там?

– Трое или четверо… Все в квартире… Точно определить трудно. Смотрю в бинокль – шторы мешают… А днем двое с другими встречались… Налаживают контакты…

– У этих контакты уже налажены. Они в городе не первый день. Кстати… Мне сейчас еще данные принесли… Что-то понаехало к нам чечен… Больше, чем надо… И почти все одновременно… И все регистрируются… Это тоже… Того… Не всегда бывает… Не слышал в новостях, ничего там, в Чечне, такого не было, чтобы люди бежали?..

– А я новости слушаю?

– Не нравится мне это…

– Черные всегда так… Сначала пара человек устроится, потом родню тащат… А чего бояться? Что-то знаешь? Скажи…

– Я знаю только одно, что чечены – не азеры… Эти друг друга поддерживать будут… И тут еще… У нас по управлению проверка идет… Но это наши проблемы…

– Ну, посадим первых… Ты – посадишь… Другие будут сговорчивее…

– Ладно, разберемся… Работайте… Когда думаете?

– Завтра еще присмотримся… Может, к вечеру… Может, послезавтра… Лидка готовится… Ей отлежаться надо, чтоб рожа не такая опухлая была…

Стас слышит за окном сигнал автомобиля и отодвигает штору. Это приехал Санек.

– Добро… Держите меня в курсе дела постоянно… – напутствует Валерьев.

– Если новости будут, я еще позвоню… Но сегодня они могут и из дома не выйти… Тогда завтра жди звонка… – обещает Стас, убирает трубку и выходит из квартиры, пообещав бабке, с которой живет вдвоем, что вернется, скорее всего, поздно. У него настроение хорошее оттого, что Валерьев не Саньку позвонил, а ему. И от этого хочется энергичнее взяться за дело.

Но Санек охлаждает следопытский пыл Стаса.

– Что там ночью делать? Давай с утра… У меня еще встреча сегодня…

– Присмотреться же надо…

– А что к ним присматриваться… Три раза уже было… Все черные одинаковы! Только юбкой перед носом махнут, они сразу следом…

– Ты хоть раз видел Лидку в юбке… – ухмыляется Стас.

– Ну… Задницей… Задница у нее в джинсах аппетитная, не то что без них… А если вилять начнет… И ты уставишься…

– Ладно… – Стас соглашается, понимая, что в чем-то Санек прав и дело сейчас только за Лидкой. Чтобы она успела прийти в себя… – А что у тебя за встреча?

– Мать говорит, из налоговой инспекции меня домогались, звонили… Она дала номер мобильника, но они почему-то не позвонили… У меня тут есть подружка. Из налоговой… Хочу с ней вечерок скоротать. Пусть узнает, что там на меня есть. Я уже ей позвонил…

* * *

Санек подъезжает в половине восьмого утра. Лицо помято, зевает за рулем.

– И что на тебя налоговая вешает? Смотри… Засадят, как Ходорковского… – улыбается Стас, устраиваясь на заднем сиденье «Ауди», и только потом протягивает руку Саньку.

– Ничего… Самое смешное в том, что мой инспектор и слыхом ничего не слыхивал…

– Может, мать что-то не так поняла?

– Может…

Санек с места набирает скорость. Двигатель довольно урчит. Улицы в это время еще свободны, менты готовятся к пересменке, и можно покататься в свое удовольствие. За несколько минут они оказываются на нужном месте. Стас привычно поднимает к глазам бинокль. Смотрит долго и пристально.

– Тишина… Еще не проснулись…

– Может, за Лидкой сгоняем? Сейчас кипятка можно не опасаться…

– Добудишься ее в это время…

За их «Ауди» останавливается серебристый джип «Гранд Чероки».

– Этому еще что надо? – в голосе Санька откровенное беспокойство.

– А что он тебе…

– По-моему, вчера, когда мы здесь стояли, он на той стороне кого-то дожидался. А утром похожий около моего дома стоял.

Должно быть, понимает Стас, Валерьев и его напарника тоже настропалил. Но и ему самому не нравится такое назойливое присутствие посторонних. Место не такое популярное, чтобы здесь много машин стоянку устраивало. Да еще в такое раннее время. Из джипа никто не выходит, и не видно, кто там сидит – стекла тонированы с нарушением всех стандартов. Стас за минуту трижды оглядывается, Санек не отрывает взгляд от зеркал, пытаются рассмотреть «Гранд Чероки» получше.

Наблюдать перед посторонней машиной за чужими окнами в бинокль кажется не совсем правильным. Может быть, даже опасным. В «Ауди» стекла тонированы едва-едва, все в пределах пятнадцатипроцентного стандарта.

– Номер не видел?

– А что тебе номер…

– Валерьеву позвоним, пусть проверяет… У них там есть такая служба, по номеру сразу хозяина назовут.

– Обойди машину… В багажник загляни… И номер увидишь…

Санек следует совету без возражений. Выходит из машины, легонько пинает колесо и идет к багажнику. Поднимается крышка, и Стасу не видно, что он там делает. Только доносится звук перекладываемых с места на место железяк. Возвращается с тряпкой в руках, вытирает руки и засовывает тряпку в карман дверцы.

И тут же вытаскивает мобильник и набирает номер Валерьева. Сообщает старшему лейтенанту о подозрительном «Гранд Чероки». Тот советует не суетиться, сейчас он дома, а как доберется до кабинета, сразу выяснит что к чему. И позвонит им.

Но «Гранд Чероки» не дожидается момента, когда старший лейтенант окончательно проснется и расшевелится. Через пять минут он отъезжает. И непонятно – зачем он останавливался, если никто из машины не выходил и никто в нее не сел.

– И слава богу… Нечего людям нервы портить… – Стас снова поднимает бинокль.

Через полчаса звонит Валерьев:

– Парни… Осторожнее… Такой номер не зарегистрирован… Сейчас к вам опергруппа выезжает, проверят…

– Они уже уехали…

– В какую сторону двинули?

– К центру…

– Ничего, где-нибудь на дороге перехватят… Я сейчас позвоню…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

– Честно говоря, мы уже подключили Басаргина, – говорит Ангел. – Вернее, не самого Басаргина, а только Доктора Смерть, потому что нам был необходим хакер, чтобы негласно получить кое-какие данные. Поскольку мы прибыли в город за неделю до вашего появления, посоветоваться, кроме как с Доктором, нам было не с кем. Естественно, Доктор Смерть, с нашего согласия, будет держать Александра Игоревича в курсе событий. Доктор оперативно передал нам данные, и мы включились в работу сразу на полных оборотах…

– Но это произошло уже потом… – комментирует и подправляет Ангела обычно молчаливый и скромный Зураб.

– Да… Это все потом… – соглашается Ангел. – А началось все с того, что Зураб, как мы и планировали, пошел по местным чеченам, чтобы наладить хотя бы простейшие связи. Чеченская диаспора всегда держится слегка обособленно. Не так, конечно, как, скажем, цыганская, где существуют традиционные круговая порука, укрывательство и взаимовыручка, но тоже не открывается в делах перед другими. Чуть-чуть, я бы сказал, свысока к другим относится, потому что чувствует за спиной авторитет своих земляков-боевиков, который и на них небольшой тенью падает. И принимают они только своих, хотя принимают, как правило, хорошо и друг другу стараются помочь по мере сил. Нам, понятно, не нужны были связи с обычными переселенцами, беженцами, торговцами и прочими. Но выйти на кого-то серьезного можно только через них, и потому мы с Зурабом посоветовались и «слепили» красивую, а главное, при наличии определенных связей в уголовном мире или в мире ФСБ, проверяемую историю. Если и не совсем проверяемую, то хотя бы частично, и больше слухами, чем документально… Я, согласно «легенде», только наполовину имею право на вхождение в круг диаспоры, то есть не вызываю сразу полного и абсолютного доверия, тем более я и не разговариваю по-чеченски. Потому Зураб и начал поиски в единственном числе, но мимоходом пустил обо мне слух…

– У меня существенный вопрос! Что можно проверить относительно тебя? – интересуется Сохно. – Это не мое всегдашнее любопытство, а простое желание иметь на случай информацию… Вдруг да сгодится… Случайный случай случайно случился…

– Проверить можно только часть той роли, что я начал играть… Я – шибко крутой, мало с кем привык считаться, если мои интересы пересекаются с интересами противоположной стороны… Нахожусь, кажется, в федеральном розыске, поэтому живу под чужой фамилией. И сам не слишком о себе рассказываю, и другим интересоваться не советую. Это во мне так славянская кровь играет, потому что чечены – извини, Зураб, за откровенность! – прихвастнуть подвигами любят, как и все кавказцы, и это ни для кого не секрет…

– Ты в самом деле в федеральном розыске? – без улыбки переспрашивает Согрин. – Это даже интересно… Премию за тебя не обещали? Может, мы тебя и поймаем, а премию поделим?..

Ангел в ответ кривит в усмешке небритое лицо. Такое небритое, что есть основания предполагать у него желание отпустить бороду или даже наличие короткой бороды.

– На это я скажу так… Некоторые темные страницы моей богатой биографии дают основания полагать, что такой человек просто обязан находиться в федеральном розыске. Не могут такие люди жить нормальной жизнью, и это, как вы все знаете, очень близко к истине. А истина, или, опять же, часть истины, такова… Меня долго «таскали» ребята из ФСБ во главе с генералом Легкоступовым, пытаясь забраться в некоторую кухню разработок лабораторий ГРУ[23] по подготовке суперсолдата. Пулата, кстати, пытались тоже помочалить, но вовремя остановились… С помощью полковника Мочилова – спасибо ему за это… Не буду вдаваться в подробности, но… Там, в той истории, имелось много моментов, которые поднимают мой авторитет среди боевиков, и дают им возможность мечтать о приобретении такого высокоподготовленного специалиста… Но повода сразу лезть к боевикам мы не увидели… Нам нужен криминалитет. А они уже не могут без боевиков обходиться, и потому цепочка обязана сработать. Информация обо мне должна дойти по назначению. Тем более, что я обнаруживаю сферу своих интересов – тот же город Столбов, тот же пресловутый скандий, который я собираюсь добыть силой и хитростью…

– Сначала хитростью, потом силой… – опять поправляет Зураб. – Будем соблюдать очередность…

– Если соблюдать очередность, тогда получится именно так… И в «легенде», и в действительных планах… Некоторые попытки узнать мою биографию непременно создадут мне определенный криминальный ореол, способствующий сближению с террористами. Можно сказать, заметный ореол… А если им станут известны подробности, то выявится и реальное желание заполучить в свои ряды опытного бойца, способного значительно усилить их силы. Вы все знаете, что легенды обычно приукрашивают действительность минимум в два-три раза. Такое просто не может не подействовать на террористов… Кроме того, Зураб пустил слух, что я очень нуждаюсь в финансах. Это породит надежду на возможность «покупки» меня…

Полковник Согрин качает головой:

– Это я понимаю… И признаю, что подобное внедрение в силы террористов правомерно и оправданно. И даже не настаиваю на том, чтобы ты реже вспоминал и говорил о своем прошлом… У нас у всех за плечами много такого, чего не стоит афишировать. Но я все же хотел бы знать подробности плана, чтобы иметь возможности для координации. Что вы «подбросили» чеченскому криминалу?

– Простейший по наглости план. При этом я активно демонстрирую свои качества временщика, не задумываясь о долгосрочной перспективе. То есть не хочу быть обыкновенным криминальным бизнесменом, который находится всегда под пристальным присмотром ментов или ФСБ, но не подставляется, и потому его никак, при всем желании, не могут прижать. Обыкновенная история. Я этого не люблю, потому что от бизнеса скучаю… Я проще и веселее, я – обычный бандит с большой дороги, и работать собираюсь именно на большой дороге. И взял себе в помощники Зураба, у которого все предки были абреками на кавказских торговых путях или, в худшем случае, мамелюками в далеком Египте. И душа у Зураба просит аналогичных с моими ощущений… Наши предполагаемые действия таковы… Запрашиваем от имени подставной фирмы солидный груз скандия. Оплата «черным налом», без всяких нудных документов, которых моя натура не переносит на дух. Кстати, мы предварительно узнавали… Ядерный центр сам, а не только фирмы-посредники, охотно идет на такие сделки. «Черный нал» пользуется спросом до сих пор, и всегда необходим в хозяйственной деятельности, а уж в научной – тем паче… По прибытии груза, а, скорее, до его прибытия – в дороге – потом посмотрим, мы с Зурабом его экспроприируем и перепродаем… Беспредел, конечно, тем не менее часто применяемый. Охрана нас не смущает… А охрана в таких случаях выставляется основательная. Скандий дорог… Для осуществления мероприятия нам нужны помощники, которые за небольшую плату сведут нас с поставщиками скандия. Вот таких помощников и начал искать Зураб. Естественно, он не говорит каждому встречному, какие у нас планы. Процесс начинается… Внутри диаспоры все вести распространяются быстрее, чем внутри квартиры, где живет одна семья. Нами уже интересуются, и я узнаю, что меня начинают проверять… После проверки начинаются личные встречи с простыми исполнителями… До Казбека Ачиловича Ачилова или хотя бы до Арчи Сагдеева меня пока, к сожалению, не допускают, но этот момент близок…

– Хорошая информация, – кивает полковник Согрин. – Генералу Астахову и его сотрудникам она придется по душе, потому что им редко удается внедрить свою агентуру в банды…

– Не только ему… Я думаю, она придется по душе и управлению собственной безопасности МВД…

– Что-то «накопал»? – интересуется Согрин.

– Просто попутный груз… «Копать» пришлось вынужденно, чтобы определиться с линией собственного поведения… Для этого именно нам и потребовалась помощь Доктора…

– Ну-ну…

– Груз «привезли» с собой точно не мы… И это, по крайней мере, слегка радует… Итак, мы с Зурабом идем на первую встречу, приезжаем, естественно, на автобусе, потому что я не люблю свою машину сразу показывать незнакомым людям, даже если она в настоящий момент с фальшивыми номерами… И я сразу улавливаю интерес к нам со стороны – от людей в черном «Ауди А4». Не первой свежести машина, наверное, уже кое-что набегала по второму кругу, но все-таки… И не слишком заметна… В бинокль рассматривают. Бинокль не специальный, без антибликового покрытия окуляров – отсвечивает на солнце даже через тонированное стекло. С такими специалисты не работают. Признаться, я сначала подумал, что это подстраховка. Работа глупая, непрофессиональная, следовательно, кроме самих террористов заниматься этим некому. И ФСБ, и даже менты сработали бы гораздо аккуратнее. Конечно, они имеют право проверять меня, но я тем не менее усомнился в точности своих выводов. Я ведь тоже проверяю. Вернее, проверку я, скажу честно, решил провести просто по привычке, на всякий случай – ихние это люди или нет… В разговоре с террористами я сразу взял инициативу в свои руки: предложил на несколько минут расстаться, а потом встретиться в подземном торговом центре. Они, естественно, поняли, что я их проверяю. И так получилось, что они, как хотели, должны были исполнять роль первых скрипок, к которым обращается с просьбой стажер, а получилось наоборот. Растерялись мальчики, но согласились. То есть проверять их стал уже я, и настойчиво… Мы, то есть с Зурабом. И мы проверили… Оказалось, что «хвосты» идут не за нами, а за ними. Но что с этих ребят взять… Они в горах жили, одичали… Там они только фугасы на дорогах закладывали да постреливали по ночам из засады… Городские улицы много лет не видели, если видели вообще… И слежку обнаружить не сумели. Я решил проверить собственные подозрения и не сразу выкладывать карты, хотя, признаюсь, соблазн был – без разговоров показать им на ту самую «Ауди», чтобы подчеркнуть свою опытность. Но – хотя и сомневаясь, я все же допустил вариант, что это местное ФСБ или провинциальные менты инициативу проявили… Кто их знает, что там за выучка… И промолчал…

– Ты упустил шанс… – посмеивается Сохно. – Я бы ментов с удовольствием сдал боевикам… В полном всероссийском масштабе, оптом… Особенно, если они служат в вытрезвителе…

Ангел не реагирует на реплику и продолжает:

– Я сразу связываюсь с Доктором Смерть, он взламывает пароли местной картотеки МВД, налоговой инспекции и отдела юстиции местной администрации и определяет, что машина принадлежит мелкому торговцу хлебом, владельцу нескольких хлебных киосков. И, проанализировав мою информацию, тут же берет на контроль домашний телефон этого торговца, звонит туда, представляется сотрудником налоговой инспекции, разговаривает с пожилой женщиной и у нее узнает номер мобильника сынка… Тоже для спутникового контроля… В результате мы выясняем, что слежку за чеченами ведет некая группа, предположительно из четырех человек, может быть, больше, но пока определены только трое – два гражданских парня и старший лейтенант райотдела милиции, и несколько раз в разговоре звучит женское имя – Лидка… По их разговорам Доктор понимает, что чеченам готовится какая-то гадость и женщина по имени Лидка должна послужить приманкой… При этом они сами побаиваются и чечен, и проверки, которая сейчас идет в райотделе милиции…

– Вот попадут ребята в переплет… – недобро смеется Кордебалет. – Они думают, что это какие-то торговцы…

– Наверное, они так и думают… Но Зураб у нас не случайно считается главным в России собирателем слухов среди всех народов Кавказа. И он по моей просьбе без труда выясняет, что нехорошие разговоры ведутся среди азеров, очень опасливые разговоры… Было три случая, когда торговым азерам предъявляли обвинения в изнасиловании и после этого вымогали квартиры и деньги за то, чтобы заявление не имело хода… Простейшая комбинация… Сейчас эта же комбинация, насколько я понимаю, направлена на чечен… Но местная ментовская шпана со своими помощниками не понимает, на что может нарваться. Я, по доброте душевной, решил их чуть-чуть притормозить… Сегодня утром, когда те же парни вели наблюдение за квартирой террористов, я просто подъехал и встал за их машиной, мешая наблюдению. Мальчишки засуетились, стали звонить своему старшему лейтенанту – Валерьев его фамилия. Тот начал выяснять по номеру машины, кто я такой… Номер у меня фальшивый, это менту легко выяснить… И потому я вынужден был уехать, чтобы сменить этот номер на другой фальшивый… Благо Доктор в такое раннее время уже сидел на контроле и предупредил, иначе они сорвали бы мне всю операцию…

– Никаких «притормозить» быть не должно… – заявляет полковник Согрин. – Ты их притормозишь здесь, они на других полезут… Пусть все развивается своим чередом…

– А мы имеем возможность предсказать, как поведут себя в случае обострения обстановки чечены? Приедут к ним менты, они их всех там покрошат без разрешения…

– И пусть… – соглашается Сохатый. – Бог даровал человеку право выбора… Эти свой выбор сделали… За удовольствия надо платить…

– А не уйдут ли тогда террористы в подполье? Мы можем по глупости потерять их из поля зрения… Где тогда их искать?

– Вот на этот случай у нас и есть Ангел с Зурабом… Они тогда уже сами станут «террористами»… – подсказывает Сохно.

– И поведут группу по пути, подсказанному Сохно… – соглашается Ангел. – В том месте, где Сохно предполагал преодолеть забор сам…

– Этого не надо, – решает Согрин. – Это только в крайнем случае. У них есть свои подготовленные пути проникновения. И не надо давать им возможность выбора. Нужно только определить их пути.

– Но тогда мне придется предупредить чеченцев о слежке… Иначе они подумают, что это мы с Зурабом привели хвост…

– Предупреждай! – соглашается Согрин. – Если только сможешь узнать все не только о той группе, куда вас сунут, но и о других группах…

– Да… Придется парнишек сдать… Это вызовет доверие…

– Кажется, все? – поднимается полковник.

– Кажется… – соглашается Ангел.

Согрин смотрит на часы.

– Надо запрашивать Басаргина и докладывать Астахову. Чтобы успели подумать… Через пять часов они вылетают сюда спецрейсом…

2

Как отставной военный, более того, как командир полка времен советской власти, Ачилов любит ездить на переднем сиденье, рядом с водителем. При советской власти, помнится, так ездили почти все, кроме тех, кому по рангу было положено возить на переднем сиденье телохранителя, и это считалось нормой. Скорее всего потому, что заднее сиденье в советских машинах не так удобно, как переднее. Кроме того, каждый начальник любил показать, что он начальник. А кто его увидит на заднем сиденье… Так и выработался стереотип…

Сейчас солидные люди в России – а про Запад уж и вообще говорить нечего, там давно так, Казбек Ачилович жил на Западе и видел – садятся на заднее сиденье. Но в нем старые привычки и навыки сидят прочно, и потому он всегда предпочитает сидеть впереди.

Перед тем как свернуть с асфальта на грунтовую дорогу, водитель притормаживает и внимательно смотрит во все зеркала. Это – выполнение инструктажа, и Ачилову хочется думать, что его инструктаж выполняется не только в его личном присутствии. На всякий случай он и сам оглядывается, смотрит через заднее стекло, потом через боковые – нет ли наблюдателей, а то и просто зевак. Зевакам тоже не следует показывать, что кто-то едет по грунтовой дороге в сторону ограждения из колючей проволоки…

* * *

Коротким воспоминанием вдруг всплывает в памяти картина: Казбек Ачилович тоже сидит впереди, только в воспоминаниях это уже не раздолбанная «жучка», а жесткий и не менее раздолбанный армейский «уазик». На этом «уазике» подполковник Ачилов целую дорожку накатал вдоль колючей проволоки – раз в две недели обязательно объезжал периметр «зоны особого внимания». И даже зимой, через сугробы, не забывал проехаться здесь же, только зимой «уазик» в сугробах увязает, и приходилось пересаживаться на полковой «ГАЗ-66». Для этого грузовика преград не существует, и до сих пор ни один современный хоть японский, хоть американский внедорожник, даже из самых рекламируемых, включая пресловутый «Хаммер», не сможет сравниться по проходимости с «шестьдесят шестым». Тогда подполковник просматривал и сам периметр, и подходы к нему. На снегу все следы отчетливо видны. Но в те времена следы оставляли только животные. Что-то там сейчас делается? Посмотреть бы зимой…

* * *

В воспоминаниях Казбек Ачилович смотрел за стекло машины из «уазика» или «ГАЗ-66», а сейчас смотрит из старого «жигуленка» и не может узнать знакомые места. Ему даже обидно. Конечно, обида эта глупа, понимает он – столько лет прошло, лес вырос, новые кусты, старые деревья теперь неузнаваемы. И только повороты дороги остались все теми же. Но и повороты он уже плохо помнит.

Грунтовая дорога петляет между пригорками. Дважды в просвете среди листвы мелькают покривившиеся столбы с колючей проволокой. И сама проволока обвисла. Все совсем не так, как во времена его командования полком. Все не так… И сами во всем виноваты… Только сами виноваты в своей бесхозяйственности. На место командира полка при таком объекте следует ставить не каждого человека, носящего на погонах по две звездочки. Здесь личность важна… Личность! Только личность в состоянии поддерживать порядок даже в то время, когда вокруг беспорядок, когда во всей стране беспорядок…

Сами виноваты…

– Останови-ка здесь…

Водитель давит на тормоза, и Казбек Ачилович выходит. Он не удаляется с дороги в лес, он просто смотрит через кусты кривоствольного боярышника туда, за колючую проволоку. Дорога здесь подходит близко к «колючке». А что там, за линией ограждения? Как там, за линией ограждения? Опыт подсказывает, что то, как выглядит линия ограждения, уже служит показателем состояния дел внутри.

Он садится в машину, чувствуя на душе грусть и легкую тоску. Нынешние командиры загубили дело, которому он отдал одиннадцать лет своей жизни. Именно столько он служил здесь – сначала заместителем командира полка, а потом и командиром. До выхода в отставку. Они, нынешние, все испортили, все загубили, а он этот процесс завершит… Это будет похоже на месть… Не можете так, как делал он, не беритесь. А если взялись, и все равно не можете, то за это следует нести наказание. И справедливо, что именно Казбек Ачилович будет тем человеком, кто накажет нынешних командиров за нерадивость и неумение организовать охрану объекта должным образом…

Машина трогается…

– Помните еще? – спрашивает водитель.

– Я помню все… – сухо говорит Ачилов. – Поехали к тайнику.

* * *

Ачилов даже не просит показать ему тайник. Машина останавливается, он выходит, водитель собирается выйти следом, но Казбек Ачилович машет рукой, приказывая оставаться в машине. Смотрит сам. Смотрит внимательно, хотя знает, что посторонний человек обычно озирает окружающее рассеянным взглядом, не схватывающим детали, которые могут быть весьма характерными. Находишь чаще всего то, что надеешься найти. Он делает несколько кругов вокруг машины. Прямиком через кусты пробирается, высматривая.

– Дальше… К берегу ближе… – подсказывает водитель.

Ачилов сдвигается в указанную сторону, опять высматривает. И находит тайник только тогда, когда почва под ногой слегка проваливается. Он давит сильнее – проваливается сильнее.

– Переделать… – приказывает отставной подполковник. – Так, чтобы здесь можно было пройти, и не заметить…

Водитель подходит, пожимает плечами, сам пробует почву ногой.

– Вроде бы мы и проверяли…

– Плохо проверяли… Что может быть за срыв операции – понимаешь?

Водитель понимает очень хорошо. И потому бегом направляется к машине и возвращается с лопатой. Начинает переделывать…

* * *

Возвращаясь, Казбек Ачилович молчит точно так же, как молчал по дороге к тайнику. Но тогда разговаривал водитель. Все водители любят поговорить, это общеизвестно. Наверное, это помогает им не заснуть за рулем, если дорога хорошая и усыпляет. Сейчас, словно чувствуя вину, молчит и он. И оттого, кажется, машина несется быстрее. По крайней мере, гораздо быстрее, чем допускают на таких дорогах правила. И потому отставной подполковник морщится, когда слышит возглас водителя:

– Менты… Что будем делать?

– А что ты должен делать? Останавливайся… Оружия с собой нет?

– Как приказано… Не вожу… Только нож…

– Нож – это не оружие… «Травки» нет?

– Вы же запретили…

– Тогда и бояться нечего… Там еще и ОМОН… – видит Казбек Ачилович. – Не суетись…

Обыкновенная проверка документов. Проверяют и у водителя, и у пассажира. Под желто-зеленым светоотражающим жилетом у инспектора ГИБДД не видно звания, как не видно под бронежилетом и у омоновца, который стоит рядом, похлопывая рукой по тупорылому ментовскому автомату, словно ему не терпится выпустить очередь.

– С превышением скорости ехали… – глядя в документы говорит инспектор, а омоновец показывает пальцем на радар, лежащий на капоте патрульной машины. – Что пили сегодня?

– Ничего не пил… – виновато оправдывается водитель.

– И воду не пили? – омоновец демонстрирует чувство юмора.

– Воду пил…

– На экспертизу поедем, или как?.. – по-прежнему не поднимая глаз, спрашивает инспектор.

– Зачем на экспертизу?.. Всегда договориться можно…

Водитель опытный. Он сразу протягивает сторублевую бумажку.

– Счастливого пути… – мент протягивает документы.

Можно ехать. «Жучка» чихает двигателем и неуверенно набирает скорость. Все обошлось.

– А ты боялся…

– Я мало чего боюсь, – неожиданно решительно говорит водитель. – Но я не люблю, когда кто-то мне мешает делать дело…

* * *

«Жигуленок» скрывается за поворотом. Омоновец снимает с головы каску и кладет на капот патрульной машины. В каске нынче жарковато. Из кармана «разгрузки» вытаскивает телефон спутниковой связи, вытягивает антенну и набирает номер.

– Товарищ генерал, они только что проехали… Возвращаются в город… В машине, мне показалось, сам Ачилов. За рулем тот, что и раньше здесь ездил. Нет… Обычная проверка, даже без обыска… Никак не спугнули… Даже стольник с них за превышение скорости стрясли… Чтобы все было, как в жизни… Хорошо… Снимаемся…

* * *

– Теперь – гони… А то опоздать можем…

Ачилов торопится на встречу с тем самым бывшим спецназовцем, которого сегодня должны привести «на смотрины». Он хорошо знает, что такое спецназ ГРУ еще по первой чеченской войне, в которой участвовал. Иметь в своих рядах офицера таких войск – это находка. Другое дело, насколько можно этому спецназовцу доверять? Интересно было бы показать его Ширвани, чтобы тот посмотрел своим хваленым взглядом, и оценил, но Ширвани сейчас уже нельзя вызывать из Столбова. Пусть на месте проверяет каждую деталь. Время подходит…

– Как думаешь, менты настоящие?

Водитель даже усмехается:

– А каким им еще быть?

– Не ФСБ это?

– Не-а… – голос убежденный. – Люди из ФСБ стольник бы вымогать не стали… Они крупнее работают… А что тут вообще ФСБ делать?

Казбеку Ачиловичу и самому так кажется. Но ему хочется услышать подтверждение.

– У них же учения в полном разгаре… Должны же они как-то засветиться… Или те или другие… А мы никого не видим… Это плохо… Это беспокоит…

– Главное, чтобы нас не видели… – после сердитого приказа переделать тайник и замаскировать его как следует водитель рад, что командир оттаивает душой, и снова начинает болтать… – А нас, мне кажется, никто не видел… Если б видели, разве упустили бы…

3

Звонит Сохатый, выделенный в подстраховку.

– Они выезжают на старой «жучке». У двоих стандартные «дипломаты» с «винторезами».[24] Как мы и предполагали… Казбека среди них нет… Должно быть, прибудет отдельным транспортом… С ним может быть еще кто-то… Этого мы можем не увидеть… Осторожнее…

– Постараюсь… Действуйте по плану…

Мобильник в машине сильно фонит, впечатление такое, что в трубке гуляет эхо. Ангел убирает телефон и поворачивается к Зурабу.

– Подходим с разных сторон под углом в девяносто градусов с интервалом в четыре минуты, – инструктирует Ангел. Сквер квадратный и пересекается двумя главными диагональными аллеями. В центре фонтан – традиционное место встреч. – Я подхожу вторым номером, перед этим со всех сторон проверяя их страховку… Сохатый с Пулатом в это время проконтролируют две единственные крыши, где можно посадить для подстраховки снайперов…

– Это, наверное, лишнее… Снайперов посылать рано…

– Береженый, когда не только на бога надеется, дольше живет, потому что, как говорит наш друг Дым Дымыч, бог за ним, за береженым, то есть, оставил право выбора – жить ему самому или дать жить другим… Казбек Ачилов справедливо опасается за свою, если не жизнь, то, по крайней мере, свободу. И подозревает, что кто-то пожелает лишить его свободы. Снайпер в этом случае может помешать ему оказаться за решеткой. Две минуты активной стрельбы освободят ему дорогу на все четыре стороны, если кто-то попытается эту дорогу перекрыть… А кто знает, что в нашем поведении может не понравиться отставному подполковнику. Даст знак и… Поэтому страховка нужна…

– Но если уберут снайпера, подозрение падет на нас…

– Если уберут… А снайпер может и с лестницы свалиться…

– Жестоко…

– Такая у нас работа…

– Может быть, я двину вторым номером? – предлагает Зураб. – Мне проще заметить соотечественников… Для тебя, например, что чеченец, что осетин – одно и то же…

– Я бы согласился, если бы не подозревал, что среди них есть и осетины, и русские… И даже намечаются наполовину болгары… – Ангел категоричен. – Проверка за мной, в том числе, и проверка местной шпаны… Они наверняка будут здесь же, а я уже видел одного в лицо с полуметра, второго с метра… И вот еще что… Когда эта шпана появится, я буду, скорее всего, комедию ломать… Ты не обращай внимания… Подыгрывай по ходу дела или, еще лучше, сохраняй полную невозмутимость… Принимай, как должное… Ты привык к подобному и ничему не удивляешься…

– Какую комедию? – не понимает Зураб.

– Если бы я знал, рассказал бы… Но я буду исходить из обстановки, и импровизировать по ходу дела… Я наглядно продемонстрирую им разницу между террористами и спецназом ГРУ… То есть Интерполом, поскольку я уже не спецназ ГРУ, а всего-то навсего сотрудник Интерпола…

Зураб все равно ничего не понимает, но, поскольку Ангел не вдается в подробности, ему остается только плечами пожать.

Ангел с Зурабом хорошо понимают, на что они идут, отправляясь на такую встречу. Хотя Зураб и не скрывает, что он служил в чеченской милиции, боевики не могут приветствовать такое прошлое, как не могут до конца доверять бывшему менту, потому что мент, как всем хорошо известно, он и в Африке мент. Хотя, если подумать, было бы хуже, если бы Зураб скрывал свое прошлое. Тогда случайная фраза или чье-то постороннее случайное воспоминание могли бы подставить обоих под удар. А вообще бытует мнение, что самым надежным сообщником может стать только перебежчик со стороны противника. Надежным хотя бы потому, что он знает, как поступают с предателем – такой человек уже не предаст нового союзника, потому что пути для отступления у него отрезаны. Все эти соображения принимались в расчет, когда Зураб с Ангелом оценивали свои шансы войти в доверие к террористам.

На самого Ангела вдали от этого места хорошо поработали полковник Мочилов и генерал Астахов. Благодаря их стараниям в Самаре, в весомых авторитетных кругах, загодя выплыла информация о делах, что произошли несколько лет назад. Выплыла, как и полагается любой «легенде», с подробностями, о которых сам Ангел даже не подозревал. Слухи любят обрастать несуществующими фантастическими и эффектными деталями, так милыми уху тех, кто сам не рискует, но всегда восхищается людьми риска. Но там, в той давней ситуации, и без преувеличений все было сделано настолько красиво и артистично, что любой профессиональный террорист залюбуется и позавидует. Ангел уверен, эти рассказы сыграли не последнюю роль в желании Ачилова заиметь такого сообщника. А у Ачилова есть такое желание, если он согласен на личную встречу.

Место встречи они обговорили заранее с той парой, что прибыла на первый разговор. Прошли вместе и осмотрели этот сквер. Хорошее место. Можно издали заметить опасность. И на машине сюда не подъехать, чтобы произвести неожиданный захват – несколько коротких, хотя и широких лестниц при разноуровневых тротуарах не позволяют это сделать.

Стороны, понятно, не доверяют друг другу. Причем Ангел с Зурабом подчеркивают это особо. Они активно показывают, что желают играть в своей игре первую роль, и не ищут чьего-то покровительства, а только подбирают себе временных помощников. Именно помощников, а не руководителей… И уж тем паче, никак не надеются на встречу с террористами. У них работа не политическая, а криминально-коммерческая, хотя мало кто вразумительно сможет сказать, чем отличается политическая деятельность от криминально-коммерческой… Цель и у тех и у других одна – нажиться, и средства при этом выбираются не по принципу морали… И в этом случае террористы чувствуют свое превосходство, потому что Ангелу с Зурабом, по их мнению, не известны намерения группы. В какой-то ситуации такое превосходство может сыграть на руку противнику, от которого не ожидаешь сильного хода…

* * *

– Пора… Двигай…

Они расстаются около машины Ангела. Серебристый «Гранд Чероки» припарковывается на стоянке около дорогого и престижного магазина, рядом со множеством машин того же уровня, где он не бросается в глаза, и Зураб, оглянувшись, перед тем как захлопнуть дверцу, уходит первым, чтобы совершить неторопливую прогулку вокруг квартала. Ангел ждет и выходит только через две минуты, убедившись, что за его товарищем никто не последовал. У него, наоборот, быстрая деловая походка, совсем не похожая на походку Зураба. Торопится человек. Ему и надо торопиться, потому что по плану Ангелу предстоит совершить обход квартала гораздо большего по периметру. Первое, на что Ангел обращает внимание, оказавшись недалеко от сквера, это черный «Ауди А4», устроившийся на стоянке недалеко от входа в подземный торговый центр. В этот раз машину рассматривать приходится с другой стороны, и теперь хорошо видно, как человек на заднем сиденье прижимает бинокль к глазам. Раз прижимает, значит, самому Ангелу объясняет, что люди с той стороны уже на месте и дожидаются интерполовца с нетерпением. К счастью, не догадываясь, что он интерполовец.

Черный «Ауди» можно оставить на закуску… Как выманить парней из машины, Ангел уже знает – проводил опыт с посещением подземного торгового центра, когда они пытались контролировать все выходы, бросили машину, из которой ничего не видно, и разбежались в разные стороны. И в этот раз будет то же самое, он не сомневается. Ребята, судя по поведению, неопытные, и сейчас не стоит бояться повторения. Они пойдут в ловушку как подопытные кролики. А кто окажется у нужного выхода – парень ли из-за руля или тот, что обычно устраивается на заднем сиденье, – это безразлично. Ангел уже располагает данными на того и другого и убежден, что ни тот, ни другой, кроме опасности, ничего не несут окружающим их людям. Стоит ли таких жалеть?..

Ангел обходит сквер по кругу и выделяет двоих. Один из них – откровенной кавказской внешности, второй скорее похож на татарина. Но поведение того и другого вписывается в общую картину так, как должно вписываться. Он видит их задачи и намерения. Эти – страхуют. С одной и с другой стороны диагональной асфальтированной аллеи. Странно, что Ангел никого не обнаруживает на второй диагонали. Или люди сидят где-то в стороне в машинах за тонированными стеклами и используют бинокли с антибликовым покрытием, или они так хорошо маскируются, что их невозможно определить. Но в данной ситуации невозможно определить только девушек. Девушек две группы, стоящие там, где как раз и должны быть посты. Если кто-то из девушек работает на террористов, то Ангел их определить не в состоянии, хотя и обязан допустить такую мысль. И людей вокруг слишком мало – жарко для прогулок…

Появляется Зураб. Идет все той же неторопливой прогуливающейся походкой. И не ускоряет шаг даже тогда, когда видит Захара – того человека, который представился им при первой встрече. Второй тогда не представлялся и даже не разговаривал, смотрел молча и тупо, словно плохо знает русский язык. Но сейчас Захар один. Хочется надеяться, что в цифровой камере Пулата хватит электронного «zoom'а», чтобы сделать качественный снимок с крыши. Неплохо было бы определить, что представляет собой этот Захар и насколько он способен на разумные действия. Именно на разумные, потому что с исполнителями разобраться будет проще, а вот определить способных на руководство, в случае если и Казбека Ачилова, и Ширвани Андреева удастся перехватить, необходимо заранее. И не просто определить, а узнать всю подноготную террориста, узнать стиль и методы его работы. Это задача самая сложная, интеллектуальная.

Захар с Зурабом уважительно здороваются. Разговаривают. Хорошо бы было загодя начинить карманы Зураба подслушивающей аппаратурой, точно так же, как и карманы самого Ангела, но это слишком рискованно при первой встрече. Если обнаружат, сразу встанет вопрос о том, кто прослушивает эти разговоры.

Однако пора уже и самому выходить на контакт. Ангел направляется в сторону фонтана. Ему очень хочется, чтобы поднялся легкий ветерок и чтобы брызги, летящие от тугих водяных струй водяной взвесью, освежили лицо…

Захар протягивает руку для приветствия. В глазах – свойственная всем чеченцам легкая высокомерность и даже насмешка. Встречный взгляд Ангела спокойно-сосредоточен и даже жесток.

– Проверял, не обложили ли тебя? – спрашивает Захар.

– Проверял… – соглашается Ангел. – Сам знаешь, в наше время без проверки долго не проживешь…

– Убедился, что я тебе доверяю?

– Главное сейчас, чтобы я тебе доверял… Я твоих ребят видел… Они не умеют работать… А я умею… Советую тебе это запомнить…

На какое-то мгновение взгляд Захара тускнеет. И Ангел понимает, что он прав в своих подозрениях. Но искорка насмешки проскальзывает снова. Глаза много могут сказать. Нужно только уметь читать их язык. Ангел читать умеет. И потому понимает, что не зря отправил на крыши Пулата с Сохатым. И даже варианты предварительно с ними обсудил. Два человека совершат неосторожный шаг – это будет подозрительно. Но один – это может случиться…

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Старший лейтенант Валерьев звонит утром в половине десятого и предупреждает Стаса, чтобы тот вызвал Санька к себе домой. Сам он уже едет туда же.

– Что-то случилось?

– Не знаю… Просто – мысли есть… Поговорим… Санька поторопи…

– Он уже звонил… Ко мне катит…

В предыдущий день, не так, чтобы слишком напуганные, но обеспокоенные непонятным поведением серебристого «Гранд Чероки», они, с согласия Валерьева, отказались от слежки. Решили хотя бы день переждать до выяснения ситуации. Сам Валерьев обещал попытаться что-нибудь узнать, а потом собирался приехать вечером, но так и не приехал. И даже мобильник у него не отвечал, как и телефон в кабинете. А звонить в ментовское общежитие Валерьев им категорически запретил. Напрасно прождали и только время потеряли.

Что-то принесет старший лейтенант сейчас?..

Стас в раздумье кладет трубку. В это время за окном раздается привычный тройной сигнал «Ауди». Спускаться во двор не хочется, и Стас высовывается в распахнутое окно, машет рукой, приглашая товарища подняться к нему.

– Зайди! – кричит.

Санек вопросительно голову поднимает, словно ждет, что Стас через весь двор будет ему и дальше кричать, объясняя, почему нельзя сразу поехать. И потому Стас просто повторяет призыв, и сам тут же скрывается в комнате, чтобы не привлекать лишнего внимания к своему окну. Санек поднимается, заходит.

– Время теряем…

– Валерьев звонил. Сейчас подъедет. В ментовке встречаться боится…

– Кто его так запугал?..

– За погоны страдает…

Валерьев приезжает, едва Санек со Стасом успевают выкурить по сигарете. Вид не напуганный, а, скорее, торжественный, даже важный. Словно он принес такую весть, что от его слов компаньоны должны упасть и долго не вставать. Он усаживается на диван, на котором еще не убрана с ночи постель Стаса, закуривает, задумчиво выпускает облако дыма, и только потом говорит:

– Решать надо! Или делать дело срочно, или откладывать его в дальний ящик…

– Твоя проверка, что ли, мешает?.. – спрашивает Санек.

– Там не меня одного проверяют… Всех трясут… Весь город и область… Я вчера капитана знакомого встретил… В ФСБ служит… Он мне и сказал, что за переполох… Поговаривают, что президент приехать должен… Может быть, не один, а вместе с американским президентом и английским премьером… Всю технику на дороги выкатили… Ремонтируют…

– Я заметил… – соглашается Санек. – Что-то необычное в городе творится…

– Я президентов трясти не собираюсь… – хмурится Стас. – А с чеченцами пора разбираться быстро, и по-простому… Чего мудрить? Чем они лучше азеров?..

– Лидка как?

– Звонила… Она в порядке… Тоже торопит… Ей деньги нужны…

– Тогда давайте планировать на завтра… Сегодня еще потаскайтесь за ними… А завтра запускайте ее. Я своих предупрежу. Будем готовы. Лучше ближе к вечеру.

* * *

К дому, где живут чеченцы, парни успевают вовремя. Как только «Ауди» занимает привычную уже позицию на противоположной стороне улицы, двое выходят из подъезда. Они вроде как ссорятся. Разговаривают, жестикулируют… Огибают дом, направляются в сторону соседнего двора. Там к ним присоединяются еще трое. В руках двоих – солидные «дипломаты», выглядят деловыми людьми, вынужденными в жаркий день заниматься работой.

– Хорошо, мы сразу работать не начали… – говорит Санек. – Могли бы на неожиданность нарваться… Значит, если считать и того, старшего, то их шестеро… Надо иметь в виду…

– Лидке только веселее будет… А с шестерых стрясти можно больше… Так, глядишь, и я свои киоски открою… Пивом буду торговать…

Чеченцы опять что-то обсуждают, потом садятся в старенькую «жучку-шестерку», стоящую здесь же у газона. Выезжают и направляются в сторону центра. «Ауди» неторопливо движется в отдалении, всегда имея возможность догнать, если «жучка» вздумает свернуть на боковую улицу. Но она не сворачивает.

– Туда же едут, где в первый раз с кем-то встречались… – решает Стас.

– В сквер… Опять встречаться будут… – решает Санек. Он видит, куда заворачивает «жучка», и знает, что там тупик, и стоянка, где оставляют машины приезжающие в подземный торговый центр. – Можно ближе подъехать. Здесь на нас внимания не обратят…

«Жучка» занимает свободное место, чеченцы выходят и направляются в разные стороны. Только один осматривается по сторонам и неторопливо идет к центральной аллее. «Ауди» даже пристроиться рядом не успевает, приходится встать в стороне на свободном месте. Но отсюда наблюдать лучше – почти весь сквер просматривается. Если бы встали рядом с «жучкой», мешали бы несколько больших голубых елей.

Санек вытаскивает бинокль, привычно протягивает Стасу:

– Как думаешь, куда они разбежались?

– Тебе не кажется, что они – конспираторы? – вопросом на вопрос отвечает Стас. – Один идет на свидание, другие страхуют…

– Похоже… – Санек соглашается. – Значит, им есть, что скрывать… А у кого за душой темные делишки, шума вокруг себя не любят… Можно будет смело цену добавлять… Посмотрим… Таких, может, удастся по-крупному растрясти…

– Не забывай только – такие и сами трясти умеют… – Стас еще осторожничает, но не настойчиво. Перспектива повышения цены его вдохновляет.

– Не ментов же они трясти будут…

– Резонно… Мы свое дело сделаем, остальное за ментами… А все-таки интересно, что за товар они в квартиру загружали… Знать бы, за что бороться…

* * *

В том месте, где стоит «Ауди», нет тени от деревьев, и машина быстро накаляется даже при утреннем, еще не очень жарком солнце. Что с нее возьмешь – железяка остается железякой, независимо от страны выпуска…

– Кондишен включи… – просит Стас, не отрывая бинокль от глаз.

Санек молча включает двигатель и кондиционер.

Они ждут уже почти полтора часа. Один из чеченцев прогуливается, вальяжно наворачивая круги вокруг фонтана и наслаждаясь веющей от воды прохладой. Остальные выпали из поля зрения. К первому не подходят.

– Кого он там ждет?

– Я думаю – кого-то… – Санек делает почти конкретный вывод. – Нам это без разницы… Может, за Лидкой сгоняем да и запустим ее?

– Валерьев просил на завтра… Сегодня еще присмотримся… Один сюрприз мы уже получили… Не будет ли следующего…

– Ладно… Смотрим…

Между тем поведение чеченца около фонтана меняется. Раньше он ходил, заложив руки за спину, вразвалочку, теперь опускает их и движется уже целенаправленно, глядя вперед, а не под ноги.

– Вон… Вон он… Тот мужик… В первый раз с ним встречались… Когда двое на двое…

Хорошее у Санька зрение. Он и без бинокля видит лучше, чем Стас с биноклем.

– Где? – Стас отрывает бинокль от глаз, чтобы за пальцем посмотреть.

– Сверху идет… Справа…

– Вижу…

Стас переводит бинокль и сам узнает одного из тех двух людей, с которыми чеченцы встречались в прошлый раз. Здороваются, приветливые, спокойные. Но – осматриваются… Словно ожидают увидеть еще кого-то.

– Ты знаешь, старик, что-то мне во всей этой истории не нравится… – тихо говорит Санек, наблюдая их встречу.

– А мне, наоборот, нравится… – Стас отвечает, не опуская бинокль.

– Это какие-то слишком серьезные для нас парни… Похоже, они друг друга опасаются… Готов поспорить, что через несколько минут к этим еще двое подойдут… Главные… И те парни, что по сторонам пошли, тоже… Это как… Как оцепление… Это какие-то серьезные мафиози…

– Тем больше можем стрясти с них… – упрямится Стас и заводится. От мысли, что с одного раза, пусть и с некоторым риском, но все же под прикрытием ментов, что снижает риск, есть возможность заработать так, чтобы потом уже не рисковать, его основательно заводит.

Теперь вокруг фонтана прогуливаются двое. Но не проходит и пяти минут, как к ним присоединяется сначала третий, и почти сразу же, появившись с другой стороны, четвертый. Стас внимательно рассматривает их лица.

– Так… Сначала подошел тот… Второй с первого свидания… Морда небритая… А за ним наш старый знакомый… Из квартиры… Старший… Не-ет… Похоже, этот на Лидку не клюнет… Рожа слишком серьезная… Это какой-то ихний авторитет…

– Это уж пусть ее беспокоит… – не соглашается Санек. – Дай-ка бинокль, гляну ему в глаза…

Стас отдает «оптику», и Санек долго рассматривает старшего чеченца.

– И этот, который перед ним подошел, тоже не молодой…

– У этого морда бабника… Только такие не сами за бабами ходят, а бабы за ними… Вот Лидка и побежит… Причина есть… Присмотрись к нему. Он тоже, кажется, авторитетный…

– Похоже… Равный с равным встретились… Стрелка…

Чечены долго на месте не стоят. Пару минут разговаривают, потом все вместе направляются вниз, к подземному переходу.

– Черти… Опять в торговый центр… – понимает Стас. – Разделяемся, как в прошлый раз. Я – в ту сторону. Ты – к ближнему переходу. Погнали…

Стас уходит первым. Ему и идти дальше, да и обход приходится делать, чтобы не переходить через ухоженный газон и не привлекать к себе внимания. Следом за ним машину покидает Санек, включает сигнализацию и неторопливо начинает спуск к переходу. При этом лишь изредка бросает взгляд в сторону чеченцев. Видит, что те направляются в сторону главного входа в подземный торговый центр. Этот вход будет видно и ему, и Стасу. А два других они будут контролировать вблизи. Слабым местом остается другая сторона улицы. Но и тамошние выходы тоже видно. Если там выйдут, придется Стасу пойти пешком, а Саньку торопиться к машине и делать объезд вокруг квартала.

Санек уже преодолевает половину расстояния, когда видит, что молодая пара перед ним останавливается и женщина всплескивает руками, поднимая их к испуганному лицу. И оба смотрят в сторону, за угол ближайшего дома. И голоса оттуда слышатся… Любопытство заставляет Санька прибавить шаг и тоже посмотреть. За углом он видит лежащего человека, к которому с разных сторон спешат люди, в том числе и два дежурных мента. Спешат и смотрят куда-то вверх. Санек тоже смотрит, но видит только стену дома.

– С крыши свалился… – говорит молодая женщина непонятно кому. – Крыша крутая…

– Или из окна… – добавляет ее спутник.

Окна почти на всех этажах, кроме первого, по случаю жары распахнуты.

Санек приближается и видит распростертое и бездыханное тело человека с «дипломатом» в руках. Уже мертвый, он все еще не выпускает из рук этот «дипломат», словно в нем какие-то сокровища. Санек без труда узнает одного из чеченцев, что садился недавно в машину вместе с остальными…

2

Ширвани закрывает папку с документами и хлопает по ней ладонью, припечатывая к столу.

– Мусульмане пожаловали на праздник… – отстраненно комментирует он то, что только что прочитал. – Целая делегация…

– Это не делегация, это паломники… Слово такое – шибко красивое… Мне так больше нравится… – усмехается дежурный, дожевывая слоеный пирожок. Пирожок крошится, и крошки обильно облепили дежурному усы. От этого его лицо выглядит неаккуратным и смешным.

– Пусть паломники…

– Чтут нашего святого…

– А ты верующий?

– Не-а… Я вообще по бабушке татарин… Она, кажется, крещеная была… А батяня у меня коммунист был идейный… Атеист… А я так… Но в церковь на открытие пойду… Если ты отпустишь… Наша же смена…

– Я с той стороны вдоль забора прогуляюсь… – поднимаясь из-за стола, говорит Ширвани, не ответив на вопрос. – На строителей гляну… Кто их знает, что за люди…

– Они ж с сопровождением… – вяло комментирует дежурный.

– Сопровождение по эту сторону забора… Я посмотрю с другой…

– Любишь ты службу… На нашего ротного старшину похож… Когда я срочную служил…

Дежурный охранник уже в возрасте. Срочную он служил, надо думать, в конце шестидесятых или в начале семидесятых.

– Я люблю не службу, я люблю порядок…

Ширвани выходит и не видит насмешливого взгляда в спину. Но знает, что именно так смотрят ему вслед подчиненные. Пусть смотрят… Лучше так, чем с подозрением… Конечно, его, как человека, поставившего себе конкретную и четко определенную задачу, не может не радовать такое отношение противника к службе. Но другого и ожидать не приходится. Ширвани хорошо знает, что в охрану идут только те, кто не умеет и не любит работать. Эти люди даже к такой простой задаче, что ставится перед ними, не могут относиться со старанием. И это на руку самому Ширвани и его помощникам. Он сам работать не любит и предпочитает приказывать другим. Но здесь он изображает собой человека беспокойного и очень ответственного. За что его и ценит начальство. Недавно даже на планерке отмечали активность Ширвани. Его это очень повеселило, хотя внешне он никак своего веселья не проявил.

Ширвани выходит через центральную проходную научного корпуса и осматривается с крыльца. Прямо против проходной центральная площадь города с неизменным стандартным памятником вождю мирового пролетариата. По левую сторону здание городской администрации, бывшее некогда горкомом партии, справа церковь, недавно еще, пару-тройку лет назад, бывшая городским краеведческим музеем. Когда закрыли музей и начали восстанавливать церковь, Ширвани знает только понаслышке. Его тогда еще здесь не было. Зато он сейчас находится здесь. И будет находиться послезавтра, когда церковь торжественно откроют и проведут в ней первую службу. Может так случиться, что первую и последнюю… По крайней мере, Ширвани все постарается сделать, чтобы эта служба была последней… Хотя здание красивое… Его глазу, конечно, милее минареты мечети, но христиане тоже умеют строить храмы. По крайней мере умели раньше… И сейчас пытаются подражать предкам… Естественно, церковь носит имя святого Никодима Столбовского. Это городской собор. А есть в городе еще и соборы монастырские. Но это в другом конце улицы – с крыльца за стандартными десятиэтажными зданиями не видно даже куполов. Там службы идут уже давно. Монастырь восстановили, и восстановление, как говорят, во многом финансировалось ядерным научным центром. Ширвани хочется думать, что и эти деньги пропали зря, потому что и монастырь прекратит свое существование… Здесь все прекратит свое существование…

В монастыре сейчас непривычно людно. На празднование переноса мощей святого Никодима приехало много людей. Приехало, не зная, что их здесь ждет! И вообще в городе многолюдно. Ощущается большая суета. И многие не знают, чем эта суета вызвана. Но это известно Ширвани. Известно потому, что он приложил руку к организации предстоящего действа. Приятно чувствовать свое могущество. Пусть и не личное, пусть коллективное, но могущество… То самое могущество, что заставило собраться в заштатном небольшом городке людей, отвечающих за антитерроризм в трех странах, в трех крупнейших державах мира. И есть надежда, что и главы государств сюда же пожалуют… Ненадолго, но объявятся… Объявятся в самый нужный момент, когда все и произойдет…

Окончание учений международных антитеррористических сил назначено на послезавтра на двенадцать часов дня. На тринадцать часов назначено перенесение мощей святого Никодима с некогда деревенского, а ныне городского кладбища в стены монастыря. Главы государств обязательно пожелают принять участие в таком знаменательном событии.

А на четырнадцать часов, когда шествие будет в самом центре города, назначена атака!

* * *

По площади проходит группа православных монахов. Судя по тому, как они рассматривают само здание и Ширвани на крыльце этого здания, монахи не из местного монастыря. Местные монахи смотрят не по сторонам, а под ноги, смиренно опустив головы. И вообще они выглядят не так. Эти приезжие, поспешившие на церковный праздник, молодые, крепкие парни, не знают при этом куда и зачем они спешат на самом деле. Но это уже их беда, и она доставляет только радость Ширвани. То есть он не такой классический злодей, чтобы радоваться чужой беде. Вовсе нет. Он просто радуется масштабам происходящего и предстоящему достижению собственной цели. Это событие изменит мир. По крайней мере тот мир, что окружает Ширвани и его единомышленников. Он обязан изменить, он не может не изменить… Он принудит российские власти в гораздо большей степени прислушиваться к словам, которые доносятся с национальных окраин… Пусть и здесь, в середине России, узнают, что такое отчаяние… Такого отчаяния, как предстоящее, Россия еще не испытывала… И англичане, и американцы тоже вздрогнут, потому что это предупреждение прозвучит и для них… В этот раз для них беда не будет массовой. Пострадают только главы государств и антитеррористические подразделения спецназа. Но пусть знают… Пусть знают…

Ширвани начал задыхаться от гневных мыслей. Он знает за собой эту черту – эмоции захлестывают, поступки могут стать опасными. Но еще рано давать волю эмоциям. Он умеет хорошо управлять собой. И единственным глубоким вдохом Ширвани гасит гнев, смотрит на чистое белесое небо и спускается с крыльца, направляясь к стене, где ведут работы строители. Сегодня они должны закончить кладку и установку контрольного оборудования. Только это мало чем поможет…

* * *

Уже на обратной дороге в нагрудном кармане рубашки подает сигнал коротковолновая рация.

– Слушаю! – почти по-военному рявкает Ширвани в трубку.

– Ширвани…

– Я.

– Это Василий Платоныч… Зайди ко мне…

Василий Платонович занимает должность генерального директора по режиму. То есть отвечает за безопасность предприятия, за сохранение государственной тайны. Ему же подчиняется и внутренняя охрана ядерного научного центра, и, частично, командование полка внешней охраны. Хитрый старый лис с бесцветными ничего не выражающими глазами. Смотрит вроде бы сквозь тебя, но иногда возникает ощущение, что глаза эти обладают рентгеновскими свойствами.

– Иду… Я работы по внешнему периметру проверяю.

– Я знаю. Поспеши, тут с тобой один генерал познакомиться хочет.

Ширвани давно ждет этого приглашения. Он даже предполагал заранее, что встреча состоится в кабинете Василия Платоновича. Так и оказывается. В принципе это не ясновидение. Это естественный ход вещей. Именно в этом кабинете и должны происходить такие разговоры. А если приехал какой-то генерал, то в этом тоже удивительного мало – идут учения, и тот, кто командует учениями, обязан встретиться с человеком, осуществляющим охрану в «день Х»…

3

Полковник Солсбери или, как он сам посредством переводчика представляется, «просто Джимми Солсбери», веснушчато-рыжий, улыбчивый и жизнерадостный командир английского антитеррористического подразделения «QJ-7», ни секунды не сидит на месте. Он уже насиделся, когда все долго и внимательно обсуждали общее и не детализированное положение за длинным столом в обширном кабинете генерального директора центра. А теперь, когда деловая часть встречи закончилась и командиры подразделений, задействованных в учениях, перебрались в кабинет того заместителя, который отвечает за безопасность (Джимми долго переспрашивал своего переводчика, который никак не мог правильно перевести название должности – «заместитель генерального директора по режиму», переводчика сильно смутило слово «режим» в данном контексте), переходит от окна к столу, от стола к книжному шкафу, где ему обязательно нужно просмотреть корешки всех книг и даже потрогать сами книги, потом «читает» развешанные по стенам грамоты и дипломы. При этом Джимми не понимает по-русски ни слова. Но ему, видимо, достаточно просто увидеть, чтобы продемонстрировать всем свою белозубую улыбку и прекрасное настроение. Короче говоря, англичанин ведет себя, как типичный стопроцентный американец.

Американский же полковник – Оливер Доусон, в противовес Джимми, выглядит абсолютным, как телеграфный столб, англичанином. Он сух и внешне, и, кажется, изнутри. Невозмутим, неулыбчив и, должно быть, упрям. Сразу садится за приставной стол и ждет делового продолжения после парадного разговора. Попутно через переводчика задает короткие вопросы командиру полка охраны подполковнику Дубенко, присутствующему здесь же.

Генерал Астахов присматривается к иностранцам и не видит в них партнеров, которым можно открыться. Он вообще не видит здесь человека, которому можно открыться и рассказать, что террористы готовят действительную и замысловатую попытку захвата ядерного научного центра. Настолько замысловатую и многоходовую, что охрана вполне может запутаться в профилактических действиях. И это террористы настоящие, а вовсе не какие-то условные «зеленые». Этого даже генеральный директор центра знать пока не должен. В принципе в такой открытости нет никакой необходимости. «Альфа» обладает достаточными резервами, чтобы перекрыть все пути дополнительными заградительными группами. И ни к чему доверять это дело в чужие руки – в американские или в английские. Ни все дело, ни часть его… Может быть, в прибывших отрядах и есть прекрасные специалисты, еще будет возможность проверить, но они не знают ситуации, а генерал слишком мало знает их, чтобы доверить такое важное мероприятие. Ну и, конечно, главный аргумент, высказанный в самом начале планирования операции полковником Согриным, имеет решающую роль – идея проведения учений подсказана в уши высокопоставленных американских военных чиновников. С какой стороны подсказана – это ясно. Но не ясно, насколько эти «уши» связаны с теми, кто подсказал им. Есть ли обратная связь? При излишней откровенности террористы могут узнать раньше времени, что их здесь поджидают. Тогда можно ожидать любой отчаянной акции в любом другом месте. В том месте, где нет поблизости сил, способных предотвратить террористический акт.

Владимир Васильевич размышляет так, чтобы успокоить себя. Как-то неуютно он себя чувствует в роли неискреннего хозяина, не доверяющего всем гостям огульно, хотя не доверять следует только кому-то одному. При этом может оказаться, что этого одного здесь вовсе нет. И тем не менее… Приходится отводить глаза, когда коллеги стараются смотреть прямо, приходится улыбаться фальшиво, когда тебе навстречу улыбаются открыто и с симпатией…

Накануне произошел серьезный, даже слегка на повышенных тонах разговор с руководителем службы безопасности президента. Как и полагается руководителю службы безопасности, тот был категорически против приезда президента в Столбов в подобной обстановке. Тем более против приезда еще и американского президента и английского премьер-министра. Хорошо, что до этого разговора с самим президентом беседовал директор ФСБ. И президент понял необходимость своего присутствия в городе. Иначе придется объяснять президенту и охране президента США, премьер-министру Великобритании и его охране – почему отложен заранее согласованный визит в город ядерщиков. И опять может случиться утечка информации. Более того, даже если утечка и не произойдет, то террористы заметят изменение планов антитеррористов и изменят свои. Никому не известно, какие планы у них есть в резерве. Поэтому лучше избегать сюрпризов и делать то, что вызывает опасения, но тем не менее контролируется…

– Я гарантирую полный контроль над деятельностью террористов, – заявил Астахов. – Более того, я сам буду находиться в критический момент непосредственно в машинном зале реактора.

– Это ничего не решает. Вы лично не сможете предотвратить критическую ситуацию… – возразил руководитель службы безопасности.

– Я буду командовать людьми, которые предотвратят эту ситуацию… – возразил Владимир Васильевич.

– У меня даже язык не поворачивается произнести стандартную сакраментальную фразу: «На вашу ответственность»… Если что-то произойдет, то уже не с кого будет спрашивать…

– Странная у вас особенность видеть в людях самоубийц, хотя сами они склонности к суициду никогда не испытывали…

– А если потом не с кого будет спрашивать? Я хочу спросить загодя… И потому желаю быть в курсе всех деталей… Всех… До мелочей…

– Мне трудно найти для вас вакантную должность в «Альфе»… – Астахов слегка улыбнулся. – Но я понимаю вашу озабоченность и попытаюсь тесно контактировать с вами по всем текущим вопросам… Как только появятся дополнительные сведения, я поставлю вас в известность…

Будь его воля, он всех бы отправил по домам и выставил бы вокруг ядерного центра тройное кольцо оцепления. Но, к счастью, руководитель службы безопасности уже ничего не в состоянии изменить, потому что решение принял сам президент. Он поверил, что «Альфа» контролирует ситуацию. Хорошо бы поверить в это и самому Астахову. Ему кажется, что пока все предусмотрено, но практика всегда показывает наличие какого-то маленького штриха, способного испортить общую картину.

* * *

Джимми Солсбери первым протягивает руку, здороваясь с Ширвани Андреевым. Они одного роста, одинаковой комплекции, только англичанин лет на десять постарше. Переводчика рядом не оказывается – он что-то объясняет полковнику Доусону, а Джимми говорит много и, должно быть, привычно приветливо. Ширвани только плечами пожимает и улыбается Василию Платоновичу, единственному человеку, которого он здесь знает:

– Я в школе слишком плохо учился, чтобы понимать такой беглый английский…

– Он вас принимает за главного антитеррориста ядерного центра и приветствует в вашем лице российские антитеррористические силы… – упрощенно переводит генерал Астахов.

Голос генерала лишен эмоций. Он умышленно говорит ровно, потому что уже получил сообщение от полковника Согрина и знает действительную роль Ширвани во всей текущей операции. Более того, именно по просьбе генерала Василий Платонович пригласил сюда начальника смены охраны, которая будет дежурить в день завершения учений.

Американский полковник пожимает руку охранника молча, только приподнявшись из-за стола, откуда он не встает с того времени, как они обосновались в этом кабинете.

– Теперь все в сборе, – продолжает Астахов. – Можем приступать…

И повторяет фразу на английском языке, чтобы не утруждать переводчика.

– Это генерал Астахов из штаба «Альфы»… – представляет Василий Платонович и самого генерала и доверительно кладет руку на плечо Ширвани. – Ты же у нас в курсе подготовки к учениям… Поприсутствуй при разговоре… Твоей смене участвовать… Могут возникнуть вопросы…

Ширвани шире раскрывает глаза, как и положено раскрывать их каждому охраннику при виде генерала из легендарной «Альфы». Сам генерал при виде Ширвани глаза, наоборот, сужает…

Владимир Васильевич занимает место за рабочим столом, выселив оттуда на время заместителя генерального директора. Это обговорено, и генерал уже чувствует себя здесь хозяином.

– Мы хотели бы выслушать ваше мнение о возможности проникновения на территорию ядерного центра группы посторонних лиц… – начинает генерал разговор сразу с обращения к начальнику смены охраны.

– Мы принимаем меры, – обтекаемо отвечает Ширвани, – чтобы такого не произошло. Я человек, можно сказать, новый на предприятии – всего полгода работаю, и не знаю точно, как обстояло дело с охраной до меня. Но проверка, проведенная вашими, товарищ генерал, сотрудниками, выявила ряд нарушений и недостатков, которые в срочном порядке ликвидируются. Как раз сегодня завершаются работы по наращиванию стены. Одновременно с этим восстанавливаются системы инфракрасного контроля периметра и система видеонаблюдения. На четверть увеличено количество внутренних постов на территории, чтобы осуществлять перемещение грузов внутри предприятия. Честно говоря, наша деятельность направлена в основном не на защиту от террористов, а на предотвращение возможности хищения коммерческой продукции с территории ядерного центра. Недавняя проверка прокуратуры установила вероятность таких хищений, хотя ничего конкретного прокуратура пока не предъявила.

Переводчик вполголоса переводит сказанное. Полковники слегка наклоняются к нему, чтобы лучше слышать, и кивают в такт словам.

– Ваше мнение… – задает вопрос американец. – Будь вам поставлена задача проникновения на территорию центра с группой лиц… Какой путь вы бы выбрали?

– Это зависит от конкретной цели проникновения… – Ширвани уклончив в ответе. – Если, предположим, целью является склад редкоземельных металлов, то самое реальное место и действие – штурм боковых ворот…

– А если целью является ядерный реактор? – спрашивает генерал Астахов.

– Это невозможно… – теперь Ширвани категоричен.

– Почему?

– Здание реактора и машинного зала напоминают крепость, которую практически невозможно взять штурмом… Там только две двери…

– Ворота… – поправляет Василий Платонович.

– Да… Одна дверь в воротах, но ворота слишком мощные, чтобы пробить их даже гранатометом. Там система защиты не только от гранатомета, но и от проникающей радиации. А кто же будет на учениях стрелять из гранатомета… К тому же за первыми воротами следуют еще одни, не менее крепкие. Чтобы преодолеть такую преграду, потребуется долгосрочная осада. А на такое мероприятие, как я понимаю, времени не отпущено никому…

– Посты… – напоминает генерал.

– Посты сильные. Подходы к дверям контролируются и видеонаблюдением, и визуально с каждого поста. С каждого поста есть возможность вести огонь на поражение атакующих. И подмога подоспеет гораздо раньше, чем кто-то успеет подойти вплотную.

– А окна? – спрашивает полковник Солсбери и тычет пальцем в план здания.

– Только вчера завершены работы по полной закладке окон. Там теперь монолитная стена… Не пробраться… – улыбается Ширвани. – Это была моя личная инициатива, и Василий Платонович одобрил ее… Кстати, окна вели не в сам машинный зал, а только в подсобные помещения… Тем не менее мы решили и с этой стороны обезопасить себя…

– Предусмотрительно… – соглашается Владимир Васильевич. – И все же… С какой стороны противник имеет наиболее вероятную возможность проникнуть на территорию?..

– Или при помощи штурма главных ворот, или через здание научного корпуса… Других путей нет… Кроме, естественно, пути через стену… Но везде сработает система предварительного оповещения, и вся смена охраны будет поднята по тревоге. А это, извините, двадцать шесть бойцов… Но, чтобы пойти на штурм центра, противнику следует сначала проникнуть на территорию города… И оповещение может сработать уже там… Должно сработать…

Подполковник Дубенко, как человек военный, встает, понимая, что сейчас предстоит докладывать ему…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Ангел не обманывается, он знает, что Захар не слишком значительная фигура в деле, хотя он и опытный боевик. И подходит к фонтану вовремя, понимая, что именно его прихода ждут, чтобы запустить в дело главное действующее лицо. Ему, конечно, никак нельзя даже показывать, будто он может представить себе какое-либо иное главное действующее лицо, кроме себя самого. Тем не менее Ангел хорошо знает, с кем ему предстоит встретиться. Встретиться и показать, что он просто делает одолжение людям, подбирая себе помощников. Но при этом не доверяет им полностью, а потому проверяет достаточно жестко.

Он издали узнает отставного подполковника Казбека Ачилова, поскольку Тобако удалось добыть множество фотографий последнего, воспользовавшись выделенным ему вертолетом «Альфы» и облетав несколько городов в поисках сослуживцев Ачилова. И даже младший Ангел прислал отцу из Нью-Йорка несколько снимков непонятного происхождения. Скорее всего это были снимки из архива ЦРУ, на которых Ачилов запечатлен беседующим в разных местах с одним и тем же человеком. Сережа Ангелов, как командир боевой группы антитеррористического подразделения ООН «Пирамида», имеет какие-то выходы на архивы ЦРУ, и отец это давно знает. Возможно предположить, что снимался момент вербовки отставного подполковника. По этим соображениям копии снимков ушли в ФСБ и в Службу Внешней Разведки. Там подтвердили предположения – с Ачиловым беседует сотрудник ЦРУ, работающий в Европе под дипломатическим прикрытием.

Ачилов примерно одного возраста с Ангелом, они окидывают друг друга оценивающими взглядами. При этом традиционное чеченское высокомерие более свойственно Ангелу, нежели его оппоненту, который старается держаться скромно.

– Меня просили помочь тебе… – говорит Казбек Ачилович.

Спокойно говорит, как о пустяковом деле… Как помогают соседу занести на этаж только что купленный холодильник. Громоздкая вещь, хотя не слишком и тяжелая. Но одному неудобно…

– Да, мне нужны помощники…– Ангел умело расставляет ударения.

– Говори… – Ачилов согласен выслушать предложение.

– Может быть, не будем стоять здесь памятниками, прогуляемся?

– Куда направимся?

– Я предлагаю в подземный торговый центр… Там людей много, трудно наблюдать издали… Легко потерять человека из виду…

– Думаешь, за тобой следят?

– Думаю… Я не люблю, когда много людей меня видят.

– В торговом центре людей больше…

– Да, но там я не буду центром внимания…

– Осторожность – похвальное качество… – усмехается Ачилов.

– Я всегда стараюсь сам себя хвалить… В том числе и за осторожность…

Ачилов поворачивается, чтобы направиться в ту сторону, откуда он пришел. Ангел идет рядом. Захар с Зурабом отстают на три шага, но направляются туда же.

– Разговаривать предлагаешь на ходу? Может быть, зайдем в кафе?

– Не люблю статичные положения. В них любой человек уязвим… – Ангел продолжает играть роль сверхосторожного человека.

– Как желаешь… – усмехается Ачилов. – Я много слышал о тебе, и это вовсе не говорит о том, что ты трусливый человек. Поэтому я делаю вывод – ты заметил что-то такое, что тебе не понравилось…

– Я заметил такое…

– Не волнуйся. Это мои люди страхуют меня от случайностей. Я тоже люблю свою свободу и предпочитаю ощущать себя в безопасности, пока не найду себе опасное дело.

– Похвально… Тогда попроси своих людей не подходить близко. Когда я нервничаю, я могу неправильно понять какое-то движение, и это обернется бедой…

– Они не подойдут… Они наблюдают за ситуацией с дистанции и только дадут мне сигнал, если к нам будет приближаться кто-то подозрительный… Я имею в виду – подозрительные… Потому что один человек меня не может испугать… За спиной у меня, как ты знаешь, Захар… Я не видел еще человека, который стрелял бы так быстро и точно, как он…

– Я готов с ним посоревноваться… – усмехается Ангел. – Я знаю только одного человека, стреляющего, как я… Это мой бывший сослуживец Пулат… За другими я не признаю такой возможности…

– Ладно, не будем обсуждать то, что сейчас нельзя выяснить… Будет время, выясним… Может быть, перейдем к делам? Что тебе от нас надо?

– Мне нужен выход на продавцов скандия из Столбова.

– Это не проблема…

– Проблема в другом… Мне нужен выход на тех, с кем не собираешься долго сотрудничать… Понимаешь, о чем я говорю…

Они уже подходят к спуску в подземный переход через площадь. Из этого перехода можно войти в подземный торговый центр. Отставной подполковник в задумчивости останавливается на лестнице и смотрит на Ангела, вопросительно подняв брови.

– Собираешься кого-то кинуть…

– Я собираюсь договориться принять груз, расплатиться за него черным налом… Но надеюсь, что груз не дойдет до меня… Дороги нынче опасны…

Ачилов опять усмехается. С пониманием. Они снова продолжают движение.

– Люблю абреков… На какую сумму ты рассчитываешь?

– Все, что я наскреб по своим закромам, – полторы сотни тысяч евро… Двадцать из них – твои. За наводку…

– Нормальные условия. Я почти готов согласиться… Но мне надо подумать… Люди, с которыми я контактирую в Столбове, завязаны со мной делами… А надо найти, как я понимаю, такого, на кого я не могу рассчитывать…

– Именно такого…

– А если это будет сам ядерный центр? Государственное предприятие… Не побоишься?

– Это даже лучше. Штатная охрана всегда работает хуже, чем братки…

Центральный ряд подземного торгового центра всегда многолюдней, чем другие ряды. Люди, не желающие целый квартал идти по изнуряющей жаре, предпочитают пройти здесь и выйти с другой стороны. Ангел старательно посматривает по сторонам. Ачилов замечает это и усмехается. Между двумя отделами – маленький закуток часового мастера. Ангел останавливается здесь, снимает часы и просит поменять ему батарейку. Часовщик, судя по внешности, армянин или азербайджанец, по крайней мере, точно – кавказец, делает это быстро. Ачилов слегка хмурится. Это хорошо. Пусть попробуют и этого часовщика проверить – что за человек?

После этого Ангел поворачивает назад. Он хорошо помнит, как расположились в прошлый раз парни из черного «Ауди». И уверен, что они, при полном отсутствии профессионализма, и в этот раз займут те же самые позиции.

– Ты что-нибудь придумал?

– Торопишься?

– Мне не хотелось бы затягивать дело надолго. Мне этот город не нравится…

Они приближаются к выходу. Сейчас для Ангела главное, чтобы не подкачали парни из черного «Ауди». На этом строится его расчет подачи себя и оправдания неприятности, в которую должен попасть кто-то из наблюдателей с крыши, если такие в самом деле там есть. Иначе обвинения могут предъявить самому Ангелу.

– Я имею на этот счет соображения несколько более широкие, чем твои… – будничным голосом, едва слышно говорит Казбек Ачилович. – Только меня интересует еще один вопрос… Скандий – такая штука, которая не всем нужна… У тебя есть покупатель, готовый заглотить большую партию?

– Мою партию он заглотит, не подавившись, и попросит добавки… Беда в другом – меня обычно не устраивают комиссионные… И я предпочитаю продавать товар целиком… Хотя, говоря по правде, я вообще человек не торговый…

– Покупатель в России?

– Нет.

– Ну, хотя бы в СНГ?

– Нет. Покупатель на Тайване…

– А как собираешься вывозить?

– Это мои проблемы…

– Сто пятьдесят тысяч евро… В принципе груз небольшой… Да и сумма не слишком велика…

– Ты хочешь предложить мне груз побольше?

– Я как раз об этом думаю…

Они поднимаются по лестнице перехода на площадь. Уже с середины лестницы Ангел видит коротко стриженную голову того же парня из «Ауди», что встречал их в прошлый раз. И чуть-чуть сдвигается в сторону, пропуская торопящихся симпатичных девушек и выбирая такой путь, который пройдет вплотную к парню из «Ауди».

– Я готов обсудить более интересные варианты… – соглашается Ангел, когда Казбек Ачилович, тоже пропустивший девушек, сдвигается в сторону собеседника.

Теперь они выходят правильно, по точно выверенной траектории. В зеркальные солнечные очки другой девушки, спускающейся навстречу, Ангел видит, как Захар с Зурабом идут за ними в пяти шагах позади. Все так и должно быть… Так рассчитано…

Последние ступеньки…

Парень из «Ауди» старательно пялится куда-то в сторону.

– Я же просил тебя не подпускать ко мне близко твоих ребят… – говорит Ангел с укоризной. – И ты обещал… Как теперь полагаться на твое слово?..

Два шага осталось…

– Я не женщина – свое слово держу… – уверенно говорит Казбек Ачилович.

Ангел, проходя мимо Стаса, коротко, незаметно для невнимательного взгляда со стороны, выбрасывает в сторону опущенную до этого руку. Костяшки кулака точно и резко бьют Стаса в печень, отчего тот мешком оседает на асфальт.

Ангел проходит мимо.

– А это разве не твой? – спрашивает он с невинной усмешкой.

Ачилов оборачивается через плечо и с удивлением смотрит на лежащего человека. Он в самом деле удивлен. Останавливаются и другие прохожие. Кто-то склоняется, прощупывает пульс на горле.

– Солнечный удар… Жара… – сердобольно комментирует старушка.

– Кто это? – спрашивает Ачилов.

– Когда мы в прошлый раз встречались с Захаром, этот и второй – он сейчас на другом выходе – контролировали нас… Черный «Ауди»… – Ангел называет номер. – Не твоя машина?

– Захар! – резко зовет отставной подполковник.

Но Захар и без того рядом. Ачилов делает знак рукой еще куда-то. И со стороны на скорости приближается старенькая «жучка».

– Захар… – теперь Ачилов говорит громко, чтобы его все услышали. – Возьми машину, отвези человека в больницу…

И добавляет несколько слов, склонившись к уху Захара.

Захар вместе с водителем и с помощью Зураба грузят Стаса на заднее сиденье. Зураб желает тоже поехать, но его не берут.

– Так ты говоришь, не знаешь его? Пусть и мой человек посмотрит… – мрачно говорит Ангел. – Они несколько дней уже ходят… За мной или за тобой, мне тоже интересно…

Ачилов что-то выкрикивает по-чеченски и перед Зурабом распахивают дверцу. Машина быстро уезжает с площади, пока не пожаловали менты. Въезд сюда запрещен…

2

– Полк охраняет периметр города, включающий полуторакилометровую зону пригородных неокультуренных лесов, полей и болот, – стоя, как и положено военному человеку в присутствии старших по званию, четко докладывает подполковник Дубенко. Он продолжает уже не так уверенно. – Весь периметр основательно, в два ряда «околючен»…

– Что-что? – переспрашивает генерал Астахов.

– «Околючен»… Колючая проволока, то есть протянута по всему периметру… В два ряда… Первый ряд… Через пятьдесят метров в глубину второй ряд…

– Это понятно… – генерал Астахов слегка ворчит, но он знает, что уже поставлен вопрос о соответствии подполковника занимаемой должности, и потому не боится обидеть офицера неосторожным словом. Впрочем, генералы никогда не боятся этого. Но дело даже не в этом. Подполковника уже отстранили бы от должности и поставили на его место более делового человека, если бы не предстоящая операция. Новый человек просто не успеет войти в курс дела, чтобы полноценно узнать все слабые и сильные стороны системы защиты. – По большому счету, что дает нам колючая проволока в системе защиты от несанкционированного проникновения на территорию? Хоть что-то дает?

– Ну… Скот не ходит…

– Скот и так в город не ходит… Да в местных деревнях и скота почти не осталось. Мне кажется, что любой человек в состоянии сломать первую попавшуюся ветку на дереве, поставить распорку и пролезть под проволокой, если есть в этом необходимость… На проволоку полагаться нельзя. К тому же, как нам известно, в колючке существует множество дыр… Наши люди отдельно от прокурорской проверки ходили и проверяли… Где-то упали столбы, где-то просто проволока оборвана… И там пройти возможно…

– Но у нас там и кроме проволоки есть средства защиты… – подполковник выкладывает свой главный аргумент. – Мы сами считаем колючую проволоку просто предупреждающим знаком… Как на дороге… Знак для автомобилистов…

– Не слишком ли дорогой знак вы выставляете?..

– Один ремонт ограждения ежегодно в копеечку влетает… – поддакивает генералу Василий Платонович, тоже знающий, что Дубенко вскоре снимут.

– Ремонт ограждения не делался, кстати, уже много лет… – говорит Астахов.

– Но деньги на это выделялись… – настаивает Василий Платонович.

– Этим сейчас занимается прокуратура, а нам и нашим гостям сегодня надо выяснить другое… – генерал вдруг меняет тактику разговора, и Василий Платонович не понимает почему, поскольку не знает, что многое из того, что будет сказано, предназначено исключительно для ушей Ширвани Андреева. – Что сообщит нам товарищ подполковник по существу вопроса. Где расположены главные направления возможного проникновения? Возможно ли, преодолев проволоку, пройти незамеченным через полосу отчуждения?

– Невозможно… – подполковник рад, что разговор переходит в другое русло. – Там, в полосе отчуждения, выставлен двойной разновысотный инфракрасный периметр, который невозможно определить без специальных приборов. А эти приборы все равно не позволяют отключить его, не вызвав тревогу. Кроме того, все подходы к периметру с внутренней стороны контролируются камерами видеонаблюдения. На финал учений решено выставить усиленные смены перед мониторами слежения. Никто не пройдет…

– Прекрасно… – соглашается генерал. – И все же, где можно пройти? И не одному человеку, а целой группой? Не могу сказать, какой по численности, но достаточной для проведения боевой операции… «Зеленые» слабой группой тоже не пойдут…

– Существуют два направления, где контроль осуществляется визуально, без специальной аппаратуры, – докладывает подполковник. – Контрольно-пропускной пункт на въезде в город, и река… Там у нас обыкновенные посты… На время финала учений и эти посты решено усилить…

– Сколько человек на каждом посту?

– В обычной обстановке в смену входит прапорщик и трое солдат. На время финала учений…

Генерал поднимает руку, требуя остановиться.

– Не надо усиливать… У нас есть подразделения гостей, которых тоже следует задействовать. Они и усилят эти посты. Заступят на суточную засаду… С двенадцати ноль-ноль завтрашнего дня до двенадцати ноль-ноль послезавтрашнего дня. Если не возражаете, – Астахов склоняет голову в сторону англичанина и американца, американская сторона примет участие в охране дороги, а английская заступит на дежурство на речном посту.

Переводчик переводит предложение генерала, показывающего объекты на развернутой карте. Полковники согласно кивают.

– Насколько мне известно, роль условного противника в настоящих учениях выполняют офицеры спецназа ГРУ. Думаю, командование спецназа ГРУ постарается не ударить в грязь лицом. Некоторое время назад, как мне докладывали, во Франции проводились совместные учения спецназа ГРУ и французских парашютистов. Французы оказались очень недовольны, что русские спецназовцы учебный рукопашный бой проводили в полный контакт, то есть как в боевой обстановке. Прошу учесть, что спецназ ГРУ обучается именно так. В процессе обучения их учат не щадить ни себя, ни противника. Если что-то произойдет, не думайте, что будет только несколько выстрелов в воздух. Готовьтесь к серьезной схватке…

Американец с англичанином переглядываются и усмехаются. Они в себе и своих бойцах уверены. А уж если дело дойдет до рукопашной…

– Простите за вопрос, товарищ генерал, – вставляет реплику Ширвани Андреев, – а чем будет заниматься «Альфа» и как она будет осуществлять взаимодействие с внутренней охраной? Может быть, нам настроить переговорные устройства на одну волну, чтобы всем быть в курсе дела?

– «Альфа» будет контролировать дополнительный участок возможного проникновения условного противника…

– Дополнительный участок?.. – переспрашивает Василий Платонович.

– Да… Мы все упустили одну очень соблазнительную возможность для проникновения на территорию города…

Владимир Васильевич делает впечатляющую паузу и оглядывает собравшихся.

– Какую? – опять спрашивает Ширвани.

– Церковный праздник перезахоронения мощей святого Никодима Столбовского!

Американец с англичанином слушают перевод, переглядываются еще раз и обмениваются короткими фразами.

– Окажись я в лагере «зеленых», – продолжает генерал, – я не упустил бы такой шанс. Под видом монахов могут приехать обыкновенные спецназовцы. Я даже допускаю, что в нарушение уставов Российской армии командование может им разрешить отпустить бороды. В худшем случае бороды можно и наклеить… И даже седые…

– Кстати, среди паломников есть группа мусульман… – сообщает Василий Платонович. – Из Бахрейна и из Саудовской Аравии… Шесть человек…

– Отставить! – сразу ставит точку генерал. – Мусульмане слишком заметны, чтобы спецназ ГРУ решился принять такую маскировку, хотя они могут подделать любые документы. Они предпочтут затеряться среди православных монахов, и даже будут делать вид, что не знакомы друг с другом… Вот все это сборище служителей веры и вообще приехавших верующих и будет контролировать «Альфа»…

Генерал не наблюдает за Ширвани, но боковым зрением видит, как тот переводит дыхание.

– Еще вопросы есть?

– Единственный… – говорит Ширвани. – Прокурорские проверки надоели. Нельзя их как-то приостановить хотя бы на время учений?

– Это не в моих силах… – говорит генерал. – Закон стоит выше моих приказов и пожеланий…

* * *

Ширвани снова выходит на крыльцо научного корпуса, в котором два нижних этажа отведены под административные помещения. И снова на глаза ему попадается группа православных священников. На сей раз это не монахи, как отличает их Ширвани, а церковные служащие. Эти в слишком богатых, торжественных одеждах, чтобы быть монахами, проповедующими скромный образ жизни.

Теперь, после предупреждения генерала Астахова, Ширвани присматривается к церковникам внимательнее. И ему кажется, что трое из пяти по выправке вполне могут быть боевыми офицерами. Морды откормленные, глаза бесстыжие, кулачищи здоровенные… Впрочем, внешний вид не всегда говорит о принадлежности человека к армии и даже не всегда говорит о его способности к решительным силовым действиям. Но если спецназовцы ГРУ прибыли, как подозревает генерал Астахов, действительно под видом монахов, то это ни в коей мере не может помешать проведению акции Аль-Сантоса. И даже поможет, создав переполох и сумятицу, когда «Альфа» начнет разбираться с паломниками. А группа мусульман вообще остается в стороне. И это только радует. Сеньор Сальваторе Аль-Сантос, разрабатывая акцию, тонко предусмотрел этот момент. И все прошло по его плану. Теперь главное, чтобы остальное прошло по плану Казбека Ачиловича Ачилова. План Ачилова, только часть плана Аль-Сантоса, и вливается в общее русло своими тонкими ручейками. А в конце все должно сойтись в единую реку, которую уже не сможет остановить даже такая плотина, как антитеррористические подразделения трех стран. Эта река станет мощнейшим потоком и сметет любую плотину вместе со всем находящимся поблизости…

Ширвани переходит площадь и идет следом за священниками, останавливается против церкви у них за спиной. Священники о чем-то тихо переговариваются, указывают друг другу на какие-то архитектурные особенности куполов и резных каменных украшений фасада, выполненных еще в девятнадцатом веке, и только отреставрированных сейчас. Что-то обсуждают. В принципе архитектурные стили и особенности классического строения вполне можно за месяц изучить так, чтобы с пониманием воспринимать чужие слова и даже вставлять вполне к месту умные реплики. И никто не заметит и не поймет, что человек не очень-то сведущ. Никто не сообразит, что под видом священника скрывается боевой офицер, весьма далекий от служения богу…

Все это Ширвани прекрасно понимает, и квалифицированный разговор священников о присутствии масонской символики в русских церквях девятнадцатого века ничуть не сбивает его с толку.

Один из священников оборачивается, смотрит на Ширвани красными, воспаленными глазами. Во взгляде – откровенный вопрос. Священник заметил Ширвани еще раньше и, не оглядываясь, почувствовал его присутствие за спиной. Это еще более подтверждает подозрения Ширвани. Надо быть опытным и осторожным человеком, прошедшим через много опасных схваток, чтобы вот так «видеть» затылком.

– Красиво! – оправдывает Ширвани свое присутствие.

– Вы местный? – священник шагает вперед и спрашивает, дыша на непьющего Ширвани хроническим перегаром.

– Живу здесь… – уклончиво отвечает Ширвани. – Работаю…

Перегар только подтверждает его зарождающееся подозрение.

– Ну-ну… Оживился город-то?..

– Оживился, – соглашается Ширвани. – Народу понаехало много. И даже арабы… Я арабам не доверяю… Террористы они все…

Ширвани кивает в сторону приближающейся по другой стороне улицы группы из шести человек – в одеянии мусульманских имамов.

Священник криво усмехается в жидкую бороденку, осматривает собеседника снизу доверху, слегка задержав взгляд на кобуре с пистолетом и на бритой голове. И тут же теряет к Ширвани интерес, возвращается к своим. Все вместе они шествуют дальше, в сторону недалекого монастыря. Впрочем, в этом городке все недалеко, поскольку он невелик, а закрытый режим не позволял городу расти вширь, как не позволяет и сейчас, хотя режим охраны значительно ослаблен.

Ширвани же поднимается на крыльцо церкви и незаметно пробует ногой гранитные ступеньки. Здесь, под ступеньками, спрятано шесть автоматов, запас патронов, гранат и взрывчатки… Его видят только «имамы»… И только они понимают его малоприметный знак… Понимают потому, что ждут этого знака…

И эти «имамы» хорошо знают, что сбоку от крыльца есть калитка, в которую можно войти только согнувшись. Как всегда бывает в России, строители что-то не успели доделать. Убрали стройматериалы и инструменты под крыльцо. Там же оставил кое-что и Ширвани… Достать оружие – дело полутора минут… Никто и понять не успеет, чем занимаются таким странным «имамы», когда они уже будут вооружены и начнут действовать…

3

– Я не предлагаю тебе гостеприимство квартиры, где мы живем… – говорит Ачилов.

– И правильно, – соглашается Ангел. – В целях обеспечения собственной безопасности я предпочитаю избегать незнакомых замкнутых пространств, тем более, представляющих вероятную опасность… Такую, какую представляет сейчас твоя квартира… Кстати, та самая черная «Ауди», что ведет за вами слежку, в настоящее время находится неподалеку. Не поворачивайся… Незаметно посмотри вправо… В конце площади стоит человек… Парень… Молодой… У него растерянный вид… Он напарник того, которого только что увезли… Участник слежки… Видишь? Сама машина находится на стоянке чуть выше… У тебя есть еще свободные люди?

– Номер машины повтори…

Ангел повторяет. Память у него лучше, чем у чеченца. Обычно Ангелу хватает одного взгляда, чтобы запомнить такой пустяк, как номер машины.

Казбек Ачилович ориентируется быстро. Сразу же вытаскивает трубку сотового телефона и набирает номер. Ждет почти минуту, потом набирает другой номер. И что-то говорит по-чеченски. Быстро, резко, чуть ли не со злостью. Впрочем, чеченский язык непривычному уху всегда из-за обилия гортанных звуков кажется таким, особенно когда слова произносятся энергичным тоном. Одновременно Ачилов бросает взгляды в сторону парня, застывшего в нерешительности на другом конце площади. Голова отставного подполковника при этом не поворачивается. Но парень что-то, кажется, чувствует. И, резко развернувшись, спешит к своей машине.

Ачилов звонит еще одному абоненту, тоже отдает команды, потом звонит третьему и сам бросает взгляд в сторону крыши стоящего неподалеку дома. По этому взгляду Ангел понимает, что команда отдается снайперу, но для снайпера, даже с учетом мощной оптики, цель слишком удалена и прикрыта деревьями, окаймляющими боковую аллею. Потом Ачилов пару секунд раздумывает и снова набирает номер. И опять ждет. Ангел догадывается, что первый абонент не ответил, и отставной подполковник тщетно пытается дозвониться ему. Но Ангел знает, что если не ответил в первый раз, то уже не ответит… На противоположную крышу пошел Пулат, а Пулат с Ангелом давние и хорошие друзья, лучшие друзья… Не захочет Пулат наблюдать, как кто-то держит на прицеле его лучшего друга…

Так и получается. Номер опять не отвечает, и это беспокоит Казбека Ачиловича. Но это беспокойство видно только в глазах. Поведение отставного подполковника остается прежним, чуть ленивым, соответствующим нынешней жаре.

– Прогуляемся в ту сторону… – предлагает Ангел.

И они неторопливо направляются в сторону автомобильной стоянки.

– Может быть, между делами продолжим и наш пустяковый разговор… – предлагает Ангел. – Если мне память не изменяет, ты что-то хотел мне предложить?

– Продолжим… Хотя разговор этот лучше вести в спокойной обстановке, где ничто не отвлекает… Не торопись отказываться сразу… Я хотел предложить тебе очистить от лишнего хлама склад в ядерном центре. Весь находящийся там скандий будет твоим… Помимо скандия, там можно поживиться ванадием и еще всякой такой же ерундой… Не помню всю номенклатуру…

– Ха! Красиво… Но такое дело требует длительной подготовки… Месяца три-четыре, как я прикидываю исходя из собственного опыта, а то и целых полгода… А мне хочется сделать дело сразу и благополучно исчезнуть… У меня такие привычки…

– Разведка уже произведена. И я знаю там каждый интересный для тебя участок…

– Ты знаешь этот склад? – задает Ангел естественный вопрос и голосом выражает свое удивление.

– Знаю.

Сейчас необходимо показать некоторое искусственное напряжение, и Ангелу это удается.

– Откуда? Работал там?

– Я в свое время командовал полком охраны Столбова.

– Ни хрена себе! – удивление Ангела истинное, но вызвано оно тем, что Ачилов так вот с разбега открывается ему.

Не слишком ли рано открывается… Или он что-то заподозрил и считает, что Ангел уже не жилец, или он заподозрил другое и вынужден положиться на случай, привлекая Ангела для выполнения задачи, с которой боится не справиться сам. В принципе второй вариант больше похож на правду, потому что прельстить абрека возможностью обчистить весь склад ядерного центра нетрудно. И выигрыш здесь составит десятикратно большую сумму.

– Что скажешь? – посмотреть со стороны, Ачилов совершенно не интересуется ответом.

Но Ангел понимает, что собеседник в самом деле не интересуется им. Для самого Ачилова вопрос уже решен окончательно и бесповоротно. В просторечье это называется сжечь за собой мосты… Если ответ будет отрицательным, Ачилов даст команду снайперу. Потому отрицательного ответа в данной ситуации быть не может, хотя Ангел об этом не должен догадываться.

– Заманчиво… Заманчиво… Здесь есть над чем поразмышлять… Мне подобные операции всегда были по душе. Отвечают моему складу ума и характера… Слишком дерзко, чтобы кто-то всерьез подумал о реальной возможности такого дела. И именно потому это – возможно… Короче говоря, есть повод для разговора… И не уличного… Я приглашаю тебя к себе…

Это уже проверочный ход Ангела. Если Казбек Ачилович откажется от визита, значит, он опасается Ангела. Если согласится, значит, уверен, что собственным провалом он никак не повлияет на конечный итог акции, потому что не раскроет провалом карты других групп, входящих в его подчинение.

– А почему ты не хочешь беседовать на нашей территории?

Отставной подполковник понимает, почему Ангел не хочет этого. Но он тянет время, чтобы успеть прикинуть все «за» и «против».

– Сам не понимаешь? За тобой следили…

– А если следили за тобой?

– Я бы определил это раньше. Я видел, что следили за твоими людьми…

– Скоро это выяснится… Как только выяснится, я тебе позвоню…

Они останавливаются на выходе с площади. Чуть дальше их поджидают два чеченца. Ангел узнает и того, и другого. Они контролировали сквер, когда он подходил к Захару. Оба, и Ангел, и Ачилов, уже понимают, что погоня не удалась и парень в «Ауди» скрылся. Это чревато неизвестными опасностями.

Отставной капитан и отставной подполковник пожимают друг другу руки, но расстаться так быстро им не удается – Ачилов замечает требовательный и активный знак, подаваемый со стороны. Замечает знак и Ангел:

– Там что-то случилось?

– Пойдем посмотрим… – Ачилов не выпускает его руку, словно старается потащить Ангела с собой. Но Ангел и не сопротивляется. Он-то хорошо знает, что там случилось. Пулат сделал свое дело…

* * *

Разговор идет по-чеченски, и очень быстро. Ангел опять не понимает ни слова, хотя в последнее время старательно изучал чеченский язык с помощью Зураба и чисто бытовые понятия сумел вызубрить. Но, видимо, интенсивность обучения была недостаточной, и запоминать следовало не только бытовые слова. Хотя, по легенде, Ангел должен знать только бытовые, да и то не обязательно. Но ему сейчас и понимать ничего не надо. Дважды один и трижды второй собеседник машут рукой за спину, не оборачиваясь в ту сторону. А там стоит толпа у стены дома, там же и милицейская машина, и машина «Скорой помощи» отъезжает за ненадобностью. Отъезжает и никого не увозит, потому что вывозить трупы с места происшествия в обязанности «Скорой помощи» не входит. Ангел недавно слышал историю, когда пожилой человек умер на крыльце магазина. Приехала «Скорая», зафиксировала смерть от сердечного приступа и уехала по новому вызову. Приехала милиция, составила протокол и уехала. Человек пролежал на крыльце несколько часов, и посетители магазина просто перешагивали через него, пока, наконец, директор не поднял скандал в городской администрации. Только тогда тело увезли. Сейчас, скорее всего, подобное не произойдет, потому что менты непременно заглянут в «дипломат». А если заглянут, то без труда сообразят, что здесь готовилось нечто не совсем обычное. Готовилось, но сорвалось, и дело это требует расследования…

Казбек Ачилович поворачивается к Ангелу.

– Погиб один из моей подстраховки… Похоже, сорвался с крыши… – в голосе и сожаление, и сомнение, и некоторая растерянность.

– У тебя в подстраховке ходят женщины? – Ангел начинает игру. Понимает, насколько игра эта опасна, но он таким образом высоко поднимает собственное значение, как боевой единицы.

– У меня под командой только проверенные люди… – Казбек Ачилович обижается. – Все проверены в деле. А сорваться с такой крутой крыши может любой…

– Я в свое время немало полазил по крышам и ни разу не сорвался… Однажды мне пытались помочь это сделать, но я удержался, и упал тот, кто хотел отправить меня вниз… Я не верю, что проверенный человек упал сам… Ему помогли!

– Кто?

– Моего «подопечного» уже допрашивают?

– Черт! Допрашивают… Кто они такие?

– Это вопрос не ко мне, а к нему. Кстати, тебе ничего не говорит такой адрес?

Ангел называет адрес дома, где обосновались Казбек Ачилович и трое его парней.

– Говорит… Мы живем в этом доме…

– Я видел, как парни на «Ауди» дежурили там… В бинокль рассматривали окна…

– Черт… Черт… Черт…

– Допрос, надеюсь, не там ведется?

– Нет, в другом месте…

Ачилов поворачивается к своим парням и что-то быстро говорит им по-чеченски. Парни сразу уходят в сторону стоянки. Мимо толпы, окружившей их погибшего товарища, проходят без остановки.

– Так ты принял решение? – сердито спрашивает Ачилов, вынужденный совмещать сразу несколько дел и оттого нервничающий. Спрашивает, а сам смотрит в сторону стоянки, где уже выруливает на дорогу такая же старенькая, как и первая, «жучка».

– Скорее всего я соглашусь. Но я должен знать подробности операции… Скажу честно… Меня сильно смущает то, что вокруг тебя происходят неприятные события… Я обычно пресекаю такое, чтобы иметь свободную голову…

– Когда скажешь окончательно? – отставной подполковник торопится.

– Тебе сейчас некогда… Правильно… Займись допросом. Когда закончишь, вместе с Зурабом приезжай ко мне. Я буду ждать дома… Не скрою, что мое решение зависит от результата допроса… Но в целом мне нравится ход твоих мыслей…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Санек так и не понял, что произошло со Стасом. Он не заметил момента удара. Да с такого расстояния короткое и быстрое движение Ангела вообще невозможно было увидеть, если уж его не увидели те, кто находился близко. Единственно, Санек увидел, что Стас лежит на асфальте, а вокруг него стоят люди. И не сразу даже разобрал, что там же стоят и чеченцы, за которыми они следят. Первым побуждением Санька было поскорее подойти, чтобы помочь. Он торопливо направляется в сторону противоположной части площади, когда видит, наконец, что чеченцы остановились рядом с Саньком. Видит, как подъезжает машина и Стаса загружают в машину.

Если бы он сидел сейчас в «Ауди», он смог бы в бинокль рассмотреть, что происходит около входа в подземный переход. Но с биноклем по открытому пространству гулять смешно – это значит привлечь к себе внимание, и потому бинокль остался в «Ауди» на заднем сиденье, куда положил его Стас. А рассмотреть издали, что за люди увозят напарника – невозможно. Только машина показалась знакомой. Переднее крыло грунтовкой окрашено. Правда, таких машин много, крылья мнут чаще всего и вынужденно меняют. Но на такой же, кажется, чеченцы ездили…

Санек вдруг понимает, что Стаса увезли именно чеченцы. Он видит, как распоряжается там, у входа в переход, старший чеченец. И видит, как тот звонит куда-то…

Звонит?

Звонит другим, которые разошлись в разные стороны, чтобы они его, Санька, перехватили и увезли туда же, куда повезли Стаса? Не зря Валерьев предупреждал, чего-то не договаривая… Боялся сказать, испугать боялся, не зная наверняка, только просил быть осторожнее…

Санек хватается за трубку мобильника, но понимает, что сейчас стоять на месте и звонить просто опасно. Его успеют перехватить раньше, чем сюда приедет Валерьев со своими ментами. И потому он резко разворачивается и спешит к стоянке.

«Ауди» не знает проблем с зажиганием. Машина урчит двигателем, когда селектор коробки-автомата устанавливается в сектор «Drive» и сразу на выезде и на повороте набирает скорость под восемьдесят километров в час. Хорошо, что на улице такая жара. В жару людей меньше, иначе трудно было бы проехать здесь так быстро. И уже выезжая на дорогу, Санек видит, как сюда же с разных сторон почти бегут два чеченца. Но он сообразил вовремя, вовремя прочухал опасность, и теперь им не угнаться за ним.

Стас выезжает на одну улицу, смотрит в зеркало – нет ли преследования? Преследования нет, но он все равно сразу сворачивает на боковую, затем делает еще несколько поворотов, проскакивая даже на красный свет, и только после этого снижает скорость.

Но куда ехать? Куда теперь спешить? Надо как-то выручать Стаса. Около городского парка «Ауди» останавливается, и Санек набирает номер.

– Старший лейтенант Валерьев. Слушаю вас…

– У нас крупные неприятности…

– Я сейчас занят…

– Стаса захватили.

– Что?

– Стаса захватили… В машину сунули и уехали…

Следует затянувшаяся пауза.

– Ничем сейчас помочь не могу… Я занят…

– Они его трясти начнут, Стас сразу на тебя покажет…

Еще одна пауза, уже более продолжительная.

– Подъезжай ко мне… На улице жди… Я выйду…

* * *

Санек не доезжает, а – с испугу! – просто долетает до райотдела, забыв про все правила дорожного движения и про наличие в городе светофоров. Краем глаза замечает, что два сотрудника ДПС смотрят ему вслед с непониманием и срочно что-то докладывают по рации. Но, заняв привычное место рядом с райотделом милиции, он вынужденно ждет почти двадцать минут, когда старший лейтенант Валерьев освободится и выйдет к нему. Не любит Валерьев вести деловые разговоры в своем кабинете.

В отличие от Стаса, Валерьев любит садиться на переднее сиденье. Там все-таки удобнее, можно вытянуть ноги.

– Что там у вас опять случилось? – ворчит он недовольно, его глаза испуганно бегают.

– Не «у вас», а «у нас»… – поправляет Санек. – Если каша заварится, отвечать придется всем… Сам понимаешь, что чеченцы из Стаса все, что можно и что нельзя вытрясут… У них там какие-то серьезные дела, а тут мы влезли…

– Какие серьезные дела, рассказывай…

– Стрелка у них была… С прикрытием…

И он выкладывает все, что они видели. И даже рассказывает о чеченце, упавшем с крыши…

– Быстро падал? – вяло интересуется Валерьев.

– С ускорением свободного падения… Если помнишь, что это такое…

– Что такое – помню, а вот сколько – забыл…

– Девять и восемь десятых метра на секунду в квадрате… Попробуй… Весело… Не боишься, что чеченцы могут заставить попробовать?..

– Пусть попробуют… Только это не самое страшное… Хуже будет, если они в службу собственной безопасности полезут…

– Значит, надо решать… И решать – тебе… – Санек непривычно напорист. За время ожидания он хорошо продумал, как вести себя со старшим лейтенантом, всегда опасающимся за свое положение, и выбрал правильную линию.

– Думаешь, Стас расколется?

– Расколется обязательно… Заставят расколоться. Да еще как!.. Морды у них серьезные…

– Не могли, балбесы, сразу что-то придумать… Загодя… Ну, сказать, что «копейку» твою черные угнали… Показалось, на морду похожие… Потому и таскаетесь…

– Что же ты сам раньше не посоветовал?..

– Мне с парнями поболтать надо… Подожди минут двадцать…

Валерьев медленно, в раздумье выбирается из машины.

– Дверцей не хлопай!

Но старший лейтенант то ли не слышит, то ли назло Саньку хлопает дверцей…

* * *

Ждать приходится не двадцать минут, а всего пять. Через пять минут Валерьев бегом спускается с крыльца. В «Ауди» влетает с разбегу.

– Ты видел, где они живут?

– Видел… – Стас не понимает торопливости мента и отвечает вальяжно. – Там две квартиры… Одна сразу рядом с дорогой, вторая – дом обогнуть, в пятиэтажке… Правда, я только одну квартиру знаю… Второй адрес – только дом и подъезд…

– Этот… Что с крыши верзанулся… Там живет?

– Там… Во второй квартире… В дальней…

– Этаж хотя бы знаешь?

– Я за ним по лестнице не бегал и на одном балконе не загорал… Мы их и заметили-то, только когда они из подъезда вышли, с нашими встретились… А что там еще случилось? – нервозность старшего лейтенанта нельзя не заметить.

– Говоришь, он с «дипломатом» был?

– Двое с «дипломатами»…

– Тут история красивая наклевывается… У этого… Что с крыши… В «дипломате» был «винторез»… Это боевики… И они, наверное, хотели грохнуть тех, с кем встречались…

– И что?

– А ничего… Когда в городе намечается куча таких визитов… И такие парни в городе… Нас не только не нагреют… Мы за это дело еще и звездочку на погон получим… Если что, вы со Стасом – мои осведомители… И следили за ними по моей просьбе… Понял?

– Нормально… В стукачи нас, значит…

– Лучше в стукачах ходить, чем на нарах корежиться…

На крыльцо ментовки выскакивает группа захвата – в касках, бронежилетах, с автоматами. Уже садится в машину. Машут рукой старшему лейтенанту. Он машет в ответ, приглашая, и один из бронированных бежит к «Ауди».

– ОМОН? – спрашивает Санек.

– Не-а… Наша группа захвата… Мы быстрее ОМОНа сработаем… Такое дело само в руки просится… Не упускать же…

– Едем? – спрашивает подбежавший и опирается автоматом на полуопущенное стекло. Может поцарапать, но Санек не решается сделать замечание.

– Там две квартиры… – объясняет Валерьев. – Одна известна, вторая – только подъезд…

– Найдем… Я – Леха-черный пояс… Так кличут… – офицер, погонов которого под бронежилетом не видно, протягивает Саньку руку, представляясь, и только после этого садится в машину. – Погнали…

Леха-черный пояс весел и доволен, возбужден, как и Валерьев. «Ауди» разворачивается. Из ворот ментовки уже выезжает «уазик» группы захвата.

У «Ауди» чуткая педаль акселератора, и машина послушно набирает высокую скорость. Но не настолько высокую, чтобы вторая машина отстала. На половине дороги где-то в стороне и чуть сзади включает сирену и пытается догнать их машина ГИБДД. Санек понимает, что те засекли его «Ауди», но видит, как в «уазике» на ходу открывается дверь и один из ментов машет автоматом, кричит что-то… Инспекторы, видимо, даже в обстановке плохой слышимости прекрасно умеют понимать добротный мат и сразу отстают, узнав своих, серьезных и сердитых. Сирена стихает…

В спальном районе города ехать проще, там движение не такое интенсивное, как в центре.

– Их машина у подъезда стоит…

Санек проезжает нужный дом, заворачивает за угол и останавливается так, чтобы его машину было не видно со стороны дома.

– Какой подъезд? Там у трех подъездов машины…

– Предпоследний. С этой стороны…

Леха-черный пояс включает рацию и отдает команды. Группа захвата – шесть человек – бегом направляется к углу. Леха – седьмой – устремляется за ними. Валерьев передергивает затвор своего пистолета и не убирает оружие в кобуру. Сам спешит за другими ментами – восьмой. Не долго думая, и Санек решается посмотреть, что там будет происходить. Он включает заднюю передачу и слегка выезжает из-за угла, занимает место перед тремя другими машинами, ничем не выделяясь среди них, а потому, как он считает, находящийся в безопасности. И наблюдает картину, достойную американского кинобоевика.

Менты уже устремились, пригнувшись под балконами первого высокого этажа, к нужному подъезду, когда дверь этого самого подъезда открывается, и с какими-то увесистыми свертками в руках выходят на невысокое, в три ступени крыльцо два чеченца. Идут к машине. Менты торопятся, но не успевают вовремя оказаться рядом. Кричат что-то. Чеченцы останавливаются, смотрят слегка высокомерно. Но они уже возле машины. И тут же – мгновения не проходит! – свертки оказываются распакованными – в руках чеченцев автоматы. Другое оружие из тех же свертков просто падает на асфальт. Короткие и хлесткие автоматные очереди из-за машины, своим капотом заменяющей бруствер, валят двух передних ментов сразу – и бронежилеты их не спасают. Другие успевают все же неуклюже залечь и тоже начинают стрелять. Но их стрельба резко отличается от стрельбы боевиков. И очереди слишком длинны – отбрасывают стволы влево, и хладнокровия не хватает, чтобы под встречным огнем прицелиться как следует. Ментам воевать не приходилось, они больше обучены с пьяными мужиками общаться да мелкую шпану за шиворот хватать, и потому они плохо представляют себе, что такое бой. Самую нелепую команду из тех, что можно было бы дать, дает их командир Леха-черный пояс:

– Окружай…

Опрометью в разные стороны стремятся прохожие, чтобы не попасть под шальную пулю. Санек находится чуть сбоку. В его сторону пули не летят, а ему все прекрасно видно – настоящее кино, да и только. Даже азарт появляется. Санек не сомневается, что менты сейчас «в куски покрошат» чеченцев и все закончится благополучно, как и должно закончиться в кино. Он даже команду Лехи-черного пояса слышит и видит взмах его руки. Леха и начинает первым выполнять свою нелепую команду. Он слышал где-то, что при численном превосходстве окружение противника – первая задача. Но как совершить окружение, если единственное, за чем можно укрыться в этом дворе, – пыльная трава высотой в двадцать сантиметров да редкие стволы деревьев толщиной от силы в пять сантиметров.

Леха-черный пояс все же успевает сделать короткую, в четыре шага перебежку, но и бежит он не как положено в этой ситуации – скачками из стороны в сторону, с максимальной амплитудой раскачивая корпус, чтобы уберечься от пуль, а – прямо, и неизвестно куда, потому что укрытия впереди нет. И потому эти четыре шага оказываются последними в его боевой карьере и в жизни. Ноги делают еще несколько шагов, но это уже только ноги, а не сам Леха. Ноги еще бегут сами по себе, независимо от ума, потому что на четвертом шаге неумная голова мента, пробитая пулей, вскидывается, а потом падает на грудь. После нескольких шагов, совершенных по инерции, он утыкается окровавленным лицом в нестриженый газон.

Но в этот момент хорошо проявляет себя Валерьев, прячущийся за углом. Расстояние слишком велико для стрельбы из пистолета, тем более, если это пистолет Макарова. Тем не менее старший лейтенант успевает поймать в мушку стреляющего по Лехе боевика и тоже попадает ему в голову. В это время второй боевик бросает автомат с пустым рожком и наклоняется, чтобы поднять с земли автомат с полным боекомплектом. Кто-то из догадливых ментов стреляет не по машине и не над ней, а под нее и ранит боевика одной очередью и в ноги, и в руку. Боевик падает рядом с товарищем. Уцелевшие менты бросаются к машине. Когда они подбегают, раненый дико смеется и взрывает у себя на груди гранату. Не задетым осколками остается только один из ментов, тот, что бегает хуже других.

Санек наблюдает все это с раскрытым ртом. Он не понимает еще, какая трагедия разыгралась около подъезда только потому, что за дело взялись не специалисты. Санек не видит, как от соседнего дома отезжает машина – старенькая, побитая «копейка». Единственное, что он успевает увидеть, что какая-то машина закрывает ему обзор. А потом над приспущенным стеклом этой машины поднимается автоматный ствол и смотрит на него, словно в раздумье…

И все… Больше Санек ничего не видит… Он даже короткой очереди уже не слышит и тем более не слышит слов Ачилова, сидящего рядом с водителем:

– А теперь гони…

2

Казбек Ачилович осмысливает ситуацию, словно из болота тащит бегемота, и не сразу, но все же принимает, на его взгляд, единственное правильное решение. За это время они уже проехали треть города, а он все еще тянет с последним словом. Это качество своего характера Казбек Ачилович хорошо знает и понимает, почему при прекрасных организаторских талантах из него не получился полевой командир. Просто в трудную минуту, когда требуется решительность и быстрота, он не может побороть себя, за секунды оценить ситуацию, проявить мгновенную решительность. И это при том, что он вообще-то совсем не трус. Просто ему нужно время на раздумья и полный анализ. Мешают опасения поступить неправильно, погубить дело. Так всегда было раньше, и так же он ведет себя сейчас…

В городе сейчас находится еще одна группа, занимающая две квартиры. Рассредоточивать по этим квартирам боевиков своей непосредственной группы Ачилов, как следует подумав и прикинув варианты, не желает. Если одних ищут, а не искать их после настоящего боя с ментами не могут, значит, таким неосторожным ходом он может подставить и других, завалить всю операцию. Куда же тогда податься? Наверняка выезды из города через несколько минут перекроют. Решение просится само, но сделать его – тоже риск, и нельзя точно сказать, насколько этот риск оправдан. Но можно воспользоваться квартирой, в которой живут Ангел и Зураб. Это, кажется, единственный ход, который не может повлиять на конечный исход акции. В любом другом случае Ачилов, возможно, подставляет под удар вторую группу, и это уже на две трети сократит вероятность успеха, тогда как перестрелка сократила эту вероятность только на одну шестую…

– Здесь перестройся в левый ряд… – подсказывает Зураб водителю. – Следующий поворот налево… Дальше – прямо… Потом опять налево…

Водитель послушно выполняет его команды, хотя приказа выполнять их от самого Ачилова не поступало. Но раньше разговор о том, что они сейчас поедут на квартиру к Ангелу был, и водитель, пока командир раздумывает, считает, что все делает правильно.

Ачилов раздумывает… Подозревать Ангела в подставе тоже можно… Но… Но… Казбек Ачилович всегда славился хорошей памятью и способностью к анализу. Анализ показывает маловероятность подобного развития событий. Во-первых, тогда Ангел не отправил бы с боевиками своего помощника. А он отправил. Более того, сам настоял, чтобы Зураб поехал, хотя сначала его не хотели брать. Кроме того, если бы Ангел подставлял их, то против боевиков выставили бы не простых ментов, а омоновцев или даже спецназовцев ФСБ, которые уже более-менее научились воевать. Ачилов умеет отличать омоновцев и спецназовцев от простых ментов. По внешнему виду, по экипировке, по умению правильно действовать. Простые менты в боевой обстановке правильно действовать не могут. Их просто никогда не учили этому…

Нет… Подставы со стороны Ангела не было. Он сам предупредил о слежке и даже о возможности «засветки» квартиры. Значит, на Ангела можно положиться. Теперь вопрос стоит рассматривать под другим углом. После этой перестрелки согласится ли Ангел приютить у себя «засветившихся» людей? И пожелает ли он и теперь продолжить сотрудничество так, как предлагал Ачилов.

Сразу за поворотом Ачилов уже командует сам:

– Останови здесь… Какой дом?

– Дальше надо проехать… – неопределенно показывает Зураб направление.

В том направлении домов много. И жест ни о чем не говорит. После перестрелки следует удвоить осторожность. О перестрелке скоро будет знать весь город. Горожане начнут присматриваться к каждому кавказцу как к потенциальному члену террористической группы.

– Пешком дойдем… – решает отставной подполковник. – Сначала посмотрим, чтобы и здесь на неприятность не нарваться… Внимательно смотреть!.. Рассредоточились… Подходим с разных сторон… Захар, ты – с Зурабом…

* * *

– Алексей Викторович, говорить можете?

– Могу. Я пока один, – говорит Ангел.

– У вас там несколько минут назад, как мне только что доложили, менты проявили инициативу… – сообщает генерал Астахов. – Пытались захватить каких-то чеченцев, за которыми следили. Чеченцы положили всю местную группу захвата… Двух террористов тоже убили… Это случайно не ваши подопечные?

Ангел удивлен:

– Я еще не в курсе… Но за моими следили местные бандиты, повязанные с ментами. Хотели на них поживиться… У них такая хитрая система работала…

– Я в курсе. Мне полковник Согрин доложил. Потому и звоню вам.

– Я жду приезда Ачилова. Тогда все и выяснится. Ачилов пытается привлечь меня к своей операции. Я взял паузу на раздумья… Наверное, соглашусь…

– А если это ваши?.. Тогда их надо брать? Тем более вместе с Ачиловым…

– Ни в коем случае. Если мы возьмем их, мы потеряем единственную нить к другим группам.

– Одна из групп известна. Это мусульманские паломники. Мы их контролируем.

– А другие группы? Мы даже не знаем, сколько их всего. Мы не знаем общей численности террористов. Шесть аквалангов – это еще одна группа. А если есть и другие?

– Хорошо, я дам указание, чтобы не слишком старались поймать вас… Действуйте. Еще какие-то новости имеются?

Раздается звонок в дверь.

– Имеется новость. Звонят в дверь. Если это не менты, то это Ачилов. Разговор заканчиваем…

* * *

Ангел сразу понимает, что за свертки в руках у его гостей. Кроме того, он не ожидал, что гостей будет столько. По их взглядам понимает, что произошло нечто. Но вида не подает.

– Вы решили ко мне со всем шмотьем переехать? – он вопросительно поднимает брови.

– Ты шутишь, но в этой шутке, к сожалению, слишком большая доля правды…

– Догадываюсь… – Ангел с усмешкой смотрит на них. – Рассказывайте…

И проходит в комнату, приглашая этим и других переступить порог и перестать «светиться» перед соседями. Зураб заходит последним и закрывает за собой металлическую дверь.

Ачилов садится в кресло и начинает рассказывать. Захар пристраивается у окна и наблюдает за двором из-за шторки.

– Если кто-то пожелает наведаться к нам, то пойдет не по тротуару, а под окнами. Отсюда его не увидишь… – прерывает Ангел рассказ Казбека Ачиловича и снова поворачивается к подполковнику: – Я слушаю…

– Я уже все рассказал…

– Не все… – здесь, в своей квартире, Ангел считает, что имеет право повышать голос и говорить достаточно резко. – Сегодняшний инцидент меня, честно говоря, не удивляет… Я ожидал чего-то подобного, но не думал, что события развернутся так стремительно… Меня интересует другое… Судя по исходу боя, твои люди имеют хорошую подготовку. Они боевики?

Ачилов смотрит в глаза Ангелу испытующим взглядом.

– Они были боевиками. Они все прошли хорошую школу… Но сейчас там трудно выжить… Здесь легче… В чем-то сложнее, но и легче одновременно… Здесь на них нет целенаправленной охоты… И они чувствуют себя свободнее…

– Они здесь воюют? – Ангел не отводит взгляда. Столкнулись два характера. И каждый старается прочитать во взгляде другого неуверенность.

– Нет… Они занимаются здесь тем же ремеслом, что и ты…

– Свободные художники войны… – усмехается Ангел. – Это достойное ремесло для того, кто понимает… Меня смущает хорошее вооружение твоей группы. Что-то здесь не так, чего-то ты не договариваешь…

– Да, – соглашается отставной подполковник. – Я не договариваю, потому что тебе не все положено знать… А вооружились мы для того, чтобы провести операцию, к участию в которой я тебя пригласил… Нам понадобится это оружие… Но мы пришли, чтобы спросить главное – ты согласен присоединиться к нам?

Ангел смеется, отворачивается к окну и потягивается всем телом, забросив руки за голову. Отвечает не сразу.

– Ты согласен? – спрашивает Казбек Ачилович снова, уже чуть ли не с угрозой.

– Решение я принимал в одной ситуации. Теперь условия изменились. Мне надо подумать… Или хотя бы посоветоваться…

– С кем?

– С тобой.

– Советуйся.

– Прежде чем начать совет, я хотел бы посмотреть твои карты… Что ты предлагаешь?

Ачилов задумывается на несколько секунд, соображая. Наконец, сообразил…

– Я так понял, что ты уже согласен. Ты неглупый человек и понимаешь, что нас больше, мы вооружены, мои люди проинструктированы, и отказ, после того как я выложу карты, может означать только одно…

Ангел с улыбкой кивает. Только он один и понимает истинный смысл своей улыбки. Ангел уверен, что даже если бы боевики Ачилова вытащили из тряпья автоматы, он успел бы положить их раньше, чем они смогут выстрелить.

– Тогда начинаем разговор…

Ангел опять кивает.

– Через день в Столбове намечается знаменательное событие…

– Перезахоронение мощей святого Никодима… По телевизору показывали… – кивает Ангел на стоящий в углу «ящик».

– Да… И это тоже… Но это нас мало касается… Там завершаются международные учения антитеррористических сил. В двенадцать ноль-ноль… Русские, американцы, англичане… Приедут, может быть, даже два президента и один премьер-министр… Условные террористы должны попытаться в этот день захватить ядерный реактор… Для противодействия им в Столбов стянуты почти все силы «Альфы» и иностранные антитеррористические подразделения…

– Приятненькая новость… Обычно о таких вещах пресса сообщает только после завершения мероприятия. А ты уже все знаешь…

– Есть люди, которые делятся информацией со мной. Но это второстепенный вопрос. У этих людей свои заботы и планы. Меня они мало волнуют. Тем не менее я хочу воспользоваться их планами и вклиниться со своими интересами в общую затею…

– Я так и не понял, какова общая затея.

– Суть в следующем. Готовится большая акция. Пусть ее называют террористической, это не важно… По замыслу она достаточно дерзка. Именно там, где сосредоточились антитеррористические групп трех мировых держав, намечена атака на главный объект города и научного центра – ядерный реактор. Атака начнется через два часа после завершения учений, когда антитеррористы расслабятся. Конечно, «расслабуха» даст свой эффект, но я не думаю, что это позволит атакующим добиться успеха. Впрочем, как я понял, они и не ставят перед собой такую серьезную задачу. Они просто желают привлечь к себе внимание… Постреляют, положат кучу народа, потом перебьют их самих… Как это всегда бывает… Вот и все…

– Я даже уверен, что их не подпустят к ядерному центру. Блокируют где-то на подходах, – говорит Ангел.

– Я тоже так думаю. И это будет нам только на руку. В момент самой активной перестрелки в городе мы должны быть там… Как только все завершится – атаковать склад с «редкоземелкой»… В принципе весь груз легко поместится в багажнике одной машины, если мы не будем брать молибденовые слитки… Остальное, и самое ценное, – просто пробирки…

– Приблизительная стоимость груза?

– По моим расчетам, около тринадцати миллионов евро.

– Это неплохо… – подает голос Зураб.

– Неплохо, – соглашается Ангел. – Но теперь самый важный вопрос… Как будем делить?

– Есть несколько вариантов. Можем реализовать все оптом и делить деньги… Можем разделить товар, не дожидаясь его реализации.

– Товар, – Ангел категоричен. – Но в каких пропорциях?

– По количеству участников. Моя доля, как организатора, двойная… – Ачилов старательно демонстрирует жадность.

– Тогда и действуйте сами… – Ангел усмехается. – Мы с Зурабом представляем собой отдельную боевую единицу. И работать будем только в том случае, если товар делится поровну. А уж из своей половины можешь взять хоть тройную долю…

Ачилов с укоризной качает головой:

– Ты слишком жаден. Жадность никого до добра не доводит…

– Это справедливо, – решает Ангел. – Час назад я еще не поставил бы таких условий. А сейчас ставлю. Потому что все вы – в розыске… Вас надо еще спрятать до нужного момента. И сделаю это я, а потом вас следует доставить к месту действия… И это, наверное, сделаю тоже я…

– Как? Я признаюсь, меня этот вопрос тоже волнует…

– Еще не знаю. Но я сделаю… Я всегда делаю то, что хочу…

Ачилов демонстративно переглядывается со своими помощниками. И только потом утвердительно кивает:

– Я согласен…

3

У Ширвани даже не кабинет, а тесный кабинетик, отделенный от комнаты для отдыха свободных от поста охранников только тонкой стенкой из гипсокартона, оклеенного бесцветными и потертыми обоями. Все, что здесь помещается: письменный стол, сейф, маленький шкаф и два стула – для начальника смены охраны и для единственного посетителя. В принципе это не только его кабинет. Это кабинет начальника смены, в другую смену здесь же сидит другой человек. И потому Ширвани никак не может привыкнуть к этому месту, как к личному, предпочитая в свою смену ходить по территории или отдыхать в комнате дежурного, где расположены все тревожные пульты, все средства связи и оповещения. Впрочем, наверное, не только по этой причине он предпочитает ходить по территории. Есть у Ширвани и другие не менее веские причины больше передвигаться и больше видеть…

Но этот надоевший следователь прокуратуры Сохно застает Ширвани именно в тесном кабинетике, где тот с карандашом в руках рассматривает план научного ядерного центра. Впрочем, карандашом Ширвани пользуется только как указкой, не делая на плане отметок.

– Ищете места возможного проникновения условных террористов? – интересуется следователь, заглядывая в подробнейший план, который вообще-то является секретным документом и не предназначен для посторонних глаз.

– И настоящих тоже… – мрачно отвечает Ширвани. – Вы ко мне по делу или просто поболтать?

– Я к вам поболтать по делу… – криво усмехается следователь.

– Очень конкретная формулировка! – Ширвани сначала сердится, потому что настроение у него не слишком спокойное, а потом понимает, что ему просто необходимо отвлечься от забот, чтобы не нервничать сильнее, и потому изображает улыбку. – Чем могу быть полезен?

– Прогуляемся по территории?

– Прогуляемся… – соглашается Ширвани и убирает план в сейф. Ручку сейфа, после того как ключ совершает положенные ему четыре оборота, дергает, проверяя.

Погода стоит по-прежнему жаркая, хотя и наступил уже вечер, красное солнце висит над горизонтом, и следователь, выйдя во двор, снимает фуражку и вытирает ее изнутри носовым платком. На голове от фуражки след – натирает… Впечатление такое, что Сохно не привык носить фуражку. Ширвани отмечает это и у него возникает вопрос. Более того, он даже улавливает такой тонкий нюанс – следователь словно бы специально показывает, что не привык к фуражке. Непонятный намек, заставляющий задуматься…

– Красная жара… Вас тоже гоняют из-за этих учений?

– Еще как гоняют… – Ширвани ворчит, изображая голосом недовольство, но нотка любопытства звучит все же явственно. – Надоели… Вы нашли какую-то новую дыру в системе охраны?

– Вопрос можно? По существу…

– Пожалуйста… Хоть два…

– Окажись вы на месте «зеленых» или даже настоящих террористов… Что бы вы пожелали иметь в первую очередь для осуществления своей цели?

Ширвани думает недолго, усмехается и отвечает предельно откровенно:

– Чтобы устроить «зеленую жару»? Иметь? Помощника внутри…

– Правильно мыслите, – соглашается Сохно. – А вы вообще-то за кого? За «синих» или за «зеленых»?

– А меня это мало касается… Мне абсолютно все равно, хотя скажу честно, я испытываю некоторый пиетет перед «Альфой»… Все-таки, как ни крути, а это лучший спецназ…

– Но есть еще спецназ ГРУ… – интонацией Сохно показывает, что он не согласен. – Который считает себя лучшим спецназом, и это даже президент страны отмечал неоднократно…

– Да… Спецназ ГРУ – это тоже авторитет… Сегодня генерал Астахов из «Альфы» сказал, что за «зеленых» воюет именно спецназ ГРУ… Интересно понаблюдать за их противостоянием…

– Я тоже слышал такое… А перед ними вы пиетета не испытываете?

– И перед ними тоже… Боевые ребята…

– Тогда я откроюсь перед вами. Я уполномочен сделать вам предложение. Я вовсе не следователь прокуратуры, я – подполковник Сохно из спецназа ГРУ… Чтобы учения были максимально приближенными к действительным условиям, я хотел бы обратиться к вам за помощью. Ведь настоящие террористы искали бы союзника среди местного персонала, точно так же действуем и мы. Разница только в том, что террористам для этого потребовалось бы собрать на кого-то компромат и этим заставить работать на себя. Мы же, как террористы условные, имеем возможность просто предложить вам стать нашим союзником. Не откажите, как говорится, в любезности…

– Рисковый вы человек… А если я не соглашусь?

– Я ничего не проигрываю… Вернее, мы ничего не проигрываем… Тогда в работу вступят другие варианты, и дело сделают другие люди… «Зеленые» все равно станут победителями учений…

– И вместо «красной жары», как вы характеризуете природные условия, наступит «зеленая жара»… Вы так уверены в своих силах?

– Так что вы мне ответите?

– Это может скверно сказаться на моей карьере. Как-никак, а я тоже отвечаю за безопасность предприятия…

– Это ни в коей мере не скажется на вашей карьере. Место вашего прямого руководителя, то есть заместителя генерального директора по режиму, вам не светит… На пенсию Василий Платонович уходить не собирается еще долго… Кроме того, чтобы занять это место, вам неплохо бы иметь и ученое звание, поскольку Василий Платонович по своему статусу обязан быть в курсе научных разработок…

– А что я выигрываю, выступая в игре на вашей стороне?

– Спортивный интерес… И интрига разворачивающихся событий. Вы максимально приближаете условия учений к реальным.

Ширвани прикидывает в голове варианты. Конечно, его не беспокоят проблемы повышения по службе, поскольку повышение ему в самом деле не грозит. Но он знает, сколько вреда причинил спецназ ГРУ его одноплеменникам, хорошо бы заманить в «зеленую жару» как можно больше спецназовцев. И почему не сделать это, если спецназовцы сами ищут смерти? Это будет сладкая месть… Победитель окажется в числе проигравших… Победитель учений будет побежден не кем-то абстрактным, а тем, кого этот победитель безжалостно преследует в родных горах…

– Наверное, вы правы… – Ширвани говорит двусмысленность, считая, что такая манера речи не может быть понятна этому подполковнику из спецназа ГРУ. – У меня нет привязанностей ни к одной из противоборствующих сторон, и я имею полное право выступить под любым цветом. Я выбираю «зеленый», потому что он мне больше по вкусу… Что я должен сделать?

Подполковник вытаскивает из кармана трубку мобильника.

– Это – условное взрывное устройство. Я дам вам два таких устройства. Вы должны установить это где-то в машинном зале. Оно даст только громкий хлопок, и больше ничего… Можете проверить в моем присутствии. Только осторожно. Там нет никакого заряда, кроме слабого высокотемпературного взрывателя, не способного к разрушению. Хотя пальцы беречь необходимо – при неосторожности можно сильно обжечься, – Сохно легко вскрывает трубку и показывает. Внутри корпуса – взрыватель, и больше ничего…

– Пусть так… – соглашается Ширвани. – Что еще от меня требуется?

Сохно оставляет первую трубку в ладони Ширвани и туда же вкладывает вторую.

– Еще от вас требуется провести меня и подполковника Афанасьева – вы с ним знакомы, это второй следователь, прибывший со мной, – в машинный зал тогда, когда там соберется все руководство учениями. Лучше будет, если вы проведете нас раньше. В белых халатах, как и положено. Чтобы мы изображали собой сотрудников научного центра…

– И президентская охрана, и «Альфа» переписали всех сотрудников рабочей смены. Там не может оказаться посторонних…

– Но если мы проникнем туда раньше… Мы вполне можем заменить кого-то из тех, кто ходит в защитных костюмах… Работники самого машинного зала…

– Каким образом их можно заменить?

– Очень просто… Мы поможем паре сотрудников ненадолго уснуть… Это делается просто… Настоящие террористы убили бы кого-то, а мы поставим им укол снотворного, и пусть отдыхают… А мы должны быть там, на их месте…

Ширвани улыбается:

– Люблю рискованные предприятия… Я согласен. Вас придется просидеть в шкафчиках, которые я вам выделю, целую смену… Иначе вас не пропустят…

Сохно улыбается в ответ и протягивает ему руку:

– Договорились…

– Но это обязывает вас завтра быть здесь. А у вас и у Афанасьева, насколько я помню, сегодня заканчивается пропуск. Я сам вам пропуска выписывал… И я не могу выписать новый пропуск. На время учений все пропуска контролирует Василий Платонович…

– Не беспокойтесь, мы и без пропуска обойдемся…

– Вы хотите сказать, что вы проникнете в город…

– Мы не только проникнем в город, мы проникнем на территорию научного центра и зайдем к вам… Или… Где мы встретимся на территории центра?

– Здесь же… Завтра… В это же время… – Ширвани смотрит на часы. – А сейчас извините, у меня дела… До завтра. Надеюсь, что вы появитесь…

– Не сомневайтесь…

* * *

Ширвани торопится не случайно. Подходит время контрольной связи с Казбеком Ачиловичем. Такая связь осуществляется регулярно, но не слишком часто, чтобы не «засветиться» на какой-нибудь случайной проверке эфира. Весь разговор – короткие доклады с обеих сторон, чтобы потом не возникло разногласий. И каждый обязан быть в курсе всех событий. Иначе какая-то несостыковка может привести к срыву всей операции.

Ширвани идет в сторону склада, где меньше вероятность обратить на себя внимание. Ну, разговаривает начальник смены охраны с кем-то по мобильнику и пусть разговаривает… Кто ж ему запретит… Главное, что никто посторонний в том месте не подойдет близко и не услышит, о чем идет разговор. А трубку спутникового телефона практически никто не отличит от трубки простого мобильника. Россияне спутниковыми телефонами не избалованы…

Ширвани набирает номер.

– Я слушаю… – отвечает Казбек Ачилович сразу, словно уже держал в руках трубку. Впрочем, наверное, и держал, ожидая связи, потому что звонить должен сам Ширвани.

– У меня все в порядке. Оружие и взрывчатка на местах. Сегодня наблюдал паломников. Они держатся хорошо. Меня узнали, вида не подали… Жду… Терпения не хватает… Приходится развлекаться, чтобы отвлечься…

– В смысле?

– Мне полностью доверяет генерал Астахов из «Альфы». Роль его противника исполняет спецназ ГРУ. Спецназ ГРУ завербовал меня. Я провожу двух спецназовцев в машинный зал и ставлю там для них два условных взрывных устройства…

– Не переиграй… Настоящие устройства не поставишь?

– Ни к чему… Я сам буду находиться там в тот момент, когда они сработают… У меня все. У тебя все в порядке?

– Не все… У меня неприятности, и крупные… Потерял троих… Долго объяснять… Местные менты и еще кто-то… Обложили нас… Еле вырвались… Нашел двух помощников… Ребята соответствующие, хотя себе на уме…

– Проверял их?

Ширвани не любит, когда в ходе операции приходится привлекать посторонних.

– По полной программе… Им есть что терять, если попадутся… Они пойдут на все, чтобы не попасться…

– Завтра предварительно созваниваться не будем?

– Не будем. Могут контролировать эфир. Только контрольный звонок… И все…

– Тогда – до встречи в аду…

– Я надеюсь покинуть это место, до того как оно станет адом… И тебе рекомендую…

– У меня такие же планы…

ЭПИЛОГ

СУББОТА

ОДИННАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Ширвани вздыхает, закрывает дверь квартиры и отправляется навестить родителей Марихуаны Андреевны. Это неприятная, но необходимая процедура, обязательно выполняемая каждую субботу, если Ширвани в субботу не дежурит. Если дежурит, то визит переносится на воскресенье.

Вообще-то, говоря по правде, Иван Александрович и Валентина Леонидовна – милейшие люди. И всегда сердечно и с радостью принимают Ширвани. Валентина Леонидовна очень любит печь пироги с рыбой и всегда угощает ими «зятя». Не потому, что он любит эти пироги, а только потому, что имел неосторожность похвалить их еще в один из первых визитов. Ширвани слишком достает забота со стороны людей, которых приходится так бессовестно обманывать. Это неприятно… Порой Ширвани думает, что было бы гораздо проще застрелить их, чтобы не изображать непонятно что…

На этот раз он не берет машину, а отправляется пешком, чтобы энергичной ходьбой унять волнение. Ходит он всегда энергично – не умеет иначе. Но от этого его сердце никогда не колотится чаще. Оно колотится чаще от другого. Он знает это предстартовое волнение, знает, что пройдет оно только тогда, когда все начнется – тогда он станет хладнокровным и активным, решительным. А сейчас волнение приходится унимать, хотя мысли постоянно возвращаются к тому, что произойдет завтра, каждый раз заново и заново хочется проверить, все ли он сделал правильно.

На улице жара. Пока еще «красная». Пройдет еще чуть больше суток, прежде чем жара превратится в «зеленую»… И это время следует как-то убить, потому что оно мешает и утомляет…

Ширвани поднимается на четвертый этаж. Вспоминает на лестнице, как недавно поднимался по этой же лестнице вместе с Иваном Александровичем и как тот задыхался при подъеме. На старого человека жара действует просто убийственно. «Зеленая» жара будет действовать не так явно, но убивать она будет более активно…

Вот и знакомая дверь. Ширвани привычно дважды давит на кнопку звонка. Ждет… Обычно ему открывают сразу, потому что его ждут. Сейчас же никто не спешит к двери. Ширвани пожимает плечами и еще дважды звонит… Но в ответ опять – тишина…

Он принюхивается. И улавливает запах пирогов. Запах доносится из-за двери. Но ему дверь не открывают. Почему? Что случилось?

Ширвани спускается по лестнице, смотрит снизу на окна квартиры Андреевых. За окнами никакого движения. Он вытаскивает трубку мобильника и набирает номер. Кажется, что даже слышит, как там, на четвертом этаже, звонит старый аппарат. Но трубку никто не берет. Куда же они делись?

Ситуация не нравится Ширвани. Он не любит непредвиденных обстоятельств в критический момент, хотя прекрасно знает, что когда все идет гладко – это хуже. Жизнь полна неожиданностей и всегда стремится подставить ногу, чтобы человек споткнулся. И надо вовремя через эту коварно подставленную ногу перешагнуть.

Однако делать нечего, надо возвращаться домой. Ширвани возвращается и только переступает порог квартиры, когда раздается телефонный звонок. Он проходит в комнату и берет трубку, уверенный, что звонит Иван Александрович.

– Это квартира Андреевых? – спрашивает хриплый женский голос.

– Да…

– Мне нужен муж Марины Ивановны.

– Я слушаю…

– Это дежурный врач из наркологического диспансера. Вы когда в последний раз виделись с женой?

– Навещал ее… На днях… Что случилось?

– Марина Ивановна сбежала вместе с двумя женщинами… Мы подозреваем, что они где-то достали наркотики и… Сами понимаете… Критический срыв… Домой она не приходила?

– Нет…

– Я попрошу вас… Если появится… Сразу позвоните нам… В таком состоянии, во время срыва, часто случаются передозировки…

– Обязательно… Обязательно…

Ширвани кладет трубку. Вот теперь понятна причина отсутствия дома родителей Марихуаны Андреевны. Они ее ищут… Конечно, им не до визитов…

Ширвани успокаивается и даже улыбается…

* * *

Марина хочет подойти к окну.

– Сиди… – приказывает отец. – Твой благоверный наверняка посмотрит на окна.

Сердце учащенно колотится у всех. Телефонный звонок заставляет их колотиться еще чаще.

– Это он проверяет…

Ждут еще пару минут. Наконец, Марина не выдерживает, подходит к окну и осторожно смотрит из-за шторки:

– Уходит, слава богу…

– Что же теперь будет?

Валентина Леонидовна тихо всхлипывает и зачем-то перебирает лежащие горкой на столе таблетки «экстази». Марина принесла их с собой, не желая, чтобы кто-то в больнице мог ими воспользоваться. Для нее это подвиг, но еще больший подвиг – откровенное признание…

После откровенного рассказа дочери мать с отцом не высказали ей ни слова упрека. Но ведут они себя по-разному. Мать страдает за дочь, а отец проявляет понимание ситуации с точки зрения человека государственного.

– Теперь – пора… – Иван Александрович берет трубку телефона и решительно набирает номер Василия Платоновича.

– Слушаю… Генерал Астахов… – отвечает незнакомый голос.

Иван Александрович вспоминает, что «альфовцы» выпросили на время учений кабинет Василия Платоновича. Ну что же… Это даже лучше… Он представляется и начинает рассказывать все то, что рассказала им дочь…

Генерал слушает спокойно, не перебивая.

– У меня все… – говорит Иван Александрович.

– У вас есть возможность куда-то выехать? Вместе с дочерью…

– Нет.

– Я сейчас подошлю за вами машину. Не беспокойтесь… Ширвани под нашим контролем. Встречаться вам с ним ни в коем случае нельзя. Может насторожиться, а это чревато…

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Сороки – скандалистки известные. И остановить треск преследующей тебя в лесу сороки – это то же самое, что перекричать на улице толпу цыганок. Но подполковник Сохно, кажется, находит самые необходимые слова для увещевания «базарной» птицы. Голос его внушительный, с легкой укоризной:

– Какого ты хрена, зараза, своих сдаешь? Да ты патриотка, в конце-то концов, или нет?.. Или ты из заморского из леса?.. Не видишь, куда мы идем… Там же, дура, американцы сидят… – громким хриплым полушепотом говорит он, подняв для убедительности ладонь в сторону птицы.

Сорока слушает, пару секунд соображает и улетает. Улетает молча, вняв, похоже, укорам соотечественника.

– Тише… – шепчет Кордебалет. – Мы уже рядом… Правда, ветер в нашу сторону… Ты уверен, что они аванпосты выставят?

– Выставят… Американцы всегда выставляют… Сам, наверное, по Вьетнаму помнишь…[25]

– Помню… Первая моя операция…

Сохно останавливается и всматривается в план-карту, где нанесены все трассы инфракрасных линий предварительного оповещения. Трассы двухуровневые, пары расположены вразнобой, и преодолеть их так, чтобы не сработала сигнализация, в лесу практически невозможно. Разве что повезет, и какая-то из базовых лучевых установок не сработает на пресечение сигнала. Но на это рассчитывать нельзя. Трассы заканчиваются в непосредственной близости от будки на посту КПП. Место проникновения реальное только в этом месте…

Согласно предварительному плану учений, «зеленые» не ограничиваются во времени проникновения на территорию, охраняемую «синими». Могли бы и давно уже осесть там. И никто не заставлял спецназовцев выжидать момент, когда на пост заступит подразделение американских антитеррористов. Это идея Сохно – усложнить себе задачу, чтоб смешнее было. Чужим пусть будет обидно. Зато своих не обидят, когда станет известно, как «зеленые» оказались на территории «зоны особого внимания».

– До сигнализации сто метров… – сообщает Сохно.

– Где-то рядом будет аванпост…

Подполковники переглядываются, кивают друг другу и приседают, скрываясь за кустами. Теперь их передвижения вообще почти незаметны. Ходить скрытно оба умеют прекрасно. Так они и выходят на пост американских антитеррористов. Там два человека – худосочный негр и крепыш-латинос. Тихо переговариваются, сидя в кустах. Сохно и Кордебалет обмениваются знаками и обходят американцев, наблюдающих за дорогой, по широкому радиусу. Но не настолько широкому, чтобы попасть в зону сигнализации. Но в стороне нарываются на второй аванпост. Если первый следит за дорогой, то второй за лесом. Новый обмен знаками, и оба решают правильно. Пробираться следует не в стороне, а между аванпостами. Там, даже при небольшом расстоянии, они будут вне зоны внимания. Главное, чтобы никакая веточка не хрустнула под ногами…

Не хрустит… Уж этого-то подполковники допустить никак не могут…

Аванпосты пройдены. Теперь – главное…

Одеты спецназовцы соответственно обстановке – в камуфляж. Но для дальнейших действий им необходимо переодеться. Впрочем, это не проблема. Сбрасываются рюкзаки. В рюкзаках стандартные черные бронежилеты с крупной надписью на спине – «ФСБ». Такие бронежилеты носят альфовцы.

Двадцать шагов до колючей проволоки. Один поднимает, второй пробирается под ней. Потом наоборот. До КПП остается тридцать шагов. Дальше уже можно работать спокойнее. Нужно работать спокойнее… И разговаривать можно. Нужно разговаривать… И Сохно начинает рассказывать анекдоты. Кордебалет смеется. Громко смеется, ничего не стесняясь. Вытаскивает из рюкзака металлические колышки и молоток. Молотком по колышкам постукивает. Чтобы металлический звон далеко разносился.

Так и выходят они на пост, занятый американцами. Американцы, конечно же, издали слышат их. И не понимают, кто так открыто выдвигается из леса. Смотрят настороженно. Видят, как выходят два офицера «Альфы». И не боятся, что сработает сигнализация. Значит, она или на время отключена, или дежурные предупреждены о работах, что проводятся в охраняемой зоне. Кто их знает, этих русских, с их привычным беспорядком…

Сохно говорит, а сам рассматривает схему. Он-то знает, что сигнализация не сработает, потому что они пару шагов не доходят до оповещающих линий.

– Здесь, кажется… – жест в сторону дороги.

Американцы делают несколько шагов навстречу, видят, что русские идут в их сторону, останавливаются и ждут. «Альфовцы» приветственно машут руками. Около дороги, чуть не доходя до шлагбаума, останавливаются, сверяются со схемой. Кордебалет начинает вбивать в землю металлические колышки. По обе стороны дороги. Сохно вытаскивает из рюкзака два прибора, чем-то напоминающих трубки сотовых телефонов, и закрепляет их на колышках.

Американцы ждут, что им доложат о работах, проводимых рядом с постом. Но офицеры делают рукой прощальный жест и уходят по дороге в сторону города. Спокойно и неторопливо. И позволяют американцам хорошенько рассмотреть надпись на спине своих бронежилетов…

Полковник Оливер Доусон смотрит на эти надписи дольше других. И только плечами пожимает, слушая, как русские смеются над чем-то. Полковник не волнуется и не испытывает сомнений. Американцы охраняют дорогу, чтобы не допустить на территорию русский спецназ. А эти офицеры пришли не с дороги, а с этой стороны колючей проволоки…

* * *

Дальнейшие действия не сложны. Надо переждать некоторое время… Суббота – день не рабочий. Но в намеченном Сохно месте проникновения на территорию научного центра и в рабочий день никого не встретишь. Однако осторожность не помешает. Кроме того, в городе в выходной день легче быть незаметным, чем на территории предприятия. Значит, надо выждать время до свидания с Ширвани…

ШЕСТНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Зураб отрабатывает задание полностью и с часовым запасом времени. Подгоняет прямо к дому двадцатитонную фуру с овощами. Сам на месте водителя.

– Чья машина? – интересуется Казбек Ачилович.

– Теперь уже наша…

– Не «залетим» с ней на первом же посту?..

– Некому будет нас сдать… – Зураб изображает зверское выражение на своем обычно непроницаемом лице.

Через пять минут появляется и Ангел – он в курсе событий, и машину они с Зурабом, похоже, добывали вместе. Ангел лезет в тайник под подоконником, вытаскивает коробку с патронами и вставляет в обойму своего «ТТ» с глушителем пять новых патронов. Значит, сделал пять выстрелов. Это кое о чем говорит, но объяснений никто не просит.

Ангел принес новые документы. И на людей, и на машину. По новым документам груз овощей везут в Столбов адыгейцы. Такая оперативность в довольно сложном вопросе Ачилова слегка смущает. Даже менты делают медленнее.

– Не поделишься на будущее связями? – спрашивает Ачилов. Ему эти связи, естественно, не нужны, просто он таким образом проводит очередную проверку.

– Не совсем доверяю, потому и не поделюсь… – откровенно и даже слегка грубо говорит Ангел. – Пройдет все гладко, может быть… А спецы есть везде… По всей России…

Фотографии всех парней, которым делались документы, Ангел готовил сам. Вернее, он только фотографировал их на цифровую камеру на фоне стены. Стена не белая, но это Ангела не смутило. Он знает возможности компьютера. Ачилов фотографироваться отказался. У него есть в запасе три комплекта документов, в том числе и на жителя Майкопа. И только один комплект «засвечен» регистрацией в той самой злополучной квартире. Этот комплект уничтожается с помощью ножниц и смывается в унитазе. Так надежнее…

Звонок в дверь заставляет Ангела заложить руку за спину, там он носит под рубашкой пистолет. Смотрит на Ачилова.

– Это должен быть мой парень… Ротация состава… Одного меняю на другого. У них разные задачи… – Ачилов объясняет неохотно.

Он выходит к двери и возвращается с новым действующим лицом. Ангел смотрит на новичка с неодобрением. Но он уже узнал физика-ядерщика Арчи Сагдеева, несмотря на то что тот, в сравнении с давней фотографией, сделанной во Франции, отпустил себе длинные волосы и бороду. Значит, здесь формируется ударная группа. Та самая, которая должна захватить машинный зал и ядерный реактор.

– Ты кто по документам?

– Чеченец… – отвечает Арчи и смотрит на Ачилова. Он еще не знает, что здесь произошло и происходит.

– Я против… – говорит Ангел. – Если нас остановят, мы должны смотреться одной компанией. Чеченец в среде адыгейцев может заставить задуматься и присмотреться внимательно.

– Документы сделать сможешь? – спрашивает Казбек Ачилович.

– Поздно уже… Вообще-то… Попробую…

Ангел вытаскивает трубку мобильника и набирает номер:

– Это опять я… У тебя лишнего бланка не найдется? Да… Только один… Очень надо… Двойная цена… Хорошо. Я еду…

Вопрос решен. Осталось только сфотографировать Арчи, что Ангел тут же и делает. Из квартиры он выходит вместе с тем членом команды, на смену которому прибыл Сагдеев.

– Тебя подбросить?

– На улицу Кирова…

– Садись… – Ангел открывает машину.

Он торопится и едет быстро. Хотя правил и не нарушает. Не позволяет хладнокровие.

– Здесь высади… – показывает пассажир. – Ближе к газетному киоску…

– Счастливого плавания… – на всякий случай Ангел говорит двусмысленность. Эту реплику можно принять и за простое пожелание удачи. Но чеченец попадается в ловушку. Он считает, что Ангела посвятил в тонкости дела Ачилов.

– Брр… – чеченец морщится. – Терпеть не могу мелкие грязные речки… Никогда не видишь, куда плывешь… И коряги на дне… Цепляются…

Он торопливо уходит. Наверное, и эта группа скоро выступает. Но идет он при этом совсем не в сторону жилых домов. Должно быть, старательно путает следы и не хочет, чтобы за ним проследили. И лучше не рисковать, не увязываться следом. Случайно попасться на глаза – это возможность провалиться. Все равно известно, куда подадутся аквалангисты…

Ангел отъезжает недалеко. Ставит машину у подъезда и заходит в жилой дом, где снимают квартиру прибывшие сюда с аппаратурой специалисты лаборатории ГРУ…

ВОСЕМНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Сохно без проблем претворяет в жизнь свой план. Вместе с Кордебалетом они выходят из близлежащей лесополосы, выбираются на тропинку и не торопясь направляются в сторону бетонного тротуара вдоль забора. И тот и другой уже переоделись и снова носят столь нелюбимые ими прокурорские мундиры. В этих мундирах их видела охрана и знает, что они неоднократно проверяли ремонт забора. Почти весь тротуар перед научным центром контролируется видеокамерами. Есть, правда, «мертвая зона», которую сумел вычислить Сохно. Переход от одной камеры на другую, угол корпуса, прямо от которого начинается кирпичный забор. Если идти расчетливо, то вполне можно выпасть из поля зрения. А Сохно знает даже то, что камеры, между полем зрения которых они намериваются проскользнуть, находятся под контролем разных операторов, сидящих спиной друг к другу. К сожалению, в одной комнате. Но остается только надеяться, что операторы работают внимательно и не отвлекаются на болтовню, не оборачиваются. На финал учений их хорошенько настропалили…

Подполковники проходят мимо корпуса, проходят дальше и осматривают свежую кладку стены. Пальцами друг другу что-то показывают и обсуждают. Кордебалет вытаскивает из «дипломата» папочку, из папочки лист бумаги и что-то записывает. И все это на виду у охраны. Теперь можно и назад идти…

Они идут, но в поле зрения другой камеры так и не попадают, легко и одновременно шагнув с тротуара в сторону угла. Дальше работает техника преодоления препятствий. Даже таких охраняемых. Высота забора – два пятьдесят. Не такая уж и непреодолимая преграда! И при этом в вершину кладки вцементированы металлические колья, к которым крепится колючая проволока. Подпрыгни, ухватись и подтягивайся, только сами колючки задевать не рекомендуется… Но перед этим следует заблокировать камеру наблюдения. Это делается еще проще. Фотография подготовлена заранее. Она крепится на телескопический штатив, в собранном положении вполне умещающийся в «дипломате», штатив намертво устанавливается под забором. Главное, поднять быстро и точно, чтобы фотография оказалась перед объективом. Тогда камера будет видеть все тот же забор и не сможет отличить статичное изображение от естественного.

Подполковники торопятся, но не суетятся. Фотография быстро занимает свое место. Первым отправляется на забор Кордебалет, как более высокий. Сохно уже успел показать ему точку, из которой выходит инфракрасный луч. И показал вторую точку, в которую этот луч входит. Кордебалет справляется легко. И сверху, почти лежа на «колючке», протягивает руку Сохно, помогая подняться. Когда товарищ оказывается рядом, Кордебалет спрыгивает на территорию. Сохно выполняет еще одну задачу. Неимоверным образом изогнувшись, чтобы ни луч не прервать, ни в поле зрения камеры не попасть, он убирает фотографию и перебрасывает штатив за забор. Только там Кордебалет собирает его и прячет в свой «дипломат».

* * *

К месту встречи они подходят одновременно с Ширвани. И видят в глазах начальника смены охраны удивление. Ширвани до конца так и не верил, что свидание состоится.

– Я проверял… Вы вчера выехали из города, и пропуска ваши закрыты…

– Мы его сами открыли… С помощью американцев… – ухмыляется Сохно, стряхивая пыль с темно-синих брюк прокурорской формы. Забор не слишком чистый.

– Тогда… Идем на место… Шкафчики рабочей смены, которая отдыхает с сегодняшнего утра двое суток… Я вас закрою, а завтра утром открою…

– Больше там спрятаться негде?

– По моему, нет…

– На шкафчиках… – предлагает Сохно. – Я присматривался… Заметно будет, если голову поднимешь. Да и то только с одного направления – когда из душевой выходить…

– Можно и так… – соглашается Ширвани. Ему в принципе все равно… – Охрану я предупредил, что прокуратура нас в покое не оставляет, и сегодня будут осматривать, как заделали окна в бытовке… Это не моя смена… И самостоятельно я не могу вас туда отправить…

– Годится… Окна мы проверим…

Они направляются в сторону корпуса машинного зала. По дороге Ширвани набирает на мобильнике номер Андреевых. Ему опять никто не отвечает. Не может быть, чтобы тесть с тещей так долго искали Марихуану Андреевну. Что-то здесь не так, и это внушает ему беспокойство…

На посту при входе Ширвани строит за спинами «прокурорских работников» такую недовольную физиономию, что постовой с пониманием улыбается…

ДВАДЦАТЬ ОДИН ТРИДЦАТЬ

Кабинет заместителя генерального директора по режиму напоминает собой проходной двор. Хотя каждый, входящий и выходящий, старается за собой закрывать двери, но этих входящих и выходящих так много, что дверь открыта почти всегда. И даже не помогает то, что за дверью, по настоянию начальника президентской охраны, выставлен дежурный офицер, запускающий в кабинет только тех, кому это действительно необходимо. Но необходимыми оказываются все входящие. Таким образом, кабинет Василия Платоновича стал напоминать собой кабинет самого генерала Астахова на Лубянке в разгар какой-нибудь операции, проводимой под его руководством «Альфой». Здесь же присутствуют и представители Интерпола в лице Басаргина, Тобако и Доктора Смерть. Доктор Смерть занимает место в углу, отгородившись письменным столом так, чтобы никто не смог заглянуть в монитор его ноутбука. И не слушает ничего из того, что говорится вокруг.

– Ангел доложил, что группа аквалангистов выступит, скорее всего, уже утром… – сообщают Владимиру Васильевичу. – Сам он, как и планировалось, выезжает со второй группой.

– Акваланги хорошо подготовили? – спрашивает начальник охраны президента, почти не покидающий кабинета, в то время как прибывшая с ним команда дополнительно проверяет работу всех постов охраны научного центра.

Генерал не может сдержать улыбку.

– Запас воздуха на полторы минуты. Во вторых баллонах вместо воздуха углекислота, – подробно разъясняет генерал. – Они из этой речки просто выпрыгнут… Видели когда-нибудь цирк дельфинов? Громадные рыбки из воды выскакивают и через обручи прыгают… Рекомендую посмотреть нашу работу… Никакому цирку не уступим… И вылетать из воды будут выше дельфинов…

– Я так и не понимаю, почему нельзя уже сейчас начинать операцию по их ликвидации…

У начальника президентской охраны свое видение вопроса и совершенно разные с «Альфой» задачи. «Альфа» планирует широкомасштабную операцию с вовлечением в дело всех групп террористов и их полным захватом или уничтожением. И при этом стремится предотвратить не только захват реактора, но и вообще всякий террористический акт. Начальник президентской охраны озабочен только текущим моментом. Вернее, моментом, когда президент будет на объекте. Немедленное уничтожение известных «альфовцам» террористов уже будет отвечать задачам безопасности президента. А потом пусть ловят остальных… Если смогут…

– А если у них есть в запасе другая группа и «ход конем», который мы не предусмотрели?

– Помнится, кто-то мне давал гарантию, что к завтрашнему дню все будет под контролем…

– К завтрашнему все будет под контролем…

– А если есть неизвестная вам группа?

– Пусть… Что она сможет сделать? Ей просто не пробиться к реактору… Но, по нашим расчетам, и она должна быть под контролем… Мы даем возможность Ачилову связаться со всеми. Тогда и определим полный состав… Спутниковый контроль Интерпола нас еще ни разу не подводил… – генерал кивает в сторону Доктора Смерть.

– Стены «прозванивали»?

– И нельзя это делать – могут заметить и заподозрить засаду, и вообще такие меры ни к чему… Там сложнопрофильная крепящая арматура. Она будет фонить не переставая… Но наши посты будут выставлены на всех подходах к стене с той и с другой стороны. Оттуда пустят, сюда не пустят, обратно тоже не пустят… Короче говоря, «поставят к стенке»…

– Я так понимаю, что проломы в стене вы считаете основным направлением прорыва? – интересуется Басаргин.

– Это наше естественное предположение, – утверждает Астахов. – Если завозили фугасы, замаскированные под кирпичи, и одновременно вели кладку стен двора, то я вижу единственный правильный вывод – проникновение на территорию готовится именно в участках, где велась свежая кладка. Кроме того, здесь можно напрямую попасть к корпусу реактора.

– Сколько могли завести таких фугасов?

– Трудно сказать…

– Верх стены… – со своего места подает раскатистый возглас Доктор Смерть. Доктора не захочешь услышать, а услышишь из соседней комнаты…

– Что? – не понимает генерал.

– Наращивали, насколько мне известно, только верхнюю часть стены. Ее фугас и разрушит. Если бы клали всю стену полностью, то была бы возможность заложить фугас в нижнюю часть. А так – террористам придется преодолевать препятствие, и есть возможность попасть под огонь случайно оказавшихся рядом охранников. Затраты и опасность доставки не оправдывают себя…

– Именно это меня и смущает… – соглашается Басаргин.

– У нас были такие сомнения… – В пальцах Владимира Васильевича неожиданно ломается красный карандаш – волнуется. – Тем не менее это самый вероятный вариант…

– Другие версии есть? – начальник охраны президента радуется, что находит, как он думает, союзников, и пытается надавить на генерала.

– Вот потому я и предлагаю срочно принимать превентивные меры…

– Нельзя… – Басаргин из союзника вдруг превращается в противника.

– Почему же нельзя?

– Этим мы не обеспечим безопасность. Тех, кого мы знаем, взять можно всегда… А кого не знаем, если такие есть, – только насторожим…

Начальник президентской охраны разводит руками…

А Басаргин садится рядом с Доктором Смерть. Минуту смотрит в монитор рассеянным взглядом, потом мотает головой, сбрасывая оцепенение.

– Доктор… Кладка велась еще и в окнах здания реактора…

– Да… Закладывали окна в бытовых помещениях…

– А если туда закладывали фугасы?

– Маловероятно… К зданию тоже следует прорываться… Как?

Басаргин опять минуту молчит, соображая.

– И все же… В решающий момент… Возьми с собой Тобако и подстрахуй…

ВОСКРЕСЕНЬЕ

ВОСЕМЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Смена начинается в девять. Перед тем как выйти из дома, Ширвани звонит сначала Андреевым. Телефон по-прежнему не отвечает. После этого он звонит в больницу. Там тоже нет новостей, дежурный врач возмущается вопросом Ширвани. По мнению врача, муж должен лучше других знать, куда может податься его жена.

Марихуана Андреевна пропала…

Ширвани осматривает квартиру. Сюда он больше не вернется… Отпечатки пальцев вытирать бесполезно. Он оставил свои отпечатки во многих местах и все их стереть не сумеет. И пусть… Обратной дороги у него нет. Надо только забрать все свое… И он собирает все мелочи, которые не желает оставлять. Проверяет пистолет. Прячет в рукав нож с тонким и гибким лезвием. Это не простой нож. Таким ножом невозможно нанести колющий удар. Но лезвие настолько гибкое, что сворачивается кольцом вокруг запястья наподобие браслета. А остротой может поспорить с бритвой. И при этом имеет достаточную прочность стали, чтобы не ломаться при рубящем ударе.[26] Кажется, все… Ширвани готов…

Машина стоит во дворе. В Столбове машины почти не угоняют. Ну, хулиганье может побаловаться, что-то разбить или отломать, но и это редкость. Многие ставят машины на ночь под окнами. Ширвани рассеянно поворачивает в замке дверцы ключ и никак не может сосредоточиться, чтобы открыть дверцу. Что-то такое случилось, а он не в состоянии угадать – что именно. Осталось всего-то шесть часов, а тут неприятности, которые, на первый взгляд, уже не могут его беспокоить. Но, по большому счету, они могут помешать ему выполнить то, что он должен выполнить. Нарастает ощущение опасности. Так волк чувствует, что охотники развешивают вокруг него красные флажки.

Ширвани, наконец-то, справляется с замком, садится в машину и выезжает, чтобы прибыть на место, как обычно, за полчаса до начала работы. Он любит тщательно принимать дела, а сейчас, когда кругом такая обстановка, сделать это следует втройне тщательно. Шесть часов – и мир перевернется… Шесть часов – и случится то, чего все боялись, но во что никто не верил… Как хочется, чтобы время не тянулось, а летело…

Что же может помешать проведению операции?

Марихуана Андреевна… Что-то здесь не вяжется… Пропала она… Пропали ее родители… Ну, пусть Марихуана Андреевна сорвалась… Именно для этого он и приносил ей в больницу таблетки «экстази». Вот она, снова почувствовав вкус, сорвалась и сбежала… Но куда же она сбежит? Она сбежит туда, где может найти наркоту… То есть она прибежала бы к нему, к, так сказать, мужу, чтобы выпросить укол… Хотя… Она же не одна сбежала, а с двумя подругами… Может у тех прятаться… Но где же тогда ее родители?..

Эта неизвестность беспокоит…

Ширвани, как обычно, сворачивает на боковую улицу, чтобы сократить путь и проехать напрямую. И в зеркале заднего вида замечает на дороге за собой «жучку-копейку» кремового цвета, которую он мимоходом видел во дворе, когда выходил из подъезда. Двое мужчин разговаривали, стоя рядом с ней. Машина незнакомая. У них во дворе таких нет.

«Хвост»?.. Откуда?..

Для проверки Ширвани делает еще один поворот, теперь удлиняя путь. Незнакомая машина за ним не поворачивает – проезжает прямо. Да… Сказывается нервозность… Так в каждой машине будешь подозревать «хвост»… Даже вон в той «Оке», что теперь тащится позади… Нет… Если бы Ширвани был на подозрении, об этом наверняка знали бы и «зеленые»… И тогда эти два подполковника, которых Ширвани вечером провел в бытовки машинного зала, ни за что не обратились бы к нему… Стоп-стоп-стоп… А поставили бы «синие» в известность «зеленых»? Они же видят друг в друге соперника… Поставили бы… Дело серьезное… Если бы подозревали угрозу настоящего теракта, обязательно оповестили бы всех… Мало ли – случайно столкнутся…

На стоянке перед научным корпусом Ширвани видит ту самую «копейку» кремового цвета. И здесь он раньше тоже такой не замечал… Но – мало ли… Надо сдерживать себя и не видеть в каждом случайном взгляде опасность, иначе весь издергаешься и не в состоянии будешь правильно оценивать ситуацию тогда, когда это будет необходимо…

Тем не менее, проходя по коридору в сторону кабинета Василия Платоновича, Ширвани ловит-таки на себе взгляд незнакомого человека в гражданском. И ему становится неприятно. Так неприятно, словно он в самом деле заметил за собой слежку…

Нервы!.. Шесть часов… Уже пять с половиной… Как бы их сократить, как бы сделать так, чтобы время шло быстрее…

У кабинета Василия Платоновича Ширвани останавливают жестом руки. Серьезный капитан выглядит бесстрастным и категоричным, но вежливым:

– Извините, сюда посторонним нельзя…

– Я не посторонний… – Ширвани находит в себе силы улыбнуться. – Я начальник смены охраны центра. Мне нужно поговорить с Василием Платоновичем…

– Сюда сейчас и Василию Платоновичу нельзя… Здесь штаб проведения операции…

Ширвани пожимает плечами и уходит. Но ему стоило большого труда не вздрогнуть при слове «операция». Он понимает разницу между понятиями «учения» и «операция». Если бы офицер сказал, что в кабинете находится штаб учений, все было бы нормально… Но он сказал «операция».

ДЕСЯТЬ ПЯТНАДЦАТЬ

«КамАЗ» гудит серьезно. Машина нагружена до предела… Хотя овощи и не самый тяжелый груз, а вес все равно ощущается. Казбек Ачилович сам за рулем. Здесь же, в «КамАЗе», Арчи Сагдеев и Зураб. Остальные едут позади в серебристом джипе Ангела. Казбек Ачилович попросил Захара особо присматривать за Ангелом. Мало ли что…

Ангел вперед не вырывается, хотя мог бы уже давно приехать на место и там дожидаться остальных. Но он изображает хозяина груза. Хозяин груз сопровождает. Все вроде бы нормально и не должно вызвать сомнений или подозрений. По крайней мере, при выезде из города, когда миновали пост ГИБДД, их останавливали и проверяли документы. Ачилов видел, что Зураб держит руки за спиной – там он, по примеру Ангела, носит пистолет. Следовательно, готов к любому обострению ситуации. Ангел остановился, хотя его не останавливали. Представился, как и полагается, хозяином груза. Все прошло благополучно, хотя на посту дежурят и омоновцы. После вчерашней стрельбы в городе – это естественное явление. Но омоновцы были заняты проверкой трех других машин и из одной вытаскивали за шиворот молодых парней. Им было не до грузовика и джипа…

На половине дороги Казбек Ачилович обгоняет две знакомые «жучки». Машины старенькие, побитые в разных местах. Едут еле-еле, всем своим видом показывая, что не могут набрать приличную скорость. Насколько такое впечатление обманчиво, Казбек Ачилович знает – подготовкой машин занимались два высококлассных спеца.

Отставной подполковник с трудом удерживается, чтобы не поприветствовать своих подчиненных автомобильным сигналом. Это едут к месту действия аквалангисты, которые выполняют свою задачу одновременно с группой Ачилова.

* * *

Ангелу не составило бы труда чуть-чуть придавить педаль акселератора, чтобы его мощный восьмицилиндровый «Гранд Чероки» только пыль бы оставил перед стеклом «КамАЗа». Но он «не гонит лошадей»… Прислушивается, как разговаривают между собой Захар и второй боевик, и улавливает отдельные слова, которые успел выучить за время тесного общения с Зурабом.

Рядом с шоссе идет проселочная дорога. Обыкновенный «грейдер», как называют такие дороги. Ее насыпали во время ремонта основной трассы да так и оставили. Сейчас по этому «грейдеру», поднимая пыль, скопившуюся за бездождливые дни, проносятся, догоняя один другого, еще два «жигуленка». Судя по тому, что оживился и заерзал на своем месте не отрывающий взгляда от машин Захар, эти тоже имеют отношение к ним. Так и оказывается. В задней дверце переднего опускается стекло, и какой-то кавказец, радостно улыбаясь, машет рукой, предлагая добавить скорость. Играет… Веселится…

Ангел добавил бы… И Захар, машущий рукой в ответ, добавил бы… Но вместо этого Ангел говорит:

– Вот «чистят»! И охота им пыль глотать…

– На то они и «чистильщики», чтобы чистить… – распускает язык Захар.

Но Ангел понимает главное. Не зря он настаивал в телефонном разговоре с генералом Астаховым о необходимости повременить с захватом известных им террористов. Вот она – четвертая группа, существование которой только предполагалось…

И нет, к сожалению, возможности набрать номер генерала и предупредить… Ангел под постоянным присмотром Захара и второго боевика. Он уверен, что, пожелай он остановиться и зайти в кусты по надобности, кто-то последует за ним…

* * *

Время пути рассчитано точно. Его Казбек Ачилович рассчитывал вместе с Ангелом. Ангел составлял то, что называется на языке спортсменов-раллистов «легендой». Сейчас «легенду» – обыкновенный лист бумаги – держит в руках Арчи и говорит Казбеку Ачиловичу когда следует прибавить скорость, когда сбросить.

Ангел, как оказалось, этой дороги не знает. Ачилов сам проверял провокационными вопросами и намеренными ошибками, но потом поправлялся. Сам он прекрасно помнит каждый участок пути, помнит, где и какой асфальт лежит, где и насколько крутые предстоят повороты – исходя из этого, и рассчитывали скорость, чтобы не прибыть раньше срока и не опоздать.

По большому счету, Ачилов доволен, что включил в свою команду Ангела с Зурабом. По первоначальному плану они должны были просто прорываться через КПП, расстреляв солдат у шлагбаума и «накрыв» выстрелом из гранатомета будку свободной смены. Но прорыв на «КамАЗе» упрощает дело. Ангел это хорошо придумал. И в перестрелку вступать не надо. Пуля не разбирает, в кого летит… И, в ответ на твою очередь, обычно раздается встречная… А по замыслу Ангела, не стоит увязать на КПП и терять время на бой. «КамАЗ» просто проломит шлагбаум, снесет будку вместе с обитателями и даст возможность сразу углубиться в территорию. И даже позволит таранить ворота научного центра, чтобы прорваться во двор… Последнее предусматривалось планом, однако грузовик предполагалось захватить в городе. Но зачем еще и там время терять, если можно все сделать быстрее, зачем время терять на пеший путь, если можно прорваться на тяжелом грузовике… Главное – точно рассчитать время…

ОДИННАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

– Владимир Васильевич… – Доктор Смерть обращается к генералу через весь большой кабинет. – Есть контрольный звонок…

Генерал стремительно подходит в занимаемый Доктором угол. За ним спешат и другие. Доктор добавляет громкость динамиков ноутбука. Переводчик с чеченского, сидящий рядом с Доктором, тут же делает синхронный перевод.

– Неприятность… – доносится голос Ширвани. – Марихуана Андреевна сбежала из больницы… Вместе с двумя такими же, как она…

– Ликвидировать! Всех троих… Сделай им передозировку… – жестко командует кто-то.

– Это Ачилов… – объясняет Доктор. – Разговаривают по спутниковому телефону…

– Я бы с удовольствием, – Ширвани горько усмехается, и динамики хорошо доносят его интонацию. Горький смешок на любом языке понятен. – Я не знаю, где она… Но дело и того непонятнее… Ее родители… Тоже исчезли…

– Еще не легче! Что думаешь предпринимать?

– А что мне остается? День сегодня такой… А я на смене… Мне невозможно отлучиться… Приходится забыть про все и… Делать свое дело… И не отвлекаться…

– Правильно. Аллах с ними разберется, а тебе некогда заниматься такими мелочами… Как общая обстановка?

– С минуты на минуту ждут вертолета с президентами и премьер-министром. Говорят, они будут на территории не более получаса… Но потом посетят и церковную церемонию… Главное, чтобы из города не успели улететь…

– Да… Они обязательно должны посетить церковь… Или хотя бы посмотреть на перезахоронение… Такой день выпадает не часто… Как наши паломники? Видел их?

– Видел… И они меня видели… Я показал им тайник с оружием… Они свое дело сделают… Что у тебя? Состав пополнил?

– Пополнил… Мы прорываемся на грузовике… Будем вовремя.

– А наши «рыбы»?

– Только что обогнал их. Обеспечь им все…

– Сделаю…

– Тогда до встречи…

– Увидимся…

Доктор выключает запись.

– Это все? – спрашивает генерал.

Доктор плечами пожимает, не принимая риторический вопрос.

– Разговор шел только о трех группах… – генерал уточняет ситуацию.

– Если бы были резервные группы, о них обязательно было бы сказано, – Басаргин согласен с генералом. – Тем не менее…

– Брать паломников сейчас не рекомендуете?

– Я предполагаю еще один вариант… Сложность первого дает право на предположение второго, хотя, возможно, я просто перестраховываюсь…

– Слушаю вас…

– А если всей операцией руководит не Ачилов, а кто-то другой? А если операция более широкая и нам известно только о существовании одного звена? А если даже Ачилов не знает о существовании второго?

– Это маловероятно, – генерал качает головой. – Слишком много наворочено и без этого. Они сами рискуют запутаться. Тем не менее мы не будем сбрасывать со счетов ваше предположение. И не сразу снимем полную блокировку объектов. Откуда звонил Ширвани? Компьютер может определить?

Доктор молча разворачивает ноутбук так, чтобы экран было видно другим, и дает увеличение карты. Красная точка горит рядом со складом коммерческой продукции.

– У нас есть возможность отследить его передвижения по территории?

– Конечно… Пока он не выбросит трубку или не вынет из нее SIM-карту…

– Пожалуй, пора его брать… – решает генерал. – Это был контрольный звонок, и больше он нам не нужен… Он уже никого не успеет предупредить…

– Что касается Ширвани, то у меня нет возражений, – соглашается Басаргин. – С остальными стоит повременить…

– Наконец-то… – облегченно вздыхает начальник президентской охраны.

– От Ангела сообщений не было? – спрашивает Басаргин.

– Он должен быть под контролем, – сообщает генерал. – И ему звонить тоже нельзя…

Доктор переключает спутниковый контроль на режим реального времени.

– Ширвани идет в сторону корпуса реактора…

Генерал берет со стола рацию. Движения чуть ли не торжественны. Операция разворачивается, и этот момент такой, которого все ждали с нетерпением, как спортсмены ждут выстрела стартового пистолета.

– Внимание! Всем внутренним постам. Приказ! Задержать Ширвани Андреева. Он вооружен, может оказать сопротивление. В настоящее время движется в сторону корпуса реактора мимо склада коммерческой продукции…

ОДИННАДЦАТЬ ПЯТНАДЦАТЬ

Ширвани снова набирает номер телефона квартиры Андреевых. И долго слушает длинные гудки. Неприятно быть в неведении, но что-то это молчание значит. Молчание тоже может быть красноречивым, надо только уметь его слушать. Ширвани направляется в сторону корпуса реактора и нечаянно ловит взгляд человека, стоящего рядом с охранником у боковых дверей склада коммерческой продукции. Человек в гражданском, незнакомый. Взгляд этот ему не нравится. «Альфовцы» и сотрудники президентской охраны буквально наводнили научный центр. И Ширвани уже заметил, как внимательно они рассматривают всех. Совершенно не стесняясь. Цепкие, хваткие взгляды. Этот – из той же когорты. Он и на Ширвани должен смотреть точно так же, как смотрят на всех других. Но человек быстро и старательно отводит взгляд. Так отводят взгляд только тогда, когда стараются скрыть свое внимание к кому-то. Такую простую истину человек с опытом Ширвани не может пропустить и оставить без внимания.

Ощущение развешанных вокруг него красных флажков возвращается к Ширвани лавиной сначала смятения и страха, потом, через пять секунд, уже стремлением к сопротивлению. Он знает за собой хорошую черту, достойную воина и мужчины, – Ширвани не любит убегать. Если где-то появляется опасность, необходимо соразмерить силы и, по возможности, пойти навстречу опасности, чтобы не отдалять критический момент, а пресечь его в корне. Так и сейчас…

Ширвани убирает трубку, издали кивает охраннику и направляется прямо к дверям.

– Как дела?

– Нормально все… – усмехается охранник. – Вот, помощника мне выделили…

И в это время зажатая в руке у незнакомца коротковолновая рация передает сообщение: «Внимание! Всем внутренним постам. Приказ! Задержать Ширвани Андреева. Он вооружен, может оказать сопротивление. В настоящее время движется в сторону корпуса реактора от склада коммерческой продукции…»

Ширвани реагирует моментально, раньше, чем противник успевает сообразить, что объект задержания прямо перед ним. Лезвие тонкого и остро отточенного ножа появляется из рукава, молниеносная отмашка, и человек оседает на землю. Охранник ничего не может сообразить, вытаращивает глаза, слушает, как с бульканьем вырывается из разрезанного горла кровь, когда Ширвани совершает второе такое же молниеносное движение, и только после этого наклоняется, забирает рацию, чтобы слышать переговоры федералов, и вытирает нож о костюм охранника.

Значит, он раскрыт…

Это не стало для него новостью, не напугало, а только ожесточило. Рановато, конечно, приходится действовать, но действовать все же приходится, и это следует принимать, как реальность… Ширвани заходит в дверь склада, где, как он хорошо знает, сидит второй охранник. Тот играет в компьютерную игру за столом кладовщика. Шаги, конечно, слышит, но думает, что это его напарник, и потому не оборачивается. Нож в третий раз делает свое дело…

Ширвани возвращается к дверям, пару секунд думает – стоит ли заносить трупы в склад, и решает оставить их на месте. Потом думает, где он «прокололся», вариантов не находит и тут соображает, что его точное местонахождение могли засечь по трубке спутникового телефона – еще Ачилов предупреждал, что если номер известен, значит, могут засечь и контролировать каждый шаг. И потому он стирает в памяти трубки все входящие и исходящие номера, кладет ее в карман к убитому, а взамен берет его трубку. Немножко не такая, но не каждый поймет… Но тут догадывается, что если он разговаривал с Ачиловым и этот разговор засекли, то сам Ачилов сейчас тоже находится под контролем. Если снова звонить Ачилову – значит, опять обнаружить свое местонахождение. Ширвани возвращает ненужную уже трубку владельцу – в тот же карман кладет, откуда взял. Затем возвращается в склад.

Его ищут… Ищут в стороне корпуса реактора… А он будет здесь, рядом с убитыми людьми. Философия проста – человек, только что совершивший тройное убийство, постарается уйти от этого места как можно дальше. Никто не подумает искать его на складе… Все равно сейчас в корпусе реактора делать нечего… Рано еще…

Два с половиной часа… Чуть-чуть побольше, чем два с половиной часа… Выжить в этот промежуток времени… Потом федералам будет не до него… Потом они будут стараться убраться отсюда побыстрее, чтобы выжить самим… И пусть Ачилов не дойдет до места… Может быть, и паломники, которые упоминались в разговоре, будут под контролем… Но хотя бы аквалангисты имеют возможность достичь цели… Хотя бы «чистильщики» прорвутся, хотя прорываться они должны по следу Ачилова…

А если не достигнут, если не прорвутся, действовать придется самому Ширвани… Но это будет только через два с половиной часа… Чуть больше, чем через два с половиной часа… Тогда уже не будет смысла бежать, спасаясь от сотворенного… Тогда останется только выполнить самому то, что задумывалось для всех…

Склад модульного типа. Стены составлены из панелей, каждая панель из двух листов профнастила, между которыми заливается пенистый утеплитель. В таких зданиях не делают основательных перекрытий. Какие-то помещения вообще обходятся без потолков, довольствуясь общей крышей, какие-то, где хранятся ценности, сверху закрываются. Нужно найти закрытое…

Ширвани снимает из окошка дежурного несколько ключей, смотрит на бирки. Выбирает один, остальные аккуратно вешает на место. И уходит внутрь склада, разделенного на секции. Быстро отыскивает нужную дверь. Замок открывается без проблем. Теперь туда… И закрыться изнутри… Наверняка сегодня не до того, чтобы отпускать со склада слитки молибдена… Никто его здесь не найдет… А отсутствие ключа может обнаружиться только при передаче смены… Это очень не скоро… А переждать надо совсем немного… Два с половиной часа… Чуть-чуть больше, чем два с половиной часа…

ОДИННАДЦАТЬ ТРИДЦАТЬ

Начальник президентской охраны хмурит брови, когда слушает сообщение со склада. Три трупа… Ширвани Андреев словно сквозь землю провалился… По всей территории ищут, и бесполезно… Ни следа… В здание реактора не входил…

– И что ваша хваленая электроника? – убийственный взгляд в сторону Доктора Смерть.

– Электроника показывает, что трубка находится рядом с боковым входом в склад… Трубка, а не сам Ширвани… – Доктор невозмутим, в его голосе нет вызова, потому что он ни в коей мере не сомневается в способности своей спецтехники, а на чье-то постороннее мнение ему плевать со всей высоты своего двухметрового роста.

– Ширвани – умный и технически грамотный человек… Он положил ее в карман к кому-то из убитых… – вдруг соображает Басаргин. – Потому мы его и не видим…

Генерал связывается по переговорному устройству с бригадой. Просит проверить карманы убитых. Трубка находится сразу. Проверяется сигнал… Компьютер определяет принадлежность. В другом кармане находится трубка убитого.

Начальник президентской охраны бросает на генерала взгляд, не предвещающий ничего хорошего, – он очень любит такие взгляды и со своей трубки скрытой связи набирает какой-то номер.

– Приземление по второму варианту. Да… Отменяется… Реальная опасность… У нас ожидаемое ЧП… Вооруженный террорист на территории научного центра. Есть жертвы… Сюда дорога закрыта… Пока не поймаем…

Убрав трубку, он поворачивается к Астахову.

– По вашей милости президент и его гости не смогут посетить научный центр… Президенту предстоит объяснить своим гостям ситуацию, и я не знаю, что он сможет сказать… – выдано предельно жестко и звучит почти как обвинение, за которым должны последовать оргвыводы.

– А подведение итогов учений…

– Подведение итогов, согласно второму варианту развития событий, будет проводиться в здании городской администрации. Там тоже все готово к приему…

Астахов внешне соблюдает спокойствие. Смотрит на часы:

– Пожалуй, нам пора… Предупредите наблюдателей, чтобы выходили к месту сбора. В машинный зал нас запустят только группой, чтобы никто посторонний туда не попал…

– Вы мне так и не сказали, что собираетесь предпринять для поимки террориста… – начальник охраны президента хочет чувствовать себя здесь главной фигурой и требует отчета.

– Его поимкой занимаются другие люди. Как только будут результаты, они мне доложат, и я поставлю вас в известность…

Астахов так построил фразу, что легко подчеркнул необязательность отчетности перед начальником охраны. Это все поняли, понял и сам адресат. И промолчал.

ОДИННАДЦАТЬ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

– Ну что? – генерал Астахов смотрит на часы… – Мне кажется, вопрос решен! «Зеленые» не смогли пробиться к реактору. Более того, нам не поступило ни одного сообщения с постов наблюдения о попытке проникновения. Из группы священников, прибывших на перезахоронение мощей святого, тоже никто не предпринял попытки заявить о своей принадлежности к спецназу ГРУ. В этом случае стоит отметить только наличие хорошей разведки со стороны «зеленых». Они наверняка проверили все варианты, пытались что-то сделать и не нашли ни одной лазейки. Силовой прорыв отвергли, как нереальный. Что скажут товарищи наблюдатели?

Астахов стоит в окружении офицеров и генералов трех стран – участниц учений. Здесь же и представитель «зеленых» – генерал-лейтенант с короткой стрижкой.

– Не спешите… – этот представитель вздыхает и смотрит на свои наручные часы, хотя большие часы машинного зала перед ним на стене. – У нас еще две минуты…

Чуть в стороне стоят сотрудники научного центра – в белых халатах. Несколько человек, из тех, кто по долгу службы входят в помещение реактора, в защитных комбинезонах и больших шлемах, делающих их похожими на космонавтов. Прислушиваются к разговору. Им обещали, что в это время здесь будут главы трех государств, и работники собирались обратиться к своему президенту за помощью в решении многих бытовых проблем. Письмо подготовили. И даже специально выдвинули в одну смену разных сотрудников, выбрав самых разговорчивых. Но в зале собрались только военные, хотя многие из них в гражданской одежде.

– Если нет сигналов с аванпостов, – возражает коллеге представитель «синих» – лысый генерал-лейтенант в форме ФСБ, – то не будет и финала.

– Минута осталась… – Астахов не улыбается. После разговора с начальником охраны президента у него совсем не праздничное настроение, хотя предстоящая победа в международных учениях тоже много значит.

– Тридцать секунд… – говорит представитель «синих».

Все наблюдают за секундной стрелкой. Кто на своих часах, кто на больших настенных. Cтрелка извещает об окончании учений, когда в зале раздаются один за другим два громких, похожих на выстрелы хлопка.

– Что это? – спрашивает лысый генерал-лейтенант, и оглядывается.

Оглядывается и генерал Астахов.

– Я так думаю, что это сработали взрывные устройства, установленные «зелеными», – с надеждой говорит коротко стриженный генерал-лейтенант и торжественно поправляет на рукаве зеленую повязку.

– Какие взрывные устройства! – возмущается его оппонент в форме генерал-лейтенанта ФСБ и поправляет свою повязку синего цвета. – Кто их мог установить?

– Условные взрывные устройства установлены условными террористами… – вперед вдруг выступает человек в защитной одежде и снимает шлем.

– Подполковник Сохно… – только теперь Астахов почему-то начинает улыбаться.

– И подполковник Афанасьев… – добавляет Сохно.

Кордебалет тоже снимает шлем.

Что-то спрашивает английский наблюдатель. Переводчик переводит:

– Конкретный вопрос… Как эти офицеры проникли в город? Надеюсь, не через пост, охраняемый английским спецназом?

– Нет, через пост, охраняемый американцами… – коротко бросает Сохно и с грацией коровы делает изысканный поклон в сторону американского наблюдателя. – Но если появится необходимость, мы можем точно так же пройти и через английский пост… Только закажите…

– Итак, – говорит коротко стриженный генерал-лейтенант, – будем подводить предварительные итоги?

– Будем… – сам не понимая чему, радуется Астахов, тихо посмеивается и вытаскивает трубку мобильника – кто-то, очевидно, пожелал его уже поздравить. Определитель номера показывает, что звонит Басаргин. – Слушаю, Александр Игоревич…

– Учения закончились?

– Да. Мы полностью проиграли…

– Как так?

– Сохно и Афанасьев оказались в машинном зале и устроили здесь два условных взрыва. «Зеленые» победили… Что у вас?

– Доктор зафиксировал звонок Ачилова. Подполковник докладывал кому-то в Италии о начале операции. Думаем, разговор шел с сеньором Сальваторе Аль-Сантосом… Данные ушли на центральный компьютер Интерпола. Абонента Ачилова в течение часа вычислят и обеспечат ему встречу с нашими сотрудниками…

– Спасибо. Где сам Ачилов?

– В машине вместе с Зурабом и Арчи Сагдеевым. Ангел с двумя боевиками в своей машине держится сзади. Движутся в нашу сторону. Через час двадцать будут на КПП…

– Хорошо. Работаем… Сообщений с берега не поступало?

– Там вместе с англичанами сидит усиленная группа Согрина. Пока молчат…

– Ширвани?

– Ищут…

– Хорошо… Что будет, докладывайте…

ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ

Улицы Столбова, наверное, за всю свою историю не знали таких праздников, включая обязательные советские шествия по определенным «красным» датам. Кажется, все население небольшого города, несмотря на изнуряющую жару, вышло в этот воскресный день на центральную улицу, чтобы посмотреть на ярко разряженную колонну обливающихся потом священнослужителей всех возрастов и званий. Внимательный наблюдатель без труда выделит в этой толпе людей, мало интересующихся шествием, но очень интересующихся горожанами. Охрана глав правительств, похоже, тоже назначила свои совместные учения. Русский охранник… Американский… Английский… Да еще сотрудники антитеррористического управления ФСБ России «Альфа»… Все эти люди узнают друг друга с короткого взгляда еще и потому, что знают о присутствии друг друга.

Почти вся городская площадь заполнена народом. Площадь не слишком велика и всех желающих вместить не в состоянии. Милицейское оцепление никого близко к собору не подпускает. Отдельно от других, на крыльце здания научного центра, стоит группа военных и штатских. У многих в руках бинокли. В том числе и у штатских. Смотрят в основном не в сторону приближающейся процессии, а в сторону церкви.

– Они стоят рядом с той самой дверью… – мрачно шепчет начальник президентской охраны, рассматривая в бинокль шестерых имамов, устроившихся рядом с церковным крыльцом.

– Их не подпустят к двери… – отвечает генерал Астахов.

– А если они имеют при себе пистолеты?

– …Кроме того, каждый взят под контроль тремя нашими сотрудниками… Приказ однозначен: при попытке поднять руку открывается огонь на поражение.

– Да… – соглашается начальник президентской охраны. – Я с тем же приказом посадил снайперов. Кстати, почему имамы не идут в церковь?..

– Потому что они мусульмане… – исчерпывающе отвечает Владимир Васильевич.

– И не пойдут?

– Не пойдут… По регламенту так прописано. Мы думаем, они попытаются пробраться в склад под крыльцом как раз тогда, когда все уйдут в церковь…

– Там засада?

– Нет… Склад ночью обезврежен… Мы в это время возьмем их в кольцо и спокойно выведем, чтобы не поднимать переполох и не портить людям праздник…

– Что с остальными группами?

– Всех, кто нам известен, мы держим под контролем… Кроме Ширвани… Его ищут…

– И?

– И ничего… Мы думаем, что он покинул территорию центра… Его фотография распространена среди наблюдателей… Самое разумное для Ширвани – подыскать себе парик и затеряться в толпе… Бритоголовые у нас редкость…

– Пока Ширвани не пойман, президент с гостями на территорию центра не приедет. Президент еще не объяснил гостям, почему изменен график визита… Не ставьте его в затруднительное положение…

– Они едут… – прерывает генерал неприятный разговор.

С другой стороны площади по коридору, оставленному оцеплением, в сторону собора двинулся кортеж машин. Едут медленно. Настолько медленно, что идущие в оцеплении охранники успевают за машинами быстрым шагом с редкими перебежками. До церкви восемьсот метров.

– Мне туда… – начальник президентской охраны передает бинокль помощнику и спускается с крыльца, чтобы присоединиться к президентскому кортежу и занять свое место среди охранников. Ему тоже побегать хочется…

ТРИНАДЦАТЬ ТРИДЦАТЬ

«КамАЗ» и «Гранд Чероки» Ангела устраиваются в кустах в стороне от дороги. Остаются минуты до решительных действий, и нет смысла маскировать машины. Боевики накручивают на автоматы глушители. Все переодеваются в «камуфляж». На разведку в сторону поста отправляются втроем – Ангел, Ачилов и Захар. У Ангела в руках бинокль.

– Автоматы для вас мы не припасли… – сетует Ачилов.

– Нам с пистолетами привычнее… – сухо, с легкой усмешкой отзывается Ангел.

Он не лезет вперед, предоставляя отставному подполковнику показывать дорогу, хотя Ачилов несколько раз словно бы ненароком пытается пропустить его. Впрочем, такая проверка может считаться действенной только наполовину, если вообще может считаться проверкой – направление все равно известно, и можно предположить, куда следует идти, даже не зная окрестностей. Кроме того, Ангел их в самом деле не знает.

– Теперь осторожнее. Мы уже близко… – Ачилов все же берет команду на себя.

Ангел останавливается и поднимает бинокль, рассматривая кусты. Но ничего, естественно, не видит. Тем не менее показывает рукой:

– Там – автобус…

– Откуда? – спрашивает Казбек Ачилович. – Здесь нечего делать автобусу… Рейсовый будет только к вечеру…

– Кто-то приехал или кто-то уезжает… – равнодушно пожимает плечами Ангел. – Два или три раза был звук. Это двигатель автобуса… Я не спутаю…

Ачилов оборачивается в сторону Захара.

– Мне тоже показалось… – кивает Захар.

– Подойдем ближе…

Теперь передвигаются от куста к кусту. Ангел и Захар скользящим неслышным шагом, Ачилов слегка напряженно, долго высматривая, куда поставить ногу, и потому отстает – у него нет навыков скрытного передвижения. Ангел останавливается первым и машет рукой, призывая к тишине. Слушает и высматривает. Через несколько секунд опять делает знак рукой, подзывая отставших.

С места, занятого Ангелом, видно будку поста и площадку перед ним. Площадка асфальтирована, чтобы на ней могло остановиться несколько машин, ожидая, когда проверят документы у одной. Сейчас площадку занимает автобус, в который грузятся военнослужащие.

– Вот это ничего себе! – шепотом удивляется Ангел.

– Что?

– Это же американцы… Ничего не понимаю… Они захватили центр? – рука Ангела против воли ложится за спину на рукоятку пистолета.

– Совместные учения… Я же говорил… – объясняет Ачилов. – Вояка… Не любишь американцев?

– А кто их любит, кроме самих американцев…

Посадка заканчивается. Последним садится сухощавый немолодой офицер, но перед этим внимательно осматривает пост и даже лес, из которого за ним наблюдают. Впечатление такое, что он видит наблюдателей, хотя это, как понимает Ангел, невозможно. Со злобным кошачьим шипением закрываются дверцы автобуса…

Будка поста стоит с распахнутой дверью. Шлагбаум отсюда не видно, но от шлагбаума отходит русский солдат и прощально машет автобусу. Что-то говорит в сторону будки. Оттуда, похоже, ему отвечают.

Ангел морщится… Сработано не четко… Хотя бы в форму прапорщика одели… Солдат по возрасту уже, похоже, вышел из звания рядового. По крайней мере, на старшего лейтенанта тянет…

– Пора… – решает Ачилов, не обратив внимания на такую тонкость. Может быть, зрение подводит. – К машине… Попробуем в городе догнать американцев… Я бы с удовольствием обновил на их автобусе заводскую смазку гранатомета… У нас есть осколочные гранаты… Тоже, кстати, американцев не сильно уважаю… В этом мы с тобой равны…

* * *

В это же время начинают разворачиваться активные события у реки. Здесь распоряжается полковник Согрин, в подчинение которому, кроме Пулата и Дым Дымыча Сохатого, выделили двадцать пять человек из состава «Альфы» и десяток боевых пловцов из состава спецназа ГРУ. Эти – на случай, если кто-то из террористов все же попытается уйти вплавь. Пловцы разделились на две пятерки, чтобы перекрыть речку выше по течению и ниже и обеспечить стопроцентное задержание всех террористов.

Англичане только что уехали с поста, и их заменили «альфовцы», переодетые в форму обыкновенных военнослужащих внутренних войск.

– Рапсодия, я Сохатый, – докладывает по коротковолновой связи Дым Дымыч. – Мои друзья прибыли на двух машинах. Шесть человек. Выдвигаются по маршруту шесть… Прошу освободить проход, чтоб не спотыкались…

Вся территория вокруг предполагаемого участка разделена на десять возможных вариантов подхода к тайнику и к реке. «Маршрут шесть» – наблюдается двумя «альфовцами». По команде Сохатого они сразу переходят на другие маршруты, чтобы террористы имели возможность пройти, никого не заметив.

– Рапсодия… Проход свободен…

– Я Сохатый. Все вооружены автоматами. Два автомата с глушителями… Готовы к неприятностям… Осторожничают…

– Я Рапсодия, – говорит Согрин. – Не будем портить им настроение перед приятным купанием… Не показываться…

Сам он наблюдает за событиями из норы на противоположном, крутом и заросшем густыми кустами берегу речки. Нора глубокая, удобная не только для наблюдения, но и для ведения огня. И готовилась загодя, потому отличается от обычных подобных нор, используемых спецназом ГРУ в боевых условиях. Да и в случае необходимости выскочить отсюда можно без проблем за несколько секунд, стоит только отбросить крышку, на которой устроился давно пересохший куст прибрежного тальника. Никто со стороны не подумает, что из-под обнаженного ветвистого корневища внимательно наблюдает за происходящим человек.

Группа террористов идет к берегу с зачехленными удочками. Глупость… Маскируются под рыбаков? Тогда почему автоматы держат в руках, готовые к перестрелке? Здесь Ачилов не сумел просчитать все правильно. Надо было сначала пару человек отправлять. И эта пара – с удочками. А потом уже, когда первая пара благополучно никого не увидит, можно и остальных. Наверное, задумывалось все точно так, но исполнители торопятся, значит, волнуются и комкают план…

Как бы они не скомкали что-то более важное, к чему засада не готова…

Террористы на месте. Внимательно осматриваются. Ни Согрина, ни других наблюдателей не видят и остаются довольны. Вскрывается тайник. Действуют быстро, движения отточены. Переодеваются. Одежду убирают в плотные мешки. Сами мешки продавливают, по возможности выкачивая из них воздух. Это все понятно… Террористы не хотят выглядеть смешными, бегая по Столбову с автоматами, но в плавках. И потому одежда им кажется необходимой… Но – только кажется, потому что Согрин, почему-то вспомнив Сохно, тут же решает не дать потом возможности задержанным переодеться. Какими попадут в руки, такими и будут отправлены в СИЗО… Чтобы другим неповадно было… Обсмеянный герой перестает быть героем – это старая истина…

– Рапсодия, я Пулат… Человек по лесу идет…

– Что за человек?

– С видеокамерой… Природу снимает…

– Куда идет?

– Может и на берег попасть… Его грохнут… А может, и что-то другое…

– Опережай… Отключи… Только тихо… И не отпускай…

– Понял…

Теперь террористы надевают акваланги. Пробуют воздух. Опытные. Хорошо, что воздух оставили. На проверку хватит… Остается пустяк – взгляд на часы, ласты на ноги, и к воде спиной вперед, иначе в ластах ходить сложно…

Начинается…

ТРИНАДЦАТЬ СОРОК

Президентский кортеж медленно подъезжает к крыльцу собора. Начальник охраны президента уже там. Его обязанность – открывать дверцу президентской машины, но он этого не делает, только что-то говорит в переговорное устройство. Дверцы машин так и не открываются.

Одновременно с другой стороны площади к собору приближается шествие священников. Генералу Астахову кажется, что дым от кадил доносится даже на крыльцо научного центра, хотя расстояние не маленькое. Священники останавливаются перед парадным крыльцом, шествие разворачивается из колонны в широкую линию. Все выполняется четко, как в армии. Только после завершения «маневра разворота» и после долгих молитв пред вратами ковчег с останками святого Никодима вносят в собор. Но Владимир Васильевич следит не за этим – его больше интересует президентский кортеж и поведение паломников-террористов. Согласно регламенту, президент и его гости должны сейчас покинуть машины и зайти внутрь, чтобы присутствовать на торжественной службе. Однако дверцы машин остаются по-прежнему закрытыми. Это может быть последствием предупреждения начальника охраны, которое в состоянии отразиться на послужном списке генерала, и потому Астахов нервничает. И запрашивает своих сотрудников:

– Почему не выходит президент?

– Он, товарищ генерал, уже в соборе… Президент с гостями прибыли на других машинах и заехали во двор через задние ворота…

– Понял… Почему меня не поставили в известность?

– Нас тоже не поставили… Только сейчас узнали…

Начальник президентской охраны переусердствовал. А если какая-то непредвиденность? В таком случае вместо обеспечения безопасности он создает критическую ситуацию. Но Астахов старается не нервничать, и сдерживает себя.

– Что паломники?

– Шевелятся… Переглядываются… Тоже ждут президента…

Генерал наблюдает в бинокль и сам видит то, что ему рассказывают.

– Пора уже им и в склад наведаться…

– Идут…

Шествие снова преобразуется в колонну, и колонна тянется на церковное крыльцо. И в это время, как видит генерал, лжеимамы начинают потихоньку, бочком сдвигаться в сторону двери под крыльцом.

– Начинайте! – командует генерал.

Все проходит так спокойно, что со стороны никто ничего не замечает. К каждому из «имамов» шагают люди в одеждах православных монахов, берут их «в клещи» и с двух сторон прицепляются к ним наручниками. Только легкое шевеление, непонимание и осознание того, что сопротивление не только бесполезно, но и невозможно… И тут же группа сдвигается в сторону от собора. Там уже стоит автобус, специально предназначенный для задержанных…

Генерал опускает бинокль. Уже не на что смотреть. Его почему-то другая, совсем посторонняя мысль интересует. Как крестится православный президент России – понятно. А как должны креститься в православном храме президент США – протестант и премьер-министр Великобритании – англиканин? Справа налево или слева направо?

– Владимир Васильевич! – в переговорном устройстве раздается голос начальника президентской охраны. – Поздравляю… Наблюдал… Сделали идеально… Рядом со мной американский коллега… Он ничего даже не заметил…

– Президент в соборе?

– Да…

– А вы?

– Я отвлекаю внимание… Постарайтесь, чтобы с Ширвани все прошло так же гладко…

ТРИНАДЦАТЬ СОРОК ПЯТЬ

Ачилов чувствует себя уверенно. Или показывает, что чувствует эту уверенность. Но руки на руль он кладет крепко, даже со шлепком. В принципе ему и не перед кем рисоваться. Рядом только Зураб и Арчи Сагдеев. Зураб человек чужой, и на его мнение Казбеку Ачиловичу наплевать, а Арчи и без того отлично знает своего командира, да и ни к чему ему показывать что-то… Арчи обречен остаться здесь, хотя сам он об этом даже не догадывается. Однако отставной подполковник, похоже, сам себя подбадривает. Значит, нуждается в этом – понимает Зураб.

Ангел с двумя людьми Ачилова ждет позади. Разбивать о шлагбаум свой джип он не желает, и потому поедет вторым. Ачилов в зеркало заднего вида смотрит, видит, как дает ему отмашку рукой Захар. Значит, они уже готовы. Можно начинать…

Но сначала Ачилов внимательно выглядывает в одно, а потом и во второе окно. Замечает что-то кому-то, словно бы кивает и только после этого поворачивает ключ зажигания.

«КамАЗ» урчит, стрелка тахометра показывает, что двигатель работает на высоких оборотах. Ачилов включает первую скорость и сразу же вторую, таранив густые кусты при выезде на дорогу. Это своеобразная проба сил машины – кусты сопротивляются, сгибаются и лишь потом ломаются. Это – настрой на более серьезный таран. Невысокая обочина не становится препятствием. Скорость надо успеть набрать до поворота и на повороте вписаться в направление, не вылететь на скорости в кювет. С этой задачей отставной подполковник справляется. Он не смотрит в зеркало и не видит, едет за ним «Гранд Чероки» или нет – поворот мешает.

Но у шлагбаума «КамАЗ» уже заметили. Солдат шагает на дорогу и машет рукой, предлагая сбросить скорость. Ачилов только сильнее давит на акселератор. Люто ревет, пугая окрестности, двигатель. Солдат едва успевает отскочить в сторону, хотя делает это ловко, перекатившись через голову. Машина почти не чувствует удара, снося и сам шлагбаум, и столбик с телефоном внутренней дежурной связи. Арчи, сидящий у открытого окна, дает в сторону кустов, куда юркнул солдат, короткую очередь. На повторную очередь у него времени не хватает – скорость слишком велика. Впереди более серьезное препятствие – будка дежурных, и Ачилов не притормаживает. Теперь удар уже основательный. Трескается и покрывается сетью морщинок стекло. Но будки будто и не было. Если там кто-то и сидел внутри, а сидеть там должны двое, то они безжалостно раздавлены.

Началось! А если началось, то требует продолжения… Уже нет возможности остановиться. Уже и желания нет… Такое началось… Такое… У отставного подполковника перехватывает в груди дыхание от мыслей о задуманном…

Только теперь Ачилов бросает взгляд в зеркало и не видит джип. Смотрит в другое зеркало и снова не видит его. Но останавливаться некогда. Вперед! Догонят…

* * *

Едва грузовик на скорости срывается с места, как Ангел начинает действовать по своему усмотрению. С улыбкой оборачивается в сторону боевика, сидящего на заднем сиденье – через правое плечо, и тут же наносит удар с отмашкой. В тесном пространстве нанести вырубающий удар сложно. Но этот удар отработан до автоматизма – Ангел попадает точно в челюсть, на несколько секунд отключив противника. И в то время, когда работает правая рука, левой он успевает вытащить пистолет и направить его в живот Захару, сидящему справа спереди. Это не тот «ТТ» с глушителем, что уже видел Захар. Это обыкновенный «макаров», прятавшийся до этого под сиденьем. Более того, Захар знает, что с «макарова» левой рукой снять предохранитель невозможно. И потому сразу смотрит на левую «щечку» кожуха пистолета. Предохранитель в нижнем положении. Ангел предусмотрел.

– Не суетись… Все кончено… – спокойно предупреждает Ангел.

Захар растерянно отодвигается к дверце, но Ангел тут же придвигается к нему и дважды сильно бьет стволом в лицо, тычком – опасный и пугающий удар, потому что палец всегда может непроизвольно нажать на спусковой крючок… Но своего Ангел добивается легко. Движение Захара предсказуемо и естественно – закрыть лицо ладонями. Во-первых, для того чтобы защитить его от новых ударов, а во-вторых, чтобы не видеть выходного отверстия ствола. Ствол, направленный в лицо, пугает больше, чем сам выстрел. Ожидание смерти всегда страшнее смерти, которой Захар, как опытный воин, не боится.

Ангел пользуется моментом и сцепляет поднятые руки наручниками. И теперь уже имеет возможность развернуться для удара. Он бьет тяжелой рукояткой пистолета в брегму.[27] При нанесенном сверху резком и сильном ударе (даже кулаком) лобная кость смещается и вызывает серьезные повреждения в находящихся поблизости зонах мозга, отвечающих за двигательные функции человека. Такой удар может вызвать временный или полный паралич. Захар сразу же отключается. Ангел не теряет времени и точно так же поступает с первым боевиком, уже приходящим в себя. И только после этого переводит дыхание и берется за руль. Он знает, что его должны ждать около разбитого шлагбаума «альфовцы». Но повернуть ключ зажигания он так и не успевает, потому что случайный взгляд заставляет его пригнуться и почти лечь на колени к откинувшемуся окровавленной головой на подголовник Захару. В дверце со стороны Захара стекло опущено. И два боевика, неизвестно откуда здесь появившиеся, бегут к машине, стреляя на ходу короткими очередями. Они видели, что происходит в «Гранд Чероки».

Пули пробивают стекла и дверцу. Ангел оценивает ситуацию интуитивно, но ему сейчас больше всего жалко машину. И, так и не разогнувшись, он протягивает руку, открывает свою дверцу и неуклюже, задом вперед выскакивает из машины. Неуклюжесть своей позы только злит и заводит его. Второй пистолет уже в правой руке. Ангел пригибается, отталкивается и прыгает в кусты, начиная стрелять уже в полете. Он не видит боевиков. Он просто представляет место, где они должны оказаться, – высчитывает это место. И знает, что обе пули достигают цели…

А самого Ангела уже не видно. Место, куда он приземлился, легко накрыть следующей очередью. Только Ангела там уже нет. Он выглядывает уже с другой стороны, мгновенно и бесшумно переместившись на добрый десяток метров в сторону. При этом Ангел догадывается, откуда взялись новые действующие лица. Это те самые «чистильщики», что проехали недавно по пыльной дороге. Но их должно быть шесть человек. Двое лежат рядом с джипом «Гранд Чероки». Один из них не подает признаков жизни, второй ранен и тянет руку к машине, словно просит помощи от Захара и боевика на заднем сиденье. Однако рукоятка пистолета слишком тяжела да и рука у Ангела не из самых мягких, чтобы боевики пришли в сознание так быстро.

Но где еще четверо?

Ангел осматривается и понимает, что других здесь нет. Иначе они стреляли бы в то место, куда он прыгнул из-за машины. Выждав еще минуту, он слышит автоматные очереди от шлагбаума и понимает, что остальные «чистильщики» там. Стрельба обоюдная. Судя по звуку, в перестрелке участвуют и «АК-47», и «АК-74». Только после этого Ангел устремляется к своей машине, в несколько прыжков преодолев расстояние, и ударом ноги выбивает из рук раненого, который смотрит в другую сторону и нападающего не видит, автомат. Дело сделано. Вторым пинком отправляется в сторону и автомат другого боевика – на всякий случай. Конечно, нужно было бы перевязать раненого, но времени нет. Ангел садится в машину, чтобы быстрее добраться до КПП, но тут видит, как в его сторону бегут четверо в амуниции «Альфы». Ангел узнает капитана Рославлева и выходит навстречу.

– Эти? – спрашивает Рославлев больше взглядом, чем словами.

– Эти здесь были… У вас должны были быть еще четверо…

– Где они?

– Ты меня спрашиваешь?

Капитан Рославлев растерянно осматривается.

– Мы их даже не видели. Нас из кустов обстреляли… Двое раненых…

– Забирайте у меня груз… Мне дальше пора…

Боевиков вытаскивают из машины, хлопают, закрываясь, дверцы. Ангел, сделав рукой прощальный жест, устремляется вдогонку за «КамАЗом»…

* * *

Только после поворота Ачилов видит, что попал в ловушку. Поперек дороги вытянута лента с громадными шипами, преодолеть которую не сможет даже большеколесный трактор. И люди по обочине – вооруженные, в бронежилетах, в кевларовых касках – припали на одно колено, ощетинились оружием… Отставной подполковник понимает, что это совсем не солдаты полка внутренних войск, и позади, около КПП, наверняка путь тоже перекрыт…

– Влипли… – хрипло говорит Зураб, сидящий посредине. – Мне сдаваться нельзя…

Ачилов видит в руках у него гранату с сорванным кольцом. Стоит только пальцы разжать, и…

– Этого не надо… – шепотом возражает Арчи, сидящий справа, и выбрасывает в окно свой автомат, наглядно показывая этим, что он стрелять не намерен.

– Надо! – резко, с неожиданным истеричным повизгиванием выкрикивает Ачилов. – Надо! Не хочу «на зону»… Не хочу…

– Вместе с ними… – говорит Зураб едва слышно. – Тормози… Выходите… Нас в кольцо берут… Я руку разжимаю… Вместе с ними…

– Так! – согласен Ачилов.

– Не надо… – тихо возражает Арчи.

– Не хочешь, – Зураб презрительно-хладнокровен, но милостив, – как выйдешь, в сторону прыгай… И живи, как сможешь, если сможешь…

– Дай мне гранату… – просит Казбек Ачилович.

– Я сам… – Зураб не согласен.

«КамАЗ» останавливается прямо перед шипами ленты. С двух сторон к машине подскакивают люди с автоматами. Открываются дверцы. Пленников вытаскивают, ставят рядом, лицом к горячему помятому капоту. Арчи прыгает в сторону, но его тут же и без проблем догоняют ударом приклада в затылок.

– Ну… Что же ты! – кричит Ачилов Зурабу.

– Она, оказывается, учебная… – словно сам тому удивляясь, смеется Зураб и передает гранату подошедшему офицеру…

Сзади подъезжает «Гранд Чероки». Ачилов видит, что Ангел выходит из машины один, но на него никто не наставляет оружия… Отставной подполковник понимает, кто виноват в провале акции, и в бессилии скрипит зубами…

ТРИНАДЦАТЬ ПЯТЬДЕСЯТ

Аквалангисты споласкивают маски, натягивают их на голову и один за другим скрываются под водой. Автоматы держат по-прежнему в руках. Неопытные ребята… По крайней мере, два автомата уже пришли в негодность… Они с глушителями… Вода, попав в глушитель, застрянет там между стенок резиновых прокладок. И если сразу начать стрелять, ствол просто разорвет…

Теперь можно не скрываться, и полковник Согрин сбрасывает в реку пересохший куст. Выбирается наружу и потягивается.

– Рапсодия! Оцепление завершено…

– Где наши «рыбаки»?

– Под водой… С ними связи нет… Но наши плывут с буйками… Чтобы видно было…

Согрин смотрит. Выше по течению по реке плывут пять буйков. Значит, террористам не позволят долго бултыхаться в воде.

– Хорошо… Любуемся картиной…

Полюбоваться, оказалось, есть чем… Согрин никогда не думал, что аквалангисты способны на такой скорости и так высоко выскакивать из воды. Ни одна акула не догонит… Выскакивают и, надсадно кашляя, срывают с себя акваланги, маски… И к берегу… А на берегу их уже ждут. И с одной, и с другой стороны… Даже готовы помочь выбраться из воды… После нескольких глотков углекислоты о сопротивлении ни у кого не возникло мысли…

– Пулат… Я Рапсодия… Как там твой фотограф?

– Он меня фотографирует…

– Нацепи на него наручники и гони сюда… Может быть, это их «контролер»…

– Скорее всего… По-русски плохо говорит, а по документам русский…

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Ширвани часто посматривает на часы… Невыносимо долго и мучительно тянется время… Но это же время дает ему возможность подумать о том, кто «сдал» его, где он «засветился». Вывод, кажется, напрашивается один – Марихуана Андреевна оказалась не такой уж конченой наркоманкой, как ему казалось… Единственная неувязка в этом вопросе не позволила сделать окончательную версию: Марихуана Андреевна ни разу не звонила ему на трубку спутникового телефона. И ее родители не знают номера. Тогда… Тогда хвост тянется от Ачилова… И это значит, что надежды на успешное завершение акции почти нет. Остальные группы тоже наверняка под контролем, хотя Ачилов минимизировал общение между группами…

И все же Ширвани ждет, подпитывая свою надежду вероятностью случая – хоть кто-то сможет прорваться… Ждет, что на территории начнется шумный переполох со стрельбой и взрывами, и это будет означать только одно… Но время выходит, и он понимает, что ждал напрасно. Значит, следует действовать самому. Значит, следует на себя взять и ответственность, и право на совершение акта… Терять уже нечего, потому что, если он попадет в руки федералов, пожизненное заключение ему обеспечено. И не только нынешними событиями, но и предыдущей его жизнью и деятельностью… А пожизненное заключение… Нет, смерть лучше… Тем более такая смерть…

А спасение?.. Спасение невозможно… У него уже нет обратного пути. С территории научного центра едва ли удастся выбраться, не говоря уже о том, чтобы выбраться из города. Его словно специально запирают здесь, чтобы он завершил общее дело – обстоятельства запирают… Жалко, конечно… Он так мечтал умереть в родных горах, а умирать придется здесь, и такой страшной смертью… Но Ширвани – мужчина, и готов ко всяким неожиданностям.

Несколько минут послушав, что там происходит, он тихо открывает дверь. Замки в складе хорошие, не скрипят. Только слабую попытку скрипнуть издала сама дверь, но Ширвани не стал открывать ее сильно. Лишь настолько, чтобы протиснуться в проход…

Несколько шагов в сторону бокового выхода из склада… Остановка… С этой стороны слышится разговор… Человек пять, не меньше… Не разобрать, что обсуждают… Пять человек – это уже не охрана. Это «альфовцы». С ними лучше не встречаться… Значит, на главный выход…

Он идет неслышно и на ходу наворачивает на пистолет длинный глушитель. Хорошо бы вообще ножом обойтись, но нож хорош, когда есть эффект неожиданности. Сейчас его ждут чуть не за каждым углом. Значит, придется работать пистолетом.

Ширвани видит охранника сразу за поворотом. Пожилой охранник его смены, которого он несколько раз отчитывал за небритость. Небритый подбородок на службе – это непорядок. Бороду можно носить. Если не любишь бриться – носи бороду. Но выглядеть ты всегда должен аккуратно…

Шаг на сближение.

– Ты опять не побрился… – с укоризной говорит Ширвани, глядя в испуганные глаза охранника. И тут же стреляет прямо в центр груди.

Глушитель хороший, немецкий. Звук падения тела громче, чем звук выстрела.

Выход свободен…

* * *

После сумрака склада солнце кажется особенно ярким и заставляет Ширвани остановиться. Глаза с непривычки видят плохо. Когда же, наконец, зрение восстанавливается, он осматривается и спокойно, уверенно идет в сторону корпуса реактора. На ходу вытаскивает из кармана брелок, похожий на брелок автомобильной сигнализации. Его, конечно же, не запустят через дверь, как не запустили бы проникших сюда боевиков. Но ему этого и не надо. Он готовился сам запустить группу через заложенные окна. Теперь оказывается, что этот вход он подготовил для себя…

Ширвани нажимает на брелке кнопку, еще до того как поворачивает за угол. И слышит грохот. Не такой уж сильный, но все же основательный. Ему хватило бы и одного прохода. Но их образовалось целых четыре. Пусть… Ширвани присматривается, подпрыгивает, цепляется за нижние ряды полуразваленной кладки и подтягивается. Несколько усилий, и он уже в бытовых помещениях, совсем рядом с машинным залом.

Здесь у него есть свой шкафчик. И в этом шкафчике подготовлено взрывное устройство – две тротиловые шашки по сто граммов каждая. Этого хватит, чтобы взорвать реактор.

В бытовках в разгар рабочей смены никого нет. Никто не останавливает Ширвани. Он вытаскивает ключи, открывает шкафчик, и чувствует при этом себя героем, способным на подвиг во имя большого дела. И даже движения его небрежно-величественные. Только сейчас он понимает шахидов, идущих на смерть. Он сам стал таким же шахидом…

С каким-то удовольствием Ширвани достает из кармана халата тротиловые шашки, скрепленные обыкновенной изоляционной лентой. Смотрит на них, как на подарок небес, почти любуется. А вторая рука в это время шарит по верхней полке. Там – взрыватели. Вставить их в гнезда – дело двух секунд… Где же они?..

– Ширвани, ты не это потерял? – спрашивает вдруг у него из-за спины знакомый голос.

Ширвани оборачивается. В проходе стоят Сохно и Афанасьев. Сохно держит между пальцами две палочки взрывателей. Посмеиваются…

– Ты… – усмехается в ответ и Ширвани и не знает, что ему сказать.

– К оружию не прикасаться… – слышится голос с другой стороны прохода.

Ширвани оборачивается. Там еще два человека. Один – ничем не примечательный, командует. Второй – лохматый и бородатый двухметровый громила. Оба шагают к нему, явно не для того чтобы обнять. С другой стороны шагают два спецназовца. Но их на полдороге останавливает автоматная стрельба, раздающаяся с территории.

А Ширвани понимает, что одна группа все же прорвалась, таранила захваченным грузовиком внешние ворота и устремляется сейчас сюда, к нему на помощь. Значит, не все еще потеряно. Он быстро приходит в себя после секундной растерянности. И тут же скользящим шагом уходит вбок, за ряды шкафчиков, и сильным толчком обрушивает в проход угловые, чтобы помешать преследователям.

Все бытовое помещение заставлено этими шкафчиками. Они выстроены лабиринтом, и незнакомому человеку трудно разобраться с проходами – какой куда ведет. Но Ширвани эти лабиринты знает. Он не однажды рассматривал план здания и его помещений. И теперь устремляется не в стороны простого душа для работников, а в сторону душа дезактивирующего, где сотрудники машинного зала моются прямо в рабочих комбинезонах и шлемах, смывая с себя возможную радиоактивную пыль.

Дальше… Дальше…

А что дальше? Были бы взрыватели, был бы смысл прорываться в машинный зал, чтобы все же произвести взрыв… Без них в тротиловые шашки хоть стреляй – это не поможет…

Значит, надо отвлечь на себя силы и дать возможность прорваться той группе, которая уже на территории. И Ширвани сворачивает в боковую дверь, ведущую, как он хорошо знает, в технические помещения, в котельную, в подвалы мощного холодильника реакторной установки…

* * *

– Окна контролируйте! Кордебалет – за мной… – Сохно берет командование на себя, резко срывается с места, на бегу пытаясь сообразить, куда же направился Ширвани.

Сохно такой вариант предвидел, и потому, имея в запасе время, уже исследовал все выходы из бытовых помещений. С лабиринтом шкафчиков, правда, он не совсем еще разобрался – времени не хватило. И теперь приходится разбираться по ходу дела. Но подполковник сразу ставит себя на место беглеца. Куда бы он отправился? Первая мысль естественная – в сторону машинного зала. Туда есть два выхода. Общий и выход через дезактивирующий душ. Сохно выбрал бы для себя выход через душ. Он решает, что беглец выбрал то же направление.

Дверь распахнута… Значит, он прав… Дальше…

Дальше Ширвани должен уже сообразить, что без взрывателя его тротиловые шашки никому не нужны… И свернуть куда-то… Боковая дверь в технические помещения… Тоже распахнута… И где-то вдалеке слышатся гулкие шаги убегающего человека… Наверное, и сам Сохно так же топает… Хотя и не слышит этого… И неслышно передвигается за спиной Кордебалет…

Стоп!

Не тот человек Ширвани, чтобы оставлять двери открытыми… Даже в простой обстановке… Он закрыл за собой двери сейчас… И уж не стал бы так громко топать… Так намеренно топать… Зачем он это делает? Надеется, что в преследование отправились все четверо? Хочет увести от окон?

– Что ты? – спрашивает Кордебалет, останавливаясь за спиной.

– Возвращайся… Он нас уводит от окон… Там будет прорыв… Помоги парням…

Кордебалет молча разворачивается, все сообразив с полуслова. А Сохно отправляется в преследование. Топот Ширвани очень помогает ему. А уж в скорости Сохно мало уступит спортсмену… Он и не уступает, слыша, как догоняет чеченца, назвавшегося нагайбаком.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДЕСЯТЬ

Кордебалет успевает вовремя. Тобако и Доктор Смерть оборачиваются на звук его шагов.

– Что? – спрашивает Тобако.

– Сохно один справится… Здесь прорыв будет… Разбираем окна…

– Допустили-таки прорыв…

Но окон четыре, а их только трое. Одно окно прикрыть не удается. Проемы высокие – не выглянуть, не дотянуться. С улицы они значительно ниже.

– Стрельба приближается… – комментирует Доктор. – Готовьсь…

Все готовы и без того.

– Прямо под окна… Пусть на нас прыгают…

С улицы слышится шум двигателя машины. Голоса. Несколько очередей. И тут же сразу во всех проемах появляются фигуры, заслоняя свет. В них стреляют с улицы, и потому боевики торопятся, сразу спрыгивают в помещение, где их ждут.

Доктор Смерть и Кордебалет – два мастера спорта по боксу – и к пятидесяти годам не забыли былых навыков. Одновременно и без задержки следуют два удара, сразу уменьшающие силы террористов наполовину. Тобако бьет противника в лоб рукояткой пистолета, просто сшибая его с ног, и тут же прыгает на четвертого, неустойчивого после приземления.

И все… Ни одного выстрела…

И все внимание на окна… Но там за первыми террористами не следуют новые. Но через мгновение появляются люди в касках и в бронежилетах…

– Бегать надо быстрее… – с усмешкой басит Доктор Смерть.

* * *

Сохно дышит легко, ему кажется, что он уже слышит где-то впереди шумное дыхание Ширвани. Теперь они бегут среди переплетения труб, выкрашенных в разный цвет, некоторые трубы покрыты вермикулитовым изолятором, и поверх изолятора блестящей гофрированной фольгой, кое-где сорванной. Другим такой изолятор не требуется. Сохно привычно отмечает все это на бегу. В длинном помещении горят только слабые лампочки. Где-то шумят двигатели. Кое-где по полу разлиты обширные лужи, в которые откуда-то капает вода.

Звук шагов Ширвани становится совсем громким. Теперь под ногами звенит металл. Значит, поднимается по какой-то металлической лестнице – уже несколько таких попадалось на пути, и Сохно сворачивает за очередной угол, привычно сразу сделав шаг к противоположной стене коридора – и не напрасно. Пуля бьет в стену всего в полуметре от него. Пуля бьет, а выстрела подполковник не слышал. Значит, пистолет с глушителем. С хорошим глушителем, потому что выстрел из стандартного глушителя Сохно услышал бы обязательно.

Подполковник хорошо знает, что в такой ситуации необходимо отвечать выстрелом на выстрел даже тогда, когда противника не видишь. Твой выстрел пугающий, а не прицельный, но он помешает противнику прицелиться в тебя. И Сохно стреляет дважды…

И тут же шаги стихают…

Ширвани, должно быть, обернулся, рассмотрел Сохно, понял, что подполковник преследует его в одиночестве, и решил сменить тактику. Он поступил, конечно, правильно. Единственная ошибка, которую допустил Ширвани, – разбил у себя над головой лампочку, надеясь обрести помощницу в виде темноты. Но этим же и выдал свое местонахождение…

Сохно легко переместился под лестницу, присмотрелся, прислушался и догадался, что чеченец загнал себя в тупик.

– Выходи, друг дорогой, побалакаем… Дальше дороги нет…

Снова пуля бьет в стену. Но теперь и со стороны Ширвани это пугающий выстрел. Сохно закрыт металлической площадкой лестницы, и Ширвани не видит его. Но теперь выстрел уже слышно. Приглушенный, однако отчетливый.

– Тебе некуда бежать… Выходи…

Но Ширвани, оказывается, находит дорогу. Он стреляет в другую лампочку, находящуюся на уровне нижнего коридора, где стоит подполковник, и спрыгивает с верхней площадки. Но эта короткая темнота, вместо того чтобы помочь, ставит Ширвани в более трудное положение. В темноте оказывается он сам, но дальше свет горит, отчетливо рисуя его силуэт. И тогда Сохно дважды прицельно стреляет. Ширвани падает, роняя пистолет, поднимается, делает два шага и снова падает. А подполковник уже рядом:

– Я же говорю… Некуда тебе бежать…

Он поднимает пистолет Ширвани и прячет его себе за пояс.

Ширвани все же встает, смотрит на Сохно с ненавистью, дышит тяжело, но ничего не говорит. Ждет, когда приблизится к нему подполковник, и зажимает двумя руками окровавленный бок. И когда расстояние между противниками сокращается до минимума, Ширвани резкой отмашкой выбрасывает руку. Но сил у него в самом деле осталось немного. Сохно легко блокирует руку и выбивает из ослабевших пальцев нож с тонким гибким лезвием.

– Конец фильма, друг дорогой… Иначе говоря, приехали… И твои друзья наверху – тоже…

Ширвани в ответ только рычит, чтобы скрыть этим стон, рвущийся наружу…

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДВАДЦАТЬ

Начальник президентской охраны снова выходит на связь. Голос сухой и злой:

– Владимир Васильевич… Через пятнадцать минут президент с гостями покидают собор. Что мне сказать президенту?

– Пригласите его для разбора учений в научный центр…

– Значит?..

– Там все в порядке…

– Я рад за вас… – начальник президентской охраны, похоже, рад и за себя. – Иностранные наблюдатели ничего не заметили?

– Думаю, что ничего… И не заметят… Сейчас на КПП восстанавливают шлагбаум и будку поста охраны. Когда наблюдатели будут выезжать, там все будет в лучшем виде…

– Тем не менее я не думаю, что после проигрыша учений вы получите за свои действия положительную оценку…

– Положительную оценку мы получим на троих – на себя, на Интерпол и на спецназ ГРУ… За другое дело… Более важное…

Астахов заканчивает разговор, поднимает к глазам бинокль. Интересно, а крестятся ли президенты, покидая собор?..

Примечания

1

«Банановая авеню» – жаргонное название улицы в Майами, городе в штате Флорида, США. Название улица получила потому, что на ней большей частью живут выходцы из так называемых «банановых республик» Центральной Америки – «латиносы», кубинские эмигранты.

(обратно)

2

ООП – Организация Освобождения Палестины.

(обратно)

3

«Томми» – прозвище английских военных.

(обратно)

4

Тейп – родоплеменное образование у кавказских народов.

(обратно)

5

Ленгли – в городе Ленгли, штат Вирджиния, США, находится штаб-квартира ЦРУ.

(обратно)

6

Нагайбаки – представители малой народности, компактно проживающей в Нагайбакском районе Челябинской области, районный центр – Фершампенуаз. Европейское название населенного пункта характерно для этой местности. Неподалеку располагается и село Париж, названное так после возвращения нагайбакских казаков после взятия Парижа в 1814 году, рядом есть Берлин и Варна, названные так по аналогичным причинам. Самоназвание нагайбаков – крышны. Считается, что нагайбаки – прямые потомки или индуистского бога Кришны, или славянского дохристианского бога Крышеня, то есть единственные представители арийской расы в современном мире. В землях нагайбаков раскопано древнеарийское культовое городище Аркаим, которое на пятьсот лет старше легендарной Трои.

(обратно)

7

Коротковолновая индивидуальная радиостанция ограниченного радиуса действия. Наушник вставляется в ухо, а миниатюрный микрофон крепится около рта.

(обратно)

8

«АК-47» – автомат Калашникова, снятый с вооружения, имеет калибр 7,62 мм и по звуку стрельбы отличается от малокалиберного «АК-74», стоящего на вооружении.

(обратно)

9

Клиренс – расстояние от полотна дороги до нижней точки кузова.

(обратно)

10

Игра слов. В других романах серии Сохно имеет в эфире иной позывной.

(обратно)

11

Иорданец – прозвище Хаттаба.

(обратно)

12

Скополамин – «сыворотка правды», психотропный препарат, временно вызывающий в мозге изменения, заставляющие человека проявлять повышенную болтливость.

(обратно)

13

ОМОГ – отдельная мобильная офицерская группа.

(обратно)

14

СВР – служба внешней разведки.

(обратно)

15

Роман «За нейтральной полосой».

(обратно)

16

«Белый китаец» – сильнодействующий синтетический наркотик, вызывающий стремительное привыкание. После употребления «белого китайца» другие наркотики, даже героин, кажутся слабыми и не могут удовлетворить наркомана. «Вариант Z» – разновидность «белого китайца», вызывающая необратимые психические последствия, ломающая волю человека к сопротивлению, к проявлению черт собственного характера. В хронической стадии делающая из человека послушного зомби.

(обратно)

17

Действие романа «Правила абордажа».

(обратно)

18

Действительный эпизод из совместных учений.

(обратно)

19

Действие романа «Тройная зачистка».

(обратно)

20

Действие романа «На войне как на войне».

(обратно)

21

ХАД – афганская служба безопасности во времена советского военного присутствия в Афганистане.

(обратно)

22

Согласно установленным в Российской армии должностям, даже командующий спецназом ГРУ носит звание только полковника.

(обратно)

23

Действие романа «На войне как на войне».

(обратно)

24

Стандартная упаковка бесшумной снайперской винтовки «винторез» внешне мало отличается от обычного «дипломата», и не каждый может понять, что человек несет оружие.

(обратно)

25

Роман «Закон ответного удара», по ходу действия которого во Вьетнаме группа спецназовцев во главе со старшим лейтенантом Согриным снимает американские аванпосты.

(обратно)

26

Подобные ножи входят в вооружение бойцов иорданского и сирийского спецназа. Делаются по старинным рецептам, сходным с рецептами изготовления булатной стали, но с использованием современных технологий.

(обратно)

27

Брегма – зона соединения лобной и теменной кости.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАЧАЛО ЗИМЫ

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

  ГЛАВА ВТОРАЯ

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  ГЛАВА ПЯТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЕРЕДИНА ЛЕТА

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

  ГЛАВА ВТОРАЯ

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  ГЛАВА ПЯТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте