«Кодекс разведчика»

Сергей Самаров Кодекс разведчика

ГЛАВА 1

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Просто и быстро – прочувствовал момент, и – скользящий шаг в сторону. Как в игре, когда знаешь, что ты игрок гораздо более сильный…

И пуля пролетела мимо, со звоном срикошетила от кирпичной нештукатуреной стены и разбила стекло в двери, запирающей коридор с торца. Там, за стеклянной дверью, балкон, улица и свежий, слегка морозный воздух.

Там пуле хорошо будет лететься…

Но почему стекло разбилось? Должно быть, пуля в самый край угодила, задев и расщепив раму. Иначе не посыпались бы осколки. Обычно пуля, желая свежим воздухом подышать, просто оставляет в стекле дырку. Даже в двойном или в тройном стекле, которое в стеклопакеты устанавливают. Двойная или тройная дырка, и никаких осколков, никакого звона. А тут…

Звона слишком много… Так не надо бы…

Но игра продолжается… Увлекательная… Еще один стремительный скользящий шаг, как по льду, – к нише в противоположной стене… Провокация с моей стороны… Стреляй же… Стреляй! Именно так, иначе ты не умеешь… И с обязательным опозданием, как я и предположил уже после первого выстрела… С такой реакцией даже мух газетой бить сложно…

Вторая пуля просто пересекла коридор по длине. Даже стекла теперь не нашлось, чтобы ей отметиться там развлекающим задеревенелую твою душу звоном…

Плохо ты, мент, стреляешь… Хладнокровия тебе, дураку, не хватает, торопишься, похоже, на тот свет… Ну, пули уже полетали, и будет… Теперь твоя очередь… Ты обязан, поскольку я не стреляю, предположить, что мне стрелять не из чего, и пойти на сближение… Не сообразил? Обязан! Теорию, дурак, изучать надо было… Еще выстрел, на этот раз просто пугающий, его еще прикрытием, если помнишь теорию, иногда называют… Давай, работай!..

Третий выстрел последовал, как по просьбе, и попытка одновременного неуклюжего рывка тоже последовала.

А ответный выстрел прозвучал, почти слившись с третьим, и мент упал лицом вниз, не остановившись, только башкой игриво вздернув, чтобы сильнее о пол удариться. Заказывали? Получите скандал…

Но я не вышел сразу. Присмотрелся и прислушался. Шума со стороны нет. Это, кажется, все, что было способно мне противостоять… Это… Чучело… Мент… Остальные – где-то… Только вот есть они или нет? Не должно их быть, тем не менее мент здесь оказался… Надеюсь, в одиночестве…

Но про осторожность забывать все-таки нельзя… И потому к менту я приблизился опять скользящим шагом, чтобы самому звука не издать и контролировать выход на лестницу. Где один мент оказался, там и другие быть все же могут. Они часто, как грибы-поганки, рядышком растут… Но по мере приближения я убедился в тишине. Никто не рвался со мной побеседовать тет-а-тет… Впрочем, тишина имеет дурную привычку быть обманчивой, и кто-то может так же красться, как крался я… Всегда стоит предполагать, что противник тоже умеет воевать лучше, чем этот экземпляр, попавшийся мне первым. И потому я лестницу все-таки обязан контролировать…

– Ментам все же следует уметь лучше стрелять… Слышишь, экземпляр?..

Пятно крови вытекало из плеча на пол. Я перевернул его лицом к потолку. Фу… Ка-а-акой перегар!.. С такого похмелья-то, конечно, в упор в слона не попадешь… Хоть из «макарова», хоть из «калаша»… Руки, наверное, ходуном ходили. Куда ж ты тогда полез, поганый…

Глаза закрыты. Прикоснулся к горлу. Кровь в сонной артерии пульсирует. Жив, значит, урод… Легкое пробито, это не страшно.

А оружие твое лучше забрать, ты им все равно пользоваться не умеешь…

Вот как… А оружие-то у тебя не табельное… То-то мне звук выстрела странным показался… Менты в нашей стране, насколько я помню, хотя с ментами дела имею мало, пока только «макаровыми» вооружены. А «манурины»[1] во Франции носят. Я бы принял тебя за француза, но у них форма другая… К тому же французы, я слышал, не любят нашу «паленую» водку. Они свое слабенькое винцо пьют, хотя тоже без закуски…

И трубку мобильника, кстати, тоже забрать…

Ею ты пользоваться, надо полагать, умеешь, а говорить тебе сейчас вредно… Извини, козел, за заботу… Начнешь болтать, будешь волноваться… Это плохо сказывается на слабом похмельном организме… С абстинентным синдромом шутки плохи…

Я подтянул погон на плече, чтобы к далекому и неверному свету с лестницы его повернуть. Подполковник, так и есть… Мне говорили, что есть такой подполковник… В чинах вроде бы мы в равных… Чего ж тебе в жизни не хватало? А? Все от жадности… Жадность, она до добра никого еще не доводила…

Но ничего, теперь погоны с тебя снимут… Много ты гадостей людям своими погонами сделал… Нельзя такому человеку погоны носить…

Однако торопиться и мне тоже следует. Пусть в соседних двух домах никого нет, но через два дома солидный особняк окнами светится и громкой музыкой звучит. И на первом, и на втором этаже свет. Есть, похоже, людям, чем за электричество платить… Там могли выстрелы услышать, несмотря на музыку… Может быть, там даже охранники есть, хотя это едва ли… Те, кто охранников держат, особняки в три или четыре этажа строят и участки имеют, которых в этом поселке с биноклем не видно. Тем не менее… Даже хозяева куда следует позвонить могут, потому что за себя тоже побаиваются… Любой будет побаиваться, когда рядом стреляют… Надо быстрее свое дело сделать и уходить… И потом уже следователю позвонить, чтобы следаки своего подполковника забрали. В «обезьянник»… Только туда ему и дорога… Перевяжут, и за решеточку…

Но пока звонить рано… Два этажа осмотреть требуется и подвал… Вернее, полтора этажа и подвал, потому что половину второго этажа, с которого я и начал, я уже осмотрел. А потом на мента наткнулся… Вернее, он на меня натолкнулся. Шум услышал, дурак, свет в своей комнатке включил и вышел в коридор в полосе света. Тогда я и увидел, что это мент…

Связывать я его не буду… Вот… Зашевелился уже… И перевязывать тоже не буду… Сам себе сейчас что-нибудь к ране приложит, чтобы кровь не хлестала… Я такие раны знаю… Сам с такой раной в Афгане до своих двое суток добирался… Правда, меня с двух сторон солдаты поддерживали, чтобы не споткнулся и на рану не упал… И перевязан я был… Конечно, я тогда был молодым и здоровым капитаном, помоложе мента и физически покрепче. Но ему двое суток по горам не идти… Пару часов потерпеть, к нему приедут… И перевяжут, и свяжут… Полный комплекс услуг… И даже допросят, надеюсь… Но, чтобы допросили, мне следует хоть что-то здесь найти… Пока я нашел только два неполных ящика «паленой» водки, а это не улика…

* * *

Почему, кстати, этот мент здесь застрял? Мне это, признаюсь честно, не совсем понятно… Единственный вариант, который я, при всем своем небедном воображении, предположить могу, – натура у него трухлявым дерьмом пропитана, и потому слаб мент на выпивку… С ног свалился от «паленой» водки и встать вовремя не смог, когда остальные встали и уехали… Они ведь именно «паленой» водкой в последний раз и разжились… Это тоже от жадности… И водка «паленая», и то, что мент ее перекушал…

Тщательный обыск проводить у меня ни времени, ни возможности нет. Тем не менее желательно бы не упустить что-то важное… И я переходил из комнаты в комнату, пользовался фонариком, чтобы включенным светом внимание не привлекать.

В той комнате, где мент спал, постель не постелена, только грязный диван разложен. На таком диване не разуваясь спать не грех. И обогреватель рядом с диваном. Включен… Иного отопления в доме пока нет, а за стеной не Африка… Но на диване даже подушки нет, хотя скомканное одеяло на полу валяется. Это он сбросил, когда услышал меня. Я-то думал, что в доме вообще нет никого. Потому и не слишком старался быть неуслышанным. А он услышал, на свою голову… То есть на свое плечо… Или на грудь чуть ниже плеча… Это не важно… Надо думать, принял меня за простого грабителя… Наверное, похож, хотя я к этому вовсе и не стремлюсь…

Ладно, мент пусть остается «лежачим полицейским»[2] в коридоре, а мне искать надо, иначе я просто зря сюда вламывался и стрелял зря. И я продолжил обыск. И нашел-таки…

В ящике письменного стола в угловой комнате на втором этаже, в последней комнате на втором этаже, – шесть синих автомобильных номеров. Ментовских номеров… Интересно, не мой ли подполковник их сюда принес? Впрочем, их приносили не из ментовки – это пьяный ежик поймет и даже пьяный мент тоже. Настоящий ментовский номер – улика. А кому нужны лишние улики? Гораздо легче сделать фальшивые номера…

Тем не менее фальшивые номера в таком количестве – это тоже улика… Но улику трогать не полагается… Даже отпечатки своих лап оставлять на них не полагается, чтобы не сказали, будто я подложил. А так сказать могут и захотят. Надо жить проще: увидел – и оставь улику на месте для того, кого улики интересовать должны… Не забудь только, где оставил…

Теперь первый этаж остался и подвал. Пора туда…

А менту «лежачим полицейским» быть не понравилось. Он уже сел и даже передвинулся ближе к лестнице. Метров пять одолел. И рану носовым платком прижимает. Платок мятый и грязный. Но это его проблемы. Лучше бы, конечно, не ползал, так кровь быстрее остановится. Но он ползет… На первый этаж спуститься желает…

– Как твое драгоценное самочувствие? – поинтересовался я.

Материться его, как я сразу понял, долго и хорошо учили, и он не в двоечниках ходил. Выучили все-таки, хотя для полноценного эффекта у него сейчас голоса не хватает. А без соответствующего голоса мат колорит теряет и превращается в банальную кухонную ругань…

– Ты не переживай… Может быть, и выживешь, к сожалению…

– Знаешь, сука, что делают с такими… – прошипел он.

А изо рта выдавливается кровавая пена. Похоже, я ему легкие или бронхи все-таки прострелил. Дыхание кровавое… Но это тоже несмертельно.

– Я бы на твоем месте поинтересовался, что с такими, как ты, делают…

– Попадешься – двух допросов не переживешь…

– Отставить разговоры в строю, товарищ подполковник… – порекомендовал я. – И сидел бы ты лучше на месте… Так кровь быстрее остановится… Послушай совета опытного человека… Приедут и помогут… А сам не суетись под клиентом…

– Откуда ты взялся?.. – спросил он.

А мент, похоже, до сих пор не сообразил, с кем дело имеет. Может, это и к лучшему…

– Твой дом? – вводя его в дополнительное заблуждение, спросил я.

Он опять начал длинно, но не слишком красиво материться. Это слушать неинтересно…

– Ладно, отдыхай, поганый…

Я стал по лестнице спускаться, чтобы не тратить время на напрасное пререкание. Все равно он мне ничего дельного не скажет.

* * *

Дальнейший осмотр дома тоже кое-что дал. Первый этаж, к сожалению, окрыляющих надежд не оправдал, но на подвал надежды были более отрадные, и не напрасно, как оказалось. В одной из комнат, где вдоль всех стен аккуратные полки были пристроены, нашелся рожок от автомата. Полный патронов. Интересно то, что патроны от «АК-47», то есть калибра 7,62. Такие автоматы, как и патроны, с вооружения сняты. Три комнаты в подвале оказались забранными металлическими дверями с внутренними замками, и открыть их, за отсутствием инструмента, я не мог, хотя любопытство, признаюсь, мучило. Ладно, откроют другие, кому полагается…

Теперь можно звонить… Я глянул на часы. Половина шестого утра. Пора просыпаться, гражданин следователь, не то ваш поганый совсем кровью изойдет. Не моя в этом вина, он матерится, а при этом давление повышается… И кровотечение усиливается…

Номер я набрал, естественно, с трубки мента. Ни к чему пока «засвечивать» собственный номер и тратить собственные деньги, не зная даже, сумеешь ли когда-то в ближайшее время пополнить их. Длинные гудки длились долго. Наконец ответил очень сонный голос.

– Слушаю…

– Максим Юрьевич? – на всякий случай спросил я, потому что голос сразу не узнал. Голос сонного человека всегда отличается от голоса человека в нормальном состоянии.

Он прокашлялся.

– Да-да, я слушаю…

Вот теперь узнал, это он, и с номером меня не обманули.

– Иван Сергеевич вас беспокоит…

Пауза выражала и удивление, и негодование. Похоже, Максим Юрьевич так зубы от злости стиснул, что с трудом разжал их.

– Где вы? – спросил он.

– Хочу предложить вам найти общий язык… Вы мне верить не хотите, но это естественно, и я не в претензии. Тем не менее я хочу поработать на вас. Согласен даже не на полставки, а просто внештатным сотрудником. Полставки можете взять себе…

Он опять долго молчал. Наконец ответил сурово, будто дворовый пес вороне, которая у него сосиску украла:

– Я предлагаю вам просто приехать напрямую ко мне в прокуратуру и написать явку с повинной… Иначе у нас с вами разговора не получится…

Интересно, оскалился он, как пес, после этих слов?..

– У нас с вами не получится разговора на ваших условиях… Выслушайте сначала мои, потом будете свои предложения высказывать… Вы мне показались с первой встречи человеком умным и рассудительным. Постарайтесь меня не разочаровать, иначе у вас будет только очередной «висяк»… Поймать меня вы все равно не в состоянии…

– Всем преступникам так кажется… Я от многих слышал подобное, от опытных преступников, не одну «ходку» имевших, но ни один, слышите, ни один из них избежать наказания не сумел…

– Это потому, что они преступники, а я – нет. По крайней мере для вас и для закона – нет. Ваше дело верить мне или не верить. Но поверить придется, потому что я намерен доказать вам свою правоту. Обратитесь за консультацией в диверсионное управление ГРУ. Там вам объяснят все наглядно, хотя, думаю, и без примеров, которые способны были бы вас впечатлить, и сообщат мою деловую репутацию. Тогда вы поймете, что я вам не по зубам… Вместо противостояния я предлагаю вам, как уже сказал, сотрудничество, чтобы совместными усилиями найти настоящих преступников…

Я не хвастался. Я искал наиболее скромные аргументы, способные убедить следака. Не рассказывать же ему эпизоды из своей биографии, как, например, я командовал группой, которая по своему усмотрению сменила короля в одном африканском королевстве. А это, может быть, еще достаточно незначительная характеристика. Но убедить его как-то надо…

– Хотя бы тот факт, что я сумел найти номер вашего мобильника, вам уже многое может сказать. И знаю также ваш домашний номер и ваш адрес, то есть все данные, которые закрыты для простых смертных… Я не простой уголовник, я вообще не уголовник, я прекрасно подготовленный за счет государства диверсант, подполковник спецназа ГРУ… Государство умеет готовить высококлассных специалистов и здесь не бросает деньги на ветер. Хотя бы в нашей сфере деятельности, уверяю вас, высококлассные специалисты не вымерли с развалом СССР…

Он помолчал. Долго молчал. Осмысливал. Характеристику на меня, думаю, они уже запросили. И Максим Юрьевич, старший следователь областной прокуратуры по особо важным делам, человек, несомненно, вдумчивый и не глупый, понял уже, что с таким подозреваемым лучше дружить. Но дружить ему запрещает долг следака и внутренняя гордость человека, которого, так ему, наверное, кажется, обманули. Внутри что-то артачится, на дыбы встает… Но он решится. У него нет выбора, и он это понимает…

– Говорите… Ничего обещать не могу, могу только выслушать вас и ваши предложения…

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Я приехал домой уже в половине второго ночи, со слипающимися от усталости глазами, звонить в дверь, естественно, сразу не стал, хотя знал, что у нас что-то не в порядке с дверным замком. Тем не менее замок усилиям поддался легко – даже когда глаза почти не видели, что я делаю, за что я остался ему благодарен. И я благополучно вошел в темную прихожую. Люся, жена, уже, слава богу, спала и, похоже, не ждала меня сегодня. И хорошо, не надо в очередной раз оправдываться… Тем более что сегодня оправдываться, когда ни в чем не виноват, особенно неприятно. Задержался я вовсе не у Светланки, как она, наверное, опять думает, а только потому, что опрашивал в госпитале тех трех олухов, что упустили подозреваемого. Прямо в ординаторской опрашивал, презрев мнение врача о необходимости отдыха для побитых и подбитых караульных…

Естественно, задержался надолго… И в госпитале не стремился соблюдать тишину и оберегать покой больничных палат. А вот дома ступал тихо, как качественный вор. На кухню не заглядывал, хотя сегодня обедать мне было некогда. И даже чай пить не стал вопреки своей старой привычке перед сном выпивать чашку слабенького чая. Раздевшись в большой комнате, чтобы не греметь рядом с кроватью пряжкой ремня, прошел в спальню и молча, аккуратно лег, стараясь не разбудить Люсю, если она спала… Хотя скорее всего она не спала, а просто к стене отвернулась, не желая разговаривать и постепенно нагреваясь, чтобы к утру закипеть, как самовар. Такое у нас порой бывает… Разговаривать она точно захочет только завтра, когда я уже буду опаздывать на службу… Никак не раньше, потому что раньше она будет только закипать… С одной стороны, это хорошо, потому что я слишком устал. С другой, не слишком хорошо, потому что опаздывать на службу я не люблю в силу любви к аккуратности.

Бессонницей, признаюсь, никогда в жизни не страдал и рассмеялся бы в лицо тому, кто мог сказать мне, что я буду страдать этим… Более того, я всегда страдал, мягко говоря, некоторой склонностью к сонливости, которую постоянно и успешно перебарывал. Но в этот раз уснуть я не мог долго. Все что-то вертелось в голове такое, что вроде бы должно натолкнуть меня на единственно правильную мысль, однако уловить эту деталь, этот нонсенс или что там еще может быть подобное, никак не мог. Не получалось… Знаю, конечно, что, когда стараешься мысль в ворохе других мыслей выловить, это ни за что не удастся. Надо просто мысли отпустить, и нужная сама в голову придет и займет свое место именно на той полочке, где ей и положено храниться. Но отпустить мысли никак не получалось. Наверное, общее возбуждение нервной системы сказывалось.

Еще бы возбуждению не быть… Даже для такого большого города, как наш, с без малого полутора миллионами населения, событие далеко выходит за рамки ординарных. Говорят, уже по телевизионным проклятым новостям в Москве об этом сообщалось и на каждом интернетовском сайте. Значит, стоит ждать, что по голове начнут со всех сторон долбить…

Вот в таком ожидании долбежки по голове я и уснул. Кажется, только-только уснул, когда почувствовал толчок в бок. Люся будила… И только потом услышал из соседней комнаты звонок своего мобильника, оставленного на поясном ремне в чехле. Поспешил к трубке, успев глянуть на часы – половина шестого.

Что еще случилось?..

Голос я не узнал сразу. Да и слышал-то я его не так долго, чтобы запомнить. Практически только односложные короткие предложения в ответ на свои вопросы…

А когда узнал, спать мне совсем расхотелось…

* * *

Дело, если посмотреть со стороны, простое и залихватских детективных ассоциаций совсем не вызывает. По крайней мере мне казалось, что оно не имеет путаного сюжета, хотя на своей практике я многократно убеждался, что самые запутанные дела в действительности оказываются наиболее простыми в раскрытии. Это потому, что в запутанных делах всегда присутствуют воз и маленькая тележка фактов и улик, которые сначала заставляют за голову схватиться, а потом уже, когда веником по ним пройдешься, пыль смахнешь, выбросишь лишнее, оставшиеся выстраиваются неразрывной цепочкой и говорят довольно красноречиво о пути, который следователю стоит выбрать среди множества других возможных путей. Но и простые дела обычно раскрываются сразу, часто простым «наездом». Необходимо только получить признание обвиняемого, которое, как правило, наступает после второго или третьего допроса. Реже после первого… Когда человек «наезда» не выдерживает, характером, то есть, не в ту сторону вышел…

Итак… Где-то на Украине, или, как принято сейчас говорить, «в ближнем зарубежье», скончалась пожилая женщина, вдова малоизвестного провинциального художника, но известного коллекционера картин русского авангарда начала прошлого века. Согласно официальному завещанию она, за неимением прямых наследников, решила оставить коллекцию картин племяннику мужа. То есть не племяннику непосредственно, а, как странно и безответственно было записано в завещании, «семье племянника» Ивана Сергеевича Русинова. Оставим формулировку на совести украинских нотариусов, непонятно на какие законы опирающихся, – после смерти завещателя исправлять ее все равно было уже нельзя. При этом женщина, поскольку давно с племянником мужа не общалась, знала только город, где он проживал около пятнадцати лет назад. Но семью эту она помнила по единственной давней встрече. Малограмотный нотариус даже об этой встрече вставил строчку в завещание. К некомпетентности специалистов мы у себя в России давно привыкли. И некомпетентность специалистов из других стран кажется нам дикостью. Но с такой дикостью встречаться порой еще приходится. Нотариус, составлявший завещание, оправдал странную формулировку тем, что завещательница знала только, что племянник мужа служит в каких-то частях спецназначения и постоянно рискует жизнью, поэтому его к моменту составления завещания уже могло и не быть в живых. Перестраховка, непонятно зачем необходимая… О том, что в случае смерти Русинова в права наследования вступали бы наследники племянника, она не упомянула, даже если об этом и знала. Так по крайней мере действуют российские законы, а какие там на Украине законы, я не знаю… Ну, да господь с ними, с нотариусами, но хлопот они следственным органам способны доставить много. И не только следственным органам, но и самим наследникам…

Будь наследство поменьше, наследникам вообще, чтобы не возиться, лучше бы отказаться от него только из-за дурацкой формулировки. И все бы ничего, но эксперты оценили коллекцию картин в кругленькую сумму – шестнадцать миллионов долларов. Сумма многим одним упоминанием бьет по ушам так, что зрение теряется. Когда такие деньги есть у кого-то – это смотрится нормально. А тут вдруг да тебе… У некоторых руки задрожат от волнения и последние волосы на лысине выпадут…

А там еще возникли многие сложности с украинскими законами, запрещающими вывоз художественных ценностей за пределы страны, но эти сложности предстояло решать самим наследникам, а до того… До того им предстояло основательно передраться, опять же друг другу волосы выдрать и физиономии расцарапать, но наследство разделить.

Главная сложность вопроса возникла тогда, когда в нашем городе была найдена жена Ивана Сергеевича и его дочь. Сам Иван Сергеевич Русинов, отставной подполковник спецназа ГРУ, с женой развелся больше десяти лет назад, и последние годы проживал в Москве. Нашли и его. Новой семьи Иван Сергеевич не завел. Но даже если бы и завел, юристы вполне могли бы оспорить его приоритет на коллекцию, поскольку в завещании упоминалась семья, с которой завещательница встречалась, а никак не другая, которую вполне мог бы создать Иван Сергеевич. Один вопрос разрешился просто, предстояло решить другие. Органы юстиции предложили наследникам подписать мирное соглашение о разделе коллекции, чтобы не растягивать дело в судебных инстанциях, которые в первую очередь будут настаивать тоже на мирном соглашении. С этой целью Ивана Сергеевича Русинова, как пенсионера, не обремененного работой и имеющего свободное время, пригласили в наш город. Естественно, он приехал, будучи готовым к обсуждению вариантов. Наверное, рассчитывал все же получить большую долю, если не половину, поскольку именно он являлся главным наследником и родственником умершего художника. Теоретически резонно предположить, что и суд согласился бы с таким разделом. Но Русинов, наверняка уже советовавшийся с адвокатами, адвоката с собой почему-то не привез, словно знал, что помощь адвоката в вопросе раздела наследства ему не понадобится совсем или понадобится не скоро…

Последнее обстоятельство не является даже косвенной уликой, тем не менее дает значительный повод к серьезному размышлению, в какой-то степени подтверждающий его вину. Намек на улику, который каждый суд должен принять во внимание…

С двадцатитрехлетней дочерью Ольгой Иван Сергеевич встретился сразу – та приехала встретить отца на вокзал, и, наверное, разговор о наследстве и там возникал, хотя следствию об этом ничего пока не известно. С бывшей женой, Людмилой Анатольевной Русиновой, состоящей в гражданском браке с другим мужчиной, только предполагал встретиться вечером, когда она вернется с работы, чтобы обсудить проблемы не на бегу, а в спокойной обстановке.

Иван Сергеевич остановился у своего приятеля, бывшего сослуживца, и созвонился с Людмилой Анатольевной. Встречу назначили вечером в кафе «Кавказский дворик».

Приехав с работы домой, Людмила Анатольевна успела приготовить для мужа и дочери, проживающей с ними, ужин и вышла из дома, чтобы отправиться на свидание с уже бывшим мужем. Первоначально она договаривалась с Иваном Сергеевичем, что на встречу приедет с Аркадием Ильичом, настоящим мужем, человеком деловым и имеющим хватку, следовательно, умеющим вести переговоры, обещающие быть непростыми. Но воспротивилась дочь, желающая присутствовать при первом разговоре. Аркадий Ильич не был против того, чтобы на свидание поехали мать с дочерью, и настаивал только на том, чтобы они без его присутствия не подписывали никаких бумаг. Дочь переодевалась и просила мать подождать ее в машине. Машину Людмила Анатольевна обычно оставляла у подъезда. Итак, без пяти минут миллионерша вышла… Завелась машина без проблем, но, едва женщина включила передачу, чтобы развернуться, прозвучал взрыв. Эксперты установили, что к рычагу коробки передач была присоединена «растяжка» от установленной в боевое положение гранаты «РГД-5». Естественно было предположить, учитывая военное прошлое Ивана Сергеевича Русинова, что устанавливать «растяжки» он умеет квалифицированно. Отставного подполковника арестовали в тот же вечер в кафе «Кавказский дворик», где он и должен был встретиться с бывшей женой и делал вид, что удивляется ее опозданию.

Столик при этом был сервирован на троих…

* * *

На первом же традиционно скучном допросе, когда я, слегка постукивая кулаком по столу, объяснил Ивану Сергеевичу Русинову суть обвинения, которое против него выдвигается, он, не высказав ни возмущения, ни каких-то других эмоций, просто замкнулся, словно обдумывал что-то. И не сразу отвечал на мои вопросы. Тем не менее признать вину, естественно, отказался, произнеся только одно сакраментальное слово, которое сначала произносят почти все обвиняемые:

– Нет…

Другого я и не ожидал. Подполковник, если это он подготовил взрыв, думается, знал, что обвинение ему предъявят, и подготовился к отрицанию. Следствию необходимо было только собрать улики, найти свидетелей, которые могли бы видеть Ивана Сергеевича рядом с машиной или даже просто во дворе, и тогда все пошло бы по проторенной дорожке – к суду… И вообще, первый допрос никогда не бывает долгим, я и сам должен был сначала обдумать все факты, чтобы разговаривать с ним более аргументированно и по выстроенной тактике. И потому, не добившись сразу признания, я позвал конвоиров и приказал отвезти задержанного в СИЗО. И уж никак не ожидал каких-то сюрпризов, поскольку с офицерами спецназа до этого дела не имел и не предполагал, насколько они наглые. Сюрпризы начались через две минуты, когда, задыхаясь от застарелой астмы, прибежал дежурный по прокуратуре. Иван Сергеевич, этот пенсионер-подполковник, обладатель седой головы, каким-то образом, как старый фокусник в цирке, сняв наручники, голыми руками «уложил» вооруженных конвойных и водителя машины, и на этой же машине, выбив запертые ворота и чудом не задавив охранника у ворот, скрылся. Машину, впрочем, нашли через четыре квартала от прокуратуры. Ивана Сергеевича, несмотря на объявленный стандартный план «Перехват», задержать, естественно, не удалось. «Перехвата», как показывает практика, должны в первую очередь бояться не главные фигуранты, а случайные люди, забывшие из-за склероза выложить из кармана незарегистрированный пистолет или не успевшие заглотить все порции наркоты, что привычно носили с собой «для личного потребления».

Слава богу, бежал Иван Сергеевич не из моего кабинета, тем не менее после допроса у меня. И наручники Ивану Сергеевичу надевали в моем присутствии. Надевали по всем правилам. Но он как-то сумел их открыть. После этого прокурор области, к несчастью, оказавшийся в такое позднее время в кабинете, пообещал мне продолжение карьеры в должности деревенского прокурора в отдаленном районе области, если в течение недели я не поставлю в таком ясном деле точку и не передам материалы в суд. Можно подумать, что это я обязан бегать по улицам и искать обвиняемого, я – а не менты… Впрочем, план поисковых мероприятий должен быть согласован со мной. Но пусть сначала представят мне этот план…

Одна из версий предполагала помощь при бегстве со стороны кого-то из конвойных. Но все они имели хороший послужной список, не имели с беглецом ранее никаких контактов и вообще не имели причин, чтобы дать Ивану Сергеевичу любезную возможность отправиться в бега. Вопрос о том, каким образом он открыл замок в наручниках, остался висеть в воздухе. Конвойные же сами пострадали. У каждого из троицы сотрясение мозга, у одного в дополнение сломана челюсть, у другого трещина в шейном позвонке, которая долго не позволит ему оглядываться…

Я обязан был быть в курсе дел и мероприятий, проводимых ментами, и я уехал из прокуратуры в городское управление, где сидел несколько часов рядом с дежурным, ожидая сведений. Утром предстояло пойти на доклад к прокурору области, и идти на доклад выспавшимся было по крайней мере неприлично…

Поиск был предпринят по всем возможным направлениям. Сразу запросили ГРУ относительно сослуживцев подполковника Русинова, проживающих в нашем городе. Неохотно, но дали небольшой список – три человека… Правда, из-за позднего времени общаться пришлось через дежурного, а не напрямую с управлением кадров ГРУ. Дежурный наши проблемы уважить с полной ответственностью не захотел и выдал только минимум данных. ГРУ, как известно, самая закрытая система из всех наших спецслужб, и даже единственная, кто не имеет своего пресс-центра. Но другого мы и не ожидали… Трудно было рассчитывать, что военные разведчики пожелают раскрыть перед нами агентуру… Получите три адреса и заткнитесь!..

Хотя, согласно данным наших ментов, в городе проживает не менее пятнадцати отставных офицеров спецназа ГРУ. Но только по одному адресу из трех Иван Сергеевич Русинов показывался сразу по приезде. Еще до задержания… И там же собирался ночевать, однако вечером не пришел. Другие адреса, которые возможно найти через военкомат, должны были проверить ночью, если удастся поднять с постели работников военкоматов. Но они должны быть привычны к подъему по тревоге. А пока искали и по гостиницам, и по притонам, и даже по подпольным публичным домам, где преступники считают модным прятаться. Бесполезно… Даже слуха не было об отставном подполковнике…

* * *

И надо же, вот он объявился… Сам… Под утро… Телефонным звонком…

Спасибо, конечно, ему, что снял с меня часть тяжести неизбежного разговора с женой из-за ночной задержки. Теперь есть наглядный аргумент, помогающий с гордостью продемонстрировать мою семейную честность. Но чего хочет подполковник, я так и не понял…

– Говорите… Ничего обещать не могу, могу только выслушать вас и ваши предложения… – сказал я, лихорадочно думая, как мне определить его местонахождение или как попытаться заманить на встречу. Сам, конечно, я не смогу справиться с ним, хотя и имею спортивное прошлое. Но мое спортивное прошлое, всего-то навсего лыжное, дает мне только здоровые легкие, крепкое сердце, отвращение к курению и больше ничего. Но всегда есть возможность прибегнуть к помощи СОБРа, а там ребята не промах и не уступят спецназовцу ГРУ, тем более отставному… По крайней мере они так говорят, и мне хотелось бы их испытать в деле…

– Я дам вам другой вариант поиска преступников… Возможно, он действительный, хотя категоричным быть я пока тоже не берусь… Два дня назад моя жена возвращалась на машине из командировки по области… Поздно вечером… На пустынном шоссе увидела, как какие-то ящики перегружают из одной машины в другую… Рядом стояла милицейская машина… Она бы не обратила внимания на все это – мало ли, сломалась одна фура, перегружают в другую, если бы не заметила лежащими на дороге двух человек… Лицом вниз, со связанными за спиной руками…

– Это она сама вам рассказывала? – спросил я слегка ехидно, сразу не слишком вникая в рассказ отставного подполковника.

– Вам, я вижу, неинтересно?.. – у него у самого голос стал скучающим.

– Продолжайте, продолжайте… – его желание пустить следствие по другому руслу выглядело вполне естественным, и на это не стоило даже обижаться. Обидным показалось другое – что он считает меня за дурака, хотя я имею два высших образования: сначала закончил политехнический институт, факультет приборостроения, потом еще и юридический. Впрочем, он этого не знает, и тем не менее причины считать себя дураком я не выказывал и заявления по этому поводу не писал…

Он продолжил:

– Так вот, Людмиле Анатольевне показалось, что она узнала одного из людей возле тех машин. Большая часть была в масках «ночь», но не все… Она даже рассказывала об этом вечером дома. Узнала она человека из соседнего подъезда. Я предполагаю, что и тот человек узнал ее… Может быть, просто по номеру машины. Я не думаю, что открою вам великий секрет, если сообщу, что в вашей области, скорее всего в областном центре, живет и работает банда грабителей, орудующая на дорогах области…

Нет, каково, а?! Уж не следствие ли решил учинить этот отставной подполковник? Пусть он и великий спец в своей области, но здесь-то спец не он, а я! И я лучше знаю положение вещей, хотя непосредственно этим делом не занимаюсь.

– Вы-то об этом откуда знаете? – задал я естественный вопрос, поскольку Иван Сергеевич и дня на свободе в городе не провел. То есть и дня не провел без того, чтобы не попасть в розыск. А человек в розыске обычно страдает от недостатка информации, и именно из-за этого часто попадается.

– Об этом на каждом углу говорят…

Здесь он прав. О банде грабителей говорят в городе на каждом углу… И на каждой оперативке в кабинете прокурора области. Кабинет, естественно, имеет тоже положенные ему четыре угла. И все углы слышат, что там говорится… И уже сколько было засад, сколько было рейдов проведено, сколько других следственных мероприятий – и все безуспешно. Бандиты прекрасно понимают, что информированность позволит им дольше ходить безнаказанными, и хорошо оплачивают работу информаторов. Вот и весь секрет их неуловимости… И еще – дерзость… Одно из ограблений было совершено рядом со стационарным постом ГИБДД, где «дальнобойщики» часто останавливаются на ночевку…

– И вы полагаете? – спросил я, проявив уже заинтересованность, но стараясь скрыть ее за холодностью интонации.

– Я полагаю, вам следует обратить больше внимания на дорожных бандитов. Они могут иметь отношение к убийству моей бывшей жены, поскольку она является свидетелем одного из последних преступлений. Кажется, ограбили фуру, груженную «паленой» водкой…

– Вам даже такие подробности известны? – Вот это уже было мне непонятно.

– Об этом тоже в городе говорят… – от ответа он уклонился.

Тем не менее его информированность имеет какие-то корни. По крайней мере теперь я точно могу сказать, что его кто-то прячет. Местный житель. Уже сейчас трудно найти этого человека, даже исходя из предпосылки, что он имеет отношение к спецназу ГРУ. А он может и не иметь, поскольку в нашем городе Иван Сергеевич провел детство и юность и у него много друзей… Вот оно, то недостающее звено, из-за которого я не мог ночью уснуть. Мы не включились в розыск через друзей его детства. Должно быть, потому, что родился отставной подполковник в другом городе, но в десятилетнем возрасте переехал вместе с родителями к нам. Значит, есть новая задача, которую следует поставить ментам. Пусть поднимают архивы, пусть ищут – дом, двор, школу, спортивные секции, увлечения, что там еще может быть… И как можно быстрее ищут, пока не истек срок, данный прокурором области…

Я не хочу в деревню…

– Вы слышали меня? – переспросил Иван Сергеевич.

Кажется, я слишком задумался.

– Я оцениваю ситуацию… Так вы предлагаете нам прекратить ваш розыск и переключиться на другой, уже на протяжении года не дающий результата…

– Вы плохой следователь, Максим Юрьевич…

Надо же, он уже и профессионально оценивает мою квалификацию!.. Скоро по этому поводу прокурору области позвонит и даст тому втык…

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы не обратили внимания на одну фразу из моего рассказа, которую следователь не имеет права пропустить…

– Это какую же?

– Людмила Анатольевна рассказывала вечером дома о том, что она узнала человека возле ограбленной фуры… Этот человек живет в соседнем подъезде на третьем этаже. Его фамилия Брызгалов. Брызгалов Владимир Саввович. Если вы им займетесь вплотную, то можете отыскать след настоящего убийцы…

Да, он и в самом деле включился в розыск. Только не советовал бы я ему этим делом заниматься… Не его армейского ума такие серьезные уголовные дела… И я не удержался, чтобы не съехидничать.

– Вы же, кажется, просились поработать у нас вне штата… Что же вы сами с ним не побеседовали?

– Я бы побеседовал и, в отличие от вас, сумел бы добиться признания быстро… Но он сейчас в отъезде… Правда, я посетил его строящийся загородный дом… Небольшой такой особнячок… Поселок Полетаево-3… Надеялся там найти господина Брызгалова…

– Нашли? – Вот уж совсем плохо, когда дилетанты, да еще дилетанты крутые, начинают заниматься сыском. Этот может таких дров наворочать… И потому я даже обеспокоился.

– К сожалению, самого Брызгалова на месте не оказалось. Там был только пьяный подполковник милиции, близкий друг Владимира Саввовича, с которым он минувшим вечером отправился то ли на охоту, то ли на рыбалку… Он первым начал в меня стрелять, и я вынужден был ответить адекватно. Если вы сейчас поедете туда, то найдете этого подполковника умирающим не от раны, а с похмелья… Он ту самую «паленую» водку пил… И стрелял в меня из французского револьвера «манурин», я оставляю вам револьвер сразу за дверью, в прихожей… Посмотрите по картотеке, что за этим револьвером числится… Еще… На втором этаже в крайней комнате от лестницы налево – фальшивые милицейские номера… В одной из комнат подвала на полке рожок от автомата «АК-47». Рожок, полный патронов… И еще несколько запертых комнат…

Я долго молчал, осмысливая сказанное. Информация была богатая…

– Извините, что бужу вас… – сказал отставной подполковник. – Но время не терпит… Займитесь этим срочно…

– Есть, товарищ подполковник! – сказал я со злым сарказмом. – Вы меня, полагаю, на месте дождетесь, чтобы провести инструктаж и дать дополнительные указания?

Он, в своей армейской тупости, не понял моего ехидства.

– Я уже покидаю дом…

И отключился от разговора. Я убрал трубку и обернулся на шорох. Жена стояла в дверях спальни и смотрела на меня с возвышенным чувством презрения…

– Спи… – сказал я.

– Эта шлюха уже и по ночам покоя не дает…

– Это звонили по работе… Это звонил, если тебе так интересно, преступник, убийца, который сбежал сегодня, едва покинув мой кабинет в сопровождении конвойных… Конвойных уложил и сбежал…

– И кого же этот преступник убил?

– Свою жену… Взорвал ее в автомобиле…

– А ты меня мечтаешь так же взорвать… – у нее собственная непоколебимая логика.

Я миролюбиво улыбался, натягивая брюки.

– Это его бывшая жена. Ты же у меня настоящая и самая лучшая… Успокойся. Они с женой делили наследство в шестнадцать миллионов долларов. Нам такое наследство не грозит, и мы убивать друг друга не будем…

Люся вдруг заплакала.

– Я эту твою шлюху убью… Твой пистолет украду и убью ее… И пусть тебя потом посадят… По крайней мере вы не будете с ней вместе надо мной смеяться…

Я ахнул, вспомнив, что брюки, когда я вытаскивал из чехла трубку мобильника, уже были подозрительно легкими. Но ведь на том же ремне, что чехол мобильника, с другой стороны, подвешена кобура с пистолетом… А когда я надел их, пояс ничто не оттягивало… Я бросился к креслу… Пистолет просто вывалился из кобуры. Клапан слабый – расстегнулся…

Я уже готов был за дверь выйти, когда мобильник опять голос подал. Я посмотрел на определитель, подумал пару секунд и убрал трубку в чехол. Капитан ФСБ Поваляев опять желает дать мне инструктаж… Не хочу слушать…

Но жена смотрела подозрительно.

– Она? – спросила.

– Не она…

– Как выйдешь, звонить начнешь…

– Я же сказал, это не она…

А трубка в чехле опять голос подала. Поваляев успокоиться никак не хотел. А я не отвечу…

ГЛАВА 2

ОЛЬГА РУСИНОВА,

дочь подполковника в отставке

Когда маму, закрытую той грязной простыней полностью, вместе с лицом, загрузили в машину «Скорой помощи» и увезли, я пошевелиться не могла… Я вообще не помню, как тогда ноги переставляла, и вообще все происходящее в тумане было. И до сих пор туман из головы не выходит, клубится, какие-то эпизоды сдвигает во времени, одни приближает, другие удаляет, и все переплетает, путает…

Но что-то помню же, помню самое страшное… Тогда позвонили в дверь, потом громко застучали кулаком – соседи… Я в ванной была, подкрашивалась – перед папой хотела хорошо выглядеть, как Аркадий Ильич просил… Да и без него, сама хотела…

Стучали… Аркадий Ильич открывать пошел. У нас есть соседка такая, напьются с мужем вместе, потом она ко всем другим соседям ломится, спасения от его кулаков ищет… Я думала, опять она…

Это и в самом деле она оказалась. Я узнала визгливый треснувший голос:

– Людмилу Анатольевну взорвали… В машине…

Вода шумела, расслышать и понять мешала, но слова дошли, а смысл – нет… И я из ванной вышла, чтобы смысл стука в дверь и слов совместить и понять. Наверное, для меня повторили или мне это просто показалось, потому что фраза уже в воздухе висела и осязаемой стала, но я сразу поняла, потому что побежала, как была, в тапочках, которые сразу же и потеряла, по лестнице. Босиком дальше бежала… Но я этого не помню… Это потом уже Аркадий Ильич сам мне тапочки на ноги нацепил… После… А я не знаю даже, не помню, откуда там милиция взялась, откуда «Скорая помощь» появилась… Я и сирен ихних не слышала… Я дверцу в машине распахнула, в маму вцепилась, трясла ее, трясла и кричала… Когда-то давно фильм какой-то по телевизору смотрела, документальный. Про северных шаманов… Там шаман тряс умершего, кричал над ним, и умерший возвращался… Я так же хотела. Откуда-то в памяти кадры выплыли, и я повторять стала… Возвращала… И мама глаза открыла – вернулась ко мне…

– Не умирай, мама, не умирай… – просила я, сама чувствуя, что умираю… Что почти, как она, умираю… Нет, не так, конечно, как она, но тоже… По-своему умирала я… Но ее просила не умирать… Просила так, как никогда и ни о чем в жизни еще не просила. – У меня же никого, слышишь, кроме тебя, никого нет, мама… Не умирай… Не бросай меня одну…

Она глаза открыла и тихо сказала, почти прошептала:

– У тебя еще папа есть…

Аркадий Ильич за спиной стоял, на машину рукой над моей головой опершись. Как-то услышал это, хотя мама только шептала. Почти на ухо мне, близкой…

– Это он взорвал… – сказал злобно. – Он, некому больше…

И я испуганно на него обернулась. Наверное, что-то во взгляде моем он прочитал и замолчал… Как-то неестественно замолчал, словно словами поперхнулся, и дыхание у него остановилось…

– Это не он… – сказала мама. – Я знаю, он бы так не сделал…

Тут милиция подъехала, стали людей от машины отталкивать, два каких-то типа стали меня от мамы отрывать, а я не хотела. Я не отдавала ее им… Я ее вообще никому не хотела отдавать… Не могла отдать…

– Уйдите… Уйдите… – кричала и не отдавала…

– Да что ж вы ей руки выворачиваете! – возмутился за спиной Аркадий Ильич. – Дикари!.. Отстаньте от нее!..

Они отстали. Я так и не выпустила маму…

Потом, почти сразу, «Скорая помощь» приехала. Врач мне руку на плечо положил:

– Мы должны ей помочь, не мешайте, пожалуйста… – тихо так сказал, но твердо. Слова, будто камни мне на голову клал, увесистые… – Ей сейчас медицинская помощь нужна, а не ваша истерика…

Я поняла, что он не хочет отнимать у меня маму, что он, наоборот, вернуть ее хочет, и руки разжала. Но врач уже через минуту обернулся.

– Все, извините, поздно уже… – И провел ладонью по маминому лицу, глаза ей закрывая.

И я догадалась, что уже все кончено… Не из слов поняла, а сама догадалась… Увидела, как это кончается…

И впервые в жизни поняла, что существует страшное и убийственное понятие – никогда… Никогда уже не будет у меня матери… Никогда… Никогда уже не будет она обнимать меня… Никогда… Никогда уже она не будет меня угнетать своей такой надоевшей суетливой заботой… Никогда… Никогда уже я не буду ругаться на нее, кричать, что она мне надоела, что я взрослая и сама знаю, как мне жить…

Никогда-никогда-никогда…

От понимания всей ужасности этой пропасти под названием никогда, пропасти, в которую я сорвалась так нечаянно и так стремительно, у меня словно оборвалось все внутри. До смерти оборвалось. Сама я будто бы умерла в тот момент… Холод лютый в груди встал, и слезы замерзли, перестали из глаз катиться. И даже ноги онемели так, что я их не чувствовала.

Я, похоже, видела все происходящее вокруг и понимала. Говорят, во время клинической смерти душа от тела отделяется, видит все происходящее и понимает… И я так же… Я в клинической смерти была… И пошевелиться не могла. Кто-то тапочки мои из подъезда принес – я видела и слышала. Аркадий Ильич сунул мои ноги в тапочки, чтобы на холодном асфальте босиком не стояла – на дворе все-таки осень поздняя. Все я видела… Машина «Скорой помощи» тронулась, а я даже взглядом ее не проводила. Просто перед собой смотрела, и все, но все вокруг видела, будто бы сверху… Душа… Клиническая смерть…

Менты в маминой машине копались, осматривали. Аркадий Ильич стал ругаться с ними, он хотел мамину сумочку забрать, а они не отдавали.

– Там все ее документы, там ключи от дома, там семейные деньги… Вы не имеете права это забирать…

Он говорил трезво и уверенно. Так трезво и уверенно, что даже я понимала суть разговора. Сверху все слышала… Душой… Из клинической смерти…

– Возьмите, только, пожалуйста, ничего оттуда не трогайте… Мы потом при вас осмотрим содержимое… – сказал человек в штатском, который ментами командовал. И, дурак, подмигнул мне. Если бы я не была в клинической смерти, я бы ногтями в него, как кошка, за это вцепилась… А так не могла… Пошевелиться не могла…

Потом другой приехал, в синем прокурорском мундире. Кажется, важный, хотя и худой… Он стал командовать. К нам подошел. Соболезнования выразил. Я видела и слышала…

– Где бы нам поговорить? – Голос у него усталый, даже я это сверху отметила.

Вне времени, вне действия – все видела, слышала и отмечала… Словно это не я была… Все еще как-то сверху…

– Домой пройдемте… – сказал Аркадий Ильич, снял пиджак и на плечи мне набросил.

А я идти не могла, словно у меня из ног корни в землю проросли. Я даже пыталась пошевелиться, пыталась, но у меня не получилось… Может быть, и дерево тоже пытается с места сдвинуться, но у него не получается… Я будто бы деревом стала… Одеревенела…

Аркадий Ильич меня за плечи обнял, прижал легонько к себе и так с места сдвинул.

– Пойдем, пойдем… Простынешь…

Душа спустилась сверху и в тело вошла… Больно стало… Все тело – одна боль… Руки, ноги, голова, спина, грудь – только боль, и больше ничего… Все осколки гранаты, про которую рядом говорили, в моем теле остались… И болели…

– Пойдем… – Аркадий Ильич уже настойчивее сказал.

Кажется, я шла рядом с ним… И по лестнице поднимались. Лифт вызывать не стали. Четвертый этаж всего… И тот, в синем мундире, за нами шел… И еще двое каких-то…

И говорили что-то… Я слышать перестала, и мне казалось, что я мамину руку еще держу… Где-то около локтя взяла ее и трясу, будто бы кровь с рукава стряхиваю… И сама, наверное, тряслась… По крайней мере руки у меня тряслись вместе с маминым рукавом… Так и в квартиру вошли. Аркадий Ильич сразу стакан воды налил и что-то накапал туда. Пахло сильно. Дал мне выпить…

– Это валерианка… Выпей, хоть дрожать перестанешь…

А я все маму за локоть трясла, и потому, наверное, мои зубы о стакан стучали… Когда что-то так бесконечно трясешь, конечно, сама трястись будешь…

– Мне с вами поговорить надо… – тот, в синем прокурорском мундире, кажется, ко мне обращался. Я вроде бы кивала ему, но не собиралась с ним ни о чем говорить. Не хотела ни о чем говорить. Никогда не хотела говорить о том, что произошло, хотя уже твердо знала, что это произошло, и мама никогда больше не будет со мной такой назойливой, какой она была всегда…

– Вы же видите, в каком она состоянии… – сказал Аркадий Ильич.

Он ушел в комнату, оставив меня с этими незнакомыми людьми, я даже испугалась сначала, потом поняла, что со мной уже не может произойти ничего страшного после того, что произошло, никогда не может произойти что-то страшнее…

Аркадий Ильич вернулся с фужером в руках. Толстый, пузатый зеленый фужер на такой же пузатой ножке… До половины чем-то заполнен…

– Выпей, это коньяк… – сунул он фужер мне в руку, но и свою руку не убрал, чтобы я фужер не уронила. Даже помог мне это противное зеленое стекло ко рту поднести, и я выпила. – Это успокаивает…

А я не почувствовала, что это успокаивает. Только согрело… Сначала дыхание, потом и слезы оттаяли и снова потекли… И я ушла в свою комнату… Слова никому не сказала и ушла… Пусть они без меня разговаривают… Надо разговаривать, пусть разговаривают… Мне это не надо, мне это уже никогда не понадобится…

Я упала на кровать лицом в подушку и куда-то провалилась… Слезы лились, я задыхалась, я тонула в слезах, а голоса, чтобы реветь, не было… И ничего вокруг не было…

И мамы тоже уже не было… И не будет у меня уже мамы… Никогда…

* * *

Наверное, времени прошло много, несколько веков… И я давно состарилась… Но я не уснула. Я просто вне времени была и ни о чем не думала. Вообще – ни о чем… Только одна безысходность была в голове и в душе, только безысходность, и больше ничего…

Аркадий Ильич вошел в комнату. Я не видела его, но поняла, что это он. А кому еще было войти… Тем, что с нами в квартиру поднялись, здесь делать нечего… Они, наверное, ушли уже, и Аркадий Ильич закрыл за ними дверь…

– Оленька… – тихо позвал он, ответа не дождался, ближе подошел и сел со мной рядом на кровать, и руку мне на плечо положил. – Одни мы теперь с тобой остались…

И голос у него слабый стал, чуть не плаксивый. Наверное, он тоже переживал, наверное, и ему хотелось, чтобы его утешили, хотя он сильный и строгий мужчина – всегда таким казался, сильным и строгим, которого женской слезой не прошибешь…

Я только вздохнула, может быть, не вздохнула, а застонала, но ничего не сказала. Не могла же я его утешать…

Он, наверное, понял, что слов для меня найти не сможет, а я не смогу слов для него найти. Разве это трудно понять… Это же всем понятно…

– Ты полежи, успокойся… Я пойду…

Но сразу не вышел. Еще ждал чего-то, а мне так хотелось, чтобы он вышел как можно скорее. Может, он даже почувствовал это.

– Я пойду… – сказал еще раз и встал.

Тапочками шаркнул. Они у него такие, шуршащие… Наверное, вышел. Но дверь, кажется, оставил приоткрытой. У меня на двери замок такой, что громко щелкает. Я еще немного полежала, потом голову подняла и убедилась, что дверь приоткрыта. После этого встала и в кресло пересела. Даже не пересела, кажется, а упала в кресло… Света в комнате не было, свет только через приоткрытую дверь из коридора шел, и я просто стала в стену смотреть. В рисунок на обоях… Абстрактный рисунок, размытый, и когда-то он мне нравился своей неопределенностью… И вдруг рисунок этот изменился, и я лицо мамы увидела. Даже испугалась… А мама на меня смотрела и улыбалась… Приветливо… И долго…

А потом она пропала. Обои стали пустыми и скучными. И мне так стало не хватать маминой улыбки, так стало одиноко в этой комнате, что просто сил не было уже одной оставаться…

* * *

Аркадий Ильич на кухне сидел. И пил коньяк. Бутылка была уже почти пустая, и фужер перед ним пустой. И мой фужер рядом стоял. Аркадий Ильич налил в него чуть-чуть на донышко. Но я пить не стала. Опять слезы разморозятся, потекут рекой… Просто села рядом, руки между колен зажав, и почему-то качалась – вперед-назад, вперед-назад… И так до бесконечности… Мне так легче было… Я словно бы сама себя усыпляла и уходила куда-то далеко-далеко под облака, где было не так больно…

– Менты думают, что это твой отец… – сказал Аркадий Ильич.

– Нет… – сказала я отстраненно, но уверенно. И ни в какие подробности вдаваться не захотела. Просто одним словом все сказала, и пусть он непроизнесенное сам понимает…

– Я тоже, как менты, считаю… Он думал, что я в машине буду…

– Нет… – повторила я без всякого нажима. Зачем спорить и утверждать то, что я и без него прекрасно знаю. Это он папу не знает, а я знаю. И спорить на эту тему не хочу… И объяснять ничего не хочу… Знаю, и этого достаточно…

– Его сейчас, наверное, уже арестовали… – добавил Аркадий Ильич.

– Нет… – повторила я.

– Я им сказал, где было свидание назначено. Они в кафе поехали, туда, в «Кавказский дворик»…

Он, кажется, был пьян. Он сообщал мне, что послал ментов к папе, чтобы папу арестовали, как каялся. Но я твердо знала, что в тот же день, когда я маму потеряла, я не могу еще и папу потерять. Это было бы высшей несправедливостью…

– Нет…

У меня спина устала от раскачиваний. Заболела и заломила. А потом голова закружилась. И я опять к себе в комнату ушла. В кресло упала. И там не шевелилась. И не спала… И ничего в голове моей не было – пустота и безысходность, и больше ничего… И опять счет времени потеряла…

* * *

Звонок в дверь не заставил меня встать. Я понимала, что уже ночь, кажется, на дворе, и никто прийти к нам не должен. Но кто-то пришел. А мне все равно было… Аркадий Ильич тапочками зашлепал. Кажется, он уже переоделся, может быть, лечь спать готовился, если мог он вообще уснуть… Это я какой-то отстраненной частью сознания поняла…

Замок открывался долго. Два замка, потому что Аркадий Ильич на два замка дверь на ночь закрывает… И только после этого, наверное, проснувшись, он сообразил, что не спросил, кто за дверью, хотя сам и меня и маму всегда заставлял спрашивать. Дверь еще не скрипела – она у нас скрипучая, когда Аркадий Ильич спросил все же:

– Кто там?

Моя отстраненная часть сознания вопрос слышала, а ответ – нет.

– Она спит уже…

Значит, это кто-то по мою душу… Я встала.

– Я не сплю…

Дверь заскрипела…

– Вы? – удивленно сказал Аркадий Ильич и надолго замолчал. – Что ж, входите, если пришли… Входите…

– Оля где?

Я услышала голос папы и сразу вспомнила, как мама сказала, что у меня еще папа остался. И его, значит, не арестовали, как Аркадий Ильич говорил. И он пришел ко мне, потому что за меня боялся… Он пришел… Последний мой родной человек…

На его голос я вышла сразу… И уткнулась лицом ему в плечо… Опять тепло стало, и опять слезы разморозились…

– Я пришел сказать тебе, что это не я… – твердо сказал папа.

– Я знаю… – прошептала я. – И мама знает…

Я говорила о маме, как о живой… Я не научилась еще говорить о ней иначе…

Аркадий Ильич закрыл за папиной спиной дверь на оба замка, словно папа к нам переночевать попросился. Но он никогда, когда раньше приезжал, у нас не останавливался. Приходил, в моей комнате сидел, на кухне сидел, но никогда не оставался…

– Да проходите же… Чего в коридоре стоять…

Он был, конечно, растерян. Я никогда не видела Аркадия Ильича таким растерянным. Но я даже благодарна ему была за то, что он так принял папу. Ведь он же говорил, что считает папу убийцей, говорил, что папа и его вместе с мамой взорвать хотел. И пригласил…

Мы в комнату прошли. Папа меня за плечи обнимал, и так до дивана довел и усадил. А сам стоять остался.

– Извините, я считал, что это сделали вы… – сказал Аркадий Ильич. Он вообще-то честный и никогда не хочет, чтобы оставалось что-то недосказанное. Ясность любит. И сейчас хочет ясности. – Я так и сказал следователю. И сообщил, где вы встретиться должны были…

Папа кивнул.

– Вы меня не знаете, вам это простительно… – ответил сухо. У него у самого голос стал каким-то треснувшим.

– Вас должны были там арестовать… – сказал Аркадий Ильич.

– Они арестовали, я сначала не понял, за что. Но сбежал после допроса, когда сообщили… – буднично так сказал папа. Словно для него это было равносильно выходу из трамвая. Сбежал – из трамвая вышел… Никакой разницы… А я за папу испугалась…

– Так вас что, ищут? – И Аркадий Ильич очень обеспокоился.

– Ищут… – равнодушно подтвердил папа.

– И вы… Сюда…

– Сюда…

Аркадий Ильич долго думал.

– Я и сейчас еще считаю, что это сделали вы, – сказал упрямо и на меня посмотрел.

– Надеюсь, вы сейчас не будете ментам звонить… – зло усмехнулся папа, и Аркадия Ильича от этой усмешки передернуло. Кажется, он испугался, хотя вида постарался не подать. – Утром я уйду, а до этого побуду с дочерью… И… И с вами тоже поговорим… Просто так людей не взрывают… Должна быть причина… И мы попробуем ее найти… А потом я найду убийц…

Аркадий Ильич вздохнул.

– Коньяк будете?

– Нет, – отказался папа. – Мне нужна ясная голова, а не способ бессильного утешения…

– Как хотите, а я приму… – Аркадий Ильич ушел на кухню…

* * *

Разговаривали мы долго. И о маминой работе, и о друзьях. Папа ничего не записывал, но каждое имя, каждую фамилию, каждый адрес повторял, чтобы запомнить. Больше, конечно, Аркадий Ильич говорил. Я даже удивилась, что он о маме знает больше, чем я. И только уже среди ночи меня вдруг осенило…

– Аркадий Ильич, вы помните… Два дня назад мама из командировки возвращалась… Видела, как машину грабили… Там еще соседа нашего видела… Вашего знакомого… Владимира Саввовича…

– Ну-ка… – заинтересовался папа.

– Брызгалова?.. Ну, какой он мне знакомый… У меня таких знакомых нет… Он ко мне по-соседски заходит иногда денег занять. Но отдает всегда… Я его видел, когда машина взорвалась…

– Где он живет? – спросил папа.

– В соседнем подъезде… Как раз, когда милиция во дворе была, он уезжал со своим другом, с подполковником милиции, кстати… Они на рыбалку или на охоту куда-то часто ездят… Вместе…

– И как скоро возвращаются?

Я ощутила, что папа напрягся. Не телом, а внутренне, словно что-то почувствовал.

– Обычно через несколько дней…

– А в какой квартире он живет?

– Номер я не знаю. Балкон с нашим соседствует. Через стену мы, стало быть, существуем… Какой там номер, Оленька?

Я плечами пожала.

– А с кем он живет?

– С женой… Сын у них в армии служит…

– Номер его машины…

– Я не знаю… Не обращал внимания…

– Хорошо… – папа сосредоточился. – Расскажите-ка мне, что там на дороге произошло… Где Людмила его видела…

* * *

– Вы следователю про это не рассказывали?

– Нет… Как-то выпало из памяти… – Аркадий Ильич смутился. А что смущаться, я тоже ничего после гибели мамы не помнила…

– Хорошенькое дельце… – папа такую забывчивость не одобрил.

– Можете сами ему рассказать. Он оставил мне номер мобильника…

– Давайте…

Аркадий Ильич ушел за записной книжкой, открыл нужную страницу и переписал номер на клочок бумаги. Папа на бумажку глянул и брать ее не стал. Так запомнил. У него всегда память была, как все говорили, гениальная. У меня тоже память хорошая, что-то от папиной вместе с генами досталось…

Уходить папа собрался прямо среди ночи, даже утра не дождавшись.

– У меня документы менты забрали. И телефон… Оленька, не выделишь мне свой мобильник?

– Конечно… – Я побежала в комнату и принесла трубку.

– Я позвоню… – сказал он, – и ты мне позвони, когда ваш сосед вернется…

– Позвоню… – пообещала я. – Как только увижу его, позвоню…

И папа, поцеловав меня, торопливо ушел…

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

– Эй, экземпляр… Ты еще жив, поганый?

Это я с лестницы гаркнул. Подполковник наверняка продолжил свое ползанье в сторону свободы и к лестнице еще на метр, может быть, уже приблизился. Услышать должен даже при низком давлении, вызванном потерей крови, поскольку голос у меня по-командирски поставлен и, при необходимости, по ушам ударить может не хуже кулака. А низкое давление плохо на зрение действует, на уши, насколько я помню, меньше влияет…

Мент не ответил.

– Я пошел, а за тобой скоро приедут… Похмелиться не дадут, но руки свяжут… – трудно не услышать, когда говорят так громко и членораздельно, как перед длинным окопом команду дают в ожидании боя.

Теперь он захрипел, будто перепуганный жеребец… Должно быть, матерился так – без слов. Это случается порой от бессильной ярости. Слова в горле острой костью застревают и произношение искажают – в итоге вот, хрип… Но я интонацию этого хрипа, кажется, уловил правильно. Пусть себе хрипит… На здоровье, если это ему здоровье принесет…

Но разговоры разговорами, а из этого загородного недостроенного особнячка пора было убираться, пока сюда менты не пожаловали. Мне почему-то вдруг показалось, что мы с ними можем не найти общий язык и добросердечное взаимопонимание… Я, конечно, сторонник уважительного доверия ко всяким людям. Но только не к тем, что ментовские погоны носят. И прокурорские, думаю, не слишком далеко от ментовских ушли, вне зависимости от величины и количества звездочек. И если Максим Юрьевич Шторм пожелает снова нацепить мне на руки стальные «браслеты», я этому не удивлюсь. И дело здесь вовсе не в том, что он желает именно меня посадить, потому что стопроцентно считает меня виновным, хотя мой побег его, думаю, и задел за живое. Просто он видит следствие собственной прерогативой. И, как всякий конченый следак, не любит, когда ему мешают. Как любому профессиональному пианисту, скажем, мешает подыгрывающий ему балалаечник из самодеятельности… То есть следователь по особо важным делам считает себя высоким профессионалом и не признает права всяких там дилетантов, даже если они имеют подготовку гораздо более качественную, нежели у него, хотя и слегка специфическую, на проведение собственного расследования. В принципе, я не собираюсь обвинять Максима Юрьевича Шторма в неуважении к собственной персоне и к собственным способностям. Уважение, говорят, следует заслужить. Вот я и надеюсь такую миссию выполнить… Буду заслуживать, и уже начал это делать…

Револьвер «манурин», как и обещал уважаемому старшему следователю по особо важным делам, я положил за дверь в прихожей. Я только за ствол брался, спусковой крючок и курок не трогал. Пусть там останутся неприкрытыми отпечатки пальчиков ментовского подполковника. А мои отпечатки найти нетрудно. И даже нет смысла их с револьвера убирать, поскольку я уже доложил Максиму Юрьевичу, что револьвер в руки брал.

Да, пора, пора… И на доклад надо успеть…

* * *

Машину я оставил в недалеком лесу.

Как хорошо, что нынешняя осень такая затяжная и бесснежная. По календарю уже давно пора бы снегу прочно все проселочные дороги оседлать. А календарь ныне авторитетом, как говорят синоптики, не пользуется. И потому я в лес спокойно проехал. Страшно, конечно, чужую машину оставлять. Это все-таки не моя раздрызганная «десятка», а новенький «Ниссан Мурано», который стоит чуть не шестьдесят тысяч баксов, а может, со всеми наворотами и с зимней шипованной резиной и все шестьдесят… Но надежда оставалась, что ночью по осеннему холодному лесочку мало найдется желающих прогуляться. Тем более что поселок почти не заселен. Строительство здесь началось не так давно, и большинство домов стоят даже без окон, а некоторые вообще только стены имеют и собственной крышей не обзавелись.

Надежде моей суждено было оправдаться. «Мурано» стоял, как я его поставил, нетронутый и целомудренный. Я спрятал пистолет в тайник под защитой картера. Тайник мне сам хозяин машины и показал – старинный мой друг Виктор Николаевич Огнев, полковник в отставке. Он даже свой пистолет предложил, когда я ему ситуацию объяснил. Но мне хватило и той пары стволов, что я у конвойных отобрал.

С этими конвойными вообще комедия получилась, достойная пера Фонвизина. Не знаю уж, чему их там учат, где их там учат и учат ли их вообще, но элементарных принципов охраны они не знают. Да и менты не лучше, хотя и звучно СОБРом называются…

Когда меня сразу после задержания эти самые «собровцы» обыскивали, никто не обратил внимания на застежку моей куртки. Застежка как застежка. А у меня буквально перед отправлением в кафе сломался язычок на замке-«молнии». Чтобы хоть как-то раздеваться и одеваться – не через голову, я вместо язычка приспособил обыкновенную канцелярскую скрепку, которую Виктор Николаевич снял с каких-то своих бумаг. Скрепка цветная, в пластиковой обмазке, и по цвету для моей куртки подошла. Тогда я совсем и не предполагал, что очень она мне сгодится… Но не зря же говорят, что случайностей в мире не бывает, а любая случайность есть только маленький кусочек в цепочке закономерностей. И неслучайно замок сломался…

Перед тем как на меня в кабинете старшего следователя Шторма нацепили «браслеты», я скрепку снял и зажал между пальцами. Остальное оказалось делом техники. Имея отмычку в руках и некоторый навык, школьник с такой задачей справится. Я не школьник, а пенсионер, но тоже решил ее быстро. Но руки держал сомкнутыми до того момента, когда мы к машине подойдем. А там уже руки, мягко говоря, распустил… Вместе с ногами, кстати…

Первого конвоира, заднего, определив его местоположение по тени, даже не оборачиваясь предварительно, легко положил ударом каблука с разворотом по шее. Наверное, даже не убил, потому что шея хоть и затрещала, но голова сначала запрокинулась, а потом на место вернулась, следовательно, позвонок не сломан. При переломе позвонка голова на место возвращается уже в кабинете патологоанатома. Но второй дураком безграмотным оказался, и водитель ему под стать. Они же, идиоты, вооружены!.. Кой черт толкал их кулаками махать, если они этого делать не умеют. Я не задрипанный воришка, которого в охотку для пущего удовольствия побить можно. Но даже я, имея в руках пистолет, и то не полезу закручивать человеку руки, а просто разорву дистанцию до безопасной для себя, чтобы иметь возможность стрелять и не позволить себя ударить. Это же элементарная теория…

А они буром на меня поперли… Водителю одного встречного, со скачка, удара локтем хватило, и челюсть захрустела, словно сама себя жевать начала, конвоиру после болевой серии для отключки потребовалась короткая добавка… Я его этой добавкой обеспечил… Скандал заказывали? Получите…

Ключи оказались в замке зажигания машины, и я спокойно протаранил легкие металлические ворота капотом «автозака»… Хорошо, что дежурный у ворот оказался ловким и сообразительным парнем и так стремительно в сторону шарахнулся, что успел увернуться… Признаюсь, я не ставил себе задачу сберечь его…

А теперь – ищите меня, любезные…

Конечно, еще в кафе, знал бы, что от меня ментам надо, и вовремя сообразив, что задержание – не недоразумение, я мог бы их всех положить. Пятеро «собровцев» тоже подставлялись откровенно, хотя и прикрыли отдельные части тела бронежилетами. Отдельные же оставили для желающих продемонстрировать умение точно и резко бить… Там тоже встали вплотную – бей, не хочу… Но я почему-то глупо решил, что сейчас все выяснится и меня отпустят. И только в кабинете старшего следователя Максима Юрьевича Шторма услышал, какое обвинение мне предъявляют. Я даже объяснять что-то не нашел нужным. Хотят посадить, пусть докажут… Но сразу, тогда же, сам решил, что настоящего убийцу они могут и не найти, потому что редко настоящих убийц находят. И делать это придется мне самому. Но вести розыск из камеры следственного изолятора не совсем сподручно. И потому я так обрадовался скрепке в своей застежке… Впрочем, со следаком я радостью поделиться не поспешил… И с «вертухаями» тоже…

* * *

Дорога в сторону города здесь одна на протяжении пятнадцати километров – через жиденькие низкорослые перелески и луга тянется, чуть повиливая, и практически открыта для взоров со стороны. И стороны взаимно открыты для взоров с дороги. И мне хорошо бы ее миновать до того, как навстречу проследуют менты на своих «уазиках». И здесь уже двести тридцать четыре лошади «Мурано», которыми Виктор Николаевич накануне хвастался, очень сгодились. И динамика разгона у машины приличная. Я пятнадцать километров пролетел моментально и ни одной машины не встретил. И только уже при выезде на шоссе увидел, как сигнал поворота включила грязная светло-серая «Волга», намереваясь проехать в ту сторону, откуда только что вывернул я. Совсем не милицейская. С гражданским номером, судя по цвету. И водитель в свете моих фар предстал в одиночестве. Если это и какой-то ментовский начальник, то он впопыхах забыл захватить с собой группу захвата.

Но менты официальные, как обычно, не слишком торопились… Я уже к городу подъезжал, то есть еще десять километров одолел, когда увидел целую кавалькаду машин с включенными мигалками. Навстречу мне посередине дороги ехали, хотя их полоса движения была по ночному времени свободна… Непонятно, почему посередине? Наверное, привычка…

Подоспеют они, надо полагать, вовремя… Похмельный ментовский подполковник еще не протрезвеет и по всей форме отдаст им лежачий рапорт… Только вот где мне теперь искать собутыльника мента – Владимира Саввовича Брызгалова?..

Хорошо еще, что жена его Татьяна оказалась женщиной хотя и чрезвычайно объемной, но сообразительной. И когда я, покинув дочь и Аркадия Ильича, заглянув к ней на огонек, заявил, что ее благоверный уехал куда-то «в командировку» вместе с моей женой, она не раздумывая сказала, что он скорее всего устроил бардак на строящейся даче в поселке Полетаево-3…

– То-то зачастил жеребец туда… Какая уж сейчас стройка, если всех строителей рассчитали… А он вона что… Я с тобой еду! Я ему устрою и стройку, и головомойку…

Мне стоило большого труда уговорить ее хотя бы временно остаться, поскольку я собственным транспортом не располагаю. Если вот только друга уговорю отвезти, он отвезет… За бензин и за ночную работу другу платить придется пополам…

Искать моего друга ей не слишком захотелось, и потому Татьяна согласилась нарисовать мне план поселка и обозначить собственное строение. За что я ей и благодарен. Хотя благодарить-то, как оказалось, было почти не за что… Брызгалова на месте не оказалось, а с ментом договориться было трудно. Он слишком торопился стрелять…

Вместе с тем я узнал и некоторые мелочи, которые меня приятно насторожили. Полный автоматный рожок и поддельные ментовские автомобильные номера мелкие воришки под рукой не держат. Значит, мне противостоят люди, кажется, вполне совершеннолетние и умеющие обращаться с оружием. Не скажу, что не хуже меня… Но – умеющие… С такими «общаться» на уровне своей подготовки – не жалко, как было, например, жалко «общаться» с конвоирами, подготовки совсем не имеющими… Эти маленькие факты развязали мне руки. А с развязанными руками я могу быть очень опасен…

И постараюсь таким быть…

* * *

Часы показывали начало восьмого. Значит, я уже не разбужу своего боевого товарища, если он лег спать, презрев волнения за меня и, наверное, за свою машину, которую доверил мне не по доверенности, а вместе со своими документами, несмотря на несхожесть наших физиономий по всем параметрам, исключая единственную – у нас тип лица сухощавый… Но ночью рассмотреть маленькую фотографию в правах сложно. Мы рискнули… Я вынужденно – он осознанно, за что честь ему и хвала, и уважение.

Номер я уже набрал не с ментовской трубки, поскольку ее номер узнал старший следователь по особо важным делам уважаемый господин Шторм и, возможно, мог по своим каналам подключиться для контроля, а с трубки дочери.

– Виктор Николаевич, приветствую тебя… Утро, как говорится, доброе…

– Привет, я очень рад, что оно доброе… – Его колоритный среднерусский говорок приятно отличался от местной речи и всегда нравился мне, создавая настроение.

– Выходи, я подъезжаю…

– На углу, около магазина остановись… Я подойду…

Резонно. Соседям ни к чему знать, что отставной полковник Огнев кому-то доверял нынешней ночью свою не самую плохую машину. И я, уже почти заехав во двор, отжал тормоз и переключил селектор коробки-автомата в положение «R» и задним ходом выбрался к углу соседнего дома. На тесной стояночке возле закрытого еще по причине раннего времени магазина остановился.

Виктор Николаевич вышел в куртке, наброшенной на спортивный костюм, но сел сразу на правое переднее сиденье, показывая этим намерение ехать куда-то, и, по всей видимости, недалеко, поскольку руки в рукава куртки вдевать не хотел.

– Как тебе машина? – спросил, улыбаясь, потому что не желал спрашивать, как прошла у меня ночь. Понимал – что надо, я сам расскажу.

– Только одно могу сказать – хочу… Могу это же сказать громче – хочу такую же… И куплю обязательно, как только закончится вся эта история… Надеюсь, наследства меня за это время никто не лишит…

Он, как всякий автомобилист, в свое средство передвижения влюбленный, остался доволен, понимая, что получил оценку не простого автолюбителя, а спеца, владеющего навыками экстремального вождения. Он сам такими навыками владел в полной мере. И любой из нас, естественно, не стал бы обязательно победителем в кольцевых гонках, где участвуют гонщики профессиональные, но потягаться с профессиональными гонщиками, например, на городских улицах мы могли бы, и необязательно оказались бы в проигрыше.

– Поехали к куратору[3]… Он уже доложил в Службу. Ждет тебя с указаниями…

Я знал, что это обязательно, что это в помощь мне, но общаться с кураторами не любил.

– Мне свой куратор надоел… Но… Ладно, едем, коли положение обязывает…

– Он отзывчивый мужик… Только палец в рот ему класть не надо… – предупредил Виктор Николаевич. – Прямо до угла, дальше дворами доберемся… Документы можешь мне вернуть… Назад я сам поеду…

* * *

Куратор оказался типичным куратором, как я и ожидал. В своей жизни я троих встречал, и все они похожи друг на друга, как это ни странно звучит, своей незаметностью. Видимо, это обязательное профессиональное качество разведчика в полной мере сохраняется даже после выхода в отставку.

Представился он Кимом Валерьевичем. Не знаю, насколько это имя соответствует действительности, но я вынужден был мириться с тем, что мне говорят.

– Я беседовал сегодня ночью и с управлением кадров, и с вашим непосредственным бывшим руководством… – сообщил он мне с таким вздохом, словно я обязан был после этого в пояс поклониться за выполнение Кимом Валерьевичем своих обязанностей. – Меня обязали оказать вам всяческое содействие в сложной ситуации. Но я не совсем еще в курсе, насколько она усложнилась после вчерашнего вашего бегства из-под стражи… А она, несомненно, усложнилась, как мне доложили… Итак, я вас слушаю, товарищ подполковник…

Говорил куратор, впрочем, достаточно добро, даже с симпатичным теплом в словах. Наверное, он может этим пронять неопытного человека и заставить рассказать больше, чем рассказывать хочется. Я же, имея опыт многих рапортов о проводимых операциях, рассказал только то, что счел нужным. Передал факты так, как мне хотелось их передать, но вовсе не для того, чтобы себя показать в выгодном свете, а только для того, чтобы вытребовать по возможности наибольшую помощь со стороны Службы.

– Значит, вы уже начали активную фазу расследования… – выслушав мой доклад, куратор задумался. Впрочем, ненадолго, и мне даже не показалось, что он уснул после бессонной ночи, когда связывался с Москвой. – Одному это дело осилить сложно, как вы понимаете и как мы понимаем… Полковнику Огневу дан приказ оказывать вам активное содействие, что он, впрочем, начал делать и без приказа… Но к полковнику Огневу прокуратура уже, как я понимаю, присматривается…

– Да, менты и ночью приезжали… Интересовались, где может находиться Иван Сергеевич… – подсказал Виктор Николаевич. – Я дал им команду: «Кругом! И – бегом…» И потребовал ко мне больше не соваться, поскольку я не скажу, даже если узнаю… Иногда такая грубость оказывается более действенной, чем увещевания…

Ким Валерьевич несколько раз по-стариковски кивнул, словно подтвердил свои опасения.

– Я дам вам еще пару помощников… Но вы будете привлекать их только на выполнение конкретных заданий. Причем задания будете давать по телефону, практически исключив личные встречи. Парни хорошие. Оба служили в свое время срочную службу в спецназе ГРУ, оба прошли Афган, но завербованы были уже после окончания службы. Как внутренние агенты, они могут нам понадобиться и впоследствии. Следовательно… Следовательно, там, где для них будет возможность «засветиться» на связи с вами, вы их привлекать права не имеете… Понимаете, о чем речь?

– Не очень, но, Ким Валерьевич, ваши условия принимаю… – согласился я. – Помощники мне нужны…

Куратор мельком взглянул на часы.

– Они вот-вот должны появиться. Сначала один, потом и второй, у которого утром оперативка… Может быть, вместе успеют… Они друг друга хорошо знают…

Звонок в дверь прозвучал ответом на его слова, и Ким Валерьевич пошел открывать. Вернулся он не один. Бросив взгляд за спину куратора, я встал…

В комнату сначала вошел разбитной красномордый парень, внешне из блатных и «крутых», а за ним капитан СОБРа, что вчера командовал моим задержанием. Я ситуацию не понял, точно так же, как и капитан. Он остановился и замер, и медленно положил руку на кобуру. Однако пистолет в руке полковника Огнева оказался раньше.

Но куратор свою руку положил на руку капитана, успокаивая…

– В моем доме не стреляют ни при каких обстоятельствах… – Это относилось не только к капитану, но и к полковнику тоже… – Учтите…

ГЛАВА 3

ЯРОСЛАВ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ТРОПИЛИН,

капитан СОБРа

Устал… Чертовски устал… Веки тяжелые, голова, как в тумане, и пол под ногами неустойчивым кажется, как палуба маленького катерочка. А тут еще…

Когда Ким Валерьевич послал мне срочный вызов, он не предупредил, чем этот вызов обуславливается, но мои возражения относительно сильной загруженности слушать не стал.

– Нужно прийти, и срочно…

– У меня утром оперативка…

– Тогда сразу после оперативки… Или перед ней… Это ненадолго…

– Хорошо. Я постараюсь… – Я пообещал, но вздох сдержать не сумел.

Я уже больше суток на ногах, а еще предстояло вскоре ответ держать за все произошедшее вчера. Правда, ответ предстояло держать не мне лично, тем не менее наш начальник городского управления если начинает давать втыки, то дает по инерции всем… А ему самому, судя по ситуации, тоже дали… Наверное, всю ночь спать не давали телефонными звонками…

Меня на таких оперативках обычно спасает то, что начальник городского управления не может торопливо выговорить мои имя и отчество, а говорит он всегда торопливо. И потому, чтобы не спотыкаться в словах и не выглядеть смешным, он предпочитает ко мне не обращаться. А если уж обращается, то или по званию, или по фамилии. А это для него непривычно, он ко всем другим только по имени-отчеству обращается…

Вчера вечером, когда нас послали на «задержание» в кафе, нас даже не предупредили, что за человека мы должны задержать. Это потом уже, задним числом, я узнал, что мы «повязали» отставного подполковника спецназа ГРУ, обвиняемого в проведении взрыва в машине, о котором весь город только и говорит. Сережа Югов, капитан из «убойного» отдела «уголовки» сказал, что мы спецназовца «брали»… Я ахнул, выматерился и высказал ему пару слов, не всем и не совсем приятных… Мы же, по сути-то дела, совсем неподготовленными поехали. А если бы он вооруженным оказался, а если бы он не пожелал просто так руки под наручники подставить – всех бы нас между столиков и оставил бы «отдыхать»…

Сережа на мои претензии только ухмыльнулся – всегда, мол, надо быть готовым к неприятностям… У меня на это аргумент в руках оказался наглядный. «Вертухаи» тоже готовы не были… Их тоже не предупредили… И потому подполковник не испытал проблем, чтобы самому «уйти на прогулку», вернее, уехать на машине «вертухаев». А теперь попробуй поймать его… Я-то лучше других знаю, что такое подполковник спецназа ГРУ. Меня самого такие подполковники до «зеленого пота» в свое время гоняли… А их «загнать» слишком сложно для наших скромных ментовских сил… Против бывших солдат спецназа ГРУ, таких как я, мы еще потянем. А против офицеров – извините, нас, как их, не натаскивают лучшие в стране спецы… Там не только иной уровень реакции и оценки ситуации, там совершенно иной уровень боевой психологии…

А потом, уже утром, нас по тревоге подняли. Хотя общую тревогу и без того никто не отменял, и мы этого подполковника по всем злачным и незлачным местам города искали. Но позвонил старший следователь по особо важным делам Шторм из областной прокуратуры – он делом подполковника Русинова занимался, и дал «наколку». Обещал и сам вскоре к нам присоединиться. Мы выехали в Полетаево-3… И полюбовались еще одним трупом…

Подполковник спецназа, кажется, совсем озверел. Если «вертухаев» просто бил, то подполковника милиции убил… А когда вернулись из поселка, узнали, что на дороге подобрали еще один труп. Похоже, из того же оружия и в той же манере человека «положили»… Пуля в лоб, чтобы стремления к болтливости не возникло…

Ехать домой отдыхать я собрался после оперативки у начальника городского управления. Перед оперативкой у меня выдалось свободное время, и я отправился по вызову к Киму Валерьевичу. На въезде во двор увидел, что следом за мной въезжает черный «Мицубиси Паджеро» Кирпича. Мы с ним договаривались, что на людях мы «незнакомы», и потому я, поставив машину, прошел в подъезд, не оборачиваясь, и только на лестничной площадке остановился, чтобы подождать. Кирпич меня догнал…

* * *

– В моем доме не стреляют ни при каких обстоятельствах… Успокойся, Ярослав… – Ким Валерьевич мне руку прижал, когда я машинально за кобуру взялся. – И за оружие хвататься не надо, потому что полковник Огнев все равно быстрее стреляет… Знакомьтесь… Подполковник в отставке Русинов Иван Сергеевич. И подполковнику нужна серьезная помощь… По этому вопросу я вас двоих и пригласил… Помощь с двух противоположных сторон – и со стороны ментов, и со стороны блатного мира… Но вы сами сначала подполковнику представьтесь, потом и разговаривать будете…

Кирпич вперед шагнул первым. Руку подполковнику протянул:

– Георгий Шамотов… Иногда меня Кирпичом зовут… Но мне собственное имя нравится больше…

Он себя свободнее, чем я, конечно, чувствовал. Во-первых, не знал, что на подполковнике три трупа «висит», во-вторых, если бы и знал, Кирпича это смутило бы мало, поскольку мент – я, а он, хотя и не уголовник, поскольку не имеет ни одной «ходки», но все же в уголовном мире человек с авторитетом.

Но представиться и мне пришлось.

– Капитан Тропилин Ярослав Вячеславович… Мы с товарищем подполковником уже встречались… И всю сегодняшнюю ночь я потратил на то, чтобы встретиться еще раз…

– А вот утром встретились… – сказал подполковник. – Причем неожиданно для обеих сторон… Но ваше вчерашнее задержание я не одобряю…

Я сам его не одобрил, о чем уже высказал претензии Сереже Югову. Но замечание подполковника меня задело за живое. Честно скажу, что свои недостатки я знаю, но, как большинство нормальных людей, не люблю, когда о них другие вслух говорят.

– В следующий раз будем работать лучше, товарищ подполковник… А следующий раз не за горами… На вас уже три трупа «висит»…

Подполковник с Кимом Валерьевичем переглянулись. Я даже удивление в его глазах заметил. Интересно, чему он удивляется?

– Целых три? – переспросил Ким Валерьевич. – Не много ли за одну ночь…

– Мне кажется, что чересчур много… – дал я свою оценку.

– Давайте-ка присядем и обсудим ситуацию… – Ким Валерьевич, как хозяин квартиры, распоряжался. – Мне не нравится, когда трупы с неба падают, как новогодние подарки… И до Нового года еще далеко…

Мне присесть очень не хотелось. Мне очень хотелось пистолет все же успеть вытащить, но я понимал, что ситуацией не владею ни в силовом, ни в информационном плане. И я с трудом допустил, что все эти убийства как-то связаны с интересами ГРУ. Тогда на раскрытие дела вообще надеяться не стоит даже при всей грубости работы.

Я все же устроился в кресле. И даже ногу на ногу сердито закинул. Кирпич, услышав о трех трупах, просто расцвел красной рожей, потому что любит всякую крутизну. И тоже уселся. У противоположной стены.

– Давайте обсудим… Только прошу сделать это побыстрее, потому что я рискую на оперативку опоздать, а наш шеф этого не любит… Он опоздание простит только в том случае, если я с собой товарища подполковника приведу…

– Иван Сергеевич, коротко введите товарищей в курс дела… – попросил Ким Валерьевич.

– Если коротко, то дело обстоит так. Я приехал в ваш город, чтобы обсудить с бывшей женой вопросы раздела наследства, нам завещанного. Договорился с ней о встрече и ждал ее в кафе, где меня и арестовали…

– Задержали… – поправил я подполковника, который, как армеец, плохо владел процессуальной терминологией.

– Задержали… – согласился он. – В прокуратуре мне предъявили обвинение во взрыве машины с бывшей женой, которое я, естественно, не признал…

– Слышал я об этом взрыве… – заметил Кирпич.

– К взрыву я отношения никакого не имею, заявляю это твердо, – продолжил Иван Сергеевич. – Тем не менее я не возлагаю больших надежд на следственные органы, для которых, как я считаю, главное – найти подозреваемого и обвинить его, а вовсе не найти настоящего преступника…

– Вы преувеличиваете… – не удержался я.

– Если будущее покажет, что я не прав, я принесу вам свои извинения, Ярослав Вячеславович. – Он мое сложное имя-отчество произнес членораздельно и внятно – хорошая дикция у человека. – Но я продолжу… Именно по причине своего недоверия к следственным органам и большего доверия к себе я и решил провести самостоятельное расследование, для чего мне пришлось слегка «помять» трех караульных…

– Отправить троих «вертухаев» в госпиталь – это теперь называется «слегка помять»? – опять не удержался я. – Как же выглядело бы в вашем исполнении «побить»…

– Это выглядело бы инвалидностью…

В скромности подполковнику не откажешь…

– Классно! – прокомментировал Кирпич.

– И что же дальше?

– Дальше все проще… Я выяснил, что за два дня до моего приезда Людмила Анатольевна, это моя бывшая жена, возвращалась поздно вечером в город из командировки по области. И видела на дороге, как из одной фуры перегружали ящики в другую фуру. На дороге при этом лежали связанными два человека…

– Было такое ограбление, – подтвердил я, чтобы быть объективным. – Откуда возвращалась Людмила Анатольевна?

– Об этом вам лучше спросить у нее на службе… Я не в курсе…

– Хорошо, продолжайте…

– При этом она узнала одного из людей, стоящих рядом с фурой, – это был человек из соседнего подъезда, но живущий через стенку – балконы у них рядом. Некто Брызгалов Владимир Саввович… Узнал я, что сразу после взрыва Владимир Саввович вместе со своим товарищем, подполковником милиции, выехал то ли на охоту, то ли на рыбалку, а в действительности в свой недостроенный особнячок в поселке Полетаево-3. И я, выяснив у жены Брызгалова, где их дом находится, поехал туда…

– По крайней мере жена Брызгалова жива осталась? – спросил я.

– Когда я уезжал, была жива… – Русинов, кажется, не замечал моих неприязни и недоверия. – В недостроенном особнячке я производил обыск, надеясь найти что-то интересное для собственного следствия, когда из комнаты вывалился еле живой с похмелья подполковник милиции и начал стрелять в меня…

– Сколько выстрелов он произвел? – попросил я уточнить.

– Три. Я ответил только одним и прострелил ему плечо… Это несмертельно… Хотя мог бы просто расстрелять его…

Я возмущенно хмыкнул… Русинов этого словно и не заметил и продолжил рассказ:

– В последней из комнат второго этажа в ящике письменного стола я обнаружил несколько поддельных, хотя, может быть, и настоящих, не буду настаивать, синих милицейских автомобильных номеров. В одной из комнат подвала на полке нашел рожок от автомата «АК-47», полный патронов. Да еще несколько ящиков водки на втором этаже…

– Как раз «долбанули» фуру с «паленой» водкой… – заметил Кирпич. – Я слышал об этом…

– С мобильника раненого подполковника милиции, – продолжил Иван Сергеевич, – я позвонил Максиму Юрьевичу Шторму, старшему следователю по особо важным делам областной прокуратуры. Он меня допрашивал накануне…

– Козел он… – заметил Кирпич. – Я так слышал…

– И пригласил его приехать в особняк с нарядом ментов… Револьвер «манурин», из которого подполковник стрелял в меня, я оставил за дверью в прихожей. Следака предупредил об этом… Вот и все в принципе…

– Все? – переспросил я настойчиво.

– Ну, еще могу добавить, что менты не поторопились. Их я встретил только на въезде в город… По крайней мере час прошел после моего звонка. Могли бы и оперативность проявить… Еще при выезде на шоссе я встретил темно-серую «Волгу», которая готовилась повернуть в сторону Полетаева-3…

Он развел руками, показывая, что больше не имеет сообщений. Я встал, чтобы выглядеть более серьезным докладчиком.

– А теперь я изложу свое видение ситуации. Вернее, не ситуации, а того, что я сам видел. И начну с того, что нам позвонил старший следователь Шторм и экстренно направил группу в Полетаево-3. Сразу не выехали потому, что все в разгоне были… Искали товарища подполковника по городу… И дом в поселке нашли не сразу… Позже нам по рации сообщили более точные координаты… Но когда нашли, подполковник милиции Фархутдинов лежал на лестнице с пулей в голове… Там его пристрелили. А до этого он полз из коридора, где получил первую пулю в верхнюю часть груди, и оставлял за собой кровавый след. Никаких поддельных милицейских номеров, никакого рожка от автомата мы не нашли. В закрытых комнатах подвала оказались строительные материалы и инструменты. Но и этого мало… Когда мы вернулись в город, я узнал, что рядом с этим местом, буквально в километре от поворота с шоссе в сторону Полетаева-3, рядом с дорогой сотрудниками ГИБДД найден труп мужчины. Мужчина убит выстрелом в голову. При убитом были документы на имя Владимира Саввовича Брызгалова – паспорт и водительское удостоверение, но машина обнаружена не была, хотя из дома он уехал на своей машине… Что вы на это скажете, товарищ подполковник?

Русинов выглядел сосредоточенным. И не отвечал.

Мне пришлось повторить вопрос:

– Товарищ подполковник, что скажете на это?

– Минутку… – Он даже глаза закрыл, о чем-то думая. Потом открыл и головой помотал: – Нет… Я пытался вспомнить номер той «Волги»… Нет, не сумел… Метод «реконструкции»[4]… Вот что, капитан… – голос его прозвучал твердо и жестко. – Вас пригласили не для того, чтобы вы выдвигали против меня абсурдные обвинения, а для помощи. Поэтому рекомендую вам оставить свой тон и разговаривать нормально. Иначе у нас не получится сотрудничества, и я не вижу необходимости в продолжении нашего разговора…

Я снова сел в кресло. Здесь он прав. Даже если Иван Сергеевич трижды убил всех троих, моя обязанность в данной ситуации – вытащить его из трудного положения, а отнюдь не задерживать его. А если я попытаюсь выполнить свой ментовский долг, то буду скорее всего четвертой жертвой. Пусть и не самого подполковника, но буду непременно, поскольку я работаю на ГРУ, и это уже навсегда, и это уже козырь, который не может быть побит никакой другой картой… Козырный туз… Кроме того, будь Русинов в самом деле этим убийцей, он сказал бы это. Тогда бы я просто выполнял роль прикрытия, и все… А он хочет вести следствие… Значит, мне придется помогать и в этом…

– Извините, товарищ подполковник, – сказал я, полностью взяв себя в руки. – Это последствия трудной бессонной ночи и стресса, вызванного встречей с вами в то время, когда я думал о том, где и как вас можно искать…

– Вы офицер СОБРа, – сказал молчавший до этого полковник Огнев. Мы с ним встречались и раньше, но близко знакомы не были. – Не ваша обязанность вести розыск…

– Я командую группой захвата. Лучшей, кстати, группой в городском СОБРе… А в настоящее время исполняю обязанности командира городского СОБРа. И мне приходится постоянно контактировать со следствием. В этом случае невольно сам становишься отчасти следаком… Еще раз извините…

Я постарался сгладить натянутую ситуацию.

– Когда я выезжал на шоссе, – как ни в чем не бывало, совершенно прежним тоном продолжил Русинов, – на дорогу к Полетаеву-3, как я уже сказал, сворачивала светло-серая «Волга». Необходимо проверить всех, кто строит в Полетаеве-3 дома, всех, кто уже построил. В такое время суток посторонней машине там делать было нечего… За короткий промежуток времени, прошедший после моего звонка старшему следователю прокуратуры и до появления милиции на стройке, кто-то побывал там еще и пристрелил раненого подполковника, одновременно убрав улики. В закрытых комнатах подвала, я думаю, ничего не было. Чтобы вывезти какой-то большой груз, требуется время. А я рассчитывал, что там хранятся какие-то товары с ограбленных автомобильных фур. Значит, этот след отпадает…

– Да кто ж товар хранить будет… – усмехнулся Кирпич. – Его сразу отправят на реализацию. На своих машинах и со своими накладными… Я слышал, так обычно бывает…

Кирпич дело знает… Если он что-то «слышал», этому можно верить…

– Вероятно, это так… – согласился Русинов. – Еще… Через два дома… заселенный дом… Там всю ночь какая-то гулянка была… Может, оттуда что-то видели или слышали…

– Кстати, когда приехал старший следователь Шторм, он жаловался, что чуть не столкнулся со встречной «Волгой», – сказал я.

– Вероятно предположить, – вставил свое слово Ким Валерьевич, – что это и был убийца и направлялся он не куда-нибудь, а на встречу с Брызгаловым… Чтобы и того убить…

– Что касается гулянки неподалеку, мы туда заглядывали… Перепившиеся сосунки… Сыночки и дочки, которых родители не ищут… Отрывались… Четверых отправили на экспертизу в наркологический диспансер… Там ничего не видели и ничего не слышали…

– Можно ли будет посмотреть материалы дела? – поинтересовался Русинов.

– Трудно, но я попробую… – пообещал я. – А сейчас мне пора… Оперативка…

– Запоминай номер спутниковой трубки товарища подполковника… – Ким Валерьевич продиктовал мне номер. – Общаться с ним только по этому номеру…

– Я запомнил. На телефонные номера у меня память хорошая…

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Капитан собрался уходить, пообещав позвонить мне уже после оперативки», если ему будут известны какие-то новые сведения из дела. А они, скорее всего, как он пообещал, ему будут известны, «поскольку» оперативка никак не сможет обойти такое шумное расследование стороной. Если же сведений не будет, он и звонить не будет…

– Постарайтесь все-таки добыть мне копию материалов дела, – напутствовал я его на дорогу. – В первую очередь, меня интересуют данные баллистической и трассологической экспертиз по пулям, которыми убиты подполковник Фархутдинов и Брызгалов… Что за пули, из какого оружия выпущены, числится ли что-то еще за этим оружием… Это, возможно, будет тем следом, по которому нам предстоит идти, поскольку возможность разрабатывать Брызгалова мы уже потеряли…

– Я постараюсь. Но сегодня это едва ли удастся… У меня просто нет причины, чтобы попросить дело для прочтения. Это может показаться подозрительным, а у нас служба внутренней безопасности очень активно работает…

– Как сможете… – согласился я. – На неприятность лучше не нарываться…

Хотя капитан недавно и лез на меня, как на танк с шашкой, он мне, в общем-то, понравился. Наверное, с ним можно работать. Еще бы гибкости парню немного, тогда совсем бы стал ценным сотрудником…

Ким Валерьевич закрыл дверь. Теперь центром внимания стал Георгий Шамотов, которому имя Георгий нравится больше, чем кличка Кирпич. Это, однако, вовсе не значит, что ему не нравится собственная физиономия кирпичного цвета.

– Георгий, – спросил я, – вам задание собственное, как вы понимаете…

– Это даже я понимаю… – ответил он и пересел в кресло, в котором только что сидел капитан Тропилин. Там ему вольготнее располагаться. И ногу на ногу, как капитан, забросил. Только капитан делал это от злости, а Кирпич от беспечно-привычного расслабления, обычно призванного демонстрировать наглость.

Но глаза у него совсем не такие глупые, как манера поведения. Однако манера поведения часто диктуется окружением. И в один миг научиться вести себя по-другому так же трудно, как, скажем, собаке, которую травят, перестать лаять.

– Он у нас сообразительный, – поддакнул и Ким Валерьевич. – Могу поспорить, что он уже и про задание все знает…

– Слышал я, что фуры раз в неделю грабят… – улыбнулся Кирпич, показывая, что и задание он понимает.

– Сказать что-то по этому поводу можешь? – поинтересовался полковник Огнев.

– Могу… Это не «уголовка»… По крайней мере не наши… Кто-то из «залетных»… Каждый раз знают, что везут, знают, где реализовать… И все чисто… Я бы на «черных» подумал… Не на всех, а конкретно на чечен…

– Почему? – не понял я.

– Наглость… Наши так не наглеют… И вообще… Слышал я…

Виктор Николаевич головой покачал.

– Те, кого видели, были без масок – лица славянской внешности…

– Я тоже так слышал… – подтвердил Кирпич. – А зачем тогда другим маски? И почему другие вообще на деле между собой не разговаривают? Глухонемые?

– Попробуй узнать, – попросил Ким Валерьевич.

– Попробую… Только не уверен, что получится…

– Что так? – спросил я.

– Они машину наших ребят тормознули. Их уже ищут… Пока без толку…

– Хорошо, – согласился я. – Как только будет толк, сообщи…

– Телефон тот же… – сказал куратор. – Слышал, я Ярославу говорил?

– Слышал, только я забуду… Говорите, я в «мобилу» занесу… – Он достал трубку мобильника и стал под диктовку Кима Валерьевича вносить номер в «записную книжку».

Мне показалось, что Кирпич очень хочет показаться дурачком…

Умное, кстати говоря, решение. Такое желание только в его пользу говорит. Сработаемся!..

* * *

– Это первая помощь, которую я смог вам предложить… – сказал Ким Валерьевич, когда закрыл дверь за Кирпичом и вернулся в комнату. – Теперь помощь другого вида… Сначала – эта трубка… Спутниковый телефон, хорошая модель, одна из последних… Номер свой вы слышали, мой номер и номер полковника Огнева вы знаете… Прошу учесть, что трубка на контроле прослушивания. Если будет подключение, разговор сразу будет прерван, и вам сообщат причину и место, откуда осуществлялся контроль. Теперь следующий шаг…

Он ушел в соседнюю комнату и вернулся с цифровым фотоаппаратом.

– Сидите, пожалуйста, прямо… Документы вам сделают часа за два-три… Паспорт и водительское удостоверение, и лицензию на право ношения оружия. Только фотографии нужны разные. Вот так… Так…

Фотокамера тихо щелкала.

– Теперь переоденьте рубашку… Или… Виктор Николаевич, ваш спортивный костюм Ивану Сергеевичу подойдет… Уступите на пару минут… Только курточку… И прическу, что ли, измените… Можно, кстати, и щеки чуть-чуть надуть, чтобы полнее выглядеть… Могли же вы когда-то слегка поправиться…

Я быстро переоделся, потом усердно растрепал волосы. Они у меня короткие и потому прическу изменить трудно. Но щеки надуть я все-таки вполне сумел. Ким Валерьевич остался доволен. Фотокамера снова защелкала.

– Все. Теперь придется немного подождать… Я отправлю фотографии по электронной почте, их обработают, и курьер принесет мне документы в запечатанном конверте. Вы, кстати, можете пока выспаться после сегодняшней трудной ночи… – Он показал мне на дверь в третью комнату. – Когда услышите голоса, лучше не выходить. Не надо, чтобы вас у меня видели посторонние. А мы с Виктором Николаевичем пока обдумаем некоторые страхующие мероприятия.

Куратор удалился в другую комнату, и через распахнутую дверь я успел увидеть компьютер и еще какую-то оргтехнику, расставленную на двух письменных столах. Посмотрел на полковника Огнева.

– Отдыхай… – кивнул Виктор Николаевич. – Мы здесь, будь спокоен…

Говоря честно, я еще не настолько устал, чтобы мне непременно требовался отдых. Просто я начал входить в боевой режим, а боевой режим требует немалых энергозатрат, при минимальном пополнении сил. В общем-то, состояние, от которого я на пенсии не успел еще полностью отвыкнуть, вернулось без чрезмерной натуги. Но опыт прошлого одновременно говорил, что необходимо бывает запастись силами заранее, потому что никогда не знаешь, что может случиться вскоре. И я послушно ушел в маленькую комнату, где нашел диван, на котором вполне сумел поместиться. И даже подушка оказалась как раз той самой жесткости, что требуется мне для полноценного сна…

* * *

Уснул я, как обычно и бывало, просто по собственному приказу. Тренированный организм легко вошел в режим. Спал, кажется, без снов, но настороженно, потому что подсознание хорошо знало: неугомонный ментовский нрав всегда яростно проявляется, когда в качестве жертвы представлен человек ихнего племени. Это в отличие от того случая, когда жертвой становится человек без ментовских погон… Естественно, сразу проснулся от звонка в дверь, словно мне требовалось выйти самому и дверь открыть.

Тихие голоса едва доносились, и разговор разобрать было нельзя. Потом входная дверь громко щелкнула замком, а еще через тридцать секунд приоткрылась дверь в комнату. Ким Валерьевич поймал мой взгляд.

– Проснулись? Ну и отлично, я так и думал, что вы проснетесь… Документы принесли… Мы ждем вас…

Они с полковником не торопились и дали мне время даже на то, чтобы умыться. Умывшись и вполне придя в сознание, я посмотрел документы. Неновые, сделаны аккуратно, подкопаться не к чему. Единственно, что мне не понравилось, – марка оружия, вписанного в лицензию. Пистолет «ПСМ», калибра 5,45. Это почти игрушечное оружие никогда мне не нравилось, хотя оно вполне подходит для скрытного ношения и при стрельбе издает довольно слабый звук, который и за выстрел-то принять сложно. Иногда такое тоже может сгодиться. Тем не менее рука офицера спецназа более привычна к тяжелому и надежному «стечкину». Но «стечкин» с его массивной деревянной кобурой гражданскому человеку не полагается, как и другое автоматическое оружие. Придется удовлетвориться тем, что дают.

– У вас же еще пистолет есть? – напомнил Ким Валерьевич.

– Да. Я его в тайнике пока спрятал…

– Придется, от греха подальше, сдать…

– Занесу… – согласился я, умолчав, что пистолетов у меня два.

– Ко мне приносить не надо. Передадите Виктору Николаевичу…

Куратор ушел в комнату с оргтехникой, вынес оттуда две связки ключей и пачку долларов в банковской упаковке.

– Деньги поменяете сами. Здесь десять тысяч. Это не казенные, это мои личные. Вернете, когда сможете… Ключи от машины… – протянул он первую связку. – Старенький «Фольксваген Гольф». Но бегает отлично… Двигатель с турбонаддувом… Ключи от квартиры, где вы зарегистрированы официально с прошлой недели… Это служебная квартира… Постарайтесь сохранить ее в том виде, в котором найдете… Оргтехника в вашем распоряжении, но если чем-то пользоваться не умеете, лучше не ломать…

Он посмотрел на полковника Огнева.

– С легализацией, кажется, все… Перейдем к рабочему вопросу… Вы составляли какой-то план мероприятий по поиску дорожной банды?

Я только плечами пожал.

– Я просто имел слишком мало фактов, чтобы составить такой план. Мне необходимо сначала провести предварительный поиск, чем я и планировал сразу заняться…

– И с чего вы свой поиск хотите начать? – настаивал он.

Мысль мне в голову пришла сразу.

– С людей, которые будут хоронить господина Брызгалова… Надеюсь посмотреть и за похоронами подполковника Фархутдинова, но издалека… Вдруг да одни и те же люди «засветятся»… Это будет уже вариант. Но до похорон кто-то будет еще и о самих похоронах хлопотать… И их хочу проконтролировать… Но это только завтра. Сегодня оба тела в судебно-медицинской экспертизе. Там менты один за другим приходят. Мне там лучше не «светиться»…

Ким Валерьевич переглянулся с полковником Огневым.

– Что же, может быть, вам какую-то мысль подаст капитан Тропилин. Оперативка у них, надо полагать, уже закончилась, и он вскоре может позвонить. А пока полковник Огнев отвезет вас сначала в квартиру, чтобы хотя бы знали, где вы уже с прошлой недели живете, потом в гараж и представит вас вашей машине… А я вынужден с вами попрощаться… Лично ко мне не обращайтесь, поскольку, мне иногда кажется, я тоже под присмотром… Разве что по телефону… Мой номер тоже под контролем ГРУ, поэтому говорить можно свободно. Все остальные вопросы через полковника Огнева… Что-то экстренное понадобится или что-то произойдет, я сам вам сразу же позвоню…

* * *

– Как тебе понравился наш куратор?

Виктор Николаевич, к моему неудовольствию, теперь уже сам сел за руль своей машины, и чувствовалось, что он получает наслаждение от вождения – соскучился по родному рулю. Тем не менее голос его звучал не слишком радостно.

– Мне он не сильно понравился… – Я попытался ответить откровенно, но в то же время осторожно, поскольку именно куратору я уже многим обязан.

– Чем? Извини за вопрос… Тебя что-то смутило?

Полковник притормозил, чтобы посмотреть мне в глаза и не наехать на идущую впереди машину. Я взгляд не отвел, и мы, кажется, поняли друг друга. Пусть куратор считает Виктора Николаевича своим подопечным, следовательно, в какой-то мере и единомышленником, а я, по мнению Кима Валерьевича, – чужак здесь. Но он не учитывает, что мы с полковником оба, в отличие от него, спецназовцы, а это значит много. И мы всегда будем поддерживать друг друга.

– Понимаешь, я никогда такой заботы о своей персоне не испытывал… Даже во время службы… – сознался я. – И полагаю, что забота эта неспроста…

– Мне тоже так показалось… – полковник даже расслабился и заговорил своим обычным тоном. – Мне он тоже, кажется, не слишком доверяет, и на мой прямой вопрос ответил готовой «прикрышкой», которую ему даже искать не надо было… Кирпич, если ты помнишь, «слышал», что с машинами на дорогах работают чеченцы… Я тоже такое слышал. Поговаривают, что это те боевики, что сдались по амнистии и не смогли устроиться в мирной жизни… Их сейчас по России разбросало целыми бандами. И идет неофициальная война, которую власти стараются не замечать… Наш спецназ якобы видит это продолжением чеченской войны…

– И из-за этого проявлять обо мне такую заботу? Извини, не верится… Не стоит игра свеч… С чеченцами могли бы справиться и без меня…

– Я того же мнения…

– Тогда что ему от меня надо?

– Будем выяснять… Я по своим каналам, ты по своим… Но не говори об этих вещах по спутниковому телефону. С новыми документами ты вполне можешь купить себе простой мобильник…

– Тогда останови вон на том углу… Я последую твоему совету…

Салон мобильной связи видно было издалека. Там же, кстати, и пункт обмена валюты…

ГЛАВА 4

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Прокурор области вызвал меня за полчаса до начала рабочего дня, что само по себе не совсем привычно. Правда, я уже был в своем кабинете, куда вернулся из поездки в Полетаево-3 сразу, чтобы не иметь дома неприятный разговор с женой, начатый, продолженный, но не оконченный, а только отложенный из-за срочного моего отъезда, не давшего ей возможности подобрать нужные слова вовремя, и ни по какой иной причине. Она никак не угомонится, хотя я твердо обещал, что со Светланкой я больше дела не имею и никогда больше к ней не зайду…

Прокурор позвонил мне сам. Наверное, дежурный доложил ему, что я сегодня самая ранняя птичка, и он решил выяснить, что нового в поиске беглого спецназовца. Если я появился в такую пору, это уже говорит о моем старании не перевестись через неделю на должность деревенского прокурора, как мне было уже конкретно обещано.

Поднявшись на начальственный этаж, я миновал пустую еще приемную, постучал в дверь и вошел, не дожидаясь приглашения. Так у нас принято было. Игорь Степанович стоял к двери спиной перед раскрытым сейфом.

– Доброе утро… – вяло сказал я, стараясь улыбаться предельно сонно.

Прокурор области всегда считает, что его подчиненные много спят и мало делают. А если они мало спят, резонно предположить, что делают они много. Это простой логический вывод, основанный на разновременных наблюдениях за прямым начальством, и вывод этот, как я многократно убеждался, правильный.

При моем появлении шеф торопливо закрыл сейф. Не успел, кажется, выпить традиционную рюмку коньяка, хотя, наверное, уже налил. По крайней мере время для этого он имел. Да пил бы, не стеснялся… Все равно каждый в прокуратуре знает, с чего начинается у Игоря Степановича рабочий день…

– У тебя, говорят, новости?

– Говорят, Игорь Степанович… Дело, сознаюсь, гораздо более сложное, чем показалось вначале. И резонанс оно должно вызвать соответствующий. Поэтому нам важно провести его тщательно и без шероховатостей, чтобы никто нас не мог ни в чем упрекнуть.

Я говорил его обычными словами и именно то, что он, как я понимаю, намеревался бы мне сказать после моего рапорта. Игоря Степановича изучить несложно. А когда изучишь, с ним можно ладить.

– Рассказывай… – Взгляд на сейф он все же бросил тоскливый. Значит, я прав, и выпить он не успел.

– Этот негодяй, видимо, возомнил себя суперменом, которому сам черт не страшен, Игорь Степанович… – Я не докладывал, я просто жаловался. Прокурор любил, когда к нему доверительно обращаются. Не по форме, а именно доверительно. И обиду своих подчиненных воспринимал, как свою собственную.

– Что так? – На этот раз он не сразу все понял. – Что-то не так?

Выразился Игорь Степанович коротко и одновременно емко, почти как Гай Юлий Цезарь. После такого вопроса можно и к сути переходить – так подсказал мне опыт многолетнего общения со своим прямым начальником.

– Поиск всю ночь не прекращался… Пока, как обычно, без результата, если не считать результатом задержание нескольких человек по тем или иным причинам – мелочи жизни… Мы подумали, он на дно на какое-то время залег, тогда его было бы вообще трудно перехватить. Но он не залег… Этот тип каким-то образом раздобыл номер моего мобильника и в половине шестого утра позвонил мне. Хорошо, я только домой прибыл, еще лечь не успел, и голова почти ясно соображала…

– И что ему надо? Надумал сдаться? – с надеждой спросил прокурор. Он всегда возлагал большие надежды на самосознание преступников и искренне удивлялся, когда такового не встречал.

– Если бы так… А он, как оказалось, нас отвлечь пытается. Переводит стрелки на разные другие дела, чтобы не до него было… Или просто злит… Короче говоря, он предложил мне съездить в поселок Полетаево-3 и навестить там дом некоего Брызгалова… Там, дескать, будут интересные улики по убийству его жены…

Я перевел дыхание, как обычно бывает с засыпающим человеком, и даже переносицу потер, чтобы глаза перед начальством прояснились. Засыпающий человек всегда дыхание в разговоре переводит и упорно сосредоточивается, не сразу соображая, что сказать. И я эти признаки наглядно демонстрировал.

Игорь Степанович мой скромный артистический талант оценил.

– Вижу, ты совсем измучен. Но, извини, надо… Еще одно дело сегодня сделаешь и поедешь отсыпаться…

– Какое дело?

– Рассказывай сначала сам… Что там, в Полетаеве-3? У меня там, кстати, дача… Тоже недостроена… Четвертый год… И значит…

– Я сразу ментов отправил, и сам туда двинул, уже вдогонку. Ночью дороги свободные. Быстро добрались. И кроме убитого на лестнице подполковника милиции Фархутдинова мы там ничего не нашли. А потом недалеко от того места, рядом с шоссе, сотрудники ГИБДД нашли тело самого Брызгалова. Оба тела сейчас отправлены на экспертизу, но убиты, похоже, одним методом и одним оружием – выстрел в лоб…

– Значит, уже ментов этот подполковник «кладет»… Ой, шума из-за этого будет…

– Уже шум идет, Игорь Степанович… После экспертизы у меня будут новые данные, я сразу доложу… Так что за дело?..

– На нашу оперативку можешь сегодня не ходить, но к ментам сгоняй, пожалуйста… Послушай, будь добр, что там делается, как розыск идет. И мне расскажешь… Поднажми на них, чтоб шевелились… А то они любят вразвалочку ходить…

– Понял, Игорь Степанович. Я сам, кстати, хотел вас попросить отпустить меня. Надо проконтролировать ход розыска. Если уж ихних подполковников «кладут», что-то должно произойти… Боюсь, менты его живьем теперь брать не захотят… Просто пристрелят во время задержания, как обычно в таких случаях делают…

– Вот-вот… И такое может быть… Потому тебе следует в каждом оперативном мероприятии принимать участие. Нам он живым нужен… Раскрытие такого дела сразу нас знаешь как поднимет…

С последним утверждением мне было трудно согласиться, поскольку доказательной базы у нас против подполковника Русинова практически никакой нет. Пристрелят – дело закроется, «возьмут» – дело будет тянуться неизвестно сколько и еще неизвестно с каким результатом…

* * *

Я отменил все намеченные на сегодня допросы по остальным делам. Там есть возможность потерпеть. И, предварительно позвонив, сразу отправился в городское управление внутренних дел, чтобы на их оперативке присутствовать. Полковник Миронов сам никогда на такое мероприятие не пригласит. Поэтому приходится порой становиться незваным гостем…

У ментов, в отличие от нас, оперативкой начинается рабочий день. И потому я успел как раз вовремя, когда все участники этого обязательного мероприятия уже в кабинет начальника входили. Я поздоровался, Миронов кивнул мне и головой показал на стул в углу – за столом мне места не нашлось. Впрочем, не нашлось места за столом многим – ряд стульев у стены под окнами уже был занят.

Начали быстро и по-деловому, словно все куда-то спешили. Как обычно, дежурный по управлению зачитал подготовленную уже сводку о происшествиях по городу за минувшие сутки. Все, что меня интересовало, в эти сутки вмещалось, хотя у меня самого создалось впечатление, что дело уже много месяцев тянется. Наверное, это от резкости событий. Поселок Полетаево-3 с недавних пор считается городским пригородом, поэтому и убийство подполковника Фархутдинова, и убийство Брызгалова вошли в городскую сводку. И даже звонок отставного подполковника спецназа ГРУ Русинова ко мне домой оказался в сводке зафиксированным как происшествие. Вернее, как прелюдия к последующему преступлению…

Сразу после городской, впрочем, без лишних скучных комментариев, была зачитана и сводка происшествий по области. Из всех областных происшествий выделить можно было только одно. Нынешней ночью совершено очередное ограбление фуры. Раньше график выдерживался строго – одна фура в неделю, теперь график нарушается – на нынешней неделе это уже вторая фура. Это единственный вопрос, который городские менты начали сразу обсуждать.

– Принаглели они, зачастили… Придется, кажется, и нам этими фурами заниматься, товарищ полковник… – неожиданно сказал капитан Югов, опер из «убойного» отдела городской «уголовки», который и ведет дело подполковника Русинова.

– С какой стати, Сергей Петрович? – не понял Миронов.

– А вот, может, товарищ старший следователь нам доложит… – капитан кивнул в сторону моего угла.

– Максим Юрьевич, имеете что-то сообщить по данному вопросу? – полковник обратился уже напрямую ко мне.

Я вынужден был встать и вместо наблюдателя перейти в категорию докладчиков.

– Дело в том, Анатолий Анатольевич, что сегодня под утро, как уже говорилось в сводке, мне позвонил бежавший из-под стражи Русинов и пытался уверить меня, что взрыв машины его бывшей жены как-то связан с грабителями фур. Он даже назвал двух человек, которые организовали этот взрыв – подполковник милиции Фархутдинов, труп которого был обнаружен утром, и сосед убитой, то есть взорванной Людмилы Анатольевны Русиновой, некто Брызгалов Владимир Саввович, труп которого был обнаружен на дороге. Я думаю, что Русинов, убив двух человек, пытался перевалить на них свою вину. С убитых спросить невозможно… И потому я не думаю, что поиск грабителей фур имеет отношение к сфере интересов городского управления. Этим сейчас занимаются сотрудники областного управления, и пусть занимаются. К чему вносить в наше дело лишнюю путаницу? Если бы убитые в самом деле имели отношение к взрыву машины, то Русинов не убивал бы их, а захватил живыми. Мы запрашивали на него характеристику из спецназа ГРУ. Чрезвычайно опытный офицер, специалист-диверсант высшей квалификации. Захватить подозреваемых живыми, когда у него есть в этом интерес, для отставного подполковника не составило бы труда…

– А почему вы отвергаете другой вариант? – с места спросил капитан Тропилин из СОБРа. – Вы сами сегодня утром говорили, что видели «Волгу», выезжающую из поселка Полетаево-3. Мы, кто там был, этой «Волги» не видели. И даже шума двигателя не слышали. Я пытался реконструировать события сегодняшнего утра. И у меня получается так, что «Волга» на дорогу, где вы ее встретили, выехала не из поселка, а откуда-то из леса, где стояла, чтобы не встретиться по дороге с нами. Когда мы проехали в поселок, она и выехала. И только вам встретилась… И потому я лично вполне могу предположить вариант, что подполковник Русинов оставил раненым, но живым Фархутдинова, чтобы мы могли провести допрос, но кто-то добил его, чтобы такой допрос стал невозможным. Кто-то, приезжавший на «Волге»… А потом отправился дальше и застрелил уже Брызгалова…

– Капитан Тропилин любит усложнять ситуацию… – сказал полковник Мартынов. – Не проще ли будет приложить все усилия к поимке Русинова, чем распылять силы и ловить неизвестно кого…

– Извините, товарищ полковник, – опять вступил в разговор капитан Югов, – но у меня, как и у капитана Тропилина, тоже есть основания сомневаться в однозначности вопроса… Я только что вернулся с допроса дочери убитой гражданки Русиновой – вчера допросить ее было невозможно из-за стрессового состояния. Ольга Ивановна Русинова утверждает, что два дня назад ее мать, возвращаясь в город из командировки по области, видела на дороге, как грабят фуру. И узнала одного из грабителей. Это был их сосед Брызгалов Владимир Саввович. Это Ольга Ивановна, в свою очередь, рассказала отцу. Отсюда и утверждение отставного подполковника, что Людмила Анатольевна стала жертвой грабителей, убравших ненужного свидетеля. В этом случае допуск капитана Тропилина выглядит вполне естественным. Брызгалова и Фархутдинова как людей, попавших в поле зрения поиска, вполне могли убрать свои же…

Да, любителей «растянуть удовольствие» в ментовке хватает, чтоб им всем неладно было… Сами себе задачу усложняют… А мне так стократно…

– Я больше склоняюсь к мнению Анатолия Анатольевича, – покачал я в сомнении головой. – Не надо усложнять дело и искать себе новую работу, пока не выполнена очередная. Убит подполковник милиции, и если это задевает даже нас, работников прокуратуры, то как же это должно задевать вас? Именно потому прокурор области и послал меня сюда. Мне кажется, что поимка Русинова для нас – это первоочередная и экстренная задача. Необходимо блокировать все выезды из города, чтобы он не улизнул…

– Выезды и так перекрыты, – сказал полковник.

И непонятно было, какого мнения придерживается он сам.

– Этот… Подполковник Фархутдинов… Он из какой службы?

– Вневедомственная охрана…

– Понятно… Убийство подполковника милиции не может, конечно, оставить нас спокойными, не может позволить работать в обычном режиме. Происшествие чрезвычайное… И потому я требую приложения всех усилий для скорейшей поимки такого опасного человека, как этот подполковник. Три трупа за сутки… И сколько еще он пожелает здесь оставить… Результаты экспертизы есть?

– Есть, товарищ полковник, – ответил капитан Югов, – только вот перед планеркой принесли, я мельком успел глазами пробежать.

– И что?

– Экспертиза показала, что подполковник Фархутдинов к моменту смерти был мертвецки пьян. Причем получил сильное отравление «паленой» водкой, содержащей примеси метилового спирта. Метиловый спирт – это откровенный яд… Более того, у убитого на шоссе Брызгалова в желудке нашли остатки того же состава. Похоже, они пили вместе… Но Брызгалов «принял» намного меньше и остался на ногах… Фархутдинов же на ногах, вероятно, не стоял…

– Я сам в прошлом месяце две рюмки водки выпил… – сказал полковник. – Рвало, будто ведро с помоями заглотил… «Паленка» попалась… Ладно, а по пулям что?..

– Тоже есть заключение. Одновременно доставили… С современной техникой это быстро делается… Фархутдинов получил две пули. Первая из пистолета Макарова – в плечо. Вторая в голову – предположительно, револьвер «манурин», французская полицейская модель. Точно такая же пуля извлечена из головы Брызгалова. По пуле ствол идентифицировать не удалось, слишком сильная деформация при прохождении через лобную кость… Но интересная, кстати, деталь… Рядом с трупом Брызгалова на шоссе сотрудниками ГИБДД была подобрана гильза… Одна гильза…

– И что? – спросил полковник.

– Но стреляли-то из револьвера? Как там могла оказаться гильза?[5]

– Что эксперты говорят?

– Проверяли по общероссийской картотеке. Два года назад из этого револьвера был убит милиционер в Москве. Год назад был убит милиционер в Ставрополе. Теперь третий милиционер – у нас и, плюс к тому, Брызгалов.

– Этот подполковник Русинов постоянно проживает, кажется, в Москве? – спросил полковник. – Вот вам и след… Не любит он нас, ментов… Ох, не любит… Проверьте, бывал ли он в Ставрополе? Если бывал и время совпадает, то дело становится ясным…

– Товарищ полковник, – возразил Югов. – Русинову не было необходимости оставлять там гильзу. Самопроизвольно она покинуть барабан не могла. Это кто-то умышленно старается подкинуть нам лжеулику…

Анатолий Анатольевич вздохнул, как застонал… Он сложности не любил не меньше нашего прокурора.

А Югов-то парень неглупый. Следует присмотреться к нему внимательнее.

– Максим Юрьевич, – неожиданно обратился ко мне капитан Тропилин. – А почему бы вам, в самом деле, не попытаться наладить сотрудничество с Русиновым?

Не ожидал я здесь услышать такие слова…

– Честно скажу, мне совершенно не нравится идея сотрудничества, потому что следователь в этом деле должен быть только один – я. А еще больше мне не понравится, если он, при условии, что он не преступник, доберется до настоящих преступников раньше меня. Тогда отставной подполковник, как я опасаюсь, пожелает выступить не только следователем, но и судьей, и прокурором, и сам пожелает привести приговор в исполнение. А каков будет его приговор, догадаться нетрудно… А разгребать за ним опять придется мне и вам, здесь сидящим. Поэтому я категорически против всякого сотрудничества с такими отпетыми личностями…

* * *

– Сережа, – позвал я Югова сразу после оперативки. Он обернулся на голос и остановился. – Когда акты экспертизы ко мне перешлешь?

– Как обычно, вместе с делом… Могу побыстрее предоставить… Мне еще протокол допроса Русиновой оформить надо. Через час… В порядок все приведу, последние документы подошью и переправлю…

– Добро… Пока только с актов копию сними, я прокурору покажу. Он просил… Ксерокс у вас есть?

– Есть ксерокс…

Мы прошли в кабинет Югова на втором этаже. Ксерокс стоял прямо в кабинете. Капитан быстро сделал копии, передал мне. Я для начала решил пробежать все глазами, чтобы отвечать прокурору по существу, если у того вопросы возникнут. В машине за рулем читать не слишком удобно…

– Максим Юрьевич, – попросил Сережа. – Трубочку вашу не одолжите? Только один короткий звонок сделать… Там мой номер знают и трубку не берут…

Я молча протянул мобильник и продолжил чтение. Югов к окну отошел. Теперь на звонок ответили.

– Ты на месте? – спросил капитан. – А что трубку не берешь? Ладно. Минут через пять перезвоню, жди…

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Теперь у меня в карманах хранилось четыре трубки. Вместе с «родной» было бы пять, но «родной» сейчас какой-нибудь мент пользуется… Может, даже в игрушки играет. У меня там игрушки записаны, карточные. Я таким образом время в метро люблю убивать. Однако мне и четырех, из них одной спутниковой, вполне хватит. Можно спокойно названивать, куда душа пожелает. Только она пока пожелала сделать лишь один звонок – дочери. Я позвонил.

Трубку Аркадий Ильич взял.

– Доброе утро, – сказал я.

– Доброе утро, – ответил он сухо. – Вы все еще на свободе?

– Господь меня бережет… Для дел более важных… Ольга проснулась?

– Ее с утра человек из милиции поднял. Какой-то капитан, из вчерашних… Беседовал с ней без моего присутствия. – В голосе Аркадия Ильича слышалась откровенная обида, будто у него любимую игрушку отобрали.

– Она давно совершеннолетняя и уже привыкла отвечать за свои слова… – не поддержал я его стремления к контролю за моей дочерью. – Замуж выйдет, тогда муж будет ее контролировать… А пока пусть свободой наслаждается… Если она в состоянии чем-то сейчас наслаждаться… Как она?..

– По-прежнему… Сейчас, она идет…

– Папа!.. – раздался голос дочери. – Как у тебя дела?

– Стараюсь разобраться в ситуации. Аркадий Ильич тебя сейчас не слушает?

– Нет…

– Тогда у меня к тебе есть просьба… Он вчера давал мне номер сотового телефона следователя Шторма…

– Я помню…

– Если будет возможность, посмотри – это последняя строка на странице или нет? Палец он держал на середине страницы. Вполне может оказаться, что запись была свежая, потому что фамилий, начинающихся на букву «Ш», мало. Но на всякий случай проверь…

– Я сделаю…

– У тебя-то настроение как? Держишься?..

– Какое уж может быть настроение, папа… – Она ответила даже с укором. – И за тебя волнуюсь… Береги себя, слышишь…

– Я постараюсь. Свой номер ты знаешь… Звони…

Разговор я скомкал, потому что в кармане у меня раздался звонок другой трубки. Я вытащил новую, только что приобретенную, думая, что это какой-то сервисный звонок, она молчала, вытащил спутниковую, думая, что это звонит или капитан Тропилин, или Кирпич, но и эта трубка вела себя спокойно. Из дальнего кармана пришлось достать трубку покойного ментовского подполковника. Звонок, видимо, предназначался ему. Но, чтобы обеспечить себе спокойствие в дальнейшем, следовало ответить и сказать, что у подполковника Фархутдинова сменился номер.

– Слушаю…

– Иван Сергеевич?

Не ожидал, что меня по этому номеру могут достать. Если бы только старший следователь Шторм позвонил… Но голос слишком отличается от солидного баритона Шторма. Впрочем, старший следователь мог кому-то поручить произвести звонок…

– Да, я слушаю…

– Вас беспокоит старший оперуполномоченный из отдела убийств городского уголовного розыска капитан Югов. Меня зовут Сергей Петрович…

– Рад познакомиться, Сергей Петрович… Вам номер дал Шторм? И вы сейчас засекаете мое местонахождение?

– Мы бы с удовольствием засекли, Иван Сергеевич, – капитан засмеялся совсем невесело. – Но вы сильно преувеличиваете наши технические возможности. Мы же не разведка и не Интерпол… Мы – менты провинциального города…

– Рад это слышать.

– А что касается номера, то Шторм мне не дал бы его, даже если бы я попросил об этом. Он уверен, что вы преступник…

– А вы?

– А я не уверен… И просто попросил у Максима Юрьевича трубку, чтобы сделать один звонок. И попутно посмотрел входящие звонки… Последние четыре я запомнил. У меня память на цифры хорошая. Я физико-математическую школу когда-то заканчивал…

– А не могли бы вы мне перечислить эти номера? – сразу начал я атаку.

– Зачем?

– Это я вам чуть позже объясню… Если у нас получится конструктивный разговор…

– Мне не жалко…

Сергей Петрович продиктовал по памяти три номера. Четвертый номер, как я понял, мой, вернее, ментовского подполковника Фархутдинова, ставший временно моим номером. Я повторил номера для проверки.

– Все правильно, – подтвердил Югов. – Так что вы хотите делать с этими номерами?

– С какой целью, товарищ капитан, вы мне позвонили?..

– Я веду ваше дело со стороны милиции. Следователь остается прежний. И мы с ним во мнении не сходимся. Я беседовал сегодня с вашей дочерью, она совершенно категорично заявляет, что вы не могли взорвать Людмилу Анатольевну.

– Можете меня в этом не убеждать, поскольку я полностью с вами согласен…

– Иван Сергеевич, кто, по вашему мнению, мог убить Фархутдинова и Брызгалова? Это для меня сейчас главный вопрос…

– Оружие в доме Брызгалова не нашли?

– Нет…

– Тот, кто забрал оружие… Я оставил «манурин» за дверью в прихожей, о чем и сообщил Максиму Юрьевичу. За дверью, не на виду у всех… Специально – не на виду… Его забрали и использовали… При этом прошу вас заметить одну значимую деталь. Действовал человек, прекрасно осведомленный о моем звонке старшему следователю… Информацию он мог получить только от старшего следователя или от меня. Я в то время никому информацию не давал. Следовательно, она могла уйти только от Шторма. От него она поступила, как я понимаю, прямиком в милицию… А вот оттуда уже могла и дальше двинуться… Это один из вариантов…

– Могла, – согласился Югов. – У нас это частенько встречается…

Признался мент, который ментов знает изнутри… Это приятно, поскольку самокритичность, если она конструктивна, говорит о желании изменить положение к лучшему…

– Вы не могли бы как-то ненароком выяснить, по какой причине был задержан выезд группы в Полетаево-3?

– А он был задержан?

– Мне так показалось…

– Должно быть, Максим Юрьевич не сразу позвонил нам…

– Или он звонил кому-то сам, объяснял что-то и потерял много времени… Или он сам куда-то ездил, а потом звонил… Может быть, после его звонка и ему звонили… Вот я и отвечаю на ваш вопрос… Относительно того, зачем мне понадобились входящие звонки на мобильник Максима Юрьевича. Я попробую проверить, и вам советую заняться тем же… К сожалению, вы посмотрели только входящие звонки… А меня, говоря по правде, больше интересуют исходящие… Однако вы же сами, наверное, знаете, что за неимением гербовой пишут на простой бумаге… Не сможете достать исходящие номера?

– Едва ли…

– Пусть так… Теперь еще один вопрос… Ваше обращение ко мне я могу рассматривать как предложение сотрудничества?

– Скорее всего да…

– Что значит оговорка?

– Если вы не убийца, то можете…

– Значит, будем сотрудничать. Ваш номер я запомнил. Я могу звонить с разных телефонов. Чаще с чужих. Пусть вас это не смущает…

– Договорились, товарищ подполковник…

– Договорились, товарищ капитан…

* * *

«Ниссан Мурано» даже со стороны смотрится красиво. Как тут не позавидовать полковнику Огневу.

– Я должен признаться, Виктор Николаевич, что очень тебе завидую… – сказал я, садясь на переднее сиденье. – И жду не дождусь, когда сам смогу купить себе такую же штучку… Давай вместе время торопить…

– Пока ты купил другую, и долго, как я смотрю, балуешься… – полковник кивнул на трубку, все еще зажатую в моей руке. – Я уже ждать устал…

– Стоило устать… Хороший был разговор… Сначала с дочерью разговаривал, потом мне позвонил опер из «убойного» отдела городской «уголовки» и предложил сотрудничество с собой вместо того сотрудничества, которое я предлагал старшему следователю Шторму. Как тебе такая перспектива?

– Сомнительная перспектива, сказал бы я, но не скажу, поскольку не знаю обстоятельств. А обстоятельства могут быть разными. Недавно смотрел передачу по телевизору. Одного опера «повязали»… Он что сделал… Отпустил убийцу с тем, чтобы тот совершил еще одно убийство – по его заказу требовалось убрать тещу, чтобы завладеть ее квартирой, квартиру продать и купить себе машину… Конечно, не такую, о какой мечтаешь ты, попроще…

– Менты всякие важны, менты всякие нужны… Запоминай номера… – Я продиктовал три номера. – Сам проверить сможешь?

– Нет возможности.

– Тогда передай Киму Валерьевичу… И еще, если сможет, пусть попробует достать распечатку всех сегодняшних утренних звонков с мобильника старшего следователя…

– Это рискованно. Он может не пожелать раскрываться… А сотовый оператор может упереться…

– А нет у нашего Кима Валерьевича хорошего хакера?

– Я не в курсе. Знаю только, что я хакер плохой… Я вообще не хакер, хотя попытки делал… И сын у меня попытки делал. Более успешные. Но он у меня в Питере учится…

– Тогда просто передай куратору мою просьбу.

Полковник плечами пожал и только после этого плавно двинул машину вперед.

* * *

Удобства созданы для того, чтобы ими пользоваться и не испытывать нехватки чего-то необходимого, хотя многие любят ими просто наслаждаться. Я себя, к счастью, к последним не отношу, и потому остался вполне доволен маленькой двухкомнатной квартирой, где, как оказалось, я уже неделю «проживаю». Здесь было все, что могло мне понадобиться. И металлическая дверь, и выход через балкон в сторону, противоположную подъезду, и всего-то второй этаж, откуда легко спрыгнуть в случае необходимости, и обязательный минимум оргтехники – компьютер, сканер, принтеры, цифровая фотокамера, факс… И все это в моем распоряжении…

– Твоя задача к новому жилью не привыкнуть… – улыбнулся полковник. – Иначе будет трудно расставаться. Тем не менее, чтобы не было никаких подозрений, тебе придется потратиться и на вещи, и на продукты, которыми следует холодильник набить, чтобы квартира выглядела обжитой. Если кто-то к тебе заглянет, у него не должно остаться сомнений, что ты здесь обосновался давно и прочно, и, главное, надолго… Я завезу тебе старый плащ и старую куртку, чтобы на вешалке болтались. Могу на время в шифоньер какие-то свои вещи повесить. Постельное белье здесь, кажется, есть… А всякую мелочь сам покупай…

– Этим я займусь, когда сяду за руль той машины, что «подарил» мне уважаемый Ким Валерьевич. Я даже постараюсь не разбить ее и не сломать при поездке по магазинам. А уж при рабочих поездках – как повезет…

Гараж располагался в двух трамвайных остановках от дома, но гаражом пользоваться вовсе необязательно, потому что платная стоянка в двухстах метрах на другой стороне улицы. Информацию о гараже сообщил мне Виктор Николаевич на всякий случай, хотя добирались до него мы все же на его «Мурано», а вовсе не на трамвае.

– Я сам пробовал эту машину, – сознался полковник. – В сравнении с моей, конечно, это просто средство передвижения, в сравнении с твоей, это машина… Попробуй…

На моей «десятке» он не ездил, но сравнение сделал правильное, исходя из общепринятых понятий. Я машину попробовал, только успел квартал проехать, когда позвонила дочь. На сей раз я сразу правильно определил, какая трубка подала «голос».

– Слушаю, дорогая моя…

– Папа… Аркадий Ильич в магазин ушел. Я посмотрела книжку. Шторм значится в середине страницы, без имени-отчества, просто с инициалами, и после него еще четыре записи. Что это значит?

– Это значит, что они хорошо знакомы, но не желают, чтобы другие знали об их знакомстве… Больше ничего… Впрочем, это могут быть просто какие-то деловые контакты, и лично они могли даже не встречаться…

– Тогда было бы имя-отчество полностью.

– Возможно… Спасибо, Оленька. Я сейчас за рулем, потом тебе позвоню.

Я включил сигнал поворота, и в зеркало заднего вида заметил, что полковник сигнал повторил. Только тогда остановился у бордюра. Виктор Николаевич подошел ко мне сам.

– Новости?

– Еще одна просьба для Кима Валерьевича. Отчим моей дочери… Аркадий Ильич… Он, как я и предполагал, знаком с Максимом Юрьевичем. Когда он давал мне номер мобильника следака, я обратил внимание, что запись находится на середине страницы в записной книжке. Дочь сейчас проверила. После Шторма там еще четыре записи. Меня интересует личность Аркадия Ильича. Необходимо срочно проверить…

– Я передам, – согласился полковник. – На следующем перекрестке мы расстаемся. Рекомендую покататься по городу, чтобы к улицам привыкнуть… Здесь, как ты помнишь, движение не московское, тем не менее имеет свои сложности, и многие улицы отличаются коварством. Только, думаешь, есть возможность разогнаться, а тут такие колдобины…

– Буду магазины искать. Мне переодеться следует обязательно… Чтобы хотя бы под описание не подходить…

Менты, как известно, работают по описанию. И сейчас высматривают среди прохожих человека в куртке, похожей на мою. Таких курток немного, поскольку она недешевая. А мне требуется купить дешевую, похожую на большинство остальных курток города. И сделать это проще всего на китайском базаре… Потом надо будет сменить цивильный костюм на джинсовый. Менты смотрят, чтобы под курткой высвечивались серые в легкую полоску брюки. Только обувь менять необязательно. Менты на обувь смотреть не научились…

* * *

Купив одежду, я заглянул домой, чтобы переодеться и отправиться пешком в близкий магазин за продуктами, когда на трубку спутникового телефона позвонил Ким Валерьевич. Говорил с легким укором, но вежливо:

– Иван Сергеевич, мне передали ваши просьбы. Но вы, кажется, считаете меня всемогущим человеком, обладающим собственным сыскным аппаратом. К сожалению, я не настолько влиятельное лицо в здешних краях, чтобы выполнить ваши просьбы… Эти просьбы можно было бы адресовать действующему аппарату ФСБ, наделенному чрезвычайными полномочиями, но никак не мне… Ничем не могу вам помочь…

– Жаль, Ким Валерьевич. Но буду пытаться что-то сделать сам. Извините за беспокойство… Что-то еще понадобится, более скромное, я передам через Виктора Николаевича…

– Вас, кстати, желал бы услышать полковник Мочилов из диверсионного управления. Перезвоните ему. Он сейчас у себя в кабинете. Номер знаете?

– Напомните… Я и во время службы московскому начальству не часто звонил…

Он продиктовал номер.

После выхода на пенсию с Юрием Петровичем Мочиловым мы никак не контактировали, и у меня не было необходимости ему звонить. Потому номер я и не знал. Да и раньше общаться приходилось всего несколько раз по необходимости, а в остальное время это делали мои командиры.

– Спасибо. До встречи…

Я сразу набрал московский номер.

– Слушаю, полковник Мочилов…

– Здравия желаю, товарищ полковник. Подполковник Русинов…

– Здравствуй, Иван Сергеевич. Говорить буду коротко, поскольку сильно занят. У меня люди… Слышал про трудную ситуацию, в которую ты попал. К сожалению, по телефону не могу тебе объяснить некоторые дополнительные аспекты, а они существенны. Но тебе ставится категоричная задача – выпутаться и оправдаться… Обязательно оправдаться… Чего бы это ни стоило… В сложившейся ситуации ты – джокер, который должен стать козырным тузом… Там, на месте… В других местах есть свои джокеры…

– Что вы хотите этим сказать, товарищ полковник?

– Только одно. Что не ты один попал в подобную ситуацию. И просматривается, похоже, очевидная организованная широкомасштабная провокация против спецназа ГРУ. Чем она вызвана, не нам с тобой решать, хотя я догадываюсь… Ладно… Выкручивайся… Какой помощью тебя обеспечить?

Я не понял смысла такой провокации. Хотя в возможность подобного не верить не мог. Еще никак не закончилась другая провокация, против полковника Квачкова, обвиняемого в покушении на Чубайса. Любого спецназовца спросили бы… Если бы Квачков действительно готовил покушение, Чубайса пришлось бы скальпелем с ближайших деревьев соскабливать. Но политика – это не моего ума дело… Мне, чтобы в политическую историю не попасть, следует из своей выцарапаться…

– Мне бы на связь хорошего хакера… Местный куратор не в состоянии помочь по некоторым чисто техническим вопросам…

Полковник какое-то время думал.

– Ты не помнишь по Афгану такого майора медицинской службы – Виктора Юрьевича Гагарина?.. Он тогда был майором, а сейчас в Интерполе работает… В антитеррористическом подсекторе… Уже немолод, но остался все тем же человеком…

– Помню. Его звали Доктор Смерть… Однажды он вытаскивал мне пулю из плеча прямо в горах, во время операции… Вместо наркоза влил мне в рот бутылку водки… Я тогда старшим лейтенантом был и пить еще не умел…

– Запоминай номер… – прерывая мои воспоминания, полковник продиктовал. – Позвони ему через час-полтора… Я предварительно сам с ним переговорю… Он, возможно, и сумеет решить твои проблемы…

– Спасибо, товарищ полковник…

Я отложил трубку на стол, прикидывая, как мне лучше сформулировать свои просьбы. Но раньше чем я успел позвонить Доктору Смерть, опять позвонили мне. Номер звонившего был местный, незнакомый, но номер со спутниковой трубки был известен только людям, которые имеют ко мне непосредственное отношение…

ГЛАВА 5

ЯРОСЛАВ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ТРОПИЛИН,

капитан СОБРа

Еще несколько часов назад, когда Ким Валерьевич меня приглашал, казалось, что устал я неимоверно. А потом «второе дыхание», что ли, появилось… Сам не знаю почему, я из управления уезжать не торопился. Словно ждал какого-то события, способного сдвинуть с места если уж не само дело, меня коснувшееся, то хотя бы мое личное восприятие этого дела, мои мысли о нем. Работа для меня нашлась. Вернее, причина остаться, называемая работой. Пока я исполняю обязанности командира городского СОБРа, приходится много с бумагами возиться. Но с бумагами, даже при том, что я не люблю это дело больше, чем слишком тесную обувь, я в этот раз справился на удивление быстро. Потом чай попил с группой захвата следующей смены, заступившей на суточное дежурство, и терпеливо отвечал на вопросы относительно убитого подполковника Фархутдинова. Парни, естественно, не любят, когда ментов пристреливают, а особенно не любят, когда добивают раненых. Обозлились и зубы сжали. Я знаю, чем такое обычно кончается, и потому постарался ситуацию смягчить:

– Там не все, мужики, так однозначно, как кажется. И не очень-то слушайте, что у нас в коридорах рассказывают. Каждый свое «лепит», как бабушка…

– А что там неоднозначно? – Старший лейтенант Смолин вообще от природы человек недобрый и к тому же вдумываться в ситуацию не любит. Только действовать умеет. Хотя в этом деле он бывает очень даже хорош. Он служил срочную в спецназе ВДВ, как и капитан Югов. Спецназ ВДВ, хотя и не спецназ ГРУ, но тоже имеет основания своей службой гордиться. И умение работать в сложных ситуациях Смолин из армейской действительности в ментовку принес.

– Да многое там неоднозначно, и многое при сопоставлении не сходится… По-моему, этого подполковника кто-то круто подставляет. Идет отстрел свидетелей… Югов, кстати, тоже так думает… Валят все на Русинова, как из самосвала… Чтобы дело быстрее закрыть…

– А следак что думает?

– А следак вообще не думает… Он ждет от Югова материалов дела, а от нас ждет подозреваемого… И тогда только думать начнет… На него, кажется, сверху насели, чтобы срочно все закончил…

Я взглянул на часы, потому что захотелось вдруг громко и протяжно зевнуть. Да, пора было и отдыхать отправиться. Попрощавшись, я убрал в сейф пистолет и отправился. Но в коридоре, около самого выхода на лестницу, навстречу мне попался сам Сережа Югов, которого только что вспоминал.

– Ты домой? – поинтересовался деловито и хмуро.

– Пора уже… А ты, кажется, и не собираешься?

– У меня еще два допроса, чтоб им неладно было… Закончу, поеду… Слушай, тебе же мимо прокуратуры ехать? – поинтересовался он с надеждой.

– Можно и мимо, только так на триста метров дальше…

– Забрось Шторму материалы «дела»…

– В чем проблема? Давай… Только быстро…

Я даже не подумал, материалы какого «дела» следует забросить старшему следователю. У каждого опера этими «делами» кабинеты завалены.

– Подожди минутку…

Югов убежал к себе в кабинет и быстро вернулся с тоненькой папочкой в руках.

– Вот это отдай… Скажи, до завтра… Завтра утром я сам заеду и заберу…

– Нет проблем… – ответил я, сделал рукой прощальный жест и начал спускаться по лестнице. И только через два пролета глянул на папочку…

Вот оно! Я не знал, как мне попросить у Югова эту папочку для просмотра и возможного копирования, а он сам мне в руки дал. «Уголовное дело» по факту убийства Людмилы Анатольевны Русиновой…

Замедлив шаг, я прикидывал, где можно документы скопировать так, чтобы это не привлекло к моим действиям внимания. В нашем кабинете народу полно, и ксерокс стоит у всех на виду. Ни к чему всем демонстрировать свой интерес. Проситься к кому-то – есть возможность нарваться на вопрос: какое отношение имеет СОБР к материалам «уголовного дела»? В итоге я не придумал ничего лучшего, как отправиться не сразу домой, а заехать сперва в фирму к жене, чтобы она там сняла копию со всех материалов.

Само копирование много времени не заняло, но ехать пришлось через весь город и потерять много времени в пробках. А моя старая «Тойота Руннер» не настолько маневренна, чтобы можно было в пробках покрутиться и обогнать тех, кто не так спешит, как я. Тем не менее дело я сделал, и теперь можно будет передать копию материалов подполковнику Русинову. Может быть, хоть это как-то поможет ему…

К тому моменту, когда я подъезжал к областной прокуратуре, пробки в городе начали рассасываться. Да и улица, где прокуратура расположилась, не слишком оживленная. Поэтому я разогнался. Слегка, не превышая скорости, поскольку газоны здесь густыми кустами заросли, хотя по осени и не такими непроглядными, как летом, но из-за этих кустов вполне может кто-то на дорогу выскочить. И машин у бордюра множество стоит. Если кто-то навстречу с боковой улицы вывернет – еле-еле разъедешься. Перед перекрестком я все же притормозил. И вовремя…

Справа на скорости выезжала «Волга», и я, вдавив в пол педаль тормоза, только чудом в нее не угодил. Вина моя, при помехе справа на равнозначном перекрестке я обязан был эту машину пропустить. «Волга» тоже остановилась. Опустилось сильно тонированное стекло. Водитель с лицом кавказского типа хотел, видимо, что-то выкрикнуть, но только сейчас рассмотрел мою ментовскую форму, и стекло тут же начал поднимать. Судя по тому, как водитель обернулся, с заднего сиденья ему что-то сказали. «Волга» газанула и быстро двинулась впереди меня.

Я поморщился и головой потряс, чтобы заставить себя, полусонного, быть внимательнее, завел заглохший двигатель и направился вслед за «Волгой» уже медленнее, потому что до здания областной прокуратуры оставалось метров сто. Не знаю почему, но на «Волгу» я смотрел пристально. Обратил внимание, что перед прокуратурой она тормозит, при этом левый стоп-сигнал у машины не загорался. Естественно, заметил и то, что номер заляпан дорожной грязью. Сквозь грязь просвечивал синий цвет. Значит, машина ментовская…

И тут…

Как опускали стекло в задней дверце, мне видно не было. Но то, что высунулось из окна, я определил сразу – автоматный ствол. И даже звук ненового двигателя моей машины не помешал мне услышать четыре короткие автоматные очереди. «Волга» резко рванула с места. Но я успел рвануть раньше. При всей своей значительной тяжести «Тойота Руннер», благодаря своему табуну в двести шестьдесят лошадей, имеет приличную динамику. И благодаря рывку я успел сократить дистанцию раньше, чем «Волга» смогла оторваться. Но тут частично вылетело пробитое стволом заднее стекло «Волги». Ствол смотрел прямо на меня. Пригнуться к рулю я успел, и не столько услышал, сколько почувствовал, как пули пробивают лобовое стекло моей машины и рвут металл крыши над задними сиденьями. А я, теперь уже согнувшись сбоку от руля, где пули меня достать не могли, все давил на педаль акселератора, пока не раздался удар. «Волга» отлетела в сторону, а у меня соскользнула из-за неудобной позы нога с педали сцепления, и двигатель заглох. Я не успел выпрямиться, когда послышалась следующая очередь и шипящий звук вслед за ней, и осевший набок кузов показал, что моей «Тойоте» прострелили колесо. А у меня даже пистолета не было, чтобы послать вдогонку пулю… Но все же я выпрямился, понимая, что теперь стрелять в меня уже не будут, и увидел, как «Волга» с помятым багажником и разбитым задним бампером сворачивает на боковую улицу. Грязь с номера слетела. Это был, несомненно, ментовский номер, но от удара он так загнулся, что рассмотреть ничего было невозможно…

* * *

На крыльце прокуратуры было людно. Пробитые стеклянные двери привлекали общее внимание. А еще большее внимание привлекал человек, окруженный другими. Я поднялся к дверям как раз тогда, когда мимо высокого крыльца, даже не притормозив, мимо моей машины, стоящей в стороне метрах в двадцати, промчались сразу два милицейских «уазика». Рядом с прокуратурой находятся и райотдел, и, чуть дальше, областное управление МВД. И надо обладать особой дерзостью, чтобы под носом у ментов обстрелять прокуратуру. Менты среагировали быстро, наверное, даже не дождавшись сообщения…

– Позвонили, понимаешь, сказали, чтобы на крыльцо вышел… Принесут и передадут материалы, которые меня должны заинтересовать… – услышал я знакомый голос. Очень даже растерянный, хотя и не слишком испуганный голос. – Стою, жду, а тут… Как только упасть успел… Заметил, ствол из окна высунулся… И…

Максим Юрьевич Шторм увидел меня.

– А вы как здесь?

Я протянул папку с материалами «уголовного дела».

– Югов попросил завезти… Он завтра утром сам назад заберет…

– Это вы звонили?

– Я не звонил… Я просто приехал…

– Ты, капитан, «Волгу» таранил? – спросил какой-то полковник.

– Я… Только я без оружия… И мне колесо прострелили…

– И не только колесо… – добавил кто-то.

– И не только… – согласился я, думая, впрочем, о том, что выспаться мне сегодня, похоже, не удастся, и хорошо бы где-нибудь пару стаканов крепчайшего чая проглотить. Кофе я не люблю. От кофе меня, в отличие от обычных людей, не в бодрость с разбега бросает, а только в жуткий сон клонит, с одновременным сердцебиением. Следовательно, в беспокойный сон… Вот чай бы сейчас кстати пришелся…

К крыльцу, чуть на ступени не заезжая, подкатили еще два ментовских «уазика». Эти уже, похоже, по вызову… Третий, чуть притормозив у прокуратуры, проехал к моей машине.

– Ну и дела… – сказал приехавший мент.

Теперь долго будут писаться протоколы. Вот чем СОБР приятно от следственных отделов отличается, это минимумом бумажной работы…

– Пойдем, Ярослав Вячеславович, в мой кабинет, – позвал Максим Юрьевич. И сделал знак только что приехавшим ментам, приглашая за собой.

– Сейчас подойду… Только о машине позабочусь, – сказал я, думая совсем о другом, и спустился с крыльца.

Не дойдя до своей машины десяти метров, я остановился и вытащил из кармана трубку мобильника. По памяти набрал номер.

– Иван Сергеевич?

– Слушаю… Кто это? – отозвался Русинов чуть настороженно и, послушать со стороны, рассеянно, чтобы иметь возможность потом сказать, что он вовсе не Иван Сергеевич, и я просто номером ошибся. Он мой номер не знает, потому и отвечает на звонок так.

– Это капитан Тропилин. Вы где сейчас находитесь?

– Мне Ким Валерьевич место для проживания выделил… – обтекаемо ответил отставной подполковник.

Не хочет, похоже, показывать мне это место. Наверное, правильно… Раскрываться необязательно даже перед всеми своими, потому что предать могут только свои…

– Только что из проезжающей мимо «Волги» темно-серого цвета был обстрелян из автомата старший следователь Шторм. Сам он успел залечь… Прострелили двери в областной прокуратуре… Что на это скажете?

– Скажу, что человека, которого хотят убить, как правило, убивают…

– Я не понял вас… – в действительности, я прекрасно понял, что хотел сказать Русинов. Но желал большей ясности в его подозрениях. А в том, что такие подозрения есть, я уже, после услышанного, не сомневался.

– Пока это отвлеченная фраза… Пока… – большего он сказать не пожелал, но это его «пока» прозвучало уже если не обвинением, то хотя бы подозрением.

– Пусть так, – согласился я, в телефонном разговоре не желая быть более конкретным. – Я скопировал для вас все материалы «дела». Как вам передать?

– Давайте встретимся…

– Сейчас не могу. Я важный свидетель. Таранил ту самую «Волгу» своей машиной. Стреляли и в меня, мою машину продырявили и прострелили колесо… Следственная бригада уже здесь. Сейчас будут писать протоколы… Давайте так… Как только здесь закончу, я вам позвоню… Тогда и встретимся… Но мне нужно будет еще «запаску» поставить… Иначе я до вас не доеду…

– Простреленная машина слишком много внимания привлекает. Как позвоните, я сам за вами подъеду. Прямо к прокуратуре… – предложил Русинов.

Надо же, и не боится около прокуратуры, где еще до сих пор чинят выбитые им вчера ворота, появляться! Рисковый мужик!..

– Хорошо. Я позвоню…

Убрав трубку, я прошел дальше к своей машине, рядом с которой пристроился ментовский «уазик». С коллегами договорился быстро, чтобы после составления протокола и осмотра места происшествия они не оставляли мою «Тойоту» без присмотра. Пообещал вернуться вскоре, хотя сам на быстрое освобождение от дел вовсе не рассчитывал. Но я постараюсь вырваться. В принципе, от меня что надо – только свидетельские показания…

– Хоть одного-то в лицо видели? – поинтересовался незнакомый лейтенант. Похоже, уже все были в курсе происшедшего и теперь будут обсуждать на все лады, как бы они на моем месте себя вели и как метко они стреляли бы вслед удаляющейся «Волге»…

– Водителя… Я на перекрестке в них чуть не въехал… – показал я рукой в сторону перекрестка. – Они справа выехали, я еле успел по тормозам дать…

– Описать сможете?

– «Черный»… Лет тридцати…

– Чечен?

– Извини, я паспорт спросить не успел… Сержант, будь другом, – попросил я водителя «уазика», парня с хорошим лицом. – Смени мне колесо… Я уже двое суток на ногах, засыпаю на лету, а тут еще протоколы сейчас писать будут…

– Сделаю, это недолго… – согласился сержант и достал из кабины термос с чаем. Налил мне полную крышку. Чай крепкий, как раз такой, какого мне и хотелось.

– Спасибо… – Я же сразу заметил, что у парня лицо хорошее. – «Запаску», кстати, чуть-чуть подкачать не грех… Манометр в правой дверце… Домкрат и компрессор в багажнике… В компрессоре манометр врет… Я в долгу не останусь… Когда стрелять будут в тебя, я тебя прикрою…

* * *

– На подоконник, что ли, присядьте… – Максим Юрьевич растерянно показал мне рукой.

В небольшом по размерам кабинете, как показалось, народу собралось больше, чем кабинет в состоянии вместить. Может быть, даже еще чуть-чуть больше. И самому хозяину пришлось пересесть с привычного места во главе стола, откуда он обычно вел допросы, на стул к стене. А на его месте писал протокол майор из областного управления, не помню его фамилию. Естественно, что по степени тяжести дело о покушении на старшего следователя областной прокуратуры автоматически попадает под юрисдикцию областного управления. А присутствие здесь знакомых оперов из райотдела можно было объяснить только неразберихой, возникшей сразу после покушения, и тем, что райотдел находится практически через дорогу.

Майор как раз закончил писать первый протокол и дал подписать Шторму каждую страницу. После этого пододвинул к себе чистые бланки.

– Теперь с вашим спасителем поговорим, – сказал следаку, обращаясь тем не менее ко мне. – По порядку, с самого начала…

Я подробно рассказал о том, как на перекрестке едва-едва не въехал в темно-серую «Волгу» с милицейскими номерами, забрызганными грязью так, что номер рассмотреть невозможно. Майор записывал очень медленно, и потому мне приходилось по несколько раз повторять сказанное. При этом мне хотелось, чтобы сержант-водитель с улицы зашел вместе с термосом в кабинет, но он с колесом долго провозился. Потом я описал все дальнейшее. И только после этого обратился напрямую к Максиму Юрьевичу.

– Товарищ старший следователь должен помнить, что и в другом деле фигурирует темно-серая «Волга», и милицейские номера тоже фигурируют… И вполне возможно, что сразу три дела вскоре придется объединять в одно производство…

– Какие дела? – не понял майор.

– Об этом говорить пока рано, – не согласился со мной Шторм. – Одно дело ведется областным управлением, второе городским, теперь третье тоже в областном… Но мы посмотрим… Надо подумать… Что прокурор скажет…

Майору позвонили на мобильник.

– Так… Так… Понял… Внимательнее ищите… Хоть за что-то уцепиться необходимо… Рылом в землю и копать… копать…

Он убрал трубку, вздохнул и сообщил всем.

– «Волга» найдена… Она сейчас горит в одном из дворов… Рядом с цирком… Перед этим на переходе сбила человека… Следов скорее всего не будет… Сейчас опрашивают свидетелей. Люди видели двух убегающих кавказцев…

Я посмотрел на старшего следователя.

– Максим Юрьевич, вам не кажется, что подполковник Русинов говорил вам правду?..

– Я же сказал – посмотрим, подумаем… – Шторм был откровенно раздражен.

А упал на грязном крыльце он ловко… Даже мундир почти не испачкал, только руки, которые до сих почему-то не вымыл, хотя туалет от его кабинета в пяти метрах…

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Я сам никогда не люблю торопиться с выводами – меня так папа с мамой, покойные, воспитали, и не люблю, когда другие торопятся, и уж терпеть не могу, когда другие меня плеткой подгоняют, стараясь сделать из меня такого же задерганного торопыгу, как они…

Я ловко избежал прямого ответа на общий вопрос – что за документы мне должны были бы передать. Ни к чему переплетать в одно-единственное несколько понятий – просто «документы, которые должны меня заинтересовать», и все… И голос, как мне показалось, вовсе не принадлежал к явно акцентированным. Я не стал бы утверждать, что это говорил кавказец… Или, как менты говорят, «черный»… Сам я такого термина не приемлю, как и термина «лицо кавказской национальности». Это тоже, кстати, ментовская придумка… Просто «кавказец» – это житель Кавказа, и не имеет никаких уничижительных ноток. И я не берусь утверждать, что мне звонил кавказец…

Майор терпеливо записал все, что пострадавшая сторона, то есть я, имела сообщить. Но мне и сообщать-то, по большому счету, было нечего. Крупный почерк всего две страницы занял, из них первая половина первой страницы, как известно, заполняется служебными данными, так называемый «паспорт» протокола…

Самый главный вопрос, как всегда, прозвучал в конце – какое из дел, которые я веду в настоящий момент или вел в недалеком, а может быть, и далеком прошлом, может вызвать подобную неадекватную реакцию противоположной стороны.

– Все дела… – сказал я коротко и даже слегка обиженно. – Все особо важные дела, поскольку я являюсь следователем по особо важным делам…

И я здесь нисколько не погрешил против истины. Любое из моих последних дел способно было стать причиной покушения. Стало любое или не стало – это другой вопрос, и решить его с наскока невозможно…

На этом мы с майором пока закончили. Он дал мне подписать каждую страницу протокола, я подписал не читая, и следующей жертвой допроса стал капитан Тропилин. Кой черт вообще принес его сюда! Не мог Югов материалы «дела» отправить с простым нарядом? Насчет того, что он спас меня, я бы говорить не торопился… Он просто влез в ситуацию, когда стрельба в меня уже прекратилась, а теперь все будут говорить, что я жизнью обязан этому капитану. А я не только жизнью, я вообще ничем и никому не хочу быть обязанным… Я даже деньги в долг предпочитаю не брать, чтобы не быть обязанным. Даже когда это очень нужно…

Но в общем-то я вел себя со всеми прилично, никому не нахамил, несмотря на скверное настроение, но выводов пока сделать не сумел. А их сделать следовало бы…

* * *

Когда меня, наконец, оставили в покое, то есть очистили мой кабинет от своего присутствия, позвонил прокурор, только что вернувшийся откуда-то. Ему, похоже, дежурный объяснил, отчего дверь в нашем серьезном заведении обзавелась такой странной вентиляцией, привлекающей всеобщее внимание.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался в прологе разговора. Это не для проформы, как у других людей. Игорь Степанович всегда старается такие вопросы задать с чувством и вникнуть в ответ.

И хорошо, что я голос узнал, иначе мог бы и резко ответить, потому что устал от суеты вокруг своей персоны. Я по натуре человек скромный, вдумчивый, а суета мне думать мешает. А уж если она приобретает характер стабильности…

– Стараюсь, Игорь Степанович…

– Помощь нужна?

– Спасибо… Пока ничего не надо.

– Я распорядился выделить тебе охрану. До дома будут провожать, и утром встретят. Без сопровождения тебе на улице показываться запрещаю. Это приказ.

– Спасибо… – вздохнул я, как застонал.

– Охрана из горотдела. Когда приедут, тебе доложат.

– Спасибо… – повторил я.

И только после этого, заставив себя сосредоточиться, решил, что мне следует сделать в первую очередь – позвонить Русинову. Я достал трубку, нашел его номер и нажал клавишу вызова. Отставной подполковник ответил почти сразу.

– Иван Сергеевич… – я начал говорить с легким укором.

– Я слушаю вас, Максим Юрьевич… – он ответил спокойно и невозмутимо.

– Признаюсь, не ожидал от вас такой глупости…

– А я такой от вас… – Ответ показался подполковнику адекватным, но мне – детским, произнесенным по принципу: «сам дурак».

Но все же я переспросил:

– Вы о чем?

– Глупость думать, будто покушение организовал я… Если бы я это сделал, вас уже не было бы в живых… Вы понимаете, что такое спецназ ГРУ?

Оказывается, он и не скрывает, что все уже знает. Это ли не подтверждение вины?

– Имею представление…

– На всякий случай я объясню дополнительно. Представьте себе ситуацию, когда дерутся деревня на деревню. Вот стоит на горке здоровенный детина, который в рабочее время корову одной рукой держит, а второй быка над ней поднимает, и отвешивает удары направо и налево. Он, конечно, богатырь и уважения достоин. Но он не спецназовец. Худенький спецназовец из соседней деревни сидит в кустах рядом и бросает камни. В одного, в другого… Попадает богатырю в голову и «роняет» его, как и других… И сам при этом без синяков остается… Я бы, имей необходимость убрать вас, действовал бы точно так же… И остался бы без синяков… Но я не вижу вообще такой необходимости, поскольку надеюсь все-таки найти с вами общий язык… Хотя вы этого упорно не желаете…

– Я не имею морального права, Иван Сергеевич, искать общий язык с человеком, бежавшим из-под стражи и отправившим в госпиталь трех караульных. Кстати, по этому поводу против вас уголовное дело еще не возбуждено, но возбуждено будет обязательно, будьте уверены… А я уверен в своей правоте, поскольку заводить знакомства с преступниками для следователя преступно…

Он усмехнулся так, что даже трубка мобильника усмешку донесла.

– Я рад вашей принципиальной позиции, потому что принципиальность, когда она не граничит с глупостью, является положительным качеством, однако же я не приглашаю вас сесть со мной за ресторанный столик… – резонно возразил отставной подполковник, и я не мог не согласиться с этой резонностью. – Я предлагаю сесть, грубо говоря, за рабочий стол и предпринимать согласованные меры к поиску настоящих преступников…

– Это называется потерей темпа расследования и грозит возможностью недополучения улик, – сказал я честно.

– Потеря темпа расследования уже довела вас до сегодняшнего покушения…

– Кстати, – спросил я, – откуда вам известно о покушении?

– Можете считать, что мне ваш прокурор докладывает… Если вам так удобно… Или начальник городского управления МВД… Если вам это более удобно… Можете даже начальника областного управления приплюсовать и пресс-центр ФСБ… Но мне докладывают, будьте уверены, в полном объеме обо всем, что может меня интересовать… Боюсь вас, Максим Юрьевич, расстроить, но я профессиональный разведчик и умею собирать нужные сведения, и потому более информирован, чем вы, следовательно, был бы выгодным союзником…

– Я не ищу союзников… – возразил я. – Тем более среди лиц, которых я подозреваю…

– Упрямство – не самое лучше из человеческих качеств… Но если вам больше нечего мне сообщить, прошу меня извинить, я сейчас очень занят… Меня зовут к другому телефону…

Я бы подумал, что он намеренно показывает мне свою занятость, то есть, попросту говоря, блефует, но моя трубка уловила издалека мелодию телефонного звонка… Значит, он работает и ведет свое следствие. И моя задача – опередить его во что бы то ни стало…

Во что бы то ни стало… Это в моих интересах, а свои интересы я привык соблюдать…

* * *

В дверь постучали…

– Разрешите, товарищ полковник… – просунулся за порог старший прапорщик с автоматом в руке. – Нас в качестве охраны прислали…

– Вы откуда?

– Из городского управления.

– СОБР.

– Так точно.

– Группа Тропилина?

– Нет, они вчера дежурили. Мы их сменили.

– Ладно… Вы на машине?

– «Уазик» под вашими окнами…

– Тогда там и ждите… Когда я выйду, увидите… За мной поедете… Машину мою знаете?

– Увидим…

Старший прапорщик вышел.

Может быть, это даже хорошо, что прокурор так озаботился охраной своего подчиненного. Охраняют то, что берегут, чем дорожат… Следовательно, мне уже не грозит должность деревенского прокурора – и это хоть немного радует. Хотя неудобств менты доставят много. Не потащишь же всюду с собой охрану… Хотя, к Светланке я больше не показываюсь… Но и кроме нее есть места, куда с охраной не сунешься… Мне бы сейчас с одним человеком не мешало встретиться… Более того, мне бы очень нужно было с ним встретиться… Но при охране это невозможно… Впрочем, договориться, наверное, можно и с охраной… То есть не договориться, а приказать, чтобы ждали где-то, и пусть ждут… А потом, после встречи, и домой можно поехать. Как-никак, а этой ночью спал я мало и плохо. Голова свежести не имеет, а с такой головой работать трудно…

Однако перед этим следует жену подготовить. Как «спустить пар», я знаю прекрасно. При ее-то характере…

И я набрал домашний номер.

– Это я…

– Слышу. Что ты хочешь? – намеренно басит, значит, готовится к боевым действиям.

– Скоро домой приеду… Несколько вопросов еще решу и приеду…

– Что это ты докладывать начал? Рыльце в пушку?..

– Нет, просто состояние неважное…

– С чего бы вдруг?

– На меня час назад покушение было…

– Что-что? – недоверие в голосе еще чувствовалось, но беспокойство уже выплеснулось наружу. Это беспокойство через полчаса изведет… И мне нечего будет опасаться…

– Позвонили, что важные сведения передадут. Просили на крыльцо выйти. Я вышел. И из проезжающей «Волги» меня пытались из автомата расстрелять… Все двери в прокуратуре продырявили…

– Ой, Максюша… – Она, кажется, уже запричитала. Значит, можно домой нормально появляться и не бояться, что со сковородой головой встречусь.

– Ладно… Я вовремя ствол увидел и упал… Не попали…

– Как ты?..

– Я же сказал, как… Скоро приеду… Состояние, сама понимаешь… Ко мне прокурор охрану приставил. Менты меня до дома проводят…

– Приезжай, приезжай быстрее… Тебя, правда, скажи, не задели?..

– Не задели… Только все двери продырявили… Скоро приеду…

Я положил трубку, подумал и набрал другой номер…

– Аркаша… Мне хотелось бы поговорить с тем парнем… Ну, с которым ты меня в прошлый раз познакомил…

– Думаю, проблем нет… Я позвоню ему, потом тебе. Если он дома, приезжай… Или ты хочешь на стороне встретиться?

– Лучше дома… Чтобы меня с ним не видели…

– Но ему, может, тоже не хочется, чтобы тебя у него видели… Впрочем, я сейчас позвоню… Подожди пять минут…

Через пять минут Аркаша перезвонил мне и передал от имени своего приятеля скромное приглашение на чай…

ГЛАВА 6

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Ярослав Вячеславович передал мне тоненькую стопочку листов с ксерокопией уголовного «дела» прямо в своей машине, куда я пересел, остановившись рядом. Его машину найти оказалось нетрудно, хотя я ни разу ее и не видел до этого. Но слишком характерные отметины, оставленные автоматными пулями и уже непривычные для российских городов нынешнего времени, в отличие от времен, скажем, начала девяностых годов прошлого века, привлекли внимание сразу. Простреленное колесо капитан как раз грузил в багажник машины, когда я подъехал. Рядом стояли два ментовских сержанта. Один помогал капитану. Я подошел, присутствием сержантов не слишком смутившись.

– Машина хоть застрахована? – поинтересовался.

– К сожалению, товарищ подполковник, с моей зарплатой страховать такую машину невозможно… – Ответ предназначался скорее для сержантов, чем для меня. Называя среди ментов меня по званию, он будто бы сообщал им, что я тоже мент.

– А ремонт оплачивать возможно?

– Стекло сменить – не так дорого. Бампер и крыло – чуть дороже… Вот четыре дыры в потолке… Придется с ними ездить… Или заплаты ставить… Какие-то декоративные. Заеду в сервис, там подскажут… Может, какой-нибудь багажник приляпают…

Колесо успешно заняло место за задними сиденьями, сержанты отошли, а мы сели в машину, где Ярослав Вячеславович и передал мне ксерокопию.

– А вы рисковый человек… – сказал он, имея в виду, очевидно, мое появление перед прокуратурой и перед ментами.

– Какой уж тут риск… Вы сами видели, что ваши сержанты на меня не отреагировали… Другие тоже не более внимательны… К этому уже пора привыкнуть…

– Они из райотдела… А вон там… – Тропилин смотрел в зеркало заднего вида. – Подъезжает машина нашего СОБРа. В СОБРе имеется ваша фотография. Правда, только с паспорта, увеличенная, но могут узнать… И они обязательно захотят мою машину посмотреть. Лучше поезжайте… Вопросы будут, звоните. У вас есть мой номер…

– А у вас вопросы есть? – спросил я. – Может быть, не ко мне, но вопросы…

– Есть… Как старший следователь умудрился упасть на грязном крыльце и не испачкать мундир? И как вообще можно промахнуться с такого расстояния по стоящей фигуре, когда «Волга» почти остановилась?.. Меня сильно смущает объяснение Шторма – он говорит, что упал, как только увидел высунувшийся ствол. А это значит, что стволом только грозили… Иначе стреляли бы сразу, не давая возможности залечь… Много вопросов… Все… Поезжайте, товарищ подполковник… – Тропилин настаивал. – Интересно, зачем наш СОБР сюда пожаловал? Как исполняющий обязанности командира я могу это узнать…

– И мне скажите…

Я вышел из «Тойоты» и пересел в свой маленький «Фольксваген», где стекла слегка тонированы. Не настолько, чтобы мне мешать смотреть, но с улицы смотреть в машину сложно. Но я не поторопился уехать. Три собровца с автоматами вышли из остановившегося «уазика» и сразу направились к машине Тропилина, как капитан и предполагал. Он вразвалочку вышел к ним. Разговор шел скорее всего о простреленной машине. Потом Ярослав Вячеславович что-то показывал рукой, должно быть, обрисовывая ситуацию. Говорил деловито, словно указания давал. Собровцы ушли в прокуратуру, а Тропилин подошел к моей машине.

Я опустил стекло.

– Прокурор попросил у нашего начальника охрану для старшего следователя. Ребята за ним присмотрят… Не просто будут охранять, а именно присмотрят. Вы поезжайте, поезжайте, а то мне что-то неспокойно, когда вы здесь… – настаивал он.

Я посмотрел на часы и завел машину. Полковник Мочилов уже должен был созвониться с Доктором Смерть. И мне пора в Москву звонить…

– Мне, кстати, Максим Юрьевич недавно звонил… – сказал перед тем, как отъехать. – На удивление, не обвинял меня в покушении… По крайней мере не обвинял настойчиво. От сотрудничества отказывается категорически. Но обещал завести против меня уголовное дело по факту избиения конвоиров…

– Серьезная угроза… Отвезите им в госпиталь по шоколадке и по бутылке водки… – посоветовал капитан.

– Я так, наверное, и сделаю…

Я поехал. Улица, где располагалась прокуратура, была узкой, но не насыщенной движением. Однако вскоре пришлось свернуть на другую улицу и пересечь еще две улицы с напряженным движением, где, к счастью, стояли светофоры. Но до дома я добрался все же вовремя и сразу стал звонить в Интерпол.

Голос Доктора Смерть, хотя я не слышал его тридцать лет, остался таким же басистым и узнаваемым.

– Слушаю вас очень внимательно…

– Добрый день, Виктор Юрьевич…

– Приветствую тебя, старина… – Он, как ни странно, меня узнал. Но это, понятно, только после звонка полковника Мочилова, потому что тесно мы с ним не контактировали никогда, даже там, в Афгане, не считая момента, когда Виктор Юрьевич делал мне операцию в условиях не полевой, а именно боевой операционной. – Так чем могу помочь? Времени можешь не жалеть, и объясни все подробно. Я не хочу ввязываться в историю, которую не знаю. Рядом со мной сидит мой суровый начальник, и он меня основательно взгреет, если там что-то не так, как ему понравится… Поэтому… Говори…

Мне пришлось уже в который раз сегодня объяснять ситуацию, приводя все доводы, все известные мне факты, в том числе известные и из уст капитана Тропилина и Кирпича.

– Как хакер я помочь тебе, пожалуй, смогу… Как сотрудника антитеррористического подсектора Интерпола меня, как и моего командира, помимо всего прочего, интересует судьба вчерашних боевиков, сдавшихся по амнистии… Если ты сможешь добыть еще несколько фактов, подтверждающих чеченский след, даже мой командир не будет против, если я подключу какие-то номера к интерполовскому спутнику слежения.

– Я попробую эти факты добыть… – пообещал я, даже не понимая еще толком, как сумею это сделать.

– Тогда все будет прекрасно. А сейчас давай всю выкладку для хакера… В свободное от работы время я займусь этим. А сейчас у меня как раз время свободное… Надеюсь, к вечеру что-нибудь смогу тебе выдать…

Я по памяти продиктовал ему все номера, которые следовало проверить.

– Хорошо. Жди моего звонка… И не забудь про чеченский след. Это будет твоя плата за использование моего времени…

Положив на стол перед собой трубку, я долго и тупо смотрел на нее, словно пытался загипнотизировать. Очень хотелось, чтобы позвонил Кирпич и что-то сообщил. Но Кирпич активности, кажется, не проявлял. Если с капитаном Тропилиным я не только по телефону разговаривал, но и встречался, и даже получил от него уже материалы уголовного «дела», то второй «питомец» Кима Валерьевича про меня, кажется, забыл. Впрочем, прошло только полдня, а сведения не всегда сами идут в руки. Следует кого-то найти, с кем-то поговорить, кого-то напоить, кому-то нос сплющить, и только после этого могут появиться первые данные…

А пока мне следует посмотреть, что «накопал» на меня капитан Югов…

* * *

Но данные пришли опять не от Кирпича, а от бессонного капитана Тропилина…

– Товарищ подполковник, опять я беспокою…

– Слушаю, Ярослав Вячеславович. Вам, похоже, выспаться не дают…

– Если помните, я попросил своих ребят, что в охрану старшему следователю Шторму выделили, присмотреть за ним… Они мне сейчас только позвонили. Шторм предпринял странную поездку. Еще один пригородный поселок в том же направлении. Только теперь не Полетаево-3, а Полетаево-2. Рядом с поселком деревня. Даже не рядом – поселок с деревней, по сути дела, сросся. Шторм ездил туда. Охрану оставил в стороне, чтобы не видели, куда он точно направляется. Но парни проследили, определили дом и с местными алкашами поговорили. Короче… Там живет какой-то чеченец, которого Шторм навестил. Беседовал недолго, не больше десяти минут. После этого домой поехал. Меня очень интересует такое свидание с «черным», состоявшееся сразу после того, как в Шторма стреляли «черные»…

– Меня это интересует еще больше, чем вас… Кстати, вы с Кирпичом не встречались?

– Мы с ним стараемся друг друга не узнавать при встрече…

– Добро… Надеюсь, он сам скоро объявится. А что вы можете сказать мне о капитане Югове? Этого-то вы должны хорошо знать…

– Хороший опер. Несуетливый и толковый… Вам что-то не понравилось в материалах «дела», которое он ведет?

– Он еще утром выходил на контакт со мной. Сам… Предложил сотрудничество…

– Может быть, вам и следует согласиться… Но для начала попробуйте сотрудничать только по телефону. Сейчас Югов должен быть на службе. У него допросы. Отдыхать после ночной работы не поехал…

– А вы отдыхать тоже не собираетесь?

– Я дома. Уже почти уснул, когда мне позвонили. Но мне достаточно в сутки поспать четыре часа, и я снова свежий и работоспособный. Лучше, конечно, четыре часа без перерыва… Но это не всегда удается…

– Школа спецназа ГРУ… – выдал я комплимент и даже через трубку почувствовал, что капитан остался доволен. – Спасибо за информацию. Отдыхайте…

Если Югов не поехал отдыхать, значит, с ним можно поговорить. Я достал трубку покойного подполковника Фархутдинова, поскольку ментовский опер знает только этот номер из четырех моих номеров, а другие «засвечивать» ни к чему, и позвонил. Он в самом деле оказался на службе.

– Говорить можете?

– Вполне. Я только что закончил допрос…

– Вы знаете такой поселок – Полетаево-2?

– Конечно. Это недалеко от Полетаева-3, только сворачивать следует по другой дороге. Чуть больше километра не доезжая до знакомого вам поворота…

– Там есть какая-то деревня. Она срослась с поселком…

– Кажется, что-то есть… Я там давно не был, но, кажется, есть… А что вас так манят эти места, товарищ подполковник?

– В этой деревне живет некий чеченец… Не могли бы вы дать мне о нем хоть какую-то информацию? Наверное, чеченцев там немного, если говорят только про одного…

– Извините, но чеченцев у нас в городе живет множество. Обо всех информация есть, наверное, только в ФСБ. И то я сильно в этом сомневаюсь… Можно вопрос – по какой причине он вас так заинтересовал?

– Меня не он заинтересовал. Вы знаете, что сегодня было покушение на старшего следователя Шторма?

– Слышал…

– Стреляли в него кавказцы…

– Да, говорят, видели двоих «черных», которые убегали, когда загорелась машина…

– Я не люблю термин «черные»… Но не в этом суть. Суть в том, что, во-первых, я не верю в такие неудавшиеся покушения, во-вторых, старший следователь Шторм после этого знаменательного для себя события посетил в Полетаеве-2 какого-то чеченца…

– Ладно… – согласился капитан. – Я постараюсь выяснить… Но у меня сейчас еще один допрос. Уже привели обвиняемого. Только когда закончу…

– Параллельную просьбу можно?

– Попробуйте…

– У меня есть основания предполагать, что отчим моей дочери…

– Аркадий Ильич?

– Да, Аркадий Ильич… У меня есть основания предполагать, что он давно и хорошо знаком со Штормом…

– Мы вместе со Штормом разговаривали с Аркадием Ильичом. Они незнакомы…

– Тем не менее они знакомы, и по какой-то причине не желают это знакомство афишировать… И потому я хотел поинтересоваться – нет ли у вас чего на этого Аркадия Ильича?

– Я посмотрю по картотеке.

– Я буду ждать вашего звонка…

Я отключил трубку, не слишком удовлетворенный состоявшимся разговором. При этом сам не мог понять, чем я не удовлетворен. Может быть, разницей между первым разговором с капитаном и вторым разговором с ним же. В первый разговор он не просто был готов к сотрудничеству, а сам напрашивался на него. Сейчас же тон был почти холоден, будто бы я навязывал Югову работу, которую он делать не хотел. Похоже, за короткий промежуток между разговорами что-то произошло. Но узнать, что произошло, у меня возможности пока нет…

* * *

Сам выйти на связь с Кирпичом я не мог, поскольку куратор ГРУ Ким Валерьевич по каким-то собственным соображениям не пожелал наградить меня телефонными номерами Тропилина и Шамотова. И если Тропилин свой номер уже записал в памяти моей трубки, то Шамотов-Кирпич пока не рвался стать популярным абонентом. А мне очень хотелось его услышать, поскольку именно от него первого прошла информация, как Доктор Смерть выразился, о «чеченском следе». Поторопить Кирпича, чтобы как можно быстрее дать данные в Интерпол, я не мог потому, что не мог поторопить самого Кима Валерьевича…

Не слишком торопился стать моим помощником и ментовский опер капитан Югов…

Что мне оставалось делать? Если сидеть и ждать, когда мне принесут готовое решение всех накопившихся проблем, – можно дождаться появления на пороге группы захвата, в которой не будет капитана Тропилина.

Надо искать самому…

И я решил поехать в Полетаево-2. Хотя бы просто присмотреться к месту…

* * *

Я выезжал из двора на улицу. И где-то недалеко «выстрелила» выхлопная труба. С некоторыми машинами при российском стремлении производителей бензина разбавлять топливо своей мочой это бывает. А моя рука уже оказалась в боевой готовности, и пистолет щелкнул предохранителем… Значит, организм за время пенсионного расслабления полностью не растерял наработанные реакции. И я еще кое на что годен…

Рабочий день уже близился к завершению, и в это время поток автомобилей на улицах стандартно снижается, словно автомобилисты накапливают силы перед предстоящим стоянием в пробках. И потому город я миновал быстро. И даже остановился на окраине, чтобы пообедать в придорожном кафе, поскольку с утра во рту ничего не было. Потом выдержал экзамен на способность Кима Валерьевича и его людей работать качественно. Меня остановила машина ГИБДД, проверяли и мои документы, и документы на машину, и даже с кем-то связывались, как я понял, через компьютер, проверяя мои права. Скорее всего права и без дополнительной проверки не вызвали сомнения, просто новый компьютер, установленный в ментовской машине, еще не успел ментам надоесть, и им очень хотелось его еще раз испробовать. Права, к моему удивлению, оказались подлинными. По крайней мере так сказал компьютер. Следовательно, куратор работать умеет, и я занесен уже во все списки регистрации и даже, вероятно, имею со своим паспортом избирательное право.

Отыскав без труда поворот на Полетаево-2, что неудивительно, поскольку читать дорожные указатели я умею, я проехал через весь поселок, ничем не напоминающий Полетаево-3, и издали увидел три милицейские машины, стоящие около большого дома на окраине. Эта окраина, по всей видимости, и была той самой деревней, что срослась с поселком. Ехать туда мне особо не захотелось, и я остановился около магазина. Рядом, на аккуратно сложенных почерневших от возраста бревнах, бывших когда-то стеной рубленого дома, несколько мужичков потрепанного вида посасывали из двухлитровой пластиковой бутылки пиво, передавая бутылку от одного к другому и сильно морщась при этом. Приблизившись к ним, я понял, что морщатся они не от пива, а от самогона, запах которого держался устойчиво и неистребимо. Закуску в компании, видимо, гордо презирали…

– Привет, земляки…

Мужички переглянулись и признать меня за земляка не поторопились. И вообще мое присутствие восприняли по-своему:

– Тебе не нальем… – сразу предупредили. – Ты одет хорошо, и можешь сам себе позволить… Но закурить все ж таки дай…

Я чувство юмора оценил.

– Не курю, к счастью… Что тут у вас произошло-то?

– А ты кто будешь?

– Из газеты я…

Поморщились больше, чем от самогонки. Это я могу понять. От современных газет любого нормального человека, пьющего много, пьющего мало или вообще не пьющего, покоробит и уронит головой в унитаз. Профессия журналиста в нынешние времена стала презираемой простым людом.

– А-а… Тогда туда кати… – Старший мужичок, с профессиональными темными прожилками в сизом носу, махнул рукой в сторону ментовских машин. – Там расскажут…

– Там народ, понимаешь, жадный… Новостями делиться не любит… – постучав по предполагаемому погону, сказал я. И достал из кармана сто рублей – по нынешним ценам, как я слышал, как раз пластиковая бутылка самогонки. – У меня с этим народом разговор никогда не получается…

– Что там произошло… – сказал другой. – Обычное дело… Чечена, слава богу, расстреляли… Свои же, кажется… Говорят, два чечена приехали к нашему чечену, собаку стрельнули и его самого… С автомата… Хлоп-хлоп-хлоп… И кладите, как мусульманина, головой на восток…

А у меня в голове, в сторону востока не повернутой, сразу словно бы шестерня начала проворачиваться, при каждом повороте фиксируясь на отдельном имени – капитан Тропилин, капитан Югов, старший следователь Шторм… Последний сюда ездил, двое других знали, что он сюда ездил. Кто-то из них не пожелал, чтобы местный чеченец с кем-то поделился информацией…

Чуть подумав, капитана Тропилина я из списка убрал. Он проявил себя как мой помощник. И нет причин в нем сомневаться. Подумав еще несколько секунд, убрал и капитана Югова, который добраться сюда, похоже, не должен успеть. У него допрос… И вообще он мало информацией заинтересовался…

В списке основным фигурантом остался только старший следователь Шторм… Максим Юрьевич Шторм, знакомый Аркадия Ильича, который не хочет афишировать своего знакомства, как, впрочем, и сам Аркадий Ильич…

Аркадий Ильич… Отчим моей дочери…

Чечены… Убирают свидетелей…

Эти понятия вдруг совместились и вызвали острое беспокойство…

ОЛЬГА РУСИНОВА,

дочь подполковника в отставке

Наверное, я с ума сошла…

Иногда слышу, как мама меня то из большой комнаты зовет, то из кухни… Прислушиваюсь, жду повторного зова, а его нет… Раньше так всегда было… Она звала в первый раз, я слышала и не откликалась, и выходила только после второго… Даже раздражалась, когда она звала, потому что мама чаще всего звала по каким-то пустякам… А сейчас этого не хватало… Так готова была бы сейчас бегом по первому зову броситься… Но понимала при этом, что мне голос только мерещится… Мерещится оттого, что очень хочется его услышать…

Потом в подъезде, слышу, кто-то идет – разговаривают… Опять голос мамы… Голову поднимаю, волосы с ушей убираю, к двери броситься готова… А голоса уже удаляются…

И все-таки… Все-таки… Невозможно это… Верить в то, что произошло, я упорно не могу и не хочу и все жду, когда мама если не позовет, то хотя бы позвонит и скажет что-то… И на каждый телефонный звонок реагирую вздрагиванием.

А звонят часто…

Больше, конечно, Аркадию Ильичу. И из милиции, что-то уточняют, вопросы задают, которые сразу задать не сообразили, и из похоронного бюро, и какие-то его помощники с работы, которые всю заботу и о рабочих проблемах, и о похоронах тоже на себя взяли.

Но и мне звонят тоже… Знакомые, и с работы, из фирмы – все слышали уже, что произошло, потому что наша секретарша в соседнем подъезде живет, а она всегда все первой узнает и всем, как сорока, разносит… Звонят, слова какие-то непонятные и ненужные говорят, я по инерции тоже что-то отвечаю, но никакой благодарности к звонившим не испытываю. Абсолютно никакой… Мне совсем не нужно их сочувствие…

Мне мама нужна…

Живая…

Когда папа позвонил, я сначала, кажется, даже облегчение почувствовала, словно свежего воздуха глотнула, едва-едва из воды вынырнув, – такое странное ощущение было. Это потому что знала, и его вместе с мамой у меня отобрать хотят. Может быть, не так, а может быть, и так же точно, как маму… Отобрать хотят последнее родное, что у меня осталось, и я за это последнее цеплялась… И папину просьбу выполнила, когда Аркадий Ильич в магазин уходил. А потом, в какой-то момент, мысль дурная в голове взбрыкнула, и даже обозлилась на папу – как он может о чем-то другом думать, когда мамы не стало… Потом подумала немного и успокоилась… Папе сейчас нужны как раз трезвый ум и ясная голова, чтобы опровергнуть глупейшие обвинения, которые против него выдвигают, и остаться моим… Если я ему не помогу, то кто же поможет ему моим остаться…

А Аркадий Ильич…

Честно говоря, мне стало трудно ему в глаза смотреть после того, как я в его записную книжку заглянула. Словно я за ним в замочную скважину подсматривала и что-то нехорошее увидела, стыдное… Непонятно, конечно, откуда у него в записной книжке телефон этого следователя. И совсем не показалось мне, что встретились они, как давние знакомые. Впрочем, что я тогда увидеть могла? Я вообще ничего не увидела… Меня словно и не было там… Все, как во сне, как в тумане… Как в представлении по чужим рассказам… Я даже не помню, как они поздоровались, потому что смотрела же я, конечно, не на Аркадия Ильича…

Но и папу Аркадий Ильич к следователю адресовал совсем не так, как адресовал бы к своему знакомому. Это уже на моих глазах было… Слова вроде бы простые говорились, но не таким тоном, как о знакомых говорят. Знакомым обычно еще и привет передают или еще слова какие-то. А здесь – ничего, просто номер продиктовал…

А запись эта… В записной книжке… Она совсем другой ручкой сделана. Последние записи все – той ручкой с золотым пером, что Аркадию Ильичу на юбилей подарили. Чернильная ручка, дорогая. А предыдущие записи сделаны обыкновенной, шариковой… Тоже дорогой… Он любит дорогие ручки… Но не чернильной…

Так день проходил, медленно, вяло, без чувства времени… Чувство времени пропадает, когда не ждешь какого-то определенного часа, всегда пропадает, это я знаю… Когда Аркадий Ильич меня обедать позвал, я из комнаты вышла, за стенку придерживаясь, потому что ноги меня носили неуверенно, посидела на кухне перед тарелкой, но даже ложку в руки не взяла.

– Тебе обязательно нужно поесть, обязательно… – настаивал Аркадий Ильич.

Он умеет говорить голосом, внушающим строгую обязательность. Но сейчас на меня это не подействовало. Даже протест вызвало.

Пусть и обязательно, хотя это вовсе не обязательно, а если не лезет ничего, то и есть не можешь… В горле спазм комом стоит. Проглотить кусочек – невозможно… И не понимать этого он не может… Он же тоже переживает… Не так, как я… Как я, ему не дано переживать… Он по-своему переживает… Тем не менее ест и не поперхнется…

– Не могу, – сказала я и, не дожидаясь дальнейших умных и нудных уговоров, ушла к себе в комнату. Уговоры всегда бывают нудными, особенно если выглядят умными, и сильно утомляют. А я и без того сил не имею, и совсем утомляться не могу… Уже некуда мне дальше утомляться…

Но он заботливый… Чай мне в комнату принес. Заварил специально тот, который я люблю. Зеленый, с цветочными добавками. Мне его мама из Москвы привезла. Шарики какие-то, а не обычные сухие лепестки. На конфетку похоже… Но чай вкусный, и мы с мамой его пить любили… Она, правда, для себя другой привезла, без цветов, а мне с цветами… Но у нее тоже чай был шариками… На чашку кладется один шарик…

Господи, о чем я думаю…

– Ну, хотя бы чай попей… Может, бутерброд тебе сделать?

Были бы силы, я бы руки вперед выставила:

– Не надо бутерброд… Чай я попью. Спасибо…

Он посмотрел на меня жалко и затравленно. Он никогда не умел со мной общаться. Наверное, потому, что я его всегда мысленно с папой сравнивала. И общалась со мной мама. И сейчас, хотя он и старается быть авторитетным, у него это не получается. На меня его авторитет не действует. Но авторитет весь у него только в голосе остался. А глаза жалкие… Наверное, как и у меня…

К зеркалу я не подходила… Со вчерашнего вечера себя не видела… Но глаза обязательно должны быть жалкими… Самыми несчастными должны быть… И у Аркадия Ильича тоже…

Самой стало неприятно, что так отвечаю на его заботу. Но мне сейчас любая забота, как и сочувствие, в тягость казались, в насилие. Потому что я видела и чувствовала, что никто не может воспринимать случившееся так же остро, как я. Никто… Ни Аркадий Ильич, ни другие… Потому что это не их мама… У них свои мамы, и их потерю они могут по-своему воспринимать. А свою маму потеряла именно я. И не верится ни в какие слова, ни в чьи слова…

Мне наш шеф, Леонид Петрович, когда утром позвонил, сказал, что он тоже год назад маму похоронил… И что это естественно, когда дети хоронят родителей, неестественно, когда родители своих детей хоронят… Глупость, одним словом, ляпнул, и сам, наверное, это почувствовал… Он, я помню, свою маму хоронил из больницы… Она там несколько месяцев лежала, и он был готов к похоронам заранее. Медленно готовился…

А я готовилась с мамой поехать на встречу с папой…

Чуть-чуть задержалась… На пару минут… И мамы не стало…

И никто, кроме меня, не в состоянии понять всей глубины пропасти под названием никогда… Никто не в состоянии понять, что я все еще продолжаю в ужасе туда падать, и не вижу дна, не знаю, когда дна достигну и разобьюсь…

Не вижу, хотя так стремлюсь вниз… Ой, скорее бы…

* * *

Аркадий Ильич так и стоял рядом, поставив чашку с чаем на деревянный подлокотник моего кресла. А я руки на колени положила и поднять не могла, чтобы чашку взять. Заставить себя не могла руки поднять… Все время думалось о том, что я вот здесь осталась, я могу чай пить, а мама уже не может…

Мама уже не сможет никогда…

Вспомнилось, как мы с ней вечером пили чай, сидя на кухне. Не каждый день, но иногда, а бывали времена, когда и часто… Аркадий Ильич в большой комнате телевизор смотрел, он очень любит смотреть телевизор, и мама чай ему туда относила. Она ему тоже чайные шарики привезла, только совсем другие, не такие, как себе, и не такие, как мне… А мы с ней на кухне пили, без телевизора, в душевном спокойствии. Почти не разговаривая, при слабом свете декоративного бра. Но при этом свете на кухне было так уютно, и чай казался таким вкусным…

И этого тоже уже не будет никогда…

И никогда уже не буду я там чай пить… При свете бра…

Не смогу, потому что это будет мне напоминать, как мы с мамой сидели там, почти не разговаривая, но понимая друг друга, сидели и пили чай…

– Попей чай… Это тебя хоть чуть-чуть подкрепит…

Я все же нашла в себе силы, и чашку взяла в руки. И даже маленький глоток сделала. Чай показался совсем безвкусным. Гораздо, несравненно более безвкусным, чем простая вода… Более того, даже горьким, неприятным, и запах трав просто отвращал… Но я кивнула Аркадию Ильичу, показывая свою благодарность. А он все не уходил, словно ждал, когда я всю чашку выпью, и тогда бы он новую налил и принес…

Но, слава богу, позвонили по телефону, и он ушел в комнату к аппарату. Но вернулся быстро. Посмотрел, слегка морщась:

– Тебя… Твой мотоциклист…

Я совсем забыла о том, что Андрей есть на этом свете… Вот так вот, взяла и забыла… Две недели прошло, как мы поссорились… И я все ждала его звонка, с ума сходила от ожидания… И на работе ждала, и дома тоже… Все эти две недели, казавшиеся бесконечными… А после случившегося вчера я вообще про него не думала и не вспоминала, что он есть где-то, что существует, что тарахтит мягким громким баском его мотоцикл… Андрей просто как-то совсем из памяти выпал, совсем… И сейчас непонятно было, зачем звонит он и что ему нужно… Он же не может ничего вернуть…

– Я не хочу… Скажите ему, что я сейчас не могу разговаривать… У меня сил нет его слышать… Говорить ему…

Аркадий Ильич ушел, и я слышала, как он что-то говорит там, в комнате, долго говорит, объясняя, но слов разобрать было невозможно. Пусть говорит… Он человек обстоятельный и правильный, он все обскажет так, чтобы Андрей больше не звонил, потому что он не может ничего вернуть…

Пока Аркадий Ильич разговаривал, я глаза закрыла, потому что мне было больно от света, а встать и шторы задернуть не было сил. Может быть, и были силы, но невозможность встать была намного сильнее необходимости… Можно и с закрытыми глазами посидеть… Даже нужно… Так легче… Надеялась я где-то в глубине души, что Аркадий Ильич заглянет в комнату, увидит, что у меня глаза закрыты, и уйдет…

Но он назойливо вернулся и остановился против меня… Я и с закрытыми глазами это почувствовала и вздохнула…

– Андрей все приехать рвался… Я еле-еле смог ему объяснить, что тебе сейчас не до него… И мне тоже не хочется видеть посторонних, и рев его мотоцикла под окнами слышать не хочется…

Как он утомил меня… Заботливый, как мама, но он не мама… Он даже не папа мне… У меня свой папа есть… Мой папа, мой настоящий папа, никогда меня не утомляет…

Но и Андрея видеть я тоже не хочу… Я не могу его сейчас видеть, хотя раньше мне всегда нравилось сидеть на мотоцикле позади него, обхватывать Андрея за жесткое жилистое тело, и мчаться по улицам, обгоняя все машины подряд… Правда, его длинные волосы на ветру всегда сильно по лицу меня хлестали… Но я это терпела… А сейчас не хочу…

– Что мне для тебя сделать, боль ты моя?.. – спросил Аркадий Ильич. – Еще одна моя боль…

– Для меня? – переспросила я с легким удивлением, пытаясь словами, интонацией создать дистанцию. – Зачем что-то для меня делать… Ничего для меня делать не надо… Ничего… Меня в покое надо оставить… Вот и все…

– Я же теперь тебе… вместо… Я же… Теперь с тобой остался… Мы теперь только вдвоем…

Он не решился сказать «вместо матери» и не решился сказать «вместо отца»…

Мне было жалко его, такого надоедливого – сразу вспомнилось, что такой же надоедливо-заботливой была порой мама и очень утомляла меня своей опекой, но она – мама и потому имела на это право, а он только пытается ей подражать и свою заботу проявлять и не понимает, что ему этого делать не следует. Хотелось что-то едкое ответить… Но было его жалко… И я промолчала…

– Мне завтра таблетки принесут… Успокаивающие… Их без рецепта не дают… Трудно сейчас достать… Тогда легче будет…

Неужели я буду таблетками, химией какой-то память о маме из себя вытравливать…

– Не надо мне таблеток… Не надо мне ничего, никакой помощи не надо… – прошептала я устало.

– Кто же, кроме меня, тебе поможет?..

– У меня еще и папа есть… Он меня поймет и поможет…

Аркадий Ильич вздохнул. Недобро так вздохнул. Его откровенно раздражало упоминание о моем отце, я не видела, но чувствовала это, по каким-то неведомым мне вибрациям чувствовала его раздражение.

– Я все же думаю, что вопрос его ареста – это дело времени… Ему уже и второе обвинение готовы предъявить… Побег из-под стражи и нанесение увечий караульным – это тоже не шутка, хотя в сравнении с первым…

Про первое обвинение он, слава богу, ничего не сказал. Деликатно так скользнул в сторону, чуть ножкой не шаркнув… Но мне этого и не надо было. Мне достаточно голос было услышать. С холодными жесткими нотками, которые он скрыть не в силах. Наверное, такими голосами прокуроры любят говорить в суде…

– Аркадий Ильич, а откуда вы старшего следователя Шторма знаете? Это ваш старый приятель?.. – спросила сама для себя неожиданно. Должно быть, потому спросила, что эта мысль в голове у меня вертелась уже не первый час…

Я даже опухшие от слез глаза пошире открыла, чтобы лицо его увидеть и что-то понять…

Аркадий Ильич смотрел не испуганно и растерянно, как я ожидала, а зло, и мне даже показалось, что он готов с кулаками на меня броситься…

Но собой он всегда владел хорошо. И сейчас взгляд быстро приобрел мягкость, а сам он сказал нарочито небрежно, совсем не таким тоном, каким разговаривал все время, начиная со вчерашнего вечера:

– Откуда у тебя такие сведения?

– Я же видела, когда вы папе телефон диктовали, что фамилия в середине страницы – старая запись…

Он улыбнулся. Не слишком искренне…

– Мы с ним однажды сталкивались по деловому вопросу, но он меня, кажется, не узнал… Скорее всего не узнал, иначе он обязательно бы напомнил, как уже допрашивал меня… В качестве свидетеля… Лет пять, кажется, прошло… Может, даже больше…

Настолько нарочито сказал, настолько деревянным голосом, что я не поверила…

У меня были основания не верить. Эту записную книжку в тисненой кожаной обложке мама покупала Аркадию Ильичу в подарок на день рождения в моем присутствии.

Два года назад…

Я закрыла глаза, чтобы не превращать свой вопрос в дуэль и не обострять отношения раньше времени… Нам еще маму надо похоронить и не ругаться при ней, где-то здесь заботливым духом витающей…

Но Аркадий Ильич держался все еще напряженно, и я ощущала это даже с закрытыми глазами. Хорошо, что раздался телефонный звонок, и он поспешил в другую комнату. Очень торопливо поспешил, потому что сам чувствовал себя в ситуации взаимного обострения не слишком уверенно.

Но обратные шаги раздались быстро. В комнату он уже не вошел и только громко сказал из-за двери:

– Это тебя… Отец…

И я, для самой себя неожиданно бодро, поспешила к трубке в комнату, а Аркадий Ильич тут же ушел на кухню, показывая свою деликатность.

– Оля, у тебя все в порядке? – Голос папы звучал напряженно.

– Да. А что случилось?

– Будь осторожнее с Аркадием Ильичом… Я тебя прошу… Я еще ничего не знаю, но чувствую с этой стороны опасность…

– Хорошо, папа… – единственное, что я смогла ответить.

– Может быть, мне забрать тебя из дома?

– Нет, не надо…

– Когда похороны?

– Послезавтра.

– Я заберу тебя сразу после похорон… А ты, когда Аркадия Ильича дома не будет, позвони мне… Я тебе объяснить все равно еще ничего не смогу, но мне будет спокойнее… И вообще почаще позванивай, даже при нем…

– Хорошо, папа… – повторила я.

Я услышала шорох в коридоре. Значит, Аркадий Ильич не на кухне, а за углом, стоит и подслушивает, о чем я говорю с отцом. Хорошо еще, что слышит он только меня…

– Я чуть попозже тебе позвоню… Часа через два-три…

– Я буду ждать…

Я положила трубку и услышала, как шаркают по линолеуму тапочки Аркадия Ильича. Он торопливо убирался на кухню. Это почему-то показалось мне страшным. Я подумала еще несколько секунд… Мысленно упрекнула себя, что отказалась от папиного приглашения. Сейчас самой звонить – значит, только вызвать лишние подозрения Аркадия Ильича.

И я решительно набрала номер Андрея, надеясь, что его мать где-то далеко от телефона и не будет меня утомлять, как обычно, непонятными долгими рассказами о своих болезнях. Но Андрей сам взял трубку.

– Привет… – сказала я громко, даже громче, чем сказать собиралась. – Это я… Приезжай… Домой к нам не заходи, я мотоцикл услышу, сама выйду…

– Еду… – Андрей ответил тихо, но с готовностью.

Я положила трубку и пошла в свою комнату, чтобы одеться.

– Ты кого-то позвала? – спросил из-за двери Аркадий Ильич.

– Андрей сейчас приедет…

ГЛАВА 7

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Неспокойно было на душе. Даже после того, как с дочерью поговорил и узнал, что с ней все в порядке, неспокойно было, словно какую-то отраву проглотил и противоядия не знаю. За нее неспокойно… Беспокоиться за себя я давно отвык…

Самое страшное в настоящей ситуации, что я совершенно не знал, откуда ждать следующего удара, и может ли быть этот удар направлен против нее. Не понимал, насколько имеют под собой основания мои опасения относительно Аркадия Ильича. И вообще не понимал, что это за человек. Не понимал, что представляет собой Максим Юрьевич Шторм, старший следователь областной прокуратуры, после визита которого убивают другого человека. Не понимал, какие взаимоотношения существуют между Аркадием Ильичом и Максимом Юрьевичем… Но что эти отношения существуют, теперь уже сомневаться не приходилось. Может ли это нести угрозу дочери? Если бы угроза шла в мою сторону, я бы сумел ей противостоять с предельной жесткостью.

Но как дочь защитить?..

Я даже не смогу убедить ее в существовании опасности, поскольку сам ничего не знаю… А если я убедить не смогу, она не поверит в реальность опасности и не пожелает прятаться тогда, когда предстоят похороны матери. Для нее это дело святое, да и не только для нее… Мне бы тоже следовало по-доброму-то появиться там, но там наверняка меня будут ждать с распростертыми объятиями, то бишь с наручниками. Замену капитану Тропилину найти не трудно, поскольку группа захвата в городском управлении не одна-единственная, а кроме того, существуют еще и не менее квалифицированные и жадные до работы группы захвата в областном управлении, и в каждом районном отделе, и в ФСБ еще…

Стоп! Взрыв, убийства, в том числе убийство подполковника милиции… А ведь по степени тяжести такие дела, насколько я знаю, уходят под юрисдикцию следственного отдела ФСБ… Взрыв в машине, пока не доказано, что это уголовное преступление, следует рассматривать как террористический акт! А террористическими актами только ФСБ и занимается…

Впрочем, настороженность в отношении ФСБ, в каждом офицере ГРУ живущая всегда, в данном случае может быть напрасной, потому что прокуратура уже обозначила мотив убийства – раздел большого наследства… Хотя, если обвиняется офицер спецназа ГРУ, тоже должна работать скорее всего ФСБ…

Не знаю, может быть, в провинции все проще… Скорее всего так оно и есть, и не надо напрасно суетиться и искать на свою голову новую заботу…

С этими мыслями я приехал к дому, где «жил» уже вторую неделю, и поставил машину на небольшой парковке чуть в стороне от подъезда. Из окна мне будет ее видно, и это хорошо. Есть надежда, что с машиной ничего не случится, хотя в провинции машины «бомбят» ничуть не реже, чем в Москве. Я поднялся в квартиру и сразу стал звонить Доктору Смерть.

– Виктор Юрьевич… Снова подполковник Русинов… У нас здесь опять чеченцы «засветились»… Они, похоже, все концы обрубают, чтобы на них никто выйти не смог… Предельно жесткая работа, в строго определенном стиле… Это напоминает боевую обстановку…

– Рассказывай, старина… Наш командир тоже слушает… Ты его, его убеждай, он вообще-то добрый и податливый… – пробасил Доктор Смерть.

Я начал рассказывать. Коротко передал слова Кирпича, услышанные еще утром, что «черные» промышляют на дорогах, потом рассказал о старшем следователе Шторме, в которого стреляли тоже кавказцы, и о визите старшего следователя в Полетаево-2 к чеченцу, которого после этого визита расстреляли свои же…

– Иван Сергеевич, – сказал, когда я закончил, незнакомый голос, – меня зовут Александр Игоревич Басаргин. Я руководитель антитеррористического подсектора Интерпола. Нам недавно полковник Мочилов переслал все данные по вашему вопросу, что у него имелись к тому времени. Вы мне не подскажете, почему вас разыскивает областная прокуратура вместе с городским управлением внутренних дел, а не следственный отдел областного управления ФСБ? Это, как я понимаю, дело их компетенции и их подследственности…

– Я сам себе задавал такой вопрос. Буквально несколько минут назад. Но ответа найти пока не могу… Я подозреваю, что версия с разделом наследства отстаивается ментами твердо, и потому возбуждение дела не прошло по террористической статье… Других вариантов пока не вижу…

– Ладно… Но мы все-таки первоначально примем это дело как террористическое, поскольку нам городское управление МВД ничего не докладывало… И включаемся в работу. Виктор Юрьевич уже выполнил вашу просьбу. Но пока не нашел почти ничего интересного, кроме маленького факта, дающего только повод для отвлеченного размышления… Но нам нужны номера телефонов всех фигурантов событий. Мы возьмем под контроль их телефонные переговоры. Если версия подтвердится в течение суток, мы будем иметь полное право использовать техническую аппаратуру Интерпола и аппарат сотрудников и в дальнейшем… Возможно, даже откомандируем к вам несколько наших сотрудников, опытных спецназовцев, вышедших, как и вы, на пенсию, но пригодных для службы в Интерполе… Если версия подтверждения не найдет, мы с вами расстанемся, с пожеланием вам удачи. Поэтому рекомендую каждую мелочь передавать нам, чтобы мы могли начать контроль и за сутки выполнить максимальный объем работы… Все наши результаты, естественно, станут вашим достоянием… Итак, сначала Доктор объяснит вам, что ему удалось добыть, потом вы выкладывайте все существующие вопросы… И попробуем решать их вместе…

– Ага, старина, – пробасил Доктор Смерть, – ты понял, что у тебя есть только сутки, чтобы эксплуатировать нас на полную катушку? За сутки можно многое выяснить, а можно и не выяснить ничего. Все зависит от того, как будут протекать события. Вялотекущий процесс тебя, я думаю, не заинтересует. В этом случае тебе следует организовать какую-то провокацию с тем, чтобы события развивались бурно.

– Я понял, – согласился я. – Что-нибудь придумаю… Итак, я слушаю, Виктор Юрьевич…

– Значит, запись переговоров Максима Юрьевича Шторма мне вытащить не удалось… Я с этим сталкиваюсь впервые и не знаю еще всех тонкостей работы чужих спутников связи. Раньше как-то всегда своим обходились. Но всех корреспондентов твоего следака я просмотрел… Скорее всего это чисто деловые разговоры, кроме одного. Шторму звонила женщина, и он не пожелал или не смог ответить. Хотя, с другой стороны, с трубки женщины мог звонить кто угодно. Моя трубка тоже на жену оформлена. Два других звонка – текста разговоров тоже нет, но мне удалось выяснить имена обладателей, и потом уже было нетрудно предположить содержание. Один звонок совершил оперативный сотрудник ФСБ, некий капитан Поваляев, второй – врач госпиталя МВД. Как сотрудник следственного отдела прокуратуры Шторм вполне может вести дела, расследуемые ФСБ, следовательно, подозрений здесь быть не может. Что касается врача – это вообще естественный звонок…

– В госпитале МВД сейчас лежат три «вертухая», которые, грубо говоря, «позволили» мне совершить побег… Звонок мог быть оттуда… – сказал я.

– Да, может быть… – согласился и Доктор. – Но, согласно твоей просьбе, я поинтересовался биографией Максима Юрьевича и просмотрел его личное дело в управлении кадров прокуратуры. Там вообще никакой защиты практически нет, все данные в компьютере, и нужно было только пароль подобрать. Что я и сделал… Интересного мало… Родился в Алма-Ате, учился в Москве, служил в Омске, в Новосибирске, потом у вас… Послужной список хороший, нареканий нет, с блеском завершенных легендарных дел на его счету тоже не значится. Обыкновенный проходной следак, каких сотни по прокуратурам валяются… Следующий объект нашего интереса – некто Аркадий Ильич, потребовал больше времени, поскольку данных на него было настолько мало, что это вызывало удивление. Я понял все только тогда, когда случайно нашел в архиве пенсионного фонда строчку, указывающую, что он был когда-то майором КГБ и вышел в отставку в конце восьмидесятых, в начале перестройки… Занялся бизнесом. Это дало мне след, и я уже забрался в архив ФСБ. И вот там наткнулся еще на один факт – Аркадий Ильич родился тоже в Алма-Ате, как и Максим Юрьевич. Это меня уже заинтересовало, хотя и не ровесники, но могли оказаться соседями или родственниками. Тогда я нашел автобиографию того и другого и выяснил, что они, оказывается, братья по матери… Мать Аркадия Ильича развелась с мужем и вышла замуж через четыре года после рождения первого сына. Второй родился через год – это был уже Максим Юрьевич… Понимаешь тонкость?

– Очень интересно, Виктор Юрьевич…

– И уже твоя задача выяснить, почему братья не афишируют своего родства…

– Не просто не афишируют, но и скрывают его… – добавил я. – Не могли бы вы узнать, когда скончалась мать братьев? Там может быть какая-то неприглядная семейная история, где один из братьев в чем-то испачкался…

Версия возникла у меня в голове сразу как наиболее правдоподобная.

– Мы с тобой, подполковник, мыслим одинаково, – хохотнул Доктор Смерть. – Я тоже подумал, что там какое-то семейное дело. Но, к сожалению, сумел найти только незначительную информацию, которая не позволяет делать выводы. Мать братьев умерла в восемьдесят втором, после непродолжительной и скоротечной болезни – цирроз печени, не алкогольный. А через полгода отчима Аркадия Ильича и отца Максима Юрьевича, к тому времени значительного госслужащего, занятого во внешней торговле Казахстана, внезапно сняли с работы и исключили из партии. А еще через год он совершил самоубийство… И все… Никакой дополнительной информации в архивах нет… Есть только данные, что Аркадий Ильич тогда работал в республиканском управлении КГБ Казахстана. То есть тоже жил в Алма-Ате. Но имел ли он отношение к семейной трагедии – остается только догадываться…

– В каком управлении работал Аркадий Ильич?

– Управление «К» – контрразведка… Прошу не путать с управлением «К» в современной интерпретации. В современной интерпретации управление «К» занимается компьютерами и всем, что связано с IТ-технологиями…

– Да, информация забавная, Виктор Юрьевич, и она только запутывает ситуацию. Попробуем ее разрешить, если получится, хотя я и не уверен, что она может играть значительную роль в моей истории… Но допустить могу и это…

– Попробуем… А теперь давай мне все телефонные номера, которые стоит поставить на контроль. Кстати, городской номер квартиры Шторма и служебный номер в прокуратуре я уже сам нашел, можешь не беспокоиться…

Я продиктовал дополнительно номер городского телефона Аркадия Ильича, поскольку не знал номер его мобильника, номера капитана Тропилина и Кирпича, подумал и добавил номер капитана Югова. Последний просто на всякий случай. Предложение о сотрудничестве со стороны Югова вовсе не означает, что Югов будет мешать моему задержанию, если на этом будет настаивать старший следователь Шторм или даже прямое начальство опера. В этом случае Доктор Смерть, если к нему попадет информация, меня подстрахует и, возможно, сумеет вовремя предупредить. На всякий случай попросил поискать данные на Владимира Саввовича Брызгалова, убитого на дороге, и ментовского подполковника Фархутдинова, убитого в строящемся загородном доме Брызгалова. Через них возможен выход на дорожных бандитов, которых я пока в основном и подозреваю в убийстве своей бывшей жены…

– Может быть, вам еще выслать материалы уголовного «дела»? – спросил я.

– Если возможно… – ответил Басаргин.

– Тогда сейчас отправлю по факсу… На какой номер отправлять?

– На этот же, на который звонили…

– Хорошо. Мой номер у вас есть…

– Его тоже контролировать?

– Он на контроле ГРУ.

– Это мы уже определили… Значит, на свой контроль его не ставим…

На этом мы временно распрощались…

* * *

Старенький факс, поскрипывая, переправлял страницу за страницей – благо их было немного, когда позвонила дочь. Звонку я не удивился, поскольку сам недавно просил ее позванивать почаще. Впрочем, я даже не сразу понял, что это она, так как входящий номер был мне незнаком.

– Папа, это я…

– Как дела? – спросил я встречно.

– Не понимаю… – ответила Ольга. – Не понимаю, то есть, как у меня дела… Запуталась и боюсь неизвестно чего. Может быть, и бояться не надо, а я боюсь… Ты где сейчас?

– Я тут квартирку небольшую занимаю… Хочешь встретиться?

Я вставил в факс очередную страницу.

– Да, скажи, куда подъехать…

– Я сам подъеду… У меня машина…

– Я на мотоцикле.

– Сама, что ли, рулишь? – удивился я, потому что никогда не слышал о том, что дочь даже права имеет, не говоря уже о том, что она мотоцикл купила.

– Нет, меня друг возит… – Ольга вроде бы слегка засмущалась. Не того, естественно, что у нее друг есть, а того, что она в такой момент, после смерти матери, с другом общается. – Он меня привезет…

– Показывать мое жилье никому не надо… Где вы?

Она назвала улицу и место. Рядом с большой парикмахерской.

– Подъеду через десять минут… Жди меня там…

Факс как раз работу закончил, я перезвонил Доктору Смерть, чтобы удостовериться, что все страницы прошли нормально, и мог свободно ехать…

* * *

На улицах уже темнело, но фонари на столбах, слава богу, включили сразу. И мне не пришлось пользоваться биноклем с прибором ночного видения. Тем более что у меня такого бинокля под рукой не оказалось. На условленном месте мотоцикл сразу бросился в глаза. Даже в Москве не на каждом углу встретишь человека на настоящем «Харлей Девидсон», да еще модели «Road king»,[6] который стоит, как средний внедорожник. Должно быть, состоятельный друг у моей дочери. Я себе иметь такой позволить не могу, хотя все детство провел возле мотоциклов и даже в юности бредил ими. Сам друг тоже имел привлекающую внимание внешность. Как и положено человеку на «Харлее», был весь затянут в черную кожу и носил волосы ниже плеч. Шлем, естественно, он презирал, иначе не стоило и на «Харлей» садиться. На Ольге, сидящей у парня за спиной, тоже, кстати, шлема не было.

Я скромно проехал мимо, свернул за угол, где машину остановил, и к мотоциклу пошел пешком. Простая осторожность, и даже не от недоверия к незнакомому человеку, а просто – привычная манера поведения. Что розыск на меня все еще ведется, я не забывал и забывать об этом не собирался.

– Привет мотоциклистам… На таком жеребце хорошо бы в длительное путешествие отправиться… – сказал я, положив руку на никель бензобака.

– Папа… – то ли позвала меня, то ли представила Ольга.

Мотоциклист слез с сиденья и протянул руку.

– Андрей…

Рука у него крепкая, мужская. Это приятно. Не люблю мужчин с женским рукопожатием.

– Приятно очень… Я – Иван Сергеевич…

– Андрей тоже в спецназе служил… – сразу сообщила дочь.

– Спецназ внутренних войск. – Парень проявил скромность, понимая разницу между солдатом и офицером и между спецназами вообще. – Младший сержант… Воевал в Чечне…

– Почти коллега, хотя я в Чечне и не воевал… – согласился я милостиво и даже вежливую улыбку изобразил. – А чем сейчас Андрей занимается?

– Он руководит военно-спортивным клубом… – в третьем лице сказал о себе парень.

– Достойное мужчины и полезное занятие, – согласился я. – Извините, Андрей, мне надо с дочерью поговорить, и вообще… Я ее заберу у вас… Хотя бы до послезавтра…

Они с Ольгой переглянулись.

– Так надо… Ты знаешь, как Андрея найти? – спросил я у Ольги.

– Конечно…

– Позвонишь ему перед похоронами. Он тебя отвезет и будет там охранять. Если сможет, то не один, а в компании таких же мотоспецназовцев… Я его потом дополнительно проинструктирую… А сейчас – будем прощаться…

Я протянул Андрею руку. Ольга просто приветственно открытую ладонь подняла. Парень пожал плечами и сел на мотоцикл. «Харлей» показал свой знаменитый голос и рванул с места так, что приподнялось переднее колесо.

– Колоритный парень… – одобрил я вкус дочери. – Пойдем, машина за углом…

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Не знаю уж, как человеческий организм устроен и какой запас прочности в каждом человеке заложен… Но этот запас, наверное, очень велик, почти неисчерпаем… Утром мне самому казалось, что я обязан отсидеть хотя бы несколько часов в прокуратуре, а потом, сославшись на бессонную ночь, отменить все намеченные на день мероприятия и отправиться спать. Я даже прокурора области с первых минут разговора начал к этому готовить, чтобы он не рассчитывал занять меня в каком-нибудь неожиданном мероприятии, что порой тоже случается. А у меня от природы натура такая, что я, не выспавшись всласть девять, а лучше десять часов в сутки, бываю вял, как половая тряпка, и туп, как прокурорский дубовый стол, и все мысли сосредоточиваю только на том, чтобы непроизвольно не положить руки на стол и не упасть на них головой, дабы все-таки природе не сопротивляться и основательно выспаться… А тут доехал до дома с твердым, как приговор Верховного суда, намерением забраться с головой под подушку, поставил машину, как обычно, под окнами, с радостью отпустил надоевших «собровцев» с обещанием за дверь ни в коем случае не высовываться и никому незнакомому, не приведи господи, не открывать, и… И понял, что совершенно не хочу спать… Еще по лестнице поднимаясь, уже догадался, что с организмом что-то нехорошее происходит… Как вчера, когда ночью приехал и не мог заснуть – это был, наверное, первый звонок…

Конечно, я до кровати добрался по-спринтерски стремительно и лег, чтобы отделаться от приставаний жены, хотя рассказать ей о стрельбе на крыльце со всякими красивыми подробностями, которые могли прийти мне в голову, все же пришлось. Уже из кровати, даже из-под одеяла… Но выслушивать ее причитания и ужасания – это, как обычно, было выше моих сил. Я властно потребовал тишины и покоя. После этого она, бедная, сидела в большой комнате тихо, как мышка в присутствии кошки, боясь меня побеспокоить даже своим дыханием, а я не смог, как назло, уснуть, сколько ни пытался, сколько ни заставлял себя… И не понимал, что со мной происходит, какая безобразная поломка произошла в организме…

Непонятно откуда пришло, заставляя сердце биться неровно, беспокойство и ощущение, будто я что-то сделал не так, что я опять упустил какой-то важный момент, и это может иметь плохие последствия. Даже там, на крыльце, под автоматными очередями, я чувствовал себя спокойнее, и потом, во время оформления протокола, совсем не волновался. А сейчас какое-то непонятное волнение пришло и нарушало то, что для меня всегда было священно – сон…

Кажется, я слышал про такое. С некоторыми это случается, и даже название психологи придумали соответствующее – постстрессовый синдром. Впрочем, я не уверен, что правильно трактую медицинскую психологию. Сам я в свое время изучал психологию преступления, а это несколько иное понятие и совсем уж иная терминология…

– Люся… – тихо позвал я жену.

Она тут же ворвалась в дверь, как собака, готовая выполнить любое приказание хозяина, и даже смотрела при этом преданно, как настоящая собака. Люся у меня всегда такая. Если есть причина ворчать, она будет ворчать, не останавливаясь, две недели. Если есть причина жалеть и беспокоиться, она всю себя изведет на эти чувства и начнет стремительно худеть почти на моих глазах.

– У нас есть что-нибудь успокаивающее? Типа валерианы или еще что-нибудь?

– Феназепам… Таблетки такие… Успокаивающее… Надо?

– Давай… Гони… Нервничаю, понимаешь… – капризно пожаловался я. – Не спал и уснуть не могу… Никогда такого не бывало…

– Еще бы… Не каждый день в тебя, слава богу, стреляют… – Она стремительно убежала на кухню и вернулась с маленькой таблеточкой и водой в стакане. – Выпей, уснешь лучше…

Может быть, таблетка мне помогла. Беспокоиться я, кажется, стал меньше. И даже слегка задремал, впрочем, часто просыпаясь и бросая взгляд на часы. И так до тех пор, пока на улице не стемнело и на часы, которые я с руки только в бане снимаю, смотреть стало невозможно. То есть стало невозможно стрелку различить…

* * *

В очередной раз я проснулся уже в твердой уверенности, что выспался окончательно и бесповоротно, но еще не понял, отчего проснулся. И только тихий голос Люси объяснил мне, что был, вероятно, телефонный звонок, и Люся, конечно, разъяренной тигрицей бросилась к аппарату, чтобы не допустить звонка повторного. Она с кем-то разговаривала, шепотом произнося короткие отрывочные фразы. Наверное, пыталась отделаться от настойчивого звонителя, который добивался разговора со мной. Но грустный опыт подсказывал, что если кто-то добивается такого разговора, то он своего постарается добиться обязательно. Не дозвонится на городской номер, будет звонить на мобильник, будет звонить в кабинет на служебный телефон, будет звонить дежурному по прокуратуре, всех достанет и меня найдет. Такова, к сожалению, жизнь следователя.

– Это меня? – на всякий случай крикнул я.

– Он проснулся… Сейчас подойдет… – уже громко ответила Люся, и я вынужденно встал.

Впрочем, встал я без проблем, потому что, как оказалось, выспался. Видимо, подсознание желало контролировать мою потребность во сне, опираясь на собственные знания о необходимости проводить большую работу. Подсознание, говорят, знает все… Может быть, оно знает, что меня это дело может поднять на качественно новый уровень? Под «уровнем» я подразумеваю должность и еще всякое этому сопутствующее… Я не против…

– Слушаю, Шторм… – сказал я в трубку, со сна еще с сильным хрипом в голосе.

– И сильно штормит, Максим Юрьевич? – спросил капитан ФСБ Поваляев.

Голос я узнал сразу и сразу осознал, что этого капитана мне меньше всего хотелось бы сейчас услышать. Мне вообще хотелось бы никогда не слышать этот самодовольный голос… Тем не менее с Конторой лучше не шутить, это я знаю, может быть, лучше, чем другие, и потому я прокашлялся, прочищая горло.

– Штормит, штормит и покачивает… – К тому, что моя фамилия у всех вызывает строго определенную ассоциацию, я давно привык, с детства. – Что вы хотите?

– На службу днем я вам звонить не стал, хотя и до нас уже дошли слухи о происшествии с вами. О происшествиях… Понимал, что вам не до меня… А дома вас такой, извините за выражение, «цербер» охраняет, что едва-едва пробился…

– Все правильно. У меня постстрессовый синдром, и домашняя секретарша охраняет мой покой, как я и просил ее… Нервничаю, как нетрудно догадаться… И вы на моем месте нервничали бы точно так же…

Это его не остановит, но все же даст мне возможность в самом деле нервы проявить. Могу себе позволить высказать хотя бы частицу того, что в душе накопилось.

– Тем не менее я хотел бы услышать, как обстоят дела с поиском Ивана Сергеевича Русинова… Надеюсь, поиск не прекращен?

– По этому вопросу вам лучше бы было обратиться в городскую «уголовку» к капитану Югову. Он поиском занимается… Но, если уж позвонили, и, тем более, разбудили, хотя я за последние сутки спал от силы два часа… Поиск не прекращен… Вы, конечно, слышали уже, как он сбежал?

– К сожалению, не от вас… Мы получаем и городскую, и областную сводки МВД. Имел удовольствие убедиться, что мой подопечный успевает себя и в городе, и в области проявить достойно своей репутации… Но я слышал еще, что он и вам звонил? Домой, как и я…

И об этом уже кто-то трудолюбиво «настучал»… Впрочем, кажется, об этом в городской сводке было… А «настучали» уже, наверное, дополнительно… Без этого у нас не бывает… Славные традиции советских времен…

– Звонил… Вину он, естественно, не признал, и признавать не собирается, как бы вам этого ни хотелось… Даже наоборот, сам решил мне содействовать… Говорил, что готов помочь мне найти настоящего преступника и даже уже активно взялся за это дело. Так активно, что за одну ночь еще два трупа появилось…

– Что же вы мне сразу не позвонили, Максим Юрьевич?..

– Какой смысл был в этом звонке? – Не позвонил я, конечно, не потому, что смысла в звонке не видел, а потому просто, что не хотел с этим капитаном дела иметь.

– Мы бы давно уже взяли вашего подполковника прямо горяченьким, с дымящимся пистолетом в руках…

– Каким, позвольте полюбопытствовать, образом?

– Вы же наверняка зафиксировали номер, с которого он звонил?

– Конечно… Это трубка убитого ментовского подполковника Фархутдинова… И звонил Русинов мне из дома убитого Брызгалова в Полетаеве-3…

– Разве трудно было отыскать его в городе по номеру?

– Невозможно…

– Почему?

– Чтобы компания сотовой связи включила систему поиска, необходимо предъявить решение суда. А суд нам такое решение не даст.

С этим я сталкивался дважды, и оба раза без результата. Поэтому мог говорить конкретно.

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что у нас нет ни одного доказательства вины подполковника, кроме вашего желания и не слишком очевидного мотива…

Капитан, похоже, уловил мою неприязнь.

– Продиктуйте мне этот номер… – потребовал довольно сухо.

Причины отказать у меня не было никакой, хотя я отказал бы ему с удовольствием. Но в данном случае отказ может быть расценен не слишком хорошо и вызвать звонок прокурору области из областного управления ФСБ. Начальство умеет договариваться о том, как и за что дать втык подчиненным… И я номер продиктовал по памяти.

– Кажется, так…

– Вы так хорошо запомнили его, словно много раз по этому номеру звонили… – а сейчас в голосе уже угроза прозвучала. Почти откровенная…

– Подполковнику Фархутдинову или подполковнику Русинову? – съехидничал я, не объясняя, что я в самом деле звонил еще раз Русинову. – У вас все?

– Все…

– Тогда до свидания. Я отдыхаю… – резко положил я трубку.

Капитан Поваляев раздражал меня всегда. А в этом деле особенно… И снова после разговора у меня беспокойство началось. Нервы напряжения уже не выдерживали. Потому, наверное, и в самом разговоре я сорвался.

– Дай еще таблетку… – попросил я жену все тем же нервным тоном.

Она поспешила на кухню, где содержала свою богатую, на два с половиной ящика стола, аптечку. Принесла таблетку вместе с водой.

– Кто это такой? – спросила, кивнув на телефон.

Я не удержался, чтобы не скривить рот. Подробности отношений с Поваляевым ей знать ни к чему, ни к чему знать и настоятельную просьбу капитана. Я вообще с его просьбами не в первый раз сталкиваюсь. Иногда уважаю, когда они с моим мнением совпадают. Иногда игнорирую, но спускаю отказ «на тормозах». Сейчас уважил, потому что просьба капитана не единичная… И с другой стороны такая же просьба пришла. Даже не просьба, а деловое предложение, и от человека не чужого, хотя и не близкого… И это жене знать не положено…

– Капитан из ФСБ… Не в свое дело, как всегда, лезет… Наглеть в последнее время начинают, как при КГБ… Что дальше будет? Тридцать седьмой год?..

– Осторожнее с ними… Они гадости подстраивать горазды… – резонно рассудила Люся. Она у меня вообще резонная женщина, когда ее приступы ревности не охватывают. А когда охватывают, про все резоны забывает.

Я снова ушел в спальню, надеясь, что вторая таблетка поможет мне полностью успокоиться и уснуть до утра.

– Я телефон отключу? – спросила из комнаты Люся.

– Отключай…

– Сегодня Валерик должен звонить, так ничего, на сотовый позвонит…

Сын учится в соседнем городе. Звонит нам через день.

– Хорошо… – Я сунул голову под подушку, но от этого только сильнее в ушах застучало. Наверное, просто у меня давление не в порядке. Возраст подходит к тому, чтобы за давлением следить… И какие-то другие лекарства попробовать надо… Или вообще в госпиталь съездить. Лечь туда, и сбросить с себя это дело… Все эти дела, от которых так устал, что даже спать не могу. А это уж ни в какие ворота не лезет…

И так долго лежал я, слегка уже успокоившись, но не проваливаясь в сон, как бывало обычно. И потому сразу услышал мелодию своего мобильника, унесенного женой на кухню, подальше от моего уха. И встал, чтобы поговорить…

– Это Аркадий Ильич… – Люся протянула мне трубку, скривив лицо не хуже, чем я недавно. – Очень настоятельно требует…

Я недовольно ответил:

– Слушаю тебя, Аркаша…

– Здравствуй. Извини, что разбудил… У меня неприятности то ли уже начались, то ли только назревают… Короче, Ольга к отцу сбежала…

– Ты хочешь, чтобы я объявил ее в розыск? – не понял я его обращения по этому поводу непосредственно ко мне.

Аркаша не смутился.

– Что у тебя с этим Русиновым? Поймаешь все-таки или нет?

– Его уже твои современные коллеги ловят… Думаю, сегодня уже или арестуют, или пристрелят… Что для тебя удобнее?

– Для меня второе удобнее… Ольга никак при этом пострадать не может?

– Не беспокойся… Ее посадить будет не за что… Хотя я бы всех вас посадил…

Он и нервного состояния моего за своими меркантильными заботами не заметил…

– Все-таки это в твоих же интересах, брат… Предупредил бы коллег… Миллион баксов на дороге не валяется… Тебе до конца жизни хватит, и сыну останется. Он у тебя парень деловой, он из миллиона за год десять сделает…

Знает, когда и какой аргумент под нос сунуть…

Я то ли вздохнул, то ли застонал – сам не понял. Влез в это дело, не подумав хорошо. Миллион «зеленых» – сумма такая, о которой я никогда не мечтал, и потому верилось в возможность с трудом. Особенно когда трезвой головой все обдумаешь. Но Аркадий в таких делах дока. Он от природы интриган, и интриган настойчивый, цепкий, умеющий своего добиваться и оставаться при этом с чистым воротничком и накрахмаленными манжетами. С одного конца не получается, так он с другого подбирается. Всех, кого может, использует, сам в стороне оставаясь. Так всегда было, с детства. Таким же он и взрослым остался. Потому я и думаю, что он приложил руку к смерти моего отца. Хотя доказать, конечно, ничего не могу…

– Ладно… Я сейчас позвоню…

– Кстати… У Ивана Сергеевича мобильник Ольги… Еще вчера взял… Может, по звонку его удастся вычислить…

– Номер назови…

Он назвал номер. Я записал.

– Все… Не переживай… Никуда твой Русинов не денется… Готовь «лимон»…

Подумал несколько секунд, вспоминая номер мобильника капитана Поваляева. Я сразу набрал его, пока цифры не вылетели из туманной после таблеток головы.

– Игорь Николаевич… Опять Шторм… Мне только что дополнительные сведения дали. У Русинова сейчас дочь Ольга… Да-да, дочь взорванной Людмилы Анатольевны. Отец, кстати, взял у дочери ее мобильник. Еще вчера… Если первый номер не сработает по какой-то причине, есть второй… Записывайте…

ГЛАВА 8

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Вечерние освещенные неоном улицы города делали осеннюю хмурость более ощутимой и предрекали скорое наступление опаздывающих холодов. Неон всегда холодом отдает… Хотя, может быть, просто настроение было такое безрадостное, оттого и вечер казался хмурым. Ехали молча и быстро, хотя я старался не превышать скорость, чтобы лишний раз не пришлось показывать ментам документы. Штраф бы я заплатил, но кто знает, к чему они могут придраться. Работа у них такая, к людям придираться…

Разговаривать мы начали, только когда уже вернулись в квартиру, где я, как мне показалось, уже прочно обосновался, умудрившись с утра привыкнуть к этим старым стенам. Конечно, это нарушение всех возможных правил конспирации – служебная квартира всегда остается служебной квартирой, и здесь со временем может еще остановиться немало разведчиков. И совершенно ни к чему распространять информацию об этой квартире посторонним людям. И потому я просто сказал дочери, что друг детства уехал в командировку и оставил мне ключи. К тому же у меня просто не было другого места, где я мог бы надежно спрятать дочь, одновременно доверяя ее лучшей охране, которую могу предложить, – то есть себе самому…

Я заварил зеленый чай – помнил, что дочь именно зеленый любит. Свет в большой комнате не включал, удовлетворившись светом, идущим с кухни. И мы уселись в полумраке комнаты перед журнальным столиком, чтобы за чаем поговорить обо всем, что в настоящее время с нами происходит. Для начала Ольга рассказала, как задала вопрос отчиму и как тот повел себя, рассказала и о том, как он подслушивал из-за угла, когда она разговаривала со мной по телефону.

– Товарищ майор не растерял былые привычки, но потерял квалификацию настолько, что позволил себе «засветиться» перед девочкой… – не удержался я, чтобы не съязвить. – Отрадно слышать…

– Какой майор? – не поняла Ольга, но в вопросе ее отчетливо слышалось беспокойство.

– Ты разве не знаешь? – этому я, впрочем, не удивился. – Твой Аркадий Ильич отставной майор КГБ. Служил в Казахстане и вышел в отставку в самом начале перестройки… Занялся, как я понял, бизнесом… Но былые навыки контрразведчика ныне использует и в быту… Привычка, от которой трудно избавиться…

Ольга только головой покачала, не зная, верить мне или не верить.

– Подожди, папа… Он же всегда говорил, что раньше был простым и не хватающим звезд с неба инженером-конструктором… И только в перестройку нашел, где себя применить… Даже немного бравировал тем, что, как говорил, звезд с неба не хватал… Это, по его мнению, значило, что он сейчас их хватает…

– Что у него за бизнес? – поинтересовался я. – Серьезный?

– У него куча небольших магазинов, разбросанных по деревням области. И целый штат сотрудников, которые эти магазины обслуживают. Автофургончики и прочее… Кроме этого, несколько маршрутных такси. Они-то и дают ему основную прибыль… Он небогат, но и не бедный человек…

Кажется, появился след… Еще едва заметный и негарантированный… Но он может стать серьезным следом – меня сразу заинтересовали магазинчики в сельской местности. Насколько я знаю, в таких магазинчиках не находят нужным иметь лицензию на продажу спиртного и всегда продают из-под прилавка «паленую» водку… А куда ушла фура с «паленой» водкой с одной из областных дорог? Связь тут может существовать, как может и не существовать. Это следует проверить, но заострять на факте внимание Ольги я не стал. Сначала следует самому выяснить, а потом уже выдвигать обвинения. Может статься, что этот Аркадий Ильич вообще не слишком плохой мужик и стыдится своего «тихушного» прошлого. А я его с разбегу обвиняю… Не надо, пожалуй, торопиться, я не старший следователь областной прокуратуры по особо важным делам…

– Такой еще вопрос… Когда вам сообщили о наследстве… Какие-то разговоры в доме были? Как-то это все обсуждали?

Ольга опять плечами пожала. Это у нее, видимо, манера так раздумывать перед ответом на очередной вопрос. Но отвечала она вдумчиво, без истерики и растерянности, и хорошо, что ситуация заставила ее выйти из вчерашнего состояния достаточно быстро. Чувство самосохранения заставило ее выйти. Я-то сам хорошо знаю, как это чувство срабатывает и все другие чувства обостряет. Сработало и у нее…

– Я, честно скажу, даже не знаю, о чем они с мамой говорили. Хотя, конечно, говорили… Кажется, даже планы какие-то строили… Аркадий Ильич строил, потому что мама, ты же сам знаешь, лидером никогда не была… Только, помню, я на кухню входила, они замолкали и тетрадку закрывали, где что-то подсчитывали… Там еще калькулятор на столе всегда лежал… Но вообще-то, как я поняла, они думали сначала тебя выслушать, что ты скажешь… Я как-то ко всему этому не присматривалась… Конечно, деньги меня тоже интересуют… Я же не на небе живу и не в монастыре… Только я знала, что ты меня все равно не оставишь без внимания, и потому не задумывалась ни о каких вариантах… Мама с Аркадием Ильичом – другое дело… Я сама понимаю, что там право на наследство спорным было… Но если ты Аркадия Ильича подозреваешь в маминой смерти, то напрасно. Он не такой, кажется, человек… Чуть-чуть прижимистый, но не жадный… И ему было совсем невыгодно маму убивать. С ней он мог какую-то часть наследства получить. Ее часть, чтобы потом с этими деньгами работать… Без нее же…

– С тобой… – сказал я жестко. – Он мог на тебя рассчитывать…

– В каком смысле? – не поняла Ольга.

Я только вздохнул на ее непонимание.

– В полном… Если бы наследство делилось на три части, даже на три неравные части, оно не было бы таким большим и не являлось бы инструментом для зарабатывания еще больших денег. Большие деньги можно зарабатывать, только имея большие деньги… Здесь несколько вариантов просматривается. Первый, при котором Аркадий Ильич удовлетворился бы малой частью, то есть только тем, что могла бы доверить ему мама… Второй, когда ты и мама вместе доверили бы ему управление деньгами…

– Да, в последнее время они с мамой очень часто говорили «мы»… Мы – одна семья, мы – все вместе… Я это заметила…

– Вот… Третий вариант, когда все деньги достаются тебе…

– Но не ему же…

– Есть множество схем, когда человек доверяет другому человеку распоряжаться своим капиталом. И просто добровольно, только лишь потому, что один способен деньги обращать в большие деньги, а другой способен только тратить… По этой причине одни люди деньги в банк кладут, а другие покупают акции или открывают предприятия… И еще множество и множество разных схем… Можно одного человека признать недееспособным и назначить опекунство… Можно вообще человека в психушку отправить, и, случается, родственники отправляют, чтобы его деньгами распоряжаться… А довести человека до болезни или до психушки… Что может быть проще, если поставлена цель, знаешь соответствующие препараты и есть умение этими препаратами пользоваться… А уж этим умением бывшие сотрудники КГБ обладали…

– Но у меня же родственник – ты… Ты же, надеюсь, в психушку меня не отправишь… – У нее даже чувство юмора появилось, правда, достаточно жесткое. Только вот, к сожалению, не появилось ясного осознания ситуации… А пора бы уже…

– Вот потому я и мешаю Аркадию Ильичу… Вот потому, когда я предложил Максиму Юрьевичу Шторму, тому самому старшему следователю прокуратуры по особо важным делам, сотрудничество, он отказался… Им обоим выгодно, чтобы меня не стало… Просто так меня посадить, даже на большой срок – этого мало. Меня необходимо уничтожить… И потому был убит подполковник милиции, чтобы менты на меня обозлились… Все так обставлено, будто я его убил… Понимаешь? В таких случаях другие менты дело до суда не доводят и просто убивают при задержании… Дело в том, что, отправившись за решетку, я не потерял бы своего права на часть наследства. А так, случись что со мной – ты стала бы единственной наследницей и управлял бы твоим состоянием именно Аркадий Ильич… Он к такому варианту готовился и готовится, как я полагаю, сейчас… Ты такой вариант принимаешь?

– Возможно… После смерти мамы он несколько раз повторял, что мы теперь с ним вдвоем остались… Словно тебя уже нет…

– Вот-вот… – согласился я. – Брат, я думаю, ему в этом помогает…

– Какой брат? – не поняла Ольга.

– Шторм… Это его брат по матери. Отцы у них разные, мать одна. Но что-то в семье произошло, из-за чего братья рассорились и долго друг с другом не желали иметь дела. Теперь, думаю, они нашли общий язык…

У Ольги глаза округлились.

– Бред какой-то… Он восемь лет с нами жил, и мы ни о каком брате не слышали… Откуда у тебя такие данные, папа?

– Из Интерпола передали. Час назад…

– И ты считаешь, что маму… Аркадий Ильич?..

– Нет… У меня нет оснований так считать… С мамой скорее всего расправились те дорожные бандиты… Хотя быть может всякое, и у Аркадия Ильича может быть связь с ними… Это я допускаю только как вариант… Но сейчас, когда ты задала такой неосторожный вопрос Аркадию Ильичу, он просчитает ситуацию и решит, что положение стало опасным. Он может что-то предпринять и против тебя… Не напрямую против тебя, потому что ты ему очень нужна. А, как мне думается, предпринять против меня, захватив тебя через своих помощников… Внешне это будет выглядеть так: неизвестные, скорее всего кавказцы, более того, чеченцы, как я предполагаю, тебя похищают и звонят мне, чтобы поставить условия. В какой-то момент я вынужден буду открыться перед ними, а они именно этого и будут добиваться, и тогда меня просто убивают… И опять ситуация возвращается в прежнее русло…

– Так что же делать? – Она проявила явное беспокойство. Наконец-то… Именно конкретное беспокойство и желание что-то делать мне и нужно. Ей нужно, потому что мне такого желания не занимать…

– Все проще простого, – усмехнулся я. – Не надо позволять убить себя…

Ольга рассердилась.

– Я серьезно спрашиваю. Ведь все против тебя… И милиция, и все-все… Тебе некуда даже за помощью обратиться…

– Есть… Есть еще и спецназ ГРУ… Друзья… Сослуживцы, с которыми вместе воевал… Есть Интерпол, который обладает возможностью помочь мне… И желанием тоже, потому что там сейчас служит много наших…

– И что мы должны делать? – Ольга явно беспокоилась. Приятно, когда за тебя беспокоятся. Главное, чтобы она не стала меня, как это называется, «дергать»…

– Главное – знать, что против тебя предпринимают. Тогда будешь вооружен и сможешь себя защитить. А ты сейчас позвони домой и сообщи Аркадию Ильичу, что до похорон будешь со мной и приедешь только на похороны, пусть он не волнуется… Помягче с ним говори… Чтобы подозрений не вызвать… Пожалей его по-человечески…

Я пододвинул ей ее же трубку.

Ольга, за несколько коротких секунд сосредоточившись и собравшись с мыслями, набрала номер. Надо сказать, что для своего возраста она вполне сносно владела собой. Впрочем, наверное, это для отца она кажется существом юного возраста, а для других выглядит вполне зрелым человеком. И владеть собой, наверное, уже давно научилась.

– Аркадий Ильич… Это я… – Голос звучал тихо и устало, совсем так же, как он звучал в первый мой приезд в их дом вчера вечером. – Вы не теряйте меня… Извините, я понимаю, что вам сейчас нелегко… Но я до похорон с папой побуду… На похороны приеду… Да-да… У меня все хорошо, если сейчас может быть что-то хорошо… И у него тоже… Нет, это не опасно… Ему друг детства свою квартиру оставил… Мы здесь поместимся… Нет, спасибо, мне ничего не надо… До свидания… Нет-нет, спасибо… До свидания…

Она нажала клавишу отбоя. А я сразу вспомнил еще один вопрос.

– Скажи-ка мне еще номер мобильника Аркадия Ильича…

Она назвала.

– Городской телефон у вас уже стоит на прослушивании. Теперь подключат и мобильник. Я сейчас позвоню, и…

Я достал трубку спутникового телефона, но он сам в моей руке зазвонил. Определитель показал незнакомый номер.

– Слушаю… – сказал я.

– Вечер добрый, Иван Сергеевич…

Я узнал вальяжный, чувствующий свой вес голос Кирпича.

– Добрый вечер…

– Это Георгий…

– Я узнал. Появились новости?

– Да… Тут мои ребята расстарались… «Черным» на хвост сели… Мы в городе искали, оказалось, они в области работают… И вместе с ментами… Им кто-то «стучит», когда опасность… Сейчас «настучать» некому, поскольку у нас ментов нет… Но след парни уже нащупали… По крайней мере мы знаем номер их фуры…

– Я дам маленькую подсказку. Поищите по сбыту… У меня есть подозрение, что они сбывают товар по маленьким деревенским магазинчикам. Деревни сейчас измельчали, магазины тоже измельчали… И их практически не проверяют…

– У нас пятнадцать человек в готовности. Я их завтра же разгоню с утра – пусть свежим воздухом подышат… Хоть что-то накопают…

– Хорошо, Георгий, когда будет что-то конкретное, вы обязательно звоните сразу…

– Сделаю…

Он отключился от разговора, а я поднял глаза на дочь.

– Скажи-ка мне, Аркадий Ильич с чеченами дружит?

– Чего не знаю, того не знаю… К нему домой вообще никто не приходит. А на работе у него я ни разу не была… Хотя пару раз звонил кто-то… С акцентом говорил… Только как его определишь, чечен это или еще кто?

Спутниковая трубка снова зазвонила. Определитель показал номер Доктора Смерть.

– Вот и Интерпол сам объявился… И звонить не надо… Слушаю вас, Виктор Юрьевич…

– Тревога, старина… У тебя есть какая-то трубка убитого ментовского подполковника?

– Есть такая…

– Срочно выбрасывай sim-карту. Есть трубка дочери?

– Есть…

– Вторую sim-карту выбрось. И включи факс на автомат. Я перешлю тебе распечатки разговоров… Братья побеседовали, и следаку звонил капитан Поваляев из ФСБ. Чем ты ФСБ не угодил?

– Не контачил с ними с тех пор, как на пенсию вышел… Впрочем, спросите об этом у полковника Мочилова. Он может иметь данные…

– Тем не менее ты не угодил. Распечатка у меня готова. Включай факс…

– Мне надо сначала отключиться от вас?

– Не надо, у нас аппарат работает в режиме «конференции», я наберу твой номер…

Я нажал на факсе клавишу автоматического приема. Аппарат уже через пять секунд загудел, медленно выдавая страницу за страницей, и сам обрезал очередную из них. Ольга страницы принимала и сразу начинала читать, хотя я не просил ее об этом. Но она включилась в действие. Для нее это сейчас лучшее лекарство.

– Нормально прошло, можете не повторять, – сообщил я Доктору Смерть.

– Читай и делай выводы, товарищ подполковник… Что будет еще, я сразу на факс отправлю. Не забудь про sim-карты…

Я отложил трубку.

– Мне страшно… – Ольга протянула мне скользкие и тонкие листы бумаги для факса…

Я сначала занялся sim-картами и только потом взялся за чтение. Страшного я не увидел – все привычно, и не страшнее, чем я ожидал.

– Ничего, доченька, особенного. Предупредили вовремя…

– Даже ФСБ против нас…

– ФСБ – это такая большая многорукая машина, где одна рука никогда не знает, чем другая занята. И если сообщить сейчас нужной руке данные, она другую руку, – я потряс листом распечатки, – отрубит… Правда, сейчас сообщать еще рано… Эти данные концентрируются в Москве…

– Я Аркадия Ильича боюсь… Ты прочитал? Он твоей смерти хочет…

– Я прочитал… Но мне не страшно, и тебе не должно быть страшно…

Она резко закрыла лицо руками. Может быть, заплакала, может быть, видеть ничего не хотела, я не понял. Но сказала сквозь пальцы:

– И все из-за денег… Все из-за денег… Неужели все люди, имеющие большие деньги, живут в постоянном страхе?..

– Наверное, это так… – согласился я.

– А можно вообще отказаться от этого наследства?

– Если откажешься, они все переиграют и начнут искать способ, как заставить тебя наследство принять и передать им… И тогда еще много людей пострадает…

– А если просто отдать?

– А вот тогда они совсем обнаглеют и посчитают, что так должно быть всегда. И если уж подполковник спецназа не сможет защитить себя и дочь, то что же о простых людях говорить… И они начнут каждого прохожего трясти…

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Часовая стрелка к десяти вечера подошла. Пора звонить… Мы договорились, что около десяти я позвоню… При Люсе делать это не хотелось, тем не менее необходимость всегда остается необходимостью. А отговориться я сумею. И вообще женщине не положено вникать в служебные дела мужчины…

Я набрал номер с городского телефона. Не отвечали слишком долго. Уснул, что ли, Ваха в такую рань?.. Наконец трубку взяли, и кто-то прокашлялся в микрофон, прежде чем ответить.

– Слушаю вас…

Это не Ваха… Русский голос, без акцента… Кто там отвечать может? Наверное, не туда попал, это с нашими телефонными линиями частенько случается. Я положил трубку и набрал номер повторно.

– Слушаю вас… – теперь уже сразу ответил тот же самый голос.

– Мне Ваха Валидович нужен… – сказал я твердо.

– Кто его спрашивает? – встречный вопрос прозвучал не менее твердо.

А теперь голос показался мне знакомым, хотя узнать его я не смог.

– Это я сам ему объясню.

– Он не может сейчас подойти… Что-то ему передать?

– Ничего не надо… Я попозже перезвоню…

– Возможно, Ваха Валидович и попозже подойти не сможет… Кто его спрашивает?

– Скажите, Максим Юрьевич… Он знает, по какому вопросу… – Мне этот разговор совсем не нравился, но беспокойства я пока не ощущал.

– Максим Юрьевич Шторм? – спросили.

– Да… – растерявшись, я ответил утвердительно.

– Это капитан Югов, товарищ полковник…

– Сережа, ты-то там что делаешь?

– Вы, как я понимаю, еще не в курсе… Тогда сразу задам вам вопрос. Зачем вы сегодня приезжали к Вахе Валидовичу?

И это капитан знает… Вот втравил меня брат в историю!..

– Задать ему пару вопросов… Относительно покушения…

– Вы сейчас сюда приехать не можете, товарищ полковник?

– Туда, к Вахе?

– Да… Впрочем… Лучше ко мне в кабинет… Я здесь уже заканчиваю дела… Остаются только эксперты…

– Так что там случилось?

– Убили Ваху Валидовича… Расстреляли из автомата… Как вас сегодня пытались, так и его… Только его с большим успехом… Похоже, вы что-то нащупали такое, что для бандитов угрозу представляет…

Меня словно обухом топора по голове основательно задели. Не прямым ударом, а так – стоял сзади, Сережа размахнулся, чтобы полено расколоть, и меня за своей головой огрел… И опасность я теперь почувствовал настоящую. Еще бы ее не почувствовать… Столько стрельбы в городе за короткий период, столько трупов уже навалили… Это настоящий беспредел. Это скандал… И кончать с этим надо срочно!

– Ладно, Сережа, уговорил… – вида обеспокоенности, тем паче перепуганности, я не подал. – Правда, я уже вторую ночь не сплю…

– Я тоже… Можно сказать, в воздухе плаваю…

Жалостью его, конечно, не прошибешь. Против жалости каждый мент особую, специально выработанную закалку имеет… Впрочем, сотрудник прокуратуры в этом ментам уступает мало. И надо учиться себя не жалеть…

Я позвонил дежурному по городскому управлению. Тот был в курсе приказа об охране моей персоны. Пообещал, что машина сразу выходит.

– Куда поедете, товарищ полковник?

– К вам…

Я начал одеваться. Люся все мои разговоры, естественно, слушала, навострив по-собачьи уши, и вышла с кухни.

– Это опасно? – прозвучал естественный для нее вопрос.

– Что?

– Куда ты едешь…

– Конечно, опасно… – Я изобразил физиономией что-то зверское. – Каждое посещение городского управления внутренних дел грозит человеку арестом и издевательством над его самыми лучшими чувствами… Тем более меня уже отсюда повезут в сопровождении группы захвата… Менты в бронежилетах и с автоматами… – Я зло ерничал, хотя понимал, что сам добился ее полуистеричного состояния. А теперь пожинаю плоды…

– Что-то еще случилось?

– Еще одного человека расстреляли… Из автомата, как в меня стреляли… Надо это прекращать! – Я сказал твердо, показывая себя человеком боевым и воинственным, способным на подвиг – таких жены любят и такими они гордятся. За таких, кстати, и беспокоятся меньше… И показать себя таким необходимо. Иначе она через каждые десять минут будет звонить мне и проверять, жив ли еще ее благоверный или не совсем благоверный супруг. А это быстро надоедает…

Я успел еще чашку чая выпить, когда раздался звонок в дверь. Люся пошла открывать.

– Спроси, кто…

Она, наверное, в дверной глазок выглянула, потому что открыла не спрашивая и крикнула одновременно:

– Это за тобой…

– Скажи, я выхожу…

Охрана прибыла. Перед уходом я еще и жену напутствовал:

– Дверь никому не открывать… Смотри… А то на прошлой неделе к одной старушке в два ночи слесарь пришел… А она открыла…

* * *

Я приехал чуть раньше, чем капитан Югов успел вернуться из Полетаева-2. И потому попросил у дежурного «почитать» журнал регистрации происшествий, на основании которого составляется суточная сводка. За исключением того, что я уже знал, новостей, меня касающихся, не было. Тем не менее я просмотрел журнал до конца, но не успел отдать, когда «заголосил» в чехле мобильник. Глянув на определитель, я передал журнал дежурному, а сам вышел на высокое крыльцо, где в такое время суток никто не отдыхал от трудовых будней. Опять капитан Поваляев… Может быть, у него есть приятные новости. Приятных новостей хотелось, как воды в пустыне, потому что неприятные уже утомили и напрягли.

– Слушаю вас, Игорь Николаевич… Думаю, у вас новости появились?

– Появились… – Голос Поваляева хороших новостей, впрочем, не обещал. – Вы мне точно дали номер? Не ошиблись?

– Не ошибся… Если только вы сами записали неправильно…

– А второй?

– Как мне сообщили, так и передал…

– Давайте сверим…

Я повторил оба номера, уже осевшие в памяти.

– Все правильно…

– А что случилось?

– Случилось то, что оба телефона отключены. Определить местонахождение невозможно, как мне объяснили в сотовой компании, когда sim-карту вытаскивают из трубки или когда кончается заряд трубки… Заряд одновременно у двух трубок кончиться не мог. Значит, кто-то предупредил Русинова, что мы желаем его отследить. Предупредить могли только вы…

– Вы уверены?.. – больше от растерянности, чем от желания быть дерзким с этим капитаном, который субординации знать не желает, я ответил с заметным ехидством.

– Есть у меня такие подозрения…

Он, кажется, начинает забываться, а такие манеры следует пресекать в самом начале, иначе потом это сделать будет уже труднее….

– Тогда постарайтесь больше не беспокоить меня по пустякам… У меня без вас работы хватает… – теперь ответ был уже осмысленным и жестким. – А если ваше начальство пожелает продолжить сотрудничество и пожелает, чтобы это сотрудничество было более плодотворным, пусть поищет более компетентного сотрудника… С вами я работать отказываюсь… Не с вашим учреждением, а лично с вами, поскольку считаю вас некомпетентным недорослем… И сейчас же позвоню прокурору, чтобы он завтра связался с вашим руководством…

– Не будем, товарищ полковник, обострять от… – начал уже совсем другим тоном капитан, но я отключился от разговора.

И вовремя, потому что к крыльцу подъехали сразу две машины, и из второй торопливо вышел капитан Югов. Наверное, мое раздражение было заметно, потому что Сережа сказал извиняющимся тоном:

– Заждались, Максим Юрьевич?..

– Не в том дело… Тут еще другие проблемы замучили…

Я убрал в чехол трубку, показывая путь, которым приходят ко мне проблемы…

* * *

– Этот человек был вне поля нашего зрения и не проходил по нашей картотеке… И потому вы для нас, товарищ полковник, извините, единственная возможность для получения информации. Кто такой этот Ваха Валидович? Поскольку следователем по этому делу вы выступить не можете, – капитан Югов улыбнулся, извиняясь, – так будьте хоть информатором…

– Чеченец… – пожал я плечами. – Меня с ним познакомили недавно. Ваха Валидович живет… жил то есть, особняком от других чеченцев, но контакты с диаспорой поддерживал, и я хотел использовать его в качестве информатора. После сегодняшнего покушения на меня я попросил его узнать, что в диаспоре говорят об этом, скажем так, знаменательном для меня событии…

– А кто познакомил, Максим Юрьевич? – прозвучал вопрос, который я очень не желал услышать. – Может, этот человек больше о нем расскажет?

– Мой брат. Сводный брат… Он имел с Вахой Валидовичем какие-то деловые контакты…

– А брат ваш чем занимается?

– Торговлей… Он приезжал к нам недавно, встретился здесь с этим чеченцем и меня познакомил… Познакомил, конечно, не для того, чтобы я из Вахи Валидовича информатора сделал… Это уже моя инициатива…

Оправдываться и слегка «повиливать хвостом» перед опером было неприятно, тем не менее я не мог сказать, что брат мой проживает здесь же, и Сережа даже слегка знаком с ним. Просто сразу возник бы дополнительный вопрос – почему мы с братом не показывали своего родства при встрече прошлой ночью. А показывать родство мы не могли по естественной причине – тогда любой опер имел бы основания обвинить меня в желании посадить подполковника Русинова надолго, если не навсегда…

Договорить мне не дал телефонный звонок. Я посмотрел на определитель номера. Опять звонил капитан Поваляев. Но с ним разговаривать мне совсем не хотелось, тем более при посторонних. И я просто выключил трубку. Сережа Югов, как я уже убедился раньше, человек неординарный и имеет хорошую профессиональную хватку. Он сразу определил мои действия и кивнул на трубку.

– Другие проблемы?..

– Они самые… – естественно, мне хотелось вернуть разговор в прежнее русло. – На чем мы закончили? А… Значит, я попросил Ваху в качестве услуги узнать, что говорят о покушении среди чеченцев… Ты же знаешь, что Тропилин видел кавказца за рулем, и свидетели говорят, что от горящей машины убегали двое кавказцев. Это необязательно должны были быть чеченцы, но между кавказцами информация как-то распространяется… Мне сама причина покушения непонятна. Ни по одному из моих нынешних дел кавказцы в качестве обвиняемых не проходят…

– И Ваха Валидович взялся…

– Он обещал спросить у знающих людей…

– Наверное, спросил… – прокомментировал капитан Югов. – За спрос, по нынешним временам, голову снимают… Двое чеченцев приехали, их местные жители видели, зашли во двор и расстреляли сначала собаку, потом Ваху… Номер на машине никто не заметил…

– Да, наверное… – сказал я, – теперь уже и за спрос расстреливают. Все зависит от постановки вопроса…

И замолчал от внезапно пришедшей в голову мысли.

– Тогда у меня все, Максим Юрьевич… На опознание вам все же придется съездить. Но это завтра… Ваха Валидович жил один, родственников его мы не знаем, опознавать будут соседи и вы… Может быть, еще брата попросите?

– Его сейчас трудно будет найти… – неуверенно сказал я. – Если и сможет приехать, то не раньше, чем через неделю… Он за границей…

Я придумывал на ходу, сам думая совсем о другом…

У капитана телефон зазвонил. Тоже мобильник. Сережа ответил.

– Да, слушаю вас, Игорь Николаевич… Нет, я сейчас занят… Через несколько минут вам перезвоню…

Имя-отчество я уловил сразу… Вот так так… Значит, капитан Поваляев не только на меня наседает… Но сейчас это меня волновало настолько мало, что я даже не дал понять Сереже, что знаю, кто звонит ему…

* * *

Охрана села в свою машину, а я долго не трогался с места, пытаясь выстроить в голове логическую цепочку… Она выстраивалась, но не ввязывалась в общую ситуацию. Тогда я включил мобильник и набрал номер брата.

– Аркаша… Ты сейчас один?

– Наедине с бутылкой… Коньяк хороший попался. Думал просто попробовать, да все никак не напробуюсь…

– Пока не пей, мне оставь… Сейчас подъеду. Посоветоваться надо…

– О чем?

– Ты уже знаешь о покушении?

– О каком покушении?

– В меня сегодня днем стреляли…

– Я же тебе вечером звонил…

– Это говорит только о том, что меня не застрелили… Сейчас я подъеду, поговорим…

* * *

Аркаша оказался совсем не таким пьяным, как я думал. Просто ему хотелось, чтобы его считали пьяным. И коньяка он выпил от силы две рюмки.

– Рассказывай, в чем дело… – и вцепился в меня взглядом.

Этот взгляд я хорошо знаю. Передо мной сидел предельно сконцентрированный, не упускающий ни одной детали профессионал контрразведчик. Но именно такой человек мне сейчас и нужен.

Я выпил рюмку коньяка. Не маленькими глоточками, как положено коньяк пить, а сразу, как водку, чтобы быстрее приступить к делу. Сам Аркаша пить не стал. Ждал моих слов.

– Сегодня мне позвонили и сказали, что хотят передать материалы, важные для дела Русинова… Обрати внимание на этот момент… Они знают, над каким делом я больше всего работаю… Попросили выйти на крыльцо и встретить… Я вышел. Мимо проезжала «Волга». Ствол автомата я сразу увидел, потому что машину ждал, и успел на крыльцо упасть. Дали несколько очередей. Пробили стеклянные двери прокуратуры… И уехали…

– И что? – спросил Аркаша.

– В машине были двое кавказцев… Поскольку в последние дни вокруг много говорят о чеченцах, я предположил, что это чеченцы… И обратился к Вахе, чтобы он порасспрашивал своих… Через несколько часов из такого же автомата расстреляли самого Ваху… Дома…

– Ваху? Очень приятно…

– Местные жители видели, как к Вахе приезжали двое земляков. Номер машины не видели… Потом автоматные очереди раздались…

Аркадий молчал.

– Что на это скажешь? Ты же с чеченцами дружишь… И Ваха твой друг, а не мой…

– Надеюсь, что меня не расстреляют… Я задам вопрос, кому следует…

– Будь осторожнее, – попросил я. – Мне не очень хочется терять миллион «зеленых»…

Аркаша юмора не понял.

– Не потеряешь… Как я понимаю, твои радужные надежды на ФСБ не оправдались, иначе ты уже не боялся бы потерять «лимон»…

– Не оправдались… Капитан Поваляев подозревает, что это я сдал его намерение Русинову… И оба номера блокированы и недоступны для слежения…

– Еще не легче… Надеюсь, там ничего не произошло… По крайней мере надеюсь, что ничего не произошло с Ольгой… Завтра с утра ты сведешь меня с этим капитаном Поваляевым…

Тут у меня опять мобильник зазвонил – я забыл во второй раз его выключить. Определитель показал, что это снова Поваляев.

– Легок черт на помине… Будешь с ним говорить?

– Давай…

ГЛАВА 9

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Мы с дочерью просидели за разговорами до половины четвертого ночи. Обсудили, кажется, все, что можно и нужно было обсудить. Как-то само собой получилось, что Ольга стала моим главным помощником, хотя раньше я привлекать ее к сотрудничеству не думал, собираясь только спрятать на время от возможной угрозы. И дело здесь даже не в том, что помощнику достается обычно много работы, порой опасной, а я хотел уберечь дочь от любой опасности. Такое мое поведение было бы вполне естественным, но меня донимали сомнения совсем иного плана. Сам, как офицер спецназа, прошедший чуть ли не все горячие точки в мире, что существовали в советские времена, я хорошо понимал разницу между собой и простыми людьми. Даже разницу между собой и тем же самым другом дочери Андреем, «глотающим» километры на своем «Харлее» и имеющим за плечами службу в спецназе внутренних войск и даже войну в Чечне. Мне уже приходилось сталкиваться с такими парнями. Пусть не с последними поколениями, что в Чечне повоевали, но с теми, кто Афган прошел. Если офицер долго готовится к войне, и не только физически, но и морально, и, научившись убивать, не становится убийцей, то солдату психологической подготовки часто не хватает, и характер часто ломается. Любая война ломает человеческий характер. Постоянное соприкосновение со смертью – ломает. Но это парни… А вовлекая в маленькую локальную войну дочь, я начал бы ломать ее характер. Конечно, война с неизвестным противником в своей стране выглядит странно. Но для меня она все равно остается войной. Миниатюрной вроде бы, но, если вдуматься, перманентной, возобновляющейся то в одном городе, то в другом. И совсем неженское дело сталкиваться с этой войной и с неизбежной ее спутницей смертью…

Ольга потеряла мать. Это ее первое столкновение со смертью. И она еще не видит разницы в понятиях – самому кого-то потерять или самому убить, или же стать соучастником убийства. А сопротивляться убийцам и победить их можно только в том случае, если сам будешь убивать. Иного не дано. А когда разницу почувствует, может быть поздно. Да, я имею закалку. Я имею опыт. Я умею себя, свою психику контролировать. Но это умеют не все мужчины, а столкнувшись с жестокостью, женский характер сломается гораздо быстрее, чем мужской, и ломка эта может стать более страшной, необратимой…

И я не желал дочери пройти через эту ломку…

Тем не менее обсудив всю ситуацию, мы вместе пришли к выводу, что она должна стать непосредственной участницей событий, иначе ей и мне просто не выпутаться из этой ситуации. По крайней мере путей прямых пока не виделось. И Ольга добровольно готова была пойти на риск, чтобы путь стал близким и конкретным. Только определившись в этом вопросе, когда я уступил ее настояниям, мы разошлись по разным комнатам и уснули.

А утром, в половине шестого, меня разбудил звонок Доктора Смерть. Невольно вспомнилось, что только сутки назад, тоже в половине шестого, я сам звонил Максиму Юрьевичу Шторму. Да, только сутки всего прошли… А кажется, что чуть ли не месяц минул – столько событий произошло, и взгромоздились они одно на другое, и теперь все эти события предстоит рассортировать, расставить по полочкам в голове и установить взаимосвязь между ними, чтобы выявить связь и закономерность процессов. Это выглядело настолько сложным, что одному разобраться было практически невозможно – слишком много дел и интересов переплелось в единое, чтобы можно было уследить за всем и все проконтролировать. И помощь Интерпола была незаменимой, если не главной.

– Слушаю вас, Виктор Юрьевич…

– Я тебя не разбудил?

Разбудил – не разбудил… Для меня это прозвучало странно…

– У меня боевая обстановка, поэтому понятия сна и бодрствования значения не имеют.

– Нормальная обстановка, – согласился Доктор Смерть. – Но ты, наверное, еще не отвык от этого… И хорошо, что не отвык, потому что данные очень интересные. Журналюги назвали бы это сенсацией… Начну в хронологическом порядке… Слушай, значит, что произошло… Sim-карты ты вытащил вовремя, за что тебе огромное спасибо…

– Вам спасибо….

– Подожди, не торопись… Нам сказать еще успеешь… Тебя пытались отследить через сотового оператора. Без решения суда, как положено, только по поддельному письму из ФСБ…

– По поддельному? – не понял я, но такая формулировка мне, признаюсь, понравилась. Это уже было близко к тому, чтобы Интерпол стал моим союзником на законных основаниях. Или еще кто-то, кто сейчас даже выступает против меня…

– Именно так… Письмо капитан подготовил сам, сам, без церемоний, и подписал. На письме, как тебе должно быть известно, печать обычно не ставится. Достаточно фирменного бланка и исходящего номера. Естественно, и подписи начальника управления. Начальника управления, как я смог выяснить, на месте уже не было. Более того, письмо не зарегистрировано канцелярией, следовательно, и исходящий номер поддельный…

– Откуда такие сведения, Доктор? – Я просто не мог не удивиться.

– Тебе же первоначально требовался хакер? – скромно пробасил он в ответ. – И хакер проверил, что было в его возможностях проверить…

– Я готов в ладоши похлопать… – И это было правдой. Я бы и похлопал, но не хотел будить дочь, которая и в предыдущую ночь, наверное, не спала…

– Спасибо. В тексте письма, как я думаю, была ссылка на антитеррористический закон. Только оперативная необходимость при проведении антитеррористической операции допускает перлюстрацию телефонных разговоров без решения суда. И Поваляев сам повез письмо к дежурному по станции сотовой связи. Запомни этот момент – сам… Не с курьером отправил, а сам… Почему? Но к этому мы еще вернемся… Итак, поехал он на станцию сотовой связи… Там антитеррористический закон уважают, хотя и не знают его, и потому с удовольствием взялись помогать. Стали тебя разыскивать. Сначала по одному номеру, потом по второму. И бесполезно… А группа захвата, как я понимаю, сидела уже в машине, чтобы выехать на место, но я не знаю точно, что за группа захвата была задействована, потому что выезд стандартной дежурной группы захвата областного управления ФСБ зарегистрирован не был… Этот момент тоже запомни… Но мы пока вернемся к своим баранам, как говорят англичане… Тебя найти не сумели… И у капитана Поваляева началась паника. Он понял, что кто-то его тебе сдал, и, не умея предположить твои служебные связи и наше вмешательство, подумал не в ту сторону. Сдать его, как Поваляев решил, мог только один человек – Максим Юрьевич Шторм, к которому он обращался за номером телефона. В результате между капитаном и старшим следователем по особо важным делам произошел маленький скандал. И Шторм в довольно резкой форме отказался от дальнейшего сотрудничества – распечатку их разговора, как и других разговоров, я тебе вышлю факсом… Более того, Шторм обещал к прокурору пойти, чтобы прокурор вышел на начальника управления ФСБ… Это следак правильно сделал. Капитан молод и слишком нагл. Он не научился еще работать аккуратно и незаметно. Напролом лезет, и ему наверняка вскоре шею сломают…

– Будем надеяться, что это произойдет до моей встречи с ним… – отреагировал я на благое пожелание Доктора. – Что еще?

– Поваляев, как я понял, очень испугался обращения прокурора к начальству. Испугаться он мог по одной причине – действовал он почти в вольном плавании, то есть без ведома руководства…

– В последней фразе мне все понятно, кроме слова «почти»…

– Это означает, что, помимо руководства на местах, есть еще руководство по направлениям деятельности, которое зачастую осуществляется напрямую из Москвы… Это, как подсказал полковник Мочилов, как раз тот случай… Капитан Поваляев действовал по инструкции из Москвы, в обход своего начальника управления и в нарушение законов. Вот потому мне и непонятно, какими силами он располагал, желая осуществить твой захват… Но какими-то определенно располагал, поскольку он знает, что такое спецназ ГРУ, и с деревенскими мальчиками на тебя не полезет…

– Резонно… Но мне все же хотелось бы знать, чем он располагает…

– Это мне неизвестно. Сам ищи… Я пока только Поваляевым занимаюсь… Значит, так… Группа захвата могла спокойно спать… Потом капитан, обеспокоенный поведением Шторма, начал искать вариант примирения со старшим следователем. Однако тот не желал разговаривать и отключил мобильник… Ваш Максим Юрьевич оказался человеком почти принципиальным… Опять слово «почти»… Знаешь, из той же серии, что «чуть-чуть беременная»…

– Спасибо, Доктор. Еще что-то есть?

– Много чего есть… Но я соблюдаю хронологию. Еще есть честный опер капитан Югов… Ты, кажется, просил и за ним присмотреть…

– Просил…

– Я присмотрел… Оказалось, что капитан Поваляев и Югову пытается на шею сесть. Но тот мягко ссылается на недостаток фактов, работает под дурачка и словно бы не понимает нажима Поваляева. Короче, ложиться под него не хочет… Югов озабочен убийством чеченца Вахи Валидовича и ищет связи этого убийства с покушением на старшего следователя Шторма. Но здесь есть одно значительное «но»… Ты мне дал только номер мобильника опера. А он часто пользуется, судя по всему, простым телефоном. Мне необходимо добыть его городской номер, чтобы быть полностью в курсе всех дел…

– Я попробую. Просто позвоню дежурному и спрошу, как мне найти капитана Югова. Наверняка дадут номер… – Опыт подсказывает, что самый простой путь всегда бывает самым верным.

– Расстарайся, а я пока перейду, опять в хронологическом порядке, к следующему эпизоду… Итак, два «незнакомых» друг с другом брата все же решили ночью встретиться. Максим Юрьевич все же включил свой мобильник и позвонил уже поздно вечером, почти ночью, Аркадию Ильичу. И поехал к нему домой, поскольку Ольги дома не оказалось…

– Она сейчас у меня…

– Я в курсе… О чем два брата беседовали, нам неизвестно, но во время этой беседы Максиму Юрьевичу позвонил капитан Поваляев, не оставляющий попыток найти пути для примирения, дабы дело его не вышло на контроль к начальнику управления. Но говорил с ним, как ни странно, не Максим Юрьевич, а старший брат, так и представившийся майором КГБ в отставке. Они договорились встретиться утром, чтобы обговорить положение и общие интересы. Так и было сказано – общие интересы…

– Да, теперь все становится на свои места, кроме интереса ФСБ… – задумался я. – Что полковник Мочилов говорит по этому поводу?

– Он говорит, что идет целенаправленная акция-атака по дискредитации спецназа ГРУ…

– Не первая попытка… – признал я.

– Мы в это дело вмешиваться права не имеем, – продолжил Доктор Смерть. – Но в другое дело, теперь, после сегодняшних событий, вполне возможно, будем обязаны вмешаться…

Я понял, что Доктор Смерть еще не все мне выложил.

– Я слушаю…

– Самое интересное произошло уже через полчаса после разговора Аркадия Ильича с капитаном Поваляевым. Должно быть, Максим Юрьевич к тому времени уже уехал. Сам разговор говорит о том, что его не было рядом с Аркадием Ильичом… Итак, Аркадий Ильич позвонил со своего сотового телефона некоему чеченцу по имени Бислан. Позвонил на спутниковую трубку и поднял с постели. Сам разговор тоже интересен, его ты сможешь прочитать в распечатке, но интереснее другое. Нас заинтересовал номер, на который трубка зарегистрирована. Номер явно не российский. Стали выяснять по своим каналам, и что ты думаешь? Трубка зарегистрирована в Турции на имя Бислана Ханкалзорова, находящегося в международном розыске за терроризм. Не в российском розыске, а в международном… Должно быть, трубку он покупал и проходил регистрацию до того, как его объявили в розыск, или турецкая полиция на такие мелочи, как международный розыск, внимания обращает мало, когда дело касается чеченов. Но сам факт розыска узнать было приятно. Следовательно, мы имеем право полностью включиться в твое спасение, и минут через двадцать, кажется, вылетает самолет из Москвы – обыкновенный, рейсовый… Мы отправили тебе в поддержку трех наших новых сотрудников, бывших твоих сослуживцев…

– Кого? Я знаю их?

– У вас они назывались группой полковника Согрина…

– Я их знаю. – Наверное, голос выдал мою радость такой поддержкой. – Это немного больше, чем полк кремлевской охраны… Я не слышал, что они у вас…

– Ты еще многих наших не знаешь… Согрин тебе расскажет…

– Мне надо встретить их?

– После того как я закончу полный рассказ, примешь факс, и можешь отправляться в аэропорт… Но не спеши… Самолет все равно летит пару часов…

– Значит, ты еще не закончил…

– Еще только одна любопытная деталь… Очень даже любопытная, но она дополнительно оправдывает наше вмешательство и дает след в расследовании еще одного старого вопроса. Мы внимательно просмотрели материалы «уголовного дела», что ты прислал… Особенно внимательно акты экспертизы. Револьвер «манурин», фигурирующий в деле, согласно номеру, был украден у убитого французского полицейского во время ограбления каких-то складов на северном побережье Франции. Но это не самое главное. Самое главное, что, согласно прилагаемой к акту спецификации, на территории России за этим револьвером числятся два убийства милиционеров – в Москве и в Ставрополе. Относительно убийства в Москве интересных для нас данных нет, а в Ставрополе из этого «манурина» отстреливались чеченские боевики, у которых хотели проверить документы. Задержать тогда никого не удалось… А как он попал к ментовскому подполковнику Фархутдинову, это предстоит выяснить ментам на месте… Хорошо бы и сам револьвер найти, чтобы всех ментов из него не постреляли… Вот теперь у меня все… Включай факс…

– Спасибо, Доктор… Факс на автомате…

* * *

Факс работал быстро, с тихим нудным пением листы выходили один за другим – и обрезалось автоматически. Может быть, поющий факс, а скорее мой разговор с Гагариным, разбудил Ольгу, и она вышла из своей комнаты, за неимением халата облаченная в камуфлированный костюм, который я вчера купил для себя. И вместо того чтобы пойти умыться, сразу села в кресло рядом с факсом, желая прочитать присланные материалы, поскольку вчерашние такие же материалы толкнули ее от пассивного страха к желанию активно сопротивляться. Стремление быстрее ознакомиться с новыми материалами стали составной частью этого сопротивления. Я воспользовался этим и отправился умываться первым. А когда вернулся, застал Ольгу тихо плачущую.

– Что случилось? – Я взял из ее рук листы факсовой распечатки.

– Аркадий Ильич… Мама жила с ним и не знала…

Быстро пробежав листы с распечаткой разговоров, о которых рассказал мне Доктор Смерть, я нашел лист разговора с Бисланом Ханкалзоровым. Стал читать внимательнее:

«– Бислан, это ты?

– Я… Я… Кому еще быть, если это моя трубка… Кто это?

– Аркадий… Вчера я звонил тебе, трубка была у кого-то другого. Сказали, ты занят…

– А… Днем у тебя времени уже нет, чтобы звонить? Да, я иногда по необходимости даю трубку то одному, то другому, чтобы они мне докладывали… Так что, дня тебе не хватает?

– И днем время есть, и ночью необходимость возникнуть всегда может… Вот и возникла… Что там твои парни творят?

– Парни нормально работают… А ты, мне сказали, деньги из магазинов переводишь с опозданием…

– Много «налички»… Я тебе при встрече «наличкой» отдам…

– Хорошо, чем тебе мои мальчики не угодили?

– Они стреляли в моего брата, а потом убили Ваху Валидовича…

– В твоего брата?

– Старший следователь областной прокуратуры Шторм… Это мой брат по матери… Он с нами в деле…

– Вах… А мне сказали, он сильно мешает…

– Если бы попозже, когда подполковник отправится к жене… Я не буду против, если ты и моего брата отправишь следом… Я даже попрошу тебя об этом, потому что он слишком много знает. Сейчас пока рано. Он нас прикрывает…

– Ладно, больше его не тронут… А Ваха начал соваться не в свои дела… Так он может и меня подставить… Я не люблю, когда обо мне много знают… Ваха всегда был в стороне от всех, а сейчас полез… Аллах принял его, и забудем… Что нового насчет подполковника?

– У него сейчас дочь… Она наследница… Без нее мы денег не получим… Если что-то, предупреди своих, Ольгу трогать нельзя, хотя припугнуть надо хорошенько…

– Мы пока не можем его найти…

– Она завтра будет на похоронах. Может, он и сам появится, хотя это едва ли… Но ее вы должны захватить… Прямо на кладбище…

– Это мы уже обсудили… Я восемь человек отправляю на трех машинах. И возьмут, и прикроют… Не переживай…

– Еще одна просьба… Надо напряжение в городе соблюдать… Тот револьвер у тебя?

– У мальчиков…

– Хорошо бы какого-нибудь мента из него подстрелить… Именно из этого револьвера… Это опять будет против подполковника…

– Я прикажу… И попрошу, чтобы получилось против подполковника… Есть у меня задумка… Попрошу проработать моего человека в ментовке… Сделаем…

– Серьезный человек-то?

– Он в курсе всего, что там готовится…

– Тогда у меня все… Отдыхай. Деньги передам при встрече…

– Хоп…»

* * *

Они как будто бы слышали, как мы с Ольгой ночью обсуждали сами этот вариант. Я предположил правильно… Ольгу постараются захватить. Только я думал, что действие начнется после поминок, чтобы не так было заметно для окружающих… И хорошо, что Доктор Смерть подстраховал меня. Хотя страховку я предполагал выставить и на кладбище – Андрея и парней, которых он сможет подобрать. Но теперь страховка будет более надежной…

– Я сейчас еду в аэропорт, – сообщил я дочери. – Из Москвы прилетают трое интерполовцев. Это бывшие офицеры спецназа, мои коллеги. Лучшее, что вообще можно было придумать для твоей охраны…

ЯРОСЛАВ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ТРОПИЛИН,

капитан СОБРа

К утру я выспаться как следует не успел. Вернее, я выспался, но в теле сохранилась усталость, которая, как обычно бывает, днем будет мешать. И я решил с утра пробежаться по дорожкам вокруг близкого стадиона – уже неделю позволял себе отдыхать и не напрягаться. На самом стадионе зимой дорожки заливают льдом, сейчас там все подготовлено к этому, но затяжная осень морозов не приносит, и льда нет. Тем не менее туда никого не пускают, а вокруг стадиона можно побегать в свое удовольствие. Рядом лес, по-доброму-то можно и в лесу побегать, но там, как и в городе, полно собак, а я не люблю, когда собаки за мной с лаем припускают. Кто знает их животный характер… Всегда за пятку цапнуть норовят…

Я был уже в дверях, когда жена сказала:

– Мобильник возьми… Вдруг позвонят…

Иногда я отправляюсь побегать, а мне с утра уже названивать начинают. А жене очень не нравится роль секретарши. Ей самой на работу собираться надо, и она очень раздражается, когда ее от зеркала отрывают. И в этот раз оказалось, что жена опять права была. Уже после первого круга вокруг стадиона в руке, где я трубку держал зажатой, раздался звонок. Я не сразу ответил, сначала руки пару раз развел и опустил, чтобы дыхание восстановить. И только потом трубку к уху поднес.

– Ярослав, разбудил тебя? – раздался слегка торопливый голос капитана Югова.

– Я на пробежке… Уже почти проснулся…

– Миронов срочно вызывает… Машину за тобой выслать? Как твоя-то после стрельбы?

– Моя в гараже стоит… Я в сервис вчера звонил, назначили время через неделю… Скажи, пусть заедут… Мои же парни…

– Я скажу… У твоих бензина больше всех, кстати… Только не опаздывай. Мне поддержка нужна… Кроме тебя никто не поддержит…

Бензин для оперативных машин – проблема в управлении. Постоянный перерасход, почти как у патрульных, которым по нормам в шесть раз больше полагается, чтобы могли знакомых баб катать… Патрульных не тормошат, работа, дескать, такая, а оперативные машины постоянно на слуху. Намекают, что сотрудники для своих нужд бензин сливают…

– А что случилось? Какая поддержка?

– Приедешь – узнаешь… – Югов отключился.

Пришлось на следующее кольцо вокруг стадиона не выходить и тем же легким бегом направиться в сторону дома.

– Дозвонились? – спросила жена, уже обуваясь, чтобы выйти. Как всегда, у нее не застегивался замок на сапоге, и это вызывало ее привычное раздражение.

Значит, Сережа звонил сначала на городской телефон. Что же он тогда спрашивал, не разбудил ли меня.

– Дозвонились… Сколько было звонков?

– Один…

– Сережа?

– Нет… Какой-то капитан из ФСБ… Забыла фамилию…

Кто такой, откуда взялся?

– Этих мне еще не хватало… Ладно… Надо будет, перезвонит. Меня Миронов срочно вызывает… Машину выслали…

Только я закрыл за женой дверь, как «какой-то капитан из ФСБ» объявился:

– Капитан Тропилин?

– Да, я слушаю…

– Из ФСБ вас беспокоят. Капитан Поваляев. Меня зовут Игорь Николаевич… Я хотел бы встретиться с вами и поговорить по одному важному вопросу…

– Когда?

– Как можно быстрее…

– Извините, мне сейчас некогда. Меня вызвали к начальнику управления.

– Мой номер у вас на трубке записался. Позвоните, как освободитесь… У нас с вами есть тема для разговора…

– О чем? – Я так и не понял, какая тема для разговора может существовать между двумя капитанами разных ведомств, но почему-то перед глазами предстало лицо Кима Валерьевича и подумалось, что ФСБ именно мои отношения с куратором волнуют.

– Это не телефонный разговор…

– Если будет время, я позвоню… – ответил я, не слишком обнадеживая капитана. Более того, очень даже не обнадеживая, что подчеркнул тоном. – Извините, за мной уже машина пришла…

Машина, конечно, еще не пришла. Но, убрав трубку в чехол, я стал переодеваться, чтобы к приезду машины быть готовым. Даже душ принимать не стал, потому что и вспотеть во время бега как следует не успел…

* * *

В машине мне сразу сообщили причину срочного вызова, хотя я имел, кажется, полное право отсыпаться сегодня, потому что до этого полтора суток находился на службе.

– Еще одного мента положили… Из райотдела, старшего лейтенанта… Совсем подполковник разбушевался…

– Какой подполковник? – не понял я.

– Ну, этот, Русинов…

– Опять на него валят?

– А что тут валить-то?.. Из того же револьвера… И «фирменный знак»… Гильзу выбрасывает. Рядом с трупом…

– А зачем ему нужно выбрасывать гильзу? Чтобы с другим с кем не спутали? – Я сразу предположил, что такая грубая «подстава», наоборот, должна показать, что подполковник Русинов не имеет отношения к убийству. Но кто-то уже ловко придумал оправдание – «фирменный знак»… «Фирменный знак» вообще-то присущ серийным убийцам, маньякам, а вовсе не претендентам на наследство. Это не вязалось с элементарной логикой. Но, зная тот нажим, который со всех сторон на следствие должен сейчас оказываться, я не сомневался, что валить все будут на того, на кого удобно все свалить. Потом можно все на тормозах спустить, дескать, эпизоды дела не доказаны, но выбивать признания у нас умеют. А этого для прекращения общественной шумихи достаточно… Пусть потом суд несколько раз дело на доследование вернет. Не в том суть. Когда доследование начнется, тогда уже никто следствие «прессовать» не будет и можно будет работать спокойнее. Доказать или не доказать – для большинства это даже не главное… Главное – во время шумихи себя показать… Так любое следствие в стране работает…

В кабинете Миронова собрались все, кто обычно приходит на оперативку, и даже, как сутки назад, старший следователь по особо важным делам Шторм опять пожаловал. Может быть, его сам Анатолий Анатольевич пригласил. Полковник у нас любит, чтобы оперативки были представительными… Максим Юрьевич упорно не желал в мою сторону смотреть, словно обиделся на меня за то, что я так неразумно таранил «Волгу», когда оттуда в него стреляли. Что ж, и такое бывает…

Как обычно, сначала сводки за сутки прочитали. Городскую и областную. По области, на удивление, ни одной фуры не «тормознули», хотя на общем фоне всплеска происшествий я ожидал и это услышать. Потом вернулись, как и полагается, к городским событиям. А главное городское событие – убийство старшего лейтенанта милиции, совершенное вроде бы без видимых мотивов, на ночной улице. Но тот же самый револьвер, та же самая стреляная гильза рядом с трупом…

– Сергей Петрович, – Миронов знает, с кого следует в первую очередь спросить. Капитан Югов встал. – Сидите, сидите… Доложите нам, какие дополнительные меры принимаются к розыску преступника. И есть ли какие-то положительные сдвиги?

– Мы прорабатываем все связи Русинова, товарищ полковник. Вплоть до друзей детства, поскольку детство он провел в нашем городе. Задействованы люди из всех райотделов города. Пока никаких сдвигов… Большинство из опрошенных даже не знают, что Русинов приехал, хотя уверяют, что он к ним обязательно бы заглянул…

– Вчера мы говорили о темно-серой «Волге» в Полетаеве-3… Искали?

– Так точно, товарищ полковник. Крайний дом от дороги, где строительство только до середины первого этажа дошло… Хозяин дома, отправляясь в командировку, заглянул проверить, не растащили ли у него кирпичи. «Волга» была, но она ни при чем…

– Значит, одним направлением поиска меньше… А сегодняшнее ночное убийство старшего лейтенанта? Никаких следов нет?

– Этим убийством занимался не я. Но материалы бегло посмотрел… Старшего лейтенанта ночью вызвали из квартиры. Жена в ночную смену работает. Дома была только дочь-пятиклассница и сам старший лейтенант Савелов. Вызвал кто-то знакомый. Дочь от звонка в дверь тоже проснулась. Отец вышел, потом вернулся, чтобы одеться. Сказал, что у знакомого машина сломалась. Надо помочь… И все… Больше он не вернулся. Его нашли уже утром во дворе… Но я не поторопился бы это убийство отнести на счет Русинова… – Югов говорил уверенно. – Мы до сих пор не знаем, у кого находится фигурирующий в деле револьвер «манурин». И нет оснований предполагать, что он в руках Русинова… Хотя, товарищ полковник, категорично утверждать обратное тоже не могу…

Югов на меня обернулся, ища поддержки. Но я слова сказать не успел, когда свое слово сказал старший следователь Шторм:

– Товарищ капитан, должно быть, плохо смотрел списки людей, с которыми сейчас работают райотделы…

– Что вы хотите сказать, товарищ полковник? – Сережа посмотрел на старшего следователя, как на черта, через плечо. Только не плюнул трижды…

– Фамилия застреленного из «манурина» старшего лейтенанта – Савелов… Нечасто встречающаяся фамилия. И потому она мне сразу бросилась в глаза, когда я списки друзей детства Русинова просматривал. Там есть такой – Савелов… Я проверил. Убит сын друга детства подполковника. То есть теперь просматривается мотив преступления. Старший лейтенант Савелов узнал Русинова, и тот убил его… Более того, старший лейтенант своего отца за несколько часов до этого расспрашивал о подполковнике. К тому моменту Савелов-старший еще не виделся с Русиновым…

– А потом виделся? – спросил Югов.

– Савелов-старший говорит, что не виделся. Но встреча Савелова-младшего с подполковником могла произойти около дома, и старший лейтенант Русинова узнал, но не был уверен в своей правоте, поэтому сразу не сообщил дежурному. Как результат – убийство…

– И театральная гильза рядом с трупом… – не удержался и сказал я. – Давайте все же придерживаться логики, Максим Юрьевич. Подполковник Русинов не является ни серийным убийцей, ни маньяком-насильником… А то, что ему пытаются приписать какой-то так называемый «фирменный знак» – это чушь собачья…

– При чем здесь серийные убийцы и маньяки? – не понял полковник Миронов.

– При том, товарищ полковник, что наличие «фирменного знака» говорит о психических отклонениях преступника и свойственно серийным убийцам и маньякам. А Русинов, насколько нам известно, находится в здравом уме и твердой памяти… Подумайте сами, для чего прибыл подполковник Русинов… Для того чтобы определиться с разделом наследства. Очень большого наследства… В шестнадцать миллионов. Чтобы получить это наследство, ему следует в первую очередь легализоваться. А чтобы легализоваться, ему следует оправдаться. Даже если бы он кого-то и убивал, он не стал бы оставлять следов, этих пресловутых «фирменных знаков». Нет доказательств, что он убил, – согласно закону, он невиновен… Это Русинов должен понимать прекрасно и осложнять себе жизнь не будет…

– Если только он не мыслит точно так же, как вы… – перебил меня старший следователь. – А если он может мыслить точно так же, то он, при привычке к риску и точному просчету ситуации, пойдет от обратного… Может пойти от обратного… Есть «фирменный знак» – значит, это не Русинов… Подполковник просто просчитывает нашу логику… Вашу логику…

– Вы чересчур усложняете ситуацию, Максим Юрьевич… – сказал Югов. – Нет у нас доказательств причастности Русинова ни к одному убийству… Только мотивы к убийству жены и к убийству, как вы сказали, старшего лейтенанта Савелова. Но мотивы доказательством быть не могут… И ни к чему подполковнику усложнять ситуацию. Он перед собой другую задачу ставит и изо всех сил ищет пути для поиска убийцы своей жены…

– Честно говоря, я впервые в своей практике сталкиваюсь с ситуацией, когда следствие вместо поиска преступника начинает выполнять функции адвоката… – Шторм даже встал от возмущения. – И я вижу трудности в работе с такой оперативной группой… Короче говоря, эти дела объединяются производством… Я уже забрал материалы «дела» по убийству старшего лейтенанта Савелова для просмотра… Потом перешлю их капитану Югову…

– Сергей Петрович, после оперативки останься, пожалуйста… – полковник Миронов сделал вывод для себя.

* * *

Я читал записи в журнале дежурств, когда капитан Югов заглянул в кабинет. Кабинет у меня не отдельный. Весь городской СОБР занимает всего две комнаты в управлении, и потому народу вокруг было много. Одна смена только что закончила дежурство, вторая заступила на сутки. Сережа обстановку оценил и кивнул:

– Ко мне не заглянешь?

– Через десяток минут…

– Я у себя буду… – пообещал сосредоточенно.

Как исполняющему обязанности командира СОБРа, мне приходилось присутствовать при сдаче и приеме смены. Хотя это вовсе и не обязательная процедура, и вовсе уж не торжественная. Все проходит буднично. Расписались в журнале одни, расписались другие, короткий инструктаж и введение в общую ситуацию в городе, и все. Раньше, когда у нас был отдельный командир СОБРа, инструктаж проводил он, если вообще проводил, и он же вводил в ситуацию. Я совмещаю должность командира СОБРа с должностью командира группы захвата, и потому ввод в ситуацию осуществляет сдающая смена. И мне тоже приходится ввод выслушать, чтобы знать, что где происходит и чего можно ожидать.

И только после этого я отправился к Югову. В «убойном» отделе тоже прописано слишком много сотрудников на небольшой площади, и Сережа при виде меня встал из-за стола, показывая намерение поговорить в коридоре.

Мы отошли к подоконнику, чтобы понаблюдать, как во дворе ремонтируют «уазик», прилаживая к нему заклепками новую крышу. Наверное, это та самая машина, что недавно вылетела с дороги под мостом, перевернулась и десяток метров по берегу катилась в перевернутом виде. Интересно, что при этом никто не пострадал серьезно. Картина за окном была такой интересной, что мы оба долго молчали, любуясь действом. Наконец Сережа спросил:

– И что ты по этому поводу думаешь?

– По поводу машины? – я кивнул за окно. – Повезло людям…

– По поводу Русинова… – сказал Сережа серьезно.

– А ничего я не думаю… Была бы возможность с ним связаться, я бы связался и начал работать совместно по поиску настоящих преступников… А если возможности нет, я ничего предпринять не могу…

Югов посмотрел на меня внимательно, словно пытался уловить подтекст в моих словах. Но я усердно изображал ничего не ведающего человека.

– Но невозможно же работать, когда уверен в невиновности человека, а тебя заставляют доказывать его виновность… Психологически невозможно…

– Здесь я с тобой полностью согласен, но чем я могу помочь? Подскажи…

– Ладно… Хотя бы на оперативке поддержал, и на том спасибо…

ГЛАВА 10

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

Уже рассвело, уже город ожил, но, когда-то казавшийся любимым, почти родным до того, что я, выйдя в отставку, вернулся сюда, сейчас же, после того, как он встретил меня настолько неприветливо, он стал чужим и холодным.

Дорога в аэропорт недальняя, всего-то шестнадцать, кажется, километров, как я помню с тех времен, когда жил в городе, и асфальт хороший, без выбоин, к которым глаза уже давно привыкли, и нога, нажимающая педаль тормоза, синхронизировала свои движения с реакцией глаз. Время еще оставалось, и даже по хорошей дороге и на хорошей машине ехал я не быстро, тем более что не помнил, где здесь находится пост ГИБДД, и не желал рисковать, нарываясь на лишнюю проверку. Но и пост благополучно миновал, а разгоняться не стал. И уже в аэропорту, когда на парковке встал, зазвонил мой спутниковый телефон. Объявился с утра капитан Тропилин. Наверное, выспался после выпавших на его долю вчерашних и позавчерашних испытаний.

– Доброе утро, Ярослав Вячеславович… – сказал я, определив номер.

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Говорю быстро… Я с работы, из коридора… Первый вопрос… Сейчас вам будет звонить капитан Югов. Как только найдет, думаю, место, откуда можно позвонить без свидетелей. Ему на оперативке и после нее слегка досталось за то, что не верит в вашу вину, но он упрямо гнет свою линию. И хочет наладить более тесное сотрудничество… Сами решайте, как себя с ним вести, но он хороший опер – это единственная характеристика, которую я могу ему дать, поскольку в друзьях мы не ходим… Второй вопрос… Вы слышали уже про новое убийство?

– Я только слышал, что такое убийство планируется. Из того же самого «манурина» желают убить милиционера с тем, чтобы опять свалить вину на меня… Я даже знаю, от кого исходит предложение и кому оно было адресовано.

– Не понял?

– Часа через три-четыре я вам позвоню, встретимся и обговорим ситуацию. Есть много новых данных… Пока это бездоказательная база, поскольку это только распечатка телефонного разговора, но уже база… Более того, сама запись разговора существует, и ее можно будет получить по электронной почте… И получим, когда подойдет момент… Вы что-нибудь, кстати, слышали о человеке по имени Бислан Ханкалзоров?

– Нет…

– Зря… Надо интересоваться людьми, находящимися в международном розыске. Он сейчас в вашем городе. Эти убийства – его работа… Но пока прошу вас никому не сообщать эти сведения… И вообще не называть его имени даже в кругу самых надежных людей. Я спросил вас только потому, что сам надеялся получить информацию… А почему нельзя говорить о Бислане в вашем управлении или в прокуратуре…

– Очередной «крот»?..

– Похоже… По крайней мере у меня есть такие данные. Подтвержденные… И этот «крот» готовил ночное убийство милиционера…

– Может быть, это старший следователь Шторм?

– Нет. Люди Бислана стреляли в Шторма. Но их уже отговорили от повторной попытки. В кого они будут стрелять в следующий раз, я не знаю, но основная охота сейчас идет на меня… Осуществляют они охоту вместе с «кротом»… Ладно, увидимся, поговорим…

– Я жду вашего звонка… – Капитан, похоже, так стиснул зубы, что последнюю фразу произнес с трудом.

Я ничем, кажется, не рисковал, сообщая Тропилину эти данные. У меня нет причин сомневаться в нем. Человек из внутренней агентуры ГРУ… Но как быть со звонком Югова? Стоит, пожалуй, ответить. Информация от опера может быть более свежей, чем от офицера СОБРа. Я достал трубку подполковника Фархутдинова и вставил в нее sim-карту. Даже если меня и засекут за такой короткий срок – пока кто-то до аэропорта доберется, меня здесь уже не будет. И появится дополнительная версия, что я куда-то улетел… К тому же, думаю, не будет сотовый оператор, убедившись, что я sim-карту из трубки вытащил, без конца держать номер на контроле… Скорее всего меня даже и не засекут…

Я ждал прибывших интерполовцев, и ждал звонка, и поглядывал на двери аэровокзала, гадая, кто объявится раньше. Югов позвонил через три минуты.

– Иван Сергеевич…

– Я слушаю вас, Сергей Петрович…

– Запомнили мой номер?

– Конечно. У меня профессиональная память, хотя я не оканчивал физико-математическую школу… Вы что-то хотели сообщить мне? – Вопрос прозвучал естественно, и я никак не подставлял им Тропилина.

– Вы обдумали мое предложение о сотрудничестве?

– Я к нему готов. Я готов сотрудничать с каждым, кто согласится найти настоящего убийцу… У вас есть что-то конкретное, что поможет сдвинуть дело с мертвой точки?

– Мне хотелось бы встретиться с вами…

Мне бы тоже хотелось поговорить с наиболее информированным в деле человеком. Тем не менее…

– Чуть позже, товарищ капитан… Сейчас я очень загружен работой. Может быть, завтра?

– Относительно завтра я и хотел бы с вами поговорить… Ладно, если нет возможности встретиться, я скажу по телефону. – Голос в трубке понизился до громкого шепота, и мне пришлось, не убирая трубку от уха, нажать на боковой грани кнопку усиления звука. – Не приезжайте завтра на кладбище ни в коем случае. Там все будет перекрыто, везде выставят посты по вашу душу… Есть мнение, что вы там обязательно должны будете присутствовать, и я только что с начальником управления обсуждал варианты блокирования кладбища. Туда помимо милиции стягивают еще и солдат внутренних войск. Они встанут во внешнем оцеплении, за забором. Сейчас ищут, во что переодеть солдат, чтобы они своим видом вас не спугнули. Силы на кладбище будут большие. Почти войсковая операция…

– Спасибо, – надо было поддержать капитана хотя бы благодарностью, хотя такой естественный ход со стороны ментов я заранее предусмотрел и на кладбище появляться даже не думал. Пусть Югов считает, что он спас меня от ловушки. Мы все любим тех людей, которых спасли, больше, чем спасенные любят нас – парадокс психологии. – Но я, говоря честно, собираюсь явиться туда в таком гриме, что меня никто не узнает… Это мой долг, мне так кажется… И дочь может обидеться, если я не пойду…

– Узнают, вычислят. Проверка будет тщательной… Объяснитесь с дочерью. Она с вами?

– Была со мной… Спасибо еще раз, я подумаю… Я позвоню вам, как только освобожусь…

– Еще один момент, товарищ подполковник… Помимо следователя и собственного начальника меня еще один тип сильно достает – некий капитан Поваляев из ФСБ. Ему почему-то очень хочется, как я понял, вас уничтожить при задержании… Не задержать, а уничтожить… Правда, он не говорит открытым текстом, но я понял его правильно…

– Это межведомственные разногласия. Не беспокойтесь… Еще раз спасибо…

Я отключил трубку. И сразу же вытащил из нее sim-карту. Откуда оперу известно, что Ольга у меня? Впрочем, он вполне мог иметь какой-то контакт с Аркадием Ильичом. Да и Максим Юрьевич мог сообщить это… Но трубку я отключил быстро. Доктор Смерть воспользуется авторитетной тяжестью своего голоса и будет меня критиковать за неосторожность. Я вытерплю и эту пытку…

Но, кажется, из здания терминала уже выходят прилетевшие из Москвы… И я не задержусь в аэропорту дольше, чем позволяют меры по обеспечению безопасности…

* * *

Полковник Согрин, подполковник Сохно и подполковник Афанасьев, которого все без исключения сослуживцы в глаза звали Кордебалетом, отставники спецназа ГРУ и нынешние сотрудники Интерпола, вышли одними из первых. И я сразу подъехал к крыльцу, коротко и призывно просигналил дважды. Меня узнали даже сидящим в машине за слабо тонированными стеклами, хотя не виделись мы уже лет шесть, помахали рукой и без лишних разговоров все трое водрузились на сиденья. Согрин, как старший, на переднее, чтобы иметь возможность командовать. Я поехал сразу и только на выезде с площади сказал:

– С приездом, парни…

Парням всем за пятьдесят, но для меня они такие же парни, какими были и до Афгана, и в Афгане, и после него. И я, наверное, остался для них таким же парнем. Годы для всех нас пролетали одинаково быстро, и если мы слегка постарели, то постарели одновременно.

– А нас, понимаешь, пугали, что ты измучен и затравлен, и вообще сам на себя уже не похож… – пожимая мне руку через плечо, первым сказал Толя Сохно. – А ты, кажется, даже не сильно напуган…

Пожали руку и другие. Согрин предпочел сразу к делам подойти.

– Вводи, Иван Сергеевич, нас в курс дела… Что-то мы знаем, что-то не знаем, поэтому лучше все рассказать целиком. В одной интерпретации это всегда будет выглядеть собранной мыслью, а не слухами…

Мне пришлось, не отрываясь от дороги, в который уже раз изложить ситуацию полностью и добавить то, что я и сам только недавно узнал от капитана Тропилина. По времени это заняло не одну минуту, к тому же все трое, как оказалось, очень любили задавать уточняющие вопросы. Мы уже в город въехали, когда я закончил.

– Хорошенькое дельце… – сказал Игорь Алексеевич Согрин.

– Слушай, не в службу, а в дружбу, когда наследство получишь, дашь на денек миллион поносить? – Сохно оставался все тем же человеком, в самых серьезных ситуациях и о самых серьезных вещах предпочитающим говорить с собственным не всем понятным юмором.

– Зачем тебе миллион? – с усмешкой спросил Шурик Кордебалет.

– Очень нужно… Просто насущная необходимость, связанная с мелким мошенничеством… Всего-то на один день, и не взаймы, а поносить… Сначала схожу к полковнику Мочилову и в управление кадров ГРУ, покажу миллион и скажу, что в Интерполе заработал. Потом пойду в Интерпол и скажу Басаргину, что заработал в спецназе… Это мне сразу и пенсию поднимет, и зарплату… Деньги к деньгам идут… Правильно я мыслю?.. Правильно… А вы до такого не додумались и потому останетесь при своих пенсиях и при своих зарплатах и будете у меня миллион баксов просить… Поносить… Так что, Иван, подсобишь старому товарищу?

– Я бы с удовольствием, – ответил я в тон, – но мне пока кое-кто упорно не желает дать даже одного миллиона – поносить… На мое наследство нашелся новый претендент, не имеющий к завещанию никакого отношения, тем не менее считающий, что деньги должны принадлежать ему. Я думаю, пора уже с ним ближе знакомиться…

– Только после Ханкалзорова… – всерьез предупредил Согрин. – Тогда и с конкурентом разберемся… Он задевает кровные интересы Сохно, и Толя его не упустит…

– Не упущу… – согласился Сохно…

* * *

Естественно, нашей штаб-квартирой на короткое время, хотя и тесноватой для пятерых, оказалось мое временное место жительства. Я заранее позвонил Киму Валерьевичу, предупредил его о вселении в служебную квартиру новых жильцов. Он согласовал вопрос с полковником Мочиловым, который при упоминании фамилии Согрина согласился без уговоров. О чем куратор сразу же сообщил мне и даже попросил, слегка стесняясь, если будет удобный случай, познакомить его с Сохно. Слава Толи далеко опередила его скорость передвижения. Я пообещал, впрочем, не слишком уверенно…

Присутствие дочери смущения интерполовцев не вызвало. Они, похоже, тоже уже были предупреждены об этом. А когда мы с Ольгой предложили выработанный ночью план на общее обсуждение, тем более никаких сомнений не возникло. Ее приняли в коллектив на общих основаниях, хотя оружием пока не наградили…

– Единственно, меня смущают мотоциклисты… – продолжая обсуждение нашего с Ольгой плана, Согрин почесал подбородок. – Насколько можно доверять мальчишкам. Сколько их всего будет?

– Семь человек, – ответила Ольга.

Уезжая, я поручил ей найти Андрея и по телефону обговорить ситуацию. Покидать квартиру запретил категорически, точно так же, как и приглашать Андрея сюда. Самому мне предстояло с обладателем «короля дороги» еще встретиться, но тоже не дома.

– Хорошо… – решил Согрин. – Завтра мы, если будет возможность, тоже подстрахуем… Может быть, даже сядем на мотоциклы к парням… А сегодня своим делом займемся. Иван Сергеевич, где у тебя компьютер? Мне надо связаться с Доктором Смерть…

Я показал на комнату, где спала Ольга…

– Сейчас… Минутку… – Она поспешила в комнату первой, чтобы навести там хотя бы минимальный порядок и спрятать какие-то свои вещи, поскольку она уже прочно обрядилась в «камуфляж».

– Доктору можно просто позвонить… – Я протянул Игорю Алексеевичу свою трубку.

– Можно, – согласился он, показывая точно такую же, – но по телефону невозможно передать карту, не поддерживающую формат GPS… И объем карты для телефона великоват. Доктор через спутник фиксирует все передвижения, предположительно, Бислана Ханкалзорова, но, возможно, это не его передвижения. Сложность в том, что спутник может следить только за трубкой, но не за человеком. А Бислан сам признался вчера, что иногда его трубкой пользуются другие. Один раз мы промахнемся, и Бислан сразу «заляжет на дно» так, что найти его будет невозможно. Брать следует только наверняка… Поэтому сначала надо отследить обычный маршрут передвижений трубки. Самое популярное для нее место, предположительно, и будет местонахождением Бислана. Но и это мы будем еще несколько раз проверять, чтобы не промахнуться…

Я кивнул, соглашаясь.

Согрин хорошо знал, что такое служебная квартира военной разведки. И сразу спросил про компьютер, даже не видя его. И удалился в комнату, как только Ольга вернулась к нам. Пока Сохно, широко улыбаясь своей не самой симпатичной физиономией, развлекал Ольгу рассказами о Чечне, где когда-то, в период между первой и второй чеченскими войнами, его именем пугали непослушных чеченских детей, Игорь Алексеевич работал, и мы старались не мешать ему. Потом слышно было, как загудел принтер, распечатывая какие-то страницы. Судя по тому, что принтер с работой справлялся достаточно долго, Согрин извел немало бумаги.

– Иван Сергеевич, у тебя скотч есть? – из-за двери поинтересовался отставной полковник, когда гудение принтера прекратилось.

– Не знаю, не требовалось… Поищи в ящиках стола…

Судя по тому, что больше вопросов не возникло, скотч нашелся. Кордебалет, понимая, чем занят командир, пошел помогать, а я, оставив дочь на попечение Сохно, заваривал на всех, за неимением турок, кофе в кастрюльке. Кофе как раз успел уместиться в чашках, когда Согрин с Кордебалетом вышли.

На стол легли распечатанные постранично и склеенные скотчем карты космической съемки. Масштаб карт впечатлял – в сантиметре помещалось полтора метра. С такими мне лично работать не приходилось даже в период, когда космос был почти советским. Наука и техника, наверное, с тех пор далеко вперед убежали… Все склонились над картами. Даже Ольга смотрела. В этот момент раздался звонок на мобильник Сохно.

– Слушаю… Прибыл?.. Ты где? Так… Встречаемся… – Толя назвал перекресток в квартале от нас, хотя я не предупреждал его, чтобы этот адрес никому не сообщал. Он сам в разведке больше тридцати лет прослужил, знает что к чему.

– Оружие привезли… Я пошел… – сообщил Согрину и, естественно, всем.

– Постарайся быстрее, – поторопил Согрин. – Мы пока карту «разработаем».

«Разработка» карты – дело серьезное. Полковник вывел самую крупную карту в четырех экземплярах, и я понял, что они желают и меня задействовать, естественно, без Ольги. Стали карту смотреть. Очертания домов показались мне знакомыми, и я придвинул к себе две другие карты – карту города и более крупную карту района, где красными крестами было обозначено несколько точек. Между крестами проложены синие линии. И без крестов множество линий…

– Кресты – место, откуда осуществлялись звонки… Линии – маршруты передвижения трубки Бислана…

Я отложил карту района в сторону.

– Я в детстве жил неподалеку, – сообщил я. – Места хорошо знаю, хотя многое с тех пор изменилось… Понастроили больших домов… Вот поселок частного сектора пока почти не тронули… Там я тоже почти все знаю… Но, чтобы самим не «светиться», могу набрать в округе временную агентуру…

– Твою агентуру наверняка уже менты перетрясли и предупредили о твоем розыске. Опасно соваться… – выразил сомнение Кордебалет.

Я радостно усмехнулся. Они не знают обстановку.

– В нашем пятиэтажном доме было восемь подъездов. Парней моего возраста и около того – было много. Из них кто не «сел», того убили. Кажется, я один обошелся без «зоны»… Район был бандитский… Один из самых беспокойных в городе… Особенно там, среди домов частного сектора, в поселке… Там ночью менты даже по вызову не появлялись… И если меня искали менты, это только подняло мой авторитет… Примут с распростертыми объятиями и спрячут, если понадобится…

– Посмотрим… – решил Согрин. – Лучше обходиться своими силами, но, возможно, кого-то придется и привлечь. Будем это иметь в виду.

– Есть и более надежные силы… Правда, небольшие, но качественные… Можно привлечь двух людей местного куратора. Один имеет авторитет среди «крутых», второй капитан городского СОБРа. Кажется, даже исполняет обязанности командира городского СОБРа… Оба служили в спецназе ГРУ срочную, прошли Афган…

– Посмотрим… – И на это Согрин ответил тем же словом. – Все зависит от момента. Могут и эти сгодиться…

Звонок в дверь заставил всех головы повернуть в сторону коридора.

– Сохно, наверное, – предположил Кордебалет.

– Слишком быстро он… – выразил я сомнения и пошел к двери.

– Толя быстро ходит… – сказал Кордебалет вдогонку.

Это был в самом деле Сохно. С большой сумкой в руках. Зашел без слов, потому что из подъезда с лестницы слышался разговор двух женщин – поднимались. Ни к чему посторонним слышать нас, как ни к чему и видеть.

В комнате Сохно сразу раскрыл сумку и выложил четыре пластиковые упаковки. Из этого я сделал вывод, что вопрос о моем участии в боевой части операции был решен еще в Москве.

– Что это? – спросил я, потому что с такими упаковками для оружия знаком еще не был.

– Сам такой в руках не держал… – сознался Сохно и раскрыл первую коробку.

– «ПП-2000»[7]… – представил оружие полковник. – Новинка… Идет на вооружение к ментам и спецслужбам.

А Сохно протянул одну коробку мне. Уж он-то знает, чем пронять офицера спецназа, даже отставного – любовь к оружию, это на всю жизнь. Молчание длилось минут десять, пока каждый собирал и рассматривал свой «ПП».

– Попробовать бы… – сказал я.

– Надо обязательно выехать куда-то за город… – согласился полковник. – После того, как «разработаем» карту…

Со вздохами отложив оружие, мы придвинулись к столу, но тут зазвонил мой спутниковый телефон. Я посмотрел на номер.

– Доктор Смерть…

– Я же с ним только что общался, – сказал Согрин. – Ничего мне не сказал…

– Значит, спутник общался еще с кем-то… Спутник любит поболтать… – сказал Сохно и опять взял в руки оружие, чтобы рука привыкала…

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

После оперативки в городском управлении я, находясь не в лучшем состоянии духа, а если говорить честнее, то вообще разозленный и расстроенный, отправился не к себе в кабинет, где одной бумажной работы накопилось уже за несколько последних дней уйма, а предварительно, конечно, позвонив, поехал к брату. Застал у того двух человек с работы, и, хотя сам спешил, терпеливо дожидался, когда они завершат какие-то деловые вопросы. Аркаша мое состояние с одного взгляда понял, сослался на то, что к нему приехал для разговора следователь – я был в мундире, и отправил сослуживцев быстро.

– Капитан Поваляев у тебя уже был? – поинтересовался я, когда Аркаша закрыл за гостями дверь и вернулся в комнату.

– Разбудил меня… Ранняя птичка… Я вчера коньяк все-таки допил, и утром не все правильно соображал. А он тут как тут, заявился…

– И как прошел разговор? – Я даже не старался скрыть свою неприязнь к капитану Поваляеву, и брат, конечно, это тоже заметил. Впрочем, это он еще накануне заметил…

– Нормально. Нашли общий язык по всем точкам соприкосновения. Обещал делиться всей информацией и просил ему информацию сообщать. На этом и расстались… Ему, кажется, понравилась моя откровенность… На откровенности можно многих купить… Но, я вижу, тебя не это волнует…

Брат, как в детстве, как в молодости, умел читать по глазам мои чувства. К моему сожалению… И частенько этим пользовался.

– Да, меня другое волнует, поскольку, даже помогая тебе, я все же остаюсь в своей должности, и заботы должности с меня, сам понимаешь, никто не снимал. А дело вот в чем… Ты в курсе, наверное… Кажется, мы с тобой уже обговорили этот момент… Помнишь, во втором эпизоде дела присутствовал револьвер «манурин»…

– Помню… – Аркаша брови поднял, показывая свое удивление таким, как он желал показать, отвлеченным вопросом. Мимика способна красочно подчеркивать слова, и он этим искусством владел в совершенстве…

– Где сейчас этот револьвер, не подскажешь?

Он недолго думал над ответом.

– Я думаю, у того, кто убил моего соседа и ментовского подполковника… Это я с твоих же слов, заметь, говорю…

– И еще ментовского старшего лейтенанта сегодня ночью…

– Русинов вообще не спит? – спросил Аркаша с саркастической улыбкой. Он с такой улыбкой становится на классического сатира похожим. Кажется, я говорил ему об этом когда-то давно, но ему, похоже, сатиром быть нравится.

Но и спросил он очень наигранно. Если он умеет читать мой взгляд, то я умею читать его интонацию. Тоже с детства, с молодости… Всегда чувствую, где он обманывает или даже просто не хочет что-то говорить. И Аркаша тоже, кажется, это знает…

– Я не могу предположить, чем занимается сейчас подполковник Русинов… – сказал я с заметным и даже подчеркнутым раздражением.

Раздражение мое было вызвано и скрытностью брата, и тем, что я в самом деле не могу предположить, чем Русинов сейчас занимается, что готовит и к чему уже готов. И я, следователь, не вижу пути к поимке отставного подполковника… Разве что завтра повезет…

– Я тебе уже сказал сегодня «крылатую фразу»… Про откровенность… Говори откровенно, Макс, что ты хочешь услышать, и не будем оставлять недомолвок, потому что в нашем положении, когда мы так сильно в деле увязли, недомолвки могут плохо подействовать на любого из нас. Недоверие не доведет до добра, а взаимное недоверие – тем более…

Он, как всегда, ситуацию прочувствовал, и взял верный тон, и даже сделал это вовремя, чтобы скрасить эффект своей фальшивой фразы. Это-то Аркаша умеет делать лучше любого другого. Переворачивает ситуацию предельно органично, и ты уже о другом думаешь. Но откровенность между нами и в самом деле нужна.

– Скажи, ты имеешь отношение к сегодняшнему убийству старшего лейтенанта Савелова? Ты или твои компаньоны…

Аркаша головой покачал, показывая заранее то, что хочет сказать.

– Я не берусь отвечать за компаньонов. Я – не убивал его. А мои компаньоны настолько опасны, что я сам порой подумываю, как от них отдалиться без ущерба для себя. Они не держат меня в курсе своих дел и своих намерений… Хотя бы факт покушения на тебя говорит об этом… И мне стоило большого труда убедить Бислана, что ты им помогаешь, а не наоборот… Он даже не знал, что ты мой брат…

Он опять ловко построил ответ. Смешал, как делал часто, ложь и правду, и оттого интонации у него получились бегающие, но страстные. И малознакомому человеку трудно понять его правильно. Но я слишком хорошо Аркашу изучил, и уже не сомневался – он в курсе убийства. И правду сказал про компаньонов – он их побаивается, и они с ним не слишком считаются. Тем не менее я уверен, Аркаша будет долго еще с ними сотрудничать, потому что они приносят ему деньги, а жадность всегда была его главным и самым сильным чувством. Он еще в дошкольном возрасте всегда заглядывал в тарелку ко мне, тогда совсем маленькому, и жаловался, что его кормят хуже, чем меня… Бабушка наша покойная рассказывала, я помню… Да и чуть старше был, то же самое происходило, это я уже без рассказов помню. И еще постарше, но тогда все обстояло не так, тогда он свою жадность научился скрывать тщательно, переворачивая события с ног на голову… Так же действовал и сейчас…

– Работали они не на моей территории, я их не касался, а сейчас, мало того что я в твое дело ввязался, я и их покрывать обязан? Тех, кто в меня стрелял… Ты улавливаешь ситуацию? Понимаешь, чем это грозит мне и моей карьере? И вообще, как это мне дается…

– Это только маленькие эпизоды, которые не повторятся. Их интерес – область… И не только наша… Скоро они переедут севернее… Здесь «наследили» достаточно, и сами понимают, что пора перебираться… Потерпи немного. Недолго, надеюсь, осталось… Зато потом… Я думаю, что миллион баксов стоит переживаний…

– Мне остается надеяться, что с завершением нашего общего дела они сразу же постараются исчезнуть… Что они про наше дело говорят? Есть у них какой-то след?

– Они надеются найти след на кладбище… Завтра во время похорон… – ответ прозвучал по-кладбищенски мрачно и гулко, слово эхо из гроба…

– Надо же, – вздохнул я, слегка удивившись, – поговорка такая, помнится, есть – «у дураков мысли сходятся»…

– Ты о чем? – Аркаша насторожился.

– Завтра все кладбище будет обложено. Даже солдат внутренних войск привлекают для внешнего оцепления. Ментов там будет больше, чем простых людей… По тому же вопросу. Наши менты надеются, что Русинов появится на кладбище…

– А отменить это ты можешь?

– Это не в моих силах… – Здесь я сказал правду. – Отменить можно только в том случае, если Русинова поймают раньше… Или раньше убьют…

– Хорошо, что ты предупредил… Я скажу Бислану, чтобы он был осторожнее… Но они не надеются, что подполковник придет к могиле попрощаться… Это было бы с его стороны глупостью, которую только менты способны допустить…

– А на что тогда они надеются?

– Считают, что Ольга должна привести их к отцу…

– Да… – согласился я. – Это ход, который менты не просчитали… Хотя это, мне кажется, тоже не самый верный вариант… Он даже ради дочери может и не пожелать рискнуть…

– Рискнет. Я знаю его отношение к дочери лучше других и уверен, что Русинов на риск пойдет. Он риска не боится. А менты твои… Они и не могли такой ход просчитать.

– Почему?

– Чтобы подполковник объявился, следует похитить Ольгу. Менты на это не решатся…

– И здесь ты прав, брат… – Я поднялся, показывая, что разговор закончен, и отлично понимая, что автором идеи похищения Ольги является именно Аркадий.

– Коньячку? – предложил он на прощание.

– Нет… Спасибо… Водки бы полный стакан – «с горкой» и спать лечь после этого!.. Кстати, как твои компаньоны так ловко сработали, что подстрелили сына друга детства подполковника? Для этого надо очень хорошо владеть ситуацией…

Аркадий почувствовал ловушку и не пошел в нее.

– Я же сказал, что ничего об убийстве не знаю… Давай все же по рюмашке хлопнем…

– Не хочу коньяк. Водку хочу, но водку нельзя. А было бы можно, я бы сам предложил…

Последняя фраза – честная! – не только Аркаше, но и мне самому показала, насколько я устал работать в непривычной для себя обстановке. А уж что может быть более непривычным для честного следователя, если приходится сотрудничать с преступниками, причем сотрудничать, как говорится официальным языком, «по корыстным мотивам»…

А ведь я всегда гордился тем, что был честным следователем…

* * *

Выйдя из подъезда, я нос к носу столкнулся с капитаном Юговым, и в первый момент растерялся от такой неожиданной встречи.

– А ты что здесь? – спросил, отключая в машине сигнализацию.

– Мы тут, товарищ полковник, присматриваемся… Что-то типа следственного эксперимента… Ваша машина сейчас стоит как раз там, где взорванная машина стояла. Я тут специалиста привлек… Мне в ГИБДД посоветовали… Он знает, как любую сигнализацию отключить… Просто сканер с собой возишь. Когда закрывают, сканируешь сигнал, заряжаешь его в свой брелок и открываешь машину без проблем… Мы соседей опрашивали – видел ли кто-то рядом чужую машину… С которой могли сканирование произвести… Машину никто не видел… Возможно, ее и не было… Следовательно, машину могли открыть вторыми ключами… Их могли выкрасть, могли и просто взять… Хочу спросить вот Аркадия Ильича, где второй экземпляр ключей от машины погибшей…

– Подозреваешь Аркадия Ильича?

– Я пока никого не подозреваю. Я даже Русинова не подозреваю, товарищ полковник, как вы знаете… Я ищу подозреваемого… – Капитан зевнул так, что и мне сразу спать захотелось.

– Я только что с Аркадием Ильичом беседовал… Уточнял некоторые вопросы… Пойдем, вместе поднимемся…

Мы вернулись, Аркадий открыл дверь, не спрашивая, кто пожаловал. Из чего я сделал вывод, что он провожал меня взглядом из окна.

– Еще какие-то вопросы? – сразу спросил голосом кротким и уставшим и посмотрел на часы. – Мне ехать пора… Надо о поминках позаботиться… Ольги до завтра не будет, все заботы на мне одном…

– Вот, Аркадий Ильич, у товарища капитана есть к вам вопрос…

– Только один… – Сережа показал свое понимание ситуации. – Где находится второй экземпляр ключей от машины Людмилы Анатольевны?

Аркаша плечами повел настолько неуверенно, что даже я ему поверил.

– Понятия не имею… Завтра Ольга будет, надо у нее спросить. У Ольги тоже права были и доверенность на машину… Может быть, и вторые ключи у нее… Я всегда своей пользовался… Служебной… Мне этого хватало…

* * *

Мы вышли из подъезда, и капитан протянул мне руку на прощание, а другой рукой прикрыл рот, потому что не в силах был сдержать зевок.

– Не выспался?

– Вчера опять до вечера сидел… Уже на ночь глядя домой поехал и в машине, товарищ полковник, заснул… А в шесть утра позвонили, приехать приказали…

– Не насилуй свой организм… Завтра день тяжелый, отоспись…

– Рад бы в рай, да грехи не пускают…

Ментовский «уазик» подкатил к подъезду. Пожав капитану руку, я сел в свою машину, дождался, когда отъедет «уазик», и только после этого достал трубку.

– Аркадий…

– Ты забыл что-то сказать?

– Учти, ты на подозрении у капитана Югова. Он очень хороший опер. Думающий и соображающий, с хваткой бультерьера. Если что-то найдет, он не отпустит, пока не додавит… Твоему другу Бислану хорошо было бы сразу не меня выбрать, а Югова… Я тебе советую позвонить Бислану…

– Что, дело настолько серьезно? Есть против меня улики?

– Улик пока нет, но капитан умеет глубоко копать. Его надо опасаться…

– Спасибо, Макс… Я воспользуюсь твоим советом… – Его голос прозвучал отчего-то угрожающе. Словно он и меня предупреждал… Хотя, может быть, голос был просто задумчивым, и оттого мне показалось…

* * *

Я ожидал, что прокурор поинтересуется убийством старшего лейтенанта милиции в первую очередь. И потому поторопился сразу по приезде в прокуратуру изучить материалы именно этого «дела». Читал, не сдерживая зевоту, потому что сдержать ее был не в силах. Как и капитан Югов, я в последние дни спал непростительно мало. Прочитал все протоколы и предварительное заключение экспертизы. Потом что-то заставило меня снова вернуться к протоколам. Перечитал, и сразу понял – что…

Уже трубку поднял, чтобы позвонить Аркаше, но удержался. Пусть все идет так, как идет… Аркаше, может быть, этого и знать не надо… А мне не следует подавать вида, что я знаю. Это очень может сгодиться в какой-то определенный момент…

Такими фактами не разбрасываются, товарищ старший советник юстиции…

ГЛАВА 11

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

– Виктор Юрьевич, – откликнулся я в трубку, – мы всем дружным коллективом слушаем вас… Есть новости?

– Есть, Иван Сергеевич… Есть… Все выстраивается в стройную цепочку, которую любит просчитывать наш командир… Дело, можно сказать, с теоретической стороны почти завершено, осталось собрать некоторые детали, чтобы поставить в завершение подпись. Правда, Басаргин уверяет, что он не видит какого-то важного связующего звена во всей этой истории. Что-то там отсутствует, что его основательно смущает. Может, ты ему чем-то поможешь? Он всю ночь сидел над распечаткой разговоров и прочими бумагами, которые нам удалось добыть попутно. Но эти бумаги касаются не тебя, а персонально Бислана Ханкалзорова. Тебе, как я понимаю, больше интересны разговоры твоих фигурантов… Факс на автомате? – Доктор Смерть, как обычно, не спрашивал. Задавая не вопросительные вопросы, он словно бы сам, своим уверенным тоном отвечал на них. Настоящий вопрос можно было только в конце услышать.

– Да, конечно. Запускайте…

– Та-ак… Набираю номер… Высылаю, значит, распечатку последних разговоров. Сначала Максим Юрьевич просится в гости к Аркадию Ильичу – это неинтересно, потом он звонит еще раз – это интереснее, через некоторое время Аркадий Ильич дает новые задания Бислану Ханкалзорову – это уже более чем любопытно не только для нас, но и для тебя. Для тебя особенно… Исходя из логики, возможно предположить, что задания эти являются следствием беседы братьев. Прочитайте, примите меры, потому что меры принимать надо, и не только меры по собственной защите… Ты поймешь, о чем я… Но… Касательно второго звонка и третьего… Меры эти должны быть настолько аккуратными – вот меня особо предупреждает Басаргин! – чтобы не спугнули Ханкалзорова. Ни в коем случае не передавать информацию напрямую – ищи пути сбоку, и ни в коем случае не афишировать нашего присутствия в деле, причины такой категоричности поймешь из распечатки… Ты уж, Иван Сергеевич, извини, но поимка Бислана на весах правосудия значительно перевешивает задачу твоего оправдания. Твоя задача – просто попутный груз в общем поезде антитеррористических проблем… Понимаешь?

– Обидно, Виктор Юрьевич, почти до слез, но я принимаю даже это… – из его болтовни я главное все же уловил.

– Пополнением как, доволен?

– Вполне… Еще бы не быть довольным таким пополнением…

– Тогда принимай сегодня вечером спецрейсом еще троих – вылетает сам Басаргин, с ним Ангел с Пулатом… Ты же их знаешь?

– Помню слегка… Как и вас, по Афгану… Потом только мимоходом встречались…

– И то хорошо, что встречались. Они вас не стеснят, пить, есть и спать не попросятся… С ними команда – шесть парней из «Альфы» во главе с генералом Астаховым. Их примут и разместят в гостинице ФСБ, наши вместе с ними. Басаргин сам с тобой свяжется… А сейчас принимай факс, запускаю… Появятся новости, я позвоню…

Факс тут же оповестил меня своим звонком, что Доктор Смерть соединился, запищал, как осенняя муха, и начал прием. Ольга уже привычно подбирала листы. Их оказалось немного. Один лист первого разговора, один лист второго и три листа третьего. Ольга, как обычно, первой пробежала глазами текст, передала мне и задумалась, обхватив ладонями щеки.

– О чем печаль? – дожидаясь, пока распечатка до него дойдет, поинтересовался Сохно.

– Оказывается, я совершенно не знаю людей… – призналась она с грустью. – Столько лет Аркадий Ильич прожил с нами, и я не видела, что он смертельно болен… Настолько болен…

– Болен? – спросил Кордебалет, читающий распечатку вместе со мной.

– Это, наверное, психическая болезнь… Не может же нормальный человек постоянно, изо дня в день, из часа в час прикидываться добрым, заботливым… Не может он терпеть рядом с собой людей, которые ему совершенно не нужны… Или он в одном месте был одним, в другом месте был другим? Но это же тоже ненормально… Это самому человеку очень трудно, это изматывает… Мне даже жалко его, честное слово, немножко жалко… И маму, и себя жалко, и его тоже жалко…

– Вот уж жалость здесь проявлять совсем недопустимо… – сказал я категорично. – Защитники природы тоже жалеют волка, считают его санитаром… Только до тех пор, пока сами с ним не столкнутся… Волк, забравшись в овчарню, убивает сначала одну овцу – только потому, что он голоден, а потом и всех остальных, попутно… Но только одну убитую уносит… Остальных убивает просто по привычке… Инстинктивно… У Аркадия Ильича болезнь налицо – стабильный волчий синдром… Он готов убить всех, кто оказывается рядом, даже тех, кто ему помогает… И жалости при этом не испытывает… А особо опасным он станет, когда почувствует, что его со всех сторон обложили… Это уже будет синдром затравленного волка… Тогда он будет желать убивать всех, кто под руку попадется, и своих, и чужих, без разбора, только от лютой злобы… Самое опасное животное… Чрезвычайно опасное… И потому подлежит уничтожению…

– Но ведь это же болезнь… – настаивала Ольга.

– Болезнь… – серьезно согласился улыбчивый Сохно. – И от этой болезни есть только одно лекарство – пуля… Доктор Смерть пропишет…

– И этой болезнью болен не один Аркадий Ильич… – добавил Кордебалет. – Точно так же поведет себя и Бислан Ханкалзоров, и его окружение… И нам следует к этому подготовиться, чтобы не дать волкам пускать в ход зубы…

Кордебалет отошел от меня, а за спиной встали Согрин с Сохно, стали читать в то время, когда я уже в третий раз перечитывал распечатку. Первый разговор, как Доктор Смерть и предупредил, интереса не представил, зато второй и третий оказались очень даже любопытными, особенно третий, на котором я и задержался:

«– Бислан, это опять Аркадий…

– Это не Бислан, это Ваха… У нас голоса похожи… Бислана тебе надо?

– Позови…

– Аркадий, ты почему продаешь в своих магазинах такую плохую водку? За такую водку чайником по морде бить надо… Я попробовал, очень на тебя обиделся…

– Потому, что ты, Ваха, привозишь мне такую… Я вот не пробую и не обижаюсь на тебя…

Хохот Вахи…

– Вот, Бислан пришел, передаю ему трубку…

– Ты, Аркадий, ни днем ни ночью не спишь? Что опять?

– Я, Бислан, отсыпаюсь, когда мне время позволяет… Как у тебя дела?

– Мальчики ночью сделали хорошее дело…

– Я слышал, что очень постарались… Как вы нашли такого мента?

– Какого?

– Сына друга детства подполковника.

– Нам его показал наш человек в ментовке. И даже сам его вызвал ночью из квартиры…

– Получилось ловко… Я вот что, звоню насчет завтрашнего мероприятия… У меня брат был и предупредил, что завтра все кладбище будет ментами окружено. Вам трудно будет там работать…

– Вай, как плохо… Так что, переносим? Я не люблю переносить дела, а еще больше не люблю с ментами сталкиваться, когда их бывает много… Что советуешь?

– Нет, переносить нельзя… С Ольгой следует поторопиться… Да, еще просьба… Приятная… Чтобы она потом была в лучшей форме, можете всей бригадой хорошенько поразвлекаться с ней… Тогда я ее легко в психушку положу… Но на кладбище надо быть осторожнее… Или вообще работать после поминок… Сразу, как мы из кафе выйдем… Ориентируйся сам…

– Хорошо, мальчики присмотрятся и все сделают, как надо… Не переживай, они опытные… У тебя все?

– Еще одно дело. Под меня сильно копает опер, который дело ведет… Брат предупреждает, что он опасный тип…

– Какой опер?

– Из городского управления. Капитан Югов. Обрати на него внимание, если сможешь… А то он и до тебя докопается…

– Хорошо, Аркадий. За ним присмотрят. А твой брат…

– Что?

– Когда его очередь?

– Как только будет покончено с подполковником… Брат претендует на твой миллион. Хочет хотя бы половину…

– Вай… Я так не люблю делиться… Ладно. Думаю, завтра подполковник будет у нас… Еще просьбы есть?

– Есть… Пару ящиков водки надо… Твоей… На поминки… Я не хочу на этих людей тратиться и покупать нормальную водку…

– Я пошлю кого-нибудь… Привезут…»

Я передал Согрину прочитанные листы, глянул еще раз на лист с распечаткой второго разговора и передал тоже. Второй разговор, в принципе, дублировался третьим и ничего нового нам не нес. Но действовать все же следовало оперативно, чтобы опередить Аркадия Ильича и его друзей…

– Игорь Алексеевич, – хотя Согрин не был моим командиром и никто не сообщал мне, что я должен в данной ситуации перейти в его подчинение, армейская уважительная привычка к субординации все же сказалась, и я начал советоваться, – мне сегодня прямо перед вашим прилетом этот самый капитан Югов звонил. Который под Аркадия Ильича сильно копает… Он уже во второй раз предлагает сотрудничество. Желал лично встретиться…

– Вот этого бы пока не надо, – перебил меня полковник. – Мне не нравится «их человек» в ментовке… Я не Югова подозреваю. Любое случайное слово, наводящий вопрос от хорошего, казалось бы, друга, и все… Может сорваться вся наша работа, и мы не будем знать, где искать Ханкалзорова… Я, говоря честно, вообще бы трижды подумал, прежде чем предупреждать капитана… Ты же об этом хотел сказать?.. Одно дело, телефонные разговоры… Доктор говорил, ты sim-карту вытаскиваешь?

– Обязательно…

– Это хорошо… И следует каждый момент использования телефона контролировать. Ни в коем случае не разговаривать из стационарного положения. Например, отсюда… Только с улицы или из машины…

– Я утром тоже посчитал встречу лишней, – согласился я, – да мне и правда некогда было… Тогда Югов прямо по телефону предупредил меня, что кладбище завтра будет блокировано. Менты готовят на меня засаду… То есть то же самое сказал, что следователь брату… Уже из этого исходя, я считаю, что на самого Югова положиться можно. И как-то надо все-таки предупредить капитана… Жалко будет, если до него чечены доберутся…

– Командир городского СОБРа… – подсказал Кордебалет. – Если он наш сотрудник, предупредить следует через него… Не объясняя, откуда информация… Тоже подстрахуемся…

– Да, пожалуй, это возможно…

Я поочередно посмотрел на каждого из группы. Иных предложений не последовало.

– Займитесь картой, а я встречусь с капитаном Тропилиным… Это займет не больше сорока минут…

– С картой успеется… – не согласился Согрин. – Мы лучше тебя и здесь подстрахуем…

* * *

– Ярослав Вячеславович, встретиться бы надо.

– Минут через пять освобожусь… Устроит?

– Вполне…

– Где?

– Я здесь, рядышком… – и объяснил.

Подстраховка выполнялась стандартно. Кордебалет занял позицию через дорогу от городского управления внутренних дел. В книжном магазине листал книги и посматривал сквозь витрину на крыльцо. Если бы там что-то разворачивалось, он увидел бы первым и сразу позвонил бы мне. Встречу я назначил у недалекого кинотеатра – пять минут неторопливого хода, но там остался Толя Сохно. Посмотреть, не произойдет ли что-то выходящее из обычных рамок. Это на случай, если необычное не из дверей ментовки пожалует, а со стороны. Сам я встал за углом. Тропилин будет проходить мимо, я его просто окликну. А в десяти метрах от меня, заложив руки за спину, вышагивал, «кого-то дожидаясь», полковник Согрин…

Признаться, я считал все эти приготовления напрасной тратой времени, поскольку Тропилин со мной уже встречался прямо у дверей областной прокуратуры, в присутствии ментов, видел мою машину и знает номер. И вообще, если уж я доверился человеку, то привык доверять ему до конца. Но интерполовцам хотелось убедиться в моей безопасности. И потому я согласился на такую проверку, по теории зная и понимая, что она все равно необходима. Это когда я в одиночестве работал, у меня не было возможности проверку провести, и я рисковал. Сейчас можно, хотя и поздно…

Тропилин появился вскоре. Двигался целенаправленно и за угол не заглянул.

– Ярослав Вячеславович… – окликнул я и приветственно руку поднял.

Он оглянулся и повернул в мою сторону. За спиной капитана два мента шли, но они направления движения не изменили – пусть и в сторону кинотеатра, но по своим делам. И даже не покосились в нашу сторону. Все было спокойно и безопасно.

Ярослав Вячеславович выглядел утомленным и хмурым. Лицо отражало накопившуюся усталость, но это моего удивления не вызвало.

– Здравия желаю, – поздоровался капитан. – Вы хотели мне какие-то данные передать?

– Вы что-то знаете относительно завтрашней операции? – вопросом на вопрос ответил я.

– Кладбище окружат. Полная блокировка… Не рекомендую туда показываться…

– Я не покажусь. Мне такой же совет дал капитан Югов, с вашего благословения…

– Да, Югов ответственный за мероприятие со стороны управления. Со стороны прокуратуры ответственным назначен старший следователь Шторм. Только они никак не могут найти с Юговым общий язык… Шторм уверен в вашей вине, Югов ищет настоящего преступника, и это следователя нервирует…

– Все не так просто… Прочитайте вот это… – Я протянул текст распечатки разговоров Аркадия Ильича и Бислана Ханкалзорова. Капитан прочитал быстро и посмотрел на меня с немым вопросом в глазах. Я ждал вопроса настоящего…

– Что это? – наконец спросил капитан.

– Распечатка переговоров одного из фигурантов дела с убийцами…

– Откуда такое? – капитан готов был, кажется, не поверить.

– Мне только сегодня переслали из Москвы. Данные со спутника-шпиона… – Я не стал говорить, что спутник этот принадлежит не ГРУ, а Интерполу. – Мне помогают выпутаться из ситуации… Бывшие сослуживцы…

Я говорил правду, но неполную. Но и этой правды было достаточно.

– И что я должен сделать?

Капитан Тропилин оказался даже сообразительнее, чем я предполагал. Он не пожелал действовать немедленно, но спросил совета у старшего по званию.

– Единственное, что вы могли бы сделать, это до поры до времени молчать о том, что узнали. Исключение составляет предупреждение, которое вы обязаны дать капитану Югову. Но сделать это должны так, чтобы я был здесь ни при чем… Просто сошлитесь на данные какого-то осведомителя… Скажите Югову, что его «заказали», не говоря, кому заказали… Вы же не можете знать все… Пусть бронежилет носит… Пусть по сторонам больше смотрит… Осторожность в состоянии спасти… Ему только сутки продержаться…

– А что будет через сутки?

– Через сутки, я думаю, ситуация прояснится полностью…

Тропилин зубами скрипнул. Есть в нем хорошая злость.

– Это все?

– Почти все… Есть еще вопрос, на который я не жду от вас ответа… Куда запропастился Кирпич?

– Правильно, что не ждете ответа… Кирпич вне моего поля зрения…

* * *

Игорь Алексеевич подошел ко мне, как только капитан за углом скрылся.

– Он поговорит с Юговым… Не задевая меня…

– Это да, это правильно, – согласился Согрин. – Только мне сейчас в голову еще одна мысль пришла. Следует ее проработать как следует.

– И что?

– А не привлечь ли нам в помощники того самого Максима Юрьевича… Как-никак он старший советник юстиции, то есть полковник, и имеет возможность профессионального роста. Для него это важно… Мы не менты и не следствие, мы можем закрыть глаза на какие-то его отдельные шаги, при условии его желания сотрудничать с нами – а задача у нас своя… Поставим условие… В противном случае ему грозит просто конец не только в карьере, но и во всем остальном… Как тебе кажется, в состоянии он пойти на контакт?

Я в раздумье пожал плечами. Не в сомнении, а именно в раздумье:

– Предавший раз, предаст и в следующий…

Полковник не понял меня.

– Предаст нас, думаешь? А какой ему в этом резон? Предавая нас, он ставит крест на собственной жизни…

– И это может быть, потому что предатель всегда предателем остается, но брата он предаст с удовольствием… Поскольку миллион баксов ему уже не грозит… А грозит только камера в Нижнем Тагиле[8]… Это с одной стороны… С другой – новая, уже более точная автоматная очередь… Мне кажется, попробовать стоит… Мне позвонить?

– Нет… Ты вообще в стороне остаешься. К нему я пойду. Может быть, еще Сохно возьму для устрашения… Для того, кто не знает, насколько Толя добрый, он кажется страшным…

Подошли Кордебалет с Сохно. Мы сели в машину и еще раз сверили варианты, уже в четыре головы. И выходило, что вербовка противника может оказать нам незаменимую услугу. По крайней мере тогда под плотным присмотром окажется Аркадий Ильич.

– Жалко, что Шторм к Бислану не вхож… – посетовал Сохно. – Не то Бислана взяли бы уже сегодня… Может, там еще «паленая» водка осталась…

– Ее всю Аркадий Ильич на поминки увезет… – сказал я.

– С поминок до кладбища недалеко… – согласился Кордебалет.

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Об убийстве старшего лейтенанта Савелова поговорили только мельком, потому что имелась другая, более интересная тема. Прокурор области просто майским кустом на фоне осеннего пейзажа за окном расцвел, когда я рассказал ему в подробностях план по жесткой блокировке кладбища. Я даже план-карту перед ним на весь стол разложил, и показал, кто и где будет скрываться, кто и откуда будет наблюдать, кто и какие проходы будет блокировать…

– Одобряю… – стукнул он кулаком по столу, словно сурово пригрозил отставному подполковнику Русинову. Я, правда, не понял, при чем здесь стол. – Качественно проработано…

Меня самого, честно говоря, смущал тот факт, что план-карта кладбища выпускалась два года назад. За это время в полуторамиллионном городе жителей поубавилось значительно, следовательно, появились на кладбище целые новые кварталы, и не все условные обозначения соответствуют моменту действительности. Но расстраивать Игоря Степановича такими мелочами мне не хотелось… Менты на месте, как обговаривалось, сориентируются…

– Ты сам там будешь? – поинтересовался прокурор.

– Обязательно, Игорь Степанович… Я даже на поминки приглашение получил… Вернее, выпросил приглашение, чтобы присутствовать до конца всей процедуры. Неизвестно, когда этот Русинов может пожаловать и что он еще может натворить…

– Проследи, чтобы все нормально прошло, – предупредил прокурор. – И сам осторожнее будь… Бронежилет бы надел…

– Я его под рубашку поддену. У меня есть бронежилет скрытого ношения. Под одеждой его вообще не видно…

* * *

Не знаю откуда, но ко мне пришло чувство близости благополучного окончания дела…

Такое порой случается со мной. Может быть, это предчувствие работает, может быть, подсознание подсказывает, что все варианты продолжения дела для его фигурантов исчерпаны, и все вскоре закончится само собой, логически, и не стоит тратить нервные клетки на переживания, не стоит ломать голову над новыми путями поиска. В любом случае – или отставной подполковник появится на кладбище, и это для него кончится плохо, или чеченцы заманят его в ловушку другим способом. Меня, конечно, больше устроил бы второй вариант, поскольку он более скоротечный и более кардинальный.

Пришли спокойствие и уверенность…

Я взялся снова перечитывать материалы «дела» по факту убийства старшего лейтенанта Савелова и опять задержался на моменте, который заинтересовал меня накануне. Очень любопытный момент. Вот ведь как случается, на каком пустяке люди прокалываются… И этим обстоятельством следует воспользоваться, только не сейчас, а позже, когда необходимость возникнет…

Размышления мои прервал звонок дежурного снизу. Пришли двое, спрашивают меня. Желают поговорить по какому-то важному делу.

– Пропусти… – сказал я. – Запиши их в журнал и пропусти…

Обычно я так сразу никого к себе не приглашаю. Сначала узнаю, кто и по какому делу пожаловал. Но тут благодушие мое и расслабление были так велики, что я даже о вчерашнем покушении не вспомнил. Да и что о нем вспоминать, если вопрос с покушением решен…

В дверь постучали.

– Входите…

Я давно научился определять по первому шагу, пересекающему порог, что за люди ко мне пожаловали и в каком ключе с ними следует разговаривать. Чаще случается, что этот порог переступают неуверенно. Эти, напротив, вошли даже более уверенно, чем обычно я вхожу. Словно хозяева. Если не кабинета, то положения. И взгляды их подтверждали мое мнение. Отчего-то стало беспокойно, и я вспомнил капитана Поваляева. Не с его ли подачи пожаловали неведомые гости? С Конторой шутки плохи, и они всегда знают, как и чем «прижать» человека, которому служба не позволяет быть безгрешным.

– Вы ко мне? – все же спросил я.

– Старший советник юстиции Шторм? Так я полагаю… – сказал тот, что вошел первым.

Жесткий по внешности человек с лицом аккуратиста и педанта.

– Он это… – сказал второй и сел, не дожидаясь разрешения.

А этот больше на какого-то бомжа похож. До черноты загорелая физиономия изрезана светлыми морщинками и основательно то ли помята, то ли обветрена.

– Что вы хотите? – спросил я, чувствуя, как нарастает беспокойство.

– Так вы – Шторм? – переспросил первый.

– Да, это я…

Только после этого и первый сел и вытащил из кармана удостоверение. Совсем не то удостоверение, которое я думал увидеть, и не знаю уж, что хуже…

– Мы из Интерпола, Максим Юрьевич, по вашу душу… Я полковник Согрин, это мой коллега подполковник Сохно.

– По душу ходят не люди, а черти… – ответил я не слишком приветливо. С Интерполом мне дела иметь не приходилось ни разу, за исключением того, что порой попадали на глаза их сводки по розыску.

– Вот-вот, мы типа того… – согласился Сохно и так радостно вдруг заулыбался, что у меня глаз начал нервно подергиваться, и я вынужденно почесал его пальцами, чтобы не подумали, будто я им подмигиваю. – Особенно я, смею вас уверить…

– Чем могу быть полезен? – все же спросил я со слабой надеждой, что они прибыли с какой-то особой просьбой, и эта просьба никак не связана с текущими событиями.

– Да что ж тут непонятного… Вербовать мы вас пришли… – сказал вдруг Сохно, как с места в галоп взял. – А что, плохо, думаете, на Интерпол работать?

Я слегка опешил от такого метода вербовки и основательно, признаюсь, растерялся. Но полковник Согрин вытащил из внутреннего кармана своей куртки целую стопку тонких, слегка синеватых листов, в которых сразу определялась бумага для факса, и выложил передо мной на столе.

– Познакомьтесь, пожалуйста, вот с этими документами… Конечно, это не совсем еще документы… Документами они станут только тогда, когда к ним будет приложен диск с записью, тем не менее вы должны понимать, что, имея это, мы имеем и диск…

Я посмотрел только мельком несколько первых страниц. Узнать, что это такое, труда не представляло. Это крах и полный провал. Стена, показалось, на плечи рухнула, и кровь к голове горячей волной прилила. И руки задрожали так, что я вынужден был их за стол спрятать. Стыдно, что так испугался, но поделать с собой ничего не мог.

– И чего же вы хотите? – нашел я все же силы спросить, понимая, что это не задержание и не предъявление обвинения.

– Я же сказал, – продолжая радостно сиять всем лицом, удивился подполковник Сохно моей несообразительности, – мы пришли вас вербовать…

– Я объясню вам ситуацию… – сказал полковник Согрин. – Имея в руках эти документы, мы могли бы просто отнести их в следственный отдел ФСБ или даже в вашу службу собственной безопасности, что для вас равноценно. Мы этого не сделали.

– Это я понимаю… – я начал приходить в себя и догадался, что крах еще не наступил и, очевидно, мне предоставляется возможность выпутаться из положения. Иначе не было бы смысла во всем этом разговоре. Меня просто попросили бы показать руки и защелкнули бы наручники. Все просто и действенно. – Я не понимаю только конкретных целей, которые вы преследуете…

Полковник тоже улыбнулся. Не так, как подполковник, чуть суховато и не слишком радостно, но вовсе без угрозы. Это еще более меня приободрило. Я понял, что эти люди опытные торговцы и пришли меня покупать…

– Я предлагаю вам сейчас взять стопку бумаги, ручку и, подумав, подробно изложить все, что касается вашего участия в деле отставного подполковника спецназа ГРУ Русинова. Начните с того, пожалуй, как к вам обратился ваш брат… С предыстории начните, расскажите, почему вы с братом не находили общего языка на протяжении достаточно длительного времени, как случилось, что вы все же решили войти в контакт с ним, с каким предложением обратился Аркадий Ильич. Когда обратился? Кто замыслил убийство Людмилы Анатольевны Русиновой и какие цели при этом преследовались, кто исполнял планы… Все подробно и четко… Чтобы было понятно…

– И взамен на это вы мне отдадите эти бумаги? – с сарказмом в голосе я кивнул на листы факса. – Вместе с диском? Но я не вижу, простите, смысла в таком обмене…

– Нет… Зачем это вам? Вам ни к чему перечитывать много раз то, что вы сами же и сказали… Хотя я советовал бы вам перечитать то, что говорил ваш брат Аркадий Ильич международному террористу Бислану Ханкалзорову относительно того, когда стоит вас убивать…

Полковник Согрин нашел нужную страницу и показал мне пальцем. Я прочитал, и снова прилила к голове кровь. Как я мог забыть, что представляет собой Аркадий! Как я мог довериться ему и поверить на слово! Ведь знал же, всегда знал, и именно потому уже много лет не поддерживал с ним контакт… Знал, что он за человек… И купился… На обещание миллиона баксов… Да Аркадий за тысячу рублей змею укусит… А чтобы он отдал кому-то миллион баксов… Но – сам виноват, жадность подвела… Жизни иной захотелось попробовать…

И только после этого до меня окончательно дошел смысл сказанного. «Международный террорист Бислан Ханкалзоров…» Так вот во что впутал меня Аркаша… Так вот с кем он сам связался… Статья о терроризме – это самое скверное во всем Уголовном кодексе… И я в это дело влип…

– Предположим, я напишу… Что дальше?

– Дальше мы дадим вам возможность исправить свои ошибки. Вы будете еще некоторое время продолжать исполнять свои обязанности и вести себя так, чтобы ваш брат Аркадий Ильич ни в чем вас не заподозрил. И не забудете при этом сообщать нам о каждом шаге брата… И, естественно, обо всем, что касается Ханкалзорова…

– Я не знаком с ним…

– Это не важно. И не старайтесь познакомиться, иначе можете провалить дело… Что услышите от брата, то и сообщайте…

– Я… Я согласен… – сказал я. – А что будет со мной?

– Я откровенно скажу, что у вас есть несколько путей, но каждый из них сопряжен со служебными неприятностями… Вы можете сами написать рапорт на имя прокурора… При этом зачтется ваша добровольная помощь нам… Вы можете еще что-то придумать, чтобы прокурору понравилось ваше поведение… Но я не гарантирую вам, что не переправлю имеющиеся у нас данные туда, где ими заинтересуются… Может быть, не переправлю… Может быть, переправлю… Все будет зависеть от качества помощи, которую вы нам окажете… От вашей активности, изобретательности и прочего, что требуется для хорошего следователя…

– Следователя по особо важным делам, старшего советника юстиции… – добавил подполковник Сохно. – Работать, пахать, короче, надо, как никогда не пахали!..

– Я согласен…

Попробовал бы я не согласиться…

– Тогда первый прямой вопрос, который и определит уровень вашей откровенности… – сказал полковник Согрин. – Когда вам позвонил Русинов и сообщил о раненом подполковнике милиции Фархутдинове в строящемся доме в поселке Полетаево-3, кого вы туда послали?

– Группу захвата горотдела. Я позвонил дежурному по городскому управлению. Дежурный сказал, что капитан Югов в кабинете. Тогда я позвонил капитану Югову. Выезд группы захвата организовывал он.

– Брату вы об этом сообщали?

– Только в середине дня…

– Ладно. Пусть будет так…

– Следующий вопрос… – Теперь заговорил улыбчивый подполковник Сохно. – Что желал от вас капитан ФСБ Поваляев?

– Он желал участвовать со своими людьми в захвате подполковника Русинова… – У меня не было необходимости прикрывать капитана, так надоевшего мне своим хамством.

– С какой целью?

– Мне показалось, с целью уничтожения Русинова при задержании… Поваляев неоднократно говорил об этом почти открытым текстом… И, кажется, даже открытым…

– Ваше мнение: зачем ему это нужно?

– Об этом лучше самого капитана спросить. Он мне не докладывал свои цели, тем не менее у меня создалось впечатление, что капитану очень не хочется, чтобы дело отставного подполковника Русинова дошло до суда. Знаете, как у нас бывает… Суд вовсе не обязательно вынесет обвинительный приговор. А во время следствия и судебных заседаний может возникнуть какой-то скандал. А если человек убит при задержании – он автоматически признается виновным… Поваляеву нужно были видеть Русинова виновным и не способным защитить себя. Я так думаю…

Полковник Согрин протянул мне бумажку.

– Запомните мой телефон, а бумажку выбросите… Можете просто внести в «записную книжку» своей трубки… Как только завершите свой большой труд, а вам потребуется на это несколько часов, сразу позвоните. Мы договоримся о встрече. Может быть, к тому времени у вас и новые данные появятся… Если они появятся раньше, звоните сразу…

Они поднялись и направились к двери. Я нечаянно положил руку на папку с «делом» по факту убийства старшего лейтенанта Савелова. Захотелось остановить интерполовцев и дать первую информацию, но я вовремя удержался. А вдруг мне и самому эта информация понадобится? Кто знает, как может повернуться дело…

ГЛАВА 12

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

С сожалением приходится признавать, что годы идут, и с еще большим сожалением то, что идут они стремительно и незаметно… Встретив случайно на улице, я, может быть, и не узнал бы отставных капитанов спецназа ГРУ Ангелова с Пулатовым. Но они, как оказалось, узнали меня сразу. Скорее всего просто потому, что меня спутать здесь, в квартире, можно было только с моей дочерью, поскольку группа Согрина работает вместе с капитанами, и их знакомить было не надо. А с дочерью спутать не может даже слепой… Хотя бы по голосу… Руководитель же антитеррористического подсектора Интерпола в Москве Басаргин оказался единственным, с кем мне пришлось познакомиться. Он отличался от остальных в первую очередь возрастом – был значительно моложе. Но я уже знал, что возраст и российские воинские звания мало значат в Интерполе. Александр Игоревич же считался в международной полиции лучшим аналитиком, и только для того, чтобы сделать вывод на основании многочисленных документов и фактов при отсутствии улик и подозреваемых, его неоднократно вызывали даже в штаб-квартиру Интерпола в Лионе. И он, как говорят, оправдывал доверие всегда.

Впрочем, в нашем текущем деле аналитические способности Александра Игоревича оставались мало востребованными, и здесь большее значение имело умение действовать так, как это может спецназ. По крайней мере в предполагаемой операции требовалось именно умение хитро планировать и еще хитрее действовать, поскольку основные выводы уже были сделаны.

– Генерал Астахов не пожелал приехать? – поинтересовался полковник Согрин.

– Ему не совсем к лицу встречаться с Иваном Сергеевичем, – уклончиво ответил Басаргин, – поскольку Иван Сергеевич официально числится человеком в розыске. Даже не по подозрению в убийстве бывшей жены… – Александр Игоревич извиняющимся взглядом посмотрел на Ольгу, – но и из-за побега из-под стражи с нанесением увечий средней тяжести конвойным. Уголовное дело возбудили сегодня… Из-за подобной встречи на генерала могут косо посмотреть сверху… Но, можно сказать, он выписал мне доверенность – уполномочил меня планировать действия сотрудников «Альфы», прибывших в город вместе с нами. Если понадобится корректировка планов, ее можно будет внести чуть позже и согласовать… Итак, перед началом планирования у меня сразу возник вопрос, который и в Москве мы разрешить не успели – кто сообщил Ханкалзорову о появлении подполковника Русинова на строительстве загородного дома Брызгалова? Без решения этого первоначального вопроса мы не можем довериться никому из местных силовых структур. Пока это самый серьезный разрыв в цепочке всех событий. Не определив «стукача», мы каждый раз рискуем нарваться на неприятность и даже вступить в перестрелку с правоохранительными органами, которым мы пока не имеем возможности официально представиться.

Как и полагается руководителю, Александр Игоревич сразу взял бразды правления в свои руки, в отличие от того же полковника Согрина, который не спешил мною командовать. Впрочем, Согрин знал, должно быть, о предполагаемом приезде Басаргина и понимал, что командовать будет именно он, а мы все будем на равных условиях подчиняться ему.

У меня подозрения по заданному вопросу были устоявшиеся и небезосновательные.

– Я все же думаю, что это через брата сделал Максим Юрьевич Шторм… Это полностью вписывается во всю модель его поведения, если исходить из тех переговоров, которые мы смогли записать.

– Старший следователь уверяет, что он предупредил только ментов, – не согласился со мной полковник Согрин. – Позвонил дежурному, тот сообщил ему, что капитан Югов находится в кабинете, и Шторм связался непосредственно с Юговым как с опером, ведущим это дело. Югов выслал группу захвата… У меня нет оснований не верить Максиму Юрьевичу, поскольку он приперт к стенке основательно, и сотрудничать с нами будет откровенно и…

– С большим чувством… – добавил подполковник Сохно.

– Примерно так… – подтвердил Согрин.

– Группа захвата, если она выехала сразу, должно быть, не забыла по пути позавтракать перед серьезным мероприятием… – возразил я. – Менты попались мне навстречу только около самого города… По крайней мере они выехали с опозданием минут в десять-пятнадцать… Я, кстати, спрашивал и Югова, и капитана Тропилина. Оба объясняют задержку тем, что все наличные силы были разбросаны по городу. Меня искали… Пока подъехали «собровцы», пока им поставили задачу, пока узнали, как найти нужный дом… В принципе, получается… Но только в академическом раскладе… Если же действовать оперативно, как велела обстановка, то выехать в Полетаево-3 могли бы ближайшие к месту события группы…

– Опережения на десять-пятнадцать минут оказалось достаточно, чтобы ликвидировать двух важных свидетелей… – продолжил Басаргин. – Это вполне вписывается в психоробот Ханкалзорова, составленный на показании захваченных боевиков его банды. Он всегда безжалостно избавлялся от ближайших помощников, если им грозил провал. Это уже далеко не первый случай. Но если раньше это происходило на территории Чечни в условиях, приближенных к боевым или даже в боевых, где такие действия вполне вписываются в общепринятую норму поведения полевых командиров, то сейчас Бислан эту тактику перенес на российские города, где такое количество трупов вызывает переполох. Он этого, к счастью, не понимает, и только потому «засветился»… Но в состоянии мы определить хотя бы круг лиц, имеющих возможность предупредить Ханкалзорова?

– Точно сделать это практически невозможно, – я покачал в сомнении головой. – Начиная со Шторма, Югова, Тропилина и дежурного по городскому управлению и кончая каждым сотрудником группы захвата, каждым ментом, что оказался в то утро в управлении… Любой мог услышать… А проводить проверку – это, значит, уже показать направление поиска. Следовательно, сам поиск провалить еще до достижения первого результата.

– Печально, – отметил Басаргин. – Но это вынуждает нас работать только имеющимися силами, плюс шесть офицеров «Альфы». Генерал Астахов, естественно, не в счет… И группу захвата местного ФСБ привлечь мы возможности не имеем, поскольку там какую-то странную политику ведет капитан Поваляев, и у нас есть данные, что ведет он ее под прямую диктовку из Москвы. Полковник Мочилов предполагает, чем это вызвано, но это дело отвлеченное, и не нам в него вмешиваться… Антитеррористическое управление «Альфа» к мероприятиям другого управления отношения не имеет, и то слава богу… Но провокаций со стороны Поваляева мы вправе ожидать, и потому не будем афишировать свою деятельность.

– Командир, извини за человеческое любопытство… – сказал Ангел. – Но мы все здесь собравшиеся, кроме тебя и дочери Ивана, бывшие сотрудники спецназа ГРУ. И нас очень даже волнует вопрос – за что наш спецназ попал в такую немилость… Может, прояснишь в двух словах?

– Я прояснить не могу за недостаточностью информации… Я могу только передать мнение полковника Мочилова. Короче… В очередной раз на верхах поднимается вопрос о создании отдельного рода войск специального назначения. У американцев такой род войск есть, а у нас куча разных спецназов, обучающихся по собственной базе и на собственных ошибках… Когда вопрос поднимался до этого, люди, его поднимавшие, попадали под гонения, и я не знаю, кому эти гонения были нужны… Мочилов уверен, что арест полковника Квачкова и обвинение его в подготовке покушения на Чубайса – только звено в этой цепи. Квачков опубликовал несколько статей по поводу необходимости создания единого спецназа в масштабах страны. Кому-то, должно быть, очень не хочется, чтобы такой спецназ существовал. Тому, кто не хочет видеть Россию сильной… Сейчас вопрос опять поднялся, говорят, на высшем уровне. Туда гонения достать не могут… Но одновременно вынужден еще один вопрос возникнуть – на базе какого спецназа можно и нужно проводить объединение. Спецназ ГРУ всегда стоял и стоит особняком в общем ряду. Но кто-то желает его скомпрометировать. Наиболее уязвимы для компромата, естественно, отставные офицеры. И потому начинаются «подставы», чтобы в прессе как можно чаще в негативной окраске были представлены офицеры спецназа ГРУ. Это, повторяю, мнение полковника Мочилова… Но давайте не будем отвлекаться от наших насущных дел. Карта «разработана»?

– До мелочей… – доложил полковник Согрин.

– Новое оружие опробовано?

– В лес специально ездили…

– Не видел никто?

– Стреляли с глушителями…

– И как мнение?

– Самое подходящее оружие для ментов… – сказал я.

– А для спецназа? – пожелал уточнить Басаргин.

– Кучность хорошая… – вяло дал собственную характеристику Кордебалет. – Ударная мощь хорошая… Бронежилет, наверное, пробивает, хотя мы для пробы нашли только стальные листы… Пробивало…

– Скорострельность маловата… – сказал Сохно. – На засаду с таким «стволом» нарвешься, тебя изрешетят из «калашей», прежде чем ответить успеешь…

– Зато коллиматорный[9] прицел… – Кордебалет все же решил и похвалить новое оружие. – Для боя на короткой дистанции это необходимо. Глушитель хороший. И не поймешь, что стреляют… В городе это вообще, наверное, оружие прекрасное… Хотя бы знаешь, куда пуля летит и в кого попадет…

– Я понял… – засмеялся Басаргин. – Спецназ больше привык работать в полевых условиях. «ПП-2000» создавался специально для города и для боя на короткой дистанции. То есть для того, что нам предстоит вести, предположительно, завтра. Но давай все же попробуем «в завтра» заглянуть… Сколько людей у Ханкалзорова? Хотя бы предположительно.

– Равные силы… Если к нам присоединить «альфовцев», плюс полковник Огнев, который в курсе вопроса, силы будут равными, – сказал Сохно. – Примерно два бандита на одного нашего, чуть побольше, чем два… Ну, может быть, у нас только небольшое преимущество…

– Сколько точно, не знаете?

– Двадцать девять человек… – сказал Согрин. – Это вместе с водителями грузовиков. Мы не знаем, какова подготовка водителей и были ли они когда-то боевиками, но предпочитаем считать их таковыми, чтобы потом не ошибиться… Лучше переоценить, чем получить неожиданный удар…

– Да, почти равные силы… – с осуждением покачал головой Басаргин. – Надеюсь, что они не соберутся все вместе и сразу. И – придется постепенно сокращать количество… При каждом удобном моменте… Начиная с кладбища… Ангел с Пулатом займутся этим персонально… Они умеют быть незаметными…

– Мы постараемся, – скромно принял команду Пулат. Виталий роста небольшого, и его обычно не считают за достойного противника. Он, как мне уже объяснил Согрин, умело этим пользуется.

– Привлекать полковника Огнева было обязательно? – спросил Басаргин.

– Обязательно, – подтвердил я. – Полковник поможет нам по профилю своей нынешней работы. Он обеспечит легальное присутствие на месте событий «альфовцев». Действия полковника мы уточним во время обсуждения плана…

– Хорошо, пусть так… Рекогносцировку провели? – Александр Игоревич все в карту смотрел, словно хотел там что-то увидеть. Увидеть там было что, но для этого надо было знать расклад сил.

– Проехали несколько раз по окружности, посмотрели со стороны… Наметили пути… – коротко доложил Согрин. – Самим ближе соваться было рискованно. Могли внимание обратить… Подполковник Русинов подключил своих друзей детства. Местные мужики, не всегда с законом ладящие. Они чеченами сильно недовольны, те ведут себя в поселке хозяевами. Разложили нам все по полочкам, показали, что и как там устроено. Чечены купили шесть частных домов. Все в разных местах поселка, но достаточно недалеко один от другого. Чтобы собраться всем вместе, им от силы требуется десять минут. Может быть, семь или восемь, если поторопятся. В каком доме конкретно в определенный момент находится Бислан Ханкалзоров, установить трудно – в этом основная сложность. Район немноголюдный. Каждого постороннего человека видно издалека. Проследить возможности нет. Хотя там есть один дом, где живет знакомый Ивана Сергеевича. И одну короткую улицу мы можем контролировать. Из окон видны ворота двух домов, занятых чеченами. Хозяин будет готов к наблюдению. Ему оставили трубку сотового телефона. Все остальные подходы бесконтрольны. Но есть там еще один дом у чеченов, который привлек наше внимание, – самый большой, и двор большой, и сараев много, – полковник показал пальцем на крупной карте. – Он удобен для того, чтобы там собраться всем чеченам, и они, согласно рассказам осведомителей из местных жителей, часто там собираются. Если Бислан затеет какую-то серьезную акцию, он, естественно, соберет всех. Из размеров дома и двора мы исходим в предположительном выборе места сбора… И именно с этого дома начинаем работать… Уже сегодня ночью…

– Давайте вместе просчитывать все варианты вашего плана… – Басаргин упер руки в край стола, приняв позу классического главнокомандующего…

* * *

Басаргин с Ангелом и Пулатом уезжали уже вечером, в темноте. И я отвез их, город не знающих, до гостиницы ФСБ.

– Похороны в два часа дня… – предупредил я. – В час машина отправляется в морг за телом. Тогда же уедет Ольга.

– За нами приезжайте часам к девяти, – распорядился Басаргин. – ФСБ нам выделила старенькую машину, вообще, кажется, кто-то свою личную выделил, но мы можем поплутать в городе. Лучше будет, если вы нас сопроводите…

– Я дорогу помню… – сказал Ангел.

– И я провалами памяти не страдаю, – добавил Пулат.

– Ладно, – согласился Александр Игоревич. – А я все же предпочел бы по отдельности локализовать каждый дом, где чеченцы собираются, и одновременно начать захват… Так мне мой опыт подсказывает. Я не думал, что мой опыт так отличается от опыта спецназа… Не знаю еще, как отреагирует на этот план генерал Астахов…

– В любом случае что-то кардинально менять уже поздно. Даже если генералу и захочется это сделать.

– Да, я понимаю… – согласился Басаргин. – И я, как командир таких рисковых подчиненных, буду отстаивать перед генералом вашу точку зрения. Тем не менее душа не на месте…

– Вы же сами говорили, что мы не можем привлекать посторонние силы, поскольку не знаем, где сидит «крот», и даже не знаем, на каком должностном уровне… Это во-первых… Во-вторых, у нас нет уверенности, что в одном из этих домов будет находиться Бислан Ханкалзоров… Трубка может находиться, а его может не быть… Во время общего сбора его присутствие более вероятно…

– Еще я хотел бы посмотреть на мотоциклистов… Доверять чужим собственную дочь… Все спецназовцы люди рисковые, а вы рисковый человек втройне, Иван Сергеевич…

– Это она доверяет им… Мотоциклисты прибудут к одиннадцати… Я уточнил – восемь человек. Из них трое – бывшие десантники. Один служил в спецназе внутренних войск. Остальные просто спортивные ребята… На всякий случай они вооружатся цепями… Цепи на мотоциклистах не привлекут чьего-то постороннего внимания. Рокеры есть рокеры… Или, как их там зовут… Байкеры, что ли… Но им в перестрелку не вступать… Они только со стороны будут отслеживать движение машин… А дочь я в большей степени доверяю Согрину и Сохно. Это даже большая защита, чем я…

Басаргин вздохнул…

– Они защитят… – тихо сказал Пулат. – И план правильный… В любом другом случае мы не сможем предъявить бандитам и половины обвинений, которые им можно предъявить, когда они начнут действовать.

– Главное, вовремя вмешаться, – добавил Ангел. – Мы очень постараемся не опоздать…

ОЛЬГА РУСИНОВА,

дочь подполковника в отставке

Я и ночью не плакала. Мы в одной комнате с папой устроились. Он на полу, я на диване. Во второй комнате спецназовцы. Но я не плакала. И не потому, что боялась папу расстроить. Просто… Сама… Зубы сжала, и не хотела себя беспомощной чувствовать… Намеренно закипала, злость в себе будила, возмущение… Чтобы не плакать… Вот так и получилось, что бессильные истеричные переживания мои оборвались резко и бесповоротно, словно я другим человеком стала. Захотела и стала… Эти переживания – конечно, мамино наследство в моей крови. Она тоже могла бесконечно долго переживать и полностью отключаться при этом от всей окружающей жизни. Сама себя день изо дня все больше доводила и изводила, и кончалось это всегда не скоро, только когда все силы у нее уже были на минимуме. Хорошо, что подобное нечасто случалось. Но случалось, и я несколько случаев хорошо помню… Когда бабушка умерла… Когда папу из командировки привезли, и сразу в госпиталь, и не думали, что он выживет… Потом, когда с папой разругались, мама требовала, чтобы он или ушел из семьи, или службу оставил, и папа ушел… Совсем ушел… Тогда мамино состояние тоже долго длилось… Я во многом такая же… Я зануда вообще-то… Однако тоже не всегда… Мне через гены досталось еще и папино наследство – умение взять себя в руки, сконцентрироваться и делать то, что делать следует, когда силы, казалось, полностью кончились. Я про психические силы говорю… Они отдельно от физических существуют… В этом я убедилась… Да и физическими силами можно так же управлять…

Говорят, это чисто мужская черта характера – так брать себя при необходимости в руки. Но она, эта черта, во мне есть, и это, конечно же, хорошо, это порой выручает… Еще когда я спортом занималась, прыжками в воду, я всегда перед прыжком могла сосредоточиться, все силы собрать и выполнить сложный каскад переворотов. Те, кто талантливее меня был, кто на тренировках работал больше и лучше прыгал, так собраться не могли и хуже меня на соревнованиях выступали. А для меня критический момент всегда существовал. Момент концентрации… И сейчас так же – сконцентрировалась и не позволила себе расслабляться, не позволила нервам гулять на просторе. Так другим человеком и стала… Осознанно…

И ночью не плакала… Совсем… Ни одной слезинки не уронила…

Нет, я вовсе не забыла про маму, не забыла про ее такую страшную и неожиданную смерть, но перестала постоянно представлять эту смерть перед собой, потому что жизнь, несмотря ни на что, продолжалась, и мне требовалось защитить себя и помочь папе защититься. Даже больше – папе помочь защититься, чем себя защитить. Он сам так попросил. Конечно, я понимала, что эта его просьба отчасти вызвана желанием меня к жизни вернуть от слез и боли. Мне ведь там, сразу после взрыва, все равно было, жива я или нет… И потом было так же все равно… И надо было найти очень сильную и значимую причину, чтобы меня к жизни вернуть. Причина нашлась очень даже весомая – я не хотела, чтобы и с папой повторилось то, что с мамой случилось… И так уж сложились обстоятельства, что невозможность защититься одному из нас автоматически превращалась в невозможность защититься и другому. И мы с папой и с его помощниками тщательно все спланировали… Казалось, каждый шаг предусмотрели и продумали, хотя все равно это было для меня авантюрой, потому что я не спецназовец, а взялась выполнять работу спецназовца… Но настоящие спецназовцы, как папа сказал, лучшие спецы, меня подстрахуют. Одного из них, самого смешного и самого страшного на лицо, дядю Толю Сохно, папа вообще назвал ходячей легендой, с которым генералы считают для себя за честь за руку поздороваться. Конечно, и для меня это честь, когда тебя такая ходячая легенда охраняет. На него посмотришь, испугаться можно, а как улыбаться начнет, видно, что добрый. Но, наверное, только со своими добрый. Иначе, как я своим непросвещенным умом думаю, в спецназе легендой не станешь… Там со всеми добрым быть нельзя… Если уж и в жизни простой, обыденной, без убийств и спецназа, такого не получается, что же о войне говорить…

Уснуть я никак не могла… Конечно, я думала о том, что будет завтра и как все пройдет… Волновалась… И от страха тоже волновалась… Страшно было… Еще бы, самой себе выбрать роль приманки… Саму себя обречь на такие испытания… Это не папа предложил, это я предложила, и папа согласился, потому что другого пути не виделось… Но опасения оставались… А вдруг что-то сорвется, вдруг что-то не так пойдет? Что тогда со мной будет? Я читала пожелания Аркадия Ильича, высказанные этому Бислану… Представить страшно, если я одна, без поддержки, у них в грязных лапах останусь… Но иначе ничего не получится, иначе их всех не собрать вместе, иначе угроза и для меня, и для папы останется и станет постоянной…

Лучше один раз перетерпеть этот страх, побороть его силой воли, концентрацией, чем долго потом переживать и ожидать самого худшего… Нет, лучше сразу…

С этим я и уснула…

* * *

Несмотря на то что вечером легла поздно и не могла уснуть, утром проснулась рано, вместе с папой, сама – никто не будил меня. Вообще-то я соня непробудная по природе и люблю поваляться в постели. Чтобы выгнать меня оттуда, надо слегка попинать… В этот раз, однако, позволить себе такого не могла. Более того, ходить по квартире хотелось. Бесконечно долго и быстро ходить от стены к стене, от стены к стене, и рукой при этом размахивать, воздух рубить… Странное желание, но так хотелось… Это нервы стали пошаливать в ожидании начала. Но я хорошо знала, что, когда все начнется, нервы придут в порядок, я заставлю их в порядок прийти… Так всегда перед соревнованиями бывало… Сначала волнуешься, а когда себя в руки возьмешь, чувствуешь себя уже нормально…

– Выспалась? – спросил папа.

– Почти и не спала… – Я говорила, как думала, правду, потому что сон мой был беспокойным, и просыпалась я без конца. – Больше ворочалась с боку на бок…

Папа рассмеялся. Оказалось, что я спала так крепко, что не слышала даже, как ушли дядя Толя Сохно и Игорь Алексеевич. Только дядя Саша Кордебалет с папой остался… Я знала, что они должны уйти – план на сегодня обсуждали при мне и вместе со мной, но самого момента их ухода я не слышала, и поняла это только тогда, когда папа рассмеялся.

– Значит, нервы у тебя крепкие… – решил он.

Эх, были бы они в самом деле такими…

* * *

Андрей позвонил в десять часов. Поторопился… Папа так ему и сказал. Встреча-то была на одиннадцать назначена, и папа просил подождать, потому что он сейчас другим занят. Они как раз с Александром Игоревичем с «альфовцами» по спутниковому телефону общались и вносили поправки в подготовленный план. А к одиннадцати и мы на эту встречу пошли. Дядя Саша Кордебалет вышел, как он сказал, на подстраховку. В квартире еще трое остались, что только вчера вечером прилетели из Москвы – Александр Игоревич, дядя Виталий Пулатов и дядя Леха Ангелов…

Папа долго инструктировал мотоциклистов, усевшись на сиденье самой лучшей машины. Самая лучшая, естественно, у Андрея. Даже в нашем большом городе это единственный такой мотоцикл. И Андрей это говорил, и я сама на мотоциклы на улицах посматриваю – нет таких… Папа, как он сам сказал, «ставил задачу»… Карту показал, каждому отвел место. С Андреем говорил особо, потому что у него задача была совсем сложная. По крайней мере сложнее, чем у других… Папа пообещал, если что с мотоциклом случится, новый купить… Я тоже слушала, чтобы знать, что и как будет происходить.

На инструктаж ушло минут сорок…

Потом папа ко мне подошел, руки на плечи положил:

– Ну, дочка, с богом…

Я комок в горле проглотила, потому что интонация папина была очень чувствительная. Но ответить словами все равно не смогла. Только кивнула и села на мотоцикл к Андрею. Пора было домой, пора было снова вернуться в позавчерашний день и стать для других такой, какой я была. Мы поехали, а папа остался… Я обернулась на повороте. Он вслед смотрел и что-то рукой делал… Крестил, что ли…

* * *

– Совсем ты меня бросила… – Голос у Аркадия Ильича стал слабым. В другое время я подумала бы, что он тоже плакал, как недавно плакала я. Но теперь я уже знала, что голосом он владеет в зависимости от обстоятельств, и интонации варьирует ловко. – Я же без тебя не справлялся… Ладно хоть, с работы помогли…

Это был укор… Объяснение мне моей вины за то, что я не желала сидеть сложа руки и ждать, когда со мной по приказу Аркадия Ильича расправятся. И мне трудно было сдержаться, чтобы не сказать какую-то грубость. Особенно трудно было взгляд сдерживать… И потому я глаза в пол опустила и молча прошла к себе в комнату, шаркая ногами, словно старуха. Так свою полную обессиленность показывая. Вообще слегка помешанно себя вела… И, чтобы себя не выдать в общении – не уверена была, что сумею в одночасье стать хорошей актрисой, дверь за собой на замок закрыла.

Слышала, как Аркадий Ильич за дверью остановился, прислушивается. Я громко всхлипнула, хотя слез и не было. Это для него… Он услышал, конечно, и отошел… Понял, что сейчас со мной разговаривать невозможно…

Там уже, в комнате, я еще раз проанализировала свое состояние и возможности, и решила переменить поведение. Я не должна уже быть той робкой, той испуганной и несчастной… Несчастной еще пусть, потому что счастья во мне нет. Но не испуганной… Лучше мрачной и даже слегка озлобленной. Такой Аркадий Ильич меня еще не видел и не сумеет понять разницу между мной настоящей и той, что я изображаю. Ему просто сравнивать не с чем будет, и потому он не поймет, что я не просто пришла, я пришла – чтобы сопротивляться и победить. Иначе быть не может, другого не дано…

Я слышала, как хлопали двери. Люди приходили и уходили, о чем-то разговаривали и даже спорили. Они были чужие и могли спорить, потому что их происходящее не касалось… Принесли венки, долго разбирали надписи на лентах, требовали какую-то ленту выпрямить, чтобы надпись было хорошо видно. Потом кто-то из соседей про табуретки заговорил. Я слышала, как стучали табуретками на кухне, но решили, что наши слишком слабые, тонкие. Соседи принесли другие. Я не сразу поняла для чего, но когда стали говорить про длину полотенец, поняла, что табуретки для гроба. А скоро и гроб принесли. И только тогда, когда люди застучали ногами в коридоре, что-то говоря, что-то советуя, чтобы протиснуться в узкую дверь, я вышла… Не совсем вышла, но из дверей наблюдала с ужасом, как гроб с мамой мимо меня проносят, а она лежит там совсем не такая, как в жизни была, вся какая-то заострившаяся, белая, чуть не восковая… И даже подумалось вдруг, что это не мама в гробу… Подумалось, что мама жива, и прячется она где-то от Аркадия Ильича, потому что давно уже знала, какой он… И придет, чтобы меня спасти…

Но родинка рядом с губой была мамина… Такая чуть выпуклая родинка с неровным краем поверху… Конечно же, это была мама, и не надо было себе в голову какие-то бредовые мысли вбивать, чтобы не расслабляться, чтобы контроль за собой не потерять… Нельзя мне контроль терять, иначе скоро и папу я смогу увидеть точно так же… Нельзя…

Я сжала губы, наверное, до посинения…

Гроб поставили в большой комнате на тех самых соседских табуретках. Какая-то незнакомая молодая женщина принесла иконку и положила маме на грудь. Я на эту иконку смотрела, на руки мамины смотрела, связанные тонким бинтом, и опять во мне ожило страшное слово «никогда»… Никогда уже эти руки не обнимут меня… Никогда уже эти закрытые глаза не откроются и никогда не посмотрят на меня или с любовью, или сердито… Никогда…

Я села рядом с головой мамы и безотрывно смотрела ей в лицо. Не поняла, кто подошел ко мне, не услышала, что сказали… Потом, видя, что я не шевелюсь, чьи-то руки повязали мне на голову черный платок…

Рядом какие-то мужчины стояли. От них противно и дико пахло водкой, и хорошо, что они отошли вовремя… Я вспомнила, как Аркадий Ильич просил привезти ему два ящика «паленой» водки… Эту, наверное, и пили… Мерзкую отраву пили за упокой души моей матери… Даже на водку Аркадий Ильич денег пожалел…

Я могла бы сорваться… Я уже готова была к тому, чтобы сорваться и выкрикнуть что-то… Всем им, кто маму свою не потерял… Я готова была уже сейчас Аркадия Ильича обвинить… И хорошо, что мужчины с таким противным запахом вовремя отошли… Наверное, это меня спасло… Я опять себя в руки взяла…

– Выносить в половине второго будем… – сказал кто-то.

Я невольно на настенные часы глянула… Меньше двух часов осталось маме пробыть дома… Меньше двух часов, и больше она не попадет сюда никогда…

ГЛАВА 13

Игорь Алексеевич Согрин вместе с Сохно выбрал для себя наиболее сложный участок операции. Машину за ними прислали из ФСБ, и даже двое «альфовцев» из команды генерала Астахова выехали для подстраховки. Ехать было недалеко. «Альфовцы» могли бы вмешаться в ситуацию, только если бы произошло что-то экстраординарное. Их вмешательство при этом уже никак не повлияло бы на происходящее, потому что экстраординарным был только провал в действиях спецназовцев. А такой провал сам собой означал бы провал всей операции.

«Альфовцы» были вооружены обычными «калашами» и с любопытством рассматривали оружие спецназовцев, сразу, впрочем, определив модель, которая еще несколько лет назад предоставлялась им на испытания.

– Приклад сделали… Может, так удобнее… – заметил первый.

– А раньше без приклада было? – удивленно спросил Сохно.

– Раньше запасной магазин вместо приклада ставился.

– Приклад удобнее… – Сохно попробовал пальцами запасной магазин, словно желал сам убедиться в собственных словах.

Доехали быстро. Остановились до въезда в поселок, и дальше спецназовцы отправились пешком. Впрочем, путь был невелик… Все буднично, деловито, и даже без прощания и напутствия на дорогу. Машина сразу отъехала в сторону ближе к кустам, где ее было почти незаметно. Ждать предстояло около часа – так договорились…

Машина была старая, основательно разбитая. В салоне остро пахло бензином. «Альфовцы» вышли подышать воздухом. Они даже не сговаривались, но оба испытали одновременно одно и то же желание. Далеко не отошли. Стояли и слушали, готовые по любому тревожному звуку шагнуть к машине, взять автоматы и приготовиться прикрыть отход спецназовцев. Но в поселке стояла тишина. По крайней мере в ближней части поселка. Только с другого конца лаяла в чьем-то дворе небольшая собачка, и откуда-то басовито и хозяйственно отвечала ей другая….

* * *

Прогулка полковника и подполковника была не слишком долгой и проходила весьма спокойно. Оба были в камуфлированных костюмах, под которыми легко пряталось новое компактное оружие, но сейчас кто только не носит камуфлированные костюмы, и удивить такой одеждой некого. Да и рассмотреть офицеров никто, кажется, желания не проявлял. Ночью люди почему-то большей частью спят, а в таких районах вообще не часто встретишь ночных гуляк…

Узкая неасфальтированная дорога, на которой двум грузовикам возможности разъехаться не было, а двум легковушкам для этого требовалась осторожность, с двух сторон огораживалась деревьями. Между деревьями и палисадами домов, а то и просто между домами без палисада и заборами шел не тротуар, а скорее тропа, хотя и достаточно широкая, утоптанная за много лет до плотности камня. Земля на этой тропе даже воду в дождь не пропускала…

И даже при отсутствии наблюдателей спецназовцы, хотя явно и не прятались, умело оставались в тени деревьев и больше походили на тени, чем на живых и активных людей.

– Как все ночью меняется… – сказал Сохно. – Лес и горы ночью так не меняются, как город… Заблудиться недолго…

– Не заблудимся, – коротко ответил Согрин. – Через два дома. На воротах металлические лошади, на калитке подкова…

Нужный большой дом они нашли без проблем, хотя Сохно и не любил ночной город и опасался, что этот город стал неузнаваемым. Ставни на окнах были не закрыты, но света за стеклами не было. Прошли мимо дома, не обращая на него внимания и к себе внимания не привлекая. И вдруг пропали… Так показалось бы постороннему наблюдателю, если бы такой оказался случайно на улице. Впрочем, посторонний наблюдатель мог быть только местным, а местный должен был бы знать, что здесь тропа извивается между зарослями сирени. И любой пропадет из поля зрения, проходя здесь. Но наблюдателя не было.

А офицеры тем временем протиснулись через кусты так, что ветки не затрещали, боком продвинулись дальше, миновали колючую малину, пробившуюся под забором наружу, как малина обычно и делает, когда ей не хватает простора, и оказались около забора высотой чуть выше человеческого роста. Собак во дворе и в доме не держали, это спецназовцы уже знали, но другой сторож оказался не менее неприятным – голые кусты малины, когда ни один листочек не прикрывает колючки. Половину одежды на таких кустах можно оставить. Следовательно, оставить след, потому что все клочки не соберешь, а кто-то может их заметить – не то время года, чтобы зелень на кустах в глаза не бросалась…

Согрин выбрал правильное решение и показал рукой – надо дальше сдвигаться. Причем сдвигаться через ту же малину. Но по эту сторону забора малина сиренью прикрыта густо. Здесь никто не заметит лоскут одежды, если такой на кустах останется. Сдвинулись почти до того места, где забор соприкасался с забором соседнего двора. Переглянулись и прошли дальше. Здесь уже кустов не было, да и забор здесь был гораздо ниже. Попробовав рукой прочность сколоченных досок, Сохно встал на цыпочки и через забор посмотрел. Спокойно. Тогда, ухватившись руками, подполковник первым оказался по ту сторону.

– Да… – сказал коротко.

И тут же препятствие преодолел полковник Согрин.

Забор между дворами был вообще невелик, едва достигал офицерам до груди. Не задерживаясь во дворе, который их интересовал мало, они преодолели последнее препятствие и, слегка пригнувшись, гусиным шагом двинулись в сторону дома с пристроенным большим сараем. Сохно контролировал при этом пространство справа от себя, Согрин слева и не поворачивали головы друг к другу. Оружие пока не доставали, но руки уже легли на рукоятки, готовые к неожиданностям. Однако все прошло благополучно. Не треснул под ногой сучок, не обломалась осторожно отведенная ветка зимней яблони, из жителей дома никто не вышел погулять в такую студеную ночную пору.

Роли были распределены заранее. И теперь каждому предстояло выполнить свою часть работы самостоятельно. Перед этим полковник пододвинул ко рту микрофон «подснежника»,[10] привнесенного в повседневность Интерпола из спецназа. Сохно кивнул и сдвинул в кармане выключатель. И только после этого свой микрофон ко рту приблизил. Наушники были закреплены в ухе каждого заранее.

– Как слышишь? – шепотом спросил Согрин.

– Не кричи так… – отозвался Сохно.

Небольшой чердачок над сараем, что-то типа сеновала, был устроен, вероятно, прежними хозяевами дома, когда они держали скотину. Поселок в ту пору скорее всего еще не входил в черту города, а если и входил, то был окраинным, и держать скот можно было себе позволить. Плохо, что лестницы от бывшего сеновала не осталось, но полковник быстро приспособил стоящую в углу жердину. И Сохно за полковником эту жердину убрал, вернув на место. И даже поставить постарался так же, как она стояла прежде.

Теперь подошло время подполковника. А Согрин занял место около большой щели в стене, откуда можно было свободно обозревать весь двор. Подготовил оружие. Широкий глушитель как раз помещался в круглом отверстии, бывшем когда-то сучком. Страховка… Страховка необходима, потому что Сохно выполнял самую опасную часть работы. Его место на чердаке дома. К чердачному окну со стороны огорода даже лестница приставлена. Беда в том, что лестница прямо под окнами дома. И любой случайный взгляд может выдать того, кто по лестнице забираться будет. Сохно подставлять себя под выстрел не пожелал и ловко вскарабкался на угол крыши по боковому венцу рубленого дома. Крыша жестью обита. По такой крыше ходить – все равно что на барабане плясать. Но подполковник и на крышу взбираться не хотел. Он прошел по карнизу, придерживаясь за край крыши, и так добрался до слухового окошка, к которому была лестница приставлена. И через несколько секунд уже оказался на чердаке. Удобно, что под передней ручкой «ПП-2000» закреплен фонарь. Сохно включил его на какое-то короткое мгновение. Но этого хватило, чтобы увидеть балки перекрытия. Ходить наверху можно только по ним, иначе в доме будет все слышно. Пробравшись по балке до второго окна, уже выходящего во двор к воротам, а не в огород, подполковник занял позицию там.

– Я, командир, нашел хорошее место, чтобы выспаться… – сообщил Сохно через «подснежник».

– Только не храпи… – ответил Согрин. – А то меня разбудишь…

* * *

Генерал Астахов в принципе принял план выдвижения к объекту своих бойцов, предложенный интерполовцами и отставными спецназовцами, но имел к этому плану серьезные претензии по принципиальным вопросам. Суть плана состояла в следующем… Полковник в отставке Виктор Николаевич Огнев работал последний год в фирме, которая занималась строительством и установкой на месте небольших торговых павильонов и киосков. Вместе с необходимыми материалами и техникой «альфовцев» и самого полковника решено было выдвинуть под видом рабочих, которые должны были начать сборку небольшого павильона на окраине поселка, там, где кончаются частные дома и высятся несколько новых многоэтажных домов, еще только частично заселенных. Пустырь, развороченный строительной техникой, вполне для такого вроде бы подходил. Единственно, не существовало никаких коммуникаций, но это мало кого смущало, поскольку коммуникации в наше время часто считаются необязательными. Чтобы работа выглядела почти натурально, в придачу к «альфовцам» были выделены два надежных парня из настоящих рабочих, знающих, что и как следует делать. Остальные должны были просто разгружать машину и переносить с места на место металлические уголки, плиты и рулоны утеплителя, пластиковые панели и прочее, из чего собирается павильон. То есть создавать элементарный вид деятельности. От места сборки до дома, где, предположительно, боевики должны были собраться, по дороге метров пятьдесят. При необходимости это расстояние можно было легко сократить по прямой, через чужие заборы и огороды.

Главное, против чего активно выступал генерал Астахов, – это участие в операции гражданских лиц. Он не хотел брать на себя ответственность за их жизни, зная, что боевики численно превосходят атакующие силы, хотя вся военная теория говорит о том, что силы атакующих всегда должны втрое превосходить силы обороняющихся. Боевики при желании могут пойти на прорыв, и тогда, при контактном соприкосновении, их преимущество в огневой мощи может значительно превзойти силы силовиков. Пострадать же при таком столкновении в первую очередь могут люди посторонние, не имеющие спецсредств защиты и не обученные вести себя в подобных ситуациях. Генерал согласился только после того, как полковник в отставке Огнев пообещал пригнать на «место работы» строительный вагончик-будку, сваренный из толстых металлических листов. По сути дела, такой вагончик представляет собой настоящий броневик, хотя и предназначен был только для хранения строительного инструмента и малогабаритных материалов. Рабочих перед началом операции можно просто закрыть в вагончике. Рабочие на такой вариант согласились, поскольку им было просто интересно посмотреть на «альфовцев» и пообщаться с ними.

Этот вагончик-будка был удобен и тем, что там до поры до времени было удобно спрятать бронежилеты, каски и оружие. Генерал согласился… Но и отставного полковника предупредил, что «альфовцами» в операции командует не Огнев, а майор Гориславлев, несмотря на то что за данный этап операции и за его организацию отвечает именно Огнев. Своим Астахов доверял больше не только потому, что считал их лучше подготовленными, хотя подготовка действующего бойца всегда должна быть выше подготовки отставника, а и потому, что с Гориславлева он мог спросить, если что-то пошло бы не так, а с Огнева спросить никто не мог. Что взять с отставника…

На место выехали около одиннадцати утра. Долго осматривали площадку, долго шумели и сверялись с многочисленными чертежами, потом опять долго и лениво разгружали подошедшую машину со стройматериалами. Такая деятельность не могла не привлечь внимания местных жителей. По одному, по двое стали подтягиваться ближе и стояли пока в стороне. Потом подошли с естественными вопросами, что здесь будут строить. Сообщение о возведении пивного бара местных жителей весьма обрадовало. Среди других здесь же оказалась и пара человек откровенной кавказской внешности. Эти не спрашивали, только слушали и ухмылялись.

На трейлере привезли бульдозер, который должен был «под ноль» выровнять площадку. Такая серьезная техника вообще не могла вызвать подозрений. Полковник Огнев знал, что делал, и с маскировкой переусердствовать не боялся. Постепенно любопытные начали рассасываться – осталось только трое самых любопытных пожилых мужиков и два кавказца, но можно было уже спокойно создавать вид, что работа движется, тем более что бульдозерист завершить планировку площадки не спешил и утюжил жесткую землю снова и снова…

* * *

День предстоял хлопотливый и предельно смешной…

Капитан Тропилин оставил в управлении только ослабленную численно дежурную группу захвата, мобилизовав весь остальной городской СОБР, в том числе и тех, кто ночь провел на дежурстве, для операции по блокированию кладбища. Ярослав Вячеславович отлично знал, что подполковник Русинов на объекте не покажется, и это развязывало ему руки и давало возможность вдумчиво и грамотно расставить своих людей по наиболее вероятным направлениям поиска. Фотографию Русинова получил каждый участник операции. Из-за этого принтеры не только в городском управлении, но и в прокуратуре гудели всю ночь, и было израсходовано неимоверное количества тонера для заправки картриджей. Но такие затраты мало кого смущали, когда дело успело так нашуметь…

Капитан Югов выехал на кладбище одновременно с «собровцами» и вывез почти весь оперативный состав уголовного розыска. Он расставлял своих людей по своей системе и, как заметил Тропилин, откровенно посмеивался при этом. Веселость Югова была Тропилину понятна. Непонятным было только заблаговременное появление на кладбище чуть ли не всего милицейского начальства области. Складывалось впечатление, что хоронить собирались, по меньшей мере, заместителя министра внутренних дел… Да, наверное, без согласования с каким-то из заместителей министра такая широкомасштабная акция и не обошлась. Одно то, что всех сотрудников милиции города просили подыскать дома какую-то старую одежду, чтобы переодеть целые две роты солдат внутренних войск. Этих солдат расставили цепью за пределами кладбища. Если бы там стояли просто солдаты, это еще можно бы было понять. Но когда солдаты, стриженные одинаково, обладающие схожими манерами держать себя, были переодеты в гражданскую одежду, их присутствие здесь привлекало больше внимания, чем привлекла бы их форма. Но начальству было виднее. Начальству всегда кажется, что чем больше людей будет задействовано, тем вернее результат предстоящей операции. И никто не задумывался, что безоружных солдат выставляют против вооруженного подполковника спецназа ГРУ, то есть высококлассного диверсанта. Подполковник этот способен был, как понимал Ярослав Вячеславович, пройти сквозь строй солдат даже без оружия, хотя скорее всего он не захочет этого делать. Но был способен… И солдаты не смогли бы его остановить… И только свои жизни подвергли бы риску… Об ответственности начальство не подумало… Впрочем, капитан Тропилин в глубине души предполагал, что начальство выставляет безоружных солдат против вооруженного диверсанта только потому, что уверено – диверсант на кладбище не появится. В этом скорее всего были уверены все. И тем не менее мероприятие, называемое громко операцией, проводили. За такое мероприятие не стыдно по полной программе и отчитаться, несмотря на то что результата не будет… Что ни говори, а организована она блестяще… Почти как отрепетированный многократно парад…

Там, на кладбище, и застал капитана Тропилина звонок от подполковника Русинова…

* * *

Два внедорожника «Тойота Лендкрузер» и «БМВ Х-5» подъехали к мнимым строителям не через частный сектор, а со стороны многоэтажных домов, по дороге, где только внедорожники и могут проехать. Остановились чуть в стороне, и из машин с темными тонированными стеклами долго никто не выходил. Впечатление было такое, что за строителями наблюдают. Полковник Огнев, как старший по возрасту, по званию и по опыту, хотя и не являлся командиром группы, все же привычно скомандовал:

– Передвигаемся ближе к оружию… Гражданские – первые…

– Кто это? – спросил майор Гориславлев, глядя на «крутые» машины.

– Если бы я знал… Я только знаю, что у наших чеченов таких машин нет…

И чечены из числа зевак и наблюдателей повели себя неравнодушно. Один остался рядом с новой стройплощадкой, а второй заспешил в поселок. Но тут же двинулся с места один из приехавших «Ленд Крузеров» и устремился по улице вдогонку за уходящим чеченом. Но остановить того никто не пытался. Просто провожали…

– Не понимаю… – сказал Огнев. – У ментов тоже не может быть таких машин… Разве что в Москве…

– Ага… – сказал Гориславлев, – каждому сержанту по такой штуке на день рождения племянника любимой кошки выделяют… Срочно звоните, товарищ полковник, выясняйте по номерам…

– Рад бы, но у меня нет под рукой следственного аппарата… Звоните вы генералу…

Майор Гориславлев потянулся, разминая спину, и двинулся в сторону вагончика-будки, откуда можно было бы позвонить, не показывая своего интереса. Но на половине дороги майор, по натуре актер хороший, сорвался на бег, словно бы услышал звонок мобильника из будки, где, по идее, должна была бы висеть цивильная одежда, и вернулся из будки, уже разговаривающим по телефону. Со стороны это выглядело вполне естественно. Услышал звонок, побежал. Разговор начал еще там, поскольку никто не видел, как майор номер набирает, и потом на улицу вышел, чтобы продолжить. Металл будки мог экранировать, и там разговаривать неудобно. А рассеянный взгляд, мимоходом скользнувший по номерам машин, вообще внимания не привлек.

Тем временем к будке собрались и остальные. Внешне вполне показывали привычную российскую неторопливость в работе. Огнев чертежи разложил прямо на стопке листов металлического профнастила. Стали смотреть, пальцами в чертежи показывать и обсуждать появление машин так, будто бы обсуждали вопросы строительства.

Из внедорожников за строителями тоже, видимо, наблюдали. И приняли, похоже, какое-то решение. Серьезный и хмурый парень лет двадцати пяти, с авторитетным животом, который можно вместо бульдозера использовать, стоит только подвесить к нему бульдозерный нож, вышел с водительского сиденья «БМВ» и неторопливо, переваливаясь, как недавно сам «БМВ» переваливался на неровностях разбитой строительными машинами дороги, двинулся к «альфовцам».

Майор Гориславлев только успел получить данные на номерные знаки и сказал негромко:

– Это местные бандиты…

– Понял, в чем дело… – сказал полковник Огнев и отошел в сторону, чтобы кому-то позвонить без свидетелей.

– В чем? – спросил Гориславлев полковничью спину, но спина оказалась молчаливой.

Животастый парень тем временем подошел вплотную, почти касаясь животом крайних бойцов. Осмотрел всех с властной насмешкой.

– Эй, галлюцинации, вы откуда тут взялись?..

– А что тебе? – невозмутимо спросил майор.

– Кто тут у вас за «бугра»?[11]

– Со мной можешь пообщаться…

– Ты слишком умный… – сказал животастый. – А сообразительные здесь есть? Которые понимают, когда им просто говорят…

– А чем тебе умные не нравятся? – Майор не желал уступать в словесной перепалке.

– Умных сначала бить приходится, только потом они понимать начинают… – животастый пожелал толкнуть животом стоящего перед ним Гориславлева, тот просто на шаг в сторону сдвинулся, и живот колыхнулся смешно и почти наивно. Впрочем, сам обладатель живота своей наивности не ощутил.

– Короче, быстро собрали свои манатки и ходу отсюдова…

– Не торопись… – со спины подошел к животастому полковник Огнев.

Парень повернулся величественно. Объемная шея с тройным подбородком не позволяла просто голову повернуть, и поворачивался в первую очередь живот, и только потом уже вдогонку спешила и голова.

– Еще одна галлюцинация… – сказал животастый.

Виктор Николаевич протянул ему свою трубку. Парень с недоумением поднес трубку к уху.

– Кто еще? – спросил. – А, слушаю… Понял… Ага… Ага… Парни уже едут… Все, уходим тихо-мирно… Понял…

Животастый вернул полковнику трубку, глянул на окружающих с любопытством, потом посмотрел на улицу, из которой выезжала вторая «Тойота Ленд Крузер», и торопливо пошел к своей машине.

– Что за внештатная ситуация, товарищ полковник? – сердито спросил майор Гориславлев.

– Все прояснилось…

– Что прояснилось? – не понял майор, но спрашивал он старшего по званию со строгостью, поскольку генерал Астахов именно его поставил руководить группой, а не полковника.

– Один из наших людей… Имеющий вес в их мире… Выяснял ситуацию с чеченами по нашей просьбе. Что-то они на них наехали… Приехали, как говорят, «забить стрелку»… Я дал их инициативе «отбой»…

Все три внедорожника в это время тронулись с места, развернулись и направились туда, откуда приехали.

– А к нам какие претензии? – продолжал спрашивать Гориславлев.

– Они считают территорию своей. Чтобы поставить тут киоск, надо с ними согласовывать…

Майор плечами пожал от непонимания принципов провинциальных отношений. Что такие же отношения существуют и в столице, майор будто бы и не догадывался…

* * *

Виталий Пулатов с Алексеем Ангеловым, среди друзей просто Пулат и Ангел, тоже прибыли на кладбище загодя. Присмотреться… Понимали, что присматриваться там же будут и чеченцы из банды Ханкалзорова. Басаргин поставил перед этой давно сработанной парой сложную задачу – предельно уменьшить количество людей, способных помочь Бислану оказать сопротивление. Все бы было ничего, и с такой задачей два опытных отставных спецназовца, ныне ставшие интерполовцами, справились бы легко, тем более что чечены не ожидают против себя никакой агрессии и не подозревают слежки, к тому же на таком высоком техническом уровне, не свойственном провинции, но наличие милицейской армады на кладбище делало задачу сверхсложной. Не будешь же на глазах у ментов устраивать показательные выступления по рукопашному бою… Другое дело, что менты могут принять интерполовцев за своих, тогда как чечен за своих принять не могут. Этот момент отставные капитаны обсудили и решили использовать. Причем использовать с такой дерзостью, какой даже менты ожидать не могут…

Несколько серьезных ментовских чинов держались на кладбище отдельной собранной группой, которая отличалась от других таких же групп. И вокруг них время от времени собирались другие менты, чином, видимо, помладше, хотя и первые и вторые были в гражданской одежде, и звания разобрать было невозможно. Чуть в стороне, прикрытые с трех сторон кустами, держались несколько «уазиков» с гражданскими номерами, но своим одинаковым цветом слишком уж откровенно показывающие принадлежность к людям в синих погонах. Да и сетчатые решетки на задних окнах тоже выглядели красноречиво. Водители место за рулем если и покидали, то ненадолго, а если и отходили от машин, то совсем недалеко – с коллегами поговорить, покурить. Оперативные машины вычислялись без проблем.

Группа ментовских начальников наверняка не знала в лицо всех, кто к ним подходил, потому что из каждой подходившей группы с начальством разговаривал только один человек. Трижды интерполовцы незаметно, словно бы ненароком «приклеивались» к подходящим и оказывались рядом с начальством. Таким образом, примелькались среди других ментов, не всегда друг друга знающих из-за того, что для участия в операции были привлечены такие большие силы. После этого можно было и работать, хотя работать пока было не с кем… Только однажды по одной из аллей кладбища с цветами в руках прошел человек кавказской внешности. Под руку с ним шла женщина, несла букет цветов. Не задерживались нигде, шли целенаправленно. Похоже было, навещали чью-то могилу. Время между тем приближалось к обычному для кладбищ наплыву похоронных процессий.

– У меня уже глаза болеть начинают… – пожаловался Пулат. – Смотрю, смотрю и ни одной рожи не вижу, по которой ударить хочется…

– А у меня шея болит, – сознался Ангел. – Головой во все стороны верчу… И… И, кажется, не зря…

Пулат, позевывая и прикрывая зевоту ладошкой, проследил в направлении взгляда товарища. Один за другим, с интервалом в несколько метров, неторопливо шли по поперечной аллее кладбища три человека. Шли и посматривали по сторонам, словно фотографируя взглядом. Но чувствовали себя не слишком уверенно. Парни не из тех, кто умеет сохранять хладнокровие, и выбор Бислан сделал, кажется, не самый лучший. Впрочем, Ханкалзоров выбирал из того, что у него есть под руками. А под руками не всегда бывает самый подходящий материал… Один, словно на сцене находится, не знает, куда руки деть, и часто куртку передергивает, потому что плечевая кобура ему сильно плечо стягивает. Второй слишком головой вертит, и в глазах не любопытство, а жесткое напряжение. Третий, последний, несмотря на прохладную погоду, краснеет и потеет, словно только что из парилки выбрался…

Чечены прошли в трех шагах… Высчитывали ментов. Потом свернули на следующую аллею. Туда как раз, где вырыта могила для убитой Людмилы Анатольевны… Слишком рано они туда направились. Там нет еще никого…

В кармане куртки Ангела подала торжественный голос трубка, исполняя Гимн Советского Союза. Ангел трубку вытащил, посмотрел на определитель, пожал плечами на незнакомый номер и ответил:

– Слушаю…

– Это Русинов. Как там обстановка?

– Нормально, ждем…

– Леха, Доктор Смерть передал новый разговор Аркадия Ильича с Бисланом. Предупредил, что Ольга будет скорее всего с парнем на мотоцикле «Харлей». Беспокоился, что парень может помешать. Просил о нем позаботиться… Бислан послал на кладбище троих. С единственным заданием заняться мотоциклистом. Ольгу они будут «брать» после поминок…

– Мы этих троих вычислили. Они уже здесь. Похоже, при оружии… Взять их чисто на глазах у всех трудно. Они держат дистанцию и друг друга из вида не упускают. Ищем варианты… Не беспокойся, все равно что-нибудь придумаем… Считай, их осталось двадцать шесть, хотя они и не комиссары, и вообще не из Баку…

– Есть вариант. Их надо сдать капитану Тропилину. Это исполняющий обязанности командира городского СОБРа. Он должен быть там. Запоминай номер… – подполковник продиктовал. – Позвони, встретитесь, покажи капитану. Он – из наших, служил срочную в спецназе. Афганец. Передай, что от меня… Капитан сделает все и без вас… Зовут его Ярослав Вячеславович. Мне показалось, что капитану нравится, когда его имя-отчество произносят без запинки…

– Понял… Мы ему чуть-чуть поможем стать майором… – согласился Ангел.

И тут же набрал номер. Тропилин ответил не сразу. Но Ангел, оглядываясь по сторонам, сразу выделил человека, который вытащил из чехла на поясе трубку. Чехол плохо расстегивался, и потому ответ слегка задержался.

– Ярослав Вячеславович…

– Я слушаю… Кто это?

– Меня зовут Ангел… Самая подходящая кличка для кладбища… Мне только что дал ваш номер подполковник Русинов. Если я вас сейчас вижу, то почешите ухо…

Тропилин почесал ухо.

– Все правильно… По другую сторону аллеи. Два человека около памятника «плачущей матери»… Так его, наверное, можно назвать… Подойдите к нам…

– Понял, иду…

* * *

Ольга очень боялась момента, когда мать будут выносить… Этот момент словно бы олицетворял собой совсем отдельный, отрезанный, безжалостно вырванный и бесповоротно уходящий из жизни отрезок. Грубо, насильственно, против ее воли, ломая ее сопротивление – вырвали и унесли, не оставив никакой надежды на иное, ей требуемое решение… Тот отрезок, когда она была и жила рядом и вместе с матерью. При этом она понимала, что гроб выносить все равно будут, что это необходимо сделать, и готовилась к этому. Отдельными настойчивыми позывами-посылами настраивала себя так, чтобы ее протест не вырвался наружу лавиной, неукротимой и бездумной, потому что, вырвавшись, он откроет сразу и кучу других протестов, которые сведут на нет все старания отца и тех людей, прилетевших из Москвы. Начав высказывать хоть что-то, хоть какую-то малость, и только услышав со стороны Аркадия Ильича маленькое возражение, несогласный жест, которые он делать мастер, заметив, она не удержится и выложит все остальное…

Но делать этого нельзя, и потому Ольга старалась и во всем остальном себя сдерживать. Нельзя расслабляться, иначе она попросту «поплывет» по течению в тот темный и непроглядный омут, что называется истерикой, в надежде разорвать этот существующий сейчас момент, прекрасно понимая, что разорвать его невозможно в принципе.

И хорошо, что словно бы не замечал ее Аркадий Ильич. Замечать-то, наверное, замечал, но близко не подходил. Может быть, у него все же есть остатки совести и ему стыдно? – подумала Ольга. Тем не менее она не испытывала никакого желания простить его. Когда в комнату вошел Андрей, Ольга сразу заметила его высокую фигуру. И увидела, что Аркадий Ильич к Андрею подошел, протягивая стакан с водкой. Но Андрей пить не стал. У него есть удобный повод отказаться. Все-таки за рулем… А Аркадий Ильич продолжал приставать. Но Андрей умеет себя вести в таких ситуациях. Он просто прошел мимо стакана, и к Ольге подошел, руку на плечо со спины положил и так несколько секунд простоял. Она глаза подняла, он наклонился и прошептал ей на ухо:

– Твой отец звонил… Сказал, что Аркадий Ильич звонил какому-то Бислану и жаловался, что я мешаю… Просил мной заняться на кладбище…

Ольга кивнула, ничего не ответив словами…

– Меня ребята там подстрахуют… – добавил Андрей и отошел.

Это хорошо, что Андрей подошел к ней и рассказал. Нет, никакой совести, конечно, у Аркадия Ильича проснуться не может. Но сообщение Ольгу не расстроило, а только вернуло ей силы. Она была из тех, кто перед трудностями не пасует, а их преодолевает.

– Пора выносить… – сказал кто-то в коридоре.

– Сначала венки… Венки разберите… Мужчины… Венки выносите… И табуретки не забудьте… На улице гроб ставить нужно…

Вот и все… Мать прощалась с этим домом, и Ольга тоже, может быть, прощалась… По крайней мере, когда она появится здесь в следующий раз, если появится, это будет совсем-совсем другой дом, и жить здесь уже не будут ни мать, ни Аркадий Ильич… А если Аркадий Ильич будет здесь жить, значит, жить здесь уже не будет Ольга…

Другой дом, другая жизнь…

Но ей уже не казалось, что другой жизни у нее не может быть…

* * *

– Командир, а что они так суетятся? – спросил Сохно, разглядывая двор в узкую щель меж растрескавшихся досок. – Мне улицу не видно… Там машина шумела. Не наши, случаем, уже подкатили?

Шепот подполковника шелестел в наушнике так, что многие слова сливались, но говорить нормальным голосом было нельзя. И Игорь Алексеевич ответил тоже шепотом:

– Какой-то «Ленд Крузер»… Мне за воротами тоже не видно. Но там, кажется, идет беседа на повышенных тонах. Если бы это были наши, они таранили бы ворота…

Дырка, в которую полковник Согрин рассматривал двор и высокие ворота, не давала широкого обзора, и приходилось удовлетворяться тем, что есть. Но по крайней мере видно было входные двери и калитку у ворот. Таким образом, контролировалась вся площадка двора. Недостаток позиции заключался в том, что нет возможности контролировать огород, но огород контролировать пока необходимости нет. Если кто-то там и появится, он все равно из дверей дома сначала выйдет.

Чеченов во дворе было не много. Полковник только шестерых насчитал. Двое с автоматами, остальные внешне не вооружены. Но это вовсе не значит, что у них нет пистолетов, и не говорит, что кто-то помешает безоружным забежать в дом и выйти оттуда с автоматами.

Два человека несколько раз забегали с улицы в дом, потом опять пересекали двор и выскакивали на улицу. Потом на крыльцо вышел седьмой чечен, и Игорь Алексеевич сразу узнал по фотороботу Бислана Ханкалзорова.

– Толя, Бислан прямо под тобой, под козырьком крыльца. Будь у тебя руки в два раза подлиннее, я бы посоветовал воспользоваться «петлей Джигли»…[12]

– Я «петлю» дома забыл… И руки вытянуть не могу…

– Сиди тише… Я за ним присмотрю…

Те двое, что выбегали на улицу, опять вернулись и что-то доказывали Бислану, размахивая руками. Похоже, уговаривали его не выходить. Бислан наконец согласился и вернулся в дом. Они опять на улицу вышли, но вернулись уже успокоенные. И не так торопились, как вначале. «Тойота Ленд Крузер» негромко зашумела двигателем, отъехала от ворот, разворачиваясь, и двинулась в обратном направлении.

Бислан опять вышел. Отдал какие-то приказы. Потом достал трубку и начал звонить. Звонков было несколько.

– Похоже, он своих собирает… – прошептал Сохно. – Пора бы, а то мне скучно…

– Может быть… – согласился Согрин.

И десяти минут не прошло, как предположение подполковника подтвердилось. Сначала во двор вошли трое, потом еще двое. На две минуты позже явилась еще одна троица. Потом сразу пятеро пришли…

– Остальные где-то заняты… – констатировал полковник, когда прошло полчаса, но никто больше не появился. – Надеюсь, Ангел с Пулатом не дадут им всем здесь появиться…

* * *

– Здравствуйте, капитан. Это я – Ангел… – сказал Ангел и показал рукой: – А это – Пулат…

– Я чувствую, скоро в нашем городе целая бригада спецназа ГРУ соберется… – усмехнулся Ярослав Вячеславович, впрочем, усмехнулся довольно, хотя глаза его радости и не показывали.

– Разве я забыл снять мундир? – спросил Пулат. – И с чего это вдруг вы взяли, что мы спецназовцы?

– Я видел когда-то капитана Ангелова… Когда сам служил… Фамилию запомнил… Он тогда командовал ротой в Афгане… Я служил в другой роте – в том же батальоне…

– Оказывается, почти знакомы… – обнять сослуживца, впрочем, Ангел не поспешил. – Тогда у нас может получиться плодотворное сотрудничество…

– Да… Сотрудничество… – Тропилин предпочел сразу к делу перейти. – Так чем могу быть полезен?

– Вы знаете, что здесь намечается? Я не имею в виду проводимую МВД операцию и не имею в виду похороны…

– Думаю, что не первомайская демонстрация, потому что уже конец ноября…

– Вы хорошо, капитан, ориентируетесь в страницах календаря. Бандиты террориста Бислана Ханкалзорова сегодня попытаются похитить дочь подполковника Русинова…

– К этому дело и шло… – кивнул Ярослав Вячеславович. – А потом потребуют встречу…

– Но здесь слишком много милиции, и их об этом предупредили…

– Их постоянно предупреждают. И что?

– Похищение будет совершено после поминок в кафе. Они не знают про нас. Но им мешает друг Ольги, некий мотоциклист по имени Андрей. Сначала попробуют убрать его. Может быть, даже здесь… Предположительно, именно здесь…

– Вы хотите поставить мне задачу? – Капитан пожелал общаться без предисловий. – Я так понял, что мне следует охранять мотоциклиста…

– Да. Превентивными мерами… Три чеченца, предположительно, вооруженные… Они вон там, недалеко от вырытой могилы… Их следует взять и изолировать… Данные для обвинения мы сможем предоставить к вечеру…

Тропилин взглянул в сторону могилы. Один из чеченцев как раз обернулся, осматриваясь кругом. Но не заметил, как его разглядывают.

– Ой, как хорошо… – Теперь Ярослав Вячеславович даже улыбнулся и стал лицом похож на кошку, которая увидела мышиную нору и услышала приближающийся мышиный топот. – А с этим другом мы уже слегка знакомы… Значит, никаких других данных и не надо…

Он вытащил из кармана трубку стандартного милицейского переговорного устройства и слегка отвернулся, чтобы чеченцам не было его видно.

– Вторая группа! Около могилы Русиновой… Три чеченца. Один был за рулем машины, из которой стреляли в старшего следователя Шторма, а потом в меня… Они вооружены… Подходим лениво, смотрим по сторонам… Осторожно… Не упустить…

Капитан сам неторопливо двинулся вперед. И интерполовцы пошли за ним.

– Вы тоже желаете участвовать? – спросил Тропилин, словно бы продолжая прерванный разговор. Со стороны могло показаться, что разговор и не прерывался вовсе.

– Мы рядом постоим… – мягко ответил Пулат. – Простите уж, интерес…

– Посторонние… Сами понимаете…

– Мы – не посторонние, хотя стоять будем в стороне… – тихий и вежливый голос Пулата никак не показывал, на что этот человек способен, хотя Тропилин лучше других знал, что могут офицеры спецназа ГРУ.

– Ваш статус в настоящее время? Извините…

– Оперативные сотрудники Интерпола… Работаем по банде Ханкалзорова… – сообщил Ангел. – Вместе с «Альфой»… Но «альфовцы» сейчас в другом месте… Имейте в виду, что в городе проводится большая операция…

– Такая же, как у нас? – с сарказмом спросил капитан.

– Наверное, более продуктивная, хотя и менее масштабная… Но с предполагаемой перестрелкой…

– Еще не легче…

– Но у вас в управлении, я должен предупредить особо, об этом пока знать не должны…

– Все тот же «крот»?

– Да… И работает он напрямую на Ханкалзорова…

Все трое уже заметили, как к свежевырытой могиле с разных сторон стягиваются переодетые в гражданскую одежду бойцы СОБРа. Но, кажется, и чечены что-то почувствовали или заметили. Они сначала сошлись ближе, возможно, обменялись мнениями, потом стали резко расходиться в разные стороны.

Тропилин поднял переговорное устройство, уже не опасаясь быть замеченным:

– Работаем!.. Захват!..

Группа захвата все сделала быстро и правильно. Пистолет успел выхватить только один из чеченцев. Но одновременно с этим получил удар ногой в голову. Выстрел раздался, но пуля прошелестела по безлистным ветвям дерева и ушла в небо, а на стрелявшего уже насели трое «собровцев». Двое других чеченов были сбиты с ног сразу и даже оружие достать не успели. За них это быстро сделали менты.

– Капитан Тропилин! – раздался в «переговорке» начальственный голос. – Что там у вас?

Ярослав Вячеславович посмотрел на интерполовцев и со вздохом усмехнулся.

– Захват трех вооруженных чеченцев, товарищ полковник… – невозмутимо ответил капитан. – Возможно, предотвращение террористического акта…

Ангел определил в начальственной группе человека, разговаривающего с Ярославом Вячеславовичем.

– Каких чеченцев? – Полковник Миронов не понимал, о чем речь.

– Я узнал, товарищ полковник, человека, сидевшего за рулем машины, из которой стреляли в Шторма… Здесь они, вероятно, еще в кого-то стрелять собрались…

– Не вовремя… – проворчал полковник. – В машину их… Русинова мы не спугнули? Если спугнули Русинова, тебе никто этих чеченцев не простит…

– Его здесь пока не видели, товарищ полковник… На всех наружных постах есть фотографии Русинова. При его приближении сразу доложат…

– Похоронная процессия в кладбище въезжает… Готовьтесь…

– Понял, товарищ полковник…

Чеченцев, сковав наручниками, уже сажали в машину. «Уазик» стал неторопливо выбираться с кладбища навстречу нескольким похоронным процессиям…

Выключив «переговорку», Ярослав Вячеславович досадливо рукой махнул:

– Все знают, что Русинов сюда не явится, и все друг перед другом… Комедию ломают…

– Капитан, эти парни приехали не на трамвае… – подсказал Пулат.

– Да, стоит поискать…

И он снова включил «переговорку», чтобы связаться с внешними постами…

– А нам здесь делать, пожалуй, уже нечего… – сказал Пулат и сделал жест парню на мотоцикле. – Отправимся работать в другое место…

К интерполовцам подъехали сразу два мотоциклиста…

– Думаю, еще увидимся… – непонятно было, попрощался или нет капитан Тропилин…

* * *

На кладбище Ольга ехала в автобусе-катафалке, там же, где гроб везли. Но гроб загружали сзади, и сидеть, глядя на него, было невозможно. Сиденья все были поставлены так, что невозможно было назад смотреть, хотя очень хотелось постоянно оборачиваться. Оборачиваться было можно, но долго так ехать не удавалось, шея уставала.

Ольга села умышленно подальше от Аркадия Ильича, чтобы тот не мешал с матерью проститься и не срываться на усиленное сдерживание душевных порывов. Несколько раз она поднимала голову к окну и видела, как рядом с автобусом постоянно держится Андрей. Охраняет…

Но сейчас и эта охрана казалась совсем ненужной. Сейчас все те разговоры и планы, что были выстроены вместе с отцом, а потом повторены и проработаны в подробностях с остальными – сейчас все это казалось далеким и таким необязательным, скучным, словно бы уже произошедшим давным-давно…

Ольга чувствовала усталость. Нет, не физическую, какая бывает после монотонной продолжительной работы, а усталость душевную, которая привносит во все восприятие окружающего мира равнодушие и тоску, нежелание что-то делать, что-то говорить, к чему-то стремиться. И даже Аркадий Ильич вдруг стал не тем злодеем, надевшим маску доброжелательного благодетеля, а совсем обычным человеком, прохожим по жизни, которых мимо снует всегда множество… И удивление вызвал Андрей, неотрывно преследующий автобус на своем «Харлее». Не понималось, что надо ему, зачем он едет так неотрывно и рискует, не на дорогу глядя, а стремясь в окно автобуса заглянуть.

Но еще пять минут прошло, и снова настроение сменилось. Ольга увидела, как что-то рассказывает, посмеиваясь, Аркадий Ильич какому-то мужчине, сидящему рядом с ним, склоняется почти к уху собеседника, и снова вспыхнула в душе ненависть к этому человеку, снова силы появились, желание не просто защититься, а отомстить за мать, за отца, за себя, и отомстить страшно. И не физическую боль причинить, а моральную, унизить, растоптать словами, показать свое презрение, и сделать это лучше не наедине, а прилюдно, потому что прилюдный позор таких людей всегда бьет больнее…

Но она опять, из-за опасения впасть в отчаяние и натворить чего-то уже сейчас, чем сорвала бы подготовленную отцом и другими работу, начала себя искусственно сдерживать, и от этого сдерживания, как к естественному следующему этапу, снова вернулась к равнодушию и апатии, почти к безысходности… И такие перепады настроения длились долго, до тех пор, пока автобус не въехал в ворота кладбища, и вокруг не началась какая-то суета, совсем ненужная тем, кого эти люди собрались провожать…

* * *

Максим Юрьевич Шторм, как и обещал брату, приехал не на кладбище, а к дому, правда, в квартиру предпочел не подниматься. Дождался внизу, когда вынесут гроб, постоял вместе со всеми рядом и не привлекал к себе постороннего внимания своим гражданским костюмом. Слишком много собралось здесь людей, не знающих друг друга, и затеряться среди них было нетрудно. Когда гроб вынесли и поставили на табуретки как раз в том месте, где была взорвана машина с Людмилой Анатольевной, Максим Юрьевич постоял рядом с гробом точно так же, как стояли другие. Кивнул брату, показывая, что он здесь, но разговаривать с ним не захотел, и аккуратно сдвинулся сначала за чужие широкие плечи, потом и вовсе за автобус. Хотелось вообще уйти, спрятаться, стать невидимым…

Гроб на улице держали недолго, быстро распахнули заднюю дверь автобуса-катафалка и по рельсам задвинули его внутрь. Стали рассаживаться. Автобусов было два. Один – катафалк, второй – простой. Но людей, желающих поехать на кладбище, оказалось намного больше. Максим Юрьевич в стороне стоял, терпеливо дожидаясь момента, когда все рассядутся и ему места не хватит. Но вдруг откуда-то сзади появился Аркадий и взял брата за локоть.

– Пойдем, пойдем, чего столбом стоишь… – И потянул к первому автобусу, где ехали только родственники и близкие друзья.

Отказаться уже возможности не было. Но хорошо, что в самом автобусе осталось только два свободных места по разные стороны от прохода. Сидеть рядом с Аркадием не хотелось. Вообще хотелось только спать…

Вернувшись вчера с работы, Максим Юрьевич внутренне весь дрожал – так на него подействовало посещение двух интерполовцев. Еще бы не подействовать! Они сказали ему, что пришел, кажется, конец его карьере, но пообещали, что жизни конец не пришел… Хотя бы это утешало… Правда, это было сказано не в категоричной форме. Вроде бы при хорошем поведении они и пожалеть могут, и сострадание проявить, и не разглашат известные им сведения… При этом дали Максиму Юрьевичу возможность самому написать рапорт. То есть совершить явку с повинной…

Накопившаяся усталость последних дней усугубляла напряженное состояние…

Стараясь избежать разговоров с женой и с головой под подушку спрятаться от ее занудства, Максим Юрьевич сослался на «нечеловеческую усталость», даже ужинать не стал и сразу забрался в постель, строго-настрого наказав будить его только при особо важных звонках. Свои охранные функции Люся знала и любила, и всегда стремилась оправдать доверие.

В этот раз звонками не донимали, уснуть тем не менее Максим Юрьевич никак не мог. Он сам чувствовал, что находится на грани психического срыва и даже видел какой-то выход в том, чтобы улечься в больницу, именно в нервное отделение, если даже не в психическое… Это хоть как-то оправдало бы его, а если не оправдало, то хотя бы отдалило момент развязки ситуации. Но он был уверен, что еще есть возможность положение исправить, только не знал, как это сделать. Но сделать что-то было необходимо, сделать, а не ждать в больнице, когда события развернутся сами и сомнут его самого, скомкают его карьеру и превратят из старшего советника юстиции в мусор…

– Люся! – позвал он жену.

Она на зов явилась чуть не бегом.

– Дай, что ли, опять твою таблетку… Даже… Давай сразу две…

Автобус, чуть задержавшись у ворот, въехал на кладбище. Максим Юрьевич почти дремал всю дорогу. Но это «почти» было для него, как показалось старшему следователю, спасительным. Задремав, он невольно расслабился, а когда расслабился, когда сбросил напряжение последних дней и перестал думать о неприятностях, вариант пришел в голову сам собой. Что может его спасти в этой ситуации? Только триумф… Победителей не судят… Значит, он должен стать победителем. Пока же победить стремится Интерпол. И Максиму Юрьевичу необходимо опередить интерполовцев, чтобы его, как победителя, не судили. Тогда многое сойдет ему с рук, на многое могут посмотреть просто как на оперативную необходимость. А если подумать как следует, то каждый факт можно преподать так, что самый непонятный и, как кажется, противоправный поступок легко можно превратить в умный ход, нацеленный на поиск главного преступника. И исходить в этом следует скорее всего от покушения… То есть необходимо задержать того чечена, друга Аркадия – Бислана, задержать Аркадия и… И, конечно, задержать еще одного преступника, о роли которого пока не догадывается никто… Именно это будет его козырной картой… Только разыграть козыря следует неторопливо и умело, чтобы потом преподнести любой упрек в виде жертвы, принесенной ради поиска именно этого человека. Потому что без него никакой положительный результат был бы невозможен…

Только как это сделать? Как сделать так, чтобы не привлекать сил со стороны?..

Поразмыслив о своих силах, Максим Юрьевич все же решил, что посторонняя помощь ему понадобится. И она не помешает его реабилитации, никак не помешает. Но как найти эту помощь?.. Ментов просить – можно проколоться… При таком обороте событий сразу потребуют доказательств…

А больше помощи ждать неоткуда…

Если только… Если только не поможет Аркадий… Конечно, лучше и эффектнее было бы самому сработать. Но риск слишком большой… Аркадий сделает все, как надо…

* * *

Отставной подполковник Русинов во всей этой ситуации чувствовал себя, наверное, хуже всех. Если другие действовали, то он пока вынужден был ждать вместе с Басаргиным и Кордебалетом, когда подойдет их время. Но не Басаргин и не Кордебалет послали свою дочь на опасное задание, а Иван Сергеевич. Послал, и сейчас сомневался, мысленно ругал себя, что решился на такое, и не мог мысленно не сопровождать Ольгу, не мог не представлять ее встречу с отчимом, встречу и расставание с телом матери… А впереди еще предстояло самое трудное… По крайней мере не менее трудное, чем похороны матери… В дополнение ко всему, как Иван Сергеевич понимал, после похорон обязательно наступит внутреннее истощение. Не будет сил для сопротивления, а эти силы будут очень нужны…

Трижды за короткое время выходил на связь Доктор Смерть. То есть он уже сам не звонил, чтобы дать комментарии, а просто пересылал по факсу распечатку новых разговоров. Басаргин, просмотрев страницы последней распечатки, сам позвонил Доктору.

– Мы скоро уедем из квартиры. Если вдруг как-то объявится ментовский «крот», сообщай немедленно любому, кроме Согрина и Сохно. Они без связи…

– Если объявится, я в него собакой вцеплюсь… – пообещал Доктор Смерть.

– Он обязательно должен объявиться. Ситуация того потребует…

Наконец подошло время всем отправляться по местам. Поехали на машине Русинова, поскольку машину, выделенную для Басаргина, использовали Ангел с Пулатом. Ангел позвонил Басаргину, как только Русинов выехал из двора. Приняв сообщение, Александр Игоревич передал его на общее обсуждение:

– Еще одного взяли… Сидел в машине рядом с кладбищем. Обошлось без скандала и перестрелки. Пистолет подставили к голове, парень сам стал каяться, мамой клясться, что его только попросили как водителя на «Волге» поработать… В машине нашли автомат. Итак, боевиков осталось только двадцать пять.

– Двадцать пять… Дали бы мне «винторез», да посадили бы на высокий этаж… – сказал Кордебалет. – Там такие хорошие высокие дома рядом – вся округа просматривается. Я оставил бы вам только одного Ханкалзорова на закуску… И все обошлось бы без проблем… А сейчас…

– Хорошее предложение… – усмехнулся Басаргин. – Только, во-первых, здесь не боевая обстановка, а операция правоохранительных органов… В Чечне в боевиков можно было так стрелять… Здесь за это тоже обвинение выдвинут… Во-вторых, как на этаж попасть? Жители сразу позвонят ментам, и, пока менты разберутся, что к чему, «крот» уже пророет для Бислана нору, через которую тот уйдет… А ты видишь проблемы?

Кордебалет на это то ли вздохнул, то ли зарычал:

– Ангел с Пулатом ошиблись. Чеченов нельзя было отдавать ментам. «Крот» тут же «настучит», и Бислан смотается…

– Это верно… – задумался Басаргин. – И никакого преимущества перед стрельбой с этажа… Мы просчитались…

– Это моя ошибка, – признал Русинов. – Я отослал Ангела к капитану Тропилину. Надо блокировать дорогу от дома Ханкалзорова… Одно хорошо… «Крот» теперь обязательно объявится…

И, словно в подтверждение сказанного, позвонил Доктор Смерть.

– Командир, поздравь меня… «Крот» объявился. Держу его за хвост зубами… Он на кладбище вместе со всеми другими ментами… Там же просматриваю sim-карту капитана Тропилина и старшего следователя Шторма. «Крот» звонил Бислану, предупредил, что СОБР «повязал» четверых… Одного узнал капитан Тропилин. Тот был в машине, из которой стреляли в следака…

– Что Бислан? – обеспокоился Басаргин.

– Надеется, что сразу не «расколются»… Ему время только до вечера нужно… Просил держать в курсе дела и, в случае чего, сообщать сразу. «Крот» сказал, что мимо него никакая операция не пройдет. Знать будет обязательно…

– Сможешь выяснить, чья трубка?

– Попробую… – Доктор Смерть восторга и азарта не проявил. – Только, командир, не сразу получится… Мне придется вскрывать защиту оператора. Днем это и опасно, и сложно. И займет от часа до двух, если не больше… Скорее всего больше… Тебе, думаю, проще работать через генерала – он имеет возможность сделать официальный запрос и получит ответ сразу. Запоминай номер «крота»…

– Добро, я звоню ему…

Басаргин сразу набрал номер генерала Астахова.

– Владимир Васильевич, Басаргин беспокоит… Записывайте номер… – он продиктовал. – Это ментовский «крот»… Передал сообщение, что на кладбище «повязали» четверых чеченов… Бислан вроде бы бежать не собирается, рассчитывает управиться до вечера, но необходимо для профилактики блокировать дорогу с обеих сторон… Сможете обеспечить?

– Придется привлекать дополнительные силы.

– А что делать, Владимир Васильевич…

– Да, придется… – вздохнул генерал. – Вы сейчас где?

– Подъезжаем к кафе… Надо отрабатывать момент похищения…

– Будем надеяться, что Бислан все же дождется, когда все соберутся… Он не такой трус, чтобы сразу бежать… Держите меня в курсе всех событий…

– Обязательно, товарищ генерал…

* * *

Максим Юрьевич сразу заметил всех ментов, обложивших место похорон. Глупцы… Как бездарно все организовано. Только конченый идиот пойдет в такую откровенную ловушку. Почти не стесняются своего присутствия. И Тропилин здесь же ходит, откровенно держит в руках переговорное устройство. И Югов по сторонам глазеет…

Пусть глазеет… А где Аркадий?

Аркадий Ильич тоже по сторонам посматривал. У него тоже глаз опытный, и он, даже не зная большинство ментов в лицо, сумел их определить. Это видно по его усмешке, той самой, что делает его похожим на сатира. Но пора уже ему включаться в работу…

Максим Юрьевич тронул брата за локоть тогда, когда тот отдал какие-то распоряжения и хотел пройти к пока еще пустующей могиле.

– Два слова…

– Что? – Аркадий выглядел довольным.

– Позвони своему Бислану. На меня не ссылайся… Скажи ему, чтобы был осторожен. За ним следят по «наколке» капитана Югова…

– Какое отношение к Бислану имеет Югов? – нахмурился Аркадий Ильич.

– Самое непосредственное. Он был его стукачом. Югова кто-то вычислил… Чтобы заработать прощение, он сдал Бислана…

– Югов – стукач Бислана? – Аркадий не поверил.

– Да…

– Это точно?

– Абсолютно…

– А забыть ты об этом пока не можешь?

– Не понял тебя…

– Сразу Бислана брать не будут… Против него ничего нет… Пусть его возьмут, когда он свое дело сделает…

– Что он сделает?

– Заработает для меня два миллиона и для тебя один… А потом – пусть берут…

Максим Юрьевич растерялся. Такой реакции брата он не ожидал и не подготовился к ней. И, достаточно хорошо зная брата, понял, что настаивать сейчас – значит вызвать подозрения против себя. В итоге Максим Юрьевич просто плечами пожал и отошел в сторону…

Его вариант сорвался. Стоит подумать, может, есть и другие варианты…

Но, сколько он ни старался что-то придумать, лучшего ничего не нашел, как сдать Югова интерполовцам. Он стал набирать номер полковника Согрина. Металлизированный голос автоответчика предупреждал, что номер временно отключен…

* * *

Когда все бросали в могилу по горсточке земли, Ольга, взяв землю в руку, никак не могла бросить, понимая, что это уже последний момент… Но кулаком все же и она махнула – слабо, неуверенно. Комки земли стучали по крышке гроба глухо и казалось, что эти почти барабанные звуки заглушают голос матери, который может из-под крышки раздаться. Она так и стояла рядом с могилой даже тогда, когда кладбищенские могильщики взялись за лопаты и стали землю сбрасывать. Какая-то незнакомая женщина взяла Ольгу за плечи и в сторону отвела, к другим. Сама Ольга не просто ничего не чувствовала, она не хотела чувствовать, она словно сама в могилу провалилась, это будто бы ее засыпали, и она слышала стук комков земли по крышке своего гроба, изнутри этот стук слушала…

Вовремя оказался рядом Аркадий Ильич. Руку на плечо положил и привел в себя. Не сразу, но привел… Она посмотрела на него непонимающе, рассеянно, бездумно, но это лицо вернуло Ольгу к действительности, и она, сама чувствуя, как меняется ее взгляд, глаза опустила, чтобы себя не выдать.

– В кафе уже все готово… – Фраза прозвучала двусмысленным предупреждением. Аркадий Ильич, похоже, издевался, делая намек и считая, что она понять этот намек не в состоянии. Он от этого хорошо себя чувствовал. Она же, намек поняв, тоже почувствовала себя собраннее, жестче и сразу вспомнила, что ей предстоит еще испытать. И вместо усталости и расслабления пришла концентрированность и дала новые силы.

Он, еще не чувствуя перемены, произошедшей в ней, осторожно поддерживая Ольгу под локоть, повел ее к автобусу. И только там, устроившись у окна, она заметила, что все еще держит в руке горсть земли – так и не смогла бросить на гроб, пальцы свело, хотя ей казалось, что она бросает, а не бросила. Может быть, какие-то крохи между пальцев провалились и попали в могилу. Кулак почему-то не захотел разжиматься.

Горсть земли с могилы матери… Ольга не знала, что с землей делать, не знала, должна ли она вернуться и бросить эту горсть на могильный холмик, в который уже установили временный памятник – какую-то бетонную плитку с надписью. Привлекать к себе лишнее внимание она не хотела, хотя понимала, что в этой горсти земли есть какой-то символический смысл. И, от растерянности, высыпала землю в карман куртки. И незаметно для других руку отряхнула, стыдясь своего поступка.

Автобус тронулся, стал медленно выезжать, а навстречу новые процессии шли и ехали, и Ольга ужаснулась при мысли о том, сколько горя сразу скапливается в одном месте. Наверное, потому на кладбище всегда хочется плакать. Но даже от такой мысли она не заплакала и не расслабилась, потому что уже готовилась к сопротивлению. Не знала, как все будет выглядеть, не могла даже представить, но уверена была, что отец и его друзья в обиду ее не дадут…

* * *

Генерал Астахов позвонил Басаргину, когда «Фольксваген Гольф» Русинова уже притормозил перед поворотом на тихую улочку, где располагалось кафе.

– Слушаю вас, Владимир Васильевич…

– Александр Игоревич… «Крот» ваш определен… – генерал выдержал длительную паузу, чтобы увеличить эффект сказанного. – Трубка зарегистрирована на капитана милиции Валентину Анатольевну Миронову, сотрудника детского спецприемника…

– Какое отношение детский спецприемник имеет к нашим событиям? – не понял Басаргин, но почти торжественный голос генерала из «Альфы» говорил, что здесь кроется какое-то событие.

– Никакого, но Валентина Анатольевна является дочерью Анатолия Анатольевича Миронова, начальника городского управления МВД… Более того, в настоящее время Валентина Анатольевна находится на службе в спецприемнике и звонить с кладбища никак не могла. И мы проверили… Набрали номер, нам ответил сам полковник Миронов… Выходит…

– Выходит, что Бислан Ханкалзоров умеет искать себе осведомителей… – сказал Басаргин. – Ошибка исключена?

– Разве что его трубкой пользовался кто-то другой… – сказал генерал. – Попросите Виктора Юрьевича провести идентификацию голоса… У вас же есть программа в компьютере…

– Я попрошу… И сразу позвоню вам… Или Доктор сам позвонит, если мы будем заняты… У нас скоро работа начнется…

– Я жду… – генерал отключился.

Отставной подполковник Русинов с трудом отыскал место, где можно поставить машину. Рядом с мотоциклом Андрея. Самого Андрея рядом не было. Должно быть, он в помещении кафе. На поминки многие приехали на своих машинах с водителями, поскольку на поминках пьют не воду. А это значило, что здесь много официальных лиц. Или просто очень богатых людей, которые водителей держат.

Подполковник мигнул фарами «гуляющему» возле дверей капитану Тропилину. Капитан ответно поднял руку – узнал машину. И подошел к двум своим сотрудникам, показывая тем Русинову, что он здесь не один. Сказал несколько слов, потом подошел еще к трем, стоящим неподалеку от машин – тоже менты.

Басаргин набрал номер своего офиса.

– Доктор, срочная работа. Позвони по номеру «крота», спроси Валентину Анатольевну… Ответит тебе полковник Миронов, это начальник городской ментовки. Поговори с ним о смысле жизни и потом попробуй идентифицировать голос. Сколько это времени займет?

– Пять минут… Работаю…

* * *

Тем временем на новой строительной площадке закончил планировку местности бульдозер. Встряхнулся двигателем, останавливаясь. «Альфовцы» тем не менее взять в руки лопаты не спешили. Местные наблюдатели, в том числе и два чечена, подошли ближе. Стали интересоваться, почему работа стоит и когда в пивной бар пиво завезут.

– Приедет электрик, протянет провода, тогда и начнем… – ответил полковник Огнев.

– А пиво?

– Пиво ему уже подавай… Через месяц, не раньше…

Ответ, видимо, вконец расстроил местных жителей, страдающих жаждой.

– А эти… Крутые… Не за пивом приезжали?

– А о них вон у тех спросите… – Майор Гориславлев кивнут в сторону двух чеченов, стоящих отдельно. – Крутые про чеченов нас спрашивали… Нашли, козлы, кого спрашивать, если мы сами их не видели…

Чечены переглянулись, повернулись и неторопливо двинулись по внешней улице в сторону крайнего дома.

– Много их тут у вас? – спросил Гориславлев мужиков.

– Развелось… – осторожно ответил бородатый мужик со сломанным несколько раз носом. – Куда ни плюнь…

– А эти… – Майор кивнул на крайний дом, в калитке ворот которого два чечена только что скрылись. – Там живут? Вдвоем?

– Трое их там… Без баб… Баб каких-то грязных с вокзала таскают… А пиво-то какое будет? «Белый медведь»?.. «Золотая бочка»?..

– Кавказский пленник… – сказал майор.

– Не слышал про такое…

– Крепкое…

– Это хорошо…

– Когда с самогонкой смешаешь, в самый раз… Но только через месяц будет…

Мужики покряхтели и пошли по домам. Любопытного пока больше не предвиделось, а интерес был удовлетворен.

Гориславлев вытащил трубку мобильника и набрал номер.

– Товарищ генерал, майор Гориславлев… С нашей стороны в одном доме живут трое чеченцев. Наблюдают за нами. Если начнем выдвигаться, они сразу предупредят Бислана…

– Возможность блокировать без выстрелов есть?

– Постараемся. На всякий случай бульдозер заведем… Прямо к дому подгоним…

– Действуй. Только аккуратнее…

* * *

– Смотрите… – показал Кордебалет.

Темно-серая «Волга», как несколько минут назад «Фольксваген Гольф» Русинова, искала место, где бы встать поудобнее. Встать можно было, но «Волга», так же как машина Русинова, искала не просто место, которое могут закрыть другой машиной. Она искала место, откуда можно будет быстро уехать. Стекла в «Волге» не были тонированы. И интерполовцы вместе с отставным подполковником Русиновым сразу определили в машине пять человек откровенной кавказской внешности. В какой-то из моментов на заднем сиденье мелькнул над коленями ствол автомата.

– Они, родимые… – сказал Кордебалет. – Почему все чечены так любят «Волгу»? Не в первый раз замечаю…

– Все кавказцы любят… – сказал Русинов. – Когда-то «Волга» была символом престижа… Что престиж – понятие изменчивое, они не понимают… Чтят отжившие свое традиции…

Басаргин, не пожелавший вооружаться «ПП-2000», передернул затвор своего «макарова». Русинову уже рассказали, что Александр Игоревич «родился» с этим пистолетом в руке и, еще будучи капитаном ФСБ, уже заслужил славу лучшего стрелка управления. Причем всегда, хоть с руки, хоть с пояса, умудрялся попадать противнику в лоб. Сам Русинов к пистолету Макарова относился с некоторым пренебрежением, считая, как и подполковник Сохно, что лучше штатного для офицеров спецназа ГРУ пистолета Стечкина легкого ручного оружия не существует. Но знавал в разные времена отдельных людей, которые к «макарову» так приспособились, что стреляли и из него весьма недурно.

– Выйду прогуляюсь… – сказал Кордебалет, заправляя под куртку пистолет-пулемет так, чтобы он оказался в руке с одного движения. – Блокирую их с противоположной стороны…

Басаргин ответить не успел, потому что зазвонил телефон.

– Слушаю, Доктор… Так… Понял… Продолжай следить…

Кордебалет с Русиновым ждали сообщения.

– Прокол… – сказал Александр Игоревич. – Компьютер не идентифицировал голоса… Это не начальник управления. Похоже, кто-то попросил у полковника трубку… Но и это выяснить несложно… Стоит самого полковника спросить…

– А этому здесь что надо? – с удивлением сказал Русинов, когда увидел выходящего из кафе капитана Югова. – Я понимаю еще – Шторм… Родственные отношения… Неужели Аркадий Ильич и опера пригласил?

Югов уходить не спешил. Посмотрел на Тропилина, кивнул ему, прощаясь, помахал рукой одной группе «собровцев», другой группе, потом посмотрел на машину, где сидели интерполовцы, хотя едва ли узнал Русинова. Потом мотоцикл Андрея оценил взглядом, «Волгу» с чеченцами какое-то время изучал и только после этого неторопливо пошел к своей машине.

Кордебалет решил, что пора и ему выходить на свежий воздух. Неторопливо прогулялся, разминая ноги, по тротуару, брюки отряхнул. И пристроился чуть в стороне на позиции, откуда «Волга» с чеченцами была ему хорошо видна – дистанция метров десять. Проводил взглядом уезжающего Югова, но тот интерполовцу рукой не помахал.

– Вот-вот что-то начнется… – сказал вдруг для самого себя неожиданно Русинов. – Чувствую… легкий мандраж… Напряжение момента…

* * *

Бульдозериста решили не привлекать. Среди «альфовцев» нашелся бывший офицер-танкист, который мог и с бульдозером справиться. Он и двинулся к крайнему дому, а за бульдозером спряталось трое бойцов, успевших надеть бронежилеты. Впрочем, при скорости бульдозера бежать им не пришлось. Тяжелая машина не спешила, выбралась с пустыря на дорогу, развернулась и направилась к крайнему в поселке дому. Но ехала так близко от штакетных заборов окружающих дома палисадников, что рисковала задеть каждый. Впрочем, «альфовец» габариты машины чувствовал и задел только нужный, своротив часть забора. И остановился, выпрыгнув на гусеницу, но не выключив двигатель, чтобы полюбоваться своей работой.

Чечены, все трое, выскочили из двора сразу. Без оружия, размахивая руками. Они еще не поняли, что произошло, но слова разобрать мешал гул «громкого» двигателя. Самый активный и возбужденный даже на гусеницу заскочил. И тут же получил мощный удар ногой в пах. Этого ему хватило с избытком. Такой удар можно было на три части разделить и каждого из чеченцев частью наградить – и тогда хватило бы… Двое других успели остановиться, но не останавливались выскочившие из-за бульдозера «альфовцы». Каждый успел нанести по удару с разбега, в итоге тому, кто крепче стоял на ногах, досталось два удара. Наручники быстро защелкнулись на руках за спиной.

– Встали, бегом…

Чеченам бежать после ударов было трудно, особенно первому, но их просто тащили, согнутых в неудобной позе, к металлической будке-вагончику, где другие «альфовцы» уже снаряжались. Приковать пленников к металлическому крюку так, чтобы они не могли двигаться – дело нескольких секунд.

– Их осталось только двадцать два… Выступаем! – подал спокойную команду майор Гориславлев. Со стороны могло бы показаться, что майор своих бойцов на рыбалку зовет. – Владимир Васильевич позвонил. Пора… Заходим, как и планировали, от соседних домов…

* * *

Началось в самом деле почти сразу. Из дверей кафе выскочил Андрей. Не вышел, а именно выскочил… Внешний вид парня сразу привлек внимание. Посмотрел по сторонам. То ли заметил машину Русинова, то ли к своему мотоциклу побежал. И тут же среагировали чечены. Они выскочили из «Волги» стремительно и в то же время неторопливо двигались, уверенно, как опытные бойцы, прошедшие не одну схватку. Один выступил из-за машины, желая встретить очередью Андрея, другие ощерились автоматами в сторону «собровцев», вооруженных только пистолетами.

Первым среагировал Кордебалет. Его пистолет-пулемет, как показалось в общей суете, при громком хлопанье дверей машин, и звука не издал, но чечен, желающий остановить Андрея, сломался в спине пополам и рухнул на асфальт. Автоматы чеченцев глушителями снабжены не были. Очереди ударили гулко, четко, и сразу все «собровцы» оказались на асфальте. Кто был убит, кто ранен, кто просто залег – этого разобрать и рассмотреть было нельзя. Только один капитан Тропилин не на асфальт упал, а за ближайшее дерево спрятался. Ствол достаточно толстый, но не настолько, чтобы полностью скрыть капитана, который успел все же дважды выстрелить. Но обе пули попали не в людей, а в лобовое стекло «Волги». Но тут же вторую очередь дал Кордебалет, который оказался для чеченцев неожиданным осложнением, пришедшим со спины. Не выходя из машины, сделал три выстрела из «макарова» Басаргин, и сразу за ним, положив руки с оружием на крышу «Фольксвагена», начал стрелять Русинов. Этим все и закончилось. Все пятеро чеченцев распластались на асфальте.

А Андрей оказался уже рядом с отставным подполковником.

– Где Ольга?

– Где?.. – непонимающе переспросил Русинов.

– Ее к вам позвали… Подошел человек, шепнул что-то на ухо… Она пошла, около меня остановилась, сказала, что вы вызываете… Я вас в окно видел, когда оборачивался… Машину видел… Потом обернулся, вижу, вы на месте, Ольги нет… – Андрей кричал. – Куда ехать? Куда они повезли ее?.. Куда?..

– Служебный выход… – первым понял Басаргин.

Вместе с Русиновым они устремились в кафе, уже не скрывая того, что вооружены. «Собровцы», поднимая троих своих раненых товарищей, взялись было за оружие, но Тропилин поднял руку, останавливая. Андрей побежал в кафе последним. Служебный выход нашли сразу. Но двор был пуст…

– Догоняем… К машине… – скомандовал Басаргин…

* * *

Ольга не сразу поняла, что попала в ловушку, которую отец не предусмотрел. Если и предусмотрел, то не до конца. Это вызвало у нее всплеск отчаяния, но отчаяние, выплеснувшись через край, тут же и кончилось, и Ольге хотелось показать, что она достойная дочь своего достойного отца, та дочь, что может за себя постоять.

В первый момент, когда к ней подошел откуда-то появившийся в кафе милиционер, допрашивавший ее после взрыва матери, она совсем не подумала, что это ловушка.

– Ольга Ивановна, вас отец просит во двор выйти… – прошептал милиционер на ухо. – Только тихо, он ведь по-прежнему в розыске… Через служебный ход… Дверь рядом с гардеробом… Я покажу…

И ушел.

Ольга пошла. По пути встретила вопрошающий взгляд Андрея, уже отодвигающего стул, чтобы за ней направиться. Пришлось наклониться и сказать Андрею, что ее отец вызывает. Милиционер ждал в холле, где курило трое незнакомых мужчин, и глазами показал на дверь. Можно было и не показывать, потому что на двери табличка висела.

Ольга вошла. Один коридор вел направо, судя по запахам, в сторону кухни, второй прямо во двор, к распахнутой двойной двери с тамбуром. За дверью машина, и видно было распахнутую дверцу. Ольга только еще миновала первую из распахнутых дверей, когда почувствовала опасность. Но никого еще не видела, и потому, слегка притормозив движение, все же еще шагнула вперед, на порог второй двери. И в это время захлопнулась дверь у нее за спиной. Там, за дверью, стоял, широко расставив ноги и руки, улыбаясь, страшный черный человек. Она так и увидела его целиком – черным и страшным… Глаза у него были страшными, лицо до того заросло черной бородой, что тоже казалось черным. И вся одежда на незнакомце была черная. И теперь черный человек закрывал дверь спиной.

Ольга не задавала вопросов. Знала, что во дворе ловушка, а ход назад закрывает черный человек. И, даже подумать не успев, что следует сделать, она резко пнула черного человека меж ног. Тот не закричал, а зашипел и сел, прислонившись спиной к двери. Путь назад был отрезан. И Ольга выскочила во двор. Ее сразу же попытались схватить чьи-то руки, она успела оцарапать лицо одному человеку, но второй, от которого сильно и противно воняло вареной кукурузой, ударил ее в лицо и свалил с ног…

В себя она пришла, как показалось, сразу и с удивлением поняла, что сидит в машине меж двух кавказцев, а сама машина выезжает из двора. На переднем сиденье стонал и что-то, ругаясь, говорил не по-русски страшный черный человек…

Уже около самой дороги на пути машины вдруг выросли два мотоциклиста, но машина не затормозила, только чуть вильнула в сторону, поворачивая, и боком сбила обоих. Ольге показалось, что она мотоциклистов узнала. Это были друзья Андрея.

– Дави их всех… – сказал, как распорядился, седой человек, сидящий справа от Ольги. Это он ее ударил.

Второй, с расцарапанным лицом, засмеялся и двумя руками обхватил Ольгу. Больно, со злобой стиснул ей грудь.

– Вах, какой девка нам достался… Какой грудь… Какой попа…

– Тебе, сифилитику, она последнему достанется… – усмехнулся седобородый.

Машина ехала на большой скорости, обгоняя другие машины по трамвайным рельсам, и снова чуть не сбила женщину с ребенком. Водитель все же вильнул, потому что сама женщина просто сообразить не успела, что ей следует отскочить.

Дальше дорога была перекрыта пробкой. Но водитель вывернул и через бордюр въехал в какой-то двор, чтобы объехать пробку. Ольгу опять охватили отчаяние и страх, и она молча презирала лапающие ее руки. Но во время поворота краем глаза заметила, что их опять догоняют мотоциклисты. Значит, не все еще потеряно…

– Что молчишь? – спросил седой. – Плакать надо…

– Плакать вы все будете… – коротко, но твердо ответила Ольга. – Если папа вас в живых оставит… А в этом я не уверена…

Уже виделся выезд из двора на другую улицу, когда водитель, глянув в зеркало, сказал:

– Мотоциклы… От них не уйти… Стреляйте…

Седой, оглянувшись, выматерился и стал опускать стекло в дверце, чтобы высунуть руку с оружием. Стрелять ему пришлось с левой руки, это было неудобно, и он долго искал положение, с которого мог бы выстрелить лучше. Но тут какие-то удары в багажник машины заставили чечен заволноваться. Выстрелов слышно не было, но с мотоциклов стреляли по машине, это поняли все, и даже Ольга. Мужчина с расцарапанным лицом тоже стал опускать стекло, освободив ей руки. Ольга обернулась, увидела, что позади двух мотоциклистов сидят люди и при этом стреляют.

«Волга» несколько раз жестко подпрыгнула, перескакивая через бордюр. Это помешало седому прицелиться, и его выстрел ушел в землю. Выстрелил трижды подряд и второй. Но тут Ольга вдруг сообразила, что следует делать, протянула руку за спиной седого, дернула ручку, открывая дверцу, и вытолкнула своего похитителя. Седой не вывалился полностью, ноги застряли меж сидений, но машина тащила его и била об асфальт и о колесо. Крики стихли быстро. Второй стрелок хотел что-то сделать, но Ольга просто навалилась на него, почти высунувшегося из окошка, плечом, не давая в машину вернуться, а сама вцепилась сзади в лицо водителя, стараясь попасть ногтями в глаза. Она попала, поняла Ольга, слыша вопль водителя и чувствуя, как ногти проваливаются во что-то противное и мягкое. Машина завиляла, сбросила скорость и с силой ударилась в высокое крыльцо у подъезда, заехав передом и боком на несколько ступеней. Выскочить из машины пытались и ослепший водитель, и страшный черный человек, но оба тут же упали, бессильно вскинув руки…

Четыре мотоцикла остановилось рядом. Пулат и Ангел помогли Ольге выйти.

– Все нормально, девочка? – спросил Ангел, заглядывая Ольге в глаза, и ударил ногой в живот чечена с расцарапанным лицом, чтобы тот не выкинул какой-то фокус, а Пулат уже звонил Басаргину.

– Командир, Ольга у нас, мы взяли похитителей… Четыре человека… Один, к сожалению, жив… Сколько их теперь всего осталось?

– Двенадцать… Их меньше, чем нас… Можно спокойно идти на штурм… Дай трубку Ольге. С ней отец поговорить хочет…

Пулат протянул Ольге трубку. Она без слов поняла, кто говорить будет.

– Папа? Ой, папа… Я так испугалась…

– Это уже позади, дочка… Все уже позади… Самое страшное… Зачем ты вышла?

– Мне тот милиционер сказал, что ты во дворе меня ждешь…

– Какой милиционер? – не понял Русинов.

– Тот, который после взрыва мамы меня допрашивал… Капитан…

– Югов?

– Да…

* * *

Отставной подполковник набрал номер.

– Ярослав Вячеславович… Я понимаю, что сейчас не до нас… У вас, кажется, раненые…

– Что вы хотели, Иван Сергеевич?..

– Еще вам поработать надо… Во-первых, оставить несколько человек около кафе, чтобы сразу после поминок «взять» Аркадия Ильича… Максима Юрьевича пока не трогать… Максим Юрьевич не будет препятствовать работе… А потом необходимо взять капитана Югова…

– Капитана Югова? – переспросил Тропилин.

– Он показал чеченам вас и ваших людей. Там, у кафе… А до этого через служебный ход вывел и передал другим чеченам мою дочь…

– Понял. Работаем… – стиснув зубы, судя по голосу, ответил Тропилин и сразу отключился…

* * *

«Альфовцы» заходили издалека. Их, наверное, видели из окон жители, но не выходили, когда люди в бронежилетах и с автоматами наперевес пересекали их огороды. Через пять дворов, через пять огородов, чтобы не «засветиться» на улице. И вплотную к последнему забору. И только там майор Гориславлев включил «подснежник».

– Я – Альфа-два… – как слышите?

– Я – Рапсодия… – отозвался полковник Согрин. – Слышу нормально. Где вы?

– Вышли на позицию… Ждем команду…

– У нас здесь целая толпа собралась… – подсказал Сохно. – Два человека перед воротами, восемь человек во дворе. Все с автоматами. Двое в доме. Они могут вас заметить из окон. Не высовывайтесь… Кстати… Все равно уже вот-вот начнется… Из дома ко мне люк ведет… Пока внизу только двое… Я могу спуститься…

– Толя… Там сам Бислан… – предостерег Согрин.

– А здесь – я… Будет с Бисланом четверо, мне будет труднее…

– Присмотрись… Только, если тихо получится… Я подстрахую с улицы… Альфа-два, будь готов на случай… Толя Бислана «повяжет»…

Сохно, придерживая, чтобы не получилось щелчка, сложил приклад и забросил за плечо ремень «ПП-2000». Сам ремень подтянул так, чтобы оружие не болталось и в то же время его можно было бы свободно из-за спины перебросить под руку. С такими сильными жилистыми руками, как у подполковника, можно было позволить себе стрелять и с одной руки, что Сохно накануне, пробуя оружие, и продемонстрировал, не слишком много при этом потеряв в качестве стрельбы.

– Ну, я пошел…

Пошел – это еще не значит, что подполковник уже спрыгнул с чердака. Он еще осторожно, короткими шагами перешел по балке до другой балки, поперечной, и по той уже добрался до люка. Долго прислушивался, прежде чем взяться за крышку и потянуть ее на пару сантиметров. Опять долго прислушивался и еще на пару сантиметров поднял.

В доме разговаривали двое, но разговаривали по-чеченски. Сохно так и не удосужился изучить чеченский язык, хотя много раз собирался начать. Возможно, сейчас это помогло бы подполковнику, по крайней мере не помешало бы.

Разговор велся в комнате, а люк выводил в полутемный коридор. Почерневшая от времени лестница к самому люку приставлена не была, но ее можно было бы рукой достать, пожелай Сохно спуститься по лестнице. Он не пожелал. Он просчитал ситуацию иначе. Ну и что, если услышат в комнате шум. С улицы время от времени то один из боевиков заходил, то другой. Заходили и выходили. И ходили, наверное, не на цыпочках. И потому Сохно, тоже давно отвыкший от строевого шага, предпочел просто спрыгнуть на пол. Высота в два с половиной метра его не сильно смутила. Мягкие кроссовки легко спружинили, и звук приземления оказался совсем негромким. До двери в комнату, откуда слышался разговор, два шага. Дверь чуть приоткрыта, словно приглашает зайти. Звук приземления даже разговор не прервал, потому что ни сам Бислан, ни его собеседник и предположить не могли, что кто-то войдет в дом, минуя двор, заполненный боевиками.

Из комнаты послышались характерные звуки – кто-то набирал номер на мобильнике.

– Аркадий! – Это говорил Бислан. Говорил по-русски. – Что там у вас? Что? Кто перестрелял? Как это получилось? Понял… А девка твоя? Хоть это утешает… Ладно… Я их жду… Все сделаем… Не волнуйся и готовь деньги…

Трубка глухо стукнула. Должно быть, ее положили на стол. Бислан начал говорить что-то по-чеченски. Наверное, передавал информацию своему собеседнику. Сохно тем временем подошел вплотную к двери и заглянул в щель. Бислан стоял к нему спиной. Дальше, у окна, стоял человек в камуфлированной косынке, не очень сочетающейся с цивильным костюмом.

Сохно поднял пистолет-пулемет и выстрелил с одной руки в дальнего. И после этого, не дожидаясь, когда Бислан разберется, в чем дело, шагнул за порог. Как раз в этот момент Бислан начал разворачиваться, чтобы посмотреть за спину, отвлеченный шумом и не сообразивший еще, что его собеседник уже оседает на пол. И, пока противник находился в неустойчивом положении, Сохно ударил сложенным прикладом пистолета-пулемета в челюсть. Он вложил в удар столько силы, что увидел, как изо рта известного полевого командира и террориста вылетела вставная челюсть и закатилась под диван. Сам Бислан рухнул на пол без сознания.

– Командир… Бислан, когда в сознание придет, захочет с тобой поговорить…

– Поздравляю…

– Альфа-два, можешь перебираться через забор… Пока лучше прятаться за домом… Я открываю окно… Забраться-то сможете?

Майор не ответил.

– Наши уже на подходе… – сообщил Согрин…

– Уже на месте… – сказал Кордебалет, только включивший свой «подснежник». – По ту сторону ворот…

* * *

Вся боевая фаза операции заняла немного времени…

Ехала по улице машина. Не слишком быстро и не слишком медленно. Просто мимо ворот ехала. И два чеченца у ворот стояли. Выстрелы раздались совершенно неожиданно. И негромкие. У «ПП-2000» хороший глушитель…

И сразу за этим два мотоцикла подъехали. На звук мотоциклетных двигателей кто-то во дворе среагировал, выйти захотел, но у забора уже заняли позицию подполковник Русинов и Кордебалет. Кордебалет дал короткую очередь. Тут же позицию у забора заняли и два мотоциклиста – Ангел с Пулатом.

– Семь человек во дворе… Бислана взяли… – доложил Кордебалет Басаргину.

Тот кивнул и поднял мегафон.

– Внимание! Вы окружены на открытой площадке… Во дворе рядом с вами и в доме наши люди. Я предлагаю вам сдаться… – громко сказал Басаргин.

Боевики от растерянности даже не отвечали. И трудно было ждать от них быстрого ответа, ибо только что они чувствовали силу. И оружие у них из рук никто еще не забрал. И как же так вот взять и бросить оружие…

Издали слышался звук двигателя другой машины.

– Генерал едет… – сказал Ангел. – Куда он торопится…

– Я не слышу ответа… – поторопил Басаргин. – Времени на раздумья я вам не даю…

Ответ прозвучал в виде автоматной очереди, ударившей по забору.

Но тут же со стороны дома прозвучали другие очереди, Такие же звучные. Это в бой вступила «Альфа». Звуки выстрелов из «ПП-2000» среди очередей из «калашей» были совсем не слышны…

Примечания

1

«Манурин» – специальный полицейский револьвер, состоит на вооружении у французской полиции.

(обратно)

2

«Лежачий полицейский» (водительский жаргон) – специально устанавливаемое на проезжей части дороги небольшое препятствие, не допускающее разгона машины. Как правило, ставится во дворах жилых домов, рядом с автозаправочными станциями, недалеко от школ, популярных переходов и т. д.

(обратно)

3

Куратор – как правило, отставной старший офицер системы ГРУ, который курирует на местах отставных офицеров ГРУ, когда-то занятых в секретных операциях. В обязанности куратора входит не только необходимая, бывает, помощь в бытовых вопросах, но и контроль за такими, например, частыми явлениями, как «непроизвольная расконсервация». «Непроизвольная расконсервация» – это психический срыв, вызванный воспоминаниями о былой службе, в момент которого офицеру очень хочется рассказать кому-то о действительных событиях. Присуща всем без исключения. Куратор в этот момент должен являться той самой отдушиной, которая готова выслушать. Поскольку офицер разведки, выйдя в отставку, все равно разведчиком остается, в обязанности куратора входит и обеспечение режима безопасности отставника.

(обратно)

4

Метод «реконструкции» – когда человек видит что-то мельком и не обращает на это внимания, память событие все равно фиксирует, и, реконструируя его в состоянии самогипноза, возможным бывает вспомнить то, что никогда не запоминал. Обучение методу «реконструкции» ведется с помощью неглубокого гипноза, и овладеть этой ценной для каждого разведчика способностью может далеко не каждый человек. Помимо гипнабельности требуется обладать еще множеством личных черт индивидуальной психики, чтобы добиться результата. Владение методом «реконструкции» считается редким явлением. Тем не менее обучение методу проходят большинство офицеров разведок мира.

(обратно)

5

При выстреле из револьвера гильза остается в барабане, в отличие от выстрела из пистолета, когда стреляная гильза выбрасывается. Револьвер «манурин» вообще имеет сменные барабаны, и, как правило, нет необходимости выбрасывать одну гильзу.

(обратно)

6

Road king (англ.) – король дороги, престижная среди рокеров модель мотоцикла.

(обратно)

7

«ПП-2000» – пистолет-пулемет, калибр 9 мм, поставлен на производство в 2006 году как оружие, призванное сменить в различных милицейских службах армейский автомат «АКСУ». «ПП-2000» по своим характеристикам не уступает лучшим зарубежным образцам аналогичного оружия, таким как «МП-6» немецкой фирмы «Хеклер и Кох», и значительно превосходит все модификации израильских «Узи». Длина со сложенным прикладом – 35 см, длина с прикладом в боевом положении – 58,2 см. Вес без магазина – 1,6 кг. Имеет магазины на 20 и на 44 патрона. Комплектуется наворачивающимся глушителем, фонарем и лазерным целеуказателем. Предполагается идеальным оружием для уличного боя. При этом рассматривается как оружие для стрелка средних способностей. «ПП-2000» экспонировался на Московской международной выставке продукции военного назначения Сухопутных войск «МВСВ-2006» и на выставке «Интерполитех-2006», где получил высокую оценку специалистов.

(обратно)

8

В городе Нижний Тагил Свердловской области находится «зона» для осужденных сотрудников правоохранительных органов.

(обратно)

9

Коллиматорный прицел – совмещает функции оптического и простого прицела. Как недостаток оптического прицела следует считать невозможность наблюдать за целью двумя глазами. Движущаяся цель легко пропадает из поля зрения самой лучшей оптики. Механический прицел не дает возможности рассмотреть дальнюю цель достаточно для прицеливания. Коллиматорный прицел позволяет при стрельбе использовать оба глаза.

(обратно)

10

«Подснежник» – миниатюрная коротковолновая радиостанция ограниченного радиуса действия, состоит из самой радиостанции, просто помещающейся в нагрудный карман, наушника, спрятанного в ухо, и миниатюрного микрофона.

(обратно)

11

«Бугор» (блатн. жарг.) – бригадир, начальник.

(обратно)

12

«Петля Джигли» – в первооснове хирургическая пила для проведения операций в полевых условиях. Представляет собой струну с алмазным напылением. Способна за несколько секунд перепилить любую человеческую кость. В спецназе используется в качестве удавки.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13 . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте