«Разные стихи»

Олег Григорьев (1943–1992) Hfpyst cnb[b Если где-то кому-то плачется, Значит где-то очень хохочут. Если кто-то от солнца прячется, Значит кто-то погреться хочет.. Если мальчик любит труп, Тычет в трупик пальчик, Про такого говорят — Некрофильчик мальчик! Жена торговала колбасой, И так разъелась на колбасе она, Что когда входила в бассейн, Вода выходила из бассейна. Жену свою я не хаю, И никогда не брошу её. Это со мной она стала плохая, Взял-то ее я хорошую. Зашли мы к Сизову с приятелем, Закрыт на замок его дом. Такой был прием неприятен нам, Ну что ж, подождём под дождём.. Земля тормознула резко, Я о шкаф ударился с треском. Все стекла и рюмки побиты — Земля соскочила с орбиты.. Костёр пылает ярко, Но как-то зябко мне — Лицу ужасно жарко И холодно спине. Кресло рассохлось — не починить. А на свалку выбросить жалко. Буду друзьям и гостям говорить, Что это кресло-качалка. Кто-то не поленился, Бросил кирпич в монумент, От героя отбился Самый важный фрагмент. Лежу я в одиночестве На человеке голом, Ни мужском, ни женском, Каком-то среднеполом.. Людей стало много-много, Надо было спасаться. Собрал сухарей я в дорогу, И посох взял, опираться. — Когда вернёшься? — спросила мама. — Когда людей станет мало.. Мазохисту на лавке Втыкали дети булавки, Не от тоски, не от шалости, А втыкали от жалости. Меня ударили вчера Тяжёлым аппаратом, Вчера я круглый был с утра, А к вечеру — квадратный. Много нас по подобию божию И всё-таки каждый с изъяном. Будем считать что изъянами Обязаны мы обезьянам. На боку кобура болталась, Сзади шашка отцовская звякала. Впереди меня всё хохотало, А позади всё плакало. На заборе валенки Вверх ногами сохли. Значит, эти валенки Вниз ногами мокли. Один башмак мой чавкал, Другой башмак пищал, Покинуть предложили Мне танцевальный зал. Однажды Серёжа и Оля Попали в магнитное поле. Напуганные родители Еле их размагнитили.. Петров лежал с открытым ртом В фуфайке на спине, И сверху вниз кубинский ром Лить приходилось мне. Вдруг замечаю — что за чёрт! — Осталось мне так мало — Я лью да лью, а он уж мёртв, — Грамм восемьсот пропало.. Приехала жена из Сочи Чёрная, как сапог. Я даже вначале обрадовался очень, Потому что сразу узнать не мог. Пьём, пытаясь не упасть, Мы бутылку за бутылкой. Есть хотим, но не попасть Ни во что дрожащей вилкой. Разбил в туалете сосуд — Соседи подали в суд. Справа винтовка, слева винтовка, Я себя чувствую как-то неловко. Растворил жену в кислоте… Вот бы по кайфу зажили! Да дети нынче пошли не те — Взяли и заложили. С бритой головою, В форме полосатой Коммунизм я строю Ломом и лопатой.. Сизов, пропахший табаком, И я, пропахший тмином, Надели зимние пальто — Запахли нафталином.. Сказал я девушке кротко: — Простите за нетактичность, Но бюст ваш, и торс, и походка Напомнили мне античность. Она в ответ мне со вздохом: — Простите, но ваше сложение Напомнило мне эпоху Упадка и разложения.. Склонился у гроба с грустной рожей, Стою и слушаю похоронный звон. Пили мы одно и то же, Почему-то умер не я, а он. Соседку пнул сапогом, Разрушил её конструкцию, Привезли из больницы потом Её реконструкцию. У доярок глаза вытаращены, Трактористы глядят зубрами: «Уберём то, что выращено, Сохраним то, что убрано!». Увязался М за Ж И схватил её за Ж. Рассердилась Ж на М Да как даст ему по М. Участковый стал в двери стучать, Я за ним в глазок следил, даже в оба. С таким же успехом он мог стучать В крышку моего гроба. Григорьев Олег ел тыкву И упал в неё с головой. Толкнули ногой эту тыкву, Покатили по мостовой. Катилась тыква под гору Километра два или три. Пока этот самый Григорьев Не съел её изнутри. Громадные, выше крыш, Надо мной шелестели тополи. Подошёл какой-то мылыш И об меня вытер сопли. Далеко зашёл я в искусстве и камуфляже: Пишу — большая капуста, Думая — крупная кража..? Девица в кустах полуголая Выдала странный стриптиз — Трусы сняла через голову, А лифчик не верхом, а вниз. Дети кидали друг в друга поленья, А я стоял и вбирал впечатленья. Попало в меня одно из полений — Больше нет никаких впечатлений.. Дрожу в подворотне от холода, Стою и зубами щёлкаю, Живот мой сведён от голода, И, верно, похож на волка я. Друг подавился треской, Лежит на полу доской. Из носа выходит пена То сразу, то постепенно. Ездил в Вышний Волочок, Заводной купил волчок. Дома лёжа на полу Я кручу свою юлу. Раньше жил один я воя, А теперь мы воем двое. Ем я восточные сласти, Сижу на лавке, пью кефир. Подошёл представитель власти, Вынул антенну, вышел в эфир: — Сидоров, Сидоров, я Бровкин, Подъезжайте к садовой семь, Тут алкоголик с поллитровкой, Скоро вырубится совсем. Я встал и бутылкой кефира Отрубил его от эфира. Был праздник с весельем и танцами, Потом разодрался народ, Во время драки мне пальцами До ушей растянули рот. Велосипед меня понёс, Понёс куда-то под откос. Он там остался без колёс, И дальше я его понёс… В квартире что-то упало. Обошёл весь дом. Но нигде ничего не лежало — А может, так громко что-то встало? Бомба упала и город упал, Над городом гриб подымается. Бежит ребёнок, спотыкаясь о черепа, Которые ему улыбаются. Вечером девочка Мила В садике клумбу разбила. Брат её мальчик Иван Тоже разбил… стакан!. Вкусно от мёда во рте, И солнечно в животе. Горько от водки во рту И хохотно животу. 5.05.84 Воровал я на овощебазе Картофель, морковь и капусту, И не попался ни разу, А всё равно в доме пусто.. Вперёд не рвись — погоди, Ты создан чего ради?.. Вожак идёт впереди, А с плетью пастух — сзади. Где же мой лом и кувалда, Куда девалось кайло? — И лом, и кайло, и кувалду Оползнем унесло. Застал я с ним жену раздету И объявил ему вендетту. Девочка красивая В кустах лежит нагой. Другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой Жена наклонилась голая Около унитаза, А я ей воды на голову Лью из медного таза С наперстниками разврата Он торопился куда-то

ПОЭТ

I

Сачком поймал я гения И оторвал крылышки. Сижу на кухне весь день я. Рвется пар из-под крышки. Теперь мы с гением братья. — Однако, отменный бульон! А если не буду летать я, Не полетит уж и он.

II

Мне нужен был дельный совет, Резко двери открыл я. Сидел за столом поэт И жадно ел чьи-то крылья. Голенький как Эрот Лежал мальчишка в кровати. Поэт газетой утер рот! Выпятил губы, а брюхо впятил. Махровой, в цветах простыней Ревниво накрыл мальчишку, И, увлажняя пальцы слюной, Стал листать мою книжку. (читает текст) — Мы вцепились жадно друг в друга И пошли обниматься в парадное. Я хотел негритянку как уголь, А она была шоколадная. Я хотел, чтобы грудь сапогом, Чтоб как туфель была лакированой. А у этой чай с молоком, Вот и стал я разочарованный. Как на газе сковорода Раскалилась в руках девица… — М-да… — сказал он, и снова — м-да… В печать это не годиться… Безбожный провинциализм, Ни деревня, ни город, а — пригород. И, потом, тут какой-то расизм, Только шиворотом-навыворот! Что-то еще он такое сказал; Сказал, как отрезал крылья. Скорей у него я рукопись взял И дверь за собой закрыл я… Во дворе завывает вьюга; Нет, не поняли мы друг друга.

III

Стоит гранитный пьедестал, Здесь будет монумент. Я ловко — прыг — и в позу встал, Меня низвергнул мент. Оштрафовал на сто рублей; А где я их достану?.. На пьедестале мне ей-ей Стоять не по карману…

ГЕНИЙ

Гений летал над моей головой Вроде растрепанной книжки, Хлопали крылышки за спиной, Как на кастрюлях крышки. Сбоку висел пустой пенал, Не было стрел в нем и перьев. Гений все стрелы свои расстрелял, Был безопасней теперь он. Спущен лук, потускнел его нимб, С виду мальчишка жалкий. Громко ругаясь летели за ним Злые вороны и галки. Не смеется он и не поет, А все-равно раздражает, Тем что летает, а не полезет, Выше стаи летает. 23.10.84

ЩИ

Купил я капусту и свеклу, Стою на кухне, варю щи. Раздался звон, посыпались стекла, В дом ввалились товарищи. Притащили девицу пьяную, Она орет как помешанная. В кастрюлю я зелень пряную Б росаю, и ложкой помешиваю. Джинсы стащили ловко, Крик ее храпом стал. Аккуратно шумовкой Я мутную пену снял. Сижу и тихо из миски Ложкой хлебаю щи. А рядом девицу тискают Бурно товарищи. 24.09.84

ЛЮДИ

1.

Вышел на Невский из кабака, На окне мальчишка лохматый Показал мне три языка, Потом четвертый, потом пятый… Рядом из люка какую-то грязь Рабочий вываливал длинным совком. В этой куче я чуть не увяз; Бросил в мальчишку грязи ком. Постовой покинул свой пост, Говорит мне: «Следуй за мной!» (Так в пятой главе сказал Христос) И повел меня за собой. Толкнул в подвал вытрезвителя, А там уже нету мест. Посадил на стул усмирительный — Таков на сегодня мой крест. Ночью, часм к трем, Тихо домой вернулся. Уснул я с кошкой вдвоем Утром один проснулся… Сижу у окна истуканом Голова лежит на ладони; Пусто в граненом стакане, Кто-то за стенкой стонет…

2.

Пришли какие-то люди, Таких никогда я не видел: Один с головою на блюде (Тот видно кого-то обидел). Другой с тесаком на макушке, А этот — с язвами на руках. На стол поставили кружки, Блюдо с башкой — (просто страх). Из кухни принес колбасы я, Дал им домашние тапки, (Ведь люди пришли босые, Одетые в рваные тряпки). Выпили молча, без закуса. — Траур у них, видать Схватил девицу я за косу, И попросил сплясать. И стала плясать девица, И скидывать с тела тряпье… А все же знакомые лица… И где-то встречал я ее. Но где? Но когда? — не припомню, Только уж было такое: Пьянка в комнате темной, И голова покойника. Гости с рубцами и язвами, Особенно этот сивый, С язвами безобразными. Не красавец, однако, красивый. — Иван! — кивнула девица блюду. Иван вдруг открыл глаза. — Давай предадимся блуду! И запрыгала, как коза. Скинула тряпки последние, Стала совсем гола. Седой вынул нож из темени Воткнул в середину стола. Второй почесался в затылке, И руки простер к окну. Появились еще три бутылки, Я сразу припрятал одну. На колени мне села девица Худоват оказался зад. Недовольный Иван косится. Покосился, — закрыл глаза. Седой опрокинул кружку; Потом они в угол легли. Я дал им диван-раскладушку, Но они им пренебрегли. Тогда я спросил у девицы, Раздвинув ножки дивана: — Скажи мне, что это за лица? — Да просто два шарлатана! — А как заовут тебя? — Ира. — Вот и жену мою так. Прости, что простыня не стирана Теперь уж я холостяк. Прижались мы тесно друг к другу, И я погрузился в сон; Страшный сон. Я вскочил с испугу, Отключил будильника звон. На диване от тела впадина А от гостей — ни следа. Приложился к бутылке краденой Там лишь уксусная кислота.

27.01.84

3.

Я в комнату к другу шагнул И двери захлопнул тяжко. Увидев меня, он икнул И выронил на пол чашку. Брошенная на тахту Моя тут невеста лежала, С ватным кляпом во рту. Лежала и еле душала. Я развязал ей руки, Вынул кляп изо рта. Не издавая не звука Трусы натянула та. Надела колготки и платье, Туфли, шапку, пальто, И вышла, спиною пятясь, Ни хлопнув и дверью притом. Ну что же — прощай, подруга! Вот так — навсегда, прощай. Тронул плечо я друга: — Ну что же, давай пить чай.

10.83

А меня уж везли зарывать. Ну что же, в почву, так в почву, Шла за гробом печальная мать, Я всегда настроенье ей порчу. А жена с моим другом под ручку, Как на свадьбу шла улыбаясь. Ненавижу я эту сучку! Сказал бы, да мать стесняюсь. Умер, так лежи спокойно, Как подобает покойнику.

ДУША

Принимал я больных в кабинете, Поздно ложился, вставал рано. Пациенты при ярком свете Раскрывали свои мне раны. Однажды приходит девица — Доктор, я в душу ранена! Говорит и на стол ложится В зимнее утро раннее. Груди я вскрыл ей скальпелем, Чтобы душу достать, Вдруг вскочила на плиты каменные И стала больная плясать. — Вот так душа человеческая! Просто прозрачный ребенок. Будто божок древнегреческий Б ез трусов и пеленок. — Все, я поправилась, доктор! Пытка была хуже ада. А душу возьмите на опыты. Не болит и не надо. Так девица сказала, Оделась и удалилась. Душа ее затрепетала, И в руке моей растворилась.

ПРОМЕТЕЙ

Украл у богов факел, Принес людям свет. А люди по норам спрятались Никого как бы нет. Только из тьмы камни Градом летят в меня. Однако, крепко руками Держу я букет огня. Людям меня видно, А мне людей — нет. Конечно же, мне обидно. Ведь несу-то я им свет. Чтобы грелись от холода, Готовили дичь и питье, Не знали болезней и голода, Но видно напрасно все. Ползу я, покрыт синяками, Идти уже нету сил, А какой-то большой камень Вовсе огонь загасил… Мало того, что люди прибили, Так потом еще боги к скале прибили.

30.05.84

Иду я среди голодных И кушаю хлеб с ветчиной. И каждый — кто мило, кто злобно Здоровается со мной. А сала осталось так мало! Последний кусок проглотил. И сразу меня как не стало, Как будто я вовсе не жил.

30.05.84

Пьет оса кисель из чашки, Ловко сидя на краю. Мне нисколечко не страшно Я с другого края пью. Застрял я в стаде свиней. Залез на одну, сижу. Да так вот теперь я с ней И хрюкаю, и визжу. Я мялку вынимаю И начинаю мять. Кого не понимаю Не надо понимать. А то если подумаешь, И что-нибудь поймешь. Не только мялку вытащишь, А схватишься за нож.

ГНОМИК

Я проснулся и увидел Плачет гном в моих ногах. — Слушай, кто тебя обидел? — Это ты в своих стихах! Гном носатый, краснорожий, Гном горбатый и хромой, На будильник мой похожий Круглый маленький и злой. Он порвал мою газету И поджег над газом трость, А меня ведь даже нету… Отчего такая злость? Шевельнулся — гнома нету. Только вмятина у ног. Все же кто порвал газету? Кто же трость мою поджег? Костер пылает ярко, Но как-то зябко мне Лицу ужасно жарко И холодно спине.

24.05.84

На табурете — батурете Сидели дети — одурети, Болтахая ногами ногими, Матахая руками многими.

25.05.84

Четверорукими ногами Макака к дереву идет, Четвероногими руками Она бананы с веток рвет.

25.05.84

Идуи плачу, не поднимая лица, И вот я в лужу столкнул слепца.

КОМАРЫ

Застлало тучами горизонт, Но мы грозы не боялись, От дождя защитит нас зонт, От комаров мы ладошками отбивались. Комары совсем крошки, Однако, очень жестоки, Отбили нам все ладошки, И особенно щеки.

23.05.84

ЭПИТАФИИ

Писал я детские книжки, Забили насмерть мальчишки.

22.05.84

(Братская комсомольская)

Отбили город у белых, Лежат тут пять братьев смелых, Колхозниц тискали с ребятами, Лежим изрублены лопатами. Крадучись, точно вор, Иду я проходняками, Полон детишек мой двор, В меня запустили камень. Двор показался мне адом, Навели на меня пушку, Задом прячусь я за дом, Сбил с молоком старушку. Все молоко разлилось, Старуха как треснет бидоном, Всерьез видать разозлилась, Упал я в лужу со стоном. — Боюсь я детских игрушек, А больше детей и старушек.

16.05.84

Из Макарова образца сорок девять Замочил я девок штук девять.

4.05.84

Далеко зашел я в искусстве Мимикрии и камуфляжа Пишу — большая капуста, Думая — крупная кража.

26.01.84

Чтобы яблоки были ядовитые, Надо в ствол мышьяку вогнать. Все детки в округе будут убитые, Если станут в садик ваш залезать.

2.05.84

Открыл окошко свое пискливое. Теперь холодно, а тогда было жарко! Влезла в комнату ветка сливовая, Окно бы захлопнуть, да ветку жалко.

2.05.84

САТИР

Дети строят лабиринт, А какой-то дядя, Точно штопор или винт, Так и вьется сзади. То запнется невзначай, То прижмет девчонку, И, беззвучно хохоча, Лезет под юбчонку. Дети в воду, он в воде Щиплет ягодицы. И щекотится везде Взрослых не стыдится. Наблюдает, как в кустах Дети выжимаются, Но… не вызывает страх Дети улыбаются. Пропилил окошко В детский наш сортир. Этот дядя с рожками, Видимо, сатир.

5.05.84

Я яблоню очень люблю, За это яблоню и тереблю.

6.05.84

КАРТИНКА

Кто-то по лестнице громко бежал: Топ топ топ топ топ топ топ. И на ступеньки чем-то плескал: Шлеп шлеп шлеп шлеп шлеп. Громко дверью внизу прохлопал: Хлоп хлоп хлоп. И по асфальту дальше потопал: Топ топ топ.

6.05.84

Какой я хороший! Какой я плохой! Я кран отломал Одной лишь рукой! Какой я плохой! Какой я хороший! Я крысу убил Одной лишь галошей!

8.05.84

БЛАГО

Ты не ищи страданья, Беда нагрянет сама. А если выдержишь испытанье, Беда эта — благо тогда.

20.05.84

Мне врач бока лечил, Пока лечил покалечил.

ТЕПЛАЯ ВСТРЕЧА

Стремился я к людям навстречу, Вижу бегут они стадом, И вот эта теплая встреча Для меня обернулась адом. Мало того, что меня обдали Дерьмом и горячей мочей, Остро под ребра рогами поддали, И пастух еще громко хлестнул бичем.

12.06.84

Сиял стакан в руке Ивана К Ивану близилась нирвана. Цель жизни — Умереть не страдая. Формула очень емкая И в то же время простая. Чтобы выразить все сразу, Кулаком я бью по тазу. В парилке парились двое: Садист — рыча, мазохист — воя. Шел я между пилорам Дальше шел я пополам. На углу переулка с вилкой Ждал я Сизова с бутылкой. Кусок затылка на вилке, Оскал переулка в бутылке, Угол Сизова в пилотке Я в переулке водки. Старик сторук, Старуха сторука, В двести рук Колотят друг друга. В кустах с одной бутылкой Сидели два божма, И тут бегут с посылкой Два толстых малыша. С закускою допили Божми свою бутылку, А косточки забили В ящик от посылки. Однажды Сережа и Оля Попали в магнитное поле. Напуганные родители Еле их размагнитили. Пляж давно опустел, Дождь идет обложной. Лежат опечатки тел, Заполненные водой. В вареную трудопогоду В самый жареный час Сырая масса народу В песке на пляже пеклась. Сизов умер. Но ожил снова. Сизова скрутили, Сизова связали, Похоронили живого. Друг от друга тянули блин, Блин бул кругл, а стал длинн. Крошка сын к отцу пришел, И сказала кроха: — Писька в письку — хорошо, Писька в попку — плохо. Полосатая оса Прямо из варенья, Залетела мне в глаза, Нужные для зренья. К себе домой из дальних стран Спешила эта птица Через пески и океан, Чтоб дома расшибиться. Я спросил электрика Петрова: — Для чего ты намотал на шею провод? Петров мне ничего не отвечает, Висит и только ботами качает. Мой приятель Валерий Попов Никогда не кусал клопов. Клопы же об этом не знали, И часто Попова кусали. На заборе валенки Вверх ногами сохли. Значит эти валенки Вниз ногами мокли. Ученики по потолку Идут без напряжения. Не проходили видно тут Закона притяжения. Ударили Кошкина так, Что он упал и преставился. Зато закрутился маг И телевизор исправился. Крест свой один не сдержал бы я Нести помогают пинками друзья. Ходить же по водам и небесам И то и другое умею я сам. Шел домой я на ночлег, С шайкой встретился калек. Не помог ни бокс, ни бег Стал одним из их коллег. Дано нечто, Лишенное опоры и сущности. Без синяков, нарывов и ссадин, То есть ничто в сущности. Ни птичьего ни человечьего: А ни о чем и говорить нечего. Видел я учителя… За мою стрельбу Вызвал он родителей …в тапочках в гробу. Пес тоскует на цепи А попробуй — отцепи. Я ударился об угол Значит мир не очень кругл. Локоть ушел в мякоть Торт превратился в слякоть. В уголке сидит паук Восемь ног, а может рук. Время устало и встало. И ничего не стало. Солнце грело, грело… И перегорело. Залезло носатое на волосатое И стало усатое. — Ты боишься высоты? — Нет ни сколечко. А ты? — Не боюсь, коль высота Мне не выше живота. Окошко. Стол. Скамья. Костыль. Селедка. Хлеб. Стакан. Бутыль. С каждой секундой Я старше и старше Сам себя становлюсь. Ужасно смешно мне И весело страшно: Что скоро я остановлюсь. Клоков небрит и немыт. Его толкнули — он покатился. Его подняли — он стоит. Его окатили — не разозлился. Его посадили — он сидит. — Как вы думаете, где лучше тонуть? В пруду или в болоте? — Я думаю, что если тонуть, Так уж лучше в компоте. Хоть это и грустно, Но, по крайней мере, вкусно. Совершенно откровенно Тронул я ее колено. Тут же получил по роже, Честно и открыто тоже.

УГРО

Было раннее утро, А уже стучит УГРО. Мы сидим с ним рыло в рыло В это раннее утрило. — Не подпишешься?.. Ну что ж!.. Он схватил столовый нож. В это раненное утро Он решил вспороть мне нутро. Отбивался я как мог, Вдруг — звонОООк, звонОООк, звонок. С топорщившимся из кармана топорищем Вошел Сизов — старинный мой дружище. И как Раскольников несчастную старуху Инспектора УГРО он хвать обухом. Пугая кошек и собак Снесли мы труп в помойный бак. И вдруг из бака постепенно Растет как удочка антенна. Из-под картофельных очисток Пик-пик звучит светло и чисто так. И как то нежно… Даже жалко, Что вьехала тут самосвалка. Я бак захлопнул на замок, И в бункер загрузить помог. Теперь ни в утро, ни в утро Ко мне не ломитьсч УГРО. Нашел он, видимо, покой, Вдали, на свалке городской. После болезни все изменилось. Не шел я по городу, а летел; Когда-то давно уже это мне снилось Город, как лес качался и пел. Каждый дом, труба и окошко, Порт, стадион, туалет и вокзал, Мусорный бак, воробей или кошка, Пели свое, и я все понимал. Разом, все вместе, как ясное слово Было понятно уму моему Через день стал я вовсе здоровым И вновь никого не пойму. Как бумажный пароходик, Среди острых, страшных льдин, Грозно стиснутый народом, Я ловирую один. Залез на столб я смоляной Со страшным знаком смерти. Коснулся проволоки рукой, И — ничего… Поверьте!

ДОЖДЬ

Идет и думает дождь: — Вот этому надо за шиворот, Проберет его страшная дрожь, Посмотрим, как вывернется он навыворот. Идет и думает пешеход: — Какой ласковый, грустный дождик! Стал считать и потерял счет, Подсчитывая, сколько у дождика ножек. Сизов умер, Но ожил снова. Сизова скрутили, Сизова связали, Похоронили живого. Мясник Сизов, бычью тушу рубя, Повернулся как-то неловко, И захлопнул навек себя В холодильную установку. Почти через тысячу лет Оттаял мясник Сизов, Глядит — ничего кругом нет: Ни скота, ни людей, ни домов. Наложил на рельсину Тормозной башмак. Надо ехать поезду, А ему никак. Жил и с этой, и с этой, и с той, Вот и остался в квартире пустой. Пошел я на утопленицу К озеру смотреть. С такой бы вот утопленицей Вместе помереть. Мы разошлись и как прежде Спать я ложусь в одежде.

КУЗЕЧИК

Зажав кузнечика в руке, Сидит ребенок на горшке. — Нельзя живое истязать! — Я пальцы стал ему ломать. — Нельзя кузнечиков душить! — Я руки стал ему крутить. На волю выскочил кузнечик, Заплакал горько человечек. Курили с Колей анашу, Сидели на паркете, Он вешал на уши лапшу, А я ему — спагетти. Как у крупной птицы Отрастил я крылья. У соседей лица Вытянулись в рылья. Как проходняк квартира, Но не иду я ко дну. Один на один с миром Честно веду войну. Злые дети со счастливыми рожами По плечам моим и коленям лазали. Дети ели большие пирожные И кремом меня нарочно мазали. Схватили за ногу правую Меня и бросили в квас К лягушкам, которые плавали В квасе способом брасс. На нос уселась стрекоза, И смотрит, выпучив глаза. Через ее фасетки Я для нее как в клетке. Я дверь в коридор отворил Послушать, что говорят на кухне. Сосед соседке шепотом говорил — Ты пачку соли ему в кастрюлю бухни. Не свались в колодец, Ольга, Если прыгнешь в воду ты, Потеряешь в весе столько, Сколько вытеснишь воды. В окне стоит человечек И от боли корчит рожу. А может за ним другой человечек Снимает с этого кожу? Первую получку справили, Наставнику синяков наставили, Под станком кукарекать заставили, А потом под фрезу приставили. Жили мы тесным кругом, Стоя на двух ногах. То, что хотели сказать друг другу, Было выколото на руках. Случайно я жил в этом веке, Случайно, однако отчаянно, Потому что кругом человеки Жили здесь не случайно.

РАНА

Я хвастаю раной на животе Перед группой девчат. — Вот это да! — восхищаются те, И в рану палец влохить норовят. Вперед пробилась самая резвая. Малый рост, а сила недюжинная. — Смотрите, а рана-то колото-резанная! — Не колото-резанная, а рвано-укушенная. Стою и внимаю с ужасом: В какую оргию втянут я. Ведьмы кусают меня и кружатся, Открылась рана полузатянутая. Надо бы рану перевязать, И «Скорую помощь» вызвать. Кончили ведьмы меня терзать, Принялись кровь зализывать. Среди камней живым комком Ползу один во тьме Хоть и свечу я в темноте Никто не светит мне. Убитую у сквера Припомнить не берусь я По наколкам Вера А по шрамам Дуся Считал я в камере время Пальцы загибая со злом Но время не протекало А стягивалось узлом Упал цветок в большом горшке Попал мне прямо по башке На голове цветочки Прижились как на кочке Мальчик Шмяк и девочка Шлеп Рвали к обеду с грядки укроп Вместо укропа собрали мак: Мальчик — шлеп, а девочка — шмяк

ЯБЛОКО

Жена подала мне яблоко Размером с большой кулак Сломал попалам я яблоко, А в яблоке жирный червяк Одну половину выел Другая чиста и цела С червем половину я выкинул Другую жена взяла И вдруг я отчетливо вспомнил Это было когда-то со мной: И червь, и сад, и знойный полдень И дерево, и яблоко, и я с женой С измятой встали мы постели От складок полосы на теле Смерть прекрасна и так же легка Как вылет из куколки мотылька Поставил посуду под кран Глухо треснул стакан Звонко и как-то весело Жена оплеуху отвесила Сам я плох и ответ мой плох Но мне не плохо — Нынче не ставят детей на горох, К тому же и нет гороха В столовой с откусаным боком Сидел я в котле глубоком. Меня привел сюда запах — И вот у вампиров в лапах. Покачался немного в петле И вот по высшему суду в ад иду Но память об ужасах на земле Скрашивает мое пребывание в аду — Яму копал? — Копал. — В яму упал? — Упал. — В яме сидишь? — Сижу. — Лестницу ждешь? — Жду. — Яма сыра? — Сыра. — Как голова? — Цела. — Значит живой? — Живой. — Ну, я пошел домой! Если вы на качели сели, А качели вас не качали, Если стали кружиться качели, И вы с качелей упали, Значит, вы сели не на качели это ясно. Значит, вы сели на карусели, Ну и прекрасно! Говорящий Ворон На окошко сел И мое жилище с грустью оглядел. Он меня не очень оторвал от дел. Не сказал ни слова, дальше полетел. Молодой моряк в мотроске Вышел к берегу реки. Снял матроску по-матросски, Снял морские башмаки, По-матросски раздевался, По-матросски он чихнул, По-матросски разбежался… И солдатиком нырнул. Вечером девочка Мила В садике клумбу разбила. Брат ее мальчик Иван Тоже разбил… стакан! Велосипед меня понес Понес кудато под откос. Он там остался без колес, И дальше я его понес… Я забрался под кровать, Чтобы брата напугать. На себя всю пыль собрал. Очень МАМУ НАПУГАЛ! Папа вазу опрокинул Кто его накажет? — Это к счастью! Это к счастью! — Все семейство скажет. Ну а если бы, к несчастью, Это сделал я… — Ты — разиня! Ты — растяпа! — Скажут про меня. Красил я дверные створки, До кино остался час, Зацепил ногой ведерко, Краска лужей растеклась. Растеклась, так растеклась Это ж краска, а не грязь. Отложу поход в кино, Пол покрашу заодно. Кресло рассохлось — не починить. А на свалку выбросити жалко. Буду друзьям и гостям говорить, Что это кресло — качалка.

Оглавление

Олег Григорьев (1943–1992) Hfpyst cnb[b Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg