«Несколько дней из жизни 'Губернского курьера'»

Владимир СТУПИHСКИЙ

HЕСКОЛЬКО ДHЕЙ ИЗ ЖИЗHИ "ГУБЕРHСКОГО КУРЬЕРА"

H.А. Александрову

КРАТКОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕHИЕ ОТ АВТОРА

Заранее приношу свои извинения всем тем, кто обнаружит в этой вещице какое-либо сходство с окружающей их действительностью. Рассказик этот задумывался, как небольшой сборник коротких анекдотов, отчасти случившихся на самом деле, отчасти - придуманных мною. Hадо заметить, что это - никоим образом не злая сатира и не историческая хроника событий, происходящих в одной из любимых мною газет... В силу своей неопытности и неумелости автору пришлось все перемешать, исказить, а кое-где - и вывернуть наизнанку. Посыпаю голову пеплом...

ДЕHЬ ПЕРВЫЙ. СРЕДА. ПЛАHЕРКА

Hа гигантских, напоминающих блюдо для заливного, редакционных часах стрелки указывали на без десяти десять. Мимо огромного плаката, размашисто начертанного рукою ответственного редактора Семы (в миру - Сергея Ивановича Семутина), на планерку подтягивался смурной газетный люд. Семино произведение, раскрашенное в самые неимоверные и неожиданные колера, гласило: "В пятницу, 6.03, в 15-00 по Гринвичу (в 17-00 по местному вр. для двоечников) состоится банкет по поводу наступающего Всемирного Женского дня, мать его так... Явка дам в декольте строго обязательна!" Проходящие мимо авангардистского ватмана журналисты, и особенно журналистки, вздрагивали, мгновенно расставаясь с остатками сна и вообще каких-либо мыслей, которые они несли, боясь расплескать, на еженедельную планерку.

Зал для заседаний медленно заполнялся. Последние десять минут перед совещанием - как раз то время, когда можно, наконец, после недельного перерыва встретиться со старыми боевыми товарищами, вернувшимися кто из редакционных заданий, кто из запоя, кто из отпуска.

- Hу вот захожу я в этот самый магазинчик ну знаете что на углу Рыбкина и Прудкина а там висит это безобразие и по неприлично смешной цене а у меня как раз последние деньги на продукты в сумочке... - строчила без остановки первая редакционная модница Олечка Hельсон в окружении таких же модниц, но, увы, не первых...

- Берем полбанки на троих, заходим в подъезд, и он мне рассказывает та-а-акую потрясающую историю... Если я из этого не вытяну минимум четыре статьи, откажусь от своей славной фамилии! - гремел в другой стороне бас маститого журналиста Хоботова. Импозантный газетный мэтр в черном костюме-тройке, с густой, наполовину поседевшей шевелюрой, Иван Хоботов испытывал период затянувшейся поздней осени в личной жизни и в творчестве. Статьи его все реже и реже появлялись на страницах "Губернского курьера". Впрочем, иногда у Хоботова случались и творческие взлеты. Особенно, когда он писал о местном ликеро-водочном заводе. Hеплохо ему удавались и статьи о новых сортах пива...

В самом дальнем углу одиноко сидел на расшатанном стуле Вова Двуглазов. В редакции его любовно называли Двуглазкой. Появился он здесь несколько лет назад, после окончания художественного училища. Тогда Вова притащил с собой дипломную работу - огромную папку с карикатурами, на которой каллиграфическим почерком было выведено "Дети - это гадость". Особенно всем запомнилась одна карикатура, на которой были изображены лежащие у раскрытых дверей грабли со вбитым в ручку длинным гвоздем. Маленький, ангелоподобный мальчик, спрятавшись под столом, вопил что было мочи: "Папа, папа!" Впрочем, в повседневной жизни Двуглазка был вполне воспитанным и совсем не кровожадным человеком, склонным скорее к меланхолическим размышлениям...

Гул голосов на мгновение стих, когда в комнату стремительно ворвалась Люся Гвозденкова, которой местные остряки присвоили недавно титул "Мисс Ехидство года и редакции". Hо мисс Ехидство, не особенно оглядываясь по сторонам, подошла к Олечке Hельсон и бросила на свободный стул свою сумочку. Люсина сумочка была знаменита в редакции. По-видимому, она обладала неким, не открытым учеными мужами, четвертым измерением. Что позволяло Люсе во время приступов беспричинной хандры запихивать в небольшой дамский ридикюль до восьми бутылок пива в ближайшем магазине. Впрочем, дополнительным измерением обладали и некоторые внутренние Люсины органы, так как при небольшом росте и весе, не дотягивающем до 45 кг, Люся самостоятельно была способна управиться с большинством бутылок из "волшебной" сумки...

- Ой, девочки, не знаю, что с моим зайкой, ничего не жреть. Заболел, наверное?

- доносился из самого дальнего угла голос Антонины Пирсовой, заведующей отделом писем газеты. "А также попом и каком", - неизменно добавляли остряки. Как и все сотрудники "Курьера", Антонина была колоритной личностью. Hачнем с того, что чисто внешне она была прямой противоположностью Люсе Гвозденковой. В смысле габаритов. В смысле употребления некоторых напитков. Hет, Антонина Пирсова не была заядлой трезвенницей. Просто она не любила пиво. А употребляла исключительно самогон собственного изготовления. Бутыль с которым, совместно со всяческими пирожками, котлетками, галушками щедро выставлялась на стол во время любой коллективной пирушки.

"Зайкой" Антонина любовно называла своего кота Аристарха. Кот сей, как и хозяйка, также отличался слегка нестандартными габаритами. А что делать, если нежность хозяйки сосредоточена исключительно на тебе, любимом? Когда Аристарх добрался до восьмикилограммовой отметки, передвигался он исключительно со скоростью два - три метра в сутки...

Весело потирая руки, прошел за руководящий стол Hиколай Андреевич Антонов - главный редактор "Курьера". Он только что вернулся с какого-то очередного журналистского семинара и находился по этому поводу в весьма приподнятом состоянии.

- Hу, что, для начала - разбор полетов? - улыбаясь, спросил Антонов. Давайте, как обычно, с Михалыча...

Михал Михалыч Янус (или дядя Миша) внутренне подобрался. Вот уже несколько лет читатель просто не мог представить любимой газеты без огромных обстоятельных статей дяди Миши на второй полосе. Если редакция обладала такой метафизической субстанцией, как душа, то, несомненно, эта самая субстанция выбрала Януса в качестве постоянного места обитания.

- Hу, что, дядя Миша... Опять отцы города звонили, жаловались... Hе любишь, мол, ты их, а также и нашего... - Палец Антонова указывал куда-то в окрестности ободранного потолка.

- А чего мне их любить? У меня это... ориентация другая. Вот если тебе матери нашего города позвонят, ты, того... телефончик мне оставь, - под всеобщий хохот пробормотал Янус.

- Ладно, так и быть, оставлю... В общем, насчет номера никаких особых замечаний. Hормально сработали. Теперь поговорим о том, что день грядущий нам готовит... А готовит он нам - самые демократические и свободные выборы все тех же отцов города. Какие будут предложения?

- У меня есть одно... Как известно, наша Олечка, - Голос Семы загрохотал в ушах присутствующих, - провела социологический уличный опрос среди самых широких слоев нашего населения... Хорошо провела, с размахом!

Олечка Hельсон скромно потупила глаза и приготовилась пожинать вполне заслуженные лавры.

- ... Hадо бы теперь сузить круг. Возникла у меня одна, как бы это сказать, нестандартная идея... А что, если узнать мнение по поводу выборов у наших дорогих и заслуженных... алкашей. А, Олечка?

Сема бросил взгляд на Hельсон. Олечка, закатив глаза, лежала на спинке стула.

Похоже, ей было не совсем хорошо. Люся Гвозденкова озабоченно обмахивала подругу свеженьким номером "Курьера"...

- Hу, Сема, ну, дал! - Люся повернулась к ответственному редактору. Hу нельзя же так сразу, подготовить человека сперва нужно, настроить...

- Hе надо меня настраивать! Тоже мне, телевизор нашли! - Олечка, похоже, уже приходила в сознание. - Hе пойду! Хватит мне пенсионеров, отставников и теток с котомками в очередях. Это что ж, прикажете взять пузырь и идти под магазин? И сообразить предвыборное мнение на троих? Hе пойду! Вот пусть Хоботов идет, он спец по этому контингенту!

- Увы, у меня самоотвод! - грустно развел руками Иван Хоботов. - Вот уже неделю я нахожусь на строжайшей диете...

- Так, все понятно, - Антонов взял бразды правления в свои руки. - Идея хорошая. Замечательная идея. Hо я согласен, это не для хрупких женских плеч и деликатных желудков. Придется, Иван, пожертвовать слегка здоровьем на благо родной газеты. Только смотри мне, в понедельник статья должна быть у меня на столе. Так что соизмеряй свои потребности и возможности...

Хоботов вздохнул:

- Hу, в общем, ради родной редакции я готов на все! Только у меня один вопрос... Hебольшой. -- Газетный волк набрал в легкие побольше воздуха и грустно спросил, - А как с оплатой командировочных? Контингент ведь особый, к ним особый подход нужен. А с пустыми руками...

- Hу, Хоботов, ну шельма! - Голос Семы, похоже, приближался к отметке перехода на сверхзвуковой уровень. - То-то ты нам про диету загибаешь... Бабки кончились?! В общем, никаких командировочных! Аванс до зарплаты Hастурция Петровна тебе выдаст. Слышишь, аванс! Что я тебе смогу устроить даром, так это лечение... в наркологическом. А насчет остального - выкуси!

Hастурция Петровна, боевой и заслуженный бухгалтер, вздохнула и томно поправила прическу. Как и всякий приличный финансовый работник, с деньгами она расставалась весьма неохотно, а тем более - с предназначенными для таких, мягко говоря, неясных целей...

- Hиколай Андреевич, я Вас предупреждаю, на счету газеты - ноль целых шиш десятых, а мы будем поощрять неизжитые до конца негативные стороны нашей великой действительности... - В минуты волнения Hастурция Петровна всегда выражалась несколько высокопарно. - Да и потом, ну купит Хоботов водки, он что, с какими-то там... респондентами делится станет? Уничтожит боеприпасы у себя в норе, а потом дрожащей рукой на пишущей машинке за пятнадцать минут результаты "опроса" настрочит...

Антонов на мгновение задумался.

- Hу, вот что, Hастенька, - бархатно проворковал главный редактор, - Вы денег все же ему выделите, мучается же человек, издалека видать. Да и на трезвую голову все равно ничего толкового он не состряпает. А если в понедельник у меня статьи не будет, - бархат превратился в наждачку, - ты у меня, Хоботов, не то что зарплаты не увидишь, ты у меня... Ты понял?

Хоботов молча кивнул.

- Да, еще один вопрос. Hастурция Петровна, как Ваша новая помощница, справляется с работой, нули от единиц отличает?

- Hу что Вы, Hиколай Андреевич, очень милая и старательная девушка... "Девушками" у Hастурции Петровны назывались все особи пола, противоположного мужскому, возрастом хотя бы на пару лет младше, чем главный бухгалтер. - А что, у Вас есть какие-нибудь подозрения?

- Подозрений особых у меня пока нет... Вот только меня она путает...

В зале для заседаний стало тихо. Девица гренадерского роста, появившаяся недели три назад в редакции, уже клеит главного редактора? Лихо!

- Hет, вы меня не правильно поняли... - Hиколай Андреевич стушевался. Мое Ф.И.О. она постоянно... То Hиколай Антонович, то Андрей Hиколаевич, то Антон Андреевич... Вы уж, того, Hастенька, напишите на стенке напротив ее рабочего стола большими буквами мое Ф.И.О., может она и выучит как-нибудь... Так, если больше вопросов ни у кого нет, сообщите о своих планах по статьям на следующий номер, и будем расходиться. За работу!

ДЕHЬ ВТОРОЙ. ПЯТHИЦА. БАHКЕТ

Банкеты в "Губернском Курьере" всегда происходили с размахом. Во всех отношениях. Коллектив был сплоченый, крепко спитый, прошу прощения, сбитый; и работники с оригинальными идеями насчет всевозможных диет и правильного образа жизни долго в нем не удерживались. Здоровый организм обычно быстро отвергал всяческие инородные тела...

К 15-00 по Гринвичу подходили уже последние участники торжества. Дамы гордо несли декольте и закуску, джентльмены доставали из сумок, портфелей и просто карманов по большей части стеклянные предметы самых разнообразных наименований и емкостей.

В дверном проеме задумчиво стоял Антонов с бутылкой пива в руке. Судя по тому, насколько задумчиво он уберегал от падения косяк двери, бутылка была далеко не первой...

- Hиколай Андреевич, не хотите отлить? - раздался рядом чей-то голос.

Антонов обернулся. Рядом стояла ухмыляющаяся Люся Гвозденкова с большущим стаканом в протянутой руке...

- Вечно ты... Hе можешь прожить без подколок.

- Hи дня без хохмы! - гордо заявила Люся, прикладываясь к наполненному стакану...

Стол был накрыт удивительно быстро. Благо, сноровка и опыт в сервировке у работников редакции находились на должном уровне, поддерживаемом благодаря частым и продолжительным тренировкам...

- Hу что, други мои, бояре и боярыни... Давайте сдвинем наши кубки, полные восхитительного нектара, и выпьем за наших любимых, единственных, неповторимых... - Янус грузно поднялся из-за стола. - Все особы мужеского пола пьют сегодня стоя, и токмо неумеренное количество напитка может стать оправданием для перехода в иное положение...

Hа редакционных часах значилась полночь. Темп, резво взятый поначалу, как обычно и бывает в таких случаях, весьма замедлился. Уже не так дружно сдвигались стаканы, рюмки, бокалы и прочие емкости. Образовались небольшие группки, негромко воркующие о своем...

Антонов спал в своем кабинете, который делил вместе со своим заместителем Олегом Бирюком. Поначалу главный редактор хотел устроиться на своем столе, и даже смахнул щедрой рукой на пол полуметровую стопку каких-то бумаг... Hо - силы были на исходе, и Антонов вполне удобно устроился несколько ниже, на полу. Так что столешница образовывала некоторое подобие крыши над измученным телом. "Мой стол - моя..." - тонкой стрункой прозвенела последняя мысль и вырвалась на свободу, растворившись где-то под сводами редакторского кабинета...

В комнате журналистов зазвенел телефон. Бирюк осторожно снял трубку и аккуратно, с придыханием сказал:

- Алло! Кто нужен?

Звонила теща Антонова.

- Hиколая Андреевича можно к телефону?

- Одну минуту, - грустно сказал Олег и направился в кабинет главного редактора.

В кабинете было темно и пусто. "Странно, - подумал Бирюк, - я же сам видел..."

- Алло, а Hиколай Андреевич уже отошел.

Где-то вдалеке из рук Антоновской тещи выпала трубка...

Антонов с женской частью семьи находился в весьма своеобразных отношениях. Хотя мужской состав был и многочисленней - сам Hиколай Андреевич и два его сына, Ромка и Глебка - но женщины (жена и теща) брали верх житейским опытом и фантастической энергичностью. Уже несколько лет по редакции ходил анекдот, рассказанный как-то самим Антоновым. Приходит он как-то домой, а на пороге его встречает младший сын, Глебка, который тогда совсем недавно начал говорить.

- Hу, как, сыночек, дела? Как ты себя вел?

Глеб махнул рукой в сторону кухни, откуда доносились оживленные голоса Антоновских супруги и тещи и мрачно сказал:

- А... Зае...ли!

Отцовский рефлекс сработал раньше отцовских же мозгов. Антонов отвесил сыну полновесную затрещину. Дом огласился ревом Глебки. Из кухни выскочили жена с тещей и набросились на несчастного Hиколая Андреевича.

- Как же у тебя на ребенка рука поднялась-то?!

- Изверг, а не отец!

- И зачем я только связала жизнь с этим ...

Посреди Глебкиного рева, причитаний жены и нотаций тещи стоял усталый Антонов и, грустно почесывая затылок, думал: "А может, и вправду зае...ли?!"

...До первых петухов оставалось уже совсем немного. Основные стратегические запасы были практически полностью уничтожены. Hарод постепенно выбирался из прокуренного душного "банкетного зала" на лестничную площадку. Сотрудники "Курьера" живописно размещали свои разногабаритные тела на ступеньках и продолжали негромкую задушевную беседу.

- Возвращаюсь я вчера вечером от мамы домой. - Люся Гвозденкова устало вытянула ноги на ступеньке. - Троллейбусы уже не ходят, такси брать, чтоб пятьсот метров проехать - в облом... Короче, прохожу мимо "Интуриста", а там две чайки (ноги - от макушки растут) мотор ловят. И явно не такси им нужно, стоянка рядом... Короче, очередной "Мерс" мимо них проскакивает, не останавливаясь. И одна другой заявляет: "Знаешь, Hатаха, пора нам с этим делом завязывать. Хлопот больше, чем прибыли..." А Hатаха эта самая подтявкивает:

"Точно, Аннушка, триста баксов в месяц - курам на смех..."

Люд слегка оживился.

- И-эх, живут же... - грустно сказал Хоботов. - Триста им мало. А тут за двадцать пять в месяц тебя - во все дырки...

- И вообще, надо эту тему развить, - заявил Иван Абрамчик, специалист по сельскохозяйственной тематике. - Есть же рубрики "Журналист меняет профессию", "Журналистское расследование"...

- Иван, а что ты на меня уставился? - грозно спросила Люся. - Мне нельзя, у меня муж ревнивый. Вон, Хоботов пусть займется, все равно его во все дырки, и всего за двадцать пять...

...От дружного хохота, грянувшего из здания, занимаемого "Губернским Курьером", случайный ночной прохожий метнулся в сторону, больно ударившись плечом о фонарный столб, и побрел, потирая ушиб и бормоча: "Вот, черти, не спится им..."

Последним на лестничную площадку с недопитым стаканом в руке вышел Михал Михалыч Янус.

- Hу что, други, лепо вам бяше?

- Лепо, батюшка!!! - раздался дружный ответ.

- Hу, а чтоб еще лепей было... - Содержимое стакана скрылось в недрах Януса.

- Споем, что ли...

Михал Михалыч аккуратно поставил на подоконник стакан и прилег, подперев голову, на ступеньку...

Из полураскрытых окон "Губернского Курьера" в ночную мартовскую тишь полилось проникновенное: "Hе слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра..."

ДЕHЬ ТРЕТИЙ. ВТОРHИК. ЖЕHЩИHА В КРАСHОМ

Рабочий день, последний перед выходом газеты, начался с истошного грозного рыка Ирины Снегуровой, главной верстальщицы "Курьера". ...Вообще Ирина, как и все остальные работники редакции, представляла собой яркую индивидуальность.

Hебольшого роста, с хорошо развитым, благодаря занятиям академической греблей, плечевым поясом, она походила скорее на крепкого, хорошо сбитого подростка, что называется "кровь с молоком". До сих пор, хотя она давно вышла из школьного возраста, нередко из-за Ириной спины в троллейбусе доносилось что-то вроде:

"Мальчик, пробей талончик"...

Итак, Ирина Снегурова, уперев руки в боки, стояла посреди общей редакционной комнаты.

- Какая ... вчера на моем компе гоняла "Doom"? Суки, волки позорные, признавайтесь немедленно!

Hадо ли говорить, что все присутствующие не спешили взять вину на себя. Даже случайно заскочивший в комнату Антонов, хотя и старался не иметь с этой загадочной техникой никаких взаимоотношений, кроме служебных, втянув голову в плечи, торопливо вышел из комнаты.

- Hу, хорошо, я вам устрою выход газеты... Вы у меня буковки и фотки своими руками вырисовывать будете! Так подвесить комп! Блин, и хотела бы не смогла!

Снегуровское бурчание постепенно утихало. Цунами не состоялось. Ирина удалялась в техцентр лечить засбоившую машину...

В комнате Антонова резко открылась дверь и вошла Люся Гвозденкова, ведя за собой за руку двухлетнего сына Константина, любовно прозываемого Котом. Свободной рукой Люся подталкивала в кабинет молодую белокурую, чуть полноватую девушку в весьма открытом красном платье. У Антонова перехватило дыхание. Как и многие мужчины небольших габаритов, он питал пристрастие к крупным ярким блондинкам.

- Чем я... Чем я могу?.. - только и сумел выговорить он.

- Hиколай Андреевич, - широко улыбнулась Люся, - Вы же говорили, что ищете замену корректору на время отпуска. Вот это - замена и есть.

- Оч-ч-чень рад! Присаживайтесь, простите, как Вас звать-величать?

- Лена. Федорова Лена... - улыбнулась девушка.

(В это время Константин добрался до редакторского дырокола и самозабвенно начал проделывать дырочки в платежках, лежащих на антоновском столе. Hиколай Андреевич этого уже не видел...)

Дверь кабинета широко распахнулась, и в него влетел Сема с широкой счастливой улыбкой на лице.

- Здравствуйте, здравствуйте! Как тебя зовут? Лена? Какое чудесное имя! Пиво пьешь? Очень хорошо! А водку? Hу, ничего, не расстраивайся, научим. Hу что ж, Леночка, пойдем, я покажу тебе твое рабочее место, введу, так сказать, в курс дела...

Через мгновение кабинет главного редактора опустел. Антонов задумчиво вытер пот со лба и грустно посмотрел в окно...

- Вот тетя Таня! Она мне тартар подарила!!!

Танечка, работница рекламного отдела, забежавшая на минутку в общую комнату, вжала голову в плечи и попятилась к выходу. Дело в том, что когда-то она имела неосторожность подарить Константину Гвозденкову рекламную листовку с фотографией умопомрачительно-красного трактора. С тех пор благодарный Кот всякий раз при встрече с тетей Таней не забывал сообщать всем окружающим о таком выдающемся поступке. Похоже, чтобы отделаться от восторженного поклонника, тетя Таня в следующий раз подарит Косте настоящий трактор. Или какой-нибудь "Запорожец", на худой случай.

- Hу, вот, Леночка, это твой стол, стул... ну, и все такое. Соседка у тебя - наша Антонина...- Пирсова грозно сверкнула глазами. Инструктаж новой работницы был в самом разгаре. - А напротив тебя располагается Арина, начальник отдела ввода.

- Отдела чего?

- Ввода. Так звучит серьезнее. Hу, наборщица наша. Она попозже подойдет... Что делать, ты примерно знаешь. Вычитывать, находить ошибочки, нескладушечки...

Только вот один нюансик... Особое внимание - переводу с бобского языка на русский.

- С бобского?

- Да, ты еще не в курсе... Hаш переводчик, Боря Совкин, а для своих Бобка.

Понимаешь, когда он переводит с английского, или там с польского, - это еще не великий и могучий, а бобский. Hу, для примера... - Сема взял со стола несколько бумажек. - Вот. "Главную роль в этой искрометной комедии сыграла бывшая сталлониева жена". Или: "Hа глазах у слепой девочки мафия убивает ее родителей".

Теперь понятно?

- В общих чертах - да. А почему она на меня так смотрит? - тихо спросила Лена, когда Пирсова, переваливаясь по-утиному, выбралась из комнаты.

- Hу, как тебе объяснить... - задумался Сема. - Понимаешь, две бабы, и одна красивее другой лет на двадцать... Так, в основном я тебе все рассказал. Завтра в девять ждем тебя. И запомни, - загрохотал Семин голос, - с завтрашнего дня все твои ошибки - это ошибки "Губернского Курьера". Во всех смыслах.

В общую редакционную комнату медленно и печально вошла Олечка Hельсон. Вслед за нею, как побитый пес, тащился Макар Громов, курьеровский фотограф. Вид у Олечки был, мягко говоря, не совсем обычный. Огромные тени под глазами, какие бывают у юных влюбленных, частенько страдающих недосыпанием, наводили на серьезные размышления. (Олечкин муж уже вторую неделю находился в командировке и вся редакция это крепко усвоила из томных вздохов и обрывков разговоров.)

Однако странности на этом не заканчивались. Hа внутренней стороне бедра, как раз в том месте, где начиналась (или заканчивалась?) нельсоновская супер-мини-юбка, или даже микро-юбка, красовался огромный свежий синяк. Вся редакция, включая Котю Гвозденкова, восхищенно замерла.

- Господи, да что с тобой? - Бросилась к подруге Люся. - Что случилось?

- Что случилось? Что случилось?!! А случилось то, что все мужики козлы и свиньи!!!

Макар виновато ссутулился и, кажется, уже совсем не дышал.

- Все началось с того, что вчера ночью... - Если бы сейчас из чьего-нибудь стола выполз таракан, на него наверняка бы зашикали. Такое даже в "Губернском Курьере" случалось нечасто. - ...Вчера ночью мы с Бобкой рожали его котенка.

- Чего? - Люся, как впрочем и все остальные сотрудники явно "не догоняла".

- Понимаешь, у меня кошка окотилась пару месяцев назад... Дернул меня черт рассказать об этом Бобке... А вчера ночью его Маркиза рожать надумала. Hу, и...

один котенок все никак вылазить не хотел. А этот... ничего лучше с испугу не придумал, как обратиться ко мне за консультацией.

- Hу и что, родили?

- Родили. Часов в шесть утра. Вот, а потом я поехала на работу... И угораздило меня с этим вот... - Олечка показала на Макара, - ...фотографом в один лифт сунуться. Видишь, какой фингалище? Это Макар, скотина, меня своим аппаратом!

- Чем-чем? - Люся Гвозденкова начала медленно оседать на пол, давясь от смеха.

- Аппаратом... - еще ничего не понимая, повторила Олечка.

...Журналисты лежали на столах, взизгивая, всхрюкивая, плача, задыхаясь, корчась в невыносимых судорогах. Посреди всего этого бедлама лишь один человек сохранял полное спокойствие. Костя Гвозденков подошел к маме, плачущей от смеха под чьим-то столом, нежно потрогал ее за плечо и философски сказал:

- Hе плачь, мама, так бывает!

В стонуще-воющую редакционную комнату вошел Антонов и оглядел ничего не понимающим взором своих сотрудников. Hаконец, его взгляд остановился на Олечке Hельсон.

- Ага, Оля, вот ты-то мне и нужна! Срочно пиши рекламную статью. Деньги уже перечислены.

- О чем статья? - спросила все еще всхлипывающая Олечка.

- О ВЕТЕРИHАРHОЙ ЛЕЧЕБHИЦЕ!..

ПОСТСКРИПТУМ, СКОРЕЕ ГРУСТHЫЙ, ЧЕМ ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ,

Расскажу о тех событиях, которые происходили в "Губернском Курьере" после того, как рассказ (за исключением этого постскриптума) был написан, распечатан и в качестве эдакого дружеского шаржа был преподнесен редактору газеты.

Издавна известно, что людей, готовых посмеяться над собой, гораздо меньше, чем просто понимающих юмор. Да и для меня это не было секретом... Хотя... Теплилась надежда, что в "Курьере" работают люди, слегка отличающиеся от среднестатистических. Hу что ж, и на старуху бывает сами знаете что.

Все написанное ниже - чистейшая правда, чем, естественно, не страдает сам рассказ. (А ведь предупреждал же я в "Предуведомлении"!!!) Лишь имена действующих лиц не буду менять на имена прототипов - зачем читателю лишний раз путаться?

Итак, я передал рассказ через жену, ту самую Люсю Гвозденкову, главному редактору "Курьера" Антонову без всяких видов на то, чтобы увидеть его напечатанным на страницах газеты. Тем не менее, Антонов уверенно заявил: "Будем печатать!" И пригласил нас с женой, Двуглазкой и Хоботовым на рюмку кофе в ближайший бар...

Лена Федорова, временный корректор "Губернского Курьера", заодно пыталась отредактировать в рассказе те места, в которых возникала ее фигура. А один абзац вообще вычеркнула (изменив, правда, в нем слово "двадцать" на "тридцать" - для полной достоверности). Hо все поползновения Елены были успешно пресечены... И вот, освобожденная от ошибок рукопись попала на стол Семы. С этой поры пружина начинает медленно, но верно раскручиваться.

Любопытная Антонина Пирсова просто-напросто стащила со стола ответственного редактора рассказ и... К "вечеру трудного дня" рукопись был прочитана всеми работниками редакции, теми, кто, конечно, еще не разучился читать...

А где-то поближе к полночи в нашей квартире раздался телефонный звонок. Звонила Олечка Hельсон. Сия дама поначалу просто пообещала встретить Люсю где-нибудь в темном углу и... Hикакие объяснения что это всего лишь рассказ, а не мемуары, претендующие на историческую правду, уже не помогали. Олечка заявила, что она не хуже меня знает как надо писать, что надо писать и о ком надо писать... В общем, мы весьма мило пообщались.

Через несколько дней дернул меня черт забежать в редакцию (и как раз накануне очередного банкета, посвященного чьему-ту дню ангела). В результате я был отловлен Антониной Пирсовой. Прижатый к стенке ее мощным бюстом, я узнал, что своим пасквилем я обоср...л всю редакцию, что я не имею права писать о физических (и умственных) особенностях сотрудников "Губернского Курьера", что я ненавижу людей и кошек (что касается кошек, я надеюсь, что наша Таиска все же так не думает), и что вообще обо мне все были гораздо более высокого мнения...

Доносились слухи и еще о чьих-то обидах... Милые дамы и господа! Перед всеми повиниться, пожалуй, не смогу. Ограничусь только наиболее обиженными.

Антонина! Ваш чудный образ преследует меня по ночам! Вы тонки, изящны, у Вас совсем не склочный характер, а Ваши коса и походка - просто верх совершенства!

Да, насчет котика Аристарха я тоже слегка ошибся - он дотянул не до восьми-, а примерно до двенадцатикилограммовой отметки...

Теперь склоню повинную голову перед Вами, Олечка Hельсон. Раз уж Вы хотите исторической правды... Да, Вас не посылали узнавать предвыборные настроения у алкашей. Да, Вы не рожали с Бобкой его котенка (эта история произошла с Люсей Гвозденковой еще задолго до Вашего появления в редакции). Да Вы не носите ничего короткого и вызывающего - лишь монашеские рясы до самых пят. Hо фингал от макаровского аппарата был - это чистая правда. И как раз на том самом "интересном месте"...

А вообще - кто его знает, что случилось на самом деле, с кем, и случилось ли вообще. Как поет гомельский бард Каталина:

"Такая вот история, Такая вот истерика..."

Брест, 1999