«Рассказы печального студента»

Вадим Якунчиков

Рассказы печального студента

Бесплатный полезный совет: если Вам не нравится история, посмотрите следующую - вдруг та окажется не столь ужасной.

Вадим Якунчиков

РАССКАЗЫ ПЕЧАЛЬНОГО СТУДЕНТА.

Автор благодарит своих друзей и знакомых за предоставленные характеры и слова, а также извиняется, что взял их без спроса.

Оглавление.

Нелетная погода / Неудачники / Шпион / Лабиринт / Редкий кадр / Тринадцатое (воспоминание о будущем) / Ветер / Полет на автопилоте / Звонок - I / Звонок - II / Звонок - III / Звонок - IV / Звонок - V / Чемоданчик / Мороз / Диалог / Посадка / Убийство / Письмо / Мокрый декабрь / Чертова горка

-05.11.89

Нелетная погода.

"Нет, я этого так не оставлю! Если уехал в другой город, так уж сразу и изменяет! Видели - те, доказательств любви ей мало! Ничего, сам приеду, собственной персоной. Как в старых романах - по первому зову любимой. То бишь по последнему письму, где она перешла все границы разумной ревности". Он с самым решительным видом шагнул вперед и выпрыгнул из автобуса. Мокрый снег залепил лицо, но теперь его не остановит ничто! - Один билет, на ближайший, до ... . - Как это нелетная ? - Но мне же только в ... - Так ведь срочно же! Неотложное дело! - И когда это все у вас закончится? - Ничего, буду ждать. "Присесть, конечно же, некуда. Ничего я постою. Нет, меня так еще не оскорбляли! Я ведь ее люблю, это факт! А она - "на девушек заглядываюсь"! Да на кого тут смотреть? Вон рядом стоит - сама мрачнее тучи, небось тоже женишок еще тот попался. Тупой, небось, как пень, а ему такая хорошенькая досталась. Даже очень хорошенькая. И, наверняка, не такая ревнивица, как моя. Но я люблю мою, и точка. А у этой глаза добрые... Нет-нет, зачем мне эти подробности, у меня есть кого рассматривать. Хотя моя, пожалуй, не такая симпатичная. И не столь очаровательно улыбается... Хм, а кому это она улыбается? Ну, конечно, ведь уставился на нее и смотрю уже добрых полчаса! Отвернуться, срочно отвернуться! И я ее называл мрачной! Все, все, все, я ее не вижу, она меня не видит, я думаю о своей любимой, она дает о ... Интересно, а о ком она думает? О своем? Но улыбается-то она мне. В конце-то концов, не столь же я плох, вполне мог заинтересовать кого-то. Или все же плох для нее? Интересно, смотрит ли она все еще сюда? Аккуратно повернусь, незаметно... Заметила! Смотрит. Чего это я? Улыбаюсь ей? Нет-нет, нехорошо как-то это... Разве что из вежливости - она улыбнулась - я в ответ. Да и вообще, нечего отворачиваться, как хочу, так и стою. А хочу я стоять лицом сюда, так даже веселей. Не то слишком все сегодня мрачно. У меня ведь личная трагедия. Мне не верят. Думает, что я тут на других заглядываюсь. Да на кого тут смотреть!??"

-

Неудачники.

Сойдя с крыльца, Сенин попал ногой в лужу. "Оказывается, дождь прошел, а я и не заметил! Какой хороший воздух!" И он пошел пешком. "Все равно автобуса не дождаться..." Сквозь старый, потрескавшийся асфальт выглянула трава. "Какая прелесть, зелень в городе!" Сенин улыбнулся дымчатому коту, подмигивающему на солнце. Около перехода трое небритых рабочих вяло ковыряли лопатами сырую землю. "Наши городские кладоискатели, пиратские сокровища откапывают..." Судя по всему, пираты зарывали свое золото по одной монетке вдоль всей улицы. Заскрипев, автомобиль ткнулся в Сенина. Он покачнулся, но все же удержался на ногах. "Видно срочное дело у водителя, вот и спешит. Да и сам виноват - засмотрелся..." На другой стороне улицы был небольшой магазинчик, у которого стояла очередь. продавали ананасы. "Хорошо, что кошелек забыл, а то, чего доброго, встал бы. Хотя зачем мне ананасы? Вон парнишка стоит без всяких ананасов, а какой веселый! Мастерит себе что-то, и доволен. а чем я хуже мальчишки? Ну и что, что четвертый десяток заканчивается? " И Сенин бодро прыгнул через лужу. Приземлившись почти в середине ее, он не расстроился - все равно ноги уже были мокрые. Около кинотеатра Сенин задержался. "Хм, уже другой фильм идет, а я так и не сходил на прежний. Опоздал. Хотя, не важно, я ведь его еще в юности смотрел. И даже хорошо, что фильм сменили, а то шел бы мой любимый, а я кошелек забыл..." Увидев радугу, Сенин удивился, что не заметил ее раньше. Глядя на небо, он дошел до почты. "Надо будет Петру письмо написать. Еще одно. Давненько он мне что-то не отвечал. Работает, конечно. Он молодец, деловой человек, солидный. Вроде этого вот." Увидев улыбающегося ему человека, Базов нахмурился еще сильнее. "Нет чтобы под ноги чаще смотреть, он на небо уставился! О чем люди думают?!" ворчал Базов, старательно обходя лужи. "Всего-то с работы до дома - квартал, а сколько луж! Того и гляди, ноги замочишь. И самая большая - напротив почты. Тоже работнички там работают - если не задержат, так потеряют". Описывая вензеля вокруг луж, Базов дошел до кинотеатра. "Тоже мне, очаг культуры! Все про любовь, да про любовь, только поцелуи и умеют снимать. А результат никакой культуры, никакого воспитания. Вон стоит, юный хулиган, наверняка рогатку себе делает, кто только за ним смотрит!" Когда Базов подошел к магазину, очереди уже не было, хотя ананасы еще лежали. "Уж больно они какие-то не такие. А сколько стоят? Продают ерунду какую-то!" Переходя через улицу, Базов недоверчиво поглядывал на остановившийся в трех метрах от него автомобиль. "Того и гляди, раздавят. Носятся, как угорелые. Не то, что я, у мен в такую погоду в гараже стоит. В дождь, да по таким колдобинам... Вон, опять копают. Нет чтобы по новой асфальтом залить, а то ведь все ноги переломать можно. Никому ничего не надо, все тольк о и смотрят, чего бы себе утянуть. Вон даже у кота воровской прищур" - и Базов пшикнул на грязно-серого кота. У подъезда базовского дома грелись на солнце старушки. "Опять сплетничают! Всем, небось, косточки промыли!" Не глядя по сторонам, Базов вошел в подъезд и остановился. "Человеку почти пятьдесят, а он вынужден каждый день на третий этаж забираться. Э-эх!"

"Здорово живете, бабушки!" - привычно улыбнулся Сенин, заходя в дом. На двери лифта опять красовалась ржавая табличка. "Ерунда, вместо зарядки будет" - и Сенин, посвистывая, стал подниматься на свой седьмой этаж.

-06.11.89

Шпион.

Сижу здесь уже третий час. Комары, похоже, сошли с ума от радости - им как праздничный торт. Ничего, я терпеливый, я подожду. Лишь бы не упустить. Вечереет, и в мой бинокль видны лишь темные силуэты домов и машин. Нужный мне силуэт я не спутаю ни с каким другим - сердце подскажет. Конечно, сегодня уже сфотографировать не удастся. Зато будет точная картина по всей неделе - все места, все время нахождения там. А чем больше я буду знать, тем лучше. Я должен знать все. Я хочу все знать. Черт, курить хочется. Нельзя, слишком заметно. Придется бросать, а то может не понравиться... Внимание! Дождался. Время? - Запомним. Движение на окраине города небольшое, следить удобно. Всего четыре автомобиля, трое прохожих. Показываться пока рано, подожду, пока скроется из виду. Так, теперь пропущу парочку, не буду пугать. Теперь пора. Бинокль в сумку. Ничего не оставил? Нет. Все в порядке. Надеваю шлем не тот, что вчера, завожу мотоцикл, газую - теперь не стоит прятаться, пусть все думают - рокер. Проезжаю на скорости мимо объекта наблюдения - все равно точно знаю его маршрут. Запачкал я мотоцикл, придется помыть, прежде чем возвращать владельцу. Не хочется, конечно, привлекать посторонних, но как еще менять технику? Теперь - на другой наблюдательный пункт. Стройка напротив нужного мне дома - это, конечно, удача для меня. И сторож подходящий - ни разу меня не заметил. Зато я все замечаю. Так, пора бы появиться, задержка не запланирована. Ага, все в порядке, окна зажглись. Навожу бинокль, ловлю в перекрестье. Несколько минут внимания - объект на месте. Теперь можно спокойно уходить домой, спать. Легко сказать - спокойно, все равно сразу не уснуть. А покой я потерял с начала слежки. Наверняка даже пресловутый Джеймс Бонд не отдавался так своим поискам. Ему вообще легче - не нужно больше ничем заниматься, кроме как шпионажем. А я для всех - студент, самый обычный, не отличник, не активист, как все. И никто не знает, что я - шпион, вся моя жизнь - поиск. Я сам сделал себя шпионом. В детстве я никогда не играл в шпионов, да и сейчас это не игра.

Сегодня воскресенье. Сегодня я целый день - шпион. Встал рано, сделал зарядку - надо быть в форме. Затем пробежка до стройки. Сторож спит, спит и дом напротив. Его обитатели проснуться позже, и я это увижу. Я знаю их всех. Но не все меня интересуют. Одиннадцать - ноль пять. Заряжаю новую кассету. Я бы мог быть неплохим фотографом. Но это - не для меня. Пора! Взвожу затвор, ловлю свой объект в прицел. Затаил дыхание ... нажал спуск. И никто ничего не слышал - мое ружье - фоторужье, я не террорист, я шпион. Теперь нужно перенести слежку в центр города - там кинотеатры, дискотеки, праздно-праздничная толпа. Никому нет дела до парня с кофром через плечо. Объект не догадывается о слежке. И не нужно. Пока. Потом я сам заставлю себя заметить. А пока что я только смотрю, запоминаю, фотографирую. Щелк, щелк, щелк ... общий план ... крупный план ... анфас ... профиль ... опять анфас. Все остановки, все контакты. Сегодня контактов почти нет. Это хорошо, никаких дополнительных линий. Все просто, все понятно, все ясно. Две кассеты заполнились снимками, объект опять на месте. Мысленно прощаются с сонным сторожем. Вечер, но у меня еще много работы обе кассеты должны превратиться в глянцевые листки. Долго, внимательно смотрю на снимки - сегодня они особенно удачны. Прячу всю стопку, посторонний глаз их не увидит. Хотя нет, один, наиболее удачный снимок я оставлю на столе. Завтра я перехожу к следующему этапу операции. Завтра я сам в открытую подойду к объекту моего беспокойства. Возможно, завтра я стану диверсантом - я поцелую ее.

-

Лабиринт.

В глазах моих темно, но я уже полностью ощущаю мир вокруг себя. Тело влито в кресло, ноги на нужных педалях и нажимают на них ровно столько, сколько надо. Руки уверенно манипулируют рукоятками. Я управляю своим движением. Трещина на побеленной стене была сравнительно небольшой. Сравнительно с другими трещинами. Сравнивать же ее с собой мне бы не хотелось, да, по правде сказать, было бы некогда. Я отвернул вправо, и крыло пронеслось в метре от этой трещины. В метре в моем измерении. Обретя возмож ность видеть, не обрел способности удивляться. И действительно, чему удивляться? Я нахожусь в обычном, точнее заурядном коридоре. По обе стороны двери, повороты, за ними другие коридоры, двери, тупики, лестницы. Также нет ничего удивительного в моем нахождении в этой тесной кабине. Одно другому, согласитесь, не мешает. Я провожу плановый разведывательный полет. Дело привычное, подобные полеты совершаю, как правило, раз в сутки. Пока что все спокойно. Коридоры пустынны. Иногда я с ужасом представляю, как какая-нибудь дверь открывается и выходит человек ТОГО измерения. Он медленно, очень медленно поворачивается на звук двигателя, столь же медленно поднимает руку и раскрывает ладонь. Несмотря на эту медлительность, я не в состоянии отвернуть в сторону от этой огромной, бугристой ладони. Еще до того, как он закроет ее, я перестану существовать. Гоня от себя этот бред, я успокаиваюсь тем, что обычно человеку трудно бывает поймать муху. Муху ЕГО измерения. Мух ТОГО измерения приходиться избегать. Правда, они обычно не обращают на нас никакого внимания, принимая за чуть более крупных собратьев. Но вся беда в том, что, глядя на муху, нельзя с полной уверенностью сказать, в какую сторону она полетит в следующий момент. Чтобы сбить ее, нужно израсходовать четверть боекомплекта, поэтому разумнее всего держаться подальше от них. Последние четыре полета я не видел этих тварей, и считаю это большой удачей. Возможно, наступила зима. С полной уверенностью я этого сказать не могу, потому что стекла на окнах, а их по два в каждом коридоре, матовые. В одном из них после вчерашнего вылета появилась трещина. Я загнал туда противника. На что он надеялся, направляясь на белую шершавую поверхность, сказать трудно. В любом случае он был обречен, горя и не слушаясь рулей. Я бы на его месте предпочел нажать кнопку самоликвидатора. Такие кнопки заменяют у нас рычаги катапульт - разлететься на куски приятнее, чем перспектива быть размазанным по потолку. Год назад один мой товарищ на полной скорости завернул за угол, запутавшись в коридорах и забыв, что там тупик. Хотя он шел почти в центре коридора, развернуться он уже не смог. На стене, около самого угла, осталась царапинка. Зато нелетной погоды здесь не бывает. Нам неизвестны циклоны, вихри, шторма. Однако полет над лестницей не менее с ложен, чем полет рядом с торнадо. Нисходящие или восходящие спирали выжимают на лбу холодный пот. Немного довернуть - и я на другом этаже. Навстречу мне, быстро вырастая в размерах, мчит темная точка. Вот она уже на дистанции стрельбы, но на гашетки я жать не стану - это мой коллега-разведчик, хоть и противник. Я беру чуть ниже, он - чуть выше. Так мы с ним расходимся уже полгода. Его предшественник был настроен не столь миролюбиво. В щелях паркета на одном из этажей можно до сих пор найти его обломки. До сих пор мне везло. Но сегодня везение может устать. Вряд ли хоть один из приближающегося звена упустит возможность помочь мне расстаться с жизнью. Скорость - на максимум. Я мчусь навстречу своей смерти, однако совсем не собираюсь встречаться с ней. Забираюсь к самому потолку и резко поворачиваю в боковой коридор. Он кончается тупиком. Скрывшись из виду, я переворачиваюсь вниз головой и плавной петлей выхожу в горизонтальный полет над самым полом. Все пятеро заворачивают в тупик, когда я уже вылетаю из него. Еще посмотрим, кто кого. Успеть бы долететь до лестницы. Подстрелить там кого-либо почти нереально, зато легко оторваться, скрыться. Нет, не успею. Из тупика вылетает первый ... второй ... третий ... Где же еще два? Похоже, что на всех места в тупике не хватило. Тогда браво, 2:0 в мою пользу. Огненный трассер слева отрезает меня от мечты свернуть на лестницу. Что ж, играть, так играть. Фигуру, которую я описал, вы не найдете ни в одном пособии по высшему пилотажу. Что-то навроде бочки, однако не по кругу, а по прямоугольнику - по периметру коридора. Весь удар огневой мощи трех машин пришелся на стены, пол, потолок. Я же выпустил лишь одну очередь, но ее хватило, чтобы счет стал 3:0. Не верю, что разрыв увеличиться - мне уже не уйти. Впереди конец коридора без каких-либо ответвлений, сзади - два мощных перехватчика. Перед лицом маячит трещина на стекле - у них блестящий шанс отомстить за товарища на том же самом месте. Но я не повторю его судьбу, финал будет в другой постановке. Палец уже нащупал красную кнопку... Я не сделаю второй трещины. Хотя... Как я раньше не догадался! Второй трещины не будет, я вот первая... Раз стекло трескается, его можно РАЗБИТЬ! Боекомплект у меня почти полон. Палец оставляет страшную кнопку и ложиться на гашетку. Другим я ставлю переключатель в режим залпового огня. Я уже не различаю, передается ли мне тряска от извержения опасной начинки зарядов, или мои нервы шатают мои мозги. Осколки, куски стекла - и свет! Первое, что я понимаю - я жив! Зрение гасит ослепительная белизна. Там, снаружи, снег. И резко перед глазами - темный комок. Птицы вредят авиации не только попадая в двигатели. Этой вороне я вонзился между перьев на хвосте.

И кто сказал, что это прекрасно - летать во сне!

-23.11.89

Редкий кадр.

Аляповатая афиша у кинотеатра успела посереть от времени и дождя и Сергей вспомнил, что фильм, который ему советовал посмотреть брат, идет сегодня последний день. В последнее время Сергей совсем замотался с делами, и решив, что пора и передохнуть, он пристроился в хвост очереди у касс. (В мастерскую я сегодня, конечно, уже не попаду, ну да ничего), - поправив на плече неудобную сумку, Сергей протянул деньги в окошко. Взяв билет и сдачу, он повернулся и с некоторым сочувствием и превосходством посмотрел на стоящих в очереди. Лица, лица... Сергей не вполне понял, как это случилось, очнувшись лишь, когда медяки, проскользнув мимо кармана, со звоном заскакали по грязному мраморному полу. Обе девушки засмеялись, а Сергей, чувствуя себя полным идиотом, принялся поднимать деньги. (И чего это я в самом то деле? Что, красивых девушек не видел? Нет, конечно, есть на что засмотреться... И явно сестры), - толкая всех своей сумкой, он поспешил уйти от касс и от своей неловкости. В фойе кинотеатра благодаря нерадивости электрика, что называется "царил" полумрак, даже приятный своим спокойствием. Играла музыка, столь тихая, что шумы записи почти не чувствовались. Народу было много, и Сергей не стал уходить далеко от входа, чтобы видеть дверь. (В конце концов, просто смотреть никому не запрещено. А я и хочу - только понаблюдать. Из чисто эстетических соображений... Ага, вот и они... и не одни...). Единственное, что приходило на ум Сергею при взгляде на этого пожилого мужчину - "профессор". Никем другим он его представить не мог. "Профессор", несмотря на свой вполне солидный вид, рассказывал дочерям что-то несолидное и даже смешное. (Охраняет он их, что ли? Одних отпускать не рискует. А то ходят тут всякие... вроде меня.) Сергей решил для себя, что более темноволосая (а отличались друг от друга сестры главным образом оттенками волос) - старшая, хотя он вряд ли смог бы объяснить, почему, как и то, что, она была ему более симпатична. Стараясь пореже показываться на глаза этой не совсем обычной компании, Сергей старался держаться поблизости от нее. Прозвенел звонок, и толпа хлынула в зал. На какое-то время Сергей потерял троицу из вида, но найдя свое место, он обнаружил девушек с их провожатым прямо перед собой. Сергею с его ростом почти никогда не загораживали экран (скорее уж наоборот), но сейчас не очень-то высокие созданья определенно мешали следить за действием фильма. Все полтора часа Сергей просидел, проклиная свой характер и не видя актеров, не говоря уже о том, чтобы следить за нюансами действия. Когда замелькали титры, он почти успокоил себя - (Да и кто я такой? Попробуй тут хоть слово скажи, когда тут такой ... профессор. Хотя, может быть, именно он и именно сейчас сможет...) Зажегся свет, и, боясь снова потерять их, Сергей пошел прямо за ними. На улице он обогнал их и сказал, обращаясь к "профессору": - Извините, не уделите ли вы мне несколько минут? Девушки взглянули на него с удивлением, а их отец - с невозмутимым спокойствием, - Пожалуйста, мы вас слушаем. - Дело в том, что... Разрешите представиться - Сергей..., фотограф. Понимаете, я не мог пройти мимо столь колоритной группы, как ваша. Я понимаю, что это непривычно... и даже нахально... но если у вас найдется немного свободного времени, то не разрешите ли вы мне запечатлеть вас? Сергей, и без того не любивший и не умевший говорить много, и напрягавший до предела свои ораторские способности, все больше и больше тушевался и путался под внимательным и строгим взглядом "профессора". Но вот этот взгляд смягчился: - Ну и где вы намереваетесь нас ..."запечатлеть"? Надеюсь не здесь? - Нет-нет, давайте отойдем немного в сторону, хотя бы вон к тому переулку... Все необходимое у меня с собой. - Ну что, согласимся? Идемте! Сергей не знал, как поддержать разговор, но ему помогли: - Скажите пожалуйста, вы всегда носите с собой эту сумку? - Конечно, ведь в любой момент может попасться удачный кадр. - (Почему это спросила младшая, а не старшая!), - Кстати, это называется не сумка, а кофр. Он достал оттуда аппарат, отвинтил объектив, сунул его в сумку, достал другой, с виду ничем не отличавшийся от первого и прикрутил его к фотоаппарату. - Неплохой у вас аппарат, молодой человек, - удовлетворительно кивнул "профессор". - Работа... Встаньте, пожалуйста, вот сюда... вы подвиньтесь сюда, а вы... Извините, как-то неудобно так обращаться... Скажите тогда уж как вас зовут... - (Неплохо у меня получилось, довольно естественно. Ага, "профессор", значит, тезка, даже двойной... младшая - Ира... Ну чего же она медлит!),Так вот, Наташа, пододвиньтесь, пожалуйста, к Сергею Сергеевичу и чуть-чуть приподними голову. Отлично! И глядите веселее, можете не улыбаться, но глаза должны быть веселые, они у вас такие красивые, - (Не перестарался ли я? Впрочем, художнику простительно),- Теперь давайте сюда встанем. Так, хорошо... Снимаю... Каждый раз он делал помногу снимков, и довольно скоро заметил, что счетчик кадров зашкаливает. - Одну секундочку, вставлю другую пленку. Вы уж извините, что задерживаю вас, но вы сами не представляете, как хорошо смотритесь, - (Особенно она!),- Какая удача для меня, - (И это абсолютно искренне!),- И погода хорошая, освещение ровное, - (И я сам, дурак, свечусь, наверное!). Сергей повозился в сумке, щелкнув крышкой фотоаппарата. - Последняя серия, и я больше не буду утомлять вас! - А вы нас нисколько не утомили, даже наоборот! (О! Наконец-то заговорила! Неплохо для начала.) - Ну вот, съемка и окончена. Огромное вам спасибо! И еще, вот... Не хотелось бы навязываться, но если какое-нибудь кадр окажется действительно интересным, может быть вы бы хотели получить его? Я бы мог занести его вам... - Да ничего, молодой человек, нас не за что благодарить. А утруждать вас заносить...,- Сергею показалось, что глаза "профессора" стали немного лукавыми, - Впрочем, вот адрес... Всего хорошего, желаем творческих успехов! - И вам всего хорошего, и еще раз спасибо! Сергей записал адрес и перелистал записную книжку. (Так, завтра нужно будет в библиотеку зайти. И отнести, наконец, в мастерскую фотоаппарат брата, а то все таскаю... А когда его починят, попросить брата, чтобы научил фотографировать, что ли...)

-

Тринадцатое (воспоминание о будущем).

На улице был поздний зимний вечер и на вывеске около входа я разглядел только последнюю цифру - 3. Возле двери располагался остаток древнего ледника, который, впрочем, я успешно преодолел. Поиски ручки к успеху не привели и лишь благодаря некоторой подготовке мне удалось попасть внутрь. Надо отдать должное - там было немного светлее, чем снаружи. Неясные контуры при ближайшем рассмотрении оказывались более-менее обычными вещами. Один из быстро приближался ко мне и обернулся встрепанное старухой с дико горящими глазами. "Сынок, ты только мне правду мне скажи, обязательно! Ведь и ты отсюда, правда же!??" "Конечно, конечно, бабуся", - поспешил я отделаться от нее, - "Все мы отсюда ... в некотором смысле". Сбоку стояла компания с нездоровым блеском в глазах. Двое из нее подошли ко мне, "Друг! Понимаешь... мы тут... в общем - Десятым будешь? На кефир не хватает!" Как ни жаль было рушить их надежды, но требуемой суммы у меня уже два дня как не было. До лестницы я добрался уже без происшествий. На нижней ступеньке сидел человек, и обхвативши голову руками, тихо раскачивался из стороны в сторону. "Ведь я же просил его! Умолял!", говорил он, ни к кому не обращаясь, - "Ну что ему стоило! Только бы спросил меня... Ну я же просил!" Послышался слабый писк, за ним - дикий крик: "Вот он! Хватай его, хватай! Ведь весь обед съел!" - и три аскетичного вида юноши прогрохотали по лестнице вслед за мышонком, явно более способным бегуном. Я тем временем добрался до второго этажа. И снова меня спасла подготовка. Я успел рухнуть на пол за полсекунды до того, как летающая тарелка пролетела на уровне моей головы. Заканчивая свой полет, она врезалась в висевший на стене огнетушитель и разбилась. Огнетушитель решил ограничиться тихим шипением. А уже шел к третьему этажу. На площадке между вторым и третьим этажом стояли влюбленные, три или четыре пары. Сильно сомневаясь, что могу их смутить, я все же постарался побыстрее пройти мимо. На третьем этаже царил полный мрак. Вне пространства висели звуки и запахи неизвестного происхождения. Поскрипыванья, шорохи, всхлипы, похрюкивание, чмоканье, вскрики, обрывки фраз, либо неразборчивых, либо нецензурных; издалека нестройный хор душевно пел - "... дочь камергера..." Запинаясь о чьи-то конечности, я проследовал далее. Между третьим и четвертым этажом снова стояли парочки. Поднявшись на четвертый этаж, я столкнулся с группой изможденных людей, стоящих плотным кольцом вокруг парня со сковородой в руках. Все были в явном шоке, лишь стоящий в центре шептал упавшим голосом: "А ведь говорили - не подгорает... С тефлоновым покрытием..." - и ковырял пальцем угольки в сковороде. Похоронное молчание толпы нарушил субъект с синевой под глазами и с пустотой в них. Он подходил к каждому и с горячностью говорил: "А ведь Эйнштейн был прав! И никакой Китаев меня не переубедит! Прав Эйнштейн, тыщу раз прав! Ведь ты согласен?" - с подозрительностью спрашивал он каждого. "Прав, прав, конечно прав!" - успокоил я его, - "И все-таки она вертится". "Ты друг! А вот они все, все там", - он неопределенно махнул рукой, - "они не понимают! А ведь это все элементарно, как пятый угол в колесе! Стоит только посмотреть на восход молекулы в лучах турбулентности! Кстати..." он снова подозрительно посмотрел на меня. "Я видел, видел. И даже уверен, что эвтектика напрямую связана с эклиптикой". Вполне удовлетворенный, он ушел ловить других жертв. Мне редко когда удавалось пройти мимо четвертого этажа, не встретив его здесь, и на этот раз я еще довольно быстро от него отделался. Но на лестнице на пятый этаж меня ждало более серьезное препятствие. Путь преградили трое парней внушительных размеров, с характерным запахом и в уставных головных уборах. "Нет, ты только скажи ты пехоту уважаешь?" - хрипло пробасил, пытаясь пойматься за мой воротник, - "А все остальные - салаги и сачки, вот ответь!" Двое других тут же возмутились: "Это-то связисты сачки?!!!" - "Да ты на флоте не служил!" Первый нашел своим рукам новое применение, перенеся их от моего носа на челюсти дружков. Уклоняясь от разлетевшихся фуражек, я пробрался на пятый этаж. Здесь грохотал тяжелый металл. Стоит заметить, что самая различная музыка окружала меня с того момента, как я проник в здание, но многочисленные мелодии смешивались, накладывались и образовывали неясный шумовой фон. Здесь же он глушился одним стилем. Подпрыгивая вместе с полом в жестком ритме, я прошел по сумрачному коридору. Он делался все сумрачнее от копоти, летевшей от горевшей проводки пожарной сигнализации. Вдоль коридора сомнамбулистической походкой двигался тип со свечкой в руках. Он был в майке с надписью "I Kill You", многоцветных трусах, длинном плаще, босиком и в вязаной шапочке. Под каждым "жучком" сигнализации он останавливался и подносил к нему свечку. Сквозь "металл" услышал, что он напевает "от улыбки станет всем светлей". Под ногами заблестел ручей, а впереди виднелись лужи и мокрые люди. Они не боролись с новоявленных Геростратом, они сражались с батареей, стараясь скрутить ей шею. Их усилия не пропали даром и вода потекла ровным потоком. Впроче м, я успел, не замочив ноги, заскочить в нужную мне дверь. Не успел я закрыть ее, как на голову мне упали рога, отшибленные неизвестно у кого. За столом сидел человек, чьей худобе мог позавидовать и Дон Кихот. Он безуспешно пытался сделать бутерброд из кусочка сухаря и комбижира. Увидев меня, он оживился. "Представляешь, захожу я сюда, а здесь двадцать бичей, каждый ростом - во!, плечи - во! Я одному - раз!, другому - два!, они все шуганулись и в окно!" Заклеенное ватманом еще в прошлой пятилетке окно наглядно свидетельствовало, что бичи довольствовались форточкой. "А последнему я нос откусил. А глаза у него такие добрые-добрые..." Спящий до этого длинный брюнет поднял голову от плоской подушки и прокричал: "Партизаны не сдаются, ватава-этого! Я - борт пять! Иду на посадку! И ты, Брут?!! Отбой!" - и рухнул обратно. Засушенный Геркулес, сидящий за столом, продолжил - "А вот выхожу в коридор, а там - Шварц идет, который негер, со своей пушкой. Я ему - "паца-а-ан, десять копеек дай, в натуре на кино не хватает!" - и по роже ему, по роже. Замолотил, короче". Стук двери, грохот рогов. Ворвавшийся, казалось, рухнет сейчас же, и, видимо, боясь этого, он торопился высказаться: "Я - гений, мужики! Но все равно нам всем конец! Я понял! Завтра - воскресенье и денег нам не видать! Это конец!" Немного успокоившись, он спросил: "А веревка есть? А талоны на мыло? Э-э-эх, даже помереть красиво не дадут!", - он опустился на кривой стул, который моментально сложился и сидевший оказался на полу. "А вот вчера выхожу, а там Брус стоит, типа Ли, так я его моментом отключил!" - многозначительно произнес худощавый и захрустел чем-то - не то сухарем, не то зубами. "Я узнал тебя, ты - Террозини! Пойдем, дружок, постреляем из рогатки!" донеслось с кровати, "Вчера я получил патент на трехметровую миллиметровку, так что завтра стартуем!" "А вот неделю назад захожу сюда, а тут семьдесят каратистов!" - суд по размерам комнаты, каратисты были уложены штабелями. "Я первого беру за шкирку - и за дверь!" "А харакири кто-нибудь умеет делать?" "Нет, сударыня, это не Гваделупа, это всего лишь айсберг! И коту вашему морду намылим! Ты прав, Аркашка..."

Я разделся и лег на свою кровать. Суббота, тринадцатое января, подходила к концу. Сессия была в разгаре...

-25.11.89

Ветер.

Сегодня сильный ветер. Он несет дождь, мокрый снег, мутную морось, серость. Ветер развеял надежды и унес мечты. Я самостоятельный человек. Я живу сам по себе и не от кого не завишу. Я не хочу быть самостоятельным. Я хочу зависеть от него, от нее, от тебя. Я мыслю, я здравомыслящий человек. Я не умею думать, научи меня мыслить. Я все рассчитываю, все просчитываю вперед. Научи меня считать, я хочу знать, что дважды два - четыре. Я силен, я сдвигаю все преграды на своем пути. Я слаб, научи меня ползать. Я умею мечтать и мой воздушный замок красив и смел, но ветер порвал паруса. Я смотрю далеко вперед и заглядываю за горизонты мрака. Научи меня видеть свет. Я живу в стерильном и чистом мире. Научи меня не барахтаться в этой грязи. Я окружен дружбой и товарищами. Найди мне хоть одного брата по духу. Я широкими размахами плыву день за днем. Не дай мне захлебнуться в буднях. Я кристально честен и правдив. Не дай мне более лгать. Я красив и свечу улыбкой. Убери зеркало с моим уродством, эту грусть я и так вижу. Я удачлив и счастлив в жизни. Не дай мне обмануться еще раз. Я знаю все и вся. Научи меня хоть чему-то. Ветер перепутал параллели и унес указатели. Я могу долго и терпеливо идти. Укажи мне путь.

-05.12.89

Полет на автопилоте.

Серый зимний день был короток, но вечер был еще короче. Все пространство загустело и бесполезно было искать линию между пепельно-голубым небом и голубовато-пепельным снегом. Далекие огни не то зависли в воздухе, не то ушли под землю. Но на все это я не обращал внимания. Самолет продолжал уверенно скользить над заснеженными холмами на оптимальной высоте. "Ветер: направление - 80, скорость - 30",- выдали датчики. "Не страшно", - решил я и сделал поправку на ветер, немного скорректировав курс. Самолет летел через рваные клочья не то тумана, не то облаков. "Перегрев правого двигателя 20",не дремал бортовой компьютер. "Чуток сбросим обороты, только и всего", - и уменьшил обороты. "Ветер: направление - 80, скорость - 30",- снова компьютер. "Изменяю курс", - я. "Опасность обледенения", - снова он. "Снижаемся", - снова я. "Высота минимально допустимая при данном ветре". "Заканчиваю планировать, выхожу в горизонтальный полет". "Обледенение поверхностей". "Раз снижаться больше нельзя, будем греть крылья током". "Ветер: направление - 85, скорость 35". "Снова корректирую курс". На небе появилось еле заметное бледное пятно - луна. Хоть какая-то зацепка в этом безразмерном мире. Но я ее не видел. Я боролся с ветром, кидающимся со всех сторон, со снегом, с высотой, со льдом на крыльях, боролся оружием рычагов, тяг, трубопроводов, шлангов, проводов, разъемов, клемм. Самолет замерзал и перегревался, дрожал и качался, спешил и отставал. Я держался за одну из призрачных точек вдали. Я обеспечивал полет. До посадки остались минуты. Я сумею и сам посади ть машину, но нужно будить пилота. Автопилот свою работу выполнил.

-

Звонок - I.

Телефон зазвонил в два часа ночи. Трубку долго не поднимали, но звонивший был настойчив. - Да? - Слушайте меня внимательно и постарайтесь запомнить все с первого раза. Мне стали известны те стороны вашей деятельности, что вы скрываете. Причем у мен имеются фотографии, полностью вас изобличающие. Не думаю, что вы желаете, чтобы они попали куда следует. Вы меня внимательно слушаете? - Да, но... - Никаких "но"! Слушайте дальше. Мне лично ничего от вас не нужно. В том смысле, что я от вас не потребую никакой суммы. - Но позвольте, я... - Я же сказал слушать, а не говорить! Так вот, все, что я от вас требую это полностью - вы слышите: ПОЛНОСТЬЮ - прекратить всю свою деятельность и восстановить все, как было. Даю вам неделю сроку. Вам все ясно? - Так ведь... - Ясно или нет?!! - Но я не... - Да или нет! - Да... - Очень хорошо! Прощайте! Дрожащая рука еще немного подержала трубку и, когда прошло гудков десять, медленно положила ее. Сергей отошел от телефона-автомата обратно к дороге. Она была пуста. "Если за десять минут не появится такси, позвоню еще", - решил он - "Какой бы номер набрать?"

-

Звонок - II.

- Да, я слушаю! - "Я" - это кто? - Ну, вообще-то... Виктор. - Ага, вот ты, гад, мне и нужен. - Да сам ты... - Подожди, не кипятись. И слушай внимательно. А главное - отвечай честно. Речь пойдет об одной... Ну, ты понял, о ком я говорю. Я - ее брат. Двоюродный. Мне совсем не безразлична ее судьба. У тебя с ней серьезно? - Ну, да как сказать... Честно говоря, я как-то не задумывался особо. - А зря. Ходить с ней постоянно ходишь, а думать - не задумываешься. Нет, парень, так дело не пойдет. Давай-ка решать: или - или. - Ну дай хоть проснуться толком, с мыслями собраться. Как-то неожиданно это все. - Не тяни! - Так я, в общем-то, даже не знаю, как она сама ко мне относится. А так человек серьезный, так что... - Ты давай не виляй, серьезный человек. - Да не виляю я, а действительно не знаю. Мне бы и самому неплохо бы узнать, что она обо мне думает. - Да-а, сам ты, похоже, не решишь ничего. Тогда, может, проверку устроим? Скажем, когда у вас следующая встреча? - В воскресенье в кино собирались... - Ага, послезавтра, значит... Так вот, ты не придешь. Еще лучше, уедешь из дома куда-нибудь. Лучше вообще за город. Все очень просто - не придаст она этому большого значения - ты от нее отстанешь. И уж тогда больше я тебя возле нее не вижу! Ну а если уж она очень забеспокоится - соответствующие выводы, да потом вскоре и предложение - тебя ведь, вроде больше ничего сдерживать не будет? - Все-таки нехорошо как-то по отношению к ней получится... - А, по-моему, наоборот, все лучше некуда получается. - Ну хорошо, я подумаю об этом. - Вот-вот, думать никогда не вредно. Так чем ты занимаешься в воскресенье? - М-да... уеду куда-нибудь... - Вот и молодец! Тебе же добра желаю. Ну и ей, конечно, в первую очередь. Ну ладно, прощай! Спокойной ночи не желаю, полежи, подумай. "Что ж, брательник", - подумал Сергей, вешая трубку, - "теперь уж тебе никакие отговорки не помогут - поедешь со мной в воскресенье на рыбалку. Да и с подружками своими за одним разберешься..."

-07.12.89

Звонок - III.

- Алло, кто это? - А кого бы ты хотел? - Черт возьми, нашел время шутить - третий час ночи! - А я серьезно - чей голос ты хотел бы услышать сейчас? Хотите, считайте, что я - Николай. Ты помнишь его? Помнишь, помнишь, не молчи. Да-да, тот самый, друг твой. Был другом. А что произошло год назад ты помнишь? От тебя ведь немного требовалось. Что? Страшно было? А какого ему? Или думаешь, что он и испугаться не успел? Успел, и о тебе подумать успел. Вот только ты ничего не сделал. Хотя мог. Вполне мог. Времени хватало. Другого не хватило... Слушай, а чего тебе не хватило? А? Или всегда не хватало? Может и правду говорят, что подлецами не рождаются, но до чего же быстро ими становятся! Тебе всегда чего-нибудь будет не доставать: смелости, решительности, силы воли... И каждый раз ты будешь вспоминать его, как он в тебе ошибался. Ведь другом считал... Слушай, повесь себе на грудь табличку "Я - подлец" и ходи так, а то, не дай бог, понравишься кому. Ведь ты у нас солидный вон какой. Сразу и не разглядишь. А ты что все молчишь, не уснул случаем? - Да как тут... - Ну и молодец, а то кто тебе еще такое скажет, кроме меня. Ты думаешь, что почти все забыли? Я помню. Значит, и ты не забудешь. Ну ладно, завтра я еще позвоню. Звонок. Он уже проснулся, но будильник не остановил. Уткнувшись лицом в ладони, он сидел на постели. "Господи! Когда это кончится! Ведь были же у мен раньше хорошие сны!"

-

Звонок - IV.

- Это мастерская? - Нет, это квартира. - Прекрасно! Мы проводим социологический опрос "Женщина нашего города", составляем, так сказать, коллективный портрет. Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов? - А почему бы и нет? - Отлично! Хотя опрос анонимный, все же, чтобы удобней было с вами общаться, как вас зовут? Если не хотите, можете не отвечать, как и на другие вопросы. - Зовите меня Оля. - Так вот, Оля, сколько вам лет? - 20. - Рост? - 175. - Цвет волос? - Сегодня - темно-пепельные. А вообще-то русые. - А глаза? - Серые. - Сегодня или всегда? Простите, шучу. Так, с внешними данными закончили. Далее - чем вы занимаетесь? - Я студентка, учусь в институте. - И насколько успешно? - Довольно хорошо. - Спортом увлекаетесь? - Совсем немного. - А чем увлекаетесь? - Ну, читаю, вяжу, рисую неплохо. - В театр ходите? - Бываю, конечно, но редко. Чаще в кино. - Я вам еще не надоел, Оля? - Да нет, ничего. - Тогда ответьте на такой вопрос: вы любите кино, а сегодня в "Старте" новый фильм, не пойдете ли вы вечером на него? - Ага, все с вами ясно! Так вот, "социолог", если и пойду, то уж во всяком случае не с вами!

"Это уж точно!" - подумал он, слушая гудки в трубке. Повесив ее, он подъехал на своей коляске к окну. "По крайней мере, хоть немного поговорил с приятным человеком. А может, и увижу ее, приметы-то я запомнил", - думал он, разглядывая через улицу афиши "Старта".

-

Звонок - V.

- Здравствуйте, вы меня не знаете, но я бы хотел получше с вами познакомиться. - Очень приятная новость в пять часов утра. Вы уверены, что я жажду познакомиться с вами? - Мне кажется, да. Я задам вам несколько вопросов, вы мне тоже. Согласны? - Да раз уж разбудили... Только начнем с такого: вы идиот? - Нет. - Алкоголик? - Нет. - Наркоман? - Нет. - Сколько будет семью восемь? - 56. - Ладно, спрашивайте. - Вы задумывались над будущим? - В каком смысле? - Самом глобальном. - Мне что, прямо сейчас задумываться? - Хорошо, считаете ли вы удовлетворительным то, что вас окружает? - А вот это вас не касается, чем хочу, тем себя и окружаю, и не важно, как удовлетворен! - Как вы относитесь к идее братства? - Да нет у меня никаких братьев, сестра только, да и то двоюродная. - Можно ли ускорить научный прогресс? - А вы вот телевизор послушайте, там все, кому не лень, ускоряют все подряд. - Что вы думаете об освоении космоса? - Землю уже доосваивали, космос тоже до ручки доведем. - А что вы думаете о связи с братьями по разуму? - Да что я, голубой? И нет, говорю тебе, у меня братьев! Ты все-таки псих. Надоел ты мне. Пойду лучше на работу собираться.

Послушав гудки, тарелка медленно поднялась над столбом телефонной линии и полетела в сторону леса.

-11.12.89

Чемоданчик.

Холодный, режущий ветер действовал не хуже анестезии, делая лица бесчувственными. Парни не любили магазинов, но в этот морозный вечер они не пропустили не одного. В "Букинисте" осмотрели новенькие, не подходящие под название магазина, но ужасно м одные книги с солидными цифрами на ценниках и старые, ветхие, пожалуй, никому не нужные, но внушающие этой своей ветхостью уважение, фолианты с не менее солидными ценниками. Две смятые пятерки, валявшиеся в пустом "дипломате", который держал более худощавый парень, не имели с этой солидностью ничего общего, но парни пробыли в "Букинисте" гораздо больше времени, чем требовалось бы просто для согревания. В "Энергии" на полках лежали штабеля разнокалиберных лампочек, штепселя и выключатели довоенного образца, на потолке теснились люстры с претензией либо на классичность, либо на дизайнерскую модерновость, впрочем, все одинаково безвкусные. "Канцтовары" были на другой стороне улицы, но они пошли и туда, смутно надеясь найти хоть там те пластинки, за которыми они и приехали сюда через полгорода, но опоздали - в универмаге их уже не было, как, впрочем, и здесь. Своим содержимым "Канцтовары" могли порадовать первоклассника, но никак не студента. "Военторг" навевал не самые веселые воспоминания, но так как перед ним целый квартал не было магазинов, они зашли и туда. Там их внимание ничто не привлекло - ни погоны, ни лычки, ни женские чулки. В ювелирный они не зашли, а заглянули в соседнюю "точку", на дверях которой весел обрывок оберточной бумаги с крупными кривыми буквами "Мороженое 13 коп.". Столь нехитрая реклама действовала, и даже в такую погоду у прилавка стояли желающие полакомиться. В "дипломате" забренчала мелочь, а покупательская возможность двоих приятелей снизилась. В "Комиссионном" они с заинтересованными лицами покупателей изучили куртки ("эта аляповатая - а такие полгорода носит - а это самопал явный") - но ничего не купили, конечно, хотя обнова бы им не помешала, особенно обладателю "дипломата", чей длинный черный плащ хоть слегка и отдавал шиком, но теплее от этого не становился. Рядом с одеждой продавали аппаратуру. В выставленный на продажу видеомагнитофон была вставлена кассета и кучка забредших сюда зевак смотрела на экран, где один английский комик под взрывы хохота за кадром отпускал плоские, пошлые, совершенно не смешные шутки. От "комиссионного" до автобусной остановки было рукой подать, и парни обошлись бы без заходов в теплые залы, но когда прямо перед ними мужчина зашел в дверь под вывеской "Инструменты", оба по уже выработавшейся привычки направились за ним. Внутри все трое в нерешительности остановились. Магазин был весь заставлен какими-то ящиками, превратившими его в лабиринт. Товары лежали на прилавках, но за прилавками никого не было. Никого не было и за кассой, и вообще нигде. Мужчина что-то пробормотал о возможном ремонте. Один из парней, тот, что был без "дипломата", сделал театральный жест: "Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь!" Рука его, завершив широкий круг, указала на чемоданчик с набором инструментов, стоявший на прилавке и снабженный ценником "24 руб." Парень посмотрел в направлении своей руки и на несколько секунд застыл. Потом вдруг заспешил: - "Ладно, ладно, пошли, нечего тут делать!" Выйдя, они рассмотрели записку на двери - "Магазин закрыт Госпожнадзором". "Закрыт, да не закрыт!" проворчал мужчина. Еще не подойдя к остановке, они заметили автобус. "Это твой! Беги давай, завтра увидимся. Пока!" Парень заскочил на ступеньку автобуса, повернулся и успел махнуть рукой темной фигуре с "дипломатом" в руке. Протолкнувшись в самый конец автобуса, он прислонился к стеклу, густо покрытому льдом, и задумался. "Что это со мной? Вроде раньше и мысли такие не приходили. Вор я, что ли? Да и не нужны мне совсем эти инструменты. Почему же мне пришло в голову э т о ? Так просто - шаг к прилавку, закрыть чемоданчик и в дверь. Он почти такой же, как наш "дипломат", в случае чего быстро поменялся - и докажи потом. Господи, о чем это я?!! Неужели, если бы не было того мужика... Нет, если бы я был один... Нет! Не было же со мной никогда раньше такого. Раньше... а вот сейчас, будь я один? Это так легко, только шагнуть к прилавку... И план возник моментально в голове... И никаких других мыслей в этот момент, лишь как...как украсть. Я - вор! Я - вор? Сейчас мне помешали. А если потом, завтра, через неделю, через пять минут опять я попаду в ситуацию, когда взять легче, чем не взять... я возьму? Опять возникнет в голове план действий и я начну его осуществлять?" Хотя в автобусе было отнюдь не жарко, вдоль его спины стало мокро. "Я что-то должен сделать с собой, как-то себя изменить. Раз я могу мыслить нечестно, то скоро начну и действовать подло. Я не украл, но я видел возможность украсть там, где другой бы увидел что-то иное. Таких, как я, надо изолировать, изолировать от подобных соблазнов. Ладно, хоть узнал это про себя, а то живешь и не знаешь, что ты - вор!"

Отодвинув разломанный ящик и припадая на затекшую ногу, человек в сером костюме подошел к прилавку. - Вылезай, сержант. Они не появятся здесь, это уж точно. И прислал черт этого пожарного...

-17.12.89

Мороз.

Старик явно забыл, когда он был последний раз трезв. Впрочем, строго говоря, стариком он еще не был, но серое, вялое лицо с как бы надутым, пупырчатым носом старило его. Он поставил свою сумку, серую, как и он сам, прямо на проезжую часть, перед колесами стоящего у тротуара фургончика с зеленой полосой, и выкладывал прямо на снег какие-то свертки в полуистертых газетах, коробочки, мешочки. Старик перебирал их негнущимися на холоде серыми руками, чего-то искал, тихо матерясь, и вызывал недовольны е взгляды водителя фургончика, который, даже сидя в закрытой кабине, зябко поводил плечами. Редкие прохожие быстро проходили мимо, едва удостаивая старика презрительно-равнодушной улыбкой. На другой стороне улицы стоял парень с тяжелой сумкой на плече и торчащим из нее тубусом. Он уже минут пятнадцать ждал кого-то и сейчас начинал приплясывать, хлопая ногой по ноге. Лицо его как бы застыло; хоть он и, не отрываясь, смотрел не старика, казалось, что он не видит его. Хлопнула дверь и, оглядываясь по сторо нам, к фургончику быстро прошел коренастый мужчина с холщовым мешком. Он взялся за ручку дверцы и тут старик неожиданно уверенным и быстрым движением сунул руку в сумку, вытащил оттуда что-то тяжелое и тускло-металлическое и вскинул руку. Выстрел в морозном воздухе прозвучал резко, но как-то естественно и прохожие не сразу среагировали на него. Мужчина резко переломился в поясе, приник к машине и стал медленно сползать. Старик выстрелил еще раз и красно-серые брызги испачкали дверцу фургончика. Шофер од ной рукой полез в кобуру, другой резко распахнул свою дверь. Из задней двери уже выпрыгнул третий инкассатор. Парень, который был уже на середине улицы, сдернул с тубуса крышку. Она упала на лед мостовой и на нее тут же посыпались гильзы. Те немногие прохожие, что оказались поблизости, рассеялись в соседних дворах. Стоявший за квартал от этого места автомобиль на полной скорости подъехал к фургончику. Старик с парнем закинули в него серые опломбированные мешки и, лихо развернувшись, автомобиль скрылся з а углом. На улице стало до странности тихо. Возле обезображенного очередью фургончика в красном снегу лежали два человека. Шофер не успел вылезти. Если бы не падающие на снег капли, можно было бы подумать, что он просто спит. Скоро капли перестали капать, а образовавшаяся алая лужица стала буро-розовой и застыла. - Шеф, ну это к черту! Чего гробиться, ведь и так все отлично получилось. Сойдет и этот дубль. У зрителей просто мороз по коже пойдет!

-18.12.89

Диалог.

Он поднял голову. Собеседник посмотрел на него и улыбнулся. Виделись они часто, каждый день, но поговорить удавалось редко. - Ну что, просто поболтаем, или ты сегодня серьезно настроен? - Пожалуй, поговорим о вечном. - Даже так? - Не смейся. Ну что ты скажешь хотя бы о любви? - Что ж, действительно - вечное... Вечный вопрос: что легче - любить или ненавидеть? - вот главный философский вопрос. Те, кто говорит о материи, сознании и т.д. - не философы; политики, теологи - кто угодно, но философы нет. - А по-моему, тут все давно решено. Все призывали всегда учиться любить. - "Возлюби ближнего своего"? Вон их сколько - толпы ближних вокруг. Чего бы их не любить? Чего проще! Что бы человек не сделал, ты - за этот проступок, ведь ты любишь его, так? Ведь ты готов все простить любимому человеку? Ну вот, все вокруг - именно такие. Люби их и нет проблем. А ты попробуй ненавидеть. Это не так просто, как кажется. Бьет один ближний другого если ты их любишь, ты не будешь мешать им, пройдешь мимо. Ты попробуй не пройти. Не согласись с ближним, когда он говорит не то. Научись не любить его, любить и так все умеют. - А если не столь заумно? - Да не столь уж это заумно, скорее уж наоборот - жизненно. - Вот и скажи о своей жизни. - О любви в своей жизни? Да нет ее, пожалуй. О родителях я не говорю. Тут ты все и так знаешь, и вообще, об этом и говорить не надо. А другой любви нет, нет. Я идеалист, наверное. А идеал редко когда находится. Не усмехайся. Мой идеал - не королева какая-то. Пусть просто симпатичная. Главное - что в голове. Точнее - в душе. Я не встречал таких. - А другие тебя не устраивают? - Скорее я их не устраиваю. Не столь красивый, не столь стройный, не столь богатый и не столь глупый, как им бы хотелось. Если коротко, то тем, кто может сколь-нибудь понравиться мне, не нравлюсь я, а те, которым могу сколь-нибудь понравиться я, не нравятся мне. - И ты ищешь свой идеал? - Нет, не ищу. Что толку? Да и как ты это представляешь? Бегать по улицам с фонариком? Когда-нибудь встречу. Или не встречу. - Да ты пессимист во всем. И жесток к тому же. - Что ты! Я оптимист, самый оптимистичный оптимист. Иначе бы не выжил. Я не жестокий, нет. Слова мои порой жестки, но это уж кому как покажется. Не нравится - ненавидь меня. Я не проститутка, чтобы меня все любили. - Ты одинок... - Нет. Это другие одиноки, у кого толпы друзей. Они одиноки в толпе. У меня же их мало, очень мало. Но количество не зависит от качества. Да и вообще "качество дружбы"? Ладно, кто-то идет. Потом еще поговорим. Пока! - Пока! - сказал он и отошел от зеркала.

-30.12.89

Посадка.

Корабль, прибывший для более детального изучения этой системы, приближался к седьмой планете. Шесть предыдущих, хотя и были довольно любопытны, ничего нового не дали, все они принадлежали к тем типам планет, которые хорошо изучены и давным-давно классифицированы. Экипаж не без оснований считал, что и седьмая, да и оставшиеся две планеты не принесут ничего нового. Приборы не регистрировали чего-либо, что с точки зрения Разума, могло быть осмысленной деятельностью. Маневр был выполнен безукоризненно, и со стороны можно было подумать, что какой-то космический обломок прилетел из глубин пространства и был притянут седьмой планетой. Уже при подлете были получены любопытные данные. Когда число витков на орбите перевалило за сотню, экипаж знал структуру планеты, примерные тенденции ее развития за последние столетия, число и форму компонентов веществ. Но не это волновало экипаж. На планете была жизнь, мало того, жизнь в биологической форме. Одного не знали и не могли узнать на корабле до какой степени развития дошла эта жизнь и есть ли на планете разум. Мощная газовая оболочка, безусловно необходимая для жизни на планете, не давала возможности исследовать эту жизнь разведывательными аппаратами и мешала рассмотреть жизнь с орбиты. Экипаж не мог накопить информации больше, чем он уже сделал, находясь на орбите. Оставалось одно посадить корабль. Экипаж долго не решался сделать это, ведь необходимо было выбрать место посадки так, чтобы Жизнь не пострадала. Корабль был слишком велик, к тому же для посадки была необходима почти идеально ровная и тверда площадка, которая создавалась капсулой, сбрасываемой перед посадкой. Именно поэтому большая плотность Жизни на планете, так вначале обрадовавшая экипаж, теперь ставила трудную задачу. Большинство территории планеты занимали системы жизни в разных фазах своего развития. Там садиться было нельзя. Оставались довольно многочисленные, рассыпанные по всей планете пятна с крайне низкой концентрацией жизни. Конечно, и при посадке на такое пятно не исключались жертвы, но их количество было бы незначительно даже при самом неблагоприятном исходе. К тому же, большинство таких пятен имело довольно плоскую поверхность, которую легче было расплавить. После долгих прикидок было выбрано самое крупное пятно, как наиболее безопасное для Жизни место посадки.

В воздухе висел смрад. Сквозь нее с трудом можно было увидеть небольшую точку. Она довольно быстро перемещалась по небу. Вдруг от нее отделилась точка поменьше и стала, падая, стремительно увеличиваться. "Маневры, наверное", - подумал Санчес и поднял боковое стекло в машине.

-

Убийство.

Еще поднимаясь на крыльцо и почуяв через незапертую дверь характерный запах, я понял, что что-то случилось. Сердце мое застучало в тревоге, вбежал в комнату и увидел трупы на полу. В воздухе вился дымок. Джо сидел в кресле и спокойно курил. Он окинул меня ленивым взглядом и спросил: - А что, собственно, ты так на меня смотришь? Я, кажется, давно предупреждал, что сделаю это. Сегодня они меня довели. Вот результат. - И тебе не жалко? Просто так оборвать жизнь - раз и все? Бог создал нас равными... - Только без проповедей! Я сам не хуже тебя могу их читать. Но ведь ты знаешь, как я не люблю, когда мне мешают. А они! О боже, куда они только не совались! Они поплатились за свой характер, рано или поздно кто-либо сделал бы это, - он махнул в сторону трупов. - Но позволь! Если уж говорить о характерах, то уж скорее твой характер, Джо, виноват. Ведь я же спокойно уживался с ними, а тебе, видишь ли, они помешали. В конце концов, можно было избавиться от них, не убивая. - Издеваешься? Как будто не знаешь, что я перепробовал все. Я приложил всю свою фантазию... - Фантазию приканчивать... - ..., но не смог избавиться от них. Пришлось пойти на крайние меры. Ну да ладно, что теперь говорить, сейчас нужно заметать следы, - и, взяв веник, Джо стал сметать в кучу скрюченные тельца рыжих муравьев.

-07.01.90

Письмо.

Здравствуй, Наташа! По почерку ты, наверное, догадалась, что пишет опять Виктор. Но вовсе не потому, что у Колька до сих пор не срослась рука. Да и не ломал он ее. Ему все равно, а я счел, что было бы нечестно не написать всего. Слишком долго мы переписывались и остается надеяться, что и для тебя это тоже было игрой, как для нас. Я не ошибся, написав "мы переписывались". Все письма, а не только последние, сочинил я. Колек их просто переписывал, потом ему надоело, и чтобы оправдать свое долгое молчание, мы придумали "сломанную" руку. Что ж, сэкономили время и бумагу, я стал писать напрямую. Сейчас же, право, мы о тебе забыли совсем, лишь твое последнее письмо напомнило нам, что ты есть. Не знаю, что ты делала с нашими письмами. А мы твои - проверяли. Как школьные сочинения. И ставили оценки. Надо отдать тебе должное - последнее время ошибок стало меньше. Осталась главная - ты ошиблась в нас. Извини, я пишу, может быть, жестоко, но так лучше. Меня ты не разу не видела, пусть же я заполнюсь тебе злым и жестоким. А то вдруг все то, что насочинял в прежних письмах, ты примеришь ко мне. Если эти письма сохранились - а ты наверняка хранила их до этого момента - перечитай их. Эти письма с одинаковым успехом можно отправлять кому угодно, заменяя лишь имя и незначительные детали. Вначале я писал, даже не видя твоей фотографии, полагая, что все сойдет. Сошло, и даже слишком далеко зашло. Все эти "чувства" я сочинил, мало того, я "раскусил" и тебя, я заранее вычислял, что ты ответишь, и говорил Кольку, что на этот раз ты напишешь. И ты действительно писала это, и мы смеялись и исправляли ошибки. Потом Кольку надоела эта игра. Я продолжал. Хотя писал я от своего имени, ты продолжала писать только ему так я и задумал. Что ж, пора заканчивать игру. Забудь это все, поплачь и сожги все письма. Извини. Всего хорошего. Не твой Витек. P.S. Согласись все же, мои фантазии были не столь уж бездарны!

-

Мокрый декабрь.

Парень стоял, неумело куря и грустно поглядывая на редких прохожих. Топтавшийся рядом мужчина подмигнул: - Что, не пришла? - А никто и не должен прийти. - Ну-ну. И билетиков лишних нет? - И не лишних тоже нету. "И чего ради все так рвутся на этот концерт? Одно только название новогодний". Он выкинул недокуренную сигарету в лужу и побрел дальше. Несмотря на то, что стоял последний день года, под ногами хлюпало. Погода нисколько не походила на идиллический легкий морозец с пушистым снегом, падающим с голубого неба. Небо было запачкано в серые облака, земля была не лучшего цвета. За витриной закрытого магазина два отливающих нездоровой синевой зайца идиотически улыбались, скача вокруг серебристой елочки. "Елка искусственная, зайцы фальшивые, радость ненатуральная, да и весь праздник с новогодней капелью не настоящий какой-то. А все тщательно делают вид, что веселятся. На лицо - маску, улыбку - на завязочки, в рот - рюмочку, мозги в чуланчик, на душу - глянец. Чего бы не повеселиться? Не важно, что под елкой лужи, а Дед Мороз - поддатый и усталый от детей - даешь праздник! На улицах горят те же звездочки и факела, что и на 1 Мая - ерунда, что не по теме, горит, мигает - и ладно. Пусть лучше не весь мусор вывезем, зато снега навезем, горку на площади слепим - пусть тает. Елок нет - сосны поставим, главное, чтобы иголки были, а там хоть пихта, хоть кактус. Подарков нужно? Возьмем те, что еще есть, завернем похитрее, завяжем, закрутим - поди, догадайся, что там все та же ерунда. Еще не весело? Музыку включим. Не важно что, только погромче. Кому скучно, пойдут в гости и будут с умным, но веселым видом делать грустные и глупые вещи, говорить приторные и пошлые слова. В полночь чокнуться, хлопнут хлопушку, зажгут бенгальский огонь. Поздравят, поцелуют, выпьют, зажуют. Потанцуют, посмотрят, послушают, выпьют, поздравят по-афинскому, по-парижскому, по Гринвичу. Допьют, уснут, кто лицом в салате, кто неизвестно где, с кем и почему. Проснуться, постонут, опохмеляться, очухаются от праздника и смоют лоск, почистят зубы, развязав завязочки, сняв маски и одев другие".

В январе, быть может, ударит мороз.

-15.01.90

Чертова горка.

Колябина Иван Кузьмич не видел лет десять, и сейчас стоял, разглядывая человека в гробу и пытаясь понять, что в том изменилось за это время. Они и детьми в школе не дружили, а после виделись лишь несколько раз за тридцать с лишним лет, да и то мельком. Но Иван Кузьмич счел себя обязанным придти на его похороны. Погода была так себе, серенькая, и Иван Кузьмич не то чтобы обрадовался, но почувствовал удовлетворение, когда все закончилось. Он надел шляпу и, насколько позволяла обстановка, быстрым шагом направился к выходу. Кладбище было тем единственным в городе, что непрерывно росло и расширялось, и поэтому не удивительно, что задумавшийся Иван Кузьмич, думая, что выходит с кладбища, на самом деле шел совсем в другую сторону. Он пытался вспомнить что-нибудь о Колябине, но на ум приходили какие-то дырявые мячи, велосипеды, какие-то сопливые мальчишки, но кто из Колябин Иван Кузьмич уже не помнил. "Э-эх, годы летят! Когда-нибудь и я... тоже...", - вздохнул Иван Кузьмич. Впереди на тропинке стоял мужчина не по погоде легко одетый и смотрел на Ивана Кузьмича. "И чего уставился? Обознался, что ли?" - подумал Иван Кузьмич и вдруг узнал мужчину. "Не может быть!" - Иван Кузьмич силился сглотнуть, "Просто немного похож... очень похож... Он!!!" В другой раз он мог бы ошибиться, но сейчас Иван Кузьмич мог поклясться, что перед ним стоит тот, кого он совсем недавно внимательно рассматривал и чей гроб закопали минут пять назад. "Ты... ты... ты... ты...", - пролепетал Иван Кузьмич, поправляя зашевелившуюся шляпу, - "ты ведь... я сам... но... но... но...". Колябин улыбнулся и шагнул на встречу. Иван Кузьмич издал дикий вопль и, крича что-то бессвязное, спотыкаясь о надгробия и ломая венки, побежал прочь. Он постоянно слышал за собой топот, треск, чье-то тяжелое дыхание, несколько раз его кто-то хватал за полы плаща, но каждый раз это оказывались кусты или ограды. Наконец, обессилевший Иван Кузьмич добежал до шоссе и пробив насквозь ветхую ограду кладбища, вылетел на дорогу. Проезжавший автомобиль только добавил скорость, когда ему навстречу со стороны кладбища кинулся человек в порван ном, грязном плаще, без шляпы и со всклоченными волосами. Иван Кузьмич резко оглянулся. Никого. "Чего это я, с ума сошел, что ли? Да нет, ведь видел же, своими глазами видел", - и Иван Кузьмич, утираясь рукавом и постоянно оглядываясь, прихрамывая побрел по шоссе.

Семеныч несколько раз, чертыхаясь, чиркнул спичкой о коробок и, зажгя огонь, с блаженством затянулся. Тихо (как ему казалось) напевая что-то, он одел очки и сел у окна. На улице серый облезлый кот с достоинством прогуливался между деревьями и делал вид, что клевавшие что-то голуби его ничуть не интересуют. В прихожей загремели ключи. "Принес ее нечистый!" Семеныч выкинул цигарку в форточку и помахал ладонью, разгоняя дым. Но его старуха, вбежавшая (что за ней лет двадцать не наблюдалось) в комнату, даже не заметила табачного запаха. "Ты, дед, только послушай! Сидишь тут, как пень, и не о чем не слыхал!" Не дав Семенычу как следует обидеться на "пня", бабка продолжила: "Мне сейчас Антониха рассказала... Ведь знаешь Антониху из второго подъезда?" - дед не знал, но важно кивнул, - "так вот она вчерась мужа своего покойного видала! Ночью проснулась, а он на стуле сидит! А ведь лет десять, как схоронила! Она бежать, а не может! А он к ней все тянется, сказать что-то хочет. Антониха с перепугу в шкаф залезла, дверь перекрестила, да так до утра и тряслась тама. А утром в щелочку глядь - нет никого. Она вот с утра в церкву сходила, свечку поставила - небось, поможет. А бабки говорят, что это все оттого, что на чертовой горке черти шабаш устраивают, на той неделе там огни какие-то видали!" "Тьфу! Сама дура и бабки твои дуры! Делать нечего, вот чепуху и мелят. И я дурак, уши развесил! Щас вон футбол кажут, а я тебя слушаю!" "Нехристь ты был, нехристь и есть! Все черта поминаешь - вот припекут тебя сам ого рогатые, посмотрю я на тебя!" Семеныч плюнул и, махнув рукой, пошел включать телевизор. - Я понимаю, капитан, что несерьезно это все. Вернее, сейчас кажется несерьезным. А тогда я, признаюсь, струхнул порядком. Понимаете, сын-то у Нины Ивановны уже год как разбился. А тут прибегает она ко мне, бледная вся, слова толком сказать не может. Я ее успокаивать, а она на дверь показывает. Я посмотрел... Двери у наших квартир, значит, напротив, моя-то открыта, а у нее в дверях Игорь стоит, сын ее, значит. Тут я чуть не упал, пошатнулся, значит, гляжу опять - нет никого. Наверное, надо было не к вам, а к врачу, так ведь двое сразу не могут, значит, с ума сойти. Да и не знал я, чего она испугалась, а ведь увидел то же, что и она. - Да нет, Валерий Павлович, правильно вы к нам обратились. Дело в том, что не первый это случай. Только вы это не говорите никому, незачем зря людей пугать. Есть подозрение, что кто-то специально переодевается и пугает. То ли ограбить хотят, то ли просто хулиганят сдуру. И слухи пускает, мол, не Чертовой горке завелся кто-то. В общем, не беспокойтесь, разберемся во всем, обязательно разберемся. А вам спасибо за информацию, пригодится.

Когда штурман вошел, капитал сидел, задумавшись. "Ну что, опять сорвалось?" - "Опять. Не получается что-то, не додумали мы чего-то". "Знаешь, о чем я подумал", - тихо сказал капитан и почесал левый нос, - "Та мысль, что два одинаковых человека не могут существовать на этой планете в одно время, верна. Но раз они никак не хотят вступать в контакт с кем-то конкретным, то, может быть, стоит предложить им что-то бесформенное, размытое, какие-то неясные белые контуры человеческого тела? В конце-то концов, не в нашем же виде им показываться!"