«Ландау и Лифшиц (анекдоты о великих) (СИ)»

Всеволод Шипунский

Ландау и Лифшиц

(Рассказывают, что…)

*     *     *

Как приятно лет на склоне, с капиталом и в чинах

Развлекаться в Барселоне, позабыв о сединах.

(из кн. К. Ландау-Дробанцевой, об акад. Иоффе)

 *     *     *

Говорят, что один из величайших физиков всех времён и народов Лев Ландау до 27-ми лет занимался только физикой, одной физикой и ничем, кроме физики, не познал ни одной женщины и оставался девственником, пока не познакомился с одной девушкой с шоколадной фабрики, которая решила, что этот юноша странный со взором горящим – её судьба. И девушка эта, которую звали Конкордия, наконец, «дала» ему, хотя отдаться такому девственнику было задачей не из простых.

ЭТО произвело на Ландау сильнейшее впечатление, такое, что он возлюбил женщин, и всё, с ними связанное, не менее, чем саму физику! Будучи великим теоретиком, он разработал теорию «счастливой личной жизни мужчины», по которой мужчина ни в коем случае не должен ограничивать себя одной женщиной, а всегда должен стремиться к большему.

- Корочка, - говорил он ей, как честный человек. – Ты пойми, люблю я тебя одну, но любовницы у меня обязательно будут! Ты уж, пожалуйста, мне не препятствуй…

Кора удивлялась такой постановке вопроса, но решила, что это юношеская блажь, которая потом пройдёт, а пока лучше со всем соглашаться. И обещалась давать ему в этом вопросе полную свободу.

Ревновала она его жутко, мучилась, но препятствовать не смела. А Ландау, став известным и знаменитым, вошёл во вкус и не пропускал ни одной сотрудницы и аспирантки.

*    *    *

Приходит однажды Ландау домой поздно, грустный такой…

- Что случилось, Даунька? Что ты заскучал? – спрашивает Кора.

- Да видишь ли, Коруша, эта Вика, моя новая аспирантка, ядерный магнитный резонанс - всё ещё не освоена… - отвечал Дау. - Противная такая, обещала свидание, а сама не явилась.

- Да она же мымра очкастая! - возмущалась Кора. – Зачем она тебе сдалась?

- Нет, Коруша, ты к ней несправедлива! У ней глаза грустные… и попка такая трогательная… Нужно бы её освоить! – грустил Дау. – Ты уж нам на вечер простынки свежие приготовь, приведу её заниматься.

*   *   *

Был у Ландау друг, тоже физик, Женька Лифшиц - толстый, лысый, полная ему противоположность. С ним они в соавторстве писали знаменитый курс теорфизики: Дау диктует, а тот записывает. Вот устанет Дау наукой заниматься, наберёт номер Лифшица и продиктует какой-нибудь очередной параграф, а тот – запишет. Никогда, говорят, не возражал, записывал всё слово в слово. И на гонорары от этого курса купил, между прочим, новую «Волгу». А Ландау ничего не купил - он все деньги раздавал друзьям и нуждающимся.

Кора этого Лифшица терпеть не могла, и считала, что именно он соблазняет её  любимого Дауньку. Приедет под их окна на своей «Волге», полной девиц, и кричит:

- Дау, выходи! Поедем физикой заниматься! Экспериментальной…

 А Дау с бумагой и карандашом выглянет из окна:

- Да я теорией занимаюсь!

- Поехали, Дау! Смотри, погодка какая, - кричит Лифшиц. - Учёный должен хоть иногда экспериментировать…

- Женька, - отвечает Дау, откладывая бумаги. – Запомни: учёным бывает пудель! И ты вместе с ним... Ладно, иду. Чур, красивые мои!

- Это почему же только твои? – обижался Лифшиц.

- Потому, что я – красивист! А ты – фигурист.

Лифшиц действительно больше любил фигуристых девушек, а Ландау – красивых.

*     *     *

Жена Ландау так этого Лифшица ненавидела, что однажды, когда тот приехал вот так, с девицами, она выскочила из дому с лопатой, да ка-ак огреет ею Лифшица по заднице! Тот как подскочит, как взвоет: «У-уй-й!!», да как помчится по улице, схватившись за ягодицы! Смеху было!

Ландау из окна это видел, много смеялся, а потом и говорит:

- Что это ты, Коруша, с Женькой сделала? Ишь как припустил!

- Да ничего особенного, - отвечает супруга. - Лопатой по жопе угостила.

- Да разве можно так, Корочка? 

- Ничего, - говорит. – Это я его проучила. Теперь станет настоящим учёным!

- Ха-ха! – смеялся Дау. – А ведь ты права! Человек становится учёным, если его как следует проучить.

*     *     *

Приходит как-то Лифшиц к Ландау с новым красивым кожаным портфелем.

- Смотри, Дау, какой я себе портфель купил! Хочешь, и тебе такой подарю?

- Нет, Женька, я в баню не хожу, – отвечает Ландау.

- В баню?.. – удивился Лифшиц. – Почему в баню? Это портфель, для бумаг…

- Каких бумаг? – удивился в свою очередь Ландау.

- Ну, вот наш курс теорфизики у меня здесь… Лекции… Да мало ли! – говорит Лифшиц.

- Нет, Женька, у меня бумаг нету… Всё здесь! –  сказал Ландау и постучал себя по лбу.

«Вот чудак, - подумал Лифшиц. – В портфеле-то гораздо удобнее хранить!»

*     *     * 

Говорят, когда Ландау и Лифшиц писали «Электродинамику сплошных сред», которая являлась уже 8-м том знаменитого курса теорфизики, то вывод для максвелловского тензора напряжений в анизотропной, да к тому же ещё и диспергирующей среде занял у них страниц примерно сорок. Проработали они над этим выводом до вечера, и разошлись уже поздно. 

На следующий день Лифшиц прибежал к Ландау весь взмыленный:

- Катастрофа, Дау! – вскричал он с порога. – Сегодня читал рукопись и пил кофе. И представь: залил наш тензор напряжений! весь вчерашний результат!.. Только начало и конец как-то сохранились… Что делать?

- Пустяки, - отвечал Ландау. – Сделаем, как обычно... Вот есть первая страничка, далее пишем: «после элементарных преобразований становится очевидным, что» - и приводим последнюю.

*   *   *

Была у Ландау любовная связь с одной актрисой из Риги. Отдыхал он с ней на Рижском взморье, ездили и на юг, в Сочи. Актриса была и красива, и страстна, но очень уж хотела его на себе женить, ведь был он к тому времени уже академик! А Дау, как известно, всю жизнь был женат на Коре, и не собирался ничего менять. Вот и пришлось ему, в конце концов, эту актрису бросить.

Но она не унималась, звонила ему из разных городов и плакала в трубку. А однажды приехала на гастроли в Москву и стала звонить ему каждый день, и угрожать, что повесится, если он к ней не приедет. Для деликатного Ландау это было просто невыносимо!

Сам он ехать к ней не решился, а послал своего верного оруженосца Лифшица. Лифшиц приехал к ней вечером в номер и стал её уговаривать не беспокоить больше академика, и вообще забыть его.

- Никогда! – восклицала она. – Никогда я не смогу забыть моего любимого Дауна! моего миленького академиньку! Я лучше уйду из жизни навсегда! Я повешусь! здесь, в этом жутком, холодном номере! И завтра спектакль пойдёт без меня-а!! - зарыдала она в голос.

Лифшиц не знал, что и делать. Напрасно убеждал он её, что Ландау сейчас нездоров, что у него трудные отношения с женой, и вообще, он очень загружен работой по квантовой физике! – дама рыдала, не переставая. В конце концов он сказал:

- Не понимаю, мадам, почему вам нужен именно Ландау? Я, например, тоже физик… И, в отличие от Дау, я, как видите, уже к вам приехать. Разве я не могу его заменить?

- А вы разве академик? – удивилась дама, утирая слёзы.

- Я член-корреспондент, - соврал он, выдавая желаемое за действительное.

Актриса ему поверила, и легенды утверждают, что Лифшицу удалось тогда её утешить. Больше она Ландау не беспокоила.

Потом Ландау узнал, что у той актрисы родился ребёнок, и она осталась с ним одна.

- А не послать ли нам ей тысчонок пять, а, Корочка? – спрашивал он супругу. – Ребёнок-то не мой, конечно, но всё же жалко…

- Нет, милый, она актриса, ей туалеты и драгоценности нужны. Пошли-ка ты ей тысяч десять! - говорила Кора, думая про себя: «Меньше тебе на девиц останется!»

Лифшиц же, как ни старался, при Ландау так членкором и не стал.

*   *   *

Авторитет Ландау был так велик, что Нобелевский комитет посылал ему иногда работы, выдвигаемые на нобелевскую премию, для выдачи авторитетного заключения. И однажды ему нужно было сделать вывод о значении открытия Черенкова - вполне заурядного физика, который звёзд с неба не хватал, - а именно, о «свечении Черенкова», открытого автором совершено случайно. Ландау это открытие оценил, как вполне достойное премии, но приписал в число претендентов ещё двоих:  Франка и Тамма.

- Как же так, Дау? – спросила, узнав об этом, его жена. - Разве они имеют отношение к открытию?

- А что ж ты хочешь, чтоб вся Нобелевка целиком досталась одной этой дубине Черенкову? И одной трети ему - за глаза. А Тамм и Франк люди приличные, да и физики порядочные! Но самим им премии никогда не получить… А так все трое будут счастливы!

*    *    *

Рассказывают, что однажды один амбициозный сотрудник Института физпроблем написал статью, и хотя она была весьма сырой, срочно издал её в виде препринта – предварительной публикации, призванной застолбить открытие. Видать, автор придавал этой своей работе значение немалое. Ландау, говорят, прочёл этот препринт, и сразу понял, что всё бред. А дело было в марте, и на носу было первое апреля!

И решил Дау подшутить над этим автором и разыграть его. Позвонил он в Копенгаген своему другу Нильсу Бору и уговорил его дать в институт телеграмму, что, мол, Нобелевский комитет очень заинтересовался этой самой работой, и просит автора прислать все материалы, графики, фотографии и чертежи, всё в четырёх экземплярах и срочно! Бор поддался на уговоры, и 1-го апреля международная телеграмма именно такого содержания пришла в институт.

Ну, вызвали автора в дирекцию, показали телеграмму. Автор, понятное дело, охренел,  да и дирекция не на шутку взволновалась. И вот, когда автор, пошатываясь от свалившегося на него счастья, размножал свою статью, раскладывал всё по конвертам и принимал поздравления, зашёл сияющий Ландау и торжественно поздравил «счастливца» с… Первым апреля!

Удар был такой, что автор долго ещё не мог прийти в себя, и так потом этого Дау и не простил. Хотя тому это было всё равно – при всей своей доброте Ландау, как всякий великий, бывал иногда весьма жесток.

*     *     *

Ландау прославился своим знаменитым «теорминимумом», т. е. экзаменом, состоявшим в основном из задач, который должен был сдать всякий, желающий работать в теоретической физике. Часто принимал он его на дому.

Говорят, что однажды обратился к нему один его товарищ, известный математик, и попросил помочь одной девушке – поговорить, выяснить её уровень подготовки и, может быть, взять в аспирантуру.

- Ну-с, что вы умеете? – спросил её Ландау, когда та явилась к нему домой.

- Я умею дифференцировать, интегрировать...

- А ещё? – спрашивал Ландау, которому девушка сразу понравилась.

- Я изучала вариационное исчисление…

- Очень хорошо. Ну, а ещё?

- Знакома с тензорным анализом, теорией групп…

- Всё это замечательно!.. – усмехнулся Ландау, глядя на неё с явным мужским интересом. - Ну, а то, что умеет каждая женщина, вы умеете?

Девушка поняла, заплакала и убежала. Ландау удручённо смотрел ей в след, понимая, что дал маху и спросил что-то не то.

Потом ему позвонил тот математик, которому эта девушка, его протеже, всё рассказала.

- Что же ты вытворяешь, Дау?! – возмущался он. – Я же просил тебя помочь! Прислал к тебе прекрасную, подготовленную специалистку!.. Как ты мог?!

Ландау было страшно стыдно за ту свою бестактность, а был он человеком внутренне очень застенчивым, поэтому он как-то потерялся, и не нашёл ничего лучше,  как с детской обидчивостью ляпнуть:

- Ну, что же ты мне… фригидных-то присылаешь!

Математик просто ахнул и бросил трубку.

*     *     *

Однажды к Ландау напросилась взять интервью одна молодая, но уже довольно известная радиожурналистка. Она, как потом оказалось, была большой стервой и свою журналистскую карьеру делала известным, проверенным способом.

С неудержимым женским напором она набивалась на интервью со многими известными знаменитостями, которыми обычно были мужчины. Говорили, что в процессе интервью, прямо в кабинетах, она их всех соблазняла, собирая таким образом, своеобразную личную коллекцию. После ТОГО их беседа становилась гораздо белее эмоциональной и откровенной. Это стало её хобби, а интервью с известнейшими людьми – академиками, представителями науки и искусства звучали по центральному радио, принося журналистке большую известность.

Ландау не любил все эти интервью и общения с прессой, считая журналистов людьми недалёкими, но волнующие обертоны её голоса по телефону заставили и его согласиться.

Журналистка явилась к нему домой в летнем платье с глубоким декольте и расклешённой юбкой, одна, без помощников. Кора открыла ей дверь. Дау тоже спустился встретить гостью и, сделав ей удивлённый комплимент, повёл к себе наверх. Супруга его с тревогой смотрела из кухни, как дама эта поднимались по лестнице, покачивая бёдрами и высокой причёской типа «Нефертити».

Примерно через час таинственной тишины Кора увидела, что гостья уже спускается. Её растрёпанные местами волосы и взгляд внутрь себя, с поволокой наполнили супругу ужасными подозрениями…

Не прощаясь и не замечая ничего вокруг, журналистка направилась к выходу.

Следом спустился ошарашенный Дау, который даже не пытался ничего скрывать.

- Ты знаешь, Коруша… как-то всё само собой получилось… - отвечал он на молчаливый вопрос жены.

- Что - само собой?

- Да всё… это. Мы сначала поговорили, потом подошли к книжному шкафу, смотрели фотографии… и… я только положил руку ей на талию…

- И что??..

- И – всё!.. Такой быстрой победы у меня ещё не было…

- Чёрт! Чёрт!! – взбесилась Кора. – Дрянь! Сука!! Стерва!!!

- Не волнуйся, Корочка, - смущённо лепетал Дау. - Больше она не придёт... Она уже всё записала.

Интервью с Ландау прозвучало по радио и действительно получилось интересным, ярким и эмоциональным.