Добрыня и Змей
Вариант 1
Добрынюшке-то матушка говаривала, Да и Никитичу-то матушка наказывала: – Ты не езди-ка далече во чисто поле, На тую гору да сорочинскую.[1] Не топчи-ка младыих змеенышей, Ты не выручай-ка полонов да русскиих, Не купайся, Добрыня, во Пучай-реке[2], Та Пучай-река очень свирепая, А середняя-то струйка как огонь сечет! А Добрыня своей матушки не слушался. Как он едет далече во чисто поле, А на тую на гору сорочинскую, Потоптал он младыих змеенышей, А и повыручил он полонов да русскиих. Богатырско его сердце распотелося, Распотелось сердце, нажаделося – Он приправил своего добра коня, Он добра коня да ко Пучай-реке, Он слезал, Добрыня, со добра коня, Да снимал Добрыня платье цветное, Да забрел за струечку за первую, Да он забрел за струечку за среднюю И сам говорил да таковы слова: – Мне, Добрынюшке, матушка говаривала, Мне, Никитичу, маменька и наказывала: Что не езди-ка далече во чисто поле, На тую гору на сорочинскую, Не топчи-ка младыих змеенышей, А не выручай полонов да русскиих, И не купайся, Добрыня, во Пучай-реке, Но Пучай-река очень свирепая, А середняя-то струйка как огонь сечет! А Пучай-река – она кротка-смирна, Она будто лужа-то дождевая! Не успел Добрыня словца смолвити – Ветра нет, да тучу нанесло, Тучи нет, да будто дождь дождит, А и дождя-то нет, да только гром гремит, Гром гремит да свищет молния – А как летит Змеище Горынище[3] О тыех двенадцати о хоботах. А Добрыня той Змеи не приужахнется. Говорит Змея ему проклятая: – Ты теперича, Добрыня, во моих руках! Захочу – тебя, Добрыня, теперь потоплю, Захочу – тебя, Добрыня, теперь съем-сожру, Захочу – тебя, Добрыня, в хобота возьму, В хобота возьму, Добрыня, во нору снесу! Припадает Змея как ко быстрой реке, А Добрынюшка-то плавать он горазд ведь был; Он нырнет на бережок на тамошний, Он нырнет на бережок на здешниий, А нет у Добрынюшки добра коня, Да нет у Добрыни платьев цветныих – Только-то лежит один пухов колпак, Да насыпан тот колпак да земли греческой[4]; По весу тот колпак да в целых три пуда. Как ухватил он колпак да земли греческой, Он шибнет во Змею да во проклятую – Он отшиб Змеи двенадцать да всех хоботов. Тут упала-то Змея да во ковыль-траву. Добрынюшка на ножку он был поверток, Он скочил на змеиные да груди белые. На кресте-то у Добрыни был булатный нож – Он ведь хочет распластать ей груди белые. А Змея Добрыне ему взмолилась: – Ах ты, ай, Добрыня сын Никитинец! Мы положим с тобой заповедь великую: Тебе не ездити далече во чисто поле, На тую на гору сорочинскую, Не топтать больше младыих змеенышей, А не выручать полонов да русскиих, Не купаться ти, Добрыне, во Пучай-реке. И мне не летать да на святую Русь, Не носить людеймне больше русскиих-, Не копить мне полонов да русскиих. Он повыпустил Змею как с-под колен своих – Поднялась Змея да вверх под облако. Случилось ей лететь да мимо Киев-града. Увидала она князеву племянницу, Молоду Забаву дочь Потятичну, Идучи по улице по широкоей. Тут припадает Змея да ко сырой земле, Захватила она князеву племянницу, Унесла в нору да во глубокую. Тогда солнышко Владимир стольно-киевский А он по три дня да тут былин кликал[5], А былин кликал да славных рыцарей – Кто бы мог съездить далече во чисто поле, На тую на гору сорочинскую, Сходить а нору да во глубокую, А достать мою, князеву, племянницу, Молоду Забаву дочь Потятичну? Говорил Алешенька Левонтьевич: – Ax ты, солнышко Владимир стольно-киевский! Ты накинь-ка эту службу да великую На того Добрыню на Никитича: У него ведь со Змеею заповедь положена, Что ей не летать да на святую Русь, А ему не ездить далече во чисто поле, Не топтать-то младыих змеенышей Да не выручать полонов да русскиих, Так возьмет он князеву племянницу, Молоду Забаву дочь Потятичну, Без бою, без драки – кроволития. Тут солнышко Владимир стольно-киевский Как накинул эту службу да великую На того Добрыню на Никитича – Ему съездить далече во чисто поле И достать ему князеву племянницу. Молоду Забаву дочь Потятичну. Он пошел домой, Добрыня, закручинился, Закручинился Добрыня, запечалился. Встречает государыня да родна матушка, Та честна вдова Офимья Александровна: – Ты эй, рожёно мое дитятко. Молодой Добрыня сын Никитинец! Ты что с пиру идешь не весел-де? Знать, что место было ти не по чину[6], Знать, чарой на пиру тебя приобнесли Аль дурак над тобою насмеялся-де? Говорил Добрыня сын Никитинец: – Ты эй, государыня да родна матушка, Ты честна вдова Офимья Александровна! Место было мне-ка по чину, Чарой на пиру меня не обнесли, Да дурак-то надо мной не насмеялся ведь, А накинул службу да великую А то солнышко Владимир стольно-киевский Что съездить далече во чисто поле, На ту-то гору да на высокую, Мне сходить в нору да во глубокую, Мне достать-то князеву племянницу, Молоду Забаву дочь Потятичну. Говорит Добрыне родна матушка, Честна вдова Офимья Александровна: – Ложись-ка спать да рано с вечера, Так утро будет очень мудрое – Мудренее утро будет оно вечера. Он вставал по утрушку ранешенько, Умывается да он белешенько, Снаряжается он хорошохонько. Да идет на конюшню на стоялую, А берет в рука узду он да тесьмяную, А берет он дедушкова да ведь добра коня. Он поил Бурка литьем медвяныим, Он кормил пшеной да белояровой, Он седлал Бурка в седёлышко черкасское, Он потнички да клал на потнички, Он на потнички да кладет войлочки, Клал на войлочки черкасское седёлышко, Всех подтягивал двенадцать тугих подпругов, Он тринадцатый-то клал да ради крепости, Чтобы добрый конь-то с-под седла не выскочил, Добра молодца в чистом поле не выронил. Подпруги были шелковые, А шпеньки у подпруг всё булатные, Пряжки у седла да красна золота – Тот да шелк не рвется, да булат не трется, Красно золото не ржавеет, Молодец-то на коне сидит да сам не стареет[7]. Поезжал Добрыня сын Никитинец, На прощанье ему матушка да плетку подала, Сама говорила таковы слова: – Как будешь далече во чистом поле, На тыи горы да на высокия, Потопчешь младыих змеенышей, Повыручишь полонов да русскиих, Как тын-то младые змееныши Подточат у Бурка как они щеточки, Что не сможет больше Бурушко доскакивать, А змеенышей от ног да он отряхивать, Ты возьми-ка эту плеточку шелковую, А ты бей Бурка да промежу ноги. Промежу ноги. да промежу уши, Промежу ноги да межу задние,– Станет твой Бурушко поскакивать, А змеенышей от ног да он отряхивать – Ты притопчешь всех да до единого. Как будет он далече во чистом поле, На тыи горы да на высокия, Потоптал он младыих змеенышей. Как тыи ли младые змееныши Подточили у Бурка как они щеточки, Что не может больше Бурушко поскакивать, Змеенышей от ног да он отряхивать. Тут молодой Добрыня сын Никитинец Берет он плеточку шелковую, Он бьет Бурка да промежу уши, Промежу уши да промежу ноги, Промежу ноги межу задние. Тут стал его Бурушко поскакивать, А змеенышей от ног да он отряхивать, Притоптал он всех да до единого. Выходила как Змея она проклятая Из тыи норы да из глубокия, Сама говорит да таковы слова: – Ах ты, вор, Добрынюшка Никитинец! Ты, знать, порушил свою заповедь. Зачем стоптал младыих змеенышей, Почто выручал полоны да русские? Говорил Добрыня сын Никитинец: – Ах ты, ай. Змея да ты проклятая! Черт ли тя нес да через Киев-град, Ты зачем взяла князеву племянницу, Молоду Забаву дочь Потятичну? Ты отдай же мне – ка князеву племянницу Без боя, без драки – кроволития. Тогда Змея она проклятая Говорила-то Добрыне да Никитичу: – Не отдам я тебе князевой племянницы Без боя, без драки – кроволития! Заводила – она бой-драку великую. Они дрались со Змеею тут трои сутки, Но не мог Добрыня Змею перебить. Хочет тут Добрыня от Змеи отстать – Как с небес Добрыне ему глас гласит: – Молодой Добрыня сын Никитинец! Дрался со Змеею ты трои сутки, Подерись со Змеей еще три часа: Ты побьешь Змею да ту проклятую! Он подрался со Змеею еще три часа, Он побил Змею да ту, проклятую Та Змея, она кровью пошла. Стоял у Змеи он тут трои сутки, А не мог Добрыня крови переждать. Хотел Добрыня от крови отстать, Но с небес Добрыне опять глас гласит: – Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинец! Стоял у крови ты тут трои сутки – Постой у крови да еще три часа, Бери свое копье да мурзамецкое И бей копьем да во сыру землю, Сам копью да приговаривай: «Расступись-ка, матушка сыра земля, На четыре расступись да ты на четверти! Ты пожри-ка эту кровь .да всю змеиную!» Расступилась тогда матушка сыра земля, Пожрала она кровь да всю змеиную. Тогда Добрыня во нору пошел. Во тыи в норы да во глубокие, Там сидит сорок царей, сорок царевичей, Сорок королей да королевичей, А простой-то силы – той и –сметы нет. Тогда Добрынюшка Никитинец Говорил-то он царям да он царевичам И тем королям да королевичам: – Вы идите нынь туда, откель принесены[8] А ты, молода Забава дочь Потятична,- Для тебя я эдак теперь странствовал – Ты поедем-ка ко граду ко Киеву А и ко ласковому князю ко Владимиру.- И повез молоду Забаву дочь Потятичну.* * *
А.Ф. Гильфердинг. Онежские былины, т.2 № 148. Записано от Абрама Евтихиевича Чукова, пудожского крестьянина из деревни Горки.
Цитируется по:
Б95 Былины. Русские народные сказки. Древнерусские повести. /В.П. Аникин, Д.С. Лихачев, Т.Н. Михельсон; М.: Дет.лит., 1989
ISBN 5-08-000983-8
Коментарии: В.П. Аникин, Д.С. Лихачев, Т.Н. Михельсон
Вариант 2
Да и спородила Добрыню родна матушка
Да возростила до полнаго до возраста;
Стал молоденькой Добрынюшко Микитинец
На добром коне в чисто поле поезживать,
Стал он малыех змеёнышев потаптывать.
Приезжал Добрыня из чиста поля,
А и сходил-то как Добрынюшка с добра коня
И он шол в свою полату в белокаменну,
Проходил он во столову свою горенку,
Ко своей ко родною ко матушки.
Говорила тут Дабрыни родна матушка:
– Ай же свет, моё цадо любимое,
Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!
Ты на добром коне в чисто поле поезживашь,
Да ты малыех змеёнышев потаптывать.
Не съезжай-ко ты, молоденькой Добрынюшка,
Да ты далече-далече во чисто поле,
Ко тым славныем горам да к Сорочинскиим,
Да ко тым норам да ко змеиныем,
Не топци-ко ты там малыех змеёнышев,
Не входи-ко ты во норы в змеиные,
Не выпущай-ко полонов оттуль расейскиих;
Не съезжай-ко ты, молоденькой Добрынюшка,
Ко той славною ко матушки к Пучай-реки,
Не ходи-ко ты купаться во Пучай-реки,
То Пучай-река очюнь свирипая,
Во Пучай-реки две струйки очюнь быстрыих:
Перва струечка в Пучай-реки быстрым-быстра,
Друга струечка быстра, быдто огонь секет.-
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
Родной матушки-то он не слушатся,
Выходил он со столовой своей горенки
Да и во славныя полаты белокаменны,
И одевал соби одёжицу снарядную,
Да и рубашечки-манешечки шелковеньки,
Всю одёжицу одел он да хорошеньку,
А хорошеньку одёжицу снарядную;
Выходил он из полаты белокаменной
Да и на свой на славный на широк на двор,
Заходил он во конюшеньку стоялую,
Брал добра коня он богатырского,
Брал добра коня Добрынюшка, заседлывал,
А и садился-то Добрыня на добра коня,
Да с собою брал он паличку булатнюю,
Да и не для-ради да драки-кроволитьица великаго,
А он брал-то для потехи молодецкою.
То повыехал Добрынюшка в чисто поле
На добром кони на богатырскоём,
То он ездил целый день с утра до вечера
Да по славну по роздольицу чисту полю.
Похотелось-то молодому Добрынюшки
Ему съездити во далече чисто поле,
Да и ко тым горам ко Сорочинскием
Да и ко тым норам да ко змеиныем.
И он спустил коня да богатырскаго,
Да и поехал по роздольицу чисту полю..
Еще день за день как быдто дождь дождит,
Да и недели за неделей как река бежит:
То он день едет по красному по солнышку,
Да он в ночь ехал по светлому по месяцу,
Приезжал он ко горам да к Сорочинскием,
Стал он ездить по роздольицу чисту полю,
Он-то ездил целый день с утра до вечера,
Потоптал он много-множество змеёнышов.
И услыхал-то тут молоденькой Добрынюшка:
Его доброй конь да богатырский
А и стал на ноги да конь припадывать.
А и поехал-то молоденькой Добрынюшка
От тых славныих от гор от Сорочинскиих
Да и от тых от нор он от змеиныих,
Да и поехал-то Добрыня в стольнёй Киев-град.
Еще день за день как быдто дождь дожжит,
Да и неделя за неделю как река бежит;
То он в день едет по красному по солнышку,
А он в ночь едет по светлому по месяцу,
Он повыехал в роздольицо в чисто поле,
Похотелось тут молодому Добрынюшки
Съездить-то ко славной ко Пучай-реки,
Посмотреть ему на славную Пучай-реку.
То он ехал по роздольицу чисту полю,
Да приехал он ко славной ко Пучай-реки,
Становил коня он богатырскаго,
Да и сходил Добрыня со добра коня,
Посмотрел-то он на славную Пучай-реку.
Похотелось тут молодому Добрынюшки
Покупатися во славной во Пучай-реки;
Он одёжицю с собя снимал всю донага,
Да и пошол-то он купаться во Пучай-реку.
Там на тую пору, на то времецко
А и на славноёй да на Пучай-реки
Да и случились быть тут красны девушки;
Оны клеплют[9] тонко беленькое платьицо,
Говорят оны молодому Добрынюшки:
– Ты удаленькой дородней доброй молодец!
То во нашою во славной во Пучай-реки
Наги добры молодци не куплются,
Они куплются в тонких белых полотняных
рубашечках.
Говорил-то им молоденькой Добрынюшка:
– Ай жо девушки да вы голубушки,
Беломойници, вы портомойници!
Ничего-то вы ведь, девушки, не знаете,
Только знайте-тко вы девушки самы собя.-
Он пошол-то как купаться во Пучай-реку,
Перешол Добрыня перву струечку,
Перешол Добрыня другу струечку,
Перешол-то он Пучай-реку от бережка до другого;
Похотелось тут молодому Добрынюшки
Покупаться во Пучай-реки, поныркати.
Там на тую пору, на то времецко
Да из далеча-далече из чиста поля,
Из-под западнёй да с-под сторонушки,
Да и не дождь дожжит да и то не гром громит,
А и не гром громит, да шум велик идет:
Налетела над молодаго Добрынюшку
А и змеиныщо да то Горынищо,
А и о трех змеиныщо о головах,
О двенадцати она о хоботах;
Надлетела над молодаго Добрынюшку,
Говорила-то змеищо таковы слова:
– А теперь Добрынюшка в моих руках,
А в моих руках да он в моей воли!
А 'ще что я похочу, то над ним сделаю:
Похочу-то я молодаго Добрынюшку,
Похочу, Добрынюшку в полон возьму,
Похочу-то, я Добрыиюшку-то и огнем пожгу,
Похочу-то, я Добрынюшку-то и в собя пожру.-
И у того ли у молодаго Добрынюшки
Его сердце богатырско не ужахнулось;
Он горазд был плавать по быстрым рекам,
Да и нырнул-то он от бережка ко другому,
Да и от другаго от бережка ко етому.
И он воспомнил тут свою да родну матушку:
– Не велела мне да родна матушка
Уезжать-то далече в чисто поле,
Да и ко тым она горам ко Сорочинскиим,
Да и ко тым норам да ко змеиныим,
Не велела мне-ка ездить ко Пучай-реки,
Не велела мне купаться во Пучай-реки.
Да и не за то ли зде-ка ноньчу странствую? –
И он ащо нырнул от бережка до бережка,
Выходил Добрыня на крутой берёг,
Тут змеинищо Горынищо проклятое.
Она стала на Добрыню искры сыпати,
Она стала жгать да тела белаго.
И у того ли у молодаго Добрынюшки
Не случилося ничто быть в белых ручушках,
Да и ему нечим со змеищом попротивиться.
Поглянул-то как молоденькой Добрынюшка
По тому по крутому по бережку,
Не случилося ничто лежать на крутоём на берегу,
Ему ничего взять в белыи во ручушки,
Ему нечим со змеищом попротивиться.
Ёна сыплет его искрой неутышною,
Ёна жгет его да тело белое.
Столько увидал молоденькой Добрынюшка,
Да и на крутоём да он на береги
То лежит колпак да земли греческой;
Ён берёт-то тот колпак да во белы ручки.
Он со тою ли досадушки великою
Да ударил он змеинища Горынища.
Еще пала-то змея да на сыру землю,
На сыру-то землю пала во ковыль-траву.
Молодой-то Добрынюшка Микитинец
Очюнь смелой был да оборотистой.
Да и скочил-то он змеищу на белы груди,
Роспластать-то ей хотит да груди белыи,
Он хотит-то ей срубить да буйны головы.
Тут змеинищо Горынищо молиласи:
– Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!
Не убей меня да змеи лютою,
Да спусти-тко полетать да по белу свету.
Мы напишем с тобой записи промеж собой,
То велики записи немалыи:
Не съезжаться бы век по веку в чистом поли.
Нам не делать бою-драки-кроволития промеж собой,
Бою-драки-кроволития великаго.-
Молодой-то Добрынюшка Микитинец,
Ён скорёшенько сходил-то со белой груди;
Написали оны записи промеж собой,
То велики оны записи немалыи:
«Не съезжаться бы век по веку в чистом поли,
Нам не делать бою-драки-кроволитьица промеж собой».
Тут молоденькой Добрынюшка Микитинец,
Он скорёшенько бежал да ко добру коню,
Надевал свою одёжицу снарядную,
А и рубашечки-манешички шелковеньки,
Всю одёжицу надел снарядную,
Он скорёшенько садился на добра коня,
Выезжал Добрыня во чисто поле,
Посмотреть-то на змеищо на Горынищо,
Да которым она местечком полетит по чисту полю.
Да и летела-то змеищо через Киев-град,
Ко сырой земли змеинищо припадала,
Унесла она у князя у Владимира,
Унесла-то племничку любимую
Да прекрасную Забавушку Путятицну.
То приехал-то Добрыня в стольний Киев-град,
Да на свой Добрыня на широкий двор,
Да сходил Добрынюшка с добра коня.
Подбегает к нему паробок любимый,
Он берёт коня да и богатырскаго,
Да и повел в конюшенку в стоялую,
Стал добра коня да ён россёдлывать,
Да стал паробок добра коня кормить-поить,
Он кормить-поить да стал улаживать.
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
Он прошол своей полатой белокаменной,
Заходил он во столову свою горенку
Ко своей ко родной ко матушки,
То ничим Добрынюшка не хвастает.
Тут молоденькой Добрынюшка Микитинец
На почестен пир ко князю стал похаживать;
То ходил Добрынюшка по день поры,
Да ходил Добрыня по другой поры,
Да ходил Добрынюшка по третей день.
То Владимир князь-от стольне-киевской,
Он.по горенке да и похаживат,
Пословечно, государь, он выговаривал:
– Ай жо вы, мои до князи-бояра,
Сильни русские могучие богатыря,
Еще вси волхи бы все волшебники!
Есть ли в нашеём во городи во Киеви
Таковы люди, чтобы съездить им да во чисто поле,
Ко тым славныим горам да Сорочинскиим,
Ко тым славныим норам да ко змеиныим,
Кто бы мог сходить во норы во змеиныи,
Кто бы мог достать да племничку любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну?
Таковых людей во граде не находится;
Не могут-то съездити во далече чисто поле,
Ко тым славным ко горам ко Сорочинскиим,
Да ко тым норам да ко змеиныим.
Тут Владымир князь-от стольне-киевской
А и по горенки да князь похаживал,
Пословечно, государь, ён выговаривал:
– Ай жо вы, мои да князя-бояра,
Сильни русьскии могучие богатыря!
Задолжал-то я во земли во неверныи,
У меня-то дани есть неплочепы
За двенадцать год да с половиною.-
Приходил-то он к Михайлушке ко Потыку
Говорил Михаилы таковы слова:
– Ты Михаило Потык сын Иванович!
А и ты съезди-тко во землю в политовскую,
К королю-то к Чубадею к политовскому,
Отвези-тко дани за двенадцать год,
За двенадцать год да и с половиною.-
Пришол к старому к казаке к Ильи Муромцу,
Говорил Владымир таковы слова:
– Ай ты, старыя казак да Илья Муромец!
А ты съезди-тко во землю-ту во шведскую,
А ко тому королю ты съезди к шведскому,
Отвези-тко дани за двенадцать год,
За двенадцать год да с половиною.-
Тут Олешенька Григорьевич по горенке похаживат,
Пословечно князю выговариват:
– Ты Владымир князь да стольне-киевской!
А и накинь-ко ту ведь служобку великую,
Да велику служобку немалую,
На того да на молодаго Добрынюшку,
Чтобы съездил он в далече чисто поле,
Ко тым славным ко горам да Сорочинскиим,
Да сходил бы он во норы во змеиныи,
Отыскал бы твою племничку любимую,
Да прекрасную Забавушку Путятичну,
А привез бы ён Забаву в стольнё Киев-град,
Да к тоби, ко князю, на широкой двор,
Да привел бы во полаты в белокаменны,
Да он подал бы тобе ю во белы руки.-
Тут Владымир-князь да стольнё-киевской
Приходил-то он к молодому Добрынюшки,
Говорил Добрыни таковы слова:
– Ты молоденькой Добрыиюшка Микитинец!
Налогаю тоби служобку великую,
Да и велику служобку немаленьку:
А и ты съезди-тко во далече во чисто поле,
Ко тым славным ко горам ко Сорочинскиим,
Да сходи-тко ты во поры во змеиныя,
Отыщи-тко племничку любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну,
Привези-тко ты ю в стольнё Киев-град,
Приведи-тко мни в полаты в белокаменны,
Да подай-ко ты Забаву во белы руки.-
Тут молоденькой Добрынюшка Микитинец
Он за столиком сидит, сам запечалился,
Запечалился он закручинился.
Выходил-то он за столиков дубовыех,
Выходил он за скамеечок окольниих.
Проходил-то ён полатой белокаменной,
Выходил он из полаты белокаменной,
Он с честна пиру идет да и невесело,
Приходил в свои полаты белокаменны,
Приходил он во столову свою горенку,
Ко своей ко родною ко матушки.
Говорит Добрыни родна матушка:
– Ай ты, свет, моё цадо любимое,
Да и молоденькой Добрынюшка Микитинец!,
Что с честна пиру пришол да ты невесело?
То местечико было в пиру не по чину?
Али чарою в пиру тобя приобнесли?
Аль кто пьяница дурак да приобгалился[10]?
Говорил Добрыня родной матушки:
– Ай жо свет, моя ты родна матушка!
Да в пиру-то место было по чину,
А 'ще чарой во пиру меня не обнесли,
Да то пьяница дурак да не обгалился,-
А й Владымир-князь-от стольнё-киевской
Наложил-то мни-ка служобку великую,
А и великую мне служобку немалую:
Велел съездить мни во далече в чисто поле,
Ко тым славным ко горам да к Сорочинскиим,
Он велел сходить во норы во змеиныи,
Отыскать мне велел племничку любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну,
Да и привезти велел ю в стольнё Киев-град,
Привезти ко князю на широкой двор,
Привезти ю во полаты в белокаменны.
Подать князю-то да во белы руки.-
Говорила тут Добрыни родна матушка:
– Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!
А ты ешь-ка, пей да на спокой ложись,
Утро мудренее живет вечера,-
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
Он поел-то ествушок сахарниих.
Да попил-то питьицов медвяныих,
Молодой Добрыня на спокой улёг.
Да и по утрушку да то ранёхонько,
До исход зори да раннё-утренной,
До выставанья да красна солнышка,
Да и будила-то Добрыню родна матушка:
– А ставай-ко ты, молоденькой Добрынюшка!
Да ты делай дело повеленое,
Сослужи-тко эту служебку великую.-
Молодой Добрынюшка Микитинец,
Он скоренько стал да то и от крепка сна,
Умывался-то Добрынюшка белёшенько,
Надевался он да и хорошехонько,
Выходил он из полаты белокаменной
Да и на свой на славный на широкий двор,
Приходил ей во конюшеньку в стоялую,
Брал коня Добрыня богатырскаго,
Да и седлал Добрынюшка добра коня,
Да и садился-то Добрыня на добра коня,
Выезжал Добрыня с широка двора.
Тут заплакала Добрынюшкина матушка,
Она стала-то ронить да слез горючиих,
Она стала-то скорбить да личка белаго,
Говорила-то она да и таковы слова:
– Я Добрынюшку бессчастнаго спородила!
Как войдет-то ён во норы в змеиныи.
Да войдет ко тым змеям ко лютыим,
Поросточат-то его да тело белое,
Еще выпьют со Добрыни суровую кровь.-
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
Он поохал по роздольиду чисту полю.
Еще день-то за день быдто дождь дожжит,
А неделя за неделю, как река, бежит;
Да он в день ехал по красному по солнышку,
То он в ночь ехал по светлому по месяцу,
Он подъехал ко горам да к Сорочинским,
Да стал ездить по роздольицу чисту полю,
Стал он малыех змеёнышев потаптывать.
И он проездил целый день с утра до вечера.
Притоптал-то много-множество змеёнышов.
И услыхал молоденькой Добрынюшка,
Его доброй конь да богатырский,
А стал на ноги да конь припадывать.
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
Берет плеточку шелкову во белы руки,
То он бил коня да и богатырскаго.
Первый раз его ударил промежу уши,
Другой раз ударил промежу ноги,
Промеж ноги он ударил промеж задний,
Да и он бил коня да не жалухою,
Да со всей он силы с богатырскою,
Ён давал ему удары-ты тяжелый.
Его доброй конь да богатырский,
По чисту полю он стал поскакивать,
По целой версты он стал помахивать,
По колену стал в земелюшку погрязывать,
Из земелюшки стал ножек ей выхватывать,
По сенной купны земельки ён вывертывал,
За три выстрелу он камешки откидывал.
И он скакал-то по чисту поглю, помахивал,
И он от ног своих змеёнышев отряхивал,
Потоптал всих малыих змиёнышов.
Подъезжал он ко норам да ко змеиныим,
Становил коня он богатырского,
Да и сходил Добрыня со добра коня
Он на матушку да на сыру-землю,
Облащался-то молоденькой Добрынюшка
Во доспехи ой да в свои крепкии:
Во-первых, брал саблю свою вострую,
На белы груди копьё клал муржамецкоё,
Он под левую да и под пазушку
Пологал ён палядку булатнюю,
Под кушак ён клал шалыгу поддорожную,
И он пошол во ты во норы во змеиныи.
Приходил ён ко норам да ко змеиныим,
Там затворами затворено-то медныма,
Да подпорамы-то подперто железныма,
Так нельзя войти во норы во змеиныи.
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
А подпоры он железныи откидывал,
Да и затворы-то он медныи отдвигивал,
Он прошол во норы во змеиныи.
Посмотрел-то он на норы на змеиныи,
А и во тых норах да во змеиныих
Много-множество до полонов сидит,
Полона сидят да всё расейскии,
А и сидят-то там да князи-бояра,
Сидят руськии могучии богатыря.
Похотелось-то молодому Добрынюшки,
Похотелось-то Добрыми полона считать,
И он пошол как по норам да по змеиныим,
Начитал-то полонов ён много-множество,
Да и дошол ён до змеинища Горынища;
А и у той-то у змеища у проклятою
Да и сидит Забавушка Путятична.
Говорил Добрыня таковы слова:
– Ай жо ты, Забавушка Путятична! –
Да ставай скоренько на резвы ноги,
Выходи-тко ты со нор да со змеиныих,
Мы поедем-ко с тобой да в стольнё Киев-град.
За тобя-то езжу да я страньствую
Да и по далечу-далёчу по чистым полям,
Да хожу я по норам да по змеиныим.-
Говорит ему змеинищо Горынищо:
– Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!
Не отдам тобе Забавушки Путятичной
Без бою без драки-кроволития.
А у нас-то с тобой записи написаны
Да у тою ли у славною Пучай-реки,
Не съезжаться б нам в роздольице чистом поли,
Нам не делать бою-драки-кроволития
Да промеж собой бы нам великаго,
Ты приехал ко горам да Сорочинскием,
Потоптал ты малыих змеёнышов,
Выпущаешь полона отсюль расейскии,
Увезти хотишь Забавушку Путятичну.-
Говорил-то ей молоденькой Добрынюшка:
– Ай же ты, змеинищо проклятая!
А и когда ты полетела от ПучаЙ-реки,
Да зачим жо ты летела через Киев-град?
Да почто же ты к сырой земли припадала?
Да почто же унесла у нас Забавушку Путятичну?
Брал-то ю за ручушки за белыи,
Да за ней брал за перстни за злаченыи,
Да повел-то ю из нор он из змеиныих.
Говорил Добрыня таковы слова:
– Ай же полона да вы расейскии!
Выходите-тко со нор вы со змеиныих,
А и ступайте-тко да по своим местам.
По своим местам да по своим домам.-
Как пошли-то полона эты расейскии
А и со тых со нор да и со змеиныих,
У них сделался да то и шум велик.
Молодой-то Добрынюшка Микитинец,
Приходил Добрыня ко добру коню,
А и садил-то ён Забаву на добра коня,
На добра коня садил ю к головы хребтом,
Сам Добрынюшка садился к головы линем,
Да и поехал-то Добрыня в стольнё Киев-град.
Он приехал к князю на широкой двор,
Да и сходил Добрыня со добра коня,
Опущает он Забавушку Путятичну,
Да повел в полаты в белокаменны,
Да он подал князю ю Владимиру
Во его во белыи во ручушки.
А тут этоёй старинушки славу поют
* * *
Былинная биография Добрыни Никитича разработана в русском эпосе не менее тщательно, чем Ильи Муромца. Есть былины о рождении и детстве Добрыни, о его женитьбе на богатырше-полянице, о его знакомстве с Ильей Муромцем, о конфликте с Алешей Поповичем. Известно имя Добрыниной матери – Амельфа Тимофеевна; отца – Никита Романович; жены – Настасья Микулична; тетушки – Авдотья Ивановна, даже «матушки крестовой» – Анны Ивановны.
В отличие от Ильи Муромца Добрыня Никитич имеет вполне реального исторического прототипа – это знаменитый дядя князя Владимира Святославовича, посадник новгородский, а затем воевода киевский Добрыня, рассказы о котором есть и в «Повести временных лет», и в других летописных источниках. (Подробный и наиболее полный свод всех сведений об этом историческом Добрыне приведен в книге: Добрыня Никитич и Алеша Попович. М., 1974. («Литературные памятники».)
Но существует и другая версия, согласно которой былинный Добрыня – собирательный образ, вобравший, черты многих древнерусских Добрынь. «С домонгольской Русью,– отмечает современный исследователь Ю. И. Смирнов,– летописи связывают по крайней мере семь Добрынь: в сведениях по X в. упоминается несколько раз Добрыня, дядя Владимира I Святославича; по XI в.– Добрыня Рагуилович, воевода новгородский, по XII в.– Добрыня Галичанин и Добрыня Ядрейкович, архиепископ новгородский. Выбор достаточно велик – почти четыре столетия, и теоретически нельзя исключить никого из этих «прототипов» или сводить всех Добрынь к первому из них, как это часто делается».;
Здесь речь идет о временах домонгольской Руси, но и позже, в XV-XVII веках (по «Ономастикону» С. Б. Веселовского); это имя оставалось в числе самых распространенных. При этом надо еще учитывать, что оно относится к числу «некалендарных» имен, которого не могли дать при крещении. А это значит, что для всех перечисленных выше Добрынь оно было или вторым – языческим именем, или же, что более вероятно, прозвищем, полученным за определенные человеческие качества: доброту, красоту, величие (а все это входит в значение древнерусского имени Добрыня). Так что в данном случае действительно трудно понять, что же именно привлекло в историческом Добрыне: его ли заслуги, а они и впрямь были немалыми, или же само это прекрасное имя ДОБРЫНЯ, тем более что и по отчеству он – НИКИТИЧ, что в переводе с греческого означает – славный, блестящий, победитель. Поэтому полностью оно значило: добрый победитель.
Перефразируя известное выражение, вполне можно сказать, что если бы не было исторического Добрыни, его бы все равно выдумали. Русский народный эпос немыслим без героя с таким именем.
Центральным и наиболее популярным сюжетом в былинах о Добрыне Никитиче остался самый древний – «змееборчество», бой Добрыни со змеем. Хотя уже первые исследователи обратили внимание не только на мифологические (они бесспорны), но и на исторические корни этого сюжета. Так возникло известное толкование в контексте с реальными историческими фактами крещения Добрыней Новгорода в 990 году, когда Добрыня огнем, а Путята (вспомним Забаву Путятичну, которую спасает от змея былинный Добрыня) мечом заставили новгородцев принять новую веру.
Сокрушив все языческие идолы, Добрыня, как описывают летописи, обратился к новгородцам с такими словами: «Что, безумные, сожалеете о тех, кто сам себя защитить не смог, какую помощь от них ждали».
В народном поэтическом творчестве эти реальные исторические события приняли сказочно-фантастическую форму борьбы Добрыни со змеем. Тем более что «змееборческие» мотивы уже изначально существовали в эпосе, были тем самым наследием языческих времен, которые сокрушал исторический Добрыня. Подобные мотивы наиболее полно сохранились в сказаниях и сказках, но Добрыня существенно отличается от традиционных сказочных героев-змееборцев. «Давняя сказочно-мифологическая традиция,– отмечает современный исследователь В. П. Аникин,– говоря о змееборстве, сталкивала героя со змеем как с обладателем или похитителем женщины. Змей Горыныч в былине также предстает в этой своей роли, но есть и отличие. В сказках герой вел борьбу с мифическим чудовищем, чтобы создать семью. Добрыня являет собой образ воителя нового типа. Он не борется за устройство семьи. Забава Путятична освобождена не как невеста. Добрыня – борец за спокойствие и нерушимость границ Руси. Сказочный мотив борьбы за женщину становится мотивом борьбы за русскую полонянку. Добрыня прославлен как освободитель русской земла от губительных налетов змея-насильника».
Публикуемый текст, записанный А. Ф. Гильфердингом от Т.Г. Рябинина (Онежские былины. 3-е изд., т. 2, № 79) по праву считается классикой русского эпоса. Былина записана от Т. Г. Рябинина 24 ноября 1871 года в Петербурге, где на его выступлениях присутствовали выдающиеся деятели русской науки в культуры.
В.И. Калугин
Вариант 3
Как во стольном во городе во Клеве
Жил-был там удалый добрый молодец,
Молодой Добрынюшка Никитинич;
Пожелал-то идти он за охвотою
Обувает он сапожки на ножки зелен сафьян,
Одевает он, Добрыня, платье цветное,
Налагает он ведь шапку во пятьсот рублей,
А и берет-то ведь Добрыня да свой тугой лук,
Этот тугой лук, Добрынюшка, разрывчатый,
А и берет-то ведь он стрелочки каленые,
А и приходит-то Добрыня ко синю морю,
А и приходит-то Добрыня к первой заводи;
Не попало тут ни гуся, ни лебедя,
А и не серого-то малого утеныша.
А и приходит-то Добрыня к другой заводи,
Не находит он ни гуся, да ни лебедя,
А и ни серого-то малого утеныша.
А и приходит-то Добрыня к третьей заводи,
Не находит он ни гуся, да ни лебедя,
А и ни серого-то малого утеныша.
Разгорелось у Добрыни ретиво сердцо,
Скоро тут Добрыня поворот держал,
А и приходит-то Добрынюшка во свой-от дом,
Во свой дом приходит к своей матушке,
А и садился он на лавочку брусовую,
Утопил он очи во дубовый мост.
А и подходит-то к Добрыне родна матушка,
А сама-то говорит да таково слово:
«А и ты, молодой Добрынюшка Никитинич!
Что же, Добрыня, не весел пришел?»
А и говорит-то ведь Добрыня своей матушке:
«Ай же ты родитель, моя матушка!
Дай-ко ты, Добрыне, мне прощеньице,
Дай-ко ты Добрыне бласловленьице,
Ехать мне, Добрыне, ко Пучай-реки».
Говорит-то ведь Добрыне родна матушка:
«Молодой Добрыня сын Никитинич!
А не дам я ти прощенья-бласловленьица
Ехать ти Добрыне ко Пучай-реки.
Кто к Пучай-реки на сем свети да езживал,
А счастлив-то оттуль да не приезживал».
Говорит Добрыня своей матушке:
«Ай же ты родитель, моя матушка!
А даешь мне-ка прощение – поеду я,
Не даешь мне-ка прощения – поеду я».
А и дала мать прощение Добрынюшке
Ехать-то Добрыне ко Пучай-реки.
Скидывает-то Добрыня платье цветное,
Одевает-то он платьице дорожное,
Налагал-то на головку шляпу земли греческой,
Он уздал-седлал да ведь добра коня,
Налагает ведь он уздицу тесмяную,
Налагает ведь он потники на потники,
Налагает ведь он войлоки на войлоки,
На верёх-то он седелышко черкасское,
А и туго ведь он подпруги подтягивал,
Сам ли-то Добрыня выговаривал:
«Не для ради красы-басы, братцы, молодецкие,
Для укрепушки-то было богатырские».
А и берет-то ведь Добрыня да свой тугой лук,
А и берет-то ведь Добрыня калены стрелы,
А и берет-то ведь Добрыня саблю вострую,
А и берет копьё да долгомерное,
А и берет-то он ведь палицу военную,
А и берет-то Добрыня слугу младого.
А поедучи Добрыне родна матушка наказыват:
«Ай же ты, молодой Добрынюшка Никитинич!
Съедешь ты, Добрыня, ко Пучай-реки,
Одолят тебя жары да непомерные,-
Не куплись-ко ты, Добрыня, во Пучай-реки».
Видли-то да добра молодца ведь сядучись,
Не видали тут удалого поедучись.
А приезжает-то Добрыня ко Пучай-реки,
Одолили ты жары да непомерные,
Не попомнил он наказанья родительска.
Он снимает со головки шляпу земли греческой,
Раздевает ведь он платьица дорожные,
Разувает ведь Добрыня черны чоботы,
Скидывает он порточики семи шелков,
Раздевает он рубашку миткалиную,
Начал тут Добрыня во Пучай-реки купатися.
Через перву-то струю да нырком пронырнул,
Через другую струю да он повынырнул,-
А не темныя ли темени затемнели,
А не черныя тут облаци попадали,
А летит ко Добрынюшке люта змея,
А лютая-то змея да печерская.
Увидал Добрыня поганую змею,
Через перву-то струю да нырком пронырнул,
Через другую струю да он повынырнул,
Млад-то слуга да был он торопок,
А угнал-то у Добрынюшки добра коня,
А увез-то у Добрынюшки он тугой лук,
А увез-то у Добрыми саблю вострую,
А увез копье да долгомерное,
А увез-то он палицу военную,
Стольки он оставил одну шляпоньку,
Одну шляпу-то оставил земли греческой.
Хватил-то Добрыня свою шляпоньку,
А ударил он змею да тут поганую,
А отбил он у змеи да ведь три хобота,
А три хобота отбил да что ни лучшиих,
А змея тогда Добрынюшке смолилася:
«Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Не предай ты мне смерети напрасныи,
Не пролей ты моей крови бесповинныи.
А не буду я летать да по святой Руси,
А не буду я пленить больше богатырей,
А не буду я давить да молодыих жен,
А не буду сиротеть да малых детушек,
А ты будь-ко мне, Добрыня, да ты большой брат,
Я буду, змея, да сестрой меньшою».
А на ты лясы Добрыня приукинулся,
А спустил-то он змею да на свою волю;
А и пошел Добрынюшка во свой-от дом,
А и во свой-от дом Добрыня к своей матушке.
Настигает ведь Добрыню во чистом поле,
Во чистом поле Добрынюшку да темна ночь.
А тут столбики Добрынюшка расставливал,
Белополотняный шатер да он раздергивал,
А тут-то Добрыня опочив держал.
А встает-то Добрыня поутру рано,
Умывался ключевой водой белешенько,
Утирался в полотно-то миткалиное,
Господу богу да он молится,
Чтобы спас меня господь, помиловал.
А и выходит-то Добрыня со бела шатра,
А не темные ли темени затемнели,
А не черные тут облаци попадали,-
Летит по воздуху люта змея,
А и несет змея да дочку царскую,
Царскую-то дочку, княженецкую,
Молоду Марфиду Всеславьевну.
А и пошел Добрыня да во свой-от дом,
Приходил Добрыня к своей матушке,
Во свою-то он гридню во столовую,
А садился он на лавочку брусовую.
А Владимир-князь да стольно-киевский,
Начинает-то Владимир да почестный пир
А на многия на князи да на бояры,
А на сильниих могучиих богатырей,
На тых паляниц да на удалыих,
На всех зашлых да добрых молодцов.
А и говорит-то ведь Добрыня своей матушке:
«Ай же ты родитель, моя матушка!
Дай-ко ты, Добрыне, мне прощеньице,
Дай-ко мне, Добрыне, бласловленьице,
А поеду я, Добрыня, на почестный пир
Ко ласкову князю ко Владимиру».
А и говорила-то Добрыне родна матушка:
«А не дам я ти, Добрынюшке, прощеньица,
А не дам я ти, Добрыне, бласловленьица,
Ехать ти, Добрыне, на почестный пир
Ко ласкову князю ко Владимиру.
А и живи-тко ты, Добрыня, во своём дому,
Во своем дому, Добрыня, своей матушки,
Ешь ты хлеба-соли досыта,
Пей зелена вина ты допьяна,
Носи-тко золотой казны ты долюби».
А и говорит-то ведь Добрыня родной матушке:
«Ай же ты родитель, моя матушка!
А даешь мне-ка прощение – поеду я. \
Не даешь мне-ка прощения – поеду я».
Дала мать Добрынюшке прощеньице,
Дала мать Добрыне бласловленьице.
А справляется Добрыня, снаряжается,
Обувает он сапожики на ноженки зелен сафьян,
Одевает-то Добрыня платье цветное,
Налагает ведь он шапку во пятьсот рублей,
А и выходит-то Добрыня на широкий двор,
Он уздае-седлае коня доброго,
Налагает ведь он уздицу тесмяную,
Налагает ведь он потнички на потнички,
Налагает ведь он войлоки на войлоки,
На верёх-то он седелышко черкасское.
А и крепко ведь он подпруги подтягивал,
А и подпруги шелку заморского,
А и заморского шелку шолпанского,
Пряжки славныя меди бы казанские,
Шпенечки-то булат-железа да сибирского,
Не для красы-басы, братцы, молодецкия,
А для укрепушки-то было богатырскии.
Садился ведь Добрыня на добра коня,
Приезжает-то Добрыня на широкий двор,
Становил коня-то посреди двора,
Он вязал коня к столбу точеному,
Ко тому ли-то колечку золоченому.
А и приходит он во гридню во столовую,
А глаза-то он крестит да по-писаному,
А и поклон тот ведет да по-ученому,
На все стороны Добрыня поклоняется,
А и князю со княгинею в особину.
А и проводили-то Добрыню во большо место,
А за ты за эти столы за дубовые,
А за тыи ли за ества за сахарные,
А за тыи ли за питья за медвяные.
Наливали ему чару зелена вина,
Наливали-то вторую пива пьяного,
Наливали ему третью меду сладкого,
Слили эти чары-в едино место,-
Стала мерой эта чара полтора ведра,
Стала весом эта чара полтора пуда.
А и принимал Добрыня единой рукой,
Выпивает-то Добрыня на единый дух.
А и Владимир-то князь да стольно-киевский
А по гридне по столовой он похаживат,
Сам он на богатырей посматриват,
Говорит да таково слово:
«Ай же сильные могучие богатыри!
А накину на вас службу я великую:
Съездить надо во Туги-горы,
А и во Тугии-горы съездить ко лютой змеи,
А за нашею за дочкою за царскою,
А за царскою за дочкой, княженецкою».
Большой-от туляется за среднего,
Средний-то скрывается за меньшего,
А от меньшего от чину им ответу нет.
3-за того ли з-за стола за среднего
А выходит-то Семен тот барин Карамышецкой,
Сам он зговорит да таково слово:
«Ах ты батюшка, Владимир стольно-киевский!
А был-то я вчерась да во чистом поли,
Видел я Добрыню у Пучай-реки,-
Со змеёю-то Добрыня дрался-ратился,
А змея-то ведь Добрыне извинялася,
Называла-то Добрыню братом большиим,
А нарекала-то себя да сестрой меньшою.
Посылай-ко ты Добрыню во Туги-горы
А за вашею за дочкою за царскою,
А за царскою-то дочкой, княженецкою».
Воспроговорит-то князь Владимир-от да столько-киевский:
«Ах ты, молодой Добрынюшка Никитинич!
Отправляйся ты, Добрыня, во Туги-горы,
А и во Туги-горы, Добрыня, ко лютой змеи
А за нашею за дочкою за царскою,
А за царскою-то дочкой, княженецкою».
Закручинился Добрыня, запечалился,
А и скочил-то тут Добрыня на резвы ноги,
А и топнул-то Добрыня во дубовый мост,
А и стулья-ты дубовы зашаталися,
А со стульев все бояре повалялися.
Выбегает тут Добрыня на широкий двор,
Отвязал ли-то коня да от столба,
От того ли-то столба да от точеного,
От того ли-то колечка золоченого;
А и садился-то Добрыня на добра коня,
Приезжает-то Добрынюшка на свой-от двор,
Спущается Добрыня со добра коня,
А и вязал коня-то ко столбу точеному,
Ко тому ли-то колечку к золоченому,
Насыпал-то он пшены да белояровой.
А и заходит он, Добрыня, да во свой-от дом,
А и во свой-от дом, Добрыня, своей матушки.
А и садился-то, Добрыня, он на лавочку,
Повесил-то Добрыня буйну голову,
Утопил-то очи во дубовый мост.
А к Добрынюшке подходит его матушка,
А сама ли говорила таково слово:
«Что же ты, Добрыня, не весел пришел?
Место ли в пиру да не по розуму,
Али чарой ли тебя в пиру да обнесли,
Али пьяница-дурак да в глаза наплевал,
Али красные девицы обсмеялисе».
Воспроговорит Добрыня своей матушке:
«А место во пиру мне боле большое,
А большое-то место, не меньшее,
А и чарой во пиру меня не обнесли,
А пьяница-дурак да в глаза не плевал,
Красные девицы не обсмеялисе;
А Владимир-князь да стольно-киевский,
А накинул-то он службу ведь великую:
А надо мне-ка ехать во Туги-горы,
А и во Туги-горы ехать ко лютой змеи,
А за ихнею за дочкой княженецкою».
А и справляется Добрыня, снаряжается
А во дальнюю да в путь-дороженьку.
Обувал Добрыня черны чоботы,
Одевал он платьица дорожные,
Налагал он шляпу земли греческой,
А он уздал-сёдлал коня доброго,
Налагал он уздицу тесмяную,
Налагал он потнички на потнички,
Налагал он войлоки на войлоки,
На верёх-то он седелышко черкасское,
А и да туго подпруги подтягивал,
А и да сам Добрыня выговаривал:
«А не для красы-басы, братцы, молодецкия,
Для укрепушки-то было богатырския».
А и приходит до Добрыни родна матушка,
Подает Добрыне свой шелковый плат,
Говорит она да таково слово:
«Ах ты, молодой Добрынюшка Никитинич!
А и съедешь, Добрыня, во Туги-горы,
Во Туги-горы, Добрыня, ко лютой змеи,
А и ты будешь со змеей, Добрыня, драться-ратиться,
А и тогда змея да побивать будет,-
Вынимай-ко ты с карманца свой шелковый плат,
Утирай-ко ты, Добрыня, очи ясные,
Утирай-ко ты, Добрыня, личко белое,
А уж ты бей коня по тучным ребрам».
Это тут ли-то Добрынюшка Никитинич,
А и заходит он, Добрыня, да во свой-от дом,
А и берет-то ведь Добрынюшка свой тугой лук,
А и берет-то ведь Добрыня калены стрелы,
А и берет-то ведь Добрыня саблю вострую,
А и берет-то он копьё да долгомерное,
А и берет-то ведь он палицу военную,
А он господу-то богу да он молится,
А и да молится Николе да святителю,
А и чтоб спас господь меня, помиловал.
А и выходит-то Добрыня на широкий двор,
Провожает-то Добрыню родна матушка,
Подает-то ведь Добрыне шелковую плеть,
Сама-то зговорит да таково слово:
«А и съедешь ты, Добрыня, во Туги-горы,
Во Туги-горы, Добрыня, ко лютой змеи,
Станешь со змеей да драться-ратиться,
А и ты бей змею да плеткой шелковой,
Покоришь змею да как скотинину,
Как скотинину да ведь крестьянскую».
А и садился-то Добрыня на добра коня,
Этта видли добра молодца ведь сядучись,
А и не видли ведь удалого поедучись.
Проезжает он дорожку ту ведь дальнюю,
Приезжает-то Добрынюшка скорым-скоро,
Становил коня да во чистом поле,
И он вязал коня да ко сыру дубу,
Сам он выходил на тое ли на место на условное
А ко той пещеры ко змеиныи.
Постоял тут ведь Добрыня мало времечки,
А не темные ли темени затемнели,
Да не черные-то облаки попадали,
А и летит-то летит погана змея,
А и несет змея да тело мертвое,
Тело мертвое да богатырское.
А и увидала-то Добрынюшку Никитича,
А и спускала тело на сыру землю,
Этта начала с Добрыней драться-ратиться.
А и дрался Добрыня со змеею день до вечера,
А и змея-то ведь Добрыню побивать стала;
А и напомнил он наказанье родительско,
А и вынимал платок да из карманчика,
А и приобтер-то Добрыня очи ясные,
Поприобтер-то Добрыня личко белое,
И уж бьет коня да по тучным ребрам:
«А ты, волчья выть да травяной мешок!
Что ли ты по темну лесу да ведь не хаживал,
Аль змеинаго ты свисту да не слыхивал?»
А и его добрый конь да стал поскакивать,
Стал поскакивать да стал помахивать
Лучше старого да лучше прежнего
Этта дрался тут Добрыня на другой-от день,
А и другой-от день да он до вечера,
А и проклятая змея да побивать стала.
А и напомнил он наказанье родительско,
Вынимал-то плетку из карманчика,
Бьет змею да своей плеточкой,–
Укротил змею, аки скотинину,
А и аки скотинину да крестиянскую.
Отрубил змеи да он вси хоботы,
Разрубил змею да на мелки части,
Распинал змею да по чисту полю.
А и заходит он в пещеры во змеиные,
А во тех ли во пещерах во змеиныих
А раскована там дочка княженецкая,
В ручки, в ножки вбиты гвоздия железные.
А там во печерах во змеиныих
А не много ли не мало да двенадцать всех змеенышов;
А и прибил-то ведь Добрыня всех змеенышов,
А и снимал он со стены да красну девушку,
Приходил Добрыня на зеленый луг,
К своему Добрыня коню доброму.
А и садился ведь Добрыня на добра коня,
Приезжает-то Добрынюшка ко стольнему ко городу ко Киеву
А и ко ласкову ко князю ко Владимиру,
А и привозит князю дочику любимую.
А и за тую-то за выслугу великую
Князь его нечим не жаловал;
Приезжает-то Добрынюшка во свой-от дом,
А застал коня во стойлу лошадиную,
Насыпал коню пшены да белояровой.
А и заходит-то Добрыня в нову горницу,
Этта тут Добрыня опочив держал.
Этта тым поездка та решилася.
* * *
Второй вариант текста дан по изданию: Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом, летом 1871 года. М.; Л., 1949-1951. Т.1. № 59. Помимо отзвуков борьбы с внешними врагами, угонявшими русских пленников (см. «Поход Владимира на болгар») былина, возможно, отразила переосмысленные припоминания об утверждении христианства в Киевской Руси при активной роли исторического Добрыни. В Днепре и реке Почайне крестили киевлян в 988г.; Добрыня был организатором крещения новгородцев в 989 г., при этом был свергнут в реку Волхов идол громовержца Перуна, с которым приводимая ниже народная легенда связала образ змея. Мотив борьбы с летающим змеем восходит к глубокой древности и присутствует в фольклоре многих народов.
Примечания С.Н. Азбелева
Вариант 4
Начало сюжета – в былине о Маринке
Матушка Добрынюшке говаривала,
Матушка Никитичу наказывала:
– Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты не езди-тко на гору Сорочинскую,
Не топчи-тко там ты малыих змиенышов,
Не выручай же полону там русскаго,
Не куплись-ко ты во матушке Пучай-реки;
Тая река свирипая,
Свирипая река сама сердитая:
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другой же струйки искра сыплется,
Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.-
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Он не слушал да родители тут матушки
Честной вдовы Офимьи Олександровной,
Ездил он на гору Сорочинскую,
Топтал он тут малыих змеенышков,
Выручал тут полону да русскаго.
Тут купался да Добрыня во Пучай-реки,
Сам же тут Добрыня испроговорил:
– Матушка Добрынюшки говаривала,
Родная Никитичу наказывала:
«Ты не езди-тко на гору Сорочинскую,
Не топчи-тко там ты малыих змиенышев,
Не куплись, Добрыня, во Пучай-реки,
Тая река свирипая,
Свирипая река да е сердитая:
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другоей же струйки искра сыплется,
Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.
Эта матушка Пучай-река
Как ложинушка дождёвая».
Не поспел тут же Добрыня словця молвити,-
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другою же струйки искра сыплется,
Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.
Выходит тут змея было проклятая,
О двенадцати змея было о хоботах:
– Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Захочу, я нынь Добрынюшку цело сожру,
Захочу, Добрыню в хобота возьму,
Захочу, Добрынюшку в полон снесу.-
Испроговорит Добрыня сын Никитинич:
– Ай же ты, змея было проклятая!
Ты поспела бы Добрынюшку да захватить,
В ты пору Добрынюшкой похвастати,–
А нуньчу Добрыня не в твоих руках.-
Нырнет тут Добрынюшка у бережка,
Вынырнул Добрынюшка на другоём.
Нету у Добрыни коня добраго,
Нету у Добрыни копья востраго,
Нечем тут Добрынюшке поправиться.
Сам же тут Добрыня приужахнется,
Сам Добрыня испроговорит:
– Видно, нонечу Добрынюшке кончинушка! –
Лежит тут колпак да земли греческой,
А весу-то колпак буде трех пудов.
Ударил он змею было по хоботам,
Отшиб змеи двенадцать тых же хоботов,
Сбился на змею да он коленками,
Выхватил ножищо да кинжалищо,
Хоче он змею было пороспластать.
Змея ему да тут смолиласи:
– Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Быдь-ка ты Добрынюшка да больший брат,
Я теби да сестра меньшая.
Сделаем мы же заповедь великую.
Тебе-ка-ва не ездить нынь на гору Сорочинскую,
Не топтать же зде-ка маленьких змиёнышков,
Не выручать полону да русскаго;
А я теби сестра да буду меньшая,-
Мне-ка не летать да на святую Русь,
А не брать же больше полону да русскаго,
Не носить же мне народу христианскаго.-
Отслабил он колен да богатырскиих.
Змея была да тут лукавая,–
С-под колен да тут змея свернуласи,
Улетела тут змея да во кувыль-траву.
И молодой Добрыня сын Никитинич
Пошел же он ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю ко Владимиру,
К своей тут к родители ко матушки,
К честной вдовы Офимье Олександровной.
И сам Добрыня порасхвастался:
– Как нету у Добрыни коня добраго,
Как нету у Добрыни копья востраго,
Не на ком поехать нынь Добрыне во чисто поле! –
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
– Как солнышко у нас идет на вечере,
Почестный пир идет у нас на весели,
А мне-ка-ва, Владимиру, невесело,
Одна у мня любимая племянничка,
И молода Забава дочь Потятична.
Летела тут змея у нас проклятая,
Летела же змея да через Киев-град;
Ходила нунь Забава дочь Потятична
Она с мамкамы да с нянькамы
В зеленом саду гулятиться.
Подпадала тут змея было проклятая
Ко той матушки да ко сырой-земли,
Ухватила тут Забаву дочь Потятичну,
В зеленом саду да ю гуляючи,
В свои было во хобота змеиныи,
Унесла она в пещерушку змеиную.-
Сидят же тут два русскиих могучиих богатыря:
Сидит же тут Алешенька Левонтьевич,
Во другиих Добрыня сын Никитинич.
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
– Вы русскии могучии богатыри,
Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!
Мошь ли ты достать у нас Забаву дочь Потятичну,
Из той было пещеры из змеиною? –
Испроговорит Алешенька Левонтьевич:
– Ах ты, солнышко Владимир стольне-киевской!
Я слыхал было на сем свети,
Я слыхал же от Добрынюшки Никитича:
Добрынюшка змеи было крестовый брат.
Отдаст же тут змея проклятая
Молоду Добрынюшки Никитичу
Без бою без драки-кроволития
Тут же нунь Забаву дочь Потятичну.-
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
– Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты достань-ко нунь Забаву дочь Потятичну
Да из той было пещерушки змеиною.
Не достанешь ты Забавы дочь Потятичной,
Прикажу теби, Добрыня, голову рубить.-
Повесил тут Добрыня буйну голову,
Утопил же очи ясныя
А во тот ли во кирпичен мост,
Ничего ему Добрыня не ответствует.
Ставает тут Добрыня на резвы ноги,
Отдает ему великое почтение,
Ему нунь за весело пированиё.
И пошел же ко родители ко матушке
И к честной вдовы Офимьи Олександровной.
Тут стретает его да родитель матушка,
Сама же тут Добрыне испроговорит:
– Что же ты, рожоное, не весело,
Буйну голову, рожоное, повесило?
Ай ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Али ествы-ты были не по уму?
Али питьица-ты были не по разуму?
Аль дурак-тот над тобою надсмеялся ли?
Али пьяница ли там тебя приобозвал?
Али чарою тебя да там приобнесли? –
Говорил же тут Добрыня сын Никитинич,
Говорил же он родители тут матушке
А честной вдовы Офимьи Олександровной:
– А и честна вдова Офимья Олександровна!
Ествы-ты же были мне-ка по уму,
А и питьица-ты были мне по разуму,
Чарою меня там не приобнесли,
А дурак-тот надо мною не смеялся же
А и пьяница меня да не приобозвал;
А накинул на нас службу да великую
Солнышко Владимир стольне-киевской:
А достать было Забаву дочь Потятичну
А из той было пещеры из змеиною,–
А нунь нету у Добрыни коня добраго,
А нунь нету у Добрыни копья востраго,
Не с чем мни поехати на гору Сорочинскую
К той было змеи нынь ко проклятою.-
Говорила тут родитель ему матушка,
А честна вдова Офимья Олександровна:
– А рожоное моё ты нынь же дитятко,
Молодой Добрынюшко Никитинич!
Богу ты молись да спать ложись,
Буде утро мудро, мудренее буде вечера –
День у нас же буде там прибыточен.
Ты поди-ко на конюшню на стоялую,
Ты бери коня с конюшенки стоялыя,–
Батюшков же конь стоит да дедушков,
А стоит бурко пятнадцать лет,
По колен в назем же ноги призарощены,
Дверь по поясу в назем зарощена.-
Приходит тут Добрыня сын Никитинич
А ко той ли ко конюшеньке стоялыя,
Повыдернул же дверь он вон из назму,
Конь же ноги из назму да вон выдёргиват,
А берет же тут Добрынюшка Никитинич,
Берет Добрынюшка добра коня
На ту же на узду да на тесмяную,
Выводит из конюшенки стоялыи,
Кормил коня пшеною белояровой,
Поил питьями медвяныма.
Ложился тут Добрыня на велик одёр.
Ставае он по утрушку ранехонько,
Умывается он да и белехонько,
Снаряжается да хорошохонько,
А седлае своего да он добра коня,
Кладывае он же потнички на потнички,
А на потнички он кладе войлочки,
А на войлочки черкальское седелышко,
И садился тут Добрыня на добра коня.
Провожает тут родитель его матушка
А честна вдова Офимья Олександровна,
На поезде ему плёточку нонь подала,
Подала тут плётку шамахинскую
А семи шелков да было разныих,
А Добрынюшке она было наказыват:
– Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Вот теби да плетка шамахинская:
Съедешь ты на гору Сорочинскую,
Станешь топтать маленьких змиенышов,
Выручать тут полону да русскаго,
Да не станет твой же бурушко поскакивать
А змиенышов от ног да прочь отряхивать,-
Ты хлыщи бурка да нунь промеж уши,
Ты промеж уши хлыщи да ты промеж ноги,
Ты промеж ноги да промеж заднии,
Сам бурку да приговаривай:
«Бурушко, ты нонь поскакивай,
А змеинышов от ног да прочь отряхивай!» –
Тут простиласи да воротиласи.
Видли тут Добрынюшку да сядучи,
А не видли тут удалаго поедучи.
Не дорожками поехать не воротами,
Через ту стену поехал городовую,
Через тую было башню наугольную,
Он на тую гору Сорочинскую.
Стал топтать да маленьких змиенышов,
Выручать да полону нонь русского.
Подточили тут змиёныши бурку да щоточки[11],
А не стал же его бурушко поскакивать.
На кони же тут Добрыня приужахнется,–
Нунечку Добрынюшки кончинушка!
Спомнил он наказ да было матушкин,
Сунул он же руку во глубок карман,
Выдернул же плётку шамахинскую
А семи шелков да шамахинскиих,
Стал хлыстать бурка да он промеж уши,
Промеж уши да он промеж ноги,
А промеж ноги да промеж заднии,
Сам бурку бьет да приговариват:
– Ах ты бурушко, да нунь поскакивай,
А змиенышов от ног да прочь отряхивай! –
Стал же его бурушко поскакивать
А змиенышов от ног да прочь отряхивать,
Притоптал же всих он маленьких змиенышков,
Выручал он полону да русскаго.
И выходит тут змея было проклятое
Да из той было пещеры из змеиною
И сама же тут Добрыни испроговорит:
– Ах ты, душенька Добрынюшка Никитинич!
Ты порушил свою заповедь великую,
Ты приехал нунь на гору Сорочинскую
А топтать же моих маленьких змиенышев.–
Говорит же тут Добрынюшка Никитинич:
– Ай же ты, змия проклятая!
Я ли нунь порушил свою заповедь,
Али ты змея проклятая порушила?
Ты зачим летела через Киев-град,
Унесла у нас Забаву дочь Потятичну?
Ты отдай-ка мне Забаву дочь Потятичну
Без бою без драки-кроволития.-
Не отдавала она без бою без драки-кроволития,
Заводила она бой-драку великую
Да большое тут с Добрыней кроволитиё.
Бился тут Добрыня со змеей трои сутки,
А не може он побить змею проклятою.
Наконец хотел Добрынюшка отъехати,–
Из небес же тут Добрынюшки да глас гласит:
– Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Бился со змеей ты да трои сутки,
А побейся-ко с змеей да еще три часу.-
Тут побился он Добрыня еще три часу,
А побил змею да он проклятую,
Попустила кровь свою змеиную,
От востока кровь она да вниз до запада,
А не прижре матушка да тут сыра земля
Этой крови да змеиною.
А стоит же тут Добрыня во крови трои сутки,
На кони сидит Добрыня – приужахнется,
Хочет тут Добрыня прочь отъехати.
З-за небесей Добрыне снова глас гласит:
– Ай ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Бей-ко ты копьем да бурзамецкиим
Да во ту же матушку сыру-землю,
Сам к земли да приговаривай! –
Стал же бить да во сыру землю,
Сам к земли да приговаривать:
– Росступись-ко ты же, матушка сыра-земля,
На четыре на вси стороны,
Ты прижри-ко эту кровь да всю змеиную! –
Росступилась было матушка сыра-земля
На всих на четыре да на стороны,
Прижрала да кровь в себя змеиную.
Опускается Добрынюшка с добра коня
И пошел же по пещерам по змеиныим,
Из тыи же из пещеры из змеиною
Стал же выводить да полону он русскаго.
Много вывел он было князей-князевичев,
Много королей да королевичев,
Много он девиц да королевичных,
Много нунь девиц да и князевичных
А из той было пещеры из змеиною,–
А не може он найти Забавы дочь Потятичной,
Много он прошел пещер змеиныих,
И заходит он в пещеру во последнюю,
Он нашел же там Забаву дочь Потятичну
В той последнею пещеры во змеиною.
А выводит он Забаву дочь Потятичну
А из той было пещерушки змеиною,
Да выводит он Забавушку на белый свет.
Говорит же королям да королевичам,
Говорит князям да он князевичам
И девицам королевичным
И девицам он да нунь князевичным:
– Кто откуль вы да унесены,
Всяк ступайте в свою сторону
А сбирайтесь вси да по своим местам,
И не троне вас змея боле проклятая.
А убита е змея да та проклятая,
А пропущена да кровь она, змеиная,
От востока кровь да вниз до запада,
Не унесет нунь боле полону да русскаго
И народу христианьскаго,
А убита е змея да у Добрынюшки
И приконьчена да жизнь нуньчу змеиная.-
А садился тут Добрыня на добра коня,
Брал же он Забаву дочь Потятичну,
А садил же он Забаву на право стегно[12],
А поехал тут Добрыня по чисту полю.
Испроговорит Забава дочь Потятична:
– За твою было великую за выслугу
Назвала тебя бы нунь батюшком,-
И назвать тебя, Добрыня, нуньчу не можно!
За твою великую за выслугу
Я бы назвала нунь братцем да родимыим,-
А назвать тебя, Добрыня, нуньчу не можно!
За твою великую за выслугу
Я бы назвала нунь другом да любимыим,-
В нас же вы, Добрынюшка, не влюбитесь!
Говорит же тут Добрыня сын Никитинич
Молодой Забавы дочь Потятичной:
– Ах ты, молода Забава дочь Потятична!
Вы есть нуньчу роду княженецкаго,
Я есть роду христианьскаго:
Нас нельзя назвать же другом да любимыим. –
А везет же он, Добрыня, по чисту полю,
Он наехал во чистом поли да ископыть,
Ископыть да лошадиную,
Как стульями земля да проворочена.
Тут поехал нунь Добрыня сын Никитинич
Той же ископытью лошадиною,
Он увидел тут Алешеньку Левонтьева:
– Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!
Ты прими от нас Забаву дочь Потятичну.
Вез же я Забаву да во честности,
Да от нас прими Олешенька во честности,
Не стыди-тко ей да личка белаго,-
Ты пристыдишь ей да личко белое,
Мне-ка-ва она да тут пожалится,
Я те завтра тут, Олешка, голову срублю!
А свези-ко ты к Владимиру во честности,
К солнышку ко князю стольне-киевску.-
Отправляет тут Забаву дочь Потятичну
С тым было Олешенькой Левонтьевым,
Сам поехал ископытью лошадиною.
Продолжение сюжета – в былине о женитьбе Добрыни
Примечания
1
На тую гору да сорочинскую – Возмохно, речь идет о последних отрогах Уральского хребта
(обратно)2
Пучай-реке – Небольшая река Почайна, в которой, по преданию, были крещены киевляне; протекала на месте современного Крещатика.
(обратно)3
Змеище Горынище – обычный персонаж народных сказок. В былине чудовище олицетворяет собой насильника – внешнего врага.
(обратно)4
Колпак да земли греческой – Головной убор странника по святым местам превращен в метательное оружие.
(обратно)5
Былица – Знахарка, гадающая по травам (от слова "былье" – корение, растение). Владимир хочет узнать, куда унесена Забава, и зовет к себе былиц
(обратно)6
Место было ти не по чину – Места за столом у князя распределялись между приглашенными по родовитости. Возникали горькие обиды и ссоры, если приглашенный считал, что его усадили «не по чину». Эта бытовая черта более поздняя, чем время сложения былины.
(обратно)7
Набрушиться – наткнуться, напороться.
(обратно)8
Прокудная – зловредная, с ущербом для других.
(обратно)9
Клеплют – Бьют белье вальком
(обратно)10
Приобгалился – Осмеял
(обратно)11
Щетка (у лошади) – часть ноги над копытом
(обратно)12
Стегно – верхняя часть ноги
(обратно)
Комментарии к книге «Добрыня и Змей», Русский фольклор
Всего 0 комментариев