Акбузат
Башкирский народный героический эпос
Как Хаубан встретил старика Тараула
Это было, говорят, давным-давно. Жил-был мальчик пяти-шести лет по имени Хаубан. Отец у него помер, а мать куда-то пропала. Не мог он делать тяжелую работу и жил подаянием — ходил из дома в дом, выпрашивая милостыню.
Вот, говорят, ушел однажды он в степь: родник там показался ему большим, как озеро, кваканье лягушек напомнило звучание туя1, а сочный дикий лук и кислый щавель были слаще любых праздничных угощений.
Шел он, шел, услышал звуки курая2 и, уловив, откуда они исходят, перебрался через болото и по долине Идели3 направился туда, где паслось стадо коров.
Подошел он к пастуху Тараулу4, который пас стадо Иргиз-бия5. Пастух расспросил Хаубана обо всем, о здоровье его и жизни, и мальчик рассказал все, начиная с того дня, как умер отец и исчезла мать. Пожалел старик мальчика, вздохнул глубоко и произнес:
— И моя жизнь не сладка. А увижу таких, как ты — сердце горечью обливается.
Так сказал старик. Долго сидел он молча, а потом не спеша начал готовить охотничьи снасти.
— Пойдем-ка, сынок, вон к тому озеру, может, поймаем на петлю щуку. — Сказав так, он взял в одну руку снасти, в другую — хызму6, и вместе они пошли к озеру. По дороге Тараул делился своими горестями и заботами.
— Жена у бия жадная, на весь день — то даст всего одну чашку кислого молока да головку курута7. Разве этим будешь сыт! Вот и приходится стрелять птиц, ловить щук да на ночь закидывать переметы на сома… Если не позаботишься о себе, трудно прожить, сын мой.
Мальчик шел рядом и все на хызму поглядывал.
— Эх, олатай8, — не выдержал он, — была б у меня такая хызма, ячбы тоже научился стрелять птиц. И не ходил бы голодный.
Тараул ему:
— Так оно и было бы…
Асам подумал: «Неужели мальчик узнал, что эта хызма когда-то отцу ere принадлежала?»
— Дитя мое, отец твой был охотником, очень метким стрелком был. Помню, была у него хорошая хызма… где она теперь — кто знает…
— Да, была у отца хызма. Люди говорили мне: когда умер мой отец, матери не на что было приобрести холст на саван. И она променяла хызму на холст, — сказал Хаубан.
Старик Тараул вытер слезы и отвечал так:
— Не могла же она завернуть отца в старье. Ведь был он ей верным спутником, прожила она с ним долгие годы.
— Что было, то было, — произнес Хаубан. — Бедная мать не могла даже ни на седьмой, ни на сороковой день поминки по отцу справить9. Пошла просить у людей помощи, да и не вернулась. Так и остался я сиротой.
Шел молча старик Тараул, потом остановился и с грустью посмотрел на мальчика.
— Дитя мое, мне уже за шестьдесят. Больше не проживу столько, сколько прожил… Вот, отдаю тебе хызму! Но никому не говори, кто ее тебе дал, храни как память, такого оружия ни у кого на всем Урале больше нет!
Обрадовался Хаубан. Взял из рук старика хызму, поблагодарил его.
Поймали они в озере на петлю щуку, сварили ее, поели и прилегли под кустом отдохнуть. А когда день склонился к вечеру, попрощались и разошлись в разные стороны.
Как Хаубан подстрелил золотую утку
День за днем, месяц за месяцем, год за годом подрастал Хаубан, исполнилось ему семнадцать лет и стал он охотиться с хызмой. Как-то шел он по берегу озера и вдруг видит: плывет по озерной глади золотая утка. Не задумываясь, приладил хызму, прицелился и подстрелил утку. Бросился в воду, поплыл к ней и Стал подводить ее к берегу. Вдруг утка заговорила человечьим языком:
Егет, подбитая тобой дичь, Знай: не утка; скажу, не тая В озере плавала, резвясь, Шульгена, славного царя, Дочь любимая — это я. Ай, егет мой, ты мой егет, Ты воды меня не лишай, От души мотыльковой моей Мою молодость не отрешай. Что попросишь, то и отдам, Лягу жертвой к твоим ногам Скот попросишь ли у меня, Я стадами его отдам.С такими словами обратилась она к Хаубану. Удивился Хаубан, подплыл к берегу, где было мелко, и, не выходя из воды, глядел на утку, не зная, что сказать. А утка продолжала его умолять.
Тогда Хаубан ответил так:
Мать, отец мои весь век провели в горе-нищете. В голоде и лишениях я рос. Их обоих теперь уж нет, Что остается сироте? Рос, не зная, что значит приют, Чуждый ласке и доброте. На охоте сегодня впервой Посчастливилось дичь добыть — Дам ли я тебе нырнуть, Хоть порываешься ты уплыть?Утка ему отвечала так:
Свой дворец, точно Иремель10, Золотыми камнями набил, Табунов многомастных пасти Заставил лучших пастухов. Батыров, вздохом своим одним Способных горы разворотить, Тех, чьи шеи меч не берет, — Заставил прислуживать себе — Мой отец, благородный царь. У него есть любимый конь, Что дороже богатств любых. В бедах другом способен быть. Краса — средь коней других. Нет огня — он огонь достанет, Нет воды — воду он достанет, Чтобы море перелететь — Надо — птицею он станет. Грива — что белоснежный шелк, Цветом — в сероватый отлив, Прям и строен он вдоль крестца, На дрожащих стоит копытах — Что, как шило, тонки в концах. Медный — глазом, ухом — камыш. Яблоки глаз — белые, белые, Узок в боках, в холке высок, Точно щука, протяжен телом. Морда ястреба, ноздри враздув, Парносбит в коренных зубах, Остер подбородок, скулы худы, Двойная макушка крутого лба — Дам тебе я того коня. Ты тогда на Урале своем, Я — в пространстве водном своем Счастливо жизнь свою проживем. Выслушав эти слова, Хаубан сказал: Сдадкоречьем обманут так, Я не раз оставался ни с чем. Нет обещанного у тебя — Меня словами не улещай. На это утка ему отвечала: Я единственная дочь царя, Тебя обманывать буду ль я? Пожалевши добро и скот, На суше с жизнью прощусь ли я? Это озеро — мой дворец, Окунаюсь, как птица, я, Когда восходит солнце, тогда В светлой радости я веселюсь. Коль возьмешь ты меня, егет, Вмиг на земле я твоей умру. Принесешь ли домой к себе — В кусок мяса я превращусь. Лишь два выбора есть, егет, А не сможешь — век в нищете Проведешь ты бесславно жизнь. Отпусти ты меня, егет, И, не оглядываясь, иди! В разномастных табунах Выйдут кони — ты их подожди! Стадо недоенных коров С ревом вывалит без телят, Овцы семенящей толпой Выйдут следом за рядом ряд. С шумом озеро расколов, Вызвав бурю по всей земле, Акбузат выйдет — дух живой За скотиною всей вослед. Если погладишь холку ты, Обретет он тотчас язык, Все пожелания твои Исполнить готовый в тот же миг. Плетка подвешена к ободку Позолоченного седла, Булгарской кожею11 сплетены Драгоценные удила. Потник с ленточками подпруг Сшиты вместе надежным швом, Чтоб вовеки не оторвать, Хитрым сплетенные узлом. Коль захочется пощипать Травку — сам отойдет, куда Волос подпалишь — и на зов Он тотчас к тебе придет. Пропадет ли вдруг весь твой скот— Он останется с тобой, Станет другом твоим, судьбой, И батыром в битве любой. Отпусти же меня, егет, Повелю я своим, егет, Обещанье исполнить свое. В водном царстве ты мне позволь В счастии пребывать, егет.Хаубан на это отвечал:
Просьбе внемлю твоей, хылу12, Но есть дума и у меня: Вместе мы с тобою пойдем, Вместе дождемся того коня. Коль не можешь ты без воды — Я водою наполню сарык13, Чтобы солнце не обожгло, Помещу тебя в тот сарык. Коли правду ты говоришь, Дам свободу я тебе, Быть счастливой в своей воде Пожелаю в тот час тебе.На это утка сказала:
Пока в озеро я не нырну, Пока отцу обо всем не скажу, Не взойдет на поверхность скот, Он на зов земной не придет. Коль возьмешь ты меня, егет, Пользы не будет тебе никакой. Без голубиной шубы14 моей Не увидишь меня в ночи. А захочешь вдруг приласкать — Не удастся это тебе. Если на землю выберусь я, Меня красавицей не сочтешь… Земному егету земля дорога. Но пойми же и ты меня: Дочь подводного царя Из солнца создана и огня. Солнце одарит тебя теплом, Я ж — как масло, растаю вмиг, И одна лишь капля моя Землю иссушит твою, как яд.Внимательно выслушал эти слова Хаубан, поверил утке и отпустил ее, а сам, как она велела, пошел прочь от озера, не оглядываясь.
Как Хаубан убедился, что утка говорила ему правду
Отошел он немного, за спиной послышалось ржание лошадей, мычание коров, блеяние овец. И подул сильный ветер, а потом поднялась буря. Трудно стало идти Хаубану. Растерялся он, не зная, что и делать. Наконец, не выдержал и оглянулся. Посмотрел и глазам своим не поверил: всю степь покрыли табуны, стада, отары — из воды все шли и шли кони, коровы, овцы. И показалась в волнах голова Акбуэата.
Но увидев, что Хаубан оглянулся, белогривый конь скрылся в воде. И все табуны, все стада, все отары, давя и топча друг друга, снова ушли под воду.
И утихла свирепая буря.
Вернулся к берегу Хаубан и сел на землю. Кругом была тишина и покой.
С горестной обидой пришел Хаубан на яйляу15, видит — все кибитки перевернуты. Люди — старые и молодые, девушки, юноши и подростки — собрались все вместе: дивятся чуду. К ним старик-пастух подошел, держа кнут на плече и опираясь на палку.
— Разметал ветер мое стадо по всей степи. Искал я его, искал, не нашел, да вот и к вам завернул. Тут и Хаубан поспел. Послушал он пересуды стариков и говорит:
— Олатай, что это за буря была? Такой никто ни глазами не видел, ни ушами не слышал.
И так ответил старик:
— Много, сынок, тайн на свете. Такой бури на моем веку не бывало. Только от дедов я о ней и слышал. Говорили они: когда-то давно весь мир водой был затоплен. В наших местах не было ни людей, ни зверей и не проступили «еще Уральские горы. И царствовал здесь водяной батша16) Шульген17 — повелитель страшных дивов. Вот тогда и появился батыр по имени Урал, и пошел он на злого батшу войной. Там, где прошел его конь Акбузат, — выросли Уральские горы. Там, где уничтожал он дивов, высыхали воды и выступали горные хребты. Видит батша — не одолеть ему храброго батыра. Отыскал он тогда в озере бездонный омут и нырнул в него. Нет у этого озера, говорят, дна, слилось оно с подземным морем. Потому-то и не смог Урал-батыр достать водяного батшу Шульгена. С тех пор и озеро стало так называться18. А когда Урал умер, Шульген велел дивам похитить его тулпара Акбузата. Когда же и сыновья Урала умерли, Шульген осмелел и стал временами выезжать на Акбузате. Сказывали, Акбузат вспоминал тогда своего бывшего хозяина и славных его сыновей-батыров и, встрепенувшись, бил крыльями, от которых поднималась буря, да такая, что и горы не устояли бы. Вот и думаю я: уж не крылья ли того коня подняли эту бурю?
Тут Хаубан поверил словам девушки-утки. А рассказывать о случившемся не стал, боясь, как бы не подумали, что он во всем виноват.
Когда старик умолк и хотел было уйти, Хаубан остановил его.
— Олатай, скажи, кто ты такой?
Тот рассказал о себе, и Хаубан все вспомнил: это был Тараул! И спросил старика:
— А меня ты не узнаешь?
— Нет, сын мой, что-то никак не припомню. Плохи стали мои глаза, — вздохнул он. — Но коли так, скажи: по виду, вроде бы, похож ты на егета. Уж не родственник ли Сура-батыра?19
Когда Хаубан рассказал ему о себе и о том, как тот подарил ему хызму, Тараул обнял егета:
— Аи, сынок, Сура-батыр был львом. При нем водяной батша не смел ступить на землю… Цела ли хызма, сынок?
— Цела, олатай, цела, я берегу ее пуще себя самого. Вот она, — ответил Хаубан, показывая хызму. Старик взял ее в руки, поцеловал и снова вернул.
— Сын мой, — сказал он, — когда дарил я тебе хызму, ты был ребенком. И потому скрыл от тебя одну тайну… Эта хызма — отца твоего. Память, оставшаяся от сыновей Урал-батыра. Водный батша Шульген только ее и боится. Храни ее вечно и никому о ней не говори.
Простились они, и старик пошел своей дорогой. О золотой утке Хаубан так ничего и не сказал ни старику, ни другим людям.
Как Хаубан встретил дочь водяного падишаха
…Говорят, долго после этого подкарауливал Хаубан золотую утку. Месяцы, годы прошли. Хаубан не раз ночевал на берегу озера, но утку так и не увидел. Настреляв дичи, он приносил ее старому Тараулу и все молчал про волшебную птицу. И вот однажды — слово за словом — Хаубан попросил старика рассказать о владыке озера.
И вот что тот поведал.
— Я не знаю человека, который бы видел, как Шульген-батша выходит из озера. Встретил как-то на берегу озера женщину, она и говорит: «Приметила я, что на четырнадцатые сутки каждого месяца, в полнолуние, появляются на озере птицы в одеянии голубей, играют, плещутся. Наверно, это дочери джиннов…». А в другой раз утверждала, что на озере плавает золотая утка…
— Что эта за женщина? — поинтересовался Хаубан.
Тараул ответил:
— Она, говорят, присматривала за детьми Масем-хана. А дочь хана купаться пошла, вошла в воду, и не успела женщина глазом моргнуть, как исчезла ханская дочь. И приказал той женщине хан не приходить без дочери, — хоть с голоду умри, но дождись, когда вернется дочь… Вот с тех пор и ходит она печальная по берегу озера…
Запомнил Хаубан рассказ старика и, попрощавшись, пошел к озеру. Дождался четырнадцатой ночи нового месяца.
Ясная ночь, тихая. Полная луна вышла. Притаился Хаубан. Вдруг всплеск послышался — будто купается кто-то. Подполз Хаубан ближе, прижался к земле и видит — но не утку, а девушку на золотом троне. Распустила она косы золотые и волосы расчесывает. А вокруг, воркуя, сизые голуби резвятся.
Подкрался Хаубан и схватил девушку за косу. Вздрогнула девушка, голуби поднялись и улетели. А Хаубан волосы на руку наматывает и говорит:
Изменила внешность хылу, Девушка — впрямь не утка она.А девушка эта, оказывается, и была той уткой — дочерью подводного батши.
Обратилась она к Хаубану: Как сумел отыскать меня Ты в полуночной глубине, Ведь столько охранников моих Пребывали тогда при мне! Отпусти мои косы, егет, От дел девичьих не отвлекай, Улетели голубки мои, Чтобы весть довести до молвы. Коль узнает отец, тебе Не сносить, егет, головы!Хаубан ей ответил на это:
Назови свое имя, хылу, — Буду с гордостью вспоминать. Иль со мной пойдем сейчас, Чтобы вместе жизнь начинать! И вот что услышал от девушки он: Имя мое не спрашивай, И о том, что видел меня, Вернувшись к себе, не рассказывай! Ровней не буду тебе никогда — Выйти замуж не обязывай; Я рождена от живых лучей, Потому-то меня не позорь, Заставляя жить средь людей. Ты рожден на земле — от земли, Ровней не может быть сыну земли От лучей рожденная дочь. Даже девушки, что во дворце Выросли, не в силах влачить Жизнь в вашей земной дали. Слов не трать понапрасну, егет. Коль дойдет до отца — быть беде, Край твой в пыль обратит его гнев, Не останется род твой нигде.Услышав эти слова, сказал Хаубан девушке так:
Я тебя так долго искал, Полнолуния каждого ждал. Отпустить себя просишь… Но хоть слезы свои прольешь, Отпустить тебя не собираюсь. И знай: пока я егетом считаюсь, Страх не познает сердце мое; Знай, что сердце батыра нельзя Видом пугала в трепет ввести. Гневом пусть твой отец изойдет, Гнев ничей меня не страшил; Знаю я: не оставит в беде Моя родина — мой Урал,Выслушав эти слова, задумалась девушка.
«Даже когда я о славе своего отца поведала, он не испугался. Что же это за егет такой?» — подумала она.
Потом такие слова сказала:
Ты, батыром считая себя, Говоришь — точно рубишь хребты. А про дивов, что берегут Царство водное, знаешь ли ты? Прошлый раз обещала тебе Табуны коней пригнать на землю, Акбузата, любимца отца, Словно от сердца отрывала, Чтобы коней вел за собою. Выходя из воды, кони ржали, Овцы блеяли, коровы мычали — Собою они всю степь устилали. И вслед за ними С громогласным ржаньем Акбузат на берег устремился, Рассекая озерную воду, Он рвался вперед, Чтоб тебя увидеть. Выдули ветры его порыв, Так что дрогнул весь Урал-тау. И когда в нетерпенье батыр Обернулся, огорченный Акбузат Возвратился назад, домой, Забрав с собою все стада. Кто же ты, чтоб перечить смел Тому, кто на тулпаре верхом, Кто собрал дивов вокруг себя И заставил себе служить, Кто подводному царству царь?На эти слова ответил так Хаубан:
Если отец твой всесильный хан, Если пэриев и дивов всех Вокруг себя сколотил, Если на Акбузате он Поднимает страшную бурю, Сердце мое не дрогнет от страха, Не задрожит, Как лист на осине. Если двенадцатиглавый твой див С войной на страну мою пойдет, Край мой кровью сплошь зальет, Я нисколько не испугаюсь! Пусть даже стрела твоего батши Будет направлена в сердце мое! От батыра Суры у меня Есть с рождения — батыров удел: Чтобы трогать сирот не посмел Вражий дух — клятва есть у меня. Ты, красавица, не возносись, Что глубоко у озера дно, Что отец твой владыка, что он Если слезы уральских сирот Разольются — озерам быть — И могилы батыров размоет — Раскаленным пустыням быть. Водной девушке где отыскать Влагу, если случится так быть? Коль просохнет Шульген, тогда Дивам двуглавым придет беда — Бездонные омуты где найти? Погруженный в людскую скорбь, Вдаль растянутый мой Урал, Быстро текущая Идель, Спокойно струящийся мой Яик20, Твоему отцу, что живет, Войску своему ведя счет, Не дадут никогда приют.Услышав эти слова, девушка испугалась и так отвечала:
— Быть по-твоему, егет, Дам тебе я клятву свою: Пока не поднял отец мой яу21, Дам тебе то, чем ты восхищен, В мир отца я тебя введу, Будет все у тебя на виду. Во дворце золотом моем Постель пуховую тебе постелю. Что понравится — все тебе Я тотчас же отдать велю. По стране походишь моей, Все осмотришь дворцы ты в ней. Я понравлюсь тебе — Нэркэс22 Назовешь… Скажешь: будь моей. Если же заскучаешь у нас, Без упреков и без обид К тем, кто населяет Шульген, И к Нэркэс, что с тобой говорит, — Сядешь на Акбузата ты, И, взяв в руки счастье свое, На Урал вернешься ты.Так узнал Хаубан, что девушку зовут Нэркэс. И еще раз заставил поклясться ее, что слово свое она не нарушит. Поклялась Нэркэс и велела Хаубану закрыть глаза. Он закрыл. Потом она велела открыть глаза…
Как Нэркэс говорила со своим отцом
Несколько дней, говорят, гостил Хаубан в этом дворце. Девушки-служанки Нэркэс угощали его, пели песни ему. Но не мог Хаубан ни есть, ни пить. Видела Нэркэс — грустит Хаубан, не находит себе покоя. Пошла к отцу и рассказала ему все — от начала до конца.
Так говорила она:
Озеро, что зовется Шульген, Было с детства мне родным. Я беспечно здесь жизнь вела, Забот не ведая никаких. До своих восемнадцати лет Стрелков немало встречала я, Охотились многие на меня. И хоть метили стрелы в меня, Каждый раз ускользала я. Коль шубу уточки золотой Надевала на себя, — Земные соколы не замечали меня. Даже проворный ветерок, Чтоб мои волосы обласкать, Сквозь черноглавый камыш Хода выбрать себе не мог. Даже выдра средь камышей Не знала; как я плещусь в воде. Но в последний раз Подбили, когда была я уткой. А когда, облита луной, Я купалась — вновь меня подстрелили. На земле бы я умерла. Слово давши, себя спасла, Твоим именем клятву дала: Не разжигать меж нами огонь. Исходить тебе гневом нельзя, Не скупись, если что у нас Батыру бросится на глаза. Вот, отец, он и есть батыр, Что в гостях во дворце у меня; Клятвой связанная большой, Слово свое держала я — Втайне жил он в гостях у меня. Молви слово свое, отец, Слово, достойное моему. Мэргэн-батыр пред тобой стоит, Честь свою окажи ему, Чтоб доволен был гость во всем, Поднеси дары… Если ж нет, Если скупость затмит тебе свет, Сама я думаю за ним уйти.Услыхав от дочери слова такие, батша сначала удивился, говорят, потом задумался надолго — как бы избавиться от егета? Наконец, он сказал:
Дочь, последний выход твой Был, как видно, в недобрый час. Чтоб в утиную шубу стрелять, Никто в стране не родился моей. Чтобы твои золотые косы Увидать горящими глазами, Подобных могущественных людей Не рождалось от матерей. Дочь, коль счеты мы с ним сведем Силой, хитростью ли — навек Мы избавимся от него. Не найдется такой человек, Кто бы мог тебя застрелить. Дочь моя, если найдем избавленье, Если тело его разорвем по кускам, И таким образом себя спасем, Больше у берегов Шульгена Не будет мужчины, Чтоб тебя подстрелить, Чтоб собой досаждать,— Ни единой души не будет.Услышав такие слова, Нэркэс решила смягчить сердце отца и сказала ему:
Отец мой, он пришел сюда, Послушав меня. Он за утку принял, когда В меня, прицелившись, стрелял. Во второй раз меня найдя, Нежно он руками обвил. До сих пор этих рук тепло Позабыть у меня нет сил. Коль его кровь прольется, мое Тело судорогой сведет. Слово пламенное его Мое сердце навек оборвет. Не посягай на него, отец, Его кровь не проливай, За него ответит тебе сполна, Карымту23 объявит весь Урал. Многого не требует он, На престол не метит твой, Нету умыслов у него, Чтоб на скот посягать живой.. Коль за дочь ты меня признаешь, Кровь понапрасну не проливай, Беззащитного гостя убив, Славу коварству не воздавай! Акбузата егету дай, Испытай его удальство. Если сможет коня удержать, Пусть на Урале развеет крылья.Как Шульген держал совет
Выслушав мольбы дочери, надолго задумался батша. Потом, говорят, собрал своих визирей, позвал двенадцатиглавого дива по имени Кахкаха24 и попросил у них совета.
И такой совет дал Кахкаха:
Отдашь егету Акбузата, — Навеки силы своей лишишься. Выпустишь из рук узду Акбузата, — Своей дороги навек лишишься. Твой одноглавый аждаха25 Бусинкой покажется ему; Твой двуглавый аждаха Кошельком покажется ему; Твой трехглавый аждаха Ему покажется турсуком26 Кахкаха же, что держит страну, Ему покажется барсуком. Батша, вот мой тебе совет: Полно здесь девушек земных. Краше дочери твоей Дочь Масем-хана есть. Увидев ее, тот егет Про Акбузата забудет. И, сказав: «не колеблясь, беру»! — Только к ней душой устремится.Понравился батше совет Кахкахы. И решил он направить Хаубана вместе с Нэркэс во дворец, где жили похищенные на земле девушки.
Батша подозвал к себе Нэркэс и сказал:
— Желанья да сбудутся твои: Все, что хочет егет, отдам. Чтобы честь твою не уронить, Пусть все богатства наши осмотрит. Во дворец поведи его, Дворцовых девушек покажи, Без стесненья с ними пусть Поговорит он от души.Как Хаубан встретил Акбузата
Нэркэс, повинуясь воле отца, показала Хаубану все дворцы, потом прошли они через сад и остановились перед золотым дворцом.
Нэркэс так сказала Хаубану:
Егет, в том золотом дворце Стоит славный тулпар Акбузат. Увидев тебя, он призывно заржет, Шумно воздух в ноздри втянув. А ты в упор на него гляди. К тебе подойдет он, встав на дыбы, Не робей, стой перед ним. Если захочет тебя лягнуть, Ты по крупу его погладь; А ушами запрядает, ты Улыбнись, — мол, батыр я земной. Подойдет он к тебе, тогда — По спине проведи рукой. Из гривы вырви два волоска И на запястье свое закрути; С хвоста еще вырви два волоска И на ногу свою закрути.Сказав так, Нэркэс, говорят, открыла дворец и впустила Хаубана к Акбузату.
Увидел Хаубана Акбузат, встал на дыбы и, втянув воздух ноздрями, заржал.
Но Хаубан не дрогнул, не испугался. Когда посмотрел он в медные глаза коня, Акбузат, мотая головой, в сторону отошел и стал передними ногами бить.
Услышав удары копыт, охранявшие тулпара дивы начали спускаться с крыши дворца. Увидев, что на помощь дивы пришли, Акбузат с яростью подскочил к Хаубану, замотал головой и хотел ударить его передними ногами.
Но Хаубан и тут не испугался, а смело шагнул к коню навстречу. Повернулся тогда Акбузат, чтобы лягнуть его задними ногами, но Хаубан протянул руку и потрепал ласково коня по крупу. Прижав уши, Акбузат хотел было прыгнуть на Хаубана, но глянув на него, сказал:
Коль ты будешь батыр с земли, Если имя тебе Хаубан, То круглокопытый средь коней тулпар Перед тобою сейчас стоит. Грива силу тебе придаст. Если будешь меч держать. Если ж волос хвоста подпалишь, Я тотчас к тебе примчусь, Чтобы в битве быть другом твоим.Сказал Акбузат эти слова и, считая теперь Хаубана своим батыром, ласкался к нему, прядая ушами.
Потрепал Хаубан Акбузата по холке и вышел из дворца.
Как Хаубан встретил Айхылу — дочь Масем-хана
Нэркэс ждала его и, увидев Хаубана — живого и невредимого, — улыбнулась, выказывая свою радость. Потом она позвала его во дворец, где жили девушки.
У ворот дворца она так поучала его:
Полон девушек будет дворец, Много красавиц будет средь них. Если взглядом на них поведешь, Лик ярко-лунный тотчас найдешь. С ямочками на обеих щеках, Брови — радужной бахромой; Сквозь завесу длинных ресниц Блеснет взор ее озорной. Как у сокола, выгнута грудь, Косы сплетены узлом; Зубы, жемчугами горя, Сквозь улыбку нежно сквозят, — Такая девушка будет там. В стане тонкая, как пчела, Невозможно пред ней устоять, Звать ту девушку Айхылу. В Урале похищена у Масем-хана. Эта девушка Айхылу. Коль полюбишь ее, у отца Ты проси ее — он отдаст. На Урал ее увезешь И к отцу ее поведешь, Станешь хану зятем тотчас. Но, егет, не забудь про то, Что секрет в этом есть большой: Только выйдешь ты из дворца, Как появится пред тобой Женщина старая, убыр-карсык27 Будет всяко тебя ублажать, Будет всяко тебе угождать. Не давай ей коснуться руки, Ноги вытереть не давай. Если все совершишь, как есть, Выйдешь к озеру, наконец, Подпали волос от хвоста, — И тогда, гриву распластав, Акбузат прибежит к тебе.Хаубан, услышав от Нэркэс эти слова, изумился и, посмотрев на нее, сказал:
Тайну, что не открывают отцу, Ты, красавица, поведала мне. Тайну, что свято хранят в стране, Ты, красавица, доверила мне. Так доверилась почему, Объясни мне, я не вразумлю. Иль по дружбе открылась мне, Может быть, близким меня сочла, Может, тебе понравился я — В сердце своем ты любовь прочла? Все, не таясь, до конца скажи, Сомнений не оставляй для души. Что если я полюблю тебя, Что со мной будет, ты мне скажи? Луна лучезарна оттого, Что солнце ласкает ее лицо. Цветок не дает себя целовать, Потому что целует солнце его. Думаю, так же и Айхылу: Улыбка ее потому светла И душа потому легка, Что вся подобна она луне.Услышав эти слова, Нэркэс надолго задумалась, а потом так сказала:
Егет, последняя тайна моя: Твоей не буду я — знай навсегда. Батыру, живущему на земле, Отец свою дочь не отдаст, прощай. Егет любимый есть у меня, Батыром признанный, среди всех, Умеет тайну он хранить. В этом сама убедилась я. Его не покину я никогда, Другим никогда не уступлю, Имя его никому не скажу. Имя возлюбленного моего К сердцу привязано моему.Ничего не возразил Хаубан, и Нэркэс пустила его во дворец девушек.
Вошел во Дворец Хаубан, окинул их взглядом, о здоровье справился. Среди всех выделялась своей красотой Айхылу.
Подошла она к Хаубану и сказала такие слова:
Все в тебе говорит, мой егет, О том, что ты пришел с земли. Как, преграды преодолев, Ты попал в этот край чужой? Бросив девушек озорных, Что резвятся на весь Урал, Для чего ты пришел сюда К тем, кто ликом и телом вял? Не затем ли, что высох Шульген, И не умер ли его батша? От обилья пролитых ли слез. Море по миру разлилось? Или вывелись богатыри На Урале моем родном, Что способны, взнуздав коней, Сразиться с коварным врагом? Иль они превратились в рыб? А может, народились новые батыры И, купаясь в крови отцов, Научились дивов побеждать, Озеро Шульген переплывать? Не утонув в озерной воде, Не убоявшись его царя, Из слез, что вылились из глазниц, Из крови, разлившейся, как моря, С Урала, что в горе изнемог Пришли ли всесильные мужи, Достойные материнских сердец, Отцовой достойные души? Хаубан так ответил на ее слова: В озерах, где плавают лягушки, Батыр может ли утонуть? Днем пищу ищущий для зубов, Храпящий ночью в полную грудь, На отрогах Уральских гор Развеселит ли девичье сердце, Найдя к нему заветный путь? Подстрелив безобидную утку, Он потчевать будет гостей, Если захочет сесть верхом, Сядет на смирного средь коней. Убивает он тех, кто слаб, Кто вовек не способен на месть, Перед смелым он робок сам. Ночью, разрезав кирэгэ28 У стариков он похитит девушку, Если песню петь — подберет Самое укромное место в лесу, И так же тихо прольет он слезу, Может ли такой называться батыром? Когда красавицы Уральских гор Под водою, в чужом дворце, Томятся, тоскуя о земле, И плачут в оковах, И слезы льют, Разве того, кто оковы не сорвет, Можно сыном Урала назвать, Защитником страны назвать?Слушая слова эти, девушки окружили Хаубана и, говорят, проливая горькие слезы, обняли его. Жалея невольниц, Хаубан и сам заплакал, стараясь не показывать своих слез. Потом он простился с девушками и вышел из дворца.
Как Хаубан встретил старуху
Как только ступил он за порог, подошла старуха и сказала так:
Видно, ты настоящий егет: На Шульген-озере побывал, В золотую утку стрелял, Во дворец хана потом пришел, Дочери хана понравился ты. Только есть у нее жених — Не полюбит она других. Я тебя хитрости научу, На руку мою положи свою — И враз могущество ты обретешь, Подводное царство враз разобьешь, Разнесешь ты дворец жениха И невесту себе заберешь, Дай поцелую ногу твою.Не подавая старухе руки, Хаубан задумался.
Долго думал он: где же правда — в словах Нэркэс или в словах старухи?
И решил он во дворец вернуться, чтобы посоветоваться с Айхылу. Но двери дворца закрыты были.
Сдержал Хаубан совет Нэркэс — не подал старухе руки, не разрешил целовать ноги и стал уходить. А старуха, увидев это, сказала ему вдогонку такие слова:
Хоть ты выглядишь смелым, егет, Да загадка таится в тебе, Ты понять старуху не можешь, Меня пытаясь с красоткой сравнить, Сердце мое тревогою гложешь. Вся в золотом наряде она, Одежда жемчугами полна, Невзгодам ее не подвержена юность. Ее ресниц слеза не коснулась, Печали не ведало сердце ее. Честь людскую топчет ногами, К услугам сердце ее — как камень. И живет, находя в этом радость. Тебя она только землею считает, А себя с ярким солнцем равняет. И у меня, было, щеки алели, А теперь — завяли, Поблекли; Хоть и зорки твои глаза, Да душа, погляжу, слепа. Та, что ест с золотого блюдца, Спит в мягкой пуховой постели, Дни напролет средь цветов резвится, Может ли, право, со мной сравниться? Коль словам ты моим не веришь, Знай: пополам свое счастье делишь.Долго думал Хаубан над этими словами, потом подошел к старухе и начал расспрашивать ее:
Лицо твое, асяй29 Все обличье О горьких страданиях говорят. Речи, что рвутся из груди, О вещей печали говорят. Я в стране этой одинок. О себе расскажи мне, мать.И старуха, так сказала. Хаубану:
Тайну открыть Недоверчивому мужчине — Значит, грех на душу взять. Слова посвящать Трусливому мужчине — Значит, кол головой тесать. Тайна дворца — великая тайна, Каждый свидетелем может стать. Если руку твою возьму, — Грудь моя все расскажет сама. Если ног я твоих коснусь — Дорога откроется вмиг сама. Если ж словами тебе скажу — Хан отрежет мой язык.В глубоком раздумье стоял Хаубан, не зная, что делать. Но тут, говорят, Нэркэс вышла. Увидев ее, старуха отошла в сторонку.
Как Хаубан говорил с Нэркэс
А Нэркэс так сказала:
Пойдем, не опаздывай, егет, О том, что сказала я, не забывай! Отец тебя в гости давно уже ждет В уединении сидит во дворце. Когда он место тебе предложит, — Ты садись от него справа, Когда он тебе питье предложит, Принимай чашу левой рукой, Еду же бери двумя руками. Нож подаст — Бери правой рукой. Он на тебя быстро посмотрит И тут же ласково улыбнется — Ты же в ответ не улыбайся, Только правый прищурь свой глаз. Будет сидеть он, руки сложив, Потом вытянет правую ногу И быстро приподнимется с места — Ты же как ни в чем не бывало Лежи себе пред ним, развалясь. И даже в зубах ковыряйся пальцем. Если он в руки возьмет клинок, Страх на своем лице не проявляй. Руки протянет он — Ты откинься. Дворец задрожит — А ты не пугайся. Лежи спокойно и улыбайся. Если все сделаешь, как я сказала, Вернешься на землю родного Урала.Хаубан кивнул согласно и, перебивая Нэркэс, спросил:
Можно ль узнать, В чем смысл этой тайны? Или у вас Есть такой обычай?Услышав вопрос этот, переменилась в лице Нэркэс, пристально посмотрела на Хаубана и, обняв его, поцеловала. Из глаз ее полились слезы. Нэркэс ответила так:
То, что сказала тебе старуха, Большего я сказать не могу.И показалось Хаубану, что Нэркэс удаляется от него.
Сморил вдруг Хаубана сон. Сколько он спал — никто не знает.
Как Хаубан проснулся на берегу озера Шульген
Вот вздрогнул он от упавших на лицо солнечных лучей и проснулся. Видит — нет ни Нэркэс, ни дворца и лежит он на траве на берегу озера.
Тогда подумал он: «Уж не во сне ли все это было?» Посмотрел по сторонам и увидел — неподалеку на берегу озера стоит Акбузат, прядая ушами, а рядом — Айхылу сидит…
Хаубан еще больше удивился и подумал: «Кажется, Нэркэс обиделась на меня и не повела к своему отцу. А как тут оказалась эта девушка? Как Акбузат оказался — ведь я не звал его и не запалил вырванные из его хвоста волосы!»
Акбузат подошел к нему и сказал:
Если б не слушал ты Нэркэс, Во дворце у батши ты был бы; Свергнувши его с престола, Всей воде властелином был бы. Справил с Нэркэс свадьбу, Если б старухе руку подал, — В ней нашел бы и мать свою. А дал бы ногу поцеловать,— Тайну смерти узнал бы отца. А с красавицей Айхылу Распрощался бы навсегда.Удивился Хаубан и попросил до конца раскрыть эту тайну. И Акбузат сказал так:
Если ты настоящий егет И способен сесть на меня, То пусть же ветер степной Тебе за пазуху не залетит, — Пусть рот твой будет всегда закрыт, Будь насторожен в час любой! Не полагай, что сердце той, Кого ты любишь сегодня, Всегда Распахнуто настежь перед тобой. Остынет душа ее и тотчас Станет для тебя чужой, И будешь ты охвачен огнем.Сильно опечалилась Айхылу, услышав эти слова, но виду не подала.
Хаубан поводья поправил, ловко вскочил на Акбузата и посадил Айхылу перед собой.
Как Хаубан и Айхылу достигли дворца Масем-хана
Так вдвоем на Акбузате они поехали ко дворцу Масем-хана. Не доезжая до него, остановил коня Хаубан и спросил у девушки: «Вместе ли войдем во дворец или порознь?»
Айхылу так отвечала:
— Я в смятении вся, егет, И не верю своим глазам: Неужели на воле я — Не в силах я в это поверить. Что и ответить не знаю тебе На вопрос, что мне задал ты… Чудится: стоит мне отойти — И не миновать мне опять беды, Вновь окажусь у врагов в плену. Если скажу тебе: «Вместе пойдем», Боюсь, за злодея примут тебя — Вот чего опасаюсь я.На эти слова Хаубан так ответил:
Пока голова у меня цела И ты, красавица, будешь цела. Никакой враг не похитит тебя. Если к отцу мы пойдем вдвоем, Он не станет меня винить. Но все же к нему ты иди одна — Ты все ему рассказать должна. Услышав правдивые слова, Пусть узнает, Кто его враг. И если сердцем не робок он, Пусть поднимет повсюду клич: И узнает коварный Шульген, Что такое святая месть. Я позднее приду сюда, (Как узнаю решенье отца, Когда батыров он соберет), Чтоб барымтою30 идти в поход.Выслушала Айхылу Хаубана и решила идти одна. Хаубан начал было рассказывать коню о своем замысле, но Акбузат взметнулся и тотчас скрылся с глаз. Хаубан удивился и хотел позвать коня, запалив волосы, но Акбузат сам прискакал — старую одежду принес. Переоделся Хаубан в одежду бедняка, простился с конем и пошел ко дворцу Масем-хана.
Как Хаубан пришёл в страну Масем-хана
Там, возле дворца, сбившись толпами, суетясь, как муравьи в муравейнике, кипел и шумел народ.
Подошел Хаубан к людям, справился о их здоровье, а сам путником назвался. Послушал, о чем говорят — у всех на языке одна новость большая: ханская дочь вернулась!
Из дворца вышла женщина средних лет, все обступили ее, засыпали вопросами, а она лишь махнула рукой и, сказав: «Потом все узнаете!» — через толпу пошла. Направился Хаубан следом за ней и вскоре остановил ее. Женщина, не спеша, начала расспрашивать Хаубана — кто он такой, откуда явился. Хаубан снова назвал себя странником и попросил у женщины разрешения переночевать.
— Что ж, переночуй, — сказала она, — куда податься чужому человеку…
Только разделся Хаубан, чтоб лечь спать, пришли старики да старухи и засыпали хозяйку вопросами:
— Ну, что, видела Айхылу? Наверно, исхудала она?
— Не спросила ли ты, где она была?
Хозяйка отвечает:
— Видела Айхылу, видела. Да только успела поздороваться с ней…
— Почему же не спросила ни о чем?
— Начала было спрашивать, да она прервала: «Оставь, говорит, енге31, меня в покое. Мне и самой не верится, что вернулась. Может, денька через два кое-что и скажу…» А хан говорил своим приближенным: «Слава аллаху, спас он мое дитя, внял моим молитвам».
И тут седобородый старик заговорил:
— Ну, значит, все хорошо. А я уж подумал: не остался ли какой отпрыск от Сура-батыра и не взял ли Айхылу из мести за убийство отца… А раз спаслась она бескровно — радоваться надо. А то ведь Масем-хан поклялся уничтожить род Сура-батыра до седьмого колена.
— Да неужели наш хан ищет еще кого-то из рода Сура-батыра? — удивилась хозяйка. — Кажется, уж всех убил, даже жену его, которая в лесу скиталась в поисках пищи, и ту схватил и в Шульген-озере утопил. Неужели нашему хану и этого мало?
Тут еще одна женщина заговорила:
— Да жена Сура-батыра сама сплошала — встретила Масем-хана и сама ему призналась…
— Э-э! — воскликнул старик, — ничего вы не знаете. А я, как бросали ее в воду, в стороне стоял и все своими глазами видел.
Тут женщины, сказав: «Говорим то, что слышали…» — прекратили разговор.
А Хаубан, молча слушавший все это, подумал: «Неужели моего отца и мать убил Масем-хан?»
И решил он спросить у старика, сколько было Сура-батыров — один или два.
Старик так ответил:
— Сын мой, Сура-батыр, который был славен в народе и берег честь народа, один был. Ни на Урале, ни вдали от Урала я не слышал о другом человеке, который бы носил это имя. Когда топили в озере его жену, слышал я, как она, бедная, умоляла: «Сердце мое — дитя мое — сиротой остается. Оттого душа моя изнывает… Убили вы мужа, а я, за дитя страдая, клятву дала, что никому не скажу об этом: от болезни, мол, умер. Только меня пощадите…» Но не знал хан пощады и повелел бросить ее в озеро. А узнав о ребенке, решил и его убить, да так и не смог найти его. Никто не знал — что за дитя осталось — девочка или мальчик… Хаубан еще больше удивился.
— А я слышал, олатай, что было два батыра по имени Сура. Рассказывают, когда умер один батыр, жена его выменяла хызму на саван, чтобы достойно схоронить мужа. Не было у нее ничего, чтобы справить поминки, и пошла она по стране скитаться да так и пропала.
— Нет, сын мой, — сказал старик, — все произошло так, как я говорю… А то, что хызму выменяли на саван, — пустой разговор, его придумали, чтобы хан не потребовал ее. Лишь жена батыра знала о том, у кого осталась эта хызма.
Но почему же хан не взял хызму, когда убил батыра?
— Конечно, он сразу бы взял ее, да не знал, у кого ее батыр оставил. А было так: Сура-батыр вернулся с охоты очень уставший, решил лечь отдохнуть, а хызму свою отдал старику Тараулу, с которым часто охотился вместе. А тут Масем-хан с Акбулат-бием32 появились, увидели спящего батыра и убили его. И стали думать, как быть: «Если бросить тело в воду — народ узнает и в гневе на нас с Акбулатом набросится. Лучше надо заставить его жену пустить слух, что муж ее от болезни скончался». Так и сделали.
Старик покачал головой и воскликнул:
— Ай, Сура-батыр! Каким человеком был! Многие годы воевал с Масем-ханом, не отдавал ему Урала. При нем мужчины нашего Урала рыбой в воде плавали, птицами в лесах пели. Да вот нет в живых нашего Сура-батыра…
Хаубан подумал: «Неужели та старуха, что повстречалась мне в озере, моя мать?»
И стал он ходить по аулам, расспрашивать людей о Сура-батыре и о его жене, и все люди говорили одно и то же.
Как Масем-хан устроил большой туй
А Масем-хан повсюду разослал весть о большой свадьбе. Вернулся Хаубан в его яйляу и видит — бии, аксакалы, их сыновья, мурзы, гарцующие на аргамаках, на рысаках резвых, скакунов под уздцы прогуливающие, всю яйляу хана заполнили, большой майдан образовали. От соседних баев и тарханов33 собралось много народу. На одном краю майдана стояли бедняки-батыры, не имеющие ни коня, ни шубы, на другом — женщины, девушки, старухи и дети. А в центре майдана стояли жены Масем-хан, три его дочери и зятья. Бии и аксакалы толпились вокруг хана, ожидая начала праздника.
Борцы, ловко накрутив кушаки на руку, ходили взад-вперед, волнуясь. Певцы, пробуя голоса, пили сырые яйца. Кураисты, не давая кураям засохнуть, — брызгали на них водою. Всадники-глашатаи, соблюдая ряды, водили скакунов вокруг майдана.
Подошел Хаубан к кругу и осмотрел всех по порядку. Айхылу возле хана не было почему-то. Вдруг притих народ — это в окружении множества девушек появилась Айхылу. Все юноши подтянулись, приосанились, не спускают глаз с ее прекрасного лица.
Масем-хан вышел на средину майдана и сказал так:
Собрал майдан я во славу страны: Радостью полон я ныне большой — Дивом похищенная дочь моя Милостью божьей вернулась домой. Как в кадыр-тюн34 ликованием я Всею душой непомерно объят. Дал я аллаху обет: в честь того, Что дочь моя возвратилась назад, Тому, кто престол мой впредь защитит, Кто Шульгену за все отомстит, Кто голову дива, убив, принесет, Тому свою дочь в жены отдам.Услышав это, батыры пригорюнились, не смея произнести ни слова.
Лишь один Акбулат-бий вышел вперед и, глядя на Айхылу, проговорил:
Айхылу моя, расскажи Нам обо всем, Что случилось с тобой, Пусть батыры, Что здесь собрались, Узнают, Как ты осталась жива.Что рассказала людям дочь Масем-хана
И Айхылу так рассказала:
Я у хана младшая дочь, Баловницею я здесь была, Дни напролет смеясь и резвясь, Жизнь беспечную я вела. Однажды поехала я на прогулку На, караковом рысаке, Все подруга мои со мной Поехали вместе налегке. Мы резвились, как могли, Смеялись и пели от души На лужайке у озера Шульген, В огнецвете пахучих трав, Собирали мы там цветы. Вдруг рядом с собой я увидела что-то Медведем назвать — На нем шерсть гребнем, Волком назвать — Он волка крупнее. Лапой крепко меня обхватил, И от страха, Что меня обуял, Я лишилась последних сил. Помертвело тело мое, Потеряла сознанье я, А глаза вновь открыла я — Стоят девушки возле меня. Все от страха бледны, как снег, Замер где-то их звонкий смех, Пожелтели лица, Как медь; Все похищены, Как и я, Все напуганы, Как и я, Оторваны от родной земли. С ними познакомилась я, Расспросила, Откуда кто… Потом старуха к нам подошла, Вся морщинами изошла. Позабывши про горе свое, Собрались мы возле нее. Каждую расспросила она, Кто похищен с какой страны. Про свой род и про племена Мы рассказали ей все сполна. Стала рассказывать о себе: — Мой муж на Урале знаменит, Был прославленный егет. По одному имени его Знать должны вы про него. (А про гибель его не скажу — Будет трудно одной из вас). Не уступавший дорогу ханам, Звался он в мире Сура-батыр. Если из лука стрелял, Никому в меткости не уступал. Но однажды тяжелым сном Он в одиночестве уснул; Враг, что жаждал его крови, В поле спящим его застав, Прямо в сердце вонзил стрелу. А чтобы о том я вовек молчала, Тайну народу не открывала, Заставили клятву дать, И потом Утопили в озере этом глухом. Зверь какой-то меня проглотил, Захлебнуться тем самым не дав, Пасть была его велика… Я пришла в себя — и меня Изрыгнул он наружу, Сказав: — Вылезай поскорей назад, Куда нужно, туда пришла, Нет других у тебя дорог, Когда жив был твой муж, В меня Он стрелял, Он бы кожу мою содрал — Из ножен даже вынул нож. Я молил его: — Пощади! Видя, что я слезами кровавыми Истекаю, Меня пожалел: «Видно, с детства ты в рабстве рос, Лишенный матери и отца, Позабыл про свой род и дом, Тварь ничтожная» — Он сказал. Хоть зовусь я с тех пор Кахкахой, Хоть Шульгена я первый батыр, Хоть во всем я послушен царю, Хоть брожу по Уралу я, Кого бы ни проглатывал я, Несчастный пищей не будет мне, Хоть гореть мне в голодном огне. Ты пришла теперь в этот мир, Надолго останешься в этой стране. Озеро Шульген — оно таково: Из кровавых потоков слез, Что скопились в месте одном, Неумолимо росло и росло, Пока озером не стало оно. Тот, кому принадлежит престол, С рожденья от матери бием был: Из заживо вырезанных костей Им воздвигнуты эти дворцы; Окружающие сады Живой кровью орошены», — Так сказал мне тот зверь тогда. И про весь тот страшный рассказ Нам поведала старушка та. Тот, кто похитил ее с земли, Как узнала потом уже, И меня утащил на дно. А потом к нам пришел егет, «Я с Урала», — он нам сказал, Осмотрел подводный дворец И потом меня повстречал. С глазами, полными грусти и слез, Помню, из дворца он ушел. Затем немного погодя Сон на меня тяжелый напал. А проснулась и счастью не верю — Оказалось, лежу я Посреди поля — На травах земных, На цветах душистых. И вижу вдали — Родной Урал Гористою цепью. Сквозь камышей ресницы Озеро Шульген коварным глазом На меня молча смотрит… Весь луг вокруг разукрашен Ярчайшими цветами. Лес зеленый полон Птичьими голосами. Проворно веющий ветер Волосы развевал мне… При виде этого радость В сердце раздула пламя. На ноги я вскочила, Увидала егета — С бьющимся сердцем К нему подбежала, В лицо его я вгляделась, А вглядевшись — узнала… Рядом с егетом — Тулпар весь белый — Седло в серебре, В золотых блестках, С булгарской подпругой, С чепраком, украшенным жемчугом, С пряжками из оленьей кожи, Стремена серебром сияют, Лука седла золотом светит, Рукоятка у длинной Вьющейся плетки Искусно отделана сердоликом, Хурджун35 разукрашен сафьяном, Сбоку к седлу приторочен; На груди коня — Красивый нагрудник, На крупе — крепкий Витой подхвостник, Из шелковой цепочки недоуздок, Уздечка на нем С двойными удилами И крепкий повод К луке привязан… У коня грива, Как волна, крутая, Шерсть у коня — Как мягкая щетка, Спина гладкая, Как у щуки, Бока узкие, а ноги Длинные, как у зайца, Копыта крутые, Узкие щеки. Уши острые, Как камышинки. Ноздри широкие, большие, Глаза медью отливают, Грудь, как у сокола, изогнулась, Со лба свисают двойные вихры, Подбородок острый, А губы сжаты — И зовут коня Акбузатом. Вот какой это конь по виду — Он сам дает советы егету И, как человек, говорить может… …Этот егет Спас меня из неволи. Не говорил, Что возьмет в жены, На честь мою не покушался… Он мне домой указал дорогу… Хоть звала с собой — Он отказался.Выслушав рассказ девушки, очень удивились люди, и все разом заговорили, закричали:
— Это, наверное, был Хызыр-святой36, не иначе! Человеку под силу ли такое!
Тогда Масем-хан так сказал:
Даю тебе, дочь, яблоко, Вручишь его тому егету, Кто мою волю решится исполнить — Приведет к нам старуху Из озера Шульгена.И повелел он дочери идти к батырам, что стояли поодаль.
Айхылу тихо шла между рядами, но ни один батыр не осмелился взять яблоко.
Тогда Масем-хан сказал: «Даю вам подумать ровно сутки», — и всем велел расходиться…
Как Хаубан заставил Шульгена отдать старуху
Дождался Хаубан, когда разошелся народ и, спалив волос, позвал Акбузата. Прискакал Акбузат, и велел ему Хаубан привести старуху со дна озера.
— Без боя у Шульгена ничего не возьмешь, — отвечал Акбузат.
Тогда решил Хаубан сам отправиться к озеру.
Услышав стук конских копыт, дивы в озере шум подняли.
Акбузат сказал:
— Это дочь батши со своей охраной хотела выйти из озера, но, заслышав нас, ушла вниз. Я стану скакать через озеро, а ты рассекай мечом воду. Так мы разделим озеро на несколько частей, где я пробегу — оголится земля, выступит суша. И будет Шульген-озеро разбито на мелкие куски. Дочь батши не выдержит, выйдет к нам навстречу, отдаст все, что потребуешь. Только смотри: сиди крепко да сильнее руби мечом…
Так они и сделали.
И когда Хаубан разрубил озеро на куски, Нэркэс вынырнула из воды и сказала такие слова:
Ай, егет мой, скажи, зачем Ты пришел на нас войной? Доброй я к тебе была, Акбузата тебе отдала. А ты мое озеро рассек мечом, Разбив на мелкие островки, Разлучил отца с Кахкахой. Коль озеро обмелеет совсем, Что буду делать я тогда? Дно покроется песком, Илом затянется вода, Сплошной ряскою расцветет, Что ты хочешь, проси, егет, Только так меня не губи.Услышав эти жалобные слова, Хаубан так ответил Нэркэс:
Озеро твое возникло из слез, И я не успокоюсь до тех пор, Пока не обмелеет оно. Выбивающимся из земли Родникам прегражу я путь; Не позволю, чтобы они В твое озеро звонко текли. Всех чудовищ страшней твой отец, Но не одолеет он меня. Кахкаха же — сын земли, Здесь его не оставлю. Ты ж, красавица, дочь воды, Родилась ты в глубинах вод, Не возьму я тебя из воды. Вернувшись сейчас, скажи ты отцу: Пусть корону на спину взвалив, Драгоценностей не растеряв, Вылезает вверх, на залив. Будет в песках черепахой ползать, Узорчатым панцырем своим гордясь. Кахкахе также передай: Довольно в озере ему лежать, Слез кровавых с суши ждать, Женщин, девушек красть с земли. В трепет приводя всю страну, В вечном страхе Людей держать. В озере довольно ему спать! Пусть дивов выведет своих, Что сбежали в воду с земли. Пусть продолбит пещеру в скале Для Акбузата моего. Озеро, Где жил Кахкаха, Затянется илом, Ряской изойдет, Скоро болотом станет оно. Пусть русло продолжит он под землей. Когда же закончит дело свое, Пусть птицей станет Кахкаха С крыльями, Что стянуты перепонкой, Под тощим брюхом — мышиные лапки37 Будет солнца бояться он, В ненавистную птицу превратится он. Пьющие кровь злые дивы Лишатся рук и ног навсегда. Станет служить им жильем камыш, С палец ростом будут они, Как змеи, будут плавать они, Извиваясь всем телом своим. Заглохнет навеки озеро твое, Для многих жильем станет оно; Разбившись на счастливые пары, Будут привольно жизнь вести. Девушки-невольницы выйдут из воды, Запоют, как весенние птицы. А бедная старуха, Что слезы лила, У которой в морщинах лицо, Пусть тоже не остается здесь; Пусть воздухом родной страны Старая женщина подышит здесь.Выслушав эти слова, Нэркэс к отцу направилась.
Сойдя с коня, Хаубан принялся было ждать, но вдруг увидел перед собой на берегу ту самую старуху. Хотел он поговорить с ней, да Акбузат его остановил.
Потом Хаубан в мгновение ока довез старуху на майдан и отпустил своего коня. Сам же вошел в ту кибитку, где обычно ночевал.
Как Хаубан отомстил Масем-хану
Рано утром встали люди; женщины подоили коров и проводили скот на пастбище.
Вот поднялось солнце на длину копья — встало над головой, и табун лошадей вернулся домой. Привязав жеребят, подоили кобылиц. А потом весь народ пошел на майдан. И снова Масем-хан повторил свое условие: тому, кто старуху из озера освободит, он отдаст в жены дочь. И снова батыры стояли молча.
Но тут старуха сама вышла и сказала так:
— Хан мой, не заставляй батыров меня спасать. Сам аллах вызволил меня…
Удивились люди, а Айхылу узнала старуху и радостно к ней подбежала.
А хан взмахом руки подозвал палача и тихо повелел, чтоб не слышал народ, отрубить ей голову.
И повел палач старуху за собой. Народ зашумел, начал просить, чтобы старухе дали рассказать о себе, поведать все, что с ней случилось.
Но хан не разрешил. Тогда Хаубан, одетый бедняком, встал перед ханом и сказал так:
— Ай, великий хан, великий хан, Разреши старухе все рассказать, А о том, кто ее освободил, Я сам расскажу потом.Масем-хан тогда сказал:
Прошлой ночью я созвал Святых шейхов38 всей страны. Мы просили аллаха Дать милость нам — Из озера старуху вернуть. И просьбу мою услышал аллах. Он Хызыру повелел Исполнить желание мое. А шейхи, подумав, сказали так: «Пусть старухи на свадьбе не будет, Пусть перед всем народом она. Про помощь аллаха не говорит… Пусть слуги ведут ее во дворец, Сладкими яствами угостят, А потом опять отведут На берег озера Шульген.Услышав эти слова, старуха повиновалась и последовала за палачом. Но Хаубан остановил ее и, подойдя к хану, сказал так:
Слышал я, о великий хан, Жил на Урале один батыр, Звали батыра того Сура. Воле ханов и биев не подчинясь, Жил он свободным, говорят. И вот однажды Сура-батыр Как всегда, на охоту пошел, И с того дня не вернулся назад На ночлег под родной полог. Сон смертельный его сморил, Лег один он спать на лугу. Коварный хан на него набрел И пустил в его грудь стрелу. А потом через несколько дней Исчезла и батыра жена. Остался один их бедный сын — Мальчик по имени Хаубан. Ничего не было у него, В сиротстве жизнь свою проводил, Рос он в трудностях и нужде, Не было близких у него, Кто бы мог приютить его; За телятами он смотрел, Никто содержать его не хотел. Однажды ушел Хаубан, говорят, Много земель прошел, говорят, Пока, наконец, одного старика Не повстречал в пути, говорят. Тот старик его расспросил, Узнав обо всем, его пожалел, Хызму, что в руках своих держал, Без раздумья ему отдал. (Не был богачом тот старик, Бедняк, — как многие, спину он гнул, У бия Иргиза стадо пас, Имя было его Тараул). Как только хызму получил, Хаубан Стал охотиться, что есть сил; В стрельбе он славу приобрел, А в богатырстве, опять же, своем Батыров Яика39 и Суру40, Тукляса41 вместе с Алмасом42 — всех Он в скором времени превзошел. Шульгена, что не был побежден, Одним порывом он сокрушил; Девушек, выкраденных с земли, Всех до единого освободил; Старуху эту выручил он, А не святой Хызыр. Прошлой ночью битвой пошел На хана озера Шульген. Точно глаз лошадиный, рассек На мелкие части озеро то. Велев его дивам пробить в скале, Что от Шульгена невдалеке, Нишу — чтоб была она, как дворец, Чтоб стойлом была она для коня43. Батшу в черепаху он превратил, Дивов его — в пиявок и змей. Биев, что грабили страну и народ, Всех уничтожил рукой своей. Сегодня вновь на верном коне Ищет он мать свою и отца. Чтоб за своего отомстить отца, Чтоб карымтой на врага пойти, На убийцу отца своего Собирается он пойти.Закончив свою речь, Хаубан к народу обратился:
— По тому, как он сам говорил, эта старуха должна быть его матерью. Если вы не поверите моим словам, не дадите сказать слово этой старухе, будете стоять с раскрытыми ртами, а старуха исчезнет навсегда.
Весь народ замер, пораженный.
А Масем-хан, услышав эти слова, стал советоваться со своими биями. Подозвал потом к себе Хаубана и сказал:
— Если не подтвердятся слова твои, велю отрубить тебе голову.
— Я согласен! — ответил Хаубан. Пока люди толковали между собой, пока рассаживались на коней, Хаубан, отойдя в сторонку, запалил конский волос, призвал Акбузата, надел на себя боевые доспехи и въехал на майдан на своем коне.
— Кто это? Кто это? — зашумели в толпе. — Что это за человек?
А он подъехал к Айхылу и старухе, и те сразу признали в нем егета, который их спас. Они плакали и обнимали ему ноги, вдетые в серебряные стремена, и с громким плачем кричали: «Это он, наш егет!» Сошел с коня Хаубан и обнял старуху. Потом снова сел на коня и, подъехав к хану, сказал ему такие слова:
Глядя в лицо тебе, Масем-хан, Хочу вопрос один задать: Была ли причина у тебя Месть к Суре-батыру питать? Чтобы дочь твою красть, барымту Имел ли хан подводный Шульген? Если надлежащий ответ Дашь, не тая, на вопросы мои, Я сокровенные думы свои Открыть перед всеми даю обет.Масем-хан ответил на это так:
Чтобы мстить батыру Суре Нету карымты у меня. Никто не угонял мой скот — Нету барымты у меня. Шульген же за то на меня сердит: В озеро яда подкинул я, И, камыши его подпалив, На страну посягнул его я.Тогда Хаубан сказал Масем-хану:
С детства без матери и отца Остался… много я слез повидал. В нижних пластах земли побывал — Вот такой я буду батыр! Хоть ульи пчелиные ворошат, Хоть коров, наземь сбив, дерут, Хоть душат целые стада овец, Хоть уничтожают домашних птиц, — Все же медведя, что косолап, Волка, шустрого на глаз, Лисицу, что хвост густой распустив, На косогоре резвится вовсю, — Злодеями, что грабят страну, Не называл я никогда; В ярости в них свою стрелу Не выпускал я никогда. Отроги Урала я объезжал, Врага ненавистного я искал, Кто кровь проливает без карымты, Вдовами оставляет их жен; Кто не жалеет их детей — Сиротами их оставляет он. Кто, невинным женщинам руки связав, Бросает в бездну озерных вод. Кто заливает кровью страну, В которой живет владыкою сам; Кто, растоптав честь родов И возвеличив собственный род, Ханом во всей стране живет; Кто отнимал у народа скот, При ком языка лишен был народ, Тот, двуногий, С круглой башкой, Тот, заслуживающий стрелу, Ставший всем людям кровным врагом, Тот, кого я всю жизнь искал, Кровный враг мой, Злодей, Которого должен я убить, — Стоящий предо мной Масем-хан! Это — проливший без карымты Кровь батыра Суры Медведь, Это наливший в озеро яд, Отравивший весь здешний скот, Это он — шустроглазый волк! Всех он держит в своих руках — Кыпсака44 — батыра Идели, Катая45 — батыра Иремели46, Тукляса47 — батыра Яика, Тамьяна48 — батыра Тора49, В Нугуше50 — Юрматы51, На Узяне52 — Табына53, Повсюду — в степях Ирендыка54 — Для всех он был диву подобен, В тисках своих всех державший! На Акбузата вскочив верхом, Приехал я за честь Батыров биться, За кровную месть Местью расплатиться! Отплатить тебе, Кто в рабство Обращает мужей страны, Кто женщин обращает во вдов. К злодею от имени страны С карымтою я пришел!Сказав так, Хаубан размахнулся своим мечом — и голова хана Масема покатилась с плеч. Потом Хаубан освободил всех рабов. И шли к нему люди с радостными лицами и делились с ним своими горестями.
Народ ему так говорил:
Ай, арслан55 страны, Из рук хана, Что столько лет Нас рабами здесь держал, Вырвал теперь ты нас на свет! Достойные другом быть тебе, В борьбе соратниками быть тебе, Были и у нас мужи — Всех коварный Масем-хан, Разлучил с родной землей, Их от родичей оторвал, Оставил вдовами их жен. Если ты их домой вернешь, Будешь жить азаматом56 в стране, Кровавые слезы сирот сотрешь, — Станешь для них как отец родной!И Хаубан, дав слово вернуть на родину батыров, отправился на их розыски.
Ехал он, ехал и увидел птицу, которая не могла летать. Подняла она голову и заговорила:
— Спокойно я сидела на вершине горы, а мимо Масем-хан проезжал, и его кони испугались меня и понесли. И велел злой хан подстрелить меня и подрезать мне крылья. Долго я лежала, не в силах встать на ноги. И хотя со временем раны мои зажили, да не могу я взмахнуть крыльями. Вот и сижу, ожидая смерти. Птенцы мои от голода страдают… Помоги мне, добрый егет, помажь мои раны пеной, что на губах твоего коня, — может, и оживут мои крылья.
Так Хаубан и сделал, и птица замахала крыльями. И тогда она сказала так:
— Егет, чем отплатить тебе за твою доброту и помощь, какую услугу тебе оказать? Всю жизнь я провела в горе, терпела муки от Масем-хана, терпела горе от Шульгена. А ведь я не простая птица — тому, кто коня не имеет, я становлюсь конем, у кого спутника нет — добрым спутником стану.
— Какую помощь ты можешь мне оказать? — спросил Хаубан. Птица ответила:
— Не только за себя помогу, но и за соловьев, которых ты освободил из неволи, умножив число певчих птиц на Урале, и за девушек, плененных Шульгеном.
— Откуда ты знаешь это? — спросил Хаубан.
Птица ответила:
— Дворцовые девушки у Шульгена были моими птенцами, это они ко мне вернулись и все рассказали.
Хаубан удивился:
— Ты — птица, а они были девушками… Как же так?
— А я ведь, егет, когда-то была женщиной, да потом превратилась в птицу.
Хаубан попросил рассказать обо всем подробно. И вот что он услышал:
— Раньше в этих местах жил лишь один водяной батша. С ним бились Урал-батыр и его сыновья Идель, Хакмар, Нугуш и Яик. Кругом одна вода была. И батыры воевали, плавая в воде на конях. Там, где проплывал Урал-батыр, поднимались горы. Уральские горы — это и есть дорога Урал-батыра. Страна падишаха разделилась на две части. Где Урал-батыр убивал дивов, — поднимались скалы. Чем меньше становилось воды, тем все больше уменьшалось войско водяного батши; чем больше погибало дивов, тем больше появлялось суши. И настало такое время, когда пристанищем батши остались лишь мелкие лужи да озеро, названное Шульгеном. Оно сливалось с подземными водами, и батыры не могли высушить его до дна. Тут батша и стал жить. А горы назвали в честь батыра — Уралом. Я была женой Урала-батыра, по имени Хумай57 и жила с невестками в своей стороне. Потом сыновья взяли своих жен, а я одна осталась. Чтобы одолеть Шульгена, Урал решил до дна выпить его озеро и, когда начал пить, войска Шульгена вместе с водой вошли в нутро Урала и растерзали ему сердце. Умирая, Урал-батыр дал такой наказ. «Там, где остались войска Шульгена, воду гнилую не пейте, ищите себе чистую воду…» И сыновья его, прорубив горы, открыли новые реки, носящие ныне имена батыров: Идель, Яик, Хакмар, Нугуш.
— Бабушка, а как ты стала птицей? — спросил Хаубан.
Хумай сказала:
— Когда мы отправляемся в дальнюю дорогу, то превращаемся в птиц. Невестки мои, став птицами, прилетели к мужьям, те поцеловали их, и они снова обернулись женщинами. А когда я летела сюда, мой муж — Урал-батыр — умер, некому было меня поцеловать и осталась я птицей. Акбузат, на котором ты сидишь, был конем моего мужа. Его потом Шульген похитил. Один из сыновей батыра Иделя пошел войной против Шульгена. Явившись в царство его, он влюбился в его дочь и чтобы овладеть ею, стал визирем Шульгена. Но тот не отдал ему дочь и в насмешку назвал Кахкахой, заставив похищать с земли красивых девушек.
От других сыновей Иделя осталось семь батыров, а от рода того сына, которого назвали Кахкахой, остался один сын — по имени Масем. Он-то и ограбил всю страну и ханом стал. Семь батыров пошли на него войной. Но он им сказал: «Давайте мириться!» и позвал в гости. А потом споил их, связал по рукам и ногам и продал в рабство заморскому батше. И ты, егет, сейчас за ними и едешь. А об этом мне рассказали мои дочери, которых, ты освободил. Хочешь, я доставлю тебя туда быстрее твоего коня и там ты без боя освободишь своих родичей? А если на Акбузате отправишься, будет у тебя большая битва…
Внимательно выслушал Хаубан птицу, надолго задумался и, наконец, решил:
— Ты, бабушка, возвращайся к своим детям. И хотя вы будете жить как птицы, вас никто не тронет, никто не нарушит вашего счастья.
Так он сказал и отправился в далекий путь. Долго он ехал и добрался до страны заморского батши. И началась битва с дворцовой охраной. Заморский батша, увидев, что Хаубан побеждает, бежал из дворца, собрал по всей стране войска и сам вышел на битву. Но Акбузат поднял крыльями такой ветер, что все воины попадали на землю. А Хаубан сам схватил батшу и убил его. Увидев силу Хаубана, воины побросали оружие.
Так Хаубан освободил семерых батыров, а, вернувшись домой, устроил пир, и семь батыров в борьбе победили всех остальных батыров, собравшихся на праздник. И поставил Хаубан семь батыров главами семи племен. И навек запретил людям стрелять лебедей — потомков птицы Хумай, А дочери Масем-хана Айхылу разрешил выбрать себе жениха. Она выбрала Кыпсак-батыра.
После праздника затосковал Хаубан и поехал к Шульген-озеру, чтобы позвать Нэркэс. Услышав его зов, Нэркэс вышла из воды.
И Хаубан ей сказал:
Красавица моя, Послушай меня: Когда я скитался сиротой, Помнишь — повстречался с тобой, Услышал от тебя я верный совет, В голосе твоем звучал привет… Подарок дорогой От тебя получил, Вдвоем с Акбузатом Страну освободил И настоящую радость обрел… Теперь я опять к тебе пришел, Чтобы голос услышать твой, Чтобы одарить тебя добротой.Услышав его слова, Нэркэс от волнения не знала, что и сказать, потом промолвила так:
Хоть и девушка я, Родилась Посильнее батыров-мужчин. На отрогах Уральских гор Разогнула немало спин. Дед твой, В споре сильных мне уступил. Хоть и молода я лицом, Лет своих мне не сосчитать, Потому что — дочь царя Не всходила на сушу я, Вашу пищу не ела я, А ласкала меня заря — Не состарилась потому. Свою молодость сохранив, Вечно красивой осталась я. Если открою свое лицо, Солнце спрячется от стыда; Если кто захочет со мной Посоперничать в удальстве, Стоит мне приоткрыть лицо, — Станет сразу он, как слепой. И, упав, обретет позор. Тебе же перечить не стала я, Когда тебя коснулся мой взор — Стала вся сама не своя. Но не сказала тебе того, Ожидая последней черты; Коль сочтешь меня равной ты, Я готова твоею быть, На Урале твоем родном Век свой мирно с тобой прожить.Так сказала Нэркэс и, открыв свое лицо, с улыбкой посмотрела на Хаубана.
И Хаубан, говорят, был поражен ее красотой и тут же назвал ее женой. Велела Нэркэс выйти всему скоту своего отца. И тут же, говорят, покрыв всю землю, вышли косяки лошадей. Хаубан раздал их беднякам, кто не имел ни лошадей, ни шубы. Сам же, говорят, вместе с Нэркэс, сев на Акбузата, отправился на свою родину.
Примечания
1
Туй — свадьба, народное гуляние.
(обратно)2
Курай — башкирский народный инструмент типа свирели, дудки.
(обратно)3
Идель (древнетюркское) — река. Так называют башкиры реку Агидель (буквально: Белая река).
(обратно)4
В Бурзянском районе Башкирской АССР находятся старинные аулы Иске-Тарыуал (Старый Тарыуал) и Янги — Тарыуал (Новый Тарыуал). По местным преданиям основателем аула Иске-Тарыуал являлся старик Тарыуал. В сказании он именуется Тараулом.
(обратно)5
На территории современного Бурзянского района Башкирской АССР находятся река Иргиз и аул Иргизлы. По местным преданиям в древности территория этого аула была кочевьем бия Иргиза, который подчинялся Масем-хану.
(обратно)6
Xызма — одна из разновидностей древнего охотничьего лука. Хызма — также употребляется в значении кремневого ружья.
(обратно)7
Курут — сыр особого приготовления.
(обратно)8
Олатай — дедушка; почтительное обращение к мужчине старше отца и матери.
(обратно)9
Обычай проведения поминок на третий, седьмой, сороковой дни после смерти человека вошёл в традицию башкир, видимо, под влиянием исламской религии.
(обратно)10
Иремель — гора в юго-восточной части Башкирии
(обратно)11
Булгарская кожа — красная кожа, выделанная из козьей шкуры, сафьян. Эпитет «булгарская», видимо, возник в результате тесного торгового и политико-экономического контакта башкир с Волжско-Камскими булгарами еще в домонгольский период
(обратно)12
Хылу — красавица.
(обратно)13
Сарык — древняя башкирская обувь из простой кожаной подошвы с пришитым к ней впереди кожаным носком и суконным голенищем, высотой до колена.
(обратно)14
Голубиная шуба — широко распространенная в башкирском фольклоре волшебная шуба из голубиных перьев, с помощью которой эпический герой становится невидимым.
(обратно)15
Яйляу — летнее кочевье.
(обратно)16
Батша — царь.
(обратно)17
Образ Шульгена известен и в эпосе «Урал-батыр». Там он изображается родным братом Урал-батыра. Шульген переходит на сторону дивов, драконов, джинов — и борется с Уралом. Однако, потерпев поражение, Шульген скрывается в подводном царстве. В «Акбузате» имеется попытка провести генетическую связь между"'Шульгеном-изменником и Шульгеном-хозяином подводного царства.
(обратно)18
Небольшое озеро Шульген находится на территории современного Бурзянского района Башкирской АССР. Это озеро называется также йылкы сыккаи («Озеро, откуда вышли’кони»). По местным преданиям, со дна этого озера вышли дикие кони — тарпаны, которых приручили башкиры.
(обратно)19
Сура-батыр — внук Урал-батыра из одноименного героического кубаира. В башкирском эпосе имеется также отдельный кубаир, который называется «Сура-батыр».
(обратно)20
Яик — река Урал. В 1775 г. Яик был переименован на Урал по указу императрицы Екатерины II.
(обратно)21
Яу — воин; войско.
(обратно)22
Нэркэс (фарсидское) — нарцис; русалка (Хыухылу).
(обратно)23
Карымта — характерная для родового строя кровная месть.
(обратно)24
Кахкаха (фарсидское) — хохот. Язвительный смех. Так назван в сказании земной батыр, переметнувшийся па сторону дивов, драконов и других мифических существ. Образ Кахкахи фигурирует и в сказании «Урал-батыр». Он там изображен как отрицательный мифический образ.
(обратно)25
Аждаха — дракон.
(обратно)26
Турсук — кожаный сосуд для хранения кумыса и воды.
(обратно)27
Убыр-карсык — отрицательный женский персонаж, характерный для сказочного эпоса. Убыр-карсык обычно пожирает одиноких путников, высасывает кровь девушек, которые остаются одни дома. В данном случае, слово «убыр-карсык» употреблено по отношению к старухе (матери Хаубан-батыра) в унизительном плане.
(обратно)28
Кирэгэ — основные боковые решетки, решетчатый остов юрты.
(обратно)29
Асяй — мать. Так называют мать башкиры в Юго-Восточной Башкирии. В большей части Башкирии в значении слова «мать» употребляется «нэнэй».
(обратно)30
Барымта — набег с целью захвата и угона скота или грабежа имущества. Обычай барымта являлся большим социальным злом в феодальном обществе.
(обратно)31
Енге — почтительное обращение к жене старшего брата, дяди.
(обратно)32
В Бурзянском районе Башкирской АССР есть старинный аул, называемый Акбулат. По местным преданиям, аул основан на месте кочевья Акбулат-бия, изображенного в «Акбузате».
(обратно)33
Тархан (монгольское) — человек, освобожденный от подати, пользующийся в обществе социальными привилегиями среди своих соплеменников. Тарханекие грамоты впервые в Башкирии раздавались татаро-монгольскими ханами. Тарханские грамоты раздавались башкирам также и русскими царями за особые заслуги после присоединения Башкирии к Русскому государству.
(обратно)34
Кадыр-тюн — ночь, когда раскрывается «купол неба и появляется свет». По исламской мифологии, Кадыр-тюн бывает один раз в году; все желания человека, в эту ночь задуманные им, должны быть исполнены.
(обратно)35
Хурджун — переметная сума.
(обратно)36
Хызыр-святой — широко распространенный образ святого в исламской мифологии, посланник пророка Мухаммеда на земле. Образ святого старца, защитника обездоленных, популярен в фольклоре тюркских народов.
(обратно)37
По сказанию и преданиям, летучие мыши, боящиеся дневного света, являются презренными, трусливыми потомками Кахкахы, предавшего интересы людей.
(обратно)38
Шейх — глава духовенства.
(обратно)39
Яик — сын эпического богатыря Урал-батыра. В сказаниях «Урал-батыр», «Акбузат» и легендах Яик-батыр после смерти Урал-батыра его алмазным мечом рассекает гору Иремель и дает начало большой реке, названной в его честь Яиком, и прокладывает ей русло. Этим он избавляет людей и природу, страдающих от нехватки воды
(обратно)40
Сура — Сура-батыр, внук Урал-батыра из одноименного героического кубаира. В башкирском эпосе имеется также отдельный кубаир, который называется "Сура-батыр".
(обратно)41
Тукляс — образ святого старца — защитника родов и батыров от опасностей. Образ святого Тукляса (Баба-Тукляса, Чачлы-Азиза) широко распространен в фольклоре тюркских народов. В сказании «Акбузат» он изображен батыром яицких башкир.
(обратно)42
Об Алмас-батыре других фольклорных и исторических материалов не обнаружено.
(обратно)43
В Бурзянском районе Башкирской АССР находится известная всему миру Капова пещера, где сохранились уникальные наскальные рисунки древних людей. По местным преданиям и сказанию «Акбузат», громадная пещера была прорублена дивами и драконами как жилье для коня Урал-батыра — Акбузата. Интересно то, что в последние годы учеными А. В. Рюминым, затем О. Н. Бадером в пещере Шульген были обнаружены рисунки диких коней, наряду с изображениями мамонтов и носорога.
(обратно)44
В башкирском фольклоре этноним какого-либо рода или племени часто становится именем батыра. Или, наоборот, с именем батыра связывается какое-нибудь племя. В данном сказании упоминается легендарный родоначальник; кипчаков — Кыпсак-бий. Он изображен как батыр из долины, реки Идели, т. е. Агидели. Кипчакское племя — одно из самых крупных башкирских племен. Кипчаки в основном живут в юго-восточной и южной Башкирии. В древние времена европейские народы называли их куманами, а русские — половцами. По историческим сведениям, кипчаки в IX–XI веках и раньше жили на обширной территории между Волгой и Яиком (Уралом), а в XI в. они образовали сильное государство, называемое Дешт-и-Кипчак (степные кипчаки). Однако, в начале XIII в. татаро-монгольские завоеватели разрушили это государство. Разбитые кипчакские племена растворились среди других тюркских народов (башкир, узбеков, татар и др.)
(обратно)45
Катай — батыр, названный этнонимом одного из древних башкирских племен Катай, вождь племени. Башкиры из племени Катай разделяются на три рода: Оло-Катай (большие катайцы), Бала-Катай (малые катайцы) и Ялан-Катай (степные катайцы). Оло-катайцы живут в Бело-рецком районе Башкирской АССР, их называют и Инзер-катайцами, Бала-катайцы живут в основном в Белокатайском районе Башкирии, а Ялан-катайцы — в Сафакульском и Альменьевском районах Курганской области.
(обратно)46
Иремель — гора в юго-восточной части Башкирии.
(обратно)47
Туклякс — образ святого старца — защитника родов и батыров от опасностей. Образ святого Тукляса (Баба-Тукляса, Чачлы-Азиза) широко распространен в фольклоре тюркских народов. В сказании «Акбузат» он изображен батыром яицких башкир.
(обратно)48
Тамьян — батыр, названный этнонимом одного из древних башкирских племен Тамьян, вождь племени. Основная часть тамьянцев живёт в Абзелиловском, Белорецком, Мелеузовском районах Башкирии.
(обратно)49
Тор — река в южной Башкирии.
(обратно)50
Нугуш — река в юго-восточной Башкирии.
(обратно)51
Юрматы — батыр, названный этнонимом одного из древних башкирских племен. Юрматы, вождь племени. По историческим сведениям, в VIII в. нашей эры юрматинцы совместно с мадьярскими племенами переселились в Западную Европу (Паннонию) и сыграли значительную роль в образовании венгерской народности. Основная часть башкир из племени Юрматы живёт в Стерлитамакском, Стерли-башевеком, Федоровском, Ишимбайском районах Башкирской АССР.
(обратно)52
Узян — река в юго-восточной Башкирии.
(обратно)53
Табын — батыр, названный этнонимом одного из древних башкирских племен Табын, родоначальник. Табынцы в основном расселены в Гафурийском, Кармаскалинском, Аургазинском, Учалинском районах Башкирской АССР.
(обратно)54
Ирендык — гора на Южном Урале (юго-восточная часть Башкирии). В сказании именем Ирендык назван батыр степи.
(обратно)55
Арслан (тюрк.) — лев.
(обратно)56
Азамат — производное от арабского трёхбуквенного глагола «a`zama» (быть великим, величественным). Отсюда происходит прилагательное и имя собственное, типичное для арабов — «A`zim» (великий). В турецком и персидском языках также существует слово «azamet» или «azamat», произошедшее от того же арабского корня, которое переводится как «величие, величественность».
(обратно)57
Хумай — мифическая птица; широко распространенный образ в фольклоре тюркских народов. Хумай-куш называют также «птицей счастья». В башкирской мифологии, в частности, в эпосе «Урал-батыр», Хумай изображается дочерью Сам pay — царя неба и птиц, — рожденной его женой Кояш (Солнце). Эпический богатырь Урал женится на ней. В рассказе Хумай частично, в сжатой форме, отражены последние эпизоды и сцены сказания «Урал-батыр».
(обратно)
Комментарии к книге «Акбузат», Автор Неизвестен
Всего 0 комментариев