«Русские легенды и предания. Иллюстрированная энциклопедия»

РУССКИЕ ЛЕГЕНДЫ И ПРЕДАНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга откроет впервые для многих из нас удивительный, почти неизведанный, воистину чудесный мир тех верований, обычаев, обрядов, которым всецело предавались на протяжении тысячелетий наши предки — славяне, или, как они себя называли в глубочайшей древности, русы.

Русы… Слово это вобрало в себя просторы от Балтийского моря — до Адриатики и от Эльбы — до Волги, — просторы, овеянные ветрами вечности. Именно поэтому в нашей энциклопедии встречаются упоминания о самых различных племенах, от южных до варяжских, хотя в основном речь в ней идет о преданиях русских, белорусов, украинцев.

История наших пращуров причудлива и полна загадок. Верно ли, что во времена великого переселения народов они явились в Европу из глубин Азии, из Индии, с Иранского нагорья? Каков был их единый праязык, из которого, как из семечка — яблоко, вырос и расцвел широкошумный сад наречий и говоров? Над этими вопросами ученые ломают головы уже не одно столетие. Их затруднения понятны: материальных свидетельств нашей глубочайшей древности почти не сохранилось, как, впрочем, и изображений богов. А. С. Кайсаров в 1804 году в «Славянской и российской мифологии» писал, что в России потому не осталось следов языческих, дохристианских верований, что «предки наши весьма ревностно принялись за новую свою веру; они разбили, уничтожили все и не хотели, чтобы потомству их остались признаки заблуждения, которому они дотоле предавались».

Такой непримиримостью отличались новые христиане во всех странах, однако если в Греции или Италии время сберегло хотя бы малое количество дивных мраморных изваяний, то деревянная Русь стояла среди лесов, а как известно, Царь-огонь, разбушевавшись, не щадил ничего: ни людских жилищ ни храмов, ни деревянных изображений богов, ни сведений о них, писанных древнейшими рунами на деревянных дощечках. Вот так и случилось, что лишь негромкие отголоски донеслись до нас из далей языческих, когда жил, цвел, владычествовал причудливый мир.

Мифы и легенды в энциклопедии понимаются достаточно широко: не только имена богов и героев, но и все чудесное, магическое, с чем была связана жизнь нашего предка-славянина, — заговорное слово, волшебная сила трав и камней, понятия о небесных светилах, явлениях природы и прочем.

Древо жизни славян-русов тянется своими корнями в глубины первобытных эпох, палеолита и мезозоя. Тогда-то и зародились перворостки, первообразы нашего фольклора: богатырь Медвежье Ушко, получеловек-полумедведь, культ медвежьей лапы, культ Волоса-Велеса, заговоры сил природы, сказки о животных и стихийных явлениях природы (Морозко).

Первобытные охотники изначально поклонялись, как сказано в «Слове об идолах» (XII век), «упырям» и «берегиням», затем верховному владыке Роду и рожаницам Ладе и Леле — божествам живительных сил природы.

Переход к земледелию (IV–III тысячелетия до н. э.) отмечен возникновением земного божества Мать Сыра Земля (Мокошь). Землепашец уже обращает внимание на движение Солнца, Луны и звезд, ведет счет по аграрно-магическому календарю. Возникает культ бога солнца Сварога и его отпрыска Сварожича-огня, культ солнечноликого Дажьбога.

Первое тысячелетие до н. э. — время возникновения богатырского эпоса, мифов и сказаний, дошедших до нас в обличье волшебных сказок, поверий, преданий о Золотом царстве, о богатыре — победителе Змея.

В последующие столетия на передний план в пантеоне язычества выдвигается громоносный Перун, покровитель воинов и князей. С его именем связан расцвет языческих верований накануне образования Киевской державы и в период ее становления (IX–X вв.). Здесь язычество стало единственной государственной религией, а Перун — первобогом.

Принятие христианства почти не затронуло религиозные устои деревни.

Но и в городах языческие заговоры, обряды, поверья, выработанные на протяжении долгих веков, не могли исчезнуть бесследно. Даже князья, княгини и дружинники по-прежнему принимали участие в общенародных игрищах и празднествах, например в русалиях. Предводители дружин наведываются к волхвам, а их домочадцев врачуют вещие женки и чародейки. По свидетельству современников, церкви нередко пустовали, а гусляры, кощунники (сказители мифов и преданий) занимали толпы народа в любую погоду.

К началу XIII века на Руси окончательно сложилось двоеверие, дожившее и до наших дней, ибо в сознании нашего народа остатки древнейших языческих верований мирно уживаются с православной религией…

Древние боги были грозны, но справедливы, добры. Они как бы родственны людям, но в то же время призваны исполнять все их чаяния. Перун поражал молнией злодеев, Лель и Лада покровительствовали влюбленным, Чур оберегал границы владений, ну а лукавец Припекало приглядывал за гуляками… Мир языческих богов был величавым — и в то же время простым, естественно слитым с бытом и бытием. Именно поэтому никак, даже под угрозой самых суровых запретов и расправ, не могла душа народная отрешиться от древних поэтических верований. Верований, коими жили наши предки, обожествлявшие — наравне с человекоподобными властителями громов, ветров и солнца — и самые малые, самые слабые, самые невинные явления природы и натуры человеческой. Как писал в прошлом веке знаток русских пословиц и обрядов И. М. Снегирев, славянское язычество — это обожествление стихий. Ему вторил великий русский этнограф Ф. И. Буслаев:

«Язычники породнили душу со стихиями…»

И пусть ослабела в нашем славянском роде память о Радегасте, Белбоге, Полеле и Позвизде, но и по сю пору шутят с нами лешие, помогают домовые, озоруют водяные, соблазняют русалки — и в то же время умоляют не забывать тех, в кого истово верили наши предки. Кто знает, может быть, эти духи и боги и впрямь не исчезнут, будут живы в своем вышнем, заоблачном, божественном мире, если мы их не позабудем?..

Елена Грушко,

Юрий Медведев, лауреат Пушкинской премии

АЛАТЫРЬ-КАМЕНЬ

Всем камням отец

Поздним вечером вернулись охотники из Перуновой пади с богатой добычей: двух косуль подстрелили, дюжину уток, а главное — здоровенного вепря, пудов на десять. Одно худо: обороняясь от рогатин, разъяренный зверь распорол клыком бедро юному Ратибору. Отец отрока разодрал свою сорочку, перевязал, как мог, глубокую рану и донес сына, взвалив на могучую спину, до родного дома. Лежит Ратибор на лавке, стонет, а кровь-руда все не унимается, сочится-расплывается красным пятном.

Делать нечего — пришлось отцу Ратибора идти на поклон к знахарю, что жил одиноко в избушке на склоне Змеиной горы. Пришел седобородый старец, рану оглядел, зеленоватой мазью помазал, приложил листьев и травушек пахучих. И велел всем домочадцам выйти из избы. Оставшись вдвоем с Ратибором, знахарь склонился над раной и зашептал:

На море на Окияне, на острове Буяне Лежит бел-горюч камень Алатырь. На том камне стоит стол престольный, На столе сидит красна девица, Швея-мастерица, заря-заряница, Держит иглу булатную, Вдевает нитку рудо-желтую, Зашивает рану кровавую. Нитка оборвись — кровь запекись!

Водит знахарь над раною камушком самоцветным, в свете лучины гранями играющим, шепчет, закрыв глаза…

Две ночи и два дня проспал беспросыпно Ратибор. А когда очнулся — ни боли в ноге, ни знахаря в избе. И рана уже затянулась.

По преданиям, камень Алатырь существовал еще до начала мира. На остров Буян посреди моря-окияна он упал с неба, и на нем были начертаны письмена с законами бога Сварога.

Остров Буян — возможно, так в средние века называли современный остров Рюген в Балтийском (Алатырском море). Тут возлежал волшебный камень Алатырь, на который садится красная девица Заря, прежде чем расстелить по небу свою розовую фату и пробудить весь мир от ночного сна; тут росло мировое древо с райскими птицами. Позднее, в христианские времена, народное воображение поселило на том же острове и Богородицу вместе с Ильей-пророком, Егорием Храбрым и сонмом святых, а также самого Иисуса Христа, царя небесного.

Под Алатырь-камнем сокрыта вся сила земли русской, и той силе конца нет. «Голубиная книга», объясняющая происхождение мира, утверждает, что из-под него истекает живая вода. Именем этого камня скрепляется чародейное слово заклинателя:

«Кто сей камень изгложет, тот мой заговор превозможет!»

Одно из преданий связано с праздником Воздвижения (14/27 сентября),[1] когда все змеи скрываются под землю, кроме тех, что укусили кого-нибудь летом и обречены замерзнуть в лесах. В этот день змеи собираются кучами в ямах, яругах и пещерах и остаются там на зимовье вместе со своею царицей. Среди них является пресветлый камень Алатырь, змеи лижут его и с того бывают и сыты, и сильны.

Некоторые исследователи уверяют, что Алатырь — это балтийский янтарь. Древние греки называли его электрон и приписывали ему самые чудодейственные лечебные свойства.

БАБА-ЯГА

Светящиеся черепа

Жила-была девушка-сиротка. Мачеха ее невзлюбила и не знала, как со свету сжить. Как-то раз говорит она девушке:

— Хватит тебе задаром хлеб есть! Ступай к моей лесной бабке, ей поденщица нужна. Сама себе на жизнь будешь зарабатывать. Иди прямо сейчас и никуда не сворачивай. Как увидишь огни — там и бабкина изба.

А на дворе ночь, темно — хоть глаз выколи. Близок час, когда выйдут на охоту дикие звери. Страшно стало девушке, а делать нечего. Побежала сама не зная куда. Вдруг видит — забрезжил впереди лучик света. Чем дальше идет, тем светлей становится, словно костры невдалеке разожгли. А через несколько шагов стало видно, что не костры это светятся, а черепа, на колья насаженные.

Глядит девушка: кольями поляна утыкана, а посреди поляны стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается. Поняла она, что мачехина лесная бабка — не кто иная, как сама Баба-яга.

Повернулась бежать куда глаза глядят — слышит, плачет кто-то. Смотрит, у одного черепа из пустых глазниц капают крупные слезы.

— О чем ты плачешь, кощь человеческая? — спрашивает она.

— Как же мне не плакать? — отвечает череп. — Был я некогда храбрым воином, да попался в зубы Бабе-яге. Бог весть, где истлело тело мое, где валяются мои костыньки. Тоскую по могилке под березонькой, но, видно, не знать мне погребения, словно последнему злодею!

Тут и остальные черепа заплакали, кто был веселым пастухом, кто девицей-красавицей, кто бортником… Всех сожрала Баба-яга, а черепа на колья насадила.

Пожалела их девушка, взяла острый сучок и вырыла под березой глубокую ямину. Сложила туда черепа, сверху землей присыпала, дерном прикрыла.

— Спасибо тебе, добрая душа, — слышит голоса из-под земли. — Упокоила ты нас, и мы тебе добром отплатим. Подбери гнилушку — она тебе путь укажет.

Поклонилась девушка до земли могилке, взяла гнилушку — и ну бежать прочь!

Баба-яга вышла из избушки на курьих ножках — а на поляне темно, хоть глаз выколи. Не светятся глаза черепов, не знает она, куда идти, где беглянку искать.

А девушка бежала до тех пор, пока не погасла гнилушка, а над землей не взошло солнце. Тут она и встретилась на лесной тропе с молодым охотником. Приглянулась ему девица, взял он ее в жены. Жили они долго и счастливо.

Баба-яга (Яга-Ягинишна, Ягибиха, Ягишна) — древнейший персонаж славянской мифологии. Раньше верили, что Баба-яга может жить в любой деревне, маскируясь под обычную женщину: ухаживать за скотом, стряпать, воспитывать детей. В этом представления о ней сближаются с представлениями об обычных ведьмах. Но все-таки Баба-яга — существо более опасное, обладающее куда большей силою, чем какая-то ведьма. Чаще всего она обитает в дремучем лесу, который издавна вселял страх в людей, поскольку воспринимался как граница между миром мертвых и живых. Не зря же ее избушка обнесена частоколом из человеческих костей и черепов, и во многих сказках Баба-яга питается человечиной, да и сама зовется «костяная нога». Так же, как и Кощей Бессмертный (кощь — кость), она принадлежит сразу двум мирам: миру живых и миру мертвых. Отсюда ее почти безграничные возможности.

БАЕННИК

Попариться захотелось

Один мельник вернулся домой с ярмарки за-полночи и решил попариться. Разделся, снял, как водится, нательный крестик и повесил его на гвоздик, залез на полок — и вдруг явился в чаду и дыму страшный мужик с огромными глазами и в красной шапке.

— А, попариться захотелось! — прорычал баенник. — Забыл, что после полуночи баня — наша! Нечистая!

И ну хлестать мельника двумя огромными раскаленными вениками, пока тот не упал в беспамятстве.

Когда уже к рассвету пришли в баню домочадцы, встревоженные долгим отсутствием хозяина, еле-еле привели его в чувство! Долго трясся он от страха, даже голос потерял, и с тех пор ходил мыться-париться не иначе как до захода солнца, каждый раз читая в предбаннике заговор:

— Встал, благословясь, пошел, перекрестясь, из избы дверьми, со двора воротами, вышел в чистое поле. Есть в том поле сухая поляна, на той поляне трава не растет, цветы не цветут. И так же у меня, раба Божия, не было бы ни чирия, ни вереда, ни баенной нечисти!

Баня всегда имела огромное значение для славянина. В нелегком климате это было лучшее средство избавиться от усталости, а то и изгнать болезнь. Но в то же время это было таинственное место. Здесь человек смывал с себя грязь и хворь, а значит, оно само по себе становилось нечистым и принадлежало не только человеку, но потусторонним силам. Но ходить мыться в баню должен всякий: кто не ходит, тот не считается добрым человеком. Даже банище — место, где баня стояла, — почиталось опасным, и строить на нем жилое, избу либо амбар, не советовали. Ни один добрый хозяин не решится поставить на месте сгоревшей бани избу: либо одолеют клопы, либо мышь испортит весь скарб, а там жди и нового пожара! За много веков накопилось множество поверий и легенд, связанных именно с баней.

Как и во всяком месте, здесь обитает свой дух. Это банный, банник, байник, баинник, баенник — особая порода домовых, недобрый дух, злобный старикашка, облаченный в липкие листья, отвалившиеся от веников. Впрочем, он легко принимает облик вепря, собаки, лягушки и даже человека. Вместе с ним здесь обитают его жена и дети, но встретить в бане можно и овинников, и русалок, и домовых.

Банник со всеми своими гостями и челядью любит попариться после двух, трех, а то и шести смен людей, а моется он только грязной водой, стекшей с людских тел. Свою красную шапку-невидимку он кладет сушиться на каменку, ее даже можно украсть ровно в полночь — ежели кому повезет. Но тут уж нужно бежать как можно скорее в церковь. Успеешь добежать, прежде чем банник проснется, — будешь обладать шапкой-невидимкой, иначе же банник догонит и убьет.

Добиваются расположения баенника тем, что оставляют ему кусок ржаного хлеба, густо посыпанного крупной солью. Полезно также оставлять в кадушках немного воды и хоть маленький кусочек мыла, а в углу — веник: баенники любят внимание и заботу!

БЕЛБОГ

Хрустальная гора

Один человек заблудился в горах и уже решил, что настал ему конец. Обессилел он без пищи и воды и готов был кинуться в пропасть, чтобы прекратить свои мучения, как вдруг явилась ему красивая синяя птичка и начала порхать перед его лицом, удерживая от опрометчивого поступка. А когда увидела, что человек раскаялся, полетела вперед. Он побрел следом и вскоре увидел впереди хрустальную гору. Одна сторона горы была белая, как снег, а другая черная, как сажа. Хотел человек взобраться на гору, но она была такая скользкая, словно покрыта льдом. Пошел человек кругом горы. Что за чудо? С черной стороны дуют свирепые ветры, клубятся над горой черные тучи, воют злые звери. Страх такой, что жить неохота!

Из последних сил влез человек на другую сторону горы — и от сердца у него тотчас отлегло. Здесь стоит белый день, поют сладкоголосые птицы, на деревьях растут сладкие плоды, а под ними струятся чистые, прозрачные ручьи. Путник утолил голод и жажду и решил, что попал в самый Ирий-сад. Солнышко светит и греет так ласково, так приветливо… Рядом с солнцем порхают белые облака, а на вершине горы стоит седобородый старец в великолепных белых одеждах и отгоняет облака от лика солнечного. Рядом с ним увидел путник ту самую птичку, которая спасла его от смерти. Птица спорхнула к нему, а вслед за ней явился крылатый пес.

— Садись на него, — сказала птица человеческим голосом. — Он донесет тебя домой. И больше никогда не дерзай лишить себя жизни. Помни, что удача всегда придет к смелому и терпеливому. Это так же верно, как то, что на смену ночи придет день, а Белбог одолеет Чернобога.

Белбог у славян — воплощение света, божество добра, удачи, счастья, блага.

Первоначально его отождествляли со Святовидом, но затем он сделался символом солнца.

Обитает Белбог на небесах и олицетворяет светлый день. Своим волшебным посохом сгоняет стада белых облаков, чтобы открыть путь светилу. Белбог непрестанно борется с Чернобогом, подобно тому, как день борется с ночью, а добро — со злом. Никто и никогда не одержит окончательной победы в этом споре.

Согласно некоторым сказаниям, Чернобог обитает на севере, а Белбог — на юге. Они дуют поочередно и порождают ветры. Чернобог — отец северного ледяного ветра, Белбог — теплого, южного. Ветры летят навстречу друг другу, то один одолевает, то другой — и так во все времена.

Святилище Белбога в дремучей древности находилось в Арконе, на балтийском острове Руген (Руян). Оно стояло на холме, открытом солнцу, а многочисленные золотые и серебряные украшения отражали игру лучей и даже ночью озаряли храм, где не было ни единой тени, ни единого мрачного уголка. Жертвы Белбогу приносили веселием, играми и радостным пированием.

На старинных фресках и картинах изображали его в виде солнца на колесе. Солнце — голова бога, ну а колесо — тоже солярный, солнечный символ — его тело. В песнопениях в его честь повторялось, что солнце — это око Белбога.

Однако это отнюдь не было божество безмятежного счастья. Именно Белбога призывали славяне на помощь, когда отдавали какое-то спорное дело на разрешение третейского суда. Именно поэтому его часто изображали с раскаленным железным посохом в руках. Ведь частенько на божьем суде правоту свою приходилось доказывать, беря в руки раскаленное железо. Не оставит оно на теле огненного следа — значит, человек невинен.

Служат Белбогу солнечный пес Хорс и птица Гамаюн. В образе синей птицы Гамаюн выслушивает божественные прорицания, а потом является людям в виде птицедевы и пророчит им судьбу. Поскольку Белбог — светлое божество, то и встреча с птицей Гамаюн сулит счастье.

Подобное божество известно не только славянам. У кельтов был такой же бог — Белениус, а сына Одина (германская мифология) звали Бальдр.

БЕРЕГИНЯ

Золото берегинь

Пошел пригожий молодец в лес — и видит: на ветвях большой березы качается красавица. Волосы у нее зеленые, будто березовые листья, а на теле и нитки нет. Увидала красавица парня и засмеялась так, что у него мурашки по коже побежали. Понял он, что это не простая девушка, а берегиня.

«Плохо дело, — думает. — Надо бежать!»

Только поднял руку, надеясь, что перекрестится — и сгинет сила нечистая, но дева запричитала:

— Не гони меня, жених ненаглядный. Слюбись со мною — и я тебя озолочу!

Начала она трясти березовые ветки — посыпались на голову парня круглые листочки, которые превращались в золотые и серебряные монетки и падали на землю со звоном. Батюшки-светы! Простак отродясь столько богатства не видал. Прикинул, что теперь непременно избу новую срубит, корову купит, коня ретивого, а то и целую тройку, сам с ног до головы в новье обрядится и присватается к дочке самого богатого мужика.

Не устоял парень перед искушением — заключил красавицу в объятия и ну с ней целоваться-миловаться. Время до вечера пролетело незаметно, а потом берегиня сказала:

— Приходи завтра — еще больше золота получишь!

Пришел парень и завтра, и послезавтра, и потом приходил не раз. Знал, что грешит, зато в одну неделю доверху набил золотыми монетами большой сундук.

Но вот однажды зеленовласая красавица пропала, будто и не было ее. Вспомнил парень — да ведь Иван Купала миновал, а после этого праздника в лесу из нечистой силы только лешего встретишь. Ну что ж, былого не воротишь.

Поразмыслив, решил он со сватовством погодить, а пустить богатства в оборот и сделаться купцом. Открыл сундук… а он доверху набит золотыми листьями берез.

С той поры сделался парень не в себе. До самой старости бродил от весны до осени по лесу в надежде встретить коварную берегиню, но больше она не появлялась. И все слышался, слышался ему переливчатый смех да звон золотых монет, падающих с березовых ветвей…

И поныне кое-где на Руси опавшую листву так и зовут — «золото берегинь».

Древние славяне полагали, что Берегиня — это великая богиня, породившая все сущее.

Некоторые ученые считают, что название «берегиня» сходно с именем громовержца Перуна и со старославянским словом «пръ(здесь ять)гыня» — «холм, поросший лесом». Но вероятно и происхождение от слова «берег». Ведь ритуалы по вызыванию, заклинанию берегинь свершались обычно на возвышенных, холмистых берегах рек.

Согласно народным поверьям, в берегинь обращались просватанные невесты, умершие до свадьбы. Например, те девушки, которые покончили с собой из-за измены коварного жениха. Этим они отличались от русалок-водяниц, которые всегда живут в воде, там и рождаются. На Русальной, или Троицкой, неделе, в пору цветения ржи, берегини появлялись с того света: выходили из-под земли, спускались с небес по березовым ветвям, выныривали из рек и озер. Они расчесывали свои длинные зеленые косы, сидя на бережку и глядясь в темные воды, качались на березках, плели венки, кувыркались в зеленой ржи, водили хороводы и заманивали к себе молодых красавцев.

Но вот заканчивалась неделя плясок, хороводов — и берегини покидали землю, чтобы опять вернуться на тот свет.

БЕСЫ

Откуда взялись бесы?

Когда Бог сотворил небо и землю, он жил один. И стало ему скучно.

Однажды увидел он в воде свое отражение и оживил его. Но двойник — его имя было Бес — оказался упрямцем и гордецом: немедленно вышел из-под власти своего создателя и стал приносить только вред, препятствуя всем добрым намерениям и начинаниям.

Бог сотворил Беса, а Бес — бесенят, чертят и прочую нечисть.

Долго сражались они с ангельским воинством, но наконец Богу удалось справиться с нечистой силой и свергнуть ее с небес. Одни — зачинщики всей смуты — угодили прямиком в пекло, другие — шкодливые, но менее опасные — были сброшены на землю.

Бес — старинное наименование злобного божества. Происходит оно от слова «беда», «бедствовать». «Бес» — приносящий беду.

Бесы — общее название всех нечистых духов и чертей (старославянское «черт» означает — проклятый, заклятый, перешедший черту).

Народное воображение издревле рисует бесов черными или темно-синими, с хвостами, рогами, крыльями, а обыкновенные черти обычно бескрылы. На руках и ногах у них когти или копытца. Бесы востроголовы, как птицы сычи, а также хромы. Они сломали себе ноги еще до сотворения человека, во время сокрушительного падения с неба.

Живут бесы повсюду: в домах, омутах, заброшенных мельницах, в лесных чащобах и болотах.

Все бесы обыкновенно невидимы, но они легко обращаются в любых зверей или животных, а также в людей, но непременно хвостатых, которым приходится тщательно прятать эти хвосты от проницательного взора.

Какой бы образ ни принимал на себя бес, его всегда выдает сильный, очень громкий голос с примесью устрашающих и зловещих звуков. Иногда он каркает черным вороном или стрекочет проклятой сорокой.

Время от времени бесы, бесихи (или бесовки) и бесенята собираются на шумные празднества, поют и пляшут. Именно бесы изобрели на погибель роду человеческому и вино, и табачное зелье.

БОЛОТНИКИ и БОЛОТНИЦЫ

Земля со дна океана

Давным-давно, когда Белбог боролся с Чернобогом за власть над миром, Земли еще не было: всю ее сплошь покрывала вода.

Однажды ходил Белбог по воде, смотрит — навстречу ему плывет Чернобог. И решили два врага на время примириться, чтобы создать в этом безбрежном океане хоть островок суши.

Белбог мечтал основать царство добра, ну а Чернобог надеялся, что здесь будет царить только зло.

Стали они по очереди нырять и наконец-то отыскали на глубине немного земли. Белбог нырял усердно, он поднял на поверхность много земли, а Чернобог скоро оставил эту затею и только сердито смотрел, как обрадованный Белбог начал разбрасывать землю, и всюду, куда она ни падала, возникали материки и острова.

Но Чернобог часть земли затаил за щекой: он по-прежнему хотел создать свой мир, где будет царить зло, и только и ждал, чтобы Белбог отвернулся.

В это мгновение Белбог начал творить заклинания — и на всей земле стали появляться деревья, проклюнулись трава и цветы.

Однако, повинуясь воле Белбога, начали прорастать растения и во рту Чернобога! Крепился он, крепился, надувал, надувал щеки, но наконец не выдержал — и начал выплевывать спрятанную землю.

Так и появились болота: земля пополам с водой, корявые деревца и кусты, жесткая трава.

А со временем здесь поселились болотники и болотницы, так же, как в воде — водяные и водяницы, а в лесу — лешие и лесовунки.

Болотник (болотяник, болотный) — злой дух болота, где он живет с женой и детьми. Женой его становится дева, утопшая в болоте. Болотник — родич водяного и лешего. Он выглядит как седой старик с широким, желтоватым лицом. Обернувшись монахом, обходит и заводит путника, завлекает его в трясину. Любит гулять по берегу, пугать идущих через болото то резкими звуками, вздохами; выдувая воздух водяными пузырями, громко причмокивает.

Болотник ловко подстраивает ловушки для несведущих: кинет лоскут зеленой травы или корягу, или бревно, — так и манит ступить, а под ним — трясина, глубокая топь! Ну а по ночам выпускает он души детей, утонувших некрещеными, и тогда на болоте перебегают-перемигиваются блудячие синие огоньки.

Болотница — родная сестра русалкам, тоже водяница, только живет она на болоте, в белоснежном цветке кувшинки с котел величиной. Она неописуемо прекрасна, бесстыдна и прельстительна, а в цветке сидит, чтобы спрятать от человека гусиные свои ноги, вдобавок — с черными перепонками. Завидев человека, болотница начинает горько плакать, так что всякому хочется ее утешить, но стоит сделать к ней хоть шаг по болотине, как злодейка набросится, задушит в объятиях и утащит в топь, в пучину.

ВЕДЬМА

Чародейная сила

Жила-была в одном селении прекрасная девушка Жданка. От женихов у нее отбою не было! Но самые близкие подружки знали, что больше всех был ей по сердцу Свиреп, сын богатой вдовы-знахарки Невеи. Но отец красавицы прогнал сватов со двора, крикнув им вслед:

— Да лучше я отдам ее уродливому, нищему калеке, чем сыну ведьмы!

Понял Свиреп, что Жданка для него навеки потеряна, да и утопился с горя. Жданка по своему милому убивалась страшно! И вот однажды решила навестить несчастную мать Свирепа.

Вошла — да так и ахнула! Лежит на кровати худая, изможденная старушонка. С трудом узнала Жданка красавицу Невею. Пожалела ее, зачерпнула воды резным ковшиком. Приняла Невея ковшик иссохшей рукой, выпила до дна и подает его обратно Жданке:

— Возьми, дитятко.

Ох, нельзя, нельзя ничего брать от умирающей ведьмы! Но Жданка этого не знала. Протянула руку — и взяла ковш.

И вдруг… Крыша избы треснула, и в щелях увидела Жданка звездное небо, по которому вихрем мчались черти и нагие бабы с распущенными волосами, верхом на черных кошках да на помелах.

Глянула Жданка в пол — и прозрела все толщи земные, до самого подземного царства Озема и Сумерлы.

И голоса зверей и птиц услышала Жданка и поняла, что вместе с ковшом Невея передала ей всю свою чародейную ведьмовскую силу. Чудилось, вошло в нее все древнее знание о мире!

В это время кто-то стал ломиться в дверь.

Испуганная девушка распахнула ее — и в избу, приплясывая, ввалилась большая ступа, украшенная диковинными узорами, да длинный посох. А на дне ступы лежала мертвая голова с горящими очами.

И не хотела Жданка, а поделать ничего с собой не могла: схватила голову за длинные седые волосы, в другую руку взяла посох, вскочила в ступу да и вылетела сквозь развалившуюся крышу в высокое небо, освещенное полной луной.

И больше Жданку никто никогда не видел.

Чем опасна ведьма? Она насылает порчу на людей и животных, разводит влюбленных и разрушает добрые семьи — просто так, от злобной души, — выдаивает молоко у чужих коров, так что у них вымя сохнет, наводит погибель на чужие поля, может учинить засуху. Больше всего вреда наносят ведьмы в полнолуние или новолуние, в грозовые «воробьиные» ночи, когда черт воробьев меряет, а еще накануне больших годовых праздников: на Ивана Купалу, Юрьев день, Благовещенье, Пасху, Рождество. Ведьмы владеют способностью летать по воздуху на помеле, кочергах, в ступах и т. п.

ВЕЛЕС

Похититель чужой жены

Еще в незапамятные времена, до того, как сделаться «скотьим богом» на земле, Велес пастушествовал в небесах. Он гонял по синему своду стада облаков, играл на свирели и распевал песни о великих деяниях, кои дано свершить богам и людям.

А у громовержца Перуна, небесного владыки, была жена — богиня добра и красоты Лада. Велес давно зарился на нее, и вот, не в силах с собой справиться, улучил миг, когда Перун отвернется, — и похитил красавицу Ладу.

Лада, которая была богиней не только любви и красоты, но и счастливого супружества, очень горевала в плену. Она любила своего грозного мужа, любила своих детей и только и мечтала, как бы убежать от похитителя. Но разве убежишь, если стоит Велесу заиграть на его волшебной свирели, как ветры встают на пути!

И задумала Лада украсть волшебную свирель.

Однажды Велес уснул, разнеженный, а Лада схватила свирель и с такой силой отбросила ее прочь, что свирель улетела на землю и рассыпалась на тысячи обломков. Из них вырос тростник и камыш, а люди с тех пор и начали делать свирели.

Громовержец прорвался в жилище Велеса и рассек своей молнией дерзкого похитителя, а тело его яростно разбросал по лону земли.

Увидав, как жестоко наказан Велес, добросердечная Лада горько заплакала, и слезы ее теплым дождем пролились на землю. Пожалел суровый Перун красавицу-жену и дал ей слово вернуть Велеса. Но не сразу, а спустя несколько месяцев, когда утихнет гнев громовержца и когда настанет время укутать землю на зиму снегом.

Но все-таки Перун не хотел, чтобы жена все это время смотрела вниз, на землю, и любовалась красавцем Велесом, а потому обратил его в медведя.

С тех пор так оно и повелось. Лето Велес проводит на земле, в лесу, в образе медведя, украдкой помогая людям пасти их стада и оберегая коровушек от диких зверей: недаром зовется он «скотьим богом», покровителем пастухов.

Осенью, когда птицы улетают в теплый Ирий-сад, они уносят с собою Велеса, вновь принявшего свой обычный облик. В это время подлинные медведи залегают в берлоги на зимнюю спячку.

В небесах Велес приносит Перуну клятву верности и собирает свои разгулявшиеся стада. Но весной все начинается сызнова! Вновь кровь буяет в жилах Велеса, вновь похищает он Ладу, а грозный Перун рассекает его молнией и сбрасывает с небес на землю. Так вершится смена времен года.

Велес, или Волос, — славянский «скотий бог», второй по значению после Перуна, олицетворение хозяйской мудрости.

В раннем своем воплощении, еще в палеолитической древности, Велес считался звериным богом и принимал облик медведя. Он был покровителем охотничьей добычи, «богом мертвого зверя».

Это в его честь до сих пор рядятся в звериные маски и тулупы на святки и на масленицу: в прежние времена в эту пору отмечали комоедицы — праздник пробуждения медведя, или Велесовы дни славянского языческого календаря.

Бога Велеса в древности воображали в виде красивого молодого человека, облаченного в шкуру наружу мехом, перехваченной широким кожаным поясом — «чересом». На поясе висел калита — кожаный кошель. В калите Велес хранил земные блага, а в чересе — духовные.

Имя Велеса-Волоса доныне сохранилось в славянских землях в таких названиях, как Велесова гора, Волосова долина.

«ВЕЛЕСОВА КНИГА»

«Русь пребудет землей нашей»

«Вот прилетела к нам птица, и села на дерево, и стала петь, и всякое перо ее иное, и сияет цветами разными. И стало в ночи, как днем, и поет она песни о битвах и междоусобицах.

Вспомним о том, как сражались с врагами отцы наши, которые ныне с неба синего смотрят на нас и хорошо улыбаются. И так мы не одни, а с отцами нашими. И мыслим мы о помощи Перуновой, и видим, как скачет по небу всадник на белом коне. И поднимает Он меч до небес, и рассекает облака, и гром гремит, и течет вода живая на нас. И мы пьем ее, ибо все то, что от Сварога, к нам жизнию течет.

…И было так — потомок, чувствуя славу свою, держал в сердце своем Русь, которая есть и пребудет землей нашей. И ее мы обороняли от врагов, и умирали за нее, как день умирает без Солнца и как Солнце гаснет.

…Велес учил праотцев наших землю пахать и злаки сеять, и жать солому на полях страдных, и ставить сноп в жилище, и чтить Его как Отца божьего.

…создались разные роды в Семиречье, где мы обитали за морем в крае зеленом, когда были скотоводами. И было это в древности до исхода нашего к Карпатской горе. И было это за тысячу триста лет до Германареха… А до этого были отцы наши на берегах моря у Ра-реки (Волги). И с великими трудностями для нас мы переправили своих людей и скот на сей берег, и пошли к Дону, и там увидели на юге и Готское море. И увидели мы против себя вооруженных готов, и так были вынуждены биться за жизнь и проживание свое, когда гунны шли по стопам отцов наших и, нападая на них, людей били и забирали скот.

И так род славян ушел в земли, где солнце спит в ночи, и где много травы и тучных лугов, и где реки от рыб полны, и где никто не умирает…

…мы на старые погребалища ходили и там размышляли, где лежат наши пращуры под травой зеленой. И теперь мы поняли, как быть и за кем идти…

…Было возвещено от Матери сва, что будущее наше — славно. И мы притекали к смерти, как к празднику. Было предсказано это нам в старые времена, когда у нас были храмы свои в Карпатах, когда мы принимали купцов — арабов иных. И те гости почитали Радогощ, и мы брали в те дни пошлину и собирали ее честно, потому что мы чтили богов. И нам было повелено чтить их…

…И будут руки наши утруждены не от плуга, а от тяжелых мечей, так как нам повелено идти к границам нашим и стеречь их от врагов».

(Реконструкция А. Асова)

«Велесова книга» («Влесова книга») — перевод священных текстов новгородских волхвов IX века, в которой рассказана древнейшая история славян и других народов от конца II тысячелетия до н. э. до конца I тысячелетия до н. э. До нас дошло очень немного дощечек с непонятными, трудноподдающимися расшифровке письменами. К сожалению, от единственного в мире священного текста славянской ведической религии мало что сохранилось, но ценность «Влесовой книги» неизмерима. Она разрешает давний спор о происхождении славян, восстанавливает целый пантеон прежде неведомых языческих богов, которым поклонялись наши предки…

Некоторые имена нам знакомы, о смысле других можно догадаться, ну а многие останутся покрыты вечной тайной, как и происхождение «Влесовой книги», ее подлинность или мнимость — как и вообще вся загадочная, неисследованная, непонятная и величественная история и мифология славянских народов.

ВЕЛИКАНЫ

Между небом и землей

После сотворения мира жил-был на земле великан. Был он так громаден, что не мог найти себе ни крова, ни приюта. И вот задумал он взойти на беспредельное небо. Идет — моря ему по колено, горы переступает и взобрался, наконец, на высочайшую из земных скал. Радуга — этот мост, соединяющий небо с землею, — принимает его и возносит к небесным обитателям. Однако боги не пожелали пустить его в заоблачные выси, — ведь они сотворили великанов для жизни на земле, как и людей, — и он навеки остался между небом и землей. Тучи — ему постель и одежда, крылатые ветры и птицы носят ему пищу, а радуга, наливаясь водой, утоляет его жажду. Но тяжко, скучно ему одному: горько рыдает великан, и слезы его дождем льются на поля и нивы, а от его стонов рождаются рокочущие громы.

Наши предки были твердо убеждены, что сначала боги сотворили великанов, а уж потом людей. Когда еще только создавались материки и моря, места на земле было очень много, поэтому все получалось таким громадным и просторным. И самые первые существа, которых сотворили боги, тоже были огромные: великаны. Особенно нравились они богу Велесу, оттого и названы в его честь: «велий» — означает большой, великий. И уже они по приказу богов насыпали высокие горы, прорыли русла рек и падины озер, рассадили леса.

Великан Буря-богатырь сражается с ветрами.

Горыня (иначе его называют Горыныч, Вернигора, Вертигор) часто является героем русских сказаний вместе с Дубыней и Усыней. Издревле он считался спутником Перуна: по воле бога-громовника Горыня выворачивает камни, ломает горы, валит деревья и запруживает завалами реки.

Дубыня (Вернидуб, Дубынич, Вертодуб, Дугиня) — лесной великан. Он способен принимать образ Змея и охраняет Пекло — древнеславянский ад. В своих необозримых лесах Дубыня ведет себя как заботливый хозяин — дубье верстает, то есть выравнивает:

«который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет».

Усыня (Усыныч, Усынка, Крутиус) несколько напоминает того самого змея из русских сказаний, который запрудил реку своим необъятным телом, только тут в дело пошли его невероятные усы. Вот как описывается он:

«Усыня спер реку ртом, рыбу варит да кушает, одним усом реку запрудил, а по усу, словно по мосту, пешие идут, конные скачут, обозы едут, сам с ноготь, борода с локоть, усы по земле тащатся, крылья на версту лежат».

Наши славянские великаны несколько схожи с античными титанами, которые некогда были побеждены богами-олимпийцами и ввергнуты в бездны Аида. Точно так же, как титаны уступили Зевсу, Горыня, Усыня и Дубыня всегда побеждаемы и покоряемы Иваном, человеком-богатырем, и хоть порою выходят из повиновения, все же вынуждены служить ему.

У великанов были жены-волотки — великанши, богатырки. Баба-Алатырка или Баба-Горынинка, например, ни в чем не уступали мужьям, а разъярившись, даже превзойти их могли.

Также называли волотами неких обитавших в подземных пещерах полулюдей об одном глазу, одной руке и одной ноге, которые, чтобы сдвинуться с места, принуждены были стать по двое, но уж тогда бегали с немыслимой быстротою, могли при случае обогнать и самого Полкана.

Куда же девались великаны? По народным поверьям, одни из них погибли в борьбе с чудовищными змеями, другие были истреблены богами за гордыню и вред, приносимый людям, а кто-то погиб от голода, не в силах себя прокормить. Древние курганы, под которыми упокоились исполины, волоты и богатыри, названы в народе волотками.

Но еще говорят, что великаны никуда не делись. Просто они становились все меньше ростом и слабее силами, пока не сравнялись с людьми. Вполне возможно, в далеком будущем все люди до того измельчают, что сделаются крохотными и будут семеро одну соломинку подымать. И тогда их будут называть пыжиками. Когда люди вовсе сравняются с мурашками, тогда и конец света придет.

ВЕТЕР

Мать Ветрова

Жил-был бедный мужик. Жена у него была ленивая и злая, знай пилит и пилит мужа, а по хозяйству ничего не делает. До того прожились, что и хлеба испечь не из чего! Послала его жена к богатому соседу за миской муки. Пока шел мужик обратно, налетел голодный, прожорливый ветер и развеял муку по полю. Злая жена побила мужика и послала его требовать у ветра уплаты за муку. Идет мужик по дремучему лесу и горько жалуется на судьбу. Вдруг навстречу ему старуха.

— О чем, человечий сын, плачешь? — спрашивает.

Рассказал ей мужик про свою беду.

— О, так это кто-то из моих бедокуров напроказил, — сказала старуха. — Я — мать Ветрова, у меня четыре сына: Ветер Восточный, Ветер Полуденный, Западный и Полуночный. Скажи, который развеял у тебя муку?

— Полуденный, матушка.

— Ступай за мной!

Шли они шли, но наконец привела старуха мужика в избушку. Когда братья воротились домой, говорит мать Полуденному Ветру:

— Ты зачем проказишь, зачем бедных людей обижаешь?

— Кого это я обидел?

— А вот кого! — И мать Ветрова показала ему лежащего на печи мужика.

Стыдно стало Полуденнику. Побратался он с мужиком и подарил ему волшебный ларчик. Что у ларчика ни попросишь — сей же миг получишь.

Поблагодарил его мужик и отправился домой восвояси. На беду, напали на него в лесу разбойники и отняли ларчик. Воротился злосчастный к брату Полуночнику со слезами, и Ветер дал ему мешок-тучу. И научил:

— Только скажи: братья, из мешка! — как вылетят молодцы с дубинками и станут побивать всякого твоего обидчика.

Пошел мужик домой — и снова напали на него разбойники. Но он крикнул:

— Братья, из мешка! — и вылетели молодцы из мешка, словно ветры из тучи, да так всыпали разбойникам своими дубинками, что все кости им переломали.

Воротился мужик к жене, а в избе не варено, не топлено, да еще бросилась баба на него с кулаками:

— Почто-де долго ходил?

Разозлился он, позвал братьев из мешка и они научили жену уму-разуму. Тут же и ужин был готов, и в избе все засверкало. С тех пор жили муж с женой хорошо, а мешок с лихими братьями он не выбрасывал, а хранил под лавкой. Для острастки.

В поверьях наших предков ветры обычно представали существами одушевленными. У них человеческий облик, они наделены разумом, волей, силой. Обитают ветры в местах труднодоступных, за тридевять земель, в море-окияне, на острове Буяне, или в небесных заоблачных царствах. Их множество, но главных четыре. В русских преданиях южный ветер облачен в красные одежды, северный — в черные, западный — в белые, а восточный — в зеленые.

Страшны ветры, что обращаются в леших, летящих на тройке быстрых коней-призраков. Но еще страшнее те, которые нападают на людей, вызывая мор («поветрие»), умопомрачение и «трясение членов», язвы, нарывы, опухоли (килы). Для лечения «ветровым духом» болезней обычно призывали колдунов.

ВОДА-ЦАРИЦА

Сказ о воде-царице

Жил-был пригожий молодец, потомственный кузнец. Присмотрел себе девицу в соседнем селе, свадьбу веселую справил. Год проходит, другой, третий — а детей у них нет как нет. И надумал кузнец обратиться к волхву за советом. Тот растопил воск, вылил в чашу с водой, а потом и говорит:

— Крепко сердита на тебя Вода-царица. Ведь вы, кузнецы, железо раскаленное в нее опускаете, с огнем непрестанно ссорите. Ступай на поклон к царице.

— Да где ж ее искать? — спрашивает кузнец.

— У Падун-камня, где река шумит-гуркотит. Так и быть, поутру свезу вас с женою туда.

Вот поплыли они на ладье к Падун-камню, где река шумит-гуркотит, стали кликать Воду-царицу. И явилась царица в серебряных струях падучих. Поведал ей кузнец свою печаль. А она отвечала:

— Помогу, так и быть, отвращу от тебя злые помыслы свои. Но коли сын у тебя родится, обещай у меня погостить три дня и три ночи. Скуешь мне серебряное ожерелье.

Связал себя словом кузнец, и домой они возвратились. А следующей весною — вот радость-то несказанная! — родила кузнецова жена сына. И отправился он, как обещал, в гости к Воде-царице. За три дня и три ночи выковал серебряное ожерелье — на загляденье! А когда из дворца царицына вышел на белый свет, то увидал у Падун-камня седую старуху, а с нею рядом — пригожего молодца, точь-в-точь он сам, и ясноглазого отрока.

— Гляди, сын мой, гляди, внучонок, вот здесь живет коварная Вода-царица. Это она много лет назад заманила к себе вашего отца и деда, а моего мужа, — причитала старуха.

Оказалось, не три дня и три ночи пробыл кузнец у Воды-царицы, а тридцать лет и три года. За это время и сам стал стариком.

Обнялись они все, расцеловались и поплыли в родное село. Оборотился на прощанье кузнец к Падун-камню, где вода шумит-гуркотит. И явилась опять Вода-царица в серебряных струях падучих. И молвила:

— Время течет незаметно, как вода в Небесной реке.

В древних поверьях вода — это кровь живой Матери-Сырой Земли, и опора, на которой покоится земля, и водораздел между миром живых и загробным царством.

Зовут ее в народе не иначе как «матушка», «царица». Языческие народы неизменно обоготворяли эту стихию как неиссякаемый источник жизни, как вечно живой родник, при помощи которого оплодотворялась другая великая стихия — земля.

Позднее, с распространением христианства, вера в божественное происхождение воды хотя и умерла, но на обломках ее выросло убеждение в святости и чудодейственной силе этой стихии. Одно из наследств седой старины — древняя, присущая не одному православному люду, слепая вера в родники и почтение к ним не как к источникам больших рек-кормилиц, а именно как к хранителям и раздавателям таинственных целебных сил. В доисторические времена вместо храмов посвящали богам ручьи и колодцы. Милостивым заботам этих существ и поручались такие места.

ВОДЯНИЦА

Дана и князь

Жила-была на свете красавица Дана. Волосы у нее золотые, тело белее водяной лилии. Позавидовала на красоту Даны злая мачеха и вознамерилась погубить падчерицу. Как-то раз позвала ее мачеха в жаркий день купаться близ водяной мельницы, да и утопила.

А у Даны был жених, молодой князь. Очень тосковал он о невесте и частенько приходил на то место, где погибла его любимая. Как-то задержался он до поздней ночи на берегу и вдруг видит: закрутились сами собой мельничные колеса, и на них стали подниматься из воды девицы-красавицы. Хохочут, поют песни, расчесывают белыми гребнями свои длинные зеленые волосы.

И не поверил глазам князь, когда увидел среди них Дану.

Кинулся к мельничному колесу, желая схватить ее, но девушка уже прыгнула в воду. Князь — за ней. Но запутался в ее длинных зеленых волосах и не смог выплыть. Пошел ко дну…

Вот стоит он на золотом песке, а перед ним самоцветный дворец.

— Если хочешь вернуться — возвращайся прямо сейчас, не то поздно будет, — говорит Дана. — Еще минута — и уже никакая сила не сможет вернуть тебя к жизни.

— Нет, — говорит князь, — не вернусь. Без тебя мне жизнь не мила.

Крепко поцеловала его Дана — и стал после этого князь водяным царем той реки. Днем он вместе с Даной и другими русалками катается в глубине на рыбах, запряженных в золотую колесницу. А в лунные ночи выходят на берег пугать и удивлять добрых людей.

Водяница — очень древний мифологический образ. Водяна-водяница — жительница речных вод. Есть еще моряны — те живут в море.

Всякая водяница некогда была девушкой, но либо сама утонула, по нечаянности, либо была загублена чьей-то злой волею. Некоторые из них — те, что были крещены, — могут через два или три года воротиться к людям, особенно если не утонули, а были прокляты родителями и унесены на речное дно нечистой силой. Эти называются проклятые, или шутовки. Они воротятся домой, если крещеный человек наденет им крест на шею. Шутовки также выходят замуж за полюбившихся им смертных, которые сумеют отчитать их от заклятия.

Но большинству водяниц нет обратной дороги на землю. Только по ночам выходят они на берега, катаются на мельничном колесе (как и сам водяной, они страстно любят и эту забаву, и вообще мельницы и мельников), сидят на бережку, расчесывая свои прекрасные длинные волосы гребнем из щучьего хребта. Такой гребень обладает волшебной силой: причесываясь, водяница может напустить целую реку воды и даже затопить деревню, жители которой ее как-то прогневили.

Конечно, любимая забава водяниц — вредить людям. Некоторые вообще вызывают людей на разговор и топят их за насмешки над быстротой течения или шириной реки, в которой живут. Но чаще они просто путают сети рыбаков, цепляя за траву или коряги, помогают водяному ломать плотины и рушить мосты. Моряны — а они обычно великанши — поднимаясь в бурю из волн, качают корабли так, что те переворачиваются. Иногда на мостах или на мельницах водяницы нападают на людей, норовя утащить их под воду. Обессилить такую злую деву можно, выдрав у нее как можно больше волос.

Водяницы-моряны родственны античным сиренам. Они таятся у прибрежных скал, так что их длинные волосы можно принять за морскую пену, и стоит кораблю подойти поближе к опасным рифам, моряны высовываются из волн. Испуганный рулевой теряет голову, корабль сбивается с курса, становится игрушкой бурных волн, а корабельщики оказываются в воде, где их поджидают моряны.

Мало кому удается уйти от губительных объятий красавиц-морян.

ВОЛК

Волчий пастырь

Один мужик нашел в лесу, под старым пнем, клад. Еще и порадоваться не успел, а черт тут как тут: давай, мол, делить. Делили-делили до самого вечера — все никак сговориться не могут.

Вот хитрый черт и говорит:

— Давай поспорим. Кто первым звезду в небе увидит, того и клад.

Согласился мужик. Еще бы! Слыл он на селе самым дальнозорким. Задрал бороду в небо, высматривает звездочку. А черт прыг на дуб, добрался почти до верхушки и сидит верхом на ветке, озирается. «Эге, там-то ему сподручнее», — подумал мужик и тоже полез наверх.

И тут смотрят черт с мужиком — к дубу несется стая волков, погоняемая всадником на белом коне.

Остановился всадник под деревом и начал рассылать волков в разные стороны. И всякому наказывает, как и чем ему пропитаться.

Всех разослал, собирается дальше ехать. На ту пору тащится хромой волк и спрашивает:

— А где ж моя доля, Егорий?

— А твоя доля, — ответил всадник, — вон, на дубу сидит.

Волк ночь ждал и день ждал, чтобы мужик с чертом слезли с дуба, да так и не дождался. Отошел подальше и схоронился за куст.

Тем временем заметил черт в небе первую звездочку, спустился с дуба, схватил клад — и бежать. А волк выскочил из-за куста, настиг нечистого и тут же съел. А сокровище так и осталось валяться — волку-то оно на что?

Мужика же лишь через три дня дровосеки нашли на дубу: все никак слезать не хотел. Еле сняли беднягу с дерева, напоили-накормили. А потом и клад на всех разделили.

В сказках славян чаще всего из зверей действует волк. Осмысленность поведения волчьей стаи, хитрость, ум и отвага серых хищников всегда внушали не только страх, но и уважение. Недаром существовало в древности личное имя — Волк (до сих пор на Балканах мальчиков называют Вук, а у немцев — Вольф). Считалось, что волки уничтожают свои жертвы не поголовно, а выбирают только тех, кто обречен на погибель Егорием Храбрым, волчьим пастырем, то есть пастухом. Собственно говоря, этот образ слился с Егорием Храбрым уже в позднейшие, христианские времена. Древнейшие наши предки видели в нем прежде всего повелителя небесных волков, которые, словно гончие псы, участвуют вместе с Волчьим Пастырем в дикой охоте и носятся по небесам. Спускаясь на землю, Волчий Пастырь выезжает верхом на волке, щелкая бичом, гонит перед собою волчьи стаи и грозит им дубинкой.

Иногда он подходит к деревням в образе седого старика, но иногда сам оборачивается диким зверем — и тогда ни один пастух не может уберечь от него свои стада. В лесу он созывает к себе волков и каждому определяет его добычу. Кто бы это ни был — овца, корова, свинья, жеребенок или человек — он не избегнет своей участи, как бы ни был осторожен, потому что Волчий Пастырь неумолим, как сама Судьба.

Об этом говорят и пословицы:

«Что у волка в зубах, то Егорий дал»,

«Ловит волк роковую овцу»,

«Обреченная скотинка — уже не животинка».

Именно поэтому давленина — задавленное волком животное — никогда не употреблялось в пищу: ведь оно было предназначено хищнику самим Волчьим Пастырем.

ВОДЯНОЙ

Порите его пуще

Однажды летом рыбак поехал в лодке с товарищем острожничать. Наехали на такую рыбину, которая стоит по воде головой. Рыбак знал, что рыба завсегда стоит против воды, а эта рыба по воде, однако осмелился всадить ей острогу прямо в загривок.

Вдруг ни рыбины, ни остроги не стало. Делать нечего, пришлось повернуть к берегу и идти к шалашу. Пришли, развели костерок, сидят да греются. Вдруг приходят два мужичка и зовут одного из них, который всадил рыбине острогу. Говорят: волей или неволей, ты должен с нами идти. Делать нечего, пошел мужичок за ними.

Приходит в избу. В избе рыбак увидал острогу в спине у мужика, мужик стонет. Тогда старший сказал:

— Ну ладно, мужичок, вынимай острогу из спины. А вы, ребята, принесите розог.

Мужик вынул острогу, а больной не отдает ее. Старший велел больного стегать:

— Разве тебя отпускают затем, чтобы ты шалил да оборачивался щукой и пугал рыбаков? Порите его пуще — чтоб кожа от костей отставала.

Отпороли крепко-накрепко, а больной все не отдает острогу, так и не отдал. Мужика отвели в шалаш к товарищу, а товарищ уже давно его дожидается. Как только ушли те, мужик и бает:

— Давай, брат, оденем два кряжа своими одежонками, а сами уйдем, ляжем в малиннике.

Только успели спрятаться в малиннике, вдруг бежит тот, раненый да выпоротый, прямо к кряжам и втыкает в одного острогу.

— И тебе попало в бок! — говорит.

А мужик из малинника:

— Не в меня, а в кряж!

Так рыбак водяного черта и обманул.

Наши предки верили, что водяные — это потомки тех нечистиков, которых бог низвергнул с небес, а они упали в реки, озера и пруды.

Особенно любит водяной забираться на ночлег под водяную мельницу, возле самого колеса, оттого в старину всех мельников непременно числили колдунами. Однако есть у водяных и свои дома: в зарослях тростника и осоки выстроены у них богатые палаты из ракушек и самоцветных речных камушков. У водяных есть свои стада коров, лошадей, свиней и овец, которых по ночам выгоняют из вод и пасут на ближних лугах. Водяные женятся на русалках и красивых утопленницах.

В своей родной стихии водяной неодолим, а на земле сила его слабеет. Но уж на реках все рыбы ему подвластны, все бури, штормы и ураганы: он бережет пловца — или топит его; дает рыбаку счастливый улов — или рвет его сети.

Летом он бодрствует, а зимой спит, ибо зимние холода запирают дожди и застилают воды льдами. С началом же весны, в апреле, водяной пробуждается от зимней спячки, голодный и сердитый, как медведь: с досады ломает он лед, вздымает волны, разгоняет рыбу в разные стороны, а мелкую и совсем замучивает. В эту пору гневливого властелина реки ублажают жертвами: поливают воду маслом, даруют гусей — любимую птицу водяного.

ВОЛШЕБНЫЕ ПОМОЩНИКИ

Летучий корабль

У одного мужика было семеро сыновей, все один в одного, их так и звали — семь Семенов. Пришло им время идти в царскую службу. Царь спрашивает: кто из вас что делать умеет?

— Воровать, ваше царское величество, — ответил старший Семен.

— Ковать всякие дорогие вещи, краше которых ни у кого нет, — сказал второй.

— Птицу на лету стрелять! — сообщил третий.

— Если стрелок подстрелит птицу, я вместо собаки ее где хочешь разыщу! — воскликнул четвертый.

— А я с любого холма вижу, что в разных царствах делается, — похвастался пятый.

— Я умею делать корабли: тяп да ляп, будет готов корабль — в огне не горит, в воде не тонет, еще и по воздуху может полететь — потер руки шестой.

— От любой болезни вылечу человека! — проговорил седьмой.

И взял их царь на службу. Прошло какое-то время, царю приспела охота жениться. Пятый Семен поднялся на высоченную гору, глянул окрест — и высмотрел первую красавицу во всем свете, дочь заморского-загорского короля.

— Раздобудьте мне красавицу! — повелел царь.

Шестой Семен взял топор и — тяп да ляп — построил волшебный корабль.

Второй пошел в кузню и сковал золотой убор красоты невиданной.

Сели братья на корабль, тот поднялся в небо и полетел в заморские-загорские края. Опустился в тихой пристани, глазастый Семен высмотрел, что сейчас королевна одна в саду гуляет, коваль взял свое рукоделье и вместе с вором пошел во дворец убор золотой продавать. Там мамки-няньки и глазом моргнуть не успели, как вор украл королевну и принес ее на корабль.

Отсекли якоря, и взвился корабль в поднебесье. А королевне не по нраву пришлось, что ее похитили, — бросилась она с корабля, обернулась белой лебедью и полетела обратно домой. Тут третий Семен схватился за ружье да подшиб лебеди крылышко. Лебедь вновь обернулась девушкой. Упала она в море и начала тонуть, но за ней нырнул четвертый Семен и сразу вытащил. Опустился летучий корабль на морскую тугую волну, принял на борт королевну и четвертого Семена. Тут пригодился седьмой Семен — вмиг рану королевне вылечил.

Увидел королевну царь — и только головой покачал.

— Нет, — говорит, — ты мне небось во внучки годишься, а то и правнучки. Не хочу я губить твоей молодой красы. Выбирай себе мужа среди Семенов!

А самым бравым среди них был Сенька — корабельных дел мастер, он давно королевне приглянулся. За него она и вышла. И в свадебное путешествие полетели молодые на воздушном корабле.

Часто бывает так, что герой преданий, легенд и сказок не может сам исполнить порученной ему задачи (спасти царевну, добыть сокровище, освободить страну от Змея Горыныча и пр.), и ему на помощь приходят некие волшебные силы, принимающие облик либо загадочных, странных людей, либо это растения, звери, птицы, неодушевленные предметы.

Тут и сапоги-скороходы, и скатерть-самобранка, и шапка-невидимка, и золотая рыбка, и молодильные яблоки, что стариков обращают в удальцов-молодцов, — в общем, всех чудес подобных не счесть.

ВРЕМЕНА ГОДА

Небесные великаны

Жили-были старик со старухой. Как-то перебирали они горох, одна горошина и упала наземь. Искали, искали, не могли найти. А через неделю увидали старик да старуха, что горошинка дала росток. Стали ее поливать, вырос побег выше избы, и потом и под самое небо.

И полез старик на небо собирать горох. Лез, лез, видит — стоит гора преогромная, на ней деревни с избами, города с зубчатыми стенами, леса и водопады. Солнышко только взошло — появился из-за горы юноша на коне и с тугим луком в руках. Куда ни пошлет стрелу — там деревья зеленеют, люди земельку пашут.

Ближе к полудню выехал удалый молодец с соколом на руке. Снял колпачок с птичьей головы, подбросил сокола вверх: куда ни полетит птица, везде плоды на ветвях наливаются, нивы колосятся, стада на лужайках пасутся.

Повечеру показался всадник, трубящий в рог. В какую сторону ни протрубит, там груши-яблоки собирают, озимые пашут, свадьбы играют.

А совсем уже в сумраке явился старец седобородый на белом коне. Куда ни укажет трезубцем серебряным — везде ветра завывают, последние листья с деревьев сдирают, снегами леса и поля устилают.

Холодно стало старику, спустился он по стеблю гороховому на землю. А старуха уже его и ждать перестала: целый год он на небесах пропадал. Рассказал старик соседям о чудесах поднебесных. Кинулись те к ростку — каждый на небо попасть норовит, толкают друг друга. А стебель-то гороховый возьми и оборвись!

С тех пор уж никто на небе не бывал, где сутки проходят — как год на земле.

Год в представлении наших предков распадался на две половины — летнюю и зимнюю — и начинался с первого месяца весны — марта, когда природа как бы рождается вновь. Не зря сотворение мира и первого человека народные предания относят именно к марту.

В 1492 году церковные иерархи приняли для Руси константинопольский календарь, где первый месяц нового года — сентябрь. Январское же новогодье введено при Петре Великом.

Сами времена года получили названия, тесно связанные с состоянием растительного царства. «Весна», или «ярь», — это дословно «ясное, светлое, теплое время года». «Лето» в переводе с санскрита — «знойная, жаркая пора». Кстати, счет годам славяне вели по летам, то есть по числу летних периодов. «Осень» буквально значит «время желтых и красных листьев», а «зима» — «время падающих снегов».

ГАДАНИЯ

Сказание о Небесных сестрах

Жила-была девица, да такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Раз пошла она к бабке-вещунье судьбу свою узнать. Долго перекладывала старуха бобы чародейные, в зеркало заглядывала с горящей лучиной в руке, в воду кидала тлеющий уголь вперемешку с золой из семи печей — и наконец изрекла:

— Ты родилась в Купальскую ночь, и любое твое желание сбудется. Но только в эту ночь. Ступай к лесному озеру, сядь на старый пень над обрывом — и увидишь вскоре Небесную сестру. Проси у нее, чего заблагорассудится.

Вот пришла наша девица-красавица в полночь к озеру, села на старый пень над обрывом, волосы расчесывает. И явилось в небе над лесом подобие зеркала в обрамлении из водяных лилий, а в зеркале — красавица, похожая на нее.

— Чего тебе надобно, земная сестрица? — спросила Небесная сестра. — Жениха разудалого? Перстенек золотой?

— Хочу побывать у тебя в гостях.

— Изволь. Желанье твое исполнится. Но только помни: ты будешь гостить у меня лишь до восхода солнечного, не то вся твоя судьба переменится. Согласна?.. Тогда закрой глаза. Откроешь не раньше, чем я скажу.

Открыла глаза девица — а кругом дива дивные. Дворцы хрустальные с золотыми куполами. На небесах играют все цвета радуги. Крылатые звери песни распевают. На деревьях вместо плодов каменья драгоценные.

Кинулась девица их собирать, перебегает от дерева к дереву. Уже и раз, и другой звала ее в путь обратный Небесная сестра — всё отмахивается девица, на измарагды, жемчуга, яхонты налюбоваться не может. А когда отмахнулась в третий раз, Небесная сестра и говорит:

— Ты сама изменила свою судьбу! Солнце на земле только что взошло. Теперь все эти сокровища — твои. Ты стала Небесной сестрой. И будешь ею до той поры, пока другая девица не явится тебе на смену. Я же отправляюсь на милую землю.

Но прежде чем Небесная сестра сокрылась из глаз, успела спросить девица:

— А кем станешь ты теперь на земле?

И та отвечала:

— Вещуньей.

Человек всегда тревожится о судьбе своей, об успехе дел, о здоровье, о любви, норовит вопросить будущее. Такими же были наши предки, древние славяне. Они гадали вот так: метали вверх деревянные кружки, с одной стороны белые, с другой — черные; ляжет бело — значит, добро, дело выгорит, удача ждет; а если черное — берегись беды. Вопрошали о будущем коня Святовидова. Гадали по полету и крикам птиц, животных. Вглядывались в движение огня и дыма в костре. Глядя в бегущую воду, гадали по ее течению, пене и струям. В зачарованную купальскую ночь юные девы опускали в волны венки с зажженными лучинками и следили за ними: у которой венок дальше всех проплывет, та будет всех счастливей, а у которой лучинка дольше гореть будет, та проживет долгую-предолгую жизнь!

Надобно знать, однако, что всякое гадание — штука опасная. Судьба не любит, когда ее пытают, а потому гадалки и ворожеи редко бывают счастливы, пусть даже и предрекают иным людям счастливую долю.

ГАМАЮН

Вещее пророчество

Один охотник выследил на берегу озера диковинную птицу с головой прекрасной девы. Она сидела на ветке и держала в когтях свиток с письменами. На нем значилось:

«НЕПРАВДОЮ ВЕСЬ СВЕТ ПРОЙДЕШЬ, ДА НАЗАД НЕ ВЕРНЕШЬСЯ»

Охотник подкрался поближе и уже натянул было тетиву, как птицедева повернула голову и изрекла:

— Как смеешь ты, жалкий смертный, поднимать оружие на меня, вещую птицу Гамаюн!

Она взглянула охотнику в глаза, и тот сразу уснул.

И привиделось ему во сне, будто спас он от разъяренного кабана двух сестер — Правду и Неправду.

На вопрос, чего он хочет в награду, охотник отвечал:

— Хочу увидеть весь белый свет. От края и до края.

— Это невозможно, — сказала Правда. — Свет необъятен. В чужих землях тебя рано или поздно убьют или обратят в рабство. Твое желание невыполнимо.

— Это возможно, — возразила ее сестра. — Но для этого ты должен стать моим рабом. И впредь жить неправдой: лгать, обманывать, кривить душой.

Охотник согласился.

Прошло много лет. Повидав весь свет, он вернулся в родные края. Но никто его не узнал и не признал: оказывается, все его родное селение провалилось в разверзшуюся землю, а на этом месте появилось глубокое озеро.

Охотник долго ходил по берегу этого озера, скорбя об утратах. И вдруг заметил на ветке тот самый свиток со старинными письменами. На нем значилось:

«НЕПРАВДОЮ ВЕСЬ СВЕТ ПРОЙДЕШЬ, ДА НАЗАД НЕ ВЕРНЕШЬСЯ»

Так оправдалось пророчество вещей птицы Гамаюн.

Птица Гамаюн — посланница славянских богов, их глашатай. Она поет людям божественные гимны и провозвещает будущее тем, кто согласен слушать тайное.

В старинной «Книге, глаголемой Козмография» на карте изображена круглая равнина земли, омываемая со всех сторон рекою-океаном. На восточной стороне означен «остров Макарийский, первый под самым востоком солнца, близ блаженного рая; потому его так нарицают, что залетают в сий остров птицы райские Гамаюн и Феникс и благоухание износят чудное».

Когда летит Гамаюн, с востока солнечного исходит смертоносная буря.

Гамаюн все на свете знает о происхождении земли и неба, богов и героев, людей и чудовищ, зверей и птиц. По древнему поверью, крик птицы Гамаюн предвещает счастье.

ГРОМОВАЯ СТРЕЛА

Клятвопреступник

Жили два друга — Хорт и Мечко. Оба любили красавицу Любавицу, но сердце она отдала Мечко, и по осени уже назначили было свадьбу.

Однажды к крепости древлян нагрянула орда степняков. Началась осада. Через две недели силы осажденных пошли на убыль.

Ночью воины древлян вывели подземным ходом из крепости женщин, стариков и детей, услав их тайными тропами к заповедному озеру, чтобы спрятались там на острове. А часть воинов вернулась в крепость: надо было выиграть время, чтобы враги не проведали об ушедших.

Заутро верховный волхв древлян собрал всех у капища и провозгласил:

— Воины! Жизнь наших старцев, жен, сестер и чад — в наших руках. Будем же биться до последнего. Поклянемся грозному Перуну, метателю молний, что ни один из нас не дрогнет в борьбе с супостатом. Преступивший же клятву будет уязвлен от Перуна громовою стрелою, равно как и весь род его во веки веков.

И все поклялись в том Перуну.

Три дня и три ночи оборонялись еще древляне.

А вечером четвертого дня решился Хорт на немыслимое, черное дело: переметнулся к врагам и тем же подземным ходом привел их в крепость.

Застигнутые врасплох древляне не сдержали натиска, поголовно пали в сражении.

Тяжело раненного Мечко степняки казнили на глазах его вчерашнего друга — Хорта. Перед смертью Мечко успел выкрикнуть:

— Предатель! Нигде не скроешься от громовой стрелы Перуна!

Когда враги, разграбив крепость и щедро одарив Хорта, ушли, тот начал пробираться к заповедному озеру. Прежде чем объявиться у древлян, он нанес себе мечом несколько легких ран. Вскоре всех на острове сразила ужасная весть о гибели защитников крепости.

К исходу лета люди вернулись домой. Хорт стал их вождем, а в жены взял Любавицу. Он никогда и никуда не выходил из дому в ненастье: опасался мести небес.

Прошло много лет. Как-то престарелый вождь со чады и домочадцы плыл на небольшой ладье к острову, дабы отпраздновать давнее спасение древлян от степняков.

Был ясный солнечный день.

Внезапно чистые небеса омрачились тучами, хлынул ливень с громом и молниями. И все увидали: над волнами летел крылатый Мечко со стрелою и луком в руках.

Онемевший Хорт закрылся щитом, но громовая стрела прожгла и щит, и самого клятвопреступника, и ладью.

Она перевернулась и все пошли ко дну. Так сбылось проклятие Перуна.

Ю. Медведев. Заклинание

Все небесные силы — Во мне — и за мной… Домовой, вихровой, Боровой, межевой, Вы избавьте меня От доски гробовой, Вы избавьте меня От доски гробовой, От доски гробовой, От стрелы громовой! Дворовой, степовой, Водяной, верховой, Вы избавьте меня От доски гробовой, Вы избавьте меня От доски гробовой, От доски гробовой, От стрелы громовой. Все небесные силы — Во мне — и со мной.

По старинным поверьям, громовыми стрелами Перун поражает своих врагов и проливает на землю водяные потоки. Ниспадая из туч, стрелы входят далеко в глубь земли, а через три года или семь лет возвращаются на ее поверхность в виде темно-серого или черного продолговатого камушка: это они образовались в песках от удара молнии и известны под именем громовых стрелок. Почитаются в народе за верное средство против ударов грозы и пожаров.

Такие «громовые стрелки» держали на чердаке, уже не опасаясь впредь пожаров от молнии.

ДАЖЬБОГ

«Да станут они, яко зеркало!»

— Княже, к тебя взывает Влад рыжебородый, — сказал слуга, войдя в княжеский шатер. Слуга промок насквозь — с неба низвергались потоки дождя. — Его уязвила стрела степняков, он умирает и хочет проститься.

Князь поднялся с медвежьей шкуры, вышел из шатра и, увязая в грязи, зашагал туда, где умирал Влад рыжебородый, один из его лучших воинов.

Тяжелы были думы властителя. Стоило ему отправиться за данью, как налетели степняки и захватили крепость русичей. Три дня, по обычаю, пировала орда степняков в поверженном граде, но отрок по имени Сила сумел среди ночи обмануть бдительность вражьих дозоров. Возле Ярилиной горы он нагнал нашу дружину и поведал о страшной беде. Скороспешно вернулись русичи, но теперь уж степняки заперлись в разграбленной крепости, разя стрелами осаждающих и не подпуская их к стенам. Да еще, как назло, зарядили дожди — тут уж не до натиска, не до приступа. «А ну как не сегодня-завтра подоспеет подмога стервятникам?» — горестно вопросил сам себя князь и окончательно впал в уныние.

Лик рыжебородого Влада был искривлен предсмертной мукой. Князь опустился на колени, склонился над умирающим. Тот прохрипел:

— Княже… было мне ночью видение. Будто сам Дажьбог шествует навстречу мне с трезубцем в деснице и подобием солнышка в шуйце. И лик его тоже пресветл, яко солнце. И рек мне Дажьбог… — Влад прикрыл глаза и умолк.

— Говори же, говори, — прошептал князь. — Поведай речь божью.

— Он глаголил: «Натрите ваши медные щиты песком — да станут они, яко зеркало. И отражусь я в каждом щите!»

Голова Влада откинулась — последний вздох слетел с его уст. Долго еще сидел князь подле умершего и затем приказал воинам исполнить повеление Дажьбога.

Наутро в ясном, безоблачном небе явилось пресветлое солнце. К полудню грязь подсохла. И тогда русичи, собравшись на северной стороне, по команде князя разом обратили свои щиты к стенам родной крепости.

Лик Дажьбога, отраженный в щитах, ослепил врагов, те закрывались ладонями от бьющего в глаза сияния, взывали к своим идолам — все было тщетно. Вскоре воинство князя справилось с бессильным врагом, завладело собственной крепостью, оплакало погибших и воздало великую хвалу спасителю-Дажьбогу.

Дажьбог — это сын Сварога, бог солнца и его олицетворение.

В «Ипатьевской летописи» сказано:

«И после Сварога царствовал сын его именем Солнце, его же нарицают Дажьбог… Солнце-царь, сын Сварогов, иже есть Дажьбог, был муж силен…»

Идол его стоял на холме в Киеве при князе Владимире. Дажьбогов день, или Велик-день, праздновали весной (это время совпадает с христианской Пасхой). В этот день хоронили или сжигали Кострому-Кострубоньку или Зиму, пекли сладкие хлебы, а яйца красили луковой шелухой в солнечный красный цвет.

Считалось, что первоначально под покровительством Дажьбога находились все божества плодородия, лесов, скотоводства, звероловства, растений и т. п., потому что он был подателем всех благ земных.

Наши предки верили, что Дажьбог незримо присутствует на свадьбах, встречает жениха на рассвете в день бракосочетания «меж трех дорог». По весне Дажьбог высылает соловушку «замыкать зиму и отмыкать лето».

ДЕВЫ СУДЬБЫ

«Смирись и не ропщи!»

Жили два брата—младший в довольстве и счастье, а старший в горе и бедности. Настало лето. Старший брат нанялся у младшего убирать хлеб. Однажды приходит он на поле и видит: женщина в нищенском рубище ходит между копнами, выдергивает самые крупные и рясные колосья из снопов, полученных старшим братом за работу, и втыкает их в снопы младшего.

— Кто ты? — спросил бедняк возмущенно. — Что тут делаешь?

— Я — Доля твоего брата, его судьба. Он спит, а моя обязанность — денно и нощно трудиться на него, как на своего господина. С самого рождения его до смерти я ему верная слуга. Берегу его от опасностей, лелею его детей. Окропляю его поля и огород росою. Гоню ему рыбу в сети, рои пчел — в улья. Охраняю от хищного зверя и холю его скотину. Привожу к нему купцов, набиваю цену на его товар.

— А как же моя судьба? Почему она не заботится о моем благополучии?

— Твоя судьба Недоля — белоручка. Она знай спит днем и ночью, так что ты обречен на бедность. И сколько бы ни пытался облегчить свою судьбу, тебя везде и всегда будут преследовать Лихо, Горе, Злосчастье, Беда, Нужда, Кручина. Смирись, несчастный, и не ропщи!

Потому и гласит пословица:

«Хорошо тому жить-поживать, чья доля не любит спать!»

Доля и Недоля — счастье и несчастье, судьба и несудьба, удача и неудача. В древности это были две сестрицы, девы судьбы, — небесные пряхи, которые пряли нить жизни каждого человека. Но у доброй Доли, красавицы, улыбчивой помощницы богини Макоши, текла с веретена ровная, золотистая нить, в то время как угрюмая, кудлатая Недоля пряла нитку остистую, неровную, кривую, непрочную. Такова и участь выпадала: кому-то удачная, кому-то злая, одним — дар, талант, другим — бесталанность. Не зря говорят в народе:

«Не в воле счастье, а в доле»,

«Недоля сталась — напасть досталась»,

«Тужить о своей доле — что ветра искать в чистом поле».

Говорят, приветливая Доля может завести поначалу дружбу со всяким человеком, но, разобравшись в его натуре, уходит от злодея или ленивца.

В глубочайшей древности само слово «бог» означало «доля», «судьба», «участь».

У сербов подобных сестер зовут Среча и Несреча. Среча — красивая, добрая девушка, заботливая, ловкая: она крепко держит в своих ласковых руках нить человеческой жизни! Несреча — седая старуха с мутным взором, которая прядет слишком тонкую, легко обрывающуюся нить. Об этом есть и поговорка:

«Несреча танко пряде»,

то есть тонко, плохо прядет, и нить ее не прочная.

Также у южных славян есть Суденицы — девы жизни и судьбы, которые определяют судьбу человека при его рождении. Едва родится младенец, в избу приходят три сестры и нарекают новорожденному судьбу. Затем они тихо удаляются. Если в то время в окошко заглянет месяц, то в его лучах можно разглядеть их зыбкие очертания и воздушные одеяния. То, что присуждают Суденицы, никакая сила не может изменить. Сходны с ними вещие жены, нарекающие судьбу младенца, именуются орисницами. Обычно это молодые красавицы, одетые в белые платья, или древние безобразные старухи; иногда вместо платьев они покрыты перьями. Живут они на краю света, где небо сходится с землею, и прилетают к новорожденным детям на третий день, дабы наделить младенца Долей или Недолей. Их предсказания слышит только мать ребенка и близкие родственницы, которым запрещено разглашать пророчество — иначе онемеешь или окаменеешь. Обычно орисницы долго спорят между собою, какую судьбу назначить младенцу, поэтому люди заведомо готовятся к их прилету, стараясь умилостивить: не гасят огонь в спальне, кладут под подушку ребенку сладкую лепешку, кольца, серьги, одевают в рубашку отца…

ДЕРЕВЬЯ

Береза и тополь

Женился парень на красавице, которую любил всем сердцем, и жил с нею счастливо, а мать сноху возненавидела и положила во что бы то ни стало сжить ее со свету. Вот зазвала она раз к себе молодых на угощение и налила им в чарки зелена вина, только никто не заметил, что из разных кувшинов наливала: сыну — вина чистого, а молодой жене — со злыми зельями ядовитыми. Но у молодых было в обычае меняться чарками — вот они и принялись друг друга потчевать. Все в жизни пополам они делили — разделили и смерть.

Рвала мать на себе волосы, а поздно. Осталось ей только похоронить их подальше друг от друга: сына перед церковью, а невестку позади церкви. В ту же ночь вырос из могилы мужа тополь, а из могилы жены березка выросла, и сплелись они ветвями, да так, что не разрубить, не разорвать. Хотела мать срубить деревья, да люди не дали. А береза да тополь в том селе и по сю пору растут.

Славяне, живущие в лесах, относились к деревьям с большим почтением, наделяя почти каждое сверхъестественными свойствами. Рощи и леса почитались местами священными. Наиболее почитаемыми и могущественными были старые деревья. Сквозь их дупла пролезали больные, чтобы снять с себя хворь.

Самым большим поклонением пользовался дуб — Перуново древо. Его до сих пор упоминают в заговорах:

«На море на Окияне, на острове Буяне стоит дуб могуч…»

Предание о мировом древе, которое обнимает корнями землю, а ветвями держит небесный свод, славяне по преимуществу относят к дубу.

Как дуб посвящался Перуну, так липа была деревом богини Лады, а береза — Купалы. Березу почитали и как символ берегинь, русалок во время весеннего праздника Семика, когда в селение вносили распустившееся дерево и девушки надевали березовые венки. На бересте писали и приколачивали к деревьям прошения лешим: вернуть, например, заблудившуюся коровушку, подвести под ружье охотнику дичь, помочь не заплутаться, когда девки пойдут по малину.

Существует немало преданий о том, что душа после смерти может перейти в дерево.

Скрипит дерево — это душа покойника просит помолиться за нее. Душа невинно убитого воплощается обычно в тростнике или иве и, если сделать из него дудочку, расскажет об убийстве. К дереву, выросшему на могиле, нельзя прикасаться, нельзя сорвать с него ветку или сломить плод — это причинит душе невыразимые мучения.

Наши предки опасались сажать около домов крупные деревья: дубы, каштаны, ели. Эти деревья настолько могучи, что могут вытянуть из человека все его жизненные силы. Перерастет такое дерево посадившего его — он умрет. Перерастет весь дом — умрет хозяин или погибнет вся семья. Верили также, что души деревьев воплощаются в образах девушек с прекрасными, сияющими лицами. Имя им — древесницы. Именно для того, чтобы не повредить этим красавицам, деревья в старину старались не рубить, а собирали сушняк, сухостой.

В народных сказаниях и песнях весьма обыкновенно сравнение детей с ветвями и верхушкою дерева; наоборот, пасынок употребляется в областных наречиях для обозначения меньшего из двух сросшихся деревьев. Сходство между многодетной семьей и ветвистым деревом выразилась в понятии родословного древа.

Названия ноги, руки, пальцев и ногтей в санскрите (основе всех языков индоевропейской группы, к которой принадлежат и славянские языки) объясняются уподоблением человека растению. Ногами человек касается земли и тем самым напоминает дерево, прикрепленное корнями к матери — сырой земле. Если ноги сравнивались с корнями, то самое туловище представлялось стволом, а руки казались отростками. Ноготь вырастает на пальце, как лист на ветке. «Рамень», «раменье» в русском языке — лес, поросль, «раменный» — боровой, лесной — происходят от одного корня со словом «рамена» — плечи; «шкура» в некоторых областных наречиях обозначает древесную кору; волосы народный эпос отождествляет с травой, а траву и цветы называет волосами земли.

ДИВ

Ю. Медведев. «Пророчество»

Мы идем по холмам и яругам, Средь сожженных, заброшенных нив. О каких испытаньях и муках Ты пророчишь, неведомый Див? Мы идем средь безлюдных предместий, Где бурьяном дворы поросли. Не страшись, мой сподвижник, предвестий О погибели Русской земли! Пусть ярятся бедучие беды, Смерть глядит исступленно в глаза, — Русь спасут роковые заветы, Охранят небеса. Раскричались вороны и галки. Дивий клич — и тосклив, и суров… На Непрядве, Каяле иль Калке Биться нам — до скончанья веков.

Див — одно из воплощений верховного бога Сварога (возможно, то же самое, что Дый).

В некоторых старинных русских преданиях говорится о поклонении богу Диву.

Память об этом сказочном, невероятном существе сохранили для нас слова «диво», «удивление»: то есть нечто, вызывающее изумление. Облик Дива никто не мог удержать в памяти, разные люди даже видели его по-разному! Сходятся отзывы о нем в одном: это вихрь-человек, сверкающий, точно молния, который внезапно появлялся на пути войска, идущего в поход, на бой, и выкликал пророчества: то страшные, то благоприятные. Помните, в «Слове о полку Игореве»:

«Див кличет вверху дерева…»

Трусливым хотелось бы думать, что это просто птица недобрая, ворон каркает, ревет ветер, грохочет буря, но Диву была ведома судьба тех, кто обречен на близкую смерть, и он силился упредить людей об опасности. Но ведь судьбу обмануть невозможно, не уйти от нее никому… а потому пророчества Дива, точно так же, как греческой Кассандры, оставались не услышанными, не понятыми — и никому не приносили удачи и счастья.

В разгар боя он веял своими крыльями над теми, кто был обречен на поражение, и клики его чудились погребальным плачем, последним прощанием с жизнью, с белым светом.

Считалось также, что если человек услышит голос Дива, он может забыть о том, что собирался сделать, особенно если намерение было преступным, а то и вовсе утратить память или и того хуже — навеки лишится рассудка.

ДИВЬИ ЛЮДИ

Песьи пещеры

Давным-давно объявились вдруг близ реки Медведицы песиглавцы. Немного их было — две-три дюжины выродков, — а урон наносили немалый. То путника одинокого лютой смерти предадут, то исхитят пригожую молодку. Бросятся мужики в погоню, а тех песьих голов и след простыл, будто сквозь землю провалились. А был в деревне дряхлый-предряхлый знахарь Светун. Время от времени он обмирал и лежал недвижно, а когда в себя приходил, дивно рассказывал о том свете, куда душа его. И вот сызнова пришел в себя Светун да и молвит:

— Люди добрые, знайте: зверюги эти, песиглавцы, поселились в пещерах, что на правом берегу Медведицы, близ дубовой рощи. Там я их и увидал во время своего вещего сна. И три наши девки украденные — там же, в пещерах.

— Поди-ка сунься в оные пещеры, — в страхе пробормотал кто-то из мужиков. — Перебьют по одному. К тому же, там входов-выходов десятка полтора, не менее. Тут надобно все хорошенько обмозговать…

— А мы песьи головы перехитрим. Надобно в некотором отдалении от пещер снарядить трех-четырех наших девок в ратном одеянии, с луками, мечами и щитами. Пусть одна притворится мертвой, со стрелою, вроде бы торчащей из горла, а подружки ее пусть на все лады голосят по убиенной и проклинают песиглавцев. Те на бабий дух падкие — спасу нет! Непременно выедут из пещер.

Но кое-кто засомневался:

— Где ж нашим девкам выстоять против выродков песиглавых? Непривычны наши голубицы ратоборствовать.

— Стало быть, надо выбрать тех девок, что покрепче и похрабрей. И за месяц-другой обучить их воинскому кровавому делу.

На другой день собралась на совет вся деревня. Судили-рядили, как быть. Порешили наконец, уже ближе к полудню: исполнить все, как замыслил Светун. А пятеро молодок сами вызвались на смертное дело.

И ведь сбылись, сбылись вскоре предначертания Светуна! Двух песиглавцев мужики порешили в схватке, а одного в плен захватили. Сперва молчал он, как рыба, а когда подтащили его к железному острейшему колу, чтоб на оный кол задницей посадить, завизжал, забился — и от страха лютого указал все потайные ходы-выходы из пещер.

Тут-то сызнова изумил всех знахарь: велел в одночасье у всех нор и лазов зажечь горючую серу. Дым пополз внутрь пещер — и вскоре начали оттуда выползать воющие песиглавцы. Перебили их, ясное дело, всех до единого. А потом и девицы пленные выскочили, чуть живые от страха. Уже и света белого увидеть не чаяли небось!

Много чего о житье-бытье проклятых песиглавцев понарассказали они на том пиру, что устроился в селе после победы над нечистью. Жаль только, не пировал вместе со всеми столетний старец Светун: сызнова впал в обмиранье.

А пещеры, что близ рощи дубовой на другом берегу Медведицы, с тех пор так и зовутся — Пёсьи пещеры.

Хвостатые песиголовцы, уроды с огромными ушами, в которые они заворачивались, как в одеяло, одноглазые циклопы с лицом на груди, — о каких только диких людях не рассказывали путешественники древности, возвращаясь из дальних и опасных странствий!

По некоторым позднейшим народным легендам, дивьи люди до сих пор обитают близ Волги, в Змеиной пещере, вместе с прикованным там к стене разбойным атаманом Стенькою Разиным, которого сосет за сердце летучий змей.

ДОМОВОЙ

Плач домовых

Однажды маленький Чуйко проснулся от того, что послышался ему чей-то тоненький плач на дворе.

Мальчик сполз с печки и осторожно, крадучись, выбрался на крылечко. Пусто во дворе, в небе луна светит. А плач доносится из-за околицы.

Ступил Чуйко босыми ногами в росистую траву и ринулся со двора. Добежал до околицы — да так и обмер, когда увидал каких-то низеньких человечеков, горько плачущих. Утирая слезы кулаками, глядели они на небо, а в небе явлен был всадник на белом коне. Лицо всадника было искажено мученической мукою, потому что его пронзила стрела. Он понукал усталого коня, пытаясь уйти от погони, и вот уже Чуйко увидел меховые шапки степняков, увидел их длинные копья. А еще он узнал умирающего всадника. Это был Воля, его отец!

Закричал Чуйко и грянулся оземь без памяти. Рано утром нашла его матушка, которая встала подоить корову да хватилась сына. Кое-как привели мальчишку в сознание — и поведал он о ночном видении.

К тому времени вокруг полдеревни собралось, и взрослые, выслушав его, молча переглянулись. Они сразу поняли, что видел Чуйко домовых, слышал их причитания. Известно — если домовой плачет ночью, это всегда предвещает беду, а может быть, и смерть хозяина. Что же вещует плач всех деревенских домовушек?

— Парнишка видел степняков — не их ли надобно опасаться? — сказал Воля.

— Сон это и бредни глупые, — зевнул пастух Мушка.

— Глупец тот, кто не чтит старых примет и не внемлет разумным советам, — сурово ответил Воля. — Изготовимся к обороне, односельчане.

Все взялись оружие чистить и боевой припас готовить. На ночь вдоль околицы караулы встали… и что же? Напали-таки степняки на деревню!

Только ждали они найти сонных, безоружных людей, а наткнулись на стрелы да копья, да рогатины. Завязался тяжелый бой, длился он целые сутки. Ушли степняки с большим уроном, ну а село удалось отстоять. Воля был ранен стрелою в плечо.

Стойко терпя боль, улыбнулся перепуганному сыну:

— Это все пустое. Нет на свете воина, кто хоть раз не был ранен. Но когда, бы не услышал ты плач домовых, все могло быть куда хуже!

Говорят, домовой и по сю пору живет в каждой деревенской избе, да не каждому об этом ведомо. Зовут его дедушкою, хозяином, суседкою, доможилом, бесом-хороможителем, но это все он — хранитель домашнего очага, незримый помощник хозяев. Конечно, он может и во сне щекотать, и греметь по ночам посудою, или за печкой постукивать, но делает это больше от озорства. Главное же дело его — досмотр за хозяйством. Если ему жилье по душе, то он служит этой семье, словно в кабалу к ней пошел. Зато ленивым и нерадивым он охотно помогает запускать хозяйство, мучает людей до того, что давит по ночам чуть не до смерти или вовсе сбрасывает с постелей.

Если слышится плач домового, даже в самой избе, — быть покойнику. Смерть самого хозяина предрекает домовой тем, что, садясь за его работу, прикрывает голову его шапкою. Перед чумою, пожаром и войною домовые выходят из села и воют на выгонах.

ДУША

Возмездие

Жили-были богатый купец с купчихою. Своих детей Бог им не дал, и взяли они в дом приемную дочь. Выросла она красавицей. Тем временем купчиха заболела и умерла. Жаль было купцу, да делать нечего. Похоронил ее, поплакал… и стал на свою дочь засматриваться. Обуяла его страсть нечистая, сотворил он над девицей великий грех, и понесла она чадо. Тут как раз вышел купцу приказ от царя: собрать корабли да плыть в тридесятое царство за товарами. Велел купец приготовить все к дальнему походу в страны заморские, а грех свой великий решил злодейски сокрыть. Ночью взял он со стены острый нож и зарезал дочь: кровь так и брызнула! После взял убитую на руки, отнес в сад и спрятал в потайной погреб; людям своим сказал, будто дочь сбежала с полюбовником, сам сел на корабль и уплыл.

Вот плывет он мимо скал диких и грозных, а над скалами летают птицы с человеческими головами, и одна птица, с лицом убитой дочери, кричит зловеще:

— Убийца! Убийца! Грядет возмездие!

От страха купец даже памяти на время лишился.

А тем временем домом купеческим заправлял приказчик. Вот снится ему, будто кто-то говорит: «Что ты спишь? У тебя в погребе мертвец!»

Приказчик проснулся, взял ключи и пошел по кладовым; все обошел, а один ключ лишний. Еле-еле отыскал погреб, еле-еле доискался входа — так заросло все травой и деревьями. Отворил дверь, а в том погребе гроб стоит, в гробу девица мертвая.

Говорит ему девица, дочь купеческая:

— Сослужи мне службу, добрый молодец! Облегчи меня: возьми острый нож и вынь из меня младенца.

Приказчик взял нож, разрезал чрево, вынул младенчика и отдал его воспитывать своей матери.

Приехал купец из тридесятого государства; стал государю про свое путешествие докладывать, а мальчик прибежал во дворец да все вокруг них увивается.

— Чей такой славный ребенок? — спрашивает царь.

— Это сын моего приказчика, — отвечал купец.

Царь пожелал забрать мальчика во дворец, у стола прислуживать, позвал к себе приказчика — волю свою объявить. А он тотчас и рассказал все как было.

Царь купца казнил, а мальчика взял к себе: он и теперь при государе живет!

Славяне признавали в душе нечто отдельное от тела, имеющее свое самостоятельное бытие. Сначала их хранит при себе Бог — и здесь они безгрешны, а после жизни, очистившись от грехов, душа вновь возвращается к нему. Таким образом, душа не только бессмертна, но и вечна, как сам Бог.

Согласно верованиям наших предков, душа еще в течение жизни может временно расставаться с телом и потом снова возвращаться в него; такое удаление души обыкновенно бывает в часы сна, так как наш сон и смерть — понятия родственные. О колдунах и колдуньях рассказывают, будто они, погружаясь в сон, могут выпускать из себя воздушное демоническое существо, то есть душу, которая принимает различные образы и блуждает по тем или другим местам, причем оставленное ею тело лежит совершенно мертвым. И во время обмирания, или летаргического сна, душа, по русскому поверью, покидает тело и странствует на том свете.

ЕЛЕНА-ПРЕКРАСНАЯ

Как Ванюша себе царевну добыл

Жил-был мужик, да умер, осталось после него три сына: старшие и умом взяли, и статью, а младший, как водится, простоват и с виду не Бог весть что. Пришло в ту пору от царя известие, что дочь его Елена Прекрасная приказала выстроить себе храм о двенадцати столбах, двенадцати венцах, сядет она в этом храме и будет ждать жениха, удалого молодца, который бы на коне-летуне с одного взмаха поцеловал ее в губки. Всполошился весь молодой народ, братья усы навивают да коней чистят, а Ванюше не до того: отец недавно умер, надо на его могилке молитвы читать. Три ночи ходил, а потом братья собрались, нарядились и ускакали в столицу — счастья пытать. Младшего с собой не взяли: «Где, — говорят, — тебе! У тебя-де и коня-то нет».

Пошел Ваня на кладбище, а у самого слезы от обиды текут. И вот встал его отец из домовины и говорит: «Не плачь, сын, помогу твоему горю». Свистнул он, гаркнул молодецким голосом, соловейским посвистом: откуда ни возьмись, конь бежит, земля дрожит, из ушей пламя пышет, из ноздрей дым валит. Встал перед Ваней как вкопанный, словно перед хозяином. Отец научил, что делать; влез Ваня в одно ухо коню, в другое вылез и сделался таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сел на коня, подбоченился и соколом полетел прямо к палатам Елены Прекрасной.

С разбегу подскочил — двух венцов до ее окна не достал, завился опять, разлетелся — одного венца не достал, еще завился, завертелся, как огонь, метко нацелил — и прямо в губки чмокнул Елену Прекрасную.

— Кто? Кто? Лови! — его и след простыл. Прискакал на отцову могилу, коня пустил в чисто поле, отцу поклонился и просит совета родительского, как дальше быть. Старик подал совет, Иван выслушал и пошел домой.

На другой день шум по царству прошел: царевна Елена Прекрасная собирает всех ко двору — жениха искать неведомого. Прошли перед ее взором генералы, прошли бояре, дворяне, справные мужики, а Иван сидит себе в черной прихожей и улыбается: «Полюбился я ей молодцом — пусть полюбит меня и в кафтане простом!»

Вышла Елена Прекрасная в прихожую, повела вокруг ясным оком — и вмиг Ивана признала. Вскоре повенчались они, а он-то стал какой умный и смелый, какой красивый! Сядет, бывало, на коня-летуна, шапку набекрень, подбоченится — царь, ну настоящий царь! И не подумаешь, что когда-то был простак Ванюша.

Героиня волшебных славянских сказок названа так, конечно, в честь той древнегреческой Елены, из-за которой теряли голову все мужчины и была до основания разрушена Троя, однако в наших сказках ей соответствуют и Анастасия Прекрасная, и Василиса Премудрая (Прекрасная), и Марья-царевна, и Марья Моревна, и Царь-девица, и другие. Эти несравненные красавицы наделены вещим умом, волшебной силою, властью над природными стихиями, а главное, духовной проницательностью, и все это они готовы отдать своему возлюбленному герою, подобно тому, как некогда, по истечении эпохи матриархата, женщины безропотно подчинились мужчинам и всю потустороннюю, неземную, чародейную силу свою замкнули лишь в пределах семьи, дома, любовных, бытовых отношений — в пределах своего бабьего царства.

ЖАР-ЦВЕТ

Невидимка

Один крестьянин искал накануне Ивана Купалы потерянную корову; в самую полночь он зацепил нечаянно за куст цветущего папоротника, и чудесный цветок попал ему в лапоть. Тотчас стал он невидимкою, прояснилось ему все прошлое, настоящее и будущее; он легко отыскал пропавшую корову, сведал о многих сокрытых в земле кладах и насмотрелся на проказы ведьм.

Когда крестьянин воротился в семью, домашние, слыша его голос и не видя его самого, пришли в ужас. Но вот он разулся и выронил цветок — и в ту же минуту все его увидали. Мужик был простоват и сам понять не мог, откуда далась ему мудрость.

Однажды к нему явился под видом купца черт, купил у него лапоть и вместе с лаптем унес и папоротников цвет. Мужик порадовался, что нажил денег на старом лапте, да вот беда — с потерею цветка окончилось и его всевидение, даже позабыл про те места, где еще недавно любовался зарытыми сокровищами.

Когда цветет этот фантастический цветок, ночь бывает яснее дня и море колышется. Рассказывают, что бутон его разрывается с треском и распускается золотым или красным, кровавым пламенем, и притом столь ярким, что глаз не в состоянии выносить чудного блеска; показывается этот цветок в то же самое время, в которое и клады, выходя из земли, горят синими огоньками…

Ночь, в которую цветет папоротник, бывает среди лета — на Ивана Купала, когда Перун, по древнему представлению, выступал на битву с демоном-иссушителем, останавливающим колесницу Солнца на небесной высоте, разбивал его облачные скалы, отверзал сокрытые в них сокровища и умерял томительный зной дождевыми ливнями. Сверх того, папоротников цвет распускается и в бурногрозовые летние и осенние ночи, известные под именем воробьиных, или рябиновых, когда часть воробьев черт отпускает на волю, а другую предает смерти, что указывает на враждебное отношение его к этим птицам. Но, вероятно, еще в эпоху язычества с воробьем стали соединять то же демоническое значение, какое присваивалось ворону, сове и другим хищным птицам, в которых обыкновенно олицетворялись грозовые бури…

В темную, непроглядную полночь, под грозой и бурею, расцветает огненный цветок Перуна, разливая кругом такой же яркий свет, как самое солнце; но цветок этот красуется одно краткое мгновение: не успеешь глазом мигнуть, как он блеснет и исчезнет! Нечистые духи срывают его и уносят в свои вертепы. Кто желает добыть цвет папоротника, тот должен накануне светлого праздника Купалы отправиться в лес, взявши с собою скатерть и нож, потом найти куст папоротника, очертить около него ножом круг, разостлать скатерть и, сидя в замкнутой круговой черте, не сводить глаз с растения; как только загорится цветок, тотчас же должно сорвать его и разрезать палец или ладонь руки и в рану вложить цветок. Тогда все тайное и скрытое будет ведомо и доступно…

Нечистая сила всячески мешает человеку достать чудесный Жар-цвет; около папоротника в заветную ночь лежат змеи и разные чудовища и жадно сторожат минуту его расцвета. На смельчака, который решается овладеть этим чудом, нечистая сила наводит непробудный сон или силится оковать его страхом: едва сорвет он цветок, как вдруг земля заколеблется под его ногами, раздадутся удары грома, заблистает молния, завоют ветры, послышатся неистовые крики, стрельба, дьявольский хохот и звуки хлыстов, которыми нечистые хлопают по земле; человека обдаст адским пламенем и удушливым серным запахом; перед ним явятся звероподобные чудища с высунутыми огненными языками, острые концы которых пронизывают до самого сердца. Пока не добудешь цвета папоротника, Боже избави выступать из круговой черты или оглядываться по сторонам: как повернешь голову, так она и останется навеки! — а выступишь из круга, черти разорвут на части. Сорвавши цветок, надо сжать его в руке крепко-накрепко и бежать домой без оглядки; если оглянешься — весь труд пропал: Жар-цвет исчезнет! По мнению других, не должно выходить из круга до самого утра, так как нечистые удаляются только с появлением солнца, а кто выйдет прежде, у того они вырвут цветок.

(По А. Н. Афанасьеву)

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Варяжский путь

Быстро бежит ладья русичей по вольным волнам днепровским.

— Эх-ма, сколь уж далеко отплыли от Великого Новгорода родимого, — вздыхает отрок Янь, сидящий на корме. — И от разбойников многажды отбивались, и на порогах страху натерпелись. Особенно зловещ Ненасытецкий — того и гляди о скалу расшибет. Недаром на нем кости белеют людские — много, ох, много людишек расшиблись насмерть. Вот он каков, путь из варяг в греки.

— Не зря сказано предками: «Варяжский путь — о покое забудь», — молвил как бы про себя чернобородый удалец Семиус, управляясь с парусом.

— Ну, теперь все страхи позади, — оживился Янь. — Глядишь и в Царьграде вскоре окажемся. А правда ли, будто там стены крепостные — вышиною до небес, и одолеть Царьград никому не под силу?

Кормщик Малюта взглянул на отрока с хитрецою:

— Волков бояться — в лес не ходить. Эх, молодо-зелено! Кому-то и не под силу, а вот князь Олег Вещий многажды Царьград боем брал, и щит свой прибил на вратах оного града.

— Когда боем, а когда и хитростью, — подсказал удалец Семиус. — Однажды приплыл Олег к Царьграду с двумя тысячами ладей — а греки цепями пролив перекрыли. Тогда повелел князь поставить ладьи на колеса да поднять паруса — и посуху подступили к стенам. Греки тут же сдались на милость победителей.

— Ура! Скоро будем в Царьграде! Завалим все наши базары тамошним добром! — торжествовал отрок Янь, но Семиус его осадил:

— Не хвались перьями, жар-птицу не изловивши. Слыхал присловицу: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Как-то нас встретит царь морской, хозяин Понта Эвксинского, а по-нашему, Черного моря? Надо ему жертву принести.

— Да и Днепру, коего греки Борисфеном нарекли, — тоже петушка пожертвуем. Исполать ему, Славутичу сребробородому, не загубил на порогах. — Малюта переложил руль влево. — Видишь, Янь, остров Хортица показался? Там у священного дуба и вознесем хвалу нашим богам. Говорят, на ветвях сего древа обитает вещая птицедева. Но видеть ее и слышать дано небесами лишь тому, кому суждена долгая жизнь.

…Вокруг священного дуба Малюта, Янь и Синеус воткнули в землю стрелы — от нечистой силы. Кормщик поднял к солнцу черного петуха и провозвестил:

— Тебя восславляем, верховный владыка Понта Эвксинского, а по-нашему — Черного моря!

— Тебя восславляем, Днепр Славутич, батюшко! — подхватил удалец Синеус. И сияли вокруг вольные волны днепровские. И сидела на ветвях священного дуба вещая птицедева, пела божественную песнь.

Но видел и слышал ее только отрок Янь.

Жертвоприношение в глубокой древности было главным религиозным обрядом.

До сих пор, оставляя на могилках в родительский день остатки нашей трапезы, мы следуем древнему обычаю — чествуем предков бескровной жертвой. Колядки на Рождество, Новый год и в Крещение — тоже воспоминания о прежних языческих жертвоприношениях.

ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА

Спасительная влага

Жил на свете царь, и было у него три сына. Да вот беда: стал он к старости слепнуть. И послал сыновей за целебной живой водою. Разъехались они в разные стороны.

Долго ли, коротко — оказался младший сын, Иван-царевич, у двух гор высоких, стоят те горы вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки они ненадолго расходятся, но вскоре опять сходятся. А промеж тех гор бьет из земли вода живая и мертвая.

Ждал-пождал царевич у гор толкучих, когда они расходиться станут. Вот зашумела буря, ударил гром — и раздвинулись горы. Царевич стрелой меж них пролетел, почерпнул две скляницы воды — и вмиг назад повернул. Сам-то богатырь успел проскочить, а у коня задние ноги помяло, на мелкие части раздробило. Взбрызнул он своего добра коня мертвой и живой водой — и встал тот ни в чем невредим.

На возвратном пути повстречал царевич своих братьев и поведал им о горах толкучих, об источниках живой и мертвой воды. А ночью братья убили его сонного — да и поехали с заветными скляницами в свое царство.

Лежит Иван-царевич бездыханный — рядом уж воронье кружится. Но верный его конь, который добро получше иных людей помнил, пошел за помощью и встретился с вещей девой, которая жила на опушке леса. Она понимала речь зверей и птиц. Привел ее конь к мертвому хозяину. Поставила дева силки, и попался туда вороненок. Тут взмолились ворон с воронихою:

— Не губи нашего дитятю, за то мы воды тебе мертвой и живой принесем.

Полетели птицы вдогон братьям-злодеям и ночью, когда те уснули, забрали обе скляницы. Окропила дева вещая Ивана-царевича сперва мертвой водою, потом живой — и встал богатырь ни в чем невредим.

А братья проснулись поутру, заметили пропажу — и решились возвращаться к толкучим горам, самим воду добывать. Вот зашумела буря, ударил гром — раздвинулись горы. Братья стрелой пролетели между них, зачерпнули воды, назад было повернули, да замешкались: никак один другого вперед пропустить не хотел, каждый норовил первым быть! Горы успели сомкнуться и погубили братьев.

А Иван-царевич с вещей девою приехал в свое царство и вернул зрение государю. На деве он вскоре женился. Стали они жить-поживать да добра наживать.

В глубокой древности возник миф, общий для всех индоевропейских народов, о живой воде: она исцеляет раны, исцеляет тело крепостью, заставляет срастаться рубленые раны и даже возвращает саму жизнь. Ее также называют богатырской водою.

Мертвую воду называют еще «целющей», она сращивает части тела, разрубленного на куски, но оставляет его бездыханным, мертвым. Остальное довершает вода живая — возвращает жизнь, наделяет силой богатырской.

ЗАГАДОЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ

Всевед

Жаркою порою, в начале месяца зарева, пропал во граде Славенске сын самого воеводы, отрок Всеволод. Пошел со други в лес по ягоды, но к вечеру разразилась гроза, какой и старики не припомнят, и бушевала она люто и долго. К пополуночи вернулись ребятишки, но без Всеволода — запропастился он невесть где.

Минуло почти три года. И вот за неделю до Купалы явлено было граду Славенску видение. В полночь вдруг осветился весь окоем, а над ним возникло подобие четырех храмов, златом и каменьями самоцветными отделанных. Весь Славенск созерцал чудо великое.

Тем временем одна из храмин приблизилась ко граду.

— Батюшка! Матушка! Я прилетел! — послышался в небе голос Всеволода.

Из храмины подобием змия выползла извилистая, прозрачная, сияющая зеленоватым светом труба и поползла в небесах ко граду Славенску. Когда же змий приблизился, в его пасти все узрели Всеволода. Вскоре он уже обнимал домочадцев. Храмины же вдруг пропали в небесах, и свечение на окоеме погасло.

И наутро, и через месяц, и через год, и спустя четверть века удивлял Всеволод слушателей своими чудесными рассказами. Выходило по его словам, что, убоявшись грозы, залез он в расщелину под кряжистым дубом, а когда выполз, увидал на поляне дивный храм. На боку зияла неровная дыра. Тут же послышался голос: кто-то умолял Всеволода войти в храмину, дабы спасти ее насельников от лютой беды.

Внутри храмины лежали в огромных прозрачных гробах люди, но не мертвые, а спящие. Голос, раздававшийся неведомо откуда, указывал Всеволоду, какие железные колеса крутить и какие палки и оглобли двигать в какую сторону. Через некоторое время незнакомые люди — а все они были в блистающих одеяниях, яко ангелы, — начали отрешаться от сна. Первым делом они заделали дыру в боку храмины, а потом поблагодарили Всеволода за помощь и предложили полетать над славенскою землею, словно на ковре-самолете.

— Боязно, знамо дело, было соглашаться, — рассказывал Всеволод. — Но где наша не пропадала! И вот взлетела, яко лебедь, эта храмина, и увидал я всю землю славенскую, а немного спустя — и родину небесных чужеземцев.

— И где же она, та родина? — спрашивали Всеволода.

— Сие мне неведомо. Одно скажу — в тех краях даже звезды другие. И все не так, как у нас. Живут там люди в домах высоченных, аж до небес. Ездят по дорогам твердым, как лед, в самокатных колясках безлошадных. Глядят в зеркала чудесные, в коих все видно, что на свете белом деется.

Вскоре после возвращения отрока славенцы прозвали его Всеведом. И не зря. Стал он людям будущее предсказывать, от дел лихих и тайных отговаривать, даже коляску самоходную пытался построить, но ехать безлошадно она не захотела.

В русских летописях часто встречаются описания удивительных, чудесных явлений.

Приходится признать, что во все времена люди сталкивались с необъяснимым, непознанным, восхищались этими явлениями, пугаясь их и навеки запечатлевая для потомства.

ЗВЕЗДЫ

Сказание о Девичьих Зорях

Жили-были на белом свете три красавицы-сестры (родством и дородством — сестра в сестру). Жили они в родном дому без отца-матери: сами правили домом, сами пахали, сами хлеб продавали. Проторяли к сестрам дорожку свахи-сваты, да было им всем диво-дивное: придут к воротам — ворота сами растворяются; пойдут к избе — двери сами отойдут настежь; взойдут в избу — в избе нет ни живого, ни мертвого, как после мора. Постоят, постоят, так и пойдут ни с чем. Выйдут на улицу, посмотрят на окна, а у окон сидят три сестры вместе, прядут одну кудель…

Стали все за это считать трех сестер ведьмами; и надумали бабы-свахи сжить девок со свету. Чего-чего только они ни измышляли, лишь бы загубить их! Поджигали то городьбу у них, то избу: и огонь не берет… По знахарям-ведунам хаживали: и те ума не приложат, что с тремя сестрами сделать! Увидали-подглядели однажды ночью зоркие бабьи глаза, что летит поднебесьем Огненный Змей прямо к дому ненавистных им трех сестер; полетал-полетал, да и прочь полетел несолоно хлебавши: и Змей их не берет!

Но вот — мало ли, много ли времени прошло: умерли сестры, все сразу. Узнали об этом свахи-бабы, пошли поглядеть на покойниц — пошли, а самих страх берет: послали наперед себя мужиков.

Мужики подошли к городьбе — городьба расступилась на четыре стороны, подошли к избе — изба рассыпалась в мелкие щепки.

Тут-то мужики догадались, что те сестры были прокляты на роду. Да и после смерти им худое житье: досталось век гореть звездочками возле Млечного Пути.

В стародавние времена звезды звались иначе, чем теперь: Зоряница, Денница, Утренница, Светлусса, Красопаня — это, конечно, Венера, каждому понятно.

Вечерняя звезда, первой появлявшаяся на небе, какова бы она ни была, всегда Вечерница, Зверяница (ибо в ту пору ночные хищники выходят на охоту). Марс звался Смертонос, Меркурий — Добропан, Сатурн — Гладолед, Юпитер — Кроломоц…

Конечно, то были живые существа, все это множество зачаровывающих, мерцающих, таинственных звезд, и чаще всего древний славянин представлял их прекрасными девами, которые летают по небу, держа в руках свечечки или лучинки. Они танцуют, водят хороводы, играют в прятки: оттого меняются и узоры звезд на небе. Все они служительницы богов: Утренницы и Денницы служат Зимцерле, богине утренней зари, другие — богам ночи, тьмы.

По девичьей примете, звезды падают не только к ветру, как говорят старые люди, а и к девичьей судьбе: в какую сторону о Святках звезда упадет, когда на нее смотрит загадывающая девушка, — в той стороне и суженый (жених) ее живет.

Звезды в мифологии южных славян — серебристая накидка, украшающая голову неба. Помимо того, по ним можно определить, сколько живых душ на земле: родился человек — зажглась звезда, отдал Богу душу — и звезда закатилась, погасла. Большие и светлые звезды принадлежат сильным мира сего — князьям, царям, королям и т. д.; малые и тусклые — неудачникам и беднякам; а уж самые крохотные, еле различимые глазом — всем другим существам: домашним животным, птицам, рыбам, зверям. Если человек найдет в небесах свою звезду, то непременно умрет.

В старину существовала астрономическая книга под названием «Звездочтец». В нем излагались сведения о вступлении солнца в различные зодиаки, о влиянии планет и звезд на судьбу человека и общественные события, а также природные явления, урожай. Также пророчились судьбы новорожденным в те или иные зодиаки.

ЗЕВАНА

Корноухий

Один молодой охотник проснулся как-то на рассвете в лесу от рева множества зверей. Вышел из своего шалаша — и обомлел: на поляне показались сотни зайцев, лис, лосей, енотов, волков, белок, бурундуков!.. Выхватил он лук и ну стрелять зверье. Уже целую гору набил, но все никак азарт охотничий унять не может. А звери бегут и бегут мимо, будто заколдованные. И тут показалась на поляне всадница в ратном одеянии.

— Как смеешь ты, злодей, без разбора истреблять моих подданных? — сурово вопросила она. — Зачем тебе горы мяса? Сгниет ведь все!

Взыграла в молодце кровушка от обидных слов, взрыкнул он в ответ: — Да кто ты такова, чтобы мне указывать? Сколько захочу, столько и положу зверья. Не твоя забота — моя добыча!

— Я Зевана, да будет тебе известно, невежа. А теперь взгляни на солнышко в последний раз.

— Это почему же? — храбрится охотник.

— Потому что сам станешь добычей.

И явился, как из-под земли, рядом с охотником медведище! Сшиб бедолагу наземь, а все прочие звери — и крупные, и помельче — налетели, принялись рвать на нем одежду в мелкие клочья и тело его терзать.

Совсем было уже распрощался незадачливый охотник с белым светом, как вдруг услыхал чей-то голос наподобие грома:

— Пощади его, жена!

С усилием поднял израненный страдалец голову и смутно разглядел рядом с Зеваной великана в зеленом плаще и остроконечной шапке.

— Да за что ж его щадить, Святобор? — покачала головой Зевана. — Вон сколько зверья истребил он без надобности. Перегоняла я их из соседнего леса, где ночью разразится пожар, спасти хотела, а сей негодник встал на нашем пути — и ну пускать стрелы без разбора. Смерть ему!

— Не всяк злодей, кто часом лих, — усмехнулся в зеленую бороду Святобор. — Он по весне, когда лед тронулся, зайцев на льдинах и островках полузатопленных собирал в свою лодку да в лес выпускал. Пощади бедолагу, женушка!

Тут потерял охотник сознание. Очнулся: луна светит. Полянка пуста, а сам он лежит в луже крови. Лишь наутро приполз в родное селение — народ от него шарахается: одежды ни клочка, на теле живого места нет, и половина уха откусана.

Только через месяц кое-как пришел охотник в себя, но долго еще не в своем разуме был, заговаривался. Но даже когда окончательно выздоровел, в лес больше — ни ногой. Начал корзины из ивовых прутьев плести — тем и кормился до скончания дней. И до скончания дней звали его в деревне — Корноухий.

Зевана — покровительница зверей и охоты. Она была весьма почитаема и славянами, жившими среди лесов, и другими народами, промышлявшими звероловством: векши (беличьи шкурки) и куницы составляли в древности не только одежду, но и употреблялись вместо денег.

Зевана юна и прекрасна; бесстрашно мчится она на своем борзом коне по лесам и гонит убегающего зверя.

Богине молились ловцы и охотники, испрашивая у ней счастья в звероловстве, а в благодарность приносили часть своей добычи.

ЗМЕЙ-ГОРЫНЫЧ

Никита-Кожемяка

В древние времена около Киева поселился Змей. Брал он с народа поборы немалые: с каждого двора по красной девке. Возьмет девку да и съест ее.

Пришел черед идти к тому Змею царской дочери. Схватил Змей царевну и утащил к себе в берлогу, а есть не стал: красавица собой была, так за жену себе взял. Прослышали царь с царицей, что дочка жива, и послали к ней голубя с записочкой: вызнай-де у змея, кто сильнее его. Подольстилась она к Змею, тот долго не говорил, да наконец проболтался: живет в Киеве Кожемяка по имени Никита — он-то и сильнее.

Царь, получивши такую весть, пришел Никиту Кожемяку просить, чтобы освободил его землю от лютого Змея и выручил царевну. В ту пору держал Никита в руках двенадцать кож, увидал царя, задрожал от страха — и все кожи в клочки порвал. Но на Змея не пошел: где мне, говорит! Тогда царь собрал пять тысяч детей малолетних, чтобы просили Кожемяку: авось на их слезы разжалобится. Пришли к Кожемяке малолетние — он и сам прослезился, на их слезы глядючи.

— Так и быть, — говорит, — пойду Змея воевать! Взял триста пудов пеньки, насмолил смолою, весь обмотался с ног до головы, чтоб Змей его не съел.

Подходит Кожемяка к пещере, а Змей сидит там и носа не высовывает.

— Выходи лучше в чистое поле, а то всю гору размечу! — кричит богатырь.

Вышел Змей. Стали они биться, и повалил Никита Кожемяка супротивника.

— Не бей меня до смерти, богатырь! — молит чудище. — Сильней нас с тобой никого в свете нет. Разделим всю землю поровну, ты будешь жить в одной половине, я в другой.

— Хорошо, — говорит Никита, — только надо между нашими половинами межу положить.

Взял соху в триста пудов, запряг в нее змея и начал межу прокладывать. Провел борозду от Киева аж до моря.

— Землю разделили — давай и море делить, — сказал Никита, — а то начнешь ругаться: мол, твою воду берут.

Пошел Змей в море, да и потонул.

А та борозда вышиною в две сажени, и поныне называется она Змиевы валы.

Из рода в род, из века в век переходят древние предания о драконах-змеях. Змей Горыныч всегда был порождением нежити-нечисти, не заслуживавшей никакого поклонения-почитания, хотя и вынуждавшей своим лукавством ограждаться от нее всякими приметами-заговорами.

ЗНАХАРЬ

Баба нехорошая

Жил-был вдовец с детьми, но надоела ему одинокая жизнь, и решил он жениться. Взял за себя красивую вдову, не поверил слухам, которые вокруг нее ходили. А люди говорили, что это была баба нехорошая: дьявольщиной занималась. Невзлюбила она мужниных детей и всех старших из дому повыжила: кто-то на заработки в город подался, дочь замуж в дальнюю деревню вышла. Остался младший сын — Николка. Как-то раз приходит с сенокоса, а на столе полное блюдо шанежек — мачеха только что напекла. Николка обрадовался — сейчас, думает, полакомлюсь. Только отвернулся — умыться, глядь — блюдо пустое, а мачеха смотрит на него и облизывается. Это она в один миг все умяла!

— Да не лопнешь ли? — изумился Николка, не веря своим глазам.

Обиделась мачеха:

— Как бы тебе самому не лопнуть!

И тут же стало парня корежить от боли, в животе будто уголья горячие положены, кровь изо рта, из носа хлещет… Испугался он и пустился вон со двора, хоть ноги не слушались. А рядом стояла избенка Кости Хромого — знахаря. Николка и пополз к нему.

Костя Хромой впустил парня, усадил, дал травы какой-то испить — тому сразу легче стало.

Утром знахарь пошел, во дворе отыскал две сухие собачьи хорхоряшки, истолок в порошок, пошептал что-то и подает Николке:

— Подсыпь ей в кулагу, да сам не ешь и отцу не вели.

Вернулся Николка домой и, пока мачеха с бабами чесала языком, сделал все, что Костя Хромой велел.

Сели к столу. Мачеха только ложку в рот — как ее начало бить! Как ломать! Пена из рта повалила, от боли она даже волосы на себе рвала. Только через два дня поправилась — и сразу к знахарю:

— Только ты мог меня испортить!

А тот усмехается:

— Скажи спасибо, что живая осталась.

С той поры мачеха присмирела, и если где-то даже и ведьмачила, повинуясь своей злобной природе, то ни домашних своих, ни односельчан больше не портила. Знахаря Костю Хромого боялась!

Знахарь — это деревенский лекарь-самоучка, умеющий врачевать недуги и облегчать телесные страдания не только людей, но и животных. В народе верят, что не стоит доверяться силе целебных снадобий, если они не наговорены заранее или не нашептаны тут же, на глазах больного, так как главная сила врачевания заключается в словах заговора, а снадобья служат лишь успокоительным средством. Поэтому-то и зовут знахарей «шептунами», именно за те заговоры или таинственные слова, которые шепчутся над больным или над целебным снадобьем.

Бесконечное разнообразие знахарских приемов и способов врачевания, составляющее целую науку народной медицины, сводится в конце концов к лечению травами.

Знахари и знахарки в деревенской среде считаются людьми, лишь заподозренными в сношениях с нечистою силою, но отнюдь не продавшими ей свою душу.

ИРИЙ-САД

Ключи от рая

В начале мира ключами от Ирия владел ворон. Но его громкое карканье тревожило души умерших и пугало волшебных птицедев, которые обитают на ветвях райского древа.

Тогда Сварог повелел ворону отдать ключи ласточке.

Ворон не посмел ослушаться Верховного Бога, но один ключик от потайной дверцы оставил себе.

Ласточка принялась его стыдить, и тогда он со злости выдрал у нее несколько перьев из хвоста.

С той поры хвост у ласточки раздвоен.

Проведав о том, Сварог настолько рассердился, что обрек все воронье племя клевать до скончания веков мертвечину.

Ворон же так и не отдал ласточке ключ — им он иногда отпирает потайную дверцу, когда его собратья-вороны прилетают в Ирий за живой и мертвой водою.

Ирий-сад (Вырий-сад) — это древнее название рая у восточных славян. Души сопровождает туда маленький бог Водец. Светлое небесное царство находится по ту сторону облаков, а может быть, это теплая страна, лежащая далеко на востоке, у самого моря, — там вечное лето, и это — солнцева сторона.

Там растет мировое древо (наши предки полагали, что это береза или дуб, а иногда дерево так и называется — Ирий, Вырий), у вершины которого обитали птицедевы и души умерших. На этом дереве зреют молодильные яблоки.

В Ирии, у колодцев, находятся места, приуготовленные для будущей жизни хороших, добрых людей. Это студенцы с чистой ключевой водою — живой и мертвой, при которых растут благоухающие цветы и сладко поют райские птицы.

Праведных ожидает в Ирии такое несказанное блаженство, что время для них как бы перестанет существовать. Целый год пролетит как единый неуловимый миг, а триста лет покажутся всего-навсего тремя счастливыми, сладостными минутами… Но на самом деле — это лишь ожидание нового рождения, ведь из Ирия аисты приносят младенцев, наделенных душами ранее существовавших людей. Так они обретают новую жизнь в новом обличье и с новой судьбой.

Ирии-птицы (Вырии-птицы) — так называли первых весенних птиц, обычно жаворонков, которые на своих крыльях как бы несут весну из райских садов. Именно у птиц находятся ключи от неба — улетая на зиму, они запирают небеса и уносят ключи с собой, а возвращаясь весной, открывают, и тогда отворяются небесные животворные источники.

В числе хранителей назывались ласточка, кукушка, а иногда и сам Перун, который, просыпаясь с прилетом птиц, своими молниеносными золотыми ключами открывает небо и низводит на страждущую землю плодоносящий дождь.

КАПИЩА

Сны капища

Когда Рудый воротился из похода на лютичей, он пришел к князю и сказал:

— Сегодня ты, князь, предоставишь нам право выбрать из воинской добычи все, что нам по нраву. Однако скажу тебе, княже: не надобно мне ни золота, ни серебра, ни прекрасных дев-полонянок. Другой награды прошу от тебя. Хочу попытать свои силы на службе богам.

— Но разве ты ведаешь руны и резы? Разве умеешь ворожить на судьбу? Разве слышал когда-нибудь голоса богов и толковал их? — вопрошал князь.

— Я научусь, — твердил Рудый. — Надоело мне лить свою и чужую кровь — желаю жить отныне в тиши священной рощи, слушать пение священных птиц и журчанье священного источника. Испытай меня, княже!

Князь растерянно обернулся к своему волхву, стоящему позади кресла, уверенный, что встретит гневливый взор, однако седобородый старик лишь усмехнулся.

— Будь по-твоему, воин, — сказал он мягким, словно соболиный мех, голосом. — Дам тебе испытать себя. Кто-то еще хочет пойти служить в капище?

Вызвались несколько человек. И старый волхв повел их на холм Перуна, где стояли грозные идолы и лежали священные камни, меченные стрелами громоносного бога.

Свершили возлияния в честь бога, а потом почтили его обильным ужином. Вскоре после сытной еды глаза воинов начали слипаться и они крепко уснули. Едва-едва продрали глаза и никак не хотели поверить, что спали целые сутки.

— А теперь поведайте мне, дети мои, что видели вы во сне?

Рудый начал первый. Он аж захлебывался от нетерпения поведать свой сон!

— Видел я того лютича, который пер на меня с саженным двуручным мечом. Но я извернулся — и всадил свой клинок прямо в печень врагу! Тогда я подумал: не иначе, боги за меня. Тогда-то и решил сделаться их служителем.

Старый волхв обратился к другим воинам. И что же? Всем им привиделись картины сражений! Молчал только Сумерек — княжеский стремянной.

— А ты что скажешь, сыне? — вопросил его волхв.

— Чудилось мне, будто лежу я здесь на траве — и в то же время иду вон-он там, по лесу. И вижу этот священный холм, и островерхие фигуры идолов наших, и спящих товарищей моих, и даже себя самого. А над ними сбираются тучи. Смотрю я, смотрю — не туча это, а голова огромного существа! И рек он: «У каждого свой путь. Узрит лишь тот, кому зреть дано!»

— Узрит лишь тот, кому зреть дано! — задумчиво повторил волхв. — Воистину так! Узреть в святилище Перуна самого грозного бога может лишь тот, кому это дано как великий дар небес. А вы все — видели каждый стезю свою.

И он отправил Рудого и его приятелей с холма, приказав им воротиться в войско. Сумерек остался в святилище Перуна.

У древних славян капищами назывались места приношения жертв богам и божествам, отправления служб. «Капь» — означает изображение бога, идола, статую. Святилища под открытым небом нередко были круглыми, состоящими из двух концентрических валов, на которых разводились костры. Во внутреннем кругу ставились идолы, обычно деревянные; здесь горел жертвенник и здесь «жрали бесам», то есть приносили жертвы богам. Это именовалось капищем. Внешний круг предназначался для потребления жертвенной пищи и назывался требищем. Треба — это языческое приношение и само ритуальное съедение жертвенной пищи волхвами и всеми присутствующими на богослужении.

КОРОВЬЯ СМЕРТЬ

Черная лечейка

Ехал с мельницы мужик поздней вечерней порою. Плетется обочь дороги старуха и просит:

— Подвези, милок, до деревни.

— А ты кто, бабушка?

— Лечейка, родимый, коров лечу.

— Да где ж ты лечила?

— Была в деревне Истоминой, да вот беда — все коровы там переколели. Мужику бы погнать ее, а он глуповат был — посадил на воз и двинулся дальше. Приблизившись к околице, оборачивается к старухе:

— Тебя к которому дому доставить? — А на возу уже и нет никого, только вдали черная собака промелькнула.

Поехал мужик к себе домой, а наутро узнал, что за ночь в деревне пало уже три коровы, а остальные захворали. Не лечейку он привез, а саму Коровью Смерть!

Злое существо, несущее погибель всему крестьянскому стаду, живет в народном воображении и доныне. Является оно в образе безобразной, злобной старухи, у которой, вдобавок ко всей ее уродливости, руки с граблями. По старинному поверью, она никогда сама в село не приходит, а непременно завозится или заносится прохожим-проезжим человеком или местной ведьмой.

Чтобы узнать ведьму, которая занесла Коровью Смерть, сначала добывают трением живой огонь: на большой камень кладут кусок сухого дерева, и двое начинают тереть по дереву канатом, пока оно не загорится. Всех женщин заставляют прыгать через камень, и та, что откажется прыгать через живой огонь, — и есть ведьма.

Пытаясь оберечься от беды, деревенские женщины совершают по осени древний таинственный обряд опахивания деревни.

Накануне с вечера обегает все дворы старуха-«повещалка», созывающая баб на заранее обусловленное дело. Те, кто был согласен идти за нею, умывали руки, вытирая их полотенцем, принесенным повещалкою. Мужики (от мала до велика) должны были во время свершения обряда сидеть по избам и не выходить, чтобы избежать беды великой.

Наконец наступал заветный час — полночь. Баба-повещалка в надетой поверх шубы рубахе выходила к околице и била-колотила в сковороду. На шум собирались одна за другою женщины — с ухватами, кочергами, помелами, косами, серпами, а то и просто с увесистыми дубинами в руках. Скотина давно вся была заперта крепко-накрепко по хлевам, собаки — на привязи. К околице притаскивалась соха, в которую и запрягали повещалку. Зажигались пучки лучины, и начиналось шествие вокруг деревни. Она троекратно опахивалась межевою бороздою. Для устрашения чудища, способного, по словам сведущих в подобных делах людей, проглатывать коров целыми десятками сразу, в это время производился страшный шум: кто чем и во что горазд, причем произносились различные заклинания и пелись особые, приуроченные к случаю песни.

Если при опахивании попадалось навстречу какое-нибудь животное, или, храни Бог, человек, на него накидывались всей толпой, всячески терзали и старались прогнать подальше. Поверье гласило, что облик того встречного существа принимала сама Коровья Смерть.

В этом обряде опахивания деревни сохранились отголоски глубочайшей древности — матриархата, а также неискоренимая вера в то, что женщинам подвластны потусторонние силы.

КОЩЕЙ БЕССМЕТНЫЙ

Про Кощея, Ивана-царевича и Марью Моревну

Жил на свете Иван-царевич, и было у него три сестры. Однажды поехал он на охоту, вернулся — дома никого нет. Слуги рассказали, что налетели Сокол, Орел и Ворон, да унесли царевен к себе в жены. Пошел Иван-царевич их искать, зашел в царство, которым правила Марья Моревна, прекрасная королевна. Увидал ее Иван-царевич — и полюбил. Он ей тоже полюбился. Поженились они. Марья Моревна дала ему ключи от всех палат, а один, самый большой, спрятала и говорит:

— Только от подвала ключ я тебе не дам, иначе беда будет.

Прошло сколько-то времени, Иван-царевич не может ни спать, ни есть, так ему хочется в тот подвал заглянуть. Выждал, когда Марья Моревна гулять в сад вышла, выкрал у нее ключ и отомкнул двери в подвал. Глядит — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован. Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не пил, не ел — совсем в горле пересохло.

Царевич подал ему целое ведро воды, тому мало. И второе выпил, да третьего запросил. А после этого тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич! — говорит Кощей Бессмертный. — Не видать тебе теперь Марьи Моревны, как своих ушей. — И страшным вихрем вылетел в окно, подхватил с земли Марью Моревну и унес ее в свое каменное царство. А Иван-царевич снарядился в путь: жену возвращать.

Долго шел, но добрался-таки до каменных гор, отыскал Марью Моревну, усадил на коня и повез домой. Налетел на них Кощей Бессмертный, изрубил Ивана в мелкие куски, сложил в смоленую бочку, скрепил железными обручами, бросил бочку в море и улетел в свой замок, а Марью Моревну с собой унес.

В это время Сокол, который за себя старшую сестру Ивана-царевича взял, говорит ей:

— Беда с твоим братом! — И полетел на выручку. Орел с Вороном тоже прознали беду, с ним полетели. Спасли его, сбрызнули мертвой и живой водой, Иван-царевич очнулся и говорит:

— Как же долго я спал. А вы кто такие?

— Мы твои братья. Мы у тебя сестер унесли — нам тебе и отслужить.

Полетели Сокол, Орел и Ворон к Бабе-Яге, у которой был табун волшебных коней, да и угнали одного — того, что быстрее ветра. Привели его к Ивану-царевичу. Поблагодарил он братьев — и снова поехал в каменные горы. Добрался до Марьи Моревны, посадил ее на своего коня — тот полетел быстрее ветра. А Кощей Бессмертный домой воротился, обнаружил пропажу и ринулся в погоню. Гнался, гнался за Иваном, да задохся в полете, упал в сине море и утонул.

В старославянских памятниках слово «кощь» («кошть») попадается исключительно в значении: сухой, тощий, худой телом — и, очевидно, стоит в родстве со словом «кость»; глагол же «окостенеть» употребляется в смысле: застыть, оцепенеть, сделаться твердым, как кость или камень, от сильного холода. Возможно, название «Кощей» принималось сначала как эпитет, а потом и как собственное имя демона — иссушителя дождевой влаги, представителя темных туч, окованных стужею. До сих пор именем Кощея называют старых скряг, иссохших от скупости и дрожащих над затаенным сокровищем.

ЛЕБЕДИНЫЕ ДЕВЫ

Богатырь Поток и Авдотья Лебедь Белая

Жил во граде Киеве богатырь Поток Михаила Иванович. Как-то увидал он в тихих заводях белую лебедушку: через перо птица вся золотая, а головка у ней — красным золотом увита, скатным жемчугом усажена.

Вынимает Поток тугой лук, калену стрелу, хочет подстрелить лебедушку. И вдруг взмолилась она голосом человеческим:

— Не стреляй в меня, лебедь белую, я тебе еще пригожусь!

Вышла она на крутой бережок, обернулась красавицей Авдотьей Лиховидьевной.

Схватил богатырь девицу за белы руки, целует в уста сахарные, просит стать его женою. Согласилась Авдотья, но взяла с богатыря клятву страшную: если кто из супругов умрет — другому за ним живому в могилу идти.

В тот же день обвенчались молодые и на пиру славном погуляли. Но недолго длилось их счастье: вскоре занедужила Авдотья Лиховидьевна и отдала Богу душу. Привезли покойницу на санях к церкви соборной, отпели, а тем временем вырыли могилу великую и глубокую. Поставили там гроб с мертвым телом, а вслед за тем, клятву исполняя, опустился в могилу и Поток Михаила Иванович со своим богатырским конем. Закрыли могилу досками дубовыми, засыпали песками желтыми, над холмом водрузили деревянный крест. А из могилы была протянута веревка к колоколу соборному, дабы мог богатырь пред кончиною весть подать.

И стоял богатырь со своим конем в могиле до самой полуночи, и нашел на него страх великий, и зажег он свечей воску ярого, над женою молитву творя. А как настала пора полунощная, собрались в могиле гады змеиные, а потом приполз и большой Змей — жжет и палит Потока пламенем огненным. Но богатырь не испугался чудища: вынимал он саблю острую, убивал Змея лютого, ссекал ему голову. Капнула кровь змеиная на тело Авдотьи — и случилось чудо великое: покойница вдруг ожила.

Пробудилась она из мертвых, тогда ударил Поток в соборный колокол, закричал из могилы зычным голосом.

Собрался тут православный народ, разрыли могилу наскоро, опустили лестницы долгие — вынимали Потока с добрым конем и его молодую жену, Авдотью Лиховидьевну, Лебедь Белую.

В народных сказаниях лебединые девы — существа особой красоты, обольстительности и вещей силы. По первоначальному своему значению они суть олицетворения весенних, дождевых облаков; вместе с низведением преданий о небесных источниках на землю лебединые девы становятся дочерьми Океан-моря и обитательницами земных вод (морей, рек, озер и криниц). Таким образом они роднятся с русалками.

Лебединым девам придается вещий характер и мудрость; они исполняют трудные, сверхъестественные задачи и заставляют подчиняться себе самую природу.

Нестор упоминает о трех братьях Кие, Щеке и Хориве и сестре их Лыбеди; первый дал название Киеву, два других брата — горам Щековице и Хоривице; Лыбедь — старинное название реки, впадающей в Днепр возле Киева.

Царевна-лебедь — наиболее прекрасный образ русских сказок.

ЛЕЛЬ

Волшебная свирель

Во времена незапамятные жил на свете среброволосый пастушок. Его отец и мать так любили друг друга, что нарекли первенца именем бога любовной страсти — Лель. Паренек красиво играл на дудочке, и зачарованный этой игрою небесный Лель подарил тезке волшебную свирель из тростника. Под звуки этой свирели танцевали даже дикие звери, деревья и цветы водили хороводы, а птицы подпевали божественной игре Леля.

И вот полюбила пастушка красавица Светана. Но как она ни пыталась разжечь страсть в его сердце, все было напрасно: Лель будто навеки увлекся своей волшебной властью над природой и не обращал на Светану никакого внимания.

И тогда разгневанная красавица подстерегла миг, когда Лель, притомленный полдневным зноем, задремал в березняке, и незаметно унесла от него волшебную свирель. Унесла, а вечером сожгла на костре — в надежде, что непокорный пастушок теперь-то ее наконец полюбит.

Но Светана ошиблась. Не найдя своей свирели, Лель впал в глубокую грусть, затосковал, а осенью и вовсе угас, как свеча. Похоронили его на речном берегу, и вскоре вокруг могилы вырос тростник. Он печально пел под ветром, а небесные птицы ему подпевали.

С той поры все пастухи искусно играют на свирелях из тростника, но редко бывают счастливы в любви…

О Леле — этом маленьком боге страсти до сих пор напоминает слово «лелеять», то есть нежить, любить. Он сын богини красоты Лады, а красота, естественно, рождает страсть. Изображался он в виде златовласого, как и мать, крылатого младенца: ведь любовь свободна и неуловима. Лель метал из рук искры: ведь страсть — это пламенная, жаркая любовь! Он то же, что греческий Эрос или древнеримский Амур, только те поражают сердца людей стрелами, а Лель возжигал их своим ярым пламенем.

Священной птицей его считался аист. Другое название этой птицы в некоторых славянских языках — лелека. В связи с Лелем почитались и журавли, и жаворонки — символы весны.

ЛЕШИЙ

Хозяйская тропа

Как-то раз пошли на охоту трое бывалых охотников, а с ними парень молодой попросился, поучиться охотничьему ремеслу. Охотники, как водится, люди разговорчивые, начали учить новичка уму-разуму. Первое дело в лесу, говорят, — лесового хозяина уважить. Он тоже по тропам людским ходит, и потому на тропе нельзя располагаться на ночлег. Иначе всю ночь будут слышаться то свист, то звон колокольцев, будто тройка едет. А то выскочит из темноты к костру чудище неведомое, головешки разбросает — раскидает, костер загасит и снова — шмыг в чащу. Помимо того не грех у лесового и на ночлег попроситься…

— Какой такой лесовой? Какие чудища? — усмехается парень. — У нас в роду мужики не робкого десятка. В лесу каждый — сам себе хозяин.

Переглянулись бывалые напарники: сам себе, говоришь? Ну-ну…

В тот день припозднились они на охоте и легли спать, как на грех, возле тропы, от усталости даже не загасив костра. Только глаза сомкнули — соловей вдруг защелкал, а в августе какие же соловьи? Они в июне петь перестают! А потом поблизости затянули вдруг козлиными голосами:

Ой да кали-инушка, Размали-инушка…

И так голосили часа полтора, до восхода луны. Разве уснешь?!

— Ну так что, паря, веришь теперь в лесового? — говорят старшие. — Дальше хуже будет. Давайте-ка место ночлега менять, подальше в чащобу от нахоженной тропы.

Начал наш храбрец упираться: вы-де поступайте как знаете, а я отсюда ни ногой! Пришлось его силком уволакивать от тропы.

И вовремя! Буквально через минуту пронеслась по тропе тройка коней вороных, а в телеге — чудища лохматые да косматые. Свистнул бич, и парень рухнул как подкошенный. Подняли его мужики, а у него через всю щеку рубец багровый от бича. А из лесу раздался хор козлиный:

Хоть не робок ты, но ни в жи-исть На тропу хозяина не ложи-ись!

Водит головой из стороны в сторону ошалевший парень и шепчет белыми губами:

— Не лягу на тропу! Не лягу! В жизни не лягу!

С этих пор он не то что тропу — в лес он больше ни ногой! А рубец на щеке так и остался — на всю жизнь.

Обитает леший в каждом лесу, особенно любит еловые. Одет как человек — красный кушак, левая пола кафтана обыкновенно запахнута за правую, а не наоборот, как все носят. Обувь перепутана: правый лапоть надет на левую ногу, левый — на правую. Глаза у лешего зеленые и горят, будто угли.

Леший может стать пнем и кочкой, превратиться в зверя и птицу, он оборачивается медведем и тетеревом, зайцем, да кем угодно, даже растением, ведь он не только дух леса, но и его сущность: он мхом оброс, сопит, будто лес шумит, он не только елью показывается, но и стелется мохом-травою.

Леший отличается от прочих духов особыми свойствами, присущими ему одному: если он идет лесом, то ростом равняется с самыми высокими деревьями. Но в то же время, выходя для прогулок, забав и шуток на лесные опушки, он ходит там малой былинкой, ниже травы, свободно укрываясь под любым ягодным листочком. Но на луга, собственно, он выходит редко, строго соблюдая права соседа, называемого полевиком или полевым. Не заходит леший и в деревни, чтобы не ссориться с домовыми и баенниками, — особенно в те деревни, где поют совсем черные петухи, живут при избах «двуглазые» собаки (с пятнами над глазами в виде вторых глаз) и трехшерстные кошки.

Зато в лесу леший — полноправный и неограниченный хозяин: все звери и птицы находятся в его ведении и повинуются ему безответно.

Накануне Иванова дня (24 июня/7 июля) лешего легко можно было увидать в лесу и даже заключить с ним договор. Это старались сделать особенно пастухи, чтобы звери лесные не губили стадо. Праздником для леших считается Ильин день (20 июля/2 августа), когда открываются волчьи норы, всякое зверье бродит на свободе. На Агафона-огуменника (22 августа/4 сентября) лешие выходят из лесу и носятся по деревням, норовя раскидать снопы, поэтому хозяева в эти день и ночь стерегут свои гумна в тулупах, надетых навыворот, обмотав головы полотенцами и держа в руках кочергу.

14/27 сентября, на Воздвиженье, лешим тоже свобода в лесу: крестьяне не ходят туда, опасаясь попасть на сборище змей и лесовиков, которые прощаются со всем зверьем до будущей весны. Ну а после Воздвиженья указано лешим на Ерофея-мученика (4/17 октября) пропадать или замирать. Перед этим они учиняют неистовые драки, ломают с треском деревья, зря гоняют зверей и наконец проваливаются сквозь землю, чтобы явиться на ней вновь, когда она отойдет, оттает весной, и начать снова свои проказы все в одном и том же роде.

В стародавние времена пастухи в начале лета заключали с Лешим договор: молоко из коров не высасывать, скотину в болота не загонять и т. д. Если договор нарушался, писали на обидчика жалобу на широкой доске и подвешивали к дуплистому дереву в чащобе — пусть Дед Лесовик разберется.

ЛЫСАЯ ГОРА

Небесное путешествие

Жил-был один мужик по имени Степан. И вот как-то раз жена пожаловалась ему, что у коров стало пропадать молоко. Не иначе, завелась в селе ведьма и отдаивает молочко. И решил мужик ведьму подкараулить.

Спрятался в коровнике под старой бороной и начал ждать.

А дело было как раз в канун Юрьева дня. Вдруг двери скрипнули и в коровник тихонько, бочком-бочком втерлась большая черная свинья, ударилась об пол и обратилась женщиной. Мужик чуть в голос не заорал, узнав молодайку, жившую на окраине села. Молодайка между тем схватила доенку, уселась на скамеечку поближе к буренке и ну тягать ее за соски! Степаха выбрался из-под бороны, подкрался к воровке и со всего маха огрел ее поперек спины тележной осью. Она рухнула наземь, а мужик, войдя в раж, вдарил вдругорядь.

Эх, беда, не знал он, что бить ведьму можно лишь единожды! От второго удара она мигом ожила и так люто набросилась на своего обидчика, что наш Степаха и ахнуть не успел, как ведьма вскочила ему на плечи и щипками да пинками выгнала во двор. Здесь она сунула ему под рубашку ворох какой-то пахучей травы. И чуть только трава прикоснулась к его телу, как земля ушла из-под ног мужика.

Словно легкая пташка, взмыл Степаха в поднебесье, не чуя тяжести ведьмы, которая сидела на его плечах, крепко вцепившись в волосы, да при этом еще и подгоняла, и пришпоривала пятками, превесело выкликая:

— А ну, наддай! А ну, шибче!

Вниз мужик смотреть боялся — высота страшнейшая, голова кругом идет! Постепенно Степан пригляделся и увидел, что он не один в небесах. Длинной вереницею, перегоняя друг друга, неслись куда-то молодые и старые бабы — иные из них были красавицы, причем летели по небу в одних исподних рубахах или вовсе нагишом. Сидели они верхом на метлах, или в ступах, но большинство оседлали таких же несчастных мужиков, как Степаха, и немилосердно гнали их вперед.

А впереди вдруг забелела в лунном сиянии высоченная гора, пустынная и округлая. И тут наш Степа понял, что это знаменитая Лысая гора, куда ведьмы и колдуны со всей Руси слетаются на свой шабаш.

Ведьма щипками и колотушками принудила его опуститься на землю, и тут Степаха уяснил, что угодил на бесовскую свадьбу. Молодой козлоногий черт брал за себя хорошенькую ведьмочку. На троне, сложенном из костей грешников-самоубийц, сидел сам Сатана и с удовольствием поглядывал на невесту.

Миновала полночь, прокричали первые петухи, и веселье сразу пошло на убыль.

К Степахе подбежала его знакомая ведьма, быстренько вскочила ему на плечи и со страшной скоростью погнала обратно.

…Нашел его поутру пастух у околицы. Насилу привел в чувство!

Согласно древним преданиям, все ведьмы и колдуны очень любят повеселиться, собравшись вместе. Излюбленные места их сборищ — перекрестки дорог, некоторые деревья (дуб, груша, сосна, береза), где они веселятся, танцуют или дерутся меж собой. По самым большим праздникам: на Коляду или Рождество (25 декабря/7 января), на Благовещенье (25 марта/7 апреля), на Пасху, накануне Юрьева дня (23 апреля/6 мая), на Троицу или в ночь на Ивана Купалу (23 июня/7 июля) ведьмы норовят непременно прилететь на Лысую гору, чтобы учинить там свой шабаш.

МАТЬ-СЫРА ЗЕМЛЯ

Как Земля с Небом встретилась

Во времена древние и незапамятные, когда еще поляне служили своим старым богам, однажды упала на землю страшная засуха, и не было ни конца ей, ни краю.

…Старый волхв Ведун, служитель Сварога, не спал уже несколько ночей. Усталыми глазами вглядывался он в изменчивый узор светил небесных, пытаясь найти ответ на страшный вопрос: неужели нынче же и окончит свой путь по земле род человеческий? Наконец он уснул, сморенный духотой и усталостью, и ночью увидел Ведун вещий сон.

Чуть свет он был на ногах и поспешил в княжий дворец.

— Боги послали мне видение! — крикнул он что было сил. — Я знаю, как заклясть дождь! Мы сами виноваты в том, что разразилась засуха.

— В чем же это мы виноваты? — нахмурился князь. — Разве мы не приносим богатые жертвы?

— И все же боги гласят, что мы сами виновны в своей беде, — твердо повторил Ведун. — Ты и воины твои в далеких краях льете человеческую кровь, словно воду. Воротясь из одного похода, сразу отправляетесь в другой. Все мужчины беспрестанно с кем-нибудь сражаются, а в селах остаются одни женщины, дети и немощные старцы. Вот ты, князь, помнишь, когда в последний раз в твоем граде родился ребенок? Нет? И я не помню. У нас осталось совсем мало детей! Если так дальше пойдет, не понадобится никакая божья кара, люди сами себя выведут под корень!

Князь призадумался. А ведь старый Ведун прав!

Как только жаркий день сменился знойным вечером, а в небе начали неохотно зажигаться первые звезды, по улицам пробежали княжеские гонцы, призывая всех мужчин и женщин, мужей и жен, женихов и невест, молодых парней и юных дев выйти на большое поле. Трава на нем пожухла от зноя, земля была грубой и жесткой, словно берег соляного озера. Люди стояли и ждали, что велит им князь.

Появилось несколько телег. На них везли бочки драгоценного вина из подвалов княжеского дворца. Виночерпии засновали меж людей, каждому подавая полную чашу. Люди пили с радостью и облегчением. И вдруг, при свете взошедшей луны, собравшиеся увидели, что князь расстелил на земле плащ и увлек на него княгиню.

— Принесите жертвы Земле-Матери любовью и чадородием! — послышался громовой голос. Это Ведун взывал к людям.

Жаром зажгло кровь. Сердца застучали быстрее. Мужчины смотрели на женщин, а женщины смотрели на мужчин. Губы смыкались, сплетались руки. Пары возлегали на лоно земли и предавались страсти.

Слышались сладостные стоны, влажнилась земля под телами, обильно политыми любовным потом. И вдруг стало темно. Ведун вскинул глаза — лик луны скрылся за темной пеленой. Тучи заволокли небо, а в следующий миг первые капли дождя упали на обнаженные, разгоряченные тела.

Ведун стоял на краю поля, смотрел на смутное колыхание сотен тел, слушал слитные стоны счастья, утирал с лица потоки ливня, и чудилось ему, будто сам отец Небо не мог остаться равнодушным в буйному любодейству и явился оплодотворить Мать-Землю.

МИРОВОЕ ДЕРЕВО

Старинная свадебная песня

Ой, сыграем свадьбу — дело молодое, Дело молодое, древо мировое, Древо мировое от земли до неба, Принеси нам, Боже, и вина, и хлеба. Принеси весною нам тепла и света, Принеси зимою нам побольше снега. Ой, сыграем свадьбу вьюноши с дивчиной Ясна соколенка с птахою невинной. Дело молодое, время золотое, Время золотое, древо мировое. Солнышко, навеки над селом зависни, Расцветай на радость, древо новой жизни! Жаворонки звонко Бога превозносят, Пчелы в дупла древа цвет медовый носят. Облака над древом вольный ветер гонит, Горностай под древом малых деток холит. Ой, сыграем свадьбу в тереме высоком… Славься, соколиха! Славься, ясен сокол!

Вселенная представлялась нашим предкам-славянам величественным деревом, чья крона упирается в небеса, а корни оплетают преисподнюю. В вершине этого дерева сияли солнце и луна, мерцали звезды, ниже царствовали птицы, ствол был отдан во владение трудолюбивым пчелам; у корней плодилась всякая живность, а под корнями таятся змеи, бобры, кроты, землеройки, а также всякая нечисть и нежить.

В заговорах мировое древо стоит на «пуповине морской» — огромном острове, где находится камень Алатырь. На нем обитают святые угодники, а у корней свернулась страшная змея Шкурупея и прикован цепями бес. Один из заговоров начинается так:

«На море, на океане, на острове Буяне стоит дуб, под тем дубом кровать, на кровати лежит девица, змеина сестрица, я к ней прихожу, жалобу приношу на казюлей,[2] на ужат…»

В народных мифах о сотворении мира вся земля держится, подобно кораблю, на море-океане, море-океан плещется в необъятной каменной чаше, чаша покоится на спинах четырех китов, киты плывут по реке вселенского огня, а огонь опирается на «железный дуб, посаженный прежде всего другого, корни же его питает святая небесная сила».

Иногда славяне считали главным, мировым древом, опорою всей земли, и березу, о чем говорится в старинном заговоре:

«На море, на океане, на острове Буяне, стоит белая береза вниз ветвями, вверх кореньями…»

Пленительный образ мирового древа встречается не только в заговорах и свадебных песнях, но и в обрядах. Например, когда начинали рубить новую избу, в центре сперва устанавливали деревце и лишь после недолгого «начального пирования» приступали к работе. Позднее вошло в обычай ставить в доме рождественскую (новогоднюю) елку.

МОКОШЬ (МАКОШЬ)

Долгожитель

Отправилась как-то Мокошь в странствие, поглядеть, как люди живут, и попался ей навстречу по дороге работник, который отошел от хозяина. Сел этот прохожий закусить, а к нему и напрашивается неведомая красавица, чтоб разделил с нею хлеб-соль. Поели они.

— Вот тебе за то награда: иди в это село, найди там богатую девушку-сиротку, бери ее за себя замуж. А я даю тебе сто лет веку, — сказала Мокошь.

Он так и сделал. Жил он ровно сто лет, и пришла к нему Мокошь с тем сказом, что пора-де умирать. А умирать-то кому хочется?

— Прибавь еще одну сотню! — взмолился старик.

Прибавила. Когда исполнился последний день этой второй сотни лет, она опять пришла.

— Еще прибавь сотню!

Прибавила. Жил-жил человек, и самому надоело, такой он стал старый, что по всему телу мох вырос. Приходит Мокошь и Смерть с собой привела.

— Ну, теперь пойдем: и вот тебе хорошее местечко для упокоения.

Привела его к роще березовой, понравилась та роща старику. Но она повела на другое место, близ излучины реки, на усеянном цветами холме. Здесь ветхому старику еще больше полюбилось. Когда привела его на третье место, то отворила дверь и пихнула его прямо в Пекло, промолвив: «Когда бы ты помер на первой сотне своих лет, то слушал бы в могиле песни рощи березовой. Когда б скончался на второй сотне — слушал бы песни речных волн и перезвон цветов. А за триста лет ты столько нагрешил, что ж тебе еще остается слушать, как не крики ужаса в Пекле?»

По верованиям древних славян, Мокошь — богиня, влиянием на людей почти равная Перуну. Это было олицетворение Матери Сырой Земли, а также дочь Перуна, обращающаяся в некоторых поверьях в луну. Она была как бы посредницей между небом и землей. Женщины плели в ее честь венки в новолунье и жгли костры, прося удачи в любви и семейной жизни. Это почитание сохранилось в позднейших легендах, где Мокошь выступает в роли судьбы.

Ее изображали с турьим рогом изобилия. Ее могли окружать девы-русалки, которым предписано было орошать нивы.

Будучи богиней плодородия, Мокошь в виде женщины с большой головой и вытянутыми ввысь длинными руками олицетворяла взаимодействие сил земли и неба. Она была покровительницей дождя — и в то же время мелкого домашнего скота, коз и овец, даже сохранилось поверье:

«Овца, как шерсть ей не стригут, все же иногда протрет проплешину, тогда говорят: Мокошь выстригла».

Вообще она покровительствовала женщинам и их делам, а также торговле.

Со временем под ее власть всецело перешло «бабье царство», и Мокошь стали представлять все той же длиннорукой, большеголовой женщиной, прядущей по ночам в избе: поверья запрещают оставлять кудель, а то Мокошь отпрядет. Впрочем, если женщине удавалось ублаготворить богиню, та ночами приготавливала ей уже готовую нить, спряденную на диво ровно. В этом образ древней богини женских ремесел слился с образом Пятницы, которой приносили жертву, бросая в колодец пряжу, кудель; название такого обряда — «мокрида», как и имя Мокошь, связано со словами «мокрый», «мокнуть».

МОРАНА (МОРЕНА)

Мертвая гора

В году 1200 по рождеству Христову случилось в селе Дивееве чудо превеликое и престрашное. Месяца сенозорника, сиречь июля, 26 дня собирал на закате солнца отрок Ясень, крещеный Варфоломеем, целебные травы на Кудрявой горе. И вдруг видит: шествует мимо дуба, сожженного молнией, женщина в белом одеянье, кое шито золотом, и в короне золотой. В одной руке держала она цветы диковинные, бледные, яко из воска, а в другой — косу с серебряным набалдашником. И так страшно стало отроку Ясеню, что на малое время обмер он и разумения лишился, а когда пришел в себя, кинулся со всех ног в родное Дивеево, поведал отцу-матери об увиденном.

— Ты, Ясень, мастер известный страшные сказки плести, — сказал отец.

И тут послышался с печи голос прадеда Родомысла, в святом крещении Антипа. Отмерил он уже сотню лет с гаком, три года лежал на печи обезноженный, но разумом был светел.

— Да не врет малец, слышите? Беда нагрянула. Нынче какой год? Високосный, вдобавок, говорят звездочтецы, веку-столетию конец. Вот и грядет к нам Морана злобная — всех выкосит в одночасье.

— Ох, ох, Сварог всемилостивый, за что наказуете?! — завыла мать.

— Ну-ка, снимите меня с печи! — скомандовал прадед и, когда посадили его на лавку, сказал: — Ты, внучек, коня буланого из конюшни выводи. Посадишь меня верхом, ноги к стременам привяжешь, дабы не упал, дашь мне лук боевой и колчан со стрелами. Ты, баба, беги по деревне, вели людям выскакивать из домов и на траву падать пластом, будто мертвецы, сраженные в одночасье молнией. А ты, Ясень, как завидишь опять Морану, начинай рыдать и укорять Перуна за убиение невинных людишек. Живо! Мешкать некогда!

Через некоторое время, завидев Морану в конце села, залился отрок Ясень горькими слезами, принялся громко стенать и грозить небесам кулаком:

— Всегрозный Перун! За что людей невинных смертию лютой наказал?

Посмотрела Морана в недоумении на поверженных людей, к отроку приблизилась, в глаза ему заглянула мертвыми своими очами — да и прошествовала к реке, а потом в осиннике за рекою сокрылась, верша свой путь неведомо куда.

По прошествии еще некоторого времени начали люди подниматься с травы, благодаря Сварога, Сварожичей и Христа-Спасителя, что не попустили безвременной смерти всего селения. А мужики пошли к Кудрявой горе.

И что же? У ее подножия, близ родника, узрели они чудо превеликое и престрашное. Покоились на траве два скелета: всадника и лошади. Ноги всадника были привязаны к стременам, в руках он держал боевой лук, но в колчане не было ни единой стрелы.

На другой день тут же, на горе Кудрявой, предали кости земле, крест деревянный водрузив. Только с той поры гора эта, близ села Дивеева, зовется Мертвой.

Морана (Морена) — богиня бесплодной, болезненной дряхлости, увядания жизни и неизбежного конца ее — смерти. Слово «мор» обозначает поголовную и внезапную смерть целых народов и государств, «морить» — убивать. В этих словах сохраняется память о жестокой, неумолимой богине, которой неугодны никакие жертвы, кроме увядших цветов, сгнивших плодов, опавших листьев.

МОРОЗ

Морозко

Жили-были у мачехи две дочери: родная что ни сделает, за все по головке гладят, а падчерица как ни угождает, ничем не угодит. Наконец решила мачеха падчерицу со свету сжить и говорит мужу:

— Вези свою дочь в дремучий лес, на мороз-трескун, и чтобы я ее больше не видела.

А мужик бабы боялся пуще зверя лютого и увез дочь в лес. Посадил под елкой да и домой воротился. Сидит девица — в потертом кожушке, дырявых валеночках, куцем платочке, — дрожит и молитву творит. А Мороз по веткам попрыгивает, поскакивает, еще пуще стужи подпускает, на красную девушку поглядывает:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

У девицы зуб на зуб не попадает, однако она отвечает очестливо:

— Тепло, Морозушко, тепло.

Понравилось это Морозке, хлопнул он в ладоши — свалился с неба сундук злата-серебра да золота, да шуба белая, да платье, шитое жемчугами. Обрядилась девица и стала красота красотой.

А тем временем мачеха посылает мужа замерзшую падчерицу из лесу забрать и блины печет на поминки.

Вот заскрипели по двору полозья, распахнулась дверь — входит не то царевна, не то королевна. Да это же падчерица!

Рассказала она о щедром Морозе-трескуне, а жадная Мачеха и говорит:

— Ну, коли тебя Мороз так наградил, то мою дочь он с ног до головы златом осыплет. Вези, старик, ее нынче же в лес!

Ну, повез мужик мачехину дочь под ту же елку, посадило на скамеечку, а на девице пять шуб, не меньше, да валенки, да шапка, да рукавицы, — и уехал.

А Мороз по веткам попрыгивает, поскакивает, еще пуще стужи подпускает, на красную девушку поглядывает:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

— Да ты меня совсем заморозил, старый дурак! — кричит мачехина дочка.

Обиделся Морозко, хлопнул он в ладоши — и заморозил девку.

А хозяйка послала мужа за дочерью в лес, пироги печет и припевает:

— Дочку мою из лесу с богатым приданым везут!

Вот заскрипели по двору полозья. Мачеха кинулась к двери, увидала мертвую дочку. Заплакала, заголосила, да поздно.

Мороз — повелитель зимних холодов. В его образе воплотились древние представления о Карачуне — боге зимней стужи как омертвения всего мира. Карачун изображался, как и Мороз, в образе мрачного старика, окруженного душами замерзших, загубленных им людей. Родствен Морозу также Зюзя — славянский бог зимы.

Мороза представляли в образе низенького старичка с длинной седой бородою. Зимой бегает он по полям и улицам и стучит: от его стука начинаются трескучие морозы и сковываются реки льдами. Если ударит он об угол избы, непременно бревно треснет! Его дыхание производит сильную стужу. Иней и сосульки — его слезы, его замерзшие слова. Снежные облака — его волосы.

В знак почитания Мороза наши дети каждую зиму воздвигают его «идолов» — всем известных Снеговиков.

МОРСКАЯ ПУЧИНА — КРУГОМ ГЛАЗА

Встреча звезд

В незапамятные времена поссорились однажды боги небесные и схватились сражаться между собой. Битвы их сотрясли небо, да так, что многие звезды не удержались на хрустальном синем куполе и упали в море. С тех пор нарушились и смешались узоры созвездий…

Упавшие звезды с тех пор так и поселились на дне океана — их называют морскими звездами. Небесные сестры очень тосковали по ним, и вот как-то раз они не выдержали и вознесли молитвы Сварогу, чтобы дал им взглянуть на исчезнувших сестриц.

Сварог внял их мольбам, и по его повелению раз в год наступает на море и на небесах время необычайной тишины. Мореплаватели называют эту пору полным штилем, бранят погоду на чем свет стоит, потому что паруса бессильно обвисают и не шелохнутся. Но корабельщикам ничего не остается, кроме как ждать хотя бы легкого ветерка.

И вот когда в небе не останется ни единого облачка и море станет гладким и прозрачным как стекло, Сварог дает знак владыке океанов — и тот дозволяет морским звездам подняться к самой поверхности воды. От счастья, что вот-вот увидятся со своими небесными сестрами, морские звезды начинают светиться тысячью огоньков, и тогда богам, которые смотрят вниз с высоты, чудится, будто небо и море поменялись местами, потому что на волнах в точности повторяются причудливые узоры созвездий. А еще кажется, что морская пучина смотрит в небеса тысячью глаз…

Вместе со звездами всплывают на поверхность и прочие обитатели океанских глубин: рыбы и дельфины, осьминоги и русалки, морские коньки и самоцветные раковины. Они любуются встречей звезд.

Но длится это счастливое свидание недолго — всего только одну ночь. А потом опять начинают дуть ветры, играют волны, по небу бродят облака и тучи, а морские звезды тихо опускаются на дно и ждут, когда, по воле богов милосердных, снова смогут подняться, чтобы взглянуть в небеса.

Морская Пучина — Кругом Глаза — прекрасный, поэтичный образ Океан-моря, наделенный особыми, волшебными свойствами, умом и душою. Она сродни древнегреческому божеству Аргусу — тысячеглазому, всевидящему великану, олицетворяющему ночное небо, что отражается в зеркале морей.

НЕЧИСТИКИ

Искры от кремня

Давным-давно, еще когда земля только что была сотворена, затеял Бог высекать огонь. Ударил по кремню — и вместе с искрами посыпались белоликие, светлые ангелы. Радостно приветствовал их Господь и населил ими всю поднебесную. Однако в скором времени Деннице, главному вождю ангельских полчищ, запала мысль завладеть Господним престолом. Большинство ангелов отвернулись от него с отвращением, но нашлись и такие, которые предали своего творца и восстали против него.

Страшно разгневался Господь, назвал отступников силой нечистой и двинул на них все громы небесные. Бунтовщики пустились в бегство, однако через три дня и три ночи были настигнуты и низвергнуты в бездны преисподние, где основали царство ада во главе с Сатаной. Сами они обратились в чертей. С тех пор некоторые из чертей, между прочим, хромые, потому что перешибли себе ноги при падении.

Но удары Божественной десницы были настолько сильны, что множество нечистых не смогли удержаться даже на краю бездны. Они сверзились с небес и начали падать на землю. Летели, летели сорок дней и ночей… Когда были у самой земли, подул сильный ветер и разметал их в разные стороны. Некоторые упали в лес — так возникли лешие и лесовухи. Некоторые — в воду, и стали зваться с тех пор водяными, водяницами и русалками. Иные рухнули в омуты или болота — это омутники и омутницы, болотники и болотницы. В степь угодили степовые, на поля — полевики, луговики, межевики, стоговые, ржаницы и полудницы. На перекрестках поселились встречники. В человеческие жилища свалились домовые, дворовые, кикиморы, подполяники, амбарники и сарайники, а также банники, овинники или гуменники.

Куда кто упал, там и прижился, и живет до сих пор.

Нечистиками или нечистой силой принято называть вообще все потусторонние создания, вредоносные человеку, всех недобрых духов и божеств. Это олицетворение всего зла, подстерегающего нас в жизни.

Насколько многочисленны эти незримые людские ненавистники, можно судить по богатству самых разнообразных прозвищ этой нежити, лукавой и нечистой силы. Более сорока имен черта насчитано В. И. Далем в его «Толковом словаре живого великорусского языка»: нежить, нечисть, злой дух, демон, сатана, дьявол, князь тьмы, царь ада, ворог, лукавый, нелегкий, морока, лихой, шут, шайтан, черная сила, черный и так далее, и тому подобное!

Все нечистики обожают менять облик и морочить человеку голову даже своим видом: у русалок рыбий хвост, у водяного порою тоже, да и борода у него зеленая, и тулово покрыто чешуей, в то время как у домового — шерстью. Также нечистая сила может являться в образе вороха сена или катящегося клубка, пыльного столба, вдруг нападающего на человека (особенно этим отличаются встречник или дедушка степовой), скидывается колесом, синими блудячими огоньками… Впрочем, она может принимать любой облик, вещает громовым голосом и перемещается с необычайной быстротой.

НОЧЬ

Черное покрывало

«Я делаю людей счастливыми, — подумала как-то раз Ночь. — Сон дарует им отдых, во сне сбываются самые заветные их мечты, утихают горькие слезы вдов и сирот. Все это делаю для людей я, Ночь. А День пробуждает их к заботам и невзгодам. Наверное, если бы кто-нибудь спросил людей, чего они хотят, они предпочли бы вечную ночь».

Но как это сделать? Долго думала Ночь и решила соткать плотное черное покрывало, крепкое, как сеть. Лишь только Солнце появится на небосводе, Ночь окутает его покрывалом, свяжет покрепче и забросит куда-нибудь за горы, за моря.

Она тотчас уселась за работу, и вскоре непроглядно-черное покрывало было соткано. Лишь только начали меркнуть в небесах первые звезды, Ночь не удалилась, как обычно, с Земли, а кинулась навстречу Солнцу. Светило так удивилось, узрев ее, что даже растерялось, и ночи удалось набросить на его сияющее чело свое покрывало и быстренько затянуть крепкие узлы. Потом она потащила Солнце в дремучий лес. Перевела дух, огляделась…

Какая красота царила на земле! Какая тишина! Звезды вновь вернулись в небеса и светили ярче прежнего. Ночные белые цветы испускали сладостное благоухание, и Ночь счастливо улыбнулась.

Но что это? Жалобный крик вдруг нарушил ее блаженство. Потом другой, третий… Ночь вгляделась во тьму и своими чудесными очами, которые могли проницать сквозь стены домов, увидела плачущих детей. Ободренные тем, что утро не настало в положенный час, ночницы воротились к детским колыбелькам и принялись щипать и мучить несчастных. Ночь видела, как разверзались могилы и из них выходили упыри и упырицы. Они облизывались, мечтая высосать кровь из спящих, беспомощных людей, которых не разбудят ни петухи, ни лучи утреннего солнца. Лешие сгрудились на опушке леса и с вожделением посматривали на спящие селения.

— Скоро мы вволю повеселимся! — слышались их голоса. — Если люди спят, скоро все их хозяйство придет в запустение, поля зарастут травой и деревьями. Тогда настанет царство леших!

— Подите прочь! — закричала царица Ночи, однако темные силы не слышали ее.

Она метнулась в дремучий лес, вытащила из-под кустов крепко связанное солнце и принялась торопливо распутывать те узлы, которые сама же навязала. Солнце вырвалось в небеса, своим сиянием изгнав всю ту нечисть, которая успела расплодиться по земле.

А Ночь, понурив голову, смиренно удалилась в свое царство, унося с собой обрывки покрывала, которые влачились по земле и цеплялись за кусты и деревья, словно густой туман.

Смена дня и ночи в древности объяснялась так: некое подземно-подводное чудовище о двух головах — спереди и сзади — вечером проглатывает Солнце, а поутру его изрыгает. День и Ночь, беспрестанно между собою враждующие брат и сестра, — воплощение Света и Тьмы.

Они представлялись древним народам высшими, бессмертными существами: божество света — День и божество мрака — Ночь. Показываясь ранним утром на краю неба, одетого ночной пеленой, Солнце как бы рождалось из тьмы, а захождение его вечером уподоблялось смерти; скрываясь на запад, оно отдавалось во власть Морены, богини ночи и смерти.

В некоторых сказаниях говорится, что солнце объезжает небесный свод, меняя лошадей: на светлых или белых катается оно днем, на черных или вороных — ночью. Утренняя и Вечерняя Зори впрягают ему тех или других коней в колесницу.

ОБЛАКОПРОГОННИКИ

Царь-девица и Сила-богатырь

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Сила-богатырь. И прослышал он, будто за тридевять земель, в Девьем королевстве, Царь-девица краса, золотая коса, выбирает себе жениха, да все никак выбрать не может: любого побеждает в единоборстве и предает смерти лютой. Решил и Сила-богатырь попытать свое счастье. Но прежде чем пуститься в путь-дорогу, пошел за советом к бабке-вещунье.

Долго ли, коротко, подскакал богатырь ко дворцу Царь-девицы. Завидела она гостя и вскорости уже навстречу выехала на ретивом коне и в ратных доспехах.

Отъехали они во чисто поле и сшиблись в сече жестокой. Выбил из седла богатырь Царь-девицу, сам с коня соскочил, придавил ее коленом к земле и шлем пернатый с головы ее сбил. Смотрит: перед ним не дева-воительница с золотой косою, а витязь младой.

— Отвечай, кто ты таков? — кричит Сила-богатырь. — Не то дух вон!

— Смилуйся, — витязь отвечает. — Я брат родной Царь-девицы, мы с нею близнецы. Это я вместо нее каждый раз бился с женихами, только тебя вот не мог одолеть. Пощади меня, я тебе еще пригожусь.

Поднял витязя с земли сырой Сила-богатырь, обнялись они, как братья, и поехали во дворец. Вышла к ним с мамками-няньками Царь-девица и молвит:

— Хорошее начало полдела откачало. Спасибо, Сила-богатырь, что брата моего, Булата-царевича, пощадил. Теперь добудь мне из владений царя Змееглава, с его Хрустальной горы, звонкоголосую Жар-птицу, а там честным пирком да за свадебку.

До самого захода солнечного думал богатырь, как раздобыть Жар-птицу с неведомой Хрустальной горы, но так ничего и не придумал. Сидит невесел, ниже плеч буйную голову повесил. Тут подходит к нему Булат-богатырь и говорит:

— Не печалься, добудем Жар-птицу. Полетели к нашей старшей сестре.

Привел он Силу-богатыря во чисто поле, кликнул тучу грозовую-громовую.

Прилетела туча, опустилась на траву, обернулась птицею, подсадила богатыря верхом. Поднялась туча-птица над ручьями-долинами, и вот слышит Сила-богатырь голос:

— Как подлетим к горе Хрустальной, ты уж не зевай, сразу хватай Жар-птицу. Промедлишь — погибнем оба, ведь сила моя на горе быстро истощится.

Наконец показалась впереди Хрустальная гора — вся светом сияет. Внизу всякие ехидны, оборотни и драконы ее охраняют да косточки белеются тех несчастных, кто пытался Жар-птицу добыть. А наверху цветет райский сад. В нем-то и сидит в клетке златой огнеперая птица, распевает песни сладкозвучные.

Опустилась на сад с высоты туча-птица, дождь с громом и молнией из себя исторгая. Схватил богатырь клетку с Жар-птицей, взвилась туча-птица в поднебесные выси и полетели они к Царь-девице красе, золотой косе. И начался вскоре свадебный пир, да такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

В древности облакопрогонниками назывались колдуны и колдуньи, обладавшие особенной чародейной силою: они умели воздействовать на погоду, изменять направление ветров, усмирять вихри, разгонять облака, а то и обращать их птицами. Однако при надобности те же чародеи гнали полчища дождевых и снеговых туч на поля, поливая их… В народе к облакопрогонникам относились со страхом и почтением.

ОЗЕМ и СУМЕРЛА

С того свету

Был на прииске серебряном один молодой рудознатец. Прохором его звали. И страсть как любил он дичину и зверя стрелять в Змеиных горах — они за прииском аж до небес взлетали вершинами! Вот как-то раз идет Прохор на закате солнечном по ущелью с ружьишком, глядь — орел летит с добычей в когтях: то ли ягненок с руном золотистым, то ли зверь какой неведомый.

Прицелился Прошка и хоть не попал, но так напутал орла, что тот добычу выпустил из когтей, а сам упорхнул. Подбежал парень к добыче орлиной — да так и ахнул. Лежит на траве непомерно большой золотистый крот и кровью истекает. Нарвал Прошка тысячелистника, приложил к ранам зверька да завернул его в свою рубаху. Потом положил в котомку и зашагал на прииск. Однако путь был долог, застигла парня в пути ночь. Прилег он под елью, и привиделся Прошке сон, будто просит крот золотой отнести его по восходе солнца обратно в то самое ущелье, где был он от орла спасен, а затем, обогнув Стриж-озеро, отыскать лаз в земле и тем лазом проникнуть в пещеру. Там крота якобы ждут-не дождутся отец с матерью, и они-то наградят Прохора Селиванова от всей души.

Делать нечего: рано поутру пустился он вверх, вверх по ущелью, к Стриж-озеру. Хоть не сразу, но лаз потайной отыскал, сделал по нему десяток шагов, пока не очутился в преогромнейшей пещере. Там все горело и сверкало от каменьев самоцветных, а на хрустальном троне, в одеяньях раззолоченных и самоцветных коронах сидели царь с царицею. Тут крот выскользнул из его рук — и преобразился в прекрасного царевича.

— Сколько раз мы, отец и мать твои, Озем и Сумерла, говорили тебе, неслуху: не покидай наших подземных владений, не выходи на белый свет — ни в обличье ящерицы, ни змеи, ни крота, — услышал Прохор голос царя. — Скажи еще спасибо своему спасителю-рудознатцу. А ты, Прохор Селиванов, подойди поближе… Какую награду желаешь унести отсюда?

Начал осматриваться Прохор, к стене подошел, золотишко самородное трогает размером с его кулак, на яхонты да рубины заглядывается. И видит: стоят идолы каменные в обличье людей. Всмотрелся — и онемел: да это ж его знакомцы с прииска! Окаменевшие! Вот Яшка Летягин, вот Анфим Поскребышев, Никита Анциферов. В разные годы пропали они в горах — и давно уж были оплаканы-отпеты родней.

— Ну, подыскал себе награду? — спросил царь Озем.

— Подыскал, — кивнул Прохор. — Коли будет на то воля твоя, оживи людишек рудничных и отпусти нас всех с миром.

И вот явилось чудо: ожили и Яшка, и Анфим, и Никита.

— Забирай своих людишек и прощай, — сказал Озем. — Только не обессудь: память у них о владеньях моих отшибется до скончания земного срока каждого.

Вернулся Прохор со товарищи на прииск — будто с того света привел оплаканных и отпетых! Начался, как водится, пир горой. Но на все вопросы, что да почему, молчали счастливчики, не знали, что ответить. Молчал и Прохор.

Озем и Сумерла — бог и богиня подземного царства. В глубоких, сумрачных провалах раскинулись их необозримые покои, в которых всегда темно, и только неисчислимые богатства недр озаряют их своим блеском: золотые и серебряные жилы, гроздья самоцветных камней, озера нефти — крови земли…

ОБОРОТЕНЬ

Собачья жизнь

Одна ведьма выдала дочку замуж за богатого молодца. Зажили хорошо, да одна беда — повадилась жена летать в трубу, как мать, да оборачиваться черной свиньей. Муж не потерпел да хорошенько поучил жену. Она пожаловалась матери. Теща разозлилась:

— Ах он такой-сякой! Вот я поучу его, как тебя уродовать! Приходи с ним в воскресенье в гости.

Пришли молодые, теща и плеснула в лицо парню квасу из кружки, он тотчас обернулся собакой и побежал невесть куда. Бегал, бегал, наконец прибился к мельнику и прожил у него три года. Мельник нахвалиться псом не мог: дескать, если кто за помол не хочет платить, пес как чует — хватает за полы, треплет, не пускает со двора, пока не рассчитается сполна.

И вот как-то раз заглянул на мельницу один знающий человек. Поглядел на пса — да и ахнул:

— Да это ж у вас оборотень приневоленный добро стережет!

Спрыснул пса какой-то наговоренной водой, утер полотенчиком — тот упал, где стоял. Велел знатка положить его спать, да не на собачью подстилку, а на лавку, где люди спят. Три дня и три ночи спал пес, а на четвертые сделался человеком.

Мельник и его жена так и разинули рты. А знатка говорит:

— Я тебя три года по указке твоей жены искал. Очень она печалилась, что мать такое зло тебе содеяла, покаялась она, старое ремесло бросила. А теща ведьмачит по-прежнему. Если хочешь ей отомстить, возьми полотенчико, которым я тебя утирал, и брось ей в лицо.

Пришел оборотень домой — жена так на шею ему и кинулась, сама не своя от радости. А теща смотрит люто. Он изловчился, ка-ак бросил ей в лицо полотенце — и ведьма мигом обратилась черной свиньей и с пронзительным визгом выбежала вон из избы. Больше о ней не было ни слуху, ни духу. А с женой он отныне жил хорошо.

Приписывая превращения влиянию злого колдовства и в то же время признавая души человеческие за существа стихийные, способные менять свои телесные одежды, предки наши пришли к убеждению, что некоторые люди наделены даром оборотничества. В первую очередь это относится к лебединым девам, вещим красавицам, которые превращаются то в лебедей (или горлинок), то в девушек.

Во всех сказаниях колдуны, ведьмы и нечистые духи могут превращать людей в различных животных. Убеждение это глубоко укоренилось у всех индоевропейских народов и вызвало множество любопытных сказаний. На Руси думают, что колдун, зная имя человека, может по собственному произволу сделать его оборотнем, а потому имя необходимо утаивать и называться иным, вымышленным. В пылу злобы и мщения колдуны и ведьмы творят чары и оборачивают своих недругов навсегда или на какой-то срок зверями. Таких невольных оборотней называют вовкулаками, или волкодлаками, потому что всего чаще их представляют в виде волков. Это — более страждущие, чем зловредные существа: они живут в берлогах, рыскают по лесам, воют по-волчьи, но сохраняют человеческий смысл и почти никогда не нападают на деревенские стада; только нестерпимый голод может понудить их искать себе поживы. Нередко бродят они возле родного села и, когда завидят человека, смотрят на него так жалостно, как будто умоляют о помощи; случалось замечать при этом, что из глаз бедного оборотня струились в три ручья слезы; сырого мяса, которое ему предлагают, он не берет, а брошенный кусок хлеба поедает с жадностью.

ОВИННИК

Как овинник за мужика заступился

Сошлась молодежь на посиделки, а в деревне недавно старуха умерла. Один парень возьми да и скажи, что покойников боится, так его приятели задразнили: ну, де, теперь тебе непременно мертвая явится. Он разозлился, хлопнул дверью и ушел домой.

А на крыльце та самая старуха его уже поджидала — накликали молодые дурни неосторожными насмешками! Он от нее бежать, она за ним, вот-вот схватит, на пути овин. Вбежал туда парень, взмолился: — Батюшка-овинник, не выдай, помилосердствуй!

И вдруг из-под кучи снопов выбежал какой-то маленький, косматый, весь как бы в соломе и начал со старухой мертвой драться. Дрались долго, чуть не заломала овинника покойница, а все же он парня не выдал. Прокричали петухи — и все исчезло.

Парень едва живой домой побрел, овинника благословляя.

Как видно из названия, жил этот дух в овинах (на гумнах) — строениях, где крестьяне в старину снопы сушили. Известно из древних книжных памятников, что именно в овинах наши предки-славяне чаще всего молились огню-Сварожичу. Потом там поселился овинник, который сидел в самом дальнем углу днем и ночью, — глаза горели калеными угольями, как у кошки, да и сам он был похож на огромного кота — весь черный и лохматый, сажей измазанный. Иногда его видели в образе белой или черной собаки. Овинник умел лаять по-собачьи, хлопать в ладоши и хохотать, когда удавалось ему наказать нерадивого хозяина.

Суждено было овиннику стеречь овин, чтоб огонь не разгорелся больше нужного, чтоб не было пожара; следить за укладкою снопов, наблюдать за временем и сроками, как и когда затоплять овин, не позволять делать этого под большие праздники. В случае нарушения этого завета, бывало, так пихнет в бок ослушника, что тот едва соберет дыхание; ну а на худой конец, разгневавшись, может и сам овин поджечь. Не дозволял он также сушить снопы во время сильных ветров и безжалостно за это наказывал. Нельзя было работать в овине и в Михайлов день (8/ 21 ноября); если кто затопит здесь печь раньше Воздвиженья (14/ 27 сентября), овин сгорит.

Овинник считался самым зловредным из всех духов, окружающих крестьянина в его повседневной жизни: если залютует, ублажить его было нелегко! Разве что принести к овину пироги и петуха: петуху у входа отрубали голову и кровью кропили по всем углам, а пирог оставляли в подлазе. Вообще, угощение и почет овинник любил так же, как все его нечистые сородичи. Опытные хозяева не иначе начинали топить овин, как попросив у «хозяина» позволения. А после того, как мужик сбрасывал последний сноп, прежде чем идти домой, обращался к овину лицом, снимал шапку и с низким поклоном говорил: «Спасибо, батюшка-овинник: послужил ты нынешней осенью верой и правдой!» Именины его отмечали на Воздвиженье и на Покров (1/14 октября). Внимательным хозяевам он не вредил, а отплачивал добром за почет.

В овинах, как и в банях, любили девушки гадать в старину.

ПЕРЕРУГ

Строптивец

Когда Сварог в начале мира распределял обязанности между божествами, одному мелкому божку предложил он заведовать течением облаков над землей. Тот отказался, сославшись на желание быть поближе к земле.

Тогда Сварог спросил, не желает ли он повелевать радугами? Опять отказ. А вихрями? И вихри были отвергнуты.

Тут другие боги-Сварожичи начали укорять не в меру разборчивого собрата за строптивость. К удивлению верховного владыки, божок с каждым вступал в яростный спор, так что в конце концов со всеми переругался. И тогда Сварог изрек:

— Быть тебе отныне Переругом. И заведовать на веки вечные ссорами, склоками, дрязгами, руганью среди людей. А облаками, радугами и вихрями займутся другие. Сейчас же лети на землю! И навсегда забудь о небесах!

Переруг — мелкое божество древних славян, недобрый дух, подобный злыдням, в которых и теперь некоторые люди верят. Недобрая природа Переруга явствовала из самого его имени: всех он норовил перессорить, во всякую семью или компанию раздор вносил! Жертвенник его никогда не пустовал, ибо каждый стремился задобрить сего сварливого бога: кому же охота, чтобы внезапные ссоры разрушали все начинания и замыслы, чтобы везде царило уныние?!

Говорят, в святилище Переруга всегда не хватало жрецов: они беспрестанно ссорились между собою, даже дрались, а потому уходили служить другим богам. Наконец остался один старый-престарый старик класть требы Переругу, но и он то и дело норовил сцепиться с приходившими в храм. А когда никого не было, сей старик или бранился с самим божеством, или щипал себе руку, чтобы себя же как можно сильнее разозлить и с собою же покрепче поссориться.

ПЕРУН

М. Херасков. «Владимириада»

Боги велики; но страшен Перун; Ужас наводит тяжела стопа, Как он, в предшествии молний своих, Мраком одеян, вихрями повит, Грозные тучи ведет за собой. Ступит на облак — огни из-под пят; Ризой махнет — побагровеет твердь; Взглянет на землю — встрепещет земля; Взглянет на море — котлом закипит. Клонятся горы былинкой пред ним. Страшный! Свой гнев ты от нас отврати!

Перун — грозное славянское божество, сын прабога Неба-Сварога. Молнии были его оружие — меч и стрелы; радуга — его лук; тучи — одежда или борода и кудри; гром — далеко звучащее слово (обычный эпитет Перуна — громовник); ветры и бури — дыхание, дожди — оплодотворяющее семя. Как творец небесного пламени, рождаемого в громах, Перун признается и богом земного огня, принесенного им с небес в дар смертным; как владыка дождевых облаков, издревле уподоблявшихся водным источникам, получает название бога морей и рек, а как верховный распорядитель вихрей и бурь, сопровождающих грозу, — называется богом ветров.

Перун разъезжает в колеснице на огненных драконах или на крылатом коне; во левой руке носит колчан стрел, а в правой лук; пущенная им стрела поражает тех, в кого направлена, и производит пожары. Воплощение его — орел.

По некоторым сказаниям, могучий и деятельный в летние месяцы года, Перун умирает на зиму; морозы запечатывают его громовые уста, меч-молния выпадает из его ослабевших рук, и с того времени он недвижимо покоится в гробе-туче, одетый черным траурным покровом, — пока наступившая весна не воззовет его снова к жизни.

Истукан сего божества был в Киеве самым почитаемым и имел несколько святилищ. По свидетельствам современников, идол был сделан не из одного вещества: стан вырезан из дерева; голова вылита из серебра; уши и усы изваяны из золота; ноги же выкованы из железа; в руке держал молнию, которую представляли вместе составленные рубины и карбункулы. Перед ним горел неугасимый пламень, за небрежение коего жрец наказывался смертью, состоящею в сожжении его как врага божества сего. Из посвященных ему вещей были целые леса и рощи, из коих взятие всякого сучка почиталось достойным смерти святотатством. Священное дерево Перуна — дуб, символ крепости и здоровья, иногда его до сих пор так и называют — «Перуновым древом».

ПЕРУНИЦА

Ю. Медведев. «Копьеносица»

…Но едва лишь восток по уходу стражей ночи зазолотится — открывает ключами ворота небесного свода копьеносица Перуница. Для богов и людей возвещает приход светозарного Солнца и на тройке ретивых коней по небесному кругу несется. Мрак ночной обращается вспять под ее пламенеющим взором, и заря начинает играть над земным и небесным простором. И сверкают ее золоченые латы, а небесные птицы славословье поют в честь божественной Лады — копьеносицы Перуницы. Скакунам златогривым летать в небесах до заката — дождь прольется на нивы, где мчится прекрасная Лада! До вечерней зари златогривым пастись в поднебесье — о светило Дажьбога, гори над озерами и боголесьем! Так пребудет во веки веков, пока время Сварога вершится, — о отрада людей и богов, копьеносица Перуница!

Перуница — одно из воплощений богини Лады, супруги громовержца Перуна. Ее порою называют дева-громовница, как бы подчеркивая, что она разделяет власть над грозами со своим мужем. Здесь подчеркивается ее воинственная сущность, именно поэтому столь часто упоминание о деве-воительнице в заговорах ратных:

«Еду на гору высокую, по облакам, по водам (т. е. небесный свод), а на горе высокой стоит терем боярский, а во тереме боярском сидит зазноба красная девица (т. е. богиня Лада-Перуница). Вынь ты, девица, отеческий меч-кладенец; достань ты, девица, панцирь дедовский, отомкни ты, девица, шлем богатырский; отопри ты, девица, коня ворона. Закрой ты, девица, меня своею фатою от силы вражьей…»

ПОЛЕВИК

Огненный шар

Возвращалась одна женщина из гостей домой, а провожал ее их работник. Дело было зимой, на Святки. Не доезжая нескольких верст до деревни, видит: в лесочке горит костерок, а вокруг сидят несколько человек. Смотрят проезжие в ту сторону, и вдруг видят, что от костра покатился к ним огненный шар. И растет, разрастается! Испугались оба до смерти, хлестнул работник по спине лошади — та и понеслась, а шар по следу катится, катится, у женщины той уже платок загорелся и тулупчик затлел. Насилу ушли!

Работнику велено было тотчас возвращаться, однако он так напугался, что тронулся в путь только утром. Не утерпел — подобрался к тому самому месту, где вчера горел костер. Никого и ничего, одни головни остывшие лежат, а там, где катился огненный шар, снег растопило до самой прошлогодней травы, хоть кругом лежали высокие сугробы. Потом уже умные люди сказали, что полевики, видать, над поезжанами подшутили да пустили огненный шар.

Полевик — дух, охраняющий хлебные поля. В отличие от прочей нежити, любимое время его — полдень, когда и можно увидать этого маленького старичка с телом черным, как земля, с разноцветными глазами, с волосами и бородою из колосьев и травы. Впрочем, иногда его описывают как высокого молодого мужика, который с безумным видом носится по полям.

Живет он в поле только весной и летом, во время всхода, роста и созревания хлебов. С начала жнитва наступает для него нелегкая пора: приходится бегать от острого серпа да прятаться в недожатых полосках. В последнем снопе — последний приют его. Потому и смотрят на этот сноп старые люди с особым почетом: или наряжают его и с песнями несут в деревню, или переносят в житницу, где хранят до нового сева, чтобы, засеяв вытрясенные из него зерна, умилостивить покровителя полей, дав ему возможность возродиться в новых всходах.

Полевика не назовешь добряком, любит он шутить с человеком шутки нехорошие: то с тропы собьет, то заведет в болото, а уж пьяного такое заставит наработать, что потом хоть топись от стыда!

Говорят, с полевиком особенно часто можно встретиться у межи (границы полей). Спать, например, в таких местах ни за что нельзя: детки полевиков, межевички и луговички, бегают здесь и ловят птиц родителям на обед. Если же найдут спящего человека, то навалятся на него и могут даже задушить.

Как и все духи, житный дед любит, чтобы его задабривали как можно чаще. Глухими ночами уходят землепашцы подальше от проезжей дороги, к какому-нибудь рву, и приносят в дар полевику несколько яиц и старого, безголосого петуха — притом так, чтобы никто не видел, иначе полевик рассердится. А в этом случае немало может он напроказить в полях: и всякую истребляющую урожай гадину напустит, и вообще весь хлеб перепутает, так что вырастет среди ржи пшеница, а меж проса — ячмень. Задобренный же, станет всячески оберегать ниву зорким хозяйским глазом!

Дабы полевые духи могли перезимовать без нужды и заботы, крестьянин, следуя стародавнему обычаю, оставляет на полях несколько несорванных яблок, а на току несколько пригоршней обмолоченного зерна, и за это ожидает на будущий год хорошего урожая. Несжатые колосья связывают за макушки пучком — это называется завивать бороду Велесу (который, как мы помним, был богом плодородия), или Велесовой бородкой.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ

Похороны руса

…И если умирает вождь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам:

— Кто из вас умрет вместе с ним?

И сказала одна девушка:

— Я.

Когда же пришел день, в который будет сожжен вождь и девушка, я прибыл к реке, на которой находился его корабль, и вот вижу, что он уже вытащен на берег. Потом русы принесли скамью и поместили ее на корабле и покрыли ее стегаными матрацами и парчой византийской и подушками из парчи византийской.

Итак, русы надели на мертвого вождя шаровары, и куртку, и кафтан парчовый с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку из парчи, соболиную. И они понесли его, пока не положили в палатку на корабле, и посадили его на матрац, и подперли его подушками, и принесли благовонное растение, и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, мяса и луку, и бросили его перед ним, и умертвили его собаку, двух лошадей и двух коров, и положили в корабль.

И повели ее к кораблю, и подняли на корабль, и она вошла в палатку, где находится ее господин. Там ее умертвили.

Потом подошел ближайший родственник умершего, взял факел и зажег его у огня, потом пошел к кораблю так, что не глядел на него, а глядел на людей, и зажег дрова, сложенные под кораблем. И принялся огонь за дрова, потом за корабль, и за палатку, и за вождя, и за девушку, и все, что в ней находилось. Подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя, и разгорелось неукротимо.

Потом русы соорудили на месте этого корабля нечто подобное круглому холму, и водрузили на середине его шест из белого тополя, написали на нем имена этого мужа и царя русов и удалились.

«Рассказ Ахмада ибн Фадлана о жертвоприношении и о похоронах знатного руса» (922 г.)

Древние славяне, наши предки, воспринимали загробную жизнь совсем иначе, чем христиане. Они были уверены, что там есть все то же, что здесь. Покойника снабжали орудиями земледелия, рыболовства, охоты, одеждой, ведь это пригодится в загробных селениях. Для того чтобы избежать в пути опасности, в могилу или на погребальный костер возлагали также оружие. В мире мертвых, правда, зима свирепствует, когда на земле жаркое лето, однако в остальном усопшие существуют совершенно так же, как живые..

Как водилось у ариев, славяне хоронили покойников или в земле, или сжигали на костре, поручая богу Сварогу. Погребальный костер и вообще все жертвенное сожжение называлось крада. Это был огненный круг. Для крады рыли глубокий, но узкий ров, устраивали ограду из прутиков, которую обкладывали соломой. После того как солому зажигали, пылающая ограда, горя и дымя, закрывала от пришедших проводить покойника в последний путь все подробности того, как происходило сожжение. Еще прежде принято было сплавлять тело по реке в лодке: в сущности, гроб и есть та же самая ладья, а похороны в земле — тот же путь в страну предков по неведомым подземным рекам. Для всякого такого погребения характерны две черты: желание избавиться от покойника и в то же время навсегда запечатлеть его в своей памяти. Отсюда могильные курганы, кладбища — «селения мертвых».

Когда покойника сжигали, это значило, что дух его на крыльях Огнебога-Семаргла уносится в Ирий.

ПОСВИСТ (ПОЗВИЗД)

Сын рыбака и сын пастуха

В начале мира собрал как-то великий Сварог богов и богинь на пир, а в разгар пированья и спрашивает:

— Кто из вас хочет стать верховным распорядителем земной погоды?

Начали тут захмелевшие божества спорить между собой, и долго длились их пререканья. Никому не хотелось заниматься таким ненадежным делом, как покровительствовать переменчивой погоде!

Наконец Сварог не выдержал и провозгласил:

— Клянусь небесами, я сей же час назначу управлять погодой первого же встречного человека!

И улетел он с небес на землю. Приземлился на траву в безлюдном месте, преобразился в обычного путника. Прошел рощу березовую, смотрит: на кургане, близ ямы разрытой, спорят меж собою два парня. Ухватились за кубок серебряный, каждый тянет его к себе, и бранят друг друга на чем свет стоит.

— Я первый откопал сокровище! — горячится худой, рыжий, с рябым лицом. — Да и зачем тебе, женолюбивому красавчику Догоде, такое богатство, все равно пропьешь, прокутишь с девками по кабакам!

— А я первый кубок увидал, — отвечает Догода. — И чего ты, Посвист, кипятишься? Посмотри на себя: худющий, желчный, всех ненавидящий. Дай тебе волю и власть — судьбы людские порушишь, всех со всеми перессоришь. Зачем тебе богатство этакое?

Заметили спорщики путника и говорят ему:

— Рассуди нас, добрый человек.

— Спор ваш напрасен по двум причинам, — ответствовал всезнающий Сварог. — Кубок сей — ваше общее родовое богатство.

— Как так? — вскричали Посвист с Догодою.

— Сейчас узнаете. Один из вас воспитывался у пастуха, а другой у рыбака, верно?

Посмотрели мужики на неведомого провидца со страхом и закивали.

— Открою тайну: вы — родные братья. Попали же младенцами в семьи к рыбаку и пастуху после того, как отец ваш с матерью утонули во время бури, а вас вынесло на берег. Пожалели сирот добрые люди, одного брата взял в семью рыбак, а другого пастух. Оба скрыли от вас тайну вашего рождения, но за это не осуждают… Другая же причина такова. У подножия сего кургана — могилка ваших родителей. Вон там, где березка растет. Видите? Негоже в таком святом месте кощунные споры затевать. А уж разрывать курганы да серебряные кубки забирать у мертвецов — и вовсе тяжкий грех, по правде говоря.

— Да что мы слушаем этого неведомого говоруна! — опять озлился Посвист. — Нечего нам байки пустые сказывать! Мы сами поделим сокровище, хоть бы пришлось нам спорить еще трое суток! А ты ступай своей дорогой, кот Баюн.

— Я не кот Баюн, а отец богов и богинь Сварог, — ответствовал путник, преображаясь в грозного владыку. — И клянусь, что вы отныне будете спорить между собою не трое суток, а вечно — только не на земле, а в небесах. Ты, тихоня Догода, отныне станешь отвечать за солнечную, приветливую погоду. А ты, свирепый Посвист, станешь управителем бурь и ураганов — и никогда не будет мира меж вами!

И тут же вознесся с новоявленными божествами в небеса.

ПРОКЛЯТЫЕ МЕСТА

Двум смертям не бывать

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были два удалых молодца — Храбёр-богатырь да Разум-богатырь.

Как-то, верхом едучи в местах незнаемых, увидал вдруг Храбёр-богатырь на развилке дорог, у высохшего ручья: слева — град чудесный поднимается, а справа — недвижное сборище силы нечистой. Тут и ведьмы, и оборотни, полужабы-полуединороги хвостатые и прочая пакость. А впереди сама Смерть на коне, со щитом и копьем, в оболочке из хрусталя.

— Эх, двум смертям не бывать, одной не миновать! — вскричал Храбёр-богатырь, выхватил меч из ножен и поскакал биться со Смертью. Та вмиг ожила, вся нечисть тоже задвигалась, завизжала и кинулась на богатыря. Но как только он смахнул голову Смерти, все вдруг пропало, как не бывало.

Передохнул Храбёр-богатырь и поскакал ко граду поднебесному. Приезжает, а там слезы и уныние: каждый месяц прилетает в то царство-государство змей трехглавый, уносит одну из красавиц. Завтра дойдет черед и до царской дочери.

— Не горюй, царское величество, — приободрил богатырь царя. — Вели пред тем местом, где красавица будет стоять, вырыть яму глубокую, да пускай дно ямы крепкими кольями утыкают, с железными острыми навершиями, да жердями яму закроют, да сверху дерном, да еще цветочков лазоревых набросают.

Перед прилетом змея затаился богатырь за камнем, где красавица стояла. Опустился змеюга перед нею, крылья сложил — да и провалился в яму, только головы наверху огонь изрыгают. Тут-то богатырь головы эти змеиные и срубил. В тот же день справили свадьбу богатыря с царевной, но вскоре заскучал молодец на чужбине и уехал с новобрачной в родные края. Первым делом рассказал о своих приключениях Разуму-богатырю, и тот тоже захотел град поднебесный повидать. Спустя полгода, хорошенько пораскинув умом, он пустился в путь-дорогу.

Вот оказался он у того проклятого места, где слева — град поднебесный, а справа — нечисть застывшая со Смертью во главе. Остановился — и призадумался: «На что мне меч зря из ножен вынимать, небось и без сечи кровавой ко граду проеду».

Поворотил коня налево и поскакал. И тотчас ожила вся нечисть, вмиг догнала его, сшибла с коня да и оболокла хрусталем. Долго ли, коротко, а пустился Храбёр-богатырь на поиски безвестно сгинувшего собрата. Опять сразился на проклятом месте со Смертью и ее воинством, опять смахнул старухе голову — и опять все пропало из глаз, остался лишь заколдованный Разум-богатырь в оболочке хрустальной.

Ударил Храбёр-богатырь своим мечом — хрусталь и раскололся, как ореховая скорлупа. Ожил Разум-богатырь, обнял своего спасителя. Сели они на коня Храбёрова да и поехали на родину.

Есть места, которые изначально считались недобрыми, проклятыми, как прибежище нечистой либо другой недоброй силы. Прежде всего это, конечно, перекрестки. В старину на перепутьях ставили кресты — по обету, в память об убитых. Их иногда хоронили прямо при дорогах, ну и конечно, неупокоенные, неотмоленные духи бродят по ночам неподалеку от места своего погребения.

Неосвященный крест всегда привлекает злых духов и становится их обиталищем, так же, как и само скрещение дорог. Тут встречаются ведьмы с чертями, гуляют свои шумные бесовские свадьбы.

РАЗРЫВ-ТРАВА

Волшебный ключ

Молодой воин отстал от своей рати, заблудился и брел, усталый, по опушке осеннего леса. Вдруг услышал он шипенье и увидел вокруг множество змей.

«Неужто настал мой смертный час?» — подумал он, однако змеи словно не замечали его. Все они стекались к невысокой горе, причем увидал воин, что каждая берет на язык какую-то травинку и касается ею твердой скалы; скала после этого открывалась и змеи одна за другою исчезали в горе.

Воин тоже сорвал травинку. Она была такая острая, что палец разрезало до крови, но он стерпел боль и наудачу притронулся к камню. Трещина разверзлась перед ним, и он вошел в глубь горы. Здесь все сверкало серебром и золотом, посреди пещеры стоял золотой престол, а на нем лежала огромная старая змея. Вокруг спали все прочие змеи, свившись в клубки, — спали так крепко, что ни одна даже не шевельнулась, когда вошел воин. Он положил в сторонку свой меч и щит, лук со стрелами, чтобы не мешали, и долго бродил по пещере, то хватаясь за золотые слитки, то набирая пригоршни серебряных монет, то пересыпая из горсти в горсть самоцветные камни. Забыл обо всем, не ведал, сколько времени прошло. Вдруг шипение послышалось вокруг: это просыпались змеи.

— Не пора ли нам? — вопрошали они громкими, свистящими голосами.

— Теперь пора! — ответствовала огромная старая змея, сползла со своего престола и поползла к стене. Пещера отворилась, и все змеи быстро поползли прочь.

Выскочил на волю — и ахнул, ошеломленный. Где осенний желтый лес? Все сверкало зеленой листвой, была весна. Тогда воин понял, что пробыл в волшебной пещере всю зиму, и принялся бранить себя за то, что не набрал себе золота и драгоценностей. Вдруг он услышал злобный крик.

Несколько всадников мчались прямо к нему, занося мечи. А его оружие осталось лежать в пещере! Вот один из всадников спешился, свирепо усмехнулся при виде беззащитного человека, занес меч… а молодой воин только и мог, что беспомощно выставить вперед руку и коснуться его щита.

В ту же минуту из руки его вырвалось пламя, пронзило и щит, и панцирь, и грудь врага. Он упал бездыханный. При виде этого прочие всадники немедленно поворотили коней и пустились наутек.

Победитель ошеломленно поглядел на свою руку и вспомнил, как порезался об острую траву, которая отмыкала гору. А вот и травинка, прилипшая к царапине. Неужели все дело в ней? И понял воин, что это разрыв-трава.

Рассказывают, что листы разрыв-травы имеют форму крестиков, а цвет подобен огню: распускается она в полночь на Ивана Купалу и держится не более пяти минут. Где растет — никому не ведомо; достать ее весьма трудно и сопряжено с большою опасностью, потому что всякого, кто найдет ее, черти стараются лишить жизни. Если приложить разрыв-траву к запертой двери или замку, они немедленно разлетятся на части, а если бросить в кузницу — ни один кузнец не в состоянии будет сваривать и ковать железо, хоть бросай работу! Разрыв-трава ломает и все другие металлические связи: сталь, золото, серебро и медь.

Против нее не устоит никакое оружие, и ратники дорого бы дали за обладание ею, потому что тогда даже самые крепкие доспехи не защитят врага.

РУСАЛКИ

Два креста

Жил-был один парень, который всю жизнь мечтал повстречаться с русалкой и изведать ее любви. Он уже женатый был, а как настанет Русальная неделя, так и рвется он в лес, так и буяет в нем кровь. Однако он не раз слышал, что пригожему парню можно погибнуть — русалки начнут срывать с него одежду и до смерти защекочут! — и все думал, как бы оберечься от этого. И вот как-то раз один дошлый колдун научил его пойти, надев два креста, один на грудь, а другой на спину: русалки оттого нападают на людей сзади, что на спине креста нет.

И вот ночью парень ринулся в лес, а там — множество русалок: поют, танцуют, на ветках берез раскачиваются. Зачуяли человечий дух и бросились к смельчаку: каждая норовит обнять его и поцеловать, да как завидят два креста — бросаются прочь. Парень за ними, они от него — так и бегали всю ночь. Потом заманили его в высокую траву и ну кататься по ней. И тут лопнул один гайтан — крест со спины свалился! Русалки тотчас накинулись на парня и принялись целовать да миловать так пылко, что вскоре он уже лежал ни жив ни мертв и не понимал, что же с ним такое делают.

Однако девы пожалели красавчика — все-таки он немало их повеселил! — и не уморили его до смерти. Они сделали из веток носилки, вынесли бесчувственного из леса, миновали поля, двор, внесли в его избу и положили на постель — к жене под бок. А потом, хохоча, выбежали из избы и растаяли в утреннем тумане.

Как увидела молодушка, в каком виде принесли ее ненаглядного, как накинулась на него с кулаками да со слезами! Насилу потом прощения добился.

В лес он больше носа не совал, но никогда, до самой смерти не мог забыть поцелуи и ласки русалок. Только жене об том не сказывал…

Русалки — это фантастические жилицы вод и источников земли, особенно непроточных — озер, стариц, прудов, тихих рек. Быстрой, проточной воды русалки не любят.

Издавна им посвящались русалии — празднества, позднее совпавшие с днем Троицы.

Как и многие другие призрачные, водяные девы, русалки — это души усопших, но точнее — погибших неестественной смертью, самоубийц, ну и, конечно, красавиц, утопившихся от несчастной любви. Первые четыре года они еще могут вернуться к живым людям, если найдется знающий человек, который вовремя подаст русалке крест. Через четыре года обращение становится невозможным.

Среди русалок есть старшие, которые бранят младших, не сумевших затащить в воду ни одного человека, смеются над ними.

Летом, начиная с Троицына дня, русалки оставляют речные и озерные омуты и выходят на землю. Для жительства русалки выбирают себе плакучие березы, потому в Русальную неделю деревенские девушки непременно ходят завивать березки, чтобы водяниц задобрить: связывают разноцветными лентами березовые ветви, на которых так любят качаться мавки при луне, которая для них светит ярче обычного. Русалки аукаются между собой, пляшут, водят веселые хороводы.

Бывает, русалка пожалеет парня и не станет его топить, но тогда всего лишь на два часа в сутки дозволено ей выходить к милому на свидание, а все остальное время ее участь — злая ревность к живым.

Особенно тяжко приходится влюбленным русалкам зимой, когда наступает зима, реки и озера замерзают. В народе говорят: если слышен сильный треск льда, значит, это русалка бьется в него из глубины, горюя о милом друге.

САДКО

«Садко у Морского Царя»

…Проснулся Садко во синем море, Во синем море на самом дне, Сквозь воду увидел красное солнышко, Вечернюю зорю, зорю утреннюю. Увидел Садко: во синем море Стоит палата белокаменная. Заходит Садко в палату белокаменну: Сидит в палате царь морской, Голова у царя как куча сенная. Говорит царь таковы слова: — Ай же ты, Садко-купец, богатый гость! Век же ты, Садко, по морю езживал, Мне, царю, дани не плачивал, А ныне весь пришел ко мне в подарочках. Слышал, мастер ты играть во гусельки яровчаты; Поиграй же и мне. Как начал играть Садко в гусельки яровчаты, Как начал плясать царь морской во синем море, Как расплясался царь морской! Играл Садко сутки, играл и другие Да играл еще Садко третии, А все пляшет царь морской во синем море. В синем море вода всколыбалася, Со желтым песком сомутилася.

Купец-мореплаватель, гусляр Садко — герой русского былинного эпоса. Был он прежде беден, имел из всего добра только «гусли звончаты», с которыми хаживал на пиры званые, веселил народ. Сидел однажды Садко на берегу Ильмень-озера, поигрывал на гусельках; вдруг в озере вода всколебалась — и выплыл властитель царства подводного. За игру чудесную посулил Морской царь песеннику «клад из Ильмень-озера — три рыбы — золоты перья». И слово подводного владыки не мимо молвилось: закинул гусельник в озеро невод — дался в руки обещанный клад; закупил на него Садко товару видимо-невидимо, стал он богатым гостем-купцом господина Великого Новгорода…

Почти двенадцать лет путешествовал купец Садко, и вот как-то однажды все его тридцать кораблей замерли посередине моря, словно к воде приросли.

Стали жребий кидать: кто тот грешник, чьи грехи держат суда на месте? Кого же бросить в синее море на утеху Морского царя?

Выпала такая доля Садко.

Пришел Садко в подводное царство, вновь стал играть для Морского царя — музыкой своею успокоил он бурю на Ильмень-озере. Морской царь, желая оставить у себя чудесного гусельника, предложил ему на выбор одну из своих тридцати дочерей. Все они были как на подбор, но Садко не стал брать «ни хорошую, ни белую, ни румяную», а взял, по подсказке Николая-угодника, покровителя корабельщиков, «девушку поваренную, ту, что хуже всех», но которая полюбила его. Она-то и помогла Садко воротиться на землю, в Новгород, а звали ее Волхва-река: эта река вытекает из Ильмень-озера.

СВАРОГ

О. Миролюбов. «Как зародилось зло»

Когда Дый сотворил землю, а Род породил людей, все они стали жить под покровительством Сварога, отца богов. Этот первый мир был истинный рай, во всем подобный небесному Ирию: светлый, яркий, лучезарный.

Боги-Сварожичи на небесах жили радостно и счастливо, такую же жизнь вели и люди на земле. А так как мир освещался всегда лазурным светом и ночи не было, то не было и тайн и секретов, а с ними не было и зла. Тогда на земле была вечная весна, то природа цвела и благоухала.

Так продолжалось долгое время, пока Сварог-Творец не ушел творить новые звездные миры. За себя он оставил старшего Сварожича — Денницу, которому и поручил управлять богами, людьми, всем Лазурным миром. Тогда Деннице пришла мысль попробовать творить, как это делал сам Сварог. Денница сотворил новых людей — помощников себе и начал править. Но он позабыл вдохнуть в них добрую душу, и произошло на земле первое зло. Сначала появилась тень, а потом и ночь — время недобрых замыслов и деяний.

Против зла и самовластия Денницы восстали почти все Сварожичи. Разгневанный Денница решил захватить чертоги Творца и уничтожить защищавших их своих же братьев-богов.

Началась война. Верные Сварогу Сварожичи — Перун, Велес, Огонь, Стрибог и Лада — крепко держались в чертогах Сварога.

Перун, сотрясая небеса, громом и молнией сбрасывал нападающих с Лазоревых небес, где стоял чертог Сварога. Вихрем-ураганом сбивал их Стрибог. Огонь жег-палил бунтующих, и те, обожженные, падали на землю, повергая в ужас людей.

И вот прибыл Сварог. Простер свою десницу — и всё замерло. Взмахнул — и все бунтовщики, как горящие звезды, посыпались дождем с небес на разрушенную землю, где теперь дымились развалины, горели леса и высохли реки и озера. Горящей звездой сверкнул падающий Денница, вместе с единомышленниками пробил землю, и земля поглотила в своей пылающей пучине — Пекле — бунтующих.

Так погиб первый мир, первое творение Сварога. Так родилось зло.

И поднял Сварог свой чертог ввысь, и защитил его ледяной твердью. А поверх тверди сотворил новый, прекрасный Лазоревый мир и перенес туда Ирий, и провел туда новую дорогу — Звездный путь, чтобы достойные Ирия могли достичь его. И залил водою горящую землю, потушил, и из разрушенного, погибшего создал новый мир, новую природу.

И повелел Сварог всем бунтовщикам искупить свой грех и забыть свое прошлое, рождаться людьми и в страданиях только совершенствоваться, чтобы достичь, что утеряли, и вернуться очищенными к Сварогу, в Ирий…

Сварог — верховный владыка Вселенной, родоначальник богов. Сварог как олицетворение неба, то озаренного солнечными лучами, то покрытого тучами и блистающего молниями, признавался отцом солнца и огня. Все основные боги славянские — дети Сварога, оттого зовутся они Сварожичи.

СВЯТОБОР

«Я похлещу тебя вершинами берез!»

Однажды молодой охотник шел домой лесом и от избытка сил сшибал прутом листья с деревьев и головки цветов. Шел он знакомой тропою, однако она как-то незаметно пропала из-под ног, и, к своему изумлению, охотник обнаружил, что заблудился. А ведь эти места были ему знакомы с детства! Вдобавок небо стало хмуриться, вершины высоченных деревьев угрожающе клонились к человеку… Он порядком струхнул и, завидев в чащобе огонек жилья, радостно бросился к нему.

Что такое? Шалаш не шалаш, изба не изба… Слажено жилище из звериных шкур. Парень уже собирался податься прочь подобру-поздорову, как вдруг шкура, которая загораживала вход, откинулась, и перед ним появился суровый, могучий старец. Он также был облачен в звериные шкуры, оброс, словно мхом, длинной бородой, а глаза его горели в темноте, как уголья.

— А, вот ты и попался мне, нечестивец! — зарычал старик. — Зачем бил меня по глазам своим прутом? Теперь я похлещу тебя вершинами берез, негодник. Ужо попомнишь Святобора!

Скрутив парня, он задал ему такую трепку, что тот не чаял живым добраться домой и две недели потом отлеживался на сеновале. С тех пор он держал руки на привязи, когда шел лесной тропою!

Святобор — один из верховных лесных владык в славянской мифологии. Это бог лесов, покровитель охоты. Наши предки верили, что он предопределяет жизнь, судьбу, поведение всех обитателей лесных чащоб, обеспечивает дивное согласие в природе. Иногда он любит подшутить над человеком, если разозлится, и мучает, сбивает его с пути, пуская по лесу эхо. Лешие — его слуги. Лешие есть в каждом лесу, а Святобор один над всеми необозримыми славянскими лесами хозяин! Ростом он выше самой высокой сосны, статью могутнее самого кряжистого дуба, волосы его длиннее березовых кос, борода гуще мха, носит он зеленый плащ из хвои да зеленую шапку. Однако в древности его обычно изображали в виде медведя с секирой.

Святобор — олицетворение вечно живой природы. Все свои владения враз он может обозреть и днем и ночью, поэтому не светляки мелькают в ночной тьме — то светятся огненные очи Святобора.

Горе охотнику, посягнувшему на олениху с детенышем: рано или поздно Святобор ему отомстит. Горе рыбаку, который ловит стерлядь в пору нереста: рано или поздно его ждет грозная расплата.

Убеждение, что природе нельзя наносить — по глупости или жадности — невосполнимый урон, возникло еще в глубочайшей древности. В заповедных лесах, святых борах охота и вырубка деревьев запрещались под страхом смерти. В древности были целые рощи и леса, которые посвящались именно Святобору. Там под страхом смертной казни запрещено было даже ветки с деревьев ломать, не то что заготавливать лес. Потом имя это забылось, но еще и при Петре Великом, например, власти жестоко расправлялись с порубщиками сосен в поймах рек.

Жена Святобора — Зевана, славянская богиня охоты. Она опекала лесных зверей, учила их избегать опасности, переносить суровые зимы. Охотники старались умилостивить ее и испросить удачу в промысле.

Помощники Святобора, кроме леших, также мелкие божки по имени Туросик, Стукач, Свида и Пахма — существа довольно опасные и коварные. Скажем, зловредный Туросик принимал вид тура или оленя с золотыми рогами и заводил охотника, погнавшегося за ним, в болото. Точно так же заманивал в болото людей и Стукач, изображая стук топора дровосека. Заблудившиеся люди, случалось, радостно бежали на этот стук и гибли.

СВЯТОВИД

Семья Святовида

Ночью Святовид отдыхает в своем небесном чертоге, подобно всем прочим богам. Его дети — Утробог и Заря — ведут бой с Мраком, желающим навсегда воцариться на небесах.

И вот настает утро. Святовид — божество-охранитель Дажьбога-Солнца, его проводник и водитель в небесном пути, — отворяет врата его дворца. Когда Святовид вместе с солнцем отбывает на покой, на небесном своде появляется его дочь Вечерница — богиня сумерек, а после нее воцаряется супруга Святовида — Ночена. На ней плащ, сотканный из лунных лучей, а вокруг плывут ее дочери — звезды. Мракота, супруга Мрака, всегда завидовала красоте Ночены и всячески стремилась омрачить сияющую красоту ночи, обрывая ее роскошный плащ. Тогда ночь делается сумеречная, страшная. Этого и добивается Мракота. Но добрая Лада своей сверкающей иглой надшивает плащ Ночены и заново наряжает свою подругу.

А поутру, едва успев повстречаться с женой, Святовид вновь сопутствует Дажьбогу-Солнцу в его пути по небесам. Так было раньше — так пребудет и впредь.

Святовид — божество, кое в чем тождественное Диву и Сварогу: возможно, это только различные прозвания одного и того же высочайшего существа. Впрочем, другие легенды называют Святовида сыном Сварога и почитают как божество ясного дня, придавая ему полную власть над людьми. Более Святовид почитался западными славянами, чем восточными.

По свидетельству древних, в богатом Арконском храме, разрушенном в XII веке, стоял огромный идол Святовида, выше роста человеческого, с четырьмя бородатыми головами на отдельных шеях, обращенными в четыре разные стороны; в правой руке держал он турий рог, наполненный вином. Тут же висели принадлежащие богу седло, мундштук и огромный меч.

Четыре головы Святовида, вероятно, обозначали четыре стороны света и поставленные с ними в связи четыре времени года (восток и юг — царство дня, весны, лета; запад и север — царство ночи, осени и зимы); борода — эмблема облаков, застилающих небо; меч — молния; поездки на коне и битвы с вражьими силами — поэтическая картина бурно несущейся грозы; как владыка небесных громов, он выезжает по ночам, то есть во мраке ночеподобных туч, сражаться с демонами тьмы, разит их молниями и проливает на землю дождь.

С этим вместе он признавался и богом плодородия; к нему воссылались мольбы об изобилии плодов земных; по его рогу, наполненному вином (вино — символ дождя), гадали о будущем урожае. Таким образом, у славян, как и у прочих арийских народов, с верховным божеством неба связывались представления ожесточенной борьбы с демонами и благодатного плодородия, разливаемого им по земле; вот почему время зимнего поворота солнца, предвещающее грядущее торжество Святовида над нечистою силою, получило название святок, а весенний праздник пробуждения природы, появления молниеносных облаков и дождевых ливней — название святой, или светлой, недели.

Святовид почитался у славян оракулом, пророком. Со всех сторон стекался к нему славянский народ. Все славяне посылали в Аркону дань свою. Иноземные купцы, приходившие в Аркону, должны были платить идолу часть своих товаров; даже король датский Свен Отто подарил ему золотую чашу высокой работы. На сокровища Святовидова содержаны были триста всадников со стольким же числом лошадей. Когда у рюгенцев была война, то сии всадники отправлялись в поход, и вся добыча, полученная ими в сражении, принадлежала Святовиду.

Из птиц Святовиду посвящался петух.

СВЯЩЕННЫЕ РОЩИ

«Приблизьте злодеяния к небесам!»

Один древлянин, за силу и свирепость прозванный Вепрем, из мести поджег ночью двор соседа. Но внезапно подул сильный ветер, и сгорело полсела. На всеобщем сходе юноша Будимир, который гадал той ночью по звездам и видел поджигателя, обличил Вепря в содеянном. Вне себя от ярости, тот выхватил меч, сразил обличителя насмерть и, спасаясь от погони, укрылся в священной роще — Боголесье.

Ступить под сень Боголесья с оружием в руках — святотатство пострашнее поджога. Но что делать, как покарать злодея? Он воин умелый и злохитрый, легко перебьет хоть полсотни безоружных…

Окружили древляне рощу и стали думу думать. Наконец изрек верховный волхв:

— Дети мои! Древляне! Я стану молить святые небесные силы, чтобы они помогли нам расправиться со злодеем. А вы повторяйте за мною.

— О боги и богини Боголесья, Приблизьте злодеянья к небесам!

Вослед за верховным волхвом все древляне начали умолять богов и богинь свершить праведный суд.

Время шло. Солнце поднялось к полудню. Но вдруг грянули средь ясного неба удары грома, и над вершинами дерев Боголесья показался Вепрь, влекомый ввысь незримой властью. Он изрыгал проклятия и грозил то земле, то небу мечом, на котором засохла кровь Будимира.

И тогда взлетели с луков древлянских сотни стрел и пронзили тело злодея.

Когда же древляне, оставив мечи и луки на подступах к Боголесью, отыскали в чащобе труп Вепря, тот на глазах вдруг начал истлевать, пока не осталась лишь горстка праха. Развеяли его по ветру и разошлись.

Настала ночь, а брат убиенного юноши, Громислав, долго еще вглядывался в узоры звездного ковра, вытканного в небесах. И чудились Громиславу в этих узорах лики богов, карающих злодеев и святотатцев.

Славяне, живущие в лесах, относились к деревьям с большим почтением, наделяя почти каждое сверхъестественными свойствами. Рощи и леса почитались местами священными. Почему? Да потому, что их зелень украшала мир, давала кров и пищу нашим предкам, была как бы знаком особенной милости богов к людям. Поэтому и молились в рощах и лесах. Ну а если там еще пробегала вода, это место было особенно удачным для вознесения молитв. Оно называлось Боголесьем. Здесь находились святилища богов, здесь венчали молодых «круг ракитова куста» — то есть обводя их вокруг дерева, как бы замыкая круг жизни (позднее символом этого стало хождение вокруг аналоя и надевание обручального кольца).

СЕМАРГЛ

Басурмане

В год Трубящего Изюбра, в месяц грозник, сиречь июль, вторглась на землю древлянскую орда басурман. Перво-наперво поднялись захватчики на высокий холм, где красовался храм бога плодородия и жертвенного огня Семаргла, небесного покровителя древлян. Храм спалили, жрецов умертвили, жертвенник огнепламенный разрушили. Златого крылатого пса — изображение Семаргла — на куски порубили да растащили, кто сколько мог ухватить, злобно выкрикивая:

— И тебя, златая псина, достанем в небе стрелами!

Спасся только молодой жрец Ярун — затаился в подземелье. На закате, когда басурмане покинули пожарище, смотрел он с холма на орду. Подобно змее ширококрылой неслась она по дороге к Старой Веже — главному граду древлянскому. Басурмане дошли до бурливой реки, стали на ночлег и развели костры.

Всю ночь пробирался Ярун тайными тропами по дремучему лесу, переплыл в узком месте реку и утром, весь мокрый, исцарапанный колючим кустарником, изодранный ветвями, оповестил седобородого князя древлян Добрыню о беде.

Настала ночь. Смотрел на вражий стан князь Добрыня и клял себя за то, что так и не возвел каменных стен вокруг Старой Вежи. Деревянные завтра сгорят — и все будет кончено…

В стороне одиноко стоял Ярун. Обратив глаза к звездам, он шептал:

— К тебе взываю, о Семаргл! Не дай погибнуть Старой Веже — твоему последнему святилищу! Накажи злодеев, что порушили твой храм, а тебя, светоносца и огненосца, на куски порубили! Яви свое небесное могущество!

И долго, долго молился жрец Ярун. А глухой полуночью вдруг спустился с небес крылатый огненный пес превеликий. Начал он летать низко над полчищем вражьим, и от жара пламенного иные из ворогов сразу погибали, а иные бросались в реку, но там вода кипела ключом, словно в котле, и они сразу шли на дно.

Вскорости все было кончено. Тишина настала — раздавались лишь стоны умирающих, а огненный крылатый пес Семаргл сызнова вознесся к звездам и растворился средь них. В эту страшную ночь удалось спастись лишь жалкой горстке басурман.

Князь Добрыня воздвиг новый храм Семаргла на высоком холме, и Ярун сделался в нем верховным жрецом. А через несколько лет он уже любовался на белые каменные стены Старой Вежи.

Семаргл — божество древних славян, коему, как и прочим, приносили они жертвы и имели его храмы. Это земное воплощение огня в переносном его значении: та пламенная сила, которая воодушевляет воинов в жестоком бою, зажигает сердца храбрых витязей, делая их неустрашимыми героями.

Кроме того, Сермагл — покровитель приношений в жертву огню, посредник между бессмертными богами и простыми людьми.

На связь меж Небом и Землей указывают и некоторые изображения Семаргла в виде крылатой собаки. Это был небесный посланец.

СИРИН

Исполнение желаний

Один дровосек во время сильной бури спас дитя птицедевы Сирин. В награду Сирин предложила исполнить любое его желание.

— Хочу видеть то, что ярче солнца и чего не видел никто на земле, — пожелал дровосек.

— Остерегайся впредь подобных желаний, — сказала Сирин. — Не все дозволено увидеть человеку, а на смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь. Но что обещано, будет исполнено.

Не успев моргнуть, дровосек увидел себя в огромной пещере, где горело множество свечей. Время от времени кто-то невидимый гасил ту или другую свечу.

— Что это? — спросил дровосек.

— Это жизни. Горит свеча — жив человек. Ну а погаснет…

— Хочу видеть гасящего! — потребовал дровосек.

— Подумай, человече, прежде чем просить неведомо что, — сказала Сирин. — Я могу тебя озолотить, могу показать красоты всего света. В моей власти сделать тебя владыкою над людьми. Трижды подумай!

Но дровосек был упрям и потому повторил свое желание:

— Хочу видеть гасящего!

Через миг он очутился в непроглядной темноте и наконец понял, что ослеп. Так сбылось страшное пророчество птицы Сирин:

«На смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь!»

Долго горевал дровосек, став слепым. Но нет худа без добра: довольно скоро он обрел себе и пропитание, и уважение односельчан тем, что начал врачевать наложением рук, а также предсказывать будущее. Случалось, он отвращал людей от дурных деяний, которые те замышляли, или говорил охотнику и рыболову:

— Оставайся завтра дома. Все равно добыча от тебя уйдет, а вот на чужой самострел нарвешься, либо лодка твоя на крутой волне перевернется.

Сначала люди ему не верили, но потом убедились в правоте его пророчеств. Однако более всего трепетали те, кого он призывал к себе негаданно-нежданно и предупреждал:

— Приуготовьтесь к похоронам. Послезавтра ваш Агафон отойдет к праотцам. Предупреждения эти сбывались неукоснительно. А если кто-то отваживался спросить слепого дровосека, от кого он узнает о скором бедствии, тот ответствовал загадочно:

— Я вижу гасящего.

Сирин — это одна из райских птиц, даже самое ее название созвучно с названием рая: Ирий. Однако это отнюдь не светлые Алконост и Гамаюн. Сирин — темная птица, темная сила, посланница властелина подземного мира. От головы до пояса Сирин — женщина несравненной красоты, от пояса же — птица. Кто послушает ее голос, забывает обо всем на свете, но скоро обрекается на беды и несчастья, а то и умирает, причем нет сил, чтобы заставить его не слушать голос Сирин. А голос сей — истинное блаженство!

СМЕРТЬ

Встреча с невестой

Сеча была долгой и мучительной, а когда закончилась она, на поле остались лежать тела убитых. А рядом умирали один за другим раненые: кто отходил в муках, кто легко, и уже забыли они, за что только что безжалостно убивали друг друга: думали только о том холоде, мраке и ужасе, который окутывает их. Страшны смертные врата…

Открыл молодой ратник помутневшие глаза, полные слез от страха и боли, а сил нет поднять руку, слезы отереть. Мнится ему — меж неподвижных тел медленно идет кто-то по бранному полю. Пригляделся… да это женщина молодая в черном платье, и не идет она, а летит, едва касаясь земли.

Чем ближе она подходила, тем отчетливее было видно ее прекрасное лицо и ласковую улыбку. Вздрогнул молодой ратник, в последнем проблеске сознания вдруг узнав ту, с которой накануне похода прощался над быстрой рекой, в светлой, солнечной березовой роще, обменялся клятвами вечной любви и верности. Да ведь это его невеста! Как она здесь оказалась?

Красавица подошла еще ближе, склонилась над женихом, взглянула на него колдовскими своими очами — и боль в его израненном теле сразу прошла.

— Милый мой, единственный, — прошептала она. — Не могу я без тебя жить, истосковалась, влеклась за тобой всем сердцем и вот нашла наконец тебя. Теперь я с тобой, ничего не бойся. Все пройдет, все избудется. Дай поцеловать тебя, желанный мой!

Она прилегла рядом с раненым на землю, обильно политую кровью, обвила его нежными руками и поцеловала так пылко, что преисполнился он неземного восторга и в этом поцелуе отдал возлюбленной всю душу свою… потому что это была сама Смерть, и она явилась за его душой.

Увидав, что обнимает хладный труп, Смерть со вздохом поднялась и полетела дальше над полем, склоняясь то над одним раненым, то над другим, обнимая их, целуя, оставляя за собой безжизненные тела. Но у каждого на губах застывала последняя счастливая улыбка, ибо перед кончиною успевал он изведать последний поцелуй той, которую любил на этом свете: невесты, жены, недостижимой возлюбленной или пылкой любовницы. Имя ее—Смерть Милосердная.

Вместе с болезнями, особенно повальными, быстро приближающими человека к его кончине, Смерть признавалась у наших предков нечистою, злою силою. Она сближалась с понятиями мрака (ночи) и холода (зимы). В солнечном свете и разливаемой им теплоте предки наши видели источник всякой земной жизни; удаление этого света и теплоты и приближение нечистой силы мрака и холода убивает и жизнь, и красоту природы.

Встречая весну торжественным праздником, славяне совершали в то же время обряд изгнания Смерти или Зимы и повергали в воду чучело Мораны.

Если понятие смерти сближалось в доисторическую эпоху с понятием о ночном мраке, то так же естественно было сблизить ее и с понятием о сне. Сон неразделим со временем ночи, а заснувший напоминает умершего. Подобно мертвецу, он смежает свои очи и делается недоступным внешним впечатлениям…

Иногда Смерть воображали в виде крылатого существа, которое вынимает у праведников душу сквозь сахарные уста, а у грешников — сквозь левое ребро. Некоторые уверяют, что Смерть необыкновенно прекрасна, подобно желанной невесте. То есть ко всем она является в разном обличье.

СТРАТИМ-ПТИЦА

Крылат-камень

В давние времена шла морем ладья на Соловки из Архангельска. И вдруг средь ясного дня налетела буря великая. Потемнело все кругом, ветер ревет, волны ладью заливают. И тут явилась над волнами Стратим-птица и воскричала:

— Выбирайте мне по жребию одного корабельщика в жертву!

А в ладье той несколько воинов плыли в Кемский острог. Один отчаянный был храбрец, настоящий сорвиголова. Крикнул он в ответ Стратим-птице:

— Пусть все погибнем, но тебе не поддадимся. Сгинь, нечисть поганая! — и уж лук боевой натянул, чтобы птицу лютую стрелить.

Но тут поднялась из моря смертная волна выше лесу стоячего, какой даже кормщик бывалый в жизни своей не видывал, а только слыхал про нее от стариков. Сразу смекнул: спасенья от смертной волны никому не будет.

И в этот миг сын кормщика, отрок Ждан, немой от рождения, вдруг прыгнул за борт в ледяную воду, а она в Белом море всегда ледяная…

Тотчас утихла буря, улеглись волны. Но сколько ни вглядывались люди, ни Ждана в воде, ни Стратим-птицы в небесах так и не заметили.

Прошли годы. И вот нежданно-негаданно объявился в родной Кеми безвестно сгинувший Ждан, но уже не отрок немотствующий, а парень на загляденье: статный, кудрявый, звонкоголосый. Мать его сразу признала по родинке на щеке и по шраму на левой руке.

Стали спрашивать родственники и знакомые, из каких краев явился, где запропастился на столько лет. На все вопросы только улыбался Ждан загадочно да в небеса перстом указывал. Порешили люди, что он малость умом тронулся.

Стал Ждан в праздники да свадьбы по деревням хаживать, на гуслях звонкоголосых наигрывать, сказки да былины сказывать. И про Алатырь-камень, и про Ирий-сад, и про водяных-домовых, и про птицедев прекрасных, кои зовутся Алконост, Гамаюн да Сирин. Только про Стратим-птицу ничего не сказал и не спел, сколько его ни упрашивали!

С тех пор и повелись на Беломорье сказители, былинщики и песнопевцы под гусельные звоны. Но всякий такой краснослов ходил на выучку к Ждану, потому что был он лучшим из лучших.

И вот что еще чудно было: так и не подыскал себе Ждан невесту. Многие девицы по нему вздыхали, кое-кто из вдовушек нарожали от него детишек, таких же кудрявых да синеглазых, но до скончания дней так и остался он холостяком.

А за два года до упокоения своего нанял Ждан целую артель каменотесов, и принялись они на Трехгорбом острове камень преогромный обтесывать, пока не явилась взору птица диковинная с головой девичьей. Там, у подножия каменной птицы, и схоронили Ждана по его последней воле, но слишком много лет прошло с тех пор, от могилы небось и следа не осталось. Унес Ждан с собой загадку Стратим-птицы, пощадившей его юность и красоту. А птица та каменная, сотворенная по воле сказителя Ждана, в народе зовется Крылат-камень.

Стародавние сказания утверждают, что Стратим-птица — прародительница всех птиц — живет на море-океане, подобно Алконосту.

Когда кричит Стратим-птица, подымается страшная буря. И даже если всего лишь поведет она крылом, море волнуется, колышется.

СОКОЛ

Финист Ясный Сокол

Было у купца три дочери. Поехал он раз на ярмарку, спрашивает, кому чего привезти в подарок. Две старшие попросили платков да платьев, а младшая, Марьюшка, говорит:

— Привези мне, батюшка, перышко Финиста Ясна Сокола.

Вот приехал он домой, младшая дочь от радости сама не своя. Чуть начали старшие сестры обновки примерять, она побежала к себе в горницу, бросила перышко об пол — и тотчас влетел в окно сизокрылый сокол, явился к ней красавец молодой, ненаглядный возлюбленный Финист Ясный Сокол. И прилетал он к ней всякую ночь, а утром улетал во чисто поле.

Как-то раз услышали сестры в светелке Марьюшки разговоры поздние, подглядели в щелочку — и едва не обмерли от зависти. Заманили они Марьюшку в погреб, да и заперли, а окошко ее заколотили и еще ножей острых навтыкали. Прилетел сокол, бился, бился, всю грудь изранил, а потом вскричал:

— Прощай, красна девица! Коли захочешь меня снова увидать, иди в тридевятое царство, не прежде найдешь, пока три года не минуют, пока не истопчешь трех пар железных башмаков, трех платьев железных не износишь да трех посохов не притупишь железных.

И улетел. В ту же ночь, никому не сказавшись, ушла Марьюшка из дому. Сковал ей кузнец платье железное, да башмаки, да посох, и отправилась она в странствие.

Вот минуло три года ее странствий, справа железная вся сносилась. Приходит Марьюшка в какой-то город, а там королева к свадьбе готовится, а жених ее — Финист Ясный Сокол. Нанялась Марьюшка посудомойкою во дворец и, выждав время, вошла в покои Финиста. А тот спит непробудным сном. Заплакала она в голос:

— Милый ты мой, я к тебе шла три года, а ты спишь и не знаешь ничего! Сколько ни причитывала, спит он, не слышит, но вот упала горючая слеза ему на плечо — пробудился Финист Ясный Сокол, открыл глаза да так и ахнул:

— Ты пришла, моя ненаглядная! А я уж думал, ввек не увидимся. Околдовала меня ведьма-королевна, я про тебя и забыл, зато теперь ввек не забуду.

Подхватил Марьюшку на руки и вылетел вместе с ней в окошко — только их и видели. Прилетели на святую Русь, явились к Марьюшкиному отцу, в ноги кинулись — тот благословил молодых, ну а потом свадьбу сыграли. Жили Марьюшка и Финист Ясный Сокол долго и счастливо, да говорят, что и теперь живут.

Сокол пользовался в русских песнях и сказках большим почетом. Его называли в древние времена не иначе как «млад ясен сокол», величая этим же именем и красавцев добрых молодцев.

Сокол считался воплощением небесных стихий. Он боевит, победоносен, неотразим в сражениях. Эта птица быстра, как свет или молния. Чародей-богатырь Волх Всеславич, охотясь, обращался в сокола.

СОЛНЦЕ

Легкокрылая ладья

Жила-была одна девушка, которая любила Солнце. Каждое утро она выбегала из дому, взбиралась на крышу и простирала руки навстречу восходящему светилу.

— Здравствуй, мой прекрасный возлюбленный! — кричала она, и когда первые лучи касались ее лица, она счастливо смеялась, словно невеста, которая ощутила поцелуй жениха.

Весь день она поглядывала на Солнце, улыбаясь ему, а когда светило уходило на закат, девушка чувствовала себя такой несчастной, что ночь казалась ей бесконечной.

И вот однажды случилось так, что небо надолго заволокло тучами и воцарилась по всей земле промозглая сырость. Не видя светлого лика своего возлюбленного, девушка задыхалась от тоски и горя и чахла, словно от тяжелой болезни. Наконец она не выдержала и отправилась в те края, откуда восходит Солнце, потому что не могла больше жить без него.

Долго ли, коротко ли шла она, но вот пришла на край земли, на берег моря-Океана, как раз туда, где живет Солнце.

Словно услышав ее мольбы, ветер развеял тяжелые тучи и легкие облака, и голубое небо ожидало появления светила. И вот показалось золотистое свечение, которое с каждым мгновением становилось все ярче и ярче.

Девушка поняла, что сейчас появится ее возлюбленный, и прижала руки к сердцу. Наконец она увидела легкокрылую ладью, запряженную золотыми лебедями. А в ней стоял невиданный красавец, и лицо его сверкало так, что последние остатки тумана вокруг исчезли, словно снег по весне. Увидев любимый лик, девушка радостно вскрикнула — и тотчас сердце ее разорвалось, не выдержав счастья. Она упала на землю, и Солнце на один миг задержало на ней свой сияющий взор. Оно узнало ту самую девушку, которая всегда приветствовала его приход и выкликала слова жаркой любви.

«Неужели я никогда больше не увижу ее? — тоскливо подумало Солнце. — Нет, я хочу всегда видеть ее лик, обращенный ко мне!»

И в ту же минуту девушка превратилась в цветок, который всегда с любовью поворачивается вслед за солнцем. Он так и называется — подсолнечник, солнечный цветок.

Солнце, месяц и звезды были первыми божествами древних славян.

Обожествление солнца засвидетельствовано многими преданиями. Исчезающее вечером, как бы одолеваемое рукою смерти, оно постоянно, каждое утро снова является во всем блеске и торжественном величии, что и возбудило мысль о солнце как о существе неувядаемом, бессмертном, божественном. Как светило вечно чистое, ослепительное в своем сиянии, пробуждающее земную жизнь, солнце почиталось божеством благим, милосердным; имя его сделалось синонимом счастья.

В народных сказках к солнцу, месяцу и звездам обращаются герои в трудных случаях жизни, и божество дня, сострадая несчастью, помогает им. Вместе с этим солнце является и карателем всякого зла, то есть, по первоначальному воззрению, — карателем нечистой силы, мрака и холода, а потом и нравственного зла — неправды и нечестия.

Губительное действие зноя приписывалось гневу раздраженного божества, наказующего смертных своими огненными стрелами — жгучими лучами. Выражение «воспылать гневом» указывает, что чувство это уподоблялось пламени. Вот почему возникали клятвы, призывающие на голову виновного или супротивника карающую силу солнца.

Обоготворение светил и ожидание от них даров плодородия, ниспосылаемого небом, влекли простодушных пахарей и пастухов древнейшей эпохи к усиленным наблюдениям за ними. Изменения или фазы луны уже в глубочайшей древности должны были обратить на себя особенное внимание, и так как по ним гораздо легче и сподручнее было считать время, чем по солнцу, то естественно, что первоначальный год был лунный, состоящий из тринадцати месяцев; недели и месяцы определялись лунными фазами: самое слово это убедительно доказывает, что луна служила издревле для измерения времени, была золотой стрелкою на темном циферблате неба. Русские поселяне узнавали время ночи по течению звезд, преимущественно по Большой Медведице, и создавали себе много разных замечаний о погоде и урожаях по сиянию звезд и месяца.

Солнце и Месяц были представлены в родственной связи — или как сестра и брат, или как супруги.

Олицетворяя Солнце в женском образе, русское поверье говорит, что в декабре, при повороте на лето, оно наряжается в праздничный сарафан и кокошник и едет в теплые страны, а на Иванов день (24 июня/7 июля) Солнце выплывает из своего чертога на встречу к своему супругу Месяцу, пляшет и рассыпает по небу огненные лучи: этот день полного развития творческих сил летней природы представляется как бы днем брачного союза между Солнцем и Месяцем.

По народному поверью, Солнце и Месяц с первых морозных дней (с началом зимы, убивающей земное плодородие и, так сказать, расторгающей их брачный союз) расходятся в разные стороны и с той поры не встречаются друг с другом до самой весны; Солнце не знает, где живет и что делает Месяц, а он ничего не ведает про Солнце. Весною же они встречаются и долго рассказывают друг другу о своем житье-бытье, где были, что видели и что делали. При этой встрече случается, что у них доходит до ссоры, которая всегда заканчивается землетрясением. Народные сказания называют Месяц гордым, задорным и обвиняют его как зачинщика ссоры. Встречи между Солнцем и Месяцем бывают поэтому и добрые, и худые; первые обозначаются ясными, светлыми днями, а последние — туманными и пасмурными. Когда неверный супруг начал ухаживать за румяной Денницею, богиня Солнце выхватила меч и рассекла лик Месяца пополам…

По славянским преданиям, от божественной четы Солнца и Месяца родились звезды. Эти родственные отношения не были твердо установлены; они менялись вместе с теми поэтическими воззрениями, под влиянием которых возникали в уме человека. Названия, придаваемые Месяцу и звездам, так же колебались между мужским и женским родом, как и названия Солнца.

Как Месяц представляется мужем богини Солнце, так Луна, согласно с женскою формою этого слова, есть Солнцева супруга — жена Дажьбога. «Солнце — князь, Луна — княгиня», — такова народная поговорка, уподобляющая светила новобрачным супругам.

Солнце постоянно совершает свои обороты: озаряя землю днем, оставляет ее ночью во мраке; согревая весною и летом, покидает ее во власть холоду в осенние и зимние месяцы. «Где же бывает оно ночью? — спрашивал себя древний человек. — Куда скрываются его животворные лучи в зимнюю половину года?» Фантазия людская творит для него священное жилище, где божество это устраивается после дневных трудов и где скрывает свою благодатную силу зимою. По общеславянским преданиям, благотворное светило дня, красное Солнце, обитает на востоке — в стране вечного лета и плодородия, откуда разносятся весною семена по всей земле; там высится его золотой дворец, оттуда выезжает оно поутру на своей светозарной колеснице, запряженной белыми огнедышащими лошадьми, и совершает свой обычный путь по небесному своду.

Сербы представляют Солнце молодым и красивым юнаком; по их сказаниям, царь Солнце восседает на златотканом, пурпурном престоле, а подле него стоят две девы — Заря Утренняя и Заря Вечерняя, семь судей (планеты) и семь вестников, летающих по свету в образах «хвостатых звезд»; тут же и лысый дядя его — старый Месяц.

В наших сказках царь Солнце владеет двенадцатью царствами (указание на двенадцать месяцев в году или на двенадцать знаков зодиака); сам он живет в солнце, а сыновья его в звездах; всем им прислуживают Солнцевы девы, умывают их, убирают и поют им песни. Солнцевы девы умывают Солнце и расчесывают его золотые кудри (лучи), то есть разгоняя тучи и проливая дождь, они прочищают лик дневного светила, дают ему ясность. Тот же смысл заключается и в предании, что они метут двор Месяца, то есть разметают вихрем потемняющие его облака. Обладая бессмертным напитком (живою водою дождя), солнцевы девы сами представляются вечно прекрасными и никогда не стареющими.

Существует предание: когда Солнце готово выйти из своих чертогов, чтобы совершить дневную прогулку по белу свету, вся нечистая сила собирается и выжидает его появление, надеясь захватить божество небесного огня и умертвить его. Но при одном приближении Солнца нечисть разбегается, чувствуя свое бессилие.

СТРИБОГ

На Свистун-горе

Однажды ночью налетел на деревню бурный ветер с восточной стороны, крыши с домов снес, хлеба желтеющие побил, мельницу порушил ветряную. Утром подсчитали мужики убыток, почесали затылки, покряхтели… Делать нечего — надо урон восполнять. Засучили рукава — и за работу. А один — шорник Вавила, он по части упряжи большой был мастак, — до того обиделся на ветер, что решил найти на него управу. И нигде иначе, как у верховного владыки всех ветров.

В тот же день выковал Вавила у кузнеца башмаки железные, вырезал клюку дубовую — от зверей отбиваться, положил в котомку нехитрую снедь и пустился в путь-дорогу. Старик-мельник (все они, мельники, говорят, колдуны!) подсказал ему, где искать Стрибога: за горами, за долами, на Свистун-горе.

Целый год шел Вавила — уж и башмаки железные поизносил! — пока не взошел на Свистун-гору. Видит, сидит на камне седой крылатый старец-исполин, дует в рог золоченый, а над головой старца орел парит. Вот он, Стрибог!

Поклонился Вавила в ноги Стибогу, о своей беде поведал.

Выслушал бог, брови нахмурил и трижды протрубил в рог. Тотчас предстал пред ним крылатый великан в зеленых одеждах и с гуслями в руках.

— А ну-ка повтори свою жалобу на ветра Восточного! — приказал Стрибог Вавиле.

Тот все повторил слово в слово.

— Что скажешь? Чем оправдаешься? — грозно поглядел верховный бог на бесчинника. — Разве я учил тебя деревни разорять? Ответствуй, буян!

— Вина моя невелика, о Стрибоже, — молвил тот. — Рассуди сам. В других деревнях меня и в песнях славят, и Ветром-Ветрилою, и Ветром Ветровичем величают, кашку и блины выставляют мне на крыши, бросают с мельницы горстями муку, дабы я крылья мельничные вздымал. А в их деревне, — он указал перстом на Вавилу, — и плюют встречь меня, и злые наговоры по мне пускают, портят людей и скотину, а народ клянет меня, безвинного, на чем свет стоит: дескать, это я нанес ветром хворь-поветрие. Рыбаки там на воде свистят по ветер и накликают бурю. Долго терпел я всяческие обиды, но наконец терпенье мое лопнуло, когда разорили юнцы муравейник, палками его разметали по ветру, а вечером принялись старый веник жечь да искрами на ветру любоваться. А ведь этакое бесчинство старыми людьми от веку заповедано. И я не вынес обиды… Прости меня, Стрибог!

Помолчал, поразмыслил крылатый старец-исполин, да и говорит:

— Слышал, человече? Ступай назад, перескажи ответ Восточного ветра своим неразумным собратьям. Впрочем, нет: ноги в долгом пути собьешь, вон, башмаки-то железные уж продырявил. Сей же час обидчик вашей деревни отнесет тебя в родные края. Надеюсь, впредь вы с ним поладите. Прощай!

…На восходе солнечном косари в Ярилиной долине увидали диво дивное: мужик по небу летит! Пригляделись — да ведь это шорник Вавила к ним спускается, словно бы на невидимом ковре-самолете!

Стал Вавила на траву, поклонился в пояс кому-то незримому, а потом рассказал мужикам о своем хождении к Свистун-горе и о справедливом Стрибоге.

С той поры в деревне все крыши целы, хлеба ветром не сбиваемы, а мельница мелет исправно. И такой почет ветрам, как здесь, вряд ли где еще оказывается!

ТРИГЛАВА

Три невесты

Однажды крестьянскому парню привиделся дивный сон: будто оказался он в подводном царстве. Перед ним, среди чудесных растений, сиял как солнце дворец. Рыбы и удивительные морские существа проплывали сквозь его окна и двери, а еще увидел молодец красавицу. Так она полюбилась пареньку, что обещал ей вечную любовь и посулил прислать из родной деревни сватов.

На другую ночь сон повторился, только на сей раз чудо-дворец плыл по воздуху, словно невесомый. Разноцветные птицы выпархивали из его окон, а еще увидал парень в тереме чудо-девицу красоты неописуемой — и пообещал на ней жениться.

Третьей ночью — уже наяву, возвращаясь в родную деревню с рыбалки, — молодец увидал в лесу дворец, весь из самоцветных каменьев. В окне сияло лицо столь прекрасной девы, что парень забыл двух первых невест и вновь заговорил о сватовстве.

Когда дева нежданно-негаданно вышла на крыльцо из своих покоев, легкомысленный молодец едва не утратил дара речи: красавица оказалась трехглавою, и он узнал лица каждой из своих невест.

— Подтверждаешь ли свое обещание, ветреный жених? — спросили головы хором.

— Да, да, подтверждаю! — ответствовал насмерть перепуганный парень. — Подтверждаю — и завтра пришлю сватов. Только какой вам от меня прок: летать я, бескрылый, все равно не научусь, да и под водой жить не могу. Придется мне поселиться с одной из вас в лесу.

Тут три невесты улыбнулись — и все вдруг пропало. Парень снова очутился на знакомой охотничьей тропе. Но с той поры стал ему внятен язык и птиц, и зверей, и рыб. Он прослыл великим мудрецом, прожил долгую счастливую жизнь, не забывая приносить дары загадочной богине Триглаве.

Триглава или Тригла — богиня земли у древних славян. Храмов ее не ставили в городах и селениях, а только посреди чистого поля: ведь не место владычице земли среди человеческих жилищ! Как видно из ее имени, богиня сия трехглава, и три эти главы означают три начала, из которых состоит земной шар: земля, то есть почва, вода и воздух. А еще они обозначали горы, долины и леса.

Также слово Триглава имело несколько иное значение, соответствуя понятию Тримурти в ведической религии и Троице — в христианской. Божества были как бы триединым существом, например, Перун сначала олицетворялся как бог грома и молний, ветра и воды, а потом сохранил за собою только славу громовержца, предоставив владычество над ветрами Стрибогу, а над водяным миром — Морскому Царю и водяным.

Соответствуют друг другу по первоначальным представлениям о плодородной силе Хорс, Ярило и Купало; Дажьбог, Святовид и Солнце.

ХОВАЛА

Волчьей падью, на Стожар-горе

Приехал стрелец из дальних краев наведать свояка, а в деревне бабы голосят.

— О чем печаль? — стрелец спрашивает.

— Да ночью опять, как о прошлогодье, по деревне Ховала бродил со своими слугами — разбойными молодцами. Унесли все, что плохо лежит. Сети рыболовные с шестов для просушки, упряжь конскую, что в конюшню убрать забыли. Мельницу-крупорушку ручную, что в амбар забыли отнести. Телят-жеребят-козлят увели, которых в хлев не заперли. Уволокли все подчистую!

— А каков он, этот Ховала?

— Да старик седобородый с клюкою. На голове корона, вокруг нее двенадцать глаз огненных: ничто от них не скроется.

— Что ж мужики-то ваши деревенские за добро свое не вступились?

— Поди вступись, — свояк отвечает. — Лучами из глаз своих Ховала так ослепит — потом три дня будешь незрячим ходить, молочком козьим глаза протирать. Нет управы на Ховалу, нет. Хоромы его за Волчьей падью, на Стожар-горе. Туда ни пройти, ни проехать. Днем птицы с железными клювами заклевывают неосторожного путника до смерти, ночью волки рыщут, добычу себе кровавую ищут.

— Нам, стрельцам, бояться грех. Ладно, утро вечера мудренее. А к утру приготовь мне, свояк, три дюжины факелов смоляных, да шкуру толстую бычью в чане размочи, да латы железные со шлемом стальным кузнец пусть выкует.

Утром облачился в доспехи стрелец, коня вместо попоны шкурою покрыл.

…Вот подъезжает уже на закате дня к Волчьей пади. А в небесах-то темным-темно от страшных птиц, каких стрелец и видом не видывал. Кричат они, клюют чужаков носами железными, а поделать с ними ничего не могут: конь бычачьей кожей защищен, а на латах и шлеме стрельца клювы ломаются.

Ночь настала. Волки вышли на охоту, глазами люто во тьме сверкают. Поджег стрелец огнивом факел — звери-то и отпрянули: боятся огня, как черт ладана.

Утром добрались до Стожар-горы, тут, у своих хором, встречает их сам Ховала.

— Отдай добро, кое в позавчерашнюю ночь награбил, — говорит стрелец, с коня не сходя. — По-хорошему отдай. Не то саблей порублю, конем потопчу.

Усмехнулся старик, заиграли, зажмурились двенадцать глаз вокруг его короны — и помутился в глазах стрелецких белый свет. А конь рухнул как подкошенный.

Очнулся стрелец в горнице. Поднялся, выглянул в окно — батюшки-светы, на дворе уж осень, листья желтеют. Тут входит в горницу Ховала и говорит с улыбкою:

— Теперь ты понял, гость непрошеныый, каково хозяину честь не оказывать?

— Прости, старче, за горячность. Больно уж людишек жалко мне стало!

— Кого ты жалеешь, лихой молодец, жизнью своей понапрасну рискуя? Нерадивых, да нерачительных, да неосмотрительных, да непамятливых, да нехозяйственных. У хорошего-то хозяина все под присмотром, все под замком. А плохо лежащее — моя добыча. Вот я ее и ховаю, прячу. Так предначертано небесами. Ладно, повинную голову меч не сечет, — сказал Ховала мирно. — Верну пожитки деревенские тебе, храброму стрельцу — лихому молодцу.

Вернулся стрелец в деревню с целым обозом разного добра. А деревенские уж и не чаяли увидеть его живым!

ХОРС

Почему волки на луну воют

Однажды отец свет-небо Сварог собрал всех богов и провозгласил:

— Приносят мне жалобы Святобор, бог лесов, и его жена Зевана, богиня охоты. Оказывается, с недавних лет, когда вольным вожаком стал рыжий волчище Чубарс, его подчиненные вышли из повиновения богам. Волки губят зверей безмерно и понапрасну, режут скот безоглядно, всем скопом стали кидаться на людей. Тем самым нарушается извечный закон равновесия диких сил. Не сумев справиться со смутьянами, Святобор и Зевана взывают ко мне, Сварогу. О боги и богини, напомните, кто из вас может преобращаться в волка?

Тут вперед выступил Хорс — бог лунного света.

— О отец наш Сварог, — молвил Хорс, — я могу обращаться в Белого Волка.

— Раз так, предуказую тебе еще до наступления полуночи навести божественный порядок среди волков. Прощай же!

…Рыжего волчищу Чубарса в окружении множества свирепых собратьев Хорс застал во время пиршества на поляне, залитой лунным светом. Волки пожирали убиенных животных.

Представ перед Чубарсом, Белый Волк сказал:

— От имени бога богов Сварога спрашиваю тебя, вожак: зачем губишь зверье понапрасну и безмерно? На какую потребу режешь скот безоглядно? Для каких надобностей нападаешь даже на людей?

— Затем, что мы, волки и волчицы, должны стать царями природы и установить повсеместно свои нравы, — прорычал Чубарс, разъедая жирный кусище оленины. — А всех, кто посмеет встать на нашем пути, мы будем грызть. Вечно грызть, грызть, грызть!

И тогда Белый Волк вновь преобразился в бога лунного света. Он сказал:

— Да будет так. Желание твое исполнится. Отныне ты будешь вечно грызть — но не живую плоть, а безжизненную Луну.

По мановению руки Хорса от Луны протянулась к земле узкая белая дорожка. Хорс легонечко ударил своим волшебным жезлом с восемью звездами рыжего волчищу Чубарса. Тот съежился, будто шелудивый пес, заскулил жалобно и ступил на лунную дорожку. Она стала укорачиваться, унося смутьяна в небесные выси.

Хорс тут же назначил волкам нового вожака — серого Путяту, и вскоре извечный порядок в лесах восторжествовал.

Но с той поры светлыми ночами волки иногда воют на луну. Они видят на ней изгнанного с земли рыжего волчищу Чубарса, вечно грызущего лунные камни и вечно воющего от тоски. И сами отвечают ему унылым воем, тоскуя по тем временам, когда держали в страхе весь мир.

Хорс — божество света, родственное Дажьбогу. Например, в «Слове о полку Игореве» о князе Всеславе сказано, что он ночью рыскал волком, пробегая из Киева до Тмутаракани прежде Хорса, то есть восхода светозарного Солнца.

Но если Дажьбог — воплощение солнечного сияния, то Хорс — владыка света белого, солнечного или лунного, независимого от источника, противостоящего хаосу, тьме, небытию. Хорс — это небесное око: всезнающее, всеведающее, всеблагое.

ЦАРИ и ЦАРИЦЫ

Сказка про богатыря Еруслана

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь Картаус с царицею, и было у царя на службе двенадцать богатырей. У одного из них родился сын Еруслан.

Много земель объехал богатырь, много подвигов ратных свершил, но вот встретился ему в чистом поле калека-старик и говорит:

— Стой, Еруслан! Едешь ты на коне ретивом, а не знаешь: едва ты покинул нас, как подошел к нашей земле Царь Огненный Щит-Пламенное Копье с несметным воинством. Всю нашу рать перебил, матушку твою лютой смерти предал, а царю и его двенадцати богатырям глаза выколол, бросил всех в темницу.

Выслушал Еруслан старика и спрашивает:

— Скажи, отче, где раздобыть живой воды, коя исцеляет все раны и язвы?

— У Царя Огненного Щита-Пламенного Копья, который в огне не горит и в воде не тонет, есть источник живой воды. Но чтобы победить того царя, нужен волшебный меч-кладенец, а добыть его невозможно.

— Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! — вскричал богатырь и пустил коня вскачь.

Долго ли ехал, коротко ли, вдруг видит: стоит в поле холм и колышется, будто дышит. Подъехал ближе Еруслан, а пред ним голова богатырская.

— Скажи, воин, откуда, куда и зачем путь держишь? — спрашивает голова.

Рассказал Еруслан, кто он и куда едет. Тут голова и говорит:

— Меня зовут Рослан-бей, я тоже богатырь. В былые времена меж глаз моих калена стрела помещалась, меж лопаток — косая сажень. Но однажды Царь Огненный Щит-Пламенное Копье пришел в мое царство, города разрушил, людей в полон взял. Меня в ту пору дома не было, воротился — все разорено. Хотел пойти на насильника войною, но брат мой Карло Черномор, маленький-маленький такой, с бородою предлинной — ее ни одна бритва, ни один нож, ни один топор не берет! — мне и говорит: «Огненного Щита ничем не возьмешь, кроме меча-кладенца. Добыть сей меч можно лишь на острове Буяне, что морем окружен. Лежит он там под столетним дубом». Добрались мы с Черномором до острова Буяна, раскачал я столетний дуб, добыл себе меч-кладенец и пошел войной на обидчика. Сошлись наши рати в чистом поле, стали мы с Огненным Щитом единоборствовать. Тут я ему голову и снес. Только меч опустил, подбегают его богатыри и кричат: «Руби-секи еще разок, не то оживет!» Размахнулся я, рассек его тулово пополам… а он возьми да и оживи. Нарочно его богатыри меня подзуживали, знали, что господин их — злой колдун. Навалились они на меня всем скопом — тут уж и моя головушка с плеч покатилась. Под ней-то после битвы и спрятал волшебный меч-кладенец мой брат Черномор. Вдохнул он чародейным снадобьем жизнь в мою голову, но никому не велел о том кладенце говорить, не то немедля испущу последний дух… Но тебе, богатырь Еруслан, я меч-кладенец отдам. Отомсти за меня злодею Пламенному Копью, тому, что ездит на восьминогом коне. Но запомни: сразив его одним ударом, вдругорядь не бей!

Доехал до источника живой воды, набрал сколько надо было и отправился обратно домой. Спустился в темницу, намазал глаза у всех узников живой водой и вывел страдальцев на белый свет.

ЧЕРНОБОГ

Книга Чернобога

Издревле каждого человека незримо опекают, преследуют, сопровождают два брата: Белбог и Чернобог. Они ненавидят друг друга, но неразделимы, как добро и зло, как свет и тень, день и ночь, жизнь и смерть. Идут они каждый со своей книгой, занося туда поступки человека. Если деяние дурное, но грешник в нем искренне покаялся и сделал все, чтобы его загладить, запись выцветает.

После смерти братья начинают пересчет всех злых и добрых дел, но только Белбог норовит вступиться за душу, а Чернобог — уничтожить ее своими обвинениями. К каждому маломальскому грешку норовит он прицепиться, словно и не помнит, что сам искусил человека при жизни на очень многие грехи, ибо он — покровитель зла.

День за днем всю жизнь прочтут братья, и душа сама увидит, куда ей направиться — в Ирий-сад или Пекло, в рай или в ад.

Чернобог — ужасное божество древних славян, олицетворение всех злоключений и бед. Это воплощение земного мрака, вечной вселенской тьмы. В одной из старинных хроник сказано:

«Удивительно суеверие славян, ибо они на своих празднествах и пирах обносят круговую чашу, возглашая над ней слова во имя богов доброго и злого. Они ожидают от доброго бога счастливой доли, а от злого — несчастливой, поэтому злого бога даже называют на своем языке черным богом — Чернобогом».

В сказках и преданиях упоминается злой волхв Чернобог, ему подчинены Черногор-птицы. Наши предки верили, что, когда чаша людских пороков переполнится, на земле по воле Чернобога вырастет ядовитая черная трава — чернобыль.

Чернобога изображали закованным в крепкую броню, да и сам истукан его был железный, с лицом, исполненным ярости. В руке он держал копье, готовое к нанесению всяких зол.

Храм Чернобога был построен из черного камня, а перед статуей стоял жертвенник, всегда обагренный кровью, как и ступени храма, на которых приносили ему в жертву животных, а порою и злодеев либо пленников. Сие страшное божество услаждалось кровопролитием и неистовством, а потому хоть и мог он отвратить войны и всяческие бедствия, молились ему, не испытывая никакой благодарности и любви, а один только страх.

Называли его также Потьма, Темновид, Тамолихо. Именно волхвы-чернобожники и приносили кровавые жертвы.

У западных славян Чернобог был богом-львом. Иногда его изображали в виде фантастического зверя с рунической надписью на лбу.

Какие же силы и стихии были ему подвластны? Черным в народе и посейчас зовут нечистого, дьявола. В самом слове «черт» слышен отзвук этого имени. Слово «черный» — непременный спутник зла и страха. Черная болезнь — падучая, черная немочь — скотская чума. Черная наука — чернокнижие, злое волхвование, колдовство. Черный глаз — завистливый, наводящий порчу. Черный день — тяжелый, исполненный беды. Черное платье — траурное, печальное. Черная душа — человек злой, бессовестный. Чернить, очернять — клеветать, злословить. До сих пор некоторые славянские народы называют дьявола Чернобогом. На Украине живо проклятие: «Чтоб тебя черный бог побил!» По всему славянскому миру до сих пор рассеяны географические названия, связанные с именем этого грозного бога: гора Чернобог, камень Чернобог, урочище Черные боги.

ЧУР

«Чур, мне! Чур, мое!»

Когда великий Дый создал землю, повелел он одному из богов — его звали Чур — наделить людей угодьями. Вот прилетает Чур в какую-то местность к жилью человеческому, ведет толпу людей к роще или долине и вопрошает:

— Эти угодья — кому?

А в ответ ему наперебой раздаются десятки голосов:

— Чур, мне! Чур, мое!

Тогда велит бог вытесывать чурбаки и вбивать их в землю на границах владений, дабы не было впредь споров и междоусобиц.

С той поры мы и говорим, подобно нашим предкам:

— Чур, мне! Чур, мое!

У наших предков-язычников был Чур божеством не самого высокого ранга, однако имя его до сих пор повсюду знают и чествуют. Он почитался покровителем и оберегателем границ поземельных владений. На межах своих участков земледельцы насыпали бугры, огораживая их частоколом, и такого бугра никто не смел разрыть из опасения разгневать божество. Порубежная полоса считалась неприкосновенной, никто не мог переступить ее своевольно. В определенные дни глава семейства обходил владения по этой черте, гоня перед собою жертвенных животных, пел гимны и приносил дары божеству; здесь же, на некотором расстоянии друг от друга, ставились крупные камни или древесные стволы, носившие названия термов. В яму, в которой утверждался терм, клали горячие угли, хлебные зерна, караваи, плоды, лили мед и вино. Здесь все было подвластно Чуру, и место, где он главенствовал, а порою и показывался, получало таинственное освящение, и потому за черту родовых владений не дерзали переступить враждебные духи.

Позднее на межах начали ставить изображение самого Чура.

Несмотря на грубость работы и ничтожность того материала, из которого вырубались, они, почитались священными и неприкосновенными. На полях, отвоеванных у дремучих лесов и необозримых степей, Чур оберегал границы владений разных хозяев, удерживал дерзких и своевольных нарушителей, останавливал чужую разгулявшуюся соху, тупил расходившийся топор.

Олицетворяли Чура в деревянном изображении, имевшем форму кругляша, короткого обрубочка толщиной в руку. На нем вырезались условные знаки, обозначающие владельцев того или иного участка земли. Такие обрубки сохранили древнее название свое в известных словах, уцелевших до нашего времени: чурбак, чурбан, чурка, чурбашка.

Также Чур охранял человека и все его добро от нечистой силы: как житель проезжих-прохожих дорог, он имел более всех власти над чертями. Поэтому при опасности до сих пор советуют вспомнить этого бога и зачураться, сказав: «Чур меня!», то есть попросить: «Чур, побереги меня!» Даже тайны мыслей человека он охраняет. Если кто-то скажет тебе что-то неприятное, зачурай его: «Чур тебе на язык!» — и злое пожелание не сбудется. Ну а найдешь что-то ценное и не захочешь ни с кем делиться, тут же взмолись: «Чур, мое!» — и добрый древний божок побережет твою находку только для тебя одного.

ЯРИЛО

На перекрстке трех дорог

Боги всемогущи и величавы, но сердца у них в точности как у людей — могут болеть и печалиться, радоваться и любить. Как-то раз глянул Ярило светоносный с небесных высей на землю, и упал его взор на Пересвету, дочь сельского кузнеца. Шла Пересвета по тропинке обочь пшеничного поля, и с высоты было Яриле не различить, где ярче играет солнце — в спелой пшенице или в золоте ее волос. И глаза ее почудились ему зеленей, чем листья березы, а губы — ярче мальвы, что держала она в руках. И возгорелось сердце Ярилы страстью. Солнце ослепительно заиграло на небесах, а Пересвета ахнула и прижала руки к груди. Почудилось ей, что летит к ней по полю, не касаясь земли, красавец в белых одеждах, с золотым солнцем вокруг головы, на белом, сверкающем коне. Вокруг головы его сиял такой ослепительный свет, что девушка даже зажмурилась. Голос незнакомца звучал так сладко, что у бедной девушки подкосились ноги:

— Не бойся меня, красавица! Я не кто-нибудь, а светоносный Ярило. С высоких небес я увидел тебя и явился, чтобы забрать в солнечное царство. Там станешь ты моей супругой и узнаешь вечное счастье в райском саду Ирии.

Приоткрыла Пересвета один глазок:

— В райском саду Ирии? Но ведь туда покойники улетают. Мы что же, с мертвецами соседствовать станем? Да и небось скука это смертная — жить вечно! Все, кого я люблю, поумирают. А мне как наказание — живи да живи. Лучше я на земле останусь.

— Хорошо, — согласился Ярило, готовый пообещать все что угодно, только бы поскорее увлечь красавицу на ложе страсти. — Ты будешь жить на земле, а я — спускаться к тебе с небес. И мы будем творить такую божественную любовь, от которой содрогнется вселенная. И у нас будет много-много деток…

— Да? — посторонилась Пересвета. — А что люди скажут? И думаешь, это так легко — вырастить дитя без отца? Спросит, где его батюшка, а мне что отвечать? Вон по небу с утра до ночи катается? Ох, нет, уж лучше выйду я замуж за рыбака Путяту. А ты, красавец светлый, прощай. Не поминай лихом!

Она подала Яриле мальву, которую держала в руках, и убежала к реке. По реке плыла рыбацкая ладья. Правил ею чернокудрый молодец, и Ярило не поверил своим глазам, когда увидел, что через несколько мгновений тот причалил к берегу и заключил Пересвету в жаркие объятия.

Солнечный бог не мог прийти в себя от ярости. Его, божественного, всемогущего красавца, сына самого Сварога, его, при виде которого девушки хмелеют от любви, — предпочли какому-то рыбаку! Но Пересвета еще пожалеет об этом. Разве умеют люди любить так, как любят боги?! «Я докажу, что ты жестоко ошиблась в выборе!» — угрюмо подумал Ярило и вернулся в свои небесные выси.

Прошло некоторое время, Пересвета и Путята сыграли свадьбу. Молодых отвели в опочивальню и оставили одних. И вот, после жарких объятий, когда молодой супруг уснул, привиделось ему, будто стоит он на перекрестке трех дорог, а к нему приближается светоносный красавец и глаголет:

— Знаешь ли ты, кто пред тобой? Я сам Ярило. Послушай меня внимательно: жизнь человека не вечна. Пройдет несколько лет — и красота твоей прекрасной супруги увянет, как вянут цветы по осени. Стоит ли дорожить мимолетным богатством? Да и твой век измерен. Постареешь, ослабеешь, хвори одолеют… Пришел предложить тебе обмен. Отдай мне свою жену, а взамен я подарю тебе все, что пожелаешь! Хочешь — одарю несметными сокровищами, хочешь — дам власть над людьми, хочешь — поведаю тайные знания.

— Отдать Пересвету?! — захохотал рыбак. — Ну уж нет. Я и не чаял, что она согласится стать моей женой, и отказаться от своего счастья не могу. А что до старости и болезней — таков удел человеческий. Но мы будем вместе, будем поддерживать друг друга во всех несчастьях, делить их поровну — значит, каждому достанется в два раза меньше.

Долго еще уламывал Ярило Путяту, но тот упорно стоял на своем. В конце концов бог усмехнулся светло и печально:

— Что же сказать тебе, смертный? Увы, ты прав, потому что и я на твоем месте поступил бы точно так же. Ну, тогда прощай. Вот, передай от меня жене.

Дажьбог что-то сунул в руки Путяте и исчез, словно и не было его вовсе.

Проснулся наш молодожен, смотрит на свою красавицу и думает:

«Приснится же чепуха такая! Отдать мою Пересвету в обмен на богатство! Да не бывать тому. Моя она — и век моей будет. А это был всего лишь глупый сон».

Потянулся Путята к жене — обнять ее покрепче. Что такое? В изголовье светится что-то, горит солнечным огнем, рассеивая ночную мглу. Да это же мальва, цветок, которых полно за каждым плетнем. Та самая, которую во сне дал ему Ярило. Только не простая мальва, а золотая…

Ярило — обаятельное славянское божество. Он сродни древнегреческому Эроту, богу любви, и в то же время не чужд богу веселья Бахусу. Веселый, разгульный бог страсти, удали представляется народному воображению молодцем красоты неописанной; в белой епанче сидит он посадкой молодецкою на своем белом коне; на русых кудрях венок цветочный, в левой руке ржаные колосья; ноги у Ярилы — босые. Разъезжает он по полям-нивам, рожь растит — народу православному на радость на веселую. Он — представитель силы могучей, удали богатырской, веселья молодецкого, страсти молодой-разгарчивой. Все, что передает животворящему лету весна, — все это воплощается в нем по прихотливой воле суеверного народного воображения. Взглянет Ярило на встречного — тот без пива пьян, без хмеля хмелен; встретится взором Яр-Хмель с девицей-красавицею — мигом ту в жар бросит: так бы на шею кому и кинулась… А вокруг него, по всему пути-по дороге Ярилиной, цветы зацветают-цветут, что ни шаг, что ни пядь — все духовитей, все ярче-цветистее.

Упоминаемые в Нестеровой летописи «игрища межю селы», на которых радимичи, вятичи, северяне и древляне «умыкаху жены собе», по времени и обстановке как нельзя более совпадали с гульбищами в честь веселого Ярилы. На Ярилиной неделе, по суеверному представлению народа, особенно неотразимую силу имеют всевозможные любовные заговоры — на присуху, на зазнобу да на разгару.

Лихие люди, умышляющие злобу на своего ближнего, «вынимают след» у него в эти дни, и, по преданию, это является особенно действенным средством.

Ярилин праздник начинается тем, что девушки — целым хороводом — выбирают прекрасного юношу, наряжают его всего в цветы и сажают на белого коня. Все участницы игрища одеты в праздничные наряды, с венками из полевых цветов на головах. Его возят по полям-лугам, ибо перед взором бога все должно цвести-колоситься. Проводы Ярилы — одновременно и проводы весны, как и в праздниках Костромы, Кострубоньки, Купалы.

Иногда его называют Туром. Это божество плодотворящего начала, бык бога-громовника. Народные песни, которые поются при встрече весны, вспоминают Тура — удалого молодца и соединяют его имя с другими прозваниями Перуна: «Ой, Тур-Дид-Ладо!» На Руси средневековые узаконения сурово осуждали обычай, согласно которому на празднике Коляды простолюдины «на своих законопротивных сборищах некоего Тура-сатану и прочие богомерзкие скареды измышляюще вспоминают».

Примечания

1

Здесь и далее — первая цифра указывает день по старому стилю, принятому до 1917 г, вторая — по новому.

(обратно)

2

Козюлька, казюлька — старинное народное название змеи.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

АЛАТЫРЬ-КАМЕНЬ

  Всем камням отец

БАБА-ЯГА

  Светящиеся черепа

БАЕННИК

  Попариться захотелось

БЕЛБОГ

  Хрустальная гора

БЕРЕГИНЯ

  Золото берегинь

БЕСЫ

  Откуда взялись бесы?

БОЛОТНИКИ и БОЛОТНИЦЫ

  Земля со дна океана

ВЕДЬМА

  Чародейная сила

ВЕЛЕС

  Похититель чужой жены

«ВЕЛЕСОВА КНИГА»

  «Русь пребудет землей нашей»

ВЕЛИКАНЫ

  Между небом и землей

ВЕТЕР

  Мать Ветрова

ВОДА-ЦАРИЦА

  Сказ о воде-царице

ВОДЯНИЦА

  Дана и князь

ВОЛК

  Волчий пастырь

ВОДЯНОЙ

  Порите его пуще

ВОЛШЕБНЫЕ ПОМОЩНИКИ

  Летучий корабль

ВРЕМЕНА ГОДА

  Небесные великаны

ГАДАНИЯ

  Сказание о Небесных сестрах

ГАМАЮН

  Вещее пророчество

ГРОМОВАЯ СТРЕЛА

  Клятвопреступник

  Ю. Медведев. Заклинание

ДАЖЬБОГ

  «Да станут они, яко зеркало!»

ДЕВЫ СУДЬБЫ

  «Смирись и не ропщи!»

ДЕРЕВЬЯ

  Береза и тополь

ДИВ

  Ю. Медведев. «Пророчество»

ДИВЬИ ЛЮДИ

  Песьи пещеры

ДОМОВОЙ

  Плач домовых

ДУША

  Возмездие

ЕЛЕНА-ПРЕКРАСНАЯ

  Как Ванюша себе царевну добыл

ЖАР-ЦВЕТ

  Невидимка

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

  Варяжский путь

ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА

  Спасительная влага

ЗАГАДОЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ

  Всевед

ЗВЕЗДЫ

  Сказание о Девичьих Зорях

ЗЕВАНА

  Корноухий

ЗМЕЙ-ГОРЫНЫЧ

  Никита-Кожемяка

ЗНАХАРЬ

  Баба нехорошая

ИРИЙ-САД

  Ключи от рая

КАПИЩА

  Сны капища

КОРОВЬЯ СМЕРТЬ

  Черная лечейка

КОЩЕЙ БЕССМЕТНЫЙ

  Про Кощея, Ивана-царевича и Марью Моревну

ЛЕБЕДИНЫЕ ДЕВЫ

  Богатырь Поток и Авдотья Лебедь Белая

ЛЕЛЬ

  Волшебная свирель

ЛЕШИЙ

  Хозяйская тропа

ЛЫСАЯ ГОРА

  Небесное путешествие

МАТЬ-СЫРА ЗЕМЛЯ

  Как Земля с Небом встретилась

МИРОВОЕ ДЕРЕВО

  Старинная свадебная песня

МОКОШЬ (МАКОШЬ)

  Долгожитель

МОРАНА (МОРЕНА)

  Мертвая гора

МОРОЗ

  Морозко

МОРСКАЯ ПУЧИНА — КРУГОМ ГЛАЗА

  Встреча звезд

НЕЧИСТИКИ

  Искры от кремня

НОЧЬ

  Черное покрывало

ОБЛАКОПРОГОННИКИ

  Царь-девица и Сила-богатырь

ОЗЕМ и СУМЕРЛА

  С того свету

ОБОРОТЕНЬ

  Собачья жизнь

ОВИННИК

  Как овинник за мужика заступился

ПЕРЕРУГ

  Строптивец

ПЕРУН

  М. Херасков. «Владимириада»

ПЕРУНИЦА

  Ю. Медведев. «Копьеносица»

ПОЛЕВИК

  Огненный шар

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ

  Похороны руса

ПОСВИСТ (ПОЗВИЗД)

  Сын рыбака и сын пастуха

ПРОКЛЯТЫЕ МЕСТА

  Двум смертям не бывать

РАЗРЫВ-ТРАВА

  Волшебный ключ

РУСАЛКИ

  Два креста

САДКО

  «Садко у Морского Царя»

СВАРОГ

  О. Миролюбов. «Как зародилось зло»

СВЯТОБОР

  «Я похлещу тебя вершинами берез!»

СВЯТОВИД

  Семья Святовида

СВЯЩЕННЫЕ РОЩИ

  «Приблизьте злодеяния к небесам!»

СЕМАРГЛ

  Басурмане

СИРИН

  Исполнение желаний

СМЕРТЬ

  Встреча с невестой

СТРАТИМ-ПТИЦА

  Крылат-камень

СОКОЛ

  Финист Ясный Сокол

СОЛНЦЕ

  Легкокрылая ладья

СТРИБОГ

  На Свистун-горе

ТРИГЛАВА

  Три невесты

ХОВАЛА

  Волчьей падью, на Стожар-горе

ХОРС

  Почему волки на луну воют

ЦАРИ и ЦАРИЦЫ

  Сказка про богатыря Еруслана

ЧЕРНОБОГ

  Книга Чернобога

ЧУР

  «Чур, мне! Чур, мое!»

ЯРИЛО

  На перекрстке трех дорог . . .

Реклама на сайте