«Предания и мифы средневековой Ирландии»

Предания и мифы средневековой Ирландии (fb2) - Предания и мифы средневековой Ирландии 1730K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Предания и мифы средневековой Ирландии

Университетская библиотека

Редакционная коллегия:

Янин В.Л.(председатель),

Андреев Л.Г., Дмитриев С.С.,

Засурский Я.Н., Козаржевский А.Ч.,

Кукушкин Ю.С., Кулешов В.И.,

Кусков В.В., Николаев П.А.,

Семанов В.И., Тахо-Годи А.А.,

Тимофеев Н.С., Хорошев А.С.,

Хорошкевич А.Л.

Издательство Московского университета 1991

Предания и мифы средневековой Ирландии

Под редакцией Косикова Г.К.

Составление, перевод, вступительная статья и комментарии Шкунаева С.В.

Рецензенты:

доктор филологических наук Михайлов А.Д.,

кандидат филологических наук Калыгин В.П.

Герои и хранители ирландских преданий

В Новое время об Ирландии заговорили как о стране, где на душу населения приходится больше легенд и сказок, чем где бы то ни было еще в Западной Европе. Один из фольклористов решился даже утверждать, что в любом приходе ирландского графства Голуэй больше хороших сказочников, чем на всем остальном континенте[1]. Возможно, тут есть и не чуждое кельтскому духу преувеличение, но нельзя отрицать, что этот маленький остров на крайнем западе Европы действительно имеет богатейшую фольклорную традицию, еще до недавнего времени питавшуюся патриархальным укладом жизни многих ирландских графств. Не столь очевидна для неспециалистов, однако совершенно безусловна ее связь с многообразным миром ирландских средневековых саг, попавших на страницы рукописей после утверждения в V веке на острове христианства и дошедших до нас вопреки всем обстоятельствам, которые не раз угрожали самому существованию кельтской культуры страны.

Слово сага (которое вообще неирландского происхождения) сделалось употребительным лишь в Новое время. Сами ирландцы называли свои повествования словом seel "повесть", "история". Много ли их сохранилось? Разорительные набеги викингов, нашествие рыцарей-норманнов, тяжелые времена английского владычества в Ирландии стали причиной гибели множества рукописей, и все же литература средневековой Ирландии уступает в Европе по своему богатству лишь греческой и латинской[2].

С VI по X век в Ирландии постоянно трудились не менее ста скрипториев, деятельность которых далеко не сводилась к текстам религиозного содержания. Рукописи более позднего времени по большей части восходят к правариантам, возникшим именно в эту эпоху, но все же — сколько нитей традиции было перерезано и утеряно, — трудно даже предположить.

В нашем распоряжении имеются восходящие к X веку списки саг[3], где упомянуто около 200 названий, а общее количество историй, которое должно было быть известно высшему по рангу поэту — олламу, определено в 350. 250 из них считались "главными" (primscela), а 100 — "вводными" или "предшествующими" (remscela). Это первый из принципов классификации саг, которого придерживались ирландские поэты, называвшиеся филидами. Вторым принципом было деление саг по сюжетам: сватовство, похищения, разрушения, видения и т. д. Уже в Новое время к ним добавился третий принцип: отнесение саг к одному из так называемых циклов — уладскому, циклу Финна, мифологическому и историческому, или, иначе, королевскому. С первым из этих циклов русский читатель уже мог познакомиться[4], а в этой книге он найдет образцы двух последних. Зачем же понадобилось само понятие "цикл саг", и можно ли говорить, что оно органически вытекает из материала сохранившихся памятников, а не привнесено волей современного исследователя? Корпус текстов, как нам кажется, не дает на этот вопрос однозначного ответа.

Естественно допустить, что уже в самые ранние времена ирландские поэты осознавали членение саг на несколько больших групп в зависимости от того, какие в них являлись типы персонажей и коллизии. На это наводит и такое, высказанное, правда, не в первые века христианской культуры, утверждение: "Тот не филид, кто не согласовывает и не связывает между собой саги"[5]. И все же никаких прямых указаний на определенную группировку саг по циклам в раннеирландской традиции не существует. Скорее, филиды видели в сагах какой-то иной внутренний источник упорядочивания, не раз личаемый современным взглядом. Авторы одного из серьезных исследований кельтского прошлого[6] полагают, что этот источник — в долго удерживаемой сагами религиозно-магической роли и строгой приуроченности исполнения к определенным моментам бытия. Примечательно, что тексты сказаний пестрят указаниями на то, что исполненные при обстоятельствах, сходных с сюжетами саг, они могли даровать удачу. Это соображение существенно, но не может быть единственным ключом и применено ко всем сагам в одинаковой степени. Так или иначе, но некоторые из них все-таки обнаруживали тенденцию к естественной циклизации и образованию единства более высокого уровня. На примере известнейшего ирландского эпоса, "Похищения Быка из Куальнге", мы видим, что некоторые повествования могли сливаться друг с другом, а иные как бы подстраиваться к основным сюжетным коллизиям главного текста[7]. Нужно только оговориться: некоторое надсаговое единство, заметное в одних случаях, совершенно не чувствуется в других. Случается и так, что смысловую связь можно обнаружить между сагами, принадлежащими вообще к разным циклам.

Итак, в филологии Нового времени роль термина ("цикл") приобрело понятие, в актуализации которого сама традиция не испытывала необходимости. Определение "цикл саг" не есть еще конкретный инструмент познания, а лишь приглашение к этому познанию, некая отправная точка.

Утверждение в Ирландии христианства в V веке стало рубежом не только в ее собственной истории, но и в жизни всего кельтского мира, на огромных территориях которого не осталось больше ни одного уголка, питающегося исключительно собственными традициями. Завоевание Ирландии, для которого некогда, по мнению Тацита, у Рима не хватило всего одного легиона, совершилось новой религией мирно, безболезненно и оказалось на редкость прочным. Последнее утверждение давно сделалось общим местом научных исследований и популярных работ, и все же с ним стоит обходиться повнимательней.

Действительно, Ирландия — остров без святых-мучеников. Чаще всего не останки претерпевших страшную смерть за веру служили здесь священными реликвиями, а книги, колокольчики, посохи великих проповедников и основателей монастырей, первых епископов и чудотворцев. Величайший из них — Святой Патрик. Выходец из Британии, он, по легенде, был захвачен ирландскими разбойниками и увезен в Улад, северное королевство Ирландии, где несколько лет пас стада. В один прекрасный день Патрику было внушение свыше бежать и укрыться на корабле, направлявшемся в Галлию. Там Патрик стал христианином. Ему удалось вернуться к семье, и когда, казалось, все ужасы были позади, судьба его приблизилась к главному своему рубежу: голос всевышнего повелел ему вернуться в Ирландию и обратить в христианство ее жителей.

... Проспер Аквитанский, современник событий, отмечает, что в 431 году папа отправил некоего Палладия в Ирландию, именно к тем из ее обитателей, которые верили в Христа. Ирландские источники, правда, значительно более поздние, помечают начало деятельности Патрика 432 годом, смерть его — двумя датами: 461 и 493 годами. Эти свидетельства не перестают питать все новые и новые споры о том, кто были Палладий и Патрик и на какое время падала их (или его, так как это могло быть одно лицо) миссия. Не углубляясь в эту полемику сейчас[8], отметим лишь, что очаги христианства, по всей вероятности, существовали на острове ранее прихода апостола Ирландии. О том же рассказывает приписываемая самому Патрику "Исповедь", подлинность которой ныне почти не оспаривается. Правда, между нею и первыми ирландскими свидетельствами о Патрике лежат по меньшей мере 200 лет, за которые успела сформироваться классическая для ирландской агиографии легенда о святом; при всех сомнениях, при всей "открытости" вопроса главное, однако, что все существующие памятники вместе позволяют судить о том, что сейчас для нас интереснее всего, — о климате эпохи.

Итак, свидетельство Проспера Аквитанского, а также несколько мест из "Исповеди" вкупе с другими источниками наводят на мысль, что и до первой половины V века в стране имелись приверженцы христианства, общины которых располагались на юге острова — на землях племен Осрайге, Деси и Корку Лойгде. Тамошние монастыри чтили своих святых-основателей, жития которых частично дошли до нас. И скорее всего они действительно имели достаточно древние корни, ибо вряд ли могли возникнуть в эпоху, когда легенда о Патрике уже приобретала в Ирландии самодовлеющее значение. По всей видимости, в монастырях VII — VIII веков сохранялись независимые представления о христианизации юга острова святыми, жившими еще до, Патрика. Впоследствии по самой логике вещей они должны были быть согласованы с общенациональной легендой, и такие святые, как Деклан, Ибар, Айлбе и Киаран, сделались просто старшими современниками Патрика, склонившимися перед авторитетом великого проповедника.

Но как бы ни распорядилась традиция взаимоотношениями между святыми древности, ее понимание прошлого не было случайным. Все островки христианской веры, существовавшие до Патрика, естественно вписались в процесс христианизации, переломным моментом которого была первая половина V века. Не умаляя роли апостола Ирландии, необходимо ответить на вопрос: почему именно в это время христианство переросло рамки изолированного явления, став основой духовного роста местной культуры?

По словам самого Патрика, во время осуществления своей миссии он был "ежедневно готов к мученичеству". Между тем не сохранилось никаких указаний на то, что оно ему действительно грозило. Успех миссии был, напротив, полным сверх всяких ожиданий. Патрик, по собственному признанию, встретил поддержку многих племенных королей севера и центра страны, охотно даровавших ему землю для строительства храмов, к которым стекалось "бессчетное" множество обращенных. Исключительно влиятельная и хорошо организованная каста кельтских жрецов-друидов тоже не оказала (по крайней мере, по сохранившимся сведениям) какого-либо серьезного сопротивления Патрику. Правда, друид Мата, сын Умойра, предостерег верховного короля Ирландии Лоэгайре, что Патрик отберет у него власть над живыми и мертвыми, потому король и не пожелал склониться перед авторитетом святого. (Хотя один из авторов жития Патрика VII в. полагает, что и Лоэгайре принял христианство.) Предание гласит, однако, что он всё же велел запрячь для него колесницу с девятью конями, ибо "так приличествовало богам". Что касается филидов, первым из них приветствовал Патрика Дубтах Мак Уа Лугайр, о личности которого нам ничего не известно, но зато отношение Патрика типично для смоделированного традицией взгляда апостола на представителей ученого поэтического сословия. Святой, как позже и все ирландское христианство, был предельно терпим, запретив лишь жертвоприношение языческим богам.

Конечно, старый уклад жизни не отступил сразу. Верховные короли Ирландии еще более 100 лет продолжали устраивать языческое празднество в священной столице Ирландии, Таре, — уходившую в глубокую древность церемонию, подтверждавшую законность королевской власти и обеспечивавшую ее благополучное отправление. Насколько известно, последний раз она состоялась в 560 году при короле Диармайте, сыне Кербайла. Однако язычество как таковое к тому времени уже пережило себя: многое говорит о том, что Диармайт был в свою эпоху едва ли не одиозной фигурой и даже навлек на себя гнев весьма терпимых ирландских клириков. По легенде, один из известных ирландских святых, Руадан, проклял древнюю столицу, где больше и не решался обосноваться ни один король, а святой Колумкилле вознес молитву о погибели Диармайта, что и не замедлило случиться — король пал в битве в 561 году, и с тех пор мы не знаем ни об одном верховном короле Ирландии — язычнике.

Существует предание, что одним из первых принял типичную ирландскую тонзуру и сделался монахом привратник короля Лоэгайре — современник святого Патрика. Так что путь от ворот до покоев ирландских королей христианство проделало довольно быстро. В источниках практически нет сведений о сопротивлении новой вере военно-аристократического сословия страны. Напротив, можно считать вполне отвечающим развитию событий изображение на одном из резных каменных крестов крупнейшего монастыря Клонмакнойса, где клирик в длинном одеянии и вооруженный мечом король соединяют руки в символическом акте основания обители. Подобные примеры легко умножить, и все они заставляют задуматься — почему же все произошло именно так и отказ от собственной многовековой религиозной традиции совершился в Ирландии столь легко и быстро.

Ирландцы, до того практически изолированные в своем культурном развитии, не просто приняли новую веру, но обратились к ней с такой страстностью, что в короткое время сделались едва ли не самыми ревностными ее хранителями и проповедниками в Европе. На континенте ирландцами основано множество монастырей и пройдено немало дорог, одна из которых привела миссионеров даже в древний Киев. Однако, и это не менее важно, само христианство на острове приняло свой, во многом отличный от распространенного облик. Ирландские монахи имели особую тонзуру и исчисляли пасхальный цикл не так, как это предназначалось из Рима и было общепринято. Но главное отличие коренилось в самой организации ирландской церкви и верующих, которая через короткий срок после принятия христианства утвердилась на единственном принципе — монастырях и их сообществах или, как говорили ирландцы, "семьях".

Конечно, такая структура церкви никак не могла быть создана Патриком. В его время в Ирландии, как и на континенте, должно было существовать деление на территориальные единицы, диоцезы, во главе с епископами. Правда, уже в сочинениях самого апостола Ирландии проскальзывает интересное признание о растущей привлекательности для ирландцев монашеского служения. "Сыновей ирландцев и дочерей благородных, ставших монахами и девами Христовыми, я не в силах и перечислить", — пишет он. О том, как жила церковь непосредственно после Патрика, нам известно немного, но можно утверждать, что к концу следующего, VI века ее опорой стали уже исключительно монастыри. Все хоть сколько-нибудь значительные храмы сделались к этому времени центрами монастырей (нередко мужских и женских одновременно), представлявших собой обнесенное валом пространство, где, помимо храма, располагались уединенные кельи монахов, трапезная, скрипторий и, нередко, школа. Привязанность ирландских монахов к уединению и аскезе была необыкновенно сильной. Иногда ее связывали с каким-то природным свойством ирландцев, иногда — с влиянием на ирландское христианство восточных, в частности сирийских и коптских, форм этой религии, проникавших сюда через западное Средиземноморье и Испанию. Влияние такое несомненно, но оно лишь вплелось в ткань местной культуры, ни в коей мере ее не определяя. Строгая аскеза сочеталась в ирландских монастырях с духом удивительной открытости по отношению к внешнему миру и той терпимостью, благодаря которой и сохранились для нас многочисленные ирландские сказания, — уходящие в глубокую древность и языческие по характеру, они продолжали жить и в Новое время. Никто усерднее ирландских монахов с их прославленной любовью к рукописям не переписывал старинных преданий и не переносил в книги то, что продолжали изучать в филидических школах и петь ученые поэты. Это взаимопроникновение двух культур и есть самая замечательная черта ранне-средневековой Ирландии.

В объяснение необычного устройства ирландской церкви приводились различные соображения. Так, в Ирландии не было городской жизни и, следовательно, основы для обычной формы территориального устройства епископств. Многие черты ирландского монастырского уклада находят соответствия в социальных нормах общества того времени — так, правила выбора среди претендентов на королевскую власть и на место настоятеля монастыря являют заметные черты сходства, — но все же устойчивость ирландской церкви, ее исключительно быстрое оформление в переживших затем века формах трудно объяснить только приспособлением к местным социальным условиям. Создается впечатление, что церковь заняла в обществе некое пустующее место, вошла, конечно, со своим, резко очерченным, содержанием в уже существовавшую структуру. И таковой, как это ни парадоксально, могла быть только организация ирландского жречества языческой поры — друидов.

Загадочность этого сословия не в последнюю очередь объясняется тем обстоятельством, что все сведения о нем дошли до нас из вторых рук. Друиды в Галлии, как сообщают античные авторы, запрещали записывать что-либо из их учения, так что ориентация на устную передачу традиции была для них сознательной установкой. Такое положение нормально для многих культур древности, в частности индийской, однако у кельтов достояние друидов вообще так никогда и не оказалось записанным. На континенте друидизм исчез после покорения кельтских" территорий Римом, в Ирландии — после христианизации. В первом случае он был просто уничтожен, но что произошло во втором — не вполне понятно до сих пор. Вопрос этот интересен, ибо все источники сходятся на том, что каста друидов играла в кельтском обществе огромную и совершенно исключительную роль. Мы ограничимся одним примером: Дион Хризостом пишет, что "...без них не было позволено царям ни делать что-нибудь, ни принимать какие-нибудь решения, так что в действительности они управляли, цари же, сидевшие на золотых тронах и роскошно пировавшие в больших дворцах, становились помощниками и исполнителями воли их". Золотые троны и большие дворцы принадлежат скорее к области легенд, но в целом этот отрывок показателен и отражает реальность. И она, эта реальность, общезначима для древнейшего слоя индоевропейской культуры, многое из которой лучше всего сохранилось как раз на периферии обширной территории, занятой индоевропейцами[9]. Конечно, друиды не были политическими соперниками власти — их влияние покоилось на всеобъемлющем наблюдении за правильным совершением ритуальных действий, которые, как считалось, обеспечивали нормальное течение жизни и благополучие в большом и малом. Понятно, что в силу той роли, которую играла священная королевская власть, ее ритуальная регламентация была особенно существенной.

К сожалению, "увидеть" этот процесс в действии и по-настоящему проникнуть в его сущность почти не представляется возможным. Кельтские культуры "заговорили" и сделались проницаемыми для нас только в тот момент, когда в их жизни произошли огромные перемены и сословие друидов сошло со сцены сначала в Галлии, а затем и на Британских островах. Однако, как мы говорили, ситуация тут и там была далеко не одинаковая: уничтожение друидизма в Галлии понятно, его исчезновение же в Ирландии вряд ли можно объяснить общими суждениями типа того, что "значение друидов после христианизации стало быстро падать" и "они постепенно превратились просто в знахарей и колдунов"[10]. Трудно предположить, что значение столь могущественной корпорации сошло на нет само собой или что приговор был вынесен ей просто самоочевидными преимуществами новой религии. Такой приговор могла вынести только заинтересованная в ослаблении друидизма сила, пусть совсем иная, нежели в Галлии. Как нам кажется, только одно объяснение дает возможность согласовать многие явления ирландской истории и культуры, хотя подкрепить это объяснение можно лишь косвенными доказательствами.

Выше уже было сказано, что успех миссии святого Патрика был в большой степени предопределен позицией правителей мелких королевств, охотно предоставлявших землю для строительства храмов и, надо полагать, вообще настроенных по отношению к новой вере покровительственно. Можно пойти дальше и предположить, что именно военно-аристократическое сословие и было той силой, которая впрямую проявила заинтересованность в совершающихся переменах. Многие данные (законы и пр., разбирать которые в рамках этой статьи невозможно) говорят о том, что именно ко времени христианизации динамика социальных процессов в Ирландии усилилась, а престиж военного сословия и королевской власти резко поднялся. Именно в первой половине V века (о более раннем времени и ирландской исторической традиции вообще речь пойдет ниже) борьба двух крупных династий — О'Нейллов и Эоганахтов — привела к совершенно новой для Ирландии системе военно-политического равновесия, затронувшей интересы и многочисленных мелких правителей. Мощное корпоративно организованное жречество сделалось к этому времени стесняющим обстоятельством для аристократии, тормозом ее динамичного и более самостоятельного развития. Типологическую параллель такому положению дает противоположная периферия индоевропейского мира — Индия, где в свое время военное сословие кшатриев целиком встало на сторону буддизма, во многом преемственного по отношению к религии жрецов-брахманов, но дававшего гораздо больший простор социальной активности сословий, смягчавшего всеобъемлющую ритуализацию жизни — основу общественного положения и значимости жречества.

Итак, в противоположность Галлии, друиды не подверглись в Ирландии прямым гонениям. Друидизм как таковой не был осужден, однако в интерпретации большинства источников он просто не выдержал сравнения с другим, более могущественным учением, дававшим своим приверженцам магическую власть и сверхъестественные способности. Легенды о состязании христианских подвижников с языческими кудесниками и чародеями дошли до нас из самых разных областей христианского мира, но нигде дух этого соперничества не обнажен до такой степени и не составляет самой сути переходного времени, как в Ирландии. Не только агиография, но и саги пестрят рассказами о столкновениях святых и друидов, из которых первые неизменно выходят победителями. Образцом для многих подобных рассказов послужило описание чудес, которые творил в Таре сам святой Патрик. Традиционные легенды о них сохранили первые авторы житий святого, Тирехан и Муирьху (VII в.), сплавившие в единое целое библейские образы, народные предания и церковную традицию с целью увековечивания той победы, которой гордилась ирландская церковь.

Однако в отличие от многих побед, одержанных подобным образом христианством в других странах, исход соперничества в Ирландии привел к иным результатам. Нетрудно представить себе, каковы они были, если в христианских текстах Ирландии могло встречаться обращение к богу: "О мой друид!" Создается впечатление, что престиж сословия друидов был весьма искусно использован для оттеснения с первенствующих позиций в обществе их самих, уничтожения тех функций, которые обеспечивали им пребывание на этих позициях. В Ирландии имел место не разрыв, а сращивание, правда очень своеобразное, двух традиций, наследие древнейшей из которых вписалось в систему новоявившейся, было урезано и преображено, но не отвержено и проклято. Все мы привыкли к тому, что божества поверженного язычества занимали в системе нового христианского мировоззрения место чертей, бесовских созданий и прочей нечистой силы. В Ирландии им была уготована иная, куда более почетная судьба — они становились святыми в ряду с самим Патриком. Такова одна из трех наиболее почитаемых в Ирландии святых (вместе с известным нам Патриком и Колумбой, о котором речь ниже) — Бригита. Языческая богиня, она не сменила в христианское время не только места почитания, но и функций. Бригита значилась покровительницей существовавшего уже в VII веке монастыря, который можно считать одним из наиболее своеобразных в Ирландии. Он назывался Келл-дара (совр. Килдар), что означает "храм из дуба". Этот смешанный монастырь, где одна половина отводилась монахам, а другая монахиням, находился на месте древнего святилища, связанного с культом богини. По легендам, над головой Бригиты сверкал не нимб святости, а огромный огненный столб, подобный, возможно, тому, что вздымался над головой самого знаменитого из ирландских героев, Кухулина, при его чудесных яростных преображениях. Богине посвящались дубовое дерево и священный неугасимый огонь, который и в христианском монастыре поддерживался на том же месте двадцатью монахинями. Интересно, что эта "преемственность" святой и языческой богини в последующие века нисколько не скрывалась. "Бригита, то есть ученая женщина, дочь Дагда (один из главнейших богов ирландского пантеона. — С. Ш.). Это Бригита сведущая в мудрости, богиня, почитавшаяся филидами..." — говорится в знаменитом словаре Кормака начала X века. Но в эту же пору филиды почитают уже не богиню Бригиту, а святую. Случай этот далеко не единственный, хотя и классический. На месте языческих святилищ располагались монастыри Имблех-Ибар, Бек-Эриу и др. Важно, что в Ирландии наследовались не только элементы предыдущей системы, но и целостная ее модель. Еще в прошлом веке А. Бертран высказал мысль, что структура ирландской монастырской организации определялась не только невозможностью какого-либо другого типа устройства церкви в поделенной на мелкие королевства и не знавшей городской жизни стране, но прежде всего преемственностью ее по отношению к друидическим сообществам языческого времени[11]. Сейчас появилась возможность если и не абсолютно точно доказать это в каждом конкретном случае, то все же подтвердить важными наблюдениями. Так, ныне понятно, что большинство ирландских монастырей располагались на племенных границах, то есть там же, где находились священные места и центры друидов, как хорошо известно, имевшие общенациональный надплеменной характер. Система связей ирландских монастырей между собой также напоминает организацию касты друидов.

Итак, преемственность традиции (причем, по нашему мнению, сознательно стимулировавшаяся определенным общественным слоем) в Ирландии налицо. Однако мягкость и внешняя безболезненность перехода не должны скрывать необратимости происшедшего — религиозная доктрина и практика друидов в их целостности безвозвратно погибли. Наследовались именно форма, элементы нравов и поведения, но никак не содержание. В действие вступил первый из важнейших для понимания дальнейшей жизни ирландской культуры фактор — фактор умолчания.

Это не всегда осознавалось достаточно отчетливо, ибо на первый план выступали неожиданное в христианской стране богатство сохраненной языческой традиции, сосуществование на страницах многочисленных ирландских рукописей двух языков — ирландского и латыни и двух культур — древней и новой.

В ирландской традиции есть излюбленный жанр — предания о "старине мест" (некоторые из них представлены в этой книге). В одном из повествований цикла Финна, "Разговоре старейших", рассказывается о том, как святой Патрик в сопровождении знаменитых героев Ойсина (сына Финна, будущего Оссиана) и Кайльте обходит Ирландию и узнает от своих спутников самые разнообразные истории о встреченном и увиденном в пути. По внушению свыше Патрик повелевает не предавать забвению легендарное прошлое, дабы рассказы о нем могли и дальше поучать и развлекать людей. Дело сохранения традиции символически передавалось в другие, нежели прежде, руки. Рассказывается, что однажды правитель Улада Фиахна, сын Баэтана, путешествовал в сопровождении главного филида Ирландии Эоху Ригэйкеса ("Королевской мудрости"). Как-то раз случилось им увидеть шесть высоких стоячих камней, а подле них четырех клириков. На вопрос о том, что они тут делают, клирики отвечали, что ищут мудрости и благодарны Господу, пославшему им встречу с Эоху, который, без сомнения, разъяснит им, кто поставил так эти камни. После некоторого колебания Эоху дает свое объяснение. Клирики не соглашаются с ним и рассказывают историю о героях времени короля уладов Конхобара, которая и оказывается верной. "Не стыдись, Эоху, — говорит тогда король, — эти клирики ни в чем не уступят тебе". Р. Флауэр, приводящий этот рассказ[12], совершенно справедливо замечает, что в подобной атмосфере и зарождалась ирландская письменная традиция. Действительно, ирландское культурное наследие не просто частично меняло своих хранителей, а переходило в иное качество, из устного повествования становясь зафиксированным в рукописи текстом. Христианство принесло в Ирландию письменность, дало ирландской культуре возможность высказаться на своем языке и спасло от забвения то, что не вытеснило окончательно и бесповоротно.

Раз зафиксированный текст продолжал жить в традиции веками, переписываясь и видоизменяясь от рукописи к рукописи. Всякий его хронологический вариант был тесно сопряжен с питавшей его эпохой, однако есть несколько основных черт, заметных в любом памятнике ирландской культуры. Возможно, главная из них — "открытость", и символом ее стал третий из наиболее почитавшихся ирландских святых — Колумба. Скончавшийся около 597 года основатель прославленной обители на острове Айона, главы могущественного "семейства" монастырей, он происходил из знатного королевского рода, который, по обычаям, давал ему право претендовать даже на верховную королевскую власть в стране. Став подвижником веры, Колумба вошел в историю и как защитник поэтов-филидов, которым в конце VI века все же стало грозить изгнание из Ирландии. Что в точности произошло тогда, нам почти не известно, но истоки конфликта лежали, конечно, не в тонкостях поэтического искусства. Филиды были не только поэтами, хранителями сакральной и исторической традиции, но и провидцами, наделенными огромной властью в обществе. Так называемая "сатира" филида, или, иначе, песнь поношения, могла буквально порушить общественное положение лица, против которого была направлена, не исключая и лиц королевского достоинства. И хотя обычай предусматривал наказания за неправые наветы и даже просто плохо рассказанную филидом историю, трудно сказать, в какой мере огромные привилегии филидов были действительно ограничены. Надо полагать, что именно они стали вызывать протест в мире иных ценностей. Сага "Видение Мак Кон Глинне", по-своему защищая сословие филидов, дает все же понять, сколь рьяно упрекали их многие в злоупотреблении правом гостеприимства, получении или, точнее, вымогательстве награды за свои труды. Один из коннахтских поэтов, Фланд, сын Лонана, получил даже прозвище "сын дьявола" за то, что разбогател, постоянно угрожая ирландцам своими сатирами. Отметим, впрочем, — и это весьма характерно для Ирландии, — что "дьявольское" прозвище Фланда никак не ассоциировалось с языческими мотивами его поэзии, ибо традиция никогда не переставала числить его величайшим поэтом Коннахта. Большую роль сыграла в событиях того времени и церковь. Конфликт, однако же, разрешился на соборе в Друимкета (575), где сам Колумба взял сторону филидов. По преданию, он был сведущ в искусстве поэзии. Глава филидов, Даллан Форгайл, сложил затем хвалебную песнь святому. Соглашение между поэтами и клириками было достигнуто, и впоследствии первые отплатили за это Колумбе особым почитанием.

Итак, мы говорили о трех величайших ирландских святых — Патрике, Бригите и Колумбе — посланце церкви, бывшей языческой богине и поэте из рода королей. Объединение их в наиболее почитаемую ирландской традицией триаду глубоко символично. Именно они олицетворяют три течения, которые, сплавившись воедино, прилили ей неповторимый духовный облик.

На протяжении всего многовекового периода ранней ирландской истории письменное слово было, насколько мы знаем, исключительным достоянием клириков. Немаловажно, правда, что многие из них вышли из среды филидов, но все же не этот факт определил тесный контакт и преемственность между пришедшей в Ирландию латинской культурой и образованностью, с одной стороны, и древними традициями — с другой. Важнее то, что именно хранители языческих преданий только и могли позволить церкви выполнить важнейшую задачу — соотнести историю Ирландии с мировой историей, как она виделась сквозь призму христианского учения. "Старина", senchas, хранителями которой были прежде всего филиды, стала отправной точкой и материалом такого соотнесения. Неверно было бы. конечно, заключить, что наследие филидов использовалось новой культурой чисто утилитарно — стихи и саги продолжали жить, удовлетворяя потребностям самых различных аудиторий, пока существовали среда и тип мышления, которыми они были порождены.

Традиция ранних филидических школ для нас практически безымянна и трудно определима. Известно только, что сами эти школы существовали во множестве, а филиды пользовались точно определенными правами внутри маленьких королевств и были обязаны держать какое-то количество учеников. Отношения между школами филидов, многие из которых имели общеирландскую известность, и центрами монастырской учености практически не документированы (хотя известно, что они умели мирно уживаться рядом друг с другом). Можно, однако, предположить, что собор в Друимкета и выработанные на нем соглашения были не случайными, а опирались на предшествующую традицию. Филиды не барды XIII века и последующих столетий, их деятельность не ограничивалась восхвалением королей и подвигов героев, и оттого они не могли найти опору исключительно при домах знати. Сфера знания филидов — предания о старине, тесно связанные с мифологическими представлениями, поэтические пророчества и т. д. — сложный, но все-таки лишь низший слой традиции, с необходимостью предполагавший ее верхние уровни. В древности эту роль, без сомнения, играло теологическое и космологическое учение друидов, отстранение и практическое исчезновение которых совершились как раз к началу VII века. Как мы уже видели, процесс замещения привел тогда же к окончательному оформлению организации ирландской церкви, наследовавшей если не существо, то формы и общественные позиции друидизма. В этих обстоятельствах с неизбежностью должен был последовать и вышеназванный компромисс — филиды были обречены либо на исчезновение (что было не в интересах самих клириков), либо на приспособление к новому идеологическому климату. Иначе говоря, им требовалось занять при новом мировоззрении ту же позицию, которую они занимали при друидизме. Именно этим последним путем пошло развитие ирландской культуры после освященного святым Колумбой соглашения.

Естественно, ни положение филидов, ни их деятельность не могли остаться неизменными. Однако единственное, чем мы располагаем, чтобы судить об этих переменах, — составленные в монастырях рукописи, иначе говоря, материал, уже отобранный и обработанный соответственно определенным установкам. Здесь вступает в действие второй очень важный фактор, определивший сохранность архаической ирландской традиции, — фактор своего рода цензуры. Его значению не противоречит ни дух терпимости ирландской церкви, ни царившее в ней уважение к учености, как новой, так и традиционной, то есть языческой. Понять, как действовал этот фактор, и оценить его последствия можно лишь на основании самих рукописей, притом весьма разновременных и чаще всего не дающих с точностью проследить процесс смены их правариантов и вариантов во времени. Саги и поэзия переписывались веками, и естественно, что многие промежуточные рукописи, не говоря уже об исходных вариантах, до нас не дошли. В каждом конкретном случае мы должны считаться со степенью образованности и добросовестности писца, его принадлежностью к определенной школе и тенденциозностью. Не менее важна и степень его открытости по отношению к современной устной традиции — ведь то, что однажды обратилось в текст, продолжало существовать и в устной традиции филидов, видоизменяясь в ней по своим законам и имея всякий раз возможность оказывать влияние на современные письменные варианты.

Обратимся к упоминавшемуся выше "мифологическому циклу". Из всех четырех циклов признак целостности свойствен ему менее всего. Практически единственным критерием, по которому объединяются в этот цикл саги, является участие в них персонажей из Племен Богини Дану — божеств древнеирландского (иногда — общекельтского) пантеона, сделавших в начале христианской эпохи первый шаг потому пути, который привел их в Новое время к положению фей и прочих сверхъестественных существ. С первого взгляда бросается в глаза, что этот цикл лишен основных составляющих всякой мифологической системы — космологии и эсхатологии, преданий о сотворении мира и о его грядущем конце. Нельзя сомневаться, что такие предания существовали, но учение об этих предметах было, естественно, прерогативой друидов. Друиды, как говорит один из текстов, утверждали даже иногда, будто это они создали небо, моря и землю. Исчезновение друидов как сословия предопределило гибель основных частей их доктрины. Напомним в этой связи, что именно отсутствие корпоративно организованного жречества у германских народов можно считать причиной сохранности многих основных языческих мифов.

Однако само язычество не исчезло в Ирландии вместе с друидами и, как мы видели, нашло многообразное отражение в рукописях. В каком же отношении находились это язычество к прежнему язычеству и его памятники к некогда целостной картине мира дохристианской эпохи? От решения этого вопроса зависит очень многое, а ответ на него возможен двоякий. Во-первых, позволительно считать, как это делало немало ученых, что в христианскую эпоху языческое мировоззрение было неизбежно снижено и "приглажено" в соответствии с новыми идеологическими установками, но в принципе сохранило свою структуру, Тогда создатели ирландских легенд и преданий выступают более или менее прямыми наследниками друидов, как это полагал, к примеру, Р. Лумис[13]. Такой подход делает возможным анализ героев древнеирландской традиции с точки зрения другой реальности, стоящей за ними и уходящей в дохристианское время. При этом открывается простор для оценки степени искажения, но существо преемственности сомнению не подвергается. Исследователю надо лишь увидеть за "романтизированной" (по выражению Ж. Дюмезиля) тканью ирландских саг и других текстов первоначальный облик мифологических героев древней традиции. Акцент ставится на персонаже, а задачей становится возможно более полное выявление и накопление рассеянных в текстах намеков на их функции в иной, еще не деформированной христианством, системе представлений.

Читатель легко заметит, что реализовать такой подход на практике далеко не просто. Даже в такой ключевой для ирландской культуры саге, как "Битва при Маг Туиред", где представлен почти весь пантеон, весьма трудно распределить богов по функциям, связи с природными явлениями и т. д. Еще в большей мере это касается менее заметных персонажей преданий и героев эпоса, как бы противящихся вписыванию в четкую мифологическую систему с резко очерченными индивидуализированными божествами. Сложность эта была замечена уже давно, и р попытках преодолеть, вернее, обойти ее делались предположения, что "высшие" формы религии были вообще не свойственны кельтам Ирландии[14]. На достигнутой ирландцами стадии культуры у них якобы преобладали не развитые мифы, а "парадигматические легенды", своего рода букварь, по которому эти народы постигали способы взаимоотношения с окружающим миром на основе образцов поведения героев и низших божеств, а также самой разной информации о происхождении творений природы и человеческих рук. Все это достояние древности, смягченное и отфильтрованное христианством, и сохранилось на страницах рукописей.

Несмотря на различия внутри описанного подхода, он всецело исходит из необходимости поиска некоторой мифологической системы кельтов, функционирующей наподобие классической, и из возможности такого поиска в силу принципиальной преемственности между дохристианской и христианской эпохами. Как мы уже показали, преемственность и в самом деле была, но если не видеть ее во всей сложности и противоречивости, а ограничиваться поверхностными констатациями, — ошибки неизбежны. И еще: не является ли некоторая аморфность пантеона и его сопротивляемость строгой классификации не только следствием искажений христианского времени, но и некоторым изначальным и необходимым его свойством, как то было у многих народов древности? На этот вывод наводят и древнеиндийская традиция вед, и некоторые другие культуры[15].

Еще раз заметим, что нигде в кельтском мире мы не им,еем надежды познакомиться с целостным кругом божеств прежде всего из-за потери учения друидов. Понять если не систему, то хотя бы фрагменты системы мифологии кельтских народов мы можем надеяться, только установив, что стало с ними в совершенно ином культурном контексте. В контексте терпимом, но далеко не безразличном. Мы возвращаемся к вопросу отбора или, как сказано выше, цензуры, осуществлявшейся церковью, которая сделалась единственным фиксатором ирландской языческой традиции. Отбор этот был, можно думать, двух видов. Первый, естественный и легко представляемый, обусловливался невозможностью хранения информации, слишком явно вступавшей в конфликт с существом христианства, — ушло в небытие учение друидов и, без сомнения, многое из того, что знали также и филиды. Второй тип цензуры, возможно и не всегда осознанный, был связан с такими формами, которые должно было принять языческое наследие в письменной культуре, и задачами, которым было подчинено его использование. Попытаемся проследить это на конкретном примере.

Сага "Битва при Маг Туиред", не имеющая себе подобных в ирландской традиции, считается центральным повествованием мифологического цикла. В общепринятом смысле это действительно наиболее "мифологичная" ирландская сага, где перед нами предстает пантеон почти в полном составе и совершаются события, имеющие важный космологический смысл. Ирландские "согласователи" традиции отвели описанным в саге событиям совершенно определенное место в предыстории острова, кончающейся появлением на нем Сыновей Миля — предков ирландцев. Предыстория эта наиболее полно описана в так называемой "Книге Захватов Ирландии" (около XI в.), обширной компиляции (отрывок из которой читатель найдет в настоящем издании). Еще 100 лет назад А. де Жюбенвиль понимал ее содержание как своего рода ирландскую теогонию, где за сменой волн пришельцев в страну ему виделась борьба богов света и тьмы и ряд других вечных тем различных мифологий. В подходе французского ученого было немало справедливого, но чересчур большая степень абстрагирования от конкретного материала делала его выводы легкой мишенью критики[16]. В повествованиях "Книги Захватов" пытались искать и историческое зерно. Поскольку между их различными частями нет резких переходов — рассказы о чудесных переселенцах плавно переходят в сообщения о легендарных и действительно живших королях первых веков нашей эры, — в ткани "Книги..." пытались видеть переход от мифологии к собственно истории, понимаемой, естественно, как прямое соответствие сообщаемого действительно имевшему место. Попытки эти по большей части оставались малоэффективными и порождали точки зрения, столь слабо подкрепленные фактами, что подтвердить или опровергнуть их бывало чрезвычайно трудно. Итак, история или мифология, выдумка или описание пусть трансформированных в воображении составителей "Книги...", но все же реальных событий?

О том, в каком состоянии находился остров до прибытия на него первых пришельцев, традиция сообщает скупо. Если судить по тем деяниям, которые было суждено совершить различным его завоевателям, он в некотором роде не "существовал" вовсе ни в социальном, ни даже в физическом смысле. Кессаир со своими спутниками, оказавшаяся в Ирландии еще до потопа, не оставила после себя заметных следов. Однако один из ее людей, некто Финтан, пережив серию превращений в различных животных, чудесным образом стал свидетелем всех последующих событий и сохранил о них память. Вслед за первой волной переселенцев на остров попал Партолон, и с его приходом традиция связывает становление природного облика страны и зарождение многих социальных установлений. Именно тогда появились заезжие дома, умение варить пиво и, с другой стороны, возникли семь рек и четыре долины в дополнение к тем, которые уже существовали.

Любопытно, что уже Партолону пришлось выдержать столкновение с демоническими существами, фоморами, которые выступают на первый план при дальнейшем развитии событий. Выдержать соперничество с ними предстояло и следующей группе пришельцев — людям Немеда, тоже оставившим свой след на острове в виде четырех новых озер, двенадцати долин и пр. Спутники Немеда попали в кабалу к фоморам, наложившим на них обременительную дань. Освободиться от нее они пытались, напав на крепость фоморов остров у северных берегов Ирландии. Предприятие это закончилось неудачей, и спастись удалось только трем братьям — Старну, Иарбонелу и Фергусу; потомство двоих из них потом снова вернулось в Ирландию. Это были Фир Болг и Племена Богини Дану. Фир Болг, потомки Старна, сыграли немалую роль в становлении страны: с ними связывалось упрочение священной королевской власти, множество нововведений в искусстве сражения и, наконец, чрезвычайно важное для ирландской традиции деление страны на пять королевств.

За Фир Болг — воинами на острове появляются Племена Богини Дану, божественно-магический характер которых подчеркивается во всех описаниях. Их изначальное место пребывания — северные острова, где они почерпнули тайное знание и откуда принесли в Ирландию четыре величайших сокровища: меч Нуаду, котел Дагда, копье Луга и Камень Фаль, вскрикивавший под тем, кто достоин был стать королем Ирландии. Уже было замечено[17], что смена волн переселенцев может быть понята в свете дюмезилевской теории функций и соотнесена с многообразно зафиксированным в традиции и символически окрашенным территориальным делением страны и множеством других фактов. Однако возможное в этом свете прямое отождествление Племен Богини Дану только с матической властью кажется нам все же упрощением. В известном смысле они сочетают в себе все функциональные характеристики, и соответственно запечатленная в "Битве при Маг Туиред" их схватка с фоморами (происшедшая после победы над Фир Болг) имеет особое, исключительно важное значение.

Эту схватку уже давно сравнивают с типологически сходными формами соперничества — столкновениями асов и ванов, девов и асуров. Братья Рис справедливо спроецировали на ирландскую традицию многие суждения, высказанные по иным поводам. Их суть сводится прежде всего к тому, что между двумя божественными группами нет непроходимой грани и правильно представить божественных соперников можно лишь как взаимодополняющие части единой системы. Между Племенами Богини Дану и фоморами существуют постоянные связи, заключаются браки, а два главных и олицетворяющих королевское достоинство персонажа саги — Брес и Луг — по своему происхождению и поведению объединяют то и другое начало. И все же соперничество между богами и, условно говоря, их собственной демонической ипостасью вполне реально. В узком смысле это конфликт между достойным и недостойным отправлением королевской власти, а в более широком — противопоставление космически организованного и хаотического состояния одного и того же мира, его природной стихии. Фоморы — это главным образом не тип персонажей, а тип действия, персонификация пограничного состояния мира. Во множестве текстов демонический характер фоморов подчеркивается их обликом одноногих и одноглазых существ, какими они предстают во время сражения. В соответствии со своей двойной природой ту же позу (стояние на одной ноге с прикрытым глазом вообще часто связывается в традиции с совершением магических, "пограничных" действий) принимает и Луг, ведя свое воинство в битву. Кульминацией ее становится поединок между ним и Балором, многими чертами сближающийся с космической битвой, известной большинству индоевропейских народов.

В этой книге представлена лишь одна, древнейшая версия саги. Связанные с соперничеством Племен Богини и фоморов события описаны, кроме того, еще в одной полной версии XVII века и в многочисленных фрагментах прозаических и поэтических текстов. Конечно, все это лишь осколки традиции, и нам никогда не узнать, через какие промежуточные этапы прошла в своем существовании сага и как многообразно преломились в текстах устная и письменная традиции. И все же кое-что бросается в глаза. Прежде всего, более ранние варианты (выявление их в каждом конкретном случае — сложный вопрос, решение которого зависит не столько от абсолютной хронологии, то есть даты рукописи, сколько от лингвистических характеристик) в меньшей степени несут на себе печать стремления к литературной цельности, причем заметная подчас отрывочность и несбалансированность текста выдают избирательное отношение составителя рукописи к материалу традиции. Как хорошо известно, более поздние варианты по своей структуре и стилистическим особенностям ближе примыкают к стихии устного народного творчества и сохраняют наряду с зафиксированными устными версиями многие опущенные ранними версиями архаические детали.

Некоторая неровность текста вовсе не равнозначна беспомощному конструированию, призванному как-то оформить подступы к основному событию, ядру мифа. Такая позиция, стремление очистить повествование от всего постороннего, увидеть то, что таится за ним, объективно нередко приводит к размыванию смысла, присущего самому тексту.

Сказанное поможет прояснить сага "Разрушение Дома Да Дерга" — одна из интереснейших в ирландской культуре и типичных по своей судьбе[18]. Одни ученые относили ее к уладскому циклу, другие предпочитали включить "Разрушение..." в королевский или, иначе, исторический цикл. Формальность выставляемых при этом причин очевидна. Оправданием первой характеристики служило присутствие здесь некоторых из известнейших воинов уладских саг, но, как давно уже было показано[19], это малосущественное для смысла повествования обстоятельство было привнесено в текст одним из редакторов рукописи IX в. "Разрушение..." и вправду многими чертами напоминает королевские саги и вписывается в их контекст, если исходить из традиционной хронологии, отводившей главному действующему лицу саги, королю Конайре, совершенно определенное место среди дохристианских правителей Ирландии. В сущности же, и это (как и аспект хронологический) — вопрос второстепенный и не определяет наше понимание текста.

По существу содержания "Разрушения..." тоже высказывались разные мнения. Сторонники литературной интерпретации видели здесь историю трагической судьбы короля, гибнущего из-за невозможности избежать нарушения многочисленных и распространенных в ирландской традиции табу, носивших название гейсов. Другие считали, что, так сказать, обусловленность сюжета здесь скорее мифологическая и ритуальная. С этой, на наш взгляд, справедливой точки зрения, основная часть саги — путешествие Конайре к жилищу Да Дерга и сражение с одноглазым Ингкелом — должна рассматриваться в перспективе ирландской эсхатологии: на уровне годового цикла связанные с ней представления реализовались в комплексе ритуалов и верований, связанных с праздником перехода к зиме, Самайном. Он был моментом открытого столкновения посю и потустороннего мира и имел отчетливо "королевский" характер. Нарушение многочисленных гейсов в таком случае — это не факт "трагической судьбы" короля, а последовательное разрушение нормального и благополучного порядка мира, которое предшествует решающим событиям, где гибель — возрождение Конайре является залогом грядущего восстановления равновесия. С этой точки зрения между "Разрушением..." и "Битвой при Маг Туиред" открываются многочисленные точки соприкосновения, ибо второе повествование в определенном смысле архетипично по отношению к первому.

Следует сказать, что стоящие за текстом уровни смысла нельзя искать, опираясь на отрывочные характеристики рассказа и игнорируя его как некое целое и развивающееся единство. Забегая вперед, добавим, что этому нисколько не противоречит желательность максимально полного учета текстологической истории саг с их многочисленными разновременными вариантами, индивидуальностью переписчиков и т. д. Более того, лишь так можно хоть несколько сблизить перспективы, в рамках которых саги виделись в ирландском средневековье и предстают ныне. Вернемся к "Разрушению..." и скажем, что ни один из упомянутых выше современных подходов к анализу текста не мог быть решающим и основным для составителей рукописей. Скорее всего уже в достаточно раннюю эпоху она воспринималась как история и вписывалась в целый комплекс исторических событий и реалий. Вопрос, однако, в том, что понимать под историей. С современной точки зрения в этом отношении текст для нас мало прозрачен, ибо его мифологизм скрывает от взгляда подпочву намерений и обстоятельств, питавших повествование в древности. У нас нет соответствующих "Разрушению..." источников дохристианской Ирландии, так что проникнуть в эти конкретные обстоятельства и намерения вряд ли возможно, но понять сам принцип осмысления истории в разное время и в разных текстах возможно, и необходимо. В самом общем виде можно сказать, что время составления правариантов текстов — эпоха перехода от мифологического к историческому мышлению, решающий толчок которому в Ирландии был дан христианской традицией. Однако взгляд на историю как нечто самоценное и на человеческие действия, имеющие причины и последствия, в качестве самостоятельного предмета внимания не родился сразу. Уже давно замечено, что на исходе эпохи мифопоэтического мышления его структуры испытывают вторичный запоздалый импульс именно в связи с тем, что стремление культуры включить в себя новый и ранее нейтральный для нее материал не может быть реализовано иначе как при помощи все тех же приемов и форм мифологического сознания. Этому нисколько не противоречит тот фактор, что множество его элементов испытывают в это время заметную деархаизацию. Эти общие соображения должны соответственно преломляться при анализе каждого конкретного текста, ибо нередко случается, что внешне весьма сходные повествования, появившиеся практически в одно время, в разной степени демонстрируют действие указанных закономерностей. В этом томе приведены два "Разрушения", и они подтвердят наши суждения.

С учетом сказанного, на наш взгляд, можно избежать путаницы, нередко возникающей при анализе "Разрушения Дома Да Дер-га". Так, известный исследователь Т. О'Рахилли[20] не раз останавливал внимание на ряде кричащих противоречий в этом тексте. Появление их он связывает с неуравновешенностью в саге исторического и чудесного, мифологического элементов, с их искусственным сочленением. Историческая основа текста, возможно, обусловлена какой-то реальной коллизией, возникшей между племенами Ирландии и вылившейся в столкновение правителя Тары с пришедшими из-за моря захватчиками. Мифологический уровень же сразу обнаруживает себя сверхъестественным характером Дома и его хозяина, Да Дерга, описанного в традиционных для ирландцев характеристиках потустороннего мира. Органической связи между этими пластами текста ученый не видел. Его внимание, например, привлек эпизод рассказа о том, как, двигаясь от Уснеха к Таре, Конайре видит вокруг объятые пламенем и разоряемые земли. Кроме самого короля никто ничего не замечает, и Конайре, обогнув Тару, пускается в путь по дороге, которая приведет его к Дому Да Дерга. Все это кажется современному исследователю нелогичным, ибо, полагает он, не в ирландских героических традициях было изображать короля подобным трусом. Противоречие может, однако, на его взгляд, быть устранено, если предположить, что существовала отдельная история, где рассказывалось о смерти правителя Тары при защите своей резиденции. Гибель же его могла аллегорически представляться как путешествие в загробный мир. Из такой посылки вырастает весь дальнейший анализ: "...завоевание восточных областей страны было слишком важным событием, умолчать о нем было невозможно, и оно лишь описывается как наваждение и обман чувств..."[21]. Дальше, однако, приходится сказать о том, что вторая часть саги, описание потустороннего мира, подверглась, напротив, усиленной рационализации. Объяснение может быть одно, а именно: невозможность представить языческие верования в слишком обнаженном виде. Сага, таким образом, представляется сложной амальгамой искажений и умолчаний, лишаясь, по существу, какого-либо намека на цельность и единство.

Принять такой ход мыслей, по нашему мнению, нельзя, ибо убедительно осмыслить сагу можно, только если видеть в повествовании живое (или стремящееся оформиться) целое, которому естественно присуще объединение разновременных мировоззренческих и стилистических элементов. Безусловно, имеющаяся здесь историческая основа (прояснение которой, как уже говорилось, маловероятно) и тяготеющая к ритуализированному описанию структура не наложены друг на друга механически, а выступают в единстве, без которого ни один из элементов не смог бы проявиться в культуре. Саги "Разрушение Дома Да Дерга" и "Разрушение Дома Да Хока" строятся явно по одной схеме, но по сравнению с первой во второй мифологический элемент выхолощен. Может быть, это произошло оттого, что "Разрушение Дома Да Дерга", вопреки всем формальным критериям, тесно связано с мифологическим циклом, ибо "Битва при Маг Туиред", "Сватовство к Этайн" и "Разрушение...", как заметит читатель, являются, по сути, перетекающим одно в другое повествованием, говорящим о судьбе сменяющихся поколений протагонистов. Это соображение само по себе диктует нам осторожность при определении принадлежности саг к тем или иным циклам, о чем мы уже говорили выше. Увиденный в определенной перспективе, один материал мог актуализироваться в форме "Разрушения Дома Да Дерга", другой, сходный, — "Разрушения Дома Да Хока". Оба "Разрушения" принадлежат к одному циклу, но тяготеют и могут быть связаны с совершенно иными и разными — мифологическим и уладским. Легко себе представить, какого критерия для сравнения мы были бы лишены, не сохранись до наших дней одно из "Разрушений", а ведь такая судьба постигла множество саг, которые мы либо знаем только по названиям, либо не знаем вообще.

Касаясь сюжетного хода саги, мы отвлеклись от многих характеристик текста. История его во многом типична для ирландской традиции. Восходит он к одной из наиболее ранних больших ирландских рукописей, так называемой Cin Dromma Snechta. Такие рукописи, содержащие подчас десятки текстов самого разного времени, — наш основной источник знаний об ирландской культуре средневековья. Множество их погибло в разное время, унеся с собой варианты текстов, которые помогли бы прояснить их историю от первых до позднейших (иногда единственных дошедших до нас) записей[22]. Краткое изложение нашей саги содержится в древнейшей из сохранившихся рукописей — Книге Бурой Коровы (ок. 1100 г.), а полный текст — в Желтой Книге из Лекана (XIV в.). Таким образом, между первой (постулируемой!) записью и сохранившимся вариантом лежит по меньшей мере шесть столетий, за которые сага, как нетрудно предположить, должна была претерпеть немало изменений. Прежде всего следует наметить их исходный пункт и ответить на общий для всей древнеирландской литературы вопрос — чем был пратекст саги: записью устной традиции или творчеством сведущего в ней, но свободно перерабатывавшего материал составителя рукописи, монастырского писца? По этому поводу велись острые споры и высказывались прямо противоположные мнения, которые сейчас в основных пунктах уравновешены. Сам же факт связи между письменной и предшествовавшей ей устной традицией не может быть подвергнут сомнению и многократно документирован текстами[23]. Важно определить, в какой мере изменился в христианское время сам репертуар филидов и насколько адекватное отражение нашел он на страницах рукописей.

Помимо этого, помня, что устная традиция продолжала существовать параллельно с письменной еще много веков, придется учитывать то влияние, которое она могла оказывать на записи сменяющих друг друга вариантов саг и позднее. Осмысление проблемы, при том, что в нашем распоряжении находятся лишь относительно поздние варианты текстов, предшествующие этапы бытования которых приходится реконструировать с большей или меньшей степенью надежности, представляется непростым, хотя и весьма перспективным делом[24]. В последнее время по этому поводу серьезные соображения высказал П. Мак Кана[25]. Анализируя некоторые ранние тексты, он выделил в них различные стилистические уровни, предполагающие разную степень активности писцов-составителей по отношению к имеющемуся в их распоряжении материалу. Так, некоторые отрывки отмечены заметной бедностью синтаксических конструкций, отрывочным стилем и стремлением до предела сжать сюжетные ходы и описания. В других случаях мы встречаемся со стилистически разработанной, ясной и в своем роде классической для раннего периода прозой, резко отличающейся от описанной выше. В одном и том же тексте могут встречаться оба типа повествований, пусть при этом некоторые саги и отмечены явным преобладанием одного из них. Отмечалось также, что чем архаичнее вариант данного текста, тем больше шансов встретиться в нем с одним из двух названных вариантов.

Как правило, в ирландских текстах в большем или меньшем объеме присутствует так называемая реторика[26]. Выделяясь темным и усложненным языком, эти отрывки по большей части не несут следов переделок писца, исключая лишь те, которые вытекали из его непонимания смысла текста. Нужно заметить, что обо всем этом трудно получить представление из перевода, не носящего буквального характера, ибо как раз реторики в изданиях нашего типа по большей части опускаются, а строгая передача стилистических особенностей текста привела бы к совершенно неприемлемым для русского читателя результатам.

Между различными по стилистике фрагментами текстов и устной традицией существовали разные по степени преемственности отношения. Они отражают прежде всего разные подходы к наследию филидов со стороны тех, кто составлял и переписывал рукописи. Поэтические фрагменты, которые, по-видимому, и в устном исполнении мало варьировались, фиксировались в полном и неизменном виде, однако к прозе подход был совершенно иной. Случалось, что для экономии места или по иным соображениям писец стремился в минимальном объеме запечатлеть основной ход событий и передать содержание диалогов. В этом случае мы получаем от него в наследство первый тип прозы. Иногда же писец ставил себе целью вольную, творческую передачу описательных фрагментов, сжимая или растягивая их по своему усмотрению и добиваясь ясного, прозрачного, собственно литературного стиля. И в том и в другом случае записанные варианты саг не передавали в сколько-нибудь целостном виде особенностей устного исполнения, если, повторяем, исключить отдельные фрагменты, воспроизводившиеся в неизменном виде. Нельзя сомневаться также и в том, что десакрализация множества текстов, по всей видимости, размыла их языковую природу, позволив выразить содержание более обыденным языком, чем тот, что бытовал у обученных "профессионалов" — филидов.

Итак, позицию письменного слова по отношению к устному в раннехристианской Ирландии можно определить как исключительно активную. Активность эта определяется, естественно, не только вкусом составителей рукописей или наличием возможности для записи, но и обусловлена всей новой культурно-исторической ситуацией христианской эпохи. Достаточно легко представить себе прямое умолчание составителей рукописей обо всем том, что входило в слишком явное противоречие с победившей верой. Гораздо труднее, и вопрос этот практически не разработан, уловить те изменения, которым подвергалось языческое наследие как в письменном, так, подчеркнем, и в устном вариантах в связи с глубокой переориентацией традиции, вызванной гибелью космологических представлений друидов и победой христианского раннеисторического мышления. Мы уже говорили, что все указывает на вторичную роль филидов по отношению к друидам в дохристианское время. Место филида, по существу, промежуточное — владение сакральными приемами поэтического искусства позволяло ему как бы расщеплять реальность прошлого и настоящего, возводя ее к более высокому единству, космическому порядку, хранителями знания о котором были уже друиды. Знания филида могли существовать с ориентацией на более высокие уровни смысла, и именно поэтому компромисс и подстраивание их деятельности к доктрине и практике церкви оказались неизбежны. Любопытное подтверждение этому мы получаем в более позднее время. Многих исследователей занимала проблема исчезновения сословия филидов, практически совпавшего с началом завоевания острова рыцарями-норманнами. Но ведь у истории есть логика: как в свое время со сцены исчезли друиды и на первое место вышло сословие филидов, так сейчас филиды были вынуждены уступить свое место приобретшей влияние корпорации бардов, придворных певцов, основной социальной функцией которых было прославление благородства и подвигов королей и вождей. Причины таких перемен слишком сложны, чтобы их можно было обрисовать в нескольких словах, но мы все же рискнем сказать, что не последнюю роль сыграло здесь ослабление типично ирландского монастырского уклада, вне которого филиды не могли иметь социального и идеологического оправдания. Их независимость от власти аристократии ничем уже не подкреплялась, и на смену филидам должно было прийти совершенно иначе ориентированное сословие поэтов. Фигура барда была мыслима при личности, филида же — только при корпорации, друидической или монастырской.

Но возвратимся к проблеме письменной традиции. Ранние варианты текстов должны были быть сочетанием весьма архаических фрагментов с не менее отчетливо заметными новациями и в целом представлять собой достаточно несбалансированное целое. Это, естественно, не универсальное правило, и у нас есть примеры, когда саги представляют собой исключительно стройное и оформленное повествование. Такова, например, маленькая история "Недуг уладов". Однако в таких случаях очевидна удаленность от устной традиции, и сам сплав древней мифологической основы с новыми чисто повествовательными задачами является скорее итогом индивидуальных усилий составителя.

Устное бытование саг и судьба их письменных вариантов в некоторой степени переживали сходную эволюцию. Вопрос этот настолько сложен и индивидуален, что общие положения не должны толковаться однозначно. Мы не обладаем достаточно сведениями о ранней эпохе, чтобы могли учитываться конкретная традиция того или иного монастыря, школы писцов, а также время зарождения и распространения сюжетов, которые, несомненно, влияли на судьбу рукописей. Степень и тип фольклоризации памятников были, несомненно, разными в разное время, меняясь соответственно уровню носителей устной традиции, у которых все отчетливее проступали навыки народного сказителя, а не поэта, умудренного многими годами обучения в филидических школах.

Наряду с фольклоризацией нужно отметить и следы вторичных проявлений языческого мировосприятия ("вторичный импульс"). Главным здесь было продолжающееся, несмотря на редкую консервативность ирландской традиции, переосмысление и перегруппировка материала культурного наследия. Переосмысление это определялось все большей кристаллизацией исторического мышления, первые признаки которого обозначаются в эпических жанрах. Изменения накапливались и реализовывались в Ирландии исключительно медленно (после мощного толчка в этом направлении, которым, как мы говорили, явилось принятие христианства). Вместе с тем с приходом и утверждением христианства возобладало стремление переосмыслить традицию в иной системе координат — мировой истории и божественного предопределения. Разные пласты традиции обладали неодинаковой силой сопротивления переменам, которые для преданий о ранних временах могут быть обозначены как историзация мифологии, а для более поздних — как мифологизация истории.

Общенациональный фон ирландской истории был настолько дробным и неоднозначным, что попытки наложить на него единую схему наталкивались на серьезные препятствия. Из представленных в этой книге саг и комментариев к ним читатель увидит, насколько сложны были этническая предыстория острова и политическая структура многочисленных расположенных на нем королевств самых различных рангов и уровней. Ранняя история страны в том виде, в каком она изложена в "Книге Захватов Ирландии", конечно, не есть перелицовка космологических мифов, известных когда-то друидам, но многое от древних представлений здесь сохранено. В "Книге" перед нами попытка объяснить становление священного устройства Ирландии с ее делением на пять королевств, системой празднеств и священных мест, особым социальным строем. Этой задаче подчинено описание групп переселенцев, совершаемых ими действий и многое, многое другое. Конец "Книги" как бы "перетекал" в историю рассказом о потомках легендарного Миля, давших начало многочисленным династиям королей Ирландии. Переведенный нами отрывок этого повествования в некотором смысле порубежный. Далее следуют так называемые "Списки королей", многие из которых были, по-видимому, историческими фигурами. Историзация мифа здесь заканчивается и вступает в действие мифологизация истории, попытка упорядочить ее и снабдить смыслом, пользуясь привычными канонами мышления. Нельзя, конечно, отрицать (и читатель найдет это в комментариях), что на каждое конкретное повествование оказывали влияние соображения злобы дня и перипетии политического соперничества времени составления текстов, но от этого общее правило не перестает быть справедливым.

Мифологизацию мы понимаем не просто как некоторую перестановку действующих лиц в одних и тех же схемах. В этой связи стоит вспомнить слова исследователя, писавшего: "В эпосе история не наслаивается на миф, а только рассказывается по мифологическому канон, и постепенно, по мере того как от этого канона остается одна только сюжетная схема, четче обнаруживается истинное назначение эпической поэзии. Только в таком смысле можно говорить о замещении мифологических образов историческими, Ибо, по существу, в эпосе с самого начала мифологические герои трактуются исторически"[27]. Важно только помнить, что в описываемые времена "историческая трактовка" не была сродни тому, что под этим понимается сегодня. Ее целью не могла быть и не была фиксация некоторой отстраненной от наблюдателя и имеющей самоценность жизненной практики, требующей максимально полного отображения. Если в Новое время ценится выявление в истории направляющих и определяющих ее законов, то в эпоху складывания ирландской традиции (и, конечно, не только ее) законным и оправданным было именно "вчитывание", "вписывание" в совершившееся и происходящее заранее известных схем, идеалов и правил.

Множество изменений постигло традицию в процессе разложения мифопоэтического мышления и отразилось в ирландском эпосе. Героическое прошлое, осмысляемое по законам эпоса, всегда вызывает некоторое "сгущение" и уплотнение времени, приобретающего яркую и очерченную смысловую и событийную окрашенность. Ушедшая эпоха становится основой для эпоса, имеющего национальный характер и складывающегося на основе циклизации более мелких повествований. Героический век традиционно ассоциировался в Ирландии с рубежом нашей эры, а эпическим его воплощением стал цикл уладских саг, включая центральный для него рассказ о "Похищении Быка из Куальнге". Комментируя перевод этого памятника, мы писали о сложной и неоднозначной судьбе этого никла, но хочется заметить, что циклизация уладских саг стала возможной именно из-за их удаленности от исторической и политической злобы дня. Или, вернее, эта злоба дня влияла на уладские саги на высоком и легко интегрируемом уровне. К моменту формирования цикла уладское королевство давно уже не существовало и его прошлое сделалось своего рода предысторией, героическим идеалом и оправданием многих реалий позднейшего времени.

Сложнее обстояло дело с королевским, или историческим, циклом. И здесь структуры мифологического мышления являлись определяющими, но формы проявления их более разнообразны и не всегда легко вычленяемы. И в этих рамках повествование о ранних временах строится на основе мифологических схем — достаточно вспомнить, например, все время воспроизводящуюся двоичную структуру деления страны — Эбер и Эремон, Конн и Маг Нуадат, Уи Нейллы и Эоганахта. Чем дальше, тем более заметна мифологизация саг. Консерватизм ирландской социальной и культурной истории не противоречил необычайной пестроте политической жизни, ее нестабильности, что, как нам кажется, и мешало созданию более высокого, "надсагового" единства. Эта часть традиции является одной из наиболее сложных для изучения; ибо приемы и реалии мифологического мышления выступают здесь как бы в разлитом виде, редко воплощаясь в связные конструкции, как это заметно, например, в саге "Разрушение Дома Да Дерга". Многочисленные попытки составителей произведений в самых различных жанрах (помимо саг, еще и анналы, генеалогии и пр.) унифицировать историю, подвести некоторое основание под пестрый мир этнических и политических связей, союзов и сфер влияния приводили к многочисленным смешениям персонажей повествований, подмене одних героев другими, прямому замалчиванию одних событий и приданию неоправданного значения другим. Конечно, и здесь существовали свои законы смешения и отторжения персонажей и эпизодов традиции, в конечном счете нередко восходивших к мифологическим первообразам, но осмыслить их сейчас не всегда возможно.

Возвращаясь к поставленному вначале вопросу о циклах, повторим, что взгляд на ирландскую традицию через призму такого деления чрезвычайно условен. Применительно к разным областям наследия средневековой Ирландии само слово "цикл" не может быть понято одинаковым образом. Нам хотелось показать, что культура этой страны, запечатленная в рукописях, находилась в постоянном становлении, переживала сложные и во многом непохожие на происходившие вокруг процессы. Однако сама эта сложность, сплетение архаичности и новаций, творческой активности и соблюдения многовековых канонов и делают знакомство с ирландской традицией привлекательным как для специалистов, так, мы надеемся, и для читателей.

Подготовка текстов для настоящей книги проводилась переводчиком-составителем в соответствии с существующей издательской традицией. В то же время переводчик стремился всюду, где можно, сохранить верность оригиналу, в связи с чем читатель столкнется здесь с целым рядом разночтений, особенно в написании названий и имен, а также с некоторыми орфографическими и синтаксическими аномалиями.

Шкунаев С.В.

Предания и мифы

Битва при Маг Туиред[28]

О Битве при Маг Туиред повествуется здесь, и о рождении Бреса, сына Элата, и о его царствовании.

На северных островах земли были Племена — Богини Дану[29] и постигали там премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусных людей со всего света.

В четырех городах постигали они премудрость, тайное знание и дьявольское ремесло — Фалиасе и Гориасе, Муриасе и Финдиасе.

Из Фалиаса принесли они Лиа Фаль[30], что был потом в Таре. Вскрикивал он под каждым королем, кому суждено было править Ирландией.

Из Гориаса принесли они копье, которым владел Луг[31]. Ничто не могло устоять перед ним или пред тем, в чьей руке оно было.

Из Финдиаса принесли они меч Нуаду[32]. Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уж не мог от него уклониться, и был он воистину неотразимым.

Из Муриаса принесли они котел Дагда[33]. Не случалось людям уйти от него голодными.

Четыре друида были в тех четырех городах: Морфеса в Фалиасе, Эсрас в Гориасе, Ускиас в Финдиасе, Семиас в Муриасе. У этих четырех филидов и постигли Племена Богини премудрость и знание.

И случилось Племенам Богини заключить мир с фоморами, и Балор, внук Нета[34], отдал свою дочь Этне Киану, сыну Диан Кехта. Чудесным ребенком разрешилась она, и был это сам Луг.

Приплыли Племена Богини на множестве кораблей, дабы силой отнять Ирландию у Фир Болг[35]. Сожгли они свои корабли, лишь только коснулись земли у Корку Белгатан, что зовется ныне Коннемара чтобы не в их воле было отступить к ним. Гарь и дым, исходившие от кораблей, окутали тогда ближние земли и небо. С той поры и повелось считать, что появились Племена Богини из дымных облаков.

В первой битве при Маг Туиред сразились они с Фир Болг и обратили их в бегство и поразили сто тысяч воинов вместе с королем Эохайдом, сыном Эрка.

В этой-то битве и отрубили руку Нуаду, и совершил это Сренг, сын Сенгана. Тогда Диан Кехт, врачеватель, приставил ему руку из серебра, что двигалась, словно живая, и помогал ему Кредне, искусный в ремеслах.

Многих потеряли Племена Богини Дану в этом сражении и среди прочих Эдлео, сына Ала, Эрнмаса, Фиахра и Туирилла Бикрео.

Те из Фир Болг, что спаслись с поля битвы, отправились прямо к фоморам и остались на Аран, Иле, Манад и Рахранд.

И тогда начался раздор между Племенами Богини и их женщинами из-за того, кому править Ирландией, ибо не мог королем быть Нуаду, с тех пор как лишился руки. Говорили они, что лучше всего отдать королевскую власть Бресу, сыну Элата, и тем подкрепить договор с фоморами, ибо Элата был их властелином.

Теперь же о том, как появился на свет Брес.

Как-то однажды случилось Эри, дочери Делбаета, женщине из Племен Богини, смотреть на море и землю из дома в Мает Скене, и море перед ней было так спокойно, что казалось бескрайнею гладью. Вдруг увидела она нечто, и был это плывший по морю серебряный корабль, немалый на вид, но не могла женщина различить его облик. Пригнали волны корабль к берегу, и увидела на нем Эри прекрасного воина. До самых плеч спадали его золотистые волосы. Платье его было расшито золотой нитью, а рубаха — золотыми узорами. Золотая пряжка была у него на груди, и от нее исходило сияние бесценного камня. Два копья с серебряными наконечниками и дивными бронзовыми древками держал он в руках. Пять золотых обручей были на шее воина, что нес меч с золотой рукоятью, изукрашенной серебром и золотыми заклепками.

И сказал ей тот человек:

— Настал ли час, когда можем мы соединиться?

— Не было у нас уговора, — молвила женщина.

— Иди без уговора, — сказал человек.

Тогда возлегли они вместе. Когда же увидела Эри, что воин поднимается, принялась плакать.

— Отчего ты плачешь? — спросил тот.

— Две причины моему горю, — ответила женщина. — Расставание с тобой после нашей встречи. Юноши Племен Богини напрасно домогались меня, а теперь ты овладел мной, и лишь тебя я желаю.

— Избавишься ты от своей печали, — сказал человек. Со среднего пальца снял он свое золотое кольцо и вложил в руку женщине и наказал не дарить и не продавать его никому, кроме того, на чей палец придется оно впору.

— Еще одно томит меня, — молвила женщина, — не знаю я, кто приходил ко мне.

— Не останешься ты в неведении, — отвечал ей воин. — Элата, сын Делбаета, был у тебя. И от нашей встречи понесешь ты сына, и не иначе он будет наречен, как Эохайд Брес, Эохайд Прекрасный. Все, что ни есть прекрасного в Ирландии, долину или крепость, пиво или факел, мужчину, женщину или лошадь, будут сравнивать с этим мальчиком, так что станут говорить: это Брес.

Тут удалился человек, как и пришел, а женщина отправилась в дом, и совершилось в ней великое зачатье.

Вскоре родила она мальчика и назвала его, как и сказал Элата, Эохайд Брес. К исходу первой недели вырос он словно за две, да так и рос дальше, пока за семь лет не сравнялось ему четырнадцать.

Так из-за распри меж Племенами Богини отдали власть над Ирландией этому мальчику. Семь заложников передал он лучшим мужам Ирландии, дабы не знала ущерба королевская власть, если его неправые дела будут тому причиной. Потом мать наделила его землей, и на той земле возвели ему крепость. Сам Дагда построил ее.

В ту пору, когда принял Брес королевскую власть, три правителя фоморов — Индех, сын Де Домнан, Элата, сын Делбаета, и Тетра[36] — обложили Ирландию данью, так что ни один дым из крыши не был от нее свободен. Сами великие мужи принуждены были нести службу: Огма таскал дрова, а Дагда возводил крепости — это он построил Крепость Бреса.

Так томился Дагда, и случалось ему встречать в доме уродливого слепца по имени Криденбед, рот которого был на груди. Думал Криденбел, что ему достается мало еды, а Дагда — много.

— Во имя твоей чести, пусть три лучших куска от твоей доли достаются мне, — сказал он.

И стал после этого Дагда отдавать три куска каждый вечер — воистину немалой была доля шута, ибо каждый кусок был словно хорошая свинья. Треть всего, что имел, отдавал Дагда, и оттого нелегко приходилось ему.

Как-то раз, когда Дагда копал рвы, заметил он идущего к нему Мак Ока[37].

— Добро же тебе, о Дагда! — сказал Мак Ок.

— Воистину так, — отвечал ему тот.

— Отчего ты мне кажешься хворым? — спросил Мак Ок.

— Есть на то причина, — молвил Дагда. — Три лучших куска из моей доли требует шут Криденбел каждый вечер.

— Дам я тебе совет, — сказал на это Мак Ок, засунул руку в свою сумку и, достав три золотые монеты, подал их Дагда.

— Положи три монеты в куски, что относишь ему на исходе дня. Воистину станут они лучшим, что у тебя есть. Станет золото перекатываться в животе Криденбела, иногда уж не миновать ему смерти. И неправым будет суд Бреса. ибо люди скажут королю: "Дагда сгубил Криденбела, подсыпав ему ядовитой травы". И велит король предать тебя смерти, но ты скажешь ему: "Недостойны владыки твои слова, о король фениев[38]! Смотрел на меня Криденбел, пока я трудился, а потом говорит: "Отдай, о Дагда, три лучших куска из твоей доли". Пусто в моем доме сегодня. Так бы и погиб я, если бы не помогли мне найденные сегодня три золотые монеты. Положил я их в мясо и отдал Криденбелу, ибо и вправду не было У меня ничего дороже золота. Ныне золото в утробе Криденбела, и оттого он уже мертв".

— Хорошо же, — ответил король, — пусть разрежут живот Криденбела и поищут там золото. Коли не будет его, ты умрешь, а если найдется, останешься жив.

Тогда разрезали живот Криденбела и отыскали там три золотые монеты[39]. Так был спасен Дагда.

Когда на другое утро отправился Дагда трудиться, приблизился к нему Мак Ок и сказал:

— Скоро уж ты закончишь, но не проси за это награды, доколе не приведут к тебе стада Ирландии. Выберешь ты из них черную телку с черной шерстью.

Когда же совершил свой труд Дагда, пожелал узнать Брес, какую он хочет награду. И отвечал Дагда:

— Желаю, чтобы пригнали ко мне все стада Ирландии!

Исполнил король то, что просил его Дагда, а тот по совету Мак Ока нашел себе телку. И посчитал это Брес невеликой наградой, ибо думал, что выберет Дагда получше того.

В ту пору Нуаду страдал от увечья, и Диан Кехт приставил ему руку из серебра, что двигалась, словно живая. Не по нраву пришлось это сыну Диан Кехта Миаху, и направился он к отрубленной руке, и молвил:

— Сустав к суставу, и мышца к мышце!

Так исцелил он Нуаду в трижды три дня и три ночи. До исхода трех дней держал он руку у бока и наросла на ней кожа. Вторые три дня держал он ее у груди, а напоследок прикладывал к ней белую сердцевину тростинок, обугленных на огне.

Недобрым показалось такое лечение Диан Кехту, и обрушил он меч на голову сына и рассек кожу до мяса. Исцелил эту рану искусный Миах. Тут вторым ударом меча разрубил ему Диан Кехт мясо до самой кости, но вновь исцелил эту рану Миах. В третий раз занес меч Диан Кехт и расколол череп до самого мозга, но и тут исцелил Миах свою рану. В четвертый же раз мозг поразил Диан Кехт, говоря, что уж после этого удара не поможет ему ни один врачеватель. Воистину так и случилось.

Потом похоронил Диан Кехт Миаха, и на его могиле выросли триста шестьдесят пять трав, ибо столько было у Миаха мышц и суставов. Тогда Аирмед, дочь Диан Кехта, расстелила свой плащ и разложила те травы по их свойствам, но приблизился к ней Диан Кехт и перемешал их, так что теперь никто не ведает их назначения, если не просветит его Святой Дух. И сказал Диан Кехт:

— Останется Аирмед, коли нет уже Миаха.

Брес между тем оставался владыкой, как и было ему назначено. Но величайшие из Племен Богини стали все больше роптать, ибо ножи их в ту пору не покрывались жиром и, сколько б ни звал их король, изо ртов уж не пахло хмельным. Не было с ними их филидов, бардов, шутов, волынщиков и арфистов да прочих потешных людей, что прежде веселили их. Не ходили они уж на схватки бойцов, и никто не отличался доблестью перед королем, кроме одного Огма, сына Этайн[40].

Выпало ему доставлять дрова в крепость, и всякий день приносил он вязанку с островов Мод[41]. Но уносило море две трети запаса, ибо от голода оставляли героя силы. Лишь треть доносил он до места, но всех должен был наделить.

Племена не несли больше службу и не платили эрик[42], и богатства Племен не раздавались по воле всех.

Как-то раз пришел ко двору Бреса филид Племен Богини по имени Корпре, сын Этайн[43]. Затворился он в сумрачной, тесной и темной каморке, где не было ни огня, ни сидений, ни ложа. Три маленькие черствые лепешки подали ему. Поднявшись наутро, недоволен он был. И, проходя по двору, молвил Корпре:

Без пищи, что явится быстро на блюде, Без молока коровы, в утробе которой теленок. Без жилья человечьего в темени ночи. Без платы за песни поэтов пребудет пусть Брес[44].

— Нет отныне силы у Бреса.

И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы, не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии.

Недолго спустя сошлись Племена Богини и отправились поговорить со своим приемным сыном, Бресом, сыном Элата. Потребовали они заложников, и Брес передал им возмещение за царство, не желая идти против обычая. Испросил Брес позволения остаться королем до исхода семи лет.

— Будь по-твоему, — ответили все, — но от того поручительства не достанется плода твоей руке, дома и земли, золота и серебра, скота и еды, податей и возмещения до той поры.

— Получите все, как желаете, — отвечал на это король.

И оттого просил он об отсрочке, что желал собрать могучих мужей из сидов, как прозвали фоморов, и подчинить Племена силой. Воистину нелегко было ему расставаться с царством.

Потому и пошел Брес к своей матери и пожелал узнать, какого он рода.

— Знаю о том, — ответила Эри и отвела сына к холму, с которого некогда заметила в море серебряный корабль. Подошла она к берегу и достала кольцо, что хранила для сына, и пришлось оно Бресу впору на средний палец. Никогда прежде не хотела женщина продавать или дарить то кольцо, ибо до того дня никому оно не было впору.

Пустились они в путь и вскоре достигли земли фоморов. Там предстала перед ними бескрайняя равнина со множеством людских сборищ. Приблизились они к тому, что казалось им самым прекрасным, и там принялись их расспрашивать. И сказали они в ответ, что были из людей Ирландии. Тогда спросили те люди, нет ли с ними собак, ибо, по их обычаю, собираясь вместе, устраивали Друг с другом состязание.

— Есть у нас собаки, — отвечал Брес, а когда пустили их наперегонки, оказалось, что собаки Племен Богини проворнее. Пожелали узнать те люди, нет ли с ними и лошадей для скачек.

— Есть у нас лошади, — молвил Брес, и снова кони Племен Богини обогнали коней фоморов.

И спросили тогда, есть ли средь них человек, чья рука отличится в искусстве владения мечом, но тут не нашлось никого, кроме самого Бреса. Лишь только взялся он за рукоять меча, как отец его увидел перстень и захотел узнать, кто был тот воин. Отвечала за Бреса Эри, что перед ним королевский сын, и рассказала все то, о чем мы поведали прежде.

Опечалился отец и сказал:

— Что привело тебя к нам из краев, где ты правил?

— Лишь одна моя неправда и дерзость тому причиной, — отвечал ему Брес. — Я лишил их сокровищ, богатств и еды. Ни возмещения, ни дани не платили они до сего дня.

— Недоброе это дело, — ответил отец. — Лучше их благо, чем королевская власть. Просьбы их лучше проклятий. Зачем ты явился?

— Пришел я просить у тебя воинов, — ответил Брес, — дабы подчинить эту землю силой.

— Не пристало неправдой захватывать то, что не удержал ты честью, — сказал Элата.

— Какой же совет ты мне дашь? — молвил Брес.

И тогда отослал его Элата к величайшим героям — Балору, внуку Нета, правителю островов, Индеху, сыну Де Домнам, владыке фоморов, и те собрали воинство от Лохланна[45] к западу, дабы силой отнять королевскую власть и обложить Племена Богини данью. Сплошная вереница их кораблей тянулась от Островов Чужеземцев до самой Ирландии.

Дотоле не знала Ирландия силы грозней и ужасней, чем войско фоморов. Люди из Скифии Лохланн и с Островов Чужеземцев были соперниками в этом походе.

Теперь о Племенах Богини.

После Бреса снова Нуаду стал их королем и как-то однажды позвал Племена Богини на славный пир в Тару. В то время держал туда путь воин по имени Самилданах[46]. Два привратника были тогда в Таре, и звали их Гамал, сын Фигала, да Камал, сын Риагала. Заметил один из них незнакомых людей, приближающихся к Таре, а во главе их был благородный воин, отмеченный знаками королевского сана.

Повелели они привратнику объявить о них в Таре, а тот пожелал узнать, кто перед ним.

— Видишь ты Луга Лоннансклеха[47], сына Киана, сына Диан Кехта и Этне, дочери Балора, того, что приемный сын Таллан. дочери Магмора, короля Испании, и Эхайда Гайрух, сына Дуаха

И спросил привратник Самилданаха:

— Каким ремеслом ты владеешь? Ибо не знающий ремесло не может войти в Тару.

— Можешь спросить меня, — отвечал Луг, — я плотник.

— Ты нам не нужен, — молвил привратник, — есть уж у нас плотник, Лухта, сын Луахайда.

— Спроси меня, о привратник, я кузнец, — сказал Луг.

— Есть между нами кузнец, — ответил привратник, — Колум Куалленех, человек трех невиданных приемов.

— Спроси меня, я герой, — сказал Луг.

— Ты нам не нужен, — ответил привратник, — воитель могучий есть в Таре, Огма, сын Этлиу.

— Спроси меня, я играю на арфе, — снова сказал Луг.

— Ты нам не нужен, ибо есть уж среди нас арфист, Абкан, сын Бикелмоса, что был призван из сидов людьми трех богов[48].

— Спроси меня, — молвил Луг, — я воитель.

— Не нужен ты нам, — ответил привратник, — в Таре бесстрашный Бресал Эхарлам, сын Эхайда Баетлама.

Снова Луг молвил:

— Спроси меня, я филид и сведущ в делах старины.

— Нет тебе места среди нас, — отвечал тот, — аш филид Эн, сын Этомана.

И сказал Луг:

— Спроси меня, я чародей.

— Ты нам не нужен, — ответил привратник, — есть уж у нас чародеи, да немало друидов и магов.

И сказал Луг:

— Спроси меня, я врачеватель.

— Ты нам не нужен, — промолвил привратник, — Диан Кехт среди нас врачеватель.

— Спроси меня, — снова сказал он, — я кравчий.

— Ты нам не нужен, — ответил привратник, — ибо кравчие наши Делт, Друхт, Дайте. Тае, Талом, Трог, Глеи, Глан и Глези.

— Спроси меня, — сказал Луг, — я искусный медик.

— Ты нам не нужен, есть среди нас уже Кредне.

И тогда снова заговорил Луг:

— Спроси короля, — сказал он, — есть ли при нем человек, что искусен во всех тех ремеслах. Если найдется такой, то покину

Направился привратник в королевские покои и обо всем рассказал королю.

— Юный воин пришел к входу в Тару, — сказал он, — что зовется Самилданах. Все, в чем народ твой искусен, постиг он один, человек всех и каждого дела.

И тогда повелел король расставить перед Самилданахом доски для игры в фидхелл, и всякий раз тот выигрывал, сделав Кро Луга[49]. Надо сказать, что, хотя игра в фидхелл. и была придумана во времена троянской войны, в ту пору еще не знали ее ирландцы, ибо разрушение Трон и битва при Маг Туиред случились в одно время[50].

Когда же рассказали о том Нуаду, то король молвил:

— Пропустите его, ибо до сей поры равный ему не приходил к этой крепости.

Тут пропустил Луга привратник, а тот вошел в крепость и воссел на место мудреца, ибо и вправду был сведущ во всяком

Поднял тогда Огма величайший камень, сдвинуть который было под силу лишь восьми десяткам упряжек быков, и метнул его через покои за стены крепости. Желал он испытать Луга, но тот зашвырнул его обратно на середину королевского покоя, а потом поднял отколовшийся кусок и приставил к камню.

— Пусть сыграет для нас на арфе, — молвили люди короля.

И тогда дремотною песнью погрузил их Луг в сон, и проспали они до того же часа назавтра. Грустную песню сыграл им воин, и все горевали да плакали. Песнь смеха сыграл он потом, и все они веселились да радовались.

Когда же проведал Нуаду о многоискусности воина, то подумал, что поможет он им избавиться от кабалы фоморов. Принялись Племена Богини держать о нем совет, и порешил Нуаду поменяться местами с Лугом. Сел тогда воин на королевское место, и сам Нуаду вставал перед ним до исхода тринадцати дней.

А затем встретился Луг с двумя братьями, Дагда и Огма, у Греллах Доллайд, куда явились и братья Нуаду — Гоибниу и Диан Кехт.

Наедине целый год вели они там разговор, отчего и зовется Греллах Доллайд Амрун Людей Богини[51].

Потом призвали они к себе друидов Ирландии, своих врачевателей и возниц, кузнецов и хозяев заезжих домов, и брегонов[52], дабы в тайне расспросить их.

И спросил Нуаду у чародея по имени Матген[53], какова власть его чар. Отвечал тот, что своим тайным искусством сумеет повергнуть ирландские горы на войско фоморов и обрушить наземь их вершины. Объявил Матген, что двенадцать величайших гор Ирландии[54] придут на помощь Племенам Богини Дану и поддержат их в битве: Слиаб Лиаг, Денда Улад, Беннаи Боирхе, Бри Рури, Слиаб Бладмаи, Слиаб Снехте, Слиаб Мис, Блаи Слиаб, Немтеинн, Слиаб Макку Белгодоы, Сегойс и Круах ан Аигле.

Спросил Нуаду и кравчего, в чем его могущество. И отвечал тот, что обратит против фоморов двенадцать великих ирландских озер, где уж не сыскать им тогда ни капли воды, как бы ни мучила их жажда. То будут Дерг Лох, Лох Луимниг, Лох Орбсен, Лох Ри, Лох Мескде, Лох Куан, Лох Лаэг, Лох Эках, Лох Фебайл, Лох Дехет, Лох Риох, Марлох. Изольются они в двенадцать величайших рек Ирландии — Буас, Боанн, Банна, Нем, Лай, Синанн, Муаид, Слигех, Самайр, Фионн, Руиртех, Сиур. Будут сокрыты те реки, и воды не найти в них фоморам. Ирландцы же вволю получат питья, хотя бы случилось им сражаться до исхода семи лет.

Молвил тут друид Фигол, сын Мамоса:

— Напущу я три огненных ливня на войско фоморов, и отнимутся у них две трети храбрости, силы и доблести. Не дам я излиться моче из тел лошадей и людей. А каждый выдох ирландцев прибавит им храбрости, доблести, силы, и не истомятся они в битве, хотя бы продлилась она до исхода семи лет.

И сказал Дагда:

— Все, чем вы хвалитесь здесь, совершил бы я сам.

— Воистину, ты Дагда! — воскликнули все, и с тех пор это имя Пристало к нему.

На том и расстались они, порешив сойтись в этот день через

И тогда, уговоришись о битве, отправились Луг, Дагда и Огма к трем Богам Дану, и те дали Лугу оружие для боя. Семь лёт готовились они к этому и выделывали его.

В Глен Этин, что на севере, было жилище Дагда. Условился он встретить там женщину через год в пору Самайна[55] перед битвой. К югу от тех мест текла река Униус, что в Коннахте, и заметил Дагда на той реке у Коранд моющуюся женщину, что стояла одной ногой у Аллод Эхе на южном берегу, а другой ногой у Лоскуйн на северном. Девять распущенных прядей волос спадали с ее головы. Заговорил с ней Дагда, и они соединились. Супружеским Ложем стало зваться то место отныне, а имя женщины, о которой мы поведали, было Морриган[56].

И объявила она Дагда, что ступят на землю фоморы у Маг Скене, и пусть по зову Дагда все искусные люди Ирландии встретят ее у брода Униус. Сама же она отправится к Скетне и сокрушит Индеха, сына Де Домнан, иссушив кровь в его сердце и отняв почки доблести. Две пригоршни той крови отдала она вскоре войску, что ожидало у брода Униус. Брод Сокрушения зовется он с той поры, в память о сокрушении короля.

Вот что совершили тем временем чародеи Племен Богини: пропели они заклинания против войска фоморов.

И расстались все за неделю до самайна, пока вновь не сошлись ирландцы накануне празднества. Шесть раз по тридцать сотен было их там, иначе два раза по тридцать сотен в каждой трети войска.

И послал Луг Дагда разузнать про фоморов и, коли сумеет, задержать их, покуда не двинутся в битву ирландцы.

Отправился Дагда в лагерь фоморов и испросил перемирия перед сражением. Получил он на это согласие фоморов, и те в насмешку приготовили для него кашу, ибо с большой охотой ел ее Дагда. Наполнили ею королевский котел в пять локтей глубиной, что вмещал четырежды двадцать мер свежего молока, да столько же муки и жира. Вместе с кашей сварили они козлятину, свинину и баранину, а потом вылили ее в яму. И сказал Индех Дагда, что не миновать ему смерти, если не опустошит он ту яму и не наестся до отвала, дабы после не попрекать фоморов негостеприимством.

Тогда ухватил свой ковш Дагда, а в нем без труда улеглись бы мужчина и женщина, и были в ковше половинки соленой свиньи Да четверть сала.

И сказал Дагда:

— Добрая это еда, если только сытна под стать вкусу.

И еще молвил он, поднося ковш ко рту:

— Не испорть ее, — говорит почтенный.

Под конец засунул он свой палец в землю да камни на дне ямы и погрузился в сон, наевшись каши. Словно домашний котел, раздулось его брюхо, и над тем потешались фоморы.

Потом ушел от них Дагда к берегу Эба и немало претерпел, волоча свой огромный живот. Непотребен был его облик, ибо лишь до локтей доходил плащ, а бурая рубаха его до зада. К тому же свисала она на груди, а сверху была на ней просто дыра. Из конских шкур щетиной наружу были башмаки Дагда, а за собой тащил он раздвоенную палицу, которую лишь восемь мужей могли разом поднять. След от нее был под стать рву на границе королевств, и оттого зовется он След Палицы Дагда[57] [...].

Между тем выступили фоморы и подошли к Скетне. Ирландцы же встали у Маг Аурфолайг, и каждое войско грозилось истребить другое.

— Решили ирландцы помериться силами с нами, — сказал Брес, сын Элиера, Индеху, сыну Де Домнан.

— Немедля сразимся, — ответил Индех, — и пусть перемелются их кости, если не возместят они дани.

Воистину многоискусен был Луг, и потому решили ирландцы не пускать его в битву. Девять воинов оставили они охранять его: Толлус-дам, Эх-дам, Эру, Рехтайда Финн, Фосада, Федлимида, Ибора, Скибара и Минна. Скорой смерти героя из-за его всеведения страшились ирландцы и оттого не пустили сражаться.

Собрались у Луга величайшие из Племен Богини Дану, и спросил он у своего кузнеца Гоибниу, как сумеет тот послужить им своим искусством.

— Нетрудно ответить, — промолвил кузнец, — коли даже случится ирландцам сражаться семь лет, то вместо любого копья, соскочившего с древка, или меча, что расколется в схватке, смогу отковать я другие. И уж тогда ни один наконечник, откованный мною, не пролетит мимо цели, а кожа, пронзенная им, не срастется вовеки. Не под силу это Долбу, кузнецу фоморов. Готов я теперь для сражения при Маг Туиред.

— А ты, о Диан Кехт, — спросил Луг, — какова твоя власть?

— Нетрудно сказать, — отвечал тот, — кого бы ни ранили в битве, если только не отрубят ему голову и не поразят спинной мозг или его оболочку, исцеленный мной сможет наутро сражаться.

— О Кредне, — сказал тогда Луг, — чем поможешь ты нам в этой схватке?

— Нетрудно сказать, — ответил Кредне, — заклепки для копии, кромки щитов, клинки для мечей, рукояти — все я смогу изготовить.

— А ты, о Лухта, — спросил Луг плотника, — как послужишь нам своим искусством?

— Нетрудно сказать, — молвил Лухта, — всех наделю я щитами и древками копий.

— А ты, Огма, — спросил тогда Луг, — против кого обратишь свою мощь в этой битве?

— Что ж, — отвечал тот, — трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами жизни лишу треть врагов.

— А ты, Морриган, против кого обратишь свою власть?

— Нетрудно сказать, — отвечала она [...].

— О чародеи, — спросил тогда Луг, — в чем ваша сила?

— Нетрудно сказать, — отвечали ему чародеи, — белыми пятками вверх опрокинутся они, пораженные нашим искусством, доколе не погибнут их герои. Две трети силы отнимется у врагов, ибо не изольется из тел их моча.

— А вы, о кравчие, — спросил Луг, — чем нам поможете в битве?

— Нетрудно сказать, — молвили кравчие, — мы нашлем на них неодолимую жажду, и нечем будет врагам утолить ее.

А вы, о друиды, — сказал Луг, — на что вашу власть обратите?

— Нетрудно сказать, — отвечали они, — на лица фоморов нашлем мы потоки огня, так что уж не поднять им головы, когда со всей силой станут разить их герои.

— А ты, о Кайрпре, сын Этайн, — спросил Луг своего филида, — чем в битве нам сможешь помочь?

— Нетрудно сказать, — молвил Кайрпре, — врагов прокляну я и стану хулить да порочить, так что властью своей отниму у них стойкость в сражении.

— А вы, о Бекуйлле и Дианан, — спросил Луг двух колдуний, — как нам послужите в схватке?

— Нетрудно ответить, — сказали они, — чары нашлем мы, и камни, деревья и дерн на земле станут войском с оружьем, что обратит врагов в бегство в отчаянии и страхе.

— А ты, о Дагда, — спросил Луг, — чем поможешь одолеть фоморов?

— Нетрудно сказать, — молвил Дагда, — в сече, сражении и колдовстве приду я на помощь ирландцам. Столько костей раздробит моя палица[58], сколько камней топчет табун лошадей, лишь только сойдемся мы в битве при Маг Туиред.

Так, в свой черед, каждого спрашивал Луг о его искусстве и власти, а потом предстал перед войском и преисполнил его силой, так что всякий сделался крепок духом, словно король или вождь.

Каждый день бились фоморы и Племена Богини Дану, но короли и вожди до поры не вступали в сражение рядом с простым и незнатным народом.

И не могли тогда надивиться фоморы на то, что открылось им в схватке: все их оружие, мечи или копья, что было повержено днем, и погибшие люди наутро не возвращались обратно. Не так было у Племен Богини, ибо все их притуплённое и треснувшее оружие на другой день оборачивалось целым, ибо кузнец Гоибниу без устали выделывал копья, мечи и дротики. И совершал он это тремя приемами, а потом Лухта Плотник вырубал древки тремя ударами, да так, что третьим насаживал и наконечник. Напоследок Кредне, медник, готовил заклепки тремя поворотами и вставлял в наконечники, так что не было нужды сверлить для них дыры: сами они приставали.

А вот как вселяли ярость в израненных воинов, дабы еще отважнее делались они назавтра. Над источником, имя которого Слане[59], говорили заклятья сам Диан Кехт, сыновья его, Октриуйл и Миах, да дочь Аирмед. И погружались в источник сраженные насмерть бойцы, а выходили из него невредимыми. Возвращались они к жизни благодаря могуществу заклинаний, что пели вокруг источника четыре врачевателя.

Не по нраву пришлось это фоморам и подослали они одного из своих воинов, Руадана, сына Бреса и Бриг[60], дочери Дагда, проведать о войске и кознях Племен Богини, ибо приходился он им сыном и внуком. Объявил Руадан фоморам о деяниях кузнеца, плотника и медника да о четырех врачевателях у источника. Тогда отослали его обратно, дабы поразил он самого Гоибниу. И попросил у него Руадан копье, а к нему заклепки у медника, да древко у плотника. Все, что желал, получил он, и сама Крон, мать Фианлуга, заточила копье. И вождь подал копье Руадану, отчего и до сей поры говорится в Ирландии о веретенах: "копья вождя".

Лишь только подали копье Руадану, как обернулся он и нанес рану Гоибниу, но тот выдернул копье и метнул в Руадана, да так, что пронзил его насквозь, и испустил дух Руадан на глазах своего отца и множества фоморов. Выступила тогда вперед Бриг и, крича и рыдая, принялась оплакивать сына. Никогда прежде не слыхали в Ирландии крика и плача, и та самая Бриг научила ирландцев по ночам подавать знаки свистом.

Потом погрузился Гоибниу в источник и оттого исцелился. Был же среди фоморов воин по имени Октриаллах, сын Индеха, сына Де Домнан, короля фоморов. И сказал он им, что каждый должен взять по камню из реки Дробеза[61] и бросить в источник Слане у Ахад Абла, что к западу от Маг Туиред и к востоку от Лох Арбах. Отправились к реке фоморы, и каждый принес потом камень к источнику, отчего и зовется стоящий там каирн[62] Каирн Октриаллаха. Другое же имя тому источнику Лох Луйбе[63], оттого что Диан Кехт опускал в него по одной из всех трав, что росли в Ирландии.

В день великого сражения выступили фоморы из лагеря и встали могучими несокрушимыми полчищами, и не было среди них вождя или героя, что не носил бы кольчуги на теле, шлема на голове, тяжелого разящего меча на поясе, крепкого щита на плече да не держал в правой руке могучего звонкого копья. Воистину, биться в тот день с фоморами было, что пробивать головой стену, держать руку в змеином гнезде или подставлять лицо пламени.

Вот короли и вожди, вселявшие доблесть в отряды фоморов: Балор, сын Дота, сына Нета, Брес, сын Элата, Туйри Тортбуйлех, сын Лобоса, Голл и Ирголл, Лоскеннломм, сын Ломглунеха, Индех, сын Де Домнан, правитель фоморов, Октриаллах, сын Индеха, Омна и Багма, Элата, сын Делбаета.

Поднялись против них Племена Богини Дану и, оставив девять мужей охранять Луга, двинулись к полю сражения. Но лишь только разгорелся бой, ускользнул Луг вместе с возницей от своих стражей и встал во главе воинства Племен Богини. Воистину жестокой и. страшной была эта битва между родом фоморов и мужами Ирландии, и Луг неустанно крепил свое войско, дабы без страха сражались ирландцы и уж вовеки не знали кабалы. И вправду, легче им было проститься с жизнью, защищая край своих предков, чем вновь узнать рабство и дань. Возгласил Луг, обходя свое воинство на одной ноге и прикрыв один глаз[64] [...].

Громкий клич испустили воины, устремляясь в битву, и сошлись, и принялись разить друг друга.

Немало благородных мужей пало тогда сраженными насмерть. Были там великая битва и великое погребение. Позор сходился бок о бок с отвагой, гневом и бешенством. Потоками лилась кровь по белым телам храбрых воинов, изрубленных руками стойких героев, что спасались от смертной напасти.

Ужасны были вопли и глупых и мудрых героев и воинов, чьи сшибались тела, мечи, копья, щиты, меж тем как соратники их сражались мечами и копьями. Ужасен был шум громовой, исходивший от битвы; крики бойцов, стук щитов, звон и удары кинжалов, мечей с костяной рукоятью, треск и скрип колчанов, свист несущихся копий и грохот оружия.

В схватке едва не сходились кончики пальцев бойцов, что скользили в крови под ногами и, падая, стукались лбами. Воистину многотрудной, тесной, кровавой и дикой была эта битва, и река Униус несла в ту пору немало трупов.

Между тем Нуаду с Серебряной Рукой и Маха, дочь Эрнмаса[65], пали от руки Балора, внука Нета. Сражен был Касмаэл Октриаллахом, сыном Индеха. Тогда сошлись в битве Луг и Балор с Губительным Глазом. Дурной глаз был у Балора и открывался только на поле брани, когда четверо воинов поднимали веко проходившей сквозь него гладкой палкой. Против горсти бойцов не устоять было многотысячному войску, глянувшему в этот глаз. Вот как был наделен он той силой: друиды отца Балора варили однажды зелья, а Балор тем временем подошел к окну, и проник в его глаз Отравленный дух того варева. И сошелся Луг с Балором в схватке.

— Поднимите мне веко, о воины, — молвил Балор, — дабы поглядел я на болтуна, что ко мне обратился.

Когда же подняли веко Балора, метнул Луг камень из своей пращи и вышиб глаз через голову наружу, так что воинство самого Балора узрело его[66]. Пал этот глаз на фоморов, и трижды девять из них полегли рядом, так что макушки голов дошли до груди Индеха, сына Де Домнан, а кровь струей, излилась на его губы, И тогда сказал Индех:

— Позовите сюда моего филида Лоха Летглас!

Зеленой была половина его тела от земли до макушки. Приблизился Лох к королю, а тот молвил:

— Открой мне, кто совершил этот бросок? [...]

Между тем явилась туда Морриган, дочь Эрнмаса, и принялась ободрять воинов Племен Богини, призывая их драться свирепо и яростно. И пропела она им песнь:

— Движутся в бой короли [...].

Бегством фоморов закончилась битва, и прогнали их к самому морю. Воитель Огма, сын Элата, и Индех, сын Де Домнан, пали в поединке.

И запросил Лох Летглас пощады у Луга.

— Исполни три моих желания! — отвечал на это Луг.

— Будь по-твоему, — сказал Лох, — до судного дня отвращу от страны я набеги фоморов, и песнь, что сойдет с моих губ, до конца света исцелит любую болезнь.

Так заслужил Лох пощаду, и пропел он гойделам правило верности:

— Пусть утихнут белые наконечники копий и пр[67].

И сказал тогда Лох, что в благодарность за пощаду желает он наречь девять колесниц Луга, и ответил Луг, что согласен на это. Обратился к нему Лох и сказал:

— Луахта, Анагат и пр.

— Скажи, каковы имена их возниц?

— Медол, Медон, Мот и пр.

— Каковы имена их кнутов?

— Нетрудно ответить: Фес, Рес, Рохес и пр.

— Как же зовут лошадей?

— Кан, Дориада и пр.

— Скажи, много ли воинов пало в сражении?

— О народе простом и незнатном не ведаю я, — отвечал Лох, — что ж до вождей, королей, благородных фоморов, детей королевских, героев, то вот что скажу: пять тысяч, трижды по двадцать и трое погибли; две тысячи и трижды по пятьдесят, четырежды двадцать тысяч и девять раз по пять, восемь раз по двадцать и восемь, четырежды двадцать и семь, четырежды двадцать и шесть, восемь раз двадцать и пять, сорок и два, средь которых внук Нета, погибли в сражении — вот сколько было убито великих вождей и первейших фоморов.

Что же до черни, простого народа, людей подневольных и тех. что искусны во всяких ремеслах, пришедших с тем войском, — ибо каждый герой, каждый вождь и верховный правитель фоморов привел свой и свободный и тяглый народ, — всех их не счесть, кроме разве что слуг королей. Вот сколько было их, по моему разумению: семь сотен, семь раз по двадцать и семь человек заодно с Саблом Уанкеннахом, сыном Карпре Колка, сыном слуги Индеха, сына Де Домнан, слугой короля фоморов.

А уж полулюдей, не дошедших до сердца сражения и павших поодаль, не сосчитать никогда, как не узнать, сколько звезд в небесах, песка в море, капель росы на лугах, хлопьев снега, травы под копытами стад и коней сына Лера[68] в бурю.

Вскоре заметил Луг Бреса без всякой охраны, и сказал Брес:

— Лучше оставить мне жизнь, чем сгубить!

— Что же нам будет за это? — спросил его Луг.

— Коль пощадите меня, то вовек не иссякнет молоко у коров Ирландии.

— Спрошу я о том мудрецов, — молвил Луг и, придя к Маелтне Морбретаху[69], сказал:

— Пощадить ли нам Бреса, дабы вовек не иссякло молоко у коров Ирландии?

— Не будет ему пощады, ибо не властен Брес над их породой и потомством, хоть на нынешний век он и может коров напитать

И сказал тогда Луг Бресу:

— Это не спасет тебя, ибо не властен ты над их породой и потомством, хоть и можешь теперь ты коров напитать молоком.

Отвечал ему Брес: [...].

— Чем еще ты заслужишь пощаду, о Брес? — молвил Луг.

— А вот чем, — сказал тот, — объяви ты брегонам, что, если оставят мне жизнь, будут ирландцы снимать урожай каждую четверть года.

И сказал Луг Маелтне:

— Пощадить ли нам Бреса, чтобы снимать урожай каждую четверть года?

— Это нам подойдет, — ответил Маелтне, — ибо весна для вспашки и сева, в начале лета зерно наливается, в начале осени вызревает и его жнут, а зимой идет оно в пищу ирландцам.

— И это не спасет тебя, — сказал Бресу Луг.

— [...] — молвил тот.

— Меньшее, чем это, спасет тебя, — объявил ему Луг.

— Что же? — спросил его Брес.

— Как пахать ирландцам? Как сеять? Как жать? Поведай о том — и спасешь свою жизнь.

— Скажи всем, — ответил на это Брес, — пусть пашут во Вторник, поля засевают во Вторник, во Вторник пусть жнут.

Так был спасен Брес. В той битве воитель Огма нашел меч Тетры, короля фоморов, и назывался тот меч Орна[70]. Обнажил Огма меч и обтер его, и тогда он поведал о всех совершенных с ним подвигах, ибо, по обычаям тех времен, обнаженные мечи говорили о славных деяниях.

Оттого воистину по праву протирают их, вынув из ножен. И еще в ту пору держали в мечах талисманы, а с клинков вещали демоны, и все потому, что тогда люди поклонялись оружию, и было оно их защитой. О том самом мече Лох Летглас сложил песнь.

[...] Меж тем Луг, Огма и Дагда гнались за фоморами, ибо увели они с собой арфиста Дагда по имени Уаитне. Приблизившись к пиршественному покою, увидели они восседавших там Бреса, сына Элата, и самого Элата, сына Делбаета, а на стене арфу, в которую сам Дагда вложил звуки, что раздавались лишь по его велению И молвил Дагда:

Приди, Даурдабла, Приди, Койр Кетаркуйр, Приди, весна, приди, зима, Губы арф, волынок и дудок.

Два имени было у той арфы — Даурдабла, "Дуб двух зеленей", и Койр Кетаркуйр, что значит "Песнь четырех углов".

Тогда сошла со стены арфа и, поразив девятерых, приблизилась к Дагда. Три песни сыграл он, что знают арфисты, — грустную песнь, сонную песнь и песнь смеха[71]. Сыграл он им грустную песнь, и зарыдали женщины. Сыграл он песнь смеха, и женщины вместе с детьми веселились. Сыграл он дремотную песнь, и кругом все заснули, а Луг, Дагда и Огма ушли от фоморов, ибо желали те погубить их.

И принес Дагда с собой[72]... из-за мычания телки, что получил он в награду за труд. Когда же подзывала она своего теленка, то паслась вся скотина Ирландии, что угнали фоморы.

Когда закончилась битва и расчистили поле сражения, Морриган, дочь Эрнмаса, возвестила о яростной схватке и славной победе величайшим вершинам Ирландии, волшебным холмам, устьям рек и могучим водам. И о том же поведала Бадб.

— Что ты нам скажешь? — спросили тут все у нее.

Мир до неба, Небо до тверди, Земля под небом, Сила в каждом.

А потом предрекла она конец света и всякое зло, что случится в ту пору, каждую месть и болезнь. Вот как пела она:

Не увижу я света, что мил мне. Весна без цветов, Скотина без молока, Женщины без стыда, Муж и без отваги, Пленники без короля, Леса без желудей, Море бесплодное, Лживый суд старцев, Неправые речи брегонов, Станет каждый предателем, Каждый мальчик грабителем, Сын возляжет на ложе отца, Зятем другого тогда станет каждый, Дурные времена, Сын обманет отца, Дочь обманет мать.

Из "Книги Захватов Ирландии"[73]

Теперь о захвате Ирландии гойделами и о том, что шло за чем в ту пору. Говорили мы об их странствиях со времен Яфета, сына Ноя, и Башни Немрода, покуда не оказались они у Башни Бреогана в Испании. А ещё о том, как пришли они из Египта, Скифии и Меотийских пределов по Тирренскому морю к Криту и Сицилии, и о том, как захватили они Испанию силой[74]. Сейчас расскажем вам, как прибыли они в Ирландию.

Ит, сын Бреогана[75], — вот кто первым узнал о ней. Раз пришел он один ясным весенним вечером на верхушку Башни Бреогана и принялся смотреть вдаль через море на северо-восток, покуда наконец не увидел вдалеке Ирландию. Спустился он тогда обратно к своим братьям и рассказал им об этом. И сказал Брего, сын Бреогана, что вовсе не было это землей, а лишь облаком на небе, и не желал он пустить туда брата. Но невозможно было удержать его, и тогда вывел Ит свой корабль в море и поплыл к Ирландии. Трижды пятьдесят воинов было с ним в ту пору. Наконец приблизились они к Зловонному Берегу Маг Ита, что у северного края Ирландии.

И полагают мунстерцы, что таков был их путь. Отправился Ит через Корку Дуибне, через Киаррайге Луахра, через Луахайр Дедад, через Маг Клиах, через Эйле, через Тир Келл, через Миде, через земли Луигне, через Слиаб Гуайре, через леса Фернмага, через Фоссад Клайр, что у Фернмага, через вершину Слиаб Бетех, через Слиаб Тоад, через болото Тир Сирлайм, через земли Модорна, через Маг Ита, мимо берега Лох Фебайл, через Земли Нета к Айлех Нейт. Но говорят на севере, что отправился он, как сказано, в Ирландию и высадился у Зловонного Берега Маг Ита, что у северного края Ирландии.

Тогда вышли на берег люди поговорить с ним, и каждый поведал о себе на языке скотов. Славно было им знать, что все они из потомков Рифата Скота. И спросил Ит, какое было имя острова.

— Остров Элга называется он, — сказали ему, — и королями здесь Мак Куйлл, Мак Кехт и Мак Грене[76].

Между тем собрались в то время мужи Ирландии у Айлех Нейт, После того как убили фоморы Нета, сына Иннуи из Айлеха. Там Делили три короля стада и владения короля Айлеха. Пошел Ит, сын Бреогана, из Корко Дуибне через Киаррайге, через Луахайр Дедад, через долину Клиу, через Эйлес на север земли Фер Келл, через Миде, через земли Луигне, через Слиаб Гуайре, через леса Фернмаг, через Фоссад Клайр Фернмага, через вершину Слиаб Бетех, через Слиаб Тоад, через Болото Тир Сирлайм, через земли Модорна, через Маг Ит к Айлех Нейт. Было там три короля — Мак Куйлл, Мак Кехт и Мак Грене — что приветствовали Ита, сына Бреогана, и рассказали ему о том, что делали.

Всех брегонов Ирландии превзошел Ит в хитрости и рассудительности, так что мог разрешить любой спор и тяжбу. И сказал он:

— Вершите дело по справедливости, ибо воистину хороши ваши земли: в изобилии здесь плодов и меда, злаков и рыбы, не донимает здесь ни жара, ни холод. Все тут найдется, что нужно.

Потом распрощался он с ними и отправился обратно к кораблю.

Вот что сказали ему вслед Племена Богини Дану. Говорили они, что приходился он сыном одному из великих королей и явился высматривать себе земли и владения на одном из дальних островов света. И сговорились тогда они погубить Ита. Послали они вдогонку за ним могучее войско, что поразило его насмерть на Маг Ита — оттого и получила эта долина свое имя. Другие же говорят, что добрался он до своего корабля и умер в море. Отвезли его люди тело Ита в Испанию. Так говорит повесть о Сыне Бреогана, которого погубили Племена Богини Дану за то, что прельстился он их владением — Ирландией. Отомстить за Ита и приплыли туда Сыновья Миля.

Так говорят ученые люди: тридцать шесть вождей гойделов было у них, что приплыли на тридцати шести кораблях. Четыре да еще двадцать слуг было с ними, и каждый на своем корабле, и с каждым еще по четыре да двадцать слуг.

Вот те шесть да тридцать вождей, что приплыли в Ирландию, как записал это Финтан, сын Бохра, под покровительством Финниана из Маг Биле и Колумкилле, и запечатлел Туан, сын Каирилла, в присутствии ирландцев и Финниана из Мат Биле[77]. И говорили они, что таковы имена тридцати шести вождей, что приплыли в Ирландию с гойделами: десять сыновей Брегона — в их числе Ит — Брего, Биле, Блад, Куалу, Куальнге, Фуат, Муиртемне, Эблео, Ит и Нар, Миль Испанский, единственный сын Биле, семь сыновей Миля[78]: Донн, Колпта, Аморген, Эбер, Ир, Эримон, Эрех Фебриа и Эреннан, самый младший из всех. Три сына Эримона: Муймне, Луйгне, Лайгне. И еще Палап и Ириал Фаид, сын Эримона. Четыре сына Эбера Финна: Эр, Орба, Ферон и Фергна.

А еще приплыл с ними Лугайд, сын Ита, могучий, храбрейший и славный воитель, дабы отомстить за своего отца. Вот какие вожди прибыли в Ирландию с Сыновьями Миля: десять сыновей Бреогана, восемь сыновей Миля, пять сыновей Эримона, четыре сына Эбера Финна и десять могучих героев. И еще приплыли в те края Гостей, Сетга и Ит, сын Бреогана. Ученые люди полагают, что не было с ними Миля, а другие говорят, что скосил мор этих трех королей, до того как оказались они в Ирландии.

Вот двадцать три слуги: Айдне, Ай, Ассал, Меде, Морба, Миде, Kуиб, Клиу, Кера, Саэр, Слан, Лифе, Лине, Лиген, Трайг, Дул, Адал, Аире, Десе, Дела, Феа, Фемен, Фера.

Да еще прибыл с ними Лугайд, сын Ита, могучий и храбрый воин, силою равный сотне, дабы отомстить за своего отца.

Таковы имена главных слуг, а вот имена остальных, о которых нечасто говорится в книгах: Медар, Ладар, Медон, Пида, Кат, Руис, Кайлна, Мад, Дена, Каха, Бонн, Финну, Кер, Коирхе, Медба, Айлим, Бир, Баскон, Форкна, Лугба, Сега, Сейлгенн, Сег, Map, Айг. Говорят, что кроме них были и у Эбера сыновья: Каур, Капа, Корунн, Эдор, Арб, Айрбе. А еще шесть сыновей было у Эримона: Эденн. Алан, Айне, Кайхер, Кайхер, Кернда. Нечасто говорится об этом потомстве.

Сорок восемь супружеских нар было с Сыновьями Миля, да четыре наемника, да Скота, дочь фараона, когда пустились они в путь по морю к Ирландии. И решили они ступить на берег у Инбер Скене[79], ибо гласило пророчество, что завоюет оттуда Ирландию великое войско. Но всякий раз, как приближались они к Ирландии, чарами демонов вставал перед ними 6epeг того залива крутой горой. Три раза обошли они кругом всю Ирландию и наконец вышли на берег у Инбер Скене.

А Эреннан, младший из сыновей Миля, взобрался на мачту посмотреть, далеко ли от них до земли. И упал он оттуда, а тело его разнесло клочьями по морским камням. Свалилась голова Эреннана на грудь его матери, что сказала, вздохнув:

— Тот, кто послан от императора к императору, не дошел до того, к кому послан, раз не ушел от того, кто послал.

И случилось так, что поднялась в тот день великая буря и отнесла от остальных корабль, на котором плыл Донн[80], сын Миля, и с ним двадцать четыре мужа, четыре наемника и двенадцать женщин, и утонули все у Песчаных Холмов, лежащих в море на западе, отчего и называется то место Дом Донна. На майские календы приплыли в Ирландию Сыновья Миля и отослали назад своп корабли на семнадцатый день луны. Умерла тогда Скене, жена Аморгена Глуингела, сына Миля — иные говорят, что еще звали ее Деллсанре. Вырыли ей могилу подле устья, а Эраннану с другой стороны. И была Скене одной из сеМи супруг сыновей Миля, что звались Tea, Фиал. Фас, Либен, Одба, Скота, Скене. Оттого и говорится:

Семь спутниц Миля Сыновей, честь велика, я знаю все их имена, Tea, Фиал, Фас — воистину к добру, Скот, Скене, Либен, Одба их зовут. Tea — у Эримона славных стад. Фиал — могучая жена Лугайда, и с ними Фас, супруга Уна, сына Уйкке, у Аморгена же супруга Скене. Либен, жена Фуада, — славное имя, и Скота непорочная, и Одба, вот жены, истинная правда, что Миля Сыновей сопровождали. В день девятнадцатый, не лжет преданье, вошли Фир Болг под своды Эйре, а на девятый день за тем пустились в море Племена Богини. В семнадцатый же день, без всякого сомнения, пришли на остров Миля. Сыновья, у Инбер Скене-славных парусов, в семнадцатый же на берег ступили.

И сказал тогда Аморген:

— Пусть носит имя Скене эта гавань!

Принялись Сыновья Миля грести один быстрей другого к Ирландии с того самого места, как заметили они впереди берег. Обогнал все корабли Ир, сын Миля, а Эбер Донн, старший из всех, позавидовал ему и сказал:

— Не к добру это, если будет Ир впереди Ита или Лугайда, сына Ита!

В тот же миг раскололось весло в руках Ира, и оттого опрокинулся он на спину и испустил дух на другую ночь. Отвезли его тело к Скеллиг, что у Южного Мыса Корку Дуибне. И всякий раз, когда подплывали Сыновья Миля к Ирландии, чары демонов воздвигали перед ними гавань крутыми горами, словно спина кабана. Оттого и называется Ирландия Кабаньим островом. Трижды проплыли они вокруг Ирландии, пока наконец не ступили на землю у Инбер Скене. Горестны были Эбер Финн, Эримон и Аморген после смерти их брата, и сказали они тогда, что не положено Эберу Донну той самой земли, что пожелал иметь он прежде брата. На другой день умерли Эраннан и Скене, и погребли их у Скене, где до сей поры их могилы.

Когда же Аморген Глуингел, сын Миля, ступил правой ногой на землю Ирландии, то сказал он:

Я ветер на море[81], Я волна в океане, Я грохот моря, Я бык семи схваток, Я ястреб на скале, Я капля росы, Я прекрасный цветок, Я свирепый вепрь, Я лосось в реке, Я озеро на равнине, Я гора в человеке, Я искусное слово, Я острие оружия, Я божество, сотворившее жар головы. Кто выравнивает склон горы? Кто возвещает движенье луны? Кто объявляет место захода солнца? Кто созывает стада из жилища Тетры[82]? Кому улыбаются стада Тетры? Кто воинство, кто божество, сотворившее клинки в крепости? Песнь о копье — песнь о ветре?

И еще пропел он, созывая рыбу в устье:

Многорыбное море! Изобильная твердь! Тучи рыбы! Рыб под волнами, В потоках, словно птиц, Клокочущее море! Белый град, Сотни лососей, Громадных китов! Гавани песнь — Тучи рыбы, Многорыбное море!

Спустя три дня и три ночи после того обрушились Сыновья Миля на демонов и фоморов, иначе сказать, на Племена Богини Дану в битве при Слиаб Мис[83]. Пала в ней Фас, жена Уна, сына Уйкке, откуда и названия Ферт Фаис и Глен Фаис, что между Слиаб Мис и морем. И Сражена была Скота, дочь фараона, правителя Египта, что приходилась супругой Эримону, сыну Миля. Некогда Миль, сын Биле, отправился в Египет, и было с ним семь кораблей. Там взял он Скоту в жены, а Эримон взял ее после него. В ту самую ночь, когда пришли в Ирландию Сыновья Миля, изверглось озеро Лох Луигдех, что в Иар Мумайн. И была Слиаб Мис самой несчастливой горой, что встретилась им в Ирландии, ибо там пришлась на их долю самая первая битва.

Раз купался Лугайд, сын Ита, в озере Лох Луигдех, а жена его Фиал купалась в реке, что вытекала из озера. Пришел к ней ее супруг обнаженным, и увидела она его наготу, и умерла от стыда в озере Лох Луигдех. А быть может, это муж увидел ее обнаженной, и не снесла того ее гордость.

Сразились Сыновья Миля в битве при Лифе с демонами в обличье фоморов, что своими чарами наслали на них Племена Богини Дану. Храбро бились в той схватке Эбер и Эримон, сыновья Миля. Сразили в бою коня Эримона, отчего и название Габар Лифе, ибо таково было имя коня.

Потом отправились они дальше и оказались на горе, что над озером Лох Дергдерк. Там заговорили Сыновья Миля с Банба[84]. Может статься, что было это у Слиаб Мис, но так или иначе, вот что сказала она:

— Если пришли вы завладеть Ирландией и воистину такова ваша воля, то не с добрым знамением идете.

— Вот уж нет! — сказал на это филид Аморген Глуингел.

— Исполните мою просьбу! — сказала Банба.

— В чем же она? — спросили Сыновья Миля.

— Пусть называют этот остров моим именем! — ответила Банба.

— Как же тебя зовут? — спросили они.

— Банба, — ответила та.

— Пусть наречется этот остров именем Банба, — сказал Аморген

Сказано еще в Книге Друим Снехта, что спросил ее Аморген, от кого она родом.

— Я из потомства Адама, — ответила женщина.

— От кого же из сыновей Ноя ведешь ты свой род? — спросил Аморген.

— Я старше Ноя, — ответила Банба, — и вот на этой горе была я во времена Потопа. Оттого и называется она Тул Туинде[85], что до этого холма доходили его воды.

Между тем, трудно поверить этому рассказу.

Потом пропели они против нее заклинания и удалилась от них Банба. Тогда заговорили они с Фотла[86] у Эйблиу. То же, что Банба, говорила она и просила назвать остров ее именем. И сказал Аморген:

— Фотла будет зваться этот остров!

Потом заговорили они с Эриу[87] подле Уснеха. Так сказала

— Приветствую вас, о воины! Давно уж провидели мудрецы ваш приход, и вам достанется этот остров до конца дней. Вовеки не найдется лучшего острова к востоку земли, и никогда не появится род достойней, чем ваш.

— Славное это пророчество, — сказал Аморген.

— Не ее благодарить нам за это, — сказал Донн, старший из Сыновей Миля, — но наших богов и могущество.

— Не годится говорить тебе так, — ответила Эриу, — ибо тогда не принесет вам блага этот остров и не будет умножаться здесь ваше потомство. Исполните же мою просьбу, о потомки Миля и род Бреогана, пусть зовется этот остров моим именем!

— Да будет так вовеки веков! — сказал Аморген.

Написано в Книге Друим Снехта, что говорила с ними Эриу на Слиаб Мис и сотворила в ту пору великое воинство, что сразилось с Сыновьями Миля. Но пропели их друиды и филиды заклинания и обернулись воины кусками дерна на склоне горы. Оттого-то и зовется она Слиаб Мис. И еще говорится там, что встретилась с Сыновьями Миля Фотла у Уснеха.

Потом отправились Сыновья Миля и потомки Бреогана дальше и подошли к Друим Каин, что зовется теперь Темра[88]. Были там три короля Ирландии: Мак Куйл, Мак Кехт и Мак Грене. Попросили они Сыновей Миля, чтобы остался в их власти остров до исхода трех дней и не случалось бы в то время ни грабежа, ни плена, ни битвы. Оттого желали они этого, что замыслили сотворить им вослед заклинания, дабы не могли Сыновья Миля вернуться обратно.

— Отдадим мы вам то, — сказал Мак Куйл, сын Кермайта, — что присудит вам сам Аморген, ваш брегон, но если решится он сказать неправду, то погибнет от нашей руки.

— Скажи свое слово, о Аморген, — молвил Эбер Донн.

— Вот что скажу я, — ответил Аморген, — пусть останется остров в их власти.

— Куда ж отойти нам? — спросил Эбер Донн.

— Прочь за девять волн, — отвечал Аморген.

И было это первым решением судьи, услышанным в Ирландии среди Сыновей Миля.

О люди, что стремитесь к власти. За девять волн зеленоплечих, грозных, Не отойдете вы без покровительства богов могучих, Пусть разрешится спор! Пусть грянет битва! Я присужу владение Землей, куда пришли вы, Земля по нраву — присуди ее, Не нравится — не присуждай, Ни слова вам я не скажу, пока не захотите сами.

— Если бы послушались вы моего совета, — сказал тогда Донн, сын Миля, — то не бывать бы ничему, кроме битвы.

— И со всем вашим могуществом не воротиться вам обратно в Ирландию, — сказали друиды Племен Богини Дану.

Тогда пошли Сыновья Миля на юг от Темры и приблизились к Инбер Феле и Инбер Скене, где были их корабли. Потом отплыли они за девять волн. Тут принялись ирландские друиды и филиды петь против них заклинания, покуда вода со дна моря не выплеснулась на поверхность, ибо воистину могучую бурю подняли они против Сыновей Миля. Отнесла она их далеко на запад Ирландии, где, изнуренные, очутились они на морских волнах.

— Это ветер друидов, — сказал тогда Донн, сын Миля.

— Так и есть, — сказал Аморген, — коли не дует он поверх парусов.

Тогда взобрался на мачту младший в роду Эраннан[89] и упал оттуда на скалы, так что разметало по ним его члены.

— Не дует он поверх парусов, — вскричал Эраннан, когда,

И был Эраннан рулевым корабля Донна и воспитанником Аморгена.

— Позор нашим мудрецам, — сказал тогда Донн, — что не могли они всей силой одолеть волшбу.

— Нет в том позора, — молвил Аморген, а потом встал и сказал

Стремлюсь я к ирландской земле, Омытой морем обильным, Обильны частые горы, Часты леса многоводные, Многоводны реки в извивах, В извивах глубины озер, Глубок на холме источник, Источник собраний народа, Собраний правителя Темры, Темры, холма народов, Народов Потомков Миля, Миля, что был с кораблями. Великий корабль Ирландия, Ирландия гор зеленых, Воистину песнь искусна, Искусны и жены Бреса, Брес, жены Буайгне, Могуча жена Ирландия, Взял силой ее Эримон, Стремились к ней Ир и Эбер, Стремлюсь я к земле ирландской[90].

И тогда немедля стих над ними ветер.

И сказал Донн:

— Острие моего копья и меча будет над каждым ирландцем, только бы нам добраться до берега.

Тут обрушилась буря на корабль, где были Донн и Айрех, два сына Миля, да на тот, где были Брес, Буас и Буайгне, и утонули они оба у Песчаных Холмов, что зовутся Дом Донна — там могила всякого человека. И было с ними тогда двадцать четыре воина, двенадцать женщин, четыре наемника и Дил, жена Донна. Говорят, что была она дочерью Миля и что сам Эримон возложил на нее дерн и сказал: "Вот дерн над Дил".

Одба была дочерью Миля и матерью трех сыновей Эримона: Муймне, Луйгне и Лайгне. Ее-то и покинул Эримон в Испании, а взял себе в жены Tea. Приплыла Одба на одном корабле со своими сыновьями, и те кормили ее, пока не испустила она дух у Одба, отчего и стало так зваться это место. Вместо Одба взял Эримон Tea, дочь Лугайда, сына Ита, и в приданое себе выбрала она холм, что звался Друим Каин, а иначе Темра. Темайр значит Стена Tea, как говорят ученые люди.

Вот каковы имена Темры во времена Захватов. Лиатдруим звалась она во время захвата Немеда, по имени Лиата, сына Лайгне, что расчистил ту гору. Друим Каин звалась она при Фир Болг по имени Каина, сына Фиаху Кендфиннана. Холм Трех Мужей или Каирн Одинокого было ее название во времена Эохайда, сына Эрка. Катайр Кройнд называлась она при Племенах Богини Дану по имени Кройнд, дочери Аллота, что была там погребена, отчего и говорилось: Катайр Кройнд. Темрой звалась она при Сыновьях Миля по имени Tea, дочери Лугайда. Так пели о том ученые люди[91] [...].

Поплыл Эримон по левую руку вокруг Ирландии на северо-восток и с тридцатью кораблями пристал у Инбер Колпта. И было это в тот год, когда Александр Великий, сын Филипа, дал битву, где сражен был Дарий Великий, сын Арзамеса, последний правитель персов; через семь лет после смерти Белхаззара и взятия Вавилона Киром Великим, сыном Дария, и освобождения пленников из неволи вавилонской, ибо это Белхаззар вверг их в нее, а Кир освободил. Был Белхаззар последним правителем халдеев, а Кир славнейшим владыкой персов. Так это было по связи времен, а по общему разумению пришли Сыновья Миля в Ирландию в Третьем Веке Мира. [...]

Вышел на берег Эримон со своими людьми у Инбер Колпта, и был Колпта, сын Миля, тем, кто показывал им путь. Первым ступил он на землю, и оттого получило это место свое название — Инбер Колпта. А после самих сыновей Бреогана ничего не осталось в Ирландии, если не считать названий крепостей, что они построили.

Сын Бреогана, первейший в роду, Любому оружью назначено место, Воинов ты прародитель морских, Бреогу, что стал жить на Бреге. Биле, что многою славой кичился, Куалу, Куальнге, прославленный Ит, Муиртемне, что дал свое имя просторной долине, И бешеный Блад из Слиаб Бладмаи.

Что же до Сетга, Сурги и Собайрхе, то о потомстве их ничего не известно, код и оно и быдо.

После сражения при Тальтиу[92] и бегства Племен Богини Дану, чьих трех королей да трех королев погубили гам Сыновья Миля, поделили они Ирландию, и взял себе Эримон — север, а Эбер — юг. [...]

Эбер, сын Ира[93], — от него ведут род Оллом Фотла, иначе потомство Рудрайге и Коналла Кернаха, Фергуса, сына Ройга, со многими иными племенами, а с ними и все улады. От него ведут род Конмаикне, Киаррайге, Коркомруад, Уайне, Дал Mora Руит, Лаигсе, что в Лейнстере, Ара Клиах, все семь родов Согайн, потомство Конхобара и Келтхайра.

От Эримона же, стоявшего во главе воинства, идут Лет Куин и четыре семьи Темры, Конал, Эоган, Колман, Аэд Слане. От него же и три рода Коннахта — Уи Бриуйн из Брефне, Уи Муйредайг, Уи Фиакрах и потомство Колласа, где бы ни было оно — в Ирландии или Шотландии. От него ведут род Байгне, Осрайге, Десси из Мунстера, Орбрайге, Фотарта, Дал Риата и Дал Фиатах, иначе улады, Албанайг, Эрна из Мунстера, от которых потомство Дедада, сына Сина, Конайре Великого, сына Этерскела из Мунстера, и потомство Бриана, сына Эохаида Менна, и Ниалла, сына Эохайда. Вот потомство Эримона, о котором стоит упомянуть, не считая тех многих, о которых говорят предания, но не пишется в Захватах из-за их ничтожества. [...]

Теперь о потомстве Эбера по всей Ирландии. От него идут Дал Кайс, Дал Кейн, Делбна, Северные Десси, Дал Мескорб, Дал Матрах, Уи Дердуйб, Катрайге, Эйле, Туат Туйрбе, Эоганахты из Кайсиля, из Айне, из Лох Лейн, из Райтлинн, из Гленнамнах, из Ара, из Рос Айргид, Лемнайг из Шотландии, Эоганахты из Дурлас Айртир Клиах. Вот все потомство Эбера.

Десять вождей потеряли они на море и на земле с тех пор, как отплыли из Испании до самого покорения Ирландии; восемь вождей, и среди них король Донн, а еще Биле, сын Бриг, Айрех Фебруад, Брес, Буас, Буайгне, что утонули вместе с кораблем Донна, Ир, умерший и погребенный на Скеллиг, Эраннан, что погиб подле устья иль в море, когда упал с мачты, Куальнге и Фуад, сраженные демонами, — вот сколько потеряли они благородных людей, не считая женщин, воинов и детей.

Шесть королев потеряли они к тому же в ту пору — Буан, жену Биле, Дил, дочь Миля, что погибла вместе с Донном, Скене, иначе Деллсайре, жену Аморгена Глуингела, сына Миля, от которой и пошло название Инбер Скене. Умерла его жена вместе с Иром, а жена Ира вместе с Муиртемне. А еще погибла Фиал, жена Лугайда, когда узрела наготу своего мужа, купавшегося в Инбер Фейле, отчего и пошло это название. Было это в ту самую ночь, когда изверглось озеро Лох Луигдех. Оплакивал ее муж, и был это первый плач в Ирландии:

Здесь мы сидим у воды, холодом веет, зубы стучат, и огромно горе, горе, что выпало мне. Скажу вам, скончалась жена, слава ее велика, Фиал ей имя, узрев наготу, на чистых прибрежных камнях. Горестный сказ, тяжко услышать, воина наготу узрела она, сидя здесь, здесь мы сидим.

И разгорелся после битвы при Тальтиу спор между сыновьями Миля, Эбером и Эримоном, о том, кому править Ирландией. Привели к ним Аморгена, дабы покончил он эту тяжбу. И сказал Аморген:

— Власть вождя Донна пусть остается второму, Эримону, а от него Эберу.

Вот три первых решения судьи между Сыновьями Миля в Ирландии: то, что произнес Аморген в Темре, то, что вынес он здесь, у Слиаб Мис, и то, что произнес он у Кенн Сайле о диких вепрях и четвероногих. [...]

И тогда отправились шесть вождей на юг, а семь с Эримоном на север, и власть над югом досталась Эберу, а над севером — Эримону. Пошли на юг Эбер Финн, Лугайд, сын Ита, Этан, сын Уйкке, Ун, сын Уйкке, Кайхер и Фулман. На север пошли Эримон, Эбер, сын Ира, Аморген, сын Гостена, Сетга, Собайрке, Сурге. Так сказал об этом Ройгне филид, сын Угайне Великого, когда спросили его о брате Мале, сыне Угайне:

Благородный потомок Угайне, Как изведать нам быль про Ирландию? Сам Фейниус Фарсайд, И предан он был Зачатье отца всех, Гайдиля, От прекрасной дщери фараона, И вот племя Дагда явилось, С грохотом славного войска. Погублен тогда был Кинкрис, В Красном Море потоплен, Потом они плыли по морю И Скифии дальней достигли, Что разорил Эбер Скот, Когда погубили Рефлойра И Агномана с Ламфиндом, По Каспию плыли они, В Либис вошли, И поплыли к Ториан, Минули Африку, Выйдя к Испании, Где был зачат Эримон И брат его Эбер от Миля, Вскорости Брего и Биле За Ита отмстить собрались И на своих кораблях, Всем им число шестьдесят, Вышли в поход и, вернувшись, Власть над страной поделили, Дважды по шесть вождей, Вот она правда предания, Все я вам верно сказал.

А возможно, что было их дважды по шесть вождей, как сообщается в книгах — шесть сыновей Миля и шесть сыновей Бреогана. Шесть сыновей Бреогана — Брего, Биле, Фуат, Блад, Куалу, Куальнге. Шесть сыновей Миля — Эримон, Эбер, Айрех, Аймирген, Колпта, Ир. Говорят ученые люди, что прибыл в Ирландию Ир, сын Ита, вместе с Лугайдом, сыном Ита. Потомство Ира в Ирландии — Мускрайге, Корку Байскин, Корку Дуйбне и много иных народов. [...]

Вот как захватили Ирландию гойделы после многих плаваний по морю от Скифской, Греции до Башни Немрода, а от Башни Немрода до великого королевства Скифия, а оттуда через множество других стран в Испанию, а из Испании в Ирландию. Ступили они на землю при Тальтиу и сразились там с Племенами Богини Дану Здесь конец рассказа о Захвате Сыновей Миля.

Сватовство к Этайн[94]

I

Некогда правил Ирландией славный король из рода Племен Богини по имени Эохайд Оллатар. А еще звался он Дагда, ибо умел творить чудеса и был властен над стихиями и урожаем людей. Говорили, что оттого-то и прозван он Дагда. Была в то время супругой Элкмара из Бруга[95] женщина по имени Этайн, а иначе Боанд. Пожелал Дагда быть близким с ней, и уступила бы ему женщина, если б не страх перед Элкмаром и великим его могуществом. Тогда отправил Дагда Элкмара к Бресу, сыну Элата, в Маг Инис[96], а когда тот пустился в дорогу, навел на него Дагда великие чары, дабы не мог он вернуться прежде срока. Избавил Дагда Элкмара от голода и жажды и рассеял для него ночную тьму. Долгим сделал он путь Элкмара, так что прошли для него девять месяцев словно один день, ибо говорил Элкмар, что воротится обратно еще до заката. Между тем соединился Дагда с супругой Элкмара, и оттого принесла она сына по имени Энгус. Излечилась Этайн от немощи прежде прихода Элкмара, и не заметил он на ней вины от сожительства с Дагда.

Между тем отвел Дагда мальчика на воспитание в дом Мидира, что в Бри Лейт в Тетба[97], и оставался он там полные девять лет. Было у Мидира в Бри Лейт большое поле для игр. Трижды пятьдесят ирландских юношей и трижды пятьдесят ирландских девушек играли на нем. И всех их превзошел Энгус из-за великой любви к нему Мидира, своего прелестного облика и славного рода. Было у него и другое имя — Мак Ок[98], ибо сказала его мать: "Воистину молод сын, зачатый на рассвете и родившийся прежде заката!"

Как-то раз поспорил Энгус с Триатом, сыном Фебала, что был из Фир Болг. Вместе с Энгусом растил его Мидир, и верховодил он в играх наравне с юношей Не считал он, однако, достойным беседовать с ним, говоря, что не подобает потомку раба обращаться к свободному. В ту пору думал Энгус, что приходится Мидиру сыном и по праву унаследует королевскую власть над Бри Лейт. Ничего не ведал тогда он о своем родстве с Дагда. Как-то заговорил с Энгусом Триат и ответил на это:

— Плохо мне разговаривать с пасынком, что не знает своих отца и матери.

В слезах и горюя пошел тогда Энгус к Мидиру, после того каь опозорил его Триат.

— Что случилось с тобой? — спросил Мидир.

— Позором покрыл меня Триат, сказав мне в лицо, что не знаю я своего отца и матери.

— Есть у тебя мать и отец, — сказал Мидир.

— Ответь же тогда, кто они? — спросил мальчик.

— Что ж, — сказал Мидир, — отец твой — Эохайд Оллатар, а мать — Этайн, супруга Элкмара из Бруга. Я воспитал тебя в тайне от Элкмара, дабы не пал на него позор, оттого что зачат ты в его отсутствие.

— Пойдем же со мной, — сказал Энгус, — и пусть признает меня отец, дабы впредь не таиться мне и не сносить поношения Фир

Отправились тогда Мидир и Энгус поговорить с Эохайдом и пришли к Уснех Миде, что в самом центре Ирландии, ибо там было жилище Эохайда, от которого на равную меру расстилалась ирландская земля на юг и на север, на восток и на запад. Увидели они Эохайда, стоящего среди своих людей. Отозвал тогда Мидир короля в сторону, чтобы поговорил он с юношей.

— Чего хочет юноша, который никогда не приходил сюда прежде? — спросил Эохайд.

— Желает он быть признанным своим отцом и получить, как положено, землю, ибо не подобает ему оставаться без своего надела, в то время как ты правишь Ирландией.

— Добро ему, — отвечал Эохайд, — воистину это мой сын. По не свободна еще земля, что я назначил ему во владение.

— Что же это за земля? — спросил Мидир.

— Это Бруг, что к северу от Боанд, — сказал Эохайд.

— Кто ж там хозяин? — спросил тогда Мидир.

— Элкмар, — отвечал Эохайд, — и не желаю я больше чинить

— Скажи, какой совет дашь ты юноше? — спросил Мидир.

— Вот что скажу я ему, — ответил Эохайд, — пусть на Самайн приходит он к Бругу да захватит с собой оружие. Это день мира и приязни среди ирландцев, и никто тогда не питает злобы к другому. Будет Элкмар в эту пору в Кнок Сиде[99] безо всякого оружия Завернется он в свой плащ с золотой заколкой на груди, а перед ним на поле для игр станут забавляться трижды пятьдесят юношей. Пусть тогда приблизится к нему Энгус и пригрозит смертью, но не убивает Элкмара, коли обещает тот исполнить его желание. И попросит он королевскую власть в Бруге на день да ночь, а потом не станет возвращать землю Элкмару, пока не подчинится он моему решению. Скажет Энгус, что стала земля его собственностью за то, что оставил он жизнь Элкмару. Просил он власти над ней на день да ночь, но не бывает в мире иного, кроме дней и ночей.

Потом воротился Мидир в свои владения, а с ним и его приемный сын. А когда подошел Самайн, отправился Энгус к Бругу и обманул Элкмара, взяв с него обещание отдать в возмещение за жизнь его землю на день да ночь. Остался Мак Ок в Бруге королем на день да ночь, и люди Элкмара подчинялись ему. На другой день явился Элкмар потребовать от Мак Ок свои владения и принялся угрожать ему. Отвечал Мак Ок, что не вернет земли, коли только не решит так Дагда перед мужами Ирландии.

Тогда призвали они Дагда, и присудил он каждому по его делам.

— Остается эта земля юноше, как и хотел он того, — сказал Элкмар.

— Воистину так, — сказал Дагда, — ибо не ждал ты дурного в день мира и отдал свою землю как выкуп за жизнь, ценя ее превыше своих владений. И все же получишь ты от меня земли, что принесут тебе не меньше добра, чем Бруг.

— Где ж те владения? — спросил его Элкмар.

— У Клейтех[100] с тремя землями поблизости, — ответил Дагда. — Будешь ты смотреть всякий день на забавы юношей в Бруге, и станет твоим все, что дает река Боанд.

— Хорошо, — отвечал Элкмар, — да будет так.

И тогда отправился он в Клейтех и построил там крепость, а Мак Ок с той поры поселился в Бруге.

В тот же день через год отправился Мидир повидать своего приемного сына и увидел его на холме Сид Бруг подле играющих юношей. Заметил он и Элкмара, что с холма Клейтех на юге разглядывал их. Вдруг разгорелся среди юношей спор.

— Не двигайся с места, — сказал тогда Мидир Мак Оку, — дабы не спустился Элкмар в долину. Я сам пойду и рассужу их.

Подошел он к юношам, но нелегко было примирить их. Вдруг попал в Мидира прут из остролиста и выколол ему глаз. Подошел Мидир к Мак Оку, держа свой глаз на ладони, и сказал ему:

— Лучше б уж я не приходил вовсе, ибо с таким позором не могу владеть ни теми землями, куда я явился, ни теми, которые покинул!

— Не бывать такому, — сказал на это Мак Ок, — ибо пойду я к Диан Кехту[101] и позову его исцелить твой глаз, так что снова ты станешь здоровым и сохранишь эти земли в придачу к твои:п старым владениям. Потом отправился Мак Ок к Диан Кехту.

[...][102] чтобы пошел ты со мной исцелить моего приемного отца, которого ранили у Бруга в день Самайна.

Тогда пришел Диан Кехт к Мидиру, и сделался гот снова здоровым, будто ничего и не было.

— Добрый путь привел меня к тебе, — сказал Митир, — ибо теперь я совсем здоров.

— Воистину так, — отвечал Мак Ок. — Оставайся жезжесь до конца года поглядеть на моих слуг, мой народ, хозяйство и земли.

— Не останусь я, — сказал Мидир, — если не получу за это воз награждения.

— Чего же ты хочешь? — спросил Мак Ок.

— А вот что, — сказал Мидир, — колесницу ценой в семь кумалов[103], плащ для меня да самую пригожую девушку Ирландии.

— Есть у меня и колесница и плащ, — ответил Мак Ок.

— Просил я еще девушку, что превзошла б красотой всех в

— Где же ее найти? — спросил Мак Ок.

— В Уладе, — ответил ему Мидир, — ибо там живет дочь Айлиля Этайн Эхрайде, дочь правителя северо-восточного королевства. Воистину нет никого в Ирландии прекрасней, милей и любезней ее.

Отправился тогда Мак Ок на поиски девушки и пришел к дому Айлиля в Маг Инис. Приветствовали там Мак Ока, и три ночи провел он у короля. Наконец объявил он свое имя и род и сказал, что привело его к ним. Поведал он королю, что пришел отыскать

— Не отдам я ее тебе, — сказал на это Айлиль, — ибо не сможешь ты послужить мне из-за благородства твоих предков да великой власти твоей и твоего отца. Если случится тебе опозорить девушку, ничего не смогу я с тебя получить взамен.

— Не бывать такому, — сказал Мак Ок, — ибо немедля дам я

— Если так, то она твоя, — сказал Айлиль.

— Каковы же твои условия? — спросил Мак Ок.

— А вот каковы, — отвечал Айлиль. — Для меня ты расчистишь двенадцать долин, где сейчас лишь леса да пустоши, чтобы могли там жить люди, пастись скотина, собираться ирландцы для игр и совета да строить крепости.

— Исполню я это, — сказал Мак Ок.

Вернулся он домой и рассказал Дагда о своей заботе. И тогда по воле Дагда очистились двенадцать долин в одну ночь во владениях Айлиля. Вот их имена: Маг Маха, Маг Лемна, Маг Ита, Маг Техайр, Маг Дула, Маг Техт, Маг Ли, Маг Лине, Маг Муйртемне[104]. Когда же исполнил Мак Ок то, что обещал, отправился он снова просить девушку.

— Не получить тебе ее, — сказал тогда Айлиль, — прежде чем не отведешь ты из этой земли в море двенадцать рек, что таятся ныне в источниках, болотах да пустошах, чтобы доставалась людям морская добыча, а земли да пустоши высохли.

Снова вернулся Мак Ок домой и все рассказал Дагда. И тогда волею Дагда двенадцать, могучих рек в одну ночь потекли в море, а до того их никто и не видывал. Вот каковы эти реки: Финд, Модорн, Слена, Нас, Амнас, Охен, Ор, Банда, Самайр, Лохе[105]. Когда же исполнил Мак Ок и Это, снова пошел он поговорить с Айлилем и попросить Этайн.

— Не получишь ее ты, — сказал Айлиль, — если не дашь выкупа, ибо если не возьму я его сейчас, то потом уж вовеки не получу с тебя.

— Чего же ты хочешь на этот раз? — спросил Мак Ок.

— Хочу я, чтоб дал ты столько золота и серебра, сколько весит сама двушка, ибо это по праву моя доля. Все, что ты выполнил прежде, идет на пользу лишь ее краю да родичам.

— Да будет так, — ответил Мак Ок.

Потом привели Этайн в дом Айлиля и отмерили столько золота и серебра, сколько она весила. И осталось это все Айлилю, а Мак Ок ушел к себе домой с Этайн.

Там приветствовал их Мидир, и провела с ним Этайн первую ночь, а наутро получил он колесницу и плащ. Доволен был Мидир своим приемным сыном. Целый год после того прожили они с Энгусом в Бруге, а потом ушел Мидир к себе в Бри Лейт и увел с собой Этайн. И сказал Мак Ок, когда покидал его Мидир:

— Остереги ту, которую ты уводишь, ибо ждет тебя злая и коварная женщина. Велики ее власть, хитрость и тайное знание, что перешли к ней от родичей. Словом своим поручился я за нее перед Племенами Богини Дану, за Фуамнах, жену Мидира из рода Беотаха, сына Иарданела. Воистину была она мудра, осторожна и сведуща в чарах и тайном знании Племен Богини Дану, ибо, прежде чем выйти за Мидира, воспитывалась она у провидца Бресала[106].

Между тем, приветствовала их Фуамнах и говорила добрые слова.

— Иди со мной, Мидир, — сказала она, — я покажу вам твой дом и земли, чтобы королевская дочь посмотрела на них.

Обошел Мидир с Фуамнах свои владения, и показала она все ему и Этайн. Потом снова привел Мидир Этайн к Фуамнах. Первой вошла Фуамнах в покой, где обычно она почивала, и сказала Этайн:

— В жилище хорошей жены ты вошла.

Когда же села Этайн на ложе, что стояло на полу, ударила ее Фуамнах прутом из красной рябины и превратилась она в лужу воды. Потом отправилась Фуамнах к своему приемному отцу Бресалу. а Мидир исчез из дома и пропал в воде, что была прежде Этайн. И с той поры не было у Мидира больше супруги.

Между тем жар от очага, земля да воздух стянули воду и превратилась она в червяка, а тот стал потом красной мухой. Была эта муха не меньше головы воина, и не сыскать было прекрасней ее во всем свете. Слаще песен волынок, арф и рогов были звук ее голоса и жужжание крыльев. Словно драгоценные камни в сумерках сверкали ее глаза. Жажда и голод пропали б у всякого, увидь он ее сияние и ощути аромат. Любую немощь, болезнь и недуг излечили бы капли, что слетали с ее крыльев на человека. Всякий раз, когда случалось Мидиру обходить свои владения, сопровождала она его, летя подле. Насыщались воины и всякий иной народ на празднествах и в собраниях, лишь увидев да услышав ее. Знал Мидир, что это Этайн является ему в таком обличье, и, пока летала она вокруг него, ни в чем не испытывал он недостатка и не думал искать себе жену. Засыпал он под ее жужжание, и будила его Этайн, лишь только приближался к Мидиру кто-нибудь со злым умыслом

Спустя недолгое время, пришла к Мидиру Фуамнах, и явились с ней как поручители три бога из Племени Дану: Луг, Дагда и Огма. Гневно попрекал Фуамнах Мидир и говорил, что не должна она покидать его, если только не будет на то воли ее поручителей. Отвечала ему Фуамнах, что не печалится о том, что сделала, ибо уж лучше позаботиться о своем благе, чем о ком-то другом. И еще говорила она, что не будет Этайн от нее ничего, кроме зла, где бы в Ирландии они ни встретились и в каком бы обличий та ни предстала. Великие заклинания и заговоры, которые узнала от Бресала, произнесла Фуамнах, дабы прогнать и удалить от Мидира Этайн, ибо узнала ее в услаждавшей его красной мухе. Стоило только увидеть Мидиру эту муху, и уж не мог он полюбить ни одну женщину, а когда улетала она и не слышал Мидир ее жужжания, не было ему отрады ни в еде, ни в питье, ни в славной музыке.

Подняла Фуамнах чудодейственный ветер могучий, и унес он Этайн из Бри Лейт. Семь лет не знала она покоя ни на одном дереве, вершине, холме и горе во всей Ирландии и отдыхала лишь на прибрежных скалах да на волнах моря. Семь лет носилась она по воздуху, пока не упала измученная на грудь Мак Ока, когда стоял он на холме Бруга. И тогда сказал Мак Ок: "Приветствую тебя, о Этайн [...]"[107].

Приветствовал Мак Ок девушку в обличье красной мухи и пустил ее к себе на грудь в складку плаща. Отнес он ее к себе в солнечный покой[108] с окнами, дабы могла она вылетать наружу, и облачит ее в пурпурное одеяние. И куда бы ни отправлялся Мак Ок, всюду следовал за ним тот солнечный покой, где каждую ночь он спал подле Этайн и ухаживал за ней, покуда не сделалась она новь красива собой и довольна. Полон чудесных пахучих трав был тот покой, и набиралась она сил от цвета и запаха этих дико-винных трав.

Узнала Фуамнах о любви Мак Ока и Этайн и о почете, которым ее окружили. И сказала она тогда Мидиру:

— Пусть придет сюда твой приемный сын, дабы могла я примирить вас, а сама отправиться на поиски Этайн.

Тогда отправил Мидир гонца к Мак Оку, и пошел тот поговорить с ним. Между тем приблизилась Фуамнах кружным путем к Бругу а там снова наслала на Этайн вихрь, что унес ее из солнечного покоя и помчал, как в те семь лет прежних скитаний. Горестную и слабую нес ее порыв ветра, пока не опустились Этайн на главный столб одного дома в Уладе, где в то время пировали. И упала она в золотую чашу, что стояла перед супругой Этара, героя из Инбер Кихмайне, что в королевстве Конхобара. Проглотила ее женщина вместе с питьем, и так была зачата Этайн в утробе той, что стала потом ее матерью. Прозвали ее тогда Этайн, дочь Этара. И прошло тысяча да двенадцать лет с той поры, как зачал Айлиль Этайн, до ее рождения от супруги Этара[109].

В Инбер Кихмайне росла Этайн, а вместе с ней пятьдесят дочерей благородных ирландцев. Всех их кормил и одевал Этар, дабы могли они во всякую пору прислуживать Этайн. Как-то раз купались девушки в заливе и вдруг увидели всадника, сказавшего к ним по равнине. Под ним была крепкая бурая лошадь с вьющимся хвостом и гривой, резвая и порывистая. Складками спадал зеленый плащ всадника, под которым была рубаха, расшитая красной нитью. От одного плеча до другого шла золотая заколка в его плаще, Посеребренный щит с золотой кромкой висел у него за спиной. Серебряная скоба была у того щита да золотая шишка. В руке держал всадник пятиконечное копье с золотыми полосами по древку от основания до наконечника. Золотистые волосы спускались ему на лоб, и придерживал их золотой обруч, дабы не падали они на лицо. Придержал он коня на самом берегу и поглядел на девушек, а все они в тот же миг полюбили его. И тогда спел он такую песнь:

Этайн сегодня здесь, у Сид Бан Финд, что на запад от Айлбе, средь отроков юных она, на берегу Инбер Кихмайне. Глаз короля исцелила она[110] водой из источника Лох Да Лиг, ее проглотила с питьем из чаши Этара жена. Из-за нее на охоту король пойдет за птицами Тетбы, двух коней потеряет он в озере Лох Да Айрбрех. Многие войны грядут из-за тебя, Эохайда из Миде, сиды захвачены будут, тысячи станут сражаться. Ее воспели в этом краю, желает она завладеть королем, она[111]... Бе Финд, потом стала нашей Этайн.

Потом ускакал от них воин, так что не узнали девушки, ни откуда он пришел, ни куда направляется.

Между тем пришел Мак Ок поговорить с Мидиром и не встретил Фуамнах. И тогда сказал Мидир:

— Перехитрила нас эта женщина, и коли только узнает она, что Этайн в Ирландии, непременно отправится погубить ее.

— Согласен с тобой[112], — отвечал Мак Ок, — в том обличье, как унес ее от тебя вихрь, прожила она немного со мной в Бруге, а теперь ищет ее эта женщина.

Потом вернулся Мак Ок к себе и не нашел Этайн в стеклянном солнечном покое. Пуч "ился он по следам Фуамнах и догнал ее у Аэнах Бодбгна в доме друида Бресала Этарлама. Набросился на нее Мак Ок, отрубил ей голову и забрал с собой в Бруг.

Есть в другом месте и еще рассказ[113], как пали Фуамнах и Мидир от руки Мананнана в Бри Лейт. Говорится там:

Была женой Мидира безумная Фуамнах, Сигмал, с вековыми деревьями холм, в Бри Лейт — безупречное дело, сожжены они там Мананнаном.

II

Начал править Ирландией король Эохайд Айрем, и подчинились ему пять королевств страны с их королями[114]. Вот их имена: Конхобар, сын Неса, Мес Гегра, Тигернах Тетбаннах, Ку Руи и Айлиль, сын Мата Муриск. И были главными крепостями Эохайда Дун Фремайн в Миде и Дун Фремайн в Тетба[115]. Из всех крепостей Ирландии больше прочих любил он Фремайн в Тетба.

Через год созвал Эохайд ирландцев на праздник Тары, дабы назначить всем дань и повинности на шесть лет вперед. Так же, как прежде, отвечали ему на это ирландцы: не станут они приходить к королю, который не выбрал себе королевы. Правда это, что не было у Эохайда жены, когда стал он владыкой Ирландии. Разослал тогда он гонцов по всем пяти королевствам Ирландии, чтобы разыскали они там самую прекрасную девушку. И говорил он, что возьмет себе в жены лишь ту, которую до него не знал ни один ирландец. Отыскали ему такую девушку в Инбер Кохмайне, и была это Этайн, дочь Этара. Взял ее Эохайд в жены, ибо воистину подходила она ему по красоте, благородству, обличью и роду, молодости и славе.

Три сына было у Финда, сына Финдлуга, три сына королевы: Эохайд Фейдлех, Эохайд Айрем и Айлиль Ангуба. Полюбилась Этайн Айлилю Ангуба на празднике Тары после того уж, как разделила она ложе с Эохайдом. Беспрестанно желал он смотреть на нее, а уж это верный знак любви. Разумом укорял себя Айлиль за то, что он делал, но ничего не могло, ему помочь, и волю его побеждало желание. Томился он, не желая запятнать свою честь, и ничего нe говорил самой девушке.

Скоро стал ожидать он смерти, и тогда пришел к нему врачеватель по имени Фахтна.

— Болен ты одним из двух смертельных недугов, которые никому не под силу вылечить, — сказал он, — это муки любви и болезнь

От стыда не открылся ему Айлиль. Так оставался он во Фремайн Тетба при смерти, а Эохайд между тем отправился в путь по Ирландии. И оставил он Этайн с Айлилем, чтобы как должно исполнила она погребальные обряды: рытье могилы, плач над умершим и заклание его скота.

Так каждый день приходила Этайн в покои к больному Айлилю, что беспрестанно смотрел на нее, и становилось ему тогда легче. Заметила это Этайн и призадумалась. Раз, когда остались они в Покое вдвоем, спросила Этайн Айлиля, какова причина его болезни.

— Любовь к тебе, — отвечал ей Айлиль.

— Жаль, что так долго не говорил ты об этом, — сказала Этайн. — Если бы только я знала, уже давно бы ты выздоровел.

— Пожелай ты, и ныне я б смог исцелиться, — ответил Айлиль.

— Воистину, есть у меня желание, — сказала Этайн.

И с тех пор каждый день приходила она к Айлилю мыть ему голову, подавать мясо и поливать воду на руки. Через трижды девять дней излечился Айлиль и сказал Этайн:

— Лишь одного не хватает мне для исцеления, и не знаю я, когда получу это.

— Завтра, — ответила Этайн, — но не годится позорить короля в его доме. Приходи ко мне на холм, что высится над ним.

Этой ночью не спал Айлиль, но ко времени встречи одолел его сон, и очнулся он лишь к третьему часу назавтра. Между тем пришла Этайн к холму и увидела там человека, во всем похожего на Айлиля, который принялся жаловаться на свою болезнь. И она говорила с ним так, как хотелось бы того Айлилю.

К третьему часу проснулся Айлиль и принялся горевать. Тут вошла к нему Этайн и Спросила, отчего это он сокрушается.

— Оттого, что уговорился я с тобой о свидании и не сдержал слова. Одолел меня сон, и лишь теперь я проснулся, — отвечал Айлиль.

— Что ж тут такого, — сказала Этайн, — ведь за этим днем будет другой.

И эту ночь провел Айлиль без сна, и горело перед ним яркое пламя, а подле стояла вода, чтобы промывать глаза.

В уговоренный час снова пришла на свидание Этайн и снова увидела человека, во всем схожего с Айлилем. Тогда вернулась она домой и опять встретила горюющего Айлиля. Так трижды приходила она в условленный час и трижды встречалась с тем же человеком.

— Не с тобою был мой уговор, — сказала ему Этайн, — откройся же, кто ты, пришедший ко мне? Не грех или похоть причина моей встречи с Айлилем, но лишь то, что должен излечиться от своего недуга человек, которому суждено стать королем Ирландии.

— Ко мне-то и должна ты приходить, — отвечал человек, — ибо когда звалась ты Этайн Эхрайде, дочь Айлиля, я был твоим мужем. Немалый выкуп реками и долинами заплатил я за тебя и оставил столько золота и серебра, сколько весишь сама ты.

— Как же зовут тебя? — спросила Этайн.

— Мидир из Бри Лейт, — отвечал человек.

— Отчего же расстались мы? — спросила Этайн.

— Из-за чар Фуамнах и заклинаний Бресала Этарлама, — ответил ей Мидир. — Пойдешь ли со мной ты сейчас?

— Нет, — отвечала Этайн, — не оставлю я короля Ирландии ради человека, не открывшего мне своего рода и племени.

И тогда сказал Мидир:

— Это я вложил в душу Айлиля страсть, что пожрала его плоть и кровь. Я же и отнял у него мужскую силу, дабы не случилось урона твоей чести. Пойдешь ли со мной ты, коли согласится на это сам Эохайд?

— С охотой пойду, — отвечала Этайн.

Потом возвратилась она домой.

— Хорошо, встречаемся мы, — сказал Айлиль, — ибо теперь я здоров, а честь твоя незапятнана.

— Воистину так, — отвечала Этайн.

Между тем воротился домой Эохайд и возрадовался, найдя брата живым и здоровым. Благодарил он Этайн за то, что совершила она в его отсутствие.

III

Как-то однажды в ясный летний день поднялся Эохайд Айрем, король Тары, на возвышение крепости полюбоваться на Маг Брег, что ярко сверкала оттенками всех цветов. Вдруг увидел он перед собой незнакомого воина. До плеч, покрытых пурпурным плащом, спускались его золотистые волосы. Светились его голубые глаза. В одной руке держал он пятиконечное копье, а в другой щит с белой шишкой и драгоценными камнями. Молчал Эохайд, ибо вечером ничего он не знал об этом воине, а утром ворота Тары еще не открывали.

Вскоре приблизился воин к Эохайду, и тогда сказал король:

— Приветствую незнакомого нам воина!

— Для того-то я и пришел, — отвечал тот.

— Мы не знаем тебя, — сказал Эохайд.

— А я тебя знаю, — сказал ему воин.

— Как твое имя? — спросил Эохайд.

— Ничем оно не прославлено, — ответил воин, — я Мидир из

— Что ж привело тебя к нам? — спросил король.

— Желание испытать тебя в игре в фидхелл[116], — сказал Мидир. — И вправду искусен я в этой игре, — ответил на это король.

— Давай же немедля приступим, — сказал ему Мидир.

— Королева сейчас отдыхает, — сказал Эохайд, — а доска для игры в ее покоях.

— Есть у меня при себе доска, что не уступит твоей, — молвил Мидир.

И была та доска из чистого серебра, а фигуры на ней из золота, и в каждом углу доски сверкал драгоценный камень. Из бронзовых пластин был сработан мешочек для фигур.

Установил Мидир доску и предложил королю начинать.

— Не стану я играть, коли не сделаешь ты ставки, — сказал Эохайд.

— На что же мы будем играть? — спросил Мидир.

— Мне все равно, — отвечал король.

— Если случится тебе победить, — сказал тогда Мидир, — есть меня пятьдесят темно-серых коней с пятнистыми головами цвета крови, острыми ушами, широкой грудью, огромными ноздрями, тонкими ногами — мощные, резвые, быстрые, крепкие, коих легко запрячь пятьюдесятью украшенными эмалью уздечками. Получишь ты их уж назавтра к утру.

Согласился на это Эохайд, и принялись они играть. Выпала в той игре победа Эохайду, и удалился Мидир, забрав с собой фидхелл.

На другое утро проснулся Эохайд и, взойдя на рассвете на холм Тары[117], увидел едущего к нему Мидира. Ничего не знал Эохайд о том, куда уходил он и откуда пришел, да только увидел пятьдесят темно-серых коней с изукрашенными эмалью уздечками.

— Это по чести, — сказал Эохайд.

— Обещанное да свершится, — ответил Мидир. — Станем ли мы играть сегодня? — спросил он.

— С превеликой охотой, — сказал Эохайд, — но какую предложишь ты ставку?

— Коли выиграешь ты, — сказал на это Мидир, — получишь от меня пятьдесят свиней-трехлеток с пятнистой щетиной, серым брюхом и голубой спиной. Каждая из них подкована, словно лошадь, а впридачу дам я тебе корзину из терновника, куда поместятся все они разом. И еще ты получишь пятьдесят мечей с золотой рукоятью, да пятьдесят красноухих коров с белыми красноухими телятами, стреноженными бронзовыми цепочками. И еще тебе дам пятьдесят баранов с тремя красными головами да тремя рогами у каждого. Еще дам я тебе пятьдесят мечей с костяной рукоятью, да пятьдесят пестроцветных плащей. Но каждое из обещанного получишь ты в свой срок.

Раз приемный отец Эохайда принялся расспрашивать его, откуда добыл он все это богатство.

— Да, нужно мне рассказать об этом, — ответил Эохайд.

— Воистину так, — сказал его приемный отец, — надобно тебе поостеречься его, ибо могущественный муж приходил к тебе. О сын мой, задай-ка ему непосильные работы!

Потом явился к Эохайду его соперник, и возложил на него король великие дела: очищение Миде от камней, укрытие тростником всей Тетбы, прокладку гати через Мойн Ламрайге и посадку леса на Брефне. Так пел об этом филид[118]:

Вот те четыре дела, что возложил Эохайд Айрем на множество храбролицых мужей, с несчетными копьями и щитами. Гать на Мойн Ламрайге, лес на Брефне — нетрудное дело, камни убрать с холмов Миде, тростник на Тетбе.

Вот каковы были дела и условия.

— Немалого просишь ты от меня, — сказал Мидир.

— Воистину нет, — отвечал Эохайд.

— Тогда исполни мое желание и просьбу, — сказал Мидир, — и пусть везде, где признают твою власть, ни мужчина, ни женщина не выйдет из дома наружу до самого рассвета.

— Обещаю тебе это, — сказал Эохайд.

Не случалось еще никому дотоле ступать на эту трясину.

Потом приказал король своему слуге посмотреть, как осилят они гать. Отправился слуга на болото, и вдруг почудилось ему что сошлись туда люди со всей земли от востока ее до запада. Сложили те люди холм из своей одежды, и ступил на этот холм Мидир. Принялись люди закладывать в болото стволы и ветви деревьев, а Мидир выкрикивал во все стороны приказания и подгоНЯл их. Казалось, что люди со всего света кричат у него под ногами.

Потом принялись они валить на болото камни, гальку и глину.

Известно, что до этой ночи укрепляли ирландцы ношу на лбу быков, хоть и знали, что народ из сидов ставит ее на их загривок. Так же делал и Эохайд, и оттого зовется он Эохайд Айрем, что первый стал крепить ярмо к загривку быков. А вот что говорили те люди, строя гать:

— Положи туда, положи сюда, прекрасные быки, в час после заката, воистину тяжела работа, неведомо, кому польза, а кому вред от гати на Мойн Ламрайге.

Не бывало бы на всем свете лучше той гати, если бы не следил никто за их работой. А оттого остались в ней изъяны. Тогда воротился слуга к Эохайду и рассказал о небывалой работе, которую он видел, и о том, что на всем свете не сыскать силы чудесней, чем та, что исполнила ее.

Так говорили они и вдруг заметили шедшего к ним Мидира. Был он препоясан и злобен лицом. Испугался Эохайд, но все же приветствовал его.

— Не услышишь ты гневных речей в ответ на свою ярость, — сказал Эохайд, — а лишь просьбу укротить ее.

— Согласен, — отвечал на это Мидир, — а станешь ли ты играть в фидхелл?

— Какая же будет ставка? — спросил Эохайд.

— Та, которую каждый из нас пожелает, — ответил Мидир. И в этот день выиграл Мидир.

— Ты победил сегодня, — сказал Эохайд.

— Будь на то моя воля, победил бы я и раньше, — ответил

— Чего же ты хочешь? — спросил Эохайд.

— Обнять Этайн и получить от нее поцелуй, — сказал Мидир. Помолчал Эохайд и сказал:

— Приходи через месяц и тогда получишь то, что желаешь.

А за год перед тем, как пришел Мидир играть в фидхелл с Эохайдом, сватался он к Этайн, но не сумел получить ее. Звал он тогда ее Бе Финд и так говорил ей:

О Бе Финд, пойдешь ли со мной, в дивный край, где нет наконечников копий, волосы там, словно венок первоцвета, тело ж как снег бело и прекрасно. Нет в том краю слов мое и твое. Зубы белы там, а брови черны, дивятся глаза там послушным телам, щеки краснеют, как наперстянка. Шеи там — стебли цветов, яйца дроздов — наслаждение для глаз, славно проникнуть в Маг Фаль, тоскливо, коль знаешь Маг Map. Хоть по душе тебе пиво с Инис Фаль, больше пьянит пиво Тир Map[119], прекрасна страна, о которой пою, до старости все там юны. Сладчайшие теплые реки текут в том краю, любые там вина и мед, благородны там люди без всяких изъянов, без похоти и без греха там зачатье. Виден нам всякий в любой стороне. нас же не видит никто, тьма деяния Адама спасла нас от общего счета. О женщина, если придешь в благородный мой край, на чело тебе ляжет златая корона, пиво, вино, молоко ты и мед будешь вкушать там со мной, о Бе Финд!

И отвечала ему Этайн:

— Пойду я с тобой, если сумеешь заполучить меня у моего му жа, а если не сумеешь, то и не пойду[120].

[...]

Тогда назначил Мидир встречу через месяц от того дня. В ту пору созвал Эохайд лучших воинов и храбрейшие отряды Ирландии в Таре. Встали они вокруг нее и внутри, а король с королевой заперлись во дворце, ибо знали они, что придет к ним могущественнейший муж. В ту ночь сама Этайн разносила благородным ирландцам напитки, и было это одним из ее великих умений.

Так сидели они и беседовали и вдруг увидели Мидира, шедшего к ним по королевским покоям. И всегда-то он был прекрасен собой, а в ту ночь еще прекрасней. Удивились тут все и примолкли, а король приветствовал его.

— Для того я пришел, — сказал Мидир, — чтобы получить обещанное. Да воздастся мне должное, как и я дал тебе то, что сулил.

— Не думал я о том до сегодняшней ночи, — сказал на это король.

— Сама Этайн обещала уйти со мной, — сказал Мидир.

Тут залилась Этайн румянцем.

— Не красней, о Этайн, — сказал тогда Мидир, — ибо нет здесь ничего недостойного женщины. Целый год сулил я тебе самые прекрасные дары и все сокровища Ирландии, но не смог увести без согласия Эохайда. Воистину, пришлось мне завоевать тебя!

— Предупреждала я, — сказала Этайн, — что не отправлюсь с тобой, прежде чем не получу согласия Эохайда. Если решил уступить он, то можешь меня забирать.

— Не уступлю я тебя, — сказал на это Эохайд, — но пусть он обнимет тебя там, где ты стоишь, посреди дома.

— Так тому и быть, — сказал Мидир.

Тут взял он свое оружие в левую руку, а правой обнял Этайн и унес ее с собой через отверстие в крыше дворца. Устыдились тогда воины и окружили своего короля. Потом увидели они в небе над Тарой двух лебедей, что полетели в сторону Сид Фемен[121]. Отправился Эохайд со своими лучшими воинами к Сид Фемен, что зовется иначе Сид Бан Финд. И говорили тогда ирландцы, что надобно разрушить все волшебные холмы, какие только ни есть в Ирландии, дабы возвратилась к королю супруга.

Принялись воины срывать Сид Бан Финд, но тут явился к ним некий человек и сказал, что не бывало здесь женщины.

— Сам правитель сидов Ирландии приходил к вам, — сказал он еще, — а сейчас он и женщина в своем королевском дворце. Идите же, пока не дойдете туда.

Отправилось войско на север и стало срывать волшебный холм. Целый год да три месяца провели там воины, но все, что удавалось им вырыть за день, к утру возвращалось на место. Тогда возвратились воины к Сид Бан Финд и снова принялись разрушать его. И опять явился к ним некий человек и сказал:

— Зачем выступаешь ты против нас, о Эохайд? Не уводили мы твоей жены и не творили иного зла. Остерегись же говорить то, что может повредить королю.

— Не уйду я отсюда, — сказал Эохайд, — пока не узнаю, как вернуть мне свою жену.

— Возьми слепых щенят да слепых котят, — услышал он в ответ, — и брось их. Да делай так всякий день.

Тогда ушли они, и сделал король, как было ему сказано. Когда же принялись они опустошать Сид Бри Лейт, то увидели вдруг идущего к ним Мидира.

— Зачем выступаешь ты против меня? — спросил он. — Довольно ты сделал мне зла, дав непосильную работу. Ты сам уступил мне свою жену, так не причиняй же мне больше вреда.

— Не будет она с тобой, — сказал на это Эохайд.

— Не будет, — ответил Мидир, — возвращайся же к дому и жди ее утром назавтра. И если на сей раз успокоился твой дух, перестань творить зло.

— Я согласен на это, — сказал Эохайд.

Тогда скрепил Мидир их договор и удалился прочь.

На другой день утром увидели воины пятьдесят женщин, лицом и одеждой во всем схожих с Этайн. Замолчали воины, а стоявшая вперед девушками грязная служанка сказала королю:

— Теперь отыщи свою жену или возьми любую из них, ибо пришло нам время отправляться домой.

— Что же нам делать? — спросил Эохайд ирландцев. — И как превозмочь сомнения?

— Нечего нам сказать тебе, — отвечали воины.

— Тогда слушайте, — сказал Эохайд, — во всей Ирландии никто не подает напитки искусней, чем моя жена. Так я и узнаю ее.

Тогда поставили они двадцать пять девушек с одной стороны дома и двадцать пять с другой, а между ними котел с напитком. По одной с каждой стороны подходили к нему девушки, но все никак не мог Эохайд узнать Этайн. Наконец, осталось их всего две. Подошла первая из них к котлу, и тогда сказал Эохайд:

— Вот Этайн, да все же не она сама.

Стали тогда ирландцы переговариваться.

— Воистину она Этайн, хоть и не в обычае той так разливать напитки.

Тут удалились остальные девушки. Возрадовались ирландцы, что совершил король великое деяние и славно отличились быки, и спасли они женщину от людей из волшебных холмов.

Как-то погожим днем беседовали Эохайд с Этайн в королевском дворце и вдруг увидели идущего к ним Мидира.

— Добро тебе, о Эохайд, — сказал Мидир.

— Добро и тебе, — отвечал Эохайд.

— Не по чести поступил ты со мной, задав непосильные работы, — сказал Мидир, — и всегда ожидая зла.

— Не уступал я тебе своей жены, — сказал Эохайд.

— Скажи, есть ли у тебя еще дело ко мне? — спросил Мидир.

— Пока не дашь ты другого залога, не стану я говорить об этом, — ответил король.

— Скажи мне, доволен ли ты? — спросил Мидир.

— Вполне, — отвечал Эохайд.

— Я тоже доволен, и знай же, что понесла твоя жена, когда была со мной и родила на свет дочь, что сидит сейчас подле тебя. А жена твоя осталась со мной, и теперь ты снова отпустил ее.

С тем и ушел он.

Не стал тогда Эохайд снова идти войной на чудесный холм Мидира, ибо связан он был зароком. Воистину тяжело было ему от того, что пропала его жена, а дочь возлегла с ним на ложе. И зачала она от короля и принесла ему дочь.

— О боги, — сказал тогда Эохайд, — клянусь, что вовеки не посмотрим мы друг на друга с моей дочерью.

Тогда отправились двое слуг бросить девочку в колодец с хищными зверями. В самой глуши Слиаб Фуайт набрели они на жилище Финдлама, пастуха из Тары. Никого не было в ту пору у него в доме. Поели они, а потом бросили девочку собаке со щенятами и пошли прочь. Вернулись обратно пастух со своей женой и увидели прелестную девочку. Удивились они и принялись растить ее, не зная, откуда она появилась. Выросла девочка крепкой, как и подобает дочери короля с королевой. Никому не сравниться было с ней в рукоделье. На что бы ни упал ее взор, все умела она украсить своими руками. Так и росла она в доме Финдлама и его жены, пока не увидели девушку люди короля Этерскела. Сказали они о том королю и тогда силой увели девушку, и сделалась она женой Этерскела. Стала она матерью Конайре, сына Этерскела.

Был Эохайд Айрем во Фремайн, что в Тетбе, и горевал оттого, что потерял Этайн. Тогда пришел Сигмал, внук Мидира от дочери его Ойкниа, и сжег Дун Фремайн. Пал Эохайд от его руки и забрал Сигмал голову короля в Сид Нента в отместку за честь своего деда, Мидира[122] [...]

Установление владений Тары[123]

Однажды во времена Диармайта, сына Фергуса Кербала, собрались потомки Ниалла на Маг Брег, и вот что они говорили. Велики казались им владения Тары — долина, открытая на семь сторон[124], так что в пору было урезать те земли без полей и домов, бесполезные для очага Тары. Ибо всякие три года приходилось им семь дней принимать и кормить ирландцев, как заведено это было на празднестве Диармайта, сына Кербала. Не являлись туда король без королевы, благородный без супруги, воин без [...][125], увечный без спутницы, хозяин заезжего дома без жены, юноша без возлюбленной, девушка без любимого, кто ни на есть без своего ремесла.

И собирались там короли и мудрецы подле Диармайта, сына Кербала, и сидели они по одну сторону от него, а воины и разбойники [126] — по другую. Место в покоях подле дверей было тогда юношам и девушкам, да прочему заносчивому и буйному люду.

Каждому доставалась там достойная его доля: лучшие напитки, говядина, свинина и окорок королям и мудрецам, а вместе с ними и всем благородным свободным вождям; служанки и слуги отрезали и подавали им все. Воинам и разбойникам разносили кровавое мясо с железных вертелов, хмельное питье, свежее пиво и молоко, а шуты и кравчие отрезали и подавали им все. Головы, ноги и все, что осталось от всякой скотины, доставалось возничим, шутам и простому народу, а отрезали и подавали им возничие, шуты и простой люд. Мясо телят, овец и свиней да седьмую долю выносили наружу юношам и девушкам, ибо весельем своим тешились они и не достигли еще возраста благородных. Свободные слуги и женщины нарезали и подавали им все.

Созваны были однажды благородные ирландцы на пир к Диармайту, сыну Кербала, во дворец Тары. Но сказали они, что не придут на пир, пока не установят для них границы владений Тары, какими были они до них и пребудут вовеки, и возвестили о том Диармайту. Отвечал тот, что не годится просить его об установлении владений Тары без совета с Фланн Фебла, сыном Сканнлана, сына Фингена, первейшим в Ирландии, наследником Патрика, или с Фиахра, сыном рукодельницы[127]. Тогда отправились от них гонцы к Фиахра, сыну Колмана, сына Эогана, и привели его на подмогу, ибо воистину немного было у них мудрых людей и множество неучей и к тому же немало распрей и в избытке споров.

Прибыл к ним тогда Фиахра и спросили его о том же — как разделить им владения Тары, но отвечал Фиахра, что не рассудит этого дела, прежде чем не пошлют за тем, кто старше и мудрее его самого.

— Где же найти его? — спросили они.

Что ж, — отвечал Фиахра, — это Кеннфаэлад, сын Айлиля, сына Муйредаха, сына Эогана, сына Ниалла. Мозг забвения был вынут из его головы во время сражения при Маг Рат[128], и с тех пор до сего дня помнит он все, что случилось в Ирландии. Воистину ему надлежит прийти и рассудить вас.

Тогда послали они за Кеннфаэладом, а когда тот пришел, спросили его о том же.

— Не годится спрашивать об этом меня, — отвечал тот, — когда есть в Ирландии пятеро тех, кто старше всех нас.

— Где же они сейчас? — спросили тогда его.

— Нетрудно ответить, — сказал им Кеннфаэлад, — это Финнхад из Фалмаг в Лейнстере, Ку Алад из Круаху Коналад, Бран Байрне из Байренн, Дубан, сын Дега, из королевства людей Олнегмахт и Туан, сын Кайрелла[129] из Улада, тот самый, что принимал множество обличий.

Послали люди из Тары за ними, а когда те явились, спросили у них о том же, то есть чтобы установили они для них владения Тары. И тогда поведал каждый о том, что помнил, а потом сказали они, что не годится им делить владения Тары, пока нет на этом собрании того, кто старше их всех и воспитал их.

— Где же он? — спросили ирландцы.

— Нетрудно сказать, — ответили те, — это Финтан, сын Бохра, сына Бита, сына Ноя.

И был он тогда у Дун Тулха в Киаррайге Луахра.

Отправился один из людей Кеннфаэлада, Берран, к Финтану в Дун Тулха, что на западе от Луахра Дедад. Привел он Финтана в Тару и с ним восемнадцать спутников, так что шли девятеро позади него и девятеро впереди[130]. Не было среди них такого, кто не приходился бы ему родичем — сыном, внуком, правнуком или каким иным потомком.

С великой радостью приветствовали Финтана в Медовом Покое, и всякий был доволен, что услышит его речи и истории. Встали пред ним все ирландцы и предложили Финтану сесть на место судьи. Но сказал тогда Финтан, что не начнет говорить, пока не узнает, в чем дело.

— Довольно радоваться моему приходу, — сказал он еще, ибо и так верю я вашей радости, как всякий сын верит своей приемной матери, а приемная мать моя — тот остров, где все вы живете, Ирландия, а доброе колено ее — тот холм, на котором стоите, вы, Тара. Плоды и дары, цветы и пища этого острова питали меня от Потопа до сего дня, и сведущ я в историях4 всех пиров, похищений скота, разрушениях и сватовствах, что случились здесь от Потопа доныне.

Потом сложил он такую песнь:

Об Ирландии пусть воспрошают, правду я знаю, о каждом захвате ее, с первого дня благодатного света. С востока пришла Кессайр, женщина дочерью Бита была, с ней пятьдесят девиц да трое пришло мужей. Здесь их застиг потоп, горе великое это, и потопил их всех, хоть каждый был на холме. В Слиаб Бета на севере — Бит, грустен о том рассказ, Ладра у Ард Ладран, Кессайр в своем укрытье. Я же спасен оказался, волею Божьего Сына, защитника стад, отхлынул потоп от меня над Тул Туйнде могучей. Год я провел под потопом, у Тул Туйнде великой, не спалось никогда и спаться не будет, лучше, чем там спалось. Потом Партолон явился, из края греков, с востока, я все его ведал потомство, хоть путь его был и немалый. В Ирландии жил и тогда я, когда была тут лишь пустошь, вот сын Агномана явился, Немед, чья смерть прекрасна. Потом Фир Болг появились, воистину это правда, на этой земле был я с ними, пока они жили на ней. Фир Болг и Фир Галиойн пришли, давно это было, и Фир Домнайн пришли, что жили на западе в Иррус. За ними пришли Племена Богини, в облаках густого тумана, жил я тогда вместе с ними, и век тот был не короткий. Миля пришли Сыновья в эти земли померяться силою с ними, был я при каждом семействе до этого самого часа. Потом Миля пришли Сыновья из земель испанских на юге, жил я все время с ними, воистину славными в битве. Был уж мой век немалый, того я сейчас не скрою, пока не познал я веру, от Отца рая заоблачного. Я белый Финтан, сын Бохра, того я не скрою, здесь со времен я Потопа, мудрец благородный, великий.

— Воистину это славно, о Финтан, — сказали ирландцы, — и пусть не коснется нас ничто, чем мы могли бы тебя обидеть. Желали б мы знать, насколько крепка твоя память.

— Ну что ж, — ответил им Финтан, — как-то раз шел я на запад по лесу, что в западном Мунстере, и была у меня ягода красного тиса. Посадил я ее во дворе моего дома, и выросло там дерево в рост человека. Тогда перенес я его на луг вблизи дома, и выросло оно на лугу таким, что сто воинов усаживал я под его листвой. От ветра и дождя, от холода и зноя защищало оно меня. Так и жил я вместе со своим тисом, пока не опали его листья от старости. Тогда не стало мне от него больше пользы, и срубил я дерево и из ствола сделал семь чанов[131], семь [...], семь [...], семь ступ, семь кувшинов, семь [...] и семь чаш, да еще обручи для всех них. Так жил я и были со мной мои сосуды из тиса, пока не распались их кольца от ветхости Тогда переделал я их, но вышел у меня лишь... из чана, [...] из [...] ступа из [...], кувшин из ступы, [...] из кувшина и чаша из [...]. Господом всемогущим клянусь я, что не ведаю, где теперь все они, после того как сносились от ветхости.

— Воистину ты мудрец, — сказал тогда Диармайт, — и преступить твое слово, все равно что преступить слово старейшего. Оттого-то и позвали мы тебя, чтобы рассудил ты нас по справедливости.

— И вправду верно, — ответил Финтан, — что ведомы мне все мудрые суждения от сотворения мира до сего дня.

Потом сложил он такую песнь:

Так знаю я, безумцу того не открыть, того, кто был первым судьей, похвалюсь без утайки, суд первый свершил без просчета. Над дьяволом суд над горой Друим Ден[132], знаю о том я, как был он свершен возлюбленным богом, молва разнеслась, злодеянию первому первый был суд. Любимого бога божественный дар, чтобы был средь людей правый суд, речи прекрасной закон был дарован, лучше любого другого суждения, Моисею. Изрек Моисей благородное дело, слова того беспорочный закон, Давид произнес вслед за ним слово истины, слово пророка. Фениус Фарсайд, бесконечная милость, и с ним Кай Кайн-бретах[133], им даровано было, то праздник немалый, семьдесят два языка. С острова гойделов был Амарген, наше золото, слава и свет, Амарген Глуингел храбрейший, слово правды сказал в первый раз он о Таре. Три короля на Лиатдруим на Лер[134] и четыре сына Миля сражались за власть над Ирландией, дивной страной. И сказал им тогда Амарген самое славное мудрое слово, что Миля потомки должны отойти за девять волн лучезарного моря. Тогда отошли они в море, четыре сына короля Испании, и там схоронили, обряд над волнами — в Доме Донна оставили Донна. После жестокой и яростной битвы Ира оставили в Скеллига глине и камнях. На восток пустились в путь войска Эбера с Эремоном и, силу растеряв свою, бежав из Египта, Ирландию взяли. Потом рождеству было время Иисуса от девы Марии, благословенный закон был объявлен новым, чистейшим, священным заветом. Теперь довольно речей, это малая толика славных суждений, пусть храбрые воины знают, как мудростью им умудриться.

Воистину, это хорошо, о Финтан, — сказали тут все, — и нету для нас никого лучше, чтобы поведать о прошлом Ирландии.

— И вправду я помню, — ответил Финтан, — все, что случилось в Ирландии до сего дня, и знаю то, чему суждено быть до судного дня.

— Ответь же, — спросили ирландцы, — как досталось тебе это знание и что из преданий о былом нужно нам, дабы разрешить спор об установлении владений Тары?

— Нетрудно сказать, — ответил Финтан, — и немедля поведаю я об этом.

Как-то раз собралось великое множество ирландцев подле Конайнга Бекеклаха[135], подле короля Ирландии. В один из дней этого собрания увидели мы величайшего воина, прекрасного и могучего, что шел к нам с запада на заходе солнца. Охватило нас великое удивление при взгляде на его чудесный облик. Словно верхушки деревьев в лесу были его плечи, а между ног виднелись небо и солнце, ибо таков был его рост и благородство. Сияющее стеклянное покрывало было на нем, словно сотканное из тончайшего полотна. На ногах его были сандалии, но нельзя было узнать, из чего они сделаны. Желтые, словно золото, волосы вились у него до самых бедер. Каменные пластинки держал он в левой руке и ветвь с тремя плодами в правой, и вот что это были за плоды: орехи, яблоки и майские желуди, и все они были незрелыми. Миновал он нас, а потом обошел собрание со своей многоцветной ветвью из золота и ливанского дерева, и тогда один из нас обратился к нему:

— Приблизься и поговори с королем, Конайнгом Бекеклахом!

— Чего же хотите вы от меня? — спросил воин.

— Хотим мы узнать от тебя, куда ты идешь и откуда, как зовут тебя и какого ты рода.

— Воистину, иду я от захода солнца, — отвечал тот, — к его восходу и зовут меня Трефуйлнгид Трееохайр[136].

— Почему получил ты это имя? — спросили люди.

— Нетрудно ответить, — сказал воин, — оттого что я причина восхода и захода солнца.

— Что же привело тебя сюда, если должен ты быть сейчас на восходе?

— Нетрудно сказать, — ответил воин, — замучен и распят был ныне иудеями человек, и миновало их солнце после того деяния и не светило над ними. Пришел я к заходу, чтобы узнать, что сделалось с солнцем. И тогда открылось мне, в каких землях садится солнце, и пришел я к Инис Глуайре, что в Иррус Домнайн, ибо там порог, где садится солнце[137], как в раю Адама рубеж, где оно восходит. Ответьте же мне, — спросил воин, — какого вы рода и откуда пришли на этот остров?

— Нетрудно сказать, — отвечал Конайнг Бекеклах, — из потомства мы Миля Испанского и от греков ведем свой род. После того как построили Башню Нимрода и смешались языки, пришли мы в Египет по зову фараона, правителя этой страны. Нел, сын Фения, и Гойдел Глас правили нами, когда были мы на юге. Зовемся мы Фене от Фения и Гойделами от Гойдела Глас, как о том говорим мы:

Прозваны Фене от Фения, вот смысл без утайки, Гойделы от Гойдела Глас благородного, Скоты от Скоты.

Скота, дочь фараона, дана была в жены Нелу, сыну Фения, по пути в Египет. Оттого и считаем мы ее прародительницей и зовемся Скотами.

В ту ночь, когда бежали дети Израиля из Египта и прошли, не замочив ног, через Красное море во главе с вождем божьего народа, Моисеем, сыном Амрама, а фараон и все его войско были утоплены в том море за то, что держали в рабстве детей Израиля, предки наши страшились гнева фараона, если суждено было бы ему вернуться, ибо не пошли вместе с египтянами в погоню за божьим народом. А случись фараону не вернуться, боялись они, что обратят их египтяне в рабство, как некогда поработили детей Израиля. Оттого-то и бежали они ночью на десяти кораблях фараона через пролив Красного моря и безбрежный океан, лежащий вокруг всего света, на северо-запад через Кавказские горы, через Скифию и Индию, через тамошнее море, что зовется Каспийским, через Меотийские болота, Европу с юго-востока на юго-запад по Тирренскому морю, где по левую руку Африка, мимо Геркулесовых столбов в Испанию, а оттуда на этот остров.

— Где же эта страна, Испания? — спросил Трефуйлнгид.

— Нетрудно сказать, — ответил Конайнг, — на расстоянии взгляда от нас на юге, ибо взглядом своим узрел Бреоган горы Ирруса с вершины башни Бребгана в Испании. Это он приплыл разузнать про этот остров для Сыновей Миля, и за ним прибыли мы сюда на девятый год после того, как прошли израильтяне чрез Красное море.

— Сколько же вас на этом острове? — спросил Трефуйлнгид. — Хотел бы я видеть вас собравшимися в одном месте.

— Воистину не так и много, — ответил Конайнг, — и если такова твоя воля, то так тому и быть, но не возрадуется народ, что придется ему кормить и поить тебя.

— Не придется ему горевать, — ответил Трефуйлнгид, — ибо запах ветви, что держу я в своей руке, будет мне едой и питьем до скончания жизни.

Сорок дней и ночей оставался он с ними, покуда не собрались все ирландцы в Таре. Увидел их всех вместе Трефуйлнгид и сказал:

— Какие предания о людях Ирландии есть у вас в королевском дворце Тары? Покажите их мне!

— Воистину, не было у нас мудрых знатоков старины, пока не пришел ты к нам, — отвечали ему.

— Будут они у вас от меня, — сказал Трефуйлнгид, — ибо установлю я связь преданий и старины о владениях Тары и четырех частях Ирландии вокруг нее, ибо я истинно мудрый очевидец, толкующий каждому все неизвестное.

Приведите ко мне теперь по семь самых мудрых, искусных и осмотрительных мужей из каждой части Ирландии, а с ними и ученых людей из самой Тары, ибо подобает четырем королевствам быть при делении Тары и ее преданий, дабы каждые семь могли взять из них свою долю.

Потом обратился он к старейшим ирландцам и в стороне от прочих поведал им предания о всех ирландских краях.

— Подойди и ты ко мне, — сказал он затем королю Конайнгу, — дабы узнал ты и твои люди, как разделили мы Ирландию, и сообщил я о том семерым посланцам от каждой ее части.

Тогда сызнова рассказал он им обо всем и повелел мне объяснить и поведать об этом воинам, ибо не было никого старше меня среди ирландских старейшин. На Тул Туйнде был я во времена Потопа и оставался там после него тысячу и еще два года, пока пребывала Ирландия пустынной. А потом знал я все поколения ирландцев до того самого дня, как пришел Трефуйлнгид на собрание короля Конайнга Бекеклаха и, ведая вопросы, спросил меня:

— О Финтан, как поделилась Ирландия и где что в ней было?

— Легко сказать, — ответил Финтан, — на западе мудрость, на севере битва, на востоке изобилие, на юге музыка, в центре власть[138].

— Воистину, о Финтан, ты великий мудрец, — сказал Трефуйлнгид, — ибо так было оно и пребудет вовеки.

Ее мудрость, основа, учение, союз, суждение, истории, советы, повести, знание прошедшего, ученость, красота, красноречье, прелесть, скромность, доброта, изобилие, богатство — из западной части.

— Из каких же краев? — спросили воины.

— Нетрудно ответить, — сказал Финтан, — из Аэ, Умалл, Айдне, Байренн, Брес, Брефне, Бри Айрг, Беррамайн, Багна, Кера, Коранн, Круаху, Иррус, Имга, Имган, Тарбга, Тейдмне, Тулха, Муад, Муйреск, Меда, Майге (что между Трайге, Реоха и Лаха), Мукрама, Менмаг, Маг Луйрг, Маг Эне, Аранн, Айгле, Айртех.

А битвы ее, — сказал он, — распри, тяготы, поля сражений, споры, кичливость, бескорыстие, гордость, нападения, захваты, жестокость, войны, сражения — из северной части на севере.

— Из каких же краев? — спросили воины.

— Нетрудно сказать: из Лиу, Лорг, Лотар, Каланн, Фернмаг, Фидга, Сруб Брайн, Бернас, Дабал, Ард Фотайд, Голл, Ирголл, Айрмах, из Долин, Гера, Габар, Эмайн, Айлех, Имклар.

Богатство ее, — сказал он, — и довольство, пчелиные ульи, споры, боевые приемы, хозяева заезжих домов, благородные, чудеса, добрый обычай, обхождение, роскошь, изобилие, достоинство, сила, избыток, хозяйство, многоискусность, снаряжение, сокровища, шелк, полотно, одежды, платье с зелеными пятнами, гостеприимство — из восточной части на востоке.

— Из каких же краев? — спросили воины.

— Воистину нетрудно сказать, — ответил он, — из Фетах, Фотна, Инрехтра, Мугна, Биле, Байрне, Берна, Дренна, Друах, Диамар, Ле, Лине, Латирне, Куйб, Куалнге, Кенн Кон, Маг Рат, Маг Инис, Маг Муиртемне.

Водопады ее, собрания, благородные, разбойники, знание, искусность, музыка, песни, мелодии, мудрость, честь, напевы, учение, наука, доблесть, игра в фидхелл, жестокость, бешенство, искусство поэзии, защита, скромность, основы, свита, плодородие — из южной части на юге.

— Из каких же краев? — спросили они.

— Нетрудно сказать, — отвечал Трефуйлнгид, — из Майрг, Майстиу, Райгне, Райриу, Габайр, Габран, Клиу, Клайре, Фемнед, Файфе, Брегон, Бархи, Кенн Кайле, Клере, Кермна, Райтлинн, Гленнамайн, Гобайр, Луахайр, Лабранд, Лох Лейн, Лох Лугдах, Лох Даймдерг, Катайр Конрои, Катайр Кайрбри, Катайр Улад, Дун Бинди, Дун Кайн, Дун Тулха, Ферте, Феорайн, Фиандайн.

А ее короли, слуги, достоинство, превосходство, твердость, установления, законы, разрушения, мужество, колесничная езда, воинский дух, верховенство, высшая власть, власть олламов[139], мед, богатство, пиво, слава, великая молва, изобилие — в центре.

— В каких же краях? — спросили они.

— Нетрудно сказать, — ответил Трефуйлнгид: — из Миде, Биле, Бетре, Бруиден, Колба, Кнодба, Айлбе, Асал, Уснех, Сидан, Слемайн, Слане, Кно, Керна, Кенандус, Бри Скайл, Бри Грайги, Бри меик Тайдг, Бри Фойбри, Бри Дили, Бри Фремайн, Тара, Тетба, Темайр Брога Ниад, Темайр Брег, отсюда верховная власть над Ирландией.

Так оставил этот наказ Трефуйлнгид ирландцам навеки и дал Финтану, сыну Бохра, несколько ягод с ветви, что держал он в руке, а тот посадил их в тех местах, где, как полагал, смогут они расти. Отсюда и произошли деревья: Биле Тортан, Эо Роса, Эо Мугна, Кроеб Дайти и Биле Исниг[140]. А сам Финтан оставался и рассказывал ирландцам о старине, покуда не пережил эти деревья, что иссохли на его веку. Когда же узрел Финтан свою старость и ветхость деревьев, сложил он песнь:

Хорошо мне видно теперь, ясным утром после восхода, от Дун Тулха на запад вдаль, чрез гряду ливанского леса. Божьей волей теперь я старец, не пристало, как никогда, мне [...] уж давно я испил напиток из потопа вод над пупом Уснеха[141]. Биле Тортан и Эо Роса, что прекрасны равно и ветвисты, Мугна и Кроеб Дайти в этот день, и Финтан, переживший их. Пока гремит Эсс Руад и лососи в нем плывут, Дун Тулха у самого моря, славного памятью, не покинет. Пред всяким войском я памятью славен, воистину так и уж тысячу лет, до Миля сынов, неукротимая власть,- был очевидцем я верным.

Спел он эту песнь и оставался с ирландцами, и рассказывал им о былом, пока не был он призван Диармайтом, сыном Кербала, Фланном Фебла, сыном Сканнлана, Кеннфаэладом, сыном Айлиля, и мужами Ирландии, дабы разрешить их спор об установлении владений Тары. Вот как рассудил он:

— Пусть остается так, как узнали мы, и не подобает противиться наказу Трефуйлнгида Трееохайра, ибо не иначе как был он божий ангел или сам Бог.

Потом, как уж мы говорили, отправились ирландцы сопровождать Финтана к Уснеху, и там распрощались они на вершине холма. Тогда поставил он при них на вершине холма камень с пятью гранями и назначил по одной из них каждой пятине Ирландии, ибо Уснех и Тара[142] в ней, словно две почки у зверя. Потом отметил он меру каждого королевства в Уснехе и, поставив камень, сложил такую песнь:

Пять частей Ирландии, на море и на земле, об их границах скажу, о каждой части из них. От Дробайс[143] многоприютной на юг от Балах Куайрт до гордой Боанд, славной реке Сегайса. От светлоструйной Боанд с сотнями пристаней до многолюдного Комар Три Усци[144] холодного. От Комар с любезным ... до ущелья свирепого Пса, что Гласом зовется[145]. От Белах Конглайс того, прекрасна улыбка, до простора зеленого Луймнех[146], что в корабли стучится. От пристани на Луймнех, зеленой долины, до зеленолистной Дробайс опять, о которую плещется море. Воистину мудро деление дорог, прекрасно установление пяти частей. Острия королевств у Уснеха сошлись, тот камень они поделили на пять.

Потом наказал Финтан, что подобает считать пять пятин Ирландии из Тары и Уснеха, а тем взять по части их всех. На том месте распрощался он с мужами Ирландии и вернулся в Дун Тулха, что в Киаррайге Луахра, где одолела его немощь и сложил он такую песнь:

Долгая жизнь моя ныне слабеет, дряхлость мне больше идти не дает, обличье свое теперь уж не изменю, я Финтан, сын Бохра. Целый год был накрыт я потопом, во власти небесной Творца, потом еще тысячу лет я отрадных после потопа один был. Потом прибыл славный чистейший народ, что на Инбер Байрхе жил, благородной женщины стал я супругом, Айфе, дочери Партолона. Немалое время потом современником был Партолона, пока не пошло от него без числа и без счета потомство. Мор греховный напал вдруг на них, к востоку от Слиаб Элпа, оттого-то тяжелый удар зовется в Ирландии Тамлахт. Тридцать лет миновало потом до прихода потомства Немеда, между Иат Боирхе древним, травами жили, не зная раздоров. На Маг Райн[147], божья мудрость — опора, я сосватал Эбленн с лучезарною кожей, Луга сестру, Киана с Этлиу дочь, неукротимо стремление. Я помню рассказ обо всем знаменитом, предание о Маг Райн, в битве жестокой при Маг Туиред потомство изгнали Гомера. Лес огромный с тонкими ветвями был здесь во времена Племен Богини Дану, пока не увезли его к востоку корабли фоморов после смерти Балора. дочь Тога серых волн морских, женщиной она была тогда, чьим именем назвалась Слиаб Райзен. Лекко, дочь могучего Тала, и Мид, заложников хвалы, нашла на холме она их не в унынье вместе с Мид с юго-востока. Хотя сегодня я в Дун Тулха, моя погибель все ближе и ближе, правитель славный, что меня питал, послал мне дряхлость ныне.

Великая грусть охватила его, когда увидел он знаки близящейся смерти, но, поняв, что назначил Господь принять ему смерть и не менять больше своего обличья, сложил он такую песнь:

Сегодня немощен я в Комор Куан, нетрудно мне говорить об этом, я родился и в силу вошел за пять десятков лет до Потопа. Светлый правитель мне даровал продление доброй судьбы, пять сотен и пять тысяч лет, вот долгота того срока. В укрытых местах Маг Майе, там, где Глеойр, сын Глайниде, я времени выпил напиток, уж не осталось со мной никого. Первый корабль, слышно празднество было, после греха что в Ирландию прибыл, на нем я с востока приплыл, сын прекрасноволосого Бохра. От него был рожден я, от властелина, потомка Ноя и сына Ламеха, после смерти Кессайр немалое время рассказывал я о прошлом Ирландии. Вит, Ноя сын, прежде всех прибыл в Ирландию жить, а Ладра Кормчий за ним первым был здесь похоронен. Господу слава, я старец почтенный, правителю, неба святого творцу, но пользы мне нет, хоть и так, дряхлость не в помощь уж мне. Пять захватов — нет лучше деяний, — Ирландии знала земля, и после них был я здесь, до прихода Миля потомков, Я Финтан, я немало жил, я знаток старины благородного войска, в мудрости, славных делах недостатка не знал я, пока годы и дряхлость ко мне не пришли.

Так закончил Финтан свой срок и век, а потом покаялся он и принял причастие из руки епископа Эрка[148], сына Охомона, сына Фидаха. Души Патрика и Бригиты были при его смерти. Между тем неизвестно, где он похоронен. Иные думают, что смертная плоть его была перенесена в богом сокрытое место, как случилось то с Элией и Энохом, которые ожидают в раю воскресения почтенного старейшины, Финтана, сына Бохра, сына Эйтиера, сына Руала, сына Аннида, сына Хама, сына Ноя, сына Ламеха.

Воспитание в Домах Двух Чаш[149]

Верховный правитель бесстрашный, не знающий поражений, многодетный, могучий, свирепый, краснощекий, ужасный, без раздора, без порчи, сделался тогда королем Ирландии. Звали его Эремон Великий, сын Миля, а ту, что была его женой, — Тэа, дочь Лугайда, сына Ита, сына Миля. От ее имени и пошло название Мур Тэ, иначе Темра[150]. Муигне, Луигне и Лаигне звались его сыновья, дети воина, ибо хоть и не Миль было имя их отца, воистину воин был он по доблести и великой своей храбрости. Славными мужами были его братья — Донн, Эбер, Амаргйн, Араннан и Колпа с мечом. Верно и то, что был он первым королем Ирландии, ибо не звалась она так до трех сыновей Кермада Мидбеойла, сына Дагда, что попросили вместо награды дать их имена[151] этой земле — Эйре, Фодла и Банба. Воистину первым правил в Ирландии Эримон, как говорит о том филид:

Молвил Финтан, вера герою, о приходе скотов из Скифии, знали о том величайшие е тонкими пальцами, первым в Ирландии был королем Эримон.

И вступил он в битву за Банба для своих братьев, и заставил Племена Богини Дану претерпеть великие потери и поражения у Друим Лиген и у Лох Фебайл, свирепо сражаясь за Ирландию для Эбера Финна и себя самого. И целый год вместе правили они Ирландией, пока не поднялась буря распри и кипение гнева и не помутились братские чувства в душах двух верховных королей, свидетельствуем мы[152] ... между ними, что во всем том виноват был Эбер, ибо это он отверг брата из-за дурного слова и хитрости своей жены и, возгордившись, дал битву Эримону, и гордыня его и непослушание обернулись против него самого, ибо жестоким было сражение у Гейсиле[153], и пал в нем Эбер от руки Эримона. Не должно было Эберу затевать это, ибо Эримон сражался за власть над Ирландией для себя и своего брата, и это он первым дал битву при Таиллте Племенам Богини Дану, где пали три короля Ирландии — Мак Куйл, Мак Кехт и Мак Грене, и это он сразился против Племен Богини Дану у Друим Лиген, да и не против них одних, но и прних дальше речь в истории, что должна быть написана. До сей поры про деяния потомков Миля.

Теперь рассказ о Племенах Богини Дану. Когда сокрушил Эримон их героев и воинов в битвах при Таиллте и Друим Лиген и отспорил ирландскую землю, Племена Богини Дану призвали благородного верховного короля, великого и могущественного Мананна-на, чтобы дал он им совет. И сказал Мананнан, что надо воинам разойтись по сидам и жить в холмах и приветливых долинах Ирландии. Назвали тогда Мананнан и воины своим королем Бодб Дерга[154], и указал Мананнан всем благородным мужам их сиды: Бодб Дергу — Сид Буйдб на Лох Дергирт, гордому Мидиру — Сид Труйм с прекрасными склонами, любезному Сигмалу — прекрасный на вид Сид Неннта, Финнбару Меда — Сид Меда с черной вершиной, великому Тадгу, сыну Нуада — Сид Дромма Ден, Абартаху, сыну Илдатаха — Сид Буйде с чудесной вершиной, Фагартаху — воистину славный Сид Финнабрах, Иллбреку — Сид Аэда Эса Руад, Лиру, сыну Лугайда — Сид Финнахайд с зеленой травой, Дергу сладкоречивому — Сид Клейтиг.

И всякому из Племен Богини Дану, кому должно было иметь поселение и достойное жилище, тому назначил Мананнан особое место для каждого благородного воина и даровал им Фет Фиада, из-за чего и были они невидимы, Пир Гоибниу, дабы отвратить от королей смерть и старость, и свиней Мананнана[155], чтобы могли убивать их и снова были живыми те свиньи. Рассказал им Мананнан об их сидах и убранстве жилищ на чудесной Эмайн Аблах и Тир Тайрнгире с прекрасными склонами. Потом взяли они с Мананнана слово, что, когда будут готовы их жилища, придет он на празднество каждого сида и на пир каждого правителя, дабы имел он по праву причитающееся ему и должное от каждой крепости.

Был в ту пору в Ирландии и еще один чародей, о котором мы не говорили, — Элкмаром[156] звался тот муж, а сын его Кайрбре Кромом. Властью своей был известен и сын Кайрбре Крома — Сигмал. У Элкмара рос Энгус Ок, сын Дагда, а жилищем его был Бруг у Бойн[157]... из благородных Племен Богини Дану был этот достойный муж. И решил Мананнан принять приглашения героев. Когда же решил дать пир в своем жилище Бодб Дерг, сын Дагда, послал он гонцов к Мананнану, дабы явился тот со своими людьми.

Не место здесь говорить, что там случилось да как, скажем лишь, что не было там никому ни в чем недостатка. Так объехал Мананнан каждый из сидов, а когда узнал об этом Элкмар, то посчитал недостойным и неподобным, чтобы забыли его благородные мужи, и послал к ним с приглашением своего приемного сына, Энгуса Ока, сына Дагда. Прибыл тогда Мананнан на берег зелено-водной Бойн. Свежим тростником был устлан перед ним прекрасный Сид ан Брога, когда подошел Мананнан к воинам перед кре постью. Вот какова была она внутри — дивный пол от двери до двери весь из меди с узорами светлой бронзы, а на том полу прекрасные серебряные ложа с заостренными, словно ключи, углами, со сладкозвучными птицами на этих остриях. Немалое увеселение для верховного короля, даже если не имел он[158]... но слушать ... для радости юношей и услады девушек над руко дельем и звука искусно переставляемых фигур фидхелла. Но составил бы рассказ о том доме без малого целую книгу, если бы кто затеял его. Были на том пиру все из могущественных воинов Племен Богини Дану и благородных мужей Тир Тайрнгире, и не сыскалось бы среди них вождя или короля, кто не желал бы себе такого дома.

Пошел тогда Элкмар к месту совета и собрания и позвал к себе своих людей да управителя по имени Диху, и сказал им:

— Отправляйтесь к лесам, водопадам и рекам Ирландии, чтобы добыть птицу, рыбу и оленину для верховного короля.

Ушли тогда сам Диху и его сын, славный юноша по имени Рок, сын Диху. А вожди между тем собрались на пир, и сам Мананнан сел с воинами, Бодб Дерг сел по его правую руку, а Элкмар у той руки, что в каждой схватке держала щит. Эхдонн Мор, сын Мананнана, сел со стороны королевских покоев, а по правую руку героя сел Абартах. На юг от него сел Сидмалл, а дальше уже все воины расселись так, как пристало и положено было каждому, а Энгус со своими людьми усаживал их и подавал лучшие напитки да кушанья, так что недолго спустя охватили всех хмель и веселье.

Три дня и три ночи провели так воины, а к исходу четвертого дня повелел Мананнан всем уйти, так что не осталось в доме ни одного из вкусивших жизнь сыновей женщины, никого вовсе, кроме самого Мананнана и Энгуса. Обратился тогда к нему Мананнан и сказал так:

— Воистину хорош этот дом, о Энгус, и не видел я прежде ничего подобного, кроме Круйтин на Куан и Эмайн Аблах. Славно стоит он на берегу Бойн у границ пяти королевств. Случись мне, о Энгус, быть на твоем месте, то сам заполучил бы я этот дом и заставил Элкмара покинуть его. Друг твой научит тебя заговору и чарам, чтобы исполнить это.

Так сказал он и спел песнь, которую мы не станем упоминать.

После той песни снова повел Мананнан разговор и сказал так: — Знаешь ли ты, о Энгус, что из всех вас, Племен Богини Дану, я верховный король над всеми королями, предок всех ваших воинов, советник всех ваших отрядов и вождь всех ваших героев? Так что хоть и приходится тебе Элкмар приемным отцом, я воистину отец твой в мужестве, доблести и магии. Я приемный сын Дагда[159], твоего отца, и всякий его потомок, живущий и довольстве, обязан этим и мне.

— По душе мне твои слова, — сказал Энгус, — но почему припомннл ты эту дружбу?

— И это узнаешь ты, — отвечал Мананнан, — но прежде поклонись своим пурпурным щитом, своим мечом и досточтимыми богами, что на сей раз поступишь по моему совету.

И тогда, хоть и против воли, дал свое слово Энгус, ибо словно отец был ему Мананнан.

— Знаешь ли ты, о Энгус, — сказал тогда Мананнан, — что не по праву владеет Элкмар этим жилищем и крепостью и что не навечно останется ему Брут? Когда приготовят для нас покой для питья, иди же к Элкмару и вели ему удалиться отсюда, и будет это для тебя добрым знамением и знаком, а ему обернется убытком и горем. Принесет ему изгнание чудо, которое привело ангелов от Царя Небесного и Правителя Мира, которым отняли мы у Фир Болг власть над Фодла, а Сыновья Миля отняли ее у нас самих. И скажи ему, чтобы не возвращался он в дом, который покинет, покуда не станут снова одним огам и аху[160], земля и небо, солнце и луна.

— Скажи, есть ли еще бог над нашими богами? — спросил тогда Энгус.

— Воистину да, — отвечал Мананнан, — и это единый Господь всевластный[161], что способен проклясть наших богов, а они не в силах повергнуть его, — великий властелин, что сотворил небеса и твердь, и море со всеми его чудесами, и все четыре всесветных стихии. Знаешь ли ты, о Энгус, отчего в начале начал сотворены были люди?

— Не знаю, — ответил Энгус.

— Вот какова причина тому, — сказал Мананнан, — десять чинов ангельских сотворил вокруг себя Господь, о котором я говорил, и преисполнился спеси и гордости господин десятого из них. и покинули они тучную равнину небес, и удалил их Господь от себя[162] ... и сотворил людей ... и превратил в демонов тех, кто в гордыне своей отринули его, и назначил им темницу и узилище в наказание, а всякого, кто послушен воле его, принимает он к себе на небо, а те, кто противятся ей, попадают в эту темницу. Вот как сотворены были люди, однако не о том сейчас речь, а о том. чтобы послушался ты моего совета.

— Согласен я сделать по-твоему, — отвечал Энгус, — ибо в моих руках честь и довольство Бруга, и мне назначен он со всем своим добром и достоянием. Но вовеки не прославиться ни одному приемному сыну, если я сделаю так.

Довольно, — сказал Мананнан, — ибо король благороднее низшего короля, вождь благороднее наследника, власть лучше сопротивления, твердость лучше, чем жалость, и ...[163] из его рук лучше, чем ... матери и отца, кого бы из них ты ни просил.

Придали Энгусу твердости эти речи, и сказал он: — На сей раз поступлю я по твоему совету, о верховный король!

Между тем спрашивал Элкмар у своих близких, должна ли ждать королевская трапеза тех, кого послал он за птицей, рыбой и олениной. И сказали ему все, что не должно королю ждать их возвращения, ибо вдоволь у них и так еды и питья. Тем временем вышел Мананнан наружу, а Элкмар приготовил все в Бруге к его приходу, и тогда вступил Мананнан со своими людьми в сид и расселись воины, как то подобало каждому, а с ними сел и Мананнан. Принялся каждый брать свою долю и отведывать кушанья, покуда скоро все не захмелели. Лишь один Энгус не веселился, ибо не мог есть, страшась предательства своего приемного отца. И все же встал он перед Элкмаром по велению Мананнана и произнс ужасное заклинание против своего приемного отца и призвал Элкмара покинуть Бруг без промедления и задержки. После таких слов Энгуса своему приемному отцу быстро, пугливо, в смятении поднялся Эдкмар, словно пугливый олень, страшащийся погони, будто стая птиц, взвивающаяся при виде ястреба.

Потом вышел Элкмар прочь из Бруга со всеми своими людьми, мужчинами и женщинами, и уж никто не сказал бы тогда, что нет власти у дьявола, ведь даже если бы все ирландцы разом помыслили удержать кого-то из них, ни за что не смогли б они этого сделать, такова была сила чар и заклинания. Когда же вышел Элкмар на сырой луг, что на склоне Бруга, поглядел он на свою жену и на всех, кто был с ним.

— Горестно мне за вас, возлюбленные мои спутники, — сказал он, — ибо нелегко расставаться вам с Бругом и Бойн, и немало тягот и сожалений выпадет на вашу долю. Коварный Мананнан научил моего приемного сына чарам и заклинанию, дабы изгнать меня колдовством и дьявольским искусством. Горе тому, кто после этого окажет милость своему приемному сыну. Слово мое порукой, что, коли бы пожелал Энгус владеть после меня Бругом, не пришлось бы ему настаивать на этом.

Потом пошел он от них, а Энгус между тем вышел на луг и стал просить Элкмара остаться и не двигаться в ПУТЬ, ибо охватили его стыд и раскаяние. Но не в силах он был одолеть силу чар и заклинания, что сам возвел на своего приемного отца, и после тех слов ушел от него Элкмар. Лишь только скрылся он со своими людьми, как увидел Энгус управителя Бруга с женой и сыном, и тогда рассказали они обо всем друг другу, и согласился управитель принять власть Энгуса. Сказал ему Энгус, чтобы остался он управителем Бруга, ибо не испытал он силы заклятья, и тогда весь Брут был отдан ему в подчинение.

Случилось так, что ждала в ту пору ребенка жена управителя. Когда увидел это Энгус, дал он тому поручительство на воспитание, и когда вошли они вместе в Бруг, поручился перед ним в дружбе и Мананнан. И спросили потом вожди у Мананнана, знает ли он, где найдет себе прибежище Элкмар.

Ничего я не знаю об этом, — сказал Мананнан, — и не знает про то ни один мудрец и провидец в целом свете, разве что сам Господь всемогущий.

Потом устроил Энгус празднество в Бруге для самого Мананнана и славнейших из Племен Богини Дану. И когда кончили пировать благородные ... услышать, что он скажет ... и сказал

— Жена твоя тяжела, и, кого бы ни родила она на свет, будет ему забота и воспитание, так же как и любому другому из Племен Богини Дану.

— Воистину так, — сказал тогда Мананнан и с ним вместе все остальные.

Тогда взял Энгус с каждого поручительство о воспитании. Потом отправился Мананнан в свою крепость, и не успел он прибыть туда, как родила его жена дитя, что было в ее утробе, — красивую и ладную девочку с вьющимися золотистыми волосами. Окрестили ее, как должно, и дали девочке имя Курког[164]. Потом отвели Курког к Энгусу на воспитание, а вместе с ней дочерей других благородных мужей одного с ней возраста. Между тем родила дочь и жена управителя, и дали ей имя Этне[165]. Взял ее Энгус на воспитание, как и всех остальных.

Сделан был для них прекрасный солнечный покой, и не было на всем свете девочек прелестнее и милее, чем те, что жили с Курког. Но одна из них была всех красивей, милей и пригожей — Этне, дочь Диху, так что никто не мог поглядеть на нее, не полюбив всей душой, и сам Энгус дорожил ею превыше прочих. По всей Ирландии славили девочек, а больше Курког и всех прочих восхваляли Этне.

Услышав молву о девочке, пришли к Бругу на Бойн лучшие мужи из Племен Богини Дану, и среди прочих Финнбар Меда из Сид Меда, что с голыми склонами. Воистину славно встретили его, а потом распрягли их коней и колесницы, и вошли гости в Бруг вместе с Энгусом. Там принялись они пить и веселиться, и тогда сказал Финнбар, что пришел он посмотреть на девушек.

— Выбирай, — сказал на это Энгус, — желаешь ли ты, чтобы привели их сюда или сам отправишься в солнечный покой?

Захотел Финнбар, чтобы предстали перед ним девушки.

Послал тогда Энгус за Курког и всеми остальными, и вскоре пришли они к Финнбару и Энгусу. Посмотрел Финнбар на Курког и девушек, а дольше других на Этне, и спросил:

— Кто та из них, что сидит на пятках? Хоть и спрашиваю я об этом, знаю, что она дочь управителя, и хотел бы назвать ее Сидящая на Пятках.

А потом сказал он:

Королевская дочь управителя, лебедь стройный, прекрасный и статный, достойного мужа потомство, села на пятки свои.

От таких слов побелело, посерело и покраснело прекрасное лицо девушки, и ушла она в грусти, тоске и слезах в солнечный покой, где должна была жить.

Когда увидел все это Энгус, то охватил его гнев, и вскричал он, что подобает убить Финнбара с его людьми, но потом вспомнил Энгус о дружбе, и тогда смягчилось его сердце и утихла ярость.

После того, что случилось, в гневе направился Финнбар прочь из Бруга, но сказали его люди, что не должно затевать распрю с братом, и тогда вернулся Финнбар в Бруг, предстал перед Энгусом и преклонил до земли свои светлые и ловкие колени.

— Отчего так делаешь ты, о Финнбар, — спросил Энгус, — когда ты старше и благородней меня, а я самый юный из потомков Дагда?

— Каждому должно корить себя за свою вину, — отвечал Финнбар.

— Доволен я твоими словами, — сказал Энгус.

Тогда соединили они свои прекрасные уста и обменялись поцелуем дружбы. Потом приготовили все в Бруге для Энгуса и Финнбара и привели в покой Курког и ее девушек, а Энгус и Финнбар сели с вождями и посадили Курког между собой, дабы почтить ее, а Этне, дочь Диху, свою любимицу, посадил Энгус подле себя самого.

Не было недостатка во дворце в еде, напитках и прочих добрых припасах, так что вскоре не осталось никого, кто бы не захмелел и не развеселился, кроме разве самой Этне. Не соглашалась она отведать кушанья, сколько ни просили ее о том Курког, Финнбар, Энгус и все, кто там были.

Три дня и три ночи пировал Финнбар в крепости, а к исходу третьего дня распрощались они, и отправился Финнбар к прекрасному Кнок Меда.

Между тем семь дней и семь ночей не притрагивалась Этне к еде и питью, и не сумел бы ее уговорить отведать их ни один ирландец. Не нашлось бы в целом свете такого напитка и кушанья, которого бы не ставили перед ней, но все было напрасно. И тогда спросил ее Энгус, не желает ли она отведать молока бурой коровы из прекрасной золотой чаши. Дивным невиданным сокровищем была эта корова Энгуса, и не было в Ирландии и на всей земле подобного ему, не считая еще только одной коровы.

— Кто подоит ее для меня, о Энгус? — спросила девушка.

— Тот, кого сама ты выберешь в этом доме, пусть даже Курког, — ответил Энгус, — а если хочешь, сама подои ее.

— Я сама подою ее, — сказала девушка.

— Да будет так, — ответил Энгус.

Потом привели к девушке корову с шелковыми путами и прекрасной золотой чашей. Омыла Этне свои нежные руки с белыми пальцами и розовыми ногтями и немедля подоила корову. Выпили Этне; и Энгус молока бурой коровы, и с той поры всякий раз, как подходило время еды, приводили ее к девушке, и было ей это молоко едой и питьем. Даже если бы приносили ей все кушанья, что нашлись бы на свете, не была бы девушка здоровее, чем питаясь одним молоком бурой коровы. Как-то раз, когда доила она бурую корову, спросила девушка Энгуса:

— Где взял ты эту бурую корову? Уж не Элкмар ли оставил ее тебе?

— Расскажу я тебе об этом, — ответил Энгус. — Однажды отправился я с Мананнаном на восток через море, и оказались мы у Золотых Столбов на восточном краю света, а оттуда попали в Индию, где и получили невиданное сокровище, равного которому дотоле не бывало: двух коров с острыми рогами и неистощимых на молоко, одну пятнистую, а другую бурую. Привели мы их в Ирландию и тут поделили, и оставил мне Мананнан половину — чашу, корову и путы. Привел я с собой ту, что ты видишь, бурую корову Энгуса, у которой молоко не переводится в любое время года и вкусом походит на мед, хмелем на вино, а силой на добрую пищу. Вот как получил я бурую корову.

Потом расспросил Энгус каждого друида, провидца, колдуна и чародея Ирландии, отчего не желает Этне другой еды, кроме молока бурой коровы, и ни от кого ничего не узнал. Между тем дошла молва о том до Круйтин на Куан, Эмайн Аблах и благородных мужей Тир Тайрнгире, и удивились они тому, что узнали об Этне из Ирландии. Послал тогда Мананнан гонцов за Курког, ее девушками и Этне, дабы узнать, отчего не желает она никакой пищи, и пришли те гонцы в Бруг на Бойн. Послал Энгус с девушками своих слуг и верных людей в Эмайн Аблах, и добрались они все до луга у Круйтин на Куан. Вышли к ним туда все тамошние юноши, сам Мананнан с благородными вождями и его жена[166] со своими женщинами.

Потом радушно приветствовали они девушек и приготовили для них дом жены Мананнана, а сам Мананнан отозвал в сторону Курког с Этне и спросил дувушку:

— Верно ли, что не ешь ты никакой пищи?

— Воистину это правда, — ответила Этне.

— Отчего ж это так? — спросил Мананнан.

— Сама не знаю, — ответила девушка, — но только после того, как осрамил меня Финнбар, не могу я есть ничего, кроме молока бурой коровы Энгуса, когда сама я дою ее в золотую чашу.

— Сегодня вечером я сам приготовлю тебе еду, — сказал Мананнан.

И таков был муж, что сказал эти слова, что не могла укрыться от него ни одна болезнь или немощь, и на каждую из них знал он лучшее лекарство. Как бы ни сторонился человек еды и питья, всякому мог он внушить голод и жажду.

Пошел Мананнан к главному управителю и велел ему сдобрить острыми приправами еду для Этне, и сам испытал на ней свои чары. Потом направились Мананнан и женщины в покой для трапез, и там подали им лучшие кушанья и приправы, но не было Этне от них никакого прока. Удивились все, что не смог Мананнан заставить девушку отведать напитки да кушанья, удивился и сам Мананнан, что остались бессильны его [...] и могущество. Не было ему большего позора, чем гость, не притронувшийся к еде в его доме, и тогда спросил он, согласна ли девушка отведать молока пятнистой коровы, что подоит она сама или кто-то другой в золотую чашу[167], ибо из одних краев привели обеих коров — бурую и пятнистую вместе с путами и золотыми чашами.

Привели к девушке корову вместе с чашей и путами, подоила ее Этне, и было ей это молоко питьем и кушаньем все время, пока оставалась она в спелости.

— Знает ли кто из вас, отчего эта девушка ничего не ест? спросил Мананнан у своих людей.

— Воистину нет, — отвечали ему те.

— Видно, не из наших она людей и не из людей Энгуса, — сказал тогда Мананнан, — ибо, когда осрамил ее Финнбар, отлетел демон от сердца Этне и явился на его место ангел. Оттого-то и не принимает нашу еду ее тело и тщетны мудрость друидов и дьявольские заклинания. Оттого пьет она лишь молоко этой коровы, что привели ее из страны веры — Индии. Не переведутся впредь у ирландцев рассказы о пище и воспитании девушки, о пище Домов ДВУХ Чаш, и станет ее досточтимым богом триединая Троица.

Две недели и месяц провели Курког, Этне и девушки в Эмайн Аблах, и все это время ничем не питалась Этне, кроме молока пятнистой коровы. Потом отправились они домой, ибо хоть и царили в Эмайн Аблах веселье и радость, довольство и наслаждение, милее было Курког в Бруге на берегу Бойн. Думал Мананнан удержать ее и спел такую песнь:

О Курког, прекрасная обличьем, не противься остаться у нас, будешь ты слушать весь вечер песни Тир Тайрнгире. Когда возлежу я на ложе, всеми богатствами я наслаждаюсь, ................................ ................................ Солнце ласкает Круйтин Куан, и птицы здесь не несут беды, ................................ ................................

После того собрались девушки в путь и распрощались с Мананнаном, его женой и людьми. Пришли они к Бругу на Бойн, где встретил их Энгус и приветствовал девушек. Стал он расспрашивать их и пожелал узнать у Курког, согласилась ли Этне отведать напитки и кушанья и дознался ли Мананнан, отчего не желает она к ним притронуться.

— Ничего не пила и не ела она все это время, — ответила Курког, — кроме молока пятнистой коровы, и вся великая власть Мананнана не могла заставить ее отведать иного питья или кушанья. Лишь только смог он узнать, отчего не желает она никакой пищи.

Говорил ли тебе он об этом? — спросил тогда Энгус. — Воистину да, — ответила девушка, — и сказал он, что единый Господь всемогущий воспрещает ей есть пищу Племен Богини Дану. И еще говорил он, что, когда опозорил Этне Финнбар, отлетел от девушки злой дух и явился на место его ангельский образ. В том и причина, что не желает она еды и питья, ибо не принадлежит теперь никому иному, как только верному народу единого всемогущего правителя.

Так жила девушка со времен Эремона, сына Миля, до правления Лоэгайре, сына Ниалла Нойгиаллаха, когда прибыл в Ирландию Тайлгинн. В ломе своего приемного отца Энгуса, что в Бруге на Бойн, да в Эмайн Аблах у Мананнана проводила она время. Ни к какому питью и еде не притрагивалась она у Мананнана, кроме молока пятнистой коровы, а в Бруге пила лишь молоко бурой коровы Энгуса и всякий раз, как уже говорилось, сама доила их в золотую чашу.

И прославилась эта ее пища по всей Ирландии среди Племен Богини Дану и Сыновей Миля — "Пища Домов Двух Чаш и Воспитание Домов Двух Чаш" стали с тех пор говорить все и будут говорить во веки веков.

Когда же пришел Тайлгинн и прогнал из Ирландии друидов и демонов, а ирландцы прияли ярмо истинной веры и благочестия, как-то раз летним днем была Курког со своими девушками на лугу перед Бругом на Бойн. Мучили девушек зной да жара, и пошли они искупаться в Бойн. Когда же наплавались они вдоволь, пошла каждая девушка из воды к своей одежде. Не заметила этого Этне, и случилось тогда, что рассеялись чары Фет Фиада, от которых были раньше девушки и сама Этне невидимыми. Тут перестала девушка видеть своих подруг, а сама стала видимой всякому.

Вышла она из воды, оделась и принялась искать девушек на берегу Бойн, но нигде не могла их найти. Недалеко отошла она, как вдруг увидела тенистый развесистый сад с простой кладбищенской оградой вокруг. Приблизилась Этне к ограде и заметила у входа в храм седого приветливого священника, который истово молился Создателю перед лежащей книгой. Приветствовала Этне священника, а тот спросил:

— Отчего ты совсем одна, о девушка?

Рассказала ему девушка все о себе и спросила:

— Кто ты, о священник, и из какого народа?

— Я из людей божьих, — ответил священник, — а Патрик, сын Кальпурния, мой второй отец. А из наших ли ты людей?

— До сей поры была я из Племен Богини Дану, — ответила Этне, — а отныне будем мы с тобой из одного народа.

— В добрый час ты пришла, — молвил священник, — и не пристало мне отвергать того, кто желает быть из людей божьих.

— Что же ты делаешь тут? — спросила девушка.

— Молюсь Господу и читаю вслух книгу, — ответил священник, — и коли ты из людей истинного Бога, то странно, что не знаешь этого.

— Как же мне было узнать, — отвечала девушка, — когда не случалось мне видеть такого. Хотела бы я, чтобы с этой поры ты наставлял меня и учил каждый день.

И еще сказала она:

— Дай мне то, о чем поешь ты, о сулящий счастье муж, сладости, равной твоей, не знала я в Тир Тайрнгире. — Если сладко тебе то, что слышишь, о прекрасная золотоволосая девушка, узнаешь воистину ныне то, что хранит эта книга. — Возьми ж крепко этот псалтырь, о счастливый слуга Тайлгинна, все то, что есть в нем, искусно в душу мою ты вложи.

После той песни склонила девушка голову над книгой и принялась читать ее так, словно вникала в нее с той самой поры, как появилась на свет. Удивился священник речам девушки и тому, как читала она книгу, ибо даже имей она перед собой все книги, что принес в Ирландию Патрик, без труда прочла бы она и их. Преисполнился к ней священник почтения и любви, и так провели они время, пока не подошло священнику время трапезы. Потом поднялся он, взял свою снасть и отправился с нею к реке. Недолго ждала его Этне, как уже воротился он и принес с собой доброго лосося.

— Что это у тебя? — спросила девушка.

— Доля моя дневная от Господа, — ответил священник, — и ныне потребна она мне больше, чем прежде.

— Отчего ж так? — спросила девушка.

— Оттого, что нет у меня больше того, что надобно одному человеку.

— Знаю я, как нужно сделать, — сказала Этне, — возьми снасть и испроси у Господа для меня то же, что получил ты сам.

— Так я и сделаю, о девушка, — ответил священник.

Потом пошел он к реке и забросил крючок. Недолго пришлось ему ждать, как поймался на него лосось, да такой, какого он и не видывал прежде. Нелегко было ему нести его, когда отправился он назад к девушке. Положил он лосося на землю, поклонился и сказал девушке:

— Из людей господних воистину ты, о девушка, и да пребудет моя душа под защитой твоей.

Потом уселся он и принялся жарить рыбу, покуда она не сготовилась. Утолили они голод половиной половины рыбы, и от каждого куска ее исходил медовый дух. Потом постелил священник себе и девушке, и стали они в один голос читать молитвы всякий раз, когда приходило время. Вот рассказ о том, что случилось с девушкой.

Между тем оставили Этне подруги и никак не могли разыскать ве. Опечаленные, пришли они к Энгусу и обо всем рассказали. Немедля позвал он Курког и, когда взнуздали ему коня, немедля пустился на поиски Этне. Быстро скакали они, и не было такой крепости во всей Ирландии, где бы не побывали они, но нигде не могли найти девушку. Вернулись они тогда к берегу Бойн и стали искать ее там. Вдруг увидели они часовню и хижину подле нее и подошли к другому берегу реки. Выглянула Этне из хижины и, увидев всадников, узнала Энгуса с Курког и ее девушками. Заметил священник, куда она смотрит, и поглядел в ту же сторону, но только ничего не увидел, ибо лежало на них заклятье Фет Фиада. И тогда спросил

— Что ты там видишь, о девушка?

— Вижу я Энгуса, своего приемного отца, который ищет меня, — ответила Этне, — и молочную сестру свою Курког, и людей из Бруга, и женщин оттуда. Но напрасно ищут они меня.

— Да будет так, если случится на то воля божья, — сказал священник.

Тут пропела Этне:

Дороги мне те, что скачут по голубым берегам Бойн, горд королевский их облик, не случалось бежать им от битвы и схватки. Славный король во главе их, Дагда он сын — Энгус Ок, всадник он, мореводитель, разящий ударами воин. Славная свита из дивного Бруга печально и горестно ищет меня, зваться Энгус будет нынешней ночью "скорбный, что не нашел то, что ищет". Женщины в Бруге прекрасном, ольховом, и молочная сестра моя, Курког, плач обо мне их не смолкнет, тяжко с ней будет любой. С того самого дня, как познала позор от брата отца моего, от Финнбара, не желаю я быть с Мананнаном, с благородным Илбреком, с Сигмаллом. Благославляю теперь я Финнбара, через которого Господа я возлюбила, через голос прекрасноволосого мужа, хоть тогда и считала я это позором. Не буду я с Абартахом, с Мидиром, с Бодб .................................. .................................. Ныне ни с кем я не буду из Племен Богини Дану, теперь посвящу Иисусу тело мое и душу. Во благо приход Тайлгинна в Ирландию тисовых рощ, теперь не могу без него я, хоть и мало таких, кто его почитает.

После той песни вознес священник молитву Господу, дабы явился Святой Патрик помочь и поддержать его и не забрали бы девушку против ее воли. Даровал ему это Господь, и случилось так, что в одно время подошел Патрик со своими спутниками к двери часовни, а Энгус к берегу реки. Тогда спросил Патрик священника о девушке и заговорил о ней с Энгусом[168], и сказал тот:

— Позволишь ли ты моему приемному дитя пойти ко мне, о святой отец?

— Не твое она приемное дитя, а Господина мира, — сказал Патрик, — хоть и довелось тебе воспитать ее.

— Мог бы я и силой отнять у тебя девушку, — ответил Энгус, если бы пошло это мне на пользу.

— Сила и власть господня помогут мне против тебя, — сказал на это Патрик, — и если бы послушался ты моего совета, не пришлось бы мне идти против тебя.

— Каков же он? — спросил Энгус.

— Почитай истинного великого Бога и отринь пустых богов, крестись во имя Троицы, смени имя и избавься от наказания, — сказал ему Патрик.

— Не для того пришли мы сюда из своего дома, — ответил Энгус. Потом направил он своего коня прочь от реки и уехал скорбный и печальный, против воли оставив свою приемную дочь. И сказал он так:

В скорби мы прочь повернем от белокожей прекрасной Этне, светлого нежного лебедя, что всегда я привык защищать. ...хоть и приемная ты ей сестра, о Курког, мне не в радость забота, любовь моя к храброй и благородной пусть покидает меня. Три громких стона испустим, Бруга оплачем приемную дочь, без милой моей и прекрасной я, словно муж, получивший рану. Не пойду я за Этне отныне до судного дня, победоносный дал [...] имя мое уж не гордый Энгус. ...................................... силой ее увели, расстанемся ж, о воины Тир Тайрнгире, должно сделать нам это, хоть мы и скорбим. Горестен мне Тайлгинна приход в наши края, что скрывать, прочь уходить от того, кого любишь, хоть и трудно, придется исполнить.

После этого испустили Энгус и его люди горестный стон, оплакивая Этне. Услыхала Этне стон людей Энгуса, горюющих о ней, и дрогнуло ее сердце, а тяжкая боль прошла от одной груди до другой. И тогда попросила она у Патрика позволения креститься и принять отпущение грехов. Согласился на это Патрик и нарек девушку ее собственным именем. И все же горевала девушка до исхода двух недель, слабея от немощи и моля Бога и Патрика. Грусть охватила Патрика и его спутников, а когда почуяла Этне близкую смерть, поручила она свою душу Богу и Патрику и сказала так:

Призови же меня, о небесная рать, доверяю тебе свою душу, теперь не оставлю я небо ради Бруга Энгуса, отца моего. Прекрасны края, где живет он, дивного Господа добрый народ, не сыскать мне подобного счастья, неколебимое это блаженство. Хоть женщин рыданья и стоны, в Бруге сейчас раздаются, милее мне слезы святые, что хранят мою душу от Ада. За то восхваляю Христа, что ушла от Племен Богини Дану, все ж не из них я, хотя и была я из них, верю в великую власть Иисуса. Воспитание Домов Двух Чаш — вот рассказ, как его мне не знать, станут о том вопрошать все люди зеленой Фодла. Благородный Патрик, Кальпурния сын, избавь мою душу от муки, прости мне грехи и дурные дела, ответь же, коль слышишь.

После этой песни принял Патрик к своей груди голову девушки, и отлетела ее душа к небу. Потом похоронили ее как положено, и оттого название Келл Этне[169] у Бруга на Бойн. А священника, к которому пришла Этне, звали Кесан, и был он сыном правителя Альбы. Был он дьяконом Патрика, и после смерти девушки невзлюбил он это место и, придя к Фид Гайбле, заложил там часовню, что зовется его именем — Клуайн Кесан в Рос Мик Треойн, что в Фид Гайбле, где прежде был охотничий лагерь фениев. Вот повесть о Воспитании Домов Двух Чаш.

И повелел Патрик, чтобы не смели спать и говорить, когда рассказывают ее, и чтобы всякий раз вели о ней речь лишь перед немногими добрыми людьми, дабы могли они лучше слушать. И еще придал рассказу Патрик много чудесных свойств, как о том говорится в надгробной песне:

Выройте могилу для благородной Этне в церковном дворе, над зеленой Войн, потеряв девушку солнечной мудрости, уж не будут веселыми люди Энгуса. Я и Энгус, искусный в сражении, разные помыслы в душах у нас, но не сыскать нам теперь в целом свете столь нежно любимой, как Этне. Так одарю я теперь — рассказ об Этне с прекрасной Майг, удача в потомстве, молочной сестре или брате, для тех, кто будет с женщиной доброй. Расскажете повесть об Этне перед тем как ступить на корабль или в лодку — воротитесь с удачей и счастьем, избежав грозных волн и валов. Расскажете повесть об Этне перед тем как идти на охоту или в.суд — во всем преуспеете вы, и все перед вами отступит. Расскажете повесть об Этне перед тем как возлечь с благородной женой — доброе дело задумано будет, будет удача с женой и потомством. Расскажете повесть об Этне прекрасной перед тем как ступить в новый покой для пиров не будет раздора и ясным останется ум, не будет сверканья жестоких разящих клинков. Расскажете правителю со свитой великой повесть об Этне под музыки звуки — не пожалеет о том он, коль выслушает, не прерывая. Если расскажете вы эту повесть пленным ирландцам — то будто бы лопнут их тяжкие узы и путы. Благословенье душе, что в теле Этне прекрасном жила, всякий, кто знает надгробную песнь, цели добьется своей. Возлюбленны золотистые гладкие волосы, возлюбленно румяное прекрасное лицо, возлюблен стан ее, мягкий и стройный, возлюбленны сладкоречивые губы. Возлюбленно благородное тело, возлюбленна прелесть лица, возлюбленны губы прекрасные, скромные, возлюбленны стройные бедра. Пусть же запишут в школах, о чудесах ее дивных узнают, пусть ее тело в сем мире пребудет, пусть за церковной оградой ее похоронят.

Разрушение Дома Да Дерга[170]

Некогда правил Ирландией великий и благородный король Эохайд Фейдлех. Как-то однажды отправился он на луг у Бри Лейт и увидел там у источника женщину с серебряным гребнем, украшенным золотом, что умывалась водой из серебряного сосуда, на котором были четыре птицы из чистого золота и по краю маленькие красные самоцветы.

Красный волнистый плащ с серебряной бахромой был на той женщине и чудесное платье, а в плаще золотая заколка. Белая рубаха с длинным капюшоном была на ней, гладкая и прочная, с узорами красного золота. На груди и плечах с каждой стороны скрепляли рубаху золотые и серебряные пряжки с диковинными ликами зверей. Солнце освещало женщину, и всякий мог видеть блеск золота на зеленом шелке. Две косы цвета золота лежали на ее голове, и в каждой было по четыре пряди с бусинами на концах. Цвета ириса в летнюю пору или красного золота были ее волосы.

Так стояла она, распустив волосы для мытья и продев руки в вырезы платья. Белее снега, выпавшего в одну ночь, мягкими и гладкими были ее руки, а щеки женщины краснели ярче наперстянки. Чернее спинки жука были ее брови, белыми, словно жемчужный поток, были ее гладкие зубы, голубыми, словно колокольчики, были ее глаза. Краснее красного были ее губы. Высоки были ровные, нежные, белые плечи той женщины. Длинны были ее руки и белоснежные пальцы. Были бока ее как пена волны, длинные, стройные, нежные и мягкие, будто шерсть. Теплыми и нежными были ее белые бедра. Маленькими и белоснежными были ее прямые голени. Гладкими были прекрасные пятки. Случись смерить ее ступни, ни одна не была бы длиннее другой, если б не раздалась на них кожа. Блеском ясной луны светилось лицо женщины. Гордый изгиб был у тонких ее бровей, свет невесты излучали ее королевские очи. Ямочки были на ее щеках с пятнышками цвета оленьей крови и снежной белизны. Мягким и женственным был ее голос, величавой и твердой ее королевская поступь. Воистину была она желанней, милей и прекрасней всех прочих женщин, сколько ни искать по всему свету. Сразу подумалось им, что вышла она из сидов. Отсюда повелось говорить: "Каждая хороша, пока не сравнишь с Этайн, каждая мила, пока не сравнишь с Этайн".

В тот же миг охватило короля желание, и послал он к жен щи не одного из своих лрдей. Потом принялся он расспрашивать ее и, назвав себя, молвил:

— Случится ли мне на час обладать тобой?

— Для того и пришла я сюда, отдавшись под твою защиту, — ответила женщина.

— Кто же ты и откуда пришла? — спросил король.

— Нетрудно сказать, — отвечала она, — я Этайн, дочь Этара, правителя всадников сидов[171]. Вот уже двадцать лет, как родилась я в сиде, и многие из тамошних королей да благородных мужей сватались ко мне. Никому из них не давала я согласия, ибо с тех пор, как могла говорить, знала я молву про твое благородство и полюбила тебя детской любовью. Лишь увидела я тебя, как тотчас узнала. К тебе я пришла сюда.

— Да не случится тебе искать больного друга в дальних краях, — сказал на это король, — будешь ты принята мной и для тебя оставлю я любых женщин. Лишь с тобой пожелал бы я жить, доколе сохранишь ты честь.

— Дай же мне мой выкуп невесты, — сказала женщина, — а потом исполни мое желание.

— Да будет так, — ответил Эохайд и передал ей семь кумалов.

Умер король Эохайд Фейдлех. И тогда Кормак[172], правитель уладов, человек трех даров, оставил дочь Эохайда, ибо была она бесплодна и родила лишь одну дочь после того, как приготовила варево, как научилась у своей матери из сидов. Говорила она матери:

— Недоброе дело совершила ты, ибо понесу я девочку.

— И вправду нехорошо это, — ответила ей мать, — воля короля будет преследовать ее.

Вскоре Кормак вновь женился на Этайн и пожелал смерти дочери той, которую прежде оставил. Запретил он матери вскармливать дочь. Потом двое слуг короля понесли ее к яме, и пока несли они ее туда, улыбалась им девочка славной улыбкой. Охватила слуг жалость, и отнесли они девочку в загон для скота пастухов Этерскела, правнука Иара, правителя Тары. Воспитали пастухи девочку, покуда не сделалась она искусной во всяком шитье. Не было в Ирландии королевской дочери милее ее.

И построили пастухи девушке домик из прутьев, и не было в том домике дверей, а только окно и отверстие в крыше. Узнали про этот домик люди короля Этерскела и решили, что пастухи хранят там еду. Раз приблизился один из них к дому, заглянул внутрь и увидел прекрасную собой девушку. Рассказали о том королю, и повелел он сломать дом и привести к нему девушку, не спрашивая пастухов. Бездетен был король, и предрекли ему, что лишь женщина неведомого рода принесет ему сына.

— Вот женщина, назначенная мне в жены, — сказал он.

Между тем на другое утро увидела девушка птицу в отверстии крыши. Залетела птица внутрь, сбросила на пол птичье оперение, подошла к девушке и овладела ею. И сказала потом птица:

— Придут сюда люди короля разрушить дом и силой увести тебя.

Ты понесешь от меня и родишь на свет сына, что вовеки не должен будет убивать птиц. Наречешь ты его Конайре, сын Месс Буахалла.

Так звали ту девушку.

Вскоре привели ее к королю вместе с пастухами, и стала она его женой, получив семь кумалов. Семь кумалов дали и пастухам, сделав их людьми благородного звания по праву, отчего и произошли два Федлимида Рехтайде[173].

Родила девушка королю сына и назвали его Конайре, сын Месс Буахалла. Три желания поведала она королю, ибо желала, чтобы рос ее сын в трех семьях: у пастухов, что воспитали девушку, у Медоречивого Мане[174] и у нее самой. И говорила она, что пусть любой из ирландцев, желающих сделать добро ее сыну, принесет этим семьям дары для его защиты.

Так и рос мальчик, о рождении которого в тот же час узнали все жители Ирландии, и вместе с ним росли Фер Ле, Фер Гар и Фер Рогейн, три правнука героя Донн Деса[175], воина из отрядов ее сына.

Три чудесных дара было у Конайре — дар видеть, дар слышать и дар суждения, и каждому из них он научил одного из своих молочных братьев. Какое бы кушанье ни приготовили Конайре, все четверо ели его вместе, и даже случись быть всем трем долям, каждый из них шел к своей доле. Не различить было их по одежде, оружию или масти коней.

Между тем умер король Этерскел. Собрались тогда ирландцы на праздник быка[176]. По обычаю, на нем убивали быка, и один из мужей наедался досыта его мясом и пил отвар, а потом над его ложем произносили слово правды. Тот, кого случалось ему увидеть во сне, должен был стать королем. Помертвели бы губы его, лишь осмелься сказать он неправду.

В ту пору Конайре и его молочные братья предавались играм на колесницах у реки Лиффи. Приблизился к своим братьям Конайре и объявил, что отправится на праздник быка. И привиделось тогда спящему, что движется по дороге в Тару обнаженный муж, вложив в пращу камень.

— Утром вернусь я за вами, — сказал братьям Конайре.

Потом оставил он братьев играть, повернул колесницу и пустился в дорогу. У Ат Клиат заметил он вдруг огромных птиц с белыми пятнами, невиданной красоты и цвета. Бросился за ними Конайре и скакал, покуда не истомились его кони. И все это время не подпускали его птицы на бросок камня, но и не улетали дальше. Сошел тогда Конайре на землю и достал из колесницы свою пращу. Двинулся он вперед и подошел к морю, где опустились птицы на воду. Уже занес он руку, но тут сбросили птицы оперение и предстали перед ним воинами с мечами и копьями. Вступился тогда за Конайре один из воинов и сказал:

— Я Немглан, король птиц твоего отца. Запрещено тебе убивать птиц, ибо нет перед тобой никого, кто не был бы близок тебе по отцу или матери.

— Доныне не знал я об этом, — ответил Конайре.

— Отправляйся в Тару, — сказал Немглан, — ибо для твоего это блага. Там сейчас праздник быка, и после него станешь ты королем. Будет им тот, кто под утро обнаженным придет по одной из дорог в Тару с камнем в праще.

Пустился Конайре в путь, и на каждой из четырех дорог, ведущих в Тару, ждали его по три короля с одеждой, ибо знали, что явится он обнаженным. Наконец заметили они Конайре на дороге, где оставил тот своих молочных, братьев, и, возведя на колесницу, облачили его в королевское платье. Сам же король передал им залог.

Между тем говорил народ в Таре:

— Похоже недобрым был наш праздник и лживым слово истины, коли явился сюда безбородый юнец.

— Неправда, — отвечал им Конайре, — не бесчестит вас молодой благородный король. По праву отца моего и деда связан я с Тарой залогом.

Тогда приветствовали его люди и возложили на Конайре правление Ирландией. И сказал король:

— Спрошу я совета у мудрых, дабы сам я мог сделаться им. Все говорил он, как научил его воин на морской волне, что предрек Конайре:

— Будут запреты лежать на правлении твоем, но благородна власть птиц. Вот каковы те запреты.

Нельзя обходить тебе Брегу слева направо, а Тару справа налево.

Нельзя убивать тебе диких зверей Керны[177].

Каждую девятую ночь не можешь ты покидать пределы Тары.

Нельзя тебе проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся б огонь или свет был заметен оттуда.

Три Красных не должны пред тобой идти к дому Красного.

Не должен случиться грабеж при правлении твоем.

Да не войдут в твое жилище после захода солнца одинокий мужчина или женщина.

Не должно тебе решать спор двух рабов.

Всего было вдоволь в стране при Конайре. Семь кораблей приплывали к Инбер Колбта[178] каждый день, по колено желудей было осенью, в реках Буас и Бойн вволю рыбы в июне, и не случалось ни одному ирландцу тогда погубить другого. Для каждого голос другого был ласков, словно мелодия арфы. От середины весны до половины осени не шевелил ветер хвосты скотине, и не бывало в то время бурь и иного ненастья[179].

Между тем, не по душе было молочным братьям Конайре, что лишили их даров отца и деда — грабежа, разбоя, убийства и разрушения. И каждый год три кражи совершали они у одного человека, забирая теленка, свинью и корову, ибо желали узнать, что за наказание придумает им король и что за напасть принесет воровство в его царствие.

И каждый год приходил тот крестьянин жаловаться королю, и говорил ему Конайре:

— Отправляйся к трем правнукам Донн Деса, ибо это они похитили твою скотину.

Но всякий раз грозились братья убить крестьянина, и уж не возвращался он к королю искать защиты, ибо страшился позора.

И так охватила их злоба и гордость, и принялись братья грабить, собрав сыновей знатных ирландцев. Трижды пятьдесят мужей наставляли они тому ремеслу в Коннахте, когда заметил их свинопас Мане Милскотаха. Не случалось ему видеть такого дотоле, и обратился он в бегство. Услыхали его воины и погнались за ним. Тогда закричал свинопас, и сбежались к нему люди двух Мане[180], что захватили трижды пятьдесят мужей и привели в Тару. Предстали они перед судом короля, и так сказал он:

— Да убьет каждый своего сына, но пусть пощадят моих воспитанников.

— Добро же, — сказали тут все, — да свершится по-твоему!

— Воистину нет, — молвил король, — не продления их жизни желаю я. Да не будут они убиты, но пусть вместе с достойными мужами отправятся грабить Британию.

Так и было сделано. Вышли они в море и повстречали сына короля Британии, Ингкела Одноглазого, из Конмаикне[181]. Три мужа с их наставниками были с ним, когда встретились они в море. Заключили воины союз и отправились вместе с Ингкелом разбойничать.

Вот разбой, что учинил Ингкел по своей воле — мать и отца, и семь братьев погубил он в одну ночь в доме короля своего племени. А потом поплыли они к Ирландии, дабы отплатить разбоем за разбой, что по праву причиталось Ингкелу.

Мир царил в Ирландии при Конайре, и лишь два Корпре решали свой спор оружием у Туадмуму. Были там два молочных брата короля, но нельзя было их примирить, если бы не явился сам Конайре. Между тем запрещал ему гейс[182] приходить, пока его не позвали. Все же пришел он и кончил ту ссору, а потом провел пять ночей с каждым из воинов и снова нарушил гейс.

Разрешив спор, отправился король к Таре. Ехал он туда мимо Уснеха, что в Миде, и вдруг предстали вокруг разрушения на юге и севере, на востоке и на западе. Увидели король и его люди войска и отряды, и обнаженных мужей, и пламенело небо окрест над всей землей О'Нейлов.

— Что это? — молвил Конайре.

— Ясно, что был тут нарушен закон короля[183], раз уж земля вся объята огнем, — отвечали ему.

— Куда же нам ехать?

— На северо-восток, — сказали люди короля.

И тогда обогнули они Тару справа налево и Брегу слева направо, а потом гнались за дикими зверями Керны, хоть никто и не ведал об этом, пока не закончилась охота.

Не кто иной, как демоны, окутал мир магическим туманом, ибо нарушил Конайре свои гейсы.

Великий ужас обуял тогда Конайре, ибо не было у него иного пути, кроме дороги Мидлуахра и дороги Куаланн[184]. Отправились они по берегу моря на юг. И спросил Конайре на дороге Куаланн. где проведут они ночь.

— Позволь мне ответить, о Конайре, — сказал Мак Кехт[185], сын Снайде Техед, воин Конайре, сына Этерскела. — Каждую ночь чаще спорят ирландцы, кто встретит и примет тебя, чем сам ты ищешь ночлега.

— Вовремя же я вспомнил, — сказал Конайре, — есть у меня друг в этих краях. Только бы отыскать нам дорогу к его дому.

— Кто же это? — спросил Мак Кехт.

— Да Дерга[186] из Лейнстера, — ответил король. — Приходил он ко мне за дарами, и не было ему отказа. Дал я ему сто коров из своих стад, да сто плащей из кожи. Дал я ему сотню жирных свиней. Дал я ему сто пар голубого оружия для боя. Дал я ему десять золотых заколок. Дал я ему десять добрых сосудов. Дал я ему десять рабов. Дал я ему десять мельниц. Дал я ему трижды девять псов с серебряными цепочками. Дал я ему сто коней. И впредь не будет ему отказа, коли придет он еще. Не могу и помыслить, чтоб недоволен он был, встретив под вечер нас.

— Когда я узнал его Дом, — сказал тут Мак Кехт, — была эта дорога границей, его владений[187]. Так она и идет, пока не упирается в сам Дом, ибо пересекает его насквозь. Семь входов в том Доме и семь покоев между ними, но всего лишь одна дверь там и приставляют ее к тому входу, откуда дует ветер.

— Зная все это, иди же вперед, покуда не ступишь на землю в том Доме.

— Да будет так, — сказал Мак Кехт, — пойду я вперед, чтобы разжечь огонь прежде твоего прихода.

Тогда поехал Конайре по дороге Куаланн и вскоре увидел впереди трех всадников[188], скачущих к Дому. Три красных плаща на них были, три красные рубахи, три красных копья да три красных щита в руках, три красные копны волос да три красных коня. С ног до головы были красными их тела, волосы и платье, кони и они сами.

— Кто это там впереди? — спросил Конайре. — Гейс запрещает мне ехать за ними, тремя Красными к Дому Красного. Кто пойдет к ним и велит ехать вослед мне?

— Я пойду, — ответил Ле Фер Флайт, сын Конайре. Пустился он за всадниками, но не под силу ему было угнаться за ними. Не мог он приблизиться к ним ближе, чем на бросок, но и они не удалялись от него. Крикнул им Ле Фер Флайт, чтобы не ехали они впереди короля. Не остановились всадники, но пропели рему через плечо:

— О мальчик! [...][189]

Потом поехали они дальше, и не мог Ле Фер Флайт их удержать.

Дождался мальчик людей короля и передал отцу то, что услышал. Не по нраву пришлось это королю, и сказал он:

— Езжай вслед за ними и посули им три быка и три свиньи да скажи, что никто в Доме не сядет между ними от очага до стены.

Погнался мальчик за всадниками и предложил им все это, но рпять не остановились всадники и пропели через плечо:

— О мальчик! [...]

Вернулся назад Ле Фер Флайт и рассказал все Конайре.

— Поезжай вперед, — снова сказал король, — и посули им шесть быков и шесть свиней да скажи, что никто в Доме не сядет между ними от очага до стены.

Догнал мальчик всадников, но не смог удержать их, и опять пропели они через плечо:

— О мальчик, великие вести! Устали наши кони — то кони Донна Десскорах из сидов. Хоть мы и живы, все же мертвы. Велики знамения. Гибель живого. Пища воронам. Битва и схватки. Кровь на мечах. Щиты с разбитыми шишками после захода солнца. О мальчик!

С тем и уехали они.

— Вижу, что не удержал ты их, — сказал Конайре.

— Воистину не в моей это было власти, — ответил ему Ла Фер Флайт и передал, что сказали напоследок всадники.

Не возрадовался тут никто, и с той поры тяготели над ними дурные знамения.

— Все гейсы против меня в этот вечер, — сказал Конайре, — ибо эти трое спаслись от изгнания[190].

Между тем приблизились всадники к Дому и уселись внутри, привязав красных коней ко входу.

Направился Конайре со своими людьми в сторону Ат Клиат, и вскоре встретился им одноногий, однорукий одноглазый человек с черными волосами[191]. И были они такими жесткими, что если бы даже мешок диких яблок свалился ему на голову, ни одно не упало бы на пол, наколовшись на волосы. Если бы носом зацепился он за ветку дерева, то так и остался бы висеть. Длинными и толстыми, словно ярмо, были его голени. Зад его был словно два сыра. Держал он в руках железный раздвоенный шест, а на плечах нес черную, опаленную, визжащую свинью. За спиной его стояла широкоротая женщина, огромная, темная, угрюмая, уродливая. Если бы зацепился ее нос за ветку, то так бы и осталась она висеть. До колен свисала нижняя губа женщины.

Приблизился тот человек к Конайре и приветствовал его.

— Приветствую тебя, о господин мой, Конайре, — сказал он. — Давно уж известно о твоем приезде.

— Кто же приветствует меня? — спросил Конайре.

— Фер Кайле, что принес свинью, дабы мог ты наесться. Воистину, ты славнейший король из являвшихся в мир.

— Как зовут твою женщину? — спросил король.

— Кихуйл, — ответил человек.

— Любую другую ночь провел бы я с вами, — сказал Конайре, — а сегодня оставьте нас.

— Вот уж нет, — ответил Фер Кайле, — там, где и ты, проведем мы сегодня ночь, о благородный господин Конайре!

С этими словами вошел он в Дом, неся на плечах черную, опаленную визжащую свинью, а за ним вошла женщина. И было это одним из гейсов короля, а другим был запрет грабежа в его царствование.

Между тем взялись за разбой сыновья Донн Деса, и было у них пять сотен людей, не считая слуг. И было это одним из гейсов Конайре. Жил в те времена в северных краях один воин по имени Повозка Через Прутья. Звали его так, ибо подминал он под себя врагов, словно повозка — сухие прутья. Великим героем он был. Взялся и он за разбой, и было при нем пять сотен воинов, не считая слуг.

Но неустрашимей всех их были семь сыновей Айлиля и Медб[192]. Мане звали каждого из них и все имели прозвища: Мане Похожий на Отца, Мане Похожий на Мать, Мане Мягкий Благочестивый, Мане Очень Благочестивый, Мане Немедлящий, Мане Медоречивый, Мане Хватай Их, Мане Говорливый. Творили они разбой, и было с Мане Похожим на Мать и Мане Немедлящим четырнадцать раз по двадцать мужей, с Мане Похожим на Отца триста да пятьдесят, с Мане Медоречивым пять сотен, с Мане Хватай Их семь сотен и столько же с Мане Говорливым. По пять сотен людей было у остальных.

Жили в те времена три отважных мужа из Уи Бриуин Куаланн, что в Лейнстере — три Красных Пса из людей Куалу. Взялись и они за разбой, и было с ними десять раз по двадцать мужей да отряд безумных. Так и случилось, что добрая треть всех ирландцев творили разбой при Конайре. Довольно было у короля силы и власти, чтобы избавить от них страну и прогнать на другую сторону, но недолго спустя возвратились разбойники к себе на родину.

На морских волнах встретились они с Ингкелом Одноглазым да с Эйкелом, двумя внуками Конмайкне из бриттов. Воистину груб и ужасен был Ингкел. Лишь один глаз был у него во лбу, огромный, словно бычья шкура, и черный, как майский жук. Виднелись в нем три зрачка. Тринадцать сотен людей плыли с Ингкелом, а у ирландцев было больше.

Встретились они на морских волнах и тогда сказал Ингкел:

— Да не свершится это и да не нарушится правда мужей, ибо вас больше]

— Не бывать ничему, кроме битвы! — ответили ирландцы.

— Будет лучше для вас, — сказал Ингкел, — коли заключим мы союз, ибо изгнаны вы из Ирландии, а мы из шотландских и бриттских земель. Порешим, что сначала идете вы грабить мой край, а уж потом вместе с вами отправлюсь я грабить и вашу страну.

Тогда заключили они союз и с той и другой стороны дали заложников. И были заложниками от ирландцев Гер, Габур и Фер Ро-гейн за разбой, что желали учинить в Ирландии люди Ингкела, а сыновья Донн Деса в его стране.

Бросили они жребий, чтобы решить, куда направиться прежде. Выпало им плыть в страну Ингкела, и поплыли они и грабили там, потом возвратились в Ирландию.

Конайре меж тем двигался к Дому дорогой Куаланн. Остановились разбойники у берегов Бреги против Этайр. Так говорили они:

— Опустите паруса и встаньте поближе друг к другу, дабы не заметили нас с земли. Пусть самый быстрый из нас сойдет на берег поглядеть, можем ли мы с Ингкелом отстоять свою честь, ибо разрушение за разрушение посулил он нам.

— Кто же пойдет? — спрашивали они. — Пусть это будет тот, кто наделен тремя дарами — зрения, слуха, суждения.

— Есть у меня дар слуха, — молвил Мане Медоречивый.

— А у меня дар суждения и зрения, — сказал Мане Немедлящий.

— Воистину, кому же идти, как не вам, — сказали разбойники. — Лучше и не придумаешь.

И отправились тогда девять человек к Холму Этайр, чтобы поглядеть и послушать.

— Остановись-ка, — сказал вдруг Мане Медоречивый.

— В чем дело? — спросил его Мане Немедлящий.

— Слышу я поступь славных коней королевских, — ответил Мане Медоречивый.

— Вижу я их, — сказал его брат.

— Что же ты видишь? — спросил Мане Медоречивый.

— Вижу я воинов на колесницах, дивных, статных, прекрасных, воинственных, чужеземных, стройных, усталых, мокрых, быстрых, горячих — далеко вокруг них дрожит земля. Они едут к бессчетным холмам, где чудесные реки и устья.

— Что же там за холмы, реки и устья? — спросил Мане Медоречивый.

— Индейн, Култ, Куйлтен, Мафат, Амат, Иармафат, Финди, Гойске, Гуйстине[193], — ответил Мане Немедлящий. — Серые копья на тех колесницах, мечи с костяной рукоятью на бедрах у воинов, посеребренные щиты повыше локтей. Половина воинов едет верхом, а половина на колесницах. На каждом из них пестроцветное платье. Вижу я добрых коней, что гонят они перед собой. Трижды пятьдесят их — темно-серых, с маленькими головами, остроухих, ширококопытых, с огромными ноздрями, красногрудых, откормленных, что послушно стоят после скачки, легко запрягаются, скоры в дороге, резвые, мокрые, горячие, взнузданные трижды пятьюдесятью уздечками с красной эмалью.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ, — сказал всевидящий, — это кони знатного человека. Вот, что скажу я: то Конайре, сын Этерскела, со множеством ирландских воинов.

Воротились они назад, дабы поведать обо всем разбойникам.

— Вот, — сказали они, — что мы видели и слышали. Немалое собралось там войско — трижды пятьдесят кораблей и в них пять тысяч воинов, а в каждой тысяче по десять сотен. Опустили воины паруса, направили корабли к берегу и пристали у Трахт Фуйрбтен[194].

В то самое время разжигал Мак Кехт огонь в Доме Да Дерга. И от грома его огнива отлетели трижды пятьдесят кораблей обратно на морские волны.

— Знаешь ли ты, что это? — спросил Ингкел у Фер Рогайна.

— Не ведаю, — отвечал тот, — разве только это Лухтон Певец из Эмайн Махи раздает удары, когда силой отнимают у него еду, или Лухдонн[195] кричит в Темра Луахра, или Мак Кехт разжигает огонь на ночлеге короля. Каждая искра и головня от того огня, что падает на пол, зажарит сотню телят и двухгодовалых свиней.

— Да не приведет к нам сегодня Господь этого человека, — воскликнули сыновья Донн Деса, — ибо несет он беду.

— Не больше она той, что узнали от вас мои края, — сказал Ингкел, — на счастье мне оказался он тут.

Потом пристали они к земле, и от удара трижды пятидесяти кораблей о берег содрогнулся весь Дом Да Дерга, так что щиты и копья со звоном попадали наземь и ни одного не осталось на крюках.

— Что там за грохот, о Конайре? — спросили воины.

— Не могу и помыслить, — ответил король, — разве только лопнула твердь или Левиафан, что опоясывает мир, вознамерился разрушить его своим хвостом, или корабль сыновей Донн Деса пристал к берегу. Горе мне, если это не они, возлюбленные мои братья, кого не пристало нам страшиться этой ночью!

Вышел вперед Конайре и оказался на лугу перед Домом.

Между тем услышал и Мак Кехт громовой удар и решил, что напали враги на его спутников. Схватил он тогда свое оружие, И почудилось воинам, что совершил он тогда громовой прием трехсот.

Воистину страшен был герой, грозный и бешеный лев, Ингкел Одноглазый, внук Конмайкне, что стоял на носу корабля сыновей Донн Деса. Единственный глаз был у него во лбу, огромный, словно бычья шкура, с семью зрачками, черными, словно жуки. Каждое колено его было размером с котел, каждый кулак — с корзину жнеца. Был его зад, словно два сыра, а каждая голень, словно ярмо.

И тогда пять тысяч воинов, по десять сотен в каждой тысяче, сошли на берег у Трахт Фуйрбтен.

Тем временем вошел Конайре в Дом и всякий, был на нем гейс или нет, занял свое место. Сели три Красных, сел и Фер Кайле со своей свиньей.

Вышел к ним сам Да Дерга, а с ним трижды пятьдесят воинов. И были у каждого из них волосы до затылка и короткий плащ до бедер. Пятнистые зеленые штаны были на воинах, и в руках держали они палицы с шипами и железными полосами.

— Приветствую тебя, о Конайре, — сказал Да Дерга, — как приветствовал бы и тогда, когда чуть ли не все ирландцы решили бы разом быть здесь.

Между тем заметили они женщину у входа в Дом, и было это уже после захода солнца. Просила она позволения войти. Длинными, словно ткацкий навой, были ее голени. Серый волнистый плащ был на той женщине, волосы ее спускались до колен, а губы свисали на одну половину лица.

Вошла она, прислонилась ко входу и бросила на короля и его воинов дурной взгляд. И тогда сам король сказал ей:

— Что скажешь о нас, женщина, коли ты и вправду провидица?

— Вижу я, — ответила женщина, — что если только птицы не унесут тебя в лапах из этого Дома, не уйти тебе отсюда живым.

— Не дурных предсказаний мы ждем, — ответил король. — Но ты не из наших людей. Как твое имя, о женщина?

— Кайлб, — сказала провидица.

— И вправду, не слишком уж длинное имя, — сказал Конайре.

— Немало у меня и других имен, — ответила женщина.

— Каковы же они? — спросил король.

— Нетрудно ответить: Самайн, Синанд, Сейскленд, Содб, Сайгленд, Самлохт, Кайл, Кол, Дикоем, Дикуйл, Дихим, Дихуймне, Дихуйнне, Дайрне, Дайрине, Дер Уайне, Эгем, Агам, Этамне, Гним, Клуйхи, Кетардам, Нит, Немайн, Ноенден, Бадб, Блоск, Блоар, Уает, Меде, Мод.

На одном дыхании пропела она это, стоя на одной ноге у входа в дом.

— Чего же ты хочешь? — спросил ее Конайре.

— Воистину того же, чего и ты, — ответила женщина.

— Гейс запрещает мне принимать одинокую женщину после захода солнца, — сказал Конайре.

— Хоть бы и так, — сказала на это женщина, — все же не уйду я, пока не окажут мне гостеприимство этой ночью.

— Скажите ей, — молвил король, — что получит она быка да свинью, а впридачу остатки кушаний, если только проведет ночь в другом месте.

— Если и вправду случилось так, что у короля не найдется еды и приюта для одинокой женщины, поищу я их у другого владыки, раз уж забыл про гостеприимство король в этом Доме.

— Жестокий ответ, — сказал на это король. — Хоть и лежит на мне гейс, пропустите ее.

Великий ужас навели на них речи той женщины, хоть и не знали они, отчего это было.

Тем временем сошли на берег разбойники и добрались до Лекайб Кинд Слебе. Никогда не закрывались входы в Дом. Оттого и назывался он бруйден, что похож был на губы, изрыгающие пламя[196].

Воистину велик был огонь — Вепрь Лесов, что разжигал Конайре каждую ночь. Семь дверей было в Доме, и когда вынимали из огня полено, из каждой вырывалось пламя, словно от горящей часовни. Семнадцать колесниц Конайре стояло у каждого входа в Дом, и те, кто смотрел с кораблей, ясно видели пламя сквозь их колеса.

— Знаешь ли ты, о Фер Рогайн, что там за яркий огонь? — спросил Ингкел.

— Если то не огонь короля, то и не знаю, что думать, — ответил Фер Рогайн. — Да не приведет его сюда Господь этой ночью. Воистину жаль.

— По нраву ль тебе его власть над ирландской землей? — спросил Ингкел.

— Хороша его власть, — ответил Фер Рогайн, — ибо с тех пор, как он стал королем, с середины весны до середины осени не закрывают облака солнце, ни одна росинка не падает наземь до полудня, до самого вечера не шевелит ветер хвосты скотины. От конца года до конца года лишь одного теленка из каждого хлева задирают волки. И дабы так было впредь, семь волков живут заложниками у стены королевского Дома, а с ними еще и Мак Лок — он-то и говорит за волков с Конайре. И каждому мнится, что слаще мелодии арфы голос другого, а все оттого, что царят в стране мир, добрый закон и приязнь. Три венца Ирландии славятся ныне — венец из колосьев, цветов и желудей. Да не приведет его сюда Господь этой ночью! Воистину жаль! Это кабан, идущий перед желудями. Это ребенок в летах[197]. Увы, коротки его дни!

— Счастлив я, — молвил Ингкел, — что именно он оказался тут, и не избегнуть разрушения взамен за другое. Нелегко было мне отдать на погибель отца, мать, семь братьев да моего короля, прежде чем прийти сюда за возмещением.

— Верно! Верно! — закричали дурные люди, что были вместе с разбойниками.

Потом пустились они в дорогу от Трахт Фуйрбтен, и каждый захватил с собой камень, чтобы сложить каирн. Фении[198] первыми стали отличать разгром от разрушения и ставить высокий камень при разгроме, а каирн при разрушении. Оттого и решили разбойники в этот раз сложить каирн. И было это вдали от Дома, дабы не слышали их и не видели. Подле каирна стали они держать совет.

— Скажите мне, — спросил Ингкел у знавших те края, — что это здесь поблизости?

— Это Дом Уи Да Дерга, главного хозяина Ирландии, — отвечали ему.

— Воистину славные мужи ждут в Доме гостей этой ночью.

И решили разбойники послать кого-нибудь последить за домом.

— Кто же пойдет туда поглядеть? — спрашивали все.

— Кто ж, как не я, — ответил Ингкел, — ибо мне причитается возмещение.

Отправился Ингкел к Дому с одним из трех зрачков, что были в глазу у него на лбу, дабы своим взглядом погубить короля и всех, кто был с ним рядом. Заглянул Ингкел в Дом сквозь колеса колесниц, но заметили его изнутри, и пустился он прочь.

Вернулся он к своим людям, и те встали вокруг, чтобы лучше слышать его. В самом центре стояли их вожаки. Были то Фер Гел, Фер Гайр, Фер Рогел, Фер Рогайн, Ломна Друт, Ингкел Одноглазый. Шестеро было их в самой середине, и тогда вышел вперед Фер Рогайн и молвил:

— Что там такое, о Ингкел?

— Что б это ни было, — молвил Ингкел, — но там и вправду закон королевский, воинственный гул и владыки достойные звуки. Есть там король или нет, захвачу этот Дом я по праву, ибо настал черед моего разрушения.

— В твоей это власти, о Ингкел, — сказали молочные братья Конайре, — но не станем мы нападать, пока не проведаем, кто там.

— Хорошо ли разглядел ты Дом, о Ингкел? — спросил Фер Рогайн.

— Лишь успел я взглянуть на него, — сказал Ингкел, — но и такой, какой есть, он достойное мне возмещение.

— Воистину так, о Ингкел, — сказал Фер Рогайн, — ибо там брат наш, Конайре, сын Этерскела, верховный правитель ирландцев. Скажи нам, кого ты увидел на геройском месте, что против сидения владыки в том Доме?

— Увидел я там благородного, славного мужа, — ответил Ингкел, — высокого и ясноглазого, с дивными зубами. Лицо его узко внизу и широко сверху. Прекрасны его золотистые, дивно подвязанные волосы. Серебряная заколка у него на груди, а в руках меч с золотой рукоятью. При нем пятиконечное копье. Безбород он, с лицом прямодушным, румяным, прекрасным. Воистину благороден тот воин.

Увидел я трех мужей, что сидели на восток и на запад против того воина. Не иначе как рождены они одним отцом и матерью, до того схожи они красотой, славным обличьем, летами. Длинные волосы у них на затылке. На каждом зеленый плащ с золотыми полосками. Бронзовые щиты у тех воинов и острые копья над ними, а в руках мечи с костяной рукоятью. Дивный прием они знают — копья берут между пальцев и крутят их так, что становятся копья длиннее. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

— Нетрудно мне узнать их, — ответил Фер Рогайн, — то Кормак Конд Лонгас[199], сын Конхобара, лучший воин, что вовеки стоял за щитом на ирландской земле. Воистину благочестив этот муж. Страшится он зла нынче ночью. Гостеприимный хозяин тот воин и воистину искусен в боевых приемах. Девять воинов, что окружают его, не кто иные, как три по имени Дунгус, три по имени Делгус и три по имени Дангус, девять спутников Кормака, сына Конхобара. Никогда не губили они бедняков и не защищали богатых. Славен герой, что стоит между ними — Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара. Клянусь тем, чем клянется мой народ, девять раз по десять воинов падут, от его руки в первой схватке и девять раз по десять от руки его людей, не считая по одному на каждое оружие да по одному на них самих. Не уступит в доблести Кормак никому перед Домом и уж похвалится победой над королем, королевскими родичами да знатными разбойниками. И пожелает он спастись, хоть покроются ранами все его люди.

— Горе тому, кто начнет разрушение, — сказал Ломна Друт, — пусть из-за одного Кормака Конд Лонгас, сына Конхобара. Клянусь тем, чем клянется мой народ, — сказал Ломна, сын Донн Деса, — что если бы послушались моего совета, то не бывать бы разрушению пусть из-за одного этого человека, его доброты и геройства!

— Не в моей это власти, — ответил Ингкел. — Облака слабости окутали тебя. Воистину тяжкое испытание, что грозит щекам козы, выпадет нам из-за клятвы Фер Рогайна. Известно мне, что никчемный ты воин. Облака слабости[200]...

...к Дому Донна завтра наутро.

Да не скажут старики, что отказался я от разрушения. Так тому и быть.

— Не попрекай свою честь, о Ингкел, — сказали Гер, Габар и Фер Рогайн, — соверши разрушение, покуда мы все не погибнем, если только не лопнет земля под ногами.

— Твоя правда, о Ингкел, — сказал Ломна Друт, — ибо не против тебя обернется разрушение. Унесешь ты с собой голову чужеземного короля и порубишь другие, но избегнут гибели братья — Ингкел, Эйкел и Теленок Разбойников[201]. Воистину нелегко мне, — сказал еще Ломна. — Горе мне прежде всех, горе мне после всех! Первой отлетит моя голова нынче ночью меж оглобель колесниц, где сойдутся бешеные враги. Трижды швырнут ее в Дом и трижды выбросят наружу. Горе тому, кто идет! Горе тому, с кем идет он! Горе тем, кто идет!

— Никто не заменит мне мать и отца, семерых братьев и моего короля, которых я с вами сгубил, — сказал Ингкел, — и не удержать меня сегодня ночью.

— И подошедший корабль с вином не удержит тебя от разрушения, — сказали Гер, Габар и Фер Рогайн.

— Горе тому, кто отдаст их в руки врагов, — сказал Ломна Друт, сын Донн Деса. — Кого же ты видел еще?

— Я видел покой и в нем трех мужей, трех коричневых, грозных, с остриженными волосами, что вровень спускаются сзади и спереди. На них три коротких черных плаща с длинными рукавами и накидками. Три черных тяжелых меча у тех воинов да три черных щита. Над их головами три темно-зеленых копья. Древки их толстые, словно шесты для котла. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

— Трудно узнать их, — ответил Фер Рогайн, — ибо нету похожих во всей Ирландии. Разве только те трое из пиктских земель[202] и оставили свой край, чтобы служить Конайре. Вот их имена: Дуб Лонгес, сын Требуата, Требуат, внук Лонсце, Курнах, внук Фиаха. Не брались за оружие в пиктской земле трое мужей, что сравнились бы с ними. Девять раз по десять врагов падут от их руки в первой схватке, по одному на каждое их оружие да по одному на них самих. Никому в Доме не уступят они в доблести и станут похваляться победой над королем [...]. Ранами будут покрыты они и пожелают спастись. Горе тому, кто свершит разрушение, будь то хотя б из-за этих троих.

— Клянусь богами, которыми клянется мой народ, что не бывать разрушению, послушайся вы моего совета, — сказал Ломна Друт.

— Не могу я, — ответил Ингкел. — Облака слабости окутали тебя. Тяжкое испытание, что грозит [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, и было там девять мужей. Все как один они были прекрасны, все с дивными золотистыми волосами. Был плащ пестроцветный на каждом из них, а поверх плащей висели волынки — четырехзвучные, изукрашенные. От сияния тех украшений хватило бы света всему королевскому Дому. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

— Нетрудно узнать их, — ответил Фер Рогайн, — то девять волынщиков, что пришли к Конайре из Сид Брег. Вот как зовут их: Бинд, Робинд, Рианбинд, Нибе, Дибе, Дейхринд, Умал, Кумал, Киалгрин. Не сыскать волынщиков искуснее их во всем свете. Девять раз по десять врагов сокрушат они [...] и каждый будет похваляться победой над королем. Спасутся они, ибо сражаться с ними все равно что сражаться с тенью. Не будут убиты, хоть сами будут убивать эти девять из сидов. Горе тому, кто начнет разрушение, будь то из-за этих девятерых.

— Не могу я, — ответил Ингкел, — облака [...].

— Что же ты увидел потом?

— Я видел покой и был в нем один человек. Острижены его жесткие волосы. Если б мешок диких яблок вывалить ему на волосы, ни одно не упало б на пол, наколовшись на них. Был на нем шерстяной плащ. Всякая ссора за место и ложе в том доме решается им. Когда говорит он, то слышно иголку, упавшую на пол. Над ним огромное черное бревно, похожее на мельничный столб с гребками и острием. Узнаешь ли его, о Фер Рогайн?

— Нетрудно мне [...]. Это Тайдле Улад, главный из слуг Конайре. Напрасно спорить с ним, когда указывает он каждому место, ложе и еду. Над ним его жезл. Воистину, будет сражаться он с вами. Клянусь тем, чем клянется мой народ, меньше оставит в живых, чем убьет он. Трое падут от его руки, но и сам он погибнет. Горе тому, кто начнет разрушение [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой и было в нем трое мужей. Все трое острижены были, и самый большой среди них в середине — шумный, сложенный, как камень, злобный, разящий, крушащий ударами и поражающий в схватке девять сотен бойцов. Тяжелый щит у него, деревянный, обитый железом, с прочной украшенной кромкой — хватило б в нем места для сорока лож немощных. Шишка щита, словно пустая утроба — или котел, годный для четырех быков. Четыре свиньи посреди нее. На гладких бортах щита два корабля с пятью сидениями, и каждый из этих славных кораблей может вместить три раза по десять воинов. Копье у него по руке, сине-красное, с мощным древком. От самой земли вдоль стены тянется оно до крыши. Темно-красен его истекающий железный наконечник. Трижды отмеренные четыре шага между двумя его наконечниками. Тридцать добрых шагов в его грозноразящем мече от темного острия до железной рукояти. От него разлетаются яркие искры, что освещают срединный покой дома от пола до крыши. Воистину грозен был облик, открывшийся мне. Едва не испустил я дух, глядя на этих троих. Ничего не бывает чудесней: две горы обок от волосатого человека, два озера с голубой гладью у горы, две шкуры у дуба, два кораблика, полные колючек на круглом щите, подле них. Мнилось мне, будто вижу поток воды, где отражается солнце, и стекающие с него капли, а за ним огромную шкуру и столб королевского дворца, что будто могучее копье. Весом в пару запряженных быков было его древко. Что это было, о Фер Рогайн?

— Легко мне узнать его, — ответил Фер Рогайн, — ибо это сам Мак Кехт, сын Снайде Техед, воин Конайре, сына Этерскела. Воистину, славный боец он! В сон погружен был Мак Кехт, когда ты взглянул на него. Две горы обок от волосатого человека — два колена у его головы. Два озера у горы — два его глаза у носа. Две шкуры у дерева — два его уха у головы. Два корабля с пятью скамьями на круглом щите — два его башмака. Поток, с которого капли стекают и где отражается солнце, — сияние его меча. Столб же дворцовый — копье. Потрясает он им, так что сходятся два конца, и метает, когда пожелает. Две голубые волны — его равно-прекрасные брови на дивноцветном румяном лице.

Шесть сотен сразит он в первой схватке да по одному воину на каждое оружие да на него самого. Не уступит он в доблести никому в Доме и станет похваляться победой над королем [...]. Спастись попытается он, хотя будет изранен. Когда ж пожелает он выйти из Дома, то больше чем гальки, травы на лугу и звезд в небе будет ваших разбитых голов, сгустков мозга, костей, потрохов, что рассечет он и разбросает по холмам.

Тут в страхе и ужасе от Мак Кехта отбежали разбойники за три холма. Снова взяли они промеж себя заложников — Гера, Габара и Фер Рогайна.

— Горе тому, кто начнет разрушение, будь то хотя б из-за этого человека, — сказал Ломна Друт. — Лишитесь вы ваших голов.

— Не могу я, — ответил Ингкел, — облака [...].

— Воистину так, о Ингкел, — сказал Ломна Друт, — не тебе убыток от разрушения, горе [...].

— Так, — молвил Ингкел, — быть может мое тело [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, и было в нем три славных воина в шелковых плащах. В каждом плаще золотая заколка. Три копны золотистых волос у тех воинов, что доходят до бедер, когда распускают они их. Стоит поднять им глаза, как и волосы поднимаются до кончиков ушей. Вьются те волосы, словно шерсть на голове барана. Пять золотых колец и дворцовый факел над головой каждого воина. Всякий, кто ни есть в Доме, дорожит их деяниями, голосом, словом. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

Тут зарыдал Фер Рогайн, так что вымок у губ его плащ и не услышали от него ни слова, пока не минула треть ночи.

— О малыши, — сказал тут Фер Рогайн, — должно мне делать, что делаю. Это Обал, Облени и Корпре Муск[203] — три сына короля Ирландии.

— Горе нам, коль это так, — сказали три сына Донн Деса, — ибо воистину хороши эти трое. Девичья повадка у них и братские сердца, доблесть медведя и бешенство льва. Кто б ни делил с ними время и ложе, не знает ни сна, ни желания есть девять дней, как оставит их. Добрые юноши для своих лет! Три раза по девять врагов сокрушат они в первой схватке [...]. И один из них падет там. Горе тому, кто начнет разрушение, будь то хотя б из-за этих троих!

— Не могу я, — ответил Ингкел, — облака [...]. — Кого же ты видел еще?

— Покой я увидел, и было в нем трое — могучих, невиданных, диких. ...Узнаешь ли ты это [...].

— Нелегко мне узнать их, — сказал Фер Рогайн, — ибо ни в Ирландии, ни во всем свете не бывало подобных, кроме разве что трех фоморов, которых привел Мак Кехт, победив в поединке. Ни один из фоморов не смог устоять пред Мак Кехтом, и тогда забрал он этих троих с собой, дабы стали они заложниками в доме Конайре и не губили фоморы пшеницу и молоко ирландцев больше того, что имели они по праву. Верно, что страшен их облик. Три ряда зубов у них от уха до уха. Быка да свинью сразу кладут они в рот, и видно, как опускаются они оттуда до самого пупка. Тела у них сплошь из костей. Клянусь тем, чем клянется мой народ, что больше сразят, чем оставят в живых они воинов в битве. Шесть сотен сразят они в первой схватке [...]. Лишь ударом, толчком да пинком станут они убивать, ибо они заложники у стены и не дают им в руки никакого оружия, дабы не совершили они дурного дела. Клянусь тем, чем клянется мой народ, что если бы имели они оружие, две трети из нас не ушли бы живыми. Горе тому, кто начнет разрушение, ибо воистину это не битва с лентяями.

— Не могу я, — ответил Ингкел [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, и было в нем трое мужей, коричневых, сильных. Острижены их коричневые волосы. Огромные кольца у них на лодыжках, а ноги и руки толщиной с тело воина. Вьются их коричневые волосы, что тремя копнами лежат на больших головах. Плащи на них красные и многоцветные. Три черных щита у них с золотыми крюками да три пятиконечных копья. При каждом был меч с костяной рукоятью. Вот что за искусный прием проделывали они: каждый бросал свой меч вверх, а за ним и ножны, и входили в них мечи, прежде чем падали наземь. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

— Нетрудно [...]. Это Мал, сын Телбайна, Мунремар, сын Герркинда, и Биррдерг, сын Руада, — три королевских родича, три первейших в доблести, три лучших из тех, кто во все времена стояли за щитом в Ирландии. Сто воинов сразят они в первой схватке и не уступят в доблести никому в Доме. Станут они похваляться [...] и попытаются спастись. Не дело вершить разрушение хотя б из-за этих троих.

— Горе тому, кто начнет разрушение, — сказал Ломна Друт. — Славнее была бы победа, коли б спасли, а не ранили их. Хвала тому, кто спасет их, и горе тому, кто убьет.

— Не могу я [...].

— Кого же ты видел еще?

— В изукрашенном покое увидел я мужа, что прекрасней любого ирландца. Был он в пурпурном плаще. Белее снега одна из его щек, а другая красна, словно ягода. Голубее колокольчика один из его глаз, другой же чернее жука. Размером с корзину золотистая копна его волос, доходящих до бедер и вьющихся, словно шерсть на голове барана. Если мешок диких яблок вывалить ему на голову, то ни одно не упадет на землю. В руке его меч с золотой рукоятью. При нем щит цвета крови, чьи золотые пластины украшены заклепками светлой бронзы. У него тяжелое длинное копье с тремя наконечниками, чье древко потолще ярма. Узнаешь ли [...]?

— Нетрудно узнать его, ибо поистине все ирландцы знают Конала Кернаха, сына Амаргена[204]. Ныне с Конайре тот, кого любит король больше всех, ибо схожи они и лицом, и осанкой. Воистину славный воин Конал Кернах! Его щиту цвета крови, что украшен заклепками светлой бронзы, дали улады имя Брикриу Конала Кернаха. Клянусь тем, чем клянется мой народ, [...] будет обильным сегодня кровавый дождь, что прольется на него у входа в Дом. Семь входов там, но сумеет Конал Кернах быть у всех разом, и не будет такого, где б не стоял он. Три сотни врагов сокрушит он в первой схватке, не считая [...] и будет похваляться [...]. Когда ж соберется он напасть на вас [...] и попытается он спастись, хотя будет изранен. Горе тому, кто начнет [...].

— Не могу я, — ответил Ингкел [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, что украшен искусней, чем прочие в Доме. Серебристый полог вкруг него и чудесные украшения внутри. Там я увидел троих. Прекрасен облик, волосы, брови у тех, кто сидел по бокам. Сами они белее снега, и дивный румянец на щеках тех двоих. Славный юноша сидит между ними. Воистину под стать королю его пыл и деяния. Мудрецу он сродни разумением. Плащ, что я видел на нем, прекрасен, словно туман первых дней мая. Цвет свой меняет тот плащ поминутно, и всякий красивей другого. На груди его золотой круг размером от подбородка до пупка. Словно золото сверкали его волосы. Не видел я в мире создания прекрасней, чем он. Подле него лежал меч с золотой рукоятью, что на локоть был вынут из ножен. Довольно было того, чтоб человек на другом конце Дома разглядел червяка в его блеске. Слаще напевов золотых волынок, что играют в Доме, звон этого меча. Увидал я его и сказал:

— Вижу повелителя высокого, царственного, что самый цветущий и шумный...

В сон погружен бы п от славный юноша, и голова его покоилась на коленях одного челов ка, а ноги на коленях другого. Потом проснулся он, встал и спел песнь[205]...

И снова сказал он...

В третий раз молвил он...

— Знаешь ли ты, о Фер Рогайн, кто пел так?

— Как не узнать мне его, — ответил Фер Рогайн, — "Нет схватки без короля". Не бывало во всем свете короля благородней, прекрасней, славней и сильнее, чем он. Это Конайре, сын Этерскела — не рождался еще правитель добрее, красивей и лучше его, владыки ирландцев. Не сыскать в этом муже изъяна, будь то в обличье, теле, одежде, будь то в росте, сложении иль виде, будь то в глазах, волосах иль белизне его кожи, будь то в мудрости, слове иль ловкости, будь то в оружье, платье иль стане, будь то в достоинстве, щедрости или величии, будь то в разуме, храбрости, роде. Воистину велика доброта этого юноши, пока не выступит он на геройский подвиг. Силой и доблестью преисполнится он, когда сойдется с бойцами Ирландии и Британии, так что не случится разрушение, покуда он будет в Доме. Шесть сотен воинов сокрушит он, прежде чем возьмется за оружие, да шесть сотен с оружием в руках в первой схватке. Клянусь богами, которыми клянется мой народ, что доколе не лишат его питья, и в одиночку защитит он Дом, пока не придет к нему помощь от человека из Тонн Клидна и Тонн Эсса Руад[206]. Девять входов[207] в этом Доме, и у каждого поразит он сотню врагов, а когда уж не в силах будут сражаться его люди, лишь один он свершит геройские деяния. Если случится ему выступить против вас из Дома, то сколько травы на лугу или гальки у моря, столько будет расколотых ваших голов [...]. Воистину кажется мне, что не пожелает он спастись из Дома, ибо нет у него никого дороже тех двоих, что ты видел при нем. То два его воспитателя, Дрис и Снити. Трижды пятьдесят воинов сокрушит каждый из них у входа в Дом, не отступив от него и на шаг, пока не погибнет. Горе тому, кто начнет разрушение, будь то хотя б из-за этих двоих да короля, что сидит между ними — верховного правителя Ирландии, Конайре Великого, сына Этерскела.

— Горестна гибель короля, — сказал Ломна Друт, сын Донн Деса.

— Не могу я [...].

— Есть у тебя право, о Ингкел, — сказал Ломна Друт, — и не тебе несчастие [...].

— Горе мне, — молвил Ингкел, — ибо тело мое [...].

— Кого же ты видел еще?

— Двенадцать мужей видел я на серебряных ложах вокруг королевского покоя. У них золотистые волосы и голубые рубахи. Не отличить одного из них от другого по красоте, обличью иль доблести. В руке у каждого меч с костяной рукоятью, и ни один не опущен книзу. Повсюду я видел поводья, что держат они в руках. Узнаешь ли [...]?

— Как не узнать [...]. Это свита правителя Тары: три Лонд Лифе, три Арт Ат Клиат, три Буйдир Буаднеди да три Тренфир Куйлне. Клянусь [...]. Немало будет сраженных ими [...]. И пожелают они спастись [...]. Горе тому, кто начнет разрушение [...]. Что же ты видел еще?

— Пестрокрасного юношу в красном плаще видел я, что рыдал беспрестанно. Любой в тридцати сотнях принимает его к груди. Под ним ложе голубого серебра. Плачет тот юноша, и воистину горестно слышать это его спутникам. Трехцветные волосы у него — зеленые, красные и золотистые. Не знаю уж я, таковы ли они от рождения иль принимают тот облик. Знаю лишь, что страшат его злые деяния. Видел я трижды пятьдесят юношей, под которыми серебряные сидения. Пятнадцать тростинок с шипами на концах было в руках пестрокрасного юноши. Пятнадцать нас было, и поразил он всех в правый глаз, да попал в один из зрачков моего глаза. Узнаешь ли его, о Фер Рогайн?

— Как не узнать [...]. — Зарыдал тут Фер Рогайн и пролил кровавые слезы. — Горе ему! То дитя раздора ирландцев и бриттов, их соперничества в гостеприимстве, обличье, сложении и конном искусстве. Горестно это. Он свинья, идущая за желудем. Он лучший из всех королевских отпрысков, что бывали в Ирландии. Он дитя Конайре, сына Этерскела, и зовут его Ле Фер Флайт. Семь лет ему от роду, и думается мне, что опечален он цветом, в который окрасились его волосы. Трижды пятьдесят юношей, что сидят подле, — личная свита сына Конайре.

— Горе тому, кто начнет разрушение, будь то хотя бы из-за него одного, — сказал Ломна Друт.

— Не могу я [...].

— Что же ты видел еще?

— Шестерых я увидел против того же покоя. У них золотистые волосы и зеленые плащи, скрепленные у отворотов оловянными заколками. Наполовину кони те люди, как Конал Кернах[208]. Быстро, как мельничное колесо, набрасывает каждый из них свой плащ на другого и не уследить за этим. Узнаешь ли [...]?

— Как не узнать [...]. То шесть кравчих правителя Тары: Уан, Броен, Банна, Делт, Друхт и Датен. Не мешает им игра разносить напитки и не туманит их разум. Воистину это славные воины! Три раза по шесть воинов поразят они и не уступят в доблести никаким шестерым в Доме, и сумеют спастись, ибо явились из сидов. Не сыскать лучших кравчих в Ирландии. Горе тому [...].

— Не могу я [...].

— Что же ты видел еще?

— Славный воин сидел на полу против того же покоя. Лысина позорит его[209]. Белоснежен каждый волосок, что растет из его головы. Золотые кольца у него в ушах. Плащ разноцветный на нем, девять мечей, девять серебряных щитов да девять золотых яблок. Вверх бросает все это тот воин, так что лишь одна вещь остается в его руке, а остальные летают, словно пчелы в ясный день. Все быстрее и быстрее проделывал он это, а когда я взглянул на него, вскрикнули мечи, щиты да яблоки и попадали наземь. И молвил тогда повелитель этого человека: "С детских лет не расстаюсь я с тобой и до сей поры не изменяло тебе твое искусство". — "Увы, увы, о господин мой Конайре, — отвечал тот, — лишь потому это, что пал на меня недобрый жестокий взгляд. Это человек с третью зрачка, что следит за движением девяти отрядов. Воистину, дурной это взгляд. Битву сулит он, и знайте же вовеки веков, что грозное зло у входа в Дом!"

И тогда снова взял он мечи, серебряные щиты да золотые яблоки, но опять вскрикнули они и упали наземь. В изумлении оставил он свою игру и молвил: "Поднимись, о Фер Кайле, принеси в жертву свинью и узнай, кто там у входа желает погубить нас". — "Там, — отвечал Фер Кайле, — Фер Куайлге, Фер Ле, Фер Гар, Фер Рогел, Фер Рогайн. Решились они на ужасное дело — убийство Конайре его любимыми братьями".

— Узнаешь ли ты, о Фер Рогайн, кто говорил так?

— Воистину это нетрудно, — отвечал тот, — там был Тулкайне, первый чудодей правителя Тары, что забавляет Конайре. Немалая сила у этого человека. Трижды девять врагов повергнет он в первой схватке и не уступит в доблести никому в Доме. И пожелает он спастись [...]. Не бывать бы разрушению, хотя бы из-за этого человека. Хвала тому, кто сбережет его!

— Не могу я, — ответил Ингкел, — облака [...].

— Что же ты видел еще?

— Против того же покоя я видел другой, и было там девять мужей. У них золотистые волосы, короткие плащи да разящие щиты. В руке у каждого меч с костяной рукоятью, что обрушивается на любого, входящего в Дом. Без их согласия никто б не решился ступить в королевский покой. Узнаешь ли ты [...]?

— Как не узнать [...]. Это три Мохмайтнех из Миде, три Буаделтайг из Бреги да три Состайг из Слиаб Фуайт. Девять раз по десять врагов поразят они [...]. Пожелают они спастись [...]. Горе тому, кто начнет [...].

— Не могу я [...].

— Что же ты видел еще?

— Еще один видел покой, и было в нем двое могучих, огромных мужей. Короткие плащи на тех воинах, а сами они темно-бурого цвета. Волосы их коротки сзади и пышны у лба. Быстро, словно водяное колесо, снуют они между огнем и королевским покоем. Узнаешь ли ты [...]?

— Как не узнать [...]. Это Ниа и Бруйтне, два слуги короля. Подолгу стоят они у огня и оттого потемнели лицом, а волосы их стали всклокоченными. Воистину, в целом свете никому не уступят они в своем искусстве. Трижды девять воинов сразят они в первой схватке [...]. Никому не уступят они [...]. Пожелают они спастись [...].

— Кого же ты видел еще?

— Подле того, где был Конайре, видел еще я покой, а в нем трех славных поседевших воинов. Три серых рубахи на них. Руки и ноги их толще, чем тело мужчины, а длинные мечи, что разрубают волос на воде, длинны, словно ткацкий навой. Могучее копье с пятьюдесятью заклепками в руках того, кто сидит посередине. Лишь упряжка для пахоты сдвинула бы его с места. Вверх вздымает копье воин, так что разлетаются от него искры, и трижды ударяет рукоятью о ладонь. Стоит перед ними котел, сгодившийся бы для теленка, а в нем ужасное черное варево. Туда погружает воин наконечник копья, и если замешкает, то пламенеть начинает копье, и мнится, будто появляется у крыши дома огненный дракон. Узнаешь ли [...]?

— Как не узнать [...]. Не брались еще за оружие в Ирландии три воина лучше, чем эти: Сенха, сын Айлиля, Дубтах Даел Улад и Гоибниу, сын Лургнеха. В руке у Дубтаха сам Луйн[210], что был найден в сражении при Маг Туиред. Всегда проделывают это с ним, когда пришла пора копью пролить кровь врагов. Не обойтись без котла яда, когда суждено ему поразить людей. Если не напитать его ядом, то копье источает огонь и поразит своего владельца или хозяина Дома. Ударишь ли им по врагу, с каждого удара погубит оно одного человека тем ли часом иль позже, даже и не попав в цель. Метнешь ли это копье, сразит оно девять мужей с одного броска, и один из тех девяти будет король, его родич или иной благородный воин. Клянусь тем, чем клянется мой народ, немало будет таких, кому поднесет Луйн смертное питье у входа в Дом. Три сотни врагов сокрушат эти трое в первой схватке и не уступят в доблести никому в Доме. И пожелают они спастись [...].

— Горе тому, кто начнет разрушение, — сказал Ломна Друт, — будь то хотя б из-за этих троих.

— Не могу я [...].

— А после того, что ты видел?

— Я видел покой, и было в нем трое мужей. Воистину, это могучие воины, чье нестерпимо обличье для глаза, ибо страшно смотреть на их уродливые темные лица, вид которых внушает ужас. Платье из грубых волос на них было, так что [...][211]. Волосы их, как лошадиная грива, ужасные, падают прямо до бедер. То свирепые воины, что заносят над врагами грозноразящие мечи. Раздают они удары тремя железными цепами с семью цепочками, в которых по три кольца, три наконечника да еще три железных шара на конце каждой цепи[212] [...] королевские плащи на них. Огромны они и темны лицом. Темные волосы их, как лошадиная грива, сзади спадают до пят. Две трети шкуры быка пошло на каждый из их поясов, а пряжки на них не тоньше бедра человека. Платье их — волосы, что вырастают из тела. Распущены были их пряди волос на затылках, а в руке каждый держал железную палицу, огромную и толстую, словно верхнее ярмо, с девятью железными цепями, а на конце каждой был кусок железа, длинный и толстый, словно срединное ярмо. Печалью охвачены эти трое в Доме, и воистину грозен их облик, так что все там страшатся узреть его. Узнаешь ли ты [...]?

Промолчал Фер Рогайн, а потом сказал:

— Трудно мне узнать их, ибо ни в Ирландии, ни во всем свете не сыскать им подобных, если только они не те три великана, которых пощадил Кухулин в битве с Людьми Фалга. И получив свободу, сразили они еще пятьдесят воинов, но не желал Кухулин их гибели, ибо не случалось ему видывать таких прежде. Вот как зовут их: Сруб Дайре, сын Дорн Буйде[213], Сонкенд Кинд Майги, Фиад Скемме, сын Скиппе. Три сотни врагов поразят они в первой схватке и превзойдут в доблести любых троих в Доме. А когда схватятся они с вами в битве, куски ваших тел смогут пройти в решето после ударов их палиц. Горе тому, кто начнет разрушение, будь то хотя б из-за этих троих, ибо воистину бой с ними не "песнь победы", а "битье головой о скалу".

— Не могу я, — ответил Ингкел [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, и был в нем один человек, а против нею двое слуг, один в темном плаще, другой в светлом. Красные волосы у него и красные брови. Щеки его румяны, а глаза голубы и прекрасны. На нем был красный плащ и рубаха с красным шитьем. В руке его меч с костяной рукоятью. Сам он разносит по Дому еду и питье, и никому не угнаться за ним. Узнаешь ли [...]?

— Как не узнать [...]. Знаю я этого человека, ибо не кто иной он, как Да Дерга. Это он построил тот Дом, и с тех пор никогда не закрывались его входы, кроме как с той стороны, откуда дует ветер. Никогда с той поры не потухал огонь под котлом, где варилась еда для ирландцев. Те двое, что были пред ним, — его приемные дети, сыновья правителя Лейнстера — Муйредах и Кайрпре. Трижды девять воинов сразят эти трое у входа в Дом и станут похваляться победой над королем, королевским родичем или иным знатным воином. Потом пожелают они спастись.

— Хвала тому, кто спасет их! — сказал Ломна. — Воистину достойней спасти тех троих, чем убить. Да пощадят их хотя бы ради того человека, ибо должно пощадить его.

— Не могу я, — ответил Ингкел. — Облака слабости [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, и троих в нем. У них три красные копны волос, три красных плаща да три красные рубахи. Тело их красное вместе с зубами. Три красных щита подле них да три красных копья. Три их красных коня стоят перед Домом. Узнаешь ли [...] ?

— Как не узнать [...]. Это три воина, что осквернили бесчестием сиды. И повелел тогда правитель сидов, чтобы в наказание трижды погубил их король Тары. В последний раз должны они погибнуть вместе с Конайре, сыном Этерскела. Не настигнешь ты этих людей. Явились они, дабы погибнуть, но не умрут сами и не убьют никого.

— Кого же ты видел еще?

— На полу того Дома у самого входа я видел троих. Три палицы были у них в руках. Быстрее зайцев бегали они один вокруг другого ко входам в Дом. Передники и серые плащи были на тех людях. Узнаешь ли (...) ?

— Нетрудно это. Видел ты трех привратников короля Тары. Экуйр, Тохур и Теагмонг их имена, три сына они Эрсанда и Комлод. Трижды трех воинов поразят они в битве и станут похваляться доблестью. Пожелают они спастись, хоть и будут изранены. Горе тому, кто начнет [...].

— Не могу я [...].

— Кого же ты видел еще?

— Видел я человека у огня, и были у него черные волосы, один глаз, одна нога, одна рука да черная опаленная визжащая свинья. Подле него увидел я огромную большеротую женщину. Узнаешь ли ты [...] ?

— Нетрудно мне [...]. Это Фер Кайле со своей свиньей и его жена Кихуйл. Они его подручные в ночь, когда ты погубишь Конайре. Горе тому, кто пройдет между ними, ибо Фер Кайле со свиньей — это один из гейсов Конайре. Горе тому, кто начнет [...].

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой, где было трижды девять мужей. Прекрасны они как один, все с чудесными золотистыми волосами. Одеты они в черные плащи с белыми накидками и красными гребнями. Скреплены их плащи золотыми заколками, а под плащами у воинов огромные черные мечи, что разрубают волос на воде. Узнаешь ли [,..] ?

— Нетрудно мне [...]. Это разбойники, три сына Байтсе из бриттов. Трижды девять врагов сокрушат они в первой схватке и станут похваляться доблестью.

— Кого же ты видел еще?

— Трех шутов видел я у огня. Одеты они в бурые плащи. Случись всем ирландцам собраться однажды, глядя на этих шутов, не сдержался б никто и стал бы смеяться, даже если б лежали подле тела отца и матери. Стоит сойтись людям в Доме, никто не дойдет до постели и ложа, лишь глянет на них. Улыбка в глазах короля всякий раз, как посмотрит он на шутов. Узнаешь ли ты [...]?

— Нетрудно [...]. Это Млити, Маэл и Адмлити, три шута короля Ирландии. Каждый из них поразит по врагу и станет хвалиться отвагой.

— Кого же ты видел еще?

— Я видел покой и в нем троих, что одеты в просторные серые плащи. Перед каждым стояла чаша с водой, а на воде были пучки водяной травы. Узнаешь ли ты [...] ?

— Нетрудно мне [...]. Это Дуб, Донд и Добар, три кравчих правителя Тары, три сына Лай и Айдхи.

— Кого же ты видел еще?

— Видел я там человека с одним глазом, косым и недобрым. Поджаривал он на огне визжащую голову свиньи. Узнаешь ли ты [...]?

— Нетрудно [...]. Это сам Нар Туаткаэх, свинопас Бодб из Сид Фемен[214]. Кровь проливалась на всяком пиру, где был он.

— Вставайте же, воины, — сказал тогда Ингкел, — и двигайтесь к Дому.

Поднялись тогда воины, испустили воинственный клич и направились к Дому.

— Тише! — сказал меж тем Конайре. — Что это там?

— Воины, что идут на нас, — ответил Конал Кернах.

— Найдется, кому встретить их, — сказал Конайре.

— Скоро большая нужда будет в этом, — сказал Конал Кернах. Впереди войска разбойников шел Ломна Друт, и отрубили ему голову привратники. И тогда трижды швырнули ее внутрь, и трижды выбросили из Дома, как он и сам предсказал.

Шесть сотен воинов сокрушил Конайре, прежде чем взялся за оружие. Тогда трижды подожгли Дом, и трижды был он потушен. Не суждено было свершиться разрушению, пока мог еще Конайре держать оружие. Обрушил его король на врагов и в первой схватке поразил еще шесть сотен. Обратились разбойники в бегство.

— Говорил же я вам, — молвил тогда Фер Рогайн, — что не одолеть Конайре ирландским и бриттским воинам, коли не смогут они мерить его боевой пыл и ярость.

— Короток его век, — сказал тут друид, что был вместе с разбойниками, и задумали те обессилить короля, лишив его питья.

Тем временем вошел Конайре в дом и попросил напиться.

— Питья мне, о Мак Кехт, — молвил он.

— Никогда прежде не слыхал я от тебя такого, — ответил тот, — ибо есть на это кравчие. До этой поры велел ты мне только защищать тебя от ирландцев и бриттов, что стоят подле Дома. Невредимым уйдешь ты от них, и не коснется копье твоего тела. Попроси же питья у твоих кравчих.

И спросил Конайре питья у своих кравчих.

— Ничего не осталось уж больше, — отвечали те, — ибо вылито все на огонь.

Не смогли они зачерпнуть воды в Дотра[215], что протекала сквозь Дом.

Тогда снова попросил король напиться.

— Питья мне, о названный брат, о Мак Кехт! — сказал он. — Все равно мне, какую принять смерть, раз уж она суждена.

И снова попросил король напиться.

Тогда спросил Мак Кехт питья у ирландских воинов и предложил им на выбор: защищать короля или отправиться искать для него воды.

— Оставь уж нам защищать короля, — сказал тогда Конал Кернах, — и отправляйся сам, ибо к тебе обратился Конайре.

Пошел тогда Мак Кехт на поиски питья и взял с собой Ле Фер Флайта, сына Конайре, и понес его подмышкой вместе с золотой чашей короля, в которой впору было варить свинью да быка, его щитом, двумя копьями, мечом и железным вертелом для королевского котла.

Бросился он на врагов и девятью ударами железного вертела поразил каждый раз по девять врагов. Потом совершил он мечом прием лезвия над головой и прорубил себе дорогу прочь от Дома.

Затем пустился он в путь и шел, пока не добрался до Типрат Курп, что был неподалеку в земле Куалу, но не смог наполнить водой золотую чашу Конайре. До утра обошел он первейшие реки Ирландии — Буас, Бойн, Банда, Берба, Нем, Лам, Лагдан, Синанд, Суир, Сликех, Самайр, Финд, Руйртех[216], но нигде не нашел воды, чтобы наполнить ее.

Пошел Мак Кехт дальше и оказался у Уаран Гарайд, что в долине Маг Ай. До утра обошел он первейшие озера Ирландии: Дергдерк, Луймнех, Лох Риб, Лох Фебайл, Лох Меска, Лох Орбсен, Лох Лайг, Лох Куан, Лох Эках, Марлох, но нигде не мог найти питья, чтобы наполнить чашу. Наконец нашел он другой источник, наполнил из него чашу водой, и в это время выпал мальчик из-под мышки. И сумел Мак Кехт до утра воротиться к Дому Да Дерга.

В то время как проходил он по третьему мосту, ведущему в Дом, двое разбойников рубили голову Конайре. Бросился на них Мак Кехт и отрубил одному из них голову, но другой пустился бежать с головой короля. Тогда поднял Мак Кехт обломок камня, что лежал у него под ногами на полу Дома, и, метнув в разбойника, попал ему в спину и проломил ее. Тут и ему отрубил Мак Кехт голову, а потом плеснул воды в рот Конайре и на его затылок. И молвила голова Конайре, когда попала ей в горю вода:

Великий муж Мак Кехт, Славный муж Мак Кехт, Принес он питье королю, Свершил деяние[217].

Потом двинулся Мак Кехт вдогонку за бегущими врагами.

Немногие пали вокруг Конайре — лишь девять, но вряд ли спасся кто-то из беглецов, дабы поведать о случившемся в Доме. И было их прежде пять тысяч, по десять сотен в каждой тысяче, а осталось в живых всего пятеро — Ингкел, два его брата, Эккел и Теленок Разбойников.

Между тем лежал Мак Кехт израненный на поле битвы и к исходу третьего дня заметил проходившую мимо женщину.

— Подойди ко мне, о женщина, — молвил он.

— Не могу я приблизиться, ибо страшусь тебя, — ответила та.

— Было время, когда и вправду внушал я ужас, о женщина, — сказал Мак Кехт, — теперь же, клянусь честью, беру тебя под свою защиту.

И тогда приблизилась к нему женщина.

— Не знаю, — сказал ей Мак Кехт, — что тревожит мою рану — муха, комар или муравей.

— То муравей старой земли, — ответила женщина.

Тут убил его Мак Кехт на поле битвы.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ, — молвил он, — думалось мне, что был он не больше комара или мухи.

Между тем спасся Конал Кернах из Дома, но трижды пятьдесят копий пронзили его руку, державшую щит. Направился он к Дому своего отца, неся половину щита, свой меч и обломки двух копий. Встретил он своего отца у его двора в Тальтиу.

— Стремительны воины, что гнались за тобой, о сын мой, — сказал тот.

— Раны мои, о старый воин, — ответил Конал Кернах, — от битвы с героями.

— Знаешь ли ты о Доме Да Дерга и жив ли твой господин? — спросил отец.

— Нет уж его в живых, — сказал Конал Кернах.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ, — сказал отец, — недостойно воина возвращаться живым, бросив на погибель своего господина.

— Воистину раны мои не белого цвета, о старый герой, — молвил Конал Кернах.

Протянул он руку, державшую щит, и было в ней трижды пятьдесят ран. Все ж защитил руку щит, прикрывавший ее. Правая же рука на две трети была изрублена, изранена, исколота и держалась при теле лишь на сухожилиях, ибо не защищал ее щит.

— Эта рука сражалась сегодня, о сын мой, — сказал Амарген.

— Воистину так, о старый герой, — ответил Конал, — многим поднесла она смертный напиток у входа в Дом.

О потомстве Конайре Великого, о приходе Мускрайге из Маг Брег[218]

Гнатал[219] пришел, сын Конрота, сына Роде, сына Мафеде, сына Мофойрете, сына Энгуса Муск, сына Кайрбре, сына Конайре Великого, сына Мес Буахала и Этерскела Великого.

Приходился Конайре сыном Мес Буахала. Эсс, дочь Эоху Айрема и жены его Этайн, была матерью Мес Буахала. Увели Эсс в сид Бри Лейт, но срыл его Этерскел и добрался до них сверху. Девять уладских воинов были тогда с ним. Возвратили королю жену из сида и потом понесла она дочь, Мес Буахала (но не могло того быть, ибо...)[220]. Высока была она ростом и злобна на вид, да к тому же колдовством проникала в моря и сиды. Для приемного отца своего пасла она стада на Слиаб Герг и Слиаб Фуайт, и были те стада велики, под стать ей самой. Этерскелу досталась она с ребенком, когда пасла для него стада, и до самой смерти короля не открыла, чье дитя это было.

Потом убили короля Этерскела — Нуаду Нехт, сын Сетна Ситбакка, совершил это для Лугайда Риабндерга, — и тогда не возвели на престол Лугайда Риабндерга лейнстерцы и потомки Конна Ста Битв[221], выбиравшие короля в Таре вместо Этерскела.

И была в Таре королевская колесница[222], которую влекли два коня одной масти, никогда прежде не знавшие упряжи. Вскачь пускались они перед недостойным стать королем, так что не мог он остановить их и обрушивались на него те кони. Королевский плащ лежал в той колеснице, что всякий раз был велик недостойному власти над Тарой. Два стоячих камня были там, что звались Блок и Блуйгне. Лишь перед назначенным человеком расступались они и пропускали между собой колесницу. В конце колесничной дороги был Фаль, и если должно было кому принять власть над Тарой, то вскрикивал он, когда касалась его ось колесницы, так что слышали это все вокруг. Но не раздвигались Блок и Блуйгне перед тем, кто недостоин был королевской власти в Таре, и оставались стоять, так что только боком можно было просунуть между ними руку. Не вскрикивал Фаль от оси колесницы такого человека. Так не приняли они Лугайда Риабндерга после убийства короля Этерскела.

Пока держали люди совет о том, кому быть королем, спросила Мес Буахала, мать Конайре Великого:

— Знаешь ли ты, что делается в Таре?

— Нет, — отвечал ей Конайре.

— А я знаю, — сказала мать, — ибо решают люди, кому принять власть после твоего отца.

— Скажи же тогда, чей я сын? — спросил Конайре.

— Ты сын Этерскела Великого, — ответила мать.

— Если б нашлись у меня воины отвоевать королевскую власть, не пришлось бы им поступать так, — сказал Конайре.

— Будут у тебя воины, — ответила Мес Буахала, стоя на Слиаб Герг.

Потом оставила она сына и в один час воротилась с войском.

— Вот, — молвила она, — воины, что не оставят тебя.

Тогда, отправился Конайре через Маг Брег к Таре, а мать его шла впереди войска. И увидели воины в Таре идущее к ним через Маг Брег войско во главе с Конайре и его матерью. Сбросила та с себя плащ и пояс да распустила черные волосы. Осталась она в широком черном одеянии, а впереди нее шли друиды, возглашая жестокие песни, щитоносец, певцы и трубачи в рог. Воистину великое это было воинство.

Не устояли перед тем воины в Таре и оставили ее вместе со всеми богатствами и королевской колесницей. Ждала она Конайре вместе с конями и королевским плащом. Не двинулись кони перед ним с места.

— Вот тебе колесница, — сказала Мес Буахала.

Тогда взошел Конайре на колесницу, и приняла она его. Сдержал он ее на глазах всего войска, и пришелся ему впору королевский плащ. Встал он на колеснице и тронул ее с места. Направился Конайре к двум камням, и расступились те перед ним, а потом двинулся к Фалю вместе со всеми воинами и шедшей впереди них матерью. И вскричал тогда Фаль.

— Фаль принял его! — вскричали тут все.

Не решились воины из Тары сразиться с людьми Конайре и признали его власть, возвратив достояние отца. Подчинились они ему, как сыну Этерскела Великого, и передали ему власть и земли отца. Взял Конайре земли для своих воинов и пребывал с ними до исхода девяти дней. Такой запрет наложили они на короля: не глядеть на закат и восход солнца в Таре.

Потом покинули они короля и отправились туда, откуда пришли, а куда, никому неизвестно, но похоже, что были то люди из Бри Лейт, явившиеся на помощь оттого, что была с ними когда-то его бабка. Говорят некоторые, что от них понесла жена Этерскела И была Мес Буахала одной из дочерей, и оттого пришли они к Конайре. Иные же говорят, что было уже дитя в утробе жены Этерскела, когда увели ее в сид, и приходилась Мес Буахала дочерью королю. Оттого могла она проникать в сиды, что созрела там в Утробе матери, выучившейся в Бри Лейт всяким чарам и колдовству. А сам Этерскел возжелал потом Мес Буахала, отчего и родился на свет Конайре. Не желала Мес Буахала говорить, кто приходится ему отцом, ибо стыдилась того, что понесла от своего отца. Сделался Конайре королем, которого возвели на престол сиды.

Был королем в Таре Гнатал, сын Конрута, и любила его супруга Арта Одинокого[223]. Принялась она замышлять против Гнатала, дабы лишился он королевской власти из-за песен и дани с поля[224] [...].. Отсюда и повелось говорить: "Горе Гнатала в Таре", ибо за семь лет ни разу он не смеялся.

Отправился Гнатал в Мунстер и в Брегонд, встретился с сыновьями Айлиля. Спросили они его, зачем он пришел, и ответил Гнатал, что явился искать себе земли. Сказали ему тогда сыновья Айлиля, что смогли бы добыть земли, победив Мак Кона, сына Луигде. Тогда сразился с ним Гнатал у Эбра и победил Мак Кона. Метнул Гнатал в него свое копье и перебил Мак Кону колено, отчего с той поры и лежит запрет на всех Луигде преклонять колено в доме. В том же бою пал Мак Ирмара, могучий боец, сын сестры Мак Кона. Насыпал ему Мак Кон могильный холм и сложил каирн для каждого из его людей. Похоронили их, стоя и со щитом впереди, всякого под своим каирном. Лучшим из всех на землях Калрайге у Друимлиас был камень Мак Губы.

Был королем Ирландии Мак Кон, и Айлиль Оллам спал в его доме, ибо он и жена его Садб воспитали Мак Кона. Иные говорят, что оттого-то и пришли они, три сына Конайре Могалама, в Мунстер, а другие полагают, что были то — Энгус, от кого пошли Мускрайге и Корко Дуибне, Айлел Баскайн, от кого пошли Корко Байскин, Эохайд Ригфота, от кого пошли люди Альбы и Далриата[225]. Три имени у них, у трех Кайрбре: Кайрбре Муск, Кайрбре Баскайн и Кайрбре Ригфота. Это они взяли власть у эрайн в Мунстере, придя от Людей Бреги, ибо родился Кайрбре Муск у Мускрайге на востоке Бреги. Оттого и зовется он Кайрбре Муск. Правил Кайрбре Муск землями от Дергмонайд, что к западу от Лох Лейн до Ферт Аэд Дубдебта, пока не отдал Фиаха Муллетан Кормаку, сыну Конна, земли от Броснаха до Уснеха. Там, где живут сейчас Корко Байскинд, были земли Кайрбре Баскайна. Земли же Кайрбре Ригфота были там, где сейчас Кааррайге Луахра и Орбрайге Дрома Имнохт, но когда пришли в Альбу Корко Дуибне, то захватили земли, где живут и поныне.

Разрушение Дома Да Хока[226]

Стали улады держать совет после смерти Конхобара, дабы решить, кому передать королевскую власть. И говорили одни, что надлежит стать у них королем Фергусу, сыну Ройга[227]. Но немало претерпели улады зла от Фергуса, пока был он в изгнании, и говорили другие, что не бывать ему их правителем. Иные же сказали, что по праву — король Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара. Между тем желал Конал Кернах власти для своего воспитанника, Кускрайда Менд Маха[228]. Принялись тогда улады готовиться к схватке, но не стал затевать Кускрайд битву, ибо страшился, что истребят друг друга потомки Рудрайге. Не было тогда при нем Конала Кернаха, что потом стыдил и укорял за это своего воспитанника.

И сказал так Генан Груадсол, сын Катбада[229]:

— Знаю теперь я, кто должен стать королем в Ирландии — то Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара, благороднейший муж, не обделенный ничем: обликом дивным и храбростью, даром чести и справедливости. Ему перед смертью велел Конхобар передать власть, бо он старший из его сыновей и воспитанник Фергуса, сына Ройга, то ни разу не разорял наши края, если случалось ему быть с Кормаком.

Согласились улады с такими словами Генана.

Тогда послали они от себя гонцов в королевство Коннахт, дабы позвать Кормака править уладами — Генана, сына Катбада, филида Амаргина, Имбринна, сына Катбада, и Уатехтаха, сына Ферадаха. Отправились возницы в путь и прибыли в Круахан Ай[230]. Были там Айлиль, Медб и Фергус, и приветствовали они гонцов. Стала потом расспрашивать их Медб. Тогда сказали они, что пришли за Кормаком, дабы сделался он королем вместо своего отца.

Послали людей за Кормаком, что охотился в ту пору, за рекой у Сид Нента[231]. Вернулся Кормак в Круахан, и приветствовала его Медб.

— Должно теперь тебе исполнить наше желание, — сказала она. — Доныне ты был нашим воспитанником и не знал отказа в еде и платье. Хорошо приняли тебя, когда ты пришел сюда.

— Воистину отблагодарю я вас, — сказал Кормак, — и с охотой подчинюсь вашей воле.

Тогда рассказал Генан Кормаку, зачем они пришли. И послал Кормак гонцов к своим людям, что жили по всему Коннахту, и собрались они к нему из Ирус Домнайн[232] и других краев — мужчины, Женщины и дети.

И были у Кормака такие гейсы: гейс слушать прорезную арфу Круйтине, гейс преследовать птиц с Маг да кео, гейс пускать своих коней через ясеневое ярмо, гейс плавать с птицами Лох Ло, гейс встречать женщину на Сенат Мор, гейс переходить посуху Синанд и гейс заходить в Дом Да Хока[233].

Вот каковы были гейсы Кормакд, и наложил их Катбад в ночь, когда тот родился.

На другой день отправился Кормак в путь из Круахана. Три сотни воинов было с ним, не считая женщин, детей, псов и слуг.

На три отряда разделил их Кормак по дороге из Круахана. Первый из них был в голубых плащах с бахромой, заколотых серебряными заколками. Короткие накидки были у тех воинов и рубахи до колен, а в руках держали они могучие копья. Несли они многоцветные зазубренные щиты и мечи с заостренными шишками.

Во втором отряде были на телах воинов раскрашенные рубахи и прекрасные разноцветные плащи с заколками из светлой бронзы. Накидки были на их головах, и несли они светлые щиты, пятиконечные копья да сияющие мечи с костяными рукоятями.

Тонкотканые рубахи с капюшонами были на воинах третьего отряда. Темные могучие щиты несли они в руках, а мечи с изукрашенными ножнами висели у пояса воинов. В руках держал каждый из них восьмиконечное копье. Красные плащи с пятью складками были на них, скрепленные заколками из золота и серебра. В середине отряда шел воин со светлыми длинными волосами, могучий и храбрый муж, король громоносныи и тысячам равный — сам Кормак.

Друиды меж тем пророчили беды и предвещали несчастия Кормаку. Говорили они, что не будет путь его быстрым и легким. И были в тот день нарушены гейсы Кормака: псы его охотились на Маг Сайнб, а сам он погнался за птицами Маг да кео, что зовется ныне Лох на Эн.

А еще пришел к нему арфист Крайптине со своей прорезной арфой, дабы сгубить его жизнь и власть. И оттого делал он это, что возлюбила Кормака жена его, Скенб, дочь Скетерна, друида из королевства Коннахт. Трижды приходила она на свидание к Кормаку у Ат Луайн[234] и сама посадила деревья Ат Луайн: Брон, Дуб, Дурдибеойл. Олур, Мейт и Мискайс были их имена, отчего и говорила женщина:

Названья деревьев — пути повестей, Брон, Дуб и Дурдибеойл, вкруг великой равнины ведут они бег, Олар, Мейт и Мискайс[235].

Потом отправились они в путь через лес, и сломалось там ярмо колесницы Кормака, отчего и зовется он Лес Ярма. И тогда положили ему под колесницу ярмо из ясеня. Двинулись они дальше через Крих Майне и подошли к Лох Ло. Там вошел Кормак в озеро и плавал с водяными птицами.

Между тем открылось Крайптине, что плавает Кормак в Лох Ло с водяными птицами, и превратил он трижды пятьдесят юношей в птиц с ядом в крыльях, что полетели к Лох Ло и пролили его на воинов. Тогда погрузились те в сон, поджидая своих людей, и не пробуждались до тех пор, пока не прилетела к ним Скенб[236] в обличье ястреба и не убила всех, птиц, кроме одной.

Потом пошли воины к Друим Айртир, что зовется ныне Гарман, на берегу Ат Луайн. Там распрягли они колесницы и увидели у брода прекрасную женщину[237], которая мыла свою колесницу, подстилки и сбрую. Опустила она руку, и вода у брода окрасилась кровью и сукровицей, а потом подняла ее вверх и ни капли воды не осталось у брода не поднятой вместе с нею, так что перешли они реку посуху.

— Ужасно то, что делает эта женщина, — сказал Кормак, — пусть же пойдет один из вас и расспросит ее.

Приблизился к ней один из воинов Кормака, и тогда пропела им женщина, стоя на одной ноге и прикрыв один глаз:

— Я мою сбрую короля, обреченного на смерть [...][238].

Воротился к Кормаку посланный и передал злое пророчество Бадб[239].

— Воистину приход твой причина великих бед, — сказал Кормак и отправился к броду поговорить с женщиной. Желал он спросить, чью же сбрую она отмывает. И пропел он:

— О женщина, что за сбрую ты моешь? [...]

— Это твоя сбруя, о Кормак, и сбруя верных тебе людей [...).

— Не добры пророчества, что припасла ты. для нас, — сказал |на это Кормак, — и беспощадна твоя песнь.

Между тем увидели они прекрасную и благородную девушку, что приближалась к ним. Зеленый плащ со складками был на девушке, а на груди был скреплен этот плащ драгоценной заколкой. Рубаха с белой накидкой, расшитая золотой нитью, была на теле девушки. Сандалии из светлой бронзы были между землей и ее ногами. На голове ее был раскрашенный платок. Села она подле Кормака, а тот приветствовал ее.

— Пойдешь ли ты вместе со мной, о девушка? — спросил Кормак.

— Воистину нет, — отвечала она, — да и желала бы я, чтобы сам ты не двигался дальше, ибо грозит тебе гибель. Ужасен человек, что был у тебя утром и играл на своей прорезной арфе — Крайптине арфист. И оттого совершил он это, что желал нарушить твой гейс, дабы сократился твой век и никогда не смогли бы мы встретиться. Оттого и пришла я сейчас, что больше уж не бывать

Потом так говорила она:

— Это ты, о Кормак [...].

Тогда ушла от них девушка и, распрощавшись, пропела:

— Гейсы явятся мне [...].

Тут лег Кормак поспать у брода, и было ему ужасное видение. И пробудился он оттого.

Между тем остановился лагерем отряд коннахтских воинов у Маг Дерг, после того как грабил и разорял он земли уладов. И были там Санб, сын Кета, сына Мага, и Байрен Брек, сын Кета, и Дуб, и Кайбден Куйндсклех, и два сына Ламфота, и братья Лонфиаха, и Мане Атремайл, сын Айлиля и Медб, и Герман Габлек, сын Дамана, и Буйдех, дочь Форгемена, женщина-воин, и Эохайд Бек, сын Эохайда Ронна, король Фиркрайбе, правитель трети Коннахта, а с ними немалое войско.

Говорили в то время улады Кормаку:

— Не годится нам смотреть на то, что чужеземцы владеют уладскими женщинами и скотом, и не сразиться с ними!

— Не подобает нам нападать на Медб и ее людей, — отвечал им Кормак, — ибо не шли на нас войной люди из ее краев.

— Горе тому, — молвил тогда Дубтах, — кто идет впереди уладов, дабы стать их королем, и позволяет губить свой народ врагам, ибо воистину недруги нам люди Коннахта.

— Так и будет сделано, — сказали те, кто желал злодейства и разрушения, — мы идем, встанет Кормак с нами или против нас!

Поднялись тогда улады и воздели свои боевые знаки, и двинулись против разбойников к Маг Дерг, а иначе Дерг Долайр фоморов, которых сразили там Племена Богини, собираясь на битву при Маг Туиред, отчего и зовется долина Маг Дерг. Вот имена вождей в той битве, которые были с Кормаком: Илланн Финн и Фиахра Каэх, два сына Фергуса, филид Амаргин, Уатехтах, сын Ферадаха, три сына Трайглетана — Сидуат, Куиррех и Карман, девять сыновей Скела — три по имени Фланн, три по имени Финд, три по имени Конн, три Фоэланна, три сына Ниалла, три по имени Коллас, три сына Ситгола, Луан, Илиах и Эохайд, два сына Суамаха, сына Самгуба, два молочных брата Кормака. Были там девять друзей Кормака — три по имени Дунгус, три по имени Доэлгус, три по имени Доннгус. Дубтах Доэл Улад с двумя сыновьями по имени Он. И были там девять сыновей Лера, сына Этерскела. Были там Финн, Эохайд и Илланн — три волынщика. Были двое по имени Фергие, двое по имени Аэд — четыре трубача в рога. Были Дрек, Дробел и Атайрне — три друида. Были Финд, Эруат и Файтемайн — три кравчих. Были три [...] Уайт, Муйт и Айслинге. Были Аэд и Эохайд, два сына Брикриу. Были там Иллгаблах и Кайндлех, дочь Гаймгелт, приемной матери Кормака. Была там Кайндлех, дочь Сарба, жены Дубтаха. Был там Кахт, сын Иллгуйне.

Снова посуху перешли они через брод Ат Луайн, двигаясь против врагов, и сошлись они, и началась жестокая грозная битва. Принялся каждый из воинов рубить, колоть и разить другого. И была эта схватка[240]... простого люда и битва врага — против врага. Наконец после великого боя и сечи побеждены были воины Коннахта.

И поразили Дибтах и Илланн, сын Фергуса, Дуба и Койбдена, двух сыновей Ламфота, двух братьев Лонфиаха и Круах Дуйб, отчего и зовется то место Дубтир и Тир Койбден, Байрен Брек, сын Кета, пал от руки Фиаха, сына Фер Фебе, на Маг Байрен, отчего и зовется так эта равнина. Гарман Гайблех, сын Дамана, управитель Айлиля и Медб, пал от руки Кормака на земле у другой стороны брода, отчего и зовется он Энг Гармайн Гайблех, а прежде звался Друим Айртир. Эркайл, сын Кондайра, пал от руки Фланна старшего, отчего дорога, где он погиб, и зовется Слиге Эркайл. Фланн умер на Тулах Фланн. Уатехтах, сын Ферадаха, пал от двойного удара Санба, сына Кета, сына Мага, и Мане Атремайла, сына Айлиля и Медб. Оттого и называют эту долину Маг Уата. Маг Дерг звалась она со времен битвы при Маг Туиред и Племен Богини Дану до этой схватки. Маг Уата звалась она с тех пор до времен Колумкилле[241]. Маг Ура стала зваться она, когда Колумкилле разбросал на ней прах Киарана[242], дабы изгнать отсюда демонов. Кайндлех, дочь Гаймгелта, женщина-воин, приемная мать Кормака, пала у Муйне Кайндлиге от руки Мане, сына Айлиля и Медб. Луан, сын Суанаха, пал у Аг Луайн, отчего и зовется так этот брод. Буйдех, дочь Форгемена, сразила Луана. Пали там и Илланн Финн, и Илланн Донн, близнецы-сыновья Камал, дочери Мага от Эохайда Ронна1 Оттого и называют реку Эмайн, ибо все называли их Близнецы[243].

Вскоре собрались все улады вместе.

— Недоброе дело свершили вы против Айлиля и Медб, погубив их людей, — сказал тогда Лонфиах, сын Ламфота. — Против вас самих обратится то, что уготовили вы другим.

— Чем ты грозишь нам, раб! — вскричал Дубтах и ударил его копьем.

Тогда в гневе и ярости ушел от них Лонфиах к Айлилю и Медб.

После этой великой победы направились улады в свои края[244]. Принялись они спорить, где провести ночь, ибо устали и были изранены.

— Останемся здесь, — говорили они, — в Доме кузнеца Да Хока и жены его Луат, дочери Лумм Лонд, что стоит у Слиаб Малонн.

— Не годится нам оставаться там, где учинили мы зло, — сказал филид Амаргин[245], — ибо Айлилю и Медб принадлежат земли, где стоит Дом Да Хока — края Фир Малонн. Отправимся дальше к себе. Что нам до того, что сейчас ночь, ведь велико могущество Медб и не должно ее недругам забывать об этом.

— Чего нам бояться ее нападения, — ответил на это Дубтах, — когда за спиною у нас на западе сам Фергус!

— Легко обойти того, кого ты назвал, — ответил Илланн, сын Фергуса, — ибо притупилось его чутье.

Тогда решили они остановиться в Доме Да Хока. И в ту пору был этот Дом одним из шести королевских Домов в Ирландии — Дом Да Хока на Слиаб Малонн. На скрещении четырех дорог стоял каждый из этих домов. Лишь один раз дозволялось там брать еду из котла, но всякому доставалось то, что ему было больше по вкусу. Каждый Дом был убежищем для людей с окровавленной рукой[246].

Между тем вошел в Дом Да Хока со своими пятьюдесятью учениками и женой Луат, дочерью Лум Лонд. Приветствовали они Кормака и его воинов, а потом каждый сел на свое место.

Так сидели они и вдруг увидели приближающуюся к Дому женщину — с огромным ртом, темную, быструю, покрытую сажей, хромую и слепую на левый глаз. Темный дырявый плащ был на ней. Черен, словно спинка жука, был каждый ее сустав от головы до земли. Серые волосы падали ей на плечи. Прислонилась она плечом ко входу в Дом и стала пророчить воинам беды и предрекать несчастия. Так говорила она:

— Печальны будут воины в Доме, тела омоются кровью, будут тела без голов на земле Дома Да Хока и пр[247].

Потом покинула их Бадб [...][248].

Между тем получили они вести от уладрв с севера. Решили улады, что замешкались их гонцы с Кормаком, и тогда послали они большие отряды на юг, дабы встретить Кормака и уговорить его принять королевскую власть. И сказали, им, что ушел Кормак со своими людьми к Сен ат мар. Тогда устремились за ними улады к Сен ат мар и Маг Дерг. Там увидели они поле битвы.

— Воистину, — сказали они, — это след острия меча Кормака!

Потом направились они прямо к Дому.

Недолго пробыли там воины после пророчества Бадб, и были они в томлении, тоске и тревоге. И тогда услышали они, как сказал Генанн, стоявший у порога Дома:

— Вижу я воинов, что движутся прямо через Маг Дерг с запада, и думается мне, что все они из уладов.

Возрадовались тут и преисполнились гордости Кормак и его люди, когда увидели своих героев и воинов, спешащих к Дому.

Потом вошли улады в Дом, и каждый сел на свое место, как полагалось по их обычаю, так что не случилось низшего на месте высшего. Сел Амаргин на геройское место справа от Кормака, а против него у входа сел Кахт. На геройское место слева от прекрасной руки короля сел Фиаха, сын Фир Аба. У другого входа сел Фиаха Каэх, сын Фергуса. Сел Илланн Финд, сын Фергуса, справа от короля Кормака, а Дубтах слева от него. Так и расселись все, как кому полагалось по праву их отцов и дедов.

Теперь о Лонфиахе. Дальше речь о нем.

Отправился он туда, где были Айлиль и Медб, и все рассказал им. Стали они тогда держать совет с коннахтцами и сказала Медб:

— Устрою я так, что останется с нами Фергус, а воины Коннахта двинутся за Кормаком и силой захватят его Дом, где бы ни проводил он сегодня ночь.

Принялась потом Медб наговаривать Фергусу на Кормака:

— Уж верно доволен ты, что станет королем сын того, кто прогнал тебя из твоих земель и зачал его от твоей жены!

И тогда согласился Фергус напасть на Кормака. Отправились с ним сыновья Мага — Кет, Айле Ард Агах, Эохайд Бек, сын Эохайда Ронна, Мане Инмогайд, сын Мане Моргора, Мане, сын Кета, Мог Корб, сын Конхобара Абратруайда[249], сына Финда, сына Роса. И было их всего десять сотен людей. Отправился Лонфиах впереди воинов. Не было тела, не прикрытого щитом, руки без копья, пояса без меча.

И тогда спел Суамах, сын Самгуба, певец и приемный отец Кормака, такую песнь, предрекая им все, чему суждено случиться, ибо слыл он провидцем и мужем великой мудрости!

Горе тем, кто идет за Лонфиахом, сыном Ламфота [...).

Вскоре подошли воины к Дому и расположились поблизости. Отправили они к Дому лазутчиков — Мог Корба и Кайлле, и вскоре вернулись они и рассказали все о людях и том, что делалось в Доме.

— Подошли мы, — сказал Мог Корб, — к огромному королевскому Дому, где были свирепые, страшные люди, одетые в прекрасные невиданные одежды, с чудесными чужеземными щитами и острыми копьями. У одних были длинные волосы, у других — короткие, а у третьих — остриженные вокруг головы.

— Узнаю я их, — сказал Лонфиах, — это двор короля и его воины. Горе тому, кто нападет на них! Горе тому, кто должен сражаться с ними! Многих героев зальют они кровью, защищая своего господина.

— Потом подошли мы к другому Дому на вершине холма, — сказал Мог Корб, — где сидели белокожие женщины с голубыми глазами, одетые во множество пестроцветных одежд — красных, синих, зеленых. Благородные, широколобые юноши были при них, музыканты, певцы, шуты и собаки на привязи. Со всех окрестных дорог множество людей стремится к этому Дому. Не видели мы вблизи от него героев и воинов.

— Узнаю я их, — сказал Лонфиах, — это женщины короля и королевы Нем, дочери Келтхайра, сына Утехайра. Яростно будут защищать их кровь в этом Доме!

— Потом подошли мы к другому Дому, — сказал Мог Корб, — что стоял пониже того на склоне холма. И были там вожди, благородные воины, королевские сыновья, великие и благородные люди. Хоть" и нет в этом Доме ясного света и королевских факелов, ярко сияют невиданные платья, дивные изукрашенные заколки, позолоченные щиты, отделанные золотом мечи, отряды вождей и благородных воинов. Не распознал я самого Кормака, если только это не он был в самой середине Дома, высокий и прекраснолицый муж. Сверкающие глаза у него и прекрасные зубы. Лицо его широко сверху и узко внизу. У него дивные длинные, золотистые волосы, длинная раздвоенная борода. На нем красный плащ с серебряной заколкой. Меч с навершием у него в руке. Воистину королевский облик у него и голос верховного правителя.

— Да, это Кормак, если верно его описал ты, — сказал Лонфиах. Потом уселись воины и принялись ожидать конца ночи, дабы тогда напасть на Дом и разрушить его.

Между тем, пока люди в Доме сидели задумавшись, Амаргин немного поспал. И вот что явилось ему во сне: видение коннахтцев, обрушивающих на них Дом, и людей, разящих друг друга. В ужасе очнулся он ото сна.

— Помолчите же, — сказал тогда Кормак, — в чем дело? И тогда молвил Амаргин:

— Грохот геройский [...].

— Поднимайтесь, о воины, — сказал Амаргин, — и пусть не оставляет никто своего оружия, ибо идут враги напасть на вас!

Недолго пришлось им об этом думать, ибо уже приблизилось войско и сделало три круга около Дома. Испустили воины боевой клич.

— Настало то, чего мы боялись, — сказал Амаргин.

— Скоро услышат они и наше слово, — молвил Кормак, — ибо найдутся и здесь воины!

Между тем Суамнах, сын Самгуба, отправился на восток за войском, чтобы подать весть своему приемному сыну, и подошел к Тулах Дер, Холму Слез, что зовется так от кровавых слез, что пролил здесь Дагда, узнав о смерти сына своего, Кермайта. Увидел Суамнах зарево разрушения, выпавшего на долю его приемному сыну, и не смог стерпеть этого, так что разорвалось в груди его сердце. Оттого-то с тех пор и поныне зовется этот холм Друим Суамайг.

Тем временем напали воины на Дом Кормака и подожгли его. Увидел это Лонфиах и устыдился того, что привел врагов к своему молочному брату. И вошел он тогда в королевский Дом, дабы стать в битве подле него, но обрушил на него Дубтах удар своего меча и отсек ему голову. И был это первый смертельный удар в Доме.

Тогда подожгли Дом со всех сторон. Бросился тут наружу Фергна, сын Финнконна, поразил пятьдесят воинов, вооруженных для схватки, потушил огонь, прогнал войско за пустоши и невредимым вернулся в Дом.

Снова тогда подошло войско к Дому и разожгло огни. Поднялся тут Фиаха, сын Фир Аба, затушил огни, поразил сотню воинов и отогнал прочь войско.

Но вскоре опять вернулись воины и разожгли четыре больших огня в Доме[250], по одному с каждой стороны. Тогда бросился наружу Дубтах, погасил огонь, а потом жестоко и яростно прогнал войско, поразил сотню воинов и вернулся в Дом.

Тогда зажгли воины огни в пяти местах в Доме. Тут бросился наружу Илланн Финн, сын Фергуса, погасил огни и убил сотню воинов, прогнав остальных за пустоши.

Между тем приблизился к Дому Лугайд Ламдерг, поднял на плечо огромный камень и метнул его в Илланнй, сына Фергуса, так что пал тот бездыханным. Тут поднял на плечо камень Фиаха, сын Фер Фейбе.

— Воистину, это геройская ноша, — сказал Амаргин, — и падает на них позор вместе с ней.

Бросил тогда Фиаха камень в Лугайда Ламдерга, и пал тот бездыханным. Поднял тот камень Кет и метнул его в Дом, и убил там одного воина. Но Фиахра Каэх, сын Фергуса, снова поднял его и поразил одного воина снаружи.

Так убили этим камнем семь воинов снаружи и семь внутри. Потом совершил Дубтах геройский бросок камнем через весь Дом, и это тот самый камень, что лежит сейчас в источнике Келл Ласра, как называется "сейчас и королевский Дом, ибо в былые времена не бывало королевского Дома без воды, текущей внутри него или поблизости.

Об этом пропел Амаргин:

— Ноша Фиахна, позор героя [...].

И еще пелось:

Тот камень, что у Дома жизни героев лишал, Лугайд Ламдерг метнул его в Илланна, сына Фергуса, Фиахна бросил в Лугайда его, и кровью омылся герой, дважды по семь мужей пало от этого камня.

Тогда сошлись воины друг с другом у Дома.

— Лучше уж нам выйти наружу, о воины, — сказал Кормак, — дабы сражаться в поле.

И потом так сказал он, устремляясь в битву:

— Ужасен крик, крик Дома [...].

Тогда бросились воины из Дома наружу, разрушив перед собой его стены и геройские входы, и встали крепкими боевыми рядами, когда сошлись со всех сторон их люди. И началась между ними жестокая, жаркая битва, так что смертные ложа уготовлены были многим в ее гуще и кровь доходила до поясов героев.

Тут нашел Кормак камень под ногами и метнул его в Мог Корба, так что раздробил камень щит и вогнал воина в землю. И это тот самый камень, что лежит сегодня в источнике в самой середине Дома. Не успел тот подняться, как приблизились к нему Кормак и Кахт, сын Илгуйне, и сразили его насмерть. И всякий герой из тех, кто был внутри Дома, прорубал свой проход в гуще жестокой, невиданной схватки, так что вскоре все они поразили и разметали друг друга. Каждый из них следовал своим... в битву с обеих сторон.

И ушли прочь от сражения Эохайд Бекк, сын Эохайда Ронна, и Мане Антакайд, сын Мане Моргора, и пали на Кник ин Коскарь от ударов Кахта, сына Илгуйне, и Кормака после тягостного боя. До сей поры есть немало могил на этом холме, что зовется Слиаб Бик по имени Эоху Бекка, сына Эохайда Ронна.

С победой вернулись в Дом воины. Немного осталось их на лугу Дома после разрушения. Были двое по имени Он, два сына Дубтаха, у брода. Каждый из них сразил в схватке по девять мужей, отчего и называется этот брод к востоку от Дома Ат на н-Она. Кларта Клоэн пал от руки Кета, сына Мага, на Кларта, и по его имени зовется теперь этот холм. Боккан пал от руки Амаргина, и оттого название Ард Боккайн в Крих Малонн. Лен пал у Лох Лейн в Бодамар. Крех Сойндим и Крех Дойндим были убиты на Ард на Крех. Клиабах Кетроах пал от руки Дубтаха, отчего и название Друим Клиабайг. Эн, сын Мага, пал у Ат Эойн от руки Фиаху, сына Фер Фебе. Фидах, сын Эна, пал у Ат Куйле Феда. Кайндлех, дочь Уарба, жены Дубтаха, пала у Кайндлех. Буйдех, дочь Форгемена, пала у Клуайн Буйдиге.

Вновь потом завязалось сражение, и были с одной стороны Кормак Конд Лонгас, Дубтах, Амаргин и Кахт, сын Иллгуйне, а с другой — Кет, Айлиль Ардагах, его брат, Мане, сын Кета, и Буанан, сын Дамана. Насмерть сразили друг друга Кахт, сын Иллгуйне, и Айлиль Ардагах. Устремился Корб Гайллне к Кормаку, и пал тот от его руки и руки Кета. Так говорит Книга Друим Снехта[251]: обезглавил он Кормака, а Анлон, сын Дохе, унес с собой его голову к Ат Луайн. Оттого и говорится: "Когда пали два Она в Доме от руки врагов [....]".

Иные же говорят, что не дал Амаргин обезглавить Кормака и прогнал от его тела Кета, и трижды ранил его. Между тем в книгах пишут другое.

Потом пал Да Хока в Доме. Жена его, Луат, дочь Лум Лонда, отправилась к Лох Луата, и там сгусток крови из сердца пал на ее грудь, отчего и зовется это озеро Лох Луата.

Лишь пять человек спаслись из пришедших десяти сотен коннахтцев. А из трех сотен уладов спаслось только трое: филид Амаргин, Дубтах и Фиаху, сын Фер Фебе. Имринд, сын Катбада, ушел еще вечером до разрушения.

Потом вырыл Амаргин могилу и насыпал холм для короля, отчего и зовется то место Клуайн Дума. Принялся Амаргин горевать и оплакивать короля, и говорил так:

— Велика скорбь уладов после гибели их короля в кровавом бою [...].

Так пелось о гибели героев в Доме: — Пал Кормак в Доме, в крови Илланн Финн [...].

Теперь о Фергусе.

Остался он в Круаху после ухода воинов, и тогда пришел к нему его слуга Эргарб, что поведал о походе братьев Мане и сыновей Мага против Кормака и его людей, дабы обрушить на них дом, где бы ни проводил король ночь. Взял тогда Фергус своих коней, впряг в колесницу и пустился по следу войска, чтобы не допустить разрушения.

Но не было от этого прока, ибо никого уж не застал он в живых у Дома, кроме Амаргина, Дубтаха и Фиаху, да и те были красны от многих ран своих и крови.

Горько скорбел Фергус и оплакивал своего приемного сына и бил одной рукой об другую, и кровавыми были его слезы. А потом объехал он поле битвы и разыскал тела своих людей, сотоварищей и приемных сыновей. Тяжко было смотреть на него, когда переходил он от одного тела к другому. Не веселее было ему смотреть на Кормака в крови, чем на смерть своих собственных сыновей. И сказал он:

Горестно алой моей крови [...].

Объехав поле, воротился Фергус туда, где были Амаргин, Дубтах и Фиаху, и принялся восхвалять и превозносить их, ибо ужас и страх охватил его перед ними. Так говорил Фергус, и воистину горестен, скорбен, несчастен был он при этих словах:

Крови темница — сердце моё, сила и пламя угасли [...]. Сам я и доблестный Кехт великое дело свершили в кровавом сраженье [...].

Вот кое-что об их походах и подвигах. Дом Да Хока — название этой повести.

Разрушение Динн Риг[252]

Брегой правил в то время Кобтах Коэл Брег, сын Угайне Мора, а Лоэгайре Лорк, сын Угайне, был королем Лейнстера[253]. Завидовал Кобтах власти Лоэгайре, так что овладели им уныние и немощь, а кровь и плоть его истощились, отчего и был он прозван Коэл Брег[254]. Никак не удавалось ему убить Лоэгайре.

Тогда позвал он к себе брата, дабы благословил его тот перед смертью. Когда же вошел Лоэгайре в его дом, вдруг сломала себе ногу бежавшая по полу курица.

— На беду нам случилось это, — сказал Лоэгайре.

— Воистину так, — сказал Кобтах, — прими же отсюда все, кровь и кость, жизнь и скотину. Несчастье сулит мне сломанная нога.

— Увы, — отвечал Лоэгайре, — падут на людей погибель и разрушение. Не думай больше о курице.

— Приходи сюда назавтра, — сказал брату Кобтах, — и положи меня в могилу, ибо я скоро умру.

— Хорошо, — ответил Лоэгайре, — так я и сделаю.

— Что ж, — сказал тогда Кобтах королеве и слугам, — скажите, что умер я так, что никто об этом не знал, и положите меня в колесницу, дав в руку острый кинжал. Не замедлит тогда брат прийти оплакать меня и, кто знает, быть может, получит что-нибудь от меня.

Так и сделали. Вывезли они в поле колесницу, и пришел туда Лроэгайре проститься с братом. Приблизился он и склонился над ним. Тут вонзил ему Кобтах кинжал в спину и попал он в самое сердце и поразил Лоэгайре насмерть.

Между тем был у Лоэгайре сын по имени Айлиль Айне, и принял он тогда власть над Лейнстером. Не довольно было Кобтаху одной смерти родича и дал он Айлилю серебра в питье, отчего тот и умер. После того стал сам Кобтах королем Лейнстера. Между тем оставил Айлиль Айне сына по имени Моэн Оллам[255]. Был он немым, пока не стал зрелым мужем. Как-то раз на поле для игр метнул он свой жезл через ногу.

— В меня самого угодил он, — вскричал Лабрайд.

— Лабрайд Моэн, — сказали тут юноши, и с той поры стал он зваться Лабрайд[256].

Однажды просили ирландцы у Кобтаха устроить Праздник Тары. Вместе со всеми пришел на него и Лабрайд. Когда же пришло время начинать празднество, явились во множестве певцы со славословиями королю, королеве, вождям и благородным юношам.

— Ну что ж, — сказал Кобтах, — известно ли вам, кто славнее всех в Ирландии?

— Воистину да, — ответил Крайптине, — это Лабрайд Моэн, сын Айлиля Айне. Одарил он меня весной, когда издох мой единственный бык. Он самый щедрый из всех.

— Знаю, — молвил филид Ферхертне, — одарил он меня зимой, когда издохла моя единственная корова.

— Идите же с ним прочь, — сказал Кобтах, — если он щедрее меня.

— Неправое это суждение и недостойное мужа, — ответил Крайптине.

— И все же покиньте Ирландию, — молвил Кобтах.

— Если не найдем мы в ней места, то так тому и быть, — сказал Моэн.

Тогда прогнали их прочь.

— Куда мы направимся? — спросил Моэн.

— На восток, — ответил Ферхертне.

Пошли они тогда к правителю Фир Морка, что жили у Луахайр Дедад[257]. Скориат был у них королем.

— Что привело вас сюда? — спросил он.

— Король Ирландии отправил нас в изгнание, — ответил Моэн.

— Приветствую вас, — сказал Скориат, — и пока я здесь, оставайтесь, сколько пожелаете, или идите дальше. Будете вы нам желанными гостями.

Была у Скориата дочь по имени Мориат[258]. Строго охраняли девушку, дабы не смог посвататься к ней никто из мужей Ирландии. Мать Мориат стерегла ее. И случилось так, что полюбила девушка Лабрайда. Принялись они держать, совет, а в это время давал Скориат большой пир Фир Морка. И решили они, что сыграет Крайптине после пира дремотную песнь, дабы заснула мать девушки и сумел Лабрайд проникнуть в ее покой. Так и было сделано. Не убрал к ночи Крайптине свою арфу, и погрузилась в сон женщина, и сошлись тогда муж с женой.

Недолгое время спустя пробудилась женщина.

— Поднимайся, о Скориат, — сказала она, — ибо во зло тебе сон. Запах женщины исходит от твоей дочери. Послушай, как вздыхает она после ухода возлюбленного.

Тут проснулся Скориат и сказал:

— Узнай, кто совершил это, дабы немедля покарать его мечом!

Между тем не смогли разузнать они, кто приходил к Мориат.

— Обратимся к друидам и филидам, — сказал Скориат, — дабы открыли они, кто это сделал.

— Падет на тебя хула, — молвил Ферхертне, — если погубишь ты одного из своих людей.

— Сам лишишься ты головы, если не пожелаешь говорить, — сказал на это Скрриат.

— Воистину, можешь ты говорить, — сказал тогда Лабрайд, — ибо довольно и одной моей смерти.

И тогда сказал Ферхертне:

— Не скрыла пение арфа Крайптине, погрузила воинов в смертный сон, и тогда соединила Майн Мориат из Морка и Лабрайда любовь, что дороже любого богатства.

— Это Лабрайд, — молвил Ферхертне, — приходил к ней, когда погрузила всех в сон арфа Крайптине.

Так предал он одного из своих.

— Хорошо же, — сказал на это Скориат, — до сего дня не выбирали мы дочери мужа из-за великой любви к ней. Но вот, хоть и не выбранный, явился он к нам. Пусть же готовят напитки и подведут Мориат к руке Лабрайда. Не разлучусь я с ним, покуда пребуду королем Лейнстера[259].

Тогда подошла к Лабрайду девушка и провела с ним эту ночь.

Между тем собрали мунстерцы войско и, подошли к Динн Риг[260].

Не решились они идти на приступ и надумали послать Крайптине на крепостной вал, дабы сыграл он врагам дремотную песнь и уложила бы их всех арфа Крайптине. Сами же мунстерцы легли бы тем временем наземь и заткнули уши пальцами, чтобы самим не уснуть от той песни.

Так и было сделано. Погрузились от той музыки воины в сон, а враги вошли в крепость, учинили побоище и разрушили ее. И была Мориат в том побоище, ибо полагала недостойным затыкать себе уши пальцами. Три дня оставалась она во сне, и никто не решался разбудить ее.

Так пел о том Фланн, сын Лонана:

Когда спала гордая Мориат перед мужами Морка, славнее напева, что Динн Риг погубил, без сражения дорога, от музыки арфы с нарезкой.

Потом взял Лабрайд власть над Лейнстером и заключил договор с Кобтахом, и поселился в Динн Риг. Там была его власть, а верховным королем стал Кобтах[261].

Принялся тогда Кобтах делать все, что ни вздумается, во всякое время. Тогда построили для Кобтаха дом. Вот был каков он: воистину крепок, с железными стенами, полом и входом. Целый год строили его лейнстерцы, и таили то дело отец от сына и мать от Дочери. Оттого и говорят, что нет ни у кого столько тайн, как у лейнстерцев.

Построили тот дом в Динн Риг и, когда был он готов, пригласили туда Кобтаха. Отправился он в путь, и было с ним три десятка королей из правителей Ирландии. Когда же пришел он, никак не могли лейнстерцы залучить его в дом без матери Лабрайда или его друида. Выбрал себе эту долю друид, да пребудет с ним благословение лейнстерцев и вовеки останется свободным его, потомство! Ради сына своего вошла в дом и женщина. Между тем сам Лабрайд пребывал в ожидании.

На другой день пошел он на луг поиграть с юношами. Там увидел он своего приемного отца. Принялся тот хлестать своего приемного сына по голове и спине стеблем колючего кустарника.

— Похоже, что совершил ты, мальчик, великий подвиг. Не годится, чтобы король Ирландии, приглашенный с тридцатью королями, остался без пищи и не мог утолить голод.

Обошел тогда Лабрайд своего приемного отца и отправился к ним в дом.

— Будет вам огонь, — сказал он, — и напитки с едой в доме.

— Это справедливо, — ответил Кобтах.

Девятеро лейнстерцев было тогда в доме. Наложили они цепь, что висела у входа, и привязали ее к камню. Потом принялись они качать три десятка кузнечных мехов, так что шел жар из них прямо в дом. По четыре юноши было у каждого меха, так что вскоре стало воинам жарко.

— Твоя мать там, о Лабрайд! — сказали юноши.

— Что ж, о юноши, — ответил Лабрайд, — мною спасена будет ваша честь, ибо я скоро умру.

Так погиб Кобтах Коэл, а с ним семь сотен да три десятка королей.

Так говорится:

Три сотни лет, о славный счет, перед Христа рождением, рождением святым. не было братства, вершилось зло, Кобтах Коэл Лорка убил. Его ж самого с тридцатью королями Лабрайд сгубил, знаменье победы, внук Лоэгайре озерного, в Динн Риг поразил он врагов.

Так сказал о том филид Ферхертне:

Динн Риг, что был Туайм Тенбас[262], тридцать вождей в горе погибли, разбил, истомил их свирепый Лабрайд, Элги герой, внук Лорка, Лоэг могучий, Санб-путешественник, Коэл Кобтах великий с вождем Муйредахом, оружье разбито, Моэн герой, отец, о отец, Угайне прекрасного сыновей [...].

Вот разрушение Динн Риг.

Видение Фингена[263]

Случилось однажды Фингену, сыну Лухта[264], быть в ночь под Самайн у Друим Финген[265]. Приходился Финген братом Тигернаху Тетбуйлеху, сыну Лухта, откуда и название — королевство сына Лухта. Каждую ночь под Самайн приходила к Фингену женщина из сидов, и пришла она, чтоб о явлениях чудесных и королевских дворцах, волшебном народе и разных диковинах поведать ему в эту ночь под Самайн. Звали ее Ротниам, дочь Умала Урскатаха из Сид Клиат[266]. Вот как они встретились. В ночь под Самайн сошлись они, и спросил Финген:

— Скольких не знаем чудес мы, что этой ночью случатся в Ирландии?

— Их всего пятьдесят, — отвечала женщина.

— Что ты мне скажешь о них? — спросил Финген.

— Вот несравненное чудо, — сказала женщина, — сын этой ночью родится у Фейдлимида, сына Туатала Техмара[267], короля Ирландии. Всей Ирландией завладеет он и разделит ее на пять королевств, и народятся от него пятьдесят три правителя Ирландии[268]. Пребудут они все королями до Ораинеха Уснеха[269], хоть и не поровну доведется им править.

И тогда спел Финген:

Хоть эта ночь и долга, как семь зимних ночей, о том не сожалею и не буду сожалеть, не спало ирландское войско.

— Какое же чудо еще, о женщина? — спросил Финген.

— Вот какое, — ответила женщина. — Хлынет поток этой ночью через долину на востоке[270] по следу воительницы, жены Нехтана, сына Снама Нуадата. Потечет он из Сид Нехтан на северо-восток До бурлящего моря. Три кравчих Нехтана — Флеск, Леек и Луам — стерегли тот источник, но, нарушив заклятие, бежал поток от них и превратился в чудесную реку, славную несчетными дубравами, долинами, торфяными болотами, бродами, озерами, устьями. Но и без того она путь тайного знания, жезл из светлой бронзы на чистейшей золотой долине. Имя ее Боанд.

И Тогда спел Финген другую песнь:

Хотя чудесен мой облик, хотя долго мое бдение, хотя бесконечна для меня зимняя ночь. не будет мне это горько.

— Какое же чудо еще? — спросил Финген.

— Вот Какое, — отвечала женщина. — Со времен Потопа сокрыто в Ирландии дерево, и теперь три дождя плодов сбросит оно, так что трижды наполнится желудями поле, где оно стоит. И когда упадет с него последний желудь, немедля появятся завязи нового урожая. Освободили потоп без разрушения. До нынешней ночи никогда не видел глаз человека этого дерева, имя которого Мугна[271]. То дитя райского дерева. С могучими ветрами залетело сюда его семя и опустилось в долине Мугна, а быть может, это — плод с ветви, что держал Всевышний, который пророс в правление Конанга Бекфиаклаха, брошенный рукой Финтана, сына Бохра. Как это случилось, останется тайным. Нынешней ночью явится оно ирландцам и прославится вовеки веков.

И тогда спел Финген другую песнь:

Не тяжко бдение из-за дерева, с Потопа покрытого плодами, велика будет слава по Бреге, до всех народов дойдет.

— Что же за чудо еще? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила женщина. — Финтан, сын Бохра, сына Этиара, сына Нуайла, сына Амда, сына Каина, сына Ноя, что даром благородного короля сделался величайшим в этом мире мудрецом. Был бессловесен он — не хороша была его речь, хоть и мог он говорить, — в час, когда услышал гул потопа у склона горы Ойлифет. На гребне волны перенесло его на юго-запад Ирландии. Сделался он нем и лежал погруженный в сон, пока потоп покрывал землю. Воистину безмолвен он был с той поры и доныне. Оттого-то и скрыта была правда об Ирландии, ее деяниях, пророчествах, старине и законах: Лишь один Финтан пережил потоп, и нынче ночью наслал на него Господь дух Самуила пророка в облике юноши. Опустились на губы Финтана солнечные лучи, и три углубления появились у него на затылке, отчего семь даров красноречия и семь цепочек примет его язык[272]. Так открылась этой ночью старина и былые деяния, отчего и говорится "уж лучше молчание, чем пустые речи"..

И тогда спел Финген другую песнь:

Хоть и темна мне эта ночь, с вечера и до утра, нет у меня сожаления, ибо поистине чудны деяния.

— Что же за чудо еще? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила женщина. — Нынче ночью открылись и явлены были три величайших сокровища Ирландии. То боевой шлем Бриона[273] из Сид Круахан, что сработал Брео, сын с метража, мастер Энгуса, сына Умойра. Покрыт он чистейшим индийским пурпуром, и венчает его золотое яблоко. Размером тот шлем с голову воина, а вокруг него тянется нить из перебранных рубинов. На нем сто колечек красного очищенного золота и сто цепочек из светлой бронзы для украшения. Долгие годы был он сокрыт от Морриган в источнике Сид Круахан. Никто на свете не ведал о нем до сегодняшней ночи. Второе сокровище — фидхелл Кримтана Ниа Найр[274]. Взял он ее у Оэнух Финд, когда отправился в дальний путь со слепой на левый глаз Нар и оказались они во тьме на море. В крепости Уснеха таилась она до этой ночи. Третье сокровище — диадема Лоэгайре, сына Лухта Ламфинд, что сделал Лен Линфиаклах[275], сын Банблог Банна. Нашли ее нынешней ночью три дочери Файндле, сына Дуброта, в Сид Финдхад, ибо не ведал никто о ней до часа великого рождения, до рождения Конхобара Абратруада[276].

И тогда спел Финген другую песнь:

Долгая ночь, коли б не ты, явлены мне чудеса, были мы, были мы в горе, у длинного склона скалы.

— Что же за чудо еще? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила женщина. — Пять главных дорог Ирландии, никому не известных до нынешней ночи. Не случалось ездить по ним королям на колесницах. Первая — Слиге Мидлуахра, что открыл этой ночью Мидлуахайр, сын Дамайрне, сын короля Сруб Брайн, идя на праздник Тары. Другая — Слиге Куаланд, что открыл Фер Фи, сын Эогабала, идя впереди своих воинов на праздник Тары. Третья — Слиге Асайл, что открыл Асал, сын Умойра, сына Дордомблайса, идя впереди разбойников Миде на праздник Тары. Четвертая — Слиге тола, что открыл Сетна Секдерг, сын Дорнбуйде, идя с друидами Иармумана на праздник Тары. Пятая — Слиге Мор, или иначе Эйсцир Риада, ибо делит она Ирландию. Открыл ее Нар, сын Энгуса Умайла, который, сразившись с воинами Ирруса, первый пришел в Тару. До нынешней ночи неведомы были эти дороги Ирландии[277].

И тогда спел Финген другую песнь:

Хоть я и долго стою, не властна надо мной печаль, не властна в черной ночи зависть к людям и празднику Тары.

— Что же за чудо еще? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила женщина. — Две нетронутых могилы на Слиаб Мис[278]. Погребены в них два сына Миля Эспайне, Эбер и Эремон, что поделили между собой Ирландию и взяли земли: один На восток от горы, а другой на запад. И предрекли сыновья Миля, что, покуда не сойдутся две их могилы в одно место, не бывать над Ирландией единой власти. Два друида похоронили братьев — Уар и Эйтиар их имена. Нынче ночью сошлись воедино могилы, так что лежат братья спиной к спине в самом чреве горы. С этих пор и вовеки пребудет над Ирландией один повелитель.

И тогда спел Финген другую песнь:

Благородным народам чудесное диво радостно провозглашаю, не слыхали доныне в Ирландии в одну ночь о таких чудесах.

— Что же за чудо еще? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила женщина. — Три чудесных озера явились сегодня в Ирландии с рождением Конна. Первое — Лох Эках[279], где поставлено дерево, священный столб, что через семь лет явится над водой, железо, что должно пребывать в воде, и камень, что должен пребыть под землей. Второе — Лох Риах[280], в нем. Каэр Абартайг из Сид Фетайл Анбудайг стирала одежды Мак Ока, что были множества самых чудесных красок. Оттого-то и само озеро стало многоцветным и каждый час меняет цвет, если стоят ирландцы и смотрят на него с одного места. Лишь обреченные на смерть не видят того и для них оно всегда одинаковое. Третье — Лох Лейн, на которое пролился дождь из ТирТайрнгире[281] и упали в него дивные сокровища, что зовутся драгоценностями Лох Лейн. Были сокрыты они и не являлись людям до нынешней ночи.

И тогда спел Финген другую песнь:

Хоть издалека ты пришла, о женщина, нашлось у тебя, чем помочь мне, много всего рассказала ты мне при рождении Конна о чудесах в Ирландии.

— Что же за чудо еще? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила женщина. — Четверо спаслись[282] от Племен Богини Дану в битве при Маг Туиред и скрывались потом, и губили зерно и плоды, молоко и морскую добычу. Один из них, Редг, был в долинах Маг Ита, другой, Бреа, скрывался в холмах Брег, третий, Гренд, в горах Смойл[283], четвертый, Тинел, в круаханской земле. Нынче ночью были они побеждены и изгнаны из Ирландии. Совершили это Морриган, Бодб из Сид Фемен, Мидир из Бри Лейт и Мак Ок, дабы вовеки не грабили фоморы Ирландию, покуда не исчезнет потомство Конна.

И тогда спел Финген другую песнь:

Явились чудеса с рождением потомка Туатала Ниа Найр, трижды лучше для Ирландии, когда ты поешь о них.

— Что же за чудо еще, о женщина? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила та. — Дивное творение, хоть и не суждено ему стоять вечно, — стена из светлой бронзы, что идет вокруг Рат Айлине[284]. С тех пор, как начали ее строить, все, что ни делали мастера да умельцы за день, на другой было разрушено. И до сего дня не была она ни построена, ни расцвечена. Три источника появились в Ирландии, прежде чем прошел грозный Дагда, — Сиур, Эойр и Берба[285] Встретились они в одном месте и сошлись в одном устье сегодня ночью.

И тогда спел Финген другую песнь:

Прекрасна ты, женщина, говорящая это, счастлив я слышать тебя, для Ирландии больше не тайна — ожидание Конна Ста Битв.

— Что же за чудо еще, о женщина? — спросил Финген.

— А вот что, — ответила та. — Прилетели трижды девять белых птиц, скованных цепочками[286] красного золота, и прозвучала над валами Тары прекрасная мелодия, так что ни горя, ни жалости, ни тоски, ни печали уж там не осталось. Явились в Тару три сына Эойна, сына Этидеойна из Сид Труйм, и уселись вокруг нее эти три королевских воина — Маэл, Блок и Блуйгне[287]. Трижды раздался тогда в Таре звон оружия, трижды вскричали бывшие там воины и все королевские крепости Ирландии. И спел провидец королевскую песнь Конну в то самое время, когда появлялся он на свет.

— Помнишь ли ты эту песнь? — спросил Финген.

— Воистину да, — отвечала женщина.

— Спой же ее мне сейчас, — сказал Финген.

— Узнал ты немало радостного этой ночью и снова отступит твоя печаль, лишь только услышишь ее, — сказала женщина.

— Что б мог я услышать дурного, зная о стольких великих вещах, — молвил Финген.

И тогда принялась женщина из сидов петь песнь, которую пропел друид, когда появился на свет Конн в Таре:

Клич рождения Конна, Конн над Ирландией! Ирландия Конна, Конн до Файла! станет могучим войско в правление его в древней долине Эдайр[288] навеки. Возглавит он конных и колесницы, дороги под ними, гром через морг, лодки качающиеся с кораблями, он волны несет за моря. В Миде и Мунстере войско его все будет рушить до моря границы, лейнстерцы будут отважны в ту пору, хоть и не будет подмоги ему. Обрушит удар он на земли Луахры, древнюю долину Снайб наполнит отвагой, до Эсс Руад, до Финд, до Фанайт[289], до Дома Донна, где встреча всех мертвых. Копья его кровь бойцов опьянит, дорога за Уладом широка гнева его не избегнет никто до самых волн Муйр Ихт[290]. Повозки разбиты и древки в крови, в крови коричневой, горькой — мечи, от земли до самых небес наполнит он воздух горящий, жестокий. Свой путь начнет в Таре власть прекрасная, добрая, долгая, Конну назначенная, — род его благороден, пятьдесят три короля от него. Родится и внук у него потом, Кормак по имени, Конна внук, будет правды скалой он во всякое время, сильным пребудет вовеки веков. Полон гордости, Конн истерзает страну, между пустошами и горами, пребудет с добычей своей и с законом, с народом своим до конца. Правду вещают друиды в Таре, провозгласили его, да не станется ложью, власти исполнен до трех морей — все ему дал Господь. Пусть нам с тобой, о Финген, долго приходится ждать чудес, о которых говорено здесь, больше всех Конну дано. Прекрасное, долгое время дано, чудо свободнорожденным под ним, королю битв и войск прежде звона оружия бросьте клич.

— Вот что пропел Кесарн друид в Таре, — сказала женщина, — в то время, когда родился этой ночью Конн.

И тогда спел Финген еще одну песнь:

В том, что ты говоришь мне, о женщина, мнится мне, нету нужды, и толку не будет мне от услышанной песни друида.

Стал после этого Финген горевать и печалиться и отправился вон из своей земли без возврата до того времени, пока не кончится власть Конна и его потомства. Принялся он ходить по всей Ирландии, по каждой земле и пустоши, а Конн в это время начал править всей страной.

Стоял однажды Конн на холме Уснех Миде и смотрел во все стороны на Ирландию. И спросил он своего друида, что звался Коран:

— Есть ли в Ирландии кто-то, кто мне не подвластен?

— Все здесь под твоей властью, кроме одного человека, — отвечал друид.

— Кто ж он? — спросил тогда Конн.

— Нетрудно ответить, — сказал друид, — это Финген, сын Лухта. С тех пор, как родился ты и стал королем, скрывается он от твоего закона и власти.

— Где ж сейчас он? — спросил король.

— Он в пустошах у Слиаб Мис и Ирлуахра, — ответил друид.

— Не потерплю я семени раздора в Ирландии, над которым нет права короля, — сказал Конн.

— Нелегко тебе первому будет, — молвил друид.

— Отчего же? — спросил его Конн.

— Женщина из сидов обучает его, — ответил друид.

— Есть "правда Бодб" у меня для волшебного народа Мунстеpa[291], — сказал Конн, — так что наложен ими гейс на мое царствование.

Кого же ты можешь послать? — спросил друид.

— Есть при мне Фер Фи, сын Эогабала, — ответил Конн, — сын дочери Кримтана Ниа Найр, чей отец из Сид Бодб.

— Пошли же его, — сказал друид.

Тогда пришел Финген и встретился с Конном и пятьдесят лет был при нем во всех геройских сражениях. И победил он в семнадцати битвах, но в семнадцатой пал вместе с Форанаином Фота от руки Голла и Ирголла[292] в Тир Конайл.

Так тридцать пять лет правил Ирландией Конн, а всего царствовал он пятьдесят три года. И был он воистину лучшим королем, которого только знала Ирландия перед приходом истинной веры. Ни до того, ни после не жилось в Ирландии лучше, чем при нем, если не считать правления внука его, которого звали Кормак. Не скажешь даже, чье правление было славнее, и надо признать, как поэт Сенфуат, что ни в чем одно не уступало другому. Вот каково было правление Конна — без разбоя, без воровства, без нечестья, без болезни, без комаров, без слепней, без мошки, без сырости, без сильного ветра, без снега; но лишь с росой, дождем и туманом. Было оно без шершней и без ос, но лишь с пчелами в лесах у Тары. Было. оно без сухих деревьев, без жестокости к людям, без победных Кличей, без стенаний, без истребления, без людей, у которых нет работы, без стражи, без горя. Не было в Ирландии в то время поры года без плодов, ночи без росы, дня без тепла. Зеленел каждый лес, а всякая река была полна рыбы, лишь только войдешь в нее по колено. Не было тогда ни копий, ни кинжалов, ни мечей[293]. Кнут и стрекало служили в то время оружием. Лишь пятнадцать дней по весне работали тогда люди на полях, но зато трижды в году приносили они урожай. На рогах скотины куковали в ту пору кукушки. Сто завязе й приходилось тогда па ветку, сто орехов на каждую завязь, девять не меньше было молочных коров, чем быков в его время. Двадцать мер зерна или двадцать чаш меда стоила в его правление унция серебра. Двадцать четыре меры было в те времена в унции — такова была тогда цена коровы. Воистину, все это было похоже на рай, и казалась Ирландия обетованной страной под медоносным цветком трилистника. И было все это в правление Конна Ста Битв, как пост о гом Эоханд Поэт[294]:

Правление Конна Ста Битв, пятьдесят да три года, без грабежа, без пожаров, без ран человечьих было, без воровства, без разбоя, без л"жи, без болезни короткой иль тяжкой, без слепней и шершней, без злых комаров, без долгих ливней, без сильного ветра, без снега, благородная брань, но всего лишь три дара: роса, капля дождя да туман.

Битва при Маг Мукриме[295]

Айлиль Аулом был сыном Муг Нуадата[296], из потомков Эбера, сына Миля Эспайне. Мунстером правил он тогда и была его женой Садб, дочь Конна Ста Битв. Три сына имел он от нее: Эогана, сына Айлиля, Киана, сына Айлиля, и Кормака, сына Айлиля, от которых ведут свой род Эоганахта, Кианахта и Дайл Кайсе[297].

И еще был у Айлиля и Садб приемный сын, Лугайд Мак Кон из Корко Лайгде[298]. На одном колене и от одной груди был он вскормлен с Эоганом, сыном Айлиля.

Как-то раз в ночь под Самайн отправился Айлиль пасти коней к Ане Клиах[299]. На холме устроили ему ложе. Случилось так, что в ту ночь облысел этот холм и никто не знал, что тому виною. И во второй раз повторилось то же, так что не знал Айлиль, что и подумать. Отправил он тогда гонцов к Ферхесу, сыну Коммана, что жил в Марг Леген и был провидцем и воином. Пришел Ферхес поговорить с Айлилем, и в ночь под Самайн пошли они оба на холм. Остался Айлиль на холме, а Ферхес у подножия. Слушал Айлиль, как пасутся табуны, и тут одолел его сон. Вышли тогда из сида Эогабул, сын Дергабула, правителя сида, и дочь его Ане, что играла для него на бронзовой арфе. Приблизился Ферхес к Эогабулу и обрушил на него свой удар. Бросился Эогабул к входу в сид, но Ферхес метнул в него копье и сразил короля подле Айлиля. В то время сошелся Айлиль с девушкой и обесчестил ее. Тогда ударила она его в правое ухо, так что не осталось на нем ни мяса, ни кожи, что уж и не наросли никогда после. Оттого и стал он зваться с тех пор Айлиль Голое Ухо.

— Зло причинил ты мне, убив моего отца и обесчестив меня, — сказала Ане, — и за это я отомщу. Не оставлю я тебе залога дружбы, когда мы расстанемся.

Именем девушки называется этот холм — Ане Клиах. В Бруиг Риг[300] жил тогда Айлиль неподалеку от Майг многоводной. Так сказал филид:

Покуда течет вода Майге, будет сверла, но без блеска, ибо течёт она подле дома Аэдача, сына Меллана поэта.

Как-то раз отправились Эоган, сын Айлиля, и его молочный брат. Лугайд Мак Кон, к Арту[301], сыну Конна. В то время объезжал он Коннахт, и решили братья попросить у него коней и сбрую, ибо приходился он братом матери Эогана. По равнине держали они путь и вдруг услышали музыку, что раздавалась из зарослей тиса над водопадом. Тогда привезли они назад к Айлилю человека, который был там, ибо не знали, что с ним делать, и ждали его решения. Невелик был тот человек, а в арфе его было всего три струны.

— Как твое имя? — спросил человека Айлиль.

— Фер Фи[302], сын Эогабала, — ответил тот.

— Отчего ж вы вернулись? — спросил Айлиль Эогана и Лугайда.

— Поспорили мы об этом человеке, — отвечали те.

— Кто ж он таков? — спросил король.

— Славный игрок на арфе, — ответили те.

— Пусть же покажет он нам свое искусство! — сказал Айлиль.

— Да исполнится твоя воля, — ответил человек.

Тут принялся он играть им песнь плача[303], пока не принялись они плакать, горевать и сокрушаться. Тогда велели ему перестать, и принялся он играть песнь смеха, и тогда стали все так смеяться, что едва не лопнули их легкие. Потом сыграл он дремотную песнь и погрузил всех их в сон до того же часа назавтра. Потом отправился он туда, откуда пришел, посеяв раздор среди братьев, ибо того и желал он.

Тогда поднялись братья и молвили:

— Рассуди же нас, о Айлиль!

— Мало в том толку, — ответил Айлиль. — Что говорили вы, когда отыскали меня?

— Говорил я, — ответил Лугайд, — что его музыка моя.

— А я говорил, — отвечал Эбган, — что сам музыкант мой.

— Верно, — сказал Айлиль, — то человек Эогана.

— Лживо ты судишь! — воскликнул Лугайд.

— А по-моему, верно, — сказал Эоган.

— Воистину нет, — ответил Лугайд, — ибо не часто услышишь правду из твоих уст!

— Не тебе перечить ему, — сказал Эоган, — рабу своего господина.

— Раб этот в силах снести тебе голову и истоптать щеки! — воскликнул Лугайд.

— Как же отважишься ты на это? — спросил Эоган.

— На поле битвы, — ответил Лугайд, — а для того приходи в этот День на исходе месяца к Кенн Абрат[304].

Воистину так и случилось. В тот же день на исходе месяца сошлись они со своими отрядами и встали против друг друга. И выступил вместе с Мак Коном его приемный отец, Лугайд Лага[305], сын Маг Нуадата. Заговорил тогда Лугайд со своим шутом, Додера, что был из Даирфини. Во всем, и обличьем, и телом, был он похож на Мак Кона.

— Что ж, — молвил Лугайд, — теперь вызовет меня Эоган на поединок и повергнут нас пыл короля, свершения сына и внука.

— Недобрые речи у тебя на устах, — ответил Додера, — и не иначе как умереть суждено тебе. Я сам выступлю против него в твоем платье и с твоей диадемой в волосах, и тогда скажут все, что это ты идешь к ним. Если случится мне пасть, немедля иди прочь отсюда, ибо решат все, что был ты сражен, и побежит твое войско. Повсюду в сражении станет искать тебя Эоган, и если заметит твои икры, то поразит насмерть.

Так и сделали. Пал шут в сражении, но знал Эоган, что был это не Лугайд. Обернулся он, чтобы отыскать его, но вскричали тут все:

— Победа за нами! Лугайд сражен!

Воистину, так и было: обратился Лугайд в бегство. Тут увидел Эоган икры Лугайда среди воинов, ибо ярче снега, выпавшего в одну ночь, белели они. Побежал Эоган вслед ему и метнул свое копье и попал Лугайду в икры. С той поры и зовется так Дорта Бренгаир.

— Достигло ли цели копье? — спросил Эоган.

Так победили они в сражении. И сказал филид:

Победа в бою при Кеннфебрат над Мак Коном с. сотнями воинов, семь лет с того дня миновало, сразился он в битве Мукрама.

Все так и было.

С тех пор не мог Лугайд найти пристанища в Ирландии из страха перед Эоганом. Тогда отправился он в Альбу, и никто не знал, надолго ли он ушел. Вместе с ним был Лугайд Лага и всего лишь трижды девять воинов. Пришли они к королю Альбы, и долго тогда толковал Лугайд со своими людьми, чтобы остерегались они и не узнал их король, ведь мог он предать их смерти из дружбы с королем Ирландии Артом, сыном Конна. И повелел Лугайд своим людям исполнять каждому волю другого, словно королевский приказ, и никому не называть своего имени.

Приветствовал их король Альбы[306]. Не назвали они себя по имени, и никто не ведал про них ничего, кроме того, что пришли они из Ирландии Всякий день до исхода года приносили им в отдельный дом быка и свинью.

И не мог надивиться король Альбы на их облик, благородство и храбрость в битве, сражении и схватке, победы в играх, собраниях и скачках, умение играть в брандуб, буанбах и фидхелл. А еще удивлялся он, что не было над ними одного повелителя.

Как-то раз играл, Лугайд с королем в фидхелл и вдруг заметил вошедшего в дом непохожего на всех человека.

— Откуда этот человек? — спросил король.

— Из гойделов, — отвечал тот.

— Каково же твое ремесло? — спросил король.

— Я поэт, — отвечал тот.

— Принес ли ты вести об ирландцах, — спросил король, — и хорошо ли им под властью Арта, сына Конна?

— Воистину да, — ответил человек, — ибо не случалось править Ирландией лучшему королю.

— Кто же теперь король Мунстера? — спросил король.

— Эоган, сын Айлиля — чей отец уже состарился, — ответил человек.

— А как же Лугайд, сын Конна? — спросил король.

— Ничего о нем не известно, с той поры как прогнал его Эоган, сын Айлиля, — сказал человек.

— Горестно слышать мне это, — ответил король, — и горе Ирландии без него! А как же его родня?

— Нелегко им пришлось, — сказал человек, — ибо все они не свободны, а их женщины прислуживают Эогану.

Фигурки из золота и серебра держал в руке Лугайд, когда услышал это. Положил он палец на две или три из них, так что скрылся передний ряд.

— Тоска по родной земле охватила тебя, — сказал тут король, ибо недобрые вести узнал ты.

Тогда вышел Лугайд прочь из дома.

— О мои воины, — молвил король, — это был сам Лугайд. Вижу я это по его игре.

На другой день позвали к нему еще одного человека, и поведал он то же, что первый. Снова сыграл Лугайд, как и накануне.

— Не иначе как это Лугайд, — сказал король. — Из страха передо мной не называют он и его люди своих имен. Устроим же им испытание. Пусть приведут к ним живых быка и свинью и велят самим приготовить их. Станут они бросать жребий, кому готовить еду, и тогда выдаст себя Лугайд. Пусть сделает так управитель!

Вместе с прочими стал бросать жребий Лугайд, кому готовить еду.

— Ладно же, — сказал тут король своему управителю, — погляди, кто будет раздавать мясо й перед кем станут его готовить.

— Не было там никого, кроме распорядителя, — ответил слуга.

— Верно, — сказал король, — а теперь принеси мне довольно мертвых мышей.

Потом положил он в каждый кусок мяса мышь вместе с шерстью. Поставил еду перед воинами и сказал, что предадут их смерти, если не отведают они угощения. Побледнели воины, ибо не случалось им снести большей обиды.

— Ну, что они там? — спросил король.

— В горести сидят они перед блюдами с мясом, — ответил слуга.

— Воистину, это "мунстерское горе над блюдами"[307], — сказал король. — Скажи, что не миновать им смерти, если откажутся они есть.

— Вовеки не знать удачи тому, кто приказал это, — молвил Лугайд и положил мышь в рот под взглядом короля.

Тут все его люди взяли в рот мясо, но один не стерпел, когда Поднес к губам хвост.

— Меч тебе в глотке! — сказал Лугайд. — Съесть мышь, значит съесть и хвост.

Тут проглотил воин хвост мыши.

— Делают они, что ты велишь, — сказал король, стоявший у входа.

— Да и я делаю то же для них, — ответил Лугайд.

— Не сам ли ты Лугайд? — спросил король.

— Да, таково мое имя, — ответил Лугайд. — Тогда приветствую тебя, — сказал король. — Зачем же скрывался ты от меня?

— Из страха перед тобой, — отвечал Лугайд.

— Если бы знал я, кто ты, то отомстил бы за твое горе, — сказал ему король.

— Пусть хоть сегодня придет ко мне помощь, — ответил Лугайд.

— Получишь ее ты, — молвил король. — Я правитель Альбы, мать моя дочь короля бриттов, а жена дочь короля саксов. Всех их приведу я к тебе, дабы отомстить за обиду.

— Тогда я доволен, — сказал на это Лугайд.

Потом каждый воин привел в этот поход всех своих людей, и собрали все лодки и корабли, что только нашлись у бриттов и саксов в Пурт Риг, что в Альбе, а вместе с ними великое множество куррахов[308]. Говорят, что целый мост выстроился из них от Альбы до самой Ирландии.

Тогда выступил Лугайд со всей своей силой и воинством, чтобы отомстить за обиду ирландцам. Недоброе дело совершил приведший их юноша. Принялись воины разорять Ирландию, и немало людей подчинилось Лугайду. Не было им отпора, пока не подошли воины к Маг, Мукриме, что в краю Ок Ветра, что к северу от Айдне и к северу от Ат Клиат.

Там-то, на Маг Мукриме, появились из пещеры Круаху чудесные свиньи, там и ворота ада[309]. Из них вылетело ужасное трехголовое чудовище, что опустошало Ирландию, покуда Аморген, отец Коналла Кернаха, не одолел его в поединке на глазах всех уладов.

Отсюда же явились и красные птицы, что губили все, чего касалось их дыхание, пока не поразили их улады из своих пращей.

И еще вышли отсюда свиньи — стоило сделать им круг и внутри его не рюсли уж ни злаки, ни травы, ни листья до исхода семи лет. Лишь только принимались считать их — они не оставались на месте и уходили в другие края. Так никогда и не знали, сколько их было. "Их там три", — говорил один. "Больше, целых семь", — говорил другой. "Их там девять", — говорил третий. "Одиннадцать свиней!", "Тринадцать свиней!" — так и не смогли сосчитать их. Как только целились в них, исчезали те свиньи, так что нельзя было их поразить.

Как-то однажды отправились сосчитать их Медб из Круаху и Айлиль на Маг Мукриме. Сумели они сосчитать их. Была Медб в своей колеснице, когда прыгнула через нее одна из свиней.

— Одна свинья лишняя, о Медб! — крикнули ее люди.

— Вот уж не эта! — ответила Медб и ухватила ее за ногу.

Тогда лопнула на лбу кожа свиньи и оставила она ее вместе с ногой в руке королевы. С того часа никогда не видали их больше.

Оттого и называется так Маг Мукриме[310].

Так разорял Ирландию Мак Кон, пока не подошел к Маг Мукриме, что на западе Коннахта.

— Пришло время дать им сражение, — сказал Арт, сын Конна

— Воистину это так! — ответил Эоган, сын Айлиля.

Накануне битвы отправился он к Дилу, потомку Крекга из людей Осрайге[311], что жил у Друим Дил. Был он слепым друидом.

— Отправляйся со мной, — сказал Эоган, — дабы петь песни поношения[312] этим людям и осмеивать их.

— Хорошо, — отвечал друид.

— Я пойду с тобой, любимый отец, — сказала Монха, дочь Дила. Монха была его возницей.

Так добрались они до Маг Клиах. Понял друид по речам Эогана, что суждено ему было погибнуть.

— Скажи, о Эоган, — спросил он, — есть ли у тебя потомство?

— Не так уж оно велико, — отвечал Эоган.

— Тогда, дочь моя, — сказал друид, — возляг с Эоганом, и, быть может, королевскую власть над Мунстером навеки получит мое потомство.

Тогда устроили им ложе, и славное потомство зачали они на нем — Фиаха Муллетана[313], сына Эогана. Называли его еще Человеком Двух Печалей, оттого, что погиб его отец на другой день после зачатья, а его мать в тот день, когда он появился на свет. Оттого и было у него две печали, и назывался он Человек Двух Печалей.

А вот отчего звался он Фиаха Муллетан. Охватили Монха, дочь Дила, детородные муки у Ат Немтенд, что на реке Сиур[314].

— Горе, что не разродишься ты завтрашним утром, — сказал ее отец, — ибо тогда навеки утвердилось бы в Ирландии твое потомство.

— Воистину, если не выйдет дитя у меня из бока, не родится он до того времени, — сказала девушка.

Потом вошла она в реку. И стоял в ней камень посередине брода. Оперлась на него девушка и сказала:

— Он облегчает меня.

Так оставалась она до утреннего часа назавтра.

— Воистину, пришло время, — сказал тогда ее отец.

Позвали к ней женщин, но испустила дух девушка, а голова ребенка расплющилась о камень. Оттого и зовется он Фиаха Широкое Темя. Прародителем всех Эоганахта был он.

Между тем отправился Арт, сын Конна, на запад через Синанд с великим воинством ирландцев. В ночь перед битвой остановился он у Олкаха, кузнеца из коннахтцев. И вот что подумал тот: "Могучее войско привел против тебя Мак Кон и беспощадно будут сражаться герои из Бриттов и Альбы. Нет у них помышления спасаться бегством, ибо не близким был бы их путь — иным до самых Альп. Недоброе задумал тот, с кем они собираются драться, ибо по праву причитается Лугайду долг с Эогана".

— Сколько детей у тебя, о Арт? — спросил кузнец.

— Один сын, — отвечал тот.

— Воистину, это немного, — сказал кузнец. — Ложись сегодня с Ирей дочерью, ибо предсказано, что народится от меня потомство с великой властью.

Так и было. Велик был Кормак, сын Арта, сына Конна.

Провел Арт ту ночь с девушкой. Тогда-то и зачал он Кормака. И сказа Арт девушке, что понесет она сына, которому суждено стать королем Ирландии. Потом открыл он ей все сокровища, что таил до той поры для своего сына. На прощание сказал он ей, что суждено ему пасть наутро. Повелел он ей отдать сына на воспитание одному из своих друзей,, что жил в Коннахте. Утром выступил он против Лугайда.

А тот между тем приготовился к битве и повелел вырыть большую яму и покрыть ее дерном и ветками. Сломанное копье выставили через них наружу, а в яму посадили храбрейших из воинов. Потом привязали ноги гойделов к. ногам людей Альбы, дабы не бросили гойделы поле сражения. Два бритта приходилось на каждого гойдела.

Тогда сошлись два войска лицом к лицу, и были королями с одной стороны Лугайд Мак Кон, Лугайд Лага и Бейнне из бриттов, а с другой — Арт, сын Конна, Эоган, сын Айлиля, и Корб Кахт, сын Айлиля.

Потом вызвал Лугайд Эогана на единоборство. Отвечал Эоган, что не выйдет на бой, ибо питает к Лугайду великую злобу. Тогда сказал ему Лугайд, что не обменяется в этот раз местами с шутом, хотя бы пришлось ему расстаться с жизнью, ибо уж лучше быть растерзанным ирландскими псами, чем оставаться вдали от родных краев.

Между тем почернело небо над ними, ибо наполнилось демонами, поджидавшими грешные души, чтобы препроводить их в преисподнюю. Не было между ними ангелов, если не считать тех двоих, что всегда парнад головой Арта во всех походах. Такова была правда духа этого истинного короля.

Тут двинулись один на другой два строя войска. Воистину жестоким был натиск с обеих сторон. Ужасно было смотреть на облака мела и извести[315], вздымавшиеся со щитов воинов, когда ударялись о них мечи и острия копий да дротиков, посланных руками героев. Дробились и лопались шишки щитов от ударов мечей и камней, ужасен был гром воздетого оружия и потоки да струи крови и сукровицы из тел воинов и разбойников.

Словно медведи среди свиней, были в сражении два Лугайда, сметая мужей одного за другим. Увенчанный гребнем шлем был на каждом из них, железный нагрудник да огромный меч в руке. Бросадись они на врагов и сотнями поражали их.

Не уступали им среди войска врагов Арт, сын Конна, Эоган. сын Айлиля, и Корб Кахт, сын Айлиля.

Геройской и беспощадной была эта схватка, где сошлись мужи из Ирландии и Альбы, едва не наступая друг другу на ноги в сражении Из-под земли поражали воинов, перемешавшихся в битве, так что переворачивались они от ран в затылок. Вставали против них оттуда мужи Альбы и окружали ирландцев.

Потом обратили в бегство Арта, сына Конна, и его воинов и при нялись разить их мечами. Бросились ирландцы на юг к Ат Клиат, что в краю Оас Бетра. Есть там могила к северу от брода, могила семи сыновей Айлиля Голое Ухо. Недалеко и "Болото Арта", где Лугайд Лага, сын Маг Нуадата, отрубил ему голову на камне, что стоит в болоте. И случилось так, что когда Бейнне Бритт отрубал голову Эогана, сына Айлиля, приблизился к ним Лугайд Лага. Сказал он, что жаль ему Эогана, ибо "выше плеч наносит Бейнне свой удар".

Низкий удар, что наносит Бейнне, высокий удар, что наносит Бейнне, право мое — из права его, удар, что Бейнне наносит.

Тут нанес он самому Бейнне удар в затылок, так что свалилась его голова прямо на грудь Эогана. Между тем приблизился к ним Мак Кон.

— Злом доказал ты свою дружбу, — сказал он.

— Что тебе за дело, — ответил Лугайд, — если я сам вместо. Бейнне подам тебе голову короля Ирландии?

Снова отправился он на север в погоню за бегущим войском, пока наконец не настиг Арта и не сразил его, отрубив голову. Оттого и название Турлох Арт в краю Оас Бетра.

Потом сделался Лугайд королем всей Ирландии и полных семь лет правил в Таре. Взял он на воспитание Кормака, сына Арта.

Между тем был еще жив Айлиль Голое Ухо и вот его анакул[316]:

Ныне ноги мои иссохли, нет защиты от внука иль сына, не стыдно мне завещать такое, только лишь горести Мак Кону.

Вот анакул Мак Кона своему шуту:

Не раздастся смеха с уходом Дадера, оттого что это после шута Даркине.

А вот анакул Садб, дочери Конна Ста Битв:

Горе мне, горе Клиу, что нашли Фер Фи в зарослях тиса, пал оттого Арт, сын Конна, и семь сыновей Голого Уха. Горе мне, горе Клиу, что нашли Фер Фи в зарослях тиса, обманутым сделал он Арта, вырыл могилу Корб Кахту.

Как-то однажды чужие овцы паслись на лугу королевы, жены Лугайда. Просили Мак Кона разрешить это дело, и сказал он, что Должно возместить ущерб за овец. Кормак, в ту пору маленький мальчик, лежал подле своего приемного отца.

— Нет, — сказал он, — лучше будет постричь овец за выщипанную траву, ибо она снова вырастет на лугу, а шерсть на овцах.

— Это по справедливости, — сказали тут все, — и воистину решил так сын истинного короля.

Тотчас же одна сторона дома рухнула на ту, где раздалось неправое суждение. Так и останется это место вовеки и зовется оно Клоенферта Темрах[317]. Так пелось об этом:

Лосось геройский, Лугайд, творил суд неправый, я вижу, так и будет ему вовеки, склонилась крепость с одной стороны.

Ровно год с той поры был он королем Тары, и все то время не росла трава на земле, листья на деревьях и зерно в поле. И тогда лишили его ирландцы власти, оттого что был он неправым королем.

Тогда отправился он на запад со множеством изгнанников из своей земли. Отказался идти с ним Лугайд Лага.

— Не вернусь я туда, — сказал он, — где встал за тебя против своего брата и поразил родича. В расплату отдамся я сыну убитого мной короля.

Трижды просил Кормака Мак Кон принять его, но всякий раз отворачивался тот от него. Тогда пошел он на запад к Айлилю, дабы верно служить ему. Вошел он во владения Айлиля, и там обняла его мать.

— Остановись, о сын мой, — сказала Садб, — к недоброму человеку идешь ты, и нет у него для тебя прошения.

— Приветствую тебя, — сказал Айлиль, — и прошу подойти ко мне, дабы мог ты видеть во мне отца, а я в тебе сына. Нет у меня больше сыновей, что послужили бы мне.

Тут приложил он свою щеку к щеке Лугайда, но отравленным зубом, что был у него во рту, прокусил ему щеку: ...Потом ушел он прочь, а Лугайд встретился со своей матерью.

— Горе тебе, — сказала она, увидев его.

Это удар, от которого гибнет король, зуб ядовитый лишил тебя жизни, облик твой исказили чары, грустным стало прощание наше.

Так оно и было. Вскоре пришел к Айлилю Ферхес, сын Коммана.

— Горе тебе, Ферхес, — сказал Айлиль, — отправляйся вслед за Лугайдом!

Не прошло и трех часов, как отпало полголовы у Лугайда.

Тогда отправился Ферхес вслед за Лугайдом. Добрался тот до своих краев и прислонился к стоячему камню. Вдруг увидели они Ферхеса.

— Не пускайте его сюда! — молвил Лугайд.

Тогда загородили Лугайда воины, но метнул свое копье Ферхес поверх голов и попал прямо в лоб Лугайду, так что раздался гул от стоячего камня. Ссохся Лугайд и испустил дух.

Между тем пошел Ферхес впереди воинов к водопаду, дабы пустить по воде стружки от своего копья. Оттого и называется водопад Эсс Ферхисс. Так сказала об этом Садб, дочь Конна:

Горе мне ныне, горе, что нашли Фер Фи в зарослях тиса, несчастье одно принесет мне бросок Ферхеса в Мак Кона.

И тогда сказал Айлиль:

Тридцать лет миновало, как стал я дряхлым стариком, но вот забытье нарушил удар сына Коммана поэта.

С той поры правил Айлиль семь лет Мунстером.

Вот рассказ о битве при Маг Мукриме, где пали Арт, сын Конна, и семь сыновей Айлиля со множеством ирландских воинов. Так говорилось об этом:

Битва при Маг Мукриме, где полегли короли, горестно Арту, сыну Конна, был он тем самым...

Между тем говорят другие, что тридцать лет правил Ирландией Мак Кон. Оттого и сказано:

Мак Кона была земля Банбы, повсюду до чистого светло-зеленого моря, тридцать лег, не скажешь верней, правил Ирландией он.

Песни Дома Бухета[318]

Был некогда у лейнстерцев котел гостеприимства по прозванию Бухет[319]. Местом сборищ был дом, где стоял он. И с той поры, как стал Бухет хозяином дома, ни разу не гас огонь под этим котлом.

Была у Бухета воспитанница, дочь Катайра Мор[320], сына Фейдлимида и звали ее Этне, дочь Катайра. Двенадцать сыновей было у Катайра, и приходили они навестить свою сестру да поговорить с ней. По двадцать и по тридцать человек бывало с ними, и не уходили они довольными, если не получали даров. Немало просили они, и немало их было самих. Если же не получали они вдоволь всего, то принимались бесчинствовать в доме. Так разоряли они Бухета, и осталось у него наконец лишь семь коров да бык вместо семи стад скотины[321].

Тогда отправился Бухет искать справедливости у Катайра, а был король в ту пору уже дряхлым стариком. И сказал ему Бухет:

— О справедливый Катайр, как обрушилась беда на ирландскую землю? Отбери у своих благородных сыновей[322] мою скотину. Не отступал я от обычая и оказывал гостеприимство не хуже другого, и пало на меня разорение. Будет оно великим позором для страны Катайра. Погубили мои стада и гостеприимство сыновья Катайра: Рос Руадбуйлех, Кримтан Кетгуинех, Даре Требанда, Лоскан Ан, Эхайд Айригда, Брессал Энехглас, Фиаха Фолтлебар, что сразят любого. Не жить Бухету по-прежнему, пока не уйдет он в чужие края, где не добраться до него внукам Фейдлимида Финда.

Отвечал ему на это Катайр и говорил так:

— Верно, о Бухет, что был ты хозяином многим любезным. Велики твоя доблесть, храбрость и гостеприимство и любого принимал ты в большом зале, где вкруговую пили мед.

Если бы только мог я сдержать своих сыновей, не страдало бы из-за них твое сердце.

Нет больше у меня сил, Не могу я бежать, Не могу я прыгнуть, Не далеко вижу я нынче. Пятьдесят долгих лет уже я королем.

Если бы мог я судить своих сыновей, возвратили бы они твои стада.

Но ничего не могу я поделать, лишь только признать твое горе.

Тогда пошел Бухет прочь от всех из этих краев и шел всю ночь до утра, пока не очутился в Кенаннас на риг, что на юге. Немного их было в пути — семь коров да бык, да сам Бухет с женой и дочерью Этне, дочерью Катайра. И стали они жить на юге в маленькой хижине, а девушка прислуживала им.

Жил тогда Кормак, внук Конна, в Кенаннасе, прежде чем стал он правителем Ирландии, ибо не пустила его в Тару Медб Летдерг[323] после смерти Арта, его отца. Была Медб Летдерг из Лейнстера супругой Арта и сама стала править после его кончины. Жили тогда все короли в Кенаннасе, а когда взял власть Кормак, была им основана Тара[324].

Но лишь только принялся Кормак рыть укрепления Тары, как трижды простонал Одраи[325].

— Отчего ты стонешь? — спросил его Кормак.

— От притеснений мой стон, — сказал Одран, — а со мною королевское покровительство моим краям и земле вовеки веков.

Лишь только начали ставить столбы, снова простонал Одран, а когда в назначенный день входил Кормак в дом, прислонился Одранко входу.

— В чем дело? — спросил его Кормак.

— Не разоряй меня! — вскричал Одран.

— Не должно тебя разорять, — сказал на это Кормак, — да и не сделаю я этого, если сам ты пустишь меня за выкуп: твой вес серебра, припасы для девятерых каждое новолуние, пока я жив, да земля не меньше здешней, коли станешь аы приходить ко мне.

— Хорошо, — сказал Одран, — два прекрасных владения я знаю на юге.

— Как их название? — спросил король.

— Одра Темрах, — отвечал ему Одран.

— Быть тебе тогда Одаром между двумя Одра, — сказал Кормак.

Отсюда и название Одра Темрах.

Как-то раз утром был Кормак в Кенаннасе, после того уж как стал королем, и вдруг увидел девушку, доящую коров. Первый удой лила она в ведро с одной стороны, а последний удой — в ведро с другой стороны. Потом увидел он, как срезала она тростник, и стебли из середины клала в отдельную связку. Воду, что брала она с края потока, сливала девушка в один сосуд, а воду с середины — в другой.

И спросил Кормак девушку:

— Сжажи мне, кто ты?

— Я дочь бедного крестьянина, что живет неподалеку отсюда, — ответила та.

— Отчего же делишь ты воду, тростник и молоко? — спросил король.

— Тому, кто был прежде в чести, идет последнее молоко и середина тростника, а остальное оставляю я себе, дабы от трудов моих могла я угодить ему. Если бы достало мне сил, то оказала б я ему и большие почести.

— Похоже, сумеешь ты сделать это, — сказал Кормак, — но кому ж назначаешь ты их?

— Имя того человека Бухет, — сказала девушка.

— Тот самый Бухет, что из Лейнстера? — спросил ее Кормак.

— Да, это он, — ответила девушка.

— Не зовут ли тебя Этне Тоэбфота? — спросил король.

— Воистину это так, — сказала девушка.

Тогда послал Кормак людей к Бухету просить Этне в жены. Не дал своего согласия Бухет, ибо не подобало ему делать это без отца девушки. И говорят, что тогда силой привели ее к Кормаку и провела с ним девушка лишь одну эту ночь, а потом покинула его. Но зачала она в своей утробе сына Кормака, Кайрпре Лифехарь, что был прозван так оттого, что любил он Лиффи и воспитывался в Лифехарь среди людей из рода своих отца и матери. Не признавал его Кормак за сына, покуда не поклялись лейнстерцы, что это воистину так.

Потом стала Этне женой Кормака и королевой[326]. Но не приняла она Кормака, пока не заплатил он Бухету выкуп. Вот что дал ему Кормак: все, что различал его взор с валов Кенаннаса, коров и людей, быков и коней. До конца недели не мог Бухет перегнать на юг в Лейнстер все свои стада.

Вот песня Дома Бухета перед гостями, его приветственный клич им:

— Приветствие вам! Славно вам будет у нас, так пусть же и нам будет хорошо с вами!

Песнь пятидесяти воинов в красных плащах и с оружием, что играли, когда все напивались.

Песнь пятидесяти девушек, что стояли посреди дома в красных плащах с падающими на них золотистыми волосами и ублажали гостей пением.

Песнь пятидесяти арф, что до утра тешили гостей своей музыкой.

Отсюда и название Песни Дома Бухета.

Изгнание Десси[327]

Вот как произошло изгнание десси в Мунстер и убийство Кормака.

Как остался без глаза Кормак из Тары?[328] А вот как. Жил в те времена жестокий человек из народа десси с Маг Брег по имени Энгус Гаибуаибтех[329], иначе Ужасное Копье с Цепочками. Три цепочки было у него и при каждой по три человека. Оттого-то и прозвали Энгуса Гаибуаибтех, что всякий раз мстил он за родичей и всякий раз, когда убивали кого-то из них или притесняли беззащитного, не останавливался он, покуда не воздавал за это сполна.

Случилось так. что Келлах, сын Кормака, увел дочь своего брата — Форрах, дочь Сората, сына Арткорна. В эту пору мстил Энгус за обиженного родича в королевстве Коннахт. Отправился к нему Эоган и сказал:

— О Энгус, сын Кормака слишком близок мне по крови!

— Отправляйся восвояси, — ответил тот, — ибо не трону я его, прежде чем не совершу то, зачем явился сюда.

И вот ранним утром, отомстив за честь родичей, отправился голодный и усталый Энгус к женщине, которая в одиночку готовила еду пахарям.

— Питья и еды мне, о женщина, — сказал он, — ибо мучают меня жажда и голод.

— Не труднее пришлось тебе, чем тем, для кого готовлю я эту еду, — отвечала женщина.

Не по душе были ей дела Энгуса.

— Дурно поступаешь ты, разоряя Ирландию и уступая свою честь за сытую трапезу, сказала она, — и по мне, так уж лучше тебе похитить одинокую женщину, чем мстить за брата.

Охватил тогда Энгуса гнев, и вмиг съел он восемь хлебов, а потом Ухватил двумя руками бадью, так что не успела женщина удержать его. Принялась она поносить Энгуса, а тот поднял маслобойку и отвесил ей такой удар по голове, что немедля испустила она дух. Ярость и гнев охватили Энгуса, и пошел он прочь оттуда. Два дротика были в его волосах[330], и оттого все они перепутались. Наконец подошел он к Таре.

— Вижу я, — сказал страж, — серобородого воина с большими телятами и огромным копьем на спине. Сдается мне, что во гневе идет он сюда.

— Это Энгус, — сказал тогда Кормак, — пусть же позаботятся о нем.

Был вместе с Энгусом его приемный сын, Корк Дуибне[331], сын Койрпре Муска, сына Этерскела. Заложником против руки Кормака[332] оставался он среди мунстерцев. В доме самого Энгуса поручились мунстерцы заложниками, дабы пощадил их Кормак.

Тут вошел Энгус к Кормаку в королевские покои. Келлах между тем решил поостеречься и встал между Энгусом и стеной.

— Что привело тебя сюда, о юноша? — спросил Энгус и ударил юношу копьем в грудь, так что прошло оно насквозь и застряло в прутьях позади него. Когда же выдергивал Энгус свое копье, попало одно из звеньев цепочки прямо в глаз Кормаку, так что раскололся он надвое в его голове. Древком же копья попал он прямо в лоб одному из слуг, Сетне, сыну Блаи, и пробил его насквозь. Так в один миг пали Келлах и Сетна, сын Блаи, да разлетелся надвое глаз Кормака. Не сумели удержать Энгуса, и добрался он потом до своего дома, убив девять героев из людей Кормака, посланных за ним в погоню. Не покинул Энгуса его приемный сын, Корк Дуибне, и перестал он с тех пор быть заложником.

С той самой поры не выходил больше Кормак в Тару, ибо не подобало это увечному королю. Поселился он неподалеку от Тары, в Анайл, что зовется ныне Сирин Колум Килле. А на другой год принял Кормак смерть в Тех Клейтиг, но до того еще сражались с ним десси в семи битвах и были побеждены, ибо сильнее оказался Кормак с великим множеством ирландских воинов. Между тем славно было племя десси, потомки Фиаха Суйгде, сына Федлимида Рехтайда, сына Туатала Техмара. У Дума Дер простились женщины десси с Тарой, расставаясь на веки вечные с нею, своими краями и земля ми, и пролили там кровавые слезы. Спела тогда жена Энгуса такую песнь:

Поклон Холму Тары и славной Боанд, обильной лососем, горе рвет мое сердце, печаль за празднество Тальтиу, вот что случилось от смерти Келлаха, да разбитого глаза Кормака, смерти слуги от копья, да погибели девяти героев, прощание с многолюдною Тарой и с белокожим Кормаком, землю Тальтиу, что на востоке, покинем, за собою оставив кровавое дело.

Последняя же битва случилась на Маг Инир[333].

— Воистину сурова эта схватка, — сказал Кормак, — и да пребудет вовеки название этой долины Маг Инир.

Потом пустив ись десси в путь и подошли к Ард Десси, что на Маг Лини, но со всех сторон обрушились на них тут лейнстерцы, дабы отнять у них эту землю. Потом заключили они союз, и взяли десси на воспитание дочь короля Лейнстера по имени Этне Уатах И обещаны им были за это земли, где смогли бы они обосноваться. Кормили же Этне десси мясом детей, дабы скорее смогли они вступить во владение землей.

Потом сражались десси с Дунлангом, правителем Лейнстера, и со множеством других племен Ирландии, покуда не нашли погибель их лучшие герои и воины. Немало битв дали в ту пору Энгус и Корк Дуибне. Сражен был Энгус в лейнстерских землях в схватке с сыновьями Корпре Лифехаря — Фиаху Сробтине, Эхайдом Домленом и Эохо Халайдом, которые желали отомстить ему за смерть Келлах а и ослепший глаз Кормака.

Потом снова отправились десси в путь и оказались на юге Лейнстера, в Тир Эса на Иммирге. Оттуда поплыли они по морю к Миледах и там построили себе тысячу домов, отчего и само название Миледах. Оттуда пошли они на запад вдоль моря и очутились в Доме Донна за Ирландией. И тогда спел Корк Дуибне такую песнь.

Пусть останемся мы здесь, о благородный Энгус, Уйдя из Тары, славной строем мужей, Помнится мне, предсказание было Давным уж давно, что придем мы сюда. Кормак, сын Конна, добычею славный правитель, Из многолюдной Тары прогнал вас, К Дому Донна отправил нагими, Разлучив вас навеки с Половиною Конна. Донна жилище видите вы, Морское чудовище подле ревет, В жилище Донна буря стучится, Что ж вы стоите, садитесь!

— Здесь воспитали меня, — сказал Корк Дуибне, — так останемся же здесь!

Корпре Муск, сын Конайре, от которого пошло племя мускрайге, зачал его от своей сестры Дуйбинд, дочери Конайре, когда был он правителем Мунстера. И оттого случился в ту пору плохой урожай.

— Зло короля содеял я, — сказал тогда Корпре, — совершив кровосмешение. Свершится ли что-нибудь из-за этого?

— Да, — отвечали ему, — родятся два сына, Корк и Кормак. В один час родились у женщины два сына, и один из них поранил другого в утробе матери.

— Предадим их огню, — сказали тогда мунстерцы, — дабы не легло поношение на нашу землю.

— Отдайте мне Корка, — сказал тут друид, что был с ними в крепости, — дабы воспитал я его за пределами Ирландии и не случилось несчастья с этими краями.

Тогда отдали ему Корка, и друид со своей старухой унес его на остров, а потом сложил такую песнь:

О Корк благородный, твоею была бы по праву Над Мунстером власть с великою славой, От Корпре Муска, искусного в песнях, От Конайре, от Этерскела. Так будь же ты смелым и храбрым, О Корк, владея землями Банба, Хоть и был присужден ты к огню, Славно будет потомство твое без числа. О старуха, прими в свою руку Внука, храброго в битвах, правителя, Час победы его будет славен, Великой будет награда. Каждая роща, каждый лесок, каждый край. Каждое болото, каждое поле в родной стране, Каждый муж, что рожден в его благородном жилище, Все суждены его власти.

Бай звали ту старуху, и была у них белая красноухая корова. Каждое утро мыли Корка на спине этой коровы. День в день через год бросилась та корова в море и превратилась в скалу, ибо перешло на нее заклятие мальчика. Бо Баи звалась эта скала, а остров — Инис Баи.

Потом привезли мальчика назад в Ирландию.

— Приложи внука своего к груди, о Сарайт, — сказала Бай дочери Конна Кеткатаха.

— О Бай, пока будет он жив, не полюблю я внука. Отвечала на это Бай:

Хоть это тебе не по нраву, все же пребудет с тобой Сын твоей дочери, сын твоего сына. Скажу тебе, что, взяв его к груди, Не станешь горевать, О королева, что прижмешь ты Дочери сына и сына потомка. Сарайт. Не мил мне сын моего сына Из-за любви к моей дочери, Права его не признаю от сына, Хоть и полна печали. Бай. О Сарайт, о прекрасная женщина, Дело великое Койрпре свершил, От благородной родив сыновей, Лишь добро от того всем ирландцам. Сарайт. Прекрасный ребенок, за кем ты ходила, Сын моей дочери — славная встреча, Мнится мне, дивными будут деяния его, Признаю и всем возглашаю я это.

И сказала тогда Сарайт Бай, воспитательнице своего внука:

Два моих сына, Не должно бы любить их, Койрпре Муска за встречу с сестрой, За бесчестье мое Койрпре Ниада.

Обесчестил ее Койрпре Ригфота, погубив супруга, бывшего под ее защитой — Немеда, сына Сробкинда — в битве при Грутине, где вместе с ним пал Ингкел, стоявший под защитой Немеда. И убили их в битве при Грутине три сына Конайре, мстившие Ингкелу за смерть своего отца. Подле Немеда стояла их мать, когда Корпре Ригфота лишил его жизни. Тогда спела она такую песнь:

Я любила тебя, о Корпре, До дня моего бесчестья, Что ж за цена твоей чести, На кого ты оружие поднял! Славно было потомство твое, Хоть и случалось их в чем упрекнуть, Не приходилось им худо, Такому с тобой не бывать, о любимый!

И был это тот самый Корк, что отправился вместе с десси с востока. Потом остался он на юге, а народ десси скитался с места на место все время от правления Кормака до правления Энгуса, сына Над Фрайха. И сказали друиды десси, что вовек не найти им пристанища, если не возьмут они на воспитание дочь короля Лейнстера. Тогда-то и взяли они к себе Этне, а иначе Уатах. И давали ей в пищу мясо детей, дабы поскорее выросла Этне, дочь Кримтанна.

— Останемся здесь! — сказал Корк людям десси.

— Оставайся, коли желаешь, — отвечали они, — а мы пойдем на восток в глубь Ирландии.

Так и было сделано. Отправились десси в дорогу и пришли к Кайсиль на риг. Правил там тогда Энгус, сын Над Фрайха, тот самый, что веровал в Святого Патрика.

— Дайте мне в жены Этне, вашу воспитанницу, — сказа он, — а как выкуп за нее получите вы от меня королевскую землю у Осрайге на юге и позволение отнять у них еще больше.

Тогда отдали они королю девушку и отправились на юг в глубь страны, но воистину не легко им пришлось в ту пору, ибо со всех сторон нападали на них враги. Были они тогда словно вепри среди своры охотничьих псов. Со всех сторон нападали на них, и не было дня, чтобы не приходилось им сражаться, и всякий раз выходили они победителями. Давала в ту пору Этне золота и серебра каждому воину или разбойнику, покинувшему свои земли, чтобы помогали они десси. Но раз предсказал десси поражение Дил, сын Уи Крека, слепой друид из Осрайге. Была у него кичливая дочь, что очень любила хозяйство. Однажды пришла она к Этне, как бывало это и прежде, и отдала ее Этне за воина из десси.

— Не к добру сватовство, — сказала Этне, — ибо отец твой против наших людей.

— Тут уж ничем не могу я помочь, — отвечала девушка.

— Иди же к нему, — сказала тогда Этне, — и постарайся обхитрить его. Поглядим, не отвадит ли это его от нас. Воистину добрую получишь ты награду.

— Хорошо, — ответила девушка.

Отправилась она назад к Дилу.

— Откуда пришла ты, дочка? — спросил тот.

— Из Кайсиля, что на севере, — ответила девушка.

— Верно ли, что была ты на севере у нечестивой Этне? — спросил отец. — Верно, — ответила девушка.

— Хорошо же! — сказал ей друид.

— Принесла я тебе припасов, — сказала девушка, — мех, мед получила я, приглядывая за людьми.

— Не приму я, — ответил друид.

— Я разожгу для тебя огонь, — сказала девушка, — а ты пока отведай меда, чтобы заслужила я твое прощение.

И тогда выпил его друид до конца, а потом раскрыл все свои тайны.

— Скверен рой, напавший на вас из-за земли, племя десси, — сказал он, — но ничего, ибо завтра они уйдут. Предсказываю тебе, что будет завтра у Индеойн сожжен тот пучок, что у меня в туфле. Будут они в то время на западе у Орд и заметят дым от него. Пустят тогда на запад безрогую красную корову, и убьют они ее одним своим криком. Потом исчезнут они и никогда уже больше не воротятся в наши края.

— Хорошо же, — сказала девушка, — а теперь спи, если есть у тебя охота.

Тут уснул он, а девушка вынула пучок у него из туфли и еще до рассветного часа подошла к Кайсилю. Взяла Этне тот пучок и отправилась на юг к десси.

— Пусть же сожгут этот пучок и приведут к нам безрогую красную корову, — сказала она.

Но нигде не смогли отыскать они такую корову.

— Хорошо, — сказал тогда друид десси, — я сам отправлюсь на восток в обличье коровы и буду убит взамен освобождения для моих потомков на вечные времена.

Так и сделали. Отпустили они корову на восток. И стояло тогда племя осрайге у Индеойн.

— Что это задумали сегодня десси? — спросил Дил.

— Возжигают они огонь и пускают корову через брод с запада, — ответил ему слуга.

— Нехорошо это, — сказал друид, — скажи, по-прежнему ли пучок у меня в туфле?

Нет его там, — отвечал слуга.

— Воистину это несчастье, — сказал Дил, — пусть же наши люди не убивают корову!

Тогда пропустили они ее мимо себя, но сзади них убили ее конюхи.

— Что там за крик? — спросил тогда Дил.

— То конюхи убивают корову, — ответил слуга.

— Горе! — воскликнул друид. — Приведи же мою колесницу! Из Орд поразили Индеойн. Теперь уж не будет передышки от Индеойн до самого Лайнин.

Так и случилось. С запада погнали их десси на другой берег реки и победили осрайге на востоке. Не отставали потом от них десси до самого Лайнин, что так и стала вовеки границей. Бежали они тогда, словно олени, и оттого-то зовутся осрайге, и с тех пор навсегда пустили они десси в свои земли.

После того как потерял свой глаз Кормак, воротились к себе домой три женщины из уладов. И были они тяжелы, и родили там троих сыновей. Тогда пришли с севера улады и силой увели их в свои края и земли, как велит родовой закон. Теперь это те десси, что живут в Таре.

Вот как произошло ослепление Кормака Энгусом Гаибуаибтехом в Таре.

Приключения Фергуса, сына Лейте[334]

Некогда жили в Ирландии три первейших народа: фении, улады и галеоин[335], иначе лагены. И было три короля, что боролись за власть среди фениев — Конн Кеткатах, Конн Кеткорах и Эоху Белбуйде[336]. Отправился Эоху в изгнание к Фергусу, сыну Лейте[337], правителю уладов, дабы найти у него силу и сторонников, а прежде чем уйти, причинил он Конну многие разорения. Немалый срок был он с Фергусом, а потом вернулся обратно к своему народу искать примирения. И убили его тогда Асал, сын Конна, и четверо сыновей Буйде, сына Айнмиреха: Эоху Ойресах, Энда Айгенбрас, Айлиль Антуарад и Типрайте Трайглетан. А еще был с ними сын, которого Дорн, дочь Буйде, родила от чужестранца.

И пелось о том[338] [...].

Так попрали они поруку Фергуса, убив Эоху и его людей. И тогда пришел Фергус со своим войском отомстить за это. Наконец приняты были его условия и получил Фергус семь кумалов — семь кумалов золота да серебра и семь кумалов земли из владений Конна Кеткораха. Нит[339] звалась эта земля, ибо немало споров и стычек случилось за нее потом. А еще получил он саму Дорн, дочь Буйде, сестру сыновей Буйде, что попрали поруку Фергуса. Стала она залогом за пленника[340]. А может статься, должны они были по семь кумалов за каждую руку, что убила Эоху. С той поры и повелось за нарушение защиты короля давать пленника за каждые пять человек, что замешаны в этом деле. Ко всему еще дал Конн земли в возмещение поступка своего сына, Асала.

Получив все, что полагалось, заключил Фергус мир и воротился в свои края, уведя с собой женщину в неволю. Дойдя до своих владений, отправился он к морю и был с ним тогда возничий по имени Муэна. Там уснули они у самой воды. Вдруг напали на короля водяные демоны[341], отняли у него меч и унесли Фергуса из колесницы. Донесли они его до моря, и очнулся король, когда коснулись воды его ноги. Тогда стряхнул он сон и ухватил трех демонов — по одному в каждую руку и еще одного прижал к груди.

— Жизнь за жизнь!

— Исполните прежде три моих желания, — ответил Фергус.

— Обещаем тебе, если не будет это превыше наших сил, — ответили демоны.

И тогда попросил у них Фергус траву, с которой мог бы он проходить под морями, озерами и заливами.

— Получишь ты ее, — сказали демоны, коли пообещаешь не проходить под Лох Рудрайге[342], что в твоих владениях.

Потом дали ему демоны траву, чтобы вкладывать в уши, и с той поры мог Фергус плыть под покровом моря.

А иные говорят, что дали Фергусу демоны плащ, взмахнув которым над головой, мог он плыть под водой и морями. Тогда пососал демон соски Фергуса и взялся за его щеку, прося пощады. И спросил Фергус, зачем он делает это.

— А затем, — отвечал ему демон, — что такова у нас правда мужей[343].

Оттого и пошел обычай браться за щеки и грудь, прося защиты или взывая к чести.

Случилось однажды, что попробовал Фергус перейти под водой Лох Рудрайге, оставив возничего и колесницу на берегу. Вдруг увидел он под водой ужасное водяное чудовище, что вытягивалось и сокращалось, словно мехи в кузне. От одного взгляда на него выворотились у Фергуса от страха губы на затылок и выскочил он на берег. Спросил он тогда у возничего, каков его облик.

— Воистину нехорош, — отвечал возничий, — но ничего, сон снимет это с тебя.

Потом уложил возничий Фергуса в колесницу, и тот уснул. Тем временем отправился возничий к мудрейшим уладам в Эмайн Маху и поведал о злоключении короля и о том, что с ним ныне. И спросил он, какого короля желают они взамен Фергуса[344], ибо не подобало опороченному королю править в Эмайн Махе. Решили улады, что должен король воротиться в свой дом, а прежде изгнать из него всех подлых людей, дабы ни шут, ни полоумный не мог сказать в лицо королю о его позоре. Впредь надлежало Фергусу мыть волосы, лежа на спине, чтобы не увидеть своего отражения в воде. Так до исхода семи лет и прислуживали потом королю.

Как-то раз приказал Фергус своей служанке вымыть ему голову. Показалось ему, что служанка замешкалась, и ударил он ее плетью. Тогда охватил ее гнев, и крикнула она в лицо королю о его позоре. Обрушил на нее Фергус удар меча и разрубил пополам. Потом пошел он прочь и поплыл в глубину Лох Рудрайге. Целые день да ночь бурлила в нем вода от схватки Фергуса с чудовищем, а волны озера заливали берег. Наконец вышел Фергус наружу, держа в руке голову чудовища так, чтобы увидели улады, н молвил:

— Воистину, я пережил его!

Тут мертвым погрузился он в воды озера, и еще целый месяц было оно красным от этой битвы[345].

Оттого и поется:

Фергус, сын Лейте, правитель, Отправился к берегу Рудрайге, Ужас открылся ему битва жестокой была, Вот отчего был он обезображен.

Борома[346]

Верховным королем Ирландии был Туатал Техтмар, сын Фиаха Финдолайда, сына Ферадаха Финдфехтнаха. Это он взял Ирландию силой, это он убил Эллима, сына Конра[347] в битве при Аикле, что подле Тары, и обратил в бегство уладов в двадцати пяти битвах, лейнстерцев в двадцати пяти битвах, мунстерцев в тридцати пяти битвах и коннахтцев в двадцати пяти битвах. И совершил он это в отместку за смерть своего отца и деда, убитых подвластными племенами[348], которых победил Туатал Техтмар в сражениях.

Потом поселился он в Таре и устроил Праздник Тары. Сошлись к нему ирландцы вместе с женщинами, мальчиками и девочками. Поручились они всеми стихиями, что не станут замышлять против его власти и власти его потомства.

Вот короли пяти королевств, что были на Празднике Тары: Фергус Фебайл, правитель Улада, Эоган, сын Айлиля Эранда, правитель королевства Ку Рои[349], Эохо, сын Дайре, правитель королевства Эохо, сын Лухта, Конрах, сын Дерга, правитель Коннахта, Эоху, сын Эоху Дамлена, правитель Лейнстера.

Были у Туатала две прекрасные дочери по имени Фитир и Дарфине. Взял Эоху, сын Эоху Домлена, в жены старшую дочь, Фитир, ибо в те времена не подобало в Ирландии выходить замуж младшей прежде старшей. Привел Эоху свою жену в Рат Иммил в Лейнстере. Любимой воспитанницей короля Коннахта была эта дочь Туатала. Сказали тогда лейнстерцы:

— Оставил ты лучшую из двоих!

Тогда пошел Эоху обратно в Тару и сказал Туаталу:

— Умерла та, что взял я себе в жены, и хочу я, чтобы ты дал мне вторую дочь.

— Если б имел я, — сказал Туатал, — одну да пятьдесят дочерей, всех получил бы ты, пока не нашел жену по душе.

Тогда отдал ему король вторую дочь, Дарфине, что была воспитанницей короли Улада, и отвез ее Эоху в Рат Иммил, туда, где была прежде старшая дочь. Лишь только увидела Фитир Дарфине, как умерла от стыда, а Дарфине, увидев погибель сестры, умерла от печали. Тогда обмыли двух девушек в Ат Тонха и говорили при этом все: "Жестокое это мытье!". Оттого и зовется так Гарб-тонах[350].

Вскоре дошла правда обо всем этом до Туатала Техтмара. Послал он гонцов с этой вестью к приемному отцу Фитир, королю Коннахта, и приемному отцу Дарфине, королю Улада. Тогда собрали они войска и привели их к Туаталу. И сказал Туатал, когда сошлись они вместе:

— Воистину ужасно то, что совершил король Лейнстера, коварством своим погубив двух моих дочерей. Так говорил он, а потом сложил песнь:

Фитир и Дарфине [...]

Сказали тогда коннахтцы, что не уйдут из Лейнстера без битвы. То же сказали улады. И объявил тогда король Ирландии:

— Не хотел бы я, — сказал он, — сражаться с лейнстерцами, но если такова ваша воля, то бейтесь каждый с тем, кто против вас.

Было там всего двадцать две тысячи воинов. Выступили отряды коннахтцев вперед через Гуалу к Нас и там встали лагерем, а воины короля Ирландии пустились в путь через Графренн, через Буайдгеин, через Риге, через Маг Нуадат, к Нас и остановились там. Улады пошли через Эса, через Одба, через Фитаирт, через Фоэндруим к Летдума и там поставили лагерь.

Вышли им навстречу лейнстерцы и дали битву уладам, где пал Фергус Фебал, король Улада, а с ним немало благородных воинов. Другие отряды уладов сожгли Нас и Алинн, Майстин и Райриу, а потом разорили Байрк Бресайл — крепость из вечного дерева, что построил Бресал Братиркенн, правитель мира. Тогда вышли им навстречу лейнстерцы, и было их всего девять тысяч. Сразились они с уладами у Рат Иммил, что зовется сейчас Гарб-тонах. Жестокая, страшная битва была между ними, и обратили в ней лейнстерцев в бегство, ибо не дали им "правду сражения". Пал в этой битве Эоху, сын Эоху Домлена, король Лейнстера, а с ним двадцать других королей.

С начала осени до самого Самайна разоряли воины Лет Конн Лейнстер, покуда не заключили лейнстерцы мира с Туаталом и не согласились выплатить ему возмещение за дочерей. Оставил Туатал королем Лейнстера Эоху, сына Эоху Домлена.

Вот что это было за возмещение:

трижды пять тысяч коров,

трижды пять тысяч свиней,

трижды пять тысяч плащей,

трижды пять тысяч серебряных цепочек,

трижды пять тясяч баранов,

трижды пять тысяч котлов из меди,

огромный медный котел, в который входили

двенадцать свиней и двенадцать быков в покоях Тары,

тридцать белых красноухих коров[351] с телятами того же цвета да с бронзовыми путами и бронзовыми привязями.

Так пелось об этом:

Туатал Техтмар, посланец земли, приходил к Туаталу в покои, десять сотен сражений он дал, пять полей Успеха возделал[352] [...]

Между тем пал Туатал Техтмар в Дал Арайде, что у Мойн в Ката, от руки Мала, сына Рокриде[353], когда сравнялось ему сто десять лет, из которых тридцать он правил Ирландией.

Потом стал королем Ирландии Мал, сын Рокриде, и собирал борома.

Потом Федлимид Рехтайд собирал борома с Ку Корба и убил его в сражении.

Потом Конн, сын Федлимида, собирал борома, дав много сраже ний.

Потом собирал дань Конайре, зять Конна.

Потом стал королем Ирландии Арт и стал собирать борома, но не получил ничего без битвы.

Кормак, сын Арта, собирал борома.

Фергус Дубдетах один год собирал борома.

Потом стал королем Ирландии Карпре Лифехарь и стал требовать борома с лейнстерцев. Но сказал тогда Бресал Белах[354], сын Фиаха Бакеда, что не даст дани без битвы. Тогда собрал Карпре Лифехарь всех воинов с Лет Конн и выступил к Кнамросс в Лейнстере. Собрались войска лейнстерцев и направились к Гарбтонах, а там спросил их Бресал:

— Как станем мы сражаться?

Потом спел он песнь:

Дай нам совет, о народ королевства в страданье, скажите, о славные лейнстерцы, битвы хотите или мира?

— Пусть пойдет кто-нибудь от тебя к Финну, сыну Кумала[355], — сказали благородные лейнстерцы.

— Никому не пристало идти, — отвечал им Бресал, — кроме меня самого да вас, благородные лейнстерцы.

Тогда отправился он на юг к Ринд Дескирт, что зовется ныне Ринд Дубайн Айлитир, туда, где был Финн. Стали расспрашивать короля Лейстера в доме славнейшего героя Ирландии, Финна, сына Кумала. Поведал король ему о своих бедах и сказал:

— Да не будет беден тот, кто придет избавить Лейнстер от этой непотребной дани!

Так говорил он дальше и сложил песнь:

Поднимешься ль ты на сражение, о Финн? Будешь ли об руку с Лейнстером? Коли идешь ты, вставай и сразись с племенами из Тары! [...]

Поднялся тогда Финн, а с ним и его воины. Вышли они в путь, держа по левую руку реку Берба, и дошли до Ринд Роисс Бруйк, что над Берба. Сел там великий герой на холме над лесом и увидел вдруг воинство дивное, плывущее, спускающееся и поднимающееся к небесам.

— Что это за воинство? — спросили фении[356].

— То ангелы, — сказал им Финн, — свита правителя неба и тверди. Бритоголовые[357] придут туда, где сейчас ангелы. Между тем были там три молочных брата Финна, и звали их, Моллинг Быстрый, Келлах Лысый и Браен, сыновья Фиаха, сына Конга. Вскоре увидели они идущего к ним Моллинга. Заметил его Финн и спел песнь:

Моллинг Быстрый, Келлах, добрый Браен, Три сына Фиаха с ядом [...].

И спросил тогда Моллинг Быстрый:

— Отчего пришли вы сюда?

— Приходил к нам король Лейнстера и сокрушался о своей нужде и горе, ибо пойдут на него войной ирландцы с Карпре Лифехарем, если не заплатит он борома. Пожелали мы сразиться за лейнстерцев, — ответил Финн.

Но сказал ему Моллинг на это, чтобы не шел Финн со своими людьми против короля Ирландии со всем его воинством. А было тогда у Финна пятнадцать сотен первейших воинов, а с каждым из них еще по тридцать людей. И еще сказал Моллинг:

— Оставайся сегодня с нами, и будет у тебя сполна лучшей еды. Хоть и не близко она сейчас, принесут ее всю в одно место.

Так говорил Моллинг с Финном и спел песнь:

В Брокк-росс ты получишь, о Финн храбрейший, ягоды с болота, мясо свиньи из Сланга, желуди из чащи, мяса кусок из вепря волны, птиц с Айрер Лемна, рыбу из Берба, варево из Кинд Тире, рыбу из Инбер Фейле, оленину из Кнок Клар, барсучье мясо из Берре, орехи Леттрайг Фалкон, ... из Фид Даруба, смородину солнца со Слиаб да Дума, дивные яблоки из леса Куа, терновник из Эблиу, из лесов на равнине Туа, земляника со Слиаб Бархи станет тебе наслаждением, телята на вертеле из лесов Каибден [...].

Тогда поднялись фении и спустили своих собак. Посмотрел великий герой на собак и на воинов и сказал:

— Путь свор собак под вечер сегодня в Росс Брокк! — а потом сложил песнь:

Путь свор собак ныне в Росс Брокк, великое красное море между утесов [...].

Потом отправились они в королевские покои Моллинга Быстрого. Усадили там каждого по его благородству и чести. Заиграла для них музыка, покуда не переполнился ею весь дом из конца в конец.

Три воина были тогда близ героя. Звали их Миледан, Этладан и Энан из Холодной Хижины. Между двух других сидел Энан из Холодной Хижины.

Вот видение Энана о борома. Увидел он множество клириков в тонкотканных шелковых одеждах, служивших мессу, и себя среди них. Вот что это были за клирики: Моллинг[358] и его будущие спутники. Тогда поднялся Энан, поглядел на войско и подивился, а потом спел такую песнь:

Росс Брокк, громоносное место, над Берба чистейшей волной, подле нее станут жить клирики общиной прочной [...].

Три дня и три ночи оставался Финн со своими воинами в этом месте, покуда не подошли к нему отовсюду храбрейшие ирландцы.

Потом направились они к Рат Иммил, что зовется сейчас Гарбтонах. Там сказал храбрейший воин Финн, сын Кумала:

— Где умерли девушки, из-за которых взимается с Лейнстера дань?

Показали ему это. место, и тогда сел там Финн и спел песнь:

Великое дело свершилось здесь [...].

Провели эту ночь воины у Гарб-тонах. Рано утром поднялись они, дабы встретить короля Лейнстера, а потом главные силы фениев и лейнстерцев разом вступили в Лет Конн. Подошли они к Кнамросс и там бок о бок сразились в жестокой и яростной битве. Не стерпели их натиска воины Лет Конн и были обращены в бегство, оставив девять тысяч убитых и среди них трех сыновей Карпре Лифехаря: Зохайда, Эохайда Домлена и Фиаха Роитене. Так сказано об этом:

Не сокроем мы битву при Кнамросс, мира крушение, вместе с тремя королями там пали воины — девять тысяч.

С той поры не брали с лейнстерцев борома, покуда тридцать королевских дочерей и с каждой из них по сто девушек не были убиты в Таре Дунлангом, сыном Энна Ниа. Тогда вновь наложили на Лейнстер борома[359].

Немало сражений дали после этого лейнстерцы из-за борома, пока не стал королем Ирландии Лоэгайре, сын Ниалла[360]. Вот эти битвы и подвиги: битва при Маг Нуадат, где вновь победил Бресал Белах, битва при Круахан Клаента, где одолел Лабрайда Эохайд Мугмедон, двенадцать сражений, где Энна разбил Ниалла Нойгиаллаха. И еще к этому убийство Ниалла Нойгиаллаха у Муир Ихт Эохайдом, сыном Энна.

Потом стал королем Ирландии Лоэгайре, сын, Ниалла, и собрал войска Лет Конн, чтобы взять борома. Отправился он в поход на Лейнстер. Был в ту пору королем Лейнстера Энна Каннселах, сын Лабрайда, сына Бресала Белаха. Собрались лейнстерцы подле Энна и дали сражение Лоэгайре при Ат Дара на реке Берба. Обратили они в бегство войска Лоэгайре и устроили им кровавое побоище, а потом собрали головы врагов и поставили из них каирн на берегу Берба у Маиг Айлбе.

Захватили они в этой битве самого Лоэгайре, сына Ниалла, и посулил тот, что, если пощадят его жизнь, никогда больше не станет И брать борома. Поручился он всеми стихиями, что никогда не пойдет на Лейнстер за данью. Но не сдержал Лоэгайре своего слова, ибо на исходе двух с половиной лет пришел он туда и захватил стада у Сид Нехтан. Оттого и обрекли его стихии на смерть подле Кассе, что-бы поглотила его земля, сожгло солнце и оставил ветер. Говорится о том:

Погиб Лоэгайре, сын Ниалла, подле Кассе, в зеленом краю, божьи стихии, которые предал он на смерть обрекли короля.

Потом стал королем Ирландии Айлиль Молт, сын Дати[361], и вновь потребовал борома. Вот битвы, в которых лейнстерцы победили Айлиля Молта и других королей, что правили до Аэда, сына Айнмире:

битва при Луахайр Брег,

битва при Дума Ахер,

битва при Охна с Айлилем Молт, в этом сражении пал Айлиль Молт от руки Кримтанна, сына Энна,

битва при Гранне,

битва при Торту,

битва при Друим Ладгайн,

битва при Дрег Эле,

битва при Фрему Миде, где победил Фалге Рот, сын Катера. Двадцать восемь битв, которые дал сын Дунланга с благословения Бригиты:

битва при Маг Охтар против Лугайда, сына Лоэгайре,

битва при Друим да Майге,

битва при Дун Маек,

битва при Оха еще одна,

битва при Слабре,

битва при Кенн Срате,

битва при Финдабайр, что дал Айлиль, сын Дунланга,

битва при Корп Илладан,

битва при Друим Лоэгайре, которую дали Энгус и Фергус, два сына Кримтанна, сына Энна, против Диармайта, сына Кербалла.

Немало королей, правивших в Таре, желали взимать борома, но не удавалось им это без битвы.

Потом стал королем Ирландии Аэд, сын Айнмере. Вот имена сыновей Аэда: Домналл, Маэлкоба клирик, Габран и Куммасках. Однажды пришел Куммасках к своему отцу и сказал так:

— Желал бы я вольным юношей объехать Ирландию и провести ночь с каждой королевской дочерью.

Отправился он в путь и пошел через Риге в сторону Лейнстера. Восемь отрядов было тогда у него. Правил тогда Лейнстером Брандуб, сын Эоху, сына Муйредаха, сына Энгуса Бругаха, сына Федлимида, сына Энна Каннселаха. Сказали Брандубу, что едет к ним сын короля Ирландии вольным юношей.

— Пусть отправится к ним гонец, — сказал на это Брандуб, — и скажет, что нет меня здесь, но что отправился я в Британию взимать дань И подати[362]. Пусть разместят их от Боанд до Индеойн[363], и убьет каждый того, кто поселится с ним. Пусть сам Куммасках придет ко мне с тремя сотнями королевских сыновей, и я дам ему свою жену, как дали и другие короли.

Тогда расселили людей Куммаскаха, а четвертый отряд пришел в жилище Брандуба у Белах Дубтайре, что зовется сейчас Белах Конглаис. Уселся Куммасках на лугу перед домом, и вышли туда люди услужить ему, а потом отвели всех в один покой.

В тот день пришел Мэдок, внук Дунланга, к Брандубу и принес дары: вилку для мяса и котел, щит и меч. Показал он их королю и спел маленькую песнь:

Вот дары для короля, о, сын Эоху, беспечальный[...].

Потом распрощался Мэдок с Брандубом и сложил маленькую речь:

Моя тройная воздетая вилка дана мной Брандубу сборищ свирепых[...].

С тем и ушел Мэдок прочь.

Тогда одел Брандуб рабское платье, позвал к себе Энгуса, сына Аирмедаха, правителя Уа Фалге[364], и сказал ему так:

— Пойдем и поставим котел на огонь, наполнив его мясом свиней и быков.

Поставили они котел с мясом свиней и быков на огонь. Огромное красноязыкое пламя разожгли они под котлом, и сварило оно

— Где же жена Брандуба? — спросил между тем сын короля Ирландии.

Послал он гонца к королеве, и та пришла приветствовать его и поговорить с ним.

— Надели меня даром, — сказал сын короля Ирландии жене Брандуба.

— Чего же ты просишь? — спросила она.

— Чего же, как не того, чтобы провела ты со мной ночь, — ответил сын короля Ирландии.

— Надели и ты меня даром! — сказала королева.

— Чего же ты просишь? — спросил сын короля Ирландии.

— Нетрудно ответить, — сказала она, — прошу я, чтоб дал ты мне срок, пока не кончу я раздавать пищу воинам, чтобы не пострадала от того моя честь.

Было ей это позволено, и тогда пошла она к тайному укрытию у Дун Бухет[365], оставив свое жилище.

Между тем пришел Гласдам, певец сына короля Ирландии, с восемью певцами и потребовал лучшей доли кушаний. — Сами возьмете вы вилку или мне это сделать? — спросил Брандуб.

— Возьми ее сам, — ответил певец.

Тогда опустил Брандуб вилку в котел и за один раз вынул откуда девять кусков, а потом подал смотревшему на него певцу.

— Клянусь словом, — сказал тогда тот, — это не дар раба, а дар короля!

Потом отнес он мясо туда, где был сын короля Ирландии, и повторил там эти слова.

Тогда сказал Брандуб Энгусу, сыну Аирмедаха:

— Давай наполним носилки и отнесем их к сыну короля Ирландии!

Тогда подняли носилки на плечи два короля, Брандуб и Энгус, и вывалили их перед сыном короля Ирландии. Потом вышли они прочь и захлопнули за собой огромную дверь королевских покоев, ибо сила девятерых была в каждом из них.

Потом зажгли в Доме огни, по одному с каждой его стороны.

— Кто нападает на дом? — спросил тогда Куммасках.

— Я, — отвечал Брандуб.

— Пусть минует меня предательство, — молвил тут Гласдам пенен, — ибо я ел вашу пищу.

— Не пострадаешь ты, — отвечал Брандуб, — если заберешься на крышу дома и перепрыгнешь через пламя, тогда будешь от нас в безопасности.

— Слышал ты это, о Куммасках? — спросил певец. — Одевай мое платье и выбирайся наружу!

Так и сделал Куммасках, но при том сильно разбился. Без сил пустился он в путь к Мойн Куммаскайг, что у самого луга Келл Раннайрех. Там встретился ему Лохине Ланд, предок Уа Лонайн, глава Келл Раннайрех, и, когда узнал его имя, отрубил Куммаскаху голову. Потом отнес ее Лохине к Брандубу и показал ему. С той норы навеки свободен от податей стал Келл Раннайрех.

В ту пору пришел к ним Аэдан, епископ Глен да Лох[366]. Единоутробным братом приходился он Аэду, сыну Айнмере.

— Ужасно то, что было совершено здесь, — сказал он.

— Кому ж мстить за них? — спросил Брандуб.

— Пусть даже сыну моей матери, Аэду, сыну Айнмере, — ответил епископ. И сложил он песнь:

Я прошу всемогущего Бога, защитника Келл Раннайрех [...].

Это мы записали в другом месте книги[367].

И сказал епископ Аэдан Брандубу:

— Пусть отправятся гонцы от тебя в Айлех[368] к дому Аэда, сына Айнмере, и скажут, что сын его был убит в Лейнстере за свои дурные деяния.

Пошлю я гонцов, — отвечал Брандуб, а потом пропел песнь:

Пусть идут гонцы к Айлеху от нас [...].

Тогда отправились гонцы на север Ирландии и пришли к Айлеху Королей, к дому Аэда, сына Айнмере, где король Ирландии и благородные ирландцы Лет Конн пировали и пили пиво. Принялся король Ирландии расспрашивать гонцов, а между тем пил мед из прекрасного, словно цветок, бычьего рога. И сказали тогда гонцы:

— Не расскажем мы, какие принесли вести, если не наградишь нас!

— Вот же для вас мой рог! — отвечал Аэд.

Оттого и говорится в Айлехе "Рог лейнстерцев".

Тогда поведали гонцы, что убили они королевского сына и его людей.

— Уже слышали мы эти вести, — ответил Аэд, — но все ж уйдете вы отсюда невредимыми. Мы же пойдем вслед за вами, вот поглядите!

Тут пошли гонцы в обратный путь с севера и подошли к тому месту, где был Брандуб. И сказали они ему, что движется в Лейнстер войско короля Ирландии, дабы отомстить за королевского сына и взять борома.

Между тем собрал Аэд на Лет Конн огромное войско и направился к Риге Лайген отомстить за Куммаскаха и взять борома, что платили королям потомства Конна со времен Туатала Техтмара до той поры. Сказали гЗрандубу, что подошли ирландцы к Риге, а сам был он в то время у Скадарк на юге Уа Канселайг. Выступил он на север через Мунтех, через Мунихен, через Даймине, через Этар, через Ардхайл, через Ард Бреста, через Слане, через Фе, прямо к Белах Дубтайре, своей крепости, что зовется ныне Белах Конглайс.

Тогда пришел к Брандубу епископ Аэдан.

Какие вести у тебя, о клирик? — спросил Брандуб.

— Собрались воины Лет Конн у Баэт-Эба около Дун Буака, — ответил епископ, — и там поставили крепость и лагерь.

— Иди же, о клирик, — сказал Брандуб, — к сыну моей матери, Аэду, сыну Айнмере, и проси его об отсрочке, чтобы могли подойти сюда наши воины. Мир или битву получит он после.

Пошел клирик в путь и приблизился к шатру, где приветствовал его король Ирландии. Принялся он расспрашивать его, и сказал епископ, что стоит Брандуб у Рат Брандуб на Слане.

— Зачем ты пришел? — спросил его Аэд.

Просить тебя об отсрочке перед сражением иль миром, — отсветил тот.

— Не будет тебе отсрочки, — сказал Аэд, — покуда не положишь ты руку на три части тела, которыми делаешь ты детей.

Разгневался епископ от этих слов и сказал: — Коли ведает меня господь, то пусть волчица унесет твои три части тела вон к тому холму!

Так оно и случилось, и оттого с той поры имя холму Требалл.

Поднялся тогда король Ирландии и охватила его ярость. Поднялись вместе с ним ирландские воины и выступили вперед, забрав Аэдана с собой.

Вскоре подошли они к Белах Дуин Болг, и спросил тут король:

— Как называется этот проход?

— Это Белах Дуин Болг, — отвечали ему.

— Что это за мешки? — снова спросил король.

— Это мешки с едой ирландцев, что достанутся нынче вечером лейнстерцам, — ответил епископ.

Потом подошли они к Ликк и спросил король:

— Что это за огромная каменная плита?

— Это Плита Раздробления Костей, — ответил епископ.

— Чьих же костей? — спросил король.

— Оттого зовется она так, что твои кости будут разбиты здесь и твоя голова слетит с плеч, — сказал Аэдан.

Потом подошли они к Бернайд на Скиат. — Что это за ущелье, — спросил король.

— Это Ущелье Двух Щитов, ответил епископ.

— Чьих же щитов? спросил король.

— Щитов Тирконелла и Тирона, что останутся здесь сегодня вечером, — ответил епископ.

Прошли через это ущелье ирландские воины и за ним расставили крепость и лагерь.

Отправился Аэдан туда, где был в ту пору король, и принялся Брандуб расспрашивать его. Отвечал Аэдан, что устроили лагерь ирландцы у Келл Белат[369]. И еще рассказал он, как обесчестил его король Ирландии.

— Какой же ты дашь нам совет? — спросил Брандуб.

— Нетрудно сказать, — отвечал епископ, — пусть поставят на крепостном валу огромный королевский факел, а потом приведут к тебе три сотни упряжек, по двенадцать быков в каждой. Пусть поставят на них белые корзины со множеством воинов и прикроют их соломой над головами. Пусть положат на эту солому кушанья. Пусть потом приведут к тe6e трижды пятьдесят диких лошадей и привяжут к их хвостам мешки с мелкими камнями, чтобы испугать ирландских коней. Пусть несут перед тобой королевский факел с котлом наверху, пока не придешь ты прямо в лагерь ирландцев. А до того пошли гонцов к королю Ирландии, и пусть скажут они, что принесут к ним вечером кушанья лейнстерцев.

Так и сделал Брандуб, а пока они так говорили, сказал:

— Лучше мне пойти самому и оглядеть войско вместе с тобой, о клирик!

— Хорошо, я пойду, — отвечал Аэдан.

Выступил тогда Брандуб вперед, и было с ним шесть раз по двадцать воинов да одна лошадь, та самая, на которой он ехал. На колеснице поехал с ними епископ, и приблизились они к склону Сид Нехтан. Поглядел Аэдан на лагерь ирландцев, и увидел словно стаи многоцветных птиц, замерших над ним. И спросил клирик:

— Что там за бессчетные стаи птиц?

— То знамена ирландцев, — ответил Брандуб, — что реют на шестах и копьях над их головами.

И сказал тогда епископ, что не узнал их, а потом пропел песнь:

Я вижу знамена — предвестье сраженья, что реют как птицы в обличье несчетных цветов [...].

Потом ушел от них епископ Аэдан к своему храму.

Между тем увидел Брандуб на горе множество юношей. Были это сыновья уладов вместе с Диармайтом, сыном Аэда Рона. Окружили их сыновья короля Лейнстера и люди его и захватили в плен.

— Кто вы такие? — спросили лейнстерцы.

— Мы уладские юноши с сыном короля Улада, — ответили те.

Сказали об этом уладам, и тогда поднялись они разом и было их семь сотен да семь тысяч воинов и клириков. Приблизились они к Брандубу и сказали:

— Отчего захватил ты наших юношей?

— Чтобы отпала у вас охота сражаться со мной, — отвечал Брандуб.

— Вовеки можешь ты не страшиться этого, — сказал король Улада, — ибо кровью скрепим мы наш союз и дружбу, как предсказал Конхобар, сын Фахтна. Тут поведал король видение Конхобара и молвил:

Виденье чудесное было во сне мне, как его разъяснить, знает ли кто в сем войске? Стеклянную чащу я видел, сиявшую, как золотая, посередине покоев своих, что на Бреге у Бойн[370], треть этой чаши наполнена кровью людской[371], небывалая встреча, за нею лишь треть молока в середине, еще одна треть благородным вином была полна, такого не знал я, головы были над ней склонены тех. что приплыли по чистому морю, лейнстерцам всем, чьи бессчетны дела, сколько бы ни было их, сердца любовь отдал я и разум.

Тогда явилось Конхобару такое видение. Увидел он лейистерцев и уладов, пьющих вместе из чаши.

— И сказал я, — сказал он, — что был тут предсказан наш союз. Ибо кровь в том сосуде — это слившаяся кровь двух королевств. Молоко — песнопения Господу нашему, что поют клирики двух королевств. Вино в этой чаше — плоть Христа и его Кровь, подносимые клириками. — Так толковал он видение, а потом пропел песнь:

Сотвори наш союз и да будет он вечным союзом, с деревьями винными, с королями из Лифи долины, Бригита пусть его оградит и Мэдок из Дун Инне, Моллинг у мельницы южной, Лобан и Каэмген Глинне, славный епископ Синхен, Мо-Колмок, что из Каба, Мо-биу в великой любви, Колман Эла и Комгалл[372]. О люди двух королевств, что прославлены в песнях, пусть не будет прочнее союза, чем тог, что свершим между нами!

Сели тогда святые Улада и Лейнстера на склоне и поручились, что никогда не нарушится этот союз.

Потом сказал Брандуб королю уладов, чтобы встал тот лагерем отдельно от короля Ирландии.

— Как же мне сделать это? — спросил король Улада.

— Нетрудно сказать, — ответил Брандуб, — поставь прежде лагерь там, где стоит ирландский король. Начнете вы спорить да ссориться, и не пожелаешь ты терпеть этого.

Так и сделали улады. Но еще прежде, чем покинули они лагерь, напали на уладов Коналл и Эоган и убили две сотни воинов. Отправились улады к Инис Улад. Там вырыли они остриями копий яму и поставили туда лошадей между собой и Данген на Мона.

Между тем снова пришел Аэдан к Брандубу и сказал:

— Воистину, велико бесчестье, что понес я от сына моей матери, Аэда, сына Айнмереха, и воздаст ему за это Господь!

Потом сложил он такую песнь:

Останется Луссан Аэда с лейнстерцам и в[373] [...]. Черный ворон понесет его за край в Килл Кулинд на запад.

Потом упадет он из лап ворона на луг в Килл Кулинд, и дети будут играть им, словно мячом, до исхода семи лет.

Придут ученики из Килл Дара[374], и один из них заберет с собой мяч.

Сделает он из него кропило, и пребудет оно с ним еще до исхода семи лет.

Потом придут в Килл Дара ученики Клуайн мор Мэдок[375], и один из них заберет кропило с собой. Дальше не вижу я его судьбу.

Но пусть вовеки зовется склон, на котором заключен был тот договор, Слиаб ин Котайг[376].

Так и звался он с той поры.

С тем и покинул их клирик.

Тогда отправился Брандуб с одним лишь конем вызвать на бой мужей Ирландии. И вышел от них Блатах, первый среди всадников короля Ирландии. Воистину был он коварный и стойкий, и никогда не метал он копье мимо цели. Но не принесло ему это счастья, ибо пал он от руки Брандуба, и отрубили ему голову подле Ат Блатахта, что зовется теперь Ат Блатха.

После победы в бою поехал Брандуб назад и увел коня короля Ирландии.

Потом привели к нему все его табуны и стада, как велел это епископ Аэдан. И сказал Брандуб:

— Найдется ли кто-то из вас, кто отправится следить за лагерем ирландцев и их королем и останется там, пока не придет наше войско? За это получит он награду, ибо, если убьют его, будет ему райское блаженство от клириков Лейнстера, а если останется жив, будет его племя свободно от податей и получит он со своим потомством то, что причитается мне самому.

Дал он за это свое поручительство.

— Я пойду, — сказал тогда Рон Керр, сын Дубанаха, сын короля Уа Майл. — Пусть же принесут ржаное тесто и телячью кровь и обмажут меня, а потом дадут мне рясу и суму.

Так и было сделано, и стал походить Рон Керр на любого прокаженного. Дали ему еще деревянную ногу, и обперся он о нее коленом.

Так и отправился он туда, где расположились благородные ирландцы, и подошел прямо к шатру Аэда, сына Айнмере. Принялись там его расспрашивать, и сказал Рон, что пришел он из Келл Белат.

— Утром был я в лагере лейнстерцев, — сказал он еще, — а тем временем кто-то пришел и сломал мою хижину, мельницу, лопату и храм.

— За это получишь ты от меня двадцать молочных коров, — сказал ему король Ирландии, — если только спасусь я в сражении. Теперь же иди в мой шатер, и там будут тебе места для девятерых, десятая доля от доли моей и мои слуги вдобавок. Что сейчас делают лейнстерцы?

— Готовят они для тебя кушанья, — ответил Рон Керр, — да такие, что никакая еда не бывала тебе столь по вкусу. Варит они своих свиней, быков и окорока.

— Проклятье ему! сказали потомки Эогана и Коналл.

— Два глаза героя вижу я на лице прокаженного! — молвил король.

— Горе тебе! сказал Рон. Ибо слабо духом королевство Ирландии, если боишься ты моего взгляда.

— Не того я страшусь, отвечал король. — Пошлите гонца к Дубдуну, правителю Айргиалла[377].

Тогда пришел к ним Дубдун, и сказал ему король Ирландии:

— Отправляйся с отрядом своих людей на юг в сторону Бун Айфе до Круадабайлл и стой там в дозоре, чтобы не напали на наш лагерь лейнстерцы.

Пошли они вперед, как приказал Аэд.

Велел тогда Аэд, сын Айнмере, своему слуге принести ему плащ Колумкилле, чтобы надел он его этой ночью и охранил его плащ от лейнстерцев. Обещал ему Колумкилле, что останется жив король, пока будет носить его плащ.

Как-то раз спросил Аэд Колумкилле:

— Сколько из тех королей, что встретил ты, отправятся в рай?

— Воистину, знал я всего трех королей, — отвечал Колумкилле. — Даймина Дамаргайта, правителя Айргиалла, Айлиля Инбанна, правители Коннахта, и Ферадаха Финда[378], сына Дуа из Корко Лайгде, правителя Осрайге.

— Чем же отличились они больше, чем остальные? — спросил Аэд.

— Нетрудно ответить, — сказал Колумкилле, — ибо не случалось Даймину Дамаргайту отказать клирику или попрекнуть его, и никогда не посягал он на храм и часовню, а подносил дары Господу. Из-за доброты его к слугам господним попал Даймин в рай, а клирики поминают его до сего дня.

Вот как снискал господню благодать Айлиль: раз сражался он подле Куйл Конари[379] с потомками Фиахра, и одолели они его в битве. Тогда сказал он своему вознице:

— Оглянись и скажи мне, жесток ли смертный бой и близко ли от нас враги?

Оглянулся возница и молвил:

— Нестерпимо глядеть на погибель твоих людей.

— Не за свой грех страдают они, — сказал Айлиль, — а за грех гордыни моей и неправды. Повороти же к ним колесницу, ибо смерть меня одного от удара меча спасет многих.

Тогда повернулась колесница к врагам, и лишь только успел Айлиль покаяться, как упал замертво. Так заслужил лог человек пощаду господню.

Скупым и неправедным человеком был Ферадах Финд, сын Дуа, короля Осрайге, и если только случалось ему узнать, что владеет ктo-то в его краях хоть крупицей золота или серебра, то отбирал он их силой, дабы украсить свои рога для питья, чаши, мечи и доски для игры в фидхелл. Вдруг овладела им нестерпимая хворь. Принесли к нему тогда все сокровища, чтобы лежали они у его ложа. Между тем пришли его враги, потомки Кондла, чтобы захватить его крепость. Тогда пришли к королю сыновья, чтобы унести его богатства.

— Не должны вы уносить их, — сказал король, — ибо многих замучил я из-за этих сокровищ. Пусть же теперь здесь пострадаю я из-за них, и пусть заберут их мои враги, чтобы там не обрекал меня Господь на страдания.

Тут покинули его сыновья, и лишь только успел король покаяться, как принял смерть от своих врагов. Так заслужил он пощаду господню.

— Ну а я, — спросил тут Аэд, — заслужу ли ее?

— Воистину никогда, — ответил епископ.

— Тогда испроси для меня у Господа, о клирик, чтобы не одолели нас лейнстерцы.

— Нелегкое это дело, — ответил Колумкилле, — ибо из лейнстерцев моя мать, и пришли они ко мне как-то раз в Даурмаг голодать против меня[380], дабы даровал я им положенное от сына сестры. Тогда просили они меня, чтобы никогда не одерживал победу над Лейнстером чужеземный король. Обещал я им это. И все же возьми мой плащ, и не убьют тебя, пока ты не снимешь его.

Это и был тот самый плащ, который просил тогда Аэд у слуги.

— У Айлеха оставили мы этот плащ, — ответил слуга.

— Как видно, паду я нынче от руки лейнстерцев, если нет у меня под рукою плаща, — сказал Аэд.

Теперь о Брандубе.

После того как собрали его коней и быков и построили отряды, выступил он вперед под покровом ночи. Наконец услышали люди Айргиалла грохот и шум могучего войска, ржание коней и рев быков с повозками.

Выступили тогда люди Айргиалла, приготовив свое оружие.

— Кто это? — спросили они.

— Кто как не слуги лейнстерцев с кушаньями для короля Ирландии, — ответили они.

Приблизились тогда люди Айргиалла, и каждая протянутая рука встречала кусок свинины или говядины.

— Это правда, — сказал тогда король Айргиалла, — пусть проходят!

— Пойдем и мы, — сказали его люди, — а не то не достанется нам еды.

Пошли они к лагерным шатрам, а лейнстерцы приблизились к горевшему на холме огню и сняли с него котел.

— Что там за яркий огонь? — спросил король.

— Нетрудно сказать, — ответил прокаженный, — то прибыли кушанья.

Тут поднялся они, отбросив деревянную ногу, взялся за рукоять меча. Между тем разгрузили быков и отпустили пастись коней среди табунов ирландцев, но помчались они в испуге и растоптали хижины и шатры ирландцев.

Тогда устремились лейнстерцы из своих корзин словно поток, бьющий со скал, держась за рукояти мечей и щитов и прикрыв головы накидками доспехов.

— Кто это? — спросили потомки Кон алла и Эогана.

— Люди, что подносят, еду, — ответил им прокаженный.

— Воистину это воины, — вскричали все, а потом поднялись люди Коналла и Эогана и сделались словно "руки в гнезде гадюк"[381].

Потом составили они изгородь из щитов и копий вокруг короля Ирландии и усадили его на коня. Отвели они его к Берна на Скиат, где остались щиты ирландцев.

Бросился тут Рон Керр к королю Ирландии и поразил девятерых на своем пути, но встал между ними Дубдун, правитель Айргиалла, и сразились они с Рон Керром, и пал Дубдун от его руки.

Снова устремился Рон Керр к королю Ирландии, и тогда встал между ними Фергус, сын Флатра, король Тулах Ок. Пал и Фергус от руки Рон Керра.

Снова бросился Рон Керр к королю Ирландии и в этот раз ухватил его за ногу, а потом стащил с лошади и снес королю голову подле Лек Коммайг Кнам. Взял Рон Керр свой мешок, вытряхнул из него еду, засунул туда голову короля и ушел через склоны горы. Оставался он там до самого утра.

Между тем погнались лейнстерцы за людьми Лет Конн и учинили им кровавое побоише.

Наутро отправились они, похваляясь победой, к Брандубу. Пришел туда Рон Керр и выложил перед королем голову Аэда, сына Айн-мере.

Вот битва за борома у Белайг Дуйн Болг и гибель Аэда, сына Айнмере. Но хоть и погиб он из-за борома. все ж дважды орал эту подать без битвы. В этом сражении после победы убили Бекка, сына Куана.

Оттого и было сказано:

У Буах плещется в берег волна, и она говорит, хоть и грустен рассказ, что Аэд, сын Айнмере, убит.

И сказала жена Аэда:

Были милы мне три склона, которых уже больше не вижу, склон Темры и низкий склон Тальтиу, тела изгиб у Аэда.

Потом забрали они борома, и сделали это Колман Римид, Аэд Уариднах, Маэл-коба, Субне Менн, Домналл, сын Аэда, Келлах и Коналл Каэл, два сына Маэл-коба: Блайтмак и Диармайт[382].

Стал королем Ирландии Сехнасах, сын Блайтмака, и не брал он борома, покуда не созвал он воинов севера Ирландии. Принялся он Взывать к ним и сказал так:

Хотите идти вы на лейнстерцев храбрых или дома остаться? Возьмем же свою борома, за которую распря случилась! Пойдем на Лет Mora, о воины, что не идете?.. Каждый другому пусть скажет, что свершим мы великий набег И быстро обрушим его мы на лейнстерцев храбрых.

Взял с собой король Ирландии людей Коналла и Эогана[383], людей Айргиалла, Бреги и Миде и привел их к Лерг Мна Фине. Навстречу им двинулись туда лейнстерцы. Был тогда их королем Фаэлан, сын Колмана. Дал он сражение ирландцам и обратил Сехнасаха в бегство и учинил кровавое побоище. Тайно бежал Сехнасах с поля боя. В тот раз осталась борома у лейнстерцев.

Потом правил четыре года Кеннсраэлад, сын Крундмаэла[384], пока не пал от руки Финнахта.

Стал вслед за ним королем Ирландии Финнахта, что правил двадцать лет[385] и дважды взимал борома, не встречая отпора. Когда же в третий раз явился он за этим, поднялись лейнстерцы против короля. Тогда собрал он войско со всей Лет Конн до самой Латрах Муйредах на границе Лейнстера и Миде. Узнал об этом Бран, сын Коналла, король Лейнстера, и собрал всех своих воинов и клириков у Алинн.

Не пошел с ними Моллинг, и тогда отправили они к нему гонца. Был в ту пору Моллинг у Росс Бруйк, что зовется ныне Тех Моллинг[386], ибо, когда пришел он из Срутайр Гуайре, нигде не находил он себе жилья до самого Росс Бруйк. И сказал тогда Моллинг:

Здесь у меня ... здесь совершу я обряды, день Судный пока не настанет, отсюда уж я не уйду [...]

Когда дошла до Моллинга весть от короля, рыл он могилы, ставил алтари[387] и [...] свои жилища для сонмищ конца света. Все же собрал он своих братьев и стал готовиться к походу в Лейнстер. Так сказал он:

Трое милы мне, о Христос мой возлюбленный и непорочный, те, что пойдут за стадами со мной, Фораннан[388] и Аад. сын Онаха, Колман из Клуайн Кредайл [...].

Потом пришел Моллинг в Алинн[389], где собрались лейнстерцы, что приветствовали его, радовались и ликовали. Сел тогда Моллинг по правую руку от короля Лейнстера

И сказал тогда Бран:

— Какому совету последуем мы, и дадим ли сражение Лет Конн или пошлем наших святых просить об отмене борома? А если так, кого из святых пошлем мы просить об отмене?

Сказали тогда благородные воины, что не знают, как поступить.

— Я знаю, кто должен идти, — молвил тут Туатал, сын Айлиля, король Уа Муйредах, — это Моллинг. сын Фаэлана.

Так говорил он, а потом пропел:

Поведай нам, о Туатал, о сын свирепого Айлиля, кто нас уведет с Луатмаг, Сразиться ли в битве? Кто и святых, что живут в Лейнстера долах и рощах, кто из снятых, добродетели братьев, нас от наплети избавит? Моллинг, о пламени свет, волна, что врывается в бухты, всем сотвори ты добро, он вепрь среди стад, он вершина над ветвью, сын Фаэлана, провидец.

И сказал тогда Бран Ардкенн, призывая Моллинга:

Поднимись же, о Моллинг, с даром чудесным смирения, то соверши, что считаем мы благом, на север иди[390] ...

Тогда поднялся МоллиНг и велел идти с ним филиду по имени Толкенн из Клуайн Эна, дабы огласил он в королевских покоях хвалебную песнь, что придумал Моллинг для короля. Ведь воистину было предсказано, что явится святой из лейнстерцев и избавит их от борома многими просьбами, и случилось это задолго до Моллинга. Так говорил Моллинг, поправляя платье:

Во имя Троицы[391]...

Потом отправились они на север к жилищу Кобтаха, сына Колмана из Уи Фаэлайн[392], где устроили им сытный пир. И сказали тут люди короля филиду:

— Воистину жалок ты, коли сопровождаешь клирика![393]

— Если так, — отвечал им филид, — уйдем от клириков в покои короля Ирландии.

Пошли они к дому Финнахта, и там повторили поэты хвалебную песнь Моллинга, сказав, что сочинил ее Толкенн.

Теперь о Моллинге. Утром поднялся он и не нашел своего спутника.

— Воистину, — сказал он, — ушел этот филид с моей хвалебной песнью и теперь сам пропоет ее королю Ирландии.

Тогда отправился он к Мунель Финдмайге, что зовется ныне Маг Экайн, потом к Маг Кларайг и, наконец, пришел к Латрах Муридайг. Были там ирландские юноши, ибо уже прознали об их появлении. Забросали они клириков галькой, камнями и поленьями, так что и двоим не устоять было тогда рядом. Все же пошел вперед Моллинг и оказался у королевских покоев, где никто не приветствовал его. Оглядел он воинов и устыдился, что никто не встал перед ним. Но посмотрел Моллинг на Колгу, сына Мэнаха, сына Дубанаха, сына короля Уи Колган. и тогда поднялся тот перед Моллингом. Тут и Диармайт, сын Колмана, поднял перед ним колено[394]. Был И они тогда у столба ложа.

Благословил Моллинг Колгу и Диармайта, сына Колмана.

Вдруг устремился к юношам олень, и стали они метать в него свое оружие, что попало в[395]... сына Финнахта Доннгилла и немедля сазило его. Погубила его обида, что нанес он Моллннгу, и проклятье святого. Горестный крик испустили тогда ирландцы.

— Отчего столь великое горе? — спросил Финнахта.

— Умер сын твой, Доннгилла, оттого что обесчестил меня, — ответил ему Моллинг.

— Верни его к жизни, о клирик, — сказал король, — и будет тебе за это награда!

— За мою хвалебную песнь, возвращение сына твоего к жизни и вечное спасение для тебя самого обещай, что не станут брать борома до понедельника[396].

— Обещаю тебе это, — ответил король.

Тогда подошел к нему Моллинг и призвал в поручители Троицу и четыре Евангелия Господа. Потом спел он свою песнь:

Финнахта из Уи Нейллов, словно солнце, поднялся, то корабль над волной, то.волна над песком[397]...

— Хуже нет для меня, что солгал ты и пропел как свою песнь, что сложил Толкенн филид, — сказал король.

— Если и вправду сложил он ее, то пусть встанет и споет, — сказал на это Моллинг.

Встал филид, приблизился к ним и запел[398] [...]

Поднялся потом и бросился к волнам Дун мак Фанат, к северу от Эсс Руад, где и погиб он в волнах.

Тут увидел Финнахта, что положил он ногу под Моллинга[399], и сказал, чтобы не таил тот на него злобы и вернул его сына к жизни, а за это обещал исполнить все, для чего тот явился.

Тогда поднялся Моллинг и встал над юношей, а потом горячо помолился Господу. Чудесами своими вернул он для Моллинга к жизни сына Финнахта. И сказал тогда Моллинг:

О Христос, господин моей плоти [...].

Возвратился обратно Моллинг с севера в Лейнстер после того, как отменил король борома. Дошла об этом весть до Адамнана, сына Ронана[400], и узнал он, что вернули Моллингу борома и обещали не брать подати до страшного суда. Пошел Адамнан туда, где был Финнахта, и послал к нему одного из клириков, дабы явился король поговорить с ним. В то время сидел Финнахта за игрой в фидхелл.

— Иди поговорить с Адамнаном, — сказал ему клирик.

— Не иойду я, покуда не кончу игру, — отвечал король.

Возвратился клирик к Адамнану и передал ему ответ короля.

— Пойди к нему, — сказал Адамнан, — и скажи, что примусь я читать пятьдесят псалмов и есть среди них один, что лишит королевской власти детей его, внуков и всех родичей.

Пришел тогда снова клирик к Финнахта и рассказал ему это. но не пожелал король ничего слышать, пока не закончит игру.

— Иди поговорить с Адамнаном, — сказал клирик.

— Не пойду я, покуда не кончу игру, — отвечал король. Рассказал об этом клирик Адамнану.

— Иди же к нему, — сказал тот, — и скажи, что прочту я еще пятьдесят псалмов и найдется среди них такой, что укоротит его жизнь.

Снова пришел клирик к Финнахта и рассказал ему это, но не пожелал король ничего слушать, пока не закончит игру.

В третий раз обратился клирик к Финнахта.

— Не пойду я, покуда не кончу игру, — отвечал король.

Возвратился клирик к Адамнану и передал ему ответ короля.

— Разыщи его, — сказал тогда Адамнан, — и скажи, что есть у меня еще пятьдесят и среди них один, от которого вовеки не получить ему прощения Господа.

Пошел клирик и передал это Финнахта.

Лишь только услышал король слова клирика, немедля отодвинул доску для игры и пошел к Адамнану.

— Отчего же не пришел ты по первому зову, о Финнахта? — спросил Адамнан.

— А вот отчего, — молвил Финнахта, — по душе мне было, что никто из моих детей и родичей не станет королем Ирландии. Не устрашился я, когда посулил ты мне короткую жизнь, ибо вечное блаженство обещал мне Моллинг. Когда же в третий раз пригрозил ты лишить меня милости Господа, не смог я услышать такое и не прийти по твоему зову.

И тогда Господь волею своей не позволил Адамнану лишить короля того, что обещал ему Моллинг, за то, что отказался он от борома.

— Верно ли, что обещал ты не брать борома до понедельника? — спросил Адамнан.

— Воистину, так и было, — ответил Финнахта.

— Тогда обманули тебя, — сказал Адамнан, — ибо о судном дне говорил Моллинг. Если не откажешься ты сегодня от своего слова, то уж вовеки не сделаешь этого.

Еще с той поры, как был Финнахта наследником, а Адамнан учеником, сделались они друзьями.

Тогда сложил Адамнан песнь:

Хоть закрывает запоры сегодня, седой и беззубый король, долю, что Моллингу дал он — о славный король — больше уже не получит.

Тогда поднялись король Ирландии, Адамнан, благородные из южных потомков Ниалла, потомки Колмана, род Аэда Слане и стали держать совет об отмене борома, как обещал это Финнахта Моллингу. И решили они вновь собирать подать. Пошли тогда ирландцы к Моллингу, который в то время отмечал границы мельницы в Форнохт. Увидел он идущих к нему Финнахта с ирландскими воинами. И сказал Моллинг:

О всевластный мой Господь, всех королей творец под небесами, правитель, ведающий тайны, способный отразить Финнахта, Финнахта, не бывать уж на ложах тебе королевских, проклятье мое и небес Господина, тебе, король Тары, Финнахта.

Потом перешел Моллинг через брод и зазвонил в колокол так, что в великом страхе разбежались по глухим местам стада лейнстерцев. Тогда воинским кругом окружили их люди Лет Конн. И сказал Моллинг:

Пока желуди будут на бурых дубах, пока будет волна над зеленой водой, пока будут при храмах стоять колокольни, пусть не будет ... видения[401].

Потом пошел Моллинг на запад до тогб места, где ныне стоит Крест Моллинга. Там присел он и сложил песнь:

Сядем здесь боевым сидением, встанем в победных сражениях, тот, кто руками врага поражает, пусть тело его не достанется своре собак!

И сказал еще Моллинг, что не обойтись ему здесь без подмоги. Открылось это Мотуайрену, что был в ту пору на собрании у короля Лейнстера.

— Трудно приходится сейчас Моллингу, — сказал он, — и если есть на то воля господня, хотел бы я окутать врагов туманом,

Тут окутал их туман, хоть и ничего не знали они об этом, а думали, что видят их враги. Пошли они к Ат Лоэгайре, где был рожден Лабрайд Лойнгсех.

— Что там в селении, откуда слышится колокол? — спросил Моллинг.

— Увы, о клирик, — сказала монахиня, — помутился от страха твой ум. Это Келл Усайле.

— Что там за большой дом с высокой крышей в глубине квадрата? — спросил Моллинг.

— Это Келл Дара, — ответила монахиня.

Тогда вознес Моллинг такую молитву:

О Бригита, наш путь охрани, чтобы зло нас на нем не настигло, о монахиня с Лифи обильной, пусть невредимыми дома достигнем с тобой мы!

И случилось так, что проклятый Моллингом Финнахта пал в битве у Греллах Доллайд[402] от руки Аэда, сына Айлиля, сына Аэда Слане и Конгала, сына Конанга, сына Конгайле, сына Аэда Слане.

Моллинг из Луахайр так пел о Финнахта:

В постели кровавой лежать тоскливо сегодня Финнахта, пусть будет он с райским народом за то, что простил борома.

Спел Адамнан:

Немало оставил святому Дунхада сын Финнахта, Трижды пятьдесят, сотен коров, да каждую с теленком.

Спел Моллинг:

Ущелье, где погиб Финнахта, где короли бежали пред его копьем...

Это конец борома.

Битва при Алмайне[403]

Жестокая распря была между Каталом, сыном Финдгуне, королем Лет Mora, и Фергалом, сыном Маэл Дуйиа[404], королем Лет Конн. Нападал на Лейнстер Фергал, сын Маэл Дуйна, дабы причинить зло Каталу, сыну Финдгуне, а Катал, сын Финдгуне, опустошил всю Маг Брег, пока наконец не сговорились они о союзе и дружбе.

Как-то раз шел Фергал с севера, дабы получить с лейнстерцев борома, и было с ним немало мужей с севера. Долго собирал Фергал свое войско, и всякий говорил ему: "Если пойдет Донн-бо, то пойду и я".

Вдовой была мать Донн-бо, и никогда не отлучался он ни на день, ни на ночь из материнского дома. Вот каков был Донн-бо: славнейший, прекраснейший и милейший из всех юношей Ирландии. Не сыскать было во всей Ирландии никого умнее или красивей его, и никто не умел лучше сочинять забавные стихи и королевские истории. Лучше всех умел он запрягать лошадей, делать копья, укладывать волосы. Ни у кого не было лица умнее Донн-бо. Не отпускала его мать с Фергалом, пока не поручился и не обещал король именем Колумкилле, что вернется он домой невредимым. Тогда получил он согласие.

Потом отправился Фергал в поход на Лейнстер, но были у него плохие проводники, что привели его в глухие места королевства. Подошли они к Клуайн Добайл, что на Алмайн, где устроили лагерь подле церкви. Воистину нехорошо обошлись они с храмом, ибо в ту пору был там прокаженный, что держал всего лишь одну корову. Явились они к нему, разрушили крышу дома и убили корову, а потом ударом копья пронзили его платье. Убили они корову прокаженного и приготовили ее на железных прутьях.

И сказал тогда прокаженный, что вовеки не спастись им от мести, что обрушит за это Господь на Уи Нейллов[405]. Потом подошел он к шатру Фергала, где собрались все короли Лет Конн. Стал он жаловаться им на свое горе, но не дрогнуло ничье сердце, кроме сердца Ку-Бретана, сына Энгуса, короля Людей Росс[406]. Не пришлось ему потом пожалеть об этом, ибо из всех королей лишь один он спасся от смерти в сражении.

Молвил тогда Ку-Бретан, сын Энгуса, король Людей Росс:

Страшусь я красной кровавой битвы, о храбрый муж, стремлюсь я к ней, в горе слуга сына Марии в доме с сорванной крышей. Корова прокаженного убита вслед за быком, горе руке, платье его пронзившей, перед тем как в битву идти с сыном Брана[407]. Если придется кому идти в битву, утром идти против сына Брана, мнится мне, тяжелее, чем бой, будут стенания больного.

В ту ночь перед сражением сказал Фергал Донн-бо:

— Повесели нас музыкой сегодня вечером, Донн-бо!

Никто в Ирландии не мог превзойти Донн-бо в искусстве поэзии, знании старины, игре на флейте и всех иных забавах.

— На губах моих не будет сегодня ни одного слова, — ответил Донн-бо, — пусть кто-то другой веселит вас. И все же, где бы ты ни был завтра вечером, я позабавлю тебя. А теперь пусть повеселит вас Уа Майглинни, ибо он первый шут всей Ирландии.

Так они и сделали той ночью. Призвали к ним Уа Майглинни, и принялся тот петь о битвах и геройских деяниях Лет Конн и Лейнстера, от самого разрушения Туаим Тенбах, а иначе Дин Риг, где был убит Кобтах Коэлбрег, до их времен. Немного пришлось поспать воинам той ночью из-за страха перед лейнстерцами и ужасной бури, что разыгралась накануне зимнего праздника Финниана[408].

Наутро выступили лейнстерцы к Круахан Клаента[409], ибо никогда не бывали они побеждены в сражении, если держали там совет, а потом выступали на бой. Потом подошли они к Динд Кананн.

Вскоре сошлись воины Лейнстера и Лет Конн, и завязалось сражение и схватка, ужасней которой не бывало еще в Ирландии. Геройской и грозной была та кровавая гибельная схватка. Немало было королей и вождей, благородных людей, королевских родичей и Воинов, что простились там с жизнью. Сыта была копьеносная большеротая Бадб в этот час, и горевали любящие матери, оплакивая, грустя и проливая слезы над благородными детьми.

В той битве не явился и не поддержал Уи Нейллов дух Колумкилле, ибо над воинством лейнстерцев узрел он Бригиту, устрашавшую отряды Лет Конн. Тогда обратил в бегство Аэд, король южного Лейнстера, Фергала и мужей с севера. И поразил он самого Фергала, а с ним Буана, сына Байле, короля Альбы. В той битве пал и Доннбо, и не прежде погиб Фергал, чем лишили его жизни, ибо сражался он, защищая короля. Оттого и зовутся так Бри Буан и Кнок Фергайл.

Пало там сто шестьдесят воинов короля, и среди них Конал Менн, король рода Каирбре, Форбасах, король рода Богуйне, Фергал Уа Аитехда, Фергал, сын Эохайда Лемна, король Тамнах, Кондалах, сын Конанга, Экнех, сын Олку, король Аиртир, Койбденах, сын Фиахра, Муйргиус, сын Коналла, Летайтех, сын Ку-карата, Аэтген, внук Матгне, Нуада, сын Орка, король чужеземцев, девять потомков Маэлфитрига. Вот короли с севера, что погибли в той битве.

А вот короли южных Уи Нейллов, что пали в сражении: Фланд, сын Рагналла, Айлиль, сын Ферадаха, Аэд Лайгнех, внук Кернага, Суибне, сын Конгалаха, Ниа, сын Кормака, Дуб-да-крих, сын Дуб-да-инбер, Айлиль, сын Коналла Гранта, Флайтемайл, сын Длутаха, король Корбре Кромма, Фергус, внук Эогана.

Так говорил о том Нуаду, внук Ломтуйле[410]:

В полдень над Алмайне, сражаясь за скот из Бреги, красногубая и копьеносная Бадб пропела над головой Фергала победную песнь. Трусов покинул Мурхад, пристал он к крепчайшим на свете, меч обратил на Фергала с героями с юга от Алмайне. Погибло сто благородных вождей и с ними сто крепких стражей, да девять летящих безумцев[411], и воинов с ними семь тысяч.

И случилась та битва на третий день декабрьских ид, если считать по солнцу, и в четверг, если считать дни недели.

Потом захватили лейнстерцы с Мурхадом Уа Майглинне, королевского шута, и заставили его крикнуть "криком шута". Воистину громким и славным был этот крик, так что немало ирландцев знают с тех пор и доныне "крик Уа Майглинне". После этого нанесли шуту удар мечом и отрубили голову, а крик его, как говорят ученые люди, еще три дня и три ночи стоял в воздухе. Оттого и говорят "крик Уа Майглинне", который загоняет людей в болото.

Сказал тогда один геройский муж из коннахтцев своим сыновьям:

— Не бросайте меня, о юноши, ведь крепче полюбит вас ваша мать, если вы заберете меня с собой!

Обернулись они к нему и подняли отца на древки своих копий.

— Не унесут они тебя! — вскричали лейнстерцы и убили Аэда Лайгена. Между тем Аэд Аллан, сын Фергала, бежал с поля битвы и оказался у Лилках, во владении одного чужеземца по имени Крайбтех, и попросил его защиты. Пруденс называли того чужеземца, и спустился ангел на конек крыши его дома, ибо в образе священника обещал всегда оставаться при церкви[412]. Спел тогда Аэд такую песнь:

На земле не могли мы найти Алмайне, что лучше была бы, после сражения мы не обрели Лилках, что был бы так светел.

Был этот день счастливым для Лейнстера. Лишь Ку-Бретан избежал напасти из-за песни, что спел он накануне вечером.

Всю ту ночь пили лейнстерцы и веселились. И сказал тогда Мурхад одному из отрядов, чтобы отправились воины на поле битвы за головой врага, и посулил тому, кто пойдет, семь кумалов.

— Я пойду! — сказал один храбрый воин из мунстерцев.

Вышел он наружу в платье для сражения и схватки и приблизился к тому месту, где лежало тело Фергала. Там вдруг услышал он голос из воздуха, да и все остальные слышали его:

— С небесной долины повелели вам играть для вашего господина сегодня вечером, для Фергала, сына Маэл Дуйна. Хоть и погибли сегодня все ваши певцы вместе со своим вождем, пусть страх или слабость не помешают вам повеселить сегодня Фергала.

Потом услышали они музыку волынок, рогов и арф, что играли множество песен, и никогда прежде не приходилось Баэтгалаху слышать мелодии лучше этих. Потом услышал он голос головы из зарослей тростника, и слаще всех песен на свете была эта песня.

Подошел к голове Баэтгалах.

— Не приближайся ко мне, — сказала ему голова.

— Что? Что это такое? — спросил Баэтгалах.

— Я Донн-бо, — ответила голова, — что обещал играть нынче вечером своему господину, Фергалу, но уж никак не Мурхаду. Оставь же меня!

— А где сам Фергал? — спросил воин.

— Вот его тело, что блестит под тобой, — ответила голова.

— Скажи, кого ж мне забрать с собой, — спросил воин, — ты мне нравишься больше?

— Ты возьмешь меня, — сказала голова, — если только возьмет меня Христос, сын божий. Если ты заберешь меня, поднеси меня снова к моему телу.

— Хорошо, отнесу я тебя, — сказал воин.

Взял он тогда с собой голову и отправился с ней к дому, а когда пришел туда, то увидел веселящихся лейнстерцев.

— Принес ли ты что-нибудь с поля сражения? — спросил его Мурхад.

— Я принес голову Донн-бо, — ответил воин.

— Поставь ее на тот камень, — сказал Мурхад. Узнали ту голову все воины и сказали разом:

— Несчастье выпало тебе, о Донн-бо, что приключилось с тобой такое, ведь не бывало в Ирландии поэта искусней и прекрасней тебя!

— Хорошо же, — сказал тогда воин, что принес голову Донн-бо, — поиграй теперь для нас во имя Сына божьего. Повесели нас сегодня как еще недавно веселил ты своего господина!

Тогда повернулась голова Донн-бо лицом к стене, дабы не видеть света, и запела круинсех[413] так высоко, что поистине не слыхал еще никто на всем свете лучшей песни. Так печальна и тосклива была она, что загрустили воины и принялись рыдать. Покуда были они в тоске и печали, приблизился к голове воин, что принес ее в дом, и поднес голову к телу.

— Воистину, ты поступил хорошо, — сказала голова, — а теперь приставь ее к телу!

Так и сделал воин, и тотчас приросла голова к шее. И случилось это, дабы исполнилось поручительство Колумкилле, что вернется Донн-бо на север домой к матери и расскажет ей вместе со всеми другими о битве и смерти Фергала.

Без Катала, сына Финдуйна, дрались в сражении при Алмайне лейнстерцы, и был опечален Катал, что случилось оно без него. Узнали лейнстерцы, что затаил на них обиду Катал, и решили отнести ему голову Фергала как добычу в бою. Отнесли ее на запад к Каталу, и тогда спел Руманн, филид Фергала:

Сражен Фергал, муж прекрасный, израненный, грифон, победитель и воин, плач раздается как гром от островов Инис Мод до Мананна[414].

Жил в ту пору Катал у Глендамайн Королей[415], что у Слеиб Крот, и задумал он убить воинов, что пришли с головой, ибо не по душе ему было убийство Фергала в нарушение условий о дружбе.

Потом обмыл Катал голову, причесал и уложил на ней волосы и покрыл ее бархатным покрывалом. Семь быков, семь свиней и семь баранов приготовили и поставили перед головой Фергала. Тогда на глазах всех мунстерцев покраснела голова и открылись ее глаза Господу, дабы отблагодарить за оказанное ей почтение и честь. После этого раздал Катал еду беднякам близлежащих церквей у Ат Крос Молага и Тулах Мин Молага.

Потом отправился он с благородными мунстерцами предать земле голову Фергала и сам отдал ее Уи Нейллам, а с этим вместе и власть Уи Нейллов Флаитбертаху, сыну Аэда. Тут простился с ними Катал и к исходу месяца вернулся в Глендамайн Королей.

Вскоре началась война против Катала, сына Финдгуйна, и тогда собрал он мунстерцев и двинулся на Фаэлана, правителя Лейнстера, шедшего со всеми тамошними воинами. В битве при Фейле сразились Фаэлан и Катал, и был там сражен Фаэлхар, король Осрайге, а лейнстерцы обратились в бегство.

Вот конец рассказа о распре Катала и лейнстерцев.

Убийство Ронаном родича[416]

Был однажды у лейстерцев славный король, Ронан, сын Аэда[417], и была его супругой Этне, дочь Куммаскаха, сына Эогана, из мунстерских десси. Родила она ему сына, Маэла Фотартайга, сына Ронана, славнейшего юношу, вовеки бывшего в Лейнстере. Всякий вставал перед ним при собраниях и в лагере, на празднествах и на поле для игр, среди битв и охоты. Не чаяли в нем души все девушки, и все женщины желали Маэла Фотартайга.

Умерла его мать. Долгое время оставался Ронан без жены.

— Почему не возьмешь ты себе жену? — спросил его сын. — Лучше стало бы тебе подле женщины.

— Говорили мне, — отвечал король, — что есть у Эхайда, правителя Дун Собайрхе[418], что на севере, прекрасная собой дочь.

— Не пара тебе юная девушка, — сказал юноша, — почему не возьмешь ты женщину? Неужто пристало тебе жить со смешливой девицей?

Но не было с Ронаном сладу, и пошел он, и провел с девушкой на севере ночь, и привел ее с собой. Тем временем объезжал Маэл Фотартайг южный Лейнстер.

— Где же твой сын, о Ронан? — спросила девушка. — Говорили мне, что есть у тебя достославный сын.

— Воистину это так, — отвечал Ронан, — нет лучше сына ни у кого во всем Лейнстере.

— Призови же его ко мне, — сказала девушка, — дабы принял он меня саму, моих людей, богатства и сокровища.

— Скоро уж он придет, — сказал Ронан.

Вошел тогда к ним юноша и с великим почтением приветствовал ее.

— Будет тебе любовь, — сказал он, — и твоими останутся богатства и сокровища из-за любви твоей к Ронану.

— Рада я, — ответила девушка, — что желаешь ты угодить мне. Была при девушке красивая служанка. Немедля послала она ее поговорить с Маэлом Фотартайгом. Но не осмелилась служанка приблизиться к нему, дабы не лишил ее жизни Маэл. Тогда пригрозила королева отрубить ей голову, если не заговорит она с юношей. Как-то раз играл Маэл Фотартайг в фидхелл со своими молочными братьями — Донда и Конгалом, сыновьями его приемного отца, что всегда были подле него. Приблизилась к ним девушка и стала играть, но не осмелилась и не решилась ничего сказать, а только покраснела. Заметили это юноши, и тогда покинул их Маэл Фотартайг.

— О чем желаешь ты говорить? — спросил ее Конгал.

— Воистину, не мое это желание, — отвечала девушка, — но желание дочери Эхайда, что добивается дружбы Маэла Фотартайга.

— И не говори об этом, о девушка, — сказал Конгал, — ибо умрешь, если только услышит Маэл Фотартайг. О тебе самой, если хочешь, могу я поговорить с ним.

Отвечала ему на это девушка:

— Согласна я, если осмелишься ты передать ему это, когда встретишься с ним.

Так и было сделано. Провела девушка ночь с Маэлом Фотартайгом.

— Ладно же, — сказала тогда королева, — не желаешь ты исполнить мою просьбу, ибо приятней тебе владеть им одной. Смерть примешь ты от моей руки.

Недолго спустя предстала девушка вся в слезах перед Маэлом Фотартайгом.

— Что тяготит тебя, о девушка? — спросил он.

— Дочь Эхайла грозится мне смертью, — отвечала та, — если не исполню я ее желание и не сведу с тобой.

— Вот как, — ответил Маэл Фотартайг, — хорошо же, что ты поостереглась! Даже если бы трижды погрузили меня в пылающий колодец, так что остался бы от меня лишь пепел да прах, то и тогда не дал бы я согласия на встречу с женой Ронана, как бы ни хулили меня все.

После того отправился он в Шотландию, и было с ним пятьдесят воинов. Радостно приветствовал его король Шотландии. Были у него псы на зайцев, псы на вепрей и псы на оленей, но любую добычу прежде них травили Дойлин и Датлен, два пса Маэла Фотартайга. И какого бы врага ни побеждал король, и в какую бы схватку ни шел, всюду был первым Маэл Фотартайг.

— Что же это, о Ронан, — говорили между тем лейнстерцы, — уж не прогнал ли ты Маэла Фотартайга из этой земли? Смертью поплатишься ты, если не вернется он назад.

Узнал об этом Маэл Фотартайг и воротился с востока. Пришел он с востока в Дун Собайрхе, и радостно приветствовал его тамошний народ.

— Дурно поступаешь ты, о Маэл Фотартайг, — говорили ему, — что не хочешь взять эту женщину. Тебе отдавали мы ее, а не этому старикашке.

— Воистину это нехорошо, — ответил им Маэл Фотартайг.

Потом отправился он к лейнстерцам, и те приветствовали его. Та же девушка провела с ним ночь.

— Смерть тебе, если не добудешь для меня этого мужчину, — сказала ей дочь Эхайда.

Поведала об этом девушка Маэлу Фотартайгу.

— Как. поступить мне, о Конгал? — спросил тот.

— Вознагради меня, — ответил Конгал, — и сумею я отвадить эту женщину, так что и не помыслит она о тебе никогда больше.

— Станут твоими мой конь с уздечкой и мое платье, — ответил Маэл Фотартайг.

— Не приму я этого, — ответил Конгал, — если не дашь мне еще и твоих псов, так что станут они только моими.

— Получишь и это, — ответил Маэл Фотартайг.

— Тогда отправляйся завтра на охоту к Бо Айфе, — сказал Конгал.

Коровы Айфе[419] — это два камня, что стоят на склоне горы. Издали похожи они на две белые коровы. И стоят они на склоне горы.

— Иди же туда и принимайся охотиться, — сказал Конгал, — и пусть присылает левушка на свидание с тобой свою госпожу, а уж я сумею отвадить ее от тебя.

Так и случилось. Сказала девушка своей госпоже, и долгим показалось той время до утра. Утром отправились они обе на встречу с Маэлом Фотартайгом и вдруг увидели Конгала.

— Куда идешь ты, распутница? — спросил Конгал. — Что еще тебе делать одной, как не спешить на свидание к мужчине? Отправляйся-ка домой и оставайся опозоренной!

Потом вместе с девушкой пошел Конгал к ее дому.

Вдруг снова увидели они, что идет королева.

— Что ж, — сказал тогда Конгал, — низкая женщина, хочешь ты ославить короля Лейнстера? Если встретимся мы еще, то отрублю я тебе голову и положу перед Романом. Воистину недостойна та, что позорит короля по канавам и зарослям, идя одна на свидание с мужчиной.

Потом ударил он ее плетью и отправился домой.

— Я еще вылью поток крови тебе на лицо! — сказала тогда королева.

Между тем вернулся Ронан домой, а еще прежде него пришли люди Маэла Фотартайга. Остался тот охотиться один.

— Где ж нынче вечером Маэл Фотартайг, о Конгал? — спросил Ронан.

— Он не пришел домой, — сказал Конгал.

— Горе мме, — сказал Ронан, — что один остался мой сын в полях, когда стольким он делал добро!

— Ты оглушил нас, говоря о своем сыне, — молвила королева.

— Как не говорить о нем, — сказал Ронан, — если не сыскать во всей Ирландии сына, который был бы больше по душе своему отцу. К мужчинам и женщинам у Ат Клиат, Клар Дайре Мойр и Дрохут Карпри ревнует он меня, словно самого себя, так что легко от того живется нам обоим.

— Вот уж не добиться ему от меня легко того, что он хочет, — сказала королева, — встречи со мною тебе на позор. Не остаться мне живой, коли и дальше буду я терпеть его. Трижды хотел увести меня к нему Конгал сегодня утром, так что едва я спаслась от него.

— Проклятье губам твоим, низкая женщина, — сказал Конгал, — ибо ты говоришь ложь!

— Тогда сумею я доказать это, — ответила королева. — Начну я петь половину песни и поглядим, подойдет ли к ней его песня.

Каждый вечер делал это Маэл Фотартайг, дабы угодить девушке. Пел он одну половину песни, а она пела вторую половину.

Между тем вернулся домой Маэл Фотартайг и сушил ноги у очага. И был подле него Конгал, а его шут Мак Глас забавлялся на полу. Так говорил он, ибо стоял тогда холодный день:

Холодно под порывами ветра любому, кто пасет стада Айфе.

— Послушай-ка это, о Ронан, — сказала королева, — спой нам еще раз!

Холодно под порывами ветра любому, кто пасет стада Айфе. Незачем стадо пасти, — сказала королева, — Без коров и без встречи с любимым.

— На сей раз все правда, — сказал Ронан.

Сидел подле Ронана воин по имени Аэдан, сын Фиахна Лара.

— О Аэдан, — сказал Ронан, — копье Маэлу Фотартайгу и копье Конгалу!

И когда у огня повернулся к ним спиной Маэл Фотартайг, вонзил в него Аэдан копье, и вошел наконечник в сидящего юношу. Тут поднялся Конгал, но метнул в него Аэдан копье, и прошло оно сквозь его сердце. Вскочил тогда шут, но и в него пустил Аэдан копье, что выворотило ему кишки наружу.

— Довольно, о Аэдан, — сказал тогда Маэл Фотартайг со своего места, — загубил ты людей!

— Воистину повезло им, что не нашел ты, кого обольстить, кроме моей жены, — сказал Ронан.

— Злая ложь выпала тебе, о Ронан, — сказал юноша, — дабы сгубил ты без вины единственного сына. Клянусь твоей властью и встречей, на которую я спешу, встречей со смертью, не больше я виноват в желании увидеть ее, чем сойтись со своей матерью[420]. Это она домогалась меня с тех самых пор, как явилась сюда, и трижды посылал ее назад Конгал, чтобы не встретились мы. Воистину не было на Конгале вины, за которую ты убил его.

Между тем унес ворон внутренности шута на верх дома. Скривились его губы. Принялись тогда смеяться глупцы. Стыдно стало Маэлу Фотартайгу и сказал он:

О, Мак Глас, убери внутрь свои кишки, отчего не ведаешь ты стыда, ведь смеются глупцы над тобой.

Тут испустили они дух все трое. Отнесли их тела в другой дом. Потом пошел туда Ронан и провел подле сына своего три дня и три ночи.

Тем временем отправился Донд, молочный брат Маэла Фотартайга, брат Конгала, к Дун Собайрхе с двадцатью всадниками. И сказали они Эхайду прибыть к границе своей земли встретить Маэла Фо-тартайга, что убежал с его дочерью. А потом снесли они ему голову, да головы его жены и сына.

И говорил Ронан у изголовья своего сына:

Холодно под порывами ветра любому, кто пасет стада Айфе, незачем стадо пасти, без коров и без встречи с любимым. Холоден ветер перед домом героев, мертвыми воины были, что лежали меж мною и ветром. Спи, дочь Эхайда, ветер суров непомерно, горе мое — то убийство Маэла Фотартайга из-за похоти женщины. Спи, дочь Эхайда, нет мне покоя, хоть ты и не спишь, — смотреть на Маэла Фотартайга в кровавой рубахе его.

Дочь Эхайда сказала:

Горе мне, это тело в углу — много глядело очей на него, грех, что свершили мы, было в изгнании твоем это горе твое.

Ронан сказал:

Спи, дочь Эхайда, люди ума не лишились, хоть и плащ твой намок, не по сыну ты плачешь.

Тут пришел Донд и бросил ей на грудь головы отца, матери и брата. Тогда поднялась она и бросилась на кинжал, что вышел у нее из спины.

И тогда сказал Ронан:

Лишь одну рубаху Эхайд получил, после того как был в длинном плаще, горе, что есть у Дун Айс, есть и у Дун Собайрхе. Дайте еды, дайте питья псу Маэла Фотартайга, и пусть кто другой даст еды псу Конгала. Дайте еды, дайте питья, псу Маэла Фотартайга, псу человека, который кормил, всякого, что б ни давали взамен. Горестны мне муки Датлена, чьи бока избиты жестокой плетью, нет у нас к ней упрека, не она предала тех, кого мы любили. Дойлин, голову всем он кладет на колени, ищет того, кого уж не найти. Воины, юноши, кони были при Маэле Фотартайге, ласка ничья им была не нужна при жизни их господина. Воины, юноши, кони были при Маэле Фотартайге, часто без удержу в поле неслись они в скачке. Воины, юноши, кони были при Маэле Фотартайге, не раз издавали они клич торжества после славных побед. Люди Маэла Фотартайга, ведомо мне, не узнали позора, не были ж стойки они рядом с тем, кто в нужде не оставил бы их. Сын мой, Маэл Фотартайг, — где было жилье, там высокий лес, не оставлен любовью он был королей и сородичей их. Сын мой, Маэл Фотартайг, берегом Альбу прошел ты, из героев героем ты был, когда подвиг вершил среди них. Сын мой, Маэл Фотартайг, лучшим был псом ты из своры, лосось белый, высокий, блестящий, теперь ты в холодном жилище. Холодно.

Тогда стали рыдать все лейнстерцы, что собрались вокруг Ронана. И опрокинули его назад. Бросились вслед за Аэданом, и схватили его два сына Маэла Фотартайга, Аэд и Майл Туйле, и Аэд ранил его копьем[421].

— Дайте мне подняться, о воины, — сказал Ронан, — если не желаете меня убить. Умер ли этот человек?

— Воистину да, — ответили воины.

— Кто убил его? — спросил Ронан.

— Аэд совершил это, — сказали вбины.

— Ранил ли его Майл Туйле? — спросил Ронан.

— Нет, — ответили воины.

— Пусть же не ранит он никого вовеки веков! — сказал Ронан, — но слава храбрости и доблести юноши, что поразил Аэдана.

И сказал Ронан:

Великое дело для сына раба поразить королевского сына, в смертный свой час понял это Аэдан, сын Фиахна Лара.

Тут началась схватка подле Ронана у входа в дом. И сказал тогда Ронан:

Битва эта на поле, увы, без Маэла Фотартайга, рядом со схваткой иной, уж не дерется он в прежней.

Тут поток крови хлынул у него изо рта, и немедля он умер. Это и есть "Убийство Ронаном родича".

Смерть Кримтана, сына Фидаха, и трех сыновей Эохайда Мугмедона: Бриана, Айлиля и Фиахра[422]

Принял однажды королевскую власть над Ирландией благородный и досточтимый король Эохайд Мугмедон, сын Муйредаха Тирига. При себе имел он супругу, Монгфинд, дочь Фидаха. Принесла она королю четырех сыновей: Бриана и Фиахра, Айлиля и Фергуса[423]. Однажды привиделся ей про них сон, будто превратились четыре брата в четырех псов: Бриан во льва[424], Фиахра в борзую, Айлиль в гончую, а Фергус в безродную собаку. Принялись они ссориться между собой, и сперва борзая всякий раз одолевала льва, но потом пересилил он всех троих, и покорились они ему без злобы, дерзости и ослушания.

Рассказала Монгфинд об этом Ситкенну друиду.

— Воистину, — молвил он, — станет Бриан со своим потомством словно яростный всесокрушающий лев, словно могучее оружие против злобы врагов. Стойко снесут они любой приступ. Будет Фиахра и его потомство словно пес битвы и грабежа. Нападет он на Бриана, а потом Бриан нападет на него. Схватки и распри будут меж ними, и станет королевская власть переходить от потомков одного к потомкам другого. И все же превзойдут всех потомки Бриана, и достанется власть лишь его сыновьям. Станет Айлиль охотничьим псом и пожелает земель и владений братьев. От Фергуса же не останется ничего, кроме обездоленного данника, и никто не узнает о его потомстве.

Вскоре умер Эохайд. Принялись тогда спорить пять сыновей за го наследство — Ниалл в одиночку против четырех сыновей Монгфинд. Когда увидела Монгфинд, что не бывать королем ее любимцу Бриану, то решила мольбой и ведовством заставить ирландцев отдать власть ее брату, Кримтану, сыну Фидаха[425], а Бриана послать за море учиться владению оружием, дабы стал он великим воином и отвоевал королевство.

Отправился Бриан за море и стал учиться боевым приемам у Сенолла, сына Онга, на севере Альбы[426], покуда не сделался многоискусным во всяком геройстве и воинском деле.

Когда же окончил Бриан обучение, то к исходу семи лет воротился обратно с востока, и был он тогда мужем смуглым, крепким, сильным в руках и ногах, с мощью девятерых и равной сноровкой владения оружием в обеих руках.

В ту пору оставался Кримтан королем Ирландии, а Монгфинд сокрушалась, что не стал им Бриан. Между тем отправился Кримтан в королевское полюдье по Альбе. Вот как шел путь короля Тары: из Тары в королевство Лейнстер, затем в два королевства Мунстера, потом в королевство Коннахта и Улад, а затем в Альбу.

Принялись сыновья Монгфинд творить разор и насильничать во владениях Кримтана за его спиной и разделили их на три части. Узнал об этом Кримтан, отправился на запад и собрал отряды и воинства в Коннахте, дабы прогнать братьев из своих владений. Выступил он в поход и расположился у реки Муад в Коннахте. Тогда задумала Монгфинд вот что: решила она устроить пир для своего брата в Инис Дорнглас на реке Муад Уи Амалгада, пригласить на него Кримтана, словно и не воевал он с ее сыновьями, а там дать ему яд, дабы сделался королем Бриан.

Отправилась она к Кримтану и лживо примирила его со своими сыновьями, а потом повела с собой на пир. Когда же поставили перед ними еду и напитки, вложила она в руку брата чашу с ядом.

— Не притронусь я к ней, — сказал тут Кримтан, — если не выпьешь ты первой.

Отпила из той чаши Монгфинд, а за ней отпил Кримтан. И случилось так, что испустила Монгфинд дух в ночь под Самайн. Это и есть смерть Монгфинд-сиды. Оттого-то и называют безродные люди Самайн Празднеством Монгфинд, что была она могущественная сида и ведунья, покуда жила во плоти. Так повелось, что обращаются к ней безродные люди и женщины в ночь под Самайн.

Между тем пошел Кримтан на юг в свои родные края Фер Муман, но у Слиаб ин Риг испустил дух, отчего и зовется теперь то место Ферт Кримтан. Пришли туда отец Кримтана, Фидах, его мать и приемная мать и принялись оплакивать погибшего. Там умерли они все трое, о чем и пел певец:

Маленький холм Кримтана, где ты? Так говорят почтенные певцы и т. д.[427]

Но не принесло пользы Монгфинд ни предательство своего брата, ни принятая ею смерть, ибо не стал королем Бриан, а получил власть после Кримтана Ниалл Нойгиаллах. Сделался Бриан крушителем в битве в его королевстве, забиравшим повсюду заложников и дань.

Потом взял Бриан королевскую власть в Коннахте, а Фиахра захватил земли между Карн Ферадайг и Маг Мукрама. Оттого много было между ними споров и зависти, и принялись они воевать друг с другом. Сразились Бриан и Фиахра в битве при Дамклуайн, где победил Бриан Нати и отца его, Фиахра. Спасся от врагов Нати, а Фиахра привели в Тару пленником к брату его Ниаллу.

Потом разгорелась война между Нати и Брианом. Стоял Бриан лагерем у Дамклуайн в Уи Бриун Сеола, что близ Конмаикне Куйле, а Нати против него у Айдне. Привели к Бриану его друида Дритлиу, и спросил его король, чем кончится спор его с Нати. И ответил друид, что выйдет Нати победителем в схватке и завоюет земли до самых Альп. Потом привели к Бриану его сыновей, и тогда благословил их Бриан и объявил после себя королем старшего брата по имени Эхен. А всего было у Бриана двадцать четыре сына, о чем и сказал поэт:

Бриан, сын Эохайда Мугмедона, дети его хороши без сомнения, славная свита, не темны, не слабы, двадцать четыре с ним сына.

Потом горячо благословил он младшего сына, Дай Галаха, и предрек, что его потомству перейдет королевская власть.

Пришел тогда Фиахра с боевым оружием туда, где лишь с немногими встал Бриан лагерем, и завязалась между ними жестокая схватка. Победил его Фиахра в битве при Дамклуайн и гнался за Брианом до Тулха Домнайл. Там поразил Бриана Кримтан, сын Энда Канселлаха, но и сам пал от руки Энда Эмалаха, сына Бриана. Там и похоронили Бриана. Много лет спустя пришел туда Беоаэд из Росс Камм[428] и перенес останки Бриана в Росс Камм, где и по сю пору его могила. Друид Дритлиу испустил дух на берегу Финдлох, отчего и название Оэнах Финдлох.

Так пел об этом певец:

Взял Бриан королевскую власть над Лет Конн победной, прекрасной...

Тем временем выпустил Ниалл Нойгиаллах Фиахра из темницы и передал ему королевскую власть над Коннахтом, так что стал он после Бриана крушителем в битве у Ниалла и брал для Тары заложников. Самого Фиахра и сына его Амалгайда держал Ниалл в своей власти заложником в Таре до самой смерти Фиахра, от которого ведут свой род Уи Фиахрах из Куйл Фебайр в Миде.

Потом отправились сыновья Эохайда, Айлиль и Фиахра, за данью и заложниками в Мунстер, и было с ними множество войск и отрядов. Подошли они к Кенрайге Уа Кайрбри. Выступили против Фиахра мунстерские воины с боевым оружием под началом Эохайда, сына Кримтана Великого, сына Фидаха, и Майде Мескораха. Воистину славным воином был их противник, Фиахра. Был он геройским бойцом, а мудрость его смиряла распри и решала споры о землях. Был он обличьем под стать королю, а его прекрасные волосы были такой длины, что доставали до плеч. Оттого и звался он Фиахра Фолтснаитех[429].

Сразились с ним мунстерцы в битве при Каэнрайге, и в той схватке жестокую рану нанес ему Майде Мескорах. Но все же победили в сражении враги мунстерцев и эрнов, и немало полегло их там. Тогда взял Фиахра в Мунстере дани сполна и пятьдесят заложников, а потом вернулся обратно в Тару.

Когда же подошел он к Форрах в Уи меик Куайс, то испустил дух от своей раны. Там вырыли ему могилу, положили туда короля, а потом устроили погребальные игры, написали имя его на огаме и похоронили живыми вокруг него пятьдесят заложников, дабы навеки опозорить Мунстер и возвеличить своего короля. "Ох, ох!" — говорил каждый из них, когда опускали его в могилу. "На "ох" стоят эти могилы", — сказали тогда все. "Пусть впредь и зовется это место Форрах", — сказал друид. Спел певец, чтобы не забылись эти деяния:

Сыновья Эохайда, слава их велика, Ниалл с ними, волчонок Кайрне...

Узнали о смерти Фиахра мунстерцы и пришли с запада, но забрал Айлиля король Ирландии, Эохайд[430], сын Кримтана, сына Фидаха. Не желали терпеть этого мунстерцы, ибо имели право брать к себе сыновей женщины, что погубила их господина. Хотели они, чтобы шел он в морские походы на чужие края, брал для них заложников и подчинил земли Ирландии и Альбы власти Мунстера. Тогда нанесли они Айлилю жестокую рану, отчего он и умер.

Началась между ними великая распря за земли, где живут ныне люди Томонда. Из-за них воевали потом мунстерцы и коннахтцы и немало бед причинили друг другу. Так пел об этом певец:

Эохайда славных деяний три сына — Фиахра, Бриан, Айлиль...

И захватил первым силой те земли Лугайд Менн, отчего и зовутся они "Жестокая Земля Меча Лугайда Красная Рука". Вот два владения, что взяли себе силой мунстерцы: земли Осрайге в возмещение за убитого лейнстерцами Этерскела[431] и земли Томонда в возмещение за смерть Кримтана, сына Фидаха. Между тем не принадлежат они им по праву, ибо коннахтцы должны владеть краем от Луимнех до Дробайс.

Вот рассказ о смерти Кримтана, сына Фидаха, Монгфинд и трех сыновей Эохайда Мугмедона — Бриана, Фиахра и Айлиля.

Приключения сыновей Эохайда Мугмедона[432]

Правил однажды Ирландией великий и славный король Эохайд Мугмедон. Пять сыновей имел он — Бриана, Айлиля, Фиахра, Фергуса и Ниалла. И была матерью Бриана, Фиахра, Фергуса и Айлиля Монгфинд, дочь Фидаха, а матерью Ниалла — Кайренн Касдуб[433], дочь Скал Балб, короля саксов. Невзлюбила королева Ниалла, ибо не от нее, а от Кайренн зачал король сына. Немало претерпела Кайренн от королевы, так что должна была даже сама носить воду в Тару, как делают это служанки. Заставляли Кайренн так трудиться в ту пору, когда носила она Ниалла, чтобы умер мальчик у нее в утробе.

Наконец пришло ей время разродиться, но и тут не было ей отдыха. И вот на лугу Тары родила она мальчика[434], но не посмела поднять его с земли и оставила там на добычу птицам. Не решился никто из ирландцев унести его оттуда из страха перед Монгфинд, ибо велика была ее чудодейственная сила и велик ужас ирландцев. Между тем шел по лугу поэт Торна и увидел лежащее там дитя и птиц вокруг. Поднял Торна его к груди, и тогда открылось ему все, чему суждено было быть. Так сказал он:

— Приветствую тебя, о юный гость, будешь ты Ниаллом Девяти Заложников.

Придет время и многих окрасишь ты кровью.

Расчистишь долины, отвергнешь заложников[435] и дашь сражения.

Высокий из Тары, вождь войск на Маг Фемин, страж Маэн Маг.

Почтенный из Алмайн, старейший из Лифи, белое колено Кодала.

Семь да двадцать лет править ему Ирландией и навеки передаст он ту власть потомкам.

Ибо славно начало и славен конец могучего, жестковолосого, покуда не умер он после полудня в субботу подле Муир Ихт[436], пав от руки Эохайда, сына Энна Канселаха.

Взял с собой Торна младенца и воспитал его, и с той поры ни поэт ни его приемный сын не приближались к Таре, пока не сравнялось мальчику довольно лет, чтобы стать королем. Тогда пришли они в Тару. Встретилась тут им Кайренн, подносившая туда воду.

— Оставь это, — сказал ей Ниалл.

— Не смею я из-за королевы, — ответила та.

— Не будет моя мать служанкой, — сказал Ниалл, — мать сына Короля Ирландии.

Тогда повел ее он с собой в Тару и одел в красное платье.

Охватил тут гнев королеву из-за такого бесчестья. Но говорили все ирландцы, что должен стать королем Ниалл после своего отца. Сказала тогда Монгфинд Эохайду:

— Рассуди, кто из твоих сыновей должен стать королем!

— Не мне судить, а пусть рассудит друид Ситкенн, — ответил король.

Тогда послали они за Ситкенном, что был кузнецом[437] в Таре. Знали его как мудрого человека и великого провидца.

И поджег кузнец кузницу, где были четыре брата. Вышел Ниалл наружу, держа в руках наковальню.

— Всех победил Ниалл, — сказал друид, — и вовеки быть ему могучей наковальней!

Вышел за ним Бриан, держа в руках молоты.

— Отправьте Бриана к вашим героям! — молвил друид. Потом вышел из кузницы Фиахра, неся ведра с пивом и кузнечные мехи.

— Красота и ум пребудут всегда с Фиахра, — сказал друид.

Вышел за ним Айлиль с ворохом оружия в руках.

— Мстить за вас станет Айлиль! — сказал друид.

И наконец, появился Фергус с вязанкой сухого дерева и тисовой палкой внутри.

— Иссохнет Фергус! — молвил друид.

Так и случилось, ибо недоброе было потомство Фергуса, не считая одного Кайреха Дергайна. Оттого и говорится "тисовый шест в связке хвороста".

Так говорил в память об этом певец:

Пять сыновей Эохайда, Ниалл, могучая наковальня, Бриан — молотобоец для доброго боя, Айлиль, копье воздевший против рода, Фиахра, дуновение, Фергус иссохший. У Фиахра чаша пива, Айлиль с боевым копьем, У Бриана в битву порыв, Но у Ниалла награда.

Между тем показалось это бесчестьем Монгфинд.

— Сделайте вид, что поссорились, — сказала она своим сыновьям, — и тогда придет Ниалл разнимать вас, а вы поразите его.

Принялись братья ссориться.

— Пойду-ка я разниму их, — сказал Ниалл.

— Нет, — отвечал Торна, — пусть будут спокойны сыновья Монгфинд.

Отсюда и присловие.

Тогда сказала Монгфинд, что не исполнит такое решение. Отправила она своих сыновей к Ситкенну, дабы получили они от него оружие. Пошли они к кузнецу, и тот сделал им оружие, но лучшее вложил в руки Ниалла, а остальное дал братьям.

— Теперь отправляйтесь на охоту и испытайте его, — сказал он. Пошли они на охоту, и случилось так, что они заблудились и нигде не могли найти выхода.

Когда устали они бродить, зажгли братья костер, приготовили еды и ели, пока не насытились. Потом захотели они пить и не могли утолить жажду после съеденной пищи.

— Пусть один из нас пойдет и поищет воды, — сказали они.

— Я пойду, — сказал Фергус.

Отправился он в путь и наконец вышел к колодцу, который стерегла старуха.

Вот каков был ее облик. С головы до ног каждый сустав ее был чернее угля; словно хвост дикой лошади, росли серые растрепанные волосы у нее на темени. Зеленую ветвь дуба разгрызли бы ее зеленые зубы, что шли у нее во рту от уха до уха. Темные глаза были у нее и изогнутый скрюченный нос. Разъеденной была у нее середина тела, а бедра кривые и вывернутые. Толстыми были ее лодыжки, огромными колени, а ногти были зеленого цвета. Ужасным был ее вид.

— Что ж, — сказал юноша.

— Так-то, — ответила старуха.

— Ты охраняешь колодец? — спросил он.

— Воистину так, — отвечала она.

— Можно ли взять мне немного воды? — спросил юноша.

— Разрешу я тебе, — сказала старуха, — если поцелуешь ты меня в щеку.

— Нет! — ответил Фергус.

— Тогда не получишь ты от меня воды, — сказала старуха.

— Слово мое порукой, — молвил юноша, — что уж лучше пусть я погибну от жажды, чем поцелую тебя!

Потом вернулся он к тому месту, где ждали братья, и сказал им, что не нашел воды. Тогда пошел Айлиль искать воду и набрел на тот самый колодец. Не захотел он поцеловать старуху и тоже вернулся, не сказав, что нашел воду. Пошел и старший из братьев, Бриан, искать воду, увидел колодец, не пожелал целовать старуху и вернулся ни с чем. За ним пошел Фиахра, увидел колодец и старуху и попросил у нее воды.

— Дам я тебе воды, — сказала старуха, — если один раз поцелуешь меня.

— И не один раз поцеловал бы я тебя за это, — ответил Фиахра.

— Быть тебе в Таре, — сказала старуха.

Так оно и вышло, ибо двое из его потомства правили Ирландией — Дати и Айлиль Молт, а из потомства Айлиля, Бриана и Фергуса никто.

И воротился Фиахра без воды к братьям.

Тогда пошел искать воду Ниалл и набрел на тот же колодец.

— Дай мне воды, о женщина! — сказал он.

— Изволь, — сказала она, — но сначала поцелуй меня.

— Я поцелую тебя и возлягу с тобой, — отвечал ей Ниалл.

Потом опустился он на землю подле старухи и поцеловал ее. Когда же поднял он на нее глаза, то увидел девушку, прекрасней которой не найти в целом свете. Белым, словно снег в борозде, было ее тело сверху донизу. Мягкие, поистине королевские были у нее руки, длинные тонкие пальцы и стройные дивные икры. Сандалии из светлой бронзы были между ее мягкими белоснежными ногами и землей. Был на ней плащ драгоценный пурпурного цвета, что скрепляла блестящая серебряная заколка. Словно жемчуг, сверкали ее зубы, прекрасны были ее большие королевские глаза и красные, словно рябина, губы.

— Не наглядишься на тебя, о женщина! — молвил Ниалл.

— Воистину так, — отвечала она.

— Кто ты? — спросил юноша.

— Я Власть, — сказала она, а потом пропела:

О король Тары, я Власть, о великом поведаю благе и т. д.

— Иди теперь к своим братьям, — сказала женщина, — и возьми с собой воду. С этой поры вовеки пребудет власть у тебя и твоего потомства, кроме двоих из потомков Фиахра — Дати и Айлиля Молта. И еще один король будет из Мунстера, Бриан Борома, и все они станут короли без протеста[438]. Какой увидел ты меня прежде, ужасной, в зверином обличье и дикой, такова и власть, ибо редко достается она без сражений и распрей, но для кого-то оборачивается прекрасной и доброй. Не давай воды своим братьям, пока не поднесут они тебе дары — старшинство над ними и право поднимать твое оружие на локоть выше их.

— Так я и сделаю, — ответил Ниалл.

Потом распрощался он с женщиной и принес воды братьям, но не поднес им, пока не обещали они все, что он просил, как научила его женщина. Велел он поклясться, что вовеки не выступят они против него и его потомков.

Потом отправились они в Тару. Подле нее воздели они свое оружие, и выше других на целую руку героя было оружие Ниалла. Сел Ниалл посреди братьев на ложе, и принялся король расспрашивать их. Рассказал ему Ниалл, как ходили они за водой и нашли источник да женщину и каково было ее пророчество.

— Отчего не расскажет об этом старший из вас, Бриан? — спросила Монгфинд.

— В обмен на воду отдали мы Ниаллу старшинство и верховную власть, — отвечали братья.

— Навеки отдали вы их, ибо с этой поры он и дети его будут вечно владеть и править ирландской землей, — сказал Ситкенн.

Так оно и вышло, ибо никто не владел больше Ирландией, кроме детей его и потомков до Крепкого Бойца из Уснеха Маэсеклайна, сына Домналла. Двадцать шесть потомков Ниалла были королями: десять из рода Коналла и шестнадцать из рода Эогана. Так сказал филид:

Знаю я, сколько их было, королей из рода Ниалла храброго, от Лоэгайре, не ошибусь, до Крепкого Бойца из Уснеха. Лоэгайре и сыновья, не сокрыть, Диармайт и Туатал могучий, девять из Аэд Слане и семь потомков Колмана. Шестнадцать от храброго Эогана, десять от свирепого дикого Коналла, быстро Ниалл получил власть для потомков навеки.

Сватовство к Луайне и смерть Атирне[439]

В горе, великой печали и грусти был Конхобар после смерти Дейрдриу от его руки[440]. Никакая музыка, красота или радость в целом свете не могли смирить его дух, и пребывал он всегда сокрушенный и скорбный. Говорили ему благородные улады, чтобы поискал он по ирландским королевствам дочь короля или вождя, что развеяла бы его грусть по Дейрдриу.

Привели к Конхобару двух его гонцов, Леборхам, дочь Аэ и Адарк, и Леборхам Раннах[441], дочь Уангамайна. Воистину ужасен и уродлив был облик этих посланниц [...].

Принялись тогда гонцы объезжать крепости и достославные поселения по всей Ирландии, но нигде не могли отыскать незамужнюю девушку, что могла бы утешить Конхобара. Раз попала Леборхам, дочь Аэ и Адарк, в жилище некого Доманкенна, сына Дега, в самом Уладе и там увидела она прекрасную, белолицую девушку с волнистыми волосами, что была красивей всех девушек мира. И звали ее Луайне, дочь Доманкенна. Спросила Леборхам девушку, чья она дочь.

— Я дочь Доманкенна, сына Дега, — ответила та.

Сказала тогда Леборхам, что сам Конхобар послал ее к ней, ибо лишь одна Луайне во всей Ирландии была похожа на Дейрдриу духом, обличьем и искусством рукоделия.

— Воистину это хорошо, — сказал отец девушки и пожелал получить за нее должный выкуп невесты.

Вернулась тогда Леборхам к Конхобару и рассказала ему о девушке. Так говорила она:

— Там увидала я девушку прекрасную собой, золотоволосую, зрелую [...].

Преисполнился тогда Конхобар любовью к девушке и не мог удержаться, чтобы не пойти самому поглядеть на нее. Когда же увидел он Луайне, не осталось в нем косточки с палец длиной, что не исполнилась бы вековечной любовью к девушке. Стала она его суженой, и возложили на короля положенный выкуп, а потом возвратился он обратно в Эмайн.

В ту пору пришел туда Мананнан, сын Атгно, король Мананна и Островов Чужеземцев, с огромным множеством кораблей, дабы разорить и разграбить Улад, отомстив за сыновей Уснеха. Другом их был Мананнан, и это он воспитал детей Найси и Дейрдриу, сына и дочь Гайара и Айбгрене.

А было всего четыре Мананнана[442], что жили не в одно время.

Мананнан, сын Аллота, друид Племен Богини Дану жил в их времена. Это он жил на Арайнд и дал имя Эмайн Аблах, а погиб тот Мананнан в битве при Куйленн от рукм Уйленна Красная Бровь, сына Кайтера, сына Нуаду Серебряная Рука, с которым сражался он за королевскую власть в Коннахте. Когда рыли его могилу, выплеснулось из-под земли озеро Лох Орбсен, что зовется так от первого Мананнана.

Мананнан, сын Керпа, был королем Островов и Мананда и жил он во времена Конайре, сына Этерскела. Это он сватался к Туаг, дочери Коналла Колламайра, приемного сына Конайре. Она дала название Туаг Инбер.

Мананнан, сын моря, был знаменитым купцом, что плавал между Ирландией, Альбой и Островом Мананд. Был он еще и друидом да лучшим кормчим, что приплывал в Ирландию. Это он умел узнавать тайным знанием, разглядывая воздух, будет ли ясная погода или буря, И называли его[443] [...].

Мананнан, сын Атгно, был четвертым Мананнаном. Это он приплыл с множеством кораблей отомстить за сыновей Уснеха, ибо он дал им приют в Альбе. Шестнадцать лет провели они там и отвоевали земли от Сламаннана до самого севера Альбы. Это они прогнали трех сыновей Гнатала, сына Морганн: Итаха, Триатаха и Мане Ламгарб, что занимали эти земли. Были они владением Гнатала, пока не убили его сыновья Уснеха. Тогда явились трое братьев в изгнание к Конхобару и потом сразили сыновей Уснеха по наущению Эогана, сына Дуртахта[444].

И вот принялся Мананнан разорять и грабить Улад. Тогда собрались улады, чтобы сразиться с ним, но говорили, что дурно поступил Конхобар, обратив оружие против сыновей Найси. Пожелали они мира между уладами и Мананнаном, и ходил с этим к Мананнану и с ответом от него филид Бобаран. Так сказал он:

Гайар, сын славного Найси, Мананнана великого сын приемный, наш край разорить пришел он сюда [...]

Потом заключили союз Конхобар и Мананнан и, по желанию вождей уладов, выплатили Гайару возмещение за смерть его отца, а Аннли и Ардана отпустили на честь Конхобара. И еще даровал ко роль Гайару земли Лиатмайне, что были раньше во владении Дубтаха Доэлтенгтайга, разорявшего уладов вместе с Фергусом. Так расстались они в мире и с той поры не нарушали дружбы.

А теперь о том, что делала Луайне.

Когда прознали Атирне Айлдисах и два его сына, что была она обещана Конхобару, то явились к девушке и решили просить у нее даров. Когда же увидели они Луайне, то все трое полюбили ее и воз желали так, что лучше было им расстаться с жизнью, чем не быть вместе с девушкой. Один за другим принялись умолять они ее и говорили, что умрут и каждый из них сделает ей глам дицин[445], если не будет она им благоволить.

— Не подобает вам говорить так, — ответила девушка, — ибо должна я стать женой Конхобара.

— Не в силах мы остаться в живых, если не соединимся с тобой, — сказали они.

И все же отказалась девушка возлечь с ними. Тогда спели они ей три песни поношения, что оставили на ее лице три нарыва — Стыда, Упрека и Позора, что были черного, красного и белого цвета.

Тотчас испустила Луайне дух от стыда и позора.

Немедля пустился Атирне со своими сыновьями в путь к Бенн Атирни, что над Боанд, ибо страшился, что постигнет его за такие дела месть Конхобара и уладов.

Теперь о Конхобаре. Долго уж, казалось ему, спит он без жены. Взял он тогда с собой лучших из уладов, Коналла Кернаха, Кухулина, Келтхайра, Блаи Бругайда и Эогана, сына Дуртахта, и Катбада, и Сенха, и пошел к жилищу Доманкенна, сына Дега, что был из Племен Богини и владел той землей. Там узнали они, что умерла девушка и весь народ в крепости оплакивает ее. В великое молчание погрузился тогда Конхобар, ибо ни о ком не печалился так, кроме самой Дейрдриу.

— Какая же месть подобает им? — спросил Конхобар.

Отвечали благородные улады, что должно убить Атирне с сыновьями и всеми его людьми, ибо уж не раз страдал Улад от их оружия. Тут вышла к ним мать девушки, Бегуба, и принялась оплакивать ее перед Конхобаром и благородными уладами.

— О король, — сказала она, — не одной смертью кончится это дело, ибо и я с ее отцом лишимся жизни от горя. Было пророчество, что и нас заберет эта смерть, как провидел друид, говоря:

"Толпы женщин плачут о смерти мужей от слов Атирне" [...].

— Хищных зверей нашлет на вас Атирне, — сказала тогда Катбад, — Поношение, Позор и Стыд, Проклятье, Огонь и Злое слово. Ведь это у него есть шесть сыновей Бесчестья: Скупость, Отказ, Отрицание, Жестокость, Безжалостность, Жадность. Нашлет их на вас он, и станете с ними сражаться.

Принялся тут и Доманкенн корить и подстрекать уладов.

— Скажите, что же нам делать, о улады? — спросил Конхобар.

Кухулин дал совет убить Атирне. Конал храбрый и справедливый вгляделся. Калтхайр ранящий замыслил. Мунремар знаменитый обдумал. Кускрайд сторож решил. Храбрые, заносчивые, жестокие, с обоюдоострыми мечами юноши уладов подтвердили решение идти и разрушить укрытие Атирне.

И сказал тогда Доманкенн матери Луайне:

Воистину горек, Бегуба, горек жребий, сгубивший тебя, тяжкое горе тому, кто видит тебя над могилой "Луайне [...].

Великий плач поднялся тогда о девушке, а потом спели над ней погребальные песни, устроили погребальные игры и воздвигли надмогильный камень. Воистину горестны и печальны были отец и мать девушки, и горько было слышать их рыдания.

И сказал тогда Конхобар:

На равнине могила Луайне, дочери красного Доманкенна, не видала еще золотистая Банба никого недоступней ее. Келтхайр. Скажешь ли нам, Конхобар, о храбрейший, чья речь была слаще, Луайне иль Дейрдриу, многим любезной? Конхобар. Расскажу я об этом тебе, о Келтхайр, сын Утехайра, лучшей Луайне была, что не ведала лжи, не было спора меж ними, Грустно пророчество, что унесло ее и от которого смерть приняла, от которого холм ей насыпан, от которого видно могилу. Бегуба, сын Дега, Луайне, смерть их пронзает меня, в один день вышли в путь и в одной они будут могиле. Атирне с четырьмя сыновьями, поплатится злом он за это деяние, жены, мужи, сыновья, примут все Смерть в отомщенье за эту могилу.

После этого принялся Конхобар оплакивать девушку и чернить перед уладами Атирне. Тогда пошли за ним улады к Бенн Атирне и заперли там его с сыновьями и всеми людьми, а потом убили двух его дочерей, Мор и Мидсенг, и сожгли крепость Атирне.

Недобрым делом показалось это филидам Улада, и тогда сказал Аморген:

Великая жалость, великое горе славного Атирне гибель, вот могила его, не ройте ее, о филиды! Горе тому, кто принес ему гибель, горе тому, кто принес ему смерть! Крепкое было копье у него, долго сияние его, шут Криденбел[446] его сделал, было копье у него, королей поражало, Надгробную песнь я сложу и оплачу его, вырою здесь я могилу и славный насыплю я холм.

Старина мест[447]

1. Темайр

Те-майр, говорил Амаргин, иначе крепость Tea, дочери, Лугай-да, сына Ита, что была женой Гейде Оллготаха. Когда был он королем, слаще звуков арфы казался каждому в Ирландии голос другого, ибо воистину велики были в ту пору между ирландцами доброта и дружество. Оттого-то и почитаются валы Тары больше всех прочих, что был здесь первый уговор между мужчиной и женщиной в Ирландии — между Tea, дочерью Лугайда, и Гейде Оллготахом.

Иначе же Темайр, Тейпе-мур, валы Тепе, дочери Вахтера, короля Испании, что жила с Кантоном, сыном Катменна, короля Британии, пока не умерла вместе с ним. Гейтиурун, идол бриттов, был отдан ими в поручительство за то, что воротится она в Испанию живая иль мертвая. Оттого-то после смерти и перевезли туда ее тело, а вокруг могилы насыпали вал — Тейпе-мур. Увидела его Tea, жена Эремона, та, которой, когда прибыли они в Ирландию, были отданы все холмы, что только пришлись ей по нраву. И повелела она возвести на холме Темайр валы такие же, как у Тепе, и похоронить себя там. Потому и говорится Темайр.

Темайр, Друим Кайн, Лиатдруим, Катайр Крофинд, Друим Декин[448] — вот пять названий Тары.

Или иначе: Темайр от греческого слово теморио, что по-латински значит конспицио[449]. Ученые люди утверждают, что отсюда название того места, что зовем мы Темайр. О любом заметном и достославном месте, будь оно в доме, на равнине или еще где, можно сказать так. То же находив мы и в словах скотов — темайр на туате и темайр ин тойге, — которые, говоря об этом слове, приводит в своем Словаре Кормак[450]. Оттого и требует этот город лишь для себя того, что принадлежит многим[451], но сейчас по праву носит он это имя, ибо нет во всей стране города досточтимее этого и король его владеет всем островом скотов.

3. Рат Эса

Почему так называется Рат Эса?

А вот почему. Эса была дочь Эохайда Айрема и Этайн и приемной дочерью Мидира из Бри Лейт. Это она привела Мидиру по сотне голов каждого скота когда похитили Этайн у Эохайда из Фремайн. Никто не знал, кто похитил ее и куда увел, пока не сказал Кодал Кринкихех или, иначе, Кринкозах: "Мидир увел ее в Бри Лейт". Девять лет потом осаждал Эохайд Бри Лейт[452], а Мидир противился ему. Когда ж победил Эохайд, привел ему Мидир в Бри Лейт трижды двадцать женщин, во всем похожих на Этайн, и сумел среди них Эохайд узнать свою дочь, что родила потом Мес Буахала, мать Конайре.

Отправился потом Эохайд к Мидиру потребовать назад свою жену и возмещение за содеянное. Вернул ему Мидир жену, а в возмещение дал проход через Мойн Ламрайге, лес на Брефнэ, чистое от камней место в Миде и тростниковые заросли в Тетба. Тогда спросил Эохайд свою дочь, какое место выберет она себе в Ирландии, и захотела та взять Рат Эса, откуда могла она видеть три чудесных зрелища: Сид ин Брога, Дума на Гиалл[453] в Таре и Дун Кримтайн в Этаре. Оттого и говорится Рат Эса.

4 Чудесные места Бруга

Вот чудесные места Бруга.

Дом дочери Форанна. Могила Дагда. Стена Морриган. Могила Мата — из его голени вытекает Инбер Колпта. Дворец Кримтана Ниа Найр, что был там похоронен. Могила Федлимида Рехтмайра, Каирн Конна Кетюатаха. Могила Кайрбре Лифехайра. Очаг Фиаха Срайбтине и пр.

Вот история Бруга.

Во-первых, Ложе Дагда. Затем два Сосца Морриган. Место, где родился Кермайд Милбеойл, сын Дагда. Могила Боанд, жены Нехтана, сына Нуаду. Это она привела с собой собачку по имени Дабилла, отчего и называется так Кнок Дабилла. Холм Треска. Могила Эсклама, брегона Дагда, которая ныне зовется Ферта Патрайк. Гребень и Ларец жены Дагда, два холма. Могила Аэда Луйргнеха, сына Дагда. Пещера Буайлка Маленького. Могила Келлаха, сына Маэл Коба.

Могила коня Кинеда, сына Иргалаха. Темница Лиат Махи. Глен ин Мата, которое, как говорят иные, было черепахой. Камень Буйде, сына Муйрида, место, где лежит его голова. Камень Бенна, место, где убили Мата, у которого было семь раз по двадцать ног и семь голов. Холм Костей Мата. Каменная стена Энгуса, сына Крундмаэла. Зрачок глаза Мидира и пр[454].

5. Инбер Айлбине

Почему так названо Инбер Айлбине?

А вот почему. Однажды Руад, сын Ригдонна, сын правителя Фир Муриг, собрал людей и на трех кораблях отправился встретиться со своим приемным братом, сыном короля Лохланна, что за морем. Когда добрались они до середины пути, встали корабли в море, словно держали их якоря. Тогда перелез Руад через борт своего корабля, дабы узнать в чем дело. Проплыл он под кораблем и увидел девять прекраснейших во всем свете женщин, которые по трое держали каждый корабль. Увели с собой женщины Руада и по одной ночи провел он с каждой из них на сухой земле или ложах из бронзы. И одна из них зачала от него, и тогда обещал Руад вернуться обратно, если будет ему удача в пути.

Потом приплыл Руад к дому своего приемного брата и оставался там семь лет, а потом отправился назад, но не выполнил своего обещания и поплыл прямо к Маг Муйриг. Взяли тогда женщины родившегося у них сына и отправились в погоню за Руадом в бронзовом корабле, но не смогли догнать его. Тогда убила женщина своего единственного сына и единственного сына Руада и швырнула его голову вдогонку Руаду. И сказали тут все в один голос: "Это ужасное деяние! Это ужасное деяние!" Оттого и говорится Инбер Айлбине.

7. Миде

Почему так названо Миде?

А вот почему. Миде, сын Брата, сына Деота, первым возжег в Ирландии огонь для потомков Немеда[455]. Шесть лет горел тот огонь, и были зажжены от него все главные огни Ирландии. Оттого и полагаются наследникам Миде мешок зерна и свинья от каждого жилища. И сказали тогда ирландские друиды: "Воистину недобрый дым[456] несет нам огонь, зажженный в этих краях". Потом созвали всех ирландских друидов в один дом и, как подсказал Миде, вырезали им всем языки, а он похоронил их в земле Уснеха. А потом уселся на них Миде, первейший друид и хранитель преданий Ирландии, а приемная мать его, Гайрех, дочь Гумора, сказала: "Воистину велик тот, кто сидит здесь сегодня ночью!" Оттого-то Уснех и Миде.

13. Берба

Почему так названа Берба[457]?

А вот почему. Мехе, сын Морриган, имел в груди своей три сердца, покуда не убил его Мак Кехт на Маг Мехи, что звалась до той поры Маг Фертайги. Три змеи пронзали эти сердца — вот каковы они были. Если бы не выпала Мехе смерть, то выросли бы эти змеи и зачахло бы в Ирландии все то, что не погубили бы они сразу. Сжег Мак Кехт сердца Мехе на Маг Луатат и бросил их пепел в поток, отчего замерли его воды и погибло, вскипев, все, что в нем было живого.

А быть может, сжег он эти сердца на Ат Луайтрид. Оттого и говорится Берба, Маг Мехи и Ард Луайтрид.

15. Фафайнд

Почему так назван Фафайнд?

А вот почему. Были у Брокайда, сына Брока, что из галиойн Лабрайда Лойнгсеха, сын, Фафне филид, и дочь Айге. Мать его звали Либер, дочь Лота. Стали завидовать им люди и наслали на Айге духов, что превратили ее в оленя и пустили скакать по Ирландии. Раз выследили и убили ее охотники Мейлге, сына Кобтаха, короля Ирландии, но ничего от нее не осталось, кроме мешка с водой, который бросил король в реку, отчего и называется она Айге.

Тогда отправился к королю ее брат Фафне, дабы поношением отомстить за свою сестру. Три прыща вскочило у короля на лице от его песни. Тогда повелел Мейлге схватить Фафне, ибо не был он сам повинен в гибели Айге. И убили его на Фафайнд за поношение короля Тары и похоронили там, а перед тем пожелал он, чтобы холм этот вовеки назывался его именем. Оттого и Дума Фафайнд.

С горя утопилась тогда Либер в реке Либер, что зовется с тех пор ее именем, а Бракайд умер от немощи в Рат меик Брик.

18. Кармун

Почему так называется Кармун?

А вот почему. Однажды пришли из Афин три мужа, а с ними женщина, их мать. И были они тремя сыновьями Дибада, сына Дойрхе, сына Айнкеса, а их самих звали Диан, Дуб и Дотур. Имя их матери было Кармун.

Чарами, колдовством, и наговорами наводила порчу на всю Ирландию женщина, разбоем и грабежами уничтожали все ее сыновья

Так пришли они в Ирландию и стали творить зло Племенам Богини Дану, наводя порчу на все зерно острова. Недобрым делом показалось это Племенам Богини Дану, и тогда отправились Ай филид, сын Оллама, Криденбел шут, Луг Лэбах провидец и Бе Куйле колдунья пропеть против них заклинания и не отпускали до тех пор, покуда не прогнали всех троих за море. Оставили три брата свою мать, Кармуй, в Ирландии в залог того, что никогда не вернутся туда, и в придачу еще семь вещей, дабы не показываться в Ирландии, пока окружает ее со всех сторон море.

Между тем в горести умерла их мать и перед смертью просила Племена Богини Дану устраивать празднества у ее могилы[458] и вовеки называть их ее именем. Отсюда названия Кармун и Празднество Кармун, что устраивали Племена Богини Дану все время, пока были в Ирландии.

Или иначе: Сен Герман отправился за семью коровами Эохайда Белбуйде, которые увел Лена, сын Месроэда. Матерью его была Уха, дочь Окса Ригкерта, что приходилась женой Мес Гегры, сыну Дата, короля Лейнстера.

Вместе с Леном угнали этих коров Сен, сын Дорба, Лохар Луат, сын Смираха, Гунайт, сын Суката, Алтах, сын Долба, и Мотур, сын Ларгаха. Разыскал своих коров Сен Герман у Рат Бек, что к югу от Дун меик Да То. Тогда лишили жизни Уху и ее спутниц, а с ними всех воинов, что угоняли коров. Привел Сен Герман свою скотину на Маг Меска, что зовется по имени Меска, дочери Бодб, которую увел Сен Герман из Сид Финдхада на Слиаб Монайд в Альбе. От стыда умерла Меска на этой равнине, и там вырыли ей могилу, могилу Меска, дочери Бодб. Напали там на Сен Германа четыре сына Дата и убили его, и вырыли там его могилу. А перед смертью просил он их устраивать Сход Плача у его могилы и вовеки называть это место его именем. Оттого Кармун и Сен Кармун.

Так и делали лейнстерцы по домам своим и очагам до времен Катайра Мор, что оставил это празднество лишь за своими очагами и потомками сына своего Роса Файлге и его родичами — Лайгси и Фотайрт.

Семь лошадиных скачек устраивали там и отводили неделю для законов и иных решений на год вперед[459].

В последний день бывали скачки лошадей лейнстерцев из южного Габара, иначе людей Осрайге. И было место их короля справа от короля Кармуна, а короля Уи Файлге — слева. Так же сидели их жены.

Приступали они к празднеству на августовские календы и кончали его на шестой день и раз в три года, а два года готовились к нему.

И прошло от первого празднества до 42 года правления Октавиана Августа, когда родился Христос, пятьсот восемьдесят лет[460].

Зерно и молоко обещано было лейнстерцам за устройство празднества, свобода от власти других королевств, герои и славные воины, добрые женщины, славное угощение в каждом доме, плоды, о каких только можно помыслить, и сети, полные рыбы из рек. А иначе суждена была им немощь, ранняя седина и юные короли.

19. Боанд

Отчего так называется Боанд?

А вот отчего. Раз отправилась Боанд, жена Нехтана[461], сына Лабрайда, к сокрытому источнику, что был на склоне Сид Нехтайн. Каждый, кто бы ни подходил к нему, возвращался с вылезшими глазами, если только не был сам Нехтан или три его кравчих, которых звали Флеск, Лам и Луам.

Как-то раз вознамерилась Боанд пойти к источнику испытать его могущество и сказала потом, что нет у него власти исказить ее облик. Трижды обошла она источник слева направо, и тут вырвались из него три волны и оторвали у Боанд бедро, руку и глаз. Тогда опозоренная бросилась она к берегу моря, а вода неслась за ней до самого устья Боанд. И была она матерью Энгуса, сына Дагда.

Или иначе: Бо назывался поток Сид Нехтайна, а Финд — река на Слиаб Гуайре, что, сливаясь, зовутся Боанд.

Дабиллой[462] звали ее собачку, отчего и Кнок Дабилла, как называется ныне Слиаб ин Котайг.

20. Нас

Отчего так зовется Нас?

А вот отчего. Король Ирландии Эохайд Гарб, сын Дуаха, призвал однажды ирландцев расчистить копьями, серпами и топорами Сайлле Куан в честь жены его, Тальтиу, дочери Магмора. Через месяц расчистили они равнину, что зовется ныне Оэнах Тайлтен[463]. И пожелал король узнать, все ли ирландцы пришли по его повелению. Ответил ему Бри Бруглас, гонец Тальтиу, что не было среди них трех строителей крепостей Ирландии — Наса, Ронка и Айлестара.

— Убить их за это! — сказала Тальтиу.

— Нет уж, — ответил король, — пусть лучше будут они живыми, чем мертвыми, и строят крепости.

— Пусть будет так, — сказала Тальтиу, — и построят они для меня три крепости.

Тогда построил Нас крепость, что зовется сейчас его именем, и еще одну на наследство Ганда, сына Дела, и теперь она в королевстве Конхобара.

Ронк тоже выстроил крепость — Рат Руйнк у Дал Арайде, и еще одну на наследство Генанда, сына Дела, что теперь в королевстве Айлиля, сына Мата.

Выстроил крепость Айлестар на Слиаб Коллан, что зовется ныне Слиаб Лейтрех. Называется та крепость Рат Клуайн Алестар, построенная на наследство Сенганна, сына Дела, и стоит она в королевстве Койрпре.

Оттого и Рат Руйнк, Нас и Рат Алестайр.

Или иначе: Нас и Бои, две дочери Руадри, сына Кайте, короля бриттов, были женами Луга, сына Скал Балб[464]. Нас была матерью Ибека, сына Луга, и, когда умерла она, погребли ее в Нас. Вскоре от тоски умерла и Бои, и погребли ее в Кногба, отчего и само название[465]. И собрал тогда Луг ирландцев от Тальтиу до Фиад ин Брога, дабы каждый год оплакивали они женщин на августовские календы. Это и было собрание Луга, отчего говорится Лугназад, иначе празднование, поминание, память или игры Луга.

29. Бенн Этайр

Почему так зовется Бенн Этайр?

А вот почему. Этар была женой Ганда, сына Дела, пятого короля Фир Болг — она первая умерла здесь от горя по своему супругу и была похоронена на Бенн Этайр.

Иначе: Этайр от Этара, сына Этгаха, зятя Мананнана. Умер он от любви к Айне и погребен на этом холме.

Почему были так названы Дун Бреа, Друим Инг, Ок Куаланн и Слиаб Леках?

А вот почему. Когда пришел в Ирландию Партолон[466], был с ним Бреа, сын Сенбота, что первый построил на острове, дом, сделал котел и сразился один на один. Взял он себе Дун Бреа, и там погребли его.

Теперь об Ок Куаланн. Однажды Куалу и Инг, сын Дорб Гласа, дали сражение Кримтану Скиатбелу[467], королю Лейнстера, и пал в нем Куалу. Положили его голову на холм, а камень, под которым она лежит, зовется Ок Куаланн. Инг пал на возвышенности, что зовется теперь Друим Инг.

Теперь о Лекка. Когда отправились три сына Конменна, сына Конмака, три потомка Донн Деса[468], накануне Самайна к Дому Дерга, дабы отнять Дом Да Дерга у Конайре, подошли они к Слиаб Леках. И сказал тогда Ломна Друт, чтобы каждый их них положил на горе по камню, дабы знали они свою силу и скольких потеряли в битве на возвратном пути. Там оставили они по камню на каждого убитого.

Оттого и зовутся так Бенн Этайр, Дун Бреа, Друим Инг, Ок Куаланн и Слиаб Леках.

31. Paт Кнамроса

Почему так назван Рат Кнамроса? А вот почему. Был Мак Кехт воспитателем Ле Фер Флата, сына Конайре. Когда же случилось Разрушение Дома Да Дерга, вынес он мальчика и положил в углубление своего щита. Там разорвали и утопили его потоки жаркой крови героя и неистовый его натиск. Умер мальчик в Корра Эднеха, и нашел Мак Кехт в изгибе щита лишь пригоршню битых костей. Тогда вытряс он тут поток костей, а потом похоронил их. Оттого и говорится Кнамрос, поток костей.

О Кнамрос по-другому. Маэр, дочь Бреса из Беррамайн, полюбила Финда, сына Кумалла, и сотворила девять орешин Сегайса[469] с любовным приворотом внутри, и повелела Ибуйрне, сыну Дедоса, передать их Финду, и сказала, чтобы юноша расколол и съел их. "Нет, — ответил Финд, — ибо то не орехи мудрости, а орехи неведения, и не понять, для чего они, если только не для любовного напитка". Потом зарыл их Финд на глубину ноги в землю. Оттого и говорится Кнамрос.

Или так: в битве при Кнамрос победил Бресал Белах Кайрпре Лифехайра и его сыновей, а с ними Фиаха Срайбтине и Эохайда Доймлена. Девять тысяч, девять сотен и девять человек потеряли они в сражении, и потоки костей их были принесены в крепость. Оттого и Рат Кнамроса.

35. Белах Конглайс

Почему так назван Белах Конглайс?[470] А вот почему. Глас был седьмым сыном Донн Деса и приемным сыном Этерскела Мор, короля Ирландии. Вырос он в Таре и был хозяином королевских собак Этерскела и Конайре. Когда же отправились его братья разбойничать с Ингкелом, вышел Глас со своими псами на равнину Тары, и там встретился ему дикий вепрь, что помчался от него на юг до этого самого ущелья. Там испустил он дух, а с ним собаки и сам Глас. Оттого и говорится Белах Конглайс.

Вот семь сыновей Донн Деса:

Фер Гайр с острым взглядом, Фер Ле с острым слухом, Фер Рогайн с мудрыми суждениями, Ломна Друт с тайным знанием, Фер Рогайр с геройскими сражениями, Фер Гел со схватками один на один, Фер Глас с псовой охотой.

39. Ард Лемнахта

Почему так призвана Ард Лемнахта?

А вот почему. Однажды сразился Кримтан Скиатбел, король Лейнстеpa, с племенами Фидга и Фохман. А был каждый из них силой равен сотне. И не было спасения никому, кого они ранили, а их самих не брали ни острия, ни лезвия.

Тогда призвал Кримтан Скиатбел на помощь своим людям воинов круитни[471] и посулил им богатства племени Фидга, если выйдут они победителями. И сказал тогда Тростан[472], друид круитни: "Пусть подоят в один ров трижды пятьдесят коров и опускают в молоко всякого, кто будет ранен людьми Фидга, дабы сделался он невредимым от яда их оружия. И да лишатся головы те из них, кто будет сражен".

Так и было сделано. Вышел Кримтан победителем в схватке, а люди Фидга были повержены. Оттого и Ард Лемнахта, Молочный холм.

40. Лох Гарман

Отчего говорится Лох Гарман?

А вот отчего. Гарман Глас, сын Дега, был погребен здесь, и, когда рыли его могилу, вырвалось наружу озеро. Оттого и Лох Гарман. Братом его был Дэа, сын Дега, отчего и зовется Инбер Дэа в Крих Куаланн.

Иначе так: Гарман Гарб, сын Бойм Лекка, был утоплен Катайром в источнике Пуйрт Кэлранна, как назывался он прежде, и на этом месте вырвалось наружу озеро.

Три дня до Самайна и три для после того устраивал Катайр праздник Тары, и не бывало в эту пору ни воровства, ни убийства, ни наказания, ни вражды, ни похищения. Но раз похитил Гарман золотую диадему жены Катайра, когда были все воины хмельными. Ушел Гарман с королевской диадемой, а воины Катайра бросились за ним в погоню и настигли его у источника Кэлринд. Стали они топить его, а тогда вырвалось наружу озеро. Оттого и Лох Гарман.

От Слайнге, сына Дела, короля Фир Болг, называется река Слайне и Инбер Слайне. Так назвали озеро во времена Катайра, Как сказал он сам в Видении Катайра.

Однажды в начальную пору жизни увидел Катайр во сне дочь принимающего сотни людей, и была она хороша собой, одетая в пестроцветное платье. Дитя было в ее утробе. Восемь сотен лет оставалась она такой, а потом родила на свет мальчика, что силой превзошел свою мать в первый день своей жизни. Принялись они бороться, и не было ей спасения иначе как пройти сквозь своего сына. Холм встал тогда над их головами, и был он выше всех прочих холмов, и облака лежали у его вершины. Сверкающее, словно золото, дерево стояло на ней, и было оно таким высоким, что доставало до неба. Многозвучны были его листья, и редчайшие плоды его усеивали землю лишь только касался их ветер.

Тут проснулся Катайр и призвал своего друида, Бри, сына Байркида. Поведал ему король свой сон.

— Истолкую его я тебе, если получу награду, — сказал друид.

— Будет тебе все, чего пожелаешь, — ответил король.

— Девушка, — сказал тогда друид, — это река, что зовется Слайне, а цвета ее платья — это люди, искусные в множестве всяких ремесел. Принимающий сотни — это земля, что родит сотни разных плодов. Сын, что восемь сотен лет таился в ее утробе, — озеро, которому суждено при тебе родиться из вод Слайне. Осиливает сын свою мать, ибо в день, когда явится озеро, поглотит оно весь поток. Множество воинов на холме, ибо каждый из них желает испить из потока и озера. Огромный холм над их головами — власть твоя надо всеми. Золотое дерево и плоды его — ты, царящий над Банбой в величье. Музыка листьев его — речи твои, что хранят и направляют законы гойделов. Ветер, увлекающий с дерева плоды, — щедрость твоя в раздаче богатств и сокровищ. Теперь знаешь ты, о чем был тот сон, — сказал Бри.

41. Лох Дакаэх

Почему так названо Лох Дакаэх?

А вот почему. Дочерью Кикула Гликерглуна, сына Туатмара из Слиаб Адмор, была Дакаэх. Однажды пришел в Ирландию Кикул со своей матерью Лот Луамнах и женой Фуата Бэ Файл, и было с ним три сотни людей с одной ногой, одной рукой и одним глазом. Для того явились они, чтобы отнять Ирландию у Сыновей Миля[473].

Была в ту пору Фуата тяжела, и, когда настал срок, родила она на свет слепую дочь, что назвали Дакаэх. Не мешкая, убежала она из дома своей матери, бросилась в озеро и утонула. Оттого и название Лох Дакаэх. Потом сразились пришедшие с Сыновьями Миля и все пали в битве.

46. Карн Уи Нейт

Почему так назван Карн Уи Нейт?

А вот почему. Брес, сын Элатана, сына Нета, того, что был сыном Нуаха, или того, что был сыном Ангада, испустил здесь дух. Сам Брес умер тут, ибо это он в правление Нехтана Баскайна или Нехтана Ламдерга наложил на ирландцев дань — с каждого дома молока для ста человек от безрогой бурой коровы или коровы какого иного цвета. Тогда опалил Нехтан коров Мунстера в.огне папоротника, а потом обмазал их толченым льняным семенем, так что сделались они темно-коричневыми. И сделал он это по совету Луга, сына Этленна, и друида Финдголла, сына Финдамнаса. Потом сработали они три сотни коров из дерева с коричневыми бадьями вместо вымени, которые наполнили они черной болотной жижей.

Тогда явился Брес поглядеть, какова собой скотина и как станут ее при нем доить. Случился при этом и Киан. Выжали они тогда всю жижу, словно было это молоко. И лежал на ирландцах гейс подходить туда всем сразу, а на Бресе гейс пить то, что там надоили.

И все же, когда надоили ему три сотни мер красной болотной жижи, выпил он ее всю разом. Иные говорят, что семь дней, семь месяцев и семь лет не мог он ее из себя извергнуть и обошел всю Ирландию, ища исцеления, пока не добрался до этого кайрна, где он и умер. Потому и назван так Карн Уи Нейт.

47. Кротта Клиах

Почему так называется Кротта Клиах?

А вот почему. Клиах из Сид Байне был арфистом Смирдуба, сына Смала, правителя трех Росс. Однажды пошел он повидать Конкенн, дочь Буйдб из сида Фер Фемен. А быть может, имя ее было Байне. Целый год провел он на холме, играя на арфе, но таковы были чары сида, что не смог он подойти ближе к нему и заговорить с девушками. Не выпускал он из рук арфы, пока не разверзлась под ним земля и не появился оттуда дракон.

Оттого и название Лох Бел Дракон, по тому самому дракону, которого мать Тернока нашла здесь в обличье лосося, а Фурса[474] прогнал в озеро. И предречено, что восстанет этот дракон в день святого Иоанна в конце времен и опустошит Ирландию, мстя за Иоанна Крестителя. Оттого и Кротта Клиах, что в Мунстере.

50. Темайр Луахра

Почему так названа Темайр Луахра?

А вот почему. Tea, дочь Лугайда, сына Ита, была женой Эрема, сына Миля, и досталась ей Темайр Луахра, Темайр Брега и все другие Темайр, сколько было в Ирландии[475]. Луахайр сама была цветущей долиной до времен сыновей Угайне, а быть может, до рождения на свет Конна. Ибо не иначе как в те времена излились реки Сиур, Эойр и Берба и озера Лох Риах и Лох Лейн в Луахайр. Тогда впервые увидели Биле Тортан, Эо Росса, Крэб Мугна и Крэб Дати[476]. И сказал об этом Финтан:

Луахайр вот, Луахайр и т. д.

55. Лох Лейн

Почему так названо Лох Лейн?

А вот почему. Лен Линфиаклах, сын Байн Болгайг, сына Баннаха, сына Гламмаха, сына Гомера, был кузнецом из Сид Бодб. Он-то и жтл в озере, мастеря сверкающие чаши для Фанд, дочери Флидас. И всякий раз, когда под вечер кончал он работу, то забрасывал Свою наковальню на восток к Индэойн на Десе до самого могильного колма. Три потока изливала Фанд на нее — поток воды, поток пламени и поток чистейших пурпурных камней. То же делал Неманнах, когда отбивал чашу Конхобара, сына Несс на севере. Оттого и назвали так Лох Лейн.

59. Синанн

Почему так названа Синанн? А вот почему. Однажды отправилась Синенд, дочь Лодана Лухарглана, сына Лера, из Тир Тайрнгире к Источнику Коннла[477], что лежит под морем, дабы поглядеть на него. В этом источнике орешник и вдохновение мудрости, орешник искусства поэзии. В один час появляются его плоды, цветы и листья, а потом падают в источник и являют в нем королевский прилив пурпура. Тогда съедают орехи лососи, и сок орехов проступает у них на красном брюхе. Семь потоков мудрости извергаются из источника и падают обратно.

Пошла туда Синенд искать вдохновения, ибо кроме него не желала ничего более. С течением поплыла она и добралась до Линн Мна Фейле, иначе Бри Эле, но источник покинул свое место, и плыла она за ним дальше до самого устья реки Тарркайн. Там захлестнул он Синенд и повернул спиной вверх, так что познала она вкус смерти, когда добралась до берега Синанн. Оттого названия Синанн, Лин Мна Фейле и Тарркайн.

62. Маг Айдни

Почему так названа Маг Айдни?

А вот почему. Айдне был сыном Аллгуба, сына Эйтрела, он первым зажег лагерный огонь для сыновей Миля. Только и надо было ему для того потереть руки, ибо оттого сразу сыпались искры из его суставов. И были они такими большими, словно дикие яблоки в пору урожая. И был он двадцать первым из тех строителей крепостей, что привели с собой в Ирландию Сыновья Миля, дабы построили они все их крепости. Это он расчистил для себя эту долину и там умер. Оттого и назвали ее Маг Айдни.

65. Рат Круахан

Почему так названа Рат Круахан?

А вот почему. Круаху, иначе Крохан Кродерг, была служанкой Этайн, что убежала с Мидиром из Бри Лейт от Фреманна из Оэнах Энгуса. Возлюбленной же Мидира была Синех из Сид Круахан, и вот раз отправился он поговорить с ней и оставался у Синех до исхода девяти дней. Решила тогда Этайн, что сид этот во владении Мидира.

— Это ли твое жилище? — спросила его Этайн.

— Нет, — отвечал Мидир, — мой дом ближе к восходу солнца.

— Ответь же, — спросила тогда Крохан, — что проку нам в этом сиде и этой долине?

— О Крохан, — сказал Мидир, — в награду за твой приход будет у нее твое имя. Потом отправился Мидир к Бри Лейт, который разрушал тогда Эохайд Айрем.

Это начало сватовства к Этайн. Это предание о Рат Круахан.

70. Маг Мукриме

Почему так называется Маг Мукриме?

А вот почему. Случалось являться к Айлилю и Медб стаду чудесных свиней из пещеры Круаху, и наводили они порчу на поля и молоко ирландцев. Никогда не могли люди пересчитать их или оглядеть всех разом. Пришли тогда Айлиль и Медб к Фрехмагу, чтобы устроить на них охоту, и гнали свиней до Белах на Ферт. Там поймала одну из них Медб за ногу, что осталась в руке ее только шкура свиньи. В этой долине пересчитали их. Оттого и Маг Мукриме.

73. Лох Нейл

Почему так названо Лох Нейл?

А вот почему. Ниал, сын Энна Айгнеха, сына Энгуса Турбеха из Тары, был главарем разбойников Ирландии в правление Конала Кромдерга, сына Лабрайда. Однажды отправился он по следу свиней Дребренна, что явились из сида Колломайр. В Дайре Тарбга нашел он их, и погнали свиней псы и люди через всю Маг Ай, что зовется так по имени пса Энна Айгнеха, пока не приблизились они к озеру, где утонули Ниал и его псы. Оттого и название Лох Нейл.

74. Лох Кон

Почему так названо Лох Кон?

А вот почему. Однажды сошлись стая псов Мананнана, сына Лира, и стая псов с Мод, дабы изловить свинью, что опустошала края Островов Мод. Если бы не поймали ее собаки, то протянулась бы за свиньей пустошь до самой Альбы. Перед носом собак бросилась она в озеро, а собаки навалились друг на друга, и всех их утянула свинья в воду. Ни одной из них не осталось в живых, все они утонули. Потом вышла свинья на остров, что лежит в этом озере. Оттого и Лох Кон, Озеро Псов, и Мук Инис.

81. Эсс Руад

Почему так назван Эсс Руад? А вот почему. Аэд Руад[478], сын Бадурна, короля Ирландии, утонул здесь, глядя на свое отражение в воде и плавая в потоке. Оттого был он назван Эсс Руад. На берегу потока его сид, Сид Аэда.

Иначе же так: избрала себе Руад, дочь Мане Милскота, сына Донн Деса, что приплыла с Маг Маэн, Аэда. Приплыла она в бронзовой лодке поэта Абкана, и была у нее Ирландия по левой руке. Когда же отправилась она с Гаэтом, сыном Гаэс Глана, на празднество Людей Фидга, подняла девушка на лодке оловянный парус и подплыла одна к устью реки. Увидел ее Аэд со своего места, но не знал, кто она такая, а Руад не ведала, к какой земле приплыла. В устье реки услыхала она волшебную музыку, которой никому не доводилось слышать до той поры, и сказала:

— Нету чудеснее устья реки во всей Ирландии!

И погрузилась она от той музыки в сон, и упала за борт своей лодки, и утонула. Оттого и говорится Эсс Руад.

А быть может, и от Аэда Руада, сына Бадурна, короля Ирландии, что обманом лишил своего воина награды и обрушил на него звезды видимые и невидимые. И тогда призвал воин против короля своих поручителей — море и ветер, солнце и воздух, и небеса[479] — и великим солнечным жаром понудил короля войти в воду. Эсс Дуинн, по имени Донна, сына Дубана, сына Биле, назывался тот поток прежде, пока не утонул в нем Аэд чудесною волею моря и сильного ветра. Оттого и говорится Эсс Руад.

85. Маг Слехт

Почему так названа Маг Слехт?[480]

А вот почему. Стоял там величайший из идолов всей Ирландии, что назывался Кром Кройх[481], а вокруг него были двенадцать каменных идолов. Сам же он был из золота, и почитали его как божество все народы, что захватили Ирландию до прихода Патрика. По обычаю, подносили ему первые плоды и перворожденных любого семейства. Раз пришел к Кром Кройху король Ирландии Тигернах, сын Фоллаха, со всем множеством мужей и женщин Ирландии, дабы почтить его. И простерлись они все перед ним, так что лопнули их лбы, переносицы, колени и локти, и погибло там три четверти всех ирландцев. Отсюда и Маг Слехт.

88. Карн Фурбайде

Почему так назван Карн Фурбайде и Этне?

А вот почему. Этне, дочь Эохайда Фейдлеха, жена Конхобара, сына Несс, приходилась матерью Фурбайде. И сказал друид Клотру, другой дочери Эохайда Фейдлеха, что погибнет она от руки сына своей сестры. Отправилась тогда Этне с востока в Круахан, дабы родить там, но опередил ее Лугайд Сриаб Дерг, сын Клотру, и утопил Этне в реке, что зовется теперь ее именем. Потом вырезал Лугайд из ее утробы сына, что звался Фурбайде Фер Бенн, оттого что два рога были у него на висках. Семнадцать лет сравнялось ему в пору Похищения Быка из Куальнге. Отправился он тогда отомстить за свою мать, и пала Клотру от его руки. Пустился Лугайд в погоню за Фурбайдом и убил его на вершине Слиаб Уйленн и поставил там каирн, по одному камню на каждого, кто был с ним. Отсюда и название Карн Фурбайде и Этне, а Слиаб Уйленн зовется по имени Уйленна Фебардерга, сына Финда, внука Байскне, что нашел там свою смерть.

90. Маг Ита

Почему так названа Маг Ита?[482]

А вот почему. Ит, сын Бреогана, был первым из Сыновей Миля, что открыл Ирландию, и убили его Племена Богини Дану, ибо не желали уступать ее Сыновьям Миля. Случилось это, когда пришел он к Айлех Нейт и молвил:

— Пристало вам порешить с нами дело миром. Воистину хорош этот остров, ибо вдоволь тут меда и рыбы, желудей и зерна. Не случается здесь сильной жары или холода.

Тогда сговорились вожди Племен Богини Дану и убили его на той долине. Отсюда и Маг Ита.

91. Айлех

Почему так назван Айлех?[483]

А вот почему. Айлех от айл и эх, ибо лошади везли камни, из которых был он сложен для Фригриу, сына Рубне Руада, сына Дидола из Фоморов с Фер Фалга. Байне была его дочь. Тайрберт слуга, а Бернас сын. Отсюда и Айлех Фригренн, Кнок Байне, Снам Майги Тайрбирт и Бернас Тире Аэда.

Иначе же так: Айлех от айл, камня, что поднял Коррхенн из Круаху для могилы Аэда, сына Дагда, после того как убил его. Не позволил Дагда лишить за это Коррхенна жизни, а повелел ему нести тело на спине, покуда не разыщет он камня не меньше того в длину, дабы поставить его на могилу. Так с телом на спине обошел Коррхенн всю Ирландию, покуда не нашел подходящего камня у Лох Фебал. Поднял он его на плечи и принялся приговаривать:

— Ах, ах, твой камень, погибну я от него! — Воистину должно зваться этому месту Айл — ах.

В этот миг испустил Коррхенн дух. Отсюда и Айлех. Потом отдал Дагда Айлех Нету, брату своего отца, и жене его Немайн[484]. Потому и говорится Айлех Нейт.

И поставлен он был во времена Авраама, сына Тера.

Иначе же так: из Британии пришел Фригриу, сын Руба Руада. Был он ремесленником у Фубтайре, правителя Альбы, и бежал в Ирландию с дочерью его по имени Айлех. Тогда пустился Фубтайре в погоню за своей дочерью, но король Ирландии защитил их и дал девушке место, где сейчас Айлех. Там выстроил ей Фригриу дом из красного тиса, что изукрашен был золотом и серебром, медью и драгоценными камнями, так что светло было в нем и днем и ночью. Потом отдали девушку на воспитание и говорили, что была она приземной дочерью мастера. Потом стала она женой Эоху Доймлена и матерью трех сыновей по имени Коллас. В ту пору правил в Ирландии Фиаха Срайбтине[485]. Потому так и назван Айлех Фригренн.

94. Ард Маха

Почему так названа Ард Маха?[486]

А вот почему. Испустила здесь дух Маха, жена Немеда, сына Агномана, и была похоронена в той долине, двенадцатой, что расчистил Немед и отдал своей жене, дабы стала она наречена ее именем. Оттого и Маг Маха.

Иначе же так: Маха, дочь Аэда Руада, сына Бадурна, та, которая очертила границы Эмайн, была похоронена здесь, когда лишил ее жизни Рехтайд Ригдерг. Собрание Махи происходит здесь с той поры, чтобы оплакивать ее.

Иначе же так: Маха, жена Крунда, сына Агномана, пришла на эту равнину, чтобы помериться силами в беге с конями короля Конхобара, ибо сказал ее муж, что никто не сможет обогнать ее. И была его жена в ту пору тяжела. Попросила она отсрочки, покуда не разрешится от бремени, но не согласился на это король. Тогда побежали они и опередила всех Маха, а когда добежала до конца поля, родила мальчика и девочку — Фир и Фиал их имена — и сказала, что отныне будут улады мучиться словно в родах всякий раз, когда падут на них испытания. Оттого-то и нападала на них немощь и не отпускала девять дней, и длилось это от правления Конхобара до правления Маэла, сына Рохрайде[487]. Говорят, что была эта женщина Гриан Банкуйре[488], дочь Мидира из Бри Лейт. После того испустила она дух, и погребли ее на Ард Маха, и оплакали, и поставили могильный камень. Оттого и Ард Маха.

99. Тальтиу[489]

Почему так названа Тальтиу?

А вот почему. Женой Эоху Гарба, сына Дуаха Теймина, была Тальтиу, дочь Магмора. Этот Эоху построил Крепости Заложников в Таре. И была она приемной матерью Луга, сына Скал Балб. Попросила она своего мужа расчистить для нее Лес Куана, дабы смогли люди собираться вокруг ее могилы. И умерла она в начале августа, а Лугайд собрал у могилы людей, что оплакивали ее как должно. Оттого и говорим мы Лугназад.

Случилось все это за пятнадцать сотен лет до рождения Христа, и, пока не явился в Ирландию Патрик, не бывало такого короля, который бы не собирал людей у могилы Махи. От прихода же Патрика до Черных Празднеств Доннхада, сына Фланда, сына Маэлсех-лайна[490], было там всего пять сотен собраний.

Три гейса лежали на Тальтиу: гейс смотреть на нее через левое плечо, гейс проезжать по ней, не сойдя на землю, и гейс что-нибудь бросить на ней без нужды после захода солнца.

Оттого и говорится Оэнах Таилтен.

101. Слиаб Каллан

Почему так названа Слиаб Каллан?[491]

А вот почему. Прозывался Калланом сторожевой пес Буйде, сына Буайне, сына Форгамайна. Когда начинал Донн Куальнге прежде срока покрывать подле себя коров, принимались они с псом драться из-за коров. И однажды убил его бык. А быть может, ярился пес, когда угоняли скотину, и достались ему со всех сторон могучие удары да удар Донна Куальнге, что сразил его у горы. Оттого и говорится Слиаб Каллан.

Вот вся правда про того пса. Был он щенком Даэла, пса Келтхайра, и нашли его в черепе Конганкнесса[492], ибо лежали там три пса — тот, что был потом с кузнецом Куланом, пес Келтхайра и пес Мак Да То. Пятнистым, черным и серым были они, как о том говорят.

108. Лусмаг

Почему так названа Лусмаг?

А вот почему. Принес сюда Диан Кехт понемногу от каждой лечебной травы и растер их в источник Слайнге, что в Ахад Абла[493] к северо-западу от Маг Туиред, где случилась великая битва между Племенами Богини Дану и Фоморами. И всякий из Племен Богини Дану, кто ложился в эту воду с травами, поднимался потом невредимым и излеченным от своих ран. Оттого и назвали то место Лусмаг, Долина Трав.

109. Бенн Кодайл

Почему так назван Бенн Кодайл?

А вот почему. Кодал Коркихех был приемным отцом Эриу, чьим именем назван Инис Эрин[494]. На том холме кормил он свою приемную дочь, и всякая пища, что давал он ей, поднимала под ними холм. И сказала тогда Эриу своему приемному отцу:

— Поднялась я так высоко, что солнце обжигает меня и ветер копьями пронзает наши уши. Не скажи она так, рос бы и дальше тот холм, покуда не ушла бы в него вся Ирландия. Когда же кто из наследников Эриу ест пищу Кодала, будь то мясо, рыба иль птица, прибывает его сила и мужество. Оттого и Бенн Кодайл.

110. Тлахтга

Отчего так назван Тлахтга?[495]

А вот отчего. Была Тлахтга дочерью Мог Рута, сына Фергуса, и похитили ее три сына Симона Мага, когда отправилась она со своим отцом научиться всей тайной премудрости мира. Это она сделала для Триана Крутящееся Колесо, Камень Феркарту и Стоячий Камень в Кнамхойл. Убежала она с востока, взяв с собой два сокровища, и добралась до холма Тлахтга. Там родила она трех сыновей — Дорба, отчего и Маг Дойрб, Кума, отчего Маг Кума, Муаха, отчего Маг Муайх[496]. И пока не забудут в Ирландии эти три имени, никогда не падет на нее месть чужеземцев. Оттого и говорится Тлахтга.

111. Маг Брег

Отчего так названа Маг Брег?

А вот отчего. Брега был старшим из детей Бреогана, и это он расчистил равнину от деревьев, отчего и стала она зваться его именем.

Иначе же так: Дил, дочь Лугманайра, убежала из земли Фер Фалга вместе с Тулхайнде, друидом Конайре. А случилось так, что в тот самый час, как она родилась, отелилась одна корова. Превыше всего другого полюбила девочка того теленка оттого, что родился он с ней в одно время, и не мог Тулхайнде ничего поделать, пока не оставил теленка расти вместе с ней. Между тем был он в дружбе с Морриган, и раз попросила она его привести скотину на Маг Болгайде, ибо так звалась прежде эта равнина. Полюбилась она Брега, быку Диле, и стала зваться его именем. Оттого и Маг Брег.

113. Одрас

Почему так названа Одрас?

А вот почему. Одрас. звали дочь Одарнатана, сына Лайме, сына Луайдре, и была она хозяйкой дома у Бухата Буазаха[497], что сам был владельцем скота у Кормака, внука Конна. Раз шла она со скотиной за своим мужем, и приблизилась к ней Морриган, ведя с собой быка Латмуйне. Слемуйн звали его, и покрыл он одну из коров Одрас. Потом погнали быка на восток из Тары, но остановился он у Фроэх Ойренд и стал там пастись. Отсюда и название Фроэх Слемна. Увела его Морриган прочь оттуда и загнала вместе с коровой в пещеру Круаху. Вместе со своей служанкой по имени Када отправилась за ними Одрас, но умерла та у Куйл Када. Дальше по следу быка пошла Одрас и оказалась у сида Круаху. Напала на нее дремота у Дубовой Рощи Фалга, но разбудила ее Морриган и пропела над ней заклинания, и превратила ее в поток, что впадает в реку, текущую на запад от Слиаб Бодбгнэ. Оттого и Одрас.

115. Керна

Почему так названа Керна?

А вот почему. Керниам звали хозяина здешнего сида. Оттого и говорится Керна.

Иначе же так: Керна, т. е. "множество героев", ибо здесь погребают героев Бреги и восточной части Миде[498], среди которых к тому же и Керна Касс, сын Кайрпре, сына Этайн, и его отец. Из-за великого множества вождей и героев и говорится Каэр ниад.

117. Ирарус

Почему так назван Ирарус?[499]

А вот почему. Птицы Байле налетели на Кайрпре Лифехаря у Рат Кайрпри. "Сюда, сюда!" — кричали две из них. "Иду, иду!" — отвечали им другие. Так семь раз по пятьдесят ночей мучили они его и настигали повсюду, где бы по всей Ирландии ни случалось остановиться Кайрпре. И были эти птицы четырьмя поцелуями Мак Ока, что превратил он в птиц, дабы стали они насмехаться над благородными ирландцами.

Рассказал об этом Кайрпре своему друиду Бикне.

— Откуда кричат они? — спросил друид.

— С той части неба, что между мной и восходом, — ответил Кайрпре. Собрали тогда друиду по одному дереву из каждого леса Ирландии, но не мог он еще пропеть заклинания, покуда не принесли ему дерево из Леса Фросмуйне. Когда же пропел он над ним заклинание, поднялся бересклет выше всех лесов Ирландии и изловил птиц своими ветвями, так что не случалось им больше потешаться над Кайрпре.

— Высок и благороден этот бересклет, о Бикне! — сказал Кайрпре. — И пусть это место так впредь и зовется "Высокий бересклет"! Так и повелось в роду Кайрпре, что,когда не могли ирландцы решить, что им делать, надобно было отведать в этом месте молока, плодов, желудей, зерна или рыбы. Оттого и название Ирарус.

125. Трайг Туйрбе

Почему так назван Трайг Туйрбе?[500]

А вот почему. Владел им Туйрбе Трагмар, отец Гоббана кузнеца[501]. С Тулах ин Бела случалось ему бросать свой топор в волны, и накладывал он на них запрет, так что не могло море хлынуть через топор. Никому не ведомо, откуда он. родом, если только не был он один из тех, кто бежали из Тары от Господина Многих Ремесел[502] и живут ныне в Димрай Брег. Оттого и Трайг Туйрбе.

126. Бри Лейт

Почему так назван Бри Лейт?

А вот почему. Лиат, сын Келтхайра Куаланда, был воистину прекраснейшим из обитателей сидов Ирландии. Полюбил он Бри Бруакбрек, дочь Мидира Великих Деяний, сына Индиу, сына Кехтаха. Пошла Бри с девушками к Ферта на Инген, что подле Тары, дабы повидать любимого. Пошел туда и Лиат со своими юношами и оказался у Тулах на Иармаитриги. Но не могли они приблизиться друг к другу из-за людей, что метали камни из пращей на холме Мидира. Воистину, словно рой пчел в ясный день,летали там в разные стороны камни. Попал один из них в Кохлана, слугу Лиата, и сразил его насмерть.

Оборотилась тогда девушка к холму Мидира, что теперь Бри Лейт, и разорвалось у нее сердце в груди. И сказал тогда Лиат: "Хоть и не стала моей эта девушка, будет она носить мое имя". Оттого Бри Лейт и Динд Кохлайн.

128. Лох Андинд и Лох Уайр

Почему так названы Лох Андинд и Лох Уайр?[503]

А вот почему. Айндин Оах и Уар Этарках были два сына Гумойра, что из королей Фир Болг. Вели они род от Греков, Грека, сына Понта, и Данауса, сына Понта[504], что предок всех Фир Болг. Одолел один род другой и отнял у него сладкую воду, ибо дается в землях греков власть отводить ее. Наложили на тех людей тяжкую повинность — таскать кожаными мешками[505] землю на голые скалы, пока не насыпят они ее на семь локтей.

Тогда сшили они из кожаных мешков лодки и бежали от злой власти в Ирландию, где не селились иначе как у чистых озер. Взяли себе Айндин и Уар по озеру на севере и на юге, и ни одно из них не было больше другого. Там и умерли они каждый у своего озера, отчего и зовутся они их именами.

129. Друим Суамайх

Почему так назван Друим Суамайх?

А вот почему. Суамах, сын Самгуба, был приемным отцом и сказителем Кормака Конд Лонгаса, сына Конхобара, а Кайндлех, дочь Гейм Гелта, сына Родба, сына Туаха Туйле из рода Конала Конданкнеса, приходилась ему приемной матерью. В ту пору когда отправился Кормак[506] на восток из Круахан Ай, дабы сделаться королем уладов, не пошел за ним Суамах, ибо знал, что суждено погибнуть его приемному сыну. Но потом решил он все же остановить его и не пустить дальше. Когда приблизился он к Холму Слез, что назван так от слез Дагда, оплакивавшего своего сына Кермайта, то увидел огонь разрушения Дома Да Хока. В тот же миг испустил он дух, а когда узнала Кайндлех, что погубили ее приемного сына, умерла и сама у Ард Кайндлех. Оттого и Друим Суамайх с Ард Кайндлех.

134. Инбер Буада

Почему так названо Инбер Буада?[507]

А вот почему. Из Греции приплыл Партолон, сын Сера, сына Сру, сына Эсру, сына Гойдела Глас, от кого пошли все Гойделы. Когда убили его мать, отца и братьев из-за наследства, стал он бродить по свету из одного края в другой, пока не пришел наконец в Ирландию. Пристал он к ней у Инис Саймер, и было с ним тогда восемь человек. Жили они там, пока не истощились их припасы, а потом принялись охотиться на кабанов и птиц да ловить рыбу. И во всей Ирландии ни в одной реке не мог Партолон найти рыбы, пока не пришел к Инбер Буада и не нашел ее там. И сказали тогда спутники Партолона:

— Воистину добычливо это устье!

— Пусть же и зовется оно отныне Инбер Буада! — сказал Партолон на это. Оттого и говорится Инбер Буада.

136. Маг Тибра

Почему так названа Маг Тибра?

А вот почему. Ириал провидец, сын Эрема, сына Миля Эспайне, был в ту пору королем Ирландии и Альбы. Однажды объезжал он свои края и добрался до Инбер Каирнд Глайс, как называлось раньше Инбер Буада. Пошел он встретиться там со своей приемной матерью, Тибир, дочерью Касс Клотаха, и привела она правителя Ирландии в свою крепость, что называлась Маг Глас. Там охватила его смертная истома, и скончался король Ирландии в крепости своей приемной матери. Собрались ирландцы к крепости Тибир, узнав о гибели своего короля, и отнесли его тело к кладбищу нечестивцев[508] в Круахан и погребли его там. Пожелала Тибир в горести от смерти своего приемного сына пойти к морю и утопиться, и захлестнули ее волны, и вынесли на берег, у которого и погребли ее на равнине. Оттого и назвали эту равнину Маг Тибра. А от горестных криков, что издавали ирландцы, оплакивая короля Ирландии и его приемную мать, получил свое имя Тулкан на Гайрте.

141. Туаг Инбир и Лох Эках

Почему так названы Туаг Инбир и Лох Эках?[509]

А вот почему. Дочерью Конала Колламайра и приемной дочерью Конайре Мора, сына Этерскела, была Туаг, и росла она в Таре вместе со множеством королевских дочерей Ирландии. От рождения ее и до пяти лет ни один мужчина не видел ее, дабы мог сам правитель Ирландии просить ее в жены. Но послал к ней Мананнан Фер Фидайла, своего воспитанника и друида из Племен Богини Дану, что принял обличье женщины из его свиты и оставался с девочкой три ночи.

На четвертую же ночь перед началом недели пропел он над ней дремотное заклинание и отнес девочку к Инбер Глайс, как называлось прежде Туаг Инбир. Положил он ее на берег, а сам пошел поискать лодку, ибо хотел отвезти ее сонную в Страну Нестареющих Женщин. Но набежала на берег волна, и утонула девочка. Оттого и Туаг Инбир.

Потом отправился Фер Фидайл, сын Эогабала, к своему дому, но там убил его Мананнан за это дурное дело.

А про Лох Эках говорят, что называется оно из-за Эохайда, сына Майрида, что приходился братом Рибу. Полюбила его жена отца — Эйбленн, дочь Гуайре, от которой пошло название Слиаб Эйблине. Собрались они бежать из Ирлуахара в Брегу к Бругу Мак Ока. Но опередил их Мак Ок и не дозволил войти туда и в первую ночь истребил их скотину, а во вторую — их лошадей. Потом пригрозил он на третью ночь убить их людей, если не уйдут они прочь. Тогда попросили они лошадей, чтобы везти их добро, и дал им Мак Ок лошадь, наказав возвратить ее, прежде чем испустит она мочу. Так в середине осеннего месяца в ночь под вторник подошли они к Лиатмуйне, и там легла их лошадь на землю и испустила мочу, когда сняли с нее поклажу. И превратилась ее моча в источник, а вокруг него построили дом. А Эохайд сделался королем Улада и правил в Эмайн девятнадцать лет.

И случилось тогда так, что хлынула Линдмуйне через Лиатмуйне, и утонул Эохайд со всем своим потомством, кроме только Дайриу и Конайнга, от которого пошли Дал Селле и Дал Буайн. Через сто лет после рождения Христа случилось все это. Оттого и говорится Лох Эках.

143. Слиаб Бета

Почему так названа Слиаб Бета?[510]

А вот почему. Как сказано в Захватах Ирландии, пришел туда Бит, сын Ноя, со своей дочерью по имени Кесайр за сорок дней до Потопа. После первого дележа отправился Бит со своими семнадцатью женщинами к Слиаб Бета, а если случилось это после смерти Ладру, то было их двадцать пять, и там напала на него лихорадка и убила Бита. Тогда погребли его женщины в большом Кайрне, что на Слиаб Бета. Оттого и говорится Слиаб Бета.

158. Лох Риах

Почему так названо Лох Риах?[511]

А вот почему. Случилась раз ссора между сидами с Моэнмага, что в Тир Майне, распря между четырьмя королями — Косдубом и Кайбелом, Риахом и Этайр Этуалангом. Разгорелась она из-за двух прекрасных девушек, что обитали в сидах — Кейрбил Балмайт, дочери Этара Этуаланга, и Ланд Летдерг, дочери Кайбела. Риах и Косдуб просили их в жены и не получили согласия. Тогда пожелали они биться, и спросили их Этар и Кайбел, на какой равнине желают они сойтись, ведь осквернили бы они сиды, сражаясь там, и никогда больше не смогли бы оставаться невидимыми, покажись они однажды среди смертных. И сказали они, что сойдутся ночью на Маг Мойн и что станет она носить имя того, кто придет туда первым. И еще говорили они, что если станут сражаться в своем обличье, то не будет различия между ними и смертными. И тогда превратили они себя все в оленей.

Воистину яростно бились они в этой битве, так что выросли на равнине четыре холма из их рогов и копыт.

Пал в том сражении Риах, правитель сидов, отчего и название Лох Риах. Был там сражен и Кайбел, отчего и Карн Кайбел, что стоит к северу от озера. Пал в этой битве Косдуб, отчего и Дайре Косдуб.

Есть на той равнине источник, откуда хлынуло озеро, дабы смирить ярость битвы. Типра Труйм — таково его имя. Нет на всей земле цвета, которым бы не окрасилось то озеро с тех пор и доныне, отчего и имя его Лох Риах [...]. Не сыскать у того озера ширины и длины, ибо со всех сторон оно одинаково. И еще повелось так, что если в должный час каждый седьмой год опускать в него белых овец, то все они станут красными.

Оттого и сказал поэт:

Я слышал о битве великой [...].

159. Лох Ойрбсен

Почему так названо Лох Ойрбсен?[512]

А вот почему. Это место битвы при Куйлиу, и было здесь тогда большое красное болото с дубовыми зарослями. По праву охотился здесь Риннайл Руад, сын Дела, сына Лота из Фир Болг. Уйленн Фэбардерг, сын Кахера, сына Нама, сына Эохайда Гарба, сына Дуаха из Тары, сразился при Куйлиу с Мананнаном, что звался четырьмя именами Гаэр и Гаэл, Ойрбсен и Мананнан и пал замертво здесь. Был он друидом, мастером и торговцем[513]. Был он сражен в этой битве и стоя похоронен у Куйлиу, но хлынуло из-под него озеро и затопило могилу.

А через три дня пал в битве при Куйлиу сам Уйленн, сраженный Мак Грене в отместку за Мананнана. Но и Мак Грене нашел свою смерть в битве при Таре, ибо отомстил ему Амаргин за смерть Уйленна. И тогда повелела Бригит, дочь Эохайда Оллатара[514], женщина друид и филид, горевать, причитать и оплакивать мертвых.

160. Эо Росса

Эо Росса, Эо Мугна, Биле Дате, Краэб Уисниг, Биле Тортан — всего пять деревьев[515].

Эо Росса — тис. На северо-восток упало оно, достав до самого Друим Байр. Друим Сийте пел так:

Дерево Росс, королевское колесо, право вождя, грохот волны, творение славнейшее, прямое и крепкое дерево, бог стойкий и твердый, путь к небесам, опора дома, добро людей, муж ясных слов, великое полное сокровище, крепость Троицы, добро матери, дитя Марии, море, полное добычи, честь красоты, господин ума, ангельская корона, мировой клич, гордость Банбы, мощь победы, знание начал, судный рок, знание для мудрецов, благороднейшее из деревьев, слава Галиойн, славнейший куст, защита кабана, сила жизни, слово знания, Дерево Росс.

Ветвистое Дерево Биле Дате — ясень, гот, что убил филида Датена и упал, достав до Карн Уахтайр Биле, отчего и стали так называться Фир Биле.

Дерево Эо Мугна — дуб, что упал прямо на юг через Маг Айлбе к Койрте Крайнд Беода. Девять сотен мер желудей приносил он и давал плоды трижды в год — прекрасные, невиданные яблоки, орехи, круглые и алые, словно кровь, да крепкие коричневые желуди. Дерево Торту — ясень, что упал на юго-восток до Келл Ихтайр Тире.

На север упал ясень Уснеха прямо до Гранарда в Кайрбре, и было это во времена сыновей Аэда Слане[516].

Разговор двух Мудрецов[517]

Адна, сын Утидира из коннахтцев, был первым среди филидов Ирландии в учености и искусстве поэзии. Был у него сын по имени Неде. Отправился Неде учиться искусству поэзии в Альбу к Эоху Эхбелу и пробыл у него, пока не преуспел в этом.

Как-то раз гулял он и подошел к берегу моря, ибо считали филиды, что у воды приоткрывается им тайное знание. Вдруг услышал он из волн грустную и тоскливую песнь, и охватило его удивление. Тогда произнес он заклятие волне, дабы открылось ему, в чем тут дело. И узнал он, что сокрушались волны о смерти отца его, Адна, и что платье его отдали Ферхертне, филиду, ставшему первым поэтом.

Пошел Неде к дому и рассказал обо всем своему воспитателю.

— Отправляйся обратно в свои края, — сказал ему Эоху, — ибо нет места нашей мудрости под одной крышей. Мудрость подскажет тебе, что ты первый во всяком искусстве.

Отправился Неде в дорогу с тремя братьями: Лугайдом, Кайрпре и Круттине. На дороге встретился им дождевик.

— Отчего зовется он болг белке? — спросил один из них.

Не знали они этого и пошли обратно к Эоху, и провели с ним еще месяц. Потом снова пустились они в путь. Встретился им на дороге камыш. Не знали они, отчего он зовется симинд, и воротились снова к своему воспитателю. Месяц пробыли они у него и потом вышли в дорогу. Встретился им гacс санайс, и опять не знали они, почему он так называется. Вернулись они к Эоху и пробыли с ним еще месяц.

Когда наконец узнали они ответы на свои вопросы, то пустились в дорогу к Кинд Тире, а оттуда к Ринд Снок. От Порт Риг поплыли они по морю и ступили на землю у Ринд Роек. Потом шли они через Семне, Латарна, Маг Лине, Олларба, Тулах Роек, Ард Слебе, Креб Селха, Маг Эркайте, через реку Банна, вдоль Уахтар, через Гленн Риге, через земли племен Уи Бресайл, через Ард Сайлех, что зовется ныне Арма, через Сидбруг на Эмна.

Так шел юноша, и была над ним серебряная ветвь, ибо так пристало анруту. Золотую ветвь несли над олламом и медную над остальными филидами.

Подошли юноши к Эмайн Махе, и подле нее на лугу встретился им Брикриу. И сказал Брикриу, что если наградит его Неде, то поможет он ему стать олламом. Дал тогда Неде ему Пурпурную рубаху, расшитую золотом и серебром, и велел ему Брикриу войти и сесть на место оллама. И еще сказал он, что скончался Ферхертне, а был он в ту пору к северу от Эмайн, где наставлял своих учеников.

— Не может безбородый занять место оллама в Эмайн Махе, — молвил Брикриу, ибо чересчур молодым был тогда Неде.

Взял Неде пучок травы и произнес заклятие, чтобы решил всякий, что была это его борода. Потом пошел он и сел на место оллама, завернувшись в его платье. Было оно трех цветов и в середине сделано из перьев разноцветных птиц, сверху похоже на светлую бронзу, а снизу словно золото.

Между тем пошел Брикриу к Ферхертне и сказал ему так:

— Воистину нехорошо, о Ферхертне, что лишили тебя звания оллама! Достойный юноша сделался им в Эмайн.

Разгневался Ферхертне и пошел в королевский дворец. Остановился он, положив руку на столб, и сказал:

— Кто этот поэт, поэт [...].

Случился этот разговор в Эмайн Махе, и было это во времена Конхобара, сына Несс. Сошлись в нем Неде, сын Адна из коннахт-цев, а быть может, из Племен Богини Дану, как он сам говорит: "Я сын Дан, Дан, сын Осменад и пр.", и Ферхертне, филид из Улада. И потому оказался он здесь, что после смерти Адна передали Айлиль и Медб его платье Ферхертне. Тогда пришел из Альбы сын Адна, Неде, и воссел на место оллама в Эмайн. Вошел Ферхертне в покой и сказал Неде:

— Кто этот поэт, поэт, на котором платье во всем своем блеске, кто кичится собой, пропев песнь,

я вижу лишь ученика, из травы его длинная борода, кто этот поэт раздора там, откуда звучат песни? Никогда не слыхал я о тайне учености сына Адна, не слыхал я, что знания он преисполнен, лишь по оплошности сел сюда Неде. Вот достойный ответ Неде Ферхертне: — О почтенный и старейший, всякому мудрецу свойственно поучать, всякий мудрец упрек простаку, но, прежде чем прогневается он, пусть поглядит, что в нас дурного, в приветствии тайный смысл — знания, незачем попрекать юношу, не узнав о его искусстве, поступи, благородный, как должно, нехорошо поступаешь, нехорошо поступал, скупо давал ты мне пищу мудрости, напитался я из сосца мужа мудрого и многоискусного.

Сказал Ферхертне:

— Скажи, о поучающий юноша, откуда пришел ты?

Ответил Неде:

— Нетрудно сказать: от пяты мудреца,

от стечения знания,

от высот доброты,

от блеска восхода,

от орешника поэзии,

от потоков сияния,

где истина измеряется благородством,

где обучаются истине,

где заходит ложь,

где различают цвета,

где обнажается искусство.

А ты, о почтенный, откуда пришел?

Ответил Ферхертне:

— Нетрудно сказать: через столпы времен,

через потоки Галиойн,

через сид жены Нехтана,

через руку жены Нуаду,

через земли солнца,

через жилище луны,

через пуповину юноши.

Скажи, о поучающий юноша, как твое имя?

Неде ответил:

— Нетрудно сказать: Очень Маленький, Очень Большой, Очень

Светлый, Очень Твердый.

Свирепость огня,

Огонь речи,

Гром знания,

Источник богатства,

Меч искусства,

Прямоискусный с горечью из огня.

А ты, о почтеннейший, как твое имя?

Ферхертне ответил:

— Нетрудно сказать: Лучший в предсказаниях,

Лучший в объяснениях и вопросах,

Вопрошающий знание,

Сплетение искусства,

Шлем поэзии,

Изобилие моря.

Скажи, о поучающий юноша, какое ты ведаешь искусство?

Неде ответил:

— Нетрудно сказать: обагрять лицо,

пронзать тело,

стирать застенчивость,

отбрасывать бесстыдство,

взращивать поэзию,

стремиться к славе,

свататься к знанию,

искусство для всяких уст,

раздавать мудрость,

очищать речь

в малом покое,

скотина мудреца,

поток знания,

неиссякаемая ученость,

услада королей, искусные сказания.

А ты, о почтенный, какое ты ведаешь искусство?

Ферхертне ответил:

— Стремление к награде,

установление мира,

назначение свиты,

горесть юноши,

восхваление ремесла,

ложе с королем,

...Бойн,

бриамон сметрах,

щит Атирне,

доля мудрости от потока знания,

порыв вдохновения,

обличье ума,

искусство малых песен,

ясное расположение,

свирепые песни,

прославленный путь,

жемчуг в оправе,

искусная помощь после песни.

Сказал Ферхертне:

Скажи, о поучающий юноша, на что ты способен?

Неде ответил:

— Нетрудно ответить: идти в долину времени,

на гору юности,

в погоню за годами,

в свиту короля,

в обитель праха,

между свечой и пламенем,

между битвой и ее ужасом,

к могучим мужам Тетры,

к обители...

к потокам мудрости.

А ты, о почтенный, на что ты способен?

Ферхертне ответил:

— Идти на гору статусов,

в слияние мудрости,

в края ученых людей,

на грудь размышления,

в устье даров,

на собрание королевского вепря,

к презрению новых людей,

к склонам смерти, дарующей великие почести.

Скажи, о поучающий юноша, какой ты дорогой пришел?

Неде ответил:

— Нетрудно ответить: по белой равнине знания,

по королевской бороде,

по лесу времен,

по спине вола,

по свету летней луны,

по доброй еде,

по росе богини,

по малой мере зерна,

по бедрам доброй обители.

А ты, о почтенный, какой ты дорогой пришел?

Ответил Ферхертне:

— Нетрудно ответить: по хлысту Луга,

по грудям нежных женщин,

по волосам леса,

по острию копья,

по серебряному плащу,

по колеснице без обода,

по ободу без колесницы,

по трем незнаниям Мак Ока.

А ты, о поучающий юноша, чей же ты сын?

Неде ответил:

— Нетрудно сказать: я сын Ремесла,

Ремесла, сына Внимания,

Внимания, сына Размышления,

Размышления, сына Знания,

Знания, сына Вопроса,

Вопроса, сына Поиска,

Поиска, сына Великого Знания,

Великого Знания, сына Великого Разумения,

Великого Разумения, сына Понимания,

Понимания, сына Ума, Ума, сына трех Богов Ремесла.

А ты, о почтенный, чей же ты сын?

Ответил Ферхертне:

— Нетрудно ответить: я сын того, кто жил нерожденным,

кто был похоронен в утробе матери,

кто был крещен после смерти,

смерть обвенчала его,

первый крик всякого живущего,

вопль всякого мертвого,

высокое А — имя его.

Скажи, о поучающий юноша, знаешь ли ты истории?

Неде ответил:

— Воистину хорошие истории:

изобильное море,

берег залитый,

леса улыбаются,

бегут деревянные лезвия,

цветут деревья,

вырастают злаки,

множество пчел,

сверкающий мир,

счастливый мир,

ласковая весна,

войско с наградой,

солнечные короли,

дивная мудрость,

уходят сражения,

каждый при своем деле — храбрость мужчинам, женщинам рукоделье,

................................................................

сокровища улыбаются,

доблесть в достатке,

искусно всякое ремесло,

благороден каждый,

добрые песни,

песни прекрасны,

А ты, о почтенный, знаешь ли ты истории?

Ответил Ферхертне:

— Воистину да: ужасны они, страшное время наступит: много будет вождей, доблести мало, добрый суд позабудут живые.

Во всем свете не даст потомства скотина.

Люди забудут скромность.

Покинут герои великих вождей.

Скверными будут мужи, мало станет истинных королей, а недобрых много.

Много будет несчастий, всякий станет с изъяном.

Колесницы станут ломаться на скачках.

Враги разорят долины Ниалла,

Истина не сбережет богатства.

Забавой шута станет всякое дело,

явится всякая ложь.

Всякий из гордости забудет свое место, и не встретят почтения статус, возраст, честь, благородство, искусство или ученость.

Разорение каждому мужу, растеряет богатства всякий король.

Благороднорожденный заслужит презрение и возвысится раб, и не станут почитать больше ни человека, ни Бога.

Истинные короли погибнут от рук насильников и людей с черными копьями.

Вера исчезнет,

больше не будет даров,

рухнут полы,

кельи падут,

низвергнутся храмы.

Станут пустыми амбары,

негостеприимство погубит цветение.

Наземь падут плоды от неправых суждений.

Исчезнет тропа каждого.

Псы осквернят тела, так что ... на другого из-за тьмы, злобы и скупости.

Под конец последнего мира будет пристанище нищете, хуле и злобе.

Много распрей с людьми ремесла,

всякий купит шута для веселья,

всякий поставит препоны Другому.

На всяком холме утвердится измена, и не защитит больше ни ложе, ни клятва.

Всякий восстанет на ближнего и предаст брат брата.

Всякий поднимет руку на друга за питьем и едой, так что не будет между ними ни клятвы, ни духа, ни чести.

Иссушат друг друга скупцы,

хулу вознесут друг на друга насильники.

Уравняются, забудут о клириках, отринут мудрых.

Музыка достанется простонародью.

Геройство пребудет в кельях монахов,

обернется мудрость неправым судом,

станут судить церковь правом короля.

Зло проникнет в епископский посох!

Станет всякая любовь прелюбодеянием.

Гордость и своеволие обуяют сыновей крестьян и рабов.

Скупость, негостеприимство и нужда завладеют благородными,

так что померкнут их песни.

Великое искусство в рукоделии достанется шутам, так что

станут получать все бесцветное платье.

Неправый суд станут вершить короли и вожди.

Непокорность и злоба овладеют умами людей, и не станут рабы да служанки нести свою службу, короли и вожди не услышат просьб и решений племен, управители церковных земель станут глухи к голосам земледельцев, не пожелает крестьянин заплатить должное своему господину, держатель церковной земли не воздаст положенное церкви, и законному аббату, не подчинится жена слову первого мужа, а сыновья и дочери — отцам и матерям, не встанут ученики перед учителем.

Суемудрием и ложью обернется всякое ремесло, и пожелает каждый превзойти своего учителя, пожелает младший сидеть тогда, когда стоит старший, не постыдятся короли и вожди идти в покой для еды и питья перед лицом своих друзей, что станут прислуживать им вместе с их людьми и свитой, не постыдится земледелец есть, затворив свой дом перед искусным человеком, что продает свою честь и дух за платье и пищу, за едой и питьем повернется всякий щекой к другому, зависть овладеет всяким, так что продаст он свою честь и душу за крупицу.

Скромность забудут, станут людей презирать, вождей убивать, статусы забудут, воскресенье отбросят, буквы забудут, поэтов не станет больше.

Не станет больше правды, и лживый суд будут творить насильники последнего мира; чуть появившись, погибнут плоды от нашествия чужеземцев и простого люда.

Слишком много людей станет повсюду.

Границы раздвинутся до предгорий.

Каждый лес станет огромной равниной, всякая равнина — лесом.

Изнеможет всякий со своим семейством.

Явится много ужасных болезней, нежданных и грозных бурь, молнии и треск деревьев.

Зима зеленая, лето мрачное, осень без урожая, весна

без цветов,

Мор от голода,

падеж скота...

живность без прока, укрытия без сокровищ, богатства без

людей.

Исчезнет геройство,

иссохнут поля,

ложные клятвы,

суд со злобой.

В три дня и три ночи погибнут две трети людей.

Треть этих напастей падет на живность морей и лесов.

Наступят семь лет после плача,

исчезнут цветы,

подымется плач по домам.

Чужеземцы заполнят долины Ирландии,

люди станут служить людям.

Сражение будет у Кнамкаилл,

светлые заики будут убиты.

Дочери понесут от отцов своих.

Станут сражаться в местах достославных.

Горе вокруг холмов Острова Зеленых Долин,

устремится море на края, чающие Обетованной Земли.

Семь лет пребудет Ирландия до Страшного Суда,

оплачет она убийства,

явятся знаки рождения Антихриста,

в каждом племени родятся чудовища.

Заводи потекут против течения,

конский навоз станет цвета золота,

вода станет словно вино,

горы станут равнинами,

болота станут полями клевера,

рои пчел будут сожжены между горами.

День ото дня станет позднее моря прилив,

потом придут семь темных лет,

они закроют светильники небес.

С погибелью мира отправятся все на Суд.

То будет Суд, о сын мой! Великие истории, ужасные истории, страшные времена!

Сказал Ферхертне:

— Знаешь ли ты, о юный по возрасту и великий по мудрости, о сын Адна, кто над тобой?

Неде ответил:

— Нетрудно сказать: я знаю Бога создателя,

я знаю мудрейших пророков,

я знаю орешник поэзии,

я знаю всемогущего Бога,

я знаю, что Ферхертне великий поэт и провидец.

Тут склонился он перед Ферхертне и передал ему платье оллама, поднявшись со своего места. Простерся Неде у ног Ферхертне и сказал тогда тот.

Сказал Ферхертне:

— Останься, о юный годами, великий по мудрости сын Адна!

Сказал Ферхертне:

— Останься же, о мудрейший поэт, сын Адна!

Пусть будешь ты прославлен и возвеличен!

Пусть будешь ты велик и знаменит перед людьми и Господом!

Пусть будешь ты шлемом поэзии!

Пусть будешь ты королевской рукой!

Пусть будешь ты скалой олламов!

Пусть будешь ты славой Эмайн!

Пусть вознесешься ты превыше всех!

Неде сказал:

— Пусть таковым же станешь и ты! Дерево одного комля, муж

без разрушения,

шлем поэзии.

Откровение новое, мудрость лучших людей: отца с сыном, сына с отцом.

О трех отцах читаем там: отец времени, отец плоти, отец учения.

Отца плоти нет у меня.

Отец учения сейчас не со мной.

Ты мой отец времени.

Таковым я тебя признаю,

пусть же будешь ты таковым.

Приложение. Несколько замечаний но поводу раннеирландской генеалогической традиции

В этой краткой, но, как кажется, необходимой заметке, есть возможность только указать на истоки сложности той проблемы раннеирландских текстов, которая, наверно, не раз ставила в тупик внимательного читателя. Действительно, родство, "единство времени, действия и места" персонажей ирландских повествований нередко являются весьма условными, если не сказать больше, категориями для их носителей, составителей и авторов. Ниже мы сошлемся на несколько изданий и исследований (хочу выразить благодарность фонду Александра фон Гумбольдта (Alexander von HumboldtStiftung, Bonn), при поддержке которого я смог получить доступ к ряду материалов, бывших необходимыми для подготовки этой книги), которые помогут желающему опереться на источники и прислушаться к мнению авторитетных людей, но предварительно считаем нужным сказать, что проблема связана прежде всего с представлением о правдивости и значимости сообщаемой информации для носителей определенной культуры. Представима такая ситуация, при которой критериями правдивости будут некоторые независимые ее подтверждения. Представима и другая (та, в частности, где, добыв в бою голову противника, человек может приобщиться и исполняться ее магической силы), при которой племя, подчинившее другое, приобщает к своим и его божественного предка, "усиливая" свое происхождение и значение, а с нашей точки зрения почти безнадежно путая "правдивую" информацию о его происхождении и исторической судьбе. Будучи зачастую обречены на неудачу в восстановлении истории, мы не можем забывать, что ее отражение в доступных для нас памятниках определяется прежде всего типом пережившей эту историю культуры. О разных таковых типах прекрасно сказано в небольшой работе Ю. М. Лотмана (Несколько мыслей о типологии культур: ЯЗЫКИ культуры и проблемы переводимости. М., 1987.), а о Некоторых специфических чертах переломного периода жизни Ирландии мы пытались сказать во вступительной статье. Предстоит еще осмыслить, какой глубины перелом был пережит Ирландией в эпоху до и после принятия христианской веры, но и сейчас можно указать нa некоторые мотивы, определявшие избирательность памяти и "обратное предвидение" носителей ее культуры, более или менее традиционных с нашей точки зрения.

Система королевской власти в Ирландии, начавшая складываться гораздо раньше первых документальных свидетельств об этом институте, была одновременно весьма аморфной и все же с известной точки зрения вполне логично устроенной. На нижней ступени стоял король племени, самой мелкой самодостаточной единицы ирландского общества — короли такого ранга в сагах практически не фигурируют. Затем шел король нескольких племен, король "пятины" (к примеру, Лейнстера или Улада) и, наконец, правитель всей Ирландии, с резиденцией в Таре. Игра случая, личные или родственные отношения определяли союзы королей на низшем уровне, внешним проявлением которых была передача залогов в той или иной форме. Дар более сильного короля мог быть знаком покровительства и не предусматривать никаких обязательств противной стороны — так строились отношения между членами одной династической группы. В иных случаях принятие дара или обмен залогами являлся гарантией выплаты определенной дани и оказания поддержки в необходимых ситуациях. Подобные процедуры соблюдались независимо от мирного или насильственного характера установления отношений. По своей сути они больше напоминают не собственно политические связи, а скорее межличностные взаимоотношения в ирландском обществе.

Сложнее оценить уровень собственно политических отношений в Ирландии дохристианского и раннехристианского времени. Ряд крупных ученых, и среди них Е. Мак Нейлл и Ф. Ж. Бирн, полагали, что древнейшей доступной для нашего восприятия реальностью в этом смысле было деление острова на пять частей, так и называвшихся coiced. В Таре, как мы говорили, полагалось быть верховному королю. Подобная структура имеет космологический смысл (о чем наглядно свидетельствует ряд текстов, включенных в эту книгу), но в реальности она вряд ли могла быть актуальной до относительно позднего времени. Фигура правителя Тары имела, бесспорно, культовый характер и место его могло оставаться незанятым подчас продолжительное время — первый из таких периодов падает на время "Похищения Быка из Куальнге", но так бывало и после христианизации, во времена господства династии Уи Нейллов. Специфику отношений между отдельными пятинами можно легко проследить по сагам и генеалогиям, относящимся к дохристианскому времени. Коннахт и Улад разделяла вражда, причем последний оставался в известном смысле миром в себе и его короли не претендовали на титул верховного правителя. В несколько особом положении был и Мунстер, южное королевство. В раннее, героическое время его связи с королевской властью в Таре тоже весьма неопределенны и намечены только благодаря фигуре Конайре Великого, сына Этерскела (героя саги "Разрушение Дома Да Дерга"). Его правление традиционно "помещалось" около начала нашей эры, а генеалогии считали его предком ряда населявших Мунстер народов — Мускрайге, Корку Дуибне, Корку Байскне. Короли Мунстера заявляют о себе позже, и к этому мы еще вернемся. В легендарное время их прародителем считался мифический Муг Нуадат, за которым шли Айлиль Аулом, Эоган Великий, Фиаху Муллетан, Айлиль Фланд Бек, дед Коналла Корка, считавшегося предком ряда династий из рода Эоганнахта.

Хотя в дохристианскую эпоху прерогатива правления в Таре не принадлежала какой-либо одной династии или племенной группе, наиболее известные короли были из коннахтов, потомки знаменитого Конна Ста Битв. Его внук Кормак, сын Арта, известен как постоямный противник уладов. Политическая история и династические взаимоотношения внутри этого королевства были достаточно сложными, но они мало касаются помещенных в этой книге повествований. Напротив, правители Лейнстера играют в них активную роль. Сага "Разрушение Динн Риг" повествует об их происхождении, описывая деяния Л абрайда, считавшегося предком королей Лейнстера. По традиционной хронологии эти события приурочены к 300 г. н. э., иначе говоря, складывание восточного королевства произошло намного позже остальных (к примеру уладское процветало уже за шесть веков до того). Однако, если вспомнить "Похищение Быка из Куальнге", события которого традиционно приурочены к рубежу нашей эры, то уже там не раз упоминаются воины племенных групп Лейнстера — Галиойн и Фир Домнайн, а как заметил Ф. Бирн, если следовать генеалогической традиции лейнстерцев, Лабрайда нужно поместить лет за шестьсот до нашей эры, хотя он и считался представителем 25-го поколения после своего предка, мифического сына Миля, Эремона. Этническая история Лейнстера очень сложна и не до конца понятна, однако по мнению большинства ученых личность Лабрайда, предводителя пришельцев с континента, хотя и вобрала множество мифологических черт, скорее всего доносит память о каких-то перемещениях кельтских племен в Ирландию. Впоследствии разные племенные группы Лейнстера — Уи Кенселайг, Уи Гархойн, Уи Дунлайнге — играли неодинаковую роль в его истории, и это отражалось в более поздних генеалогиях. Так, давно замечено, что когда Уи Дунлайнге стали претендовать на господство в пределах пятины, они просто совместили списки правителей королевства со своими генеалогиями, что противоречит обычным ирландским принципам наследования власти, редко переходившей от отца к сыну — правитель обычно выбирался из круга ближайших родственников. К слову сказать, тем же грешили и представители могущественной династии Уи Нейллов в Таре, описывая ближайших предков Ниалла Девяти Заложников со времен Кормака, сына Арта (Корпре Лифехарь, Фиаху Срайбтине, Муйредах Тирех, Эохайд Мугмедон, бывший отцом Ниалла).

Хотя основная помещенная в книге сага, показывающая взаимоотношения лейнстерцев с правителями Тары, "Борома", свидетельствует скорее об оборбнительной позиции, занятой восточным королевством, анналисты и составители генеалогий единодушно признавали, что лейнстерские короли не только вели иной раз борьбу за обладание титулом верховного правителя, но и владели им, как в случае Катара Великого, предка заметнейших династий Лейнстера. Однако поскольку события саги противопоставляют лейнстерского короля Эоху и правителя Тары Туатала (предка коннахтов и Уи Нейллов), живших в I в. н. э. по традиционной хронологии, соперничество двух центров власти может считаться имеющим долгую историю.

Иначе обстояло дело с Мунстером. Ассоциации, связанные с ним, в основном мифологического свойства, и это королевство всегда отличал особый облик. Характерно, что при упоминании Мунстера, бывшего тоже пятиной Ирландии (хотя нередко его делили на две части, так что получалось как бы две мунстерских пятины), в традиции часто всплывает не пятеричное, а двоичное деление Ирландии. Его истоки — в разделе страны между сыновьями Миля, Эбером и Эремоном. Напомним, что генеалогически правители пятин распределялись неравномерно — так лейнстерцы, географически тяготевшие скорее к Мунстеру, возводили своих правителей к Эремону, взявшему при дележе север. Позже, по традиции во II в. н. э., двоичное деление Ирландии вопроизводится в противостоянии Конна Ста Битв и Муг Нуадата (иначе известного как Эоган). Последний считался предком ряда династий, правивших Мунстером в историческое время, хотя, как мы говорили, их непосредственным предком считался Коналл Корк. Центр Мунстера, Кашель, по традиции, был основан Корком в V в. н. э. и принадлежал одной из ветвей династии Эоганнахта. Несколько ветвей этой династии сохраняли постоянную самостоятельность вместе с рядом не принадлежащих к ним независимых племен, придавая власти в Мунстере более децентрализованный, чем в иных королевствах, характер. Стремление династии Эоганнахта к реальной или, так сказать, пропагандистской консолидации власти вокруг Кашеля было скорее ответом на реальное усиление власти потомков Ниалла на севере и в центре страны, чем схожим по сути процессом. Вообще создается впечатление, что Мунстер развивался в несколько замедленном темпе, сохраняя многие черты архаической эпохи.

Здесь можно лишь в нескольких словах указать на некоторые соответствия вышесказанному, предоставляемые нам памятниками материальной культуры. Деление Ирландии на две части по линии север-юг обретает очевидную параллель, ибо памятники культуры позднего железного века, латена, обнаружены на острове лишь в северной его половине, Уладе, и некоторых центральных районах. По ряду признаков (типы укрепленных поселений) можно выделить также восточную и западную культурные группы, однако и здесь особняком стоит именно территория Мунстера, совершенно лишенная латенских памятников и сохранившая широко распространенный тип укрепленных поселений на холмах, которые в других районах чаще всего приходили в запустение в начале христианского времени, уступая место многочисленным индивидуальным поселениям.

Материальные памятники и данные законов, сохраненных в ирландских рукописях, в какой-то мере согласуются с гипотезой о том, что в первые века нашей эры в Ирландии происходили серьезные социальные перемены, сходные в чем-то с переходом от гальштатта к латену в континентальной Европе и приведшие к "разукрупнению", временной децентрализации власти, провоцировавшимся новым типом хозяйственного и социального развития. Процесс консолидации власти, но уже на новой основе заметен в период накануне христианизации, характер которой он, по нашему мнению, во многом определил. Очагом этих перемен была именно центральная и отчасти северная Ирландия. Именно тут возникали новые династические и политические связи, диктовавшиеся не только потребностями момента, но и понятным стремлением многих родовых объединений доказать впоследствии свое родство с возвысившимися династиями типа Уи Нейллов. В стремлении увязать множество возникавших в связи с этим противоречий ирландские анналисты, авторы и составители историй и генеалогий были одновременно и весьма консервативны и падки на самые невероятные выдумки. Появление новых сыновей Миля (кроме Эбера и Эремона), давших начало ряду династий, было одним из приемов. В ряде сочинений выступает и второй Миль. Немало писалось, что одной из наиболее грандиозных генеалогических фикций была династическая история Эоганнахта, ставившая себе целью искусственно создать параллель тем процессам консолидации власти, которые происходили в центре страны. Однако тексты, подкреплявшие эту теорию, по сути принадлежат к наиболее архаичным в ирландской традиции, наиболее насыщенным мифологическими элементами и верным вековым установкам мышления. Это одна из трудностей изучения ирландской культуры вообще и одна из причин ее необыкновенной привлекательности.

Указания на издания ирландских анналов и генеалогий, а также на широкий круг посвященной им литературы можно найти в следующих исследованиях: Byrne F. J. Irish Kings and High-Kings. L., 1973; Hughes K. Early Christian Ireland: Introduction to the Sources. 1972; Moody T. W. et al. A New History of Ireland. Vol. 9. Oxford, И 984; MacNeill E. Phases of Irish History. Dublin, 1919; О Buachalla L. Contributions Towards the Political History of Munster//Corc Historical and Archaeological Journal. 1952; 6 С orrain D. Ireland before the Normans. Dublin, 1972; O'Rahill у Т. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1946; Smyth A. Celtic Leinsler. Dublin, 1986.

Примечания

1

Rees A. and Rees В. Celtic Heritage. London. 1976. P. II.

(обратно)

2

См.: Королев А. А. Древнейшие памятники ирландского языка. М., 1984; Калыгин В. П. Язык древнейшей ирландской поэзии. М., 1986.

(обратно)

3

Jubainville d'Arbоisdе H. Essai d' un catalogue de la litterature epique d'Irlande. Paris, 1884. P. 259.

(обратно)

4

Похищение Быка из Куальнге/Изд. подготовили Т. А. Михайлова и С. В. Шкунаев. М., 1985.

(обратно)

5

Похищение Быка из Куальнге. С. 428.

(обратно)

6

Rееs A. and Rееs В. Op. cit.P. 17.

(обратно)

7

Похищение Быка из Куальнге. С. 413 сл.

(обратно)

8

Литература вопроса огромна, см: Kenney J. F. Sources for the Early History of Ireland. New York, 1966; Carney J. The Problem of St. Patrick. Dublin, 1947; Вinсhу D. A. Patrick and his biographers//Siudia Hibernica, 1962.

(обратно)

9

См.: Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986. С. 136.

(обратно)

10

Широкова Н. С. Кельтские друиды. Л., 1984. С. 41.

(обратно)

11

Bertrand A. La Religion des Gai Hois. Paris, 1897.

(обратно)

12

Flower R. The Irish Tradition. Oxford, 1978. P. 2.

(обратно)

13

Loomis R. Celtic Myth and Arthurian Romance. London, 1938.

(обратно)

14

Hamel A. G. van. Aspects of Celtic Mythology. London, 1934.

(обратно)

15

См.: Елизаренкова Т. Я. Ригведа, избранные гимны. М., 1972. С. 45.

(обратно)

16

Jubainville, d'Arbоisde H. Le Cycle muthologique irlandais et la mythologie celtique. Paris, 1884.

(обратно)

17

Rees A. and Rees В. Op. cit.

(обратно)

18

Более подробно об этом см.: Шкунаев С.В. Кельтский миф в саге о короле Конайре//Вестник древней истории. 1985. № 3.

(обратно)

19

Thurneisen R. Die Irische Helden und Konigsage. Halle, 1921. S. 24.

(обратно)

20

O'Rahilly Т. F. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1971. P. 117 sq.

(обратно)

21

O'Rahilly Т. F. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1971. P. 125 sq.

(обратно)

22

См.: Королева А. А. Филологические методы в исследовании истории кельтских языков//Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. М, 1988.

(обратно)

23

Маc Саnа P. Mongan mac Fiachna and Immram Brain//Eriu. 1972. XXIII. P. 102-142.

(обратно)

24

См.: Королев А. А. Указ. соч. С. 123 сл.

(обратно)

25

Мас Саnа P. Op. cit.

(обратно)

26

См.: Калыгин В. П. Указ. соч.

(обратно)

27

Гринцер П. А. Древнеиндийский эпос. М., 1974. С. 290.

(обратно)

28

Перевод воспроизводится по изд.: Похищение Быка из Куальнге/Изд. подготовили Т. А. Михайлова и С. В. Шкунаев. М., 1985.

(обратно)

29

На северных островах земли... — По представлениям ирландцев, на севере располагались таинственные острова, потусторонний, мир, не достижимый для смертных. Племена Богини Дану — группа важнейших ирландских божеств; некоторые из них (Луг, Огма, Нуаду) были общекельтскими. В псевдоисторической традиции (см. фрагмент из "Книги Захватов" в настоящем издании) считались предпоследней из групп завоевателей Ирландии; по традиции, впервые появились в Ирландии на горе Конмайкне Рейн в местности Коннемара.

(обратно)

30

Лиа Фаль — речь идет о знаменитом камне (название фаль связано со значениями "светлый", "сверкающий", а также "изобилие", "знание" и пр.), по преданию, Находившемся в Таре, королевской резиденции правителей Ирландии и одном из двух важнейших сакральных центров страны. Сама Ирландия (которую этот камень, несомненно, символизировал) нередко называлась Долина Фаль или просто Фаль. Споры о том, насколько была реальна власть верховных королей над островом с множеством его правителей более низких рангов, не имеют отношения к тому факту, что традиция священной королевской власти издавна связывалась именно с Тарой и ее правителями, вступавшими в священный брак с землей Ирландии. В устройстве Й расположении покоев находившегося здесь дворца можно заметить немало аналогий космологическим традициям других народов. Окруженный семью рядами валов, Дворец состоял из главного, так называемого Медового Покоя, и четырех других, ориентированных по сторонам света и олицетворявших четыре главных королевства страны. Устройство центрального покоя повторяло эту схему отводя места представителям четырех королевств вокруг возвышения для правителя Тары. Важнейшее для всякой космологии понятие центра олицетворялось именно камнем Фаль. По традиции, лишь тот становился правителем Ирландии, под кем камень громко вскрикивал. Одно из преданий гласит, что этот камень был расколот Кухулином и вскрикнул только тогда, когда на него ступил Конн (по традиционной хронологии — первая половина II в.; см. сагу "Видение Фингена" в наст, изд.), потомству которого было предначертано долго править страной. Возникновение Тары связывается с мифическим правителем Фир Болг — Эохайдом.

Вторым сакральным центром Ирландии был расположенный к западу от Тары Уснех, где находился знаменитый Камень Делений, у которого, по преданию, друидом по имени Миде был зажжен первый священный огонь Ирландии (так потом называлось центральное королевство страны). Он был пятиугольный, что символизировало пять королевств. Здесь, как считалось, брали свое начало 12 важнейших рек острова. Знаменитый в древности оэнах — народное собрание Уснеха — являлся параллелью Празднику Тары, связанному с утверждением королевской власти (см. о нем сагу "Разрушение Дома Да Дерга" в наст. изд.).

(обратно)

31

...копье, которым владел Луг. — Имеется в виду бог, почитание которого было широко распространено у островных и континентальных кельтов. Искусный во многих ремеслах одновременно, Луг имеет соответствие в индийской традиции, которая тоже знает фигуру Господина всех ремесел, Вишвакармана, по всей видимости сходного с Лугом и в некоторых космологических функциях. Копье Луга, о котором говорится, что оно было принесено из Гориаоа, скорее всего надо отождествлять с копьем Ассал, которое, по преданию, добыли Лугу так называемые три бога ремесла. Это копье имело солярный и космологический смысл и соотносилось с axis mundi. Заметим, что дорога, соединявшая Тару с Уснехом (см. выше), называлась дорогой Ассал. Копье Луга наряду с другими чудесными копьями в кельтской традиции было, возможно, одним из прототипов копья из цикла Св. Грааля.

(обратно)

32

Нуаду — бог из Племен Богини Дану, их правитель, который в Первой Битве при Маг Туиред потерял руку, сражаясь с Фир Болг. Имеется множество свидетельств об обличий этого бога, от которого, по одному из поверий, происходили все ирландцы — во всяком случае, именно к нему в более поздние времена возводилось немало генеалогий, представлявших Нуаду в облике того или иного "исторического" персонажа — родоначальника. У кельтов Уэльса он почитался под именем Нудд, в Британии нам известен Ноденс, связанный с культом воды и источников. Ж. Дюмезиль, а за ним и другие связывали пару Нуаду — Балор (см. ниже) с римскими и германскими мифологемами (одноглазый и однорукий боги — Тир и Один).

(обратно)

33

Дагда — один из важнейших богов ирландского пантеона, известный также под именами Руад Рофесса (Красный Многомудрый) и Эохайд Олатайр (Эохайд Отец Всех). Основные его черты — власть, мудрость и изобилие — трудно сводимы к какой-то одной божественной функции. Котел Дагда — прототип множества чудесных котлов в ирландской мифологии (см., к примеру, сагу "Разрушение Дома Да Дерга") и, кроме того, сходен с рогом Брана, близкого к Дагда божества в Уэльсе. Связанные

с ним представления, по мнению многих, являются одним из источников символики повествований о Св. Граале.

(обратно)

34

...заключить мир с фоморами... — Фоморы — демонические существа, обитатели таинственной крепости на острове, противники ряда рас (волн) переселенцев в Ирландию и, в частности, Племен Богини Дану. В поздней традиции — морские разбойники. См. также вступительную статью. Балор, внук Нета — божественный персонаж, один из предводителей фоморов, поражавший всех смертоносным взглядом своего единственного глаза. Поединок с ним Луга (его внука), центральный эпизод повествования, многими мотивами сближается с одной из основных индоевропейских мифологем о поединке Громовержца, иногда заменяемого друим персонажем, и его противника: мотивы открывания глаза, выковывания оружия божественным кузнецом, каменного столба, на который, согласно дожившим до недавнего времени фольклорным вариантам, водружается голова Балора, озера, образующегося из капли, вытекшей из глаза божества. В Ирландии есть и другие известные варианты этой мифологемы, к примеру, поединок Финна и Голла (Одноглазого).

(обратно)

35

Фир Болг — в установившейся псевдоисторической традиционной схеме последовательно сменявших друг друга рас завоевателей Ирландии (см. отрывок из "Книги Захватов Ирландии" в наст, изд.) Фир Болг следовали после Немеда и его спутников, от одной из двух групп которых они и происходили. Потомками сына Немеда Иарбонела считались и Племена Богини Дану. Смысл имени Фир Болг дискуссионен, но скорее всего оно означает "надувшиеся", "бешеные". Фир Болг и Племена Богини Дану как бы дополняют друг друга. Первые известны в традиции прежде всего установлением упорядоченного деления страны на пять частей, отданных пяти сыновьям Дела, основанием королевской власти и своей военной деятельностью. Появившиеся в Ирландии Племена Богини Дану потребовали у них право на господство в стране (по другой версии — половину всех владений) или сражения. В Первой Битве при Маг Туиред Племена Богини разбили своих противников.

(обратно)

36

Тетра — скорее всего это важный мифологический персонаж, по функциям в чем-то сходный с Мананнаном, сыном Лера. Тетра также считался правителем счастливого потустороннего мира на островах, а его обитатели назывались "людьми Тетры", "могучими Тетры" и т. д. Богиня войны Бадб была его супругой.

(обратно)

37

Мак Ок (букв. "Юный") — божество, сын Дагда и богини Боанн (эпоним реки Бойн), супруги Элкмара (см. отрывок из преданий о "старине мест" в наст. изд.). Имя его можно соотнести с валлийским Мабоном и Мапоносом у бриттов, отождествлявшимся в период романизации Британии с Аполлоном.

(обратно)

38

...король фениев! — В данном контексте эти слова имеют смысл: "правитель свободных, полноправных людей".

(обратно)

39

Здесь и далее в ирландских повествованиях встречаются различные несогласования, (в данном случае — временное).

(обратно)

40

Огма, сын Этайн — кельтское божество, слеДы почитания которого имеются также и в Галлии (Огмиос). Из сочинении Лукиана нам известно об отождествлении Огмиоса с Геркулесом. Лукиан описывает изображение Огмиоса, где тот представлен ведущим группу людей, уши которых цепочками прикованы к языку бога. На ирландской почве Огма также выступает как могучий герой, но в то же время он — мудрец, создатель так называемого огамического письма. В его облике видят черты "бога-связывателя", сходного с индийским Варунон.

(обратно)

41

...островов Мод — ныне острова Клью Бэй.

(обратно)

42

Эрик — фиксированное возмещение за нанесенный ущерб.

(обратно)

43

Корпре, сын Этайн — филид из Племен Богини Дану, по преданию погибший от солнечного луча (в ирландской традиции среди прочих источников мудрости нередко упоминается действие солнца; в частности, от его лучей на растениях образуется роса, дарующая вдохновение). Все последующее описание уединения филида в темном помещении типично для изображения ирландских обрядов, связанных с поэтическим ремеслом.

(обратно)

44

...пребудет пусть Брес. — Это первая песнь поношения, злая песнь, которую знала Ирландия. Такого рода поэтическое обвинение (сатира) какого-либо лица было привилегией филидов и имело необычайное значение в Ирландии с древности почти до наших дней. Изображенные выше последствия отступления короля от "норм правильного поведения" весьма характерны. Ирландские триады выражают их существо так: "Три вещи, без которых нет короля: договор с другими королями, праздник Тары, изобилие в его царствование".

(обратно)

45

Лохланн — так называли ирландцы какую-то часть Скандинавии или Германии; иногда это название употреблялось также для обозначения некой мифической страны, расположенной на севере.

(обратно)

46

Самилданах — букв, "искусный во многих ремеслах одновременно", бог Луг.

(обратно)

47

Лоннансклех — Неудержимый в сражении.

(обратно)

48

...людьми трех богов. — Имеются в виду часто встречающиеся в ирландской традиции "три бога (богини) Дану". Иногда их название интерпретировалось как "три бога Племен Богини Дану"; в настоящем тексте сами Племена Богини названы "людьми трех богов". Скорее всего само это название — плод позднейшего переосмысления, в ходе которого древнейшая идея, связанная с этими богами (от an "ремесло", "искусство"), трансформировалась под влиянием широко известного имени Богини Дану. Таким образом, первоначальная форма была скорее всего "три бога ремесла". По одной из традиций имена этих богов были Бриан, Иухар и Иухарба. Отцом их чаще всего назывался Туирилл Пикренн, но иногда и Делбает или Брес. Известное предание гласит, что эти три брата напали на отца Луга Киана и убили его, а в возмещение за это убийство Луг отправил их на поиски чудесных предметов, которые они в конце концов и добыли (среди них — копье Ассал, возвращающееся после броска). Они же, по ряду версий, выковывают и оружие (за семь лет), которое необходимо Лугу для сражения при Маг Туиред. Заметим, однако, что в данной саге тремя богами ремесла называются Гоибниу, Лухта и Кредне. Каково соотношение между этими триадами, с уверенностью сказать трудно, однако в устной традиции, зафиксированной в Новое время, именно Гоибниу выковывает оружие, предназначенное для убийства Балора.

(обратно)

49

Кро Луга — так как мы не знаем точного расположения фигур и правил игры в фидхелл, то понять выражение затруднительно. Слово его имеет довольно широкий ряд значений — прежде всего "ограда", "огражденное место", "хижина" и т. п.

(обратно)

50

...случились в одно время. — Типичный для ирландской традиции пример переосмысления древних преданий и привязывания их к известным событиям мировой истории.

(обратно)

51

...зовется Греллах Доллайд Амрун Людей Богини. — Греллах Доллайд, ныне Гирли, — недалеко от города Келлс, графство Мит. Амрун — неясное слово; интерпретируется глоссаторами как amrae и run "великое намерение", "уговор".

(обратно)

52

...хозяев заезжих домов... — За отсутствием приемлемого эквивалента дается очень приблизительный перевод ирл. bruiden, часто встречающегося в сагах и иных памятниках. Обычно такой человек являлся состоятельным землевладельцем, чей дом располагался на проезжей дороге. В его обязанность входило проявлять практически неограниченное гостеприимство по отношению ко всем проходящим и проезжающим мимо. За эти весьма обременительные обязанности его цена чести (исходя из которой определялись общественное положение человека, возмещение за нанесенный ему ущерб и т. д.) равнялась цене чести короля племени, и такой человек пользовался большим почетом. Функции такого "заезжего дома" в традиции, видимо, не ограничивались чисто бытовой сферой (см. сагу "Разрушение Дома Да Дерга" и комментарии к ней).

...и брегонов... — Некогда знание и применение законов было, по всей видимости, привилегией друидов, но затем эти функции перешли к особой касте — к брегонам.

(обратно)

53

Матген — имя, связанное со значением "чары", "колдовство", как и валлийское Мат (имя правителя-чародея), а также галльское Маттон.

(обратно)

54

...двенадцать величайших гор Ирландии... — В ирландских преданиях часто упоминаются 12 главных рек, гор, долин и озер страны. Большинство из упомянутых здесь находятся в современных графствах Роскоммон и Слиго.

(обратно)

55

...в пору Самайна... — Имеется в виду один из четырех крупнейших ирландских праздников, отмечавшийся около 1 ноября и знаменовавший начало зимы. Одной из характерных его черт была взаимооткрытость в это время поту- и посюстороннего мира. С ним было связано немало важнейших ежегодных ритуалов (см. сагу "Разрушение Дома Да Дерга").

(обратно)

56

Морриган — одна из важнейших ирландских богинь, богиня войны и разрушения. Нередко выступала вместе со сходными по функциям богинями Махой и Бадб, на которых переносилось иногда и ее имя ("три Морриган").

(обратно)

57

...След Палицы Дагда... — Далее в тексте следует фрагмент так называемой реторики, которая чаще всего очень трудна для понимания. При переводе подобные фрагменты нами, как правило, опускаются.

(обратно)

58

...раздробит моя палица... — Оружием Дагда была чудесная палица, которая одним концом могла поразить сразу девятерых, другим же концом — вернуть их к жизни.

(обратно)

59

Слане — слово это значит "здоровье". Мифологический персонаж с этим именем упоминается традицией среди людей Партолона (о нем см. ниже, комм. 19 к преданиям "старины мест"), известен как первый лекарь в Ирландии.

(обратно)

60

Бриг — речь идет о богине Бригите (см. вступительную статью), считавшейся покровительницей поэтического ремесла, мудрости и тайного знания. Ее именем иногда обозначались три женских персонажа, связанных с искусством врачевания и кузнечным делом. Бригита иногда представлялась в образе птицы с человеческой головой или трех птиц — журавлей либо петухов. В Галлии римского времени богиня со сходными функциями почиталась скорее всего в образе Минервы.

(обратно)

61

Дробеза — ныне река Дроувз, впадающая в залив Донегал; отделяет графство Донегал от графства Лейтрим.

(обратно)

62

Каирн — так назывались сложенные из камней возвышения или просто одиноко стоящие камни, связывавшиеся со знаменитыми погребениями, памятью о каких-либо событиях и пр.

(обратно)

63

Лох Луйбе — Озеро Трав.

(обратно)

64

...и прикрыв один глаз... — Широко известная в ирландской традиции ритуальная поза, дарующая человеку прикосновение к грани двух миров. Была обычной для целого ряда существ, в частности, по некоторым источникам, и для фоморов.

(обратно)

65

...Маха, дочь Эрнмаса... — Имеется в виду известная богиня войны и разрушения, считавшаяся сестрой Морриган. Головы сраженных в бою воинов иногда назывались "желуди Махи".

(обратно)

66

...камень из своей пращи... — В отношении оружия, которым Луг сразил Балора, в традиции есть расхождения. Иногда это копье или раскаленный докрасна брусок железа.

...узрело его. — В нашей версии саги о дальнейшей судьбе Балора ничего не говорится и, очевидно, подразумевается, что поединок на этом окончен. Существует более развернутое его описание (O'Cuiv В. Cath Muighe Tuireadh. Dublin, 1945), согласно которому Луг преследует Балора до территории современного графства Корк и здесь отказывает ему в просьбе о пощаде. Тогда Балор просит, чтобы Луг водрузил его отсеченную голову на свою, дабы счастье и доблесть Балора перешли к нему. Начинается схватка, и Луг побеждает, но затем помещает голову на стоячий камень, который тотчас распадается на куски. Интересные варианты сюжета дает и фольклор, где, по ряду собранных в XIX в. версий, Балор узнает в Луге своего внука, также просит водрузить свою голову на голову Луга, тот помещает ее на камень, и тогда вытекший из головы яд разрушает камень, а на месте его разливается озеро.

(обратно)

67

...и пр. — Здесь и ниже так в тексте.

(обратно)

68

Полулюди — в тексте Lethdoini, возможно, имеются в виду люди, не до конца исполнившие свой долг. ...коней сына Лера... — Имеется в виду Мананнан; его конями назывались волны.

(обратно)

69

Маелтне Морбретах — Маелтне Великих Суждений. В имена ирландских друидов, филидов и брегонов нередко входило прилагательное mael "лысый". В традиционном ирландском обществе короткие волосы носили либо еще не сделавшиеся полноправными юноши, либо люди, причастные к сверхъестественным силам. Особая тонзура ирландских монахов раннего средневековья справедливо считалась ее противниками восходящей к прическе друидов.

(обратно)

70

Орна — имя меча происходит от глагола ornaid "уничтожает", "разрушает".

(обратно)

71

...и песнь смеха. — Знание упомянутых выше трех напевов было необходимой принадлежностью искусства арфиста. В ирландских триадах сказано: "Три знания арфиста: песнь, что погружает в сон, песнь плача и песнь смеха".

(обратно)

72

И принес Дагда с собой... — Здесь лакуна в тексте.

(обратно)

73

Перевод выполнен по изд.: Lebor Gabala Erenn/Ed. R. A. S. Macalister. Dublin, 1955. V. V.

(обратно)

74

...захватили они Испанию силой. — Постепенно складывавшийся и очень неоднородный материал ирландской мифологической, генеалогической традиции (начиная примерно с VIII в.) — "Книга Захватов Ирландии" содержит много совершенно произвольных привязок местной традиции к мировому историческому и географическому пространству. Так, скифская родина гойделов появилась благодаря предполагавшемуся сходству названий Scythi и Scotti (латинское название ирландцев). Испания сделалась отправной точкой последнего путешествия к Ирландии, оттого что авторитет прекрасно известного ирландцам Исидора Севильского подтверждал созвучие Hibernia (латинское название Ирландии) и Iberia. Кроме того, ряд ранних источников считает Испанию ближайшей к Ирландии страной, которая, по общему мнению, помещалась между Испанией и Британией. Традиционная хронология, выводимая из производившегося составителями "Книги" подсчета поколений, относит описываемые в этом отрывке события ко времени около 1560 г. до н. э., что, естественно, никак не соответствует исторической реальности.

(обратно)

75

Ит, сын Бреогана — история об Ите и его первом плавании к Ирландии могла быть, по некоторым предположениям, включена в повествование с целью указать на присутствие в Ирландии гойделов еще до прибытия Миля (прародителя ирландцев), что было естественно в свете стоявшей перед составителями задачи — объединить общим происхождением разнородные этнические слои населения острова.

(обратно)

76

Элга — "благородная", "прославленная". Мак Куйл, Мак Кехт и Мак Грене — правители Племен Богини Дану, сыновья Кермата, сына Дагда. По преданию, от копья Мак Куйла погиб бог Луг; он в свою очередь убил отца братьев, Кермата, узнав о том, что жена изменила ему с ним.

(обратно)

77

...и Финниана из Маг Биле. — Этот пассаж весьма типичен для ирландской традиции. Финтан, сын Бохра, стоит у самых истоков описываемых в ней легендарных событий. Считалось, что он был одним из трех мужей, прибывших в Ирландию с первой группой переселенцев, спутниками Кессайр, за сорок дней до потопа. Укрывшись на вершине холма, Финтан пережил потоп, а затем, превращаясь в различные существа, был свидетелем всех событий в стране вплоть до прихода христианства и явился как бы связующим звеном между двумя традициями. Ссылка на авторитет героев древности, восстающих из могилы или каким-либо другим чудесным способом являющихся, дабы подтвердить истинность совершившегося, обычна для ирландских памятников. Финниан из Маг Биле ("Долина Дерева" — монастырь на территории Улада — совр. графство Даун) принадлежит к легендарной эпохе ирландского христианства и является одним из великих святых VI в. (умер около 579 г.).

(обратно)

78

...семь сыновей Миля... — Имя Миля, легендарного предка гойделов, происходит от лат. Miles Hispaniae. Супругой его считалась Скота, что означает просто "ирландка". Она была дочерью египетского фараона и бежала вместе с гойделами, страшившимися его гнева за то, что они не приняли участия в погоне за иудеями. По поводу количества сыновей Миля в традиции существуют расхождения, связанные со сложными генеалогическими задачами, стоявшими перед разными поколениями составителей "Книги Захватов", а также с включением в число сыновей не только "исторических", но и целиком мифологических персонажей. Вполне вероятно, что сначала сыновьями Миля признавались только Эбер и Эримон, поделившие между собой Ирландию. Ненний в "Истории Бриттов" говорит о трех сыновьях (к Эберу и Эримону добавляется Ир). К концу IX в. к ним добавляются уже Донн, Колпта и Аморген, а еще несколько позже Эрех Фебриа и Эреннан (о параллельных традициях, помогающих прояснить архетип повествования "Книги Захватов", см.: O'Rahilly Т. F. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1971. P. 198-199 и др.).

(обратно)

79

Инбер Скене — как было установлено, это не собственно ирландское название. "Скене" как название реки (inber "устье") было заимствовано у Орозия, обозначавшего так реку Шэннон. По ирландской традиции, Инбер Скене располагалось где-то неподалеку от устья реки, зовущейся сейчас Карран и вытекающей из Лох Луйгдех. Все предания утверждают, что Сыновья Миля высадились в Ирландии сначала у восточного побережья Мунстера, а затем у западного побережья Лейнстера.

(обратно)

80

В облике Донна наиболее явно видны черты мифологического персонажа. Донн, без сомнения, был божеством потустороннего мира, и считалось, что его обиталищем был так называемый Дом Донна (Tech Duinn), связывавшийся с южным побережьем Ирландии, точнее, с маленьким скалистым островком у юго-западного берега современного графства Корк. По некоторым верованиям, в Дом Донна отправлялись мертвые (в христианской интерпретации — грешники, прежде чем отправиться в ад).

(обратно)

81

Я ветер на море... — Такая череда отождествлений, такая цепь "превращений" были обычны для ирландских филидов и различных сверхъестественных персонажей.

(обратно)

82

8 Тетра — скорее всего это важный мифологический персонаж, по функциям в чем-то сходный с Мананнаном, сыном Лера. Тетра также считался правителем счастливого потустороннего мира на островах, а его обитатели назывались "людьми Тетры", "могучими Тетры" и т. д. Богиня войны Бадб была его супругой.

(обратно)

83

Слиаб Мис — "Гора Дерна", ныне Сливе Мыш (графство Керри). По ряду традиционных версий, там находились могилы Эбера и Эримона (см. сагу "Видение Фингена").

(обратно)

84

Банба — одна из богинь — эпонимов Ирландии, иногда смешивалась или отождествлялась с Кессайр, первой из пришельцев в Ирландию. По одной из традиций, именно Банба пережила потоп на Тул Туинде (см. ниже текст саги со ссылкой на "Книгу из Друим Снехта").

(обратно)

85

Тул Туинде — "Гора Волны".

(обратно)

86

Фотла — богиня — эпоним Ирландии.

(обратно)

87

Эриу — богиня — эпоним Ирландии.

(обратно)

88

Темра — новое звучание названия Тара (см. об этом названии соответствующее место из преданий о "старине мест").

(обратно)

89

Эраннан (Эреннан) — ср. выше в тексте другой вариант его смерти. Такое совмещение разных версий обычно в "Книге Захватов".

(обратно)

90

...стремлюсь я к земле ирландской. — Это своего рода "поэма творения", которой Аморген как бы вызывает Ирландию к бытию из олицетворяющего хаос океана.

(обратно)

91

...ученые люди... — Далее пропущена не вполне ясная поэтическая вставка.

(обратно)

92

Тальтиу — одно из священных мест Ирландии, где в дохристианские времена и в эпоху раннего христианства периодически устраивались народные собрания и праздники. Тальтиу (по имени супруги одного из королей Фир Болг) связывали прежде всего с традициями воинской доблести и королевской власти. Празднества здесь проводились на Лугназад (1 августа), когда, как считалось, в Ирландию приплыли Фир Болг.

(обратно)

93

Эбер, сын Ира... — Далее следует образец генеалогического творчества, где называются основные родовые и племенные объединения Ирландии. "Книга Захвата" дает неоднозначную и не всегда совпадающую с другими источниками версию их происхождения.

(обратно)

94

Перевод выполнен по изд.: Tochmarc Etaine/Ed. О. Bergin, R. Best//Eriu. 1938. XII. P. 137-196. Под этим названием до нас дошли три саги, известные по "Книге Бурой Коровы", где, однако, они сохранились не полностью, и по "Желтой Книге из Лекана" (соответственно ок. 1100 г. и XV в.), версия которой и переведена нами. Первая и третья саги выступают в роли "предваряющих" к циклу короля Конайре (см. основную сагу о нем — "Разрушение Дома Да Дерга" в наст, изд.), хотя "Сватовство к Этайн" как целое фигурирует в древних списках "главных" историй.

(обратно)

95

Элкмар — имя означает "завистливый"; Бруг — ныне Ньюгрэндж на реке Бойн; здесь сохранились докельтские мегалитические памятники, считавшиеся ирландцами священными и окруженные множеством легенд.

(обратно)

96

Маг Инис — местность на севере страны, в Уладе.

(обратно)

97

...в дом Мидира, что в Бри Лейт в Тетба... — Речь идет об ирландском боге (возможно, вариант общекельтского) из Племен Богини Дану. Сид Бри Лейт располагался недалеко от современного Арда (графство Лонгфорд). Тетба — местность по обе сто роны границы современных графств Лонгфорд и Уэстмит.

(обратно)

98

Мак Ок (букв. "Юный") — божество, сын Дагда и богини Боанн (эпоним реки Бойн), супруги Элкмара (см. отрывок из преданий о "старине мест" в наст. изд.). Имя его можно соотнести с валлийским Мабоном и Мапоносом у бриттов, отождествлявшимся в период романизации Британии с Аполлоном.

(обратно)

99

Кнок Сиде — место поблизости от Бруга.

(обратно)

100

Клейтех — местность поблизости от Бруга.

(обратно)

101

Диан Кехт — бог-врачеватель из Племен Богини Дану (см. сагу "Битва при Маг Туиред").

(обратно)

102

Здесь лакуна в тексте.

(обратно)

103

...в семь кумалов... — Имеется в виду ирландская единица стоимости, равная примерно трем молочным коровам. Первоначально слово кумал значило "женщина-рабыня".

(обратно)

104

В тексте говорится о двенадцати долинах, но названо только девять. Большинство их относится к северу страны (к Уладу), а некоторые (Маг Лемна) — к Мунстеру, иные (Маг Техт, Маг Дула) не локализуются определенно.

(обратно)

105

Здесь названо рек меньше, чем двенадцать. Реки Нас, Амнас, Ойхен, Ор отождествить с чем-либо затруднительно.

(обратно)

106

О Бресале Этарламе (Эхарламе) традиция ничего не сообщает, кроме того, что он был друид.

(обратно)

107

...о Этайн... — Далее следует не переведенная нами реторика.

(обратно)

108

...в солнечный покой... — Ирл. grianan в традиции встречается нередко и означает какую-то солнечную комнату, балкон и т. п. Поскольку в данном случае он перемещается, представить, о чем идет речь, трудно.

(обратно)

109

...от супруги Этара. — Эта фраза является очевидной интерполяцией.

(обратно)

110

Глаз короля исцелила она... — Этот поэтический отрывок и предшествующий ему прозаический абзац, по всей видимости, являются интерполяцией, отражающей несколько иную версию вышеизложенных событий, согласно которой Мак Ок повреждает глаз Мидира, а Этайн излечивает его.

(обратно)

111

...она... — Неясность в тексте.

(обратно)

112

Согласен с тобой... — Здесь пропуск в тексте; добавлено по другой рукописи.

(обратно)

113

...и еще рассказ... — Это также интерполяция.

(обратно)

114

Эохайд Айрем — сложный и малоисследованный персонаж ирландской традиции, часто смешивающийся с Эохайдом Фейдлехом. ...с их королями. — Традиционно считалось, что королевств в стране всего пять (Лейнстер, Улад, Коннахт, Мунстер и центральное королевство Миде), однако здесь говорится о пяти, помимо Миде, что объясняется признанием двух королевств Мунстера (см. об этом: Rees A. and Rees В. Celtic Heritage. London, 1976. P. 118; Похищение Быка из Куальнге С. 423).

(обратно)

115

...Дун Фремайн в Тетба. — Ныне Фривин Хилл (у западного берега озера Лох Овел, графство Уэстмит).

(обратно)

116

Фидхелл — название весьма распространенной среди ирландской знати игры ("знание дерева"). По преданию, придумана богом Лугом. Точные правила игры неизвестны, но, насколько можно судить, в центре доски, символизировавшем столицу, располагался верховный правитель, а по сторонам от него четыре короля. По бокам от них находились правители, нападение которых и следовало отразить.

(обратно)

117

...на холм Тары... — Здесь перевод условный: ирл. sossad может означать "ложе", "открытое пространство", "холм", "укрепление" и т. д.

(обратно)

118

Так пел об этом филид... — Этот поэтический отрывок — интерполяция, взятая из рифмованных dindsenchas, "преданий о разных местах".

(обратно)

119

Маг Фаль, как и Инис Фаль (Долина Фаль и Остров Фаль), — Ирландия. Маг Map и Тир Map (Великая Долина и Великая Земля) — названия счастливого потустороннего мира ирландцев.

(обратно)

120

...то и не пойду. — Далее следует интерполяция и отрывок реторики, которые мы оставляем без перевода.

(обратно)

121

Сид Фемен — знаменитый в ирландской традиции волшебный холм, расположенный близ совр. Сливенемон (графство Типперери).

(обратно)

122

Далее следует интерполяция, оставленная без перевода.

(обратно)

123

Перевод выполнен по изд.; Fallsigud teglach Tara//Eriu. 1908-1910. IV. P. 121 — 161, использующему рукопись "Желтой Книги из Лекана".

(обратно)

124

...открытая на семь сторон... — Слово владения, фигурирующее в названии саги, — достаточно условный перевод ирл. tellach, связанного со значениями "хозяйство", "очаг", однако по смыслу изложения имеющего явно территориальный оттенок. Долина, о которой идет речь, в тексте названа буквально имеющей "семь видов на каждую сторону".

(обратно)

125

...воин без... — Далее следует слово il-iarand, смысл которого неясен.

(обратно)

126

...и разбойники... — В тексте ирл. dibergae, т. е. люди, составлявшие вольные отряды разбойников и морских пиратов, воспринимавшиеся в то время как обыкновенные воины. В христианское время отношение к этой категории было весьма отрицательное (см. сагу "Разрушение Дома Да Дерга" в наст. изд.).

(обратно)

127

...Фиахра, сыном рукодельницы. — Поскольку Диармайт является историческим королем (545-565 гг.) и известно, что за год до своей смерти он последним в Ирландии отмечал традиционный языческий праздник Тары, описанные в саге события могут быть достаточно точно хронологически определены. И Фланн Фебла и Фиахра были так называемыми "наследниками" Св. Патрика, настоятелями Армы, но о первом из них известно, что он скончался в 740 г., а второй — в 551 или 552 г. Однако связь их с описываемыми событиями вполне традиционна, что подтверждается в "диннсенхас" (предание о "старине мест").

(обратно)

128

...сражения при Маг Рат... — Этому сражению посвящена отдельная сага, где говорится о том, как противник Кеннфаэлада Конгал Клаен нанес ему удар в голову, из которой тут же вытекла часть мозга, и потом мозг продолжал вытекать еще целый год во время врачевания. В итоге герой оказался наделенным необыкновенной памятью.

(обратно)

129

...Туан, сын Кайрелла... — Логически следовало бы ожидать, что каждое королевство (пятина) Ирландии будет представлено одним мудрецом. Между тем, не вполне ясно почему, но Мунстер и Миде (юг и центр) остались в стороне, зато значатся но два "представителя" от Лейнстера (Финнахад и Бран Байрне) и Коннахта (Куалад и Дубан).

(обратно)

130

...и девятеро впереди. — Число девять при упоминании количества сопровождающих, колесниц и т. п. — всегда знак высшего достоинства персонажа в ирландской традиции.

(обратно)

131

...семь чанов... — В следующем далее описании сосудов есть целый ряд неясных названий, опущенных нами при переводе.

(обратно)

132

...над горой Друим Ден... — Скорее всего имеется в виду гора Фарнаг в графстве Уэстмит.

(обратно)

133

Кай Кайн-бретах — по преданию, был одним из 72 учеников Фениуса, посланных им в разные концы света изучать существовавшие 72 языка. Кай отправился в Египет, где познал закон Моисея. Другие источники рассказывают также, что в Египет отправился ученик Фениуса Таидел (легендарный предок гойделов) и там, на юго-западе страны, узнал ирландский язык, который считался языком избранным, ибо вобрал в себя все неясные и темные места других языков и придал им смысл в силу своей необыкновенной стройности и законченности.

(обратно)

134

Лиатдруим на Лер — одно из названий Тары. Тремя королями были Мак Куйл, Мак Кехт и Мак Грене, о которых см. отрывок из "Книги Захватов Ирландии" в настоящем издании.

(обратно)

135

Конайнг Бекеклах — легендарный ирландский король, правление которого, как можно заключить из нижеследующего, совпадало с жизнью Христа. Однако по другим синхронистическим выкладкам он правил около 425 г. до н. э. и был современником Ксеркса.

(обратно)

136

Трефуйлнгид Трееохайр — возможно, "могучий, поддерживающий", мифический персонаж, отождествлявшийся некоторыми с богом или Христом. Однако это не совпадает с характеристикой, даваемой ему ниже в тексте, и скорее всего этот персонаж — одно из воплощений ирландского варианта представления о Властелине Мира.

(обратно)

137

...порог, где садится солнце... — Имеется в виду остров у побережья соврграфства Мэйо, на западе Ирландии.

(обратно)

138

...в центре власть. — Далее развивается общая многим традициям и очень ярко выраженная в ирландской традиции тема иерархического деления частей страны (подробно см. об этом: Rees A. and Rees В. Op. cit.).

(обратно)

139

Оллам — высший разряд в иерархии ирландских поэтов.

(обратно)

140

См. об этих деревьях в настоящем издании сагу "Видение Фингена" и соответствующий отрывок из преданий о "старине мест".

(обратно)

141

...над пупом Успеха. — Представление об Уснехе как о пупе (омфалосе) Ирландии было широко распространено и зафиксировано, в частности у Гиральда Камбрийского в XII в. Представление об этом месте как центре космоса иллюстрируется множеством космологических характеристик: по преданию, здесь был зажжен первый священный огонь Ирландии, отсюда излились двенадцать главных рек страны (согласно традиции, это случилось в год начала правления Диармайта, сына Кербалла) и т. д.

(обратно)

142

...Успех и Тара... — Параллелизм этих двух центров в традиции очевиден как своего рода взаимодополнение "священства" и "царства". Соответственный характер носили и устраивавшиеся там периодические празднества.

(обратно)

143

Дробайс — река Дроувз, текущая в районе графств Донегал и Лейтрим.

(обратно)

144

Комар Три Усци — "Встреча Трех Вод", слияние рек Нор, Суир и Бэрроу недалеко от Уотерфорда.

(обратно)

145

...что Гласом зовется. — Белах Конглайс (упоминается ниже) — место неподалеку от города Корк.

(обратно)

146

Луймнех — нижнее течение реки Шэннон.

(обратно)

147

Маг Раин — правильнее Маг Рейе, долина в совр. графстве Лейтрим. На этом месте, по преданию, Луг после битвы при Маг Туиред сразил девять королей фоморов.

(обратно)

148

...из руки епископа Эрка... — Это исторический персонаж, время жизни которого совпадает с правлением Диармайта.

(обратно)

149

Перевод выполнен по изд.: Altram Tige Da Medar/Ed. L. Duncan//Eriu. 1932. XI. P. 184-225. Этот текст, содержащий немало архаических элементов, находится в поздней рукописи "Книги из Фермой" (XV в.).

(обратно)

150

...иначе Темра. — См. отрывок о Темре в преданиях о "старине мест" в настоящем издании.

(обратно)

151

Кермад Мидбеойл — в существующих стихотворных преданиях о "старине мест" есть рассказ о том, как супруга бога Луга изменила ему с сыном Дагда Кермадом, за что Луг и поразил его насмерть. Дагда ищет по свету средство воскресить сына, и наконец ему это удается с помощью магических зелий. Мстя за своего отца, сын Кермада Мак Куйл (один из трех королей Племен Богини Дану — см. выше отрывок из "Книги Захватов Ирландии") убивает самого Луга. ...их имена... — Речь идет о трех королях Племен Богини Дану, сыновьях Кермада — Мак Куйле, Мак Кехте и Мак Грене (см. отрывок из "Книги Захватов Ирландии" в наст. изд.). Однако вовсе не они, а три королевы, имена которых перечислены, получили право дать свои имена стране.

(обратно)

152

...свидетельствуем мы... — Здесь пропуск в тексте. В переведенном нами отрывке из "Книги Захватов Ирландии" говорится, что по решению Амаргена страна была поделена между братьями. Согласно другой традиции, страна также была поделена, но Эримон взял себе не только северную ее часть, но и овладел правами верховного короля всего острова. При разделе ясно проявились классические для ирландской традиции отличительные признаки севера и юга страны: с Эримоном отправился сведущий в тайной мудрости и магии филид, а с Эбером — арфист, искусный в благозвучных мелодиях; на севере сосредоточились законы, воинская доблесть, богатства, а на юге — гостеприимство, "дела без власти", празднества, музыка и пр. С Эримоном на север отправились семь вождей, а с Эбером — всего шесть. Недовольный своим положением, Эбер и затеял распрю, приведшую его к смерти.

(обратно)

153

Гейсиле — место в графстве Кингз; по другим источникам битва произошла у Аргетрос.

(обратно)

154

Бодб Дерг считался правителем сидов южного королевства — Мунстера. Резиденцией его традиционно признавался Сид Фемен. Вообще традиции в отношении раздела сидов отличаются друг от друга. По одним версиям, решение о разделе страны между Сыновьями Миля и Племенами Богини Дану принял Амарген, а сами сиды распределял Дагда. По другим, совпадающим с изложенной здесь, сиды распределял бог Мананнан (божество потустороннего мира, счастливой Яблоневой Эмайн — Эмайн Аблах, владыка моря, часто изображавшийся скачущим по нему на колеснице); характер распределения сидов также варьировался в традиции и изложенный здесь далек от "канонического".

(обратно)

155

...и свиней Мананнана... — Речь идет о трех чудесах, которыми владели обитатели сидов. Что такое Фет Фиада, в точности неизвестно, — может быть, какая-то магическая дымка, делающая сидов невидимыми. Что такое пир Гоибниу, тоже не вполне понятно. Сам этот бог, чудесный кузнец, считался также и врачевателем (известны призывающие его заговоры от болезней). Фигура кузнеца в ирландской традиции вообще часто представлялась в виде хозяина пиршественной залы, варианта потустороннего мира, как это видно, к примеру, из саги "Разрушение Дома Да Дерга" и др. Те, кто принимал участие в пире Гоибниу, были избавлены от старости и смерти, хотя, по многим данным, Племена Богини Дану и восходящие к ним сиды далеко не всегда считались бессмертными. Чудесные свиньи Мананнана, вновь являющиеся наутро целыми после пира, — вариант очень распространенной в ирландской традиции темы.

(обратно)

156

Элкмар — см. о нем сагу "Сватовство к Этайн" в настоящем издании.

(обратно)

157

...Бруг у Бойн... — Далее пропуск в тексте.

(обратно)

158

...не имел он... — Далее пропуски в тексте.

(обратно)

159

...приемный сын Дагда... — Насколько можно понять, в архаическое время Мананнан стоял несколько особняком от божеств Племен Богини Дану и лишь в более позднее время был причислен к ним. Отношения его с Дагда почти не засвидетельствованы.

(обратно)

160

...огам и аху... — Речь идет об огамическом письме, которым пользовались ирландцы до принятия христианства; что такое "аху" установить не удается. "Чудо", которое обозначено в тексте словом amra, может быть также понято как "заговор, заклинание, чары" и пр.

(обратно)

161

...Господь всевластный... — Как будет видно далее, вся эта сага построена на сознательном стремлении означить переход от одного божественного устройства мира к другому и доказать явное превосходство христианства над язычеством.

(обратно)

162

...от себя... — Здесь в тексте опущено несколько слов, представляющих темное место.

(обратно)

163

...чем жалость, и... — Далее неясный текст.

(обратно)

164

Курког — как дочь Мананнана Курког известна и по другим источникам. Имя девушки означает "улей".

(обратно)

165

Этне — дальнейшее изложение подтверждает, что Этне и ее отец сами были из Племен Богини Дану. Этне, Этайн — вообще частое имя божественных и сверхъестествен, этих женщин в ирландской традиции. Издательница саги замечает, что оно могло бы. подсказано в данном случае (см. дальнейшее обращение Этне к Христу и ее смерть) именем одной из дочерей короля Лоэгайре, современника Св. Патрика, отказавшегося принять христианство. Дочери же его, одну из которых тоже звали Этне, приняли новую веру и, как гласит предание, вскоре умерли от желания скорее узреть царствие небесное.

(обратно)

166

...его жена... — Супругой Мананнана считалась сида Фанд (см. о любви к ней Кухулина сагу "Болезнь Кухулина" в кн.: Ирландские саги. М., 1929 и переиздания).

(обратно)

167

...в золотую чашу... — Многие ученые (Нитце, Лумис, Ван Хамель) сравнивали фигуру Мананнана с Королем Рыболовом цикла о Св. Граале и считали чудесные золотые чаши прообразом (или одним из прообразов) самого Грааля.

(обратно)

168

...заговорил о ней с Энгусом... — Могущество Патрика, не раз доказанное в спорах с друидами, подтверждается здесь тем, что заклятие Фет Фиада не действует на него и он видит Энгуса.

(обратно)

169

Келл Этне — храм Этне.

(обратно)

170

Перевод выполнен по изд.: Togail Bruidne Da Derga/Ed. E. Knott. Dublin, 1963.

(обратно)

171

...правителя всадников сидов. — В саге "Сватовство к Этайн" Этар назван уладским героем.

(обратно)

172

Кормак — речь идет о Кормаке Конд Лонгас, правителе уладов после Конхобарa, смерть которого описана в саге "Разрушение Дома Да Хока" (см. наст. изд.). Отмечалось, что здесь в саге, по-видимому, пропущен какой-то отрывок, где говорилось о том, как Кормак взял в жены Этайн, дочь Этайн, о которой говорится в начале саги, либо какую-то другую Этайн. Вообще в истории происхождения Конайре во всех х источниках существуют неясности (Togail Bruidne Da Derga/Ed. E. Knott. P. 72)

(обратно)

173

...два Федлимида Рехтайде. — Эти два персонажа не имеют отношения к Федлимиду Рехтайде, по традиции, сыну Туатала Техмара и отцу знаменитого правителя Конна Ста Битв.

(обратно)

174

Медоречивый Мане — один из сыновей правителей Коннахта Айлиля и Медб (соперников Кухулина в саге "Похищение Быка из Куальнге"). Медб сама была дочерью Эохайда Фейдлеха, о котором говорится в этой саге и который, как мы писали выше, иногда смешивается с Эохайдом Айремом.

(обратно)

175

Правнуки (или, как в другом месте — сыновья) Донн Деса играют очень важную роль в саге, однако их происхождение и характер не совсем понятны. В самом Донне явно смешиваются псевдоисторические и мифологические черты. В одной из лейнстерских генеалогий Донн Деса упоминается как сын легендарного короля Арта Мес Делмонна, прославившегося своей успешной схваткой с фоморами. Там же говорится, что у него было не три, а семь сыновей. Уже не раз замечалось, что три сына Донн Деса в первой части саги (которая, как установил Турнайзен, является итогом везде достаточно умело осуществленного слияния двух версий) параллельны Трем Красноголовым, за которыми Конайре следует к Дому Да Дерга. Упомянутая генеалогия прямо отождествляет их, хотя сыновья Донн Деса появляются и во второй части саги, где их становится уже пять. Эти колебания понятны, если учесть, что в саге постоянно соприкасаются псевдоисторический и мифологический уровни, на последние м Донн Деса скорее BIMO эквивалентен божеству потустороннего мира и царства мертвых Донну, а три. красных воина, — по-видимому, посланцы и проводники к нему. Чудесные красные воины в подобном контексте не раз встречаются в древнеирландской традиции, а также в более поздних средневековых и фольклорных памятниках.

(обратно)

176

Праздник быка — одна из важнейших церемоний, сопровождавших интронизацию ирландских верховных королей, воплощающая, возможно, архаические представления, в рамках которых жертва быка замещала человеческую, королевскую жертву и где доминировал прежде всего военный аспект королевской власти.

(обратно)

177

...диких зверей Керны. — См. об этом в преданиях о "старине мест" в настоящем издании.

(обратно)

178

Инбер Колбта — устье реки Бойн у Дрогида.

(обратно)

179

...и иного ненастья. — Вариант частых и типичных для ирландской традиции описаний благополучия страны при соблюдении так называемой "правды короля" (fir flathemon), в основе которой были физическая полноценность и следование установленным нормам поведения правителя.

(обратно)

180

...двух Мане... — Среди сыновей Айлиля и Медб было два Мане. Колебания в cаrе относительно числа братьев понятны, ибо скорее всего упоминавшийся ранее Мане изначально не имел отношения к правителям Коннахта и считался сыном некоего Айрбайта.

(обратно)

181

Ингкел Одноглазый — имя означает "дурное предзнаменование". Племя Конмаикне занижало территорию части графств Лейтрим, Лонгфорд, Уэстмит.

(обратно)

182

Гейс — род запрета-табу, о которых шла речь выше.

(обратно)

183

...нарушен закон короля... — Это может служить доказательством того, что речь здесь вряд ли идет о каком-то историческом завоевании или военном столкновении, память о котором сохранилась в саге, а скорее о нарушении общего человеческого и космического порядка.

(обратно)

184

...и дороги Куаланн. — Дорога Мидлуахра вела из Тары на север по направлению к столице Улада Эмайн Махе. Дорога Куаланн шла на юг к побережью (см. сагу "Видение Фингена" в наст. изд.).

(обратно)

185

Мак Кехт — имя означает "Сын Силы", как прямо говорится в одном тексте: Мак Кехт, то есть сын силы и власти. В саге он называется воином Конайре, но это, безусловно, мифологический персонаж, роль которого трудно установить на самом ирландском материале, и требуется привлечение сравнительных данных.

(обратно)

186

Да Дерга — имя кузнеца — хозяина Дома встречается в источниках в разных вариантах: Уа Дерга (внук, потомок Дерга), Да Дерг, Да Берга. Первый вариант, ви дкмо, помогал избежать неясности, вытекающей из значения да "два", остальные просто случайны. Интересно, что частичка да входит в имена и других владельцев Домов (к примеру, Да Хока, см. сагу о нем в наст. изд.). О'Рахилли считал это значение несущественным и постулировал производность да от dia "бог". Между тем некоторые данные о двух божественных кузнецах в сходных мифологемах позволяют как будто вернуться к этому вопросу (см.: Шкунаев С.В. Кельтский миф в саге о короле Конайре//Вестник древней истории. 1985. № 3).

(обратно)

187

...границей его владений. — Попытки установить местонахождение Дома условны. И все же поздняя традиция связывала его с местечком Бохарнабрина в графстве Дублин.

(обратно)

188

...трех всадников... — Хотя езда верхом была известна в ирландской древности наряду с употреблением колесниц, чаще всего подобный способ передвижения связывался с разными сверхъестественными существами и силами.

(обратно)

189

О мальчик! — Далее следует трудно переводимая реторика (фрагменты: великие вести, вести из Дома, проход для судов, великое злодеяние...).

(обратно)

190

...спаслись от изгнания. — Не вполне ясное место, возможно,связанное с порчей текста. Выше не было речи ни о каком изгнании (см. комментарий в изд.: Togail Bruidne Da Derga/Ed. E. Knott).

(обратно)

191

...человек с черными волосами... — Этот интересный персонаж, "половинчатость" которого означает его причастность к потустороннему миру, имеет многочисленные параллели в кельтской традиции. Имя его, прозвучавшее далее — Фер Кайле, означает "Лесной человек", и он близок разнообразным фигурам чародеев и провидцев, обитавших в лесах и властвовавших над животными. К ним восходят, с одной стороны, ирландские святые, жившие в лесах и окруженные вместо монастырской братии лесным зверьем, как они изображались в легендах, и с другой, такой персонаж, как Мирддин-Мерлин. Общим прототипом всех их было, возможно, кельтское божество, подобное изображенному на одной из сторон котла из Гундеструпа (рубеж н. э.).

(обратно)

192

...семь сыновей Айлиля и Медб. — Здесь, согласно мнению Турнайзена, мы имеем уже другую версию саги из тех двух, которые использовал составитель текста IX в.

(обратно)

193

Ни одно из этих названий не представляется возможным локализовать.

(обратно)

194

Трахт Фуйрбтен — по некоторым предположениям это совр. Меррион Стрэнд.

(обратно)

195

Лухдонн — свирепый пес, по преданию, убитый Келтхайром, сыном Утехайра; его имя, как и имя певца из Эмайн, образовано от слов "мышь" и "коричневый".

(обратно)

196

Оттого и назывался он бруйден, что похож был на губы, изрыгающие пламя. — При осмыслении этих слов нужно помнить, что, возможно, значение bruiden "спор", "ссора".

(обратно)

197

Это ребенок в летах. — Здесь приведены две поговорки, часто встречающиеся в текстах, но не совсем понятные по смыслу. Первая из них говорит, возможно, о кабане, погибающем, прежде чем созреет его пища.

(обратно)

198

В данном случае фении равнозначны гойделам.

(обратно)

199

Кормак Конд Лонгас — Кормак с Изгнанниками, сын Конхобара, покинувший Улад и отправившийся в Коннахт после событий, описанных в саге "Изгнание сыновей Уснеха" (см. "Похищение Быка из Куальнге"). О смерти Кормака повествует известная сага "Разрушение Дома Да Хока" (см. наст. изд.).

(обратно)

200

...что грозит щекам козы... — Эта фраза представляет собой непереводимую игру слов, построенную на именах Гера и Габара. По ирландским обычаям, жест протянутых к щекам рук означал просьбу о защите. Облака слабости... — Здесь и далее в полуформульных вопросах и ответах сокращения в самом тексте.

(обратно)

201

...Теленок разбойников. — Неясно, о ком идет речь.

(обратно)

202

...из пиктских земель... — В тексте cruithenthuath. В этнической истории ранней Ирландии много неясного, и одной из наиболее темных предстает проблема пиктов. Это название употреблялось начиная с III в. по отношению к племенам, обитавшим на землях за северной границей римской Британии. Ирландское соответствие этому латинскому названию (picti) было cruithni. В Британии эти названия сосуществовали, а в Ирландии было в ходу исключительно последнее. В историческое время ирландские круитни занимали территорию, примерно соответствующую графствам Антрим и Даун, непосредственно соседствуя с уладами. В этническом смысле отличаясь от уладов и представляя собой один из наиболее ранних прослеживающихся слоев населения острова, круитни отождествлялись в традиции с племенным объединением Дал-н-Араиди (улады — с Дал Фиатах). Стремящаяся к нивелировке ирландская псевдоисторическая традиция (как она выступает, к примеру, в "Книге Захватов Ирландии") отождествляет уладов и круитни с собственно гойделами — основным кельтским населением Ирландии, производя их от Ира, сына легендарного Миля, через соответственно Рудрайге и Ирела.

(обратно)

203

Корпре Муск — в отличие от первых двух сыновей, не имеющих самостоятельного существования в традиции, Корпре (или Кайрбре) Муск фигурирует в ней как предок племени Мускрайге в Мунстере, хотя относительно его родства с Конайре есть расхождения — по другим данным, Корпре должен был бы жить несколько позже.

(обратно)

204

Конал Кернах, сын Амаргена — после Кухулина это был самый знаменитый уладский воин, приходившийся внуком друиду Конхобара Катбаду. Поздняя традиция возводила к нему через сына, Ирела, пиктские племена.

(обратно)

205

...и спел песнь... — Здесь и ниже ритмизированная речь Конайре, трудная для понимания, оставлена нами без перевода.

(обратно)

206

..." Тонн Эсса Руад. — О ком идет речь, остается неясным. Тонн ("волна", "источник") Клидна находится у побережья графства Корк, Тонн Эсса Руад — совр. Ассарое (графство Донегал). С последним местом ("Красный водопад") связывалось пребывание легендарного лосося мудрости, который представлялся одноглазым и оттого назывался Голл Эсса Руад. Божественным покровителем водопада считался Дагда, выступавший иногда под именем Руад Рофесса — Руад Всеведущий.

(обратно)

207

Девять входов... — Ранее говорилось о семи; все подобные несовпадения, как и дублирование описаний, связаны с не вполне точной стыковкой двух версий саги.

(обратно)

208

...как Конал Кернах. — Буквальное значение текста именно такое, хотя, по всей видимости, смысл слова lethgabar "полулошадь" в том, что Конал едет на половине, то есть на одной лошади, а не на запряженной двумя колеснице, иначе говоря, верхом. Это было достаточно необычно для классического ирландского героя и потому подчеркивалось. Упоминаемые иногда в сагах всадники чаще всего относятся к сверхъестественному миру.

(обратно)

209

Лысина позорит его. — Это высказывание несколько выпадает из ирландской традиции (Маелтне Морбретах — Маелтне Великих Суждений. В имена ирландских друидов, филидов и брегонов нередко входило прилагательное mael "лысый". В традиционном ирландском обществе короткие волосы носили либо еще не сделавшиеся полноправными юноши, либо люди, причастные к сверхъестественным силам. Особая тонзура ирландских монахов раннего средневековья справедливо считалась ее противниками восходящей к прическе друидов).

(обратно)

210

Луйн — слово это означает "копье", однако в традиции встречается прежде всего как имя копья Келтхайра, сына Утехайра (Утидира) и отождествляется с копьем Ассал, которое бог Луг получил от "трех богов ремесла" за убийство его отца, Киана. Легенды о чудесных копьях, которые для их усмирения следовало погружать в дурманящий настой из листьев, котел с кровью или ядом, весьма распространены в ирландской традиции и нередко принимались за прототип таинственного копья из цикла Св. Грааля. В нашей саге (как и в саге "Недуг уладов") Луйн находится во владении не Келтхайра, а Дубтаха, другого известного уладского героя.

(обратно)

211

...на них было, так что... — Неясность в тексте.

(обратно)

212

...на конце каждой цепи... — Пропуск половины строки в тексте.

(обратно)

213

...Сруб Дайре, сын Дорн Буйде... — В "Похищении Быка из Куальнге" Кухулин не щадит, а убивает в поединке этого воина, который зовется там сыном Федайга.

(обратно)

214

...Нар Туаткаэх, свинопас Бодб из Сид Фемен. — Нар Слепой на Левый Глаз — свинопас божественного персонажа, считавшегося правителем сидов южного королевства Мунстера и сыном бога Дагда. По преданиям, он обитал в Сид Фемен, располагавшемся в совр. графстве Типперери.

(обратно)

215

Дотра — река Доддер в графстве Дублин.

(обратно)

216

...Руйртех... — Было замечено (Е. Нотт), что перечень рек во многом совпадает с соответственным перечнем в саге "Битва при Маг Туиред", что дополнительно указывает на черты космической катастрофы, постигающей Ирландию в момент смерти (вернее, как окажется, "почти смерти") короля.

(обратно)

217

...свершил деяние. — Рассказы о говорящих или пророчествующих отрубленных головах нередки в кельтской традиции, в которой голова считалась вместилищем духа и жизненной силы человека и нередко представлялась в виде божества (в частности, потустороннего мира, см. сагу "Битва при Алмайне" в наст. изд.). Возрождение Мак Кехтом головы Конайре могло мифологически связываться с возрождением природного равновесия.

(обратно)

218

Перевод выполнен по изд.: De Sil Chonairi M6ir/Ed. L. Gwynn//Eriu. 1912. VI. P. 130-143. Этот текст свидетельствует о наличии разных путей, по которым шла традиция в формировании преданий об одних и тех же событиях. Данная сага является основой исторической версии, и ее сведения во многом совпадают с сообщениями анналов и генеалогий, хотя условность термина "исторический" для эпохи ирландского средневековья несомненна (см. вступительную статью).

(обратно)

219

Гнатал — этот персонаж не упоминается в ирландских списках королей Тары.

(обратно)

220

...но не могло того быть, ибо... — Начало какого-то замечания составителя текста, продолжение кагорого не сохранилось.

(обратно)

221

Нуаду Нехт — Нуаду Светлый, или Белый, о котором генеалогии сообщают, что он правил Ирландией шесть месяцев после убийства Этерскела и в свою очередь пал от руки Конайре. По всей видимости, это мифологический персонаж; его резиденцией считался холм (сид) Алмайн Лейнстерцы возводили к нему многие свои генеалогии. Нуаду считался и предком знаменитого Финна.

Лугайд Риабндерг — согласно сагам уладского цикла он был избран на престол тем же самым способом, что и Конайре в саге "Разрешение Дома Да Дерга". По поводу этого персонажа существовала в традиции версия, что он сделался королем после смерти Конайре и, как и он, погиб от руки Трех Красноголовых (комментатор анналов добавляет: "т. е. лейнстерцев"). Поздняя традиция смешивала его с героем саг о Кухулине, Лугайдом Реодергом (или Риабндергом); это смешение, по замечанию издателя саги Гвинна, было вполне естественным, ибо устанавливало связи между сагами различных циклов.

Конн Ста Битв — в данном контексте упоминание потомков этого знаменитого короля странно, ибо, по традиционной хронологии, его правление начинается с 123 г. Много поколений потомков Конна правило Ирландией после его смерти, что, как гласит легенда, было предречено ему во время пребывания в потустороннем мире богом Лугом и олицетворявшей Ирландию богиней.

(обратно)

222

...королевская колесница... — Ниже изображены испытания на королевское достоинство, соотносящиеся с описанным в "Разрушении Дома Да Дерга" праздником быка. Соответствующие отрывки есть и в преданиях о "старине мест".

(обратно)

223

Арт Одинокий — король Ирландии, сын Конна Ста Битв. О том, как он получил свое прозвище, рассказывается в саге "Исчезновение Кондлы Прекрасного" (Ирландские саги. М., 1929. С. 255 сл.).

(обратно)

224

...и дани с поля... — Далее в тексте следует неясный отрывок.

(обратно)

225

Конайре Могалама — или в других источниках — Конайре, сын Mora Лама. Как, по всей видимости, справедливо полагал О'Рахилли, здесь просто удвоение одного и того же персонажа, частично объясняющее отмеченное выше противоречие с хронологией правления Конна. Конайре Могалама, по традиционной хронологии, правил непосредственно после Конна Ста Битв, то есть через шесть поколений после Конайре Великого.

...Эохайд Ригфота, от кого пошли люди Альбы и Далриата. — Эти три брата иногда называются сыновьями Конайре Великого, а иногда Конайре Могалама (см. комм. выше). Чаще всего, однако, всех троих зовут Кайрбре, что и отражено в следующих строках саги.

(обратно)

226

Перевод выполнен по изд.: Togail Bruidne Da Choca/Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1900. XXI. Сага сохранилась в двух поздних рукописях из Тринити Колледжа в Дублине (соответственно XVI и XVII вв.). За основу издателем принята первая (с некоторыми исправлениями по второй). Сага, несомненно, восходит к гораздо более раннему времени и являлась частью репертуара филидов.

(обратно)

227

Фергус, сын Ройга — знаменитый уладский герой, до Конхобара правивший северным королевством; покинул его вместе с некоторыми уладами после предательства сыновей Уснеха и служил в Коннахте Айлилю и Медб.

(обратно)

228

Кускрайд Менд Маха — Кускрайд Заика из Махи, уладский герой, названный так после того, как в схватке дротик попал ему в горло и порвал связки.

(обратно)

229

Гснан Груадсол, сын Катбада — один из сыновей знаменитого друида при дворе Конхобара; в некоторых рассказах выступал в роли своего отца, друида.

(обратно)

230

Круахан Ай — столица западного королевства Коннахт (совр. Раткроган, графство Роскоммон), в описываемое время резиденция королевы Медб и короля Айлиля. С этим местом, которое имело прежде другое название — "Спина Друидов", связано множество преданий. В пространственной символике ирландской традиции западное королевство связывалось с друидическими функциями, сакральным знанием и мудростью. Считалось, что здесь хоронили правителей священного центра страны, Тары, правителей самого Коннахта и даже, по легенде, божественных персонажей из Племен Богини Дану (по поводу бессмертия которых не было единого мнения). Местность, где располагался Круахан, называлась Долина Ай — Маг Ай. Считалось что она получила свое название от 300 печеней ("ай") священных красноухих коров, что в магических целях разбросали здесь обитатели сидов. От этого и столица называлась иногда Круахан Ай (или просто Круахан; слово cruachu означает "небольшой холм").

(обратно)

231

Сид Нента — сид у северной оконечности озера Лох Ри.

(обратно)

232

Ирус Домнайн — территория на западе совр. графства Мэйо.

(обратно)

233

Не все лежащие на Кормаке гейсы вполне понятны. Круйтине (Крайитине) — известный в традиции персонаж, арфист, чья музыка имеет магическую силу и может навевать смертный сон. Он связан прежде всего с Лабрайдом Лойнгсехом и фигурирует в саге "Разрушение Динн Риг" (см. в наст. изд.). Чем в точности была его прорезная арфа, неясно. Синанд — совр. река Шэннон. Дом Да Хока, по народным преданиям, располагался где-то близ Бринмор и Бринбег, на западе графства Уэстмит. По традиции, в Ирландии было шесть таких Домов, отличавшихся сходными чертами и бывших проекцией в мир исторических и псевдоисторических ирландских представлений о потустороннем мире.

(обратно)

234

Ат Луайн — совр. Атлон, приблизительно в шести милях от которого располагался Дом Да Хока.

(обратно)

235

...и Мискайс. — Названия деревьев, например: Горесть, Черное, Довольство, Величие, Ненависть.

(обратно)

236

Скенб — имя значит "острие", "шин"; о ком идет речь, осталось неясным.

(обратно)

237

...прекрасную женщину... — Подобные персонажи-предвестницы смерти сделались впоследствии чрезвычайно распространенными в кельтских преданиях и верованиях.

(обратно)

238

...обреченного на смерть... — Здесь и ниже оставляются без перевода реторики.

(обратно)

239

Бадб — одна из ирландских богинь войны и разрушения.

(обратно)

240

...Схватка... — Здесь неясности в тексте.

(обратно)

241

...до времен Колумкилле. — Имеется в виду св. Колумба, один из крупнейших деятелей ирландской церкви второй половины VI в.

(обратно)

242

Киаран — речь идет об известном ирландском святом, основателе крупнейшего монастыря в Клонмакнойс (умер по некоторым данным ок. 556 г.).

(обратно)

243

Эмайн — ирл. Emain "близнецы".

(обратно)

244

...в свои края. — При взгляде на карту легко можно заметить, что предпринятое Кормаком путешествие было далеко не самой прямой дорогой к Уладу и путь его непонятно почему отклонился к юго-востоку, проходя, сверх того, по достаточно диким в то время местам. О'Рахилли в духе своей позиции пытался объяснить это тем, что Кормак изначально и не был связан с Уладом, а принадлежал псевдоисторической и мифологической традиции центра острова. Целый ряд моментов, по мнению ученого, указывает на то, что истории Кормака и Конайре, по существу, идентичны и оба пали от руки лейнстерцев, а смещение героя саги с уладским Кормаком произошло позже в итоге манипуляций "синхронизаторов" саг. Эти и многие другие соображения следует принимать во внимание, хотя, по существу, они не отменяют суждений, высказанных нами по поводу саги "Разрушение Дома Да Дерга". Напомним, кроме того, что в те времена Улад был относительно изолированным районом страны, куда вели всего три удобных по рельефу прохода, находившиеся причем не на прямом пути из Коннахта.

(обратно)

245

Амаргин — известный в традиции филид, отец Конала Кернаха, героя, упомянутого в саге "Разрушение Дома Да Дерга" среди спутников Конайре.

(обратно)

246

...с окровавленной рукой. — На основании этого права убежища уже очень дав но делались попытки сопоставить шесть Домов Ирландии с шестью иудейскими городами, дававшими право защиты убийцам. Предположения эти вряд ли основательны, и число Домов определяется, скорее, собственно ирландской сакральной традицией (с характерным колебанием между признанием пяти и шести частей острова, см. выше вступительную статью).

(обратно)

247

...и пр. — Так в тексте.

(обратно)

248

...покинула их Бадб... — Далее небольшой неясный отрывок текста.

(обратно)

249

Конхобар Абратруайд — один из персонажей, которого привлекает О'Рахилли для поддержки своей теории. Конхобар Абратруайд принадлежит лейнстерской традиции, так Же как и Мог Корб. Его имя, по мнению исследователя, смешавшись с именем Конхобара уладского, могло вызвать включение уладской тематики и героев в сагу. Аргументация эта выглядит натянутой, ибо мы имеем здесь две слишком разновеликие для сопоставления фигуры.

(обратно)

250

...четыре больших огня в Доме... — Здесь текст не вполне понятен, как и описание устройства Дома выше, состоящего, как кажется, из нескольких расположенных отдельно друг от друга помещений. Может быть, "в Доме" значит "за оградой Дома".

(обратно)

251

Книга Друим Снехта — не дошедший до нас ранний сборник текстов, названный по имени знаменитого монастыря в Уладе. В нем, в частности, фигурировала сага "Разрушение Дома Да Дерга".

(обратно)

252

Перевод выполнен по изд.: Orgain Derma Rig/Ed. D. Greene//Fingal Ronain and other stories. Dublin, 1975. Эта история фигурирует в сохранившихся двух списках саг и в дошедшей до нас форме восходит к началу X в. Наиболее ранняя рукопись — "Лейнстерская Книга", которая и легла в основу издания и перевода.

(обратно)

253

...был королем Лейнстера. — По традиционной хронологии, описанные в саге события имели место около 300 г. до н. э. Кобтах считался предком гойдельского населения центра страны, а Лоэгайре — дедом почитаемого предка лейнстерцев Лабрайда Лоингсеха, о котором будет идти речь ниже. Через Угайне Великого генеалогии возводили всех их к Эримону.

(обратно)

254

Коэл Брег — Тощий из Бреги.

(обратно)

255

Моэн Оллам — Немой.

(обратно)

256

Лабрайд — Говорящий.

(обратно)

257

Луахайр Дедад — местность в юго-западном Мунстере. Лишь эта версия событий ограничивается путешествием Лабрайда в Мунстер, а все остальные говорят об изгнании за море, в Галлию или даже в "Армению". В некоторых вариантах он посещает Луахайр Дедад на обратном пути. Этот момент важен, ибо история Лабрайда воспринималась как рассказ о первом появлении в стране лейнстерцев (название одной из этнических групп которых — галиойн — прямо объяснялось тем фактом, что Лабрайд привел с собой из Галлии воинов, оказавших ему помощь в отвоевании королевской власти).

(обратно)

258

Мориат — это имя не имеет традиций в ирландской словесности и было, по мнению О'Рахилли, выдумкой составителя рукописи. По его предположению, распространенное сочетание muir-iat "земля у моря" могло быть глоссом Арморики, куда отправился в изгнание Лабрайд. Точно так же "Фир Морка" и "Армения" были производными от "Арморика".

(обратно)

259

...королем Лейнстера. — Очевидная несообразность в рукописи.

(обратно)

260

Динн Риг — "Крепость Королей", расположена на реке Барроу, неподалеку от Лейлинбридж. По всей видимости, была в древности известной королевской резиденцией, однако в христианское время этот факт никак не засвидетельствован.

(обратно)

261

...стал Кобтах. — Отличительной чертой нашей Версии является разделение эпизодов разрушения крепости и смерти Кобтаха, описанной ниже. Причиной этого было, по всей видимости, введение мифологического по происхождению мотива железного дома (см. ниже в тексте), с которым мы встречаемся и в других сагах.

(обратно)

262

Туайм Тенбас — tuaim значит "поселение, крепость, погребение, холм"; tenbas не вполне понятное слово, объяснявшееся средневековыми комментаторами как "огонь" плюс "смерть", хотя лингвистически такая форма является невозможной

(обратно)

263

Перевод выполнен но изд.: Airne Fingein/Ed. J. Vendryes. Dublin, 1953. "Сara сохранилась в четырех рукописях XV в., восходящих, по всей видимости, к общему протоварианту IX-X вв. Легендарный материал, составляющий основу повествования, известен по многим другим источникам и, несомненно, гораздо древнее.

(обратно)

264

Финген, сын Лухта — легендарный персонаж, о котором практически ничего не известно. Его братом, как сообщает текст, был Тигернах Тетбуйлех (или, как в других источниках, Тетбаннах), упоминающийся в традиции среди других правителей Ирландии в период так называемого времени пятин, совпадающего с правлением Конхобара уладского. Тигернах был правителем одного из двух королевств Мунстера, в то время как вторым владел Ку Рои.

(обратно)

265

Друим Финген — тянущаяся с востока на запад цепь холмов (территория совр. графств Корк и Уотерфорд).

(обратно)

266

...из Сид Клиат. — Ротниам была сидой, ее имя означает "сверкающий круг" или "круговое движение". Сид Клиат — теперь Кнокани, графство Лимерик.

(обратно)

267

Туатал Техмар — известнейший персонаж легендарной ирландской истории (см. о нем начало саги "Борома" в наст, изд.), традиционно считался победителем "племен-данников" четырех главных королевств Ирландии и королем, утвердившим их подчинение Таре. Был дедом знаменитого короля Конна Ста Битв (по традиционной хронологии — 123 — 157 гг.).

(обратно)

268

...пятьдесят три правителя Ирландии. — В личности Конна, о котором идет речь, безусловно, воплощено немало чисто мифологических черт, и оттого многие явления и деяния, которые традиция без сомнения относила ко времени, значительно предшествуюшему его рождению, связывались тем не менее с ним. Так, здесь говорится, что он разделил страну на пять королевств (иногда считалось, что при нем была основана и сама Тара), хотя этому противоречит вся схема легендарной ирландской истории. Считалось, что, попав в потусторонний мир, Кони услышал от олицетворяющей ирландскую землю богини пророчество о своих многочисленных потомках, которым назначено править страной. И самому Конну тоже приписывалось подобное пророчество, где действительно перечислялись пятьдесят три короля, его наследники.

(обратно)

269

Ораинех Успеха — "Золотое лицо Уснеха"; о ком идет речь, не установлено.

(обратно)

270

Хлынет поток этой ночью через долину на востоке... — Речь идет о рождении реки Бойн (см. об этом соответствующий раздел в преданиях о "старине мест" в наст. изд.).

(обратно)

271

Мугна — см. об этом в преданиях о "старине мест" в настоящем издании.

(обратно)

272

...примет его язык. — Солнечные лучи традиционно считались в Ирландии одним из источников мудрости; семь цепочек, возможно, перекликаются с описанным Лукианом изображением галльского Геркулеса (Огма, сын Этайн — кельтское божество, слеДы почитания которого имеются также и в Галлии (Огмиос). Из сочинении Лукиана нам известно об отождествлении

Огмиоса с Геркулесом. Лукиан описывает изображение Огмиоса, где тот представлен ведущим группу людей, уши которых цепочками прикованы к языку бога. На ирландской почве Огма также выступает как могучий герой, но в то же время он — мудрец, создатель так называемого огамического письма. В его облике видят чертыре "бога-связывателя", сходного с индийским Варунон.)

(обратно)

273

Брион — персонаж из Племен Богини Дану; его боевой шлем, украшенный драгоценными камнями и увенчанный золотым шаром, по преданию, сделал Брео, сын Сметраха, мастер одного из вождей племен Фир Болг — Энгуса.

(обратно)

274

Кримтан Ниа Найр — легендарный король Ирландии, правивший в начале нашей эры. Его доска для игры в фидхелл была знаменита в ирландской традиции — считалось, что он получил ее от снды Нар.

(обратно)

275

...диадема Лоэгайре... Лен Линфиаклах... — Имеется в виду Лоэгайре Лорк, Дед Лабрайда Лойнгсеха, о котором шла речь в саге "Разрушение Динн Риг". Обычно считался сыном Угайне Великого. Лен Линфиаклах прославлен в различных преданиях как искуснейший мастер.

(обратно)

276

Конхобар Абритруайд — Конхобар Краснобровый, правитель, принадлежащий лейистерской традиции. Отчего час его рождения упомянут здесь и назван "великим", не вполне понятно. По преданию, он пал от руки Кримтана Ниа Найр.

(обратно)

277

...эти дороги Ирландии. — "Явление" этих дорог, соединивших Тару со всеми Районами страны, в момент рождения Конна символизировало связывавшееся с ним установление главенства Тары. Между тем пять дорог, как и пять деревьев, заезжих домов и т. д., принадлежат не исторической или легендарной, а сакральной традиции, следовательно, и рождению Конна, открывшего новую эпоху в жизни страны, придается космический характер. Слиге Мидлуахра шла в сторону Эмайн Махи в Уладе, Слиге Куаланд — к юго-востоку, Слиге Асайл — на северо-запад, ее название может быть связано также с именем копья Луга, Слиге Тола (или Дала) — на юго-запад, а Слиге Мор делила Ирландию поперек с востока на запад.

(обратно)

278

Слиаб Мис — совр. Сливе Миш в графстве Керри.

(обратно)

279

Лох Эках — Лох Ни, в районе совр. графств Дерри и Антрим.

(обратно)

280

Лох Риах — Лох Ри, графство Голуэй.

(обратно)

281

Лох Лейн — озеро в Килларни, названное по имени мастера Лена, о котором шла речь выше. Тир Тайрнгире — Обетованная Земля, одно из ряда названий ирландского чудесного потустороннего мира.

(обратно)

282

Четверо спаслись... — Об этих четверых спасшихся ничего не говорится в тексте саги "Битва при Маг Туиред" (см. наст, изд.) и в других источниках.

(обратно)

283

Маг Ита — долина в совр. графстве Донегал; друим Брег — холм в совр. графстве Мит; имя горы Смойл встречается в нескольких районах Ирландии.

(обратно)

284

Рат Айлине — совр. Кноколин, графство Килдар; в древности здесь были крупные укрепления.

(обратно)

285

Сиур, Эойр и Берба — совр. реки, Суир, Нор и Бэрроу, которые у совр. Уотерфорда сливаются в одно устье.

(обратно)

286

...скованных цепочками... — Цепочки на ногах птиц, упоминания о которых часты в ирландской традиции, всегда означают их принадлежность к потустороннему миру.

(обратно)

287

Маэл, Блок и Блуйгне — в других текстах эти трое называются друидами Конна. Имена двух последних — названия легендарных камней, которые стояли в Таре и должны были расступиться перед тем, кому предстояло стать королем Ирландии.

(обратно)

288

Эдайр — совр. холм Хоут, недалеко от Дублина.

(обратно)

289

Долина Снайб расположена между древним Круаханом и Атлон; Эсс Руад — см. комм. 36 к саге "Разрушение Дома Да Дерга"; Финд часто встречается в разнообразных названиях, и неясно, о чем здесь идет речь; Фанайт — небольшой полуостров, расположенный в графстве Донегал, на самой северной оконечности Ирландии.

(обратно)

290

Муйр Ихт — совр. Ла Манш.

(обратно)

291

...для волшебного народа Мунстера... — Имеются в виду сиды южного королевства, правителем которых традиционно считался Бодб Дерг, обитавший в Сид Фемен. "Правда" означает здесь гарантию подчинения.

(обратно)

292

Кто такой Фораннан Фота неясно; Голл и Ирголл — вожди фоморов.

(обратно)

293

...ни мечей. — Большинство элементов этого описания вполне традиционны, что не противоречит сказанному выше о многочисленных битвах Конна.

(обратно)

294

Эохайд Поэт — другое имя Даллана Форгала, известного филида конца VI в., составившего знаменитую хвалебную песнь св. Колумбе, после того как тот встал на защиту ирландских филидов (см. вступительную статью).

(обратно)

295

Перевод выполнен по изд.: Cath Maighe Mucrimme/ Ed. W. Stokes//Revue celtique, 1893. XIII. Сага сохранилась в "Лейнстерской Книге" (версия которой издана Стоуксом) и в ряде более поздних рукописей.

(обратно)

296

Муг Нуадат — один из важнейших героев ирландской псевдоисторической традиции, в известной степени параллельный и равнозначный Конну Ста Битв. Муг Нуадат (имя означает "Раб Нуаду" и связано, по преданию, с тем, что Эоган Великий однажды помог некоему Нуаду возвести крепость Айлина; возможно, имеет и мифологические корни) считался дедом Эогана, признававшегося предком династии Эоганахт, которая из Кашеля правила южной частью Ирландии. Такое разделение страны на две половины, напоминающее деление Эбера и Эремона, отразилось в названиях "Половина Конна" и "Половина Муга". Разделение влияний в Ирландии стало важнейшим фактором ее истории на протяжении длительного времени, однако складывалось оно постепенно. Айлиль Аулом значит "Айлиль Голое Ухо".

(обратно)

297

Кианахта и Дайл Кайсе — племена, жившие на территории совр. графства Дерри и в северном Мунстере.

(обратно)

298

Корко Лайгде — народ, живший на землях, располагающихся на юго-западе совр. графства Корк.

(обратно)

299

Ане Клиах — теперь Кнокане в графстве Лимерик. Легенда гласит, что оттуда были прогнаны сиды, которые в отместку каждый Самайн уничтожали там траву.

(обратно)

300

Бруиг Риг — Брури, поселение на территории совр. графства Лимерик на берегу реки Мэйг.

(обратно)

301

Арт — сын Конна Ста Битв, правитель Тары.

(обратно)

302

Фер Фи — "Ядовитый Человек"; упоминался в саге "Видение Фингена". Тисовое дерево было лишь магическим видением, созданным Фер Фи для того, чтобы отомстить за смерть своего отца.

(обратно)

303

...песнь плача. — Перечисление подобных мелодий традиционно при описании искусства арфиста (см. сагу "Битва при Маг Туиред", отрывок про арфу Дагда).

(обратно)

304

Кенн Абрат — часть горы Слиаб Риах на границе графств Корк и Лимерик.

(обратно)

305

Лугайд Лага — Лугайд Копьеносец, представленный здесь как брат Айлиля Аулома и второй (наряду с Айлилем) приемный отец Лугайда Мак Кона; мог быть и двойником этого последнего.

(обратно)

306

...король Альбы. — Согласно другому изложению этих событий Лугайд сам сделался королем Альбы, под которой в данном случае подразумевается территория Шотландии.

(обратно)

307

..."мунстерское горе над блюдами"... — Имеется в виду какая-то пословица, смысл которой неясен.

(обратно)

308

...множество куррахов. — Имеются в виду особого типа лодки, каркас которых обтягивался выделанными шкурами.

(обратно)

309

...там и ворота ада. — Долина Мукрама расположена около Атенри, совр. графство Голуэй (см. о чудесных свиньях в преданиях о "старине мест" в наст. изд.).

(обратно)

310

Маг Мукриме — Долина Счета Свиней.

(обратно)

311

Осрайге — народ, живший на территории совр. графства Килкенни.

(обратно)

312

Песни поношения — некогда могучее оружие в руках друидов и филидов (...пребудет пусть Брес. — Это первая песнь поношения, злая песнь, которую знала Ирландия. Такого рода поэтическое обвинение (сатира) какого-либо лица было привилегией филидов и имело необычайное значение в Ирландии с древности почти до наших дней. Изображенные выше последствия отступления короля от "норм правильного поведения" весьма характерны. Ирландские триады выражают их существо так: "Три вещи, без которых нет короля: договор с другими королями, праздник Тары, изобилие в его царствование".).

(обратно)

313

Фиаха Муллетан — то есть "с Широким Теменем", по традиции, первый король Мунстера династии Эоганахта.

(обратно)

314

Сиур — река, начинающаяся в графстве Типперери и впадающая в Бэрроу, недалеко от Уотерфорда.

(обратно)

315

...мела и извести... — Известно, что улады особенно любили белоснежные, богато отделанные щиты.

(обратно)

316

Анакул — слово это означает "защищать" или "прощать", "миловать", здесь потреблено в смысле "защитительная, хвалебная песнь". Возможно также, "предсмертная, надгробная песнь".

(обратно)

317

Клонферта Темрах — Неправое Погребение Тары.

(обратно)

318

Перевод выполнен по изд.: Esnada tige Buchet/Ed. D. Greene//Fingal Ronain and other stories. Dublin, 1975. Текст содержится в нескольких рукописях, в частности "Лейнстерской Книге", на которой и основано издание. Текст восходит к X в., сохраняя многие древнеирландские формы.

(обратно)

319

Бухет — происхождение и смысл имени не вполне очевидны. О'Рахилли в работе, посвященной саге (Buchet the Herdsman// Eriu. 1952. XVI. P. 9), возводит это имя к бриттской форме, означающей "пастух". Котел Бухета родствен иным чудесным котлам в ирландской традиции и, несомненно, связан со сверхъестественным характером дома и самого хозяина.

(обратно)

320

Катайр Мор — Катайр Великий, легендарный ирландский корать, сведения о времени царствования которого весьма разнятся друг от друга. Согласно одним, он был непосредственным предшественником Конна Ста Битв и тем самым правил во II в., согласно же другим, в частности лейнстерским генеалогиям, его правление падает на IV в. Есть и традиция, представляющая Катайра и Конна современниками, правящими соответственно в Таре и Кенаннасе (совр. Келлс). Так же варьируется и продолжительность его царствования — от 50 до всего трех лет.

(обратно)

321

...вместо семи стад скотины. — В традиции Бухет фигурирует прежде всего как богатейший владелец скота. Считалось, что у него было семь стад по сто сорок коров.

(обратно)

322

...у своих благородных сыновей... — Имена их, перечисленные ниже, явно добавлены к тексту позже его оформления. Упоминание о "дряхлом старике" и сыновьях находится в противоречии с общепринятой (отраженной, в частности, в "Книге Захватов", где списки королей следуют за повествованием о собственно "Захватах") традицией, согласно которой Конн сделался правителем вместо Катайра. Так как в саге ниже фигурирует Кормак, считавшийся внуком Конна (он станет мужем Этне), то логически обоснованной версии не получается. Более поздние комментаторы, дабы избежать этого противоречия, опускали упоминание о сыновьях Катайра и говорили просто о "благородных лейнстерцах" и т. п. Иной вариант избежать этой сложности составляло приписывание Этне другого происхождения.

(обратно)

323

Медб Летдерг — "Медб Наполовину Красная", мифологический персонаж, олицетворявший королевскую власть в Таре. По традиции, была замужем за несколькими королями, правящими в столице Ирландии.

(обратно)

324

...была им основана Тара. — По всей видимости, это условность того же порядка, как приписывание основания Тары Конну Ста Битв, ибо традиция относила основание Тары к мифологическим временам сверхъестественных волн переселенцев в Ирландию задолго до ее легендарных и исторических королей.

(обратно)

325

...укрепления Тары... — Здесь в текст интерполировано предание из "старины мест" (в публикуемых нами отрывках этот эпизод изложен иначе). Одран — скорее всего имя рога для питья, по ассоциации с odor "серо-коричневый цвет".

(обратно)

326

...и королевой. — Демифологизация и приурочивание саги к событиям легендарной истории приглушили то. что, возможно, было прежде ее сутью, — мотив добывания королем жены у божественного пастуха и хозяина стад и связанного с этим благополучия его царствования.

(обратно)

327

Перевод выполнен по изд.: The expultion of the Dessi/Ed. V. Hull/Zeitschrift fur Celtische. Philologie. 1957. 25. S. 14-63. Существуют две версии повествования о миграции племени десси, более ранняя и более поздняя, содержащаяся, что вовсе не парадоксально для ирландской традиции, в наиболее ранней дошедшей до нас рукописи — Книге Бурой Коровы. Версии разнятся эпизодами и в том и в другом случае содержат далеко не все предания о десси, долженствовавшие объяснить прежде всего, как части этого народа оказались в различных районах Ирландии и даже в Британии. Историческую основу этих преданий определить непросто, и некоторые считают весь содержащийся в них материал фикцией, лежащей в русле усилий составителей псевдоисторических сочинений придать более или менее прочное единство различным этническим группам населения острова (О'Рахилли и др.)

(обратно)

328

Кормак из Тары — Кормак, внук Конна Ста Битв.

(обратно)

329

Энгус Гаибуаибтех — Энгус с Устрашающим Копьем. Возможно, одно лицо с упоминающимся в традиции Энгусом Ганфуиллехом — с Кровавым Копьем, считавшимся королем Бреги и также современником Кормака.

(обратно)

330

Два дротика были в его волосах... — Какие-либо сведения о ношении героями дротиков или копий в волосах в ирландской традиции отсутствуют. О'Рахилли предполагал, что от гнева волосы заострились и стали как копья.

(обратно)

331

Корк Дуибне — считался предком племени Корку Дуибне. О его отце, Корпре Муск, нигде более не говорится как о сыне Этерскела. Сага "Разрушение Дома Да Дерга" называет его сыном Конайре Великого, а некоторые другие источники, смешивая двух Конайре, живших с интервалом в несколько поколений, — сыном Конайре Могалама.

(обратно)

332

...руки Кормака... — Обмен заложниками был частью нормальных взаимоотношений как внутри племен, так и между различными объединениями.

(обратно)

333

Маг Инир — Долина Мужества.

(обратно)

334

Перевод выполнен по изд.: The Saga of Fergus mac Leti/Ed. D. Binchy//Eriu. 1956. XVI. P. 33-48. Сага вызывала много споров. Предполагалось (Турнайзен, де Жюбенвиль), что она была составлена в законодательных школах XI в. для объяснения одного из стихотворных фрагментов в тексте, касающемся возвращения долга путем конфискации имущества должника, и была предназначена служить своего рода примером применения закона. Издатель текста Бинчи не разделяет этой позиции, прежде всего исходя из анализа второй рукописи саги, неизвестной Турнайзену. Некоторая нетрадиционность взаимоотношений персонажей, относившаяся ранее на счет некомпетентности авторов саги, может быть объяснена из самой легендарной и мифологической традиции.

(обратно)

335

...фении, улады и галеоин... — Термин "фении" в ирландской традиции имеет ряд исторических употреблений. Фениями могут называться все ирландцы вообще (то, что потом было вытеснено заимствованием "гойделы"). В других случаях термин "фении" может означать свободных полноправных членов племени, владеющих долей земли и скотом.

(обратно)

336

...и Эоху Белбуйде. — Конн Кеткатах (т. е. Ста Битв) и Конн Кеткорах (Ста Договоров) — один и тот же персонаж, и вторая рукопись саги упоминает только одного из них. Эоху Белбуйде (с Желтыми Губами), возможно, двойник Эоху Салбуйде, упоминаемого в саге "Похищение Быка из Куальнге".

(обратно)

337

...к Фергусу, сыну Лейте... — В ирландских преданиях нет четкого разделения между Фергусом, сыном Лейте, и Фергусом, сыном Ройга, известным по множеству саг. Оба они выступают владельцами славного меча Каладболг ("меча Лейте из сидов"), и Фергус, сын Лейте, как и Фергус, сын Ройга, изображается непосредственным предшественником короля Конхобара. Существует большая вероятность, что это одно лицо. Фергуса и Конна Ста Битв по принятой в традиции хронологии разделяет более чем столетие. Между тем их совмещение могло отражать версию, согласно которой правление Конна приходилось на I в. (О'Rahillу Т. F. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1971. P. 203).

(обратно)

338

И пелось о том... — Дальше трудная для перевода реторика.

(обратно)

339

Нит — "Стычка", "Спор", находилась к северу от реки Бойн.

(обратно)

340

Залогом за пленника — то есть своего сына. Д. Бинчи полагает, что изначально Дорн шла в заложницы сама, чтобы спасти сына.

(обратно)

341

Водяные демоны — это одно из наиболее ранних упоминаний широко известных впоследствии в традиции lupraccan; здесь в форме luchorpan.

(обратно)

342

Лох Рудрайге — возможно, это Карлингфорд Лох.

(обратно)

343

...правда мужей. — Слово fir букв, "праньа" в значении "правильное поведение" часто встречается в ирландской традиции (fir flathemon "правда короля" и др.).

(обратно)

344

...взамен Фергуса... — Предполагается, что дело происходит еще до правления Конхобара, что лишний раз подтверждает отождествление Фергуса, сына Лейте, с фергусом, сыном Ройга.

(обратно)

345

...от этой битвы. — Последний эпизод саги — беглый пересказ какого-то неизвестного нам мифа; конец Фергуса, сына Ройга, не связан ни с каким подобным приключением. В целом можно предположить, что составители законодательных текстов не сочинили, а использовали достаточно древнюю сагу, приспособив ее к одному из пунктов юридической доктрины.

(обратно)

346

Перевод выполнен по изд.: Boroma/Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1893. XIII, воспроизводящему рукопись "Лейнстерской Книги".

(обратно)

347

Эллим, сын Конра — король Улада времен Туатала.

(обратно)

348

...подвластными племенами... — В оригинале aitechthuatha, что означает буквально "платящие дань", "подвластные племена". Что в точности стояло за подобными Взаимоотношениями, не вполне понятно; возможно, так назывались находящиеся в подчиненном положении племена негойдельского происхождения. Традиционно считалось, что подвластные племена восстали при отце Туатала, который был убит сделавшимся вместо него королем Эллимом, сыном Конра.

(обратно)

349

...королевства Ку Рои... — Традиционно считалось, что у рубежа нашей эры, в эпоху Медб и Конхобара, Ку Рои был правителем части южного королевства — Мунстера. Однако, вне сомнения, это мифологический персонаж, облик которого тесно связан с символическими характеристиками Мунстера (близость к потустороннему миру, разного рода магические знания и искусство, музыка, поэзия и пр.). Он владелец чудесной крепости в Слиаб Мис, которая после захода солнца начинает вращаться, так что вход в нее отыскать невозможно. Ку Рои представляли то гигантским пастухом, то чародеем и воином. Он вечно странствует по свету, ибо "Ирландия не могла вместить его". По преданию, живя на острове, он ни разу не прикоснулся к ирландской пище. Данный отрывок отражает уже упомянутую нами традицию считать Мун стер разделенным на два королевства, причем тогда общее число королевств достигает шести.

(обратно)

350

Гарб-тонах — Жестокое Мытье.

(обратно)

351

...белых красноухих коров... — Упоминания о таких животных часты в ирландской традиции, однако чаще всего этот чудесный скот обитал в сидах. В подобном обличье могли являться и божества, в частности Морриган.

(обратно)

352

...пять полей Уснеха возделал... — Имеются в виду пять королевств Ирландии.

(обратно)

353

...от руки Мала, сына Рокриде... — Речь идет о короле уладов. По традиции, Туатал умер в 106 г.

(обратно)

354

...Бресал Белах... — Анналы помечают смерть лейнстерского короля 435 г. Бресал считался внуком Катайра Великого. Рассказываемое в саге не отвечает принятым традиционным хронологическим выкладкам, согласно которым Катайр был современником Конна Ста Битв (II в.). Битва Бресала с Карпре должна быть признана вымыслом, ибо этот правнук Конна жил на несколько поколений раньше Бресала. В противном случае должны быть отвергнуты сведения анналов.

(обратно)

355

Финн, сын Кумала — знаменитый герой, центральная фигура целого цикла саг, сложившегося много позже остальных циклов. По традиции, был зятем крупнейшего короля Ирландии, Кормака, сына Арта (внука Конна Ста Битв) и скончался в 284 г.

(обратно)

356

Фении — зд. воины (fiana) отрядов, возглавлявшихся Финном.

(обратно)

357

Бритоголовые — монахи с тонзурой.

(обратно)

358

Моллинг (не имеет отношения к упоминавшемуся выше св. Моллингу) — один из позднейших ирландских церковных деятелей, пользовавшихся национальной известностью. Традиция приписывает ему важную роль в освобождении лейнстерцев от борома, как о том повествуется дальше в саге. Его храм располагался в местечке Росс Брокк, когорое упоминается в стихотворных отрывках (в совр. графстве Карлоу).

(обратно)

359

...вновь наложили на Лейнстер борома. — Об этом случае нам ничего не известно. Борома взималась с лейнстерцев на протяжении многих веков. Однако выставляемая здесь причина взятия дани — не более чем вымысел в условиях, когда разная этническая принадлежность гойделов Тары и лейнстерцев уже не признавалась. Отмена борома совпадает с концом жизни св. Моллинга (ум. между 692 и 697 г.) и была провозглашена королем Финнахта (675-695 гг.). Попытки брать борома спорадически делались и позже, но не были успешными.

(обратно)

360

Лоэгайре, сын Ниалла — речь идет о знаменитом короле Ниалле Девяти Заложников, сыне Эохайда Мугмедона (первая треть V в.). Лоэгайре, его сын, — один из первых королей Ирландии с более или менее достоверной исторической привязкой к хронологии; он взошел на престол в 427/428 и умер в 462/463 г. Именно на его время падает христианизация Ирландии. Ниалл и Лоэгайре были предками практически всех королей Ирландии до XI в.

(обратно)

361

Айлиль Молт, сын Дати — правильнее сын Нат И, которого генеалогии часто выставляют следующим за Ниаллом королем. На самом деле он был, по-видимому, правителем Коннахта и передал власть сыну, Айлилю Молт, который после 20 (?) лет правления западным королевством сделался королем Тары.

(обратно)

362

...взимать дань и подати. — Насколько известно, первым ирландским королем, совершавшим в Британию успешные походы, был Эохайд Мугмедон. Затем в этом отличился и Ниалл Девяти Заложников; четверо из заложников, определивших прозвище Ниалла, происходили из бриттских королевств (хотя в источниках, созданных гораздо позднее гибели римской Британии и почти не сохранивших об этом сведений заложники названы саксами, франками и пр.). Затем такие1 походы были обычным явлением.

(обратно)

363

...от Боанд до Индеойн... — между реками Бойн и Данголман.

(обратно)

364

...правителя Уа Фалге... — Здесь опять пример генеалогической несогласован ности. Лейнстерское племя происходило от Фалге Беррайде, жившего в начале VI в В 510 г. он сражался в битве при Фремайн Миде, которая поименована выше в списке битв, данных лейнстерцам королями Тары. Между тем в этой саге Фалге Рот (иногда Рус Фалге) назван сыном Катайра Великого, жившего, по традиционной же хронологии, на века раньше.

(обратно)

365

Дун Бухет — одно из мест, связывавшихся с героем переведенной в настоящем издании саги "Песни Дома Бухета".

(обратно)

366

...епископ Глен да Лох. — "Долина Двух Озер" — так стал называться монастырь, расположенный в горах (совр. графство Уиклоу) и игравший значительную роль в жизни лейнстерских земель. О каком Аэдане идет речь, не вполне понятно, ибо и сам монастырь скорее всего был основан позже описываемого времени св. Коэмгеном, смерть которого датируется 618 или 622 г. Существовало ли здесь епископство на манер учрежденных Патриком еще до этого времени, установить трудно.

(обратно)

367

...в другом месте книги. — Имеется в виду окончание поэмы.

(обратно)

368

Аилех — установление королевской власти в Аилехе, на территории уладов, самостоятельность и могущество которых были повержены, явилось важным событием ирландской истории. Свою власть утвердили здесь три сына Ниалла Девяти Заложников: Эоган, Конал и Энда, которые и основали династию северных Уи Нейллов. В Айлехе, в частности, утвердился Эоган, который, по сообщению анналов, правил там сорок лет. От этих потомков Ниалла отличаются южные Уи Нейллы, ведущие начало от других детей короля, оставшихся в центре страны. С той поры в течение долгого времени королевская власть над Ирландией попадала поочередно в руки этих двух династий.

(обратно)

369

Келл Белат — теперь Килбейлет, графство Уиклоу.

(обратно)

370

...что на Бреге у Бойн... — Это выглядит несколько странно, ибо у Конхобара, сына Фахтна, ассоциации исключительно с Уладом и его знаменитой столицей Эмайн Маха. Однако, как уже говорилось выше, у лейнстерцев был свой король по имени Конхобар Абратруайд, которого иногда путали с Конхобаром, сыном Фахтна. Так, в одном месте Конхобар Абратруайд называется правителем Махи. Возможно, и в данном случае имеет место некое смещение.

(обратно)

371

...кровью людской... — Обычай пить кровь или смешивать ее при заключении каких-либо договоров известен в ирландской традиции.

(обратно)

372

...и Комгалл. — Св. Бригита была покровительницей Лейнстера, Св. Аббану лейнстерцы приписывали свое обращение в христианскую веру; о св. Моллинге см. выше; св. Мэдок был одним из крупнейших святых южного Лейнстера, основателем многих храмов (умер 626 г.); далее называются другие известные святые этой части страны.

(обратно)

373

...с лейнстерцами в... — Далее неясное слово.

(обратно)

374

Килл Дара — имеется в виду расположенный в самом центре лейнстерских земель монастырь ("Церковь Дуба"), основательницей которого считалась св. Бригита (совр. Килдар).

(обратно)

375

Клуайн мор Мэдок — совр. Клонмор, графство Карлоу.

(обратно)

376

Слиаб ин Котайг — Гора Договора (ранее Сид Нехтан).

(обратно)

377

Айргиалла — так назывались племена, которые несколько ранее описываемого здесь времени распространили свое господство на половине территории Улада сразу же вслед за падением могущества и самостоятельности северного королевства. По легенде, их предками были три брата по имени Коллас, происходившие от королевского рода из центра страны. Название их "айргиалла" — производное от слова "заложник" и значит что-то вроде "подчиненные, дающие заложников". В названии отразился факт их собственного подчинения потомкам сына Ниалла Девяти Заложников, Эогана, основателя королевской династии Айлеха, что видно и на примере данного отрывка.

(обратно)

378

Даймин Дамаргайт нам неизвестен; Айлиль Инбанн упоминается анналами как король Коннахта (умер между 544 и 550 гг.); Ферадах Финд также нам неизвестен.

(обратно)

379

...подле Куйл Конари... — Эта битва засвидетельствована в анналах, однако согласно им противниками Айлиля были здесь два сына Муиркретаха, сына Эрка, внука короля Айлеха Эогана.

(обратно)

380

...голодать против меня... — Имеется в виду уходящая корнями в язычество, но распространенная и в христианское время практика. Не имея возможности воздействовать на кого-либо иным способом, духовное или светское лицо могло прийти к дому должника, обидчика и начать голодать. В этом случае противная сторона должна была либо принять вызов и голодать, либо исполнить требование. В случае взаимной голодовки побеждал выдержавший дольше. Любопытно, что мы знаем и о случаях голодовки против бога с целью получить испрошенное в молитве и по мнению просящего причитающееся ему по праву.

(обратно)

381

..."руки в гнезде гадюк". — Поговорка, имеющая в виду кого-то, находящегося в большой опасности.

(обратно)

382

...Блайтмак и Диармайт. — Перечислены короли Ирландии, правившие с 595 до 669 г.

(обратно)

383

...людей Коналла и Эогана — то есть людей из основанных ими королевств на севере.

(обратно)

384

Кеннфаэлад, сын Крундмаэла — верховный король Ирландии с 670 по 673 г.

(обратно)

385

...двадцать лет — с 674 по 693 г.

(обратно)

386

Тех Моллинг — Дом Моллинга, теперь Сент-Маллинз на реке Бэрроу на юге графства Карлоу.

(обратно)

387

...алтари и... — Далее неясный глагол.

(обратно)

388

Фораннан — скорее всего аббат Килдара, умер в 697 г.

(обратно)

389

Алинн — возможно, холм Крок Айлинне, графство Килдар.

(обратно)

390

...на север иди... — Стихи обрываются в тексте.

(обратно)

391

Во имя Троицы... — Здесь также обрыв в тексте.

(обратно)

392

Уи Фаэлайн — территория этого народа была на севере совр. графства Килдар.

(обратно)

393

...коли сопровождаешь клирика! — Любопытное свидетельство противоречивости взаимоотношений, притом что в принципе в Ирландии трений между клиром и филидами в это время практически не засвидетельствовано.

(обратно)

394

...поднял перед ним колено. — Принятый знак почтения.

(обратно)

395

...что попало в... — Далее не вполне понятное словосочетание, обозначающее скорее всего икру ноги.

(обратно)

396

...до понедельника. — Слово, обозначающее по-ирландски "понедельник", может значить и "судный день", ибо считалось, что конец света должен наступить в воскресение. На этой игре слов Моллингу и удалось перехитрить короля, избавив лейнстерцев от борома.

(обратно)

397

...то волна над песком... — Далее стихи обрываются.

(обратно)

398

...и запел... — Далее в тексте специально подобранный бессмысленный набор слов.

(обратно)

399

...положил он ногу под Моллинга... — Принятый знак почтения.

(обратно)

400

Адамнан, сын Ронана — знаменитый ирландский святой, родственник основателя прославленного монастыря на острове Айона, его девятый настоятель, с 679 по 704 г.

(обратно)

401

...видения. — Здесь не вполне понятная строка.

(обратно)

402

...битва у Греллах Доллайд... — Это случилось, по данным анналов, в 693 г. близ совр. Гирли, неподалеку от Келлса, графство Мит.

(обратно)

403

Перевод выполнен по изд.: Cath Almaine/Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1903. XXIV. Рукопись содержится в Желтой Книге из Лекана (XIV в.) и двух других сборниках XV и XVII вв. Первая является основой издания и перевода.

(обратно)

404

Фергал, сын Маэл Дуйна — верховный король Ирландии (т. е. правивший в Таре), в 721 г. задумал вновь собирать борома (см. сагу с этим названием в наст, изд. и к ней комм. 13). Приблизительно в это же время Катал, сын Финдгуне, был королем южной части страны и правил в Кашеле (умер, в 742 г.).

(обратно)

405

Уи Нейллы — потомки Ниалла Девяти Заложников (Аилех — установление королевской власти в Аилехе, на территории уладов, самостоятельность и могущество которых были повержены, явилось важным событием ирландской истории. Свою власть утвердили здесь три сына Ниалла Девяти Заложников: Эоган, Конал и Энда, которые и основали династию северных Уи Нейллов. В Айлехе, в частности, утвердился Эоган, который, по сообщению анналов, правил там сорок лет. От этих потомков Ниалла отличаются южные Уи Нейллы, ведущие начало от других детей короля, оставшихся в центре страны. С той поры в течение долгого времени королевская власть над Ирландией попадала поочередно в руки этих двух династий).

(обратно)

406

...короля Людей Росс. — Ку-Бретан значит "Пес Британии", персонаж этот нам неизвестен; земли Фир Росс, Людей Росс, занимали часть территории современных графств Монган, Мит и Лут.

(обратно)

407

...с сыном Брана. — Имеется в виду король Лейнстера Мурхад, сын Брана (умер ок. 721 г.).

(обратно)

408

Зимнего праздника Финниана — то есть 11 декабря.

(обратно)

409

Круахан Клаента — небольшой холм Клейн, неподалеку от Аллен, современное название Алмайне.

(обратно)

410

Нуаду, внук Ломтуйле — неизвестный персонаж.

(обратно)

411

...летящих безумцев... — Здесь отразилось представление о том, что повергнутые в панику люди могут стать чем-то вроде лунатиков и, сделавшись необычайно легкими, обрести способность летать.

(обратно)

412

...при церкви. — Не вполне понятный отрывок; в другой рукописи говорится про Благочестивого Чужеземца и Мо Диху, сына Амаргена, к которым пришли Уи Нейллы и коннахтцы, спасшиеся там благодаря чудесам святых.

(обратно)

413

Круинех — неизвестная нам конкретная песня или песни.

(обратно)

414

...от островов Инис Мод до Мананна. — То есть от островов Клью Бэй до острова Мэн.

(обратно)

415

Глендамайн Королей — долина недалеко от Молана, совр. графство Уотерфорд.

(обратно)

416

Перевод выполнен по изданию: Fingal Ronain/Ed. D. Greene. Dublin, 1975. Рукопись "Лейнстерской Книги".

(обратно)

417

Ронан, сын Аэда — такой король Лейнстера неизвестен; в генеалогиях отцом Маэла Фотартайга (см. ниже в тексте) называется Ронан, сын Колмайна. Умер он, по разным данным, между 610 и 624 г.

(обратно)

418

Эхайд, правитель Дун Собайрхе — неизвестный персонаж. Дун Собайрхе — теперь Дансеверик, графство Антрим.

(обратно)

419

Айфе — сверхъестественный персонаж, воительница, научившая Кухулина некоторым боевым приемам и родившая ему сына.

(обратно)

420

...чем сойтись со своей матерью. — Эта сага не раз сравнивалась с историей греческого Ипполита, и даже предполагались прямые влияния. Однако кроме некоторых сходных элементов трудно здесь подметить что-либо общее в ходе рассказа.

(обратно)

421

...ранил его копьем. — По поводу этого эпизода в традиции существуют расхождения. Генеалогии говорят, что Аэдан пал в битве при Лара от руки сыновей Маэла Фотартайга, Аэда и Майл Туйле. Как не раз отмечалось, сама эта битва нигде более не отражена, а ее место не удается локализовать. Между тем ниже в тексте "Лара" оказывается частью имени отца Аэдана.

(обратно)

422

Перевод выполнен по изд.: Aided Crimthaind.../Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1903. XXIV.

(обратно)

423

...и Фергуса. — Все это потомки Кайрпре Лифехаря, уже упоминавшегося выше. У Эохайда было еще два сына, среди которых знаменитый Ниалл Девяти Заложников. Первые из перечисленных братьев (кроме Фергуса) дали начало королевским родам Коннахта.

(обратно)

424

...во льва... — Представлялся, по-видимому, чем-то вроде огромного страшного пса.

(обратно)

425

Кримтан, сын Фидаха — в генеалогиях занимает место непосредственно перед Ниаллом Девяти Заложников, причем возводится к мунстерским родам, в частности к Эоганнахта. О'Рахилли предполагает, что это был мифологический персонаж сродни Кримтану Ниа Найр, которому традиция приписывает чудесные путешествия в потусторонний мир. Такую же природу он предполагает и у Монгфинд.

(обратно)

426

...на север Альбы... — В эти края, по традиции, отправлялись ирландские герои за обучением воинскому ремеслу. Ср. путешествие Кухулина.

(обратно)

427

...певцы и т. д. — Так в тексте.

(обратно)

428

Беоаэд из Росс Камм — возможно, что это епископ, память которого в ирландских святцах — 8 марта.

(обратно)

429

Фиахра Фолтснаитех — буквально Фиахра Косицеволосый.

(обратно)

430

Эохайд — уже говорилось, что по генеалогиям после Кримтана должен следовать непосредственно Ниалл.

(обратно)

431

...за убитого... Этерскела. — Согласно одной из традиций отец короля Конайре Этерскел был убит Нуаду Нехтом, к которому лейнстерцы возводили многие свои генеалогии (см. сагу "О потомстве Конайре Великого" в наст. изд. и комм.).

(обратно)

432

Перевод выполнен по изд.: Echtra Mac Echach Muigmedoin/Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1903. XXIV.

(обратно)

433

...Кайренн Касдуб... — Ниалл, по некоторым предположениям, действительно родился от увезенной Эохайдом Мугмедоном (который, как мы говорили, был одним из первых ирландских королей, ставших осуществлять успешные походы в Британию) из Британии женщины, имя которой сравнивалось О'Рахилли с лат. Carina (имя Кайренн больше не засвидетельствовано в ирландской традиции).

(обратно)

434

...родила она мальчика... — Картины рождения и воспитания Ниалла пронизаны множеством мотивов, характерных для изображения героического детства.

(обратно)

435

...отвергнешь заложников — не примешь заложников и тем самым не пойдешь на мир и союз.

(обратно)

436

...подле Муир Ихт... — По одной из версий, гибель Ниалла произошла действительно "подле Муир Ихт" (т. е. Ла Манша) во время его седьмого и последнего похода за море. Эохайд из Лейнстера выступает здесь как защитник саксов (которых, естественно, не было в Британии во время Ниалла). По другой версии, место гибели Ниалла — Галлия, куда он шел во главе войска для завоевания самого Рима (причем Рим уже готов был покориться и прислал заложников в знак покорности). В этом случае Ниалл гибнет от руки Эохайда либо прямо в Галлии, либо, в другом варианте, в доме короля Альбы, союзника Эохайда.

(обратно)

437

...что был кузнецом... — Еще одно свидетельство того, каким ореолом в ирландской (как, впрочем, и во многих других) традиции было окружено ремесло кузнеца.

(обратно)

438

...короли без протеста. — Дати (вариант имени — Нат И) вряд ли может считаться исторической фигурой. Айлиль Молт, о котором мы уже говорили, и Бриан Борома (герой битвы при Клонтарфе в 1014 г., где была одержана победа над норманнами) были действительно единственными королями не из потомства Ниалла. Правда, по некоторым источникам, верховными королями становились несколько раз и претенденты мунстерского происхождения.

(обратно)

439

Перевод выполнен по изд.: Tochmarc Luaine.../Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1903. XXIV. В нем опущены несколько ритмизированных и не всегда ясных отрывков. Сага может быть датирована XI в., хотя ряд мест в ней указывает на связь с более ранними источниками.

(обратно)

440

...от его руки. — См. сагу "Изгнание сыновей Уснеха" в изд. "Похищение Быка из Куальнге".

(обратно)

441

...и Леборхам Раннах... — Леборхам, дочь Аэ и Адарк, часто упоминается как женщина-друид при дворе Конхобара; Леборхам Раннах нам неизвестна, имя ее означает "сеющая раздоры".

(обратно)

442

...четыре Мананнана. — Пример "деления" фигуры древнего божества на несколько легендарных персонажей, каждый из которых в той или иной мере сохраняет облик прототипа. Первый Мананнан связывается с таинственной Эмайн Аблах, которая здесь отождествляется с Аранскими островами (см. о нем предание о Лох Ойрбсен в "старине мест" в наст. изд.). Мананнан, сын Керпа, прямо связывается с островом Мэн, от которого, по некоторым мнениям, могло произойти имя божества. Третий Мананнан, собственно божество, также связывается с этим островом.

(обратно)

443

...называли его... — Далее следует фраза на латыни, которая гласит, что именно этого Мананнана скоты и бритты называли богом моря и сыном моря.

(обратно)

444

...по наущению Эогана, сына Дуртахта. — По другим версиям, убийство приписывалось самому Эогану или же Мане с Кровавой Рукой.

(обратно)

445

Глам дицин — особый род стихотворной песни поношения или сатиры, от которой, по поверьям, на лице возникали волдыри и прыщи. Каждый разряд поэтов имел особый тип "глам дицин".

(обратно)

446

Криденбел — см. сагу "Битва при Маг Туиред", где упоминается этот персонаж.

(обратно)

447

Перевод выношен по изд.: Rennes Dindsenchas/ Ed. W. Stokes//Revue celtique. 1895-1896. XV — XVI. Это часть (из которой мы отобрали отрывки, сохранив нумерацию по Стоуксу) обширного корпуса преданий, известных под ключевым для ирландской традиции слоном senchas "старина". Dindsenchas значит "старина крепостей", однако, поскольку тематика преданий значительно шире, мы приняли название "старина мест". Диндсенхас существуют в прозаическом и поэтическом вариантах. Здесь выбраНы отрывки из первою, прозаического, сохранившегося в поздней рукописи из города Ренн, почему они и называются "Реннские диндсенхас". Поэтические диндсенхас изданы Е. Гвинном (Metrical Dindsenchas/Ed. Е. Gwynn. Dublin, 1903-1935), они встречаются в более ранних рукописях, к примеру в "Лейнстерской Книге". Однако многие из прозаических преданий встречаются в виде вкраплений в сагах и являются Одним из древнейших элементов традиции. Они отразили почти весь комплекс факторов, определявших развитие ирландской культуры в христианское время, и содержат подлинные фрагменты древней мифологии, псевдоисторические предания, подчас окрашенные стремлением составителей (многих их поколений) к формированию традиции путем произвольных толкований и т. д.

(обратно)

448

В такою рода преданиях труДно адекватно перевести названия не зная, какая легенда может стоять за каждым из них: Друим Кайн "Прекрасный Хребет", Лиатдруим "Серый (седой, может быть, даже зеленый) Хребет", Катайр Крофинд "Крепость Кроваво-белая" или же "с Белыми Валами", Друим Декин не вполне понятно ("Хребет...") На месте Тары (графство Мит) расположены и:,течни.зкие холмы, у вершин которых сохранились остатки валов и других строении. Есть там могильные холмы бронзового века. Параллельные насыпи длиной чуть более 200 м традиционно отождествлялись со знаменитым медовь:м Покоем, о котором часто идет речь в сагах.

(обратно)

449

Конспицио — "окинуть нзором", увидеть".

(обратно)

450

...в своем Словаре Кормак. — Речь идет об известном памятнике, созданном в X в. епископом Кормаком из Кашеля. Памятник содержит множество определений слов, ссылок на мифологические и легендарные предания. Сохранился в "Лейнстерской Книге" и "Желтой Книге из Лекана" (XII и XIV вв.)

(обратно)

451

...что принадлежит многим... — Слово "Темайр" весьма Часто фигурирует в названиях местностей, а в переносном смысле означает некую высшую степень достоинства.

(обратно)

452

...осаждал Эохайд При Лепт. См. об этих событиях сагу "Сватовство к Этайн" и комментарии к ней.

(обратно)

453

Дума на Гиалл — речь идет о знаменитом и часто упоминаемом в традиции Холме Заложников в Таре. Традиционно связываемое с ним место, как обнаружилось в результате раскопок, является могильником раннего бронзового века.

(обратно)

454

Отрывок являет пример перечисления названий, за которыми стоят, к сожалению, неизвестные нам легенды.

(обратно)

455

Миле, сын Брата главный друид людей Немеда, третьей волны переселенцев в Ирландию по традиционной псевдоисторической схеме. Огонь был зажжен на холме Уснеха, считавшегося центром, где сходились границы всех королевств Ирландии.

(обратно)

456

...недобрый дым. — Здесь игра слов (mi-de "дурной дым").

(обратно)

457

Берба — река Бэрроу.

(обратно)

458

...празднества у ее могилы... Празднества и народное собрание в Кармун были центральным событием общественной жизни Лейнстера и происходили на-праздник Лугназад (1 августа). На это время прекращались все распри и ссоры. Считалось, что первыми оплакать Кармун на это место пришли Племена Богини Дану, и с тех пор это событие воспроизводилось постоянно, причем игры, скачки входили в своего рода погребальный обряд. Каждые три года здесь в чтении преданий, саг, "старины", законов, наставлений правителей былых времен и т. д. воспроизводились важнейшие события прошлого и тем самым обновлялись и подкреплялись традицией основы общественного и природном) порядка вещей, противоречия которых были как бы нейтрализованы на время праздника.

(обратно)

459

...на год вперед. По другим источникам, как говорилось, празднество имело место каждые три года.

(обратно)

460

...пятьсот восемьдесят лет. Пример типичной попытки согласования местной Градации с событиями мировой истории.

(обратно)

461

...Боанд, жена Нехтана... — См. сагу "Видение Фингена" в настоящем издании.

(обратно)

462

Дабилла — значение имени неясно.

(обратно)

463

Оэнах Тайлтен — Народное Собрание Тальтиу. Это место, располагавшееся к северо-западу от Тары, традиционно ассоциировалось с уладским королевством, и празднество там носило по преимуществу военный характер. Тальтиу считалась дочерью одного из могущественных королей Фир Болг.

(обратно)

464

Скал Балб — отцом бога Луга считался Киан, прозывавшийся Скал Балб "Немой Дух".

(обратно)

465

Имеется в виду Кногба, теперь Ноут (на северном берегу реки Войн) — "Холм Бои".

(обратно)

466

Партолон — во главе с ним в Ирландию, согласно псевдоисторической традиции, приплыла вторая группа переселенцев, позднее погибшая от таинственного мора и не оставившая потомства. С именем Партолона и его спутников (как и с каждой другой группой) связываются изменения природного и социального облика страны: при нем были построены пять заезжих домов острова, родилось умение варить пиво, люди научились заключать законные сделки и т. д.

(обратно)

467

Кримтан Скиатбел — мифический король Лейнстера, по преданию, поставленный у власти самим Эремоном.

(обратно)

468

...три потомка Донн Деса... — Ср. традицию саги "Разрушение Дома Да Дерга" и комментарии к ней.

(обратно)

469

...девять брешин Сегайса... — По традиции, источник по имени Сегайс располагался в потустороннем мире — Тир Тайрнгире, и вокруг него рос орешник. Орехи, падая в источник, вызывали на нем "пузыри мудрости". Источником тайного знания могли считаться сами орехи, которые, по поверью, иногда (раз в семь лет или в год) попадали в реку Войн. Если смертному удавалось достать их, он немедленно превращался в провидца и филида.

(обратно)

470

Белах Конглайс — Ущелье Псов Гласа.

(обратно)

471

...воинов круитни... — Имеются в виду пиктские племена. События эти известны по другим источникам, но историческую основу их определить трудно.

(обратно)

472

Тростан — вариант имени (Друст, Друстан и пр.), к которому восходит имя средневекового Тристана.

(обратно)

473

...у Сыновей Миля. — "Книга Захватов Ирландии" относит этих персонажей, прямо называя их фоморами, ко временам Партолона, который первый из всех переселенцев на остров столкнулся с ними в бою. Мать Кикула (Кихола) Лот описывается как ужасная великанша, чьи губы были на груди, а глаза сзади. Одноногость и однорукость, как и в других источниках, является отличительным признаком фоморов (как и некоторых других сверхъестественных существ).

(обратно)

474

Фурса — речь идет об одном из известных ирландских святых, отличившемся миссионерской деятельностью во Фландрии и Пикардии (первая половина VII в.).

(обратно)

475

...сколько было в Ирландии. — Темайр Луахра была второй по значению после Темайр Брег — Тары. Считалась иногда главным поселением Мунстера и резиденцией Ку Рои.

(обратно)

476

...и Крэб Дати. — См. об этих деревьях, появление которых приурочено к рождению Конна-"Ста Битв, в саге "Видение Фингена", а также комментарии к ней.

(обратно)

477

Источник Коннла — то же, что и источник Сегайс (...девять брешин Сегайса... — По традиции, источник по имени Сегайс располагался в потустороннем мире — Тир Тайрнгире, и вокруг него рос орешник. Орехи, падая в источник, вызывали на нем "пузыри мудрости". Источником тайного знания могли считаться сами орехи, которые, по поверью, иногда (раз в семь лет или в год) попадали в реку Войн. Если смертному удавалось достать их, он немедленно превращался в провидца и филида).

(обратно)

478

Аэд Руад — явно мифологический персонаж, скорее всего тождественный Дагда, который нередко звался Руад Рофесса. По другим источникам, Дагда иногда назывался Аэд Аллайн из Эсс Руад. С этим местом связывалось также пребывание лосося мудрости.

(обратно)

479

...и небеса... — Клятва этими стихиями и призыв их в поручители часто встречаются в кельтской традиции.

(обратно)

480

Маг Слехт — долина вокруг Балимагоран, графство Каван.

(обратно)

481

Кром Кройх — иначе Кром Круах, "Кровавый". В поэтических диндсенхас говорится, что жертвы ему приносились для того, чтобы обеспечитыв достатке молоко и зерно. По преданию, св. Патрик сотворил чудо, так что главный идол повернулся и отворотил свой лик от Тары, а двенадцать других (стоявших по три с каждой стороны) погрузились в землю по самую шею.

(обратно)

482

Маг Ита — возможно, долина реки Финн в графстве Донегал.

(обратно)

483

Айлех — от ail "камень, скала" и ech "лошадь".

(обратно)

484

Немайн и супруг ее Нет — боги битвы и разрушения.

(обратно)

485

Фиаха Срайбтине — по традиционной хронологии, правил Ирландией с 286 по 322 г. О трех братьях по имени Коллас (Айргиалла — так назывались племена, которые несколько ранее описываемого здесь времени распространили свое господство на половине территории Улада сразу же вслед за падением могущества и самостоятельности северного королевства. По легенде, их предками были три брата по имени Коллас, происходившие от королевского рода из центра страны. Название их "айргиалла" — производное от слова "заложник" и значит что-то вроде "подчиненные, дающие заложников". В названии отразился факт их собственного подчинения потомкам сына Ниалла Девяти Заложников, Эогана, основателя королевской династии Айлеха, что видно и на примере данного отрывка). Они считались предками многих благородных родов Ирландии и Шотландии. Эоху Доймлен был сыном Каирпре Лифехарн.

(обратно)

486

Ард Маха — теперь Арма; находилась в двух милях от столицы уладов Эмайн Махи. История Трех Мах, которая в более развернутом виде есть в других источниках (см. "Похищение Быка из Куальнге", и сагу "Недуг уладов"), была использована Ж. Дюмезилем для иллюстрации на кельтском материале своей теории трех функций. Первая Маха, жена Немеда (от nemed "сакральный"), главы третьей группы переселенцев в Ирландию согласно псевдоисторической традиции, представляет первую функцию — сакральную. Вторая Маха — воительница по преимуществу, по преданию, пряжкой, снятой со своей шеи, очертила границы Эмайн, дабы плененные ею пять сыновей Диторба могли возвести валы крепости. Наконец, Маха, супруга крестьянина, соревнующаяся в беге с королевскими конями, представляет третью функцию.

(обратно)

487

...до правления Маэла, сына Рохрайде. — По другим источникам, недуг уладов мог продолжаться гораздо дольше, чем девять дней.

(обратно)

488

Гриан Банкуйре — grian значит "солнце", и здесь мы попадаем в еще далеко не проясненный, но несомненный для ирландской к общекельтской традиции мир ассоциаций "солнечной богини" и конской символики. Она существенна для образа Этайн Эхрайде (см. сагу "Сватовство к Этайн"), жившей в "солнечном покое", и многих других традиционных персонажей.

(обратно)

489

Тальтиу — совр. Телтаун в графстве Мит (Оэнах Тайлтен — Народное Собрание Тальтиу. Это место, располагавшееся

к северо-западу от Тары, традиционно ассоциировалось с уладским королевством, и празднество там носило по преимуществу военный характер. Тальтиу считалась дочерью одного из могущественных королей Фир Болг).

(обратно)

490

...до Черных Празднеств Доннхада, сына Фланда, сына Маэлсехлайна... — Доннхад был королем Ирландии с 918 по 942 г. Возможно, речь идет о празднестве 925 г., нарушенном вмешательством Муиркретаха, сына Ниалла.

(обратно)

491

Слиаб Каллан — теперь Сливе Галлион, гора в графстве Лондондерри.

(обратно)

492

Конганкнесс ("с роговой кожей", "с панцирем"?) — сын Дедада, мифологический персонаж, иногда считавшийся братом Ку Рои. Конганкнесс был убит Келтхайром, сыном Утехайра, и из его черепа появились три пса, Одного из которых (пса кузнеца Куланна) убил Кухулин, получивший так свое имя (см. "Похищение Быка из Куальнге").

(обратно)

493

Слайнге — или Слайне — источник, который традиционно располагался в потустороннем мире (след этого представления в названии Ахад Абла — "Яблоневое Поле", одна из устойчивых характеристик потустороннего мира, ср. Эмайн Аблах). О травах Диан Кехта см. сагу "Битва при Маг Туиред" в настоящем издании.

(обратно)

494

Инис Эрин — с именем королевы Эриу (см. отрывок из "Книги Захватов Ирландии" в наст, изд.) связано как название самой Ирландии, так и название маленького островка неподалеку от побережья графства Дублин.

(обратно)

495

Тлахтга — теперь Холм Уорд в графстве Мит, неподалеку от Тары. Здесь также устраивались народные собрания и празднества, причем в системе символических связей Тлахтга соотносилась с королевством Мунстер (Уснех — с Коннахтом, Тальтиу — с Уладом и Тара — с Лейнстером), поэтому характерно, что имя этому месту дала именно Тлахтга с ее познаниями в тайной науке. Церемонии в Тлахтга происходили на Самайн и были связаны с празднеством Тары, подтверждавшим незыблемость царского достоинства и обеспечивающим нейтрализацию тех сил потустороннего мира, которые символически олицетворял собой юг и королевство Мунстер.

(обратно)

496

...отчего Маг Муайх. — Как отмечает комментировавший этот пассаж У. Стоукс (Указ. соч., т. 16, с. 61), эти имена и связанные с ними местности теперь забыты, и потому Ирландия стала жертвой вторжения чужеземцев.

(обратно)

497

Бухат Буазах — см. сагу "Песни Дома Бухета" в настоящем издании.

(обратно)

498

...и восточной части Миде... — В исторические времена (с VII в.) центральная часть страны была поделена на два главных королевства: Миде на западе и Брега на востоке. Начиная с VIII в. королевство Миде начало усиливаться и постепенно распространило свое влияние на восток, так что Миде стало единственным употребительным названием для всей этой территории. Данный пассаж говорит о еще не забытом разделении двух королевств.

(обратно)

499

Ирарус — ныне, возможно, Орис в графстве Уэстмит.

(обратно)

500

Трайг Туйрбе — возможно, теперь Тарвей на северном побережье графства Дублин.

(обратно)

501

Гоббан кузнец — чудесный мастер, имя которого производное от имени Гоибниу из Племен Богини Дану. Считался современником св. Молинга и в некоторых житиях святых выступает искусным строителем храмов. Персонаж многих легенд и сказок кельтского фольклора Нового времени.

(обратно)

502

Господин Многих Ремесел — бог Луг. Какая легенда здесь подразумевается, осталось нам неясным.

(обратно)

503

Лох Андинд и Лох Уайр — теперь Лох Энелл в графстве Уэстмит и Лох Оуэл в графстве Уэстмит.

(обратно)

504

...сына Понта... — Еще одна из многочисленных попыток привязки легендарного прошлого Ирландии к мировой традиции.

(обратно)

505

...таскать кожаными мешками... Традиционное объяснение названия Фир Болг от bolg — "мешок". В действительности оно скорее всего происходит от bhelg — "надувшиеся", "бешеные". Происхождение этого названия не прояснено.

(обратно)

506

...отправился Кормак... — См. сагу "Разрушение Дома Да Хока" в настоящем издании.

(обратно)

507

Инбер Буада — Устье Даров; местоположение неясно.

(обратно)

508

...к кладбищу нечестивцев... — Это уже христианская оценка кладбища, располагавшегося близ Круахана, на котором, по преданию, хоронили королей Коннахта, Тары и самих Племен Богини Дану.

(обратно)

509

Туаг Инбир и Лох Эках — теперь устье реки Ванн и озеро Лох Ни.

(обратно)

510

Слиаб Бета — теперь Сливе Би, гора на границе графств Ферманаг и Монаган.

(обратно)

511

Лох Риах — теперь Лох Ри в графстве Голуэй.

(обратно)

512

Лох Ойрбсен — теперь Лох Корриб в графстве Голуэй.

(обратно)

513

...друидом, мастером и торговцем. — Отражение такой же характеристики бога Мананнана см. в саге "Сватовство к Луайне и смерть Атирне" в настоящем издании.

(обратно)

514

...дочь Эохайда Оллатара... — Эохайда Отца Всех, то есть Дагда.

(обратно)

515

...пять деревьев. — См. о них сагу "Видение Фингена" в настоящем издании.

(обратно)

516

Аэд Слане — родоначальник королевской династии Бреги, король Ирландии (ум. в 600 г.).

(обратно)

517

Перевод выполнен но изд.: Inimacalam in Da Thuarad/Ed. W. Stokes.//Revue celtique. 1905. XXVI. Текст содержится в "Лейнстерской Книге", "Желтой книге из Лекана" и др.

Сага представляет собой пример "состязания" поэтов, играющих намеренно усложненными оттенками смысла и поэтическими ассоциациями, в большинстве случаев недоступными расшифровке. Сохранилось ирландское предание о том, что присутствовавшие при споре этих поэтов ирландцы тоже ничего не поняли из их разговора и, рассердившись, отняли у поэтов право заниматься юрисдикцией, которым они до того обладали.

(обратно)

Оглавление

Герои и хранители ирландских преданий

Предания и мифы

  Битва при Маг Туиред[28]

  Из "Книги Захватов Ирландии"[73]

  Сватовство к Этайн[94]

    I

    II

    III

  Установление владений Тары[123]

  Воспитание в Домах Двух Чаш[149]

  Разрушение Дома Да Дерга[170]

  О потомстве Конайре Великого, о приходе Мускрайге из Маг Брег[218]

  Разрушение Дома Да Хока[226]

  Разрушение Динн Риг[252]

  Видение Фингена[263]

  Битва при Маг Мукриме[295]

  Песни Дома Бухета[318]

  Изгнание Десси[327]

  Приключения Фергуса, сына Лейте[334]

  Борома[346]

  Битва при Алмайне[403]

  Убийство Ронаном родича[416]

  Смерть Кримтана, сына Фидаха, и трех сыновей Эохайда Мугмедона: Бриана, Айлиля и Фиахра[422]

  Приключения сыновей Эохайда Мугмедона[432]

  Сватовство к Луайне и смерть Атирне[439]

  Старина мест[447]

    1. Темайр

    3. Рат Эса

    4 Чудесные места Бруга

    5. Инбер Айлбине

    7. Миде

    13. Берба

    15. Фафайнд

    18. Кармун

    19. Боанд

    20. Нас

    29. Бенн Этайр

    31. Paт Кнамроса

    35. Белах Конглайс

    39. Ард Лемнахта

    40. Лох Гарман

    41. Лох Дакаэх

    46. Карн Уи Нейт

    47. Кротта Клиах

    50. Темайр Луахра

    55. Лох Лейн

    59. Синанн

    62. Маг Айдни

    65. Рат Круахан

    70. Маг Мукриме

    73. Лох Нейл

    74. Лох Кон

    81. Эсс Руад

    85. Маг Слехт

    88. Карн Фурбайде

    90. Маг Ита

    91. Айлех

    94. Ард Маха

    99. Тальтиу[489]

    101. Слиаб Каллан

    108. Лусмаг

    109. Бенн Кодайл

    110. Тлахтга

    111. Маг Брег

    113. Одрас

    115. Керна

    117. Ирарус

    125. Трайг Туйрбе

    126. Бри Лейт

    128. Лох Андинд и Лох Уайр

    129. Друим Суамайх

    134. Инбер Буада

    136. Маг Тибра

    141. Туаг Инбир и Лох Эках

    143. Слиаб Бета

    158. Лох Риах

    159. Лох Ойрбсен

    160. Эо Росса

  Разговор двух Мудрецов[517]

Приложение. Несколько замечаний но поводу раннеирландской генеалогической традиции Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg