«Прядь о гренландцах»

Прядь о гренландцах или Прядь об Эйнаре сыне Сокки

I

Жил в Гренландии, на Крутом Склоне, человек по имени Сокки, сын Торира. Он пользовался большой любовью и уважением среди других жителей Гренландии. У него был сын Эйнар, на редкость способный и многообещающий молодой человек. Влияние отца и сына было таково, что они на голову были выше и опережали во всем своих сограждан.

Однажды Сокки собрался на тинг, на котором возвестил всем присутствующим, что не желает больше мириться с тем, что в Гренландии до сих пор нет своего епископа. Он предложил всем своим согражданам пожертвовать часть своих средств на создание епархии, и все землевладельцы с готовностью откликнулись на это предложение. Затем Сокки попросил своего сына Эйнара отправиться с обязательным визитом в Норвегию, поскольку, как он объяснил сыну, тот был наиболее подходящей кандидатурой для такого путешествия. И вот Эйнар отправился в путь (как того и желал его отец), захватив с собой много моржовых шкур и изделий из моржовой кости.

Они прибыли в Норвегию, где в то время правил конунг Сигурд по прозвищу Крестоносец. Эйнар испросил аудиенцию у конунга; вначале он передал ему привезенные из Гренландии дары, а затем обратился с соответствующей просьбой, умоляя конунга помочь ему и его согражданам. Конунг согласился, что действительно было бы неплохо учредить в Гренландии епископский престол.

Затем конунг представил ему человека по имени Арнальд, который был хорошим священником и прекрасно подходил на роль проповедника слова Христова. Конунг стал просить его принять на себя эту задачу — во славу Господа и ради его, конунга, молитв:

— Я же пошлю тебя в Данию со своим письмом и печатью, и там ты испросишь аудиенции у Эцура, архиепископа из Лунда.

На это Арнальд ответил, что он не особенно стремится принимать на себя подобное обязательство, поскольку, как ему кажется, совершенно не подходит для выполнения этой миссии. К тому же, добавил Арнальд, он не хочет расставаться с друзьями и с семьей и не представляет, как ему удастся поладить с такими сварливыми людьми, как гренландцы. На это конунг возразил ему, что чем больше ему придется претерпеть от рук человеческих, тем выше будет его награда у Господа. Тогда Арнальд сказал, что он не в силах противиться просьбе конунга.

— Однако, — добавил он, — если я все-таки соглашусь исполнять обязанности епископа, пусть Эйнар клянется, что он будет во всем поддерживать меня и отстаивать мои права, а также подвергать наказанию тех, кто осмелится выступить против своего епископа. Я хочу, чтобы он взял на себя роль защитника всего того, что непосредственно относится к епархии.

Конунг согласился с этой разумной просьбой, и Эйнар пообещал исполнить все, о чем его просили.

И вот Арнальд отправился к архиепископу Эцуру, изложил ему свое дело и передал письмо конунга. Архиепископ принял Арнальда очень тепло. Познакомившись с ним поближе, он по достоинству оценил его способности и посвятил его в сан епископа [1124 год]. После этого Арнальд вернулся к конунгу, который принял его очень сердечно. Эйнар привез с собой из Гренландии медведя и подарил его конунгу Сигурду, который в ответ удостоил его больших почестей.

Позднее они, Эйнар и епископ, отправились в путь на одном корабле, тогда как Арнбьёрн Норвежец и другие норманны, желавшие попасть в Гренландию, вышли в море на другом корабле. Но плавание их было не слишком удачным, поскольку они так и не смогли поймать попутный ветер. Тот корабль, на котором были Эйнар и епископ, в конце концов, оказался у берегов Исландии и прибыл в устье Речного Озера под Островной Горой. В то время на Мыске проживал Сэмунд Мудрый. Встретившись с епископом, он предложил ему поселиться на эту зиму у него в доме. Епископ с благодарностью принял это предложение. Эйнар же провел зиму возле Островной Горы.

Когда епископ вместе со своими людьми отправился с корабля к новому жилищу, то по дороге им пришлось остановиться на Островной Равнине. Они сидели на свежем воздухе и отдыхали, когда из дома вышла старая женщина, и в руке у нее была чесалка для шерсти. Она подошла к одному из сидящих и обратилась к нему:

— Эй, парень, можешь укрепить зубец на моей чесалке?

Тот ответил, что может, затем достал из сумки инструменты и выполнил работу так хорошо, что старая женщина осталась очень довольна. А был этот человек не кем иным, как епископом, который на самом деле был мастером на все руки. История же эта свидетельствует о неподдельной скромности этого человека.

Он провел всю зиму на Мыске, и они с Сэмундом прекрасно ладили друг с другом. Об Арнбьёрне и его товарищах не было никаких новостей, поэтому епископ и Эйнар решили, что они таки смогли добраться до берегов Гренландии. С наступлением лета они покинули Исландию и приплыли в Гренландию, в Эйриков Фьорд, где им был оказан самый сердечный прием. Однако и здесь, к величайшему их удивлению, ничего не знали об Арнбьёрне. Прошло еще несколько лет, и все окончательно сошлись во мнении, что они погибли. Епископ учредил свой престол во Дворах и переехал туда. Эйнар и его отец были главной опорой епископа и пользовались его особым расположением.

II

Жил в Гренландии человек по имени Сигурд сын Ньяля. Осенью он нередко отправлялся ловить рыбу и охотиться в необжитые места, поскольку был прекрасным мореходом. Рассказывают, что всего их отправилось в эту экспедицию пятнадцать человек. Летом они добрались до ледяной горы Белая Рубашка и обнаружили там старые кострища и признаки возможной добычи.

— Что бы вы предпочли, — поинтересовался у них Сигурд, — вернуться домой или продолжить наш путь? Лето уже на исходе. С другой стороны, до сих пор мы не могли похвастаться богатой добычей.

Его товарищи сказали, что предпочли бы вернуться домой. Было бы слишком опасно, заметили они, продолжать плавание в этих больших фьордах под ледниками.

Сигурд согласился с этим утверждением.

— И все же что-то подсказывает мне, что большая часть добычи у нас еще впереди, если только мы сумеем заполучить ее.

Они ответили, что решение остается за ним. До сих пор они полагались на его опыт и ни разу не обманулись в нем. Сигурд сказал, что сам он предпочел бы плыть дальше. Так они в конце концов и поступили. На борту их корабля был человек по имени Стейнтор, который тоже вмешался в разговор и сказал следующее:

— Прошлой ночью я видел сон, Сигурд, и теперь хочу рассказать его тебе. Мне снилось, что мы провели корабль в этот большой фьорд, а потом я упал в какую-то расселину и взывал о помощи.

Сигурд заметил, что это не слишком-то хороший сон:

— Так что ты уж постарайся не падать в разные там ямы, чтобы потом не взывать оттуда о помощи.

Сказал же он так потому, что Стейнтор был известен своим своеволием и безрассудством.

Когда они зашли в воды фьорда, Сигурд спросил своих товарищей:

— Ну что, разве я был не прав, когда утверждал, что здесь уже есть корабль?

— Да, — подтвердили они, — это так.

Они двинулись дальше в глубь фьорда и обнаружили корабль, который лежал на берегу в устье реки и был тщательно прикрыт сверху. Это было большое морское судно. Затем они сошли на берег и увидели там дом, а неподалеку от него — палатку.

— Прежде всего, — заявил Сигурд, — нам следует разбить свою собственную палатку, так как день уже клонится к закату, и я хочу, чтобы мы все отдохнули и набрались сил.

Утром они отправились осматривать местность. Неподалеку они наткнулись на деревянную колоду. В нее был воткнут боевой топор, а рядом лежало тело человека. Сигурд решил, что человек этот колол дрова, пока не свалился от голода. После этого они направились к дому и там увидели еще один труп.

— Этот, — сказал Сигурд, — держался на ногах до последнего. Должно быть, это слуги тех, кто находился внутри дома.

Он сказал так потому, что рядом с этим человеком тоже лежал топор.

— Я думаю, будет лучше, — заметил Сигурд, — если мы пробьем отверстие в стене здания и позволим выйти наружу зловонию от находящихся там тел. Необходимо очистить воздух от той скверны, что скопилась там за такое долгое время. Будьте осторожны и держитесь в это время подальше, поскольку, как мне кажется, вместе с воздухом оттуда выйдет болезнь, весьма опасная для людей. Хотя маловероятно, чтобы сами эти люди смогли причинить нам какой-нибудь вред.

Стейнтор же заявил на это, что было бы глупо обременять себя хлопотами, в которых нет особой нужды. И пока они ломали стену дома, он вошел внутрь через дверь. Когда же он вышел, Сигурд взглянул на него и воскликнул:

— Да он совсем изменился!

Стейнтор же завопил и бросился бежать прочь. Товарищи его бросились за ним, но он упал в расщелину в скале, откуда никто не мог его вытащить, и там умер.

— Его сон обернулся для него правдой, — сказал Сигурд.

После этого они разобрали здание, точно следуя указаниям Сигурда, не причинив себе при этом ни малейшего вреда. Внутри дома они обнаружили мертвых людей и множество монет. Сигурд сказал:

— Как мне кажется, будет лучше, если мы очистим их кости от мяса в тех котлах, что раньше принадлежали им. Так нам будет легче переправить их в церковь. Мне кажется, это должен быть Арнбьёрн, так как тот второй корабль, стоящий здесь у берега, я слышал, раньше принадлежал ему.

Это было замечательное судно, ярко раскрашенное и с носовым украшением. Однако у купеческого корабля было сильно повреждено днище, так что, по мнению Сигурда, он был уже ни на что не пригоден. Они забрали с него все гвозди, болты, а затем сожгли его. С собой они также забрали буксирную лодку и корабль с носовым украшением. Вернувшись в поселение, они отправились к епископу во Дворы. Сигурд рассказал ему об их приключениях и о находке денег.

— Я думаю, — заметил Сигурд, — что самым правильным будет передать эти деньги церкви, чтобы они сопровождали кости своих прежних владельцев.

Епископ заверил его в том, что он действовал мудро и рассудительно, и все с этим согласились. Там было много денег и других ценностей, привезенных с телами, а корабль с носовым украшением епископ счел настоящим сокровищем. Сигурд сказал, что и корабль этот должен отойти епархии, так как это пойдет во благо душам умерших. Прочее же добро, согласно закону Гренландии, поделили между собой те, кто нашел его.

Но когда слухи об этих событиях достигли берегов Норвегии, не миновали они и племянника Арнбьёрна по имени Эцур. Были там и другие люди, потерявшие своих близких на борту этого корабля и теперь желавшие унаследовать их имущество. Они приплыли в Эйриков Фьорд, где жители пришли на берег, чтобы встретить их. Там они занялись куплей и продажей товаров, а после нашли себе пристанище в домах бондов. Кормчий Эцур отправился во Дворы, где жил епископ, и провел там зиму. В то время в Западном Поселении находился еще один купеческий корабль, также принадлежащий норвежцу, Кольбейну сыну Торльота. Был там и третий корабль под командованием Хермунда сына Кодрана и его брата Торгильса. В целом команды этих трех кораблей представляли собой значительную силу.

III

Зимой Эцур завел с епископом разговор о том, что он прибыл в Гренландию с намерением наследовать своему родичу Арнбьёрну. Он просил епископа устроить все так, чтобы он и его товарищи могли получить свое наследство. Однако епископ заявил, что он получил эти деньги в соответствии с законом Гренландии о несчастных случаях. Он также заметил, что сделал это не по собственной инициативе и что ему представляется вполне справедливым, что деньги эти будут потрачены во благо душ их прежних владельцев, а также на церковь, где покоятся кости умерших, И ему представляется бесчестным требовать эти деньги сейчас. После этого разговора Эцур не захотел оставаться во Дворах с епископом и вернулся к своей команде. И так, все вместе, они провели эту зиму.

Весной Эцур стал готовить тяжбу для гренландского тинга. Тинг этот проходил во Дворах, и на него прибыл епископ в сопровождении Эйнара сына Сокки и большого отряда вооруженных людей. Прибыл туда и Эцур в сопровождении своих товарищей. Но как только суд открылся, Эйнар вместе со своими людьми вошел туда и заявил, что им предстоят бесконечные разбирательства, если они позволят иностранцам вести это дело исходя из их законов:

— Нам же нужен лишь тот закон, что существует здесь, в Гренландии!

Норвежцам так и не удалось обжаловать свое дело в суде, и они вынуждены были удалиться. Эцур был этим крайне недоволен. Он чувствовал, что получил за все свои старания не деньги, а одно лишь унижение. И тогда он сделал следующее: он направился к тому месту, где стоял раскрашенный корабль, и проломил в нем две дыры с обоих боков — от киля и до самого верха. Затем он отправился в Западное Поселение, где встретился с Кольбейном и Кетилем сыном Кальва и рассказал им, как обстоят дела. Кольбейн согласился, что с Эцуром обращались унизительно, но и то, что он совершил в отместку, вряд ли заслуживает похвалы. Кетиль сказал ему:

— Я настоятельно советую тебе перебраться сюда, к нам, поскольку, как я слышал, епископ и Эйнар действуют заодно. Тебе никогда не справиться с ними обоими, поэтому будет лучше, если все мы сейчас будем держаться вместе.

Эцур согласился, что на данный момент именно так и следует поступить. На одном из этих купеческих кораблей находился тогда Ледяной Стейнгрим. Эцур же вернулся на Козлячью Скалу, где и жил вместе со своей командой.

IV

Епископ очень разгневался, когда узнал, что корабль безнадежно испорчен. Он позвал к себе Эйнара сына Сокки и заявил ему следующее:

— Пришло время исполнить те обещания, которые были даны тобой перед отплытием из Норвегии, а именно, что ты накажешь любого, кто осмелится посягать на имущество епархии или причинит ему какой-либо вред. Я же требую в качестве расплаты жизнь Эцура, так как он испортил то, что по справедливости принадлежало нам. Да и в целом он вел себя по отношению к нам крайне пренебрежительно.

— Вы правы, господин епископ, — согласился Эйнар, — поступок Эцура никак нельзя назвать хорошим. Однако и Эцура можно понять, ведь он претерпел серьезный убыток. Таким людям бывает не так-то легко сдержаться, когда они видят, что не в состоянии заполучить в свою собственность все эти прекрасные вещи, принадлежавшие некогда их родственникам. Так что я даже не знаю, как тут быть.

Они распрощались весьма холодно, и на лице епископа явно читалось недовольство. Но когда люди собрались на годовщину церкви на праздник на Длинном Мысе, епископ появился там вместе с Эйнаром. На службу пришло очень много людей, и епископ сам отслужил мессу. Среди присутствующих был и Эцур. Он стоял на южной стороне церкви напротив стены и беседовал с человеком по имени Бранд сын Торда, который был слугой епископа. Бранд уговаривал его помириться с епископом.

— В этом случае, — говорил он, — я думаю, все закончится хорошо. Сейчас же будущее для тебя представляется весьма мрачным.

Но Эцур сказал, что он не готов пока сделать подобный шаг, так как с ним поступили очень дурно. И они продолжали обсуждать этот вопрос. Затем епископ и прочие люди направились из церкви в дом, и Эйнар пошел вместе с ними. Но когда они уже подошли к двери, Эйнар отделился от общей процессии и в одиночестве направился опять на церковный двор. Там он выхватил топор из рук одного человека и направился к южной стороне церкви — именно туда, где стоял, опершись на свой топор, Эцур. Эйнар нанес ему смертельный удар, после чего вернулся в дом, где уже были расставлены столы. Не сказав ни слова, Эйнар сел на свое место напротив епископа.

В это время в комнату вошел Бранд сын Торда и, подойдя к епископу, сказал:

— Вы уже слышали новость, господин епископ?

Епископ заявил, что ему ничего неизвестно.

— А что случилось?

— Там, на улице, только что произошло убийство.

— Кто же сделал это? — поинтересовался епископ. — И кто стал жертвой?

На это Бранд заявил, что лучше всего ему сможет рассказать об этом тот человек, что сидит возле него.

— Эйнар, — спросил епископ, — ты убил Эцура?

— Совершенно верно, — ответил Эйнар.

— Такие поступки заслуживают самого серьезного порицания, — заметил епископ, — но твоему поступку все-таки есть некоторое оправдание.

Бранд предложил омыть тело и прочесть над ним молитвы, на что епископ заявил, что у них еще будет достаточно времени для этого. Все расселись за столы, продолжая прерванную беседу, а епископ отправил людей отпевать тело убитого только после того, как Эйнар стал настаивать на этом, заметив, что все должно быть сделано так, как того требует обычай. Епископ же заявил, что, по его мнению, вообще не стоило бы хоронить Эцура по церковному обычаю.

— Но раз уж ты так просишь, то его похоронят здесь — в церкви, у которой нет постоянного священника.

И он даже не захотел послать туда священника, пока тело не омыли и не положили на стол.

— Ситуация сложилась крайне неприятная, — заметил Эйнар, — и не в последнюю очередь благодаря вашим измышлениям. Теперь в это дело оказалось замешано немало горячих людей, так что вскоре нас ожидают серьезные проблемы.

На это епископ заявил, что он надеется, что они смогут противостоять любым нападениям извне. Он же, со своей стороны, готов предоставить свою помощь в решении этой проблемы — во всяком случае до тех пор, пока ее не взялись решать при помощи силы.

V

Вскоре известие об убийстве Эцура дошло и до норвежских купцов.

— Я был прав, — сказал Кетиль сын Кальва, — когда утверждал, что его поступок будет стоить ему головы.

Был среди них и родственник Эцура по имени Симон — большой сильный мужчина. И Кетиль сказал, что Симон поступит совершенно правильно, если решит отомстить за убийство своего родича. Симон заявил, что именно так он и намерен поступить.

Кетиль подготовил свой корабль, а затем направил людей к кормчему Кольбейну сообщить ему последние новости.

— Сообщите ему также, что я намерен преследовать Эйнара судебным порядком, так как я знаю гренландский закон и готов иметь дело с этими людьми. Если же дело дойдет до беспорядков, то у нас здесь достаточно людей, чтобы защитить себя.

Симон также отправился на встречу с Кольбейном и рассказал ему об убийстве, а также о том, что Кетиль предлагает им объединить силы с норвежцами, живущими в Западном Поселении, а потом всем вместе отправиться на гренландский тинг.

На это Кольбейн ответил, что если сможет, то обязательно придет, так как ему хотелось бы разъяснить гренландцам, что они не могут безнаказанно убивать людей с их [то есть норвежских] кораблей. Кетиль же взялся вести эту тяжбу от лица Симона и отправился на суд с большим количеством людей, передав купцам, чтобы они следовали за ним. Как только Кольбейн получил это послание, он немедленно собрал своих людей и приказал им отправляться вместе с ним на тинг. Кольбейн объяснил им, что при наличии подобной силы гренландцы вряд ли посмеют покуситься на их права. И вот Кольбейн с Кетилем объединились и стали действовать сообща, и каждый из них был таким человеком, с которым нельзя было не считаться. Они отправились в путь на своих кораблях, и хотя на море поднялось сильное волнение, они продолжали двигаться вперед. Их сопровождало большое количество вооруженных людей (хотя и не так много, как они ожидали). И вот все они прибыли на тинг.

Прибыл туда и Сокки сын Торира. Человек он был умный и рассудительный, и его нередко выбирали третейским судьей в различного рода тяжбах. Он отправился к Кольбейну и Кетилю и сказал им, что хочет искупить вину своего сына.

— Я хочу предоставить себя в качестве посредника между вами, — заявил он. — И хотя меня связывают крепкие узы с моим сыном Эйнаром, я обещаю вести это дело так, что никто из вас не почувствует себя обиженным.

Кетиль сказал, что они хотели бы довести это дело до конца. Однако он не отверг окончательно предложения Сокки.

— Но с нами обращались просто чудовищно, — добавил он, — а мы еще никому не позволяли безнаказанно нарушать наши права.

Сокки же на это заметил, что вряд ли им улыбнется удача, если дело дойдет до битвы, учитывая неравные силы двух сторон.

Купцы отправились в суд, и Кетиль подал свою жалобу на Эйнара. Эйнар сказал:

— Если они одолеют нас в этом деле, вскоре это станет известно повсюду.

Тогда он пришел в суд и распустил его, так что купцы снова не смогли решить свой вопрос.

— Мое предложение все еще остается в силе, — сказал Сокки. — Я могу выступить третейским судьей в вашем деле.

Но Кетиль сказал, что никакое вознаграждение не поможет решить этот вопрос, поскольку к нему теперь прибавилось и нынешнее беззаконие Эйнара. На этом они и расстались.

Что же касается купцов из Западного Поселения, то они не смогли попасть на тинг по той простой причине, что к тому моменту, когда они уже готовы были отплыть, с моря подул сильный встречный ветер. Но в середине лета решено было провести на Перешейке третейский суд, и тогда купцы приплыли из Западного Поселения к некоему мысу, где все норвежцы собрались вместе, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Кольбейн поклялся, что они не стали бы и говорить с гренландцами о выкупе, если бы в то время смогли все вместе прийти в суд.

— Но сейчас, я полагаю, нам лучше прийти на эту встречу, захватив с собой всех своих людей.

И вот как они поступили: они отправились в путь и спрятались в одном укромном заливе неподалеку от епископского дома.

Случилось же так, что, когда в церкви начали звонить к обедне, в то же время прибыл и Эйнар сын Сокки. Купцы, услышав это, начали говорить о том, какими почестями встречают здесь Эйнара, даже звонят в его честь в колокола.

— Это просто невероятно, — заявили они, придя в сильнейшее негодование. Но Кольбейн сказал им:

— Не переживайте из-за этого, потому что вполне вероятно, что еще до наступления вечера этот звон может обернуться для него погребальным звоном.

И вот Эйнар и его люди пришли в условленное место и уселись на скамье. Сокки начал доставать всевозможные ценные вещи и предметы, которые должны были служить выкупом за убитого. Кетиль сказал:

— Я хочу, чтобы мы с Хермундом сыном Кодрана оценили эти вещи.

— Хорошо, — ответил на это Сокки.

В то время как назначалась цена вещей, родственник Эцура Симон бродил вокруг с мрачным и недовольным лицом. И вот, когда дело дошло до старинной кольчуги, Симон воскликнул:

— Какое оскорбление — предлагать эту рухлядь за такого человека, как Эцур!

Он бросил кольчугу на землю и направился к скамье, на которой сидели гренландцы. И как только они увидели это, сразу же вскочили на ноги и повернулись лицом к Симону. В то же самое время Кольбейн проскользнул мимо них и оказался у них за спиной. И вот одновременно Кольбейн ударил Эйнара со спины своим топором, а Эйнар направил свой топор в голову Симона, так что оба они оказались смертельно ранены.

— Именно этого я и ожидал, — произнес Эйнар, падая на землю.

Тогда сводный брат Эйнара Торд бросился на Кольбейна, намереваясь убить его, но Кольбейн увернулся и ударил его своим топором, так что Торд был убит на месте. После этого между ними разгорелась битва, но епископ оставался все это время рядом с Эйнаром, и тот испустил свой дух на коленях у епископа.

Был там человек по имени Стейнгрим, который просил их прекратить сражение. Он и еще несколько человек бросились между враждующими сторонами. Но те были в такой ярости, что Стейнгрим в одно мгновение оказался проколот мечом. Эйнар умер на скамье, которая стояла возле палатки гренландцев. К тому времени уже много людей было ранено, и Кольбейн со своими спутниками стал отходить к кораблям, унося с собой троих убитых. Затем они переправились через Эйнаров Фьорд к Жилищу Скьяльга, где стояли их корабли.

— Да, это была неплохая стычка, — сказал Кольбейн, — и я думаю, что теперь гренландцы еще менее довольны, чем прежде.

— А ты сказал правду, Кольбейн, — ответил ему Кетиль, — когда утверждал, что мы еще услышим сегодня похоронный звон: я думаю, это тело Эйнара несут в церковь.

И Кольбейн сказал, что не может отрицать своей причастности к этому делу.

— Нам следует готовиться к атаке гренландцев, — заявил Кетиль. — Я думаю, мы должны как можно усерднее продолжать погрузочные работы, и всем следует остаться на ночь на борту корабля.

Так они и поступили.

VI

Сокки был глубоко потрясен случившимся и начал собирать людей для возможного сражения. В то время на Солнечной Горе жил человек по имени Халль, отличавшийся трезвостью взглядов и спокойным характером. Он был на стороне Сокки и также прибыл к нему в дом со своими людьми. Халль сказал Сокки:

— Вы собираетесь атаковать на своих маленьких лодках большие корабли норвежцев, но результат этого предприятия представляется мне весьма сомнительным, учитывая тот прием, который наверняка подготовили нам купцы. С другой стороны, мне совершенно неясно, в какой степени на всех вас можно положиться. Разумеется, все предводители будут сражаться достойно, остальные же в случае серьезной опасности вполне могут обратиться в бегство, и тогда мы окажемся в еще худшем положении, чем сейчас. Поэтому мне кажется, что было бы неплохо, если бы все мы дали клятву либо победить, либо погибнуть.

При этих словах многие из них немедленно утратили былой пыл.

— И все же, — заметил Сокки, — мы не можем просто так оставить это дело.

Халль предложил свои услуги по заключению между ними перемирия. Он отправился к купцам и поинтересовался, может ли он обговорить с ними условия мира. Кольбейн и Кетиль передали, что они готовы начать переговоры. И тогда Халль пришел к ним и заговорил о том, что подобное дело необходимо урегулировать. Норвежцы ответили, что они готовы к любой альтернативе — будь то война или мир, — как того пожелают сами гренландцы. Они заявили также, что все эти неприятности произошли исключительно по вине самих гренландцев. «Но раз вы проявили добрую волю, мы готовы прийти к соглашению с вами». Халль объявил, что он будет судить так, как ему представляется правильным и справедливым. Затем он отправился к Сокки, который тоже дал согласие на то, чтобы Халль был судьей в этом деле. Купцы должны были днем и ночью готовиться к отплытию из Гренландии, поскольку ничто более не могло удовлетворить Сокки, как их скорейшее отбытие. «Но если они промедлят со своими приготовлениями, то пусть не ждут пощады, коль скоро попадут к нам в руки».

На этом они и расстались, определив место для следующей встречи.

— Наши приготовления к отплытию идут не так быстро, как хотелось бы, — заметил Кольбейн своим людям, — тогда как запасы провизии уже на исходе. Насколько мне известно, здесь неподалеку живет один земледелец, так что имеет смысл заглянуть к нему.

Все согласились, что стоит это сделать, и с наступлением ночи тридцать человек норвежцев — все вооруженные — сошли на берег. Они добрались до поселения, но то оказалось совершенно заброшенным. А прежде там жил человек по имени Торарин.

— Мое предложение оказалось не слишком удачным, — заметил Кетиль.

После чего они покинули хутор и отправились назад к кораблям. По дороге им пришлось пробираться через заросли кустов.

— Я чувствую сильную сонливость, — произнес Кетиль, — я немного посплю.

Его людям показалось, что это не слишком разумно, но Кетиль тут же лег на землю и заснул, а они остались охранять его. Очень скоро Кетиль проснулся и сказал им:

— Во сне мне открылось то, что было скрыто от меня прежде. Попробуйте-ка потянуть тот кустик, который находится возле моей головы.

Они сделали, как он сказал, и обнаружили внизу большую пещеру.

— Для начала давайте посмотрим, что здесь есть, — предложил Кетиль.

И вот они нашли там шестьдесят туш животных, двенадцать пластин масла (каждая весом по 80 фунтов) и большое количество сушеной рыбы.

— Очень хорошо, — обрадовался Кетиль, — что моя затея обернулась для нас такой удачей.

И они направились на корабль со своей добычей.

И вот настало время для заключения мира. Обе стороны — гренландцы и купцы — явились на эту встречу. Халль сказал следующее:

— Вот что я решил насчет вашего дела: убийство Эйнара перечеркивает убийство Эцура, но из-за неравенства между двумя этими людьми норвежцы объявляются вне закона и потому не получат на острове ни крова, ни еды. Другие же убийства также искупают друг друга: бонд Стейнгрим и Симон, Крак-норвежец и Торфинн-гренландец, Вигхват-норвежец и Бьёрн-гренландец, Торир и Торд. И лишь смерть одного из наших людей — Торарина — остается неоплаченной. Поэтому его семье следует выплатить денежное возмещение.

Сокки заявил, что для него и его товарищей-гренландцев подобное решение вопроса оказалось жестоким разочарованием, но Халль оставался тверд в своем решении, и на этих условиях они и распрощались.

Вскоре фьорды вблизи поселения замерзли и покрылись льдом, и гренландцы с радостью думали о том, что если купцы не успеют отплыть в назначенное время, то они смогут захватить их. Однако к концу месяца лед растаял, и купцы отплыли от берегов Гренландии.

Спустя какое-то время они прибыли в Норвегию. Кольбейн привез с собой из Гренландии белого медведя и подарил его конунгу Харальду Гилли. Он также рассказал конунгу, сколько беззаконий им пришлось претерпеть от гренландцев, и всячески поносил их за это. Но позднее конунг услышал другую версию этих событий и потому решил, что Кольбейн щедро уснастил свой рассказ ложью. И тот не получил награды за медведя. После этого Кольбейн стал на сторону Сигурда Лжедьякона, напал на конунга в его палатах и ранил его [1136 год]. Через некоторое время, когда они на всех парусах плыли в Данию, на море поднялся сильный ветер. Кольбейн находился в это время в буксирной лодке и утонул. Другие же — Хермунд и его спутники — отправились в Исландию, на родину своих отцов.

На этом и заканчивается наша сага.

Оглавление