«Музей Виктории и Альберта Лондон»

Музей Виктории и Альберта Лондон (fb2) - Музей Виктории и Альберта Лондон 6372K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Т. Акимова

Т. Акимова Музей Виктории и Альберта Лондон

Официальный сайт музея:

Адрес музея: Cromwell Road, Лондон SW7 2RL.

Проезд: На метро: станция «Южный Кенсингтон» (Piccadilly, Circle and District Line), на автобусе:№ 1, 14, 74 и 414.

Телефон: +44 (0) 20 7942 2211.

Часы работы: Ежедневно: 10:00–17:45, суббота — четверг: 10:00–17:45, каждую пятницу: 10:00–22:00.

Музей закрыт 24–26 декабря.

Цены на билеты: Вход бесплатный, кроме временных выставок и мероприятий.

Фото- и видеосъемка: Личная, некоммерческая, фотография и съемка допускаются в большинстве залов, за исключением временных выставок. Вспышка разрешена.

Информация для посетителей: Музей оборудован для посещения туристов с ограниченными возможностями.

На территории музея расположены фирменные магазины и уютное кафе, игровая площадка для детей, «тихая» комната, которая используется как место для молитвы и кормления детей.

Здание музея

В знаменитом лондонском Гайд-парке 7 мая 1851 королева Виктория торжественно открыла первую Всемирную выставку. Тысячи предметов прикладного искусства и дизайна были свезены со всего света и представлены в специально построенном Хрустальном дворце, похожем на огромную оранжерею из ажурного металлического каркаса и прозрачного, сияющего под лучами весеннего солнца стекла.

Экспонат музея

После ошеломляющего успеха выставки такие масштабные экспозиции стали регулярно проходить и в других городах. В наши дни они существуют под названием EXPO. Идея проведения «Великой выставки изделий промышленности всех наций 1851 года» принадлежала мужу королевы, принцу Альберту, который зарекомендовал себя не только как выдающийся политик, но и как любитель искусства, талантливый архитектор, художник и музыкант.

Энтузиазм этого разносторонне одаренного человека вызвал к жизни еще одно начинание: после триумфа выставки было решено создать на берегах туманного Альбиона постоянно действующий музей прикладного искусства разных времен и народов. Первыми его экспонатами стали те, что демонстрировались в Хрустальном дворце, а остальными — разнообразные предметы из коллекций картин, фарфора, костюма, мебели, драгоценной утвари и украшений, собранных монаршей четой.

Имена счастливых супругов увековечены в названии музея, ставшего символом большой любви двух великих людей, подаривших Британской империи настоящий золотой век — Викторианскую эпоху. В 1899 сама королева заложила первый камень в основание многоэтажного здания, которое должно было опоясать старые корпуса общим фасадом. Главный вход сделали в виде портала средневекового собора, однако вместо привычного изваяния Христа здесь разместили статую принца Альберта. В том же году новый музей, прежде именовавшийся и Музеем мануфактур, и Музеем Южного Кенсингтона, стал Музеем королевы Виктории и принца Альберта.

Экспонаты музея

В настоящее время это крупнейшее в мире собрание прикладного искусства. Только в его постоянной экспозиции более 4,5 миллиона экспонатов. Музей Виктории и Альберта обладает одной из самых необычных по составу коллекций, в эклектичной сложности которой сказался дух викторианской Британии, могучей колониальной державы.

На редкость интересные экспозиции, целью которых является не демонстрация отдельных шедевров, а создание целостной культурной среды, вовлекают зрителя в свой особый мир, где показан образ жизни людей определенной эпохи. И чего здесь только нет! На первом этаже музея, напоминающего великолепный дворец, расположились коллекции декоративноприкладного искусства Азии и мусульманских стран, а также изделия европейских мастеров Средневековья и эпохи Возрождения. На втором и четвертом — так называемые Британские галереи. Третий уровень — искусство XX века и Серебряный зал. Еще существует замечательный Двор костюма и размещенные на верхних этажах Галерея стекла и огромное собрание керамики, а в северо-западной части комплекса — коллекция акварелей и портретных миниатюр.

Экспонаты музея

Основная часть экспозиций все же посвящена художественной культуре Великобритании. Здесь посетитель может ознакомиться с произведениями прикладного искусства, от Тюдоров до времен королевы Виктории. В британских галереях представлены макеты загородных усадеб, гобелены, зеркала, игрушки и платья, веера и табакерки и даже большая витрина с заварочными чайниками и целый музыкальный салон, перевезенный из особняка XVIII века. Некоторые вещи — это настоящие раритеты (например, обтянутая кожей шкатулка для письменных принадлежностей короля Генриха VIII или очки Якова II). В экспозициях есть предметы и попроще, а также специально сделанные копии старинной одежды, которые можно не только потрогать, но и примерить. Для создания у зрителя большей полноты ощущений сенсорные экраны показывают реконструкции интерьеров аристократических салонов и комнат горожан.

Будучи «очень английским» по духу и составу коллекции, музей обладает весьма внушительным собранием полотен таких национальных мастеров, как Уильям Тернер и Джон Констебль. Здесь широко представлены акварели XVIII–XIX веков, а также творчество художников Викторианской эпохи, в частности членов «Братства прерафаэлитов», способствовавших распространению моды на произведения искусства Средних веков и Раннего Возрождения.

Великобритания середины XIX столетия немыслима без ее колоний. Из Индии, Америки, Китая и арабских стран англичане привозили не только товары, но и многочисленные произведения искусства. Эксцентричные британские аристократы начали строить копии китайских пагод и индийских ступ в своих усадьбах и украшать интерьеры диковинными предметами. Затем из Англии страсть к восточной экзотике распространилась по всей Европе, поэтому памятники из дальних стран сейчас являются гордостью музея. Бытовые и культовые предметы, одежда, настольные игры, мебель, ковры, оружие и украшения реконструируют жизнь людей в британских колониях.

Музей Виктории и Альберта, коллекция которого, включая огромное количество самых разных «древностей», прекрасно воссоздает дух былых веков, очень динамично развивается, живо откликаясь на новейшие веяния в искусстве и моде. Здесь, например, были устроены самые представительные ретроспективы Джанни Версаче и Вивьен Вествуд. В последние десятилетия собрание столь быстро пополнялось современными артефактами, что ему стало катастрофически не хватать места. И музей «собрался» под землю! Год назад газета «Гардиан» сообщила, что совет попечителей решил построить для временных выставок подземную галерею, которая будет уходить спиралью вниз. Прежняя попытка расширить «жизненное» пространство осталась нереализованной. Победивший в конкурсе 16-летней давности эффектный проект американского архитектора Даниэля Либескинда оказался чрезмерно дорогим (80 миллионов фунтов), и в 2004 от него пришлось отказаться. Какими будут новые выставочные залы, покажет время. Уже выбраны семь претендентов, которым предстоит усовершенствовать облик одного из самых известных в мире музеев.

Интерьер музея

Искусство средневековья

Ангел Благовещения. 1415–1450

Золотой кодекс из Лорша. Фронтальная часть оклада. Около 810. Слоновая кость, резьба. 38,1x26,7

Эти пять пластин из резной слоновой кости некогда служили окладом одного из самых роскошных манускриптов IX столетия — так называемого Золотого кодекса из Лорша. Получившая свое название из-за частого использования золотых чернил, книга была создана в Лоршском монастыре (близ Вормса), который являлся важнейшим центром Каролингского возрождения. Сейчас сама рукопись находится в Ватиканской библиотеке, а две стороны ее оклада — в Музее Виктории и Альберта и одном из музеев Ватикана. Текст обширного кодекса содержит четыре Евангелия с предисловиями, два отрывка из сочинений Блаженного Иеронима, двенадцать таблиц канонов и капитулярий. Рельефы костяных пластин, которыми была покрыта книга, изображают сцены из Ветхого и Нового Заветов. Фронтальная сторона оклада рассказывает о пришествии в мир Спасителя. В нижней части многосоставной композиции изображены «Благовещение» и «Рождество Христово», на трех центральных панелях — восседающая на троне Богородица с Младенцем и пророки — Захария и Иоанн, а вверху — небесный свод, по которому два ангела несут в круглом ореоле полуфигуру благословляющего Христа. Выполненные в невысоком рельефе, эти композиции отвечают духу создавшей их эпохи, когда образованные люди старались возродить мудрость древних, а художники, стремясь следовать античным образцам, работали в стиле иллюстраторов раннехристианских и византийских книг.

Литургический гребень. Около 875. Слоновая кость, резьба, инкрустация золотой фольгой и цветным стеклом. 21,2x10,6

Такой предмет, как литургический гребень, известен в западной церкви с ранних веков христианства. Он использовался во время торжественного облачения священника (который, по словам одного каноника, «должен быть причесываемым») перед мессой. Смысл этого обряда до конца непонятен. По предположению одних ученых, он был обусловлен практической необходимостью и проводился, чтобы не допустить случайного попадания волоса в святыню, другие исследователи считают ритуал расчесывания волос языческим пережитком, символизировавшим очищение от власти демонов. (Данная точка зрения подтверждается наличием на одном из франкских надгробий изображения воина, расчесывающего волосы на одну сторону, в то время как дракон нападает с другой.) Кроме того, известно, что в X–XII веках литургические гребни использовались не только перед мессой, но и перед другими таинствами: миропомазанием правителей и рукоположением священнослужителей. Предметы всегда были похожи по форме и выполнялись из одного и того же материала — слоновой кости. В отличие от обычных расчесок литургические гребни вырезались из цельного куска бивня. Обычно они имели два ряда зубьев различной толщины и богатый декор.

Изготовленный в имперской мастерской Меца гребень из собрания музея помимо изящной двусторонней резьбы искусно украшен золотом и цветным стеклом. В каролингскую эпоху, когда в придворных кругах было велико желание возродить античную ученость, в среде интеллектуалов стал проявляться большой интерес к астрологии. Поэтому кроме растительных узоров на гребне появляются и изображения знаков зодиака: Козерога и Стрельца.

Литургический гребень. Около 1130. Слоновая кость, резьба. 9x11,1

Этот обильно украшенный резьбой литургический гребень изготовлен в английском аббатстве Сент-Олбанс. Стилистически и иконографически переполненные фигурами композиции тесно связаны с миниатюрами Псалтыри, которая была проиллюстрирована в том же монастыре в 1120–1130 (рукопись хранится в соборной библиотеке Хильдес-хайма). Необычный выбор сюжетов для декорации гребня может быть объяснен строгими требованиями, выдвинутыми заказчиками вещи или донаторами аббатства. Сцены младенчества и страстей Христа представлены здесь без соблюдения хронологической последовательности. С одной стороны гребня в четырех углах изображены «Рождество», «Бегство в Египет», «Распятие» и «Погребение», в то время как центральное пространство занимают гораздо более масштабные композиции: «Омовение ног ученикам» (где почему-то присутствуют только восемь апостолов) и «Предательство Иуды».

Другая сторона гребня показывает «Избиение младенцев», «Поклонение волхвов», «Сон волхвов» и «Благовещение пастухам». Торцовые части пластины занимают изображения стражников у Гроба Господня и фрагмент сцены Благовещения пастухам. Экспрессивный и условный художественный язык этого экспоната очень близок стилю иллюстраций Псалтири Сент-Олбанс: выполненные в плоском рельефе фигуры имеют такую же жесткую линейную трактовку, а их головы и руки непропорционально велики по отношению к туловищам.

Крест-мощевик 900-1000. Золото, эмаль, моржовая кость, древесина кедра 18,5x13,7 (скульптура — 12,2x10,9)

Скульптура и эмали этого уникального памятника представляют собой редчайшие образцы донорманнского искусства Англии, а покрытое тончайшими золотыми листами древо кедра, возможно, является частью настоящего креста, на котором был распят Христос. Письменные источники IX–X веков говорят о том, что церкви Британии отличались роскошным убранством и хранили множество ценных реликвий. Данный драгоценный крест-мощевик — зримое подтверждение правдивости таких свидетельств.

Создавшие его саксонские мастера не только умели пластически достоверно изображать тело человека, но и использовали почти забытые в раннем Средневековье цветные эмали. В этой технике выполнены надпись (образованная сокращением латинской фразы «Иисус Назареянин — царь Иудейский») и медальоны с символами евангелистов. При реставрации в 1926 миниатюрную скульптуру отъединили от основы и оказалось, что внутри креста — полость, в которой находится высохшая фаланга женского пальца. Несмотря на то что католическая церковь IX–X веков категорически возражала против разделения мощей, люди продолжали привозить из паломничеств частицы останков святых, надеясь на их заступничество в земной и загробной жизни. Около 1000, когда вся Европа была объята страхом перед грядущим концом света, вера в чудотворения от мощей увеличилась. Известно, что в 932 король Англии пожаловал треть своих многочисленных реликвий в монастырь Святой Марии и Святого Петра в Эксетере. Среди даров был упомянут и палец святой Марии Магдалины. Возможно, монахам был передан именно данный крест, который, по предположениям ученых, в Средние века мог висеть над алтарем или ракой с мощами.

Водолей в форме грифона. Около 1120. Бронза, серебро, литье, чеканка, чернь, позолота. Высота 18,7

Подобные кувшины из драгоценных металлов и сплавов использовались в Западной Европе XII–XIII веков в качестве рукомойников. Их оригинальное название — «акваманила» — происходит от двух латинских слов: «aqua» — «вода» и «manus» — «рука». Выполненные в виде фантастических существ, животных или жанровых сцен, эти предметы могли быть использованы как в церковной, так и в светской жизни человека. Смысл изображения в некоторых случаях связан с назначением водолея, но эта зависимость никогда не являлась безоговорочной и однозначной.

Данная акваманила, изготовленная из литой позолоченной бронзы и серебра и мастерски украшенная чернью и чеканкой в знаменитых мастерских долины Мааса, равно могла применяться и при ритуальных омовениях рук во время мессы, и за трапезой в богатом доме. Грифон — древний мифологический образ, в облике которого сочетаются черты зверя и птицы (туловище и лапы льва, крылья и голова орла), символизировал власть над небом и землей, силу, бдительность и величие. Образ этого таинственного и странного существа, известного еще на Древнем Востоке, в средневековой Европе часто присутствует в гербах и изображениях, прославляющих правителей и полководцев (согласно «Роману об Александре» именно грифоны вознесли Македонского на небо). Во времена Крестовых походов, когда увеличился приток персидских тканей и византийских книг, чудесные полузвери-полуптицы стали появляться и на фасадах романских церквей.

Данный водолей представляет грифона, который, сложив крылья и открыв пасть, стоит, опираясь на две лапы и кончик раздвоенного хвоста. Лаконизмом форм и геометрическим декором фигурка напоминает геральдический знак с гербового щита одного из феодальных властителей XII–XIII веков.

Табернакль 1180. Слоновая и моржовая кость, древесина дуба, бронза, эмаль, позолота. Высота 54,5

Табернаклями (от латинского «tabernaculum» — «шатер») в западнохристианской традиции называют богато украшенные резьбой и скульптурами ларцы для хранения предметов религиозного поклонения. Прообразом таких сооружений является ветхозаветная Скиния с Ковчегом Завета. В зависимости от того, что находилось в табернакле (частицы мощей или Святые Дары), он мог служить либо ракой, либо дарохранительницей.

Миниатюрная модель храма, созданная ювелирами Кельна, использовалась, по мнению исследователей, изучивших ее изображения и надписи, как вместилище для освященного хлеба. Во время религиозных празднеств и процессий этот ковчежец устанавливался на специальный алтарь, чтобы верующие могли поклониться заключенной в нем святыне. Позолоченный и искусно украшенный эмалью бронзовый табернакль выполнен в виде крестовокупольной церкви, барабан и порталы которой обильно декорированы скульптурой из резной кости. Остов этого сложного сооружения изготовлен из древесины дуба, а его архитектура точно воспроизводит колонны коринфского ордера и римские полуциркульные арки. Изображения, тесно связанные с назначением предмета, выражают идею Боговоплощения и спасения человечества. Сцены на порталах представляют «Путешествие волхвов», «Рождество Христово», «Распятие» и «Воскресение». В нишах стен размещены фигуры ветхозаветных пророков, предсказавших пришествие в мир Спасителя, а между колоннами барабана — 12 апостолов, проповедовавших учение Христа.

Водолей в форме льва 1200–1250. Бронза, литье, чеканка. Высота 29,5

Изготовленный в мастерских Нижней Саксонии великолепный бронзовый водолей представляет спокойно стоящего льва с пышной гривой. Выразительно стилизованная скульптура отличается большой стройностью и органичностью форм, которые не только красивы, но и функционально обусловлены. Сосуд имеет удобно расположенную ручку в виде змеи и два отверстия — на голове льва для наполнения водой и в пасти для слива. Акваманила, вероятно, имела светское назначение и использовалась для омовения рук во время торжественных трапез и пиров.

Зооморфная тематика была очень востребована в немецком прикладном искусстве XII–XIII веков. Изготавливались сосуды в виде лошадей, драконов и птиц, но самыми многочисленными были изображавшие львов. Этот могучий и благородный зверь, традиционный символ величия и силы, издревле почитался как знак огня и солнца, божественной власти, покровительства и защиты. «Льва, которого из-за его невероятной мощи поэты, ораторы и физики считают царем зверей, мы поставим впереди всех прочих ужасных бестий», — можно прочесть в средневековой «Книге о зверях и чудовищах». Неудивительно, что образ этого животного появляется в XIII веке в декоративном убранстве жилищ, предметов обихода, а также на гербах и эмблемах феодальной знати.

Данный водолей, возможно, создан в память о Генрихе Льве Брауншвейгском — герцоге Саксонии и Баварии (1129–1195). Во всяком случае, общий рисунок скульптуры сходен с тем знаменитым изваянием льва, которое было возведено в 1166 перед замком правителя в Данквероде.

Труды месяцев 1440–1460. Шпалера, вытканная из шерсти на льняной основе. 39x273

Труды месяцев. Фрагмент правой части.

Предполагают, что этот длинный и узкий ковер, некогда висевший над скамьей в замке или богатом городском доме, был изготовлен в ткацких мастерских Эльзаса. Данное полотно представляет половину большого цикла, посвященного очень популярному в XV веке сюжету — «Труды двенадцати месяцев». Здесь изображены шесть сцен, каждая из которых показывает занятия крестьян в определенное время года. Сначала «июль» — это сенокос, далее следуют «август» — жатва и «сентябрь» — боронование земли и посев озимых, затем — «октябрь» — изготовление вина и подрезка лоз, ноябрь — забой быка, наконец, последний месяц года — «декабрь» — пир за круглым столом, отдых от забот и наслаждение плодами своих трудов. Все сцены (кроме «октября») представляют собой простые двухфигурные композиции, отделенные одна от другой стилизованными деревцами. Изображение выстроено ритмически, и, хотя действие разворачивается непрерывным потоком на общем пейзажном фоне, в каждом новом эпизоде настойчиво повторяются одни и те же элементы, создавая ощущение неторопливого и неизменного течения времени. Все сценки для ясности снабжены свитками-бандеролями, где на лотарингском диалекте написаны названия каждого из шести месяцев.

На эльзаской шпалере показаны только труды крестьян, а сезонные занятия сеньоров и дам оставлены без внимания. Однако очевидно, что дорогой ковер был соткан для людей знатных и рисует картину жизни, увиденную их глазами. Труды и дни земледельцев предстают здесь чередой изящных пасторальных зарисовок. Крестьяне одеты в цветные, нарядные и очень модные одежды, окружающая природа — это условная и неменяющаяся идиллия вечно цветущего сада, явно позаимствованная с ковров — «мильфьёров», изображающих куртуазные сцены.

Дикие люди и сказочные звери 1430–1470. Шпалера, вытканная из шерсти. 89x224

«Дикие люди» — очень популярная тема в светском искусстве Германии и Франции XIII–XV веков. В это время дикари и дикарки появляются на вышивках и шпалерах, предметах повседневного обихода, в гравюрах и книжных иллюстрациях. Эти существа, в образе которых фокусировались животные страсти и плотские инстинкты, противостоящие миру рыцарской учтивости, являлись неизменными участниками европейских весенних обрядов и карнавалов. Игру в «дикарей» часто устраивали во время свадебных торжеств. Подобные обычаи были в чести даже у королей, одна из таких забав, устроенная на празднестве по случаю свадьбы придворной дамы Карла V, даже попала в 138-ю главу «Хроник» Фруассара. В куртуазной литературе дикие люди — обитатели непроходимых чащ и неведомых стран — часто ассоциировались с необузданными природными силами и животным миром.

Данная красочная шпалера представляет двух заросших шерстью дикарей и одну дикарку в окружении сказочных животных посреди цветущего сада, где резвятся кролики и благоухают цветы. Все эти занимательные и экзотические образы подразумевают положительную «романтическую» трактовку, на которую ясно указывают такие любовные символы, как розы, лилии и кролики. Прирученные и благонравные чудища означают победу над грубой страстью, сама же дикость героев может восприниматься как аллегория свободы и силы чувств.

Дикие люди и сказочные звери. Фрагмент

Искусство возрождения

Андреа делла Роббиа. Мадонна с Младенцем. Около 1475–1500

Кубок Мероде. Около 1400–1420. Позолоченное серебро, эмаль. Диаметр 10, высота 17,5

Роскошный кубок из позолоченного серебра, принадлежавший древнему бельгийскому роду Мероде, декорирован в сложной и редкой для начала XV века технике «plique-a-jour», которая напоминает перегородчатую эмаль. Однако в ней тончайшие полоски металла после нанесения рисунка и закрепления прозрачного красочного состава удаляются, и создается удивительный эффект сияния, по силе тона и светоносности напоминающий витражи. Подобный способ нанесения эмали, описанный в XVI столетии известным итальянским ювелиром Бенвенуто Челлини, еще в XIX веке считался изобретением мастеров Возрождения, поэтому кубок Мероде, датируемый ныне примерно 1400, прежде называли искусной имитацией.

Сегодня установлено, что представленный кубок — произведение позднесредневекового прикладного искусства, являющееся самым ранним примером использования «plique-a-jour» в Западной Европе. Предполагают, что данный совершенный по формам и со вкусом украшенный сосуд изготовлен в Бургундии или Франции. На полосах цветной эмали различимы изящные узоры из дубовых листьев, желудей, виноградных лоз, роз и павлинов, которые прерываются изображением окон со стрельчатыми арками. При попадании солнечного света на прозрачные, насыщенные пигментом краски, они начинают сиять, подобно драгоценным камням, создавая впечатление необычайного великолепия.

Чаша 1425–1450. Керамика, глазурь. Диаметр 51,2, высота 20,1

Эта великолепная чаша, декорированная в технике металлического люстра, была выполнена в знаменитых мастерских Малаги. Данный факт установлен относительно недавно, на основании проведенного в 1983 анализа состава глины, показавшего наличие включений, характерных для южного побережья Испании. Прежде считалось, что предмет произведен в Валенсии, перенявшей традиции керамического искусства Малаги и к середине XV века активно развивавшей производство. Сюжет также склонял ученых считать изделие вышедшим из мастерских этого христианского города: на внутренней поверхности глубокой чаши изображен европейский парусник с португальским флагом. Тем более удивительным оказался факт создания рисунка в Малаге, остававшейся до 1475 под властью мусульманских правителей. Вероятно, эта дорогая и красивая вещь была выполнена по заказу богатого португальского купца, желавшего запечатлеть в своей памяти удачную торговую операцию.

Декор чаши весьма сложен: поверхность обожженной глины покрыта двумя слоями глазури. На непрозрачный нижний, содержащий олово, нанесен узор, а верхний прозрачный слой, в составе которого окислы металлов, придает изделию сияющий блеск. Такая необычная и эффектная техника еще в Средние века прославила мавританских мастеров Малаги далеко за пределами Пиренейского полуострова. Главная особенность их искусства заключалась в умении наводить на фаянсы и керамику своеобразный золотистый отблеск, придававший глиняным предметам вид металлических. Арабский ученый XIII века Ибн-Саид вспоминал: «В Мурсии, Альмерии и Малаге изготовляют прекрасное стекло, а также глазированные и позолоченные сосуды из глины». Марокканский путешественник Ибн-Баттута, посетивший Малагу в 1325, описывал ее как «большой и красивый городов Андалусии, где делают прекрасную позолоченную керамику, которую продают в самые отдаленные страны».

Блюдо 1470–1500. Фаянс, глазурь. Диаметр 44,5, высота 6,7

Роскошное большое блюдо, принадлежавшее некогда правителям Испании Фердинанду и Изабелле, вероятно, было предназначено для использования во время торжественных трапез: в широкое углубление драгоценного сосуда сливали воду при омовении рук. За королевским столом эта обязательная церемония повторялась при каждой смене блюд. Два сквозных отверстия свидетельствуют о том, что декорированное в сложной технике металлического люстра блюдо также украшало собой интерьер: его подвешивали на специальных цепочках на стену. Кроме сияющей поверхности, которой удавалось добиться сложным составом нескольких слоев глазури (ее секрет был заимствован испанскими мастерами у мавров), предмет имеет очень тонкий рельефный орнамент, искусно имитирующий жемчужные нити и сеть золотого плетения. Эти приемы усиливают эффект роскоши и богатства декорации. Тонко прорисованные гербы короля Арагона Фердинанда и королевы Кастилии Изабеллы позволяют предположить, что блюдо — свадебный подарок царственной чете. Эта вещь, возможно, была произведена в мастерских Валенсии, которые к 1470, отлично усвоив перенятое от морисков Малаги искусство создания знаменитой «золоченой посуды», начали активно продавать ее по всему Средиземноморью, через посредство торговцев острова Майорка, отчего впоследствии глазурованная керамика и фаянсы получили название «майолика».

Антонио Росселлино (1427–1479) Мадонна с Младенцем. Около 1465. Терракота. Высота 49

Данная скульптура, одно из самых знаменитых произведений Музея Виктории и Альберта, приобретена в далеком 1858, когда он еще не имел своего современного названия. Авторство «Мадонны с Младенцем» приписывалось различным флорентийский скульпторам XV века, в их числе Андреа Верроккьо, Дезидерио да Сеттиньяно и Леонардо да Винчи. Небольшая терракотовая статуэтка, по-видимому, не являлась самостоятельным произведением, а была сделана как эскиз для более крупной скульптуры из мрамора.

В настоящее время считается, что эта трогательная и замечательная по мастерству исполнения работа создана итальянским скульптором Раннего Возрождения Антонио Росселлино — младшим братом и учеником архитектора Бернардо Росселлино (1406–1464). Хотя облик Младенца Христа действительно несколько напоминает детские лица с рельефов Дезидерио да Сеттиньяно, а композиция заставляет вспомнить об исканиях молодого Леонардо, сама трактовка образа Девы Марии ближе всего к Мадонне из надгробия кардинала Португалии в Сан-Миньято аль Монте во Флоренции, которое является самой известной работой Росселлино. В конце XIX столетия, когда в Англии обострился интерес к искусству Раннего Возрождения, творчество этого мастера было особенно почитаемо, его даже называли «Рафаэлем скульптуры».

Росселлино как никто другой умел подчеркнуть нежность, доверительность и непринужденность взаимоотношений матери и ребенка. «Мадонна с Младенцем» относится к числу его лучших произведений. Очень юная, хрупкая, с тонкими чертами лица и своеобразным разрезом глаз, Богоматерь представляет тот тип утонченной красоты, который был особенно популярен во Флоренции второй половины XV столетия.

Три богини Судьбы, или Триумф Смерти. Около 1500. Шпалера, сотканная из шерсти и шелка. 272x234

Сюжет шпалеры, сотканной в мастерских Фландрии или Бельгии, представляет вольную иллюстрацию третьей главы поэмы Франческо Петрарки «Триумфы». В этом произведении описаны аллегорические видения поэта, в каждом из них властвует и побеждает персонификация какой-либо великой космической силы, среди которых Любовь, Целомудрие, Смерть, Слава, Время и Вечность.

Триумф Смерти — самая пронзительная часть поэмы, связанная с воспоминаниями Петрарки о смерти его возлюбленной донны Лауры. Воображение рисует поэту картину, где страшная победительница приглашает умершую красавицу присоединиться к нескончаемой веренице усопших героев и мудрецов. Тема господства смерти и неумолимости судьбы была очень популярна в искусстве XIV–XVI веков, времени жестоких войн и свирепых эпидемий, когда человеческая жизнь часто прерывалась в самом расцвете.

Изображение, вытканное на шпалере, лишено ужасающих подробностей, присутствующих в других картинах, посвященных этому сюжету. Здесь действие разворачивается посреди прекрасного мильфлёра — ковра, фон которого сплошь усеян цветами и травами. Три нарядные дамы, прядущие нить жизни и попирающие распростертую на земле фигуру белокурой девушки, — персонификации богинь судьбы. Их образы ассоциируются с древнегреческими мойрами по имени Лахесис («дающая жребий»), Клото («прядущая») и Атропос («неотвратимая»). Вместе эти три аллегорических персонажа символизируют триумф Смерти. Рядом с юной дамой у ног властительниц судеб находятся срезанная белая лилия (означающая гибель Целомудрия) и боязливый кролик, прижавший ушки, — культовый зверек Афродиты (символизирующий победу над Любовью).

Солонка в виде корабля 1527–1528. Раковина наутилуса, серебро, позолота, драгоценные камни. 34,8x20,8

Изящная солонка в форме парусника, так называемый корабль Берли, — одно из самых интересных произведений ювелирного искусства эпохи Возрождения из собрания музея. В XVI столетии эта элегантная вещица служила не только украшением стола, но и являлась знаком социального отличия. Драгоценный кораблик ставили туда, где должен был сидеть самый знатный гость или хозяин дома. Подобные «статусные» предметы можно видеть уже на миниатюрах XIV–XV веков, представляющих пиры аристократов. Например, в сцене «Январь» «Великолепного часослова герцога Беррийского» (1410-е), проиллюстрированного братьями Лимбургами, рядом с герцогом изображена роскошная золотая ладья. Особенно популярны такие корабли были в странах с развитой системой феодальной иерархии: Франции, Нидерландах, Италии и Германии. Однако эти предметы редко сохранялись, используемые обычно как «запас на черный день», они переплавлялись наследниками владельцев в звонкую монету.

Замечательному изделию парижских мастеров, представляющему покоящийся на спине русалки трехмачтовый парусник, удалось избежать этой печальной участи. Создавший его мастер показал себя не только умелым ювелиром, но и очень хорошим знатоком морского дела — точно выполненная модель корабля подробно передает все элементы его оснастки, изображены команда и пассажиры, которыми являются герои самого знаменитого романа Средневековья — Тристан и Изольда. Они показаны во время игры в шахматы. Таким образом, мастер иллюстрирует самый судьбоносный и драматический момент повествования, ибо в это время молодые люди выпивают любовный напиток и вовлекаются в цепь роковых обстоятельств, ведущих к их гибели. Фигурка русалки, морские волны, а также паруса, мачты и такелаж корабля изготовлены из серебра, украшенного позолотой и жемчугом, а корпус судна сделан из раковины экзотического наутилуса, которые экспортировались в Европу из далекого Китая.

Пауль Вайзе Кубок. Около 1560. Олово, литье. 51,4x24,7, диаметр 24,2

Большой цеховой кубок нюрнбергского мастера Пауля Вайзе — один из лучших образцов немецкого литья середины XVI века. На трех щитах, прикрепленных к его тулову, выгравированы голова быка, вооруженный топором лев и ножи, что означает принадлежность изделия гильдии мясников. Такие массивные кружки использовались в XIV–XVI веках во время важных церемоний городских цехов: в них наливали вино или пиво и передавали из рук в руки по кругу, это символизировало единение и братство всех членов корпорации.

Цилиндрическая форма снабженного крышкой массивного кубка традиционна для стран Северной Европы, особенно Германии и Нидерландов. Сужающийся кверху корпус сосуда украшен рельефами, выполненными по трафаретам выдающегося нюрнбергского скульптора, гравера и медальера Петера Флётнера (1485–1546), который изготавливал специальные декоративные панно, служившие моделями для отливок мастерам-оловянщикам. Две горизонтальные полосы рельефного фриза изображают аллегорические фигуры, персонифицирующие семь небесных тел: Солнце, Луну, Юпитер, Меркурий, Сатурн, Венеру и Марс, семь муз: Терпсихору, Эрато, Каллиопу, Эвтерпу, Клио, Уранию и Полигимнию и семь добродетелей: Целомудрие, Умеренность, Справедливость, Щедрость, Надежду, Смирение и Веру. Трактованные в античном духе аллегорические персонажи должны были, вероятно, означать приверженность цеховых мастеров к благонравию, трудолюбию и преданности выбранному ремеслу на протяжении всей жизни.

Благовещение 1540. Витраж. 85,4x83,8

Данный фрагмент витража, изображающий благовещение Деве Марии, предположительно происходит из нормандской церкви Святого Николая, которая в 1791 по приказу революционного правительства была закрыта, а в 1840 разрушена. Благодаря сохранившемуся рисунку XVIII века исследователям удалось установить, как выглядела общая композиция витража, занимавшего некогда все пространство большого окна. Оказалось, что в нем соседствовали два сюжета: рядом с «Благовещением» представлялась сцена, изображающая проповедь Христа народу. Обе картины должны были напоминать людям о Боговоплощении и пути спасения, который заповедан человечеству. Однако рисунок имеет одно существенное отличие от хранящегося в музее экспоната. В «Благовещении» вместо голубя Святого Духа к Марии спускается окруженный золотым сиянием Младенец, несущий крест. Этот редко встречающийся образ позволяет некоторым исследователям говорить о нидерландском влиянии на иконографию витража, подобная неканоническая трактовка сюжета присутствует, к примеру, в знаменитом алтаре Мероде Робера Кампена (музей Метрополитен, Нью-Йорк). В то же время картина содержит множество чисто ренессансных деталей: Мадонна пребывает под сенью изящного ионического портика, сандалии и поножи архангела археологически точно воспроизводят обувь древнеримских воинов, а простирающийся на заднем плане живописный пейзаж и пластически убедительно изображенные фигуры вызывают в памяти работы мастеров итальянского Возрождения.

Гербы семьи Бопре. Около 1570. Витраж. 71,5x39,5

Витраж с изображением гербов различных представителей знатного семейства де Бопре происходит из их замка в графстве Кембриджшир на востоке Англии. Вероятно, окно с геральдическим щитом украшало главный зал, который являлся средоточием общественной деятельности обитателей поместья. Здесь проходили грандиозные многолюдные церемонии, призванные продемонстрировать и упрочить высокий социальный статус хозяина. «Жизнь владельца замка и его воинов, если они не были в походе или на охоте, проходила в главном зале. Там сеньор творил суд, собирал своих вассалов, устраивал праздники и пиры», — писал французский медиевист Э. Виолле-ле-Дюк. Сияющее яркими красками панно из цветного стекла как нельзя лучше выполняло важные «представительские» функции. Обычно оно находилось над возвышением, где стояло кресло (в XIII–XIV веках — покрытый балдахином трон), на котором во время торжеств восседал владелец замка. Объединенные на щите гербовые знаки, как правило, демонстрировали не только древность и заслуги рода, но и внутрисемейные отношения и связи с другими аристократическими фамилиями. В данном случае гербы представляют сэра Роберта Белла и его потомков: Николая, Маргариту, Эдварда и Томаса де Бопре. Безусловно, многоцветный витраж с искусно выполненными орнаментальными элементами имеет и большое декоративное значение. Высокоразвитая техника и, особенно, применение заново открытой в XIV веке серебряной краски позволили мастерам XVI столетия использовать насыщенные желтые цвета, наполнявшие интерьеры, украшенные витражными окнами, теплым золотистым светом. В данном произведении английский художник гармонично сочетает разные по интенсивности оттенки желтого и коричневого, искусно варьируя их от светло-бежевого до оранжевого.

Симон Бенинг (1483–1561) Апрель. Миниатюра из часослова 1510–1560. Пергамент, акварель. 14x9,5

Хранящиеся в музее листы с изображением на двух сторонах календарных сцен, предположительно происходящие из часослова — распространенного в XIV–XV веках частного молитвенника, были созданы выдающимся фламандским миниатюристом эпохи Возрождения Симоном Бенингом, одним из лучших представителей школы книжной миниатюры Гента. Работы этого художника, который прославился своими искусно выполненными иллюстрациями к часословам и генеалогическим таблицам, высоко ценились в Европе на рубеже XV–XVI веков. Бенинг украшал книги для таких влиятельных аристократов, как германский император Карл V, кардинал Альбрехт II, маркграф Бранденбургский и дон Фернандо, инфант Португалии. Творческая манера фламандского живописца легкоузнаваема на фоне искусства европейской миниатюры эпохи Возрождения: он по праву считается одним из лучших мастеров пейзажа. Никто из иллюстраторов рукописей первой половины XVI столетия не умел так тонко передавать состояние природы в разное время суток, при разных атмосферных явлениях. В частности, Симону Бенингу приписывают первое в истории новоевропейского искусства изображение грозового дня. По сложившейся еще в XIV веке традиции в часослов часто включали календарь религиозных праздников и дней памяти святых. Каждому месяцу сопутствовали сцены сельскохозяйственных работ или аристократических увеселений.

«Апрель» и «Май» традиционно предстают временем весны и любви. На данной миниатюре видно, как близ канала, на покрытых яркой зеленью лужайках музицируют и прогуливаются нарядно одетые пары. Вдали простирается красивый пейзаж. На фоне пробудившейся от зимнего сна природы, под голубеющим небом, в тихой горной долине пасутся коровы, из загона выходят овцы, а прилетевший из теплых стран аист уже соорудил на трубе башни гнездо.

Симон Бенинг (1483–1561) Май. Миниатюра из часослова 1510–1560. Пергамент, акварель. 14x9,5

Если апрель — это лирическая идиллия среди сельских лугов, то май показан как месяц радости и веселья. Весенние празднества разворачиваются у городских стен. Шумная компания молодых людей в сопровождении музыкантов катается на украшенной зелеными ветками лодке, в открытые крепостные ворота въезжает замыкающая «цветочное шествие» кавалькада всадников, на площади юноши и девушки водят хороводы, а на переднем плане картины два аиста исполняют брачный танец. Изображая апрельскую и майскую природу, Симон Бенинг варьирует тона зеленого и голубого, чтобы передать все нюансы городского и деревенского ландшафтов. С большим искусством мастер прорисовывает крошечные «жанровые сценки». Деловитая горожанка, несмотря на царящее повсюду праздничное оживление, полощет белье на ступеньках ведущей к воде лестницы. Повсюду зритель может рассмотреть подробности: будь то архитектура домов или одежда людей, ветви деревьев или плывущие по небу облака.

Симон Бенинг (1483–1561) Сентябрь. Миниатюра из часослова 1510–1560. Пергамент, акварель. 14x9,5

По установившимся в позднем Средневековье правилам изображения осенних месяцев представляли собой сцены трудов и дней крестьян, тогда как весенних посвящались забавам знатных людей. Симон Бенинг в своих миниатюрных иллюстрациях умел показывать большие панорамы жизни, где всегда уделялось место и простым земледельцам, и аристократам, но в зависимости от сюжета определенные сцены выносил на передний план, а другие, напротив, отодвигал. В данном случае страницы часослова полностью посвящены изображению занятий людей в определенный месяц года. С одной стороны листа дана картина жатвы («Сентябрь»), а с другой — пахоты земель после сбора урожая («Октябрь»). Это парные работы, показывающие одну и ту же местность в разные месяцы. Рассматривая и сравнивая их, можно наблюдать тончайшие изменения, происходящие в природе, которые заметны в цвете неба и облаков, травы и крон деревьев. В сцене жатвы представлена та же деревенская усадьба, что и в сцене пахоты, но с противоположной стороны. Здесь видны части поля и огорода, находящиеся на берегу канала. Этот узкий водоем делит картину на две части: левая дышит теплом спелого золотого хлеба, а правая — прохладой воды, рощ и гор. Сентябрь — месяц, когда летняя жара перемежается с осенними дождями, и художник стремится воплотить такую двойственность в своей миниатюре. Слева — разгар стрды, люди работают в поле и отдыхают от тяжелого труда, спокойно сидя на лужайке и обедая под лучами солнца. Справа крестьяне вывозят хлеб с полей и движутся в направлении дома, а небо уже застлано облаками.

Симон Бенинг (1483–1561) Октябрь. Миниатюра из часослова 1510–1560. Пергамент, акварель. 14x9,5

В «Октябре» главные герои — те, кто трудится на поле. Ближе всех к зрителю расположена фигура идущего за плугом крестьянина в красной куртке. Погоняя двух разномастных лошадок, пахарь неторопливо выполняет привычную тяжелую, но очень важную работу. Возле него — пустое лукошко и мешок с зерном для посева, а позади — фигура сеятеля, группа крестьян с бороной и стайка белых птиц, настырно выклевывающих озимые. Справа изображена добротная усадьба, окруженная ухоженным огородом, на котором зреют вилки еще не убранной капусты, а слева живописная дубовая роща, стадо свиней и два крестьянина, сбивающих палками спелые желуди. Вдали можно увидеть двух всадников на дороге, это, вероятно, возвращающиеся с охоты господа. В глубине картины зеленые холмы сменяются бурыми: пустые поля соседствуют с пастбищами. Лето ушло, но зима еще не наступила, кроны деревьев лишь чуть-чуть подернуты золотом, а невысокие живописные горы уже окрашены в холодные голубые тона.

Николас Хиллард (1542–1619) Юноша среди кустов роз. Около 1587. Пергамент, акварель. 13,5x7,3

Один из признанных шедевров миниатюрной живописи XVI века — «Юноша среди кустов роз» прославленного Николаса Хилларда — стал своеобразным символом утонченной культуры, существовавшей в Англии во время правления Елизаветы I, когда в среде молодых придворных сложился особый куртуазный ритуал ухаживания за своей королевой и дамой сердца, в честь которой они сражались на турнирах и слагали стихи.

Совершенно неповторима проникнутая меланхолическим романтизмом атмосфера заключенной в овальную рамку миниатюрной картины. Это — первый в английской живописи портрет в пейзаже, где природное окружение вторит настроению человека, помогая понять его внутреннее состояние. Цветущие растения и тема любовного томления переносят зрителя в легендарные сады любви и заставляют вспомнить о возвышенных чувствах, воспетых в рыцарских романах и лирике. Печаль молодого человека и жест руки, прижатой к сердцу, говорят о его влюбленности, а кусты шиповника показывают, что признание адресовано самой королеве, так как дикая роза — эглантерия — была одним из ее символов. Общее настроение просветленной печали и нежности, которым пронизана миниатюра, создают мастерская композиция, основанная на ритмическом сочетании удлиненных линий, мягкая и деликатная манера живописи и гармоничный, неброский колорит. Наклон гибких стеблей роз вторит очертаниям склоненной фигуры меланхолического юноши, а светло-зеленые листья и хрупкие цветки словно обнимают его. Считается, что представленный красивый молодой человек, одетый в изысканный наряд жемчужно-белых и черных тонов (цвета королевы Елизаветы), — это ее фаворит Роберт Деверо, второй граф Эссекс, известный при дворе своим живым умом, красноречием и учтивостью, а также тонким знанием правил куртуазной любви.

Николас Хиллард (1542–1619) Портрет неизвестного 1588. Пергамент, акварель. 6x4,95

Этот портрет — одна из самых загадочных работ мастера английской миниатюры Николаса Хилларда. До сих пор остается непонятным значение девиза и жеста, не выяснена также и личность изображенного здесь молодого человека. Доктор Лесли Хатсон отождествляет образ с Уильямом Шекспиром, тогда протянутая из-за облаков рука может символизировать музу или вдохновение. Однако подобная точка зрения весьма спорна, ибо на портрете представлен, без сомнения, знатный человек и придворный. Он одет строго по последней моде и очень дорого. В старых описях произведение называли портретом фаворита Елизаветы I графа Эссекса, полагая, что спускающаяся к нему рука принадлежит «даме сердца», то есть королеве. Сейчас большинство исследователей склоняются к тому, что молодой господин — это Томас Говард, первый граф Суффолк, будущий адмирал, констебль лондонского Тауэра и присяжный-распорядитель Кембриджского университета. Такое предположение вполне оправдано. Томас Говард, командуя английским кораблем «Золотой лев» в сражении с испанской армадой 25 июля 1588, проявил большую отвагу и находчивость. На следующий день он был посвящен в рыцари прямо на борту английского флагмана. Вероятно, миниатюра — памятный знак важного для 27-летнего офицера события, рука же, простирающаяся к нему из облаков, — символ покровительства провидения или знак вассальной верности королеве.

Вне зависимости от того, кто представлен на портрете, работа Хилларда, безусловно, замечательна: моделируя объем тончайшими мазками и точечными ударами кисти, он создал совершенное произведение, в котором при внимательности к деталям сохранились удивительная легкость и непринужденность живописной манеры. Образ молодого человека при всей индивидуальности черт воплощает придворный романтический идеал: он утонченно красив, весьма умен, слегка задумчив и немного меланхоличен.

Исаак Оливер (1558–1617) Портрет неизвестного мужчины 1590. Пергамент, акварель. 4,1x3,5

Эта изящная портретная миниатюра, изображающая рыжеволосого молодого мужчину, выполнена известным живописцем английского двора Исааком Оливером, французом по происхождению, которого спасавшиеся от религиозных войн родители-гугеноты в детстве увезли с континента. Художественный почерк Оливера сложился под воздействием манеры его знаменитого учителя — Николаса Хилларда, а также итальянского и фламандского искусства первой половины XVI века.

Миниатюрные портреты были в большой моде у знати. Во времена Елизаветы I их дарили на память возлюбленным, близким друзьям и родственникам. Такие изображения, вставленные в рамку и подвешенные на цепочке, носили на шее или хранили в специально отведенных шкатулках вместе с подарками и письмами. Акварельные миниатюрные портреты на пергаменте бережно сохраняли все детали индивидуального облика модели. В редких случаях Николас Хиллард и Исаак Оливер показывали на своих крошечных картинах человека в полный рост, но гораздо чаще создавали помещенные на нейтральном фоне погрудные изображения, на которых все внимание было сосредоточено на лице портретируемого, воспроизведенном столь достоверно и убедительно, что даже неизвестную модель хочется наделить конкретным именем. Например, представленного на данной работе мужчину условно называли Френсисом Дрейком. И хотя его облик, действительно, немного напоминает прославленного адмирала, мореплавателя и капера XVI столетия (он известен по другим портретам), изображенный мужчина слишком молод, чтобы быть Дрейком, которому в 1590 исполнилось 50 лет.

Английская живопись и графика XVII–XIX веков

Томас Флэтмен. Портрет неизвестной (Алиса Бил(?)). 1661

Томас Гейнсборо (1727–1788) Дочери художника. Около 1758. Холст, масло. 40,6x61,6

В настоящее время известно шесть двойных портретов дочерей Томаса Гейнсборо. Все они относятся к лучшим произведениям английской живописи XVIII века. Когда художник писал своих близких, он мог творить свободно, не ориентируясь на пожелания клиента. Однако большинство таких выполненных для себя, а не на заказ работ остались незаконченными. Создав образ и вдохнув в него душу, мастер терял к портрету интерес.

Картина относится к раннему периоду творчества Гейнсборо, но свобода и легкость мазка свидетельствуют о полном владении живописным мастерством, непринужденности и естественности манеры. Работа выполнена, когда дочерям Гейнсборо было шесть и десять лет. Старшая Мэри (родилась приблизительно в 1748) изображена слева, а ее сестра Маргарет (1752) — справа. Как в других двойных портретах, девочки представлены в близком эмоциональном контакте друг с другом. Здесь показано, как Мэри, протягивая руку, касается коротко стриженных (чтобы удобнее было заправлять в чепчик) волос сестры. Изображенное в фас лицо Маргарет поражает своей взрослой серьезностью, напоминающей детские портреты великого предшественника Гейнсборо — Антониса ван Дейка.

Судьба дочерей художника сложилась весьма несчастливо. В юности они обе полюбили музыканта Иоганна Фишера, человека крайне непорядочного. Замуж за него была выдана Мэри, но этот непрочный союз скоро распался. Затем сестры жили вместе, почти не разлучаясь. С годами у обеих появились странности в поведении: Мэри временами впадала в депрессию, а Маргарет несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством.

Джеймс Уорд (1769–1859) Схватка быков, с видом на замок Донэтт в Гламорганшире. Около 1803. Холст, масло. 132x228

Джеймс Уорд, будучи одним из лучших живописцев своего времени, создавал картины, выделяющиеся на общем фоне английских работ начала XIX века оригинальной манерой и высоким мастерством исполнения. С успехом писавший исторические и жанровые полотна, пейзажи и портреты, Уорд прославился, главным образом, как выдающийся анималист. Начав творческую биографию с графических произведений, он рано приобрел навыки первоклассного рисовальщика, его стилю были присущи точность и красота гибких линий, изящество силуэта и необычайная свобода композиционных построений. Прекрасно изучивший современную живопись, Уорд всю жизнь оставался поклонником знаменитого фламандского живописца XVII столетия Питера Пауля Рубенса, манере которого стремился подражать. Однако работы Уорда, отражающие романтические настроения современной ему художественной культуры, никогда не были простой имитацией стиля великого мастера.

Данный холст был написан под непосредственным впечатлением от известного полотна на тот же сюжет Джорджа Стаббса, уравновешенную согласно нормам классического искусства композицию которого Уорд преобразил в динамическое действо, вовлекающее в яростную борьбу не только изображенных на переднем плане могучих животных, но и всю окружающую их природу. Порывы штормового ветра повалили и выкорчевали огромный дуб, наклонили тонкие стволы деревьев и гонят по небу грозовые облака. Весь мир охвачен предчувствием бури. Люди торопливо спешат домой, а два быка, красный и белый, сошлись в смертельной схватке. Цветовая гамма с преобладанием золотисто-коричневых, оливковых и темно-бурых оттенков, а также глубокие контрасты светотени напоминают работы Рубенса, однако эмоциональное напряжение картины, показывающей всю безудержность стихий, больше соответствует духу поэзии Уильяма Вордсворта и других английских писателей-романтиков.

Уильям Блейк (1757–1827) Третье искушение Христа. Около 1803–1805. Бумага, акварель. 41,9x33,7

Поэт и художник Уильям Блейк, творчество которого представляет одну из наиболее оригинальных страниц в истории британского искусства, был глубоко религиозным человеком, поэтому на протяжении всей жизни сильное влияние на его мировоззрение оказывало Священное Писание. Другим важным источником вдохновения Блейка являлись мистическими видения. Еще в детстве он утверждал, что видел ангелов. В последующие годы художник воспевал эти образы в поэзии и придавал им зримый облик в произведениях изобразительного искусства. Стиль Уильяма Блейка невозможно связать с каким-то определенным направлением в живописи и рисунке. Его необычные композиции часто основывались на принципе главенства «Творческого Воображения». Бог и христианство почти всегда являлись смысловым центром его произведений, однако восприятие религиозных идей художником серьезно отличалось как от официальной точки зрения англиканской церкви, так и от взглядов светских интеллектуальных кругов. Блейк представлял Иисуса не Мессией и не философом, а творческим существом, стоящим выше всякой догмы и логики.

В акварели из Музея Виктории и Альберта художник изображает свое видение того события, которое случилось, когда возведенный духом в пустыню Иисус, уже преодолевший два первых испытания, был в третий раз искушаем врагом рода человеческого. «… берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему». (Мф. 4:9-11). Блейк изображает победоносно возвышающуюся на фоне голубого неба фигуру Христа, стоящего на высоком скалистом уступе. Уже уносится в пропасть охваченный вихрем сатана, а к Иисусу приближаются в сиянии золотого света крылатые ангелы.

Джон Констебль (1776–1837) Строительство лодки во Флэтфорде 1815. Холст, масло. 25x30

Выдающийся мастер английской пейзажной живописи XIX века Джон Констебль в отличие от многих художников смог позволить себе отправиться в деревню и писать только природу дорогой его сердцу Англии. По выражению современника, жизнь Констебля была так же тесно связана с его родной мельницей, как жизнь улитки — с ее раковиной.

На данной картине изображено строительство жарким летним днем баржи в сухом доке, принадлежавшем отцу художника. Композиция небольшого полотна основана на крошечном карандашном эскизе, созданном Констеблем непосредственно на месте действия. Полностью пейзаж был доработан также под открытым небом. Биограф живописца К. Р. Лесли особо отмечал свойственную этой работе «верность в передаче атмосферных явлений», настолько тонкую, что «дрожащая вибрация горячего воздуха около земли кажется видимой». Не ищущий в природе поражающих и редких эффектов мастер представляет ее обычные для определенного времени года состояния, всегда обнаруживая неисчерпаемое богатство колористических и световых нюансов в простых, незамысловатых мотивах. В данном случае Констебль представил тихий теплый день на берегу реки Стур. Плотники и судостроители только что разошлись на обед, и рядом со строящейся баржей остался один человек. Освещенная ярким солнцем большая лодка, предназначенная для того, чтобы возить муку с мельницы в Лондон, показана с прежде не свойственной английскому мастеру точностью, в то время как деревья и долина реки изображены менее детально. Колористическая гамма картины, основанная на гармоничном сочетании естественных золотисто-оливковых оттенков, создает атмосферу покоя и умиротворения, царящего в сельской округе Флэтфорда ясным летним днем.

Джон Констебль (1776–1837) Шлюз и мельница в Дедхэме 1820· Холст, масло. 53,7x76,2

На картине «Шлюз и мельница в Дедхэме» знаменитого английского пейзажиста Джона Констебля изображен один из видов принадлежавшей его отцу мельницы, которая очень часто встречается на полотнах художника. Мастер говорил: «Более остального я должен писать родные места. Живопись — не что иное, как выражение чувств». Его многочисленные работы прославили Дедхэм Вэйл, который сейчас называют «Земля Констебля».

Данное полотно, являющееся третьим и наиболее совершенным воплощением выбранного мотива, демонстрирует лучшие черты зрелого творчества мастера. Зритель видит заводь реки Стур, плотину и мельницу, а также на дальнем плане башню деревенской церкви. Солнечные лучи, прорываясь сквозь густые облака, отражаются в воде и блестят на омытых дождем траве и листьях деревьев. Стараясь более осязаемо и достоверно воспроизвести вибрацию влажного воздуха, сверкание росы и световых бликов на поверхности реки, художник использует множество мельчайших мазков белого цвета, получивших название «Констеблевский снег». Эффекты, тонко передающие игру света и трепетное движение атмосферы, были самой сильной стороной искусства этого «живописца природы», который на протяжении всей жизни стремился изображать близкие и хорошо знакомые еще с детства виды. «Шум воды, вырывающейся из-под мельничной плотины, ивы, старые гнилые доски, скользкие сваи и кирпичная кладка стен — как я люблю все это… Подобные сцены сделали из меня художника. Пока моя рука держит кисть, я не перестану рисовать такие края…» — писал Констебль.

Фрэнсис Дэнби (1793–1861) Разочарование в любви 1821. Холст, масло. 62,8x81,2

«Разочарование в любви» — первая живописная работа английского художника-романтика Фрэнсиса Дэнби, представленная на суд широкой публики, — до сих пор остается наиболее известной картиной мастера, писавшего в основном насыщенные драматическими коллизиями пейзажи. Здесь Дэнби изображает сидящую на берегу темной заводи молодую женщину, лицо которой скрыто прядями густых темных волос, рассыпавшихся, когда она в бессильном отчаянии уронила голову на колени, не желая видеть никого и ничего вокруг. Причина глубокой печали героини вполне ясна для зрителя: по черной воде вдаль уплывают обрывки разорванного любовного послания от неверного жениха, чей миниатюрный портрет можно видеть на траве возле девушки. Сюжет не имеет прямых литературных и исторических ассоциаций: перед нами не шекспировская Офелия и не персонаж античной мифологии, а просто «барышня из общества», одетая в белое платье современного покроя. Реалистичность образа делает ее переживания еще более невыносимыми, а жизненную ситуацию трагичной и безысходной. Поза девушки, небрежно брошенные шляпка и шаль, уплывающие в темную глубину картины клочья письма — все намекает на неизбежную гибель. Черное лесное озеро и густая листва склонившихся над ним деревьев — образ смерти, известный по многим стихотворениям английских поэтов XVIII–XIX веков, в частности У. Блейка. Маленькая светлая фигурка беззащитной героини, сраженной непосильной бедой, как бы поглощается и затягивается темным водоворотом чащи и водной стихии. Детально написанный пейзаж на картине Дэнби выразителен и одухотворен, он представляет реальную и необоримую природную силу, которой не может противостоять хрупкая девушка.

Джозеф Мэллорд Уильям Тернер (1775–1851) Лодка со спасательным оборудованием Мэнби спешит на помощь севшему на мель судну, которое подает сигналы бедствия. Около 1831. Холст, масло. 91,4x122

Британский живописец-пейзажист, акварелист и гравер Уильям Тернер был всего на год старше Джорджа Констебля, но его пронизанное романтическим духом мировосприятие и сугубо индивидуальная манера письма принадлежат уже совсем другой эпохе. Мастер, стремясь воспроизводить яркими красками поразительные эффекты освещения, любил писать бушующее штормовое море, необычные горные ландшафты, удивительные цвета восходов и закатов, поднимающиеся над водой призрачные туманы. Его пронизанные золотым светом картины, фантастичные, полные неистового движения, написаны широкой кистью с большой живописной свободой и смелостью. В зрелый период творчества (после 1930) художник избегает сильных теней, предпочитая использовать чистые голубые и оранжевые тона со множеством тончайших переходов. Он смотрит на природу как на предлог для создания колористических симфоний, где формы предметов едва обозначены пределами блестящих, то звонких, то деликатных красочных нюансов, соединенных в гармонию света и цвета.

На данной картине, изображающей спасение терпящего бедствие судна, представлена увиденная с берега буря на море. Волны и тучи соединяются на горизонте в одну грозную бушующую стихийную массу, объявшую собой корабль, чей смутный крошечный силуэт излучает фантасмагорический синий свет сигнальных огней. Стоящие на залитом солнцем пляже фигурки наблюдающих за спасательной операцией людей кажутся эфемерными и беззащитными посреди пенящихся валов штормового прибоя. На полотне почти неразличимы моряки в шлюпке и новейшее спасательное оборудование Джорджа Мэнби (специальная ракета с тросом для перебрасывания якоря на берег), которое упоминается в названии. Ценя и уважая волю и изобретательность человека, художник подчеркивает его бессилие перед огромным окружающим миром, грозным, яростным и равнодушным.

Джозеф Мэллорд Уильям Тернер (1775–1851) Озеро Лауэрц с видом на горы Митен. Конец 1840-х. Бумага, акварель. 36,8x54

Уильям Тернер достиг в своих акварелях 1830-1840-х такой силы и выразительности, которая прежде была присуща лишь живописи маслом. Отбрасывая излишнюю детализацию, он создал новый обобщенный тип романтического пейзажа, посредством которого раскрыл свои воспоминания от увиденного и связанные с ним эмоции и переживания. Тернер много путешествовал с походной палитрой, делая зарисовки в Швейцарии, Французских Альпах и Италии. Его наследие включает более десяти тысяч рисунков и набросков. Эти материалы служили художнику основой для картин и акварелей, над которыми он работал в Лондоне, иногда обращаясь в поисках вдохновения к своим очень давним эскизам.

К такому роду картин принадлежит и изображение небольшого, но очень красивого швейцарского озера Лауэрц и вершин Большого Митена. Пронизанный солнечными лучами водоем, островок с башнями старинного замка, скалы, миниатюрные фигурки пастуха и овец на переднем плане — все утопает в таинственной золотисто-сиреневой дымке. Небо, облака, горы, вода, животные и человек погружены в волшебную среду, сотканную из цветных потоков воздуха и света. Странный и дивный мир порожден фантазией художника, находившегося под впечатлением очаровавшей его альпийской природы. Джон Констебль, высоко оценивая работы этого необычного мастера, писал о нем: «Тернер выставил свои золотистые видения, великолепные и красивые; пусть всего лишь видения, но все же это — искусство, рядом с такими картинами можно и жить, и умереть». О живописной манере Тернера: «...он словно пишет цветным паром… бесплотно и воздушно».

Дэвид Робертс (1796–1864) Храм Рамзеса II. 1838. Бумага, акварель, графитный карандаш

Шотландский художник Дэвид Робертс, друг Тернера, Диккенса и Теккерея, в начале своей творческой карьеры работал декоратором в лондонских театрах Друри-Лейн и Ковент-Гарден, но прославился как выдающийся мастер изображения архитектурных памятников далеких стран.

Древние земли Востока издавна будили воображение европейцев. В Викторианскую эпоху английские художники часто использовали в своих работах библейские и мифологические сюжеты, и у исторически мыслящего общества возникла настоятельная потребность узнать, как в действительности выглядят Иерусалим, Александрия и Дамаск. Робертс, создавая декорации к спектаклям, тщательно копировал эскизы любителей с пейзажами Палестины и Египта. Однако относительно точности таких изображений у него возникли серьезные сомнения, которые и породили желание увидеть все своими глазами. В сентябре 1837 Робертс приехал в Александрию и на лодке, с опытным капитаном и командой отправился вверх по Нилу, к храмам Дендеры и Луксора, по пути следования постоянно делая наброски. Каждая запечатленная им сцена благодаря внимательному глазу и точному карандашу показывала местность и ее жителей с объективностью топографии и жизненной силой театральной живописи. Смело пробираясь в те места, где до него не бывал ни один художник, Робертс рисовал везде, даже в мечетях, что было «привилегией, никогда прежде не даваемой христианину». «За исключением москитов, несметные числа мух, блох, вшей, ящериц и крыс, я более-менее сносно переношу, — писал он домой со своей лодки на Ниле. — Добавьте к этому дикую жару даже в тени, но это не имеет никакого значения…»

Во времена, когда не существовало фотографии, зарисовки Робертса были важным источником информации о неведомых землях. Акварель из Музея Виктории и Альберта представляет один из известнейших памятников Древнего Египта (знакомый образованным европейцам с 1810-х по описаниям Я. Буркхардта) — скальный храм Рамзеса II в Абу-Симбеле. Посреди песков вырастают колоссальные статуи величайшего из фараонов Нового царства, долголетнее правление которого ознаменовалось не только удачными войнами, но и крупной строительной деятельностью.

Джон Эверетт Миллес (1829–1896) Любовь. Около 1862. Бумага, акварель, чернила, перо. 13,3x10,7

Эта акварель Джона Эверетта Миллеса, изображающая объятия влюбленных, является иллюстрацией к очень известному в XIX столетии стихотворению английского поэта Сэмюэля Тэйлора Кольриджа (1772–1834) с одноименным названием, где описывалось тайное полуночное свидание юноши со своей возлюбленной. Впервые наиболее удачные графические иллюстрации к небольшому произведению Кольриджа появились в одном из выпусков альманаха «Поэты XIX века» за 1857. Романтические по духу стихи были очень близки эстетике «Братства прерафаэлитов» — сообщества художников, к которому принадлежал Миллее.

Пара, встречающаяся в залитом таинственным лунным светом прекрасном саду — образ, навевающий грезы об искренних, чистых и сильных чувствах, восходящий к столь ценимым автором средневековым идеалам. Юноша и девушка одеты в старинные наряды, на заднем плане виден кролик, культовый зверек Афродиты, — привычный любовный символ XIII–XIV веков. Выполненное пером и чернилами очень красивое по силуэту изображение слившихся в объятии влюбленных и взирающей на них сквозь ветви садовых деревьев полной луны окрашено единым сероголубым тоном, который соответствует мечтательному, романтическому настроению картины.

Фредерик Даниэль Харди (1827–1911) Дети, играющие во врачей 1863. Холст, масло. 44,7x61

Английский художник XIX века Фредерик Даниэль Харди прожил долгую творческую жизнь, на протяжении которой оставался верен жанру бытовой живописи, к которому склонялся еще в юности. За исключением нескольких портретов, все работы мастера посвящены сценкам из жизни детей. Действие таких картин, происходящее, как правило, в интерьерах викторианских комнат, всегда занимательно и исполнено тонкого юмора. Детальное повествование Харди рассчитано на вдумчивого зрителя, который будет последовательно «читать» предложенный его вниманию зримый рассказ.

На данном полотне дети забавляются игрой во врачей. Воспользовавшиеся отсутствием дома взрослых малыши, отбросив в сторону привычные игрушки, принялись подражать докторам. Мальчик и девочка, изображенные в центре картины, вооружившись ступкой и пестиком, готовят лечебные порошки и лепят таблетки из хлебного мякиша. Паренек постарше деловито щупает пульс лукаво улыбающейся розовощекой «больной», в то время как младшие уже добрались до шкафа с медикаментами и, взобравшись на стул, капают в мерный стаканчик ядовитую жидкость, намереваясь угостить ею «пациентку». От неминуемой беды (на которую намекает выпавшая из игрушечной повозки кукла в правом углу холста) шалунов спасает только появление на пороге дома бабушки и матери. Интерьерная сцена написана с убедительным реализмом и мастерством. Тщательно и с большой любовью изображены предметы обстановки, одежда и лица маленьких героев. По традиции, сложившейся в европейской живописи еще в XVII веке, в висящем на стене зеркале отражается вид на улицу, благодаря чему уютная «домашняя» сценка включается в жизнь большого внешнего мира.

Симеон Соломон (1840–1905) Исаак и Ревекка 1863. Бумага, акварель. 29,4x20,3

Британский художник Симеон Соломон, еврей по происхождению, будучи выходцем из семьи, строго соблюдавшей правила иудейской веры, в ранний период своего творчества писал картины в основном на сюжеты, заимствованные из Ветхого Завета. Все его работы, созданные до поездки в Италию в 1866–1869, имели ярко выраженную религиозную направленность. Для викторианского общества связанная с иудаизмом тематика была необычна и занимательна. Критики отмечали «экзотический характер» искусства Соломона, выделяющий его произведения среди других картин «Братства прерафаэлитов». Молодой художник являлся поклонником позднего творчества Данте Габриэля Россетти, когда тот стал видеть смысл работы исключительно в ее символике и отдавать приоритет духовному содержанию над техническим мастерством. На живописную манеру Соломона сильно повлиял также и стиль Берн-Джонса с его удлиненными фигурами и приглушенным, сдержанным колоритом.

В основе выразительности выполненных в 1860-е картин лежит строгое соответствие физической красоты образов и религиозного сюжета. Соломона привлекали изображения, находящиеся на грани между чувственным и сверхчувственным мирами. Символическим отображением этого противопоставления служили, как правило, мирт, означающий любовь, и ладан, напоминающий о божественном начале. К работам этого направления относится и данная акварель, иллюстрирующая одно из событий Пятикнижия и представляющая Исаака, который вводит в свой шатер молодую жену Ревекку, будущую мать братьев-близнецов Исава и Иакова.

Энтони Фредерик Огастас Сэндис (1829–1904) Гордая Мэйси 1868. Бумага, графитный карандаш, пастель. 43,8x33,8

Энтони Фредерик Огастас Сэндис — английский художник, прославившийся своими картинами на мифологические сюжеты, иллюстрациями книг и портретами, был также прекрасным рисовальщиком. Он состоял в «Братстве прерафаэлитов» и дружил с Данте Габриэлем Россетти, часто подолгу живя в его доме в Чейни-Вок.

«Гордая Мэйси» — одно из наиболее известных изображений актрисы Мэри Эммы Джонс (сценический псевдоним — Мисс Клив), в которую Сэндис был влюблен и провел с ней вторую половину своей жизни. И хотя художник не был женат на этой женщине, она родила ему десятерых детей и стала именоваться в обществе «Миссис Сэндис».

Мэри Джонс не менее тринадцати раз представала на картинах своего гражданского мужа. Композиция данного рисунка повторится почти в точности в двух живописных работах Сэндиса под названиями «Любовь» и «Тень Любви». Наделенный чувственной агрессией, динамичный, ярко эмоциональный образ молодой женщины с длинными вьющимися волосами несколько раз будет воспроизведен художником и в полотнах на мифологические темы.

Лоуренс Альма-Тадема (1836–1912) Посещение больной: интерьер голландской комнаты 1868. Дерево, масло. 19,2x25,5

Лоуренс Альма-Тадема — один из самых популярных британских живописцев XIX века, создававший картины на исторические и мифологические сюжеты, прославился своими изображениями сцен роскошной жизни Римской империи. Его полотна, точно воссоздававшие детали быта и нравов ушедшей эпохи, пользовались столь большим успехом в Великобритании, что мастер был удостоен рыцарского звания.

Картина «Посещение больной: интерьер голландской комнаты» была, вероятно, написана Альма-Тадемой под воздействием важных событий, произошедших в его жизни годом раньше: рождение дочери Анны вызвало длительное недомогание жены художника, умершей тем же летом. Исторически мыслящий живописец переносит место действия в нидерландский интерьер XVI–XVII столетий, который он воспроизводит с присущей ему археологической достоверностью. Альма-Тадема, голландец по происхождению, с большим знанием дела изображает обстановку старинной спальни богатой горожанки: массивную кровать под пологом из тяжелого цветного бархата, застланный циновками пол, шкаф темного дерева и посуду из расписного фарфора, узорные металлические рамы окна, сквозь открытый проем которого видна милая сердцу художника узкая улочка северных Нидерландов.

Камерный сюжет картины, ее серьезная и в то же время лирическая атмосфера, сдержанность немногочисленных героинь, помещенных в залитый теплым золотистым светом интерьер, напоминающие работы Терборха и Вермера, возрождали в памяти образованного зрителя викторианской Англии образы золотого века голландской живописи.

Данте Габриэль Россетти (1828–1882) Дневные грезы 1880. Холст, масло. 159x93

На картине Данте Габриэля Россетти «Дневные грезы» представлен романтический образ Джейн Моррис, жены друга художника Уильяма Морриса. Женщина, в которой мастер видел подлинное и удивительно притягательное воплощение красоты и ума, часто появлялась на его полотнах. Влюбленный в свою музу, Россетти выразил особенности ее облика в следующих словах: «Color d'amore e di pieta sembiante» («Цвета любви и внешность скорби»).

Данная работа была написана уже после того, как Джейн перестала регулярно позировать художнику. Основой для нее послужила более ранняя зарисовка, на которой молодая женщина изображена сидящей под деревом в Келмскотте — местечке на Темзе, где Россетти подолгу жил, деля дом с ее семейством. Книга на коленях красавицы говорит о ее образованности, а платан с нераспустившимися бутонами указывает на наступление весны. Побег жимолости тоже символичен: его густой аромат и подобные язычкам пламени лепестки символизируют преданную, но безответную любовь живописца.

Ко времени создания картины Россетти отошел от принципов «Братства прерафаэлитов» и довел до совершенства свой стиль, где чувственное начало переплетается с многозначным смысловым подтекстом, а утонченность линейного ритма соседствует с насыщенностью изысканного колорита. Итальянская страстность мастера порой навлекала на себя гнев критики. В 1871 один из журналов написал о творчестве Россетти как о «плотской разновидности поэзии, которая никогда не бывает духовной, никогда нежной, но всегда самодовольной и эстетской… где ошеломляюще преобладает чувственность, доходящая до болезненной животности». Этот резкий отзыв, сильно поразивший художника, серьезно отразился на его психическом состоянии.

Уильям Мо Эгли (1826–1916) Флоренс Домби в комнате капитана Катла 1888. Холст, масло. 61x45,7

Британский художник Викторианской эпохи Уильям Мо Эгли, получивший первые навыки живописного мастерства у своего отца — миниатюриста Уильяма Эгли, известен картинами на литературные и бытовые сюжеты, во множестве подробно выписанных деталей которых как в зеркале отражались мода и нравы современного ему общества.

Небольшое полотно «Флоренс Домби в комнате капитана Катла», весьма характерное произведение этого мастера, является иллюстрацией к роману Чарльза Диккенса «Домби и сын». На нем — дочь главного героя, Флоренс, на следующий день после побега от жестокого отца, относившегося к ней как к «фальшивой монете, которую нельзя вложить в дело», нашедшая приют в доме мастера корабельных инструментов Соломона Джилса. Художник изображает девушку, которая, занимаясь рукоделием в комнате друга хозяина капитана Катла, ненадолго отвлеклась от работы и задумалась, глядя в окно. Флоренс, любимой героине Диккенса, воплощающей женскую кротость и достоинство, согласно тексту романа не больше 20 лет. Живописец представляет ее трогательной юной барышней, серьезной, печальной и, подобно всем девушкам ее возраста, немного мечтательной. Она одета в белое платье, его цвет символичен — знак чистоты и невинности, а покрой точно соответствует моде 1848 (год первого издания романа). С миниатюрной тонкостью на картине изображены все элементы обстановки небольшой комнаты: модель парусника, марина на стене и морские раковины на полках (напоминающие о занятии ее жильца), оставленный на табурете сундучок для шитья, чайный прибор на конторке, персидский ковер под ногами героини и лежащий на подоконнике толстый фолиант в кожаном переплете. Вместе с миром книги Диккенса перед зрителем «оживают» нравы и быт британского общества этого времени.

Обри Винсент Бёрдслей (1872–1898) Награда танцовщицы 1907. Бумага, тушь. 22,5x16,2

Данный лист представляет собой один из шестнадцати рисунков тушью, выполненных выдающимся английским графиком Обри Винсентом Бёрдслеем в качестве иллюстраций к одноактной пьесе Оскара Уальда «Саломея». Публикация этой серии Джоном Лейном в 1894–1896 в Лондоне принесла невиданный успех уже смертельно больному художнику (двадцатичетырехлетний Бёрдслей тяжело страдал от открытой формы туберкулеза).

«Награда танцовщицы» изображает кульминационный момент трагедии, написанной Уальдом на известный библейский сюжет, который приобрел в его сочинении более чувственный и жестокий оттенок. Согласно этому произведению, юная Саломея, пленившая своей красотой Ирода, настойчиво требует от венценосного отчима за великолепно исполненный «Танец семи покрывал» голову не ответившего на ее страсть пророка Иоканаана (в Новом Завете — Иоанна Крестителя), а получив, целует его в мертвые уста и сама гибнет по приказу пораженного мстительностью падчерицы тетрарха.

Бёрдслей представляет облаченную в траурный хитон деву, которая с восторгом и ужасом рассматривает преподнесенную ей на серебряном блюде отрубленную голову аскета. Из рассеченных артерий темными потоками струится кровь, стекая к ногам искусной танцовщицы, продолжающей держать свою страшную «награду» за прядь разметавшихся волос. Художник совершенно свободен от времени и сюжета, он сам придумывает необычные костюмы и прически своих героев. Виртуозный рисунок с множеством тончайших линий производит впечатление гравюры. Лаконичное и изысканное изображение, безупречное по силуэту и пропорциям, прекрасное и пугающее одновременно, великолепно передает дух и атмосферу трагедии О. Уальда.

Европейское искусство XVII–XX веков

Жак-Франсуа Сали. Геба

Николас ван дер Кемп Декоративная чаша 1613–1614. Золото, серебро, раковина наутилуса. Высота 30,2

В XVII столетии, когда в Западной Европе был велик интерес ко всему редкому и необычному, большим спросом пользовались изделия из морских раковин. Особенно ценились замысловатые «домики» наутилуса — головоногого моллюска, обитающего в теплых водах Индийского и Тихого океанов. Сложная динамика форм этих причудливых созданий природы, отвечая вкусам эпохи барокко, ассоциировалась в сознании обуреваемого страстью к путешествиям европейца с чудесами и богатством недавно открытых земель. Специально для нидерландских мастерских красивые раковины, уже вычищенные и обработанные, доставлялись из далеких Китая и Индонезии. Для проделавших долгий путь экзотических предметов ювелиры создавали поистине драгоценное обрамление.

Голландец Николас ван дер Кемп, превратив перламутровую ракушку в чашу, поставил ее на изящную золотую ножку, украшенную стилизованными изображениями рыб, растений и «плодов земли», увенчал фигуркой морского бога Нептуна и плоским рельефом с ликом его сына Тритона, не забыв при этом прикрепить в центре крошечное изваяние самого наутилуса. Этот изысканный кубок, в котором неожиданно сочетаются разные материалы и сюжеты декора, никогда не использовался в быту. Подобные раритеты, свидетельствующие одновременно о величии Творца и искусстве человека, размещались в отдельных комнатах или больших шкафах, служивших исключительно для демонстрации богатства, тонкого вкуса и знаний их владельца.

Поль де Ламери (1688–1751) Чайница 1735–1736. Серебро. Высота 11,7

После того как британская Ост-Индская компания в конце XVII столетия стала крупнейшим поставщиком колониальных товаров, ей, по словам одного знатока, «удалось за несколько лет превратить английский народ из любителей кофе в нацию, пьющую чай». Благодаря большой поклоннице этого заморского напитка Катарине Португальской (супруге Карла II) чаепитие сделалось неотъемлемой частью придворной и салонной культуры. По повелению королевы чай начали подавать в фарфоровых чашках, а обязанность его разливать и заваривать постепенно перешла от служанок к благородным хозяйкам дома. В XVIII веке приготовление модного напитка, как правило, происходило не на кухне, а в роскошно обставленной гостиной, там же, на самом видном месте, в красивом зеркальном шкафу, находилась и емкость, где держали измельченные чайные листочки. Чайницы становились престижным предметом роскоши, их изготавливали из драгоценных материалов и искусно декорировали.

Данный замечательный образец подобных «статусных» предметов создан английским мастером серебряных дел Полем де Ламери. Этот выходец из знатной семьи французских гугенотов-эмигрантов, обладавший отменным чувством стиля, придумал новый тип чайницы со скругленными углами. Богато украсив верхнюю часть и основание изделия, он намеренно оставил гладким корпус, на блестящей, отшлифованной поверхности которого эффектно вырисовывается картуш с гербом владельца. Изысканность пропорций и органичность лиственного орнамента, чьи мягкие, округлые линии вторят силуэту сосуда, столь хорошо отвечали эстетике рококо, что вскоре Полю де Ламери начали подражать другие ювелиры Англии, а такая форма чайницы стала классической и общепризнанной.

Аллегории четырех частей света. Около 1770. Фарфор, эмаль, позолота. Высота 12,3

Традиция изображения четырех частей света — Европы, Азии, Африки и Америки — в виде аллегорических женских фигур восходит к эпохе барокко. (Известна картина «Четыре части света» кисти Рубенса, которая сейчас хранится в венском Музее истории искусства.) В свете идей Контрреформации эти образы были призваны символизировать победу католической церкви во всем мире. Исчерпывающие сведения об атрибутах и окружении каждой из «сторон света» можно почерпнуть из вышедшего в 1593 труда итальянца Чезаре Рипы «Иконология, или Описание различных аллегорий».

Набор статуэток, изготовленных на фарфоровой фабрике в Плимуте, точно следует традиции изображения, сложившейся еще в XVII столетии. Фигурки, рассчитанные на фронтальный обзор, раскрашены эмалевыми красками и детально смоделированы только с одной стороны. Вероятно, они использовались как каминные украшения, которые прислоняли к стене. Миниатюрные скульптуры имеют характерные костюмы, окружение и атрибуты, рассказывающие об особенностях природы и культуры четырех континентов. Африку представляет темнокожая, почти нагая дева, держащая в правой руке скорпиона и попирающая голову слона. Рядом с ней — лев и крокодил. Азия — это нарядная красавица, одетая в длинное, украшенное золотыми цветами платье. Она стоит с кубком специй в руках, прислонившись к скале, под ее ногами лежит пестрая чалма, а позади стоит на коленях верблюд. Америка показана как полуобнаженная сильная женщина, достающая стрелу из висящего за спиной колчана. На ее голове — индейский убор из перьев, рядом — дерево причудливой формы, а внизу-луговая собачка (грызун семейства беличьих, обитающий в мексиканских прериях). Европу персонифицирует горделивая рыжеволосая девушка с лавровым венком на голове. У нее в руках — книга и палитра. Рядом с бьющим из скалы источником (символизирующим истинные знания) опустились на колени белые кони. Под ногами победительницы военные трофеи: щит, факел и гирлянда.

Жан-Франсуа Милле (1814–1875) Лесорубы 1850–1852. Холст, масло. 57x81

Эта работа — прекрасный пример любимых Жаном-Франсуа Милле картин, посвященных теме сельского труда. «Я крестьянин и ничего больше, как крестьянин», — говорил он о себе.

На данном небольшом полотне изображены двое коренастых мужчин, распиливающих ствол векового дерева, в то время как их товарищ, одетый в красную блузу, который виден на заднем плане, усердно и яростно орудует топором. Диагональное построение композиции, яркий резкий свет и колористические контрасты в сочетании с крупными подвижными мазками и свободной, широкой манерой письма наделяют эту простую сцену мощной энергией. Здесь все дышит силой: и лес, и люди — суровые и молчаливые «дети земли», воплощающие безликую, стихийную природную силу. Этой цельности и эпическому восприятию несложного действия художник приносит в жертву детали, индивидуальность и частности не занимают его воображения. И хотя сюжет взят из реальной жизни, он доведен до предельной степени обобщения. Известно, что Милле никогда не писал картин непосредственно с натуры. Он любил ходить по лесу и делать маленькие зарисовки, а потом по памяти воспроизводил понравившийся мотив.

Андре-Фернан Тесмар (1843–1912), Фернан Барбедьенн (1810–1892) Кубок с крышкой 1872. Страусиное яйцо, бронза, лак. Высота 22,5

Данный оригинальный кубок был изготовлен по эскизам парижского ювелира и эмалировщика Андре-Фернана Тесмара мастерами французской компании «Колла и Барбедьенн». Она была создана в 1839 Фернаном Барбедьенном (скульптором и издателем) и Ашилем Колла (изобретателем процесса математического уменьшения скульптур) и занималась копированием прославленных произведений Античности и Востока, а также разработкой новых красок и способов патинирования бронзы. Предприятие участвовало во всех всемирных выставках и часто получало награды. Работы сотрудников «Колла и Барбедьенн» стали активно закупаться музеем после того, как в 1872 на выставке в Лондоне их произведения из перегородчатой эмали отметили медалью. Именно тогда у производителя был приобретен и данный необычный кубок, сделанный из страусиного яйца и декорированный изображениями, имитирующими стиль традиционной китайской живописи и сюжеты японской гравюры школы укиё-э. В росписи гармонично сочетаются силуэты человеческих фигур, растения и элементы пейзажа. Формы изящных бронзовых ножек, подставки и ручек сосуда, а также навершия его крышки заставляют вспомнить о стиле «шинуазри», который вновь начинал входить в моду в эпоху модерна, возрождавшую вкус ко всему загадочному и экзотическому.

Уильям Моррис (1834–1896) Музыкант 1872–1874. Витраж. 76x47,4

Уильям Моррис, один из интереснейших представителей искусства викторианской Англии, с детства зачитывался романами Вальтера Скотта, грезя о далеких рыцарских временах. Это увлечение средневековой романтикой он пронес через всю жизнь, которая сама была похожа на сказку. Моррис мечтал писать стихи и стал признанным королем поэзии, хотел «служить материальной красоте» и сделался признанным художником, стремился возродить средневековые ремесла и создал фирму прикладных искусств, которая по его эскизам начала производить чудесные гобелены и витражи. Заимствовав сюжеты у любимой эпохи, он умело стилизовал свои произведения в духе высокой и поздней готики. Но этому одаренному человеку везло во всем: его вкусы удачно совпали и с эстетикой модерна, и с запросами общества. На имевших огромный успех витражах фирмы Морриса «оживали» Гвиневера и Изольда, благородные короли и влюбленные менестрели.

Эффектно вырисовывающаяся на «затканном» нежными цветами фоне утонченная фигура играющего на флейте белокурого юноши в алом одеянии кажется видением иного мира, в котором властвуют музыка и красота.

По дорогам бродил музыкант, Был он юн, синеглаз и хорош. Свой веселый и добрый талант Людям он раздавал ни за грош. Если он играл в миноре — Все печалились и вскоре Птицы все замолкали в лесах, Люди все промокали в слезах. Но играл он мажорные трели — Все смеялись, плясали и пели[1].

Огюст Роден (1840–1917) Бронзовый век 1876. Бронза. Высота 180,3

«Бронзовый век» — яркая работа 36-летнего Огюста Родена, привлекшая в свое время пристальное внимание широкой публики и вызвавшая горячие споры критиков, — создавалась французским скульптором почти два года. Молодой мастер впервые сделал наброски к этому произведению в 1875, сразу после возвращения из Италии. Будучи под сильным впечатлением от знакомства с творениями великого Микеланджело, Роден решил создать свой собственный гимн красоте человека. Стремясь передать напрягающуюся мускулатуру, трепет кожного покрова и естественный ритм движения сильного юношеского тела, мастер не хотел подгонять создаваемый образ под античные идеалы. В качестве модели он использовал непрофессионального натурщика — бельгийского солдата по имени Огюст Нейт, обладавшего великолепной физической формой. (Работа над скульптурой совпала с Франко-прусской войной, Роден покинул Париж и жил тогда в Брюсселе.)

Современное название статуя приобрела не сразу: прежде она именовалась «Побежденный» и являлась памятником мужеству французских воинов. Согласно этому в левой руке юноши находилось копье, а сама композиция, вероятно, была навеяна знаменитым «Умирающим рабом» Микеланджело. Перед тем как выставить первое гипсовое изваяние в парижском Салоне в 1877, Роден переосмыслил созданный образ, увидев в нем пробуждающегося к новой жизни человека, копье убрал, а скульптура стала называться «Бронзовый век». Предельный реализм в изображении тела и «неклассическая» индивидуальность лица героя показались публике неподобающими, мастера обвинили в том, что он выдал за произведение искусства простой слепок с натурщика. Однако, получив поддержку видных деятелей французской культуры, Роден был оправдан, а его работа, уже отлитая в бронзе, имела большой успех в 1880.

Огюст Роден (1840–1917) Размышление (Муза). Около 1896–1897. Бронза. Высота 144,5

Замысел этой скульптуры возник у Огюста Родена еще в начале работы над знаменитыми «Вратами ада» для декора дверей нового Музея декоративного искусства в Париже. Судя по рисункам 1880, в самом раннем проекте этой грандиозной, навеянной «Божественной комедией» Данте композиции фигуре девушки, олицетворявшей «Вдохновение», отводилось место в центре расположенного над дверным проемом полукруглого тимпана. Затем мастер отказался от этого образа. Однако он вновь ожил в воображении Родена и позже появился уже в качестве «Музы» в памятнике Виктору Гюго, отклоненном комиссией (работу сочли непригодной для постановки в Пантеон, ибо она представляла обнаженного писателя в окружении нагих муз). После многих корректировок скульптура изящно изогнувшейся задумчивой девы обрела самостоятельную жизнь. В процессе переосмысления образа фигура была лишена рук и облегавшей колено драпировки. Статуя, перестав зависеть от какого-либо мифологического и литературного контекста, получила более абстрактную и вневременную трактовку, а сам Роден стал называть ее «Размышление».

Макс Лоджер (1864–1952) Ваза 1898. Керамика. Высота 39

Эта прекрасная ваза создана немецким мастером эпохи модерна Максом Лоджером. Будучи на редкость талантливым и разносторонним человеком, он занимался самыми разными видами художественной деятельности: росписью по стеклу, изготовлением ювелирных украшений и садово-парковой архитектурой. Но особенно Лождер прославился как выдающийся керамист, наладивший процветающее гончарное производство в своем родном Кандерне и создавший новую технику декора глиняной посуды, а также неповторимый стиль росписи ваз, который оказал большое влияние на дальнейшее развитие европейского дизайна. Высоко ценивший японскую гравюру и творчество мастеров венской школы прикладного искусства, художник любил узоры, свободно «обтекающие» форму сосуда, и органичные цветочные композиции. Настоящий фурор на выставках производили насыщенный, необычный колорит его изделий, динамика форм и декоративных линий.

Рельефно выделяющиеся на фоне блестящей глазурованной поверхности бутоны и стебли цветов трепещут, слоняясь под сильными порывами ветра, кажется, что они произрастают прямо из тулова вазы, которая сама уподобляется живому гибкому существу.

Анри де Тулуз-Лотрек (1864–1901) Японский диван 1892. Цветная литография. 80x60,5

Анри де Тулуз-Лотрек внес большой вклад в становление жанра афиши. За свою недолгую, но плодотворную творческую жизнь художник создал более тридцати таких работ. В них особенно ярко проявился великолепный дар гениального рисовальщика, его неповторимая графическая манера, острая и выразительная, доводящая до гротеска характерность поз и жестов, сообщающая напряженную динамику случайно выхваченным из потока жизни сценам. Афиши знаменитых парижских кабаре занимают особое место в наследии Тулуз-Лотрека. В конце XIX века, когда складывалась специфика данного вида искусства, именно эти работы принесли ему заслуженную славу.

Одной из лучших афиш мастера является цветная литография «Японский диван», рекламирующая небольшое парижское кафе-концерт с одноименным названием. Здесь художник выносит на первый план темный силуэт рыжеволосой дамы в узком платье и модной шляпе с пером. Необычная внешность женщины и резкий контраст ее черного наряда с блеклым фоном плаката сразу привлекают внимание зрителя, вовлекая его в действие и заставляя с интересом следить за прихотливым движением извилистой линии, очерчивающей контур сидящего позади мужчины. Фигура стоящей на сцене артистки намеренно отодвинута вглубь картины так, что остаются видны только ее платье и руки в длинных темных перчатках. В результате столь неожиданного приема смотрящий на афишу человек как бы попадает в атмосферу кабаре, где пела звезда Монмартра Иветт Гильбер и танцевала прелестная Жанна Авриль.

Николай Константинович Рерих (1874–1947) Эскиз декорации к опере А. П. Бородина «Князь Игорь» 1909. Холст, темпера. 58,5x84,5

Весной 1909 в парижском театре Шатле открылся первый балетный сезон Сергея Дягилева. В отличие от предшествующих лет, когда гастроли посвящались какому-либо одному виду искусства, было решено вынести на суд зрителей невиданные прежде постановки, являвшие собой гармоничный «синтез хореографии, музыки и живописи».

Грандиозная вокально-танцевальная сюита «Половецкие пляски» (второе действие оперы А. П. Бородина «Князь Игорь») стала великолепным примером такого сотрудничества талантливых музыкантов и танцовщиков, художников и хореографов. Спектакль представлял драматический эпизод истории — князь Игорь находится в плену у хана Кончака. Взору ошеломленной публики открывалась картина необъятных степных просторов, где под аккомпанемент полного оркестра пел хор и начинались танцы девушек-невольниц, а затем — неистовая пляска воинов. «Впечатление от этой сцены было столь огромным, что бурные аплодисменты неоднократно прерывали действие, и, когда занавес наконец опустился, ажиотаж был неописуемый», — вспоминал артист балета С. Л. Григорьев.

Для создания декораций к этой постановке был приглашен тонко чувствующий дух восточной культуры Н. К. Рерих. Проникнувшись великой музыкой А. П. Бородина, художник отлично воспроизвел атмосферу «Половецкого стана» и «скифской природы». «Созданный Рерихом „по принципу панорамы“, лишенный боковых кулис фон с его золотисто-алым небом над бесконечной далью степей, с его дымами, столбами, подымающимися из пестрых приземистых кочевых юрт, — это было то, чему здесь надлежало быть! До чрезвычайности были убедительны и костюмы, для которых Дягилев обобрал все восточные магазины Петербурга и которые поражали невиданной цветистостью», — писал художник Александр Бенуа.

Искусство Индии и Дальнего Востока

Император Моголов Акбар наблюдает за битвой слонов около Мальвы. 1590–1595

Иллюстрация к Бабур-наме. Император Бабур в саду. Около 1590. Бумага, непрозрачная акварель, золото. 21,7x14,3

Эта замечательная миниатюра — правая часть разворота рукописи Бабур-наме (жизнеописание императора Бабура), представляющая императора Великих Моголов Бабура (1483–1530), посещающего Баг-и-Вафа в окрестностях Кабула — первый сад, разбитый по приказу императора в данной местности. Очень любивший свое детище правитель так писал о нем в своих мемуарах: «В 1508-09 я создал Чахан-Баг. Сад называется Баг-и-Вафа и находится на подъеме к югу от крепости Адинапур, выходит на реку, которая течет близ крепости. Сад дает много апельсинов, лимонов и гранатов… сад находится высоко, хорошо снабжен водой, и зимой здесь очень мягкий климат…» Миниатюра показывает властителя в его любимом уголке, о нем Бабур отзывался следующим образом: «В юго-западной сада части находится огромный бассейн с водой, вокруг которого растут апельсины и гранаты, а вокруг них — луговой клевер. Это лучшая часть сада, прекраснее всего в ту пору, когда цветут апельсиновые деревья». На миниатюре можно видеть самого правителя в желтом халате с короткими рукавами и белом тюрбане, дающего указания своим многочисленным усердным садоводам. Императора сопровождает свита из нарядно одетых слуг. В окруженном стеной саду порхают птицы и зреют гранаты. Все части этого маленького рукотворного рая изображены с удивительной каллиграфической точностью, а непрозрачные акварельные краски великолепно передают его цветовое богатство.

Иллюстрация к Бабур-наме. Прибытие свиты императора Бабура к дверям сада. Около 1590. Бумага, непрозрачная акварель. 22,2x13,8

Это другая сторона разворота рукописи Бабур-наме, изображающая въезд в сад Баг-и-Вафа. На ней запечатлен момент, когда свита императора уже приблизилась к воротам и спешилась с коней, а сам правитель еще не прибыл. Здесь можно видеть не только сад с работающими садовниками, сановников, стоящих у дверей возле высокой стены, но и фрагмент дикой природы — скалы и прячущегося среди них благородного оленя, а также местных жителей, пришедших посмотреть на въезд императора.

Баг-и-Вафа — традиционный персидский Чахан-баг, что значит «четыре сада». Такой сад состоял из нескольких квадратов, каждый из которых в свою очередь делился на четыре квадрата поменьше. Сеть дорожек также представляла собой сочетание линий, которые, соединяясь, образовывали квадраты с водоемом или фонтаном посередине. Центром всей композиции являлся бассейн, расположенный в точке пересечения главных садовых аллей. Считается, что подобное разделение территории в Чахан-баг происходит из-за черного камня, расположенного в Мекке, который впаян в стену священного здания кубической формы. В честь этого места сады начали членить на четыре квадрата, что символизирует благословение Аллаха и его присутствие в доме владельца сада. Прекрасные насаждения и водоемы должны были напоминать и о блаженстве, ожидающем праведников на небесах. Чахан-баг — символ райского сада, где в центре бьет источник жизни, из которого в разные стороны вытекают четыре реки. В одной течет молоко, в другой — вода, в третьей — вино, а в четвертой — мед.

Устад Мансур (1590–1630) Журавли Около 1615. Бумага, гуашь. 17,1x10,3

Представленное изображение журавлей, как предполагают исследователи, могло быть создано одним из ведущих художников при дворе Великих Моголов — Устадом (мастером) Мансуром в начале XVII века, во времена правления императора Джахангира (около 1605–1627). Сын Акбара и внук Бабура имел особое влечение к природе, внимательно изучал растительный и животный мир. Джахангир был первым могольским правителем, надевавшим кольца на птиц и рыб, чтобы вести за ними наблюдение. Однажды он застрелил огромного льва и после его вскрытия сделал такую запись в своих мемуарах: «В отличие от других животных, у которых желчный пузырь находится за пределами печени, у этого льва желчный пузырь был внутри печени. Мне думается, что этим-то и объясняется его бесстрашие».

Известен удивительный факт биографии императора: он нашел и выходил пару птенцов журавлей, которые жили у него на протяжении пяти лет. Джахангир так полюбил своих пернатых питомцев, что, не желая с ними расставаться, даже брал их с собой в путешествия. Император делал описания привычек и повадок журавлей, перемежая их зарисовками нравов своих чиновников и придворных (сравнение не всегда было в пользу последних).

Видимо, эти две ручные птицы Джахангира и представлены на картине Мансура, которому за необыкновенное мастерство император присвоил титул «Надир аль-аср» («Чудо века»). Восхищение правителя вполне оправдано. Белогрудые красавцы написаны в мягкой и тонкой манере. Их позы естественны, а облик передан на редкость верно. Журавли сказочно прекрасны и горделивы, неудивительно — ведь они любимцы всемогущего императора Моголов.

Европеец. Около 1610–1615. Бумага, непрозрачная акварель. 37,1x24,5

Данная картина с изображением неизвестного европейца, вероятно, была написана в первой половине царствования императора Джахангира (1605–1627). Камзол, шпага и шляпа героя соответствуют моде западных стран конца XVI столетия. Предполагают, что индийский художник при создании акварели опирался на какой-то европейский портрет, но, безусловно, работал и непосредственно с моделью. Видны реальные элементы одежды того времени: свободные, объемные брюки из легкой яркоокрашенной материи, стянутые у щиколоток, — элемент наряда местных жителей, который, пытаясь адаптироваться к жаркому и влажному климату, заимствовали приезжие иноземцы.

При приобретении музеем в 1913 этой работы она считалась «Портретом сэра Томаса Роу». И хотя сейчас многие исследователи склонны сомневаться в верности названия, оно представляется вполне вероятным. Господин в европейском бархатном берете и распахнутом красном камзоле дан вполоборота на фоне красивого гористого пейзажа с видом на крепость и святилище. Он вооружен длинной шпагой с золоченым эфесом, на герое дорогая рубашка с фламандскими кружевами. Ландшафт похож на вид одного из самых живописных мест Индии — крепость Манду, которая находится на гребне гор Виндхья. Эта ныне опустевшая цитадель была когда-то столицей края. После его завоевания город начал приходить в упадок. Могольские правители останавливались здесь только на пути в Декан.

Несколько оживился Манду в 1616, когда в нем жил император Джахангир. Было восстановлено много дворцовых построек. Вместе с властителем в городе обосновался официальный посол Якова I, сэр Томас Роу, составивший интересный отчет о празднествах монарха и захватывающей охоте на львов и тигров. Судя по воспоминаниям современников, предшественник администраторов Британской Индии, Томас Роу, был решительным, умным, ироничным и очень стойким человеком. Бывший придворный из свиты принца Уэльского мужественно боролся с истощением и дизентерией, вызванными жизнью в неведомой и чуждой стране, и сложным нравом императора, у которого ему удалось добиться торговых привилегий для англичан в области Гуджарат.

Златоглавая лилия. Вторая половина XVIII века. Бумага, акварель. 35,6x23,5

Прекрасное по своей точности и деликатности изображение златоглавой лилии входит в «Малый альбом лорда Клайва» — богатую коллекцию индийских акварелей и рисунков, подаренную, как полагают, навабом Авадхи Шуджа ад-Даулом лорду во время его последнего визита в Индию в 1765–1767. Объемная папка в парчовом переплете содержит 56 листов. Все произведения относятся к эпохе Великих Моголов и восходят к XVII–XVIII векам. Значительную часть коллекции составляют великолепные ботанические зарисовки — подробные изображения цветов.

Могольские правители и их окружение проявляли большой интерес к изучению природы, особенно велика была страсть к садам и их главному украшению — цветам. К примеру, Джахангир являлся настоящим натуралистом, он написал содержательный труд по ботанике и собрал великолепные гербарии. Полагают, что один только мастер Мансур по поручению императора воссоздал на картинах почти тысячу разновидностей кашмирских цветов. Наблюдая за растениями, великий хан не упускал ни малейшей детали. «Недавно я увидел поистине поразительный образец. Он состоял из пяти-шести оранжевых бутонов, свисавших вниз. Из их середины выходили зеленые листья, точно как у ананаса», — писал император в мемуарах.

Альбом лорда Клайва содержит настоящие «портреты» цветов. В своих акварелях неизвестный индийский художник пристально вглядывается в особенности этих чудесных созданий природы, каждому из которых отведен отдельный лист. Расположенное в центре детальное изображение заключено в раму зеленого цвета, окруженную узкой полосой «золотой» бумаги. Нейтральный светло-бежевый фон хорошо сочетается с естественными оттенками минеральных красок, которыми пользовался мастер. Очень гармоничны и красивы оранжевые, зеленые и бежевые тона данной акварели. Художник умело и с большим знанием дела воспроизводит ствол, стебли и особенно необычный и сложный цветок с завернутыми лепестками, из-за которых растение и получило свое ботаническое имя «Lilium Martagon». (Видовой эпитет «Martagon» происходит от турецкого слова, которое означает «тюрбан».)

Ирис. Первая половина XVIII века. Бумага, акварель. 21,2x11

На этой миниатюрной картине из «Малого альбома лорда Клайва» представлен пестрый фиолетово-белый ирис, изображение которого заключено в двойную раму и предельно приближено к зрителю. Художник фокусирует внимание на самом интересном в растении — его цветке и бутоне. Их изящество и оригинальность мастер передает с таким трепетным вниманием, что ирис выглядит совсем как живой. Для усиления декоративного эффекта он вводит в нижние углы внутренней золотистой рамы еще два крошечных оранжевых цветочка.

Декоративное блюдо. Около 1723–1735. Фарфор, эмаль. Диаметр 21

Во второй четверти XVIII века, в период правления императора Юн Чжэна (1723–1735), произошли существенные изменения в декорировании традиционных фарфоровых изделий Китая. Только что появившаяся эффектная розовая эмаль быстро вошла в употребление и вместе с лимонно-желтой и белой красками, также новыми, образовала ряд красивых сочетаний со старыми оттенками, ставшими теперь более бледными и нежными. До конца XVIII века фарфор с такой росписью (его стали называть «розовое семейство») отличался большой декоративностью. Содержание изображений оставалось традиционным, по-прежнему наиболее популярны были птицы и цветы. Очень хорошим образцом этого стиля является данное блюдо.

Изящный лаконизм росписи и сюжет предполагают, что эта вещь произведена не на экспорт, а для внутреннего рынка. Изображенные чайная роза, нарцисс и чудесный лечебный гриб линчжи представляют собой старинные символы, понятные китайцам, но малознакомые «западным варварам». Возможно, блюдо служило подарком-пожеланием на Новый год молодым супругам или жениху с невестой. Чайная роза, уроженка Поднебесной и царица цветов, означала молодость, а розовая — также истинную любовь и дружбу, нарцисс, зацветающий в китайский Новый год, служил символом радости, удачи и счастливого брака, гриб линчжи — исполнения желаний и долголетия, так как считалось, что это растение обладает большой целебной и живительной силой.

Украшения для тюрбана 1755. Золото, бриллианты, жемчуг, рубины, изумруды, сапфир. 16, 9x6,1 и 10,6x3,6

Эти два украшения для мужского тюрбана, представляющие гармоничный гарнитур, создавались для использования вместе. Одна часть драгоценного набора служила своеобразной заколкой-держателем ткани, другая — брошкой, которая прикалывалась чуть ниже. Оба ювелирных изделия, созданные в мастерских Бенгалии и принадлежавшие правителям провинции, являют собой редкий пример сохранившихся работ придворных ювелиров Северной Индии, страны, славящейся своими редкими и крупными камнями необычайной чистоты и яркости.

Дорогой убор из оправленных в золото изумрудов, бриллиантов, жемчуга и большого сапфира-кабошона был преподнесен новым навабом Бенгалии Мир Джафаром британскому адмиралу Чарльзу Ватсону и командующему сухопутными войсками Роберту Клайву. Это произошло 26 июля 1757, после победы англичан в битве при Плесси, где они повергли неугодную империю Сираджа аль-Даула, правителя Бенгалии, который в результате был свергнут, а на трон возведен его соперник Мир Джафар.

Щедрость даров благодарного индуса превзошла ожидания. Драгоценности, купленные Музеем Виктории и Альберта у потомков Роберта Клайва, — одни из самых необычных и интересных. Их стиль декорации и способ обработки камней соответствуют давно сложившимся вкусам могольских владык, а форма является типичной для Бенгалии и, в частности, ее столицы Муршидабада. Подобные украшения часто появляются в XVIII веке на происходящих отсюда картинах и миниатюрах, и вполне вероятно, что данный гарнитур был взят из государственной казны, а не сделан специально по заказу Мира Джафара.

Утагава Кинийоши (1797–1861) Нападение Демона-паука на Минамото но Ёримицу 1843. Бумага, цветная печать. 34,6x72,7

На триптихе Утагавы Кинийоши изображена сцена одной из легенд о знаменитом воине Минамото но Ёримицу (948-1021). Согласно древней легенде этот бесстрашный и смелый человек взялся очистить город Киото от демонов. Однако темные силы были бдительны: не успел герой приступить к своей благородной миссии, как слег с лихорадкой. Много дней пролежал он, обуреваемый бредовыми галлюцинациями, которые в одну из ночей стали реальностью. Герой проснулся и понял, что Демон-паук, явившийся к нему в виде прекрасной куртизанки, прочными клейкими нитями паутины стянул его тело, сделав совершенно беззащитным перед надвигающимися мохнатыми лапами и мощными челюстями. Демонический паук не только обездвижил свою жертву, но и лишил даже надежды на помощь: друзья, которые должны были охранять воина, оказались под действием злых чар, не осознавая, что происходит. Лишь усилием воли Минамото дотянулся до меча, всегда находившегося рядом с его ложем, рассек паутину и отрубил чудовищу несколько ног. Тут слабость овладела героем, он приготовился к смерти, но раненый демон ослаб и попытался укрыться в своей норе. С его бегством заклинание, нейтрализовавшее друзей Минамото, потеряло свою силу, и воины очнулись от дурманящего сна. Они увидели друга, которому в одиночку пришлось отбиваться от ужасного монстра, и кровавый след, уводящий во тьму. Воины бросились в погоню за чудовищем и уничтожили его.

Утагава Кинийоши в своей работе изображает кульминацию этой легенды: огромный паук накидывает сеть на сонного Минамото, а его друзья, находясь под действием злых чар, беспечно играют в нарды и беседуют. Между тем огромные полчища безобразных демонов, явившихся на помощь чудовищу, уже свирепствуют вокруг воинов.

Мидзуно Тошиката (1866–1908) Чайная церемония. Около 1890–1900. Бумага, цветная печать. 21,3x32,5

Мидзуно Тошиката, работавший в жанре традиционной японской гравюры, жил в эпоху Мэйдзи, когда страна открылась западным влияниям, начав терять интерес к своим национальным искусствам и ремеслам. Мастеров школы укиё-э оставалось все меньше, а в тематику их работ все чаще стали проникать иноземные мотивы. Тошиката старался придерживаться правил, выработанных предшествующими поколениями художников периода Эдо, несмотря на «немодность» старинных сюжетов. Данная гравюра — прекрасный пример такой верности традиции.

На ней изображена чайная церемония. Манера мастера строго соответствует духу этого ритуала, правила которого соблюдались в Японии на протяжении более пятисот лет. С XIV века в основе хорошо выстроенной и организованной церемонии лежало стремление к простоте и естественности, гармонии, почтительности, чистоте и покою. Вся обстановка служила тому, чтобы показать не явную, яркую, бросающуюся в глаза, а скрытую красоту, таящуюся в простых вещах и тихих звуках. Художник передает интерьер чайной комнаты, в котором нет ничего нарочитого, резко выделяющегося. Стены отделаны серой глиной, чтобы отражаемый ими свет создавал ощущение спокойствия, а пол устлан скромным татами. Самая важная часть помещения показана слева, это токонома — ниша в стене, расположенная напротив входа. Здесь размещены цветы и свиток. Тошиката изображает главный момент церемонии — приготовление густого порошкового зеленого чая. Три гостьи собрались в чайном домике, и хозяйка приступает к приготовлению напитка. Процесс проходит в полном молчании, все внимательно наблюдают за ее действиями, вслушиваясь в звуки закипающей воды. Женщины традиционно причесаны и одеты, как того требуют правила, в неброские кимоно.

Следующим том

Новая пинакотека — художественная галерея в Мюнхене, основанная в 1853 баварским королем Людвигом I, мечтавшим собрать коллекцию полотен лучших современных художников Германии и сделать ее доступной публике. Изначально основу музея составляли картины немецких романтиков, работы художников мюнхенской школы живописи и южно-немецких мастеров. После 1909 экспозиция Новой пинакотеки обогатилась полотнами импрессионистов. Собрание музея продолжает пополняться и до настоящего времени, здесь представлена одна из крупнейших коллекций искусства конца XVIII — начала XX века.

Примечания

1

Ж. Брассанс, перевод — А. Дольский.

(обратно)

Оглавление

Искусство средневековья

Искусство возрождения

Английская живопись и графика XVII–XIX веков

Европейское искусство XVII–XX веков

Искусство Индии и Дальнего Востока Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg