«Эпоха становления русской живописи»

Эпоха становления русской живописи (fb2) - Эпоха становления русской живописи 80455K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Петрович Бутромеев

Владимир Бутромеев Эпоха становления русской живописи Душа и облик России в произведениях мастеров живописи

Русская живопись как отражение мировосприятия русского народа и его многовековой истории

Осознанное, творческое бытие русского народа на этой Земле, в этой Вселенной, в этом мире продолжается вот уже более тысячи лет. За это время наш народ создал великое государство – оно велико не только огромными пространствами, но и величием духа русского народа и его творческими достижениями. В истории мировой цивилизации есть такие понятия: великая русская наука, великая русская литература, великая русская живопись.

Живопись занимает особое место в сотворении образа народа. Она зрима. Она понятна каждому. Она напрямую воспринимается душой человека и становится зримым продолжением его души, души всего народа.

Не всякий русский человек задумывается, что именно благодаря трудам великого русского ученого И. П. Павлова человечество приблизилось к разгадке тайны мышления, что именно русский ученый В. И. Вернадский раскрыл принцип существования разума во Вселенной, а знаменитый Д. И. Менделеев не только определил крепость водки, но и объяснил устройство материи как таковой. А даже помня имена творцов русской литературы, не все читали романы Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого и с трудом вспомнят забытое со школьной скамьи четверостишие гения всех времен А. С. Пушкина.

Но не было, наверное, в России такой деревушки, где нельзя было бы найти репродукции «Трех богатырей» Васнецова, воспроизведенных иногда не очень умелой рукой. Или «Утра в сосновом лесу» Шишкина. Или его же «Сосен во ржи». Или «Охотников на привале» Перова. Или «Купчихи» Кустодиева.

Русская живопись – от летописных миниатюр и лубочных картинок до драматических полотен Репина и Сурикова – была явлением всеохватывающим. «Дети, бегущие от грозы» Маковского, «Запорожцы, пишущие письмо турецкому султану» Репина, «Боярыня Морозова» и «Переход Суворова через Альпы» Сурикова, «Золотая осень» Левитана и пейзажи Шишкина, «Русская красавица» Кустодиева, «Всадница» Брюллова, «Девятый вал» Айвазовского, крестьянки Венецианова, «Чаепитие в Мытищах» Перова, сказочные и былинные герои Васнецова, Билибина, «Демон» Врубеля, «Святая Русь» Нестерова, «Неравный брак» Пукирева, «Косцы» Мясоедова, «Сватовство майора» Федотова, портреты А. С. Пушкина кисти Кипренского и Тропинина, портреты В. И. Даля и Ф. М. Достоевского, созданные Перовым, портреты русских царей и изображения корон художника-реставратора Солнцева – все это не просто картины. Это запечатленная кистью живописца душа русского народа, лик России.

Книга «Великие художники России» – это не искусствоведческое исследование, не просто альбом репродукций картин известных художников, не собрание кратких биографий русских живописцев с примерами их творчества.

В этой книге воссоздается образ России во всем ее многообразии. Эта книга должна быть в каждой семье, ее нужно рассматривать вместе с детьми, хотя бы раз в год, чтобы зримо напоминать самим себе: кто мы, что мы и откуда мы. Как нужно перечитывать раз в несколько лет «Войну и мир» Толстого, «Братьев Карамазовых» Достоевского, «Мертвые души» Гоголя, «Евгения Онегина» Пушкина. Это нужно делать, чтобы сохранять свою национальную сущность, чтобы оставаться человеком русского духа, русской культуры. Для этого предназначена книга «Великие русские художники». Только в отличие от вышеперечисленных она написана не пером и чернилами, а кистью и красками. Но смысла, мыслей и духа она содержит ничуть не меньше.

В XXI веке наша страна, наша материальная и духовная Родина не первый раз в своей истории оказалась на краю гибели. Долгое монголо-татарское иго наложило особый отпечаток на нашу историю, но не смогло остановить развития России. Было преодолено и краткое Смутное время, грозившее стране потерей государственности. Почти семидесятилетнее советское иго самым тяжелейшим, губительным образом сказалось на духовно-нравственном, моральном облике русского народа, выжившего в эпоху истребления основ национального самосознания. Двадцать лет постсоветского существования еще ближе пододвинули страну на край материальной и духовной гибели. Никто не знает – сумеет ли Россия преодолеть это духовно-нравственное вырождение и разложение и возродиться в своем созидательном бытии или исчезнет с лица этой планеты, из этой Вселенной, как некогда исчезли Древняя Греция и Древний Рим. Но созданное рукой и духом человека – остается. И как бы ни сложилась дальнейшая судьба России, ее история и культура останутся одним из самых значимых результатов человеческого бытия в этом мире. Значимым и зримым, благодаря в том числе гению и трудам русских художников, великих живописцев и рядовых созидателей, воссоздавших в своих полотнах многовековую историю русского народа и его творческую душу, стремящуюся к осознанию тайны человеческого бытия в этом мире, в этой Вселенной, на этой Земле.

В. П. Бутромеев

Владимир Лукич Боровиковский 1757–1825

Боровиковский родился в Миргороде в дворянской семье, служил поручиком в Миргородском полку и, рано выйдя в отставку, увлекся писанием икон. Он учился этому искусству у своего отца, дяди и братьев – они тоже были военными, но в свободное время занимались иконописью.

Когда императрица Екатерина II во время путешествия в Крым прибыла в Миргород, Боровиковский по просьбе местного предводителя дворянства, известного поэта и драматурга В. В. Капниста, написал для украшения комнат, которые приготовили для императрицы, две картины. На одной из них начинающий художник с искренней малороссийской лестью изобразил Екатерину II в виде богини Афины и древнегреческих мудрецов перед «Наказом» императрицы, на второй – царя Петра I в виде пахаря, а Екатерину II в виде сеятельницы, за которой два прекрасных лицом ее внука – Александр и Константин – боронят пашню. Императрица пожелала увидеть автора картин, который еще не понимал, как рисовать, но хорошо знал, что рисовать, и направила его в Академию художеств, где он потом обучался у знаменитого тогда австрийского художника И. Б. Лампи и у своего земляка Д. Г. Левицкого.

Как и Д. Г. Левицкий, Боровиковский вступил в масонскую ложу. Первые десять лет он жил в доме поэта, архитектора и теоретика музыки Н. А. Львова, которому покровительствовал сам граф А. А. Безбородко. Потом И. Б. Лампи, уезжая из России, оставил ему свою мастерскую; в ней Боровиковский работал до конца своей жизни.

В 1795 году по представлению высоко ценившего его талант И. Б. Лампи, он получил звание академика живописи за портрет императрицы Екатерины II. В 1802 году стал советником Академии художеств. Боровиковский прославился как портретист. Писал иконы для строящегося Казанского собора и для иконостаса церкви на Смоленском кладбище.

В. Л. Боровиковский был левшой и писал портреты левой рукой. Одним из его любимых учеников был А. Г. Венецианов. Умер художник в бедности.

В. Л. Боровиковский. Портрет М. И. Лопухиной.

В. Л. Боровиковский. Портрет М. И. Лопухиной

Лопухина принадлежала к знаменитому дворянскому роду Лопухиных, связанному родством с царской фамилией. Многие из Лопухиных были известными деятелями русского масонства.

Поэт Я. П. Полонский посвятил этому портрету стихи.

Она давно прошла, и нет уже тех глаз И той улыбки нет, что молча выражали Страданье – тень любви, и мысли – тень печали, Но красоту ее Боровиковский спас. Так часть души ее от нас не улетела, И будет этот взгляд и эта прелесть тела К ней равнодушное потомство привлекать, Уча его любить, страдать, прощать, молчать.

И. С. Бугаевский-Благодарный. Портрет В. Л. Боровиковского

В. Л. Боровиковский. Портрет М. И. Голубцовой, урожденной фон Галлер

В. Л. Боровиковский. Портрет княгини А. П. Гагариной, урожденной княжны Лопухиной, любовницы императора Павла I

В. Л. Боровиковский. Портрет графа Разумовского

В. Л. Боровиковский. Портрет Р. А. Кошелева

В. Л. Боровиковский. Портрет Г. С. Волконского

В. Л. Боровиковский. Портрет графини В. Н. Завадовской

В. Л. Боровиковский. Портрет Муртазы-Кули-хана. Муртаза-Кули-Хан был братом шаха Персии Магомета. Муртаза, боясь, что брат лишит его жизни, как претендента на трон, бежал в Россию. Императрица Екатерина II приняла его, так как по желанию своего последнего фаворита Платона Зубова готовила поход в Персию

В. Л. Боровиковский. Портрет А. Г. и А. А. Лобановых-Ростовских

В. Л. Боровиковский. Портрет А. Е. Лабзиной и С. А. Мудровой

В. Л. Боровиковский. Портрет великой княжны Александры Павловны

В. Л. Боровиковский. Портрет П. А. Толстого

В. Л. Боровиковский. «Лизынька и Дашинька»

В. Л. Боровиковский. Портрет Павла I в костюме гроссмейстера Мальтийского ордена

Император Павел I Петрович был одной из самых трагических личностей в русской истории.

Как только великая княгиня Екатерина Алексеевна, будущая императрица Екатерина II, родила долгожданного наследника престола, его бабка, императрица Елизавета Петровна, забрала младенца к себе. Бабка навещала малыша по нескольку раз в сутки, иногда являлась даже ночью, чтобы посмотреть, все ли в порядке с внуком.

Ходили слухи, что отец Павла не великий князь Петр III, а приближенный Екатерины II Сергей Салтыков. Позднее появилась легенда, что Екатерина II родила от Салтыкова мертвого ребенка и его заменили сыном чухонской крестьянки из деревни Котлы, располагавшейся недалеко от города Ораниенбаума. Чтобы скрыть эту тайну, всю деревню выслали на Камчатку. Легенда возникла во многом потому, что Павел совершенно не был похож ни на Екатерину II, ни на ее возлюбленного, красавца Салтыкова.

При жизни Елизаветы I мать Павла не допускали к сыну. Он рос в окружении нянек и женской прислуги императрицы. В пятилетнем возрасте Павел боялся мужчин. Ему с детских лет мерещилась какая-то опасность. Воспитание и обучение Павла проходило под руководством графа Панина, который был очень образованным человеком. Павел изучал математику, географию и историю, учил немецкий и русский языки. Официально считавшийся отцом Павла I Петр III всего лишь один раз посетил сына. Он похвалил его за усердие в учении.

– Я вижу, этот плутишка знает науки лучше меня, – сказал он и пожаловал малышу звание капрала гвардии.

После того как Екатерина II свергла с престола Петра III и стала императрицей, в окружении юного Павла нашлись люди, которые объяснили ему, что произошло. Он знал, что отца убили по желанию матери, и то, что по праву трон должен был достаться ему как наследнику по мужской линии, а мать должна была стать при нем регентшей до его совершеннолетия.

Екатерина II хотела воспитать сына по-европейски и пригласила для этого д’Аламбера, одного из составителей французской энциклопедии. Знаменитый энциклопедист отказался, намекая на официальную версию смерти Петра III.

Согласно этой версии, Петр III умер от «геморроидальных колик». Д’Аламбер написал по этому поводу своему приятелю Вольтеру: «Я очень боюсь геморроя, а он слишком опасен в России».

После этой неудачи было решено обходиться своими домашними воспитателями. Со временем Павел увлекся военным делом. Случайно он прочел «Историю об ордене Мальтийских кавалеров» и с тех пор воображал себя рыцарем. Позднее он стал поклонником прусского короля, прославленного полководца Фридриха Великого.

Павел рос в очень сложной обстановке. Он ненавидел свою мать, ее многочисленных любовников, блиставших при дворе и прославленных воинскими победами, никогда не забывал о страшной участи своего отца и с детских лет боялся, что такая же участь постигнет и его самого. Но Павел надеялся, что рано или поздно ему достанется незаконно отнятый у него престол и он восстановит справедливость. Все это сделало его подозрительным, нервным, мечтательным и вспыльчивым.

Верные Екатерине II люди из окружения Павла доносили ей каждое слово сына. Чтобы отвлечь его от мыслей о мести, она решила женить его. Первая жена Павла, принцесса Гессен-Дармштадтская Вильгельмина Луиза, после принятия православия получившая имя Натальи Алексеевны, умерла через три года после свадьбы, во время родов вместе с ребенком. Павел нежно и наивно любил Наталью Алексеевну и горестно переживал ее смерть. Екатерина II знала, что жена Павла изменяла ему с его ближайшим другом Андреем Разумовским. Мать нарочно передала сыну письма покойной супруги к своему любовнику, которые она нашла в ее шкатулке. Вся эта история сделала Павла еще более подозрительным.

Тем не менее не прошло и года после смерти первой жены, как Павел женился во второй раз. Его женой стала принцесса Вюртембергская София Доротея Августа Луиза, получившая после принятия православия имя Марии Федоровны. Она была внучатой племянницей Фридриха Великого. Прусский король способствовал этому браку и, познакомившись с Павлом, сделал в своем дневнике запись: «…Он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца».

Мария Федоровна искренне любила Павла. Она родила ему десятерых детей, в том числе сыновей Александра и Николая, которые впоследствии станут российскими императорами. Екатерина II забрала внуков к себе на воспитание, как некогда Елизавета I Павла. Павел был отстранен от сыновей. Жене он тоже не доверял. Ее любовь казалась ему притворством, он не мог забыть измены первой жены, которой он так искренне доверился.

Став совершеннолетним, Павел наивно надеялся, что мать позволит ему принимать участие в управлении государством. Он представил Екатерине II записку «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного и касательно обороны всех пределов». В этой записке Павел попытался доказать, что нужно прекратить завоевания новых земель и заняться устройством государственного порядка. Императрица, которую фавориты подталкивали то к тому, чтобы завладеть Константинополем, то к тому, чтобы покорить Персию, прочла записку сына и поняла, что его нельзя допускать к государственным делам.

Павел болезненно переживал то, что творилось в государстве, и особенно то, что он не имел возможности исправить положение. Все события он воспринимал по-своему. После подавления бунта Пугачева граф Панин передал ему слова самозванца:

– Я не ворон. Я вороненок, а ворон-то еще летает.

Павлу казалось, что эти слова о нем. Ему начали видеться призраки, он слышал голоса давно умерших людей. Однажды ему привиделся Петр I.

– Павел! Бедный Павел! Бедный государь! – сказал ему призрак и исчез.

Воспитатель Павла и самый близкий ему человек граф Панин был масоном. Постепенно он внушил Павлу мысль, что должен как законный государь оградить народ от произвола вельмож, расплодившихся при Екатерине II. Императрица знала о влиянии масонов на сына и приказала сослать самых известных из них – Новикова и Радищева, которые поддерживали Павла и хотели прийти к власти вместе с ним.

Отношения между Екатериной II и Павлом ухудшались с каждым годом. По случаю рождения дочери Александры императрица подарила Павлу Гатчину и позволила ему устроить там свой собственный двор. Павел создал в Гатчине свою особую армию. Сначала она состояла всего лишь из восьмидесяти человек. Командовал ими капитан Швейнверг, большой знаток устава и порядков в прусской армии. Позднее численность гатчинского войска выросла до двух тысяч. Солдаты этой армии носили прусскую форму и проходили обучение, как и прусские. В этой армии выдвинулся артиллерийский офицер Алексей Андреевич Аракчеев. Он стал одним из самых близких людей Павлу.

Екатерина II разрешила сыну совершить путешествие по Европе. Павел вместе с женой под именем князя Северского должен был посетить Австрию, Италию, Францию. Но заехать в Берлин, о котором мечтал, мать ему запретила.

В Вене, в придворном театре, Павлу хотели показать «Гамлета». Исполнитель главной роли посоветовал императору заменить спектакль. Император пришел в восторг от сообразительности актера. Он согласился, что Павел сам является русским двойником принца датского и пьеса Шекспира может произвести на него непредсказуемое впечатление.

Революция во Франции потрясла Павла. По его представлениям, монарх был наместником Бога на земле. Павел не мог себе представить, как народ мог казнить своего монарха.

– Я бы прекратил все это с помощью пушек! – сказал он Екатерине о революции.

Екатерина сама была поражена и напугана происшедшим. Но сыну она ответила:

– Неужели ты не понимаешь, что пушки не могут победить идеи?!

Екатерина считала, что если после ее смерти трон достанется Павлу, то он погубит страну. На тайном заседании своих ближайших вельмож она поставила вопрос об устранении сына от короны. Наследником престола, по ее мнению, должен был стать ее любимый внук Александр. Но даже самые близкие к императрице люди не осмелились безоговорочно лишить трона прямого наследника по мужской линии. Дело затянулось. Екатерина II твердо настаивала на своем мнении. Она хотела добиться согласия внука Александра занять трон при живом отце. Но двуличный юноша льстил бабке на словах, а на деле боялся отца и не решался окончательно и определенно сказать «да».

Екатерина II попыталась уговорить Лагарпа, учителя Александра, подтолкнуть своего воспитанника к смелому шагу. Лагарп, не желая бросать тень на свою репутацию, отказался, и его отстранили от воспитания наследника. Екатерина II обратилась к жене Павла Марии Федоровне. Она просила ее убедить мужа отречься от власти и требовала, чтобы она подписала документ об отстранении Павла от престола. Мария Федоровна, жившая в постоянном страхе и перед могущественной императрицей, и перед своим затравленным мужем, не подписала документ, но и Павлу о требовании Екатерины II не рассказала.

В ночь накануне дня, когда с Екатериной II случился апоплексический удар, Павлу несколько раз снился один и тот же сон. Ему снилось, что какая-то сверхъестественная сила возносит его кверху. Павел проснулся, разбудил жену и рассказал ей этот сон. Мария Федоровна сказала ему в ответ, что она видела точно такой же сон. Во время обеда Павел рассказал об этом сне своим приближенным. Они молчали, опустив голову, боясь показать, что не верят ему. Все знали, что странности и причуды Павла сводятся к стремлению выдать желаемое за действительное.

После обеда в Гатчину приехал Николай Зубов, брат фаворита Екатерины II графа Платона Зубова. Увидев его, Павел решил, что граф явился арестовать его. До Павла уже доходили слухи, что мать собиралась заточить его в замок Лоде и держать там всю жизнь, как некогда в Шлиссельбургской крепости держали Ивана VI Антоновича, пока его место на престоле занимала императрица Елизавета I и сама Екатерина II. Но Николай Зубов был перепуган и бледен.

Он сообщил, что императрица при смерти. Через некоторое время прибыл офицер, посланный воспитателем Павла Николаем Ивановичем Салтыковым, и подтвердил слова Зубова.

Павел немедленно поскакал в Петербург. По дороге он встретил целую вереницу курьеров, которые мчались к нему в Гатчину. Все придворные вельможи торопились заслужить его милость сообщением о смерти бывшей властительницы. Даже повар императрицы послал курьера к новому хозяину Зимнего дворца.

В Зимнем Павла встретил Александр. Он надел гатчинский мундир, и Павел понял, что сын не осмелился пойти против отца.

Императрица еще была жива. Салтыков никого не допускал к ней. Несмотря на то, что у Екатерины отнялась речь, Павел боялся, что она на словах завещает престол Александру. Он начал разбирать бумаги императрицы. Граф Безбородко, ведавший при жизни Екатерины II ее бумагами и знавший о существовании письменного завещания, глазами показал на пакет, перевязанный лентами, а потом жестом указал на камин. Павел бросил пакет в огонь. Позднее за эту услугу Безбородко был осыпан царскими милостями.

По другой легенде, нераспечатанный пакет с завещанием находился у Александра, и он, как покорный сын, передал его отцу, а тот бросил пакет в камин.

Так или иначе, Павел взошел на российский престол.

– Все при мне будет, как при бабушке, – сказал Павел, имея в виду Елизавету I. Он ненавидел свою мать, Екатерину II, ненавидел порядки, установившиеся при ней, и людей, окружавших ее.

Похороны Екатерины II Павел превратил в страшный спектакль, надолго запомнившийся всем его участникам. Так как отец Павла Петр III был похоронен без полагавшихся ему почестей, Павел приказал захоронить его вместе с супругой, которая свергла его с престола и с ведома которой он был убит. Гроб с телом Петра III выкопали и доставили в церковь. Траурная процессия поздним вечером в темноте двинулась через весь Петербург. Тридцать карет, обитых черным сукном, сопровождали лакеи и кучера в черных одеждах. Слуги несли факелы, таинственно освещавшие лица людей. Из останков императора уцелели только кости, шляпа, перчатки и ботфорты. Павел сам короновал мертвеца. Он вошел в царские врата, взял с церковного престола корону, возложил ее на себя, а потом на череп отца. После этого гроб Петра III поставили рядом с гробом Екатерины II.

В бумагах Екатерины II Павел нашел письмо Алексея Орлова со словами: «Матушка, пощади и помилуй, дурак наш вздумал драться, мы его порешили». Павел знал, кто убил его отца. Он приказал привести Орлова к гробу Петра III и велел ему идти в похоронной процессии и нести корону убитого им императора. Орлов не мог собраться с силами, несколько раз пытался забиться в темный угол и плакал. Но его заставили проделать весь траурный путь за гробом Петра III с короной в руках. После похорон Павел приказал ему покинуть пределы России, и несколько лет Орлов путешествовал по Европе, ожидая вызова в Россию и смертной казни.

Павел царствовал всего четыре года. Но его царствование надолго запомнилось жителям столицы и высшему дворянскому сословию. Жестокие причуды императора вошли в историю. Ему мерещились цареубийцы. Он боялся заговора в России. Но еще больше его пугали события во Франции: казнь королевской семьи, революция и замена королевской власти республиканским правлением. Павел запретил ввозить в Россию книги, приказал закрыть частные типографии. Он запретил носить круглые шляпы, как во Франции. Градоначальник Архаров отрядил двести полицейских, которые ходили по Петербургу и срывали с прохожих эти «революционные шляпы».

В. Л. Боровиковский. Портрет Павла I

При встрече с каретой императора все должны были выходить из своих карет и кланяться. Было запрещено выезжать за границу на учебу в университеты. Запрещалось употреблять слова «гражданин», «врач», так как они напоминали о французах и французской революции. Всем жителям столицы было предписано тушить огни в домах в установленное императором время.

Павел искренне верил, что он – государь, поставленный Богом, отец всего народа. Поэтому он считал, что перед ним все равны и никто не может иметь никаких привилегий. Он отменил все вольности и привилегии дворянства, пожалованные Екатериной II. Он даже отменил указ, запрещавший телесные наказания дворян. По принятому при Павле I закону, все, и крестьяне и дворяне, совершившие уголовные преступления, подвергались телесным наказаниям.

Павел запретил помещикам устанавливать барщину больше трех дней в неделю. Он хотел уравнять всех своих подданных. Один из историков заметил по этому поводу, что Павел превратил равенство прав в общее и равное для всех бесправие. Сам Павел сказал об этом так:

– В России велик только тот, с кем я говорю, и только пока я с ним говорю.

Вся армия была переодета в прусскую форму. Солдат замучили муштрой и парадами. Еще тяжелее пришлось офицерам. Они жили в постоянном страхе. За один неправильный шаг или слово их отправляли в ссылку. В Петербурге на площадях установили несколько виселиц, к ним прикрепляли таблички с именами провинившихся. На этих виселицах никого не вешали. Павел, как и его бабка Елизавета, отменил смертную казнь. Но вид виселицы действовал сильнее самой казни.

Павел так жестоко устанавливал свои справедливые порядки, что в России перестали брать и давать взятки: страх поразил даже чиновников. Павел разжаловал даже своего любимца Аракчеева. Тот, чтобы скрыть оплошность своего нерадивого родственника, наказал невиновного. Павел не терпел несправедливости, обмана, непослушания и нарушения порядка. Особенно обижало и раздражало его, если среди виновных оказывались близкие ему люди.

Император сослал Аракчеева в его имение и запретил просить о помиловании. Н. П. Панина, племянника своего воспитателя Н. И. Панина, Павел выслал в Москву за то, что тот в разговоре с наследником престола Александром употребил слово «регентство». Павел заподозрил, что Панин хочет организовать заговор, объявить его сумасшедшим, заключить в крепость, а Александра сделать регентом.

В первые же месяцы своего правления Павел возвратил из ссылки масонов-писателей Новикова и Радищева. Запретив своим подданным учиться в европейских университетах, он приказал открыть университет в Дерпте. Став жертвой отсутствия в России закона о престолонаследии, Павел подготовил закон о порядке наследования престола в России и об императорской фамилии. Этот закон действовал до отречения последнего русского императора.

Павел I начал свое царствование с заявления, что Россия нуждается в мире. Он прекратил войну с Персией, начатую при Екатерине II, и вышел из союза государств, объединившихся в борьбе против Франции. Но победы Наполеона над Австрией изменили положение дел, и Павлу пришлось вступить в союз с Англией, Австрией, Турцией и Неаполитанским королевством против Наполеона.

Павел вернул Суворова, сосланного за несогласие с прусскими порядками в армии, и отправил его с войсками в Италию. Суворов в три месяца очистил от французов Италию. По просьбе мальтийских рыцарей Павел принял титул великого магистра их ордена и взял под свою защиту остров Мальту.

Когда английский флот захватил Мальту, Павел поссорился с англичанами и начал переговоры с Наполеоном. Простодушный и наивный Павел поверил словам Наполеона, что они оба, как братья, будут управлять земным шаром, и отдал приказ готовить донских казаков для похода в Индию, чтобы нанести удар англичанам. Павел даже вступил в переговоры с Папой Римским и договорился с его посланниками об объединении Церквей.

В бумагах Екатерины II Павел нашел документ об отстранении его от престола, который императрица заставляла подписать его жену Марию Федоровну. И хотя документ остался без подписи, Павел решил, что жена предала его – ведь она не предупредила Павла, не рассказала ему о замыслах Екатерины и о том, чего она добивалась от нее. Это оттолкнуло Павла от жены.

До этого у Павла была платоническая любовь к фрейлине Марии Федоровны Екатерине Ивановне Нелидовой. Двадцатишестилетняя маленькая дурнушка с японским разрезом глаз, с нежной иронической улыбкой обращала на себя внимание не внешностью, а остроумием, умением танцевать, живостью и простотой. У нее была добрая отзывчивая душа. Мария Федоровна страдала от ревности. Она даже жаловалась Екатерине II. Императрица подвела ее к зеркалу и сказала:

– Посмотри на себя. Может ли с такой красавицей соперничать эта смешная дурнушка?

Но Павел искренне привязался к Нелидовой. Это был необычный, платонический роман. Они не стали любовниками. Их отношения продолжались четырнадцать лет. Нелидова видела недостатки своего возлюбленного и искренне переживала за него. Он только ей одной мог раскрыть свою душу, пожаловаться на все обиды и поплакаться о своих несчастьях.

Когда Павел стал всемогущим императором, Нелидова продолжала любить его бескорыстно и самоотверженно. Она ходатайствовала за всех попавших в немилость. Иногда только ее возмущение и праведный, наивный и бесстрашный гнев удерживали Павла от жестокости и несправедливых решений и поступков. Однажды, добиваясь помилования очередного попавшего Павлу под горячую руку, она даже запустила в него своим башмаком. И императору приходилось сдерживать себя.

Мария Федоровна наконец поняла, что Нелидова не опасна ей как соперница. Она приблизила к себе свою фрейлину, между ними возникли дружеские отношения. Они и послужили причиной разрыва между Павлом и Нелидовой. Павел не простил своему единственному другу союза с женой, которую он считал предательницей.

В это время прекратились и супружеские отношения между Павлом и Марией Федоровной. Врачи предупредили, что очередные роды будут для нее смертельными.

Всеми этими обстоятельствами ловко воспользовался брадобрей Павла I Кутайсов. Он был пленным турком, взятым во дворец. Умея угодить Павлу, Кутайсов из камердинеров и брадобреев выслужился в обершталмейстеры. Он свел Павла с московской красавицей Лопухиной. Все ее семейство переехало в Петербург. Павел получил новую фаворитку. А Кутайсов – графский титул.

В. Л. Боровиковский. Портрет Павла I

Однажды любовница императора не смогла сдержать при нем слез и расплакалась. Смущенный Павел приказал ей объяснить причину этих слез. Лопухина рассказала, что у нее был жених, князь Гагарин, служивший в армии. О нем она не смогла забыть даже при императоре. Павел приказал прислать Гагарина в Петербург и устроил им пышную свадьбу. Но оказалось, что муж в угоду императору не настаивает на изменении статуса своей молодой жены. И тогда ей были отведены особые апартаменты в царском дворце.

Павел I, по свидетельству современников и историков, писавших о нем, был человеком добрым, отходчивым, искренним и наивным. Он старался добросовестно исполнять свои обязанности самодержца. Его самые лучшие намерения обернулись карикатурным сумасбродством. По примеру старых русских царей он устроил в Зимнем дворце ящик, куда любой человек мог положить прошение на имя императора. Прошение сразу же падало из ящика в специальную комнату, ключ от которой хранился у самого Павла.

Каждое утро Павел заходил в эту комнату, читал все прошения, тут же принимал по ним решения, собственноручно налагал резолюцию, и на следующий день эта резолюция публиковалась в газетах. Первое время таким образом открылось множество несправедливостей, были пресечены многие самоуправства и притеснения. Но потом раз за разом Павел находил у себя письма, в которых его называли безумным тираном, самодуром, жалким идиотом и подкидышем-чухонцем.

В. Л. Боровиковский. Портрет Павла I

Отстранив от дел верного ему Аракчеева, Павел остался один во враждебном окружении. Каждый житель подвластного ему государства боялся мелочных придирок императора, каждый трепетал, что за не вовремя погашенный в доме огонь или за сказанное вслух запрещенное слово он будет наказан. Еще больше боялись гвардейские офицеры. Перед каждым парадом и смотром они собирали теплую одежду и деньги, потому что прямо с парада могли отправиться в Сибирь. Каждый дворянин знал, что за малейшую провинность он может быть бит кнутом как самый последний простолюдин. Высшие сановники и вельможи, получавшие от Екатерины щедрые подарки и выжимавшие из своих подчиненных огромные взятки, ненавидели сумасбродного императора. Екатерина II жила по правилу: «Надо жить и давать жить другим». Павел мучился сам и мучил других.

Даже в собственной семье все были ему чужими. Жену он считал предательницей, которая вместе с Екатериной хотела не допустить его к трону. Сына, наследника Александра, Павел подозревал в намерении преждевременно занять престол. Павел выписал из Германии тринадцатилетнего племянника Марии Федоровны, принца Вюртембергского Евгения, и хотел усыновить его, чтобы оставить ему трон в обход родного сына.

Это и породило заговор против императора. Во главе заговора оказался граф Пален. За ревностную службу Павел произвел его в генералы, наградил графским титулом, сделал петербургским губернатором, инспектором военных комиссий, членом Коллегии иностранных дел и директором почт. Император поручал ему все, с чем не справлялись другие чиновники и сановники. В результате вся реальная государственная власть оказалась в руках Палена. Это был хладнокровный, умный и решительный человек.

Однажды Павел за какую-то провинность едва не отстранил Палена от дел и назвал его действия подлостью. Пален помнил об этом и знал, что это может повториться. Поэтому он и возглавил заговор, организованный любовниками Екатерины II Орловым, братьями Зубовыми и гвардейскими офицерами, мечтавшими о старых, екатерининских порядках. На их стороне был и граф Панин. Он уговорил поддержать заговор и наследника престола Александра. Его уверили, что сумасшедшего отца просто отстранят от власти и заключат во дворце, Михайловском замке, где он будет жить, не мучая страну своими нелепыми выходками, никому не мешая и не угрожая. Александр поверил и согласился взять на себя регентство.

Слухи о заговоре наполнили Петербург. Дошли они и до Павла. Он вызвал к себе Палена и сказал ему о своих подозрениях. Пален ответил, что тоже знает о заговоре и даже участвует в нем сам. Павел был поражен таким известием. Предусмотрительный Пален объяснил, что он нарочно сошелся с заговорщиками, чтобы узнать подробности их планов, а потом арестовать всех причастных к заговору. Пален попросил Павла подождать всего несколько дней, чтобы не спугнуть заговорщиков.

Павел заподозрил неладное. Он решил арестовать Палена. Но он даже не нашел кому отдать приказ взять под стражу своего всемогущего царедворца. И дворец, и весь Петербург были в руках Палена. Павел послал письмо Аракчееву с повелением срочно ехать в столицу. Пален перехватил это письмо. Император напрасно ожидал, что вот-вот явится его верный слуга и спасет его. А Пален поторопил заговорщиков.

В тот день другой верный Павлу человек, граф Кутайсов, получил письмо с предупреждением о том, что должно было произойти этой ночью. Но Кутайсов торопился на встречу со своей любовницей и даже не распечатал конверт, решив, что прочтет письмо завтра утром.

В этот же день Павел велел своим совершеннолетним сыновьям Александру и Константину вторично принести присягу верности императору. Сыновья повиновались. Незадолго до этого Павел объявил им, что они находятся под домашним арестом. После принесения присяги отец как будто перестал сердиться на сыновей и пригласил их к ужину. Павел шутил, разговаривал с Александром. Тот сидел бледный, не смея поднять глаза на отца.

Взглянув в зеркало, император вдруг увидел, что у его отражения голова как будто отделена от туловища. Он сказал присутствующему за ужином М. И. Кутузову:

– Какое смешное зеркало. Я вижу себя в нем с шеей на сторону.

А после ужина Павел вдруг помрачнел и вместо обычных слов прощания сказал:

– Чему быть, того не миновать.

Павел жил в Михайловском замке. Этот замок построил по его приказу зодчий, масон, Баженов. От города замок был отделен рвами. Темные лестницы и жуткие переходы, в которых постоянно горели лампы, придавали замку страшный и таинственный вид.

Спальня и кабинет императора находились в самом конце лабиринта комнат, залов и коридоров. Здесь стояла статуя Фридриха Великого, узкая походная кровать на ножках из слоновой кости в виде греческих колонн.

В спальне было несколько дверей. Одна, давно наглухо запертая, вела в покои императрицы Марии Федоровны. Через другую, тайную, дверь можно было попасть в покои Лопухиной-Гагариной.

Заговорщики собрались поздно вечером, и началась попойка. Все говорили, что им не придется убивать тирана – они только заставят его подписать отречение. Один офицер вдруг спросил:

– А что делать, если тиран окажет сопротивление?

Граф Пален ответил французской пословицей:

– Когда хочешь приготовить омлет, надо разбить яйца.

В охране замка находился офицер, участвовавший в заговоре. Он провел пьяных заговорщиков с двумя небольшими отрядами солдат Семеновского и Преображенского полков. Пока они шли по коридорам и лестницам замка, многие заблудились. Пален нарочно задержался, чтобы дело решилось без него. В спальню Павла ворвался отряд, который вели братья Зубовы. Платон Зубов бросился к кровати. Но она была пуста. Кто-то подошел к ширме и отодвинул ее. За ширмой босой, в ночной рубашке стоял император. Все растерялись и не знали, что делать. Один из заговорщиков сказал:

– Государь, вы перестали царствовать. Александр – император. По его приказу мы арестовываем вас.

В это время в спальню ввалилась новая толпа пьяных офицеров. Толкая друг друга, они окружили императора. Николай Зубов, взяв в руку тяжелую, массивную золотую табакерку, как кастетом, ударил Павла в левый висок. Император навзничь упал на пол. Камердинер Зубова вскочил ему на живот. Офицер Измайловского полка Скарятин схватил висевший над кроватью шарф Павла, накинул ему на шею и задушил его. Когда заговорщики разошлись, один из солдат охраны зашел в спальню посмотреть, правда ли, что император убит. Павел лежал неподвижно с окровавленным, изуродованным лицом.

– Да, крепко умер, – сказал солдат.

В официальном сообщении, обнародадованном на следующий день, было сказано, что император скончался от апоплексического удара.

Сразу же после появления этого сообщения Невский проспект в Петербурге наполнился людьми в запрещенных круглых шляпах, а огни в домах горели до поздней ночи, никто не тушил их в установленное время. В столице не скрывали радости. И простые горожане, и старые екатерининские вельможи, которых называли «екатерининскими орлами», были довольны случившимся.

В Европе Франция потеряла своего нового союзника, мечтавшего править миром вместе с Наполеоном. Рыцари острова Мальта остались без покровителя. Казакам Донского войска, уже двинувшимся в поход на Индию, пришлось возвратиться домой. Папа Римский так и не дождался объединения Церквей.

На российский престол взошел старший сын Павла I – Александр, которому, как считают многие историки, этот престол завещала его его знаменитая бабка – императрица Екатерина II.

А. С. Пушкин, описывая царствование Павла I, привел слова мадам де Сталь, сказанные ею после смерти русского императора: «Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкой». Некоторые исследователи, не находя в сочинениях Сталь этих слов, считают, что они принадлежат самому Пушкину.

В. Л. Боровиковский. Портрет императора Александра I

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. А. Архаровой

В. Л. Боровиковский. Портрет А. А. Самборского

В. Л. Боровиковский. Портрет поэта и драмотурга В. В. Капниста

В. Л. Боровиковский. Портрет неизвестной в белом

В. Л. Боровиковский. Портрет Н. И. Львовой

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. М. Олениной

В. Л. Боровиковский. Портрет А. И. Васильева

В. Л. Боровиковский. Портрет императрицы Марии Федоровны, второй жены Павла I, матери императора Александра I. Эскиз

В. Л. Боровиковский. Портрет княгини М. И. Долгорукой

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. А. Нарышкиной

В. Л. Боровиковский. Портрет А. П. Дубовицкого

В. Л. Боровиковский. Портрет М. Н. Яковлевой

В. Л. Боровиковский. Портрет Д. С. Яковлевой

В. Л. Боровиковский. Портрет В. А. Томилиной

В. Л. Боровиковский. Портрет графа Н. И. Панина

В. Л. Боровиковский. Портрет Дмитрия, митрополита Ростовского

В. Л. Боровиковский. Портрет князя А. А. Долгорукого

В. Л. Боровиковский. Портрет М. Десницкого

В. Л. Боровиковский. Портрет князя А. Б. Куракина. Куракин – один из ближайших сподвижников императора Павла I Петровича

В. Л. Боровиковский. Благовещение

В. Л. Боровиковский. Богоматерь с младенцем

В. Л. Боровиковский. Архангел Михаил

В. Л. Боровиковский. Богоматерь с младенцем

В. Л. Боровиковский. Нерукотворный спас

В. Л. Боровиковский. Спаситель

В. Л. Боровиковский. Богоматерь с младенцем в сонме ангелов

В. Л. Боровиковский. Христос во гробе

В. Л. Боровиковский. Архангел Гавриил

В. Л. Боровиковский. Дева Мария

В. Л. Боровиковский. Рождество Христово

В. Л. Боровиковский. Иов и его друзья

В. Л. Боровиковский. Портрет Анны Павловны и Николая Павловича

В. Л. Боровиковский. Портрет императрицы Марии Федоровны

В. Л. Боровиковский. Портрет поэта Г. Р. Державина

Гаврила Романович Державин происходил из древнего дворянского рода. Начало этому роду положил татарский мурза Багрим, уехавший из Золотой Орды на службу к великому князю Василию Васильевичу Темному, внуку Дмитрия Донского. Один из потомков мурзы Багрима получил прозвище Держава. В древнерусском языке это слово означало не только государство, но и крепкого, сильного мужчину, так ласково жены называли любимых мужей.

Служил Держава в Казани, к тому времени покоренной Иваном Грозным. Державины были воеводами, стольниками, имели обширные поместья между Волгой и Камой. Постепенно род их разветвлялся, они беднели и разорялись.

Отец будущего поэта Роман Николаевич Державин начал службу в армии при Петре I, высоких чинов не достиг, владел несколькими деревеньками, число крестьян в которых не превышало и десятка. Но даже за эти деревеньки ему пришлось всю жизнь судиться с соседями. Женат он был на бедной дворянке, бездетной вдове Фекле Андреевне Гориной, урожденной Козловой.

Своего первенца Державины назвали Гаврилой, так как родился он в день святого Гавриила. Ребенок появился на свет слабым и хилым. Чтобы он не умер, его запекали в хлеб – считалось, что это согревает и укрепляет младенца. Когда ребенку минул год, на небе появилась комета – яркая хвостатая звезда, сиявшая шестью лучами. Увидев ее, маленький Гаврила, до того времени не говоривший, произнес свое первое слово: «Бог!»

По делам службы отцу Державина пришлось переехать в Оренбург. Здесь будущий поэт приступил к учению. Его родители были людьми малограмотными, отец едва мог читать и писать, а мать умела только написать свое имя.

Первым учителем Державина стал каторжник, сосланный на вечное поселение, немец по фамилии Розе. Он открыл в Оренбурге училище для дворянских детей. Сам учитель не имел каких-либо особых познаний в науках. Как это часто случалось в России, его ученой степенью было иностранное происхождение. Тем не менее Державин с его помощью научился хорошо говорить и писать по-немецки. Кроме того, Розе обладал редким каллиграфическим искусством, и его ученик тоже достиг совершенства в этом деле, и даже занялся рисованием пером. Все стены его детской комнаты были оклеены изображениями богатырей, которые он срисовывал с лубочных картинок.

После нескольких лет, проведенных в Оренбурге, отец Державина вернулся в Казань, где вскоре и умер, оставив жене и двум детям, старшему исполнилось тогда всего одиннадцать лет, долг в пятнадцать рублей и незаконченные судебные тяжбы.

Вдове вместе с сиротами пришлось ходить по судам, часами простаивать у дверей чиновников, а потом, проливая слезы, ни с чем возвращаться домой.

Впечатления от этих лет навсегда остались в сердце и памяти Державина. Может быть, именно эти унижения и обиды, горе матери и отчаяние сироты и сделали Державина непримиримым правдолюбцем, забывавшем о чинах, званиях и даже здравомыслии, когда дело касалось справедливости и притеснения слабых и беззащитных, запали в его душу тем зерном, из которого потом родились строки одного из самых страстных его стихотворений.

Несмотря на крайнюю бедность, матери удалось устроить обоих сыновей в гимназию, которая тогда только что открылась в Казани. Проучился в ней Державин всего три года. В Петербурге перепутали бумаги, и он оказался в списках гвардейцев Преображенского полка. Державина срочно вызвали в Петербург, а когда он явился, чуть было не отдали под суд за опоздание. Так, прямо с учебной скамьи, он попал в казарму.

Державин оказался в гвардии накануне дворцового переворота, который возвел на престол Екатерину II. В этих бурных событиях ему не пришлось принимать почти никакого участия, он только видел, да и то издали, императрицу на белом коне с поднятой в руке шпагой, когда она обращалась к войскам с призывом поддержать ее. Державин числился рядовым. Он был беден, и его десять лет подряд обходили офицерским чином.

В надежде раздобыть денег он приобщился к карточной игре. Мечтая выиграть, он раз за разом проигрывал все, что имел, и тогда на несколько дней запирался в комнате, сидел на хлебе и воде и сочинял стихи. Но стихи, по его собственному признанию, выходили корявыми и никуда не годились. И он опять брался за карты. Державин проиграл деньги, которые ему прислала мать для оформления покупки нового имения. Один из картежников выручил его: нашел нужную сумму, но так ловко взял с неопытного юноши расписку, что и вновь приобретенное имение, и старые деревеньки, которыми владела мать Державина, перешли в собственность «спасителя».

Чтобы откупиться от него, Державин научился шулерским приемам и вошел в компанию мошенников, которая в трактирах обыгрывала неосторожных любителей игры. Однажды в их сети попал беззащитный заезжий недоросль. Увидев, что у него обманом вытащили последние деньги, Державин не выдержал и спас его, за что новые «друзья» чуть было не убили самого Державина.

Игра долгое время не приносила Державину успеха и денег. Долги росли. Только много лет спустя он однажды выиграл сорок тысяч рублей и, расплатившись с долгами, оставил и игру, и дурную компанию.

В годы царствования Екатерины II многие гвардейские офицеры делали стремительную карьеру – из младших чинов становились генералами и придворными. Думал об этом и Державин.

Когда начался Пугачевский бунт, он упросил главнокомандующего войсками, направленными против самозванца, взять его с собою. Державин не знал пощады к бунтовщикам, но ревностная служба не принесла ему чинов и наград. Он не умел льстить, лавировать. Он отстаивал справедливость, невзирая ни на что и ни на кого, наивно полагая, что именно это нужно высшему начальству. Ему удалось доказать свою правоту, а потом, по его же словам, «потолкавшись и постояв в передней у всесильного Потемкина, получить и награду за верную и нелегкую службу». Ему пожаловали имение в триста душ в Белоруссии и дали небольшую должность в Сенате.

После всех этих событий Державин неожиданно для самого себя влюбился в шестнадцатилетнюю Екатерину Бастидон, случайно встретив ее на улице. Юная красавица ответила ему взаимностью, и они обвенчались.

Женитьба изменила жизнь и положение Державина. Его возлюбленная была из очень непростой семьи. Ее отец, португалец Бастидон, собственный камердинер убитого несколько лет назад императора Петра III, уже умер. Мать, кормилица сына Петра III и Екатерины, наследника престола Павла I, Матрена Дмитриевна, была когда-то любимицей императрицы Елизаветы Петровны. Таким образом, Державин входил в семью, имевшую придворные связи. Ведь наследник престола Павел I был молочным братом его жены. Державин с невестой посетил его. Великий князь принял их очень любезно и даже пообещал хорошее приданое, но только после восшествия на престол. Пока престол занимала его властная мать, Павел жил ненамного богаче посетивших его молодоженов. Такие связи в то время могли принести больше вреда, чем пользы. Ко всему, что касалось ее бывшего мужа и сына, Екатерина II относилась очень подозрительно и настороженно. А тещу Державина, Бастидониху, как она ее называла, Екатерина вообще терпеть не могла.

Державин как дворянин, честно и преданно служивший отечеству и престолу, мечтал о придворной карьере. Но все соображения о придворных связях, их выгодах и невыгодах в тот момент потеряли для него всякое значение.

Он обожал свою молодую жену. Она обладала кротким и веселым нравом, любила тихую, уединенную жизнь, была начитанна и, поняв, что Державина ожидает большое поэтическое будущее, сумела создать обстановку, располагавшую к творчеству. В доме Державиных стали собираться молодые поэты: Николай Александрович Львов, Василий Васильевич Капнист, Иван Иванович Хемницер. Они были образованнее Державина, общение с ними дало ему очень много.

Еще в годы Пугачевского бунта в одной из немецких колоний Державину попался сборник стихов прусского короля Фридриха II. Эта книга словно открыла ему глаза, благодаря ей он увидел мир по-своему, в необычном поэтическо-философском свете.

Известность пришла к Державину после появления в печати его оды на смерть князя Мещерского. Она поразила любителей поэзии необычайной звучностью стиха, силой и чувством языка. Ее строки произвели на современников поэта потрясающее впечатление. Такое же впечатление они производят и сегодня.

Ода «Бог» поставила Державина в один ряд с самыми знаменитыми стихотворцами эпохи. Ее перевели почти на все европейские языки. Многие ее строки стали крылатыми фразами.

Другое стихотворение Державина «Фелица» открыло новые пути русской поэзии, а самому поэту – дорогу ко двору. Полное название его: «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведено с арабского языка 1782». Стихотворение обращено к императрице Екатерине, которая в одной из своих сказок, сочиненных для внука, будущего Александра I, называла себя Фелицей (от лат. felix – «счастливый»), дочерью киргизского хана. Ода написана новым поэтическим языком, метким, простым и понятным. В ней искрится юмор, поэт льстит императрице, но делает это не унижаясь, не теряя собственного достоинства, из льстеца превращаясь в ненавязчивого наставителя. Шутя, он перечисляет свои пороки.

Императрица, прочитав оду, передала поэту золотую табакерку, осыпанную бриллиантами, и пятьсот червонцев. Спустя некоторое время Державин был освобожден от хлопотливой должности в Сенате и назначен олонецким губернатором. Но попытки восстановить везде порядок, добиться соответствия законам, утвердить справедливость и его непримиримый характер перессорили Державина с подчиненными. То же самое произошло и после назначения губернатором в Тамбов. Державин открыто и простодушно бросался в бой за правду. Его враги действовали ловко и подло – и поэт опять оказался под судом.

Императрица заявила, что не допустит обвинения автора «Фелицы». Она вернула поэта в столицу и приказала выдавать ему жалованье «впредь до определения к должности», а через два года сделала его своим статс-секретарем, то есть фактически самым приближенным чиновником. Теперь все заискивали перед ним. Даже могущественный Потемкин, не замечавший когда-то его в своей передней, искал с ним встреч, надеясь на похвальную строку. Но Державин не смог стать и царедворцем. Даже Потемкину похвальную оду он написал только после его смерти. Получив возможность каждый день видеться с императрицей, Державин решил раскрыть ей глаза на творившиеся вокруг несправедливости. Он надоел ей своим правдолюбием и требованием непримиримой борьбы за справедливость.

Существует исторический анекдот о Державине в бытность его статс-секретарем Екатерины II. Однажды императрица поручила ему рассмотреть счета одного банкира, который опустошил государственную казну. Когда Державин читал список тех, кто под видом кредитов брал у него деньги, и дошел до фамилии одного нелюбимого императрицей вельможи, Екатерина гневно воскликнула:

– Вот ведь мот! И зачем ему такая большая сумма?

Державин в ответ указал, что Потемкин взял вдвое больше, и указал когда и сколько.

– Продолжайте, – сухо сказала императрица.

В перечне снова долги нелюбимого Екатериной вельможи.

– Вот опять! – воскликнула она. – Мудрено ли этак не разорить страну?

– Князь Зубов (последний фаворит Екатерины) взял еще больше, – настойчиво сказал Державин и назвал сумму.

Екатерина побледнела и позвонила. Вошел камердинер.

– Сядь, посиди здесь, пока Гаврила Романович доклад читает, а то он, кажется, доконать меня хочет.

Чтобы избавиться от надоедливого ревнителя справедливости, Екатерина назначила его сенатором. Он рассорился и со всеми сенаторами. Ведь они больше заботились о своем благополучии, а не о законах и благе народа, и не боролись с несправедливостями, одолевшими всю страну. Сам же Державин ездил в Сенат даже по воскресеньям, чтобы разобрать горы прошений и жалоб и написать по ним заключения.

В это время умерла жена Державина. Он посвятил своей Пленире – так он возвышенно поэтически называл ее – удивительное по чувству, любви и нежности и философской глубине стихотворение «Ласточка».

Через полгода Державин женился на свояченице своего друга Капниста Дарье Дьяковой. Но, по его собственным словам, женился уже не по любви, а чтобы содержать в порядке и дом, и себя. Детей у него не было ни от первого, ни от второго брака.

После вступления на престол императора Павла I Державин был сначала отставлен за «резкий ответ государю», потом приближен за «любовь к правде» и даже награжден Мальтийским крестом, что свидетельствовало о наивысшем доверии. Но потребовалось совсем немного времени, чтобы Павел, как и все до него, стал избегать правдолюбца.

При Александре I Державин получил пост министра юстиции все за ту же любовь к правде и за нее же вскоре был отставлен. Справедливость была нужна только на словах, а на самом деле всем – от царя до прислуги – только мешала. Не получалось ладить с царями поэту.

Последние годы жизни великий поэт провел в своем поместье, в деревне Званки Новгородской губернии, сочиняя драмы, которые поклонники его стихов и литературоведы назвали «заблуждением великого поэтического таланта». В сельской тиши Державин написал и мемуары «Записки» и «Объяснения к моим стихотворениям».

В. Л. Боровиковский. Екатерина II в Царскосельском парке

Зимой Державин приезжал в Петербург и в 1811 году вместе с Александром Семеновичем Шишковым основал знаменитое литературное объединение «Беседа любителей русского слова». В те же годы он услышал на экзамене в Царскосельском лицее Пушкина и как патриарх русской поэзии назвал его своим преемником.

Похоронили Гавриила Романовича Державина в Хутынском монастыре, в семи километрах от Новгорода, согласно его завещанию. Державину очень нравились окрестности этого монастыря. Памятник поэту был поставлен на его родине в Казани.

За три дня до своей кончины Державин начал писать стихотворение, которое в собрании сочинений печатается под названием «Последнее стихотворение».

Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы.

Эти философские строки и стали вечным памятником великому русскому поэту.

В. Л. Боровиковский. Портрет поэта Г. Р. Державина

В. Л. Боровиковский. Портрет Д. А. Державиной, урожденной Дьяковой, второй жены поэта

В. Л. Боровиковский. Портрет поэта Г. Р. Державина

В. Л. Боровиковский. Портрет Ю. Ф. Лисянского

В. Л. Боровиковский. Портрет Н. М. Яковлева

В. Л. Боровиковский. Портрет И. П. Дунина

В. Л. Боровиковский. Портрет А. Ф. Бестужева

В. Л. Боровиковский. Аллегорическое изображение зимы в виде старика, греющего руки у огня

В. Л. Боровиковский. Портрет А. А. Дубовицкого

В. Л. Боровиковский. Портрет Н. И. Дубовицкой

В. Л. Боровиковский. Портрет баронессы В. С. Васильевой

В. Л. Боровиковский. Портрет Н. С. Шереметева

В. Л. Боровиковский. Портрет сподвижника Петра I А. И. Румянцева

В. П. Волк-Карачевский. «Тайна женского сердца»

«Когда юный царь Петр возмужал и завел себе „потешное“ войско, из бездны все той же худородности всплыл и Румянцев, фамилия которого и досталась будущему фельдмаршалу и герою прусской и турецкой войн. Фамилия эта пошла от приближенного нижегородского князя, предавшего своего господина московскому князю, не пожаловавшему предателю высоких чинов, но сохранившему ему жизнь.

Сын дворянина-однодворца Румянцев получил в наследство от своего отца только высокий рост, стройность фигуры и приятные черты лица, за что и попал в денщики к молодому царю. В денщиках у того перебывали многие из худородных людишек, но надолго задерживались самые отъявленные. Румянцев – не завистливый, не бесшабашный, не вороватый, верно и безропотно, не зная ни стыда, ни страха, служил царю по блудодейской и сатанинской части.

Не всякий слуга исполнит то, что велит хозяин. У одного не поднимется рука, другой не одолеет ужаса перед преступным деянием, третий усовестится, а четвертому не хватит сноровки и ловкости.

Румянцев исполнял все, не зная ни страха, ни угрызений совести, не останавливаясь ни перед чем, порою об руку с дьяволом, превосходя его усердием, старанием, исправностью, умением и надежностью.

Румянцев ведал плотским блудом царя как управляющий запасами провизии для кухни. Похоть Петра Великого горела сатанинским огнем и требовала постоянной пищи. Знаменитая Монсиха, сестра ее Балк, Мария Гамильтон, страшная Анна Крамер, фрейлины и жены придворных, племянницы царя и одноразовые метрессы – все прошли через руки Румянцева, ему приходилось обеспечивать исполнение прихотей хозяина, не знавшего удержу и меры в разнузданности плоти, доходившей до дьявольского издевательства.

Румянцеву царь поручал карать за измены Монсиху; Глебова, возлюбленного первой жены царя, истязали жестокой пыткой на колу; Марии Гамильтон за воровство денег для любовника и удушение собственного младенца отрубили голову и, заспиртовав, поместили в кунсткамеру. Казнили и красавца Вильяма Монса за ласковые взгляды императрицы – возвели бы на эшафот и ее – задержись царь Петр на этой грешной земле.

При всех этих делах и состоял Румянцев.

Исполняя повеление царя, он выследил опального царевича Алексея и вместе с хитроумно-коварным Толстым убедил его покинуть неприступный замок Сент-Эльм близ Неаполя и вернуться в Россию, обещая именем царя сохранить ему жизнь и стращая, в противном случае, походом русской армии в Австрию и Италию.

Румянцеву пришлось и завершить начатое. Одни рассказывают, что он вместе с Толстым удушил подушкою истерзанного пытками доверчивого царевича. По другим рассказам, они повалили сына царя на пол, оторвали половицу и отрубили ему голову, а кровь слили в подпол. А уже на следующий день Румянцев вместе с Анной Крамер переодели царевича в новый камзол и пришили к туловищу отрубленную голову и повязали галстук, чтобы скрыть страшный шов.

Анна Крамер была дочерью прокурора Нарвы, взятой русскими войсками. Пройдя через многие руки, она оказалась любовницей губернатора Казани, от него попала к мужу сестры Монсихи и благодаря содействию фрейлины Гамильтон достигла царской спальни – не без помощи Румянцева.

О ней рассказывали, что она ничуть не смущалась удовлетворять похоть царя в присутствии императрицы Екатерины, тоже в свое время прошедшей и через солдатский лагерь, где, что ни гренадер, то добрый молодец, всегда готовый к бою, и через постели многих вельмож, что старика главнокомандующего Шереметева, что молодого неутомимого Меншикова.

За безотказную службу царь пожаловал Румянцеву деревеньку для прокорма, генеральский чин и, как шубу с царского плеча, одну из своих любовниц в жены. Не Анну Крамер, вместе с которой Румянцев пришивал отрубленную голову царевича Алексея к туловищу и прикрывал шов галстуком, а другую, их царь Петр имел бессчетно, одну из самых лучших, Марию Андреевну Матвееву, внучку того самого Матвеева, выбившегося когда-то из семьи худородного дьяка в первейшие бояре и ухитрившегося женить царя Алексея Михайловича на своей молодой, не робкого десятка воспитаннице.

Она-то, старанием Тишайшего царя или без его помощи, и родила будущего преобразователя России и первого ее императора Петра Алексеевича.

Отдав Марию Андреевну в жены своему верному денщику, царь не забывал свою любимицу – сына от него она назвала Петром. Румянцев считал его своим и пытался воспитывать в строгости и повиновении и намеревался определить в дипломаты. Однако, возмужав, юноша пошел по стопам своего природного отца – прославился сначала неуемными плотскими потехами с девицами и женами, коих любил с их согласия и без оного, а потом подвигами на поле брани.

Полковничий чин он получил в девятнадцать лет от своей сводной сестры – императрицы Елизаветы Петровны. Она пожаловала его за радостную весть о заключении мира со шведами. А генеральский – уже за войну с пруссаками.

Молодой генерал одним из первых в Европе догадался строить воинов в колонны и каре, а не линиями, как это делали раньше. Это позволило убивать значительно большее количество солдат противника и стало новой эпохой в военном искусстве.

После смерти императрицы Елизаветы Петровны на русский престол взошел император Петр III, сводный племянник Румянцева. Молодого, но всеми признанного полководца он назначил главнокомандующим русской армией и наградил орденом Андрея Первозванного. Как дядя императора Румянцев стал бы первым человеком в государстве.

Однако обстоятельства вскоре изменились. Императора, словно ненужную куклу, сбросили с трона, на троне этом оказалась императрица Екатерина II Алексеевна и совсем другие люди заняли при ней первые места».

В. Л. Боровиковский. Портрет генерал-майора Ф. А. Боровского

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. В. Родзянко

В. Л. Боровиковский. Портрет графа Г. Г. Кулешева с детьми

В. Л. Боровиковский. Портрет неизвестной с ребенком

В. Л. Боровиковский. Дети с барашком

В. Л. Боровиковский. Портрет великой княгини Елены Павловны

В. Л. Боровиковский. Портрет великой княгини Марии Павловны

В. Л. Боровиковский. Портрет князя А. Б. Куракина

В. Л. Боровиковский. Портрет Лашкаря

В. Л. Боровиковский. Портрет великого князя Константина Павловича

В. Л. Боровиковский. Портрет графа А. И. Васильева

В. Л. Боровиковский. Портрет князя П. В. Лопухина

В. Л. Боровиковский. Портрет крестьянки

В. Л. Боровиковский. Портрет М. Д. Дуниной

В. Л. Боровиковский. Портрет М. Ф. Барятинской

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. Арсеньевой

В. Л. Боровиковский. Портрет Скобеевой

В. Л. Боровиковский. Портрет графини Н. А. Буксгевден

В. Л. Боровиковский. Портрет графини А. И. Безбородко с дочерьми Любовью и Клеопатрой

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. Г. Темкиной, предпологают что это дочь императрицы Екатерины II и Г. А. Потемкина от их тайного брака

В. Л. Боровиковский. Портрет Анны Луизы Жермен де Сталь, дочери женевского банкира Ж. Неккера, сыгравшего важную роль в подготовке революции во Франции. Сталь – известная писательница. Не добившись любви Наполеона, она прославилась борьбой против него

В. Л. Боровиковский. Портрет Неболсина

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. А. Баратынского

В. Л. Боровиковский. Портрет сестер Гагариных

Феодосий Иванович Яненко 1762–1809

Яненко воспитывался в Петербургской Императорской академии художеств. Он обучался под руководством Г. И. Козлова, профессора и академика исторической и портретной живописи. В 1797 году за картину «Путешественники, застигнутые бурей» Яненко был возведен в звание академика. Он писал иконы для Казанского собора в Петербурге, создал один из портретов цесаревича Павла Петровича – будущего Павла I. Сын Яненко тоже стал известным художником.

Ф. И. Яненко. Путешественники, застигнутые бурей

Ф. И. Яненко. Автопортрет в шлеме

Александр Молинари 1772–1831

Молинари жил и работал в России в 1806–1816 годах, в Москве и в Петербурге. Он окончил Берлинскую академию художеств, жил в Вене, Веймаре, в Берлине и в Россию приехал уже сложившимся художником.

А. Молинари. Портрет неизвестной

А. Молинари. Портрет графа В. А. Зубова

А. Молинари. Портрет графа А. Г. Бланк

А. Молинари. Портрет графа О. С. Нарышкиной

А. Молинари. Портрет графа Я. Булгакова

А. Молинари. Портрет графа княгини Е. И. Голицыной

А. Молинари. Портрет княгини Н. Ю. Салтыковой-Головкиной

Жан-Лоран Монье 1744–1801

Французский художник Монье учился в Академии Святого Луки в Париже. Он был живописцем королевы Франции Марии Антуанетты, членом Парижской академии художеств. Когда во Франции началась революция, он бежал сначала в Англию, а потом в Россию, где стал профессором Петербургской Императорской академии художеств и несколько лет, до самой смерти, руководил портретным классом.

Ж.-Л. Монье. Портрет мальчика в черной шапочке и красном пальто

Ж.-Л. Монье. Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны, жены императора Александра I

Ж.-Л. Монье. Портрет Екатерины Федоровны Муравьевой с сыном Никитой Михайловичем

Ж.-Л. Монье. Портрет графа Александра Строганова

Ж.-Л. Монье. Портрет графа П. А. Строганова

Ж.-Л. Монье. Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны

Ж.-Л. Монье. Портрет графини С. В. Строгановой

Жан (Иван Михайлович) Жерен Вторая половина XVIII в. –1827

Родители Жерена – выходцы из Франции. Сам он родился в Москве. В 1809 году получил звание академика живописи. По заказу Военного общества при Главном гвардейском штабе создал серию рисунков, изображающих события Отечественной войны 1812 года. Был учителем рисования в Москве. Умер в Петербурге.

И. М. Жерен. Портрет графини А. И. Апраксиной

И. М. Жерен. Портрет графа А. И. Апраксина

И. М. Жерен. Портрет графини В. Н. Завадской

И. М. Жерен. Портрет неизвестной

И. М. Жерен. Портрет грузинской царевны

И. М. Жерен. Портрет неизвестного полковника

И. М. Жерен. Портрет Д. П. Трощинского

И. М. Жерен. Портрет Петра I

Иван Акимович Акимов 1764–1814

Акимов родился в Петербурге, учился в Академии художеств у знаменитого тогда А. П. Лосенко. После окончания на четыре года был послан в Италию, где некоторое время обучался в Болонье в Пиоклементинской художественной академии, а потом жил в Риме.

Возвратившись в Петербург, Акимов получил звание профессора и стал преподавателем класса исторической живописи Академии художеств. Современники ценили Акимова как художника ниже его сверстника Г. И. Угрюмова. Но как преподаватель он пользовался большим уважением учеников академии. В 1794 году по представлению президента академии А. А. Мусина-Пушкина Акимов был назначен директором Академии художеств.

Умирая, художник завещал академии пятнадцать тысяч рублей на содержание двух пенсионеров. «Акимовское» пенсионерство поддержало многих начинающих живописцев.

И. Б. Лампи Младший. Пртрет И. А. Акимова

И. А. Акимов. Крещение княгини Ольги в Константинополе

И. А. Акимов. Крещение княгини Ольги в Константинополе

Ольга отправилась в Царьград, чтобы креститься и принять христианскую веру. Император Константин не сразу принял Ольгу, и ее ладьям пришлось долго стоять в Суде – так назывался залив Золотой Рог у Царьграда – Константинополя. Послов из разных стран прибывало сюда много, допускали их во дворец по очереди, и русской княгине исключения не сделали. Когда Константин встретился с Ольгой, он, по словам летописца, был восхищен ее красотой и умом, угощал княгиню за золотым столом, из тарелок, усыпанных драгоценными камнями, и даже захотел сделать ее своей женой и императрицей. Ольга не пожелала оставаться в Царьграде. Боясь, что отказ обидит императора и он помешает крещению, она, по легенде, снова прибегла к хитрости. Ведь язычница не может выйти замуж за императора-христианина, пока он не крестит ее. Константин приказал патриарху крестить русскую княгиню и сам согласился стать ее крестным отцом. Новое имя Елена дали ей в честь матери Константина Великого, первого римского императора-христианина. Когда обряд совершился и снова возник вопрос о женитьбе, Ольга ответила:

– Как ты хочешь взять меня женою, когда сам крестил и назвал дочерью?

И императору пришлось признать:

– Перехитрила ты меня, Ольга.

Он отпустил ее из Царьграда с большими дарами, но Ольга все равно уехала с обидой. Когда позже от Константина в Киев прибыли послы с просьбой дать в помощь императору войско, гордая и обидчивая княгиня ответила императору через послов:

– Если постоишь у меня в Почайне, как я у тебя в Суде, тогда помогу.

И. А. Акимов. Ниспровержение Перуна новгородцами

И. А. Акимов. Великий князь Святослав, целующий мать и детей своих по возвращении с Дуная в Киев

И. А. Акимов. Прометей делает статую по приказанию Минервы

И. А. Акимов. Прометей делает статую по приказанию Минервы

Согласно греческой мифологии, первым поколением богов были титаны – дети Урана-Неба и Геи-Земли (ее первоначальное имя было Тита, поэтому и всех рожденных ею назвали титанами). Второе поколение богов – олимпийцы, во главе с Зевсом – происходили уже от титанов, они победили их и захватили власть над миром. Один из титанов – Прометей – был сыном Иапета, двоюродного брата Зевса и богини Фемиды (второй супруги Зевса, богини права и законного порядка). Прометей более всего известен как покровитель людей, похитивший для них с Олимпа огонь и обучивший их земледелию, ремеслам и искусствам. За что и был наказан Зевсом. Прометея приковали к скале, а орел каждый день клевал его печень, пока – по разрешению Зевса – Геракл не освободил Прометея.

Но по одному из мифов Прометей был и творцом людей. Он вылепил их из земли и воды по подобию бессмертных богов. Люди, созданные Прометеем, могут поднимать голову вверх и смотреть на небо и на звезды, в отличие от животных, голова которых всегда опущена к земле в поисках пищи.

По другому варианту мифа Прометей создал из земли и воды только тело человека, его материальную оболочку, а душу в него вложила Афина – богиня мудрости и справедливой войны, единорожденная дочь Зевса.

И. А. Акимов. Самосожжение Геркулеса на костре в присутствии его друга Филоктета

И. А. Акимов. Самосожжение Геркулеса на костре в присутствии его друга Филоктета

Самый знаменитый древнегреческий герой Геракл женился на прекрасной Деянире, дочери Ойнея, царя Калидона, сестре героя Мелеагра. После свадьбы молодожены остались жить во дворце царя Ойнея. Но однажды Геракл нечаянно убил сына своего друга. И хотя друг простил его, Геракл покинул дворец своего тестя. Вместе с Деянирой он отправился в город Тиринф. По дороге они пришли к реке Эвене, через которую всех путников перевозил на себе кентавр Несс. Геракл преодолел реку вплавь, а Деяниру должен был переправить на другой берег Несс. Но переплыв реку, Геракл услышал крик своей жены о помощи. Кентавр, пленившись красотой Деяниры, хотел похитить ее. Геракл схватил свой лук и меткой стрелой ранил Несса. Стрелы Геракла были смазаны ядом Лернейской гидры, поэтому рана оказалась смертельной.

Перед смертью Несс сказал Деянире: «Собери кровь из моей раны в сосуд и храни ее. Если Геракл когда-нибудь полюбит другую женщину, натри моей кровью его одеяние и любовь твоего мужа снова вернется к тебе». Деянира последовала совету кентавра.

Деянира и Геракл счастливо жили в Тиринфе. Спустя некоторое время Геракл отправился воевать против царя Эврита, правившего в Эхалии. Когда-то он сватался к дочери Эврита – прекрасной Иоле. Эврит обещал, что отдаст дочь замуж за того, кто победит его, лучшего в Греции, лучника в состязаниях в стрельбе из лука. Геракл выиграл соревнование с Эвритом, но царь не выполнил своего обещания и выгнал Геракла из дворца. Теперь пришло время отомстить Эвриту.

Геракл напал на Эхалию, убил царя Эврита, а дочь его Иолу взял в плен. Он хотел выдать ее замуж за одного из своих сыновей. Деянира испугалась, что теперь Геракл забудет ее и полюбит Иолу. Она вспомнила предсмертные слова кентавра Несса, натерла его кровью хитон и отослала его Гераклу. Кровь, вытекшая из раны Несса, смешалась с ядом Лернейской гидры, которым была смазана стрела, ранившая Несса. Поэтому, когда Геракл надел на себя хитон, присланный Деянирой, отравленная одежда прилипла к его телу и он почувствовал страшную боль.

Снять хитон оказалось невозможно, Геракл изнемогал от ужасных мук. Узнав о том, что произошло, Деянира пронзила себя мечом. А Геракл приказал сложить погребальный костер и решил умереть, чтобы избавиться от невыносимой боли. Но никто не соглашался поджечь костер. Тогда Геракл пообещал одному из своих молодых друзей – Филоктету, царю Мелибеи, подарить ему свой лук с не знающими промаха стрелами, если он выполнит его просьбу. Филоктет согласился. Как только костер вспыхнул, с неба на золотой колеснице спустились богиня Афина и Гермес и, по воле Зевса, забрали Геракла на Олимп, где он был принят в число бессмертных богов и получил в жены богиню юности Гебу.

И. А. Акимов. Сатурн с косой, сидящий на камне и обрезающий крылья Амуру

И. А. Акимов. Сатурн с косой, сидящий на камне и обрезающий крылья Амуру

Сатурн – римское имя греческого бога Кроноса (Хроноса), сына Урана-Неба и Геи-Земли. Кронос пожирал своих детей и избежавший этой участи Зевс сверг его и отнял у него власть. В одной из своих ипостасей КроносХронос является богом времени, поглощающим все сущее в этом мире.

Амур – римское имя Эрота. Эрот-Эрос не только божество любви, но и одна из основных сил мироздания, которая выделяется из хаоса и определяет творческое развитие. По одним представлениям, он сын самого Зевса, по другим – сын богини любви Афродиты и бога войны Ареса, по третьим – сын Бедности и Богатства, явившийся в мир в день рождения Афродиты как ее вечный спутник. Его основные качества – жажда обладания, смелость, непобедимость и стремление к творческому созиданию мира из ничего, их темных сил хаоса.

«Сатурн, обрезающий крылья Амуру» – широко использовавшийся художниками всех времен сюжет на тему аллегории борьбы всепоглощающего времени и неистребимого процесса созидания.

И. А. Акимов. Геркулес на распутье

Григорий Иванович Угрюмов 1764–1823

Угрюмов родился в Москве. С детских лет его определили воспитанником в Петербургскую Императорскую академию художеств. Его отец, Иван Михайлович Угрюмов, был купцом-жестянщиком, выходцем из Норской слободы Ярославской губернии. Купцы избрали его своим представителем в Комиссию по составлению Нового уложения, задуманного императрицей Екатериной II. Учился будущий художник у Д. Г. Левицкого и И. А. Акимова. Пятнадцать лет он провел в Академии художеств как ученик. За программную картину «Изгнанная Агарь с малолетним сыном Измаилом в пустыне» получил золотую медаль и четыре года прожил в Италии как пенсионер академии. С 1791 года преподавал в Академии художеств в классе исторической живописи. У него учились ставшие известными художниками В. К. Шебуев, А. Е. Егоров, А. И. Иванов и О. А. Кипренский. Под его руководством хотел заниматься Карл Брюллов. А когда это не получилось, молодой гений устроил настоящий бунт и чуть не порвал с академией. Большую помощь оказал Угрюмов А. В. Ступину, который при его содействии создал первую русскую провинциальную художественную школу в Арзамасе, из которой вышли впоследствии многие выдающиеся художники, в том числе и великий В. Г. Перов.

В 1794 году Угрюмов написал картину «Испытание силы Яна Усмаря» и был признан за нее академиком. А после создания картины «Призвание Михаила Федоровича Романова на царство» современники единодушно признали его достойным наследником великого Лосенко и первейшим среди русских исторических художников живописцем. В 1820 году Угрюмов стал ректором класса исторической живописи. Но пробыл в этой должности он недолго и вскоре умер. Похоронен Угрюмов на Смоленском кладбище. Его престарелый отец пережил сына на полтора года. В некрологе на смерть художника конференц-секретарь Академии художеств В. И. Григорович написал: «Угрюмов был тихого нрава, доброй души, чувствительного сердца; был добрым сыном, примерным супругом, благодетельным родственником, помогал бедным, был полезен многим. Не обидел в жизнь свою никого, и оставил супруге своей в наследство состояние ограниченное с неоцененным именем человека, служившего отечеству и человечеству с равным усердием, с равным рвением».

Угрюмов пользовался известностью как один из первых русских художников, писавших картины на темы из русской истории. Его поощряли монархи – Екатерина II, Павел I и Александр I. Самые знаменитые его картины: «Призвание Михаила Федоровича Романова на царство» и «Взятие Казани войсками Ивана Грозного», написанные для Михайловского замка по заказу императора Павла I, и картина «Торжественный въезд Святого Александра Невского во Псков» – это полотно ему заказала императрица Екатерина II – находящаяся в Александро-Невской лавре. Он писал иконы для Казанского собора и для собора в Одессе.

Г. И. Угрюмов. Портрет купца А. И. Серебрякова

Г. И. Угрюмов. Портрет купца А. И. Серебрякова

Серебряков – богатый олонецкий купец, близкий знакомый отца художника, вместе с которым они были депутатами в Комиссии по составлению Нового уложения в годы правления императрицы Екатерины II Алексеевны.

Г. И. Угрюмов. Портрет купчихи А. М. Серебряковой, жены купца А. И. Серебрякова

Г. И. Угрюмов. Художник А. К. Головачевский

Г. И. Угрюмов. Торжественный въезд Александра Невского в город Псков после одержанной им победы над немцами

Г. И. Угрюмов. Призвание Михаила Федоровича Романова на царство 14 марта 1613 года

Г. И. Угрюмов. Призвание Михаила Федоровича на царство 14 марта 1613 года

Эту картину иногда ошибочно называют «Избранием» или «Венчанием» на царство. Избирали Михаила Романова на царство на Земском соборе, имя его провозгласили на Красной площади, а венчали, то есть короновали, в московском Успенском соборе.

На самом деле на картине изображено «Призвание» на царство, событие, произошедшее в Костроме в Ипатьевском монастыре, в Троицком соборе монастыря.

В центре изображен уже провозглашенный в Москве царем шестнадцатилетний Михаил Федорович Романов. Справа – митрополит рязанский Феодорит, указывающий на небо в знак того, что избрание Михаила происходит не по воле людей, а по воле Бога. Слева – мать будущего царя, инокиня Марфа, она указывает рукой на людей, которые просят Михаила не отказываться от просьбы народа. Справа на коленях боярин Ф. И. Шереметев подносит шапку Мономаха, скипетр и золотой крест, а князь В. И. Бахтеяров-Ростовцев – державу. Рядом с ними чудовский архимандрит Авраам с иконой Владимирской Божией Матери, а около него стоит знаменитый Авраамий Палицын, сподвижник князя Дмитрия Пожарского, организатор защиты от поляков Троице-Сергиевой лавры.

Картина очень понравилась императору Павлу I и пользовалась огромным успехом.

С. М. Соловьев. «…Отступление Сигизмунда дало досуг заняться избранием царя всею землею. Разосланы были грамоты по городам с приглашением прислать властей и выборных в Москву для великого дела; писали, что Москва от польских и литовских людей очищена, церкви божии в прежнюю лепоту облеклись и божие имя славится в них по-прежнему; но без государя Московскому государству стоять нельзя, печься об нем и людьми божиими промышлять некому, без государя вдосталь Московское государство разорят все: без государя государство ничем не строится и воровскими заводами на многие части разделяется и воровство многое множится, и потому бояре и воеводы приглашали, чтоб все духовные власти были к ним в Москву, и из дворян, детей боярских, гостей, торговых, посадских и уездных людей, выбрав лучших, крепких и разумных людей, по скольку человек пригоже для Земского совета и государского избрания, все города прислали бы в Москву ж, и чтоб эти власти и выборные лучшие люди договорились в своих городах накрепко и взяли у всяких людей о государском избранье полные договоры.

Когда съехалось довольно много властей и выборных, назначен был трехдневный пост, после которого начались соборы. Прежде всего стали рассуждать о том, выбирать ли из иностранных королевских домов, или своего природного русского, и порешили „литовского и шведского короля и их детей и иных немецких вер и некоторых государств иноязычных не христианской веры греческого закона на Владимирское и Московское государство не избирать, и Маринки и сына ее на государство не хотеть, потому что польского и немецкого короля видели на себе неправду и крестное преступленье и мирное нарушенье: литовский король Московское государство разорил, а шведский король Великий Новгород взял обманом“.

Стали выбирать своих: тут начались козни, смуты и волнения; всякий хотел по своей мысли делать, всякий хотел своего, некоторые хотели и сами престола, подкупали и засылали; образовались стороны, но ни одна из них не брала верх. Однажды, говорит хронограф, какой-то дворянин из Галича принес на собор письменное мнение, в котором говорилось, что ближе всех по родству с прежними царями был Михаил Федорович Романов, его и надобно избрать в цари. Раздались голоса недовольных: „Кто принес такую грамоту, кто, откуда?“ В то время выходит донской атаман и также подает письменное мнение: „Что это ты подал, атаман?“ – спросил его князь Дмитрий Михайлович Пожарский. „О природном царе Михаиле Федоровиче“, – отвечал атаман. Одинакое мнение, поданное дворянством и донским атаманом, решило дело: Михаил Федорович был провозглашен царем.

21 февраля, в неделю православия, т. е. в первое воскресенье Великого поста, был последний собор: каждый чин подал письменное мнение, и все эти мнения найдены сходными, все чины указывали на одного человека – Михаила Федоровича Романова. Тогда рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Аврамий Палицын, новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов взошли на Лобное место и спросили у народа, наполнявшую Красную площадь, кого они хотят в цари? „Михаила Федоровича Романова“, – был ответ.

…Провозгласивши царем шестнадцатилетнего Михаила Федоровича Романова, собор назначил ехать к нему в челобитчиках: Феодориту, архиепископу рязанскому, троим архимандритам – чудовскому, новоспасскому и симоновскому, троицкому келарю Аврамию Палицыну, троим протопопам, боярам – Федору Ивановичу Шереметеву, родственнику молодого царя и князю Владимиру Ивановичу Бехтеярову-Ростовскому, окольничему Федору Головину с стольниками, стряпчими, приказными людьми, жильцами и выборными людьми из городов. Собор не знал подлинно, где находился в это время Михаил, и потому в наказе, данном послам, говорилось: „Ехать к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси в Ярославль или где он государь будет“. Посланные, бив челом новоизбранному царю и его матери и уведомив их об избрании, должны были говорить Михаилу: „Всяких чинов всякие люди бьют челом, чтоб тебе, великому государю, умилиться над остатком рода христианского, многорасхищенное православное христианство Российского царства от растления сыроядцев, от польских и литовских людей, собрать воединство, принять под свою государеву паству, под крепкую высокую свою десницу, всенародного слезного рыдания не презрить, по изволению божию и по избранию всех чинов людей, на Владимирском и на Московском государстве и на всех великих государствах Российского царствования государем царем и великим князем всея Руси быть и пожаловать бы тебе, великому государю, ехать на свой царский престол в Москву и подать нам благородием своим избаву от всех находящих на нас бед и скорбей; а как ты, государь, на своем царском престоле будешь на Москве, то, послыша про твой царский приход, литовские люди и все твои государевы недруги будут в страхе, а Московского государства всякие люди обрадуются. А как твой, государев, подвиг в царствующий град будет, то из Москвы митрополит и архиепископы со всем освященным собором, бояре и всякие люди встретят тебя с чудотворными иконами и животворящими крестами, по вашему царскому достоинству, и служить тебе, государю, и прямить, и головы свои за тебя класть все люди от мала до велика рады“.

Послы… приехали в Кострому в вечерни, дали знать Михаилу о своем приезде и он велел им быть у себя на другой день. Послы повестили об этом костромскому воеводе и всем горожанам, и 14 числа, поднявши иконы, пошли все с крестным ходом в Ипатьевский монастырь. Михаил с матерью встретили образа за монастырем, но когда послы объявили им, зачем присланы, то Михаил отвечал „с великим гневом и плачем“, что он государем быть не хочет, а мать его Марфа прибавила, что она не благословляет сына на царство, и оба долго не хотели войти за крестами в соборную церковь; насилу послы могли упросить их. В церкви послы подали Михаилу и матери его грамоты от собора и говорили речи по наказу, на что получили прежний ответ. Марфа говорила, что „у сына ее и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем, он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили“. Марфа упомянула об измене Годунову, об убийстве Лжедмитрия, сведении с престола и выдаче полякам Шуйского, потом продолжила: „Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государей? Да и потому еще нельзя: Московское государство от польских и литовских людей и непостоянством русских людей разорилось до конца, прежние сокровища царские, из давних лет собранные, литовские люди вывезли; дворцовые села, черные волости, пригородки и посады розданы дворянам и детям боярским и всяким служилым людям и запустошены, а служилые люди бедны, и кому повелит бог быть царем, то чем ему служилых людей жаловать, свои государевы обиходы полнить и против своих недругов стоять?“ Потом Михаил и Марфа говорили, что быть ему на государстве, а ей благословить его на государство только на гибель; кроме того, отец его, митрополит Филарет, теперь у короля в Литве в большом утесненье, и как сведает король, что на Московском государстве учинился сын его, то сейчас же велит сделать над ним какое-нибудь зло, а ему, Михаилу, без благословенья отца своего на Московском государстве никак быть нельзя. Послы со слезами молили и били челом Михаилу, чтоб соборного моленья и челобитья не презрил; выбрали его по изволению божию, не по его желанью, положил бог единомышленно в сердцах всех православных христиан от мала и до велика на Москве и во всех городах. А прежние государи: царь Борис сел на государство своим хотеньем, изведши государский корень царевича Димитрия, начал делать многие неправды, и бог ему мстил кровь царевича Димитрия богоотступником Гришкою Отрепьевым; вор Гришка-расстрига по своим делам от бога месть принял, злою смертью умер; а царя Василья выбрали на государство немногие люди, и, по вражью действу, многие города ему служить не захотели и от Московского государства отложились; все это делалось волею божиею да всех православных христиан грехом, во всех людях Московского государства была рознь и междоусобие. А теперь Московского государства люди наказались все и пришли в соединение во всех городах. Послы молили и били челом Михаилу и матери его с третьего числа дня до девятого, говорили, чтоб он воли божией не снимал, был на Московском государстве государем. Михаил все не соглашался; послы стали грозить ему, что бог взыщет на нем конечное разоренье государства; тогда Михаил и Марфа сказали, что они во всем положились на праведные и непостижимые судьбы божии; Марфа благословила сына, Михаил принял посох от архиепископа, допустил всех к руке и сказал, что поедет в Москву скоро».

Г. И. Угрюмов. Агарь с Самуилом

Г. И. Угрюмов. Портрет лейб-медика И. К. Каменецкого

Г. И. Угрюмов. Портрет М. И. Кутузова

Г. И. Угрюмов. Великий князь Дмитрий Иванович на Куликовом поле

Г. И. Угрюмов. «Испытание силы Яна Усмаря»

Г. И. Угрюмов. Испытание силы Яна Усмаря. Фрагмент

Ян Усмарь, или по-другому Никита Кожемяка – герой одной из летописных легенд. Однажды во времена княжения великого князя киевского Владимира Святославича Красное Солнышко князь печенегов предложил заменить сражение между русскими и печенегами поединком двух сильнейших воинов. Печенежский воин был так велик и страшен, что Владимир не мог найти среди своей дружины никого, кто бы сразился с ним. Тогда к князю пришел горожанин из ополчения и предложил взять его младшего сына, по прозвищу Кожемяка.

Отец рассказал, что как-то раз Кожемяка мял воловью кожу, рассердился и в сердцах разорвал ее. Владимир приказал испытать юношу. На него выпустили разъяренного быка. Юноша схватил его за бок и вырвал кусок кожи с мясом. Когда назавтра единоборцы сошлись перед обоими войсками, печенеги смеялись над русскими, потому что их воин был невысокого роста, а печенег выглядел настоящим великаном. Но русский схватил печенега, удушил его могучими руками и мертвого бросил «о землю». Владимир и его дружина победили в этом бою. Кожемяку и его отца Владимир сделал знатными людьми.

Г. И. Угрюмов. Взятие Казани

Василий Кузьмич Шебуев 1777–1855

Шебуев родился в дворянской семье в Кронштадте. Его отец был смотрителем при складах Адмиралтейской коллегии. В пятилетнем возрасте Шебуева зачислили воспитанником в Академию художеств, в которой он пробыл пятнадцать лет. Шебуев учился в классе исторической живописи под руководством Г. И. Угрюмова и И. А. Акимова. За картину «Ной по выходе из ковчега приносит жертву Богу» он получил, как и его соученик А. И. Иванов, золотую медаль, и в числе пяти лучших выпускников его оставили пенсионером при академии. Пенсионеры получали сто пятьдесят рублей в год, отдельную комнату и бесплатное питание.

Шебуев вместе со своим учителем Г. И. Угрюмовым и академиком С. С. Щукиным работал в Михайловском замке и принимал участие в создании портрета императора Павла I, за что получил в награду золотую табакерку. Самостоятельно он написал для Михайловского замка картину «Петр I в Полтавском сражении», которая очень понравилась Павлу I.

Как пенсионер академии Шебуев совершил поездку в Италию, несколько лет жил в Риме, где написал «Гадание. Автопортрет». В 1807 году, вернувшись в Петербург, Шебуев получил за эскиз образа «Взятие Богородицы на небо», позже написанной им на хорах Казанского собора, звание академика, а за ранее созданную картину «Петр I в Полтавском сражении» звание профессора живописи. С 1812 года он давал уроки рисования в Смольном институте благородных девиц и при дворе.

В 1815 году Шебуев женился на дочери гувернера академии Елизавете Михайловне Тверской. Один их сын умер в трехлетнем возрасте, второй впоследствии стал преподавателем в Московском училище живописи и ваяния.

В 1821 году художник начал расписывать плафон Воскресенской церкви Екатерининского дворца в Царском Селе. В награду за эту работу император Александр I заплатил пять тысяч рублей сверх сорока тысяч определенных ранее, назначил Шебуева «живописцем его императорского величества» и смотрителем музейных сокровищ Эрмитажа. В этом же году его назначили директором императорской шпалерной мануфактуры. А в 1832 году Шебуев стал ректором живописи Академии художеств.

Много времени Шебуев уделял преподавательской работе. У него учились знаменитые художники Ф. А. Бруни и К. П. Брюллов. Шебуев подготовил серию гравюр-таблиц по анатомии, выполненных под наблюдением профессоров Медико-хирургической академии, получивших название «Антропометрия, или размеры тела человеческого с образцовых произведений древних и с натуры для учащихся подражательным искусствам». Чтобы издать этот грандиозный труд художника, еще император Александр I обещал выделить 75 тысяч рублей. Но полностью дело до конца так и не довели.

Не прекращая педагогической деятельности, Шебуев расписал плафон в куполе круглого зала Академии художеств. Фреска, созданная Шебуевым, называлась «Торжество на Олимпе по случаю водворения изящных искусств в России»; этот зал впоследствии прозвали «шебуевским». Роспись плафона он завершил в то же время, когда Карл Брюллов создал свою прославленную картину «Последний день Помпеи». Шебуеву было поручено наблюдать за росписями Исаакиевского собора. Он В. К. Шебуев. Портрет отца писал иконы для многих церквей, его «Тайную вечерю» современники сравнивали со знаменитой фреской Леонардо да Винчи.

Император Николай I относился к художнику не так благосклонно, как его предшественник на троне. Он часто не одобрял росписи Шебуева и даже требовал возвращения в казну денег, выплаченных за работы, не понравившиеся царю. Когда-то Шебуев давал малолетнему Николаю I уроки рисования, и тот с детских лет называл его «мой серый кот Вася» и относился к нему почти пренебрежительно и даже отказал в просьбе принять сына-художника на учебу на казенный счет.

На все обиды Шебуев отвечал только новыми работами. Он создал две картины, которые снова заставили заговорить о нем как о первом историческом живописце России – «Подвиг новгородского купца Иголкина в Северной войне со шведами» и «Граф Бенкендорф, спасающий в наводнение 1824 года погибающих на Неве». Обе картины имели большой успех у публики. Шебуева стали называть «русским Пуссеном, Пуссена превзошедшим». Но пройдет некоторое время, и о Шебуеве станут говорить только как о подражателе Пуссена.

Шебуев работал и в жанре портрета. Он считал, что нельзя писать портреты по заказу всех желающих и отказывал многим вельможам. По его мнению, художник должен писать только портреты тех людей, изображение которых представляет для него интерес и позволяет создать настоящее художественное произведение. Портретов Шебуев написал мало. Но именно как портретист, а не как художник академического стиля, он достиг наивысших успехов.

Умер Шебуев после кратковременной болезни. Поняв, что его дни сочтены, он прошел по всем мастерским своих учеников и попрощался с ними. Похоронили его на Смоленском кладбище, памятник на могиле поставили за счет Академии художеств. Спустя несколько десятилетий имя и картины Шебуева были забыты.

В. К. Шебуев. Гадание. Автопортрет

Бюст В. К. Шебуева. Скульптор И. П. Витали

В. К. Шебуев. Портрет отца

В. К. Шебуев. Портрет отставного экспедитора при императорских воспитательных домах И. В. Швыкина

В. К. Шебуев. Портрет отставного экспедитора при императорских воспитательных домах И. В. Швыкина

Художнику понравилось выразительное лицо семидесятилетнего старичка, он уговорил его позировать. Швыкин не мог заплатить художнику, но Шебуев подарил ему портрет.

В. К. Шебуев. Поклонение пастухов

В. К. Шебуев. Положение во гроб

В. К. Шебуев. Автопортрет

В. К. Шебуев. Симеон Богоприимец

В. К. Шебуев. Видение пророка Иезекииля

В. К. Шабуев. Старик нищий

В. К. Шебуев. Старик нищий

Поясной портрет старика художник написал, отвлекшись от работы над росписью Казанского собора. Портрет этот очень понравился графу А. С. Строганову, который с 1800 года стал президентом Академии художеств и оказывал покровительство молодому художнику. Строганов купил «Портрет нищего» для своей коллекции и часто приглашал Шебуева к себе домой в свой знаменитый особняк на Невском проспекте.

В. К. Шебуев. Тайная вечеря

В. К. Шебуев. Апостолы Петр и Иоанн исцеляют хромого

В. К. Шебуев. Благословение Иакова Исааком

В. К. Шебуев. Актеон

В. К. Шебуев. Тайная вечеря

В. К. Шебуев. Возвращение победы раненому Дмитрию Донскому

В. К. Шебуев. Подвиг новгородского купца Иголкина в Северной войне со шведами

В. К. Шебуев. Подвиг новгородского купца Иголкина в Северной войне со шведами

Картина написана на сюжет пьесы Н. А. Полевого «Иголкин, купец новгородский», с успехом поставленной в столичных театрах. В пьесе воскрешается полулегендарный эпизод войны со шведами. Новгородский купец Иголкин оказался в стокгольмской тюрьме. Однажды стражники стали насмехаться над царем Петром I и обвинять его в трусости. Возмущенный Иголкин не сдержал гнева и убил оскорблявших царя. Шведский король Карл XII, узнав о случившемся, отменил смертный приговор Иголкину и приказал отпустить его, так как посчитал, что тот, кто защищает честь своего монарха, поступает благородно.

Задолго до того, как написать картину, Шебуев выполнил рисунок на эту тему и его приобрел известный патриотическими убеждениями граф Ф. В. Ростопчин, по приказанию которого в 1812 году была сожжена Москва.

В. К. Шебуев. Василий Великий

В. К. Шебуев. Александр Невский

В. К. Шебуев. Моисей со скрижалями

В. К. Шебуев. Автопортрет с рейсфедером

В. К. Шебуев. Граф Бенкендорф, спасающий в наводнение 1824 года погибающих на Неве (Наводнение 7 ноября 1824 года в Санкт-Петербурге)

В. К. Шебуев. Наводнение 7 ноября 1824 года в Санкт-Петербурге

Художник сам был свидетелем наводнения. Он знал и о том, что император Александр I во время бедствия отдал приказ своему генерал-адъютанту А. Х. Бенкендорфу и губернатору Петербурга М. А. Милорадовичу лично отправиться на помощь погибающим жителям города.

Этот же эпизод описан и в поэме А. С. Пушкина «Медный всадник», которая была написана в 1833 году, но полностью напечатана В. А. Жуковским уже после смерти поэта в 1837 году, за два года до появления картины Шебуева.

Ужасный день! Нева всю ночь Рвалася к морю против бури, Не одолев их буйной дури… И спорить стало ей невмочь… Поутру над ее брегами Теснился кучами народ, Любуясь брызгами, горами И пеной разъяренных вод. Но силой ветров от залива Перегражденная Нева Обратно шла, гневна, бурлива, И затопляла острова, Погода пуще свирепела, Нева вздувалась и ревела, Котлом клокоча и клубясь, И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась. Пред нею Все побежало, все вокруг Вдруг опустело – воды вдруг Втекли в подземные подвалы, К решеткам хлынули каналы, И всплыл Петрополь, как тритон, По пояс в воду погружен. Осада! приступ! злые волны, Как воры, лезут в окна. Челны С разбега стекла бьют кормой. Лотки под мокрой пеленой, Обломки хижин, бревны, кровли, Товар запасливой торговли, Пожитки бледной нищеты, Грозой снесенные мосты, Гроба с размытого кладбища Плывут по улицам! Народ Зрит божий гнев и казни ждет. Увы! все гибнет: кров и пища! Где будет взять?       В тот грозный год Покойный царь еще Россией Со славой правил. На балкон, Печален, смутен, вышел он И молвил: «С божией стихией Царям не совладеть». Он сел И в думе скорбными очами На злое бедствие глядел. Стояли стогны озерами, И в них широкими реками Вливались улицы. Дворец Казался островом печальным. Царь молвил – из конца в конец, По ближним улицам и дальным, В опасный путь средь бурных вод Его пустились генералы Спасать и страхом обуялый И дома тонущий народ.

С. А. Галактионов. Наводнение 7 ноября 1824 года в Санкт-Петербурге. Гравюра с рисунка В. К. Шебуева

Николай Иванович Уткин 1780–1863

Уткин был незаконнорожденным сыном М. Н. Муравьева и дворовой девушки. Отец М. Н. Муравьева был тверским вице-губернатором. Когда мать будущего знаменитого гравера забеременела, барин выдал ее замуж за своего камердинера и управляющего Ивана Степановича Уткина. Вскоре Уткины переехали в Петербург и вся семья получила вольную.

В пятилетнем возрасте Уткина отдали в Воспитательное училище Академии художеств. Сводные братья Уткины, родившиеся от И. С. Уткина, тоже попали в Академию и оба стали архитекторами.

Сам Уткин в числе лучших учеников окончил гравировальный класс Воспитательного училища, получил «аттестат со шпагою» и был оставлен на три года при Академии художеств для выполнения задания на золотую медаль, которую он и получил за исполнение гравюры «Иоанн Креститель, проповедующий в пустыне» по картине А. Р. Менгса.

Гравированию Уткин учился у знаменитого тогда И. С. Клаубера, члена Парижской академии художеств, двадцать лет преподававшего в России. Золотая медаль академии за программную работу давала право на пенсионерскую поездку за границу. Уткин был направлен в Париж в мастерскую известного гравера Ш. Бервика.

В Париже Уткин поселился в доме Анны Семеновны Муравьевой-Апостол, жены русского посла в Испании И. М. Муравьева-Апостола. Анна Семеновна была просвещенной и образованной женщиной, переводчицей. (Она перевела с французского сочинение «Урок матерям», пользовавшееся в то время известностью). Анна Семеновна переехала из Мадрида в Париж, чтобы дать своим сыновьям – Матвею и Сергею – самое передовое европейское образование, которое потом привело их в масонские ложи – и старшего – Матвея – на каторгу в Сибирь, а младшего на эшафот.

Уткин был сводным троюродным братом Матвея и Сергея, они восторгались его происхождением из простого крепостного сословия, талантом и успехами. Уткин дружил с братьями и впоследствии тоже стал членом нескольких масонских лож. Он наладил хорошие отношения с русскими послами в Париже – графом П. А. Толстым и сменившим его князем А. Б. Куракиным, крупным деятелем русского масонства, а также известным масоном и меценатом, секретарем посольства князем Г. И. Гагариным.

Н. И. Уткин. Художник В. А. Тропинин

Н. И. Уткин. Портрет М. Н. Муравьева. С оригинала Ж. Л. Монье

Н. И. Уткин. Портрет М. Н. Муравьева. С оригинала Ж.-Л. Монье

Михаил Никитич Муравьев – отец Уткина. Императрица Екатерина I пригласила его в качестве воспитателя к своим внукам – великим князьям Александру и Константину Павловичам, которым он преподавал «русскую историю и словесность и нравственную философию». После восшествия на престол императора Александра II Муравьев был товарищем министра народного просвещения, попечителем Московского университета, членом нескольких масонских лож, дослужился до генерал-майора, стал тайным советником и сенатором. Писал стихи, басни, оды. Сотрудничал с Н. М. Карамзиным, издавал журнал «Московские Ученые Ведомости».

Женился на баронессе Е. Ф. Колокольцевой. Законные сыновья их – Никита (упоминаемый А. С. Пушкиным в романе Евгений Онегин) и Александр после неудачной попытки государственного переворота 1825 года были осуждены на двадцать лет каторги в Сибирь.

Князь Гагарин помогал Уткину получать выгодные заказы, что позволяло ему хорошо зарабатывать, так как прожить в Париже на одну пенсию Академии художеств было трудно. Послы содействовали Уткину в хлопотах о продлении срока пребывания в Париже. В результате Академия оплатила Уткину дополнительно к обычным трем годам пенсионерства еще один год, а потом разрешила оставаться во Франции без содержания, и Уткин жил на ежегодное пособие, которое выделял ему князь Куракин. Уткин обучал рисованию сына князя и гравировал портрет Куракина.

В Париже Уткин прославился исполнением гравюры с картины Доминикино «Эней, спасающий своего отца Анхиза из горящей Трои». Сам Наполеон на выставке обратил внимание на гравюру Уткина и выразил восхищение мастерством русского гравера. Парижская академия искусств удостоила Уткина за эту работу золотой медали, а Петербургская академия художеств произвела в звание «назначенного в академики». Императору Александру I рассказали о похвале Наполеона, и он пожаловал Уткину бриллиантовый перстень.

Когда началась Отечественная война 1812 года, Уткин не успел покинуть Париж. Сначала он считался «напоруках» у Ш. Бервика. Потом, после разгрома Наполеона в России, его арестовали и отправили в замок Оссонь в Бургундии. После взятия русскими войсками Парижа, Уткина освободили. Он в технике сепии исполнил портрет императора Александра I и получил возможность вместе с его свитой посетить Лондон, где познакомился с новомодным тогда способом литографирования и создал литографию «Портрет князя Д. П. Пожарского».

В Петербург Уткин вернулся в 1814 году. Первое время он жил в доме сводных братьев Муравьевых-Апостолов, пока не получил казенную квартиру в здании Академии художеств. Уткин состоял в нескольких масонских ложах, но в подготовке попытки декабрьского антигосударственного переворота 1825 года участия не принимал и связанные с ним события не отразились на его судьбе.

В 1816 году Уткин получил звание профессора Академии художеств и после смерти своего первого учителя И. С. Клауберга в 1817 году был назначен руководителем гравировального класса академии.

В 1818 году Уткина избрали советником Академии художеств. Он получил звание профессора и придворного гравера и еще один бриллиантовый перстень от императора Александра I, а перед этим в 1817 году его сделали хранителем эстампов Эрмитажа и хранителем музея Академии художеств. Позже Уткин был избран членом Стокгольмской (Шведской королевской) академии художеств и членом Антверпенской и Дрезденской академий. Уткин поддерживал связь со многими знаменитыми европейскими граверами, несколько раз ездил за границу. Работы Уткина выставлялись на выставках в Париже.

В 1860 году Уткин уволился от службы с пенсионом полного оклада жалованья и предоставлением ему титула почетного хранителя эстампов Эрмитажа. Позже он получил звание статского советника – чин пятого класса Табеля о рангах, – дававшее право на потомственное дворянство.

Преподавательской деятельностью Уткин занимался до конца своих дней. Самые известные его ученики – граверы Е. И. Гейтман и Ф. И. Иордан. Часть своей уникальной коллекции гравер Уткин завещал Эрмитажу и Московскому училищу живописи и ваяния.

Гравюры Уткина пользовались огромным успехом. Оттиски с его гравюр продавались необычно большими для того времени тиражами.

Уткин обладал талантом художника-портретиста (он написал акварельные портреты поэта К. Н. Батюшкова, своих сводных братьев Муравьевых-Апостолов, их друзей и – по гравюре – А. В. Суворова). Гравюры Уткина не просто копии с портретов того или иного художника. Это авторские варианты этих портретов в стиле гравюры. Именно по изображениям, созданным Уткиным, современники и их потомки представляли себе внешний облик А. В. Суворова, Н. М. Карамзина, А. А. Аракчеева, А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова, А. С. Шишкова, Г. Р. Державина, М. В. Ломоносова.

Уткин был близок с художником О. А. Кипренским, нарисовавшим его карандашный портрет, дружил с В. А. Тропининым, написавшим несколько его портретов. А. С. Пушкин и Г. Р. Державин обращались к нему с просьбами гравировать иллюстрации к их сочинениям. Уткин был знаком почти со всеми выдающимися и известными людьми своего времени. Зарабатывая немалые деньги, он всю жизнь поддерживал своих многочисленных родственников.

Похоронен на Смоленском кладбище в Петербурге.

Н. И. Уткин. Портрет Е. С. Семеновой. С оригинала О. А. Кипренского и Н. И. Уткина

Н. И. Уткин. Портрет М. В. Ломоносова. С оригинала Л. С. Миропольского. Гравюра была выполнена в 1834 году по заказу Российской академии для Трехтомного собрания сочинений Ломоносова

Н. И. Уткин. Иоанн Креститель, проповедующий в пустыне. С оригинала А. Р. Менгса. За эту гравюру Уткин получил золотую медаль Академии художеств и право на заграничную поездку в Париж. Он исполнил ее по собственному рисунку и работал над ней два года

Н. И. Уткин. Портрет И. Д. Якушкина

Н. И. Уткин. Портрет И. Д. Якушкина

Якушкин был другом сводных братьев Уткина. Он участвовал в попытке государственного переворота 1825 года. По планам заговорщиков Якушкин должен был убить царя. А. С. Пушкин упомянул его в романе «Евгений Онегин». Якушкин был впоследствии осужден на двадцать лет каторги в Сибирь.

Витийством резким знамениты, Сбирались члены сей семьи У беспокойного Никиты, У осторожного Ильи. …………………………………… Друг Марса, Вакха и Венеры, Тут Лунин дерзко предлагал Свои решительные меры И вдохновенно бормотал. Читал свои Ноэли Пушкин, Меланхолический Якушкин, Казалось, молча обнажал Цареубийственный кинжал. Одну Россию в мире видя, Преследуя свой идеал, Хромой Тургенев им внимал И, плети рабства ненавидя, Предвидел в сей толпе дворян Освободителей крестьян.

Н. И. Уткин. Портрет А. С. Грибоедова. С миниатюры неизвестного художника

Н. И. Уткин. Портрет А. С. Грибоедова с миниатюры неизвестного художника

Гравюра выполнена Уткиным в 1829 году, уже после того, как Грибоедов погиб. Гравюру заказал друг Грибоедова Ф. В. Булгарин для своей статьи о Грибоедове.

Н. И. Уткин. Портрет C. И. Муравьева-Апостола

Н. И. Уткин. Портрет C. И. Муравьева-Апостола

Сергей Иванович Муравьев-Апостол – сводный троюродный брат Уткина. Был казнен по делу о попытке государственного переворота 1825 года.

Н. И. Уткин. Портрет князя Д. М. Пожарского

Н. И. Уткин. Портрет А. С. Пушкина с оригинала О. А. Кипренского

Н. И. Уткин. Портрет А. С. Пушкина. С оригинала О. А. Кипренского

Портрет А. С. Пушкина Кипренский писал для одного из самых близких друзей поэта – барона А. А. Дельвига. Дельвиг заказал эту гравюру Уткина для своего альманаха «Северные цветы», в котором печатались главы «Евгения Онегина». Потом оттиск на китайской шелковой бумаге гравированного Уткиным портрета Пушкина продавался в книжных лавках по 25 рублей за экземпляр – очень большие деньги в то время. Гравюра очень нравилась и самому Пушкину. Он поместил ее во второе издание поэмы «Руслан и Людмила». С. Л. Пушкин, отец поэта, писал, что это самое лучшее изображение А. С. Пушкина.

Н. И. Уткин. Эней, выносящий Анхиза из горящей Трои, с оригинала Доминикино

Н. И. Уткин. Эней, выносящий Анхиза из горящей Трои. С оригинала Доминикино

Эней – сын Анхиза, царя племени дарданов, живших по соседству с Троей. Анхиз был возлюбленным богини Афродиты, которая и родила Энея. Во время троянской войны Эней сражался на стороне троянцев, так как греки разграбили его владения. Богиня Афродита после падения Трои помогла Энею спастись вместе с его сыном Юлом, женой Креусой и стариком-отцом Анхизом, которые и изображены на картине. Эней добрался до Италии, где его потомки потом основали город Рим. Энея римляне считали своим прародителем. Гай Юлий Цезарь возводил свой род прямо к Юлу, сыну Энея. Приключениям Энея посвящена эпическая поэма Вергилия «Энеида».

Н. И. Уткин. Портрет М. И. Муравьева-Апостола. Матвей Иванович Муравьев-Апостол – сводный троюродный брат Уткина. Был приговорен к двадцати годам каторги в Сибири за участие в попытке государственного переворота 1825 года

Н. И. Уткин. Портрет К. Н. Батюшкова

Н. И. Уткин. Портрет К. Н. Батюшкова

Константин Николаевич Батюшков происходил из древнего знатного дворянского рода и был племянником отца Уткина – М. Н. Муравьева. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и взятии Парижа, служил адъютантом знаменитого генерала Н. Н. Раевского. В 1817 году опубликовал «Опыты в стихах и прозе». По мнению Г. Р. Державина, А. В. Жуковского, Н. М. Карамзина, он стал надеждой будущей русской поэзии. Но в 1822 году Батюшков сошел с ума. Согласно одной, основанной только на светских домыслах легенде, это произошло потому, что Батюшков осознал, что А. С. Пушкин превосходит его как поэт. Оба они были членами общества «Арзамас». Пушкин дружески относился к Батюшкову и называл его своим учителем. В ранних стихах Пушкина заметно влияние Батюшкова. Когда он сошел с ума, Пушкин посетил его, уже больного, и под впечатлением от этой встречи написал стихотворение «Не дай мне Бог сойти с ума».

* * *

Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума; Нет, легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим Я дорожил; не то, чтоб с ним Расстаться был не рад: Когда б оставили меня На воле, как бы резво я Пустился в темный лес! Я пел бы в пламенном бреду, Я забывался бы в чаду Нестройных, чудных грез. И я б заслушивался волн, И я б глядел бы, счастья полн, В пустые небеса; И силен, волен был бы я, Как вихорь, роющий поля, Ломающий леса. Да вот беда: сойди с ума, И страшен будешь как чума, Как раз тебя запрут, Посадят на цепь дурака И сквозь решетку как зверька Дразнить тебя придут. А ночью слышать буду я Не голос яркий соловья, Не шум глухой дубров — А крик товарищей моих, Да брань смотрителей ночных, Да визг, да звон оков.

По другим сведениям, Батюшков сошел с ума от несчастной любви. Он влюблялся два раза и оба раза безответно. Первый раз в девицу Мюгель – дочь хозяина дома в Риге, в котором Батюшков лечился после ранения, второй раз в Анну Федоровну Фурман, воспитывавшуюся в семье президента Академии художеств А. Н. Оленина.

Умер Батюшков после тридцатилетних мучений в Вологде и там же похоронен.

Н. И. Уткин. Медальон «Освобождение Москвы». С оригинала графа Ф. П. Толстого. Уткин выполнил серию гравюр с медальонов Толстого для альбома, выпущенного Российской академией в 1818 году

Н. И. Уткин. Портрет князя А. В. Суворова. С оригинала И. Г. Шмидта. Портрет Суворова Уткин написал в 1816 году акварелью. В 1818 году он создал на его основе одну из своих самых знаменитых гравюр

Н. И. Уткин. Портрет князя А. Б. Куракина

Н. И. Уткин. Портрет графа А. А. Аракчеева. С оригинала И. Ф. Вагнера

Н. И. Уткин. Портрет графа А. А. Аракчеева. С оригинала И. Ф. Вагнера

Согласно легенде, гравюра была заказана Уткину президентом Академии художеств А. Н. Олениным, которому нужно было просить Аракчеева о какой-то помощи для Академии. Аракчееву очень понравилась гравюра, и он пригласил Уткина на обед, а после обеда сказал ему, что он может попросить у него все, что пожелает. Уткин так растерялся, что не нашелся и ничего не попросил у всесильного временщика.

Н. И. Уткин. Портрет Н. М. Карамзина. С оригинала А. Г. Варнека

Н. И. Уткин. Портрет Н. М. Карамзина. С оригинала А. Г. Варнека. Этот портрет Уткин гравировал по заказу книгоиздателей Слениных для «Истории государства Российского» Карамзина.

Н. И. Уткин. Портрет Екатенины II с оригинала В. Л. Боровиковского

Н. И. Уткин. Портрет Екатенины II. С оригинала В. Л. Боровиковского

Эту гравюру Уткину заказал Н. П. Румянцев в память о своем отце фельдмаршале П. А. Румянцеве-Задунайском, обелиск в честь побед которого виден в глубине Царскосельского парка. Гравюра была очень популярна, она имелась и у А. С. Пушкина. Согласно легенде, именно это изображение Екатерины II помогло Пушкину, когда он писал сцену встречи Маши Мироновой с императрицей в романе «Капитанская дочка». За эту гравюру Уткина избрали членом Антверпенской и Дрезденской академий. За нее он получил золотую медаль Саксонского короля.

Степан Филиппович Галактионов 1779–1854

Галактионов родился в Петербурге. С шести лет был определен воспитанником в Академию художеств и в 1800 году закончил ее с аттестатом художника первой степени. За картину «Вид Петровской гранильной фабрики» Галактионов в 1808 году получил звание академика живописи, а в 1831 году стал профессором Академии художеств. Более всего Галактионов прославился как выдающийся гравер и литограф.

С. Ф. Галактионов. Озеро в парке

С. Ф. Галактионов. Дача в парке

С. Ф. Галактионов. Кладбище

С. Ф. Галактионов. Александр I на набережной Невы

С. Ф. Галактионов. Воспитательное общество Благородных девиц

С. Ф. Галактионов. Биржа с маяками

С. Ф. Галактионов. Вид Каменноостровского дворца с дачи графа Строганова

Иван Семенович Бугаевский-Благодарный (Богаевский) 1780–1860

Бугаевский-Благодарный родился в Кременчугском уезде Полтавской губернии. В 1779 году он поступил в Петербургскую Императорскую академию художеств, где учился у знаменитого портретиста С. С. Щукина. В 1824 году за портрет профессора Академии художеств А. И. Иванова он получил звание академика живописи. Бугаевский-Благодарный состоял в должности чиновника хозяйственного департамента при Министерстве иностранных дел.

И. С. Бугаевский-Благодарный. Автопортрет

И. С. Бугаевский-Благодарный. Портрет неизвестного

И. С. Бугаевский-Благодарный. Портрет молодого человека

Портрет И. С. Бугаевского-Благодарного. Художник А. Г. Венецианов

Емельян Михайлович Корнеев 1782–1839

Корнеев учился в классе исторической живописи Петербургской Императорской академии художеств под руководством Г. И. Угрюмова. После окончания Академии получил право на пенсионерскую поездку в Италию. В 1802 году он сопровождал экспедицию по изучению быта народов России, побывал в Сибири и в Средней Азии, в Турции и Греции. В 1807 году Корнеев получил звание академика живописи и поступил на службу в Комиссию построения церкви Казанской Богоматери. Но потом, оставив службу, уехал с баварским посланником в России К. Рехбергом за границу и за два года на основе своих акварельных эскизов, сделанных во время путешествий, создал уникальный альбом «Народы России», изданный в Париже.

Во время нашествия Наполеона Корнеев вернулся в Россию и рисовал политические карикатуры. В 1816 году он был принят художником в Департамент горных и соляных дел. В 1818 году Корнеев отправился в кругосветное плавание, которое длилось три года.

Когда в Петербурге в 1824 году произошло наводнение, погибло почти все имущество художника и более двухсот эскизов и зарисовок, сделанных во время кругосветного плавания.

В конце жизни Корнеев сильно нуждался. Он почти ослеп. Работал бутафором, а с 1827 года – главным художником Императорского Российского театра.

Е. М. Корнеев. Черноморский казак

Е. М. Корнеев. Киргизская беркутовая охота

Е. М. Корнеев. Армянки

Е. М. Корнеев. Крещение

Е. М. Корнеев. Русская свадьба

Е. М. Корнеев. Внутри калмыцкой юрты

Е. М. Корнеев. Черкес, стреляющий из лука

Е. М. Корнеев. Персиянин

Е. М. Корнеев. Чувашенки

Е. М. Корнеев. Русские крестьяне

Е. М. Корнеев. Жители города Черкасска

Е. М. Корнеев. Малороссияне

Е. М. Корнеев. Игра в городки

Е. М. Корнеев. Россиянка

Александр Григорьевич Варнек 1782–1843

Варнек учился в Петербургской Императорской академии художеств у знаменитого тогда портретиста, академика С. С. Щукина, ученика Д. Г. Левицкого. За «Портрет живописца» Варнек получил золотую медаль, дававшую право на заграничное пенсионерство, и шесть лет провел в Италии. В 1810 году за портрет графа И. О. Потоцкого он был удостоен звания академика, а в 1831 году стал профессором Академии художеств. Варнека считают одним из зачинателей стиля романтизма в русской живописи. Он стал знаменит своими многочисленными автопортретами. С 1824 года Варнек был хранителем коллекции рисунков и эстампов в Эрмитаже.

А. Г. Варнек. Автопортрет

А. Г. Варнек. Автопортрет

А. Г. Варнек. Автопортрет в пожилом возрасте

А. Г. Варнек. Портрет А. Р. Томилова

А. Г. Варнек. Портрет гравера Н. И. Уткина

А. Г. Варнек. Портрет графа С. О. Потоцкого

А. Г. Варнек. Портрет поэта графа А. К. Толстого в возрасте 12 лет

А. Г. Варнек. Портрет скульптора И. П. Мартоса

А. Г. Варнек. Портрет действительного тайного советника президента Академии художеств графа А. С. Строганова

А. Г. Варнек. Портрет двух итальянцев

А. Г. Варнек. Портрет А. В. Ступинина

А. Г. Варнек. Автопортрет

А. Г. Варнек. Портрет Н. И. Ахвердова

А. Г. Варнек. Портрет архитектора В. П. Стасова

А. Г. Варнек. Портрет неизвестного с медалью

А. Г. Варнек. Портрет графа Мордвинова

А. Г. Варнек. Портрет президента Академии художеств А. Н. Оленина

А. Г. Варнек. Автопортрет, освещенный сзади

А. Г. Варнек. Портрет грузинского царевича Мириана Ираклиевича

А. Г. Варнек. Портрет неизвестной с красной шалью

А. Г. Варнек. Портрет дочерей скульптора Мартоса

А. Г. Варнек. Окно

А. Г. Варнек. Портрет актера

А. Г. Варнек. Портрет молодого художника

А. Г. Варнек. Скрипач

А. Г. Варнек. Портрет Р. А. Томилова в детстве

А. Г. Варнек. Портрет А. А. Томиловой

А. Г. Варнек. Мальчик с болонкой

А. Г. Варнек. Портрет Н. А. Томилова в детстве, с ракеткой для игры в волан

А. Г. Варнек. Портрет М. И. Варнек

А. Г. Варнек. Трубадур. Портрет В. В. Баранова

А. Г. Варнек. Портрет М. М. Сперанского

А. Г. Варнек. Портрет Тучниной

А. Г. Варнек. Портрет актрисы Е. И. Колосовой

А. Г. Варнек. Портрет К. П. Брюллова

А. Г. Варнек. Портрет священника

А. Г. Варнек. Александр Невский

А. Г. Варнек. Портрет М. С. Хатовой

А. Г. Варнек. Портрет Е. Б. Ахвердовой

Федор Петрович Толстой 1783–1873

Толстой родился в Петербурге в семье графа П. А Толстого, начальника кригс-комиссариата – ведомства, занимавшегося хозяйственными делами армии, провиантом и обмундированием. Его предшественники на этой должности наживали миллионы. П. А. Толстой был бессребреником и жил только на жалованье. Эта же черта была всю жизнь присуща и его сыну, будущему художнику. После восшествия на престол императора Павла I П. А. Толстого отправили в отставку, так как ранее он отказался выдавать из казны деньги по требованию великого князя Павла, считая это требование незаконным.

В семье Толстых было тринадцать детей. С детских лет Толстой был записан в лейб-гвардии Преображенский полк. В девятилетнем возрасте в чине сержанта Толстого отправили к его родному дяде, командиру Псковского драгунского полка. Дядя определил его вольноприходящим учеником полоцкого Иезуитского училища, которое возглавлял знаменитый ученый иезуит Г. Грубер. Грубер сам занимался с Толстым, в том числе и рисованием. Кроме того, Толстой стал замечательным наездником и достиг больших успехов в фехтовании и танцах.

В 1800 году Толстого отдали в Морской корпус. Он окончил его с чином мичмана. В это же время он начал брать уроки у знаменитого балетмейстера Ш. Дидло и стал посещать медальерный класс Петербургской Императорской академии художеств, где познакомился с О. А. Кипренским. Когда совмещать учебу в академии и военную службу стало затруднительно, Толстой подал в отставку. Этот поступок вызвал целую бурю негодования в высшем свете. Многие осудили молодого блестящего аристократа, оставившего воинскую карьеру ради ремесла художника.

Портрет Ф. П. Толстого. Художник С. К. Заренко

Ф. П. Толстой. Автопортрет

Родители не осуждали Толстого, но материальные обстоятельства сложились так, что он остался без средств к существованию. Толстой поселился в подвале и в свободное от учебы время вырезал для брошей и гребней рельефы наподобие античных камей, которые в то время вошли в моду. Верная няня Толстого Ефремовна носила их на базар, а когда денег на хлеб не хватало, вязала чулки, продавала и помогала прокормиться своему барину.

Президент Академии художеств А. С. Строганов, узнав о тяжелом положении Толстого, рассказал об этом императору Александру I. Император распорядился принять начинающего художника на службу в Эрмитаж. Согласно легенде, Толстой был так благодарен Александру I за поддержку, что даже хотел вернуться на службу в армию. Но император сказал ему: «Идите своей дорогой. Кавалергардов много, а хороших художников мало».

В 1810 году Толстой поступил на службу в монетный департамент медальером. Более двадцати лет он работал над серией медальонов, посвященных Отечественной войне 1812 года, а потом над медальонами в честь событий персидской и турецкой войн. С 1825 года Толстой стал преподавателем медальерного класса Академии художеств, в 1828 году – вице-президентом Академии, а в 1842 году – профессором медальерного искусства и скульптуры. За свои медальерные работы Толстой был избран почетным членом почти всех европейских Академий художеств. И даже император Николай I, который не благоволил художнику, наградил его золотой табакеркой с бриллиантами.

Ф. П. Толстой. Автопортрет

Толстой был простодушным человеком, легко увлекался любыми новыми идеями. Он вступил в масонскую ложу «Избранного Михаила». Члены этой ложи считали, что царя должен избирать народ, как это произошло в Смутное время, когда на Земском соборе на престол избрали Михаила Романова. Все члены этой ложи, включая и Толстого, вошли в тайную организацию «Союз Благоденствия», который ставил своей целью установление республики. В него входили казненные впоследствии за попытку государственного переворота С. И. Муравьев-Апостол и П. И. Пестель. В непосредственной подготовке заговора Толстой участия не принимал («Союз Благоденствия» формально распустили в 1821 году). Когда заговорщики вывели на Сенатскую площадь войска, Толстой присутствовал там, но в толпе горожан. Во время следствия по делу о заговоре 1825 года его арестовали, никто из заговорщиков не показал на допросах о его участии, и следствие вынесло одобренное царем определение «О графе Толстом, принадлежащем к „Союзу Благоденствия“, высочайше повелено оставить без внимания».

Толстой был женат два раза. Первый раз на Анне Федоровне Дудиной, дочери бедного комерц-советника – она родила ему дочерей Елизавету и Марию. А после ее смерти – на Анастасии Ивановне Ивановой, дочери еще более бедного армейского офицера – она тоже родила ему двух дочерей – Екатерину и Ольгу. Семья Толстого все время жила в довольно стесненных материальных обстоятельствах. Толстой получал немалое жалованье – две тысячи рублей в год, но на семью с четырьмя дочерьми в том кругу жизни, к которому принадлежал граф Толстой, этого не хватало. Награду императора за медальоны, посвященные войне 1812 года – золотую табакерку с бриллиантами – пришлось продать, чтобы дать хоть какое-то приданое одной из дочерей.

Ф. П. Толстой. Семейный портрет

Николай I относился к Толстому очень холодно. Когда в преклонных годах художник стал страдать слабостью сердца и врачи рекомендовали ему лечение за границей, пришлось обратиться с просьбой о помощи к царю. Но Николай I отказал и разрешил только дать Толстому отпуск на год от службы и выплатить вперед жалованье.

Толстой прославился не только как медальер и скульптор. Он был прекрасным живописцем и замечательным рисовальщиком. Его иллюстрации к поэме И. Ф. Богдановича «Душенька», рисунки к двум сочиненным им самим балетам «Эолова арфа» и «Эхо», изящные силуэты и оригинальные натюрморты пользовались большим успехом у светских барышень, упрашивавших Толстого украсить своим рисунком их альбом. А. С. Пушкин даже посвятил этому несколько строк в романе «Евгений Онегин».

…Великолепные альбомы Мученье модных рифмарей Вы, украшенные проворно Толстого кистью чудотворной…

Особенно нравились его работы императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра I. Для нее Толстой создал несколько серий рисунков бабочек, птичек, цветов, веточек деревьев. За рисунок кисти красной смородины императрица Елизавета Алексеевна подарила Толстому перстень с бриллиантом. Позже, зная о том, что художник нуждается, она дарила «Смородинку графа Толстого» кому-либо из своих приближенных и просила художника нарисовать ей «Новую смородинку». Толстой несколько раз выполнял просьбу императрицы и каждый раз получал в награду бриллиантовый перстень, что и спасло его от крайней бедности. Толстой шутил в кругу друзей, что его семья так бедна, что питается одной только красной смородиной.

После восшествия на престол императора Александра II Толстой упросил царя вернуть из ссылки поэта и художника Т. Г. Шевченко и даже добился для него разрешения жить в столице. Когда в Академии художеств произошел «бунт» молодых, Толстой, вопреки своим должностным обязанностям, поддержал начинающих художников.

Толстой, несмотря на слабое сердце, прожил долгую жизнь. Два раза он ездил в Италию на лечение, но в последние годы почти утратил зрение.

Похоронен он на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Ф. П. Толстой. Освобождение Москвы

Ф. П. Толстой. Ветка винограда

Ф. П. Толстой. Птичка

Ф. П. Толстой. Примула

Ф. П. Толстой. Давид отказывается убивать спящего Саула

Ф. П. Толстой. Букет цветов, бабочка и птичка

Ф. П. Толстой. Душенька любуется собою в зеркале

Ф. П. Толстой. Пир в доме Улисса

Ф. П. Толстой. Охота

Ф. П. Толстой. Крестьянин, играющий на балалайке

Ф. П. Толстой. Муза

Максим Никифорович Воробьев 1787–1855

Воробьев был сыном вахмистра Петербургской Императорской академии художеств. В десятилетнем возрасте он поступил воспитанником в Академию и впоследствии с успехом окончил класс пейзажной живописи под руководством выдающегося пейзажиста академика Ф. Я. Алексеева, но кроме этого обучался и архитектуре у профессора Томаса де Томона.

В 1809 году Воробьев принял участие в экспедиции для изучения исторических местностей Средней России, которую возглавлял Ф. Я. Алексеев.

Позже художник был прикомандирован к штабу русской армии во время ее заграничного похода 1813–1814 годов, побывал в Италии, а потом по поручению великого князя Николая Павловича (будущего императора Николая I) совершил поездку на Ближний Восток, в Палестину. Тайно от местных властей он снял размеры и вычертил планы многих христианских храмов. Воробьев посетил остров Родос, Смирну, Константинополь и привез в Петербург несколько замечательных картин и почти сто листов зарисовок и акварельных этюдов.

Во время русско-турецкой войны Воробьев состоял в свите императора Николая I для писания и рисования этюдов и картин по личному указанию царя.

Работы Воробьева, в основном городские пейзажи, пользовались успехом у публики. Его заказчиками были граф А. Х. Бенкендорф, князь М. С. Воронцов и многие другие высокопоставленные лица из высшего круга придворных и сам император.

Воробьев преподавал в Академии художеств. У него учились начинавшие тогда И. К. Айвазовский, а также братья Чернецовы. Воробьева считали классиком русского городского пейзажа.

В 1840 году умерла жена художника. Эта утрата очень сильно повлияла на него. Он стал меньше работать. Воробьев замечательно играл на скрипке и некоторое время находил забвение в музыке, но потом начал пить и совсем прекратил заниматься живописью, только иногда брал в руки кисть, чтобы дописать свои старые этюды. Бедность ему не грозила – за успешное выполнение задания в Палестине он получил большую пожизненную пенсию.

Его сын – Сократ Максимович Воробьев – тоже стал художни ком-пейзажистом. Он окончил Академию художеств, неко торое время жил в Италии, а после возвращения в Россию стал профессором живописи. У него учились великий художник И. И. Шишкин и известный художник-пейзажист Ю. Ю. Клевер.

М. Н. Воробьев. Итальянский пейзаж

М. Н. Воробьев. Итальянский пейзаж. Полдень

М. Н. Воробьев. Похороны М. И. Кутузова в Санкт-Петербурге

М. Н. Воробьев. Итальянский пейзаж

М. Н. Воробьев. Берег Черного моря

М. Н. Воробьев. Приморский вид в Италии

М. Н. Воробьев. Аллея в Альбано

М. Н. Воробьев. Московский Кремль

М. Н. Воробьев. Казанский собор

М. Н. Воробьев. Иерусалим ночью

М. Н. Воробьев. Петропавловская крепость

М. Н. Воробьев. Закат в Риме

М. Н. Воробьев. Уборка сена

М. Н. Воробьев. Набережная Невы со сфинксами у Академии художеств

М. Н. Воробьев. Одесса

М. Н. Воробьев. Смирна

М. Н. Воробьев. Стрелка Васильевского острова

М. Н. Воробьев. Владимир. Вид от реки

М. Н. Воробьев. Дуб, разбитый молнией

Капитон Алексеевич Зеленцов 1790–1845

Зеленцов начинал как художник-любитель. Он был сыном коллежского асессора. Его отцу принадлежали три завода, которые он купил у уральского заводчика Демидова. Зеленцов служил в Министерстве внутренних дел. Он учился живописи, копируя картины в Эрмитаже. В 1812 году Зеленцов вместе с А. Г. Венециановым принимал участие в создании карикатур на французов.

В 1830 году получил звание назначенного в академики живописи, а потом за картину «Мастерская Басина» – звание академика. Создал ряд иллюстраций к произведениям поэтов А. С. Пушкина, В. А. Жуковского.

К. А. Зеленцов. В комнатах

К. А. Зеленцов. В комнатах

К. А. Зеленцов. Крестьянский мальчик

К. А. Зеленцов. Крестьянин с ломтем хлеба

К. А. Зеленцов. Девушка в платке

К. А. Зеленцов. Старик с трубкой

К. А. Зеленцов. Мальчик с кувшином

К. А. Зеленцов. Деревенская семья

Петр Федорович Соколов 1791–1848

Родители определили Петра Соколова в Петербургскую Императорскую академию художеств в девятилетнем возрасте. Он учился в классе исторической живописи под руководством знаменитого тогда живописца В. К. Шебуева. В 1809 году за картину «Андромаха оплакивает убитого Гектора» Соколов получил малую золотую медаль и был оставлен при Академии для исполнения конкурсной работы на большую золотую медаль. Но попытка молодого художника добиться высшей награды не увенчалась успехом.

Соколов сумел преодолеть это поражение. Он занялся акварельной портретной живописью и достиг в этом деле выдающихся успехов. Соколова считают родоначальником русского акварельного портрета. Акварельный портрет в XIX веке постепенно вытеснил портретную миниатюру и стал играть в жизни общества такую же роль, как фотография в более позднее время.

П. Ф. Соколов. Автопортрет

Соколов работал очень быстро, за свою жизнь он написал большое количество портретов знаменитых современников. Его творчество стало своеобразным зеркалом эпохи. В 1839 году художник получил звание академика акварельной портретной живописи.

Женился Соколов на Юлии Павловне Брюлло, родной сестре Карла Брюллова, с которым он вместе учился в Академии художеств. Трое сыновей Соколова стали известными художниками.

Творчество Соколова пользовалось успехом и за рубежом. Его работы были известны в Париже и в Лондоне.

В конце жизни Соколов переехал из Петербурга в Москву. Его связывали дружеские отношения с семьей художника Е. И. Маковского.

Умер Соколов от холеры в самом расцвете творческих сил.

Старший сын П. Ф. Соколова – Петр Петрович Соколов некоторое время учился в Петербургской Императорской академии художеств в мастерской своего знаменитого дяди Карла Брюллова и стал известен как мастер изображения охотничьих сцен и животных. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов он состоял художником при штабе русской армии, участвовал в боях, был ранен и награжден Георгиевским крестом за храбрость. Позже он получил звание академика живописи. П. П. Соколов создал замечательные иллюстрации к «Запискам охотника» И. С. Тургенева и стихотворениям Н. А. Некрасова. Умер он в полном одиночестве и нищете, похоронен в Царском селе на Казанском кладбище.

Средний сын П. Ф. Соколова – Павел Петрович Соколов тоже учился в Академии художеств у своего дяди Карла Брюллова и закончил ее со званием свободного художника, а потом за картину «Святое семейство» был удостоен звания академика живописи. Он создал замечательные иллюстрации к произведениям А. С. Грибоедова, иллюстрировал «Евгения Онегина» А. С. Пушкина, написал интереснейшие мемуары, в которых живо и остро изобразил жизнь художественной среды своего времени.

П. Ф. Соколов. Иллюстрации к «Евгению Онегину» А. С. Пушкина

П. Ф. Соколов. Иллюстрации к «Евгению Онегину» А. С. Пушкина

Младший сын П. Ф. Соколова – Александр Соколов сначала учился в Петербургской гимназии, но потом пошел по стопам отца. Он поступил в Московское училище живописи и ваяния, спустя некоторое время перешел в Петербургскую Императорскую академию художеств, которую закончил со званием свободного художника. В 1859 году за портрет фон Крузен и портрет своего брата Павла получил звание академика живописи. Он был членом Товарищества передвижных художественных выставок, стал известным портретистом, писал портреты особ императорской фамилии. Впоследствии П. Ф. Соколов служил хранителем музея Академии художеств.

П. Ф. Соколов. Портрет А. С. Пушкина

П. Ф. Соколов. Портрет В. А. Жуковского

П. Ф. Соколов. Портрет неизвестной

П. Ф. Соколов. Портрет сестер Анны и Екатерины Васильчиковых в маскарадных костюмах

П. Ф. Соколов. Портрет С. Г. Волконского

П. Ф. Соколов. Портрет Н. К. Загряжской

П. Ф. Соколов. М. Н. Волконская с сыном

П. Ф. Соколов. Андромаха оплакивает убитого Гектора

П. Ф. Соколов. Портрет императрицы Александры Федоровны и великой княжны Марии Николаевны

П. Ф. Соколов. Портрет поэта Д. В. Веневитинова

П. Ф. Соколов. Портрет Витали. Витали была женой известного московского скульптора И. П. Витали

П. Ф. Соколов. Портрет А. А. Бобринского

П. Ф. Соколов. Портрет композитора А. Н. Верстовского

П. Ф. Соколов. Портрет Н. М. Муравьева

П. Ф. Соколов. Портрет княгини О. А. Голициной

П. Ф. Соколов. Портрет Е. Ф. Рюминой

П. Ф. Соколов. Портрет А. В. Вельяшева

П. Ф. Соколов. Портрет А. А. Олениной

П. Ф. Соколов. Портрет П. А. Вяземского

П. Ф. Соколов. Портрет П. А. Вяземского

Петр Андреевич Вяземский происходил из древнейшего княжеского рода, который восходит к князю Ростиславу-Михаилу Смоленскому, внуку великого князя Владимира Мономаха. Основатель рода, князь Андрей Владимирович Долгая рука (потомок основателя русской велико-княжеской и царской династии Рюрика в двенадцатом колене), получивший в свой удел Вязьму, по преданию погиб в знаменитой битве с монголо-татарами на реке Калке. Один из предков Вяземского был известным опричником царя Ивана Грозного, его казнили пыточной смертью, несмотря на то, что он оказывал царю самые позорные для мужчины услуги. А другой дальний родственник во времена императрицы Екатерины II занимал должность генерал-прокурора Сената, в его ведении находилась Тайная канцелярия во главе со знаменитым кнутобойцем Шешковским, именем которого в России пугали детей. Императрица называла своего генерал-прокурора «свинцеголовым», тупость его вошла в поговорку; он вошел в историю как гонитель поэта Державина, однако Екатерина II ценила его как верного и исполнительного служаку.

Отец Вяземского Андрей Иванович Вяземский, потомок Рюрика в двадцать четвертом колене, был, как говорили его современники, «преоригинальнейшим человеком». В двадцать четыре года он дослужился до звания генерал-майора, чуть не поссорился с самим Потемкиным, объехал всю Европу. В Париже он отбил у английского вельможи жену, она развелась с мужем и уехала в Россию, где ее новый возлюбленный после ужасного скандала с родителями все же добился разрешения жениться на ней. Она была ирландкой, происходившей из невероятно знатного рода, основатель которого происходил по ирландским родословным от самого Адама в сто пятом колене. После всех этих приключений Вяземский-старший получил от императрицы Екатерины II должность наместника Нижегородской и Пензенской губерний и, по свидетельству современников, «пытался из Пензы сделать Лондон». При императоре Павле I, с которым у него были хорошие отношения с детских лет, он получил звание сенатора и тайного советника, но тем не менее почетную отставку, причина которой осталась неизвестна даже ему самому.

Вяземский-старший был влиятельным масоном. На его внебрачной дочери Е. А. Колывановой, рожденной графиней Елизаветой Карловной Сиверс, женился (вторым браком, после смерти первой жены) знаменитый уже тогда масон и писатель, будущий историк Карамзин. Карамзину Вяземский-старший давал читать свой философский труд «Наблюдения о человеческом духе и его отношении к миру» – позже изданный им под псевдонимом Передумин-Колыванов. В этом сочинении Вяземский-старший разработал систему переустройства мира – ее, к счастью, в отличие от некоторых других оригинальных систем переустройства бытия человека на этой планете, никто не стал осуществлять на практике.

Жена-ирландка Вяземского-старшего рано умерла, успев родить ему сына и дочь. Сына Вяземский-старший воспитал по собственной методике. Он оставлял его в полночь одного в глухом, удаленном от дома уголке одичавшего сада, строго-настрого запрещал плакать, по любому поводу немилосердно сек розгами за разные мелкие провинности и заставлял с раннего детства изучать математику и физику. Плавать он его учил самым надежным способом – бросал ребенка в пруд и уходил домой.

В доме Вяземских была одна из лучших в России, да и в Европе, библиотека. Вяземский-младший рано приобщился к чтению на разных иностранных языках, но русским владел в совершенстве. В двенадцать лет его отдали в иезуитский пансион в Петербурге – самое дорогое учебное заведение в России: учащиеся за год обучения платили тысячу рублей, огромные деньги по тем временам. Кроме того, Вяземский прослушал на дому курс лекций профессоров Московского университета. После этого накануне своей смерти Вяземский-старший проэкзаменовал сына, пришел к выводу, что сын глуп и ленив и ни к чему не способен. Он заставил сына записать эту характеристику, посоветовал почаще перечитывать ее и умер.

Вопреки мнению родителя, Петр Андреевич Вяземский стал выдающимся русским поэтом и критиком, проявил храбрость в Бородинском сражении, стал директором Государственного заемного банка, а потом заместителем министра народного просвещения и, прожив треть жизни за границей, умер в Баден-Бадене.

П. А. Вяземский был знатен, богат, талантлив, остроумен, удачлив и успешен. Он с детских лет знал А. С. Пушкина и входил в круг его самых близких друзей. Вяземский провел с ним последние дни после дуэли поэта, а во время похорон положил в его гроб свою перчатку, вторую оставив себе на память. Строку из стихотворения Вяземского «Первый снег»: «И жить торопится, и чувствовать спешит» Пушкин взял эпиграфом к первой главе «Евгения Онегина» и сам посвятил ему несколько стихотворений. Многие слова и строки из стихов Вяземского стали крылатыми фразами. Это прежде всего знаменитое выражение «русский Бог» из стихотворения «Русский Бог» – гимн всех русских циников и резонеров.

П. А. Вяземский. Русский бог

Нужно ль вам истолкованье, Что такое русский бог? Вот его вам начертанье, Сколько я заметить мог. Бог метелей, бог ухабов, Бог мучительных дорог, Станций – тараканьих штабов, Вот он, вот он русский бог. Бог голодных, бог холодных, Нищих вдоль и поперек, Бог имений недоходных, Вот он, вот он русский бог. Бог грудей и <…> отвислых, Бог лаптей и пухлых ног, Горьких лиц и сливок кислых, Вот он, вот он русский бог. Бог наливок, бог рассолов, Душ, представленных в залог, Бригадирш обоих полов, Вот он, вот он русский бог. Бог всех с анненской на шеях, Бог дворовых без сапог, Бар в санях при двух лакеях, Вот он, вот он русский бог. К глупым полн он благодати, К умным беспощадно строг, Бог всего, что есть некстати, Вот он, вот он русский бог. Бог всего, что из границы, Не к лицу, не под итог, Бог по ужине горчицы, Вот он, вот он русский бог. Бог бродяжных иноземцев, К нам зашедших за порог, Бог в особенности немцев, Вот он, вот он русский бог.

Вяземский первый назвал великого русского баснописца И. А. Крылова «Дедушкой Крыловым», он же впервые употребил выражение «квасной патриотизм», «музыка будущего». Часто цитировались его строки «Смерть жатву жизни косит» и шуточные «В боренье с трудностью силач необычайный», «Я Петербурга не люблю», «Ах! не спаслась Россия!..», «Почтовой станции диктатор» – о станционном смотрителе, по воле которого можно было просидеть несколько суток, дожидаясь лошадей.

А. С. Пушкин. К портрету Вяземского

Судьба свои дары явить желала в нем, В счастливом баловне соединив ошибкой Богатство, знатный род с возвышенным умом И простодушие с язвительной улыбкой.

А. С. Пушкин. Вяземскому

Язвительный поэт, остряк замысловатый, И блеском колких слов, и шутками богатый, Счастливый Вяземский, завидую тебе. Ты право получил, благодаря судьбе, Смеяться весело над злобою ревнивой, Невежество разить анафемой игривой.

А. С. Пушкин. Из письма к Вяземскому

Сатирик и поэт любовный, Наш Аристип и Асмодей, Ты не племянник Анны Львовны, Покойной тетушки моей. Писатель нежный, тонкий, острый, Мой дядюшка – не дядя твой, Но, милый, – музы наши сестры, Итак, ты все же братец мой.

А. С. Пушкин. Из письма к Вяземскому

В глуши, измучась жизнью постной, Изнемогая животом, Я не парю – сижу орлом И болен праздностью поносной. Бумаги берегу запас, Натугу вдохновенья чуждый, Хожу я редко на Парнас, И только за большою нуждой. Но твой затейливый навоз Приятно мне щекотит нос: Хвостова он напоминает, Отца зубастых голубей, И дух мой снова позывает Ко испражненью прежних лет.

А. С. Пушкин. Из письма к Вяземскому

Любезный Вяземский, поэт и камергер… (Василья Львовича узнал ли ты манер? Так некогда письмо он начал к камергеру, Украшенну ключом за верность и за веру). Так солнце и на нас взглянуло из-за туч! На заднице твоей сияет тот же ключ… Ура! хвала и честь поэту-камергеру. Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.

П. Ф. Соколов. Портрет И. И. Клодт

П. Ф. Соколов. Портрет И. И. Клодт

Иулиания Ивановна Клодт (урожденная Спиридонова) – жена скульптора барона П. К. Клодта, создателя знаменитых коней, украшающих Аничков мост в Петербурге. Она была племянницей скульптора И. П. Мартоса, автора памятника Минину и Пожарскому в Москве и воспитывалась в его семье.

П. Ф. Соколов Портрет Л. В. Дубельта

П. Ф. Соколов. Портрет Л. В. Дубельта

Леонтий Васильевич Дубельт происходил из аристократической семьи, его матерью была лифляндская дворянка Мария Григорьевна Шпертер, род которой, по семейному преданию, восходил к ветви испанской королевской семьи Мефина Челли, а отец – Василий Иванович – служил в гусарах и отличился во многих походах и сражениях. Дубельт окончил горный кадетский корпус, прапорщиком поступил в Псковский пехотный корпус, участвовал в Отечественной войне 1812 года, получил ранение в сражении при Бородине, был адъютантом знаменитого генерала Н. Н. Раевского во время заграничного похода русской армии, дослужился до полковника. Дубельт был членом нескольких масонских лож, его даже подозревали в причастности к тайным организациям, которые в декабре 1825 года пытались осуществить государственный переворот. Дубельт ушел в отставку, но в 1830 году поступил в корпус жандармов и стал деятельным помощником А. Х. Бенкендорфа, а впоследствии и управляющим III Отделением и членом главного управления цензуры. После смерти А. С. Пушкина он вместе с В. А. Жуковским разбирал архив поэта. Благодаря бдительности Дубельта была арестована группа известного впоследствии своей подстрекательной деятельностью Н. В. Петрашевского, сосланного на вечную каторгу. (Причастный к этой группе Ф. М. Достоевский получил всего лишь четыре года каторги, но и этот срок оказался достаточным для того, чтобы выработать правильное мировоззрение.) В «Энциклопедическом словаре», изданном под редакцией К. К. Арсеньева и профессора Ф. Ф. Петрушевского (известном по имени издателя Брокгауза), о Дубельте сказано: «Хорошо образованный, проницательный и умный Дубельт по должности, им занимаемой, и отчасти по наружности был предметом ужаса для большинства жителей Санкт-Петербурга. Иногда случалось Дубельту сделать и доброе дело. Так, он по просьбе Булгарина (которого Дубельт третировал, как в свое время третировали Тредьяковского) выхлопотал у государя пенсию вдове Полевого. Хотя почти вся деятельность Дубельта вызывалась доносами и на них основывалась, но лично он к доносчикам питал искреннее презрение и при выдаче им наград десятками или сотнями рублей придерживался цифры три (в память 30 серебреников, говаривал он)».

Дубельт был женат на племяннице знаменитого адмирала, морского министра и сенатора Н. С. Мордвинова, в свое время любимца императора Павла I и врага Г. А. Потемкина.

К концу жизни Дубельт дослужился до полного генерала.

П. Ф. Соколов. Портрет Е. П. Бакуниной

П. Ф. Соколов. Портрет Е. П. Бакуниной

Бакунина была родной сестрой А. П. Бакунина, лицейского товарища А. С. Пушкина. Ее называли первой любовью поэта, он упоминает о ней во многих своих стихотворениях. В одной из черновых редакций восьмой главы «Евгения Онегина» Пушкин вспоминал о Бакуниной:

В те дни… в те дни, когда впервые Заметил я черты живые Прелестной девы и любовь Младую взволновала кровь, И я, тоскуя безнадежно, Томясь обманом пылких снов, Везде искал ее следов, Об ней задумывался нежно…

Бакуниной посвящены и стихи «К живописцу» и «Наслаждение».

А. С. Пушкин. К живописцу

Дитя харит и вдохновенья, В порыве пламенной души, Небрежной кистью наслажденья Мне друга сердце напиши; Красу невинности прелестной, Надежды милые черты, Улыбку радости небесной И взоры самой красоты. Вкруг тонкого Гебеи стана Венерин пояс повяжи, Сокрытой прелестью Альбана Мою царицу окружи. Прозрачны волны покрывала Накинь на трепетную грудь, Чтоб и под ним она дышала, Хотела тайно воздохнуть. Представь мечту любви стыдливой, И той, которою дышу, Рукой любовника счастливой Внизу я имя подпишу.

А. С. Пушкин. Наслажденье

В неволе скучной увядает Едва развитый жизни цвет, Украдкой младость отлетает, И след ее – печали след. С минут бесчувственных рожденья До нежных юношества лет Я все не знаю наслажденья, И счастья в томном сердце нет. С порога жизни в отдаленье Нетерпеливо я смотрел: «Там, там, – мечтал я, – наслажденье!» Но я за призраком летел. Златые крылья развивая, Волшебной нежной красотой Любовь явилась молодая И полетела предо мной. Я вслед… но цели отдаленной, Но цели милой не достиг!.. Когда ж весельем окрыленный Настанет счастья быстрый миг? Когда в сиянье возгорится Светильник тусклый юных дней И мрачный путь мой озарится Улыбкой спутницы моей?

П. Ф. Соколов. Женский портрет

П. Ф. Соколов. Мужской портрет

П. Ф. Соколов. Портрет И. Г. Полетики

Владимир Иванович Мошков 1792–1839

Мошков учился в Петербургской Императорской академии художеств, награждался за свои работы золотыми медалями, академию закончил со званием художника первого класса. В 1815 году за картину «Сражение под Лейпцигом 6 октября 1813 года» он получил звание академика живописи.

В. И. Мошков. Сражение под Лейпцигом 6 октября 1813 года

В. И. Мошков. Сражение под Лейпцигом 6 октября 1813 года

Н. Д. Носков. Наполеон

…Союзники уже сосредотачивали свои силы около Лейпцига, когда Наполеон, вместо желанного маршалами отступления за Рейн, решил действовать по-своему.

Под Лейпцигом император, не стесняясь численностью неприятеля, задумал дать генеральное сражение – знаменитую «Битву народов».

Французская армия сосредотачивалась около Лейпцига. Наполеон еще колебался в выборе плана дальнейших действий.

Всю ночь на 7 октября он провел в нерешительности. Наконец он принял решение. Под Дрезденом остаются три корпуса, остальным войскам отдается приказ двинуться к Лейпцигу. Едва только успели выступить, как в императорской квартире было получено известие об измене Баварии. На армию, готовую принять тяжелый бой с вдвое почти сильнейшим противником, такое известие повлияло ошеломляюще. Наполеон, однако, не отступил от своего решения.

Бой был назначен на 16-ое октября. Накануне вечером император объехал линию своих аванпостов. В 9 часов утра следующего дня Наполеон со своей гвардией двинулся туда, где темнели густые ряды союзников, уже начинавшие атаку четырьмя колоннами.

Атака разгоралась по всему фронту.

Союзные войска храбро бросились на французов. В первый день бой закончился ничем; ни одна сторона не могла торжествовать победу. Французы не отняли ни одной позиции, хотя, несмотря на численность противника, не дрогнули перед ним.

Наполеон отлично понимал, что силы его и союзников были не равны; к неприятелю все время подходило подкрепление за подкреплением. Весь следующий день противники вместо битвы отдыхали. Наполеон медлил. Он не желал уходить с поля сражения, прежде чем не произойдет решительный бой.

18 октября грянула одна из величайших битв в мире, прозванная «битвой народов». 130 тысяч французов стояло против 300 тысяч союзников. Начало боя ознаменовала новая измена: 35 тысяч саксонцев и вюртембергцев перешли в ряды врагов императора. Тем не менее французам удалось удержать за собою главную позицию. 50 тысяч французов полегло на поле около Лейпцига; 75 тысяч союзных войск выбыло из строя, но перед численной силой неприятеля пришлось в конце концов отступить. Союзники наступали густою сплошною массой, напирая на редеющие ряды французов. Французская армия под начальством своих вождей – Понятовского, Ожеро, Виктора, Келлермана, Удино, Макдональда, Мармона, Ренье – билась до последней капли крови.

На холме, окруженный старой гвардией, стоял Наполеон, наблюдая за битвой. Он видел, как бешеная атака его войск встречала такой же бешеный отпор со стороны неприятеля. На глазах императора падали и выбывали из строя люди. Разомкнутые ряды смыкались вновь, заменялись свежими бойцами. Артиллерия устала стрелять: пушки были раскалены; ружья накаливались до такой степени, что их невозможно было держать в руках.

Противники бросились в штыки. Ночь прекратила эту озверелую бойню.

Усталость с обеих сторон была так велика, что люди засыпали тут же, на поле сражения подле лафетов пушек, около луж дымящейся крови. В это же самое время, когда французские силы едва удерживали напор сильнейшего противника, Наполеону принесли весть об измене целого корпуса саксонцев. Император ничего не сказал. Он только тяжело опустился на стул. Около получаса он просидел в оцепенении, похожем на сон. Кругом него при зареве костров столпились генералы. Было решено отступать. Император отдал последние распоряжения и в тяжелом душевном состоянии ускакал в Лейпциг.

Для отступления всей армии оставался один только каменный мост. В то время, как Наполеон, безучастный и с виду равнодушный, бродил по улицам Лейпцига, войска толпились на этом мосту, торопя и давя друг друга.

Наполеон стоял на берегу реки и смотрел на переправу. Он был один, без свиты, в своем неизменном сером сюртуке. Войска отступали в порядке, но вдруг произошла одна из роковых ошибок, в которой обвиняют какого-то унтер-офицера. Этот служака, видя, что армия уже перебралась через реку, поспешил взорвать мост. Взрыв явился сигналом для атаки союзников. Они увидели, что только половина армии успела перейти на ту сторону реки, другая же, оставшаяся на правом берегу, находилась отрезанной от своих товарищей. Неприятель ударил на оставшихся, ряды их дрогнули. В паническом страхе пешие и всадники бросились в реку; только немногие из них успешно достигли берега, большинство же погибло в быстрых волнах Эльстера.

При этой переправе погиб князь Понятовский, и только каким-то чудом спасся раненый маршал Макдональд. Ренье и Лористон вынуждены были сложить оружие.

Петр Васильевич Басин 1793–1877

Басин родился в Санкт-Петербурге в многодетной семье небогатого чиновника. Его отец Василий Степанович Басин служил в департаменте государственного казначейства и к концу жизни получил звание тайного советника. Мать будущего художника воспитывала шестерых детей – все они со временем заняли достойное место в жизни, соответствовавшее их среде.

Петр Басин был старшим ребенком в семье. Еще в детские годы его записали копиистом в Экспедицию государственных доходов. Но у мальчика обнаружился интерес к рисованию. Оставаясь на государственной службе, он начал посещать Академию художеств в качестве вольноприходящего. Он быстро освоил начальные этапы обучения и стал заниматься у знаменитого академика исторической живописи В. К. Шебуева. По окончании академии за картину «Христос изгоняет из храма торгующих» он получил большую золотую медаль и право на пенсионерскую поездку за границу. Басин прожил в Риме одиннадцать лет. Он копировал картины Рафаэля, Доминикино и Веронезе и прислал в Академию художеств больше ста своих картин. В то время в Италии работали: Ф. А. Бруни, братья Брюлловы, О. А. Кипренский, А. А. Иванов. С ними, а особенно со знаменитым пейзажистом Сельвестром Щедриным, у Басина сложились дружеские отношения. Из иностранных художников Басин более всего общался с итальянским живописцем, академиком Винченцо Камуччини, известными скульпторами Б. Торвальдсеном и А. Кановой.

Басин очень много работал, часто доводя себя до изнеможения. Уже в Италии у него начала развиваться болезнь глаз, которой он страдал всю последующую жизнь.

В 1830 году Басин вернулся в Россию. За картину «Сократ спасает Алкивиада» он получил звание академика, а в 1836 году стал профессором и начал преподавать в Академии. Его учениками в разное время были прославившиеся в будущем художники – Н. Н. Ге, П. П. Чистяков, Г. И. Семирадский, К. Е. Маковский. Для учебных целей Басин перевел книгу итальянского профессора Ж. Дель Медико «Анатомия для живописцев и скульпторов». Атлас рисунков костей и частей человеческого тела, как мужской, так и женской фигуры, для этой книги Басин выполнил вместе со своим другом художником А. П. Сапожниковым.

В Петербурге Басин написал много картин для украшения залов Зимнего дворца, когда его восстанавливали после пожара 1837 года. Художнику покровительствовала великая княгиня Елена Павловна, и он имел возможность получать государственные заказы. Басин участвовал в росписи Исаакиевского собора. Он получил заказ на исполнение девятнадцати сюжетов – больше, чем другие участники этих грандиозных работ.

Эскизы росписей утверждал сам император Николай I. Спустя пять лет после начала работы двадцать пять произведений стали разрушаться. Когда император Николай I узнал, что из двадцати пяти испортившихся фресок тринадцать принадлежат кисти Басина, он заподозрил, что все дело в некачественной работе художника. Специальная комиссия после расследования сделала вывод, что художник не виноват, росписи испортились из-за неправильной подготовительной грунтовки. Басину пришлось снова написать фрески, но денег за повторную работу ему не заплатили – чиновники побоялись гнева царя, который высказал подозрение о том, что во всем виноват художник.

После смерти Николая I Басин все же добился, чтобы ему выплатили шесть тысяч рублей за повторную работу. Он завершил в Исаакиевском соборе многие работы, начатые К. Брюлловым. Зрение Басина ухудшалось с каждым годом. Тем не менее он заключил договор с комиссией, ведавшей росписью храма Христа Спасителя в Москве, на создание девяти фресок и даже успел исполнить картоны для них. Росписи по этим картонам сделал академик живописи А. Кошелев под руководством самого Басина, который не имел сил продолжать работу.

Басину пришлось уйти на пенсию. К этому времени он дослужился до звания статского советника. Ему было сохранено полное жалованье – как профессор живописи он получал две с половиной тысячи рублей в год. После выхода на пенсию Басин прожил восемь лет вполне обеспеченным человеком в собственном двухэтажном доме на Васильевском острове. Умер Басин неожиданно, ночью, после страшной грозы. Похоронен он в Новодевичьем монастыре.

П. В. Басина. Художник О. А. Кипренский

П. В. Басин. Портрет императрица Елизаветы Алексеевны

Портрет профессора Академии художеств П. В. Басина. Художник Н. Л. Тютрюмов. Портрет был написан в 1853 году. Тютрюмов – один из учеников Басина

П. В. Басин. Автопортрет с братом

П. В. Басин. Портрет В. Д. Резвой

П. В. Басин. Портрет В. Д. Резвой. Вера Дмитриевна Резвая – родная сестра Модеста Дмитриевича Резвого, секретаря Общества поощрения художников. Он был известен как музыкант и поэт, увлекался литографией. Он был приятелем А. П. Сапожникова, казначея Общества поощрения художников, который сам был художником и близким другом П. В. Басина. В. Д. Резвая впоследствии вышла замуж за А. П. Сапожникова.

П. В. Басин. Портрет К. Ф. Толя

П. В. Басин. Портрет К. Ф. Толя

Карл Федорович Толь происходил из знатной дворянской семьи, которая вела свое происхождение от Арнольда, графа Голландского, и имела наследственный замок около города Лейдена. В XVIII веке Толи служили при шведском королевском дворе, позже перешли на службу в Россию. К. Ф. Толь закончил кадетский корпус, состоял в свите Его императорского величества. Он участвовал в швейцарском походе А. В. Суворова. Отличился во время войн против Наполеона и против турок. В 1812 году Толь был назначен генерал-квартирмейстером главной армии, в сложной обстановке во всем поддерживал М. И. Кутузова, участвовал в заграничном походе русских войск и в Русско-турецкой войне 1829 года. За воинские заслуги он получил графский титул и орден Святого Георгия. В 1830 году Толь стал членом Государственного совета. Во время усмирения польского мятежа 1830 года проявил твердость и после того, как главнокомандующий Паскевич был контужен, ввел войска в Варшаву.

Басин в 1833 году писал парадные портреты русских полководцев – И. И. Дибича-Забалканского и М. И. Голенищева-Кутузова для Фельдмаршальского зала Зимнего дворца. Портрет Толя был написал незадолго до этого.

П. В. Басин. Портрет С. С. Бибиковой

П. В. Басин. Святая Варвара

П. В. Басин. Вакханалия

П. В. Басин. Сусанна, застигнутая старцами в купальне

П. В. Басин. Итальянский разбойник

К. А. Зеленцов. В мастерской Басина

П. В. Басин. Дорога среди камней

Зеленцов – ученик А. Г. Венецианова. Картину эту он писал для предоставления на получение звания академика. Рядом с сидящим Басиным изображен скульптор барон П. К. Клодт. В правой части картины – натурщик, а в глубине – конференц-секретарь Академии художеств В. И. Григорович и увлекавшийся живописью переводчик В. П. Лангенер, лицеист второго выпуска.

В мастерской Басина. Художник К. А. Зеленцов

П. В. Басин. Мария Тальони. Сцена из балета «Сильфида»

П. В. Басин. Мария Тальони. Сцена из балета «Сильфида»

П. В. Басин. Мария Тальони в балете «Гитана»

П. В. Басин. Мария Тальони в балете «Дева Дуная»

П. В. Басин. Мария Тальони в балете «Дева Дуная»

Мария Тальони (1804–1884) была дочерью итальянского танцовщика и балетмейстера Филиппо Тальони и Анны Кирстен, дочери знаменитого шведского артиста. Будущая звезда балета родилась в Стокгольме. Танцам училась в Париже. Ее отец был первым танцовщиком в театрах Флоренции, Венеции и Милана, а в 1802–1805 годах – первым танцовщиком Королевской оперы в Стокгольме. Его считают одним из родоначальников романтизма в балете. Он первым применил танец на пуантах.

Мария Тальони дебютировала в Вене в партии Нимфы в балете «Прием юной нимфы при дворе Терпсихоры», поставленном ее отцом. После громкого успеха Тальони гастролировала во многих европейских столицах и обосновалась в Париже, где стала любимицей публики. Ее называли «феей Парижа». Особенно прославилась она благодаря исполнению главной роли в балете «Сильфида», поставленном для нее отцом. Ее портреты писали знаменитые художники, ее статуэтки были популярнее бюстов Наполеона. Она стала символом грациозности и поэтичности. У нее были и соперницы, но партия «тальонистов» превосходила численностью и энергией поклонников других балерин, Тальони после спектакля публика вызывала иногда до тридцати раз.

Отец Марии и она сама умели сочетать творческий успех с коммерческим. Она отказывалась выходить на сцену при малейшей задержке оговоренных заранее выплат. Тальони получала огромные гонорары и дорогие подарки, в том числе и от монархов. В Париже она зарабатывала до ста тысяч франков в год, ежегодные сезонные гастроли в Лондоне приносили семье Тальони более пятидесяти тысяч франков в год. Родной брат Тальони тоже стал известным танцовщиком и балетмейстером.

В 1832 году Тальони вышла замуж за родовитого аристократа графа Жильбера де Вуазена. Муж за несколько лет промотал накопленное балериной состояние и развелся с ней. Оказавшись на грани разорения, Тальони уехали в Россию. Император Николай I был большим поклонником таланта балерины. Родная тетка Тальони по линии матери была замужем за русским генералом. Пять лет Тальони выступала в Петербурге. Тальони получали в год фантастическую сумму – более ста тысяч рублей серебром (имея возможность каждый сезон гастролировать в Париже и Лондоне), при том, что другие артисты балета получали грошовое жалованье, а ведомство Императорских театров каждый год терпело убытки в четверть миллиона рублей.

Тем не менее, когда танцевала Тальони, театр ломился от публики, она одна давала сборы, которые приносили в кассу столько же, сколько выступление всех остальных трупп в Петербурге и в Москве. Издатели наживали состояния на продаже гравюр с ее изображением. Молодые аристократы закладывали или продавали последние имения, чтобы в день бенефиса балерины сделать ей дорогой подарок и блеснуть тем в глазах сверстников. Тальони посвящали стихи и даже поэмы. Она была вхожа в высшее общество, ее дочь вышла замуж за князя Трубецкого, ее приглашали на балы в императорский дворец. Брат знаменитого русского актера П. А. Каратыгин написал водевиль «Ложа первого яруса на бенефис Тальони». Спектакль имел огромный успех у публики. Он не сходил со сцены даже после отъезда балерины из России и выдержал более ста постановок.

Тальони выступала только в Петербурге, так как московским театрам был не под силу гонорар, который она требовала. Москвичи так и не увидели звезду балета на своей сцене. Позже они отомстили Тальони тем, что устроили в Москве триумф главной ее сопернице Фанни (Франческе) Эльснер. Эльснер, в отличие от грациозной Тальони, покоряла зрителей бурной энергией, ее успехи вызывали у Тальони жгучую ревность и зависть.

Поправив свое материальное положение, Тальони вернулась в Париж, и в год, когда исполнилось двадцать пять лет ее балетной деятельности, покинула сцену. Она купила себе дворец в Венеции и роскошную виллу на озере Комо, где хотела провести оставшиеся годы своей жизни. Но ей не повезло, обстоятельства сложились так, что она опять разорилась. Тальони пришлось зарабатывать уроками. Она учила молодых балерин в Париже, потом обучала танцам членов королевской семьи в Лондоне и умерла в Марселе в глубокой бедности.

С. Н. Худеков. История танцев

«… Появление на хореографическом небосклоне Тальони, вспорхнувшей из темных лесов холодной Швеции, вызвало во всей Европе бурю восторгов по адресу белокурой дочери Севера.

Дочь итальянца-балетмейстера Павла Тальони и шведки Анны Кирстен, знаменитая балерина родилась в Стокгольме в первой десятке XIX столетия. Фигура молодой Тальони не предвещала ей успехов. Она была очень плохо и не пропорционально сложена. Чрезмерно удлиненные руки и ноги представляли собою анатомический курьез. Талия у нее была короткая, грудь узкая и спина несколько сгорбленная. Когда отец повез ее учить в Париж, то все смеялись над „этой маленькой горбуньей“. Лицо ее также не отличалось правильностью линий; нос был длинный и острый.

Таким образом, можно смело сказать, что свою колоссальную артистическую репутацию она приобрела не красотою, а громадным талантом, сразу порвавшим связь со старыми балетными традициями.

Нельзя удивляться, что при недостатке физических данных, эта женщина совершила такой крупный переворот в хореографии! Это была танцовщица, затмившая всех своих предшественниц. Это была сама Терпсихора. Воздушный без усилий, скромный, преисполненный поэзией танец Марии Тальони проникал в душу зрителей.

И действительно, она создала новый, неведомый до нее танец, новое искусство, девственное и воздушное, сотканное из целомудренной, неподдельной грации, в которой сочетались своеобразные хореографические приемы, связанные со строгими традициями благородной классической школы».

А. Я. Панаева (Головачева). Тальони

«…Я приводила Титюса (преподаватель танцев в театральной школе, в которой воспитывалась А. Я. Панаева) в совершенное отчаяние, потому что изображала из себя самую неуклюжую фигуру, когда он заставлял упражняться перед собой. Я притворялась, что у меня дрожат ноги. Титюс был уже пожилой, довольно полный господин, с большими бледно-голубоватыми сонными глазами, но эти глаза гневно блестели, смотря на меня, и он восклицал по-французски: „Что я могу сделать с этим бревном?“ В самом деле, положение Титюса было очень неприятное: ему было приказано от высшего начальства как можно скорее выпустить меня на сцену, а я представлялась никуда не годной для танцев.

…Приехав в Петербург, знаменитая балерина Тальони со своим отцом, маленьким старичком, и явилась с ним в школу упражняться. Директор и другие чиновники очень ухаживали за обоими иностранцами; им подавался в школе отличный завтрак.

Тальони днем была очень некрасива, худенькая-прехуденькая, с маленьким желтым лицом в мелких морщинках. Я краснела за воспитанниц, которые после танцев окружали Тальони и, придавая своему голосу умиленное выражение, говорили ей: „Какая ты рожа! какая ты сморщенная!“

Тальони, воображая, что они говорят ей комплименты, кивала им с улыбкой головой и отвечала:

– Merci, mes enfants! (Благодарю вас, дети!)

Тальони сделала мне большую неприятность. Раз Титюс не пришел в класс, и никто не упражнялся без него. Воспитанницы стали упрашивать меня представить им Тальони, которую я очень удачно передразнивала. Все воспитанницы знали, что я нарочно корчу из себя неуклюжую фигуру перед Титюсом, и очень были довольны, что я его злю в классе. Для их потехи я стала ходить по зале на носках, делала антраша и, как Тальони, стояла долго на одной ноге, а другую держала высоко и вдруг, встав на носок, делала пируэт, потом оправляла платье, как Тальони после танца, и раскланивалась с мнимой публикой.

– Сапристи! – вдруг раздался в дверях голос Титюса, которого никто не заметил и который, как оказалось, видел мое представление. Я, конечно, страшно перепугалась. Титюс грозно подошел ко мне и то по-французски, то на ломаном русском языке стал меня бранить:

– Ноги у нее дрожат, горбится, носки, как тряпки, когда в классе! А оказывается, что у нее стальной носок. Хорошо же, я пожалуюсь на вас.

И точно, Титюс пожаловался моей матери, и мне страшно досталось за мою проделку».

П. А. Вяземский

Прости волшебница, Сильфидой мимолетной Она за облака взвилась, счастливый путь! Но проза здесь на зло поэзии бесплотной, Скажите, для чего крыло в башмак обуть?

М. Поднебесный

Тальони – грация. Мы видим чудо из чудес! Слетела Грация с небес, Европу всю обворожила Своей волшебною игрой, Движений чудною красой, И в танцах идеал явила.       Смотреть на Грацию – восторг! Шаги, прыжки и все движенья — Язык пленительный без слов, Язык любви и вдохновенья. Кто в танцах выразит живей Восторг любви и пыл страстей?       Является ли дева рая Гитаной, девою Дуная Качучей – дочерью степей, Или волшебницей Сильфидой: Пленительна во всяком виде! Все Грацию мы видим в ней!       Смотрите, как она порхает На крылышках или без крыл, Игриво, плавно, как зефир; То грациозно стан сгибает, То ножкой легкою махнет, То ножкой ножку нежно бьет; Как вихрь на пальчике кружится, Вот миг – списать… не шевелится;       И вдруг вспорхнет и полетит. Улыбкою любви дарит, И пантомимой говорит. Подруг воздушных призывает, В восторге пламенных страстей! Вот Грации танцуют с ней По лире сладкой Аполлона, Внимая звукам с Геликона. Кругом крылатые божки Бросают стрелы и венки.             В богах мы видим совершенство, И чувствуем при них блаженство…             О Грация! Не улетай К богам в эфирные чертоги! Игрой народы восхищай! Земля твои лобзает ноги!!!

П. А. Каратыгин. Ложа 1-го яруса на бенефис Тальони

Тальони прелесть, удивленье, Так неподдельно хороша, Что у нее в простом движенье Заметна дивная душа. Она пленяет ум и чувство Своею грацией живой И в ней натура и искусство Соединились меж собой. О ней не рассказать словами, Не обсудить ее умом, Что говорит она ногами, Того не скажешь языком…

П. В. Басин. К. П. Брюллов за мольбертом. Басин был хорошо знаком с Брюлловым, который относился к нему уважительно, признавая его талант и трудолюбие. Эскиз, изображающий Брюллова, был написан Басиным с натуры

П. В. Басин. Нагорная проповедь

П. В. Басин. Вечерние облака. Окрестности Рима

П. В. Басин. Вид в окрестностях Субиако

П. В. Басин. Землятресение в Рока ди Папа близ Рима

П. В. Басин. Землятрясение в Рока ди Папа близ Рима

На этой картине художник изобразил событие, свидетелем которого он был сам; землетрясение случилось в 1829 году, когда он жил в Италии.

П. В. Басин. Василий II сооружает в Москве храм Богородицы, где отличаются Данила Черный и Андрей Рублев. Эскиз

П. В. Басин. Вознесение Богоматери

П. В. Басин. Чердак здания Академии художеств

П. В. Басин. Чердак здания Академии художеств

Эту картину художник написал находясь под впечатлением картины А. Г. Венецианова «Гумно», которой он был восхищен.

П. В. Басин. Клодина Нантен. Портрет юной красавицы художник написал во время своего пребывания в Италии. Кто такая Нантен – неизвестно. Но так как Басин хранил этот портрет у себя до самой кончины, возникли предположения, что она была возлюбленной художника

П. В. Басин. Портрет неизвестной с девочкой

П. В. Басин. Портрет девочки

П. В. Басин. Разбойники

П. В. Басин. Портрет М. И. Жадимировской

П. В. Басин. Сократ в битве при Питидее защищает Алкивиада

П. В. Басин. Итальянские разбойники. Картина написана в Италии, в XIX веке знаменитой своими разбойниками. Позже, в Петербурге, гравер Ерофеев перевел ее в литографию, и она пользовалась спросом у романтически настроенной публики

П. В. Басин. Воскрешение Христа. Фрагмент

П. В. Басин. Фавн Марсий учит молодого Олимпия игре на свирели

П. В. Басин. Портрет Т. Ф. Фан-дер-Флит

П. В. Басин. Портрет Т. Е. Фан-дер-Флит

П. В. Басин. Портрет О. В. Басиной. О. В. Басина – жена художника. Она умерла в молодые годы от туберкулеза легких, оставив мужу шестерых детей

П. В. Басин. Портрет детей художника

П. В. Басин. Портрет детей художника

Басин написал групповой портрет своей семьи уже после смерти жены. В центре изображена старшая дочь художника – Екатерина. Сзади нее вторая дочь – Ольга. Справа дочь Мария с сестрами близнецами Анной и Софьей. Слева стоит сын Николай, который впоследствии стал известным архитектором.

П. В. Басин. Сцена из итальянской жизни

П. В. Басин. Женщина с поднятой рукой

П. В. Басин. Портрет С. Ф. Щедрина

П. В. Басин. Портрет барона П. К. Клодта

Карл Карлович Гампельн 1794–1880

Гампельн родился в Москве, учился в Вене в институте для глухонемых. В 1815 году он преподнес императрице Елизавете Алексеевне гравюру своей работы и с тех пор находился под ее покровительством. Гампельн жил в доме президента Академии художеств А. Н. Оленина и преподавал в Училище для глухонемых рисование и гравирование. Позже переехал в Москву, где и был похоронен после смерти.

К. К. Гампельн. Тройка на улице

К. К. Гампельн. Портрет М. С. Воронцова

К. К. Гампельн. Сцена из Отечественной войны 1812 года

К. К. Гампельн. Портрет сыновей генерала П. П. Коновницына – Петра, Алексея, Григория и Ивана

Карл Петрович Беггров 1799–1875

Беггров закончил пейзажный класс Петербургской Императорской академии художеств. Он учился у знаменитого пейзажиста М. Н. Воробьева.

Беггров занимался литографированием и состоял в должности литографа при Главном управлении путей сообщения и публичных заведений. За картину «Михайловский дворец» он получил в 1832 году звание академика перспективной живописи.

Большим успехом пользовались литографированные пейзажи Петербурга Беггрова. Он издал несколько альбомов своих работ: «Виды Петербурга и его окрестностей», «Альбом литографий на 1820 год», «Народы, живущие между Каспийским и Черным морями», «Виды Финляндии».

Сын Беггрова служил офицером во флоте. Он поступил вольнослушателем в Академию художеств и учился живописи в мастерской М. К. Клодта (племянника знаменитого скульптора), а потом совершенствовался в Париже у Ж-Ф. Бонца. А. К. Беггров был членом «Товарищества Передвижных Художественных выставок» и одним из учредителей «Общества русских аквалеристов».

В 1899 году он получил звание академика живописи.

К. П. Беггров. Портрет актера И. А. Дмитриевского

К. П. Беггров. Церковь Андрея Первозванного

К. П. Беггров. Овальный зал Эрмитажа

К. П. Беггров. Вид Дворцовой набережной

К. П. Беггров. Вид арки Главного штаба

К. П. Беггров. Вид на Смольный институт и Эрмитаж

К. П. Беггров. Нева

К. П. Беггров. Вид набережной у Дворцовой площади

К. П. Беггров. Вид Невского проспекта

К. П. Беггров. Вид набережной Невы возле театра Эрмитаж

К. П. Беггров. Вид арки Главного штаба

К. П. Беггров. Вид на Неву и Адмиралтейскую набережную в лунную ночь

Владимир Иванович Погонкин 1793–1847

Погонкин учился в Петербургской Императорской академии художеств. Один из первых русских литографов. Участник Отечественной войны 1812 года.

В. И. Погонкин. Портрет императрицы Александры Федоровны

Михаил Тарасович Марков 1799–1836

Михаил Марков был братом художника Алексея Тарасовича Маркова. Он окончил Петербургскую Императорскую академию художеств со званием художника первой степени. За свои работы Марков получал золотые медали и был отправлен пенсионером академии в Италию. Умер художник в Риме.

М. Т. Марков. Вакх

М. Т. Марков. Римский пастушок

Егор Иванович Гейтман 1800–1829

Гейтман родился в городе Везенберге Эстляндской губернии. Он учился в гравировальном классе Петербургской Императорской академии художеств под руководством знаменитого Н. И. Уткина, потом обучался пунктирной гравюре в мастерской Т. Райта. Гейтман гравировал портреты многих своих знаменитых современников, в том числе и А. С. Пушкина.

А. С. Пушкин. Гравюра на меди Е. И. Гейтмана

Е. И. Гейтман. Портрет А. С. Пушкина

Рисунок для гравюры был сделан К. П. Брюлловым по акварельному портрету, который написал с натуры С. Г. Чириков – лицейский учитель рисования А. С. Пушкина. Гравюра Гейтмана была помещена в качестве фронтисписа к первому изданию поэмы А. С. Пушкина «Кавказский пленник». Пушкину она не понравилась и больше не печаталась.

Карл Иванович Рабус 1800–1857

Рабус родился в Петербурге. Его отец был гувернером в Петербургской Императорской академии художеств, а потом инспектором в Академии наук. Когда Рабусу исполнилось семь лет, он остался круглым сиротой и на деньги, завещанные отцом, был помещен в школу при Академии художеств.

После окончания Академии художеств Рабус много путешествовал. Он дружил с Карлом Брюлловым, Александром Ивановым. В 1827 году за картину «Вид Гурзуфа в Крыму» получил звание академика пейзажной живописи. С 1844 года Рабус преподавал в Московском училище живописи и ваяния, стал профессором живописи в Строгановской школе, преподавал перспективу в Кремлевском дворцовом училище. Рабус был известен не только как замечательный пейзажист, но и как выдающийся педагог – его называли основоположником московской пейзажной школы.

К. И. Рабус. Спасские ворота

К. И. Рабус. Церковь Василия Блаженного

К. И. Рабус. Терем царя Алексея Михайловича

Григорий Григорьевич Чернецов 1801–1865 Никанор Григорьевич Чернецов 1804–1879

Братья Чернецовы родились в городке Лух Костромской губернии. Их предок Василий Чернецов был священником, духовником знаменитого боярина Артамона Матвеева, в семье которого жила воспитанница Наталья Нарышкина, ставшая женой царя Алексея Михайловича и матерью императора Петра I.

Отец будущих художников и их старший брат Евграф были живописцами. У них братья и учились живописи. Григорий Чернецов, мечтая стать настоящим художником, в шестнадцать лет уехал в Петербург и подал прошение зачислить его в Петербургскую Императорскую академию художеств. Получив отказ, он остался в Петербурге и начал самостоятельно заниматься в классах Академии как вольноприходящий ученик. Жить юноше было не на что – он существовал благодаря помощи, которую ему оказывал старший брат Евграф.

Случайно Григорий познакомился с П. П. Свиньиным, известным издателем, писателем и любителем искусств. Свиньину понравился целеустремленный юноша и он через Общество поощрения художников выхлопотал для него возможность обучаться в Академии. Сначала Чернецов занимался у знаменитого тогда гравера С. Ф. Галактионова, а потом у профессора А. Г. Варнека и М. Н. Воробьева, известного пейзажиста.

Вскоре Григорий Чернецов получил серебряную медаль за рисунок и ему было назначено содержание – шестьсот рублей в год. После этого в Петербург приехал и Никанор Чернецов. Благодаря помощи П. П. Свиньина и ему определили помощь – триста рублей в год – и он тоже стал заниматься в классе М. Н. Воробьева.

После окончания обучения Григорий написал картину «Перспективный вид внутренней Эрмитажной библиотеки», а Никанор картину «Перспективный вид французской галереи в Эрмитаже». За эти работы братья были удостоены малых золотых медалей и получили звания художников. Позже они стали академиками живописи – Григорий за картину «Вид в окрестностях Петербурга», Никанор за картину «Вид Тифлиса».

Работы братьев нравились императору Николаю I. Григорий получил звание живописца Его императорского Величества с окладом тысяча пятьсот рублей в год; спустя некоторое время такое же звание было присвоено и Никанору.

По личному заказу царя Григорий несколько лет работал над картиной огромных размеров – высотой чуть больше двух метров, шириной – три с половиной – «Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыным лугу в Петербурге». Картина создавалась по образцу полотна немецкого художника Ф. Крюгера «Парад в Берлине». На переднем плане картины в толпе зрителей Чернецов изобразил портреты в полный рост своих знаменитых современников – более двухсот человек, в том числе себя с братом и своего отца. Особой известностью пользовалась группа русских писателей – И. А. Крылова, А. С. Пушкина, В. А. Жуковского и Н. И. Гнедича. Царь сам наблюдал за ходом работы художника и дважды награждал его бриллиантовыми перстнями. Но после окончания картины она ему не понравилась. По мнению Николая I, Чернецов больше внимания уделил зрителям парада, а не самому параду. Картина была куплена за тысячу рублей и подарена наследнику престола.

Г. Г. Чернецов. А. С. Пушкин

Н. Г. Чернецов. Внутренний вид Храма Господня в Иерусалиме

Мастерская художников Чернецовых. Художник А. В. Тыранов

Г. Г. Чернецов. И. А. Крылов, А. С. Пушкин, В. А. Жуковский и Н. И. Гнедич в Летнем саду

Г. Г. Чернецов. И. А. Крылов, А. С. Пушкин, В. А. Жуковский и Н. И. Гнедич в Летнем саду

На этюде изображены И. А. Крылов, А. С. Пушкин, В. А. Жуковский и переводчик «Илиады» Н. И. Гнедич. Гнедич был слеп на один глаз, поэтому художник специально изобразил его в профиль. Позже эти портреты в рост были перенесены на картину «Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыном лугу в Петербурге». На этом этюде художник сделал приписку, касающуюся изображения А. С. Пушкина: «Александр Сергеевич Пушкин, рисовано с натуры в 1832 году. Ростом 2 аршина 5 вершков» (167 сантиметров). Это единственное точное указание роста поэта.

Братья Чернецовы очень много путешествовали. Никанор Чернецов три года провел в Закавказье, находясь при графе П. И. Кутайсове, который совершал инспекционную поездку по территориям, присоединенным к России после войны с Турцией. Позже он посетил Крым, где состоял на службе у новороссийского губернатора М. С. Воронцова. За картины, созданные в Крыму, Никанор получил от императора Николая I бриллиантовый перстень.

В 1838 году братья вместе совершили свое знаменитое путешествие по Волге. Вместе с ними в это путешествие отправились их младший брат Поликарп и их ученик Антон Иванов, которого они выкупили из крепостной зависимости. В результате плавания по Волге была создана непрерывная панорама обоих берегов великой реки от истока до устья. Она состояла из почти двух тысяч художественных листов и имела длину более семисот метров. Это уникальное изображение Волги купил император Николай I, но впоследствии оно было утрачено.

Вдвоем братья Чернецовы несколько раз выезжали за границу. Они побывали в Италии и на Ближнем Востоке, написали десятки пейзажей и сделали несколько тысяч рисунков.

С годами император Николай I все меньше интересовался творчеством братьев Чернецовых. После его смерти братья остались почти без средств к существованию. Когда умер старший из них, Григорий, Никанор не имел денег на похороны брата. Григория похоронили за счет Академии художеств. В последние годы Никанор упросил руководство академии приобрести для музея академии рисунки, созданные братьями в их путешествиях. Уникальные рисунки купили в рассрочку. За две тысячи рисунков Никанору пообещали четыре тысячи рублей. Но даже эта сумма выплачивалась по триста шестьдесят рублей в год и художник не дожил до конца этих выплат.

Г. Г. Чернецов. Площадь Святого Петра

Н. Г. Чернецов. Храм Гроба Господня

Н. Г. Чернецов. Призвание первых апостолов

Г. Г. Чернецов. Н. Г. Чернецов. А. С. Пушкин в Бахчисарайском дворце

Г. Г. Чернецов и Н. Г. Чернецов. А. С. Пушкин в Бахчисарайском дворце

Картина написана в 1837 году на основе старых рисунков. Изображение А. С. Пушкина выполнено Григорием Чернецовым, интерьер – Никанором. В глубине справа – знаменитый фонтан слез.

Г. Г. Чернецов. Парад на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге в 1831 году

Г. Г. Чернецов. Парад на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге в 1831 году. Фрагмент

Г. Г. Чернецов. Парад на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге в 1831 году. Фрагмент

Г. Г. Чернецов. Вид Иерусалима с Елеонской горы

Н. Г. Чернецов. Вид на Аю-Даг

Н. Г. Чернецов. Вид на Вифлеем

Г. Г. Чернецов. Вид в Субиако

Н. Г. Чернецов. Церковь Георгия патриаршего монастыря в Каире

Н. Г. Чернецов. Вид на Аю-Даг в Крыму со стороны моря

Н. Г. Чернецов. Вид беседки Селямет-Гирей хана в Бахчисарайском дворце

Г. Г. Чернецов. Военная галерея 1812 года в Зимнем дворце

Н. Г. Чернецов. Черкес и абхазец

Н. Г. Чернецов. Абхазец и мингрелец

Г. Г. Чернецов. Проповедь Христа на Геннисаретском озере

Н. Г. Чернецов. Вид на Аю-Даг

Н. Г. Чернецов. Колизей лунной ночью

Н. Г. Чернецов. Дарьяльское ущелье

Н. Г. Чернецов. Дарьяльское ущелье

На одном из эскизов к картине есть подпись: «Писано для поэта А. С. Пушкина». А. С. Пушкин был знаком с художником. На полях рукописи романа «Евгений Онегин» поэт нарисовал его профиль. Возможно, строки из «Путешествия Евгения Онегина»:

Вдали – кавказские громады: К ним путь открыт. Пробилась брань За их естественную грань Чрез их опасные преграды…

описывают именно Дарьяльское ущелье, которое называли «Воротами Кавказа» (Аланскими воротами). По дну ущелья протекает река Терек. На протяжении нескольких километров над руслом реки возвышаются скалы высотой до тысячи метров. По Дарьяльскому ущелью проходит Военно-Грузинская дорога.

Никифор Степанович Крылов 1802–1831

Крылов был странствующим живописцем, родом из Калязино, где он начинал иконописцем и писал портреты на заказ за десять рублей. В 1824 году он случайно познакомился с А. Г. Венециановым – Крылов писал иконы для церкви в имении соседа Венецианова – и стал его учеником. Венецианов отвез его в Петербург и пообещал ему квартиру и стол, при условии, что он будет ходить в классы Академии художеств и выполнит рисунок на серебряную медаль. Венецианов пообещал обеспечить его заказами на тысячу рублей в год. В 1827 году Н. С. Крылов за картину «Перспективный вид военной галереи» получил серебряную медаль Академии художеств. А позже за свои портретные работы он был удостоен и золотой медали.

В 1830 году Крылов стал назначенным академиком и начал писать портрет знаменитого скульптора И. П. Мартоса на звание академика живописи, но в 1831 году он умер во время эпидемии холеры.

Н. С. Крылов. Исцеление расслабленного в городе Бежецке

Н. С. Крылов. Исцеление бежецкого помещика Кулинова

Н. С. Крылов. Смеющийся мальчик

Н. С. Крылов. Портрет В. С. Апраксина. Фрагмент

Н. С. Крылов. Настя с Машей. Литография с картины А. Г. Венецианова

Н. С. Крылов. Спящий мальчик

Н. С. Крылов. Русская зима

Н. С. Крылов. Русская зима. Фрагмент

Н. С. Крылов. Русская зима. Фрагмент

Алексей Тарасович Марков 1802–1878

Марков родился в Новгороде. Его отец окончил Петербургскую Императорскую академию художеств, но впоследствии стал часовщиком. Сам Марков тоже поступил в Академию художеств и учился под руководством знаменитых живописцев того времени: А. Е. Егорова, В. К. Шебуева и А. И. Иванова. За работы во время учебы он награждался золотыми медалями, получил право на заграничное пенсионерство и четыре года провел в Германии и Италии. В 1836 году удостоился звания академика живописи, потом стал профессором и одним из самых известных преподавателей Академии художеств. Среди его учеников был ставший знаменитым И. Н. Крамской. Марков принимал участие в работах по росписи Исаакиевского собора в Петербурге и храма Христа Спасителя в Москве.

А. Т. Марков. Портрет великой княжны

А. Т. Марков. Святой Василий Великий

А. Т. Марков. Отставной солдат

А. Т. Марков. Фортуна и нищий

Александр Васильевич (Иоганн-Вильгельм) фон Нотбек 1802–1866

Нотбек учился в Петербургской Императорской академии художеств у профессоров А. И. Иванова, А. Е. Егорова и В. К. Шебуева. За картину «Приам испрашивает у Ахиллеса труп Гектора» он получил малую золотую медаль, а за картину «Тесей убивает Минотавра в лабиринте Критском» – большую золотую медаль. В 1860 году Нотбек за картину «Святой Иероним в пещере со львом» был удостоен звания академика живописи. Долгое время преподавал в Петербургской Рисовальной школе Общества поощрения художников. Нотбек был известен и как выдающийся иллюстратор и карикатурист.

А. В. фон Нотбек. Иллюстрации к «Евгению Онегину» А. С. Пушкина

Яков Феодосиевич Яненко 1800–1852

Я. Ф. Яненко родился в Петербурге. Он был сыном академика живописи Феодосия Ивановича Яненко, воспитывался в Академии художеств с девяти лет, учился у профессора А. Г. Варнека.

В 1830 году за портрет Н. И. Уткина получил звание академика живописи. Некоторое время он был в хороших отношениях с Карлом Брюлловым, но после того, как у Брюллова возник роман с его дочерью Елизаветой, Яненко рассорился с ним и не позволил дочери выйти замуж за Брюллова. Позже Яненко жил в Риме и писал копии с картин итальянских мастеров.

Портрет художника Я. Ф. Яненко в латах. Художник К. И. Брюллов

Я. Ф. Яненко. Портрет старика

Андрей Адамович (Иванович) Роллер 1805–1891

Роллер родился в Регенсбурге, учился в Венской академии художеств и потом работал в театрах Вены и Берлина. С 1834 года Роллер жил в России – он был приглашен декоратором Дирекции Императорских театров Петербурга. В 1839 году за декорации к опере М. И. Глинки «Руслан и Людмила» Роллер получил звание академика живописи.

А. А. Роллер. Эскиз декораций к опере «Дочь фараона»

Василий Михайлович Аврорин 1805–1855

Василий Аврорин был певчим митрополита Филарета. В 1829 году он стал учеником А. Г. Венецианова, но позже уехал в Москву, служил дьяконом в церкви Воскрешения в Кадашеве.

В. М. Аврорин. Ужение рыбы

Тимофей Андреевич (Тимолеин Карл) Нефф 1803–1876

Нефф – выходец из Эстляндской губернии. Он окончил Академию художеств в Дрездене. Его работы нравились императору Николаю I. В 1832 году он стал придворным живописцем, позже за росписи в малой церкви Зимнего дворца получил звание академика живописи. Нефф писал иконы для Исаакиевского собора в Петербурге, преподавал в Академии художеств, был почетным членом Флорентийской академии художеств. С 1864 года – хранитель картинной галереи Эрмитажа.

Т. А. Нефф. Портрет императрицы Александры Федоровны

Т. А. Нефф. Портрет Т. Б. Потемкиной, урожденной Голицыной

Т. А. Нефф. Портрет Обрутсе

Т. А. Нефф. Портрет великих княжон Марии Николаевны и Ольги Николаевны

Т. А. Нефф. Портрет молодой женщины

Т. А. Нефф. Итальянский пастушок

Т. А. Нефф. Поклонница вакха

Т. А. Нефф. Купальщица

Т. А. Нефф. Портрет великой княгини Екатерины Михайловны

Т. А. Нефф. Мечтание

Т. А. Нефф. Ангел

Т. А. Нефф. Портрет детей Олсуфьевых

Т. А. Нефф. Портрет великой княгини Марии Николаевны

Александр Андреевич Иванов 1806–1858

Иванов был сыном профессора Петербургской Императорской академии художеств, известного исторического живописца Андрея Ивановича Иванова и его жены Екатерины Ивановны Демерт, дочери мастера позументного немецкого цеха. Брак А. И. Иванова и рождение сына лишили его когда-то заслуженного им права на заграничное пенсионерство. В большой семье Ивановых (у них родилось десять детей, из которых до совершеннолетия дожили пятеро) Александр Иванов был старшим среди братьев. В двенадцать лет он поступил в младший класс Академии художеств. Он поражал учителей успехами в рисовании и живописи. Многие даже подозревали, что работы, представляемые молодым Ивановым, пишет за него отец.

Иванов обучался под руководством своего отца и знаменитого рисовальщика профессора А. Е. Егорова.

А. А. Иванов. Автопортрет

За картину «Приам испрашивает у Ахиллеса труп Гектора» Иванов был удостоен малой золотой медали, а за картину «Иосиф в темнице истолковывает сны царедворцам фараона» – большую золотую медаль. Общество поощрения художников решило послать Иванова в Италию. Но потребовало, чтобы он написал еще одну картину на тему «Беллерофонт отправляется в поход против Химеры».

Художник в это время влюбился в дочь учителя музыки Академии художеств Гюльпен и хотел свататься к ней. Отец Иванова, сам в молодости лишившийся заграничной командировки из-за ранней женитьбы, был против намерений сына завести семью. Но Александр настаивал на своем. И только доводы его близкого друга и соученика Карла Ивановича Рабуса (впоследствии замечательного пейзажиста) убедили Иванова сделать выбор в пользу искусства. Он написал картину на требуемую тему и был отправлен в Италию.

По заданию Общества поощрения художников Иванов выполнил в Риме копию фрески «Сотворение человека» Микеланджело в Сикстинской капелле, поразив своим мастерством и итальянских, и русских художников. В 1835 году Иванов написал картину «Явление Христа Марии Магдалине после воскрешения» и отправил ее в Петербург. Картина вызвала восторг. Общество поощрения художников преподнесло ее императору Николаю I и на два года продлило художнику заграничный пенсион. А Академия художеств присвоила Иванову звание академика живописи. Он был обрадован и удивлен высокой оценкой своей работы, потому что считал картину «Явление Христа Марии Магдалине после воскрешения» только началом творческих поисков. Художник уже задумал картину «Явление Христа народу», которая стала главным трудом его жизни. Он работал над ней более двадцати лет и создал действительно непревзойденный шедевр.

Иногда Иванова называют художником одной картины. В каком-то смысле это так. Но, работая над «Явлением Христа народу», художник написал около двух тысяч этюдов и многие из них представляют законченные произведения самого высшего уровня художественного мастерства.

За годы работы у Иванова от переутомления развилась тяжелая болезнь глаз. Ему много раз приходилось выпрашивать продолжение пенсиона. За него хлопотали восхищавшиеся его творческим подвижничеством Н. А. Гоголь, вице-президент Академии художеств Ф. П. Толстой, В. А. Жуковский. Но даже Жуковский не понимал, почему художник работает так долго и зачем он взялся за такой грандиозный труд, который под силу разве что только коллективу художников. «Куда он пишет такую картину, – недоумевал поэт, – ведь ее и повесить-то будет некуда».

Когда Рим посетил наследник престола, будущий император Александр II, Иванов, оставшийся к тому времени совсем без средств к существованию, обратился к нему с просьбой о пособии. Он обещал завершить свой труд за три года и картину передать в собственность императорского двора. Увидев незаконченную картину, наследник престола назначил художнику пособие на три года по три тысячи рублей в год. Но и за три года Иванов не закончил работу. В 1845 году его мастерскую посетил император Николай I. Он поддержал художника, но годы шли, для продолжения работы нужны были деньги. Художник уже всем надоел своими просьбами, его начали избегать. Картина уже считалась императорским заказом, и придворные чиновники обвиняли живописца в том, что он, несмотря на взятие с него письменного обещания, не дописывает картину. Иванова заподозрили в том, что он делает это нарочно, чтобы получить побольше денег.

Художника не понимали и многие коллеги-живописцы. Мягкий и простодушный Иванов начал избегать их. В это время он влюбился в богатую аристократку. Она как будто отвечала ему взаимностью, но потом неожиданно вышла замуж за другого человека из своего круга. Страдая от этой душевной раны, никем не понимаемый, не имея денег даже на самое необходимое, почти впав в нищету, Иванов упорно продолжал свой титанический труд.

В 1848 году умер отец художника. Иванов тяжело переживал эту утрату, но небольшое наследство – три тысячи рублей – позволили ему работать еще несколько лет. Он переболел лихорадкой, у него развилась подозрительность, о нем говорили, что он одичал и сошел с ума. Иванов никого не пускал в мастерскую, болезненно боясь отрицательных отзывов о своей картине.

В 1857 году в Рим приехала вдовствующая императрица Александра Федоровна. Иванов согласился показать ей картину. Императрице картина понравилась. Она уговорила слепнувшего художника заняться лечением глаз, оплатила врачей, назначила ему небольшое содержание и убедила открыть мастерскую для посетителей.

Несмотря на отдельные недоброжелательные отклики завистливых собратьев по кисти, «Явление Христа народу» имело огромный успех, который помог художнику восстановить свое психическое здоровье. Спустя год он согласился считать свой труд завершенным и повез картину в Петербург.

Картина была выставлена в Зимнем дворце. Она вызвала восторг публики, все поставили ее в один ряд с «Последним днем Помпеи» Карла Брюллова. Император Александр II дважды приезжал смотреть «Явление Христа народу», лично беседовал с художником и высказал ему похвалу и благодарность. Это очень сильно поддержало Иванова. Хотя по прежним договоренностям картина могла считаться собственностью двора, император распорядился купить ее еще раз за десять тысяч и назначить художнику пожизненную пенсию в две тысячи рублей в год. Художник узнал об оценке его труда, но воспользоваться этой милостью не смог – спустя несколько дней он умер от холеры. Похоронен Иванов в Петербурге, на кладбище Девичьего монастыря.

П. А. Вяземский. Александру Андреевичу Иванову

…Краснею, глядя на тебя, Поэт и труженик-художник, Отвергнув льстивых муз треножник И крест единый возлюбя, Святой земли жилец заочный, Ее душой ты угадал, Ее для нас завоевал Своею кистью полномочной. И что тебе народный суд? В наш век блестящих скороспелок, Промышленных и всяких сделок Как добросовестен твой труд! В одно созданье мысль и чувство, Всю жизнь сосредоточил ты; Поклонник чистой красоты, Ты свято веровал в искусство. В избытке задушевных сил, Как схимник, жаждущий спасенья, Свой дух постом уединенья Ты отрезвил, ты окрылил. В искусстве строго одиноком Ты прожил долгие года, И то прозрел, что никогда Не увидать телесным оком. Священной книги чудеса Тебе явились без покрова, И над твоей главою снова Разверзлись в славе небеса. Глас вопиющего в пустыне Ты слышал, ты уразумел — И ты сей день запечатлел С своей душой в своей картине. Спокойно лоно светлых вод; На берегу реки – Предтеча: Из мест окрестных, издалече К нему стекается народ; Он растворяет упованью Слепцов владеющую грудь; Уготовляя Божий путь, Народ зовет он к покаянью. А там спускается с вершин Неведомый, смиренный странник: «Грядет он, Господа избранник, Грядет на жатву Божий сын, В руке лопата: придет время, Он отребит свое гумно, Сберет пшеничное зерно И в пламя бросит злое семя. Сильней и впереди меня Тот, кто идет вослед за мною: Ему – припав к ногам – не стою Я развязать с ноги ремня. Рожденья суетного мира, Покайтесь: близок суд. Беда Древам, растущим без плода: При корне их лежит секира». Так говорил перед толпой, В недоуменье ждавший чуда, Покрытый кожею верблюда Посланник Божий, муж святой. В картине, полной откровенья, Все это передал ты нам, Как будто от Предтечи сам Ты принял таинство крещенья.

Н. В. Гоголь. Письмо камергеру М. Ю. Виельгорскому

Пишу к вам об Иванове. Что за непостижимая судьба этого человека! Уже дело его стало, наконец, всем объясняться. Все уверились, что картина, которую он работает, – явление небывалое, приняли участие в художнике, хлопочут со всех сторон о том, чтобы даны были ему средства кончить ее, чтобы не умер над ней с голоду художник, говорю буквально – не умер с голоду, – и до сих пор ни слуху ни духу из Петербурга. Ради Христа, разберите, что это все значит. Сюда принеслись нелепые слухи, будто художники и все профессора нашей Академии художеств, боясь, чтобы картина Иванова не убила собою все, что было доселе произведено нашим художеством, из зависти стараются о том, чтоб ему не даны были средства на окончание. Это ложь, я в этом уверен. Художники наши благородны, и если бы они узнали все то, что вытерпел бедный Иванов из-за своего беспримерного самоотверженья и любви к труду, рискуя действительно умереть с голоду, они бы с ним поделились братски своими собственными деньгами, а не то чтобы внушать другим такое жестокое дело. Да и чего им опасаться Иванова? Он идет своей собственной дорогой и никому не помеха. Он не только не ищет профессорского места и житейских выгод, но даже просто ничего не ищет, потому что уже давно умер для всего в мире, кроме своей работы. Он молит о нищенском содержании, о том содержании, которое дается только начинающему работать ученику, а не о том, которое следует ему, как мастеру, сидящему над таким колоссальным делом, которого не затевал доселе никто. И этого нищенского содержания, о котором все стараются и хлопочут, не может он допроситься, несмотря на хлопоты всех. Воля ваша, я вижу во всем этом волю провиденья, уже так определившую, чтобы Иванов вытерпел, выстрадал и вынес все, другому ничему не могу приписать.

Доселе раздавался ему упрек в медленности. Говорили все: «Как! Восемь лет сидел над картиной, и до сих пор картине нет конца!» Но теперь этот упрек затихнул, когда увидели, что и капля времени у художника не пропала даром, что одних этюдов, приготовленных им для картины своей, наберется на целый зал и может составить отдельную выставку, что необыкновенная величина самой картины, которой равной еще не было (она больше картин Брюллова и Бруни), требовала слишком много времени для работы, особенно при тех малых денежных средствах, которые не давали ему возможности иметь несколько моделей вдруг, и притом таких, каких бы он хотел. Словом – теперь все чувствуют нелепость упрека в медлительности и лени такому художнику, который, как труженик, сидел всю жизнь свою над над работою и позабыл даже, существует ли на какое-нибудь наслажденье, кроме работы…

… а его в это время укоряли даже знавшие его люди, даже приятели, думая, что он просто ленится, и помышляли серьезно о том, нельзя ли голодом и отнятием всех средств заставить его кончить картину. Сострадательнейшие из них говорили: «Сам же виноват; пусть бы большая картина шла своим чередом, а в промежутках мог бы он работать малые картины, брать за них деньги и не умереть с голода», – говорили не ведая того, что художнику, которому труд его, по воле бога, обратился в душевное дело, уже невозможно заняться никаким другим трудом, и нет у него промежутков, не устремится в мысль его ни к чему другому, как он ее ни принуждай и ни насилуй.

… Я знаю и отчасти испытал сам. Мои сочинения связались чудным образом с моей душой и моим внутренним воспитаньем. В продолжение более шести лет я ничего не мог работать для света. Вся работа производилась во мне и собственно для меня. А существовал я дотоле, – не позабудьте, – единственно доходами с моих сочинений. Все почти знали, что я нуждался, но были уверены, что это происходит от собственного моего упрямства, что мне стоит только присесть да написать небольшую вещь, чтобы получить большие деньги; а я не в силах был произвести не одной строки, и когда, послушавшись совета одного неразумного человека, вздумал было заставить себя насильно написать кое-какие статейки для журнала, это было мне в такой степени трудно, что ныла моя голова, болели все чувства, я марал и раздирал страницы, и после двух, трех месяцев такой пытки так расстроил здоровье, которое и без того было плохо, что слег в постель, а присоединившиеся к тому недугу нервические и, наконец, недуги от неуменья изъяснять никому в свете своего положения до того меня изнурили, что был я уже на краю гроба.

… То же самое и в деле Иванова; если бы случилось, что он умер от бедности и недостатка средств, вдруг бы все до единого исполнились негодованья противу тех, которые допустили это, пошли бы обвинения в бесчувственности и зависти к нему других художников.

… И вот почему я теперь пишу вам. Устройте же это дело; не то – грех будет на вашей собственной душе. С моей души я уже снял его этим самим письмом: теперь он повиснул на вас. Сделайте так, чтобы не только было выдано Иванову то нищенское содержание, которое он просит, но еще сверх того единовременная награда, именно за то самое, что он работал долго над своей картиной и не хотел в это время ничего работать постороннего, как ни заставляли его другие люди и как ни заставляла бы его собственная нужда. Не скупитесь! Деньги все вознаградятся. Достоинство уже начинает обнаруживаться всем. Весь Рим начинает говорить гласно, судя даже по нынешнему ее виду, в котором далеко еще не выступила вся мысль художника, что подобного явленья еще не показывалось от времени Рафаэля и Леонардо-да-Винчи. Будет окончена картина – беднейший двор в Европе заплатит за нее охотно те деньги, какие теперь платят за вновь находимые картины прежних великих мастеров, и таким картинам не бывает цена меньше ста или двухсот тысяч. Устройте так, чтобы награда выдана была не за картину, но за самоотвержение и беспримерную любовь к искусству, чтобы это послужило в урок художникам. Урок этот нужен, чтобы видели все другие, как нужно любить искусство. Что нужно, как Иванов, умереть для всех приманок жизни; как Иванов, учиться и считать себя век учеником; как Иванов, отказывать себе во всем, даже и в лишнем блюде в праздничный день: как Иванов, надеть простую плисовую куртку, когда оборвались все средства, и пренебречь пустыми приличиями; как Иванов, вытерпеть все и при высоком и нежном образованье душевном, при большой чувствительности ко всему вынести все колкие поражения и даже то, когда угодно было некоторым провозгласить его сумасшедшим и распустить этот слух таким образом, чтобы он собственными своими ушами, на всяком шагу, мог его слышать. За эти-то подвиги нужно, чтобы ему была выдана награда. Это нужно особенно для художников молодых и выступающих на поприще художества, чтобы не думали они о том, как заводить галстучки да сертучки да делать долги для поддержания какого-то веса в обществе; чтобы знали вперед, что подкрепленье и помощь со стороны правительства ожидают только те, которые уже не помышляют о сертучках да о пирушках с товарищами, но отдались своему делу, как монах монастырю. Хорошо бы даже, если бы выданная Иванову сумма была слишком велика, чтобы невольно почесали у себя в затылке все другие. Не бойтесь, эту сумму он не возьмет себе; может быть, из нее и копейки не возьмет для себя, – эта сумма будет вся употреблена на вспомоществованье истинным труженикам искусства, которых знает художник лучше, нежели какой-нибудь чиновник, и распоряженья по этому делу будут произведены лучше чиновнических. За чиновником мало ли что может водиться: у него может случиться и жена-модница, и приятелиедоки, которых нужно угощать обедом; чиновник заведет и штат и блеск; станет даже утверждать, что для поддержания чести русской нации нужно задать пыль иностранцам, и потребуют на это деньги. Но тот, кто сам подвизался на том поприще, которому потом должен помочь, кто слышал вопль потребности и нужды истинной, а не поддельной, кто терпел сам и видел, как терпят другие, и соскорбел им, и делился последней рубашкой с неимущим тружеником в то время, когда и самому нечего было есть и не во что одеться, как делал это Иванов, тот – другое дело. Тому нужно смело поверить миллион и спать спокойно, – не пропадет даром копейка из этого миллиона. Поступите же справедливо, а письмо мое покажите многим как моим, так и вашим приятелям, и особенно таким, которых управлению вверена какая-нибудь часть, потому что труженики, подобные Иванову, могут случиться на всех поприщах, и все-таки не нужно допустить, чтобы они умерли с голоду. Если случится, что один, отделившись от всех других, займется крепче всех своим делом, хотя бы даже и своим собственным, но если он скажет, что это, по-видимому, собственное его дело будет нужно для всех, считайте его как бы на службе и выдавайте насущное прокормление. А чтобы удостовериться, нет ли здесь какого обмана, потому что под таким видом может пробраться ленивый и ничего не делающий человек, следите за его собственной жизнью; его собственная жизнь скажет все. Если он так же, как Иванов, плюнул на все приличия и условия светские, надел простую куртку и, отогнавши от себя мысль не только об удовольствиях и пирушках, но даже мысль завестись когда-либо женою и семейством или каким-либо хозяйством, ведет жизнь истинно монашескую, корпя день и ночь над своей работой и молясь ежеминутно, – тогда нечего долго рассуждать, а нужно дать ему средства работать, незачем также торопить и подталкивать его – оставьте его в покое: подтолкнет его Бог без вас; ваше дело только смотреть за тем, чтобы он не умер с голода.

А. А. Иванов. Виттория Марини

А. А. Иванов. Фигура прислушивающегося, сидящего на земле

А. А. Иванов. Голова фарисея в чалме

А. А. Иванов. Голова Христа

А. А. Иванов. Ветка

А. А. Иванов. Вода и камни под Палаццуола

А. А. Иванов. Проповедь Христа на горе Елеон

А. А. Иванов. Мальчик Пифферари

А. А. Иванов. Портрет Н. В. Гоголя

А. А. Иванов. Явление Христа народу

А. А. Иванов. Женщина с серьгами и ожерельем

А. А. Иванов. Голова раба

А. А. Иванов. Фигура обнаженного мальчика

А. А. Иванов. Неаполитанский залив

А. А. Иванов. Явление Христа Марии Магдалине после воскресения

А. А. Иванов. Путешественник

А. А. Иванов. Монтичелли (Тирольские горы)

А. А. Иванов. Никодим и Иисус

Алексей Васильевич Тыранов 1808–1859

Тыранов родился в городке Бежецке Тверской губернии в мещанской семье. Он учился в уездном городском училище и отличился успехами в рисовании. Когда директора училища перевели в Тверь, он взял с собою Тыранова, потому что считал, что у мальчика есть талант живописца. Но в Тверской гимназии Тыранов проучился всего лишь год. Директора, покровительствовавшего ему, перевели по службе в другую губернию и будущий художник пешком вернулся в родной Бежецк. Его старший брат Михаил был иконописцем. Он взял брата к себе в мастерскую. Братья Тырановы получили заказ на писание икон для Николо-Теребеневского монастыря Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Там работы Тыранова случайно увидел А. Г. Венецианов, бывший тогда уже академиком живописи. Венецианов очень высоко оценивал способности юного художника. Он сначала взял его в свою живописную школу, а потом отвез в Петербург. Венецианов считал Тыранова самым талантливым из своих учеников и даже иногда выдавал его за своего сына. Благодаря хлопотам Венецианова Тыранов получил возможность посещать Эрмитаж. Вскоре за картины «Перспективный вид Эрмитажной библиотеки» и «Внутренний вид Большой церкви Зимнего дворца» Тыранов получил малую золотую медаль Академии художеств. По этим картинам восстанавливали интерьеры Зимнего дворца после страшного пожара 1837 года.

А. В. Тыранов. Автопортрет

А. В. Тыранов. Автопортрет

Тыранову было присвоено звание художника. Со временем он стал известным портретистом. Его называли преемником Кипренского и прочили ему славу. Когда в Петербург вернулся из Италии Карл Брюллов, Тыранов стал его учеником. За картину «Девочка с тамбурином» Тыранов получил звание назначенного в академики, а потом и академика живописи. Картина имела успех у публики, ее приобрел в свою коллекцию шеф корпуса жандармов, приближенный императора Николая I А. Х. Бенкендорф.

Тыранов создал ряд портретов знаменитостей того времени: писателя И. И. Лажечникова, художника И. К. Айвазовского, журналиста и друга А. С. Пушкина – П. А. Плетнева.

Золотая академическая медаль давала Тыранову право на заграничную поездку за счет Академии художеств. Тыранов уехал в Италию и прожил там четыре года.

В Риме Тыранов влюбился в красавицу натурщицу. Но итальянка обобрала наивного художника и сбежала от него. Тыранов чуть не сошел с ума, впал в тяжелую депрессию.

В творческом отношении он стал терять свою манеру письма, его работы, при всем их техническом совершенстве, утратили живость и оригинальность, он начал подражать Брюллову. Венецианов, продолжавший следить за судьбой Тыранова, назвал его в числе своих «потерянных учеников».

Когда художник вернулся в Петербург, он постепенно лишился заказов, здоровье его еще больше ухудшилось, он почти впал в нищету.

Академия художеств назначила Тыранову небольшую пенсию – триста рублей в год. Он пытался поправить здоровье, вернуться к работе. В своей последней картине «Борьба за душу» художник создал аллегорию на тему своей жизни.

Незадолго до смерти Тыранов уехал из Петербурга в городок Кашин Тверской губернии к своему старшему брату Михаилу, в иконописной мастерской которого он когда-то начинал свой путь живописца.

В Кашине Тыранов и умер от быстроразвивающейся чахотки.

А. В. Тыранов. Семейный портрет

А. В. Тыранов. Капитошка. Литография с картины А. Г. Венецианова

А. В. Тыранов. Девушка, выжимающая из волос воду

А. В. Тыранов. Мальчик, пускающий мыльные пузыри

А. В. Тыранов. Женский портрет

А. В. Тыранов. Вид Большой церкви Зимнего дворца

А. В. Тыранов. Минин и Пожарский

А. В. Тыранов. Портрет композитора А. Ф. Львова

А. В. Тыранов. Портрет неизвестного

А. В. Тыранов. Портрет В. И. Панаева

А. В. Тыранов. Портрет С. С. Уварова

А. В. Тыранов. Вид Эрмитажной библиотеки

А. В. Тыранов. Итальянка

А. В. Тыранов. Женский портрет

А. В. Тыранов. Портрет ржевской купчихи

А. В. Тыранов. Портрет девушки

А. В. Тыранов. Разговор двух крестьянок

А. В. Тыранов. Портрет И. К. Айвазовского

Василий Егорович Раев 1808–1870

Раев родился в селе Волок Холмского уезда Псковской губернии в семье крепостного, принадлежавшего помещику Кушелеву, который впоследствии отпустил его на волю. Он учился в Арзамасской школе живописи А. В. Ступина, потом посещал классы Петербургской Императорской академии художеств, где занимался под руководством знаменитого пейзажиста М. Н. Воробьева. Академию закончил со званием художника исторической живописи, шесть лет провел в Риме, где, кроме всего прочего, изучал мозаичное дело.

В 1851 году за картину «Вид Рима с Монте Марио» получил звание академика. Некоторое время состоял при мозаичном отделении Академии художеств, позже уехал в Москву, где стал хранителем художественных коллекций мецената К. Т. Солдатенкова.

В. Е. Раев. Автопортрет

В. Е. Раев. Итальянский пейзаж в окрестностях Рима

В. Е. Раев. Библейский сюжет

В. Е. Раев. Блаженный Алипий, иконописец печерский

В. Е. Раев. Александровская колонна во время грозы

Григорий Григорьевич Гагарин 1810–1893

Гагарин – художник-любитель, без обучения в Академии художеств достигший высочайшего профессионального уровня. Он происходил из князей Гагариных, которые возводили свой род к князьям Стародубским и к самому Рюрику. (Родоначальником Стародубских считается младший сын великого князя владимирского Всеволода Большое Гнездо, а Гагариных – сыновья Стародубского-Голибесовского – семнадцатое колено от Рюрика.)

Гагарины оставили заметный след в истории России. Один из них был губернатором Сибири – его царь Петр I казнил за укрывательство хищений А. Д. Меншикова. Другой, уже в царствование Александра II, стал председателем Государственного совета и сыграл важную роль в проведении судебной реформы. Еще один Гагарин был известен тем, что перешел в католичество, вступил в орден иезуитов, его подозревали в причастности к написанию писем-пасквилей А. С. Пушкину, которые стали причиной дуэли и гибели поэта.

Г. Г. Гагарин. Автопортрет

Отец будущего художника Григорий Иванович Гагарин закончил Благородный пансион при Московском университете, дружил с поэтами В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, К. Н. Батюшковым, сам писал эротические стихи, переводил с французского Ж.-Ж. Руссо, увлекался живописью и был членом знаменитого литературного общества «Арзамас».

Мать художника Екатерина Петровна, урожденная Самойлова, тоже происходила из знатного дворянского рода, ее отец был статс-секретарем императрицы Екатерины II, она увлекалась литературой, была хорошо знакома с Н. М. Карамзиным, переводчиком Гомера Н. И. Гнедичем, И. А. Крыловым, В. А. Жуковским, Е. А. Баратынским, А. С. Пушкиным.

Отец Гагарина служил по дипломатической части. Он получил место посланника в Риме, и семья Гагариных уехала в Италию, когда юному Григорию исполнилось всего шесть лет. В Италии он имел возможность общаться с русскими художниками-пенсионерами. Особенно тесные отношения сложились у него с Карлом Брюлловым – вместе с ним он расписывал декорации для домашнего театра и делал свои первые живописные эскизы.

Гагарин окончил общеобразовательную коллегию в Сиене и посещал Сорбонну в Париже, где прошел курс архитектуры и строительного дела. В Париже Гагарин жил у своей родной тетки – Софьи Петровны Свечиной. Ее в семнадцать лет выдали замуж за нелюбимого человека, который был старше ее на двадцать пять лет. Позже она впала в мистицизм, перешла в католичество и все свои силы и состояние употребляла на пропаганду католицизма. Ее салон в Париже был одним из самых известных.

Молодой Гагарин поступил на дипломатическую службу, состоял при посольстве в Париже, а после возвращения в Россию стал сотрудником Азиатского департамента Коллегии иностранных дел и спустя некоторое время вместе со своим родным братом Евгением получил титул камер-юнкера.

По роду службы Гагарин некоторое время состоял при русской дипломатической миссии в Константинополе. Он сопровождал Карла Брюллова во время его возвращения из Италии в Россию на бриге «Фемистокл». Когда умер отец, занимавший тогда место посла в Мюнхене, Гагарин исполнял его обязанности, а потом в составе свиты императора Николая I сопровождал его во время путешествия на Кавказ.

За все это время Гагарин создал множество альбомных рисунков, свидетельствовавших о развитии его таланта художника. По просьбе А. С. Пушкина, с которым он был хорошо знаком, Гагарин выполнил иллюстрации к его произведениям. Кроме того, вместе с писателем В. А. Сологубом Гагарин создал книгу «Тарантас». Они отправились в путешествие в Казанскую губернию, где художник должен был вступить во владение наследственным имением. На основе дорожных зарисовок Гагарина Сологуб и написал повесть «Тарантас», пользовавшуюся большим успехом у читателей.

В Петербурге Гагарин вошел в так называемый «Кружок шестнадцати», душой которого был начинавший обретать поэтическую славу М. Ю. Лермонтов. Члены кружка не занимались антигосударственной деятельностью, но тем не менее тайные собрания молодых светских людей, часто позволявших себе критические высказывания, привлекли внимание сотрудников Третьего отделения. Кружок прекратил свои собрания, а его члены разъехались, многие отправились на Кавказ, где шла война с горцами. Гагарин тоже поехал на Кавказ. Как служащий Азиатского департамента Коллегии иностранных дел он выхлопотал себе командировку в Кавказскую миссию в качестве чиновника по особым поручениям. Позже он состоял при военном министре А. И. Чернышеве и принимал участие в военных действиях против Шамиля, получил несколько боевых наград, удостоился личной похвалы за мужество императора Николая I, дослужился до звания полковника и флигель-адъютанта.

Будучи на Кавказе вместе с М. Ю. Лермонтовым, он написал акварель «Сражение при реке Валерик», которому посвящено знаменитое стихотворение поэта. С этого времени Гагарин начал много времени уделять живописным работам. Он создал ряд замечательных картин и собрал материалы для двух альбомов: «Живописный Кавказ» и «Костюмы Кавказа», позже изданные им в Париже.

В 1843 году Гагарин женился на Анне Николаевне Долгоруковой, сестре одного из своих друзей, участника «Кружка шестнадцати». Но она умерла при родах, оставив ему дочь Екатерину. Художник тяжело перенес утрату, ушел со службы и уехал за границу.

Спустя два года судьба свела его с фрейлиной императрицы, Софьей Андреевной Дашковой. Они поженились и прожили в счастливом супружестве сорок шесть лет.

Вскоре после свадьбы Гагарин выхлопотал себе назначение состоять при князе Воронцове, главнокомандующем Отдельным кавказским корпусом, и вместе с женой несколько лет прожил в Тифлисе.

Вместе с архитектором Скульери он построил каменное здание тифлисского театра и на свои средства восстановил фрески Мцхетского и Сионского соборов.

В 1859 году Гагарин стал вице-президентом Петербургской академии художеств – президентом академии тогда была великая княгиня Мария Николаевна. Позже Гагарин исполнял обязанности помощника председателя Русского Императорского археологического общества.

Он расписал церковь Святого Николая Чудотворца в Мариинском дворце великой княгини Марии Николаевны, создал музей иконописи при Академии художеств, построил и расписал церковь в деревне Сучок, своего родового имения Карачарово в Клинском уезде, где и был похоронен на берегу Волги согласно его завещанию.

Сын художника Андрей Григорьевич Гагарин известен как основатель Санкт-Петербургского Политехнического института.

Г. Г. Гагарин. Всадники

Портрет Г. Г. Гагарина. Художник К. П. Брюллов

Портрет Г. Г. Гагарина. Художник В. А. Боборов

Г. Г. Гагарин. Иллюстрация к стихотворению А. С. Пушкина «Перед испанкой благородной»

Г. Г. Гагарин. Бытовая сцена

Г. Г. Гагарин. Итальянка с ребенком

Г. Г. Гагарин. Портрет князя М. Б. Лобанова-Ростовского

Г. Г. Гагарин. Казак Масдокского полка

Г. Г. Гагарин. Казак Федюшкин

Г. Г. Гагарин. Сражение между русскими войсками и черкесами при Ахатле 8 мая 1841 года. Фрагмент

Г. Г. Гагарин. М. Ю. Лермонтов. Сражение при реке Валерик

Г. Г. Гагарин. М. Ю. Лермонтов. Сражение при реке Валерик

Валерик – небольшая речка, приток реки Сунжи, впадающей в Терек. 11 июля 1840 года на реке Валерик произошло сражение между отрядом генерал-лейтенанта Галафеева и горцами-чеченцами. Лермонтов сражался в первых рядах воинов и был за храбрость представлен к ордену Святого Владимира 4-ой степени, но награду не получил. Гагарин участия в сражении не принимал. Он раскрашивал акварель по рисунку Лермонтова. Сражение описано Лермонтовым в стихотворении «Валерик» (обращенному как послание к возлюбленной поэта В. А. Лопухиной, впоследствии в замужестве Бахметевой).

М. Ю. Лермонтов. Валерик

Я к вам пишу случайно; право, Не знаю как и для чего. Я потерял уж это право. И что скажу вам? – ничего! Что помню вас? – но, боже правый, Вы это знаете давно; И вам, конечно, все равно. И знать вам также нету нужды, Где я? что я? в какой глуши? Душою мы друг другу чужды, Да вряд ли есть родство души. Страницы прошлого читая, Их по порядку разбирая Теперь остынувшим умом, Разуверяюсь я во всем. Смешно же сердцем лицемерить Перед собою столько лет; Добро б еще морочить свет! Да и притом, что пользы верить Тому, чего уж больше нет? Безумно ждать любви заочной? В наш век все чувства лишь на срок: Но я вас помню – да и точно, Я вас никак забыть не мог! Во-первых, потому, что много И долго, долго вас любил, Потом страданьем и тревогой За дни блаженства заплатил; Потом в раскаянье бесплодном Влачил я цепь тяжелых лет И размышлением холодным Убил последний жизни цвет. С людьми сближаясь осторожно, Забыл я шум младых проказ, Любовь, поэзию, – но вас Забыть мне было невозможно. И к мысли этой я привык, Мой крест несу я без роптанья: То иль другое наказанье? Не все ль одно. Я жизнь постиг; Судьбе, как турок иль татарин, За все я ровно благодарен; У бога счастья не прошу И молча зло переношу. Быть может, небеса востока Меня с ученьем их пророка Невольно сблизили. Притом И жизнь всечасно кочевая, Труды, заботы ночь и днем, Все, размышлению мешая, Приводит в первобытный вид Больную душу: сердце спит, Простора нет воображенью… И нет работы голове… Зато лежишь в густой траве И дремлешь под широкой тенью Чинар иль виноградных лоз; Кругом белеются палатки; Казачьи тощие лошадки Стоят рядком, повеся нос; У медных пушек спит прислуга, Едва дымятся фитили; Попарно цепь стоит вдали; Штыки горят под солнцем юга. Вот разговор о старине В палатке ближней слышен мне; Как при Ермолове ходили В Чечню, в Аварию, к горам; Как там дрались, как мы их били, Как доставалося и нам; И вижу я неподалеку У речки, следуя пророку, Мирной татарин свой намаз Творит, не поднимая глаз; А вот кружком сидят другие. Люблю я цвет их желтых лиц, Подобный цвету наговиц, Их шапки, рукава худые, Их темный и лукавый взор И их гортанный разговор. Чу – дальний выстрел! прожужжала Шальная пуля… слышный звук… Вот крик – и снова все вокруг Затихло… но жара уж спала, Ведут коней на водопой, Зашевелилася пехота; Вот проскакал один, другой! Шум, говор. Где вторая рота? Что, вьючить? – что же капитан? Повозки выдвигайте живо! «Савельич!» – «Ой ли?» – «Дай огниво!» — Подъем ударил барабан — Гудит музыка полковая; Между колоннами въезжая, Звенят орудья. Генерал Вперед со свитой поскакал… Рассыпались в широком поле, Как пчелы, с гиком казаки; Уж показалися значки Там на опушке – два, и боле, А вот в чалме один мюрид В черкеске красной ездит важно, Конь светло-серый весь кипит, Он машет, кличет – где отважный? Кто выдет с ним на смертный бой!.. Сейчас, смотрите: в шапке черной Казак пустился гребенской; Винтовку выхватил проворно, Уж близко… выстрел… легкий дым… Эй вы, станичники, за ним… Что? Ранен!.. – Ничего, безделка… И завязалась перестрелка… Но в этих сшибках удалых Забавы много, толку мало; Прохладным вечером, бывало, Мы любовалися на них Без кровожадного волненья, Как на трагический балет; Зато видал я представленья, Каких у вас на сцене нет… Раз – это было под Гихами — Мы проходили темный лес; Огнем дыша, пылал над нами Лазурно-яркий свод небес. Нам был обещан бой жестокий. Из гор Ичкерии далекой Уже в Чечню на братний зов Толпы стекались удальцов Над допотопными лесами Мелькали маяки кругом; И дым их то вился столпом, То расстилался облаками; И оживилися леса; Скликались дико голоса Под их зелеными шатрами. Едва лишь выбрался обоз В поляну, дело началось; Чу! в арьергард орудья просят; Вот ружья из кустов выносят, Вот тащат за ноги людей И кличут громко лекарей; А вот и слева, из опушки, Вдруг с гиком кинулись на пушки, И градом пуль с вершин дерев Отряд осыпан. Впереди же Все тихо – там между кустов Бежал поток. Подходим ближе. Пустили несколько гранат; Еще подвинулись; молчат; Но вот над бревнами завала Ружье как будто заблистало; Потом мелькнуло шапки две; И вновь все спряталось в траве. То было грозное молчанье, Недолго длилося оно, Но в этом странном ожиданье Забилось сердце не одно. Вдруг залп… глядим: лежат рядами, Что нужды? здешние полки Народ испытанный… «В штыки, Дружнее!» – раздалось за нами. Кровь загорелася в груди! Все офицеры впереди… Верхом помчался на завалы Кто не успел спрыгнуть с коня… «Ура!» – и смолкло. – «Вон кинжалы, В приклады!» – и пошла резня. И два часа в струях потока Бой длился. Резались жестоко, Как звери, молча, с грудью грудь, Ручей телами запрудили. Хотел воды я зачерпнуть… (И зной и битва утомили Меня), но мутная волна Была тепла, была красна. На берегу, под тенью дуба, Пройдя завалов первый ряд, Стоял кружок. Один солдат Был на коленях; мрачно, грубо Казалось выраженье лиц, Но слезы капали с ресниц, Прикрытых пылью… на шинели, Спиною к дереву, лежал Их капитан. Он умирал; В груди его едва чернели Две ранки; кровь его чуть-чуть Сочилась. Но высоко грудь И трудно подымалась, взоры Бродили страшно, он шептал… «Спасите, братцы. – Тащат в горы. Постойте – ранен генерал… Не слышат…» Долго он стонал, Но все слабей и понемногу Затих и душу отдал богу; На ружья опершись, кругом Стояли усачи седые… И тихо плакали… потом Его остатки боевые Накрыли бережно плащом И понесли. Тоской томимый, Им вслед смотрел я недвижимый. Меж тем товарищей, друзей Со вздохом возле называли; Но не нашел в душе моей Я сожаленья, ни печали. Уже затихло все; тела Стащили в кучу; кровь текла Струею дымной по каменьям. Ее тяжелым испареньем Был полон воздух. Генерал Сидел в тени на барабане И донесенья принимал. Окрестный лес, как бы в тумане, Синел в дыму пороховом. А там, вдали, грядой нестройной, Но вечно гордой и спокойной, Тянулись горы – и Казбек Сверкал главой остроконечной. И с грустью тайной и сердечной Я думал: «Жалкий человек. Чего он хочет!.. небо ясно, Под небом места много всем, Но беспрестанно и напрасно Один враждует он – зачем?» Галуб прервал мое мечтанье, Ударив по плечу; он был Кунак мой: я его спросил, Как месту этому названье? Он отвечал мне: «Валерик, А перевесть на ваш язык, Так будет речка смерти: верно, Дано старинными людьми». «А сколько их дралось примерно Сегодня?» – «Тысяч до семи». «А много горцы потеряли?» «Как знать? – зачем вы не считали!» «Да! будет, – кто-то тут сказал, — Им в память этот день кровавый!» Чеченец посмотрел лукаво И головою покачал. Но я боюся вам наскучить, В забавах света вам смешны Тревоги дикие войны; Свой ум вы не привыкли мучить Тяжелой думой о конце; На вашем молодом лице Следов заботы и печали Не отыскать, и вы едва ли Вблизи когда-нибудь видали, Как умирают. Дай вам бог И не видать: иных тревог Довольно есть. В самозабвенье Не лучше ль кончить жизни путь? И беспробудным сном заснуть С мечтой о близком пробужденье? Теперь прощайте: если вас Мой безыскусственный рассказ Развеселит, займет хоть малость, Я буду счастлив. А не так? — Простите мне его как шалость И тихо молвите: чудак!..

Г. Г. Гагарин. Завтрак в пригороде

Г. Г. Гагарин. Летний лагерь Нижегородского драгунского полка под Кара-Агачем

Г. Г. Гагарин. Вид Тифлиса

Г. Г. Гагарин. Портрет неизвестной

Г. Г. Гагарин. Христос и самаритянка

Г. Г. Гагарин. Гомбори

Г. Г. Гагарин. Бал у княгини М. Ф. Барятинской

Г. Г. Гагарин. Автопортрет

Г. Г. Гагарин. Христос в доме Марии

Г. Г. Гагарин. Портрет княжны

Г. Г. Гагарин. Портрет неизвестной

Г. Г. Гагарин. Портрет грузинки

Г. Г. Гагарин. Баядерка

Г. Г. Гагарин. Воскрешение сына вдовы

Г. Г. Гагарин. Нагорная проповедь

Г. Г. Гагарин. Распятие

Г. Г. Гагарин. Базилика в Пицунде

Г. Г. Гагарин. Казак Гребенского полка

Г. Г. Гагарин. Портрет семьи Арнаутовых

Г. Г. Гагарин. Лезгинка

Г. Г. Гагарин. Троица. Блудная жена. Роспись церкви Св. Николая в Мариинском дворце в Санкт-Петербурге

Г. Г. Гагарин. Анфилада

Г. Г. Гагарин. Торжество

Г. Г. Гагарин. Портрет Софии Алексеевны Гелли, дочери генерала Ермолова

Г. Г. Гагарин. Портрет Софии Алексеевны Гелли, дочери генерала Ермолова

Алексей Петрович Ермолов – генерал от инфантерии, знаменитый герой Отечественной войны 1812 года, участник Бородинского сражения. В 1817 году он был назначен главнокомандующим в Грузию и командиром отдельного кавказского корпуса, который вел военные действия против горцев в Чечне, Дагестане и на Кубани. Находясь в Дагестане, Ермолов, как и многие другие офицеры, взял себе жену из местных мехтулинских племен, заплатив калым и соблюдая местные обычаи. От этого брака у Ермолова были дети, в том числе и дочь София.

Лавр Кузьмич Плахов 1810–1881

Плахов был сыном обедневшего инженера-полковника. Он окончил уездное училище в Феодосии, а потом переехал в Петербург. Служил подмастерьем у литографа К. П. Беггрова, к которому его определил отец на шесть лет по договору. А. Г. Венецианов, случайно встретив Плахова, взял его к себе в ученики и добился расторжения договора. По заказу императрицы Александры Федоровны Плахов написал картину «Кабинет императора Александра I», она (после доработки А. Г. Венецианова) была подарена императору Николаю I. Художнику за исполнение этой картины Венецианов выхлопотал тысячу рублей.

Венецианов восхищался талантом своего ученика. Сам Плахов считал себя гениальным художником. Он был наивным, пылко-восторженным и очень впечатлительным человеком.

Плахов занимался в Академии художеств под руководством профессоров М. Н. Воробьева и А. И. Зауервейда. За свои работы он получал серебряные и золотые медали и был выпущен из Академии со званием классного художника 1-й степени.

Один из почитателей Плахова взялся оплатить его заграничную командировку. Плахов уехал в Берлин, а потом в Дюссельдорф, где начал обучаться у известного немецкого художника А. Шредтера. Но вскоре почитатель отказался оплачивать пребывание Плахова за границей, он преувеличил свои возможности покровительствовать будущему гению и обратился в Общество поощрения художников, чтобы оно поддержало художника. Но Общество поощрения художников денег не дало. Плахов залез в долги и не мог вернуться в Россию. Он писал друзьям письма с просьбами о помощи, проклинал всех немцев – по его мнению, в Германию человека можно только ссылать за тяжелое преступление, а ведь он никаких преступлений не совершал. Выручил Плахова В. А. Жуковский. Поэт помог ему выпутаться из долгов, за что признательный художник не хотел покидать своего благодетеля, и тот с большим трудом избавился от него, выпроводив в Россию.

Вернувшись домой, Плахов уехал к Венецианову и некоторое время жил в его тверском поместье. Венецианов поддержал своего любимого ученика, но сетовал, что «фантастики-немцы» испортили его, что в конце концов привело к ссоре ученика и учителя.

После смерти Венецианова Плахов скитался по России, жил в Харькове, в Вильно, в Минске, начал заниматься новомодной тогда фотографией и умер в нищете в Петербурге, так и не достигнув страстно желанной им гениальности.

Л. К. Плахов. Крестьянский мальчик

Л. К. Плахов. Кучерская в Академии художеств

Л. К. Плахов. В бондарной мастерской

Л. К. Плахов. Крестьянские дети

Л. К. Плахов. Мастеровой за работой

Л. К. Плахов. Кузнецы

Л. К. Плахов. В столярной мастерской

Л. К. Плахов. Отдых на сенокосе

Л. К. Плахов. В столярной мастерской

Л. К. Плахов. Пирушка водовозов

Л. К. Плахов. Портрет старухи

Л. К. Плахов. Портрет А. С. Стромилова с семьей

Иван Фомич Хруцкий 1810–1885

Хруцкий родился в местечке Улла Лепельского уезда Витебской области в семье униатского (греко-католического) священника Фомы Ивановича Хруцкого. Он окончил в Полоцком лицее факультет «свободных искусств» и уехал в Петербург, где как вольнослушатель обучался в Академии художеств под руководством профессора А. Г. Варнека и брал частные уроки у знаменитого английского портретиста Д. Доу, создателя портретной галереи героев Отечественной войны в Зимнем дворце. Хруцкому покровительствовал и его земляк, академик И. И. Олешкевич, который когда-то окончил Виленский университет и стажировался в Париже у знаменитого Давида.

Хруцкий работал в жанре натюрморта. Он получал за свои картины серебряные и золотые медали Академии художеств. Император Николай I наградил его часами с золотой цепью.

В 1839 году Хруцкий за портреты и натюрморты получил звание академика живописи. В это время два родных брата Хруцкого поступили в Академию художеств и позже тоже стали художниками.

Хруцкий вернулся в родные края, купил недалеко от Полоцка имение Захарничи у озера Щалопок, построил дом с парком и садом и женился на Анне Ксаверьевне Бембовской, своей соседке. Ее отец был капитаном в войсках повстанцев во время польского бунта под руководством Т. Костюшко, подавленного А. В. Суворовым. За конфликты с религиозными властями его заключили в монастырь. Хруцкий обратился за помощью к виленскому архиепископу И. Семашко и митрополиту И. Булгаку. Отца освободили, но Хруцкому пришлось за весьма умеренную плату – тысячу рублей серебром – написать иконы для иконостаса Александро-Невского собора в Ковно и тридцать два портрета духовных деятелей для архиерейского дома в Вильно. Последние сорок лет жизни Хруцкий провел в своем имении, где он и похоронен.

И. Ф. Хруцкий. Автопортрет

И. Ф. Хруцкий. Митрополит И. Семашко в своем кабинете слушает доклад секретаря

И. Ф. Хруцкий. Портрет молодой женщины с корзиной

И. Ф. Хруцкий. Мясо и овощи

И. Ф. Хруцкий. Натюрморт со свечой

И. Ф. Хруцкий. Вид на Елагином острове в Петербурге

И. Ф. Хруцкий. Дети перед мольбертом

И. Ф. Хруцкий. Семейный портрет

И. Ф. Хруцкий. Портрет девочки

И. Ф. Хруцкий. Портрет неизвестной в белом

И. Ф. Хруцкий. Портрет неизвестной

И. Ф. Хруцкий. Портрет неизвестной с корзиной

И. Ф. Хруцкий. Дичь, овощи и рыба

И. Ф. Хруцкий. Портрет мальчика

И. Ф. Хруцкий. Фрукты

И. Ф. Хруцкий. Портрет неизвестной с цветами

И. Ф. Хруцкий. Натюрморт

И. Ф. Хруцкий. Портрет неизвестной с корзиной в руках. Фрагмент

И. Ф. Хруцкий. Портрет детей

И. Ф. Хруцкий. Девочка с фруктами

И. Ф. Хруцкий. Портрет мальчика

И. Ф. Хруцкий. Портрет Булгакова

И. Ф. Хруцкий. Портрет неизвестной

И. Ф. Хруцкий. В комнатах усадьбы художника Захарничи Полоцкой губернии

И. Ф. Хруцкий. Старуха, вяжущая чулок

И. Ф. Хруцкий. Натюрморт

И. Ф. Хруцкий. Натюрморт. Яблоки и виноград

И. Ф. Хруцкий. Фрукты. Натюрморт

И. Ф. Хруцкий. Плоды и птица

Евграф Федорович Крендовский 1810–1870

Крендовский происходил из «обер-офицерских детей», служил в канцелярии городской полиции в Арзамасе, учился в Арзамасской художественной школе А. В. Ступина. В 1830 году приехал в Петербург и начал посещать классы Академии художеств как вольноприходящий, а потом стал учеником А. Г. Венецианова.

В 1839 году Крендовский, получив звание свободного художника, уехал в Полтавскую губернию, в село Мануйловку Кременчугского уезда, где обучал живописи детей помещицы В. М. Остроградской. Позже он купил себе дом, но в конце жизни переехал к брату – Х. Ф. Крендовскому, в его имение около села Измайлово Арзамасского уезда Нижегородской губернии, где и прожил до конца своих дней.

Е. Ф. Крендовский. Сборы художников на охоту

Е. Ф. Крендовский. Портрет неизвестной

Е. Ф. Крендовский. Девушка

Е. Ф. Крендовский. Портрет семейства сенатора А. А. Башилова и детей графа де Бальмен

Е. Ф. Крендовский. Портрет А. С. Лошкарева с детьми

Е. Ф. Крендовский. Виды залов Зимнего дворца. Фрагмент

Евгений Петрович Житнев 1809–1860

Житнев – ученик А. Г. Венецианова. Был крепостным, но получил вольную, учился вольноприходящим в Петербургской Императорской академии художеств. В 1835 году получил звание свободного художника, в 1856 году стал академиком живописи.

Е. П. Житнев. Автопортрет

Аполлон Николаевич Мокрицкий 1810–1870

Мокрицкий родился на Украине. Он учился в Нежинском лицее князя И. А. Безбородко, потом уехал в Петербург и посещал классы Петербургской Императорской академии художеств как вольноприходящий и стал учеником А. Г. Венецианова. Мокрицкий служил канцеляристом в департаменте горных и соляных дел. В 1835 году он был принят в число пенсионеров Академии художеств. Позже стал учеником Карла Брюллова и его верным почитателем и спутником. Мокрицкий окончил Академию художеств со званием свободного художника.

В 1849 году за портрет митрополита Никанора Новгородского получил звание академика и стал преподавателем в Московском училище живописи и ваяния. Мокрицкий оставил после себя интереснейший дневник, опубликованный после его смерти.

А. Н. Мокрицкий. Женский портрет

А. Н. Мокрицкий. Девушка на карнавале (Мария Джиолли)

А. Н. Мокрицкий. Женский портрет

Михаил Иванович Лебедев 1811–1837

Лебедев родился в Дерпте (бывший Юрьев, потом Дерпт, потом Тарту в современной Эстонии) Лифляндской губернии в семье крепостного. В 1816 году в прибалтийских губерниях крепостное право отменили, отец Лебедева был записан в мещанское сословие. Лебедев учился в гимназии имени императора Александра I при Дерптском университете. При посредственных успехах в науках юноша обратил на себя внимание талантом живописца. Об этом стало известно графу П. А. Палену. По его ходатайству граф А. Х. Бенкендорф доложил императору Николаю I, и тот распорядился отправить Лебедева в Петербург для определения в Академию художеств.

Учился Лебедев у выдающегося пейзажиста М. Н. Воробьева. За картину «Вид в окрестностях Ладожского озера» он получил большую золотую медаль, дававшую право на пенсионерскую поездку в Италию. Картина понравилась императору Николаю I, и он подарил своему протеже бриллиантовый перстень. Перед отправлением в Италию Лебедев съездил в Дерпт, продал бриллиантовый перстень и на вырученные деньги одел и обшил всех своих родных.

В Италии Лебедев жил в одно время с Карлом Брюлловым, с братом которого – рано умершим Иваном – он сдружился еще в Академии.

Лебедев написал в Италии несколько пейзажей. Карл Брюллов считал, что со временем он станет первым пейзажистом Европы. Но начавшаяся эпидемия холеры унесла жизнь молодого художника.

Один из современников, гравер, впоследствии ректор Академии художеств, написал о Лебедеве: «Он по простоте своей был сердцем совершенный младенец, по художеству же, как ландшафтный живописец, это был великан».

М. И. Лебедев. Автопортрет

М. И. Лебедев. Пейзаж

М. И. Лебедев. Альбано

М. И. Лебедев. Васильково. Фрагмент

М. И. Лебедев. Альбано. Белая стена

М. И. Лебедев. Аричча близ Рима

М. И. Лебедев. Альбано

М. И. Лебедев. Альбано близ Рима

М. И. Лебедев. В парке Киджи

М. И. Лебедев. Пейзаж с коровами

М. И. Лебедев. В ветренную погоду

М. И. Лебедев. Парк Альбано

М. И. Лебедев. В парке

Александр Алексеевич Златов 1810–1832

Златов был крепостным человеком помещицы Н. М. Змеевой из Кашинского уезда. В 1826 году Златов стал учеником А. Г. Венецианова, который помог ему получить вольную. Златов жил на квартире у Венецианова в Петербурге вместе с другими учениками художника.

А. А. Златов. Старик пастух

Александр Гаврилович Денисов 1811–1834

Денисов был сыном петербургского мещанина. Став учеником А. Г. Венецианова, он получил серебряную и золотую медали Академии художеств. Картину Денисова «Матросы в сапожной мастерской» приобрел наследник престола. Император Николай I хотел отправить Денисова в Берлин для обучения у известного немецкого художника Ф. Крюгера, но молодой художник неожиданно умер.

А. Г. Денисов. Матросы в сапожной мастерской

Александр Алексеевич Александров 1811–1878

Александров был мальчиком-подмастерьем у художника-иконописца Н. С. Крылова, который стал учеником А. Г. Венецианова. Александров родился в деревне Лубеньки Кашинского уезда в семье крепостных дворовых помещицы О. Н. Куминовой. Венецианов добился освобождения Александрова из крепостной зависимости и взял его к себе учеником.

А. А. Александров. Парадный спектакль

Алексей Александрович Васильев 1811–?

Васильев происходил из дворян, учился в университете, как вольноприходящий посещал классы Петербургской Императорской академии художеств, потом стал учеником А. Г. Венецианова. В 1845 году за портрет художника А. Е. Егорова Васильев получил звание академика живописи. Позже он стал преподавателем в школе Общества поощрения художников.

А. А. Александров. Портрет старика

А. А. Александров. Портрет Н. А. Васильева

А. А. Александров. Портрет Е. А. Аникеевой, сестры художника, в молодости

А. А. Александров. Портрет неизвестной

Григорий Карпович Михайлов 1814–1867

Михайлов родился в Можайске. Он происходил из семьи крепостного, жил в Твери, где окончил гимназию. Приехав в Петербург с целью поступить в Медико-хирургическую академию, Михайлов случайно познакомился с художником А. В. Тырановым, а позже стал учеником его учителя – А. Г. Венецианова, который помог ему освободиться от крепостной зависимости, собрав две тысячи рублей среди художников для его выкупа.

Настоящая фамилия Михайлова – Ковальков. Новую фамилию он получил в результате анекдотического случая. Однажды он под руководством Венецианова писал вид интерьера одного из залов Эрмитажа. К художникам подошла императрица и спросила у Венецианова фамилию его ученика. Венецианов забыл фамилию новичка и назвал первую пришедшую ему на ум – Михайлов. После этого Ковальков и стал Михайловым.

Михайлов посещал классы Академии художеств как вольноприходящий ученик. За картину «Кухарка» он получил серебряную медаль. Позже Михайлов обучался в мастерской Карла Брюллова и стал одним из лучших его учеников. За картину «Лаокоон с детьми» он получил золотую медаль, некоторое время жил в Италии, и в 1855 году стал академиком живописи, а потом был удостоен звания профессора исторической живописи. Он стал самостоятельным человеком, купил себе небольшое поместье в Эстляндии, где и умер.

Г. К. Михайлов. Кухарка

Г. К. Михайлов. Девушка, ставящая свечу перед образом. По свидетельству современников, в создании этой картины участвовал Карл Брюллов, помогая своему ученику

Петр Михайлович Боклевский 1816–1897

Боклевский родился в семье отставного подпоручика, участника штурма Измаила Михаила Федоровича Боклевского, в небольшом имении Елшино в Пронском уезде Рязанской губернии. Мать его, Мария Даниловна, урожденная Сазонова, дочь небогатого помещика (ей и принадлежало сельцо Елшино) увлекалась акварельной живописью. Успешно закончив Рязанскую губернскую гимназию, Боклевский поступил на юридический факультет Московского университета, вольнослушателем обучался в Петербургской Императорской Академии художеств в мастерской Карла Брюллова, а после конфликта с ним работал в мастерской скульптора П. К. Клодта, создававшего в то время знаменитые группы коней для Аничкова моста.

За один из созданных им портретов Боклевский получил звание художника портретной и акварельной живописи и право на двухлетнюю заграничную командировку. Боклевский прославился карикатурами на англичан времен Крымской войны и замечательными иллюстрациями к произведениям русских писателей. Высшим его достижением считаются портреты героев поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» и цикл иллюстраций к пьесе Н. В. Гоголя «Ревизор», а также иллюстрации к произведениям А. Н. Островского, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского.

В 1849 году Боклевский женился на сироте, воспитаннице предводителя дворянства Пронского уезда М. Ф. Лихарева – Варваре Павловне Мальцевой. По достижении совершеннолетия Мальцева стала владелицей своего наследственного имения Питомша Скопинского уезда, где и поселились молодые. В 1869 году в имении произошел пожар. В огне погибли многие работы художника, в том числе цикл рисунков к «Запискам охотника» А. С. Тургенева. Семья художника оказалась почти без средств к существованию. Чтобы дать детям возможность получить образование, Боклевскому пришлось уехать в Москву и заняться адвокатской практикой. После смерти жены Боклевский жил в имении своей овдовевшей дочери. Благодаря помощи детей художник в последние годы поселился в Москве и продолжил работу над иллюстрациями к «Мертвым душам».

Умер в Москве, похоронен на родине, в Рязанской губернии в Скопинском уезде в ограде Свято-Духова монастыря.

П. М. Боклевский. Автопортрет

П. М. Боклевский. Сцена из комедии Н. В. Гоголя «Ревизор»

П. М. Боклевский. Игуменья Манефа (П. И. Мельников-Печерский «В лесах»)

П. М. Боклевский. Иван Петрович (Н. В. Гоголь «Мертвые души»)

П. М. Боклевский. Потап Максимыч Чапурин (П. И. Мельников-Печерский «В лесах»)

П. М. Боклевский. Кукшина (И. С. Тургенев «Отцы и дети»)

П. М. Боклевский. Стуколов (П. И. Мельников-Печерский «В лесах»)

П. М. Боклевский. Макар Тихоныч Масляников (П. И. Мельников-Печерский «В лесах»)

П. М. Боклевский. Манилов (Н. В. Гоголь «Мертвые души»)

П. М. Боклевский. Параша Чапурина (П. И. Мельников-Печерский «В лесах»)

П. М. Боклевский. Коробочка (Н. В. Гоголь «Мертвые души»)

П. М. Боклевский. Сцена из комедии Н. В. Гоголя «Ревизор»

П. М. Боклевский. Петр Петрович Петух (Н. В. Гоголь «Мертвые души»)

П. М. Боклевский. Жена городничего с дочкой (Н. В. Гоголь «Ревизор»)

П. М. Боклевский. Герасим (И. С. Тургенев «Муму»)

Александр Алексеевич Агин 1817–1875

Агин был незаконнорожденным сыном дворовой крестьянки и богатого псковского помещика, происходившего из древнего рода Елагиных. Ротмистр привилегированного кавалергардского полка Алексей Петрович Елагин был участником Отечественной войны 1812 года, владел наследственным имением Петровское в Новоржевском уезде Псковской губернии. Рожденный от крестьянки сын получил по обычаю того времени только часть фамилии Елагин – Агин, и вольную. Отец поощрял занятия сына рисованием. Будущий художник имел возможность обучаться у выпускника Петербургской Императорской академии художеств С. Полякова, крепостного Елагиных. Но отец рано умер, и Агин остался без средств к существованию. Тем не менее некоторое время Агин учился в псковской гимназии. В семнадцать лет он попал в Петербургскую Императорскую академию художеств как стипендиат Общества поощрения художников. Учился в классе исторической и портретной живописи у Карла Брюллова. Академию окончил всего лишь со званием преподавателя рисования.

Как художник Агин прославился созданием рисунков к «Ветхому завету» (за эту работу он даже получил награду – бриллиантовый перстень от императора Николая I) и более всего – иллюстрациями к поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души», которые потом гравировал его близкий друг Е. Е. Бернардский. По заказу знаменитого скульптора П. К. Клодта Агин выполнил эскизы к барельефам памятника И. А. Крылова в Летнем саду.

Всю жизнь Агин нуждался. Жил на материальную помощь Общества поощрения художников, обучал рисованию детей в семьях богатых купцов, где ему часто приходилось терпеть унижения, и он со скандалом бросал преподавание. Однажды его забрали в рекруты, и друзьям пришлось спасать художника – вскладчину они купили для него квитанцию, освобождавшую от воинской повинности. После отказа Н. В. Гоголя дать ему право издавать «Мертвые души» пытался выпустить альбом со 100 рисунками к поэме, но как издатель не преуспел. Агину приходилось материально поддерживать своего любимого родного брата Василия, погибшего впоследствии во время Крымской войны.

Умер Агин в Черниговской губернии, в имении Каченовка, принадлежавшем миллионеру и известному коллекционеру живописи Тарновскому.

А. А. Агин. Автопортрет

А. А. Агин. Непонятый талант

А. А. Агин. Голова демона

А. А. Агин. Смерть Ивана Калиты

А. А. Агин. Автопортрет

А. А. Агин. Суд в подземелье

Иван Константинович Айвазовский 1817–1900

Айвазовский родился в семье армянского мелкого торговца Геворга Айвазяна, которая из Польши перебралась в Феодосию. Отец будущего художника стал старостой феодосийского базара, мать – ее звали Репсиме – занималась домашним хозяйством и была искусной вышивальщицей.

Айвазовский с детских лет увлекался рисованием. Он нигде не учился. Геворг Айвазян подрабатывал составлением судебных прошений – и маленький Ованес (впоследствии Иван) рисовал на обороте использованных листов бумаги все, что видел. Однажды он нарисовал на стене дома солдата в полном обмундировании. Этот рисунок случайно увидел градоначальник Феодосии А. И. Казначеев. Он решил, что у мальчика есть талант к живописи и подарил ему краски и кисти. В 1829 году Казначеева назначали Таврическим губернатором. Он уехал в Симферополь и с согласия родителей взял с собой Ованеса и определил его на учебу в гимназию. Знакомая губернатора графиня Наталья Федоровна Нарышкина, увидев рисунки гимназиста Айвазоского, отослала их в Петербургскую Императорскую академию художеств. В результате Айвазовского приняли в академию на казенный счет.

Сначала Айвазовский учился в классе знаменитого тогда пейзажиста, профессора М. Воробьева. В 1835 году его определили помощником к французскому маринисту Филиппу Таннеру, которого император Николай I выписал из Парижа для того, чтобы он написал виды всех российских морских портов (чем Таннер и занимался на протяжении двадцати лет). Оказавшись в роли подмастерья у знаменитого иностранца, Айвазовский быстро овладел приемами письма Таннера и в его манере написал картину «Этюд воздуха над морем». Картина была выставлена на академической выставке и получила золотую медаль. Таннер, узнав об этом, очень рассердился и пожаловался императору Николаю I на своевольного помощника. Николай I приказал убрать картину Айвазовского с выставки.

Но поэт В. А. Жуковский, воспитатель царских детей, и баснописец И. А. Крылов, к которому Николай I относился с большим уважением, показали императору работы молодого художника, и царь сменил гнев на милость. Айвазовского прикомандировали к морскому штабу Балтийского флота в качестве художника.

В 1837 году Айвазовский закончил Академию с золотой медалью, что давало ему право на пенсионерскую поездку в Италию. За границу он уехал только в 1840 году, после участия в морских операциях в ходе русско-турецкой войны.

В Италии Айвазовский посетил своего старшего брата – Гавриила. Гавриил жил в Венеции, где он получил образование и стал монахом монастыря Святого Лазаря и известным историком.

Картины Айвазовского пользовались успехом за границей. Картину «Хаос» приобрел для Ватикана сам папа Римский Григорий XVI и наградил художника золотой медалью. В Париже Айвазовский тоже был удостоен золотой медали Парижской Академии. (Позже, в 1897 году после персональной выставки в Париже французское правительство наградило его орденом Почетного легиона).

В 1844 году Айвазовский вернулся в Россию и получил звание академика живописи. Его причислили к Главному морскому штабу, и он принимал участие в Крымской войне. В осажденном Севастополе Айвазовский устроил свою персональную выставку, на которой представил публике одну из своих самых знаменитых картин «Синопский бой». Позже Айвазовский участвовал и в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов.

Айвазовский за свою долгую творческую жизнь устроил 120 персональных выставок. Его картины продавались по очень высоким ценам. Большую часть денег он тратил на благотворительные нужды – открыл в Феодосии художественную школу, построил археологический музей (Айвазовский был действительным членом Русского географического общества), открыл при своем доме в Феодосии картинную галерею.

В 1887 году Айвазовского избрали почетным членом Петербургской Императорской академии художеств. Он был также почетным членом нескольких зарубежных художественных академий – Римской, Амстердамской, Штутгардской и Флорентийской. Во Флоренции, в галерее Уфицци помещен его автопортрет – он стал вторым русским художником после О. Кипренского, удостоенным этой чести.

Первая жена Айвазовского – Юлия Яковлевна Гревс, англичанка, дочь петербургского врача, вместе с дочерьми оставила его, и после развода он женился второй раз на Анне Бурназян, вдове феодосийского торговца.

В 1887 году вся Россия отмечала 50-летний юбилей творческой деятельности Айвазовского. По этому случаю художник подарил Академии художеств картину «Пушкин на берегу моря», написанную вместе с И. Е. Репиным.

Айвазовский написал несколько сотен картин с изображением моря, которые всеми признаны шедеврами. Его кисти принадлежит и более пяти тысяч картин, написанных художником в первую очередь для продажи.

В наше время все картины Айвазовского ценятся у коллекционеров и продаются на аукционах за очень большие деньги (по миру ходит и множество подделок под Айвазовского).

Но современники неоднозначно относились к работам великого мариниста. Вот что писал о нем в своей «Истории русской живописи» А. Н. Бенуа, сам выдающийся живописец и, кроме того, искусствовед, строгий и взыскательный:

«Айвазовский, хотя и значился учеником М. Воробьева, но стоял в стороне от развития русской пейзажной школы. Общее имел, впрочем, Айвазовский с этой школой то, что и он разменял все свое большое дарование и свою истинно художественную душу на продажный вздор. Он перешел даже в этом размене, подобно Клеверу, через все границы приличия и сделался прямо типом „рыночного“ художника, имеющим уже, скорее, что-то общее с малярами и живописцами вывесок, нежели с истинными художниками.

Одно имя Айвазовского сейчас же вызывает воспоминание о какой-то безобразной массе совсем тождественных между собой, точно по трафарету писаных, большущих, больших, средних и крошечных картин. Все волны, волны и волны, зеленые, серые и синие, прозрачные как стекло, с вечно теми же на них жилками пены и покачнувшимися или гибнущими кораблями, с вечно теми же над ними пасмурными или грозовыми облаками. Если б была возможность собрать эту подавляющую коллекцию в одну кучу и устроить из нее гигантское аутодафе, то, наверное, тем самым была бы оказана великая услуга имени покойного художника и искусству, так как только после такой очистки можно было бы оценить в Айвазовском то, что было в нем действительно хорошего.

А в нем было хорошее. Айвазовский действительно любил море и даже любил как-то сладострастно, неизменно, и нужно сознаться, что, несмотря на всю эту рутину, любовь эта нашла себе выражение в лучших вещах его, в которых проглянуло его понимание мощного движения вод или дивной прелести штиля – гладкой зеркальной сонной стихии. В Айвазовском рядом с негоциантскими, всесильными в нем инстинктами, бесспорно, жил истинно художественный темперамент, и только чрезвычайно жаль, что русское общество и русская художественная критика не сумели поддержать этот темперамент, но дали, наоборот, волю развернуться недостойным инстинктам этого художника.

Заслуга Айвазовского в истории русского общества (а тем более во всеобщей) невелика. Он ничего нового в нее не внес. То, что он делал (или, вернее, только желал делать), то есть эпическое изображение стихийной жизни, было найдено Тернером, а затем популяризовано Мартином и другими англичанами, а также Изабе и Гюденом. Айвазовский получил это наследие Тернера из третьих и четвертых рук (через заезжего французского художника Таннера). Однако и за это ему спасибо, что он, единственный среди русских, сумел увлечься этим, хоть и сильно поразбавленным, но все же бесконечно драгоценным в художественном отношении, наследием. Никто из художников в России не находился на такой высоте, чтоб заинтересоваться трагедией мироздания, мощностью и красотой стихийных явлений. Лишь один Айвазовский, идя по пятам Тернера и Мартина, зажигался на время их вдохновенным восторгом от великолепия космоса, являвшегося для них живым, органическим и даже разумным и страстным существом. Разумеется, смешно читать такие места в биографии Айвазовского, где говорится, что чем сложнее и глубже были темы, за которые он брался, тем быстрее он с ними справлялся. Это смешно и не говорит в пользу серьезности его отношения к делу, но уже то важно, что он брался за эти сложные и глубокие задачи. Нужно, впрочем, отдать справедливость Айвазовскому, что иногда, несмотря на ужасные рисунок и часто „подносную“ живопись, ему все же удавалось вкладывать в них что-то такое, отдаленно похожее на грандиозность и поэзию».

Екатерине Раевской А. С. Пушкин посвятил стихотворение «Редеет облаков летучая гряда…», написанное в период путешествия по Крыму.

А. С. Пушкин

Редеет облаков летучая гряда. Звезда печальная, вечерняя звезда! Твой луч осеребрил увядшие равнины, И дремлющий залив, и черных скал вершины. Люблю твой слабый свет в небесной вышине; Он думы разбудил, уснувшие во мне: Я помню твой восход, знакомое светило, Над мирною страной, где все для сердца мило, Где стройны тополы в долинах вознеслись, Где дремлет нежный мирт и темный кипарис, И сладостно шумят полуденные волны. Там некогда в горах, сердечной думы полный, Над морем я влачил задумчивую лень, Когда на хижины сходила ночи тень — И дева юная во мгле тебя искала И именем своим подругам называла.

И. К. Айвазовский. Черное море ночью

П. Г. Гнедич

На границе первой и второй половины XIX века стоит фантастический художник-гигант – Айвазовский, написавший несколько тысяч очень посредственных, почти лубочных картин и наряду с этим создавший несколько десятков поразительных по необычайному лиризму полотен, вровень с которыми может стать только Тернер со своей стихийной мощью.

Айвазовский Иван Константинович (1817–1900) был по рождению армянин. Ребенком он играл на берегу своей родной Феодосии, и с детства в его душу запала изумрудная игра черноморского прибоя. Впоследствии, сколько бы он ни писал каких морей, все у него получалась прозрачная зеленая вода с лиловатыми кружевами пены, свойственная его родному Евксинскому Понту. Шестнадцатилетним юношей его свезли в Академию. Там его принялся обучать перспективе Воробьев, но, вероятно, уроки не пошли на пользу. Айвазовский до конца своих дней не имел никакого представления о перспективе и нередко в одной картине проводил три или четыре горизонта. Француз Таннер познакомил его с тернеровской манерой работы, – в 1837 году молодой художник уже получает золотую медаль за «Этюд воздуха над морем». Это было его первым успехом. Он написал в течение 80-ти лет множество картин, из которых, как сказано выше, многие превосходны. Недаром Ге назвал его создателем пейзажа.

Но, не зная линейной перспективы, он с необычайною правдою передавал перспективу воздушную. Кроме него едва ли найдется художник, который умел бы так передавать воздух между стенами гор и зрителем, который так бы писал прозрачные утренние туманы и штили. Легкие воздушные кучевые облака он писал так, что, несмотря на их клубящуюся массу, не чувствовалось тех мазков, которые дают характер гипсовых куч на картинах других, весьма талантливых, художников. Рисунок волны, быть может, у него слишком однообразен, но в иных случаях зыбь передавалась бесподобно. Почти все картины написаны им неровно. Превосходно схвачен тон мокрого, наглаженного приливами песка, а рядом – вместо травы – какая-то зеленая стриженая шерсть. Суда его, помимо перспективы, нередко страдают оснасткой: моряки не раз говорили о неправильном ходе его парусных судов и о невозможности так лавировать против ветра, как лавируют его суда. Лучшими его мотивами, по-моему, следует назвать серые влажные деньки над едва колышущимся северным морем. В южных красках он часто пересаливал, и солнце у него все-таки, несмотря на чисто тернеровскую смелость, было условным и заспанным. Затем, как я сказал уже, очаровательны его итальянские туманы и ближе к натуре, чем попытки всех других художников. Очаровательно передано то ощущение розово-молочного воздуха, сквозь густую пелену которого светит утреннее золотисто-алое солнце, давая от предметов бледно-голубые, длинные тени. Предметы уходят в молочную дымку, теряют контуры, и кажется, что через каких-нибудь сто сажень – конец мира, какое-то космическое пространство без границ и пределов. Но в верхних слоях туман реже, и присмотревшийся глаз вдруг определяет в его розовом пухе, где-то наверху, слабый, как призрак, контур огромной горы, вознесшейся над заливом: это Везувий. Раз поймав его очертания, вы уже заставляете его проступать перед вами, теряя его только на несколько мгновений. У Айвазовского в его лучших картинах то же: линии гор то пропадают, то чувствуются, – до того неуловимо-нежны краски этого тумана. К сожалению, я не помню из нескольких тысяч виденных мною картин Айвазовского восхода солнца на Босфоре и на Эльбрусе, а между тем это – лучшие по красоте восходы в Европе.

Ночи на картинах Айвазовского фосфоричны. В его отблесках на воде чувствуется отблеск света Иванова червячка, что-то таинственное, спокойное, манящее. Особенно хороши бывают некоторые переливы света, когда он изображает лунный восход, когда чувствуется в облаках розоватость, позолоченная по краям соседством луны.

Но зато как плохи его хаты, дороги, сады, строения! Это – нередко ребяческие картинки без техники, без знания, без наблюдательности. С натуры он писал мало, больше по памяти. Его быстрота была анекдотична. Еще карикатурист Новахович изображал его летящим на паровозе мимо бесконечного полотна и рисующим по дороге свои марины. Деятельность его была исключительная. К пятидесяти годам он написал две тысячи больших картин, а в последнюю четверть века – еще три тысячи. Всех же писанных маслом холстов и досок, по его собственному счету, должно быть не менее двадцати тысяч. Когда он праздновал в 1887 году пятидесятилетие своей деятельности, тем лицам, которые поздравляли его и сочувствовали его деятельности, он написал в подарок сто сорок маленьких марин, из которых многие были превосходны. Работа эта была исполнена им в две недели, в хмурую петербургскую погоду, в те немногие часы, когда окна его номера давали свет в небольшую комнату, обращенную в мастерскую.

Однажды он хотел показать ученикам-пейзажистам, как он работает. Ему приготовили двухаршинный холст, даже, кажется, несколько шире. Выдавив на палитру несколько красок и проведя линейкой черту горизонта, он начал писать с левого угла вниз, сразу накладывая нужные тона и сливая их большой кистью. Он изображал зыби после бури. На небе – серые тучи. Вдали – накренившйся набок корабль, ближе – лодка с экипажем. Волны зелено-серые, прозрачные, холодные. Картина была кончена в течение часа сорока пяти минут. Тут не было «фокуса»: большинство картин именно так писалось художником. Его «Хаос», что в музее Александра III, изготовлен в одно утро. Картину, написанную в классе, Айвазовский подарил ученикам, в пользу их кассы, и через несколько дней ее продали за две тысячи, если не за две с половиной.

Он имел слабость – оживлять пейзаж фигурами. Это не скверный каламбур, но фигуры у него выходили действительно слабыми. Он по торопливости, или по привычке все писать «от себя», изображал грубых игрушечных людей, неестественных лошадей, странных волов и овец. Он любил мифологические сюжеты и его Нептуны, Зевсы и сирены способны возмутить самого невзыскательного зрителя.

Одно время – именно в шестидесятых годах – Айвазовский вынес немало гонений от критики. Над ним издевались, говорили, что он пишет подносы, смеялись над его фигурами, над его ошибками. Как на грех, он выставлял нелепо феерические картины вроде «Взрыва парохода „Аркадион“», которого он, конечно, не видел, или аллегорические холсты на тему нашей войны с турками. Его необдуманная поспешность в этих аллегориях вела к курьезным ошибкам: например, луна получала свет не от солнца, а с другой стороны – противоположной. Но потом все это перемололось, и к юбилею его все-таки все сошлись на несомненной истине: что он всю жизнь был поэтом в лучшем значении слова и искал в натуре эту поэзию.

В. П. Волк-Карачевский. «Кинжал мести»

«Грейг был родом шотландец. На флот попал в детские годы, волонтером участвовал во многих войнах, сражениях и дальних плаваньях. В русскую службу поступил с чином капитана первого ранга и командовал разными эскадрами. Он считался главным советником Орлова во время экспедиции в Архипелаг.

Именно Грейг организовал ночную атаку брандерами турецкого флота в Чесменской бухте. Он доверил ее подготовку главному бомбардиру флотилии, чернокожему поручику по фамилии Ганнибал – фамилию эту его отцу, выходцу из далекой Африки, нарек некогда сам царь Петр I.

Недоброжелатели Алексея Орлова Чесменскую победу в Чесменском сражении приписывали двум англичанинам – капитан-командору Грейгу и контр-адмиралу Джону Эльфинстону. Граф Орлов же путешествовал при них пассажиром. А когда началось сражение и взорвался и взлетел на воздух корабль „Святой Евстафий“, на котором находился его родной брат Федор, граф воскликнул: „Ах, брат!“ – и как чувствительная девица упал в глубокий обморок.

А оба англичанина и чернокожий Ганнибал воспользовались тем, что им никто не мешает глупыми сухопутными распоряжениями, и успели поджечь турецкий флот. И, когда граф Орлов пришел в себя, дело уже было сделано.

Завистники желали умалить славу графа Орлова-Чесменского. Описывая события, они упускали из вида, что корабль „Святой Евстафий“ взорвался за три дня до Чесменского сражения.

Это произошло у острова Хиоса, известного самым лучшим вином во времена великого песнопевца Гомера. Шестидесятишестипушечный „Святой Евстафий“ вступил в бой с флагманом турецкого флота, девяностопушечным „Реал-Мустафой“. Командовал нашим кораблем капитан Александр Иванович фон Круз, коренной москвич, смелый и удачливый моряк, позже вышедший в адмиралы.

На „Святом Евстафии“ действительно находился родной брат Алехана Федор Орлов, а также адмирал эскадры Спиридов. Спиридов приказал идти на абардаж. Чтобы подбодрить моряков, он велел поставить на юте музыкантов, а им приказал сразу же играть самую бодрящую музыку.

Но когда корабли сцепились, или, как говорят моряки, „свалились“, на „Реал-Мустафе“ начался пожар. Горящая грот-мачта турецкого корабля упала на „Святой Евстафий“ и он тоже загорелся. Согласно морскому уставу, при таком положении дел адмирал обязан перенести свой флаг на другой корабль.

Поэтому адмирал Спиридов вместе с графом Федором Орловым на шлюпке отплыли от „Святого Евстафия“ и перебрались на пакетбот „Почтальон“. Огонь, охвативший „Святого Евстафия“, наконец добрался до крюйт-камеры и корабль взорвался – следом за ним взорвался и „Реал-Мустафа“. От взрыва огромной силы оба корабля взлетели на воздух. Почти полтысячи человек команды „Святого Евстафия“ погибли – вместе, разумеется, с музыкантами, числившимися по военному ведомству.

В живых остался только капитан „Святого Евстафия“ Александр Иванович Круз. Его так высоко подбросило в воздух, что он вылетел за пределы испепеляющей ударной волны, а падая в море, ухитрился нырнуть и не разбиться о поверхность воды. Будучи прекрасным пловцом, Александр Иванович проплавал в море несколько часов, пока его не подобрали наши матросы.

Спасся и находившийся на „Святом Евстафии“ в момент взрыва чернокожий поручик Ганнибал, но ему, скорее всего, помогла нечистая сила, с ней он, как полагали многие, явно имел какие-то связи.

Что касается Алехана, то он, увидев, как взорвался „Святой Евстафий“, конечно же решил, что его брат Федор погиб. Но даже если бы Алехан и упал в обморок от внезапно нахлынувших на него чувств – известно, что братья Орловы очень дружны и всегда переживали друг за друга – то обморок этот не мог продолжаться три дня. Именно столько времени прошло после сражения при острове Хиосе до того, как наши эскадры догнали турецкие корабли, пытавшиеся скрыться в Чесменской бухте.

А графа Федора Орлова вскоре отыскали на пакетботе „Почтальон“. Он, держа на всякий случай в руке обнаженную шпагу, наскоро перекусывал приготовленной для него яичницей, так как перед началом Хиоского сражения не успел позавтракать.

Злоязыкие недоброжелатели Орлова-Чесменского не присутствовали на месте событий и не брали в расчет несоответствие по времени, вкравшееся в их описание последовательности эпизодов Хиоского и Чесменского сражений.

Но даже если бы кто-нибудь подсказал им, что между этими морскими битвами прошло три дня, они или утверждали бы, что обморок Алехана мог быть весьма продолжительным – тем более что такие случаи известны медицинской науке, или просто игнорировали бы такое разъяснение, как это делают, полагаясь на собственное мнение и свой вкус, многие мемуаристы и историки, что тоже нередко случается.

И мне ли упрекать недоброжелателей графа, людей обычно несколько раздраженных и пристрастных в таких, с их точки зрения, незначительных погрешностях во времени. Я ведь и сам, несмотря на свою совершенную беспристрастность, часто увлекаюсь впечатляющими мое живое воображение деталями и допускаю разного рода анахронизмы, нарушая в своих описаниях очередность событий, особенно когда дело доходит до проявления чувствительных подробностей, они ведь иногда и автору да и читателю кажутся важнее скрупулезному следованию строгому течению дней, сурово отмечаемых неумолимыми календарями и хронологическими таблицами, в них, впрочем, тоже иногда отыскиваются ошибки и неточности.

Тем более что даже поэты – к ним я себя никак не причисляю, но глубоко чту их и всегда восхищаюсь ими – разделены во мнении относительно точности времяисчисления. Одни из них, в пылу божественного вдохновения, совсем не обращают внимания на календари, другие пытаются следовать им и рассчитывают с их помощью нумерацию глав своих бессмертных произведений, что, несомненно, делает их стройнее и изящнее, хотя не способствует пространности, о чем иной раз и пожалеешь.

Однако вернемся к уничтожению турецкого флота. Сожжением его в Чесменской бухте действительно руководил капитан Грейг. Он приказал поручику Ганнибалу, выделявшемуся среди других моряков как цветом лица, так и знанием дела и исполнительностью, приготовить брандеры из четырех старых фелюг, доставленных тремя греческими священниками с острова Хиос, братьями Дмитрием, Афанасием и Степаном Гунаропуло.

Тихой лунной ночью несколько наших кораблей вошли в Чесменскую бухту, в центре которой в беспорядке сгрудились турецкие суда. После удачного выстрела с фрегата „Гром“ загорелся один из турецких кораблей. Началась паника. Четверо добровольцев повели брандеры.

Первый из них сел на мель, второй отбили опомнившиеся от страха турки, подплыв к нему на галере, третий столкнулся с уже горевшим кораблем. И только четвертый брандер – его вел лейтенант Ильин – сцепился с восьмидесятичетырехпушечным турецким кораблем.

Ильин поджег брандер и успел отплыть на шлюпке. Огонь с брандера перебросился на огромный корабль. Охваченный пламенем, он взорвался, его горящие обломки упали на другие корабли, ветер подхватил огонь и вскоре весь турецкий флот пылал единым костром.

Было уничтожено больше полусотни судов, из них пятнадцать линейных, цвет и гордость флота султана. Десять тысяч турецких матросов погибли в море огня и в море воды.

Маленькая Чесменская бухта к утру превратилась в месиво пепла, грязи, крови, человеческого обгорелого мяса и головешек – это все, что осталось от турецкого флота, обошедшегося в немалую копеечку французской казне – в ней тогда еще водились ливры, миллионы ливров, позднее исчезнувшие, как точно выяснилось, неизвестно куда и безвозвратно.

В копеечку встала экспедиция в Архипелаг и императрице Екатерине II Алексеевне, о чем она нисколько не жалела. Она щедро наградила чинами и деньгами всех оставшихся в живых участников Чесменского сражения, а потом даже велела взять из не пустой, а ежегодно пополняемой казны пять тысяч рублей и раздать женам и детям, ожидавшим возвращения моряков из славного похода.

А кроме того, императрица в память о том, что произошло с турецким флотом, приказала выбить медаль с красноречивой надписью „Был“, превзойдя тем самым в лаконизме самих спартанцев, обитателей древней Лаконии, прославившихся в веках как воинским мужеством, так и краткостью и содержательностью своих речей».

А. С. Пушкин. К морю

Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной Ты катишь волны голубые И блещешь гордою красой. Как друга ропот заунывный, Как зов его в прощальный час, Твой грустный шум, твой шум призывный Услышал я в последний раз. Моей души предел желанный! Как часто по брегам твоим Бродил я тихий и туманный, Заветным умыслом томим! Как я любил твои отзывы, Глухие звуки, бездны глас И тишину в вечерний час, И своенравные порывы! Смиренный парус рыбарей, Твоею прихотью хранимый, Скользит отважно средь зыбей: Но ты взыграл, неодолимый, И стая тонет кораблей. Не удалось навек оставить Мне скучный, неподвижный брег, Тебя восторгами поздравить И по хребтам твоим направить Мой поэтической побег. Ты ждал, ты звал… я был окован; Вотще рвалась душа моя: Могучей страстью очарован, У берегов остался я. О чем жалеть? Куда бы ныне Я путь беспечный устремил? Один предмет в твоей пустыне Мою бы душу поразил. Одна скала, гробница славы… Там погружались в хладный сон Воспоминанья величавы: Там угасал Наполеон. Там он почил среди мучений. И вслед за ним, как бури шум, Другой от нас умчался гений, Другой властитель наших дум. Исчез, оплаканный свободой, Оставя миру свой венец. Шуми, взволнуйся непогодой: Он был, о море, твой певец. Твой образ был на нем означен, Он духом создан был твоим: Как ты, могущ, глубок и мрачен, Как ты, ничем неукротим. Мир опустел… Теперь куда же Меня б ты вынес, океан? Судьба людей повсюду та же: Где капля блага, там на страже Уж просвещенье иль тиран. Прощай же, море! Не забуду Твоей торжественной красы И долго, долго слышать буду Твой гул в вечерние часы. В леса, в пустыни молчаливы Перенесу, тобою полн, Твои скалы, твои заливы, И блеск, и тень, и говор волн.

И. К. Айвазовский. Гибель корабля (Крушение купеческого судна в открытом море)

Стихотворение «Погасло дневное светило…» написано А. С. Пушкиным во время путешествия по Черноморскому побережью

А. С. Пушкин. 1820 (Юг)

Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный… И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к пределам дальным По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей, Страны, где пламенем страстей Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались, Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость, Где легкокрылая мне изменила радость И сердце хладное страданью предала. Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной… Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

И. К. Айвазовский в костюме тореадора. Художник В. И. Штернберг

И. К. Айвазовский. Автопортрет

И. К. Айвазовский. Портрет М. Т. Лориса-Меликова

И. К. Айвазовский. Бушующее море

И. К. Айвазовский. У крымских берегов

И. К. Айвазовский. Вид в Константинополе

И. К. Айвазовский. Отара овец

И. К. Айвазовский. Встреча рыбаков на берегу Неаполитанского залива

И. К. Айвазовский. Украинский пейзаж с чумаками при луне

И. К. Айвазовский. Лунная ночь на Босфоре

И. К. Айвазовский. А. С. Пушкин и Е. Раевская в Гурзуфе

И. К. Айвазовский. Черное море. Фрагмент

И. К. Айвазовский. Гондолы на море

И. К. Айвазовский. Вид Леандровой башни в Константинополе

И. К. Айвазовский. Чесменский бой 25–26 июня 1770 года

И. К. Айвазовский. Ниагарский водопад

И. К. Айвазовский. Бой в Хиосском проливе 24 июня 1770 года

И. К. Айвазовский. Прощание А. С. Пушкина с морем

И. К. Айвазовский. Вид Венеции

И. К. Айвазовский. Крымский вид

И. К. Айвазовский. А. С. Пушкин на берегу Черного моря

И. К. Айвазовский. Девятый вал

Федор Михайлович Славянский 1817–1876

Славянский родился в деревне Вышково Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Он был крепостным крестьянином помещика А. А. Семенского. А. Г. Венецианов взял его к себе учеником, организовав его выкуп за две тысячи рублей из крепостной зависимости. В 1840 году Славянский начал посещать классы Академии художеств. Он обучался у профессоров А. Г. Варнека и А. Т. Маркова. Венецианов даже дал ему свою фамилию, и он некоторое время был записан в Академии художеств как «Венецианов».

В 1845 году Славянский получил звание художника, а позже за полотно «Семейная картина» – звание назначенного в академики. В 1852 году он был удостоен звания академика портретной живописи.

Ф. М. Славянский. В комнатах у А. А. Семенского в Тверской губернии

Ф. М. Славянский. Кабинет Венецианова

Ф. М. Славянский. Автопортрет

Ф. М. Славянский. Портрет неизвестной в одежде воспитанницы

Ф. М. Славянский. Семейная картина. (На балконе)

Ф. М. Славянский. Крестьянская девочка

Михаил Федорович Давыдов Начало XIX века —?

Давыдов был крепостным дворовым человеком князя И. Д. Салтыкова, происходил из Владимирской губернии. Он посещал классы Петербургской Императорской академии художеств, потом стал учеником А. Г. Венецианова, который помог ему получить вольную. В 1831 году Давыдов получил звание свободного художника. Позже он работал учителем рисования в училище при Владимирской церкви.

М. Ф. Давыдов. Пейзаж

М. Ф. Давыдов. Предместье Рима

М. Ф. Давыдов. «Черная голова»

М. Ф. Давыдов. В комнатах

Богдан (Готфрид) Павлович Виллевальде 1818–1903

Виллевальде родился в Павловске. Первоначально обучался живописи частным порядком у приезжего художника Юнгштедта. В 1838 году поступил в Петербургскую Императорскую академию художеств. Занимался под руководством К. П. Брюллова и профессора батальной живописи А. И. Зауервейда. За работы во время обучения получал высшие награды и в качестве пенсионера академии был отправлен за границу для совершенствования мастерства.

После возвращения в Россию Виллевальде завершил многие картины, начатые Зауервейдом.

За батальные полотна «Сражение при Гисгюбеле» и «Сражение при Париже» он получил звание профессора батальной живописи и преподавал в Академии художеств. Виллевальде посетил Севастополь во время Крымской войны, Кавказ, Малую Азию и Дунай во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Виллевальде называют родоначальником русской батальной живописи. Многие его полотна посвящены событиям Отечественной войны 1812 года. Он был учителем почти всех русских художников-баталистов.

Б. П. Виллевальде. Отступление

Б. П. Виллевальде. Рядовой лейб-гвардии

Б. П. Виллевальде. Бой в ущелье

Б. П. Виллевальде. Раненый солдат

Б. П. Виллевальде. Битва под Лейпцигом

Б. П. Виллевальде. Граф В. Ф. Адлерберг

Б. П. Виллевальде. Конный полк в сражении

Б. П. Виллевальде. Сцена у колодца

Б. П. Виллевальде. Блюхер и казаки в Бауцене

Б. П. Виллевальде. Открытие памятника Тысячелетие России в Новгороде в 1862 году

Б. П. Виллевальде. Николай I с цесаревичем Александром Николаевичем в мастерской художника в 1854 году

Б. П. Виллевальде. Сегодня ты, завтра я

Сергей Константинович Зарянко 1818–1870

Зарянко (настоящая фамилия Никитин) родился в местечке Лядово Могилевской губернии в семье крестьянина, отпущенного на свободу из крепостной зависимости помещиком князем Любомирским.

Позже семья Никитиных перебралась в Петербург, где будущий художник под фамилией Зарянко был зачислен в мещанское сословие. Благодаря материальной поддержке Общества поощрения художников Зарянко стал посещать платные классы Академии художеств. Его талант заметил сам А. Г. Венецианов, портрет которого он позже создал.

Зарянко удостаивался наград Академии художеств и получил звание академика. Он прославился как портретист.

В 1856 году Зарянко стал инспектором и старшим профессором Московского училища живописи и ваяния. Он был педагогом, любимым учениками. При нем училище заканчивали будущие знаменитости: Перов, Прянишников, Неврев, Пукирев. Умер скоропостижно, похоронен в Москве.

С. К. Зарянко. Портрет камер-юнкера майора И. Е. Лазарева

Портрет С. К. Зарянко. Художник А. М. Колесов

С. К. Зарянко. Портрет камергера, действительного статского советника Х. Е. Лазарева

С. К. Зарянко. Портрет поручика А. Д. Пономарева

С. К. Зарянко. Христос Спаситель

С. К. Зарянко. Портрет неизвестной

С. К. Зарянко. Портрет великого князя наследника цесаревича Николая Александровича в казачьем мундире

С. К. Зарянко. Портрет генерал-адьютанта К. А. Шильдера

С. К. Зарянко. Мужской портрет

С. К. Зарянко. Портрет оперного артиста Осипа Афанасьевича Петрова

С. К. Зарянко. Портрет В. А. Иордан, урожденной Пущиной

С. К. Зарянко. Девочка в голубом платье. Портрет Наталии Сергеевны Зарянко, дочери художника

С. К. Зарянко. Портрет А. П. Лесниковой

С. К. Зарянко. Портрет графини О. Э. Шуваловой, урожденной княжны Белосельской-Белозерской

С. К. Зарянко. Портрет Е. Х. Абамелек-Лазаревой

С. К. Зарянко. Портрет гравера профессора Ф. И. Иордана

С. К. Зарянко. Портрет министра путей сообщения П. П. Мельникова

С. К. Зарянко. Портрет генерал-адъютанта Ф. П. Литке

С. К. Зарянко. Портрет генерал-лейтенанта Я. И. Ростовцева

С. К. Зарянко. Портрет великого князя Александра Александровича

С. К. Зарянко. Портрет сановника

С. К. Зарянко. Портрет великого князя наследника цесаревича Николая Александровича

С. К. Зарянко. Портрет семьи Турчаниновых

С. К. Зарянко. Портрет почт-директора Ф. И. Прянишникова

С. К. Зарянко. Внутренний вид морского Никольского собора в Петербурге

С. К. Зарянко. Портрет А. Г. Венецианова

С. К. Зарянко. Портрет великого князя Николая Александровича

С. К. Зарянко. Портрет А. С. Танеева

С. К. Зарянко. Портрет княгини Трубецкой

С. К. Зарянко. Портрет княгини М. В. Воронцовой

С. К. Зарянко. Портрет неизвестной

С. К. Зарянко. Женский портрет

С. К. Зарянко. Портрет великого князя Николая Николаевича Старшего

С. К. Зарянко. Портрет М. Ю. Лермонтова

С. К. Зарянко. Портрет великого князя Александра Александровича в свитском сюртуке

С. К. Зарянко. Портрет Е. Э. Лазаревой

Михаил Иванович Антонов

Антонов происходил из бедных петербургских мещан. Он стал учеником А. Г. Венецианова и по его ходатайству был принят в Академию художеств, обучался под руководством профессоров М. Н. Воробьева и П. В. Басина, потом уехал в Киевскую губернию, где по заказу князя П. П. Лопухина писал виды его имения «Корсунь». В 1848 году Антонов получил звание свободного художника.

М. И. Антонов. Вид садика при Помпейской галерее Зимнего дворца

Ефим Тухаринов

Тухаринов – ученик А. Г. Венецианова. Происходил из вятских мещан, учился как вольноприходящий в Петербургской Императорской академии художеств. За картину «Ротонда Зимнего дворца» получил в награду от императора Николая I бриллиантовый перстень. Но позже Тухаринов спился.

Иван Дмитриевич Каширин

Каширин был крепостным помещика А. В. Ульянова. Он учился в Арзамасской художественной школе А. В. Ступина. На деньги, собранные художниками, Каширин выкупился из крепостной зависимости. В Петербурге он посещал классы Академии художеств как вольноприходящий, а потом стал учеником А. Г. Венецианова.

И. Д. Каширин. Портрет А. В. Ульянина

А. А. Алексеев ?–1878

Алексеев был учеником А. Г. Венецианова. Он окончил Академию художеств, получил звание свободного художника и с 1835 года работал учителем рисования в псковской гимназии.

А. В. Тыранов. Портрет художника А. А. Алексеева

А. А. Алексеев. Мастерская А. Г. Венецианова

А. А. Алексеев. Мастерская А. Г. Венецианова

Слева с холстом на подрамнике художник изобразил самого себя. У окна сидит любимый ученик Венецианова А. В. Тыранов.

А. А. Алексеев. Портрет неизвестного

Гурий Асафович Крылов

Крылов, однофамилец знаменитого ученика А. Г. Венецианова Н. С. Крылова, был крепостным поручика Е. Скудинова. Он посещал классы Петербургской Императорской академии художеств как вольноприходящий, потом получил пенсион от Общества поощрения художников и был освобожден от крепостной зависимости. Крылов несколько лет обучался в Медико-хирургической академии, не оставляя занятий живописью. В 1833 году он получил от Академии художеств звание свободного художника. Г. А. Крылов был близок с художниками-учениками А. Г. Венецианова. В 1839 году за портрет скульптора В. И. Демут-Малиновского Крылов был удостоен звания академика живописи.

Г. А. Крылов. Кухня

Г. А. Крылов. Портрет В. И. Демут-Малиновского

Евстафий Ефимович Бернардский 1819–1889

Бернардский родился в Новгородской губернии в обедневшей дворянской семье. В 1838 году он стал вольноприходящим учеником Петербургской Императорской академии художеств, которую закончил со званием учителя рисования.

Позже Бернардский учился гравированию на дереве в специальной мастерской К. К. Клодта.

Бернардский был близок с художниками А. А. Агиным, П. А. Федотовым. Он исполнял гравюры по оригиналам лучших русских иллюстраторов классической литературы. Его называли «русским Гранвилем».

В 1849 году Бернардского арестовали за причастность к деятельности антигосударственной группы Петрашевского, но позже он был отпущен под надзор полиции.

Всю жизнь художник нуждался. Безуспешно пытался заниматься издательской деятельностью. В конце жизни служил в дирекции над строениями императорских домов и садов. Умер в полной безвестности.

Е. Е. Бернардский. Иллюстрация к поэме А. С. Пушкина «Домик в Коломне»

Е. Е. Бернардский. Иллюстрация к поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души», «Выезд Чичикова»

Е. Е. Бернардский. Иллюстрация к поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души», «Капитан Копейкин и англичанка»

Василий Федорович Тимм 1820–1895

Георг Вильгельм Фридрих Тимм родился в дачном местечке Зоргенфрей (в переводе с немецкого – «свободный от забот») в семье рижского бургомистра, выходца из чиновничьей среды. Мать художника, Юлианна фон Циммерман, была дочерью сельского священника. Родители поощряли талант сына и помогли ему определиться вольноприходящим в батально-живописный класс Петербургской Императорской академии художеств, которым руководил знакомый их семьи, происходивший из курляндских немцев, профессор Александр Зауервейд. Вскоре Тимм уже делал рисунки для картины Зауервейда «Битва при Кульме».

Тимм получал награды Академии, закончил учебу со званием свободного классного художника. Его называли лучшим рисовальщиком России. Рисунки и картины Тимма нравились императору Николаю I и императрице. Он путешествовал по Европе и по России. Находился при войсках во время боевых действий на Кавказе. В 1855 году получил звание академика батальной живописи, а позже – звание профессора Прусской академии художеств.

Двенадцать лет Тимм издавал знаменитый иллюстрированный «Русский художественный листок».

Сестра Тимма – Эмилия Тимм была известна скандальным браком с Карлом Брюлловым. Позже она вышла замуж за известного литератора А. И. Греча. Сам Тимм женился на дочери богатого рижского торговца льном Эмилии Николине Пфаб.

Последние годы Тимм провел за границей, пытаясь восстановить сильно ухудшившееся зрение. Умер он в Берлине. Прах художника захоронен в Риге, на немецком кладбище.

В. Ф. Тимм. Крестьянский двор

В. Ф. Тимм. Портрет А. Дюма

В. Ф. Тимм. Портрет императора Николая I верхом

В. Ф. Тимм. Коленопреклоненная молитва митрополита Филарета и всех присутствующих при короновании Александра II

В. Ф. Тимм. Портрет М. Д. Горчакова

В. Ф. Тимм. Портрет Я. П. Бакланова

В. Ф. Тимм. Вид загородного дворца Алексея Михайловича

В. Ф. Тимм. Портрет Э. В. Бриммера

В. Ф. Тимм. Восстание 14 декабря 1825 года

В. Ф. Тимм. Куда кривая вывезет

В. Ф. Тимм. Алжирка учит дитя

В. Ф. Тимм. Мытищинский московский водопровод. Барон А. Н. Дельвиг

В. Ф. Тимм. Вид Воронежа с западной стороны

В. Ф. Тимм. Крестьянская повозка

В. Ф. Тимм. Поздравление, приносимое казачьим войском Александру II в Успенском соборе

В. Ф. Тимм. Бессарабские цыгане

В. Ф. Тимм. Господский кучер с женой

В. Ф. Тимм. Дети качаются на доске

В. Ф. Тимм. К. Брюллов, В. Корнилов и Г. Гагарин

В. Ф. Тимм. Дочь эфенди

Григорий Васильевич Сорока 1823–1864

Григорий Васильевич Савельев, по прозвищу Сорока, родился в деревне Покровское Вышневолоцкого уезда Тверской губернии в семье крепостного крестьянина Василия Савельевича и Екатерины Ивановны. Григорий был вторым по счету ребенком, всех в семье – четверо сыновей и две дочери. Помещик, которому принадлежала семья Сороки, полковник в отставке Н. П. Милюков, взял юношу к себе в имение Островки, где Сорока исполнял обязанности домашнего живописца и садовника.

А. Г. Венецианов, сосед Милюкова по имению, познакомившись с Сорокой, пытался выкупить его у помещика, но это ему не удалось. Все же Милюков после острого конфликта со своим крепостным на время отпустил его к Венецианову в имение Софонково, где Сорока некоторое время занимался живописью под руководством своего учителя и мечтал об учебе в Петербургской Императорской академии художеств. После трагической смерти Венецианова Сороке пришлось вернуться к своему помещику. Он зарабатывал себе на жизнь писанием портретов и икон для местных церквей. В 1852 году Сорока женился на дворовой Милюковых – Александре Нестеревой. В их семье родились двое сыновей и дочь. От тягостной обстановки и от того, что не сбылись его надежды попасть в Академию художеств, он начал пить.

После отмены крепостного права художник получил свободу, как и все крестьяне Милюковых. Сорока поселился в родной деревне, где у него уже был собственный дом. Из-за выкупа земли у Милюковых возник конфликт с крестьянами. Сорока написал письмо императору Александру II с жалобой на помещика. Письмо перехватили, художника арестовали и приговорили за распространение ложных слухов к телесным наказаниям. Накануне исполнения приговора Сорока повесился. Похоронен в селе Поддубье, за кладбищенской оградой.

Позже возникла легенда о том, что Сорока был влюблен в дочь своего помещика – Лидию Николаевну Милюкову, она тоже любила его и покончила жизнь самоубийством после смерти своего возлюбленного. Никаких фактов, подтверждающих эту легенду, историкам обнаружить не удалось.

Один из сыновей Сороки – самый младший – Александр впоследствии окончил в Москве Катковский лицей памяти императора Николая I и дослужился до чина статского советника. Имя самого художника Сороки было забыто. Его картины считались работами неизвестного художника. И только в 1914 году внук помещика Милюкова – Н. К. Милюков – поведал миру о художнике Сороке и его судьбе.

Г. В. Сорока. Автопортрет

Г. В. Сорока. Вид на палисадник в имении Островки

Г. В. Сорока. Кабинет дома в Островках. Фрагмент

Г. В. Сорока. Отражение в зеркале

Г. В. Сорока. Рыбаки

Г. В. Сорока. Вид на усадьбу Спасское Тамбовской губернии

Г. В. Сорока. Вид на плотину. Фрагмент

Г. В. Сорока. Портрет К. Н. Милюкова в детстве

Г. В. Сорока. Портрет П. И. Милюкова

Г. В. Сорока. Гумно

Г. В. Сорока. Флигель в Островках

Г. В. Сорока. Вид озера Молдиво

Г. В. Сорока. Портрет Е. Н. Милюковой

Г. В. Сорока. Портрет А. И. Поздеева

Г. В. Сорока. Портрет А. П. Милюковой

Г. В. Сорока. Портрет В. А. Преображенского

Г. В. Сорока. Портрет Л. Н. Милюковой

К. П. Беггров. Вид арки Главного штаба. Фрагмент

Оглавление

Русская живопись как отражение мировосприятия русского народа и его многовековой истории

Владимир Лукич Боровиковский 1757–1825

Феодосий Иванович Яненко 1762–1809

Александр Молинари 1772–1831

Жан-Лоран Монье 1744–1801

Жан (Иван Михайлович) Жерен Вторая половина XVIII в. –1827

Иван Акимович Акимов 1764–1814

Григорий Иванович Угрюмов 1764–1823

Василий Кузьмич Шебуев 1777–1855

Николай Иванович Уткин 1780–1863

Степан Филиппович Галактионов 1779–1854

Иван Семенович Бугаевский-Благодарный (Богаевский) 1780–1860

Емельян Михайлович Корнеев 1782–1839

Александр Григорьевич Варнек 1782–1843

Федор Петрович Толстой 1783–1873

Максим Никифорович Воробьев 1787–1855

Капитон Алексеевич Зеленцов 1790–1845

Петр Федорович Соколов 1791–1848

Владимир Иванович Мошков 1792–1839

Петр Васильевич Басин 1793–1877

Карл Карлович Гампельн 1794–1880

Карл Петрович Беггров 1799–1875

Владимир Иванович Погонкин 1793–1847

Михаил Тарасович Марков 1799–1836

Егор Иванович Гейтман 1800–1829

Карл Иванович Рабус 1800–1857

Григорий Григорьевич Чернецов 1801–1865 Никанор Григорьевич Чернецов 1804–1879

Никифор Степанович Крылов 1802–1831

Алексей Тарасович Марков 1802–1878

Александр Васильевич (Иоганн-Вильгельм) фон Нотбек 1802–1866

Яков Феодосиевич Яненко 1800–1852

Андрей Адамович (Иванович) Роллер 1805–1891

Василий Михайлович Аврорин 1805–1855

Тимофей Андреевич (Тимолеин Карл) Нефф 1803–1876

Александр Андреевич Иванов 1806–1858

Алексей Васильевич Тыранов 1808–1859

Василий Егорович Раев 1808–1870

Григорий Григорьевич Гагарин 1810–1893

Лавр Кузьмич Плахов 1810–1881

Иван Фомич Хруцкий 1810–1885

Евграф Федорович Крендовский 1810–1870

Евгений Петрович Житнев 1809–1860

Аполлон Николаевич Мокрицкий 1810–1870

Михаил Иванович Лебедев 1811–1837

Александр Алексеевич Златов 1810–1832

Александр Гаврилович Денисов 1811–1834

Александр Алексеевич Александров 1811–1878

Алексей Александрович Васильев 1811–?

Григорий Карпович Михайлов 1814–1867

Петр Михайлович Боклевский 1816–1897

Александр Алексеевич Агин 1817–1875

Иван Константинович Айвазовский 1817–1900

Федор Михайлович Славянский 1817–1876

Михаил Федорович Давыдов Начало XIX века —?

Богдан (Готфрид) Павлович Виллевальде 1818–1903

Сергей Константинович Зарянко 1818–1870

Михаил Иванович Антонов

Ефим Тухаринов

Иван Дмитриевич Каширин

А. А. Алексеев ?–1878

Гурий Асафович Крылов

Евстафий Ефимович Бернардский 1819–1889

Василий Федорович Тимм 1820–1895

Григорий Васильевич Сорока 1823–1864 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg