«Просветление и другие заблуждения»

Просветление и другие заблуждения (fb2) - Просветление и другие заблуждения [ёфицировано] (пер. Наталья Бабурова,А. Ерёменко) 494K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Карл Ренц

Просветление и другие заблуждения

Введение

И как только это удаётся этому парню?

Нет уж, спасибо! Хватит с меня Карла Ренца! Я понял это через двадцать минут, послушав его речи. Вместе с Кристианом Сальвезеном мы посещали тогда сатсанги различных учителей для нашей совместной книги «Пробуждённые приходят». В самом завершении нам порекомендовали Карла Ренца. Мол, нам надо бы включить его в книгу. У него был опыт просветления. У него было прозрение во что-то, во что не было прозрения у нас. И в различных городах у него преданная публика.

При первой встрече мне показалось, что этот человек лично для меня ни на что не годился. Он слишком много говорил и не был склонён к медитативным паузам. Он не смотрел долгим, проникающим взглядом и не создавал никакой духовной атмосферы. Он сидел, как инструктор семинара, без цветов, без свечей, без фотографии какого-либо гуру, вообще без хотя бы какого-нибудь символа духовности. Я-то знавал других учителей сатсангов! Учителей с магнетической аурой. Таких, которые вначале долго сидели безмолвно, закрыв глаза, пока недвижимость не заполняла собой всё помещение. Учителей, которые смотрели глубоко в душу вопрошающих. «Святых», каждое слово которых было на вес золота. Их окружали музыка, цветы, благовония и образы великих учителей.

Ничего подобного в случае Карла Ренца. Никакого благоговения. Никакой особой атмосферы. Ничего медитативного. Хуже: он был даже антимедитативен! Я медитировал двадцать лет, каждое утро, каждый вечер. Этот же парень, не долго думая, объявил мою практику совершенно бесполезной! Стёрли и забыли! И дальше в том же духе. Всякий путь — заблуждение, всякое усилие — бесполезно, всякий поиск — безнадёжный случай. Так он говорил. Многие из слушателей, очевидно, своего рода абонементная публика, явно веселились. Я обрадовался, когда беседа закончилась. Но затем я почувствовал кайф. Кайф прямо на улице. По пути домой. Всё ещё продолжал чувствовать в квартире. И на следующий день. Словно бы во время беседы я получил незаконную таблетку счастья. Инъекцию беззаботности. Или же сильнодействующее средство для расслабления. Это было странно. Должно быть, что-то произошло за пределами слов.

Чтобы убедиться в этом, я снова отправился туда. А потом ещё раз. И с тех пор я по возможности не пропускаю ни одной беседы, когда этот человек приезжает в город. Мне и сейчас кажется, что говорит он несколько многовато. Два часа в один заход, прерываемый только вопросами слушателей. И в конце второго часа он кажется пугающе свежим и охотно готов продолжать. Слушатели же уже измотаны. Они измотаны, потому что всё, что они думали и во что верили, оказалось развеянным по ветру. Все аргументы — несостоятельными.

Карл Ренц не признаёт никакую духовную традицию, никакого золотого изречения мировой мудрости. Ни одно приобретённое глубоким переживанием знание не может устоять. Ничто. В конце беседы не остаётся ничего. Всё, что когда-либо думал и во что верил искатель, больше ничего не значит. Вообще ничего.

Это может действовать удручающе. Но чаще всего приводит к облегчению.

Случается, что некоторые люди впадают в своего рода шоковое оцепенение и в конце быстро уходят, чтобы никогда больше не вернуться. Бывает и так, что во время беседы кто-нибудь с мрачным молчанием или громкими протестами покидает аудиторию. Но большинство развлекается и смеётся — чем дольше длится беседа, тем больше. Порой случаются смеховые истерики, как в детском саду. Поначалу мне это здорово действовало на нервы. Когда я осмеливаюсь задать какой-нибудь искренний вопрос, а другие прыскают смехом, меня это раздражает. Даже сейчас некоторые из этих дурацких выходок действуют мне на нервы, особенно когда у меня возникает ощущение, что я не понял шутки.

Но это проходит. Потому что подлинная шутка бесед Карла Ренца: тот, кто чувствует себя уязвлённым, исчезает. Того, кто раздражённо реагирует, больше нет. Конечно, слушатель остаётся сидеть на том же самом месте до конца. Но теперь он за пределами беспокойства. Всё то, что, как он думал, ему нужно было защищать, улетучилось. То, что якобы составляет человека, так называемая личность во время беседы упорхнула прочь. То есть вся сеть верований, опыта, представлений о себе. Она казалась сложной, а теперь просто распадается. Представления о том, каким должен быть мир, каким должен быть я сам и другие, исчезают. Что должно бы произойти, чтобы я был счастлив, да и вообще, что что-то должно произойти, становится незначимым. В итоге остаётся то, что, как правило, называют «Присутствием», безоблачной ясностью, которой ничего не требуется.

Звучит неплохо! И как только это удаётся этому парню? Он утверждает, что вообще ничего не делает.

И в определённом смысле это правда. Учитель, который реализовал свою «истинную природу» и понял, что является экраном, а не показываемым фильмом, что он — небо, а не бегущие по нему облака, который таким образом знает, что он есть недвижимость, — ничего не делает. У него нет никаких намерений, он просто присутствует. Однако его присутствие явно оказывает воздействие. Оно всасывает в себя беспокойство других. Здесь уместно вспомнить слова Поля Брентона о Рамане Махарши: «Он — пустота, в которую могут проваливаться мысли других». Готово. Больше ничего не требуется.

Хотя Карл Ренц ничего не делает, что-то происходит в его присутствии. Поэтому его приглашают в такое количество стран. И поэтому люди набиваются битком, когда в начале января он приезжает в Тируваннамалай, Мекку адвайты. Тогда туда стекаются американцы и израильтяне, австралийцы и англичане, немцы, само собой, а также пара индусов.

Карл особенно играет со словами и их самыми глубинными значениями. Он переворачивает их, расщепляет, играет и жонглирует ими, обнаруживает второй и третий смысл и таким образом, нередко к своему собственному удивлению, приходит к озарениям.

То, что в нём ещё кроется Сократ, придаёт искусству жонглёра магическую подоплёку. Как и древнегреческий учитель, он приводит спрашивающих и усердно аргументирующих слушателей к апории. Это такое приветливое философское слово для обозначения безвыходности. В разговоре Сократ показывал любому, кто считал, что что-то знает, что поистине он не знает ничего. В случае Карла Ренца происходит то же самое. Каждый, кто приходит к нему на беседы, поначалу всё ещё думает, что знает что-то, по меньшей мере, надеется что-то понять и несколько продвинуться по пути просветления. От этого ничего не остаётся. О шутки и непреклонность разбивается всякое знание и верования.

В конце задающие вопросы и остальная аудитория лишаются своих концепций, но при этом нет ни победителя, ни побеждённых Поскольку всё есть Одно, они сдаются, ощущая невероятное облегчение. Оно заключается в дающем освобождение осознании, что это сам ум создаёт себе проблемы, а потом бьётся над их разрешением. И что Истина, Сущность, Я каждого находится «прежде» ума. Поэтому ум может продолжать бегать в беличьем колесе — Я остаётся незатронутым.

О том, что это Я не отделено, слушатель и учитель — одно в этом, Карл говорит при случае так: «Я говорю только сам с собой». По-английски он двусмысленно называет свои выступления «Self Talks» (разговор Я с собой). Конечно, Я ещё и слушает. Потому что все проводимые различия — продукт мысли.

В этом суть индийской философии адвайты («недуальный», «не два»), с которой Карл Ренц ощущает связь: отделённость — всего лишь иллюзия, поддерживаемая умом. Как только мысли затихают, исчезает и отделённость вместе с желаниями и страхами. «Ад — это другие», сказал Жан Поль Сартр. Карл Ренц сказал иначе: «Пока ты веришь, что другие существуют, ты живёшь в аду».

Возможно, «ад» — это преувеличение. «Стресс» будет достаточно. Но если есть что-то, что уничтожает ад, кладёт конец стрессу, то это подобные диалоги. Подобные разговоры с учителем, который знает, что ада нет, что нет отделённости. Конечно, живое присутствие такого учителя может оказать нам великую помощь. Но и присутствие в печатном виде имеет свои преимущества. Во-первых, оно не содержит «холостых ходов», которые случаются в любой беседе. Мы их убрали. Во-вторых, нет нужды испытывать дискомфорт на жёстких стульях или в неудобной позе на полу. В-третьих, можно в любой момент прервать речи этого словоохотливого комедианта и снова вернуться к ним в более подходящее время.

И не нужно всякий раз платить за вход!

Дитмар Биттрих

Лето 2003 г.

Предисловие

Ещё в детстве у меня были противоречивые переживания. Я мог быть совершенно свободен и находиться в совершенной гармонии с миром в один момент, а в следующий — в глубокой депрессии, желая раствориться и умереть, то на седьмом небе от счастья, то в смертной тоске.

Понятно, что мне хотелось пребывать только в приятных переживаниях. Так я и начал искать. Так что это было поиском не истины и не просветления, а безграничного счастья, окончания страдания. Я пытался найти для этого действенное средство и подходящие инструменты. Сначала это был секс, из которого стало ясно, что так называемая маленькая смерть (оргазм) — всего лишь мимолётное переживание и зависит от партнёра, а значит, ничего не решает.

Затем последовал опыт с наркотиками, дающими лишь на короткое время свободу от страдания. Но как только их действие ослабевает, страдание становится даже ещё более интенсивным. Внимание или любовь друзей, семьи или партнёров также потеряла всякое значение с осознанием того, что моё состояние не имеет к ним никакого отношения и что всё это не могло решить проблему.

Затем я стал читать эзотерические книги: всё про религии, шаманов, магию и т. д. Долгое время я был захвачен Кастанедой и Доном Хуаном и их идеей свободы.

Это продолжалось до конца 70-х годов, когда я во сне спонтанно осознал, что сплю. Я вспомнил о технике Дона Хуана, где нужно смотреть на свои руки. Так что я поднял руки и стал их рассматривать. Неожиданно что-то, очевидно, спавшее во мне, пробудилось. В этом пробуждении сначала мои руки, а затем всё моё тело начали растворяться. Я узнал смерть и в этом узнавании внезапно возник страх. И я стал бороться за свою жизнь так, как ещё никогда ни за что не боролся. Какая-то непостижимая сила пыталась стереть меня, при этом я воспринимал её как бесконечное чёрное Ничто. И хотя я проснулся и лежал на своей кровати, борьба не прекратилась. И вдруг пришло приятие этого растворения, и тёмное Ничто превратилось в сияющий свет, и я стал этим светом. Светом, сияющим в самом себе.

Целая вечность прошла, и свет постепенно превратился в обычное осознание Карла и мира. Всё казалось таким, как до этого переживания, но восприятие абсолютно отделилось от воспринимаемого. Появились абсолютная дистанция от мира и его чужеродность.

«Это не мой дом» — была единственная мысль. МОЁ потерялось в отсутствии «я».

С этим пробуждением всеобъемлющего сознания начался процесс растворения концепции «Карл». И в этом восприятии ложности переживаний иллюзорной сущности, сожжение личной истории, таким образом, истории всей Вселенной в огне Осознания, было всего лишь вопросом времени.

Этот процесс от «индивидуального сознания к всеобъемлющему», от личного к безличному, который принято называть просветлением, всегда уникален и не может быть повторён или скопирован. Так же как существует только одно абсолютное Бытие, любое переживание уникально.

В течение долгого времени, около пятнадцати лет, это безличное сознание было моим домом: КОма превратилась в ОКей. Я стал блуждающим НИЧТО. Я был абсолютно отождествлён с этим НИЧТО.

Хозяин НИЧТО. Маленькое «я» стало очень большим, раздутым НИЧТО. Как фон, наблюдающий передний план. Одна иллюзия, наблюдающая другую иллюзию. Так называемый СВИДЕТЕЛЬ, мудрость, утверждающая: «я есть НИЧТО».

Очевидно, существовало нечто, что видело в этом «небытии» какое-то преимущество, а как следствие, и подспудный страх, боявшийся потерять это преимущество ясности. В середине 90-х годов неожиданно пришло абсолютное понимание, простое узнавание, как маленькое «ага»: «Я — то, что есть. Я — то, что не может быть или не могло быть чем-то другим, нежели „абсолютным Я“». Существует только абсолютное Я и ничего кроме абсолютного Я. В самоосознании и в реализации Я абсолютное Приятие.

Абсолютное «ЕСТЬ» реализует себя в личном, так же как и в безличном переживании, это всегда абсолютное Я, так что никогда не существовало необходимости в просветлении. Абсолютное Я всегда реализовано, а то, что видится как сознание в реализации (проявлении реальности), никогда не реализует себя. И в этом смысле никогда не существовало непросветлённых и, таким образом, необходимости в просветлении.

В конце 80-х годов появились боли, сначала в шее. Они приходили 1–2 раза еженедельно. Примерно через год боли в голове превратились в ежедневную мигрень. Я просыпался и засыпал с этой болью. Все попытки бороться с ней только её усиливали. Никакие медикаменты, природные или химические, не могли в какой-либо мере повлиять на это. Единственной возможностью убежать от боли был либо сон, либо некий вид медитации. Хотя я и был против всяческого рода так называемой «духовной работы», эти постоянные боли каждое утро после пробуждения погружали меня в состояние отсутствия. В этом состоянии боль превращалась в вибрирующий свет осознания. Тот, кто испытывал боль, исчезал. В большинстве случаев я снова спонтанно возвращался после 4–5 часов медитации, а со «мной» возвращались и боли. Из рая в ад. После этого я каким-то чудом шёл в студию, пытаясь более или менее успешно рисовать, чтобы как-то заработать себе на жизнь.

Так прошло примерно 4 года. Пока однажды утром я не вышел из медитации раньше обычного: уже через 2 часа, чтобы, как всегда, включить телевизор для просмотра биржевых новостей. По случайности, шла передача Би-Би-Си: экранизация «Махабхараты».

«Махабхарата» — это индийский эпос о героях и богах, в котором Господь Кришна пытается наставлять героя Арджуну в том, что не существует свободы выбора, и что, несмотря на его миротворческое отношение, он будет вовлечён в битву, в которой уничтожит огромное количество противников — в соответствии со своей судьбой.

Вообще-то я хотел сразу же переключить на новости биржи, так как к тому времени я только и жил от акций. Моя карьера художника сошла на нет из-за постоянных мигреней. Но что-то меня удерживало переключить на другую программу. Сначала мне было не особо интересно, но затем с всё возрастающим вниманием я стал следить за ходом пьесы. В её конце большинство персонажей было убито, после чего Кришна взял брата Арджуны Юдхиштхиру на Небеса. Потому что он показал себя истинным учеником Кришны. На Небесах оказались все его враги, которые прекрасно проводили там время. Юдхиштхира спросил Кришну, где все его друзья, на что Кришна ответил, что все они в аду. «Я хочу быть рядом с моими друзьями и роднёй. Относительная радость Небес для меня ничего больше не значит», — сказал Юдхиштхира. Тогда Кришна перенёс его в ад. Там он увидел всех своих друзей и родню, горевших в адском огне страдания, после чего и сам погрузился в глубочайшую печаль Бытия. Через некоторое время Кришна спросил его, смог бы он навсегда принять это состояние.

К этому моменту я настолько был вовлечён в пьесу и настолько отождествился с Юдхиштхирой, что вопрос Кришны я принял как адресованный мне. Он (или я) ответил: «Да, во мне нет никакого желания изменить что-либо или избежать боли и страдания, даже если это будет длиться до самого конца моего существования. Пусть будет так». К тому времени головная боль стала настолько интенсивной, что чистый свет, как взрыв, вошёл в меня через затылок и заполнил моё сознание. Это был момент абсолютного приятия Существования, время остановилось. Карл и мир исчезли и некая форма чистого бытия в сияющем свете, некая пульсирующая тишина и абсолютное проявление Жизни, совершенной в самой себе, явились, и я был Этим.

После целой «вечности» (по часам 3–4 часа) Карл и мир снова пришли в своё «обычное» состояние. Но головная боль прошла. Вместо неё осталось абсолютное приятие и знание, что время проявляется в том, что я есть, а то, что я есть, пребывает вне времени. Что всё происходящее во времени, любое событие, не может коснуться того, что само по себе является абсолютным и что само по себе является Жизнью.

Благодаря цепочке событий и ситуаций, в которых «Карл» ни одной секунды не желал оказаться, не создал их преднамеренно или попытался оказать какое-либо влияние на них, вопреки, а не благодаря поиску пришло абсолютное Приятие, совершенная Любовь, исток Существования осознал сам себя. И все переживания были и являются не «моими» или «твоими». Просто Жизнь проживает себя во всём, что воспринимается и что не воспринимается.

И ты есть это. Это твоя истинная Природа, вечная, вне всякого проявления времени и пространства и всего, что в них возникает, вечная и первозданная: абсолютное Восприятие, воспринимающее само себя. Истина сама в себе.

Карусель

Добро пожаловать! Добро пожаловать на ярмарку! Я смотрю, ты уже сидишь на карусели. Как здорово ты управляешь! У тебя элегантная машина. У тебя педаль газа. Ты даже можешь тормозить. Но прежде всего у тебя есть руль. Ты можешь с силой крутить его, что ты и делаешь. Как ни странно, получается двигаться только по кругу. Ты поворачиваешь его налево, направо, и тормозишь, и крутишь, однако всё время двигаешься только в одном направлении.

Так управляет твоё «я». Так называемое эго. Оно поворачивает налево, поворачивает направо, но никогда полностью не удовлетворено результатом. «Понаблюдаю-ка я за другими, — думает оно. — Как управляют они? Как ведёт себя вон тот парень?» Тот парень определённо делает больше поворотов. Теперь ты делаешь так же. Но ничего не меняется. Движение по кругу продолжается. Время от времени карусель останавливается. Короткая пауза. Тибетцы называют это «бардо». Затем ты начинаешь подыскивать себе новое транспортное средство. «А возьму-ка я, пожалуй, лошадь. Теперь я немного проедусь верхом. Может быть, это моё предназначение!» Очень разумно с твоей стороны. Или будет действительно мудро, если ты возьмёшь маленький роллер, потому что после всех этих утомительных кругов ты полон смирения и непритязательности.

Да, от всей этой круговерти твоё «я» мощно развилось. И когда вдруг случайно ты поворачиваешь в том же направлении, в каком движется карусель, ты можешь наконец праздновать триумф: «Ого, у меня, однако, здорово получилось! Похоже, теперь я знаю, как это делается!» — теперь ты обнаружил, как всё это работает. «Всё полностью под моим контролем, посмотрите-ка!» — ты находишься в гармонии с космосом, в согласии с творением. Сонастроенное таким образом «я» движется именно туда, куда едет карусель. «Взгляните, как я умею управлять! Вся карусель движется, потому что я так управляю! Я здесь! Смотрите на меня!» Когда ты столь несравненно овладеешь этим искусством, ты сможешь даже рассказать другим, как им следует управлять: «Вам нужно делать вот так! Как я!»

Теперь ты полностью пробуждённый водитель. «За ним», — призывают возбуждённо некоторые. И ты думаешь: «Лучше уж мне сразу повести целый автобус». Ты провозглашаешь: «Все заходим и садимся за мной! Я един с каруселью!» — тогда ты уже гуру. Если тебе хочется действовать менее шумно, то, конечно, ты можешь взять на себя другие важные задания, например, вести пожарную машину. Или неотложку. Или просто ехать позади неотложки, ради безопасности.

Но при всём при этом важно сохранять обзор. Чтобы в нужный момент поддать газу и в нужный момент затормозить. Но прежде всего важно управлять с большим умением. Потому что это помогает другим. Так ты не только отлично едешь сам в своём транспортном средстве. Ты вносишь свой вклад в успешное движение всей карусели! Если бы только каждый мог так водить! Ты отлично со всем справляешься.

До тех пор, пока однажды случайно не отпускаешь руль. Ну и ну! Теперь ты удивляешься. Всё продолжает ехать само по себе! Эта штука едет сама! Точно. Едет сама. Едет Само. Точно так же Я ведёт твою жизнь. Тебе не нужно напрягаться. Ты можешь откинуться назад и наслаждаться своим Я, потому что оно всегда ведёт прямиком в счастье.

Какая от всего этого польза?

Вопрос: Что определяет, что ты сидишь там впереди, а я тут сзади?

Карл: То, что посадило тебя туда, это то же, что посадило меня сюда. Но что это, я не знаю. Это не деятель. У этого нет направления. Это неволение, которое здесь и там без проявления воли показывает себя в двух различных аспектах.

В.: Значит, мы можем поменяться местами?

К.: Конечно. Это тоже стало бы частью представления. Сознание играет все эти роли: мир, пространство, время. Каждого персонажа, сидящего здесь, исполняет Сознание. То, что здесь говорит, — это то, что там слушает. Только Сознание, никакой отделённости.

В.: Везде равное Сознание.

К.: Не равное Сознание, а одно и то же Сознание. Нет отделённости.

В.: Однако Сознание там впереди играет в просветлённого.

К.: Нет никакого просветлённого ни здесь, ни где бы то ни было ещё. Поистине сознание играет в говорящего, как в чашку; и такой объект никогда не может стать просветлённым. Чашка — только форма, видимость. Точно так же «я» — это форма. Я подобен чашке и точно так же беспомощен в достижении просветления, как и все, кто здесь сидит. Мы абсолютно беспомощны.

В.: Значит, вечерок будет весёлым. Никаких объяснений здесь не будет?

К.: Никаких. Так что можно не напрягаться. Нет ничего, чтобы забрать с собой, ничего, чтобы передать. Когда ты замечаешь, что делаешь усилие, это значит, что ты хочешь что-то взять себе. Ты хочешь что-то прояснить, сверх необходимости, как перегревшаяся осветительная станция, которая пытается осветить то, что уже абсолютно ясно.

В.: А что, запрещено ожидать нечто вроде помощи для повседневной жизни?

К.: Вовсе нет. И знаешь, что такое абсолютная помощь? Осознание того, что повседневной жизни не существует. Только вечное Сейчас, которое и есть то, чем ты являешься. Ничто не приходит и ничто не уходит.

В.: Мне негде это применить.

К.: А ты и не должен. Да ты и не можешь этого сделать. Так как всё делается через тебя и с тобой. Ты — источник и то, что берёт из него начало. Ты есть это. Какая тут ещё повседневность? Всё есть вечное Сейчас твоего абсолютного существования.

В.: Абсолютное, тотальное, ничто и Сейчас. Но случаются же и такие небольшие переживания, которые подобны глотку свежего воздуха!

К.: За вдохом следует выдох. Что получает помощь, снова становится беспомощным. Что способно пробудиться, снова заснёт. Тебе пришлось бы постоянно беспокоиться об этом. Но тебе не нужно об этом беспокоиться. Это не Реальность. У того, что является Реальностью, нет появления и ухода. Оно не подвержено времени. Для этого тебе ничего не нужно делать.

Будь тем, что ты есть до того, что существует или не существует. Будь тем, чем ты не можешь не быть.

В.: Так и сделаю. Замечательно полезное описание!

К.: Это не было описанием. И, более того, ты ничего не можешь сделать.

В.: Это я и хотел сказать.

К.: Это указатель на нечто, что не может быть описано. Оно само описывает себя во Всём и в Ничто. Куда бы я ни указал, я всегда буду указывать на самого себя. Всегда на то, что есть. Я никогда не смогу указать мимо. Я могу указать только на самого себя. Нет направления, в котором бы не было Я.

В.: Я тоже являюсь этим Я?

К.: Да. Поэтому ты теперь можешь сесть впереди.

Что, собственно говоря, здесь происходит?

Вопрос: Здесь что-то происходит. Что-то передаётся, с помощью слов и без слов. Что-то заражает и остаётся.

Карл: На какое-то время твой защитный панцирь, фильтр твоих представлений исчезает. Остаётся только незнание. Обнажённость, свободная от всякого определения того, чем ты являешься. И эта обнажённость остаётся. Она осознаёт саму себя. В ней не может удержаться ни одна идея. Она вибрирует в словах, стирает твои представления, по крайней мере на время, пока те не появятся снова. И через некоторое время ты можешь осознать, что идеи — это всего лишь идеи.

В.: И от этого осознания есть какая-то польза?

К.: Нет Никакой, если остаётся осознающий.

В.: Верно. Осознающий — это я: это же мне хотелось бы, чтобы в этом была какая-то польза.

К.: С этим ничего не поделать. Осознающий умирает только тогда, когда это случается. Это называется Милостью. Осознающий отступает с еле слышным «асса», поняв, что с тем, чем ты являешься, никогда ничего не может случиться.

В.: Никогда ничего не может случиться — но разве обнажённость не означает уязвимость?

К.: Да, защитного панциря больше нет. Самореализация означает абсолютную беззащитность. Ты сопереживаешь всему, что возникает в твоём восприятии. Ты больше не можешь сказать «нет» чему бы то ни было. Ты полностью являешься тем, что познаёшь. Ты полностью являешься тем, что находится в твоём восприятии. Здесь нет разделения на воспринимающего и воспринимаемое.

В.: Звучит впечатляюще.

К.: Многие из тех, кто испытывает это, но не понимает этого, оказываются в психиатрической больнице. Больше нет фильтра «я». Вся информация внешнего мира вливается неотфильтрованной. И говорим мы здесь об этом на тот случай, если это произойдёт. Чтобы ни у кого не поехала крыша.

В.: Или для того, чтобы мы хотя бы знали, почему она поехала.

К.: Я могу только указать на то, насколько глупо с этим бороться. В защитном панцире «я», — мышления — имеется представление о том, что есть что-то ещё помимо тебя. Что есть кто-то, с кем может что-то случиться. Но ты есть то, что существует без второго. И всё, что касается тебя, всё, что ты переживаешь, есть ты сам. Это и есть самореализация.

В.: И только защитный панцирь мешает ей?

К.: Да, и я не могу снять его с тебя. Ведь это бы ещё и означало, что с тобой что-то не так. Но нет ничего ненормального в том, чтобы иметь панцирь, пока он есть. Когда-нибудь он отвалится. Самое позднее — со смертью. Он мог бы отвалиться уже сейчас. Тогда бы ты увидел, что ты не можешь защищать себя.

В.: Иногда я это вижу.

К.: Например, когда ты влюбляешься. Ты не можешь принять решение, влюбиться или не влюбиться. Это просто происходит. Ты беззащитен. Чувство полного пребывания в любви и полной беззащитности — твоё естественное состояние.

В.: Но это то состояние, которое я могу отчётливо испытать.

К.: И ты, если так должно быть, испытаешь его уже не относительно, а абсолютно. Это значит: больше не будет того, кто испытывает это состояние. Никто бы и не смог его вынести. Это сопереживание, в котором всё вливается в твоё осознание и в твой эмоциональный мир, для «я» невыносимо. Но для Я оно абсолютно естественно.

В.: Однако, звучит напрягающе.

К.: Когда нисходит Милость, возникает Пустота, в которой больше не может быть личности. С этим осознанием вспыхивает адское пламя, в котором маленькое «я» существовать не может.

В.: Ты сказал «адское пламя»?

К.: Назови это Милостью или адским пламенем. Никто не может предотвратить этого и никто — способствовать. Милость — это тайна, и действует в мистической сфере. Необусловлено, неконтролируемо.

В.: Однако, присутствие на сатсанге вызывает её к действию?

К.: Или не вызывает. Присутствие не является условием. Сатсанг не является условием. Не существует условия. Но возможность всегда остаётся.

В.: Я только заметил, что с тех пор, как стал чаще бывать на сатсангах, у меня начались проблемы со сном.

К.: На других я действую, как снотворное. Но если должно случиться так, что посредством бессонницы ты узнаешь, чем являешься — а ты являешься Бессонницей в себе! — тогда это произойдёт таким образом. То, чем ты являешься, никогда не пробуждается и никогда не спит. Сон и бодрствование возникают в этом как состояния. Но то, чем являешься ты, не знает сна. Это осознавание никогда не спит и всегда полностью присутствует, даже в глубоком сне. Если бессонница — твой путь к этому никогда не спящему осознаванию, замечательно!

В.: Но у меня начинаются головные боли…

К.: А почему тебе должно быть легче, чем мне? У меня были пять лет мигреней, бессонница. Я всё время погружался в какофонию света и редко возвращался в нормальное состояние. Когда энергия высвобождается, такое может случиться.

В.: Звучит очень заманчиво.

К.: Бессонница, электрические вспышки, голова — гудящий вдали колокол, болевые бури, цирковое представление. Сознание — это чистая энергия, и оно пробуждается в каждой клетке, в голове, во всём теле. Это адское пламя. Потому что тело паникует, когда ментальный мир разлетается на части. Всё должно уйти. В тебе просыпается абсолютный ум, и тут энергия не может дремать. Из-за явлений света это было названо просветлением. Материя и антиматерия сливаются и становятся Осознанностью. Происходят ядерные реакции, как на солнце. Воистину, ты становишься ядерным реактором!

В.: Раньше я был против атомной энергии.

К.: А теперь ты, возможно, сохранишь спокойствие, так как знаешь, что означают эти симптомы. Это лишь сопутствующие эффекты. Покой и Безмолвие всегда здесь. Недвижимость — это Источник.

В.: Но тогда, может быть, мне достаточно сохранять недвижимость?

К.: Чем недвижимее ты будешь, тем сильнее процессы.

В.: Тогда нет выхода.

К.: Не из твоего собственного реактора.

В.: Ты сказал, у него нет защитной оболочки?

К.: Если на то пошло, у него нет и оператора.

Я бы хотел стать просветлённым

Вопрос: Даже если это звучит старомодно, мне бы хотелось стать просветлённым.

Карл: Мне только остаётся пожелать тебе удачи.

В.: Что это значит? Это бессмыслица — такое желание?

К.: Нет, не бессмыслица, только немного ментального обмана.

В.: Я думаю, это немного больше.

К.: Просветление и непросветление — это понятия. Просветление — просто концепция в бесконечном ряду концепций об улучшении себя или нахождении себя подлинного, или приобретении счастья.

В.: И что здесь не так?

К.: В этом нет необходимости. Потому что никогда не было никакой нужды для кого бы то ни было стать просветлённым.

В.: Сомневаюсь в этом.

К.: Кто тогда хочет стать просветлённым?

В.: Как было сказано: я.

К.: Значит, «я» хочет просветлиться.

В.: Конечно. Это запрещено?

К.: С точки зрения электробезопасности, однозначно.

В.: Прошу прощения?

К.: Крайне сомнительно, чтобы «я» могло выдержать эту энергию. В этой абсолютной энергии бытия, которая становится неописуемым светом, «я» сгорает. Оно лопается. А остатки испаряются. Если прогнать десять тысяч вольт через электрическую лампочку, каково придётся лампочке?

В.: У неё будет оргазм.

К.: Который она, правда, уже не заметит.

В.: Это что, означает, что я слабая лампочка?

К.: Что ты имеешь в виду, говоря «я»?

В.: Свою личность. Себя. То, что сидит перед тобой. То, чем я являюсь.

К.: Тому, чем ты являешься, не требуется просветление. Оно никогда не пребывало в затемнении.

В.: Хорошо, оставим понятие «просветление». Назовём это «пробуждением».

К.: Пробуждения этому тоже не требуется. Потому что то, чем ты являешься, никогда не спало. Оно не знает сна и бодрствования. Бодрствование и сон возникают в нём. Пробуждённого или спящего тоже не существует. Никакого просветлённого или того, кто бы нуждался в просветлении. Это только идеи. Они не имеют значения. Они возникают и снова исчезают в том, что ты есть.

В.: Но чтобы это увидеть или понять, должен же я испытать своего рода пробуждение!

К.: Я не нуждается в пробуждении. В тот момент, когда ты есть то, что ты есть, лампочке больше нет места. Она сгорела, испарилась, исчезла. Словно её никогда и не было. И в этом-то весь юмор: её действительно никогда не было. Потому что где есть то, что есть, нет ничего другого кроме того, что есть.

В.: Где… то… что! Хорошо, где «я»?

К.: Ты сгорел, испарился, исчез. По меньшей мере, так кажется. На самом деле, тебя и раньше не было. И после тебя тоже не будет.

В.: Значит, «я» должно исчезнуть?

К.: Как может исчезнуть то, чего никогда не было?

В.: Но я же есть. Вот я сижу здесь. Вопрос, в лучшем случае, как долго ещё?

(звонок мобильного телефона)

К.: Просто возьми трубку. Твой электрик хочет знать, может ли он пустить ток.

Никто не может быть просветлённым

Вопрос: Может ли тот, кто однажды стал просветлённым, снова утратить это состояние?

Карл: Снова и снова.

В.: Разве оно не навсегда?

К.: Нет. Пока имеется просветлённый, он будет снова выпадать. Должно быть это «ага!» понимания, в котором Я — само Бытие — всегда реализовано. И для этой реализации личности не требуется. Бытие не нуждается ни в каком феномене, чтобы осознать, что такое Бытие.

В.: Нет, Бытие в этом не нуждается. Но я нуждаюсь в Реализации. Или в пробуждении.

К.: Ты в этом не нуждаешься. Тебя никогда не может быть в качестве просветлённого. И тебя никогда не было в качестве просветлённого. Отбрось эту программу «просветления» или «пробуждения».

В.: Разве речь не идёт о том, чтобы однажды войти с этим в соприкосновение?

К.: С кем или с чем должно быть соприкосновение? Что должно измениться ради этого? Всё, что касается тебя, снова исчезает. Всякий опыт соприкосновения мимолётен.

В.: Но как учитель ты же можешь…

К.: Я абсолютно беспомощен. Я — сама беспомощность. Я не могу никого сделать тем, чем он уже является.

В.: Тогда помоги мне быть тем, что я есть.

К.: Всё, что я мог бы попытаться сделать, лишь укрепит в тебе представление, что ты этим ещё не являешься.

В.: Но может быть, ты всё-таки попробуешь?

К.: Но никого нет, кого можно было бы улучшить.

В.: Охотно верю, что тебя невозможно улучшить. Но я…

К.: Но и ты тоже неулучшаем.

Моё «я» хочет исчезнуть

Вопрос: Почему я рождён?

Карл: Почему бы нет? Бытие абсолютно согласно с тем, что ты есть. Такой, какой есть. Абсолютно, Этому не требуется смысл. Вопрос смысла возникает только с представлением о «я».

В.: Хорошо, но я задаю его.

К.: «Я» — это концепция, которой требуется значимость. Оно задаёт вопрос, который посредством ответа будет удовлетворён и закрыт. Но моментально возникает следующий вопрос. Собственно говоря, это всегда один и тот же вопрос: почему я есть? «Я» готово убиться ради него. Для того, чтобы у него было оправдание существованию. Оно должно показать, что имеет право на жизнь. Оно всегда пребывает в состоянии недостатка доказательств. Оно непрестанно должно доказывать себе, что существует. Поэтому у него постоянно возникает новый вопрос. И поэтому ни один ответ никогда не будет достаточным. Поэтому не имеет значения, будет ли вопрос отвечен или нет. Есть один-единственный ответ на вопрос «Почему?» и это: «Почему бы нет?»

В.: «Я» вообще не имеет никакой ценности?

К.: Ценно оно или нет — оно доказывает себе своё существование, видя свою неполноценность. Я бедный, маленький, неполноценный! В основном оно хочет доказательств собственного существования. Если отсутствие ценности годится в качестве доказательства, тогда оно охотно соглашается быть бедным, маленьким и неполноценным. «Я» знает все уловки на свете, чтобы держаться за жизнь. Это неваляшка. Можно тысячи раз сбивать его с ног, оно снова и снова встаёт. Даже оставаясь лежать, оно продолжает существовать. Иллюзия «я», то и дело возникающая в вопросе, непобедима.

В.: Жизнь, должно быть, прекрасна, когда с этим вопросом покончено раз и навсегда!

К.: Ты полагаешь, Бытию потребовалось бы отсутствие вопросов, чтобы быть счастливее? Или, может быть, в вопрошании оно так же счастливо, как в невопрошании? Если бы исчезло это или то, если бы я наконец избавился от этого или того — всё это лишь «я»–представления. Бытие ничто не может потревожить. Ему не требуется от чего-то избавляться. Но «я»–представление — в какой-то момент оно само начинает ощущать, что мешает, и старается устранить все помехи, включая самое себя.

В.: Да, именно это со мной и происходит.

К.: «Я» впаривает тебе, что оно должно исчезнуть.

В.: Точно!

К.: Потому что, если ты веришь этому, оно может продолжать жить ещё менее тревожась.

Кто плетёт всё это

Вопрос: Я здесь, потому что не хотела бы больше рождаться.

Карл: И именно потому, что ты не хотела бы больше рождаться, это произойдёт.

В.: Прошу прощения?

К.: Желание чего-то избежать всегда является приказом, чтобы это произошло.

В.: Тогда скажи мне, как избавиться от этого желания.

К.: Никак. Ты ни от чего не можешь избавиться.

В.: Или как мне выбраться отсюда.

К.: Ты не можешь выбраться. Но тому, от чего ты не можешь избавиться и из чего не можешь выбраться, — этому ты можешь отдаться. Это всё. Это самореализация. Самореализация — это прозрение в невозможность выхода из того, чем ты являешься. Откинься назад и наслаждайся этим. Никто не может сделать это за тебя.

В.: Если бы я могла наслаждаться жизнью, меня бы здесь не было.

К.: Ты здесь, потому что у тебя нет выбора. Потому что иначе ты не можешь. Ты — это свобода, у которой нет выбора того, как она выражает себя. Если бы у неё был выбор, она не была бы свободой. Наслаждайся этим отсутствием выбора, этой неизменяемостью твоего существования. Это наслаждение: видеть, что ты никогда не можешь изменить то, чем ты являешься.

В.: Для меня это скорее нечто противоположное наслаждению.

К.: Я могу только сказать тебе: то, чем ты являешься, наслаждается каждым моментом и противоположностью каждого момента. Оно наслаждается собой абсолютно. И то, что думает, что не может наслаждаться, есть часть наслаждения.

В.: Что толку, что я являюсь частью какого-то наслаждения. Я хочу быть тем, кто наслаждается.

К.: То, чем ты являешься, наслаждается так же ненаслаждением.

В.: Но это же пустоплётство.

К.: Ты права. Это пустоплётство.

В.: Спасибо.

К.: Но паук — это ты. Ты плетёшь эту бесконечную сеть всевозможных мыслей и форм. И наступает момент, когда ты думаешь: «К чему всё это? И кто здесь вообще плетёт? Похоже, я плету?!» Вот оно. С возникновением «я» началось это плетение. Ты — источник этой бесконечной сети из войны и мира, целой паутины творения, ты прядильщик каждой мысли и каждой формы. Однако с внезапным осознанием того, что это ты, вся сеть прекращает существовать. И когда ты это видишь, не остаётся ни мира, ни пустоплётства.

В.: Ты ждёшь, что я пойму, о чём ты?

К.: Вовсе нет. Я же сижу тут не для того, чтобы ты что-то поняла.

В.: А для чего?

К.: Я сижу туг для того, чтобы тот, кто думает, что он может что-то понять, исчез в непонимании.

В.: Прежде чем я исчезну, мне бы хотелось получить пару конкретных решений для развязывания проблемы.

К.: Я ничего не развязываю. Наоборот, я завязываю узлы.

В.: Да, да, я это заметила.

К.: Я здесь не для того, чтобы развязывать узлы. Я создаю узлы. Я создаю так много узлов в твоём мозгу, что внезапно ты осознаёшь невозможность когда-либо развязать их. Тогда ты оставишь свои попытки и просто будешь недвижимой. И когда ты станешь абсолютно недвижимой, кто будет беспокоиться, существовали ли когда-либо миры, или перерождения, или паутины, или узлы, или их развязывание?

Ты слишком много говоришь

Вопрос: На сатсангах всех учителей есть фазы молчания. Ты же говоришь постоянно.

Карл: Здесь есть только безмолвие.

В.: Достаточно разговорчивое безмолвие!

К.: Безмолвие, которое говорит и слушает.

В.: Безмолвие, которое не может замолчать.

К.: Безмолвию абсолютно по барабану, что получается из безмолвия. У него нет намерений. Оно не проводит различия между правильным и неправильным. И то, что слушает, тоже его не проводит.

В.: Ты имеешь в виду — без разницы, что говорить?

К.: Единственное, что я знаю, это то, что говорит и слушает здесь безмолвие.

В.: Это всё?

К.: Всё.

В.: Это означает, что здесь, собственно говоря, вообще ничего не происходит?

К.: Да. И тем не менее, всегда что-то остаётся.

В.: И это…

К.: …безмолвие.

Не доверяй никаким учителям — ни мёртвым, ни живым

Вопрос: У тебя же есть что-то, чего нет у нас. По крайней мере, мне так кажется. Да и сидишь ты там впереди, а мы здесь. Как тебе самому всё это представляется? Мы глупцы?

Карл: Если бы я рассматривал себя в качестве мудрого просветлённого, тогда вокруг меня сплошняком были бы глупые непросветлённые. Это создало бы отделённость. Это было бы старой иллюзией: что здесь есть кто-то, кто что-то знает, а там сидит тот, кто этого не знает. Но я говорю о том Знании, которое абсолютно. Оно абсолютно здесь — и там оно точно так же абсолютно. Это знание — не что-то новое для тебя. По той же причине это не что-то, что ты можешь достичь или обнаружить. Это не то, куда ты можешь попасть. Оно уже полностью здесь. Я говорю о том, что никогда не было спрятано. Чего не требуется достигать. Всякое устремление может привести только к относительному знанию.

В.: Но говорят ведь: каждому учителю ещё есть, чему поучиться.

К.: Да, до тех пор пока есть учитель, ему ещё есть, чему поучиться.

В.: Ну вот. Но ты же ведь учитель!

К.: Это невозможно. Я ничему не могу тебя научить.

В.: Но я-то здесь для этого.

К.: Я не могу научить тебя тому, что ты есть. Я не могу ничего дать тебе.

В.: Ну, раз так…

К.: Тем не менее я не могу у тебя ничего забрать. И всякий, кто говорит, что он может что-то дать тебе или что-то отнять у тебя, или помочь тебе получить важный опыт просветления, лжёт.

В.: Значит, Будда — лжец.

К.: Да, не доверяй мёртвому учителю.

В.: Ну, однако ж, всё не так просто. У Будды, без сомнения, есть учение. Оно звучит так, если коротко: вся жизнь есть страдание. Причиной всякого страдания является желание. Существует путь, чтобы уйти от желания. И это — Восьмеричный путь.

К.: В Алмазной сутре он говорит: «Никогда не было Будды, который бы вступил в этот мир. И никогда не будет его, который вступит в этот мир». Он говорит: «Сорок лет я учил и ни разу ничего не сказал». Никто ничего не сказал, никто не говорил и никто не слушал.

В.: Однако же есть Восьмеричный путь. Есть учение. Есть дхарма.

К.: Есть люди, которые продвигают какое-либо учение, повторяя одни и те же старые слова. Это — попугаи, поддерживающие традиционные концепции, блюстители бедственного положения. Все учения, утверждающие, что есть выход из бедственного положения, поддерживают это бедствие. Они так долго поддерживают процесс концептуализации, что это приводит к запору.

В.: Возьмём другой пример: Кришна учит Арджуну. Вся Бхагавадгита состоит только из этого разговора.

К.: Кришна, Будда, Иисус или Сократ — всё это видения. Они видятся тебе выходом. Тебе кажется, что каждый показывает картинку с прекрасной целью или, по меньшей мере, дырку в стене: вот тут ты сможешь пролезть. Тебе нужно только постараться прыгнуть достаточно высоко. Тогда ты перемахнёшь. Ты должен заставить себя. Тогда ты пролезешь. В итоге ты должен набраться достаточно мужества, чтобы сделать последний шаг в пропасть.

В.: А разве не так?

К.: Так высоко ты и не умеешь прыгать. И никто не может сделать последний шаг. Этот шаг в пропасть Бытия, в себя самого, может сделать только Я. И Я не нужно делать этот шаг, потому что оно и есть пропасть! Я — это абсолютная пропасть. Абсолютное Ничто.

В.: Всё это означает, что ты не можешь мне помочь?

К.: Точно.

В.: Но такого быть не может.

К.: В относительности всё возможно. В Реальности — ничто.

В.: Не важно. Мне, тем не менее, нравится тут сидеть.

К.: Я сказал: здесь никто не сидит, кто бы что-то говорил, и там не сидит никто, кто бы слушал. То, что слушает, и то, что говорит, — Одно. Отделённости нет. Идёт ли говорение из этого тела или слушание в том теле, роли не играет. То, что здесь говорит, и то, что там слушает, — Одно.

В.: Я этого не замечаю. И тем не менее, я ощущаю здесь поддержку. Мне это что-то напоминает.

К.: Возможно, о тебе самом.

В.: Да, возможно, дело в этом.

К.: Я ничего тебе не даю, но просто отбрасываю тебя к самому себе. Я всё бросаю обратно тебе. Ты даёшь это мне, я даю это тебе. Я даю меня мне.

В.: Тебя тебе?

К.: Мы играем в прятки сами с собой.

В.: И ради этого я медитировал все эти годы!

К.: Именно ради этого. Всё, что до этого случилось и не случилось, подготовило тебя к этому. Для того, чтобы это могло теперь так происходить. В этом нет ничего неправильного. Это всегда правильно. Это всегда происходит в правильный момент. Сейчас.

В.: Поэтому не доверяй мёртвому учителю.

К.: Не доверяй мёртвому учителю — начнём с того, что и живых нет.

Что может сделать учитель?

Вопрос: Что делает учителя — учителем, а ученика — учеником?

Карл: То, что есть один, который думает, что ему нужно чему-то научиться, и другой, который думает, что ему есть, чему научить. Ученик думает, что ему нужны знания, чтобы приблизиться к некой цели. Учитель думает, что он может дать их ученику. В относительной жизни это оправдано. Тому, кто хочет научиться водить машину, нужен учитель вождения. Один знает, как это делается, другой у него учится.

В.: А разве в духовной области иначе? Учитель видит, что всё есть Одно, ученик — нет. Тогда учитель приходит на помощь. Во многих традициях подобные взаимоотношения существуют тысячелетиями.

К.: Да, взаимоотношения учителя и ученика имеют длительную традицию. И если уж на то пошло, это правильно. Только: не благодаря, а вопреки ученику и учителю происходит то, о чём мы здесь говорим: Я осознаёт само себя. Концепция учителя и ученика здесь совершенно ни при чём.

В.: В традиции ясно сказано, что без учителя это просто невозможно! Это происходит только через учителя!

К.: Это происходит только через Я. Я может проявить себя в форме учителя. Но это так же может быть и книга или что-нибудь ещё.

В.: Традиция говорит, что учитель должен быть живым, т. е. в теле. Только так он может помочь ученику распутать запутанность его собственного ума.

К.: Живой учитель может помочь ученику достичь вселенского сознания. Учитель, который достиг вселенского сознания, помогает индивидуальному сознанию войти в бесформенное. Чтобы попасть из одного в другое, существует множество возможностей руководства. Например, «neti neti» (ни то, ни то) или «ты не тело» — все эти указания на то, чем ты не являешься. Все вопросы «кто я?» рассчитаны на то, что индивидуальное сознание станет вселенским.

В.: Ты отрицаешь, что это происходит таким образом?

К.: Это никогда не происходит через что-то ещё, но всегда через Источник. И потому то, что происходит, всегда спонтанно, всегда естественно. Оно никогда не обусловлено. Условие «отношения учитель-ученик» — фикция. На самом деле есть только Источник. Из него возникает всё, и к нему всё возвращается. В этом сне существуют встречи учитель-ученик, но они ни на что не влияют. Единственное, что воздействует, это Источник.

В.: Но Источник воздействует через учителя. Через него он воздействует больше, чем через других людей.

К.: Нет, Источник воздействует во всём одинаково и единовременно. Ему не требуется никаких особенностей. Всё, что происходит, в том числе и пробуждение от индивидуального сознания к вселенскому, происходит не по какой-то причине, а просто потому, что происходит.

В.: А как насчёт самоотдавания? Несомненно, оно играет в традиции большую роль!

К.: Что принадлежит тебе, что ты могла бы отдать? И кто должен принять это? У тебя есть иллюзия обладателя, которому что-то принадлежит. И иллюзия того, что ты снова можешь расстаться с обладаемым. Кому нужно, чтобы это случилось? С кем это случается? Когда ты переходишь от индивидуального сознания к вселенскому, это лишь смена состояний. Из пункта «А» ты попадаешь в пункт «Б». Но кто он, кто делает этот шаг? И кто получает от этого выгоду? Существует ли тот, кто проигрывает, находясь в индивидуальном сознании? Это бы значило, что только во вселенском сознании Я находится в своём естественном состоянии. В индивидуальном сознании оно было бы чем-то неправильным и преходящим. Но и то, и другое есть Сознание.

Со смертью индивидуальное сознание также прекращает своё существование. Оно переходит в бесформенное сознание и при первой возможности снова обретает форму. И то, и другое есть Сознание. То во времени, это — вне времени. Более ничего. Абсолютное не обусловлено никаким состоянием.

В.: И откуда ты это знаешь?

К.: Никто не может этого знать. Всё, что я говорю, это концепция. Единственное, что несомненно, — я существую до всех концепций. Я знаю только, что не являюсь концепцией. И что я есть. Чем бы я ни был. Это единственное, что я действительно знаю. Я должен быть, чтобы вообще иметь возможность говорить о концепции. Для этого я должен быть до концепции. Это единственно несомненно. Но каждая концепция, о которой я тебе рассказываю, остаётся под вопросом.

В.: Тогда зачем мы тут сидим?

К.: Чтобы осознать, что всё — это концепции, возникающие из твоей концепции «я», и что это не может затронуть то, чем ты являешься на самом деле. Ты можешь заставить всё появиться и вновь исчезнуть. Всегда остаётся что-то ещё. То, что за пределами слов. То, что находится до, после и между всеми концепциями. Эта первооснова Бытия, которую ты не можешь изучить и не можешь познать. Ты являешься ею. Для этого тебе ничего не нужно делать. Тебе не нужно напрягаться, терпеть, отбрасывать или отпускать. Любое представление, любая попытка что-то сделать для этого или отпустить, не может сделать тебя тем, чем ты уже являешься.

В.: Я побывала у многих учителей. Взаимоотношения учитель-ученик были для меня всегда самым важным. Я попалась на крючок концепции?

К.: Концепция исчезает. Для того, чтобы осталось то единственное, что есть, исчезает всё. Так же представления о ценности, качестве или различиях. Это единственная возможность для того, чтобы возник покой, который существует в отсутствие всякой концепции. К этому относится и отсутствие всякой идеи о взаимоотношениях учитель-ученик. Она точно так же фиктивна, как и идея того, что ты живёшь. Только лишь с «я»–идеей появляется идея об учителе.

Если бы у тебя на самом деле было уважение к учителям, ты бы просто позволила им исчезнуть. Ты бы признала в мастерах то, чем являешься ты. В этом моменте больше не было бы учителей и учеников. Это было бы уважением к тому, что есть. Этим ты бы сделала счастливыми всех учителей мира.

Учитель, который когда-либо сказал: поднимите меня до небес и постройте мне церковь, — его никогда не было. Все говорили: забудьте меня, как только я уйду. Если вы хотите почтить меня, забудьте меня. Но никто не сделал этого. Вместо этого были взращены целые религии. Иисус никогда не говорил: учредите религию. Он сказал: пусть мёртвые хоронят мертвецов.

В.: Ты хочешь внушить мне отвращение к учителям!

К.: Всё, что ты делаешь, — избегаешь пустоту. Для этого существуют различные техники. Ты принимаешь отношения учитель-ученик. Это твоя попытка заполнить пустоту. Это твоя попытка создать своему «я» объект-цель.

В.: Просто найти что-то важное.

К.: Это абсолютно неважно. «Я» — это только идея, только идея об отделённости. Этой идее требуется объект-цель. Подходит любая цель, в том числе и цель не иметь никаких целей. Это тоже позволяет заполнить пространство пустоты. «Я» хитро на выдумки. Ты не можешь уйти от него. Оно прячется и в непрятании. Действующий прячется позади недействующего.

В.: Ну и что я могу сделать?

К.: То, чего ты не можешь сделать. Что при любых условиях полностью является тем, чем является? Что никогда не знает изменений в себе? Что самое основательное из всего, что существует? Что такое эта первооснова, которая всегда должна присутствовать, чтобы познающий и познание вообще могли существовать? Что такое эта суть, всегда пребывающая в покое, никогда не движущаяся, в которой просто появляется и исчезает различная информация? Скажи мне, для того чтобы ты могла стать тем, что Постоянно, что никогда не приходит и не уходит, — для этого должно что-то случиться? Ты должна что-то делать для этого? Что-то познать? Или это уже здесь — с познанием и без него?

В.: Возможно. Если тебе доведётся повстречать другого учителя, который тоже постиг это, вам будет нечего рассказать друг другу.

К.: Тогда произойдёт то же, что и сейчас. Потому что я говорю с ним прямо сейчас. С твоей точки зрения это может выглядеть так, словно здесь сидит тот, кто говорит, а там сидит тот, кто слушает. Но это одно и то же Я. В этот момент оно познаёт себя как познающего, как познавание и как познанное. То, что между ними есть разделение, — фикция. Все остальные фикции возникают из-за того, что эта фикция считается реальной. Вопрос смысла или бессмыслицы также относится к этому Источнику, Бытию этот смысл не требуется.

В.: Это похороны учителя.

К.: Чем больше ты распознаёшь это как единственную реальность, тем больше будет похоронено. Будет похоронено всё, чем ты не являешься. Всё больше и больше будет падать в могилу несущественности. Всё больше и больше верований отпадёт. Поскольку ты осознаешь: всё, во что ты должна или можешь верить, не может быть Я.

В.: Но учитель ведь помогает мне распознать это!

К.: Ты полагаешь, что у него есть морковка, за которой ты пробегала всю свою жизнь. И когда ты будешь готова, он преподнесёт её тебе на блюде. И когда ты её слопаешь, можно будет расслабиться, потому что тогда ты будешь просветлена. Всё это выдумка. Пробуждение от индивидуального сознания к космическому — выдумка. Когда ты думаешь: да, теперь я обрела Реальность и я являюсь этим, — это выдумка.

В.: Но если с этим пробуждением связан экзистенциальный ужас?

К.: Всё является частью сна. В том числе и тот, кто ужасается. То, чем ты являешься, не может быть изменено или затронуто всем этим. Оно всегда было тем, чем было.

В.: И только когда я это обнаружу, ужас исчезнет?

К.: Тогда больше не будет того, кто может испугаться.

В.: И тогда это хорошо?

К.: Тогда это не хорошо, не плохо, а так, как было всегда. Это не что-то новое. И когда тебя кто-нибудь спросит: «Как дела?», ты скажешь: «Как всегда». И тогда учитель похлопает тебя по плечу и поставит тебе «отлично».

Пустота как учитель

Вопрос: Иногда говорят, что пустота — это подлинный учитель. Что имеется в виду?

Карл: Подлинный учитель всегда сидит между стульями. Ибо это самое удобное. Не здесь, на этом стуле, и не на следующем, а в промежутке. Подлинный учитель сидит между мгновениями. Между двумя мыслями. Промежутки — это осознанность.

В.: Мне стоит больше прислушиваться к тому, что находится между твоими словами?

К.: Если можешь. Ум испытывает здесь трудности. Он не любит промежутков. В лондонском метро это всегда называется: mind the gap. Не шагните в пустое пространство. Разум не может существовать в пустом пространстве. В пустом пространстве нет разума. Поэтому, что называется: Осторожно, mind the gap! Ум, избегай пустого пространства! Иначе тебя не станет. Ты не можешь существовать в этом! Пустота — это учитель, который сдувает ум прочь, В пустоте ум — пф-ф-ф — улетучивается. Но в пустом пространстве находится то, чем ты являешься. Там твоё место. Там нет предписанного измерения. Ты — самое большое и самое малое, всё, что возможно и невозможно, само Существование: в этом бесконечно много места и вообще нет места.

В.: Я когда-то посещал курс игры на барабане. Там постоянно требовалось выдерживать интервал, промежуток. Мне это практически не удавалось. Ногам всегда хотелось продолжить.

К.: Никто не может вынести промежутка. Пустота — это учитель для «я». Она ничего не делает. Она лишь просто пуста. Это всё. В ней нет «я», и тем не менее то, чем являешься ты, присутствует в ней абсолютно. Это Присутствие в Пустоте тоже абсолютно. Именно так, как она сейчас находится здесь. Она никогда не исчезает. Она не приходит и не уходит. Она здесь, сейчас и всегда, в вечном Сейчас. Во времени есть только намёки на то, что не имеет времени. Только намёки на то, что не имеет прихода и ухода, рождения и смерти. Я никогда не появляется и никогда не исчезает И всё, что появляется, — исчезает, потому что этого никогда не было.

В.: И тем не менее, это заполняет промежуток! И, возможно, это так утяжеляет промежуток, что он невыносим.

К.: Пустота столь невесома, что она невыносима. Поэтому ты борешься и дёргаешься, чтобы заполнить её.

В.: А если я просто буду продолжать дёргаться?

К.: Продолжай! Я показываю тебе, как прекрасно в Промежутке. Как легко. Тяжело только противостояние. Тяжело, когда ты пытаешься заполнить Пустоту. Сама она абсолютно невесома. Она — это то, где ты на своём месте.

В.: Где я дома.

К.: Где нет никакого дома.

В.: И что, это называется наполнением?

К.: Нет, пустыми обещаниями.

В.: Ах, тебя не поймать. Ты ускользаешь от любого суждения. Как змея!

К.: Однако змея говорит: попробуй-ка! Давай! Иди туда, где ад, где не можешь находиться. Иди в пустую дыру. Вгрызись в яблоко!

В.: И тогда как червяк?

К.: Да, и прямо в червоточину! Как в «Стар Треке». Ты же знаешь: пролез в червоточину — и ты уже где-то в другом измерении. Пустая дыра сама по себе только сообщает импульс. И это правда. Пустая дыра полностью затягивает тебя.

В.: Пожалуйста, только не…

(звонок)

К.: На этот раз тебе повезло.

Учитель не важен

Вопрос: Верно ли, что учитель может привести ученика к единому сознанию?

Карл: Это не важно. Оттуда, куда ты можешь войти, ты точно так же можешь вывалиться. Может случиться так, что на определённое время представление о двойственности исчезнет, возникнет единство. Но из этого единства всегда вновь появляется двойственность.

В.: Мне просто кажется интересным, что благодаря практике или учителю можно получить такой опыт.

К.: Куда бы ни привели тебя усилия, техники и учителя, ты снова вывалишься.

В.: Мой духовный учитель сказал: ты можешь уже сейчас испытать единое сознание, которое каждый познаёт после смерти.

К.: То, что он, вероятно, имеет в виду, это: то, что есть после смерти, было уже и тем, что ты познал в жизни, а именно единством, которое снова и снова возвращается. В смерти тело распадается, и сознание тела переходит в единое сознание. Но это всё ещё сознание. И всё, что происходит в сознании, не может сделать тебя тем, чем ты являешься. Переживание единства или величайшей осознанности — всего лишь переживания. Они в лучшем случае могут показать тебе, что ты — то, что переживает опыт. И что то, что переживает, никогда не может быть пережито. Любые опытные переживания, в том числи смерти и жизни, мимолётны. Они приходят и уходят. То, чем ты являешься, не приходит и не уходит. Ты — Источник. Вся феноменальная жизнь — только отражение.

В.: Э́то я, как мне кажется, уже однажды пережил.

К.: Это невозможно пережить. Глаз не может увидеть сам себя. Восприятие не может воспринять само себя. Всё, что воспринимаемо, не есть то, что есть восприятие.

В.: Но с тобой же так однажды тоже было? Было же внезапное познание?

К.: Это было простое «ага!».

В.: Да, именно.

К.: «Ага!» значит, что то, что воспринимается, не может быть тем, что воспринимает. И что в том числе воспринимающий, Карлуша, есть только часть воспринимаемого. Но до Карлуши существует то, что на самом деле существует, — и это непереживаемо. Непознаваемое и непостижимое, абсолютное отсутствие «я» и отсутствие желания всегда здесь, что бы ни происходило, и это то, что есть ты. Всё, что возникает перед тобой, — лишь отражение твоего Бытия. То, чем ты являешься, — Сущность всего. Но это непереживаемо.

В.: Значит, толку в этом нет. Я имею в виду, то, что непереживаемо, не может доставить удовольствия.

К.: Это полное отсутствие привлекательности для феноменального.

В.: Да, я это заметил. Частично. Интерес к поверхностным феноменам ослабевает. Это такое развитие, может быть, своего рода предварительное условие для «ага!».

К.: Нет, это не предварительное условие. Это сама необусловленность.

В.: Не предпосылка?

К.: Это не имеет предпосылок.

В.: Тогда учитель мне тоже не нужен.

К.: Тогда учитель кому не нужен?

В.: Прошу прощения?

К.: Кто тот, кому не нужен учитель?

В.: Кто? Что?

К.: Ты ничего не можешь сделать. Во сне могут возникнуть ученик и учитель. Возможно, ученик думает, что он чему-то научился. Но всё, что может произойти в этих «отношениях», это то, что оба прекращают существовать. Ученик и учитель исчезают. Остаётся то, чем жизнь и реальность являются в себе. Абсолютное Бытие.

В.: Да, и что же это за учитель, который исчезает?

К.: Это может быть личный учитель.

В.: Но он что, здесь только для того, чтобы исчезнуть?

К.: И вся жизнь — это учитель.

В.: Но и это тоже исчезает? В «ага!»?

К.: Всё, чего не существует, исчезает.

В.: Я недавно сказал одному учителю, что моим учителем является вся жизнь, на что он ответил: «Нет, это уклонение, тебе нужен личный учитель. Тебе нужен я».

К.: В Ведах написано: «Пока есть учитель, который думает, что он должен чему-то научить, ему ещё стоит поучиться».

В.: Да, я это сформулировал примерно так же! И тогда этот учитель рассердился!

К.: Я могу тебе только сказать: я надеюсь, что я, как всегда, незначителен. Настолько незначителен, насколько это возможно.

В.: То есть бесполезен?

К.: Бесполезен и незначителен.

В.: Это твоя, так сказать, сущность?

К.: Да, абсолютно незначителен.

В.: С ума сойти.

Подготовка к просветлению

Вопрос: Один мастер дзэн по имени Банкэй из семнадцатого столетия восхваляет нераздельный дух Будды. Якобы он находится за пределами всякого единства. Что это значит?

Карл: То, что находится до Будды. Пара-Будда. То, что находится до всего. Что не знает двойственности. И не знает единства. Это не один и не два. Это не это и не то. У этого нет определения. Это зовётся всеми или ни одним именем. Оно никогда не сможет постичь самое себя.

В.: Возможно, поэтому Банкэй говорит, что нет смысла стремиться к этому. Так, он говорит своему ученику: «просто прекрати!»

К.: Абсолютное смирение — когда ты полностью принимаешь, что никогда не способен познать себя, — это абсолютная недвижимость. Где больше нет желания самопознания: это самопознание. Что я никогда не смогу уйти от самого себя и никогда не смогу постичь самого себя. Потому что я — то бесконечное, нерождённое, бессмертное, которое есть всегда. Для этого во времени нет ничего необходимого. Чтобы быть этим, не требуются усилия. Всякое усилие быть этим, явно непродуктивно.

В.: Банкэй говорит: гораздо более короткий путь, нежели усилие стать Буддой, — просто быть Буддой.

К.: Да, тогда оставь этого Банкэя.

В.: Но Будда много лет прилагал усилия. Лишь тогда он пришей к своей реализации. Мог бы он так же достичь просветления без усилий? Или так ему показалось впоследствии?

К.: Как ты думаешь, откуда взялось усилие?

В.: Из его решения больше не жить так дальше.

К.: А откуда пришло решение?

В.: Из желания положить конец страданию.

К.: А откуда пришло желание?

В.: Ты так и будешь меня спрашивать?

К.: Если есть свободная воля, говорит Витгенштейн, кто бы мог ею обладать?

В.: Ну, к примеру, Будда.

К.: Какой Будда когда-либо пытался стать Буддой?

В.: Тот, кто страдает, пытается стать Буддой. Тот, кто наслаждается, вероятно, не против быть рождённым ещё множество раз.

К.: Ты имеешь в виду, что пока Я наслаждается относительностью, оно с удовольствием продолжает быть относительным. Только когда ему не комфортно, оно выходит из относительности. Словно Я когда-либо могло потревожить само себя.

В.: Я говорю не о каком-то абстрактном Я, а об обычном человеке.

К.: Ты говоришь о сознании, которое, очевидно, находится в определённом состоянии, которое оно воспринимает как приятное или неприятное.

В.: Нет, я говорю о человеке, который прилагает усилие. Для меня просто не является очевидным, что любые усилия абсолютно не важны. Все мистики прошли долгий путь. Сам Рамана Махарши, великая звезда, боролся годами, чтобы узнать, что такое он или «я есть».

К.: Насколько мне известно, он осознал это за один раз как-то после полудня. Так написано на доске в ашраме в Тируваннамалае. На него нахлынуло предчувствие смерти. Он лёг на пол, отдался этому переживанию смерти и осознал это.

В.: Может быть. Но это было только началом долгого пути.

К.: Это было началом и концом. С тех пор, сказал он, больше ничего не происходило.

В.: Кроме того, что он на годы удалился в пещеру, чтобы ничто не мешало ему там медитировать.

К.: С этого момента, сказал он, он знал то, чем он является, Я, ничто никогда не могло потревожить и никогда не сможет. Это было основополагающим переживанием всего.

В.: Возможно, это было основополагающим переживанием, тем не менее потребовалась ещё своего рода доработка.

К.: Ты имеешь в виду, как на семинаре в университете. Сначала ты готовишься, потом проходишь через него, потом дорабатываешь. Чтобы закрепить действенность.

В.: Да, это не так уж и странно, как звучит. Рамана при этом прошёл через переживание, что он не является телом. Но чем он является на самом деле, это в тот момент он ещё не пережил.

К.: Ты прав.

В.: Вот именно. Поэтому потом он…

К.: Он это не пережил, потому что это невозможно пережить!

В.: Почему нет?

К.: Для переживания требуется по меньшей мере две вещи: тот, кто переживает, и то, что переживается.

В.: Да, ну и что?

К.: То, на что я указываю, — не переживание. Это само Бытие. И оно абсолютно присутствует здесь и теперь. Для этого не требуется ничего особенного: ни подготовки, ни доработки. Это не что-то особенное. Это простое осознание бытия. Как сказал Майстер Экхарт: первопричина в себе. Чистая осознанность существования.

В.: И всё-таки это нечто особенное. Потому что то, что бросается в глаза в этих учителях, это интенсивность харизмы. Это бесконечная доброта, непоколебимая недвижимость. Кто медитировал рядом с Раманой, оказывался в самадхи, в космическом сознании.

К.: В космическом сознании нет ничего особенного. Это переживание. А здесь речь идёт о Я. Недвижимость, о которой ты говоришь, не имеет к этому никакого отношения, сидит ли кто-то недвижно или недвижим внешне и внутренне. Эта Недвижимость незатрагиваема. Её ничто не может потревожить. Эта Недвижимость не знает мыслей. Эта Недвижимость не есть переживание. Она — само Бытие.

В.: Люди, которые пришли к Рамане или другим мистикам, пережили эту Недвижимость. Они попробовали её на вкус. И хотели, чтобы этот вкус был с ними всегда. Они садились рядом и медитировали. Я просто не верю, что это не важно, прилагаешь ты усилия или нет. Ты это так представляешь, словно ничего нельзя сделать ни для способствования, ни для препятствования этому. Однажды это внезапно случается.

К.: Нет, это не случается. Эта Недвижимость, эта основополагающая Осознанность ничем не обусловлена. Она есть всегда. Всё, что происходит во времени, не может оказать на неё воздействие. И это «ага!» абсолютно не зависит от того, что происходит во временной плоскости. Поэтому любой поступок, любое действие, любое понимание или непонимание бесполезно. Это не имеет никакого значения для этого маленького «ага!», для осознавания Абсолюта.

В.: Для индивидуальной жизни это явно имеет большое значение.

К.: Ты надеешься на преимущество. Это не преимущество. Ты надеешься уйти от себя. Это невозможно. Ты хотел бы найти выход. Его нет. Тому, что есть, не нужен выход, и его никогда не будет. Потому что то, что есть, есть сейчас и есть вечно. Бесконечно. Ты не можешь подойти к этому и не можешь отдалиться.

В.: Но немного работы или подготовки всё-таки делает тебя уже готовым к подобному переживанию или, если угодно, непереживанию. Например, иметь возможность вообще воспринимать то, о чём ты говоришь. Эта возможность приятия ведь не существует изначально.

К.: Приятие исходит не из того, чем ты себя считаешь, а из всё того же Источника, как и неприятие. Способен ты это принять или нет, не в твоих руках. У тебя может сложиться ощущение, что ты это выработал.

В.: Точно.

К.: И тем не менее я знаю с абсолютной уверенностью, что не ты выработал это. Приятие — это спонтанное явление.

В.: Может быть, но тому, чтобы это явление заявило о себе спонтанно, можно же, наверное, поспособствовать.

К.: Ни одно усилие не поможет. Не существует подготовки и доработки.

В.: Однако книга «Deep sharing» Пола Лоуи показалась мне очень полезной.

К.: Здорово. Звучит хорошо.

В.: Это глубокое откровение о чувствах.

К.: Это sheep shearing?

В.: Нет, «Deep sharing».

К.: Но ведь sheep shearing означает «стрижка овец»?

В.: Нет, нет, «Deep sharing». «Deep sharing» означает «глубокая разделённость».

К.: Разделить глубину? Ножом разделить? Так, чтобы получилось две глубины?

В.: Не разделить. Поделиться. Он делится своими чувствами, делится с другими, всеми чувствами, в том числе и теми, которые причиняют боль.

К.: Коротко их подстригает.

В.: Он открыт и честен. И, между прочим, так быстро не уходит от темы.

К.: Вместо этого уходит медленно. Как с тупым ножом. Чтобы было больно. Медленно выдирать волосы. Это и есть deep sharing? Я правильно понимаю?

В.: Нет. Абсолютно нет.

К.: Нормальную sheep shearing делают острым ножом, чтобы дело шло быстрее.

В.: Значит, существует ещё одна полная смысла подготовка! Затачивание ножа!

К.: В итоге все волосы исчезают. Ты гол. Больше ничего нет.

В.: Благодаря хорошей подготовке.

К.: Ты меня победил. Есть ещё вопросы, на которые я не могу ответить?

Что я сам могу сделать?

Вопрос: Рамана сказал, что никакой кармы не существует. Как и никакого перерождения. И, тем не менее, в сознании эго это уже заложено.

Карл: Пока есть концепция «я», есть всё. Есть желания и потребность в очищении и всякое представление о грязи и качестве, есть всё, о чём ты можешь говорить, всё в рамках концепций. Но все эти концепции возникают, только когда возникает «я». Когда «я» воспринимается как реальное.

В.: Значит, никакой подготовки не существует?

К.: К чему же? К небесному состоянию? К раю? К прекрасной цели? Одна только идея, что мы что-то якобы потеряли или должны достичь некой цели, создаёт для нас ад. Создаёт веру в то, что якобы у нас есть свобода воли, с помощью которой мы всегда можем усиленно стремиться к чему-то. Она исходит из «я»–представления. И уже «я»–мысль приходит к мнимой отделённости. И вера в то, что мы отделены, есть ад. С «я»–мыслью мгновенно появляется ад. Это дьявольская система. Диа означает два. Диавол значит ‘творящий двойственность’.

В.: Существует дьявол?

К.: Точно. «Я» — это дьявол. Только «я» не существует. Это всего лишь идея. Поэтому как мне избавиться от этого дьявола, которого вообще нет? Что я могу против него сделать? Что может одна идея сделать против другой, одна концепция против другой концепции, одна иллюзия против другой иллюзии?

В.: Похоже, что немного.

К.: Нужно ли мне вообще делать что-либо с этим?

В.: Да, немного о собственной деятельности, пожалуйста!

К.: Я просто должен быть тем, что я есть.

В.: Этого я и боялся.

К.: А именно: быть до времени, до дьявола, до Бога и до каждого представления о существовании. И этим я являюсь в любом случае. Я не могу этого «сделать». Это до всякого действия. До любого переживания. Это — Недвижимость. И эта Недвижимость — до времени, до движения и неподвижности. Там больше нет никого. Есть только Бытие.

В.: Хорошо, если там больше никого нет, никому ничего и не требуется делать. Но здесь-то кто-то есть!

К.: Ты сидишь здесь, чтобы встретиться с самим собой. Чтобы пройти через этот опыт.

В.: Но это же я и имею в виду. И чтобы пройти через другой опыт, я медитировал.

К.: Медитации, усилия и действия — все они чудесны. Рамана говорит: каждый шаг, который когда-либо был сделан, привёл ко мне. И это верно.

В.: Прекрасно. Значит, я здесь не совсем по ошибке?

К.: Существуют только правильные шаги. Только правильные усилия. Я знает стопроцентно, что требуется «я», чтобы вновь обрести себя. В каждый момент оно знает это стопроцентно и всегда делает правильный шаг к самому себе.

В.: Охотно верю. Но почему я сейчас здесь сижу?

К.: Потому что тебя сюда посадило Я.

Ты ничего не можешь сделать неправильно

Вопрос: Иногда у меня возникает такое чувство: именно сейчас происходит прорыв, вот оно, наконец-то!

Карл: «Я никогда не был так близок к себе, как вчера вечером».

В.: Типа того.

К.: А затем ты по возможности хочешь удержать эту погружённость или близость. Это желание удержать снова разрушает её. И всё, что остаётся, это желание.

В.: Да, тогда я испытываю разочарование.

К.: Разочарование было бы концом чар. Это то, что ты, собственно говоря, ищешь: абсолютное разочарование, которое позволит тебе полностью прекратить поиски. Но раз ты здесь сидишь, ты всё ещё очарован.

В.: Я сижу здесь, чтобы несколько ускорить дело.

К.: Каждый, кто думает, что он обретёт себя скорее здесь, чем где-либо ещё, заблуждается.

В.: Значит, мне не нужно сюда приходить?! Тогда я могу делать то, что мне хочется.

К.: Ты никогда не можешь делать то, что тебе хочется.

В.: У меня здесь другой опыт.

К.: Потому что в тебя играют. Ты — беспомощность и бессилие. Нет второго, чью судьбу ты имел бы возможность решать. Нет Бытия, которое бы имело власть над другим Бытием. Всесилие Бога — это полное бессилие. Всесилие означает быть тем, что есть.

В.: Тогда я могу усесться дома и больше вообще ничего не делать.

К.: Хорошо. Только как-нибудь сюда загляни ещё раз и расскажи, как это было. И, прежде всего, получилось ли у тебя.

В.: Честно говоря, я уже попробовал. Это тяжело.

К.: Каждый пробует это, ни у кого не выходит.

В.: Невозможно ничего не делать?

К.: Можно только ничего не делать. Ты ничего не делаешь. Всё происходит само!

В.: Значит, я не могу сделать ничего неправильного.

К.: Всё, что ты делаешь, это именно то, что надо. Ты ничего не можешь сделать неправильно, потому что ты никогда ничего не сделал или не мог бы сделать. Это свобода! Свобода от деятеля, от некой личности, которая когда-либо что-то сделала или могла бы сделать.

В.: Тогда кто делает войну?

К.: Ты! Кто же ещё?

В.: Что?

К.: Ты несёшь ответственность.

В.: Но ты ведь только что сказал…

К.: Раз существуешь ты, существуют война и мир. Ты — источник того и другого. Ты отвечаешь за всё, что есть.

В.: Отвечаю за всё?

К.: Потому что ты есть то, что есть.

В.: Прости, ты с кем сейчас разговариваешь?

К.: Я говорю с самим собой.

В.: Слава Богу.

К.: Как всегда. Я всегда говорю с тем, что понимает, — никогда с тем, что не понимает. Разве это не самоочевидно?

В.: Нет.

К.: То, что есть всегда, это Я. Что говорит, что слушает, что молчит…

В.: Значит, я сам себя и слушаю?

К.: Ты можешь слушать только сам себя. Говорит только Я, и только Я может себя слушать.

В.: И в чём суть всего этого?

К.: В самореализации.

Что я могу решить?

Вопрос: Я могу принять решение быть осознанным?

Карл: Это не решение. Это простое пробуждение. Подобно тому, как ты просыпаешься в постели утром. Ты не можешь решить, проснуться тебе или нет. Это решено в момент просыпания. Совершенно спонтанно, естественно, без единой мысли. Тебе знакомо это состояние: из глубокого сна — бац! в осознанность! Именно так возникло всё Бытие. До этого не было ни идеи, ни желания пробуждения. Оно просто пробудилось. И из первого пробуждения возник Большой Взрыв. Это не было чьим-то решением. Никакие решения вообще никогда не принимались.

В.: Но ведь «я» принимает решение быть внимательным или сосредоточить внимание.

К.: Это тоже не решение. Это в любом случае Милость. Когда Осознанность осознаёт саму себя, это не обусловленное «я», которое решает быть несколько более внимательным. Ты можешь сидеть тысячу лет и принимать решение об осознанности — этого не произойдёт. Возможно, ты уже прошёл этот этап.

В.: Надеюсь.

К.: Или он у тебя впереди. В любом случае от тебя это не зависит. От тебя не зависит ничего, от этого «я», которое считает себя принимающим решения. Всякая идея — это спонтанная идея. Всякое кажущееся решение приходит из Ничто. Совершенно неожиданно, из великого запредельного. У него нет направления. Ничто не имеет направлении.

В.: Это звучит безнадёжно.

К.: Это ни безнадёжно, ни обнадёживающе. И то, и другое послужило бы тому, кто бы хотел или имел возможность надеяться. Безнадёжный или надеющийся существует лишь до тех пор, пока эта идея кажется тебе реальной. Только в этом случае возникают эти вопросы. Корневой является идея, что ты существуешь в качестве «я». А ты хочешь оказаться в Недвижимости, где всех этих идей не существует.

В.: Да, я хочу этого. Так я решил.

К.: Ты когда-нибудь вносил свой вклад во что-нибудь?

В.: Ну, полагаю, что да.

К.: Просто обрати внимание, что это всегда происходило само собой. Это всегда срабатывало само и не нуждалось в твоём решении. Страх того, что без твоего решения ничего не смогло бы продолжаться, — всего лишь идея.

В.: А страх того, что в случае неправильного решения меня не станет?

К.: Это страх смерти. Он появляется, когда ты понимаешь, что у тебя нет свободы воли и нет контроля. Тогда «я» сопротивляется, потому что оно думает, что ему есть что терять. Не только своё решение, но и свою жизнь. Этот страх будет присутствовать, да. Он относится к борьбе за выживание определённой функции. Мяч продолжает катиться и боится быть неподвижным. Он катится, у него нет контроля, но у него есть страх. Может быть, он перестанет быть мячом, когда прекратится движение.

В.: Я всё ещё буду существовать, когда движение закончится?

К.: Когда роль сыграна заканчивается «я». «Я» сколочено из истории личностных действий. То, что эта история может остановиться, будит страх.

В.: Ну так и что происходит, когда история останавливается?

К.: Всё идёт точно так же, как и до этого, только без твоего представления о делании чего-либо. Без представления о желании, о воле, контроле, свободе, возможности принятия решений. Без мыслей личностной истории.

В.: Всё продолжается без моей персоны?

К.: Да, так же, как и сейчас. Сейчас есть история? Видишь, что происходит! Просто посмотри, меняется ли что-то благодаря твоему решению? Принимаешь ли ты вообще какое-то решение или формулируешь желание и пускаешь в оборот? И подчинялось ли когда-нибудь вообще что-то твоему контролю?

В.: Я хочу поднять руку — пожалуйста: я поднимаю руку.

К.: Стимулируется нерв, рука поднимается, а «я» уже тут как тут и доказывает: «Это было моим решением!» Понаблюдай мысленно за этим: «я» всегда появляется после. Действие происходит само по себе, каждая идея возникает сама по себе, каждая мысль. Но затем приходит суперидея под названием «я», которая переиначивает всё происходящее в собственную историю. Вот и всё. Больше ничего. Мысль под названием «я» приходит несколько позднее, объявляет действие своей собственностью и выражается так: «Моя воля, моя ошибка, моё тело, моя жизнь, моя смерть».

В.: Пожалуй, я начинаю понимать.

К.: Ты понимаешь? Тогда понаблюдай за своим пониманием! Присмотрись, когда вступает это «моё».

В.: Моё решение — не моё решение, моё желание — не моё желание?

К.: Просто осознавай. Смотри, откуда приходит желание. Ты можешь желать для себя желать? Или же желание приходит из самого себя — как энергия, которая раскрывается, как цветок, который расцветает без причины или смысла? Желание приходит и уходит само по себе.

В.: В любом случае, когда оно осуществляется.

К.: Не из-за осуществления. Первичное желание, желание позади всех желаний — это желание самопознания. И это желание никогда не осуществится.

В.: Значит, мне стоит забыть и его тоже?

К.: Надежды на то, что ты когда-нибудь познаешь самого себя, нет. Желание самопознания возникает последним, когда все остальные желания пришли и ушли, не дав тебе выиграть от этого хоть что-нибудь. Затем возникает желание самопознания, потому что теперь тебе пришла идея, что, обретя себя, ты сможешь обрести счастье и покой.

В.: Это неправильно?

К.: Просто обретать нечего. Нечего познавать или реализовывать. Желание самопознания возникает и снова должно исчезнуть — в отказе от поиска. Но с прекращением поиска становится тихо.

В.: Значит, мне нужно немедленно прекратить искать.

К.: Понятное дело, если дальше ничего нет! Но ты не можешь принять решения в пользу этого. Впрочем, против тоже не можешь. И самое замечательное: тебе и не нужно ничего решать. Тебе даже не нужно желать этого. Поиск, а значит и желание, не может исчезнуть по желанию. Последнее желание может прекратиться только когда отсутствие желаний осознает само себя. Ты желаешь, хочешь и якобы решаешь, и контролируешь свои успехи, и напрягаешься, а затем — пф-ф-ф или бух! — уже не важно, благодаря какому происшествию это отпускает.

В.: Отпускает, и меня больше нет?

К.: Да, даже почти жалко. Ведь ты построил такие интересные отношения с самим собой.

Добро пожаловать в море света

Вопрос: Что для человека возможно или достижимо?

Карл: Для человека вообще ничего не возможно. Человек — это идея. А для идеи невозможно ничего. Но у того, чем ты являешься в реальности, у Бытия, нет никаких ограничений.

В.: Хорошо Бытию. Я — маленький человек.

К.: Пока ты определяешь себя как маленького человека и живёшь в границах человека, ничего не возможно. Отступи за человека. В это «я есть». Не в индивидуальное сознание. В космическое сознание, в единство. А затем ещё дальше — за сознание, в чистое «я». Чистое «я» исчезает в Бытии, где нет никакой идеи «я». Это происходит, самое позднее, в смерти. В смерти умирают все представления о «я — человек». Остаётся лишь только Бытие.

В.: Ну значит, я могу быть счастлив.

К.: Будь счастлив сейчас. Бытие не теряет своего совершенства, когда оно разворачивается в качестве «я», «я есть» или «я — человек». В этом тройном разворачивании всегда присутствует совершенство. Бытие совершенно и в качестве человека. Но ограничиваться этим последним звеном в цепи — безумная идея. Словно ты забыл, что являешься Целым. Словно тебе нужно идти обратно. Ты всегда был этой тотальностью Бытия! Ты и есть Оно! Ты никогда не был идеей «я» или «я есть», или «я — человек». Ты никогда этим не являлся, ты не являешься этим, это идеи — не более.

В.: Человек тысячелетиями ищет окончательное знание и не находит его.

К.: Он для этого и не создан. Он — рабочий инструмент, посредством которого Бытие проходит через человеческий опыт. Но то, что вечно переживает самое себя, всегда является Бытием. Когда оно переживает себя в качестве человеческого бытия, оно переживает себя лишь как вариацию себя. Как отражение. Как чистое Бытие оно не может пережить себя. В нём нет переживания. Поэтому ему нужен переживающий, «я». Ты.

В.: Значит, я только средство, чтобы великое Бытие могло развлечься в своё удовольствие?

К.: Ты сам и развлекаешься! Ты сам и есть совершенное переживание себя в разворачивании Бытия. Никак не меньше. Существует только одно разворачивание Совершенства. Всякая идея о несовершенстве — только идея.

В.: Однако за эту идею я явно держусь. Или я не знаю, как иначе.

К.: Даже незнание есть совершенное разворачивание знания. Разворачивание того, чем ты являешься. Кажется, что есть знающий, и кажется, что есть незнающий. Но оба — только видимость. Реальное знание как таковое не знает ни знающего, ни незнающего. Всё это возникает лишь с идеей времени. С идеей отделённости. В данный момент ты переживаешь отделённое Бытие.

В.: Да, где единство?

К.: Здесь. То, что кажется отделённостью, — это исключительно история, которую ты себе рассказываешь. Ты переживаешь то, во что веришь. Что есть здесь? Здесь есть океан света с вибрациями. Но из переживаний своего прошлого ты составляешь картину — из переживаний предметов, людей, у которых есть непрерывность в пространстве и времени. Когда ты был младенцем, у тебя было переживание света, вибраций в пространстве. Не переживание «стула» или «мамы», пришедшее позднее. Это было потом. Этот момент пространства и времени существует благодаря твоей обусловленности. Твоей истории, твоим родителям и твоему окружению, которые тебе сказали: «Вот так здесь всё происходит, дорогой». Это просто верование. Тебе это кажется реальным, потому что ты ежедневно повторяешь это.

В.: Значит, я создаю это себе из прошлого — а когда оно исчезает, остаётся только Сейчас, этот момент.

К.: Тогда ты больше ничему не даёшь определений: это пол, это одеяло, это стул. Это смерть.

В.: Но тем не менее, ведь эти различия…

К.: Их нет в Сейчас. Переживанию требуется время.

В.: Но этот стул ты же, вероятно, тоже видишь, или как?

К.: Это видение.

В.: Но ты же видишь разных людей.

К.: Я вижу различия, но не различных людей.

В.: О — ты видишь различия?

К.: А что в этом не так? Я вижу различия и понимаю: различия существуют только во времени, когда есть идея отделённости. Они зависят от Бытия. И единственно Сущностное, что есть здесь и сейчас, это Бытие. Всё остальное — фикция! Ты есть Бытие, которое в этом вечном Сейчас, глядя в себя, переживает самое себя. Это твоя реальность. Самореализация. Суть всего познаёт себя во всём. Формы — это мимолётные тени внутри этого.

В.: Да, это я чувствую. Я как раз пытаюсь…

К.: Я знаю, ты хочешь сделать это своим переживанием.

В.: Полностью прочувствовать этот момент — это невозможно?

К.: Кто задаёт сейчас этот вопрос? Любой вопрос существует во времени. В вечном Сейчас нет вопросов. Ну так и кто его задаёт? Бытие или некий объект во времени и пространстве?

В.: Скажем так: вопрос просто возник.

К.: Хороший ответ. Твоему просветлению ничего не стоит поперёк дороги.

Успехи на пути. Я развиваюсь?

Вопрос: Я видела по телевизору, как дети умирали от напалма. Раньше бы я не смогла такое смотреть. На этот раз я была спокойна, и это меня удивило.

Карл: Ты имеешь в виду, что делаешь успехи?

В.: Ну да…

К.: Ты добилась прогресса по сравнению с прошлым?

В.: Просто на этот раз я не была настолько вовлечена.

К.: Возможно, возникло сознание свидетельствования, которое больше не было вовлечено в ход событий.

В.: Да, именно. И я представляю себе, что если что-то со мной случится, а я, тем не менее, буду совершенно спокойна…

К.: Тогда ты будешь спасена?

В.: Ну да, я не страдаю, когда я, так сказать, остаюсь «вне этого».

К.: Кто остаётся где? В чём разница, остаёшься ты здесь или там? Вовлечена ты или остаёшься вне? Кто имеет преимущество, если он не вовлечён? Что есть ты?

В.: Я та, кто здесь сидит.

К.: И какое же преимущество от «твоего» существований? Наоборот, это абсолютный ущерб. Пока есть ты, как личность, которая хочет получить преимущество, личное преимущество — это абсолютный ущерб.

В.: Меня интересует свобода от страдания.

К.: Тому, что является свободой, не требуется свобода. Но представление, что есть «ты» и что было бы хорошо, если бы сложились те или другие обстоятельства, в которых «ты» могла бы вести себя так или иначе, чтобы избежать страдания, — уже одно это создаёт страдание.

В.: Это страдание, когда хочешь быть счастливым?

К.: Конечно. Счастливый тоже должен бороться за своё счастье. Всегда ведь присутствует возможность несчастья, и уже одно это омрачает счастье. Пока есть счастливый, есть и несчастливый. В одном и том же человеке. Пока есть свободный от страдания, он также существует как страдающий. Из этого круга не вырваться никому. Единственно возможное — это так называемый Божественный Несчастный случай: «ага!», никогда не было того, кто существовал во времени, нет самого времени, и то, что ты есть, предшествует всякому представлению о времени и пространстве, всякому представлению вообще.

В.: И с этим я ничего не могу сделать?

К.: С этим тебе ничего не надо делать! Всё, что ради этого делается во времени и пространстве, не может затронуть это. Всё, что делается во времени и пространстве, не может сделать тебя тем, что ты есть. Это гораздо проще. То, что ты есть, просто познаёт, что всё то, что оно может познать, не может быть им. В тебе, в Восприятии, возникают пространство, время и мир. Но сама ты никогда не являешься частью этого.

Жемчужное ожерелье личной истории

Вопрос: Внезапно я избавился от состояния напряжения. До этого я многое предпринимал против него, но оно оставалось. Теперь я ничего не предпринимал, и оно исчезло. Интересно, почему? Потому что я всё отпустил? Потому что до этого я делал так много?

Карл: Всё, что было отпущено или удерживалось, что было сделано или не сделано, привело к этому. Каждый шаг — это правильный шаг к этому единственному моменту. Но ты никогда не мог принять решения в пользу того или другого. Это было бесконечной взаимосвязью. Всё взаимообусловлено. Каждый момент — это жемчужина в бесконечной куче жемчужин, которые обусловливают друг друга.

В.: Или ожерелье жемчужин.

К.: Ожерелье было бы личной историей. Но является ли прошлое условием для будущего? Или это только взаимосвязь, и всё присутствует одновременно, никогда не приходя, никогда не уходя? Ожерелье — это индивидуальная нить жемчуга, для которой отбираются некоторые жемчужины и нанизываются одна за другой в качестве личных моментов. Кто-то вешает его себе на шею и говорит: «Моё ожерелье». Моя история. Моё прошлое, моё будущее, моя жизнь. Такое ожерелье тяжело носить. Очень тяжело. Для «я» даже невыносимо. Поэтому оно постоянно возится с тем, чтобы сделать его красивее или изящнее, чтобы оно ярче блестело или было скромнее и не слишком привлекало внимание.

В.: Пока «я» наконец не сбросит ожерелье.

К.: «Я» не может сбросить ожерелье. Оно не может отделаться от него. Ибо ожерелье существует, потому что существует «я». А «я» существует только потому, что существует ожерелье. Неразрывно. Они обусловливают друг друга.

В.: Значит, единственная возможность для них — исчезнуть одновременно!

К.: Единственная возможность — познать, что их вообще не было. Ни «я», ни ожерелья.

В.: Ты имеешь в виду, что личной истории не существует? Не существует последовательности моментов?

К.: То, чем ты являешься, не имеет последовательности и обусловленности. Оно не делимо на моменты. Оно не часть чего-либо, но всегда пребывает до всего.

В.: Это даже не куча жемчужин?

К.: Оно пребывает до кучи жемчужин. И радуется, когда ты поскальзываешься на ней.

Способствует ли сатсанг личному развитию?

Вопрос: Способствует ли сатсанг личному развитию?

Карл: То, что развивается, не может быть тем, что ты есть. Существует личное развитие как переживание. И существует человеческое развитие как эволюция. Всё это существует в качестве игры мыслей. Имеет ли это какое-либо значение для твоего познания того, что ты есть?

В.: Подозреваю, что нет.

К.: Благодаря этому ты можешь познать, чем не являешься. Для этого оно хорошо: для познания, что ты не можешь быть тем, что можешь познать. Не более. Можешь этим наслаждаться.

В.: Но у меня такое чувство, что во мне произошло развитие. Десять лет назад у меня не было связи с Я. По крайней мере, таково было моё ощущение.

К.: У тебя никогда не может быть связи с Я. В Я не существует связи, поскольку нет отделённости.

В.: Я имею в виду: у меня тогда не было контакта с этим.

К.: Контакта с Я не существует. Для этого должны быть двое. Но не существует твоего Бытия и моего Бытия. Мы можем говорить о том, что ты, возможно, воспринимаешь развитие от более индивидуального сознания к более космическому.

В.: Это я и имею в виду.

К.: Тогда говорят о сатори, пробуждении, просветлении.

В.: Ну вот пожалуйста, это я имею в виду. И разве сатори не появляются в определённые моменты развития?

К.: Они приходят сами по себе и сами по себе уходят. Всё, что может проснуться, может снова уснуть. И каждое «я», которое исчезает, может снова вернуться. Известно достаточно много случаев возвращений эго. Здесь нет преимущества.

В.: Рамеш Балсекар говорит: «Ты поднимаешься по лестнице, и последний шаг — всегда неожиданность». Он говорит совершенно ясно: существует процесс.

К.: Да, существует процесс. И этот «процесс» против тебя!

В.: Но ты-то тоже прошёл через развитие!

К.: Над Карлушей был тоже устроен процесс. Он сидел на скамье обвиняемых и должен был доказывать «своё» существование. Он с этим не справился. Неспособность Карлуши доказать «своё» существование ликвидировала его.

В.: Как попасть на этот суд?

К.: Это зависит от судьи.

В.: И кто судья?

К.: Это Я. То, что ничему не даёт спуску, кроме самого себя. «Я» должно доказать, что существует. Но не может. И потому становится беспокойным из-за отчаянных попыток найти доказательства. Это называется Последним Судом. «Последним» Судом, потому что в этот момент больше нет никакого времени. Есть только начало. Это День Последнего Суда, где есть только Источник и где только Источник и может быть. Всё, что не есть Источник, аннулируется. Это Страшный Суд Библии, который больше не приемлет ничего, что может быть во времени.

В.: И ты участвовал в этом суде?

К.: Над Карлушей был устроен суд и он был казнён.

В.: Ты имеешь в виду, что это освобождение от «я» болезненно?

К.: Казнь производится посредством тупого меча. Или, скажем, через долгое повешение.

В.: Неприятно это в любом случае?

К.: Правил нет. Тебя подвешивают, как тушу, но ты не знаешь, как долго провисишь, пока не истечёшь кровью, — то есть, пока всякое желание и всякое намерение не исчезнет. Это вывешивание. Тебя.

В.: Ты висишь на верёвке, и никто её не обрежет?

К.: Рано или поздно её обрезают. Это Спасение. Внезапно тот, кто висит, исчезает. И ты — это то, на чём всё висит.

Тебе не нужно ничего менять

Вопрос: У меня такое ощущение, что я постепенно начинаю пробуждаться, более или менее.

Карл: Нет. В этом вечном Сейчас есть только чистое Я. «Более или менее» в нём абсолютно бессмысленно. Нельзя быть «ближе» к этому Я, или более «продвинутым», или «менее продвинутым», или чем угодно в этом духе. Не существует просветлённых и не существует непросветлённых. Исчезает любая идея о пробуждении. Больше нет спящих и пробуждённых. Всего этого фокуса-покуса «тебе ещё нужно туда попасть, и только когда ты окажешься там, где нахожусь я» и подобной чепухи. Где есть Я, не может быть никого. Нет пробуждённого или спящего Бытия. Поскольку то, что есть, никогда не спало, оно никогда не может проснуться. Каждое «личное» пробуждение — это шутка. Это вилами по воде писано. Личность никогда не может пробудиться, потому что Я никогда не спит.

В.: Ты сказал, что это чепуха, когда кто-нибудь говорит, что теперь он реализован или просветлён.

К.: Единственное, что он может сказать, — больше не существует личной истории. История, которая, по-видимому, до того воспринималась как реальная, исчезла. Но личность никогда не может сказать: «Я просветлена». Всё, что происходит во времени, не может сделать тебя тем, что ты уже есть. То, что Я становится осознающим Себя, не зависит от личности. Когда это происходит, оно происходит спонтанно. Не из-за каких-то событий во времени.

В.: В этом ещё есть какая-нибудь личность?

К.: Да. Рамана, например, говорит: «Как осознание, я — полностью осознание, как сознание, я — полностью сознание, и как человек, я — полностью человек». То же самое сказал и Иисус: «Я и Отец мой — одно». Я не теряет себя в относительности. То, что живёт в качестве людей, есть абсолютное Бытие.

В.: И я — аспект этого?

К.: Аспект мимолётен. Ты можешь увидеть, являешься ли ты чем-то мимолётным или чем-то, что есть. Аспект — это вариация. Отражение того, что ты есть. Ты есть Абсолют, который отражает себя — в качестве человека, луны, солнца, вселенной. Ты есть сама Реальность. Не важно, реализуешь ты себя в качестве человека, камня или дерева, ты — Реальность, Истина.

В.: Значит, мне нет нужды стремиться к просветлению.

К.: Стремиться к просветлению означает: объект думает, что он мог бы сделать что-нибудь для того, чтобы вызвать абсолютное Бытие. Он думает, что ему надо что-то изменить для того, чтобы состояние Абсолюта могло возникнуть. Для того, чтобы то, что совершенно, стало ещё чуть совершеннее. Когда Рамана говорил «Будь тем, что ты есть», это означает: просто будь этим абсолютным Существованием, будь тем, чем ты не можешь не быть, и предоставь вариации вариациям.

В.: Однако похоже, что до этого самого момента «будь тем, что ты есть» существует развитие.

К.: Да, Нисаргадатта сказал: «Были времена, в которые был „я“ и тем самым населял мир. Были времена, когда „я“ и люди ещё были. Но с тех пор, как этого „я“ здесь больше нет, то и населения больше нет. С тех пор мир пуст». То есть, были времена, когда он жил в заблуждении, что существует как отдельное существо среди других отдельных существ. Он верил в это. И даже если это было сном, он казался реальностью. Когда идея представляется реальностью, она и воспринимается как реальность. Только в познании того, что она нереальна, иллюзия лопается. И в этом моменте ясности никогда не существовало «до» и «после». Он находится за пределами времени. То, что ты есть, пребывает за пределами времени.

В.: И какая мне польза от этого в обыденной жизни?

К.: Ты просто видишь, что никогда не было того, кто мог бы что-то изменить. Когда ты видишь, что твоё обыденное Я — само Совершенство, ты осознаёшь, что эта обыденность — не что иное, как вечное Сейчас, которое не приходит и не уходит, и ты всегда смотришь только в самого себя. Это божественное зрение. Майстер Экхарт сказал: «Моё око, которым я вижу Бога, — это то же око, которым Бог видит меня. Моё око и око Бога — это одно. Одно в видении, одно в знании, одно в любви».

В.: Да, Майстер Экхарт. Но у меня не было такого познания.

К.: У тебя никогда ничего не было и никогда ничего не будет. Но в момент этого познания ты видишь, что так было всегда. Тогда нет ни «до», ни «после». И это безусильно. Для этого не требуется ничего делать, ничего, чтобы изменить себя. Для этого ничего не должно уйти и ничего не должно появиться. Это даже не требуется понимать.

В.: Ну тогда я спокоен.

К.: Уж я тем более!

Нечего отдать

Вопрос: Есть ли необходимость развить какое-то определённое качество «я»?

Карл: Его можно раздуть. Так и делают. Только взрывается оно так редко.

В.: Я имею в виду не это.

К.: «Это» — это шар с горячим воздухом. И каждая мысль надувает его сильнее.

В.: Я имею в виду: существует ли определённая сила или здоровье, которое необходимо, чтобы выдержать пробуждение.

К.: Нет. Эго не может быть здоровым. Возможно, существует психологическое здоровье: эго, которое в состоянии приспосабливаться к различным ситуациям или жить в гармонии с окружающим миром. Об этом можно вести дебаты. Но для этого момента это не имеет никакого значения. Ни одно эго не может быть достаточно здоровым или сильным, чтобы вынести отсутствие «я».

В.: Но ведь эго может распознать причины помех?

К.: Эго никогда ничего не распознало. Оно — часть познания. Оно никогда ничего не понимало. Только Целое, Я понимает. Не существует «я», которое бы когда-либо что-то поняло.

В.: Но я, к примеру, могу понять причины страдания. Я могу анализировать его. Или же позволить ему быть и увидеть, что я не являюсь страданием.

К.: Что бы ты с этим ни делал, это уловка. Твоя уловка — это попытка контроля. Хочешь ли ты перенести боль отстранённо или полностью погрузиться в неё: любая техника должна служить тому, чтобы ты контролировал страдание. И это относится не только к страданию. Ты хочешь контролировать всё существующее. Тебе бы хотелось, чтобы существующее касалось тебя ровно настолько, насколько ты позволишь. И в качестве кульминации в тебе тогда должен пробудиться этот аватар, который контролирует то, каким следует быть миру.

В.: По моему опыту, приятие страдания — это как самоотдавание, как молитва.

К.: Пока ты думаешь, что у тебя есть преимущество в приятии, или в самоотдавании, или в молитве, «я», контролёр, продолжает жить. И пока контролёр жив, всё есть страдание. Это страдание отделённости. В этом страдании кроется тоска по тому, что ты есть: абсолютное Одно, без второго. Но любая идея о том, что для своей Свободы тебе нужно что-то контролировать, позволяет маленькому отдельному «я» существовать дальше. Даже если ты отдаёшься целиком. Потому что своим отдаванием ты так же хочешь контролировать. Через отдавание всё должно стать для тебя ещё более прекрасным. Но речь идёт об отдавании отдавания, как сказал Рамана. Познай, что нечего отдавать, потому что тебе всё равно ничего не принадлежит.

В.: Разве я не могу, например, контролировать, насколько здоровый образ жизни я веду?

К.: Идея того, что ты что-то контролируешь, всегда появляется после произошедшего. То, что случается, случается само по себе. В итоге ты думаешь, что это сделал ты. Но это произошло не благодаря тебе. Это исключительно идея о том, что ты действовал и что-то находится под твоим контролем. Это относится к идее «моего»: что могло бы быть что-то, что принадлежит тебе. Действие, разум, тело. Ты чувствуешь себя собственником, и собственник хотел бы контролировать свою собственность. Но ему ничего не принадлежит. Он ничего не имеет. Нет даже его самого.

В.: Если послушать — звучит абсурдно. Что здесь вообще происходит?

К.: Всё становится только более запутанным и хаотичным.

В.: Со своей стороны могу только сказать: что-то сдаётся.

К.: Можно сказать, что-то освобождается от объектов. Это идея спасения Иисуса. Он Спаситель, который освобождает тебя от мирских объектов и ведёт в безобъектное. То, что ты есть, освобождается от всего, что познаваемо и постигаемо, и становится тайной. Тайна означает: абсолютное Незнание, без какого бы то ни было объекта, который можно знать. Но это не может быть ни достигнуто, ни потеряно, ни отдано.

Это просто происходит

Вопрос: Год назад я вдруг просто понял: нет ничего, что можно делать. Это было кристально ясно. Но только на несколько дней. Затем эта ясность исчезла. Теперь я порой решаю ничего не делать. Но таким образом я снова что-то делаю. Так как же оно выглядит, это так называемое делание в недеянии?

Карл: Кто делает что?

В.: Об этом я и спрашиваю тебя.

К.: Кто делает всё?

В.: Раньше это называлось Богом.

К.: Когда-либо что-нибудь происходило?

В.: У меня такое впечатление, что да.

К.: Сейчас что-нибудь происходит?

В.: Я бы так сказал.

К.: И для этого требуется кто-то, кто переживает это как происходящее?

В.: Когда ты так спрашиваешь, наверняка нет. На интеллектуальном уровне я также знаю, что деятеля не существует. Но толку мне от этого никакого.

К.: Знание не даёт решения. Относительное знание, которым может обладать «я», никогда не принесёт освобождения от состояния отделённости. Потому что ему всегда требуется тот, у кого есть знание. До тех пор пока есть знающий, существует отделённость. Это может быть высочайшим знанием самого возвышенного переживания — оно не принесёт освобождения. Потому что всё ещё есть знающий. Всё ещё — отделённость. Там, где есть абсолютное Знание, больше нет того, кто им обладает.

В.: Но каждый из нас хочет обладать космическим сознанием.

К.: Идёт ли речь об индивидуальном или космическом сознании, всё ещё есть что-то, что наблюдает это блаженство чистого Бытия. Индивидуальное сознание стремится оказаться в космическом. То есть в другой форме. Однако космическое сознание может снова стать индивидуальным. Речь идёт о том, что находится до сознания. О самой Осознанности, где больше не может быть никого, кто бы осознавал самого себя, и где Осознанность есть всё. Осознанность существует до сознания и относительного знания.

В.: Когда я смогу это пережить? Когда это случится?

К.: Это спонтанное несобытие, которое никогда не происходит.

В.: Оно приходит само собой?

К.: С усилиями и без них. Это случается вопреки, а не благодаря усилиям или их отсутствию.

В.: И когда? Когда-нибудь? По собственному усмотрению?

К.: Это не имеет ничего общего с тем, что происходит во времени. Это простое познание существования до времени. Познание того, что время пробуждается в тебе, а не ты пробуждаешься во времени. Это как магнитное поле, которое меняет полюса. Внезапно время находится в тебе, а тебя больше нет во времени. Время — это всего лишь ещё одно отражение того, что ты есть. Это больше не действие. Это простое «ага!». Это простое познание того, что ты всегда был тем, что ты есть. И всегда будешь. И что то, что есть во времени, — лишь мимолётные тени.

В.: Больше нет действия, только познание?

К.: Познания тоже больше нет. В этот момент познающий, познание и познанное — это одно, отделённости нет.

В.: Тогда ты просто свидетель всего, равно в бодрствовании, в сновидении и в глубоком сне?

К.: Свидетель всё ещё проводит различие. Я говорю о том, что никогда не проводит различий, для чего различий не существует. Что всегда есть то, что есть. В каком угодно состоянии оно всегда остаётся тем, что есть. Это ни то и ни это. Это не находится ни в одном свидетельствующем сознании. Это не наблюдатель. Это не индивидуальная личность. Все три состояния возникают в нём, в том, что есть. Состояние свидетельствования — это всё ещё происходящее. Нечто, что происходит или не происходит. Я говорю о том, что никогда не происходит и не поддаётся определению. И для этого не нужно ничего делать. Для этого ничего и невозможно сделать.

В.: Это-то как раз самое неприятное. Мы не можем ни ждать, ни надеяться, ни что-либо ещё.

К.: Да нет, Ты можешь делать всё.

В.: Мы же сейчас сидим тут, кстати говоря, затем, чтобы это случилось. И, причём, по возможности несколько скорее.

К.: То, что ты здесь сидишь, не ускорит этого. Но так же этого и не задержит. Причинной зависимости нет. Это происходит не по какой-то причине. Когда это должно случиться, оно случается. Ты можешь делать или не делать всё, что хочешь, ты не можешь предотвратить это. Но ты так же не можешь ничего сделать для того, чтобы это произошло несколько раньше.

В.: Но это произойдёт?

К.: Вот тебе официальная гарантийная грамота: то, что это произойдёт, неизбежно.

В.: Ещё в этой жизни?

К.: В какой жизни, не играет роли. Для этого не существует жизни.

В.: Что?

К.: Оно не знает жизни. То, что Я осознаёт само себя, и является чистым самоосознанием, для этого ему не требуется времени. Это его природа. И она никогда не скрыта, это не что-то новое. Нет пробуждения.

В.: Нет пробуждения?

К.: Всё, что может пробудиться, находится в сознании. Индивидуальное сознание может пробудиться к космическому. И снова заснуть. Но Я никогда не спит и никогда не бодрствует. Оно не знает сна и бодрствования. Оно всегда то, что есть. Оно не знает состояний.

В.: Но лично ты? Тебе ещё знакомы состояния?

К.: Я не говорю о том, чем я являюсь. Я никогда не смогу дать себе определение. Я никогда не смогу познать себя. Я никогда не смогу узнать, что я есть. Но я знаю на сто процентов, что я есть. И что всё, что приходит и уходит, что имеет место как состояние, как явление, как информация, существует, потому что я есть. Я здесь не потому, что что-то возникает, Я — первопричина. Первооснова для того, чтобы что-то вообще могло произойти.

В.: Это такое ощущение, словно ты являешься источником всего?

К.: Я не источник. Источник — это тоже состояние.

В.: Или своего рода Бог-творец?

К.: Я существую до Бога-творца. Я существую до Бога. То, чем я являюсь как Суть, пребывает до всего. Когда Иисус в Библии говорит: «Я и Отец суть одно, но я не есть Отец», он имеет в виду, что Отец Бог-Творец, Иисус как человеческое существо и святой Дух едины в своей Сути. Тем не менее различны по своей форме. Значит, и Бог-творец всё ещё отличен от Сути. Брахма так же всё ещё отличен от Сути. Индусы называют это Парабрахма — то, что пребывает (пара), до Бога. Это никогда не обозначается как нечто, чему можно было бы дать определение. И всё же об этом можно говорить бесконечно. Никто никогда не постигнет этого. Определения не существует. Это невозможно сделать объектом. Это непостижимо. Невообразимо.

В.: Но ты, тем не менее, всё ещё иногда отождествлён с какой-нибудь мыслью или чувством?

К.: Отождествлён или не отождествлён, не играет для меня никакой роли. И то, и другое возникает в качестве мимолётных ощущений. Отождествлённое сознание и космическое сознание — оба аспекты меня. Я пребываю до них обоих, до чего бы то ни было, что может быть описано, до всего отождествлённого или неотождествлённого.

В.: Это более естественное состояние чем то, в котором мы находимся?

К.: Все состояния — естественные. Не существует чего-то более естественного или более ясного, или менее естественного и более замутнённого. В этом заключается это маленькое «ага!»: в том, что Суть до всякой изначальности, до рождения и на протяжении всех времён; и в будущем никогда не была и не будет замутнена. Её никогда не затронет то, что находится во времени.

В.: Суть — нет, но меня-то да! Или что, здесь нет тела, а там нет мира?

К.: Тело и мир всегда появляются с «я»–мыслью. Из чистого Сознания — «я есть» — поднимается, подобно дереву, вся тотальность манифестации. Всё возникает из «я есть». Но до этого «я есть» есть ещё это «я-я». И это есть всегда. Оно не замутнено «я есть это» или «я вот он, а это мир».

В.: Но почему я пойман в эту фиксацию на «я» и мире?

К.: Это не имеет значения. Фиксация не может оказать никакого воздействия на то, чем ты являешься. Она настолько же хороша, как и космическое сознание. Здесь нет качественной разницы. Индивидуальное сознание того, что ты находишься в теле, столь же хорошо, как и нахождение в космическом сознании. То, что ты есть, не видит здесь различия. Оно не различает между личной и космической точками зрения.

В.: Я бы предпочёл космическую точку зрения.

К.: Всякая мысль о том, что есть что-то другое, кроме тебя, кроме того, что ты есть, — это отделённость. Вся так называемая недуальность адвайты направлена на то, что существует как раз только одно Я и ничего, кроме Я.

В.: Может быть, но я не испытываю этого!

К.: Каждый опыт есть самопереживание. Я знает только само себя. Личный опыт — это тоже чистое самопереживание. Есть только Я. Это основа. Я — это то, что есть. Даже когда оно проявляет себя в качестве мира. Каким бы ни было проявление, это Я. Никогда не тревожимое ничем. Всегда чистое Бытие, Одно без второго.

Любовь и партнёрство

Вопрос: В данный момент я влюблена. Я люблю кое-кого. Не Бытие или Я, а другого человека. Это разрешено?

Карл: Нет, это строжайше запрещено.

В.: Я имею в виду, можно считать это любовью? Это вообще любовь?

К.: О том, что можно назвать любовью, существуют бесчисленные книги и ещё больше высказываний. Столько, сколько людей живёт в мире, столько же и различных определений любви ты обнаружишь.

В.: Но у тебя нет ни одного.

К.: Я знаю одно: где есть представление о любви, любви нет.

В.: Что, прости?

К.: Только в отсутствие представления о любви любовь возможна. Пока у тебя есть представление о любви, ты её запираешь. Ты даёшь ей определение, а определение дословно означает: ограничивать. Пока ты хочешь иметь любовь в том или ином виде, это твоя любовь. Любовь, которой ты распоряжаешься, у которой есть хозяин. Она ограничена и заперта и поэтому определённо не является той бесконечной любовью, о которой тоскует каждый.

В.: Однако существует любовь, которая не заперта?

К.: Существует. Она там, где нет никого, кто обладает любовью. Эта любовь — свобода. И только это есть любовь. Любовь — это отсутствие личности, которая проводит различие и говорит: это любовь — а это нет. Отсутствие того, кто дискриминирует, есть любовь.

В.: То есть, к моей влюблённости это не имеет никакого отношения?

К.: Не существует твоей любви. Любовь не знает обладателя. Там, где заканчивается «твоё» и «моё», находится любовь.

В.: Тогда любовь не может быть чувством.

К.: Она — это все чувства, потому что она — Источник и Суть всего.

В.: У тебя что-нибудь ещё осталось и для личной любви? Для любви, которая возникает спонтанно и которую я связываю с конкретным человеком?

К.: Когда ты полностью познаёшь себя в другом, и когда не существует разделённости между тобой и другим, тогда есть любовь.

В.: Ну вот, пожалуйста. Всё-таки.

К.: Тогда любовь равнозначна самопознанию. Ты познаёшь: то, что ты есть, это то, что есть другой. Там, где больше нет тебя и другого, там есть только любовь. И такая любовь нужна каждому. Это и есть подлинный смысл отношений.

В.: Да, и значит, любовь приходит в отношениях.

К.: Приходит и снова уходит. Этот вкус любви временный. Что и досадно. Любовь в этой форме мимолётна, и мимолётность причиняет боль. Когда эта любовь здесь, ты уже знаешь, что она снова уйдёт, поскольку она подчиняется времени.

В.: Всегда?

К.: Без исключения. Всё, что появляется во времени, исчезает во времени. Но Источник относительной любви, сама Любовь, всегда здесь.

В.: Но если связь, которую ты называешь относительной любовью, строится на Любви…

К.: …тогда мы можем ещё поработать над тем, чтобы она длилась вечно или по крайней мере до смерти? Только бы мы хорошо следили за ней! Да, работай и следи. Вопрос в следующем: есть ли тот, кому нужна эта относительная любовь? Кому нужно это чувство, эта уверенность или внимание, чтобы существовать или быть счастливым?

В.: Да, есть такой, он сидит здесь.

К.: Когда у любви есть привкус потребности, она хочет обладать.

В.: Однако если в отношениях это не так?

К.: Тогда больше нет отношений. Тогда отношения и прекращаются.

В.: Когда я являюсь любовью, тогда я больше не связываю это с кем-то другим?

К.: Точно. Тогда больше нет двух, тебя и другого. И на этом отношения прекращаются. Есть только простое сопереживание, но нет того, кто его испытывает.

В.: Звучит одиноко.

К.: Любовь — это окончательное одиночество, потому что нет второго. Ты есть Одно, без второго. В этот момент всё, что находится во времени, должно умереть, в том числе и ты как отдельная личность, которой не может быть в этом одиночестве.

В.: Это звучит страшно.

К.: Для человека это вообще самое ужасное. Он бы убился ради того, чтобы этого не случилось.

В.: Но ведь есть же чувство, которое называют любовью.

К.: Возможно, его так называют, но это не любовь. Всё, что ты можешь назвать, не является этим. Это может быть прекрасным чувством, которое приходит и уходит, как прекрасный вкус хорошей еды или ощущение гармонии. Вкус проходит. Это мимолётная любовь. Она никогда не принесёт тебе удовлетворения.

В.: Поэтому мы хотим вечной любви.

К.: Вечной — для того, чтобы мы полностью были на безопасной стороне?

В.: Чтобы это чувство никогда не заканчивалось.

К.: Любовь есть тогда, когда идея того, кто что-то хочет или в чём-то нуждается, отпадает. То, что ты есть, уже есть сама вечность и не нуждается ни в чём вечном и ни в каком чувстве. Любовь — это не чувство.

В.: Это такое своего рода признание в любви, которое слышит от тебя твоя подруга?

К.: Если ты её спросишь, она скажет, что ни разу не слышала ни одного. Для неё эти отношения не рай. И тем не менее, всё это выражения любви.

В.: Под девизом «Не важно, что я делаю, я есть любовь»?

К.: Для меня любовь — это одно название среди многих других. Если ты хочешь использовать понятие, тогда то, что есть я, есть то, что есть любовь. Я — не любовь. Я есть то, что есть любовь. Чем бы оно ни было. Извечная тайна Существования.

В.: Тогда этим является каждый.

К.: Конечно.

В.: Но тебе знакомо нечто такое, как потребность в любви?

К.: Это называется «быть человеком». Это переживание мне знакомо.

В.: Но оно не влияет на тебя, потому что ты укоренён в Бытии?

К.: То, чем я являюсь по Сути, никогда не было укоренено или без корней. Оно не знает ни одного из этих определений. Это то, что никогда ни о чём не заботилось.

В.: То есть, Сути, Любви вообще ни до чего нет дела?

К.: Она полностью беззаботна. Заботится озабоченность.

В.: Такого я не могла бы подумать о любви.

К.: Ну вот тебе и озабоченность.

Может быть, лучше вообще без отношений?

Вопрос: Говорят, что Иисус сказал: «Возлюби других, как самого себя». Это возможно?

Карл: Только так! Иначе и невозможно. Любовь — это когда ты во всём познаёшь себя. Тогда больше нет двойственности. И тогда тебе уже больше не нужно прилагать усилия, чтобы любить кого-то, кого на самом-то деле ты вовсе не считаешь столь уж классным. Тогда любовь — это само собой разумеющаяся Реальность. Поскольку ты познаёшь себя в другом. Не в смысле, что ты думаешь: «Сущность этого вот человека в метро должна быть такой же, как и моя собственная, поэтому, — эй ты там, привет!» А ты познаёшь это непосредственно. Это то, что ты есть. Поэтому любовь и самопознание суть одно и то же. Вместо «познай самого себя» на входе в храм в Дельфах могло бы так же стоять: «Возлюби самого себя». Но это, наверное, оскорбляло чувства жрецов.

В.: «Познай самого себя» также лучше выражает путь. Сначала ведь нужно найти к нему подход.

К.: Подхода не существует. Просто не существует выхода. Ты не можешь стать тем, что ты есть. Не существует пути и становления. То, что ты отделён от самого себя, есть такое же заблуждение, как и то, что ты отделён от другого. Ты не отделён от самого себя. Но когда ты веришь в это, то выстраиваешь в своих мыслях отношения с самим собой. Отношения, над которыми ты можешь великолепно поработать. Они, определённо, не знают предела совершенству. Как если бы было два Я: во-первых, ты, и во-вторых, ты сам. Отделённости не существует. Но если ты веришь в отношения, и если ты веришь, что находишься в отношениях с кем-либо, тогда ты веришь в мысль об отделённости.

В.: Значит, лучше вообще не иметь никаких отношений?

К.: Лучше, чтобы не было никого, кто бы мог их иметь!

В.: Ну да, у меня они есть. Но, вероятно, я не могу назвать это любовью. Мне нелегко сказать женщине: «Я люблю тебя». Это отсутствие любви? Или ощущение того, что в этих трёх словах присутствуют отношения, которые ограничивают истинную любовь?

К.: Это скорее страх слишком сильно вовлечься во что-то и потом, возможно, страдать.

В.: Значит, всё-таки отсутствие любви.

К.: Это страх того, что это может привести к отсутствию любви. Поэтому для начала ты вообще не хочешь вовлекаться. Когда ты полностью отдаёшься, то теряешь самого себя в другом.

В.: Значит, мне надо отважиться на прыжок и сказать «я люблю тебя»?

К.: Это не может произойти посредством слов. Слова могут быть средством выражения этого. Когда они есть, они есть. Самоотдача случается, когда она случается. Отдавание (бхакти) или познание случаются, когда они случаются. Их невозможно вызвать.

В.: Даже в моменты полного отдавания я никогда не говорю «я люблю тебя».

К.: Ты боишься быть пойманным на слове. Нам, немцам, сложнее сказать это, чем другим. Англичане или американцы говорят каждому: «I love you». Это клише. Когда это говорит немец, он должен держать своё слово. «Я люблю тебя» является в немецком чем-то священным.

В.: Это я и имел в виду!

К.: Но если тебе тяжело сделать это интимное признание, просто спрячь свой страх потерять себя.

В.: Это ясный ответ.

К.: В конце концов, это всегда повод для обороны — страх потерять себя. По этой причине ты выстраиваешь вокруг себя защиту. Всё, что можно потерять, это то, что я считаю своей собственностью. Моя жизнь, моё тело, мой мир, мои личные представления о любви. Идея о том, что я что-то имею — знание, тело, жизнь, — вынуждает к ограждению и защите. Собственность нуждается в контроле и закрытых дверях. «Я люблю тебя» открывает их.

В.: И от этого меня бросает в дрожь.

К.: Да, возможно, от тебя ничего не останется. Ничего из того, что ты считал своим «я».

В.: Но когда это сказано, это такое расслабление.

К.: Это расслабление, когда тебе больше ничего не нужно поддерживать, никакого «я», никаких историй, никакого будущего. Когда ты просто есть то, что есть. Тогда больше нет напряжения. Тогда второго тоже больше нет, и нет отношений.

В.: Больше нет напряжения?

К.: Больше ничего не напрягает, не тянет и не давит.

В.: Никакого трения, никакой искры, значит, и секса тоже? Это бы стало для меня проблемой.

К.: Проблема у тебя сейчас. Ты конструируешь её себе в мгновение ока. Это твоё всесилие. Когда ты принимаешь это «я» за реальное, в этот момент оно становится реальным. Когда ты смотришь на эту проблему и на это тело, как на реальные, они реальны.

В.: Мне бы просто хотелось не уходить от своей темы, насколько реален секс?

К.: Насколько хочешь.

В.: Слава богу.

К.: Всякое сексуальное действие является самоудовлетворением. Оно всегда должно вести к отсутствию «я». К этому оргазмическому чувству отсутствия «я».

В.: Ну хоть для этого партнёрство хорошо!

К.: Всё, что ты делаешь, является самоудовлетворением; пока не наступает космический оргазм, который называют просветлением. Тогда ты лопаешься. Всё нацелено на этот космический Большой Взрыв, в котором отсутствует начало и в котором больше ничего нет.

В.: Точно! Это хорошо! Так я объясню это своей подруге.

К.: Можешь также попробовать это с помощью «я люблю тебя».

Поиск и стремление

Вопрос: Я полон тоски. Не знаю, почему.

Карл: Тоска возникает, когда ты думаешь, что что-то утратил. Например, живость твоего детства. Или когда тебе хочется куда-то в другое место. Например, в другое окружение. Тоска возникает, когда ты представляешь себе условия, в которых тебе было бы лучше. Вроде гармоничного партнёрства или хорошей работы, финансовой защищённости, семьи, здоровья. То есть, когда ты охотно оказался бы в состоянии, которого у тебя нет — или думаешь, что нет. Тогда у тебя появляется тоска. Тогда ты ищешь что-то, чего якобы не хватает или что утрачено.

В.: Да, например счастье. Это же основополагающий поиск. И кажется, что этот поиск запрограммирован глубоко в клетках.

К.: Всё, что находится во времени, испытывает тоску по отсутствию времени. Всё, что отделено, хочет вернуться к единству. Обратно к источнику. Идея о двойственности всегда одновременна с тоской по единству.

В.: Нет, моя тоска — это не идея, это глубокое чувство!

К.: Она возникает из иллюзии. Из иллюзии несовершенства. Из идеи «я». Немедленно вместе с идеей «я» возникает потребность в отсутствии «я». В отсутствии желаний. И тут же появляется тоска по тому, чтобы больше не иметь тоски. Что отделено, должно снова соединиться. Из двух стать одним.

В.: Конечно! Отсутствие желаний, отсутствие времени, то есть жить в полном удовлетворении в моменте: это же и есть счастье. Разве в поиске этого есть что-то превратное? А ты сейчас говоришь так, словно это ошибка! Или что происходит?

К.: Я вырос на ферме. Если у нас кто-нибудь спрашивал: «Что здесь происходит?», ответом всегда было только одно: «То, что не удерживается, то и происходит». Ничего не разъясняет, однако это логичный ответ. И вопрос не в том, что происходит или что удерживается, а в том, существует ли вообще что-либо, что может быть удержано?

В.: Об этом вы беседовали на ферме?

К.: На это мы спустили дотации нашего Европейского Сообщества. Мы спрашивали себя: есть ли что-то, что может быть свободно от чего-то другого? Действительно ли существуют два? Что-то, что привязано к чему-то другому? Или что может с ним объединиться или быть отделено от него?

В.: Похоже на экологическое сельское хозяйство. К какому результату вы пришли?

К.: И то, и другое — иллюзия. Привязанность и отделённость. Потому что нет ничего, что могло бы отвязаться от чего-то другого. Потому что никогда не было ничего, что было бы связано с чем-то другим.

В.: Значит, это и называется аграрным хозяйством?

К.: Это называется самореализацией.

В.: Я бы сказал, что это называется самоподавлением.

К.: До тех пор пока существует представление о соединённости и отделённости, ты стремишься изменить ситуацию. Найти путь обратно к Источнику, к Единству, к Я. Это стремление делает тебя так называемым ищущим. Подсаженным. Подсаженным на самого себя. Самоподсаженным. Каждый ищущий подсажен на самого себя.

В.: Хорошо, я же не спрашиваю ничего кроме, как эта подсаженность может быть удовлетворена или исчезнуть?

К.: Подсаженность не должна ни быть удовлетворена, ни исчезнуть.

В.: Должна, чтобы мне жить в мире с собой.

К.: Ты есть то, что существует до всякого мира или вражды. Что находится до всякого ощущения, восприятия или представления. Ты есть то, в чём всё это возникает и снова исчезает. Стремление и поиск также часть этого проявления. Тебе не требуется удовлетворять некий поиск, чтобы быть тем, что ты есть. Ты сам являешься удовлетворением.

В.: Такого впечатления у меня нет.

К.: Ты совершенен, со стремлением и без него. С поиском или без поиска, ты абсолютно то, что вечно совершенно в самом себе. Для этого не требуется никаких изменений. Ничего не должно происходить и ничего не нужно избегать, чтобы быть тем, что ты есть. Ничего не должно возникать, ничего не должно исчезать ради этого.

В.: Да, но мне бы с удовольствием самому хотелось иметь это познание. Или, если угодно, снова найти его.

К.: Желание снова найти его возникает из ложного представления, что ты якобы потерял его. Что когда-либо был момент, в котором его не было. Из этого заблуждения возникает вся ложность поиска. Нет ничего что можно было бы достигнуть или снова найти. Оно здесь. Это совершенное Бытие, первопричина каждого проявления. Каждого вопроса и каждого ответа. Для этого не надо ничего делать.

В.: Просто быть.

К.: Просто быть. Быть абсолютной недвижимостью. Познать, что никогда не было ничего, что имело бы какую-то потребность. Что то, что ты есть, никогда не было потревожено чем-либо, что приходит и уходит. Никаким вопросом, никаким ответом. Нет ничего, что может затронуть это. Ничего, что могло бы спрятать или открыть его. Оно всегда абсолютно чисто и ясно.

В.: Ух ты!

К.: Ничто не удерживается, ничего не происходит,

В.: Как у вас на ферме.

К.: Как на ферме с аграрными субсидиями!

Счастье в партнёрстве

Вопрос: Время от времени утверждают, что не существует вообще никаких отношений. У тебя тот же опыт?

Карл: Для того, что ты есть, не существует никаких отношений. Но в сновидческом мире существуют всякого рода отношения. Существенно то, что не существует того, кто их имеет. Существуют отношения между объектами. До тех пор пока ты принимаешь объективность за свою реальность, ты находишься в отношениях. В конечном итоге отношений не существует.

В.: Значит, подруга учителя сатсангов живёт без отношений?

К.: Идея о том, что существует другой, с кем ты мог бы иметь отношения, возникает из идеи, что ты существуешь в качестве отдельного существа. Когда оно отпадает, идея отношений всё ещё существует как идея, но уже не как реальность.

В.: Раньше бы сказали «любовь». Это тоже только идея?

К.: Вообще говоря, может быть только самолюбовь. Потому что есть только Я. Любовь была бы любовью Я к самому себе, если бы было два Я. Таким образом, любовь к себе — это тоже идея, которая возникает из двойственности. Идея, которая пляшет вокруг идеи. Она отпадает.

В.: Что, любви вообще не существует? Роберт Адамс сказал: «Всё пусто, и, тем не менее, всё наполнено любовью».

К.: Под этим подразумевается отсутствие кого-либо, кто приемлет или не приемлет. В пустоте существует чувство абсолютного приятия, которое сравнимо с любовью. Когда более нечего приемлить, тот, кто должен бы приемлить, исчезает. И таким образом возникает абсолютное приятие. Это можно назвать любовью. Но кому нужны эти названия? Когда этому даётся определение любви, должно быть что-то ещё, что не является любовью. И снова создана противоположность. Суть любви не нуждается в любви, чтобы быть этим.

В.: Тот, кто принимает, отпадает; и одновременно тот, кто хотел бы быть принятым?

К.: Оба отпадают одновременно. Когда ты есть, что ты есть, тоска прекращается. Тогда больше нет желания приятия или гармонии. Здесь есть покой — потому что тебя нет. Покой существует только в отсутствие того, кому требуется покой. До тех пор пока есть ты в качестве того, кому требуется мир, ты пребываешь в войне. До тех пор ты ведёшь войну ради мира.

В.: Ты сказал, что тоска прекращается…

К.: То, что ты есть, существует с тоской и без неё и не нуждается в том, чтобы тоска прекратилась. Своего рода игра в тоску ещё будет, но более никакого тоскующего.

В.: Что такое тогда тоска без тоскующего?

К.: Вибрация энергии, которая обозначается как тоска, однако ничего более не означает.

В.: Однако тоска может ещё служить и для того, чтобы сделать усилие при движении к истине?

К.: Эго его первопричина. В тот момент, когда ты принимаешь «я»–идею, у тебя появляется тоска по тому, что ты есть до «я»–идеи. Тоска — это семя, которое побуждает тебя искать обратную дорогу к тому, что ты есть. Только когда ты есть, что ты есть, тоска прекращается. Всё, что делается из чувства существования и сознания, есть поиск того, что пребывает до сознания. Любая наука и религия возникает из этой тоски.

В.: Хорошо — тоска побуждает меня. Когда я найду, что ищу?

К.: Никогда. Тоска по самому себе никогда не получает удовлетворения. Ты никогда не найдёшь себя. Поиск из-за тоски по самому себе никогда не приведёт к цели. Это не предусмотрено. Поскольку не существует находящего. Не существует того, кто когда-либо что-то нашёл. Тоска просто прекращается. Не потому, что что-то найдено. А потому, что тоскующий теряет себя.

В.: Что этому способствует?

К.: Вообще ничего этому не способствует. Тоскующий просто спонтанно растворяется в определённый момент. Он пришёл сам по себе и сам по себе уходит. Ты можешь медитировать и искать тысячи лет, и ничего не случится. А другой как раз только начнёт, и бух!, вот и оно! Правил нет.

В.: Как и справедливости.

К.: Если бы было возможно прийти к этому через медитации, тогда свобода была бы контролируемой, то есть никакой свободы больше. Свобода, источник твоей природы, не может контролироваться тобой и не может быть достигнута. С помощью медитации ты можешь достичь определённой гармонии, которая, тем не менее, остаётся временной и уязвимой. Как только граница толерантности нарушена, твоя гармония рушится.

В.: А если гармония увеличивается?

К.: Всё, что может быть приведено в гармонию, когда-нибудь снова окончит в дисгармонии. Речь идёт не о достигаемом с помощью усилия временном ощущении счастья. Речь идёт не о счастье человека, который покупает себе новый «мерседес» и потом счастлив пару часов или дней, пока не обнаружит первую царапину. Речь идёт не о счастье, когда ты воображаешь себе красивый дом, в котором будешь чувствовать себя хорошо, потому что он тебе подходит. Чтобы от житья в нём не возникло подлинного удовлетворения, позаботятся соседи. А если у тебя есть какие-то сомнения в этом — смерть-то уж точно постучится в твою дверь.

В.: Но существуют счастливые партнёрства.

К.: В партнёрстве ты ощущаешь себя свободным на какое-то время, потом это становится связью. Тогда это связывает и давит. Партнёрство может принести удовлетворение в гармоничном окружении. Но это удовлетворение шаткое и снова исчезнет. Оно не является подлинной целью твоей тоски. Речь идёт о твоей истинной природе. И она находится по ту сторону всякой связи. Она есть сама безусильность и блаженство.

Все дороги ведут к любви

Вопрос: Собственно говоря, страсть исчезает, когда ты просветлён?

Карл: Когда ты просветлён, то гарантированно будешь снова затемнён. И здесь любовь особенно опасна. Господи, я так прекрасно устроился в своём просветлении, оно было уже действительно стабильным, а тут пришёл этот классный почтальон! Или въехала это потрясающая соседка!

В.: Серьёзно, ведь пробуждение должно бы быть и пробуждением от личных страстей?

К.: Всё, чем оно должно бы быть, оно не является. Но когда освобождаешься от любви, исчезает и страсть.

В.: Когда освобождаешься от любви?

К.: Да, конец любви — это конец страдания и страсти.

В.: Ты имеешь в виду конец личной любви?

К.: Конец двойственности там, где может быть любовь. Где нет «я», которое что-то любит или не любит, наступает конец страдания. Потому что это конец страдающего. До тех пор пока есть «я», которое любит себя или что-то другое, есть страдание и страсть. И любовь к себе есть начало этого страдания.

В.: Но ведь себя нужно любить!

К.: С этого всё начинается. Любовь к себе означает: есть некое «я», которое рассматривает себя в качестве объекта для любви. Это уже двойственность. Это отделённость. Уже в любви «я» к самому себе кроется корень страдания.

В.: Один из твоих предшественников как-то сказал: «Возлюби своего ближнего, как самого себя!»

К.: И кто же это был?

В.: Я хочу сказать, что это означает: когда любишь себя и в этой любви перекидываешь мост к другому, то кладёшь конец двойственности.

К.: До тех пор пока есть тот, кто любит что-то другое, то есть тот, кто должен сначала познать, чтобы любить, существует объектная любовь. И пока есть другой, остаётся двойственность. Когда требуется усилие, чтобы любить второго, остаётся концепция, остаётся страдание.

В.: Что значит усилие? В Индии просто говорят «намастэ» — «Я люблю себя в тебе!»

К.: Если ты хочешь познать себя в другом, чтобы любить его, как самого себя, необходимо усилие познания.

В.: Но ведь любовь может быть совершенно без усилия!

К.: Что-то не припомню.

В.: Любовь, которая возникает спонтанно. Любовь, которая манифестирует себя в зеркале другого! Любовь, которая просто непосредственно присутствует.

К.: Когда ты есть то, что есть любовь, усилия больше нет. Тогда больше нет никого, кто бы любил или не любил. Тогда есть только свобода. Свобода любви. И свобода от идеи о любви. То есть свободная от любви любовь. Любовь освободилась от тебя. Но пока есть идея о любви и пока есть тот, кто думает, что должен любить себя в другом, или другой — его, или что любовь должна быть мостом и положить конец двойственности, или должна быть спонтанной, — до тех пор есть страдание. Любовь с представлением о любви полна страдания. Это та любовь, которая создаёт страдание.

В.: Любовь как слияние воедино любящего и возлюбленного — это счастье.

К.: Как только сделан первый шаг из рая отсутствия «я», возникает тоска по возвращению обратно. То есть ты будешь делать всё для того, чтобы суметь вернуться и слиться воедино. И каждый шаг верен. Пока есть шаги, есть только верные шаги. Потому что все дороги ведут в Рим. А «Roma» — это перевёрнутое «Amor». Любовь. Можешь делать, что хочешь. Все дороги ведут в Рим.

В.: Это прекрасно. Поэтому человек любит.

К.: Любви не требуется любить. Ей не нужен объект. Ей не нужен ты. Не нужны твои представления. Но бывают моменты, когда ты просто забываешь о них. Ты забываешь даже о любви. Тогда ты есть то, что есть любовь. Что есть до двойственности. Это самозабвение. Но ты не можешь это вызвать. Всякое желание забыть себя было бы напоминанием о себе самом. Это может случиться только непосредственным образом. И тогда больше нет времени, нет отделённости. Тогда ты есть то, что есть любовь. Не важно, что случится, даже если ничего не случится. И, возможно, не случится ничего. Любви не требуется любить, чтобы быть любовью.

Боль и веселящий газ

Вопрос: Ведь совершенно очевидно, что существует страдание. Будь это даже на самом деле сон или иллюзия, для того, кто в данный момент страдает, это не так.

Карл: Страдание переживается Я не как страдание. В этом не меньше блаженства самопознания, чем в радости. Страдание и радость неотделимы.

В.: От этого нет толку, когда я себе это так объясняю на рассудочном уровне.

К.: Рассудок здесь для того, чтобы проводить различие. Он проводит различие между радостью и страданием. Между хорошим и плохим переживанием. Однако то, что сотворило рассудок, суть рассудка, уже не различает между радостью и страданием.

В.: Ну, мне бы хотелось взглянуть на человека, который страдает от сильных болей и при этом блаженно улыбается.

К.: Переживающего не существует! Это отправная точка. Переживающий, переживание и переживаемое возникают вместе. Они едины. Пока ты соотносишь себя с переживающим, ты отделён от переживания и переживаемого.

В.: Значит, путь заключается в том, чтобы не идентифицировать себя с этим?

К.: Любой наркотический опыт служит для этого. Морфин принимают для того, чтобы погасить сознание, идентифицирующее себя с телом. И с погашением идентификации прекращается боль. Когда мне было пять лет, один зубной врач дал мне веселящий газ. Я моментально вышел из тела и смотрел, как врач удалял мне зубы. Больше никакой боли. Настоящее колдовство! И сознание свободно парит в пространстве.

В.: Но когда действие прекращается…

К.: Тогда боль немедленно возвращается. Спасения нет.

В.: Но так это же я и имею в виду! От боли так просто не отделаться.

К.: Когда есть тот, кто мог бы испытывать боль, тогда боль возникает.

В.: То есть, когда есть тело, тогда возникает боль?

К.: Нет, боль возникает с идеей «я испытываю боль».

В.: Хорошо, и у тебя такой идеи нет? Если я тебе сейчас воткну нож в руку…

К.: Тогда будет ощущение боли. В этот момент будет боль.

В.: Хорошо, что ты в этом признаёшься.

К.: В этот момент происходит совершенное переживание боли. Вскоре после этого переживание исчезает. Больше нет того, кто собирает опыт в кучу. Кто консервирует «моё-переживание-боли», случившееся за пять минут до этого. Или переживание за год до этого. Это может ещё присутствовать как эффект памяти, однако больше нет того, кто говорит: «Это была моя боль».

В.: Теперь ты это сказал.

К.: Не я. Говорение говорит само по себе. Говорение говорит. Однако не существует моего говорения. Не существует «я сказал».

В.: Каково тебе сейчас?

К.: Как всегда. Даже если ты спросишь меня на смертном одре, «как всегда». То, что я есть, всегда здесь. Поэтому я могу только сказать: «У меня всё как всегда».

В.: С небольшой поправкой на то, что теперь ты обходишься без веселящего газа.

К.: О, я приложил много усилий, чтобы добраться до веселящего газа. Моя мать предостерегала меня от сладостей: попадёшь к зубному врачу! А меня это вдохновляло: «Да-а-а!» Я был единственным в классе, кто любил бывать у зубного. У одного есть опыт, что в каком-то месте он входит в ад, у другого опыт, что именно в том самом месте он выходит из ада. Подобно тому, чья боль становится настолько сильной, что больше невыносима, — тот покидает боль.

В.: Тот падает в обморок.

К.: А обморок означает, сознание освобождается от тела. Ты всё ещё сознание, но тебя больше нет в теле. Ты больше не поддаёшься определению. Там, где возникает это «больше невыносимо», там оно исчезает. Само собой.

В.: Обморочный — бессильный.

К.: Неосиливший. Это как в случае ищущего. Когда поиск больше невыносим, индивидуальное сознание растворяется. Не потому, что кто-то что-то совершил и сделал для этого. Это просто невыносимо. Тогда индивидуальное сознание растворяется в космическом. Потому что этот ад отделённости был невыносим.

В.: И тогда это растворение в двойном смысле, то есть так же и исцеление?

К.: Нет. Здесь нет преимущества. То, что может раствориться, может снова образовать соединение. То, что составляет единство, может снова распасться надвое. Уйти от идеи двойственности в это единое космическое сознание, в это Ничто, быть в центре вселенной, быть пронизывающим себя сознанием, — я прошёл через это. И я увидел, что в этом нет преимущества. То, чем я был по своей сути, было в точности тем же, что и до этого. Присутствую ли я в качестве «я»–сознания или в качестве космического сознания — я не есть сознание. Сознание — аспект времени. Это отражение моего существования. И всякая боль и всякий опыт являются частью сознания. Основополагающее лечение — быть до сознания. До времени.

Моё тело, моя боль

Вопрос: Пока мы тут сидим, где-то ещё в мире убивают людей. Что ты можешь сказать по этому поводу? Это же неправильно.

Карл: Для кого это неправильно?

В.: Для меня. И уж гарантированно для людей, которых убивают!

К.: Ты это гарантируешь?

В.: Нет, это просто принцип жизни! Мы же здесь затем, чтобы жить, а не затем, чтобы быть убитыми!

К.: Убивает сама жизнь. Будь то в форме другого человека, или придорожного дерева, или функции в теле — это всегда жизнь, жизнь убивает. Однако всё, что при этом умирает, является идеей. Суть остаётся. То, что реально существует, остаётся. Только то, что нереально, исчезает. Остаётся Сознание. Сознание, которое играет придорожное дерево или другого человека, преступника или жертву, или что бы там ни было ещё.

В.: Я, однако, предпочитаю умереть естественной смертью.

К.: У тебя нет страха перед смертью, тебе бы просто хотелось не присутствовать, когда она придёт. Не существует естественной смерти. Поскольку ничто не умирает. То, что является твоей Сутью, — это единственное, что живёт. И оно бессмертно. Оно никогда не рождалось и не имеет формы, которая могла бы умереть. По крайней мере то, что ты называешь жизнью, никогда не жило.

В.: И сейчас не живёт? Я сижу здесь в качестве трупа?

К.: Нам бы надо с этим разобраться. Давай посмотрим, откуда появляется идея о том, что это твоё тело. Из какой идеи произросло представление, что есть кто-то, кто говорит: «Это моё тело». Младенец ещё не может этого сказать и не воспринимает это так. Он не думает об этом. Но примерно на третьем году жизни это начинается. Родители неустанно повторяли: «Ты Карлуша, да-да, маленький Карлуша — это ты!» До этого Карлуша и понятия не имел, что существует. Когда он начал говорить, сначала он сказал: «Карлуша хочет пить», «Карлуша сходил на горшок», «Карлуша очень милый». От третьего лица. Идентификация «я» с телом ещё не была реальностью. Но затем он наконец говорит: «это я», «это моя рука, моя нога», и начинает чувствовать себя за это ответственным.

В.: Раз идентификация с телом — это ошибка, и раз её вдолбили в голову, значит, я так же могу от неё избавиться?

К.: Вопрос в том: кто должен избавиться от этого?

В.: Ну я, наверное? Больше некому.

К.: А кто этот «я»?

В.: Тот, кто ощущает тело. Если кто-то причиняет мне физическую боль, то это больно. Причём мне.

К.: Тогда у тебя феномен боли.

В.: Если тебе угодно так выразиться. Мне же просто больно. И мне это не нравится.

К.: Хорошо, сознание получило информацию о боли. И оно реагирует на неё. В этом нет ничего неправильного. Без представления о том, что это «твоя» реакция и что это «твоя» боль, это просто всего лишь игра энергий.

В.: Игрой я бы это не назвал. Я абсолютно уверен, что это моя боль!

К.: И единственное, что может вытащить тебя из этой дилеммы, это познание, что то́, что ты есть, находится до этого представления о владении телом.

В.: Хорошо, я хочу найти выход из дилеммы. Как мне это познать?

К.: Просто увидев: ты — это то, что познаёт, а не нечто, что может быть познано. Всё, что ты можешь познать, является объектом. Этим ты не можешь быть. Как и тем, кто по утрам выпрыгивает из постели или просыпается в качестве «я»–идеи в теле, — им ты не можешь быть. Потому как он тоже объект восприятия, он тоже есть нечто, что ты можешь познать. Но ты есть не то, что познаваемо, а то, что познаёт.

В.: Да, да, но именно это я не могу познать!

К.: Это познание, восприятие, которым ты являешься, просто есть. И в этом восприятии возникает некто, кто задаёт вопрос. Но он сам лишь объект. Он не может познать то, чем являешься ты. Да и не должен. Восприятие, которым ты являешься, просто было всегда. Восприятие, в котором всё это возникает, это твоя Реальность. Восприятие, чистое и ясное в самом себе. Которое есть то, что называют Оком Бога.

В.: Звучит хорошо. Но я что-то не могу понять. Всё, что я вижу как живое, на самом деле вообще не живёт?

К.: Это появляется в восприятии. То есть, оно зависит от восприятия. Оно зависит от познающего. То есть, оно не имеет независимого существования. «Оно появляется» — это только кажущееся явление.

В.: Поэтому оно менее реально?

К.: Реально восприятие. Реальна Осознанность. То, что в этом появляется, — лишь видимость. Хорошая погода, плохая погода, возлюбленный и враг, жертва и преступник, эйфория и одиночество, банкротство и лотерейный выигрыш, рукопожатие и рукоприкладство, мир и война.

В.: При плохой погоде я промокаю. Если взять безобиднейший пример.

К.: Пока ты думаешь, что ты рождённое, заключённое в тело существо, одинокое существо в мире, отделённое от других, которые могут причинить тебе боль, — до тех пор ты находишься в состоянии войны с миром. До тех пор ты находишься в состоянии войны даже с самим собой. До тех пор ты всё время опасаешься, что с тобой может что-то случиться. И из страха, что с тобой может что-то случиться, ты хочешь создать себе ощущение безопасности и преимущества. Тогда ты лучше навредишь другому. Тогда, в случае крайней необходимости, ты убьёшь кого-нибудь. Ты действуешь из страха. Из страха, что есть противник, — враждебный окружающий мир.

В.: Как мне познать, что я не есть заключённое в тело одинокое существо?

К.: Направив осознавание на осознавание. Не на то, что бродит в виде феноменов перед твоим внешним или внутренним зрением. Не на то, что возникает в твоём восприятии. А на само восприятие.

В.: Хорошо. Тогда я тебя больше не буду слушать, поскольку ты ведь тоже только явление в моём восприятии.

К.: Ты меня так и так не слушаешь. Ты в любом случае слушаешь себя самого.

В.: И десять евро за вход я точно так же даю самому себе.

К.: Верно! И это становится ещё более ясным, когда ты даёшь двадцать или пятьдесят евро. Попробуй. Возвышай себя потихоньку до просветления.

В.: Но оно же наступит, когда я стану совсем пустым.

К.: Но только, пожалуйста, не становись совсем пустым здесь и сейчас. Серьёзно: ты не есть тело, которое даёт или забирает, и не разум, который находит это удручающим или возлагает на это надежды. Всё это ты воспринимаешь. Но само восприятие существовало всегда, до того, как возникло что-либо воспринимаемое. И только это восприятие, или назови его неусыпностью или осознанностью, есть то, что есть ты. До того, как утром тело просыпается и «я» заявляет о себе и констатирует: я есть это и должен то, — до того эта осознанность уже существует. И знаменитый вопрос «Кто я?» как раз направлен на то, что существует до того. До воспринимаемого. До «я». Так далеко он направлен. На эту тайну Бытия, которая непостижима. Но это есть ты. И возникает ли в этой дали естественная или искусственная смерть, не затрагивает то, что ты есть.

В.: Ты сказал: «До того, как утром тело просыпается, и до того, как „я“ заявляет о себе…» — то есть это означает, что между просыпанием и «я»–сознанием зияет своего рода брешь, в которой истина присутствует в совершенно чистом виде.

К.: Только в одной бреши?

В.: Нет, истина, конечно, всегда здесь, но тогда, наверное, её наиболее легко распознать.

К.: Но не тебе. В лучшем случае твоему будильнику. «Эго же чистая истина!» — думает он, когда видит тебя спящим. «Это просветление!» — незадолго до того, как ты проснёшься. Но затем ему нужно прозвенеть, тело вздрагивает и — бах! — просветление исчезло. Вместо него — ты.

В.: Каждый день одно и то же разочарование.

К.: Но только для твоего будильника и для твоей жены. То, что ты есть, это не затрагивает.

Сочувствие и раздражение

Вопрос: Для просветлённого ты говоришь довольно много.

Карл: Для тебя я говорю слишком много?

В.: В любом случае это сбивает с толку. С одной стороны, твои слова кажутся совершенно спокойными, с другой стороны, ты выстреливаешь ими как из автомата. Меня это раздражает.

К.: Хорошо, что тебя это раздражает. То, что «я» сбивается с толку, это повод для праздника. Чем больше «я» теряется, тем больше оно отделяется от того, что ты есть на самом деле. Ты освобождаешься от сцеплённости с «я». Что и требуется.

В.: Ну спасибо.

К.: Я говорю не с личностью, а с тем, что есть. С Бытием. С Собой.

В.: Ты говоришь со мной не как с личностью?

К.: Нет. И это раздражает личность совершенно. Эго должно побудить «я»–мысли к восстанию, к полному рррр!

В.: Ты хочешь видеть во мне зверя.

К.: Сама нагота хочет, чтобы ты обнажилась.

В.: Ты этого не хочешь?

К.: Само отсутствие хотения хочет этого. Но когда оно хочет…

В.: …тогда «я»–мысль вынуждена уйти…

К.: …и этого не избежать. Но намеренно этого добиться невозможно. Это происходит. Это есть. Просто. Свободно от намерений. И то, что от тебя это не зависит, вызывает раздражение! Это одновременность спокойствия и выстреливания словами как из автомата, которое от тебя ничего не хочет. И это раздражает. Кто-то всегда чего-то хочет от тебя. Хочет, чтобы ты встала, чтобы ты что-то выучила, чтобы куда-то пришла, чтобы ты проснулась. На это уходит твоя жизнь. С тобой что-то не так, ну так делай же что-нибудь! Но здесь ты этого не услышишь. Потому что ты уже абсолютно то, что ты есть. Моего вмешательства здесь не требуется.

В.: Значит, в сбивании с толку кроется намерение?

К.: Возможно, намерение существует, но нет того, кто его имеет.

В.: Ага, но существует намерение… что, возможно, всё-таки что-то нужно изменить!

К.: Нет.

В.: Ты видишь мир, но ничего, что нужно бы изменить? Спокойствие есть. Но нет сочувствия?

К.: Здесь есть только сочувствие.

В.: Ах, вот как?

К.: Здесь есть сочувствие.

В.: С какими последствиями?

К.: Без последствий.

В.: Тогда это ничего не даст.

К.: Сочувствие не имеет цели. Сочувствие — это просто сочувствие.

В.: Но из сочувствия должно же возникать желание уменьшить страдание!

К.: Нет. В сочувствии нет страдания.

В.: И зачем бы тогда просветлённым существам приходить в мир? Например, бодхисаттвам с их глубоким желанием освободить все существа от страдания? Это же Дух, который не воспринимает мир отделённым и, тем не менее, хочет его освободить.

К.: Для того чтобы хотеть что-то освободить, тебе нужно увидеть что-то, что связано. Однако то, что видит связанность, само и связано. Представление о бодхисаттве — это тоже концепция.

В.: Для того, кто страдает, бодхисаттва очень реален и имеет решающее значение.

К.: «Никогда не было Будды, который бы вошёл в этот мир или войдёт в него», — говорит Будда в Алмазной сутре. «Я проповедовал сорок лет и не сказал никому ни слова». Всё было так, как было, и было совершенно не важно. Без значения. Это свобода — то, что это не имеет значения. Принимает ли комедия тот или иной оборот, появляется ли бодхисаттва или нет…

В.: …для меня здесь есть разница!..

К.: …для того, что ты есть, разницы нет никакой.

В.: Бодхисаттва открывает моё сердце.

К.: Прекрасно. Но делает ли он это под наркозом или нет, для того, что ты есть, разницы нет.

Война идёт только с тобой

Вопрос: Ты можешь сказать что-нибудь о войне?

Карл: Война возникает из желания получить. Это начало личной войны, и большие войны начинаются с того же: тебе бы хотелось что-то получить и владеть, полагая, что это сделает тебя счастливее.

В.: Скажем так: я хочу достичь внутреннего мира.

К.: Ты хочешь завладеть собой. Это война. Ты всегда в погоне за собой. Всегда в войне. Всегда немного позади или впереди себя. Возвращаясь к первой мысли, «я»–мысль — это отделённость, и в отделённости родился воин. Воин с идеей о том, что он должен овладеть окружающей его средой.

В.: Ты хочешь сказать, что каждый, кто думает: «я», — воин?

К.: Каждая «я»–мысль воинственна. С представлением о том, что есть ты и что тебе принадлежит некое Бытие — «твоя жизнь» — появляется что-то, что тебе нужно защищать. Это порождает войну. Там, где есть «моё Бытие», есть также и «твоё Бытие». Самое позднее к третьему году жизни воин полностью сформирован.

В.: Тогда должно быть общество индейцев, в котором нет «я»–мысли, а есть сообщество с надперсональным «я», групповым «я». В такой группе нет «моего-твоего» и нет собственности.

К.: И всё же за пределами группы есть «другие». В западном индивидуализированном обществе маленькое «я» существует для себя. Есть семья, но в ней уже идёт война: кто получает больше заботы, больше внимания. Началом всегда служит идея о том, что есть кто-то, кому что-то нужно. «Я», которое идентифицирует себя с телом. Сознание, которое видит себя отделённым от Целого и которому требуется что-то вроде чувства единства и защищённости. Оно борется за то, чтобы что-то получить: собственность, еду или заботу.

В.: В таком случае зверь тоже пребывает в войне — совершенно без «я»–мыслей.

К.: Это просто выполнение функций голода, охоты и еды. Там нет мыслей, направленных в будущее или в прошлое. Хомяк делает запасы, но он не беспокоится о выживании. Хотя, конечно, мы не знаем, о чём по вечерам он беседует в норе со своей женой.

В.: Ну, так можно добиться мира? С помощью или без оружия?

К.: Мира в мире не будет никогда. Пока есть идея об отделённости — пока есть ты, мира нет. Одна только идея тебя означает, что существует что-то другое, с чем не может быть мира. Гармоничная ситуация в любое время может обернуться чем-то, что является войной. Каждый миролюбивый человек может превратиться в зверя, когда граница его толерантности нарушена. Поскольку мирных людей не существует. Существуют исключительно различные границы толерантности и более или менее сильно отфильтрованная агрессия.

В.: И различное по силе желание убивать.

К.: Я вырос на ферме; при убое свиней я должен был держать изогнутый хвост для того, чтобы колбаса получилась прямой. Убой! Настроение было феноменальным. Оно было крайне заряжено энергией. Это было подобно свечению. Можно это увидеть: свет исходит из материи тела в пространство.

В.: Стало быть, убийство имеет нечто общее с опьянением?

К.: Да. В экстремальной ситуации «я» больше нет. Когда ты убиваешь другого, «тебя» больше нет. В этот момент сознание отделяется от телесного. То, для чего обычно служат алкоголь и наркотики, тут становится непосредственным переживанием — отсутствием «я». Это не должно быть непременно связано с убийством. Существует множество подобных экстремальных ситуаций. Практикующие банджи-джампинг переживают их. Скалолазы-экстремалы. Бегуны. И гонщик тоже: только когда он исчезает как «я», он достаточно скор, чтобы выиграть. Экстремальная ситуация — это как техника медитации, средство для исчезновения «я». Всякое усилие человека стремится к этому исчезновению.

В.: И если «я» исчезает?

К.: Тогда отделённости больше нет. Это переживание единства. «Тебя» больше нет. И в отсутствие «тебя» есть свобода. По этой свободе ты тоскуешь. По крайней мере, в тот момент, когда ты хочешь ею обладать, она исчезает. Пока есть тот, кто хочет ею обладать, она недоступна.

В.: Свобода от себя? То есть, свобода от всякой идеи «я»?

К.: Свобода от идеи, что ты рождён и поэтому смертен. Ты просто исчезаешь. Сознание без «я» полностью безличностно. Это чувство единства оргазмично.

В.: А мысли в нём возникают?

К.: Есть мысли, или нет, об этом уже никто не думает. Самая суть в том, что больше нет думающего. То, что является восприятием, свободно и не привязано к индивидуальному воспринимающему. Иисус — это Спаситель, который освобождает тебя от идеи рождения. Он даёт убить себя, снова восстаёт и говорит: «Смотри, ты есть то, что есть Я, и это бессмертно, потому что это никогда не рождалось». Форма умирает, объект во времени и пространстве умирает, но ты не есть объект во времени и пространстве. Ты — до времени и до всякой идеи.

В.: Но чтобы познать это, необходима экстремальная ситуация?

К.: Вечное Сейчас открывается, когда нет завтра и вчера. И это происходит в экстремальной ситуации. Чаще всего при несчастном случае, когда сознание отделяется от телесного и становится только созерцанием. Или во время войны, под постоянной угрозой смерти. На это намекает название романа «Без судьбы», за который Имре Кертез получил Нобелевскую премию. Он пишет о переживании счастья в концлагере, о покое при конфронтации со смертью, о свободе через отсутствие «я». «Когда есть судьба, свобода невозможна, — говорит он, — и когда есть свобода, судьбы нет».

В.: То есть, в экстремальной ситуации ты внезапно избавляешься от своей судьбы и становишься свободным. Речь идёт о пробуждении?

К.: Нет. Всё, что может пробудиться, например перед лицом смерти, так же снова засыпает. Ему, конечно, хотелось бы всегда оставаться бодрствующим. Однако желание бодрствования заставляет его снова уснуть. Достигнув однажды оргазма, тебе хочется, чтобы он был всегда, потому что его невозможно удержать. Он является чем-то искусственным, вызванным экстремальной ситуацией, наркотиком или действием. То есть, неестественным. Тебе снова хочется его, и ты снова должен вести войну.

В.: Оргазм неестественен?

К.: Он вызван. Ситуация, вызванная чем-либо, не свободна, а зависит от этого. Но твоё естественное состояние не зависит от какого-то действия. Действия присутствуют до тех пор, пока, как кажется, есть некое «я», которое должно исчезнуть. Цель — отсутствие «я». Но то, что ты есть, не нуждается в цели. У него нет необходимости приходить туда, где оно уже давно находится. Каждое «я», которое уходит в отсутствие «я», должно так же снова выйти. Всё, что уходит, снова приходит. И всё, что приходит, так же уходит. Всё, что освобождается, снова становится запертым. Что пробуждается, снова засыпает.

В.: Но ведь с опытом пробуждения семя уже посеяно. И если это происходит во время войны, ну так я стану пацифистом и тогда не буду больше воевать!

К.: Возможно, ты сделаешь что-то другое. Тоска по состоянию отсутствия «я» остаётся. Пацифист тоже хотел бы в отсутствие «я». Как раз когда он настроен миролюбиво и хочет всё гармонизировать. Тоска по этому блаженному состоянию, в котором больше нет «я», нет отделённости, нет границы, общая у солдат и пацифистов. Это их общая цель войны.

В.: Но ведь есть же, вероятно, преступники и жертвы!

К.: Пока здесь есть ты, всё это будет. Давай посмотрим в корень: если бы тебя больше не было как личности, то больше не было бы войны, жертв и шести миллиардов других людей. Было бы только Сознание. То, что ты есть. Именно Сознание, которое проявляет себя в качестве войны, преступника и жертвы. Но поскольку ты существуешь в виде концепции, существуют все эти концепции войны и мира и действий за и против этого.

В.: Всё это моя вина?

К.: С «я»–идеей рождается война. Война идёт только с тобой.

Я не вижу страдающего

Вопрос: Не важно, что ты говоришь, я всё равно страдаю.

Карл: Страдание — это переживание отдельного существования. Но существует ли тот, кто страдает от этого? Существовал ли он когда-либо? Или это тоже только переживание того, что есть переживающий, который страдает от переживаемого? Страдало ли когда-либо то, чем ты на самом деле являешься? Страдало ли когда-либо восприятие, которым ты являешься, от фиктивной личности? От этой фиктивно страдающей личности, чьё страдание — тоже фикция?

В.: Почему же фиктивной?

К.: Существует страдающий?

В.: Конечно! Даже если я, которая тут сидит, телом, умом и личностью представляю собой якобы лишь феномен, есть миллионы людей, которые пойманы в это представление о себе. И я из их числа.

К.: Пока ты это заявляешь, твоё существование будет казаться реальным.

В.: Вот именно, и до тех пор у меня есть желание облегчить страдание. Своё и чужое.

К.: До тех пор пока это остаётся твоей реальностью, и пока эти желания возникают, они в точности то, что должно происходить. И каждый, кто говорит, что что-то неверно или иллюзорно, сам есть иллюзия.

В.: Разве просветлённый дух не испытывает желания уменьшить страдание?

К.: Он больше не видит страдающего. Поскольку он исчез как страдающий, то больше нет и других страдающих. Когда тебя больше нет, нет и остальных шести миллиардов. Только Я, и его проявление как Одно. Нет второго, нет другой личности. Только одно Бытие, Абсолют, сама Сущность.

В.: И, вероятно, невозможно испытывать сочувствие к иллюзии?

К.: Напротив, иллюзорное сочувствие.

В.: Я имею в виду, когда просветлённый познаёт, что люди страдают в своих иллюзиях или думают, что страдают, даже жестоким образом, — у него не возникает желания помочь?

К.: Понятия не имею.

В.: Где в том, что ты сказал, место сочувствию?

К.: Сочувствие — это источник всего этого.

В.: Но оно же должно себя проявлять!

К.: Так оно и проявляет себя, в качестве войны и мира, например.

В.: В качестве войны?

К.: Или в качестве тела, в качестве духа, в качестве всех вариантов сознания.

В.: Сочувствие проявляет себя в качестве войны? В качестве страдания?

К.: Оно не различает между хорошим и плохим.

В.: Итак, я могу себе представить, что у страдания есть некий смысл, но остаюсь при своём: речь идёт о том, чтобы освободить людей от страдания.

К.: Освободить кого-либо от страдания ты можешь, только показав ему, чем он является на самом деле.

В.: Если только у него ещё будут силы и желание слушать.

К.: Не будет, если ты заберёшь страдание. Совершенное лекарство от любого страдания — это указание на то, что не существует страдающего.

В.: За это указание он будет определённо благодарен, если ему нечего жрать и он валяется где-нибудь, сражённый болезнями.

К.: Возможно, именно в тот момент этот человек узнаёт, что любовь к существованию иллюзорна. Многие люди пришли к своей Сути как раз под давлением и тиранией, в экстремальных ситуациях, в абсолютном лишении любви. В экстремальности она высвобождается. Высвобождение — это отделение восприятия от того, что восприятие воспринимает.

В.: Существует достаточное количество страдающих, которые умирают в глубоком страдании и не имеют никакого понятия о нём.

К.: Откуда ты знаешь?

В.: Возможно, я просто боюсь этого.

К.: Сейчас?

В.: Это всегда сводится к одному и тому же.

К.: Сейчас есть страдающий?

В.: Да, я в этом уверена. Если не здесь, то на улице.

К.: В случае необходимости, в следующей жизни.

В.: Или вот я. Есть я.

К.: Да, это «я есть» уже начало страдания. Если «я есть» — это твоя реальность, то из этого всегда возникает что-то ещё: концепция того, какой должна быть эта реальность. Тогда ты являешься идеей, которая являет себя в следующих идеях. Пока ты остаёшься этим, оно полно страдания. На самом деле ты свободна. Ты не «я»–мысль и её тоска по чему-либо, ты не отражение того, что есть страдание. Ты — Источник. Ты — абсолютная Свобода.

В.: И это относится ко всем остальным?

К.: Каким остальным?

Для чего полезна медитация

Вопрос: Для чего полезна медитация?

Карл: Ни для чего. Медитация — это то, что ты есть. Ты — медитирующий, который медитирует на самого себя, воспринимая самого себя в каждый момент. Бытие медитирует на само себя. Это то, что ты есть — Медитация.

В.: Я скорее имею в виду то, что делаю. Когда я сажусь и двадцать минут медитирую.

К.: Это не медитация. Это идея об улучшении себя. Это попытка что-то контролировать. Стремление медитативно двигаться в гармонии, и тем достичь самопознания. Это попытка привести в гармонию что-то, что уже давно есть совершенная гармония. Идея «я должен что-то гармонизировать» — идея отделённости. Это идея того, что ты стоишь снаружи и знаешь лучше других. За этим кроется «я», которое, как тайный Бог, хотело бы подлечить творение. Улучшатель мира, который вынес своё суждение о мире, и это суждение звучит: «Плохой, мог бы быть лучше, должен быть улучшен и причём мной». Каждый человек — это такой улучшатель мира, маленький бог такой, который лучше знает, каким надо быть Бытию. В этом отношении медитация входит в репертуар идей об улучшении. До тех пор пока «я»–идея господствует, существуют всевозможные идеи религии, правильного пути, практик, техники, медитации.

В.: Медитация для меня просто нечто ценное.

К.: Каждый медитирующий думает, что делает для себя что-то особенное, и это нечто духовное и необычное, что имеет бо́льшую ценность, чем чашка кофе. Но эта медитация или медитактика — тактика, чтобы что-то контролировать. В этом нет ничего особенного. При намазывании бутерброда ты контролируешь масло, для того чтобы оно было равномерно намазано на хлеб. Это похожая функция. Ты гармонизируешь хлеб, равномерно намазывая на него масло. Хорошо, продолжай это делать. И обо всём остальном не волнуйся, потому что гармонизация присутствует в каждом моменте. Бытие гармонизирует себя постоянно. Даже когда в этот момент ты как раз не смотришь или не помогаешь. Оно бесконечно приводит себя в соответствие с самим собой путём вариаций, в том числе и в намазывании хлеба и даже в медитировании.

В.: Я считаю эту технику полезной!

К.: Она бесплодна. Нестабильна в себе. Ты врачуешь и врачуешь, а ничего не выздоравливает. Ты не можешь сделать здоровее то, что абсолютно здорово; у Бытия никогда ни в чём не было недостатка.

В.: А если я считаю что-то в моей жизни стоящим изменений?

К.: Я только предлагаю тебе посмотреть, ты определяешь себя как маленького гнома, «я»? Или ты есть то, что ты есть? Ты всегда можешь увидеть, приносит ли тебе удовлетворение Единое, или ты воспринимаешь себя слишком серьёзно в качестве гнома? И не становится ли тебе постепенно несколько тяжеловата ноша? Посмотри на себя. Ты являешься тем, что есть бесконечная Лёгкость и Гармония? Или маленьким гномом, который думает, что должен вынести мир?

В.: У меня есть выбор?

К.: Нет, однако воспользуйся им!

Подготовка к пробуждению

Вопрос: Иногда я позволяю мыслям проходить мимо, как толпе людей; кто-то бросает взгляд, кто-то нет. Это медитация. Таким образом я достигаю замечательно расслабленного состояния. Может это быть подготовкой к пробуждению?

Карл: Существует только подготовка к себе самому. Как только ты приходишь в мир, ты тоскуешь по себе самому. Пока идея жизни является твоей реальностью, ты тоскуешь по чему-то по другую сторону от неё. По чему-то, что не обусловлено пространством и временем, по жизни, которая есть свобода. Эта тоска здесь, как только ты открываешь глаза. Тоска по блаженству направила все твои шаги. И каждый шаг — это подготовка к последнему шагу, который ведёт в Ничто, в пропасть, в эту тайну.

В.: Но, возможно, существуют шаги, которые приводят к этому напрямую?

К.: Существуют ли особые шаги и дороги? Нет. Каждый шаг — это особый шаг к самому себе. Каждый вздох. До тех пор, пока он не станет последним. До тех пор, когда «я» больше не будет дышать, но будет вдыхаться. Существуют шаги, но нет особенных. Просто доверься тому, что ты делаешь, потому что тоска поведёт тебя, так или иначе. Я знает лучше, чем любой учитель или ещё кто-то, как найти путь к себе. Исхода нет. Ты не можешь пройти мимо самого себя!

В.: Однако то, что я читаю определённые книги или прихожу к тебе, тоже ведь часть этого.

К.: Не думай, что одно является чем-то бо́льшим, а другое — меньшим. Существует только качественная сторона Я, которая ведёт к самой себе.

В.: Но то, что я прихожу сюда и что читаю книги, происходит из желания снова найти себя или найти Я.

К.: Я в заблуждении, в качестве маленького «я», ищет то, чем оно является в своей целостности. Однако оно ничего не может сделать. Потому что оно никогда себя не теряло! Ты можешь найти только то, что потерял. И ты можешь вспомнить только то, что забыл. Но ты ничего не потерял, поэтому ты ничего и не найдёшь. И ты ничего не забыл, поэтому ты также ничего и не можешь вспомнить. Каждая попытка прийти к абсолютному знанию внутри относительного знания остаётся милой попыткой. Всё, что ты делаешь, чудесно, но это ни к чему не ведёт. И, тем не менее, каждый шаг, который делает Я, неизбежно ведёт к Я! Однажды оно пробуждается и видит, что никогда не теряло себя. Ничего более. Это не нахождение. А просто осознание, что то, что ищет, никогда не найдёт, потому что само есть то, что ищет.

Можно ли практиковать расслабление?

Вопрос: На меня покой, который я испытываю во время медитации, оказывает благотворное действие. Ты начнёшь мне объяснять, что в этом что-то неправильно?

Карл: Все шаги правильны. Каждый ведёт тебя к самому себе. Ты не сможешь пройти мимо самого себя. Не важно, куда ты идёшь, ты встретишь только самого себя. Ты можешь медитировать как угодно, отвернуться от своего учителя, присоединиться к ашраму, покинуть ашрам, учиться на аватара или завалить весь курс; ты можешь изображать Бога или дьявола, во всём этом нет ни вреда, ни пользы. Это всё прекрасно.

В.: Значит, буду продолжать медитировать.

К.: Я бы никогда не сказал: «Прекрати». Да, продолжай. Что бы ни делал организм тело-ум, именно для этого он и создан. Ради этого опыта. Для того, чтобы этот опыт был возможен, должно произойти именно это. Это всегда абсолютно правильно. Даже когда это неправильно. Даже если двадцать лет подряд ты делал «это», а «то» пропустил, всё было как раз правильным.

В.: Я это, конечно, делаю потому, что становлюсь более спокойным.

К.: То, что ты есть, не может стать спокойнее, чем оно есть. И то, что якобы становится спокойнее, является только идеей. Мыслью, которая представляет себе движение к покою. Но это ничего не меняет. Осознавай то, с чем ничего не может произойти. И что само не имеет никакой силы. Что является совершенным Бессилием. У чего никогда не было никакого намерения. Чему не требуются никакие изменения. Всё, что требует изменений, есть мысль, идея, фантом.

В.: Ты имеешь в виду, что медитация ничего не меняет?

К.: Мысль может изменяться тысячу раз. Фантом в сознании может развиться до уровня величайшего аватара и слоноголового бога, и всё равно остаётся одинок и страдает от своего одиночества, и ищет, и тоскует, и чувствует, что должен что-то делать.

В.: Но и без головы слона — можно же делать что-то для расслабления?

К.: Напряжение так же хорошо, как и расслабление. То, что может напрячься, не есть то, чем ты являешься. И тем, что может расслабиться, ты тоже не являешься. Ты есть то, что вечно расслаблено. И к относительному напряжению и расслаблению это не имеет никакого отношения.

В.: С твоей просветлённой точки зрения это, может быть, и выглядит так. Но с моей точки зрения, между напряжением и расслаблением существует пара различий.

К.: Это просто вариация восприятия. Кто переживающий? Как может то, что он переживает, изменить или повлиять на него? Ты имеешь в виду, что я смотрю со своей точки зрения, а ты со своей? Оба смотрят и являются одним и тем же. Что смотрит здесь, и что смотрит там? В чём разница? Я, которое якобы смотрит с просветлённой позиции, прекрасно смотрит с якобы непросветлённой. Это то, что ты есть. В чём разница между нами?

В.: Я полагаю, ты говоришь от лица Истины, а я нет.

К.: Ничто из того, что я до сих пор сказал, не является истиной. Истину невозможно познать, невозможно знать, невозможно выразить. И ей также не нужен тот, кто её познаёт.

В.: Жаль. Но я всё же буду продолжать медитировать.

К.: Ты не можешь делать ничего другого. Потому что ты есть сама Медитация.

От сбоя к глобальной катастрофе

Вопрос: Мне ясно, что истину невозможно познать посредством «я». Но в медитации «я» исчезает. Или оно становится истиной.

Карл: Нет. Человек — это лишь объект переживания! Как может объект стать тем, из чего он состоит? Ледяная сосулька тает. Это вода. Она всегда была водой. Она не становится водой, а просто вода принимает другую форму. Так и Бытие. Вода остаётся водой, хотя и принимает другую форму. В качестве сосульки не становишься Сутью. В качестве сосульки ты ничего не можешь достигнуть. Но то, что ты есть, может достичь всего и принять любую форму. Это уже всё! В идее отделённости кроется ложное представление. Чистое Сознание принимает бесконечное множество форм и всегда остаётся Сознанием. Но форма никогда не станет тем, из чего она состоит, то есть Сознанием. Она всегда будет только отражением. Познай, что ты являешься этим «я есть», этим чистым Сознанием. Затем ты даже уйдёшь за это «я есть». Там находится чистое «я». А затем — уже без «я» — Совершенство. Но, наверное, сначала лучше шаг за шагом. Сначала давай-ка в «я есть»!

В.: Ты иди впереди, а мы за тобой.

К.: Ты можешь остаться сидеть. Что возможно в относительности, так это быть тем, что существует до познающего, познания и познанного. То, что приходит и уходит, возможно рассматривать как мимолётное. Видеть: это не есть ты. Neti, neti, neti — ни это, ни то, ни другое. Что приходит и появляется — исчезает. Ты есть то, в чём всё появляется и исчезает. Это медитация. Для этого не требуется усилие. Это простота. Это отсутствие усилия. Когда ты есть то, что ты есть, это никогда не является усилием. Я указываю на это: ты не можешь быть всем тем, для чего тебе надо делать усилие. Всё, для чего ты должен специально что-то делать, не может быть этим. То, что ты есть, полностью присутствует безо всякого усилия.

В.: Но я работаю и должен прикладывать усилия, чтобы чего-то добиться…

К.: То, что ты есть, никогда не прикладывало усилий и никогда не будет их прикладывать. Всё происходит само. Ты — не то, что прикладывает усилия. Это часть проявления. Тем, что ты есть, никогда ничего не было сделано или не сделано. Всё всегда делалось само. Всё это самодельно. И когда ты познаёшь, что всё самодельно и всё само появляется и само исчезает, кому здесь тогда ещё напрягаться? Кому ещё нужно что-то делать?

В.: Явно не мне.

К.: Только Я может освободить само себя. Ничто из того, что находится во времени, не может сделать Я тем, что оно уже есть. Таким образом, только Я может пробудить само себя. И это не пробуждение, это просто то, чем оно само является. Ни одно действие и ни одна медитация не могут достичь того, что под силу одному Я. То, что пребывает во времени, не может намеренно сделать что-то, чтобы чего-то достичь. И тем не менее, каждый шаг, который случается во времени, всегда является шагом к себе. Только его никогда не сделал кто-то. Никогда шаг вперёд не был сделан кем-то. Если уж на то пошло, всё это сделало Я, ничего при этом не делая. Оно всегда шагает к самому себе. И оно никогда не может пройти мимо себя. То есть всё, что делает Я, ведёт к нему самому И при этом не существует ничего специального. То есть, не существует медитирования, которое ведёт к себе лучше. Или этого намазывания хлеба или просмотра телевизора, которые ведут к себе хуже. Всё это есть именно то, что ведёт тебя к самому себе. Не существует специалистов по Бытию. С этой точки зрения я знаю не больше, чем все остальные. Я знаю только, что я есть, что есть Бытие. А всё остальное — спекуляции. Я знаю не больше, чем ты.

В.: Я сбит с толку.

К.: Восприми это как небольшой сбой. Это всё сплошные маленькие сбои до тех пор, пока не произойдёт глобальная катастрофа. Тогда Я познаёт само себя и то, что «я» просто никогда не было. Это глобальная катастрофа «я». В самопознании оно полностью исчезает. Ядерный синтез — из всех частей получается то, чем они являются по своей сути. На этом части прекращают своё существование. В огне этого осознания исчезает всё относительное. В этом самоосознании относительная идея больше не может удержаться. Всё относительное сгорает и всякая идея отделённости или неотделённости исчезает.

В.: С этим я бы с удовольствием ещё подождал немного.

К.: Да, и этого ты тоже не можешь.

Я пустота?

Вопрос: В медитации я прихожу в состояние совершенной пустоты. И я знаю: это я!

Карл: Тебе хотелось бы этим быть?

В.: Я есть это. Или нет?

К.: Тебе бы хотелось почувствовать себя дома. И если не со своей семьёй, или в этом городе, или в этой стране, или на этом свете, то хотя бы в пустоте. Тебе в любом случае хотелось бы что-то вроде родины. Пусть даже она называется пустотой. Ах, пустота! Там я дома. Но не важно, какое определение ты себе даёшь, в тот момент, когда ты даёшь определение, ты отделяешь себя от чего-то другого. То есть, когда ты говоришь: «Я пустота», позади этих больших зарослей «пустоты» и «ничто» находится что-то ещё. Там прячется что-то, что могло бы выпрыгнуть. И так всегда, когда ты определяешь себя в качестве чего-то.

В.: А я думал, что мне нужно стараться всегда быть пустотой. Потому что я ею являюсь.

К.: Ты думал, тебе надо стать тем, что ты есть? То, чем ты пытаешься стать, уже то, чем ты не можешь не быть. Когда ты думаешь: «Эта гармония — это такое прекрасное чувство, в таком единстве со всем, наверное, я должен быть этим» или «Эта пустота, в которой ничто не может меня потревожить, — именно этим я и являюсь», тогда ты тоскуешь по некому состоянию. Но то, что ты есть, всегда здесь. Это не состояние. Это не переживание, не чувство. Тебе не нужно тосковать по этому. И становиться этим тебе тоже не требуется. То, что ты есть, не зависит от твоего правильного образа действий или хорошего поведения. Не зависит от становления и исчезновения, не зависит от происходящего во времени, не зависит от жизни, не зависит от смерти.

В.: Это как бесконечность. Я не могу себе этого представить.

К.: Ты не можешь представить себе, чем ты являешься. Точно. Так как ты бесконечность, ты не можешь представить себе самого себя. И никто другой не может. Тебя не может себе представить никто.

Концепция, которая разрушает все остальные

Вопрос: Здесь внушают отвращение к «я»–идее. Но ведь без неё жить-то невозможно!

Карл: Нужна ли тому, что ты есть, мысль для жизни? Для Бытия?

В.: То, что я есть…

К.: Кому нужна «я»–идея? Кому? В любом случае самой «я»–идее.

В.: Ну тогда откажемся от её.

К.: Тебе не нужно ни от чего отказываться. Ничему не требуется уходить и приходить. Это ведь называется не самоубийством, а самопознанием. Но что такое самопознание?

В.: Тоже идея, тоже всего лишь концепция.

К.: Если мы хотим говорить, нам нужно найти концепцию. Концепция, которая — как сказал Рамана — разрушает все остальные концепции. Что это за концепция?

В.: Ты нам скажи. Я больше не хочу думать.

К.: Мысль больше не хочет думать. Потому что до тех пор, пока она не хочет думать, она может оставаться.

В.: Объясни, пожалуйста, что имеет в виду Рамана.

К.: Это техника оставаться в вопросе «Кто я?». Пребывать в невозможности ответа. В таинстве вечного знака вопроса. В совершенном незнании, что ты есть, и есть ли ты. В этой открытости. Открытость сводит на нет «я»–идею и её историю. Действующий или обладающий исчезает в открытости этого не поддающегося ответу вопроса. Подобно огню он сжигает личную историю. Ничего не остаётся. Ничего не может устоять в незнании того, чем ты являешься.

В.: Я никогда не смогу получить ответ? Знак вопроса вечен? Звучит так, что вызывает страдание!

К.: Страдание возникает потому, что ты думаешь: «Если бы у меня был ответ, то в будущем страдание прекратилось бы». Я могу только сказать тебе, что ответ никогда не будет иметь место, и это значит, что страдание не прекратится. Вопрос в том, есть ли здесь и сейчас страдающий? Или страдающий есть только потому, что у него есть надежда, что в будущем страдание прекратится?

В.: Да, возможно, это так.

К.: Пока есть надеющийся, который думает, что, ответив на вопрос «Кто я?», он мог бы достигнуть блаженства, он страдает от того, что этот вопрос никогда не получит ответа.

В.: Звучит ужасно.

К.: Мы сидим здесь для того, чтобы я мог то и дело говорить тебе: «На этот вопрос никогда не будет ответа». То, что ты есть, ты не познаешь никогда. Это просто не объект знания. Можешь ты с этим примириться или нет — это так!

В.: Но это же безнадёжно.

К.: Безнадёжность — это твоя природа. В безнадёжности больше нет «я». Смирение — это освобождение. Ты смиряешься, познав, что идея, что ты можешь достичь себя, — это всего лишь идея. Что то, что ты есть, никогда не может достичь себя, потому что оно себя никогда не теряло. Ты можешь вновь отыскать только то, что удалено от тебя. Но это без остатка здесь. Вопрос «Кто я?» — намёк на эту тайну. Намёк на то, что, по-видимому, ты уже полностью есть то, что ты есть.

В.: А почему я этого не чувствую?

К.: Потому что нет второго Я, которое ты мог бы почувствовать. Это не объект, не чувство, не мысль. Поэтому ты никогда не почувствуешь себя. Самоприкосновения не существует. Ты непознаваем, непостижим, неприкасаем. Тебя никогда не может коснуться что-то другое. Ты абсолютно в себе. Никогда не был рождён, никогда не умрёшь.

В.: Я никогда не узнаю, чем являюсь?

К.: Мы говорим о свободе. А ты хочешь получить ответ, который несвободен. Ты хочешь уцепиться за ответ. Для того, чтобы ты наконец знал, что ты есть, и мог в дальнейшем заботиться об этом. Со страхом в качестве постоянного спутника. Потому что происходит именно это, если у тебя случился глубокий инсайт, или переживание просветления, или познание Божественного: до конца своего существования тебе нужно заботиться о том, чтобы удержать его. Какое же напряжение!

В.: Мою сущностную проблему это не устраняет.

К.: Это несущественно.

В.: Разве неправильно хотеть узнать себя?

К.: Нет, только заносчиво. Ты хотел бы узнать Бога. Что может быть более заносчивым? Тебя постоянно заносит от этой тяжести. Зато потом ты можешь вздохнуть: «О, жизнь тяжела!»

Вирус «кто я?»

Вопрос: Рамана рекомендовал задавать себе вопрос: «Кто я?». Это ведёт к чему-нибудь?

Карл: Этот вопрос подобен лечению зубов. Когда он однажды начинает возникать, то удаляет корни. Это начинается с того, что ты спрашиваешь себя: «Являюсь ли я тем, что думаю? Являюсь ли я тем образом, которым кажусь себе?». Возникают мысли: «Являюсь ли я представлением о самом себе? Действительно ли я есть то, что по утрам появляется как „я“–идея? Или я есть уже до этого? Откуда возникает эта „я“–идея? И в чём она возникает? Кому, собственно, она является? Кто её видит? Разве то, что я есть, не пребывает до всяких мыслей и мимолётных феноменов? Может ли то, что я есть, вообще быть затронуто хоть чем-либо?».

В.: Да всё это чушь в голове.

К.: Да, в голове это начинается. Я ищет себя с помощью интеллекта, чувства, всеми возможными путями. В голове это начинается. Затем вирус распространяется. Всегда из этого вопроса: «Кто я?». Этот вопрос есть медитация в себе. Где медитация направлена только на саму себя, а медитирующий сам поставлен под вопрос. Осознание направлено на само себя. Не на объект, не на мантру, не на дыхание, не на образ — оно напрямую направлено на то, что спрашивает. Что осознаёт себя сейчас? Что здесь? В совершенной концентрации на этом вопросе личная история медленно, но неуклонно сходит на нет. Потому что в этом вопросе больше не может существовать никакая личность. Это палка, которой ворошат огонь осознания, и которая в какой-то момент сама сгорает. Это вопрос, которым «я» сжигает себя в огне. Но что — или когда — это произойдёт, этого никто не может ни решить, ни предотвратить, ни ускорить. Это случается само по себе. То, что возникает вопрос, происходит само по себе. То, что ты задаёшься им, и что наступает момент, в котором этот вопрос становится существенным, происходит само по себе. Тогда все остальные вопросы исчезают. Остаётся только этот единственный вопрос. Он остаётся совершенной самонаправленностью. Это решаешь не ты. А в определённый момент жизни возникает этот вопрос. Он очевиден. И фокус направляется на него. Тут начинается самоцентрация. Эгоцентризм, ориентирующийся на мир и принимающий всё на личный счёт, направляется на самого себя, оставляя мир за пределом. Внимание более не направлено на то, что мимолётно. Оно начинает осознавать само себя, в то время как все объекты улетучиваются. Это называется внутренним огнём Осознания. Только Восприятие остаётся в качестве реальности.

В.: Это означает, мир становится незначимым?

К.: Восприятие — это Источник. Остальное мимолётно. В вопросе: «Что я?» твоё внимание направляется на то, что спрашивает. Что направляется? Что есть внимание? Осознавание направлено на осознавание, истина направлена на истину И всё, что происходит в этой истине, познаётся как происходящее на экране, как мимолётные тени. Тебе становится ясно, что Восприятие в каждый момент, ещё когда ты был младенцем, и в любой ситуации позже, уже всегда было тем, что оно есть. Оно самое близкое тебе из всего, что ты знаешь. Оно единственное, что ты знаешь. Оно не имеет условия. Всё остальное обусловлено. Без Восприятия и того, что воспринимает и является непознаваемым, не было бы ничего воспринимаемого. Как Восприятие ты всегда первичен. Затем случаются ситуации и обстоятельства. Восприятие столь же совершенно присутствует в глубоком сне — даже если ничего не воспринимается. И ты познаёшь, что и рождение состоялось в этом Восприятии, что в нём появилось тело и что в нём оно так же снова исчезнет. Восприятие было до этого и будет после. Ты познаёшь, что Восприятие не рождено и любая идея рождения и смерти появляется в нём. Само оно никогда не рождалось и никогда не умрёт. Ты — это вечно Нерождённое, вечно Неумирающее, Источник в себе.

В.: Значит, мы все являемся одним и тем же Восприятием?

К.: Восприятие не выборочно. Оно есть абсолютное пространство, в котором всё происходит. Восприятие с определённой точки зрения случается в этом пространстве; оно визуально, обусловлено, относительно. Целостное Восприятие — это абсолютная сцена, на которой всё случается, и смотрит со всех возможных точек съёмки. И как бесформенное сознание оно пребывает даже до этого шоу. Оно Око Бога, чистое, вне времени, вне пространства. В нём, в этой вечности, существует среди прочих этот момент — одна жемчужина из бесконечных жемчужин сознания.

В.: Значит, существует единственность!

К.: Каждый момент единствен. Ни один момент не случается дважды, как нет двух одинаковых снежинок. Бытие всегда выражает себя неповторимо. То, что выражает себя здесь в качестве Карла, выражает себя там в качестве того, что есть ты. Выражение бесконечно разное. Но то, что выражает себя, всегда есть то, что есть.

В.: И восприятие тоже всегда различно.

К.: Осознание не знает одного или двух, отделённое или неотделённое. Восприятие здесь не отличается от восприятия там. Это всегда Бог, который смотрит в самого себя. Который созерцает самого себя в своих бесконечных возможностях развёртывания под бесконечно варьирующимися углами зрения. Это всегда самопознание. Слово «Я» — лишь указатель. Здесь, в самоотсутствии, больше нет Я, которое бы могло знать некое Я. Это абсолютное отсутствие представления о Бытии или Небытии.

В.: И всё это появляется, когда я задаю невинный вопрос: «Кто я?»

К.: Нет, всё это исчезает. И прежде всего ты.

Тёмная ночь души

Вопрос: Обязательно ли перед так называемым пробуждением проходить через «тёмную ночь души»?

Карл: Или, нельзя ли полегче?

В.: Ну да, если нет необходимости…

К.: Сначала ты определяешь себя как «я» со свойствами и историями, которые ты называешь своей личностью. Напротив, похоже, независимо от тебя, существует мир. В нём ты принимаешься за поиски. Ты ищешь объекты, которые могли бы дать тебе удовлетворение. Обстоятельства, в которых ты почувствуешь себя счастливой. Ты прилагаешь усилия и ищешь, и ищешь до тех пор, пока не перестаёшь искать. Потому что однажды поиск прекращается. Не потому, что ты так умело его провела. Он просто прекращается. В какой-то момент появляется осознание, что нет смысла искать в объектном. Ты понимаешь, что в нём ничего не найти. Тогда возникает пустота — в тебе, в мире — и ты воспринимаешь её, возможно, как депрессию. В этой депрессии, в которой ничего не может тебе помочь, ты поворачиваешься. Ты смотришь на то, что пребывает до этого мира.

В.: И это прорыв?

К.: Ты не имеешь к этому никакого отношения. Мы говорим о сознании. Поначалу сознание ищет себя в объективности, в мире, и познаёт: мир и объекты не могут удовлетворить то, что я есть. Они виртуальны. Они обнаруживают свою мнимость. И сознание просто становится недвижимым. В этой недвижимости оно осознаёт само себя. Это чистое Осознание, более нет никакого второго. Более нет никакого интереса к миру.

В.: У меня, к сожалению, всё ещё есть интерес к миру.

К.: Тебе не нужно сожалеть об этом. Этот полный отказ от объектного, от всякого поиска, невозможно организовать. То, что остаётся только Осознанием, — потому что сознание высвобождается из мира и направляется на себя, — это ты не можешь ускорить или предотвратить. Это происходит само.

В.: По сути я знаю, что там, в мире, искать нечего. В медитации я всегда замечаю: собственно говоря, ничего не нужно.

К.: Если бы ты отказалась от всего, пользы бы от этого не было. Нет гарантии, что через твою медитацию или поиск что-то может случиться. Даже если ты сделаешь всё, практической выгоды это не принесёт. Если ты полностью познаешь, что не существует выгоды, которую можно получить путём делания или неделания, то это будет хорошо.

В.: Вот уж ценное указание!

К.: Как замечательно, что я смог предоставить тебе эту маленькую выгоду.

Страх и бессмысленность

Вопрос: Моё переживание на сатсанге порой мистично, божественно. Но когда я остаюсь одна, то убеждаюсь, что ничего не смогла взять с собой. Тогда я испытываю страх перед бессмысленностью.

Карл: Как ты это ощущаешь?

В.: Это телесная энергия, сатсанг опьяняет меня. Это божественное опьянение. Всё остальное — только страх. Как если бы я была трезва.

К.: Это тяга к себе. Любая тяга к чему-либо — это самозависимость. С наркотиком или без него. Я — это цель. Тоска по Я — корень. До тех пор пока ты полностью не являешься тем, что ты есть, пока у тебя, таким образом, ещё есть идея об отделённости, эта тяга остаётся. Во время бесед или сатсангов она на какое-то время ослабевает, потому что отделённость временно исчезает. Ты переживаешь опыт единства. Существует фаза привыкания, своего рода инициация в общее бытие. Ты больше и больше перемещаешься на эту сторону. Ты вступаешь в то, что неназываемо и куда никто не может войти. Беседы держат дверь открытой. Здесь есть только открытость. Полем Будды называют это буддисты. На какое-то время появляется возможность пребывать без «я». Отсутствие «я» восхитительно. Отсутствие «я» — это блаженство. И это вызывает зависимость. Но как попасть туда, если каждое желание попасть туда препятствует этому? Как прийти к отсутствию желаний? Какой шаг может привести в отсутствие пространства и времени?

В.: Это ты мне должен сказать!

К.: Это абсолютная беспомощность, что здесь, что там. И я не могу дать тебе надежду. Случится так, как случится. Пока это полностью не исчезнет. Пока восприятие не освободится целиком от воспринимаемого. Это процесс, в котором восприятие, привязанное к воспринимаемому, снова освобождается. Когда это случится, знает только восприятие. Не существует опосредованного знания. Нет шагов. Это просто самопогружение.

В.: До тех пор это для меня погружение в ужас.

К.: Здесь есть возможность почувствовать приятие. Приятие Сейчас. Здесь есть возможность погрузиться в него без того, чтобы оно вызывало ужас. Без борьбы и сопротивления оно просто высвобождается. Контролёр на какое-то время успокаивается и погружается в нечто немыслимое.

Надо ли мне проходить через ад?

Вопрос: Какую ценность имеет схождение в ад до воскресения Христова?

Карл: Для кого?

В.: Вообще.

К.: Всегда спрашивай только о том, что имеет значение для тебя. Единственно важным является то, что ты есть. Не ценность для других, или для общества, или всего человечества. Будь абсолютно самопристрастным. Не принимай ничего, только то, что ты есть. Решающим является не мнение других, а Здесь и Сейчас, то, что находится с тобой. Не то, сколько людей принимают тебя или разделяют твоё мнение. Количество одобрения абсолютно ничего не значит. Тебе нужно твоё собственное абсолютное одобрение. Оно не должно зависеть от общего одобрения. Дело только за тобой.

В.: Тогда совершенно конкретно: должен ли я, чтобы пробудиться, проходить через ад?

К.: Ты ничего не должен, но ты делаешь всё.

В.: Коротко и ясно; мне бы хотелось следовать по мягкому пути, я не хочу пережить ад.

К.: Божественная Воля свершается всегда. Когда ты есть то, что ты есть, происходит всё, потому что это возникает из тебя. Но если ты рассматриваешь себя как «я», тогда то, чего ты хочешь, не происходит никогда. В таком случае всегда происходит только то, чего хочет Источник, никогда то, чего хочешь ты. Всегда случается то, чего ты хочешь в своей Сути, никогда то, чего ты хочешь в качестве «я».

В.: Моя Суть планирует иначе, чем я, — значит, я могу забыть о собственной воле?

К.: Это называется: дьявол создал свободную волю, чтобы овладеть тобой. Поскольку свободная воля является идеей того, что ты существуешь отделённым. Это дьявольская идея. Только когда ты есть в качестве отделённого, существует свободная воля, совесть, ответственность, только тогда существуют все эти адские чары.

В.: Как мне выйти из этого?

К.: Ты не можешь их избежать. Вся суть Махабхараты, Библии индусов, — это приятие ада. Совершенное приятие страдания. В этом приятии исчезает всякое представление об аде и небесах. Но пока есть кто-то, кто бы хотел попасть из ада на небеса, кто вообще бы хотел убежать или повернуть какую-то ситуацию к лучшему, до этих пор «я» остаётся реальным. И пока «я» с его идеями спасения и силы воли реально, до тех пор реален ад.

В.: Но спасение всё-таки есть?

К.: Пока ты хочешь спастись, ты остаёшься в плену. Желание спастись, желание убежать означает стремление избежать самого себя. Это невозможно. Даже если ты сто раз убьёшь себя, ты всё ещё здесь. Ты не можешь убежать от того, что ты есть. Это ни у кого не может получиться. Я могу только показать тебе совершенную безнадёжность этой попытки. И когда ты полностью познаешь, что ты не можешь убежать, что ты даже не можешь убежать от попытки убежать, тогда не может быть никакого выхода наружу, потому что нет никакого внутри!

В.: Чёрт возьми.

К.: Это только игра. И ты — Сознание, которое играет каждую роль, самую маленькую и самую большую, в том числе и главную.

В.: Ну, тогда я могу не жаловаться.

К.: Нет, этого тоже не можешь!

Сознание — сама непредсказуемость

Вопрос: Раньше я тосковал по пробуждению. Теперь я ощущаю, что с удовольствием сделал бы паузу, но, похоже, не получается.

Карл: Если тебя больше ничто не может удовлетворить, кроме того, что ты есть, тогда просыпается необусловленная воля. Не твоя воля. Это не личная воля. Это совершенно безличностная динамика, которую невозможно вывести из твоей личной истории и логику которой ты не понимаешь. Ты больше не знаешь, что происходит. Более мощная сила вступает в права. Она зверь, который вырывается из тебя. Сознание — сама непредсказуемость. То, что происходит с тобой, невозможно вычислить и предвидеть. Оно не следует никаким условиям.

В.: Звучит таинственно.

К.: Ты и есть тайна. Это называют Милостью, когда просыпается то, что, казалось, до этого спало. Оно осознаёт само себя — и больше не допускает ничего другого. Больше ничто не может принести удовлетворение. Только Это находится в фокусе. Всё остальное делается плоским, серым, бессмысленным. Что я здесь вообще делаю? Это депрессия. Это ужас.

В.: Депрессии возникают неизбежно?

К.: Под депрессией я имею в виду появление пустоты. Это неизбежно. Депрессия — это когда в личности возникает пустота. Когда ничто — ни форма, ни человек, ни мысль — не может больше сделать счастливым. Жизнь становится абсолютно бессмысленной. Да, это возникает всегда.

В.: А связанные с этим чувства?

К.: Чувства — это вибрации и мысли. Назови их меланхолией, скорбью, депрессией. Так они называются по общественной договорённости. Но это исключительно вибрации. Чувства — это энергетические вибрации в теле. Энергия, ставшая формой. Тебе нет нужды об этом беспокоиться.

В.: Я представлял себе пробуждение более приятным.

К.: Когда нисходит Милость, многие пытаются убежать. Так они себе это не представляли. Так безжалостно милостиво. Так неумолимо. Настолько всеотнимающе. Тебе ничего не дают, у тебя всё отнимают.

В.: И жизнь больше не имеет смысла?

К.: Бессмысленность — это одновременно свобода от всякого представления. Любая надежда и любой смысл, который ты придаёшь миру, только лишь создают его и делают реальным. И вот ты уже зависишь от своего творения и хотел бы выдавить из него немного счастья. Теперь же твоё творение снова сжимается, как долгое время натянутая и наконец отпущенная резинка. Вот и нет его, нет больше никакого представления, нет смысла, только свобода.

В.: Сожалею, но меня это скорее пугает.

К.: Когда У. Г. Кришнамурти пришёл к Рамане, он спросил: «Ты можешь дать мне то, что я есть?». Рамана ответил: «Немедленно, но сможешь ли ты это взять?». Это ведь всегда здесь. Ни одну секунду это не бывает не здесь. Но эта лёгкость, эта невыносимость Бытия, ты сможешь его вынести? Ты можешь принять, что не ты решаешь, что приемлемо, а что нет? Ты готов освободиться от всех различий и больше не выбирать между приятным и неприятным? Ты можешь принять то, что неприемлемо — вечное страдание двойственности — как аспект твоей реализации? Ты можешь вынести вечность? Ушёл ли ты настолько далеко, насколько никогда не можешь уйти? Можешь ли ты, бесконечная двойственность, вынести вечное одиночество?

В.: Поживём — увидим!

К.: Способен ты вынести одиночество? Или всё, что ты делаешь, — это избегание одиночества? Потому что у тебя есть идея о том, что в одиночестве ты не можешь существовать и нуждаешься в чём-то втором, чтобы ты мог быть и жить? Или же в одиночестве больше вообще нет никакого другого, даже тебя нет как одного? М-да, кто может вынести такое? Ты можешь вынести мысль о безмыслии? Или тебя это ужасает?

В.: Ужасает.

К.: Но ничего другого тебе не остаётся, кроме как всё принять. Ты это и делаешь. Ты уже есть это. Ты есть приятие неприятия. Ты есть Сущность приятия и неприятия; и тем самым — абсолютное приятие. Пробуждение часто описывают как смену отождествлённого сознания на неотождествлённое. Но в обоих случаях всё ещё есть кто-то, кто отождествляет себя — пусть даже с неотождествлённым сознанием. Ты же есть пустота пустоты. Ты есть наполненность наполненности. При всех обстоятельствах ты есть, что ты есть. Ты ни форма, ни неформа. Ты есть до всех этих идей. В том числе и то, что является Сознанием, не есть то, что есть ты. Ты есть то, что есть Сознание, но ты — не Сознание.

В.: Сдаюсь.

К.: Кто бы мог сдаться?

Отказ и божественный несчастный случай

Вопрос: Я хожу кругами. Всякий раз, когда я думаю: «Теперь, наконец, я это обрёл», оно снова исчезает.

Карл: Прекрасно! В этом вся прелесть. Что никто не может обрести это или постичь. Всё, что ты можешь обрести или постичь, является объектом, и потому преходяще. Но то, что ты есть, непостижимо. И в этом отказе от идеи того, что ты когда-либо сможешь постичь себя, сможешь понять себя, когда-либо найти некий смысл, — вдруг возникает Совершенство. Но только в этом совершенном отказе. Ты записался на попытку найти себя. С отказом ты снова себя выписываешь. Из идеи того, что ты можешь найти себя, ты отступаешь в своё райское состояние неведения. В Совершенство, свободное от всякого желания узнать себя.

В.: Что случается, когда я полностью сдаюсь?

К.: Ты просто выплёвываешь кусок яблока, которое до этого надкусил с древа познания. Яблоко с древа познания означает, ты хочешь познать себя. Для этого ты отделяешься от себя (якобы). Ты выходишь из себя, чтобы иметь возможность познать себя. В этом выходе ты отделяешь себя. От себя. И теперь ты страдаешь от идеи отделённости — до тех пор, пока в момент отказа ты не входишь в себя обратно.

В.: И это называется раем?

К.: Рай — это то, что есть ты. Ты есть до «этого» мнимого. Ты больше не мнимость. Ты есть то, что реально. Ты выходишь из мнимости познания — потому что всё, что ты можешь познать, мнимо, — обратно в то, что не мнимо. Это то, в чём это Всё происходит. И это, не зная того, что оно есть, совершенно.

В.: Но я не могу этого достичь — я просто наталкиваюсь на это в какой-то момент?

К.: Да, по-индийски это называют «божественным несчастным случаем», когда идея «тебя» исчезает. Божественным, потому что этот несчастный случай происходит спонтанно. Ты не можешь повлиять на него. Иначе срочно пришлось бы учиться, как мне устроить несчастный случай. Все учителя хотят рассказать тебе, как тебе избежать несчастного случая: «Осторожно, там дерево; там, пожалуйста, обойди». Нет, иди прямо на него! И бах! Столкновение с Бесконечностью! Это божественный несчастный случай. Это лопается!

В.: Но это кое-чего стоит.

К.: Это стоит тебя всего. Для большинства это слишком много. Они не готовы платить такую цену. Это стоит тебя самого. Это стоит идеи, что ты есть. Что ты существуешь. Это стоит всего твоего Бытия.

В.: Тогда мне уже больше не надо было бы искать постижения?

К.: Больше не было бы того, кто ищет постижения.

В.: Меня можно было бы оплевать или унизить…

К.: Что? Да ведь больше нет никого. Кого это волнует?

В.: Ах вот что. Но как я почувствую, что меня уже нет?

К.: Забудь «как», «почему» и «отчего». Забудь время. Только во времени ты есть. Там, где больше нет времени, нет даже тебя.

В.: Этого я не могу себе представить.

К.: Потому, что ты хочешь представить себе это, существует время.

В.: Когда я слышу: «Это стоит тебя всего, от тебя ничего не остаётся…» Нет, цена действительно слишком высока.

К.: Конечно! Ты бы никогда не был готов заплатить такую цену. И потому здесь требуется Милость, которая берёт тебя в качестве главного приза. Я выигрывает в лотерее и берёт тебя в качестве приза. Тогда ты исчезаешь. Ты — лотерейный выигрыш. Однажды тебя это настигает. И тогда ты освобождаешься от «себя».

В.: А если я…

К.: Нет. Без шансов. Я всегда выигрывает!

Никогда не было счастливого

Вопрос: Иногда у меня складывается такое впечатление, что в мире существует только несчастье.

Карл: Кто тот, у кого складывается такое впечатление?

В.: Я. Это удручает меня.

К.: Будь тем, что ты есть, тогда тебе всегда будет хорошо. Потому что в отсутствие «я» больше нет никого, кому могло бы быть плохо. У счастливого всегда есть тенденция стать несчастным. Относительное счастье всегда снова приводит к несчастью. Да, относительное счастье мира равнозначно несчастью. На свете существует только несчастье! Ты права.

В.: Это всё что угодно, только не утешение.

К.: Поэтому Иисус не сказал: «Я принесу вам мир и любовь». А как раз противоположное: «Я принёс вам не мир, но меч». Это означает: «Я покажу вам, что мир не может сделать вас счастливыми. В мире нет покоя. Есть только война. В мире нет счастья. Есть только несчастные. На свете никогда не было счастливого».

В.: Перестань.

К.: Его постоянно спрашивали, почему он, Сын Божий, не может властвовать и принести на землю благодать, рай. «У Тебя же есть всесилие Бога!» Его ответ: «Пусть мертвецы хоронят мертвецов». Мир мёртв. Кто беспокоится о том, как он выглядит? Предоставьте мертвецам заниматься мертвецами: мир — это только феномен, идея о тебе, не более живой, чем сон или кошмарный сон, который ты считаешь реальным до тех пор, пока кто-нибудь не ущипнёт тебя за палец ноги. Фуф! — это совсем не было реальным, эти страшные преследователи или эта бесконечная пропасть, в которую я только что сорвался! Нет. Это не было реальным, это нереально. Реально то, что ты есть. И ему не нужен другой сон, чтобы быть счастливым.

В.: Однако же я дитя этого времени и не могу отрицать…

К.: Нет, ты не дитя времени. Время — твоё дитя! Ты — источник времени. Каждое утро, когда ты открываешь глаза, ты создаёшь этот мир. Просыпается тело, а не ты. Пробуждённость, которая есть ты, уже давно здесь, она никогда не спала. Будь этой пробуждённостью. Ты и так ей являешься. Ты есть то, что пребывает до «я» и мира. Но ты веришь своему уму. Ты зачарована его проекцией мира и немедленно хочешь его улучшить. И вот ты уже несчастлива. Это может только ухудшиться.

В.: Как и когда?

К.: У тебя назначена встреча с самой собой, ты не можешь её пропустить. Когда? Когда перестанешь создавать время. Как? Прекратив. Счастье находится не в твоей проекции мира, а, гораздо проще, в том, чем ты сама являешься. Назови это природой Христа или Будды. Это то, что ты есть. Ты сама есть Нерождённое, Бессмертное. Твоя природа — Блаженство.

Болезненная идея жизни

Вопрос: Когда я начал медитировать, нам рассказывали о бессмертных аватарах в Гималаях…

Карл: …их ещё называют йети.

В.: Нет, нет — разве не существуют йоги, достигшие бессмертия?

К.: И какое преимущество это дало бы? И кому? То, что называется смертью, есть исключительно ещё одно переживание в бесконечности переживаний. Когда она придёт и как, не играет роли. То, что переживает, это всегда Бытие. И его это переживание не затрагивает.

В.: Повезло Бытию. Но я думаю больше о себе.

К.: Тебя как отделённого существа нет. Есть только идея об этом.

В.: Мне, собственно, эта идея вполне нравится.

К.: Переживание смерти, переживание рождения и всё, что находится между ними, является самопереживанием внутри личной истории. Но каждая личная история воспринимается только Бытием. В этой истории нет отделённого существа, которое её переживает или воспринимает. Только Осознавание есть Воспринимающий каждого момента. То, что здесь говорит, и то, что там слушает, нераздельно.

В.: Тогда мы с моим пра-прадедушкой тоже нераздельны. Но что-то подсказывает мне, что он умер, а я живу.

К.: Значит, сейчас присутствует мысль о жизни?

В.: Если тебе так угодно выразиться.

К.: Где эта мысль о жизни, когда ты крепко спишь?

В.: Тогда её, конечно, нет.

К.: Это смерть. Отсутствие идеи о жизни. Это смерть. Всё. И то, и другое — идеи. Только если есть идея жизни, идея смерти тоже есть.

В.: В соответствии с этой идеей от меня что-то ещё остаётся?

К.: Остаётся то, что ты есть. И это должно присутствовать и в глубоком сне, в отсутствие подобной идеи. То, что кажется тебе сейчас столь реальным, на самом деле неустойчиво и мимолётно. То же, что ты в действительности есть, не может прийти и уйти. Глубокий сон — это состояние пустоты, в котором больше никто не воспринимает. И тем не менее, то, что ты есть, присутствует в нём точно так же, как теперь.

В.: Точно так же есть вероятность, что я уже умер и только думаю…

К.: Да, есть вероятность. Я могу тебе только сказать: жить в «я»–идее означает подлинную смерть. Смерть путём Самоубийства. В «я»–мысли, в идее отделения, то, что ты есть, мертво. С верой в эту мысль ты уходишь из совершенства Бытия, из твоего естественного состояния, в нечто, что не естественно, в отделённость.

В.: И тем не менее, эта «я»–идея мне мила и дорога.

К.: Дорога в любом случае. Поскольку это неведение твоей истинной природы. И это причиняет боль. Только в познании, что ты не являешься ничем, что может быть отделено от чего-то другого, боль может прекратиться. Потому что с этим познанием больше нет никого, кто испытывает боль. И никакого больного или того, кто что-то переживает. Ты пребываешь до того, кто живёт. Но до тех пор, пока ты превращаешь себя в отражение, ты испытываешь страдание.

В.: Я правильно тебя понимаю, пока я думаю, что я есть, это причиняет боль?

К.: Пока ты воспринимаешь себя отдельно от боли и хочешь избежать её. Само избегание — это боль. Будь тем, что есть боль. Тем, что есть Бытие. Тогда это не боль, тогда это вибрация тебя, переживание того, что ты есть. Ты — Суть, в том числе и боли. Ты есть Бытие, в котором возникает это ощущение боли. Будь этим и смотри, что происходит; существует ли тот, кто испытывает эту боль? В этот момент обладатель исчез. И ты больше не делаешь из этого истории.

В.: Возможно, я именно потому цепляюсь за боль, потому что она даёт мне чувство того, что я тот, кто живёт.

К.: Тогда ты не живёшь. Подлинная смерть происходит в тот момент, когда ты думаешь, что живёшь. Пока ты думаешь, что ты есть в этом мире, ты в состоянии смерти.

В.: А почему есть шесть миллиардов людей, которые думают, что они и этот мир существуют?

К.: Наоборот, пока ты думаешь, что ты есть, есть шесть миллиардов людей.

В.: Зачем всё это?!

К.: «Я» создало для себя научный эксперимент: сознание в поиске самого себя. И тебя оно засунуло в пробирку.

В.: Весёленькое дело!

К.: Да, потому что теперь оно как раз ищет горелку Бунзена.

Как правильно умирают?

Вопрос: Имеет ли значение, как умирать? В ослеплении или осознанно?

Карл: Нет.

В.: Однако практически все религии учат, что то, как ты умираешь, важно.

К.: А, то есть ты уже в курсе.

В.: Нет, я не знаю, но многие просветлённые говорят, что момент смерти важен.

К.: Для этого прежде всего требуется кто-то реально существующий, тот, кто видит того, кто живёт и умирает.

В.: Говорят, что важен момент, а также состояние духа.

К.: Ты хочешь поставить под вопрос Бога или Бытие?

В.: Не понял?

К.: Ты хочешь сказать, что Сознание глупо и не знает, что оно делает?

В.: Я как раз не думаю, что Бог глуп…

К.: Бог знает, что он делает?

В.: Да уж наверное.

К.: И в таком случае, ты считаешь, мы должны беспокоиться о том, умирает какое-то существо так или эдак? Или, может быть, Богу лучше знать?

В.: Возможно, Бог знает, тем не менее важно, чтобы мы что-то делали.

К.: Чтобы мы улучшали мир?

В.: Безразличие в любом случае не может быть ответом.

К.: Тот, кто улучшает мир, — разве он не ставит себя вне Целого? Подобно отделённому Богу?

В.: Между улучшателем мира и человеком, который хочет помочь, всё-таки есть разница.

К.: Возможно, не такая большая. Когда ты хочешь помочь другому, ты хочешь что-то изменить в том, что есть. Я не говорю, что это неправильно. Но пока есть тот, кто считает улучшение необходимым, и пока для него это имеет реальность, он пребывает в страдании. Сострадание к другому возникает из самосострадания.

В.: Я говорю о сочувствии.

К.: Никто не может иметь сочувствие. В сочувствии тебя больше нет.

В.: Но другие ещё есть.

К.: В сочувствии других тоже больше нет.

В.: Да Господи, сочувствие проявляет себя в этом теле! И оно, возможно, хочет что-то сделать!

К.: Сочувствие — это твоя сущность. Сочувствие не различает между хорошими и плохими переживаниями. Оно не сочувствует свободным от страдания или полным страдания переживаниям. В сочувствии страдание тоже является переживанием Самопознания. Единственным качеством является восприятие — для того, чтобы Я познало само себя. И это пребывает всегда и во всём. Есть только сочувствие. Сочувствие Я к феноменальному.

В.: Хватит! Хватит лепить ком логических взаимосвязей. Я могу тебе только сказать, то, как ты это преподносишь, меня достало.

К.: Я не хочу ничего преподносить. Это должно просто достать.

В.: Ну, ты этого добился. Чёртовыми интеллектуальными концепциями.

К.: У тебя есть концепция сочувствия. Концепция личного сострадания. У меня в противовес есть что-то другое. Принцип Я.

В.: Да, да, но здесь вопрос не в том, чтобы мы интеллектуально колотили друг друга! Речь ведь идёт о том, чтобы затронуть нас. Разве ты не хочешь затронуть нас?

К.: Нет, я никого не хочу трогать.

В.: Если меня это не затронет, то просвистит мимо.

К.: Это и должно просвистеть мимо. Потому что слушает что-то другое. Здесь говорит Сознание, и там слушает Сознание. А то, что думает, «я»–идея, которая не догоняет, меня не интересует. Её я вообще не вижу. Я здесь не говорю с личностью.

В.: Ну, тогда желаю повеселиться.

К.: Единственное, что может произойти, — это приятие того, что у тебя есть концепция и у меня есть концепция. Приятие вызывает появление всего. Сочувствие, приятие всего космического Бытия, творит дискуссии и слова, которыми Сознание здесь говорит и которые там слушает. Это поток энергии. Важно не то, о чём мы говорим. И не то, придём ли мы к какому-то результату или нет.

В.: Для меня важно то, что происходит в пространстве без слов. И единственное, что я вижу, это то, что всё пространство ты заполняешь словами.

К.: Звучит хорошо.

В.: Ты говоришь быстро и употребляешь определённые понятия и связываешь с ними представления. Мне нужно сначала почувствовать, что бы ты мог иметь этим в виду. Моему духу требуется сначала понять. Но всё-таки важно, что здесь происходит. Это единственно важное.

К.: Кто говорит сейчас о том, что важно?

В.: Я!

К.: Кто я?

В.: Господи, я только хотела знать, как умирают. И можно ли что-то сделать.

К.: Ты разве не видишь, как умирают?

В.: Я вижу только сплошную рубку.

К.: И ты можешь что-нибудь сделать?

В.: Этого я больше не знаю.

К.: Хорошо.

В.: Да, очень хорошо.

К.: Поэтому меня называют Карлорубом.

Продолжает ли просветлённый вести нормальную жизнь?

Вопрос: Можно описать, что такое просветление?

Карл: Мы можем говорить только о том, что доступно мышлению или языку. На Абсолютное можно только намекнуть, что оно находится по ту сторону любого определения. Дао, о котором можно говорить, не есть Дао. Единственный способ устранить все сомнения — осознать свою Абсолютность. И в этом осознании Абсолютности больше нет двойственности.

В.: И это твоё ощущение жизни?

К.: Это абсолютное ощущение жизни, больше не относительное.

В.: То есть, ты как раз обладаешь абсолютным ощущением жизни?

К.: Этим никто не может обладать.

В.: Жаль.

К.: Это твоя природа. Для этого тебе не нужно ничего делать. Этим ты являешься здесь и сейчас в совершенстве. Только внимание в данный момент направлено на что-то мимолётное. Потому, что ты воспринимаешь это как реальное, мимолётное становится для тебя важным. Если бы ты направил внимание на то, что всегда здесь, Абсолютное стало бы твоей реальностью. Это было бы единственным, что бы жило. И, в конце концов, это единственное, что живёт! Если ты направишь внимание на то, что неизменно, ты познаешь в мире то, что ты есть, — но ты больше не часть мира. Ты познаешь в теле то, что ты есть, — но ты больше не тело.

В.: Это, должно быть, особое чувство.

К.: «Моё царство не от мира сего», — сказал кто-то около двух тысяч лет назад. Это не означает: «Царство находится там наверху, по ту сторону, и если вы будете делать правильные вещи, то однажды тоже туда попадёте». А означает: «Моё царство не имеет ничего общего с каким-либо представлением. Ничего общего с тем, что, как ты полагаешь, ты видишь. Абсолютность — моя природа, не важно, в каких обстоятельствах я, как кажется, пребываю в этом мире».

В.: Не важно, что происходит?

К.: Не важно, вишу ли я на кресте или встречаюсь с Марией Магдалиной. Всё это обстоятельства, внешние проявления. Они никакого отношения не имеют к тому, что я есть. Иисус даже говорит: «Я есть то, что есть Отец, но я не Отец. Я есть то, что есть Бог, но я не Бог». То есть он есть Сущность Бога. Он есть то, что есть Знание без необходимости что-либо знать. Это абсолютное Знание — быть тем, что есть Знание, без кого-либо, кто бы что-то знал или должен был бы знать. Больше нет никого, кто бы беспокоился, живёт он или нет. Отсутствие идеи о том, есть ли ты или нет, — это указание на твою Сущность.

В.: У меня голова идёт кругом. К ощущению жизни относится то, что всё, что с кем-то случается, безразлично?

К.: Больше нет ничего, что может с кем-то случиться. В мимолётности мира теней есть Сознание, которое ведёт себя активно и реактивно. Но ты не есть часть теней, но всегда до теней, всегда до феноменов. В действительности ничего не движется. Это только чистая недвижимость.

В.: Но мы здесь двигаемся и говорим. В любом случае такое ощущение, что ещё есть некое «я», которое принимает участие в игре — или делает вид, что принимает!

К.: «Я» продолжает делать всё, как и прежде. Разницы нет.

В.: Но что здесь происходит, ему безразлично?

К.: Карлуше не безразлично. У Карлуши есть намерения, ему хотелось бы того и этого. Единственное, что здесь есть, это совершенное Приятие, не важно, достигнет он его или нет. Умрёт он в следующий момент или нет, не играет роли. Это настроение, как каждую ночь, когда Карлуша ложится в постель и исчезает: «Если я больше никогда тебя не увижу, то приятно было познакомиться!» И каждое утро около восьми: «А, снова ты!»

В.: А если произойдёт что-то неприятное?

К.: Всегда происходит только то, что ты есть. И если тебя что-то убивает, только ты себя убиваешь. То есть, ничто не может быть убитым. Когда тело умирает, его убивает Сознание, которое играет это тело. Проявление тела может исчезнуть, но то, что ты есть — бессмертное Бытие, — ничего не потеряло.

Бессмертие

Вопрос: Смерть — это конец?

Карл: Да. Это конец тела, духа и души. Всего, чем ты когда-либо, как ты считал, владеешь. Ты думал, что то и это принадлежит тебе, и если не материальное, то хотя бы та или иная черта характера. Или хотя бы колебание души. Или вообще душа. Но ничего из этого не остаётся. Умирает обладатель машины, дома и сада, детей и семьи, тела и чувства, духа и души. Умирает обладатель опыта, обладатель истории. Конец. Всё. И тогда возникает что-то вроде нулевой точки. И в этой нулевой точке — свобода. В этой свободе ты созерцаешь то, что есть. Потом происходит то, что происходит, и всё, что происходит, хорошо так, как есть. Это окончательная ясность, что ничто не принадлежит тебе. Это свобода.

В.: И эта свобода наступает лишь со смертью? Или она есть до этого?

К.: Тебе пришлось бы умирать каждый момент или по меньшей мере быть перед лицом смерти, перед лицом смертности. Всё, с чем ты сталкиваешься, смертно. Всё, что ты имеешь или переживаешь, смертно. Всё, что ты хочешь удержать, мимолётно. Всё, чего ты достиг, ты потеряешь. В том числе потеряешь и идею о самом себе. Идею «я». Перед лицом смертности исчезает идея об обладателе. Моё тело, моя жизнь, моя карма, моя история — уходят. Перед лицом смертности исчезает всё «моё». Исчезает обладатель. И тем не менее, ты по-прежнему есть полностью то, что ты есть. Ты по-прежнему полностью здесь — чем бы ты ни был.

В.: В качестве кого же? Что от меня всё ещё полностью здесь?

К.: То, что существует до обладателя. Это ты. Ты существуешь до идеи обладателя и бренности. То, что ты есть, не затрагивается тем, что мимолётно. Оно не затрагивается идеей о том, что ты чем-то владел и можешь потерять. Это оказывается чистой воды идеей. На самом деле ты всегда свободен. В реальности ты всегда пребываешь в Сейчас, где нет личной истории, то есть нет так же никого, кто рождён и может умереть. Самое позднее, смерть даёт тебе это познание. Поэтому она освобождает.

В.: Я всегда это так ощущаю, когда кто-то умер, что что-то при этом делается лёгким.

К.: Всё теряет свою тяжесть. Нет больше ничего, что надо было бы нести. Больше нет никого, кто мог бы что-то нести. То есть, позволь умереть тому, что может умереть, и посмотри, что ты есть. Если перед глазами у тебя уже могильный камень — что, тем не менее, всё ещё полностью присутствует? Когда твоё имя уже похоронено, когда форма, тело, когда все идеи похоронены. Что тогда? Что теперь? Может быть, ты и теперь уже живёшь на кладбище и думаешь, что ты жив? Может такое быть, что всё, что ты видишь, уже мертво? Потому что всё, что ты переживаешь, умирает в тог же момент, как было рождено? Всё, что приходит и уходит, мертво. Единственное, что является Жизнью, — это ты.

В.: Мне от этого не легче. У меня умирает отец. Скоро квартира опустеет. Его книги, его письма, его мечты — мы всё выбросим в контейнер.

К.: Все представления, которые связаны с жизнью, улетучиваются перед лицом смерти.

В.: Да, остаётся пустота. Но это же не утешение!

К.: Пустота означает отсутствие «я». И тем не менее, что-то совершенно присутствует в этой пустоте. Ты есть то, и твой отец есть то, что так же совершенно присутствует в пустоте. Пустота означает отсутствие чего-то ещё кроме того, что ты есть. Ты здесь. Неописуем, неопределяем, непостижим и, тем не менее, совершенно здесь в этой пустоте. И пустота не может повлиять на тебя! Смерть — это только обстоятельство. Она не может затронуть, не может повлиять, не может изменить то, что ты есть, что есть твой отец.

В.: Я уже видел, как умирают люди, и это было не только радостным переходом, но в большинстве случаев было связано со страхом.

К.: Это совершенно естественно. То, что думает, что умрёт, испытывает страх. За этим стоит импульс выживания. В этом нет ничего превратного. Но в момент смерти, когда ничто больше не борется, остаётся только ясность. Тогда борьбы, страха больше нет. Тогда есть лишь просто отсутствие формы и идеи, тогда всё просто ясно. До тех пор есть все возможности борьбы, страха и сопротивления. Но когда Последнее, Окончательное здесь, больше нет того, кто бы мог бороться. Тогда есть лишь только пустота. Осознание, которое присутствует сейчас и кажется скрытым, тогда опустошается от желаний, идей, представлений. Оно пусто. Но в этой пустоте — полное Бытие, совершенно ясное, совершенно чистое.

В.: Бытие остаётся, а я умираю.

К.: Что вообще живёт? Может жизнь быть тем, что смертно, что подвержено смерти? Является ли форма жизнью? Или форма — это только отражение? Всё, что может умереть, мертво уже до этого. Оно никогда не жило и поэтому не может и умереть. В момент смерти нет ничего, что могло бы умереть. То, что ты есть, есть чистое Бытие. Это здесь и сейчас; единственное, что есть. И в момент смерти это так же единственное, что есть.

В.: Да, Бытие! Но это, к сожалению, не я!

К.: Даже если ты говоришь: «Это не я», это ничего не меняет. Это не умаляет тебя. Ты, тем не менее, есть полностью то, что ты есть. Ты есть то, чему не требуется доказательства. «Я» постоянно нуждается в доказательстве. Оно всеми средствами пытается поддерживать вопрос смысла. Без вопроса смысла оно бы полностью исчерпало себя. И в конце концов оно исчерпывает себя; смерть делает его не имеющим значения. В смерти все вопросы «почему», «из-за чего» и «как так» в одно мгновение исчезают. Перед лицом этой пустоты и отсутствия времени вопросы становятся излишними, «я» становится излишним.

В.: Да, именно этого я опасаюсь.

К.: Смерть — это лучший советчик в твоей жизни, потому что она ставит тебя лицом к лицу с твоей бренностью. По меньшей мере, с бренностью тела, духа и души. Она означает конец всего, чем ты себя считаешь. Перед лицом смерти ты поставишь свою концепцию под вопрос. Концепцию того, чем ты себя считаешь. Я тебе советую поставить эту концепцию под вопрос сейчас.

В.: Я же это и делаю.

К.: Если смерть не может коснуться тебя, что тогда умирает? И что рождалось? И если смерть не может коснуться тебя — рождалось ли то, что ты есть?

В.: Так я до сих пор полагал.

К.: Идеи рождения и смерти — это мимолётные мысли в мире твоего опыта. Ты есть то, что вечно незатронуто. Что никогда не приходило и никогда не уйдёт. Всё, что приходит и уходит, есть лишь мимолётная тень этого.

Интервью с Карлом Ренцем 13.08.2001 г.

Что такое просветление?

Спонтанное осознание БЫТИЯ до «Всего и Ничто». Совершенно неожиданно, вопреки, а не в результате поиска этого осознания. Раскрытие «вечного Сейчас». Отсутствие «я», а с этим и любых концепций — об отделении или единении, рождении и смерти, Боге и мире, приходе и уходе и т. д. АБСОЛЮТ осознаёт сам себя и, таким образом, является тем, что есть.

Чистое самопознание в осознании того, что всё познаваемое ложно, включая и то, что я сейчас сказал о просветлении или истине. Абсолютная смерть времени и всего, что кажется существующим во времени. Это указатели на то, что не нуждается ни в познании, ни в просветлении, чтобы быть тем, что есть. Это то, чем являешься «Ты». Абсолютное БЫТИЕ в непоколебимой гармонии.

Изменилось ли что-нибудь в твоей жизни после того, как ты нашёл истину?

После переживания смерти в конце 70-х годов произошла радикальная перемена сознания. Всё энергетическое тело, каждая клетка была подвержена отчасти болезненным изменениям. После смерти хозяина тела пробудилась каждая клетка. И всё же то, что может пробудиться, может снова уснуть, ничто не остаётся неизменным. Так что в этом нет ни преимущества, ни недостатка. Есть всего лишь восприятие во времени.

Самым главным пониманием явилось то, что не существует и никогда не существовало ни МОЕЙ, ни ТВОЕЙ жизни. То, что единственно есть, не живёт и не умирает. И то, что мы называем жизнью, находится в постоянном движении. Сон и его иллюзорные состояния, очевидно, подчинены постоянному процессу изменения, так что и само тело и весь мир, возникающие в этом сне, также изменяются.

Но как бы оно ни проявлялось, оно всегда было, есть и будет тем, что есть, в бесконечных вариациях, в вечной реализации «Реального». Непоколебимый покой Бытия. И я есть это.

У тебя был Учитель? Важно иметь Учителя/Гуру? Ты мог бы рассказать об отношении между Учителем и учеником? У тебя есть ученики?

Нет, у меня никогда не было личного Учителя. То, что находится не во времени, не нуждается для своего самоосознания в чём-либо, находящемся во времени. Пробуждение всегда спонтанно, без какой-либо необходимости. Его также называют божественным происшествием. Пробуждение происходит не благодаря чему-то, а несмотря на то что может прийти и уйти. Поэтому вопрос о важности или неважности просто отпадает.

Абсолютное Я — единственный Учитель, которого я знаю. Оно проявляет себя как в терянии, так и в нахождении. Оно является одновременно учителем и учеником и даёт само себе абсолютные уроки. Абсолютное Я показывает себя самому себе в своей вездесущности, в вечном Сейчас.

Ученик и Учитель обусловливают друг друга, как вопрос и ответ. Из состояния, в котором нет желаний, во времени возникает желание, а в своём исполнении исчезает снова, так же как каждый вопрос исчезает в ответе. Это кармический закон сознания. Поэтому нет никакого Учителя и никаких учеников. Есть только вопросы и ответы.

Нужна ли «внутренняя работа или внутреннее развитие» (например, работа с тёмными сторонами, с программами, с догмами)? Некоторые Учителя говорят «Нет, так как мы уже свободны и нет ничего, что бы можно было бы сделать». Что это означает?

Чтобы быть тем, чем ты являешься на самом деле, не нужно никакой работы или развития. Все концепции пути, развития или даже прозрения возникают с первоначальной «я»–идеей. Эта идея создаёт время, пространство, а с этим и всю Вселенную. И до тех пор, пока эта «я»–идея кажется реальностью, что означает разделение (двойственность, страдание), существует желание единства, а значит, и жажда найти выход, который положил бы конец страданию. Следовательно, эта первая ложная «я»–идея даёт начало всему ложному и тому, что из этого следует. Только лишь абсолютное понимание, что твоя сущность находится до «я»–идеи, что всё иллюзорное является иллюзорным и что в этом кроется корень всех проблем, — это и означает быть тем, что ты есть. Когда ты то, что ты есть, или лучше сказать, как ты есть, абсолютно, до Всего и Ничто, — все концепции разрушаются.

Ты не мог бы что-нибудь сказать об отношениях между мужчиной и женщиной? Они кажутся такими многообещающими, и в то же самое время приносят так много боли. Существует ли какая-либо возможность истинного освобождения через отношения?

Настоящий вопрос заключается в том, существует ли вообще кто-либо, кто находится в этих отношениях и для кого это освобождение вообще необходимо. Любое желание союза (единения) возникает из идеи разделённости. Тогда может ли то, что возникло из лжи, привести к истине? Может ли то, что зависимо по своей сущности, что мертво по своей природе и что подчинено времени, сделать тебя тем, что ты есть? Там, где возникает идея единства, возникает и двойственность, там, где возникает связь, возникает и разделение. Всё приходит и уходит вместе с иллюзией, с «я». Так что вернёмся к корню, к вопросу: кому или в чём является это «я»?

У тебя есть учение, и если да, то какое?

Узнай всё как иллюзию, в особенности того, кто узнаёт всё как иллюзию.

Почему ты проводишь эти беседы?

Они являются частью Бытия. Никто не говорит и никто не слушает. Без всякого смысла или причины.

На вопрос «Почему» всегда есть только один ответ: «А почему бы и нет?»

Как мы можем это учение интегрировать в нашу повседневную жизнь?

То, что есть, не нуждается в какой-либо интеграции, а то, что «не есть», никогда не сможет быть интегрировано. Узнай совершенную реализацию Реальности и будь тем, что ты есть. Всё является точно таким, каким оно есть, ибо Бытие проявило себя именно так, а не иначе.

Ты не смог бы сказать что-нибудь о смерти? Некоторые говорят: «Умри до того, как ты умрёшь».

Единственная смерть — это смерть эго (идеи разделения). Вопрос заключается в следующем, как может умереть то, что никогда не существовало? Как может то, что является всего лишь миражом и что проявляет себя в восприятии всего лишь как ощущение, умереть? Каким образом может исчезнуть ложь разделения? Для Кого или Чего должно исчезнуть то, что «не есть»? Только в абсолютном самоосознании бытия тем, что есть, нет ничего, кроме неразделённого Бытия, Истины и только Истины, Я и только Я.

Истиной, которая в восприятии воспринимает только саму себя, где существует только то, что ты есть, где сон и тот, кому этот сон снится, являются Одним в Абсолюте.

Абсолют не нуждается в том, чтобы что-то ушло. Ибо Абсолют — это единственная Реальность. Как только эго распознаётся как мимолётная тень в вечном Сейчас, его реальность исчезает.

Указатели

Это указатели на то, чему не требуется познания или просветления, чтобы быть тем, что оно есть. И это то, что ты есть — Абсолютное Бытие в недвижимой гармонии.

Всё есть именно так, как есть, потому что именно так и не иначе проявило себя Бытие.

Первоначальная идея «я» ложно обусловливает всё, что следует за ней. Таким образом, только абсолютное знание о пребывании до «я»–мысли и распознавание ложного как такового удаляет корень всех проблем.

Когда ты пребываешь тем, что ты есть, или точнее, как ты есть, — абсолютно, до всего и ничто, — все концепции разрушаются.

Твоя истинная природа вечна, предшествует видимости времени, пространства и всего, что возникает в них. Вечно незатронутая, эта абсолютная осознанность воспринимает себя в себе и в качестве себя.

Распознавание эго в качестве мимолётной тени в вечном Сейчас уничтожает его кажущуюся реальность.

Существует ли когда-либо момент во времени, в котором Я не реализовано? То, что, как ты думаешь, есть ты, никогда не будет реализовано. Как может быть реализована идея или объект? Реализация означает, что сознание, которое однажды отождествило себя с объектом, становится бесконечным, оно осознаёт своё осознавание.

Я никогда не просветлено или непросветлено. Оно всегда предшествует всем идеям просветления или непросветления, не важно, что ты говоришь об этом, это только концептуально.

Единственное, что не концептуально, — это Я. С помощью концепций ты можешь рассматривать вещи с бесконечных углов зрения и в этом процессе создавать новые и отличные друг от друга концепции. Видение не требует объяснения! Оно требует указания не самую сердцевину и постижения, что только Я есть реальность, которая предшествует всем идеям существования и несуществования. Любая возникающая идея — фикция. То, что предшествует фикциям, идеям, есть то, что есть ты.

Замена одной концепции на другую ради создания «ясной» концепции вообще не даёт никакого преимущества. Это не часть понимания. Мы говорим о том, что ты есть, что не требует понимания или знания того, как это функционирует.

«Никто» никогда не был реализован, даже Карл, который является частью реализации. И хотя ты полон страстного желания улучшить или изменить, постигни, что ни сейчас, ни когда-либо не будет выхода из того, что ты есть. Ты никогда не сможешь стать тем, что ты уже есть!

Пробуждение — это не что-то, что «происходит», это просто «ага!» — видение, что то, что ты есть, есть то, чем ты был всегда и всегда будешь. То, Что ты есть, пребывает вне времени. Время существует благодаря тебе, оно лишь частичное отражение тебя самого.

Никогда не было эго, которое дышало. Не существует последнего вздоха, потому как не было первого вздоха. Не создавай из этого процесса, процесса нет. Просто постигни, что то, что ты есть, единственно истинно и никогда не было затронуто чем-либо чувственным. Это не что-то новое, это есть издревле и бесконечно. Только это — «ага, о бесконечность» — и всё, что есть, есть бесконечность, не переживание и не событие.

Из идеи «обладателя» возникает идея обладания сознанием. Это происходит из-за чувства отделённости. Что приводит к чувству отдельной личности, что также ложно. Сознание играет роль личности, но личности, «обладающей» сознанием, не существует. Если вообще есть какое-то обладание, то со стороны сознания, которое «владеет» личностью, поскольку играет роль этой личности.

Единственно возможная смерть — это смерть эго (идеи отделённости). И вопрос в том, как может умереть то, что не существует? Как может умереть то, что является видимостью и проявляет себя в восприятии только как ощущение? У кого может исчезнуть обман отделённости? Для чего или для кого исчезает обман отделённости?

Не существует творца и творения. Есть только единое Я и его разворачивание, которое бесконечно. Поскольку нет ничего вне Я, не может быть отдельных творца и творения. Как вне этого разворачивания «я» осознавание становится мыслью «я есть», так и мысль «я есть» порождает ощущение «я есть объект во времени». Всё это является частью разворачивания Я.

Рамана Махарши сказал, что подобно тому, как ты используешь одну колючку, чтобы удалить другую застрявшую колючку, ты используешь одну концепцию для удаления другой, после чего выбрасываешь обе за ненадобностью. Схожим образом все эти исследования помогают тебе постичь, что ты не являешься чем-либо концептуальным. Ты испытываешь этот абсолютный опыт, когда пребываешь в тотальной пустоте, в которой нет второго.

Когда нечего воспринимать, ты остаёшься, как есть. В этой тотальной пустоте ты не можешь сказать, есть ли ты, или тебя нет. Таким образом, ты существуешь без идеи или восприятия чего-либо. Ты остаёшься тем, что ты есть, даже когда ощущения «тебя» больше не существует.

Когда ты постигаешь, что ничего никогда не происходило, тогда больше нет шагов. Ты есть, чем был всегда и всегда будешь, остальное — просто лила — театральная постановка.

Я ни от чего не зависит, также оно не является смотрителем за тем, что разворачивается. Я, которое есть, как оно есть, совершенно в себе. Отсутствие всех идей о том, что есть или не есть Я, приносит совершенное счастье и удовлетворение.

Всегда возвращайся к следующему: пребывай прежде существующего во времени. Постигни, что то, что ты есть, не может быть воспринято ни одним из органов чувств.

В своей Вездесущности Я являет себя в своей Вездесущности, в вечном Сейчас. Ученик появляется вместе с учителем, как вопрос вместе со своим ответом. Из отсутствия желания появляется желание во времени и растворяется в своём удовлетворении подобно тому, как каждый вопрос находит разрешение в ответе. Это кармический закон сознания. Нет ни учителя, ни ученика, только вопросы и ответы.

Разворачивание Абсолюта так же абсолютно, как и то, что разворачивается. Даже этот образ, называемый «мною», который выскакивает утром и закатывается вечером, существует без необходимости реализации. Пока ты веришь, что являешься этим образом, пока эта «я»–мысль — твоя реальность, Я остаётся лишь идеей. Это сознание, ищущее Я.

Только Я смотрит. Не важно, как смотрит Я, во времени, вне времени, до времени. Я воспринимает; и то, что воспринимаемо, есть только Я, потому что Я есть всё, что есть.

Ты можешь назвать Я источником «я есть», которое является источником «я есть Карл», но истинного покоя можно достичь, только когда постигаешь, что всё, чему ты даёшь определение, не может быть тем, что ты есть. Как глаз не может увидеть сам себя, абсолютный определяющий не может определить, что есть определяющий. То, что ты есть, не может не покоиться в «что есть», как не может оно покоиться в чём-то ещё, потому что Я — всё, что есть.

Ты не можешь убежать, потому что всё, что есть, — Я. Куда бы ты ни шёл, ты уже присутствуешь. Остаёшься ли ты недвижим или движешься, никто не движется и никто не остаётся недвижимым. Просто постигни тотальность того, что ты есть, даже в мире времени и пространства. Эта тотальность — всё, что есть.

Осознавание — это первоначальное разворачивание, это ощущение себя, которое осознаёт существование. Таким образом «я» осознаёт свою отделённость. Тем самым осознавание уже часть отделённости.

Время возникает из идеи «я». Все эти идеи — лишь часть разворачивания тотальности, Я. Даже если ты воспринимаешь то, что кажется конечным во времени, что якобы приходит и уходит, это не значит, что оно существует конечно.

Не требуется никакой работы или развития, чтобы быть тем, что ты есть. Все концепции «пути», которые включают развитие и даже познание, появляются с первой «я»–мыслью. Эта первая идея создаёт время, пространство и тем самым всю вселенную.

Пока эта «я»–мысль кажется реальной — что означает отделённость, двойственность и страдание, — возникает желание единства вместе с жаждой выхода и конца страданий.

Ищи начало страдания. Когда ты сможешь найти начало, ты сможешь найти и конец. Начиналось ли когда-нибудь страдание? Чтобы страдание могло быть, нужен страдающий, тогда ищи сначала страдающего. Пока ты ищешь конец страдания, страдающий будет оставаться.

Ощущение «я есть» приносит с собой страдающего — возможно, не страдание, — но в любой момент, без внимания, это может снова стать страданием. Когда ты уничтожаешь идею страдающего, где страдание?

Полное уничтожение страдающего может случиться только если ты действительно постигнешь, что́ ты есть, — и будешь воспринимать себя без начала и конца. Когда ты увидишь в этом проявлении только Я, произойдёт полное уничтожение ощущения отделённости и существования в качестве отделённого «я».

Не слушай никого, даже самого себя. Всё, что ты воспринимаешь, не может быть тем, что ты есть. Всё, что ты понял, ты можешь забыть. Что может исчезнуть, может наверняка появиться вновь.

Эго, которое уходит, может рано или поздно вернуться. В первую очередь смотри, что непосредственно появляется и реальна ли эта видимость. И потом, кого волнует эта видимость? Это основной вопрос, который нужно задавать, а не что приходит и уходит. Как глупо волноваться о видимости. Неведение Я, вера в отделённое «я», принимает эту видимость за реальность.

Бо́льшая часть духовности — только «поддержание дхармы». Она поддерживает дхарму живой, она поддерживает лилу живой.

Распознай во всём обман, особенно в том, кто распознаёт во всём обман.

Идеи того, что «у меня нет формы» или «меня нет», по-прежнему находятся внутри царства отделённости. Кто не имеет формы, но по-прежнему нуждается в ней? Просто познай, что то, что существует без формы, так же существует в форме. Я тот же, с формой или без неё. Без ощущения различия, без ощущения отделённости всё это совершенно.

Тебе не нужны никакие особенные обстоятельства. То, что ты есть, существует при любых обстоятельствах. Обстоятельства, которые мы называем рождением или смертью, никогда не могут затронуть тебя. Ты есть до ощущения рождения и смерти. То, что ты есть, существовало до того, как было рождено это тело.

Осознай, что ты есть тотальное сочувствие и ничто не происходит с тобой; что бы ни возникало, есть только потому, что есть ты. Нет разницы между этими глазами, глядящими на что-либо, или другими глазами, ты — неисчислимые глаза, которые смотрят с неисчислимых углов зрения в то, что ты есть. Ты — бесконечное восприятие, которое воспринимает только Я-информацию.

Главное, что нужно понять, — нет необходимости в выходе. И в этом смирении — постижении, что ты есть сущность или субстрат того, что есть, — нет выхода, потому что ты есть сам источник того, что есть. Только тогда наступает покой.

Ты видишь бесплодную игру в пинг-понг, которую ведёт концепция против концепции? Единственная проблема в том, что существуют концепции. Эта концептуализация скрывает Истину.

Увидеть пустоту концепций означает увидеть их сущность, которая есть Свобода. И в этом видении исчезает даже смотрящий.

Пустота, отсутствие «тебя», подобна змее: если использовать её должным образом, её яд может исцелить, если обращаться с ней неправильно, её яд может убить.

Отсутствие всякого чувства отделённого «тебя» и «меня» — совершенное лекарство. Когда это постигается через фильтр ума, хозяина всех концепций, мир наполнен страданием и смертью. Когда это постигается Сердцем, отделённости нет. Ты един со всем страданием, включая страдание детей в Эфиопии, но есть разница: отсутствует индивидуальный страдающий.

Для того чтобы приблизиться к Реальности, слова бесполезны. Только глубокое безмолвие недвижимости позволяет всем объектам в мире, включая тебя и меня, исчезнуть в осознанности тотальной потенциальности, во всём, в «Я Есть, Что Я Есть».

В отсутствие «тебя» больше нет суждений, так что если должна осуществиться помощь «другим», это больше не в «твоих» руках.

Не существует «тебя» для достижения цели, поскольку в этом Отсутствии не может быть личности. Здесь, где каждое действие или недействие абсолютно, нет чувства делания. Всё происходит спонтанно и совершенно естественно.

Когда Сердце скрыто ощущением твоей собственной индивидуальности, мир предстаёт как Ад отделённости.

Когда чувство отделённости уходит, и сердце открыто, пустота, наш истинный дом, предстаёт как Рай. Это то, что означает para (до и после всех феноменов), всегда и только это Абсолют.

Просто увидь! Я есть всё, и что бы ни происходило, происходит только внутри и как часть Я.

Когда присутствует Пустота, больше и сказать не о чем.

Оглавление

Введение

Предисловие

Карусель

Какая от всего этого польза?

Что, собственно говоря, здесь происходит?

Я бы хотел стать просветлённым

Никто не может быть просветлённым

Моё «я» хочет исчезнуть

Кто плетёт всё это

Ты слишком много говоришь

Не доверяй никаким учителям — ни мёртвым, ни живым

Что может сделать учитель?

Пустота как учитель

Учитель не важен

Подготовка к просветлению

Что я сам могу сделать?

Ты ничего не можешь сделать неправильно

Что я могу решить?

Добро пожаловать в море света

Успехи на пути. Я развиваюсь?

Жемчужное ожерелье личной истории

Способствует ли сатсанг личному развитию?

Тебе не нужно ничего менять

Нечего отдать

Это просто происходит

Любовь и партнёрство

Может быть, лучше вообще без отношений?

Поиск и стремление

Счастье в партнёрстве

Все дороги ведут к любви

Боль и веселящий газ

Моё тело, моя боль

Сочувствие и раздражение

Война идёт только с тобой

Я не вижу страдающего

Для чего полезна медитация

Подготовка к пробуждению

Можно ли практиковать расслабление?

От сбоя к глобальной катастрофе

Я пустота?

Концепция, которая разрушает все остальные

Вирус «кто я?»

Тёмная ночь души

Страх и бессмысленность

Надо ли мне проходить через ад?

Сознание — сама непредсказуемость

Отказ и божественный несчастный случай

Никогда не было счастливого

Болезненная идея жизни

Как правильно умирают?

Продолжает ли просветлённый вести нормальную жизнь?

Бессмертие

Интервью с Карлом Ренцем 13.08.2001 г.

Указатели Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg