«Теософия»

Штайнер Рудольф Теософия Введение в сверхчувственное познание мира и назначение человека

ВВЕДЕНИЕ

Когда осенью 1813 г. Иоганн Готтлиб Фихте выступил со своим «Учением», как зрелым плодом своей жизни, всецело посвященной служению истине, то в самом начале его он высказал следующее: «Это учение предполагает совершенно новый внутренний орган чувства, которым будет восприниматься новый мир, вовсе не существующий для обыкновенного человека», затем он показал на сравнении, как непонятно должно быть это учение тому, кто хочет судить о нем по представлениям обычных чувств: «Представьте себе мир слепорожденных, которым ведомы лишь те вещи и те соотношения между ними, которые существуют благодаря чувству осязания. Придите к ним и заговорите с ними о красках и об иных соотношениях, существующих лишь благодаря свету и для зрения. Вы будете говорить им о том, чего нет, и еще самое лучшее, если они скажут вам об этом прямо, по крайней мере, вы скоро заметите свою ошибку, и если вы не в силах раскрыть их глаза, то вы прекратите напрасную речь». И вот, кто говорит людям о таких вещах, как в этом случае Фихте, тот слишком часто оказывается в положении, похожем на положение зрячего между слепорожденными. Но ведь это именно те вещи, которые относятся к истинному существу и высшей цели человека. И кто подумал бы, что необходимо «прекратить напрасные речи», тот должен был бы таким образом отчаяться в человечестве. Напротив, ни одного мгновения не следует сомневаться, что «раскрыть глаза» на эти вещи возможно каждому, кто только сам проявит на то добрую волю. Поэтому, исходя из этого предположения, говорили и писали все те, кто чувствовал внутри себя выросшим этот «внутренний орган чувства», при помощи которого они могли познать скрытое от внешних чувств, но истинное существо человека, поэтому с самых древних времен все снова и снова говорится об этой «сокровенной мудрости». Те, которые что-либо восприняли из нее, чувствуют себя в своем знании так же уверенно, как обладающие нормальными глазами в своих красочных представлениях. Для них эта «сокровенная мудрость» не нуждается ни в каком «доказательстве». И они знают также, что не требуется доказательства и для того, у кого, подобно им, открылось «высшее чувство». С таким человеком они могут говорить так, как путешественник говорит об Америке с теми, кто, хотя бы сами и не видели Америки, но способны составить себе представление о ней, так как они увидели бы все то, что видел он, как только им представился к тому случай.

Но не только к таким должен обращаться исследователь высших истин. Он должен обращать свои слова ко всем людям. Ибо ему надо говорить о вещах, которые касаются всех людей, да, он знает, что без познания этих вещей никто не может быть «человеком» в истинном смысле этого слова. И он говорит ко всем людям, потому что ему известно, что существуют различные степени понимания того, что он может сказать. Он знает, что даже и те, которые еще далеки от мгновения, когда им откроется возможность собственного духовного исследования, все же могут отнестись к нему с пониманием. Ибо для большого чувство и понимание есть в каждом человеке. И, прежде всего, он обращается к этому пониманию, которое может вспыхнуть в каждой здоровой душе. И он знает также, что в этом понимании есть сила, которая постепенно должна привести к высшим степеням познания. Это чувство, которое сначала, может быть, совсем ничего не видит из того, о чем ему говорят, оно и есть тот волшебник, что раскрывает «око духа». Это чувство поднимается во тьме. Душа не видит, но, благодаря этому чувству, она бывает охвачена могуществом истины, и затем, постепенно, истина приблизится к душе и раскроет в ней «высшее чувство». Для одного это может длиться дольше, для другого — короче, у кого есть терпение и выдержка, достигнет этой цели. Ибо, если и нельзя оперировать каждого физически слепорожденного, то каждое духовное око может быть раскрыто, и лишь вопрос времени, когда оно откроется.

Ученость и научное образование не являются непременными условиями для раскрытия этого «высшего чувства». Оно может раскрыться и у простого человека точно так же, как у высокоученого. То, что ныне именуется часто «единственно истинной» наукой, может служить скорее помехой, чем помощью к достижению этой цели. Ибо эта наука слишком часто считает «действительным» лишь то, что доступно обыкновенным чувствам. И потому, как ни велики ее заслуги в области познания этой действительности, но наряду с этим она, помимо своего желания, создает множество предрассудков, которые закрывают доступ к высшим реальностям.

Против того, что здесь сказано, часто возражает, что человеческому познанию раз и навсегда поставлены «непроходимые границы». Этих границ нельзя переступить, поэтому должны быть отклоняемы всякие познания, не сообразующиеся с этими «границами». И крайне нескромным считается тот, кто хочет что-нибудь утверждать о вещах, относительно которых для многих несомненно, что они лежат по ту сторону границ человеческой способности познания. При таком возражении оставляют совершенно без внимания, что высшему познанию должно непременно предшествовать развитие человеческих познавательных сил. И то, что до этого развития лежит по ту сторону границ познания, после пробуждения тех способностей, которые дремлют в каждом чертовском, лежит всецело внутри области познания. При этом, конечно, не должно упускать из виду одного обстоятельства. Могут сказать: что пользы говорить людям о вещах, для которых еще не пробуждены их познавательные силы, и которые сами, следовательно, еще остаются для них закрытыми? Однако такое суждение неверно. Необходимы известные способности, чтобы найти те вещи, о которых здесь идет речь. Но когда их, после того, как они уже найдены, сообщают, то уразуметь их может каждый человек, обладающий непредвзятой логикой и здоровым чувством истины. В этой книге не сообщается никаких иных вещей, кроме тех, которые на каждого человека, обладающего всесторонним, не затемненным никаким предрассудком мысленным и непринужденным, свободным чувством истины, могут произвести впечатление, что при помощи них дается удовлетворительное объяснение загадок человеческой жизни и мировых явлений. Надо только встать на точку зрения: дает ли это удовлетворительное объяснение жизни, если правда все то, что здесь утверждается? И мы увидим, что жизнь каждого человека дает подтверждение этому.

Для того чтобы стать «учителем» в этих высших областях бытия, конечно, еще недостаточно, чтобы в человеке просто раскрылось чувство их. Для этого нужно также «знание» их, как требуется знание и для учительства в области обыкновенной действительности. И так как на самом деле вся действительность, низшая, равно как и высшая, духовная, составляют лишь две стороны одной и той же основной сущности, то невежественный в области низших познаний, по большей части, останется также невеждой и в высших вещах. Отсюда в том, кто по духовному призванию чувствует себя призванным рассказать о духовных областях бытия, рождается чувство неизмеримой ответственности. Оно обязывает его к скромности и сдержанности. Но это никого не должно удерживать от занятий высшими истинами. Даже того, кому его жизнь не дает повода заниматься обычными науками. Ибо можно вполне исполнить свое назначение как человека, ничего не понимая в ботанике, зоологии, математике и иных науках, но невозможно быть «человеком» в полном смысле слова, не приблизившись как-нибудь к сущности и назначению человека, раскрытым «высшей мудростью».

Высшее, к чему человек может обратить свой взор, он именует «божественным». И он должен свое высшее назначение как-нибудь связать с этим божественным. Поэтому и высшая мудрость, которая раскрывает ему его существо, а тем самым и его назначение, может быть названа «божественной мудростью» или теософией.

Исходя из намеченного здесь образа мыслей, в этой книге дается очерк теософского мировоззрения. Написавший его не излагает ничего, что не являлось бы для него фактом в таком же смысле, как переживание во внешнем мире является фактом для зрения и слуха и обыкновенного рассудка. Ведь здесь мы имеем дело с переживаниями, которые становятся доступны каждому, кто решится вступить на «путь познания», очерченный в особом отделе этой книги. В правильное отношение к вещам сверхчувственного мира становятся, когда предполагают, что здоровое мышление и ощущение в состоянии понять все, вытекающее из высших миров как истинное познание, и что, исходя из этого понимания и беря его за основание, тем самым делают важный шаг и на пути к своему собственному видению, хотя для достижения его должно превзойти и нечто иное. Но, пренебрегая этим путем и желая проникнуть в высшие миры только иным способом, закрывают себе дверь к истинному высшему познанию. Положение, что можно признать высшие миры, лишь увидев их, является препятствием для самого этого видения. Желание же сначала здравым мышлением понять то, что потом можно будет видеть, способствует этому видению. Оно волшебным образом вызывает наружу могучие силы души, ведущие к такому «созерцанию видящего».

СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА

Следующие слова Гете прекрасно определяют исходную точку одного из путей, на котором может быть познано существо человека. «Как скоро человек замечает вокруг себя предметы, он их рассматривает в их отношениях к нему самому, и он прав, потому что вся его судьба зависит от того, нравятся ли они ему или нет, привлекают ли его или отталкивают, приносят ли ему пользу или вред. Этот вполне естественный способ смотреть на вещи и судить о них кажется столь же легким, как и необходимым, и все же человек подвержен при этом тысяче ошибок, которые часто пристыжают его и отравляют ему жизнь. Гораздо более тяжелый труд берут на себя те, кого живое стремление к знанию побуждает наблюдать вещи в природе, каковы они сами по себе и в их взаимоотношениях, ибо они скоро утрачивают то мерило, которое помогало им, пока они, как люди, рассматривали вещи по отношению к себе. Им не достает мерила, удовольствия и неудовольствия, притяжения и отталкивания, пользы и вреда, они должны совсем отказаться от него, как равнодушные и богоподобные существа, они должны искать и исследовать то, что есть, а не то, что им нравится. Так, настоящего ботаника не должна трогать ни красота, ни полезность растений: он должен исследовать их строение, их отношение к остальному растительному царству, и как все растения вызываются наружу и освещаются солнцем, так должен и он ровным, спокойным взглядом взирать на них и осматривать их все, и мерило для этого познавания, данные для суждения о них брать не из себя, а из круга наблюдаемых им вещей».

Эта высказанная Гете мысль обращает внимание человека на троякое. Первое — это предметы, о которых к нему постоянно притекают вести через врата его чувств, предметы, которые он осязает, обоняет, вкушает, слышит и видит. Второе — это впечатления, которые они на него производят и которые сказываются как его удовольствие и неудовольствие, желание и отвращение, в том, что одни вещи он находит привлекательными, другие — отвратительными, одни полезными, другие — вредными. И третье — это познания, которые он, как «богоподобное существо», получает о предметах, тайны их действия и бытия, которые раскрываются ему.

Резко делятся эти три области в человеческой жизни. И поэтому человек замечает, что он трояко связан с миром. Первое есть нечто, что он застает, что он принимает как данный факт. Благодаря второму он делает мир чем-то, что касается его, что имеет значение для него. Третье — это то, что он рассматривает как цель, к которой он должен неустанно стремиться.

Почему является человеку мир в этом трояком образе? Самое простое наблюдение может нам прояснить это. Я иду по лугу, поросшему цветами. Цветы говорят мне о своих красках при помощи моего глаза. Это факт, который я принимаю как данное. Я радуюсь великолепию красок. Этим я обращаю данный факт в нечто, касающееся меня самого. При помощи моих чувств я связываю цветы с моим собственным бытием. Через год я снова прохожу по этому же лугу. На нем растут другие цветы. Новая радость вырастает во мне при виде их. Моя радость прошлого года возникает вновь, как воспоминание. Она во мне, предмет, который зажег ее, отошел. Но цветы, которые я теперь вижу, того же рода, как и прошлогодние, они выросли по тем же законам, как и те. Если я уразумел этот род, эти законы, то я найду их вновь и в этих цветах, как я узнал их в прошлогодних. И, быть может, я подумаю так: цветы прошлого года отошли, моя радость о них осталась лишь в моем воспоминании. Она связана только с моим бытием. Но то, что я узнал о цветах в прошлом году, это пребудет, пока растут такие цветы. Это нечто, открывшееся мне, но зависящее от моего бытия иначе, нежели моя радость. Мои чувства радости остаются во мне, законы же, сущность цветов, остаются вне меня в мире.

Так человек постоянно связан трояким образом с вещами мира. Не будем пока ничего влагать в этот факт, воспримем его таким, каким он нам представляется. Из него следует, что у человека в его существе есть три стороны. Только это, а не что-либо иное, должно быть пока обозначено здесь тремя словами: тело, душа и дух. Тот, кто с этими словами соединит какие-либо предвзятые мнения или даже гипотезы, конечно, неизбежно поймет превратно дальнейшее изложение. Под телом здесь разумеется то, посредством чего для человека открываются предметы окружающего ему мира, как в вышеприведенном примере цветы лугов. Словом душа указывается на то, чем человек связывает вещи со своим собственным бытием, чем ощущает он от них удовольствие и неудовольствие, приятное и неприятное, радость и боль. Под духом разумеется то, что открывается в человеке, когда, по выражению Гете, он, как «богоподобное существо» взирает на вещи. В этом смысле человек состоит из тела, души и духа.

Через свое тело человек на мгновение может привести себя в связь с вещами. Через свою душу он сохраняет в себе впечатления, производимые на него вещами, и через его дух открывается ему то, что сами вещи хранят в себе. Только рассматривая человека с этих трех сторон, возможно надеяться постичь его существо. Ибо эти три стороны являют его в трояком различном родстве с остальным миром.

Своим телом человек сродни вещам, которые представляются извне его чувствам. Вещества внешнего мира составляют это его тело, силы внешнего мира действуют также и в нем. И как рассматривает он предметы внешнего мира своими чувствами, так может он наблюдать и свое собственное телесное бытие. Но душевное бытие невозможно рассматривать таким же образом. Все, что во мне происходит телесного, может быть воспринято чувствами. Но мое удовольствие и неудовольствие, мою радость и боль, ни я, ни кто-либо другой не может воспринять телесными чувствами. Душевное — есть область, недоступная телесному созерцанию. Телесное бытие человека открыто взглядам всех, душевное же бытие он несет в себе, как свой собственный мир. Через дух же человеку открывается внешний мир более высоким образом. Хотя внутри человека раскрываются тайны внешнего мира, но в духе он выступает из себя и предоставляет самим вещам говорить о самих себе, о том, что имеет значение не для него, а для них. Человек поднимает взор к звездному небу: восторг, переживаемый его душой, принадлежит ему, но те вечные законы звезд, которые он воспринимает в мысли, в духе, принадлежат не ему, а самим звездам.

Итак, человек — гражданин трех миров. Своим телом он принадлежит к миру, который он и воспринимает тоже своим телом, своей душой он строит себе свой собственный мир, через его дух перед ним раскрывается мир, который выше обоих этих миров.

Является понятным, что, вследствие существенного различия между этими тремя мирами, возможно вполне уяснить себе и ту долю участия, которую может иметь в них человек, также только путем трех различных способов исследования.

ТЕЛЕСНОЕ СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА

При помощи телесных чувств мы познаем тело человека. И способ рассмотрения при этом не может быть иным, чем тот, при помощи которого познаются другие чувственно воспринимаемые вещи. Как мы рассматриваем минералы, растения, животных, так же можно рассматривать и человека. Он сродни этим трем формам бытия. Подобно минералам, человек строит свое тело из веществ природы, подобно растениям, он растет и размножается, подобно животным, он воспринимает окружающие его предметы и, на основании впечатлений от них, слагает свои внутренние переживания. И поэтому человеку можно приписать бытие минеральное, растительное и животное.

Различие в строении минералов, растений и животных соответствует трем формам их бытия. Это строение — облик — и есть то, что мы воспринимаем чувствами, и лишь это одно можно назвать телом. Но человеческое тело отлично от тела животного. Это отличие должен признать каждый, как бы в остальном ни думал он о сродстве человека с животным. Даже крайний материалист, отрицающий все душевное, не может не подписаться под следующим положением, которое высказывает Карус в своем «Organon der Natur und des Geistes»: «Хотя для физиолога и анатома все еще остается неразрешимой загадкой тончайшее внутреннее строение нервной системы и особенно мозга, но, что эта концентрация образований все более и более возрастает в животном мире и в человеке достигает такой степени, как ни в каком другом существе, это есть вполне твердо установленный факт. Это имеет величайшее значение для духовного развития человека, и мы даже можем сказать прямо, является уже достаточным его объяснением. И поэтому, там, где строение мозга недостаточно развито, где обнаруживается малый размер его и скудность, как у микроцефалов и идиотов, там, само собой разумеется, не может быть и речи о возникновении оригинальных идей и о познавании вообще — так же, как для человека с совершенно выродившимися и искалеченными органами воспроизведения не может быть речи о продолжении рода.

Хотя одно лишь сильное и прекрасно развитое строение всего человека, и в особенности мозга, еще не заменяют гения, однако составляют, во всяком случае, первое и непременное условие для высшего познания».

Так же, как нужно было приписать человеческому телу три формы бытия: минеральную, растительную и животную, нужно приписать и четвертую, особенную, человеческую. Через свою минеральную форму бытия человек сродни всему видимому, через растительную — всем существам, которые растут и размножаются, через животную — всем, которые воспринимают окружающее их и на основании внешних впечатлений имеют внутренние переживания, через человеческую — он, уже и в телесном отношении, образует свое особое царство.

ДУШЕВНОЕ СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА

Как самостоятельный внутренний мир, душевное существо человека отличается от его телесности. Это самостоятельное обнаруживается тотчас же, как только мы обратим внимание на простейшее чувственное ощущение. Никто не может сразу узнать, воспринимает ли другой человек то же самое простое ощущение совершенно так же, как он сам. Известно, что есть люди, которые слепы к краскам. Одни видят предметы лишь в различных оттенках серого цвета. У других бывает лишь частичная слепота к краскам, и потому они не воспринимают лишь известных оттенков краем. Картина мира, которую дают им глаза, иная, чем у так называемых нормальных людей. То же самое можно сказать и о других чувствах. Из этого непосредственно следует, что уже простое чувственное ощущение принадлежит ко внутреннему миру. Моими телесными чувствами я могу воспринимать красный стол, который воспринимается и другим человеком, но я не могу воспринимать того ощущения красного цвета, которое есть у другого. Сообразно с этим чувственные ощущения надо обозначить как нечто душевное. Если только мы вполне уясним себе этот факт, то мы скоро перестанем смотреть на внутренние переживания, как на исключительно мозговые процессы или нечто подобное. К чувственному ощущению прежде всего примыкает чувство. Одно ощущение доставляет человеку удовольствие, другое — неудовольствие. Это — движения его внутренней, его душевной жизни. В своих чувствах человек присоединяет себе еще второй мир, к тому, который воздействует на него извне. И еще нечто третье присоединяется к ним: воля. Посредством воли человек действует обратно на внешний мир. И этим он налагает на внешний мир отпечаток своего внутреннего существа. Душа человека в его волевых актах как бы изливается наружу. Поступки человека именно тем отличаются от событий внешней природы, что носят на себе отпечаток его внутренней жизни. Так, душа противопоставляет себя внешнему миру, как нечто собственное свое человека. Из внешнего мира он получает побуждения. Но в соответствии с этими побуждениями он строит свой собственный мир. Телесность становится основою душевного.

ДУХОВНОЕ СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА

Душевное в человеке определяется не только телом. Человек не блуждает без направления и цели от одного чувственного впечатления к другому, также не действует он под влиянием любого раздражения, производимого на него извне, или через процессы его тела. Он размышляет о своих восприятиях и о своих поступках. Путем размышления о своих восприятиях он приобретает познание о вещах, посредством размышления о своих поступках он вносит в свою жизнь разумную связь. И он знает, что лишь тогда достойно, как человек, исполняет свою задачу, когда он руководится верными мыслями как в своем познании, так и в действии. Таким образом, душевное как бы стоит перед двоякой необходимостью. Оно определяется законами тела, в силу природной необходимости. И оно дает определять себя законами, приводящими его к верному мышлению, так как свободно признает их необходимость. Законам обмена веществ человек подчинен природой, законам мышления он подчиняется сам. Через это человек делает себя членом высшего порядка, чем тот, к которому он принадлежит через свое тело. И это порядок духовный. Насколько телесное отлично от душевного, настолько последнее, в свою очередь, отлично от духовного. Пока говорят только о частицах углерода, водорода, азота и кислорода, движущихся в теле, не имеют в виду души. Душевная жизнь начинается лишь там, где посреди этого движения выступает ощущение: я ощущаю сладкое, или, я чувствую удовольствие. Также мало имеют в виду дух, пока смотрят лишь на душевные переживания, протекающие через человека, когда он вполне предается внешнему миру и своей телесной жизни. Это душевное скорее есть только основа для духовного, как телесное есть основа для душевного. Естествоиспытатель имеет дело с телом, испытатель души (психолог) с душой, а испытатель духа — с духом. К тому, кто путем мышления хочет уяснить себе существо человека, должно быть предъявлено требование, чтобы путем размышления о самом себе он уяснил различие между телом, душой и духом.

ТЕЛО, ДУША И ДУХ

Человек может правильно уяснить себе самого себя лишь, когда он вполне уяснит себе значение мышления в своем собственном существе. Мозг — есть телесное орудие мышления. Только человек с нормальными глазами может видеть цвета, так и соответственно построенный мозг служит ему для мышления. Все тело человека построено так, что в органе духа, в мозгу, оно находит свой венец. Лишь тогда можно постичь строение человеческого мозга, если рассматривать его в отношении к его задаче, состоящей в том, чтобы быть орудием мыслящего духа. Это показывает нам сравнительный обзор животного царства. У амфибий головной мозг еще мал сравнительно со спинным мозгом, у млекопитающих он сравнительно больше, у человека он наибольший по отношению ко всему остальному телу.

Против таких замечаний, касающихся мышления, какие высказываются здесь господствует немало предрассудков. Некоторые люди часто склонны недостаточно ценить мышление, и выше ставить «внутреннюю жизнь чувств», «ощущение». Говорят даже, что к высшим познаниям поднимаются не «трезвым мышлением», но теплотою чувства, непосредственною силой ощущений. Люди, которые так говорят, опасаются притупить чувство ясным мышлением. Это, конечно, так при обыденном мышлении, касающемся только области полезного. Но при том мышлении, которое ведет в высшие области бытия, происходит обратное. Нет такого чувства и энтузиазма, которые своей теплотой, красотой и возвышенностью могли бы сравниться с теми ощущениями, которые зажигаются чистыми, кристально ясными мыслями, относящимися к высшим мирам. Высшие чувства — это совсем не те, которые достигаются путем энергичной работы мысли.

Человеческое тело обладает строением, соответствующим мышлению. Те же вещества и силы, что находятся в человеческом теле в таком сочетании, что через это сочетание может проявляться мышление. Это минеральное, образованное сообразно своей задаче строение будет называться в последующем изложении физическим телом человека.

Это организованное с расчетом на мозг, как на свое средоточие, минеральное строение возникает путем размножения и получает свой законченный облик путем роста. Размножение и рост человек имеет общим с растениями и животными. Размножением и ростом живое отличается от безжизненного минерала. Живое происходит от живого, через зародыш. Потомок примыкает к предкам в ряду живых. Те силы, благодаря которым возникает минерал, мы должны искать в самих веществах, которые его составляют. Горный хрусталь образуется посредством сил, присущих кремнию и кислороду, сил, которые соединены в нем. Силы, образующие дуб, мы должны искать окольным путем, через зародыш, в материнском и отцовском растениях. И форма дуба переходит при размножении от предков к потомкам. Есть внутренние, прирожденные живому, условия. Было грубым воззрением на природу, когда думали, что низшие животные, даже рыбы, могут образовываться из тины. Формы живого размножаются путем наследственности. Как будет развиваться живое существо, это совершенно зависит от того, от каких отцовского и материнского существ оно возникло, или, иными словами, к какому виду оно принадлежит. Вещества, из которых оно состоит, сменяются постоянно, вид же остается в течение жизни и наследуется потомками. Итак, вид есть то, что определяет сочетание веществ. Эта сила, образующая вид, должна быть названа жизненной силой. Как минеральные силы выражаются в кристаллах, так жизненная сила выражается в видах или в формах растительной и животной жизни.

Человек воспринимает минеральные силы телесными чувствами. И он может воспринимать лишь то, для чего у него есть такие чувства. Без глаза нет восприятия света, без уха нет восприятия звука. У низших организмов есть только род чувства осязания. Для них существуют лишь те минеральные силы, которые познаются осязанием. По мере того, как у высших животных развиваются другие чувства, для них окружающий мир, воспринимаемый также и человеком, становится разнообразнее, богаче. Таким образом, от органов самого существа зависит, будет ли и для него существовать, как восприятие, как ощущение то, что существует во внешнем мире. То, что в воздухе находится, как известное движение, становится в человеке ощущением звука. Проявления жизненной силы человек не воспринимает обыкновенными чувствами. Он видит краски растений, он обоняет их аромат, жизненная сила остается скрытой для такого наблюдения. Но как слепорожденный не имеет права отрицать краски, так обыкновенные чувства не вправе отрицать жизненную силу. Краски начнут существовать для слепорожденного, как только он будет оперирован, точно так же начнут существовать для человека, как восприятие, не только индивидуумы, но созданные жизненной силой разнообразные виды растений и животных, лишь только в нем раскроется орган для этого восприятия. Совершенно новый мир встает перед человеком с раскрытием этого органа. Теперь он уже воспринимает не только цвета, ароматы и т. д. живых существ, но жизнь самих этих живых существ. В каждом растении, в каждом животном он ощущает, кроме физического облика, еще его духовный, исполненный жизни облик. Чтобы как-нибудь обозначить его, пусть этот духовный облик называется эфирным телом или жизненным телом. Для исследователя духовной жизни это представляется следующим образом. Для него эфирное тело не есть только произведение веществ и сил, физического тела, но самостоятельная, действительная сущность, которая лишь и вызывает к жизни названные физические вещества и силы. Когда говорят, что простое физическое тело, — как, например, кристалл, — получает свой облик благодаря присущим ему физическим формообразующим силам, то выражаются в духе тайноведения. Живое тело получает свою форму не через эти силы, ибо в то мгновение, когда жизнь удалилась из него, и оно предоставлено только физическим силам, оно распадается. Жизненное тело — есть сущность, которой в каждое мгновение в течение жизни физическое тело охраняется от распадения.

Для того чтобы увидеть это жизненное тело, чтобы воспринять его у другого существа, необходимо иметь пробужденное духовное око. Без него можно только принять его существование, в силу логических оснований. Но его можно увидать духовным оком так же точно, как видят цвет физическим глазом.

Не надо смущаться выражением «эфирное тело», «эфир» обозначает здесь нечто иное, чем гипотетический эфир в физике. Пусть это будет принято просто как обозначение для того, что здесь описывается. И как физическое тело человека в своем строении является отображение своей задачи, так же точно и эфирное тело человека. И его можно понять лишь тогда, когда рассматривают его по отношению к мыслящему духу. Своей приноровленностью к мыслящему духу эфирное тело человека отличается от эфирного тела растений и животных.

Подобно тому, как своим физическим телом человек принадлежит к минеральному миру, так своим эфирным телом он принадлежит к миру жизни. После смерти физическое тело растворяется в минеральном мире, тело эфирное в мире жизни. «Телом» надо обозначать то, что придает существу какого-либо рода «форму», «облик». Не надо смешивать выражение «тело» с чувственной телесной формой. В этом смысле обозначение «тело» может быть употреблено также и для того, что слагается как душевное и духовное.

Жизненное тело есть еще нечто внешнее для человека. С первым пробуждением ощущения уже само внутреннее человека отвечает на раздражения внешнего мира. Можно проследить как угодно далеко то, что по праву называется внешним миром: ощущения мы не сможем найти. Лучи света проникают в глаз, они распространяются внутри его, вплоть до сетчатой оболочки. Там они вызывают химические процессы (в так называемом глазном пурпуре), действие этих раздражений продолжается через зрительный нерв вплоть до мозга, там возникают дальнейшие физические процессы. Если бы можно было наблюдать их, то увидели бы такие же физические процессы, как и повсюду во внешнем мире. Если я могу наблюдать жизненное тело, то я восприму, что физический процесс в мозгу есть одновременно и жизненный процесс. Но ощущения голубого цвета, которое есть у получающего световые лучи, я этим путем нигде не смогу найти. Оно возникает лишь в душе самого получающего. Таким образом, если бы существо получающего свет исчерпывалось физическим телом и телом эфирным, то не могло бы существовать ощущения. Та деятельность, посредством которой осуществляется ощущение, весьма существенно отличается от действия жизненной силы. Этой деятельностью, из действия жизненной силы, вызывается внутреннее переживание. Без этой деятельности был бы простой жизненный процесс, как он и наблюдается у растений. Представим себе человека, как со всех сторон он получает впечатления. Нужно мыслить его в то же время, как источник означенной деятельности, направленной всюду, откуда он получает эти впечатления. Во все стороны на эти впечатления отвечают ощущения. Пусть этот источник деятельности будет назван душой ощущающей (Emnpfindungsseele). Эта душа ощущающая так же реальна, как физическое тело. Когда передо мной стоит человек, и я оставляю в стороне его душу ощущающую, представляя его себе только как физическое тело, то это как раз то же самое, как если бы в картине я представлял себе только одно полотно.

Также и относительно восприятия души ощущающей должно быть сказано нечто подобное тому же, что и относительно эфирного тела. Телесные органы «слепы» к ней. Слеп к ней также и орган, которым может восприниматься внутренний мир самих ощущений. Человек тогда ощущает не только впечатления физического и жизненного мира, он созерцает ощущения. Перед человеком с таким органом мир ощущений другого существа лежит как внешняя действительность. Нужно делать различие между переживанием своего собственного мира ощущений и созерцанием мира ощущений другого существа. В свой собственный мир ощущений может заглянуть, конечно, каждый человек, мир ощущений другого существа может созерцать только видящий, с раскрытым «духовным оком». Не будучи видящим, человек познает мир ощущений лишь как «внутренний», как собственные сокровенные переживания своей души, при раскрытом «духовном оке» перед внешним духовным взором вспыхивает то, что иначе живет лишь «во внутреннем» другого существа.

Чтобы устранить недоразумения, надо точно установить здесь, что видящий не переживает в себе того же самого, что переживает в себе другое существо как мир ощущений. Это существо переживает ощущения с точки зрения своего собственного внутреннего, видящий же воспринимает откровение, проявление мира ощущений.

Душа, ощущающая в отношении своего действия, зависит от эфирного тела. Ибо ведь из него она черпает то, чему она должна дать вспыхнуть, как ощущению. И так как эфирное тело есть жизнь внутри физического тела, то и душа ощущающая зависит косвенно от него. Только при условии правильно функционирующего хорошо развитого глаза возможны соответствующие ощущения красок. Через это телесность влияет на душу ощущающую. Таким образом, в своей деятельности она определена и ограничена телом. Тем самым она живет в границах, поставленных ей телесностью.

Итак, тело строится из минеральных веществ, оживляется эфирным телом, и само оно ограничивает душу ощущающую. Следовательно, тот, у кого есть выше упомянутый орган для «созерцания» души ощущающей, тот познает ее ограниченной телом. Но граница души ощущающей не совпадает с границею физического тела. Эта душа несколько выступает над физическим телом. Из этого видно, что она оказывается более мощной, чем оно. Но сила, которая поставила ей границы, исходит от физического тела. Этим между физическим телом и эфирным, с одной стороны, и душой ощущающей, с другой стороны, включается еще один особый член человеческого существа. Это есть тело душевное или тело ощущений. Можно также сказать, одна часть эфирного тела тоньше, чем остальное, и эта более тонкая часть эфирного тела образует единство с душой ощущающей, между тем как более грубая часть образует род единства с физическим телом. Но как уже сказано, душа ощущающая выдается над душевным телом.

То, что здесь называется ощущением, есть лишь часть душевного существа (выражение «душа ощущающая» выбрано здесь для большей простоты). К ощущениям примыкают чувства удовольствия и неудовольствия, влечения, инстинкты, страсти. Все это носит тот же характер личной жизни, как и ощущения, и подобно им зависит от телесности.

Так же, как с телом, душа ощущающая находится во взаимодействии и с мышлением, слухом. Прежде всего, ей служит мышление. Человек составляет себе мысли о своих ощущениях. Благодаря этому, он выясняет себе внешним мир. Ребенок, который обжегся, размышляет и приходит к мысли: «Огонь жжется», и своим влечениям, инстинктам и страстям человек также не следует слепо, его размышление дает повод, благодаря которому он может удовлетворить их. То, что называется материальной культурой, движется всецело в этом направлении. Она состоит из тех услуг, которые мышление оказывает душе ощущающей. Неизмеримое количество мысленных сил направлено к этой цели. Эта сила мысли построила корабли, железные дороги, телеграфы, телефоны, и все это в большинстве случаев служит для удовлетворения потребностей души ощущающей. Подобно тому, как жизненная сила проникает физическое тело, так сила мысли проникает душу ощущающую. Жизненная сила связывает физическое тело с его предками и потомками и этим вводит его в закономерность, которая не касается исключительно минерального. Также и мыслительная сила вводит душу в закономерность, к которой она не причастна как душа ощущающая. Через душу ощущающую человек сходен животному. И у животного мы замечаем присутствие ощущений, влечений, инстинктов и страстей. Но животное следует им непосредственно. У него они не переплетаются с самостоятельными, переходящими за пределы непосредственных переживаний мыслями. То же самое, до известной степени, происходит и у неразвитого человека. И потому, простая душа ощущающая отличается от более высоко развитого члена души, которому служит мышление. Эту душу, пользующуюся услугами мышления, обозначим душа рассудочная (Verstandesseele). Ее можно было бы также назвать душою характера или характером.

Душа рассудочная пронизывает душу ощущающую. Тот, кто имеет орган для «созерцания» души, видит, поэтому душу рассудочную, как сущность, отдельную от исключительно души ощущающей.

Через мышление человек переходит за пределы личной жизни. Он приобретает нечто, что выступает за грани его души. Для него является само собой разумеющимся убеждением, что законы мышления стоят в согласии с мировым порядком. Он считает себя как дома в мире, оттого, что существует это согласие. Это согласие есть один из важных фактов, посредством которых человек научается познавать свое собственное существо. В своей душе человек ищет истины, и через эту истину высказывается не только душа, но и вещи мира. То, что через мышление познано как истина, имеет самостоятельное значение, имеющее отношение к вещам мира, а не только к собственной душе. Моим восторгом перед звездным небом я живу в себе, мысли, которые я составил себе о путях небесных тел, имеют для мышления всякого другого человека то же значение, что и для моего. Было бы нелепо говорить о моем восторге, если бы я, сам не существовал, но совсем не столь же нелепо говорить о моих мыслях, даже без всякого отношения ко мне. Потому что истина, которую я мыслю сегодня, была истиной и вчера, и будет истиной завтра, хотя я занят ею лишь сегодня. Если какое-либо познание дает мне радость, то эта радость имеет значение до тех пор, пока она живет во мне, истина познания имеет свое значение совершенно независимо от этой радости. Овладевая истиной, душа соединяется с чем-то, что несет свою ценность в самом себе. И эта ценность не исчезает вместе с душевным ощущением так же, как не от него она и возникла. То, что действительно есть истина, то не возникает и не исчезает, оно имеет значение, которое не может быть уничтожено.

Этому не противоречит то, что некоторые человеческие «истины» имеют лишь преходящую ценность, так как они в известное время познаются как частичные или полные заблуждения. Ибо человек должен сказать себе, что ведь истина существует в себе самой, хотя его мысли и являются преходящими формами проявления вечных истин. И тот, кто, как Лессинг, говорит, что он довольствуется вечным стремлением к истине, так как полная, чистая истина может существовать лишь для Бога, не отвергает вечной ценности истины, напротив, подобными словами он поддерживает ее. Потому что лишь то, что в самом себе несет вечное значение, может вызывать к себе вечное стремление. Если бы истина не была самостоятельной сама в себе, если бы она получала свою ценность и свое значение через человеческое душевное ощущение, тогда она не могла бы быть единой целью для всех людей. Стремясь к ней, мы этим признаем ее как самостоятельное существо.

И как обстоит дело с истиной, так же обстоит оно и с истинным добром. Нравственно доброе независимо от склонностей и страстей, поскольку оно не позволяет им управлять собой, а само повелевает ими. Удовольствие и неудовольствие, желание и отвращение принадлежат собственной Душе человека, долг стоит выше удовольствия и неудовольствия. Человек может так высоко поставить для себя долг, что жертвует для него жизнью. И тем выше стоит человек, чем больше он облагораживает свои склонности, свое удовольствие и неудовольствие, так как они без принуждения, без порабощения, сами следуют признанному долгу. Нравственно-доброе имеет так же, как истина, свою ценность вечности в себе и не получает ее от души ощущающей.

Позволяя ожить внутри себя независимой истине и добру, человек поднимается выше простой души ощущающей. Ее начинает пронизывать светом вечный дух. В ней восходит свет, который непреходящ. Поскольку душа живет в этом свете, она причастна Вечному. Она связует свое собственное бытие с вечным бытием. То, что несет в себе душа, как истину и добро, то в ней бессмертно.

То, что в душе вспыхивает, как вечное, мы назовем здесь душой сознательной (Bewusstseinsseele).

О сознании можно говорить и при низших душевных движениях. Самое обыденное ощущение уже есть предмет сознания. И настолько сознание есть и у животного. Под душою сознательною мы разумеем здесь ядро человеческого сознания, т. е. душу в душе. Таким образом, душа сознательная, как особый член души, здесь отличается от души рассудочной. Эта последняя все еще запутана в ощущениях, порывах, аффектах и т. д. Каждый человек знает, что ему, прежде всего, кажется истинным то, что он предпочитает из своих ощущений, и т. п. Но лишь та истина пребывающая, которая освободилась от всякого привкуса таких симпатий и антипатий, ощущения и т. д. Истина остается истиной, хотя бы все личные чувства восставали против нее. Та часть души, в которой живет эта истина, должна быть названа душой сознательной.

Таким образом, как в теле, так и в душе надо различать три члена душу ощущающую, душу рассудочную и душу сознательную. И подобие тому, как на душу снизу вверх телесность действует ограничивающим, так сверху вниз духовность действует на нее расширяющим образом. Ибо чем больше наполняется душа истиной, и добром, тем дальше и глубже проникает ее вечное.

Для того, кто может «созерцать» душу, сияние, которое исходит, от человека, ибо его вечное распространяется, есть нечто столь же действительное, как действителен для чувственного глаза свет, исходящий от пламени. Для «видящего» телесный человек есть лишь часть всего человека. Тело, как самое грубое образование, лежит среди других образований, которые взаимно проникают его и друг друга. Как жизнеформа физическое тело наполняется телом эфирным, со всех сторон, выступая за его пределы видно тело душевное (астральный облик). И опять-таки, выступая над ним, видна душа ощущающая, затем душа рассудочная, которая становится тем больше, чем более она воспринимает в себя истину и добро. Ибо истина и добро способствуют расширению души рассудочной. Рассудочная душа человека, живущего исключительно своими склонностями, своими удовольствиями и неудовольствиями, вполне совпала бы с границами его души ощущающей. Эти образования, среди которых человеческое тело является как бы в облаке, называются человеческой аурой. Если увидать ее в том смысле, в каком хочет дать представление о ней эта книга, то эта человеческая аура явится тем, благодаря чему обогащается «существо человека».

Во время детского развития в жизни человека наступает момент, когда он впервые чувствует себя как самостоятельное существо по отношению ко всему остальному миру. Для людей тонко ощущающих это является значительным переживанием. Писатель Жан-Поль рассказывает в своем жизнеописании: «Никогда не забуду я то, еще никому из людей мною не рассказанное событие во мне, когда я присутствовал при рождении своего самосознания, я помню даже время и место. Однажды утром, будучи еще совсем ребенком, стоял я у двери дома и смотрел влево на сложенные дрова, как вдруг внутреннее зрение я семь «Я», как бы луч молнии с неба, упало на меня и с тех пор осталось сияющее тут впервые мое «Я» увидело себя само и навеки. Едва ли здесь мыслимо предположение обмана памяти, так как никакие чужие рассказы не могли, добавляя, примешаться к происшедшему лишь в сокровенном святая святых, человека событию, единственно новизна, которого дала сохраниться столь повседневным побочным обстоятельствам».

Известно, что маленькие дети говорят о себе: «Карл хороший», «Мария хочет этого». Они говорят о себе, как о посторонних лицах, потому что они еще не осознали в себе самостоятельное существо, потому что в них еще не родилось сознание самого себя. Путем самосознания человек определяет себя, как самостоятельное, от всего другого отделенное существо, как «Я». В «Я» человек собирает воедино все то, что он переживает как телесное и душевное существо. Тело и душа суть носители «Я», оно действует в них. Как физическое тело имеет свой центре мозгу, так душа имеет свой центр в «Я». К ощущениям человек побуждается извне, чувства проявляются, как воздействия внешнего мира, воля касается внешнего мира, т. к. она осуществляется во внешних действиях. «Я», как истинная сущность человека, остается совершенно невидимым. Поэтому Жан-Поль очень удачно называет это осознание своего «Я», «событием, совершившимся лишь в сокровенном святая святых человека». Потому что со своим «Я» человек совсем наедине. И это «Я» и есть сам человек. Это дает ему право смотреть на это «Я», как на свою истинную сущность. Поэтому он может обозначать свое тело и свою душу «оболочками», внутри которых он живет, и он может обозначать их своими орудиями, при помощи которых он действует. По мере своего развития он научается все более и более пользоваться этими орудиями, как слугами своего «Я». Слово «Я», как оно, например, употребляется в немецком языке, есть имя, которое отличается от всех других имен. Тот, кто надлежащим образом поразмыслит о природе этого имени, для того вместе с тем откроется и доступ к познанию человеческого существа в более глубоком смысле. Всякое другое имя каждый человек может применить одинаково к соответствующему предмету. Например, стол каждый может назвать «столом», стул — «стулом». С именем «Я» дело обстоит иначе. Никто не может применить его для обозначения другого человека, каждый может лишь себя самого назвать «Я». Имя «Я» никогда не может проникнуть к моему уху извне, если оно означает меня самого. Только изнутри, только через самого себя может душа определить себя, как «Я». Значит, когда человек говорит себе «Я», в нем начинает говорить нечто, что не имеет ничего общего ни с одним из миров, из которых были взяты вышеупомянутые «оболочки». «Я» становится все более и более властелином тела и души.

И это тоже находит выражение в ауре. Чем больше «Я» становится властелином тела и души, тем расчлененнее, разнообразнее, богаче красками аура. Это влияние «Я» на ауру может воспринимать «видящий». Само «Я» невидимо также и ему, оно поистине заключено в «сокровенном святая святых человека». Но «Я» вбирает в себя лучи света, который вспыхивает в человеке, как вечный свет. Как человек соединяет в «Я» переживания тела и души, так же дает он влиться в «Я» и мыслям истины и добра. Чувственные явления раскрываются для «Я» с одной стороны, дух — с другой стороны. Тело и душа отдаются «Я», чтобы служить ему, а «Я», в свою очередь, отдается духу для того, чтобы он наполнил его. «Я» живет в теле и душе, дух же живет в «Я». И то, что есть в «Я» от духа, то вечно. Потому что Я получает суть и значение от того, с чем оно связано. Поскольку оно живет в физическом теле, оно подчинено минеральным законам, благодаря эфирному телу — законам воспроизведения и роста, благодаря душе ощущающей и душе рассудочной законам мира душевного, поскольку оно воспринимает в себя духовное, оно подчинено законам духа. То, что образуется путем минеральных законов и законов жизни, то возникает и погибает, дух же не имеет ничего общего с возникновением и уничтожением.

«Я» живет в душе. Хотя высшее проявление «Я» и принадлежит душе сознательной, все же должно сказать, что это «Я», излучаясь оттуда, заполняет всю душу и через душу воздействует на тело. И в «Я» дух полон жизни. Дух излучается в «Я» и живет в нем, как в своей «оболочке», подобно тому, как «Я» живет в теле и душе, как в своих «оболочках». Дух образует «Я» изнутри наружу, минеральное царство — извне вовнутрь. Этот образующий «Я» и живущий, как «Я», дух пусть будет назван «Само духом», (Geistselbst), так как он является как «Я» или «Сам» в человеке.

Различие между «Само духом» и «душой сознательной» можно уяснить себе следующим способом. Душа сознательная соприкасается с независимой от всякой симпатии и антипатии, довлеющей самой себе истиной, Само-дух является носителем той же самой истины, но только воспринятой и замкнутой через посредство «Я», через него индивидуализированной и воспринятой в самостоятельное существо человека. Благодаря тому, что вечная истина становится таким образом самостоятельной и связанной с «Я» в единое существо, само «Я» приобретает вечность.

Само-дух — есть откровение духовного мира внутри «Я», подобно тому, как, с другой стороны, чувственное ощущение есть откровение физического мира внутри «Я». В том, что является красным, зеленым, светлым, темным, мягким, твердым, холодным и теплым, мы узнаем откровения телесного мира, в том, что истинно и добро — откровения духовного мира. В том же смысле, как откровение телесного называется ощущением, пусть откровение духовного называется интуицией. В самой простой мысли уже есть интуиция, т. к. ее нельзя осязать руками, увидать глазами, надо принять ее откровение из духа, через «Я». Когда человек неразвитый и человек развитый смотрят на растение, то в «Я» одного из них живет нечто совсем иное, чем в «Я» другого. А между тем ощущения обоих вызваны одним и тем же предметом. Разница в том, что у одного могут быть гораздо более совершенные мысли об этом предмете, чем у другого. Если бы вещи раскрывались только через одни ощущения, то не могло бы быть прогресса в духовном развитии. Природу чувствует и дикарь, законы природы открываются лишь оплодотворенной интуицией мысли более высоко развитого человека. Раздражения, исходящие от внешнего мира, ощущает и ребенок, как порывы воли, но законы нравственно доброго раскрываются ему лишь по мере развития, когда он научается жить в духе и понимать его откровения.

Как без глаза не может быть красочных ощущений, так без высшего мышления Само духа не может быть интуиции. И так же, как ощущение не создает растения, на котором является окраска, так и интуиция не создает то духовное, о котором она лишь подает вести.

Через интуицию «Я» человека, оживающее в душе, добывает себе вести свыше, из духовного мира, так же, как через ощущения оно добывает себе вести из физического мира. И, благодаря этому, оно делает духовным мир собственной жизнью своей души, подобно тому, как благодаря чувствам мир физический. Душа, или вспыхнувшее в ней «Я», раскрывает в две стороны свои врата: в сторону телесного и в сторону духовного.

И как физический мир может давать о себе весть нашему «Я» лишь благодаря тому, что из своих веществ и сил он строит тело, в котором может обитать сознательная душа, и внутри которого она обладает органами, чтобы воспринимать телесное, которое вне его, так и духовный мир тоже посредством своих духовных веществ и духовных сил созидает себе духовное тело, в котором может обитать «Я», и воспринимать духовное через интуицию. (Понятно, что выражения духовное вещество, духовное тело по самому смыслу содержат в себе противоречие. Они употребляются лишь для того, чтобы навести мысль на то, что в духовном соответствует физическому телу человека).

И так же, как в пределах физического мира каждое отдельное человеческое тело строится, как особое существо, так и духовное тело в пределах духовного мира. В духовном мире для человека точно так же существует внутреннее и внешнее, как в мире физическом. Подобно тому, как человек берет вещества из окружающего его физического мира и перерабатывает их в своем физическом теле, так же берет он духовное из окружающего его духовного мира и делает его своей собственностью. Духовное — есть извечная пища человека. И как человек родился из физического мира, так же родился он из духа, в силу вечных законов, истины и добра. Он отъединен от находящегося вне его духовного мира так же, как он, как самостоятельное существо, отделен от всего физического мира. Это самостоятельное духовное существо пусть называется «Духо-человеком» (Geistmensch).

Когда мы исследуем физическое тело человека, то мы находим в нем те же вещества и силы, как и вне его в остальном физическом мире. То же самое и с Духо-человеком. В нем пульсируют элементы внешнего духовного мира, в нем действуют силы остального духовного мира. Как в физической коже замыкается в себе существо, которое живет и ощущает, так же и в духовном мире. Духовная кожа, которая отделяет Духо-человека от общего духовного мира, внутри которой он становится самостоятельным духовным существом, живущим в самом себе и интуитивно воспринимающим духо-содержание мира, — эта «духовная кожа» пусть будет называться духо-оболочкой (аурической оболочкой). Нужно только твердо помнить, что эта «духовная кожа» по мере человеческого развития непрерывно вытягивается, так что духовная индивидуальность человека (его аурическая Оболочка) обладает способностью неограниченного роста.

Внутри этой духа-оболочки живет Духо-человек. Последний строится духовной жизненной силой в том же смысле, как физическое тело строится физической жизненной силой. Подобным же образом, как мы говорим об эфирном теле, надо говорить об эфирном духе в отношении к Духу-человеку. Этот эфирный дух пусть будет назван Жизне-духом (Lebensgeist).

Таким образом, духовное существо человека расчленяется на три части: на Духо-человека, на Жизне-дух и на Само-дух.

Для «видящего» в духовных областях это духовное существо человека, как высшая — собственно духовная — часть ауры, является видимой действительностью. Он «видит» внутри духа-оболочки Духо-человека, как Жизне-духа, и он «видит», как этот «Жизне-дух» постоянно растет, благодаря принятию духовной пищи из внешнего духовного мира. И далее он видит, как благодаря этому принятию постоянно расширяется духе-оболочка, как Духо-человек становится все большим и большим. Потому что в этом и есть разница между духовным и физическим существом человека, что последнее имеет ограниченный размер, тогда как первое может расти безгранично. То, что воспринимается из духовной пищи, ведь имеет цену вечного. Поэтому человеческая аура составляется из двух взаимопроникающих друг друга частей. Одной части дает окраску и форму физическое бытие человека, другой духовное.

«Я» делит их таким образом, что физическое в своем своеобразии отдается и строит тело, которое дает ожить в себе душе, и «Я», в свою очередь, отдает себя и дает ожить в себе духу, который, со своей стороны, проникает душу и намечает для нее цель в духовном мире. Благодаря телу, душа замкнута в физическом, благодаря Духо-человеку, у нее растут крылья для движения в духовном мире.

Если мы хотим понять всего человека, мы должны представить его себе состоящим из вышеуказанных составных частей. Тело построено из веществ физического мира так, что это строение соответствует мыслящему «Я». Оно пронизано жизненной силой и, благодаря этому, становится эфирным телом или жизненным телом. Как таковое, оно раскрывается наружу в органах чувств и тем самым становится телом душевным. Душа ощущающая проникает него и сливается с ним воедино. Душа ощущающая не только воспринимает впечатления внешнего мира, как ощущения, у нее есть своя собственная жизнь, которую она оплодотворяет мыслью с одной стороны так же, как с другой стороны ощущениями. Так становится они душой рассудочной. Она достигает этого тем, что раскрывается вверх, интуициям, как вниз, ощущениям. Тем самым она становится душой сознательной. Это возможно для нее, потому что духовный мир образует в ней орган интуиции, как физическое тело образует в ней органы чувств. Подобно тому, как чувства, через душевное тело, передают ей ощущения, так и дух, через орган интуиции, передает ей интуиции. Благодаря этому, Духо-человек связан воедино с душой сознательной так же, как физическое тело связано с душой ощущающей в теле душевном. Душа сознательная и Само-дух образуют единство. В этом единстве живет Духо-человек как Жизне-дух, так же, как эфирное тело образует телесную, жизненную основу для тела душевного. И как физическое тело замыкается в физической коже, так замкнут Духо-человек в духо-оболочке. Таким образом, весь человек расчленяется следующим образом:

А. Физическое тело, Б. Эфирное тело, или жизненное тело. В. Душевное тело. Г. Душа ощущающая. Д. Душа рассудочная. Б. Душа сознательная. Ж. Само-дух. З. Жизне-дух. И. Духо-человек.

Душевное тело (В) и душа ощущающая (Г) в земном человеке сливаются воедино, также душа сознательная (Е) и Само-дух (Ж).

И таким образом оказывается семь частей земного человека.

1) Физическое тело. 2) Эфирное или жизненное тело. 3) Ощущающее душевное тело. 4) Душа рассудочная. 5) Исполненная духом душа сознательная. 6) Жизне-дух. 7) Духо-человек.

В душе вспыхивает «Я», получает импульс от духа и, благодаря этому, становится носителем Духо-человека. Тем самым человек становится соучастником «трех миров» (физического, душевного и духовного). Физическим телом, эфирным телом и телом душевным он коренится в физическом мире, а Само-духом, Жизне-духом и Духо-человеком он расцветает в мир духовный. Пускающий же с одной стороны корни, с другой — цветы, Стебель — это есть сама душа. Можно в полном согласии с этим делением человека дать еще более простое. Хотя человеческое «Я» вспыхивает в душе сознательной, но оно пронизывает все душевное существо.

Части этого душевного существа вообще не обособлены так резко, как члены тела, они проникают друг в друга в более высоком смысле. Если тогда рассматривать душу рассудочную и душу сознательную как двух совместных носителей Я, а это последнее, как их зерно, то тогда можно расчленить человека на физическое тело, жизненное тело, астральное тело и Я. Под словом астральное тело здесь подразумеваются слитые вместе душевное тело и душа ощущающая. Это выражение мы встречаем в более старых сочинениях, и здесь мы свободно можем применить его для обозначения всего того, что в человеческом существе лежит выше чувственно воспринимаемого. Хотя в известном отношении душа ощущающая и пронизана силами Я, все же она столь тесно связана с душевным телом, что для обоих, если мыслить их соединенными, мы имеем право употребить одно слово. Когда же «Я» проникается Само-духом, то этот Само-дух проявляется в том, что астральное тело перерабатывается воздействием душевного. В астральном теле действуют прежде всего человеческие стремления, вожделения и страсти, поскольку они ощущаются, и в нем действуют чувственные восприятия. Чувственные восприятия возникают благодаря душевному телу, как одному из членов человека, полученному им от внешнего мира. Стремления, вожделения, страсти и т. п. возникают в душе ощущающей, поскольку она пронизана силами души, прежде чем последняя сама не отдалась духу. Когда «Я» пронизывается Само-духом, то душа опять-таки пронизывает астральное тело этим Само-духом. Это выражается в том, что стремления, вожделения и страсти просветлены тем, что восприняло «Я» от духа. Тогда, сообразно своей доле участия в духовном мире, «Я» становится господином в мире стремлений, вожделений и т. п. Поскольку это так, Само-дух проявляется в астральном теле, и благодаря этому оно видоизменяется. Тогда астральное тело само появляется в виде двучленного, частью не измененного и частью измененного существа. Поэтому Само-дух, в его проявлении у человека, мы можем обозначить как измененное астральное тело. Подобное же происходит в человеке, когда он воспринимает в свое «Я» Жизне-дух. Тогда видоизменяется жизненное тело. Оно пронизывается Жизне-духом. Последний проявляется в том, что жизненное тело становится иным. Поэтому можно также сказать, что Жизне-дух — есть измененное жизненное тело. И когда «Я» воспринимает в себя Духо-человека, то этим оно получает могучую силу пронизать им физическое тело. Конечно, то, что является таким образом, измененным в физическом теле, не может быть воспринято физическими чувствами. В физическом теле стало Духо-человеком как раз то, что было одухотворено. Для чувственного восприятия оно и теперь осталось чувственным, поскольку же это чувственное стало духовным, оно может быть воспринято лишь духовным образом. Внешним чувствам пронизанное духовным физическое является по-прежнему лишь чувственно.

На основании всего этого можно дать также и следующее деление человека:

1) Физическое тело. 2) Жизненное тело. 3) Астральное тело. 4) «Я» как зерно души. 5) Само-дух как измененное астральное тело. 6) Жизне-дух как измененное жизненное тело. 7) Духо-человек как измененное физическое тело.

ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ ДУХА И СУДЬБА (Реинкарнация и карма)

В середине, между телом и духом, живет душа. Впечатления, доходящие до нее через тело, преходящи. Они остаются лишь до тех пор, пока тело открывает свои органы предметам внешнего мира. Мой глаз ощущает цвет розы лишь до тех пор, пока роза находится перед ним, и пока сам он открыт. Необходимо присутствие предмета во внешнем мире так же, как и существование телесного органа для того, чтобы возникло впечатление, ощущение или восприятие.

Но то, что я познал в духе, как истину о розе, то не исчезает вместе с настоящим. И в своей истине это совершенно не зависит от меня. Это оставалось бы истиной, если бы даже мне никогда не приходилось видеть розы. То, что я познаю духом, то вневременно или вечно.

Между настоящим временем и вечностью стоит душа, как нечто среднее между телом и духом. Но она является также посредником между настоящим временем и вечностью. Она сохраняет настоящее для воспоминания. Этим она вырывает настоящее у преходящего и приближает его к вечности духовного. Она также запечатлевает вечное во временно преходящем, когда она, в своей жизни, не отдается только мимолетным возбуждениям, но из самой себя определяет вещи, внедряет свое существо в действия, совершаемые ею. При помощи воспоминания душа сохраняет вчерашний день, своими действиями она приготовляет себе завтрашний день. Моя душа должна была бы постоянно снова воспринимать красный цвет розы, если бы она не могла удержать сев воспоминании. То, что остается от внешнего впечатления, что может быть удержано душой, это есть представление. Благодаря дару представления душа так претворяет телесный мир в свой собственный внутренний, что может потом посредством памяти удержать его для воспоминания и затем далее продолжать свою собственную жизнь с этим воспоминанием, независимо от приобретенных впечатлений, таким образом душевная жизнь становится длительным следствием преходящих впечатлений внешнего мира.

Но и действие получает длительность, раз оно запечатлелось во внешнем мире. Если я отрезаю ветку с дерева, то, благодаря моей душе, произошло нечто, совершенно изменившее течение событий во внешнем мире. С этой ветвью на дереве произошло бы нечто совсем иное, если бы я не вмешался своим действием. Я вызвал в жизни ряд следствий, которых не было бы без меня. То, что сделал сегодня, остается на завтра. Оно получает длительность благодаря поступку, подобно тому, как мои впечатления от вчерашнего дня получают длительность для моей души благодаря памяти.

Прежде всего рассмотрим теперь память. Каким образом создается она? Очевидно, совсем иным путем, чем ощущение или восприятие. Ибо восприятие обусловливается телесностью. Без глаза я не могу иметь ощущение «синего цвета». Но, благодаря глазу, я еще не могу иметь воспоминание о «синем цвете». Если мой глаз теперь дает это ощущение, для этого он должен встретиться с синим предметом. Телесность постоянно сводила бы в ничто все впечатления, если бы она существовала бы только одна.

Я вспоминаю, это значит: я переживаю нечто, чего уже больше нет. Я связываю прошедшее переживание с моей настоящей жизнью. Так бывает при каждом воспоминании. Предположим, я встречаю человека и вновь узнаю его, потому что я вчера встречался с ним. Он был бы для меня совершенно незнакомым, если бы тот образ, который я создал себе вчера, путем восприятия, я не мог связать с моим сегодняшним впечатлением. Сегодняшний образ дает мне восприятие, т. е. моя телесность. Но кто же словно каким-то колдовством заключил вчерашнее в мою душу? То же самое существо во мне, которое присутствовало вчера при моем переживании, и присутствует опять при сегодняшнем переживании. В предыдущем оно было названо душой. Без этой верной хранительницы прошлого каждое внешнее впечатление было бы для человека всегда новым. Несомненно, что душа как бы посредством оттиска запечатлевает в теле представление, которое затем становится воспоминанием, но именно душа должна оттиснуть это и затем ею же самой оттиснутое воспринять как нечто внешнее… Таким образом, она является хранительницей воспоминаний.

В качестве хранительницы прошлого душа постоянно соберет сокровища для духа. То, что я могу отличить верное от неверного, зависит от того, что я, как человек, представляю собой мыслящее существо, которое в состоянии охватить истину в духе. Истина вечна, и она могла бы мне снова и снова открываться в вещах, даже если бы я постоянно терял из виду прошедшее и каждое впечатление было бы для меня новым. Но дух, который во мне. не ограничивается только впечатлениями настоящего, душа охватывает своим кругозором и прошедшее. И чем больше она может прибавить к нему из прошлого, тем богаче она делает этот кругозор. Таким образом, душа передает дальше духу то, что она получила от тела.

Вследствие этого дух человека в каждый момент своей жизни содержит в себе двоякое. Во-первых, вечные законы истины и добра, и во-вторых, воспоминание о переживаниях прошедшего. Все, что человек делает, совершается под влиянием обоих этих факторов. И, если мы хотим уразуметь человеческих дух, мы должны также знать о нем две вещи: во-первых, насколько раскрылось в нем вечное, и во-вторых, какие сокровища прошлого лежат в нем.

Эти сокровища отнюдь не пребывают для духа в неизменном виде. Те представления, которые человек черпает из переживаний, понемногу исчезают из памяти. Но не плоды их. Мы не помним все переживания, через которые мы прошли в детстве, пока усваивали себе искусство чтения и письма. Но мы не могли бы ни читать, ни писать, если бы мы не прошита через эти переживания, и если бы их плоды не сохранились в нас в форме способностей. Это и есть то превращение, которое производит дух с сокровищами памяти. Он предоставляет картины отдельных переживаний их судьбе, и берет из них лишь силу для возвышения своих способностей. Таким образом, несомненно, что ни одно переживание не проходит бесплодным: душа сохраняет его как воспоминание, а дух извлекает из него то, что может обогатить его способности, содержание его жизни. Человеческий дух растет благодаря переработанным переживаниям.

И поэтому, хотя и нельзя искать прошлые переживания в духе, как если бы они были сложены в кладовой, но мы находим их воздействие в свойствах, приобретенных человеком.

До сих пор мы рассматривали дух и душу лишь в тех границах, которые поставлены рождением и смертью. Нельзя ограничиться этим, кто ограничился бы лишь этим, походил бы на того, кто и человеческое тело захотел бы рассматривать лишь в этих границах. Безусловно, в этих границах можно найти очень многое. Но никак нельзя объяснить себе человеческий облик на основании того, что лежит между рождением и смертью. Этот человеческий облик не может быть построен непосредственно из одних только физических веществ и сил. Он происходит от подобного его облика, который путем воспроизведения был передан ему по наследству. Физические вещества и силы строят тело в течение жизни, силы воспроизведения дают возможность рождения от него другого тела, которое наследует его облик, следовательно, такого, которое может стать носителем того же жизненного тела.

Каждое жизненное тело — есть повторение своего предка. Только потому, что оно является таковым, оно не принимает любой облик, а лишь тот, что передан ему по наследству. Те силы, которые дали мне человеческий облик, лежали в моих предках. Но и дух человека является в определенном облике (причем слово «облик», конечно, употребляется в духовном смысле). И облики духа бывают самые различные у отдельных людей. Нет двух людей с одинаковым духовным обликом. Надо лишь так же спокойно и точно наблюдать в этой области, как и в физической. Нельзя сказать, что различия Людей в духовном отношении происходят только от различия окружающей их обстановки, их воспитания и т. д. Вовсе нет, ибо два человека развиваются в одинаковых условиях среды, воспитания и т. д. совершенно различным образом. Поэтому необходимо признать, что они вступили на жизненный путь с совершенно различными задатками.

Здесь мы стоим перед важным фактом, бросающим свет на сущность человека, если только мы вполне признаем его значение.

Своим физическим обликом люди отличаются от своих животных собратьев на земле. Но в известных границах, по отношению к этому облику, они сходны между собой. Есть лишь один человеческий род. Как бы ни были велики различия рас, поколений, народов и личностей в физическом отношении, сходства между человеком и человеком больше, чем между человеком и какой-либо породой животных. Все, что запечатлено в человеческом роде, переходит по наследству от предков к потомкам. И человеческий облик связан с этой наследственностью. Как лев может унаследовать свой облик лишь от львиных предков, так и человек лишь от человеческих предков наследует свой физический облик.

Насколько очевидно физическое сходство между людьми, настолько для беспристрастного духовного взора несомненно различие их духовных обликов.

Существует один очевидный факт, посредством которого обнаруживается это. Это — наличность биографии человека. Если бы человек был просто существом, принадлежащим к известному роду, не могло бы быть биографии. Лев, голубь возбуждают интерес лишь поскольку они принадлежат к львиной и голубиной породе. Мы поймем каждого из них в отдельности, во всем существенном, если мы опишем породу. Почти безразлично, имеем ли мы тут дело с отцом, сыном или внуком. То, что нас в них интересует, одинаково общим имеют и отец, и сын, и внук. Значение же человека начинается лишь там, где он является не только существом известного рода или вида, но отдельным существом. Я еще вовсе не понял существа господина Шульце из Крэвинкеля, если я опишу его сына или его отца. Я должен узнать его собственную биографию. Тот, кто правильно поразмыслит над сущностью биографии, тот заметит, что в духовном отношении каждый человек сам по себе есть отдельный род.

Тот, кто понимает биографию лишь как чисто внешний перечень событий жизни, тот, конечно, может утверждать, что он совершенно в том же смысле мог бы отписать собачью биографию, как и человеческую. Но тот, кто в биографии изображает истинную, самобытную природу человека, тот понимает, что в биографии одного человека есть нечто, соответствующее описанию целого вида в животном царстве. Дело не в том, что как это само собою понятно о животном, особенно об умном, можно рассказать нечто, подобное биографии, дело в том, что человеческая биография соответствует не этой биографии, но описанию животного вида.

Как вид или род в физическом смысле нам понятны, лишь когда мы их принимаем, как явление наследственности, точно также и духовное существо может быть понято лишь путем подобной же духовной наследственности. Мой физический облик я получил от своих человеческих предков. Откуда же у меня явилось то, что выражается в моей биографии? Как физический человек, я повторяю облик моих предков. Но что же я повторяю как духовный человек? Тот, кто будет утверждать, что никакого дальнейшего разъяснения не требуется для того, что заключается в моей биографии, что все это должно, просто принять, тот мог бы с таким же правом утверждать, что он где-то видел земляной пригорок, на котором комки земли сами собой складывались, образовывая живого человека.

Как физический человек, я происхожу от других физических людей, потому что я имею тот же облик, как и весь человеческий род. Таким образом, свойства рода могли быть унаследованы мной в пределах рода. Как духовный человек я обладаю своим собственным обликом так же, как и своей собственной биографией. Следовательно, этот облик я не могу получить ни от кого другого, кроме себя самого. И так как я вошел в мир не с неопределенными, а с определенными задатками, так как эти задатки определяют мой жизненный путь, как он отражается в моей биографии, то моя работа над самим собой не могла начаться лишь с моего рождения. Как духовный человек, я должен был существовать до моего рождения. В моих предках я очевидно не существовал раньше, потому что, как духовные люди, они отличны от меня. Моя биография не разъясняется их биографиями. Как духовное существо, я должен быть скорее повторением кого-то, чьей биографией уясняется моя.

Физический облик, который носил Шиллер, он унаследовал от своих предков. Но так же, как этот физический облик не мог вырасти из земли, так не могла этого и духовная сущность Шиллера. Он должен быть повторением другого духовного существа, биография которого выясняет его биографию так же, как физический облик Шиллера объясняется человеческим воспроизведением.

Итак, подобно тому, как физический облик человека есть постоянное повторение, перевоплощение родовой человеческой сущности, так и духовный человек должен быть перевоплощением этого же самого духовного человека, потому что в качестве духовного человека каждый составляет свой особый род.

Против вышесказанного можно возразить, что это чистейшие измышления ума, и можно потребовать здесь внешних доказательств, к которым привыкла обычная наука естествознания. Но на эта должно сказать, что перевоплощение духовного человека есть явление, не принадлежащее к области физических фактов, но проходящее всецело в духовной области. И к этой области не имеют доступа ни одна из наших обыкновенных духовных сил, кроме мышления. Тот, кто не хочет доверять силе мышления, тот и не может уяснить себе высшие духовные факты.

Для того, чьи духовные очи открылись, вышеуказанные течения мысли действуют с точно, такой же силой, как действует какое-нибудь явление, происходящее перед его физическими глазами. Кто признает за так называемыми «доказательствами», построенными по методу обыкновенном науки естествоведения, больше силы и убедительности, чем за вышеприведенными доводами о значении биографии, тот может быть великим ученым, в обычном значении этого слова, но от путей истинно духовного исследования он еще очень далек.

Одним из самых дурных предрассудков является то, когда духовные свойства человека стараются объяснить унаследованием от отца, матери или иных предков. Тот, кто, например, придерживается предрассудка, что Гете унаследовал от матери и отца то, что является его главной сутью, с таким человеком навряд ли что поделаешь доводами, ибо в нем лежит глубокая антипатия к беспристрастному наблюдению. Материалистический гипноз мешает ему увидеть соотношения явлений в их настоящем свете.

В подобных разъяснениях даны указания, позволяющие проследить человеческое существо за пределами рождения и смерти. В границах, определенных рождением и смертью, человек принадлежит к трем мирам: телесности, душевному и духовному. Душа образует посредствующий член между телом и духом, пронизывая третий член тела, душевное тело, способностью к ощущениям, и, проникая в первый член духа. Само-дух, как душа сознательная. Поэтому в течение жизни душа сопричастна как телу, так и духу. Эта сопричастность выражается во всем ее бытии. От организации душевного тела будет зависеть, как сможет развернуть душа ощущающая свои качества. И с другой стороны, от жизни души сознательной будет зависеть, насколько сможет развиться в ней Само-дух. Чем лучше строение душевного тела, тем совершеннее становятся сношения души ощущающей с внешним миром. И тем богаче и сильнее становится Само-дух, чем больше пищи доставляет ему душа сознательная. Мы уже указали на то, что в течение жизни через переработанные переживания и через плоды этих переживаний Само-дух получает эту пищу. Ибо указанное взаимодействие между душой и духом может быть лишь там, где душа и дух заключены друг в друге, проникнуты друг другом, значит, в пределах объединения «Само-духа» с душой «сознательной».

Прежде всего, рассмотрим взаимодействие душевного тела и души ощущающей. Правда, душевное тело, как выяснилось, есть тончайшее преобразование телесности, но все же оно принадлежит к телесности и зависит от нее. Тело физическое, эфирное тело и тело душевное в известном отношении образуют одно целое. Поэтому и душевное тело подчинено законам физической наследственности, через которую тело получает свой облик. И так как оно есть наиболее подвижная, как бы самая преходящая форма телесности, то оно и выказывает самые подвижные и преходящие явления наследственности. И оттого, в то время как физическое тело менее всего разнится в расах, народах, поколениях, и в эфирном теле, хотя оно и являет собой большие отклонения, для отдельных людей все же преобладает несомненное сходство — это различие очень велико в отношении тела душевного. В нем выражается то, что мы уже ощущаем как внешнюю, личную особенность человека. Поэтому, оно есть также носитель того, что из этих личных особенностей унаследовано потомками от родителей, дедов и т. д.

Правда, душа, как таковая, как это уже разъяснялось, ведет собственную, вполне обособленную жизнь: она замыкается в себе самой, со своими склонностями и отвращениями, со своими чувствами и страстями. Но все же она действует, как целое, и поэтому это целое выражается и в душе ощущающей. И так как душа ощущающая проникает душевное тело, как бы наполняет его, то оно строится сообразно природе души, и, таким образам, как носитель наследственностью может передавать склонности, страсти и т. д. от предков к потомкам. На этом факте основано то, что говорит Гете: «От отца у меня осанка, строгий строй жизни, от матери веселость нрава и охота к сочинительству». Но, конечно, его гениальность не от них. Таким образом, нам выясняется, что именно из своих душевных свойств может передать человек полиции физической наследственности.

Вещества пеплы физического тела, как таковые, находятся во всем круге внешней физической природы. Они постоянно берутся из нее и снова отдаются ей обратно. В течение нескольких лет совершенно обновляется состав вещества, образующего наше физическое тело. Что этот состав вещества принимает форму человеческого тела и что он внутри этого тела постоянно обновляется, — это зависит от того, что он сдерживается телом эфирным. И форма эфирного тела определяется не только событиями между рождением или зачатием и смертью, но находится в зависимости от законов наследственности, переходящих за грани рождения и смерти. То обстоятельство, что путем наследственности могут передаваться также и душевные свойства, т. е., что при своем продолжении физическая наследственность получает душевный вклад, это имеет свою основу в том, что душевное тело может находиться под влиянием души ощущающей.

Каким же образом складывается взаимодействие между душой и духом? Влечение жизни дух связан с душой вышеуказанным образом. Душа получает от лука дар жить в истине и добре и этим выявляет самый дух в своей собственной жизни, в своих склонностях, стремлениях и страстях. Само-дух приносит для «Я» из мира духа вечные законы истины и добра. Эти законы через душу сознательную связуются с переживанием собственной душевной жизни. Сами эти переживания преходящи. Но плоды их остаются. И то, что Само-дух, был связан с ними, кладет на него неизгладимый отпечаток. Когда человеческий дух подходит к такому переживанию, которое сходно с другим, с которым он уже однажды был связан, то он видит в этом переживании нечто уже знакомое и относится к нему иначе, чем, если бы он встретился с ним впервые. На этом ведь основано всякое обучение. И плодами обучения являются усвоенные способности. Таким образом, в вечный дух запечатлеваются плоды преходящей жизни.

И разве мы не видим эти плоды? На чем основаны задатки, которые изложены выше, как отличительные черты духовного человека? Что такое они, как не способности к тому или другому, которые приносит с собой человек, когда он начинает свой земной путь. В известных отношениях эти способности вполне подобны тем, которые мы можем усвоить себе также и в течение жизни. Возьмем гений человека. О Моцарте известно, что он ребенком мог написать по памяти всего раз услышанное им длинное музыкальное произведение. Он мог это лишь потому, что был в состоянии сразу окинуть взором все произведение целиком. И в течение жизни человек, в известных пределах, увеличивает способность все охватывать взором, улавливать связи так, что этим он приобретает новые способности. Ведь говорит же о себе Лессинг, что, благодаря своему дару критического наблюдения, он приобрел себе нечто, близкое к гениальности. Если такие способности, основанные на известных задатках, мы не хотим принимать за чудеса, мы должны их считать плодами переживаний, которые имел Само-дух через душу. Они запечатлелись в Само духе. И так как это случилось не в этой жизни, то значит в какой-либо прежней. Человеческий дух — есть свой собственный особый род. И подобно тому, как человек, как физическое существо известного рода, наследует свои свойства в пределах этого рода, так же и дух в пределах своего рода, т. е. в пределах себя самого. В жизни человеческий Дух является повторением самого себя, с плодами своих прежних переживаний в прошлых жизнях. Таким образом, эта жизнь есть повторение других, и приносит с собой то, что Само-дух выработал для себя в прошлой жизни. Когда Само-дух принимает в себя нечто, что может стать плодом, то он проникается Жизне-духом. Подобно тому, как жизненное тело из вида в вид повторяет форму, так же точно Жизне-дух переносит душу от одного личного бытия в другое.

Таким образом, душевные переживания сохраняются не только в границах рождения и смерти, но и после смерти. Но не только в духе, который вспыхивает в ней, запечатлевает душа свои переживания, а, как это было указано выше, также и во внешнем мире путем поступка. То, что совершил человек вчера, еще существует сегодня в своем следствии. Изображение такой связи между причиной и следствием дает в этом отношении аналогия смерти и сна.

Нередко сон именуется младшим братом смерти. Я встаю утром. Ночь прервала мою постоянную деятельность. При обыкновенных условиях для меня невозможно утром приняться вновь за свою деятельность каким мне вздумается способом. Чтобы в моей жизни царили порядок и связанность, я должен связать ее с моей, вчерашней деятельностью. Мои дела вчерашнего дня обусловливают собой, те, которые мне предстоят сегодня. Тем, что я сделал вчера, я создал свою судьбу на сегодня. На время я отделился от своей деятельности, но она принадлежит мне и она снова влечет меня к себе после того, как я на время отдалился от нее. Мое прошедшее связано со мной, оно продолжает жить в моем настоящем и последует за мной и в мое будущее. Не проснуться сегодня утром должен был бы я, а быть заново сотворенным из ничего, если бы последствия моих вчерашних дел не являлись моей судьбой для сегодня. Ведь было бы нелепо, если бы при нормальных условиях жизни, я не поселился в доме, который я построил для себя.

Так же, как человек не творится утром заново, так и человеческий дух не создается вновь при начале своего земного жизненного пути. Попытаемся объяснить себе, что происходит при вступлении на этот жизненный путь. Возникает физическое тело, которое получает свой облик благодаря законам наследственности. Это тело становится носителем духа, который повторяет прежнюю жизнь в новом образе. Между обоими находится душа, ведущая замкнутую в себе, свою собственную жизнь. Ее склонности и антипатии, ее желания и вожделения служат ей, она пользуется услугами мышления. Как душа ощущающая, она воспринимает впечатления внешнего мира, и передает их духу, чтобы он извлек из них плоды для вечности. Она как бы играет роль посредника, и ее задача исполнена, если она удовлетворяет этой роли. Тело формирует ей впечатления, она преобразует их в ощущения, сохраняет их в памяти как представления и передает их духу, чтобы он пронес их через вечность. Собственно говоря, душа — есть то, чем человек принадлежит своей земной жизни. Своим телом он принадлежит к физическому человеческому роду. Через него он является членом этого рода. Своим духом он живет в высшем мире. Душа временно связует вместе оба эти мира.

Но физический мир, куда вступает человеческий дух, не является для него чуждой областью. В ней запечатлены следы его дела. Из этой области нечто уже принадлежит ему, оно несет на себе отпечаток его существа. Оно родственно ему. Как некогда душа передала ему впечатления внешнего мира, чтобы они длительно пребыли в нем, так же точно, как его орган, она претворила получаемые ею от него способности в поступки, которые также длительны в своих следствиях. Через это душа действительно влилась в эти поступки. В следствиях своих поступков душа человека продолжает жить второй самостоятельной жизнью. И человеческий дух неизбежно должен снова встретиться с последствиями этих поступков. Ибо во внешнем мире находится лишь одна часть моего поступка, другая часть во мне самом. Это можно пояснить простым сравнением из естествознания. Животные, которые некогда пришли в пещеры Кентукки зрячими, утратили свою способность видеть благодаря жизни в этих пещерах. Пребывание в темноте лишило глаза деятельности. Благодаря ему в этих глазах более не происходит та физическая и химическая деятельность, которая совершается во время зрения. Поток питания, который раньше шел на эту деятельность, теперь притекает к другим органам. Теперь эти животные могут жить лишь в этих пещерах. Своим поступком, своим переселением они создали условия своей дальнейшей жизни. Это переселение сделалось частью их судьбы. Существо, которое некогда было деятельным, связало себя с последствиями своих поступков. Так и с человеческим духом. Душа могла передать ему известные способности лишь благодаря тому, что она была деятельна. И эти способности соответствуют поступкам. Благодаря совершенному душой поступку, в ней живет проникнутый силой задаток к возможности другого поступка, являющегося плодом предыдущего. Пока последний не совершится, душа несет в себе это как необходимость. Можно сказать также, благодаря поступку, в душу заложена необходимость свершить последствия этого поступка.

Итак, своими поступками человеческий дух действительно построил свою судьбу. В своей новой жизни он связан с тем, что он творил в прошлой.

Можно, конечно, спросить: как возможно это, ведь при своем новом воплощении человеческий дух переносится в совсем иной мир, чем тот, который однажды он покинул? Такой вопрос указывает на очень поверхностное понимание сцеплений судьбы. Если свое поле действия я перенесу из Европы в Америку, я тоже окажусь в совершенно новой обстановке. И все же моя жизнь в Америк будет вполне зависеть отмеси предшествующей жизни в Европе. Если в Европе я был механиком, то моя жизнь в Америке устроится совсем иначе, чем если бы я служил в банке чиновником. В одном случае, в Америке я, по всей вероятности, буду иметь дело с машинами, в другом случае — с банковскими делами. Во всяком случае моя предыдущая жизнь определяет окружающую обстановку, она как бы притягивает к себе из окружающего мира те вещи, которые родственны ей. То же самое и с Само-духом. В своей новой жизни он необходимо окружает себя тем, с чем он сроднился в прошедших жизнях. И оттого сон — есть верный образ смерти, потому что во время, сна человек отрывается от того места, где ждет его судьба. Пока человек спит, события на месте его жизни идут дальше. Некоторое время человек не имеет никакого влияния на это течение. Все же жизнь каждого нового дня зависит от последствий дел прежних дней. Наша личность действительно каждое утро воплощается вновь в мире наших действий. То, что в течение ночи было отделено от нас, днем снова находится вокруг нас.

То же и с делами прежних воплощений человека. Они связаны с ним, как его судьба, так же, как жизнь в темных пещерах остается уделом животных, которые путем своего переселения в эти пещеры потеряли способность зрения. Как эти животные могут жить лишь в той среде, в которую они себя сами ввели, так и человеческий дух может жить лишь в той обстановке, которую он сам создал себе своими делами. Нельзя найти лучшей аналогии для этого, чем аналогия сна и смерти. То, что утром я вновь нахожусь в том самом положении, которое я сам создал себе, накануне, об этом позаботилось непосредственное течение событий. То, что при своем новом воплощении я нахожу вокруг себя мир, соответствующий результатам моих действий в прошлой жизни, об этом позаботилось сродство моего вновь воплощенного духа с вещами окружающего его мира. Отсюда понятно, каким образом вычленена душа в существе человека. Физическое тело подлежит законам наследственности. Человеческий же дух должен все вновь и вновь воплощаться, и его закон в том, что он переносит плоды прежних жизней в последующие. Душа живет в настоящем. Но эта жизнь в настоящем не независима от предыдущих жизней. Ведь воплощающийся дух несет с собою свою судьбу из своих прежних воплощений. И эта судьба определяет жизнь. Какие впечатления сможет иметь душа, какие желания смогут быть удовлетворены, какие радости и печали выпадут на ее долю, с какими людьми она встретится — все это зависит от того, каковы были ее действия в предыдущих воплощениях духа. Людей, с которыми душа была связана в одной жизни, она должна будет снова найти в одной из последующих, потому что произошедшие между ними действия должны иметь, свои последствия. Как одна эта душа, так же должны будут, в одно время с нею, стараться снова воплотиться и те, которые с нею связаны. Таким образом, жизнь души — есть последствие судьбы, созданной самим же человеческим духом. Так трояко обусловлено течение жизни человека в пределах между рождением и смертью. И трояким образом зависит оно от факторов, которые лежат по ту сторону рождения и смерти. Тело подлежит закону наследственности, душа подлежит судьбе, созданной ею самой. Эту самим человеком созданную судьбу называют его кармой. Дух же подлежит закону перевоплощения или реинкарнации. В соответствии с этим соотношение между духом, душой и телом можно еще выразить так: дух вечен, смерть и рождение, согласно законам физического мира, господствуют над телесностью, душевная жизнь, определяемая судьбой, является посредником между обоими в течение земной жизни. Всем дальнейшим указаниям о существе человека должно предшествовать знакомство с «тремя мирами», к которым он принадлежит. Об этом мы будем говорить дальше. Мышление, которое беспристрастно относится к явлениям жизни и не боится проследить до конца цепь умозаключений, может, путем просто) логики, придти к сознанию необходимости закона кармы и перевоплощения. Насколько правда то, что перед видящим, обладающим открытым «духовным оком», прошедшие жизни лежат, как раскрытая книга, как переживание, столь же верно, что истинность всего вышеизложенного очевидна для беспристрастного разума.

ТРИ МИРА МИР ДУШ

Рассмотрение человека показало, что он принадлежит к трем мирам. Из мира физической телесности берутся те силы и вещества, которые строят его тело. Он познает этот мир через восприятия своих внешних физических чувств. Тот, кто доверяет лишь этим чувствам и развивает в себе только их способности восприятия, тот не может достичь понимания двух других миров, душевного и духовного.

Может ли человек убедиться в действительности какой-либо вещи или существа, зависит от того, есть ли у него для этого орган восприятия, чувство.

Легко, конечно, может выйти недоразумение, если называть, как в данном случае, высшие органы чувств духовным чувством. Ибо когда говорят о «чувствах», то невольно с этим связывают мысль о «физическом». Ведь именно физический мир называется также «чувственным», в противоположность «духовному». Для того, чтобы избежать недоразумения, надо иметь в виду, что здесь о «высших чувствах» говорится лишь в переносном смысле, доя сравнения. Как физические чувства воспринимают физическое, так же душевные и духовные душевное и духовное. Выражение «чувство» употребляется только в смысле «органа восприятия». Человек не мог бы иметь понятия о свете и краске, если бы у него не было глаза, воспринимающего свет, он ничего не знал бы о звуках, если бы у него не было уха, воспринимающего звуки. В этом отношении вполне прав немецкий философ Лотце, говоря: «Без воспринимающего свет глаза и без воспринимающего звуки уха весь мир был бы темными немым. В нем также невозможен был бы свет или звук, как невозможна зубная боль без ощущающего боль зубного нерва».

Для того чтобы правильно понять то, что здесь сказано, стоит лишь представить себе, насколько иначе, чем для человека, должен проявляться мир для низших существ, у которых имеется лишь одно чувство — род осязания или ощущения, распространенного по всей поверхности их тела. Свет, краска, звук для них, во всяком случае, являются совсем иначе, чем для существ, одаренных глазами и ушами. Колебания воздуха, вызванные ружейным выстрелом, могут и на них оказывать воздействие, если они достигают их. Для того, чтобы эти колебания воздуха представились в виде выстрела, для этого необходимо ухо. И, чтобы известные явления в тонкой материи, именуемой эфиром, проявились как свет и краска, для этого необходим глаз.

Человек знает о каком-нибудь существе или вещи лишь потому, что через один из своих органов он ощущает их воздействие. Это отношение человека к миру действительного превосходно выразил Гете в следующем изречении: «Собственно говоря, мы напрасно стараемся выразить сущность какой-нибудь вещи. Мы воспринимаем воздействия, и полная история этих воздействий могла бы, пожалуй, обнять собой сущность этой вещи. Мы тщетно пытаемся изобразить характер человека: напротив, сопоставим его поступки, его действия, и перед нами выступит картина его характера. Краски — суть действия света, действия и страдания…Хотя краски и свет стоят в ближайшем соотношении друг с другом, но мы должны мыслить обоих как принадлежащих всей природе, потому что это целиком она, которая тем самым хочет особливо раскрыться чувству, глаза. Так же точно раскрывается природа другому чувству… Так говорит природа, снисходя к иным чувствам, к известным, непризнанным, неизвестным чувствам. Так говорит она сама с собой и с нами, через тысячи явлений. Для внимательного она нигде не мертва и не нема». Было бы неверно, если бы это изречение Гете мы захотели понять таким образом, что познаваемость сущности вещей благодаря этому, становится спорной. Гете вовсе не говорит, что можно воспринимать лишь воздействие, а самая сущность вещи скрывается за ним. Скорее он думает, что о подобной «сокровенной сущности» совсем не следует говорить. Сущность не скрывается за своим проявлением, наоборот, именно в этом проявлении она и раскрывается. Но эта сущность часто столь богата, что может открываться иным чувствам, еще и в иных обликах. То, что раскрывается, принадлежит к сущности, — только, вследствие ограниченности чувств, — это не есть вся сущность. Это воззрение Гете в то же время и вполне теософское.

Подобно тому, как в теле развиваются глаз и ухо, как органы восприятия, как органы чувств для телесных явлений, также может человек развить в себе душевные органы восприятия, через которые ему раскроются мир душ и мир духа. Для того, кто не обладает такими высшими чувствами, эти миры «мертвы и немы», так же, как для существа без глаза и уха «темен и нем» телесный мир. Конечно, отношение человека к этим высшим чувствам несколько иное, чем к телесным. О том, чтобы эти последние вполне развились в нем, об этом заботится обыкновенно сама благодетельная мать — природа. Они образуются без него содействия. Над развитием своих высших чувств он должен работать сам. Он должен, ем» он хочет воспринять мир душ и мир духа, развить душу и дух, так же, как природа развила его тело, чтобы он мог воспринимать окружающий его телесный мир и ориентироваться в нем. Подобное развитие высших органов, которых еще не развила сама природа, не неестественно, ибо в высшем смысле, все, что свершает человек, также принадлежит к природе. Лишь тот, кто захотел бы утверждать, что человек должен пребывать на той ступени развития, на которой оставила его рука природы, — лишь тот мог бы называть неестественным развитие высших чувств. Им «непризнанны» эти органы и их значение в смысле вышеприведенного изречения Гете. Но такой человек должен был бы уже заодно противиться всякому воспитанию человека, так как и оно тоже ведь продолжает дело природы, и в особенности он должен был бы восстать против оперирования слепорожденных. Ибо почти то же самое, что происходит после операции с слепорожденным, бывает с тем, кто пробуждает в себе высшие чувства таким образом, как это будет изложено в последней части этой книги. Мир является ему с новыми свойствами, с явлениями и фактами, из которых физические чувства не раскрывали ему ничего. Ему ясно, что самовольно через эти высшие органы он ничего не прибавляет к действительности, но что без этих органов существенная часть этой действительности осталась бы для него сокрытой. Мир души и духа не суть нечто, находящееся рядом или вне физического, они пространственно нераздельны с ним. Как для оперированного слепорожденного прежде темный мир сияет в свете и красках, так же и для духовно и душевно пробужденного вещи, которые прежде являлись ему лишь телесно, раскрывают свои душевные и духовные свойства. Конечно, этот мир пополняется еще явлениями и существами, которые совершенно не ведомы для того, кто не пробужден духовно и душевно. (Дальше в этой книге будет точнее сказано об образовании душевных и духовных чувств. Пока здесь будет дано описание самих этих высших миров. Кто отрицает эти миры, тот лишь доказывает этим, что он еще не развил в себе высшие органы. Развитие человечества не замкнуто на какой-либо ступени, оно должно всегда идти вперед.)

Часто невольно представляют себе «высшие органы» слишком подобными физическим. Нам следовало бы уяснить себе, что в этих органах имеют дело с духовными или душевными образованиями. И поэтому нельзя и ожидать, чтобы то, что мы воспринимаем в высших мирах, было лишь туманно утонченной вещественностью. До тех пор, пока мы ожидаем нечто подобное, мы не сможем прийти ни к какому ясному представлению о том, что собственно подразумевается здесь под «высшими мирами». Для многих людей было бы совсем не так трудно, как это представляется теперь, узнать кое-что об этих «высших мирах», — конечно, сначала самое элементарное, — если бы они не представляли, что то, что они должны воспринять, есть опять-таки нечто утонченно физическое. Так как они уже заранее предполагают нечто подобное, то в большинстве случаев они совсем и не хотят признавать того, о чем в действительности идет речь. Они считают это недействительным, не хотят принять этого за нечто удовлетворяющее их и т. д. Конечно, высшие ступени духовного развития трудно достижимы, но низших ступеней — и это уже очень много — совсем не так трудно было бы достигнуть, если бы только сначала захотели освободиться от предрассудка, заключающегося в том, что душевное и духовное представляется опять-таки лишь как нечто более тонкое физическое. Подобно тому, как мы не вполне знаем человека, если мы имеем представление только о его физической внешности, так не ведаем мы и окружающего нас мира, если мы знаем о нем лишь то, что открывают нам физические чувства. И как фотография становится для нас понятна и жива, когда мы настолько близко знакомимся с личностью, с которой снята фотография, что научаемся познавать ее душу, так и телесный мир мы лишь тогда можем действительно понять, когда знакомимся с его душевной и духовной основами. Поэтому необходимо здесь сначала сказать о высших мирах, о душевном и духовном, и затем, уже рассмотреть физический мир с теософской точки зрения.

В современную эпоху культуры является в известном отношении много затруднений к тому, чтобы говорить о высших мирах. Ибо эта эпоха культуры сильна прежде всего в познании и господстве над телесным миром. Наши слова получили отпечаток и значение главным образом по отношению к телесному миру. Но приходится пользоваться этими общепринятыми словами, чтобы была связь с известным. Благодаря этому, тем, кто хочет доверять, лишь своим внешним чувствам, широко открыт доступ недоразумениям.

Многое ведь пока может быть намечено и высказано лишь в символах. Но это и должно быть так, ибо подобные символы являются средством, с помощью которого человек получает пока понятие об этих высших мирах и которое способствует его собственному подъему, туда. (Это будет выяснено дальше в главе, где будет говориться об образованиях душевных и духовных органов восприятия. Пока человек должен получать познания о высших мирах путем символов. А потом уже он может думать о том, чтобы самому получить доступ к ним.) Так же, как вещества и силы, которые составляют наш желудок, сердце, легкие, мозг и т. д. и управляют ими, происходят из телесного мира, так и наши душевные свойства, наши порывы, вожделения, чувства, страсти, желания, ощущения и т. д., исходят из мира душевного. Душа человека является членом в этом душевном мире, так же, как его тело — есть часть физического телесного мира. Если указывать на различие между телесным миром и душевным, то можно сказать, что последний гораздо тоньше, подвижнее и пластичнее во всех своих предметах и существах, чем первый. Но нужно ясно понимать, что, входя в душевный мир, вступаешь в мир совершенно новый по отношению к физическому. И поэтому, говоря о более глубоком и более тонком в этом отношении, не надо терять из вида, что здесь, для уподобления, лишь намекается на то, что все же совершенно различно. Это же относится и ко всему, что говорится о мире душ словами, заимствованными из физической телесности. Приняв в соображение все это, мы можем сказать, что образования и существа мира душ состоят точно так же из душевных веществ и точно так же управляются душевными силами, как это происходит в физическом мире, с физическими веществами и силами. Как телесным образованиям свойственны протяженность и передвижение в пространстве, так душевным предметам и существам свойственна возбудимость, деятельное хотение. Поэтому мир душ называют также миром страстей или желаний или же миром «стремлений». Эти выражения взяты из человеческого мира душ. Поэтому нужно твердо помнить, что предметы, находящиеся в тех частях мира душ, которые лежат вне человеческой души, настолько же отличаются от душевных сил в ней, насколько физические вещества и силы телесного внешнего мира отличны от частей, составляющих физическое человеческое тело. (Порывы, желания, стремления — это обозначения для вещественного в мире душ. Это вещественное назовем «астральным». Если обращается больше внимания на силы мира душ, тогда в теософии говорится о «существе вожделения». Но не должно забывать, что различие между «веществом» и «силой» здесь не может быть столь строгим, как в физическом мире. Порыв может быть назван одинаково и «силой» и «веществом»).

Кто впервые получает прозрение в душевный мир, на того смущающим образом действуют различия, представляемые им по сравнению с физическим. Но ведь то же самое бывает и когда раскрывается какое-нибудь доселе бездействовавшее физическое чувство. Оперированный слепорожденный также должен сперва научиться ориентироваться в мире, который до сих пор был ему знаком лишь через чувство осязания. Он видит, например, предметы сначала в своем глазу, затем он видит их вне себя, но сперва они представляются ему, как бы нарисованными на одной плоскости. Лишь постепенно начинает он воспринимать глубину, пространственное расстояние между предметами и т. д.

В мире душ господствуют совсем иные законы, чем в физическом. Конечно, многие из душевных образований связаны с образованиями иных миров. Например, душа человека связана с физическим человеческим телом и с человеческим духом. Таким образом, те явления, которые наблюдаются в ней, находятся в то же время и под влиянием телесного и духовного миров. Это надо принимать во внимание при наблюдении мира душ и нельзя считать душевными законами то, что происходит от воздействия другого мира.

Например, когда человек выражает желание, то оно поддерживается мыслью, представлением духа и следует его законам. Но совершенно так же, как возможно установить законы физического мира, не учитывая влияния, которое, например, имеет человек на ход их явлений, так подобное же возможно и в отношении душевного мира.

Важным различием между душевными и физическими явлениями оказывается то, что при первых их взаимодействия являются гораздо более внутренними. В физическом пространстве, царит, например, закон «удара». Если шарик из слоновой кости ударит другой, лежащий спокойно, то этот последний станет двигаться в направлении, которое может быть высчитано на основании движения и эластичности первого. В душевном пространстве взаимодействие двух встречающихся друг с другом образований зависит от их внутренних свойств. Если они родственны друг другу, они взаимно проникают друг друга, как бы срастаются друг с другом. Если же их существа враждебны друг к другу, они отталкиваются одно от другого.

В телесном пространстве существуют, например, определенные законы зрения. Отдаленные предметы видят в перспективном уменьшении. Если мы будем смотреть вдоль аллеи, то, по законам перспективы кажется, что более отдаленные деревья находятся на меньшем расстоянии друг от друга, чем ближайшие. В душевном пространстве, напротив того, все, близкое и далекое, представляется ясновидящему в тех расстояниях, которые соответствуют их внутренней природе. Этим, естественно, дан источник всевозможных ошибок для того, кто, вступая в душевное пространство, хочет там следовать правилам, принесенным им из физического мира.

Первое, что должно быть усвоено, чтобы ориентироваться в душевном мире, это умение отличать различные виды его образований, подобно тому, как в физическом мире мы различаем плотные, жидкие и воздушно- или газообразные тела. Для того, чтобы достичь этого, надо узнать обе основные силы, являющиеся здесь наиболее важными. Их можно назвать симпатией и антипатией. Сообразно тому, как эти основные силы действуют в известном душевном образовании, определяется его вид. Симпатией должна быть названа та сила, благодаря которой одно душевное образование притягивает к себе другие, стремится слиться с ними, проявляет свое родство с ними. Напротив, антипатия — есть та сила, посредством которой душевные образования отталкиваются друг от друга, исключают одно другое, утверждают свою обособленность. В какой степени эти основные силы находятся в душевном образовании, от этого зависит, какую роль будет играть оно в душевном мире. Прежде всего, сообразно действию в них симпатии и антипатии надо различать три вида душевных образований. И эти виды отличаются друг от друга тем, что симпатия и антипатия в них стоят в совершенно определенных взаимоотношениях друг к другу. Во всех трех имеются налицо обе основные силы. Возьмем сперва образование первого рода, Оно притягивает к себе другие образования из своего окружения посредством господствующей в нем симпатии. Но, кроме этой симпатии, в кем есть также и антипатия, в силу которой оно отталкивает от себя находящееся в его окружении. Вовне подобное образование представится таким, как будто оно обладает только силами антипатии. Но это неверно. В кем есть и симпатия, и антипатия. Только последняя преобладает. Она берет верх над первой. Подобные образования играют себялюбивую роль в душевном пространстве. Многое вокруг себя они отталкивают, и лишь немногое притягивают к себе с любовью. Оттого они как неизменные формы движутся через душевное пространство. Благодаря силе симпатии, которая в них есть, они являются алчными. Но алчность в то же время является ненасытной, как бы не находящей утоления, потому что преобладающая антипатия отталкивает столь многое из приходящего навстречу, что становится невозможным какое бы то ни было удовлетворение. Если сравнивать душевные образования этого рода с чем-либо в физическом мире, то можно сказать: они соответствуют твердым физическим телам. Эта область душевной вещественности должна быть названа пламенем вожделений. То, что из этого пламени вожделений примешано к душам животных и людей, определяет в них то, что именуется низшими чувственными порывами, их преобладающими себялюбивыми инстинктами.

Второй род душевных образований это те, в которых обе основные силы находятся в равновесии, значит, в которых с одинаковой силой действуют симпатия и антипатия. Они подходят к другим образованиям с известной нейтральностью, они действуют на них, как родственные им, не притягивая и не отталкивая их особенно. Они как бы не ставят резкой границы между собою и окружающим миром. Они постоянно позволяют влиять на себя другим образованиям окружения, и поэтому их можно сравнивать с жидкими веществами физического мира. И в том, как эти душевные образования притягивают к себе другие, совсем нет алчности. Воздействие, подразумеваемое здесь, бывает, например, когда человеческая душа воспринимает цвет. Если у меня является ощущение красного цвета, то прежде всего из моего окружения я воспринимаю нейтральное возбуждение. Только когда к этому возбуждению присоединяется удовольствие от красного цвета, возможно отметить еще иное душевное воздействие. То, что обусловливает нейтральное возбуждение, — это душевные образования, стоящие в таких взаимоотношениях, при которых симпатия и антипатия уравновешивают друг друга. Та душевная вещественность, о которой здесь идет речь, может быть обозначена, как совершенно пластическая, текучая. Не себялюбиво, как первая, движется она через душевное пространство, но так, что ее бытие везде воспринимает впечатление и оказывается родственно многому из того, что ей встречается. Наиболее подходящим к ней выражением было бы: текучая возбудимость.

Третья ступень душевных образований есть та, у которой симпатия берет верх над антипатией. Антипатия приводит к себялюбивому самоутверждению, но последнее отступает перед склонностью к вещам окружающего мира. Представим себе подобное образование внутри душевного пространства. Оно является центром притягательной сферы, распространяющейся на предметы окружающего мира. Подобные образования надо обозначить особо как вещественность хотения. Это наименование представляется правильным, потому что вследствие существующей, лишь более слабой по сравнению с симпатией, антипатии притяжение действует все же так, что притягиваемые предметы должны быть введены в собственную область образования. Благодаря этому, симпатия получает себялюбивый основной тон. Эта вещественность хотения может быть сравнима с газо- или воздухообразными телами физического мира. Как газ стремится расшириться во все стороны, так распространяется по всем направлениям вещественность хотения.

Высшие ступени душевной вещественности характеризуются тем, что в них совершенно отступает назад одна основная сила, а именно антипатия, и собственно действующей является только симпатия. Она, прежде всего, может проявиться внутри частей самого душевного образования. Эти части действуют взаимно притягательно одна на другую. Сила симпатии внутри душевного образования выражается а том, что называют радостью. И каждое уменьшение этой симпатии есть печаль. Печаль есть лишь уменьшенная радость, как холод есть лишь уменьшенное тепло. Радость и печаль это есть то, что, в тесном смысле, живет в человеке как мир чувств. Чувствование есть колебание душевного в себе самом. От того, как в душевном колеблются чувства радости и печали, зависит то, что мы называем его довольством.

К еще высшей ступени принадлежат те душевные образования, у которых симпатия не остается заключенной в пределах собственной жизни. Эти душевные образования, так же, как и четвертая ступень, уже отличаются от трех низших тем, что у них силе симпатии не приходится бороться с противодействующей ей антипатией. Лишь начиная с этих высших видов душевной вещественности многообразие душевных образований замыкается в один общий душевный мир. Поскольку существует антипатия, душевное образование стремится к чему-либо иному ради своей собственной жизни, для того, чтобы усилить и обогатить себя самое при помощи другого. Где молчит антипатия, там другое воспринимается как откровение, как возвещение. Эта высшая форма душевной вещественности играет в душевном пространстве роль, подобную свету в физическом пространстве. Она обусловливает то, что одно душевное образование как бы впитывает в себя, ради них самих, бытие и сущность других, или, можно также сказать, дает им осенить себя. Лишь благодаря тому, что душевные существа черпают из этих высших областей, пробуждаются они к истинной душевной жизни. Их тупая жизнь во мраке раскрывается наружу, светится и сама излучается в душевное пространство, вялое, тупое колебание во внутреннем, стремящемся благодаря антипатии, когда имеются налицо одни лишь вещества низших областей, становится силой и подвижностью, которые исходят изнутри и, струясь, изливаются наружу. Текучая возбудимость второй области действует лишь при встрече образований. Тогда на самом деле одно вливается в другое. Но здесь необходимо прикосновение. В высших областях царит свободное излучение, излияние. (Совершенно справедливо определяют сущность этой области как «излучение», ибо развивающаяся симпатия действует так, что тут можно применить, как символ, выражение, заимствованное от действия света.) Как растение чахнет в погребе, так чахнут душевные образования без оживляющих их душевных веществ высших областей. Душевный свет, деятельная душевная сила, и собственно душевная жизнь в тесном смысле принадлежат этим областям, и отсюда сообщаются душевным существам.

Таким образом, мы должны различать три нижние и три верхние области душевного мира, и обе связаны четвертой, так что получается следующее подразделение душевного мира:

1) Область пламени вожделений. 2) Область текучей возбудимости. 3) Область желаний. 4) Область радости и печали. 5) Область душевного света. 6) Область деятельной душевной силы. 7) Область душевной жизни.

Благодаря первым трем областям, душевные образования получают свои свойства в силу соотношения антипатии и симпатии, благодаря четвертой области, вибрирует симпатия внутри самих душевных образований, благодаря трем высшим областям, сила симпатии становится все более и более свободной, сияюще и оживляюще реют душевные вещества этой области через душевное пространство, пробуждая то, что иначе без них погибло бы в замкнутости личного бытия.

В сущности, это казалось бы совершенно излишним, но в виду большей ясности мы должны подчеркнуть здесь, что эти семь подразделений мира душ не представляют собой отдельных друг от друга областей. Так же, как в физическом мире твердое, жидкое и газообразное взаимно проникают друг в друга, так же в душевном взаимно проникают друг друга пламя вожделений, текучая возбудимость и силы мира желаний. И подобно тому, как в физическом тепло пронизывает тела, свет озаряет их, то же самое происходит и в душевном с радостью и печалью и с душевным светом. Нечто подобное происходит и с деятельной душевной силой и с собственной душевной жизнью.

ДУША В МИРЕ ДУШ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Душа — есть связующий член между духом человека и его телом. Ее силы симпатии и антипатии, которые своим взаимоотношением обусловливают душевные проявления, как то: вожделение, возбудимость, желание, радость, печаль и т. д. — действуют не только между теми или другими душевными образованиями, они проявляются также и по отношению к существам других миров, физического и духовного мира. Пока душа живет в теле, она, поэтому до известной степени принимает участие во всем, что происходит в этом теле. Если физические отправления тела протекают правильно, в душе возникает радость и довольство, если же эти отправления нарушены, наступают неудовольствие и боль.

Также принимает душа участие и в деятельности духа: одна мысль наполняет ее радостью, другая, отвращением, верное суждение получает одобрение души, ложное — ее неодобрение.

И ступень развития человека зависит от того, в ту или иную сторону направлены больше склонности его души. Чем больше душа человека симпатизирует проявлениям духа, тем человек совершеннее, и тем несовершеннее он, чем больше удовлетворения находят ее склонности в отправлениях тела.

Дух — есть средоточие человека, тело — орудие, посредством, которого дух рассматривает и познает физический мир и через которое он действует в нем. Душа же — есть посредник между обоими. Из возникающего для уха вследствие колебания воздуха физического впечатления она пробуждает ощущение звука, она порождает радость этого звука. Все это она сообщает духу, который благодаря этому, достигает понимания физического мира. Возникшая в духе мысль через душу преобразуется в желание осуществить ее и лишь тем самым с помощью телесного орудия может стать поступком. Человек может выполнить свое назначение лишь тем, что он допускает направлению всей своей деятельности исходить от духа. Сама по себе душа может склоняться одинаково, как к физическому, так и к духовному. Она как бы простирает свои щупальца, как вниз к физическому, так и вверх к духовному. Вследствие погружения в физический мир ее собственное существо проникает и окрашивается природой физического. Но так как дух может действовать в физическом мире лишь через ее посредство, то тем самым ему самому дается направление к физическому. Его образованна силами души притягиваются к физическому. Рассмотрим неразвитого человека. Склонности его души, преданы отправлениям его тела. Он получает удовольствие лишь от тех впечатлений, какие производит на его чувства физический мир. И его духовная жизнь также всецело вовлечена этим в эту сферу. Его мысли Служат лишь для удовлетворения физических потребностей его жизни.

По мере того, как духовное «Я» переживает воплощение за воплощением, оно должно все больше свое направление получать из духовного. Его познавание должно определяться духом вечной истины, его поступки — вечной благостью. Смерть, рассматриваемая как факт физического мира, означает собой изменение отправлений тела. Со смертью оно перестает своей организацией служить орудием души и духа. В дальнейшем в своих отправлениях оно является вполне подчиненным физическому миру и его законам, оно переходит в него, чтобы в нем раствориться. Лишь эти физические проявления тела могут после смерти быть наблюдаемы физическими чувствами. То, что происходит тогда слушай и духом, это ускользает от этих чувств. Ибо и в течение жизни душа и дух лишь постольку могут быть наблюдаемы чувственно, поскольку они достигают своего внешнего выражения в физических проявлениях. После смерти такое выражение более невозможно. Поэтому наблюдения, физическими чувствами, и основанная на них наука не могут быть принимаемы в соображение, при суждении о судьбе души и духа после смерти. Тогда вступает в силу высшее познание, основанное на наблюдении явлений, в мире душ и духа.

Когда дух освободился от тела, он все еще связан с душой. И как в течение физической жизни тело приковывало его к физическому миру, так теперь душа — к душевному миру.

Но в этом душевном мире нельзя найти его исконной сущности. Он должен только соединить его с полем его действия, с физическим миром. Для того, чтобы в новом воплощении явиться в более совершенном образе, он должен почерпнуть силу и крепость из духовного мира. Но, благодаря душе, он вступает в физический мир. Он связан с душевной сущностью, которая насквозь проникнута и окрашена природой физического и вследствие этого сам он получил это направление. После смерти душа более не связана с телом, а только с духом. Она живет теперь в душевном окружении. Поэтому только силы этого мира еще могут иметь на нее влияние. И с этой жизнью души в мире душ пока связан также и дух. Он также связан с ней, как во время физического воплощения он связан с телом. Когда тело умирает, это определяется его законами. В общем надо сказать: не душа и дух оставляют тело, но оно отпускается ими, когда его силы больше не могут действовать в смысле человеческой организации. Таково же отношение души и духа. Душа отпускает дух в высший, в духовный мир, когда ее силы не могут больше действовать в смысле человеческой душевной организации. Дух освобождается во мгновение, когда душа предала растворению то, что она может пережить только в теле и удержала лишь то, что можно жить дальше с духом. Это удержанное, хотя и пережитое в теле, но что, как плод, может запечатлеться в духе, связывает душу с духом в чисто духовном мире.

Таким образом, для того, чтобы познать судьбу души после смерти, должно рассмотреть процесс ее растворения. Ее задача была в том, чтобы дать духу направление к физическому. С момента, когда она исполнила эту задачу, она берет направление к духовному. Благодаря этой природе своей задачи, она собственно должна была бы тотчас действовать исключительно духовно, как только от нее отпадает тело, когда, значит, она уже не может больше служить связующим членом. И она так и сделала бы, если бы вследствие своей жизни в теле она не подпала бы под его влияние и в своих склонностях не стремилась бы к нему. Без этой окраски, полученной ею в силу соединения с телесным, она тотчас же после развоплощения последовала бы одним только законам духовно-душевного мира, и не развивала бы дальше склонность к чувственному. И так было бы, если бы со смертью человек совершенно утратил бы всякий интерес к земному миру, если бы все вожделения, желания и т. д., связанные с существованием, которое он оставляет, были бы удовлетворены. Но поскольку это не так, за душу цепляется все, оставшееся еще не изжитым в этом направлении.

Здесь, чтобы не впасть в ошибку, мы должны делать тщательное различие между тем, что привязывает человека к миру так, что оно может быть сглажено в одном из, последующих воплощений, и тем, что привязывает его к одному определенному воплощению, т. е. именно к последнему. Первое сглаживается законом судьбы, кармой, второе же может быть изглажено душой только после смерти.

После смерти для человеческого духа наступает время, когда душа изглаживает свои стремления к физическому бытию, чтобы, снова последовать одним законам духовно-душевного мира и освободить дух. Естественно, что это время будет длиться тем дольше, чем более привязана душа к физическому. Оно будет кратким для человека, который был мало привязан к физической жизни, и напротив, долгим у того, кто полностью связал свои интересы с этой жизнью, так что в момент смерти в его душе еще живет много вожделений, желаний и т. д.

О состоянии, в котором живет душа в ближайшее время после смерти, легче, всего составить себе представление на основании следующего рассуждения: возьмем для этого несколько грубый пример: чувство наслаждения гастронома. Он получает свое вкусовое наслаждение от еды. Это наслаждение, конечно, отнюдь не является чем-либо телесным, но оно есть нечто душевное. В душе живет наслаждение, а также и вожделение к наслаждению. Но для удовлетворения этого вожделения необходим соответствующий телесный орган, небо и т. д. После смерти душа не сразу теряет это вожделение, но уже нет больше телесного органа, который является средством удовлетворить вожделение. И вот теперь по той или иной причине, но однако подобной и лишь действующей еще сильнее, человек испытывает то же, что он чувствовал бы, мучаясь палящей жаждой в местности, где кругом нет ни капли воды. Так испытывает душа жгучие страдания от лишения наслаждения, потому что больше нет телесного органа, который мог бы доставить ей наслаждение. То же самое и со всем, чего желает душа и что может быть лишь удовлетворено при посредстве телесных органов. Это состояние (жгучего лишения) продолжается до тех пор, пока душа не научится не желать больше того, что может быть удовлетворено лишь посредством тела. И то время, которое проходит в этом состоянии, можно назвать местом вожделений, хотя, конечно, не имеют дела с «местом».

Вступая после смерти в душевный мир, душ подчиняется его законам. Эти законы влияют на нее, и от этого влияния зависит, каким способом будет вытравлено в ней стремление к физическому. Влияния должны быть различны, сообразно видам душевных сил и душевного вещества, в область которых она теперь вводится. Каждый из этих видов проявит свое очищающее, просветляющее воздействие. Происходящий здесь процесс протекает таким образом, что в душе все антипатичное постепенно побеждается силами симпатии. И сама эта симпатия достигает своей наивысшей вершины. Ибо через эту наивысшую степень симпатии ко всему остальному душевному миру душа как бы растворится в нем, сольется с ним воедино, тогда ее себялюбие вполне исчерпано. Она перестает существовать как существо, тяготеющее к физически чувственному бытию: дух освобожден ею. Поэтому душа просветляется через вышеописанные области душевного мира до тех пор, пока она не соединится вполне с общим душевным миром в области совершенной симпатии. То, что до этого последнего мгновения освобождения его души сам дух связан, зависит от того, что он совсем сроднился с ней вследствие своей жизни. Это сродство гораздо большее, чем с телом. Ибо с последним он связан через посредство души, с нею же он связан непосредственно. Ведь она его собственная жизнь. Поэтому дух связан не с истлевающим телом, а с постепенно освобождающейся душой.

Благодаря этой непосредственной связи духа с душой, первый лишь тогда может почувствовать себя с нею свободным, когда сама она станет единой со всем душевным миром.

Поскольку душевный мир становится местопребыванием человека, непосредственно после смерти он называется «место вожделений». Различные религиозные системы, принявшие в свои учения сознание этих отношений, зовут это «место вожделений» — «чистилищем», «очистительным огнем» и т. д.

Низшая область душевного мира есть — страна пламени вожделений. Посредством нее, после смерти, в душе вытравляется все то, что имеется в ней самого грубого, связанного с низшей телесной жизнью и себялюбивыми вожделениями. Ибо, благодаря этим вожделениям, она может воспринять воздействие сил этой душевной области. Неутоленные страстные вожделения, оставшиеся от физической жизни, образуют точку нападения. Симпатия таких душ простирается лишь на то, что может дать пищу их себялюбивому существу, и она далеко перевешивается антипатией, заливающей все остальное. Однако эти вожделения устремляются на физические наслаждения, которые не могут найти себе удовлетворения в душевном мире. Вследствие этой невозможности утоления алчность возрастает до высшей степени. Но вместе с тем, благодаря этой же невозможности утоления, алчность должна постепенно угаснуть. Пламенные похоти мало-помалу сгорают, и душа познала, что в устранении таких похотей лежит единственное средство избежать страдания, которое должно произойти от них. В течение физической жизни ведь все же постоянно все снова и снова наступает удовлетворение. Благодаря этому, боль пламенеющей алчности закрыта как бы родом иллюзии. После смерти, в «очистительном огне», эта боль выступает совсем неприкрытой. Самые страшные муки предстают открыто. Мрачно, ужасно то состояние, в котором пребывают благодаря этому души. Конечно, к этому состоянию могут прийти только те люди, чьи вожделения в физической жизни были устремлены на грубейшие вещи. Те натуры, в которых мало похотей, проходят через это состояние, не замечая его, так как у них нет сродства с ним. Должно заметить вообще, что души будут тем больше оставаться под влиянием пламени вожделений, чем более своей физической жизнью они сроднились с этим пламенем, и тем, поэтому, необходимее для них очиститься в ней. Нельзя обозначать такое очищение, как страдание, в том же смысле, как в чувственном мире подобное должно очутиться исключительно, как страдание. Ибо душа после смерти требует своего очищения, потому что только путем его может быть вытравлено существующее в ней несовершенство.

Второй вид процессов душевного мира таков, что симпатия и антипатия находятся в них в равновесии. Поскольку после смерти человеческая душа находится в таком состоянии, она будет некоторое время под влиянием этих вещей. Радость от преходящих впечатлений чувств, погружение в суету внешней жизни обусловливают это состояние. Многие люди живут в нем. Они позволяют влиять на себя каждой мелочи дня. Но так как их симпатия не обращается ни к чему в особенности, то эти впечатления быстро скользят мимо. Все, что не принадлежит к этому ничтожному царству, антипатично таким людям. Когда после смерти душа переживает такое состояние, и здесь нет налицо чувственно физических предметов, необходимых для ее удовлетворения, то это состояние, в конце концов, должно погаснуть. Разумеется, царящее в душе перед этим полным погашением чувство лишения мучительно. Это мучительное положение есть школа разрушения иллюзий, в которые подобные люди совсем погружены в течение физической жизни.

В-третьих, в мире душ встречаются явления, в которых преобладает: симпатия, преобладает природа желаний. Их воздействие познают души, сохранившие после смерти атмосферу желаний. Также и эти желания постепенно умирают вследствие невозможности их утоления.

Указанная выше, как четвертая, область радости и печали в мире душ представляет для души особые испытания. Пока она живет в теле, она принимает участие во всем, что касается этого тела. Движение радости и печали связано с ним. Оно причиняет душе наслаждение и блаженство, неудовольствие и отвращение. В течение своей физической жизни человек ощущает свое тело, как свою самость. На этом факте основано то, что именуется самочувствием. И чем более человек чувственен, тем более принимает его самочувствие этот характер. После смерти не достает тела, как предмета этого самочувствия. Поэтому душа, в которой еще осталось это чувство, чувствует себя как бы полой. Ею овладевает чувство, словно она потеряла себя самое. Оно продолжается до тех пор, пока не осознано, что не в физическом находится истинный человек. Поэтому влияния этой четвертой области разрушают иллюзию телесной самости. Душа научается познавать эту телесность уже как нечто несущественное. Она исцеляется, очищается от тяготения к телесности. Этим она преодолела то, что еще сильно привязывало ее к физическому миру, и она может полностью развернуть стремящиеся наружу силы симпатии. Она, так сказать, отошла от себя самой и, полная сочувствия, готова излиться в общий мир душ.

Здесь должно упомянуть, что муки этой области в особенности переживаются самоубийцами. Они искусственным путем покидают свое физическое тело, тогда как все чувства, связанные с ним, остаются неизменны. При естественной смерти вместе с разрушением тела происходит также и частичное умирание связанных с ним чувств.

Для самоубийц же к тем страданиям, которые причиняет им чувство внезапной полости присоединяются еще неутоленные вожделения и желания, из-за которых они покончили с собой.

Пятая ступень мира душ — есть ступень душевного света. Симпатия к другому имеет на ней уже огромное значение. Ей родственны души, поскольку они в течение физической жизни не довольствовались удовлетворением низших потребностей, а находили радость и удовольствие в окружающем их мире. Здесь подлежит, например, очищению мечтательное отношение к природе, поскольку оно носит чувственный характер. Но этот вид мечтательности надо строго отличать от той высшей жизни в природе, которая духовна по натуре, и которая ищет духа, раскрывающеюся в вещах и явлениях природы. Такою рода чувство природы относится к вещам, которые развивают самый дух и закладывают в этом духе нечто пребывающее. Но от этою чувства природы должно отличать то наслаждение природой, основание которою лежит в чувствах. По отношению к этому душа также нуждается в очищении, как и относительно других склонностей, которые основаны только на физическом бытии. Многие из людей видят как бы род идеала в учреждениях, которые служат чувственному благополучию, в системе воспитания, прежде всею заботящейся о чувственном благоденствии. О них нельзя сказать, чтобы они служили лишь своим себялюбивым побуждениям. Но их душа все же устремлена к чувственному миру и должна исцелиться при помощи господствующей в пятой области душевною мира сила симпатии, не имеющей этих внешних средств удовлетворения. Здесь постепенно душа узнает, что эта симпатия должна избрать иные пути. И эти пути обретаются в излиянии души в душевное пространство, происходящем благодаря симпатии души с душевным окружением.

Здесь также очищаются те души, которые требуют от религиозных обязанностей, прежде всего повышения их чувственного благополучия. Все равно, будет ли их стремление направлено к земному или небесному раю. В «стране душ» они найдут этот рай, но лишь для того, чтобы уразуметь его ненужность и бесцельность. Все это, конечно, лишь единичные примеры очищений, которые совершаются в этой пятой области. Они могут быть умножены по желанию.

В шестой области действенной душевной силы происходит очищение душ, жаждущих дела, деятельность которых не носит эгоистического характера, но имеет свою основу в чувственном удовлетворении, которое она им дает. Такие натуры внешне производят впечатление совершенных идеалистов, они проявляют готовность ко всяким жертвам. Но в более глубоком смысле все арго у них все же сводится к повышению некоего чувственного наслаждения. Сюда принадлежат многие художественные натуры, и те, которые предаются научной деятельности лишь потому, что это им нравится. То, что приковывает их к физическому миру, есть вера в то, что искусство и наука существуют в нем именно для таких наслаждений. Они еще не научились посвящать их, и вместе с тем и самих себя, на служение мировому развитию.

Седьмая область, область истинной жизни души, освобождает человека от его последних склонностей к чувственно-физическому миру. Каждая из предшествующих областей принимает от души то, что было ей родственно. Что еще окружает дух, это убеждение, что его деятельность должна быть всецело посвящена чувственному миру. Бывают высоко одаренные личности, которые, однако, не думают ни о чем другом, кроме явлений физического мира. Такой образ мысли можно назвать материалистическим. Такое убеждение должно быть разрушено, и именно это происходит в седьмой области. Здесь эти души видят, что у них нет предметов для их материалистического мышления. Как лед на солнце, тает здесь это убеждение души. Отныне душевная сущность поглощена своим миром, дух освободился от всех оков. Он устремляется в области, где он живет лишь в своем собственном окружении.

Душа исполнила свою предыдущую земную задачу, и после смерти отпало то, что еще оставалось от этой задачи, как оковы для духа. Когда душа победила остатки земного бытия, тогда она сама возвращается к своим элементам.

Из этого описания видно, что переживания душевного мира, а вместе с тем и состояния душевной жизни после смерти принимают все более светлый облик по мере того, как человек отрешаете» от того низменного, что оставалось в нем, от его связи с физической телесностью.

Сообразно с физической жизнью душа пребывает дольше или короче в той или другой области. Там, где она чувствует сродство, она остается до тех пор, пока оно не уничтожено. Там, где нет сродства, она неощутимо проходит дальше. Здесь мы имели в виду изобразить лишь основные свойства мира душ и представить в общих чертах характер жизни души в этом мире. То же самое и относительно последующего описания страны духов. Распространяться о дальнейших свойствах этих высших миров значило бы перейти границы, которые должны быть положены этой книгой. Потому что говорить понятно о пространственных соотношениях и ходе времени, которые здесь совершенно иные, чем в физическом мире, можно было бы лишь при условии весьма подробного изложения. Некоторые важные указания на этот счет можно найти в моем «Тайноведении».

СТРАНА ДУХОВ

Прежде чем мы последуем за духом в его дальнейшем странствии, должна сперва быть рассмотрена та область, в которую он вступает. Это есть «мир духа». Этот мир так не похож на физический, что все то, что может быть о нем сказано, должно показаться фантастическим тому, кто хочет доверять лишь, своим физическим чувствам. И здесь в еще большей мере справедливо то, что уже было сказано при рассмотрении «мира души», а именно: чтобы описывать, нужно пользоваться сравнениями. Ибо наш язык, который по большей части служит лишь для чувственной действительности, недостаточно богат выражениями для «страны духов». И теперь в особенности необходима просьба: многое из того, что будет сказано сейчас, понимать лишь как намек. Все то, что здесь будет описано, настолько не похоже на физический мир, что его возможно изобразить лишь таким образом. Автор этого изложения все время сознает, как благодаря несовершенству нашего языка, приспособленного лишь к физическому миру, действительно его указания мало соответствуют опыту в этой области.

Прежде всего, необходимо указать, что этот мир соткан из того вещества (конечно, и слово «вещество» употреблено здесь в очень неточном смысле), из которого состоит человеческая мысль. Но мысль так, как она живет в человеке, есть лишь тень, лишь призрак своей действительной сущности. Как тень предмета на стене относится к действительному предмету, отбросившему эту тень, так же мысль, которая возникает в человеческой голове, относится к той сущности в «стране духов», которая соответствует этой мысли. Когда в человеке пробудилось духовное чувство, тогда он в действительности воспринимает эту мыслесушность, так же, как чувственный глаз воспринимает стол или стул. Он находится в окружении мысле-существ. Чувственное око воспринимает льва, и чувственное мышление мыслит лишь мысль о льве, как призрак, как теневой образ. Духовное око видит в «стране духов» мысль о льве так же реально, как чувственное око видит физического льва. Здесь опять можно отослать к сравнению, уже употребленному нами относительно «страны душ». Как для оперированного слепорожденного его окружение является вдруг, с новыми свойствами красок и света, так и для того, кто научился пользоваться духовным оком, все его окружение является наполненным новым миром, миром живых мыслей или духа — существ.

В этом мире, прежде всего, видны духовные прообразы всех вещей и существ, находящихся в физическом мире и в душевном мире. Представим себе картину, заключенную в духе художника прежде, чем он написал ее. Тогда мы имеем подобие того, что подразумевается под словом прообраз. Здесь безразлично, имел ли художник этот прообраз в голове до того, как начал писать, или же прообраз лишь постепенно возникает, по мере практической работы. В истинном «мире духа» подобные прообразы имеются для всех вещей, и физические предметы и существа суть лишь отображения этих прообразов.

Вполне естественно, если тот, кто доверяет лишь своим внешним чувствам, отрицает этот мир прообразов и утверждает, что прообразы суть лишь абстракции, которые сравнивающий разум получает от чувственных вещей, ибо он не может воспринимать в этом высшем мире, он знает мир мысли лишь в его призрачной абстракции. Он не знает, что видящий духовно так же точно близко знаком с духовными существами, как он сам со своей собакой или кошкой, и что мир прообразов имеет бесконечно большую интенсивность реальности, чем чувственно физический.

Правда, первый взгляд в эту «страну духов» действует еще более смущающе, чем взгляд в душевный мир. Ибо прообразы в своем истинном облике совершенно не похожи на свои чувственные отображения. Но так же несходны они и со своими тенями, с абстрактными мыслями.

В духовном мире все находится в постоянной подвижной деятельности, в непрестанном творчестве. Там нет покоя, остановки на одном месте, как они бывают в физическом мире. Ибо прообразы суть творческие существа. Они творцы всего того, что возникает в физическом и душевном мирах. Их формы быстро сменяются, и в каждом прообразе таится возможность принимать бесчисленные особые облики. Они как бы порождают из себя отдельные облики, и едва порожден один, как прообраз вновь стремится к тому, чтобы излить из себя следующий. И прообразы имеют между собой большее или меньшее родственное соотношение. Они не действуют обособленно. Для своего творчества один требует помощи другого. Часто неисчислимые прообразы действуют сообща для того, чтобы возникло то или иное существо в душевном или физическом мире.

Кроме того, что в этой «стране духов» может быть воспринято «духовным зрением», там находится еще нечто иное, что можно рассматривать как переживание «духовного слуха». А именно, как только «ясновидящий» поднимется из страны душ в страну духов, воспринимаемые им прообразы становятся также и звучащими. Это «звучание» — есть чисто духовное явление. Оно должно быть представлено без всякой примеси мысли о физическом звуке. Наблюдатель чувствует себя как бы в море звуков. И в этих звуках, в этом духовном звучании находят себе выражение существа духовного мира. В их созвучии, в их гармониях, ритмах и мелодиях запечатлены первозаконы их бытия, их взаимные соотношения и сродство. То, что в физическом мире рассудок воспринимает как закон, как идею, то для «духовного уха» является духовно-музыкальным. (Поэтому пифагорейцы называли такое восприятие духовною мира «музыкой сфер». Для обладающего «духовным ухом» эта «музыка сфер» не есть только нечто образное, аллегорическое, но хорошо знакомая духовная реальность.) Но только для того, чтобы получить понятие об этой «духовной музыке», нужно отбросить все представления о чувственной музыке, в том виде, как она воспринимается «материальным ухом». Ведь здесь дело идет о «духовном восприятии», следовательно, о таком, которое для «чувственного уха» должно оставаться немым. В последующих описаниях «страны духов» указания на эту «духовную музыку» выпущены ради простоты изложения. Надо лишь представить себе, что все, что будет описываться, как «образ», как нечто «светящееся», в то же время является и звучащими. Каждому цвету, каждому световому восприятию соответствует духовный звук, и каждому взаимодействию цветов соответствует гармония, мелодия и т. д.

Необходимо вполне усвоить себе, что там, где царит звучание, не прекращается и восприятие «духовного ока». Звук только присоединяется к свечению. Там, где в последующем говорится о «прообразах», надо мыслить также и «первозвуки». К этому присоединяются и иные восприятия, которые можно ради подобия обозначить как «духовный вкус» и т. д. Но здесь мы не станем вдаваться в обсуждение этих явлений, так как тут дело касается того, чтобы разбудить представление о «стране духов» посредством некоторых имеющихся в нас родов восприятия, извлеченных из целого.

Теперь, прежде всего, необходимо установить различие между разнообразными родами прообразов. И в «стране духов» для того, чтобы ориентироваться, также необходимо различать известное количество ступеней или областей. Как и в «стране душ», здесь не надо представлять себе отдельные области в виде пластов, лежащих один над другим, но как взаимно проникающие и пронизывающие друг друга. Первая область содержит в себе прообразы физического мира, поскольку он не одарен жизнью. Здесь мы находим прообразы минералов, далее прообразы растений, но лишь, поскольку они являются исключительно физическими, т. е. поскольку мы оставляем в стороне находящуюся в них жизнь. Здесь мы встречаемся также с физическими формами животных и людей. Этим не исчерпывается еще все, что находится в этой области, мы лишь поясняем самыми ближайшими примерами.

Эта область образует основной скелет «страны духов». Ее можно сравнить с твердой почвой нашей физической земли. Это есть масса материка «страны духов». Его отношение к физически телесному миру может быть описано лишь путем сравнения. Можно получить об этом представление, например, таким образом. Вообразим себе какое-нибудь ограниченное пространство, заполненное физическими телами самого разнообразного вида. Теперь представим себе, что эти физические тела исчезли, а на их месте полые области, имеющие их формы. Промежутки же между ними, бывшие ранее пустыми, представим себе заполненными разнообразнейшими формами, состоящими с прежними телами в различных соотношениях.

Нечто подобное является взору в низшей области мира прообразов. Вещи и существа, воплощенные в физическом мире, являются в ней как «полые области», а в промежуточных пространствах разыгрывается подвижная деятельность прообразов («духовной музыки»). При физических воплощениях эти полые области как бы заполняются физической материей. Тот, кто одновременно смотрит в пространство физическим и духовным оком, тот видит физические тела и в промежутках между ними подвижную деятельность творческих прообразов. Вторая область «страны духов» содержит в себе прообразы жизни. Но здесь эта жизнь представляет собой совершенное единство. Как текучий элемент, струятся она в стране духов, пульсируя повсюду, подобно крови. Ее можно сравнить с морями и водами физической земли. Однако распределение ее ближе подходит к распределению крови в животном теле, чем к распределению морей и рек. Текучая жизнь, образованная из материи мысли, — так можно было бы обозначить эту вторую ступень «страны духов». В этом элементе обретаются творческие первосилы всего, что в физической действительности возникает в виде живых существ. Здесь становится очевидным, что вся жизнь — есть единство, что жизнь в человеке родственна жизни всех его собратьев по творению.

Как третья область «страны духов» должны быть обозначены прообразы всего душевного. Здесь находят себя в гораздо более тонком и прозрачном элементе, чем в обеих первых областях. Пользуясь сравнением, его можно определить как воздушную сферу «страны духов». Все, что совершается в душах обоих других миров, находит здесь свое духовное подобие. Все ощущения, чувства, инстинкты, страсти и т. д. еще раз появляются здесь, в духовном виде. Атмосферические явления этой «воздушной сферы» соответствуют в других мирах страданиям и радостям творений. Как тихое дуновение, воспринимается здесь тоска человеческой души, как бурный вихрь — взрыв страсти. Тот, кто в состоянии воспринимать здесь, тот может услышать вздох каждого создания, если он направит к нему свое внимание. Временами, например, здесь можно видеть что-то вроде бурных гроз, со сверкающими молниями, с раскатами грома, и если углубиться дальше, в исследование этого, то мы увидим, что в этих «духовных грозах» выражаются страсти какой-нибудь битвы или сражения, происходящего на земле.

Прообразы четвертой области не имеют непосредственного отношения к другим мирам. Это в некотором роде существа, которые властвуют над прообразами трех нижних областей и способствуют их взаимодействию. Поэтому они заняты распределением и группировкой этих подчиненных прообразов. Поэтому из этой области исходит более всеобъемлющая деятельность, чем из нижних.

Пятая, шестая и седьмая области существенно отличаются от предыдущих. Ибо обитающие в них существа доставляют прообразам нижних областей побуждения к их деятельности. В них находятся творческие силы самих прообразов. Тот, кто может подняться до этих областей, знакомится с замыслами, которые заложены в основе нашего мира. Как живые, зародышевые зерна еще лежат здесь прообразы, готовые принять разнообразнейшие формы мысле-существ. Когда эти зародышевые зерна вводятся в нижние области, тогда они как бы начинают всходить и проявляются в самых различных обликах. Идеи, с помощью которых человеческий дух творчески выступает в физическом мире, суть лишь отражения, тени этих зародыше-мысле-существ высшего духовного мира. Наблюдатель, обладающий «духовным слухом», поднявшийся из нижних областей «страны духов» в эти верхние ее области, видит, как звучание и звуки превращаются в «духовный язык». Он начинает воспринимать «духовное слово», через которое вещи и существа уже в «словах», а не только в музыке, открывают ему свою природу. Они говорят ему, как называется это в «духоведении», свои «вечные имена».

Надо представить себе, что эти мысле-зародышевые существа обладают сложной природой. Из элемента мира мысли берется, так сказать, лишь оболочка зародыша. Она же обнимает собой истинное зерно жизни. Здесь мы подходим к границе «трех миров», ибо зерно происходит из еще более высоких миров. Когда выше были описаны составные части человека, то в нем было указано на это зерно жизни, и «Жизне-дух» и «Духо-человек» были названы, как его составные части. И для других существ мира имеются подобные зерна жизни. Они исходят из высших миров и перемещаются в эти три указанные мира, чтобы исполнить там свою задачу.

Теперь мы должны проследить дальнейшее странствие человеческого духа через «страну духов» между двумя воплощениями или инкарнациями. При этом перед нами еще раз ясно предстанут особенности и соотношения этой «страны».

ДУХ В «СТРАНЕ ДУХОВ» ПОСЛЕ СМЕРТИ

Когда на своем пути между двумя воплощениями человеческий дух прошел через «мир душ», то он вступает в страну духов, чтобы пребывать там, пока он не созреет для нового телесного бытия. Смысл этого пребывания в «стране духов» становится понятен лишь тогда, когда мы сумеем правильно истолковать задачу жизненного паломничества человека через его воплощения. Пока человек воплощен в физическом теле, он действует и творит в физическом мире. И он действует и творит в нем, как духовное существо. То, что измыслит и разовьет его дух, он запечатлевает в физические формы, в телесные вещества и силы. Таким образом, как вестник духовного мира, он должен воплотить дух в телесном мире. Лишь благодаря тому, что он воплощается, может человек действовать в телесном мире. Он должен принять свое физическое тело, как орудие, для того, чтобы через телесное воздействовать на телесное и чтобы это последнее могло действовать на него. Но то, что действует через эту физическую телесность человека, это есть дух. От него исходят намерения, направления деятельности в физическом мире. Но пока дух действует в физическом теле, он не может жить как дух в своем истинном образе. Он может лишь как бы просвечивать сквозь покрывало физического бытия. Дело в том, что человеческая жизнь мысли в действительности принадлежит духовному миру, и поскольку эта жизнь проявляется в физическом существовании, ее истинный облик пребывает сокрытым. Можно сказать также, что жизнь мысли физического человека есть лишь тень, отблеск истинного духовного существа, к которому она принадлежит. Таким образом, в течение физической жизни дух вступает во взаимодействие с земным, телесным миром благодаря орудию физического тела. Но, хотя задача человеческого духа, пока он идет от воплощения к воплощению, именно и состоит в этом воздействии на физический, телесный мир, все же он никогда не мог бы исполнить достойным образом эту задачу, если бы он жил лишь в телесном бытие. Ибо намерения и цели земной задачи не строятся и не получаются во время земного воплощения, так же точно, как не сооружается план дома на самом месте постройки, где работают рабочие. Подобно тому, как этот план вырабатывается в кабинете архитектора, так же точно и цели, и намерения земного творчества создаются в «стране духов».

Дух человека должен между двумя воплощениями постоянно вновь обитать в этой стране для того, чтобы, вооружившись тем, что он оттуда приносит, снова иметь возможность приступить к работе в физической жизни. Подобно тому, как в своем рабочем кабинете архитектор без кирпича и извести изготовляет план дома, согласно строительным и иным законам, так и строитель человеческого творчества, дух, или высшее «Я», должен в «стране духов» развить способности и цели сообразно законам этой страны, чтобы потом перевести их в земной мир. Лишь когда человеческий дух все вновь и вновь пребывает в своей собственной области, он становится в состоянии переносить дух также и в земной мир, при помощи физически — телесных орудий.

На физическом поприще человек научается познавать свойства и силы физического мира. Он собирает там, во время деятельности, сведения о том, какие требования предъявляет физический мир к тому, кто хочет действовать в нем. Он научается там познавать свойства материи, в которой он хочет воплотить свои мысли и идеи. Самые мысли и идеи он не может извлечь из материи. Таким образом, земной мир является одновременно полем деятельности и учения. Затем изученное преобразуется в стране «духов» в живую способность духа. Чтобы лучше разъяснить нашу мысль, можно вышеуказанное сравнение продолжить еще дальше. Архитектор вырабатывает план дома. Он выполняется. При этом архитектор получает сумму разнообразнейшего опыта. Весь этот опыт увеличивает его способности. Когда он примется разрабатывать следующий план, весь этот опыт вольется в него. И по сравнению с предыдущим, этот последующий план окажется обогащенным всем тем, чему научил первый. То же самое происходит и при следующих одна за другою человеческих жизнях. В промежутках между воплощениями дух обитает в своем собственном царстве. Он может всецело отдаться требованиям жизни духа, освобожденный от физической телесности он работает над собой во всех направлениях, и в этом своем строительстве он внедряет в себя плоды опытов своих прежних жизней. Таким образом, его взор всегда устремлен на поприще его земных задач, так постоянно работает он над тем, чтобы сделать землю, место поприща его теперешней деятельности, все совершеннее и совершеннее. Он работает над собой, чтобы при каждом воплощении он мог все совершеннее нести свое служение в земной жизни. Но это, конечно, лишь общая картина последовательных человеческих жизней. И действительность никогда вполне не совпадаете этой картиной, а будет всегда лишь более или менее согласоваться с ней. Иногда обстоятельства могут сложиться так, что последующая жизнь человека будет гораздо более несовершенна, чем предыдущая. Но в общем такие несоответствия и неправильности опять сглаживаются естественным образом, в течение последовательно сменяющих воплощений.

Образование духа в «стране духов» происходит благодаря тому, что человек постепенно вживается в различные области этой страны. Его собственная жизнь в постепенной последовательности растворяется в этих областях, он воспринимает на время их свойства. Тем самым они проникают его существо своим существом для того чтобы первое, усиленное вторым, могло действовать в земном. В первой облети «страны духов» человек окружен духовными прообразами земных вещей. В течение земной жизни он ведь научается познавать лишь тени этих прообразов, которые постигаются им в его мыслях. То, что на земле лишь думается, то в этой области переживается. Человек странствует среди мыслей, но эти мысли суть реальные существа. То, что в течение земной жизни он воспринял своими чувствами, то теперь действует на него в своей мысле-форме. Но мысль является не как тень, скрывающаяся за вещами, она становится полной жизни реальностью, которая рождает вещи. Человек как бы находится в мастерской мысли, в которой образуются и формируются земные вещи. Ибо в «стране духов» все есть полная жизни деятельность и подвижность. Здесь за работой мир мыслей, как мир творящих и образующих живых существ. Видно, как создается то, что было пережито нами в земном бытии. Как в физическом теле, как действительность, мы переживаем чувственные вещи, так теперь, будучи духом, мы переживаем, как действительность, духовные образующие силы. Среди мысле-существ, которые находятся здесь, существует и мысль собственной физической телесности. Чувствуешь себя оторванным от нее. Как сопринадлежную себе ощущаешь одну духовную сущность. И когда, как бы в воспоминании, мы воспринимаем сброшенное тело уже более не как физическое, а как мысле-существо, тогда наглядно выступает его сопринадлежность внешнему миру. Его научаются рассматривать как нечто, принадлежащее к внешнему миру, как некий член этого внешнего мира.

Следовательно, своя телесность уже больше неотделима от остального внешнего мира, как нечто более близкое самому себе. Чувствуется единство во всем внешнем мире, включая в него собственные телесные воплощения. Здесь собственные воплощения сливаются воедино со всем остальным миром. Итак, здесь смотрят на прообразы физическо — телесной действительности, как на единство, к которому принадлежат сами. Благодаря этому, путем наблюдения постепенно научаются узнавать наше сродство, наше единство с окружающим миром. Научаются говорить ему: то, что распростерто здесь вокруг тебя, это был ты сам.

Но это одна из основных мыслей древнеиндийской мудрости Веданты. «Мудрый» уже в течение своей земной жизни усваивает то, что другие переживают после смерти, а именно понимание мысли, что он сам находится в сродстве со всеми вещами, мысли: «Это — ты». В земной жизни это идеал, к которому может стремиться жизнь мысли, в «стране духов» это есть непосредственный факт, становящийся для нас все яснее и яснее путем духовного опыта.

И сам человек в этой стране начинает все более и более сознавать, что своим действительным существом он принадлежит к миру духов. Он воспринимает себя, как духа среди духов, как одного из членов Перво-духа, и сам чувствует в себе Слово Перво-духа: «Я есмь Перво-дух». (Мудрость Веданты говорит: «Я есмь Брахман», т. е. я принадлежу, как член, к тому Перво-существу, из которого исходят все существа.)

Видит: то, что в земной жизни воспринимается как туманная мысль, и куда устремляется всякая мудрость, то в «стране духов» переживается непосредственно. Да и думаем мы о нем в течение земной жизни именно потому, что оно является фактом в духовном бытии.

Таким образом, во время своего духовного бытия человек как бы извне, с более высокой точки зрения, видит отношения и факты, среди которых он стоит в течение своей земной жизни. И в самой нижней области «страны духов» так и живет он по отношению к земным соотношениям, которые непосредственно связаны с физической телесной действительностью.

На земле человек рождается в известной семье, в известном народе, он живет в известной стране. Всеми этими соотношениями определяется его земное бытие. Он находит себе того или иного друга потому, что так складываются обстоятельства в физическом мире. Он занимается теми или иными делами. Все это определяет его земные жизненные отношения. И все это, в течение его жизни в первой области «страны духов» выступает ему навстречу, как живое мысле-существо. Он, в некотором роде, вновь переживает все это. Но он переживает все это с деятельно-духовной стороны. Любовь к семье, которую он проявлял, дружба, которую он выказывал, оживают в нем изнутри, и его качества усиливаются в этом направлении. Крепнет то, что действует в человеческом духе как сила семейной, дружеской любви. Оттого позднее он, в этом отношении, вступает в земное существование более совершенным человеком.

В известной степени — это повседневные отношения земной жизни, подобно плодам зреющие в этой самой нижней области «страны духов». И те люди, чьи интересы целиком погружены в эти повседневные отношения, будут самую долгую часть своей духовной жизни в промежуток между двумя воплощениями чувствовать свое сродство с этой областью. Людей, с которыми жил в физическом мире, вновь обретают в духовном мире. Точно так же, как отпадает от души все то, что было ей свойственно благодаря физическому телу, так и связь, соединявшая в физической жизни душу с душой, освобождается от условий, имеющих значение и действие лишь в физическом мире. Но все то, чем душа была в физической жизни, продолжается и за смертью, в духовный мире. Естественно, что слова, созданные для физических соотношений, лишь неточно могут передавать то, что происходит в духовном мире. Но поскольку принимаешь это во внимание, можно признать вполне правильным, когда говорят: те души, которые в физическом мире принадлежали друг другу, вновь находят друг друга в духовном мире, дабы там соответствующим образом продолжать свою совместную жизнь.

Следующая область есть та, в которой всеобщая жизнь земного мира струится как мысле-существо, как бы, как текучий элемент «страны духов». Пока мир наблюдается в физическом воплощении, жизнь является привязанной к отдельным живым существам. В стране духов она освобождена от этого и протекает, подобно крови жизни, через всю страну. Она является там живым единством, разлитым во всем, и от этого в течение земной жизни человеку является лишь отблеск. И он выражается в каждой форме почитания, которое человек проявляет перед Цельностью, Единством и Гармонией мира. Религиозная жизнь людей проистекает от этого отблеска. Человеку становится ясно, что смысл бытия лежит не в преходящем, не в единичном. Он смотрит на это преходящее, как на «символ», как на отображение вечного, гармонического Единства. С благоговением и молитвой взирает он на это Единство. Ему приносит он в дар обряды религиозного культа.

В «стране духов» является не отблеск, но истинный облик, как живое мысле-существо. Здесь человек может действительно соединиться с тем Единством, которое он чтил на земле. В этой области выступают наружу плоды религиозной жизни и всего, что связано с ней. Человек научается теперь из духовного опыта познавать, что его отдельная судьба не должна быть оторванной от общности, к которой он принадлежит. Здесь образуется способность познавать себя как члена целого. Религиозные натуры и те, которые уже в жизни создали себе чистую, благородную мораль, будут в течение большей части своего духовного промежуточного состояния черпать силу из этой области. И они воплотятся вновь с повышением своих свойств в этом направлении.

Между тем как в первой области находишься вместе с душами, с которыми был связан в предыдущей физической жизни посредством самых близких связей физического мира, во второй области вступаешь в область всех тех, с которыми чувствовал себя единым в более широком смысле: благодаря общему почитанию, общему исповеданию и т. д. Надо заметить, что духовные переживания предшествовавших областей остаются в силе и в последующих. Так, человек не отрывается от созданных семьей, дружбой и т. д. связей, когда он вступает в жизнь второй области и последующих областей. А также области «страны духов» не лежат, как «отделения», одна вне другой, они взаимно проникают одна другую, и человек переживает себя в новой области не потому, что он в какой-либо форме внешне «вступил» в нее, но потому, что в самом себе он достиг внутренних способностей воспринимать то, в пределах чего он раньше был невоспринимающим.

Третья область «страны духов» содержит в себе прообразы душевного мира. Все, что живет в этом мире, является здесь как живое мысле-существо. Здесь находят прообразы вожделений, желаний, чувств и т. д. Но здесь, в мире духов, к душевному уже не примешивается ничего от себялюбия. Так же, как во второй областная жизнь, так в этой, третьей, области все желание, страсть, вся радость и печаль образуют одно единство. Страсть, желания других не отличаются от моей страсти, от моего желания. Ощущения и чувства всех существ составляют один общий мир, который заключает в себе и окружает собой все остальное так же, как наша физическая воздушная сфера окружает землю. Эта область — есть как бы атмосфера «страны духов».

Здесь приносит свои плоды все то, что человек сделал в земной жизни, в служении общности, в бескорыстной отдаче себя другим людям. Ибо благодаря этому служению, благодаря этому самопожертвованию, он жил в отблеске третьей области «страны духов». Великие благодетели человечества, натуры, полные самопожертвования, те, что совершают великие подвиги на общественном поприще, достигли своих свойств в этой области после того, как в течение предшествовавших воплощений они приобрели себе возможность особого сродства с этой областью.

Ясно, что три вышеописанные области «страны духов» стоят в известном соотношении к мирам, стоящим ниже их, к физическому и душевному миру. Ибо они содержат в себе прообразы, живые мысле-существа, которые в этих мирах получают телесное или душевное бытие. Только четвертая область уже является «чистой страной духов». Но и эта область такова еще не в полном смысле этого слова. Она отличается от трех нижних областей тем, что в них встречаются прообразы тех физических и душевных отношений, которые человек находит в физическом и душевном мирах до того, как сам он начинает работать в этих мирах. Обстоятельства повседневной жизни связаны с вещами и существами, которые человек находит в мире, преходящие вещи этого мира направляют его взоры к их вечной первооснове, и те его собратья по творению, которым человек посвящает свое бескорыстное чувство, явились в мир не через него. Но через него явились в мир создания искусств и наук, техники, государственности и т. д. Короче, все то, что он воплощает в мире как оригинальные творения своего духа. Без его содействия в мире не было бы физических отпечатков всего этого. В четвертой области «страны духов» и находятся прообразы этих чисто человеческих творений.

Что в течение своей земной жизни человек творит в области научных изобретений, художественных идей и образов, замыслов техники, — приносит свои плоды в этой четвертой области. Из этой области, поэтому черпают художники, ученые, великие изобретатели свои импульсы во время своего пребывания в «стране духов», и здесь возвышается их гений, чтобы в новом воплощении в более сильной степени содействовать дальнейшему развитию человеческой культуры.

Не следует представлять себе, что эта четвертая область «страны духов» имеет значение лишь для особо выдающихся людей. Она имеет значение для всех людей. Все то, что в физической жизни возвышает человека над сферой обыденной жизни желания и хотения имеет свой первоисточник в этой области. Если бы человек не проходил через нее в период между смертью и новым рождением, то в следующей жизни у него побыло бы выходящих за узкий круг личной жизни, интересов к общечеловеческому.

Выше было сказано, что, и эта область не может быть названа в полном смысле «чистой страной духов». Это происходит потому, что в духовном бытии людей играет роль также и состояние культурного развития, в котором они оставили землю. В «стране духов» они могут вкушать плоды лишь того, что они могли совершить по своим личным свойствам и сообразно степени развития народа, государства и т. д., в котором они родились.

В еще более высоких областях «страны духов» человеческий дух освобождается от всех земных оков. Он возносится в «чистую страну духов», где он переживает те замыслы и цели, которые поставил себе дух земной жизнью. Все то, что уже осуществилось в мире, дает бытие высшим целям и замыслам лишь в более или менее слабом отпечатке. Каждый кристалл, каждое дерево, каждое животное и все, осуществленное в области человеческого творчества — все это дает лишь отпечатки того, что предначертывает дух. И человек с этими несовершенными отблесками совершенных замыслов и целей. Таким образом, в границах одного из своих воплощений сам человек может стать лишь подобным отпечатком предначертанного ему в царстве духов. Чем сам он, как дух, собственно является в «стране духов», это обнаруживается, поэтому, лишь тогда, когда в промежуток между двумя воплощениями он поднимается в пятую область «страны духов». То, чем он является здесь, это есть действительно он сам. Это есть то, что в многообразных воплощениях получает внешнее бытие. В этой области истинное «Я» человека может свободно изживаться во все стороны. И это «Я» и есть, значит, то, что как единое все вновь появляется при каждом воплощении. Это «Я» приносит с собою способности, образовавшиеся в нижних областях «страны духов». Следовательно, оно переносит плоды прежних жизней в жизни последующие. Это есть носитель результатов прошлых воплощений.

Итак, «Я», когда оно живет в пятой области «страны духов», находится в царстве замыслов и целей. Подобно тому, как архитектор на несовершенствах, которые обнаружились у него, учится и берет для своих новых планов лишь то, что из этих несовершенств он смог превратить в совершенства, так и «Я» в пятой области отбрасывает из результатов своих прежних жизней все то, что связано с несовершенствами нижних миров, и оплодотворяет замыслы «страны духов», с которыми оно живет отныне, результатами своих прежних жизней.

Ясно, что сила, которую можно черпать из этой области, будет зависеть от того, насколько «Я» в течение своего воплощения, приобрело себе такие результаты, которые могут быть приняты в мире замыслов. «Я», которое в течение земного бытия стремилось осуществить замыслы духа путем мудрой деятельной любви, достигнет больших прав на эту область. Но то, которое было всецело поглощено повседневными отношениями, которое жило исключительно в преходящем, оно не посеяло семян, которые могут сыграть какую-нибудь роль в замыслах вечного строя вселенной. Лишь то немногое, выходящее за пределы повседневных интересов, что было совершено им, может раскрыться, как плод в этой верхней области «страны духов». Надо привыкнуть к мысли, что в этой области человек должен иначе судить о себе, чем он это может делать в физической жизни. Если он, например, приобрел лишь немногое, что родственно этой пятой области, в нем возникает стремление запечатлеть в себе для следующей физической жизни импульс, который заставляет эту жизнь протечь таким образом, в его судьбе (карме) выступает соответствующее действие этого недостатка. То, что затем в следующей земной жизни, с точки зрения этой жизни, представляется, как горестная судьба, — на которую, быть может, даже сильно сетуется как на таковую — то в этой области «страны духов» человек находит как вполне необходимое для него.

Так как в пятой области человек живет в своем собственном «Я», то он выведен также из всего того, что в течение воплощений обволакивает его из низших миров. Он является тем, чем он всегда был и всегда будет в течение своих воплощений. Он живет во власти замыслов, заложенных в эти воплощения, которые он внедряет в свое собственное «Я». Он оглядывается назад на свое собственно прошлое и чувствует, что все, что он пережил в нем, будет вложено в замыслы, которые ему предстоит осуществить в будущем. Вспыхивает род воспоминания о своих прежних жизнях и пророческое прозрение будущих.

Так то, что выше было названо «Самодухом», поскольку он развит, живет в этой области в соответствующей ему действительности, он образуется и готовится к тому, чтобы в новом воплощении для него явилась возможность осуществления духовных замыслов в земной действительности.

Если этот «Самодух» в течение ряда пребываний в «стране духов» развился настолько, что может вполне свободно двигаться в этой стране, тогда он будет все больше и больше искать здесь свою истинную родину. Жизнь в духе сделается ему так же близка, как земному человеку жизнь в физической действительности. Отныне точки зрения «мира духов» будут единственными, которые он сможет принять в течение следующих земных жизней. «Я» чувствует себя членом божественного мирового строя. Границы и законы земной жизни не касаются его внутренней сущности. Из духовного мира приходят к нему силы для всего, что он творит. Но духовный мир — есть единство. Тот, кто живет в нем, знает, как вечное творило прошедшее, и, исходя из вечного, он может определить направление для будущего. Взгляд на прошедшее расширяется до совершенного. Человек, достигший этой ступени, сам намечает себе цели, которых он должен достигнуть в следующем воплощении. Из «страны духов» он влияет на свое будущее для того, чтобы оно свершалось в духе истинного и духовного. Человек в течение промежуточного состояния между двумя воплощениями пребывает в присутствии всех тех высоких существ, перед очами которых Божественная Мудрость лежит без покровов. Ибо он достиг той ступени, на которой он может понимать их. В шестой области «страны духов» человек во всех своих деяниях будет проводить то, что наиболее свойственно истинной сущности мира. Ибо он не может искать того, что полезно ему, а лишь того, что должно случиться согласно правильному ходу мирового строя. Седьмая область страны духов ведет к границе «трех миров». Человек стоит здесь лицом к лицу с «семенами жизни», которые из высших миров перенесены в эти три вышеописанные, чтобы там исполнить свои задачи. Будучи на границе трех миров, человек тем самым познал себя в своем собственном зерне жизни. Это влечет за собой для него разрешение загадки этих трех миров. Итак, он созерцает всю жизнь этих миров. В физической жизни способности души, благодаря которым она испытывает в духовном мире описанные здесь переживания, не осознаются при обыденных отношениях жизни. В ее подсознательных глубинах они работают над телесными органами, которые создают сознание физического мира. Именно это и есть причина, почему они остаются невоспринимаемыми для этого мира. Глаз также не видит себя, потому что в нем действуют силы, которые делают видимым другое. Путем вступления на путь познания, в том смысле, как это описано в одной из следующих глав, душа освобождается от условий телесной жизни. Благодаря этому, она может в образе воспринимать переживания, через которые она проходит между смертью и новым рождением. Подобное восприятие дает возможность описывать явления «страны духов» так, как это было сделано тут в виде наброска. Если не упускать из виду, что все настроение души в физическом теле иное, чем в чисто духовном переживании, только тогда данное здесь описание станет, видимо в настоящем свете.

ФИЗИЧЕСКИЙ МИР И ЕГО СВЯЗЬ СО СТРАНОЮ ДУШ И ДУХОВ

Образования мира душ и страны, духов не могут быть предметами внешнего, чувственного восприятия. Предметы этого чувственного восприятия должны быть поставлены рядом с вышеописанными двумя мирами, как третий мир. И в течение своего телесного существования человек одновременно живет в трех мирах. Он воспринимает вещи чувственного мира, воздействует на них, образования мира душ действуют на него своими силами симпатий и антипатий, а его собственная душа своими склонностями и отвращением, своими желаниями и вожделениями вызывает волны в мире душ. Духовная же сущность вещей отражается в его мире мыслей, и сам он, как мыслящее духовное существо, является гражданином страны духов и сотоварищем всего, что живет в этой области мира.

Из этого явствует, что чувственный мир есть лишь часть того, что окружает человека. Из всего мира, окружающего человека, эта часть является в известной степени самостоятельной, потому что она может быть воспринята чувствами, которые оставляют в стороне душевное и духовное, принадлежащее также к этому миру. Так же, как кусок льда, плавающий на поверхности воды, есть то же самое вещество окружающей воды, но отличается от нее некоторыми свойствами, так и чувственные предметы суть вещество окружающего их мира душ и духов, и они отличаются от них некоторыми свойствами, которые делают их чувственно воспринимаемыми. Они, выражаясь до некоторой степени образно, уплотненные духовные и душевные образования, и уплотнение воздействует так, что чувства могут познавать их. И так же, как лед есть лишь форма, в которой существует вода, так и чувственные вещи лишь форма, в которой существуют душевные и духовные существа. Если понять это, то станет понятно и то, что подобно тому, как вода в лед, так же и мир духа может переходить в мир душ, а этот последний — в чувственный мир.

С моей точки зрения становится также понятно, почему человек может создавать себе мысли о чувственных вещах. Ибо существует вопрос, который должен был бы ставить себе каждый мыслящий человек, а именно: в каком отношении находится мысль, которую человек создает себе о камне, к самому этому камню? У людей, которые особенно глубоко всматриваются во внешнюю природу, перед их духовными очами во всей ясности возникает этот вопрос. Они ощущают соответствие человеческого мира мыслей со строем и порядком природы. Прекрасным образом, например, говорит об этой гармонии великий астроном Кеплер: «Воистину, в мире начертан божественный призыв, властно влекущий человека к изучению астрономии, начертан, конечно, не в словах и слогах, но по существу, в силу соразмерности человеческих понятий и чувств со сцеплением небесных тел и состояний».

Лишь оттого, что вещи чувственного мира суть не что иное, как уплотненные духо-существа, человек, поднимаясь своими мыслями к этим духо-существам, может постигать в своем мышлении предметы. Чувственные вещи происходят из мира духа, они лишь иная форма духо-существ, и когда человек мыслит о вещах, то он просто лишь переводит свой взор от чувственной формы к духовным прообразам этих вещей. Понять мыслью вещь — есть процесс, который можно сравнить с тем, в котором твердое тело предварительно расплавляется в огне для того, чтобы химик мог затем исследовать его в его жидкой форме.

В различных областях страны духов проявляются духовные прообразы чувственного мира. В пятой, шестой и седьмой областях эти прообразы встречаются еще, как живые зародышевые зерна, в четырех нижних областях они преобразуются в духовные образования. Когда человеческий дух хочет посредством мышления составить себе понятие о чувственных вещах, он воспринимает эти духовные образования в теневом отблеске. Каким образом эти образования уплотнились до чувственного мира, — вот вопрос для того, кто стремится к духовному пониманию своего окружающего мира.

Прежде всего, для чувственного человеческого взора этот окружающий мир расчленяется на четыре явственно различающиеся друг от друга ступени: минеральную, растительную, животную и человеческую. Минеральное царство воспринимается чувствами и постигается мышлением. Создавая мысль о каком-нибудь минеральном теле, имеют дело с двояким: с чувственной вещью и с мыслью. Сообразно этому нужно себе представить, что эта чувственная вещь есть уплотненное мысле-существо. Но одно минеральное существо действует внешним образом на другое. Оно сталкивается с ним и приводит его в движение, оно согревает его, растворяет и т. д. Этот внешний способ воздействия можно выразить в мыслях. Человек создает себе мысли о том, как минеральные вещи внешне закономерно воздействуют друг на дуга. Благодаря этому, его отдельные мысли расширяются до мысле-образа всего минерального мира. И этот мысле-образ — есть отблеск прообраза всего минерального чувственного мира. Его можно найти в духовном мире, как целое.

В царстве растений к внешнему воздействию одной вещи на другую присоединяются еще явления роста и размножения. Растение увеличивается и воспроизводит из себя существа, себе подобные. К тому, что человек встречает в минеральном царстве, здесь еще присоединяется жизнь. Простое размышление над этим фактом приводит к заключению, проливающему свет. Растение обладает в себе силой давать самому себе ее живой облик и воспроизводить этот облик в существе, себе подобном. Между бесформенным видом минеральных веществ, какими они встречаются нам в газах, в жидкостях и т. д., и живым обликом растительного мира, посредине находятся формы кристаллов. В кристаллах мы имеем переход от бесформенного минерального мира к живой способности образования растительного царства.

В этом внешне чувственном процессе образования — в обоих царствах, в минеральном и растительном, — видят чувственное уплотнение чисто духовного процесса, который происходит, когда духовные зародыши трех верхних областей страны духов преобразуются в духа облики нижних областей. Процессу кристаллизации, как его прообраз в духовном мире, соответствует переход от бесформенного духа-зародыша к принявшему облик образованию. Если этот переход уплотнится настолько, что его могут воспринять чувства, тогда он является в чувственном мире как минеральный процесс кристаллизации.

Но также и в растительной жизни есть принявший облик духо-зародыш. Но здесь в принявшем облик существе еще осталась живая способность образования формы. В кристалле духо-зародыш при своем образовании потерял способность образования. Он изжил себя в вызванном к существованию облике. У растений есть облик и, кроме того, еще способность образования формы. Свойство духо-зародышей в верхних областях страны духов сохранилось в растительной жизни. Итак, растение — есть облик, так же, как и кристалл и, сверх того, еще и формообразующая сила. Кроме формы, которую первосущества приняли в растительном облике, над ним работает еще одна форма, несущая отпечаток духо-существ из верхних областей. Но чувственно в растении воспринимаемо лишь то, что изживает себя в законченном облике, строящие существа, которые дают жизненность этому облику в растительном царстве, чувственно не воспринимаемы. Чувственный глаз видит сегодня маленькую лилию и через некоторое время — ее же, ставшую большой. Силу образования, которая произвела последнюю из первой, этот глаз не видит. Это образующее сило-существо есть чувственно-невидимая, деятельная часть в растительном мире. Духо-зародыши спустились на одну ступень ниже, чтобы действовать в царстве обликов. В духоведении говорится об элементарных царствах. Если не имеющие еще никакого облика первоформы обозначить, как первое элементарное царство, то чувственно-невидимые сило существа, действующие как работники над ростом растений, принадлежат ко второму элементарному царству.

В животном мире к способностям роста и размножения присоединяется еще ощущение и стремление. Это проявления душевного мира. Существо, одаренное ими, принадлежит к этому миру, получает от него впечатления и производит на него воздействия. Каждое же ощущение, каждое стремление, возникающие в животном существе, исходят из низин животной души. Облик устойчивее, чем ощущение или стремление. Можно сказать, что так же, как изменяющийся облик растения относится к неподвижной форме кристалла, относится и жизнь ощущений к более устойчивому, живому облику. Растение в известной степени всходит облико-образовательной силой, в течение своей жизни оно постоянно причленяет новые облики. Сначала оно пускает корень, затем листья, потом: цветы и т. д. Животное является в законченном в себе облике и внутри его развивает изменчивую жизнь ощущений и стремлений. И эта жизнь имеет свое бытие в душевном мире. Подобно тому, как растение есть то, что растет и размножается, так животное есть то, что ощущает и развивает свои стремления. Они являются для животного тем бесформенным, что постоянно развивается в новых формах. В конечном свои преобразовательные процессы они имеют в высших областях страны духов. Но действуют они в мире душевном. Так, в животном мире к сило-существам, которые, как чувственно-невидимые, управляют ростом и размножением, присоединяются еще иные, которые спустились еще одной ступенью ниже в душевный мир. В животном царстве работниками, приводящими в действие ощущения и стремления, являются бесформенные существа, которые облекаются в душевные оболочки. Они и есть истинные строители животных форм. Ту область, к которой они принадлежат, в духоведении можно обозначить как третье элементарное царство.

Человек, кроме этих, присущих растениям и животным, способностей, снабжен еще и другими, дабы перерабатывать ощущения в представления и мысли и, мысля, управлять своими стремлениями. Мысль, которая в растении является, как облик, в животном — как душевная сила, выступает в нем как сама мысль в своей собственной форме. Животное — есть душа, человек — есть дух. Духо-существо спустилось еще на одну ступень глубже. У животного оно душеобразующе. У человека оно вошло в самый чувственно-вещественный мир. Дух присутствует внутри человеческого чувственного тела. И потому, что он является в чувственной одежде, он может проявляться лишь как тот призрачный отблеск, каким является мысль по отношению к духо-существу. В человеке дух проявляется через посредство аппарата физического механизма мозга.

Но зато дух сделался также внутренней сущностью человека. Мысль — есть форма, принимаемая в человеке бесформенным духо-существом, подобно тому, как в растении оно принимает облик, а в животном становится душой. Поэтому для человека, поскольку он — есть мыслящее существо, нет особого, вне его самого, создающего его элементарного царства. Его элементарное царство работает в его чувственном теле. Лишь поскольку человек является существом, обладающим обликом и ощущением, над ним работают элементарные существа того же рода, как те, которые работают над растениями и животными. Но организм мысли вырабатывается в человеке из самой внутренней глубины его физического тела. В духовном организме человека, в его выработанной до степени совершенного мозга нервной системе, мы чувственно наглядно имеем перед собой то, что работает в растениях и животных как нечувственная сило-сущность. Это причина того, что в животном проявляется самочувствие, а в человеке самосознание. В животном дух чувствует себя душой, он еще не воспринимает себя как духа. В человеке же дух познает себя как духа, хотя, познавая через физический аппарат, только как теневой отблеск духа, как мысль. В этом смысле тройственный мир расчленяется следующим образом:

1 Царство первообразных, лишенных формы существ (первое элементарное царство),

2 Царство существ, творящих облики (второе элементарное царство),

3 Царство душевных существ (третье элементарное царство),

4 Царство созданных обликов (облики кристаллов),

5 Царство, которое становится чувственно воспринимаемым в обликах, но над которым работают существа, творящие облики (царство растений),

6 Царство, которое становится чувственно воспринимаемым в обликах, но в котором, кроме того, действуют еще существа, творящие облики и изживающие себя душевно (животное царство),

7 Царство, в котором облики чувственно воспринимаемы, в котором еще действуют и существа, творящие облики, и изживающие себя душевно, и в котором сам дух образуется в форме мысли внутри чувственного мира (царство человеческое).

Отсюда можно видеть, как связаны с духовным миром основные составные части живущего в плоти человека. Физическое тело, эфирное тело, ощущающее душевное тело и душу рассудочную рассматривают, как уплотнившиеся в чувственном мире прообразы страны духов. Физическое тело возникает оттого, что прообраз человека уплотняется настолько, что может проявляться чувственно. Согласно этому, физическое тело можно также назвать существом первого элементарного царства, которое уплотнилось настолько, что стало доступным чувственному восприятию. Эфирное тело возникает, благодаря тому, что этот происшедший вышеописанным образом облик сохраняется подвижным, благодаря существу, которое простирает свою деятельность в чувственное царство, но самое не может быть воспринято чувственно. Если бы мы захотели вполне определить это существо, то должны были бы сказать, что прежде всего, оно берет свое начало из высших областей страны духов и затем во второй области преобразуется в прообраз жизни. Как таковой прообраз жизни, оно действует в чувственном мире. Подобным же образом существо, которое строит ощущающее душевное тело, берет свое начало в высших областях страны духов, в третьей его области преобразуется в прообраз душевного мира и, как таковой, действует в чувственном мире. Душа же, рассудочная, образуется оттого, что прообраз мыслящего человека в четвертой области страны духов преобразуется в мысль и, в качестве таковой, непосредственно, как мыслящее человеческое существо, действует в чувственном мире.

Таково место, занимаемое человеком в чувственном мире, так работает дух над его физическим телом, над его эфирным телом и над его ощущающим душевным телом. Так проявляется этот дух в душе рассудочной.

Итак, над тремя низшими членами человека работают и прообразы в форме существ, которые, в известном смысле, внешне ему противоположны, в своей душе рассудочной он сам становится (сознательным) работником над самим собой.

И существа, которые работают над физическим телом, те же, что образуют и минеральную природу. Над его эфирным телом работают существа того же рода, как и в царстве растений, над его ощущающим душевным телом — подобные тем, которые чувственно не воспринимаемыми живут в животном царстве, но деятельность которых простирается на эти царства.

Так действуют сообща различные миры. Мир, в котором живет человек, есть выражение этой совместной работы.

При понимании чувственного мира, таким образом, открывается также и понимание существ иного рода, чем те, которые имеют свое бытие в вышеназванных четырех царствах природы. Как образец таких существ возьмем то, что называется духом народа (национальным духом). Он не проявляется непосредственно, чувственным образом. Он изживается в ощущениях, чувствах, склонностях и т. д., которые можно наблюдать, как общие, одному известному народу. Он — есть существо, которое не воплощается чувственно, но подобно тому, как человек образует свое тело чувственно воспринимаемым, так и это существо образует свое тело из вещества мира душ. Это душевное тело духа народа подобно облаку, в котором обитают члены народа, влияния которого проявляются в душах данных людей, но которые происходят не из самих этих душ. Тот, кто представляет себе дух народа не таким образом, для того он остается призрачным мысле-образом, без жизни и содержания, пустой отвлеченностью.

Подобное же можно бы сказать и относительно того, что мы называем духом времени. Так наш духовный взор распространяется на многообразие иных низших и высших существ, которые живут в окружающем человека мире, но не могут быть восприняты им чувственно. Обладающие же способностью духовного зрения могут воспринимать таких существ и могут их описывать. К низшему роду таких существ принадлежат все те, кого воспринимающие духовный мир называют саламандрами, сильфами, ундинами, гномами. Когда тот, кто доверяет лишь одному чувственному зрению, относится к этим существам, как к порождению дикой фантазии и суеверия, то это вполне понятно. Для чувственного глаза, конечно, они никогда не будут видимы, ибо у них нет чувственного тела. Суеверие заключается вовсе не в том, что такие существа считают действительностью, а в том, что думают, что они проявляются чувственным образом.

Существа подобного рода участвуют в строении мира, и их встречают тотчас же, как только вступают в высшие мировые области, закрытые для телесных чувств.

Надо упомянуть также и о тех существах, которые не нисходят до мира душ, но оболочка которых соткана лишь из образований страны духов. Человек воспринимает их, становится им сопричастен, когда он раскрывает для них духовное зрение и духовный слух.

Благодаря такому раскрытию, для человека становится понятным многое из того, что без этою он мог лишь созерцать, не понимая. Вокруг него становится светло, он видит причины того, что в чувственном мире отражается, как следствия. Он понимает то, что без этою духовною зрения он или совсем бы отрицал, или же по отношению к нему он принужден был бы довольствоваться изречением: «На небе и земле есть многое, о чем не снилось вашей школьной мудрости». Люди, воспринимающие более утонченно духовно, начинают становиться беспокойными, когда предчувствуют вокруг себя иной, чем чувственный мир, смутно воспринимают его и принуждены двигаться в нем ощупью, словно слепой среди видимых предметов. Лишь ясный взгляд в эти высшие области белка, разумное проникновение в то, что в них происходит, может действительно укрепить человека и привести его к его истинному назначению. Только благодаря разумению того, что скрыто для чувств, человек расширяет свое существо так, что свою жизнь до этою расширения он ощущает, как «мечтания о мире».

О МЫСЛЕ-ФОРМАХ И О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ АУРЕ

Было сказано, что создания каждого из трех миров становятся реальностью для человека лишь тогда, когда у него есть способности или органы для их восприятия. Известные явления в пространстве человек воспринимает, как световые явления, лишь потому, что у него есть хорошо устроенный глаз. В какой мере то, что действительно есть, может раскрыться для данного существа, это зависит от его способности восприятия. Поэтому человек никогда не должен говорить: реально лишь то, что он может воспринять. Может быть реальным многое, для восприятия чего у него не достает органов.

Мир душ и страна духов так же реальны, даже в гораздо более высоком смысле реальны, чем чувственный мир. Правда, никакой чувственный глаз не может увидеть чувства, представления, однако, они реальны. И так же, как при посредстве своих внешних чувств, человек, как восприятие, имеет перед собой телесный мир, так для его духовных органов становятся восприятиями чувства, порывы, инстинкты, мысли и т. д. Точно так же, как, например, пространственные явления чувственным глазом могут быть восприняты, как цветовые явления, так же и вышеупомянутые душевные и духовные явления могут через посредство внутренних чувств стать воспринятыми, аналогичными чувственным цветовым явлениям. Вполне понять, в каком смысле это сказано, может, впрочем, лишь тот, кто пошел по описанному в последующей главе пути познания, и, благодаря этому, развил в себе свои внутренние чувства. Для него становятся сверхчувственно-видимыми душевные явления в окружающем его мире душ и духовные явления в духовной области. Чувства, которые он переживает в другом существе, для него излучаются, словно световые явления, мысли, на которые он обращает свое внимание, проносятся в духовном пространстве. Для него мысль человека, относящаяся к другому человеку, не является чем-то не воспринимаемым, но воспринимаемым явлением. Как действительная реальность, струится мысль от одного человеческого существа, устремляясь к другому. И то, как эта мысль воздействует на другого, переживается в духовном мире, как воспринимаемое явление. Таким образом, для того, чьи духовные чувства открыты, физически воспринимаемый человек есть лишь часть всего человека. Этот физический человек становится средоточием душевных и духовных истечений. Можно лишь указать на тот богатый, разнообразный мир, который раскрывается здесь перед видящим. Например, человеческая мысль, которая иначе живет лишь в мыслительном понимании слушающего, является, как духовно воспринимаемое, красочное явление. Его окраска соответствует характеру мысли. Мысль, которая возникает из чувственного порыва человека, имеет иную окраску, чем мысль, направленная на служение чистому познанию, благородной красоте или вечному добру. В красных цветовых оттенках проносятся через мир душ мысли, порождаемые чувственной жизнью. В прекрасном светло-желтом цвете является мысль, которой мыслитель поднимается к высшему познанию. Дивным, розово-алым сияет мысль, исходящая из полной самоотвержения любви. И как это содержание мысли, так и большая или меньшая ее определенность находит выражение в ее сверхчувственной форме проявления. Точная мысль мыслителя является, как образование с определенными очертаниями, спутанное представление выступает, как расплывчатое, облачное образование.

И душевное и духовное существо человека является, таким образом, как сверхчувственная часть всего человеческого существа.

Воспринимаемые «духовным взором» сияющие вокруг физического человека и обволакивающие его наподобие облака (как бы в форме яйца) красочные явления называются человеческой аурой. Величина этой ауры различна у различных людей. Но все же — в среднем — можно представить, что весь человек вдвое длиннее и в четыре раза шире, чем физический человек.

В ауре волнуются самые разнообразные оттенки цветов. И это волнообразное движение — есть верное изображение внутренней человеческой жизни. Отдельные цветовые оттенки так же изменчивы, как она. Но известные пребывающие свойства: таланты, привычки, свойства характера, — также выражаются в пребывающих основных красочных тонах.

У людей, которые пока еще далеки от переживаний «пути познания», описанного в последующей главе этой книги, могут возникать недоразумения о сущности того, что описано здесь как «аура». Можно представить себе, будто то, что описано здесь как «цвета», находится перед душой так же, как физический цвет перед глазом. Но подобный «душевный цвет» был бы ничем иным, как галлюцинацией. Духоведение не имеет ничего общего с впечатлениями, которые «галлюцинарны». И во всяком случае не они подразумеваются в данном здесь описании. К верному представлению приходят, когда имеют в виду следующее. В физическом цвете душа переживает не только чувственное впечатление, но в нем у нее есть и душевное переживание. Это душевное переживание иное, когда душа — через глаз — воспринимает желтую, иное, когда она воспринимает синюю поверхность. Назовем это переживание «жизнью в желтом» или «жизнью в синем». Теперь душа, которая вступила на путь познания, испытает подобное «переживание в желтом» по отношению к активным душевным переживаниям других существ, «переживание в синем» по отношению к самоотверженным душевным настроениям. Существенно не то, что «видящий», при представлении другой души, так же видит «синее», как он видит это «синее» в физическом мире, но что он имеет переживание, которое дает ему право назвать представление «синим», подобно тому, как физический человек называет «синим», например, занавес. И далее существенно, что «видящий» сознает, что этим своим представлением находится в переживании свободном от телесного так, что он получает возможность говорить о ценности и о значении жизни души в мире, восприятие которого не передается человеческим телом. Если и надо непременно сообразоваться с этим смыслом изложения, то все же для «видящего» является само собой разумеющимся говорить о «синем», «желтом», «зеленом» и т. д. в «ауре». Аура бывает очень различна, сообразно различным темпераментам и душевным свойствам людей, а также различна сообразно степеням духовного развития. У человека, который всецело предается своим животным побуждениям, совсем иная аура, чем у того, кто много живет мыслью. Существенно различается аура религиозно настроенной натуры от ауры такой, которая всецело отдается обыденным переживанием дня. Сверх того, в ауре находят свое выражение все сменяющиеся настроения, все склонности, радости и горести.

Чтобы научиться понимать значение цветовых оттенков, необходимо сравнить друг с другом ауры различных человеческих типов. Возьмем сначала людей с очень резко выраженными аффектами. Они делятся на два различных рода, на таких, которые влекутся к этим аффектам преимущественно животной природой, и таких, у которых они принимают более утонченную форму, так сказать, находясь под сильным влиянием мысли. У людей первого разряда ауру в определенных местах пронизывают преимущественно коричневые и красновато-желтые цветовые потоки всех оттенков. У людей с более утонченными аффектами в тех же местах ауры проступают оттенки более светлого красно-желтого и зеленого цветов. Можно заметить, что по мере увеличения интеллигентности все чаще появляются зеленые цвета. Люди очень умные, но занятые всецело удовлетворением своих животных побуждений, имеют много зеленого цвета в своей ауре. Но этот зеленый цвет будет всего в большей или меньшей степени иметь налет коричневого или коричнево-красного цвета. У неинтеллигентных людей большая часть их ауры пронизана коричнево-красными или даже темно-кровавыми потоками.

Существенно иной, чем у натур, склонных к аффектам, является аура спокойных, все взвешивающих, вдумчивых людей. Коричневатые и красноватые тона отступают, и наружу проявляются различные оттенки зеленого. У натур мыслителей аура имеет успокоительно действующий зеленый основной тон. Так выглядят преимущественно те натуры, о которых можно сказать: они умеют найтись при всяком положении жизни.

У самоотверженных натур выступают синие красочные тона. Чем больше жертвует человек своим «Я» для служения какому-нибудь делу, тем определеннее становятся синие оттенки. Здесь тоже встречаются два совсем различные рода людей. Есть натуры с ограниченной силой мышления, пассивные души, которые как бы не имеют ничего, что они могли бы бросить в поток мировых событий, кроме своего «доброго чувства». Их аура сияет прекрасным синим цветом. Такова же она и у многих самоотверженных религиозных натур. Подобную же ауру имеют сострадательные души и те, кто охотно проводит жизнь в благотворительности. Если же эти люди сверх того еще и интеллигентны, тогда чередуются синие и зеленые потоки, или же синее само принимает зеленоватый оттенок. Отличительное свойство активных душ, в противоположность пассивным, состоит в том, что их синева изнутри наружу пропитана светлыми тонами. Изобретательные натуры, те, которые имеют плодотворные мысли, излучают, точно из некоторого внутреннего центра, светлые красочные тона. В высокой степени это наблюдается у тех личностей, которых называют «мудрыми», и именно у тех, которые исполнены плодотворных идей. Вообще все, что указывает на духовную активность, имеет скорее вид лучей, распространяющихся изнутри, тогда как все, что берет начало из животной жизни, имеет форму неправильных облаков, которые проходят сквозь ауру.

Сообразно тому, служат ли представления, исходящие из активной души, своим собственным животным порывам или идеальным положительным интересам, соответствующие аурические образования являют различные окраски. Изобретательная голова, все свои мысли употребляющая на удовлетворение своих чувственных страстей, являет темно-иссиня-красные оттенки, напротив, та, что бескорыстно отдает свои мысли положительным интересам, дает светло-красно-синие тона. Жизнь в духе, сопутствуемая благородной самоотверженностью и способностью самопожертвования, сказывается розово-красными или светло-фиолетовыми цветами. Но не только основное настроение души, а и мимолетные аффекты, настроения и иные внутренние переживания проявляют в ауре свои красочные волны. Внезапный взрыв сильного гнева порождает красные волны, оскорбленное чувство чести, которое проявляется во внезапном возмущении, можно воспринять в виде темно-зеленых облаков.

Но цветовые явления возникают не только в виде неправильных облачных образований, они проявляются также в виде определенно очерченных, правильно сформированных фигур. Например, замеченные в человеке приступ страха виден в его ауре сверху донизу, как волнистые волосы синего цвета с красноватым отсветом. У лица, в котором заметно напряженное ожидание какого-нибудь события, можно видеть беспрестанно проходящие в ауре красно-синие полосы в виде радиусов, идущих изнутри наружу.

При наличности точного духовного восприятия заметно каждое ощущение, приходящее к человеку извне. В ауре людей, которые сильно волнуются от каждого внешнего впечатления, постоянно вспыхивают маленькие красноватые точки и пятнышки. У людей, не обладающих живостью чувства, эти пятнышки имеют оранжево-желтую или же красивую желтую окраску. Так называемая «рассеянность» людей выявляется в синеватых пятнах более или менее изменчивой формы.

Для более высоко развитого «духовного видения» в этой, окружающей и обволакивающей человека «ауре» различимы три рода красочных явлений. Сначала здесь видны такие цвета, которые более или менее носят характер непроницаемости и тусклости. Однако если мы станем сравнивать эти краски с теми, которые видит наш физический глаз, эти краски покажутся скользящими и прозрачными. Внутри же самого сверхчувственного мира они создают пространство, которое заполняют сравнительно непроницаемым, они заполняют его как бы туманными образованиями.

Второй род цветов — это те, которые как бы всецело являются светом. Они просветляют пространство, которое они заполняют. Благодаря им, это пространство само становится световым пространством.

От этих обоих совершенно отличен третий род цветовых явлений. А именно, они имеют сияющий, сверкающий, искрящийся характер. Они не просто пронизывают сиянием пространство, которое они заполняют, они заливают его лучами и сиянием. В этих цветах есть нечто деятельное, в самом себе подвижное. Другие имеют нечто в самом себе спокойное, лишенное блеска. Эти же, напротив, как бы постоянно родятся вновь из самих себя.

Первые два рода красок как бы заполняют пространство тонкой жидкостью, которая спокойно в нем пребывает, третий заполняет его постоянно воспламеняющейся жизнью, неустанным движением.

Эти три рода красок не расположены в человеческой ауре непременно одна возле другой, они не находятся исключительно в отделенных друг от друга частях пространства, но они проникают друг друга самым разнообразным способом. В одном месте ауры можно видеть все три рода красок, перемешивающихся друг с другом, как возможно одновременно видеть и слышать какое-нибудь физическое тело, например, колокол. Оттого аура становится необычайно сложным явлением. Ибо, собственно говоря, приходится иметь дело с тремя находящимися одна внутри другой, проникающими одна другую аурами. Но в этом можно разобраться, если попеременно устремлять свое внимание на одну из этих трех аур. При этом в сверхчувственном мире делают нечто подобное тому, как, например, в чувственном мире закрывают глаза, чтобы вполне отдаться впечатлению музыкальной вещи. «Видящий» соответственно имеет троякие органы, для трех родов цветов. И для того, чтобы наблюдать без помехи, он может открывать для впечатлений один или другой род органов и закрывать остальные.

У «видящего» может быть вообще сперва развит лишь один род органов для восприятия цветов первого рода. Тогда он может увидеть лишь одну ауру, две другие остаются для него невидимыми. Точно также кто-нибудь может обладать способностью восприятия первых двух родов, третьего же не воспринимать совсем.

Более высокая ступень «дара видения» состоит в том, что человек может наблюдать все три ауры и, в целях изучения, направлять свое внимание попеременно на одну или другую.

Троякая аура — есть сверхчувственно видимое выражение существа человека. В ней находят свое выражение три члена: тело, душа и дух.

Первая аура есть зеркальное отражение влияния, которое оказывает на душу человека тело, вторая обозначает собой собственную жизнь души, которая поднялась над тем, что непосредственно раздражает чувство, но еще не посвятила себя служению вечному, третья отражает в себе то господство, которое приобрел над преходящим человеком вечный дух. Когда, как здесь, даются описания ауры, то нужно отметить, что эти вещи трудны не только для наблюдения, но, главным, образом, для описания. Поэтому никто не должен в этих описаниях видеть что-либо иное, кроме понуждения.

Таким образом, «видящий» может судить о степени развития человека по свойствам его ауры. Если ему встречается неразвитый человек, который всецело предан преходящим чувственным порывам, вожделениям и мгновенным внешним возбуждениями тогда он видит первую ауру в самых кричащих красочных тонах, напротив, вторая лишь слабо образована. В ней видны лишь скудные красочные образования, третья же едва намечена. Лишь то там, то здесь появляется сверкающая цветовая искорка, указывающая, что и в этом человеке уже живет вечное, как зачаток, на что понадобится еще долгий путь развития, — через многие воплощения, — прежде чем оно сможет достигнуть преобладающего влияния на внешнюю жизнь своего носителя.

Чем больше человек отстраняет от себя свою преданную порывам натуру, тем менее навязчивой становится первая часть ауры. Вторая часть ауры все более и более увеличивается и все совершеннее наполняет своей сияющей силой цветовое тело, внутри которого обитает физический человек.

А высоко развитые люди, «слуги вечного», являют дивную третью ауру, ту часть, которая свидетельствует о том, в какой мере человек сделался гражданином духовного мира. Ибо Божественное «Я» изучается через эту часть человеческой ауры в земной мир. Люди, у которых образовалась эта аура, светочи, посредством которых Божество освещает этот мир. Они научились жить не для себя, но для вечной истины, благородной красоты и добра, победой над своим ограниченным «Я» они достали возможности принести себя в жертву на алтарь великой мировой деятельности.

Так отражается в ауре, что сделал из себя человек в течение своих воплощений.

Во всех трех частях ауры находятся цвета самых разнообразных оттенков. Но характер этих оттенков меняется сообразно степени развития человека.

В первой части ауры неразвитого, импульсивного человека можно наблюдать все оттенки от красного до синего. У него эти оттенки имеют мутный, грязный характер. Навязчиво красные оттенки указывают на чувственные вожделения, на плотские похоти, на жажду наслаждения неба и желудка. Зеленые оттенки появляются преимущественно у тех низших натур, которые склонны к тупости, к равнодушию, которые жадно предаются каждому наслаждению, но все же боятся усилий, необходимых для их удовлетворения. Там, где страсти сильно стремятся к какой-либо цели, для достижения которой еще не хватает приобретенных способностей, выступают коричневато-зеленые и желтовато-зеленые аурические цвета. Некоторые условия современной жизни особенно способствуют развитию ауры именно этого рода.

Личное чувство самости, коренящееся всецело в низших влечениях и представляющее, таким образом, самую низшую ступень эгоизма, выражается в мутно-желтых, вплоть до коричневого, оттенках. Но ясно, что и преданная инстинктам животная жизнь тоже может принимать радостный характер. Существует чисто природная способность к самопожертвованию, уже в высокой степени встречающаяся в животном царстве. В природной материнской любви это проявление животного инстинкта находит свое прекраснейшее завершение. Эти самоотверженные природные порывы выражаются в первой ауре в светло красноватых до розово-красных цветовых оттенках. Малодушный страх, пугливость перед чувственными впечатлениями проявляются в ауре коричнево-синими или серо-синими цветами.

Вторая аура снова обнаруживает самые различные красочные ступени. Коричневые и оранжевые образования указывают на сильно развитое чувство самости, гордость и честолюбие. Также и любопытство выражается в красно-желтых пятнах. Светлый желтый цвет отражает ясное мышление и интеллигентность, зеленый служит выражением понимания жизни и мира. Дети, которые легко схватывают, имеют много зеленого в этой части своей ауры. Хорошая память выявляется во второй ауре «зелено-желтым». Розово-красный цвет указывает на благожелательное, исполненное любви существо, синий — знак набожности. Чем больше набожность приближается к религиозному углублению, тем более синее переходит в фиолетовое. Идеализм и серьезное отношение к жизни, в высшем значении этого слова, видим как индиго синий цвет.

Основные цвета третьей ауры суть желтый, зеленый и синий. Желтое является здесь, когда мышление исполнено высоких, всеобъемлющих идей, познающих часть исходя из целого божественного порядка мироздания. Когда мышление интуитивно и совершенно очищено от чувственных представлений, это желтое имеет золотистый отблеск. Зеленое указывает на любовь ко всем существам, синее — есть знак самоотверженного самопожертвования ради всех существ. Если эта способность к самопожертвованию вырастает до сильного желания, выражающегося в деятельном служении миру, тогда синее просветляется до светло-фиолетового. Если в высокоразвитом человеке, как последние остатки личного эгоизма, еще остаются гордость и честолюбие, рядом с желтыми оттенками появляются такие, которые переходят в оранжевый.

Надо заметить еще, что в этой части ауры цвета очень отличны от тех оттенков, которые человек привык видеть в чувственно мире. Здесь «видящему» являются такая красота и величие, с которыми не сравнима ничто в обыкновенном мире. Об том описании «ауры» не может верно судить тот, кто не полагает главной ценности в том, что под «видением ауры» подразумевает расширение и обогащение того, что воспринято в физическом мире, расширение, цель которого познать форму жизни души, имеющую духовную реальность и вне чувственного мира. Это описание не имеет ничего общего с истолкованием характера или, мыслей человека, исходящим из галлюцинарно воспринятой ауры. Оно хочет расширить познание в сторону духовного мира и не хочет иметь ничего общего с сомнительным искусством толкования человеческих душ на основании их аур.

ПУТЬ ПОЗНАНИЯ

Познание подразумеваемого в этой книги духоведения может сам приобрести себе каждый человек. Описания вроде тех, что даются в этой книге, рисуют мысленную картину высших миров. И в известном отношении они являются первым шагом к самостоятельному созерцанию. Ибо человек есть мысле-существо. И он может найти свой путь познания лишь тогда, когда он исходит из мышления. Когда его рассудку дается картина высших миров, она не остается для него бесплодной даже в том случае, если вначале это лишь как бы повествование о высших фактах, созерцание которых еще не доступно его собственному зрению. Ибо мысли, которые даются ему, сами по себе представляют силу, которая продолжает действовать в его мысленном мире. Эта сила будет действовать в нем, она пробудит дремлющие задатки. Тот, кто думает, что совершенно излишне предаваться созерцанию подобной мысленной картины, заблуждается. Ибо он смотрит на мысль, как на что-то, лишенное сущности, абстрактное. Но мысль есть живая сила. И как для того, кто обладает духовным познанием, она является непосредственным выражением того, что созерцаемо в духе, так в том, кому она сообщается, она действует как зародыш, рождающий из себя плод познания. Кто, пренебрегая работой мышления, захотел бы для целей высшего познания обратиться к иным силам человека, тот упустил бы из виду, что именно мышление есть высшая из способностей, которыми обладает человек в чувственном мире. Итак, тому, кто спрашивает: как приобрету я сам высшие познания духоведения? — необходимо ответить: прежде всего, обучайся из сообщений других об этих познаниях. И если он возразит: я хочу видеть сам, я не хочу ничего знать о том, что видели другие, на это ему надо ответить: именно в усвоении себе сообщений других и заключается первая ступень к собственному познанию. На это можно сказать: но ведь тогда я принужден сначала слепо верить. Но при сообщении речь идет вовсе не о вере или неверии, а лишь о беспристрастном принятии того, что слышат. Истинный духоиспытатель никогда не говорит с ожиданием, что к нему отнесутся со слепой верой. Он всегда мыслит так: я пережил это в духовных областях бытия, и я рассказываю об этих моих испытаниях. Но он знает также, что восприятие этих его переживаний и оплодотворение мыслей другого рассказом, для этого другого суть живые силы для духовного развития.

Нельзя достаточно резко подчеркнуть, насколько для желающего развить в себе высшие познавательные способности необходимо пройти через самую строгую работу мысли. Это подчеркивание должно быть тем более настоятельным, что многие люди, желающие стать «видящими», как раз слишком низко ценят эту строгую и полную отречения работу мышления. Они говорят: не может же мне помочь «мышление», все дело в «ощущении», в «чувстве» или в чем-либо подобном. На это следует возразить, что никто не может стать «видящим» в высшем смысле (т. е. по-настоящему), кто перед этим не вработался в жизнь мысли. У многих лиц неблагоприятную роль играет здесь известное внутреннее удобство. Они сами не сознают этого удобства, так как оно облекается в презрение к «абстрактному мышлению», к «праздной спекуляции» и т. д. Но как раз тогда и не ценят мышления, когда смешивают его с праздными, отвлеченными измышлениями. Так как подобное «отвлеченное мышление» легко способно убить сверхчувственное познание, то основой его должно стать мышление, исполненное жизни. Конечно, было бы гораздо удобнее, если бы было возможно достигнуть высшего дара видения, избежав работы мысли. Но здесь нужна внутренняя твердость, душевная уверенность, к которым может привести только мышление. Иначе является лишь бесцельное мелькание и вспыхивание образов, сбивчивая душевная игра, которая хотя и может кому-нибудь доставить наслаждение, но не имеет никакого отношения к действительному проникновению в высшие миры.

Если мы дальше обсудим, какие огромные перемены происходят в человеке, который действительно вступает в высший мир, то мы поймем также, что тут есть еще и другая сторона предмета. «Видящий» должен в душевной жизни обладать абсолютным здоровьем, нет лучшего ухода за этим здоровьем, чем подлинное мышление. Это здоровье может даже серьезно пострадать, если упражнения для высшего развития не будут построены на мышлении. Как истинно то, что здраво и правильно мыслящего человека дар ясновидения сделает еще здоровее, еще приспособленнее к жизни, чем он является без него, так же верно и то, что всякое желание развития при боязни усилия мысли, всякая мечтательность в этой области опасны как для душевного, так и для телесного здоровья. Кто будет стремиться к высшему познанию при соблюдении здесь сказанного, тому нечего бояться, но оно допустимо только при этом условии.

Необоснованное неверие во всяком случае является вредным. Ибо в воспринимающем оно действует, как отталкивающая сила. Она мешает ему воспринимать оплодотворяющие мысли. Для раскрытия высших чувств требуется не вера, но это принятие духоведческого мысленного мира. Духоиспытатель подходит к ученику с требованием: не верить должен ты тому, что я говорю тебе, а мыслить это, сделать это содержанием твоего собственного мысленного мира, тогда мои мысли уже сами будут действовать в тебе так, что ты познаешь их в истине. Таково настроение духоиспытателя. Он дает толчок, сила же познания правды поднимается из собственной глубины воспринимающего. И духоведческие воззрения должны быть искомы в этом смысле. Тот, кто твердо решил погрузиться в них своим мышлением, может быть уверен, что рано или поздно они приведут его к личному созерцанию.

Уже в сказанном намечается первое свойство, которое должен развить в себе тот, кто хочет прийти к личному созерцанию высших фактов. Это есть беззаветная, непредвзятая отдача тому, что раскрывают люди или же находящийся вне человека мир. Тот, кто к какому-либо явлению мира подходит с суждением, взятым из своей прежней жизни, замыкает себя таким суждением от спокойного всестороннего влияния, которое могло бы оказать на него это явление. Учащийся должен быть готовым в каждый момент стать совершенно опорожненным сосудом, в который вливается чуждый, неведомый мир. Мгновениями познания являются лишь те мгновения, когда молчит всякое суждение, всякая критика, исходящая от нас. Например, когда мы встречаемся с человеком, дело вовсе не в том, мудрее ли мы его. И самое неразумное дитя может открыть нечто величайшему из мудрецов. И, когда он со своим премудрым суждением подходит к ребенку, тогда его мудрость, словно мутное стекло, встает перед тем, что должно ему открыть дитя. Для этой отдачи откровениям чуждого мира необходима полная внутренняя самоотрешенность. И, когда человек начинает испытывать себя, до какой степени обладает он этой отдачей, он придет к удивительным открытиям в самом себе. Тот, кто хочет вступить на путь высшего познания, должен упражняться в том, чтобы в любой момент уметь погасить себя, со всеми своими предубеждениями. И пока он погашает себя, в него вливается иное. Лишь высокая степень такой самоотрешенной отдачи приводит к восприятию высших духовных фактов, которые повсюду окружают человека. Можно сознательно воспитать в себе эту способность. Например, стараться воздержаться от всякого суждения об окружающих людях. Гасят в себе мерило привлекающего и отталкивающего, глупого и умного, которое привыкли прилагать, и пытаются без этого масштаба понимать людей только из них самих. Лучшие упражнения можно делать с людьми, к которым чувствуешь отвращение. Пытаются насильно побороть это отвращение и представить непредвзято влиять на себя тому, что они делают.

Или же, когда находятся в обстановке, которая вызывает то или иное суждение, то побарывают суждение и непредвзято отдаются впечатлениям.

Надо предоставить вещам и событиям больше говорить себе, чем самому говорить о них. И надо распространить это даже и на свой мир мысли. Побарывают в себе то, что образует ту или иную мысль, и предоставляют образовывать мысли только тому, что находится вовне.

Лишь когда подобные упражнения производятся со священной серьезностью и настойчивостью, они приводят к высшей цели познания. Тот, кто не придаст значения этим упражнениям, ничего не знает об их ценности. Тот же, у кого есть опыт в подобных вещах, знает, что отдача и непредвзятость суть действительные источники силы. Подобно тому, как тепло, собранное в паровом котле, преобразуется в двигающую силу локомотива, так упражнения в самоотрешенной духовной отдаче претворяются в человеке в силу зрения в духовных мирах.

Благодаря этому упражнению, человек делает себя способным к восприятию всего того, что его окружает. Но к этой способности восприятия должна еще присоединиться верная оценка. Пока человек еще склонен переоценивать самого себя, в ущерб окружающему миру, до тех пор он заграждает себе доступ к высшему познанию. Тот, кто к каждой вещи или к событию внешнего мира относится с точки зрения той радости или печали, которую они доставляют ему, тот предается такой переоценке самого себя. Ибо из своей радости и из своей печали он ничего не узнает о вещах, а лишь нечто о себе самом. Когда я чувствую симпатию к человеку, то прежде всего я чувствую лишь мое отношение к нему. Если в моем суждении, в моем отношении я нахожусь в зависимости исключительно от этого чувства радости, симпатии, то этим я выдвигаю на первый план свою личную природу, я навязываю ее миру. Я хочу таким, как я есть, включить себя в мир, а не принять мир свободно, предоставляя ему жить сообразно с действующими в нем силами. Иными словами, я терпим лишь к тому, что соответствует моей личной природе. Ко всему же остальному я проявляю отталкивающую силу. Пока человек пленен чувственным миром, он с особой враждебностью отталкивает от себя все не чувственные влияния. Учащийся должен развить в себе качество, относиться к людям и вещам сообразно их особенности, предоставить каждому действовать сообразно его ценности, его значению. Симпатия и антипатия, радость и печаль должны получить совсем новые роли. Не может быть и речи о том, что человек должен искоренить их в себе, должен стать глухим к симпатии и антипатии. Наоборот, чем больше разовьет он в себе способность не сразу отвечать суждением или поступком на всякую симпатию и антипатию, тем более утонченную чувствительность разовьет он в себе. Он узнает, что в нем пробуждаются симпатии и антипатии высшего рода, когда он обуздывает те, которые уже есть в нем. Самый несимпатичный предмет имеет в себе скрытые качества, он раскрывает их, если человек в своем отношении не следует своим себялюбивым чувствам. Кто работал над собой в этом направлении, тот воспринимает все во всех отношениях тоньше, чем другие, ибо он не позволяет себе становиться невосприимчивым. Каждая склонность, которой следуют слепо, мешает видеть в верном свете окружающие вещи. Следуя склонности, мы как бы врываемся в окружающее нас, вместо того, чтобы предоставить себя ему и почувствовать его в его ценности.

И, когда на каждую радость и на каждое горе, на каждую симпатию и антипатию человек не будет более давать своего эгоистического ответа, своего эгоистического отношения, он станет также независимым и от сменяющихся впечатлений внешнего мира. То наслаждение, которое мы получаем от вещи, ставит нас тотчас в зависимость от нее. В вещи теряют себя. Человек, который сообразно сменяющимся впечатлениям, теряет себя в радости или горе, не может идти путем высшего познания. Со спокойствием должен принимать он радость или горе. Тогда он перестает терять себя в них, зато тогда начинает он понимать их. Радость, которой я отдаюсь, поглощает мое бытие, в мгновение отдачи. Но я должен использовать радость лишь для того, чтобы через нес прийти к пониманию вещи, которая доставляет мне радость. Для меня не должно иметь значение то, что вещь дает мне радость: я должен познать радость и через радость сущность вещи. Для меня радость должна служить лишь возвещением о том, что в этой вещи кроется свойство, способное доставлять радость. Это свойство должен я научиться познавать. Если я останавливаюсь на радости, если я всецело отдаюсь ей, то я являюсь лишь собой, изживающим себя, если радость является для меня лишь поводом пережить какое-либо свойство вещи, то этим переживанием я обогащаю мое внутреннее. Для учащегося наслаждение и страдание, радость и горе должны быть поводами, благодаря которым он учится у вещей. От этого исследующий отнюдь не становится тупым к радости и горю, но он возвышается над ними, дабы они раскрыли ему природу вещей. Тот, кто развивается в этом направлении, увидит, какими учителями являются радость и горе. Он будет чувствовать вместе с каждым существом и благодаря этому, воспринимать откровение его внутреннего. Исследующий никогда не говорит себе только: о, как я страдаю, как я радуюсь, — но всегда: как говорит страдание, как говорит радость. Он отдает себя для того, чтобы дать наслаждению и радости внешнего мира влиять на себя. Благодаря этому в человеке происходит полное изменение. Раньше на то или иное впечатление он отвечал тем или иным поступком, потому что эти впечатления его радовали или доставляли печаль. Теперь же он позволяет радости и печали быть лишь органами, посредством которых вещи говорят ему, как должен он относиться к ним. Радость и горе из простых ощущений становятся в нем органами чувств, посредством которых воспринимается внешний мир. Подобно тому как глаз, когда он что-либо видит, не действует сам, но заставляет действовать руку, так и радость и горе действуют сами в исследующем, но воспринимают впечатления, а то, что мы узнаем через радость и печаль, является причиной поступка. Когда человек обращает радость и печаль лишь в органы-проводники, тогда в его душе они строят те настоящие органы, посредством которых ему раскрывается душевный мир. Глаз может служить телу лишь потому, что он орган-проводник чувственных впечатлений, радость и горе превращаются в очи души, когда они перестают быть чем-то самодовлеющим и начинают лишь раскрывать нашей душе чужую душу.

Благодаря вышеуказанным свойствам, ищущий путь получает возможность предоставить себя воздействию того, что действительно существует в окружающем его мире, помимо препятствующих этому влиянию своей личности. Но и себя самого он должен поставить на надлежащее место в окружающем его духовном мире. Ведь как существо мыслящее, он является гражданином духовного мира. Он лишь тогда сможет надлежащим образом стать им, когда он придаст своим мыслям направление, соответствующее вечным законам истины, законам страны духов. Ибо только таким образом может эта страна влиять на него и раскрывать ему свои факты. Человек не достигает истины, пока он предается постоянно проходящим через его «Я» мыслям. Ибо тогда эти мысли принимают течение, к которому они вынуждены благодаря тому, что они возникают в пределах телесной природы. Беспорядочным и спутанным является мысленный мир человека, предающегося духовной деятельности, обусловленной, прежде всего, его телесным мозгом. Возникает одна мысль, обрывается, вытесняется другой мыслью. Тот, кто внимательно прислушивается к разговору между двумя людьми, кто беспристрастно наблюдает за самим собой, может получить некоторое представление об этой подобной блуждающим огням массе мыслей. До тех пор, пока человек посвящает себя исключительно задачам чувственной жизни, его спутанное течение мыслей будет постоянно направляемо на верный путь фактами действительности. Я могу думать самым запутанным образом: повседневность принуждает меня в моих поступках к закономерности, соответствующей действительности. Мой мысленный образ города может быть самым беспорядочным, если я захочу пройтись по городу, я должен буду сообразоваться с существующими фактами. Механик может входить в свою мастерскую с самыми хаотическими представлениями, законы его машин заставят его действовать должным образом. В пределах чувственного мира факты постоянно вносят свои поправки в мышление. Если я составлю себе ложное представление о каком-либо физическом явлении, или о виде какого-либо растения, действительность выступает против меня и исправляет мое мышление. Совсем иное, когда я рассматриваю свое отношение к высшим областям бытия. Они раскрываются мне только в том случае, если я вступаю в их миры уже со строго упорядоченным мышлением. Там мое мышление должно дать мне правильную, вечную точку опоры, иначе я не найду надлежащих путей. Ибо те духовные законы, которые изживаются в этих мирах, не уплотнились еще до физически чувственного вида и потому не производят на меня вышеуказанного давления. Я могу следовать этим законам лишь в том случае, если они родственны моим собственным, как мыслящего существа. Здесь я сам должен быть себе верным руководителем. Таким образом, ищущий путь должен сделать свое мышление строго упорядоченным. Понемногу его мысли должны совсем отвыкнуть следовать обыденному направлению. Они должны во всем своем течении принять внутренний характер духовного мира. Он должен постоянно наблюдать за собой в этом отношении и держать себя в руках. Мысли не должны у него произвольно нанизываться одна за другой, но лишь так, как это соответствует строгому содержанию мысленного мира. Переход от одного представления к другому должен соответствовать строгим законам мышления. Как мыслитель, человек должен являться как бы отражением этих законов мысли. Все, что не вытекает из этих законов, он должен запретить ходу своих представлений. Встретилась ему по пути излюбленная мысль, он должен отстранить ее, если она нарушает правильное течение. Если какое-нибудь личное чувство желает насильственно придать его мыслям направление, не вытекающее из них самих, он должен подавить его.

Платон требовал от тех, которые хотели поступить в его школу, чтобы сначала они прошли курс математического обучения. И действительно, математика с ее строгими законами, которые не следуют обыденному течению чувственных явлений, — очень хорошая подготовка для ищущего путь. Он должен, если хочет подвинуться в ней вперед, отрешиться от всякого личного произвола, от всякого нарушения. В ней он научается следовать требованиям чистой мысли. И также должен он научиться поступать во всяком мышлении. Бессмысленная жизнь сама должна стать отпечатком ненарушимых, математических суждений и заключений. Куда бы он ни шел и где бы ни стоял, он должен стремиться мыслить именно таким образом. Тогда в него вливаются закономерности духовного мира, которые бесследно проходят мимо и через него, когда его мышление носит обыденный беспорядочный характер. Исходя из верных точек отправления, упорядоченное мышление приводит его к самым сокровенным истинам. Подобные указания, однако, не надо понимать односторонне. Хотя математика и способствует хорошему дисциплинированию мышления, но можно прийти к чистому, здоровому и полному жизни мышлению и не занимаясь математикой.

И того же, чего ищущий путь добивается для своего мышления, должен он добиваться и для своих поступков. Они должны следовать законам благородной красоты и вечной истины, помимо мешающего влияния его личности. Эти законы должны всегда давать ему направление. Если он начинает делать что-либо, что он признал за правильное, и если в этом делании не удовлетворено его личное чувство, все же из-за этого он не смеет покидать пути, на который вступил. Но также не смеет он и следовать ему, потому что он доставляет ему радость, если он найдет, что он не согласуется с законами вечной красоты и истины. В обыденной жизни люди в своих поступках руководствуются тем, что их лично удовлетворяет, что приносит плоды им. Благодаря этому, направление своей личности они навязывают течению мировых явлений. Они не осуществляют правды, предначертанной в законах духовного мира, они осуществляют требования своего произвола. Они действуют в смысле духовного мира лишь тогда, когда следуют исключительно его законам. Ищущий путь не должен спрашивать: что принесет мне пользу, чем достигну я успеха, а только, что признаю я добром? Отречение для личности от плодов действия, отречение от всякого произвола — вот те строгие законы, которые должен он предписать себе. Тогда он вступает на путь духовного мира, все его существо проникается этими законами. Он становится свободным от всякого давления со стороны чувственного мира, его духо-человек поднимается над чувственной оболочкой. Так входит он в развитие, направленное к духовному: так одухотворяет он себя самого. Нельзя говорить: что пользы мне в намерении всецело следовать законам истины, если, быть может, я заблуждаюсь относительно этой истины? Все дело в стремлении, в образе мысли. Даже тот, кто заблуждается в своем стремлении к истине, обладает силой, которая отклоняет его от неверного пути. Если он заблуждается, эта сила овладевает им и выводит его на верный путь. Уже отговорка: я тоже могу ошибаться, является разрушительным неверием. Оно показывает, что человек не имеет никакого доверия к силе истины. Ведь дело именно в том, чтобы он не вздумал ставить себе цели со своей эгоистической точки зрения, но чтобы он бескорыстно отдавал себя и предоставлял духу определять свое направление. Себялюбивая человеческая воля не может давать предписания истине, наоборот, сама эта истина должна стать властителем человека, должна проникнуть насквозь все его существо, сделать его отображением вечных законов страны духов. Он должен преисполниться этими вечными законами, чтобы излить их в жизнь.

Так же строго, как за своим мышлением, должен ищущий путь наблюдать и за своей волей. Благодаря этому, в жизни он становится со всей скромностью без гордости — вестником мира истины и красоты. И тем самым он возвышается до соучастия в мире духа. Благодаря этому он поднимается с одной ступени развития на другую. Ибо нельзя достичь духовной жизни посредством одного лишь созерцания, ее надо достичь путем переживания ее.

Если ищущий путь соблюдает эти описанные законы, то его душевные переживания примут совершенно новый облик. Он не будет жить только в них. Они не будут больше иметь значения исключительно для его собственной жизни. Они разовьются в душевные восприятия высшего мира. Чувства, наслаждение и отвращение, радость и печаль претворятся в его душе в душевные органы, точно так же, как в его теле глаза и уши ведут не только свою собственную жизнь, но бескорыстно пропускают через себя внешние впечатления. И, благодаря этому, в настроение души ищущего путь вселяются покой и уверенность. Большая радость уже не заставит его ликовать, но будет для него вестницей свойств мира, которые доселе от него ускользали. Она оставит его спокойным, и благодаря спокойствию, для него раскроются признаки существ, приносящих радость. Горе уже не наполнит всего его скорбью, но расскажет ему, какие свойства имеет существо, причиняющее горе. Как глаз ничего не желает для себя самого, а только указывает человеку направление пути, по которому ему надлежит идти, точно так же радость и горе поведут душу верным путем. Это и есть состояние душевного равновесия, к которому должен прийти ищущий путь, чем меньше радость и горе исчерпываются в волнах, которые они вздымают во внутренней жизни ищущего путь, тем успешнее будут они образовывать глаза для сверхчувственного мира. Пока человек живет в радости и страдании, до тех пор он не познает через них. Когда, благодаря им, он научится жить, когда он высвобождает из них свое самочувствие, тогда они становятся его органами восприятия, тогда он видит, тогда он познает через них. Неправильно думать, что ищущий путь становится сухим, бесстрастным человеком, не способным к радости и страданию. Радость и страдание живут в нем, но в видоизмененном образе, они стали «глазами и ушами».

До тех пор, пока живут в мире лично, до тех пор вещи открывают лишь то, что связывает их с нашей личностью. Но это их преходящее. Если сами мы удаляемся от своего преходящего, и нашим самочувствием, нашим «Я» живем в нашем пребывающем, тогда наши преходящие, части становятся посредниками, и то, что раскрывается через них, есть непреходящее, вечное в вещах. Это соотношение между его собственным вечным и вечным в вещах, должно быть твердо установлено у ищущего путь. Еще прежде, чем приступить к другим, вроде вышеуказанных, упражнениям, и во время их, он должен устремлять свой разум на это непреходящее. Когда я наблюдаю камень, растение, животное, человека, я должен помнить, что во всех них выражается вечное. Я должен спрашивать себя, что живет, как пребывающее, в преходящем камне, в преходящем человеке? Что переживет преходящее чувственное явление?

Не надо думать, будто подобное направление духа к вечному уничтожает в нас преданное рассмотрение, отношение и понимание качеств повседневности и отчуждает нас от непосредственной действительности. Напротив. Каждый листик, каждая букашка откроют нам неисчерпаемые тайны, если на них будет устремлен не только наш глаз, но через глаз устремлен и дух. Каждый проблеск, каждый оттенок цвета, каждый звук останутся живыми и воспринимаемыми для чувств, ничто не утратится, только к этому еще присоединится бесконечное. И кто глазом не умеет наблюдать самого ничтожного, тот придет лишь к бледным, бескровным мыслям, а не к духовному видению.

Все зависит от того образа мыслей, который мы усваиваем в этом направлении. Как далеко мы в нем уйдем, это зависит от наших способностей. В каждое мгновение мы должны свершать правое, все же остальное предоставить будущему. Вначале для нас будет достаточно устремления нашего чувства к пребывающему. Если мы делаем это, то именно благодаря этому, нам раскроется познание пребывающего. Мы должны ждать, пока нам не будет дано. И в свое время дастся каждому, кто в терпении ждет и работает.

При этих упражнениях вскоре человек замечает, насколько огромное превращение происходит в нем. Он научается определять большую или меньшую важность вещи лишь соответственно тому, каким познал он отношение этой вещи к пребывающему, вечному. Он приходит к иной оценке и иному почитанию мира, чем раньше. Его чувство становится в совсем иные отношения ко всему окружающему миру. Преходящее уже больше не привлекает его ради себя самого, как это было раньше, оно становится для «его членом и символом вечного. И он научается любить это вечное, которое живет во всех вещах. Оно становится близко ему, как раньше ему было близко преходящее. И, благодаря этому такою он не отчуждается от жизни, он лишь научается каждую вещь оценивать сообразно ее истинному значению. Даже суетная мелочь жизни не пройдет мимо него бесследно, но человек уже более не теряется в ней, а познает ее в ее ограниченной ценности. Он видит ее в истинном свете. Тот, кто захотел бы лишь странствовать в заоблачных высотах я потратил бы на это жизнь, был бы очень плохим познающим. Истинно познающий, благодаря ясному кругозору и правильному ощущению всего, с вершины своей высоты сумеет поставить на свое место каждую вещь.

Таким образом, для ищущего путь открывается возможность не следовать больше за теми неопределенными влияниями внешнего чувственного мира, которые направляют его желание то в ту, то в другую сторону. Благодаря познанию, он узрел в вещах вечную сущность. Благодаря преобразованию своего внутреннего мира в нем является способность воспринимать эту вечную сущность. Когда теперь он действует сам из себя, он в то же время действует, исходя из вечной сущности вещей. Ибо вещи высказывают в нем свою сущность. Таким образом, когда, исходя из этого вечного, живущего внутри его, он дает направление этой своей деятельности, он действует в духе вечного мирового порядка. Благодаря этому, он уже не управляется вещами, он сам управляет ими сообразно заложенным в них законам, которые стали законами его собственного существа.

Эта деятельность изнутри может быть лишь идеалом, к которому стремятся. Достижение цели лежит в бесконечной дали. Но ищущий путь должен водить к движению по этой дороге. Это его его воля к свободе. Ибо свобода — есть деятельность, исходящая из самой себя. А из себя смеет действовать лишь тот, кто побуждения к действию черпает из вечного. Тот, кто не делает этого, поступает по побуждениям, отличающимся от тех, которые заложены в самих вещах. Такой человек восстает против мирового порядка. И тогда этот последний должен взять верх над ним. То есть, не может исполниться то, что он предписывает свой воле. Он не может стать свободным. Произвол единичного существа уничтожает себя самого последствиями своих поступков.

Тот, кто таким образом устраивает свою внутреннюю жизнь, поднимается со ступени на ступень. Плодом его упражнений явится то, что его духовному восприятию откроются известные просветы в сверхчувственный мир. Он научается понимать истины, относящиеся к этому миру, и путем собственного опыта получит их подтверждение. Когда эта ступень достигнута, тогда для него близится нечто, что может стать переживанием лишь на этом пути. От существ, чье значение лишь теперь может стать ему ясным, от «Великих Руководителей человеческого рода» он получает так называемое посвящение (инициацию). Он становится «учеником Мудрости». Здесь возможен лишь намек на то, что происходит тогда с ищущим путь. Он получает новую родину. Он становится сознательным обитателем в сверхчувственном мире. Отныне источник мудрости струится к нему из более высокой сферы. Теперь свет познания не светит ему извне, но он сам переносится в источник этого света. Загадки, которые задает мир, получают в нем новое освещение. Отныне он уже не говорит больше с вещами, которые созданы духом, а с самим этим созидающим духом. Тогда собственная жизнь личности остается лишь для того, чтобы быть сознательным символом вечного. Сомнения, которые прежде еще могли возникнуть в нем, исчезают: ибо сомневаться может лишь тот, кого вещи еще могут вводить в обман относительно господствующего в них духа. А так как «ученик Мудрости» может беседовать с самим духом, перед ним исчезает также всякий обманчивый облик, под которым он прежде представлял себе дух. Обманчивый облик, в котором себе представляют дух, есть суеверие. Посвященный выше суеверия, ибо он знает, каков истинный облик духа. Свобода от личности, от сомнения и суеверия, — вот признаки того, кто на пути познания достиг ученичества. Не надо смешивать этого единения личности со всеобъемлющей жизнью духа, с исчезновением личности во «всеобщем духе». Такое исчезновение не имеет места при истинном развитии личности. И на духовной ступени своего развития она остается как личностью. Получается не преодоление личности, а ее наивысшее выявление. Если искать сравнения для этого слияния единичного духа с всеобщим духом, то нельзя для этого брать различные круги, совмещающиеся в один, чтобы в нем исчезнуть, но надо взять образ многих кругов, из которых каждый имеет совершенно определенный оттенок цвета. Эти разноцветные круги совпадают один с другим, но каждый отдельный оттенок и в целом сохраняет свою сущность. Ни один не теряет полноты своей собственной сады. А целое является результатом этих отдельных сил.

Здесь не может быть дано дальнейшего описания «пути». Насколько это возможно, оно будет давно в «Тайноведении», которое составляет продолжение этой книги.

Путь человека идет через многие жизни (инкарнации). Из действительного познания этого факта должно вытекать терпение. Тот, кто свое нынешнее воплощение употребляет для своего развития, приготовляет ступени, на которых он достигнет (интуитивного) видения, ясновидения, полного овладения своими высшими сущностями (Само-дух, Жизне-дух), а также воспоминания о своих прежних жизнях и еще более высоких опытов. Это может произойти в его настоящей, а может быть лишь в одной из следующих жизней.

Оглавление