«Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн»

Мумонкан. Застава без ворот Сорок восемь классических коанов дзэн Комментарии: Р. X. Блайс

Посвящается Дайсэцу Судзуки, величайшему японцу XX века

Предисловие Д. Т. Судзуки

Призвание дзэн — открыть глаза высшего разума (аряджнаны), пробудить сокровенное чувство, дремлющее в нас с момента зарождения человеческого сознания. После пробуждения мы непосредственно постигаем истину Реальности и видим новый мир — и в то же время совсем не новый. Однако представление об этом новом мире становится объектом непонимания и извращенных толкований со стороны людей, не переживших дзэнского опыта, К таким горе-интерпретаторам можно причислить современных любителей психоделических веществ (ЛСД, мескалина, псилоцибина и пр.). Эти вещества, как и их древние аналоги, позволяют переживать так называемые мистические видения; поэтому некоторые их пропагандисты считают, что благодаря своим экспериментам приближаются к пониманию дзэн.

О том, что подобные видения не имеют ничего общего с психологией и духовностью дзэн, можно судить, например, по случаю XIX из настоящей книги. В отличие от сторонников психоделических веществ, дзэн не интересуется видениями, дзэн стремится постичь субъекта, переживающего эти видения. Эта идея ясна из случая XLVII, в стихотворении к которому Мумон говорит о тождественности мысли и мыслящего. Но психологи очаровываются феноменами сознания и не переживают саму тождественность. Они находятся на поверхности реальности и не могут проникнуть в святая святых Здесь-и-Сейчас, где трансцендируется относительный мир знания/незнания, бытия/небытия. Высший разум невозможно найти в сфере мистических видений.

Индусские философы называют глаз высшего разума третьим глазом Махендры. Говорят, что он открывается посередине между двумя обычными глазами. Когда третий глаз заявляет о себе, его проявления парадоксальны и противоречивы. Для него гора — это гора, но в то же время и не гора. Придавая этому утверждению логическую форму, получим: А есть А, А есть не-А; ноль равняется бесконечности; нечто одно есть всё, всё есть нечто одно. Читатели Мумонкана неоднократно встретят подобные фразы в этой книге. Те, кто еще не знаком с дзэн, столкнувшись с подобными дзэнскими высказываниями, могут быть озадачены и не знать, как к ним относиться.

Но чтобы понять дзэн, рано или поздно мы должны окунуться в мир не-дуальности и пережить то, что невыразимо в относительных терминах. Пока мы остаемся в сфере этого и того, мы никогда не можем получить окончательный ответ на вопросы «Что такое жизнь?», «Где конец рождения-и-смерти (самсары)?», «Куда ведет нас наша судьба?», «Откуда мы получаем жизнь?» и так далее.

Подобные вопросы, имеющие для человека окончательную природу, Мумон сравнивает с препятствиями и называет их вратами патриархов. С их помощью мастера проверяют искренность и подлинность намерений учеников, которые метят выйти за пределы сферы относительного. Хотя эти вопросы-препятствия могут выражаться на обычном языке, например, «Откуда ты пришел?», «Как тебя зовут?», «Ты уже позавтракал?», в устах дзэнских мастеров они приобретают более глубокий смысл, в результате чего тем, кто спрашивает, иногда кажется, что они поставлены в тупик. Они должны преодолеть препятствие, перед которым бессилен интеллект, простые слова и относительные суждения. Пока на эти вопросы не получено окончательного ответа, они будут все время возникать и досаждать нам. Никакая психотерапия, никакое количество ЛСД не спасает от них. В случае I автор Мумонкана красочно изображает переживания, через которые человек должен пройти, «чтобы врата отверзлись перед ним».

«Препятствие», или «врата», на техническом языке обозначается словом коан. Эпоха коанов наступила в период Сун, но в период Тан коанов не было, и каждый ученик приходил к мастеру со своим личным философским или духовным вопросом. Мастер поступал с учеником по своему усмотрению. В те времена дзэн был энергичным и творческим. Но с упадком династии Тан дзэн в значительной мере потерял свою жизненность, а эпоха творчества уступила место эпохе осмысления и переработки накопленного опыта. Пришло время интерпретации и «игры» (нэнро). Дзэнские мастера периода Сун разработали специальную систему обучения, при которой ученики должны были настойчиво искать «ответы» па случаи из жизни старых мастеров. Как явствует из Мумонкана, в настоящее время дзэн — более или менее систематическое учение. Так, первыми вратами-препятствием на пути ученика чаще всего является коан My, связанный с именем мастера Дзёсю. Найдя ответ на этот коан, ученик продолжает знакомство с дзэн по другим случаям, представленным в этой книге.

Здесь я приведу краткий список книг, которые посвящены изучению коанов (куфу). Они содержат примеры решения коанов старыми мастерами, а также наставления для начинающих, как приступить к работе над коаном, который кажется на первый взгляд полностью бессмысленным вопросом или парадоксальным утверждением. К несчастью, в настоящее время ни один из этих китайских источников не переведен на английский язык. Я перечислю их названия и авторов в надежде, что в один прекрасный день они найдут своих переводчиков.

1. Дай-э Сё. Это сборник писем Дай-э (1088–1163), одного из величайших мастеров времен династии Сун. Письма адресованы его ученикам в миру и содержат сведения о том, как подходить к коану, и в чем смысл сатори, духовного пробуждения.

2. Дзэн-кан Саку-син. Эта книга была написана Сюко из Унсэя в 1600 году. Ее заглавие можно перевести как «Удары плети, помогающие преодолеть препятствие дзэн». В первый том этого сочинения вошли цитаты из книг многих дзэнских учителей, начиная с изречений мастера Обаку периода Тан и кончая рассказами учителей периода Мин о том, как они углубляли свое постижение дзэн. Второй том содержит выдержки из всевозможных сутр, а также произведения дзэнских патриархов.

3. Дзэн-кэ Ки-кан, Автор этой книги — великий корейский мастер Сэйко Кюдзё (1520–1602). Книга была опубликована в 1579 году учениками мастера. Ее автор изучил более пятидесяти дзэнских источников и составил классическое введение в дзэн, которое читатель может использовать как зеркало, позволяющее ему увидеть свои ошибки и найти путь к постижению. Так, в самом начале книги автор советует начинающим воздвигнуть перед собой «великое сомнение» (дай-ги) — вопрос, который они должны стремиться разрешить, используя для этого всю свою духовную энергию. Автор предостерегает против попыток использовать для этой цели интеллект и призывает читателей пробудить в себе скрытую силу — тот самый высший разум, о котором мы уже говорили. Этот совет особенно важен для тех, кто делает первые шаги в изучении дзэн.

4. Хакусан Дзэн Кэйго. Эта книга содержит поучительные советы Хакусана для начинающих работать с коаном. Автор, известный в миру под именем Му-и Гэн-рай (1573–1630), жил в конце периода Мин, когда дзэн начал постепенно приходить в упадок. Хакусан подчеркивает, насколько важно с самого начала поставить перед собой «вопрос», или «иметь в уме сомнение» (ги-дзе). «В чем источник жизни?», «Что ждет нас потом?» Пока «сомнение» в отношении жизни-и-смерти (самсары) не разрешено, наша душа не будет знать покоя под влиянием всевозможных страхов и разочарований.

Следует отметить, что Хакусан уделяет особое внимание проблеме интеллектуальной пассивности, а также трудностям тех, кто подвержен галлюцинациям и легко впадает в гипнотический транс.

Когда я заканчиваю это предисловие, мое сердце сжимается от горя при мысли о том, что доктора Блайса с нами больше нет и что с его уходом я лишился чуткого друга, с которым мог обсуждать эти и многие другие вопросы. Останься он в живых, он мог бы перевести на английский язык все вышеупомянутые книги, чем оказал бы неоценимую услугу изучающим дзэн.

Дайсэцу Т. Судзуки

Камакура, октябрь 1965

Введение Р. X. Блайса

Хэкиганроку и Мумонкан разделяют во времени сто лет. Семьдесят три года жизни Сэттё, автора Хэкиганроку, охватывают конец периода Тан и эпоху Пяти Царств периода Сун. Мумонкан появился, когда Хэкиганроку уже начали забывать (второе издание Хэкиганроку вышло через семьдесят лет после появления Мумонкана). В начале периода Сун в дзэнских храмах уже был популярен канна дзэн, что буквально означает «созерцание слов». Объектом созерцания были коаны, изречения старых мастеров. Работа над коаном устраняла эмоциональные и интеллектуальные препятствия к постижению экзистенциальной значимости какой-то одной вещи, а с нею и всех других вещей.

Энго поддержал эту традицию, а Дайэ развил ее, введя понятие мокусё дзэн, еретического или ложного дзэн — от слов моку (молчаливый) и сё (духовный свет). Этим термином был назван дзэн секты Сото. В секте Риндзай практиковали канна дзэн. В это время на дзэн влияло конфуцианство, а на конфуцианство — дзэн. К чему это привело, можно увидеть в книге прошлого века под названием Дзэнкай Итиран. Во всем, что касается дзэн, это влияние проявилось в том, что дзэн стал более прозаичен. О Мумонкане же можно сказать, что если он и напоминает литературное произведение, то в гораздо меньшей мере, чем Хэкиганроку.

За пять лет до Мумонкана появилась книга Сё-ёроку Ванси, которая, подобно Хэкиганроку, содержала сто случаев.

Мумон родился в 1183 году, ближе к концу периода Сун (960-1279). Он отправился в храм Манджушри к Гэцурину, седьмому мастеру в линии Ёги. Гэцурин, известный своей строгостью, дал Мумону коан My. Прошло шесть лет, но Мумон так и не решил этот коан, Тогда он поклялся, что не будет спать, пока не решит его, и, когда сон одолевал его, он выходил в коридор и бился головой о стену. Однажды в полдень, услышав барабанный бой, Мумон внезапно достиг просветления и сочинил следующее стихотворение:

Среди ясного неба сияет солнце — и вдруг удар грома! Все живые существа на земле широко открыли глаза.[1] Все бесчисленные объекты природы делают поклон,[2] Гора Шумеру, сойдя с основания, танцует польку.[3]

На следующий день, встретившись с Гэцурином, Мумон намеревался рассказать ему обо всем, но тот спросил:

— Где ты видишь Бога? Где ты видишь дьявола?

Мумон крикнул «Катц!», Гэцурин крикнул «Катц!», и так они кричали друг другу еще очень долго — пока не устали, После этого Мумон сочинил еще одно стихотворение:

My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My! My!

В тридцать шесть Мумон был признан монахом, подающим надежды, и стал посещать выдающихся мастеров. Он написал Мумонкан в возрасте сорока шести, будучи главным монахом храма Рюсёдзи. В 1246 году, в возрасте шестидесяти четырех, он основал храм Ниннодзи, В последующие годы он отошел от своих обязанностей при храме, но монахи-искатели все равно не давали ему покоя. Император Рисо иногда приглашал Мумона во дворец, где тот читал проповеди и произносил заклинания для вызова дождей, откуда мы видим, что Мумон был приспособленцем, причем таким же глупым, как лучшие из них. За свою слепую приверженность вездесущей истине Мумон получил имя Буцугэн, или Глаз Будды. Однако в преданиях говорится, что он всегда одевался очень скромно, выглядел, как бродяга, был нечестолюбив, говорил со всеми коротко и откровенно. Мумон умер в 1260 году в возрасте семидесяти восьми. Его предсмертное стихотворение:

Пустота не рождалась; Пустота не исчезнет. Если ты познал пустоту, Ты и Пустота — одно и то лее.

Мумон был пятнадцатым в линии передачи Риндзая и восьмым после Ёги. Синти Какусин прибыл в Китай в 1253 году и, повидавшись со многими знаменитыми монахами, в конце концов встретился с Мумоном в храме Ниннодзи, стал его последователем и, вернувшись в Японию в 1254 году, принес с собой традиции секты Риндзай. Таково было первое знакомство Японии с учением Мумона.

Где Мумон брал поучительные истории для своего сборника? Случай I (Дзёсю и собака), давший начало коану My, Мумон получил у своего учителя Гэцурина. Этот случай является не только началом, но и центром Мумонкана, его духовной осью. Из сборника Хэкиганроку, не упомянутого Мумоном ни в предисловии, ни в послесловии, он мог взять случаи III (Гутэй отсекает палец), XIV (Нансэн убивает кошку), XVIII (Тодзан и три фунта льна), XXXII (Будда и не-буддист). В Хэкиганроку эти случаи имеют номера соответственно XIX, LXIII, LXIV, XII и LXV. Кроме того, случай LX из Хэкиганроку составляет часть случая XLVIII из Мумонкана. Однако большинство своих случаев Мумон, по-видимому, взял из книги Готоэгэн, автор которой, Рэйин Фусай, повествует о семи доисторических Буддах, двадцати семи индийских и шести китайских патриархах, доводя свою историю дзэн до Токусана, семнадцатого мастера в линии передачи Нангаку. О времени появления Готоэгэна в Китае ничего определенного сказать нельзя, по известно, что в 1364 году он был опубликован в Японии. Это произошло приблизительно во времена дзэна. Так, случай VI (Цветок Будды) вне всяких сомнений взят из Готоэгэна, тогда как случаи XXIII и XXIX скорее, пришли из Рокусодапгё. Некоторые другие случаи, должно быть, взяты из сборника Кэйтоку Дэнтороку, составленного Догэном (Дао-юанем).[4] Этот сборник также начинается с первых семи Будд и доходит до Хогэна и его учеников, список которых включает около 1700 имен. Сборник составлен в первый год правления императора Синсо Кэйтоку (1004). Отсюда название сборника Передача лампы Кэйтоку. Он состоит из тридцати томов и описывает историю дзэн вплоть до середины X века. Три последних тома содержат хронологию и стихотворения — среди них Сандокай, Синороку, Синдзиммэй и Сёдока. Таким образом, Мумон воспользовался новым сборником Передача лампы, прибавил несколько историй от себя и сделал My духовным центром Мумонкана, чем придал своей книге оригинальное звучание. Порядок случаев, как говорит Мумон в предисловии, практически не имеет значения. Не случайно лишь появление My во главе сборника, ведь Мумон достиг просветления после отчаянного сражения с этим коаном. Любой из случаев является дзэнской заставой без ворот, и поэтому нет никаких оснований располагать их друг за другом в каком-то определенном порядке. То же самое Басе сказал о своих хайку, написанных после Фуруикэ я… (Старый пруд / Лягушка прыгнула / Всплеск в тишине), когда его попросили написать предсмертное стихотворение.

В Хэкиганроку входит сто случаев Сэттё со стихотворениями, к которым добавлены предисловия и комментарии Энго. Сёёроку содержит сто случаев и стихотворений Ванси с предисловиями и комментариями Басе. Но Мумонкан — это театр одного актера. В комментариях к своим любимым случаям Мумон призывает нас освободиться от иллюзий и достигает при этом цельности, до которой далеко авторам Хэкиганроку и Сёёроку. Кроме того, когда читаешь Хэкиганроку, можно увлечься литературными достоинствами этого сборника, тогда как многие стихотворения Мумонкана — всего лишь проза, разбитая па строки.

Сорок восемь случаев охватывают временной диапазон от Шакьямуни, Кашьяпы и Ананды до современников Мумона, таких как Сегэн и Вакуан. Таким образом, Мумонкан охватывает семнадцать веков и очень разнообразен по содержанию. Дзэнский гений Мумона в том, что в этой маленькой книжечке (вместе с приложениями в оригинале 19 страниц) так много повторений и противоречий. Однако на эти два десятка страниц Иноуэ умудрился написать 1526 страниц комментариев. Для сравнения: Хэкиганроку занимает 258 страниц.

Мумонкан впервые издан в 1229 году и переиздан через восемнадцать лет. До нас не дошли сведения о том, когда Мумонкан привезли в Японию, но известно, что в 1554 году здесь вышло его первое японское издание. Впоследствии он выходил в 1632 и 1752 годах. Однако перед этим выходили Комментарии к Мумонкану Сэйсэцу Сётё, который прибыл из Китая в 1326 году, во времена династии Юань. Сётё жил в Кэнтёдзи, Энгакудзи, Кэнниндзи, Нандзэндзи и других храмах. Он вернулся в Китай в 1339 году. Таким образом, к концу периода Ка-макура в Японии Мумонкан уже был популярен. Другие комментарии на Мумонкан были опубликованы в 1637, 1648 и 1650 годах, в период Токугава, когда ученые пользовались авторитетом.

Интересно отметить, что в своем Contra Deum (Опровержении христианства) Фабиан, дзэнский священник и дважды вероотступник, ссылается на Мумонкан следующим образом: «Литера My — железный барьер, который простирается на десять тысяч миль».

Мумонкан — это учебник, сборник упражнений и контрольных вопросов по дзэн. Но, если вопрос является дзэнским вопросом и мы понимаем его в дзэнском смысле, мы знает также и ответ на него, поскольку подлинный ответ — это правильно понятый вопрос. Сама вселенная представляет собой незаданный вопрос. Когда мы глубоко понимаем, о чем вселенная спрашивает нас, нам уже не нужно отвечать. В этом смысл стихотворения Эмерсона Сфинкс. В этом смысле Мумонкан похож на все остальное. Он является собранием не-дзэнских, рациональных, не-бессмысленных вопросов до тех пор, пока мы не постигли, что это дзэнские вопросы, а значит, вопросы нерациональные и бессмысленные. Стоит нам увидеть проблему в поэтическом свете, как мы уже решили ее. Мумон постоянно пытается приблизить нас к этому состоянию сознания. Для этого он использует два пути: во-первых, он отрицает то, что совсем недавно утверждал, и критикует тех, кто заслуживает похвалы; во-вторых, он то и дело предлагает нам выбрать одну из двух возможностей, предварительно лишив нас возможности выбирать. Но, строго говоря, целью Мумонкана является не достижение какого-то состояния сознания, а просветление — разрубленный гордиев узел эмоциональных и интеллектуальных ограничений. Это (внезапное) просветление и состояние сознания, рожденное созерцанием парадоксов Мумонкана, — не одно и то же. В соответствии с традиционными представлениями, сатори идет вначале и лишь потом — приложение сатори, в частности, к проблемам практической жизни. Но на самом деле просветленность не гарантирует улучшения характера, мировоззрения и эстетического чутья, не говоря уже об интеллектуальных способностях, умении выявлять ошибочные мнения и разоблачать псевдопоэтические предрассудки. Помогает ли нам в этом внимательное изучение сорока восьми случаев Мумонкана? Думаю, что да. Мешает ли нам в этом «просветление»? Думаю, что тоже да, потому что «просветленный» становится самодовольным, он наслаждается каждым мгновением, он безмятежен и невозмутим даже среди воплей страдания, физического или духовного. Мумонкан должен быть основным предметом в университетах всех стран. Имена Мумона, Уммона, Хякудзё и дзэнских мастеров должны войти в наш обиход, Проведенный недавно социологический опрос показал, что превыше всех других «великих людей» японцы почитают Абрахама Линкольна. Но как можно уважать человека, который рассуждал о колонизации негров, объявлял войны и больше всего на свете любил централизованную власть? Лично я бы выбрал (порядок существен) Баха, Басе, Торо и Уммона в качестве первых четырех великих людей, за которыми шли бы Шекспир, Моцарт, Вордсворт, Экхарт, Хакуракутэн и другие. В таком порядке они видятся мне в свете дзэн.

Предисловие Сюана

Мумон — человек, свободно путешествующий по всей вселенной.[5] Умон[6] — принцип, который означает, что великие учителя никому не нужны. К первому случаю были добавлены некоторые примечания, словно шляпа, одетая поверх другой [и без того ненужной] шляпы.[7] Старика Сю буквально вынудили написать это хвалебное предисловие. По его мнению, автор[8] похож на человека, который выдавливал сок из сухой бамбуковой палки, и в результате написал книгу для детей. Забудьте о ней! Забудьте о ней! Ведь это подобно еще одной капле, упавшей в большое озеро.[9] Далее быстроногий Усуй не смог понять смысл этих слов.[10]

Первый год периода Дзё-тэй, 1228, 20 июля.

Писал Сюан Тинкэн.[11]

Памятник трону

Мы дожили до пятого января второго года периода Дзётэй, а это день поздравлений Вашего Высочества. Скромный слуга Вашего Высочества, монах Экай, пятого декабря опубликовал комментарий на сорок восемь случаев из истории духовных деяний Будды и Патриархов. Я молюсь за вечное здравие и процветание Вашего Высочества. Я смиренно желаю, чтобы Ваша мудрость с каждым днем становилась все более сиятельной, а Ваша жизнь была столь же вечной, как сама вселенная. Пусть все восемь направлений поют хвалу Вашим добродетелям, а четыре океана наслаждаются Вашими непревзойденными деяниями.

Написано Глашатаем Закона, гражданином-монахом Экаем, бывшим главным монахом дзэнского храма Хойнюдзи, построенного во славу императрицы Дзий.[12] Дзэнсю.[13] Мумонкан.[14]

Предисловие Мумона

В основе буддизма лежит сознание.[15] Путь к буддизму пролегает через Заставу Без Ворот. Но как пройти Заставу Без Ворот? Разве ты не слышал:[16] «Вещи, проходящие через врата, не есть сокровища.[17] То, что рождено причиной и следствием, имеет начало и конец и поэтому в будущем прекратит существовать».[18] Тот, кто делает такие замечания, поднимает волны в безветренную погоду и наносит раны здоровому телу.[19] Тот, кто верит словам, пытается сбить луну палкой и почесать мозоль, не снимая туфли,[20] — разве он постиг реальность?

Летом первого года периода Дзётэй (Шо-дин).[21] Экай находился в провинции Рюсё (Лун-шуан) в Восточном Китае. Будучи настоятелем, он обучал монахов и наставлял каждого по его способностям, используя коаны древних мастеров, как черепки, которыми стучат в ворота. Он стал записывать коаны[22] и вскоре собрал целый сборник. С начала и до конца в нем не было никакой системы.[23] Эти сорок восемь случаев[24] были названы Мумонкан.

Если есть в этом мире смелый малый, он найдет себе дорогу, ни на миг не задумываясь об опасности. Он будет подобен восьмирукому Ната,[25] который отважно идет вперед. Никто не может стать ему на пути. Четыре по семь[26] на Западе и два по три[27] на Востоке будут, словно повелителя, умолять его о пощаде. Если же кто-нибудь усомнится, он уподобится взирающему на лошадь, что промчалась мимо окна. Не успел он и глазом моргнуть, как лошади уже и след простыл.[28]

Вот стихотворение:[29]

На Великом Пути не бывает ворот; Тысячи дорог ведут к нему.[30] Если ты хотя бы раз вошел в эти врата, Ты один[31] шагаешь по всей вселенной.

Случай I. ДЗЁСЮ И СОБАКА

Действующие лица

В этой истории встречаются только два человека — Дзёсю и безымянный монах. С самого начала следует иметь в виду, что все известные монахи имеют как минимум четыре имени:

1. Обычное, мирское имя.

2. Буддистское, монашеское имя.

3. Название храма, в котором живет монах (это название чаще всего заимствуется у горы или местности, где расположен храм).

4. Одно или несколько имен, присваиваемых посмертно.

В каждом из этих случаев китайское произношение отличается от японского. Полное имя Дзёсю — Дзёсю Гуаннон-ин Дзюсин. Дзюсин — его буддистское имя; жил он в храме под названием Гуаннон-ин; этот храм находился на юге провинции Дзёсю. Именно название провинции стало впоследствии самым известным именем этого монаха.

Время жизни Дзесю (Чжао-чжоу, 778–897) соответствует в истории Европы времени правления Людовика Благочестивого. В это время в Японии исполнилось пять лет Кобо Дайси. Когда Дзёсю было одиннадцать, Дэнгё Дайси основал Хиэй Дзан. Эти два японца отправились в Китай, когда Дзёсю было двадцать семь.

Дзёсю дожил до преклонного возраста (120 лет) и пережил многих своих современников. Часто можно услышать, что Дзёсю стал священником в возрасте шестидесяти и двадцать лет странствовал, пока в возрасте восьмидесяти не возглавил храм Гуаннон-ин. Но в действительности все было более прозаично. Дзёсю стал сями в молодости при храме Рюкодзи; в возрасте восемнадцати он отправился в Нансэн-дзан, где обучался у Нансэна Фугана,[32] дзэнского мастера четвертого поколения после Шестого патриарха и десятого поколения после Дарумы (Бодхидхармы). Когда впоследствии Дзёсю встретился с Нансэном, между ними имел место следующий разговор:

— Где ты был в последнее время? — спросил Нансэн.

— Только что вернулся из храма Дзуйдзо-ин, — ответил Дзёсю.

— Видел ли ты там дзуйдзо?[33]

— Нет, я не видел стоящегодзуйдзо, но сейчас я вижу лежащего татхагату.[34]

— Ты сями с учителем или без него?

— С учителем.

— Где твой учитель?

— Несмотря на трескучий зимний холод, я рад видеть мастера в добром здравии, преклоненным перед Буддой.[35]

Нансэн заметил одаренность Дзёсю и позволил ему остаться у себя для изучения дзэн.[36]

Нансэн умер в 834 году, когда Дзёсю было пятьдесят семь. От шестидесяти до восьмидесяти он путешествовал — посещая не святые места, а известных дзэнских мастеров, которых в Китае в то время было не счесть. Многие истории из Хэкиганроку, Сёёроку и Мумонкана относятся к этому периоду его жизни. В Хэкиганроку из ста случаев Дзёсю посвящены двенадцать; в Сёёроку Дзёсю появляется в пяти случаях, а в Мумонкане — в десяти. История его просветления составляет случай XIX из Мумонкана. Если читатель к тому же просмотрит случаи I, VII, XI, XIV, XXXI и XXXVII, он получит хорошее представление о духовном облике Дзёсю. Приведем здесь еще несколько историй о нем.

Вот как проходило интервью Дзёсю с Хякудзё, его духовным дядюшкой. После того как тот поинтересовался, откуда Дзёсю пришел, и Дзёсю ответил, что он пришел от Нансэна, Хякудзё спросил:

— Нансэн что-нибудь передал мне?

— Нансэн сказал, что непросветленный человек выглядит угрюмо, — ответил Дзёсю.

На это Хякудзё ответил громким криком «Катц!» и Дзёсю сделал вид, что испугался. Хякудзё сказал:

— Нансэн прав, такой человек выглядит угрюмо. Следующий случай имел место во время встречи

Дзёсю и Обаку (Хуан-бо, ум. 850}. Когда Обаку увидел Дзёсю, тот бросился в зал для медитации с криками:

— Пожар! Пожар!

Обаку догнал его, остановил и воскликнул;

— Говори! Говори!

— Вы натягиваете лук, когда вора нет уже и в помине,[37] — спокойно сказал Дзёсю.

Обаку внезапно отпустил его, и они долго стояли и смеялись, глядя друг на друга.[38]

Если мыслить генеалогически, Риндзай шел вслед за Дзёсю, но все же Дзёсю ходил повидаться с ним. Риндзай как раз мыл ноги. Дзёсю спросил у него:

— В чем смысл прихода Дарумы с Запада?

Риндзай достиг просветления, отвечая Обаку на этот вопрос. Поэтому Дзёсю, скорее всего, задал его иронически. Глядя на Дзёсго, Риндзай сказал:

— Сейчас я мою ноги![39] Дзёсю наклонился вперед, делая вид, что плохо слышит.

— Ты что, хочешь, чтобы я выплеснул на тебя еще одно ведро грязной воды?! — воскликнул Риндзай.

Дзёсю вышел.

В следующей истории собеседником Дзёсю был Тосу, духовный сын Суйби, представитель шестого поколения после Шестого патриарха по линии Сэйнэна. Однажды Дзёсю держал путь на гору Тосу и по. дороге обогнал старика, который нес за плечами тыкву для постного масла. Очевидно, старик шел, чтобы купить себе масла у подножья горы. Подойдя к хижине отшельника, Дзёсю никого там не застал. Он решил подождать, и вскоре к хижине подошел старик с тыквой. Стало ясно, что это и был Тосу.

— Имя Тосу можно услышать повсюду, — сказал Дзёсю, — но придя сюда, я нашел не мастера дзэн, а старика, который ходит за постным маслом.

— Масло! Масло! — воскликнул Тосу, указывая на свою тыкву.

Затем имел место разговор, который составил случай XLI Хэкиганроку и случай LXIII Сёёроку.

— Как действует в жизни человек, переживший Великую Смерть? — спросил Дзёсю у Тосу.

— Ты не можешь идти в темноте; ты должен подождать, пока забрезжит рассвет,[40] — ответил Тосу.

И по характеру, и в жизни Дзёсю был человеком крайней простоты. Когда, например, сломалась ножка стула, он не стал ее чинить, а лишь привязал палку, чтобы стул мог кое-как стоять. Одно из его самых известных изречении, которое не понимает даже один из ста, звучит так:

Когда искренний человек проповедует ложное учение, оно становится правильным. Когда неискренний человек излагает подлинное учение, оно становится ошибочным.

В девятом случае из Хэкиганроку мы встречаем еще один пример неподражаемой простоты Дзёсю.

— Кто такой [Что такое] Дзёсю? — спросил монах.

— Восточные ворота, западные ворота, южные ворота, северные ворота, — ответил Дзёсю.

Другими словами, если вы желаете увидеть меня, вы можете подойти ко мне с любой стороны — все ворота открыты, от вас ничто не спрятано. Фактически, кроме ворот, здесь ничего нет! Это напоминает случай XCVI из Хэкиганроку, в котором Дзёсю ставит монаха перед тремя проблемами:

Глиняный будда не переправится через воду; железный будда не пройдет через горнило; деревянный будда не пройдет через огонь.

Какой же будда может выдержать все эти испытания?

Но самый лучший пример трансцендентной простоты мы встречаем в случае XIX из Мумонкана: «Твое обычное сознание — это и есть Путь!» Вне этого нет буддизма.

И еще одна, на этот раз последняя история. Человек из высших сословий по имени Её пришел к Дзёсю, чтобы получить наставление в дзэн.

— Я много постился в молодости, мое тело рано состарилось, и у меня нет больше сил вставать со стула, чтобы приветствовать тех, кто ко мне приходит, — сказал Дзёсю и после паузы добавил: — Вы понимаете?

Её не понял Дзёсю до конца, но почувствовал силу в его словах и воскликнул:

— Какой вы замечательный мастер!

На следующий день Её послал к Дзёсю своего слугу. Дзёсю встал и приветствовал его. Главного монаха это удивило, и он спросил у Дзёсю, почему тот оказывает такую честь человеку из низкого сословия.

— Когда ко мне приходит человек высокого сословия, — сказал Дзёсю, — я приветствую его, не вставая со стула; когда ко мне приходит человек среднего сословия, я встаю со стула; когда ко мне приходит человек низкого сословия, я выхожу из храма, чтобы встретить его.

Вот подлинный образец простоты и величия!

СЛУЧАЙ

Однажды монах спросил у Дзёсю:

— Есть ли у собаки природа Будды?[41]

— My! [Нет!] — ответил Дзёсю.

Эта история, по всей вероятности, взята из Изречений Дзёсю. Там приводится ее полный вариант.

Монах спросил у Дзёсю, есть ли у собаки природа Будды.

— Нет! — ответил Дзёсю.

— Все ползучие земные твари имеют природу Будды. Как может собака не иметь ее? — спросил монах.

— Вследствие своего кармического неведения[42] ты привязан к мыслям и эмоциям, — сказал Дзёсю.

— Есть ли у собаки природа. Будды? — снова спросил монах.

— Да! — ответил Дзёсю.

— Вы говорите «Да!», но как может природа Будды поместиться в теле собаки? — спросил монах.

— Он грешит, сознательно и преднамеренно, — ответил Дзёсю.

Версия этой истории в Сёёроку (случай XVIII) практически такая же, только Дзёсю отвечает первый раз «Да!», а второй раз «Нет!». Странно, но это сильно меняет дело.

Реплика Дзёсю «Вследствие своего кармического неведения ты привязан к мыслям и эмоциям», кажется, перекликается с отрывком из Пробуждения веры в Махаяне (часть 3, раздел 1):

Вместе с неведением возникает разделение объективного мира на вещи и привязанность к ним, в результате чего постоянный поток мыслей и чувств приводит к появлению у нас ума.[43]

Это значит, что ум различает это и то, собаку и ее природу, себя и собаку, собаку и природу Будды, свою природу Будды и природу Будды собаки — и на фоне этого видны проблески изначального сознания.[44]

Не полностью забыл, не окончательно лишился человек понимания, что разделение нереально и что просветление возможно.

Когда во второй части приведенной истории Дзёсю ответил на вопрос монаха утвердительно, он дал ортодоксальный буддистский, а не дзэнский ответ. С тех пор как буддизм появился в Китае, то есть со времен, когда во времена правления Мин Ди (68–76 гг. н. э.) в Китай прибыли Кашьяпа Матанга (Мо-дэн, Мато) и Гобхарана (Чжу-фалань, Дзику-хоран), вопрос природы Будды был в центре религиозных дискуссий. Два слова «природа» и «Будда» в отдельности имеют совсем иное значение, чем в словосочетании. «Природа» подразумевает нечто фиксированное и неизменное; потенциальную возможность просветления, или освобождения от жизни и смерти. «Будда» есть просветление; освобождение от жизни и смерти, кармы, вселенского закона причины и следствия; состояние несотворенной неразрушимости. «Природа Будды» в разных буддистских сектах интерпретируется по-разному.

Секта Хоссо (Фасян, Дхармалаксана) была основана по возвращении из Индии Сюань-чжуана.[45] Ее основными текстами являются Сандхи-нирмокана-сутра, Йогачарьябхуми Шастра и Виджнапти-матратасиддхи Шастра («Учение о том, что не существует ничего, кроме ума»). Анэдзаки сообщает, что эта школа «стремится к постижению через созерцание окончательной реальности космического бытия посредством проникновения в тайные качества всего сущего и познания подлинной природы души в мистическом озарении». Секта Хоссо учила, что человеческая природа бывает пяти видов:

1. Природа тех, кто станет Буддой.

2. Природа тех, кто не сможет стать Буддой.

3. Природа тех, кто довольствуется состоянием ракана.

4. Природа тех, кто может достичь одной из первых трех возможностей, но все еще не определился.

5. Природа тех, кто обречен на вечные перерождения.

Поэтому секта Хоссо была известна также как Секта Пяти Природ. В соответствии с этой классификацией только первый и четвертый вид человеческой природы может претендовать на близость к природе Будды. Предствители первого вида достигают просветления внезапно, представители второго — постепенно.

С точки зрения сект Кэгон, Хоккэ и Нэхан, рассмотренное деление природ на пять типов является лишь «временной», или «частной» махаяной, которая противопоставляется «окончательной» махаяне школ Кэгон и Тэндай. Секта Тэндай (Дянь-дай)[46] учила единству Абсолюта и феноменов. Отличительной чертой учения этой секты является представление о Буддовости всего и вся во вселенной. Оно основывается на писании Нэхангё, где есть слова: «Все живые существа, без исключения, имеют природу Будды». Дажеиттянтика, заблудший человек, стремящийся уничтожить свою природу Будды, не может сделать этого. В секте Кэгон (Хуа-янь)[47] самым важным является учение о природе Дхармы. Дхармату или Бхутататхату можно определить, перечисляя ее синонимы: всепроникающая дхарма природы, сфера дхармы, существенная дхарма или природа Будды, воплощение дхармы, сфера реальности, реальность пустой или нематериальной природы, исток пустоты и нематериальности, вселенская природа, бессмертная природа, безличностная природа и так далее. Однако не все из перечисленных определений природы Дхармы совпадают с тем, что можно назвать природой Будды, Можно сказать, что природа Будды — это неустранимая возможность постичь природу Дхармы. Другими словами, природа Будды — это природа Дхармы с точки зрения самосознания.

Дзёсю не был первым дзэнским мастером, поднявшим вопрос о природе Будды. Например, в начале Рокусодангё говорится, что, когда Пятый патриарх спросил у Эно, что тому нужно, Эно ответил: — Я хочу стать Буддой, только и всего! — Ты относишься к тем людям, что ничем не лучше диких собак, — сказал Пятый патриарх. — Разве такой, как ты, может стать Буддой?

— Люди Севера и люди Юга имеют разное место жительства, но одну природу Будды. В этом различия между ними не существует, — ответил Эно.

Кроме того, у нас есть история об Икане (755–817), ученике Басо:

— Имеет ли собака природу Будды? — спросил монах.

— Да, — ответил Икан.

— Имеете ли вы природу Будды? — снова спросил монах.

— Нет, — ответил Икан.

— Все живые существа имеют природу Будды. Почему же вы ее не имеете?

— Я не отношусь к живым существам.

— Вы говорите, что не относитесь к живым существам. Это ваше «я» является Буддой или нет?

— Нет, это не Будда.

— Что же в таком случае такое это «я»?

— «Я» — это не «что-то».

— Можно ли его увидеть? Можно ли о нем подумать?

— Чувства, не могут уловить его, мысль не может охватить его, и поэтому оно называется таинственным.

Известна также интересная история о Нёэ (744–823), ученике Басо.

Войдя в храм, Сайгун заметил, что воробей оставил свои следы на голове статуи Будды.

— Имеет воробей природу Будды или нет? —

спросил Сайгун.

— Имеет! — ответил Нёэ.

— Почему же тогда он оставил следы на голове Будды? — спросил Сайгун.

— Оставляет ли воробей следы на голове у ястреба? — ответил Нёэ.[48]

Более интересный эпизод приводит в своей книге Като. Это история об Окэйсе, высокопоставленном сановнике Танской династии. Вначале Окэйсе изучал дзэн у Бокудзю Досё, затем у Исана, Риндзай и других. Однажды он спросил у монаха:

— Имеют ли живые существа природу Будды или нет?

— Имеют, — ответил монах.

Тогда Окэйсе указал на рисунок собаки на стене и спросил:

— Имеет ли это природу Будды?

Монах был поставлен в тупик и не знал, что ответить. Прежде чем дать христианский ответ на этот вопрос, позвольте мне обсудить одно высказывание Като, а именно его слова о том, что вопрос не в том, имеет ли собака природу Будды, а в том, имеем ли мы природу Будды. В этом его отношение напоминает отношение св. Павла к волу. «Не о волах печется Бог, а для нас это говорится» (1 Кор. 9, 9—10). Истина в том, что, если вы пытаетесь понять, имеет ли собака природу Будды, не принимая во внимание человечество, — или пытаетесь понять, имеет ли человек природу Будды, оставляя в стороне собаку, — вы совершаете ошибку и поэтому не можете получить ответ.

Когда мы рассматриваем с точки зрения христианства вопрос, имеет ли собака природу Будды, мы видим великую разницу между христианством и буддизмом. Основная догма, а точнее проблема христианства — это божественность Христа, или мнение, что его природа была отлична от нашей. Однако современная христианская мысль склоняется к мнению, что, по крайней мере потенциально, мы также обладаем божественной природой. Под нажимом христианские теологи могут даже допустить существование божественной природы у животных. В книге Иисус — гениальный человек, по которой можно судить об эволюции современного христианства,[49] Миддлтон Муррэй говорит:

Святой Дух — это та часть или сила Бога, которая пребывала с Иисусом и пребывает с любым другим человеком после его единения с Богом. Это не Бог, потому что Бог не может быть чем-то, кроме самого себя; но это и не что-то отличное от Бога, потому что Святой Дух не может быть не от Бога. Таким образом, Святой Дух — это Бог, даровавший человеку свое присутствие (стр. 28).

Он верил, что есть сын Божий, точно так же, как он верил, что все люди являются сынами Божьими. Он видел различие между собой и другими людьми в том, что он знал, что является сыном Божьим, тогда как они не знали этого (стр. 37).

На вопрос, поставленный таким образом: «Имеет ли эта собака природу Будды?», христианство не может ответить. Как бы Христос ответил на подобный вопрос, мы можем только догадываться. Вполне возможно, что такой вопрос никогда не приходил ему в голову. Если бы его спросили, он мог бы ответить так же, как на другой вопрос: «О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк. 13, 32). Св. Павел, как уже отмечалось, делает все возможное для того, чтобы развеять последние следы с древних пор присущей евреям любви к животным.

Отчасти эта любовь объясняется так называемым примитивным состоянием мышления и лексики, в которых недоставало многих современных разграничений. Так, в английском переводе книги Бытия говорится: «Да произведет земля тварь живую» (Быт. 1, 24), тогда как в оригинале речь идет не о «живой твари», а «живой душе», поскольку люди и животные в равной степени причастны душе природы. Далее, в Экклезиасте говорится: «Кто знает: дух животных сходит ли вниз?» (Эккл. 3, 21). В древности не только слова «душа» и «дух» в равной мере применялись к людям и животным, но не делалось различий между душой и телом. В английском переводе Чисел (Числ. 6, 6) и Псалмов {Пс. 16, 10) встречается слово «тело», которое в оригинале на иврите пишется «душа». Каким бы примитивным ни было состояние мышления и лексики в Древней Иудее, представление о единстве отражено в них. Докучливый интеллект еще не успел разъединить то, что Бог сотворил единым.

Но вернемся обратно к проблеме. Монах спросил у Дзёсю, имеет ли собака природу Будды. Дзёсю ответил «Нет!» Ответ Дзёсю можно рассматривать с двух сторон: во-первых, в связи с монахом и его состоянием сознания в тот конкретный момент; и во-вторых, как выражение трансцендентного переживания реальности.

(а) Что вынудило монаха задать этот вопрос? Думаю, что не ошибусь, если скал-су, что монах отчасти ожидал получить такой ответ. Когда Пилат спросил у Иисуса «Что есть истина?», в действительности он имел в виду следующее: «Я не желаю знать, что есть истина. Несомненно, истина — это что-то скучное и неприятное, поэтому, пожалуйста, не говори со мной о ней». Именно поэтому Христос промолчал. Другими словами, любой вопрос неизбежно содержит больше, чем половину ответа. Вопрос монаха, должно быть, имел вид: «Ведь эта собака не имеет природы Будды, не так ли?» Монах догадывался, что у собаки нет природы Будды. Он чувствовал, что есть что-то подозрительное в обычном представлении о том, что собака имеет природу Будды. Что касается слов, то монах был прав, предполагая наличие у собаки природы Будды, и поэтому ответ должен был быть «Да!». Однако монах вложил неправильный смысл в правильные слова, и поэтому Дзёсю, чтобы поставить его в тупик и тем самым привести его в чувство, вложил правильный смысл в неправильные слова. Так, когда человек говорит мне: «Посмотри, разве некрасивые не красивы?», я отвечу «Нет!», потому что у этого человека рот полон говяжьих котлет, и он вкладывает в свои слова смысл, не имеющий ничего общего с моим смыслом.

(б) Рассматривая первый случай из Мумонкана как коан, мы имеем My и больше ничего — никаких ссылок на монаха, Дзёсю, собаку и ее природу Будды. Поэтому Иноуэ обвиняет многие поколения комментаторов в том, что они извратили первичный смысл этой истории. Поскольку этот случай основывается на Нирвана-сутре, вопрос должен звучать так: «В чем смысл природы Будды?» Мумон включил в случай только часть истории, чтобы заострить внимание на му, хотя в другом случае Дзёсю ответил У (да).

Иноуэ в некотором смысле прав, потому что в действительности у Дзёсю My — это не «Нет» как частный случай «Да» или «Нет», а «Нет», которое одновременно выходит за пределы обоих крайностей и тождественно им. Два вопроса — вопрос о My и вопрос о природе Будды — отличаются только словами.

С помощью My должно достичь истоков нашей природы, то есть, природы Будды. Таким образом, различие, которое делает Иноуэ, имеет рациональный смысл, но на уровне переживаний бессмысленно. Если мы знаем My, мы знаем, что такое природа Будды, мы пребываем в состоянии Му, в блаженном состоянии нищих духом. Это состояние души, которое мы всегда находим в Будде или Христе, где мы ничего не желаем и в то же время желаем все таким, каково оно есть, или, точнее, каким оно происходит. Мы должны иметь «Нет» и «нет», или «Да» и «да», потому что «Да» равняется «Нет», тогда как «да» и «нет» противоположны. У Дзёсю My есть «Нет» и «нет»; У есть «Да» и «да». Поэтому не играет роли, что он говорит, хотя разные его слова имеют разный смысл.

КОММЕНТАРИЙ

Практическое изучение дзэн означает преодоление препятствий, воздвигаемых мастерами дзэн. Достижение этого таинственного просветления означает полный отказ от проявлений обычного ума. Если ты преодолел препятствие, не отказавшись от проявлений ума, ты — всего лишь призрак среди кустов и сорных трав.[50] Что представляет собой это препятствие? Это просто My — дзэнские врата. Постижение дзэн называют также прохождением через дзэнскую Заставу Без Ворот.

Если ты преодолел это препятствие, ты глубоко понимаешь не только Дзёсю, но всю историческую вереницу дзэнских мастеров. Ты идешь рука об руку с этими мастерами и общаешься с ними теснейшим образом. Ты смотришь их глазами и слышишь их ушами. Разве это не блаженное состояние? Разве не желаешь преодолеть это препятствие? В таком случае, собери воедино свое тело с его тремястами шестьюдесятью косточками и суставами и восьмьюдесятью четырьмя тысячами ямочек в коже и устреми его на решение Вопроса. Денно и нощно держи его перед собой. Но не принимай его ни за пустоту, ни за относительное отсутствие как противоположность относительного присутствия. Тогда твое препятствие будет подобно раскаленному докрасна железному шару, который ты проглотил и все никак не можешь изрыгнуть.

Все бесполезные знания, все то лишнее, что ты изучил вплоть до настоящего времени — выбрось прочь это все! Через некоторое время твои устремления приведут к спонтанному разрешению, и ты окажешься в состоянии внешнего и внутреннего единства. Как немой человек, видящий сон, ты будешь знать все, но не сможешь ничего рассказать другим. Неожиданно все в тебе придет в движение, и ты удивишь небеса над головой и сотрясешь землю под ногами. Ты будешь подобен тому, кто держит в руках великий меч Кан-у. Ты встретил Будду? Убей его! Встретил мастера дзэн? Убей его!

Стоя на грани жизни и смерти, ты обладаешь великой свободой. В четырех разновидностях шести перерождений ты пребываешь в состоянии безмятежных скитании. Еще раз скажу, как работать с этим My. Имеющаяся у тебя энергия, вся до последней капли, должна быть направлена на препятствие. И, если ты не сдашься, скоро на земле зажжется еще один светоч Закона.

В слове сандзэн, которое обозначает практическое изучение дзэн, иероглиф сан может иметь три различных смысла: 1) отличать (истину от заблуждения); 2) присутствовать на встрече (с мастером дзэн); 3) достигать (истока своего бытия). Ни один из этих смыслов не подразумевает объяснений, философствований, эксцентричности. Второй иероглиф дзэн означает «Дхьяна», но вначале он имел смысл «приносить жертву холмам и фонтанам».

Дзэнские мастера, о которых говорит Мумон, включают 28 индийских патриархов, 6 китайских от Дарумы до Эно и всех последующих китайских и японских мастеров вплоть до настоящего времени. «Полный отказ от проявлений обычного ума». Речь идет об относительном интеллекте, а также наших любимых и нелюбимых эмоциях. Ум видит все под видом этого или того, здесь и там, есть и нет, и к этому видению эмоции прибавляет оттенки приобретения и потери, желательного и нежелательного, хорошего и плохого. Но что мы увидим, если из поля зрения исчезнут форма и цвет? Такого глазом не увидишь… В этом смысл преодоления дзэнского препятствия, прохождения Заставы Без Ворот еще при жизни.

«Всего лишь призрак среди кустов и сорных трав». В соответствии с поверьями китайцев, некоторые духи не попадают ни на небеса, ни в преисподнюю, а блуждают бесцельно по земле, питаясь отбросами. Таково состояние человека, который питается газетами, убийствами, войнами или слухами о войне; который доволен, когда «наши» побеждают, и разочарован в жизни, когда «наши» терпят поражение. Но, преодолев препятствие, вы «ликуете в истине» — вы радуетесь с теми, кто радуется, и грустите с теми, кто грустит. Во всем вы видите проявления Единого Ума. Но если вы не прошли Препятствия, ваш ум напоминает скопление привидений. В нем обитают страхи и надежды, в нем все неуравновешено, в его движениях нет неподвижной точки. «Триста шестьдесят косточек и так далее». Ошибки с точки зрения анатомии так же мало значат для буддизма, как и для христианства. Ошибки с точки зрения психологии — совсем иное дело. Высказывание Мумона, конечно же, следует понимать как «всем сердцем своим и всею душою своею».

«Этот Вопрос» есть вопрос о природе Будды, о My.

«Бесполезные знания». Буквально, «плохие знания», а на самом деле «неиспользуемые знания». Если какой-то орган тела не используется, в нем скоро поселяется болезнь. Точно так же все приобретенные символические знания, догмы (религиозные и другие), моральные принципы, теории существования, если только они не используются на практике, гораздо хуже, чем бесполезны. Они причиняют вред. Они разлагают ум.

«Ты встретил Будду? Убей его! Встретил мастера дзэн? Убей его?» Это убивание будд и патриархов заметно контрастирует с отношением других буддистских сект и христианства. Будда, понятый как нечто отличное от нас самих, становится, как и Христос, врагом человечества номер один — ведь он праведный и поэтому достоин подражания, а подражание — это смерть.[51]

Кан-у умер в 220 г. н. э. и стал для китайцев Марсом, божеством войны. Его меч называли Зеленым Драконом. Кан-у был героем Трех Царств, имел бороду длиной полметра, и сам был, как гласит преданье, почти трехметрового роста. Он появляется на фестивалях японских школьников. Дзэнского адепта сравнивают с Кан-у, потому что тот делал, что хотел, и ни перед чем не останавливался — все благодаря его недюжинной физической и духовной силе. Так лее и человек дзэн; слабый телесно и нищий духовно, он хозяин любой ситуации. Кто бы ни вступил в игру, Бог всегда победит, Природа всегда потерпит поражение. Это Таковость вещей, с которой человек дзэн отождествлен. Его сила такова, что он поднимает солнце над восточными холмами и плавно опускает его на западе вечером. Он обращает планету вокруг ее оси, но в то же время не забывает сделать лапки утки короткими, а лапки цапли длинными.

«В четырех разновидностях шести перерождений». Шесть перерождений, или состояний земного существования, называют также шестью направлениями перевоплощения и включают следующие: ад, царство голодных духов, мир животных, царство асур или злых природных духов, мир людей, небесные сферы дэв или богов. Существа четырех разновидностей включают: живородящих (человек и млекопитающие), яйцекладущих (птицы, змеи, черепахи, насекомые}, рождающихся из влаги (личинки, земляные черви) и преображающихся (вши из грязи, светлячки из гниющей травы, угри из дикорастущих помидоров). Считалось, что будды, босацу и раканы иногда перевоплощаются в животных и насекомых. Не случайно Данте отвел место для пап в преисподней. Таким образом, «в четырех разновидностях шести перерождений», по-простому, означает «при любых обстоятельствах», «под пращами и стрелами яростной судьбы».

«Состояние безмятежных скитаний». Это перевод санскритского слова викридита (скитание ради удовольствия). Этим словом обычно описывают беззаботную жизнь будд и бодхисаттв, наделенных сверхъестественными способностями. В дзэн это выражение имеет оттенок чего-то детского, безыскусного, бессознательного — так и хочется сказать, не-буддистского, — жизни и характера человека наподобие Рёкана.

Самадхи означает сосредоточение ума, пребывание в невозмущенном состоянии с тем, чтобы видение истины могло спонтанно открыться в сознании. Сравните у Вордсворта:

И среди множества вещей, Что ни на миг не умолкают, Ничто не явится само, Без наших поисков его?

Хотя может показаться, что во вселенной непрестанно продолжается деятельность, по существу, она неподвижна. Наше сознание, где бы мы ни были, на поле битвы или в тиши философских размышлений, должно проявлять этот покой. Самадхи также подразумевает правильное ощущение созерцаемого объекта. Поэтому самадхи — это состояние ума поэта, который видит вещи таковыми, каковы они есть.

Весь этот довольно длинный комментарий можно выразить в нескольких словах:

1. Заставу Без Ворот должно пройти, отбрасывая прочь эмоции и умственные построения.

2. Сделав это, вы увидите и услышите то, что видели и слышали величайшие люди прошлого.

3. Посредством созерцания My достигается объединение микрокосма и макрокосма.

4. В результате мы переживаем детскую радость от осознания безграничной свободы.

5. Чтобы достичь этого состояния, необходимо прилагать неослабевающие усилия, но настойчивость Мумонкан в этом увенчается рождением еще одного живого свидетеля истины.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Собака! Природа Будды! Это проблеск совершенства, веление истины; Лишь на миг вернись к дуализму — И ты уже покойник.

Слово дзю означает «хвалить», и, кроме того, этим словом обозначают стихотворные фрагменты сутры. Считается, что дзю является переводом санскритского слова гатха. В качестве примера можно назвать самое знаменитое из всех когда-либо написанных стихотворений — гатху о трех принципах буддизма: что жизнь есть страдание, что страдание усугубляется желанием и что возможно избавление от желания. Свитки с этой гатхой помещают под фундамент пагод и внутрь статуй Будды. Поэтому ее называют также Дхармакая. Гатха. Мумон следует Хэкиганроку в том, что каждое его стихотворение подводит своеобразный итог случая и комментариев к нему.

Первые две строки довольно сложны. Строка «Собака! Природа Будды!» подразумевает единство собаки и природы Будды, но истина этих слов исчезает, как только мы их произнесли. Слова, как их понимают обычные, непросветленные люди, умаляют и затуманивают истину. Те же самые слова, когда их говорит Мумон, неотделимы от истины. Они не проявляют и не символизируют истину, а становятся ее продолжением благодаря наличию в них живого действия Мумона, которое в своем осуществлении неотделимо от смысла сказанного. Ценность истины определяется тем, кто говорит ее — и кто ее слышит.

Вторая строка выражает два важных принципа дзэн. Во-первых, если выбирается что-то, тем самым выбирается все. Полевые лилии в руках Христа («Посмотрите, как они растут!») становятся вселенной, которая живет как единое целое. Однако очень важно, что речь идет о чем-то «в руках Христа» или «в устах Мумона». Во-вторых, утверждения неполноценны в сравнении с императивами. Утверждение догматично и ограниченно, пассивно, описательно, односторонне. Императив же исполнен энергии и стремительности. Именно императив Блейк имел в виду, когда говорил: «Никто не может видеть истину, не веруя в нее». В истине есть что-то от «долженствования», и где-то можно обнаружить истоки кантовского категорического императива, посредством которого этике («нужно» и «должно») вменяется в обязанность решать метафизические проблемы. В дзэн мы можем сказать, что Природа командует всем, но не утверждает ничего. Когда мы велим все то, что велит Природа, мы становимся Буддой.

Последние две строки предельно ясны. Возврат к дуализму — это действие, мотивированное приобретением и потерей, твоим и моим, разделенностью мира на внешний и внутренний. Когда же внешнее и внутреннее переживается как одно, когда сознание углубляется настолько, что между мной и Богом больше нет разницы, мы получаем состояние изначального единства. Как только «я» и не-«я» отделяются друг от друга, естественно, дают о себе знать все другие проявления дуализма. Моменты единства, будь оно эмоциональным и интеллектуальным, эстетическим или моральным, напоминают нам об этом единении и сообщают «меланхолию нашему дню».

В заключение следует глубоко осознать, что истину невозможно получить простым сложением противоположностей, My — одна половина вселенной, У — другая ее половина, но вместе эти половины составляют не целое, а нечто намного меньшее. Имеет ли собака природу Будды? Собака — это My, природа Будды — это My, не-собака — это My, природа Дьявола — это My. Все вокруг — My!

Случай II. ХЯКУДЗЁ И ЛИСИЦА

Действующие лица

Когда Хякудзё был монахом, его звали Экай. Он родился в 720 году и умер в 814. Он стал священником в ранней молодости и большую часть жизни провел как унсуй.[52] Хякудзё получил просветление с легкой руки Басо (легкой ли?). Об этом говорится в случае LIII Хэкиганроку.

Басо прогуливался в сопровождении Хякудзё. Они увидели диких уток, пролетающих над ними, и Басо сказал:

— Что это?

— Дикие утки, — ответил Хякудзё.

— Куда они направляются?

— Они улетают прочь, — ответил Хякудзё. Басо схватил Хякудзё за нос и потянул так сильно, что тот закричал от боли.

— Разве они улетают?! — спросил Басо.

Если мы решим, что для Хякудзё это был всего лишь невинный разговор, в ходе которого Басо ни с того ни с сего схватил его за нос, история становится бессмысленной и просветление Хякудзё непонятным. Когда Басо задает вопрос: «Куда они направляются?», он тем самым дает на него свой дзэнский ответ: «Они просто летят. Они не летят куда-то. Они просто летят». Когда Хякудзё отвечает на него, он совершает ошибку, но лишь понимающий дзэн может видеть это. Хякудзё, в некотором смысле, ходил вокруг озера и детально описывал его, но только когда Басо толкнул его в воду, он узнал, какое озеро на самом деле. Эта история имеет продолжение, и оно приводится в комментарии:

На следующий день Басо поднялся на кафедру, и монахи едва успели собраться, как Хякудзё вышел наперед и свернул подстилку, на которую мастер становился во время молитвы. Басо сразу же спустился с кафедры и вернулся в свою комнату.

— Что ты хочешь сказать тем, что свернул подстилку, когда я вошел в зал и даже еще не начал говорить? — спросил Басо.

— Вчера вы потянули меня за нос, и мне было очень больно, — ответил Хякудзё.

— А где вчера бродили твои мысли? — снова спросил Басо.

— Мой нос уже не болит сегодня, — последовал ответ Хякудзё.

Хякудзё не желает сказать, что теперь его нос стал неуязвим — далеко не так! Он не пытается сформулировать истинное утверждение, равно как и не уходит от ответа. Он просто говорит: «Мой нос уже не болит сегодня», и, когда он говорит об этом, его слова — это «все, что мы говорим в этом мире, и все, что нам нужно говорить».[53] Это ответ на вопрос Пилата: «Что есть истина?» Ответ звучит так: «Мой нос уже не болит сегодня».

Продолжим жизнеописание Хякудзё. Он и дальше обучался у Басо, и однажды тот оглушил его своим криком «Катц!», после которого Хякудзё ничего не видел и не слышал в течение трех дней. Впоследствии Басо поселился в монастыре Дайти, который расположен на горе Дайю, и вокруг него собралось много учеников. Это была величественная гора, ее склоны изобиловали пропастями, ее вершина терялась среди облаков. Поэтому она получила название Хякудзё-сан, или Гора Тридцатиметрового Столба. От нее и получил свое теперешнее имя герой нашего случая.

Самое известное изречение Хякудзё: «День без работы — день без еды». Оно напоминает нам о заповеди св. Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3, 10). Хякудзё даже в преклонном возрасте был настолько верен своему принципу, что, когда монахи спрятали его садовые инструменты, он не стал жаловаться на них, а лишь отказался от еды.

Именно Хякудзё был мастером, который основал собственно дзэнский монастырь. Случилось это через триста лет после прихода Дарумы. Он написал устав для монахов, который вошел в книгу Чистые правила дзэнского монастыря, к сожалению, не дошедшую до нас. Однако жизнь современных японских дзэнских монахов до сих пор отражает основные принципы, заложенные Хякудзё. Здесь стоит отметить, что, когда живешь в японском монастыре, не перестаешь удивляться тому, как все мелочи, вплоть до движения рук и ног монахов, будучи ограниченными и подчиненными распорядку дня, тем не менее отражают совершенство, которого не встретишь в других местах. Самые скептические и придирчивые люди не находят в дзэнском монастыре ничего раздражительного. Все здесь действенно и выразительно. Однако такого можно достичь лишь отказавшись от дзэн, который все же незримо сохранился.

Традиционно считается, что «три великих мастера» — это Хякудзё, Дзёсю, Нансэн, но я считаю, что Уммон был выше этих трех. Снова мы встречаем Хякудзё в случае XL Мумонкана и в нескольких случаях Хэкиганроку. Как духовный сын Басо, отец Исана и Обаку и дедушка Риндзая, он занимает одно из самых важных мест в дзэнской истории.

Монашеское имя Обаку было Киун. Он создал секту, которая носит его имя. Эта секта прибыла в Японию в последнюю очередь,[54] где она теперь является самой малой и наименее влиятельной из трех дзэнских сект: Риндзай, Сото и Обаку. Дата рождения Обаку неизвестна, но умер он в 850 году. Он стал священником в храме Кэнпукудзи, впоследствии получившем имя Манпукудзи. Этот храм расположен на горе Обаку-сан.

Впоследствии Обаку отправился в храм Дайандзи возле горы Сюхо и назвал ее Обаку-сан в знак уважения к своему предыдущему месту жительства. Отсюда происходит имя, под которым он известен в настоящее время.

Обаку обратился к собравшимся монахам: — Все вы, без исключения, питаетесь отходами от изготовления вина. Сколько бы паломничеств вы ни совершили, сколько бы книг вы ни прочли, скажите мне, где вы сейчас? И еще, знаете ли вы, что во всем Китае нет ни одного мастера дзэн?

В это время один монах вышел наперед и спросил:

— А что вы скажете о тех, кто в разных частях Китая обучает монахов и ведет их к истине?

— Я не говорю, что нет дзэн, я говорю, что нет учителей, — ответил Обаку.

Когда мы знаем, что такое дзэн, мы видим его везде (а что присутствует везде, того нет нигде). Как мы можем показать его, если он в самом указывающем пальце?

Еще один короткий случай есть продолжение истории о том, как Хякудзё получил просветление у Басо, а также о том, как он три дня ходил, оглушенный криком последнего:

Впоследствии, когда Обаку пришел, чтобы получить наставление, ему рассказали историю о Хякудзё. Выслушав ее, он показал язык.

Эта независимость, не имеющая ничего общего с тщеславием и презрением, проявилась также в следующем эпизоде:

Когда Обаку впервые пришел повидаться с Хякудзё, тот спросил у него:

— Откуда ты пришел с таким величественным видом?

— С таким величественным видом я пришел из Рэйтю, — ответил Обаку.

— Зачем ты пришел? — спросил Хякудзё.

— Просто так, — ответил Обаку. Хякудзё отдал должное глубине постижения Обаку.

То же самое мы видим в отношениях Обаку и его духовного сына и наследника Риндзая, который, достигнув просветления от ударов Обаку, воскликнул: «Теперь-то я понимаю, что в буддизме Обаку нет ничего особенного!»

Есть еще один интересный случай из Изречений Риндзая. Этот случай выявляет жесткость, непосредственность и практичность, которые до сих пор присущи дзэнской школе Риндзай.

Однажды, когда монахи должны были работать на улице, Обаку вышел во двор в сопровождении Риндзая. Оглянувшись, Обаку увидел, что Риндзай стоит с пустыми руками.

— Где твоя мотыга? — спросил Обаку.

— Кто-то взял ее! — ответил Риндзай.

— Подойди сюда. Я хочу поговорить с тобой. Риндзай подошел. Обаку поднял свою мотыгу и сказал:

— Вот, смотри! Ни одно существо в поднебесной не может взять ее в руки и поднять ее так!

Риндзай выхватил мотыгу у него из рук и поднял ее над головой со словами:

— Почему уке я держу ее сейчас в руках?

— Сегодня один мой знакомый потрудился на славу, — сказал Обаку и вернулся в храм.

Проанализируем эту историю. Представим, что она произошла с кем-то наподобие епископа Беркли. Если бы у него спросили: «Где ваша мотыга?», он в своих философских рассуждениях был бы недалек от Риндзая и Обаку. Что есть мотыга? Что есть «я»? Что значит, что у меня есть мотыга? Что значит, что у меня ее нет? Имею ли я мотыгу или она имеет меня? Можно ли одновременно держать мотыгу и не держать ее? Но ведь именно этому Обаку не учит Риндзая. Преподавать дзэн означает не-преподавать, возвращать целостное, устойчивое видение жизни. Ответ не должен быть отличным от вопроса. Никаких отговорок, нападок, отстаивания мнений, толкований. Поступки должны физически и духовно составлять часть Единого Действия. Именно так поступил Риндзай, когда получил одобрение Обаку.

СЛУЧАЙ

Всякий раз, когда Хякудзё читал проповедь, вместе с монахами ее слушал какой-то старик. Когда монахи выходили из зала, старик выходил вместе с ними, но однажды он остался, и Хякудзё спросил у него:

— Кто ты такой?

— Я не человек, — ответил старик. — В далеком прошлом, во времена Будды Касё,[55] я был главным монахом в этих местах. Как-то монах спросил у меня, может ли просветленный человек подвергнуться воздействию причины и следствия, и я ответил, что не может. За эти свои слова я должен был перерождаться в шкуре лисицы в течение пятисот жизней. Прошу вас, сказав свое мудрое слово, освободите меня от этих перерождений.

Старик помолчал некоторое время, а затем спросил у

Хякудзё:

— Может ли просветленный человек подвергнуться воздействию причины и следствия?

— Никто не может уйти от закона причины и следствия, — ответил Хякудзё.

Старик сразу же достиг просветления и, поклонившись, сказал:

— Теперь я освободился от перерождений в шкуре лисицы, и вы найдете мое тело по другую сторону горы. У меня к вам последняя просьба. Пожалуйста, похороните меня как монаха.

Хякудзё попросил кармадану, или дьякона, ударить в бяку[56] и сообщил монахам, что после полуденной трапезы[57] будет похоронная служба по покойному монаху. Монахи очень удивились, потому что все пребывали в добром здравии, и никого не было в лазарете.[58] Они не могли понять, чем вызвано это распоряжение мастера. После трапезы Хякудзё провел их к основанию горы и посохом указал на тело лисицы, которое затем было предано огню.

Вечером Хякудзё поднялся на кафедру и рассказал монахам всю историю. Тогда Обаку спросил:

— Вы говорите, что старик ошибся в своем ответе и вынужден был провести пятьсот воплощений в шкуре лисицы. Но предположим, что он не допустил этой ошибки, что бы с ним случилось?

— Подойди ко мне, — велел Хякудзё, — и я скажу тебе! Обаку подошел к нему и наставил ухо. Хякудзё всплеснул в ладоши и воскликнул:

— Я думал, только у варвара рыжая борода, а оказывается есть еще один человек с рыжей бородой!

Учение буддизма хинаяны о карме изложить очень трудно. Судзуки пишет:

Принимая во внимание все имеющиеся факты, следует признать, что учение о кармической продолжаемости, особенно когда приходится описыватъ его проявления в реальной жизни, становится очень сложным. Кроме того, нет уверенности в том, что оно полностью оправдано с теоретической точки зрения.[59]

Однако с позиции буддизма махаяны акцент переносится на другую часть проблемы, а именно на то, как мы можем быть кармически обусловлены и в то же время свободны, как мы можем, не прекращая жить, выйти из сферы действия этого закона. В самом конце Песни о пути к просветлению Ёка Дайси[60] говорит:

Когда мы глубоко постигаем [что формы вещей не являются их реальностью], кармические препятствия воистину пусты. Если мы не постигли этого, мы продолжаем выплачивать наши долги [то есть по-прежнему ограничены обстоятельствами и должны подчиняться им].

Сравните это высказывание Ёка Дайси со словами мистера Уэллера — старшего в романе Бумаги Пиквика, в которых он говорит о том, что смерть необходима владельцам похоронных бюро. Это еще одна иллюстрация учения Эмерсона о воздаянии. Кроме того, в начале Песни о просветлении есть следующие строки:

Когда истина постигнута, люди и вещи не кажутся разделенными,

И в это самое мгновение наша Адская Карма[61] исчезает.

Като цитирует вопрос, который Губу задал своему учителю Тёса Кэйсину[62] по прочтении слов Ёка Дайси. Губу спросил: «Если после просветления кармические препятствия становятся пустыми, почему Арьясимха[63] и Второй патриарх[64] должны были искупать свои кармические долги?» Другими словами, если, достигая окончательного просветления, человек выходит из сферы действия закона причины и следствия, как может этот человек продолжать страдать от результатов своих поступков в прошлой жизни?

В девятой главе Евангелия от Иоанна мы встречаем очень похожий вопрос, заданный самому Христу:

И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?

Этот отрывок интересен, поскольку мы видим, что евреи вообще и ученики Христа в частности были не так далеки от современных им религиозных воззрений, как принято считать. Кроме того, в Апокрифах (Мудрость Соломона, 8, 20) имеем: «Скажу вам, что, будучи праведным, я вошел в незапятнанное тело». Христос дает дзэнский, а не ортодоксально буддистский ответ:

Не согрешил ни он, ни родители его, но это для — того, чтобы на нем явились дела Божий.

А вот как Тёса отвечает своему ученику:

Существование во времени не подлинно; Разрушение во времени не есть МУ. Нирвана и выплата кармических долгов — Это одно и то же.

Тёса, подобно Христу, призывает людей покинуть относительный, объяснительный, временной мир причины и следствия и войти в мир Святого Духа, в мир My. Это не означает, что мы должны перейти из этого мира в следующий, идеальный, совершенный мир. Сам Христос говорит: «Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?» (Ин. 18, 11). Эта чаша есть чаша Кармы. Все определяется нашей готовностью пить из нее. Если мы пьем из нее как из чаши, данной нам Отцом, мы пьем воду вечной жизни.

Об ответе Тёса другой мастер, Догэн,[65] говорит, что это не ответ. О каком ответе не скажешь так? Все вокруг — My! My! My! Слава Божия! Слава Божия! И ничего больше.

Теперь мы можем перейти к собственно истории. Совершенно очевидно, что в ней описана маленькая драма, разыгранная Хякудзё в назидание монахам. Скорее всего, случилось следующее. Однажды утром во время прогулки Хякудзё обнаружил под камнем мертвую лисицу. В этот период проповеди Хякудзё посещал какой-то старик, который в этот самый день остался после проповеди и начал задавать вопросы о природе кармы. В конце концов он спросил:

— Не являются ли причина и следствие также пустыми?

На что Хякудзё ответил:

— Никто не может уйти от закона причины и следствия.[66]

Старик достиг просветления. После чего Хякудзё связал прежнее, непросветленное его состояние с безжизненным телом лисицы, которую он видел утром у подножья горы, и решил разыграть перед монахами небольшую сценку. Как всякий хороший учитель, Хякудзё знал о важности участия класса в учебном процессе и о ценности наглядных пособий. Поэтому он распорядился провести похороны по всем правилам. Монахи были очень удивлены, когда увидели, что лисицу хоронят с обрядами и распеванием сутр, как монаха. Когда их возбуждение, подогреваемое нелепыми догадками, достигло апогея, Хякудзё рассказал им изобретенную историю.

Некоторый человек, сказал он, рождался и перерождался в шкуре лисицы в течение тысяч лет, потому что, будучи в прошлом главным монахом этого самого монастыря, он однажды имел неосторожность сказать монахам, что просветление освобождает от закона кармы. Какого же мнения должен был придерживаться этот человек? Следовало ли ему сказать, что просветленный все еще подвержен действию кармы, что он не освободился из круга рождений и смертей? Об этом старик спросил у Хякудзё. Хякудзё ответил, что закона кармы невозможно избежать. Старик сразу же достиг просветления, и его лисье тело стало ненужным. Это тело нашли возле монастыря и похоронили со всеми почестями.

Такова была история, рассказанная Хякудзё. Однако в ней, как и было задумано, присутствовало вопиющее противоречие. Предположим, что просветленный человек не освобождается от кармы. Тогда он обязательно должен перевоплощаться в той или иной сфере жизни. Но старик перерождался в шкуре лисицы не потому, что это неизбежно, а потому что сказал, что просветленный освобождается от кармы. Здесь мы видим логическое противоречие, замкнутый круг, вечный шах (как в шахматах), и именно на это намекнул Обаку.

Более того, когда Хякудзё дал правильный ответ, старик освободился от закона причины и следствия. Но разве сам он не сказал об этом за пятьсот лисьих жизней до этого? Разве он не сказал, что просветленный освобождается от причины и следствия? Голова идет кругом от этих циклических рассуждений.

Хякудзё боялся, что Обаку увязнет в круговороте мыслей. Он подозвал Обаку к себе и собирался уже было влепить ему затрещину, чтобы разрубить этот гордиев узел, но сам получил хороший удар по голове. Обрадовавшись, Хякудзё воскликнул: «Только что ты понял то, на что у Дарумы ушло девять лет созерцания стены!»

КОММЕНТАРИЙ

«Не подвержен закону причины и следствия» — как же тогда он попал в шкуру лисицы? «Никто не может уйти от закона причины и следствия» — как же тогда можно освободиться от шкуры лисицы? Если ты видишь это глазом Будды, ты понимаешь, как старика угораздило стать лисицей на пятьсот жизней.

Следует отметить, что, как и все другие толкования, этот комментарий не объясняет случая. Поэтому, когда роси[67] читает проповедь об одном из случаев Мумонкана или Хэкиганроку, он ничего не объясняет, а лишь говорит не по теме или поступает, как Мумон в данном случае, — задает вопросы, не собираясь отвечать на них. Он задает вопросы не потому, что не знает ответов, и не потому, что ожидает ответа слушателей (любой ответ будет ошибочным), а потому, что, как уже говорилось, вопрос безграничен, тогда как любой ответ на него ограничен. Если вы ограничиваете себя одним из утверждений «не подвержен» или «не может уйти» (которые в одинаковой мере справедливы) — вас ждет пятьсот перерождений в шкуре лисицы! Сяку Соэн говорит, что ошибка старика была не в том, что он сказал, а в том, как он это сказал.

Когда старик сказал «Он не подвержен действию кармы», он ошибся. Но «Он подвержен действию кармы» также неверно. «Он подвержен и не подвержен действию кармы» — верно, но безжизненно. А вот пример живого ответа, данного Исаком:

В одно время Исак был поваром. Аскет Сиба заговорил о случае с лисицей и спросил, что Исаи думает по этому поводу. Исаи дернул дверь три раза.

— Очень грубо! — сказал Сиба.

— Истину буддизма не найти в обсуждении абстрактных принципов, — ответил Исан.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Не подвержен, не затемнен — Две стороны, одна игральная кость. Не затемнен, не подвержен — Неправильно! Все неправильно!

Хотя первые и последние две строки почти противоположны по смыслу, их глубинный смысл, их живой смысл неотделим от самого Факта. Он один и тот же, подобно тому как кость одна и та же, хотя на разных ее сторонах написаны числа от единицы до шести. Но если вы думаете, что эти рассуждения что-то объяснили, «Неправильно! Все неправильно!». Мы можем также увидеть более глубокий смысл высказывания «Все неправильно!». Все вещи неправильны, ошибочны, потому что они подобны «женской логике», которая не допускает перехода от частного к общему, применение глобального закона прогресса или эволюции. Напротив, вещи таковы, каковы они есть в силу своей природы, которая является Природой всех вещей.

Поэтому можно говорить, что все божественно, материально, духовно, осмысленно или бессмысленно — слова не играют роли. Но безопаснее говорить, как Шекспир: «Готовность — это все!», или как Мильтон: «Везде порок!», ведь если мы отрицаем атрибуты Бога, не менее важно отрицать атрибуты безошибочности наших суждений.

Кроме варианта, приведенного в переводе, есть еще одно толкование второй строки стихотворения. У китайцев есть пословица: «Два показания костей не в счет, если они одинаковы». Это значит, что нет ни приобретения, ни потери; результат не имеет значения; «не подвержен закону кармы» — то же самое, что и «не может уйти от нее». Чтобы проиллюстрировать это «любовное безразличие творца», Като цитирует Седока:

С тех пор как я постиг, что не связан жизнью и смертью, Я иду — и пребываю в дзэн; Я сижу — и пребываю в дзэн; В разговоре и безмолвии, в движении и покое Суть не движется; Копья и мечи обрушиваются на меня, но Суть не тревожится; Яды воздействуют на мое тело, но Суть не изменяется.

То, что здесь названо Сутью, буквально означает «тело без формы». Это то же самое, что суть, первозданное, великая квинтэссенция, фундаментальная неизменная природа вещей, вселенская субстанция. Здесь уместно вспомнить вторую главу Пробуждения веры в Махаяне:

Существует три аспекта Таковости. Если ты спросишь, каковы они, я отвечу: первое — величие квинтэссенции; второе — все вещи суть квинтэссенция; и третье — все вещи едины по своей природе, не прибывают и не убывают.

Приведенная выше цитата из Ёка Дайси дает нам понять, какую позицию мы должны занимать в отношении кармы. На самом деле мы ограничены кармой точно так же, как обычный человек ограничен скалой или автомобилем, который не заводится. Скульптор — мастер камня, а механик — мастер автомобиля, поскольку они по своей воле могут находиться в согласии со своей стихией. Каждый из этих мастеров в совершенстве знает законы своей сферы. По аналогии можно сказать, что духовное состояние просветленного — настолько полное осознание кармы, что не остается больше ни свободы, ни ограничений.

Когда мы осознаем «величие квинтэссенции», истока нашего естества, которое сопредельно с первоосновой всего сущего, проблема кармы решается — хотя мы и не выходим за пределы сферы ее воздействия. В этом отношении дзэн отличается от христианского мистицизма, но согласуется со словами Христа: «Чтобы явилась слава Божия». И, кроме того, проблема, не разрешимая на мыслительном уровне, решается в обыденной жизни, самой этой жизнью. Утверждая, что мы выше кармы, мы совершаем ошибку (в тот момент, когда говорим это); утверждая, что подвержены карме, мы добровольно становимся роботами и отрицаем наши глубинные духовные переживания. Если же мы утверждаем, что мы выше кармы и в то же время подвержены ей, мы лжем. Любые утверждения — это лишь листья и ветви знания, а не его Корень.

Случай III. ГУТЭЙ ОТСЕКАЕТ ПАЛЕЦ

Действующие лица

Имя Гутэй вначале было прозвищем, данным его владельцу за то, что он любил повторять дхарани Саптакоти-буддамантр.[68] В данном случае гутэй является японским прочтением китайского перевода слова коти. В исторических текстах не приводятся даты рождения и смерти Гутэя, но известно, что он был духовным сыном Тэнрю из линии передачи Басо (ум. 788; случаи XXX, XXXIII) через Дайбая. Отсюда можно сделать вывод, что Гутэй был современником Обаку (из предыдущего случая) и Риндзая (ум. 867). Иноуэ утверждает, что события настоящего случая имели место между 345 годом, когда более 260 000 монахов были насильно возвращены к мирской жизни, и 847 годом, когда началось буддистское возрождение.

О Тэнрю известно очень мало. И все же один мондо интересен.

— Как нам освободиться от Трех Миров?[69] — спросил монах.

— В это самое мгновение — где ты? — спросил Тэнрю.

СЛУЧАЙ

Какой бы вопрос о дзэн ему ни задавали, Гутэй просто показывал палец. Однажды у него был прислужник, которого посетитель спросил:

— Что главное в учении Мастера?

Мальчик показал ему палец. Увидев это, Гутэй отсек ему палец ножом. Когда мальчик, крича от боли, бросился вон из комнаты, Гутэй окликнул его. Когда мальчик повернул голову, Гутэй показал ему палец. Мальчик внезапно достиг просветления.

Перед смертью Гутэй сказал собравшимся монахам:

— Я получил свой дзэн одного пальца от Тэнрю. Я пользовался им всю жизнь, но он так и не исчерпался.

Промолвив эти слова, Гутэй упокоился навеки.

Известно несколько вариантов этой истории. В том, который выбран Мумоном, средняя часть сильно сокращена. В самом полном из них встреча Гутэя и мальчика описывается так:

Однажды Гутэй, спрятав нож в рукав, спросил мальчика:

— Я слышал, ты понимаешь смысл буддизма. Это правда?

— Да, это правда, — ответил мальчик.

— Что же такое Будда? — спросил Гутэй. Мальчик показал ему палец. Гутэй отсек его ножом.

Когда мальчик с криком бросился прочь, Гутэй позвал его. Мальчик повернул голову, и Гутэй спросил:

— Что же такое Будда?

Мальчик поднял руку [чтобы показать палец], но увидел, что пальца нет, и был внезапно просветлен.

Мальчик из этого случая — это молодой послушник, который поступил в монастырь, чтобы воспевать сутры, но не стал еще буддистским священником. Возраст послушника был обычно между 12 и 16 годами. Большинство комментаторов делают его простым подражателем мастера и уподобляют его монахам, которые претендуют на понимание дзэн, но на самом деле ничего не понимают. Такой подход портит историю, но не изменяет коан как таковой. Понятно, что мальчик уже обладал некоторым пониманием дзэн одного пальца своего мастера, потому что, когда его снова спросили, что такое Будда, он тут же попытался показать палец. Вы можете сказать: «Но это же была всего лишь сила привычки]», на что я отвечу: «Да, это же была сила привычки!»

Считается, что первобытные люди общались на языке знаков. Действие-ответ Гутэя относится к такому языку. Несомненно, что именно это в дзэн называется «возвращением к истоку». То, что мы делаем; то, как мы говорим; то, как мы едим; дрожание наших ресниц — все являет этот исток. Действия говорят громче, чем слова. Чжуан-цзы придал идее о бесконечном смысле мелочей космическое величие. Эмерсон говорит:

Нет ни малого, ни великого; Есть лишь душа, что порождает все.

Как может палец, скорее всего, не самый чистый, углубить наше постижение? Как могут полевые лилии и птицы небесные проявить подлинную природу вещей?

У Чжуан-цзы есть очень сложный и неоднозначно трактуемый пассаж, в котором говорится о пальце.

Это может быть совпадением, но философия этого отрывка в какой-то мере объясняет поведение Гутэя.

Вместо того чтобы использовать палец для объяснения, почему палец [другого человека] не является пальцем, лучше использовать не-палец, чтобы объяснить, что не является пальцем. Объяснять, что такое лошадь, на примере лошади не так хорошо, как объяснять, что не есть лошадь, на примере не-лошади. Все Небо и Земля — это только палец. Все вещи этого мира — это только лошадь.

Смысл этих слов в том, что не нужно использовать палец или лошадь как фиксированное понятие, как имя для обозначения явных различий между вещами. Нужно помнить, что подлинный палец — это непалец, поскольку в Реальности он неотделим от других вещей; и что слово «палец», будучи полезным для практических нужд, никак не отражает эту особенность Реальности. Как «Я и Отец — одно» (Ин. 10, 30), так же я и мой палец — одно; мой палец — это палец Бога. Не в том смысле, что Бог использует мой палец, или что мой палец является частью Тела Господнего, — лучше будет сказать, что мой палец есть сам Бог, весь без остатка. В этом смысл высказывания: «Когда Тэнрю поднял палец, Гутэй постиг, что палец является не-пальце-подобным Богом без атрибутов, потому что все атрибуты и противоречия относятся к Нему и к нему». Христос указал на полевые цветы, и с тех пор люди говорят, что он имел в виду красоту цветов. Если бы Гутэй сказал: «Небо и Земля — один палец», его бы тоже как-нибудь истолковали и тем самым не поняли. Умозрительное понимание по своей природе частично, но несет в себе иллюзию полноты.

Безмолвное показывание пальца нельзя понять неправильно, потому что его вообще нельзя понять.

Его можно не замечать, ему можно удивляться, над ним можно смеяться, но его невозможно объяснить. Предсмертные слова Гутэя исполнены глубокого смысла. «Я пользовался им всю жизнь, но он так и не исчерпался». Истинное всегда ново.

Проснувшись, поднявшись, мы знаем,

Что нова каждый день любовь.

Солнце ново каждое утро, подобно пальцу Гутэя, подобно Нэмбуцу, подобно сонатам Баха для скрипки соло.

КОММЕНТАРИЙ

Источник просветления Гутэя и мальчика совсем не в пальце. Если ты понимаешь это, Тэнрю, Гутэй, мальчик и ты — все вы жаритесь на одном вертеле.

Мумон высказался здесь очень категорично, предостерегая нас против излишней увлеченности вопросами о том, что такое Реальность, что такое палец. Ему можно возразить, что едва ли найдется много тех, кто решит, что подлинный смысл жизни содержится в кончике пальца. Но в то же время сколько миллионов буддистов и христиан полагают, что подлинный смысл жизни умещается между обложками книги! Христос тоже предостерегает нас: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5, 39). Но Христос также говорит нам: «Придите ко Мне…» Этот «Я» и есть палец Гутэя, в привязанности к которому Мумон усматривает опасность. «Если встретишь Будду на дороге, убей его!»

Смысл слова «это» из комментария Мумона критик Иноуэ видит в том, что дзэн есть палец. Если ему верить, второе предложение означает, что наше непонимание нанижет трех героев и нас вместе с ними на один вертел, превратив нас в единую массу заблуждений.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Гутэй разыграл старого Тэнрю [Или Гутэй и Тэнрю разыграли всех]; Острое лезвие поранило мальчика. Горный Дух поднял руку, и вот без малейших усилий Тысячи гор расступились, и на их месте стали Касан и Сюё.

Некоторые авторы считают, что комментарий и стихотворение Мумона есть его критика в адрес Гутэя. Эти авторы ссылаются на то, что мальчик подражал Гутэю точно так же, как Гутэй — дзэнскому мастеру Тэнрю. Кроме того, они говорят, что отсечение пальца было неуместным и садистским поступком, который не понравился Мумону, и тот противопоставил его легкому действию всесильного Горного Духа, который, согласно китайским легендам, прикосновением руки раздвигал горы, позволяя водам Желтой Реки течь между ними.

Такая интерпретация объясняется тщедушием комментаторов, которые не могут проглотить факт нанесения мальчику телесных увечий. Но почему бы не рассматривать этот эпизод как практическую иллюстрацию слов Христа: «Если правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось прочь от себя» (Мф. 5, 29). Можно возразить, что есть большая разница между отсечением собственного пальца и пальца другого человека. Это верно, и Гутэй должен был иметь великую уверенность в себе — фактически намного большую, чем все хирурги, которые с готовностью четвертуют людей в надежде, что это им поможет.

Тем не менее когда Мумон говорит, что Гутэй разыграл Тэнрю, это может означать, что первый злоупотреблял дзэном одного пальца последнего. Ясно, что сравнение с Горным Духом не в пользу Гутэя.

Возникает вопрос: Гутэй показывает палец всем посетителям при любых условиях; не противоречит ли он тем самым дзэнской практике и христианскому принципу «для всех я сделался всем» (1 Кор. 9, 22), а также конфуцианскому афоризму «благородный муж не похож на обычных людей»?

Очень важно понять, что любое действие может быть правильным при любых обстоятельствах, откуда следует, что одно и то же действие может быть правильно при разных обстоятельствах. Смысл слова «может» в данном случае в том, как человек действует. Это не значит, что каждый раз действовать следует по-иному; суть не в этом. Если одно и то же действие выполняется одним и тем же образом, в этом нет ничего плохого. Все зависит от того, каким образом выполняется действие? Не подражаем ли мы Гутэю? Именно против этого нас предостерегает Мумон — против неразборчивого подражания, против любого подражания.

Случай IV. ВАКУАН И БЕЗБОРОДЫЙ ВАРВАР

Действующие лица

Вакуан (Хуоан), 1108–1179, был учеником Гококу, который был учеником Энго, который был учеником Госо. Умирая, Вакуан написал стихотворение:

Железное дерево в цвету; Петух несет яйца. Семьдесят два года; Веревка оборвалась, колыбель упала.

Еще одно действующее лицо — варвар, который в данном случае означает не Калибана,[70] а Даруму, который умер шесть веков назад, но его изображения и изваяния до сих пор популярны на Востоке. На них Дарума обычно изображается с бородой, символизирующей мужество.

СЛУЧАЙ

Вакуан спросил: «Почему Западный Варвар не имеет бороды?»

Некоторые комментаторы понимают вопрос так: «Почему безбородый чужеземец не имеет бороды?» Трудно ответить на этот вопрос без помощи науки; он достоин мастера дзэн, но существует его более естественная интерпретация: «Почему бородатый чужеземец не имеет бороды?» Индийцы и персы были волосатыми людьми в отличие от жителей (Южного) Китая, жидкая борода у которых подчас состояла всего лишь из нескольких длинных волосков черного цвета.

Проблема, которую ставит Вакуан, не является философской или религиозной в обычном смысле слова. Христос был человеком, но он также был Богом. Мария была девственницей, но она также была матерью. Бог сотворил мир из пустоты. Бог — создатель зла, но не несет ответственности за него. Христос умер за человечество, но тем не менее он далеко не мертв. Все это очень напоминает безбородого Бородатого Варвара. Но великое различие между дзэн и христианством в том, что дзэн не просит нас верить в парадокс. Он требует, чтобы мы сами стали всемогущим слабым Назарянином. Мы сами должны сотворить вселенную из пустоты, произвести непорочное зачатие, быть совершенно несовершенным, одновременно иметь бороду и не иметь ее. То, что говорит Донн, больше напоминает дзэн, чем христианство:

Плени меня, ибо если ты Не заточишь меня, я никогда не буду свободен; И я не буду целомудрен, если ты не возьмешь меня силой.

И еще одно слово дзэн:

Бог же не есть Бог мертвых, но живых.

Ибо у Него все живы

(Лук. 20, 38).

Это не следует истолковывать как указание на физическую и духовную жизнь. Подобно Богу, мы должны быть бесконечно конечными, родиться, жить и умереть — и одновременно быть вневременными.

КОММЕНТАРИЙ

Изучая дзэн, ты должен изучать его по-настоящему. Если ты достигаешь просветления, это должно быть настоящее просветление. Лишь раз взгляни в подлинное лицо варвара, и ты постиг это. Но стоит тебе начать объяснять, что ты увидел, как ты сразу же попадаешь в двойственность.

Как-то я жил некоторое время в небольшом дзэнском храме. Каждый день я поднимался в половине пятого утра и убирал в храме, тогда как все монахи спали до семи или восьми. Я проклинал их, когда подметал двор, и презирал их, когда мыл пол. Я надеялся, что роси встанет раньше, чем они, и увидит, что они спят, а я героически тружусь в темноте, но роси спал наравне с монахами. Мне казалось, что монахам наплевать на свои обязанности и на процветание дзэн. Я только то и делал, что думал о них, завидуя одновременно их лени и своему труду. Некоторое время спустя я все же рассказал об этом роси. Он спросил у меня:

— Для кого ты убираешь в храме?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Но роси тут же сам на него ответил:

— Для себя. Когда работаешь, работай для себя, не для других.

В этом смысл изучения дзэн. Работая, просто работайте, не заботьтесь о том, работают ли другие, или о том, сгорит ли храм на следующей неделе или нет. Когда ложитесь спать, просто спите, не беспокойтесь о том, где находится ваша борода, под одеялом или над ним. Когда пишете книгу, не переживайте, будет ли она когда-нибудь напечатана и прочтет ли ее кто-либо. Обо всем этом позаботится Бог. Пусть Он беспокоится об этом. В этом смысл «предоставления своих забот Богу». Почему у Дарумы была борода? Почему у него не было бороды? Почему у него было две с половиной бороды? Это первый шаг к ответу.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Глупому человеку Не рассказывай о своих мечтах. Безбородый варвар — Туман среди полной ясности!

Первые две строки напоминают одно из самых недалеких высказываний Христа: «Не мечите бисер перед свиньями». Рассказывать о своих прозрениях другим — это, конечно, потеря времени, если только, подобно Шекспиру или Гомеру, мы не можем придавать своим переживаниям всеобщее звучание, показывая другим, что у них были подобные переживания. В таком случае мы лишь привлекаем внимание других людей к тому, что они сами обладают бисером, то есть собственными прозрениями в природу реальности. Мы сами нередко упускаем из виду свои собственные интуиции и потом, как говорил Эмерсон, должны «к стыду своему узнавать о них от других». В этом случае девизом должны быть слова Кьеркегора: «Не позволяй погаснуть духу!»

Две последние строки стихотворения Мумона содержат краткую историю мира, или по крайней мере религии. Наша обычная жизнь представляет собой не смесь, а сплав абсолютного и относительного. Стоит нам лишь однажды задаться вопросом, в чем различие между ними, и нашим заблуждениям уже не будет конца. Какой принцип нам предпочесть, «бесчестье хуже, чем смерть» или «безопасность прежде всего»? В конце концов мы видим, что этот так называемый сплав абсолютного и относительного не составлен из двух разных начал. Мы понимаем, что «подлинный стол» и стол, за которым мы обедаем, — это один и тот же стол. Стол квадратный — и в то же время круглый. Дарума с бородой — и в то же время без бороды. Все относительно — и в то же время абсолютно.

«Бог же не есть Бог мертвых, но живых. Ибо у Него все живы» (Лук. 20, 38). Это истина, но не вся истина, потому что для Бога не только живые живы, но и мертвые мертвы. Это не относительная истина и абсолютная истина. Относительное есть абсолютное; абсолютное есть относительное. Но мы должны продолжить и заявить, что относительное — это не только абсолютное, но и относительное; что абсолютное — это не только относительное, но и абсолютное. Каким бы привлекательным нам ни казался синтез «различие есть тождественность; тождественность есть различие», мы должны продолжить анализ и сказать, что различие не есть тождественность, а тождественность не есть различие. Как эти рассуждения не назвать «прибавлением мыслительных несуразностей к ясности и простоте обыденной жизни»? Да, это так, но чтобы быть в полной мере людьми, мы должны заблуждаться.

Случай V. КЁГЭН И ЧЕЛОВЕК НА ДЕРЕВЕ

Действующие лица

Кёгэн (Сян-янь), одиннадцатый в линии мастеров дзэн после Дарумы, был учеником Исана и в течение некоторого времени учеником Хякудзё. Он получил свое имя в честь горы и храма, в котором впоследствии жил. Говорят, он был ростом выше семи футов, очень умен и образован, что, естественно, мешало его просветлению, однако Исан заметил его врожденный дар постигать истину и однажды сказал ему:

— Я не спрашиваю тебя о том, что ты знаешь из книг, которые прочел в этой жизни. Ты был своим подлинным «я» еще до того, как появился из утробы матери и научился различать вещи. А теперь говори! Покажи мне свое подлинное «я»!

Кёгэн стоял, потупившись, не зная, что ответить. После долгого молчания он начал излагать, многословно и бессвязно, свои мнения по этому поводу, но Исан не желал его слушать. Тогда Кёгэн взмолился:

— Пожалуйста, объясните мне все!

— Мое объяснение выразит мое постижение, — сказал Исан. — Много ли проку от него для тебя?

Кёгэн вернулся в свою комнату и принялся просматривать свои книги и конспекты с целью найти отрывок или хотя бы предложение, которое помогло бы ему ответить на вопрос учителя. Но все было напрасно. Он был в состоянии, которое описал английский поэт Герберт в стихотворении Печаль:

Теперь, когда я здесь, скажи, что ждет меня? Но ни одна из книг моих не скажет. Читаю я, вздыхаю и деревом мечтаю стать, Ведь тогда дарить смогу я миру Свои плоды и тень. Хотя бы птица мне доверила Держать ее гнездо, и жил бы я не зря.

Даже если бы Кёгэн процитировал, например, Светасватара Упанишаду, это были бы сведения из третьих или четвертых рук. Со вздохом Кёгэн сказал себе (по-китайски): «Пустой желудок нельзя наполнить изображением пищи» и сжег все свои книги и конспекты. «В этой жизни я не смогу постичь истину. Что ж, остаток своих дней я проведу, живя, как простой монах, не задаваясь подобными вопросами», — подумал он. Со слезами на глазах он простился с Исаном и поселился на горе Нань-ян. Однажды, когда Кёгэн подметал двор своего жилища, камешек покатился и ударил по бамбуковому стеблю. Услышав этот звук, Кёгэн громко воскликнул от радости. Он был просветлен. Вернувшись в хижину, он совершил ритуальное омовение, возжег благовония и простерся в сторону храма, где жил Исан, со словами: «Благодаря великой мудрости Учителя я вернулся к своим родителям. Если бы тогда он объяснил мне все, как я просил, этого бы никогда не случилось!» Вот его стихотворение просветления:

Звук камешка по бамбуку — и я забыл все, что знал.[71] Учение не принесло мне даже временных успехов.[72] В движении и поступках я проявляю Вечный Путь,[73] Но при этом не становлюсь пассивным.[74] Везде, где иду, я не оставляю следов,[75] В речах и делах я свободен от надменности.[76] Все без исключения, кто достиг состояния знания-на-опыте, Проявляют этот великий потенциал действия.[77]

Затем Кёгэн покинул свое жилище и отправился к Исану. Он показал учителю свое стихотворение и получил его одобрение. Однако Кёдзан, ученик Исана, пытался возражать, и тогда Кёгэн сочинил другое стихотворение:

Моя прошлогодняя нищета не была подлинной нищетой; Лишь теперь я познал, что есть подлинная нищета. В прошлом году комар еще мог подточить носа; Теперь же не осталось даже комара.

Об этом стихотворении Кёдзан сказал: — Да, ты постиг дзэн Нёрая, но дзэн патриархов тебе все еще и не снился.[78]

Тогда Кёгэн сочинил еще одно стихотворение:

У меня есть лишь потенциал действия; Его можно видеть в мгновение ока. Если ты все еще не понимаешь, Кликни прислужника и спроси у него!

После этого Кёдзан подтвердил его постижение «дзэна патриархов». Кёгэн долго жил в нищете в храме Кёгэндзи, окруженный многочисленными последователями.

СЛУЧАЙ

Кёгэн сказал: "Оно подобно человеку (монаху), который висит на дереве, уцепившись зубами за ветку; ни руками, ни ногами он не может достать до других веток. В это время под деревом появляется еще один человек и спрашивает, в чем смысл прихода Дарумы с Запада. Если первый не ответит ему, он не выполнит свой долг; если же он ответит, он простится с жизнью. Что ему делать?»

Это центральная проблема человеческой жизни. Часто она возникает в отношениях учителя и ученика, мужа и жены и так далее. Когда мы учим, они не понимают. Когда мы не учим, они недовольны. Любовь — это взаимное послушание. Но любовь предполагает также, что мы учим другого человека любить еще больше. Если я всегда послушен, другой становится своенравным или по крайней мере не делает успехов. Если я требую послушания, чувства другого человека идут на убыль, ведь любовь всегда взаимна. Кьеркегор говорит, что мы должны верить в любовь в сердце другого человека и тем самым пробуждать ее. Возможно, это является решением проблемы Кёгэна, но главное — не ожидать результатов. Нужно просто верить. Верить в то, что, разжав челюсти, мы не упадем; верить в то, что даже если мы ничего не скажем, другой человек каким-то образом сам догадается, в чем смысл прихода Дарумы.

Говорят, что монах по имени Сё возразил Кёгэну:

— Я не спрашиваю у вас, когда вы уже висите на дереве. Что вы скажете, когда вы еще не начали взбираться на него!

Услышав эти слова, Кёгэн смеялся долго и громко. Его смех был отзвуком того смеха, которым он смеялся, когда камешек ударил о бамбуковый стебель.

КОММЕНТАРИЙ

Хотя твои речи текут, словно реки, они никому не нужны. Даже если ты можешь истолковать все сутры буддистского канона, это тебе не поможет. Если ты можешь ответить на вопрос, ты убиваешь живых и возвращаешь к жизни мертвых. Если ты не можешь ответить на него, подожди, пока придет Майтрея, может он подскажет.

«Хотя могу я изрекать слова на многих языках человеческих, нет во мне милосердия…» Что такое милосердие? Можно ли эти слова св. Павла назвать ответом на вопрос Кёгэна? Если мы по-настоящему любим другого человека, животное или растение, этого достаточно. Любовно сжимать челюсти, любовно разжимать их, любовно жить, любовно умирать — это дзэн.

Весь канон буддистских сутр был полностью переведен на китайский в 581 г. н. э. Будда с удивлением читал бы свои сутры. Скорее всего, он понял бы в них очень мало. И еще меньше он понял бы в Сутре помоста, которая была написана китайцем. В любом случае очень важно не презирать слова. Считается, что поступки говорят громче слов, но это не значит, что они более или менее истинны.

В последнем предложении комментария Мумон иронизирует в адрес читателя, вследствие чего последний может отнестись к поиску решения проблемы без должной серьезности. Майтрея — это будущий Будда, пребывающий в настоящее время на тех небесах, которые называются Тусита. Майтрея должен прийти на землю через 5000 лет (по другим сведениям, через 5 670 000 000 лет) после Нирваны Шакьямуни. Традиционно считается, что он должен появиться на свет в браминской семье на юге Индии. Статуи Майтреи, по понятным причинам, очень непохожи одна на другую.

СТИХОТВОРЕНИЕ

У Кёгэна плохой вкус, Он повсеместно расточает свой яд. И когда Кёгэн затыкает монахам рты, Они выдавливают слезы из своих осоловелых глаз.

Слова «плохой вкус» (дзудзан) происходят от человека по имени Дзу, который сочинял стихотворения без рифмы и ритма. Яд — это никому не нужный, бесполезный вопрос Кёгэна. Мораль этой истории — не попадай в неудобные ситуации. Осоловелые глаза — это глаза дьявола.

Мумон хвалит Кёгэна наоборот. Мумон показывает нам, что там, где речь идет о приобретении и потере, одно не бывает без другого. В этом смысл воздаяния у Эмерсона. Здесь можно сформулировать еще одну проблему. Предположим, что человек ведет аскетическую жизнь в течение десяти лет — и умирает за день до того, как к нему должно было прийти просветление! Стоило ли заниматься аскетизмом? Не лучше ли было бы читать поэзию, слушать Баха, наслаждаться временами года, «цветами летом, желтыми листьями осенью». Правоверные скажут, что такой человек быстро и без затруднений достигнет просветления в следующей жизни. Измышлениям нет конца.

Как бы то ни было, Мумон похож на школьника, который сожалеет о том, что великие люди, такие как Эвклид и Шекспир, появились на свет. Еще одна возможная причина нападок Мумона на Кёгэна в том, что «поношение крепит, благословение ослабляет». Если слова — это цветение действия, то пока действие длится, со словами нет проблем. Но когда оно завершилось, а мы возвращаемся к словам, они скрывают от нас истину. И тогда, чтобы сделать слова осмысленными, мы должны сказать их наоборот — проклиная то, что мы благословляли, и возвращая к жизни то, что разрушали Так когда мысли Донна погрязли в «милосердии», свободу ему вернули слова «возьмешь меня силой»; когда понятие «свободы» стало бессмысленным, он пожелал, чтобы его «пленили».

Случай VI. БУДДА ПОКАЗЫВАЕТ ЦВЕТОК

Действующие лица

Санскритское слово «Будда» произошло от корня будх (полностью осознавать) и было переведено на китайский словом, которое означало «воспринимать, пробуждаться». Иероглиф «Будда» вначале имел смысл «процветать». Его использование объясняется сходным звучанием.

Исторический Шакьямуни, о котором говорится в этом случае, когда-то родился и умер в возрасте восьмидесяти лет. Жизнеописания Будды не имеют ничего общего с преданиями о Христе. Трудно вообразить себе ментальности, столь далекие друг от друга, как индийская и еврейская, но китайская не похожа ни на одну из них. Однако есть более важный вопрос, чем эти различия, а именно — следует ли нам считать Будду исторической фигурой, нашим современником, учителем, «человеком, которому ничто человеческое не было чуждо»? Или нам следует рассматривать его учение, не задаваясь вопросами о его создателе?

Та же проблема существует и в христианстве: следует ли нам стремиться к идеалам раннего христианства, понимать слова буквально или воссоздавать мысли и чувства Иисуса, или же лучше ориентироваться на христианство, измененное и развитое на протяжении двадцати столетий? Решить эту проблему очень сложно, поскольку, с одной стороны, мы желаем иметь самое возвышенное учение, а с другой, стремимся к человечности, к сочувствию и состраданию. Показывал ли Будда кому-нибудь цветок в реальной жизни, взяли ли фарисеи женщину в прелюбодеянии — не имеет никакого значения. Миссис Гэмп и мистер Пиквик не менее реальны для нас, чем королева Элизабет или доктор Джонсон. Именно такого рода реальность важна для нас. С этой точки зрения евангельские чудеса и житие Будды не отвергаются и не принимаются. Воскрес ли Лазарь из мертвых, перенесся ли Будда по воздуху в Цейлон — никого не волнует; это поэтические, а не исторические вопросы. Мы отвергаем некоторые чудеса на том же основании, на котором отвергаем некоторые факты — потому что они бессмысленны. Но для дзэн важна не жизнь и смерть Шакьямуни, не его учение, а его просветление. Не слова, а безмолвие, не действия, а недеяния этого человека есть то, что мы должны постичь. Что Будда осознал сидя под деревом Бодхи? Сутры не говорят нам об этом. Ни одна книга по буддизму не скажет об этом.

Махакашьяпа был одним из Десяти Великих последователей Будды, каждый из которых был наделен каким-то особым даром:

Шарипутра — мудростью,

Маудгальяяна — сверхъестественными силами, Махакашьяпа — дисциплиной, Унируддха — видением дэв, Субхути — толкованием Пустоты, Пурна — изложением Закона, Катьяяна — знанием основополагающих принципов,

Упали — поддержанием порядка, Рахула (сын Шакьямуни) — эзотерическими знаниями,

Ананда — умением слушать и запоминать.

Это, конечно, всего лишь легенда, но интересно сравнить ее с преданьями об апостолах Христа, у которых не было талантов, кроме стремления убежать и непонимания того, о чем им говорят.

Махакашьяпа был брахманом из Магадхи. На протяжении жизни Будды он был одним из нескольких его главных учеников, а после смерти Будды он созвал и провел Первый Синод. (Махакашьяпа никак не связан с Буддой Кашьяпой, или Кашьяпой Матангой, шестым из семи древних будд, который в 67 г, н. э. вместе с Гобхараной доставил в Лоян буддистские иконы и писания.) Махакашьяпа известен тем, что усердно следовал двенадцати дхутам — как называлась практика для достижения Нирваны.

СЛУЧАЙ

Однажды в древние времена, восседая на горе Градхаракута, Почитаемый Миром показал цветок собравшимся монахам. При этом никто не проронил ни слова, и только преподобный Кашьяпа улыбнулся. Почитаемый Миром сказал: «Я обладаю Глазом Подлинного Закона, Тайной Сущностью Нирваны, Бесформенной Формой и Сокровенными Вратами Закона. Не полагаясь на слова и символы как особое послание за пределами учений, я передаю все это Махакашьяпе».

Истории о том, как Будда показывал цветок, нет ни в одной из сутр. Самая ранняя история дзэн Кэйтоку Дэнто Року (1004) не содержит этого предания. Говорят, что история о Будде и цветке есть в Дайбонтэнномонбуцукэцугикё, но эта сутра относится к числу так называемых ложных сутр, которые были составлены в III или IV веке. В этой сутре написано:

Тогда Почитаемый Миром открыл глаза, выразительно поднял брови и показал собравшимся золотистый цветок бала. При этом все сидели молча, и только преподобный Кашьяпа улыбнулся.

Монахи молчали; молчали также Будда и Кашьяпа — но их молчание было другим. Мы можем назвать этот эпизод любовной сценой, подобно тому как любовной сценой является история о сорока семи ренинах. В «Потерянных усилиях любви» Браун говорит:

Мягче и чувствительней любовь, Чем рожки нежные улитки.

В любви все средства хороши, поднимание цветка и неподнимание его, слова и безмолвие, однако часть больше целого, и чем меньше часть, тем больше целое. Понятие «Подлинный Глаз Закона» составлено из четырех иероглифов. Первый из них означает «подлинное как противоположность искусственного», точнее, «абсолютное как нечто за пределами истинного, ложного и других атрибутов». Второй иероглиф означает «вещи, или буддистский Закон»; здесь, по-видимому, этим знаком обозначено все сущее. Третий иероглиф означает «подлинное восприятие без интеллектуальных искажений и эмоционального приукрашивания». Четвертый иероглиф означает «все включается, ничто не упущено и не потеряно»; другими словами, «и даже червь не погибает зря». Вместе эти четыре знака образуют «Всеобъемлющий Глаз Абсолютной Истины».

Нирвану понимают по-разному, как прекращение индивидуального существования, как конец перевоплощений, как состояние блаженства, как слияние индивидуальной души со Вселенским Огнем, как выход за пределы жизни и смерти. В этом последнем, таинственном и непостижимом смысле Нирвану понимает буддизм махаяны и дзэн.

Выражение «Бесформенная Форма» можно буквально перевести как «подлинная форма не-форма», другими словами, подлинная форма вещи есть неформа. Здесь, как мне кажется, дзэнская философия совершает ошибку, делая слишком большой акцент на трансцендировании. Подлинная форма — это не только не-форма, но и форма одновременно. Дзэн восходит своими истоками к Упанишадам. В Светасватаре Упанишаде говорится, что подлинное «я», единый Бог, содержит в себе вещи, осознает, воспринимает — только он один свободен от качеств. Но подлинное «я» должно быть также свободным даже от самой свободы.

Выражение «Сокровенные Врата Закона» означает таинственный и в то же время повседневный дар, посредством которого слова и не-слова возникают из глубочайших духовных истин в нашем обычном сознании, как это произошло у Будды и Кашьяпы. Смысл этого понятия близок к смыслу высказывания «Особое послание за пределами писаний». Что касается высказывания «Не зависит от слов и символов», то само существование Мумонкана свидетельствует о том, что в заблуждение могут ввести любые слова, кроме дзэнских. То же самое можно сказать и о действиях. Будда показал цветок — имел ли он в виду то же самое, что и Христос, сказавший: «Посмотрите на полевые лилии». Нам говорят посмотреть, как они растут, не рассуждая, без эмоций, без надежды и пресыщения. В результате появляется красота — нечто более важное, чем успешная человеческая жизнь. Может быть, цветок Будды оказался для Махакашьяпы тем, чем был для Теннисона «цветочек в замшелой стене»?[79]

Может быть, он помог Махакашьяпе познать человека и Бога? Экхарт говорит:

Самая ничтожная вещь, постигаемая в Боге, становится самой возвышенной вещью в мире! К примеру, если бы ты мог постичь цветок таким, каким он существует в Боге…

А вот что мы встречаем в Оде о бессмертии Вордсворта:

Самый жалкий цветок у дороги Погружает в раздумья, что глубже, чем слезы.

Трудность (от которой дзэн желает нас избавить) в том, что цветок отделен от своего смысла. С одной стороны, есть цветок, а с другой — «помыслы, что к вечности стремятся». Увидеть «ясный подлинный цветок» означает позволить цветку увидеть самого себя. Дать себе цвести.

КОММЕНТАРИЙ

Златоликий Кудон бесстыдно развращает добрых людей. Выставляя напоказ бараньи головы, он торгует собачьим мясом — но не без таланта. Но если бы в тот день засмеялись все монахи, кому бы он передал свой «Всеобъемлющий Глаз Абсолютной Истины»? А если бы никто не улыбнулся, даже Махакашьяпа, кому бы он передал его? Если ты скажешь, что его можно передать, ты уподобишься Златоликому Лавочнику, который у городских ворот громким голосом зазывает покупателей. Если же ты скажешь, что его нельзя передать, почему тогда Будда говорит, что передал его Кашьяпе?

Слово «Златоликий» имеет много толкований. Шакьямуни родился в Капилавасту; капила означает коричневый. Людей его племени по цвету их кожи называли желтолицыми. Статуи Будды делали из золота или позолоченными. Кудон — это вариант прочтения имени Гаутама, как называли Будду до просветления.

Слова «Выставляя напоказ бараньи головы…» следует понимать как своеобразный комплимент Будде. Мумон постоянно заботится о том, чтобы мы не сформировали догматического представления, не пришли ни к какому выводу, были как можно дальше от того, чтобы воскликнуть «Я понял!» Далее, в последних строках Мумон прибегает к логике, чтобы сбить нас с толку вопросом, как и когда истина передается от одного человека к другому. Но даже Мумон не спрашивает, что случится, если линия передачи будет разорвана. Но мы должны ответить и на этот вопрос и при этом не упасть ни в нигилизм, ни в предрассудки.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Будда держит цветок; Змея показывает хвост. Кашьяпа улыбается; Монахи недоумевают.

Змея показывает только хвост. Будда держит только один цветок. Но истина постигнута. Часть больше целого. Когда Будда показывает цветок, одни монахи должны танцевать вокруг него, другие должны нарисовать его, третьи растоптать его ногами, четвертые плюнуть на него — и все эти действия находятся в полном соответствии со свободно текущей жизнью. Было бы большой ошибкой считать, что Кашьяпа улыбнулся, потому что что-то понял. Цветок расцвел улыбкой, озарившей его лицо. Мы должны плакать с теми, кто плачет, и радоваться с теми, кто радуется.

Случай VII. ДЗЁСЮ ВЕЛИТ ВЫМЫТЬ ПОСУДУ

Действующие лица

Дзёсю уже фигурировал в случае I.

СЛУЧАЙ

Монах обратился к Дзёсю со словами:

— Я только что поступил в монастырь. Прошу вас, дайте мне наставления.

— Ты ел сегодня рисовую кашу?

— Да, — ответил монах.

— Тогда иди и вымой свою тарелку, — сказал Дзёсю. Монах был просветлен.

Слово «монастырь» буквально означает «лес тел», то есть место, густо заселенное монахами. Дзэнский монастырь также называют словом дзэнрин. Это слово имеет такое же отношение к деревьям, как и иероглиф «школа», который можно понимать как «встречу под деревьями для обучения».

Тарелка, а точнее, кружка, — одна из восемнадцати вещей, которые полагается иметь буддистскому монаху. Известны разные списки этих вещей. Согласно одному из них, монах должен нести с собой ивовые палочки (для чистки зубов), мыло, три одеяния, сосуд с водой, кружку для милостыни, подстилку, посох, кадило, фильтр, носовой платок, нож, зажигалку, щипцы, гамак, сутры, монастырские уставы, образ Будды, образ бодхисаттвы. (Интересно, что бы сказал об этом списке Генри Торо.) Посох и кружка здесь самые важные. В наше время каждый японский монах имеет несколько кружек-матрешек. Обычно их четыре; они помещаются одна в другую. Самая большая из них больше, чем кружки, которыми пользуются обычные люди; это кружка для риса или рисовой каши. Следующая по размеру предназначается для овощей; остальные две — для солений.

Случай кажется очень простым, но все же его нельзя решить (умозрительно). Дзэн означает действовать в повседневной жизни радушно и с готовностью. Дзэн — это жизнь обычная и необычная; чувства и трансцендентность; то и другое одновременно, но все же порознь. Когда монах услышал наставление Дзёсю, он увидел свою кружку как «перевернутый купол, именуемый небесным сводом». Давайте прибавим к этой истории юмор. Когда Дзёсю сказал: «Вымой кружку, вот и все!», на самом деле он имел в виду: «Вымой кружку, вот и Все!» Или возможно, он имел в виду:

Мытье есть истина, истина мытье; вот все, Что мы знаем о мире, и все, что нам должно знать. Но в отрывании мытья от истины таится великая опасность. Подметая комнату, словно таков Его закон, Трудишься на совесть и во благо.

Это верно. Комната чисто убрана. Уборка делалась аккуратно и неспешно, но слово «словно» делает слишком большой акцент на разделении, чтобы говорить о близости строк Герберта к дзэн. Вымой свое грязное просветление! Вымети прочь совесть и благо!

КОММЕНТАРИЙ

Дзёсю открыл рот и сразу показал свои желчный пузырь сердце и печень. Если монах глубоко не постиг истину, то лишь потому, что принял колокол за глиняный горшок.

На самом деле мы можем допускать три вида ошибок. Мы можем смотреть на вещи по-обычному, трансцендентно и символически. В этой истории опасность представляет первое и третье. Дзэн — это не просто «трудись от всей души и от всего сердца». «Твое обычное сознание — вот что такое Путь». Эти слова верны, но не тогда, когда их понимают на обывательском уровне. Кружку следует вымыть религиозно, но не думая при этом о Боге или о божественности действия.

Но мытье кружки не означает вымывание прочь идеи о просветлении. Если бы Дзёсю спросил у монаха, вымыл ли тот свою кружку, а затем сказал: «Ну тогда положи туда рис!», ничего бы не изменилось. Шестой патриарх Эно отстаивал этот принцип, когда Дзинсю говорил, что мы должны поддерживать зеркало ума ясным и чистым, не позволяя пыли садиться на него. Это верно в том смысле, что мы не должны желать ничего, далее просветления, однако Эно дает нам понять, что слова «мы не должны» ошибочны. Мы не должны произносить слова «мы не должны»! Дзёсю показывает нам ту парадоксальную сферу, где нет здравого смысла, трансценденции, символизма. В Путешествии пилигрима говорится о человеке с граблями для навоза, над головой у которого никем не замеченная висит золотая корона. Таково положение человека в этом мире. Но в то же время у нас есть грабли для золотых корон, тогда как над нашей головой никем не замеченный висит навоз.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Он показал все яснее ясного, Но потребуется немало времени, чтобы понять. Поняв, как глупо искать огонь с огнем в руках, Ты быстро приготовишь еду.

Сказать «Тогда иди и вымой свою тарелку!» очень просто, но чем больше мы объясняем, тем запутаннее все становится. Кратчайший путь и путь окольный — у обоих есть свои недостатки. Мы всегда усложняем простые вещи, как Гамлет, и упрощаем сложные, как Отелло.

Две последние строки стихотворения напоминают нам о тонущем человеке, который просит пить, и о сыне богача, который умирает от нищеты, как в Дзэндзи Васан Хакуина. Если бы птицы начали искать воздух, а рыбы воду… Но к чему эти сравнения? Главное — понять, что птица есть воздух, рыба есть вода, но в то же самое время птица и воздух, рыба и вода всецело отличны. Трудность скрывается в словах «в то же самое время».

Случай VIII. КЭЙТЮ И КОЛЕСО

Действующие лица

Гэттан (Юэ-ань) был духовным прадедушкой Мумона, но мы о нем совсем ничего не знаем.

Кэйтю (Цзи-чжун) изобрел повозку (платформу на колесах). Об этом говорится в Санкайкё. В другом источнике сказано, что повозку изобрел Желтый Император, и тогда люди смогли перевозить на ней тяжелые предметы. Позже в повозку стали запрягать быков. И наконец, Кэйтю впервые использовал для этой цели лошадей.

СЛУЧАЙ

Гэттан спросил у монаха: «Кэйтю сделал сотню повозок. Когда мы снимем колеса и вытянем ось, что станет для нас очевидным?»

По-китайски, слова «сотня повозок» могут быть также прочтены как «сотня спиц», по пятьдесят в каждом колесе. Лучше все же понимать это словосочетание как «сотня повозок». Но можно переводить вопрос и так: «Кэйтю сто раз пытался составить повозку из отдельных деталей. Когда мы снимем колеса и вытянем ось, что станет для нас очевидным?» Этот вопрос является упрощенной версией вопроса о Готоэгэна. Там говорится, что Гэттан однажды поднялся на кафедру и, произнеся свой вопрос, посохом нарисовал в воздухе круг. Затем он воскликнул: «И не вздумайте принять за вес отметку на весах!», погрозил посохом и ушел в свои покои. Круг олицетворяет вещи, какими они пребывают в лоне пустоты.

У Лао-цзы (раздел XI) читаем следующее:

Тридцать спиц сходятся в ступице колеса; но полезность колеса определяется пустым пространством, которое пребывает там. Глину замешивают и делают из нее горшок, но лишь пустое пространство внутри горшка делает его пригодным для хранения продуктов. Окна и двери ведут в комнату; но лишь благодаря пустому пространству внутри комнаты в ней можно жить. Так полезность существующих вещей проистекает из Небытия.

Уэли переводит последнее предложение так: «Поэтому, пользуясь тем, что есть, мы должны отдавать должное тому, чего нет». Это хороший буквальный перевод, но он не отражает философского содержания приведенных выше примеров.

Раздел XXXIX трактата Лао-цзы начинается словами, которые означают: «Вначале вещи были Одно». Что есть это Одно? Это природа Будды, Пустота, Ничто, Таковость, Путь. В конце этого раздела говорится: «Перечисление составных частей повозки ничего не говорит о том, зачем эта повозка нужна» (перевод Легга). Или: «Перечисли составные части повозки, и ты ничего не скажешь о том, что такое повозка» (перевод Уэли). Мы можем предложить еще один перевод: «Сосчитай [составные части] повозки, и ни одна из них не будет повозкой».

В Милиндапанхе Нагасэна спрашивает короля Менандера, который жил в I веке до н. э.:

— Почему повозку называют повозкой? Потому что у нее есть ось?

— Нет, — отвечает король.

Затем Нагасэна продолжает задавать королю подобные вопросы, демонстрируя подлинно индийскую любовь к перечислению подробностей, и получает каждый раз отрицательный ответ. Так король убеждается в том, что не имеет ни малейшего представления о реальной повозке, и в конце концов замолкает. Тогда Нагасэна начинает задавать ему подобные вопросы о человеке, с еще большей дотошностью.

В Большой Нирвана-сутре говорится: «Нет воды, нет реки. То же скажем о человеке: нет пяти скандх, нет человека». Нагарджуна (основавший во II веке н. э. школу Мадхьямика с ее представлением о реальности за пределами положительного и отрицательного) говорит о Дайтидороне: «Так телега становится телегой, когда спицы, обод, ступица и ось соединяются вместе. Когда эти вещи разделены и существуют отдельно, телега перестает быть телегой. Подобно этому соедини пять скандх, и ты получишь человека».

В разделе XXVI своего трактата Чжуан-цзы на три четверти отвечает на вопрос Гэттана:

Устраняя различия, получаешь единство; разрушая единство, получаешь различия. Сколько ни взирай на отдельные части лошади, все равно не узнаешь, что такое лошадь. Но если лошадь привязана и стоит перед тобой, ты смотришь на сто ее различных частей [как на одно целое] и знаешь, что такое лошадь.

Все это буддизм или даосизм, но что скажет дзэн? У Нагарджуны есть знаменитое стихотворение:

Причинами рожденные феномены, говорю вам, нереальны;

Это лишь мимолетные имена, указывающие на Среднее.

Это традиционный перевод, в котором Среднее означает Абсолют за пределами абсолютного и относительного. Однако иероглиф «Пустота», который здесь переведен как «нереальны», может быть переведен так же, как «реальны». Философская квинтэссенция дзэн содержится в Сутре сердца: «Сики соку дзэ ку; ку соку дзэ сики. Форма есть пустота; пустота есть форма». Другими словами, феномены реальны; реальность феноменальна. Примитивный буддизм учил, что все составные вещи мимолетны и поэтому нереальны. Таково было индийское понимание; Лао-цзы вместе с Чжуан-цзы видели то же самое. Но китайцы постигали также реальность каждой отдельной комбинации. Это постижение повторялось снова и снова в течение столетий. В соответствии с до-буддистским индуистским опытом, отраженным в Упанишадах, существовало Нечто за пределами феноменов, и это Нечто, несмотря на свою неизменность, было живо и созидательно. Причем наше "я» есть это Нечто. У китайцев тоже был такой опыт, и они назвали его дзэн. В отличие от нас, они не стали выражать его интеллектуально, то есть фрагментарно, а лишь действенно, то есть целостно. Гэттан сделал шаг назад, чтобы Мумон мог сделать два шага вперед.

Этот случай можно выразить не в вопросительной, а в повелительной форме: «Ты должен уметь ездить на повозке до того, как ее собрали, а также тогда, когда она разлетелась на куски!»

КОММЕНТАРИЙ

Чтобы внести в это ясность, твои глаза должны быть словно падучие звезды, а твои ответы словно вспышки молнии.

Гэттан подсунул нам бессмысленный вопрос, а затем поверг нас в состояние отрицательного, призрачного отсутствия. В этот момент мы должны сотворить мир снова, причем сделать это «искусно и ненадуманно», а затем возрадоваться вместе с Блейком, вместе со всеми сынами Божьими.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Там, где вращается колесо ума, Даже мастер не знает, что делать. Оно движется везде по небу и по земле На юг, на север, на восток, на запад.

Проявления ума мы видим везде, потому что проистекают они из пустоты. Душа внепространственна и вневременна, но в пространстве и во времени. Средневековые концентрические сферы вращались в трех измерениях, против часовой стрелки, тогда как колесо Гэттана без обода, без спиц и без ступицы вращается сразу во всех направлениях. Эмерсон говорит: «Вещи сидят в седле и погоняют человечество», но когда мы оказываемся в седле, все становится таким, каково оно есть, каким оно будет, каким оно должно быть — по нашей собственной воле и разумению. В этом смысл Листьев травы.

Случай IX. СЭЙДЗЁ И ПРЕДВЕЧНЫЙ БУДДА

Действующие лица

О Сэйдзё известен лишь этот случай, а также то, что его духовная родословная выглядела так:

Кёдзан родился в 814 году, в год смерти Хякудзё. На основании этого мы можем судить о времени жизни Сэйдзё.

СЛУЧАЙ

Монах обратился к [Сэй]дзё из Кое с вопросом:

— Будда Дайцу Тисе просидел десять кальп в медитации, и все же не постиг истину и не ступил на Путь Будды. Почему это так?

— Ты задал очень уместный вопрос, — ответил Сэйдзё.

— Почему же он не достиг Буддовости, практикуя медитацию? — настаивал монах.

— Потому что не достиг, — ответил Сэйдзё.

Кальпа, или эон, это период времени между сотворением и уничтожением вселенной. Великая Кальпа подразделяется на четыре части: формирование, существование, упадок и исчезновение. Каждая из них подразделяется дальше, и в конце концов мы получаем, что Великая Кальпа состоит из восьмидесяти одной малой кальпы. Последние делятся в свою очередь, как большие блохи — на маленьких. Считается, что Будда Дайцу Тисё жил в течение 540 000 000 асанкхья-кальп. Эти числа могут показаться глупыми, но в них есть что-то забавное, а именно то, как они соединяют в себе расплывчатость и конкретность, бесконечное и конечное.

Из мира причины и следствия мы не можем ускользнуть ни на миг. Из мира не-причины, неследствия, вневременности, внепространственности, чуждого красе и уродству, правильности и ложности, добру и злу — из этого мира мы можем уйти в любой момент. Монах задает свой вопрос в общепринятом, относительном, рациональном мире; Сэйдзё отвечает ему в абсолютном, запредельном. Они оба правы и не правы.

В главах XVI и XVII Сутры цветка лотоса и чудодейственного закона говорится, что Будда предпочел умереть (хотя на самом деле он вечен и неразрушим), чтобы люди тосковали по нему.

Когда они увидят, что Татхагата пребывает постоянно, и не будут обеспокоены тем, что вскоре он уйдет, они привыкнут к нему и пресытятся им. Они не смогут видеть, сколь редкий шанс предоставился им, и знать, что этот человек достоин уважения… Поэтому Татхагата говорит, что уйдет, хотя воистину его жизнь длится вечно.

Сутра продолжает:

Учения всех Будд, всех Татхагат одинаковы. Эти учения подлинны, в них нет обмана, потому что они учат во имя спасения живых существ.

Это невыносимо. Идея об учении, которое доступно не всегда, ложна и не имеет никакой практической ценности. Надо полагать, что ее изобрели, чтобы объединить все разнообразие учений, впоследствии приписанных Будде. Эти ухищрения, притчи и аналогии, с помощью которых, как предполагается, Будда пытался поведать истину, сложные для понимания, не подходят даже для детей из воскресной школы.

В главе VII Хоккэкё говорится, что Дайцутисёбуцу занимался медитацией в Храме Дисциплины в течение многих миллионов лет, изгнал великие скопления демонов и был на грани достижения Ануттара-самьяк-самбодхи, то есть полного непревзойденного просветления, но так и не достиг его. Таким образом, он медитировал в течение многих кальп в полном покое души и тела и все же не смог проявить истину всех Будд.

Объяснение Риндзая приводится в Риндзай Року. Его попросили объяснить, почему Дайцутисёбуцу практиковал медитацию в течение десяти кальп, но не достиг Буддовости. Риндзай ответил:

Махабхиджна означает наше подлинное «я», которое повсеместно пребывает в природе не-"я» и бесформенности. Джнанабхибху означает не привязанность к существованию, полное отсутствие сомнений и колебаний при любых обстоятельствах. Будда — это тот, кто проникает в чистую, сияющую Дхармадхату [Первооснову Бытия]. «Сидеть в зале для медитации в течение десяти кальп» означает десять парамит.[80] «Не проявил Закон» означает, что Будда изначально, по своей природе, несотворимый и неуничтожимый — как в таком случае его можно проявить! «Не достиг Буддовости» означает, что Будда по существу не может стать Буддой.

Древний мудрец сказал: «Будда всегда пребывает в мире, но мир не причиняет ему вреда».[81] Брат, чтобы достичь Буддовости, не будь слугой вещей! Когда возникают мысли, желания, суждения и предпочтения, появляется разделение на «вещи». Когда мысли уходят, «вещи» прекращают существовать. Если ум неподвижен, ничто не причиняет вреда. Как в этом, так и в запредельном мире Будды и вещи [принимаемые нами за объективные сущности] не появляются и не исчезают. Так называемые Десять Изречений и Золотые Слова — это лишь поучительные детские сказки; это лишь внешние проявления Величия. Сами по себе Изречения ничего не значат. Если ты видишь и слышишь все отраженным в зеркале ума, если ты воспринимаешь все в немеркнущем духовном свете, ты сам решаешь судьбу возвышенных слов. Более того, ты можешь достичь освобождения посредством Пяти Великих Деяний,[82] которые обычно ведут к бесконечным перерождениям в Аду.

Что Риндзай имел в виду, когда говорил это? Он похож на Будду, который велел женщине, утратившей сына, принести ему кунжутное зерно из дома, где никто не умирал, и тем самым отвел ее от мыслей о ее покойном сыне через знание о других покойных сыновьях к представлению о вселенском изменении. Риндзай желает, чтобы мы рассмотрели не только этот один пример великой причины без последствий, но и природу всех вещей. Почему у коровы длинный хвост? Почему у белки хвост пушистый? Почему круг круглый? Не что иное, как ум, говорит Риндзай, сообщает вещам длину, пушистость, круглость. Вордсворт точнее говорит об этом:

Отчасти вещи создаем, отчасти мы их видим.

Риндзай говорит еще одно. Ваш ум, который сообщает вещам длину, сам есть длина; вы сами есть длинная вещь. (Такова трансцендентная природа всех вещей, их собственная природа, но у них также есть научная, причинно-следственная природа.) Если вы не спрашиваете, почему длинная вещь длинна, вы глупец. Если вы не можете ответить на этот вопрос, вы глупец, но другого рода. Природа говорит, как доктор Джонсон: «Не смейте ставить меня под вопрос!», но мы не слушаем ее и говорим вместе с Торо:

Все прошлое подлежит испытанию; пусть докажет свою пригодность, если сможет. Иногда, под настроение, мы отвечаем на вопросы. В другое время Мой разум — это разум женщины: Все таким считаю, каким его считаю.

КОММЕНТАРИЙ

Ты можешь знать Старого Индийца, но не нужно анализировать его психологически. Обычный человек, знающий его, — мудрец, но мудрец, который лишь умствует о нем, — обычный человек.

Старый Индиец — это Будда, Дарума, Дайцу Тисе или кто-либо другой. «Знающий» обычно означает знающий интеллектуально, однако здесь речь идет о не-знании, о том, что индийцы называют праджней. Мумон желает сказать, что, когда нам задают научный вопрос, мы должны отвечать на него поэтически, по крайней мере для себя. Эмерсон говорит: «Люди снисходят, чтобы понимать друг Друга». Мумон говорит: «Не снисходи!»

Вторая часть комментария — это цитата из Рюсай Сёсю, время жизни которого неизвестно. Рюсай Сёсю поднялся на кафедру и провозгласил: «Обычные люди не осознают,[83] что они обычные люди. Святые не знают,[84] что они святые. Если святые что-либо знают, это обычные люди. Если обычные люди что-либо осознают, это святые». Это в свою очередь перекликается с Сутрой помоста, в которой Эно говорит, что достаточно одной просветленной мысли — и мы Будда. Если за этой мыслью следует иллюзорная мысль — мы снова Том, Дик или Гарри.

Что касается последней фразы, «не нуждающейся в похвале», Мэн-цзы говорит: «Благородство бывает небесным и человеческим. Праведность, преданность и верность, радость добродетели и неутомимость в ней — вот что такое небесное благородство. Общественное положение, дворянские титулы и тому подобное — вот что такое человеческое благородство… Все люди в сердце своем желают чести, только они не видят, что честь эта в них самих». Когда Мумон говорит о мирских почестях, он имеет в виду не только те, которые даются другими людьми, но и те, которые даются самим человеком. С точки зрения психологии, Дайцу Тисё не смог достичь просветления за бесконечно долгое время именно потому, что стремился к этому. Не понимая этого, монах задал свой вопрос. Все вопросы (отчасти) глупы.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Не нужно отдыхать телом — отдыхай сердцем! Если ум в покое, тело не доставит хлопот. Когда ум и тело умиротворены и пребывают в единстве, Это подлинная святость, которой не нужна похвала.

В третьей строке Мумон, кажется, понял то, что не понимал в первой. Речь идет об истине, которую Донн, предшественник Д. Г. Лоуренса, выразил так:

Бог заключил первый Брак, человек совершил первый Развод. Бог соединил Тело и Лушу в Творении, а человек отторг Тело от Души, допустив смертный грех, грехопадение.[85]

Блейк утверждает, что ум и тело едины:

Тело — это часть души, видимая органами чувств в этом мире.

Уитмен писал в Листьях травы (XLVIII):

Говорю, что душа — не больше, чем тело, И говорю, что тело — не больше, чем душа.

И все же, в некотором смысле, ум и тело существуют независимо. Если мы отрубим человеку ногу, на первый взгляд это никак не скажется на его уме. Кроме того, возникает вопрос, желательно ли спокойствие ума. Чем более мы чувствительны, тем лучше, но чувствительность обратно пропорциональна нашей способности контролировать ум. Блейк говорит, что люди могут обуздать свои страсти лишь потому, что те не очень сильны и поддаются контролю. Пожалуй, страсть — это единственное, что выше дзэн. Я бы ни за что не променял, даже если бы мог, свой нервный неуравновешенный характер на естественную умиротворенность животных или на непостижимый сверхъестественный покой.

Но есть также дополнительное состояние сознания, в котором, по словам Торо, «весь страх перед последствиями поглощён отважной любовью к истине». Именно это, по всей вероятности, Упанишады называют слиянием воды с водой; именно здесь ключ к свободе Мумона, к единению души и тела. Однако словосочетание «спокойствие ума» ни в коей мере не описывает его. «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» — вот что его описывает. Мы с Отцом — одно, но нас с отцом двое. Лед и вода — одно и то же, но лед ледянист, а вода водяниста.

Случай X. СОДЗАН И БЕДНЫЙ СЭЙДЗЭЙ

Действующие лица

Жизнь и деяния Содзана (Цзао-шаня, 840–901) описаны во втором томе серии «Дзэн и классики дзэн». Вот одно из самых интересных преданий о Содзане.

Однажды монах спросил у Содзана:

— Как выразить неизреченное?

— Здесь его не выражают, — ответил Содзан.

— Где же его выражают? — спросил монах.

— Прошлой ночью, около полуночи, я потерял в постели три копейки, — ответил Содзан.

«Здесь его не выражают», по-видимому, подразумевает «в настоящий момент», «в ответ на твою просьбу». Неизреченное выражают тогда, когда о нем не спрашивают. Тайна жизни является нам, когда мы не можем чего-то найти, когда мы потеряли деньги или когда на улице неожиданно начинается дождь. Только так можно пережить «легкокрылую радость», пребывать с нею в «вечности».[86]

СЛУЧАЙ

Монах по имени Сэйдзэй обратился к Содзану со словами:

— Я обездоленный нищий монах. Молю вас, подайте мне милостыню спасения.

— Ачарья Сэйдзэй! — обратился Содзан.

— Слушаю вас, — ответил Сэйдзэй.

— Он выпил три чаши отборного вина, но говорит, что даже не попробовал его на язык!

Известны разные прочтения этого случая. В одних говорится, что вопрос задал не Сэйдзэй, а другой монах. В других вино понимают как дзэн. Одни толкователи говорят, что монах похваляется своей духовной нищетой. Ответив на обращение «Слушаю вас», говорят другие, он показал, что в действительности не является нищим, потому что обладает именем и личностью. Возможно, лучше всего понимать поведение монаха как проявление вселенской жадности человека. Люди пьют и едят без конца, но никогда не насыщаются. Люди желают спасения, просветления, обожествления, но никогда не наслаждаются тем, что уже имеют и что собой представляют. Мир должен идти вперед, это верно. Но мир также должен и стоять на месте. В этом смысле мы должны согласиться с теми, кто утверждает, что дзадзэн — это не средство (к достижению просветления), а искусство для искусства. Так, Уитмен говорит:

Лежу в траве и наслаждаюсь Копьем травинки предо мной.

КОММЕНТАРИЙ

Сэйдзэй подобострастен, но что у него на уме? Всевидящее око Будды Содзана прозревает самые потайные намерения посетителя, оно понимает его с полуслова. Как бы то ни было, скажи мне, когда и где Ачарья Сэйдзэй пил отборное вино?

В Новом Завете вино, как правило, используется в хорошем смысле, тогда как здесь Мумон, кажется, спрашивает, когда Сэйдзэй выпил свое вино, то есть, когда он достиг просветления и абсолютной нищеты. Мумон хочет сказать, что мы не должны отвечать на такие вопросы, еще лучше, задавать их. Вопрос «Когда?» уже встречался нам в случаях. С трансцендентной точки зрения, нет таких вещей, как пространство и время, причина и следствие, жизнь и смерть, просветление и заблуждение, бедность и богатство, выпил и не выпил. Содзан, кажется, заходит слишком далеко в своих иносказаниях и намекает, что мы еще не начинали пить. Мы можем воспользоваться этим, чтобы ответить на вопрос, когда Сэйдзэй пил свое вино. Мы можем сказать Мумону: «А когда он не пил его?»

СТИХОТВОРЕНИЕ

Его нищета подобна нищете Хандзэна; Его дух подобен духу Коу. Хотя он не имеет ни гроша за душой, Он не прекращает спорить о богатстве.

Хандзэн, живший во II веке н. э., приближался к Совершенству, но болезнь его матери не позволила ему достичь его. Он был вынужден посадить свою жену и детей в бочку и стать бродячим предсказателем судьбы, спать под деревьями и на самых убогих постоялых дворах, пока спустя десять лет ему не удалось завести хозяйство, но даже тогда он не ведал вкуса пшена. Крестьяне сложили о нем песню:

В корзине все больше риса — Хандзэн, В котле все больше рыбы — Хандзэн.

Коу, живший в III веке до н. э., — герой драмы Но, в которой лесорубы на пути домой должны переправиться через реку. Их встречает старый паромщик, который во время переправы замечает, что один из них несет растение губидзинсо — мак, названный в честь Гу, возлюбленной Коу. Увидев это, паромщик поет о лошади Коу по имени Суй и о том, как Коу расставался с красавицей Гу. Коу — воин, известный своей отвагой. Он был одним из тех, кто сражался в битве при Малдоне. Потерпев поражение, он, невзирая на опасность быть убитым, затеял пирушку в своем шатре, на которой распевал песню, ставшую впоследствии знаменитой:

Сила проходить через горы! Дух охватывать землю! Теперь все кончено, но Суй все еще жив. Гу, о моя Гу! Что теперь случится с тобой?

Две последние строки стихотворения Мумона взяты из стихотворения Сокэя, ученика Гоэя, ученика Басо:

Ты говоришь, что у тебя нет ни копейки, Но споришь с учителем по поводу богатства.

Слова Христа «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего» (Ин. 5, 19) и готовность Синрана отправиться в ад, если туда ведет его судьба, дают нам примеры подлинной духовной нищеты. Мы можем увидеть иронию в том, что Мумон в своем стихотворении хвалит Сэйдзэя, но, как уже говорилось, Мумон не хвалит для осуждения и не осуждает для похвалы. Мумон лишь стремится сбить нас с толку.

Случай XI. ДЗЁСЮ И ОТШЕЛЬНИКИ

Действующие лица

С Дзёсю мы уже имели дело в случаях I и VII, а также в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики. Нам осталось лишь поговорить о том, каких монахов навещал Дзёсю. Дзэнские монахи покидают свой дом, определяются в монастырь и живут в нем десять лет или дольше. Пройдя курс обучения и достигнув определенного уровня просветленности, они обычно покидают монастырь и селятся в каком-нибудь храме, где ведут более или менее одинокую жизнь, наставляя последователей в соответствии со своими наклонностями, способностями и репутацией.

Именно таких монахов посещал Дзёсю. Мы не должны воображать себе, как Дзёсю стучится в маленькую дурно пахнущую келью. Мы не должны также вспоминать отшельников, живших в XVIII веке при имениях богатых людей, — отшельников, которые поспешно нацепляли бороду, как только объявлен посетитель. Кроме того, мы не должны связывать отшельников из этого случая с Тёмэем, который на старости лет вел уединенную жизнь, поскольку Тёмэй не пытался в одиночестве найти Истину, а просто устал от мира и не желал видеть Других людей. Монахи, которых навещал Дзёсю, следовали по пути бодхисаттвы. Зачем Дзёсю навещал их? Возможно, тогда он был еще молодым, то есть ему еще не исполнилось восьмидесяти, после чего он перестал путешествовать и прожил в своем монастыре до ста двадцати. Встреча с отшельниками, Должно быть, случилась во время его ангъя, или путешествия, в которое китайские монахи отправлялись, подобно европейским музыкантам XVIII века, чтобы научиться чему-нибудь, слушая виртуозов из других стран.

В приводимом ниже переводе принято, что Дзёсю встретился с двумя монахами, а не два раза с одним и тем же монахом.

СЛУЧАЙ

Дзёсю пришел к отшельнику и спросил:

— Есть тут что-нибудь? Есть тут что-нибудь? В ответ отшельник поднял кулак.

— Здесь слишком мелко, чтобы бросить якорь, — сказал Дзёсю и ушел.

Придя к другому отшельнику, он снова спросил:

— Есть тут что-нибудь? Есть тут что-нибудь? В ответ отшельник поднял кулак.

— Свободно ты даешь, свободно отнимаешь; свободно ты даришь жизнь, свободно убиваешь, — сказал Дзёсю и низко поклонился.

«Есть тут что-нибудь?» — этот бесцеремонный вопрос означает «Как дела?». Но его можно понимать и по-другому: «Есть ли у тебя дзэн?» или «Есть ли у тебя то, чего у тебя не должно быть?» Выражаясь языком набожных, это значит «Достиг ли ты спасения?», «Как поживает твоя душа?» Этот вопрос относится к определенной категории, которая называется «проверочные вопросы мастера». (Другие категории вопросов — это «вопрошание с целью получения подтверждения у мастера» и «вопросы о Первоначале с целью обретения просветления».) Это напоминает нам то, что Торо написал в своем дневнике в 1838 году:

Когда сосед окликнул тебя и спрашивает, что нового в мире, покрепче стань на ноги и, кто бы он ни был, пожалуй ему бесстрастно свой немногословный ответ.

Поднимание кулака напоминает о Гутэе, поднимавшем палец, и о приветствии фашистов. Как и все остальное в мире, этот жест — фрейдистский сексуальный символ, однако остается вопрос: как следует поднимать кулак? На языке индийских символов, мусти — это кулак созерцателя; о медитации свидетельствует левый кулак, о мудрости — правый. Мне кажется, что Гитлер, подобно Дзёсю, также умел отличать подлинное приветствие от поддельного.

Что значат слова «Здесь слишком мелко»? Это значит, что воды слишком мало, а только земля и камни, то есть, слишком много мистера Отшельника. Что такое лодка? Едва ли Дзёсю; скорее, это свободно текущая, вечно обновляющаяся Истина.

Второй отшельник в ответ на тот же вопрос делает такой же жест. (Два другие комментатора, Иноуэ и Като, полагают, что речь в случае идет об одном и том же отшельнике, которого Дзёсю навещал два раза. Но от этого смысл не меняется. Мистер Джекилл и мистер Хайд — сколько их было, двое или один?) Этот случай не очень-то радует нас, особенно с точки зрения хорошего тона. И кроме того, «сравнения отвратительны».

КОММЕНТАРИЙ

Оба показали кулак. Почему один получил одобрение, а другой нет? Скажи, в чем различие между ними? Если по этому поводу ты можешь сказать слово понимания, ты увидишь, что у Дзёсю язык без костей. Дзёсю полностью свободен; он то возносится ввысь, то устремляется вниз. И хотя это так, не забывай, что отшельники также видели Дзёсю насквозь. Более того, если ты решишь, что из двух отшельников один был выше другого, твои глаза все еще закрыты. Но в равной мере твои глаза закрыты, если ты думаешь, что об отшельниках нельзя сказать, кто из них выше, а кто ниже.

Различие здесь, скорее всего, подразумевает ошибку. Мумон пытается спровоцировать нас на «суждение» о том, что один монах ошибается, а другой нет. Самое время вспомнить слова Христа: «Не судите, да не судимы будете». Но дальше в своем комментарии Мумон говорит, что «Не судите» тоже ошибочно, потому что именно так поступают животные. Различие между двумя отшельниками — это различие между обычным человеком и буддой, между омраченностью и ясностью. Но что бы ни происходило с осенними листьями, летят ли они по ветру или же неподвижно лежат на земле, каждый из них подчиняется законам природы, законам своего существа. Для музыканта уместная нота в ладу с другими, неуместная не в ладу, но в обоих случаях речь идет о «ладе». Все ноты в ладу или не в ладу — этосябэцу (различие). Но в то же время все ноты в равной мере в ладу или не в ладу — это бёдо (единство). «Сказать слово понимания», очевидно, не означает сказать то, что я вам здесь сказал.

Оба отшельника видели Дзёсю насквозь, потому что сказанное им в обоих случаях отражало состояние его ума. В человеческих делах ничто не односторонне. Студенты принимают экзамен у учителя. (Его) вопросы говорят больше, чем (их) ответы. Очень важно понять, что в этом случае не Дзёсю испытывает отшельников, а Мумонкан испытывает читателя. Другими словами, между тем, как Дзёсю испытывал монахов, и тем, как мы испытываем Дзёсю, не больше различия, чем между состояниями сознания двух монахов. Обычно, когда мы судим, мы ставим интеллектуальные и моральные оценки, и при этом мы либо безучастны эмоционально, либо чувствуем симпатию или антипатию к словам или поступкам. Мумон говорит нам, что Дзёсю не делает этого. Один монах проваливается, другой с честью выдерживает экзамен, но у Дзёсю нет презрения к одному из них или гордости за другого.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Его очи — что падучие звезды; Движения его души — что молнии. Он — убийца С мечом жизни в руках.

Это похвала в адрес Дзёсю с его умением прозревать уровень постижения отшельников и судить о нем, не отделяя себя от мира. Наш глаз должен быть достаточно быстрым, чтобы различать жизнь и смерть. Наш глаз должен быть достаточно быстрым, чтобы подтверждать или отвергать.

Жизнь — это быстрота, которую мой Бог поцеловал.

Жизнь слишком быстра для слова, не говоря уже об определении. Любое наше утверждение в следующий миг оказывается чучелом птицы, стеклянные глаза которого бессмысленно уставились на нас. Шекспир повсеместно показывает нам, что первый отшельник, первый шут, ничем не хуже второго, или главного героя драмы — с поэтической точки зрения. Первый отшельник мертв или, возможно, все еще не рожден, тогда как второй жив — но оба они одинаковы для Бога, для Шекспира, «ибо у Него все живы».

Случай XII. ДЗУЙГАН ЗОВЕТ МАСТЕРА

Действующие лица

В этом случае мы имеем драматический монолог в духе Стриндберга, единственным действующим лицом которого является сам Дзуйган (Жуй-янь). Даты его жизни и смерти не дошли до нас, но известно, что он был духовным сыном Ганто и, кроме того, обучался у Кассана (805–880). Ганто выходит на сцену в следующем, тринадцатом случае. Он умер в 887 году в возрасте шестидесяти лет. Первая встреча Дзуйгана и Ганто описана во втором томе серии Дзэн и дзэнские классики. Будучи настоятелем в храме Дзуйгандзи, он держал монахов в великой строгости.

СЛУЧАЙ

Каждый день Дзуйган [Си]гэн обращался к себе:

— Подлинное «я»! — и тут же отвечал: — Да, слушаю.

— Проснись! Проснись! — говорил он и тут же отвечал: —

Хорошо, хорошо.

— В будущем не давай другим повода презирать тебя и не позволяй оставлять тебя в дураках! — и отвечал: — Нет, нет.

Гений Мумона в том, какие случаи он включил в свой сборник. В настоящем случае он знакомит нас с человеком, который далек от того, чтобы забыть о себе или «презреть себя», а наоборот, продолжает думать о себе, раздваивает и без того иллюзорную личность. Более того, позабыв о том, что «гордыня ангелов губила», он взывает к своей гордыне и амбициям как к последнему (или первому) стимулу благородного ума.

В любом случае Дзуйган далек от ошибки, которую совершаем мы, когда начинаем искать Будду вне себя, в каком-то человеке, книге, церкви, мессии, философии или религии. Он полагается на себя, на Себя, на природу Будды, Природу вселенной, свое глубинное первоначало. Как домик улитки, его Учитель всегда с ним, хотя иногда может показаться, что он спит или вышел на прогулку. Вот кого зовет Дзуйган. А кто зовет? Бог-творец зовет сотворенного Бога. Это Отец, разговаривающий с Сыном. Ответ не является чем-то новым, чем-то полностью отличным от зовущего голоса; это его продолжение. И как звук моего голоса звучит во всем пространстве, хотя я слышу лишь ничтожную часть эха, так же и «ум проницает собой все вещи», «отзвуки нас самих катятся от души к душе» (Вордсворт). Многим Дзуйган, который, как дурак, целый день сидит на камне и что-то бормочет себе под нос, покажется непохожим на христианского святого, который «во благо всего сущего» устремляет глаза к небу и обращается с молитвой к силе не от мира сего. Достаточно вспомнить не холодный, надуманный пантеизм Арнолда, а такие слова, как «Христос в вас, упование славы» (Кол. 1, 27), «Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14, 20) и так далее, и мы увидим, что этот диалог внешнего и внутреннего, старого и нового человека не столь уж далек от дзэн.

Для основателей религиозных сект, равно как и для музыкантов, художников и поэтов, различия намного важнее, чем для нас. Чайковский и Брамс не видели ничего хорошего друг в друге, но мы видим что-то хорошее в каждом из них. То же касается Калвина и сэра Джона Мора, Синрана и Нитирэна — в каждом мы видим абсолютное достоинство.

Остается вопрос амбиций. Может показаться странным, почему Дзуйган интересуется мнениями других людей о себе. Говорят, что, когда Эмерсон читал лекции, ему было все равно, слушает ли его аудитория, спит ли она или, возможно, постепенно расходится. Такое отношение кажется мне неправильным. Мы должны желать, чтобы нас понимали. Мы должны желать, чтобы нас любили, хотя мы знаем, что любить — это все, а быть любимым — ничто. Для другого человека любить не менее важно, чем для нас самих.

По поводу нежелания Дзуйгана оставаться в дураках можно сказать, что никто не любит этого. Мы не любим, когда нас дурачит расстройство желудка, неожиданный ливень, незастегнутая молния, лающая собака, смерть. Мужчина встречает свою идеальную женщину, пишет для нее стихи, женится на ней — и все для того, чтобы в один прекрасный день проснуться и понять, что природа оставила его в дураках с целью продолжить род и вырастить потомство. Дзуйган желает быть хозяином, а не рабом своей жизни.

КОММЕНТАРИЙ

Мастер Дзуйган сам продает и сам же покупает. Для своих игр он использует куклы божеств и демонов. Зачем ему это? Посмотри и увидишь! Спрашивающий, отвечающий, говорящий "Проснись!» и тот, кого люди не должны презирать — их много, но ты не должен привязываться к видимостям, ведь эту ошибку ты уже совершал. Знай также, что подражать другим [например, Дзуйгану] — значит быть лисой в маске.

Тот, кто продает и сам же покупает, не получает прибыли. Куклы — это то, о чем Томпсон говорит в своем Гимне:

Все, что меняется вокруг, Есть лишь один, но многоликий Бог.

О какой ошибке говорит Мумон? Скорее всего, речь идет о всеобщей тенденции «заглядывать за феномены» — видеть в масках и личностях символы чего-то большего, не принимать каждую вещь в этом месте в этот конкретный момент безотносительно ко всему остальному.

Независимость Дзуйгана напоминает нам о Христе. «Вы слышали, что сказано древним… но я говорю вам…» (Мф. 5, 27–28). Эти слова приводят к неожиданному результату: кто-то пишет книгу под названием Подражание Христу, в которой нам рекомендуют подражать неподражаемому. Это в свою очередь напоминает об Иссе, который однажды был в гостях и ушел домой в чужих соломенных сандалиях, потому что не мог найти свои собственные. Как он набросился на следующий день на ученика, который пришел к нему в коровьих сандалиях!

Здесь также уместно вспомнить известную проповедь Риндзая:

— Над[87] массой кровавой плоти[88] пребывает Подлинный Человек[89] неопределенного статуса.[90] Он всегда входит и выходит через шесть органов чувств.[91] Кто еще не видел его, смотрите, смотрите!

В это время монах спросил:

— Что такое этот Подлинный Человек неопределенного статуса?

Риндзай встал с помоста, схватил монаха и заорал:

— Говори! Говори!

Монах сомневался, не зная, что ответить.

— Этот Подлинный Человек без статуса — всего лишь палочка с налипшим дерьмом![92] — с этими словами Риндзай вытолкнул монаха прочь и вернулся в свои покои.

Вся трудность здесь в словах «Говори! Говори!» Иногда мы действительно говорим, но каждый раз это происходит случайно — неожиданный проблеск, и тут же все кончилось. Но подлинные слова должны быть одновременно и продуманными, и экспромтом. Это «многие труды спонтанного искусства».

СТИХОТВОРЕНИЕ

Искатели Пути не постигают природы подлинного «я» Лишь потому, что пребывают на уровне относительного ума, Который есть причина вечных перевоплощений. Глупцы принимают этот ум за свое подлинное «я».

Этот стих отличается от других стихотворений Мумона тем, что целиком заимствован у Тёса Кэйсина (или Кэйгина), дзэнского мастера периода Тан, жившего в монастыре Тёса, откуда он получил имя. Обучаясь у Нансэна, Тёса был духовным братом Хякудзё.

Многие дзэнские мастера по-прежнему упрямо держатся за идею о перевоплощениях, требуя, чтобы каждая последующая жизнь воздавала живущему за несправедливость или неполноту предыдущей.

Многие полагают, что любые теологические абсурды и религиозные предрассудки совместимы с дзэн. Но я с этим не согласен. Глупец, человек без чувства юмора, с плохим вкусом, с амбициями, ненавидящий животных, «безобразный фанатик» — такие не могут быть спасены.

В буддизме есть восемь парджнан, разновидностей познания. Это пять чувств плюс разум. Отдельно в качестве седьмого начала к ним прибавляется интеллект. Именно он является источником эгоизма, деления мира на вещи и, стало быть, иллюзии, возникающей в предположении, что видимость реальна. И наконец, восьмая разновидность познания — это основа других начал сознания. Но даже эта разновидность не есть индивидуальное «я»; его принято сравнивать с концом тлеющей веревки, которую вращают в воздухе так, что мы видим светящийся круг. Эти восемь разновидностей познания есть то, что Мумон, точнее, Тёса, называет источником наших вечных перевоплощений. Ошибочное принятие этих восьми начал за Подлинного Человека — вот что отличает обычных людей от Будды.

Можно подумать, что, когда эти восемь покрывал сняты, под ними ничего не остается. Это неверно. Но если вы спросите: «Что же остается?», вы получите ответ: «Снимите их!»

Когда мы говорим об «учении о не-душе», его не следует интерпретировать как шестое, седьмое или восьмое сознание, а скорее как девятое, поэтическое, религиозное, интуитивное начало, которое не противопоставляет душу и не-душу. Это начало не должно также рассматриваться как пустота на месте водителя в кабине несущегося автомобиля. Вордсворт говорит об «умиротворенном, блаженном расположении духа». С «блаженным» все в порядке; сомнение вызывает «умиротворенное», ведь Дзуйган выглядит обеспокоенным.

Случай XIII. ТОКУСАН И ЕГО УЧЕНИКИ

Действующие лица

Жизнь Токусана (Дэ-шаня, 779–965), ученика и духовного преемника Рютана, уже описана во втором томе книги Дзэн и дзэнские классики. Он жил в очень беспокойные времена. В 845 году, когда Токусану было шестьдесят шесть, более 40 000 буддистских храмов было разрушено, а 260 000 монахов и монахинь приказом пятнадцатого императора династии Тан были возвращены к мирской жизни. Когда это случилось, Токусан поселился в хижине на горе Докуфу. Но вскоре к власти пришел следующий император, и буддисты снова оказались в милости. Токусана, которому к этому времени исполнилось шестьдесят восемь, убедили вернуться к людям. Для него построили храм Токусан Дзэн-ин, от которого он и получил свое имя. В этом храме он прожил девятнадцать лет, прославившись своей палкой не менее, чем Риндзай своим «Катц!»

Сведения о Ганто также приводятся во втором томе. Он был известен своим умом и проницательностью. Когда Токусан умер, Ганто было тридцать восемь. Через два года вместе с Киндзаном и Сэппо они решили отправиться к Риндзаю, но по дороге узнали о его смерти, и тогда их пути разошлись. Школы, основанные ими, различались, как и темпераменты их основателей. Поначалу Ганто жил в уединении, но когда у него появились ученики, перебрался в небольшой дом. Время шло, монахи размножались, как кролики, и вскоре Ганто уже жил в большом храме. В окрестных горах было много скал и камней — от них Ганто и получил свое имя, которое в переводе означает Каменная Голова. Подобно Токусану, который в свое время штудировал Конгокё, Ганто настойчиво изучал Нирвана-сутру. Таким образом оба эти мастера пытались подвести под дзэн буддистский фундамент, спасая его от эксцентричности и неоправданного индивидуализма. Обстоятельства смерти Ганто доставили много неудобств монахам следующих поколений, в частности Хакуину Дзэндзи, которые не могли понять, почему Ганто громко кричал, когда его убивали.

Сэппо (Сюэ-фэн) родился в 822 году, в год смерти Дэнгё Дайси, через шесть лет после рождения Ганто. Это был человек неимоверного упорства. В год смерти их учителя (865) Ганто и Сэппо путешествовали, попали в снежный буран и укрылись от него в небольшом домике у дороги. Сэппо, как обычно, собирался провести ночь в медитации. Увидев это, Ганто поинтересовался его пониманием дзэн, а затем сказал: «Что бы ни проповедовали дзэнские мастера, как бы они ни развивали свои духовные учения, какая польза от них людям? Истоки твоего сердца — вот что объемлет Небо и Землю!» Услышав эти слова, Сэппо достиг последней стадии просветления.

Мы можем сказать, что просветление Сэппо было результатом не столько слов Ганто, вполне обычных по своему звучанию, сколько медитации, которой он так настойчиво занимался. Подобно этому, стихотворение Мильтона Утром на Рождество Христово было результатом многих лет скучной политической деятельности, которая стоила ему потери зрения. Когда Сэппо исполнилось сорок семь, он отправился на могилу своего учителя, построил там хижину, а впоследствии храм, в котором постепенно стали собираться монахи. Поскольку в этих местах всегда было холодно, гора, от которой он получил свое имя, называлась Сэппо-сан, или Снежная Вершина. Говорят, у него никогда не было менее пятиста учеников. Смерть Сэппо в 908 году в возрасте восьмидесяти семи была столь же мирной, сколь смерть Ганто была неистовой.

СЛУЧАЙ

Однажды Токусан со своими тарелками направился из зала для медитации к трапезной.[93] Сэппо сказал ему:

— Колокол еще не звонил и в барабан еще не били. Куда вы направляетесь со своими тарелками?

Токусан вернулся в свою комнату. Сэппо рассказал об этом Ганто, и тот ответил:

— Хотя он и великий мастер Токусан, но все же он еще не познал сокровенную истину, последнее слово дзэн.

Услышав об этом, Токусан отправил послушника позвать Ганто, и когда тот пришел, спросил у него:

— У тебя есть что мне сказать?

Ганто шепотом сказал ему. Не ответив ни слова, Токусан вышел. На следующий день, поднявшись на кафедру, Токусан был не таким, как раньше. Ганто направился к залу для медитации. Хлопая в ладоши и смеясь, он сказал:

— Какое счастье! Наконец-то старик постиг последнее слово дзэн. Теперь никто уже не сможет упрекнуть его!

Этот коан следует признать неудачным, потому что известно столько интерпретаций, сколько есть интерпретаторов. Дзэн начинается там, где интеллект заканчивается, в этом не может быть никаких сомнений. Мы должны прыгать с верхушки тридцатиметрового столба (см. случай XLVI), а не с копны соломы или ваты.

Иноуэ Сютэн в своем издании Мумонкана говорит, что в это время Токусану было восемьдесят один год и у него проявилось старческое слабоумие (Сэппо было тридцать пять, Ганто сорок один). Токусан позвал Ганто, который указал Токусану на его ошибку. На следующий день Токусан собрался с силами и во время своей очередной проповеди «дал им прикурить». Но мы вправе спросить, где в этом всем дзэн?

Дзимбо Нётэн в своей книге говорит, что Ганто шепнул Токусану «последнее слово дзэн», который па следующее утро проснулся более мудрым, чтобы не сказать пристыженным. Однако это делает историю бессмысленной, особенно когда мы не знаем, что Ганто сказал Токусану. Если бы Гамлет читал свои монологи про себя, можно было бы не ходить в театр.

Танигути Масахару в своей книге делает из истории поучение, смысл которого в том, что нужно уважать пожилых людей. Като Тоцудо приводит большое количество противоречивых толкований этого коана, и сам при этом не приходит ни к какому конкретному мнению. Ямасита Гёкай изменяет название своей книги Мумонкан: Простое объяснение, утверждая, что мы сможем понять этот случай лишь после того, как несколько лет помедитируем на нем.

Ийда Тонн объясняет историю следующим образом. Сэппо думает, что посадил Токусана в галошу, потому что тот кажется рассеянным и не отвечает на его (риторический) вопрос. Ганто понимает ошибку Сэппо, но, чтобы его проучить, соглашается с ним. Ганто объясняет Токусану, что он задумал. На следующий день Токусан дает необычную проповедь (не сказав на ней ни слова или чем-то другим удивляя собравшихся), после чего, с иронией в адрес Сэппо, Ганто говорит, что теперь никто не может упрекнуть Токусана. Ганто желает донести до Сэппо, что «последнее слово дзэн» не имеет ничего общего со стремлением превзойти учителя или с его уровнем постижения.

Асахина Согэн в своей книге говорит практически то же самое. Сяку Соэн, посвятив четыре страницы описанию такухацу, говорит, что Токусан, знаменитый своими «тридцатью ударами, когда ты молчишь, и тридцатью ударами, когда ты говоришь», был побежден Сэппо, и что Ганто согласился с ним и тайно посоветовал Токусану на досуге разобраться с этим. Но все это никак не связано с тем, что, по мнению Мумона, здесь важнее всего — все это никак не связано с «последним словом дзэн». Сибаяма в своей книге говорит, что этот случай не о просветлении, но о доброте и тактичности. Ясутани соглашается с Сибаямой (в книге последнего) и говорит, что здесь описано обучение Сэппо, который довольно упрям и задирист, но все же обучаем.

В конце концов нам не нужно решать, какое из этих объяснений самое верное. Мумон знал, как и мы, а возможно, даже лучше нас, что этот случай допускает много интерпретаций. Перед нами взаимоотношения трех монахов разного возраста и характера. Все они более или менее просветлены, и, что еще важнее, более или менее человечны. Мы получаем представление о том, что происходило внутри дзэнского монастыря в Китае в IX веке, о вражде и междоусобных (духовных) войнах, которые шли в его стенах. Мы видим сплетни и лесть, вечные колебания между формальностью и эксцентричностью, взаимоотношения «отцов и детей» и в то же время серьезную несерьезность и веселую настойчивость. Дух дзэн с его основным принципом «один-ноль в пользу истины» не имеет аналогов в европейских монастырях. Для дзэн проблема в том, как победить, не умаляя других. Мумон, надо полагать, хотел, чтобы мы пресытились догадками о том, кто прав, Токусан, Ганто или Сэппо, и перестали навешивать ярлыки.

КОММЕНТАРИЙ

Что касается последнего слова дзэн, то о нем не имеют понятия ни Ганто, ни Токусан. Если пристально присмотреться к ним, можно увидеть, что это всего лишь куклы.

Огонь не может обжечь огонь. Меч не может ранить себя. Когда вы пытаетесь объяснить шутку, у вас получается еще одна. Последнее слово дзэн неотделимо от того, кто его произносит. Куклы были изобретены в Китае три тысячи лет назад. Они представляют людей, но Токусан, Ганто и Сэппо — сами по себе куклы. Кто же не кукла? В Библии говорится, что человек сделан по образу и подобию Бога, но если мы будем считать его Ликом Божьим, как у Экхарта, возникает вопрос, как человек может быть образом невообразимого? Мумон желает, чтобы мы ответили на этот невозможный вопрос и, отвечая на него, стали бездонной пропастью, лишились образа, мысли, эмоций, красоты, смертности, истины — а также пустоты и бесстрастности.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Если ты понимаешь первое слово дзэн, Ты понимаешь его последнее слово. Но эти два слова — Не одно и то же.

«Обычный человек — это Будда». Это первое и последнее слово дзэн. Но они одинаковы; это одно и то же слово. Когда мы говорим это, чтобы объединить их, наши слова разъединяют их. Верно, что они — одно и то же, но лишь тогда, когда мы живем этим, а не говорим об этом. Таким образом, Токусан и Ганто понятия не имеют о последнем слове дзэн. Мумон говорит, что эти два слова являются не одним словом, а двумя. Это также верно. Два есть одно, не два. Два есть два, не одно. Почему Мумон избрал второе из этих в равной мере истинных, в равной мере противоречивых утверждений? Потому что оно более верно, чем не менее верное первое утверждение. У Шелли читаем: «Единство пребывает, множественность изменяется и уходит». Однако множественность есть множественность, и Стивенсон говорит:

В нашем мире так много различных вещей, Что счастливы должны мы быть не меньше королей.

Когда мы действительно видим перед собой растение или листок (лишь очень немногие видят их), поначалу мы не видим единства. Образование проводит нас к нему. Эмерсон говорит:

Вселенская природа, во всем своем Необозримом целом, словно многоликий оркестр, Повторяет одну и ту же ноту.

Но после этого мы должны вернуться к разнообразию жизни, туда, где каждый листок отличен от других, где нет двух одинаковых листьев. Мумон прав в том, что «эти два слова — не одно и то же». Так и должно быть.

Случай XIV. НАНСЭН УБИВАЕТ КОШКУ

Действующие лица

Нансэн (Нань-цзюань) родился в 748 году. В возрасте девятнадцати лет он ушел из дому и стал монахом. Он обучался у Нангаку, читая Рёгакё и Кэгонгё. Он был просветлен, обучаясь у Басо, и поселился в своем храме в 785 году в возрасте сорока восьми. Он умер в 834 году в возрасте восьмидесяти семи, после пятидесяти восьми лет монашеской жизни.

Что касается кошек, то, согласно уставу, в храме запрещается держать животных. Но это положение часто не соблюдают, особенно в отношении кошек, которые были привезены в Японию вместе с сутрами и мышами, большими почитателями сутр. Мы можем сравнить это исключение из правила с монастырским уставом The Ancrene Riwle, в котором говорится, что каждые две монахини могут иметь только одну кошку и больше никаких животных.

Дзёсю уже встречался нам в случаях I и VII.

СЛУЧАЙ

Однажды монахи западного и восточного крыла ссорились из-за кошки. Нансэн поднял кошку и сказал:

— Слушайте меня, монахи! Если кто-нибудь из вас сможет сказать хотя бы одно слово дзэн, я выпущу ее; если нет, я убью ее!

Ему никто не ответил, и он убил кошку. К вечеру в монастырь вернулся Дзёсю. Узнав от Нансэна о случившемся, он снял туфлю, положил ее себе на голову и ушел.

— Если бы ты был здесь утром, я бы пощадил кошку! — воскликнул Нансэн.

В западном крыле жили монахи, занятые обучением, а в восточном — те, кто занимался обслуживанием. Такое разделение монастыря отражало разделение императорского двора на гражданскую и литературную части. Мы можем легко вообразить себе, каковы могли быть различия между этими людьми.

Нам остается лишь догадываться, в чем состоял предмет ссоры монахов. Иноуэ считает, что они пытались выяснить родословную кошки — которая точно известна одному лишь Богу. Като говорит, что монахи не могли решить, имеет кошка природу Будды или нет. Как бы то ни было, ясно, что монахи были увлечены одним из самых не-дзэнских занятий, а именно отстаиванием одной из двух противоположностей. В стихотворении к случаю IX из Сёёроку, в котором идет речь об этом же эпизоде, есть слова: «Старый Нансэн показал монахам их заблуждения». Якуго комментирует это так: «Подобно зеркалу, Нансэн отражает дуалистичность, но не привносит ничего от себя».

Прежде всего мы должны рассмотреть два вопроса. Что такое кошка? При каких условиях можно ее убить? Ответить на эти вопросы можно двояко: во-первых, с буддистской, христианской или человеческой точки зрения; и во-вторых, с дзэнской.

Дзэн в данном случае означает мой дзэн, который, как предполагается, должен быть то же самое, что и дзэн Нансэна и Дзёсю. Однако я хотел бы использовать слово «дзэн» в смысле «глубочайшие прозрения человечества». Согласуются ли друг с другом эти интуиции, не имеет значения, и все же мы должны глубоко осознавать их единство и различие. Таким образом, (глубочайшая) буддистская, (глубочайшая) христианская и (глубочайшая) человеческая точки зрения в конце концов оказываются дзэнской точкой зрения.

Кошка — (живое) существо и как таковое наделена природой Будды, то есть способностью, преобразившись, стать более совершенным (хотя на практике живое существо может «дегенерировать», стать более простым). Таково учение буддизма. Дзэн есть практика этого учения, то есть помещение его в сознание, чтобы кошка, как Будда, была не возможностью, а реальностью, осознанной нами в ходе (трансцендентного) переживания. Бог — это не Бог нерожденных, ибо у Него все рождены.

Ответ на вопрос, можно ли убивать кошек, проходит четыре стадии. Первая из них: убить кошку можно. Это неморальное, примитивное отношение, которое мы часто наблюдаем у детей, а иногда и у взрослых. Это своеобразный дзэн, точнее, пред-дзэн.

Вторая: кошку убивать нельзя; это то же самое, что убить человека. Возможно, это и есть буддистское отношение, хотя любовь к животным едва ли можно привить человеку, тогда как сторонники неубивания подчас руководствуются предрассудками, основанными на вере в перевоплощения.

Третья: убить кошку «можно», если она находится за пределами добра и зла. Предполагается, что именно так поступил Нансэн, хотя он отчасти стремился запугать монахов — заставить их «сказать слово дзэн». Убивание кошки во имя других существ, убийство Гитлера, убивание из жалости — каждый из этих случаев имеет что-то общее со случаем Нансэна. Смысл сказанного не в том, что смерть кошки — это ничто по сравнению со спасением человеческой души (которое, в любом случае, сомнительно). Смысл сказанного в том, что любые действия спасающих, спасаемых и тех, кого невозможно спасти, должны рассматриваться за пределами относительности. Но хотя наши действия подчас могут быть абсолютными, они всегда относительны — и кошка либо погибает, либо остается жить.

Таким образом, мы приходим к четвертой точке зрения за пределами ортодоксального дзэн, согласно которой убивать животных «нельзя». Но мы живем в мире, который требует от нас убивать для того, чтобы мы могли продолжать жить. Ортодоксальный дзэн отвечает: «Я готов убивать и готов быть убитым». Мой собственный ответ таков: «Да, я буду убивать, но с сожалением; да, в конце концов я буду убит, но с сожалением. Я не желаю, чтобы это было так для меня и для других».

С ортодоксальной дзэнской точки зрения Нансэн был прав в том, что убил кошку, потому что любое действие следует считать правильным, если оно совершается абсолютно. Вопрос тогда в том, может ли конечный, несовершенный, лишенный чувства юмора, глупый, заблудший, нечувствительный, плохо образованный человек действовать абсолютно? Другими словами, сделал бы Нансэн то же самое, если бы обстоятельства снова повторились? Если нет, если, подумав о случившемся, он нашел способ выйти из затруднения, мы должны признать, что абсолютность его поступков весьма относительна.

В тот злополучный день Нансэн поставил в неловкое положение себя — не только монахов, которые, он знал, ничего не ответят. Они не могли сказать слова дзэн. Было ли его убийство кошки словом дзэн — или же это было всего лишь выполнение дурацкого обещания, которое лучше было бы не выполнить? Даже Нансэн понял это, о чем свидетельствуют его слова: «Я бы пощадил кошку, если бы…». В любом случае, если бы Нансэн очень любил кошек, он никогда не сделал бы того, что он сделал. В этом он подобен Гутэю, который с удовольствием отрезал палец другому человеку. Но если бы Нансэн уподобился Второму патриарху и отрезал палец себе, его можно было бы уважать за смелость, но не за здравый смысл.

Самый интересный момент случая — когда Дзёсю кладет себе на голову туфлю или соломенную сандалию (думаю, что одну, а не две) и уходит прочь. Дзёсю проявил свое безразличие к проблеме произнесения слова дзэн и смерти кошки, прибегнув к безразличию туфли, которая может идти по дорожной пыли, а может находиться на самом почетном месте — на голове человека.

Но поступок Дзёсю не имеет ничего символического. Каждое его действие было безразличным, и каждое действие других людей он также видел безразлично, то есть не различая личностей, твоего и моего, жизни и смерти, туфли на ноге и туфли на голове.

Дзэн Нансэна кажется мне незрелым. Дзэн Дзёсю намного выше его, но все же слишком эксцентричен. Насилие Нансэна напоминает нам о том, как Христос изгонял торговцев из храма. Оба действия, возможно, были спонтанными, незапланированными и поэтому не хорошими и не плохими. Следуйте своей интуиции, но никогда не запрещайте ей меняться.

КОММЕНТАРИЙ

Скажи мне, зачем Дзёсю положил туфлю себе на голову? Если ты можешь выразить смысл его слов и действий, они были не напрасны; если нет, ты в опасности.

Комментарий Мумона напоминает молочко для младенцев после сырого мяса, о котором говорилось в случае. Однако нет никакой необходимости объяснять или выражать смысл поступка Дзёсю, потому что, во-первых, этот поступок бессмысленный, а во-вторых, нам отмерены недолгие дни этой жизни для того, чтобы мы выражали свой смысл, а не смысл других. Если бы я вернулся, и Нансэн рассказал мне о случившемся, что бы я сделал или сказал? Предположим, я ударил бы Нансэна в живот в наказание за его нервный опрометчивый поступок; в результате у него могла бы появиться язва желудка или склонность к аппендициту. Предположим, я размазал бы окровавленные остатки кошки по его лицу — но какой в этом смысл? Предположим, я сдержанно, но с отвращением сказал бы ему: «Ты поступил, как китайский дзэнский монах девятого века!» Предположим, я заплакал бы из жалости к кошке.[94]

Предположим, я сказал: «Принеси мне еще одну кошку и собери монахов!» Предположим… Но ведь Дзёсю — это подлинный гений! Его поступок — воистину космический жест.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Если бы Дзёсю был там, История приняла бы другой оборот. Он выхватил бы нож, И Нансэн умолял бы о пощаде.

Стихотворение великолепно. «Нансэн умолял бы о пощаде» означает, что Дзёсю взял бы инициативу в свои руки, и Нансэну пришлось бы признать его духовную непобедимость. Это не соревнование, а спонтанно проявленный принцип «Да будет победителем лучший!», другими словами, «Да будет лучший хозяином положения!» Нансэн (в какой-то мере) желал спасти кошку, но глупость, нерешительность, привязанность к словам и нерадивость монахов одержали верх. Если бы Христос, Торо, Бах и Шекспир не родились…

Случай XV. УММОН УЧИТ ТОДЗАНА

Действующие лица

Уммону посвящены пять из сорока восьми коанов в Мумонкане и восемнадцать из ста в Хэкиганроку. Истории о нем (те из них, которые легко поддаются переводу) занимают двадцать восемь страниц второго тома серии Дзэн и дзэнские классики. Уммон был основателем одной из пяти дзэнских сект, но его секта просуществовала только двести лет. Как Бах, Шекспир и Христос, он был слишком гениален для своих последователей. Он достиг просветления, изучая дзэн под руководством Бокудзю, о ком можно судить по двум историям.

— Что может быть выше учения Будд и Патриархов? — спросил монах.

Бокудзю, не задумываясь, поднял вверх посох и сказал:

— Я называю это палкой. Как вы назовете это?

Монах молчал. Тогда Бокудзю снова поднял посох и спросил:

— Что может быть выше учения Будд и Патриархов, — разве ты не об этом меня спрашивал?

Монах по-прежнему молчал.

Великолепно. Поднимание посоха подобно преломлению хлеба Христом (без всех последующих комментариев и символов). Это половина жизни. Другая половина состоит в неизбежном опускании посоха и вкушении преломленного хлеба.

Другая история о Бокудзю — это история о том, как он, закрывая тяжелую дверь, (случайно) сломал Уммону ногу и тем самым (случайно) просветлил его. Слово «случайно» означает, что абсолютное действие тоже ущербно и подвержено случайностям, не говоря уже о таких не очень привлекательных его аспектах, как грубость, беспощадность, упрямство и внезапность. Что Бокудзю сделал потом? Оттолкнул сломанную ногу Уммона и как следует закрыл дверь? Извинился? Отвел пострадавшего к врачу? Об этом можно сказать не больше, чем Байрон говорит о смерти и браке:

Будущее обоих состояний принимается на веру, Ибо писатели боятся своими домыслами недооценить Все то, что следует потом.

Так, все дзэнские истории заканчиваются просветлением или продолжением неведения. Иногда мы желаем, чтобы они начинались там, где они кончаются.

Чтобы отличать Тодзана из этого случая от его тезки, основателя секты Сото, его называют Дзёсю Тодзаном, а второго — Кинсю Тодзаном, прибавляя к их имени место, где они жили. Тодзан родился далеко от Уммона и прошел длинный путь, чтобы увидеть его. Он встречается в случае XVIII, в одном из самых известных дзэнских коанов.

СЛУЧАЙ

Тодзан пришел к Уммону, чтобы учиться у него.

— Откуда ты пришел? — спросил Уммон.

— Из Сато, — ответил Тодзан.

— Где ты был летом?

— В храме Ходзи в провинции Конан.

— Когда ты ушел оттуда?

— Двадцать пятого августа.

— Побить бы тебя хорошенько! — воскликнул Уммон. На следующий день Тодзан пришел к Уммону, поклонился ему и сказал:

— Вчера вы [чуть было не] побили меня. Но я не сказал и не сделал ничего плохого. В чем была моя ошибка?

— О мерзкий толстопузый мешок! Зачем ты пришел сюда из Кодзэя и Конана?! — заорал Уммон.

Тодзан достиг просветления.

В оригинале слова «Побить бы тебя хорошенько!» имеют несколько толкований. Одни комментаторы переводят их «Я даю тебе шестьдесят ударов», другие — «Ты заслуживаешь шестьдесят ударов». Один автор полагает, что говорить о наказании больнее, чем на самом деле дать человеку шестьдесят ударов. Я сомневаюсь в этом. Правильнее будет считать, что Тодзана действительно побили, и он провел бессонную ночь, размышляя об этом унижении.

Слово «лето» в данном случае имеет особый смысл. В Индии лето — сезон дождей, когда монахи не могут выходить просить милостыню. Поэтому со времен Шакьямуни повелось, что в это время монахи собираются в одном месте, занимаются подвижничеством, поклоняются божествам и выполняют другие религиозные практики. В секте дзэн это время называется анго, гэ-анго или у-анго. Начало периода называется кэссэй, а конец кайсэй.

Несомненно, Тодзан считал, что поступил очень достойно и добродетельно, пройдя сотни миль, чтобы получить Истину из рук настоящего учителя. Именно за это Уммон и выругал его — за то, за что набожный Тодзан рассчитывал получить медаль. Мы должны найти спасение не только от наших грехов, которые объясняются нашими очевидными слабостями, но и от наших добродетелей. Даже если бы богатый юноша (Мф. 19, 16–26) раздал все свое богатство нищим, он был бы дальше от рая, чем Иуда или Ананий. «Прости нам добрые дела наши, яко и мы прощаем тем, кто делает нам добро».

Тодзан, оказавшись перед человеком с большой буквы, Уммоном, вел себя, как свинья перед бисером. Он говорил с Уммоном так, словно тот был обычным человеком, лучше других разбирающимся в новостях и сплетнях или же поднаторевшим в тривиальных вопросах сродни тому, как спасти человечество от уничтожения или как быстро разбогатеть. Самое опасное в мире — думать, что вы что-то понимаете. Даже путешествие по всему Китаю или выучивание всей Библии наизусть не помогут вам в этом случае. Удары, которые Тодзан получил, не были похожи на обычное наказание. Уммон бил его не для того, чтобы чему-то научить, и не потому, что это для него полезно. Его била сама Природа. «Господь дал это страдание; Господь освободил от этого страдания; да будет имя Господне благословенно!»

КОММЕНТАРИЙ

Если бы Уммон угостил его, как принято в дзэн, и тем самым показал Единый Путь Животворного Действия, его секта не прекратила бы существовать.

Всю ночь Тодзан проболтался в волнах «да» и «нет», но так никуда и не приплыл. Едва забрезжил рассвет, он снова пошел к Уммону. Уммон открыл Тодзану глаза, и тот достиг внезапного просветления, хотя до зрелости ему было еще далеко.

Теперь я спрошу тебя, справедливо ли Уммон обошелся с Тодзаном? Если да, то все во вселенной следует избить; если нет, то Уммон — всего лишь шарлатан. Когда ясно понимаешь это, ты и Тодзан дышите одним воздухом.

Угощение, о котором говорит Мумон, это удары и громкие крики (почти боевые возгласы) секты дзэн. Здесь Мумон предъявляет Уммону серьезное обвинение. Он обвиняет его в слабости, в том, что Уммон мало кричал и бил и тем самым не только не дал Тодзану возможности углубить просветление, но и в конце концов привел к упадку одну из пяти ветвей секты. Последнее случилось отчасти из-за своенравности и эксцентричности Уммона, то есть из-за его гениальности, которая проявилась в том, что он бил учеников меньше, чем другие, более посредственные дзэнские мастера.

Вопрос Мумона о том, справедливо ли Уммон побил Тодзана, напоминает нам слова Гамлета: «Если оценить всех по достоинству, кто избежит кнута?» Никто не имеет права ударить другого человека, даже муху. С другой стороны, все вещи во вселенной следует избить, и фактически их всегда избивают. Слова Патера пробуждают в нас двойственное чувство, которое глубже, чем его дзэнское решение:

Он не мог убивать змей, потому что они страдали уже от того, что были змеями

Эпикуреец Марий

Поэтому интеллектуальный выбор, перед которым нас ставит Мумон, следует понимать поэтически. Мы должны непредвзято принять обе его альтернативы. Именно это осознал Тодзан в момент просветления, но приходит время, когда нужно выйти из сферы поэзии в мир непоэтического:

Дела, задуманные в час прозренья, Должны быть выполнены в час унынья.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Львица окольным путем учит своих детенышей; Она их отталкивает, но они возвращаются, исполненные сил. Опрометчиво он пришел к Уммону и получил по заслугам; Первая стрела только задела, но вторая вошла глубоко.

Это стихотворение не из лучших. По-видимому, в нем Мумон хвалит Уммона. «Получил по заслугам» относится к тому моменту, когда Уммон назвал Тодзана толстопузым мешком. Первой стрелой было наказание Тодзана. Вторая стрела вошла глубоко, когда Уммон показал Тодзану, что существует Тот, Кто не переходит с места на место, Кому нипочем любые наказания — и этот Кто-то и есть Тодзан.

Случай XVI. УММОН И МОНАШЕСКАЯ МАНТИЯ

Действующие лица

Таковыми являются Уммон и те (тот), к кому он обращался.

СЛУЧАЙ

Уммон сказал: «Мир вокруг без конца и без края. Почему вы одеваете монашескую мантию, когда слышите удары колокола?»

Возможно, случилось следующее. Удар колокола возвестил о начале проповеди. Уммон наблюдал, как монахи собирались, бегая туда-сюда, и их мантии мелькали у него перед глазами. Он поднялся на кафедру, монахи угомонились и начали напевать сутры. Когда монахи закончили, Уммон сказал им: «Прозвучал колокол, и вы спешите одеть мантии, забывая о великой вселенной, о пылающих звездах и бездонном пустом пространстве между галактиками, о бесконечности вселенной, о вечности времени!»

Интересно, что Уммон толкает монахов в одну крайность, после чего будет толкать их в другую. Если монах приходит к нему, болтая о вечности и бесконечности, он очень скоро позволит ему отведать своей весьма конечной и мимолетной палки. Уммон критикует монахов если не за их дзэн, то, по крайней мере, за их дзадзэн, за их устремленность и сосредоточенность на том, что они делают. Он желает показать им, что «патриотизма недостаточно». Устойчивой и нерушимой веры в полубогов, решимости умереть за них недостаточно. Можно медитировать на том, как вы красите свои губы или губы своего Бога, но при этом вы упускаете из виду слишком многое. Но Гамлет говорит, что, если нам чего-то недостает, нам недостает всего. Одеваясь, мы одеваем вселенную, напоминает Карлейль.

Искусство Чая состоит в том, чтобы пить вселенную, прошлое, настоящее и будущее, одним глотком. Мир вокруг без конца и без края. Звучание целого слышно в ударах колокола, будь он церковным, школьным, тюремным или маленьким колокольчиком на шее у пасущейся коровы. С одной стороны, все волоски на нашей голове сочтены, равно как и все нитки в нашей одежде. С другой, у нас есть мысли, которые возносятся к вечности. Одно не может без другого. Но в то же время одно может без другого! Если одно есть Все, то одно есть одно, и Все есть все, и иначе быть не может.

КОММЕНТАРИЙ

Обычно изучение Пути и постижение дзэн возможно, когда мы не привязаны к звукам и образам. Хотя услышанный звук может даровать постижение, а увиденный образ может привести к озарению, ценность такого просветления невелика. Тебе, дзэнскому монаху, очень важно понять это и научиться направлять звуки, использовать форму и ясно видеть ценность каждой вещи, каждого проявления ума. И хотя это так, скажи мне, звук ли приходит в ухо или ухо идет к звуку? Но, если звук и тишина в равной мере забыты, что ты скажешь об этом состоянии? Слушая ушами, ты не можешь ясно слышать, но, слыша глазами, ты понимаешь, что такое подлинный слух!

Мумон вначале говорит о принятии образов и звуков как таковых, без привязанности и без отвращения к ним. Два известных примера дают нам Кёгэн, который был просветлен, когда камешек ударился о бамбуковый стебель, и Рёйун, который постиг истину, созерцая сливовый цвет. Но видеть что-то необычное в звуке от удара камешка или в цветущих сливах было бы ошибкой. Все настолько естественно, насколько естественным оно может быть.

Об источнике звука говорится в главе III Сурамгамасутры:

Будда промолвил: «Звук колокола распространяется в пространстве и времени, но как мы осознаем его? Приходит ли звук в наши уши или уши идут к источнику звука? Если этого [каким-то образом] не происходит, мы не можем слышать. Поэтому следует понять, что ни в слышании, ни в звуке нет ничего особенного. По ошибке слышание и звук оказываются в разных местах. Изначально же здесь нет ни причины и следствия, ни естественного закона».

Но слова Будды — лишь часть общего учения Ланкаватара-сутры, которую перевел на английский Д. Т. Судзуки (глава II, разделы IV и XXXV).

Слышание глазами и другие варианты смешивания ощущений — это одна из отличительных черт Будды.

Трудной частью комментария Мумона является его критика в адрес просветления посредством слышания звуков и видения образов. Все звуки и образы имеют бесконечное и поэтому одинаковое значение, и выделение одного из них — типичный способ обычных людей привязаться к ним. Здесь Мумон немного куражится, потому что каждое ощущение, по идее, включает в себя все остальные ощущения во вселенной и содержит само просветление. Однако Мумон знал, что на практике просветление имеет разную глубину, и поэтому он призывает монахов не останавливаться на «общепринятом» уровне постижения.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Если ты просветлен, все вещи словно одна большая семья; Если нет, все вещи отдельны и не связаны друг с другом. Если ты не просветлен [это не играет никакой роли, потому что] все вещи словно одна большая семья. А если просветлен [это не играет никакой роли для реальности, в которой] каждая вещь отлична от всех остальных.

Две первые строки сказаны с точки зрения просветления-и-его-отсутствия. Две последние — с точки зрения за пределами просветления-и-его-отсутствия. Интересно, что на абсолютном и на относительном уровне мы приходим к одному и тому же выводу: все вещи различны и в то же время все вещи одинаковы. На практике этой трансцендентной философии соответствует принцип: «Тридцать ударов, если ты можешь сказать что-то, и тридцать ударов, если не можешь».

Случай XVII. ЭТЮ ЗОВЕТ ПРИСЛУЖНИКА

Действующие лица

Этю (Хуэй-чжун) умер в 775 году в возрасте более ста лет. Он дважды фигурирует в Хэкиганроку: в случае XVIII, где он просит императора Сюку-со (756–763) построить для него ступу без швов в форме его безмолвия, и в случае XCIX, где он учит того же императора, что ум и Будда — не две одинаковые вещи, а две одинаковые вещи. В этот период, как никогда, буддизм пользовался благосклонностью монархов. Этю был духовным сыном Эно, и слава о его добродетелях дошла до столицы, куда ему было велено явиться. В отличие от Шестого патриарха, который отказался (см. Рокусодангё, глава IX), Этю принял приглашение.

Прислужники делились на пять категорий: для зажигания благовоний, писари, для приема посетителей, для купания и принятия лекарств, а также для подачи одежды и столовых приборов. Считается, что в этом случае речь идет о прислужнике по имени Осин, который затем поселился на горе Тангэн и был упомянут в случае XVIII Хэкиганроку. Он стал духовным наследником Этю.

СЛУЧАЙ

Наставник императора позвал прислужника три раза, и каждый раз тот ответил. Наставник императора сказал: «Я думал, что согрешил против тебя, но кажется, ты согрешил против меня».

Этот случай, как и случай XIII, следует назвать неудачным, потому что каждый предлагает свою интерпретацию. Причиной тому нехватка слов. Вначале нам говорят, что Этю позвал прислужника три раза. Но как позвал? Лениво, настойчиво, бессмысленно, мимоходом, по-дзэнски? Прислужник ответил. Как он ответил? Во второй и в третий раз он ответил по-другому или точно так же? И в чем смысл последнего высказывания Этю? Желает ли он сказать, что прислужник был не прав, или что не правы были оба? В своем комментарии Мумон упрекает Этю и хвалит прислужника, но это вполне может иметь обратный смысл.

Когда один человек зовет другого, он зовет его как человек человека или как Будда Будду. Что-то в звучании его голоса ясно показывает, кто кого зовет. Когда я слушаю Баха (в хорошем исполнении) и спрашиваю у кого-нибудь: «Как тебе это?», я говорю как Будда Будде о Будде. Когда я получаю зарплату, имеет место обратное. Хотя, конечно, это неправильно, потому что деньги нужны не только для жизни, но для музыки Баха.

Слова Этю можно понимать следующим образом: «Я думал, что твоя непросветленность есть результат моего плохого обучения (зова), но теперь по твоим трем ответам я вижу, что тебе недостает настойчивости и решимости». То же самое можно сказать по-другому: «Все грехи и заблуждения мира проистекают из моих грехов и заблуждений, ибо я и Другие — одно. Но по той же самой причине ты тоже ответствен за них, потому что ты и другие — также одно». Может быть равенство в ответственности, солидарность в прегрешениях, братство в беспомощности — все это ценно и человечно.

Известна также похожая история о Нан-ине, который спросил новоприбывшего монаха:

— Откуда ты прибыл?

— Из Кандзё.

— Ты не прав; я не прав, — заключил Нан-ин. Нан-ин хотел сказать: «Я не прав в том, что задаю тебе абсолютный вопрос, а ты не прав в том, что даешь мне относительный ответ». Критик объясняет поэзию, тем самым устраняя ее, и поэтому не прав. Поэт пишет поэзию для непоэтически настроенного критика, и поэтому он тоже не прав.

Но можно посмотреть на это по-другому. Этю обращается в Осину. «Откуда-то доносится сей голос». Кто-то зовет, думаем мы, или кого-то зовут. Но, как сказал Лао-цзы, подлинный человек безымянен, безличностен, бездушен, без-умен, без-откуден. Этю постигает это, зовя Осина. Осин не прав в том, что отвечает ему, но Этю не прав в том, что зовет его. С самого начала Богу не стоило творить мир. Это была великая ошибка, которую человечество теперь пытается исправить с помощью большой бомбы. С такой точки зрения, этот случай — шутка, но лишь человек с очень развитым и тонким чувством юмора может оценить ее космический смысл.

Приведем также два классических комментария на настоящий случай. Монах спросил у Хогэна:

— В чем смысл того, что наставник императора трижды звал прислужника?

— Спроси как-нибудь в другой раз, — ответил Хогэн.

Это пример утонченного равнодушия, основанного на том равенстве всех времен и мест, которое идет вместе с их неравенством.

Это время, другое время, зов, ответ, нет зова, нет ответа — все это имеет один и тот же неистощимый смысл.

Монах задал Дзёсю тот же самый вопрос. Тот ответил:

— Это напоминает человека, который пишет в темноте. Буквы неровные, но все же их можно разобрать.

Когда мы пишем во тьме, мы пишем более или менее автоматически, физически, бездумно, позволяя руке быть собой. Более того, написанное выглядит коряво, подобно простому зову и ответу, без буддистских фанфар и дзэнских парадоксов, но действие в нем ясно просматривается.

КОММЕНТАРИЙ

Наставник императора позвал три раза. Его язык упал на землю [потому что он говорит слишком много]. Прислужник три раза ответил, чем вполне уподобился ему. Наставник императора, будучи старым и одиноким, пытался нагнуть голову коровы поближе к траве. Но прислужнику это не было нужно. Изысканная пища не нужна тому, кто уже сыт. Скажи мне, в чем состояло прегрешение? Когда страна процветает, ее дети слишком горды [чтобы есть простую пищу].

Выражение «его язык упал на землю» встречается в случае VIII Хэкиганроку как комментарий Энго. Но в первый раз оно появилось в истории о Радзюсандзо, или Кумарадживе. Слова «вполне уподобился ему» означают, что Этю позвал абсолютно, а Осин абсолютно ответил. Выражение «пытаться нагнуть голову коровы к траве» происходит от древнего индийского изречения и появляется в стихотворении к случаю LXXXVI Хэкиганроку.

Считается, что последнее предложение заимствовано Мумоном из Мёсин Хокан и подразумевает, что в те времена буддизм и дзэн были очень популярны, и поэтому мастера и их последователи разленились и, подобно Этю и Осину, лишь звали Друг друга и отвечали на зов.

В чем состояло прегрешение? Комментаторы не пытаются объяснить это, опасаясь, что язвительный Дух Мумона будет преследовать их безрассудное потакание дуализму. Ответ на этот вопрос следующий: прегрешение — это появление сознания, точнее, самосознания. Жить означает грешить. Ошибаться человечно. Ошибаться означает быть человеком. Будда осознал под деревом Бодхи: «Расплатой за грехи, то есть за жизнь, является смерть». Жизнь без смерти невозможна. Нирвана — это освобождение от жизни, от жизни-и-смерти, от зова-и-отклика. Такова была индийская, буддистская идея. С дзэнской, китайской точки зрения это лишь половина Нирваны. Другая ее половина состоит в том, чтобы не быть освобожденным от жизни-и-смерти, от зова-и-отклика. Поэтому мы должны звать, словно мы не зовем, отвечать, словно мы не отвечаем. Неплохое пожелание! Интересно, сколько десятков лет нам нужно, чтобы приблизиться к такому состоянию.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Он носит железную колодку без дырки, Его последователи тоже не знают покоя. Чтобы религия жила и процветала, Ты должен босиком взойти на гору мечей.

Деревянную колодку с дырой для головы можно носить, но тяжелую железную колодку, тем более без дыры, можно встретить только в кошмарном сне. Железная флейта без отверстий — еще одна дзэнская метафора для обозначения того, с чем не может совладать интеллект.

Гора мечей пришла из буддистского Ада, где она соседствует с деревом мечей. Описание Ада дается в главе XIX Большой Агама-сутры. Это сутра буддизма хинаяны. В ней в разделе, посвященном Аду, говорится о лесе мечей длиной и шириной 500 йоджан,[95] в который попадают грешники. На этот лес внезапно обрушивается ураган и листья (мечи) падают на грешников. Мечи падают на руки и ноги и отсекают их. На туловище и на голове не остается места, которое не было бы израненным. Затем птицы с длинными клювами садятся им на головы и выклевывают глаза. Великие мучения, тысячи пыток и страшные крики царят в этом лесу.

Все это очаровательно, но не совсем то, что обозначает гора мечей. В малоизвестной драме Но Утаура, когда после долгих скитаний по стране в облике бродячего предсказателя судьбы Когикумару находит своего давно потерянного ребенка, он танцует танец Ада. Он говорит о многих холодных и жарких преисподних, а также о лесе мечей. В примечаниях говорится, что лес мечей — это лес, в котором листья, цветы, плоды — все мечи. Когда мучимые голодом грешники в поисках еды лезут на деревья, мечи поворачиваются остриями вниз. Когда им пора слезать, они поворачиваются вверх. «Когда они поднимаются по горам мечей, у них на ногах не остается живого места». Гору мечей здесь следует понимать как гору, поверхность которой усеяна обращенными вверх мечами.

И драма Но, и Мумонкан, возможно, перекликаются с популярными буддистскими легендами, а не с сутрами, садистское воображение авторов которых превосходит даже воображение Данте, который в песне XIII Преисподней, говорит, что заблудшие души превращаются в деревья, листья которых поедают гарпии.

Там гнезда гарпий, их поганый след, Тех, что троян, закинутых кочевьем, Прогнали со Строфад предвестьем бед. С широкими крылами, с ликом девьим, Когтистые, с пернатым животом, Они тоскливо кличут по деревьям.[96]

Слова Мумона здесь несильно отличаются от уточненных Кьеркегором слов Христа: «Узость есть Путь». И хотя высказывания Мумона иногда кажутся садистскими, у них очень мало мазохизма, и он желает сказать нам, что болезненность переживания необходима для углубления жизни. Как это отражается на реальной жизни? Должны ли мы грешить, дабы приумножить Божественную милость? Должны ли мы искать себе печали сверх тех, которые выпадают нам по воле случая? Должны, конечно, но не прямо, а косвенно — становясь более чувствительными к слабым существам, точнее, позволяя своей чувствительности увеличиваться. Сюда относятся и люди, и тараканы, и сломанная спичка, и далекий огонек. Христос умер за них в мучениях, Будда обливался потом за них, Этю взывал к ним, Осин отвечал им.

Иллюстрация с колодкой очень удачна. Вообще колодка — это два квадратных куска дерева, которыми охватывают шею преступника так, чтобы он не мог их снять. Все мы носим колодку дуализма, и это наказание вполне соответствует тяжести преступления. Когда же мы изучаем дзэн, мы обнаруживаем себя в той же колодке, но есть одно отличие — в ней нет дыры (между зовом и откликом нет различия). Она не подходит нам. Она тяжелее, чем прежде. Нам приходится труднее с обычными людьми, которые привыкли к своим колодкам, гордятся ими, а подчас даже украшают их медалями и значками.

Случай XVIII. ТОДЗАН И ТРИ ФУНТА ЛЬНА

Действующие лица

Тодзан этого случая является замечательным учеником еще более замечательного Уммона. Он уже появлялся в случае XV. Несколько ранних историй о нем можно найти во втором томе антологии Дзэн и дзэнские классики.

СЛУЧАЙ[97]

Монах спросил Тодзана:

— Что такое Будда?

— Три фунта льна, — ответил Тодзан.

Что такое Будда? В буддизме есть тройственность (три-кая), которая олицетворяет единство, но сравнивать буддистскую троицу с христианской очень трудно. Буддистская тройственность включает Дхармакаю, или Непреходящую Истину. Дхармакаю представляет Дайнити Нёрай, Будда Вайрокана, объект поклонения буддистской секты Сингон. Дайбуцу в Наре есть изображение этого Будды. Он соответствует Лику Божьему в христианстве. Второй элемент буддистской троицы — Самбхогакая — представлен Амидой Нёраем, славой на небесах. Он соответствует Богу-Отцу. Третий элемент — Нирманакая, иллюзорное тело, представленное Сяка Нёраем. Он соответствует не только Богу-Сыну, но и Богу, который прохладным вечерком прогуливался по Эдемскому саду (Быт. 3, 8), а также ангелам Ветхого Завета.

Обратим соответствие. Бог-Отец соответствует первой и второй ипостасям буддистской троицы, Сын — третьей. Святой Дух в чем-то похож на первую ипостась.[98] В ранней махаяне Дхармакая была телом истины, которой учил Шакьямуни, его умом и духом. Но в некотором смысле буддизм ближе к проявлениям гностицизма, чем христианство.

«Что такое Будда?» — самый трудный вопрос, который можно задать. Что такое Бог? Что такое Истина? Что такое Жизнь? Что такое Вселенная? Все эти вопросы составляют вопрос монаха. Ответ Тодзана по своей обыденности и банальности является противоположностью вопроса. Он слишком абсурден, чтобы быть серьезным, и если вы не начинаете смеяться, прочтя его, плохи ваши дела, ибо, как сказал Блейк, «никто не может увидеть истину, не веруя в нее». А кто может увидеть истину, не радуясь и не смеясь?

Случай с Хэкиганроку выглядит так. Император Сюкусо спросил Тю, наставника императора:

— Кто такой Укротитель[99] Десяти Проявлений?[100]

— Данапати![101]

— Выйди за пределы Вайроканы! — воскликнул наставник императора.

— Ваш смиренный слуга не понимает, — ответил император.

— Не считайте себя Чистым Телом Будды! — сказал наставник императора.

Император понял, что он есть Будда, и думал, что он и Будда — две одинаковые вещи, не осознавая, что он и Будда — две одинаковые вещи, нечто за пределами двойственности и единства.

Возвращаясь к исходному случаю, следует отметить, что в ответе Тодзана нет никакой двусмысленности. Речь идет не о произвольном количестве, а о трех фунтах, ни больше, ни меньше. Более того, три фунта не чего угодно, а именно льна. Спрашивающий монах знал или догадывался, что все в мире — Будда. Подобно богатому юноше из Нового Завета, ему недоставало только одного — трех фунтов льна. Но не следует считать, что три фунта льна — это часть космического Будды. Три фунта льна — это Дхармакая, Самбхогакая и Нирманакая, из которых ничто не изъято.

Некоторые комментаторы говорят, что, когда Тодзана спросили, он как раз взвешивал лен или наблюдал, как кто-то взвешивает лен. Или, возможно, ассоциация со льном пришла ему в голову случайно. Это могло быть воспоминанием его детства. Все это не имеет значения. Будда не есть ни Тодзан, ни монах. Будда не есть три фунта льна. Он есть «Три фунта льна». Выражаясь по-научному, иногда Будда — это «».

КОММЕНТАРИЙ

Дзэн старого Тодзана подобен раковине. Когда ее створки открываются, ты видишь печень и внутренности. И хотя все это верно, скажи мне, где мы можем увидеть Тодзана?

В конце концов подлинные секреты — это то, что известно всем. Как сказал Конфуций, знать, что ты знаешь, и не знать, что ты не знаешь — вот подлинная мудрость. Расплатой за грехи является смерть, но никто не знает этого. Вся плоть — это трава, но никто не знает этого. Бог есть любовь, но никто не знает этого. Бах — единственный в мире музыкант, но никто не знает этого. «Маленький цветочек — результат тысячелетнего труда», но никто не знает этого. Будда — это три фунта льна, но никто не знает этого.

Мумон спрашивает, где можно увидеть [подлинного] Тодзана? Это новый вопрос. Какова разница между Буддой, тремя фунтами льна и Тодзаном? Если речь идет о реальном Тодзане и реальном Будде, ответ: разницы нет. Таким образом, вопрос сводится к вопросу о том, в чем различие между Тодзаном и подлинным Тодзаном. Теперь мы видим, что ответ Тодзана монаху был ошибочным, или, точнее, неполным. Он должен был ответить: «Три фунта льна» и «Любое количество, только не три, чего угодно, только не фунтов (килограммы, тонны пойдут!), и ни в коем случае не льна!» Вот что такое Будда! Вот что такое Тодзан!

СТИХОТВОРЕНИЕ

«Три фунта льна» — спонтанно вырвалось у него. Эти слова сокровенны, их смысл неделим. Объясняющий это и то, да и нет, относительное, Сам есть [всего лишь] относительный человек

Вторая строка показывает, насколько важны слова и как трудно, если вообще возможно, разделить то, что Китс назвал Истиной и Красотой. Однако «всего лишь», вставленное в последнюю строку, напоминает нам о том, что мы не должны презирать дуализм. Без времени не бывает вечности. Без трех фунтов льна не бывает Будды.

Относительное говорит об относительном. Божественное говорит о Божественном. Тодзан говорит об абсолютном, используя относительные слова. Большинство людей используют абсолютные слова, например, Бог, бессмертие, вечность, бесконечность, но имеют в виду лишь относительное. Все зависит от голоса, от интонации, от запятых и кавычек.

Случай XIX. НАНСЭН ГОВОРИТ «ОБЫЧНОЕ СОЗНАНИЕ — ЭТО ПУТЬ»

Действующие лица

О Дзёсю и его учителе Нансэне уже говорилось в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики.

СЛУЧАЙ

Дзёсю спросил у Нансэна:

— Что такое Путь?

— Твое обычное сознание — это и есть Путь, — ответил Нансэн.

— Идет ли он в каком-то определенном направлении?[102] — спросил Дзёсю.

— Чем больше ты ищешь его, тем больше он уходит от тебя, — ответил Нансэн.

— Как же вы знаете, что это Путь?

— Путь не относится к известному или неизвестному. Знание — иллюзия. Незнание — слабость рассудка. Когда же ты постигаешь этот незамысловатый Путь, он подобен безграничности пространства, бездонной пустоте. Как он может быть этим или тем, быть или не быть?

Услышав эти слова, Дзёсю достиг внезапного просветления.

Путь создает впечатление постоянства и движения. В чем-то оно перекликается с понятием о Логосе, (словесном) действии Бога.

Уэли определил Дао, или Путь Лао-цзы, как «то, как работает вселенная», но это звучит слишком объективно и механистично. Путь Лао-цзы неизречен (I, 1; XXXII, 1), или лучше сказать, пародируя Кьеркегора, что Путь — это неизреченность. Он содержит все (IV, 1), он бессмертен (V, 1; XVIII, 1), подобен воде (VIII, 1), подразумевает Нирвану (XVI, 1). Путь — это вещи, каковы они есть (XXV, конец). Он не туманный и не абсолютный (XXIX, конец). Он свободен, подобно плывущей лодке (XXXIV, 1).

В связи с Конфуцием мы сразу же вспоминаем величайшее из его изречений, возможно, величайшее изречение в мире:

Если человек услышал Путь утром, он может без сожаления умереть вечером

глава IV

Китайские комментаторы интерпретируют Дао как «принцип добра в вещах и поступках». Тем самым, лишая его поэзии, они отнимают у него больше половины смысла. В той же самой главе Конфуций говорит Сосину, самому известному из своих учеников:

— Путь, которому я учу, — это единство, объемлющее вещи.

— Да! — ответил Со.

Затем Конфуций вышел, и ученики спросили Со:

— Что он имел в виду?

— Путь нашего Мастера означает верность своему естеству и проявление этой верности в отношении других, вот и все, — сказал Со.

В Аналектах (глава VI, 15) есть еще одно изречение, перекликающееся с дзэн:

Кто может выйти из дома не через дверь?

Как могут, люди не следовать Пути?

Это означает, что Путь есть путь. Стивенсон говорит: «Жизненные пути прямы, словно рельсы для спуска судна на воду» (Straigt are the ways of life, like the grooves of launching). Еще одно замечательное высказывание Конфуция:

Человек может прибавить к Пути; Путь не может прибавить к человеку.

Это напоминает нам Китса:

Прекрасное созданье — радость на века; Его очарованье возрастает.

И Шелли о самом Китсе:

Красивое он делал еще краше.

Путь для Конфуция — то же, что и Добродетель, но он не использует слово «добродетель» в обычном относительном смысле, как явствует из его изречения:

Те, кто славны добрыми делами, воруют добродетель.

Еще один поэтический отрывок встречаем в Учении о Среднем (XII, 4):

Путь благородного мужа начинается среди обычных необразованных людей, но в своих самых возвышенных проявлениях он сияет как на небе, так и на земле.

В следующем высказывании Конфуций подходит еще ближе к дзэн и настоящему случаю:

Учитель сказал: «Путь недалек от нас».

Мэн-цзы следует ему (IV, i, 1):

Путь рядом, но люди ищут его вдали.

Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.) умер за тысячу лет до того, как родился Нансэн, и здесь мы видим, насколько дзэн соответствует духу китайцев, или, лучше сказать, насколько китайцы (были) близки к дзэн.

Одним из самых известных объяснений высказывания «Твое обычное сознание — это и есть Путь» являются слова: «Когда перед тобой чай, пей его; когда перед тобой рис, ешь его», принадлежащие японскому монаху по имени Кэйдзан-Дзёкин из секты Сото. Он основал храм Содзидзи, в котором достиг просветления на почве этого самого изречения. В искусстве, поэзии и музыке все самое выдающееся отмечено великой обычностью, необычайной естественностью, немыслимой потусторонностью.

Несмотря, на все свои перья, сова простудилась.

Вопрос «Идет ли он в каком-то определенном направлении?» означает: «Куда ведет Путь?», «Как мы можем стать на него?» Далее Нансэн говорит, что Путь подобен необъятности пространства, которое не узко и не широко, простирается туда и сюда; не ведет от невежества к просветлению, вообще чужд развитию, вечно движется, но никогда не сходит с места, всегда грешит, но никогда не покидает Эдемский сад. Ни аскетизм, ни изучение, ни труды, ни вера не могут отделить нас от любви Бога. И все же есть различие между двумя типами людей на Пути — теми, что осознают его, и теми, что нет. То же можно сказать о музыке. Кто действительно знает, что такое музыка (подлинный смысл музыки — это Бах), тот знает, что каждый звук, каким бы грубым и вульгарным он ни был, есть Глас Божий, как, например, Искусство Фуги. Но кто не знает, что такое музыка, тот не знает даже, что он не знает. Поэтому все люди находятся на Пути, но лишь немногие знают об этом.

Дзёсю спрашивает, как можно узнать, на Пути мы или нет; как узнать, что Вордсворт — подлинный поэт, а Колридж — фальшивка. Ответ Нансэна поистине гениален. Он не говорит, что в этом деле все решает опыт. Он говорит, что знание и незнание в этом деле ничего не решают. Знание означает понимание, что нечто истинно или ложно, хорошо или плохо, правильно или неправильно, Путь или не Путь. Незнание подразумевает глупость, ограниченность, смерть. Поэтому, когда Нансэн утверждает, что знание и незнание на Пути ничего не решают, это его утверждение, будучи проявлением знания, также, строго говоря, неверно, и Нансэн вполне готов к этому.

В христианстве идея о Пути не получила такого широкого распространения, как на Дальнем Востоке. Материальные и философские представления о Пути здесь менее приемлемы, чем идеи о Лике Божьем, Разуме, Принципе, Абсолюте, Запредельном и так далее. В Новом Завете есть одно поразительное место:

Я есмь Путь.

Такое даже Уммону никогда не приходило в голову! Эти слова столь же трансцендентны, как и слова «Бог есть Любовь», в которых личное и безличностное полностью уравниваются в правах. Поэзия, то есть религия, означает понимание слов буквально, а не метафорически. «Бог есть Любовь» можно легко объяснять, сказав, что Бог — это любовная забота о других людях. Но это весьма сомнительное предположение. В соответствии с Толкованием Крудена:

Иисус Христос зовется Путем (Иоан. 14, 6), потому что только через него одного верующие могут обрести вечную жизнь, возможность пребывать на Небесах. Он есть Путь на небеса в силу учения, которое он проповедовал; в силу смерти, ценой которой он приобрел право на вечную жизнь для избранных; в силу своей святой жизни и наставлений, дающих пример, которому мы должны следовать; в силу присутствия Духа, который облагораживает верующих и позволяет им стать наследниками мудрости святых.

Понимая «Я есмь Путь» с дзэнской точки зрения, мы увидим смысл этого высказывания в том, что просветленный человек, точнее, любой человек в момент просветления, есть Путь — личность, но не принцип; движение, но не к улучшению; проявление общего (в том смысле, что он действует во благо всего живого), но в то же время и частного (в том смысле, что он действует в пространстве и времени); пример, но не пример чего-то конкретного. Таков Путь праведных.

Кроме того, в Ветхом Завете мы имеем Путь Господ. По какому Пути идет Бог? Очевидно, Он сам есть Путь; Он сам идет по себе. По-буддистски это можно сказать так: человек с природой Будды идет по пути Будды. Он и Путь — два проявления одного и того же. Это Одно-и-то-же есть одно проявление двух начал. Но Послания к римлянам (Рим. 11, 33) говорит нам, что «неисследимы пути Его». Мы должны понимать это в том смысле, что, во-первых, Путь интеллектуально не-указуем, и что, во-вторых, хотя мы всегда более или менее далеки от него, нам всегда кажется, что мы постепенно становимся ближе к нему.

КОММЕНТАРИЙ

Дзёсю неожиданно задал вопрос Нансэну, на который тот ответил, но черепица раскрошилась, лед тронулся и преградил путь воде. Хотя Дзёсю и достиг просветления, ему понадобилось тридцать лет непрестанных поисков для осознания того, что он тогда постиг.

Среди комментаторов нет единодушия,[103] но скорее всего, речь идет о том, что Нансэн объяснил все, но Дзёсю тогда не смог понять его до конца. Известно много случаев, в которых идея «просветления раз и навсегда» неприменима. Идея «ступенчатого просветления» кажется более разумной, или, лучше будет сказать, более привлекательной, ведь в противном случае, как заметили еще ранние индийские буддисты, самоубийство было бы следующим логическим шагом после просветления. Ранние буддисты стремились предотвратить будущие перевоплощения, которые могли повлечь за собой любой отход от просветления.

Но с другой стороны, одержать победу в (единственной) игре и знать, что на Небесах нас ожидает лавровый венец, означает поставить себя в положение животных. В истории дзэн известны многие случаи, когда первое просветление было неполным. В качестве примера можно привести Эно, который достиг первого просветления, когда услышал слова из Алмазной сутры. Другие примеры можно найти в разделе «Практика Коан» второго тома книги Эссе по дзэн-буддизму Д. Т. Судзуки.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Весной цветы, осенью луна, Прохладный ветерок летом, снег зимой — Когда твой ум ничто не заполняет, Жизнь приносит счастье каждый день.

Это стихотворение немного поэтичнее, чем большинство других, однако оно не звучит оригинально. Но это и не подражание Стивенсону с его:

В нашем мире так много различных вещей, Что счастливы должны мы быть не меньше королей.

В словах Мумона чувствуется эгоизм, и мне хочется прибавить к его стихотворению последнюю строку стихотворения Стивенсона Обязанности маленьких детей:

Если ты можешь этим быть доволен.

Только тот, кто действительно любит цветы и ветер, луну и снег, знает, как важно наслаждаться природой вместе с другими людьми. Радость общения — это и есть «обычное сознание», которое Мумон здесь пытается продемонстрировать. Как видите, иногда человек дзэн становится мизантропом.

Случай XX. СЁГЭН И СИЛАЧ

Действующие лица

Сёгэн — самый поздний из дзэнских мастеров, упомянутых в Мумонкане. Сёгэн был почти современником Мумона. Именно от Сёгэна ведет свое начало современная (японская) школа Риндзай.

Сёгэн (Сун-юань) родился в 1123 году и умер в 1202. Мумон родился в 1183 году, когда Сёгэну было пятьдесят два, а когда Сёгэн умер, Мумону было двадцать. Сёгэн стал в полном смысле монахом довольно поздно, в 1164 году, когда ему исполнилось тридцать два. Он посетил всех великих мастеров своего времени, в частности, Дайэ. Он достиг просветления, услышав, как мастер Миттан наставляет монаха: «Это не ум! Это не Будда! Это не вещи!»

С этими словами Нансэна мы еще будем иметь дело в случае XXVII.

СЛУЧАЙ

Сёгэн спросил: «Почему силач не может поднять ногу?» [Или «Почему просветленный не отстаивает дзэн?»] Еще он сказал: «Если мы говорим, то не языком».

Известно, что Сёгэн поставил три проблемы. Третью Мумон не включил в случай. Вот она: «Почему человек просветленного ума не устраняет то, что прицеплено к его ногам?» Чтобы понять, почему Мумон не включил в случай этот вопрос, нужно попытаться понять первый вопрос.

Если мы принимаем первый вариант перевода, тогда Сёгэн спрашивает: «Почему человек не может поднять себя?» Христианский и амидистский ответ на этот вопрос будет состоять в том, что Христос и Амида могут сделать это. Тогда на вопрос «Почему человек не говорит языком?» христианство и секта Дзёдо не дают ответа. То же касается и третьего вопроса: «Почему просветленный непросветлен?» Схожесть второго и третьего вопросов послужила, вероятно, поводом для Мумона не включать в случай третий вопрос.

Если же мы принимаем второй вариант перевода, Сёгэн выступает против пассивных тенденций дзэн, против его антисоциального, антимиссионерского отношения. Легко сказать, что мой доход — это ваш доход, что мое просветление подразумевает твое просветление, или спросить: «Как я могу спасти вас, если я сам не могу спастись?» Но когда мы помним, что дзэн — это не простое отождествление вас и меня, и что, (только) обучая других, мы учимся сами, мы видим, что в дзэн опасность эгоизма не меньше, чем опасность само-спасения в христианстве, которое призывает каждого спасать свою душу.

«Если мы говорим (проповедуем), то не языком» может также означать, что, когда мы говорим, говорит все наше тело-душа. Плохо или хорошо говорит — это другое дело; и все же ничто в нас не молчит. «Почему просветленный человек не избавляется от своих эмоциональных и интеллектуальных ограничений?» Суть в том, что он не может и не желает этого делать. Он не различает сатори (просветление) и маёи (заблуждение), он не стремится избежать Ада или попасть на Небеса.

КОММЕНТАРИЙ

Следует отметить, что Сёгэн открывает нам свою душу, но не находит того, кто может его понять. Если же такой человек найдется, пусть он подойдет ко мне, Мумону, и получит от меня удары. Почему удары? Если хочешь знать, что такое подлинное золото, ищи его среди пламени.

Комментарий довольно слабый. С помощью ударов палкой можно отличить болтливый дзэн от подлинного дзэн, но удары дзэнского мастера мотивированы этим не больше, чем удары вселенной. «Твоим учителем да будет сама Природа!» (Вордсворт). Да, но Природа учит, не намереваясь учить; она ничего не планирует с нами сделать. Природа может научить нас главному — готовности учиться у нее. Если вы хладнокровно бьете своего ребенка в надежде улучшить его характер, он вырастет лгуном и лицемером, если не хуже. Если же вы шлепаете его, потому что… ну, потому что вы просто делаете это, он увидит в этом ваше внимание к нему и его поступкам. То же касается учителя и ученика. Учитель бьет, но не потому что он любит или ненавидит (хотя он и любит, и ненавидит), не потому, что он поощряет или наказывает, а потому, что он проявляет Природу Вещей, у которой есть, что сказать вам. У Лао-цзы читаем: «Небо и Земля беспощадны».

СТИХОТВОРЕНИЕ

Поднимая ногу, я пинаю Благоухающий Океан; Глядя вниз, я взираю на Четыре Неба Дхьяны. В мире нет места для моего огромного тела… Пожалуйста, допиши здесь строку.

Благоухающий Океан окружает гору Шумеру в центре вселенной. Четыре Неба Дхьяны — это сферы, где пребывают достигшие четырех состояний дхьяны, даже первое из которых не менее безгранично, чем сама вселенная. Мумон говорит нам, что мы можем подняться выше облаков и вселенных, описанных в буддистской космологии. Последняя построена на гиперболах. Гиперболы бесконечной протяженности и бесконечного разнообразия индийские буддисты использовали, как и Чжуан-цзы, для показа условности качеств, для подчеркивания силы человека. Сёгэн спрашивает, почему силач не может поднять ногу. Мумон говорит о том, что пинает целый океан и взирает на мир с заоблачных высот. Это еще один вариант слов Эмерсона: «Люди снисходят, чтобы понимать друг друга».

Описание тела просветленного человека напоминает нам птицу, о которой говорит Эдвард Лир:

Старик сказал: «Вот это да! Молоденькая птичка смотрит из куста». Когда его спросили: «Велика она?» Ответил он: «Совсем не велика! Всего лишь раз в четыре поболее куста!»

Обратите внимание на то, что птичка молоденькая. Кто же, в таком случае, старик?

Случай XXI. УММОН И ПАЛОЧКА-ПОДТИРКА

Действующие лица

Это мой любимый случай, а Уммон — мой любимый дзэнский мастер. В этом случае у нас три действующих лица: Уммон, палочка-подтирка и Будда. До чего же трудно разобраться, кто из них кто! Уммон родился в 966 году, палочка возникла вместе с человечеством, а Будда — вместе со вселенной.

СЛУЧАЙ

Монах спросил Уммона:

— Что такое Будда?

— Палочка-подтирка, — ответил Уммон.

Вместо туалетной бумаги китайцы во времена Уммона использовали небольшую палочку. В данном случае идет речь об использованной выброшенной палочке с засохшим дерьмом. Вероятно, в простонародье слово «палочка-подтирка» использовалось как ругательство, ведь невозможно вообразить себе язык без бранных слов. Риндзай называл этим словом монаха, который не мог ничего сказать (см. комментарий к комментарию в случае XII). Но использовать это слово для определения Неопределимого, для ограничения Безграничного, сравнить самое возвышенное с самым ничтожным, уравнять в правах сосуд чести и сосуд бесчестия — и в то же время не впасть в равнодушие, цинизм, быть готовым умереть за самую примитивную туалетную бумагу — вот пример подлинного величия человеческого Духа!

Унижать возвышенное, возвышать ничтожное и тем самым приводить все в отвратительное срединное состояние — это не входило в намерения Уммона, но и не противоречило им. Уммон не учит нас пантеизму, равно как и не пытается показать нам, что все в мире имеет бесконечное и поэтому одинаковое достоинство — хотя постичь это означает пройти полпути к пониманию дзэн. Уммон желает показать нам, что эта палочка-подтирка есть вся вселенная, Бог, Лик Божий и Будда. Таким образом, все в этой фразе определяется акцентом. Нужно говорить не «Палочка-подтирка — это Будда!», а «Палочка-подтирка — это Будда!» Физическое начало более насущно, более живо, более стремительно, чем в равной мере важное начало духовное.

Этот схатологический случай имеет и другие аспекты. В Индии известны медитации на нечистых вещах, например, навасамджна — медитация на трупах для контроля сексуальных желаний. Вот девять объектов этой медитации: распухание трупа, мертвенный голубой цвет, гниение, кровавые сцены, отрубленные конечности, поедание трупов птицами и животными, постепенный распад, кости, сожжение и погребение.

Матимото Донку, описывая кансикэцу, говорит:

Это инструмент для удаления экскрементов. В горных районах Китая представители низших классов пользовались большими коллективными уборными с длинной палкой для подтирания. Оправившись, человек становился так, чтобы палка была у него между ногами, и проходил несколько шагов в таком положении, вытирая задницу о палку. Эта палка была всегда покрыта засохшим дерьмом. Вот что имеют в виду, когда говорят «засохшая палка для подтирания». В Японии, в горных районах Кисо, можно встретить короткую палочку, которая называется навозная палочка. Она бывает двух видов. Более дорогая похожа на лакированную лопатку. Такими палочками пользовались богатые люди.

Это было написано в сорок первом году Мэйдзи (1909). Дзимбо в своем Мумонкане рассказывает другую интересную историю:

Однажды, когда я был унсуем, шестнадцати или семнадцати лет, я заблудился в горах Хида и должен был провести ночь в одиноком доме. Там со мной приключилась неприятность из-за лопатки для подтирания. Не зная, как ею пользоваться, я искал в доме хотя бы клочок бумаги и в конце концов не удержался. Когда я впоследствии спросил у хозяина дома, как называется эта вещь, он сказал что это хотокэги, или палочка-Будда.

— Разве не богохульственно называть ее так? — спросил я.

— А разве не хуже использовать для этой цели бумагу? — ответил хозяин дома.

Следует отметить, что в Китае почитают бумагу, особенно бумагу для печати книг. В одно время монахи ходили, собирали небольшие клочки выброшенной бумаги и благоговейно сжигали ее. В Японии одно и то же слово ками означает «божество» и «бумага».

В семнадцатом томе Янагидару (1782) есть следующее сэнрю:

Там была лопатка, И все же Исида подтерся Носовым платком.

Все выделения человеческого тела считаются нечистыми (известны легенды об «аде экскрементов"). Скорее всего, виной тому их связь с сексом и чувство стыда, которое возникло вследствие необходимости первобытного человека подыскивать для полового акта темное, укромное место, чтобы избежать нападения. В результате нам кажется, что палочка для подтирания отвратительна, что она не имеет ничего общего с проблемами жизни и идеями о Будде. Нам кажется, что мы должны выбросить ее из сознания. Можно спросить: «Конечно же, все это так, но почему бы нам не отправиться искать Будду в более приятные, возвышенные сферы? Зачем выбирать самый сложный пример?»

Один из ответов может быть таким: если вы не дома везде, вы не можете быть дома нигде. (Дом англичанина, как известно, его крепость, но крепость — это не дом.) Другим ответом могут быть слова Гамлета о том, что один недосмотр, один промах губит нас, несмотря на все наши добродетели. «Лишь одного тебе недостает!»

КОММЕНТАРИЙ

Надо сказать, что Уммон не умеет ценить простую пищу. Он так спешит, что не может даже писать разборчиво. Он вознамерился подпереть секту палочкой для подтирания. Посмотри, что из этого получилось!

В первых двух предложениях Мумон говорит, что Уммон выражается небрежно из-за ограниченности мышления и большого числа учеников. Смысл последних двух — в том, что буддизм можно поддерживать богатством или нищетой, романтизмом или прямыми формулировками истины, золотым скипетром или палочкой-подтиркой. Его процветание или упадок зависит от того, что мы выберем. Мы можем построить великий храм

Со многими ярусами разноцветных окон, Излучающих тусклый религиозный свет,

основать Всемирную Федерацию Буддистов, проводить церемонии с благовониями, в расшитых мантиях, распевать сутры с торжественным видом, рекламировать встречи для медитации — и дзэн будет продолжать существовать. Или прикажет долго жить? Мы можем плохо отзываться о нем, никогда не посещать сэссин, поглядывать в сторону храмов с неодобрением, презирать мастеров — и дзэн будет…

СТИХОТВОРЕНИЕ

Внезапная вспышка молнии! Искры от железа, ударившего по кремню! Неожиданный проблеск в уме, И ноги уже идут в другую сторону.

Палочка-подтирка Уммона сравнивается здесь со вспышкой молнии. Она сияет в своей отвратительности, спонтанности, бездумности, невыразимости, бесформенности, безэмоциональности. В этом палочка, вспышка и искра — все они подобны Лику Божьему. Если глаз души хотя бы на мгновение затуманивается эмоциональными или интеллектуальными предрассудками, он находит палочку для подтирания отвратительной, недостойной нашего внимания — и тогда Будда потерян.

Случай XXII. КАСЁ И ФЛАГШТОК

Действующие лица

Кашьяпа уже появлялся в случае VI Легенда говорит о том, что после смерти Будды его последователи собрались на совет для канонизации учения. Кашьяпа, самый образованный из учеников Будды, излагал метафизические принципы; Упали, самый старший ученик — законы и дисциплину, тогда как Ананда, любимый ученик Будды — притчи и проповеди. В соответствии с буддистской историей Ананда был допущен на Синод не сразу. Накануне собрания он достиг состояния архата, но даже после этого против него были выдвинуты следующие обвинения. (1) Он не может сформулировать некоторые заповеди, потому что преисполнен скорби в связи с неотвратимой смертью Будды. (2) Он топтался по одежде Будды, когда шил ее. (3) Он позволил женщинам первыми проститься с телом усопшего Будды и т. д, Ананда доказал свою невиновность во всех отношениях, но мы видим, что эти обвинения относятся к примитивному буддизму и не имеют ничего общего с дзэн.

СЛУЧАЙ

Анан спросил у Касё:

— Почитаемый Миром передал тебе стихарь из золотой материи; передал ли он тебе что-нибудь еще?

— Анан! — позвал Касё.

— Что? — отозвался Анан.

— Сбей ногой флагшток у ворот, — сказал Касё.

Флагшток с флагом находился возле ворот храма. По флагу можно было судить, читают ли проповедь в храме. Если флаг возле храма поднят, это означает, что в нем дает наставления известный учитель.

Смысл этого случая, как и многих других ему подобных, в том, что Кашьяпа окликнул Ананду. Это напоминает нам о Христе, который взывал к некоторым из своих учеников. Учитель зовет, ученик поднимается и следует за ним. Ананда думает, что у Будды можно получить что-то большее, чем внешние знаки отличия, и спрашивает у Кашьяпы, что это такое. Кашьяпа отвечает на его вопрос тем, что зовет его, и Ананда принимает его ответ, отзываясь «Что?» Это напоминает любовь (или ненависть) с первого взгляда. Можно привести сколько угодно аргументов «за» и «против» такой любви, но влюбленный чувствует непреодолимость, неизбежность притяжения. Дзэн — это влюбленность с первого взгляда во вселенную, в судьбу, в Бога, в Природу.

В каждое мгновение нас окликают и мы отвечаем. Вещи испытывают нас, но мы не выдерживаем испытания. Вещи снова испытывают, но мы снова не выдерживаем. Мы терпим неудачу не потому, что нам недостает знания или силы воли, а потому, что нам недостает того, что Шекспир назвал готовностью — качеством, которым сполна обладает зеркало. Та же самая готовность присутствует в строках стихотворения:

Почудилось, что слышу зов Его: «Дитя!», И я ответствовал Ему: «Я здесь, Господь!»

Ответ на вопрос в данном случае не имеет ничего общего с причиной и следствием. Это напоминает зимнюю спячку змей и весеннее тепло. Если бы змея не проснулась, зима была бы вечной. Если бы Кашьяпа не позвал, Ананда никогда не ответил бы. «Сбей ногой флагшток возле ворот храма!» — это разрушительная сторона дзэн. Проиллюстрировать ее можно притчей Стивенсона под названием Пожарник.

Однажды пожарник ворвался в горящий дом и увидел в нем больного.

— Не спасай меня, — сказал больной. Спасай здоровых.

— Будь добр, скажи мне, почему я не должен спасать тебя? — спросил пожарник, ибо был он вежливым и любознательным человеком.

— Нет ничего понятнее, — сказал больной. — Здоровых следует предпочитать во всех случаях, потому что от них больше пользы миру.

Пожарник задумался на некоторое время, ибо был он в некотором смысле философом.

— Предположим, что это действительно так, — сказал он в конце концов, когда часть горящей крыши провалилась в комнату. — Но скажи на милость, в чем ты усматриваешь роль здоровых людей в свершении дел этого мира?

— Ничто не может быть проще, — отвечал больной. — Я усматриваю роль здоровых людей в том, чтобы помогать больным и немощным.

Пожарник снова погрузился в размышления, ибо этот прекрасный человек никогда не спешил. — Я могу простить тебе то, что ты болен, — сказал наконец пожарник, когда часть горящей стены упала рядом с кроватью. — Но я не могу простить тебе то, что ты глуп. — И с этими словами он высоко поднял свой топор и ударил им больного, ибо был он прежде всего справедлив.

Кстати, этот случай является продолжением случая VI, в котором Будда передал Закон Кашьяпе. Последней историей из этого цикла следует считать бурную сцену, описанную в случае XXIII.

КОММЕНТАРИЙ

Если по этому поводу ты можешь сказать решающее слово, ты видишь, что встреча на горе Градхаракута все еще продолжается. Если нет, то ты не понял Сути, даже если стремился к просветлению со времен Випасина.

Упоминания о «решающем слове» встречаются также в случаях II и XI. Высказывание «встреча на горе Градхаракута все еще продолжается» заимствовано у Тэндай Дайси (известного так же, как Тися или Тиги), который родился в 533 и умер в 597 году. Он обучался у Эси (Хуэй-шу) и убедился, что Лотосовая сутра дает лучшую интерпретацию буддизма. В 575 году он отправился на гору Тэндай, где основал школу Кэгон. Тэндай писал:

«Если ты достиг просветления в самадхи Золотого Цветка,[104] если ты овладел Круговыми Дхарани,[105] тогда [для тебя] собрание на священной Горе [Ястреба] продолжается во всем его великолепии».

Випасин — это первый из семи Будд. Остальных Будд мы уже перечисляли в случае II.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Вопрос скучный, но ответ утонченный; Как много людей не могут ясно видеть! Старший брат зовет, младший отвечает — одна семья; Эта весна не имеет ничего общего с Инь и Ян.

Вопрос о том, можно ли передать что-то, кроме золоченого стихаря, глуп. Он не имеет никакого отношения к дзэн. Но оклик «Ананда!» идеально соответствует состоянию, в котором находится Ананда. Духовная дальнозоркость проистекает из идеи о чем-то, о Чем-то, о Присутствии, которого мы в один прекрасный день можем достичь, — о Кормчем, ожидающем нас.[106] Однако каждая вещь — это Что-то, каждый человек — это Кто-то, каждое мгновение — Вечность, каждое место — Земля Обетованная.

Выражение «одна семья» буквально переводится как «уродство дома». Оно подразумевает дзэн, который Кашьяпа и Ананда проявили в общении. С другой стороны, это означает, что они мечут бисер перед свиньями, которыми являемся мы. Последняя строка напоминает нам о стихотворении Басё

Неведомая людям весна — Рисунок цветущей сливы На обратной стороне зеркала.

Это весна искусства, с которой мы встречаемся также в стихотворении Китса Ода греческой вазе, где говорится о блаженных ветвях,

что не могут ни потерять Своей листвы, ни проститься навсегда с весной.

Эта весна тоже находится за пределами Инь и Ян, женского и мужского начал, отрицательного и положительного элементов вселенной; за пределами двойственности. Но весна Китса, которая «превыше всех страстей земных», — это не дзэн. Это поэтический уход от мира — уход, который можно встретить даже у Блейка.

Господь, что делаем мы здесь, В краю неверия и страха. Когда нас ждет земля мечты Над светом утренней звезды?

Случай XXIII. ЭНО И ПОДЛИННОЕ «Я»

Действующие, лица

Эно — третья по известности фигура в истории дзэн, если первыми двумя считать Будду и Даруму. Образ Дарумы кажется призрачным и нереальным; другие четыре патриарха выглядят немного неуверенными в себе и сомневающимися. Только после Эно появился тот дзэн, каким мы его теперь знаем. В нем мы видим китайский характер в его лучших проявлениях. Нет оснований считать, как это делает Д. Т. Судзуки, что необразованность Эно преувеличена. Скорее всего, до конца своей жизни он так и не научился читать и писать. Его осведомленность в сутрах ничего не говорит о его грамотности, потому что когда сутры читают по-китайски, их смысл вполне понятен, и в день своего первого просветления Эно без труда воспринял на слух знаменитые слова из Алмазной сутры.

На примере Эно мы понимаем, каким образом обычный человек может быть Буддой. У него почти нет той любви к парадоксам во имя парадоксов, которая исказила более поздний дзэн. Он никого не бил и ни на кого не кричал. Он не пытался вложить смысл вселенной в один иероглиф, как это делал Уммон. Он мог встать (или сесть) перед толпой простых людей, богатых и бедных, ученых и неученых, и сказать на простом и скромном языке, чем дзэн является, чем он не является. Доброта, простота, честность, открытость, вежливость — все это присуще Эно. Ему недостает только поэтичности. Об Эмё (Хуэй-мине) в Рокусодангё говорится:

Один монах, известный в миру как Тин, а впоследствии получивший имя Эмё, был одним из тех, кто преследовал меня. [В миру] Эмё был генералом четвертого ранга. В своем характере и поступках он отличался прямотой и откровенностью. Он был самым настойчивым из моих преследователей.

Эмё, как и Дзинсю, называли дзёдза, что означает «просветленный монах, живущий в монастыре вместе с другими».

СЛУЧАЙ

Монах Мё преследовал Шестого патриарха до самого Дайюрэя. Когда Патриарх увидел, что Мё приближается, он положил на камень мантию и чашу и сказал ему:

— Эта мантия олицетворяет веру. Стоит ли из-за нее сражаться? Можешь забрать ее.

Мё попытался поднять мантию и чашу, но они были тяжелы, как гора, и он не смог сдвинуть их с места. Сомневаясь и дрожа, он сказал:

— Я пришел за Учением, а не за мантией. Умоляю вас, откройте его вашему слуге!

— Не думай «Это хорошо» или «Это плохо». Когда ты не думаешь о хорошем и плохом — что такое подлинное «я» монаха Мё?

Услышав эти слова, Мё сразу достиг великого просветления. Везде по его телу выступил пот. Из глаз у него текли слезы. Он смиренно поклонился и спросил:

— За пределами тайных слов и тайного смысла есть ли что-нибудь более глубокое?

— Ты постиг свое подлинное «я». Все, что глубже этого, принадлежит лишь тебе одному.

— Когда я был на горе Обай[107] вместе с остальными монахами, я ни разу не постиг своего подлинного «я». Но теперь, когда я получил ваши наставления, я похож на человека, которой пьет воду: он сам знает, холодная вода или теплая. Вы — мой учитель!

— Мы оба ученики Обая. Никогда не забывай, чему ты научился у него! — сказал Шестой патриарх.

Нет ничего удивительного в том, что Эмё не мог поднять мантию. И дело здесь не только в том, что от Обая до Дайюрэя он преодолел шестьсот или семьсот миль и поэтому, наверное, устал. Дело в том, что подобно тому, как с верой мы можем двигать горы, без нее мы не можем поднять даже булавку.

Этот случай взят не из Рокусодангё, где приводится больше деталей.

Эно обратился к Эмё:

— Позволь мыслям покинуть твой ум, и тогда я буду учить тебя.

После того как Эмё в течение долгого времени делал дзадзэн, Эно сказал ему.

— Не думай «Это хорошо» и т. д.

Выражение хонрай-но мэммоку Судзуки переводит как «подлинное лицо, которое было у тебя до рождения». Этот перевод не буквальный, но он поражает нас. Он соответствует словам Христа: «Должно вам родиться свыше» (Ин. 3, 7).

Не думать о хорошем и плохом означает не думать о приобретении и потере, о приятном и неприятном, о моем и не моем. В этом отрывке «думать» — самое трудное слово; оно подразумевает, как это часто бывает у Вордсворта, чувства, интуицию. Поэтому «не думай о хорошем и плохом» означает «думай, осознавай и на своем опыте постигни, что добро и зло не существует». Обратите внимание на то, как Эно ответил на просьбу Эмё показать ему что-то большее. Эно говорит ему: «Нечего открывать. Не существуют никаких секретов. Я сказал тебе то, что говорю всем». И наконец, со свойственным ему китайским чувством приличия и уместности Эно напоминает Эмё, что, каковы бы ни были личные мнения Эмё об относительных достоинствах его и Гунина, Эно и Эмё в равной мере являются учениками Гунина.

КОММЕНТАРИЙ

Шестой Патриарх мог бы сказать, что здесь было очень важно проявить материнское сострадание. Это напоминает ситуацию, в которой свежий лити[108] очистили и, вынув из него косточки, положили вам в рот. Вам осталось только проглотить его.

Мумон с присущей ему наблюдательностью отмечает необычную мягкость, человечность и доброту Эно в отношении Эмё. Он подчеркивает, что именно теплота чувств помогла Эно найти нужные слова, которые и пробудили в душе Эмё дремлющее просветление. Проницательности здесь недостаточно, потому что именно добро преображает мир:

И вы полюбите его раньше, Чем он покажется вам достойным любви.[109]

СТИХОТВОРЕНИЕ

Ты описываешь напрасно и изображаешь зря; Нет нужды хвалить и восхищаться! Тебе негде спрятать свое подлинное «я»; Мир исчезает, но оно, неуничтожимое, остается.

Первые две строки противопоставляются двум последним. Подлинное «я» можно поцеловать, но его нельзя удержать. Оно невидимо, но его нельзя сокрыть. Оно не рождалось и никогда не умрет.

«Нет нужды хвалить и восхищаться!» переводится по-разному:

1. Среди двенадцати нидан, или звеньев в цепи существования, две участвуют в записи этого выражения (которое включает три иероглифа). Речь идет о нидане номер семь (ощущение), нидане номер одиннадцать (рождение). Возможно, они символизируют всю цепь существования, и тогда слова Мумона следует переводить так: «Разорви цепь существования!»

2. Кроме того, два иероглифа, входящие в состав выражения, можно перевести как «получение жизни». В этом случае Мумон говорит: «Прекрати получать жизнь!» Другими словами, «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24).

3. Переводя второй иероглиф как «возникать», получим тот же смысл, что и у знаменитой строки, услышав которую Эно достиг просветления: «Не позволяй помыслам возникать в сознании».

Вечность есть лишь мысль, Которую мы мыслим о Тебе.

Делая Это, или Бога, объектом своей мысли, мы сразу же теряем его. Но когда мы понимаем, что не можем найти его, мы понимаем также, что не можем спрятать или потерять его. Конфуций говорит:

Друзья мои, вы думаете, я что-то скрыл от вас?

Нет, я ничего не скрыл от вас.

Последняя строка стихотворения Мумона интересна. Кажется, что Мумон говорит здесь о бессмертии души, но это неверно. В случае XXIX из Хэкиганроку мы встречаем, как может показаться на первый взгляд, противоположное мнение.

Монах спросил у Дайдзуя:[110]

— Когда придет Век Огня,[111] все вещи будут уничтожены. Будет ли Это [Реальность, природа Будды, подлинное «я»] также уничтожено?

— До, оно будет уничтожено, — ответил Дайдзуй.

— Вы желаете сказать, что оно будет уничтожено наряду со всем остальным? — не унимался монах.

— Да, оно будет уничтожено наряду со всем остальным, — ответил Дайдзуй.

Обычно считается, что «Это» в процитированной истории обозначает душу, и стало быть, Дайдзуй отрицает бессмертие души. Мумон утверждает бессмертие души. Дайдзуй и Мумон говорят одно и то же, только с разных точек зрения. Дайдзуй говорит, что во времени все вещи имеют начало и конец. Мумон говорит, что за пределами времени все вещи неуничтожимы.

Случай XXIV. ФУКЭЦУ ИЗБЕГАЕТ ОШИБКИ

Действующие лица

Фукэцу (Фэн-сюэ, 896–973) был духовным внуком Риндзая. Он родился в 896, за год до того, как умер Дзёсю. В молодости он изучал конфуцианских классиков, однако не выдержал экзамена на должность чиновника и поэтому обратился к буддизму, вначале к секте Тэндай, затем к дзэн. В возрасте двадцати пяти лет он учился у Кёсэя, ученика Сэппо, но ничего не достиг и отправился к другим дзэнским мастерам. История просветления Фукэцу приводится в длинном комментарии к случаю XXXVIII из Хэкиганроку. В этой истории необычно то, что просветление наступило после того, как Нанъин похвалил Фукэцу.

СЛУЧАЙ

Монах спросил у Фукэцу:

— И слова, и молчание в равной мере ошибочны; как нам избежать ошибки?

— Я часто вспоминаю провинцию Конан в марте; куропатки кричат среди душистых цветов, — ответил Фукэцу.

Монах IV века Содзё (Сэн-чжао) был одним из четырех великих переводчиков буддистских писаний при Кумарадживе, который умер в 412 году, за сто с лишним лет до прихода Дарумы в Китай. Будучи приговоренным к смерти в возрасте тридцати одного года, Содзё попросил отсрочку на неделю, в течение которой он написал Ходзорон. Во второй части этого трактата говорится, что, когда Великий Путь отделяет себя от имен и форм и входит в сферу Бхутататхаты, или Абсолютной Реальности, он становится Разделенностью. Когда же Великий Путь проявляется в Мириаде Феноменов, его бесконечное разнообразие становится Утонченностью. Когда он проявляется в речи, это проявление Утонченности. Когда он принимает вид безмолвия, это Разделенность. Таким образом, имеем:

Утонченность возникновение речь

/

Путь

\

Разделенность погружение молчание

Вопрос монаха звучит так: «Как нам выйти за пределы речи и молчания?» С философской точки зрения, мы выходим за пределы речи и молчания, когда Молчим, и выходим за пределы Молчания, когда молчим или говорим.

Вопрос можно сформулировать еще и так: «Как мы можем Молчать и молчать? Как мы можем Молчать и говорить?» В Юймакё Вималакирти выходит из затруднения тем, что Молчит и молчит. Он не говорит ничего в ответ на требования Манджушри.[112] Таково было его «громоподобное молчание». Фукэцу решает эту проблему тем, что Молчит и говорит. Он цитирует старый стих, который естественно пришел ему в голову. Идея ответа в том, что одно лишь Молчание не подходит, но в равной мере не подходят молчание и речь. Наше Молчание должно быть всегда, но должны быть также молчание и речь.

КОММЕНТАРИЙ

Ум Фукэцу подобен молнии. У него есть свой путь, и он идет по нему. Но почему он полагается на изречения древних? Если ты окажешься столь любезным, что пожелаешь выразить свое мнение, у тебя есть такая возможность. Отбрось свои слова и изречения — и скажи что-нибудь!

Фукэцу не отвечает на вопрос монаха рационально. Он не объясняет различие между молчанием и Молчанием и тому подобные вещи. Он, не задумываясь, произносит поэтические строки. Было бы, конечно, лучше сказать что-то оригинальное, даже если бы эти слова были менее литературными. Важно не критиковать других, а излучать свой свет. Мумон призывает нас дать ему изречение или предложение, которое было бы одновременно Молчанием и речью. Однако для этой цели Молчание и молчание также подойдет. В любом случае мы должны предложить ему действие, которое выходит за пределы относительного и абсолютного и включает их в себя. В комичном случае XXXVIII из Хэкиганроку мы встречаем совсем другого Фукэцу. Тот случай заканчивается следующим образом:

Фукэцу кричит монаху:

— Катц! Скажешь ли ты еще что-нибудь? Рохи [монах] стоял в нерешительности. Тогда

Фукэцу ударил его своим хоссы и спросил:

— Ну что, понял? Теперь скажи мне, что ты понял?

Рохи начал было открывать рот, как Фукэцу снова ударил его.

Для этого действа лучше подходит не та музыка, под которую поют «Веди меня, блаженный Свет», а другая: «Вперед, христианские воины!»

СТИХОТВОРЕНИЕ

Фукэцу не сочинил поэтические строки, Но, ничего не объяснив, он все же дал ответ. Если бы Фукэцу продолжал болтать дальше, Монах не знал бы, что ему делать.

Хотя ответ Фукэцу и был заимствованным, говорит Мумон, все же он не стал философствовать. На тайный вопрос монаха он дал тайный ответ. Более того, краткость — это не только сестра таланта. Краткость есть душа, как Бог есть любовь. Наша жизнь протекает от одного (поэтического) мгновения к другому (поэтическому) мгновению. Легкокрылая радость всегда в полете.

Кстати, это стихотворение полностью заимствовано у Уммона. Однажды Уммон поднял посох и промолвил: «Мой посох превратился в дракона и проглотил вселенную; где теперь горы, реки и вся великая земля?» После этих слов идет стихотворение, которое Мумон включил в этот случай. Если мы переведем его так, чтобы оно соответствовало словам Уммона, получим:

Ни один стих не скажет об этом месте;[113] Одно лишь неизреченное явит нам его. Ты ходишь повсюду и говоришь что попало, Но в глубине души ты ничего не знаешь.

Как бы то ни было, заимствовать у своего приятеля целое стихотворение, написанное к тому же совершенно по другому поводу, по меньшей мере странно.

Случай XXV. КЁДЗАН ПРОПОВЕДУЕТ ВО СНЕ

Действующие лица

Основатель одной из ветвей секты дзэн Кёдзан (Ян-шань, 814–890) представляет интерес как историческая личность, но Мумона интересует не его биография, а сновидения. Кёдзан стал монахом в возрасте семнадцати, но перед этим ему пришлось отрубить себе третий и четвертый пальцы левой руки и подарить их родителям, чтобы получить у них разрешение стать монахом. Он родился приблизительно во время смерти Хякудзё и был современником Сэппо. В Японии это была эра Кобо Дайси, или Кукая (774–835), из секты Сингон, и Дэнгё Дайси, или Сайте (767–822), основателя секты Тэндай.

После многих приключений Кёдзан пришел к Исану, у которого оставался в течение пятнадцати лет. Тот факт, что секта называется Игё, говорит о том, как хорошо согласовывались мировоззрения и темпераменты Исана и Кёдзана. Случай XXXIV из Хэкиганроку один из самых мирных и очаровательных в сборнике, а также случай LXVIII, в котором Саксе и Эдзяку (Кёдзан) обмениваются именами, показывают нам Кёдзана как очень спокойного человека, но следующая история с его участием более динамична.

Однажды, когда Кёдзан жил возле горы Тозэй, Исан послал ему письмо и зеркало.[114] Кёдзан находился на кафедре. Он прочел письмо и сказал собравшимся монахам:

— Эй вы! Исан послал мне зеркало. Скажите мне, это зеркало Исана или Тохэя [мое]? Если вы скажете, что это зеркало Тохэя — разве не правда, что оно пришло от Исана? Если вы скажете, что это зеркало Исана, разве не правда, что оно здесь? Если вы сможете сказать слово дзэн, я сохраню это зеркало; если не сможете, я разобью его! Кёдзан повторил последние слова три раза, но никто не ответил, и он разбил зеркало.

СЛУЧАЙ

Кёдзану приснился сон. Ему снилось, что он находится в замке Майтреи и восседает на третьем месте. Монах ударил в барабан и объявил:

— Сегодня проповедь будет читать тот, что сидит на третьем месте.[115]

Кёдзан встал, еще раз ударил в барабан и промолвил:

— Истина Макаэна находится за пределами четырех утверждений и ста отрицаний. Внемлите истине!

В некоторых версиях истории говорится, что Кёдзан сидел не на третьем, а на втором месте, и кроме того, к случаю прибавлена торжественная кода:

Все собравшиеся монахи разошлись. Тогда Кёдзан проснулся и поведал сон Исану, который сказал ему:

— Ты удостоился сидеть на месте святого! Кёдзан поклонился.

Майтрея, уже встречавшийся нам в случае V, — это буддистский мессия, который должен прийти в будущем, а сейчас ожидает своего времени на небесах Тусита. На этих небесах все Будды, включая Шакьямуни, перерождаются перед тем, как прийти на землю. В эту сферу Кёдзан вознесся в своем сновидении.

Макаэн(на) — фонетическое прочтение слова «махаяна». Махаяну можно охарактеризовать так. Она распространена в Тибете, Китае, Корее и Японии (хинаяна распространена на Цейлоне, в Бирме и Сиаме). Махаяна представляет собой развитое (не первоначальное) учение Будды. Она несет буддизм в народ и не делает, подобно хинаяне, акцента на аскетизме и одиночестве. Идеалом махаяны является бодхисаттва, который отказывает себе в Нирване, чтобы продолжать спасать живые существа. (Идеалом хинаяны является архат, или ракан.) Помимо исторического Будды в махаяне есть Вневременный Будда. Махаяна появилась почти одновременно с христианством и не менее трансцендентна по своей сути, чем Евангелие от Ионна.

С психологической точки зрения, сон Кёдзана — типичный сон просветленного человека. Очевидно, этот сон есть выполнение желаний. Он свидетельствует о том, что в глубине души Кёдзан желает спасти все живые существа. Вначале он постигает свою собственную важность, подобно Треэрну в Центуриях размышлений. Он начинает читать проповедь перед Буддой будущего, но в его словах нет ни следа эгоизма. Его основная тема — свобода, безличностная свобода, но, как гласит христианство, мы можем освободиться только тогда, когда ограничены (отождествлены с ограничениями).

Более того, с точки зрения дзэн сон имеет такой же смысл, ценность и способность вселять веру, как самые важные слова Христа, Будды, Конфуция или Аристотеля. Это представление нашло выражение в идее о том, что мир — это сон, сон всех, кто в нем живет, как наверняка мог бы сказать Чжуан-цзы.

Четыре утверждения объясняются несколькими способами. Например, традиционно говорят о единстве, различии, существовании, не-существовании. Более понятный набор характеристик: есть; нет; есть и нет; ни есть, ни нет. Сто отрицаний можно получить разными способами. Один из них состоит в том, чтобы, применяя утверждения к самим себе, довести их число до шестнадцати, а затем соотнести их с прошлым, настоящим и будущим, вследствие чего их станет сорок восемь. Затем их можно удвоить, учитывая то, что любое проявление может быть реальным и потенциально возможным. Так получается девяносто шесть отрицаний. Чтобы получить из них сто, можно изловчиться и еще раз прибавить к ним первоначальные четыре утверждения, предварительно назвав их отрицаниями. Можно также считать, что «сто» в данном случае означает бесконечное количество.

На махаяну можно смотреть с двух точек зрения: как на Самосущее и как на Проявление. Непреходящая Сущность (Лик Божий) проявляет себя как жизнь-и-смерть и обладает способностью посредством своей тайной мудрости преображать живые существа. Непреходящая Сущность является дополнением того, о чем шла речь в случае XXI; Будда, воплощение махаяны, есть палочка-подтирка.

И наконец, рассматривая этот случай как коан, следует ответить на два других вопроса. Во-первых, проповедуете ли вы? Вы должны проповедовать в каждое мгновение, «ведь даже во мне душа стремится к Богу». Есть ли у вас аудитория или нет, находитесь ли вы перед десятью тысячами человек или наедине с самим собой, в центре Сахары, в колыбели или на смертном одре, вы должны проповедовать, вы должны позволить своему свету сиять для людей.

Кто проповедует? Разве это не сон? Разве это не сон бабочки? Кому проповедуют? И что проповедуют? Св. Павел говорит: «Мы проповедуем Христа распятого» (1 Кор. 1, 24). Это риторический, драматический и опасный способ сказать: «Я страдаю вместе с Христом. Христос страдает во мне. А как насчет тебя? Не пострадаешь ли ты с нами?» Это звучит немного сентиментально и в духе Армии Спасения. Неудивительно, что Конфуций сказал: «Я не желаю говорить».

И во-вторых, остался вопрос освобождения от четырех утверждений и ста отрицаний, другими словами, от интеллектуальных беспокойств. Фукэцу из предыдущего случая выходит за пределы дуализма, цитируя строки из стихотворения. Тодзан обретает свободу в трех фунтах льна. Будда переживает ее в цветке. Все они свободны не столько от эмоциональных оков, сколько от интеллектуальных. В этом буддизм отличается от христианства, которое предостерегает нас от греха в сердце. Буддизм же учит нас избегать греха в голове.

КОММЕНТАРИЙ

Скажи мне, проповедовал Кёдзан или нет? Если он открывал рот, он потерян; если он закрывал его, он также потерян. Если он не открывал рот и не закрывал его, он находился за сто восемь тысяч миль от реальности.

Вопросы Мумона перекликаются с первыми из ста отрицаний. Он желает, чтобы мы вышли за пределы всех отрицаний, но в то же время говорили или молчали. Проповедовал ли Кёдзан? Разве это был не сон? Разве то, что мы называем обычной жизнью, отлично от сна? В драме Но Хатиноки говорится: «Там, где я был, и там, куда я иду, все смутно и неведомо». Но, кроме того, в этой драме говорится: «Мир подобен сновидению; просыпаясь, мы отбрасываем его прочь и перед нами возникает реальность». Был ли сон Кёдзана реальностью? Является ли наша реальность всего лишь сном? Проповедовали ли св. Франциск только камням и рыбам? Проповедовать означает давать Что-то кому-то. В некотором смысле проповедь противоположна молитве, которая есть получение чего-то от Кого-то. Молится ли Бог? На этот вопрос трудно ответить, но точно известно, что он проповедует. Мэн-цзы говорит, что люди, которые проповедуют, совершают ошибку. Является ли ошибка человека добродетелью Бога? Ответ на этот вопрос скорее всего в том, что в проповеди нет ничего плохого, а ошибку совершают те, кто никогда не учит других. Мы должны проповедовать, когда нам снится эта жизнь, как она снилась Кёдзану, Баху, Басё, как она снится Природе.

Довольно странное число 108 000, надо полагать, является пародией Мумона на утверждение Амидакё о том, что Рай находится за 100 000 миль к западу.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Средь бела дня Он рассказывает сон во сне. Привидение из привидений, Он просто водит монахов за нос.

Первая строка означает, что все ясно, как в ясный солнечный день. За пределами феноменов ничего нет, никакой тайны жизни, никакой загадки вселенной — вещи таковы, каковы они есть. Что же касается проповеди Кёдзана, то это был всего лишь сон, иллюзия, ведь в действительности объяснять нечего. Книга о дзэн, перевод Мумонкана — какой вздор!

Жизнь реальна и прекрасна, Даже смерть нам не страшна!

Это тоже сон, но очень примитивный, тогда как сон, в котором мы постигаем дзэн, — это сон изысканный.

Случай XXVI. ХОГЭН И ДВА МОНАХА

Действующие лица

Хогэн, основатель одноименной дзэнской секты, родился в 885 году. Когда ему было шесть лет от роду, умер Кёдзан, герой предыдущего случая. Когда умер Уммон, Хогэну было шестьдесят четыре. После того как Хогэн достиг просветления, обучаясь у Дзидзо, он был настоятелем нескольких великих храмов и умер в 958 году. Его методы обучения можно проиллюстрировать следующей историей:

Токусё (907–999,) из секты Тэндай обошел не менее пятидесяти четырех мастеров дзэн, но не смог достичь просветления ни с одним из них. В конце концов он пришел в Сайсэн к Хогэну. Стоило лишь Токусё показаться у ворот монастыря, как Хогэн сразу понял, на что способен этот на вид неприглядный монах. Однажды Хогэн поднялся на кафедру и какой-то монах, подойдя к нему, спросил:

— Что такое капля воды из источника Со?[116]

— Это капля воды из источника Со, — ответил Хогэн.

Монах с недоумением посмотрел на него и вернулся на свое место, но Токусё, который находился поблизости, достиг просветления. Вопросы, которые преследовали его всю жизнь, больше не нуждались в ответах.

Хогэн был великим почитателем Аватамсакасутры, которая составляет основу учения буддистской школы Кэгон. Школа Кэгон была основана в Китае Тодзюном, который умер в 640 году. Аватамсака-сутра была переведена на китайский Буддхабхадрой, который прибыл в Китай в 406 году. Секта Кэгон была привезена в Японию в VIII веке. Согласно учению Кэгон, мир вневременный и вне-пространственный, но все же не статичный. Здесь и везде — одно и то же, но все же есть дифференциация. Логика, состоятельность, правдоподобие и дуализм — все трансцендировано в этом учении. Любовь (сострадание) приводит в движение мир. Считается, что каждая вещь является собой, конкретной ограниченной вещью, но в то же время она является всеми остальными вещами. «Этот мир» и подлинный мир не отличаются друг от друга. Поэтому монах хотел получить от Хогэна «одну каплю» дзэн Эно, ведь когда мы получаем одну каплю, в нашем распоряжении весь океан.

Приведем другой пример дзэнской философии Хогэна.

Монах спросил у Хогэна:

— Согласно учению сутр все вещи проистекают из Мимолетного. Что такое это Мимолетное Начало?

— Форма возникает из все-еще-не-определенного; имя возникает из все-еще-не-названного, — ответил Хогэн.

Вопрос монаха взят из главы VII Юймакё. Манджушри задает целый ряд вопросов, а Юйма отвечает. В конце концов Манджушри спрашивает:

— Что есть источник искаженных и обманчивых идей?

— Мимолетность, — отвечает Юйма.

— Что есть источник Мимолетности?

— У Мимолетности нет источника, Манджушри. Из этого Источника Мимолетности возникают вещи.

Хогэн отвечает на вопрос монаха цитатой из Ходзорона, то есть словами Дзёрона (см. случай XXXIV).

СЛУЧАЙ

Хогэн из Сэйрё вошел в зал, чтобы обратиться к монахам перед полуденной трапезой. Он указал на бамбуковые шторы.[117] В тот же момент два монаха подошли и подняли их. «Один имеет, другой нет», — сказал Хогэн.

Хогэн ставит ни в чем не подозревающих монахов в такое же положение, в какое ставил своих монахов Нансэн, угрожая убить кошку. Имеет кошка природу Будды или нет? Ответить на этот вопрос нелегко, но если мы достаточно находчивы, мы можем как-нибудь выкрутиться, потому что вопрос не касается нас лично. Неявно Хогэн, конечно же, спрашивает: «Какой из монахов просветлен?» На фоне этого вопроса присутствует еще один, более важный и трудный: «Какая разница между просветленным и непросветленным монахом? Какую роль играет просветление? Не противоречит ли этот вопрос самому духу дзэн?» Ответ на все поставленные вопросы в том, что Хогэн показывает своим монахам, чем дзэн является, и чем он не является. Сознательный отказ от проведения различий — это не дзэн. Белое есть белое, черное есть черное. Сатори есть также маёи, маёи есть сатори. Слово «также» — это все, как мог бы сказать Гамлет. Монахи слышали, что Хогэн хвалит одного монаха и порицает другого. Так оно и было. Но они не слышали, что Хогэн хвалит обоих монахов и порицает обоих монахов.

В те времена в китайских монастырях все делалось на виду. Так возникло слово коан, которое буквально переводится как «публичное подтверждение». Мастер учил всех монахов, обращаясь к одному из них, и наоборот. Обучение напоминает поддразнивание. Пробуждение Великого Сомнения, сомнения в правильности в самом дзэн — первое дело мастера. В Риндзай-року читаем строки:

Однажды главные монахи двух частей монастыря, стоя лицом друг к другу, одновременно выкрикнули «Катц!» Монах спросил у Риндзая:

— Был ли среди них более продвинутый и менее продвинутый?

— Более продвинутый и менее продвинутый видны сразу же.

Может ли быть тождественность без различия? Может ли Творец быть без творений? Не может, но не потому, что они существуют в связи друг с другом, а потому, что они также есть одно и то же.

В случае LI Сёёроку есть следующая история:

Хогэн спросил новоприбывшего монаха:

— Ты пришел по земле или приплыл на лодке?

— Приплыл на лодке, — ответил монах.

— Где лодка?

— На реке.

Когда монах удалился, Хогэн спросил у присутствовавших других монахов:

— Скажите мне, этот новоприбывший монах, у него открыт глаз Будды или нет?

Мы можем сравнить это со случаем XIII из Хэкиганроку:

Монах спросил у Харе:[118]

— Что такое секта Дэвы?[119]

— Снег собрался в серебряной чаше, — ответил Харе.

Монах ожидал, что Харе скажет ему что-то о секте Дэвы. В буддизме есть две секты: секта Сердца Будды и секта Слова Будды. Но если бы не было говорящих сект, не было бы и безмолвствующих Форма без вещей, вещи без формы, потеря без приобретения, приобретение без потери, потеря как чистая потеря, приобретение как чистое приобретение — как нам увидеть монахов, поднимающих штору, не как двоих, а как одного; но также не как одного, а как двоих? Как нам увидеть их обоих совершенно, глазами Будды: непросветленность одного, просветленность другого — но в то же время непросветленность всех и просветленность всех? Как нам увидеть их так?

КОММЕНТАРИЙ

Скажи мне, какой монах оказался лучше, какой хуже? Посмотрев на все ясным взором, ты увидишь, что это промах учителя Сэйрё. И все же я не совершаю ошибки, когда говорю о лучшем или худшем.

Как всегда Мумон пытается «выманить нас из мыслей», но не с помощью вечности, а с помощью противоположностей.[120] Он с иронией замечает, что Хогэн также совершил промах. Как можно, задавая вопросы о различиях, устранить существующую привязанность к различиям? Поэтому в конце концов Мумон отрицает то, что он вообще имеет дело с различиями. Мы можем достичь ясности только в том случае, когда окончательно запутаемся, и в этом ключ к данному случаю. Слово «выходить за пределы» — опасное слово. Нам нужно найти другое слово, которое будет не выводить нас за пределы приобретения и потери, а вводить нас в эти противоположности еще глубже. Когда мы находим Приобретение, мы находим и Потерю, потому что противоположности сходятся, но после этого в мире по-прежнему остаются приобретения и потери. Люби только меня! Нет, люби и других тоже! Нет, люби только меня! Нет… Дзэн — это многоточие.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Штору подняли, и небо стало широким и ясным, Но великое небо не похоже на дзэн; Лучше всего не иметь ничего общего с небом И не позволять ветру дуть.

Когда шторы подняты, темный зал освещен безоблачным небом. Смутные предметы в зале объяты однообразием солнечного света. Но это однообразие не является целью дзэн. Освободиться от различия и от однообразия означает оказаться в Раю. Мумон, кажется, полагает, что однообразие опаснее, чем различия. В этой философии чувств любовь к Однообразию подрежет крылья дзэн.[121]

Кроме того, Мумон говорит, что Хогэну не следовало приказывать монахам поднимать шторы, чтобы не «ослеплять» их «белым сиянием вечности». Так, учитель Чжу Ши сказал, что Пустота подобна великой пустыне, но она также полна вещей, как великий лес. Хакуин Дзэндзи сказал, что это стихотворение — далеко не лучшее из стихотворений Мумона.

Случай XXVII. НАНСЭН ГОВОРИТ: «ЭТО НЕ УМ, ЭТО НЕ БУДДА»

Действующие лица

Жизнь убийцы кошек Нансэна была описана в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики. Вот одно из изречений Нансэна (Сёёроку, случай LXIX):

Нансэн сказал собравшимся монахам: «Будды трех миров[122] — мы ничего не знаем об их существовании. Мы знаем лишь о существовании кошек и быков».

Мы не знаем Будды, буддизма, дзэн и им подобных вещей. Мы не знаем тепла и холода, а только эту конкретную горячую воду и эту конкретную холодную воду — причем ощущения не- | описуемы, а наши знания невыразимы. Наши знания о Будде не только получены со вторых рук, но и ущербны. Они больше напоминают знания о рыбе на прилавке магазина, чем о рыбе в океане. Мы знаем лишь вещи, а не Сверх-Сущности, описанные в алхимических трактатах. Теперь мы перейдем к случаю.

СЛУЧАЙ

Монах спросил у Нансэна:

— Есть ли истина, о которой никто не говорил?

— Есть, — ответил Нансэн.

— В чем суть истины, о которой до сих пор никто не говорил? — спросил монах.

— Это не ум, это не Будда, это не вещи, — ответил Нансэн.

Неудобное местоимение «это» отсутствует в китайском оригинале. «Это» должно означать реальность, природу вещей, Первооснову Бытия. Слово «ум» можно написать также с большой буквы, но это уравнивает его с Буддой, поэтому лучше оставить «ум» с маленькой буквы, имея в виду человеческую природу. Нансэн отрицает и идеализм, и материализм. В случае XXX Басо заявляет, что ум есть Будда, а в случае XXXIII утверждает обратное. В случае XXXVIII из Хэкиганроку Нансэн говорит Хякудзё то, что он сказал монаху в настоящем случае.

— И это все? — переспрашивает Хякудзё, после чего Нансэн признает, что больше ничего он не знает. Тогда Хякудзё говорит ему:

— Только что я сказал тебе то, чего еще никому не говорил.

У Мумона нет строгой теории на этот счет, но когда в случае XXX Басо говорит «Ум — это Будда», мы не можем не согласиться. Таково учение Упанишад. Ты есть То. Микрокосм есть макрокосм. А что сказать о камне? Увидев камень, который медитирует на обочине дороги, Вордсворт сказал:

Даже камень, что лежит у дороги, Я наделяю моральным естеством.

Наделял ли Вордсворт камень природой Будды? Пребывает ли этот камень в сознании или вне его? Именно этот вопрос Дзидзо задал Хогэну и, подобно Пилату, не дождался (словесного) ответа. Он должен был бы задать вопрос: «Является ли камень сознанием, твоим сознанием?»

Нансэн разрубил гордиев узел, объявив, что «это» не является ни умом, ни Умом. Своими словами Нансэн противоречит изречению: «В трех мирах все есть один лишь Ум». Он также отрицает утверждения: «Все живые существа имеют природу

Будды», «Все есть ум и не существует ничего, кроме ума» и «За пределами сознания ничего нет». Нансэн отрицает, что Вечный Будда есть Окончательная Реальность. И наконец, он прощается с идеей о том, что «все вещи в своем подлинном виде» есть реальность. В некотором смысле Нансэн отвергает здесь поэтическое видение, согласно которому, каковы бы ни были вещи, они имеют Абсолютное Значение.

Во всем этом Нансэн подтверждает то, что его сказал Хякудзё, что знал Сократ, и чему Дзидзо научил Хогэна. Речь идет о самом глубоком из доступных нам переживаний «Я не знаю», которое подразумевает «Я все еще не знаю». Как и жизнь, дзэн течет. Интеллект, пытаясь понять дзэн, делает его жестким и тем самым теряет его.

Таким образом, когда мастер дзэн утверждает что-нибудь положительное или отрицательное, мы не должны принимать это за утверждение истины, относительной или абсолютной. Слова мастера дзэн постоянно текут. Они представляют собой «то, о чем всегда можно сказать, что оно вот-вот появится» (something evermore about to be). Так, отвечая на вопрос монаха, Нансэн вполне мог сказать: «Это движение ума, Будды, вещей». Это движение свободно, неизбежно и поэтично. Мы слышим его в музыке Баха, особенно в его органных произведениях. Его часто можно встретить в хайку. С этой точки зрения дзэн отсутствует в знаменитом стихотворении:

На высохшей ветке Ворон сидит одиноко; Осенний вечер.

Здесь наблюдается поэтическое движение лишь от мрачного ворона к мрачному осеннему вечеру. Когда движения слишком много, дзэн также исчезает, как в стихотворении Бусона, которое в остальных отношениях очень красиво:

Цветы сурепки. Киты не приближаются; Море темнеет.

А вот стихотворение Басе, в котором движение плавно и протяженно, как в балладе Колриджа Древний мореход. В нем эффект достигается путем приписывания призрачной природы живым существам и небесному светилу:

Осьминоги в сосуде: Мимолетные сны Под летней луной.

КОММЕНТАРИЙ

Стоило Нансэну ответить на вопрос — и он тут же расходовал все свои сокровища. Немощный старик!

Слово «сокровище» можно понимать двояко. С одной стороны, в свой ответ Нансэн вложил все, к чему пришел за свою предшествующую жизнь. Ему, должно быть, было тошно от такого ответа. Но Нансэн был учителем, а учитель должен уметь справляться с подобными чувствами. Мудрые младенцы всегда найдут возможность поставить в тупик УМНЫХ и благоразумных.

Мы можем также понять слово «сокровище» в отрицательном смысле как собрание наших представлений о здравомыслии, о моральности, как наше представление об уместности, идеальности, религиозности. Главными героями романа Диккенса Жизнь и приключения Мартина Чезлвита являются мистер Пиквик и миссис Гэмп. Мистер Пиквик — лжец, лицемер, любитель денег, неблагодарное, безжалостное, нелюбящее, свинское создание. Миссис Гэмп — жуткое, грязное, жирное, жестокое, болтливое, эгоцентричное чудовище. Но дзэн Диккенса таков, что мы пролистываем страницы, лишь бы поскорее добраться до этих героев. Мы с готовностью выбрасываем за борт все наши сокровища. Что мы получаем взамен? Прочтите Мартина Чезлвита, и вы узнаете. И хотя вы согласитесь с Нансэном, что это не ум, не Будда, не вещи, вы должны также сказать вместе с Хякудзё, что это значение есть открытый непередаваемый секрет.

Все сокровища, которые мы можем дать другим, как бы гордо мы их ни даровали, с какой бы готовностью их ни получали, ничего не стоят. Но когда мы осознаем это, тогда мы действительно что-то даем, что-то получаем.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Слишком добрый Нансэн потерял здравый смысл, Но какой эффект оказывают его не-слова! Голубой океан может меняться, Но Нансэн сделал все более непонятным.

Первые две строки умаляют ценность слов. Эмерсон говорит: «То, что ты собой представляешь, говорит так громко, что я не слышу твоих слов». Но обратное также верно. То, что человек мне говорит, тон его слов, не позволяет мне верить в возможность его спасения. Как бы то ни было, не-слова что-то значат только по контрасту со словами, и поэтому Мильтон был прав, когда развелся с женой из-за ее молчаливости.

Третья строка напоминает о многих китайских стихах, в которых изменения в облике природы навевают грусть. Мумон говорит, что океан может измениться и стать гречишным полем, но дзэн невозможно выразить в (непоэтических) словах. Когда поэзия (и, следует добавить, присущий вселенной юмор) уходит, пришедшие ей на смену научные и философские построения не могут восполнить утраченный (поэтический) смысл. Верно, что Нансэн показал нам, чем реальность не является, но это также и не верно. Любое блуждание среди вопросов и ответов есть заблуждение.

Случай XXVIII. РЮТАН ГАСИТ СВЕЧУ

Действующие лица

Рютан[123] (Лун-дань) был духовным сыном Тэнно Дого, который известен своей смертью. «Тогда он взял свой посох и, бросив его наземь, испустил дух». Отец Рютана держал лавку, и, когда мальчиком Рютан каждый день приносил Дого в храм Тэнно десять рисовых пирожных, Дого давал ему одно из них. Однажды Рютан спросил, почему Дого дает ему это пирожное.

— Что плохого в том, что я возвращаю тебе принесенное тобой? — спросил Дого.

Потрясенный глубинным смыслом его слов, Рютан стал монахом в храме Дого. Впоследствии он поселился в своем храме, где усердно преподавал дзэн. Годы его рождения и смерти неизвестны.

Токусан (Дэ-шань), духовный сын Рютана, стал монахом в зрелые годы, изучал сутры и прослыл великим знатоком Конго-сутры. В комментарии Мумон приводит историю о том, как Токусан проиграл свой ужин старухе, хотя хронологически эта история случилась до настоящего случая. После просветления Токусан сжег свои книги и занимался медитацией. Во время преследования буддистов он скрывался в пещере. Впоследствии он имел собственный храм. Токусан имел много просветленных учеников. Он умер в 865 году.

СЛУЧАЙ

Однажды ночью Токусан пришел к Рютану за наставлениями. Когда он получил их, Рютан сказал: — Уже поздно. Тебе пора идти.

Токусан поклонился, поднял штору и вышел. Увидев, что на улице темно, он вернулся со словами:

— Там уже темно.

Рютан зажег фонарь[124] и протянул его Токусану. Когда тот протянул руку, чтобы взять фонарь, Рютан задул свечу. Токусан достиг просветления и поклонился.

— Что ты постиг? — спросил Рютан.

— Теперь я больше не буду сомневаться в том, что вы[125] говорите, — ответил Токусан.

На следующий день Рютан поднялся на кафедру и объявил:

— Среди вас есть парень, чьи когти подобны мечам, а рот — словно кровавая чаша. Если вы ударите его палкой, он даже не посмотрит на вас. В один прекрасный день он поднимется на высочайшую вершину и утвердит там мой Путь.

Затем Токусан сжег на виду у всех собравшихся свои комментарии на сутры[126] и сказал:

— Все глобальные учения подобны одному волоску среди бесконечного пространства. Все великие проявления человеческой мудрости подобны капле воды, упавшей в глубокий овраг.

Закончив жечь свои заметки, Токусан ушел.

Какую истину Токусан постиг, когда Рютан задул пламя свечи? Была ли это истина, которую невозможно найти в Алмазной сутре? Почему другие люди не могут достигать просветления, гася свечи? Эти вопросы наводят на мысль, что хотя все просветления похожи в том, что проясняют, освежают, приносят облегчение, даруют радость познания и веру, — они различаются, подобно тому, как есть красота солнца и красота луны, есть совершенство Венеры и совершенство улитки.

Внезапная темнота, окутавшая Токусана, одновременно отличалась и не отличалась от той «пустоты», о которой говорилось в его любимой сутре. Теперь мы можем ответить на один из заданных выше вопросов следующим образом: кто угодно может быть «просветлен» темнотой, если он изучал Конгокё так долго, как Токусан. Каждый может написать Потерянный рай, если он согласится ослепнуть на политическом поприще. Это, конечно, преувеличение, сильное преувеличение, но таким же преувеличением было сжигание Токусаном комментариев к Конгокё, которые могли бы просветлить того, чьи препятствия перед просветлением были интеллектуальными, а не физическими. Почему бы не сжечь саму Алмазную сутру? Но ведь именно эта сутра даровала просветление Шестому патриарху.

КОММЕНТАРИЙ

Пока Токусан не преодолел препятствия, он был жаждущим и устремленным,[127] у него была цель, он шел на юг, чтобы развенчать «особую передачу истины за пределами сутр». Добравшись до Рёйсю, он попросил у пожилой женщины немного еды, чтобы «подкрепить ум».[128] Старуха спросила у него:

— Ваша милость, какие писания вы с собой несете?

— Это мои заметки и комментарии на Алмазную сутру! — ответил Токусан.

— В этой сутре есть слова: «Проявления ума, или разновидности мышления, будь они прошлыми, настоящими или будущими, в равной мере иллюзорны». Какие из этих проявлений ваша милость собирается подкреплять? — спросила женщина.

Вопрос застал Токусана врасплох. Но, не впадая в отчаяние, он все же спросил у женщины:

— Живет ли где-нибудь поблизости дзэнский мастер?

— В пяти ли отсюда живет Рютан, — ответила старуха. Токусан прибыл к Рютану совсем уставшим. Следует отметить, что первые слова[129] и последующие а слова[130] не согласуются. Рютан напрасно сжалился над Токусаном. Увидев, что Токусан охвачен пламенем знаний,[131] Рютану следовало бы окатить его с ног до головы грязной водой.[132] Глядя на них беспристрастно, можно заметить, что это всего лишь фарс.

Когда мы читаем историю о Токусане (а не его критику этой истории) мы вспоминаем Павла из Тарса Киликийского. Подобно тому как мы не можем понять, почему Павел преследовал христиан, мы не можем понять, за что Токусан, великий почитатель Алмазной сутры, невзлюбил дзэн. Об этой сутре можно сказать не только то, что Эно достиг просветления, услышав, как ее читают, но и то, что в самой сутре написано: «Нет ничего, что Нёрай мог бы проповедовать» (раздел VII). Читая эти слова, мы сами должны быть настороже, ведь их смысл в том, что ни одно утверждение, даже это, не защищено от дурака, а ведь каждый из нас в той или иной мере дурак. Дзэнский принцип «передачи истины за пределами сутр» в действительности сводится к тому, что «великие умы мыслят подобно». У кого великий ум, просьба поднять руку.

Конгокё, или Алмазная сутра, называется так в силу неуничтожимости ее мудрости. Это одна из самых коротких сутр. Фактически, она является кратким изложением Ваджратчедика Праджняпарамита-сутры. Алмазная сутра впервые была переведена Кумарадживой, который умер в столице Китая в начале V века. Он также перевел Лотосовую сутру и многие другие. Конгокё — это сжатое изложение другой сутры, но все же она очень расплывчата, содержит повторы и отрывки, которые так и хочется назвать популяризацией возвышенных идей в стиле Гуаннонгё. Например, в конце главы XIV читаем:

Субхути, слушай, если в будущем найдутся добродетельные люди, которые будут повторять отрывки из этой сутры, великий Нёрай с его Божественным знанием увидит их, и они будут щедро вознаграждены.

Я сократил эту сутру, стараясь придать ей вид краткого изложения сутры Ханнягё, которое называется Ханнясингё. Здесь син означает сердце, или сущность. Таким образом, этот вариант Алмазной сутры может быть назван Конгосингё. Повторения в оригинале сутры играют важную роль, но на некритических читателей они оказывают неблагоприятное воздействие, и поэтому в своем сокращенном варианте я их опустил. В результате осталась лишь седьмая часть исходного (китайского) текста. Римские числа относятся к главам, из которых были взяты соответствующие выдержки.

КОНГОСИНГЁ

V. Будда: Субхути,[133] как ты считаешь, можно увидеть Нёрая (Татхагату) в телесной форме или нет?

Субхути: О Почитаемый Миром, его невозможно увидеть в телесной форме. По какой причине? Потому что Нёрай учит, что телесные формы не являются телесными формами.

Будда: Все формы иллюзорны. Если ты видишь все формы как не-формы, ты видишь Нёрая.

VII Будда: Субхути, как ты считаешь, достиг ли Нёрай Высшего, Совершенного Просветления? Изложил ли он Закон?

Субхути: О Почитаемый Миром, если бы я объяснял учение Будды, я бы сказал: «Не существует того, что называют Высшим Совершенным Просветлением. Нет также никакого конкретного учения, которое Нёрай мог бы проповедовать [даже если бы пожелал]. Почему? Закон, проповедуемый Нёраем, невозможно постичь. Его нельзя проповедовать, его нельзя назвать ни Законом, ни не-Законом».

X. Будда: Как ты считаешь, когда в древние времена Нёрай был с Нэнто Буддой,[134] Нёрай постиг Закон или нет?

Субхути: О Почитаемый Миром, он не постиг. Когда Нёрай был с Нэнто Буддой, он не постиг Закона.

Будда: Как ты считаешь, Субхути, прославляет ли бодхисаттва царство Будды или нет?

Субхути: Он не прославляет, О Почитаемый Миром. Почему? Прославление царства Будды есть не-прославление, и именно поэтому оно называется прославлением.

Будда: По этой причине, Субхути, все бодхисат-твы-махасаттвы[135] должны культивировать чистоту ума; не должны формировать представления о форме, звуке, запахе, вкусе, объектах мысли. Они должны пробудить свой ум, не позволяя ему пребывать нигде.

XXIX. Будда: Субхути, если люди говорят, что Нёрай приходит и уходит, сидит или лежит, они не понимают моего учения. Почему они не понимают? Потому что для Нёрая нет прихода и ухода. Именно поэтому его называют Нёраем.[136]

XXVI. Почитаемый Миром изрек стихотворение:

Если кто-либо видит меня в форме, Если кто-либо ищет меня в звуке, Он идет по ложному пути; Он не может видеть Нёрая.

XIV. Будда: Субхути, если бодхисаттва свершает добрые дела, но ум его привязан к Закону, он подобен человеку во тьме; он не постигает ничего. Если бодхисаттва свершает свои дела, но его ум не привязан к Закону, он подобен человеку с хорошим зрением в солнечный день. Он отчетливо видит форму вещей.

IV. Когда бодхисаттва свершает свои добрые дела, он не должен быть привязан к мыслям, звукам, запахам, обонянию и осязанию.[137]

IX. Будда: Субхути, как ты считаешь, знает ли архат о том, что достиг состояния архата или нет?

Субхути: Нет, О Почитаемый Миром, архат не знает этого. Почему не знает? Потому что в действительности не существует того, кого можно назвать архатом. Если бы, О Почитаемый Миром, архат помыслил: «Я достиг состояния архата», это значило бы, что он привязан к эго, личности и душе и поэтому не является бодхисаттвой.

VI. Если эти существа не имеют представления об эго, личности и душе, они не имеют представления о вещах[138] и не-вещах. Почему? Если у них есть представление о форме, они будут привязаны к эго, личности и душе. Если у них есть представление о не-вещи, они будут привязаны к идее об эго, личности и душе. Поэтому ни о вещах, ни о не-вещах не следует мыслить. Нёрай учит вас, монахов, что его учение подобно плоту, на котором люди переправляются через реку. Когда переправа окончена, плот оставляют на берегу. Что уж тогда и говорить о не-вещах!

XVIII. Будда: Сколько бы ни было различных существ во всех мирах, Нёрай знает их всех. Почему он знает их всех? Нёрай провозгласил, что ум каждого существа есть не-ум, и поэтому он называется ум. Субхути, помни, что проявления прошлого ума недостижимы, проявления настоящего ума недостижимы, проявления будущего ума недостижимы.

* * *

Токусан был знатоком Конгокё. Поэтому не ответить на простой вопрос о предмете своей компетенции, заданный старухой на постоялом дворе, было большим ударом для него. Ум, который сутра провозглашает недостижимым до конца времен, — это тот же самый ум, который Второй патриарх не мог найти по велению Дарумы. История повторяется.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Видеть лицо хорошо, но слышать имя лучше; Слышать имя хорошо, но видеть лицо лучше. Сколько бы ты ни следил за ноздрями, Посмотри, до чего ты довел глаза!

Этот стих — головоломка для обезьян. Он выделяется своей сложностью даже в Мумонкане, в котором самые простые стихотворения далеко не просты для понимания. Кажется, Мумон желает сказать следующее. Люди из тех мест, где жил Токусан, хотя и не видели лица Токусана, уважали его как буддистского ученого и философа. Но старая женщина с постоялого двора разоблачила его, и поэтому впоследствии его лицо стало лучше, чем имя.

Что касается последних двух строк, то Шестой патриарх стремился показать Эмё его подлинное лицо — всё лицо, а не только часть его. Мы не должны делать что-то приятное для носа, но неугодное глазам, и наоборот. Угождать нужно всему лицу. Мумон считает, что этот случай с точки зрения дзэн содержит слишком много похвалы. Токусан достиг просветления, но за это ему пришлось заплатить утратой (смирения, которое присуще) непросветленности. Дзидзо сказал Хогэну: «Нет ничего более привычного, чем незнание». Привычное означает человечное, свойственное Сократу, Басё, Чосеру.

Случай XXIX. ЭНО И ФЛАГ

Действующие лица

Шестой патриарх Эно уже появлялся в случае XXIII. Он был замечательным человеком, и здесь мы приведем еще несколько историй из Рокусодангё. Первая из них взята из главы VIII.

Однажды Патриарх обратился к собравшимся монахам со словами:

— У меня есть что-то без головы, без хвоста, без имени, без иероглифа.[139] Знаете ли вы, монахи, что это такое?

Дзиннэ сделал шаг вперед и сказал:

— Я отвечу вам. Это начало всех Будд. Это моя природа Будды.

— Я сказал, что оно не имеет ни имени, ни иероглифа, а ты называешь его началом всех Будд. Впоследствии ты можешь стать настоятелем небольшого храма, но даже тогда ты будешь не более чем лектором по дзэн, — сказал Патриарх.

Эно использует очень хорошие методы обучения.

Он говорит монахам то, что они понимают, а затем показывает им, что они ничего не понимают. В конце главы VII есть следующий случай:

Монах спросил у Патриарха:

— Какой человек может постичь учение Обая?[140]

— Тот, который понимает буддизм, — ответил Патриарх.

— Понимаете ли вы буддизм? — продолжал монах.

— Нет, я не понимаю буддизма, — ответил Патриарх.

В эпоху зарождения дзэн такие противоречия и отрицания были возможны. Это напоминает слова Христа: «Никто не благ, как только один Бог» (Мк. 10, 18) и «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1, 18). В конце главы VII имеем:

Монах посетил Гарина и принес от него стихотворение.[141]

Гарин обладает способностями и средствами[142] Прекращать течение мыслей.[143] Его ум не подвержен влиянию внешнего мира, Время проходит, Бодхи возрастает.

Услышав об этом, Патриарх сказал: — Этот стих свидетельствует о том, что Гарин еще не постиг исток своего ума. Руководствуясь в жизни своей волей, он еще больше порабощает себя.[144]

Затем Патриарх прочел следующее стихотворение:

У Эно нет ни способностей, ни средств Прекращать течение мыслей. Его ум подвержен влиянию внешнего мира, Как Бодхи может возрастать?

Эно энергичен, но без неистовства; прост, но без сентиментальности; со здравым смыслом, но без пошлости.

СЛУЧАЙ

Флаг возле храма[145] развевался на ветру, а рядом стояли два монаха и спорили. Один говорил, что движется флаг, другой говорил, что движется ветер, и они долго не могли прийти к согласию, продолжая спор. Патриарх сказал:

— Движется не ветер, движется не флаг, движется ваш благородный ум.

Монахов объял благоговейный ужас.

В Сутре помоста приводится очень похожий вариант этой истории; отличается лишь ее конец.

Вместо слов «монахов объял благоговейный ужас" в ней говорится:

Все собравшиеся были поражены, и Индзю подвел Эно к кафедре, спрашивая об оккультном смысле этих слов. Слова Эно были просты и уместны. Это были не книжные знания, а подлинное понимание, и Индзю сказал ему:

— Брат в миру! Ты необычный человек. Когда-то давно я слышал о том, что чаша и мантия Обая были увезены на юг. Не ты ли тот человек, который увез их?

— Ваш, покорный слуга, — ответил Эно.

Начало случая, каким он дошел до нас, кажется бессмысленным. Что означает, что движется (только) флаг или движется (только) ветер? Даже дети не стали бы спорить о столь очевидных вещах, хотя у большинства комментаторов это вопросов не вызывает. И если назвать одного из монахов материалистом, а другого идеалистом, то Эно побеждает их обоих своим суждением в духе Беркли.

Великий хор небесных светил и многообразное содержимое земли, другими словами, все тела, составляющие неисчислимую сумму вещей этого мира, не существуют вне нашего сознания — их бытие следует воспринимать, или постигать.

Что бы Эно сказал, если бы его спросили: «Прекратит ли флаг двигаться, если монахи перестанут о нем думать?», мы можем только догадываться. И все же он не ответил бы, как Беркли, что флаг продолжал бы двигаться в уме Бога.

Чтобы сделать историю более достоверной, давайте посмотрим на нее с другой точки зрения. Первый монах говорит, что флаг движется (или не движется) сам по себе — потому что желает этого; потому что в его природе заложено двигаться (или не двигаться). Вордсворт чуть было не написал: «Знамя развевается по своей доброй воле». Если кто-то думает, что так не бывает, я скажу ему, что это поэтический взгляд на вещи, которого я также придерживаюсь.

Второй монах — это ученый, который предполагает, и вполне оправданно, что каждое следствие имеет свою причину, а каждая причина — свое следствие (а что если феномен не есть ни то ни другое?) и высмеивает инфантилизм, примитивизм, анимизм, предрассудки и иррациональность первого монаха.

Эно становится на буддистскую и совсем не на дзэнскую точку зрения, и христианская точка зрения практически не отличается от нее — нужно только заменить «ваш ум» на «ум Бога». Все три мнения, конечно же, правильны. Ни одно из них не ошибочно. Второе из них делает все объективным, третье делает все субъективным. Дзэнское отношение всегда субъективно-объективное: и то и то; не то и не то; или выходящее за пределы того и другого — в любом случае, переживание поэтическое, а не научное, философское или теологическое.

КОММЕНТАРИЙ

Движется не ветер, движется не флаг, движется не ум. Как понимать Патриарха? Если ты глубоко постиг смысл, ты увидишь, что два монаха, собираясь купить железо, получили золото. Патриарх не смог совладать со своим состраданием, и поэтому случилась эта позорная сцена.

Мумон противоречит Эно и заявляет, что движется не ум. Отрицание и сомнение лежит в основе духовной и дзэнской жизни. Чем глубже вера, тем глубже сомнение. Именно дух отрицания увлекает нас ввысь. Утверждение Мумона о том, что ум не движется, подобно утверждению Дзёсю, что собака имеет природу Будды. Они не желают сказать, что на самом деле это так, — хотя и говорят, что это не так. Они хотят сказать, что с поэтической точки зрения собакаобладает природой Будды и что она не обладает природой Будды, также с поэтической точки зрения. Они желают сказать, что флаг движется поэтически и ветер движет его поэтически и ум тоже — в этом сама поэзия, живая, личностно безличностная.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Ветер движется, флаг движется, ум движется — Все оказались виновны в ошибке. Мы знаем, что открываем рот, Но не знаем, что совершаем ошибку.

Два монаха сказали слишком много, потому что ссорились. Эно сказал слишком много из сострадания, но слишком много — это всегда слишком много. Как много нужно сказать, чтобы было уже слишком? Сколько бы мы ни сказали, будет слишком много. Бог совершил ошибку, когда в самом начале создал мир, и с тех пор от мира не приходится ожидать ничего хорошего.

Когда мы говорим, мы выражаем только одну часть реальности; другая часть по-прежнему дремлет. Каждая конкретная вещь есть только эта конкретная вещь; но это также все остальное в мире. В музыке можно слышать два голоса одновременно, но очень трудно прослушивать два голоса сразу. Таким образом, дзэнская речь или действие состоит в том, чтобы делать одновременно и то и другое: есть, как бы вы не едите; писать, как бы вы не пишете. В действительности делать то и другое одновременно невозможно. Наша человечность позволяет нам и даже требует от нас постижения этого «как бы».

Случай XXX. БАСО ГОВОРИТ: «УМ — ЭТО БУДДА»

Действующие лица

Дайбай (Да-мэй) родился в 752 году, когда Басо исполнилось 44. Достигнув просветления при обстоятельствах, описанных в настоящем случае, он ушел в горы и жил там в уединении. Когда его попросили вернуться в город, он ответил:

Ветви сухого, искореженного дерева Высятся над густым лесом. Как бы часто ни приходила весна, Ее сердцу неведомы изменения. Дровосек даже не смотрит на нее; Зачем жителям гор искать приключений в городе? Из листьев лотоса можно сшить одежду; Плоды лесных деревьев дают хорошую пищу. Люди мира сего обнаружили мое жилище, Теперь я перенесу хижину еще дальше в горы. И все же на старости лет он позволил рядом с хижиной построить храм.

Сведения о Басо даны в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики. История, непосредственно связанная с темой нашего случая, встречается в самом начале Басо-року.

Обращаясь к собравшимися монахам, Басо сказал:

— Каждый из вас должен постичь, что ум есть Будда. Ваш ум — вот что такое Будда! Дарума пришел из Южной Индии в Китай, чтобы передать традицию Единого Ума махаяны, помочь вам достичь просветления и подтвердить ваше постижение Духовной Истины. Он ссылался на Ланкаватара-сутру, опасаясь, что вы, в своем неведении, не поверите, что каждый из вас наделен этим Умом. В сутре говорится: «В буддизме ум почитается основным началом; не-врата — вот Врата Истины». Поэтому тот, кто постигает первопричину, не должен искать ее в каком-либо месте. Вне ума нет Будды; вне Будды нет ума.

СЛУЧАЙ

— Что есть Будда? — спросил Дайбай у Басо.

— Ум — это Будда, — ответил Басо.

Когда мы спрашиваем «Что, кто, который, где, как, когда, почему есть Будда?», сама формулировка вопроса не позволяет дать на него правильный ответ. В трактате Синдзиммэй говорится: «Как только появляется это или то, Ум оказывается потерян». Но он потерян не потому, что Будда — это все вообще, а не только лишь это или то. Синдзиммэй продолжает: «Не привязывайся к Единому». Наш разум, который гордится тем, что умеет различать добро и зло, Бога и Дьявола, истину и заблуждение, совершает ошибку не тогда, когда безраздельно отдается одной крайности, а когда противопоставляет одно другому.

Глупец, который настойчиво следует своей глупости, обретает мудрость

Блейк

Но глупость состоит не в различении, а в неразличении. Слово «ум» не означает «ум Будды», ведь в этом случае ответ Басо был бы тавтологией: «Ум (или Будда) — это Будда». Ясно, что «ум» здесь значит ум Гитлера, ум кенгуру или ум капельки росы, которая дрожит на кончике листа. Утверждение Басо не означает, что мой ум — часть вселенской души. Его смысл в том, что моя душа — это вся вселенская душа. Давайте же воспользуемся этой возможностью, чтобы категорично заявить, что и Будда, и вселенская душа — это части Моей Души. Теперь мы можем перевести ответ Басо еще один раз: «Будда — вот что такое Твой Ум»!

КОММЕНТАРИЙ

Если ты постиг смысл слов Басо, ты носишь одежду Будды, ешь пищу Будды, произносишь слова Будды, совершаешь дела Будды — словом, ты сам есть Будда. И хотя все это верно, Дайбай ввел в заблуждение многих, потому что они приняли отметку на весах за сам вес. Дайбай не понимает, что, произнеся слово «Будда», нужно три дня полоскать рот. Будь Дайбай человеком понимания, он заткнул бы уши и бросился наутек, едва услышав, как Басо говорит «Ум — это Будда».

Во введении к случаю II из Хэкиганроку читаем:

Произнеси слово «Будда» — и ты барахтаешься в грязной луже. Произнеси слово «дзэн» — и лицо у тебя краснеет от стыда, как свекла.

В Эйсэн-но мими-арай есть известная притча. Император Гё объявил о своем решении покинуть престол и направил гонца к отшельнику по имени Кёю, приглашая его прийти в столицу и принять бразды правления Империей. Предание гласит, что Кёю не просто наотрез отказался. Выслушав столь непристойное предложение, он отправился к реке Эй, чтобы вымыть себе уши. Другой отшельник Софу, пришедший к реке напоить своего быка и увидевший, как Кёю промывает уши, поскорее увел быка, говоря, что не позволит ему пить такую грязную воду.

Подобных притч не встретишь в христианской традиции. Там слова «религиозный» и «набожный» могут быть положительными характеристиками человека. Однако дзэн тошнит от избытка дзэн, (Дзэнский) Будда любит иногда расслабиться, похлопать мух, почитать детектив или переесть взбитых сливок.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Ярко светит солнце, прекрасная погода; Как глупо в такой день что-то искать! Вопросы о Будде подобны отрицанию вины, Когда украденное у тебя в руках.

В безоблачном небе дзэн нет облака, на котором написано «Ум-это-Будда». Нет никакой необходимости искать истину или спрашивать, в чем смысл этой жизни. Если нечто лежит у вас в кармане, зачем говорить, что у вас этого нет?

Мумон сообщает нам, что мы есть Будда — только мы не должны говорить так. Почему? Когда мы говорим так, мы тем самым делаем Будду чем-то отличным от нас самих, подобно тому как слова в словаре отделены от вещей. Когда мы в совершенстве овладели языком, нам не нужен учебник грамматики этого языка. Когда мы живем христианской, буддистской, дзэнской жизнью, подобные высказывания бессмысленны. Если кто-то говорит нам, что наш ум — это Будда, он уподобляется назойливому попутчику, который твердит наизусть исторические сведения об окрестностях или перечисляет латинские названия всех симпатичных растений на нашем пути.

Случай XXXI. ДЗЁСЮ И СТАРУХА

Действующие лица

Дзёсю уже появлялся в случаях I, VII, XI, XIV, XIX и еще появится в случае XXXVII. В Хэкиганроку он выступает в случаях II, IX, XXX, XLI, XLV, LII, LVII, LVIII, LIX, LXIV, LXXX и XCVI. Что касается пожилых женщин, то мы уже встречались с той, которая победила Токусана. В этом случае на сцене появляется еще одна женщина, которая, сама того не подозревая, состязается с Дзёсю. Дзэн не для женщины,[146] и женщина не для дзэн, к несчастью для обоих. Буддизм всегда был настроенным против женщин даже больше, чем христианство, основатель которого, кажется, находил иногда вдохновение в присутствии женщин. Женщины иногда встречаются в сутрах, но едва ли в хорошем смысле.

В Лотосовой сутре (в главе XII, Девадатта) говорится о девушке, которая стала Буддой. Шарипутра выдвигал аргументы против того, что женщина может достичь Буддовости, поскольку она «нечиста и поэтому не способна принять Закон». Об этой девушке Шарипутра говорит, что она также столкнулась с «пятью препятствиями».[147] Монахи стали свидетелями, как она превратилась в молодого человека и лишь после этого стала безупречным бодхисаттвой. Завершается это предание зловещими словами о том, что Шарипутра и другие «получили Закон в благоговейном молчании».

СЛУЧАЙ

Монах из монастыря, в котором жил Дзёсю, как-то спросил пожилую женщину, как пройти в Тайдзан. Она ответила:

— Прямо. I

Но не успел монах пройти три или пять шагов, как она добавила:

— И этот монах уходит так же, как другие.[148]

Позже другой монах рассказал Дзёсю подобную историю, и тогда Дзёсю сказал:

— Подождите, я схожу и испытаю эту женщину.

На следующий день он пошел, задал женщине тот же вопрос и получил от нее тот же самый ответ. Вернувшись, он сказал монахам:

— Я испытал пожилую женщину из Тайдзана.

Тайдзан, Готайдзан или Сэйрёдзан — таково название горы с пятью вершинами, которая со времен Шести Династий почиталась священной. Паломничества к ней никогда не прекращались. Божеством-хранителем этой горы был Манджушри.

Случай X из Сёёроку начинается немного иначе:

У дороги, что вела к подножию горы Тайдзан, жила старуха, которая всякий раз, когда монах спрашивал у нее, как пройти к горе, отвечала и т. д.

Обладая поверхностными представлениями о дзэн, дурачить людей нетрудно. В окрестностях знаменитых гор (храмов) было много старух, которые развлекались тем, что насмехались над молодыми монахами. Некоторые из них, должно быть, обладали подлинной мудростью — отсюда и желание Дзёсю испытать пожилую женщину с горы Тайдзан.

Монах задает вопрос о пути к храму. Женщина отвечает так, словно речь идет о Пути. Она говорит ему то же, что и Стивенсон: «Жизненные пути прямы, словно рельсы для спуска судна на воду». Но монах не замечает этого, полагая, что она дает ему относительный ответ на относительный вопрос. Когда монах не реагирует на ее абсолютный ответ, она открыто насмехается над ним. Дзёсю отправляется, чтобы испытать ее, и хотя он не говорит монахам о результатах испытания, он лукаво заявляет, что раскусил ее. Он делает это, чтобы посмеяться над монахами, ведь они не достигнут мудрости, если не станут глупее, чем были до рождения. То, что в конкретной ситуации пожилая женщина обошлась с Дзёсю, как с молодым монахом, свидетельствует о том, что ее дзэн был далеко не зрелым. Если мы любим животных, мы знаем, кто любит их, а кто нет. Но если мы не любим животных, мы не можем отличить одних от других. Если мы понимаем музыку Баха, мы знаем также, кто понимает ее, а кто лишь делает вид. Но смысл истории не в этом, а в том, как вы относитесь к тем, кто притворяется, что любит животных, Баха или дзэн? Чувство превосходства в данном случае — это путевка в Ад, лучше сказать, это и есть сам Ад.

КОММЕНТАРИЙ

Старуха сидела в своей хижине и задумывала очередную кампанию. Она не подозревала, что есть знаменитый разбойник, который знает, как брать живьем полководцев противника. Старый Дзёсю был достаточно находчив, чтобы незамеченным пробраться в лагерь противника и угрожать крепости, но он не был настоящим генералом. Рассуждая об этом случае, приходится признать, что каждый из них совершил ошибку. А теперь скажи мне, что Дзёсю увидел в старой женщине?

Дзимбо делает комментарий более логичным, переводя выражение «знаменитый разбойник» словами «орать в плен вражеского генерала». В целом получается «старуха не подозревала, как брать в плен вражеского генерала (Дзёсю)». В любом случае, Мумон говорит, что пожилая женщина побеждала проходивших мимо монахов, но не отваживалась отправиться в храм и сразиться с мастером. В конце Мумон говорит, что есть что-то подозрительное в самом Дзёсю, который ошивается около старух, чтобы определять, подлинный у них дзэн или фальшивка. Мумон удивляет нас своей беспристрастностью.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Вопрос тот же самый; Ответ тот же самый. Песок подмешан к рису; Шипы разбросаны в грязи.

Дзёсю задал в точности такой же вопрос, как и другие монахи: «Это ли путь к горе Тайдзан?» Ответ женщины «Прямо!» был таким же для Дзёсю, как и для самого глупого из монахов. Однако вопрос Дзёсю, похожий на вареный рис, на самом деле содержит песок интеллектуальных парадоксов, которые дадут о себе знать, как только мы задумаемся над ними. То, что выглядит, как мягкая и податливая грязь, содержит в себе жизненные шипы, на которые мы накалываемся и истекаем кровью.

Этот случай учит нас двум вещам. Во-первых, не делать так, как Дзёсю — не проявлять интерес к пониманию дзэн другими людьми. Во-вторых, не поступать так, как старая женщина, которая не могла отличить подлинный дзэн от фальшивого, и главное — «угощала ангелов, не зная, с кем имеет дело».

Случай XXXII. БУДДА И НЕ-БУДДИСТ

Действующие лица

Мне кажется, что Будда был впечатляющей, но непривлекательной личностью, подобно Альберту Швейцеру. Отсутствие юмора в словах Будды, его непогрешимость, безэмоциональность, антифеминизм, педантизм и непоэтичность вызывают отвращение. Несмотря на, а скорее, благодаря раздражительности, страстности мыслей и чувств, мазохизму и садизму, ненависти к лицемерам и презрению к своим глуповатым и трусливым ученикам, страх смерти и сомнение в Боге — я говорю, несмотря на все это, или благодаря всему этому, мне больше нравится Христос, и к нему у меня возникают теплые дружеские чувства. От Будды же, когда я вижу его отрешенно сидящим вдали от человечества, на меня веет холодом и отстраненностью.

Слово тиртхъя или тиртхика обычно переводят как «еретик», хотя в данном случае лучше, наверное, говорить о «не-буддистском ученом». К этой категории относятся, например, индусы, брамины, или джайны, последователи философии санкхья. Те, кто был сторонником учения о бессмертии Души или ее исчезновении в момент смерти; те, кто исповедовал странные, малопонятные доктрины о природе кармы — всех их называли гэдо (еретиками). Одним из самых известных «еретиков» был Капила. Он учил освобождению души. Вандхамана, современник Будды, был последним пророком джайнов, датами рождения и смерти которого традиционно считаются 599 и 527 годы до н. э. После двенадцати лет крайнего аскетизма и умерщвления плоти Вандхамана до конца жизни проповедовал свое учение. Вот основные положения учения джайнов:

1. Каждая материальная вещь содержит в себе дух; отсюда вселенский дуализм ума и тела.

2. Бога нет.

3. Очень сложная теория знания, в которой непогрешимы только телепатия, то есть знание вещей, удаленных во времени и в пространстве, а также совершенное знание совершенных душ.

4. Ахимса, или ненанесение вреда всему живому.

5. Нирвана есть уход из тела, а не прекращение существования (и не-существования), как в буддизме.

Этим «еретическим» воззрениям буддизм противопоставляет, например, «три проявления закона»: не-мимолетность, не-эго и Нирвану. В сутрах приводятся эпизоды обращения Буддой учеников Вандхамана, но все они совсем не похожи на настоящий случай. Об Ананде мы уже говорили в случае XXII.

СЛУЧАЙ

He-буддист сказал Будде:

— Я не прошу у вас слов; я не прошу у вас молчания.

Будда сидел неподвижно и молчал.

— Сострадание Почитаемого Миром развеяло облака моих заблуждений и позволило мне встать на Путь! — с восхищением сказал не-буддист.

Затем он поклонился и ушел. Ананда спросил у Будды:

— Этот не-буддист осыпал вас похвалами. Что же он постиг?

— Хорошая лошадь бежит даже от тени кнута, — ответил Почитаемый Миром.

Логика необходима, когда мы пытаемся быть логичными, но этот человек не просил логики. Так, когда он попросил Будду сказать ему что-то без слов и молчания, а Будда продолжал сидеть молча, не-буддист не был настолько глуп, чтобы обвинить Будду в том, что тот не выполнил его просьбу. Он получил то, что просил: не слова и не молчание, а Путь. Исторический Будда едва ли мог проповедовать этот Путь. Понадобилась еще тысяча лет, прежде чем Дарума и Эно смогли четко указать его. Более того, хотя в переживаниях Будды мир и Путь едины, на словах у него они разделены, и поэтому уход от одного из них — существования — был равносилен погружению в другой — в Нирвану. Дзэн — это возврат к миру с пробным камнем истины в кармане; смысл жизни осуществляется, когда мы видим вещи такими, каковы они есть, плохими и хорошими. Продолжение (наших) страданий Будда связывает с миром, с телом, с дьяволом. Продолжение (нашей) радости Будда отождествляет с Нирваной. Но дзэн постиг, что подобно тому, как наша радость и страдание неразделимы, неразделимы также Нирвана и мир, абсолютное и относительное. Таким образом, буддизм дуалистичен, тогда как дзэн тяготеет к единству. Не-буддист получил Путь, но не от исторического Будды, а от дзэн, который объединил Будду с отвергнутым миром — в результате чего Будда оказался не только Почитаемым Миром, но и палочкой-подтиркой, тремя фунтами льна, магнолией в саду, всеми возможностями, ошибками и кошмарами человечества.

Сравнение с лошадью взято из Дзоагонгё, где Будда говорит о четырех типах бхикшу.

Прежде всего, есть лошади, которые пускаются вскачь[149] от одной лишь тени кнута. Бывают также лошади, которых достаточно задеть за шерсть, задетъ за плоть и, наконец, задетъ за кость. Первой лошади достаточно услышать об угрозе для соседней деревни, и она испытывает отвращение к миру; второй для этого достаточно услышать об угрозе для ее деревни; третьей — об угрозе для ее родителей; а четвертой нужно самой пережить страдание или боль.

Эта история показывает, что воображение очень важно, еще важнее, чем дзэн. У не-буддиста хватило силы воображения, чтобы увидеть подлинное состояние ума и тела Будды, когда он безмолвно сидел перед ним. Поэтому для человека, который желает изучать дзэн, очень важно развить воображение. Мы должны заниматься развитием воображения до начала изучения дзэн и продолжать это дело до своего последнего вздоха. Если у нас есть воображение, нам легко понять, что означают, например, слова «Когда Будда сидел, сидели все вещи». Безмолвие Будды не было тем, что мы называем «красноречивым молчанием». Он не намекал на то, о чем трудно сказать словами. Он не пытался показать, что вопросы здесь неуместны или что абсолют пребывает за пределами (отношения) слов и молчания. Его безмолвие не отличалось от его ходьбы и посещения уборной. Когда Будда молчал, он составлял одно целое с листьями дерева в джунглях Амазонки и с ногтями Юлия Цезаря.

Какую иллюзию Будда прояснил для не-буддиста? «Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя» (Мф. 26, 39). «Я и Моя чаша — одно».

Что же касается детского вопроса Ананды, одни говорят, что он спросил Будду от имени менее просвещенных монахов, а другие, такие как Мумон, считают, что это вопрос самого Ананды.

КОММЕНТАРИЙ

Ананда был учеником Будды, но в своем понимании не дорос до не-буддиста. А теперь скажи мне, в чем различие между учениками и не-учениками?

«В чем различие между учениками и не-учениками?» Такие вопросы Мумон любит задавать. Это напоминает нам загадку: «Чем слон отличается от почтового ящика?» Если вы ответите: «Я не знаю», я скажу вам: «В таком случае я не доверю вам опустить свое письмо в почтовый ящик!» И все-таки, в чем различие между учениками и не-учениками? Различие в том, что ученик может быть менее преданным и менее понимающим, чем не-ученик. Однако подлинный вопрос: в чем различие между просветленным и непросветленным человеком? Если мы скажем, что различия между ними нет, это будет противоречить здравому смыслу, тогда как наш здравый смысл есть Божий смысл. Если вы скажете, что они так же различаются, как мел и сыр, вы тем самым отрицаете природу Будды и Отцовство Бога. Суть в том, что вы не можете знать различия до тех пор, пока не постигнете, что различия нет — и тогда вы знаете различие. Когда вы понимаете, что вы не лучше других, тем самым вы лучше других. Но если вы думаете, что вы лучше, это уже не так. Этот парадокс властвует над миром. В руках у него кнут. Видите ли вы тень от кнута?

СТИХОТВОРЕНИЕ

Он идет по лезвию меча, Он бежит по тонкому льду. Без лестницы, со связанными руками Он поднимается по отвесным скалам.

Дзэн иногда прибегает к сравнению с жонглером и акробатом для того, чтобы описать свои ментально-физические проявления. Гудини, который, будучи в наручниках, прыгал в бассейн с водой, имел больше дзэн, чем полагают многие. Во второй строке речь идет о «гладком» или «холодном» льде, но в данном случае это словосочетание, по-видимому, лучше переводить как «тонкий лед».

«Он идет по лезвию меча» — так поступает каждый из нас каждый день, сам того не подозревая. Смерть витает над нами, но мы идем, как нам кажется, по широкой безопасной дороге. Когда мы не думаем об опасности, мы благополучно минуем, по крайней мере, опасность в духовном смысле. Когда мы полностью забываем о себе, о дзэн, никакой лед не является слишком тонким, чтобы идти по нему, если он выдерживает нас, но когда мы начинаем рассматривать абстрактные альтернативы, мы тонем на сухой земле, умираем от голода в стране изобилия, причем безо всяких «если»!

Случай XXXIII. БАСО ГОВОРИТ: «ЭТО НЕ УМ, ЭТО НЕ БУДДА»

Действующие лица

Духовная биография Басо приводилась в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики.

СЛУЧАЙ

— Что такое Будда? — спросил монах у Басо.

— Это не ум, это не Будда, — ответил Басо.

Смысл этого случая сам по себе достаточно прост, но он приобретает необычайную глубину и становится интересным после того, как мы прочтем следующий отрывок из Басо-року (первые три предложения этого отрывка составляют случай XXX).

Ходзё с горы Дайбай, встретившись с Басо, спросил у него:

— Что такое Будда?

— Твое сознание, — ответил Басо, и Ходзё достиг полного просветления.

Впоследствии, узнав, где Ходзё поселился, Басо послал к нему монаха, который, придя к Ходзё, спросил:

— Встретившись с Басо, ты что-то постиг и после этого поселился в горах. Что ты тогда постиг?

— Басо сказал мне: «Твое сознание — это Будда!», и поэтому я поселился здесь, — ответил Ходзё.

— Но недавно Басо изменил свое мнение, — продолжил монах.

— Как он изменил его? — спросил Ходзё.

— Теперь Басо говорит: «Это не сознание, это не Будда!»

— Bom старый плут! — воскликнул Ходзё. — Он сбивает с толку людей и никогда не говорит им правду! Что ж, пусть он теперь говорит: "Это не сознание, это не Будда!», я по-прежнему скажу тебе: «Твое сознание — это Будда!»

Когда монах рассказал об этом Басо, тот с удовлетворением отметил:

— Много слив уже созрело![150]

Эта история имеет интересное завершение:

Фугюдзай, ученик Басо, поднялся на кафедру и промолвил:

— «Сознание — это Будда» — вот лекарство для тех, кто болен. «Это не сознание, это не Будда» — вот целебное снадобье для тех, кто отравился лекарством.

Это прекрасно! Мы думаем, что Будда вне нас. Чтобы исцелить эту излишнюю скромность, Басо дает нам лекарство: «Вы есть Будда». После этого мы начинаем думать, что мы и Будда — это одно и то же. Чтобы излечить болезнь, вызванную лекарством, Басо говорит нам: «Это не сознание, это не Будда!» Снова возвращаясь к случаю XXX, вспомним эпизод с участием того же ученика Басо.

Фугюдзай доставил письмо наставнику императора, мастеру Тю.[151]

— Чему учит вас Басо? — спросил Тю.

— Сокусин сокубуцу,[152] — ответил Фугюдзай.

— Странно это все, — сказал Тю и после короткого молчания спросил: — А чему еще учит вас Басо?

— Хисин, хибуцу,[153] — сказал Фугюдзай, а затем добавил: — Хисин, хибуцу, химоцу.[154]

— Это уже лучше, — сказал Тю.

— Так говорит Басо, а что вы скажете по этому поводу? — спросил Фугюдзай.

— Оно подобно завихрению воды в реке; оно подобно серпу, который срезает деревья шелковицы.

КОММЕНТАРИЙ

Если ты понимаешь, о чем говорит Басо, твое изучение дзэн подошло к концу.

Басо устраняет вначале наши сомнения, а затем и нашу веру. Мумон, в отличие от большинства писателей, умеет выражаться кратко. Давайте будем подражать ему хотя бы в этом.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Если встретишь фехтовальщика, дай ему меч, Пока не встретишь поэта, не показывай стихов. В разговоре скажи три четверти того, что знаешь, Ни в коем случае не говори остального.

Басо учит каждого в соответствии с его «состоянием». Тонущему он не предлагает стакан воды. Блюющему он не предлагает шоколадную конфету. Последние две строки — старая китайская пословица. Ее смысл не в жадности или страхе быть непонятым, а в приспособлении средств к целям. Я лично не отношу себя к сторонникам упая, искусных средств, применяемых для постепенного раскрытия сознания. У нас нет подтверждений точки зрения махаяны о том, что Будда использовал упая вплоть до последних дней жизни — когда явил абсолютную истину в чистом виде. С точки зрения дзэн это невозможно. С рациональной точки зрения грубые люди всегда исповедуют грубые идеи, утонченные люди всегда исповедуют утонченные идеи, и подтверждение тому — вся история религии.

Постепенное раскрытие сознания — это учение, которое умным людям говорит глупые вещи, а глупым — умные, когда мечи дают поэтам, а воинам читают стихи. Будда — это одно, Будда — это другое, Будда — это не Будда. Все это — лишь сотрясание воздуха. И даже когда оно уместно для слушающего — особенно когда оно уместно для слушающего! — оно не имеет ничего общего с дзэн. Так мы можем переговорить самого Мумона; благо, он не может нам ответить. «В том и забава, чтобы землекопа взорвать его же миной!» — сказал Гамлет.

Случай XXXIV. НАНСЭН ГОВОРИТ: «УМ — ЭТО НЕ БУДДА»

Действующее лицо

Нансэн — это парень, который любил свою философию больше, чем кошек.

СЛУЧАЙ

Нансэн сказал: «Сознание — это не Будда; знание — это не Путь».

Лучшим комментарием на эти слова является высказывание Нансэна, которое приводится в Изречениях Нансэна:

В Пустой Кальпе[155] вообще нет слов. Но когда Будда появляется в мире, возникают слова, вследствие чего мы привязываемся к формам вещей… Лишь потому что мы так привязаны к словам, мы становимся ограниченными и забываем о своей вселенской природе. На Великом Пути нет ни мудрецов, ни глупых, ни святых, ни грешников. Но стоит только возникнуть словам, как сразу же появляются ограничения. Поэтому старый мастер Косэй[156] говорит: «Это не сознание, это не Будда, это не вещи».

А вот еще одна проповедь Басо, учителя Нансэна, которая следует сразу же за изречениями из случаев XXX и XXXIII:

Первичная Природа[157] изначально[158] самодостаточна. Когда у человека не возникает, сомнений ни при каких обстоятельствах, будь они благоприятными или нет, такой человек достиг чего-то на Пути. Выбирать добро (естественно) и отвергать зло (инстинктивно), медитировать на Пустоте вещей, входить в состояние самадхи[159] — все это означает что-то делать. Но чем больше мы гонимся за этими внешними вещами, тем дальше мы уходим- от них. Мы должны исчерпать все мысли в Трех Сферах,[160] ведь каждая иллюзорная мысль приводит к рождению-и-смерти. Когда мы оказываемся в этом безмысленном состоянии, другими словами, когда мы оставляем позади источник жизни и смерти, мы приобретаем несравненное сокровище на Пути.

Все это Нансэн называет «знанием», а не Путем. Путь есть то, по чему идут. Когда же по нему не идут, это в лучшем случае потенциальный Путь. Путь существует, когда мы идем; когда мы останавливаемся, Пути больше нет. Что означает идти по Пути? Как уже говорилось, это означает перемещаться из одной поэтической точки в другую, и эти «точки» становятся более устойчивыми и утонченными, когда мы проходим через них.

КОММЕНТАРИЙ

Состарившись, Нансэн утратил чувство стыда. Стоило ему один раз открыть свой вонючий рот, как людям стал известен весь позор его дома. Но следует отметить, что лишь немногие благодарны ему за это.

Мумон шутя плохо отзывается о Нансэне, но все же он хвалит Нансэна за доброту, которую оценили лишь немногие. Кроме того, Мумон обвиняет Нансэна в том, что тот говорил и проповедовал слишком, много, выражался слишком абстрактно, слишком непоэтично, слишком парадоксально. Мумон считает, что виной тому возраст Нансэна. В некотором смысле китайцы и японцы жестоки к пожилым людям или, лучше сказать, менее сентиментальны, чем принято на Западе. Это объясняется своеобразием уважительного отношения к возрасту на Востоке. Так, подлинное уважение Мумона к Нансэну позволяет ему упомянуть его гниющие зубы и дурной запах изо рта.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Погода прекрасна, и солнце сияет в небе; Идет дождь, и земля становится влажной. Его доброта воистину не знает границ, Но лишь немногие поверили его словам!

К этому времени читатели уже заметили привычку Мумона писать что-то, а затем тут же это отрицать, чтобы мы не привязались к словам. Поначалу может показаться, что это недостаток, слабость, стилистический прием, но через некоторое время становится понятно, что здесь мы соприкасаемся с чем-то центральным в мировоззрении Мумона. Нет, он не считает, что истина находится между противоположностями, что все религии имеют в себе что-то подлинное и что-то сентиментальное. Одобрение и похвала Мумона, за которыми сразу же следуют не менее настойчивые отрицание и порицание — это действия самой Природы, которая неуклонна, но в то же время терпима в своих проявлениях. Природа без промедления наказывает нас за каждую ошибку и в то же время свободно позволяет нам совершить другую.

Почему мы так слабы в своей вере? Потому что много рассуждаем. Мы поднимаемся на вершину и, достигнув цели, замечаем, что по пути случайно ушибли колено о камень и поцарапали руки. Если бы мы не выходили из дома, а кто-то пришел к нам и причинил нам аналогичные увечья, мы бы негодовали и кричали от боли. Когда же мы поднимались на гору, у нас было то, что Мумон называет верой. Когда мы сидели дома, у нас было только знание, рассуждения. Путешествуя в горах, мы забываем о сознании. Сидя дома, мы призываем на помощь Будду.

Случай XXXV. ГОСО И ДВА ОБЛИКА СЭЙ

Действующие лица

Имя Госо буквально переводится как «Пятый патриарх», и поэтому мы можем спутать этого человека с Гунином, Пятым патриархом дзэн после Дарумы. Гунин жил в VII веке на горе Обай с семьюстами монахами, среди которых был и Эно, Шестой патриарх. Впоследствии эту гору стали называть Госо-сан, или Гора Пятого патриарха. Приблизительно через четыреста лет после этого, в XI веке, на этой горе поселился старый мастер Хоэн. Он стал известен как Хоэн с горы Госо-сан, или, кратко, Госо.

Госо, или Хоэн, принадлежал к линии передачи Ёги в секте Риндзай. Ёги был духовным отцом Энго, комментатора Хэкиганроку. Мумон относился к пятому поколению после Госо. Хоэн стал монахом довольно поздно, в тридцать пять лет, через два года после смерти Сэттё (ум. 1052), составителя Хэкиганроку. Госо настойчиво изучал буддизм, но так и не смог разрешить своих сомнений. Он повидал нескольких мастеров и в конце концов пришел к Хоону из Фудзана, который сказал ему, что у Нёрая было тайное слово, которого Касё (Второй патриарх после Шакьямуни) не сохранил. Говорят, что эти слова избавили Хоэна от всех его сомнений, и тогда Хоон направил его к Сютану из Хакууна. Однажды Сютан наставлял монаха, как нужно обращаться с My, и Госо, присутствовавший поблизости, внезапно достиг окончательного просветления. Госо сочинил стихотворение:

У подножья холма расстелилось широкое поле; Сложив руки на груди, я тихо спрашиваю старика: «Сколько раз ты продавал и покупал эту землю?» Сосны и бамбук — прохладный ветер шелестит в ветвях.

Связь между этим великолепным стихом и просветлением Госо проследить трудно. Возможно, их объединяет китайская любовь к «хорошей земле».

После того как Госо побывал в должности настоятеля нескольких храмов, он пришел на гору Госо и жил там до смерти в возрасте восьмидесяти лет. Из двадцати четырех дзэнских традиций, существующих на сегодняшний день в Японии, не меньше двадцати прослеживают свое происхождение до Госо. Он не ответствен лишь за три линии передачи секты Сото и одну линию секты Риндзай через мастера Орю.

СЛУЧАЙ

Госо спросил у монаха: «Когда душа Сэй отделилась от тела, где оказалась ее подлинная личность?»

История двух личностей Сэй входит в состав многих китайских рассказов о привидениях. Есть несколько версий этой истории, но они мало различаются между собой. Самая известная версия входит в Сэнто Синва — сборник историй Кую (Чжуй-юй), опубликованный в четырех томах в период Мин. Он появился в Японии в эпоху Токугава и оказал заметное влияние на литературу этого времени.

В городке под названием Коё жил человек Тёкан, младшая дочь которого Сэй была настоящей красавицей и гордостью отца. У нее был двоюродный брат Отю, и однажды шутя Тёкан сказал, что из них получилась бы хорошая семейная пара. Молодые люди приняли эти слова всерьез и поскольку любили друг друга, решили, что уже помолвлены. Отец же решил выдать Сэй замуж за другого молодого человека, Хинрё, и, казалось, трагедии нельзя предотвратить. Не в силах что-либо сделать, Отю уплыл из города на лодке, но однажды вечером, после нескольких дней путешествия, он, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что Сэй находится на той же самой лодке. Влюбленные обрадовались и отправились в страну Сёку, где прожили несколько лет, родив двоих детей. Однако Сэй не могла забыть своей родины, говорила, что покинула отца против его воли, и желала знать, что он теперь думает о ней. Поэтому Отю решил вернуться с женой в свой городок. Когда они прибыли в дом отца Сэй, Отю извинился, что увез его дочь без разрешения, и попросил у него прощения.

— В чем дело?! — воскликнул отец. — О ком ты говоришь?

— О Сэй, — ответил Отю.

— Неправда! Это не Сэй! — воскликнул отец. — Сэй заболела и не встает с постели уже несколько лет.

Отю вернулся в лодку, где его ждала Сэй, и привел ее в дом отца. Сэй, которая лежала в постели, когда ей обо всем рассказали, встала, подошла к Сэй с лодки и в этот момент две женщины стали одной. Тёкан сказал, что после того как Отю уплыл, его дочь не обронила ни слова, лежа без сознания у себя в комнате. Душа, казалось, покинула ее тело. Сэй сказала, что не знала о том, что ее тело осталось в доме отца. Она лишь чувствовала любовь к Отю и, узнав, что он уплыл, последовала за ним, словно во сне. Больше она ничего не помнила.

Это напоминает историю о докторе Джекилле и мистере Хайде, но есть некоторое отличие. У Стивенсона личность разделяется морально, а в китайской истории — «психологически».

Вопрос настоящего случая неясен. Некоторые комментаторы считают, что речь идет о двух душах: какая из них реальна? Но при этом не учитывается, что тело Сэй оставалось дома, тогда как душа Сэй из любви к Отю покинула тело и прожила пять лет в другой части Китая. Вопрос Госо, скорее всего, подразумевает существование другой, спящей души, которая осталась вместе с телом в отчем доме. Таким образом мы получаем две личности: одна — с материальным телом и сверхдуховной душой; другая — с душой и каким-то непонятным субматериальным телом. Идея многих душ и тел (материализации) часто встречается в легендах примитивных людей — и среди представителей всех наций в наши дни году. Вопрос Госо очень прост. Из этих двух личностей какая реальная? Госо не говорит о душе и теле — ведь в этом случае вопрос о более или менее реальном был бы неуместен. Таким образом, трудность для понимания связана с необычной формой вопроса. Что более реально, жизнь или смерть, «я» или вселенная, прошлое или будущее, добро или зло, отвратительное или прекрасное, просветление или иллюзия?

Еще один весьма интересный подход к проблеме — буддистский — состоит в том, что деление души на две части подобно делению ноля пополам. «Когда человек говорит «я», он имеет в виду все скандхи вместе взятые или некоторое их число и тем самым поддается обманчивому впечатлению, что его «я» реально» (Самюктпа Никая, III, 30). Но в Махали-cympe Будда, рассматривая отличие души от тела, становится на дзэнскую точку зрения. Он говорит: «Я всё знаю и всё вижу, но я не говорю, что я знаю, и как я вижу».

Западные комментаторы расходятся в интерпретации этого высказывания Будды. Они говорят, что Будда знал ответ, но не давал его, потому что боялся оказаться непонятым. Другие говорят, что на самом деле он не знал ответа. Третьи говорят, что он не знал ответа и не желал его знать, поскольку проблема не связана с моралью и практической жизнью, которые он рассматривает в своем учении. Все эти вопросы правильны. Все эти ответы правильны. Таков шекспировский, дзэнский ответ, который не правилен и не ошибочен.

КОММЕНТАРИЙ

Если ты просветлен в отношении подлинного состояния вещей, ты знаешь, что мы переходим из одной оболочки в другую, как из одного постоялого дома в другой. Если же ты не просветлен, не нужно в суете носиться туда-сюда. Рано или поздно земля, вода, огонь и воздух внезапно распадутся, и ты не будешь знать, что делать, словно краб с семью передними щупальцами и восьмью задними, которого бросили в кипящую воду. И не говори потом, что я тебя не предупреждал!

В первом предложении Мумон говорит о перевоплощении — сомнительной теории, которая является таким же предрассудком буддистов, каким для христиан является бессмертие души. Оба представления не имеют ничего общего с дзэн. Дзэн говорит так, как сказал Торо, когда его бросили в кипящую воду: «В каждое мгновение мне достаточно одного мира!».[161]

Далее, чтобы последние строки комментария не казались апокалиптическими, рассматривайте их вне времени. Царство Божье среди нас и внутри нас; то же самое можно сказать о Царстве Дьявола. В это самое мгновение, хотя мы сидим в удобных креслах, пьем чай и спокойно, вежливо обсуждаем буддизм, каждый из нас в глубине души похож на ошпаренного краба, который беспомощно шевелит щупальцами. Землетрясение, зубная боль, бешеная собака, телефонный звонок — и наше пресловутое спокойствие рассыпается, как карточный домик. Рай подразумевает состояние, в котором каждая возможность реализована, каждый мост наведен. Это состояние не зависит от завтрашней газеты и бактерий тифа в воде.

Мы можем пройти через жизнь без единой физической боли или потери, но сама их возможность, ожидание проблем, которые никогда не возникнут, — все это не покидает нас ни на миг. Злые глаза, не мигая, смотрят на нас, а мы стоим и воображаем, что будет, когда нас укусят.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Луна среди облаков всегда одна и та же; Но горы и долины меняются непрестанно. Каким счастьем мы окружены в этой жизни! Что-то одно здесь; что-то другое там.

Первые две строки напоминают инверсию слов Вордсворта:

Отражалось переменчивое небо От незыблемой поверхности пруда.

Движение и покой, что-то одно здесь и что-то другое там, Сэй дома и Сэй в лодке, абсолютное и относительное, луна и горы — что реально? Ответ такой же, как и раньше: 3

Все, что созерцаем мы, Исполнено блаженства.

Случай XXXVI. ГОСО ЗАДАЕТ ВОПРОС

Действующие лица

Снова Госо. Вот одна из его проповедей:

Вчера мне встретился один отрывок, и я подумал, не пересказать ли его вам. Но поскольку я уже стар, сейчас я полностью забыл, о чем в нем говорилось. Некоторое время я пытался вспомнить, но у меня ничего не получалось. (Госо помолчал, а затем продолжил.) Да, я забыл, я забыл. Но в махаяне известно дхарани под названием «Мудрый Просветленный Царь». Если его повторять, можно вспомнить забытое. (И Госо начал повторять.) Ан-а-ро-року-кэй-ся-ба-ка. (Затем он всплеснул в ладоши, громко засмеялся и воскликнул.) Вспомнил! Вспомнил!

Когда ищешь Будду, не находишь его;

Когда ищешь Патриарха, не замечаешь его.

У сладкой дыни сладость даже в корне;

У горькой дыни горечь даже в стебле.

Сладость сладкой дыни всеобъемлюща, горечь горькой дыни распространяется на все клетки растения. То же касается Будды, бодхисаттвы, мастера дзэн, Джека-Потрошителя и Плеяды. Сладость и горечь невозможно отделить от того, кому или чему они принадлежат.

СЛУЧАЙ

Госо сказал: «Если встречаешь человека Пути, не приветствуй его словами; не приветствуй его тишиной. Скажи мне, как ты будешь приветствовать его?»

Как и следовало ожидать, этот вопрос был впервые задан другим мастером. Первым, по-видимому, его использовал Сюдзан (926–933), ученик Фукэцу из случая XXIV. Мумон приписывает этот вопрос Госо скорее всего потому, что Госо задавал его чаще других.

Когда вы встречаете просветленного человека, не следует говорить ему: «Хороший денек, не правда ли?» Не следует также его спрашивать: «Что такое дзэн?» или «Бывает ли у вшей природа Будды?» Вы не должны быть погружены в свои мысли настолько, чтобы не заметить его. Вы не должны пройти мимо, делая вид, что не узнали его. Что вам делать в таком случае?

Считается, что дзэн — это «независимость от слов», но не следует забывать, что дзэн — это также «независимость от молчания». Мы должны видеть, что независимость означает неотделимость, единство слов и тишины. Поэтому то, что Госо просит у нас, и нежелательно, и невозможно. Когда вы молчите, молчите так, как молчал Христос перед Пилатом. Когда вы говорите, говорите так, как Бог говорил Моисею: «Я есть Сущий!»

Кто те люди, которые достигли совершенства? Был ли у Христа музыкальный слух? Понимал ли Будда поэзию? Любил ли Конфуций животных? Мы можем называть их совершенными подобно тому, как совершенны кошка, улитка или листок, хотя у них нет музыкального слуха, хотя они не понимают поэзии и не любят животных. В этом смысле Чарли Чаплин был мастером, равно как Микеланджело и Паганини. Однако женщина, у которой умер ребенок, также может быть мастером. Как вы встретите ее? Хирург со скальпелем в руке; Ките, наблюдающий из окна за воробьем, который что-то клюет, — они тоже мастера.

КОММЕНТАРИЙ

Если ты можешь искренне ответить Госо, тебя можно поздравить, но если не можешь, смело смотри на все вокруг.

То же самое имел в виду Вордсворт, когда советовал «неотрывно следить за объектом» — где бы ни был объект, в сознании или вне его. Мильтон говорит: «Что бы ни случилось в твоей жизни — проживи ее достойно». Эмерсон говорит: «Скажи истину, и подлый человек убежит от тебя», и наконец, Христос: «Не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите: ибо не вы будете говорить, а Дух Святой» (Мк. 13, 11). То, что дано будет вам, и есть ответ на вопрос Госо.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Встретив мастера на Пути, Не говори с ним и не молчи! Лишь ударь его покрепче, И все, что нужно, будет понято!

О последних двух строках Хакуин сказал: «Это плохо. Излишняя грубость». Возражение против этих строк состоит в том, что они выдержаны в плохом тоне, а плохой тон означает плохой дзэн, скорее, отсутствие дзэн. Мумон, несомненно, считает, что все мы трусливы — и в первую очередь солдаты, палачи и полицейские. Быть готовым ударить в лицо первого встречного, особенно Бога, необходимо, но необходимо также об этом не говорить, тем более в стихотворении.

В одном из вариантов Сказания о Рыцаре из Уорвика Рыцарь имеет щит, который не может пронзить ни один меч. Но противник Рыцаря, гигант, вооружен мечом Геркулеса, закаленным в реке Ада. Этот меч может сокрушить любой щит и любые рыцарские доспехи. Авторы средневековых романов подчас ставили своих героев в такое же положение, в каком оказались монахи Сюдзана. Интересно отметить, что, когда несокрушимый щит Рыцаря все же уступает мечу Геркулеса, автор как ни в чем не бывало восклицает: «Никогда раньше такого не случалось!»

Случай XXXVII. ДЗЁСЮ И ДУБ

Действующие лица

Дзёсю уже встречался нам в случаях I, VII и XXXI, и сейчас мы видим его в последний раз. Вот еще один эпизод из книги Кисо Гокэ Сёдзюсан.

Когда Дзёсю пришел к Обаку, тот, увидев приближающегося гостя, захлопнул дверь комнаты у него перед носом. Тогда Дзёсю бросил в зал горящую ветку и закричал:

— Пожар! Пожар! Помогите! Помогите! Обаку открыл дверь и, схватив Дзёсю, воскликнул:

— Говори! Говори!

— Ты натягиваешь лук, когда вора уже и след простыл, — ответил Дзёсю.

Спонтанность, лукавство и непобедимость этих мастеров вызывает восхищение. Последняя реплика означает, что Дзёсю не должен говорить (показывать свой дзэн), потому что дзэн присутствует во всех его действиях.

СЛУЧАЙ

— Зачем Дарума пришел в Китай? — спросил монах у Дзёсю.

— Дуб во дворе [храма], — ответил Дзёсю.

Вопросы «Что Дарума принес из Индии в Китай (и в мир)?» и «Что Христос принес с Небес в Иудею (и в мир)?» очень похожи, но когда в качестве ответа мы ставим дуб во дворе рядом с полевыми лилиями, начинают проявляться различия. К дубу и лилиям мы можем добавить также цветок, который Будда держал, когда Кашьяпа улыбнулся (случай VI). Что имел в виду Христос, когда учил своих учеников «Отче наш, сущий на небесах» и когда указывал им на полевые цветы? Давайте переставим слова, чтобы посмотреть, изменится ли от этого смысл. «Посмотрите на Отца вашего, как он растет!» «Лилия наша, сущая на небесах!» Теперь сравните эти высказывания с заключительными строками стихотворения Мейсфилд Вечная благодать.

О прекрасная чистая лилия, О лилия с зелеными листьями, О лилия с белыми цветами, Чистая лилия восторга, Распустись в моем сердце, Чтобы я тоже могла цвести для людей.

Буддизм и христианство совершают ошибку не в переживаниях, которые всегда безошибочны, а в их анализе. Анализ затрагивает предыдущий опыт, и в этом (единственная) причина его важности. Поэтический и религиозный опыт означает видеть что-то (слух, осязание, вкус и запах содержатся внутри этого «видеть»). Этот опыт имеет свою ценность, и мы уверены в этом не меньше, чем тогда, когда мы просто видим что-то. Но в то самое мгновение, когда мы пытаемся ответить на вопрос «И что же мы сейчас видим?» или «Что мы тогда видели?», мы не находим слов, и это приводит нас в недоумение.

Обратите внимание, что вопрос может быть задан таким образом: «Кого это видит?» Возникает недоумение, поскольку видимое неотделимо от видящего (кроме как на словах и в мыслях), и этот странный их сплав есть процесс видения. Когда «я» и поэзия, истина и мой отец, цветок и дуб противопоставляются, оба теряют смысл. Вот почему Христос говорит: «Я и Отец — одно» (Ин. 10, 30). «Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14, 255 20). Трудность с христианами в том, что, когда они говорят: «Христос в вас, упование славы», они понимают все правильно, трансцендентно, но когда они начинают объяснять это, слова становятся метафорами и предлог «в», который подразумевает тождество, получает значение «оказывает влияние на».

В полной версии этого случая, приведенного Мумоном в сокращении, примечательно то, что монах не совершает типичную ошибку — не пытается искать Бога вне себя или внутри себя. Полностью этот случай выглядит так:

— В чем смысл прихода Первого патриарха с Запада? — спросил монах.

— Дуб во дворе, — ответил Дзёсю.

— Не выражайтесь объективно! — сказал монах.

— Я не выражаюсь объективно, — ответил Дзёсю.

— В чем смысл прихода Первого патриарха с Запада? — снова спросил монах.

— Дуб во дворе, — снова ответил Дзёсю.

«Объективно» означает «со ссылкой на объективную ментальную проекцию, принимаемую за реальность». Когда Дзёсю сказал «Дуб во дворе», когда Будда показал собравшимся цветок, когда Христос указал на полевые лилии, когда Тодзан сказал «Три фунта льна», когда Уммон сказал «Палочка-подтирка» — они не имели в виду внешние объекты. Хякудзё не имел в виду внутренние объекты, когда в ответ на вопрос «Что есть истина?» сказал: «Здесь я сижу, на вершине Дайдзю»[162] — и Христос, когда сказал: «Я есмь Свет Мира», и Басе, когда написал:

Чайка ковыляет По летней пустоши. Нахожу себя на картине.

КОММЕНТАРИЙ

Если ты ясно и несомненно осознал ответ Дзёсю, для тебя нет ни прежнего Будды Шакьямуни, ни будущего будды Майтреи.

О Майтрее мы уже говорили в случае XXV. Это Будда, который должен появиться на земле в будущем.

Когда мы познали Бога, он нужен нам не больше чем вода нужна рыбе или воздух птице. Если придать этой мысли выразительность, получим «Когда встретишь Будду, убей его!». Если сформулировать ее спокойно, получим то, что сказал Досё.[163]

Зеленый Бамбук — в каждом стебле Нёрай; Желтые цветы[164] — в каждом лепестке Хання.[165]

СТИХОТВОРЕНИЕ

Слова ничего не выражают; Изречения ни о чем не говорят. Кто не идет дальше слов, тот потерян; Верить в мысли, значит заблуждаться.

Слова ничего не выражают. Слова выражают слова. Вещи не выражают слов. Вещи выражают вещи. Вещь и соответствующее ей слово — два проявления одной и той же Вещи-Слова. Вещь без слова — ничто. Слово без вещи — ничто. Движение ума невыразимо телом. Тело выражает себя, и ум тоже выражает себя. Но Блейк сказал, а Лоуренс пытался доказать на практике, что ум и тело — два аспекта одного и того же.

Дзёсю говорит «Дуб во дворе». Это всего лишь слова, и вы не должны считать их указателем на Истину. Давайте уточним: слова, как и деревья, указывают — но не на Истину. Указывание само есть Истина, подобно тому как Имя Бога есть сам Бог.

Объяснять Истину словами неправильно. Объяснение само есть Истина. Палец указывает на луну Реальность — это палец, а не луна. Луна — это только возможность для пальца указывать на что-то, но реальностью в данном случае является палец. Все это Мумон не сказал и даже не имел в виду, но я слишком уважаю Мумона и себя, чтобы допустить, что он не согласился бы со мной.

Случай XXXVIII. ГОСО И КОРОВИЙ ХВОСТ

Действующее лицо

Госо выступал уже несколько раз, в случаях XXXV и XXXVI.

СЛУЧАЙ

Рыжая корова проходит мимо окна.

Голова, рога и четыре ноги прошли.

Почему не может пройти хвост?

Существует много переводов первого предложения. «Корова проходит через окно». «Бык выходит из своего загона на край пропасти». «Великая корова проходит (мимо? через?) окно с решеткой». «Корова выходит через решетчатое окно». Но все это не имеет никакого отношения к (абстрактной) проблеме, касающейся хвоста коровы, а не того, что она делает.

Считается, что вопрос Госо имеет два источника. В Нирвана-сутре говорится:

За коровой не присмотрели, и она опустошает чье-то рисовое поле…

Корова символизирует Пять Начал.[166] Некоторые комментаторы применяют этот подход к настоящему случаю и говорят, что голова означает одно, рога другое, а хвост соответствует мышлению, которое не может справиться с дуализмом относительного и абсолютного. Второй источник — это Сутра семи снов Ананды, писание буддизма хинаяны, в котором Будда объясняет семь снов Ананды, описывающих будущий мир. В ней есть такой отрывок:

Царь Кирики видит во сне великого слона, запертого в комнате с одним небольшим окном. И все же слону удается извлечь свое тело наружу, после чего в комнате остается только один хвост. Ученики Шакъя отвергают мирские вещи, жертвуют собой и тем самым почти полностью освобождают себя, но желание славы остается, и оно подобно маленькому хвосту слона.

Иноуэ считает, что вопрос Госо происходит не из этой сутры, а из другой буддистской книги, изданной в Китае, в которой говорится, что царю Кирики за одну ночь приснилось десять снов, одним из которых был сон о слоне и его хвосте. Будда объясняет этот сон как олицетворение желаний молодых браминских мужчин и женщин после того, как он уйдет в Нирвану. В любом случае смысл этой истории в том, что тело крупного животного, в частности слона, может пройти через узкое окошко, тогда как непропорционально малый хвост через него пройти не может. Именно эта парадоксальность, присутствующая в снах, должно быть, привлекла внимание Госо, который увидел близость этого сна к дзэн.

Среди сорока восьми случаев, входящих в сборник, настоящий случай — самый непонятный. Что такое хвост, который остается позади? Догэн Дзэндзи говорит о нем:

В этом мире Корова вылезает из окна, Но ее хвост не пройдет, Если ты не будешь Тянуть его изо всех сил.

Хакуин Дзэндзи написал на коан из настоящего случая дзякуго:[167]

Как всегда, без двойственности, Луна сияет перед окном; Лишь несколько лепестков сливы — И все изменилось!

Лепестки сливы, кажется, соответствуют здесь хвосту. Иноуэ видит в коровьем хвосте символ сексуальной страсти, которую Будда считал главной опасностью для своего учения. Асахина высмеивает эту интерпретацию как весьма далекую от дзэн, и это верно. Что же дзэн скажет по этому поводу? Что продолжало беспокоить Христа, Будду, Экхарта и Даруму после того, как они вышли за пределы противоположностей?

Если мы сравним этот случай со случаем V, Кёгэн и человек на дереве, а также случай XX, Сёгэн и силач, мы увидим, что они представляют собой неразрешимые проблемы, своего рода не-проблемы, которые не могут быть решены умозрительно.

Мы не можем обдумывать их; мы должны ответить на них действием. Но перед действием, во время действия и после него мышление не прекращается. Таков дзэнский хвост, но бывают и другие хвосты. Подобно тому как у Каннона тысяча рук для спасения живых существ, у коровы тысяча хвостов. Самый просветленный человек имеет слабости и белые пятна, неосознанные совокупности представлений. Часто говорят, что эти совокупности не затрагивают волю, на которую воздействует дзэн, но это не так. Воли как отдельного психического проявления не существует так же, как не существует отдельного состояния сознания, называемого дзэн. Крепость цепи, которой является каждый из нас, определяется самым слабым ее звеном. Теннисон говорит:

Одна только трещина в лютне, И вся музыка скоро утихнет; Тишина ее место заполнит.

В конце концов мы можем выбросить лютню, но Природа, когда ее отвергают, всегда возвращается, причем через то же самое окно. Что такое Природа? Природа — это хвост. Что такое хвост? Хвост — это вопрос «Что такое хвост?» Природа (коровы) идет вперед, но природа (хвоста) остается позади. В этом смысл слова «атавизм». И в некотором смысле хвост — это лучшая часть Природы, подобно тому как Вордсворт говорит о младенце: «О лучший из философов!» «Начало мудрости — страх Господень» (Пс. 110, 10). И этот первобытный страх всегда остается страхом, как бы он ни маскировался в христианское учение о любви к Богу.

Хвост коровы — это все, что мы не можем понять; все, на что мы не способны. Это наше желание постичь дзэн, которое порождает наша личность и, в частности, интеллект. Лишь целое может познать целое, но интеллект, самая человечная часть человека, выдвигает неразрешимую проблему и никогда не достигает успеха в ее решении. Можно сказать, что хвост коровы выталкивает корову в мир света и свободы, но сам остается во тьме. Этот случай, тридцать восьмой по счету, должен быть последним в сборнике, но возможно при этом все станет слишком очевидным. Христос умер за нас на кресте, Сократ выпил яд, Будда постился и медитировал, пока от него остались лишь кожа Да кости, но хвост и ныне там. Какая замечательная вещь — этот хвост!

КОММЕНТАРИЙ

Если даже в спешке,[168] посмотрев одним глазом,[169] ты можешь сказать ключевое слово,[170] ты выполнишь четыре обязательства и сможешь приходить на помощь в трех бхавах.[171] Если же ты не можешь этого сделать, подумай о хвосте, и тогда ты все сможешь.

Здесь Мумон говорит нам, как протянуть хвост через окно, потому что во сне и в басне сделать это не удается. Торо пишет в своем «Дневнике»

Извлекай из своих сожалений как можно больше. Никогда, не подавляй в себе грусть, а заботься о ней, лелей ее, пока она не приобретет самостоятельного, целостного значения. Глубоко сожалеть означает жить внове.

Таким образом, Мумон призывает нас непрестанно медитировать на коровьем хвосте.

В чем смысл жизни? Мумон говорит нам, что он не в просветлении, не в уходе на Небеса, не в выполнении воли Господней, не в проявлении красоты, истины и любви к ближнему, не в поисках счастья, а в том, чтобы добром отвечать на добро, чтобы спасать людей от греха дуалистического мышления. Отвечать добром на добро — это буддизм, спасать от дуализма — это дзэн, а вместе получается дзэн-буддизм, причем хвост является промежутком между словами «дзэн» и «буддизм». Хвост — это интервал между идеалом и реальностью.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Если пройдет, корова упадет в канаву; Если не пройдет, ей больше не жить. Какая удивительная вещь — Этот маленький хвостик!

Здесь снова комментаторы теряются в догадках. Иноуэ говорит, что не корова, а хвост, символизирующий страсти, приводит к тому, что человек попадает в Ад. Дзимбо считает, что первая строка говорит о попадании в Пустоту, а вторая — об ошибке материализма. Другие комментаторы приводят еще более нелепые объяснения. Но скорее всего в этом стихотворении Мумон ставит нас перед двумя крайностями, которые нас не устраивают, тогда как хвостик по-прежнему виляет в двух последних строках. Если это так, то мы можем сделать следующий вывод. Мы должны жить между относительным и абсолютным, в том и другом одновременно. Наша жизнь такова, что это возможно и фактически делается каждый день. Но вопреки этому и в дополнение к этому у нас есть вечное «почему» и вечное «откуда» — вопросы, на которые мы никогда не получим ответов.

Случай XXXVIX. УММОН И ОШИБКА

Действующие лица

Уммона мы уже встречали в случаях XV (Уммон учит Тодзана), XVI (Уммон и монашеская мантия) и XXI (Уммон и палочка-подтирка). В этом случае мы видим также Сисина и заочно Тёсэцу. Сисин принадлежал к ветви Орю дзэнской секты Риндзай и был духовным сыном Майдо Сосина (1025–1100). После долгих странствий по всей стране он поселился в храме и начал активно проповедовать дзэн мастера Орю. История его просветления во время учебы у Майдо выглядит так:

Майдо показал кулак и сказал: «Назови это кулаком, и ты отвергнешь его духовную природу. Не называй это кулаком, и ты отворачиваешься от фактов. Что ты теперь скажешь?»

Сисину потребовалось два года, чтобы ответить на этот вопрос. Тёсэцу Сюсай, автор стихотворения, которое начал было цитировать монах, достиг просветления в присутствии Сэкисо, которого Тёсэцу посетил по совету Дзэнгэцу Дайси.

Сэкисо спросил у Тёсэцу:

— Как тебя зовут?

— Моя фамилия Те, мое имя Сэцу, — ответил Тёсэцу.

— Не имеет смысла стремиться к мастерству. Скажи мне лучше, откуда ты, пришел? — спросил Сэкисо, и Тёсэцу внезапно достиг просветления.

Он выразил свое просветление в следующем стихотворении:

В каждом из бесчисленных миров безмятежно сияет ясный свет; Я пребываю во всех живых существах, в мудрых и глупых. Если ни одна мысль[172] не возникает, реальность проявлена; Если шесть органов[173] активны, облака отделяют нас от истины. Мы отказываемся от страстей, но наша духовная болезнь продолжается; Мы собираемся постичь Вечную Истину, но и здесь ошибаемся. Пребывание в мире не затрагивает нашу подлинную личность; Нирвана и самсара — всего лишь цветы в сознании.[174]

Первые четыре строки относительны и выражают здравый смысл. Последние четыре строки парадоксальны и выражают истину.

СЛУЧАЙ

Однажды монах задал вопрос о стихотворении, которое начинается словами «В каждом из бесчисленных миров…», но не успел он закончить первую строку, как Уммон перебил его:

— Разве это не слова Тёсэцу Сюсая?

— Да, это его слова, — ответил монах.

— Ты оговорился, — сказал Уммон.

Впоследствии Сисин рассказал эту историю и спросил:

— Скажите мне, как монах оговорился?

Эта оговорка составляет суть данного случая. Дзимбо считает этот случай банальным, а остальные исследователи, кажется, сошлись во мнении, что Христос не должен был цитировать Ветхий Завет, а Конфуций — Книгу Песней. Если монах и совершил ошибку, то не в том, что пытался продекламировать наизусть стихотворение, а в том, что вообще родился. Уммон, подобно многим (но не всем) умным людям, был очень нетерпелив и перебил монаха, возможно, очень грубо. Так, как Уммон поступил с монахом, следует поступать с девяносто девятью процентами людей в церквах и храмах. Пусть идут в бильярдные и дансинг-холлы, где никто их не будет перебивать.

Эмерсон говорит, что использовать слова другого человека так же трудно, как изобретать свои собственные. Великая ошибка людей в том, что они любят выставляться. Монах хотел похвастать своим просветлением, а на самом деле показал обратное. Слова составляют человека, и хотя весь язык построен по принципу подражания, каждое слово, которое мы говорим, следует изобрести снова. Имея в виду Уммона, а не монаха, Торо говорит:

Слова некоторых людей, брошенные с силой, пристают к нам, как репей.

КОММЕНТАРИЙ

Если в этом эпизоде ты постиг безупречный метод Уммона и знаешь, в каком месте монах оговорился, ты можешь учить людей и богов, но если ты все еще не выяснил суть этого вопроса, ты не можешь спасти даже себя самого.

Учитель — это опустошенный человек. Он никогда не говорит на жаргоне, его не интересуют «события в мире», ему чуждо желание и нежелание, приобретения и потери (его собственные и других людей). Чему он учит? Он передает людям свою опустошенность. Он опустошает других, руководствуясь глупой надеждой на то, что

Когда полубоги уйдут, Боги придут.

Но спасать вначале себя, а затем других означает уподобляться человеку, который учится играть сонату ми мажор без диезов и дописывает в партитуру диезы только тогда, когда уже умеет играть ее без ошибок. Спасать других означает спасать себя; спасать себя означает спасать других — и не в тайном, трансцендентном, мистическом смысле, который подразумевает понимание «я есть ты», но потому, что учить, значит учиться, а учиться — учить.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Ловля рыбы на удочку в быстром потоке — Он жадно проглотил наживку и поймался! Стоит тебе открыть рот — И твоя жизнь потеряна!..

Считается, что «быстрый поток» относится к внезапности, с которой Уммон перебил монаха, цитировавшего стихотворение. Слова «жадно проглотил наживку» относятся к желанию монаха быть просветленным, которое, оказавшись слишком сильным, не достигло цели. В поисках просветления важно то, что Басё в поздние годы называл каруми — или легкость, едва заметная ирония, намек на улыбку. Любовь без чувства юмора, как показал нам Шекспир, начинается и заканчивается трагедией. Но дзэн без чувства юмора — вот что действительно воняет!

Случай XL. ИСАН И КУВШИН ДЛЯ ВОДЫ

Действующие лица

Хякудзе, прославившийся своим принципом «День без работы — день без еды» уже появлялся в случае II. Когда Исан (771–819) родился, Хякудзё было пятьдесят два. Когда Хякудзё умер в возрасте девяносто шести, Исану было сорок четыре.

Однажды Исан был в комнате Хякудзё и тот спросил у него:

— Кто ты?

— Рэйю, — ответил Исан.[175]

— Повороши кочергой пепел в камине и скажи, остались ли там непогасшие угольки, — сказал Хякудзё.

Рэйю сделал, как было сказано, и ответил:

— В камине не осталось непогасших угольков. Тогда Хякудзё встал, помешал кочергой пепел и нашел маленький светящийся уголек. Он поднял его и показал Рэйю со словами:

— Разве этот уже погас?

Рэйю был внезапно просветлен. Он низко поклонился мастеру и поведал ему о своем (новом) понимании вещей.

Хякудзе сказал ему, что подлинное просветление не отличается от иллюзии; что запоминание не отличается от забывания; что мудрецы ничем не лучше глупцов. Рэйю оставался с Хякудзё в течение двадцати лет. После смерти Хякудзё Рэйю поселился на горе Исан, где стал настоятелем храма. Его учениками были Кёдзан из случая XXV, Кёгэн из случая V и Рэйун, который известен тем, что достиг просветления, глядя на цветущую сливу.

Главный монах Карин, он же козел отпущения настоящего случая, был вместе с Хякудзе учеником Басо, и поэтому непонятно, как он мог так опозориться. Возможно, в истории события несколько изменены в пользу Исана, как в случае проводимого Пятым патриархом конкурса стихотворений, в котором участвовали Эно и Дзинсю. Впоследствии Карин покинул храм Хякудзе и жил в уединении. Однажды его посетил Хайкю, ученый, имеющий отношение к дзэнской секте Обаку. Именно Хайкю составил книгу изречений Обаку Дэнсинхоё и написал к ней предисловие. Хайкю спросил у Карина:

— У тебя есть прислужники?

— Да, двое, но я не могу показывать их посетителям,

— Где же они, в таком случае?

— Дайку! Сёку! — позвал Карин, и на его зов навстречу изумленному Хайкю из-за храма вышли два огромных тигра.

— Сейчас у нас посетитель. Идите обратно, — сказал Карин и два тигра, зарычав, ушли восвояси.

Эта сомнительная история впоследствии послужила поводом называть дзэнского прислужника пику, что означает «два тигра» или «две Пустоты». (Считается, что есть две Пустоты: человеческая идея о Пустоте и собственно Пустота.)

СЛУЧАЙ

Обучаясь у Хякудзё, Исан исполнял обязанности Гэндзо.[176] Хякудзе пожелал избрать мастера для горы Дайи. Он позвал главного монаха[177] и всех остальных и сказал им, что мастером может стать только очень одаренный человек. Тогда он взял кувшин для воды, поставил его на пол и спросил:

— Не называя это кувшином, скажите, что это такое.

— Это нельзя назвать пнём, — сказал главный монах. Хякудзё спросил у Исана, что он думает по этому поводу.

Исан пнул кувшин ногой.

— Главный монах проиграл! — воскликнул Хякудзё, смеясь.

Исану было велено занять должность мастера в храме.

Кувшин для воды в секте Риндзай называется дзинбин, а в секте Сото — дзёбё. Кувшин для воды входит в состав вещей, которые должен иметь буддистский монах (см. случай VII). В Индии были распространены два типа кувшинов: чаша и ночной горшок. В Китае кувшины отливали из меди или выдалбливали из дерева и использовали как фляжки для переноса питьевой воды.

Существует много толкований словосочетания, которое переведено словом «пень». Его также можно переводить как «кусок дерева», «клин» и «деревянная болванка для изготовления гэта». Надо полагать, что речь шла о предмете, который по форме напоминал кувшин для воды, но предназначался для других целей. С этой точки зрения слово «пень» кажется вполне подходящим.

Все дзэнские действия, то есть действия, проистекающие из реальности, свободны. Они не случайны и не своевольны, а отражают внутреннюю необходимость, которая невидима для непосвященных, но доступна восприятию тех, кто интуитивно чувствует неуклонность, совершенство, уместность, невозможность-ничего-иного-при-этих-обстоятельствах. Вишневый цвет, как и шея жирафа, флюс или музыкальная тема, характеризуются совершенством, завершенностью и в то же время постоянно движутся к чему-то другому. Опрокидывание кувшина для воды легким, грациозным движением отражает ту же неизбежность, которую проявил Дзёсю, когда положил туфлю на голову, и Тодзан, когда произнес: «Три фунта льна». Было бы величайшей ошибкой — гораздо большей, чем ошибка Карина, — полагать, что Исан пнул кувшин, чтобы показать, что выставлять его для этой цели глупо и бессмысленно. Действие Исана есть ответ на вопрос так же, как цветок есть ответ цветущей ветки.

Теперь мы можем задать парочку трудных вопросов. Почему Исан не поклонился кувшину? Ведь кувшин для воды имеет природу Будды не больше и не меньше, чем сам Будда. Ответ состоит в том, что, если бы Исан поклонился кувшину, это было бы слишком религиозно. Отфутболить кувшин далеко или разбить его было бы слишком грубо. Выпить воды из него было бы слишком банально. И хотя дзэн не любит подобных замечаний, следует отметить также, что действие Исана было символическим с точки зрения фрейдизма, и это тоже хорошо.

Следующий вопрос гораздо труднее. Что бы сделал Исан во второй раз? Однажды я пожаловался монаху, что роси рассказывает одну и ту же шутку на каждой лекции. Я ловил себя на том, что жду конца лекции, чтобы узнать, повторит он ее снова или нет. Монах ответил мне: «Ты должен смеяться каждый раз, когда он рассказывает, словно слышишь шутку впервые». Возможно, я должен смеяться, но я не могу этого делать, и поэтому считаю, что в той же самой ситуации следует действовать каждый раз по-другому. Смысл второго вопроса не в том, что бы сделал Исан, повторись все сначала, а в том, что каждое действие совершенно, и его можно повторять лишь в том случае, когда оно станет более совершенным (сама парадоксальность высказывания имеет привкус дзэн). «Осмотрись, прежде чем прыгать» — это не дзэнский принцип. В равной мере не дзэнским являются принципы «Осматривайся во время прыжка» и «Осматривайся после прыжка». Это напоминает Муссолини, который сказал британскому послу, когда их машина сбила ребенка: «Никогда не оглядывайтесь назад!» Мы никогда не должны оглядываться назад. Это верно, но мы также не должны заглядывать в будущее и «томиться по тому, что не настало». Мы не должны смотреть на то, что мы делаем в настоящее мгновение. Мы должны всегда смотреть назад-сюда-вперед.

КОММЕНТАРИЙ

Исан был выдающимся человеком своего времени, но все равно угодил в ловушку[178] Хякудзё. Если сравнивать, можно сказать, что Исан отдал предпочтение тяжелой жизни перед легкой. Что я имею в виду? Я хочу сказать, что Исан снял с головы полотенце и повесил себе на шею железную колодку.

«Угодил в ловушку Хякудзе» означает, что Исан позволил назвать себя настоятелем большого храма, что равносильно выбору «тяжелой» жизни. Вселенная уловками подводит нас к истине, к просветлению, заставляет нас проявить смелость, остроту ума, дзэн. С космической улыбкой на устах Мумон отмечает, что Хякудзё хитростью заставил Исана продемонстрировать свою повседневную трансценденцию, свою кувшинную мудрость. Подобный юмор мы находим только у Свифта.

Мне бы хотелось добавить еще одну неблагозвучную ноту к диссонирующим звукам Мумона. Я говорю «диссонирующим», но как ласкает слух музыка в исполнении этого маэстро! В настоящем случае делается слишком сильный акцент на выживании сильнейших, борьбе за место под солнцем, на победе и поражении. Еще немного и послышатся окрики «Слабых — к стене!» Мне лично больше нравится Карин с его уединением и двумя (пустыми) тиграми. Я бы предпочел его настоятелю большого храма, монаху, который на досуге пинает бутылки.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Отбросив столовые приборы и деревянный половник,[179] Исан, не раздумывая, сокрушил все барьеры. Никакие уловки Хякудзё не остановили его;[180] Ногами Исан попирает Будду, словно это лён [Пальцы ног Исана излучают Будду, словно это лён].

Отдельные строки этого стихотворения сложны, но все оно очень просто. Мумон хвалит Исана за его победу над Карином, который вместо того, чтобы действовать, говорит. Первый из двух приведенных переводов последней строки означает, что, когда Исан пнул кувшин, он пнул вселенную и тем самым пнул Будду, который есть сущность вселенной. Второй перевод означает, что ноги Исана, опрокинувшие кувшин, окружены нимбом, лучами света, которых много, словно семян льна.

Случай XLI. ДАРУМА УСПОКАИВАЕТ УМ

Действующие лица

Время прихода Дарумы в Китай определяют по-разному — 520, 516, 470 или 527 год. Считается, что Дарума был сыном богатого раджи из Южной Индии, но прибыл в Кантон с одной лишь чашей для милостыни и поселился в Лояне, где в течение девяти лет сидел и смотрел в стену. За это его прозвали «брахманом, созерцающим стену», хотя на самом деле он был выходцем из правящих классов. Пещера, в которой он сидел, стала храмом Сёриндзи. Предание гласит, что Дарума умер в возрасте ста сорока или ста пятидесяти лет. По одним данным, его отравили; по другим — перед смертью он вернулся в Индию. Писание, приписываемое Даруме, — Медитации на пяти действиях — очень просто по своему смыслу, но в нем нет того, что мы называем дзэн, и что мы находим в Рокусодангё, или Сутре помоста Шестого патриарха.

Четыре действия — это, во-первых, прощение ненависти, но не только ненависти людей, но и вещей, окружающих нас, например, острого угла стола. Во-вторых, это следование обстоятельствам, которое подразумевает: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф. 20, 26). В-третьих, смирение, или «Да будет не Моя воля, но Твоя!» (Лук. 22, 42) И наконец, соответствие реальности, или осознание, что мы не имеем независимого существования, и вещи тоже его не имеют (но наше существование, как и существование вещей, имеет определенную ценность).

Во время зачатия Второго патриарха Эка (486–593) имело место чудо — возникло странное сияние, от которого он впоследствии получил свое имя, означающее «свет». В молодости он изучал классиков и любил проводить время, гуляя в лесу или в горах. В зрелые годы он изучал хинаяну и махаяну, а впоследствии стал монахом. Приняв еще одно загадочное духовное причастие, он стал известен как «Дух Света». После этого, услышав о приходе Дарумы в Сёриндзи, он приходил к нему до тех пор, пока не добился своего, как об этом говорится в настоящем случае. Став учеником Дарумы, он получил следующие наставления: 1. Прекратить все отношения с людьми. 2. Не гоняться за вещами. 3. Сердце должно стать чистым, ровным, прямым, гладким, как гипсовая стена. 4. Только так ты можешь ступить на Путь.

В предании говорится, что Эка был с Дарумой в течение шести или семи лет. После смерти Дарумы он передал Закон Сосану, который стал Третьим патриархом. Затем он жил (как Христос с мытарями и винопийцами) среди людей из кабаков и скотобоен, разговаривал с прохожими на улицах и рынках, заводил дружбу с представителями самых низких сословий. Когда его спросили, зачем он это делает, он ответил: «Какое вам до меня дело? Я поступаю, как велит моя душа». Так он прожил около тридцати лет. Однажды он проповедовал перед храмом. Вокруг него собрались люди и даже те, кто присутствовал в храме на проповеди священника Бэнва о Нирвана-сутре, вышли, чтобы послушать нищего проповедника. Бэнва был настолько оскорблен, что выдвинул против Эка серьезное обвинение и добился, чтобы его казнили. Эта история, конечно, содержит в себе долю вымысла, но все же она напоминает нам о первых методистах и об Армии Спасения.

СЛУЧАЙ

Дарума сидел лицом к стене. Второй патриарх с отрубленной рукой стоял возле него в снегу.

— Ум вашего ученика не знает покоя, — сказал Второй патриарх.

— Я молю Учителя успокоить его.

— Дай мне сюда свой ум, и я успокою его, — ответил Дарума.

— Я искал свой ум, но так и не нашел его, — сказал Второй патриарх.

— Тогда я уже успокоил его! — ответил Дарума.

Мумон так сильно сократил этот случай, что он едва ли понятен для того, кто читает его в первый раз. Но зато вариант истории, который приводится в Дэнтороку, необычайно подробный. В нем говорится, что дело было девятого декабря и Эка стоял в снегу, пока снег не засыпал его по колено, и тогда Дарума, сжалившись над ним (если бы он этого не сделал, снег засыпал бы Эка с головой), спросил, зачем тот к нему пришел. Эка, обливаясь слезами, сказал то-то и то-то, на что Дарума ответил то-то и то-то. После чего Эка отрубил мечом свою левую руку и положил ее перед Дарумой, и лишь когда Дарума сказал то-то и то-то, имел место диалог, приведенный в настоящем случае. Несмотря на многие занятные подробности этой истории, в ней ничего не говорится о том, что патриархи сделали потом с отрубленной рукой. В передаче просветления первым трем патриархам после Дарумы прослеживается странное сходство:

Сосан: Избавьте меня от грехов!

Эка: Покажи мне их, и я избавлю тебя.

Сосан: Я искал их, ко не смог найти.

Эка: В таком случае я уже избавил тебя от них.

Досин: Откройте для меня врата освобождения!

Сосан: Кто лишил тебя свободы?

Досин: Никто не лишал меня свободы.

Сосан: Зачем же ты просишь меня об освобождении?

В настоящем случае интересно проследить, как пассивность и негативизм раннего дзэн, который еще не ушел далеко от индийского буддизма, сменился активностью и позитивизмом Шестого патриарха, который велел Эме найти свою подлинную природу (см. случай XXIII), которой тот был до своего рождения. Не найти своего «я», но найти свое «Я» — одно и то же, и все же есть большая разница.

КОММЕНТАРИЙ

Беззубый старый чужеземец проплыл по морю сотни тысяч миль с важными намерениями. Это было подобно подниманию волн в безветренную погоду. У Дарумы был только один ученик, да и тот калека. Вот оно как!

Слова «поднимать волны в безветренную погоду» часто используются в дзэн, чтобы сказать, что проблем жизни не существует. Вещи таковы, каковы они есть, и как только мы постигаем это в активном, а не пассивном смысле, нам больше не о чем беспокоиться. С этой точки зрения наши обычные представления о жизни напоминают ноготь, врастающий в палец. И наконец, будды и патриархи дзэн — это врачи, которые делают вид, что лечат болезнь, а на самом деле лишь порождают ее. Но если это лучший из возможных миров, зачем вся эта суета вокруг Дарумы, Эка и Мумонкана? Из этого вопроса родилась знаменитая дока Иккю:

С тех пор как шалун По имени Шакья Пришел в этот мир, Какое великое множество людей Оказалось одураченным!

У дзэн много общего с панглоссизмом, но этот недостаток уравновешивается оскорблением будд и патриархов. В западной культуре мы находим эту свободу только в истории рационалистов, где она почти неизменно сопровождалась полным отсутствием поэзии, не говоря уже об отсутствии религиозных чувств. Едва ли не самое ценное в дзэн — то, что он освобождает нас от беспринципности рационалистов и в то же время от набожности обычных верующих.

Последнему предложению в книге Като посвящены четыре страницы, которые я здесь кратко перескажу. Некоторые комментаторы переводят его «Билл Браун не может читать даты на монетах». Другие так: «Глупый рыбак не знает иероглифа «четыре» [хотя он знает иероглиф «три», входящий в состав его имени]». В соответствии с Иноуэ, в этой строке идет речь о Гэнся, который был учеником Сэппо. Однажды Сэппо спросил у Гэнся:

— Почему ты не путешествуешь [чтобы встречаться с мастерами]?

На что Гэнся ответил:

— Дарума не пришел в Восточное Царство; Второй патриарх не отправился на Запад.

Последнее изречение стало известным в дзэнском мире, благодаря чему установилась связь между Гэнся и настоящим случаем. Следует отметить, что, если в последнем предложении идет речь о Гэнся, в целом комментарий Мумона не блещет оригинальностью — в нем говорится, что Дарума пересек океан (это очевидно), что волны поднимаются без ветра (тоже очевидно) и еще каким-то непонятным образом упоминается монах-рыбак Гэнся. Но вернемся к другим комментаторам. Донку считает, что четыре последних иероглифа просто обозначают четыре истины дзэн. Высказывались также мнения, что в этой непонятной строке Мумон выразил свое понимание подлинного смысла прихода Дарумы в Китай.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Приход с Запада и прямое указывание — Вот источник всех неприятностей! Монахи разводят руками и пожимают плечами — Вот что натворили эти двое!

Многие люди принимают то, что Мумон здесь говорит шутя, за чистую монету. Они считают, что религия — опиум для народа. Но человек — это религиозное животное и, кроме того, животное трусливое, смелое, мудрое, глупое, терпеливое, раздражительное. Далее, подобно тому как мы не можем иметь мир без (возможности) войны, мы не можем иметь религию без атеизма. Как говорится в стихотворении, затруднения, возникающие у нас в связи с пониманием прихода Дарумы с Запада, в связи с Эка, который не мог успокоить свой ум, пока не нашел Ум, — все эти затруднения возникают вследствие истощения, буддистского безразличия и животного равнодушия. Таким образом, Мумона с его иронией можно понять в том, что дзэн, будучи величайшим творением человечества, является в то же время источником величайших зол, как-то: религиозных маний, мазохизма, преследования, бесплодного аскетизма и других еще более неприглядных страниц в истории человечества.

Случай XLII. БУДДА И ЖЕНЩИНА

Действующие лица

Будда часто появляется в Мумонкане, можно даже сказать, слишком часто. Мумон позаботился об этом, чтобы мы не забывали, что дзэн имеет отношение к буддизму. В истории, лежащей в основе этого случая, мы едва ли можем считать Шакьямуни историческим основателем религии, равно как Манджушри никогда не был монахом, прислуживающим Будде. Манджушри — это воплощение мудрости; возможно, идеализированная реальная личность. На изображениях его часто молено увидеть слева от Шакьямуни, а Самантабхадру справа. Вьющиеся волосы Манджушри имеют пять (неизгладимых) завитков, и, если верить учению секты Сингон, эти завитки соответствуют Пяти Мудростям. Манджушри держит меч мудрости в правой руке и голубой лотос в левой. Иногда он восседает верхом на льве. Он является одновременно главным учеником Будды и предводителем бодхисаттв.

Женщину называют Рий, что буквально означает «Отделенная от воли, или сознания». Так ее имя интерпретируется в книге, из которой происходит эта история, — в Сборнике существенных отрывков из всех буддистских сутр.

Момё Босацу, скорее всего, был выдумкой того, кто изобрел этот коан. В сутре встречается имя Рисёонгай Босацу, которое буквально означает «выбрасывание прочь всех призрачных одеяний Босацу».

СЛУЧАЙ

Однажды в древности Манджушри пришел к Почитаемому Миром, где обычно собирались будды, однако в этот раз все будды уже разошлись по своим домам. Только одна женщина сидела рядом с престолом Будды. Она была в глубокой медитации. Манджушри спросил у Будды:

— Почему эта женщина сидит ближе к вашему престолу, чем вы мне позволяете садиться?

— Пробуди ее из медитации и сам спроси у нее, как такое возможно, — сказал Будда.

Манджушри три раза обошел вокруг женщины, щелкнул пальцами, [но не мог пробудить ее и поэтому] взял ее на брахманские небеса, где применил к ней все известные ему магические средства, но так и не смог вывести ее из состояния медитации.

— Даже сто тысяч таких, как Манджушри, не могут вывести ее из состояния концентрации, — сказал Почитаемый Миром. — Но далеко, за тридевять земель, которых не меньше, чем песчинок в Ганге, живет бодхисаттва по имени Момё. Он один может пробудить эту женщину из глубокой медитации.

Как только Будда произнес эти слова, Момё возник из-под земли и поклонился Почитаемому Миром, который сказал Момё, что ему нужно. Момё подошел к женщине, стал перед ней и один раз щелкнул пальцами, после чего она сразу же вышла из медитации.

Этот случай настолько не похож на остальные, что нам кажется, будто мы стали свидетелями левитации. Это история в индийском, а не в китайском духе. Все ее действующие лица не реальны, но значимы; они больше похожи на символы, чем на личности. Но дзэн можно найти даже здесь, не только в отвлеченном, но и в конкретном; не только в призрачном, но и в биологическом. Героя этого случая зовут Момё. Два иероглифа его имени созвучны словосочетанию «непросветленный». Как уже говорилось, первоначальное имя, встречающееся в сутре, означает сбрасывание всех призрачных покрытий, отказ от мирских страстей — одним словом, просветление. Но имя Момё подразумевает прямую противоположность этому — непросветленность. Можно сказать, что изменение имени иллюстрирует здесь всю историю развития буддизма махаяны в сторону понимания, что без иллюзии и рабства не может быть ни просветления, ни освобождения, ни окончательного постижения, что иллюзия, без каких бы то ни было изменений, — это просветление, а обычный человек, какой он есть, — это Будда. Это открытие кажется парадоксальным и мистическим, но на самом деле оно подтверждено нашим повседневным здравым смыслом.

Что касается женщины, мы можем вообразить себе, что у автора сутры (очевидно, автором был не Будда; Будда не был даже рассказчиком) была умная и добрая сестра. И вот автор, желая польстить своей сестре и поддержать всех женщин, решил добавить в сутре эту небольшую драму, в которой женщина оставила в дураках даже великого Манджушри. О дзэн можно сказать, что он не только антифеминистичен, но и в некотором смысле античеловечен. Женщинам дзэн присущ от рождения, тогда как мужчинам навязывают дзэн обстоятельства. Рий, женщина из этого случая, а вместе с ней и Момё Босацу, превзошли Манджушри — самое мудрое, с буддистской точки зрения, существо в мире. Мудрость животных — названная Хаксли животным благородством (animal grace), поскольку она полностью интуитивна, — превосходит в живости любую человеческую мудрость, к которой неизбежно примешана доля бесплодной мысли.

Самадхи — глубокое созерцание абсолютной истины, одна из целей жизни. Другая цель — это применение постигнутого к текущему состоянию нашей повседневной жизни, к болям в сердце и тысячам других напастей, которым подвержена наша плоть. Щелчок пальцами — это, должно быть, способ вывести человека из состояния гипноза. Обойти вокруг человека три раза (скорее всего, против часовой стрелки) означает сделать то же самое. Зачем Манджушри понадобилось брать с собой женщину на брахманские небеса, не совсем ясно, но, вероятно, это значит, что делал с ней все, что мог.

КОММЕНТАРИЙ

Драма, разыгранная на сцене старым Шакьей, — это полная неразбериха. Манджушри — великий учитель Семи Будд; скажи на милость, почему он не смог вывести женщину из самадхи, если даже Момё, начинающему, это оказалось под силу? Если ты можешь понять причину этого без различения, живя среди суеты и мирских дел, ты всегда пребываешь в Самадхи Дракона.

Семь Будд — это Випасин, Сикхин, Висвабху, Кракутчанда, Канакамуни, Кашьяпа, Шакьямуни. Некоторые комментаторы считают, что речь идет не о Семи Буддах, а седьмом из них, Шакьямуни.

Самадхи Дракона (или Змеи) называется так потому, что змеи остаются неподвижными в течение длительного времени. Тот факт, что Момё, начинающий, перекликается со сложной классификацией стадий Буддовости. Момё достиг лишь первой из десяти этих стадий.

Как всегда, Мумон ставит нас перед дилеммой или, выражаясь более точно, дает нам еще один поразительный и драматический пример Дилеммы, которой окружена вся наша жизнь. И если Мумон чего-то не желает слушать, так это наших объяснений. Вопросы — да, ответы — нет. Мумон желает, чтобы мы ясно осознали проблему. Мудрость не поможет нам ее решить, подобно тому как она не помогла Манджушри решить его проблему. Но глупость поможет нам, если мы, как советует Блейк, будем настойчивы в своей глупости.[181] Если мы теперь исказим цитату из Гамлета, получим: «Настойчивость — это все».

СТИХОТВОРЕНИЕ

Один мог разбудить, другой не мог; Каждый из них по-своему свободен. Перед нами маска Бога и маска дьявола; Случившаяся неудача очень интересна.

Это больше напоминает загадку, чем стихотворение, особенно в оригинале. В первой строке, конечно же, речь идет о Момё и Манджушри. Вторая говорит нам, что первый из них был свободен разбудить, а второй свободен не разбудить ее. Убийца свободен убить, а убиваемый свободен быть убитым. Солнце свободно притягивать землю, а земля свободна сопротивляться притяжению. Маски Бога и дьявола носит один и тот же актер. Момё и Манджушри (Будда и женщина; читатель этой книги и автор) — это всего лишь маски, и поэтому не имеет смысла превозносить одну из них и критиковать другую. Но кто же актер? К этому вопросу мы еще вернемся в случае XLV.

И наконец, неудача Манджушри, упомянутая в последней строке, приносит чувство облегчения таким неумным и невежественным людям, как мы. Однако смысл неудачи, то есть трагедии, более-интересен здесь, чем смысл удачи. Он имеет большую ценность (не потенциальную, а действительную), подобно тому как в Божественной комедии Данте Ад намного интереснее, чем Рай. Известны другие переводы второй строки. Слово «каждый» можно понимать как «он» или «она» в предположении, что речь идет о Будде или о женщине. В любом случае, нашим главным пороком является желание стать на чью-то сторону, не говоря уже о том, что мы всегда отстаиваем свои интересы. Мы всегда стремимся быть на стороне победителя, забывая, что Бог — это черная лошадка, которая приходит первой в каждом забеге.

Случай XLIII. СЮДЗАН ЗАДАЕТ ВОПРОС

Действующие лица

Сюдзан (Шоу-шань) единственное действующее лицо в этом случае, но так произошло скорее всего из-за сокращения оригинала. Сюдзан — название горы и монастыря на этой горе. До того как Сюдзан получил имя от этой горы, он был известен под именем Сёнэн. Сёнэн родился в 926 году, стал монахом в молодости, прилежно изучал буддизм и проявил при этом необычные способности. За исключительное знание Лотосовой сутры его прозвали Нэнхоккэ. В зрелые годы он стал учеником Фукэцу (см. случай XXIV) и тем самым оказался в линии мастеров дзэнской школы Риндзай. Сюдзан умер в 993 году.

СЛУЧАЙ

Сюдзан поднял сиппэ и сказал: «Монахи! Если вы называете это сиппэ, вы упускаете из виду его реальность. Если вы не называете это сиппэ, вы идете против фактов. А теперь скажите мне, что это такое?»

Сиппэ[182] — это бамбуковая палка длиной около трех футов. Вначале сиппэ использовали для наказания; затем — как символ власти мастера или священника.

Мумон выделил самую существенную часть эпизода. Полностью история приводится в одиннадцатом томе Готоэгэна. Вот как она выглядит в издании Донку.

Сэккэн Кисё стал священником и после посещения нескольких мастеров изучал дзэн у Сюдзана. Однажды Сюдзан поднял перед ним сиппэ и сказал [затем идет текст случая, а вслед за ним еще одно продолжение]. Кисо выхватил сиппэ и швырнул его на землю со словами:

— Что это?!

— Ты слеп! — воскликнул Сюдзан, после чего Кисё был внезапно просветлен.

Однако в главе XVI Дзэнрин-руйдзю, где эта история также приводится, ее конец существенно отличается:

Услышав слова Сюдзана, Сэккэн Кисё, находившийся среди собравшихся монахов, внезапно достиг просветления. Подойдя к Сюдзану, он выхватил сиппэ у него из рук, разломал его на две части и швырнул обломки на землю со словами:

— Что это?!

— Ты слеп! — воскликнул Сюдзан [имея в виду противоположное]. Кисё поклонился ему.

Выбор сделать здесь непросто, но какую бы версию мы ни приняли, сравнение ее со случаем XL, в котором Исан опрокинул кувшин для воды, показывает, насколько энергичность Сюдзана отличается от спокойной собранности Исана, что в данном случае соответствует различию между первым проблеском просветления и просветлением зрелым.

Высказывание «Ты слеп!» может быть аллюзией на слова, сказанные Риндзаем перед смертью:

— Когда я умру, не закрывайте Подлинный Глаз Закона!

Один из старших монахов, Сансё Энэн, громко выкрикнул:

— Катц!

— Тот, кто постиг Подлинный Глаз Закона, знает, что этот слепой осел не может закрыть его, — сказал Риндзай.

Если Сюдзан цитирует слова Риндзая, это свидетельствует о том, что в действительности имела место вторая версия истории. Важной частью этого случая является смысл китайских словосочетаний, которые здесь свободно переведены как «упускать из виду реальность» и «идти против фактов». Судзуки переводит их как «утверждать» и «отрицать», делая их противоположностями. На самом деле эти слова означают что-то одно, и в то же время они различны. Первое из них подразумевает привязанность к слову сиппэ — к вещи как части целого. Второе подразумевает привязанность к активности — к вещи как целому, — в результате чего мы забываем, что каждая вещь является отдельной частью целого.

Хороший пример выхода за пределы «утверждения» и «отрицания» приводится в книге Д. Т. Судзуки Японский буддизм (Tourist Library, 21). Это история о дзэнском мастере Кандзане.

Его храм, очевидно, нуждался в ремонте… Однажды, когда шел дождь и крыша протекала, Кандзан позвал двух прислужников и велел им подставить что-то там, где вода с потолка лилась на пол. Один из них побежал и сразу же вернулся с бамбуковой корзиной, чем очень порадовал мастера, и он сурово выругал второго монаха, который долго искал более подходящий сосуд для воды.

В данном случае мы видим отсутствие привязанности как к словам, так и к активности.

КОММЕНТАРИЙ

Если ты называешь это сиппэ, ты отвергаешь его абсолютность; если ты не называешь это сиппэ, ты отвергаешь его относительность. Без слов и без молчания, скажи мне, что это такое! Сейчас же! Сейчас же!

Мумон здесь в точности повторяет слова Сюдзана, но переведены они несколько по-другому. Более того, китайцы говорят «Скажи!», а не «Скажи мне!» Однако, по-моему, «Скажи мне!» лучше, потому что оно ясно показывает, что мы должны не просто выразить свое понимание, но выразить его для кого-то, для кого-то реального или воображаемого. Когда Мумон требует от нас сказать то, что не есть ни слова, ни молчание, он не совсем прав. Точнее будет так: «Скажи что-нибудь или не говори ничего, но так, словно ты не говоришь и не молчишь». Другими словами, мы должны сделать невозможное. Но даже и это еще не все. Мы должны делать и в то же время делать-и-не-делать, тем самым объединяя в одно целое относительное и абсолютное.

Еще можно сказать кое-что о восклицании «Сейчас же! Сейчас же!» Речь идет не о времени в обычном смысле и даже не о психологической быстроте реакции, а о духовной вневременности. И тем не менее мы не должны пренебрегать временной скоростью. Краткость — сестра таланта. Здесь нам нужно как можно меньше слов. Нужно осознавать каждое мгновение еще до того, как эмоции или мышление смогут обозреть его независимо. Каждое проявление души должно быть как можно больше наполнено чувствами и мыслями, но оно должно быть целостным. Человек и его действия должны составлять одно целое. Все драматические произведения — это хроника существования этой цельности и ее нарушений. Гораций и Гамлет, Дездемона и Отелло, леди Макбет и Макбет — все эти примеры показывают нам, что дзэнское состояние сознания само по себе не гарантирует счастья или успеха в жизни. Но даже при этом готовность и быстрота — это все.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Когда он поднимает сиппэ, Он дарует жизнь или отнимает ее; Он наводит страх на будд и патриархов, И они умоляют его о пощаде.

Эмерсон говорит: «Выскажи все, что у тебя на уме, и ничтожный человек убежит от тебя». Насколько верно это в отношении святых и будд! Подлинная деятельность безупречна, но недалекий человек не видит этой безупречности, и поэтому он убежит от вас. Будда уйдет от вас потому, что вам не нужна его мудрость. Таким образом, ничтожный человек и Будда попадают в одну категорию людей. Это неудивительно, но даже сам Христос не может спасти бизнесмена или университетского профессора. Большинство комментаторов цитируют здесь интересную историю о Бунки, который принадлежал к ветви Игё и был учеником Кёдзана. В период ученичества Бунки был поваром в храме, и вот однажды, мешая рисовую кашу в большом чане, он неожиданно увидел величественную фигуру Манджушри, возвышающуюся перед ним в столбе пара. Бунки изо всех сил ударил ее половником, но это не возымело действия. Он услышал царственный голос, говоривший ему:

— Я — Манджушри! Я — Манджушри!

— Ну и подумаешь. А я Бунки! — ответил монах. — Даже если передо мной появятся Шакьямуни и Майтрея, я не пощажу их! — и Бунки снова замахнулся на фигуру половником, после чего призрак исчез и больше не появлялся.

Случай XLIV. БАСЕ И ПАЛКА

Действующие лица

Встретить еще одного Басё — все равно что услышать о еще одном Шекспире, которого звали не Вильям. В настоящем случае нам приходится выбирать из шести Басё, которые получили это имя, потому что, каждый в свое время, жил на горе Басё. Большинство комментаторов считают, что речь здесь идет о первом Басё, которым стал кореец Эсэй, тогда как все остальные его тезки, надо полагать, были китайцами. Известно много случаев, когда корейские монахи приходили к китайским мастерам, и практически во всех этих историях мы чувствуем что-то некитайское. В чем здесь дело, сказать трудно, однако корейский характер имеет в себе что-то упрямое и независимое. Японцы по характеру более податливы, а китайцы более неоднозначны.

Даты жизни и смерти этого Басё не записаны, но известно, что он жил в девятом веке и учился у Нанто Коё, который был учеником Кёдзана из случая XXV. Вот еще одна история, рассказанная о Басё:

Монах попросил у Басё: «Покажите мне подлинное лицо». Басё сидел неподвижно.

Сидеть неподвижно, быть полным энергии, но лишенным амбиций, труднее всего в мире!

СЛУЧАЙ

Басе сказал собравшимся монахам: «Если у вас есть палка, я дам вам еще одну; если у вас нет палки, я заберу ее у вас».

Иноуэ переводит слова Басё таким образом: «Если у вас есть палка, это потому, что я вам ее дал; если у вас нет палки, это потому, что я у вас ее забрал» и говорит, что общепринятый перевод ничем не лучше других псевдодзэнских загадок типа «шли два монаха; начался дождь; один монах намок, другой нет» или «воробей сел на каменную арку и сломал ее». Проповедь Басё можно покритиковать за то, что она излишне парадоксальна. Но так ее понимают все остальные комментаторы, и многие поколения мастеров видели в словах Басё парадокс. Это обязывает нас понимать тот случай именно так.

Самое главное в подлинном (поэтическом) парадоксе — не пытаться его истолковать. Христос сказал: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10, 39). Обычно это на скорую руку объясняют так: «Тот, кто потеряет свою (материальную) жизнь, получит свою (духовную) жизнь». То же самое касается слов Христа: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Мк. 14, 26). Здесь слово «возненавидит» обычно интерпретируют как «будет любить меньше». Тем самым Христос превращается в любителя каламбуров, который предоставляет каждому расставлять знаки препинания в словах «казнить нельзя помиловать» в соответствии с его пониманием.[183] Таким образом, не имеет смысла говорить, что наличие палки означает привязанность к ней — ведь зачем тогда Басё собирается дать нам еще одну? Не имеет смысла говорить также, что отсутствие палки означает привязанность к не-палке — ведь почему тогда Басё собирается забрать у нас палку (а не не-палку)?

Дзэнскую философию можно излагать следующим образом. Пусть есть две возможности: а) иметь палку и б) не иметь ее, или иметь кочан капусты, или не иметь ничего. Реальность с большой буквы состоит в том, что палка есть (А) и одновременно ее нет (Б). Таким образом, Реальность — это — АБ или БА. (Точнее будет сказать, что реальность — это буквы А и Б, написанные одна поверх другой.) Из АБ в нашем (относительном) мире возникают а и б. В абсолютном мире вечно пребывает АБ. Мы можем предположить, что иногда из А возникает а, иногда из Б возникает б. (Конечно же, а равно Б, но а не равно б.) Почему в данный конкретный момент в относительном мире мы имеем а, никто не знает. Это тайна за семью печатями. Это коровий хвост.

В действительности, у нас всегда есть а и АБ и же б и АБ, то есть палка (а) и не-палка (Б); или же не-палка, капуста или ничто (б) и палка (А). (Не забывайте, что А равно Б!) Таким образом, у нас есть а и АБ или же б и АБ, но поскольку А и Б проистекают из абсолютного мира, провести различие между ними очень трудно. Однако мы предполагаем, что а возникает из А-й составляющей АБ, а б возникает из Б-й составляющей АБ.

В настоящем случае Басё говорит: «Если в вас есть а, относительная палка, я дам вам А, абсолютную палку; если у вас есть б, относительная не-палка, я дам вам Б, абсолютную не-палку». Слово «дам» в данном случае означает «помогу осознать». Согласится ли Басё с моими объяснениями, меня совсем не волнует.

До сих пор объяснение было исключительно умозрительным. Но нужно привести также (исключительно) эмоциональное объяснение или, лучше будет сказать, поэтическое объяснение. В стихотворении Два апрельских утра Вордсворт рассказывает, как школьный учитель Мэттью однажды встретил «цветущую девушку», которая была очень похожа на его покойную дочь. Мэттью говорит: «Я с восторгом смотрел на нее», и добавляет со вздохом: «Но не хотел, чтобы она была моей».

С дзэнской точки зрения, слова «не хотел» очень важны. Ведь если Мэттью «не хотел, чтобы она была его», это не значит, что он «хотел, чтобы она была не его». Он «не хотел», чтобы она была его дочерью, и «не хотел», чтобы его дочь была жива. Слова «не хотел» в данном случае говорят о выходе за пределы личного желания. Жизни и смерти желать невозможно. Жизнь есть жизнь; смерть есть смерть. Палка — это палка; не-палка — это непалка. Но в то же самое время жизнь — это смерть; А — это Б; не-палка — это палка; Б — это А. Но, как уже отмечалось, а — это никогда не б, а б — это никогда не а. Скорее всего, именно это Дайи Мотэцу[184] имел в виду, когда сказал:

Я не согласен [с Басё]. Если у вас есть палка, я заберу ее у вас; если у вас нет палки, я дам вам палку. Таково мое отношение. Монахи, знаете ли вы, что такое эта палка или нет?

Мотэцу говорит, что если у вас есть палка, то есть у вас есть а, он заберет ее у вас, то есть даст вам б, чтобы напомнить вам о Б. Если у вас нет палки, то есть у вас есть б, он даст вам палку, то есть даст вам а, чтобы напомнить вам об А. Помните, что А — это палочность палки, а Б — это не-палочность палки. При этом а никогда не равняется б, но А всегда равняется Б.

КОММЕНТАРИЙ

Она помогает тебе, когда ты переходишь реку рядом со сломанным мостом. Она сопровождает тебя, когда ты возвращаешься в деревню в безлунную ночь. Но назови ее палкой, и ты полетишь в Ад быстрее стрелы.

Первые два предложения Мумон заимствовал у Дзикаку, который однажды показал монахам свой посох и произнес эти слова. Дзикаку жил в храме Рэйиндзи, который находится на четвертой из знаменитых Пяти Гор, но вот когда? Еще до Дзикаку Суйрюдзан, ученик Гэнся, однажды сказал монахам:

— Прожив в горах тридцать лет, сколько энергии я почерпнул из своего посоха!

— Как вы могли получать энергию из него? — спросил монах, выйдя вперед.

— Минуя долины, минуя вершины, я лечу на восток, я лечу на запад! — ответил Суйрюдзан.

Монах желает знать, как что-то одно может давать энергию чему-то другому. Суйрюдзан дает ему ответ с помощью не-ответа. Мы получаем энергию из палки, если мы знаем, что мы есть палка, и тогда, где бы мы ни были, каждая вещь, каждая не-вещь наделяют нас своей и нашей собственной силой.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Глубокое и мелкое повсюду Везде находятся в моем распоряжении. Она поддерживает небо и землю; Она проповедует Подлинное Учение.

Похоже, что это стихотворение относится к секте дзэн и ее мастерам, но не имеет универсальной применимости. Палка используется для того, чтобы отделить реальное от претенциозного, отличить овец от коз среди учителей дзэн. «Она поддерживает небо и землю» означает, что именно дзэн не позволяет вещам распадаться. Дзэн — это центростремительная и центробежная сила вселенной, которая в большей мере духовна, чем материальна, но при этом в равной мере духовна и материальна. Дзэнское «учение» — это не философская абстракция или религия, а действия живых существ в живой вселенной.

Таким образом, палка становится «цветочком в замшелой стене», который Теннисон держал в руке. Всех мастеров этого мира, в том числе Христа и Будду, можно испытать этим цветочком Теннисона. Вы можете возразить, что китаец и англичанин — разные люди. Китаец говорит, что знает, что такое палка, Бог и человек, тогда как англичанин говорит, что не знает. Но мне кажется, что Теннисон в значительной степени притворялся, что он не знает. Думаю, что он все прекрасно знал, но не желал знать, что он знает. Он знал, что вселенная, Бог, человек и цветок — одно и сказал об этом. Этот же принцип лежит в основе философии буддизма махаяны. Теннисон, как и Оливер Твист, требовал большего и тем самым проявил скорее жадность, чем жажду познания.

Случай XLV. ХОЭН СПРАШИВАЕТ: «КТО ОН?»

Действующие лица

В предыдущем случае у нас было шесть Басё, а здесь мы имеем два Хоэна, которых очень трудно отличить друг от друга. Это напоминает нам стихотворение Исса:

Одни лягушки квакают так, Другие эдак, но все они — Двоюродные братья и сестры.

Като уделяет шесть страниц обсуждению вопроса о том, какому из Хоэнов, Госо Хоэну или Сисо Хоэну, принадлежит изречение этого случая.

Все трудности возникают потому, что известные монахи заимствуют имя (прозвище) у места своего проживания (горы или храма). Мастера сменяют друг друга, но горы остаются, а вместе с ними и их имена — если, конечно, как это нередко бывает, гору не назовут как-то по-другому, в результате чего путаница становится еще большей.

Гора Тодзан сначала называлась Ходзусан, или Гора, Что Разбивает Голову. В период Тан Четвертый патриарх Досин поселился на этой горе, назвав ее Соходзан, или Гора Двух вершин. Когда впоследствии здесь жил Пятый патриарх, он называл ее Обайсан, Гора Желтой Сливы, в честь префектуры, в которой он родился. Впоследствии эта гора была известна как Госодзан, Гора Пятого Патриарха. Госо из настоящего случая звали также Тодзан — по имени храма Тодзэндзи, который находился на горе Тодзэндзи.

СЛУЧАЙ

Хоэн из Тодзана сказал: «Сяка и Мироку — слуги кого-то другого. Скажи мне, кто этот Другой?»

Сначала мы должны разобраться с тем, кто такой Сяка (Шакьямуни) и Майтрея (Мироку). Являются ли они реальными людьми, один из которых умер и ушел из мира, а другой все еще не родился на земле? Если это так, то случай получается довольно слабым, поскольку ни один осведомленный буддист не будет предполагать, что эти два человека как таковые являются Окончательной Реальностью; он скорее сочтет их воплощениями или символами Реальности. Набожные последователи хинаяны были бы шокированы этими словами, но Госо обращался к монахам, которые выросли на традиции махаянического и даосского трансцендентализма. У этих монахов подобные слова не могли пробудить Великого Сомнения, в чем, надо полагать, Госо видел цель своих проповедей. Должны ли мы в таком случае понимать иероглиф «Другой» как природу Будды, Изначальную Сущность, Первоначало, Абсолютную Истину или что-нибудь в этом роде? В какую путаницу мы попадаем, когда пытаемся трансцендировать не только Бога, но и Лик Божий! Возможно, реплика Госо направлена против представления об «Отце нашем, сущем на Небесах», которая в буддизме проявляется как поклонение богам, таким как Амида, Фудо, Каннон, Дайнити Нёрай, Дзидзо, а также целой плеяде более мелких, «региональных» божеств, которых полным полно в Китае, Японии и других странах. Эту тенденцию не следует осуждать на том основании, что она антропоморфна. Анимизм, или, лучше сказать, аниматизм, — одно из самых замечательных свойств человеческой природы. Ошибочность представления об «Отце нашем, сущем на Небесах» не в антропоморфности представления об Отце, а в том, что он «сущий на Небесах», а значит, далекий от нас. Даже когда мы говорим «сущий в мире, в камне, в ручье, в душе», нас отделяет от него предлог «в». Разделение есть зло, а предлог «в» подразумевает разделение. Даже слова «есть» и «тождествен» подразумевают разделение. Утверждение единства и отрицание различия также разделяют.

Иноуэ объясняет, что здесь иероглиф «Другой» или «Он» подразумевает нас, а стало быть, Госо учит монахов, что Шакьямуни и Майтрея являются реальностью этой вселенной. То, что мы суть Бог и нет другого Бога, кроме нас, не вызывает сомнений, но хотя об этом можно сказать, лучше об этом не говорить (подобные высказывания не имеют ничего общего с дзэн).

Дзимбо говорит, что иероглиф «Другой», который, не в обиду китайскому языку будь сказано, можно также понимать как «он», «она» или «они», есть то, что (или Тот, Кого) Будда встретил в момент просветления. Против этого мнения трудно возражать, особенно принимая во внимание, что мы ничего не знаем о том, кого встретил Будда.

Что касается самого вопроса «Кто такой Он, Она или Оно?», то прежде чем мы ответим на него, его следует правильно поставить. «Покажи нам Отца, и довольно для нас» (Ин. 14, 18). «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1, 18). Ученики были неискренни, когда просили показать им Бога. Другими словами, они не были готовы отдать для этого все, что у них есть. Христос сказал: «Вы видите то, что хотите видеть. Почти никто не хочет видеть Бога, даже если он режет себя ножом и бросается в огонь, стремясь доказать обратное». Только Бог может увидеть Бога. «Кошка может смотреть на короля, но она не видит в нем короля». Но с другой стороны, «Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1, 18). В наших словах и действиях тоже должен проявляться тот, кого Стивенсон называл Невидимым Спутником.

КОММЕНТАРИЙ

Осознать, кто такой Другой, — все равно что встретить своего отца на людном перекрестке. Нужно ли спрашивать у других, он это или не он?

В комментариях Мумона интересно то, что он всегда прыгает в другую крайность или за ее пределы. Это Нечто, которое кажется нам столь смутным и необъятным; это Нечто, которое не есть что-то конкретное или вещь, потому что оно всеобъемлюще и включает также абстракции и не-бытие.

Сокровеннее оно, чем дыхание, и ближе, чем руки и ноги.

Это наш старый знакомый, «Отец, сущий на небесах», который вернулся к нам и заговорил с нами теплым, любовным голосом. Это наводит нас на мысль о стихотворении Блейка Горе другого человека, в котором он говорит, что «тот, кто улыбается всему», не может не жалеть нас:

Не сидеть и день, и ночь, Вытирая слезы прочь! О нет! Это невозможно! Нет, нет! Это невозможно!

СТИХОТВОРЕНИЕ

Не натягивай лук Другого, Не садись на лошадь Другого, Не высказывайся плохо о Другом, Не суй свой нос в дела Другого.

Когда мы пишем Другой с большой буквы, стихотворение перестает быть обычным морализаторством (как понимает его большинство комментаторов). Оно становится прямым, трансцендентным проявлением дзэн. И в тексте случая и комментарии к нему иероглиф «другой» используется для обозначения того, что безымянно, и не может быть названо. Тот же самый иероглиф в стихотворении комментаторы почему-то понимают в обычном смысле «другой человек». Таким образом, получается, что стихотворение не имеет ничего общего с исходным случаем.

Что бы ни писали Мумон, Шекспир, Браунинг и Вордсворт, мы должны вкладывать в их слова самый глубокий из всех возможных смыслов. Можно считать, что Мумон предостерегает нас от любой разновидности Подражания Христу. Именно неподражаемость, непредсказуемость Бога и Природы так сильно влечет нас к себе. Мы не должны пытаться натягивать лук Бога или ездить на Его лошади — на одном из четырех коней Апокалипсиса. Мы не должны, подобно Просперо из Бури Шекспира, пытаться подражать Богу.

С другой стороны (и здесь Мумон снова предостерегает нас), мы не должны плохо отзываться о вселенной, не должны критиковать Бога, как это делает Теннисон в стихотворении In Memoriam, Apнолд в стихотворении Будущее, Гарди в стихотворениях Тайный Иуда и Вопросы Природы. Мы не должны также проникать в тайны Бога, задавать вопросы «Почему?», проявлять научную любознательность. Вещи следует принимать, каковы они есть. Мы должны скакать на нашем боевом коне, сражаться с нашими врагами — вальяжностью, апатией, пошлостью, стремлением найти счастье и так далее. «Другой» этого случая — хозяин Будды и Мироку, но не наш. Мы не хозяева и поэтому не имеем слуг. Мы не слуги и поэтому не имеем хозяев.

Случай XLVI. СЭКИСО И ТРИДЦАТИМЕТРОВЫЙ СТОЛБ

Действующие лица

В этом случае, так же как и в предыдущем, возникают трудности с установлением личности главного актера Сэкисо (Ши-шуан). До нас дошли сведения о семи монахах, носивших это имя, но лишь двое из них были знаменитыми мастерами, поэтому пятерых остальных мы можем сразу отбросить.

Сэкисо Кэйсё (807–888) — дзэнский мастер периода Тан был современником Тодзана, Риндзая, Токусана и других. Он стал священником в тринадцать лет. Вначале он изучал Винаю, но впоследствии утратил к ней интерес и перешел к дзэн. Он обучался у Исана, достиг просветления у Дого и стал духовным наследником последнего.

Сэкисо Соэн (986-1039) — мастер династии Сун, духовный прадедушка Тодзана Госо из предыдущего случая. Далекий от первого Сэкисо во времени и линии передачи, второй Сэкисо стал священником в возрасте двадцати двух лет, посещал знаменитых дзэнских мастеров своего времени и занял место Фуннё Дзэнсё.

Трудность в том, что у нас нет других письменных свидетельств, на основе которых можно было бы определить, кому из этих Сэкисо принадлежит вопрос этого случая. Вот три причины, почему мы должны отдать предпочтение второму из них.

Во-первых, «древний мудрец», о котором говорится в настоящем случае, — это Тёса, продолжатель дела Нансэна, духовный брат Дзёсю и, стало быть, современник первого претендента Сэкисо Кэйсё. Если Тёса назван в случае «древним мудрецом», то речь, скорее всего, идет о позднем Сэкисо.

Во-вторых, Сэкисо Соэн — духовный предок Мумона, и поэтому последний мог включить в сборник этот случай по сентиментальным причинам.

В-третьих, мы встречаем вопросы о тридцатиметровом столбе у Госо, духовного правнука Сэкисо Соэна по линии Ёги и Хакууна, и у Тосоцу из случая XLVII, который также был духовным правнуком Сэкисо Соэна по линии Орю и Хохо. Во всем этом Като следует Иноуэ. Донкан, кажется, признает только одного Сэкисо, а именно Кэйсё, биографию которого он приводит. Дзимбо также упоминает только одного Сэкисо Кэйсё.

Самым надежным здесь является первый аргумент, базирующийся на словах Мумона «древний мудрец». Достаточно ли этих слов, чтобы считать, что речь идет о втором Сэкисо? Быть может, Мумон знал только одного Сэкисо? Или, быть может, приписывание этого коана Сэкисо было традицией его времени? Почему Мумон не назвал автора стихотворения Тёса? Может, он не знал его имени? При каких обстоятельствах современники Мумона называли кого-то «древним мудрецом»? Каково было представление об истории дзэн в эпоху Мумона?

Какими бы ни были ответы на эти вопросы, мы ничего не знаем об истории возникновения этого коана. Известно, что Сэкисо часто использовал его. Это был его любимый коан. Иноэу считает, что этот коан (№ 2878 в сборнике Дзэммон Коан Тайсэй) принадлежит Нансэну, который был хронологически предшественником обоих Сэкисо. В пользу гипотезы о принадлежности этого коана Нансэну говорит и то, что форма коана в стихотворении Тёса более совершенна, чем форма коана в изложении Сэкисо. Фактически Тёса дает гэ, или стихотворный комментарий на коан, и поэтому создается впечатление, что автор коана — предшественник Тёса. Таким образом, вполне возможно, что Мумон по ошибке приписал Сэкисо коан Нансэна.

Сведения о Тёса приводились в третьем томе серии Дзэн и дзэнские классики. Он был довольно странным типом из тех, о которых говорят «перекати-поле». Всю жизнь Тёса путешествовал и проповедовал там, где ему хотелось. Почти ничего не известно о его жизни до того времени, когда он пустился странствовать. Мы знаем только, что он стал настоятелем храма Рокуон после Нансэна. Монахи боялись Тёса и прозвали его Тигром Горной Вершины.

СЛУЧАЙ

Сэкисо спросил: «Как можно подниматься вверх с вершины тридцатиметрового столба?» Кроме того, древний мудрец сказал:

Сидящий на верхушке тридцатиметрового столба Встал на Путь, но главного все еще не постиг. Он должен подняться выше, чем тридцатиметровый столб, И проявить подлинное «я» в десяти направлениях.

В случае LXXIX из Сёёроку приводятся обстоятельства, в которых Тёса сочинил этот стих. В этом сборнике говорится:

Тёса велел одному послушнику повидать монаха по имени Э[185] и посоветовал, что нужно у него спросить.

— Как, вы чувствовали себя до встречи с Нансэном?[186] — спросил послушник у монаха Э.

Монах Э некоторое время молчал. Тогда послушник снова спросил у него:

— А как вы чувствуете себя после этой встречи?

— Ничего особенного, — ответил Э. Послушник вернулся и рассказал об этом Тёса.

Тёса сказал [дальше следует стихотворение из настоящего случая].

— Как можно подняться выше тридцатиметрового столба? — спросил послушник.

— Горы в провинции Росю; реки в провинции Рэйсю,[187] — ответил Тёса.

— Не понимаю, — пожаловался послушник.

— Четыре моря и четыре озера превращаются в Царя,[188] — сказал Тёса.

КОММЕНТАРИЙ

Если ты поднялся над верхушкой столба и повернулся на месте, что здесь хвалить или порицать? Но все же скажи мне, как можно подняться выше верхушки тридцатиметрового столба? Ага!

Мумон говорит, что, если мы прыгнем с верхушки столба, своего собственного или столба другого человека, мы можем любить наших врагов, потому что у нас их больше нет. «Все вещи трудятся вместе во имя всеобщего блага». Здесь мы должны остановиться и не цитировать дальше, как сделал Вордсворт, сказавший:

Все, что созерцаем мы, Исполнено блаженства.

Но это всего лишь слова. Мумон спрашивает у нас, как нам прыгнуть из смерти в жизнь. Кто-то грубит, кто-то хнычет, у кого-то плохой характер; как нам реагировать на это? Этот вопрос напоминает вопрос Сэкисо. Чтобы на него ответить, мы должны приложить немало умственных усилий. Продолжать стоять на нашем (на первый взгляд) высоком пьедестале недостаточно. На самом же деле мы не находимся на верхушке столба, мы утопаем в трясине самовлюбленности и блуждаем среди колючих зарослей мыслительных построений. Только воля может освободить нас, но наша воля не может освободить других. Другие останутся бестолковыми, полными заблуждений, равнодушными, вульгарными и раздражительными.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Если [третий] глаз на лбу затуманен, Мы принимаем отметку на весах за сам вес; Мы отказываемся от души и тела И вслепую ведем за собой слепцов.

Глаз Будды находится над нашими двумя глазами. Вначале это был глаз на лбу Махесвары, восьмого из двадцати дэв. Затем этот глаз стал символизировать единство за пределами двойственности. Таким образом, в буддизме выражение «видеть одним глазом» противоположно по смыслу английскому слову one-eyed (одноглазый), которое означает «ограниченный», «неспособный видеть вещи в перспективе».

Третий глаз есть у каждого. Все живые существа и даже неживые объекты наделены им. Все пользуются им, сами того не подозревая. Именно с помощью этого глаза мы читаем поэзию и, как это ни странно, слушаем музыку. Можно даже сказать, что этот глаз видит вещи, каковы они есть, поскольку вещи предстают перед нами в своем подлинном виде (только) тогда, когда мы видим их этим глазом.

Конец стихотворения интересен. Зрячие ведут зрячих; слепые ведут слепых. Все ведут и всех ведут. Выражение «слепец, ведущий за собой толпу слепцов», происходит из Нирвана-сутры (глава XXIX), но вопрос Сэкисо возник, скорее всего, в результате наблюдений за уличными акробатами, которые были популярны в старом Китае (их изображения сохранились, например, на посуде, которая хранится в Храме Сёсоин в Наре). Эти акробаты проделывали разные трюки, стоя на верхушке столба, который держал на голове другой человек. Дзэнские мастера, наблюдая за такими представлениями, думали: «Какой замечательный талант! Но в дзэн нужно пойти дальше этого!»

Случай XLVII. ТОСОЦУ ЗАДАЕТ ТРИ ВОПРОСА

Действующие лица

Тосоцу (Доу-шуай, 1044–1091) стал священником в молодости. Вначале он изучал буддизм хинаяны и махаяны, а затем дзэн.

Однажды он посетил Сюти в храме Кайэйдзи. После короткого разговора с гостем Сюти понял, что Тосоцу получил хорошее образование.

— Я вижу, ты выдающийся человек. Но скажи мне, почему ты разговариваешь и ведешь себя, как пьяница?

Тосоцу покраснел, на лице у него выступил пот, но все же он ответил спокойно:

— Прошу вас, не отказывайте мне в вашем милостивом сострадании.

Сюти продолжал разговаривать с ним, испытывая его, задавая вопросы, которые чаще всего приводили Тосоцу в замешательство. Впоследствии Сюти позволил Тосоцу приходить к нему для собеседования.

Однажды Сюти сказал ему:

— Встречался ли ты с Игу из Хосё?

— Я читал его Изречения, и этого для меня достаточно. Я не хочу встречаться с их автором, — ответил Тосоцу.

— А как насчет Кокубуна[189] из Тодзана?

— Кандзайси?[190] Этот болван в панталонах, воняющих мочой? Разве от него можно ожидать чего-то хорошего?[191] — спросил Тосоцу.

— Тебе пришло время сделать вонь панталонов Кокубуна своей, — сказал Сюти.

Тосоцу подчинился его велению, отправился к Тодзану и не возвращался, пока не постиг его дзэн. Когда он вернулся к Сюти, тот спросил у него:

— Теперь, когда ты увидел жителя Кандзан,[192] что ты можешь сказать о Великой Вещи?[193]

— Если бы не ваше наставление, я бы прожил в заблуждениях до конца своих дней, — сказал Тосоцу и поклонился Сюти.

После этого Тосоцу стал настоятелем храма Тосоцудзи, от которого и получил свое имя. Когда Тосоцу родился, Сэтте было шестьдесят пять лет. В 1063 году, когда Тосоцу было двадцать, родился Энго. Когда Тосоцу было двадцать три, Вильгельм Завоеватель одержал победу при Хастингсе. Умирая, Тосоцу написал стихотворение:

Восемь и четыре десятка; Мне нипочем святые и грешники — Но не потому что я был героем, А потому что дороги Рюана[194] ровны.[195]

СЛУЧАЙ

Тосоцу воздвиг три препятствия, спрашивая у монахов:

«Чтобы избавиться от иллюзий и познать истину, вы должны постичь вашу подлинную природу. Но где она в это самое мгновение?»

«Когда вы постигаете вашу подлинную природу, вы освобождаетесь от жизни и смерти. Но когда меркнет свет ваших глаз,[196] как вы можете избежать жизни и смерти?»

«Освободившись от жизни и смерти, вы знаете свой путь после смерти. Но когда четыре элемента распадаются, где вы оказываетесь?»

Вопрос души и ее бессмертия, кажется, возникал и представлял собой проблему в самом начале дзэнской истории. Будда отказался отвечать на него, сказав, что рассуждения на эту тему не имеют смысла. Но даже если согласиться с Буддой в отношении нашего личного существования после смерти, смерть тех, кого мы глубоко любим, делает этот вопрос актуальным. Однако Тосоцу не дает нам ответов в обычном смысле слова. Фактически он только задает вопросы, как Шекспир; вероятно, он считает, что смысл жизни в том и состоит, чтобы отвечать на вопросы о смысле жизни. Перефразируя Конфуция, можно сказать, что, если человек видит вопрос утром, он может умереть без ответов вечером. Но можно сказать об этом и по-другому: мы пытаемся ответить на вопрос, чтобы лучше понять сам вопрос. Ответ — это средство; вопрос — это цель.

Суть первого вопроса в том, где пребывает наша «природа», которую мы должны «постичь». Ответ на него довольно прост: это сама Природа. Такой ответ имеет научное подтверждение. Эддингтон говорит:

Субстанция сознания не разбросана по пространству и времени; пространство и время являются частью циклической схемы, которая по существу проистекает из нее. Но мы должны предположить, что так или иначе эта субстанция делится на части. Она достигает уровня сознания лишь в некоторых местах, но из этих островков построены, все наши знания. Помимо прямого знания, содержащегося в каждой самосознающей области, есть еще знания, полученные с помощью логического вывода. К последнему типу знаний относятся наши представления о физическом мире.

Но дзэн не признает «знаний, получаемых с помощью логического вывода». Дзэн стремится к прямому познанию физического мира, и достигнуть этого познания можно лишь очень ненаучным путем: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24). «Да будет не Моя воля, но Твоя» (Лк. 22, 42). «Блаженны (то есть всезнающи) нищие духом» (Мф. 5, 3). Поэтому дзэн прав в том, что нужно сторониться не только философии и науки, но также и литературы, искусства, музыки и культуры — всего того, что обогащает жизнь. Ведь все это «дано будет вам», когда вы достигнете нищеты, о которой говорил Экхарт.

Вторая проблема в том, как вы можете освободиться от изменений, если в каждое мгновение вы сами изменяетесь физически, ментально, духовно, глубинно. Первое препятствие связано с пространством; второе — со временем. Как можно освободиться от смерти, если мы каждый день приближаемся к могиле? Как мы можем освободиться от жизни, если мы живем свою жизнь самым лучшим образом? Свободу от смерти можно себе вообразить, если предположить, что в будущем возможно бессмертие, но как мы можем освободиться от рождения, если мы уже родились? Введение в рассмотрение прошлых жизней, как и будущих, не отвечает на вопрос, а лишь уводит в сторону от него.

И снова ответ здесь очень прост. Мы должны жить с жизнью и умереть со смертью, не отделяясь от них. Проблема страдания неразрешима, потому что мы воображаем себя в стороне от боли и смерти, противопоставляя себя им. Но освободиться от изменений мы можем только в том случае, когда отдаемся им. Так учит Шелли.

И наконец, третье препятствие объединяет в себе пространство и время. Куда мы идем в момент, смерти? И снова ответ — сама простота. Никуда. Но что такое эти «куда» и «никуда»? Что если мы уже «нигде» до наступления мгновения смерти? Что такое это «когда» и «всегда»? Что если вы пребываете в состоянии «никогда» постоянно?

О быть ничем, ничем, И лишь лежать у Его ног, Как сломанный, пустой сосуд, Который Господу принадлежит.

Так поется в гимне, но что если мы уже ничто, пусты задолго до того, как нас опорожнили? Что можно сказать о месте, о котором Христос говорит: «Я приготовил вам место»? Какое время Христос имеет в виду, когда говорит: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8, 58)?

Когда Содзё должны были казнить, он сказал: «Четыре первоэлемента не имеют хозяина». Эти слова находятся в вопиющем противоречии с тем, что сказал Хоэн в случае XLV. Глубинную невозможность ответить на любой вопрос и, в частности, на вопрос о том, что такое жизнь-и-смерть, что такое дзэн, можно проиллюстрировать рассуждениями профессора Линдемана о том, что точное положение и скорость электрона невозможно определить.

Хорошо известный случай аналогичной аномалии можно встретить в описании простых химических субстанций, которые распадаются при попадании на открытый воздух. Окись азота, например, в присутствии кислорода образует двуокись азота, называемую также «бурый газ». Таким образом, бессмысленно спрашивать, каков запах окиси азота. Ведь запах можно почувствовать лишь тогда, когда молекулы вещества попадают на слизистую оболочку носа. Для этого вещество должно смешаться с воздухом, но в случае окиси азота смешивание с воздухом эквивалентно мгновенному распаду и образованию двуокиси азота. Поэтому запах окиси азота невозможно определить, и обсуждать его не имеет смысла.

Тосоцу говорит о том же. Каков запах вселенной до того, как ее понюхали?

Надо полагать, что при жизни Тосоцу встретил лишь несколько человек, которые могли бы пройти его препятствия. Мудзин Кодзи, конфуцианский ученый и друг Оансэки, однажды был в буддистском храме и, увидев там много сутр, сказал: «У нашего Конфуция меньше писаний, чем у этих варваров, не так ли?» Мудзин собирался написать критику буддизма, но однажды наугад открыл Юймакё и прочел:

Моя болезнь не связана с земным началом, Но она и не чужда земному началу.

Этими словами Юйма отвечает Манджушри, когда тот приходит к нему, чтобы справиться о его болезни, которая является также болезнью всех живых существ. Мудзин был поражен глубиной этих слов и после этого начал изучать буддизм. Он встретил Тосоцу и однажды, споткнувшись о ночной горшок после бессонной ночи, внезапно достиг просветления. Пути Господни неисповедимы!

КОММЕНТАРИЙ

Если ты знаешь три пароля, ты хозяин, где бы ты ни оказался. Если же ты не знаешь их, скажу тебе, что от грубой еды мы быстро устаем, а после хорошо усвоенной пищи трудно быть голодным.

Самое трудное в этом комментарии — понять смысл второго предложения. Слова «грубая еда» многие комментаторы понимают как «заглатывание пищи». Тогда все предложение приобретает смысл: «Хотя просветление является скачком сознания, одного этого скачка недостаточно». Чтобы глубоко понять дзэн, нужно детально изучать его и практиковать его во всех сферах повседневной жизни. Только тогда мы с полным правом можем сказать, что преодолели три препятствия.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Одна мысль заполняет безбрежность; Видеть в мгновении вечность. Если ты прозрел эту мысль, Ты прозрел того, кто мыслит.

Говорят, что первые две строки стихотворения Мумона пришли из Кэгонгё. Поэтому для их перевода я заимствовал два изречения Блейка. Можно добавить также:

Вечность есть всего лишь мысль, Которою мы мыслим о Тебе.

Созерцать проявления ума означает созерцать все. Но все — это каждая конкретная вещь. Созерцать проявления ума означает всматриваться в вечность. Но вечность — это текущее мгновение.

Слово «прозревать» в применении к мыслям означает отметать прочь, не иметь никаких представлений о дзэн и о просветлении, о святых и грешниках, о греховности и святости. Вот что такое прыжок с верхушки столба.

Первые две строки можно считать преодолением первого препятствия, после чего мы осознаем, что целое есть часть, а часть есть целое; что моя природа есть Природа. Третья строка преодолевает второе препятствие. Изменение в каждое мгновение есть переход от мысли к мысли, когда, выражаясь словами Блейка, «в каждое мгновение мы словно пребываем на ложе сладкого покоя». Или, как сказал Торо о походке некоторых людей: «На каждом шаге они отдыхают всем телом». Четвертая строка — это преодоление третьего препятствия. «Куда мы идем, когда?..» следует заменить на «Кудамы идем, когда?..» И ответ здесь состоит в том, что, кроме мы есть мы, верно также мы есть не-мы. И эти мы-не-мы подвластны не пространству и времени, а лишь пространству-вне-пространства и времени-вне-времени.

XLVIII. КЭМПО УКАЗЫВАЕТ ДОРОГУ

Действующие лица

Кэмпо (Цзянь-фэн) достиг просветления у Тодзана, но больше о нем ничего не известно.

СЛУЧАЙ

Монах спросил у Кэмпо:

— Бхагаваты десяти направлений идут по одному пути к Нирване. Позвольте спросить, где начинается этот путь?

Кэмпо поднял палку, провел линию и сказал:

— Здесь.

Позже монах обратился за помощью к Уммону. Уммон поднял веер и сказал:

— Этот веер поднялся на тридцать третье небо и там ударил по носу божество. Карп в восточном море бьет хвостом и начинает идти проливной дождь.

Кэмпо проводит палкой линию, очевидно, в воздухе. Это хорошо, но, возможно, было бы лучше, если бы он провел ее на земле и тем самым сделал более конкретной и определенной. Эта линия на

земле есть Врата Рая. Ответ Уммона в точности противоположный. Хотелось бы, чтобы Уммон услышал ответ Кэмпо. Кэмпо как будто говорит: «Я есмь Сущий»; Уммон как будто говорит: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь». Ответы Христа, ответы самих Кэмпо и Уммона — они бесконечны: бесконечно малы, бесконечно велики.

Вопрос монаха перекликается с Су-рамгама-сутрой. Тридцать третье Небо — это высшие небеса на вершине горы Шумеру.

КОММЕНТАРИЙ

Один из них опускается на морское дно, где поднимает пыль, валяясь в грязи. Другой восходит на вершину горы и вздымает пенистые волны, которые достигают небес. Один связывает, другой освобождает, но свободной рукой каждый из них поддерживает великое учение. Они подобны двум наездникам, скачущим бок о бок. В этом мире редко встретишь человека, который непосредственно постигает истину. Но если ты посмотришь на великих учителей подлинным глазом, ты увидишь, что ни один из них не знает, где начинается путь к Нирване.

Последнее утверждение Мумона, как может показаться, отрицает все, что было сказано до этого. И все же оно справедливо. Сколько бы линий ни проводил Кэмпо, как бы оригинально Уммон ни высказывался, у каждого из них только половина входа, только половина пути. Выражаясь словами Мумона, они не знают, где начинается дорога, потому что знать это невозможно. Когда мы подлинно знаем, что этого нельзя знать, когда мы видим вселенную как один вопросительный знак, мы находимся на пути к Пути.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Нога еще не поднята, но мы уже пришли, Язык не шевельнулся, но объяснение закончено. Хотя идти вперед всегда непросто, Мы должны уметь сделать последний ход.

Поднимание палки, поднимание веера, движение ноги, движение языка — все это не подлинная активность, а лишь ее внешнее проявление. Подлинная активность присуща воле, которая их совершает. Последние две строки — это метафора из игры в го. Суть этой игры в том, чтобы постепенно окружить своими фишками фишки противника. У нас всегда есть другая возможность, лучший способ сделать то же самое. Поэтому завершающий ход всегда в будущем. Как в Алисе в Зазеркалье, наше пирожное всегда в прошлом или в будущем, но никогда не в настоящем.

Приложения

Вместе с Мумонканом обычно печатают еще четыре коротких произведения: Дзэнские предостережения Мумона, Стихотворение Содзю О трех препятствиях Орю, Подтверждение Мокё и Сорок девятый случай Амбана. Здесь они приводятся в таком же порядке.

Послесловие Мумона

Мудрые изречения Будды и патриархов, все их суждения, подобно исповеди преступников, представлены здесь без авторских добавлений. Автор снял крышку со своей головы и позволил тебе увидеть все его собственными глазами. Но ты должен постичь истину непосредственно, не пытаясь узнать о ней от других. Если ты — человек выдающихся способностей, то, услышав небольшую часть, ты сразу же постигнешь суть. Тебе не нужно будет входить во Врата и подниматься по ступеням, потому что, выставив вперед локти, ты преодолеешь это препятствие, не спрашивая разрешения у привратника. Не забыл ли ты слова Гэнся: «Не-врата — вот врата спасения; не-смысл — вот смысл идущего по Пути»? И слова Хакууна:[197] «Путь ясно виден. Вот он!.[198] Почему бы вам не идти по нему?» Все объяснения напоминают попытки рисовать молоком по земле. Если ты прошел врата, Мумон больше тебе не нужен. Если же ты не прошел их, ты по-прежнему обманываешь себя. Легко постичь Ум Нирваны, но нелегко постичь Мудрость Различий.[199] Если ты ясно постиг эту Мудрость Различий, в твоей стране можно жить.

В год перехода к периоду Дзётэй;[200] за пять дней до конца периода летнего уединения.[201]

С почтением написал Мумон Бикху[202] Экай, восьмой после мастера Ёги.

Дзэнские предостережения Мумона

Следовать циркулю и равняться по линейке — все равно что связывать себя веревкой.[203] Делать лишь то, что нравится, означает быть еретиком[204] и потакать дьяволу.[205] Объединять и успокаивать ум означает становиться пассивным[206] это ложный дзэн. Субъективность и забывание объективного мира подобны падению в глубокую яму.[207] Знать все наперед и никогда не позволять другим обманывать себя означает ходить в кандалах и носить колодку.[208] Думать о добре и зле — значит быть в Рае-и-Аде.[209] Искать Будду, стремиться познать Истину вне себя — все равно что быть заключенным между двумя железными чакравалами.[210]

Тот, кто в мыслях[211] считает, что просветлен, всего лишь играет с призраками. Практиковать прекращение мыслей означает становиться дьяволом. Движение вперед — всего лишь умственная иллюзия. Возврат к старым традициям отрицает нашу религию.[212] Не продвигаться вперед и назад — все равно что быть мертвецом, который продолжает дышать.[213] Теперь скажи мне, что ты собираешься делать?.[214] Ты должен приложить все усилия, чтобы достичь просветления в этой жизни и прекратить перевоплощаться в трех мирах целую вечность.

Стихотворение Содзю О Трех Препятствиях Орю

О Мурё Содзю ничего не известно, кроме его духовной родословной. По-видимому, он был современником Мумона.

Орю Энан — духовный сын Сэкисо и основатель одной из семи сект (китайского) дзэн. Он родился на пятом году правления императора Синсо, в 1002 году и умер в 1069.

В трех первых из приводимых ниже пяти стихотворений первая строка принадлежит Орю, а вторая, третья и четвертая — Содзю, который написал также четвертое и пятое стихотворение. На печати словам Орю соответствует курсив, а слова Содзю набраны обычным шрифтом.

Почему моя рука подобна руке Будды? Ночью я шарю в изголовье кровати И невольно начинаю громко смеяться, Потому что все тело — одна рука!

Это стихотворение пришло из случая LXXXIX Хэкиганроку, где Унган спрашивает Дого:

— У бодхисаттвы великого сострадания (Каннона) великое множество рук и ног — что он ими делает?

— Он похож на человека, который в темноте пытается на ощупь найти подушку, — ответил Дого.

— Я вас понял! — воскликнул Унган.

— Что ты понял? — спросил Дого.

— Все тело состоит из рук и глаз! — ответил Унган.

Чтобы найти в темноте подушку, тело и ум человека работают слаженно и совершенно, хотя в комнате темно и человек до конца не проснулся. Так же действует бодхисаттва сострадания Каннон.

Почему мои ноги подобны ногам осла? Я еще не шел, но мои ноги уже касались земли; Когда я пошел, мой путь пролегал по четырем морям; Мимоходом я оседлал трехногого осла мастера Ёги.

Монах спросил у Ёги:

— Что такое Будда?

— Трехногий осел, который шагает по дороге, высоко поднимая копыта, — ответил Ёги.

Дзэн — это религия неуважительного уважения, уважительного неуважения. В ней есть что-то от Сэма Уэллера.

Все люди подвержены влиянию определяющих условий; Каждое из них связано с кармой предыдущих жизней. Ната сломал кости и вернул их своему отцу; Были ли у Пятого патриарха родственники по отцовской линии?

Ната нам уже встречался в предисловии Мумона. В Готоэгэне говорится, что принц Ната отрезал свою плоть и отдал ее матери, сломал свои кости и вернул их отцу. В индийских сутрах и хрониках нет упоминаний об этой легенде. Тело, говорит Содзю, не является частью определяющих условий. Кроме того, в Готоэгэне говорится, что Пятый патриарх Гунин родился от девственницы. В предыдущей жизни он был Сайсё Додзя, который встретил Четвертого патриарха Досина, когда был уже пожилым. Поэтому ему пришлось «одолжить тело у одной женщины», чтобы родиться снова, встретить Досина и стать его учеником. Смысл стихотворения в том, что наши перевоплощения определяются не физически, а духовно — весьма сомнительное утверждение со всех точек зрения.

Рука Будды, ноги осла, определяющие условия — Все это не Будда, не Путь, не дзэн. Но не стоит недооценивать серьезность препятствия Мумона. Оно посеяло глубокую вражду между монахами.

В трех препятствиях Орю нет ничего выдающегося, но не стоит умалять достоинство препятствия Мумона. С тех пор как Мумонкан был опубликован, он доставил немало хлопот.

Недавно Мумон, сидя на дзэнском престоле в храме Дзюйгандзи, Изложил свои воззрения на древние и современные коаны, И этим заставил замолчать и простых людей, и мудрецов. Стихотворение Содзю Найдется ли дракон, который устрашит его своим ревом?

Это смиренное стихотворение отдает дань главному монаху Мумону за то, что он пришел и наставляет монахов.

Написал Мурё Содзю поздней весной третьего года Дзётэй (1230).

Эпилог Мокё

Мокё был воин, о жизни которого говорится в Истории Со, где есть слова: «Он также проник в тайны буддистского учения и называл себя Муан Кодзи». Во время смерти он был Префектом. Подтверждение было написано им за год до смерти.

Дарума пришел с Запада и принес с собой непривязанностъ к словам, прямое указывание на ум человека, видение его подлинной природы и достижение Буддовости.[215]

Источник этих четырех утверждений неизвестен, но о непривязанности к словам говорится в Ланка-ватара-сутре, Юймакё и Сёсицу Рокумонсю (Шесть эссе Сёсицу). Последнее произведение приписывают Даруме. В пятом эссе (Госёрон) говорится о «непривязанности к словам и освобождении от имен». «Прямое указывание на ум человека» основывается на шестом эссе Сёсицу Рокумонсю, которое называется также Трактат о линии передачи.

«Прямое указывание» и его толкования — все это блуждание впотьмах. «Достижение Буддовости» смахивает на начало старческого слабоумия. Зачем Мумон[216] воздвиг эти «врата»? И хотя Мумон проявил великое сострадание, в ответ на его слова прозвучали возгласы неодобрения. Муан добавляет еще один, сорок девятый случай, размножая слова, словно бородавки. Открой глаза и посмотри. Видишь ли ты в этом хотя бы малейший изъян?

Прибавлено ко второму изданию летом пятого года Дзюню (1245).

Так называемый случай XLIX нельзя назвать выдающимся. Он показывает, что (китайские) воины знали о дзэн очень мало. Когда мы дойдем до японских воинов, надеюсь, о них можно будет сказать то же самое.

Сорок девятый случай Амбана

Амбан известен также под именем Тайсэси. Ученый и чиновник, он был современником Мумона. Амбан умер в 1251 году, когда Мумону был шестьдесят один год. В 1246 году, через год после того, как Амбан получил от императора Рисо в подарок роскошную виллу на берегу озера Сэйко, он писал:

Многоуважаемый Мумон[217] записал слова сорока восьми случаев и свои комментарии на коаны древних мудрецов. Он уподобился продавцу пирожков с фасолью. Он открывает прохожим рты и набивает их животы пирожками до тех пор, пока они не могут больше ни глотать, ни возвращать пирожки обратно. Bora на что это похоже. Но Амбан желает добавить еще один пирожок к тем сорока восьми, которые уже жарятся на горячей сковороде Мумона. Я не знаю, сможет ли Роси[218] съесть этот пирожок. Если Роси проглотит его, он будет излучать свет и беспрепятственно двигаться по всей земле.[219] Если не проглотит, ему придется начать жарить свои пирожки с самого начала. Скажи мне! Скажи мне![220]

В сутре[221] написано: «Прекрати, прекрати — об этом не скажешь! Мою истину разумом не постигнуть». Амбан спрашивает: «Откуда приходит, эта истина?[222] Что в ней таинственного?[223] Как о ней можно что-то сказать?»[224] Разве ты не слышал о том, как Букана[225] назвали болтуном? А все началось с болтливости Шакья. Этот малый позволил размножиться призракам, чем обрек на заблуждения[226] тысячи поколений своих потомков. Затем появился Мумон со своим красноречием, и никто уже не может спасти монахов, которые обречены каждый день глотать его горячие пирожки. Слова Мумона часто понимают неправильно. Люди спрашивают: «В чем смысл этого всего?» Амбан смиренно сложит ладони и скажет: «Прекрати, прекрати — об этом не скажешь! Мою истину разумом не постигнуть». А еще он заключит в круг слова «разумом не постигнуть» и покажет их людям. Пять тысяч томов буддистских сутр[227] и Врата Недвойственности Вималакирти содержатся в этих словах.

Для обозначения просветления в дзэн обычно используется круг (энсо), поскольку он ограничен, но без начала и конца. Третий патриарх Сосан говорит в своем трактате Синдзиммэй:

Круг подобен Великой Пустоте, В нем все есть и ничего лишнего.

В ответ на вопрос о Таковости, Истине, Природе Закона, природе Будды, сердце Будды, Великом Пути и так далее многие великие дзэнские мастера пальцем или посохом рисовали в воздухе круг. Нарисованный круг легче понять, чем слова. Особенно часто круг использовался в секте Игё, где этот метод указывания реальности назывался энсоинги. Говорят, что первым начал применять этот метод Тю Кокуси из Нанё, или Этю, ученик Шестого патриарха. Он передал его Тангэну Осину (или Сино), который в течение многих лет прислуживал Этю. Перед смертью Этю сказал Тангэну, что через тридцать лет появится мастер, который будет проповедовать его учение о круге. Впоследствии его пророчество исполнилось.

Однажды Тангэн поднялся на кафедру. Навстречу ему из группы собравшихся монахов вышел Кёдзан. Он нарисовал в воздухе круг и сделал вид, что преподносит его Тангэну на вытянутых руках. После этого Кёдзан стал перед Тангэном сложа руки. Тангэн поставил свои кулаки один на другой. Кёдзан вышел на три шага вперед и поклонился, как женщина. Тангэн кивнул, и Кёдзан еще раз почтительно поклонился ему. Впоследствии Кёдзан отправился к Исану, показал ему круг, и тот сразу же подтвердил его постижение. Кёдзан всегда говорил: «Я получил форму у Тангэна, а действие у Исана».

Кёдзан использовал круг для обозначения того, что он имеет в виду, а также для испытания своих учеников. У него в ходу были: круг с иероглифом «корова» внутри для обозначения покорности; круг с иероглифом «Будда» внутри для обозначения очарования; круг с иероглифом «человек» внутри для обозначения разума, а также просто круг для выражения его готовности отвечать на вопросы другого человека.

В случае LXIX Хэкиганроку говорится следующее:

Нансэн, Кису и Маёку отправились навестить Тю Кокуси, но Нансэн вышел вперед, нарисовал на земле круг и сказал:

— Пока вы не скажете слово,[228] мы не пойдем дальше!

Кису сел внутрь круга. Маёку поклонился, как женщина. Тогда Нансэн сказал:

— Значит, мы никуда не идем!

— Что ты еще надумал? — спросил Кису.

Случай XXXIII в Хэкиганроку говорит следующее:

Однажды к Сифуку пожаловал высокопоставленный чиновник Тинсо.

Увидев, что Тинсо приближается, Сифуку нарисовал на земле круг.

— Я только вошел к вам, не успел даже сесть, а вы уже рисуете круг? — спросил Тинсо.

Сифуку вышел в другую комнату и закрыл за собой Дверъ.

Круг как-то связан с древним религиозным обрядом обхода по кругу (circumambulation). Этот обряд можно встретить в раннем индуизме. Великая Хання-сутра говорит нам, что погребальный костер, на котором лежало тело Будды, загорелся только после того, как пятьсот его учеников обошли вокруг него три раза. Ступы имели круговые галереи, чтобы паломники могли обходить их по кругу. Об этом обряде писал Гомер. В Древнем Риме пара бракосочетающихся обходила вокруг алтаря, который скорее всего был круглым. В древней Японии пара обходила вокруг столба, который был расположен по центру каждого дома. Римская католическая церковь использовала обход по кругу для освящения храмов, для возведения на епархию и так далее. В Сутре помоста (глава VII) говорится, что Ёка, придя к Шестому патриарху, обошел его по кругу три раза. Здесь мы не можем не вспомнить о стихотворении Колриджа Кубла-Хан:

Обведи его кругом три раза, Ведь вкушал он росу медовую И райское пил молоко.

В буддизме круг и колесо используются для обозначения учения о двенадцати ниданах. В Послании Иакова тоже можно найти упоминание о круге в связи с речью, но совсем не в том смысле:

И язык — огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни,[229] будучи сам воспаляем от геенны (Иак. 3, 6).

Юнг называл круг символом интеграции. У круга фиксированный центр и изогнутая окружность. Она ограничена радиусом, но имеет бесконечную длину. Среди Десяти пастушьих картинок одна представляет собой обычный круг. Но круги и картинки, будучи абстрактными, уступают таким знакомым и повседневным предметам, как палка, три фунта льна или палочка-подтирка.

О Вратах Недвойственности Закона речь идет в девятой главе Юймакё. Ходзидзай Босацу сказал, что это выход за пределы жизни и смерти. Токусю Босацу сказал, что это безличностность. Токутё Босацу сказал, что они подразумевают воздержание от суждения о чистоте и запятнанности. Дзэнсюку Босацу сказал, что это выход за пределы физического и духовного движения. Двадцать девять бодхисаттв выразили различные соображения по этому поводу. И наконец, Мондзю Босацу сказал, что, по его мнению, Врата Недвойственности Закона означают отказ от вопросов и ответов, не разговор и не молчание. Затем спросили, каково мнение Вималакирти, но тот не проронил ни слова. Этот ответ известен как «громовое молчание Вималакирти"

Послесловие Р. X. Блайса

Мумонкан знаменует собой конец дзэн в большей мере, чем Подражание Христу (1417–1421) отмечает конец христианства. Вплоть до времени Мумона великие мастера использовали для работы с монахами собственные методы, обращались с ними «худо-бедно, но каждый по-своему». Она давали оригинальные ответы на повторяющиеся вопросы. Но вскоре после публикации Мумонкана учителя дзэн стали использовать одни и те же старые, затасканные вопросы, на которые они давали заранее известные, затасканные ответы. Таким образом, Мумонкан можно назвать Подражание дзэнским святым.

Трудность всегда в том, как объединить многообразие и своенравность людей с единообразием и незыблемостью истины. Римская католическая церковь отдала предпочтение второй из этих антитез, и поэтому свобода мысли на Западе ведет прямо в Ад. Для секты дзэн этой дилеммы не существует, поскольку для дзэн все на свете является дилеммой. Дзэн живет и движется и существует противоречиями и парадоксами. Но (абстрактный) вопрос остается. Коровий хвост не проходит через окно. Как все могут переживать одно и то же сатори, если нет раз и навсегда определенной истины, если не существует даже самого дзэн? Оскар Уайльд говорит: «Когда-кто-то соглашается со мной, я знаю, что я не прав». Уитмен говорит: «Истинно лишь то, что думают все». Я согласен с Уитменом, но живу в соответствии со словами Оскара Уайльда. Так же должен жить дзэн. Самое лучшее в Мумоне то, что в своей критике он не останавливается ни перед чем. Мы должны подражать Христу в том, что он никому не подражал. Вы слышали, что сказано древним… но я говорю вам…

Примечания

1

Глядя на меня.

(обратно)

2

Они делают то, что я хочу, поскольку я хочу, чтобы они делали то, что они делают, делали, будут делать.

(обратно)

3

Здесь буддизм возвращается к прежнему индуизму, в котором вселенная танцует.

(обратно)

4

Известна легенда о том, что однажды, когда Догэн и Косин плыли на одном корабле, Догэн украл у своего спутника рукопись этой книги и позже опубликовал ее под своим именем, поскольку Косин не проявлял к ней никакого интереса.

(обратно)

5

Речь идет о всеобъемлющем принципе, освобождающем людей без усилий.

(обратно)

6

«Мумон» буквально означает «без ворот»; «Умон» — «с воротами».

(обратно)

7

Если Сюан имеет в виду My, то суть его слов в том, что мы можем понимать всё без посторонней помощи. «Всё» в данном случае означает все случаи от I до XVIII.

(обратно)

8

Мумонкана.

(обратно)

9

В котором и без того слишком много воды. Метафора относится также ко всем мондо и коанам в мире дзэн.

(обратно)

10

В Аналектах говорится, что даже быстрый конь не сравнится с языком. Усуй — имя прославленного коня Коу из царства Со. Рюхо победил Коу в битве при Гайка. См. случай X, стихотворение.

(обратно)

11

В свое время Сюан был чиновником, который ушел в отставку, занимался созданием ландшафтных парков и стал знаменитым ученым, кем-то сродни Томаса Грея. В то же время он неплохо понимал дзэн и поэтому высмеивает Мумон с пониманием дела.

(обратно)

12

Мать императора Рисо. В преданиях о ней говорится, что она была несносной женщиной, которая, словно вампир, преследовала неугодных ей людей. Скорее всего, этот храм был построен с целью умиротворить ее мятущийся дух. Первым настоятелем храма был Гэцурин, учитель Мумона.

(обратно)

13

Дзэнский мастер Тюхо (Чжун-фэн, 1263–1322) говорил: «Дзэн — это сердце (сознание); сознание — это дзэн. Дзэн и сознание — два слова, обозначающие одно и то же».

(обратно)

14

Мумон — монашеское имя Экая. Гэнся сказал: «Неврата — вот врата спасения. He-смысл — вот смысл идущих по Пути». Слово кан (врата, барьер) использовал Дзёсю. Уммон говорит о «барьере (вратах) одной буквы». На самом деле кан — это перекладина, которая преграждает проезд и составляет неотъемлемую часть ворот.

(обратно)

15

Дзэн-сю (секта Дзэн) называется также Буссин-сю, что означает Секта Сознания Будды.

(обратно)

16

Ганто сказал эти слова во время проповеди.

(обратно)

17

Приношения других не принадлежат нам по праву. Только созданное нами подлинно принадлежит нам.

(обратно)

18

Бессмертно лишь нерожденное. Вечна лишь поэзия,

(обратно)

19

Это изречение Уммона напоминает пословицу «делать из мухи слона».

(обратно)

20

Это заимствовано из изречений Сисё.

(обратно)

21

1228 год, когда Мумону было сорок шесть.

(обратно)

22

Тюхо говорит, что коан есть железное правило, подобное закону государства, который не подлежит изменению. Это напоминает о непогрешимости Библии и отцов церкви.

(обратно)

23

Случаи не выстроены хронологически или в порядке сложности; они более или менее бессистемны.

(обратно)

24

Иероглиф «случай», по-китайски, образуется прибавлением знака «меч» к знаку «ракушка», имеющему также значение «сокровище».

(обратно)

25

Ната — старший сын Вайсраваны, один из двадцати дэв; демон-царь с тремя лицами и восьмью руками.

(обратно)

26

Двадцать восемь индийских патриархов.

(обратно)

27

Шесть китайских патриархов,

(обратно)

28

Сравнение взято из проповеди Мокугана.

(обратно)

29

Дзю, или гатха.

(обратно)

30

Все вещи во вселенной, небо, преисподняя, иллюзия и просветление — это тот самый Великий Путь, но, чтобы попасть на него, мы должны пройти через Заставу Без Ворот.

(обратно)

31

Один, но не в одиночестве. Судзуки переводит эту строку так: «В царственном одиночестве ты обходишь вселенную»

(обратно)

32

См. случай XIV.

(обратно)

33

Дзуйдзо — первый образ Будды, сделанный еще при его жизни из сандалового дерева царем Каусамби.

(обратно)

34

Очевидно, Нансэн в это время лежал.

(обратно)

35

Эта реплика Дзёсю подразумевает, что он считает Нансэна своим учителем.

(обратно)

36

Буквально: позволил ему «входить в комнату», то есть встречаться с мастером для демонстрации ему своего понимания дзэн.

(обратно)

37

Китайская поговорка, перекликающаяся с английской «Дверь заперли, когда лошадь уже украдена»,

(обратно)

38

Это радость осознания, взаимного осознания природы Будды.

(обратно)

39

Риндзай не пытается унять Дзёсю; это и есть его ответ на вопрос о подлинном смысле буддизма.

(обратно)

40

Можно считать, что эти слова относятся к Дзёсю лично, но лучше считать их общим утверждением. В любом случае они выражают состояние Тосу за пределами жизни и смерти.

(обратно)

41

Можно перевести также «Есть ли у этой собаки природа Будды?» Не исключено, что на месте происшествия присутствовала реальная собака.

(обратно)

42

Неведение в буддизме означает ложное, непрочувствованное знание.

(обратно)

43

То есть осознания «я» и не-«я».

(обратно)

44

Именно об этом говорит Вордсворт в своей оде Намеки на бессмертие.

(обратно)

45

Сюань-чжуан, или Гэндзё (600–664), добрался до Индии в 633 году и вернулся в Китай в 645 году, прихватив с собой 657 буддистских сутр и писаний. В 648 году он составил знаменитое Описание западных стран. По возвращении из Индии ему в распоряжение предоставили храм Дзиондзи, и поэтому секта Хоссо известна также как секта Дзион.

(обратно)

46

Основатель секты Тэндай в Китае — Чжи-и, Тиги (538–597). В 804 году ее учение привез в Японию Дэнгё Дайси (767–822).

(обратно)

47

Эту секту основал в Китае Тэйсин Тодзюн (Ди-син Ду-шунь, ум. 640). В Японии она появилась в начале династии Тан, Сутра Кодонгё вначале была переведена Буддхабхадрой, который прибыл в Китай в 406 году.

(обратно)

48

Другими словами, его природа Будды проявляется в любых действиях в соответствии с обстоятельствами.

(обратно)

49

Здесь нелишне будет напомнить, что буддизм на пятьсот лет старше христианства.

(обратно)

50

Среди эмоций и интеллектуальных построений.

(обратно)

51

Сравните это отношение с духом скандинавских рыцарей: Беовульфа, Фота, Рагнара, Лодброга и Харальда Хардрейда. «Здесь на земле я никогда никого не боялся. Почему же я должен бояться тех, кто на небесах? Встретившись с Одином, я вызову его на бой. Если Один сильнее меня, он убьет меня. Если я сильнее Одина, я убью его»

(обратно)

52

Буквально, «облако-вода»; странствующий, бездомный монах. Чаще используется в значении «монах, посвятивший себя практическому изучению дзэн, но все еще не приписанный к какому-то конкретному храму».

(обратно)

53

Аллюзия на стихотворение Китса Ода к греческой вазе (1819), в котором есть слова: «'Beauty is truth, truth beauty, — that is all ye know on earth, and ail ye need to know» (Красота есть истина, истина красоты — это все, что мы знаем в этом мире, и все, что нам нужно знать). — Прим. перев.

(обратно)

54

Ее привез с собой из Китая Ингэн (1592–1673), прибывший в Нагасаки в 1654.

(обратно)

55

Касё Будда — шестой из семи древних Будд, имена которых: Випасин? Сикхин, Висвабху, Кракутчанда, Канакамуни, Кашьяпа, Шакьямуни.

(обратно)

56

Бяку, или деревянный барабан, по-китайски буквально означает «делать известным». Бяку (цуй-тин) состоит из тина, восьмиугольного столба, по которому стучат цуем, восьмиугольной палкой. Звук похож на звук кинута, деревянной трещотки, воспетой в китайской, корейской и японской поэзии.

(обратно)

57

Буквально: «после еды», но в значении «после полуденной еды», потому что утром монахи едят рисовую кашу, а в полдень едят рис. Следуя индийским обычаям, после полуденной трапезы есть больше не принято, и поэтому вечерняя трапеза называется «лечебное питание».

(обратно)

58

Лазарет буквально называется «покои Нирваны», Однако для обычного монаха перспектива скорой смерти, даже в преддверии блаженства, не способствовала выздоровлению. Поэтому впоследствии «покои Нирваны» были переименованы в свою противоположность, в «покои продления жизни».

(обратно)

59

Т. D. Suzuki, Essays in Zen Buddhism, 2d Series, p. 238.

(обратно)

60

Ёка Дайси известен также как «переночевавший каку (просветленный)», потому что Шестой патриарх в знак восхищения перед его пониманием дзэн попросил его провести с ним ночь. Подобно тому как Шестой патриарх достиг внезапного просветления, слушая Конгокё, Гэнгаку (Ёка Дайси) достиг просветления, читая Юймакё. Он умер в 713 году.

(обратно)

61

Ад (Асити) — последняя и самая ужасная из преисподних, где грешники страдают и умирают, но тут же снова перерождаются, чтобы продолжать страдать.

(обратно)

62

См. случай XII, стихотворение.

(обратно)

63

Арьясимха — двадцать четвертый индийский патриарх; брамин по рождению, он был взят на каторжные работы в Кашмир, где умер как мученик в 259 году.

(обратно)

64

Второй патриарх Эка был приговорен к смерти и обезглавлен по подстрекательству враждебной секты. См. случай XLI.

(обратно)

65

Догэн — основатель Эйхэйдзи, главного в Японии храма секты Сото. Догэн родился в 1200 году, отправился в Китай в 1223, вернулся в 1228 и умер в 1253. В 1880 году он посмертно получил имя Сёё Дайси.

(обратно)

66

Напоминает слова Христа: «Не нарушить пришел я, но исполнить» (Мф. 5, 17).

(обратно)

67

Дзэнский учитель, обучающий монахов.

(обратно)

68

Дхарани — это мантра, заклинание, мистическая или магическая формула, используемая в йоге. Считается, что каждое слово и дело бодхисаттвы должно быть подобно дхарани. Дхарани до сих пор используются во многих дзэнских ритуалах. См. D. T. Suzuki, Manual of Zen Buddhism, pp. 12–23.

(обратно)

69

Трайлокя — три мира: мир желания, мир формы и мир бесформенного.

(обратно)

70

Персонаж драмы Шекспира Буря. — Прим. перев.

(обратно)

71

Сатори наступает внезапно и подразумевает разучивание.

(обратно)

72

Следствие не имеет ничего общего с причиной.

(обратно)

73

Сатори не дает сверхъестественных даров красноречия и пророчества.

(обратно)

74

Сатори не пассивно; оно не имеет ничего общего с «состоянием полной отрешенности».

(обратно)

75

Нет «взгляда в прошлое и будущее».

(обратно)

76

Такова дзэнская дерзость.

(обратно)

77

Нет ни странности, ни эксцентричности; одно лишь монотонное подобие.

(обратно)

78

Дзэн Нёрая означает здесь дзэн до Дарумы. Дзэн патриархов — это дзэн, который передавался от мастера к мастеру после Дарумы. Ответ Кёгэна убедительно свидетельствует о его свободе от подобных различий.

(обратно)

79

Здесь и далее Р. X. Блайс ссылается на стихотворение Теннисона Цветок в замшелой стене, которое приводим здесь полностью:

О, цветочек в замшелой стене, Вырываю тебя я из трещины в камне И держу на ладони всего, с корешком. Всего лишь цветок — но если б я знал, Что есть ты, корешок твой и стебель, Я познал бы, как есть, человека и Бога.

— Прим. перев,

(обратно)

80

Щедрость, чистота, терпение, ревностное стремление, медитация, мудрость, приспособляемость, обеты, сила заинтересованности и знание.

(обратно)

81

Это предложение из Синдзиммэя. Судзуки переводит его так: «Когда ум не возбужден, десять тысяч вещей не доставляют хлопот».

(обратно)

82

Пять Великих Деяний — убийство отца, убийство матери, убийство архата, проливание крови будды, внесение смуты в жизнь монашеской общины.

(обратно)

83

Не просветлены.

(обратно)

84

Не думают об этом.

(обратно)

85

«Проповеди» (1626), LXXX.

(обратно)

86

Здесь Р. X. Блайс имеет в виду стихотворение Блейка

Не who bends to himself a Joy Doth the winged life destroy; But he who kisses the Joy as it flies Lives in Eternity's sunrise.

Перевод Маршака:

Кто удержит радость силою, Жизнь погубит легкокрылую. На лету целуй ее — Утро вечности твое! (обратно)

87

Внутри, или «возвышаясь над», в духовном смысле.

(обратно)

88

Тело любого человека.

(обратно)

89

Подлинное «я» Дзуйгана.

(обратно)

90

Неопределенного статуса, потому что он неопределим, бесконечен.

(обратно)

91

Видящий и видимое, слышащий и слышимое и т. д.

(обратно)

92

См. случай XXI.

(обратно)

93

В одной из версий в этом месте текста говорится: «Время трапезы уже наступило».

(обратно)

94

Вы помните, конечно, что сказал Стивенсон человеку, который бил свою собаку; он сказал: «Это не ваша собака, это собака Бога, и я здесь для того, чтобы заступиться за нее!».

(обратно)

95

Йоджана — расстояние, которое армия может пройти за один день.

(обратно)

96

Данте, Божественная комедия, пер. М. Лозинского.

(обратно)

97

Это также случай XII из Хэкиганроку.

(обратно)

98

«Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все. что Я говорил вам» (Ин. 14, 26).

(обратно)

99

Будда укрощает человеческие страсти.

(обратно)

100

То есть десяти совершенных тел Будды: тело полного просветления; тело обетов; тело воплощения; тело, все еще пребывающее в его останках; идеальное тело; тело силы, исполненное благодати; тело, появляющееся по желанию; тело добродетели; тело мудрости; сущность всего живого.

(обратно)

101

Данапати — дающий; податель милостыни.

(обратно)

102

Или, ближе к ответу Нансэна, «Как мы можем встать на него?»

(обратно)

103

Дзимбо переводит «преградил путь воде» как «вода смогла пройти», что позволяет ему хвалить Нансэна. Иноуэ хвалит Нансэна, но иронизирует в адрес Дзёсю, который не смог выпустить воду. Сакада критикует обоих, поскольку считает, что разговор оказался бесполезным.

(обратно)

104

Самадхи, которое прозревает три сферы — сферу нереального, сферу относительного реального и сферу трансцендентного (ноуменального), которая объединяет первые две сферы (феноменального и абсолютного).

(обратно)

105

Заклинание, которое наделяет сверхъестественными силами.

(обратно)

106

Аллюзия на заключительные слова из стихотворения Теннисона Пересекая барьер (Crossing the Bar, 1889): «Надеюсь увидеть Кормчего лицом к лицу, когда пересеку барьер». — Прим. перев.

(обратно)

107

На этой горе был расположен монастырь Пятого патриарха, в котором насчитывалось семьсот монахов.

(обратно)

108

Разновидность фрукта.

(обратно)

109

Вордсворт, Надгробие поэта (1799).

(обратно)

110

Духовный сын Тёкэя, духовный внук Хякудзё. Он вел очень аскетичную жизнь.

(обратно)

111

Речь идет об огне, которым вселенная будет объята в кальпу разрушения.

(обратно)

112

Манджушри говорит: «Мне кажется, что нет слов, нет символов, ничего невозможно узнать, и поэтому, когда мы трансцендируем все вопросы, мы входим во Врата Адвайты, или не-дуальности». Юйма говорит это своим молчанием.

(обратно)

113

О том месте, где находятся горы и реки и вся великая вселенная.

(обратно)

114

Конечно же, речь идет о бронзовом, а не стеклянном зеркале.

(обратно)

115

Скажу об одном любопытном совпадении. Талмуд — книга далекой страны, написанная за несколько сотен лет до событий этого случая. В Талмуде говорится, что, когда раввин Иоханан услышал о чудесах, происходивших во время обсуждения мистицизма Меркаба, он воскликнул: «Я увидел себя во сне восседающим на горе Синай и услышал небесный голос, который взывал ко мне: "Иди выше! Иди выше!.. Тебе и твоим ученикам суждено занять третье место".» Третье место в данном случае означает место ангелов, которые прислуживают Богу.

(обратно)

116

Со здесь Сокэй — местность, где учил Шестой патриарх. Поэтому монах спрашивает: «В чем смысл учения Шестого патриарха?»

(обратно)

117

Их нужно было поднять.

(обратно)

118

Харе вместе с Уммоном учился у Тодзана, с которым мы встречались в случае о трех фунтах льна.

(обратно)

119

Канадэва, пятнадцатый патриарх индийского буддизма, последователь Нагарджуны, прославился своей логикой, философией и ораторским искусством. С тех пор некоторые буддистские секты назывались также сектами Дэвы.

(обратно)

120

В данном случае Р. X. Блайс имеет в виду строку стихотворения Китса К греческой вазе: «Thou tease us out. of thought, as doth eternity».

(обратно)

121

Аллюзия на пословицу: «Сомнение подрезает крылья ангелу». — Прим. перев.

(обратно)

122

Прошлого, настоящего и будущего.

(обратно)

123

Возможно также написание Рётан.

(обратно)

124

Свеча, защищенная от ветра бумагой.

(обратно)

125

В смысле «все дзэнские мастера». Токусан хочет сказать, что больше не сомневается в реальности просветления.

(обратно)

126

В частности, на Алмазную сутру.

(обратно)

127

Это выражение пришло к нам из Аналектов, где Конфуций говорит: «Тем, кто не жаждет [истины], я не открою [Путь]; тем, кто не стремится [понять себя], я не помогу». Со вставками, которые сделал Сюси, этот отрывок выражает то, что имел в виду Мумон.

(обратно)

128

«Подкрепить ум» означает перекусить (между приемами пищи), чтобы ум расслабился.

(обратно)

129

Намерение изобличить секту дзэн с ее принципом «независимости от слов и символов».

(обратно)

130

Мумон имеет в виду неспособность Токусана дать ответ женщине или же слова Токусана после просветления: «Начиная с этого времени я больше не буду сомневаться в том, что вы говорите».

(обратно)

131

Метафора перекликается с эпизодом со свечой.

(обратно)

132

Вместо того чтобы хвалить, он должен был посрамить его при всех.

(обратно)

133

Один из десяти учеников Будды, лучший проповедник учения о Сунье или Пустоте. Субхути чаще всего задает вопросы во всех частях Великой Праджняпарамита-сутры.

(обратно)

134

Дипамкара Будда, двадцать четвертый предшественник Шакьямуни; о нем говорится в Лотосовой сутре.

(обратно)

135

Совершенные бодхисаттвы, лишь немногим отличающиеся от будд.

(обратно)

136

Нёрай означает «так приходящий» или «так уходящий». Татхагата — другое прочтение слова Нёрай.

(обратно)

137

Эти проявления являются причиной загрязненности.

(обратно)

138

Буквально, о «признаках вещей».

(обратно)

139

Которым его можно обозначить.

(обратно)

140

(Место, где жил) Пятый патриарх.

(обратно)

141

Ничего не известно об этом человеке, кроме того что он жил в местности Гарин.

(обратно)

142

Путем сосредоточения ума.

(обратно)

143

О добре и зле, о приобретении и потере.

(обратно)

144

В данном случае речь идет о привязанности К не-вещам и не-мыслям. Алмазная сутра, случай XXVIII, другие истории об Эно, — все предостерегают нас от этого.

(обратно)

145

Речь идет о храме Хоссёдзи, где Индзю читал лекции о Ниреана-сутре. Поднятый флаг возвещает об очередной лекции.

(обратно)

146

См. случай XVII.

(обратно)

147

Неспособностью стать Брахма-владыкой, Индрой, Мара-владыкой, Чакраварти-владыкой и Буддой.

(обратно)

148

Женщина говорит: «Это тоже обычный, дворовой монах».

(обратно)

149

Буквально: «удивляются и тревожатся».

(обратно)

150

«Дайбай» в переводе означает «великая слива».

(обратно)

151

Его полное имя Этю из Нанё.

(обратно)

152

Сознание есть Будда (случай XXX).

(обратно)

153

Не сознание, не Будда (этот случай).

(обратно)

154

Не сознание, не Будда, не вещь (см. случаи XXVII, XXXIV).

(обратно)

155

В последней из Четырех Кальп.

(обратно)

156

Косэй — местность, в которой жил Басо.

(обратно)

157

Природа самости, врожденный склад ума, сокровенная сущность.

(обратно)

158

Временной смысл здесь не подразумевается.

(обратно)

159

Абсолютная мудрость.

(обратно)

160

Сфера желания, сфера материальных вещей и сфера абстракций.

(обратно)

161

Р. X. Блайс ссылается на эпизод жизни Генри Торо, к которому перед смертью пришел христианский священник и спросил, не желает ли тот облегчить душу перед уходом в мир иной. Торо ответил ему словами: «One world at a time!» (По одному миру на каждое мгновение). — Прим. перев.

(обратно)

162

Хэкиганроку, XXVI.

(обратно)

163

Досё (1261–1331) — монах из секты Риндзай, который путешествовал по Японии в течение тридцати лет.

(обратно)

164

Возможно, хризантемы.

(обратно)

165

Воплощение мудрости.

(обратно)

166

Веру, настойчивость, память, медитацию и мудрость.

(обратно)

167

Короткое, емкое дзэнское высказывание.

(обратно)

168

Иероглифы, переведенные словами «в спешке», можно переводить также «вверх ногами», «падая вниз», «искажение» или «ошибка в писании».

(обратно)

169

Речь идет о глазе, который находится между двумя обычными глазами, о глазе истины, добра или красоты.

(обратно)

170

См. комментарий к случаю XXII.

(обратно)

171

Три бхавы, три мира, или три сферы — сфера желания, сфера формы и сфера за пределами формы.

(обратно)

172

О добре и зле.

(обратно)

173

Пять органов чувств и интеллект.

(обратно)

174

Иллюзии.

(обратно)

175

Который стал Исаном лишь впоследствии, когда поселился на одноименной горе.

(обратно)

176

Монах, занимающийся приготовлением пищи; одна из шести основных должностей при монастыре.

(обратно)

177

Сюсо, или дзёдза. В данном случае Карин.

(обратно)

178

Можно также перевести как «дверь», «согнутая палка» и «веревка».

(обратно)

179

Исан был на кухне, откуда его позвали принять участие в конкурсе.

(обратно)

180

Ни кувшин, ни вопрос о том, как его назвать.

(обратно)

181

Речь идет об изречении Блейка: «Глупец, который настойчиво следует своей глупости, станет мудрым». — Прим. перев.

(обратно)

182

Буквально: «сломанный лук», потому что по форме сиппэ напоминает часть лука.

(обратно)

183

В английском оригинале книги автор приводит фразу: «Charles I walked and talked half an hour after his head was cut off».

(обратно)

184

Девятый в линии передачи после Риндзая.

(обратно)

185

Очевидно, ученик Нансэна.

(обратно)

186

Должно быть, речь идет о просветлении Э.

(обратно)

187

В провинции Росю красивые горные пейзажи; в провинции Рэйсю реки чисты и прозрачны.

(обратно)

188

Царь — это наше «я».

(обратно)

189

Речь идет о Хохо, который умер в 1102 году.

(обратно)

190

Местность, где жил Кокубун.

(обратно)

191

Тосоцу считал, что независимость от других — главное в дзэн.

(обратно)

192

Местность, где жил Кокубун.

(обратно)

193

Великая Вещь — это просветление, истина.

(обратно)

194

Местность, где жил Тосоцу.

(обратно)

195

У Тосоцу были хорошие учителя.

(обратно)

196

В момент смерти.

(обратно)

197

Хакуун Сютан (1045–1073) — просветленный ученик мастера Ёги; он знал учения многих дзэнских сект и был очень популярен в свое время.

(обратно)

198

Каждая вещь — это Вещь!

(обратно)

199

Довольно просто достичь вневременной, внепространственной, безличностной, неделимой, нерожденной, неумирающей мудрости, но применить ее в относительном мире времени и пространства, «я» и не-"я", рождения и смерти очень непросто, но это единственное, что может оправдать сотворение вселенной.

(обратно)

200

В первый год правления императора Рисо, в 1228 году. В этот год Догэн вернулся из Китая в Японию, а Мумону исполнилось сорок пять лет.

(обратно)

201

Период летнего уединения (гэанго) начинается пятнадцатого апреля и заканчивается пятнадцатого июля. Таким образом, речь идет о десятом июля.

(обратно)

202

Монах.

(обратно)

203

В дзэн полная свобода. Но каждый из нас в обычной жизни тоже совершенно свободен. Ограничения воображаемы (по крайней мере, некоторые из них).

(обратно)

204

См. Случай XXXII,

(обратно)

205

Буквально: «быть в составе армии дьяволов».

(обратно)

206

Здесь Мумон имеет в виду дзэн секты Сото как противоположность канна-дзэн секты Риндзай. См. случай XX.

(обратно)

207

Мы должны следовать своей природе и не впадать в идеализм.

(обратно)

208

Постоянно воевать с предрассудками означает выплеснуть ребенка вместе с водой для купания.

(обратно)

209

То есть в сфере дуализма.

(обратно)

210

Чакравала — круговая горная гряда вокруг горы Шумеру в центре вселенной, Мумон имеет в виду последнюю из чакравал, девятую, которая состоит из железа. Но на самом деле существует только одна чакравала, и, когда Мумон говорит о двух, он имеет в виду поиск Будды и познание Истины.

(обратно)

211

Речь идет о первой из семи ступеней бодхи — о различении истинного и ложного.

(обратно)

212

Суть которой в том, чтобы стать Буддой.

(обратно)

213

Ср. у Уитмена: «Тот, кто проходит двести ярдов в одиночестве, движется к своим похоронам, завернутый в саван».

(обратно)

214

Как ты собираешься практиковать дзэн?

(обратно)

215

См. Suzuki, Essays in Zen Buddhism, vol. 1, p. 219–221.

(обратно)

216

«Мумон» означает также «не-врата».

(обратно)

217

Мумону в это время было шестьдесят три.

(обратно)

218

Мумон.

(обратно)

219

Как Будда во время проповеди. В предисловии к Хоккэ-сутре говорится, что есть шесть признаков проповеди Будды: его слова о запредельном, его самадхи, падающие с неба цветы, землетрясение, ликование слушателей, излучение света. Амбан говорит о шестом и четвертом признаках.

(обратно)

220

Покажи мне свое понимание дзэн,

(обратно)

221

В Хоккэкё.

(обратно)

222

На самом деле истины как таковой не существует.

(обратно)

223

Изначально все секреты открыты.

(обратно)

224

Д. Г. Лоуренс верил, что о ней следует говорить телом, а не умом.

(обратно)

225

В Изречениях великого священника династии Сун, которые были опубликованы в Японии в 1651 году, говорится, что однажды Букан сказал о Кандзане и Дзитоку, что они — воплощение бодхисаттвы Манджушри, после чего они засмеялись, обозвали Букана болтуном, вышли за ворота храма и с тех пор их больше никто никогда не видел.

(обратно)

226

Словесные, интеллектуальные, эмоциональные.

(обратно)

227

Обычно считается, что буддистских сутр пять тысяч четыреста.

(обратно)

228

Показать свой дзэн.

(обратно)

229

Буквально: «круг рождения».

(обратно)

Оглавление

Предисловие Д. Т. Судзуки

Введение Р. X. Блайса

Предисловие Сюана

Памятник трону

Предисловие Мумона

Случай I. ДЗЁСЮ И СОБАКА

Случай II. ХЯКУДЗЁ И ЛИСИЦА

Случай III. ГУТЭЙ ОТСЕКАЕТ ПАЛЕЦ

Случай IV. ВАКУАН И БЕЗБОРОДЫЙ ВАРВАР

Случай V. КЁГЭН И ЧЕЛОВЕК НА ДЕРЕВЕ

Случай VI. БУДДА ПОКАЗЫВАЕТ ЦВЕТОК

Случай VII. ДЗЁСЮ ВЕЛИТ ВЫМЫТЬ ПОСУДУ

Случай VIII. КЭЙТЮ И КОЛЕСО

Случай IX. СЭЙДЗЁ И ПРЕДВЕЧНЫЙ БУДДА

Случай X. СОДЗАН И БЕДНЫЙ СЭЙДЗЭЙ

Случай XI. ДЗЁСЮ И ОТШЕЛЬНИКИ

Случай XII. ДЗУЙГАН ЗОВЕТ МАСТЕРА

Случай XIII. ТОКУСАН И ЕГО УЧЕНИКИ

Случай XIV. НАНСЭН УБИВАЕТ КОШКУ

Случай XV. УММОН УЧИТ ТОДЗАНА

Случай XVI. УММОН И МОНАШЕСКАЯ МАНТИЯ

Случай XVII. ЭТЮ ЗОВЕТ ПРИСЛУЖНИКА

Случай XVIII. ТОДЗАН И ТРИ ФУНТА ЛЬНА

Случай XIX. НАНСЭН ГОВОРИТ «ОБЫЧНОЕ СОЗНАНИЕ — ЭТО ПУТЬ»

Случай XX. СЁГЭН И СИЛАЧ

Случай XXI. УММОН И ПАЛОЧКА-ПОДТИРКА

Случай XXII. КАСЁ И ФЛАГШТОК

Случай XXIII. ЭНО И ПОДЛИННОЕ «Я»

Случай XXIV. ФУКЭЦУ ИЗБЕГАЕТ ОШИБКИ

Случай XXV. КЁДЗАН ПРОПОВЕДУЕТ ВО СНЕ

Случай XXVI. ХОГЭН И ДВА МОНАХА

Случай XXVII. НАНСЭН ГОВОРИТ: «ЭТО НЕ УМ, ЭТО НЕ БУДДА»

Случай XXVIII. РЮТАН ГАСИТ СВЕЧУ

Случай XXIX. ЭНО И ФЛАГ

Случай XXX. БАСО ГОВОРИТ: «УМ — ЭТО БУДДА»

Случай XXXI. ДЗЁСЮ И СТАРУХА

Случай XXXII. БУДДА И НЕ-БУДДИСТ

Случай XXXIII. БАСО ГОВОРИТ: «ЭТО НЕ УМ, ЭТО НЕ БУДДА»

Случай XXXIV. НАНСЭН ГОВОРИТ: «УМ — ЭТО НЕ БУДДА»

Случай XXXV. ГОСО И ДВА ОБЛИКА СЭЙ

Случай XXXVI. ГОСО ЗАДАЕТ ВОПРОС

Случай XXXVII. ДЗЁСЮ И ДУБ

Случай XXXVIII. ГОСО И КОРОВИЙ ХВОСТ

Случай XXXVIX. УММОН И ОШИБКА

Случай XL. ИСАН И КУВШИН ДЛЯ ВОДЫ

Случай XLI. ДАРУМА УСПОКАИВАЕТ УМ

Случай XLII. БУДДА И ЖЕНЩИНА

Случай XLIII. СЮДЗАН ЗАДАЕТ ВОПРОС

Случай XLIV. БАСЕ И ПАЛКА

Случай XLV. ХОЭН СПРАШИВАЕТ: «КТО ОН?»

Случай XLVI. СЭКИСО И ТРИДЦАТИМЕТРОВЫЙ СТОЛБ

Случай XLVII. ТОСОЦУ ЗАДАЕТ ТРИ ВОПРОСА

XLVIII. КЭМПО УКАЗЫВАЕТ ДОРОГУ

Приложения

  Послесловие Мумона

  Дзэнские предостережения Мумона

  Стихотворение Содзю О Трех Препятствиях Орю

  Эпилог Мокё

  Сорок девятый случай Амбана

Послесловие Р. X. Блайса

Реклама на сайте